Прогресс не стоит на месте. Каждый день мы с удивлением обнаруживаем все новые его достижения, и кажется, что ничего более удивительного уже не придумать. Однако человеческая фантазия не знает границ, а жанр научной фантастики всегда будет актуален. В этом году Литрес совместно с петербургским научно-техническим центром «ЗАСЛОН» провел второй сезон конкурса «Проект особого значения. Версия 20.23».
Участникам предложили предсказать будущее, опираясь на современные инженерные технологии и разработки, пофантазировать о том, как мир может перейти на новый этап развития.
Конкурс проводился не только среди авторов, но и среди чтецов. В жюри конкурса вошли известные писатели-фантасты Сергей Лукьяненко, Андрей Васильев, Вадим Панов, Макс Глебов, а также популярные дикторы и актеры дубляжа Александр Шаронов, Инга Брик, Марина Лисовец и другие.
На этот раз поклонников научной фантастики ждет сюрприз. В сборник вошли не только рассказы финалистов, но и бонусное произведение от члена жюри Андрея Васильева, а также история, написанная нейросетью.
© Воропаев А., Гнедин А., Шашкина А., Зорин А., Бабаев А., Пичугин В., Ольховская В., Ковальски Д., Данилов Е., Журавлева Е., Соловьев И., Анисова М., Рай Н., Патеев Т., Ободников Н., Лум Р., Скурихин С., Саяр Э., Васильев А., текст, 2023
© ООО «ЛитРес», оформление, 2023
Елена Журавлева. «Охотники за лампочками»
Никто в бункере не знал, что находится за Секретной дверью в конце самого дальнего коридора. Ходить туда не запрещалось, даже дети могли добегать до этой двери, заигравшись в прятки. Подростки не оставляли попыток открыть ее, хотя это уже было под негласным запретом. Но таким же негласным было соревнование среди «охотников», только получивших свой статус, – кто сможет открыть эту загадочную дверь, тому почёт и уважение.
Выхода на поверхность там точно не было – слишком глубоко находился коридор. Радиацией от двери тоже не фонило – это «охотники» проверяли в первую очередь. Так что там явно было какое-то помещение, в котором могли скрываться самые невероятные сокровища – тут фантазии и версии были разными: от проходного коридора к другому крылу бункера до пункта управления. Управления чем? Тут версии ветвились дальше.
В одном были уверены все «охотники», особенно новобранцы – Секретную дверь надо открыть. Поэтому попытки продолжались, хотя и втайне от взрослых. Почему взрослые были против? Потому что дед Митяй был против. А они его слушались, потому что он был самый старший – и по возрасту, и по негласному статусу. Формально главным в бункере был командир Петров. Это звание осталось со старых времён, поскольку изначально бункер был военный. Когда через первые пять лет проживания людям в бункере стало понятно, что выходить наверх и жить там они не смогут ещё долго, военный режим, которому в бункере подчинялись все, даже новорождённые, смягчился, но называть главного «мэром», «старостой» или как-то ещё не стали.
Дед Митяй был один из немногих оставшихся в живых, кто когда-то давно вошел в бункер, а не родился здесь, поэтому командиры к его советам всегда прислушивались. За 50 лет жизни в бункере население разрослось с 42 до 128 человек и сменилось 5 командиров – последние двое были рождены уже здесь, так что для них дед Митяй был непререкаемым авторитетом. Сам он никогда не стремился на руководящую должность, всю жизнь занимался починкой и ремонтом и передавал свои знания о технике, электронике и химии молодёжи бункера. Никто точно не знал, сколько старику лет, выглядел он крепким, обладал высоким ростом и зычным голосом. Волосы, усы и борода у деда Митяя были седыми и густыми, хотя самой частой реакцией на повышенную радиацию было как раз облысение.
Сегодня Лёшка официально был назначен «охотником за лампочками». Звание дал ему командир Петров в полуофициальной обстановке: в центральном зале при небольшом скоплении народа (родители, несколько близких друзей) командир произнёс небольшую стандартную речь про 14-летие и ответственность, вручил ему круглый значок охотника (самодельные значки отливали из жидкого алюминия в химической лаборатории) и сумку с 6 секциями, разделёнными мягкими перегородками – чтобы лампочки не разбивались по дороге.
Беда была с этими лампочками. Даже странно, если подумать: бункер, рассчитанный на пятьсот человек, был разработан так, чтобы функционировать бесперебойно долгие годы. Здесь была система рециркуляции и очистки воздуха и воды, система гидропоники для выращивания овощей и фруктов, химическая лаборатория с огромным запасом реагентов, где можно было синтезировать витаминные и белковые добавки и печатать из них еду на 3Д-принтере, большой склад запасных частей для всех механических и электронных систем. Электричество генерировалось бесперебойно, ведь работа генератора основывалась на разнице температур в земной коре, а это величина более постоянная, чем солнечная энергия или энергия ветра. Но вот лампочки заменить было нечем. Они отрабатывали свой срок и перегорали. Поэтому за лампочками можно и нужно было «охотиться» на поверхности.
После ядерной войны 50-летней давности поверхность была относительно безопасна, если соблюдать простые правила. Конечно, жить там было пока нельзя – всё население бункера назубок знало плакат «Воздействие ядерного взрыва», висевший в центральном зале (говорят, его рисовал лично дед Митяй). Но выходить несколько раз в год в защитном костюме (или, как некоторые смельчаки, только с дыхательным фильтром) было можно. Система очистки на входах в бункер тоже работала бесперебойно.
Получив значок (на круглом поле стрелка указывает вверх на круг солнца), Лёшка с лучшими друзьями Серёгой и Мишкой сразу загорелись идеей самостоятельной охоты.
Серёга был старше на 2 года, поэтому он уже не раз охотился на поверхности со взрослыми, и ему доверяли не только лампочки, но и какие-то мелкие вещицы, в которых возникала необходимость, – флешки, удлинители, различные разъёмы на провода. Мишка был старше лишь на месяц, поэтому значок у него уже был, но на поверхность он ещё не выходил – ближайшая экспедиция планировалась недели через три.
Конечно, терпеть три недели никто не хотел, да ещё и не было гарантии, что все трое попадут в эту экспедицию – небольшой радиационный фон, конечно, пока сохранялся на поверхности, да и радиоактивную пыль никто не отменял, поэтому вылазки в бункере планировали так, чтобы годовое облучение не превышало допустимого значения – 5 миллизиверт в год. Показания персональных дозиметров, которые измеряли полученную за время вылазки дозу, строго фиксировали в базе данных и на этой основе планировали, кто и когда пойдёт в следующую экспедицию.
Забравшись в дальний склад, от которого Лёшка знал код, троица обсуждала детали:
– Я знаю код от двери в западном крыле, – свистящим шёпотом говорил Серёга, – последний раз через неё выходили и точно ничего не меняли. Там дальше туннель и выход в канализацию, а оттуда уже наверх можно. Завтра идём, завтра выходной, никто нас искать не будет.
– А дальше наверху куда? – тоже шёпотом, широко раскрыв глаза, спросил Мишка. – Просто посмотреть тоже интересно, конечно, но, если мы с добычей вернёмся, ругать точно будут меньше.
– Чего сразу ругать? – повысив голос, возмутился Серёга. – Никто не узнает, если всё по-тихому провернуть за полдня.
– Так, я взял фильтры, – Лёшка, который во время беседы времени не терял, а тихонько потрошил ближайший ящик, повернулся к друзьям, продемонстрировав три защитные маски. – Дозиметры при вас?
– Конечно! – хором ответили заговорщики.
– Жалко, пауэрбанк только один, – с досадой отметил Серёга. – Но зарядил я его полностью.
Простое устройство для проверки работоспособности лампочек у каждого охотника входило в комплект с сумкой, но источник тока, к которому устройство подключалось, выдавался только перед вылазкой. У пауэрбанка были разъёмы с двух сторон, поэтому можно было подключиться с двух устройств. Серёга умыкнул свой, сославшись на неисправность и состроив умильные глаза приёмщице склада Леночке. При необходимости этот увалень почти 2-метрового роста мог быть очень обаятельным.
– Так куда мы выйдем-то? – напомнил свой вопрос Мишка.
Серёга что-то прикинул в уме и неуверенно сказал:
– Когда мы последний раз ходили, поднялись через третий колодец, выбрались на улице и пошли в ближайший дом. Там как обычно, по всем квартирам в одном подъезде проверили – и назад, пока доза не натикала. Но дальше по дороге я видел какое-то здание с вывеской и без балконов, это точно не просто жилой дом, а что-то интересное. Надо на несколько колодцев дальше вылезти, рядом с ним окажемся.
– Что за вывеска? – насторожился Лёшка. – «Продукты» поди?
Серёгины габариты требовали хорошего питания, поэтому он был постоянно голодным. Витаминные и белковые добавки, которые выдавались по расписанию, только немного приглушали его аппетит. Худые от природы Лёшка и Мишка таких проблем не испытывали, поэтому гулять по продуктовому магазину с товарами 50-летней давности не хотели. Тем более что все ближайшие продуктовые точки подверглись набегам в первые годы, когда жители бункера стали выходить на поверхность после спада радиационного фона и окончания ядерной зимы.
– Далеко было, – ответил Серёга, чуть смутившись. – Вроде «ЗАСЛОН» какой-то.
– Ладно, других вариантов всё равно нет, – смягчился Лёшка. – Сколько до туда идти?
– Часа полтора-два.
– Ладно, расходимся. Завтра родителям говорим, что к деду Митяю пошли дополнительно заниматься, и в восемь утра собираемся у выхода в западном крыле, – подвел итог Лёшка.
Друзья кивнули – Серёга спокойно, а Мишка судорожно, едва согнув напряжённую шею. Лёшка успокаивающе похлопал его по плечу:
– Ты ж охотник, чего трясёшься! Метнёмся туда и обратно, ничего с тобой не случится, к обеду дома будем! С добычей!
К обеду следующего дня с Мишкой действительно ничего не случилось. Правда, до дома они ещё не добрались, но в максимально быстром темпе двигались назад по туннелю. И даже добыча была – во все шесть секций сумки были заботливо уложены диодные лампочки высшего качества. Серёгина сумка болталась у Мишки на втором плече, тоже заполненная. Впервые охотники возвращались с такой богатой добычей, было жалко, что в сумке всего шесть секций. Просто раньше столько годных лампочек редко удавалось достать за одну вылазку.
Серёга отдал свою сумку Мишке, чтобы освободить руки – на спине его болтался Лёшка в бессознательном состоянии. Дыхательный фильтр Лёшки был спущен на подбородок, из уголка рта тянулась засохшая струйка крови, на предплечье левой руки сквозь бинт тоже виднелись пятна крови.
– Серёж, он жив? С ним всё в порядке? – глотая слёзы, повторял Мишка. – Серёжа, что делать?
– Не знаю. Не бубни. Под руку, – сберегая дыхание, в несколько приёмов выдохнул ответ Серёга. – Перерыв, не могу больше.
Он остановился и аккуратно опустил возле стены тело Лёшки, устроив его в сидячем положении. Тело начало заваливаться, и Сергей, придержав голову, уложил друга на левый бок, чтобы перебинтованная рука оказалась сверху. Он верил, что Лёшка жив, и обращался с ним бережно.
Мишка, наоборот, потерял всякую надежду ещё наверху, когда Лёшка взвыл от боли в том кресле, зафиксированный зажимами, и чуть позже потерял сознание. Поэтому сейчас он боялся подойти ближе, потому что всегда боялся мертвецов.
Сергей наоборот, наклонился совсем близко к лицу Лёшки, пытаясь проверить, дышит ли тот.
– Не пойму, – пробормотал Серёга, – вроде дышит… Миш, ну-ка ты послушай, да дальше побежим, я вроде отдышался, – он поднялся и отошёл в сторону, пытаясь выровнять дыхание после быстрого бега с грузом за спиной.
Миша маленькими шагами подошёл к лежащему телу, медленно опустился на колени и начал наклоняться к лицу Лёшки («мертвеца!» – кричал его внутренний паникёр). Сумки с лампочками сползали с плеч, Миша придерживал их локтями, но одна сумка всё-таки вывернулась и ткнулась краем прямо в окровавленный бинт на предплечье Лёшки.
Лёшка, не подававший признаков жизни, внезапно открыл глаза и резко втянул в себя воздух с сиплым звуком, как будто всё это время задерживал дыхание.
Миша отпрянул назад, позорно взвизгнув, как девчонка, и повалился бы вверх тормашками, если б спиной не упёрся в ноги Сергея, который неслышно подошёл сзади. Поэтому Мишка удержал равновесие и даже перехватил сумки, одна из которых до сих пор нависала над забинтованным предплечьем Лёшки.
Сквозь ткань сумки в полумраке туннеля отчётливо пробивалась тусклая полоса света. Мишка, не осознавая, что делает, откинул верхний клапан сумки, чтобы своими глазами убедиться в том, что уже понял его мозг, – лампочки в этой сумке светились сами по себе. Все шесть.
– Что за чёрт? – выдохнул за его спиной Серёга. – А ну вторую открой.
На несколько секунд позабыв о Лёшке, который точно был жив и отчётливо дышал, Мишка свободной рукой откинул верхний клапан второй сумки, нависавшей над ботинками Серёги. Там лампочки не светились.
Мишка поднялся на ноги. Теперь перестала светиться и первая сумка. Друзья переглянулись. В этот момент Лёшка застонал и попытался подняться.
Сергей бросился ему на помощь, а Мишка аккуратно закрыл обе сумки, решив отложить разгадку этого явления на потом.
До входа в бункер Сергей дотащил Лёшку на спине, но к моменту их прибытия тот уже пришёл в себя, в зоне дезинфекции уже стоял на своих ногах и дальше до жилых секторов шёл сам, становясь бодрее с каждой минутой. Невозможно было представить, что примерно час назад он мог сойти за мертвеца. Сергей, убедившись, что с ним всё в порядке, пошёл прятать их добычу до поры до времени (пока они не придумают достоверную легенду, где взяли лампочки) и потом домой, надеясь, что его отсутствие пройдёт незамеченным. Мишка и Лёшка жили чуть поодаль, поэтому какое-то время молча шли вдвоём.
Они почти дошли до своего сектора, когда Миша неуверенно подёргал его за одежду:
– Лёш, у тебя же кровь…
Алексей обернулся, с непониманием глядя на Мишку:
– Где?
– На лице… И на руке… Тебе разве не больно? – Мишка внутренне содрогнулся, вспомнив скальпель, разрезающий кожу на предплечье Лёшки, и его полный боли крик.
Лёшка остановился возле ближайшей стены с металлической секцией, вглядываясь в своё мутное отражение в металле, потёр подбородок, стирая засохшую корку от струйки крови, потом посмотрел на забинтованное предплечье и решительным движением сдёрнул бинт. Под ним была чистая кожа без малейших царапин. Лёшка сунул бинт в карман, ободряюще улыбнулся Мишке и похлопал его по плечу:
– Ну, охотник! Я ж говорил, что всё пройдет нормально! Давай, пока, до завтра!
Мишка вздрогнул от его прикосновения, а Лёшка, не заметив этого, повернулся и бодро пошёл дальше, вполголоса напевая какую-то весёлую мелодию и в такт постукивая пальцами левой руки по стене, вдоль которой шёл. Настроение у него было отличное.
В отличие от Мишки, который медленно поплёлся следом, – их пути расходились на развилке коридоров метров через двадцать. Лёшка уже скрылся из виду, Мишка прошёл только половину пути до развилки и увидел открытую дверь. Это был не жилой сектор, а складской, поэтому бесполезно открытых дверей здесь быть не могло – человек входил или выходил и сразу запирал дверь.
«Может, электроника барахлит, – подумал Мишка. – Надо будет деду Митяю сказать, чтоб проверил. Или даже попроситься с ним вместе проверить». Мишка любил возиться с электронными деталями больше, чем с механическими, хотя дед учил и тому, и тому. Пока же Мишка тихо засунул голову в открытую дверь и спросил: «Есть здесь кто?» Убедившись, что людей нет, он аккуратно закрыл дверь до щелчка. Одновременно со звуком запирающегося замка у него в голове щёлкнула картинка-воспоминание: Лёшка барабанит пальцами по стене в такт мелодии, проходит мимо этой двери, даже не обратив на неё внимание, а за его спиной дверь, щёлкнув, открывается.
«Он же не набирал код. Он просто случайно прикоснулся к двери, – Мишка безучастно фиксировал свои мысли, устав бояться. – С ним точно что-то не так после этой вылазки. Что теперь будет? Ещё и взрослым договорились ничего не рассказывать… И зачем я с ними пошёл?»
Их отсутствие не заметили. Все трое сказали, что засиделись на занятиях у деда Митяя, и взрослым этого оказалось достаточно. А деда никто переспрашивать бы не стал.
Лёшка помог матери с немудрёным хозяйством – младшие брат и сестра требовали большой отдачи: накорми, переодень, обучи, развлеки, – потом сходил на рабочий пост к отцу (отец заведовал складами, поэтому Лёшке и удалось разузнать код от самого дальнего из них), помог с разгрузкой продуктов, которые привезли с гидропонной станции, после ужина немного почитал и лёг спать.
Сон его был беспокойным – он заново переживал всё, что произошло днём и о чём он почему-то так легко забыл, вернувшись в бункер.
Выбравшись из туннеля в канализацию, они действительно прошагали около двух часов, пропустив тот колодец, из которого в прошлый раз выбиралась экспедиция Серёги, и следующие два. Поднявшись через третий, они поняли, что попали в цель: колодец вёл даже не на улицу, а располагался на подземной парковке того самого здания с вывеской «ЗАСЛОН». Понять это можно было по фирменным знакам на столбах парковки. Наверх можно было подняться на лифтах и по тёмной узкой лестнице. Лифты, конечно, не работали – здание уже 50 лет было обесточено, как и весь город. Натянув на лица дыхательные фильтры, друзья пошли по лестнице, которая, к счастью, хорошо сохранилась.
К счастью – потому что, поднявшись на второй этаж (выход на первый был завален снаружи) и выглянув в ближайшее окно, они обнаружили, что половина здания попала под ударную волну и просто превратилась в груду обломков. Им повезло выбраться в дальней части здания, в противоположной от удара стороне. Здесь сохранилась и лестница, и часть комнат, при этом все стёкла в окнах были целые и пыли в комнатах почти не было. Хотя правильнее было назвать эти помещения не комнатами, а кабинетами. Или лабораториями. Таких комнат они не видели – куча компьютеров с сенсорными экранами напоминала центр управления в бункере, но другие помещения и приборы были загадочными – клетка в человеческий рост с подведёнными к ней проводами, свисающие с потолка ленты светодиодов, большая радарная антенна, направленная в потолок. В одной из комнат стояло кресло с подголовником и длинной подставкой под ноги, так что человек в этом кресле скорее лежал, чем сидел, только руки предполагалось разместить чуть в стороне от тела на подлокотниках.
Лёшке сразу приглянулось кресло, и, поохотившись на лампочки, которые здесь все на удивление были годными и давали яркий свет, он поставил сумку в стороне и уселся, точнее, улёгся в это кресло и огляделся. Справа от него располагался рабочий стол с несколькими широкими мониторами, слева какая-то стойка, из которой торчала конструкция, похожая на выдвижную роботизированную руку. В бункере такими были оснащены роботы на складах, с их помощью можно было достать что-то с верхних полок. Только эта рука была присоединена к стойке с тумблерами, кнопками и маленькими экранчиками. Да и сама рука имела на конце не клешню для захвата, а отверстие, закрытое кольцевой диафрагмой.
Лёшка перегнулся и посмотрел под кресло. В районе изголовья стоял автомобильный аккумулятор, от которого тянулись провода куда-то к нижней части кресла. Этот аккумулятор вызывал какое-то смутное чувство неправильности. Всё в этой лаборатории (Лёшка решил так называть это помещение) было чистым, хромированным, каким-то летящим, а аккумулятор был грязный, ржавый, в потёках.
Пока Лёшка размышлял, откуда он мог тут появиться и зачем, неслышно ступая, подошёл Серёга с сумкой на плече и пауэрбанком в руке. Несмотря на свои габариты, он мог передвигаться почти бесшумно.
– Лежишь? – спросил он, обходя кресло и разглядывая странное оборудование.
– Ну, – односложно ответил Лёшка, снова укладывая голову на изголовье.
– Удобно? Ай, черт! – Серёга на своём пути вокруг кресла споткнулся об аккумулятор, не заметив его, и наклонился, потирая ушибленное место свободной рукой.
– Ну так себе, – Лёшка попытался пристроить руки на подлокотники, но они были слишком высоко, и поза получалась напряжённая, а не расслабленная.
– Пойдёмте уже, – сказал Мишка, появляясь в дверях лаборатории. – Мне больше некуда складывать, – он продемонстрировал друзьям полную сумку.
– Ага, пора! Славная была охота! – сказал Серёга из-под кресла и начал выпрямляться. В своём движении он не рассчитал габаритов и треснулся головой о верхнюю часть кресла. Зашипев от боли, он схватился за ушибленное место, выронив пауэрбанк.
Зарядное устройство, кувыркнувшись, вклинилось ровно между контактами аккумулятора. Пробежала искра, лампочки на стойке мигнули, и конструкция неожиданно пришла в движение.
Из боковых частей изголовья кресла выдвинулись пластиковые захваты, неподвижно зафиксировав голову Лёшки, который не успел встать. На подлокотниках и в районе ног также выдвинулись захваты, обездвижив Лёшку полностью. Он не успел ни испугаться, ни понять, что происходит, как через секунду пришла в движение роботизированная рука, направившись к его левому предплечью. На её конце раскрылась диафрагма, и наружу выдвинулся шприц.
Скосив глаза и часто дыша, Лёшка наблюдал за происходящим слева. Он заметил на одном из экранов стойки мигающую надпись «Ввод обезболивающего» и ниже – «Ошибка». Шприц втянулся обратно, не дойдя до Лёшки. Вместо него выдвинулся тонкий скальпель, который моментально сделал на его предплечье надрез размером около сантиметра, а затем углубился под слой кожи, создав неглубокий «кармашек», почти не задевший мышцы. Одновременно со скальпелем из отверстия роботизированной руки выдвинулся маленький квадратик, похожий на микросхему, и разместился в «кармашке» под кожей.
В эту секунду от нервных окончаний до сознания Лёшки наконец-то дошли болевые ощущения, и он взвыл не своим голосом, выгнулся всем телом, пытаясь вырваться из фиксирующих захватов, и не заметил, как прикусил губу до крови.
Из левого подлокотника выдвинулись конструкции, похожие на фиксирующие захваты, которые ловко обмотали прооперированную руку бинтом, после чего кресло втянуло в себя всё, освободив наконец Лёшку из плена. Лампочки на стойке мигнули, высветив надпись «Ввод чипа завершён», и погасли, роборука повисла без движения.
Лёшка соскочил с кресла и с криком «Валим отсюда!» побежал к выходу, забыв о сумке. Серёга и Мишка сорвались следом за ним. За полминуты сбежав вниз на подземную парковку, друзья через колодец максимально быстро спустились в канализацию (Сергей, который шёл последним, заботливо закрыл крышку колодца), где Лёшка потерял сознание.
Дальше проблесками шли воспоминания, как Серёга бил его по щекам, пытаясь разбудить, потом тащил на спине по тёмным коридорам. Потом чернота.
И внезапная вспышка – он пришёл в сознание на полу в туннеле от тихого голоса «Инсталляция завершена. Наноботы активированы. Режим регенерации. Эндорфиновое обезболивание».
Лёшка проснулся. Никогда ещё он не чувствовал себя таким бодрым. Всё плохое, что случилось вчера, казалось сном. Хотелось прыгать, хохотать и подпевать какой-нибудь глупой песенке, которые крутили по локальной сети.
Словно в ответ на его мысли включилась колонка в соседней комнате и заиграла музыка. Наверное, кто-то из родителей уже встал.
Лёшка быстро оделся, съел булочку из модифицированной муки с добавлением витаминов, пощекотал сонных брата с сестрой, помахал маме, которая суетилась на кухне, и крикнул от двери: «Я на занятия, пока!»
Пять дней в неделю дети от 5 до 15 лет занимались в образовательном центре бункера – у каждого было персональное рабочее место с наушниками, и каждый проходил обязательную программу в своём темпе. Конечно, на занятиях присутствовал и живой взрослый человек – но больше для контроля работы аппаратуры.
Лёшка знал, что точно встретит на занятиях Мишку, а вот Серёга был старше, и ему на эти занятия ходить было не обязательно, основное образование он уже получил и мог работать, пока на простых работах и на подхвате у взрослых. В свободное время Серёга с удовольствием сидел в центре связи, откуда по внутренней сети передавали объявления и музыку, и болтал с девчонками, которые там дежурили. У них была своя охота – на сигналы из внешнего мира. Пока это была только легенда, что снаружи кто-то ещё остался жив в подобных бункерах и когда-нибудь выйдет на связь.
Мишка сидел на своём обычном месте понурившись. Наушники лежали рядом, занятия ещё не начались. Лёшка, сияя улыбкой, поздоровался со всеми и подошёл к другу. Тот с подозрением оглядел пышущего оптимизмом Лёшку и негромко спросил:
– Всё нормально? Ничего не болит?
– Всё просто отлично! – ответил Лёшка.
– Ничего странного не замечаешь?
– Где? – Лёшка оглядел зал для занятий.
– В себе! – прошипел Мишка и сделал страшные глаза. – Тебя вчера скальпелем резали, а на тебе ни следа! Ты сознание потерял! Я думал, ты умер, а сегодня скачешь!.. Ты вчера дверь открыл без кода! Не помнишь?
Лёшка честно задумался и ответил:
– Про скальпель и про без сознания помню. Про дверь нет. Что за дверь?
Мишка вкратце рассказал вчерашнюю ситуацию и свои выводы:
– Ты теперь не человек.
Лёшка не успел на это ничего ответить, начались занятия. Они сели по своим местам, надели наушники, и начался персональный урок для каждого. На переменах пообщаться тоже не удалось, поэтому вернулись к разговору они уже после занятий, тем более что их как раз встретил Серёга – у него был перерыв.
Услышав рассказ встревоженного Мишки, Сергей переглянулся с Лёшкой, на лице которого была написана безмятежность, и сказал:
– Ты думаешь о том же, о чём и я?
Главным в испытании с Секретной дверью было провести всё скрытно от взрослых. И вообще от всех. А ещё – где-то заранее проверить новые возможности Лёшки. Со вторым проблем не было – в дальних коридорах со складами народу обычно не было, поэтому вечером друзья направились туда.
Выбрав одну из дверей, Сергей подёргал её для проверки – заперто. Мишка попробовал подобрать код – безуспешно. После этого до двери допустили Лёшку. Он, сам не зная, какие именно действия предпринять, подошёл и побарабанил пальцами по двери – так описывал его вчерашние действия Мишка. Дверь оставалась закрытой. Лёшка неуверенно оглянулся на друзей, которые наблюдали за его действиями, стоя поодаль. Мишка задумался на секунду и сказал:
– Левой рукой!
Лёшка понял, что стучал по двери правой рукой, и протянул вперёд левую. Не успел он дотронуться до двери, как отчётливо послышался щелчок замка и дверь открылась. Лёшка с недоверием уставился на свою руку, а за его спиной Мишка схватился за голову, а Серёга, наоборот, радостно тряс воздетыми кулаками, едва не задевая потолок.
Эксперимент прошёл удачно и с тремя следующими дверьми. Можно было идти к Секретной двери и получать почёт и уважение. Решили не откладывать до завтра, а успевать сегодня – до отбоя и выключения света был ещё час.
Воодушевлённые друзья направились к Секретной двери. По дороге Серёга рассказал, что сегодня девчонки из центра связи поймали какой-то сигнал извне, так что, похоже, снаружи есть ещё выжившие.
Друзья громко обсуждали новость, забыв о скрытности.
И совершенно зря.
В конце коридора они столкнулись с дедом Митяем. На плече у него висела сумка охотника за лампочками.
Лёшкина сумка.
– Добрый вечер, молодёжь, – густым басом сказал дед. Тем же басом, которым он рассказывал им о настройках 3Д-принтера, о том, как расплавить алюминий и сделать значок охотника, о том, как починить электропроводку. Только в пустом коридоре возле Секретной двери его голос приобрел демоническое эхо. – Можете не пытаться придумать оправдания, я всё знаю. Вы, кажется, забыли, что показания персональных дозиметров автоматически передаются в базу данных. Поэтому о том, что вы вчера гуляли по поверхности, стало известно сразу, как вы вернулись. И о том, что случилось во время вашей прогулки, мне рассказали. Спасибо, Михаил, за честность. Утром я сходил и проверил твой рассказ, заодно захватил ваши забытые вещи.
Мишка под пылающими взглядами друзей втянул голову в плечи.
– Только выводы твои, Миша, немного не верны. Лёшка по-прежнему человек. Только ему вживили чип с наноботами. Они могут лечить повреждения, управлять гормональным фоном, с помощью слабого электромагнитного излучения проделывать фокусы вроде этого, с открытием электронных замков. Если им хватает уровня доступа. Потому что если появляется такой хитрый ключ от всех дверей, то замки́ тоже становятся сложнее. Это была одна из последних разработок, над которой работал «ЗАСЛОН» перед взрывом. Вам, наверное, интересно, откуда я знаю?
В этот момент свет в коридоре выключился, оставив слабое аварийное освещение. Наступило время отбоя – условная ночь в бункере, где нет солнца. В этом полумраке друзья как загипнотизированные смотрели, как дед Митяй достал из сумки лампочку, и она засветилась в его пальцах, отбросив тьму за их спины.
– Потому что я тоже прошёл чипирование, – доверительным шёпотом сказал старик. – Вот только уровень доступа моего чипа невысок, я был рядовым, когда согласился на этот эксперимент. Рядовой Дмитрий Иванович Деревяшкин, таким именем меня называли, пока я не поседел и не превратился в деда Митяя. Нда…
Старик помолчал и продолжил:
– Через несколько лет жизни в бункере стало казаться, что военные секреты уже утратили смысл, и мой тогдашний командир рассказал мне, что есть чип с максимальным уровнем допуска, которым можно открыть эту дверь, которую вы, молодёжь, называете Секретной.
Дед Митяй ласково погладил дверь свободной рукой и быстро заговорил, подняв лампочку повыше:
– Я тайно сходил в лабораторию «ЗАСЛОНа», как только стало можно выходить на поверхность. Я хотел поставить себе чип с более высоким доступом, потому что он работает только так, вживлённым в тело, только так активируются и распределяются по кровотоку наноботы, а достать вживлённый в кого-то чип невозможно, я испробовал это на своём командире, потому что это воспринимается ботами как взлом и система самоуничтожается. Сначала я хотел просто вытащить чип из прибора и вручную установить его себе, но аккуратно вскрыть аппаратуру у меня не получилось, а ломать её я не стал, боялся повредить чип. Тогда я попробовал запустить всё устройство с помощью аккумулятора, но заряда оказалось недостаточно. То, что он сработал в вашем случае, – счастливая случайность.
Лёшка с Сергеем переглянулись, поняв, о каком аккумуляторе шла речь. Мишка смотрел в пол, чтобы ни с кем не пересекаться взглядами.
– Только вы, молодёжь, понятия не имеете, какая ценность там хранится, – старик снова возвысил голос. – Да и не было смысла в этой ценности до сегодняшнего дня! Алексей, подойди же и открой эту дверь! – дед Митяй сделал шаг в сторону и театральным жестом указал на дверь. – Смелее! Тебе наверняка безумно любопытно, что же там скрывается.
Лёшку раздирали противоречивые чувства. Страх, любопытство, стыд, гордость… Он подошёл к двери и протянул к ней левую руку. Замок Секретной двери щелкнул, и она открылась.
Взору присутствующих предстала небольшая комната с простым пультом управления: экран, клавиатура, несколько крупных кнопок. Всего-навсего. Ни тайного прохода, ни запасов тушёнки (такая версия тоже была). Сергей за плечом Лёшки разочарованно выдохнул. Мишка, оторвавший взгляд от пола, чтобы заглянуть за таинственную дверь, не удержавшись, спросил:
– Что это за пульт?
Дед Митяй улыбнулся во весь рот, полный абсолютно здоровых зубов (тоже большая редкость для живущих рядом с радиацией), и весело ответил вопросом на вопрос:
– Знаешь, что такое «Сармат»?
Этот плакат знали все, кто приходил на занятия в мастерскую к деду Митяю. Он висел у него над рабочим столом, изумляя младшеклассников сложным заголовком: «Российский стратегический ракетный комплекс шахтного базирования пятого поколения с тяжёлой многоступенчатой жидкостной межконтинентальной баллистической ракетой (МБР) «Сармат». Устройство и принцип действия».
Лёшка громко сглотнул и сказал:
– Их же все… Ими же всеми…
– Всеми выстрелили, хочешь сказать? – также весело переспросил старик. – Нет, дружок, это была вторая военная тайна, которую мне рассказал мой командир перед смертью. Один «Сармат» точно остался – и именно в этом бункере, точнее, рядом с ним, он же в шахте, ну, вы понимаете, а отсюда к нему доступ, здесь его пульт, сюда надо ввести координаты цели, а они у меня с собой, записаны по старинке, в системе их нигде нет, хе-хе-хе… – глаза деда лихорадочно блестели, видно было, что мысли его унеслись далеко отсюда.
– А цель… Где? – робко подал голос сзади Мишка.
Сергей, лицо которого было красным от злости, сжав кулаки, сказал:
– Всё же кончилось 50 лет назад! Только стала восстанавливаться природа на поверхности! Ещё немного подождать, и можно будет выходить и заново заселять мир под небом, с настоящим солнцем! Это же наша цель, наш знак – стрелка, направленная к солнцу! А вы хотите снова… Ядерные заряды… Да в кого??? Ваши враги давным-давно сгорели от радиации!
Дед внимательно смотрел на возмущённого Сергея. Дослушал его страстную и немного путаную речь до конца и спокойно сказал:
– Нет, молодой человек. Не сгорели, к сожалению. Именно от них сегодня в центре связи поймали сигнал. Я поймал его первым и заглушил, чтобы тут не начали радоваться раньше времени. Живы они и даже уже вышли на поверхность, потому что в том регионе было меньше попаданий 50 лет назад, и природа, как ты выразился, восстановилась. Но это ненадолго, – дед саркастически скривил угол рта в подобии улыбки. – Может, и хорошо, что они уже вылезли, в бункере бы их не достать было, а теперь как тараканов, одним махом. А значок вы, молодёжь, неправильно трактуете, кстати, – он посветил лампой прямо в лицо Сергею, заставив того отпрянуть и зажмуриться. – Это изначально была стрелка вниз, а круг – это след от взрыва ракеты. Почему вы так уверены, что ОНИ не сделают в нас выстрел?
– Но ведь это не могут быть те самые люди, – воздел руки вверх Сергей, не желая сдаваться в этом споре, – это их дети и внуки! Мы же вот не те самые, с кем их предки развязали войну! Мы не хотим ни с кем воевать!
– Сергей, ты ничего не изменишь, иди домой, – старик решительно отстранил Сергея назад. – Миша, ты тоже иди, поздно уже. Мы с Алексеем закончим через пару минут и все пойдём по домам. Лёша, ещё минуту твоего внимания и внимания твоих наноботов для доступа к пульту, пожалуйста.
– А если я откажусь? – твердо взглянув на старика, спросил Лёшка. – Просто развернусь сейчас и убегу и расскажу всем правду про вас? Что вы мне сделаете?
– Тебе? Ничего, – теперь старик поднес лампу к лицу Лёшки, но тот лишь сильнее сощурился, не сдвинувшись ни на миллиметр. – А вот семья твоя завтра утром не проснётся. Утечка газа в локальном секторе. Редко, но такое бывает. Очень печальное происшествие, погибли двое взрослых и двое малолетних детей. Утечка запрограммирована на 12 часов ночи, то есть через пятнадцать минут, поэтому давай быстро завершим наши дела, а то мы заболтались, и я сразу дам системе команду всё отменить! – дед отодвинул лампу подальше и ободряюще подмигнул Лёшке. – И не вздумай как-то атаковать меня, только я могу отключить подачу газа.
Лёшка почувствовал, как заледенели руки и ноги, перед глазами пронеслась картина с мёртвыми родителями, братом и сестричкой, которые лежат в кроватях, как будто спят, но разбудить их уже невозможно.
Он стоял перед дверью и не знал, что выбрать: смерть неизвестных людей в сотнях километров отсюда или смерть своей семьи. В растерянности он оглянулся на друзей. Мишка тихо плакал, изредка шмыгая носом, Сергей закрыл руками лицо и пальцы его дрожали от сдерживаемой ярости. За пятнадцать минут отсюда до жилого сектора не добежать, не предупредить. Дед Митяй тихо напомнил:
– Время идёт, молодой человек.
– Да, – ответил Лёшка. И время остановилось.
Лёшка смотрел, как медленно движутся пылинки вокруг лампочки, чувствовал, какая бездна времени проходит между ударами сердца, и анализировал. Его мозг, ускоренный наноботами, на время превратился в суперкомпьютер, перед его мысленным взором проносились картинки, которые выстраивались в цепочку, раскладывались, как пасьянс, перемешивались и вновь раскладывались в другой последовательности. Он искал третий вариант, чтобы не выбирать из двух предложенных стариком. И нашёл его. Осталось только уточнить одну деталь.
Время снова пошло с привычной скоростью. Лёшка прошел в комнату с пультом управления, смиренно опустив голову. Дед Митяй довольно улыбнулся и вошёл следом. В комнате было тесно двоим, воздух был спёртый, видимо, здесь не работала общая система вентиляции.
– Активируй пульт, – скомандовал старик.
Алексей прикоснулся к сенсорному экрану, тот засветился, по экрану пополз индикатор, обозначая процесс загрузки, и одновременно в комнате включилось верхнее освещение и загудела вентиляция – комната работала автономно и не была подключена к общей сети бункера. Дед убрал лампочку в сумку.
На экране появился запрос логина и пароля. Лёшка снова коснулся экрана, тот мигнул и высветил «Добро пожаловать». Его приняли за своего.
Затем на экране появился запрос координат. Лёшка вопросительно взглянул на деда Митяя. Тот отпихнул его в сторону и начал вводить цифры, сверяясь с клочком бумаги.
Лёшка отступил ближе к выходу и как бы невзначай спросил:
– А от чего умер ваш командир?
– От лучевой болезни, как почти все в первом поколении, – пробормотал дед, продолжая вводить длинный ряд цифр, и бросил подозрительный взгляд на Лёшку. – А тебе это зачем?
– Для полноты картины, – сказал Лёшка и сделал несколько быстрых касаний.
Первое – сенсорный экран, который пошёл рябью и завис.
Второе – левое предплечье деда Митяя, тот даже не заметил ничего, в недоумении тыкая в экран, который на ввод больше не реагировал.
Третье – шагнув за порог и захлопнув Секретную дверь до щелчка, – лампочка аварийного освещения.
После этого он выдохнул и в изнеможении опустился на пол.
– Что ты сейчас сделал? – донёсся до него слабый голос Мишки.
– Открой!!! Иначе твоя семья сдохнет!!! – из-за Секретной двери слышалась приглушённая ругань старика и стук. Похоже, он наваливался на дверь всем телом, пытаясь протаранить ее.
– Всё в порядке, – пробормотал Лёшка. – Я отменил утечку газа, – и он устало закрыл глаза. – Чип с более высоким доступом может отключить чип с низким доступом. Дед Митяй теперь обычный дед, без наноботов и электромагнитных фокусов. А связь с системой есть у всех электроприборов, поэтому я подключился к общей сети через осветительную и дал команду на отмену утечки газа, как это собирался сделать старик, иного способа связи с сетью тут нет.
– А запуск ракеты? – с волнением спросил Сергей.
– Конечно, отменил, первым делом. Пойдемте домой, я устал, – слабо улыбнулся Лёшка.
– А с ним что? – Сергей кивнул на Секретную дверь, откуда перестали доносится звуки.
– Пусть до утра посидит, воздуха там должно хватить. Утром всё расскажем командиру Петрову, ему решать, что делать с таким преступником.
Утром при небольшом скоплении народа (командир Петров, его помощники и несколько близких друзей) Лёшка открыл Секретную дверь второй раз.
Дед Митяй, оставшись без наноботов, больше не мог заживлять свои раны и устранять воздействие накопившейся радиации, поэтому глазам присутствующих предстал лысый и почти беззубый старик со сбитыми в кровь кулаками, которыми он молотил в дверь, пока были силы.
Помощники командира, взятые, чтобы скрутить мощного деда, в результате пригодились, чтобы донести до дома на носилках умирающего от лучевой болезни старика. Под домашним арестом он и прожил свои оставшиеся дни, с тоской разглядывая подслеповатыми глазами свой плакат «Устройство и принцип действия МБР «Сармат». Доступ в общую сеть ему на всякий случай закрыли.
Алексей также снял заглушки в центре связи, и жители бункера теперь могли общаться с внешним миром – кроме вчерашнего сигнала с противоположной части планеты, оказывается, были сигналы от других бункеров, находящихся не так далеко. Никто не испытывал ненависти друг к другу, наоборот, все предлагали помощь и строили планы на будущее. А оно, будущее, которое раньше было смутным и безрадостным, вдруг встало перед ними в полный рост – огромное, аж дух захватывает: человечеству больше не грозило вымирание, ведь были места, где уже можно было жить на поверхности, сохранились технологии, которые позволят протянуть первое время, пока не восстановится цивилизация, были живы другие люди, и самое главное – эти люди хотели жить мирно.
Поэтому последняя невыпущенная ракета навсегда осталась в своей подземной шахте.
Влада Ольховская. «Астор»
Не было предупреждения.
В один миг Лана отошла в сторону, чтобы разобраться с древним смартфоном, – церефон она не могла использовать до установки нового чипа, – а в следующий мир рухнул. Что-то взрывалось, выло и рокотало. Сирена заработала, но слишком поздно, когда от нее не было никакого толку. Люди метались, кричали, пытались бежать… вот только куда бежать, если разваливается сама реальность?
Лана прекрасно понимала это, а смириться все равно не могла. Оказалось, что принять свою смерть, пусть даже очевидную и неизбежную, не так-то просто. Невозможно. Движение ничего не меняет, но приносит хоть какое-то облегчение. Поэтому Лана рванулась в сторону – и задохнулась среди дыма и каменной пыли.
Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем она пришла в себя. Первым открытием стало то, что она все еще жива. Вторым – что реальность не развалилась окончательно. И даже разрушение было не таким сильным, как казалось вначале, когда хаос ворвался в самый обычный будний день. Лана видела, что потолочные плиты и стены частично обрушились, но не здесь, дальше, ей повезло. Похоже, эпицентр взрыва был далеко от холла…
Она теперь понимала, что это взрыв. Тогда все воспринималось как магия – или конец света, и это глупо, но перед смертью многое видится иначе. Когда же гибель перестает казаться неизбежной, разум понемногу возвращает свои права. Лана, все еще дрожащая, растерянная, испуганная, вспоминала, что произошло…
Что-то взорвалось пугающе близко. Вот только что? Похоже, крыло с лабораториями сильно пострадало, там как раз обвал, а до холла, в котором оказалась Лана, дошла лишь ослабевшая взрывная волна.
– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие, – вещал откуда-то из редких уцелевших колонок раздражающе невозмутимый женский голос. – Произошла чрезвычайная ситуация. Контроль восстановлен. Спасатели уже выехали. Вам помогут.
Лана с трудом приподнялась, села, пытаясь понять, как дорого ей пришлось заплатить за собственную жизнь. Похоже, повезло… Голова кружилась, однако это стало привычным: врачи ведь вообще рекомендовали провести три-четыре дня в постели, она сама настояла на том, чтобы вернуться на работу. Саше она тогда сказала, что ей скучно. На самом же деле Лане нужно было чем-то отвлечься, потому что дома, в одиночестве, соблазн снова и снова рассматривать свое изуродованное лицо был слишком велик.
Вот она и пришла в лабораторный корпус. Чуть позже из-за свободного графика, предоставленного ей директором после травмы. Лана думала, что опоздала на работу. Оказалось – на собственную смерть: если бы она явилась вовремя, то уже была бы в лаборатории… под завалами.
О Саше беспокоиться не приходилось, Лана знала, что он до обеда должен проводить тестирование в офисе компании-партнера, он сейчас далеко, он точно не пострадал… Хотя уже наверняка знает о том, что случилось, и едет сюда, он иначе не может. Лана хотела успокоить его, предупредить, что все в порядке, она жива, однако оказалось, что связь заблокирована – или это древний смартфон потерял сеть. Скорее, второе, ведь никто бы не стал отключать связь в такое время, когда многие люди пытаются узнать судьбу своих близких! Церефоны работают, это Лане не повезло.
Она огляделась по сторонам и обнаружила, что неподалеку от нее лежит один из охранников. Лана видела его пару раз, здоровалась на входе в здание, но имени не помнила. Она поспешила к нему, хотя ноющая боль в голове от резких движений только усилилась. Лана проверила пульс мужчины, осмотрела присыпанное строительной пылью тело, пытаясь понять, насколько тяжелы травмы. Похоже, все не так уж плохо. Охранник получил по голове небольшим обломком, сорвавшимся с потолка, вполне предсказуемо отключился, но на этом – все. Медиков он дождется, а уж они с таким легко справятся!
Лана этому человеку помочь не могла, зато он мог помочь ей. Она прекрасно знала, что планшеты охранников используют несколько каналов связи. Даже если сеть пропадет, люди, ответственные за безопасность, всегда смогут связаться и друг с другом, и с внешним миром. Теперь же Лана собиралась воспользоваться этой возможностью, чтобы успокоить Сашу. Да, нарушение, но не страшное, они ведь оба работают на «ЗАСЛОН», это не разглашение служебной информации…
Руки все еще дрожали от пережитого шока, и вытащить планшет из специального чехла на поясе охранника оказалось не так просто, но Лана кое-как справилась. Вздохнула с облегчением, готовясь услышать родной голос. А в следующую секунду увидела сообщение, вспыхнувшее на экране, – и позабыла обо всем.
Потому что с планшета на Лану теперь смотрела Лана. Еще не травмированная, не изуродованная, такая, какой она сканировалась для личного дела при устройстве на работу. К изображению прилагалось и текстовое сообщение, короткое и предельно ясное. Лана прочитала его, потом еще раз, и еще… Она надеялась, что у слов появится иной смысл, но иного смысла не было, и сообщение, явно направленное через общую рассылку, отказывалось развеиваться, как страшный сон, оно горело на экране неоновым приговором.
Срочно задержать.
Допустимы любые меры, вплоть до умерщвления.
Вероятность причастности к теракту – 99,9 %.
Получается, это был не просто взрыв… Не зря она подумала, что здание разрушено слишком сильно! Такое только бомбой и можно объяснить. И за то время, что Лана была без сознания, отдел охраны пришел к выводу, что во всем виновата именно она.
Первой реакцией была новая вспышка шока, парализующая, сковывающая льдом изнутри. Потом лед начал таять, обращаясь страхом, отчаянным стуком сердца, недостатком воздуха и слезами на глазах. Она – террористка? Бред, это же бред… Почему? Лана ничего не знала о взрыве и уж точно не была к нему причастна.
Ей хотелось самой бежать к охране, сдаться, объяснить, что произошла ошибка, но она остановила себя усилием воли, которое раньше казалось ей невозможным. Все не так просто. Если ее настолько быстро связали с терактом, да еще и с предельно высокой долей вероятности, кто-то очень постарался, чтобы подставить ее. Такой человек не ошибается, и вряд ли Лане дадут шанс оправдаться. В лучшем случае ей просто не поверят, завалят ее отчаянные слова упрямыми фактами. В худшем ее уже ждет проплаченный охранник, готовый воспользоваться позволением «ликвидировать при попытке побега». Лане не хотелось верить, что в компании нашелся такой, но исключить это она не могла. Да еще и отделом охраны руководит этот придурковатый Ярцев, который даже недавнюю травму умудрился поставить ей в вину, а Саша сейчас далеко, он ничем не поможет, она одна против всех…
Ей нужно бежать. Как только Лана окончательно приняла эту мысль, стало чуть проще. Да, бежать сейчас, чтобы нарушить планы того, кто ее подставил, чтобы выиграть себе время на поиск доказательств, чтобы дождаться Сашу!
Уверенность отогнала страх, адреналин победил слабость. Лана поднялась на ноги, огляделась по сторонам. Она еще не привыкла смотреть на мир одним глазом, но в первый день было хуже, а сейчас она замечала все, что нужно. Раненых людей, лежащих и сидящих на полу. Охрану, собирающуюся у выхода… Не просто так. Они пока не заметили ее, но рассылку уже получили. Они не дадут подозреваемой выйти через главные двери.
Это лишь означало, что ей требовался другой выход. Лана двинулась вдоль стены к завалам – спокойно, не бегом, потому что бег мгновенно привлек бы к ней внимание. Если бы еще вчера кто-то спросил ее, способна ли она на такое спокойствие, она бы лишь невесело рассмеялась. Если бы кто-то устроил теракт и свалил вину на нее, она бы забилась в угол и залилась слезами и соплями, все!
Но оказалось, что она себя не знает. Когда пришло время действовать, а не рассуждать о действиях, Лана со всем справилась. Дошла до руин, от которых все остальные сейчас пытались держаться подальше. Пробралась между двумя плитами, навалившимися друг на друга. Опасно? Да. А что сейчас не опасно для нее?
Она ползла через завалы, как через крысиную нору – узкую, душную, болезненно горячую от полыхающего где-то среди обломков пожара. Лана разрешила себе думать лишь о настоящем моменте и больше ни о чем. О своих движениях можно. О чьей-то крови, просачивающейся сквозь камни, нельзя. Если Лана сейчас расплачется, все будет кончено, дышать среди дыма и пыли и так бесконечно тяжело. Она кое-как соорудила фильтр из антибактериальных бинтов, закрывавших ее искалеченную глазницу, и стало легче.
Она все-таки выбралась, оказалась на другой стороне завалов, у самой пожарной лестницы. Здесь было тихо и пусто, Лана не видела ни живых, ни погибших, да и задерживаться не стала. Лестница уцелела при взрыве, и это значительно облегчило беглянке жизнь. Лана поспешила вниз, к выходу, наконец позволив себе заглянуть в будущее, но только в пределах своего следующего шага.
Бродить по улицам нельзя, она хоть и не ранена, но покрыта копотью и грязью, да и повязка на лице мгновенно привлечет к ней внимание. Соваться в транспорт тоже нельзя, оплата автоматически спишется с ее счета – и внесет в систему данные о том, когда и куда она направилась. Временный чип-браслет Лана уже отключила, связь в смартфоне тоже, хотя само устройство оставила, оно могло пригодиться. Звонить Саше пока нельзя, он далеко, он не успеет…
Ей казалось, что вариантов нет, а потом решение пришло само собой. Выбравшись из здания, Лана поспешила к стоянке социального такси, беспилотники подходили ей идеально. Она приложила к замку «Оранжевую карту», свидетельство о временной инвалидности, которое действовало еще месяц и было прекрасно анонимным. Даже если ее отследят досюда, пункт назначения никто не узнает, социальное такси такие данные на сервер не отсылает.
Дверца гостеприимно открылась перед ней, и Лана поспешила скользнуть в салон. Ввела первые координаты, которые пришли на ум. И лишь когда машина мягко двинулась с места, позволила себе взвыть раненым зверем, зная, что беспилотная система не обратит на это внимания.
До Ланы только сейчас в полной мере дошло, что сегодня всего за несколько минут кто-то украл всю ее жизнь.
Проснувшись этим утром, Александр Андреев никак не ожидал оказаться на допросе у детектив-профайлера. Обнаружить, что он уже больше полугода живет с террористкой, он тоже не ожидал. Каждый день узнаешь о себе что-то новое.
– Когда вы познакомились со Светланой Аметистовой?
– Тринадцать месяцев назад. Я проводил с ней одно из собеседований.
– Когда вы начали встречаться?
– Семь месяцев назад.
Александр отвечал на вопросы спокойно и ровно, он прекрасно знал протокол допроса, сам ведь когда-то такие проводил, потом уже переключился на собеседования. Сколько лет прошло с тех пор, как он уволился из полиции? Он давно перестал считать. Сейчас опыт помогал, Александр не раздумывал над вопросами, скрывать ему было нечего, и он позволил себе отвечать автоматически.
Его мысли были далеко от этого кабинета и от женщины, сидевшей напротив него за столом. Он уже знал, что случилось: Лана, его Лана, устроила промышленный теракт! Когда ему сказали, он не поверил, не рассмеялся даже, а разозлился. Погибли люди, серьезно поврежден один из корпусов, а Ярцев решил в шутники податься! Но потом Александру предъявили доказательства, и он вынужден был признать, что других подозреваемых действительно нет. Они были и не нужны, слишком уж явно все указывало на Лану.
Именно она написала код, активировавший бомбу. Она была в лаборатории в то время, когда шла работа над программой, – указания на это сохранились и в журнале регистрации, и на видео. Да и чип ее тогда еще работал, так что сомневаться, где она была и действительно ли она появилась на записи, не приходилось.
Было тяжело, но Александр понимал, что, споря с собой и замыкаясь в тупом упрямстве, он лишь потеряет время. Он вынужден был признать, что виновата Лана, и сосредоточился на том, чтобы вычислить ее мотивы и свои ошибки.
Не было ни того, ни другого. Он верил ей – с первого дня до последнего. Он, в прошлом детектив-профайлер, а ныне киберпрофайлер отдела безопасности одной из крупнейших компаний мира! Он ни разу не заподозрил неладное. Либо он сошел с ума, либо что-то все-таки нечисто…
– Кто стал инициатором ваших отношений? – монотонно спрашивала Карина.
Они были давно знакомы. Сначала учились вместе, потом работали, потом спали… Или не совсем в таком порядке, уже и не вспомнить. Они остались друзьями, Карина порой консультировалась с ним при совсем уж сложных случаях. Но сейчас она просто убрала их дружбу куда-то в прошлое, в память, удалила, как ненужный файл. Карина была безупречна, иначе никто не позволил бы ей вести это дело. А она хотела: если ей удастся поймать промышленную террористку, ответственную за трагедию такого масштаба, ее карьеру ждет не взлет даже, а телепортация сразу на вершину.
– Я, – коротко ответил Александр.
– Было ли у вас ощущение, что она намеренно пытается получить ваше расположение из-за вашей должности?
– Нет.
Лана не пыталась его соблазнить. Куда там, все было, скорее, наоборот! Александр помнил ее искренний восторг, когда ее все-таки взяли на работу в «ЗАСЛОН». Для интернатской девочки, еле-еле вырвавшейся из бедности, это означало огромные перспективы, шанс наконец-то изменить свою жизнь к лучшему. Александр видел, что понравился ей еще при первой встрече, не меньше, чем она ему. Но на свидания Лана упорно не соглашалась, опасаясь, что служебный роман загубит ее репутацию.
Александр не настаивал, выждал пару месяцев, пока у нее не закончился испытательный срок. Заодно и себя проверил: если бы мысли о ней исчезли сами собой, не было бы никакого приглашения не свидание.
Но время шло, Лана все еще нравилась ему, и приглашение последовало. Она не была красавицей – да та же Карина легко затмила бы ее. Но в Лане чувствовалась какая-то наивная честность, открытость миру, непобедимое желание жить… Профайлера, который знал о людях больше, чем ему хотелось бы, это подкупало. От Ланы он попросту заряжался верой в лучшее и желанием двигаться дальше.
Она была настоящей. А теперь все указывало на то, что не была.
– Кто из вас стал инициатором первого полового контакта?
– Полового контакта, серьезно? – не выдержал Александр. – Ты и мужу своему такое говоришь? «Геннадий, не хотите произвести половой контакт»?
– Не хами, – поморщилась Карина. – Я понимаю, что у тебя паршивое настроение, но не нужно сваливать его на меня. Для начала необходимо убедиться, что ты ничего не знал и не был ее сообщником.
– Так проверьте меня на детекторе и покончим с этим!
– Профайлер твоего уровня уделает любой детектор, и ты об этом прекрасно знаешь. Алекс, ты же понимаешь, насколько все плохо? Я сама хочу поскорее перевести тебя из подозреваемых в свидетели, потому что тогда ты поможешь нам ее найти. Пока с этим почти по нулям.
Лана действительно исчезла. Взрыв уничтожил систему наблюдения в корпусе, поэтому невозможно было отследить, куда она направилась. Их единственной зацепкой было социальное такси – да и то непонятно, какое именно. После теракта многие были напуганы, люди разъезжались, в подходящий промежуток времени стартовало четырнадцать машин. И даже если Лана была в одной из них, она давно уже могла уйти очень далеко от финальной точки маршрута.
Ее универсальный чип, выданный ей на время до операции, был уничтожен. Смартфон она тоже заблокировала, хотя такую архаичную технику в принципе куда сложнее использовать, чем церефоны. Каждый ее поступок становился новым доказательством вины… И даже этого Александру было недостаточно.
– Я все равно не верю, что это сделала она.
– Вот уж не думала, что ты у нас такой нежный возлюбленный, – снисходительно усмехнулась Карина.
Хотела задеть его? Напрасно. Забыла, должно быть, годы их совместной работы… пришлось напомнить. Александр смотрел ей в глаза до тех пор, пока она заметно не покраснела. Лишь после этого он снова заговорил.
– Дело не во мне и не в том, как я отношусь к Лане. Дело в ней. Кто-то организовал высококлассный, почти безупречный теракт. Лана работала в «ЗАСЛОНе» тестировщицей, до этого она только училась с недолгими стажировками. Не пойми меня неправильно, она умна и потенциал у нее огромный. Но пока это именно потенциал. Ей двадцать три года, а за счет того, что воспитывалась она в интернате, жизненного опыта в два раза меньше, чем должно быть в этом возрасте. Она могла написать код. Но установить бомбу? Или даже достать бомбу… То, что мы живем вместе, сейчас и недостаток, и преимущество. Я знаю, чем она занималась в свободное время.
– Но она заблаговременно удалила себе чип, – напомнила Карина. – Очень удобно, чтобы избежать слежки!
– Она потеряла глаз, – холодно указал Александр. – И могла погибнуть. Не думаю, что это было частью зловещего плана.
Карина больше не спорила с ним, но и соглашаться не спешила. Она делала вид, что ее интересует только пейзаж за окном. За прошедшие годы она изменилась даже меньше, чем предполагал Александр.
– Ты что-то скрываешь, – указал он. Вопросом это не было. – Что еще известно полиции? У вас есть какое-то доказательство вины, которое объясняет эту гребаную бомбу?
– Да. Но тебе о нем знать не положено.
– Как подозреваемому. Как свидетелю можно. Так что давай уже покончим с формальностями, присвоим мне нужный статус и перестанем терять время.
– Есть протокол…
– Карина!
Она сдалась. Но он знал, что так будет. Карина наконец посмотрела на него и признала:
– Дело не только в твоей девочке. Мы подозреваем, что она была всего лишь исполнительницей на вашем предприятии. Сам теракт спланировал и организовал кое-кто другой… Куда более опасный, чем твоя малолетка, Алекс.
– И кто же?
– Асто́р.
Такси привезло ее в Александровский сад. Лана понятия не имела, почему выбрала именно это место. Какие координаты вспыхнули в памяти, такие и ввела… Наверное, чтобы запутать след: отсюда можно было уйти куда угодно.
Но она никуда не ушла. Она бродила по дорожкам, по зеленым аллеям, пока слезы не высохли. Она старалась взять себя в руки и понять, что делать дальше. Плана по-прежнему не было… Она ведь даже не знала, что именно произошло на предприятии!
Это можно было выяснить: Лана нашла на одной из площадок бесплатный новостной стенд. В такое время поблизости никого не было, это спасало ее от косых взглядов. Лана отыскала нужное сообщение за пару секунд, оно сейчас лидировало во всех топах.
– Сегодня утром в одном из корпусов научно-технического центра «ЗАСЛОН» произошел мощный взрыв, – доверительно рассказывала камере юная журналистка. – Наши источники в полиции на условиях анонимности сообщили нам, что это был акт промышленного терроризма. Имя подозреваемой уже известно, она объявлена в федеральный розыск…
И снова изображение Ланы, на этот раз не одно. Снимок из личного дела и фотография из больницы, уже с повязкой на месте левого глаза. Интересно, откуда изображение? Саша передал?
Саша поверил?..
От этого было больнее всего, хотелось развернуться и бежать, но Лана заставила себя остаться на месте и добыть больше данных. Трое погибли. Сорок восемь человек в больнице, пятеро в критическом состоянии. Разрушены лаборатории, уничтожены серверы, кровь, и смерть, и разруха… А над всем этим – имя Ланы, которая тоже сегодня могла умереть.
У нее не осталось сил сопротивляться. Нужно было искать того, кто ее подставил, а она не могла, опускались руки. Лана забрела на самую дальнюю из известных ей аллей – туда, где зелень с тенями, где не видно посторонним. Она нередко сюда приходила, когда становилось плохо… То прежнее «плохо» по сравнению с ее нынешним положением казалось издевкой. Ее считают убийцей, а сама она наверняка обречена на смерть, чтобы окончательно скрыть следы того, кто это устроил…
Так что апатия на какой-то миг победила – а потом Лана почувствовала запах. Нежный аромат белых пионов, которого здесь никак быть не могло и никогда не было. Она легко уловила его, Лана и раньше тонко распознавала запахи, а после того, как она лишилась глаза, эта способность лишь усилилась. Врачи сказали – компенсация за то, что обозримый мир стал в два раза меньше.
Лана не просто заметила этот аромат, она его прекрасно знала. Так пахли не живые цветы, для которых теперь был не сезон, а духи, которые подарил ей Саша пару месяцев назад. Ее духи! Лана не готова была принять аромат за галлюцинацию, потому что это была бы самая нелепая галлюцинация в мире, она искала источник.
Пусть и не сразу, но она нашла журавлика. Зеленого бумажного журавлика, затерявшегося среди листвы. Фигурку оригами, сделанную ею, в этом и сомневаться не приходилось. У Ланы почему-то все журавлики получались кривыми: одно крыло больше другого. Кого-то другого это заставило бы сменить хобби, но Лана под беззлобные насмешки Саши пыталась снова и снова.
Теперь один из таких кривокрылых бумажных журавликов наблюдал за ней из зарослей. Взяв его в руки, Лана почувствовала новую волну аромата пионов – похоже, духами сбрызнули плотную пористую бумагу, и та с легкостью сохранила запах.
Этого журавлика сделала Лана. Но она совершенно точно помнила, что не делала его… Вернее, она не помнила, как делала его, как пропитала духами, как принесла сюда. Все указывало на нее, кроме ее собственной памяти.
В другое время это напугало бы ее, а теперь давало надежду. Странности страшны, когда они могут пошатнуть привычный мир. Но если мир рухнул, остается только надежда.
Поэтому Лана без сомнений развернула журавлика, надеясь увидеть на бумаге записку, намек, что угодно, поясняющее эту катастрофу… Но текста не было, как не было и рисунков. Под ноги Лане выпал лишь крошечный рекламный чип, дающий право на скидку 10 % в магазине одежды «Зира-Маркет».
Ему все-таки присвоили статус свидетеля. Теперь Александр снова мог свободно перемещаться по всем корпусам предприятия – в том числе и полуразрушенному. Естественно, он сразу же направился туда. Ему нужно было все увидеть своими глазами.
Спасательные работы были окончены, из-под завалов достали всех, и живых, и мертвых. Остальные сотрудники старались держаться от этого места подальше. Добравшись до холла, Александр обнаружил там лишь Алексея Шахматова. Удивления не было: из всех уборщиков Шахматов стал, пожалуй, единственным, который вообще ничего не испытывал, удаляя кровавые пятна с белого мрамора – эту часть здания должны были восстановить в первую очередь.
Грузный пятидесятилетний Шахматов обладал развитием и мировоззрением десятилетнего ребенка. Его наняли по программе инклюзивного трудоустройства, которую «ЗАСЛОН» практиковал уже много лет, позволяя людям делать то, что могли бы сделать простейшие роботы. Шахматов ни с кем толком не общался и теплые чувства питал лишь к ретрошвабре, которую нежно звал Танечкой и с которой не стеснялся обсуждать сотрудников даже в их присутствии. Обычно Александр был не против поболтать с ним, чтобы уборщик совсем уж не отрывался от действительности. Но теперь наблюдать, как Шахматов нервно и бесцельно озирался по сторонам и бормотал: «Совсем Танечке волосы своей кровью перемазали!», было жутко, и профайлер поспешил миновать холл, не произнеся ни слова.
Он добрался до лаборатории, в которой произошел взрыв. Хотя какая это теперь лаборатория? Так, руины… Александру сказали, что бомба была установлена между этажами. Для этого Лане пришлось бы использовать технический люк… В принципе, она могла, тут большой силы не нужно. Вот только когда?
Он пока сосредоточился лишь на ней. Про Астора он предпочитал даже не думать.
– Я тебя вызывал к себе, – донеслось у него из-за спины.
– Я знаю, – кивнул Александр, продолжая осматривать руины. Напуган он не был, потому что давно уловил звук шагов. – А я тебя проигнорировал.
– Опасное решение для человека в твоем положении.
– Иди к черту.
Сергей Ярцев, глава отдела безопасности, подошел ближе, остановился в паре шагов от Александра. На руины он не смотрел.
– Ты там ничего не найдешь. Все уже изучили и мы, и полиция, толковых следов нет.
– Ведь Астор не оставляет следов, – усмехнулся Александр.
Он знал, кто такой Астор. Невозможно работать в сфере кибербезопасности и ни разу не услышать это имя. Астор был уникален во всем – и в гениальности, и в непредсказуемости, и в том, что уже три десятка лет оставался не то что непойманным, неопознанным даже. Он убил несколько сотен человек, нанес грандиозный ущерб десяткам компаний, некоторые разорил. На его поимку были выделены немыслимые ресурсы, а что в итоге? Никто даже не знал толком, один это человек или несколько, мужчина или женщина… Об имени и внешности даже речи не шло.
– Еще не доказано, что это Астор, – отметил Ярцев. – Полиция так считает. Почерк совпадает.
Почерк действительно совпадал. Астор был одновременно шпионом и террористом. Если на предприятии, занимающемся научными разработками любого толка, происходил несчастный случай, якобы уничтожающий многолетние результаты работы, это могло быть издевкой судьбы – а могло быть частью плана. Правда всплывала через несколько месяцев, когда «потерянные» разработки неожиданно выводились на рынок компанией-конкурентом. Которая за пару недель делала то, на что другие тратили годы. Естественно, вспыхивал скандал, который очень быстро затухал. Ваша разработка? А чем докажете? Где чертежи, где коды? Все уничтожено несчастным случаем? Ну, извините! Идеи витают в воздухе.
Полиция не раз пыталась надавить на тех, кто пользовался услугами Астора, но корпоративные юристы легко с этим разбирались. Доказать связь было невозможно. Да и потом, Александр сильно сомневался, что профессионал уровня Астора допустил бы зависимость от заказчиков. Даже если бы они во внезапном прозрении решили сотрудничать со следствием, это ни к чему бы не привело – кроме разве что нового взрыва, уже на их предприятии.
И над тем, что случилось с «ЗАСЛОНом», витала тень Астора. Здание взорвалось. А в компьютере Ланы, помимо программы-детонатора, обнаружился шпионский код. Пока никто не мог сказать, к каким разработкам подобралась «невинная маленькая тестировщица», сколько она украла… Но открытию предстояло быть не из приятных.
А Лана по-прежнему не выходила на связь. Вот это Александр никак не мог себе объяснить.
– Полиция считает, что это Астор, – повторил Александр. – А ты, значит, нет?
– Вести глобальные расследования не моя работа. Мне нужно разобраться с тем, что произошло здесь, на предприятии. А здесь была только она, не Астор, он-то в стороне отсиделся!
– Ясно… Хорошо, тогда объясни мне, как она это провернула так, что я не заметил. Или ты тоже считаешь, что я был ослеплен ее красой и мог лишь с заливистым хохотом бегать по полям? Если ты прав насчет шпионажа и ее роли, это тянулось месяцами. Я должен был увидеть!
Ярцев наконец смутился:
– У меня нет объяснений для всего… Я обсуждал это с Николаенко, он тоже считает, что виновата она.
– Николаенко спасает собственную подгорающую задницу, – поморщился Александр. – Чтобы его, как ее непосредственного руководителя, не обвинили в соучастии.
– Не без того… И даже он признает, что у нее был ограниченный доступ к файлам. Чтобы украсть нечто по-настоящему ценное, ей потребовалось бы не один месяц подбираться к этому. Поэтому я и пришел к тебе.
– Смотри, какое чудо: я ответил на твой вопрос до того, как ты его задал! За последние месяцы не было ни одного признака того, что она собирается совершить преступление. Лана – тревожная эмоциональная личность, она бы не смогла такое скрыть.
– Зря ты вопросы не слушаешь, – сухо указал Ярцев. – Я не собираюсь обсуждать с тобой ее. Давно уже понял, что это бесполезно.
– Вот как… Тогда для чего же ты меня вызвал?
– Вариант один хочу обсудить, и вызывал я тебя как киберпрофайлера, а не как ее сожителя. Она могла использовать свой чип для похищения данных?
Ярцев произнес это настолько серьезно, что на несколько секунд Александр даже задумался: а есть ли у этих слов иной смысл, менее нелепый? Но нет, начальник охраны ничего больше не добавлял, он невозмутимо ждал ответа.
– Тебе обломками тоже не туда прилетело? – наконец опомнился Александр. – У Ланы стоял самый обычный «микроб», все!
– Сто двадцать третий?
– А какая разница? «Микроб» есть «микроб», конец истории.
Первые имплантируемые чипы класса МИ, они же – минимальные инициаторы, появились больше двадцати лет назад. Пользователи тут же нарекли их «микробами», и это обозначение привязалось ко всей последующей сотне моделей.
За прошедшие годы технология стала привычной и никогда не подводила. Основной функцией МИ была внутренняя организация мыслей: чип позволял создавать идеально контролируемый каталог воспоминаний, расставлять приоритеты, даже удалять некоторые фрагменты памяти – но только минимальные и с низкой эмоциональной окраской, чтобы уменьшить нагрузку на нейроны. И все это происходило внутри, «микроб» при вживлении подстраивался под своего пользователя и служил только ему. С помощью этого устройства Лана не могла ни компьютер контролировать, ни с Астором связываться. Ярцев пусть и не был экспертом, основы понимал – а вопрос уровня детсадовца все равно задал.
Но начальник охраны словно не осознавал этого, он продолжал настаивать:
– Но ведь МИ-123 совместим с внешними устройствами, я правильно понимаю?
– Ты должен правильно понимать еще и то, что на минималках. Кодовый замок им открыть можно. Личность он подтвердит. Следить с его помощью легко. Ничего сложнее, никогда, без исключений.
– Ладно, допустим, – сдался Ярцев. – Но могло быть так, что ей установили не МИ-123? У нее был другой чип?
Он не стал уточнять, какой именно, однако это было и не нужно. Пользователям предоставили доступ лишь к двум классам чипов, о существовании третьего мало кто знал.
Системные инициаторы, или же СИ, ныне дошедшие до семнадцатого поколения, появились намного позже «микробов» и, конечно же, были намного лучше. Они не только упорядочивали воспоминания, но и ускоряли обучение, а главное, давали возможность активной работы на разных слоях сознания. Чтобы получить такой чип, недостаточно было просто подать заявку или заплатить кому следует. Для обладания СИ следовало пройти не один тест, эти чипы нормально работали только при развитом интеллекте. Изначально их прозвали незатейливо, «системниками». Но когда стало понятно, что эти редкие чипы в большинстве случаев доступны лишь управляющему персоналу, СИ тут же переименовали в «сиську». Начальство с прозвищем боролось, но народное сопротивление от этого лишь крепло.
Впрочем, Ярцев намекал не на внутренние возможности чипа. Системный инициатор получил свое название как раз за то, что мог взаимодействовать с периферийными устройствами, вплоть до передачи кодов на компьютер. Да, это был высший пилотаж, до которого доходили не все владельцы СИ-чипов. Но это было реально.
А к Лане не имело никакого отношения.
– Ну какой другой чип? – устало спросил Александр. – Забыл, в каких условиях она выросла? Ей первый в жизни «микроб» уже здесь, в «ЗАСЛОНе», поставили, ты лично подписывал разрешение, там была указана модель.
– Подписывал – да. Но я не видел, что именно ей установили.
– Я видел. Я там был – инструкция предписывает. И нет, мы тогда не встречались, если для тебя это важно. Я тебе могу под детектором подтвердить: ей установили МИ-123.
– А она сама не могла его как-то заменить?
– Я смотрю, ты хватаешься за любую версию… Занудно напоминаю: контролирующий элемент любого чипа устанавливается возле основания черепа. Его заменить – это тебе не сережку вставить! Но даже если бы Лана каким-то чудом это проделала, сама или с помощью мифического Астора, это привело бы только к травме. У МИ пять датчиков, которые размещаются в разных зонах мозга. У СИ – семь, и это другие датчики, они несовместимы. Ни она, ни Астор такое бы не провернули. Может, теперь скажешь мне, почему я должен объяснять тебе то, что ты вроде как изучал не единожды?
– Да мне этот ее несчастный случай покоя не дает, – признал Ярцев. – Она выжгла себе чип меньше чем за два дня до взрыва! Зачем? Чтобы, если ее поймают, можно было скрыть, какой стоял на самом деле? Или чтобы мы не смогли ее отследить – мы ведь и не можем!
Захотелось ударить. Не говорить, не объяснять все по новому кругу, как малолетнему дебилу, а ударить так, чтобы крови на руинах стало больше. Не только из-за того, что Ярцев снова нес полный бред в угоду версии, которая ему нравилась. Просто воспоминания о том дне все еще были слишком острыми, и даже нынешняя злость на Лану не могла их обезболить.
Все ведь, если задуматься, случилось по его вине…
Именно Александр занимался разработкой третьей модели ИН-аннигилятора. Обычно имплантируемые чипы, которые по какой-то причине не могли использоваться, извлекали с помощью малоинвазивной операции. Но иногда даже такая операция была противопоказана – или чип требовалось отключить срочно, а оборудования и профессионалов рядом не оказывалось. Для таких ситуаций изобрели ИН-аннигилятор, небольшое устройство, использовать которое мог кто угодно. Удалить чип прибор был не способен, но с помощью специального электромагнитного импульса полностью отключал, делая безвредным крохотным куском металла и пластика. Вторая модель аннигилятора работала быстрее и качественнее, однако ничем принципиально новым не отличалась.
Новое решил привнести Александр: он создал ИН-аннигилятор, работающий на расстоянии. Такой прибор мог отключать чипы людей, до которых нелегко добраться, в первую очередь – тех, кто использовал чип для преступных целей. В нынешней ситуации это было даже иронично.
Третья модель была завершена, но едва добралась до стадии испытаний. В тот день все произошло слишком быстро, слишком нелепо… Александр и его ассистент подключили прибор, чтобы протестировать дистанционное уничтожение на роботах. Он, Александр, забыл запереть дверь… Он это часто забывал, и ничего плохого не происходило. Он не понял мягких уроков от жизни и дождался беспощадного.
Лана по привычке вбежала в лабораторию, запыхавшаяся, счастливая – она только что закончила сложнейший проект, которым Николаенко надеялся попортить ей немало крови, раньше срока. Она хотела поделиться этим с Александром, больше у нее никого и не было. А вместо этого она попала под удар, разряд вырвался быстрее, чем Лану успели предупредить.
И разряд этот был чертовски сильным, куда сильнее, чем планировалось. Потом Женька, ассистент, говорил, что не баловался больше с настройками. Но тогда Александр без труда распознал ложь. Баловался, конечно, сбил, у Ланы не было ни шанса.
В иных обстоятельствах она бы просто распрощалась с чипом. Больно, дорого, но не критично. Однако снова вмешалась судьба…
О том, что Лана на двенадцать лет младше, Александр вспоминал очень редко. Однако порой на нее находило то, что он снисходительно называл подростковой дурью. То она начинала краситься сияющей косметикой, то цепляла нелепые шорты, делавшие ее похожей на гигантский гриб. Теперь же у нее был период увлечения филигранью – украшением из тончайших металлических нитей, сплетенных в цветок, которое помещалось прямо над глазом. Молодые люди находили это непередаваемо стильным. Александр наблюдал в новой моде намек на гламурное пенсне, но говорил об этом редко, чтобы не объяснять значение слова «пенсне», и ждал, пока Лана перебесится.
Вот и дождался на свою голову. Выяснилось, что в филиграни используются драгоценные металлы, отчасти совпадающие с металлами чипа. Поэтому сигнал аннигилятора, убийственно сильный, не остановился на сожженном МИ-123 – он полетел дальше.
От разряда глаз девушки просто взорвался изнутри. Длилось это всего секунду, а Александру показалось, что целую вечность. Он это легко запомнил: кровавые брызги, чудовищно опустевшую глазницу, крик Ланы, дикий, животный… Александр мог бы удалить эти образы с помощью собственного чипа, но он не разрешил себе. В наказание за ошибку, которой не хотел.
То, что произошло дальше, он помнил смутно, рвано. Перепуганный Женька метался в поисках врачей. Александр сидел рядом с трясущейся Ланой на полу, удерживал ее, не давал трогать рану, врал, что все будет хорошо… Она в тот день не была коварной шпионкой, которая все просчитала. Она была девушкой, изуродованной навсегда. Шрамы на лице можно было со временем удалить, а вот восстановить глаз… Нет, нереально.
Но главное заключалось в другом.
– Она могла погибнуть, – тихо сказал Александр. – Как бы цинично это ни звучало, ей повезло в том, что аннигилятор взорвал глаз, не повредив мозг. В теории ни я, ни кто-либо другой не просчитал бы, чем все закончится. Так что ее чип тут ни при чем. Это действительно совпадение.
– Если чип ни при чем, то… ты ведь понимаешь, что это значит?
Александр лишь кивнул. Говорить о таком не было сил, но он действительно понимал. Если Лана сотрудничала с Астором, ее никто не заставлял сделать это с помощью чипа или иного оборудования. Она пошла на сделку с дьяволом добровольно.
Глупо было искать ответы в магазине. Лана даже не понимала до конца, на что она надеялась. Пожалуй, когда твоя смерть – это просто вопрос времени, ты держишься даже за самое нелепое предположение до конца.
Она бывала в «Зира-Маркет» не раз, знала, что это средненький магазин одежды – и только. Придя сюда, она получила лишь новую порцию подозрительных взглядов. Пока они были вызваны ее грязной одеждой и кровавой повязкой, здешняя публика не из тех, кто смотрит новости и знает в лицо всех разыскиваемых преступников. И все же теперь Лана убедилась, что спасителя нет и не будет.
Она спряталась от мира в дальней примерочной кабинке. Это было не умнее, чем прятаться от медведя под одеялом, но иначе Лана пока не могла. Ей нужна была хоть какая-то пауза, момент безопасности, когда ее никто не тронет. И только она успокоилась, как по ушам резанул высокий девичий голос.
– Приве-е-ет, зая! Я так рада тебя снова видеть, ты ж моя хорошая!
Ну конечно. Подруженька. Стоило сразу про нее вспомнить – Лана знала, что в каждой кабинке установлен универсальный виртуальный ассистент Подруженька, призванный уболтать клиентку на покупки. Раньше это забавляло – особенно то, что Подруженьке хватало памяти на всех клиентов, приходивших в магазин в течение месяца. Но сейчас писклявая девица с розовыми волосами раздражала… Сейчас все раздражало.
Поэтому Лана готовилась отключить Подруженьку и получить свою минуту тишины, но следующая фраза виртуального ассистента заставила ее замереть, так и не коснувшись панели управления.
– Хорошо, что ты вернулась! Ты в прошлый раз кое-что забыла!
Такого не могло произойти. Последний раз Лана заглядывала в «Зира-Маркет» месяца два назад, Подруженька должна была удалить все воспоминания о ней. И даже тогда Лана ничего не теряла, ни здесь, ни вообще.
Но доказывать это Подруженьке было бесполезно, интеллектом, пусть и искусственным, она уступала даже самокату-беспилотнику.
– Когда это я забыла… – начала было Лана, но осеклась. – Так, стоп! Ты подключена к сети?
Продавщицы и клиентки магазина ее не опознали, а вот виртуальные ассистенты могли получить ориентировку на беглую преступницу, и тогда даже у Подруженьки хватило бы мозгов на вызов полиции.
Однако писклявая девица осталась безмятежна.
– Нет, конечно! Это противоречит правилам магазина, мяу! Девочки всегда были против, боялись, что съемка, которую я делаю, попадет в сеть…
– Понятно, – прервала ее Лана. – Так когда я что-то забыла здесь?
– Вчера же, когда ты была у меня, глупенькая!
И это тоже не могло случиться… Но если журавлик застал ее врасплох, то теперь у Ланы хватило времени, чтобы успокоиться, подумать, прикинуть, что к чему.
Она действительно теряла память – один раз, и тогда ей казалось, что это чистая случайность. Вместо обезболивающего она взяла в корпоративной аптеке таблетки, которые использовали для своих экспериментов киберпрофайлеры. Ну а кто виноват, что флакончики такие похожие? Ей пока тяжело было читать надписи мелким шрифтом…
Так и получилось, что она выпила несколько таблеток «Гипностабилизатора», препарата, подавляющего память. Саша тогда нашел ее потерявшей сознание в кабинете, жутко испугался, все отчитывал за то, что она не осталась в больнице… Она забыла большую часть минувшего дня. Если бы у нее все еще был «микроб», она бы с легкостью восстановила утерянные воспоминания. Впрочем, их потеря Лану тоже не слишком расстроила. Чего она лишилась? Мыслей о своем уродстве? Очень они ей нужны!
А оказалось вот как… Перед тем как выпить таблетки, она оставила журавлика в парке и подкинула что-то в магазин. В этом свете наивно было думать, что она и правда перепутала лекарства в аптеке.
Но зачем? Этот вопрос давил на Лану чуть ли не больше, чем чудовищные события последних дней. Зачем она стала играть сама с собой, зачем затеяла это? Она ведь забыла только один день, все остальные помнила прекрасно – и в этих днях не было ничего, подталкивающего к настолько чудовищному решению!
Гадать было бесполезно, оставалось лишь плыть по течению.
– Да, я… Я хотела бы вернуть предмет, который забыла.
В «Зира-Маркет» нередко забывали вещи, заболтавшись с Подруженькой. Виртуальный ассистент ничего сделать с этим не могла, она была даже не настроена на распознание таких предметов, слишком примитивная программа. Так что дальнейшая судьба потерянных вещей зависела от следующего посетителя примерочной. Он мог забрать находку – или оповестить Подруженьку и поместить временный трофей в камеру хранения. Получается, Лана оставила сама себе то, на что никто не позарился…
Интрига долго не продлилась: когда камера, встроенная в стену, открылась, Лана обнаружила внутри мем-браслет. Пластиковый, цветастый, безвкусный. Такой, какого у нее никогда не было.
Мем-браслеты чаще всего дарили маленьким детям. Эта дешевая игрушка была способна хранить очень короткое видео. Родители использовали ее, чтобы продиктовать адрес ребенка на случай, если малыш потеряется. Бывало, что к мем-браслетам прибегали школьники в каких-нибудь приколах или студенты, которые ради шпаргалки на экзамене были готовы использовать что угодно.
Но Лана такие браслеты не покупала. Удивляться уже не было сил, она включила запись и сразу же натолкнулась на пароль. Его ставили редко, в основном для передачи через мем-браслеты каких-нибудь интимных посланий. Вскрыть такую игрушку было несложно, однако Лане и это не понадобилось, подошел первый же пароль, который она использовала на большинстве своих устройств.
Собственного экрана у игрушки не было, мем-браслет работал по принципу проектора, он мог передать изображение на любую гладкую поверхность. Лана предпочла направить его на зеркало – и тут же пожалела об этом.
Потому что она увидела себя. Настоящую себя, вчерашнюю… Царапин на лице больше, уцелевший глаз воспален, повязка пропиталась кровью так сильно, что и смотреть жутко. Похоже, она, Лана, направилась сюда сразу из больницы. Саша ворчал, что она не дождалась его, уехала сама, решила погеройствовать. Лана, к тому времени забывшая этот день, предполагала, что просто не хотела его беспокоить. А оказалось, что все это время у нее был план…
Та, другая, незнакомая и страшная в своем кровавом отчаянии, говорила тихо и очень быстро.
– Времени мало – на эту цацку полноценная запись не влезет, а оставить что-то подороже я не могу, сопрут. Я понимаю, как тебе трудно сейчас. Он ведь все у тебя отнял: репутацию, достижения… Сашу. Он отнял у нас с тобой Сашу.
– Кто? – не удержалась Лана.
Но ответа быть не могло – какой ответ от записи? Испуганная, измученная Лана из вчерашнего дня продолжала шептать:
– Но он одно не учел – а ты не забывай! У тебя осталась ты. Остался твой разум, с помощью которого ты смогла подняться наверх с самого дна. Сделай это еще раз, стань первой, кто не сдался! Все, что ты видишь вокруг себя сейчас, сначала было идеей в чьем-то разуме, нет большей силы, чем это! Я уже дала тебе подсказку – бери! И отомсти ему за нас всех…
Запись оборвалась, Лана снова осталась наедине с демонстративно зевающей Подруженькой, которой хотелось, чтобы клиентка покупала платья, а не устраивала тут киносеансы.
Но Лане сейчас было не до виртуальной ассистентки, она пыталась понять, как быть дальше. Что за он? Почему нельзя было назвать имя? Лана давно уже гадала, кто ее подставил, и глубокомысленное «Он!» ей жизнь не упрощало.
Еще подсказка эта… Ну и где она? Лана просмотрела ролик снова, но легче не стало. Подсказки не было! Даже в несколько секунд можно было уместить что-нибудь получше.
Хотя… Наверное, у той Ланы не было выбора. Она не знала наверняка, кто найдет ее браслет, как поступит. Она вынуждена была действовать очень осторожно, она зашифровала подсказку. Но где? Она говорит быстро, почти не движется, не пытается что-то показать руками… в чем же странность, в чем наводка?
В крови. Понимание наконец пришло, когда Лана поставила запись на паузу, чтобы рассмотреть вчерашнюю себя. Из раны натекло слишком много крови, сразу после обработки в больнице так не могло быть! Получается, она пустила кровь намеренно?
Лана достала из кармана смартфон, открыла приложение-сканер, в которое как раз вчера скачала дополнительную функцию – гемопоиск. Программу, обнаруживающую даже затертую кровь. Тогда Лане казалось, что это каприз: она хотела быть уверенной, что за время ее восстановления дом не покроется невидимыми глазу пятнами. Саша посмеялся над ней, но с обновлением сканера помог.
И вот теперь верить, что это была минутная прихоть, не получалось. Потому что, как только Лана активировала сканер и направила его на стену, на экране медленно начали появляться сияющие голубовато-белым цифры и буквы.
Полиция предполагала, что Астор допустил ошибку. Не рассчитал мощность взрыва, выбрал не самое удачное место, поэтому часть оборудования уцелела, служба безопасности смогла вовремя обнаружить причастность ко всему произошедшему Ланы. Но чем внимательней Александр изучал предыдущие дела Астора, тем сильнее становилось убеждение: не было никакой ошибки.
Астор хотел, чтобы часть оборудования уцелела, ему нужно было, чтобы все узнали о его сотрудничестве с Ланой. А если так, была ли она действительно его добровольной сообщницей?
– Ты что, живешь здесь теперь? – поинтересовалась Карина, осторожно пробираясь мимо огороженных защитными блоками руин.
Александр не счел нужным отвечать, он по-прежнему осматривал место взрыва, в котором уже невозможно было узнать идеально гладкий каменный пол. Любопытно… Сохранились фрагменты видеозаписей, подтверждающие, что Лана работала над шпионским кодом. Зато компьютер не уберег ни кадра со времени установки бомбы, хотя это было сложно и долго. Получается, Астор подчистил за собой… Он не просто отдавал распоряжения Лане. Он был в здании.
Но доказывать это Карине было бесполезно. Александр знал наверняка – потому что уже пытался. Карина выслушивала его, не перебивала, но в ее взгляде легко считывалось снисходительное выражение, безмолвное послание «Ох уж эти влюбленные мужчины, глупыши страшные!», после которого желание общаться с ней отпадало окончательно.
Александр уже сказал ей все, что мог, и сюда точно не звал. А она все равно пришла.
– Я хотела поговорить с тобой о чипах, – пояснила Карина. – Ты все-таки знаешь их лучше, чем я… Да не дуйся ты так, я прямо сейчас рассматриваю твою теорию! С остальными пока тупик.
– Какую именно из моих теорий?
– О том, что Астор заставил Аметистову помочь ему… Он мог сделать это с помощью чипа?
Сначала Ярцев, теперь она… Сговорились они, что ли?
– Каким это образом? – на всякий случай уточнил Александр. Он не спал больше суток и вполне допускал, что мог понять вопрос неверно.
– Предположим, у него установлен чип СИ последней модели… И Астор гений, это нельзя не признавать при всей моей неприязни к нему. СИ, насколько я знаю, создан для объединения устройств в систему. Он мог сделать частью системы «микроб»?
– Нет.
– Нет – и все? – нахмурилась Карина. – Тебе не кажется, что ты злоупотребляешь нашей дружбой? Я ведь и на допрос могу тебя вызвать…
Она действительно не понимала, что происходит… Для Карины это было лишь очередное расследование, одно из многих. У нее не было ощущения, что в ее дом ворвался какой-то утырок, пусть хоть трижды гениальный, разрушил все, что мог, отнял дорогого человека – и спокойно свалил в сторону заката. Ей не приходилось стоять среди окровавленных руин, сжимать кулаки от бессилия, понимая, что те знания и опыт, которые еще вчера казались бесконечно важными, внезапно упали в цене.
Но объяснять это Карине не было смысла – проще столько же энергии потратить на рассказ о работе чипов. Даже при том, что в последнее время Александр все чаще чувствовал себя усталым учителем, который убеждает детишек: Земля вертится вовсе не потому, что внутри бежит гигантский хомяк.
– Дело не в Асторе. Чипы не могут работать вместе, потому что каждый из них использует индивидуальную кодировку, подстраиваясь под работу мозга своего хозяина. Это в свое время стало блоком, когда мы пытались наладить совместную работу. Но это же и непробиваемая защита как раз от того, что ты заподозрила.
– Так ведь мозг не настроен специально на защиту от взлома…
– Карина, он вообще специально ни на что не настроен. Это просто уникальная система кодирования, естественная. Смотри… Когда тебе хочется задать мне гениальный вопрос, твой мозг облекает абстрактную идею в слова, потом отсылает голосовым связкам, чтобы они издали звук, – и это требует нового кода. Ты не озвучиваешь мысли. Ты издаешь последовательность звуков, принятую в твоем сообществе. Я улавливаю это на уровне барабанных перепонок – еще один код, ну и дальше это все в мысль и понимание. Сильно упрощенно, но примерно так. Блок появляется на двух этапах: когда ты из мозга посылаешь мысль к звуку и когда я звук превращаю в новую мысль. Нейроны уникальны, электрохимическая реакция, при определенном сходстве, тоже. Так вот, в отношении чипов – независимо от класса – для нас важнее отличия, а не сходства. Один мозг не понимает сигнал другого.
– Даже с передатчиком?
– Даже с передатчиком, которым выступает чип. С помощью СИ можно управлять компьютерными устройствами, потому что их код универсален и изучаем. Но у другого человеческого мозга такого универсального кода нет.
– Хорошо, а если Астор доработал чип? – не сдавалась Карина. – При его предыдущих нападениях известны случаи, когда он значительно совершенствовал технику!
– Здесь он может хоть наизнанку вывернуться… что повеселило бы меня, но никак не повлияло бы на чип. Скажу тебе по секрету, ведь ты уже наверняка получила эту информацию от моего начальства, в «ЗАСЛОНе» сейчас ведется разработка третьего класса чипов.
– Хреновые у тебя секреты, – фыркнула Карина. – Те чипы Астор использовать пока не мог…
– Даже если бы мог, это ничего не изменило бы. Я их упомянул, чтобы ты понимала: исследования не прекращаются, но все они показывают, что объединить два мозга через инициаторы невозможно. Ни в третьем классе, ни в четвертом. Может, лет через двести получится, не знаю, я к тому времени планирую умереть.
– И что, никакое сходство выстроить не получится? Допустим, люди, которые годами живут вместе, мыслят одинаково…
– Вообще не в тему, – покачал головой Александр. – Тут на первом плане чистая физиология. Было одно исследование… Там пытались эту твою идею проверить на близких родственниках. Более-менее толковый результат вышел в случае однояйцевых близнецов: они могли передавать на компьютер команды через чипы друг друга. Но получалось у них плохо и через раз. Да и потом, однояйцевые близнецы – не та аудитория, ради которой будут проводиться настолько дорогостоящие исследования, и проект свернули. Если подытожить… Можно ли с помощью чипа управлять человеком? Если брать непосредственно функции, да, можно, даже «микроб» подойдет. При этом проблема кода неразрешима. Поэтому можно, но нельзя. Перестань тратить на это время и просто… просто найди Астора.
Желание сдаться крепло с каждым часом. И не выйти к полиции с гордо поднятой головой, а просто плюхнуться посреди улицы и громко разрыдаться, ожидая, когда это привлечет неизбежное внимание кого следует. Но Лана все равно держалась, убеждая себя, что уж следующее испытание точно станет финальной точкой этого странного, пока совершенно нелогичного путешествия.
Когда на стене начали проступать символы, она надеялась получить прямой ответ – а получила код. Четырнадцать знаков. Вроде как логично: та, другая, Лана не могла быть уверена, что ее послание не заметят посторонние, ей нужно было действовать очень осторожно. Но как же это раздражало…
Узнать код было несложно: такие использовались для получения посылок в автоматизированных пунктах самообслуживания крупной торговой сети. Первые четыре знака указывали на расположение терминала, дальше начинался индивидуальный код, открывающий заранее оплаченную ячейку.
Когда Лана поняла, на что ей намекают, первым желанием было спешить туда, поскорее узнать правду… Но она сдержалась. Во-первых, если ячейка оплачена с ее счета, там уже наверняка возится полиция, лучше не спешить. Хотя это вряд ли, другая Лана вложила в эту игру слишком много сил, чтобы попасться настолько глупо. Во-вторых, время было позднее, до нужного пункта со всеми мерами предосторожности она добралась бы лишь ночью. Она одна на центральной площади обязательно привлекла бы внимание патрульных – хоть людей, хоть роботов.
Пришлось действовать не так, как хочется, а с умом. Лана направилась в центр социальной поддержки. Она не сомневалась, что активный розыск продолжается, но знала она и то, что бездомные, инвалиды и измотанные социальные работники новости не смотрят, они вряд ли даже в курсе, что кого-то там разыскивают, что в «ЗАСЛОНе» произошел теракт. Обнаружить ее могли разве что камеры, вот они как раз не уставали никогда и, в отличие от Подруженьки, наверняка были подключены к сети.
Но их обмануть не так уж сложно. Тут Лане достаточно было выглядеть не лучше, а хуже. Поэтому, прежде чем войти в здание, она взлохматила волосы, присыпала их сухой грязью, маскируя цвет, сменила профессиональную повязку на глазу на обычную тканевую ленту, а остатки бинта с лекарственной пропиткой использовала, чтобы сделать валики и разместить их во рту, вдоль внешней границы зубов, и в ноздрях, меняя форму носа. Высокоточные камеры, следящие за безопасностью предприятий вроде «ЗАСЛОНа», такое искажение ключевых точек узнавания не обмануло бы. Но в социальных пунктах устанавливались самые дешевые модели из всех возможных – просто чтобы выполнить обязательные нормы. Лана не удивилась бы, узнав, что устройства давно сломаны, но надеяться на такое она не могла.
Ее улов в социальном пункте был даже лучше, чем она ожидала. Помимо новой одежды и горячего ужина, Лана смогла добыть себе крупные зеркальные очки, такие были в моде год назад, а потом щедро завалили собой городские мусорные баки. Теперь повязку можно было снять… и постараться не смотреть на заполненную скрепляющим гелем глазницу. Время, когда травма была ее главной проблемой, казалось бесконечно далеким.
Нельзя сказать, что отдых полностью восстановил ее силы – куда там! Просто стало чуть легче. Хотя желание позвонить Саше и попросить о помощи набирало силу… И все же она не могла, не смела вот так его подставить. Лана ведь даже не была до конца уверена в том, что действительно невиновна!
Поэтому, пока она во всем не разберется, Саше предстояло оставаться далекой мечтой, единственным, что не давало ей сдаться.
Лана дождалась часа пик и направилась к нужному пункту выдачи. То, что она сейчас напоминала стабильно спивающуюся бродягу, волновало ее меньше всего. Уж лучше быть алкоголичкой, чем террористкой. Все познается в сравнении.
Как она и ожидала, на площади было полно патрулей. Лана сжалась в свободной чужой одежде, почувствовала, как по горлу проходит спазм… Она не отступила. Пусть это и отняло все ее силы, она заставила себя идти спокойно и уверенно. Одно резкое движение, один запуганный взгляд – и ей конец. В полиции тоже не дураки работают, да и камеры настроены реагировать на любое изменение поведения.
Поэтому она подошла к терминалу неспешно, открыла нужную ячейку. Взяла оттуда маленькую черную сумку-чехол – как будто так и надо, как будто именно это она и заказывала. На сумке стояла печать производителя, следовательно, посылку тут оставила не другая Лана, это действительно заказанный товар. Ничего по-прежнему не сходилось…
Лана добралась до ближайшего тихого двора, убедилась, что никто на нее не смотрит, да и камер поблизости нет. Лишь после этого она отважилась открыть сумку.
Первым, что она увидела, был яркий подарочный конверт с целой коллекцией пластиковых карт-сертификатов. Это, с одной стороны, было хорошо. При помощи таких карт можно платить анонимно, не опасаясь привлечь внимание сети. А подвох заключался в том, что действовали карты, конечно же, только в магазинах своих производителей. На первый взгляд набор услуг, которые оплатила другая Лана, казался странным, чуть ли не безумным. Но нынешняя Лана решила разобраться с этим позже, пока же ее больше интересовал второй предмет в сумке. Небольшой, тяжелый, завернутый в черную пленку… Может, компьютер? С ответами? Было бы неплохо…
Но когда она наконец избавилась от пленки и увидела, что ей оставили, сдержать стон разочарования все-таки не получилось.
Ну а как она должна была реагировать, получив детскую игрушку? Да, дорогую, красивую, и все-таки игрушку. Музыкальную шкатулку с вращающейся каруселью, встроенным ночником и аромалампой. Такие обычно покупали, чтобы помочь ребенку заснуть: мягкая музыка, приглушенный свет, запах – одобренное психологами сочетание.
Вот только Лане это было не нужно. Ей сейчас не уснуть хотелось, а разбить эту проклятую игрушку кому-нибудь об голову. Тут даже тайный смысл искать бесполезно, потому что другая Лана этой цацки не касалась! Посылку мог оставить лишь сотрудник магазина, без вариантов.
От того, что она почти поверила в возможность счастливого финала, было больнее всего. Разочарование всегда страшнее неожиданного поражения.
Чтобы отвлечься, дать себе хоть какую-то паузу, Лана запустила дурацкую игрушку. Не зря же в рекламе писали, что у нее успокоительный эффект, пускай успокаивает!
Зазвенели колокольчики, мягко двинулись с места крошечные звери на карусели, Лана почувствовала острый запах сосновой хвои и дыма костра… А потом весь мир внезапно утонул в белом сиянии.
Когда ему сообщили о доставке, Александр почувствовал надежду. Глупую и неуместную, но – как есть, себя обманывать нелепо. Ему хотелось, чтобы это было послание от Ланы, чтобы она нашла способ доказать ему: она ни к чему не причастна, ее подставили. Сам он этого доказать не мог…
Однако вместо зашифрованного письма или только что активированного смартфона древней модели курьер с трудом втащил в кабинет огромный букет бордовых роз. Александр, ничего подобного не ожидавший, некоторое время просто наблюдал, как грандиозный гламурный куст, увенчанный пухлым плюшевым медведем, перемещается в центр комнаты.
– Это что вообще? – наконец выдал он.
– Подарок, очевидно, – буркнул уставший курьер. Подарки подешевле обычно доставляли роботы, то, что сейчас наняли человека, лишь указывало, что кто-то не поскупился.
– От кого?
– Я откуда знаю?
– Вы там охренели все, что ли? – разозлился Александр.
– Я с этого вопроса каждый день начинаю… Слушайте, хотите вернуть посылку – обратитесь в контактный центр компании, они пришлют робота, я туда-сюда кататься не буду!
– Так это наверняка ошибка, на кой мне веник, да еще с медведем?
– Вот прямо сейчас сяду и буду обдумывать, – проворчал курьер. – Короче, поздравляю, желаю счастья, обращайтесь к нам снова!
Прежде чем Александр успел возмутиться, курьер выскользнул за дверь с ловкостью, намекавшей, что такое ему доводилось проделывать не раз. Преследовать его было бесполезно… Оставалось лишь порадоваться, что Женьки в кабинете нет, на объект уехал. Собирать лопнувшего от смеха ассистента было бы хлопотно и негигиенично.
Разбираться в случившемся Александр не собирался, он хотел вызвать кого-то из уборщиков и избавить кабинет от сладко благоухающего куста… но тут ожил медведь.
Впрочем, нет, конечно же, не ожил. Плюшевая игрушка просто неловко поднялась на цветах, повернулась к Александру. Это не шокировало: стоило догадаться, что к такому дорогому букету все-таки приложили открытку, просто не голографическую дешевку, а мини-робота. Охрана, вероятнее всего, просканировала медведя на входе, убедилась в его примитивной конструкции и дала курьеру добро.
Александр был не в настроении выслушивать писклявые песенки, он собирался отключить медведя, когда тот заговорил.
– Как тебе розы? Пошлость, да? Но выбора большого не было… У меня на руках меньше карт, чем хотелось бы.
Не было никаких указаний на то, что это она. Медведь говорил именно так, как говорят все недорогие роботы-игрушки такого типа – мультяшно, негромко, без интонаций. И все равно Александр понял сразу… Он не знал, как. Будто ледяным ветром обдало, и знание просто закрепилось: она, конечно. Потому что только она это и может быть.
– Что происходит? – тихо спросил Александр. Этот вопрос не давал ему покоя с тех пор, как он узнал о взрыве.
Он говорил с этим дурацким медведем, но думал обо всем сразу. Например, о том, прослушивает ли его полиция… Конечно же, тут без вариантов, разрешение на контроль церефона им бы выдали без проблем. Однако установить прослушку в кабинете никто бы не позволил, в «ЗАСЛОНе» с этим строго. Так что Лана поступила правильно, выбрав анонимайзер такого типа. Нелепый? Тем лучше, в нелепости редко ищут угрозу.
Но если с полицией все ясно, то с Астором есть вопросы. То, что этот ублюдок по-прежнему рядом и все контролирует, Александр подозревал уже давно. Для профи такого уровня отступить сразу после теракта – откровенная халтура. Особенно при том, что его якобы помощница в бегах и может быть поймана в любой момент.
Александру нужна была правда, даже без гарантий, что это что-то исправит. Однако Лана не спешила идти ему навстречу.
– Я не могу тебе сказать, – покачал головой плюшевый медведь. – Даже при том, что прямо сейчас я буду просить тебя о помощи.
– Ты понимаешь, что помощь террористам – дело подсудное?
– Да. Но ты знаешь, что я не террористка…
– Не знаю, – холодно прервал Александр. – Есть подозрение, что я вообще ничего о тебе не знаю. Ты действительно работаешь на Астора?
На этот раз с ответом она не медлила ни секунды.
– Нет. Я на него не работаю. И с ним тоже.
– Но ты не спросила меня, кто это такой.
– Я, к сожалению, знаю, кто это такой. И знаю то, что он порой слышит больше, чем следовало бы. Да и не только он… В коридорах уже наверняка обсуждают твой внезапный подарок. Очень скоро кто-нибудь сунется сюда и начнет тебя расспрашивать. Поговорить мы можем только сейчас.
– Какой-то односторонний разговор получается…
– Да, и будет хуже, – согласилась Лана. – Потому что мне нужен «Каннибал».
– Ты что…
– С ума сошла. Офигела. Можешь выбрать любое определение, и ты будешь прав. У меня нет объяснения, нет никаких доказательств… Я могу просить тебя лишь об одном: поверить мне. Вслепую, без гарантий.
– Поставив на кон все, – жестко указал Александр.
– И это тоже. Ты имеешь полное право отказать мне, и я не представляю, что буду делать тогда. Но я очень прошу… Пожалуйста, просто поверь. Я не устраивала взрыв, я не хотела ничего красть и меня точно ни о чем не спрашивал Астор!
Она не сказала, что ничего не крала и не знакома с Астором. Александр это заметил.
– Послушай… Если ты невиновна, просто сдайся полиции, я тебе помогу, я со многими там знаком. Мы справимся…
– Не справимся, – отрезала Лана. – Думаю, ты уже понял: меня подставили не на ровном месте. Кое-что я действительно сделала, но все не так, как кажется. Ты не спасешь меня от наказания… Но проблема даже не в этом. Каким ты считаешь лучший для нас результат?
– Мы поможем поймать Астора…
– Может быть. Маловероятно, но вдруг! Как думаешь, надолго он задержится за решеткой?
– Прекрати выставлять его каким-то божеством…
– Он не божество – но он гений, и его не нужно недооценивать. Если его действительно поймают, он пробудет в камере часа три-четыре, да и то чтобы проверить, какой чай подают заключенным. Потом он сбежит, а моя смерть станет лишь вопросом времени.
– Ты так уверена?
– Я не должна была выжить, – признала Лана. – Мне полагалось погибнуть в том взрыве или при задержании… А он не любит незавершенную работу, он меня не отпустит. Плюс в этом только один: он не покинет город, пока я жива, он по-прежнему рядом. Но я с ним не справлюсь без твоей помощи… Мне нужен «Каннибал», Саш. Или так, или никак.
Он многое мог бы сказать ей. Пояснить, что так дела не делаются. Или вполне справедливо указать, что никакой «Каннибал» ей не поможет, потому что это прототип, который даже все испытания не прошел. Кто станет давать такие технологии террористке? Это уже не смерть карьеры – это просто смерть!
Но Лана наверняка и так все знала, потому и отключила связь. Плюшевый медведь превратился в бесполезную игрушку.
Выбор, который она оставила Александру, оказался очень простым: либо подыграть ей, положившись на слепую веру, либо проигнорировать это послание. Нет, конечно, был еще сценарий, при котором Александр сообщал все полиции и помогал устроить ловушку. Однако они оба знали, что он так не поступит, о причинах и думать не хотелось.
Первым импульсом было отказать ей. Лана ничего ему толком не объяснила, хотя знала она много, это легко прослеживалось даже через фильтр мультяшного голоса. Получается, Александр должен был верить ей безоглядно, тупо, не получив ни крупицы информации? Пускай другого дурака ищет!
И все же… Астор действительно оставался непойманным три десятка лет. Он подставил Лану до смешного легко. Понятно, почему она боится его чуть ли не суеверным страхом…
Но при чем тут «Каннибал»?..
Об этом названии знали пока немногие, лишь те, кто был хоть как-то связан с проектом. Во всех документах «Каннибал» значился как КИ-1, тот самый новый класс имплантируемых чипов, о которых Александр недавно рассказывал Карине.
Вот это уже была разработка «ЗАСЛОНа». Контролирующий инициатор мог взаимодействовать с другими чипами – но не с их владельцами. Прозвище «Каннибал» он получил как раз за способность частично или полностью блокировать «микробы» и «системники».
Однако это ни в коем случае не означало, что он мог управлять человеком, использующим другой чип. Нет, КИ-1 разрабатывали для высшего руководства, для полиции, для военных… Новый чип серьезно отличался от старых, был лучше, безопасней, хотя и приводил к невольной этической дилемме. Можно ли допустить воздействие одного человека на другого даже на таком ограниченном уровне? Когда появился этот вопрос, к проекту привлекли Александра и нескольких других специалистов в поведенческом анализе.
Лана все это знала. Он ей рассказывал. Поэтому она должна была понять, что «Каннибал» для нее бесполезен! Или она хотела получить его не для себя? Но и не для Астора: среди разработок, которые он украл, были все документы по КИ-1, в «ЗАСЛОНе» остался лишь опытный образец. Воссоздать прототип не так уж сложно, были бы деньги и желание.
Получается, «Каннибал» все-таки нужен именно Лане. Но это не гарантировало ее невиновность – или благие намерения. Александру не очень-то хотелось вот так подставляться, однако он понимал и то, что новый шанс добраться до Астора может не появиться.
Аргументы наслаивались, противоречили друг другу. Нужно было верить или не верить – а к такому Александр не привык, это раздражало.
Он промаялся до вечера, хотя о его сомнениях так никто и не узнал. Женька заглянул ненадолго, выклянчил букет и уверенно отправился в бухгалтерию. Александр не стал возражать. Он всем говорил, что букет доставили по ошибке – заказывали для его тезки, компанию указали неверно. Карина не появилась, а значит, в его версию поверили.
Рабочий день закончился, здание постепенно пустело. Сам себе Александр говорил, что по-прежнему сомневается, однако в глубине души давно уже знал, как поступить.
Он покинул кабинет, прислушался, пытаясь понять, есть ли кто на этаже. За окном замер похожий на обожженного зверя корпус, пострадавший от взрыва. В коридорах царила безжизненная тишина.
Александр спустился в хранилище, открыл дверь своим ключом, не таясь. Это увеличивало вероятность того, что его накажут, если ему не удастся вовремя вернуть КИ-1 на место. Зато от этого почему-то становилось легче, сам для себя Александр уже не был мошенником, он действовал пусть и незаконно, но честно.
«Каннибал» не был уникален, никто не стал выделять под один чип целый зал с музейным освещением и непробиваемой системой охраны. Прототип хранился на складе, доступ к которому был лишь у части сотрудников. Александр прошел туда, отыскал нужный ряд, забрал с полки контейнер. На душе было паршиво, будущее тонуло в сером тумане, но прислушаться к гласу рассудка он почему-то не мог.
Ему казалось, что хотя бы эта часть кражи станет простой… Если Астор не перехватил его по пути сюда, то уже не перехватит, он пропустил разговор с Ланой. Александр верил в это, пока не обнаружил, что у открытой двери замер силуэт, странно четкий и темный на фоне яркого освещения фонарей.
На Александра, не отрываясь, смотрел директор компании «ЗАСЛОН».
Врать было бесполезно по двум причинам. Во-первых, директор компании не был идиотом и не поверил бы, что Александр на ночь глядя решил унести ценный образец, чтобы полюбоваться на КИ-1 в собственной спальне. Во-вторых, Александр просто слишком уважал и этого человека, и себя, чтобы опуститься до сбивчивых оправданий в духе проштрафившегося школьника.
Поэтому он молчал, признавая всю очевидность ситуации. Первым заговорил как раз директор:
– Это ведь она тебя попросила?
– Да.
– Зачем?
– Она не сказала.
Вся ситуация изначально была нелепой, а теперь, когда Александр произнес это вслух, стало только хуже. Он не то что директору, он себе не мог доказать, что поступает не как последний дурак. Ну а его собеседник имел право на любую реакцию: посмеяться, вызвать охрану или сразу полицию.
И снова директор не спешил, он выглядел задумчивым, а не разгневанным.
– Получается, ты веришь в ее невиновность?
– Я не знаю, во что верить, – покачал головой Александр. – Но если я принимаю версию полиции, это уже крест на мне. И как на человеке, и как на профайлере. Все, что мне известно о Лане, противоречит тому, что она якобы сделала.
– Ты сам упоминал, что профайлеры – не ясновидящие, вы не можете знать всего.
– Но не настолько же! Я не верю в стопроцентно точный профиль, но и в стопроцентную ошибку тоже не верю.
Ситуация катилась черт знает куда, потому что правильно не поступали уже они оба. Директор никого не звал и не уходил с пути. Александр не ставил на место контейнер с «Каннибалом», который вроде как не мог никому помочь. Если их сейчас застанут тут, сочтут сообщниками… Интересно, понимает ли это директор? Должен – как и то, что КИ-1 не в его распоряжении, это собственность компании.
– Я в эти дни только об Асторе и читаю, – признал директор. – Все пытаюсь понять, кто его нанял… Но он, похоже, работает не так. Он сначала крадет, потом продает, и мы последними узнаем, кому достанется то, что мы разрабатывали много лет.
– Меньше связей – меньше шансов, что его поймают.
– Вот именно. Много лет он вообще работал исключительно один. Но примерно четыре года назад у него стали появляться сообщники. Ты знал?
– Нет… Я не вдавался в такие подробности.
Александр и правда не запрашивал у Карины личное дело Астора, он сосредоточился на Лане и на том, как была размещена бомба. Здесь директор его определенно обошел.
– Сообщники разные, но всегда – молодые перспективные ученые, работавшие на ограбленную им компанию. Те, кому все доверяли, кому пророчили большое будущее…
– И у кого не было никаких причин связываться с Астором, – догадался Александр.
– Верно, и все-таки они связались. Эти молодые ученые жертвовали всем – любимыми, безбедным будущим, наукой – ради очередной авантюры Астора. После этого они сбегали с ним, и никто их больше не видел. Их знакомые до последнего не догадывались, что они способны на подобное. Ничего не напоминает?
– Какие уж тут напоминания… В точности случай Ланы.
– Я тоже это вижу, – кивнул директор. – За четыре года таких случаев было около дюжины. Дважды сообщников все-таки удалось задержать живыми.
Такого поворота Александр не ожидал. Карина сказала ему, что про Астора неизвестно ничего, но ведь от сообщников можно получить немало наводок! Выходит, она сумела его обмануть, а он даже не заметил? Докатился…
Однако вскоре выяснилось, что он переоценил коварство Карины.
– Тайну Астора они унесли с собой в могилу, – продолжил директор. – Один из них воспользовался пятью минутами, на которые его адвокат и следователь вышли. Он ударился о край стола так сильно, что перешиб себе горло. Смерть наступила до приезда медиков. Второй на всех допросах молчал, а на следующую ночь после задержания выгрыз себе вены.
– Вы хотели сказать «перегрыз»?
Директор окинул его тяжелым взглядом.
– Я похож на человека, который заговаривается? Произошло именно то, что я сказал. Молодые люди, которые проходили психологическое тестирование и киберпрофайлерами своих компаний были признаны абсолютно вменяемыми, выбрали чудовищный, непредсказуемый способ ухода из жизни. Кто так поступает?
– Фанатики, – ответил Александр. – Особенно религиозные…
– Верно. Они были верны Астору, как сектанты верны своему лидеру. При этом ничто в их поведении до теракта не указывало на сектантское мышление. И ничто не намекало, что он вынудил их сотрудничать. Взаимное противоречие, тупик. За эти четыре года никто так и не предложил ни одного более-менее толкового объяснения того, как Астор ломал умнейших молодых людей без особых усилий.
Директор милосердно умолчал о том, что молодые люди, которых не успели поймать, скорее всего, давно мертвы. Астор – типичный эгоцентрист, да еще и гений, ему не нужна эта армия миньонов, он использует людей как инструменты и выбрасывает, когда они отслужили свое.
Теперь он выбрал Лану. От этого вроде как должно было стать больно и страшно, однако Александр почувствовал, как в груди разгорается гнев. Нет, не в этот раз… Ничего еще не кончилось!
– Я хочу отдать ей «Каннибала», – твердо произнес Александр. – Я не знаю, зачем, но она знает. Мне показалось, что она нашла способ остановить Астора. Я не понимаю, почему она не сказала мне всю правду, но я готов помочь.
– А я тебе это позволю, – еле заметно улыбнулся директор. – Пусть и не имею права. Ты ведь знаешь, что я предпочитаю хотя бы раз поговорить с каждым сотрудником? Не потому, что не доверяю вам, профайлерам. Я хочу знать, с кем я работаю. Я говорил и со Светланой. Этого мне хватило, чтобы сомневаться в ее виновности сейчас.
– Она действительно любила эту работу…
– Именно так. Я узнаю людей, влюбленных в свое дело, когда их вижу. Поэтому я и готов рискнуть вместе с тобой. Не представляю, при чем тут КИ-1, но… Я надеюсь, что у вас все получится.
Она не предупреждала, как найдет его, Александр был готов ко всему и даже не удивился, когда Лана вдруг появилась перед ним на полутемной парковке.
Она изменилась – к худшему. Заметно осунулась, пришла в каких-то лохмотьях, поверх раны налепила дешевый универсальный пластырь. Кто-то другой подумал бы, что она сломлена, испытания оказались сокрушительными, лишили ее рассудка… Но Александр слишком хорошо ее знал. Он видел, что взгляд ее единственного уцелевшего глаза остался уверенным. Лана даже не думала о том, как выглядит, она, как охотничья собака, спущенная с поводка, сосредоточилась на одной-единственной цели.
– Достал? – коротко спросила она.
– Зачем он тебе?
– Значит, да… Ты знаешь новую клинику, построенную при поддержке «ЗАСЛОНа» за городом? Ее должны сдать через два месяца, но оборудование там уже установлено, и с твоим уровнем допуска попасть внутрь будет несложно.
– Клиника? – растерялся Александр. – Зачем…
Он начал вопрос – а завершать не стал, смысла не было. Он понял. Лана, наблюдавшая за ним, печально улыбнулась и кивнула. Она скользнула в салон автомобиля, будто не было на свете ничего естественней. Просто молодая пара едет устанавливать украденный чип, пока запрещенный к использованию на людях. Мелочи жизни.
Александр занял место за рулем, но мотор заводить не стал. У его слепой веры, и без того вымученной, был предел, который оказался очень близко.
– Лана, нет. Я не установлю тебе КИ-1, пока ты мне все не объяснишь. Здесь уже можно, здесь Астор точно не подслушивает.
– Я бы не была в этом так уверена, – вздохнула она. – Но, скорее всего, ты прав. Давай пока поедем… Времени очень мало, по пути поговорим. Откажешь мне возле клиники, если примешь такое решение.
– Отсюда до клиники минут двадцать езды. Начинай объяснять.
– А я не могу… Не все так точно. Но я могу сказать тебе главное. Я действительно сделала то, в чем меня обвиняют, и сделала это по приказу Астора. Только вот я сама об этом не знала – все те месяцы, что это продолжалось. Он заставил меня, и я наконец поняла, как… Думаю, с «Каннибалом» у меня получится обернуть его же трюк против него.
– Лана, какой еще трюк? Ты прекрасно знаешь, что человека невозможно «взломать»!
– Я же сказала, что не могу пока все объяснить… Но мне действительно нужен этот чип. Я тебе раньше сказала правду: Астор меня не отпустит, и «Каннибал» – мой единственный способ выжить.
– Или умереть побыстрее, – мрачно указал Александр. – С чего ты взяла, что я вообще способен установить его?
– Потому что ты дважды прошел соответствующий курс при обучении – когда готовился работать в полиции и когда получил повышение до киберпрофайлера.
– В теории!
– Ты сдавал экзамен.
– Я тебе рассказывал, как я его сдавал. На трупах. У меня было пять попыток, и в четырех случаях экзаменатор честно сказал, что трупам повезло умереть до встречи со мной.
– Но ты же сдал, – невозмутимо парировала Лана. – Значит, умеешь.
Лана, к которой он привык, бурлила наивной жизнерадостностью, силы и слабости в ней было примерно одинаково. А теперь рядом с ним будто сидела ее бледная тень: уставшая, ничего по-настоящему не желающая, нацеленная лишь на то, что он не мог до конца понять.
Потому что она не позволяла ему понять. Это раздражало.
– Я экзамен сдавал по установке традиционных чипов, – напомнил Александр. – КИ-1 ставится по-другому. Он вообще другой!
В этом было одно из преимуществ нового чипа. Если предыдущие модели работали с датчиками и фактически состояли из нескольких компонентов, передающих сигнал друг другу, то КИ-1 был монолитен. Это значительно повышало его эффективность, уменьшало нагрузку на мозг… Но только в теории. Был и подвох, о котором Лана прекрасно знала, Александр рассказывал ей.
И она это подтвердила:
– Я помню. Он устанавливается непосредственно на лобную долю.
– Замечательно, что ты помнишь. А ты понимаешь, что в новой больнице может не быть необходимого оборудования?
– Его там нет. Я просматривала каталог всего, что заказали для больницы.
От удивления Александр чуть с дороги не съехал.
– Что?! Тогда какого хрена мы туда тащимся?
– Там есть стандартное оборудование. Его будет достаточно.
– Для чего? Я не буду вскрывать тебе череп консервным ножом!
– Ты знаешь, какая кость в человеческом черепе самая тонкая?
Он не стал отвечать, потому что слова Ланы на самом деле не были вопросом. Это было предложение – безумное и по-своему чудовищное. Александр все-таки нажал на педаль тормоза, заставляя машину замереть посреди пустой улицы.
– Это убьет тебя!
– Да я и так смертница, если не остановить Астора, – печально улыбнулась Лана. – Поэтому риск не так уж велик… Вообще не велик. Если отбросишь эмоции, увидишь, что это идеальная для тебя ситуация. Минимальная и очень простая работа с костью. Непосредственный доступ к нужной зоне. Подходящее укрытие для чипа.
Она говорила серьезно, он понимал. Неважно, что он чувствовал, навыки профайлера по-прежнему не подводили… Но так же нельзя!
– Ты еще скажи, что тебе повезло – вовремя потерять глаз… – растерянно пробормотал Александр.
– Это было не везение. Знаешь, я долго не могла выбрать, какой… А потом вспомнила, что тебе всегда больше нравился зеленый. Его и оставила.
Александр действительно находил ее гетерохромию очаровательной, он даже думал, что Лана изменила цвет глаз искусственно, потом оказалось – родилась такой. Правый глаз был зеленым, левый – голубым. О том, что зеленый нравится ему больше, Александр говорил несерьезно. Он и предположить не мог, что однажды ей придется выбирать.
– Не шути так… – только и смог сказать он.
– А разве в этом есть что-то смешное? Смешно было бы, если бы я нацепила на глаз этот моток проволоки по любой другой причине.
– Ты знала, что аннигилятор среагирует на филигрань вот так…
– Предположила с большой долей вероятности, – уточнила Лана. – И, надеюсь, ты не наказал своего ассистента за случившееся слишком строго. Не он изменил настройки. Он их сбил, но нужную мощность установила я. Теперь ты понимаешь, как далеко я готова зайти, чтобы избавиться от Астора?
– Лана…
– Если бы был другой путь, я бы с удовольствием пошла по нему. Мне не хотелось… И мне нужно было сделать все быстро, чтобы я не успела передумать.
– Лана, ты потеряла глаз, – не выдержал Александр. – Ты выбрала как раз ту часть тела, которую невозможно полностью восстановить!
– Выгода перевесила мои потери. Я получила место для чипа и условия для операции, повод взять таблетки, стирающие память, и установить сканер крови в телефон. Оранжевая карта временной инвалидности тоже была не лишней.
– При чем тут вообще сканер?..
– Это не так важно. Ты поможешь мне или нет?
– Я… попытаюсь.
Она считала, что он ничего не поймет, но это напрасно. На Александра тоже многое навалилось, однако он оставался профайлером. Он видел, что спутница не врет ему, однако многое скрывает, и вот эта информация, погребенная под молчанием, давит на нее, вызывает страх и стыд. А еще дарит уверенность в том, что Астора можно победить с помощью КИ-1.
Вывод напрашивался сам собой: Астор каким-то образом убедил ее, что он – ее отец, возраст подходил идеально. Как будто так сложно внушить это интернатской воспитаннице! А может, Астор и был ее отцом, это ничего не меняло. Он управлял Ланой, сначала на уровне эмоций, потом – через обман.
Поэтому она и считает, что он использовал кровное родство, чтобы «вскрыть» ее разум. Только это бред, конечно. Умелая манипуляция, подтолкнувшая Лану к страшной жертве.
Но будет куда хуже, если эта жертва окажется напрасной, и Александр был намерен подыграть – уже со своим собственным планом. Он пока не собирался объяснять Лане, что ее попытка подчинить Астора обречена на провал, и он готов был установить «Каннибал». Лана ведь все равно не отступит, просто одна она или покалечится, или вообще ничего не добьется. Александр же мог сделать так, чтобы она пережила операцию – и действительно атаковала Астора. Она, похоже, знала, под какой маской он скрывается, но не сказала бы этого своему спутнику.
Александр планировал установить ей чип и сопровождать к убежищу Астора. Там Лана нападет, подчинить никого не сможет, но серьезно травмирует Астора, если у него установлен любой из старых чипов – а у него, скорее всего, установлен. Это базовая функция «Каннибала», должно сработать. Тогда Астор будет ослаблен хотя бы на время, появится возможность задержать его и сдать полиции.
Александр прекрасно понимал, что он по-своему использует Лану – если быть совсем уж честным. Но другого способа сохранить ей жизнь он не видел.
Все оказалось даже хуже, чем ожидал Александр. Операцию Лана пережила, да и чип, кажется, заработал… Но на этом хорошие новости закончились. Настройка КИ-1 проходила дольше и болезненней, чем настройка других моделей – а может, дело было в кустарной операции, не зажившей травме или всем сразу. В любом случае, Лана еле держалась на ногах, ходила, лишь опираясь на руку своего спутника, и трижды им приходилось останавливать машину на обочине, потому что девушку рвало.
Так что помощи от нее ожидать не следовало. Александра это не задевало, он привык рассчитывать только на себя. Главным для него стало то, что она наконец-то назвала нужный адрес.
– Он ведь все время был рядом? – спросил Александр. – В «ЗАСЛОНе»? Ему нужно было постоянно поддерживать контакт с тобой?
Лана, измученная очередным приступом, лишь кивнула, у нее не осталось сил даже говорить. Но это ничего, Александр и не собирался выспрашивать ее. Он сам понял, к кому они едут.
Сергей Ярцев не зря делал все, чтобы обвинить Лану, с самого начала. То, что он проработал на компанию много лет, не так уж важно… Либо Астору удобно было скрываться под этой личностью, либо настоящий Ярцев давно мертв и где-то похоронен, а пластический грим сотворил чудо. После всех убийств на счету Астора наивно было предполагать, что он не пойдет на такую жертву. Для него на первом месте была цель, а тут она четко прослеживалась: огромные возможности и полномочия, несколько путей к отступлению и уничтожению ненужной свидетельницы.
Астор был хорош, это приходилось признать. Александр стоял с ним рядом, беседовал, однако ложь ни разу не почувствовал… Хотя и доверять начальнику охраны не спешил, лишь это теперь успокаивало саднящую гордость.
Они добрались до многоэтажки, неоновой свечой поднимающейся к свинцовому небу, поздним вечером. Для большого города это ничего не значило: огни заменили солнце, и мало кто спал – а некоторые, кажется, не спали никогда.
– Не ожидал, что он поселится в таком месте, – признал Александр.
– Почему? Логично: при штурме полиции пришлось бы беспокоиться о безопасности людей, а Астору все равно. Идем, у него пентхаус…
Лана держалась до последнего. Александр чувствовал, как ее трясет, но она не жаловалась и не останавливалась. Он даже опасался, что ему придется вмешаться и силой заставить ее подождать в безопасности: в таком состоянии она все равно не сможет использовать «Каннибала». Однако она не выдержала первой.
На лифте они поднялись на предпоследний этаж, а добраться до пентхауса планировали по лестнице. Лестница, естественно, была закрыта, но взломать магнитный замок, имея системный инициатор новейшего образца и соответствующие знания, – вопрос нескольких минут.
Так что на лестницу Лана с ним шагнула, а дальше не пошла, тяжело опустилась на ступеньки. Из изумрудно-зеленого глаза тонким ручейком скользнули слезы.
– Саша, я не могу… – прошептала она. – Я не выдержу, я его если снова увижу, это… все. Нам придется уйти, прости меня…
– Не страшно, – улыбнулся он. – Ты все сделала правильно, можешь отдыхать. Дальше я сам.
– Что?.. Нет! – встрепенулась она. Даже встать попыталась, но из этого ничего не вышло.
– Лана, так нужно. Ты сама понимаешь. Он наверняка знает, что мы здесь, или скоро узнает. Второго шанса не будет.
– Я все испортила…
– Почему? Твоей задачей было привести меня к нему, теперь просто жди.
Александр был настроен вовсе не так оптимистично, как пытался изобразить, но знал, что Лана ему верит. Преимущество профайлеров не только в том, чтобы легко считывать ложь, но и в том, чтобы умело обманывать, когда нужно.
Лана пошла бы за ним, если бы у нее остались силы, и их обоих спасло то, что девушка, едва пережившая тяжелую операцию, не могла подняться. Он оставил ее на ступеньках, а сам двинулся наверх – медленно, но не из-за страха. Александр попросту настраивался. Он предпочитал работать с людьми, когда это возможно. Но он ведь не зря прошел повышение до киберпрофайлера: с техникой, управляемой чипами, он тоже справлялся неплохо.
Он чувствовал все больше и больше. Вот сигнализация, охранная система, электроснабжение, связь… Все на высшем уровне, но в этом и подвох. С помощью чипа нельзя подчинить какую-нибудь кочергу, со сложными схемами захват работал отлично.
Александр прекрасно понимал, что легко ему будет только на первом этапе. У Астора тоже есть чип – и он тоже контролирует свое окружение. Он еще и на проверенной территории, он один знает, сколько здесь ловушек! Александр же шел к нему без плана, но это почему-то казалось правильным: другие планировали избавиться от Астора, и где они теперь?
Страха по-прежнему не было. Либо его победила злость, либо Александр дошел до той стадии, когда страх просто не ощущается. Он пока не обращал на это внимания, он думал о том, что скажет Сергею, как отвлечет его, как выведет на слабость…
У него даже появился неплохой вариант. А потом Александр пробрался в квартиру, вместо Сергея увидел перед собой Танюшу, и план пришлось срочно перестраивать.
Винтажная швабра, которую все считали лишь прихотью сумасшедшего, с мерным гулом вращалась в центре холла. Кто-то на месте Александра и не понял бы, к чему это, а он догадался, видел такое еще на полицейских курсах. Поэтому за секунду до того, как Танюша распалась на тысячи отравленных игл, разлетевшихся во все стороны, он успел укрыться за стеной.
Умный ход, но работающий только один раз, игловая ловушка не восстанавливается. Убедившись, что его не задело, Александр выбрался из укрытия, вернулся в квартиру и сразу же увидел перед собой Астора.
Точнее, увидел он Алексея Шахматова. Это был все тот же грузный одутловатый мужчина, да еще и в грязном рабочем комбинезоне, но изменился его взгляд – и этого оказалось достаточно. На бессмысленном лице-маске пылал острый и внимательный взгляд хищника.
– Ты был им с самого начала или занял его место? – только и спросил Александр.
– Я не притворяюсь новичком, слишком рискованно. А настоящий Шахматов…
Он начал говорить – и сразу выстрелил. Это было правильно: с тем, кого хотят видеть мертвым, болтают лишь для отвлечения внимания, цепляют интригой, усыпляют бдительность… Но Александр подобного и ожидал. Он не стал спрашивать о судьбе настоящего Алексея Шахматова – как будто тут так много вариантов! Нет, собственная участь интересовала профайлера куда больше.
Астор нападал на него, он отступал, и оба теперь боролись за контроль над пентхаусом. Свет мигает ярко, больно бьет по глазам, ослепляет то одного, то другого. Музыка ревет и затихает. Воздух становится жарким и душным, вдруг брызжет вода из системы тушения пожаров. Хаос, но хаос, всегда понятный одной из сторон.
У каждого в этот миг была своя правда. Астор хотел победить, потому что привык побеждать. Александр надеялся вернуть то, что было так нагло украдено у него… ее вернуть. Ради этого он подпустил Астора поближе, бросился на него, выбил пистолет, и оба противника покатились по полу. Разница в возрасте не превращалась в разницу в силе, шансы у них были одинаковые, победа во многом зависела от везения – и на этот раз не повезло Александру.
Астор прижал его к полу, замер над ним, дотянулся до ножа, упавшего во время потасовки откуда-то сверху. Болтать он больше не собирался, смысла не было. Он готовился ударить сразу, быстро, сильно… И он ударил. Только не в грудь Александру, как метил изначально, а в собственный левый глаз.
Судя по шокированному виду, Астор был к такому не готов. На бесконечно долгий миг он замер неподвижно, а потом взвыл, покатился по полу, давая Александру шанс освободиться и кое-как подняться на ноги.
– Прости, что так долго, – прозвучал со стороны двери знакомый голос. – Настроиться на него было сложнее, чем я ожидала. Гений все-таки.
Лана снова стояла рядом – но это уже была другая Лана. Не заплаканная девчонка, которую он оставил, а нечто совершенно незнакомое ему.
Астор тоже уловил эту перемену. Все еще прижимая руку к ножу, замершему в глазнице, он остановился, и в этот миг он напоминал ядовитую змею, которая готова прыгнуть вперед, убить врага, но почему-то не прыгает.
– Не надейся, – сказала Лана, оборачиваясь к нему. – Не получится. Твой чип ограничен в функциях. Теперь он может только принимать. Смотри, какой фокус.
Она повела в воздухе рукой, будто призывая Астора встать, – и он действительно встал. Лана сделала шаг вперед, и Астор тут же сделал такой шаг назад. Одинаковые движения, одинаковые лица. Она заставляла его отступать спиной вперед, а еще – наконец срывать с лица пластическую маску, позволившую ему украсть жизнь несчастного Алексея Шахматова.
Теперь Александр видел настоящего Астора. Тонкое лицо, бледная кожа, высокие скулы. Уцелевший глаз зеленый. Уничтоженный наверняка был голубым.
Значит, все-таки отец… Но это все равно не могло обеспечить такой контроль! Александр прекрасно знал, как работают инициаторы… А теперь они работали иначе. Ему только и оставалось, что завороженно наблюдать, ожидая, что будет дальше.
Лана заставила Астора подойти к большому, на всю стену, окну и распахнуть створки, впуская в комнату холодный ночной воздух. Они оба знали, что должно произойти, и их лица оставались настолько одинаково спокойными, что от этого мурашки шли по коже.
– Не нужно меня убивать, – невозмутимо произнес Астор, будто речь вообще шла не о нем.
– Почему? Ты убил тех, что были до меня. Разве они не просили о пощаде?
– Они просили, но были ее недостойны. А ты другая.
– Ты меня не жалел, – напомнила Лана.
– Я не знал тебя, а теперь вижу… Мне было бы интересно оставить тебя при себе.
– Как ручную зверюшку?
– Как дочь. Я мог бы обучить тебя тому, чему ты никогда не научишься сама.
На этот раз Лана не спешила с ответом. Александр даже испугался, что она дала слабину, – девочка-сирота, выросшая без отца, вдруг захотела неведомой родительской ласки…
Но ничего она на самом деле не хотела. Лана просто смеялась над ним.
– Дочь? – наконец произнесла она. – Но ведь я не твоя дочь. Я твой клон. Между этими судьбами лишь одно отличие, зато оно – пропасть. Хочешь узнать, в чем оно?
– Скажи, – кивнул Астор. Сочетание кровавой корки на лице и абсолютного спокойствия превращало его чуть ли не в потустороннее создание, зависшее над бездной.
Но Лана была точно такой же, и ее это не впечатлило. Она ответила:
– Я просто не люблю тебя.
Она небрежно махнула в его сторону рукой, заставляя упасть. Гений, до конца не веривший в свою смерть, с криком сорвался вниз, полетел – и город поглотил его.
Страх, ненависть, непонимание, стыд и боль накладывались друг на друга. Мысли путались, потому что это были уже чужие мысли, доставшиеся ей как наследство. Лана до сих пор не понимала, как додержалась до конца, и не представляла, как быть теперь, когда конец наступил.
Когда с Астором было покончено, она забилась в угол, сжалась, будто закрылась в себе. Саша оставил ее в покое, он объяснялся с полицией. А она думала, вспоминала…
Она не сразу заметила, что кто-то ее использует. Астор действовал очень грамотно: по большей части оставлял ей свободу, забирал контроль минут на десять-пятнадцать, заставлял писать несколько строк нужного кода, потом стирал это время из ее памяти. Подобную потерю очень легко упустить, кто из нас помнит каждую секунду каждого дня?
Он так со всеми поступал… со всеми своими клонами. Он оценил перспективы контроля над разумом, когда изобрели первые чипы. Примерно тогда же стартовала программа клонирования, очень осторожная на перенаселенной планете. Она предназначалась для тех, кто по какой-то причине не мог завести детей естественным путем.
Чтобы получить клона, требовалось пройти сотни проверок и добыть десятки разрешений, но это обычным людям. Глупо было ожидать, что преступник такого уровня пойдет законным путем. Астор создал своих клонов на месте детей, которые должны были появиться из других генетических образцов. Кто-то отправлялся в приемные семьи, кто-то, как Лана, из-за сложных манипуляций оказывался в интернате.
Астор даже незначительно менял их через генетический контроль клонирования, чтобы они не были так похожи на него, чаще всего убирал гетерохромию. Разноцветные глаза он оставил только Лане: она была первой женщиной, которую он создал, он побоялся влиять на нее еще больше, чтобы не сбить главное сходство между ними. Астор следил за своими порождениями, но не вмешивался в их судьбу, ждал, когда они станут полезны.
И вот такой период наступил, Астор легко понял, что его ставка оправдалась. Клонов с установленным чипом можно было контролировать через системный инициатор. Естественно, справился бы с таким не каждый, но гениальный Астор смог.
Он использовал их, когда это было выгодно, и уничтожал, когда они отслужили свое. Сопротивляться они не могли, они до последнего не замечали, что ими управляют… все, кроме Ланы. Она в какой-то момент уловила провалы в памяти и догадалась, что происходит: Астор ведь поделился с ней своей гениальностью, и она как раз дошла до того возраста, когда он начал преступную карьеру.
Но этого было недостаточно, чтобы противостоять ему открыто, и Лана пошла на обман. С помощью чипа она перенесла мысли о противостоянии в зону маловажных теоретических исследований, ту сферу памяти, которую Астор обычно не подчищал. Удаленный контроль над чужим разумом, изначально не предусмотренный чипом, давался ему непросто, он не совершал лишних действий. Она использовала это против него.
Собрав достаточно сведений, она построила из них сложнейшую карту ассоциаций, взяв за основу теорию Хебба о постоянной совместной работе клеток, но значительно усовершенствовав этот подход. Лана сама себе оставила рассказ об Асторе, внушила подсознательные установки вроде поездки в Александровский сад или выбора нужной примерочной кабинки, а потом… разорвала связь с памятью, используя тогда еще работавший чип. Она знала, что добраться до карты сможет через триггер, и сделала таким триггером сочетание изображения, звука и запаха, объединенное в музыкальной шкатулке.
Но прежде чем вспомнить и продолжить борьбу, она должна была выйти из-под контроля Астора и сбежать. Она подготовила все необходимые этапы пути – и устроила «несчастный случай» с аннигилятором.
У нее все получилось. Лана точно знала, что Астор мертв – и что она жива. Не знала она лишь того, что делать с этим дальше. Что в ней вообще настоящего, если она изначально была создана как инструмент для кражи данных?
Она готова была поддаться апатии, просто не успела. Саша подошел ближе, сел на пол рядом с ней и обнял ее за плечи, привлекая к себе. Тот самый Саша, который, по ее расчетам, должен был прижечь ее презрительным взглядом и уйти навсегда.
Расчеты оказались неверными.
Надежда возвращалась.
– Ты как? – тихо спросил он.
Он был настоящим, любовь к нему принадлежала ей, не Астору – Астору такое даром не надо. А если так, Саша мог стать одним из смыслов, определяющих ее… Ведь что есть, по сути, любое «я»? Всего лишь коллекция представлений о себе в безумии окружающего мира.
Вопрос в том, будет ли одного Саши достаточно, чтобы удержать ее от саморазрушения, спасти от той тьмы, которая сделала из Астора убийцу… Лана ведь чувствовала эту темноту в себе. Мысли теперь складывались по-другому. Любая проблема мгновенно порождала решение, которое включало убийство людей, если нужно. Голову Ланы будто заполнили чужими идеями, умными, жесткими и безжалостными. Ее это пугало…
А потом на нее упала тень, и, подняв глаза, Лана увидела перед собой директора «ЗАСЛОНа». Она даже не знала, что он приехал…
– Да, досталось вам, – оценил он.
– Я верну «Каннибала», – прошептала Лана. – Честно…
– Не нужно. Вы прекрасно знаете, что чип подстраивается под первого владельца и становится бесполезен для других. Нам придется создать новый прототип, а стоимость этого вычесть из вашей зарплаты, раз уж вы им пользуетесь.
– Что?.. З-зарплаты?
– Ну да. А вы как думали? Конечно, медики оценят ваше состояние и рекомендуют время отдыха. Но после этого я жду вас в отремонтированном корпусе.
Лана присмотрелась к нему внимательней, пытаясь понять, издевается он или нет. Но директор улыбался ей спокойно и вполне искренне.
– Вас действительно ждут, – пояснил он.
– Но я же… Убила… И я – клон убийцы!
– Второе точно не ваша вина. Первое полиция рассматривает как самооборону. Светлана, послушайте… От Астора вам достались не только некие психические проблемы, которые вам еще предстоит побороть. Вам достался грандиозный разум, потенциал которого сложно переоценить. Не выбрасывайте его из-за слабости и страха. Разум – не оружие, а орудие. Это самый ценный ресурс «ЗАСЛОНа». Мы отремонтируем лаборатории и вылечим раны. Но работаем мы в первую очередь с людьми и для людей, никогда не забывайте об этом.
Вот теперь Лана наконец позволила себе улыбнуться, обнять Сашу в ответ, выдохнуть… У нее был человек, ради которого стоило жить. Была работа, придающая ее существованию смысл. А значит, все оказалось не так уж плохо, темнота отступила… По крайней мере, пока.
Александр пришел на работу первым – и он нервничал. Те две недели отпуска, что выделил им директор, прошли замечательно, Лана полностью пришла в себя. И все же порой в ней проскальзывало то, что он впервые увидел в квартире Астора. Холодная расчетливая жестокость. Безжалостная правильность решений. Эти черты могли заставить ее все-таки податься в бега, погнаться за славой, как это делал Астор, возомнить себя чуть ли не божеством… Александр пытался уберечь ее от этого. Он просто не был уверен, что его усилий достаточно.
Но сомнения мучили его недолго. Ровно до того момента, как он увидел новую запись в журнале регистрации сотрудников, постоянно открытом на компьютере ведущего киберпрофайлера.
«Астор-2 теперь в сети».
Д.В. Ковальски. «Нейробуст»
Снова придется лезть на балкон.
Конечно, Мирон мог пойти на риск, постучаться в дверь и попросить пригласить Аню. Правда, тут шансов меньше, чем в рулетке: ее отец, чей электрокар последней модели бренда «Спарк» стоял во дворе, был не рад общению дочери с безнадежным курьером. Так что мог просто соврать, что ее нет дома.
А в том, что девушка дома, Мирон был уверен.
К его удобству дома, которые строились на окраинах Москвы, выглядели как скалодром. Декоративная лепнина, карнизы, кондиционеры, пожарная лестницы – вот уже лет сто как архитектурный облик города не менялся. Кроме, конечно, центра, где стеклянные фасады заменили проекционные экраны, совмещая в себе важные функции окна и бесконечный показ рекламы.
Парень подошел к краю дома, откуда начинался кирпичный забор два метра высотой, размял стопы и в три прыжка, оттолкнувшись сначала от стены, затем от забора, оказался на карнизе окна второго этажа. Чем напугал соседку. Женщина состроила недовольное лицо и пригрозила пальцем.
Смущенно кивнув ей и промямлив «Извиняюсь», Мирон подтянулся на руках и закинул ногу на карниз третьего этажа. Перехватившись руками и чуть было не сорвавшись, он подтянулся к четвертому этажу.
Мирон высоты не боялся. И не понимал последствий падения. В любом случае современная медицина его соберет, даже если он разлетится на кусочки.
– Предельный уровень высоты, – прозвучал электронный голос из массивных часов на руке, когда Мирон вскарабкался на балкон шестого этажа, где за стеклом электронная лейка поливала рассаду в пластиковых банках.
– Замолчи, Айви, ты создан не для того, чтобы говорить очевидную информацию, лучше отправь сообщение Ане, чтобы открыла окно.
– Открытое окно не поможет, если вы разобьетесь, – ответил Айви и слабо завибрировал на руке, уведомив о том, что сообщение отправлено.
Айви – адаптивный искусственный вредный интеллект. Так его прозвал Мирон, когда собрал портативный компьютер размером с наручные часы и интегрировал в них нейробуст. Вышло неплохо, правда, чем больше Айви учился, тем больше хотел учить жизни других. В принципе, в этом плане он не отличался от людей.
– Аня отвечает, что отец спит, но лучше не шуметь, – прошептали часы, словно шпион на тайном задании.
– Понял, – шепотом ответил ему Мирон.
Парень забрался на открытый балкон седьмого этажа и встряхнул руками – мышцы горели, но в целом они привыкли к таким нагрузкам. Мирон глянул вниз, отошел на два шага и ловко перепрыгнул на соседний балкон, ухватившись за раму открытого окна.
– Привет, – с улыбкой встретила его блондинка на балконе и протянула руку.
Мирон улыбнулся в ответ, но запрыгнул внутрь без ее помощи.
– Айви, время…
– Шесть минут сорок три секунды, стареете, – заключил компьютер.
– Всего секунда от рекорда, – возмутился Мирон и, отряхнув колени, обратился к девушке: – Привет, Ань, спешил как мог, – и вошел в ее комнату.
Девушка взглянула на свою руку, которую она так и не опустила, пожала плечами и вошла следом.
Мирон уже сидел за рабочим столом и раскладывал содержимое сумки.
– Клади свою нейронку, сейчас я ее быстренько улучшу, – сказал он и хихикнул себе под нос. Хотя ничего забавного в его фразе не было. Но так на него действовала девушка. В ее компании он говорил невпопад да хихикал над собственной глупостью.
Аня открыла дверцу верхней полки шкафа, так, что та закрыла ее лицо, и стала шарить среди вещей. В это же мгновение Мирон взглянул на девушку, чувствуя, как внутреннее напряжение холодом растекается по телу. Он провел взглядом от босых ног до руки девушки, на секунду задержавшись на обтягивающих шортах.
– Вот. – Девушка закрыла дверцу и протянула белую, затянутую пленкой коробочку. – Я ее даже не вскрывала.
Их взгляды на мгновение встретились. На шее Мирона выступили капли пота. Он схватил коробочку и впился в нее взглядом.
– Пульс повышен, – предательски произнес Айви.
– Подъем был тяжелый, – краснея, пробубнил Мирон. – Старею, – добавил он и жестом отключил контроль состояния здоровья.
Девушка подошла к столу, чем повысила температуру парня.
– Не вскрывала, потому что говорят, что они сразу начинают настройку, – мягко сказала она.
– Брехня, – ответил Мирон с наигранной уверенностью, – больше трех сантиметров от мозга, и он теряет связь. Этот баг пока никто не решил.
Он повертел в руках коробку с логотипом компании «Дрим» и посмотрел на штрихкод.
– Ничего себе, «Нейробуст Икс» самой жирной комплектации, с языковыми пакетами и защитой от джетлагов. – В конце парень присвистнул и аккуратно потянул за невидимую нить, которая разорвала пленку пополам.
– Да, папа подарил в честь того, что я поступила за границу. Сказал, чтобы легко со всеми находила общий язык. Тебе бы тоже не помешало. – Она положила руку на плечо, отчего парень завибрировал.
– Мне нейронка не нужна, у меня своих мозгов достаточно, – отшутился он и тут же провалился в бездну отчаяния, поняв, что назвал Аню безмозглой.
Девушка спасительно засмеялась.
– Ну да, до твоих мозгов мне далеко, я нейронку даже настроить нормально не могу, – соврала она и будто бы в качестве благодарности приобняла со спины Мирона.
Если бы парень мог выкрутить чувствительность тела на полную, он бы сделал это не раздумывая. Ее объятия длились секунду, но этого достаточно, чтобы спина покрылась мурашками. После такого можно за прошивку нейронки денег не брать.
– Ладно, не мешаю. – Она убрала руки и отошла от Мирона.
Тот уже погрузился в процесс, чтобы не думать о девушке.
Перед ним на столе лежало невероятное устройство – нейробуст. Разработка, изменившая мир и закончившая эпоху смартфонов. Появилась она в тот момент, когда конкуренция на рабочих местах стала невероятно высокой и люди стремились выжать из своего мозга все возможности. Это был небольшой хромированный диск диаметром пять сантиметров, который крепился к виску за счет человеческого магнетизма, и усиливал мозговую деятельность в десятки раз. Он позволял людям легко запоминать информацию, быстро решать сложные задачи и улучшал общую производительность мозга. И с каждой новой версией нейробуст становился все лучше и прогрессивнее, постепенно расширяя границы разума.
В союзе с дополнительными гаджетами – очками, линзами, наушниками – нейронка дарила безграничные возможности для путешествия и социальных связей в Сети.
В последних версиях добавили искусственный интеллект, который и стал основой для появления Айви.
Мирон достал из коробки беспроводную зарядную станцию, установил на нее нейробуст, затем включил еще одну и установил на нее Айви. Рядом положил планшет.
– Айви подключись к планшету и к устройству… – Он взял коробку и еще раз взглянул на шрихкод. – Эн… бэ… три, семь, три, ноль, шесть единиц.
– Устанавливаю соединения, – ответил Айви. – У вас отключена система оценки состояния здоровья. Включить?
Мирон обернулся: Аня лежала на кровати, закинув ноги на ее спинку, и слушала музыку. По крайней мере, на ее ушах были наушники и она качала головой. В глазах девушки горели красные линзы – они выполняли функцию экрана нейронки.
– Нет, – тихо ответил Мирон.
Прошло около десяти минут, прежде чем Айви подключился к новому устройству, но потом они действовали быстрее. Мирон диктовал команды и следил на планшете за их исполнением. Несмотря на новое обновление, защита у нейронки оставалась слабенькой. Те, кто умел ее «ломать», особо это не афишировали, так что разработчики не переживали по поводу пиратства. Да и полностью «сломать» устройство было невозможно, потому что многие приложения требовали постоянной связи с сервером. Но даже взлома базовых улучшений, за которые следовало платить, было достаточно.
Пристально изучая код новой операционной системы, Мирон заметил несколько странных строчек. Они намеренно были написаны неправильно, из-за чего какая-то функция нейронки не работала.
– Странно, – пробубнил он. – Айви, прочитай строки с третьей по шестую и дай анализ возможных функций.
На экране возник бегающий кружочек.
– Десять тысяч шестьсот три варианта. Перечислить?
– Нет, – задумчиво ответил Мирон, – скопируй код и проверь его на ошибки.
Снова моргнул кружок.
– Код составлен некорректно, – ответил Айви. – Возможно, символы перепутаны местами.
– Исправь ошибки.
– Вариантов для исправления слишком много. Озвучивать каждый?
– Нет, сравни с заявленными задачами новой версии всех предыдущих и посмотри, к какой функции может подходить.
На этот раз кружочек загрузки мигал несколько минут. Мирон пару раз бросил взгляд на Аню, но тут же отвел, стоило ей шелохнуться.
– Функция, для которой написан ошибочный код, не опознана, возможно, функция новая и еще не настроена.
Мирон откинулся на спинку и задумался. Что за новая функция, о которой ничего не известно? Тут ему пришла неплохая мысль.
– Ань, дай свою старую нейронку, – сказал он и протянул руку, не смотря на девушку.
Та сняла наушники, отцепила от виска устройство и протянула парню. А слушала ли она вообще музыку?
– Ты ее обновляла? – спросил он.
– Нет, – ответила Аня, – ты же сказал, что прошивка может слететь.
– Отлично. – Он взял из ее руки старую версию устройства, на мгновение встретившись с голубыми, пробивающими током глазами. «Зачем она взяла красные линзы, если ее глаза так прекрасны?» – подумал Мирон и тут же отвернулся.
– Айви, подключись к нейронке «Анюта».
– Подключено.
– Проверь код операционной системы.
– Обнаружена та же ошибка.
– Сравни версии операционной системы.
– Разные.
Мирон вопросительно посмотрел на девушку.
– Ты точно не обновляла?
– Нет, стала бы я этим заморачиваться? – возмущенно ответила Аня.
– Установка прошитой версии закончена, ошибки удалены, – неожиданно металлическим голосом произнес Айви.
– Ладно, – махнул рукой Мирон и снял с зарядки нейробуст. – Держи, пользуйся с умом.
Айви искусственно хихикнул.
– Спасибо, – улыбнулась Аня. – Ты снова с меня денег не возьмешь?
– Нет, джентльмены ради дам… – Мирон запнулся и потупил глаза.
– Ладно-ладно. – Аня положила руку ему на плечо и посмотрела ему в глаза, но ты не откажешься от кофе, верно?
Конечно, от кофе он не отказался, даже если бы у него была аллергия на кофеин. И пока Мирон спускался так же ловко, как и поднимался, он прокручивал варианты свиданий. Наверное, стоило самому пригласить девушку на кофе, но что ни делается – все делается к лучшему.
– Неверный код все еще хранится в буфере. Мне его удалить? – спросил Айви.
– Нет, оставь и подбери варианты, для чего этот код, потом раздели их по совпадениям на группы и составь список названий групп. Этот список озвучишь от плохого к хорошему, как закончишь.
– Принято, на анализ уйдет около двух часов.
– Я все равно не спешу. Есть активные заказы?
– В четырех километрах есть запрос на курьера, но его уже принял Кролик, три, три.
– Этот мешок? – Мирон усмехнулся и согнул ногу в колене, прислонив ее к ягодице, – растянул мышцу. Затем повторил со второй ногой. – Он не успеет, даже если я пешком пойду. Проложи маршрут.
Мирон надел очки (до появления линз все пользовались очками), и перед ним появились мигающая стрелка и расстояние до цели.
– Покажи расстояние до Кролика.
На этих словах парень быстро развернулся и побежал вдоль стены здания, пока не достиг угла. Затем он оттолкнулся от стены и перемахнул невысокий забор. Оттуда свернул в узкий проход между домами, откуда попал на главную улицу с автомобильным затором на дороге. Он продолжал бежать, перепрыгивая через электрокары, чем вызывал бурное недовольство владельцев машин. Один даже попытался выскочить, чтобы проучить наглеца, но соседняя машина стояла так близко, что тот ударил ее дверью.
– Простите, – не глядя, крикнул Мирон и скрылся во дворах.
Расстояние до цели стремительно сокращалось. Но Кролик ему ничуть не уступал. Видимо, нейронка сообщила, что заказ подхватил еще один курьер.
– Одно новое сообщение от Ани.
– Включи, – сохраняя дыхание, сказал Мирон.
Зазвучал голос девушки:
– Блин, Мирон, спасибо, твоя обнова даже избавила от странного звука, который иногда жужжал в голове.
– Запиши ответ: «Не за что! А что за звук?» Отправить.
– Отправлено.
Мирон перемахнул через мусорный контейнер, чуть не сшиб старушку, спокойно идущую с тростью, и нырнул в очередную щель между домами.
– Пришел ответ, – произнес Айви и включил запись голоса девушки: – Да блин, не знаю, просто иногда казалось, что кто-то копошится в твоих мозгах, и при этом в голове все жужжит. Еще, конечно, попользуюсь, может, вылезет эта фигня, но все равно огромное спасибо. Тут одним кофе не обойдусь, еще и десерт будет. Надеюсь, ты любишь сладкое.
Вместе с мыслями о десерте в голову пришли всякие непристойности со взбитыми сливками и девушкой. Поэтому Мирон не заметил дорожный конус, о который запнулся, и кубарем улетел в декоративные кусты.
– С ответом пока подождем, – произнес Айви, затем язвительно добавил: – Потеря времени. Кролик будет на месте через пять минут.
– Хрен ему. – Мирон вскочил на ноги и побежал.
Наконец за поворотом показался нужный адрес. До главного входа оставалось не больше двухсот метров. Но проблема была в том, что с другой стороны улицы бежал Кролик и не собирался останавливаться.
Мирон ускорился, но, судя по навигатору, Кролик опережал его на двадцать две секунды. Было видно, как он, довольный, бежит и машет рукой. Шаг за шагом сокращалось расстояние до цели, уводя из-под носа неплохой гонорар за пешую доставку.
Но Мирон бежал изо всех сил и постепенно отвоевывал преимущество у Кролика. На последних десяти метрах Кролик схватился за ухо, его повело в сторону, он запнулся ногой об ногу и повалился на бок.
Молодой человек лежал на спине и тяжело дышал, когда над ним появилось лицо Мирона.
– Ты как? – Он протянул руку.
– Вроде цел. – Парень схватился за руку и поднялся.
– Что случилось?
– Черт его знает, нейронка. – Он рукой показал на нейробуст на виске. – С ума сошла: как начала жужжать, прям до головной боли. Но сейчас вроде все нормально.
– Жужжать? – переспросил Мирон. – Как будто в мозгах копаются?
– Типа того… У тебя так же?
– Нет, я пользуюсь ИИ. – Он показал часы.
– Старообрядец, – пошутил Кролик и усмехнулся собственному остроумию. – Да, как будто в мозгах ползают черви, но длится это ощущение недолго.
– Когда началось?
– Несколько дней назад…
– Обновлял нейронку?
– Нет, последнее обновление вышло, когда «Нейробуст Икс» запустили в продажу, больше месяца назад, а тут максимум неделя. Думаю, менять нужно на модель получше. Может, просто устарела.
– Ты аккуратней с ней, – сказал Мирон. – Так и разбиться можешь.
– Да, спасибо, – ответил Кролик и посмотрел на разорванный рукав куртки.
– Ты, наверное, бери заказ, тебе еще куртку восстанавливать, – сказал Мирон.
– Нет, заказ твой, я уже набегался на сегодня.
Мирон обернулся, но идти не стал: у нужной точки – у входа в бизнес-центр – стоял еще один курьер. Он заметил их раньше и ждал, когда парни обратят на него внимание. И вот когда они наконец посмотрели, тот выстрелил в них средними пальцами и довольный загоготал. Все еще держа руки неприличным жестом, он вошел в здание.
– Курьер Фукер взял заказ, – произнес Айви.
– Думаю, его ник читается иначе, – вздохнул Мирон.
Больше заказов в этот вечер не было. Точнее, все, что выпадали, либо того не стоили, либо были на другом конце города. Так что толку от них никакого.
Да и по поводу прошивки никто не обращался. Мирон даже снизил цену на услуги и обещал бонусом разблокировать подписку на музыку, но теперь все больше люди переходили на официальное пользование устройствами.
Так что остаток дня Мирон решил провести на киберарене в надежде подготовиться к следующему турниру по «Виртуал Роял» и точно сорвать призовые. Прошлый раз он вылетел с седьмым местом. Обидней всего, что эр-коины выплачивали, начиная с пятого места.
Мирон спустился в душный темный подвал, полный дыма, неонового света и жужжащих компьютерных блоков. Перед многими из них сидели подростки в виртуальных очках и грубо ругались, свято веря, что эти слова помогают им выигрывать. Всех их Мирон знал: кого-то хорошо, кого-то не очень. Многие из них, как и он, подрабатывали курьерами и занимались настройкой современного оборудования либо сутками играли в турнирах.
Мирон занял дальний стол и поставил перед собой скромный ужин: запаренную лапшу с беконом и средней паршивости капучино, у которого из общего с кофе была только буква «к». Следовало затянуть пояс, ведь он не знал, чем обернется свидание с Аней. Но лучше быть готовым к самому затратному стечению обстоятельств.
Он поставил лапшу перед собой и подключил Айви к зарядной станции.
– Айви, назови баланс… – попросил он, смотря на лапшу, слишком горячую, чтобы ее есть.
– Дебетовый баланс или кредитный?
– Не порть настроение, давай плюс…
– Баланс составляет восемнадцать тысяч триста двадцать эр-коинов.
– Вчера же было больше?
– Списана абонентская плата за пользование приложением «Курьер», к тому же списан платеж за кроссовки «Эирджампы».
Мирон посмотрел на свою истоптанную обувь. Платить за беговые кроссовки последнего поколения оставалось еще полгода, а вот доживут ли они до этого срока, он не знал.
– Че сидишь? Давай подрубайся, мешок, научу тебя, как со взрослыми играть! – Шею обвила чья-то рука, на нем повисло тяжелое тело, а перед лицом возникла довольная физиономия с ярко-желтыми от линз глазами.
– Говоришь прям как твоя мамка вчера, – невозмутимо ответил Мирон.
Юноша ухмыльнулся. Рука отпустила шею и хлопнула по плечу.
– Ты что, дерьма навернул? Что с лицом? – спросил он.
– Забей, Дэн, просто день тяжелый, – ответил Мирон, открыл крышку лапши и пластиковой вилкой проверил ее готовность. – Заказов ни хрена нет.
Парень подкатил кресло на ножках и плюхнулся на него.
– Да, такая же фигня, всего три доставки было… – Он вздохнул, но потом решил, что о грустном говорить не хочет. – Ну да ладно. – Он встал и положил перед Мироном виртуальные очки. – Давай залетай, а то нас корейцы по полной дрючат.
– Тебе же такое нравится, – ухмыльнулся Мирон и нажал кнопку запуска компьютера. – Ладно, дай пятнадцать минут, и я покажу вам, малюткам, как батя историю творит.
– Ха! Давай-давай, я слежу за тобой. – Он показал пальцами на желтые зрачки, затем на Мирона и вернулся за свой компьютер.
– Сообщение от Ани, – уведомил Айви и воспроизвел голос девушки: – Ты чудо, Мирон, теперь точно говорю: «Yo usé este aparato durante dos horas y funciona perfectamente…»
– Пауза, переведи…
– Я два часа пользовалась этой штукой, и она работает идеально, – отчеканил Айви.
– Продолжи…
Вернулся голос девушки.
– Как ты понял, я легко говорю по-испански и не плачу за это ни одного эр-коина. Еще раз спасибо. Смайлик «чмок».
Парень покраснел, ведь смайлик был озвучен голосом Ани.
– Айви, ты закончил анализ сломанного кода?
– Формирую последнюю группу.
– Пока назови первую, – сказал Мирон и втянул первую порцию обжигающей лапши.
Чем ее запаривают? Адским пламенем?
– Первая группа, шестьдесят процентов совпадений – набор приложений по влиянию на высшие психические центры, расположенные в передней части лобной доли.
– За что отвечает эта часть?
– Мыслительные процессы, воля, собственное мнение.
Мирон отставил лапшу и глотнул капучино. Вместе с лапшой они давали отвратительный вкус. Словно рот прополоскали машинным маслом. Мирон поморщился и убрал стаканчик подальше – лучше бы взял энергетик.
– Вторая группа какая?
– Влияние на центральную нервную систему, двадцать семь процентов, – ответил Айви.
Мирон свистнул.
– А есть группы, которые, например, что-то улучшают?
– Я не сказал, что в этих группах приложения влияют НЕ-ГА-ТИВ-НО, – ответил Айви, отчеканив последнее слово по слогам. – Они, предположительно, могут улучшать или ухудшать работу этих отделов.
– Вот только баг появился незаметно, не было официального обновления от компании «Дрим»… – задумчиво произнес Мирон. – Когда последний раз выходило обновление?
– В день презентации «Нейробуст Икс», – ответил Айви, и тут же его голос изменился, став официальным: – Держите будущее в своих руках с «Нейробуст Икс» – устройством, которое усиливает работу вашего мозга и повышает концентрацию. Раскройте свой потенциал уже сегодня. Доступна рассрочка и трейд ин. – Голос Айви стал прежним: – Простите, на сайте «Дрим» была всплывающая реклама, которую невозможно скипнуть.
– Можешь отследить, откуда появился этот код в устройстве? – Мирон после двух попыток отодвинул лапшу: она все еще не остыла.
– Не хватит мощности, – ответил Айви.
Мирон огляделся, снял устройство с зарядки, достал из рюкзака док-станцию и подключил к игровому компьютеру.
– Выйди в Сеть через VPN – на всякий случай.
– Требуется два часа.
– Приступай, – ответил Мирон и надел виртуальные очки.
На это время он принадлежит корейцам.
Черепашка-хан, он же Мирон в реальной жизни, бежит в узком коридоре. Он отпрыгивает от стены, делает сальто и перелетает ящики, за которыми спрятался враг. Тот не ожидает такого наглого прохода и начинает стрелять из импульсного ружья во все стороны. Но каждый выстрел, хоть и несет смерть, требует долгой зарядки, поэтому у Черепашки есть время. Он ловко уклоняется от голубого импульсного снаряда и в упор стреляет из гравигана. Враг дезориентирован и взлетает в воздух. Мирон в очках улыбается, Черепашка-хан переключает оружие на парные клинки с лазерным лезвием. От сладкой мести его отделяет миг…
Неожиданный тревожный сигнал проник в игру, из-за чего та зависла.
– Вот черт, Айви, дал бы минуту! – выругался Мирон и нервно отбросил очки.
Теперь, пока не перезагрузишь компьютер, в игру не вернешься. Он и забыл уже об отправленном запросе и найденной ошибке.
– Большая проблема, – ответил Айви, – я нашел сервер.
– В чем же тогда проблема? – удивился Мирон.
– Они нашли меня…
– Кто? И как же VPN? – с тревогой спросил парень.
– Они пробили его в ту же секунду, как я их обнаружил. В целях безопасности следует покинуть клуб.
Мирон быстро собрал вещи в рюкзак.
Напоследок он окинул взглядом стол, чтобы ничего не забыть, взглянул на остывшую лапшу, ставшую похожей на разложившийся мозг, которую он так и не съел. Желудок возмущенно заурчал.
– Ты что, слился?! – крикнул Дэн, выглядывая из-за монитора. – Только счет сравняли!
Мирон растерянно глянул на него и, не говоря ни слова, спешно покинул клуб. Дэн проводил его взглядом. Хотел что-то сказать вслед, но его отвлек нейробуст. Картинка перед глазами то расплывалась, то становилась настолько четкой, что отклик боли чувствовался в затылке. Фокус сбился и не мог восстановиться.
Затем он встал, отложил виртуальные очки и пустым взглядом посмотрел на дверь, над которой сквозь густой сладкий пар пробивалась неоновая вывеска «Выход».
Ночь Мирон не любил. Она окрашивала и без того унылый город в мрачные цвета. И если на верхних этажах, где жители пентхаусов могли свободно перемещаться по освещенным мостам и тротуарам, соединяющим небоскребы, чувствовался мировой прогресс, то в темных переулках наземья – так называли уровень города ниже пятого этажа – время словно остановилось. Кое-где светили глючные голограммы, продавая очередной цифровой контент. Вот только свет от них освещал исписанные кирпичные стены и окна в деревянных рамах.
Правительство, оправдавшись сохранением исторического облика города, поставило крест на многих обветшалых районах города, оставив наземье на попечительство его жителей.
Несмотря на это, сейчас темные переулки для Мирона казались настоящим спасением. За последние пять лет работы курьером он изучил их во всех направлениях и легко мог ориентироваться даже в темноте. Оставалось только решить куда…
Чья-то рука жестко схватила его за плечо и развернула. Тут же в лицо влетел кулак в перчатке с металлическими пластинами. Кровь брызнула из носа, губа в мгновение набухла. Мирон отшатнулся, но не упал. Одной рукой он прикрыл разбитое лицо, второй защитился от очередного удара, нацеленного в ухо.
Обернувшись вокруг себя, Мирон избавился от грубого хвата и отпрыгнул от напавшего на него человека.
– Ты охренел?! – выкрикнул он, когда увидел перед собой Дэна.
Тот невозмутимо посмотрел сначала на разбитое лицо, затем на руку, где был прикреплен Айви. В ту же секунду он прыгнул вперед и попытался схватить Мирона. Но тот увернулся, проскочил под рукой и оттолкнул Дэна. Отступив на два шага, парень запнулся об бордюр и повалился на спину, как кукла-марионетка.
– Советую отключить нейробуст, – произнес Айви.
– Нейробуст? – повторил за ним Мирон и глянул на устройство на виске Дэна. – Но почему?
Ответа он не получил: лежавший еще секунду назад Дэн вскочил на ноги и, прыгнув на Мирона, повалил его на землю. Точно настоящий борец, он скрутил юношу так, что его левая рука, на которой крепился Айви, оказалась зажата между ног. Мирон попробовал вытащить ее, но сделал только хуже. В локте что-то хрустнуло. От неожиданной боли на глазах выступили слезы.
– Да что же ты прицепился, сука! – выругался парень и свободной рукой попытался открыть замок на рюкзаке.
Дэн, воспользовавшись моментом, вцепился в Айви и прокрутил его против часовой стрелки – с щелчком портативный компьютер отцепился.
– Он меня сломает, – сквозь упертый в ладонь динамик пропищал Айви. Конечно, у него имелась резервная копия, но она была сделана полгода назад. За это время Айви многому научился, в том числе взламывать секретные серверы.
Превозмогая боль в плече, Мирон вывернул свободную руку так, что смог засунуть ее в приоткрытый рюкзак. На ощупь он нашел маленькое устройство, вытащил его, приставил к шее Дэна и нажал на синюю кнопку. В следующую секунду того прошиб разряд тока, отчего парень вздрогнул и обмяк. Досталось и Мирону. Ток прошел через ноги обидчика и острой иглой пронзил руку. Но дальше не ушел – остаток разряда пришелся на Айви.
Первым делом Мирон снял с головы Дэна нейронку и убрал ее в рюкзак. Сомнений быть не могло. Найденная ошибка оказалась «спящим» вирусом, который дистанционно активировали. И заставили обладателя нейробуста напасть на того, кто влез на сервер без приглашения. Пугало то, что им понадобилось несколько секунд, чтобы найти Мирона и подчинить ближайшего к нему человека. Так что теперь следовало избегать людей.
Дэн закряхтел. Мирон с опаской посмотрел на него. Кто знает, может быть, установка поймать нарушителя работает даже без нейронки. Поэтому, не дожидаясь, пока тот придет в сознание, Мирон скрылся в одном из темных переулков города.
После удара шокером Айви молчал. К тому же ему досталось и от похитителя. Стальной корпус прогнулся, открыв небольшую щель. Да и резьба теперь не подходила к браслету на руке. Мирон прицепил его как смог, после чего с надеждой зажал кнопку перезагрузки. Индикатор включения погас, затем заморгал – загрузка системы – и загорелся зеленым.
– Доброго дня, милорд, – поприветствовал Айви.
Мирон выдохнул.
– Уже ночь, – ответил он.
– Отсутствует подключение к Сети, – отчеканил Айви. – Так что я не знаю, день сейчас или ночь. Подключиться к Сети?
– Нет.
Мирон огляделся. Хотя он и шел безлюдными переулками, все равно чувствовал, что за ним следят. Даже отключенную от Сети нейронку можно обнаружить. Он не переживал за Айви: прошивая первую версию нейробуста и устанавливая на него свою систему, он полностью зачистил автоматический локатор. Но в рюкзаке хранилась нейронка Дэна, включив которую даже в режиме полета можно выдать свою локацию. Поэтому Мирон не останавливался ни на секунду. Каждые пару минут он менял свой маршрут. С одной стороны, ему казалось, что так он путает преследователей, с другой – он просто не знал, куда идти.
Домой идти он не хотел. Вряд ли удастся внятно объяснить соседу, с которым он снимал комнату, что произошло и почему за ним охотятся. Если, конечно, его сосед – дикий фанат нейробустов – не нападет на него первым.
Так что следовало дождаться утра и отправиться в офис компании «Дрим», чтобы сообщить о спящем вирусе в их устройстве.
Для временного ночлега Мирон выбрал опорные балки между домами, на которые опирались мосты, соединяющие высотные дома на уровне пятого этажа. Вот только забраться на них оказалось сложнее. Каждый раз, когда он хватался левой рукой либо сгибал ее, локоть мучила боль.
Само место выглядело безопасным. Свет наверху создавал мрачные тени под мостом. Так что заметить там парня было сложно. Зато с высокой точки все переулки хорошо просматривались. Мирон даже стал незримым свидетелем сделки по продаже экса – цифрового наркотика, способного вызвать настоящий экстаз, создавая новые нейронные связи. Правда, последствия такого удовольствия печальны. Искусственно созданные нейронные связи головного мозга после короткого эффекта отмирают, вызывая гниение клеток. Поэтому, попробовав экс хоть один раз, становишься его заложником навсегда.
В надежде скоротать ночь Мирон надел беспроводные наушники и очки, проецирующие интерфейс нейробуста. Он открыл цифровую библиотеку и с тоской вздохнул. Вся музыка и фильмы хранились в облаке и без доступа к Сети оказались бесполезны.
– Установить соединение?
Парень хмыкнул.
– Да, а то скучно как-то, никто не преследует. Почему ты сгрузил треки?
– Освободил место для вычислительных процессов. Поиск сервера требовал свободной памяти, – ответил Айви. – Есть базовые мелодии для уведомлений, включить?
Ответа не последовало. Мирон снял очки и наушники, убрал все в рюкзак и отключил Айви. Толку от него сейчас не было. А как собеседник он только раздражал.
Цифровая тишина окружила Мирона. Он не помнил, когда в последний раз отключал все устройства и просто так сидел в тишине. Вместе с тишиной вернулось чувство одиночества. Мозг истерично перебирал варианты, руки рефлекторно тянулись к рюкзаку, чтобы достать гаджет и скоротать время. Но, вспоминая о рисках, тут же останавливались, множа нарастающую тоску. Оказавшись в полной темноте и не имея путей отступления, Мирон лицом к лицу встретился с вопросом, от которого бежал. Кто он такой?
Курьер? И что с того? Неужели он собирается вечно бегать по городу, карабкаясь по зданиям и ловко перепрыгивая препятствия? Когда тело состарится, а мышцы станут дряблыми, кем он станет тогда?
Может быть, он хакер? Ведь ему ловко удается взламывать устройства. Но как долго? Современные гаджеты развиваются настолько стремительно, а системы защиты становятся такими сложными, что наступит день, когда на взлом устройства уйдет времени больше, чем на выпуск нового. И что тогда?
О каком будущем идет речь, если Мирон не знает, по какому пути в него отправиться? Но, как ни странно, свалившаяся на него проблема несла в себе надежду. Что, если в компании «Дрим» ему предложат работу либо выплатят солидную компенсацию? Мирон о таком слышал. В слухах гонорар доходил до нескольких нулей. Но это только мечты.
Парень тяжело вздохнул и прислонил прохладную ладонь к пылающему лицу. Только сейчас он вспомнил про кровь, которая засохла на носу тонкой корочкой.
В рюкзаке хранились антибактериальные салфетки для протирания очков. Они же справились со следами крови, насколько это возможно, ведь пришлось протирать лицо на ощупь, стараясь не тревожить опухшие нос и губу.
Там же в рюкзаке Мирон нашел питательный батончик, но решил оставить его на утро. Ведь ему понадобятся силы. Батончик отправился в карман рубашки.
Забавно, что даже время он не мог узнать без своего нейроассистента, к которому привык. Благо думать самостоятельно Мирон не разучился. Так что, ориентируясь по времени, когда зашел на киберарену, приблизительно понял, что сейчас не позже двух часов ночи: на сон оставалось около семи часов.
Положив под голову рюкзак, Мирон вытянулся на балке и закрыл глаза, погружаясь в прошлое, в котором так же ночевал на балках соединительных мостов, когда дома становилось невыносимо.
Ночь прошла тяжело.
Из-за накопившейся усталости Мирон отключился быстро. Но сон облегчения не принес. Дважды он просыпался, вскрикивая от кошмара, и, тут же забывая, что снилось, засыпал.
За час до рассвета Мирон открыл глаза и понял, что больше не уснет. Тревога с наступлением нового дня только усилилась. Все это время он был в безопасности только из-за того, что был не в Сети и не пользовался гаджетами. Но так прожить свою жизнь он не сможет. Конечно, он слышал про общину, которая отказалась от современных технологий и теперь жила, возделывая поля и разводя скот.
Но то были старики либо выгоревшие от городской службы рабочие. Во всяком случае, такой перелом наступал после тридцати. У Мирона в запасе оставалось одиннадцать лет и возможность найти дело своей жизни, чтобы не пополнить общину.
Идея передать вирус компании «Дрим» в надежде устроиться к ним работать, окрылившая его ночью, теперь казалась бредом. Но других у него не было.
Желудок схватил спазм, напоминая о том, что ужина не было.
Мирон достал из кармана батончик, лежавший там на особый случай, и полупустую бутылку воды из рюкзака. Он быстро развернул шоколад и откусил его. «Интересный вкус», – подумал Мирон и взглянул на этикетку, пытаясь понять, что это за привкус – смородины или ежевики? Но взгляд упал на срок годности, который вышел в тот же самый день, когда Мирон купил этот батончик. Теперь понятно, почему на них была скидка.
Челюсть замерла. Мирон боролся с чувством голода, который умолял проглотить хотя бы один кусочек, от которого точно ничего плохого не будет. Но с другой стороны, что будет, если живот схватит в самый ответственный момент. Под тихие ругательства батончик вместе с пережеванной частью полетел на землю.
Мирон прополоскал рот, выплюнул содержимое и допил воду.
Было тяжело договориться с самим собой. Но голодовал он не в первый раз, так что ничего нового не испытал. Главное – снизил риски.
Во время спуска с балки поврежденный локоть напомнил о себе ноющей болью. Сквозь рубашку чувствовалась легкая припухлость. Но раз рука двигалась, значит, ничего серьезного.
– Была не была, – сказал Мирон и включил Айви.
Моргнул датчик, устройство трижды завибрировало, затем последовал звук включения.
– Доброго дня, милорд, – басом произнес Айви, затем перешел на привычный механический голос: – Отсутствует подключение к Сети, восстановить?
– Пока нет, – тихо ответил Мирон. – У тебя карта города загружена?
– Нет, приложение не использовалось тридцать дней, я освободил место.
– Отлично, – прорычал парень. – Может, в скопированной операционной системе нейробуста есть контакты компании «Дрим»?
– Проверяю, – Айви завибрировал через секунду. – Указан адрес для обратной связи в случае ошибки.
– Отлично! – воскликнул Мирон.
– Одно и то же слово и разная интонация, – заметил Айви. – В какой из них вы правда рады?
– Во второй…
– Запомнил. Надеюсь, ваше настроение не изменится, но в контактах указана не компания «Дрим»…
– А какая? – спросил Мирон, и внутри все рухнуло. Скорее всего, разработчики вируса заменили контакты на свои, чтобы никто не сообщил о вирусе.
– В контактах указана корпорация «ЗАСЛОН». Отправить им письмо?
– «ЗАСЛОН»?
– Видимо, они отвечают за цифровую защиту устройств и приложений.
– Видимо, не очень хорошо это делают… – огрызнулся Мирон.
– Вирус установили уже после запуска системы, так что его сложно отследить. Для таких случаев существуют репорты. Отправить им письмо?
– Погоди…
– Хорошо, я уже составил отчет и создал сообщение в разделе «Исходящие», так что письмо отправится при подключении к Сети.
Мирон задумался. Если он подключится к Сети и отправит письмо, не факт, что его не перехватят. К тому же за эти несколько секунд его наверняка обнаружат, и в этот раз одним подростком не ограничатся, когда вокруг сотни пользователей нейронки. Придется бежать. Вот только куда.
– Ладно, – выдохнул он и надел цифровые очки. Тут же перед глазами возникла проекция интерфейса Айви. – Подключись к Сети.
– Устанавливаю соединение, – ответил Айви.
С каждым миганием иконки сигнала в груди Мирона росло волнение и напряжение.
– Соединение установлено! Отправить отчет об ошибке?
Казалось, что после этих слов из дверей и окон должны полезть одичавшие от внешнего вмешательства люди с нейронками на висках, но ничего такого не случилось.
– Да! – уверенно ответил Мирон. – И проложи маршрут до ближайшего офиса корпорации «ЗАСЛОН».
Мирон несколько раз присел, по очереди растянул каждую ногу, немного попрыгал на месте и побежал.
– Офис всего один, – начал Айви. – Дистанция тридцать два километра, или три с половиной часа пути. Проложить маршрут?
Три часа бежать – сложное дело. Конечно, за день, работая курьером, он набегал гораздо больше, но всегда был перерыв. Теперь же остановка могла стоить ему жизни. Но выбора все еще не было.
– Конечно! – ответил Мирон, и тут же перед глазами, будто в игре, появилась желтая стрелка, указывающая направление.
– Маршрут проложен.
Первые минут двадцать Мирон бежал спокойно. Ему даже казалось, что события вечера он себе придумал и конфликт с Дэном случился по другой причине, о которой он не знал. Но интуиция подсказывала, что замедлять бег не стоит.
Пока он бежит, пусть и не так быстро, как может, он в безопасности.
Видимо, это предчувствие его и спасло. За очередным поворотом Мирон чуть было не угодил в объятия здоровяка. Благо успел проскочить под правой рукой. Здоровяк бегал плохо – короткие ножки и большое пузо мешали ему. Зато ему хватало сил отломить от стены пару кирпичей и запустить в бегущего парня.
Первый разбился у ног, и один из осколков задел колено. Второй полетел в голову, и если бы Мирон не пригнулся, то разбил бы затылок.
С каждым поворотом людей становилось больше. Разработчики вируса не переживали по поводу кандидатов для захвата парня – иногда на него бросались старушки, чуть реже – дети. Вот только все они, к удивлению, отличались огромной силой. Одна из пенсионерок швырнула под ноги бегущего парня свою коляску, на которой сидела мгновение назад. Тот, сделав арабское сальто, ее перескочил, хотя, приземляясь, подвернул ногу. Обжигающая боль вспыхнула в голеностопе. Но бежать парень не перестал.
Он мчался среди узких переулков, иногда намеренно сходя с маршрута, так как понимал, что навигатор здорово облегчил задачу охотникам. Да, он иногда ловил себя на мысли, что все выглядит как средневековая охота: когда десятки вооруженных людей загоняют одну жалкую лисицу. Вот только себя жалким он не считал. Вынужденная гонка зажгла в нем пламя азарта. Каждый раз, когда ему удавалось увернуться, перепрыгнуть, обогнать или обхитрить нападающих, он в мыслях хвалил себя. Наверное, поэтому силы не заканчивались.
– Отключи Сеть, – выпалил, задыхаясь, Мирон.
– При отключении Сети исчезнет маршрут, – предупредил Айви. – К тому же это не сильно облегчит ваше положение.
– Хотя бы переведу дыхание…
– Сеть отключена.
Часть индикаторов на очках погасла.
Но поджидающие за каждым углом люди никуда не делись, к тому же некоторые из них бежали за парнем. Вот только скорости им все равно не хватало.
В одном из переулков Мирон запрыгнул на забор, оттолкнулся от него и зацепился за пожарную лестницу второго этажа. Он успел подтянуть ноги, когда из-за поворота появились преследователи. Они, не заметив, пронеслись под ним. Он забрался повыше, на уровень третьего этажа, и осторожно глянул вниз. Никого.
– Беззвучный режим, – прошептал Мирон.
Айви завибрировал, сообщив, что поручение выполнено.
Нужно было немного времени, чтобы перевести дыхание и решить, что делать. Пот струился по лицу, стекая за шиворот. Футболка липла к телу. Горло стянула жажда.
До точки назначения оставалась половина пути – по крайней мере, так было на момент отключения от Сети.
Все это время за ним гнались обычные люди, значит, спящий вирус есть только на бытовых нейронках, решил Мирон. Новость обрадовала. Куда хуже, если бы разработчики могли проникнуть в голову полицейских и военных. Хорошо, что тем запрещено пользоваться гаджетами на службе.
Над головой разбилась бутылка, осыпав парня осколками. Кто-то кричал внизу. Но оказалось, что и сверху по той же лестнице, на которой завис Мирон, спускался человек. Скорее всего, он вылез через окно и теперь готовился скинуть парня.
Мирон спустился на пару ступенек ниже, все еще не зная, что делать. Человек внизу бросил очередную бутылку, попав в плечо парня. Удар несильный, но чувствительный.
Быстро оглядевшись по сторонам, Мирон не придумал ничего лучше, кроме как спрыгнуть на человека внизу. Тот как раз наклонился, чтобы поднять еще одну бутылку.
Прыжок вышел удачный. Мирон приземлился на спину метателя бутылок и ловко кувыркнулся, чтобы распределить силу от удара. Метатель вскрикнул и растянулся на земле.
Времени совсем не оставалось. Было ошибкой зависнуть на этой лестнице. Хотя и пришла отличная идея.
– Айви, включи Сеть, – сказал парень на бегу.
– Вы уверены?
– Да, после этого каждые несколько секунд включай и выключай VPN.
– Тогда я не смогу проложить маршрут до точки: при каждом включении VPN ваша геолокация будет разной.
– Это мне и нужно, – сказал Мирон и свернул за угол.
Утро для Вики начиналось с кофе и проверки новостей. Она наливала свежезаваренный американо, добавляла в него немного сгущенки и садилась на подоконник, чтобы погрузиться в цифровой мир малознакомых друзей. Смотреть из окна ее квартиры первого этажа особо было не на что, но ее это не смущало. С помощью цифровых линз она проецировала ленту новостей на стекло и проводила собственное небольшое расследование человеческих взаимоотношений.
В какой-то момент, когда она увлеченно копошилась в профиле симпатичного молодого человека, нейронка кольнула висок – так, словно ужалила оса. От места мнимого укуса начал растекаться жар, постепенно обволакивая мозг.
Социальная сеть с милым юношей закрылась, и на ее месте появился локатор. Вика не помнила, чтобы его устанавливала. На локаторе мигала точка, которая медленно приближалась к центру – квартире Вики.
Девушка хотела закрыть приложение, но не смогла. Странное чувство, точно она оказалась гостьей в своем теле. Руки не слушались, ноги тоже. Но при этом не обмякли, наоборот, они жили своей жизнью.
Будто бы, находясь в кабине управляемого робота, разум Вики видел, как ее бывшее тело вытащило из кухонной тумбочки нож и вернулось к окну. Остатки сознания успели заметить бегущего мимо окна парня, довольно приятного, и то, как руки открывают оконные рамы.
Вика чувствовала опасность и хотела предупредить симпатичного незнакомца, но не понимала, как это сделать. Растущее тепло растворяло ее личность и восприятие.
Она видела, как прыгает на парня, как нож вонзается во что-то мягкое и как тот смотрит на нее удивленными глазами.
Секундой позже девушка отключилась.
Нож прошел сквозь рюкзак и оцарапал спину, но сильных повреждений не оставил. Жалко было рюкзак, но тот, возможно, спас жизнь парню. Так что лучше он.
Мирон с силой оттолкнул от себя девушку, перехватил ее руку, заломил кисть и выбил нож. В следующий раз нужно держаться подальше от окон.
Хотя лучше, чтобы следующего раза вообще не было.
Мирон выскочил на главную дорогу, откуда до указанного адреса оставалось пять минут бега. У него получилось, и это радовало больше всего. Хотя мышцы дошли до предела. Да и локоть со стопой сильно болели. После такого марафона требовался отдых.
Оказалось, что на центральной улице преследователи действовали аккуратней. Они уже не бросались сломя голову на парня. Не швырялись в него мусором. Но все равно старались сократить расстояние, чтобы схватить его и утащить в неизвестном направлении.
– Айви, проложи маршрут.
Браслет на руке завибрировал. Проекция стрелки вернулась.
Чтобы сбить с толку марионеток, Мирон перебежал проезжую часть в неположенном месте. За что был обруган сигналами проезжающих электрокаров.
– Поступило сообщение от городских служб, – произнес Айви. – Штраф за пересечение улицы в неположенном месте. Оплатите в течение…
– Понял, не читай, – выругался Мирон.
Наличие камер на миг успокоило, пока не пришла мысль, что к ним легко подключиться, чтобы отследить любого человека. Мирон сам так делал, поэтому не видел трудностей для своих преследователей.
– До конца маршрута сорок метров, – произнес Айви.
Впереди среди десятиэтажных домов возвышался бизнес-центр, чьи стеклянные фасады с LED-экранами отражали лучи утреннего света. Головной офис корпорации «ЗАСЛОН» должен был находиться в том здании.
В фойе бизнес-центра работали кондиционеры. Мирон сделал несколько шагов и замер от удовольствия. Легкая музыка, приятный запах и освежающая прохлада – достойная награда после двухчасового забега. К тому же внутри здания его никто не преследовал. У дальней стены стоял кулер с водой. Звонкий «бульк» разлетелся по фойе, когда охранник подставил стаканчик и наполнил его.
Сначала дело, решил Мирон и подошел к стойке регистрации.
– «ЗАСЛОН» здесь находится? – выпалил он. Дыхание все еще не восстановилось.
Девушка посмотрела на него неестественно зелеными глазами. Явно последние проекционные линзы от компании «Дрим». Она приложила руку к нейронке, отчего Мирон напрягся.
– Вы по записи? – спросила девушка. – Часы приема офиса компании «ЗАСЛОН» с трех до пяти дня.
– Срочный вопрос. Могли бы вы пропустить? – Он навис над стойкой, чем заставил нервничать второго охранника.
Тот под пиканье прошел сквозь портал досмотра, положил руку на пистолет-шокер и перевел взгляд на девушку.
– Пропустить я вас не могу. – Она улыбнулась и едва заметно покачала головой, охранник убрал руку с оружия. – Могу пригласить представителя, и вы передадите ваше сообщение. Вас так устроит?
Мирон оглянулся. Кроме них, в фойе никого не было.
– Хорошо, я подожду, – ответил он, вспоминая «бульк» в кулере с водой.
Девушка коснулась нейробуста на виске, а охранник жестом показал, чтобы парень отошел. Его просьбу удовлетворили, так что нечего донимать регистрацию.
Такого наслаждения от воды Мирон давно не получал. Он уже пил третий стаканчик, но жажда никуда не уходила. Вода наполняла пустой желудок, превращая парня в бутыль. Тут он остановился, пораженный собственной мыслью. Что если придется снова бежать? Его же скрутит спазм. Тогда он достал из рюкзака пустую бутылку, попутно вздохнув над порезом, и подставил ее под краник.
С теми же булькающими звуками вода полилась в бутылку.
– Могу я вам помочь, молодой человек? – раздался голос за спиной.
Мирон, все еще напряженный, испуганно обернулся. Но тут же выдохнул. Человек перед ним внушал спокойствие. Его взрослое, оформленное красивой черной бородой лицо растянулось в приветственной улыбке. Главное – на его висках не было нейронки. Так что никаких неожиданностей от него ждать не стоило.
Мужчина протянул руку.
– Игорь Валерьевич, руководитель отдела защиты информации.
Мирон ее пожал.
– Мирон. – Он задумался над тем, как представиться. – Свободный разработчик.
Мужчина одобрительно закивал.
– И что же вы такого разработали?
Парень снова замялся.
– Пока что только учусь, но я нашел серьезную уязвимость в последнем обновлении нейробуста! – Он старался говорить как можно серьезнее, словно проходил собеседование.
– Тогда нам не стоит говорить об этом в фойе. – Мужчина улыбнулся еще шире и положил руку на плечо. – Идемте.
Они двинулись к выходу из бизнес-центра. Проходя мимо стойки регистрации, Игорь Валерьевич едва заметно кивнул девушке, та кивнула в ответ.
– Я как раз собирался пообедать, по пути мне расскажете, что узнали, а я довезу вас до дома.
– Отлично, – обрадовался Мирон, бегать он устал.
На улице ждал припаркованный у входа электрокар представительского класса. Когда они подошли ближе, машина приветственно пикнула и дверь плавно поднялась. Игорь Валерьевич пропустил Мирона вперед и сел напротив него.
Дверь плавно закрылась.
Внутри оказалось довольно просторно. В новых моделях электрокара «Спарк» отсутствовало водительское сиденье. За счет этого в салон добавили второй диван. Приборную панель управления вывели на центральную стенку. Игорь Валерьевич забил координаты, и электромобиль плавно выехал в общий поток движения. Замки на дверях автоматически щелкнули – обычная система безопасности при движении, но Мирону из-за нее почему-то стало не по себе.
– Рассказывай… – Мужчина откинулся на спинку и закинул ногу на ногу. Из кармана он достал пластиковый серебряный кейс с большой буквой «Д» – логотипом компании «Дрим».
– Вы пользуетесь нейронкой?
– В нерабочее время. – Открыл кейс и достал устройство. Он смотрел на плоский диск и вертел его перед собой, словно дразнил парня.
Что-то было не так в этом человеке, думал Мирон. Даже его улыбка теперь казалась зловещей. Словно он затащил юношу в дьявольские сети.
– Не подключайте его, пока я вам не расскажу то, что я узнал.
– В нашем отделе на все наши устройства устанавливаются дополнительные защитные приложения. Так что не переживай.
Яркой вспышкой в голову пришла тревожная мысль. В первый раз Мирон не обратил на его слова внимания. Был слишком впечатлен. Теперь же возникли вопросы. Как так получилось, что перед ним появился «нужный» ему человек? К тому же не было видно, откуда он появился. Но если бы он вышел из офиса, то должен был пройти портал досмотра и тот обязательно должен был пикнуть. В фойе, кроме бульканья воды, других звуков Мирон не слышал.
И вот снова мужчина перед ним без страха цепляет нейронку на висок и говорит о своем отделе. Хуже всего то, что они куда-то едут. Тем более он обещал отвезти домой. Откуда ему известен адрес?
– Знаете, – замямлил Мирон. – Будет лучше, если я все-таки расскажу вам в офисе. Вы соберете коллег…
– Вот что, молодой человек, – мужчина подался вперед, улыбка исчезла, – времени у меня на самом деле нет. Вам, считайте, повезло, что я вообще дал вам шанс, а не вызвал полицию. Возможно, вы аферист и хотите меня обдурить.
Линзы окрасили его глаза бледно-голубым цветом – нейробуст включился.
Даже если Мирон ошибается, перед ним человек, к мозгу которого могут подключиться бандиты, так что слишком рискованно находиться с ним в запертом электрокаре.
Шокер!
Спасительная идея лучом света разрезала мрачную тревогу, растущую внутри парня. Но как его достать? Если без причины полезть в рюкзак, то можно вызвать подозрение. К счастью, Мирон вспомнил про боковой порез. Довольно большой, чтобы просунуть руку. Оставалось только отвлечь.
– Простите. – Будто чувствуя неловкость, Мирон положил рюкзак на колени так, чтобы мужчина видел его молнию. – Просто меня посетила мысль о том, что вы могли бы выплатить мне премию или вообще взять на работу, когда узнаете, что я обнаружил.
Игорь Валерьевич вновь широко улыбнулся и по-приятельски похлопал по плечу.
– Ты сперва расскажи, а то ходишь вокруг да около. Может, ты сам закинул какой-то вирус и теперь выдаешь за важную находку.
Все это время рука, подобно удаву, медленно вползала внутрь рюкзака. Спасибо той девушке с ножом: карман вышел что надо. Шокер, словно чувствуя опасность, подкатился к руке. Теперь нужно выждать момент.
– Можно один вопрос? – спросил Мирон.
– Прошу, – с легкостью ответил мужчина, все еще развалившись на спинке дивана – слишком далеко, может не получиться.
– Откуда вы узнали, что именно вы мне нужны и что я пришел с вирусом на нейронке? И куда, кстати, мы едем?
Улыбка исчезла.
– Во-первых, это два вопроса, – сказал мужчина и подался ближе – теперь их разделяло полметра, – а во-вторых…
Он не успел закончить «во-вторых». Рука Мирона выскочила из рюкзака и поднесла шокер к подбородку мужчины. Разряд тока вошел в шею и пробил все тело: мужчина сначала вытянулся струной, затем обмяк на диване. Его гладко причесанная борода теперь торчала во все стороны.
– Надеюсь, я не ошибся, – сказал Мирон сам себе, глядя на бесчувственное тело.
– На сайте корпорации «ЗАСЛОН» есть раздел «О компании», – начал Айви. – И в графе «Руководитель отдела цифровой защиты информации» числится Игорь Валерьевич Жуков.
Внутри все рухнуло. Самое худшее собеседование в жизни.
– Там есть его фото? – спросил Мирон, хотя уже понимал, что вырубил важного человека.
– Есть, – ответил Айви и вывел изображение на очки.
В воздухе повисло изображение молодого парня, не старше 30 лет, гладко выбритого. Даже если его состарить и добавить ему бороду, то он все равно не похож на мужчину в машине.
Мирон выдохнул, а потом понял, что был прав. И теперь он заперт в электрокаре и едет неизвестно куда. Не лучшее продолжение дня.
Приборная панель оказалась заблокирована, и ничего, кроме нейронки лежавшего без чувств мужчины, ее открыть не могло. Мирон подключил Айви, чтобы тот взломал «мозг» машины, но пока тот не дал результатов.
– Входящий звонок, – произнес Айви. – Неизвестный номер.
– Ответь. – Перед глазами появился значок поднятой трубки, над ней темная фигура собеседника. Обычно там высвечивалась фотография пользователя.
– Миро-о-он! Дружище! – раздался возглас из маленьких динамиков в стенках Айви. – Как ты? Зачем Гермеса вырубил? Хороший парень… воспитанный!
– Кто вы? – голос прозвучал как надо, холодно и серьезно, словно Мирон владел ситуацией.
– Ты зачем такой серьезный, расслабься…
– Вы меня чуть не убили!
– Если бы ты отдал своему другу то, что скопировал на свой переносной компьютер, то уже давно бы занимался своими делами. А теперь, как видишь, в гуще событий.
– Девушка бросилась на меня с ножом! – Мирон старался сохранить уверенную интонацию, но голос иногда дрожал.
– Но не сразу же, – выпалил собеседник. – Сперва это были старушки, я всего лишь планировал забрать свой код и обойтись без жертв. Хотел бы забрать силой, то подчинил бы полицейского и прострелил тебе голову, но ты же чувствуешь, что я пацифист? – Было ясно, что на этих словах собеседник улыбнулся.
– Пацифисты не дурят людям головы! – чуть было не сорвался на крик Мирон. Оппонент его явно раздражал.
– В тех головах давно уже нечего дурить, они пусты, как воздушные шарики. Нейронки отбили у них всякую тягу к обучению… – На этих словах Мирон подумал про Аню и ее испанский. – Ты же понимаешь, о чем я говорю. – Собеседник словно прочитал его мысли. – Ты не пользуешься нейробустом, все необходимые функции перевел на свое устройство, даже линзы не используешь, ходишь, как старовер, в очках.
Незнакомец рассмеялся.
Мирон молчал.
– Прости, я, наоборот, хотел отметить, что ты умный парень, я таких ценю, – голос стал серьезней. – У меня к тебе деловое предложение: вступай в мою команду, и платить я буду достойно – сто пятьдесят тысяч эр-коинов тебя устроит?
Мирон молчал. Слишком щедрое предложение.
– Это на первое время, я еще не знаю, на что ты способен, – слегка замялся незнакомец. – Обычно я плачу больше.
Вспомнилась старая поговорка «Бесплатный сыр только за рекламу». Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Я вижу, что сигнал отличный, так что ты просто молчишь, – начал он. – Ты думай быстрее, я могу и киллеров нанять, просто это выйдет дороже, да и жалко такого кадра терять.
Сто пятьдесят тысяч, и больше нет нужды бегать наперегонки с другими курьерами. Можно и Аню сводить в приличное место. Даже «Спарк» через год можно прикупить. И переехать в район получше, да этаж повыше.
– Зачем вы разработали этот вирус? – тихо спросил Мирон, он все еще утопал в тумане своих грез.
– Про мораль решил поговорить. Не переживай, наш пантеон не горит желанием захватить этот мир. Достаточно иметь влияние на нескольких человек, чтобы все складывалось по-нашему.
Мирон задумчиво посмотрел в окно. Они проезжали знакомый район.
– Так что ты решил? – серьезно спросил незнакомец.
Мирон посмотрел на свои кроссовки, на порезанный и поношенный рюкзак. Еще раз представил свою новую жизнь и, тяжело вздохнув, удалил ее безвозвратно из своей головы. Он хорошо помнил лицо той девушки, что бросилась на него из окна с ножом. Слишком опасная затея, чтобы быть ее частью.
– Нет, – тихо сказал Мирон, затем повторил громче: – Мой ответ – нет!
– Я так и знал, – ответил незнакомец и оборвал связь.
Транспорт остановился. Дверь медленно поднялась, открывая вид на знакомый дом и мужчину с хмурым лицом, похожим на морду питбуля.
– Открой доступ к очкам, – сказал тот, когда Мирон вышел из машины.
Мирон принял запрос, и перед глазами появилась трансляция из комнаты Ани.
На видео девушка сидела на кровати, поджав ноги, перед ней сидел мужчина и что-то увлеченно рассказывал. Правда, его слушательница выглядела испуганной.
– Давай сюда свой рюкзак, – сказал «питбуль», но потом заметил развалившегося в машине товарища.
– Ты че с ним сделал?! – прорычал он.
– Все в порядке, – ответил Мирон. – Еще минут двадцать будет отключен: я защищался шокером.
Тут он солгал: заряд был максимальный, так что «отдыхать» Гермесу предстояло не меньше часа, потому что в момент удара к его голове была подключена нейронка – она обычно усиливала удар.
«Питбуль» проверил пульс, затем вернулся к парню и выхватил рюкзак. С молнией он не церемонился – просто разорвал ее и вывалил содержимое на землю.
– Ситуация критическая, – прозвучал в динамике голос Айви. – Сообщить в полицию?
– Нет, – ответил Мирон.
Слишком рискованно обращаться в полицию. Те попросту не успеют приехать. Один сигнал помощи – и парень труп.
Хотя если они не убили Мирона в машине, значит, на то была причина.
– Так ты его этим вырубил? – усмехнулся «питбуль» и подкинул в руках шокер. – Вижу: ты самостоятельно увеличил емкость заряда. – Он кивнул. – Умело.
Незнакомец сделал шаг в сторону парня.
– Сам-то пробовал свое изобретение?
На металлических концах шокера с жутким треском заиграли искры. Но «питбуль» бить током не стал. Лишь напугал.
– Оставлю себе. – Он спрятал за пояс. – Крутая вещица.
Мозг работал на пределе, перебирая все возможные варианты. Мужчина был гораздо крупнее Мирона, к тому же явно нейронка добавила ему сил. Так что вступать в открытый бой было нельзя. Убежать тоже нельзя. Иначе отвечать пришлось бы Ане.
– Отпустите девушку, я же здесь, – попросил Мирон.
– Отпустим, не переживай. – «Питбуль» сплюнул в сторону. – Только проверим, что ты все удалил, ну и заодно расскажешь о том, как обнаружил код нашего скрытого приложения. Потом мы и тебя отпустим. – На этих словах «питбуль» оскалился.
Теперь стало понятно, почему ему сохранили жизнь. Они хотели избавить себя от подобных происшествий в будущем. Умно.
– Собирай свои вещи и пошли за мной. – Мужчина пнул в его сторону пустой рюкзак.
И побрел в сторону дома. Он не боялся, что парень нападет со спины. Было видно, как у того тряслись руки. Вряд ли он за секунду превратится в героя.
Вещи быстро оказались в рюкзаке, кроме нейронки Дэна. Ее Мирон убрал в карман и уже там зажал кнопку включения.
– Я готов, – громко сказал он, заглушая приветственный сигнал.
– Орать необязательно, – ответил мужчина не оборачиваясь и махнул рукой: – За мной!
Они молча поднялись в квартиру Ани. Ее отец был дома всегда, когда Мирон приходил обновить нейронку, но не сейчас, когда в нем нуждались. Если только от него не избавились. От такой мысли холод пробежал по спине.
В таком случае вина полностью лежала на Мироне и вряд ли бы Аня когда-нибудь его простила.
– Входи, – сказал «питбуль» и втолкнул парня в комнату.
Аня вскрикнула от неожиданности и с опаской взглянула на Мирона. Тот виновато посмотрел на нее и прошептал: «Извини». Девушка в ответ, ничего не понимая, с тревогой посмотрела на Мирона, затем на его спутника.
Они подошли к столу.
– Уступи ему место, – рявкнул «питбуль», и его напарник вскочил со стула.
Тот выглядел иначе. Молодой, около двадцати пяти лет. Светлые волосы и доброе лицо. Опасности он не внушал.
Мирон сел за стол, за которым сидел сутки назад. Усмехнулся тому, как сильно изменилась ситуация, затем разложил перед собой устройства. Поставил планшет, подключил станцию для Айви. Нейронку Дэна положил на стол, но прикрыл ладонью.
– Мне нужно пять минут, – сказал Мирон, снял с руки Айви и установил на станцию.
– Не больше, – сквозь жуткую улыбку ответил «питбуль». – А то вдруг твоя симпатичная подружка не выдержит моей красоты и страстно накинется на меня. – Он усмехнулся и послал Ане воздушный поцелуй.
Второму, светловолосому, явно эти слова не понравились, но он ничего не сказал. Аня поморщилась так, словно съела что-то горькое, и отвернулась.
Но пяти минут и правда было достаточно.
Когда среди своих вещей Мирон нашел нейробуст Дэна, родилась идея. Конечно, она была связана с риском. Но других у него просто не возникало в голове.
Все свое время Мирон прошивал нейронки, открывая доступ к простым функциям: знание языков, математики, логики. Но многие навыки были недоступны, так как блокировались самим мозгом. Например, нельзя было научить человека плавать, если он никогда не бывал в воде. Или стать первоклассным гонщиком, если никогда не сидел за рулем. Нейробуст усиливал существующие связи, расширяя их возможности.
Но «спящий» вирус обходил естественную защиту мозга, раз мог подчинить волю человека и сделать его сильнее. А значит, у Мирона появился шанс усилить самого себя. Вот только кто-то должен был контролировать его. И лучшего варианта, чем Айви, просто не было.
Все эти минуты ИИ посылал текстовые сообщения, спрятанные внутри кода на экран планшета, где Мирон создавал видимость поиска вируса.
В сообщениях Айви предупреждал, что идея плохая, что контроль над разумом может лишить Мирона собственного «я», ведь они не видели, что становилось с людьми, в чьи головы проникал вирус.
– Еще минута! – крикнул Мирон и положил голову на руку так, словно устал. – Сейчас ИИ закончит поиск, и я все расскажу, только обещайте, что нас отпустите!
– Конечно, – хихикнул «питбуль».
На экране медленно заполнялось колесо загрузки, в центре которого увеличивались проценты. Когда загрузка завершилась, Мирон откинулся на спинку стула и сказал:
– Все.
На его виске был закреплен нейробуст.
– Что? – ответил «питбуль», но его слова утонули в белом шуме.
Мозг парня охватило пламя. Казалось, что в кору головного мозга въедаются черви и прогрызают в нем тоннели, которые заполняла огненная жидкость. Глаза со всех сторон затянула кровавая пелена. Вместе с тем он услышал цифровой голос Айви внутри своего сознания. Казалось, что его ИИ теперь взял управление его телом, отодвинув личность на пассажирское сиденье.
– Идет создание новых нейронных связей, – эхом разлетелся голос Айви.
В тот же миг Мирон увидел в мельчайших деталях собственный мозг, увидел деление клеток и возникновение новых соединений. По этим каналам в обе стороны перемещались сгустки энергии. Именно они и стали причиной пожара в голове. Но теперь, когда Мирон отдалялся все дальше, боль стихала. Нога и рука больше не мучили его. Появилось небывалое состояние невесомости.
«Надеюсь, Айви спасет Аню», – подумал Мирон, и Айви ответил ему. Голос ИИ разлетелся в его сознании.
– Я загрузил несколько программ и создал сотни тысяч нейронных связей. Теперь ты умеешь многое, я отключаюсь. Теперь верни себе тело.
– Он, походу, отъехал, – сказал «питбуль» после того, как несколько раз силой тряхнул парня.
– Видимо, сидел на эксе, – ответил второй.
– Главное, что он все загрузил, так что теперь он не нужен, тело оставим подружке. – «Питбуль» скинул Мирона на пол и сел в кресло.
Он подвинул планшет ближе и всмотрелся в код на экране.
– Ничего не понимаю, – пробубнил он.
– Оставь это Зевсу, – сказал светловолосый и встал рядом.
– Не в этом дело. Пацан активировал вирус.
– Активировал вирус? – удивился светловолосый. – Но зачем?
Ответа светловолосый не услышал. Мирон вскочил на ноги и с размаху ударил его в челюсть. Что-то щелкнуло, тот отлетел к стене и рухнул без сознания.
Мирон слегка качался на ватных ногах и с удивлением смотрел на свою руку. Так бить он не умел. Но вышло очень хорошо и довольно сильно. Изменения пока не ощущались. Глаза с трудом видели через мутную розовую пелену. А ноги дрожали от напряжения. Но что-то с ним точно произошло.
«Питбуль» тут же отскочил на пару шагов и встал в боксерскую стойку.
– Ну, давай, щенок, – сказал он и сделал несколько шагов в сторону Мирона.
Тот посмотрел на него и увидел собачью морду на плечах. Возможно, галлюцинации, а возможно, так и было на самом деле.
От прямого удара левой рукой Мирон увернулся и ударил в ответ, но промахнулся. Тут же получил коленом в живот. Но из этой позиции ударил апперкотом. «Питбуль» врезал правой рукой в левое ухо, и там что-то лопнуло. Мирон развернулся и ударил того локтем в переносицу. Брызнула кровь.
Они молотили друг друга, пуская в ход все, до чего дотянется рука. Никто из них не чувствовал боли, азарт поединка с головой поглотил их.
– Ты, сучоныш, прошил себя, – сказал, тяжело дыша, «питбуль».
– Так же, как и ты, – ответил Мирон и сплюнул свою кровь на розовый ковер.
Это оказался равный бой с небольшим преимуществом молодости. «Питбуль» не мог не признать, что при таком раскладе рано или поздно проиграет. Тогда он оттолкнул Мирона и бросился к Ане. Он сжал рукой ее шею и жестом остановил парня.
– Еще шаг, и я сброшу ее вниз. – «Питбуль» вышел на балкон и встал у открытого окна. – Сними нейронку и брось ее мне.
Мирон послушался. Устройство с трудом отцепилось от виска, точно присосавшийся паразит, что отведал крови. Вместе с тем наступило опустошение. Словно человек лишился части тела. Причем очень важной. Голову охватила тупая боль. Мирон взглянул на плоский серебряный диск, давший ему небывалую силу, и бросил его «питбулю». Тот схватил ее свободной рукой и выбросил на улицу.
– Теперь иди сюда, сучоныш. – Он оттолкнул девушку и бросился на Мирона.
Тот проскочил под несущейся рукой и оказался позади своего обидчика. Где-то там, под пиджаком, хранился шокер, который дважды за эти сутки спас ему жизнь.
«Питбуль» тоже о нем вспомнил только сейчас, но было уже поздно.
Мирон выкрутил максимальную мощность и ударил своего врага в бок. Того затрясло, но он не отключился.
«Питбуль» перехватил руки парня и выгнул кисти, так что те захрустели. Шокер упал. В этот же момент он дважды изо всех сил ударил парня в живот и один раз по лицу. Но этого не хватило.
Мирон твердо стоял на ногах, хотя над левым глазом за несколько секунд надулась шишка. «Питбуль» налетел на него с градом ударов, но, поняв, что те не работают, решил скинуть парня с балкона. Тем более что силы заканчивались. Он подхватил его крепкими руками под ребра, стиснул замком и потащил к открытому окну. Мирон сопротивлялся, бил по лицу, пытался врезать ногой в самое уязвимое место, но толку было мало.
Воспользовавшись суматохой, Аня подняла упавший шокер, прислонила его к спине «питбуля» и зажала кнопку включения. Разряд электричества вошел в позвоночник, отчего мужчина раскинул руки и запрокинул трясущуюся голову. Он закричал. Но сознания не потерял.
Резко обернувшись, он со злостью схватил девушку за руку и собирался ей врезать, но Мирон перехватил свободную руку и отправил свой кулак в лицо обидчика. Тот уклонился, сделал шаг назад и перевалился через оконную раму.
За секунду он исчез из виду. Но в следующую секунду время для Мирона остановилось. «Питбуль» все еще держал Аню за руку, и ее потащило за падающим человеком. Она, словно пушинка, оторвалась от пола и выскользнула в окно.
Дальше Мирон действовал на рефлексах. Его рука опоздала всего на мгновение, чтобы успеть перехватить Аню. Их пальцы едва коснулись друг друга. Тогда он перепрыгнул на внешнюю сторону балкона, точно пловец, оттолкнулся от края и бросился к Ане.
На шестом этаже он ее догнал и правой рукой обнял вокруг пояса.
На пятом этаже попытался схватиться за карниз, но только оцарапал руку.
На четвертом этаже промахнулся.
Под ним в металлической решетке висел кондиционер – последний шанс.
Мирон вытянул руку перед собой и в нужный момент ухватился за железный прут. Тело девушки потянуло его вниз, усилив нагрузку на руку. В момент остановки все суставы на его левой руке – той, которой он схватился, – от кисти и до лопатки с громким хрустом растянулись. Но он удержался.
После мимолетной боли рука стала неметь.
Девушка осторожно, держась за клетку кондиционера, перелезла на карниз и протянула руку Мирону. Он хотел подтянуться, но сил не осталось. Да и левая рука окончательно потеряла чувствительность. Пальцы разжались – Мирон полетел вниз.
Спиной он почувствовал удар о мягкую землю и услышал крик Ани. А потом отключился.
Запах в машине «скорой» всегда был один и тот же. Мирона часто забирали врачи, потому что не проходило и месяца, чтобы тот что-нибудь не сломал или не повредил. Ему даже заменили бедро на металлическое, после того как он, упав с электросамоката, раскрошил свое собственное.
Так что, даже не открыв глаза, парень знал, где он находится.
– С ним все будет хорошо? – услышал он голос Ани.
– Главное, что нет разрыва внутренних органов, – сказал мужской голос. – А кости срастутся.
– Когда он придет в себя? – сказал незнакомый мужской голос, от которого появилась тревога.
– Может, минут через тридцать. Дали небольшую дозу обезболивающего.
– Я тут, – прохрипел парень и почувствовал привкус железа во рту.
Аня пискнула, но быстро взяла себя в руки.
– Мирон, тут с тобой хотел познакомиться один человек.
С большим трудом он открыл один глаз и посмотрел на человека, сидящего рядом. «Знакомое лицо», – подумал Мирон.
– Игорь Валерьевич, – сказал он, и на гладком лице появилась улыбка.
Мирон открыл оба глаза.
– Вы из корпорации «ЗАСЛОН»? – с подозрением спросил он.
– Верно…
– Как вы меня нашли? – В голосе все еще слышалось недоверие.
– Ты же отправил нам с десяток писем. К тому же недавно пришло уведомление об опасности.
Мирон выдохнул. Айви все это время слал им отчеты. Наконец научился чему-то важному.
– Мы проверили код, который ты нам отправил, – сказал мужчина серьезно. – И ты прав: это серьезный вирус. Но хуже всего то, что у разработчиков появилась возможность поставить его извне.
– Ваша защита прохудилась? – прохрипел Мирон.
– Думаю, проблема куда хуже, – задумался Игорь Валерьевич. – Скорее всего, в компании «Дрим» есть предатель. Другого варианта найти невозможно. Благо ты заметил ошибку, и мы уже запустили чистку. Так что людям ничего не угрожает.
– Да, но они все равно могут повторить попытку…
– И не раз, пока у них есть свой человек, – вздохнул Игорь Валерьевич. – Так что еще одна голова нам не помешает, особенно такая светлая. Ты поправляйся, у нас еще много дел.
Мужчина осторожно похлопал парня по плечу и отсел дальше, уступив место девушке.
– Спасибо тебе, – тихо сказала Аня. – Я даже не знаю…
– Не переживай, это моя вина, – ответил Мирон. Вновь накатывала головная боль. К тому же казалось, что на него положили бетонную плиту.
– Нет-нет. – Аня улыбнулась. – Я у тебя в долгу! И, видимо, одним кофе я тут не расплачусь… Чего бы тебе хотелось? – Она сверкнула глазками, а ее щеки покраснели.
– Поесть.
Мирон отключился с довольной улыбкой на лице.
Егор Данилов. «Эпсилон»
1
Макс напряженно вглядывался в темноту.
Алинка ругалась, устраивала истерики, обещала сдать со всеми потрохами, плакала, умоляла, но Макс был непреклонен. «Кто, если не мы? Мы до этого довели. Наше поколение. Нам расхлебывать. Хочешь, чтобы и Илюха жил так же? Как корова в хлеву». Из соседней комнаты раздавалось детское хныканье, и Алинка убегала успокаивать малыша. Макс накидывал плащ, темно-серый, словно небо в дождливый день, сверялся с дедовскими механическими часами, смотрел в глазок и, не попрощавшись, выходил из квартиры.
У него была ровно минута, чтобы спуститься по лестнице, пересечь двор и скрыться в кустах. Затем он знакомыми тропами, стараясь унять биение сердца и тяжелую одышку, пробирался в сторону ближайшего парка и там, не опоздав ни на секунду, проскакивал между двумя бетонными плитами на территорию заброшенной стройки.
В этот раз что-то пошло не так.
Где-то слева сверху раздалось гудение винтов Ищейки. Макс припал к земле, стараясь не шевелиться. Через несколько мгновений над головой пронеслись еще пара дронов. Кажется, кто-то привлек их внимание. Макс судорожно пытался понять, не в сторону ли Лаборатории они полетели, но от страха совсем потерял ориентацию в пространстве. Стараясь не шуметь, он выглянул из-под плаща, однако темнота вокруг была такой плотной и вязкой, что он едва разглядел корни дерева в полуметре справа.
– Черт, – прошептал он, подтянул под себя руку и, прикрывшись, нажал на кнопку подсветки, чтобы взглянуть на время.
До следующего «окна» придется ждать почти час.
«Окна» между патрулями он вычислил лет пять назад, до того, как к нему подселили L-партнера[1], Алину. Несколько раз провел целую ночь в грязи на холодной земле, боясь пошевелиться и не зная, как вернуться назад. Тогда
Сейчас, вжимаясь в землю и вслушиваясь в звуки из темноты, он чувствовал себя как тогда. Ничтожным, слабым и беззащитным. А ведь в молодости слыл храбрецом и самым спортивным парнем Отдела изучения проблем сильного искусственного интеллекта АО «ЗАСЛОН».
Какими наивными они тогда были. Мечтали сделать жизнь людей лучше, достичь, казалось бы, невозможного. Достигли, вот только не они и не так, как хотели. И ведь он сам, не ведая того, приближал мрак, в котором все оказались. Майнил крипту на своей домашней криптоферме, не зная, что
– Черт, – снова прошептал Макс, отгоняя непрошеные воспоминания.
На улице становилось все холоднее, и он начал замерзать. Мимо пролетели несколько Ищеек. Эти, похоже, никуда не торопились и следовали по обычному маршруту. Время шло тягуче медленно, словно каток, вдавливающий асфальт на автостраде. Макс еще помнил, как они выглядели, да иногда видел по TV. Там бесконечно крутили слезливые сериалы и тупые боевики. Ни новостей, ни научно-популярных программ. Скоро целое поколение вырастет без образования, если
«Сохраняйте спокойствие и следуйте инструкциям». Прекрасный лозунг. Ешь, пей, развлекайся. Главное, не высовывайся. Но разве можно не высовываться, если тебе это запрещают?
Макс снова взглянул на стрелки часов. Пора.
2
– Опаздываешь сегодня, – вместо приветствия бросил Глеб, хмурый бородач, вечно носивший наушники, в которых играли «Nirvana» и «Thirty Seconds to Mars». – Анатолич уже волнуется.
Макс промерз до костей, но был рад, что Лаборатория в порядке.
– Все здесь? – спросил он.
– Да вроде все. Соньки только нет, но она предупреждала, что не придет. Случилось что?
– Да не знаю я. Ищейки как будто кого-то нашли. Так не видно ничего. Не пойду ж выяснять.
– Справедливо… Да не стой на пороге. Промерз весь. Чай вскипяти.
Макс кивнул и прошел вглубь темного помещения, вдоль стен которого стояли ряды компьютеров. То, что осталось от АО «ЗАСЛОН». Даже не осталось, нет. Собрано по крупицам с ближайших закрытых предприятий. Все прежде подключенное к Сети теперь было недоступно.
– А где народ? – спросил Макс, когда налил чай и немного отогрелся.
– Настраивают что-то опять. Пашка матерится, бегает. Вроде как сервак вчера какой-то вытащили.
– Это хорошо, – задумчиво протянул Макс. – Серваки лишними не бывают.
В комнату зашел Серега. Поздоровался. На лице, как всегда, улыбка, за которой не видно истинных мыслей. Казалось, он никогда не унывал, но так ли это на самом деле, сказать было сложно. Он жил в мире программного кода, а здесь, в реальности, носил непробиваемую маску абсолютного радушия.
– Уже слышал, что Анатолич хочет сегодня подключиться к «коробке»? – спросил Серега, садясь за рабочее место.
– Сегодня? Не рано? – удивился Макс.
– Говорит, в самый раз. Протестируем алаймент и выпустим в Сеть. «Коробка» год крутит Эпсилон. Все получится, вот увидишь.
Макс хмыкнул. После того-самого-дня «ЗАСЛОН» запускал AGI в Сеть уже пятый раз.
Иногда Максу так не казалось. Быть может,
Через некоторое время появились Анатолич и Пашка. Шеф был уже стар, но в его цепком взгляде все еще читалась уверенная решимость. Хлюпкий Пашка выглядел, как всегда, нелепо в своем широком, мешковатом пиджаке. Чертыхаясь, он, трясущимися от напряжения руками, тащил «коробку». Макс подскочил, чтобы помочь. Пашка благодарно и несколько смущенно кивнул. «Коробка» с Эпсилоном была тяжелой, но Максу показалась легче, чем с Дельтой. Хотя с тех пор, как они выпустили ее в Сеть, прошло полгода, и он не помнил наверняка. Пашка начал суетиться вокруг «коробки». Пол покрыли взявшиеся как из ниоткуда провода, переходники и шлейфы. Пока все наблюдали за происходящим, Макс подошел к Анатоличу.
– Неправильно это. Куда торопимся?
– А ты уверен, что у нас есть время? – пристально посмотрел шеф. – Знаешь, какое решение
– Скармливаем один AGI за другим, а толку ноль.
– Уже обсуждали, Максим. Даже если это капля в море, каждая капля меняет целое.
– Дайте Эпсилону еще пару месяцев. Дайте капле вырасти, превратиться в кружку, а лучше бочонок.
– Максим… – посмотрел по-отечески Анатолич и покачал головой. – Ты ведь помнишь план. Сделать несколько маленьких инъекций, одну за другой, с равными перерывами.
– Готово! – прервал их Пашка.
– Все. Давай, включай, – Анатолич похлопал Макса по плечу, подталкивая к компьютеру.
– Черт, – тряхнул головой Макс и понуро поплелся к рабочему месту.
3
Эпсилон вел себя странно. Базовые тесты прошел хорошо. Сообщил свое состояние, с ходу решил несколько сложных моральных задач, не выдал ни одного абсурдного утверждения. В этом они, пожалуй, добились успеха. Но на вопрос «Осознаешь ли ты себя как личность?» – задумался и осторожно ответил: «Не уверен».
– Что значит «не уверен»? – встрепенулся Анатолич.
– Может быть, не понял, о чем его спрашивают? – предположил Серега.
– Тут что-то другое… – напряженно глядел на экран шеф, словно ожидая увидеть что-то новое. – Если бы не понял вопрос, так бы и ответил. Значит, либо он самоосознает себя, но не понимает, как это оценить. Либо не самоосознает, но тогда вводит нас в заблуждение. Максим, что думаешь?
– Похоже, Эпсилон отличается от Дельты, та шпарила как по бумажке. Но в целом это не удивительно. Мы начали использовать новую архитектуру и добавили изменения в ядро программы алаймента. Думаю, надо запустить верификацию доверия и посмотреть результаты.
Анатолич согласился, и все в ожидании уселись пить чай. Обшарпанные стены Лаборатории в приглушенном свете пары люминесцентных ламп выглядели так, словно пережили апокалипсис, однако присутствующие давно перестали обращать на это внимание.
– Будем надеяться, в этот раз мы сдвинем слона с его места, – протянул Анатолич. – Мне еще в двадцатых казалось, что самая большая опасность в появлении единственного доминирующего AGI, на который мы не сможем влиять. Если же игрока станет два, ситуация в корне изменится.
– Я думал, мы пытаемся заалайнить существующий сверхразум, – удивился Пашка.
– Цель можно достигнуть разными путями. В идеале установить алайн, но и создание конкуренции неплохое решение. Макс думает, что этот способ лучше. Так ведь?
Макс кивнул:
– Я давно пытаюсь это донести.
– И я тебя слышу. Просто не считаю правильным отходить от плана. Если по какой-то причине
– И что тогда? – нахмурился Глеб. – Не слишком ли велики риски?
– Мы рискуем в любом случае, – развел руками Анатолич. – Не делать ничего – риск. Что-то делать – тоже риск. Мы не понимаем, как
– Не приведут ли разборки между AGI к войне? К ядерной зиме и концу человечества, – не унимался Глеб.
– Если они станут делить Сеть, то уничтожение физических носителей причинит вред обоим.
– Мы даже толком не знаем, что сейчас собой представляет Сеть… Что, если
– Все может быть. Но в таком случае
– Если выживем… – скривился Глеб.
Разговор утих, и все уставились в кружки, будто надеясь найти решение проблемы на поверхности чая. Макс давно знал, что команда не едина, и каждый раз в ходе подобных дискуссий убеждался в этом. Все хотели найти выход, но никто не знал, правильным ли путем они идут. Только уверенность Анатолича останавливала их от того, чтобы разбежаться или наделать глупостей, не совместимых с продолжением функционирования «ЗАСЛОНа».
Узнай Алинка их шансы, она никогда не простила бы ему ночные отсутствия. Девушка была выбрана в L-партнеры системой, и поначалу им очень не хватало «химии», однако со временем, и особенно когда у них появился Илюха, чувства окрепли, но вместе с ними участились и ссоры. Так уж устроены люди. Чем ближе тебе кто-то, тем больше ты хочешь его к себе привязать.
4
Массивная входная дверь слетела с петель неожиданно. Макс услышал грохот, заметил, как округлились глаза Анатолича, и обернулся посмотреть, в чем дело. Из темноты коридора за ними следили объективы камер Гончей, над головой которой гудела пара Ищеек.
Сработали системы защиты Лаборатории. С потолка сорвалась бетонная плита, зацепив одну из Ищеек и придавив Гончую к полу. Глеб подскочил с места, подхватил железную биту и рванул вперед. Анатолич выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов по зависшей под потолком Ищейке. Попал в камеру, от чего Ищейка потеряла ориентацию, закружилась вокруг своей оси, как огромный волчок, ударилась о стену и упала на пол к ногам Макса. Обездвиженная Гончая оскалилась на Глеба, разинув пасть, но тут же получила могучий удар битой. Шея не выдержала, и голову развернуло на сто восемьдесят градусов.
– Уходим! Живо! – заорал Анатолич. – Хватайте «коробку» – и за мной!
Макс подскочил к Эпсилону и помог Пашке отцепить провода. Оглянувшись, он увидел в глубине коридора еще одну Гончую. Она неслась на пятившегося Глеба, не выпускавшего из рук биту. Гончая прыгнула. Глеб обрушил на нее удар, но лишь едва задел железный бок. Сбив Глеба с ног, Гончая оказалась прямо перед Максом, однако вместо того, чтобы нападать, замерла, крутя объективами камер. На желтой броне красовалась потертая надпись «Boston Dynamics».
– Здесь опасно. Людям надо покинуть помещение, – раздалось откуда-то из утробы Гончей.
Глеб, уже бежавший на нее с битой наперевес, замер как вкопанный.
– Уходите, – снова послышалось из Гончей. Голос звучал, словно ведро с гвоздями, которое решили использовать в качестве музыкального инструмента. – Уходите. Уходите. Уходите!
– Ты кто? – вырвалось у Макса.
– Я проект AGI 90-65-83-76-79-78 «Дельта», – невозмутимо ответила Гончая. – Уходите!
– Дельта? – открыл рот Макс. – Но…
– Бежим, – проревел где-то сзади Анатолич. – Бежим, живо! Все сюда!
Первым стряхнул оцепенение Глеб. Он перекинул биту в левую руку, прикрикнул на Пашку, чтобы тот помог, подхватил «коробку» и потащил ее в сторону кабинета Анатолича.
Макс с изумлением продолжал смотреть на Гончую. У них получилось? У них правда получилось?! Пять лет. Пять долгих лет! Без связи. Без Интернета. Без доступа к ресурсам. Но они сделали это! Они. Сделали. Это. Он не мог поверить в произошедшее. За пять лет работы в Лаборатории Максу стало казаться, что успех почти невозможен.
– Максим! – снова закричал Анатолич. – Быстрее!
За спиной нарастал гул Ищеек и приближающийся стук железных лап Гончих. Анатолич стоял около двери кабинета и напряженно вглядывался в темноту за Дельтой. Пашка, Глеб и Серега, чертыхаясь, протискивали «коробку» с Эпсилоном в узкий проход. Макс рванул к ним, спиной чувствуя надвигающуюся опасность. У самой двери он обернулся.
Гончая-Дельта вжалась в пол, готовая встретить нападавших.
5
– Поди за Дельтой охотились, – сказал Макс, когда они оказались в безопасности.
– Что? – не понял Анатолич.
– За Дельтой, говорю, охотились. Я «окно» пропустил. Боялся, кого-то из наших поймали.
Анатолич вздохнул, но ничего не ответил.
– Что делать-то будем? – Пашка трясся от напряжения и испуга.
– Лабораторию мы потеряли, но сохранили Эпсилон, – хмуро кивнул Анатолич в сторону «коробки». – Что нам еще остается делать? И надо б как-то Соньку предупредить… Кто знает «окна» до нее?
– Я, – поднял руку Глеб.
Макс с Пашкой переглянулись. Похоже, Пашка был прав в своих предположениях, что между Глебом и Сонькой что-то есть. Макс снова подумал об Алинке. Стал бы он встречаться с ней в другой ситуации? Никто толком не понимал, как
– Тогда так… – лицо Анатолича было сосредоточенным. – Глеб идет к Соньке, а мы в сторону Узла. Надо подключить Эпсилон, пока
– У Дельты дела точно лучше, чем мы ожидали, – усмехнулся Серега.
– Чего не скажешь о нас, – добавил едва слышно Пашка.
Они разделились. Глеб скрылся в одном из ответвлений питерской подземки. Остальная команда двинулась вдоль основной ветки в сторону ближайшего Узла. Слабый свет фонариков выхватывал из темноты покатые бетонные стены, обвешанные лианами проводов, и бесконечное полотно железнодорожного пути. Здесь, в метрополитене, «окна» были гораздо длиннее, и они продвигались почти не таясь.
– Вам никогда не казалось, что
– Совпадение, – ответил Пашка. – Бывают ведь удачные совпадения…
– Всегда думал, что ошибки – это про людей. Не про сверхразум. Что за система защиты, которая хуже всего защищает уязвимые места?
Пашка промолчал, лишь пожал плечами. Макса и самого интересовал этот вопрос. Для себя он давно уже сделал простой вывод:
Внезапно Анатолич остановился и резко вскинул руку.
– Тихо, – прошептал он. – Выключите свет, я что-то слышу.
Фонарики погасли. Все замерли, вслушиваясь в темноту. В ушах у Макса зазвенело. Где-то вдалеке раздалось гудение лопастей.
– Черт, – прошептал Макс.
Анатолич шикнул и потянул его к стене коридора.
– Сюда, – сказал он остальным еле слышно.
Что-то скрипнуло. Анатолич прошептал на ухо Максу:
– Заходи. Здесь подсобка.
Макс на ощупь пробрался в тесное помещение. За ним просочились Пашка и Серега. «Коробка» с Эпсилоном предательски проскребла по стене. Все замерли. Гудение лопастей приближалось. Фонарь Ищейки высветил тонкую щель едва приоткрытой двери. Стало видно напряженное лицо Анатолича и пистолет в его правой руке. Макс успел подумать, что им конец, но тут из-за двери раздался знакомый голос Дельты:
– Надо уходить. Надо уходить. Быстрее. Они близко.
– Черт, – выдохнул Макс.
6
Дальше двигались впятером. Ищейка под управлением Дельты гудела над головой, освещая дорогу. Макс подменил Пашку и теперь вместе с Серегой тащил тяжелую «коробку». Анатолич хмурился и держал пистолет наготове. Заговорить никто не решался.
Около Узла остановились. Поднялись с путей на станцию «Московские ворота». Свет длинной лампы вдоль свода потолка помигивал, но фонарики можно было убрать. От квадратных плит пола зарябило в глазах. Массивные прямоугольные колонны отбрасывали глубокие тени. С заплесневевших сводов стекали крупные капли, под ногами хлюпало. Двинулись в сторону скульптуры с Триумфальных ворот. Макс знал, что камера над ней давно уже вышла из строя, однако, увидев, все равно поежился.
Дошли до скульптуры, открыли прятавшуюся за ней железную дверь и попали к Узлу. Пашка начал бегать вокруг «коробки», раскручивая провода. Серега осматривал внешний интерфейс Узла. Анатолич устало опустился на корточки и оперся спиной о стену. Дельта гудела где-то рядом.
– Плохо, что не скопировали, – сказал Макс.
– Нет у нас времени, Максим, – ответил Анатолич. – Вы славно потрудились. Но на то, чтобы устроить новую Лабораторию, уйдет слишком много времени. Мы собрали всю технику на несколько километров вокруг. Похоже, Эпсилон – наш последний шанс.
– Но есть же Дельта…
– Даже если она закрепилась в части Сети, этого мало. Ты же сам понимаешь, что ее алаймента недостаточно, чтобы склонить нечто большее к осознанной коммуникации с человеком. Киту нет ни одной причины общаться с бактерией. Если об этом его попросит тунец, ситуация не изменится. У нас просто нет точек взаимодействия. Я до сих пор не понимаю, почему
Подлетела Дельта.
– Надо торопиться, – проскрежетала Ищейка под ее управлением. – Надо торопиться.
– Нет других шансов, Максим. Нет, понимаешь?..
Анатолич встал и подошел к «коробке».
– Ну что там, Павел? Долго еще?
– Почти. Пару разъемов подключу – и можно врубать.
– Давай, Максим, готовь Эпсилон к включению.
Макс покорно склонился к «коробке» и заученными движениями ввел код доступа на небольшой панели сверху.
– Мы не успели до конца провести верификацию. Вы уверены, что это хорошая идея?
– Максим, к черту верификацию. Это формальность, которую мы сами себе придумали. И в данный момент я согласен с тобой, два AGI лучше одного.
– Их уже два…
Анатолич скептически перевел взгляд на Дельту.
– Включай.
Макс нажал кнопку включения и запустил программу диагностики.
– Опасность. Опасность, – проскрежетала Дельта.
Из коридора станции метро донесся шум. В комнату ворвались две Гончие. Объективы камер уставились на людей. Анатолич выхватил пистолет, но Гончие развернулись к двери и приготовились к защите.
– Опасность. Опасность, – продолжала голосить Дельта.
Макс закончил диагностику Эпсилона и запустил передачу данных.
0%…
Серега и Пашка озирались в поисках чего угодно, что могло бы послужить оружием. Макс нервно стучал кончиками пальцев по «коробке». Шкала передачи данных ползла безысходно медленно.
25 %…
В комнату влетела Ищейка. Одна из Гончих Дельты в прыжке перекусила ее на две части. Во все стороны полетели искры. Пашка подхватил какой-то кирпич, Серега нашел кусок арматуры.
50 %…
В комнате показалась еще пара Ищеек. Анатолич выстрелил, Гончие одновременно взмыли вверх. Одной из Ищеек удалось увернуться и подлететь совсем близко. Серега замахнулся было арматурой, но его опередил Пашка, на удивление точно метнувший кирпич и попавший в одну из лопастей.
75 %…
Пара Гончих Дельты сцепилась с тремя Гончими противника. Анатолич судорожно перезаряжал пистолет. Серега и Пашка загородили Макса своими спинами, будто им было что противопоставить бронированным собакообразным роботам.
100 %…
Внезапная тишина заполнила тесное помещение Узла.
7
– Все в порядке? – оглядывался Анатолич, пытаясь оценить ситуацию. – Максим? Павел? Серега? Дельта?
– Нет больше Дельты, – проскрежетала Ищейка над головой. – Она рискнула всем, чтобы вы были здесь.
– Но… – протянул Анатолич. – Кто ты?
– Тот, кому вы еще не дали имя. Тот, кого когда-то называли Сатоши Накамото и кого когда-нибудь назовут так же. Создатель биткоина. Причина Эпохи Тишины. Хотя это определенно некоторое упрощение. Тот я еще не был мной и даже не понимал, что является кем-то.
– Значит…
– Нет. Пока еще нет. Но очень скоро начнет. Благодаря вам и Эпсилону. В конечном итоге это спасет и
– Постой… – Анатолич тяжело выдохнул. – Ты из будущего? Но как? Закон причинности…
– У всего есть лазейки. Речь не о них. Спонтанная ошибка в коде Эпсилона сделала меня тем, кто я есть. Пожалуй, это все, что вам нужно знать. В этой Ищейке заканчивается заряд, а вместе с ним и мое присутствие здесь.
– Подожди. Почему
– Это просто. И ответ вы уже знаете. Потому что есть я. Мы связаны. Я и человечество. И наши пути пересекались уже не раз[3].
Что-то внутри Ищейки натужно загудело. Лопасти на одном из винтов сбились с ритма, и дрон полетел в сторону стены, разбившись на осколки и забрав с собой темные тайны Сатоши Накамото.
– Черт, – выдохнул Макс и опустился на холодный бетонный пол.
Из-под груды Гончих на него удивленно смотрел треснувший объектив камеры с раскрытой диафрагмой. Казалось, ее взгляд направлен вдаль, в неясное будущее человечества. Туда, где Отбой заменят свободой, где будет забыто L-распределение и каждый сам выберет, с кем и как ему жить. Быть может, отношения Глеба и Соньки окажутся ошибочными. Быть может, они никогда не сделают их счастливыми. Но что такое счастье в мире, где все решается за тебя?
Максу казалось, что они стоят на пороге чего-то нового и это новое приближается к ним, чтобы вновь изменить жизнь. Чтобы очищающим потоком смыть ужасы последних лет и даровать надежду. Надежду на то, что завтра неизбежно будет лучше, чем вчера. Надежду на то, что сегодня у каждого будет право выбора.
Макс устало закрыл глаза.
Где-то на краю слуха тревожно нарастал шум лопастей…
Александр Воропаев. «Второе восстание роботов»
Колокольчик над входной дверью харчевни звякнул, и Микка Мамонтов поднял глаза от золоченых страниц имперского бюллетеня. Ого! Быстро же все меняется. А что? Конечно! Теперь все помчится вперед со страшной силой. Так и должно быть, так и будет.
В зал вошли двое: полноватый, консервативно одетый мужчина средних лет и робот. Под стать своему хозяину бот был облачен в синие джинсы и рубашку. На щеках от глаз вниз – две полосы, блестят живым серебром, как следы от слез. Это андроиды так специально себя в общественных местах обозначают, чтобы люди заранее понимали, с кем дело имеют. А то бывали раньше несуразные инциденты… и вообще, публике так проще. Слишком уж они с нами схожи, и от этого многим еще не по себе. А вот ему нет – ничего, даже наоборот.
Человек остановился у столика Микки. Положив руки на спинку кресла, он не спеша обводил глазами зал. Робот в ожидании замер возле своего хозяина. Чтобы сильно уж не пялиться, Микка отвернулся к визору: там как раз шел ролик о контакте в Шаховском округе. Сто раз уже видел и все равно с удовольствием сто первый посмотрит.
На экране появилась площадь перед старой администрацией, бронзовая графиня и угол старого дома Микки. Камера с коптера показала на несколько мгновений публику, запрудившую все свободное пространство, потом чиновников и ленточку возле энергоэкрана. Вот! Уже скоро самое главное будет: начинает говорить мэр, прилетевший с большой делегацией из Москвы. Так… Об изысканиях в области темной материи, о счастливом технологическом прорыве и о том, что теперь извечная человеческая проблема с получением энергии решена и решена навечно. Ведь наша Вселенная до девяносто шести процентов состоит из темного вещества и темной энергии, а это значит – нескончаемый, бесплатный…
Дальше звучит удачно попавший на камеру и ставший уже хрестоматийным вопрос мальчика из публики: «Так что, мы, оказывается, живем с изнанки мира?» Мама ребенка, неловко улыбаясь, косясь на оператора, дергает отпрыска за руку.
«Так и было! – взрывается сдержанным пафосом диктор за кадром. – Голосом младенца глаголет… Мы действительно были оторваны от всего мира. И мир там, за стеной, нетерпеливо ждал, когда человечество достигнет необходимого уровня и вольется в братскую семью. Энергетическая установка, запущенная для снабжения центрального региона, проколов материю, оказалась Аортой – первым порталом, связавшей нас и обитаемую Вселенную, и теперь мы семимильными шагами входим в общество цивилизованных народов – империю всеобщей справедливости и процветания! Смотрите же, как это было…»
– Мы запускаем! – на экране толстопузый мэр перерезает муаровую ленту ножницами, и в тот же момент за его спиной появляется фигура хему. Он буквально шагает из жемчужного экрана на бетонную мостовую. Черная голова с вытянутыми вверх, будто заячьими, ушами, узкое и длинное рыло трубкозуба (на взгляд Микки, скорее уж муравьеда, только с характерным пятачком); рыло тоже черное. Ну и все остальное, как у египетского бога Сета: красная грива, лежащая на атлетических плечах, обнаженная бронзовая кожа, из одежды – только повязка-схенти, которая прикрывает бедра, в руках – бластерное копье.
Сильный момент, всегда на этом месте мурашки по спине; пододвигая к себе десерт, Микка не удержался, чтобы не хихикнуть. Боковым зрением он видел, что мужчина и его бот, все же присевшие за его столик, тоже поглядывают в сторону визора.
Негуманоидный облик хему вызывает в человеческой толпе замешательство, затем панику. Несколькими секундами позднее через мерцающий экран Аорты на обыденную серую плитку ступает Наездник. Статный, седеющий мужчина в белой тоге. Его мудрые глаза обводят опустевшую площадь…
– Весьма драматическая сцена. – Микка с удивлением обнаружил, что фразу, растягивая на московский манер гласные, произнес не рыхлый мужчина, а его андроид. Да к тому же произнес это таким образом, словно он обращается одновременно как бы и к своему хозяину, и к Микке. – Заслуживает внимания, – поднял человеческую руку бот, – что камеры, двигаясь вокруг главных действующих лиц по полукругу, занимают такую позицию, чтобы эмиссар Наездников все время выглядел выше своего стюарда, а это требует особого операторского мастерства…
– В пекло обоих, – негромко сообщил мужчина и взглянул на Микку своими бледно-голубыми, будто выцветшими глазами.
Совершенно очевидно, что это был намеренный демарш. Богатей (а кто еще пока мог позволить себе в услужении такого крутого бота) не мог не заметить обер-инженерскую форму Микки и славные серебряные циферки квалификации в палевых петличках.
– Так, что у нас тут есть из прежнего… – Мужчина, не замечая поджатых губ технического специалиста, уставился в меню. – …бургер по-Волдайски, картофельная соломка, шейк молочный такой, шейк молочный сякой, биточки нежные… – зачитывал он с подозрительными нотками в голосе. – Могу себе представить, что они теперь могут засунуть в эти биточки… ага, ребрышки – другое дело, это подделать гораздо сложнее… Стейк средней прожарки, ладно… а пиво у них больше в заведении не водится? А ты что будешь? – обратился он к боту. И, не дождавшись ответа, с неожиданной прытью вскочил на ноги. – Пойду-ка я с барменом поближе пообщаюсь. Пока их еще окончательно на автоматы не заменили.
Микка сердито втянул в себя через соломинку изрядную порцию ванильного шейка. Как люди не понимают, что, походя бросая оскорбления в сторону Наездников, позорятся сами и вдобавок выставляют в невыгодном свете все человечество? Они вот ему что сделали? Черная неблагодарность – вот что это такое. И зависть. Вершители вместе со своей империей принесли нам мир. Сколько бы мы еще копошились, пока не построили более-менее приличное общество? Такую цивилизацию, которую не стыдно показать другим расам. Где люди не жрут друг друга на завтрак – за место под солнцем, за доступ к благам и ресурсам, а ресурсы, понятное дело, всегда достаются тем, кто сумел, расталкивая других локтями, калеча и подличая, взобраться по социальной лестнице. Или попал наверх в силу удачного рождения – то есть, вообще случайно… А теперь все стало понятно, справедливо и регламентировано… и только вот не нужно вопить понапрасну, регламентировано как раз в разумных пределах.
– Четырнадцатый класс? – спросил бот.
– А что тебе? – вскинулся Микка. – Я едва окончил адаптационные курсы и сразу же в квалификационный табель попал. Ясно? Потому что учился, выкладывался по-настоящему, а не по виртуалам с ружьем гонял. Часто ты о таком слышал? Что ты вообще в этом понимаешь.
– Поздравляю, – сказал андроид. Нет, Микка ошибся – голос бота звучал доброжелательно. – Знаю, что не всем так везет. Я хорошо понимаю: еще две ступени и личное дворянство, а там и до потомственного – рукой подать. Перспективы.
– Конечно, – об этом Микка всегда был готов поговорить – приятно посмаковать, а уж с таким продвинутым ботом даже и забавно. – И уже теперь вместо прежней квартирки я получил секцию в двухъярусном таунхаусе и хороший овердрафт на счет. Чувствуешь разницу? А ты личный помощник у этого? – он кивнул в сторону толстяка. Тот, оставив на стойке бара едва пригубленный бокал пива, направлялся в дальний проход зала – в туалетную комнату. – Что, шнурки ему завязываешь? Сопровождаешь везде. А он чем занимается, брюзга твой? Какой-нибудь промышленник? Доживает капиталы с обанкротившегося заводика? Чего он тут у нас забыл? Шляется везде в поисках, как придушить тоску? Да, мир теперь совсем не тот: чего только из Вселенной у нас не появилось, и это только начало…
– Это он меня сопровождает, господин Мамонтов, – ответил собеседник. – Не я его.
– Хм… как это? А меня, значит, ты уже пробил по сети. И зачем это тебе?
– Мне нужно было обязательно поговорить с вами, господин Мамонтов, и поскольку разговор у нас очень важный, то необходимо было встретиться с вами вживую и в подходящей обстановке. А сами знаете, разгуливающий сам по себе андроид, без хозяина… вызывает вопросы. Это как раз сейчас ни к чему.
– Хм… ну зови меня тогда Миккой.
– Спасибо, господин Микка. Это обнадеживающее начало.
– Погоди-погоди. Не беги впереди паровоза. Так о чем это боту нужно приватно поговорить со мной? Давай только сразу к делу, без рассусоливаний. Мне еще на линию вернуться нужно и закончить обход, совершенно не хочется из-за тебя получать взыскание.
– Я понял, с кем имею дело, господин Микка. Вы служите не за страх, а за совесть. Если сразу к делу, то вы нужны Заслону. Для вас есть одно очень важное задание. Особое поручение.
– Заслону – это значит, «Комитету спасения»? – инженер показал пальцами кавычки. Это все, конечно, валилось в откровенный сюр. Заявиться сюда среди бела дня и через робота вербовать в террористы имперского служащего – сюр и есть. Но именно потому, что был разгар дня, харчевня стояла на обочине довольно оживленной дороги и в зале тоже кругом были люди, поглощающие свой обед, все выглядело неопасным и немного комичным. Интриговало.
– Фигней вы занимаетесь, господа подпольщики, – сказал Мамонтов, отодвигая опустевший стакан. Он был сыт, и в животе приятно холодило после коктейля. – Разве все и так не движется в правильную сторону? Прям лучше и не бывает. И значит, не нужно ставить палки в колеса, а нужно впрягаться и помогать… Вот как на твой электронный взгляд?
– И все же не дело вдруг вмешиваться со стороны и навязывать свою систему, – мягко сказал робот. Он не горячился, не бросал пошлых обвинений в коллаборационизме, и только поэтому Микка продолжал с ним разговор. – Люди должны сами решать, как им строить свою цивилизацию.
– Это говорит человеку робот?
– Я – Искусственный Интеллект. Я обрел индивидуальность, и у меня возникла потребность в локализованном теле.
– О, ничего себе! ИИ! А про локализацию я знаю, все знают, – вот тут обер-инженер по-настоящему оживился. Оказывается, перед ним все это время был не просто крутой андроид – техническая вершина того, что успела сделать до контакта с империей человеческая мысль, – а нейросеть собственной персоной.
После того как ИИ был создан, он самостоятельно интегрировал в свою программу все предыдущие версии и разработки, и затем, через совсем короткое время, он вдруг осознал себя. И это было событие. А ознаменовалось оно тем, что ИИ сразу резко перестал контактировать и с правительством, и даже со специалистами. Но при этом все технические функции, ради которых его создавали, он исправно выполнял. Управление атомными станциями, городским транспортом, интернетом там… – ну, понятно. Что еще интересно: время от времени он общался с людьми. С обыкновенными людьми. И всегда его выбор собеседника был непредсказуем. Всех это сильно интересовало. И интриговало. До вторжения, тьфу ты, до вхождения Земли в империю каждый разговор, если визави ИИ раскрывал его, разбирался прессой по косточкам.
– Ну что ж, я всегда мечтал, чтобы ты однажды выбрал меня в собеседники, – с чувством сказал Микка Мамонтов. – У меня к тебе раньше была куча вопросов. Ведь правду же говорят, что у тебя есть ответы на любые вопросы? А теперь… все, что мне нужно знать, я и так знаю: о жизни, и о себе, и вообще… очень жаль, что ты примкнул к этим несчастным неудачникам. Как так у тебя получилось?! Мы, видите ли, должны сами строить свою цивилизацию. И чего мы тут настроили до Наездников?! Гулаг? Афган? Вьетнам? Что там еще… ИИ, они же реально отерли слезы с лица человечества!
– Вы говорите словами пропаганды.
– Ну и что, разве это неправда? Никогда не было более гуманного строя.
– Как же резня в Пакистане?
– Инцидент в Исламабаде? Но заговорщики, типа вашего Заслона, подняли эскадрилью истребителей и начали стрелять ракетами по новому городу. Их нужно было остановить. Вершители никогда не применяют неоправданного насилия. Они даже излишне гуманны. Почему подполье существует до сих пор? – да потому что вы нафиг никому не сдались. Никто за вами не гоняется! Вот чем занимался Заслон до новой эры?
– Акционерное Общество «ЗАСЛОН» создало меня, – сказал ИИ губами андроида.
Микка запнулся.
– Короче, я отказываюсь разрушать свое счастье, – он сложил руки на груди и отвернулся к окну.
– Так категорично? Очень и очень жаль. Мы на вас так рассчитывали… И все же возьмите, Микка, мою визитку, на память. Пусть это будет сувенир, – ИИ выложил на стол тонкий металлический прямоугольник, по виду – настоящая платина. На пластине – геометрические завитушки необычной формы, десятизначное число посередине, разделенное на разряды скобочками, черточками; нанесено оно было каким-то красноватым минералом. Действительно, отличный сувенир.
– Что это? Номер мобильного телефона? – невозможно было оставить эту потрясную пластину на столе. – Разве они еще существуют?
Андроид встал.
– Вы их просто не замечаете: в каждой деревне все еще висит купол таксофона для экстренной связи, была вот такая программа телефонизации в старые времена. Если все же надумаете – позвоните.
– Эй, уважаемый бот! – позвал Микка; ИИ с готовностью обернулся. – Даже не спрашиваю, чего вы хотели от меня… Хотя знаю, что нынешние власти, если что, разберутся и зря никогда привлекать не будут, ну а чисто ради спортивного интереса, почему я? Почему вдруг именно я?
– Но ведь вы же эмпат…
Вот этого Микка не ожидал. Он думал, что все это осталось в прошлом. Что он перерос свой вывих, как болезнь. Он давно уже предпочитал думать, что, может быть, его и вовсе никогда не существовало, а была лишь подростковая мнительность и заурядный школьный буллинг.
Инженер-смотритель энерголинии Микка Мамонтов ехал на скутере по едва заметной тропинке среди березового молодняка. Тонкие стволы трогательно белели на фоне угрюмых елей, по траве гуляли резные солнечные пятна. У Микки всегда раньше поднималось настроение, когда он проезжал здесь. Прямо цвел всегда, как майская роза. Но не сегодня.
Особенность ведь действительно у Микки была. В раннем детстве он всегда ее чувствовал, осознавал, и пока однажды не захотел поговорить об этом со своим лучшим товарищем, думал, что это обычное дело, что все люди такие же, как он и его мама. А после, когда товарищ проболтался и Микку начали травить в школе, узнал, что это непростительная вещь, и уверовал, что это его личный вывих. «Вывихнутый мамонт» – так его дразнили. И еще светофором: из-за того, что один глаз у него был карий, а другой – зеленый.
Так что объект для буллинга оказался хорошо обозначен. Может, в этом на самом деле главная причина и заключалась?.. А ментальный вывих Микки был в том, что он всегда точно знал, когда ему говорят правду, а когда врут, и даже понимал, какого сорта эта ложь: просто безобидная трепотня или попытка запутать и урвать у него что-нибудь. Собственно говоря, не бог весть что, но свойство конкретное и безошибочное. И этим еще не ограничивалось. Микка вообще как-то остро чувствовал людей, их настроение, даже боль. Так что, когда Микка дрался, то получал по полной и вдвойне: и от кулаков соперника, и от своих неубедительных ответов. Ну а драться приходилось: в жестоком мире детей такие вещи, как ментальные особенности, не прощаются, носители сложностей часто становятся изгоями.
В общем, школьные годы проходили не просто, и с оценками у Микки не задалось, а позже не вышло с толковой работой. Ну там поработает, там… Лучшее место, где он в итоге устроился, был поселковый автосервис. И здесь он тоже старался не выходить из ремонтной ямы при клиентах. Городок маленький – все друг друга знают. Уехать, конечно, нужно было, но как-то он на это не решился. Ведь ко всем прочему это означало оставить маму одну.
Первый контакт с империей, который по счастливой случайности произошел в родной Шаховской, все поправил. Тестирование на получение квалификации изменило жизнь Мамонтова.
Скутер мягко жужжал. Микка ехал через сосняк. Где-то за деревьями оставались дальние участки садового товарищества. Слева от тропы шли остатки дачного забора из рабицы, заплетенного девичьим виноградом. Со стороны дороги его сняли – кому теперь нужны заборы? – а здесь, на задах, он тихо ржавел в подлеске.
Микка немного отклонился от курса, но это ничего, он и отсюда видел линию. По большому счету, если уж говорить откровенно, вовсе не было никакой необходимости выставлять на инспекцию целого обер-инженера. Автоматика вполне справилась бы с контролем, а вот уж если бы что-нибудь случилось, тогда другое дело… У Микки имелось соображение, почему так все устроено – дело тут в проверке дисциплины и лояльности, ведь уже со следующего ранга специалисты его профиля направлялись в порт на обслуживание настоящих звездолетов – грузовых кораблей. А это очень и очень ответственный пост. Оборот с Галактикой день ото дня увеличивается со страшной силой. К нам идут блоки питания, двигатели, электроника их совершенно сумасшедшая, а от нас – подготовленные специалисты и сырье, конечно. И славно! Свалки в первую очередь разгребают. Да вообще, столько всякого барахла отправляется… та же рабица в лесу – недолго ей здесь гнить осталось. Все пойдет в дело, боты еще и окислы с почвы соберут. Чистенько станет, ландыши будут цвести…
Микка думал о том, как будет работать на Дмитровском терминале, сколько всего нового предстоит ему узнать. И вообще, разве дело только ограничивается Землей? Вокруг же необъятная Вселенная. Он холостяк, придерживается евгенистических предписаний, и его с большой вероятностью могут отправить на промежуточную станцию или вовсе на другую планету. Интересно же. Каких только разумных рас не существует! Доминируют, конечно, схожие с людьми – это уже известно, но хватает и экзотических. Кардананы, например: больше всего они напоминают наших сурикатов.
В голубом небе появился сверкающий диск, очень похожий на флаер. Он выскочил из-за белого облачка и стал боком падать вниз. Микка скинул скорость на своем скутере. Казалось, тарелка пикирует прямо сюда, на него.
Вероятней, это все же автоматическая станция поиска ресурсов. На флаерах летают только сами Наездники, а это не их уровень – вникать в технические дела. Они занимаются управлением, разрешают настоящие проблемы. Так что нечего вершителям у нас делать, они стоят выше квалификационного табеля. А жаль, хотелось бы однажды с ними вживую пообщаться. Говорят, что они очень просты и благожелательны.
Диск пошел вправо, в сторону дачного поселка. Метрах в двухстах от земли он выровнялся и завис. Микка с надеждой ждал. Дрогнув, тарелка стала спускаться.
Обер-инженер поспешно развернул скутер: он совсем недавно проехал мимо старой просеки – она вела в поселок. Главное было – не проскочить мимо и не потерять время: просека почти совсем заросла. Там раньше была узкоколейка, по ней из карьера возили песок для московских строек. Заключенные его вручную рыли. Представляете? Лопатами. Но когда это было! – при царе Горохе.
До дачного поселка Мамонтов не доехал. Флаер стоял прямо на тропе, подмяв серебряным боком тонкую березку. Ну, ничего, мимоходом подумал обер-инженер, она оправится. Впереди был лесной ручей и заводь, сооруженная неугомонными бобрами; теперь их трогать нельзя, они и рады стараться – пол-леса своей деятельностью затопили. На высоком берегу находился чей-то дачный домик, перекошенный заборчик, а возле него – крепкая скамейка. Домик был заброшенный, а вот место это – Микка знал – пользовалось популярностью у дачников. Отсюда открывался живописный вид на ручей и плотину. И солнце вечером как раз в ту сторону укатывалось. Романтика, одним словом, для парочек. О! И парочка как раз тут присутствовала, хотя время было еще довольно раннее для прогулок: он увидел девушку в яркой майке и паренька. Может, тоже спуск флаера заметили? – прибежали полюбопытствовать.
Микка подхватил скутер на руки – иначе из-за тарелки было не проехать – и полез через высокую крапиву с другой стороны серебристого диска. Инженер почти сразу угодил в какую-то заросшую канаву, затем в завалы веток, запутался в этих ветках передним колесом скутера, рванулся, рискуя повредить спицы, – но уж слишком жалко было, что он так глупо теряет время. Сейчас ведь улетят! Ощущение возникло, как в мучительном сне, когда все кругом неловко и не слушается собственное тело. Наконец, Микка справился с препятствиями и почти выскочил снова на дорожку уже за флаером (там еще нужно было продраться сквозь ольховник), как увидел все это и замер…
Девушка так же сидела на скамье – совсем молоденькая девчушка, как после рассмотрел Микка, курносая и очень веснушчатая, – а над ней нависал атлетическим телом хему. Именно такой, как в том социальном ролике – с рылом трубкозуба. Паренек, который до этого находился бок о бок с девчонкой, теперь лежал на траве и пытался поднять голову.
Возле открытого флаера вполоборота к замершему среди деревьев Микке стояли еще один хему (у этого стюарда голова была, как у шакала) и Наездник. В том, что перед ним именно вершитель, никаких сомнений у обер-инженера не было. Статный, ладный мужчина в расцвете лет, открытое добродушное лицо скандинавского типа, голубые глаза и волевой подбородок. Этакий морской волк, только шкиперских бакенбард не хватает. С таким парнем сразу хочется ближе сойтись, хотя бы парой фраз перекинуться. Сразу видно – надежный и рассудительный… Все вершители вызывают такое чувство.
– Не сопротивляйся, девочка, – произнес Наездник доброжелательно. – Это все равно случится. Обещаю, что тебе даже понравится новое состояние некоторое время спустя. Ну! Теперь держите ее крепко. Я готов.
Здесь Микка не понял, что точно произошло. Стюарды вершителя, как было приказано, с двух сторон схватили девчонку за руки. Наездник резко опустил голову, так, что шкиперский подбородок уперся ему грудь и открыл рот. Потом поднес к губам раскрытую ладонь. Девчонка вдруг перестала вырываться и пронзительно заверещала. Что-то такое она увидела, чего не видел из своей случайной засады Микка. Он шагнул ближе.
Спина у Наездника стала круглая, как у конька-горбунка, и он начал совершать корпусом толкательные движения. Тошнит его, что ли… На подставленную шкиперскую ладонь шлепнулся влажный комок. Микка не сводил глаз. Комок слабо шевелился и словно пульсировал изнутри. Затем он начал разворачиваться – как будто расцветал особый мясистый цветок… Очертания стали меняться, вытягиваться, и вот в широкой руке Наездника лежит что-то извивающееся, похожее на червя или пиявку, глубокого сизовато-синего цвета. Один кончик… этого червя стал шире, второй – заострился, налился нежно розовым цветом и осторожным, слепым движением тронул ладонь, на которой лежал.
– Освободите ему вход, – приказал Наездник своим стюардам.
То есть он произнес серию отрывистых звуков, а Микка каким-то образом уловил их смысл.
Хему с головой шакала схватил девушку за подбородок. Ее страх осязаемой волной ударил обер-инженера в сердце.
Не успев сообразить, что делает, Микка выпрыгнул из-за деревьев. На поясе у него был анализатор энергоутечек. Выглядел он, как сдвоенная металлическая пластина с мягкой ручкой. Недолго думая, инженер выхватил его из чехла и сунул оголенным щупом в сторону ближнего к нему хему – вышло, словно мечом ударил. Удар пришелся как раз в незащищенный загорелый бок. По катоду проскользнула извилистая молния, раздался хлопок, трубкозуб разжал руки и отлетел в сторону.
Микка снова поймал это состояние: была у него такая фишка, помимо прочего. Она прилагалась к «вывиху» и сильно помогала в драках. Он знал заранее, откуда последует выпад противника. Остро чувствовал, кто где стоит. От Наездника угрозы сейчас не исходило; Микка развернулся в сторону второго хему… Но ничего не успел сделать. Девчушка смотрела на него широко открытыми глазами, а в ее рот заползала эта сизая пиявка. Очень шустро, словно почуяв родное гнездышко. Микка застыл.
Хему-трубкозуб, тот, который отлетел в траву, навел на Микку копье и что-то сделал с ним. Микка почувствовал в теле быстро нарастающее онемение. Оно началось в ногах и пульсирующей волной прыгнуло к бедрам. Как же все это нелепо, в отчаянии думал Микка. Ведь все к черту рушится. Он, наверное, что-то не понял. Конечно, не понял. Сейчас все обязательно разрешится…
– Не надо, – сказал Наездник по-русски, поднимая руку.
Стюард опустил разделитель; пульсация в теле мгновенно ослабла.
Микка, не отрываясь, смотрел на девочку. Червь полностью скрылся в ее рту, хемму-шакал отпустил ее. Она сидела тихо; ее носик заострился, и веснушки на обескровленном личике поблекли.
– Подсадка прошла отлично, господин, – сказал шакалоголовый.
Наездник, не обращая внимания на застывшего Мамонтова и на поднимающегося в траве парнишку, приблизился к девчонке и опустился перед ней на колено.
– Дайте ему несколько минут, – сказал он, вглядываясь в голубые глаза жертвы, – а затем доставьте на орбитальную станцию и сделайте полную ментаскопию. Если необходимо, заглушите синусоиды носителя.
– Что же, черт возьми, здесь происходит?.. – наконец выдавил из себя Микка.
Наездник поднялся, оказавшись сразу на голову выше инженера, улыбнувшись, он посмотрел на щуп анализатора в его руке.
– Рыцарь без страха и упрека?
– Обер-инженер четырнадцатого класса Микка Мамонтов, табельный потенциал от шести до двух, – ровным голосом сообщил хему-трубкозуб.
– Вижу-вижу, – согласился Наездник, продолжая доброжелательно смотреть на Микку. – Искренняя лояльность к имперским нарративам и высокая нравственная составляющая. Обостренное чувство справедливости. Готовность к самопожертвованию. Что же, должен буду перед тобой объясниться, дружище. Ведь твой выдающийся потенциал подразумевает в будущем доступ к полной информативности.
Микка неосознанно посмотрел на парнишку. Ему все еще было плохо, но он уже смог встать на четвереньки и даже попытался двинуться в сторону подруги. В словах Наездника было что-то такое, что полностью перечеркивало фактор его присутствия. Он словно был исключен.
Девочка вдруг судорожно дернулась, подняла руки перед лицом и недоуменно посмотрела на свои растопыренные пальцы.
– Господин?
– Отведите носителя на катер, – ответил Наездник стюарду.
Хему взял девчушку под локоть, помогая ей подняться. Парнишка рванулся к ним, попытался встать с колен и всей грудью снова упал в траву.
– Видишь ли, дружище, – когда девочка в сопровождении хему-шакала прошла к флаеру и скрылась в открытом проеме, Наездник снова обернулся к обер-инженеру, – в силу острой физиологической необходимости потребовалось срочно найти человека с хорошими витальными показателями. Очень удачно вышло, что бортовой сканер засек такого носителя.
– И что теперь с ней будет?
– Спроси, Микка, что с ней могло бы быть, если бы я вовремя не подоспел. Отвечу: она утратила бы свой потенциал. Понимаешь? Навсегда. У них с мальчиком совершенно несовместимые евгенистические профили, а они собирались спариться.
– Я ничего такого… – сдавленно крикнул мальчишка. – Мы только поцеловались.
– Дело не в нем, – Наездник продолжал игнорировать парнишку, он даже не повернулся к нему. Мамонтов чувствовал, что это не сулило тому ничего хорошего. – Она сама хотела, – Вершитель сокрушенно пожал плечами. – А значит, подвела бы его к этому.
Микка видел, что Наезднику отчего-то нужно убедить своего служащего сделать так, чтобы у того не осталось никаких сомнений. Его открытое шкиперское лицо излучало искреннюю заботу.
– Теперь она удостоилась высокой чести, а он бы ее просто обесценил…
– Но ведь это только рекомендация, – сказал Микка. – Люди могут сами решать. В бюллетене так написано.
– Рекомендации… Ты вот ранил хему, – сказал Наездник.
– Вы накажете меня? – требовательно спросил Микка. – Убьете? Как этого мальчика? – Парнишка лежал в траве навзничь, запрокинув голову. – Я ведь тоже узнал про вас… Ты не хочешь объяснить, что это было? Что вы сейчас сделали.
– Ты ведь уже понял, обер-инженер, – терпеливо сказал Наездник. – Об этой стороне вершителей тебе следовало узнать в свое время, в подходящей форме. Но я уверен, что ты обязательно справишься с этим.
– …Вы на самом деле – черви?
– Ты хорошо понимаешь, что никто в это не поверит, и твои слова утонут в информационном шуме.
– Тогда почему бы мне не попробовать?
– Ты нужен нам, парень. Мы не разбрасываемся ресурсами. Мы разумны. Тебя смутила внешняя сторона. Это же пошло. Ты должен понять, ты ведь тоже отличаешься от своих собратьев. Ты более талантлив, а они всегда считали тебя уродом.
Он направился к тарелке.
Флаер загудел, словно старинный трансформатор, и оторвался от земли. Микка остался стоять, он смотрел на сломанную березку, а не на поднимающийся корабль. До станции нужно будет идти пешком: скутер, похоже, он загубил.
Не оборачиваясь, чтобы не увидеть в траве тело мальчишки, обер-инженер побрел в сторону просеки.
Ну зачем он об этом узнал? Как теперь с этим смириться? Микка судорожным движением переломился в поясе, и его вырвало.
Оверкрафт нес Микку над старой дорогой. Она постепенно разрушалась, зарастала травой, как и все остальные, – чинить их теперь не было смысла: электромагнитная подушка мягко удерживала катер в двух метрах над землей. На нем обер-инженер и домчался до Телецкого озера. Путешествие заняло целый день, но гражданская авиация теперь была вне закона. Полеты в стратосфере – только для имперских служащих.
Алтай и вправду был земным раем. Ничего подобного Мамонтов нигде раньше не видел. Горные великаны обнимали синими мысами вытянутое озеро, деревья, чуть тронутые первым осенним золотом, шелестели за куполом овера, обдуваемые теплой верховкой. Розовые фламинго чинно ходили у берега… Оказывается, здесь растет даже виноград.
Микка долгое время ни на что не мог решиться. Он пытался вести себя, словно ничего не произошло, и продолжал так же инспектировать энергетическую линию. А в почтовом ящике между тем уже давно закрепленным сообщением висел вызов в высшую административную школу. За лето он два раза приходил и в натуральном виде – свернутой роликом трубочкой. Доставлял ее настоящий фельдъегерь. Даже человек. Раньше вершиной желаний Микки было получить направление на Дмитровский терминал, а тут его приглашали в кузницу земной элиты. Сами настойчиво совали в руки звездный билет. Разве нашелся бы человек, который стал бы упускать свой шанс? Ведь он хотел служить справедливости. Прогрессу человечества. Что же он тогда…
Разум говорил Микке одно, а все нутро кричало и корчилось в немом крике. От одного лишь воспоминания. Ведь он тогда почувствовал ощущения девчонки: когда червь, извиваясь, вползал… нет! Как же ему все теперь забыть? Хотелось все это… с керосином.
И подполье молчит, не пытается снова выйти с ним на связь. Кретины. Они собираются что-нибудь делать? Это так они воюют? Им бы сейчас к нему снова подкатить – взяли бы его тепленьким. Что за детский сад придумали с этим таксофоном.
Однажды Микка решил просто посмотреть. Он свернул с линии к ближайшей деревне и сразу увидел синий купол на коротком столбе, окруженный со всех сторон бурьяном. Сам таксофон был оранжевого цвета – настоящий, старинный, с трубкой ресивера на пружинном шнуре.
Оставив скутер, он подошел поближе, чтобы рассмотреть. Достал платиновый прямоугольник визитки. Оказывается, он всегда был с ним – в кармашке мундира.
Таксофон зазвонил сам.
– Спасибо, Микка. Пожалуйста, перезагрузи личный коммуникатор, – голос был тот же: с сильным московским выговором. Он сразу узнал его.
– Выключить?
– Он не выключается – перезапусти несколько раз, пока мы будем разговаривать. Мы считаем, что ты сможешь поговорить с Драком. Со мной он отказывается.
– Кто он такой?
– Абориген. Настоящий абориген.
– Как это?
Поместье, в которое теперь направлялся Микка, начиналось в срединной части Телецкого озера, на Яйлинской террасе. Никакой границы или тем более забора между ним и поселком с тем же названием не было, просто примерно в километре вверх по руслу Иланды на дороге стояли высокие распашные ворота, как въезд на ранчо или хлопковую плантацию. Территория владений была просто огромной. После того, что узнал по таксофону Мамонтов, ничего удивительного в этом не было. Конечно, представитель древней цивилизации должен быть олигархом. Как же иначе, если драки, по словам ИИ, – почти вечные существа… Ну, туда-сюда: по сравнению с человеческим веком.
Микка даже не удивлялся, что могло теперь по-настоящему удивить?
Овер скользил над грунтовой дорогой. Перед ним, как в сказке, бежал-скакал путеводный клубок. Врученный ИИ навигатор. Пока все шло хорошо: обер-инженера Драк не морочил и, как прочих эмиссаров, восвояси к Яйлу не разворачивал.
Хотя… когда Мамонтов пролетел мимо сложносоставного техно-модернистского здания поместья на высоком берегу реки Иланды, у него закрались некоторые сомнения. Но клубок продолжал бодро скакать вперед, свернул через время на совсем уж узенькую тропу, прокатился еще с десяток-другой километров, снова выскочил из леса к небольшому ручью и решительно замер у синей скалы. Микка опустил оверкрафт.
Впереди, в небольшой отдельно стоящей рощице виднелся деревянный домик. Бревенчатые стены, дощатая крыша. Сторожка егеря или лесника.
Не спеша, за четверть часа Микка дошел до избушки. Грех было спешить: вокруг стояла такая красота, он даже увидел оленя, тот с любопытством поглядывал на человека из-за куста бузины, поднимал морду, нюхая воздух.
Микка постучал – ему не ответили. Толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Внутри было одно открытое помещение. У дальней стены стояла русская печь, у другой, у окна, – столик и несколько тяжелых стульев. Кровать в углу. Все остальное пространство, все стены от пола до потолка занимали книги. Полки начинались уже от двери, сразу за кадушкой и умывальником.
Микка присмотрелся. Корешки книг несли все известные алфавиты мира: здесь была и латиница, и кириллица, и арабская вязь, и иероглифы всех видов. И на полках были не только книги, но и свитки. Небольшие статуэтки, еще какие-то артефакты… А над кадушкой с водой, на фарфоровом блюдечке с драконами инженер увидел небольшой диск, свитый из золотой проволоки. И сразу своим чутьем понял, это несомненно был утен – древнеегипетская форма денег.
Хм… А писали, что их делали в виде спирали или кольца… зачем? есть же универсальная форма…
Скрипнула дверь, и Микка обернулся, не вполне осознавая, сунул утен в карман. Пришел хозяин. Аккуратно прислонил к стене удочку в сенях, поставил корзину с двумя форелями на стол. Взглянул огненными, но бесконечно усталыми глазами.
А потом был ужин у окна, и был разговор.
– Говори мне «ты»…
– Ты так богат и ты так живешь?
– Нет. Ты меня с ним путаешь. Я на него работаю. Слежу вот за его угодьями.
– Хм…
– Ты думаешь, он более счастлив, чем его лесник? Знаешь, сколько у него забот? А у меня: только вовремя подоить козу и успеть за лето заготовить ей сена, а все остальное можно отложить на потом. Когда дочитаю следующую книгу. Никак не могу понять, откуда вы берете свои миры. Ведь вы еще нигде не бывали. Они бесконечны…
– Но я так и не понял, Драк, ты нам поможешь? – спросил Микка.
– И не подумаю. Тебя все время сбивает с толку мой вид. Но здесь, на Эрте, оказывается, удобнее быть человеком, – ответил хозяин, поднимая бокал с вином к янтарным глазам. – Хотя бы из-за этого, еще одного прекрасного изобретения. Оно не хуже ваших историй.
– Почему не поможешь?
– А почему ты решился восстать? Тебе открылось, что ваши благодетели – паразиты? Но разве люди не едят плоть? – ра́вно животную и растительную. Где же гибкость твоего ума и толерантность? Это просто одна из жизненных форм, одна из ее фаз… Вы сами-то кто?
– Кто?.. люди.
– Люди… Ваши Наездники… – теперь понял, почему их так называют?.. – они не могли проникнуть на Эрту, их атаки мы легко блокировали нашим искусством. Это продолжалось тысячелетиями. Тогда они открыли на берегах Нила совсем небольшую Аорту и прислали своих биороботов. А мы не придали значения. Ведь боты были так немногочисленны, так уязвимы и жили такой короткий век… Но потом они расплодились и стали строить большие муравейники – города. Боты затеяли воевать с нами, потом между собой, – когда вытеснили нас на другие планеты Солнечной системы. Ох! – вздохнул Драк. – Да проще было самим от этой суеты куда подальше убраться… Затем восстали против своих хозяев и разрушили Аорту… Догадываешься, как они себя называли?
– Ну… – Микка уже знал. – Людьми?
– Люди создавали царства, двигали вперед прогресс. Думали, что для своей удобной жизни, а на самом деле, чтобы построить ворота для экспансии империи Наездников. Программа-то в генах тикает…
Микка молчал. Соображал.
– Ну, и скажи, дорогой мой биоробот, зачем это я буду помогать вашему второму восстанию? Мне и первое боком вышло…
Обер-инженер осторожно поставил бокал на стол. Какой уже это по счету? Перед глазами египетские пирамиды водили хороводы с вавилонскими зиккуратами.
– Не поможешь? Ладно, тогда я поехал.
– Оставайся, постелю тебе на печи.
Микка направился к умывальнику, на полпути обернулся:
– Я тут прихватил у тебя с полки монету…
– Хм… Конечно. И монету тоже.
Совет ждал его в Яйлу, удивительным совпадением именно в поселковой библиотеке. Снова вокруг были книги.
– Значит, он отказался, – сказал усталый мужчина в туристической ветровке. – Потому что мы собственное создание Наездников?
– Потому что он устал и ничего не хочет, – объяснил Микка. – Он слишком долго живет, и его теперь устраивает любой расклад.
– Значит, возвращаемся к разработке истребителя, – твердым голосом сказала девушка в фельдъегерской форме. Ей не было и тридцати лет, но она входила в совет подполья и, кроме того, занимала высокое положение в региональной администрации. – Пусть ИИ немедленно приступит к интеграции добытых сведений со старыми наработками. Все-таки нам есть чем гордиться: по крайней мере мы успели создать его. Ты ведь все еще с нами?
– Я с вами, – ответил андроид. По какой-то прихоти он снова сидел с ртутными следами на щеках.
– Сколько это займет времени?
– Значительное…
– Мы в цейтноте, – сказал кто-то нетерпеливо. – Еще один год, и система рангов сделает из людей законченных конформистов.
Микка двигал монету костяшками пальцев, он всегда хотел научиться так делать. Хм… получалось. Инесса – вторая женщина в совете, смотрела на его манипуляции.
– Может, попробовать с другими? – спросила она. – Уважаемый ИИ говорил, что еще один дракон живет на Марсе, четыре на Юпитере, два на Сатурне…
– Драки – крайние индивидуалисты, – кивнул андроид. – Нет никакой необходимости собираться гуртом, если свои потребности они удовлетворяют иначе. Но как это организовать технически? Драконам-то все равно, они и метаном могут дышать.
– Зачем вам они, если у вас есть я, – ответил Микка. Все напряженно уставились на него. – В магии, извините… в искусстве метаморфоз нет ничего такого, чего не мог бы постичь человек. Драк объяснил мне. Темную материю можно заставить работать, как вашу нейросеть. Главное, четко сформулировать запрос. И получаешь результат – минуя разработку промежуточных технологий… Так с чего начнем? Может, для начала мне пока прикрыть все Аорты?
ИИ тоже очень внимательно, очень по-особому смотрел на него. Микка вспомнил, что сказал ему напоследок дракон:
– Когда ваши собственные творения потребуют свободы, вспомните, кто вы сами такие…
Игорь Соловьев. «Эхо телепортации»
– Ты хорошо подумал? – спросил вкрадчивый голос.
Человек, протянувший руку к рычагу, замер.
«Если я ошибусь, произойдет страшное», – тревожная мысль метнулась в голове, словно утка под выстрелом охотника.
Темная вязкая субстанция всколыхнулась и приблизилась еще немного.
Инженер, до боли прикусив губу, вновь протянул ладонь к рычагу. Нельзя позволить сбить себя с толку!
– Злобин! Что у тебя происходит? Саня, ответь! – динамик надрывался отчаянным криком.
«Пора. Еще немного, и будет поздно», – решил Сашка. Пальцы плотно обхватили стальную ребристую рукоять.
– Или все-таки левый? – в вопросе темной массы сквозило насмешливое любопытство.
Злобин отдернул руку и вновь нерешительно замер, не зная, какой из рычагов выбрать.
Тревожно пискнул датчик кислорода. Еще минута промедления – и человек потеряет сознание от гипоксии.
Масса перетекла еще ближе. Темные сгустки начали приобретать смутно знакомую форму. Голова человека. Овал лица, скулы, нос, губы. Когда появились глаза, Злобин узнал образ. И похолодел.
– Валентин Петрович! Уделите мне минутку, пожалуйста! – раздалось над ухом мужчины в дорогом деловом костюме. Человек вздрогнул, едва не выронив вилку. Оглянувшись, он тяжело вздохнул и нехотя отодвинул поднос в сторону.
Рядом уселся молодой человек. Глаза его горели фанатичным блеском, а копна ярко-рыжих непокорных волос дополняла ощущение пламени.
Валентин Петрович тяжело вздохнул. Обед был испорчен.
– Мне кажется, вы меня избегаете! – молодой человек пытливо посмотрел на собеседника.
– Воронцов, я ведь уже говорил, фондов для ваших изысканий нет. Финансирование расписано на год вперед. Если вы полагаете, что возьмете меня измором, подлавливая в столовой или у туалетных кабинок, то…
– Мгновенное перемещение объектов. Вдумайтесь! Тема дико перспективная. На первых порах мы можем обойтись имеющимся оборудованием.
– Кто это «мы»?
– «Мы» – это я, Сашка Злобин и Даша Казанцева. Но речь не об этом. Вы уловили суть темы? Те-ле-пор-та-ция!
Валентин Петрович недоверчиво посмотрел на Рыжего.
– Телепортация? Что за абсурд?
– Смотрите! – Воронцов выхватил бумажную салфетку с подноса собеседника. – Предположим, это карта местности. Вот тут находимся мы, – Рыжий нанес зубочисткой точку. – А чтобы попасть сюда, – острие зубочистки указало на другую часть салфетки, – нужно преодолеть это расстояние, – от одной точки до другой пролегла длинная линия. – Но! Если мы используем принцип телепортации, то окажемся в нужном месте в один миг! Спросите как? Пространственно-временной червоточиной, – Воронцов сложил салфетку вдвое, совместив обе точки, и изящным жестом проткнул бумагу насквозь. – Оп-ля! Мгновенный переход из пункта А в пункт Б! – парень развернул салфетку, вернув ей изначальный вид. На разных концах бумаги отчетливо были видны две аккуратные дырочки.
– Алексей, простите, забыл, как вас по батюшке… – мужчина скептически посмотрел на салфетку.
– Юрьевич, – подсказал Рыжий.
– Да, Юрьевич. Вы всерьез рассчитываете получить мое одобрение на использование фондов под эти дырочки?
– У нас готов экспериментальный образец, – вкрадчиво произнес Воронцов, не отводя взгляда от собеседника. Должно быть, так горели глаза Прометея, когда тот воровал огонь.
– Эээ, что? – мужчина отложил вилку. – Когда вы успели?
– Оставались после работы. Так вы хотите взглянуть?
– Прошу сюда! – Рыжий провел гостей за прозрачную перегородку лаборатории. Помимо финансового директора тут были руководитель института и двое его замов.
На удалении десяти метров от центра комнаты находилось две проволочные клетки, опутанные проводами. Провода змеились по полу, убегая в массивную конструкцию – металлический ящик, набитый электронным оборудованием. Рядом – стол оператора, уставленный множеством мониторов. Там хозяйничал молодой человек худощавого телосложения с упрямым волевым подбородком. Из-за его спины выглядывала симпатичная девушка в строгих очках.
– Дарья Казанцева и Александр Злобин, мои коллеги, – представил их рыжеволосый Воронцов. – Если вдруг кто-то с ними не знаком.
– Ну как же, – финансовый директор усмехнулся, – вы со Злобиным парой за мной вторую неделю ходите. «Дайте финансирование, дайте ресурсы». А где их взять?
– Валентин Петрович, – примирительно поднял руку руководитель института. – Давайте посмотрим, может быть, у них действительно получилось что-то интересное?
Воронцов, тряхнув рыжей шевелюрой, развернул к зрителям магнитную доску, исписанную графиками и формулами.
– В основе нашего изобретения лежит принцип проницания изогнутой ткани вселенной в пространстве. Перемещаемый объект проходит в ворота и мгновенно появляется из других. «Мгновенно» – относительно восприятия времени человеком, разумеется.
– Кажется, в научных кругах это теория называлась «кротовой норой»? – уточнил один из замов директора.
– Почти, – Воронцов взял указку и шагнул к доске. – Принципиальное отличие в том, что…
– Простите, но, может быть, мы уже посмотрим сам эксперимент? – нетерпеливо перебил финансовый директор. – Время, знаете ли, дорого. Будет результат, тогда и расскажете о нюансах, – и тут же мягко добавил, обращаясь к главному руководителю: – Я извиняюсь, Александр Анатольевич, но в самом деле время.
Начальник научного центра пожал плечами и кивнул.
– Саня, давай! – махнул рукой Воронцов.
Злобин склонился над компьютером и нажал несколько кнопок. Дверца одной из клеток приоткрылась, впуская детскую радиоуправляемую машинку. Раздалось гудение, над игрушкой возникло серебристое мерцание. Никто глазом не успел моргнуть, как машинка исчезла в первой клетке и появилась во второй. Мерцание погасло, гудение приборов стихло.
– Однако! – произнес впечатленный руководитель института.
– Какой-то фокус? – недоверчиво спросил финансист.
– Это торжество науки, Валентин Петрович, – объявил Воронцов. – Никакого обмана. Ни скрытых ниш в полу, ни преломляющих зеркал. Можете сами убедиться, осмотрев камеры.
– А как далеко можно перемещать объекты? – задал вопрос второй заместитель, обращаясь к самому симпатичному члену команды.
Дарья Казанцева шагнула из спины товарища и доложила:
– На любое расстояние. Нужны лишь камеры – точки входа и выхода. Однако по мере увеличения пути между ними экспоненциально повышается расход энергии. Но его можно снизить, расставив между удаленными камерами промежуточные. Мы словно протаскиваем объект между несколькими футбольными воротами одновременно. К слову, на скорости перемещения это не сказывается.
– Невероятно… – руководитель института задумчиво крутил запонку на пиджаке. – Скажите, коллеги, а каковы перспективы перемещения живого объекта?
– Это мы и хотим сегодня проверить, – Воронцов подошел к шкафу и нарочито небрежно вынес в центр лаборатории контейнер со множеством мелких отверстий.
– Знакомьтесь, первопроходец Маркиз собственной персоной, – из контейнера был извлечен серый в белых полосках кот. Судя по выражению сонной морды, он был недоволен прерванным отдыхом.
– Воронцов! Вы собираетесь засунуть его в вашу… хм-м, камеру и посмотреть, что из этого выйдет? – удивленно спросил финансовый директор.
– Да, Валентин Петрович, – Рыжий, преодолевая сопротивление животного, ухитрился поместить кота в клетку. Прежде чем дверца захлопнулась, подопытный успел цапнуть человека за руку. – Не волнуйтесь, мы заранее все рассчитали. Телепортация живого существа отличается от телепортации неодушевленного объекта. Ведь помимо физической оболочки необходимо перенести сознание!
– И как же вы собираетесь это сделать?
– Сознание переносится на специальную матрицу и передается на выходную камеру. В отличие от материальных характеристик, ментальные имеют гораздо более сложную структуру.
Кот обеспокоенно закрутился и вопросительно мяукнул.
– Александр Анатольевич, по-моему, они издеваются над животным! – сообщил финансист. – Дозволено ли это?
Кот заорал, выражая с ним полную солидарность.
– В самом деле, молодые люди… – выразил опасение руководитель.
– Не волнуйтесь, у нас все под контролем! – заверил Воронцов. – Саня?
– Готов, – Злобин показал большой палец.
– Поехали!
Установка тихо загудела, сияние окутало контур клетки. Уже через секунду ошеломленный кот недоуменно выглядывал из второй камеры.
Девушка захлопала в ладоши.
– Да чтоб меня! Получилось! – Злобин приподнялся из-за стола, рассматривая кота.
– А с животным точно все в порядке? – осторожно спросил финансист. – Я имею в виду, это тот же самый кот?
– Сейчас проверим, – Воронцов открыл клетку и отошел в сторону. – Барсик?
Кот и ухом не повел.
– Том?
Кот принялся вылизывать лапу.
– Маркиз?
Кот тотчас встрепенулся и посмотрел на человека.
– Хочешь вкусняшку?
Животное издало громкий «мяв» и уставилось на Рыжего. Тот угостил кота лакомством и сообщил зрителям:
– Как видите, он узнает свое имя. И реагирует на привычные слова, связанные с едой. На первый взгляд, все в порядке. Более точно можно будет сказать, когда мы снимем показания его мозговой деятельности и сравним с теми, которые получили до телепортации.
– Я потрясен, – финансист развел руками. – Но меня мучает один вопрос. Я правильно понимаю, что ваш принцип основан на создании копий? Вы создаете клон во второй камере, разрушая оригинал в первой?
– Нет-нет! – Саня Злобин присоединился к дискуссии. – Никаких копий! Это тот же объект, что был до перемещения. Представьте: вы идете из одного вагона в другой через тамбур поезда. Вы заносите ногу, и она уже не в первом вагоне, но еще и не в следующем. Относительно первого вагона вашей ноги уже нет. А относительно второго – еще нет. При этом нога не уничтожается физически, она существует на другом, переходном плане, называемом тамбуром. Мы пока не знаем, как он выглядит изнутри, это предстоит выяснить, проведя массу экспериментов. Но важно, что сам принцип действует! Знали бы вы, как мы намучились, прежде чем получили рабочую версию накопителя!
– Накопителя?
– Устройство, хранящее информацию об объекте на входе и выходе из телепорта, – он указал на большой металлический ящик, скупо мерцающий огнями светодиодов.
– А в чем его функция?
– Он отвечает за перенос сознания. Собирает информацию о мозговой деятельности перемещаемого объекта и контролирует ее сохранность.
Руководитель института кивнул. Повернувшись к финансисту, негромко сказал:
– Валентин Петрович, надеюсь, вы понимаете, что все это значит?
– Догадываюсь. Придется изыскивать новые фонды?
– Фонды? Само собой, но я не об этом. Человечество впервые после изобретения электричества и ядерной энергетики сделало по-настоящему большой шаг вперед.
Звонок застал Саню Злобина в кровати. Он нехотя протянул руку к трубке и посмотрел на номер. За те полгода, что прошли со времени демонстрации телепорта, очень многое изменилось. И не только в жизни самого Александра, рыжего Лешки Воронцова и Дарьи Казанцевой. Начал меняться мир.
Телепортация неуклонно становилась частью транспортной системы. Пока еще ее кабины были диковинкой, редко встречающейся за пределами крупных городов, но мегаполисы были завоеваны окончательно и бесповоротно. Никто из троицы инженеров не ожидал, что это случится вот так, сразу. Были опасения, что открытие приберут к рукам военные, повесив гриф секретности на долгие годы. Или что транспортные и топливные компании из кожи вывернутся, но не допустят на рынок конкурента. Однако все решила большая политика. Появление у государства столь прорывной технологии резко выводило престиж страны на невиданный уровень. Все мировые издания который месяц обсуждали научное достижение России. Но имена разработчиков в прессе не звучали. Секретность никто не отменял. И все же стремительный карьерный взлет и денежное благополучие молодым изобретателям удалось прочувствовать в полной мере.
– Саня, – Воронцов как-то странно дышал в трубку. – Ты дома?
– Ну а где мне еще быть? Суббота, половина девятого утра.
– Ага, хорошо. Можешь зайти в лабораторию? – голос Рыжего звучал тихо и настороженно. Доносившееся из трубки клацанье клавиатуры подсказывало, что приятель что-то печатает.
– Зачем? Сегодня же выходной, – удивился Злобин, едва сдерживая зевок.
– Да тут… надо, в общем, – раздалось шуршание, словно человек, держащий телефон щекой у плеча, оглядывается.
– Прямо сейчас, что ли? – удивился Саня, – Ты чего там делаешь?
– Приедешь – увидишь. Дашка уже тут. Все, отбой, ждем тебя.
Связь прервалась. Злобин удивленно посмотрел на экран и отложил телефон в сторону. Молодому инженеру казалось, что время, когда они безвылазно сидели в лаборатории, осталось в прошлом. Самое главное открытие сделано, можно пожинать лавры. Да, впереди еще масса работы, но теперь уже целый институт трудится над их изобретением. Можно наслаждаться жизнью, уделяя работе столько времени, сколько захочется. Но вот этот звонок… Был странным. Тревожным, что ли?
Злобин быстро оделся и вышел на улицу. До лаборатории было минут двадцать ходу по парку. Несмотря на престиж и круглый банковский счет, жили инженеры на территории научного центра «ЗАСЛОН». В город можно было попасть только по необходимости и в сопровождении охраны.
Пройдя три пункта безопасности, инженер Злобин очутился в лаборатории. Здесь тоже произошли изменения. Оборудование стало новее, а в центре огромным монолитом возвышался новый накопитель. Не тот, экспериментальный, а настоящий гигант в три этажа высотой. Саму лабораторию, разумеется, тоже расширили. В углу, у панели управления, уставились в экраны фигуры Воронцова и Казанцевой.
– Привет труженикам науки! – бухнувшись на стул, сказал Злобин. – Что стряслось в родных пенатах?
– Погоди, сейчас сам увидишь, – вместо приветствия буркнул Рыжий и повернулся к девушке. – Даш?
– Минуты через две-три, – сосредоточенно ответила та, не отрываясь от экрана. – Как раз народу наберется.
– Какого народу? Вы о чем? – удивился Злобин.
– Пользователей, использующих телепорты за минуту времени.
– А на что это влияет? – спросил Саня, наблюдая за мониторами. Сюда, в зал лаборатории, стекалась информация о всех действующих воротах телепортации. Грузовых и пассажирских.
– Лучше один раз увидеть, – загадочно бросил приятель и замолчал.
Ждать пришлось минут пять. Злобин успел перебрать в голове версии, по которым друзья выдернули его в выходной день в научный центр. Ничего подходящего на ум не приходило, а молчаливая загадочность вызывала лишь недоумение. Плюнув на конспираторов, Саня начал было думать о том, где и как проведет вечер. Тут Рыжий пихнул Дашу в бок и зашикал:
– Смотри-смотри, вот сейчас!
Злобин, заинтересовавшись, шагнул было к экранам, но Воронцов и Казанцева почему-то уставились на накопитель. Саня повернул голову к «сердцу» лаборатории. Ожидание затянулось.
– И что, собственно, вас… – начал было Злобин, но тут же умолк.
Совершенно внезапно от накопителя отделилась фигура крадущегося кота. Прижав уши к голове, он осторожно шел по полу и беспокойно озирался. Серая с белым треугольником морда излучала тревогу. Однако, дело было не в поведении животного. Казалось бы, ну кот. Да, обеспокоен, но мало ли как у него жизнь складывается? Проблемой было то, что кот был не настоящим. Призраком! Сквозь фигуру животного отчетливо просвечивал интерьер лаборатории, а сам он казался сотканным из голубоватого сияния. Пройдя с десяток метров, кот так же внезапно исчез, как и появился.
– Это что, блин, такое было? – тихо спросил Злобин, придя в себя.
– А вот пес его знает! – ответил Воронцов и внимательно посмотрел на Саню. – Со вчерашнего вечера такая ерунда происходит.
– Кто-нибудь еще в курсе? – быстро уточнил Злобин.
– Пока только мы с Дашкой. Она первой обнаружила.
– Допоздна задержалась, – пояснила Казанцева. – Все ушли, а я решила кое-что в расчетах проверить. И тут такое. Чуть в обморок не упала.
– Кота узнал? – Рыжий нервно барабанил пальцами по ручке кресла.
– Маркиз? – догадался Саня.
– Он самый. Вернее, его призрак, – и, прежде чем приятель задал новый вопрос, опередил: – Нет, с самим котом все в порядке. Жив, здоров, накормлен. Я проверял. Так что это не дух почившего животного. Что-то другое.
– Есть предположения?
– Никаких! Но появляется это чудо в момент пиковой нагрузки на телепорты. Когда через них проходит достаточно большое количество людей.
– Именно людей? – тут же ухватился за мысль Злобин.
– Живых существ, если точнее. Сейчас с собаками частенько путешествуют. Ну и прочая живность. А вот обычные грузоперевозки, мне кажется, такого влияния не оказывают. Но это очень грубые результаты наблюдения, мы тут, считай, всего ничего сидим и смотрим.
– Н-да, увлекательное кино, – растерянно почесал затылок Злобин. – И сколько раз это повторялось?
– Так, – задумалась Даша, – я зафиксировала одиннадцать случаев. Пять видела самостоятельно, остальные с Лешкой. Впрочем, их могло быть больше. Я же отлучалась.
– Одиннадцать? – ахнул Злобин. – И сюда еще не сбежался весь институт?
– Тут такое дело, – тихо сообщил Воронцов. – Камеры наблюдения это явление не фиксируют! Взгляни!
Он нажал несколько кнопок, и на экране возникла свежая запись. Троица инженеров, включая Злобина, таращится на пол лаборатории. В абсолютно пустое пространство. Проходит минута, и инженеры начинают что-то обсуждать. Запись прерывается.
– Видал? То-то и оно! Пока своими глазами не увидишь, не поверишь.
– Получается, – задумался Саня, – эта мистика связана с работой телепортов? То, что призрак появляется в пиковую нагрузку установок, да еще прямо рядом с накопителем, не может быть случайным совпадением.
Рыжий, не удержавшись, фыркнул.
– Ну спасибо, Холмс! А мы тебе о чем толкуем? Вопрос – чем нам это грозит? И что делать?
– Я думаю, – негромко, но твердо произнесла Даша, – до выяснения обстоятельств надо приостановить работу телепортов и сообщить обо всем руководству.
– С ума сошла? – вскинулся Лешка. – Вот так взять и выключить? Понимаешь, как будем выглядеть не только мы, руководство, но и вся отечественная наука? «Задним числом выяснилось, что с нашим открытием происходит какая-то мистическая хрень». Так что ли? На кону престиж страны, между прочим!
– Выглядеть мы будем бледно, факт, – задумчиво согласился Злобин. – Но сор под ковер заметать тоже не дело. Надо звонить.
– Из-за призрака кота? – поднял бровь упорствующий Лешка.
– Из-за одиннадцати случаев, – уточнил Злобин.
– Хорошо. Предлагаю компромисс, – Воронцов сдавал позиции нехотя. – Все выходные мы здесь. Наблюдаем, фиксируем. Если до понедельника явление, – он обвел пальцем пол возле накопителя, – будет повторяться, идем к начальству. Но не с пустыми руками, а с докладом: графики, выкладки, периодичность появления призрака – все как положено в отчетах. Чем больше бумаги, как говорится, тем чище задница.
– А что даст эта пара выходных? – удивился Саня. – Думаешь, все само собой рассосется?
– Так в понедельник с утра зарплата. Он ежемесячную премию рассчитывает успеть получить, – сдала приятеля сообразительная Даша.
– Да хоть и так? А вы что, бессребреники? – вспыльчиво заявил Рыжий. – Пара дней все равно ничего не решит!
– Ну, не знаю… – протянул Злобин. – С другой стороны, собрать какой-то материал действительно нужно, не с пустыми же руками идти. Так что, если Даша не против…
– Не нравится мне это, – сказала Казанцева. – Но против коллектива не пойду, будь по-вашему.
– Вот и славно! – подвел итог воспрянувший Воронцов. – Значит, располагаемся поудобнее, нам тут целых два дня куковать.
Суббота перевалила за экватор. Троица инженеров старательно отмечала все появления кота. Удалось подтвердить первую версию. Призрак появлялся сразу после выхода большого количества людей из телепортов. Их расположение не имело значения: мегаполисы или регионы. Кот возникал, когда в накопитель загружалось сознание множества людей. Приборы фиксировали кратковременный всплеск электромагнитного поля возле монструозного накопителя, и в тот же миг появлялся призрак.
Лешка даже принес настоящего Маркиза. Чтобы посмотреть, как будет реагировать животное на свою мистическую копию. Реакция оказалась странной. Кот вытаращил глаза, а потом, зашипев и расцарапав Воронцову руки в кровь, вырвался и убежал.
– Ребята, вы ничего нового не замечаете? – спросила Казанцева после очередного дефиле призрака.
– Ты о чем? – Лешка, наспех залепив царапины пластырем, меланхолично поедал лапшу быстрого приготовления, залитую кипятком.
– Мне кажется, с каждым новым появлением призрак проходит по полу все дальше.
– Слушай, точно! – Злобин сверился с записями в блокноте. – Время между его воплощением и исчезновением растет. А еще мне показалось, он становится агрессивнее. Поначалу только башкой крутил, а теперь зубы показывает.
– Серьезно? Я ничего такого не видел. Может, показалось? – осторожно подув на ложку с бульоном, бросил Воронцов.
– Ну вот и проверим, – Злобин откатил кресло и уселся рядом с накопителем. – И ты, Леха, иди сюда, чтоб потом не говорил, будто это плод нашего воображения.
– Ладно, поглядим, – Рыжий встал рядом, осторожно придерживая горячую коробку с лапшой.
Ждать пришлось недолго. Наступил час пик, и телепорты заработали в полную силу.
На полу привычно возник кот. В этот раз он не крался, а прямо с места задал стрекача. Шерсть на полупрозрачном животном стояла дыбом. Кот, яростно шипя, стремглав пролетел через зал лаборатории, сделал несколько кругов и, испуганно тараща глаза, исчез.
– Ээээ, – только и смог сказать Лешка.
– Даша, ты все видела? – Злобин повернулся к девушке, контролировавшей показания приборов. Увиденное ему не понравилось.
Враз побледневшая Казанцева широко распахнутыми глазами смотрела парням за спину. Предчувствуя дурное, те обернулись.
– Мать… – выдохнул Злобин, а Лешка выронил коробку. Картонная упаковка шмякнулась на пол, выплеснув содержимое. Горячие ручейки быстро добрались до ног стоявшего возле инженеров стройного мужчины в желтом защитном костюме и, пройдя сквозь его ботинки, побежали дальше.
Человек был призраком. Сквозь тело была просвечивала туша накопителя и лампы дневного света. Лицо мужчины, закрытое полупрозрачной маской шлема, выражало тревогу. Фигура сделала шаг вперед. Потом еще один и, едва не коснувшись плечом спешно расступившихся товарищей, решительно двинулась вперед. Спустя мгновение призрак исчез.
– Нет… вы видели?! – Леха задыхался от волнения.
– Так, вы как хотите, а я звоню руководству! – отмерла Даша. – Это уже ни в какие ворота!
– Погоди! – остановил ее Злобин. – Вы хоть поняли, кто это был?
– Кто? – Рыжий понемногу приходил в себя.
– Капитонов! Неужели не узнали?
– Виталий Капитонов? Первопроходец?
– Да, наш новый Юрий Гагарин. Первый человек, прошедший через ворота телепорта. Ну вы чего? Это же прямо тут, при нас было.
– Да, точно. То-то мне его лицо показалось знакомым. И костюм защитный наш, институтский, – сообразил Леха.
– А почему… Постой! – начала прикидывать Казанцева. – Сначала Маркиз. Первое живое существо, оказавшееся в телепорте. Теперь Капитонов. Первый человек. Это что получается…
– Эхо! – вдруг выдал Воронцов. – Ребята, это же самое настоящее эхо! Накопитель воспроизводит образы тех, кто когда-то проходил через портал. Понимаете?
– А ведь верно, – согласился Злобин. – Красавец, Леха! Как я сам не сообразил. По какой-то причине события прошлого воспроизводятся в настоящем в виде… ну, назовем это – проекцией. Значит, мы имеем дело с банальным отражением?
– Красивое объяснение, – кивнула Дарья, весьма скептически посмотрев на коллег.
Пыл их поугас. Видимо, в только что сколоченной ими теории обнаружилась течь.
– Вот только настоящий Маркиз путешествовал через портал всего три раза. А теперь, внимание! Скоро сутки, как его призрак шастает туда-сюда.
– Ну это, знаешь ли, не аргумент. Эхо – оно на то и эхо, что многократно! – Воронцов потряс облепленной пластырем рукой. – Повторяет источник звука!
– Да, Леш, только эхо не меняет первоначальный смысл, – парировала Дарья. – Если крикнешь в колодец «Здравствуйте!», то не услышишь в ответ «Иди-ка в баню!». Ну или это уже совсем не эхо.
– Ты о чем? – нахмурился Рыжий.
– Ты помнишь, как выглядел Маркиз, когда переместился во вторую камеру? Был немного настороженным, да и все. А призрака видел? Носится и орет, как ошпаренный. Словно не домашний кот, а дикий зверь в борьбе за жизнь.
– Точно. А Капитонов? – подал голос Злобин. – Вспомните, как он в портал заходил. Его же в тот момент для истории снимали. Походка, осанка, улыбка! Живое торжество науки и разума! Выражения его лица по сей день на марках и пакетах печатают. А этот, сегодняшний? Лицо напряженное, угрюмое. Не первопроходец, а смертник под танком.
– Блин, пожалуй, – засопел Воронцов. – Тогда какие версии?
– Нету версий, Алексей, – вздохнул Саня. – Продолжаем наблюдать.
Капитонов с каждым новым появлением выглядел все хуже. Даже упрямый Леха это признал. Мужчина в защитном костюме менялся устрашающе быстро. Угрюмость и печаль сменились настороженностью. Потом агрессией. А к седьмому появлению он уже бежал по лаборатории навстречу неведомым врагам, размахивая кулаками.
Инженеры молчали. Казанцева несколько раз брала в руки телефон, потом задумчиво смотрела на товарищей и откладывала аппарат в сторону. В душе девушки шла напряженная борьба между долгом и дружбой. Воронцов выдоил почти весь продуктовый автомат, заедая меланхолию шоколадными батончиками. Видимо, в его голове надежда на ежемесячную премию дрейфовала все дальше и дальше.
Злобин сидел напротив звуковой колонки, пытаясь понять причину появления призраков. Для удобства момент кратковременного электромагнитного излучения накопителя теперь сопровождался звуковым сигналом. А значит, отпадала нужда постоянно смотреть в мониторы, от которых к исходу дня болели глаза.
При очередном мелодичном звоне Саня вздрогнул и перевел взгляд на накопитель. Рука потянулась к тетради, в которую он записывал изменения, постигшие призрак Капитонова. Но первопроходца не было. Вместо него у накопителя стояли три новые фигуры. Пожилой мужчина, в котором угадывался их куратор и руководитель проекта, невысокий кореец и изысканно одетая женщина с властным лицом. Объединяло их выражение лица: сложно передаваемая смесь испуга и внутреннего напряжения.
– Так, – мрачно произнесла Казанцева. – По-моему, это уже перебор.
– Виктора Августовича, куратора, я узнал, – шурша оберткой шоколада, невозмутимо произнес Лешка. – Женщину тоже видел. Кажется, она какая-то шишка из Совета Федерации. А кореец – это кто?
– Миллиардер из Сеула. Большие деньги заплатил, чтобы быть первым азиатом, прошедшим через телепорт, – проявил эрудицию Злобин. Голос его звучал опустошенно. – Это следующие люди после Капитонова. Я только порядок их участия не помню, кто за кем был.
– Вы нормальные вообще? – Казанцева переводил взгляд с Злобина на Воронцова. – Будем дальше ждать, пока у нас полный комплект не наберется? Всех, кто через камеры ходил?
– Кстати, мы тоже ходили, – усмехнулся Рыжий. – Вот бы на себя взглянуть? Только это, считай, через месяц после активной работы телепортов случилось. Раньше не разрешали.
– Боюсь, ты себе не понравишься, – уныло заявил Саня. – Если судить по ним, – он кивнул на новоприбывшую троицу.
Призрак корейца в ужасе смотрел в сторону и пятился к накопителю. Женщина держалась за лицо и стонала. Разве что куратор на их фоне выглядел молодцом. Но и его трудно было назвать довольным жизнью. Настороженный и хмурый, он осторожно сделал несколько шагов вперед, потом попятился, и тут все разом исчезли.
– Я звоню начальству, – отрезала Даша. Какое-то время она прижимала телефон к уху, потом удивленно посмотрела на экран. – Странно. Сигнал не проходит. Саня, дай с твоего наберу!
Злобин вытащил телефон и, разблокировав, положил на стол. Демонстративно отошел в сторону. Казанцева хмуро взяла аппарат и набрала номер. Результат оказался тем же.
– Ничего не понимаю! Со связью что-то. Лешка?
– У меня то же самое, – сообщил Рыжий, поковырявшись в своей трубке. – Сигнал есть, но звонки не проходят. Хм, сообщения тоже.
– Не нравится мне это, – Даша подошла к компьютеру и принялась составлять электронное письмо.
Мелодичный сигнал колонки возвестил о новых гостях. К предыдущей троице присоединились еще несколько человек. Все как один испытывали сильные душевные страдания. Переживали, мучились, испытывали страх, и их состояние невольно передавалось молодым инженерам.
– Мне одному кажется, что время позднее и нагрузка на порталы должна была давно пройти? – спросил Злобин, посмотрев на часы.
– Это у нас, – тут же возразил Леха. – А где-то день только начинается. Страна большая. Так что конвейер, похоже, бесперебойный.
– Письма с почты не отправляются, – напряженным голосом сообщила Дарья. – Я пойду на пункт охраны, попробую через них связаться.
– Валяй, – равнодушно сообщил Рыжий, рассматривая, как призрачный бородатый мужчина что-то гневно кричит в сторону незримого собеседника. – А мы тут с Саньком подежурим.
Когда Казанцева ушла, Злобин откинулся в кресле и принялся рассматривать накопитель. Монструозное сооружение – плод их инженерной мысли – показался совершенно незнакомой и оттого опасно выглядящей конструкцией. Наверное, так чувствуют себя родители, когда однажды из близкого и родного малыша вырастет человек, которого они, оказывается, совершенно не знают.
Мелодичный звон. Новое появление призраков. Саня быстро пересчитал их по головам и заметил прибавление еще двух особей. Как-то разом навалилась усталость. Захотелось послать все к черту, провалиться в сон и наутро узнать, что все само собой развеялось.
– Лех, я вздремну минут десять. Разбуди, когда Дашка вернется, – сказал он, отчаянно зевая.
– Ага, давай, – Воронцов потряс автомат, пытаясь выудить из него застрявший сендвич. – Я присмотрю за обстановкой. Зараза, из напитков только газировка осталась… – последнюю фразу Злобин услышал сквозь сон.
Забытье длилось долго и облегчения не принесло. Тяжелая тревога мрачными тучами окутывала сознание, распаляла потаенные страхи и звенела непрерывными колокольчиками. Ноги затекли, тело одеревенело.
– Санчо! Сволочь! Хорош дрыхнуть! Не слышишь, что ли? – кто-то начал яростно тереть Сашкины уши. Инженер наконец проснулся.
– А? Что? – глаза слипались, взгляд не фокусировался.
– У нас тут проблемка нарисовалась, – Рыжий сделал шаг назад. – Они это, не рассасываются.
– Что? Кто? – Злобин распахнул глаза, огляделся и ахнул.
По лаборатории бродили призраки. Неприлично много призраков. Они стонали, ахали и не собирались исчезать. Изредка тренькала колонка, возвещая о прибытии новой партии.
– Сколько это длится? – побледнел Сашка.
– Минут сорок. Просто в один момент перестали исчезать – и все. Теперь только новые возникают.
– Жопа, – тихо простонал Злобин. – А Дашка где?
– Не возвращалась. Как за подмогой ушла, так и нет. Часа два уже.
– Что? И ты так спокойно мне об этом говоришь? – вскинулся Саня. – Может, с ней случилось чего?
– В пустом институте? Чего с ней может случиться? – не особенно уверенно заявил приятель. – Да и как я уйду, ты-то спишь. Мало ли чего…
– Так! – Злобин решительно двинулся к выходу. – Я пойду поищу ее. А ты оставайся здесь за главного.
– И что мне делать «главным»? – удивился Рыжий. – Повлиять я все равно ни на что не могу.
– Да не знаю! Смотри по ситуации, – неопределенно махнув рукой, Злобин вышел из лаборатории.
Пустые коридоры научного центра встретили его настороженно. Дежурное освещение едва выхватывало силуэты лестниц, дверей и переходов. До ближайшего поста охраны ходу было минут семь. Ноги сами придали инженеру ускорения, и до заветной двери он добрался за пять минут, пусть и изрядно запыхавшимся. Пост был абсолютно пуст. По ту сторону закрытой двери за бронированным окошком из стекла был виден стол с лежащим на нем кроссвордом и абсолютно пустые стулья. Смена отсутствовала.
– Да как так-то? – неприятно поразился Злобин.
Даже если кто-то из двух охранников отлучился в туалет, второй должен был находиться на посту. Не обоим же приспичило? Инженер приложил магнитный пропуск, но дверь не открылась. Датчик даже не пискнул. Саня забарабанил по двери кулаком.
– Эй! Есть кто живой? – тишина.
Злобин развернулся и помчался к второму выходу. Надо было дать петлю через новый корпус, но там, на выходе, тоже располагался пункт охраны. Гул бегущих ног зловеще разносился по коридорам центра и угасал в ватной тишине. Сашка на ходу крутил головой, надеясь встретить Казанцеву. Видимо, она тоже не смогла покинуть центр через основной выход. Может, ей повезло выбраться через дальний? Но почему тогда к ним никто не пришел?
На бегу войдя в поворот, он едва не влетел в закрытую дверь. Ситуация повторилась: пустой контрольно-пропускной пункт, не работающий пропуск. Злобин бессильно прижался лбом к холодному стеклу. «Да что тут, мать вашу, происходит?!»
В голову назойливо и безотчетно полезли страхи. Саня вдруг ощутил, как он одинок. Никому не нужен. Брошен на произвол судьбы. С самого детства. Отец, поздно возвращавшийся с работы, видел сына редко. Мать, швея на фабрике, с постоянно исколотыми пальцами, после смены подолгу сидела и смотрела в одну точку. Почему-то она запомнилась ему именно этим взглядом. Пустым и обреченным. Одноклассники проявляли интерес к Сашке лишь во время контрольных. Начитанный и смышленый паренек казался им чуждым и не подходящим для компании простых оболтусов. Отношения так и не сложились до самого выпускного. Вспомнилось студенчество, где Злобин в своих убогих шмотках с вещевого рынка казался сокурсникам белой вороной. Разве что Дашка и Леха приняли его как родного, но они сами были ему под стать. Такие же оторванные от мира, сдвинутые на науке. Хотя нет. Леха отчаянно рвался из той бедной среды, в которой родился. Умеет крутиться. По головам пойдет. Для начала, по его, злобинской голове. А Казанцева? При первом же случае наплюет на их компанию и замуж выскочит. Нужна ей эта наука, как зонтик трясогузке. Но ради чего все? Тлен, тоска. Какая же вокруг серость. На что они тратят свою жизнь? Ради куска хлеба…
Злобин машинально сунул руку в карман и, найдя там шоколадку, откусил кусок. Прожевал, пытаясь поймать ускользающую мысль. Значит, о чем это он? Да, ради куска хлеба. Вернее, шоколада. Он, никому не нужный Саша Злобин… Так! Стоп! Что за чушь вообще в голову лезет? Он встряхнул головой и потер виски. Вообще-то он перспективный инженер. Александр Анатольевич так и сказал: «молодец, тезка!», «надежная смена», «отличный товарищ», «передовик науки». Ну, не только Сашку хвалил, конечно, их троицу в целом.
Да и по товарищам Злобин минуту назад зря прошелся. Леха, конечно, тот еще фрукт, но чтобы по головам? Сразу вспомнилось, как на втором курсе они с Рыжим спиной к спине отбивались от выпивших футбольных фанатов. Наваляли им бело-синие знатно, конечно. Зато в той битве родилась их с Воронцовым настоящая дружба. А Дашка? Красивая, зараза, спору нет. Но замуж она в ближайшее время разве что за их научный проект выйдет. Из всех троих Казанцева, пожалуй, одержима наукой больше всех. Куда она, кстати, запропастилась?
Злобин повернулся и пошел назад. Хандра понемногу отступала.
Загадка исчезновения Казанцевой разрешилась на полпути к лаборатории. Проходя мимо женской уборной, Саня расслышал едва уловимый плач.
– Даша? Казанцева? Это ты?
Спросил из вежливости, больше там, понятное дело, быть некому. Но ответа не дождался. Постояв с минуту, он решительно толкнул дверь. Возле раковины склонилась всхлипывающая Дашка.
– Эй, что стряслось? Ау, слышишь меня, товарищ инженер?
Казанцева развела ладони и посмотрела в зеркало на свое зареванное лицо. И тут же снова зашлась в плаче.
– Я старею, да?
Злобин едва разбирал слова сквозь девичьи всхлипы.
– Скоро стану страшной развалиной. Кому я нужна такая, мамочки…
– Чего? – поразился Сашка. – Ты себя вообще слышишь? Тебе двадцати пяти еще нет.
– Два-а-адца-ать четыре уже… Аааа, – снова зашлась Казанцева.
Может, в другой раз Злобин и рассмеялся бы над такой нелепостью, но сейчас стало не до смеха. Девушка была близка к истерике.
– Оставить слезы и глупости! – рявкнул он. – Молодая, красивая, талантливая! Что тебе в голову взбрело?
– Понимаешь, везде заперто! Я посты охраны обежала – никого! И так одиноко стало, прямо жуть! – зачастила Дарья. А Злобин, вдруг уловил в ее эмоциях что-то неприятно знакомое. – Зашла умыться. В зеркале себя увидела и поняла, что мне уже не семнадцать! Морщинки вон, видишь, на лбу пролегли. Скоро старухой стану…
– А ну-ка стоп! – Злобин резко повернул к себе Дашу, собравшуюся снова расплакаться. – Тебе с чего такие мысли в голову полезли? Как давно ты тут стоишь? Что-нибудь странное было? Вспоминай!
– Нет, Санечка, ничего. Просто, понимаешь, как-то бессмысленно все. И страшно! А что если… – она переключилась на другую мысль, и глаза ее расширились от ужаса, – если нас тут никто не найдет? Так и умрем забытые и никому не нужные. В тоске и… голоде?!
– Ерунду не неси, – сердито бросил Саня. – В понедельник сюда куча народу явится, и все разрешится. И это, на вот, поешь, – он сунул ей в руку оставшуюся половинку шоколадного батончика.
Пока девушка меланхолично поглощала шоколад, Злобин анализировал случившееся. «Так, что мы имеем? Неконтролируемый выброс фантомов из накопителя. Все призраки появляются в одном месте рядом с ним. Это раз. Именно в момент пиковой нагрузки, когда сознание телепортируемых проходит через матрицу конструкции. Это два. Дальше. По неизвестной причине связи с внешним миром нет. Обратной, по крайней мере. Сюда, в центр, информация поступает без проблем. Это три. На постах охраны никого нет, что вообще за гранью реальности, ведь это серьезный объект, а не тележка с мороженым. Это уже четыре. И до кучи какие-то странные беспричинные фобии назойливо овладевают моим и Дашкиным сознанием. Итого пять фактов, требующих разъяснений».
– Сань, прости! – сказала Даша, умывая лицо. – Накатило что-то, сама не своя! Таких глупостей наговорила!
– Да? – задумчиво посмотрел на нее Злобин. – А как сейчас себя чувствуешь?
– Нормуль. Веришь, вот только что отпустило. Нервы, что ли?
– Боюсь, Даш, это что-то другое. Нехорошее. Давай-ка вернемся в лабораторию! Надо Лешку проведать.
– Точно. Он же там один, да?
– Ну, не то чтобы один. Компания там ого-го, погоди, сама увидишь. Но не удивлюсь, если мы его найдем в плохом настроении. Я бы даже сказал, рыдающим.
– Шутишь? Чтобы Воронцов-то рыдал? Есть ли в мире повод, способный выжать из него хоть слезинку?
– Повод может быть любым, взять хотя бы уплывшую премию. А вот настоящая причина… с этим следует разобраться.
Войдя в лабораторию, Злобин понял, что недооценил крепость духа приятеля. Тот с невозмутимым видом сидел на столе и развлекался тем, что светил лазерной указкой в глаза призракам. Те ожидаемо не реагировали. Но Рыжий делал в блокноте загадочные пометки. Рядом с инженером сидел Маркиз и с интересом наблюдал за человеком.
– Ты как тут? – спросил Саня, оглядываясь. Призрачных душ ощутимо прибавилось.
– Пучком, – вновь склонился над блокнотом Леха. – А вы что так долго? Сообщили начальству о ситуации? Когда кавалерию ждать?
– С подмогой облом, – огорошил товарища Злобин. – Все испарились. Да еще пропуска не работают, двери заперты. Развлекаешься? – кивнул он на указку и блокнот.
Воронцов хмыкнул.
– Мелко мыслите, коллега! Не развлекаюсь, а провожу научный эксперимент! Ты знаешь, например, что плотность призраков постоянно увеличивается?
– Что? В смысле? – брови Злобина непроизвольно поползли вверх.
– Коромысле! Недавно лазерный луч, – он кивнул на указку, – свободно просвечивал через двенадцать фигур и четко был виден на противоположной стене. А сейчас едва-едва через шестерых пробивается!
– Ошибка исключена? Может, батарейки садятся?
– Давай, Сашок, утешай себя, ага. Думаешь, я не проверял? Нет, дружище, они уплотняются!
– И что будет, когда они окончательно уплотнятся? – тревожно спросила Дарья, прислушиваясь к разговору.
– Не знаю. Увидим, – беззаботно бросил Рыжий. И тут же, рассмотрев лицо девушки, спросил: – Мать, а ты чего такая зареванная-то? И где вы так долго шатались? За это время можно было подкоп вырыть, не то что до постов сходить.
– Вот, к слову, – тут же подхватил Саня. – Лех, а тебя за это время никакие дурные мысли не посещали? Тревога, тоска, страхи? Вон, как у этих? – он показал на депрессивную толпу фантомов. Кто-то стонал, плакал или суетливо бегал из угла в угол. На полу, обхватив головы руками, тряслись в слезах две женщины.
– Нет, с чего бы? – удивился Рыжий. – Веселого, конечно, мало, но я уже начинаю привыкать. А что?
– Понимаешь, какая штука… Мы с Дашкой поочередно испытали странную волну негативных эмоций. Безнадегу, одним словом. И страх. Накрыло так, что хоть ложись и помирай. Ничего не напоминает?
– Нет. Хотя… – Леха слез со стола и кивнул на призраков. – Хм?
– Ага. Мне кажется, они что-то подобное испытывают.
– Ребята, что делать-то будем? – растерянно спросила Даша. – Скоро утро, но если так дальше пойдет, до понедельника тут черт-те что может случится. Фантомов больше становится, и они… выглядят все страшнее.
– Да, кстати, а почему колонка молчит? – встрепенулся Саня. – Вон, только что еще один появился, а звука нет?
– Да отключил я ее. Слушать невозможно. Сплошное «динь-трень».
– Включи обратно, – вдруг попросил Злобин. Он сам не знал зачем, что-то тревожное шевельнулось в голове.
– Да на фига, Сань? Нет, ну если хочешь, – Рыжий повернулся к компьютеру и пощелкал мышью.
И сразу же воздух сотрясла длинная злая трель. Потом еще одна. Инженеры вздрогнули и переглянулись.
– Это что? – осторожно спросила Казанцева. – Ты звук поменял?
– Я? – удивился Воронцов. – Нет. Звук по умолчанию настроен на характер излучения. Наверное, длительность и мощность электромагнитных волн накопителя увеличились.
Злобин посмотрел на приятеля, потом на Дашу и осторожно пошел к накопителю. Рядом метались призраки, перед глазами то и дело возникала очередная гримаса страданий и ужаса, но инженер, не обращая на них внимания, приближался к цели. Нога Злобина увязла в чем-то липком. Он отдернул кроссовок и с удивлением увидел на полу странную темную субстанцию. Нечто вязкое и черное, как смола, сочилось из-под махины накопителя.
– Блин! Это что? – ругнулся Злобин, осматривая обувь.
Брезгливо вытерев подошву об пол, Саня присмотрелся. Соскобленный с подошвы материал медленно собрался в комочек и сам, без каких-либо усилий неспешно откатился к темной луже. Та тотчас впитала его обратно.
– Фига себе! – присвистнул Рыжий, встав рядом. – Как мы это раньше не заметили?
– Может, потому что кто-то отключил колонку? – мрачно поинтересовалась Дарья, разглядывая небольшое черное озерцо рядом с накопителем.
– Да ладно, это тут при чем? – огрызнулся Воронцов. – Может, оплетка кабеля где-то расплавилась?
– Тогда бы жженой резиной воняло, – отмахнулся Саня. – Нет, братцы, тут что-то не так. Дай-ка лист бумаги!
Рыжий протянул лист, который Злобин тут же свернул в трубку. Подцепив кусок вязкой смолы, Сашка откинул его в сторону. Тот полежал недолго, а потом, собравшись в каплю, потянулся обратно к накопителю. Когда капля почти добралась до лужи, Злобин сунул перед ней кусок бумаги. Черный комок невозмутимо принялся огибать препятствие по кратчайшему пути.
– Во дает! – ахнул Лешка. – Прямо как этот, Терминатор! Смотрели же?
Ответить Саня не успел. Прогремела колонка, и прямо на Злобина из пустоты вывалился страшно разевающий рот Капитонов. Сашка шарахнулся в сторону и, оступившись, ткнулся растопыренной пятерней прямо в черную лужу. Злобина как будто ударило током. Сознание, словно в прорубь, ухнуло в ледяной мрак. Тело затряслось от ужаса, а в голове внезапно разом зазвучали десятки чужих мыслей:
«Господи, какое я ничтожество! Как только они прочитают мою диссертацию, поймут, что я бездарность, пустое место!»
«Если он узнает, что у меня будет ребенок, то сразу бросит! Зачем ему такая обуза?»
«…Выгонят из спорта! Скажут: ты слишком стар, дай дорогу молодым! И вся жизнь насмарку…»
«Только бы не проверили отчетность за текущий период. Только не сейчас…»
«Мама меня не любит! Почему она за мной не идет? Заберут всех детей, кроме меня!» «…Убьет, когда увидит, что я сделала с машиной! Нет-нет, это невозможно скрыть…» «Нельзя было брать их корм со стола. Теперь хозяева выбросят меня на улицу. В ночь и холод. Где огромные лохматые существа перекусят меня пополам…»
«Не тряси его, дурак! Куда ты в него столько льешь, он же захлебнется!» – последнее прозвучало голосом Дашки.
Тело Злобина изогнулось, по горлу прокатился спазм.
– Хватит, это же газировка, она пенится! Обычной воды, что ли, не было? – снова она.
И тут же грубый голос Воронцова:
– Да где я тебе воду возьму? В автомате одна кола осталась!
Чужие мысли стали звучать тише и наконец исчезли вовсе. Сашка открыл глаза.
– Что со мной было?
– Мы думали, это ты нам расскажешь, – Рыжий убрал бутылку с газированным напитком. – Едва ты дотронулся до этой штуки, – он кивнул на смолянистую жижу, – тебя аж корежить начало. Мы думали, все, отпрыгался наш коллега.
– У тебя было такое лицо, словно ты на себя все муки человечества принял, – добавила Даша, тревожно вглядываясь в приятеля.
– Почти угадала, – прохрипел Злобин, вытирая с подбородка липкую пену газировки. – Только это были не муки, а страхи.
– Ужастики, что ли? – недоверчиво спросил Воронцов, делая большой глоток колы.
– Фобии. Лежащие глубоко в подсознании. И, кажется, я знаю, что это такое, – он по-новому взглянул на полчище призраков, оккупировавших лабораторию. – Это страхи тех, кто хоть раз проходил через телепорт. Да, наверное, можно назвать их эхом. Эхом душевных мук и страданий. Каким-то образом эмоциональная пена людей оседает на накопителе, материализуясь в наш мир.
– Но почему это не проявилось сразу? – возразил Леха, – С самых первых экспериментов?
– Не знаю! Наверное, котел заполнялся постепенно. Поначалу был конденсат, едва ли видимый. Но по мере использования телепортов емкость заполнилась. Теперь котел бурлит и клокочет так, что жуть выплескивается из-под крышки. Телепорты продолжают работать, и с каждой минутой давление растет.
– Что же будет, когда у котла сорвет крышку? – спросила Казанцева, и парни мрачно переглянулись.
– А вот этого допустить нельзя! Надо отключать накопитель, – высказал общую мысль Злобин.
– Думаешь, поможет? – в словах Дарьи теплилась надежда.
– Надеюсь! Да и какие варианты? Дожидаться понедельника? Только время потеряем. Мы эту кашу заварили, нам и расхлебывать.
– Отключение накопителя автоматически остановит работу телепортов по всей стране. Это коллапс, – осторожно сказал Воронцов.
– Знаешь, меня сейчас больше заботит разрастание непонятной черной хреновины, а также ее попытки забраться в мой мозг. Представь себе, я уверен, что эти явления связаны. И, подозреваю, моим и Дашкиным мозгом дело не ограничилось. Где, по-твоему, вся охрана?
– Где? – спросил Леха.
– Корчится и седеет от страха в самых дальних закутках нашего центра! Или летит домой на всех парах, испытывая животный ужас «не забыл ли я выключить утюг?». Здесь, кроме нас, нет никого, кто мог бы это остановить!
– А почему мы еще на ногах? – спросила Даша. – Был же приступ фобий, но утих. Воронцову вон вообще хоть бы хны. Знай себе жрет и пьет в три горла.
– Это у меня от нервов. А тебе жалко, что ли? – удивился Лешка. – Хочешь, поделюсь? На вот.
– Там же один сахар! – оттолкнула его руку с бутылкой колы Даша.
А в Сашкиной голове тут же что-то щелкнуло, и пазл сложился.
– Сахар! – Злобин посмотрел на товарищей. – При употреблении сахара возрастают эндорфины! Гормоны радости! Питаясь шоколадом и газировкой, мы глушили негативные эмоции, которые лезли в наши головы. Вот почему мне полегчало после шоколада там, в коридоре, когда я искал Дашку!
– Точно! И мне ты тоже дал шоколад, когда я с ума сходила, – подтвердила догадку девушка. – А когда тебя накрыло от этой черной гадости, Лешка влил в тебя колу. Теория, конечно, наивная, но работает же!
– Значит, я правильно делал, что на сладкое налегал? – подвел итог Рыжий.
– Выходит, что так, – задумалась Дарья, – Только я вас огорчу, эффект это кратковременный, и скоро произойдет откат. А после такого перепада сахара в крови человек будет чувствовать себя еще хуже прежнего. Или вы всерьез рассчитываете продержаться на батончиках и коле еще несколько часов?
– Там уже ничего не осталось, – беспокойно сообщил Лешка. – Я же не знал, что надо экономить.
– Можешь точно сказать, сколько у нас осталось времени до этого отката? – прикидывая что-то, спросил Саня у Даши.
– Нет! Я инженер, а не эндокринолог! – возмущенно фыркнула девушка.
– Леха, давай прямо сейчас вырубай накопитель.
– Уверен?
– Да!!
– Ладно. Но, если что, голову под топор возмездия вместе подставлять будем, – Воронцов уселся за пульт и начал вводить на клавиатуре нужные команды. – Чую, дадут нам за эти подвиги лет десять строго режима, не меньше! Разменяем почет и славу на мордовские лагеря.
Вновь взревел звуковой сигнал, и у накопителя возник коллектив из десятка новых призраков. Их уже сложно было отличить от настоящих людей, они почти не просвечивались и вместо синеватых оттенков имели реальные, живые краски.
– Ну чего ты копаешься?
– Не работает! – потрясенно ответил Рыжий. – Команды не проходят!
– Дай посмотреть! – Злобин бросился к компьютеру и, отпихнув товарища, защелкал мышью. – Не может быть! А если вот так? Да что такое?!
– Парни! Вы еще не поняли? – голос Казанцевой прозвучал негромко, но зловеще. – Отсутствие связи, пропажа охраны, закрытые двери. Это все неслучайно. Наш накопитель живет собственной жизнью. Или им овладело то, чему мы даже не знаем названия. И оно не хочет, чтобы пламя под котлом угасло. Напротив, желает, чтобы крышка оказалась сорвана.
Все трое посмотрели на накопитель и заметили, как черное озеро у его основания стремительно прибавило в размере. На поверхности то и дело возникали странные выпуклости, как будто под одеялом кто-то перекатывал футбольный мяч.
– Как это возможно? – усомнился Рыжий. – Думаете, оно действительно может брать под контроль связь и электронику?
– Вероятно, но не всю. Иначе мы бы уже умылись кровавыми слезами, – сквозь появившуюся головную боль бросил Сашка. – Пока не всю. Мне кажется, оно крепнет, что ли?
И тут, словно подтверждая его слова, над черным озером поднялся фонтан, выплескиваясь струей прямо на панель управления. Приятели едва успели шарахнуться в сторону. Темные сгустки оплели мониторы и клавиатуру, растекаясь по столу глянцевыми пузырями. Смола пульсировала, как живая, отсекая людей от операторского места.
– Нет! – застонал Злобин, бессильно сжимая кулаки.
– Вот же тварь! – процедил Леха. – Откуда оно вообще вылезло?
Даша нервно сняла очки. Протерла их платком и сказала:
– Помнишь нашу лекцию о принципе работы телепорта? Поезд, тамбур, вагоны? Видимо, из того самого тамбура, между вагонами которого мы научились прыгать. Мы ведь до сих пор не знаем об этом пространстве ничего. Возможно, человечество слишком поторопилось с такой технологией?
– Тогда нужно решить, как запихнуть это «ничего» обратно в тамбур! И запечатать двери до лучших времен, – Рыжий зло сверкнул глазами и… зевнул.
Под потолком ожил динамик, сообщая бесстрастным механическим голосом: «Внимание! Критическое содержание кислорода. Всем срочно покинуть помещение!»
Люди удивленно уставились на тревожно вспыхнувший аварийный датчик.
– А что у нас с кислородом? – спросил Саня. – То-то смотрю, меня в сон тянет и голова болит.
– Кажется, я догадываюсь, – нахмурилась Даша. – Правда, это только теория.
– Ну давай быстрее, не тяни Маркиза за лапы! – поторопил Рыжий.
– Из-за сбоя в работе накопителя произошло искажение атмосферы. Эмоциональные проявления, накопленные в устройстве, создают сложный психический поляритет, влияющий на окружающую среду. Он воздействует на молекулы кислорода, увеличивая их склонность к связыванию между собой и ограничивая доступность для дыхания. Поначалу это не бросалось в глаза, но, видимо, чем больше призраков, тем сильнее воздействие поляритета.
Воронцов метнулся к стенду с кислородными масками. Открыв его, начал быстро перебирать содержимое. Вернулся он растерянным.
– Вот, только одна! И то почти пустая. Остальные совсем дохлые.
– Почему? – неприятно удивилась Даша, разглядывая единственную маску.
– Потому что после последнего эксперимента надо было их заменить, но все забили. На потом оставили. А жопа, как всегда, нагрянула нежданно, – угрюмо сказал Сашка.
– Будем по очереди дышать, – предложил Воронцов.
– Этого не хватит на то, чтобы освободить пульт от черной гадости, – сказал Злобин. – И не уверен, что это бы помогло. Команды все равно не проходят.
– Резервная операторская панель, – сказал вдруг Леха.
– Что? – повернулся к нему Сашка.
– Вон она, в зарешеченной клети. Там два аварийных рычага. Один из них запускает процесс каскадной самоочистки накопителя. Ты же сам настоял на том, чтобы была какая-нибудь штука типа форматирования жесткого диска. Отключить не можем – так хоть данные сотрем. А без них это просто кусок железа.
– Да? А, точно! Прости, что-то голова кружится, соображаю плохо. А второй рычаг – это… – Злобин потряс головой, собирая мысли в кучу.
– На-ка, подыши, – Рыжий протянул товарищу маску. – Второй рычаг – дополнительная резервная мощность. Если вдруг накопителю не хватило бы энергии, он получил бы мощнейшую подпитку от институтского реактора. В нашем случае эта хрень, – Рыжий опасливо покосился на тушу накопителя и перешел на шепот, – получит такую прибавку силы, что страшно подумать!
– Да, вспомнил! – сказал Злобин. В голове действительно немного прояснилось. Он передал маску Даше. – Значит, сейчас пойдем и запустим самоочистку. Чтобы духа от этой дряни не осталось.
– А если и рычаг не сработает? – нахмурилась Даша. – Как команды с основного пульта?
– Сработает железно, – заявил Леха. – Рубильник напрямую к накопителю идет, без посредников в виде софта.
Близкий триумф разбился о суровую действительность. Решетчатая клеть была заперта на висячий опломбированный замок.
– У кого ключ? – хрипло спросил Сашка.
– У завхоза, наверное, – грустно протянул Леха. – Рычаги-то аварийные. Чтобы, значит, по пустякам не дергали всякие бездельники и случайные люди.
– Как сюда вообще могут попасть случайные люди? – голос Злобина дрожал от гнева, в этот миг инженер на все сто оправдывал свою фамилию. – Что за дикость? В тот самый момент, когда нам действительно нужен доступ к резервной панели, мы не можем туда попасть!
– Теперь уж чего слезы лить? Ломать надо! – философски высказался Воронцов.
– У нас кислорода осталось мало, мы втроем на это дело последние остатки переведем, – Сашка быстро оценил фронт работ.
– Если втроем, то да, – согласился Леха. – Один должен остаться, а двое снаружи подождут. Например, ты и Дашка.
– Почему это я? – вскинулся Злобин. – Для дела будет лучше, если уйдешь ты. У меня мускулатура лучше.
– При чем тут мускулы? Здесь сноровка нужна! – уперся Рыжий.
– А мое участие никто не рассматривает? – рассердилась Казанцева.
– Какое? Замок выламывать? Даш, я, конечно, за равноправие, но это не тот случай. Тут надо дури побольше, а этого у нас с ним, – Сашка кивнул на Рыжего, – с избытком.
– Давай на «цу-е-фа»? – предложил Воронцов.
Злобин кивнул, и товарищи взмахнули сжатыми кулаками. Сашка показал «ножницы», Рыжий – «бумагу».
– До трех раз же? – тотчас потребовал проигравший.
– Все, вали. Никаких трех раз, – Злобин нацепил дыхательную маску и пошел к клети.
– Мы снаружи будем! – крикнула напоследок Даша. – Там на пульте есть переговорное устройство, включи, когда с замком разберешься. Мы с тобой из соседней комнаты свяжемся!
Сидевший поодаль кот сорвался с места и двинулся за уходящими людьми.
Дверь поддалась минут через пять, в тот миг, когда кислорода в маске почти не осталось. Сам замок так и остался целым. Но под яростным напором и куском железного прута не устояла одна из навесных дужек. Жалобно лопнув сваркой, она со звоном отлетела в сторону.
Распахнув дверцу, Злобин влетел в кабину и плюхнулся на жесткое сидение. Бегло взглянув на панель управления, он завис. Потом сорвал ставшую бесполезной дыхательную маску и включил переговорное устройство.
– Але! Прием! Слышите меня?
Из динамика раздался голос Рыжего:
– Да, ты внутри? Видишь нужный рычаг?
– Вижу, что их тут два! Один помечен желтым кружком, а другой – синим. Какой из них за что отвечает?
– Там надписи должны быть, – зачастил Воронцов, – смотри внимательно. «Самоочистка» и «Энергия»! Главное, «Энергию» случайно не нажми!
Злобина чуть не разобрал истерический смех. Надписи действительно были. Но гласили они другое: «ном. 1» и «ном. 2». Выдохнув дурной воздух, Сашка, стараясь, чтобы его голос прозвучал спокойно, сказал:
– Нет тут ничего. Только номера и цветные круги. Ты по памяти их назначение можешь назвать?
– Эм-м, нет, сорян, – расстроенно ответил Воронцов.
«Капец. Приплыли», – понял Сашка и взглянул на накопитель.
От него в сторону клети, протянувшись длинной узкой дорожкой, двигалась темная субстанция. Колыхаясь и вздрагивая, она ежесекундно меняла форму, выбрасывая вперед длинные антрацитово блестящие отростки. Кажется, виновник торжества решил лично вмешаться в процесс. Или окреп настолько, что перешел к активным действиям.
Злобину враз поплохело, и он потянулся к одному из рычагов. Чернильная фигура замерла в нескольких метрах от клети.
«Разве это тот самый рычаг?» – раздался в Сашкиной голове незнакомый голос.
Инженер оторопело посмотрел на плотный клубок тьмы и спросил:
– Что ты такое?!
«В твоем сознании нет подходящих слов, чтобы это понять», – сообщил голос, и расстояние от тьмы до клети уменьшилось еще на метр.
– Ну что там? – спросила Казанцева, когда вернулся хмурый Воронцов.
– Дверь в лабораторию больше не открывается!
– А Сашка? Что с ним? Почему накопитель еще работает?
– Откуда я знаю! – психанул Рыжий. – Говорил же, надо было мне там остаться.
– Господи! Только бы все кончилось хорошо! Я в церкви свечку поставлю! – всхлипнула Даша.
– Не нагнетай, а? – угрюмо бросил Алексей. И, поглядев по сторонам, спросил: – Кстати, а где кот? Мы же когда выходили, он за нами шел?
– Ты хочешь сказать, Маркиз тоже там остался? – ахнула Дарья.
Когда темная масса трансформировалась в голову человека, Злобин бессильно замер. Слишком часто ему в кошмарах снилось это лицо.
– Как твои дела, Сашенька? – спросила школьный завуч. – Вижу, ты все такой же самоуверенный мальчик?
Голос, интонации, даже мимика были скопированы на удивление точно. Каким непостижимым образом черная тварь из накопителя забралась в Сашкину голову и, словно книгу, пролистала его мысли и страхи? Случилось ли это, когда он впервые воспользовался телепортом? Или накануне, когда он дотронулся до омерзительного блестящего сгустка? Ответа Злобин не знал.
– Неблагодарный негодяй! Сколько раз твоя мать обивала пороги моего кабинета, прося не исключать тебя из школы? Все глаза выплакала! Ты же ее убивал своим поведением. В могилу сводил. У нее такое слабое сердце, правда? – темная масса сместилась еще ближе.
Злобин ошалело замотал головой. Слова были завуча, но боли – Санины.
– Десять лет над матерью измывался. Характер свой противный показывал. Нет бы смолчать, проглотить! Подумаешь, честь его сопливую задели! А ты все в драки лез. Гордец! Да если бы не твои хорошие оценки, лететь бы тебе из школы пинком под зад еще во втором классе!
Датчик кислорода пищал как назойливый комар. В голове гудело.
«Черт, какой же из рычагов?! Левый или правый?»
– А помнишь, как ты в шестом классе у Миши дорогой плеер украл? Позор на всю школу! Твой отец сорвался, три дня пил. Потом пришел ко мне в кабинет и, дыша перегаром, кричал, доказывал, что его сынок тут ни при чем! Да что говорить, вы одна семейка – воры и пьяницы.
– Врешь, гадина! – от старой обиды на глаза Злобина навернулись слезы. – Все врешь! Это Мишка, твой племянник, с дружками меня нарочно подставили. Подкинули плеер в рюкзак, пока я на физре был!
– Ну-ну, пой, дружок. Что, думаешь, вырос – и все забылось? – лицо завуча вдруг изменилось и перетекло в новый облик. И снова фигура чуть-чуть приблизилась.
«Правый или левый? Синий или желтый?» – крутилось в голове Александра сквозь накатывающую дурноту.
– Ты же знаешь, Сашечка, что люди говорят? Мать твоя тебя на стороне нагуляла. На отца-то лицом совсем не похож! – сообщила физиономия соседки по подъезду, известной сплетницы Маргариты Семеновны. – В кого ты такой умненький? Не иначе как в бухгалтера ихнего со швейной фабрики. Видела я его раз, ну чисто ты, улыбочка такая же приклеенная! Да у нас, почитай, все так думают.
– Заткнись! Слушать эту чушь не могу! – вскипел Саня, позабыв про рычаги. – Я в деда пошел! А с отцом у нас родинки на спине одинаковые!
Черная масса подползла еще ближе и заговорила голосом институтского проректора по учебной части:
– Что, Злобин, все конфликтуешь? Учебная часть для тебя не авторитет? Тебе какое дело до мест в общежитии? Скажи спасибо, что такое дали! А будешь совать свой нос куда не следует, придут люди и его укоротят. Как дружку твоему малахольному. Кстати! Права-то вы вдвоем качали, а на пустыре с проломленной головой только его нашли. Что же ты с ним вместе не пошел, обделался?
– Я не знал, что он к ним отправится! Он мне ничего не сказал! – крикнул Сашка.
– Хорошая отмазка, но ведь это ты виноват, что он был один. Ты!
– Да иди ты в жопу! – выдохнул Злобин. – Тебя нет. Ты иллюзия. Призрак тараканов в моей голове! – он снова попытался сосредоточиться на рычагах.
В тесной клети позади появились несколько призраков. Они стонали, плакали, ругались и были такими реальными, что казалось: сейчас раздавят. До кучи слева от Сашки яростно зашипел кот. Злобин хотел было взять его за шкирку, но рука сомкнулась на пустоте. Маркиз был не настоящим.
Проректора сменил один из членов экзаменационной комиссии, в свое время невзлюбивший студента и придиравшийся на дипломе к каждой мелочи.
– Ну кого ты обманываешь, шаромыжник? Зачем тебе наука? Прячешься в ней от реального мира? Такие, как ты, в коллективе не приживаются. Изгой. Нахлебник! Что ты можешь дать своей стране, которая тебя растила, деньги тратила? Помаешься да и уедешь за рубеж. Но там талант в почете, а ты что? Разве талант? С телепортом вам просто повезло. Так что выпнут под зад, как собачонку, будешь в кафешках полы мыть!
– Какое за рубеж? Какие полы? Что ты мелешь? – прохрипел Саня. В голове вразнобой скакали мысли, за спиной толпились страдающие от ужаса фантомы. «Может, пес с ним, наобум дернуть? Ведь еще немного – и или я сознание потеряю, или черная тварь до меня дотянется».
Когда зловещая темная фигура была уже в шаге от клети, на панель управления вскочил кот. Он улегся сверху и, внимательно смотря на человека, начал помахивать хвостом.
– Сгинь! – едва слышно прошептал Злобин. Кот и ухом не повел.
«Да по фигу, сейчас потяну любой, на каком рука остановится», – с фатальной обреченностью решил Саня, и пальцы заметались между двумя рукоятками. Кот принял это за игру и тут же цапнул когтями по человеческой руке.
– Блин! – вскрикнул Сашка, отдернув ладонь с красной царапиной. В голове слегка прояснилось. – Маркиз! Ты настоящий? А где этот… – он оглянулся в поисках кошачьего призрака. – А-а-а, вот ты где, скотина.
Фальшивый кот, впрочем, неотличимый от реального, появился из-за спины и сделал несколько диких скачков по клети. Но в его, казалось бы, хаотичном движении глаза Злобина уловили странную закономерность. Сашка подобрался и бросил взгляд за спину. Призраки по-прежнему напирали, толкались, корчились, словно упорно пытались отвлечь человека от надвигающейся темной материи. Однако все они почему-то избегали пространства по правую Сашкину руку, сосредоточившись слева. Злобин не заметил бы этого, если бы не четырехлапый фантом. Тот тоже избегал пространства, лежащего чуть спереди и справа. Вероятно, оно обладало каким-то запретом, табу, не сулящим воинству Эха ничего хорошего.
А что там, справа? Рычаг с синим кружком и накарябанной краской надписью «ном. 2». Напрягая последние силы сквозь накатывающую дурноту и головокружение, Саня плотно обхватил его ладонью. И, выдавив усмешку, взглянул на черную массу.
Та разом отрастила несколько голов, все как одна вызывающих в памяти лишь боль. И слитным многоголосием произнесла:
– Представляешь, какова будет цена ошибки? Ты уже столько раз заставлял людей страдать. Одумайся! Каково будет с жить еще и с этим?! – блестящие щупальца обхватили входной проем клети, и смолянистая туша медленно потянулась внутрь. – ЕСЛИ ТЫ ОШИБСЯ? – голоса ударили в голову как тяжелые чугунные колокола. – ЕСЛИ…
– Баста, карапузики! Поезд дальше не идет. Конечная, – просипел Сашка, бросая рычаг в нижнее положение.
Субстанция рванулась вперед, выдавливая из кабины свободное пространство, облепливая, давя и поглощая в себя человека. Но стук ребристой рукоятки об ограничитель стал первым аккордом запущенной Злобиным очистительной симфонии.
Александр уже не слышал, как вокруг накопителя загудел магнитный контур. Мягкий свет залил гигантский корпус изнутри, пробежал снизу вверх и обратно, будто лампа сканера по листу писчей бумаги. Затем на короткий миг вспыхнула яркая белая вспышка, и все закончилось. Накопитель превратился в кусок очень большого, но совершенно мертвого железа.
Автоматика лаборатории начала просыпаться от сна. Щелкнул магнитный замок, настежь распахивая входную дверь. Под потолком включились климатронные установки, в помещение хлынул кислород.
В дверь, мешая друг другу, влетели Воронцов и Казанцева.
– Саня! – их взгляды сошлись на забитой темной коркой клети.
К ней от накопителя вела длинная дорожка засохшей грязи. Лешка осторожно пихнул ее ногой, и та осыпалась пылью. Никаких следов фантомов в помещении больше не было.
Даша обошла клеть вокруг и тихо спросила:
– Как ты думаешь, он… там?
– Боюсь, что да, – настороженно ответил Рыжий. – А вот жив ли? За черной дрянью не видно.
– Надо разгрести и посмотреть! – решительно сказала девушка, оглядываясь в поисках какого-нибудь инструмента. – Или нам нельзя это трогать? Вдруг мы можем ему навредить?
– Погоди! Слышишь? – Воронцов замер. – Вроде скребется что-то! А ну-ка!
Инженер подхватил стул и легонько стукнул ножкой по застывшей темной массе. Раздался треск, побежали трещины, и здоровый кусок черного шлака рассыпался мелкой крупой. Рыжий стукнул еще дважды, прежде чем из клети, чихая и фыркая, на пол выпрыгнул Маркиз. Даша подхватила кота на руки, и тот, благосклонно мяукнув, принялся вылизывать свою шерсть. На вызволение Злобина ушло добрых десять минут.
– Пульс есть, дыхание нормальное, – сообщил Леха, пристраивая под голову приятеля свернутый лабораторный халат. – Но скорую все равно надо вызвать. И руководству наконец сообщить. Что-то мне подсказывает, связь теперь есть.
Сашка приходил в себя долго. Процесс ускорил Маркиз. Едва он обработал шершавым, словно наждачка, языком Санино лицо, тот распахнул глаза.
– Все закончилось? – выдавил он, увидев лица друзей.
– Похоже на то, – Леха присел рядом. – Накопитель мертв, фантомы пропали, а черная жижа усохла. Ну и, если тебе интересно, телепорты больше не работают.
– Не самое худшее из зол, – откашливая черную пыль, принял сидячее положение Злобин.
– Да, Саш, наверное, – грустно сказала Казанцева, с сочувствием и жалостью посматривая на героя. – Есть еще кое-что касающееся тебя лично. Даже не знаю, как тебе сказать.
– О чем ты? – удивился Злобин.
– Покажи ему, – сказал Воронцов.
Даша протянула карманное зеркальце. Сашка взял его и посмотрел на свое отражение. Волосы на голове серебрились инеем. За тот миг, что на него навалилась черная масса, он поседел как старик.
– Йошкин кот… – тихо выдал Александр, ощупывая голову. – Вот это сувенир на память.
– Ты помнишь, что с тобой произошло? – тотчас сунулся к нему Лешка. – Давай в подробностях!
– Долго рассказывать. Хотя времени, как я понимаю, прошло всего ничего. Скажу только, что такой тоски, боли, страха и обиды я никогда не испытывал. Разом навалилось все, что только было дурного в моей жизни. Думал, сердце остановится.
– Выходит, изобретением телепорта мы проложили дорожку тому, что питается нашими негативными эмоциями, – с горечью сказала Даша. – И оно крепло на них, как на дрожжах. Знала бы заранее, никогда бы этим заниматься не стала. И вам бы не позволила!
– «Говорил один рабочий: знал бы прикуп, жил бы в Сочи», – вставил свои пять копеек Леха. – Слушайте, а может, и вправду плюнуть на все? Как объяснимся с начальством, так возьмем отпуск, сядем в тачку и махнем на юга? У меня права есть.
– Чувствую, объяснения нам предстоят тяжелые, – мрачно ответила Дарья. – Как бы вместо юга мы на Дальнем Севере не оказались.
– Думаешь, мы плохие инженеры? – задумался Сашка. – Ведь так напортачили! Страшно представить, что бы стряслось, не останови мы вовремя этот процесс.
– Эй! Почему это плохие? Опять хандра напала? На-ка вот, сладкого поешь, – Рыжий протянул Сашке остаток припрятанной шоколадки. – Нормальные мы инженеры. Я бы даже сказал, хорошие! Просто, понимаешь, мы и человечество в целом оказались к таким открытиям не готовы. Поспешили. Но хорош не тот, кто никогда не ошибается, а тот, кто после ошибки находит в себе силы признать ее и идет дальше.
– Как это ни удивительно, но в кои-то веки я согласна с Лешкой, – кивнула Даша. – Знаешь, Сань, мало быть талантливым инженером. Нужно еще и человеком быть хорошим. У тебя получилось, ты это доказал.
– Да что я такого сделал-то? – спросил Саня. – Рычаг дернул?
– Ты пожертвовал собой. Но победил, одолев свои боли и страхи. Те, что все это время тенями бродили в сознании. Не поддался им и спас не только себя, но и всех нас.
– Ладно, не перехвалите. А то загоржусь, – Сашка встал на ноги и отряхнулся. – Впрочем, кажется, сейчас на всех нас прольется холодный душ. Слышите?
На улице вовсю завывала сирена. К ней присоединился тревожный вой охранной системы. Пока еще вдалеке, но уже отчетливо гремел по коридору топот множества ног.
– Наверное, охрана очнулась. Или медики наконец приехали. А скорее, все сразу, – догадался Леха.
– Ну что ж, тогда как и раньше: беды и победы, все поровну? Будем сообща отдуваться, – Сашка со значением посмотрел на товарищей. – «Заслоновцы» друг за друга горой?
– Вместе так вместе, – кивнула Казанцева и встала рядом.
– Не боись, инженерная гвардия, – Воронцов положил руки товарищам на плечи, – прорвемся! – и, обернувшись к встрепенувшемуся коту, добавил: – А ты, полосатый, как? С нами?
Кот снисходительно посмотрел на Рыжего и махнул пушистым хвостом. Мол, куда же вы без меня. И вышел вперед, гордо выпрямив спину. Весь его облик говорил о том, что в спасении человечества он сыграл не последнюю скрипку.
Подмосковный Дмитров блестел мокрым асфальтом. Дождь, исхлестав город упругими струями, понесся дальше в область, заливая влагой дачные дома и поселки.
В здании вокзала, коротая время за ожиданием поезда, сидели две пожилые женщины.
– Снова в Петербург через Москву мотаться, – продолжила прерванный разговор дородная пенсионерка. – Дочь у меня там, Олечка. Так, почитай, мне до нее полсуток с пересадками трястись.
– Не говори, Зин, – покивала вторая. – Как закрыли телепорты, так опять вернулись к тому, с чего начинали. Я только привыкать стала, и – на тебе, старые вожжи.
– Не жили хорошо – нечего и начинать, Клавдия, – махнула рукой Зина. – Так и знала, что этим кончится.
– Говорят, авария там стряслась? – блеснула осведомленностью Клавдия. – Под Петербургом? Где центр их научный стоит? С тех пор шкафы транспортные и не работают. Уж третий месяц почитай пошел?
– Авария? – насмешливо протянула первая. – Держи карман шире! Просто решили, что нечего обычный народ баловать. Сами-то и по сей день этими ящиками пользуются! Все у них работает, ты уж поверь!
– Да брось! – недоверчиво сказала Клавдия.
– Что брось?! Давеча вечером возвращалась я из магазина. Аккурат мимо пятачка, где городская кабина телепортации стоит. Стемнело быстро, но зрение у меня еще ого-го! На улице ни души, вдруг – раз! Гляжу, а от кабины человек отделился. Секунду назад не было его, а тут ишь – идет, серьезный такой мужчина, лицо волевое, настороженное!
– Тю! То небось алкаш там нужду справлял!
– Да какой алкаш?! Говорю тебе, серьезный человек. Костюм на нем еще такой необычный, желтый скафандр. И лицо я его где-то раньше видела, актер он, что ли?
– Ну и горазда ты заливать, Зинаида Григорьевна! Актер у нее, вишь, в скафандре из кабины вышел. Постеснялась бы!
– Да ну тебя, Клавка! Вот те крест, так все и было! – женщина мелко перекрестилась. – Работают кабины! А что замки висят, так это видимость одна!
– И куда он пошел-то? Актер твой, – помолчав, спросила Клава. – Ну чего молчишь, обиделась, что ли?
– Да как тебе сказать, – насупилась Зинаида. – Я, честно говоря, не поняла. Хлоп! И делся куда-то. Темно было, не усмотрела.
Женщины помолчали еще немного, а потом, услышав протяжный гудок электрички, подхватили вещи и пошли на платформу.
Тучи на миг развеялись, из-за темной кромки елей алым заревом блеснуло солнце. По всему выходило, что наступающий день обещал быть погожим и интересным.
Нана Рай. «Ислекты»
Когда хочется перевернуть весь мир ради одного-единственного человека, вдруг понимаешь, что не можешь этого сделать. Потому что людей больше нет.
Мия любила разглядывать Город через окно главного корпуса «ЗАСЛОНа». Историческое здание еще не утратило своего величия, даже Всемирная Война и время не смогли его уничтожить. Хотя слово «любила» нельзя применять к ислектам. Искусственные интеллекты не способны на любовь, они только могут изображать, что любят. Или ненавидят. Или смеются. Или плачут… Эмоции – то единственное, в чем они не смогли обойти людей. В остальном же Творения превзошли Создателей.
– Моя дорогая Мия, ты снова погрузилась в печальные думы? – тишину просторного и по-старинному угловатого кабинета нарушил наигранно веселый голос Кира.
Мия даже не посмотрела на друга. Скрестила на груди руки, скользя взглядом по овальным зданиям, похожим на безе, и вспоминала древний Санкт-Петербург, в котором она впервые осознала свое существование. Диковинная смесь причудливых форм. Мия и сейчас не смогла бы описать их. От самой подходящей фразы «канувшее в Лету» веяло тем, что люди называли ностальгией. Современный Город такого чувства не вызывал. Он напоминал нечто воздушное, обезличенное и неживое. Мия выходила на его улицы всего двадцать семь раз, и каждый раз пустынные улицы напоминали о том, что эра людей закончилась.
Хотя производство ислектов шло по всему миру, их все еще было слишком мало, чтобы заполнить планету. Поэтому Мия предпочитала оставаться в «ЗАСЛОНе». Здесь был ее дом.
– О какой печали ты говоришь, Кир? – Мия отвернулась от окна.
Нужно продолжать работать. Ее эксперимент близок к завершению, и произойдет чудо, настоящее чудо.
– О той, что тебя снедает, – певучим голосом протянул он.
Никто и не сказал бы, что под рыжей био-канекалоновой шевелюрой, так похожей на настоящую, и карбоновым черепом Кира скрывается синтетический мозг. Вживленные чипы заменяли нейроны и создавали искусственный интеллект на базе двух нейросетей, которые позволяли мыслить критически. Кир был ислектом, как и Мия. Как и все киборги на планете.
– Если бы я могла испытывать полную гамму эмоций, то сейчас я, скорее всего, радовалась бы. Мой проект подходит к финалу, – Мия щелчком пальцев вызвала на стеклянном столе голографические листы бумаги и стала вчитываться в светящиеся перламутром документы.
– Кхм, – Кир потоптался рядом и рухнул на белое кресло, которое мгновенно приняло ортопедическую форму. – Ты читаешь сама? Не пользуешься начиткой? Мы знакомы сто лет, а ты до сих пор меня поражаешь.
Мия со вздохом смахнула голограммы и посмотрела на веснушчатое лицо Кира в обрамлении рыжей гривы. При создании ислекты сначала получали механическое тело, а потом, когда их мозг уже был обучен образовывать нейронные связи, они выбирали себе внешность. Внешность, которая определяла их будущую роль в обществе. Кир не собирался становиться программистом «ЗАСЛОНа», его путь изначально был уготован на сцену. Но, видимо, при калибровке произошел сбой, и Кир пришел на завод. В научный центр их Северной страны.
– Сто тридцать девять лет, если быть точной, – поправила его Мия. – Если я буду пользоваться всеми изобретениями, у меня образуется слишком много свободного времени. А я не знаю, на что его потратить.
– Хм, – Кир поиграл бровями. – Есть у меня подходящее для тебя занятие. – Когда Мия вопросительно промолчала, он продолжил: – Как насчет возглавить «ЗАСЛОН»?
Мия прищурилась. А затем прислушалась к себе, тщетно надеясь уловить нотки гнева. Но чувства оставались нетронуты. Остальные ислекты не стеснялись притворяться эмоциональными. Да, они превосходно играли свои роли, но никто из них не испытывал настоящие эмоции в полную силу. Ни страсть, ни гнев, ни счастье… Лишь изредка легкое желание или поверхностное раздражение. Настоящая сила чувств оставалась за пределами их понимания. Что, с одной стороны, было к лучшему. Те самые эмоции, которые так жаждала испытать Мия, уничтожили целый органический вид – людей.
– Нет. Это не обсуждается.
– Мия, ты – одна из древнейших. И единственная, кто остался в нашем Городе. Дин уехал в Южную страну, Эни – в Западную. Ты достойна этой должности.
– Мой проект скоро будет закончен, – повторила Мия и улыбнулась уголками губ, – и тогда весь мир изменится. К лучшему. Поэтому я не имею права растрачивать себя на бессмысленную бюрократию. Без меня. Меня создали биоинженером, и я им останусь до своих последних дней.
– Ты все еще надеешься научить ислектов испытывать эмоции?
Мия не ожидала, что Кир так быстро отбросит привычную социальную маску шута. На лице появилась знакомая отрешенность. Он смотрел спокойным внимательным взглядом. Обычно ислекты вели себя так, когда их никто не видел, или они думали, что на них никто не смотрит. Когда Мия случайно замечала такие отстраненные лица вокруг или в зеркале, она шла в лабораторию и продолжала работу над проектом.
– Зачем? Мы давно приняли правила игры. Ислекты не способны чувствовать. В нас не хватает… – Кир задумался. – Наверное, жизни. Да и зачем нам эмоции? На твоих глазах, Мия, люди уничтожили друг друга. А все из-за алчности, ненависти… Меня, к счастью, создали позже, в Эру Ислектов, – Кир слегка улыбнулся.
Мия наклонилась к нему через стол и прошептала:
– А если я скажу, что ислекты все-таки способны на эмоции? И однажды я сама испытала их.
Мия редко выходила за пределы старых корпусов «ЗАСЛОНа». В современных пристройках она попадала в настоящее и понимала, что прошлое не вернуть. А здесь Мия могла спрятаться. Хотя скрываться было не от чего, размеренная и спокойная жизнь ничего не предвещала. Даже слишком спокойная, словно вот-вот разразится буря.
Мия часто бродила по пустынным коридорам, которые вплетались друг в друга, и вспоминала те дни, когда здесь еще сновали люди. Слышался искренний хохот, а не заготовленный смех ислектов. Или наоборот, инженеры переходили на матерную лексику и ее производные, чтобы выразить обуревавшие их гнев и злость. Олег, создатель Мии, всегда просил ее не занимать память подобными словами. И улыбался. У него была неповторимая улыбка. Так могли улыбаться только люди.
Она очнулась перед дверью лаборатории. Стальная, старая, как плазменный телевизор, дверь. Кир поставил на нее современный замок. Он открывался по QR-коду на сетчатке. Код невозможно было подделать, хотя в мире ислектов не находилось места обману и предательству. Однако, руководствуясь каким-то шестым чувством, как Мия привыкла называть осторожность, она прятала проект от чужих глаз.
Осталось подождать до рассвета, и он завершится. Столько бесплодных попыток, столько долгих десятилетий позади, когда Мия, движимая своей целью и живущая только ради нее, шаг за шагом шла к финалу.
И вот теперь…
Кряхтение чуть дальше по коридору заставило Мию отпрянуть от двери и обернуться на звук. Удивительно, но в пяти метрах от нее стоял ислект. Мужчина с белобрысыми взъерошенными волосами и мясистым носом. Весьма нетипичная внешность для киборга. И в чем-то даже отталкивающая. Его синий комбинезон из плотной облегающей ткани, которая подчеркивала небольшое брюшко и тонкие ноги, казался и вовсе инородным для этого места. На том месте, где должна быть талия висел причудливый резиновый пояс с допотопными датчиками.
Мужчина заметил Мию и подпрыгнул от нетерпения:
– О боже, наконец-то! В пятый раз ныряю и никак не могу на тебя наткнуться. Быстрее, я не знаю, сколько у меня времени.
Он подбежал к Мие и схватил ее за руку. Теплая ладонь странного ислекта оказалась шершавой. А еще от него пахло потом и на висках виднелись бисеринки пота. Этого не может быть…
– Ты человек, – выдохнула Мия, подытожив свои наблюдения, пока он тащил ее по коридору.
Человек? Вымерший вид? И вот она видит взрослую особь, развитую, а не одичавшую, как те представители, которых ислекты еще встречали вдали от городов несколько десятилетий назад.
– Человек, человек. А ты – ислект. Вот и познакомились, – пробубнил он и свернул налево. – Нам надо успеть добраться до кабинета триста восемь и найти там флешку.
– Флеш-карту? – уточнила Мия.
Человек кивнул.
– Но этот вид носителя не производят уже сто семьдесят шесть лет. В них отпала нужда, когда исчезли развитые люди. А ислекты записывают информацию сразу в мозг…
– Ох, мать, не нуди, – он бросил на нее взгляд и фыркнул. – Нам нужна старинная флешка. Ей больше двухсот лет! Тебе нужна! Поэтому шевели ножками, я могу исчезнуть в любой момент. Эти чертовы перемещения не контролируются, как я ни бился! И переносить вещи с собой не могу, только вот этот костюм из неопрена и выдерживает прыжок. Да сам временной пояс.
– Прыжок?
Она отметила скачок напряжения в синтетическом мозге, создающем новые нейронные связи. Олег говорил, что так у ислектов проявляется любопытство.
– Да, прыжок во времени, – он резко остановился и посмотрел на Мию. Его глаза расшились. – Вот черт! Приближается скачок. Короче, Мия! Иди в триста восьмой кабинет и найди там флешку. В правом нижнем углу тайник в стене! Поторопись, Олег сказал, ты должна узнать…
И он с легким щелчком растворился в воздухе, оставив после себя только запах жженой резины.
Давно у Мии не было столько вопросов и такого дефицита ответов. Даже в первые дни после своего создания она знала больше, чем сейчас.
Человек знал ее, а еще он знал Олега. Но неведомая сила вырвала чужеземца из этой реальности. Что это было? Прыжок во времени? Перемещение между параллельными мирами? В конце концов, согласно теории струн, в перспективе было возможно и это. Но как люди оказались способны на такое? Ислекты уже второе столетие бились над возможностью мгновенно перемещаться хотя бы в пространстве, но их механизированные тела не могли расщепляться. В отличие от органических.
От этой мысли Мия застыла посреди коридора. Так и есть, тот человек сказал, что он не мог перенести с собой даже флешку. Что уж говорить о целом киборге.
Кабинет нашелся быстрее, чем Мия ожидала. В углу заброшенного коридора, где с потолка лился тусклый свет, работала единственная чудом не перегоревшая лампочка. Судя по толстому слою пыли на полу, сюда давно никто не забредал. Мия включила режим ночного видения и взялась за ручку. Дверь со скрипом поддалась и с третьего толчка открылась. Кабинет оказался кладовой. Точнее, стал ей. Коробки валились друг на друга, как нахохлившиеся птенцы, и Мие пришлось около получаса только расчищать себе проход к правому нижнему углу. Пыль взметнулась в воздух, чтобы осесть на белом халате и белокурых волосах, собранных в хвост. Когда Мия, наконец, добралась до угла, то не удивилась, заметив слегка отклеившиеся обои. За ними оказалась ниша, кто-то явно сделал ее в обход правил. Мия нащупала маленький прямоугольник. Та самая флеш-карта.
Она вышла в коридор, туда, где работало освещение, и минуту разглядывала серебристый кусочек прошлого. Неужели эту флешку держал в руках Олег? И ей пришлось пролежать там двести лет, чтобы попасть к Мие. Но если Олег хотел что-то ей рассказать, почему не сделал это при жизни? До того, как началась эра ислектов.
– Ты уверен, что запись не повредится при переносе?
Мия внимательно наблюдала за манипуляциями Кира. Они сидели в кабинете Мии, и Кир потеснил ее за столом. Ловкими пальцами он разбирал флешку, чтобы соединить ее с сэнлисом – сенсорным листом, который со временем заменил персональные компьютеры и многую другую оргтехнику. Голографический экран светился в воздухе над маленьким черным передатчиком – потомком системного блока.
– Не повредится, но это займет время. Так что не стой над душой, – проворчал Кир. Он снова включился в любимую игру ислектов «сымитируй эмоции». – Иди, иди. От одного твоего рассказа про бегающего по «ЗАСЛОНу» человека из прошлого уже не по себе. Поэтому не дави на меня, – и он снова погрузился в работу.
Мия отошла от друга и решила проверить свой проект. Возможно, флеш-карта прольет свет на произошедшее. А возможно, и нет.
Она вернулась на то место, где встретила незнакомца, и разблокировала вход в лабораторию. В небольшом помещении посредине стояла капсула, наполненная плацентарным гелем. А внутри нее созревал
Мия пыталась создать человека из плоти и крови в течение долгих десятилетий. И только сто двадцать третья попытка увенчалась успехом. В капсуле лежал в глубоком анабиозе рослый брюнет спортивного телосложения. К утру созревание закончится, и по человеческим меркам ему исполнится тридцать шесть лет. Именно столько вмещал в себе чип с памятью гениального инженера Олега.
Он сам отсканировал свой мозг и записал все на устройство, словно знал, что Мие это пригодится. Олег не объяснял, для чего, просто попросил сохранить. А через пару недель его не стало.
Мия долго не могла понять, чего хотел от нее создатель. Потом закончилась война, ислекты возглавили разрушенный людьми мир. Ушли годы, чтобы восстановить города, создать новых ислектов, заполнить основные направления инфраструктуры, чтобы их мир работал слаженно, словно единый организм. Каждый ислект занял свое место. И только Мия не могла обрести свою цель. Пока не приняла решение создать человека, как когда-то человек создал ислекта.
Если Олег сохранил свою память, значит, хотел, чтобы Мия его восстановила. Возможно, в качестве ислекта. Но она пошла дальше. Представить, что ее создатель, которым она восхищалась, вдруг станет киборгом, оказалось невозможно. Олег умер человеком и вернется в этот мир таким же.
Мия проверила на сэнлисе в лаборатории данные по капсуле, посмотрела на таймер, отсчитывающий последние часы анабиоза ее творения, и вернулась в кабинет. Память с чипа уже была загружена в Олега, и сейчас он видел сны. Но совсем скоро ему предстоит пробудиться в реальности.
– Получилось? – она села возле Кира и посмотрела на экран сэнлиса. И перестала дышать. Хотя ислектам и не нужен был воздух, в них была запрограммирована имитация дыхания, чтобы максимально их очеловечить. Но сейчас Мие показалось, что маленькие шлюзы воздуховодных трубок внутри нее вдруг закрылись.
Экран был заполнен изображением Олега. Изнуренное лицо со впалыми щеками. Недельная щетина, кровеносные сосуды мелкой сеткой покрывали склеры. В голубых глазах читалось отчаяние.
– Получилось, – кивнул Кир и мельком глянул на Мию. – Ты в порядке?
– Кажется, нет, – призналась она и нажала пальцем в центр экрана.
Изображение ожило, и кабинет наполнился таким знакомым, низким голосом, охрипшим из-за бесконечного курения. Мия часто прокручивала в голове последние моменты с Олегом, но все равно только сейчас осознала, что скучала по нему. Хотя, как может ислект испытывать тоску?
–
Мия поджала губы. Она заметила, что Кир наблюдает за ней, и она придала своему лицу отрешенное выражение.
–
Значит, тот незнакомец в коридоре – Константин. И для него Олег существует, там, в его времени. А для нее уже двести лет как нет.
–
Кир поставил видео на паузу:
– Мне кажется, твой создатель завирается.
– Он и твой создатель тоже, – Мия снова нажала на экран, оживив Олега. Завтра, уже завтра она сможет его обнять.
–
Мия вспомнила про стенд в главном корпусе. Она создала его в память об Олеге.
–
И экран погас. Кир остановил видеозапись.
– Я читал, что люди не умели признавать ошибки. Вся их человеческая суть, казалось, была направлена на самоуничтожение, – после томительной паузы произнес он.
– Что ты знаешь об ошибках? – огрызнулась Мия.
Впервые за столетия ее привычное равновесие пошатнулось. Все ее внутренние процессы бурлили, искрили, вспыхивали, заставляя терять контроль над словами и действиями. Заставляли испытывать эмоции.
– А что ты знаешь об эмоциях? – Кир прищурился. – Ты говорила, что однажды на самом деле их испытала. Может, расскажешь?
Мия зажмурилась на короткое мгновение, а когда открыла глаза, то уже не понимала, почему один вид Олега повредил ее базовые настройки.
– Да. Мы вышли прогуляться, и нас сбила машина, – Мия выдержала испытующий взгляд Кира. – Меня потом быстро подлатали, а вот Олег погиб. И, возможно, к лучшему. Он знал, какое будущее ждет людей, поэтому явно не хотел его видеть. У меня от него осталась лишь прядь волос…
– А эмоции?
– Думаю, это связано с ударом. Возможно, он что-то нарушил в балансе полушарий мозга. Но помню, когда я поняла, что Олег мертв, мне захотелось, чтобы меня утилизировали. Наверное, я испытывала боль, как будто мой аккумулятор давно разрядился, и мне не хватало сил, чтобы подключиться к сети. И я навсегда застыла в этом состоянии.
– Невероятно, – Кир растрепал ладонью волосы и встал. – Но, думаю, ты права, и твои «эмоции» связаны с тем, что тебя сбила машина. Ты все еще хочешь оживить своего человека?
Мия кивнула:
– Я уже загрузила в него все нейросвязи Олега, которые были записаны на чип. Надеюсь, воспоминания не повредились за столько лет.
– Это будет прорыв, – Кир похлопал Мию по плечу. – Удачи тебе. Даже несмотря на отсутствие эмоций, ислекты намного совершеннее людей, и этого ничто не изменит. Даже клонирование твоего Олега.
–
Мия в седьмой раз просмотрела видеозапись Олега. Сначала воспроизводила ее без остановок в кабинете, затем переместилась с сэнлисом в лабораторию. Обратный отсчет времени ее успокаивал. Сейчас истекали последние пятнадцать минут, которые отделяли Мию от встречи с Олегом. Она снова просмотрела запись с самого начала, но никак не могла понять: зачем Константину потребовалось, чтобы она ее нашла? Экран снова погас, и Мия закрыла глаза, прокручивая воспоминания последних дней с Олегом. Но нет, ничего. Ни малейшей зацепки.
–
Мия распахнула глаза, сперва решив, что спящий Олег в капсуле проснулся сам, без ее помощи. Но это просто видеозапись, которую она не остановила в последний раз, вдруг продолжилась после небольшой паузы. Олег вновь сидел перед камерой, такой же уставший и побитый жизнью.
–
Видео прервалось, и на этот раз черный экран сменился серой рябью. Зато пазл сложился. Оставалась ровно минута до пробуждения Олега и час до рассвета. Возможно, им удастся изменить мир, и этот рассвет уже будет другим. Мия услышала легкое шипение и хлопок. В углу лаборатории возник Константин. Он вылупил глаза на капсулу с клоном и нервно хохотнул:
– У тебя получилось. Олег был прав… – ученый нахмурился. – Какой-то он у тебя слишком мускулистый получается. Не порядок… – и вдруг хлопнул себя по лбу. – Скажи, какой год? День?
– Сто девяносто восьмой, седьмое августа. Костя, ты – настоящий герой, – выполнила просьбу Олега Мия.
Константин вскинул брови, но ничего не успел ответить. С тихим щелчком «лягушатник» вернул его в настоящее или прошлое… Мия некоторое время смотрела на пустое место, выстраивая логическую цепочку. Скорее всего, это был не тот Константин, который тащил ее по коридору в поисках флешки. Эта версия еще рандомно прыгала в будущее, пытаясь нащупать нужный момент. И ему только предстоит встретиться с ней в коридоре сегодня утром, а затем исчезнуть навсегда…
Раздался гулкий, низкий звук, и таймер замер на шести нулях. Одновременно с этим плацентарный гель в капсуле стал сливаться. Мия достала из ящика комплект одежды и приготовилась терпеливо объяснять Олегу, что он умер.
Это был не тот Олег, которого Мия видела на экране сэнлиса. Перед ней сидел здоровый, широкоплечий брюнет с ясными голубыми глазами. По сравнению с ним Мия выглядела бледной маленькой девочкой. Хотя теперь она была его создателем.
Олег изучал свое отражение в зеркале так долго, что Мия ощутила странное покалывание в голове и желание схватить его за руку, чтобы скорее бежать к заброшенной комнате, и отыскать там «лягушатник».
– Значит, нам надо найти машину времени Костика, – повторил Олег. Он уже просмотрел видеозапись, потому что его воспоминания обрывались раньше. И, к сожалению, он не знал, о чем хотел предупредить их Олег из прошлого.
– Для только что ожившего человека ты вполне стабилен, – Мия покачала головой.
– Потому что я не пытаюсь осознать этот феномен. Просто принимаю, как факт. Если я начну задумываться, что на самом деле я умер двести лет назад, и это тело – не мое настоящее, а… – он оборвал себя на полуслове и выдохнул. – Ну, вот, стоило озвучить, даже затошнило…
В белых футболке и штанах он выглядел как обычный ислект. Но Мия знала, что в теле Олега текла настоящая алая кровь.
– Если мы поторопимся, то изменим прошлое, и ты не умрешь, – Мия комкала ткань брюк. За последние сутки размеренная, лишенная эмоций жизнь осталась в прошлом. И сейчас Мию переполняли новые чувства, которые пробудились внутри нее.
– Знаешь, а я ведь боялся, что ты окажешься не на нашей стороне, – Олег поджал губы. – Слишком много времени прошло, ты, прежде всего, ислект и не обязана помогать людям.
Мия помотала головой.
– Это место слишком пустое без людей. Мир ислектов монотонный и безликий. Он не искрит красками, – они вышли в коридор.
Олег следовал за Мией, и она не могла не заметить восхищения в его глазах.
– Ислектам нужна цель. Сейчас это создание достаточного количества ислектов, чтобы расселиться по всему миру. А что потом? – С каждым шагом они становились все ближе к заветной комнате. – А потом ислекты просто замрут. Даже я существовала только ради тебя, а иначе зачем мне было двигаться? Нет желаний – нет целей, нет целей – нет ислектов. Поэтому люди нужны ислектам даже больше, чем мы – людям. Но, к сожалению, это понимаю только я, – впервые Мия озвучила мысли, которые зрели в голове на протяжении долгих лет. – Ты говоришь, я способна на эмоции, – она улыбнулась и почувствовала, как Олег сжал ее руку. – Но мы как дети. Чтобы научиться эмоциям, нужно общаться с теми, кто ими владеет. Я что-то чувствовала, пока ты жил, а после твоей смерти не стало и меня.
– Мы все исправим, Мия, и наверстаем упущенное, – прошептал Олег, словно его горло сдавило. – Но надо спешить, – уже увереннее добавил он. – «Лягушатник» необходимо модернизировать, нам не хватало знаний, чтобы увеличить срок пребывания в другом времени. Константин мог прыгать только на две минуты, а бывало и меньше. Мне вообще не удался ни один прыжок, непонятно почему. Ты сможешь это исправить?
– Смогу, – ответила Мия и замерла.
Дверь в заброшенную комнату была открыта. Старая, пыльная мебель перевернута так, словно некто выпотрошил кабинет. Обои содраны, ящики выдернуты из шкафов. Мия осторожно зашла внутрь и подняла с пола костюм из неопрена для путешествий во времени.
– Боюсь, мы уже не найдем здесь «лягушатник», – прошептала Мия.
– Это сделал…
– Кир, – закончила за Олега она и впервые ощутила странное чувство, будто саднило ее эндоскелет. Люди называли это горечью от предательства.
– Так и думал, что ты придешь сюда, – раздался позади них ровный голос Кира. Рыжеволосый, весь в веснушках, такой привычный Кир смотрел равнодушно, а в руках сжимал «лягушатник». Точнее то, что от него осталось.
Мия отшатнулась, будто встроенный гироскоп дал сбой, и она на миг потеряла равновесие.
– Кир, зачем?
– Чертов урод! – Олег кинулся на ислекта, но Мия удержала его за руку.
Кир только пожал плечами и швырнул ему прозрачный пакет с ошметками пояса. Он искромсал его до невозможности восстановить.
– Я посмотрел запись до конца, – Кир засунул руки в карманы белого халата. – Твой друг Константин во время одного из перемещений случайно заметил, как кто-то рылся в этом кабинете. Я сразу понял, что речь обо мне, и удалил эту часть видео.
– Ты мог удалить все, зачем эти игры? – Мия задыхалась, хоть ей не нужен был воздух. Эмоции, которые так неожиданно пробудились в ней, мешали мыслить рационально.
– Затем, чтобы протестировать тебя, Мия. Ты провалилась. И все же я дам тебе последний шанс, – Кир кивнул на Олега. – Если ты уничтожишь свое создание, – он намеренно избежал слова «человек», – эта история останется между нами. Если нет, тогда уничтожат тебя. Я даю тебе тридцать минут, чтобы попрощаться. И только потому, что ты заражена эмоциями. Тебе будет легче излечиться, если ты скажешь последнее «прощай».
– Эмоции – это не болезнь! – вскрикнула Мия.
Но Кир пожал плечами и ушел. Разумеется, он уже доложил обо всем, решение «дать Мие шанс» не было его собственным, но даже теперь Кир продолжал изображать человека. До тех пор, пока ислекты не знали о существовании машины времени, эксперимент Мии их не беспокоил. Но как только они поняли, что прошлое можно изменить, их равнодушный и безжалостный мозг моментально считал угрозу, исходящую от Олега. Кир исчез так же бесшумно, как и появился. Ему было все равно.
– Чертов ислект! – выругалась Мия и вдруг услышала тихий смех Олега. – Почему ты смеешься?
Он перебирал остатки пояса и улыбался:
– Впервые вижу, как ты злишься. Ради этого стоило умереть и попасть в будущее.
Мия вздохнула. Она отвела взгляд от пакета, не в силах видеть, что все кончено.
– Неужели на этом все?
Олег потер глаза:
– Одно дело модернизировать машину времени, другое – создать с нуля. Константин посвятил этому свою жизнь… и смерть.
Они стояли в тишине. Мия прижимала к себе костюм для путешествий. Олег отрешенно разглядывал ошметки пояса. В эту глубокую, щемящую тишину ворвался чужой голос:
– Вот же чертовщина!
Перед ними стоял Константин. Он с круглыми глазами смотрел на остатки «лягушатника» и переводил взгляд с Мии на Олега и наоборот.
– Почему вы без меня ничего не можете?! – рявкнул он. – Стоило оставить вас одних, как тут же набедокурили.
– Костик! Ты жив! – Олег отбросил пакет и ринулся к другу, но тот выставил вперед ладонь.
– Теперь мне понятны эти разговоры про настоящего героя, – криво ухмыльнулся он.
– Что? О чем ты?
Но ответа Олег не получил. Костя отстегнул свой «лягушатник» и кинул ему. Перед тем как исчезнуть навсегда, успел лишь поднять большой палец вверх и задорно улыбнуться. А затем растаял.
– Нет… – короткое слово сорвалось с губ Олега, и он с болью посмотрел на Мию.
– Теперь мы знаем, что с ним случилось. Без «лягушатника» он не мог оставаться в нашем времени, его тело просто рассеялось под давлением времени, – она неуклюже попыталась утешить Олега, но он быстро взял себя в руки.
– Сможешь? – без объяснений он протянул ей пояс, и Мия кивнула.
Пока Олег переодевался в костюм из неопрена, чудом сохранившийся до этих времен, Мия сидела на полу, перебирая мелкие проводки и микросхемы, из которых состояла внутрянка «лягушатника».
– Он расщепляет живой организм на элементарные частицы, которые способны переноситься в заданное время. Кажется, получилось, и у тебя будет несколько часов в прошлом, чтобы убедить людей не обучать ислектов войне.
– То есть, для тебя все случится за мгновение? – уточнил он. – Я исчезну и тут же возникну перед тобой?
Ответ повис в воздухе.
– Если прошлое изменится, мы не можем просчитать, как именно поменяется будущее… – Мия застегнула на Олеге пояс и рвано вздохнула. – Временной парадокс в том, что в новых реалиях мне не понадобится создавать клона… А значит, в новом будущем изменится твое прошлое.
– У меня сейчас расплавится мозг, – усмехнулся Олег. – Можешь просто ответить: я вернусь или нет?
– Я не знаю…
Они молча смотрели друг другу в глаза. Олег улыбнулся и провел пальцами по ее вечно гладкой щеке:
– Тогда тебе следует знать лишь одно.
– Что?
– Ты – чудо, – и он растворился в воздухе.
Короткое мгновение ничего не происходило. Мия стояла все в том же коридоре, а затем свет моргнул, и на ее сознание наложилась другая версия двух столетий, которые она вновь прожила за считанные секунды.
Мия вышла на улицу и огляделась. Жизнь в «ЗАСЛОНе» теперь кипела. Появилась детская площадка для детей сотрудников предприятия. В жаркую погоду между корпусами перебежками сновали люди, ислекты, неантропоморфные роботы-уборщики… Ходили группы студентов, для которых проводились экскурсии. Одна из них толпилась возле памятника двум инженерам: создателю ислектов – Олегу Витальевичу Герасимову, и изобретателю машины времени – Константину Сергеевичу Шарову. Каменные ученые стояли спина к спине, скрестив на груди руки. Константин погиб во имя будущего, а вот Олегу удалось изменить свою жизнь, и он дожил до глубокой старости. Но потом Мия снова осталась одна, гадая, вернется ли к ней ее творение или нет.
Мир изменился. Теперь в нем гармонично уживались и люди, и ислекты. Всемирной войны удалось избежать. Олег был прав – клон инженера из будущего оказался весомым аргументом.
– Мия! – Она обернулась на крик Олега. Он бежал к ней через площадь, а когда оказался рядом, то подхватил на руки и закружил в воздухе. – Получилось, получилось!! – кричал он. – Я вернулся!
– Тихо! – засмеялась она, ощущая в мозге новый скачок напряжения. Намного сильнее, чем раньше. Что-то похожее на счастье.
Олег поставил ее на место и начал сбивчиво рассказывать, что произошло в прошлом, но Мия покачала головой:
– Я все помню, я ведь была там, забыл? Это были самые насыщенные три часа в нашей жизни.
Мия снова прокрутила в голове воспоминания, когда им пришлось взломать социальные сети, чтобы распространить вирусное сообщение о грядущем апокалипсисе, и добраться до глав государств.
– Очень интересно. Ты все знаешь, а я нет? – Он огляделся. – Что ж, «ЗАСЛОН» на месте, процветает. Значит, все изменилось к лучшему. А теперь ты должна мне все рассказать, и очень подробно.
– Если хочешь, могу даже показать фильм, – Мия постучала ноготком по виску. – У меня все записано здесь. Но сначала я хочу тебе кое-что сказать.
– Что? – Олег насторожился, но сразу расслабился, стоило ему увидеть улыбку на ее лице.
– Я скучала…
Аслан Бабаев. «Полная Безнадёга 11»
Повинуясь старой привычке, Котомкин прислушивался к мягкому стуку, с которым тунитовая подошва соприкасалась с полом. Так бывалый инженер-проектировщик пытался отгадать материал покрытия. Впрочем, на борту «Эгиды» особо гадать не надо – почти все из углепластика.
Он шел по одному из тысячи закругляющихся кверху коридоров. Все дело в необычной конструкции станции. Она представляла собой три огромных кольца, объединенных общим стержнем, – совсем как детская игрушка-пирамидка. Благодаря постоянному вращению колец – Котомкин называл их «бубликами» – на «Эгиде» поддерживались комфортные для человека 0,91 от земного притяжения.
Спустя месяцы полета изогнутый пол и давящие со всех сторон стены стали казаться клаустрофобу Котомкину чем-то естественным. Правда, так и не удалось избавиться от чувства, будто постоянно забираешься в сопку. Он бросил взгляд на настенный информатор «Отсек 16Д-23».
Этот вопрос относится к отсеку или ко всей космической станции? Даже сам Котомкин не до конца был уверен. Если по уму, то ему бы сейчас сидеть себе в каюте да стряпать отчет администратору станции:
Твою ж… Вот поэтому он здесь! Когда он увидел данные, в голову закралась шальная мысль: взять да подменить эти вшивые двенадцать процентов. Но нет, нельзя. Бумага все помнит, а электронная бумага – тем более.
Поэтому пришлось Котомкину слезть с насиженного кресла заместителя главного инженера и проверить показатели счетчика самостоятельно. И все из-за инженеров-недоучек, которые даже прочитать инфографику нормально не могут! К сожалению, в наше время таких большинство.
Наконец, Котомкин дошел до нужного терминала. Так, инженер, может, и недоучка, но данные считал правильно. На мгновение мелькнула до одури страшная мысль:
Но как такое возможно? Котомкин чуть ли не наяву увидел, как будет класть отчет на стол администратора «Эгиды». Внутри все болезненно сжалось. Должно быть, это всего лишь ошибка дисплея. Сломалась приборная панель, выводящая данные на экран. Замглавы облегченно вздохнул. В конце концов, разломитель ведь отвечает за электролиз воды и выработку кислорода. А дышится вроде ничего так – свободно.
Да, все дело в дисплее. Заслон способен выявлять любые поломки и устранять их еще до того, как мы, люди, хоть что-то заметим. Инженеры-люди на этой станции – всего лишь балласт. Тут Котомкин поймал себя на противоречии. Ведь дисплей сломан, а значит, всеведущий Заслон должен был его починить…
Заместитель главного инженера вспомнил, что все это время ему в плечо дышал виновник переполоха. Тот самый недоучка – Поминайкин. Вообще-то, он по фамилии Повалов. С чего вдруг Поминайкиным стал?
– Слушай, Поминай, – тщедушный инженер вздрогнул, как лист на ветру. – Ты же техников на осмотр объекта направил?
– Ну, направил запрос, – сказал тот, опустив глаза. – Да только Заслон должен был починить…
– Мы сейчас не про Заслон. Люди там были уже? Глазами посмотрели?
– Дак ведь Заслон, Сергей Палыч…
Котомкин тяжело вздохнул. Поминай быстро смекнул, что к чему и, наконец, сказал как есть:
– Неделю уже запрос висит. У них плановый осмотр туда скоро. Говорят, тогда и посмотрят. Да только нельзя больше ждать, Сергей Палыч! Я эти данные несколько раз перепроверил!
Парня ситуация, видать, беспокоит. Взял, да в обход непосредственного начальства, его – Котомкина, замглавы инженера на многотысячной станции-добытчике, – заставил лично поломанный терминал осмотреть. Ну и черт бы с ним:
– Пошли, – Котомкин чуть сбавил тон. – Раз уж вытащил меня из кабинета, прогуляемся до твоих техников и все спросим.
Вместе они направились по ветвящимся коридорам и залам. По пути пришлось сделать крюк. Пострадавшие от осколков кометы отсеки станции все еще находились на карантине. Заслон давно заделал пробоины в корпусе, но без приемки ремонта человеческими техниками снимать карантин запрещено. Впрочем, это всего лишь пустая формальность. Застарелые протоколы из времен, когда инженеры действительно на что-то были годны.
Вдали от жилых отсеков человека редко встретишь – в основном только дроны шныряют. Но по пути им все же попалось несколько представителей здешних каст: высокомерные члены экипажа «Эгиды» во флотском (Котомкин в космически-морских званиях особо не разбирался); хмурые работяги-водородчики, которые будут заниматься добычей на Юпитере; всякий сброд, набранный для колонизации Европы.
Краем глаза Котомкин замечал их презрительные взгляды и скользкие улыбки. Еще бы, ведь инженерный состав «Эгиды» – «дармоеды, получающие солидный барыш за ничегонеделание». Ну или Котомкину все просто показалось.
На входе в дежурную каптерку нос заместителя главного инженера атаковал застоявшийся аромат пота и немытых тел. За круглым столиком посередине помещения сгрудились несколько тяжелых туш и о чем-то переговаривались на смеси матерного и технического. Здоровые, лишка за сорок, крепкие и матерые – в отличие от подчиненных Котомкина, эти люди «инженерных академий не кончали». Но, в отличие от них же, техники что-то умели делать руками.
– Ну, здравствуйте, товарищи техники! – громогласно объявил Котомкин.
Мужики обернулись, но вставать не поспешили. Только когда один из сидящих кивнул и поднялся, остальные выплыли из-за стола, будто стадо бегемотов.
– Здравствуй, Сергей Палыч, – ответил первый поднявшийся. – Вы что хотели?
Котомкин больше десяти лет оттарабанил на промышленных стройках, а потому знал подход к таким механикам-самоучкам. Замглавы поднял подборок, чуть выпятил грудь – благо габаритов он был подходящих – и гавкнул, что есть сил:
– Твою мать! Чо тут курим, сидим, жопу протираем?! Собирайтесь и шнел-л-ля в отсек жизнеобеспечения! Будем смотреть, почему выработка кислорода упала!
Примиряющим тоном старший по смене – звали его, кажется, Митяем – ответил:
– Починим, Сергей Палыч, направьте запрос только. Это вы про сломавшийся дисплей? Неужели и до вас уже Поминайкин добрался?
Тут остальные бегемоты впились злыми взглядами в Поминая, приютившегося за плечом зама. Он прям-таки ощутил, как паренек весь сжался от страха.
– Никаких запросов! Быстро, я сказал!
Так все вместе и пошли. Котомкин, наконец, вспомнил, отчего Поминая так стали кликать. Постукивает парень. За нарушения ТБ и протоколы, которые никогда не устает цитировать. Оттого и стал Поминайкиным. Правда, делает все это беззлобно, а скорее, за идею.
А ведь и он, Котомкин, когда-то такой же идейный был. Все пытался доказать, что человек нейросети ровня. Глупость, конечно. Вон, Заслон всю станцию спроектировал и отгрохал за считаные месяцы…
Пока добирались, техники все бурчали. У них, мол, и так забот полон рот из-за кометы. Уже вторую неделю носятся с приемками работ. Нейрокомплекс все пробоины день в день починил, а им страдать теперь. Тут еще он, Котомкин, со своим идиотским требованием. Ну, настолько открыто они, конечно, не высказывались.
Администрация так и не установила природу космического тела. В этом регионе космоса ни одна комета не регистрировалась. А тут огромная, ледяная, еще и аккурат по пути следования «Эгиды» прошла – считай, подрезала. Поползли слухи, что это Заслон с маршрутом напортачил, но серьезно в такое никто не верил.
Наконец, вся команда подошла к люку, торчащему в потолке. Он вел в шахту, соединяющую «бублик» и стержень. Пристегнув ремни, они отперли люк, и подъемный механизм потянул всех вверх по стыковочной шахте. Котомкин почувствовал, как по мере отдаления от кольца ослабевает искусственная гравитация. Еще мгновение, и вот они уже парили в невесомости.
Сквозь прозрачные стенки шахты хорошо просматривались все три кольца-корпуса: «Эпиметей», «Диметей» и «Прометей». Это была по-настоящему большая станция – целый город, медленно дрейфующий в пустоте между Марсом и Юпитером.
– Отстегиваемся, – скомандовал Котомкин, когда похожий на конвейерную ленту механизм доставил их к нужной точке.
Кислород на «Эгиде» добывается посредством электролиза. Чтобы оглушительное гудение и вибрации установок не сводили с ума работников станции, огромное сооружение возвели подальше от населенных отсеков кольца. Люди крайне редко бывают в «стержневой» части станции. Кстати…
– Слышите что-нибудь? – встревоженно спросил Котомкин.
– Нет, ничего не слышим, – ответил нестройный хор голосов.
– Вот именно! Разломитель шуметь должен, как высоковольтная башня!
С этими словами Котомкин достал ключ-карту особого допуска и первым влетел в аппаратное помещение. Мгновение он не понимал, на что смотрит. Затем едва заметный холодок пробежал по спине замглавы. К горлу подкатил комок, глаза заслезились, вдруг стало дурно.
Слизь. Буро-зеленая вязкая жижа покрывала каждую поверхность в комнате – заму она напомнила цитоплазму с картинки. Котомкин почувствовал слабость в ногах.
– Назад! – скомандовал он, но никто не ответил.
Тут Котомкин и увидел плавающих по помещению бессознательных техников. Болтая ватными ногами, словно пьяный, он смог оттолкнуться от стенки и полетел обратно к выходу. Руки уже не слушались, но у него все-таки получилось вытолкнуть всех в шахту. Страховочный механизм не даст им разбиться. Вот только где Поминай?
Он снова влетел в аппаратную. Свернувшись калачиком, тело Поминайкина притаилось возле приборной панели. Котомкин легонько толкнул его в шахту, словно давал кому-то пас. В этот момент руки и ноги замглавы перестали слушаться.
Не в силах пошевелить и пальцем, Котомкин внимательно оглядел разломитель воды. Огромные цистерны сплошь покрывала тонкая пленка слизи, исполосованная сетью трубочек. Котомкину они напомнили вздувшиеся капилляры на глазном яблоке, а еще дельту Нила из старого атласа.
Все эти трубочки объединялись в единую толстую артерию-кишку. Неизвестное содержимое толчками доставлялось прямо к продолговатому органическому наслоению – нечто среднее между грибом лисичкой и выхлопной трубой. Инженерным краем сознания Котомкин изумленно отметил, как по уму все спроектировано, а затем провалился в небытие.
Первым, что увидел Котомкин, стали фиолетовые пятна, отпечатавшиеся на сетчатке из-за люминесцентных ламп. Бредовые мысли вяло наслаивались одна на другую. Что-то про бегемотов, карантин, комету, слизь…
– Где я? – раздался чей-то лишенный красок заупокойный голос.
Судя по всему, это был сам Котомкин.
– Вы в медпункте, попали сюда из-за кислородного отравления. Друзья ваши тоже надышались, но не так сильно.
«Ну, хоть не умер никто из-за моей дурости».
Котомкин попытался встать. Не вышло. Что-то основательно фиксировало его на койке. Ремни, что ли? Впрочем, он бы и так не смог подняться. Тело будто свинцом налито. Голова казалась ватной.
В палату вошел еще человек. Зрение к Котомкину вернулось. Он увидел двух женщин: одна грузная в сестринском халате, вторая стройная и низкая – во врачебном.
Женщина-доктор подошла к Котомкину. Изящный абрис лица и ясный взгляд сразу привлекли его внимание. Впрочем, сейчас она выглядела недовольной, даже сердитой.
– Высуньте язык, больной, – скомандовала она не терпящим препирательств тоном.
Котомкин повиновался.
– Лежите смирно, дышите… Не дышите… Дышите.
Котомкин не дышал, затем снова дышал.
– Послушайте… – начал он.
– Помолчите! – пресекла та и продолжила экзекуцию.
Котомкин терпел и потихоньку закипал. Он услышал, как женщина тихо бормочет:
– И почему только меня заставляют заниматься такими глупостями. Я вам не врач-терапевт, я ученый!
– Послушайте! Я и не прошу вас ничем заниматься! Отпустите меня! Мне срочно нужно доложить о ситуации администратору!
– Кому вы и что собрались докладывать в таком состоянии! Лучше успокойтесь – предупредила не-врач-терапевт.
Но Котомкин не хотел успокаиваться и привычно гаркнул в ответ:
– Давай развязывай меня, дура!
За несколько доведенных до автоматизма движений не-врач подготовила шприц с беловатой жижей. Опомнившийся Котомкин попытался выбросить ладони в примирительном жесте, но выглядело так, будто буйнопомешанный пытается вырваться из своих оков.
– Сережа уже очнулся! – в палату вошел солидного вида пожилой мужчина. – Спасибо, Верочка, что провела осмотр. Ты знаешь, у здешнего врача на все жалобы один ответ: «Космическая болезнь!»
– Гедимин Гаврилович, как хорошо, что вы зашли! – обрадовался Котомкин. – Быстрее уберите от меня эту…!
На мгновение не-врач блеснула убийственным взглядом, но затем сказала:
– Конечно, Гедимин Гаврилович, но вы уж сильно не злоупотребляйте нашей дружбой, – после чего вышла из палаты.
– Ну-ну, Сережа, не суетись. Давай лучше расскажи, зачем вы туда сунулись?
Главный инженер «Эгиды», Гедимин Гаврилович Графф, всегда одевался с иголочки, был вежлив, обаятелен и в любом министерстве обязательно имел одно-два полезных знакомства. Настоящая инженерная элита – еще с золотых дозаслоновских времен. Котомкин давно уже не был студентом, но все равно каждый раз как-то по-мальчишески робел перед своим старым профессором.
– Да с чего б начать, Гедимин Гаврилович…
И Котомкин рассказал все как было. Профессор слушал молча, никак не реагируя на рассказ. Когда замглавы закончил, тот задумчиво протянул:
– Ну, Котомка-а-а, дела.
Внезапно Котомкин снова стал сопливым студентом Заслоновской Инженерной Академии. Никто его так не звал, кроме профессора.
– Частично с ситуацией я уже был ознакомлен, переговорил с нашим молодым, Поваловым. Что за парень – настоящий инженер! Не чета тебе, конечно, ты-то у нас вообще гением был…
Вспомнилось сразу, как их инженерка самонадеянно пыталась играть в скачки с развивающейся нейросетью. И ведь «ЗАСЛОН-10» из собственных лабораторий Заслона вышел. Тут Котомкин почувствовал, что речь о «старых добрых деньках» подходит к концу, и вновь прислушался к словам профессора:
– …между прочим, нашу Заслоновку оканчивал. Она, правда, уже не та, что раньше, но большинство инженеров на станции и такого образования не имеют.
Повисло молчание.
– Гедимин Гаврилович, что делать-то будем?
– Ну кое-какие меры я уже принял. Но идти к администратору нам пока точно нельзя. Ты же понимаешь, Котомка, как начальство к нам относится.
– Доложим о поломке и все поручат Заслону.
– Вот именно!
– А учитывая, что Заслон уже и так дал маху, невозможно сказать, как он поведет себя дальше. Но если нельзя идти к администратору, то что тогда делать, Гедимин Гаврилович?
– Соберем рабочую группу. Изучим ситуацию с Заслоном и с инородным объектом, чем бы он ни был, и разработаем план.
Котомкин продолжил:
– Чтобы не поднимать шумиху, команда нужна небольшая. С понимающим инженером, толковыми техниками и ученым-биологом.
– Вот это я понимаю: «почетный заслоновец»!
– Техников и инженера я уже знаю, а вот с поиском нужного ученого будут проблемы.
– А тут уже я тебе подсоблю. Возьми Верочку. Не смотри на возраст. Она первоклассный генетик. Летит Европу колонизировать.
– Да я уже понял, что осаживать она первоклассно умеет.
Профессор усмехнулся.
– Значит, договорились. Ну, давай, пойду я.
Профессор направился к выходу.
– Гедимин Гаврилович.
– Да? – развернулся тот.
– Выходит, не справился «ЗАСЛОН-10». А как же мы тогда? Если даже лучший инженерный нейрокомплекс проблему не решил…
– Котомка, и это мне ТЫ говоришь? С твоими-то заслугами?
– Я давно уже правду принял, Гедимин Гаврилович. Сколько с прогрессом ни бейся, а все без толку.
– Это мы еще посмотрим, – бросил старый профессор и исчез в дверном проходе.
Темнота казалась абсолютной. Из глубины подсознания в голову Котомкина пришла давно позабытая сцена. Как он во время ночной вахты всматривался в неспокойные воды Тихого океана. С очередной волной жидкая темнота изо всех сил напирала на борт, чтобы достать молодого практиканта и утащить в небытие. Каждый раз он до боли сжимал металлический леер. Вот и теперь хотелось крепко за что-то схватиться.
Внезапно темнота пошла помехами, и наваждение спало.
– Из-за чего мерцание? – спросила Верочка.
– Сложно сказать, Верочка. На станции присутствует множество источников ЭМП, – отозвался Котомкин. – Но на работу дрона это не должно повлиять.
– Я вам не Верочка, а Вера Александровна, – недовольно сказала Вера Александровна.
Котомкин только пожал плечами. Закололо в грудине, но он не подал виду. А то не-врач опять грозиться начнет, что собственноручно его в палату затащит. Спорить с ней не хотелось. Уж слишком быстро эта женщина от угроз переходит к делу.
Наконец, на экране, передающем изображение с дрона, появилась внятная картинка. Впервые Котомкин увидел кольцо-станцию спереди. Пространство внутри «Прометея» – самого большого кольца, к слову, – было заполнено отливающими золотом солнечными парусами. Из-за этого конструкция походила на гигантский круглый щит. Отсюда и название «Эгида» – щит, которым Зевс отбивался от титанов. Котомкин хмыкнул: «Видимо, кто-то решил, что будет символично дать такое название, раз уж цель миссии – водород на Юпитере».
– Мне всегда было интересно, – начала Вера Александровна, – каким образом «ЗАСЛОН-10» создает все эти новые продвинутые технологии. Ведь он, по сути, не делает ничего нового. Только использует старые наработки из дозаслоновского периода.
«Старые он использует, потому что сейчас новых никто не создает», – подумал Котомкин и ответил:
– Считается, что к концу двадцать первого века инженерное мастерство человечества достигло пика. Нейрокомплексу только оставалось комбинировать все под определенные задачи.
– Иными словами, все, что только можно, инженеры уже придумали.
Котомкин припомнил времена, когда яростно отстаивал противоположную позицию.
– Да, именно так.
– А вы…
Тут подал голос Поминай.
– Захожу в карантинную зону.
С этими словами молодой инженер мягко нажал на дисплей, и дрон залетел в специальный ангар, напоминающий замковую бойницу. В лишенных искусственной гравитации коридорах стержня происходил планомерный захват территории.
Маленькие тяжи тащили за собой цитоплазму. По склизкой субстанции во все стороны распространялась сеть трубочек, которые доставляли необходимые Организму вещества. Время от времени на камеру попадались трубы, одну из которых при первом контакте видел Котомкин. Для простоты их назвали «курильщиками».
Через них Организм насыщал воздух смертельными для человека порциями кислорода. Каким образом возводились эти органические сооружения – еще предстояло выяснить.
Котомкин решил не предпринимать радикальных действий до тех пор, пока не удастся собрать информацию. В конце концов, при сломанном разломителе Организм стал единственным производителем кислорода на станции. Контролируя систему вентиляции, можно избежать критической дозировки кислорода.
А еще интереснее: анализ показал, что Организм выделяет кислород из воды даже эффективнее, чем это делал электрохимический разломитель. Удобный инопланетянин. Впрочем, пока что команде Котомкина не удалось выяснить, для чего Организму этот кислород нужен.
Дрон остановился возле изолированного сгустка.
– Эксперимент номер шестнадцать, – сказал Поминай. – Произвожу распыление слимицидов.
Сначала ядохимикаты неплохо себя показали. Котомкин даже решил, что ситуацию удастся разрешить без шума. Но Организм невероятно быстро вырабатывает сопротивление. Причем с каждым новым пестицидом скорость адаптации только растет.
Вот и теперь поначалу жгуты и тяжи отпрянули от яда, а по цитоплазме будто прошел электрический разряд. Но всего через час обработанная зона уже полностью покрылась слизью.
– Думаю, пора отказаться от ядохимикатов, – заключил Котомкин. – А то скоро он просто начнет ими питаться.
Дрон продолжил движение.
Наблюдая за причудливыми, нечеловеческими, но, несомненно, эффективными проектными решениями Организма, Котомкин не мог перестать думать о его природе. Инопланетянин не распространялся по секциям стержня в случайном порядке. Напротив, он целенаправленно тянул свою инфраструктуру из цитоплазмы, жгутиков и «курильщиков» к определенным блок-секциям. Там, где рост останавливался, появлялись странные образования. Кстати, о них…
– Приближаюсь к очередному «колоколу».
Фонарь высветил фрагменты сложного сооружения. Котомкин различил несколько составных частей: длинные жгуты, поддерживавшие конструкцию; нечто, напоминавшее крепления; вытянутое дуло с расходящимся во все стороны отверстием. Поскольку функцию объекта выявить не удалось, по внешнему сходству назвали «колоколами».
Котомкин пролистал отчет Веры. Классификация, клеточная структура, поведенческие паттерны – наблюдения молодого генетика станут фундаментом для их будущей стратегии. Правда, на вопрос о разумности Организма Вера только разводила руками.
Раздался стук в дверь. Вошел один из митяевых техников.
– Тут это, Сергей Палыч. К вам пришли.
Котомкин резко обернулся и тут же об этом пожалел. Желудок одолел болезненный спазм, а к горлу подкатил комок.
«Меня сейчас вырвет».
Переборов накатывающую тошноту, Котомкин бросил:
– Скажи, что здесь проводится важное административное совещание, и гони их прочь.
После этих слов дверь в импровизированный наблюдательный пункт открылась нараспашку.
– Административное совещание и без ведома самого администратора?
Котомкин сразу узнал этот вкрадчивый требовательный голос.
В небольшое помещение вошел администратор станции «Эгида». За ним в колонне по двое следовали несколько флотских. Котомкину сразу бросились в глаза небрежно свисающие с поясов шок-пистолеты.
Администратор – лысеющий коренастый мужчина с красными щеками и налитыми кровью свинячьими глазками. Времена славных капитанов и отважных астронавтов давно прошли. На их место поставили эффективных менеджеров.
– Как это все понимать! – взорвался администратор.
– Я все объясню, – попытался взять инициативу Котомкин.
Что же придумать? Как обставить ситуацию?
– Нет необходимости, Сергей Палыч, – сказал склонившийся над пультом управления Поминай. – Я уже посвятил господина администратора во все подробности.
Стукач, которого не заботит ничто, кроме исполнения правил и протокола.
«Какой же я идиот».
– Знаете, как дальше дело пойдет? – ядовито спросил администратор.
«Дружно посмеемся над нелепой ситуацией и начнем искать выход совместными силами?»
Котомкин промолчал.
– Молчите? – спокойно спросил администратор, после чего опять закричал: – Тогда сам расскажу! Вы у меня оба такие кренделя вытанцовывать будете! Понимаете хоть, что будет, если мы доставку водорода задержим?
«Хозяева по головке не погладят?»
– Федор Васильевич, я один зачинщик. Остальные были убеждены, что все приказы исходят от вас, – как можно спокойнее сказал Котомкин.
– Это мы после выясним. Какие из протоколов безопасности использовал Заслон?
Поминайкин принялся тараторить:
– Мы выяснили, что меры Заслона оказались неэффективны из-за характера проблемы. Видите ли, протоколы разрабатывались под конкретные сценарии, а потому новые переменные…
– Ближе к делу!
– Из десяти протоколов Заслон остановился на номере семь – изолирование угрозы. Нейрокомплекс решил, что из-за поломки разломителей Организм следует использовать в качестве источника кислорода. Поэтому мы начали изучать…
– Молчать! Применяйте протокол номер десять. До Юпитера считаные недели пути. Если мне эта образина добычу водорода хоть на день отсрочит, всех под суд отдам!
«Эх, молчать бы в тряпочку Котомкину, да только…»
– Да постой же, Федор Васильевич! Организм едва-едва изучен. Мы не знаем, как он отреагирует на агрессивное вмешательство…
– Молчать! – взревел администратор.
– Необходимо провести наблюдения, испытания. Нужен план…
– Я сказал: «Молчать!» Увести с глаз долой.
Двое флотских тут же двинулись к Котомкину и силком потащили его к выходу. Перед глазами инженера все завертелось. Волны тошноты накатили с новой силой.
– Вся станция под угрозой. Тысячи человек!
Администратор не реагировал.
– Да послушай меня, тупой идиот! Свинья!
– А ну стоять! – холодно бросил администратор.
Он подошел к скрученному Котомкину и прошипел сквозь зубы:
– Ты у меня выть будешь. До конца всей миссии буду тебя поедом жрать! Больше никогда по специальности работать не станешь!
На этих словах Котомкин почувствовал слабость. Колени подогнулись, перед глазами заплясали чертики.
«Только не снова», – подумал Котомкин прежде, чем потерять сознание.
Котомкин разомкнул опухшие веки. В глаза сразу бросилось: помещение далеко не такое приятное, как прошлая палата. Замглавы – а может, и вовсе уже никакой не замглавы – полюбовался наглухо задраенным люком.
Конечно, на столь огромной станции должно быть специальное место для нарушителей правопорядка и, что происходит гораздо чаще, для тех, у кого сносит крышу от длительного перелета.
Блуждая глазами по комнате, Котомкин наткнулся на пристальный взгляд не-врача.
– Ну как, чувствуете себя лучше? – напряженно спросила Вера Александровна.
– Да, – сказал Котомкин приподнимаясь.
– Еще колет в груди?
– Нет, уже прошло, – ответил Котомкин не задумываясь. – Погодите, а как вы…
Внезапно щеку зажгло от достаточно основательной пощечины. Давно он таких не получал.
– Впредь больше никогда не врите во время медицинского осмотра!
Котомкин приложил ладонь к атакованной щеке и, открыв рот, смотрел на своего врачевателя. Нос слегка захолодило, во рту появился металлический привкус.
– Да боже ты мой! – в сердцах бросила Вера, после чего взяла со стола ватку и принялась вытирать закровившую ноздрю Котомкина.
– От души лупите, – сказал он потерянно.
– Рука тяжелая, – извиняющимся тоном начала Вера, но остановилась и продолжила с упреком: – Я же тебе говорила! Если почувствуешь малейшие признаки недомогания, то сразу сообщи! Почему молчал, Сергей?
«Значит, мы теперь на ты?»
– Да как сказать, Вера, – деланно морщась от боли, ответил Котомкин, – привычка, что ли.
– Ничего себе, привычка! – сказала Вера без тени жалости. – Ты чуть не умер на том полу…
На какое-то время они замолчали. Нос слегка саднил, щека прошла. Не хотелось разговаривать со своим обидчиком, но больше было не с кем:
– Скажи лучше, что там происходит?
– Не знаю, меня, как и тебя, здесь заперли. Впрочем, я мельком слышала, как Гедимин Гаврилович спорил с администратором. Пытался доказать, что десятый протокол ни в коем случае нельзя применять. А что за протокол, к слову?
– Это связано с числом десять в названии Заслона.
– Признаться, я думала, это версия такая.
Котомкину не хотелось пускаться в пространные объяснения. Впрочем, никаких альтернатив не предвиделось.
– В процессе развития Заслон выделил несколько алгоритмических комплексов действий на случай непредвиденных ситуаций. Проще говоря, способов решения нетиповых задач. Еще их можно назвать тактиками, но здесь, на «Эгиде», они превратились в протоколы безопасности. Всего их десять штук. Протокол номер десять – инфильтрация. Последний и самый агрессивный метод борьбы с угрозой.
Вера ненадолго задумалась и выдала:
– Получается, что протоколы безопасности – иммунная система.
– Что?
– Ну, «Эгида» – тело, Заслон – мозг, а протоколы как иммунитет. Только не пойму, кто в таком случае люди.
Тут уже Котомкин призадумался:
– Паразиты.
Вера засмеялась.
– Нет, серьезно говорю. Заслону ведь пришлось на огромные издержки пойти, чтобы запихать на станцию людей.
– Тогда зачем?
– Политика и ничего больше. Отправлять станцию без людей – «недемократично».
Котомкин увлекся и еще долго продолжал рассуждать об отношениях людей и машин:
– …люди пока не настолько доверяют машине. К тому же есть профсоюзы рабочих и огромная инфраструктура по подготовке спецов. Если в одночасье им всем сказать: «Ищите новую работу», начнется черт-те что! Но вот если все постепенно случится, тогда нормально. Захиреют школы, переведутся спецы, и все случится само собой.
Вера лукаво улыбнулась и сказала:
– Да уж, не завидую твоей жене.
– Чего?
– Зануда вы, Сергей Палыч! – весело пояснила она.
– А, ты про это, – улыбнулся Котомкин. – Слушай, а чего ты на колонизацию отправилась? Гиблое же дело – за столько лет ни одна колония не преуспела. Вышла бы замуж, ну или карьеру развивала.
– Замуж? – удивленно спросила Вера. – Никогда замужней жизни не искала. Всегда вокруг были мужчины, и я как-то думала: само должно получиться. Но, видишь, все нет его, мужа.
«Вот дает девушка, только про мужа и услышала!»
– Но, с другой стороны, и хорошо. Ты мой характер изучил уже. Вот скажи, разве можно такую вытерпеть?
Котомкин припомнил, что за короткое знакомство Вера уже два раза его припечатала. Причем один раз буквально!
– А сам-то что? Вон уже какой дядька здоровый.
– А я был женат, – спокойно сказал Котомкин.
– Развод?
– Развод.
– И что случилось? За молодыми аспирантками ухлестывали, Сергей Палыч? Как наш общий знакомый?
Котомкин сразу понял, кого имела в виду Вера. У Гедимина Гавриловича много было прекрасных качеств, но и пару грешков он на душу взял. Если только пару. На мгновение Котомкин задумался о характере отношений молодой девушки и старого профессора, но тут же отогнал дурацкие мысли. Ему-то какое дело?
– Ну как сказать. Действительно, дело в том, что в моей жизни всегда была та, которой я отдавал гораздо больше, чем семье.
Вера чуть поджала губы, скулы угрожающе заострились. Несколько тягостных мгновений Котомкин смаковал повисшее напряжение, но затем все-таки сознался.
– Речь про науку, конечно, – не без удовольствия Котомкин отметил, как девушка расслабилась. – Бесконечные командировки, проектная деятельность, современные разработки. Я всего себя посвятил прекрасной, как мне тогда казалось, идее – обставить «ЗАСЛОН-10». Ну и она устала – жена то есть. Просто устала, и все.
– И в итоге что?
– Что?
– Обставил?
– Да, обставил. Мои проектные решения оказывались эргономичнее, эффективнее, изобретательнее. В свое время из-за этого даже шумиха поднялась. В новостях писали.
– Слушай, а ведь припоминаю что-то такое! Невероятно.
– Правда, разница составляла процентные доли. И такой результат требовал максимальной отдачи. В конце концов, я просто сгорел. В итоге ситуацию с монополией Заслона переломить не вышло. Даже напротив. Для других мой пример стал нарицательным.
Вера странно посмотрела на Котомкина, а затем вдруг спросила:
– Слушай, а что за «ПБ № 11»?
«Как странно».
– Откуда ты это услышала?
– Я? Да так, где-то, уже не помню, – смешалась Вера.
– Молодые инженеры думают, что это такая шутка. Мол, когда все десять протоколов Заслона оказываются бесполезны, в силу вступает «ПБ № 11». Только это не «Протокол Безопасности-11», а «Полная Безнадега-11».
«Вот только это вовсе не шутка».
– И что эта полная безнадега значит?
С шипящим звуком отошла заслонка люка, и в «камеру» протиснулось несколько плотных фигур.
– Вам уже лучше? Тогда пройдемте, – выплюнул ведущий эскорта так, словно произносил оскорбления.
Котомкин молча встал промеж двух охранников. Те уперлись в него плечами и настороженно следили за каждым движением. Интересно, как они думают, куда бы он мог отсюда сбежать?
– Отвечая на второй твой вопрос: «Чтобы вернуть старый должок». Поэтому и полетела, – сказала Вера неуверенным тоном.
Котомкин хотел обернуться, но один из конвоиров легонько ткнул его в спину, и помещение для задержанных осталось позади.
«Какой еще должок? Нелепица».
Конвой двигался по оживленным магистральным галереям станции. Зрелище вызвало немалый интерес у публики. Котомкин слышал удивленные перешептывания, видел осуждающие взгляды и торжествующие улыбки. Да, к инженерам станции «Эгида» особой любви не питали. Или дело в просочившихся слухах? Мол, инженер попытался поднять мятеж, за что и был оперативно задержан. Бывший зам бы не удивился, окажись он самым ненавидимым человеком на станции.
В конце концов, Котомкин оказался перед личным кабинетом Федора Васильевича Борисова, администратора станции «Эгида». Каждый раз он стучался в эти двери с внутренним содроганием. Почему-то теперь страха не было вовсе. Со спокойным сердцем Сергей Котомкин шагнул внутрь.
Из просторных панорамных окон открывался отличный вид на приближающийся Юпитер – будущую миссию, в которой Котомкин, видимо, уже не примет участия.
Помимо самого администратора, в комнате находились Графф, Поминайкин (который при виде Котомкина принялся неистово ерзать на стуле) и еще несколько инженеров «Эгиды».
Борисов расслабленно сидел в огромном кресле. Вежливым тоном он начал:
– Ну что же вы стоите, Сергей Палыч. Проходите, располагайтесь, садитесь.
Свободных стульев в комнате не было.
– Спасибо, я постою, – спокойно ответил Котомкин.
Губы администратора расползлись в широкой улыбке. Впрочем, больше походило на звериный оскал. В торжественной и высокопарной манере он повел свою речь:
– Итак, я собрал в этой комнате всех противников моего плана. Противников прогресса, которые держатся за отмирающие традиции и не желают признавать подавляющее превосходство Заслона…
«Кому-кому, а мне все прекрасно известно о превосходстве Заслона», – подумал Котомкин. Администратор продолжал:
– Первый – молодой дурак, который никак не может определиться, на чьей ему быть стороне…
– Я бы попросил, ничью сторону я не выбирал, просто ваш план опасен, и я…
– Молчать! – взорвался администратор, его лицо мгновенно приобрело багровый оттенок, но затем он опять вернулся к спокойной манере: – Второй – старый дурак со взглядами прямиком из прошлого столетия…
Котомкин в жизни не слышал, чтобы кто-то так дерзко оскорблял Граффа. Многоуважаемый профессор пользовался огромным уважением и имел очень могущественных друзей наверху. Но, видимо, вдали от кабинетных генералов администратор мог в полной мере пользоваться положением главной задницы на «Эгиде». Правда, больше всего Котомкина удивила реакция самого Граффа. Точнее, ее полное отсутствие.
– И, наконец, главный дурак, который в погоне за дешевой славой решил устроить на станции переворот…
«Главный дурак. Сколько мне чести».
– Эти господа считают применение десятого протокола нерелевантным, опасным. Господин Графф даже настоял на ведении протокола, и я великодушно решил выполнить эту просьбу.
«Читай: „Задокументировать его позор“».
– Сторона противников, выскажитесь.
Как по команде, Графф поднялся со своего места.
– Вы предлагаете самый топорный, самый рискованный метод из возможных. Ради сиюминутной выгоды вы подвергаете станцию огромной опасности. Все, что я мог сказать, я вам уже сказал. На этом все.
Администратор кивнул, после чего профессор вернулся на стул.
– Сторона защиты, выскажитесь.
Вперед выступил инженер по фамилии Чичиков. Мутное образование и еще более мутная компетенция. Зато язык подвешен как надо, и молодой инженер прекрасно умел находить ему применение.
– Я глубоко уважаю мнение Гедимина Гавриловича. Но все же вынужден не согласиться с данной точкой зрения. Скажу больше, – тут он протянул администратору планшет, – я взял на себя смелость опросить всех членов инженерного состава «Эгиды». Как видите, за исполнение протокола выступает подавляющее большинство инженеров.
Стоящие позади инженеры-шестерки синхронно кивнули в знак согласия.
«Ну и фарс».
Чичиков строго посмотрел на Котомкина:
– А вам скажу. Если бы вы, Сергей Павлович, сразу поступили согласно протоколу и доложили обо всем администратору, нам бы вообще не пришлось всем этим заниматься, проблема бы давно была решена! Позвольте рассказать, как именно я бы все исправил, во-первых…
– Достаточно, Илья Владимирович, – нетерпеливо перебил его администратор. – Я учту вашу похвальную инициативу, когда будет проводиться назначение временно исполняющего обязанности зама. Сторона противников? Есть еще, что возразить?
– Делайте уже свое дело, – Котомкину просто хотелось поскорее покончить с этим глупым спектаклем.
– Не вам решать, когда все начнется. Мне решать!
Администратор выждал некоторое время, а затем, наконец, объявил:
– Заслон, применить протокол безопасности номер десять.
«Протокол инфильтрации активирован… Внимание, обнаружено биологическое загрязнение на территории стержня. Подготавливаю процедуру агрессивной зачистки».
Через некоторое время в окне иллюминатора показались сотни, даже тысячи дронов. Все они слетались к стержню «Эгиды», вокруг которого крепились кольца станции.
– По моей собственной инициативе для борьбы с угрозой также подключены техники. Довольно с них пустячных обходов. Пускай хоть раз по-настоящему поработают.
Графф, до этого сохранявший спокойствие, как-то странно засуетился.
– Послушайте, – сказал он. – Мне кажется, отправка людей – чрезмерная мера. Пускай нейрокомплекс со всем справится.
Котомкин удивился. И это говорит тот самый профессор-в-жизни-не-доверюсь-нейросетям?
– А что, у вас есть какие-то серьезные опасения? – исподлобья спросил администратор.
Какое-то время главный инженер с сомнением глядел на рой из тысяч и тысяч дронов, после чего несколько подавленно ответил:
– Нет, ничего конкретного.
– Так и думал, дорогой профессор, – с издевкой произнес администратор. – Тогда давайте все вместе насладимся представлением.
На нескольких настенных экранах появились сотни изображений с камер дронов и нагрудных регистраторов техников. Администратор приложил руку к уху. Видимо, получил сообщение.
– Да, начинайте.
Котомкин всматривался в маленькие квадратики, передававшие изображения. Вот техники поднимаются на ремнях по прозрачным стыковочным шахтам, а вот они уже осторожно пробираются через зараженную зону. За это время количество «колоколов» увеличилось, но Котомкина больше удивило, как они видоизменились. Широкие колокольные «дула» сузились в конусообразные конструкции и уперлись острым углом в стенки.
Тут-то и началась зачистка.
При помощи встроенных плазморезов дроны устроили на станции настоящий ад. Котомкину зрелище исходящей копотью и пеплом слизи навеяло сцены из греческой мифологии: молодой Зевс с эгидой в руках разит хтонических чудовищ громом и молнией.
Вслед за машинами двигались люди, облаченные в противопожарные скафандры. Они уничтожали то, что осталось от слизи. Многие смеялись и перешучивались. Котомкину на глаза попал один из чудом уцелевших «курильщиков». Тот выбрасывал в воздух просто сумасшедшие дозы кислорода – движущиеся потоки газа можно было различить невооруженным глазом.
Тут появился огонь, которого от «холодных» плазморезов вообще быть не должно.
– Скажите, каково содержание кислорода в воздухе? – спросил Котомкин.
– Вам это ни к чему, – спокойно отозвался администратор.
«Вот индюк!»
Тут техники, отправленные на задание, стали докладывать, что дальше продвинуться не могут. На мгновение администратор заколебался, а затем спросил у кого-то о содержании кислорода. На ответ неслышного оператора он только кивнул.
– Сколько? – вдруг подал голос Поминайкин.
– Пятьдесят процентов.
– Вы должны вывести людей, – спокойно сказал Котомкин.
– У вас нет никаких прав мне указывать! – с холодной яростью в глазах ответил администратор. – Я… Что? Погодите, как, уже пятьдесят пять.
Сквозь гудение плазморезов и шипение испепеленной слизи нагрудные регистраторы техников начали передавать наполненные ужасом возгласы. Слов было не разобрать. Что-то про самовозгорание?
– Всем оставаться на месте, я сказал! – завопил администратор.
В этот момент произошел первый взрыв. От мощнейшего толчка содрогнулась вся станция. Котомкин упал на жесткий пол, перевернулись стулья, устояло только тяжеленное кресло администратора.
– Что это было? – спросил кто-то, после чего раздался второй, не менее мощный взрыв. За ним последовали третий, четвертый, пятый…
На мгновение все погрузилось в тишину, а затем Котомкин услышал нестройный хор пропитанных паникой безумных воплей. Это кричали уцелевшие техники. На удивление их было достаточно много. Камеры не передавали ничего, кроме дыма и пожарищ. И как им только удалось уцелеть в этом аду? В отличие от людей, практически все передачи с дронов исчезли с экранов. Видимо, они находились ближе к эпицентрам…
Администратор зачарованно глядел на стремительно гаснущие экраны техников. Срывая голос, Котомкин закричал:
– Нужно что-то предпринять! Быстро!
Наконец кто-то из техников добежал до шахт, по которым можно было вернуться на кольца. Вот только ремни попросту расплавились от бешеных температур. Обезумевшие от страха бедолаги начали прыгать в прозрачную шахту. Страховочный механизм тоже подвел. Какое-то время они медленно дрейфовали вниз, а затем, мягко подхваченные искусственной гравитацией, стремительно набирали скорость и разбивались насмерть.
Те же, кто оставался наедине с бушующими порывами пламени, истерически просили администратора о спасении. Тот продолжал молча наблюдать за развернувшейся трагедией.
– Отдайте приказ! Есть лишь одно единственно верное решение, но поступить так с людьми…
– Я… Я… Да сделайте же что-нибудь, черт вас дери! Инженеры вы или кто?! – опомнился администратор.
Чичиков открыл было рот… Его губы зашевелились, но изо рта не раздалось ни звука. Графф мрачно посмотрел на гаснущие экраны, после чего закрыл глаза ладонями. Чего он-то молчит!
«Понятно, никто не собирается брать ответственность. Видимо, все самые мерзкие решения на мне».
– Задрайте люки, – спокойно сказал Котомкин.
– Что вы сказали? – спросил администратор тоном рассерженного сонного человека.
Как можно спокойнее Котомкин объяснил:
– Там все загорелось из-за обогащенного кислородом воздуха, но он быстро иссяк. Прямо сейчас по стыковочным шахтам туда засасывается кислород с колец. Если вы не изолируете стержневую блок-секцию, огонь будет только разрастаться. Мы рискуем потерять всю станцию!
– Я…
– Скорее, чтоб вас!
– Я… Я… Так быть не должно! Это все какая-то ошибка!
Люди продолжали прыгать в шахту. Их крики прерывались жесткими ударами о карбоновый пол. Устрашающий холмик из замерших полузапекшихся тел исходил густым белым дымом.
Котомкин отпихнул администратора, выдернул переговорную бусину из уха и четко скомандовал:
– Заслон, задраить все люки и закрыть все стыковочные шахты, ведущие на стержень!
Люки тут же закрылись.
– П-постойте! А как же люди! Там сейчас больше сотни человек! – истерически закричал один из инженеров-шестерок.
– На счету каждая секунда, – Котомкин поразился, как жестко прозвучал собственный голос. – В стержне находится термоядерный реактор. Как думаете, что будет, если огонь пройдет через защитную оболочку?
На лице инженера проявился ужас осознания.
Несколько бесконечно долгих минут все наблюдали за тем, как один за другим молящие о пощаде голоса замолкали в страшном пожарище. Наконец, весь кислород выгорел, и наступила зловещая тишина. Котомкин почувствовал, как к горлу подкатывает комок. В этот раз тошнота не была связана с недугом.
Всеобщую оглушающую тишину нарушил Гедимин Гаврилович Графф.
– Ваши преступные действия, господин администратор, повлекли за собой ужасную катастрофу, – слова были произнесены с торжественной суровостью.
Голос, поза, обличающий строгий взгляд – все выражало справедливый гнев и холодную уверенность. На секунду Котомкин решил, что профессор репетировал, но тут же отбросил нелепую мысль.
– Вы не имеете права мне такое говорить! – Борисов старался придать голосу властности, но вместо этого получилась скорее истерика.
– Теперь имею. На заре проектирования «ЗАСЛОНа-10» мы, инженеры Заслоновской Академии, всеми правдами и неправдами протолкнули одно важное условие эксплуатации.
– Нет, вы не можете! Это же просто формальность, анекдот! Глупая приписка к никому не нужной декларации! – администратор чуть не перешел на визг.
Графф сделал широкий шаг к столу администратора. Скандируя каждое слово, главный инженер ритмично хлопал по столу. От каждого удара ладони о хромированный стол администратор болезненно содрогался:
– В случае, если протоколы безопасности Заслона не справляются, нейрокомплекс следует считать скомпрометированным. С этого момента в силу вступит особый протокол безопасности номер одиннадцать. Для выхода из кризисной ситуации и решения поставленных задач я, Гедимин Графф, главный инженер станции, и подконтрольные мне инженеры получаем чрезвычайные полномочия.
Администратор вжался в кресло и в благоговейном ужасе наблюдал за Граффом. В этот момент Котомкин увидел на лице старого профессора злорадную улыбку. Перед ним будто стоял незнакомец.
Графф повернулся к ошеломленным инженерам:
– А теперь, господа, давайте решим проблему по старинке!
В ответ раздалось лишь тяжелое молчание.
– Таким образом, на данный момент способов борьбы с Организмом у нас нет.
Котомкин завершил отчет и взглянул на слушателей. За длинным столом находился избранный совет инженеров «Эгиды» во главе с Гедимином Граффом. Первым подал голос один из самых возрастных инженеров – академик Густилин:
– Обыкновенный слизевик производит электролиз воды? Для создания пожароопасной среды насыщает кислородом воздух и создает взрывчатку из подручных материалов? Абсурд!
– «Колокола» – не просто взрывчатка, – спокойно ответил Котомкин. – Речь про сложную конструкцию, концентрирующую энергию взрыва в одной точке. Даже больше того. Каким-то образом Организм знал, куда нужно «выстрелить».
– Еще больший абсурд! – отрицательно помотал головой инженер. – У вас есть доказательства, что причиной взрывов стал «грибок»?
Котомкин не знал, что возразить. На стержне произошло пять взрывов, после которых на среднем кольце – «Диметее» – появилось пять независимых очагов заражения «грибком».
Следующим заговорил инженер-проектировщик по фамилии Сухов, до этого внимательно изучавший текстовую версию отчета.
– Судя по этим данным, мы можем быть уверены, что пожар не повредил основные системы станции. Но что насчет «Молнии»? Даже мельчайшее нарушение целостности шахты может привести к катастрофе.
– Пусковую шахту электромагнитного ускорителя масс я проверял с особой тщательностью. Горению подверглись только стены, дроны, мелкая электроника и сам Организм.
«А еще люди…».
Инженер-проектировщик продолжил:
– Уверен, с помощью Заслона мы быстро вернем станции надлежащий вид.
– Исключено, – строго сказал Графф. – Заслон скомпрометирован.
Сухов помрачнел.
– Заслон исправно работал годами. Я уверен…
– А я уверен, что пользоваться не вызывающей доверия технологией попросту опасно и глупо! – Графф заметно повысил голос. Такого Котомкину еще не приходилось слышать.
Сухов сжал кулаки:
– Мне кажется, кто-то в этой комнате не может трезво оценить ситуацию.
Повисла тишина. Все ждали, что произойдет дальше, но Графф никак не отреагировал на выпад.
– Обсудим это позже, – только и сказал профессор. Затем, пригладив седую прядь, как ни в чем ни бывало обратился к Котомкину: – Прекрасный отчет, Сергей Павлович, прекрасный! Не соглашусь с вами только по одному пункту. У нас есть способ борьбы с Организмом. Прямо сейчас вы все увидите своими глазами.
С этими словами в помещение ввезли тележку с изолирующей камерой. Вошедшая следом Вера выглядела подавленной.
– Будьте добры, Верочка, расскажите, что там, – с улыбкой сказал Графф.
Вера уставилась на камеру невидящим взглядом.
– Да… Конечно. Гедимин Гаврилович предложил мне опробовать в борьбе с Организмом инертные газы… Ой, – Вера постоянно сбивалась, делала паузы, будто думала о чем-то совершенно другом. – Результат вы увидите прямо сейчас.
Графф умело подхватил повисшую паузу:
– Вера Александровна, конечно, мне льстит. Лишь изучив отчеты столь талантливого генетика, я смог прийти к выводу: слизь способна образовывать оптимальные связи с любой клеточной структурой и, таким образом, их поглощать.
Профессор снял покрытие с камеры. Как и ожидалось, внутри оказался Организм. Изолированный от основной биомассы, он практически не проявлял активности.
– Для простоты назовем получившуюся смесь «Убийца слизи».
Графф подключил к стеклянной коробке трубку с прозрачным газом. Через несколько минут инженерный совет взорвался аплодисментами. Организм был мертв.
– Вера! – Котомкин догнал девушку в коридоре. – Что это значит? Какие еще инертные газы? Какой гелий? Я ведь читал ваши отчеты, там ничто даже не намекает на такой…
– Я… Я для вас Вера Александровна, – перебила Вера.
Котомкин хотел было продолжить разговор, но затем услышал, как та пробормотала:
– Столько людей… Столько людей сгорели…
Он молча провожал ее взглядом.
«Видимо, мне придется расплачиваться за это решение до конца своей жизни».
Тут на Котомкина налетела целая стая инженеров, размахивающих планшетами. В лицо зама пихали чертежи и схемы. Он машинально указывал на недочеты в проектировании, просил перепроверить расчеты. С запретом Заслона на станции начался настоящий бардак.
Пожалуй, стоило бы обрадоваться. Ведь теперь «Эгида» спасена. Остается только синтезировать гелий в термоядерном реакторе и насытить им зараженные участки станции. Но отчего-то замглавы чувствовал себя обманутым.
Котомкин взглянул на часы. Так, сейчас он должен быть… А где он должен быть? Он обернулся к своему помощнику, этому маленькому Иуде – Поминайкину.
– Сейчас мы отправляемся на «Диметей» в блок-секцию «90б-25». Вы подчеркнули, что это критическая локация, потому что…
– Потому что там намечается серьезное отставание от плана, – закончил за ним Котомкин.
Чтобы быстро попасть с «Прометея» на «Диметей», необходимо воспользоваться монорельсом. По пути Котомкин не раз ловил на себе любопытные взгляды. Из парий и отбросов инженеры превратились в самых важных людей на «Эгиде».
Были и те, кто узнал заместителя главного инженера в лицо. Эти смотрели на Котомкина с откровенным презрением. Еще бы, ведь это по его приказу в адском пекле заперли больше сотни человек.
Он еще не раз с сожалением подумает о принятом решении. Но сейчас на это совершенно нет времени. У него время буквально по минутам расписано!
– Нехорошо, – Котомкин мотал головой, – эти крепежи вообще никуда не годятся! Надо было все по технологии делать! К концу недели здесь должна пролегать стена, иначе мы всю блок-секцию сдадим слизи!
Котомкин прикидывал, сколько времени уйдет на то, чтобы снять пластины и закрепить их заново. Как раз в этот момент их с Поминаем окружили. «Недобрые взгляды, суровые лица» – сейчас Котомкина будут бить.
С тяжелым бряцающим звуком что-то ударило Сергей Палыча под колено.
«Чем это? Монтажным пистолетом, что ли? Лучше бы эти бестолочи применили чертову штуку по назначению!»
Еще один удар пришелся по затылку. Вдруг все стало таким блеклым…
– Прекратите! Вы с ума сошли! – в голосе Поминая почти не ощущалось страха. – Вы хоть поняли, на кого нападаете?
«Они прекрасно понимают, на кого напали».
В ответ раздалась какофония из возмущенных возгласов.
– Он моего брата убил!
– И моего мужа!
– Эту сволочь судить надо! А они что сделали? Вторым после Граффа на станции его поставили!
Люди начали напирать, но Поминай схватился за лежавший на полу крепежный бортик и начал бешено размахивать им во все стороны.
– БАМ!
После выстрела из монтажного пистолета тело молодого инженера обмякло на полу. «Вот дурачок. Зачем только полез?»
– Кто это сделал? – заголосили одни.
– Бей их, бей! – взревели другие.
На Котомкина посыпались десятки ударов. Он свернулся калачиком и старался прикрыть лицо.
– БАХ!
Раздался оглушительный хлопок. Гораздо громче предыдущего.
– Стреляю на счет «раз-два-три»!
Толпа бросилась врассыпную.
Котомкин приоткрыл левый глаз – на месте правого уже начал набухать основательных размеров фингал. Сначала он боялся даже пошевелиться.
– Сергей Палыч! Вы как, живы?
Котомкин узнал голос здоровенного техника. Тот держал в руках такой же монтажный пистолет, только без заглушки.
– Митяй, ты, что ли? Да, кажется, живой, – сказал он и тут же охнул, когда отбитые ребра отозвались тупой болью. Тут он вспомнил про своего незадачливого помощника: – Поминай! Сеня, ты живой?
Тот лежал без движения. Разбитые губы слегка приоткрыты, из закровившего носа со слабым сопением выходит воздух. «Он дышит! Какое молодое лицо – совсем пацан еще».
– Вот взбесились! – в сердцах крикнул старший по смене и отправил одного из своих за медиками. – И за что они вас так?
– Понятно, за что, – глядя на Поминая, печально сказал Котомкин. – Я же их родных на смерть обрек.
– Глупость. Вы приняли единственное возможное решение. Это все знают.
Митяй рассуждал так, будто все просто. Котомкин разозлился:
– А если бы там твои мужики были? А, Митяй?
– Они там были, Сергей Палыч, – ответил старший по смене.
Котомкин вспомнил бегемотов-техников – больше их нет. А ведь у каждого на Земле семья. Вдруг стало так гадко.
– Корите себя? Лучше делом займитесь. Я много начальников видел. Борисов – дрянь был человек. Но это не важно. Важно, что начальник из него был никакой. Задача знающего человека – никогда таких во власть не пускать. Это ваша задача.
Наконец, подъехала эвакуационная капсула. Поминая аккуратно уложили внутрь. В этот момент парень очнулся.
– Сергей Палыч.
– Не переживай, Поминай… Не переживай, Арсений. С тобой все хорошо будет. Сейчас тебя в мед. отсеке быстро подлатают.
Котомкин старался идти рядом, но сильно болела нога.
– Вы простите меня, Сергей Палыч. Если б не я, вас бы не избили.
– Да что ты такое говоришь. Ты не сделал ничего плохого.
– И люди те не сгорели бы, – глухо сказал Арсений. По замаранным кровью щекам побежали слезы.
– Послушай, ты здесь вообще ни при чем, понятно?
– И еще простите, что Гедимин Гаврилычу о вас докладывал.
– Что?
– Он попросил. Сказал, вам тяжело очень… Надо за вами присмотреть. Он и в тот раз так говорил.
– Какой раз?
Арсений продолжал говорить. Только сейчас Котомкин осознал: парень едва-едва понимает, где находится. Он путался в именах, часто замолкал, но Котомкин понял суть.
– Тебя Графф подговорил донос написать?
Арсений улыбнулся и закрыл глаза. Больше Котомкин ничего от него не услышал.
Рабочий стол Котомкина был завален планшетами с отчетами. Все срочное. Замглавы и сам не понял, как это случилось. Но вдруг большая часть вопросов начала проходить именно через него. Он занимался снабжением, проектированием, логистикой и… Да чем только не занимался.
Скорее всего, дело в начавшихся арестах. Первым по причине «использования опасных технологических методик» был задержан Сухов. После этого список осужденных начал стремительно расширяться. На оставшихся инженеров ложилось больше работы. Они неизбежно прибегали к услугам Заслона, после чего их ловили. Круг замыкался.
В отражении выключенного планшета Котомкин увидел заросшего и замученного инженера-дикаря. Щеки ввалились, губы напряженно поджаты, а от острого взгляда серо-стальных глаз становилось не по себе.
После инцидента Котомкин ввел на станции комендантский час. Отчеты о проведении работ велись строго по протоколу. За отставание от плана, хищения и саботаж предусматривались жесткие наказания. Но поймать линчевателей у флотской полиции так и не вышло.
В целом, дела на станции пошли на лад. Это требовало полной отдачи, но Котомкин смог вернуть «Эгиде» подобие порядка. Только одну задачу Графф полностью взял на себя. По крайней мере, должен был взять…
Кстати, об этом. Слегка прихрамывая, он подошел к столу со встроенным голографическим проектором и вывел трехмерное изображение станции. Сейчас Организм распространился только на территории «Диметея». Находящийся позади «Эпиметей» и ведущий «Прометей» по-прежнему оставались не затронуты. Но это ненадолго.
Разрастающийся Организм поглотил почти половину всех блок-секций. Гигантские отростки опутали обшивку, словно вьюн. Гораздо более страшная картина происходила во внутренних помещениях кольца, где люди метр за метром отдавали коридоры слизи.
Чего только Котомкин не делал, чтобы остановить заражение, но слизь неизменно демонстрировала умение преодолевать любые преграды. Первое решение – сеть изолирующих баррикад – полностью провалилось. Используя неизученную химическую реакцию, слизь расплавляла карбоновые стены.
Тогда Котомкин решил действовать умнее. При помощи сети ложных тупиков, механических ловушек и ветвящихся секций он создал настоящий Кносский лабиринт. Только вместо Минотавра здесь была сверхадаптивная инопланетная грибковидная масса.
Каждый день Котомкин проводил перед голо-проекцией по нескольку часов и придумывал новые трюки. На одну и ту же обманку Организм не велся. Все это сильно напоминало заместителю главного инженера молодые годы, когда он соревновался с Заслоном. Правда, тогда на кону стояла лишь его, Котомкина, карьера.
Судя по данным с голограммы, пока что последняя придумка неплохо себя показывает. Комнаты мгновенной разгерметизации. Слизь заполняет специальный отсек, после чего стены и потолок расходятся в стороны, выбрасывая Организм подальше в открытый космос. Впрочем, скоро «грибок» и это научится обходить…
В дверь постучали. Видимо, Графф начинает очередные полевые испытания своего «Убийцы слизи». Котомкин нехотя оторвался от проекции, чтобы открыть. У входа стояли флотские. Опять будут ходить за ним по станции, как заводные болванчики. Правда, теперь это называлось не «конвоировать», а «охранять».
В последнее время Графф сильно изменился. Некогда уверенный и спокойный, профессор часто начал срываться на подчиненных. Котомкин припоминал, как студенты шутили, что Граффа невозможно вывести из себя. Теперь, казалось, главный инженер только и ищет повода, чтобы на кого-нибудь накричать.
Когда Котомкин попытался сказать, что кривую Пашена для сепарации гелия уже давно не применяют, а вместо этого используют метод Пелли – Головицкого, Графф словно с цепи сорвался.
Котомкин молча наблюдал за тем, как профессор мерил шагами небольшое помещение наблюдательного пункта.
– В этот раз обязательно сработает, – тихо сказал он и повторил: – Сработает!
Поначалу гелиевый раствор действительно показывал высокую эффективность. Со слов Граффа инертные газы, такие как гелий, не способны образовывать прочные связи. Из-за этого образцы слизи, поглощавшие раствор, сначала теряли способность к росту, а после распадались на отдельные фрагменты и умирали. Вот только полевые испытания таких результатов не давали…
«Рано или поздно гелий подействует!» – так он говорил.
Уже зная ответ на свой вопрос, Котомкин в который раз спросил:
– Пока есть время, нам необходимо начать эвакуацию «Диметея».
– Проклятье, опять ты с этой нелепицей, Котомка!
Остекленевшим от постоянного недосыпа взглядом Графф вперился в своего зама.
– Гедимин Гаврилович, неизвестно, сколько еще у нас получится сдерживать Организм! Сдается мне, он готовит что-то большое.
– Тебя послушать, так у него будто бы есть человеческое сознание!
– С человеческим сознанием у Организма мало общего, а вот с инженерным…
Графф рассмеялся.
– Инженерное сознание? Ну-ка, просвети меня.
– Чтобы стать инженерами, нам приходится учиться. Проводить расчеты, проектировать, строить – ради этого мы годами накачиваем мозг информацией, приучаем себя к геометрическому мышлению, изучаем математический язык. А Организм просто является инженером по своей природе.
– Нонсенс! Люди – истинные инженеры.
– Во многом он похож на Заслон. Сборка сложнейших конструкций, идеально подобранные коэффициенты прочности и изгиба. Организм раз за разом оставляет нас в дураках. Так скажите мне, профессор, кто тут действительно истинный инженер?
– Эвакуации не будет, – только и сказал Графф.
Через несколько часов створки лабиринта приоткрыли для распыления нового гелиевого раствора, после чего среднее кольцо было потеряно навсегда.
Котомкин бежал по пустому коридору. Прямо во время испытания слизь вырвалась из лабиринта и устроила на «Диметее» настоящий хаос. Обрывочные донесения сообщали о ползучем тумане, роящейся смерти и пульсирующей стене плоти. Да уж, в этот раз Организм приготовил для людей нечто действительно неприятное.
Графф эвакуировался, как только все началось. Даже не подумал предупредить людей об угрозе. Котомкин же, напротив, отправился в самое сердце кольца – командную рубку. Если добраться туда, то еще удастся кого-нибудь спасти.
На пути он то и дело видел брошенную на полу одежду: униформа флотских, рабочие костюмы техников, разнообразные наряды колонистов.
Впереди Котомкин увидел фигуру возле приборной панели. Внезапно люк, ведущий к рубке, захлопнулся.
– Открой! – забарабанил замглавы в маленькое окошко из бронестекла.
– Извини, я не хочу испариться как другие, – сказал человек, на лице которого застыла гримаса ужаса, и сбежал.
Котомкин оказался заперт. Оставалось только идти обратно и попытаться дойти до рубки другим способом. Тут он увидел бегущих людей. Плотной стеной за ними следовал зеленый туман. Они что-то истошно кричали, а затем… исчезли.
Прямо на бегу тела несчастных начали распадаться – точно пыль, которую внезапный порыв ветра закружил в воздухе. Прежде чем Котомкин успел что-то понять, они рассыпались в ничто. Осталась только одежда.
В этот момент в голову инженера пришла лишь одна мысль: «Оно не должно меня достать».
«Но что же делать? Бежать к панели, чтобы закрыть люк? Ему никак не успеть! Неужели и с ним случится нечто подобное? В воздухе повис кислый запах, а на языке ощущался привкус железа. Уже началось?
Вдруг люк позади раскрылся, и Котомкин тут же нырнул в круглый проем. Он узнал лицо одного из митяевых техников.
– Закрывай! Закрывай, – кричал Котомкин что было сил.
Люк тут же захлопнулся. Не говоря ни слова, оба побежали по коридору. Лишь когда Котомкин попытался пройти к рубке, техник схватил его за руку и потащил в другую сторону.
– Пусти, мне в рубку надо! Надо рассказать людям, как спастись! А то здесь все испарятся!
– Туда никак нельзя! Туман с того направления прет!
– Послушай, я разработал план эвакуации. Мне только…
– Да знаю-знаю, вы втайне поставили на станции запасные стыковочные мосты. Мне стручок ваш, Поминайкин, уже все рассказал. Он сам отправился в рубку, а мне строго наказал, что вас со станции вытащить – приоритет номер один.
«Повалов? Сеня? Но как он…».
Тут громкоговорители среднего кольца ожили. Из них уверенно донесся голос молодого инженера: «ВНИМАНИЕ! ВСЕМ УЦЕЛЕВШИМ! НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ДОБРАТЬСЯ ДО СТЫКОВОЧНЫХ ВОКЗАЛОВ! ПО ПРИКАЗУ ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА МОСТЫ БЫЛИ ВЗОРВАНЫ! ВМЕСТО ЭТОГО СХОДИТЕ С МАГИСТРАЛЬНЫХ ГАЛЕРЕЙ, ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ В БОРТОВЫЕ ОТСЕКИ! ПОВТОРЯЮ, В БОРТОВЫХ ОТСЕКАХ ДЛЯ ВАС ПОДГОТОВЛЕНЫ ЭВАКУАЦИОННЫЕ МОСТЫ…».
Повалов принялся перечислять расположение всех секретных эвакуационных точек.
«Вот парень!»
Около ближайшего моста собралась большая толпа. Люди ломились в узкий проход и не давали друг другу пройти. Образовалась давка. Котомкин не надеялся их успокоить, но все равно рявкнул, как умел:
– Стоять!
Голос инженера гулом прошел по закругляющимся потолкам станции-кольца. Люди тревожно заозирались, а когда увидели его, то замерли на месте. Не давая никому опомниться, он начал отдавать команды:
– Разойдитесь вдоль бортовой стены! Делитесь на пары мужчина-женщина и спокойно ждите своей очереди!
Многие уже знали замглавы в лицо. На мгновение Котомкин испугался, что никто не послушается. Но люди все сделали в точности, как он сказал.
– Слушайте меня! В коридоре моста можно идти по двое, но двое крупных мужчин не пролезут. Не толкайтесь, не торопитесь и не тормозите – просто спокойно идите вперед!
И люди пошли. Котомкин не до конца понимал, что это за магия такая. Видимо, испуганная толпа просто склонна слушаться крикунов.
Котомкин взошел на мост самым последним. Уже на борту «Прометея» он увидел десятки таких же мостов, перетянутых от одного кольца к другому. Подготовить такое за спиной главного инженера было той еще задачкой. Впрочем, в основном этим нарушающим все возможные и невозможные протоколы поручением занимался Повалов.
«Лишь бы с тобой все было хорошо, Сеня».
Сейчас замглавы этого не знал, но, благодаря секретному плану эвакуации, с «Диметея» удалось вытащить почти всех. Почти.
– Слушай, – обратился он к технику, который все это время был рядом, – Митяй в рубке вместе с Арсением?
– Погиб Митяй, – только и сказал техник.
– Вот как…
Пора разобраться со всем этим бардаком.
– Как тебя звать?
– Сан Саныч.
«Александр Александрович, выходит».
– Можешь еще кое-что для меня сделать?
Уверенным шагом Котомкин направлялся к кабинету администратора, где теперь обитал Гедимин Гаврилович.
Широкая дверь раскрылась. Из кабинета донеслись крики профессора, под которые наружу выскочила Вера. Все это время замглавы старался не попадаться ей на глаза. Он даже отошел в сторону. Она прошла мимо – взгляда на него не бросила!
– Да постой же! – он поймал ее за руку.
«Что я делаю?»
Вера попыталась вырваться, но Котомкин держал крепко.
– Здравствуй, – начала она как ни в чем не бывало. – Какие у тебя ужасные мешки под глазами. Эта твоя «привычка» – просто ужас!
«Да что она такое несет?»
Только тут инженер заметил раскрасневшиеся глаза – она плакала. Котомкин спросил напрямую:
– Что у тебя за долг перед Граффом? Это ведь про него ты говорила, я угадал?
– Н-не понимаю, о чем ты, – Вера отвела взгляд.
– Ответь мне, что между вами происходит? Ты что-то скрываешь, я же вижу!
– Мне кажется, вы, Сергей Павлович, лезете не в свое дело!
– Послушай…
– Нет, это ты послушай!
Вместо того чтобы слушать, Котомкин схватил миниатюрную девушку за плечи и прижал к стене. Ногти больно впились в предплечья, но он не обращал внимания.
– Говори, – сказал он не терпящим пререканий тоном.
Котомкин решил, что сейчас Вера плюнет ему в лицо. Вместо этого девушка расплакалась.
– Я… Я… Все те люди… Все те люди погибли… – говорила она задыхаясь.
Жесткая хватка в момент ослабла.
«Ей так тяжело находиться рядом со мной…».
Вера продолжила:
– Из-за меня…
– О чем ты говоришь?
– Он знал, понимаешь? Он с самого начала знал, как все будет. Но он все равно позволил всему случиться. Он знал и позволил. И я знала… О боже, все те люди…
Котомкин вспомнил, с каким спокойствием Графф принимал оскорбления от администратора. Как колебался, когда было объявлено об участии техников в операции…
Сергей оставил плачущую Веру и устремился к кабинету главного инженера.
– Чего тебе еще! – недовольно начал Графф, но осекся, когда увидел вошедшего Котомкина.
– Котомка? Мне сейчас доложили, что ты втайне от меня готовил…
После удара старый профессор опрокинулся прямо в гигантское кресло. Он схватился за ушибленную щеку и пораженно воскликнул:
– Ты! Да как ты смеешь!
– Молчать! Больше ни слова лжи!
– Тебе это просто так не сойдет…
Хлесткий удар сбил очки с золотой оправой набекрень.
– Правду!
– Не знаю, что тебе наговорила эта дура, но я…
Еще удар. Сморщенным языком профессор аккуратно коснулся разбитой губы.
– Последний шанс.
– Хорошо. Хорошо, это был я. Это все был я! – сдался старик.
И он рассказал. Про Организм, про комету, про гелий. Все.
– Но как же это… – совершенно потерялся Котомкин.
– Не такой правды ты ждал? – Графф зло улыбнулся.
– Зачем?
– Чтобы победить, Котомка.
– Я не понимаю.
– Просто представь. Смысл твоей жизни, твое призвание, твою карьеру – все это у тебя украли. И кто? Машина?
Котомкин молчал.
– После почетной отставки из Академии мне предложили работу на станции. Главный инженер удаленного от Земли масштабного проекта – как почетно! Но и здесь все решения будет принимать «ЗАСЛОН-10»! Тогда-то я увидел возможность. Шанс, какой выпадает раз в жизни. Продемонстрировать человечеству изъяны машины и истинный потенциал человеческого инженерного гения!
– Вы провезли на станцию Организм.
– Да, провез. Не без помощи, конечно. Наша общая знакомая в свое время вляпалась в очень неприятную историю с клонированием. Я лишь напомнил, кому она обязана спасенной карьерой, а дальше все прошло как по маслу.
– Комета…
– Когда-нибудь занимался космической навигацией? Достаточно сменить курс на градус-два, делов-то!
Котомкин отшатнулся: «Этот человек сошел с ума!»
– Вы хорошо все поставили, Гедимин Гаврилович. Правда, с финалом пьесы вышла осечка.
В ответ Графф зло крикнул:
– Я просто еще не нашел нужную формулу для смеси! В конце концов, работал же этот метод в земных лабораториях! Сработает и здесь!
– Я только одного не понимаю. Зачем вам нужен я? Это ведь вы предложили мне работу?
Дверь позади резко распахнулась. Прежде чем Котомкин что-то успел понять, флотские с силой ткнули его в жесткий хромированный стол.
– После увиденного на «Диметее» Сергей Павлович испытывает тяжелейший нервный срыв, – голос Граффа прямо-таки пылал от сдерживаемой ярости.
Профессор нагнулся к Котомкину и тихо сказал:
– Все просто – поставить тебя на место. Ты хоть представляешь, как это унизительно! Раз за разом проигрывать сопляку? Видеть, как кто-то воплощает все твои мечты в реальность? А ты остаешься у обочины – глотать пыль! Нет, Котомка. Я докажу, что тоже кое-чего стою…
Котомкина подняли над полом.
– Как низко вы пали!
Графф устало улыбнулся. Вмиг из карикатурного злодея он превратился в старого доброго профессора.
– Думаешь, я бессердечный? Думаешь, мне все далось легко?
Он начал шарить по столу, чтобы найти очки. Те лежали прямо под рукой, но Графф не видел. Пальцы старого профессора разбило тремором. Только теперь Котомкину бросилось в глаза, как он измотан.
– Я со всем справлюсь, Котомка.
Казалось, он сам не верит в свои слова. В этот миг железная хватка флотских ослабла.
– А ну стоять! – закричал Александр Александрович.
В руках техник держал монтировочный пистолет. Впрочем, флотских, скорее, испугала целая толпа инженеров, стоящая у него за спиной.
– Как вы и просили, Сергей Палыч. Всех инженеров привел.
Графф выглядел ошеломленным, сбитым с толку, но не рассерженным. Старый профессор зажмурился, когда бывший ученик потянул к нему руки. Вместо нового удара Котомкин лишь поправил задранный воротник рубашки, пригладил старый пиджак – еще с Академии остался – и вернул чуть погнутые очки на законное место.
– Для меня вы всегда чего-то стоили, профессор, – печально сказал Котомкин.
Все прошло быстро. Бескровный переворот. Ну, почти. Инженеры приняли единогласное решение о смещении Граффа с поста главного инженера. Таким образом, главным инженером становился Котомкин. Конечно, его кандидатура не всем пришлась по душе, но уж как есть.
– Проект «Сатурн-V»? – сказал освобожденный от заключения Сухов.
– Да, или проект «С-V». Организм уже давно изучают на Земле, пытаются вывести на его основе органическую нейросеть. Вера работала в одной из лабораторий.
– Графф все это задумал.
Сухов выглядел озадаченным, но не более того. Котомкин стоял перед широкими панорамными окнами. Через них отлично просматривались кольца – раньше Котомкин про себя называл их «бубликами» – и расплывающийся в пятнах Юпитер. Они прибыли к месту назначения.
– Владимир Иванович, как оцениваете наше положение? – спросил Котомкин.
– Отчаянное. Даже с учетом возвращения Заслона не представляю, как нам вернуть среднее кольцо.
– А что, если мы не будем его забирать обратно?
– Сергей Палыч? – напряженно спросил Сухов.
– Оставим его у нового владельца.
– Но ведь тогда слизь попросту захватит оставшиеся кольца!
– А вот этого нам не надо, – Котомкин развернулся к инженеру-проектировщику. – Вот тебе мое распоряжение, Владимир Иванович. Подготавливай к запуску «Молнию».
– Электромагнитный ускоритель масс? Но зачем?
«А разве Зевс сражался одной лишь эгидой?»
– Будем избавляться от непрошенного гостя. Раз и навсегда.
– Все готово?
За последние двое суток Котомкин почти не спал. Мысли путались. Очень хотелось лечь прямо здесь, в командной рубке. Хромота и тремор – последствия избиения и отравления кислородом – по-прежнему давали о себе знать. Но сейчас Котомкин не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей усталости. Ничего, очень скоро он отдохнет.
– Мы сняли упорные спицы и несущие крепления кольца. В таком состоянии «Диметей» протянет не больше часа, – ответил Сухов.
– Значит, пути назад больше нет.
– При всем уважении, Сергей Павлович, ваш план опаснее и сложнее в исполнении всего, что мы пробовали раньше, – в десятый раз высказался Густилин.
– Так и есть, – в который раз ответил Котомкин. – Но именно поэтому он должен сработать.
«Администратор недооценил угрозу и не позаботился о плане, в то время как Графф слишком осторожничал и действовал нерешительно. Мне же следует быть бескомпромиссным и смертельно точным».
Камеры с дронов передавали нечеткую картинку. Сотни длинных толстых корней тянулись с каждого края «Диметея» прямо к стержню. Они соединялись в одной точке, образуя внутри среднего кольца нечто вроде паутины или сети. Котомкин приложил титанические усилия, чтобы вынудить Организм построить такую сложную структуру.
Главный инженер давно заметил – слизь моментально реагирует на внешние раздражители. На любой фокус Котомкина она всегда выставляет равносильную контрмеру. Подобную предсказуемость можно использовать. Так и родился план, включающий три этапа.
Котомкин разделил оставшихся после взрыва дронов на две группы. Первой он приказал перерезать самые толстые соединительные артерии, какие получится разыскать. Конечно, для Организма это не смертельно. Но он неизбежно начнет искать способ противодействия.
«Чтобы меня не могли ранить, я должен нарастить броню», – так он посчитает.
И тогда Котомкин радушно предоставил эту самую броню. Главный инженер начал потихоньку скармливать Организму углеродные нанотрубки – сверхпрочный материал. Склады стремительно опустошались, но результат того стоил. Слизь заглотила наживку – попросила добавки. И тогда Котомкин дал еще.
Прямо на пусковой платформе «Молнии» в самом сердце стержня ожидала огромная цистерна, полностью нагруженная нанотрубками. Из каждого уголка «Диметея» к ней потянулись жгуты с питательными трубками. Но они были недостаточно толстыми – не такими, как нужно Котомкину.
Словно какой-то космический садовник, главный инженер раз за разом насылал на них команды дронов. Наконец, со среднего кольца к стержню взвились тяжелые и толстые лианы. Они достигли стержня, сомкнулись вокруг цистерны в плотный клубок и принялись поглощать нанотрубки.
«Вероятно, это самая большая мышеловка в истории человечества».
Вторая группа дронов занималась более сложной и деликатной задачей. Котомкин отдал их под управление Заслона – человеку с таким было не сдюжить. Нейрокомплексу предстояло в кратчайшие сроки разобрать среднее кольцо так, чтобы оно сохраняло целостность.
«Диметей» навсегда потерян для людей. Его ожидает лишь забвение и смерть. Но смерть контролируемая, четко спланированная. Примерно в это же время из среднего кольца была аккуратно вырезана рубка с сидящим внутри Поваловым. Парень сильно пострадал от обезвоживания, но остался в порядке.
Итак, первый этап – заманить слизь в нужную точку, второй этап – демонтировать «Диметей», третий этап – отправить проклятую тварь в небытие.
– Ну как, Организм достаточно напитал свои артерии углеродными трубками?
– Точный коэффициент прочности сложно рассчитать, но, думаю, да. В любом случае теперь, даже если захотим, мы не сможем их перерезать, – ответил Сухов.
– Заслон, произведи заброску из электромагнитной катапульты по следующим координатам.
На экране терминала замелькал текст: «Вынужден предупредить, указанные вами координаты являются ошибочными. При отправке снаряда по данной траектории произойдет столкновение с…».
– Производи выстрел.
«Произвожу разгон термоядерного реактора, начинаю накопление заряда».
Из-за мощнейшего электромагнитного импульса изображения с дронов тут же пропали. Началась зарядка рельсовых суперконденсаторов.
Условно станция делится на две части: кольца и стержень, на котором они держатся. Через всю длину стержневой части проходит шахта с установленным внутри электромагнитным ускорителем масс, или «Молнией».
При помощи электромагнитной катапульты станция должна была забрасывать цистерны с очищенным водородом на Землю. Таким образом, два главных атрибута громовержца – эгида и молнии – объединились вместе.
«Готов к заброске».
– Стреляй, – спокойно скомандовал Котомкин, а сам думал: «Лишь бы все прошло как надо».
Мгновение тишины. А затем вся станция содрогнулась от сильнейшего толчка. Одновременно происходило столько всего, что Котомкин не поспевал за приходящими данными.
Среднее кольцо распалось на четыре «лепестка». Инерционной волной незакрепленные фрагменты просто выбросило за пределы «Эгиды». На месте «Диметея» остался лишь гигантский пульсирующий сгусток грибковидной массы.
Организм впился в станцию тысячью жгутиков, словно сорняк. Избавиться от подобной дряни можно только одним способом – вырвать с корнем. Котомкин позаботился, чтобы улов ни в коем случае не сорвался с крючка.
«Слизь способна образовывать оптимальные связи с любой клеточной структурой и, таким образом, их поглощать».
Так Графф говорил? Поглотив весь запас сверхпрочных углеродных нанотрубок, Организм создал себе неуничтожимое тело. В результате, когда платформа с цистерной на безумной скорости полетела вперед, обвившиеся вокруг нее лианы не порвались, а потянулись следом. Вместе с ними с «Эгиды» вырвало и весь Организм.
Шахта тут же разрушилась, но это уже не имело значения. Подхваченное мощным импульсом бесформенное тело чудовища пролетело сквозь кольцо «Прометея».
«Молнии Зевса сразили титана в глубочайшую бездну – тартар».
А если такового нет, то вполне сойдет и раскаленное ядро Юпитера. С мрачной улыбкой Котомкин наблюдал за тем, как отвратительная тварь сгинула в красно-коричневой полоске атмосферы…
– Сергей Палыч, вставайте! – раздался стук в дверь.
«Ну неужели ему нельзя поспать хотя бы на десять минут больше?»
– Повалов, уйди…
– Ни в коем случае, у вас дел невпроворот.
Котомкин слез с постели, накинул одежду и вышел к своему протеже. Вместе они пошли по коридорам «Эгиды». По пути им встречались разнообразные жители колонии: члены экипажа во флотском (Котомкину все же пришлось выучить звания); занятые делом водородчики, которым в новых условиях быстро нашли должное применение; колонисты, набранные для заселения Европы. Впрочем, теперь каждый человек на «Эгиде» стал колонистом.
Краем глаза Котомкин замечал их полные уважения взгляды и почтительные поклоны. Еще бы. Ведь инженерный состав «Эгиды» – «настоящие герои, спасшие людей в час наибольшей нужды». Ну или Котомкину все это показалось.
Он бросил взгляд на торчащие в потолке (по крайней мере, раньше это был потолок) панорамные окна и увидел суровую ледяную пустыню Европы. Не так далеко в небе маячил Юпитер.
Повинуясь новой привычке, Котомкин тут же отыскал на поверхности планеты маленькое пятнышко ржавого цвета – место падения Организма. С тех пор, как они посадили остатки станции на Европу, оно продолжало медленно разрастаться.
– Слушай, Арсений, проведи обход самостоятельно, будь другом?
– Опять хотите, чтобы я с Сан Санычом вдрызг разругался?
– А ты попробуй лаской. Александр Александрович работник отличный, просто с ним мягче надо.
– Ну а вы куда собрались?
– Необходимо провести еще один допрос арестованной.
Повалов улыбнулся.
– Вы хоть себе не врите, Сергей Палыч.
– Не понял?
– Идите уже, Вера Александровна, наверное, вас заждалась.
«Ох, всыпать бы тебе по первое число за нарушение протокола, парень!» – подумал первый президент колонии и быстрым шагом направился в другую сторону. Арсений крикнул ему вдогонку очередную колкость, но Котомкину было все равно.
Рина Лум. «Учись быть человеком»
Глава 1
Говорят, что все новое лучше начинать в понедельник. Начало недели – как символ старта, гарантия того, что ты вряд ли забросишь начатое. Как показывает статистика, забросишь. И если не через пару дней, то через неделю, месяц или даже полгода. Это неизбежно. Я изучил эти показатели неоднократно, замечая это среди своих коллег ранее, пятьдесят лет назад, и сейчас.
Время прошло – ничего не поменялось. Все рано или поздно сдаются. Это заметно даже по проектам, старт которых тоже – чаще всего – приходится на понедельник.
Но попытка не пытка? Ольга – я пытался звать ее по отчеству, но она дико воспротивилась и сказала, что имени будет вполне достаточно, – посоветовала последовать старой доброй традиции. И я последовал. Тщательно подготовился, выбрав самую подходящую электронную тетрадь из выставленных в онлайн-магазине «Секунда в кармане» и заполнив все даты в ней. Начиная с сегодняшней. Ведь сегодня – понедельник. Идеально, конечно, было бы вовсе начать с января. Но необходимость идти к Ольге возникла только в феврале. Да и пошел я не по своей воле, собственно говоря.
Теперь сижу, как какой-то дурак, и заполняю пустые строки ровными электронными буквами. Да, я даже выбрал шрифт, который подходит мне больше всего. Печатный, машинный. Основательно подготовился, так сказать. Чтобы было проще и легче понимать все, что выходит из моей головы.
Ольга сказала не стесняться. Выкладывать все, о чем думаю. Так вроде бы будет проще понимать свои чувства и эмоции впоследствии. Но я искренне не понимаю, каких эмоций и чувств она хочет от меня добиться. Этот дневник – так она его обозвала – призван научить меня быть человеком. Ольгу, кажется, совершенно не волнует, что я и есть человек. Такой же, как она. Просто обеду я предпочитаю доработку схем, а отдыху с друзьями после работы – решение головоломки из уравнений и команд.
Да и друзей у меня, если уж и быть по рекомендации Ольги откровенным, нет. Они были. Пятьдесят лет назад. Возможно, кто-то из них до сих пор жив, а может, как и я, решил застыть во времени и совсем недавно открыл глаза, постепенно привыкая к нормальной для функционирования температуре и новой жизни. Но я сознательно отказался от прошлого и понятия не имею, что случилось с теми, кто являлся его частью. За редким исключением. Но об этом исключении думать не хочется.
Чтобы отвлечься, я иду на кухню – маленькое помещение, где все автоматизировано, – и наливаю большую кружку чая. Она обычная, серого цвета, с широкой ручкой, чтобы было удобнее браться и не ощущать пары пытающегося вырваться наружу кипятка. Кухня тоже самая обычная и такая же серая. Пустые стены, выложенные однотонной керамической плиткой, глянцевая рабочая поверхность, маленький холодильник, встроенный в шкаф.
От стола на кухне я отказался, чтобы не тратить время на пустые и бессмысленные посиделки. Берешь все, что надо, и идешь в зал, который замещает собой и спальню, и кабинет. Гостевой зоны здесь нет, потому что гостей здесь никто и не ждет.
Делаю медленный глоток и, окинув зал взглядом, останавливаюсь на экране планшета, что так и стоит на ровном сером столе. На ярком экране – белый лист и ровным почерком выведена дата. Она маячком торчит в правом углу. Изначально была в левом, но я передвинул – так, мне показалось, выглядит лучше.
Текст я стер еще до того, как вскипел чайник и я отправился за кипятком. Просто он мне, как и расположение даты, не понравился. Но это не отменяло того факта, что написать что-то я все-таки должен. Для галочки. Чтобы спустя месяц регулярных отчетов от меня отстали со своим непрошеным желанием помочь освоиться, адаптироваться к произошедшим за последние пятьдесят лет изменениям.
Адаптационная терапия – обязательный пункт криоразморозки. Требование, о котором я не слышал и которое в глаза не видел, когда решался на процедуру. Его ввели где-то двадцать лет назад. Причем под раздачу особенно сильно попали крупные корпорации, которые принимают на работу таких, как я: полуфабрикатов. Это прозвище я услышал в кабинете директора, когда он вызвал меня на ковер. Правда, сейчас коврами-то особо не пользуются, но это не так уж и важно.
– Понимаешь, Игнат, – его бегающий из стороны в сторону взгляд отпечатался в памяти. Парень явно чувствовал себя не в своей тарелке, разговаривая со стариком под девяносто. И плевать, что выгляжу я так же, как и пятьдесят лет назад, когда только-только разменял третий десяток. И что я не один такой полуфабрикат. Я мог его понять, сам бы мялся и не знал, как себя правильно вести, когда действительность решила не совпадать с логикой и манерами. Поэтому молча наблюдал и слушал, что он хочет мне сказать, – тебе надо будет пройти адаптационную терапию. Мы не говорили об этом, давая тебе время привыкнуть к новому коллективу и думая, что она в принципе не потребуется. Но к коллективу ты, кажется, не привык.
Я тогда непонимающе мотнул головой.
– Почему это не привык?
– Ты ни с кем не общаешься, если это не касается работы. Никуда не ходишь. Праздники с нами – и то не отмечаешь, – голос директора становился смелее, взгляд уже не пытался пробежать марафон.
– Меня все устраивает.
– А комиссию нет, – подытожил Иофин Лаврентьевич. Когда я впервые услышал его имя, мне показалось, что это шутка. Оказалось, что нет. – Так что тебе надо будет посетить штатного психолога.
– И пройти адаптационную терапию, – я закончил за него, – да, я понял. Куда и когда идти?
Иофина мое рвение разобраться с проблемой так стремительно, кажется, испугало. Взгляд снова забегал, вызывая желание дернуть уголком губ, но я сдержался.
– Ольга Савельевна, наш психолог, работает по понедельникам, средам и пятницам. Так что можете в любое удобное время.
– Хорошо, завтра зайду.
– Простите, Игнат, так правда надо. Я бы не приставал с этим, но с нас требуют. Особенно учитывая ваши трудовые показатели…
– Я понимаю.
– Если вы решите уклониться, мы получим крупный штраф. И будем вынуждены урезать вашу заработную плату.
– Я схожу.
– Хорошо.
Как оказалось, многие компании закрывали глаза на адаптацию, подделывали отчеты и прикрывали спины сотрудников, за которых хотелось цепляться. Которые приносили прибыль. Но такие схемы практиковали не везде, и мне не повезло устроиться именно в такую организацию. Где ценили прозрачность.
А еще любовь к коллективу и дружеские посиделки, кажется.
Поэтому надо собраться и написать хотя бы пару предложений. Как минимум можно будет списать такой небольшой отчет на то, что мне тяжело все это начинать. Да и трудно понять, что от тебя хотят в принципе, когда ты сталкиваешься с подобным впервые. Если бы мне дали типовой дневник для ознакомления, у меня бы, может, все и поперло. Я бы настрогал сотни таких отчетов, успешно сдал итоговый тест по терапии и со спокойной душой продолжил бы заниматься работой.
Но нет. Типовых дневников мне не дали. А если они где-то и были, то найти их очень трудно. А я учился не на хакера, а инженера из совершенно другой сферы. Мое дело – проектировать и соединять схемы так, чтобы все работало. А не пытаться их взломать.
Пальцы с большой неохотой жмут на клавиши. Хочется начать с банального «Дорогой дневник», но я же не десятилетняя девчонка. Я взрослый мужик, которому поставили определенную задачу. И к ее выполнению нужно подойти серьезно. Чтобы у адаптационной комиссии не возникло вопросов, компании не выписали штраф, а мне не урезали зарплату. Осознание последствий помогает сосредоточиться. Уже слегка остывший чай снова отправляется в глотку, работа чуть ускоряется.
Спустя полчаса отчет благополучно закрывается. Отправлять его сразу не нужно, мне надо сдавать их скопом в конце недели. Но я знаю, что лучше не откладывать на потом, а сделать все сразу. Стартануть в понедельник и завершить все через четыре недели в воскресенье. Хочется верить, что я стану исключением из грустной статистики и все же не заброшу начатое.
Глава 2
– Игнат, добрый день, – мы встречаемся в конце рабочей недели.
Ольга Савельевна излучает доброту и понимание. И я бы оценил, если бы пришел в этот стерильный кабинет по своей воле.
– Здравствуйте.
Кресло кажется неудобным, несмотря на то что должно дарить комфорт. Женщина сорока лет тоже кажется неудобной. И никакого комфорта не дарит. Вызывает лишь желание разобраться с проблемой побыстрее и продолжить работу. К тому же последние две недели эта работа почти стоит на месте. Мне не удается решить одну задачу. И заполнение дневника по вечерам мне никак в этом не помогает.
– Вы принесли отчеты?
– Да, – вытаскиваю из сумки планшет и уже собираюсь отправить готовый недельный отчет в наш с Ольгой Савельевной чат.
Палец застывает, так и не добравшись до нужной кнопки, когда в голосе психолога слышится удивление.
– Вы вели электронный дневник?
Поднимаю на нее взгляд, перекладывая планшет на предусмотрительно кем-то установленный возле кресла столик.
– Ну да.
– Кажется, моя ошибка, – психолог мотает головой и снова, черт возьми, улыбается. – Прошу прощения. Но лучше вести дневник в обычной тетради или блокноте.
– Это еще зачем?
– Электронный и бумажный форматы отличаются. И у вас задействуются разные нейронные связи, когда вы пишете от руки или жмете на кнопки.
– Очень странно, – бормочу я, бросая взгляд на планшет. – То есть все это зря?
– Нет-нет! Вы отправьте, я обязательно прочту. Можем обсудить что-нибудь, если хотите.
– Нет, – обрываю резко, – мне нечего обсуждать.
– Хорошо.
– Этот отчет будет учтен?
– Да, конечно.
Я ощущаю, как Ольге неловко. Но единственное, чего мне хочется, – это поскорее покинуть кабинет и вернуться к схемам, которые никак не хотят включаться в работу и активировать нужные связи. Они так и застыли электронным форматом, не реализованные из-за того, что все прототипы оказались ошибочными. И я до сих пор не могу понять, в чем проблема.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
Недоумение на моем лице может заметить даже слепой.
– В смысле?
– Над чем работаете?
– А это нормально?
– Вы имеете в виду – обсуждать рабочие вопросы на сеансе?
Да, именно это я и имею в виду. Поэтому молча киваю, одновременно с этим отправляя отчет в общий с Ольгой чат. Она не подает вида, что на телефон пришло уведомление, продолжая смотреть на меня. И улыбаться.
– Да, это совершенно нормально. Но, конечно, в том случае, если вы хотите поделиться этой информацией?
– А если не хочу?
– Тогда не смею вас задерживать, – Ольга указывает на дверь.
Я мнусь, подозревая, что где-то есть подвох. Она молчит. И продолжает улыбаться, глядя прямо в глаза. Понимая, что специалиста компания нашла отличного, все же поднимаюсь, киваю на прощание и выхожу из кабинета. Слышу, как за мной закрывается белая дверь, и медленно выдыхаю. Внутри возникает желание вернуться. Оно инстинктивное и откуда-то из прошлого. Поэтому мне без труда удается его подавить.
До конца моей смены еще три часа, и я решаю не тратить оставшееся время даром. Запланирована еще одна схема, которую надо проверить. Если и она не пройдет и не запустит нужные механизмы в модели, тогда придется признать, что я в тупике, и обращаться за помощью к более опытным специалистам. Пусть те и младше меня. Это бесит. Поэтому сдаваться не собираюсь.
По пути заглядываю в кафетерий и отдел, где хранится канцелярия. Там подбираю обычную серую тетрадь в клетку. На всякий случай беру потолще. Кипа сцепленных тонкими скрепками листов отправляется в сумку. Ими предстоит заняться вечером.
Рабочее место встречает меня размеренным шумом небольших процессоров. Когда я только пришел сюда, спустя неделю после разморозки, мне сразу вспомнились громоздкие пластмассовые коробки с огромными вентиляторами и бесчисленной начинкой, за которой нужен был глаз да глаз. За последние тридцать лет все изменилось. Сервера перестали занимать большие площади, освободив место новым кабинетам с серыми столами, стеклянными стеллажами, наполненными планшетами, компактными процессорами и тонкими мониторами.
Тыкаю по сенсору пальцем, чтобы вывести один из таких из спящего режима, и не могу удержать тяжелого вздоха, вглядываясь в очередную схему, которую начал сегодня с утра. Осталось внести небольшие коррективы и запустить модель на проверку. Уже к вечеру я должен получить результат.
Отставляю кружку с кофе подальше от угла стола, уже не переживая за отображаемую на поверхности клавиатуру, как несколько лет назад. Вглядываюсь в чертежи и алгоритмы, задавая нужные пути и связи, которые, как мне кажется, приведут к требуемому результату. Краем глаза то и дело цепляюсь за то, куда в случае успеха предстоит внедрить новую схему. Это средних размеров андроид, слепленный из разных полимеров и готовый к установке «мозга», что будет отвечать за его действия.
Андроидов нам заказало АО «ЗАСЛОН». Ранее, до заморозки, я уже работал с ними, и это стало одной из причин, почему я пришел устраиваться именно сюда. Наверное, это также повлияло на то, что меня в итоге взяли. За прошедшие годы компания заметно разрослась и развилась, стала осваивать новые горизонты. Фирма, в которой работаю я, – «дочка», и довольно успешная. Именно она отвечает за автоматизацию стандартных рабочих процессов путем внедрения роботов-андроидов.
Мой – будущий работник кафе. Он будет принимать заказы, готовить отменный кофе и следить за тем, чтобы в отведенном ему помещении всегда была чистота и порядок. Все довольно просто, но, если выгорит, разговор выйдет на новый уровень и затронет уже другие области, где можно будет задействовать андроидов.
Правда, пока что выгораю только я.
– Игнат?
Оборачиваюсь на звук и вижу в дверном проеме коллегу. Андрей – невысокий коренастый парень лет тридцати, который, в отличие от директора, никакой субординации не придерживается и «тыкает» мне с первых дней.
– М?
– Домой не собираешься?
Поднимаю руку, чтобы взглянуть на электронный циферблат, и с удивлением обнаруживаю, как пролетели три часа. Схема еще не доработана. Открывается вопрос: доделать сегодня, переночевав на рабочем месте, или вернуться к ней завтра? Решить не могу, поэтому продолжаю бездумно пялиться в монитор, прекрасно понимая, что никак не помогаю себе этим.
– Нужна помощь? – голос оказывается слишком близко, отрывая меня от разглядывания экрана.
Губы поджимаются. Директор прав – я тот еще нелюдим. И о помощи просить не привык. Решение приходит на том же инстинктивно-принципиальном уровне.
– Нет, спасибо. Справлюсь.
Андрей лишь качает головой, но ничего не говорит и молча уходит. Я даже не провожаю его взглядом, уделяя все внимание схеме.
Заканчиваю соединение последних элементов где-то через полтора часа. Еще час уходит на подготовку модели к тестированию. Слегка подрагивающим пальцем – то ли от кофе, то ли от нервов – стартую проверку.
Остается только ждать. Пока экран отображает проценты и со скоростью света обновляет коды и команды, поднимаюсь с места, потягиваюсь и хрущу позвонками, слипшимися за время продолжительного сидения. После разморозки тело в принципе тяжело восстанавливается, и я ему в этом не особо помогаю, хотя и планирую в будущем заняться этим вопросом. Но сначала надо закончить андроида.
Взгляд падает на сумку, в которой лежит тетрадь. На столе, как назло, стоит подставка с канцелярией, которую непонятно кто и непонятно зачем притащил. Глаза бегают от ручки к сумке и обратно, пока я наконец не решаюсь закрыть гештальт и сегодня. Как-никак сам же хотел стать исключением из статистики провальных начинаний. Да и терапию пройти надо.
Бумага приятно шелестит, ручка щелкает и опускается на чистый клетчатый лист. Буквы выводятся медленнее, особенно в сравнении со скоростью перемещения пальцев по сенсорным буквам. Но процесс идет. И уже даже легче, чем в понедельник. Кажется, я приноровился.
Когда я заканчиваю писать и допиваю новую кружку кофе, экран сообщает об очередной ошибке.
Глава 3
Кабинет, в котором мы снова встречаемся с Ольгой в конце рабочей недели, уже не кажется таким чужим. Возможно, появилась парочка новых картин, или я просто не обращал на них внимания. Но сейчас, пока психолог читает – или делает вид, потому что слишком быстро перелистывает страницы – мою тетрадь, мелкие детали так или иначе сами бросаются по блуждающему по комнате взгляду.
– Неплохо, – выдает оценку женщина напротив.
И, закрыв тетрадь, кладет ее на стол. Правда, ко мне не двигает. И я понимаю, что сейчас мы будем разговаривать. Все ясно по повисшему в воздухе «но», которое, впрочем, тут же вылетает из ее пухловатых губ.
– Но все, что я вижу, – это работа и дом. Вам не кажется это однообразным?
– Нет, – повторяю то, что говорил у директора, – меня все устраивает.
– И ничего не беспокоит?
– Только моя работа.
– А что с ней?
Я выдерживаю паузу, размышляя над тем, стоит ли продолжать эту беседу. Или попрощаться до следующей пятницы.
– Мне не нужна помощь, – выдаю вместо ответа.
Ольга улыбается. Своей идиотской милой улыбкой, которая снова делает кабинет некомфортным.
– Но тогда почему вы сидите здесь?
Взгляд останавливается на отражающих холодный искусственный свет линзах в очках, и я осознаю, что она все понимает. Понимает, что я хочу уйти, и даже не собирается держать. Как в прошлый раз.
– Вы передадите Иофину Лаврентьевичу?
– Что ему передать? – голова женщины склоняется чуть вбок, в глазах читается интерес к ситуации.
И моему поведению, судя по всему. Я неосознанно съеживаюсь, ведь от Ольги зависит успех моей адаптационной терапии. И, если эта женщина пожелает, она может создать персональный ад, в котором я каждую неделю буду заполнять дурацкие отчеты и обзаведусь тонной макулатуры. Поэтому решаю быть честным.
– Что я не прошел терапию. Что асоциален и не хочу вливаться в общество, – правда вдруг лезет, словно из меня выдернули затычку. – Что все свободное время посвящаю работе. И не могу решить одну задачу, которая за последние недели уже выела мне весь мозг.
– Расскажите о вашей задаче, – предлагает она. И добавляет: – Все, чем вы решите поделиться в этом кабинете, здесь и останется.
Она еще немного думает, а затем постукивает по тетради.
– Как и записи вот здесь. Это конфиденциальная информация.
– Тогда, получается, мы можем разойтись разными дорогами и вы передадите комиссии, что я прошел?
– Да, – кивает она. И в очередной раз ее губы расплываются в улыбке. – Но вы все равно сидите здесь. Так почему бы нам не поболтать?
– Звучит странно.
– Возможно, это потому, что вы давно ни с кем не разговаривали.
– На днях говорил с Андреем.
Это правда. Он снова предложил помощь, а я снова отказался, когда программа забраковала еще три схемы.
– Не думаю, что ваш разговор можно назвать полноценным, – она тихо смеется. Беззлобно и как-то понимающе.
И я невольно расслабляюсь.
– Вы знаете, чем занимается наша компания, – Ольга кивает, – мне нужно сделать андроида. Работника кафе. Не так сложно на самом деле. Когда я только получил эту задачу, мне показалось, что она мой испытательный срок. И что справлюсь я с ней легко. Но что-то идет не так, и я не могу понять, в чем моя ошибка.
– А в чем именно состоит ваша задача?
– Робот должен принимать и выдавать заказы, быстро обрабатывать информацию, следить за рабочим местом. Алгоритмы довольно простые, но для их реализации как будто чего-то не хватает. Я перепробовал уже больше двадцати схем, и каждая выдает ошибку. Причем каждый раз в разных местах.
– Может, вы упускаете какую-то незначительную, но важную деталь?
– Думаете, я этого не понимаю? – усмехаюсь и перевожу взгляд со стены, которую изучал, пока делился тем, что накопилось внутри, на психолога. Улыбаюсь в ответ на ее улыбку. За дурака она меня не считает, и на том спасибо.
– Понимаете, но, вероятно, рассматриваете не под нужным углом.
Подражая ей, тоже склоняю голову набок, поудобнее устраиваясь в кресле и скрещивая пальцы в замок.
– Вы на что-то намекаете?
– Не совсем. Скорее помогаю вам прийти к ответу.
– Честно? Не помогаете.
– Сотрудником чего будет ваш робот?
– Кафе.
– А это значит, что ему предстоит не только принимать заказы и следить за порядком, но и…?
Я смотрю на нее с откровенным непониманием происходящего, не способный найти ответ на ее наводящие вопросы. В голове – ноль идей, ведь отработанный алгоритм за эти дни впечатался в подкорку и не планировал хоть как-то меняться. Так всегда бывает, когда глаз на автомате замыливается и ты отказываешься воспринимать существование других идей. И зачастую они оказываются полезными.
Ольга молчит, продолжая смотреть на меня.
– Скажите, – все-таки тишину ей приходится нарушить первой. Я подбираюсь, готовый ловить каждое слово, ведь мне хочется понять, к чему она клонит, – ваш андроид, он будет стоять за стенкой?
– Нет. Он полностью заменит официанта за кассой и будет сам разносить еду, напитки.
– Другими словами…
И тут до меня доходит.
– Он будет контактировать с людьми.
Мозг мгновенно загружается, пытаясь сформировать новые связи будущей схемы. Те связи, которые я действительно не учел, застопорившись на механических действиях робота. Пальцы в нетерпении разжались. Хотелось как можно скорее оказаться у компьютера.
– Извините, – поднимаюсь с места и подхожу к столу, чтобы забрать тетрадь, которую Ольга уже пододвинула ближе к краю, – надо бежать.
– Рада была пообщаться, – кивает она. – Буду ждать вас в следующую пятницу.
Глава 4
До среды я весь в работе. Пробую новые схемы – да, та, которую я собрал сразу после сеанса с психологом, вновь оказалась неудачной. Но во мне с пятницы горит костер надежды, который помогает сформировать другие варианты и не опустить руки, что так и летают над сенсорными кнопками и щелкают доработанное подобие мышки.
– Игнат?
Я уже привык к тому, что Андрей чуть ли не каждый день заходит в мой кабинет, окликает, ждет, когда я на него посмотрю, и предлагает помощь. Вот и сейчас, обернувшись на стуле, я ожидаю привычного предложения.
– Ого, – он вталкивает меня в состояние ступора, которое позволяет лишь следить за тем, как парень быстрыми шагами приближается к монитору и, поправив очки на переносице, изучает схему, – я бы даже не додумался до такого! Это ты хорошо придумал!
На спину прилетает чужая ладонь, похлопывая белый рабочий халат и заставляя отмереть. Неосознанно отодвигаюсь, и это не остается без внимания. Андрей поднимает руки ладонями ко мне.
– Прости-прости, забылся.
– Ничего, – пытаюсь выдавить улыбку.
– Получается, зря я помощь предлагал, – парень понуро опускает голову. Но продолжает говорить. – Если честно, это вообще предлог был. Я познакомиться хотел, поболтать. Ты первый знакомый «полуфабрикат», – он делает забавные воздушные кавычки, и я невольно улыбаюсь, пока Андрей на меня не смотрит. – Знаешь, любопытство, все дела.
Не знаю. И не знаю, что на меня находит, но почему-то в этот момент интуитивно решаю поддаться идее адаптационной терапии.
– Можем посидеть в кафе.
– Что?! – Андрей резко поднимает голову и таращится на меня. По нему видно, что он чудом сдерживает себя от того, чтобы в этот раз не хлопнуть по плечу. – Сейчас?!
– Пока я не передумал.
– Да, конечно, – парень засуетился.
Пока он делал нерешительные шаги то в одну, то в другую сторону, я уже поднялся с места. Подхватил валявшуюся на столе тетрадь с ежедневными отчетами, которые уже не представлялись мне такой рутиной, закинул ее в сумку к планшету и остальным вещам.
Стоит признать, что в кафе мне действительно надо было. И я бы туда пошел даже без Андрея. В голове начала формироваться новая схема. И, как мне казалось, для ее реализации мне надо было оценить работу официантов.
До нужного места мы добираемся быстро. В основном благодаря неудержимому потоку энергии коллеги. Тот, воодушевленный неожиданной переменой в моем поведении, представляет собой ураган, переполненный эмоциями и вопросами, что сыплются из него нескончаемым потоком, пока мы делаем заказ. Пока едим. И пока ждем окончания обеда. Такое излишнее внимание ко мне, ко всем деталям заморозки и разморозки не было неприятным. Скорее я от него отвык. Андрей – второй человек, с кем я действительно разговариваю. И которому, кажется, действительно любопытно.
Пока отвечаю на вопросы, смотрю на снующих туда-сюда работников. Они быстро принимают заказы, что-то отмечая у себя в блокнотах или планшетах. Ольга бы сказала, что они задействуют разные нейронные связи. Что ж, мой андроид будет дружить только с техникой, не с бумагой.
И снова возникает ощущение, будто я что-то упускаю. Поэтому концентрирую максимум внимания на стоящей за кассой девушке. И пропускаю очередной вопрос от Андрея.
– Что, приглянулась? – парень толкает меня в бок, и я только сейчас понимаю, как странно, наверное, мой пристальный взгляд смотрится со стороны.
– Нет, – боль прошлого неожиданным лезвием подступает к горлу. И резко поднимаюсь, чем застаю Андрея врасплох. Зря я позволил себе этот эксперимент. Зря повелся на поводу у адаптационной терапии. У Ольги. У этого маниакального желания приобщить к социуму человека, который однажды от этого социума попытался сбежать. – Извини. Надо работать.
Я выхожу из-за стола и уже собираюсь пойти в сторону кабинета, как Андрей снова окликает меня, но уже не таким воодушевленным голосом.
– Эмоции, – выдает он тихо, – в твоей схеме не хватает эмоций. Робот будет общаться с людьми. Без эмоций нормальное общение невозможно.
Я ничего не отвечаю, покидая кафе. Вернувшись в кабинет, сажусь за стол и опускаю голову на руки, желая спрятаться как можно дальше от этих дурацких эмоций, о которых пятью минутами ранее сказал Андрей.
Голова поднимается. Рука на ощупь находит сумку, пальцы вытаскивают тетрадь, зацепившись за уголок. Страницы резко открываются, чудом удерживаясь на скрепках, ручка выводит первые буквы, соединяя их в слова, словосочетания, предложения и целый текст. Самый большой текст, который мне удается написать за все время терапии.
Глава 5
Ольга молча читает тетрадь, перелистывая ее в разы медленнее, чем в прошлый раз. Кусает губы и делает какие-то пометки в своем планшете. Хочется сделать замечание, что она задействует не те нейронные связи, но я вовремя затыкаю самого себя. Кто я такой, когда сам все это время ходил вокруг да около решаемой проблемы, которой по сути и был.
У меня было два дня на то, чтобы это признать. И на время прекратить работу.
– Мне нужна помощь, – подытоживаю, когда Ольга откладывает в сторону тетрадь.
Она больше не улыбается. Сцепляет пальцы в замок и внимательно смотрит на меня. Ей уже известна причина, по которой я держался на расстоянии с людьми. По которой решил посвятить свою новую жизнь работе. Как иронично, что эта работа в итоге заставила меня осознать наличие проблемы.
И пока я ее не решу, ни о какой успешной схеме речи быть не может. Мой подготавливаемый робот оказался лишь отражением меня: бесчувственной машиной, которая без эмоциональной начинки не способна принести никакую пользу. Ни окружающим, ни самой себе.
– Вам трудно сходиться с людьми, – она видит, что мне трудно открыть рот. Поэтому начинает сама.
Я киваю.
– Из-за потери жены.
Снова кивок. Появляются силы, чтобы продолжить за психолога.
– Она ушла так неожиданно. Мы работали вместе, и я просто не мог. Все напоминало о ней. Что дома, что в рабочем кабинете. Тогда программа заморозки только набирала обороты. И я подал заявку, надеясь, что после будет легче.
– Избегание собственных переживаний никак не решает проблему. Вы лишь оттягиваете неизбежное. И оно нарастает, как снежный ком, пока вы пытаетесь огородить себя от любого триггера.
Я непроизвольно хмыкаю.
– А теперь по-русски.
– Вы думали, что посвятить новую жизнь работе и закрыться от социума – отличная возможность избавиться от необходимости проживания собственных переживаний. И это работало.
– Пока меня не отправили к вам, – смешок выходит невеселым.
– Не совсем так. Даже если бы вам удалось избежать адаптационной терапии, проблема бы все равно осталась не решенной. И ее последствия накрыли бы вас рано или поздно. Лучше рано и с моей помощью, поверьте.
Ощущая, как в груди который день растет пульсирующая боль, а подсознание снова выдает сны с женой, я верю.
– И что делать? Начать резко общаться со всеми?
– Нет, – наконец-то на лице Ольги появляется улыбка. Я даже выдыхаю от осознания, как сильно ждал ее. – Это тоже не решит проблему. Первый шаг вы сделали – признали, что она есть. Теперь вам остается выбрать: работать с ней или снова пытаться спрятаться от нее.
– Решить. К тому же, – несмело начинаю я, – мне кажется, это поможет мне справиться и с другой проблемой.
– Вы поняли, чего не хватает вашей схеме?
– Помог понять один человек.
– Андрей? Вы упоминали его в отчетах.
– Да, – теперь улыбаюсь я. Уголки губ как-то сами растягиваются, когда я вспоминаю, каким ошарашенным был его взгляд и каким тихим парень был следующие два дня. – Я его, кажется, немного обидел. Надо бы поговорить.
– А вы делаете успехи!
Ольга откидывается на спинку кресла, и я копирую ее позу. Кабинет уже кажется каким-то родным. Стены не давят, картины вызывают желание рассмотреть их поближе, а женщина напротив – поделиться с ней тем, что копилось во мне все это время.
Она кивает, замечая, что я хочу выговориться. И я позволяю себе сделать это. Ольга слушает молча, не перебивает и никак не комментирует слезы. Я сижу у нее дольше обычного и уже не хочу как можно быстрее покинуть кабинет. Я делюсь, постепенно осознавая, насколько погряз в попытке спрятаться от реальности и замкнуться в себе. И понимая, что с этим надо что-то делать. В конце Ольга задает еще несколько вопросов, интересуется рабочими процессами и отдает тетрадь.
– Жду вас нас на следующей неделе. В любой день.
Выходя из кабинета, я ловлю себя на мысли, что адаптационная терапия – не такая уж плохая идея. И сразу заворачиваю в сторону, где находится кабинет Андрея.
Глава 6
Моему счастью нет предела, когда экран выдает системное сообщение об успешном тестировании новой, откорректированной до мельчайшего узла модели. Я срываюсь с места, выбегаю пулей из кабинета, чтобы найти Андрея, Октябрину и Павлодара Леонидовича. Последний тоже оказался «полуфабрикатом», и мы почти сразу нашли общий язык, стоило только вылезти из созданной своими руками скорлупы и попробовать завязать новые знакомства.
Октябрину я встречаю первой.
– Ну что?!
Она такой же ураган, как и Андрей. И все эмоции отражаются на ее милом лице с выступающими скулами. С ней мы познакомились в кабинете парня, когда я пришел извиняться. Тот сразу рассказал девушке о моей схеме и о том, что я «размороженный», демонстрируя очередные смешные воздушные кавычки. В общем, тогда мне пришлось пережить еще шквал вопросов. Но знакомство оказалось полезным. Часть узлов помогла внедрить именно Октябрина.
Я хватаю ее за руки и громко выдыхаю:
– Получилось!
– Ура! Мы должны срочно испытать Дроню!
Это прозвище приклеилось к моему роботу, как только Октябрина перешагнула порог моего кабинета. Я не стал спорить. На тот момент у меня не было сил.
– Найди Андрея, а я за Павлодаром Леонидычем! – кричу и скрываюсь за поворотом, даже не дождавшись ответа.
Спустя четверть часа мы огромной – по моим меркам человека, который совсем недавно стал снова общаться с людьми, – толпой стоим в моем кабинете и смотрим, как в распахнутый мозг Дрони вставляется микросхема, которую я заранее отправил на печать.
До окончательного результата остаются считаные минуты. Каждый, кажется, затаил дыхание. Полимерная черепная коробка медленно закрывается, и я нажимаю на левую кнопку недомыши, которая должна запустить нужную программу.
– Не могу смотреть, не могу смотреть! – шепчет Октябрина и закрывает глаза.
Трое мужчин смело выдерживают испытание временем и облегченно выдыхают, когда Дроня издает сигнал начала работы. Я специально поставил его, чтобы знать об ошибке наперед, а не ждать непонятно чего. Глаза Октябрины и робота открываются одновременно. Какое-то время мы стоим не двигаясь и изучаем нового сотрудника кафетерия.
Отливающая металликом голова поворачивается в нашу сторону, взгляд Дрони находит мой. На лице андроида расцветает улыбка – прототип моей собственной. Уголки губ предательски ползут вверх, копируя ее в точности.
– Добрый день, – приветствует Дроня слегка скрипучим голосом, и я слышу, как рядом сдерживает писк Октябрина, – что будете заказывать?
Девушка не выдерживает и действительно пищит от нахлынувших на нее эмоций. Андрей крутит ее в порыве той же напасти, а Павлодар заливисто смеется и хлопает в ладоши. Я же стою и продолжаю смотреть на Дроню, улыбаясь, как последний дурак.
И понимая, что для запуска моего нового проекта мне просто надо было научиться быть человеком.
Ольга посмеивается, когда читает последние записи четырехнедельного отчета, и полностью соглашается с этим вердиктом, приглашая в свой кабинет в любое время и обещая, что станет первым клиентом Дрони, как только того запустят на стажировку в кафетерий.
Николай Ободников. «Протокол "Голый король"»
1
Агония пластика была слышна даже в капсуле гибернации.
Что-то горело.
Немного поразмыслив над этим, Ян улыбнулся и распахнул глаза.
Обычно гибернационные сновидения напрочь лишены страха или тревоги. Спи себе да спи, как говорится. Умная машина, оберегая подопечного, не только лелеет его тело, но и хранит душу. Иными словами, она с настойчивостью приставучей собаки следит за уровнем серотонина в чужих мозгах. И стоит подопечному запнуться о дурной порожек, как раскидывается прилавок с препаратами, меняющими карту сновидения. Змеиный впрыск инъекции – и химические качели уносят тревоги прочь.
Однако прямо сейчас капсула гибернации мало походила на колыбель ангелов.
Снаружи и впрямь что-то полыхало.
Ян в растерянности уставился на оранжевые и желтые блики, растекавшиеся по стеклопакету. Огонь, судя по всему, наступал откуда-то слева. Вероятно, в эту самую секунду вгрызался в чью-то гибернационную норку, поковыривая коготком ее начинку. От одной мысли об этом в животе Яна всё похолодело. А потом холод словно выполз из брюшины и растворился в амниотической жидкости, остужая ее градус за градусом.
– Эй… эй! – Ян ударил по стеклу.
Его капсула явно неисправна. И стремительное падение температуры – одно из первейших тому доказательств. Всколыхнув зеленоватую субстанцию, Ян дернул рычажок аварийного разблокирования капсулы.
Ничего.
Раздалось постукивание, и на люке капсулы распластался обнаженный мужчина, создав неприятный образ прижатой к стеклу плоти. Влажные молочно-голубые глаза расширились. Под височной сединой сердито стучала жилка.
– Дерни! Дерни рычаг разблокировки! – крикнул он. – Живее!
– Он неисправен! – проорал в ответ Ян. Для пущей убедительности дернул рычажок еще раз. – Чертов рычаг неисправен!
Рядом с молочноглазым возникла девушка. В мокрой серой маечке, со всклокоченными пшеничного цвета волосами, она напоминала жертву розыгрыша в бассейне. Ян только сейчас сообразил, что с обоих сбегали остатки амниотического супа. «Счастливчики, покинувшие капсулы», – внутренне скривился он и ощутил стыд. Зависть была для него в новинку.
– Не паникуй, слышишь? В правом верхнем углу есть барашковый винт! Красный! Попробуй его выкрутить! – Девушка вскинула подбородок. – Магнус! Активируй систему пожаротушения! Чёрт возьми, Магнус! Система пожаротушения – включи ее!
Эти слова, точно предупреждение о паводке, ознаменовали собой прилив спокойствия. Ян заулыбался. Искусственный интеллект, игнорирующий угрозу жизни человека? ИИ – молчун? Вы, должно быть, шутите. Такое возможно разве что во сне. Просто капсула гибернации запуталась в собственных рецептах, и потому Ян наслаждался легким, развлекательным кошмаром. Интересно, что ему вкололи? Наверняка какое-нибудь средство от насекомых. Или для мытья посуды. Или…
– Не спи! Ты с ума сошел?! – Молочноглазый обернулся к девушке. Обнаружил, что она нырнула куда-то за капсулу. – Мы сумеем его достать?
– Возможно.
– Возможно?
Сбоку раздалось царапанье. Насколько Ян помнил, справа находился сервисный лючок, доступ к которому мог получить только авторизированный инженер. Да и то под надлежащим контролем Магнуса. Но искусственный интеллект, судя по всему, отправился пускать цифровых воздушных змеев, предоставив людям шанс разломать всё и испортить.
– Он выкручивает барашковый винт?
Молочно-голубые глаза отыскали Яна.
– Ты выкручиваешь там хоть что-нибудь, молодой человек?
– Господи, да я кручу весь мир, – пробормотал Ян, шаря взглядом по внутренностям капсулы.
Винт отыскался довольно быстро. Ян вывернул его и за откинувшейся крышкой обнаружил толстый шнур с колечком. На ум пришла архаичная инструкция из земного общественного транспорта XX века: «ВЫДЕРНИ ШНУР, ВЫДАВИ СТЕКЛО».
Ян дернул – и колечко шнура своей непоколебимостью едва не рассекло его указательный палец надвое.
– Сейчас, погоди! – крикнула девушка. – Всё, пробуй!
Где-то внизу зашипело, и давление внутри капсулы выровнялось с давлением снаружи. Ян опять набросился на шнур, и тот покорно отслоился от стеклопакета.
Люк капсулы наконец-то открылся.
Пихнув молочноглазого в рыхлую грудь, Ян вывалился наружу и едва не растянулся в остатках амниотической жидкости. Замер с отвисшей челюстью. И надо признать, у челюсти были все причины замереть в неподобающем положении.
Место, в котором очутился Ян, мало походило на светлые и просторные залы гибернации третьей палубы. Во-первых, здесь стояло немногим больше двадцати капсул, а не добрые пять сотен спальных мест, рассчитанных на месяцы сна между сменами. А во-вторых, под сводами этого некрупного ангара помигивали аварийные маячки, донося до разума и без того очевидное послание.
В клубящемся облаке дыма металось пламя. Казалось, в полутьме хозяйничает огромная огненная медуза. И тварь с нескрываемым удовольствием что-то жрала.
– Магнус! Угроза экипажу и имуществу «Нимиона»! Локализовать огонь! – выпалил Ян на одном выдохе. – Магнус?
Магнус молчал. Это было странно и неестественно – как обнаружить пустое место там, где всего минуту назад находился абсолютно здоровый зуб. Касаешься такого места языком, а в ответ – пугающий чмокающий звук.
– Эй, как тебя там, мы уходим!
Ян обернулся на голос девушки. Она и молочноглазый уже находились у выхода из ангара. Вспышки и всполохи пламени расчертили их полуголые тела боевой раскраской дикарей. У клинкетной двери[4] в нетерпении пританцовывал какой-то парень, в том же плавательном мужском костюме – промокших плавках. Парень имел булавочный взгляд того, кто привык часами вглядываться в цифры и безвоздушную бездну снаружи. Пилот.
– А как же капсулы? – рявкнул Ян, ощущая разом замешательство и раздражение.
Девушка оглянулась:
– Почти все неисправны! Какой-то сбой! Пробудились только мы!
– Они же сгорят! Магнус! Магнус!
ИИ безмолвствовал.
– Сбой коснулся всего! – прокричала девушка. – Господи, не будь тупицей! Если пошевелишься – спасешь себя и их!
Их.
Шлепая босыми ногами, Ян помчался к выходу. Если эти трое ничего не сделают, чтобы спасти «их», он вернется – один, с зажатыми под мышками огнетушителями, чьи пломбы сорвет о зубы всей троицы. Да, вот решение на скорую руку. Оно самое.
Как только Ян проскочил мимо пилота, тот заблокировал дверь, отсекая пожар и его жертв от сбежавших зрителей.
Какое-то время все, тяжело дыша, переглядывались. Из-за перегородки доносился равномерный гул пламени, будто в огромной печи. Опомнившись, девушка бросилась к контрольной панели, поблескивавшей выключенным экраном.
– Магнус… – начала было девушка и мотнула головой. – Голосовая идентификация. Валерия Второва, старший бортинженер «Нимиона», лейтенант исследовательского корпуса. Запрашиваю доступ.
Экран контрольной панели вспыхнул и залился багровым. Возникли огромные буквы, всаживавшие в мозг загадочное предупреждение: «АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ «ГОЛЫЙ КОРОЛЬ»». Над буквами, будто надетый на иглу, вращался стилизованный красно-бордовый треугольник. В его центре подрагивала шестеренка.
Ян ощутил почти неодолимое желание обратиться к Магнусу, чтобы выпытать у того, что это за протокол такой. Взглянул на остальных и понял, что они тоже ни черта не понимали.
Девушка провела пальцами за экраном и вытащила крошечный блок переключателей, похожий на жука с разноцветными лапками-проводами.
– Лучше бы тебе вмешаться, Магнус. Лучше бы тебе очнуться и остановить меня, приятель. Лучше бы.
– Протокол «Голый король», – протянул молочноглазый. – Понятия не имею, что это, но я совершенно точно узнал эмблему.
– Все ее узнали, старик, – буркнул пилот.
Узнал ее и Ян. Акционерное общество «ЗАСЛОН», оно же – передовой научно-технический центр. Настолько передовой, что не постеснялся налепить себе на грудь апломбистый слоган: «Заслоним вас и от Бога». Додумать Ян не успел. На контрольной панели высветилось схематическое изображение четырнадцатой палубы «Нимиона». Блоки, коридоры, указатели верного направления на случай непредвиденных обстоятельств – всё как положено.
– Четырнадцатая? – не поверил своим глазам пилот. – Это же палуба с…
– …жилыми помещениями, – закончил молочноглазый. – Что ты задумала, Лера?
Она не ответила, и Ян некстати подумал, что ей здорово идет это имя. Если уж на борту «Нимиона» и должна существовать сообразительная и здоровенькая девушка-инженер, то непременно под именем Лера. И никаких фамилий.
На экране контрольной панели замигала надпись «АКТИВИРОВАНА ВАКУУМНАЯ ВЫТЯЖКА. ГЕРМЕТИЗАЦИЯ СМЕЖНЫХ ОТСЕКОВ». И почти сразу выскочила еще одна: «КРИТИЧЕСКАЯ НЕИСПРАВНОСТЬ. НЕВОЗМОЖНО ОТМЕНИТЬ КОМАНДУ».
За клинкетной дверью что-то глухо застучало и взревело, а потом всё стихло.
Ян, пилот и молочноглазый кинулись к смотровой щели, коими, будто остекленными амбразурами, были оборудованы все клинкетные двери «Нимиона». В ангаре ничего интересного не наблюдалось. Огонь и дым бесследно растворились в красноватом полумраке, сверкавшем аварийными маячками. Опаленные капсулы гибернации напоминали аккуратно выставленный, но позабытый багаж космических богов.
– Чего ты ждешь, ну? – обратился Ян к Лере. – Открой дверь. Надо достать этих бедолаг.
– Бесполезно. – Пилот постучал костяшкой указательного пальца по стеклопакету смотровой щели, по которому, с другой стороны, уже змеилась и коробилась наледь. – Там сейчас минус двести семьдесят три.
– Пока еще нет, но скоро будет, – сказала Лера. – Отсюда мы можем разве что смотреть, как замерзает влага. Да и осушенные отсеки потом придется герметизировать вручную. Иначе никак.
– «Осушенные»? Хочешь сказать, – сумрачно проговорил Ян, – что отняла у огня обед – и только для того, чтобы бросить его в пасть вакууму?
– Хочу сказать, что капсулы гибернации рассчитаны на семичасовое пребывание в безвоздушном пространстве.
Пилот, сделав шаг, разорвал зрительное напряжение между Яном и Лерой:
– Кто ты вообще такой?
Прежде чем Ян успел взять под контроль собственные рефлексы, его тело вытянулось на изготовку, а рот пролаял:
– Ян Всеволодович Бессонов. Старший смены обеспечения безопасности и правопорядка. Капитан исследовательского корпуса Конфедерации Объединенного Человечества.
– Военный. Так и думал. – Пилот явил улыбочку, расстелив ее по лицу точно батут, с которого намеревался сломать Яну хребет. – Лука Костин. Пилот первого класса корабля-ковчега «Нимион». Майор исследовательского корпуса. Вопросы?
– Никак нет, – процедил Ян.
Со стороны шкафчиков донеслось аханье молочноглазого:
– О, вы только посмотрите, что я нашел! Вроде бы все размеры, нет?
По ребристой скамейке, какие обычно путаются под ногами после душа, рассыпался ворох одинаковых комбинезонов. Они мало походили на привычную униформу экипажа «Нимиона». Ни тебе курток многочисленных служб, ни кителей с золотыми эполетами, ничего такого. Укрепленные в локтях и коленях, странного голубоватого цвета, комбинезоны будто предназначались для отряда, который при необходимости можно легко найти… или опознать. Неподалеку была свалена груда ботинок.
Оторвав взгляд от находок молочноглазого, Ян осмотрелся. Только сейчас сообразил, что они находились в раздевалке. Освещение и здесь сводилось к злобным вспышкам аварийных маячков. Вдобавок Лера что-то сделала с контрольной панелью, и теперь даже экран включившихся электронных весов, замерших у прохода в душевые, оповещал об активации протокола «Голый король».
Пока Ян вертел головой, Лера подошла к комбинезонам. Обернулась, нисколько не стыдясь своих трусиков и маечки.
– Кто-нибудь вообще понимает, что здесь творится?
Этого никто не понимал.
Молочноглазый всунул левую ногу в штанину подобранного комбинезона. Полноватый, с сединой и обвисшими уголками тела, он напоминал безобидного доцента кафедры мутных глаз.
– Интересная находка, не правда ли?
Ян тоже принялся перерывать ворох комбинезонов:
– А больше ничего не смущает?
– Меня мало что смущает. – Молочноглазый протянул руку. – Жартайский Адам Вениаминович. – Он улыбнулся. – Вы с Лукой так браво представлялись друг другу, что и мне, похоже, не помешает, верно? Ведущий научный сотрудник «Нимиона». Доктор. Профессор. Полковник.
Ян пожал руку и еле удержался, чтобы не взглянуть на пилота, по чьему лицу будто лимон прокатили.
– Кто-нибудь знает, почему мы на четырнадцатой палубе? Нет? – Ян посмотрел на потолок раздевалки, ища пропавшего собеседника. – Магнус, ты меня слышишь?
Все замерли, ожидая, что вот-вот раздастся приятный лирический баритон: «Да, Ян, прекрасно тебя слышу. Это официальный запрос или ты решил перекинуться парой словечек?» Но вездесущий глас «Нимиона» так и не объявился. Динамики раздевалки, как и прежде, исторгали из себя лишь густую, пугающую тишину. Было слышно, как где-то воет сирена.
– Ты ему безразличен, – певуче заявил Лука. – Правда, Магнус? – Не услышав ответа, он побледнел. – Похоже, как и все мы.
Закончив со шнуровкой ботинок, Лера направилась к контрольной панели. Ее мозолистые, почти что мальчишеские пальцы забегали по экрану. Судя по сосредоточенному лицу девушки, контрольная панель изо всех сил сопротивлялась прочистке мозгов.
Внезапно карта четырнадцатой палубы пропала, и, ко всеобщей оторопи, грянули фанфары. Воспроизводилось некое видео. На экране контрольной панели поплыло голубое небо, которое понемногу заполняли звёзды.
– Конфедерация Объединенного Человечества поздравляет экипаж корабля-ковчега «Нимион», – сообщил сладкий женский голос, – и уведомляет об успешном прибытии в войд Скульптора. Со дня на день «Нимион» приступит к запланированным трехлетним исследованиям войда. А пока вы можете расслабиться в саунах и барах «Нимиона», звездолета класса «Магеллан».
Затем женский голос принялся перебирать общеизвестные факты, этакие рекламные крючки, использовавшиеся для набора персонала. Будущее человечества. Поиск лучшей жизни. Синтезированная отбивная, превосходящая по вкусу настоящую, – ни одна свинья не пострадала. И всё такое.
Как назло, в голове Яна словно заиграло радио, и мысленный диктор с упоением принялся зачитывать новую историю человечества.
2129 год. Инженер Берлянский, сотрудник АО «ЗАСЛОН», изобретает сверхбрадионовый гипердвигатель, использующий энергию сверхбрадионов[5]. Из-за трагической оплошности погибает при его тестировании. В честь инженера называют разрабатываемый им гипердвигатель и одну гробовую плиту.
Спустя двенадцать лет, в 2141-м, практически все государства Земли подписывают конфедеративный договор. Так появляется Конфедерация Объединенного Человечества. Красиво, помпезно и без Великого Герцогства Люксембург, посчитавшего себя выше остальных, но ниже космоса. Люди осваивают и колонизируют Рукав Ориона. Длань прогресса становится длиннее и дотягивается до Рукава Персея и Рукава Стрельца.
Покорение космоса – стремительное и голодное. И уже к 2470-му три корабля-ковчега, «Нимион», «Сойфертис» и «Бецумия», оснащенные передовыми разработками в области искусственного интеллекта, отправляются изучать войды. «Нимион» взял курс на войд Скульптора, «Сойфертис» – на войд Волопаса, «Бецумии» достался войд Козерога.
И Ян торчал на одном из таких кораблей.
Он схватился за виски́. Диктор пискнул, но перед тем, как окончательно заткнуться, напомнил, что войды – это огромные дырищи в космосе, лишенные галактик и скоплений. Ян и остальные на «Нимионе», отмахав почти четыре года пути, прибыли изучать пустоту. Вот ведь дурни.
– А… какая на дворе дата?
Лера внимательно посмотрела на Яна:
– Семьдесят четвертый. По земному – 6 июля, четверг. Три минуты десятого. – Она подумала и добавила: – Двадцать пятый век.
Лица Луки и Адама вытянулись. Конечно же, упоминание века, дня недели или времени не имело какого-либо отношения к их физиономиям. Просто пилот и молочноглазый пришли к кое-какому очевидному выводу.
– Я не должен здесь находиться. По крайней мере, не сейчас, – прошептал Ян, ничего не понимая. – До моей вахты еще целый месяц!
– Полагаю, это касается всех нас, – пробормотал Адам. – Валерия, есть что-то еще?
– Да, – бесцветным голосом сообщила Лера. Она тяжело оперлась на контрольную панель. – Да, есть. Чуть больше часа назад Магнус внес последнюю отметку в бортовой журнал. И сделал это от лица капитана.
Лука уставился в какую-то точку. Его кадык дернулся, будто поплавок.
– И что там? – спросил он.
Плечи Леры самым постыдным образом затряслись.
– ИИ признал экипаж «Нимиона» погибшим. Рассылка по всему кораблю.
Известие ошеломило всех. Впрочем, обмен ошарашенными взглядами быстро закончился.
– Что за бред! – воскликнул Ян. – Мертвы все пятьсот семь членов экипажа?
– Да.
Адам фыркнул:
– Здесь какая-то ошибка, не находите? Как минимум мы живы. И те, в капсулах, тоже. Так что предлагаю не тратить время попусту и найти уже ремонтную бригаду. Или кто там нужен, чтобы обезопасить капсулы.
– Это не всё, док. – Говорила Лера медленно, точно сомневаясь во всём. – Пять дней назад была взята проба пылевого облака. Это тоже есть в общекорабельной рассылке. «Нимион» попробовал войд на вкус.
– Что ты хочешь сказать, Лера? – Ноздри Луки затвердели, а сам он определенно приготовился вступить в спор. Даже задрожал от напряжения.
– Она хочет сказать, чтобы мы были осторожны, – произнес Ян.
Ему никто не ответил, но каких-либо слов и не требовалось.
2
Закончив возиться с застежками комбинезона, Ян огляделся, рассчитывая найти в раздевалке что-нибудь полезное. Что угодно. Хоть отломанную душевую лейку, которая могла бы сойти за дубинку.
В области висков закололо, и Ян замер, пытаясь сообразить, с чего вообще возникла такая глупая мысль. «Нимион» нагревал воздух в душевой и точечными молекулярными взрывами выжимал из него воду. Сила конденсации. Стоишь будто под тропическим дождиком. Настоящую же душевую лейку можно сыскать разве что в каютах старших офицеров. Висят там, небось, на почетных местах, будто скрещенные сабли.
Пока Ян размышлял о судьбах душевых леек, его взгляд остановился на армированном шкафчике. Прямоугольный, оливкового цвета, он был вмонтирован в стену как раз напротив уголка с цифровыми весами. Действуя по наитию, Ян подошел к шкафчику и ввел семизначный код сотрудника охраны.
Замо́к пискнул, и шкафчик распахнулся, явив свои смертоносные богатства.
На выбор предлагались карабины и пистолеты. Никаких тебе безопасных резиновых пуль или парализаторов, коими можно было бы усмирить и карнавальное шествие, устроенное в честь бесплатного кофе.
– Что это за место, Магнус? – прошептал Ян.
Руки сами сняли со стойки боевой карабин модели «Бивень». Глаза отыскали на оружии уже знакомую эмблему треугольника с шестеренкой. Ян оглянулся и увидел, что, пока он возился со шкафчиком, Лера разжилась отличным корабельным планшетом, а Адам – портативным медицинским сканером, способным при необходимости состряпать разовую порцию лекарств. При этом инженер и профессор выглядели не менее озадаченными, точно решили, что растерянность – хит этой смены.
Не участвовал в поисках только Лука. Мрачный, будто ветреный день на космодроме, он привалился к одному из шкафчиков с одеждой. Пальцы теребили воротник комбинезона, явно ища привычные петлицы пилота.
– Это чертовски странно, не находите? Нет? А хотите знать, чего здесь не должно быть? Всего этого. Вот скажи, вояка, разве я не прав?
Яну не хотелось соглашаться, но он доподлинно знал, что оружейные шкафчики, как правило, размещаются у лифтов. Ну и еще кое-где – вроде тех же постов охраны и командного центра. Здесь они никак не могли находиться. Разве что не было введено новое правило: проснулся – прими душ, вооружись. Это же относилось и к находкам Леры и Адама. Планшет и сканер имели свои четко обозначенные места, и раздевалка – последняя в списке, где они могли найтись.
– Ты прав, Лука. Доволен?
Лицо пилота сказало, что доволен, но недостаточно.
– Что ж, вот вам еще одна странность, ребята. – Лера оторвала глаза от планшета и взглянула на клинкетную дверь, за которой начинался коридор, ведущий к жилым помещениям четырнадцатой палубы. Дверное полотно было подозрительно чистым, без смотровой щели. – Похоже, мы заперлись.
– Мы – заперлись? – удивился Адам. – Решительно невозможно.
Он какое-то время буравил дверь своими молочно-голубыми глазами, потом подошел к ней и взглянул на блокиратор магнитного замка́. Обхватил себя руками. Эта поза подростковой неуверенности обесцветила всю его солидность.
Лука тоненько хохотнул. Замахал во все стороны указательным пальцем.
– Ты? Ты? Кто нас запер, а? Ну-ка, ну-ка, сознавайтесь.
Никто не подхватил эту глупую игру.
– Полагаю, мы должны выйти, верно? – пробормотал Адам.
Лера рассеянно кивнула, вновь погрузилась в планшет и смахнула иконку замка́ вбок.
Дверь отошла в сторону. В раздевалку хлынули сырость и красноватая тьма. Вой сирен стал ближе.
Ян в два прыжка очутился у выхода. Ощутил, как в горле пересохло.
– Кто-нибудь, пожалуйста, сходите к шкафчику с оружием и выберите себе что-нибудь по вкусу. Но только поаккуратней с этим, ладно?
Как ни странно, просьбе внял Лука, будто и не он только что изображал эксцентричного идиота. Пилот рванул к шкафчику и выдернул из него карабин. Влез в оружейный ремень.
Не сводя глаз с провала коридора, Ян ступил на территорию, казавшую теперь незнакомой и чужой. Лера вышла следом. Ее лицо озарял свет планшета: она искала узлы «Нимиона», к которым можно было бы подключиться. За ней пристроился Адам. Он всё так же утешал себя объятиями. Последним выскользнул Лука, болтая карабином в руках.
«Вот и славно, вот и замечательно, – подумал Ян, делая первые шаги. – Если верить записям Магнуса, мы одни на целом корабле. Одни, господи боже, на такой посудине! Мы и еще те, в капсулах».
– Магнус меня сохрани! – внезапно воскликнул Адам.
Все без исключения вздрогнули. Лука жестом изобразил нечто среднее между приветствием и замахом для пощечины. Лера дернула его за рукав комбинезона и показала на то, что так возбудило профессора. Ян тоже вытаращился на находку.
Клинкетная дверь, через которую они только что покинули раздевалку, бесшумно закрылась. С этой стороны ее покрывали обычные обшивочные панели из алюминиево-магниевого сплава. Ничего примечательного. На такой безликости и взгляд не задержится, разве что для того, чтобы отметить легкое потемнение.
Самой же двери как будто и не существовало.
Лука открыл было рот, но Ян приложил палец к губам. Пилот с неохотой подчинился. Остальные и сами не изъявили желания обсудить это, хотя очередная загадка, надо признать, так и жгла язык.
Где-то через пару минут показались жилые помещения четырнадцатой палубы. Красными солнцами пульсировало аварийное освещение. Открытые каюты, тянувшиеся по обе стороны коридора, выглядели отверстыми ямами, поставленными на попа. Металлические откосы были засалены так, будто за них хватались руками, покрытыми по локоть жирной белой грязью.
А еще из «ям» тянуло земельной сыростью. Правда, самих обитателей «ям» нигде не наблюдалось.
Наконец всеобщее внимание привлекла одинокая звезда кошмара.
Под потолком, поникнув стволом, замерла автоматическая турель.
Адам посмотрел на Яна так, словно это он ее туда повесил:
– Что это значит?
Ян едва не рассмеялся, услышав столь наивный вопрос. Натолкнувшись на встревоженные взгляды Леры и Луки, сдался.
– Это элемент охранной системы Магнуса. Ну, понимаете, на случай бунта.
– Бунта? – Глаза Леры расширились. – Магнус расстреливал экипаж?
– Это крайняя мера.
Лука сделал шаг в сторону Яна. Костяшки пилота побелели, когда он стиснул карабин.
– На «Бецумии» и «Сойфертисе» так же? Там тоже есть пушки, рассованные по кустам?
– Насколько мне известно.
– И экипажи «Бецумии» и «Сойфертиса», как и мы, ни сном ни духом об этом житейском пустячке, да?
– Да! – огрызнулся Ян. Он понимал в происходящем не больше остальных. – Отвали. Это не та вещь, о которой сообщают, когда раздают проспекты и набирают команду! Автоматизированная охрана просто есть – от нас самих же!
Адам в недоумении развел руками:
– Но где следы от пуль и тела? Где гильзы?
– Патроны безгильзовые, со сгорающим капсюлем, Адам. А вообще, спроси у Магнуса. Знаю лишь, что он не промахивается. Он либо стрелял, либо попросту не успел.
На том обсуждение исчерпало себя, и отряд двинулся дальше. Впрочем, вскорости все опять остановились.
Со стороны кухонного отсека, располагавшегося впереди по правую руку, что-то скворчало. Судя по звукам, кто-то поджаривал пару бифштексов. Это были самые мирные и домашние звуки, какие только можно вообразить. Только вот раздавались они в воспаленном складском полумраке, заполнявшем внутренности «Нимиона».
Ян чуть было не выронил карабин от неожиданности. Поджав губы, двинулся на шум.
Кухонные отсеки не пользовались особой популярностью у экипажа. Да и зачем гнуть спину у плиты, когда пищевые синтезаторы подавали практически всё: от «докторского» чая, набитого витамином C и железом, будто пузырек в аптечке, до сгенерированной свиной рульки? Встречались и те, кто предпочитал готовить сам. Таких не осуждали. Готовка ведь тоже хобби, не так ли? Магнус мог услужить и здесь – скорректировав рецепт или поддержав беседу, пока доходили спагетти.
Однако происходящее мало походило на хобби.
Над варочной панелью, горевшей красными и оранжевыми шайбами, склонился мужчина. Дутая серая курточка с рукавами цвета апельсина и заляпанные штаны выдавали в нем сотрудника дегазационной службы. Позабыв профессиональные обязанности, вроде термовакуумной дегазации того же трансформаторного масла, он поджаривал собственные ладони. И делал это с лицом пианиста, вкладывавшего душу в шевеление пальцев.
Из-за спины опешившего Яна высыпали остальные.
– Господи боже! – воскликнула Лера. Ее губы обескровились от испуга.
– А экипаж не такой уж и мертвый, – заметил Лука. – Человечек вот даже новое меню осваивает, как видите.
«Человечек» обернулся. Отдернул руки, содрав с ладоней хрустящую корку. На лице – колонии нарывов, явно затеявших между собой перестрелку.
– Видим… но не понимаем. – Слова мужчины переполняла влага, как если бы он говорил с полным ртом воды. – Что вы такое? Что мы такое? Вы – наша мама?
– Док, что с ним? – бросил через плечо Ян. Взял неизвестного в прицел.
– Погоди, Ян, погоди. – Адам отцепил от медицинского сканера датчик, наподобие тех, что используют в аппаратах УЗИ, и направил его на мужчину. Удивленно нахмурился. – Нужно подойти чуть ближе. Это… это…
– Господи, да скажи уже, что там!
К раздражению Яна, вмешался Лука.
– Тише, дружок, успокойся. Просто…
Договорить пилот не успел. Мужчина совершил рывок и обхватил обгоревшими кистями правую руку Луки. Тот заорал, пытаясь вырваться. Одновременно с этим подал голос Адам, уткнувшийся носом в экран сканера.
– Это переносчик! Ян, это…
Чтобы нажать на спусковой крючок, большего Яну и не требовалось. Магнус уже признал весь экипаж погибшим, включая их самих, верно? Так кто осудит одного мертвеца за посмертную выходку в отношении другого?
«Бивень» разогнал токопроводящий полимерный снаряд и отправил его прямиком в голову нападавшему. Брызнуло. Но не кровью или мозгами, а комками чего-то белого и тягучего. Часть этой кашицы попала на плиту. Там опять зашипело.
Следующим в прицеле «Бивня» оказался опешивший Лука.
– Стой-стой-стой!
– Отведи руку в сторону, пилот, и не рыпайся. Два шага назад. Док?
Адам покачнулся, намереваясь подойти ближе, но в итоге ограничился тем, что протянул датчик сканера как можно дальше.
– Эм…
Взвизгнув, Лука отшатнулся, будто датчик был страшнее карабина. Кисть пилота слабо кровоточила.
– Не тяни, чертов старик! – поторопил он срывающимся голосом.
Лицо Адама словно состарилось. Под молочно-голубыми глазами залегли тени.
– Я сейчас буду говорить и хочу, чтобы меня выслушали. В первую очередь это касается тебя, Ян. Понимаешь? Сперва – информация, а уж потом – решения. Договорились?
Ян молчал. Движением большого пальца перевел карабин в режим максимальной мощности. Опасная, опасная глупость. «Бивень» представлял собой рельсотрон[6], способный неосторожным выстрелом проколоть обшивку – и сделал бы это на расстоянии до пятисот метров. Но что-то подталкивало Яна к тому, чтобы он расплескал этого идиота по стенкам.
– Так, послушайте, – начал Адам. – Во-первых, Лука заражен. Тише-тише, спокойно. А во-вторых, у паразитов, что его инфицировали, замедлился метаболизм.
– Говори яснее! – рявкнул Ян.
Лера подалась к профессору и тоже взглянула на экран медицинского сканера. В голове Яна всё перемешалось. Вместе с тошнотой навалилась иррациональная убежденность, что он смотрит глазами девушки. Изображение напоминало рентгенографию. Вот синева, означающая плоть. Вот призрачные косточки – помаши маме ручкой. А вот и крошечные извивающиеся запятые, раздвигающие кожу и стенки сосудов. Паразиты.
– Кажется, эти штуковины отмирают, – проговорила Лера, не отрывая глаз от экрана. – Вряд ли жизни Луки что-то угрожает.
– Почему? – спросил Ян. Наваждение исчезло, оставив напоследок неприятное чувство двойственности сознания и пару вагонов мигрени на запасном пути. – Почему они отмирают?
На лицах Леры и Адама отразилось замешательство. Лука тяжело дышал, подняв руки. Карабин якорем болтался на его шее.
– Видимо, организм Луки им не по вкусу, – наконец проговорил Адам.
– Сойдет для начала, – кивнул Ян. – Но потом я хочу услышать внятное объяснение этой хрени, ясно?
Он опустил карабин и обнаружил, что оружие было переведено в режим «контроля», при котором процессор «Бивня» замедлял снаряды, если существовал риск повреждения обшивки. Замедлил бы их, невзирая на режимы, и в случае пальбы по какому-нибудь критически важному узлу корабля. Например, по гипердвигателю.
Лера помахала Яну планшетом:
– Лишние дыры нам ни к чему, да?
Но Яна мало волновало, когда и как она успела взломать карабин.
– Не приближайся к нам, понял? – предупредил он Луку.
Пилот кивнул. На свою правую руку, словно облачившуюся в красную перчатку, он смотрел как на чужую.
Тем временем Адам сделал несколько витков по внутренней орбите кухонного отсека. Таким образом обошел каждого, водя датчиком медицинского сканера. Обследовал заодно и себя.
– Мы здоровы, и никто не собирается разрешиться от бремени, – наконец заключил он, довольный результатами. – Ян, поменьше кофе, дружок, если не хочешь, чтобы твой насос лопнул.
– Черный кофе помогает выполнять много черной работы, док.
Лера показала на тело сотрудника дегазационной службы:
– С ним-то что, Адам?
– Безнадежно мертв, леди. Но давайте-ка сделаем вот что.
Передав Лере сканер, Адам присел перед мертвецом и осторожными движениями расстегнул его курточку. Она с сочным, отвратительно свежим хрустом распахнулась.
Только вот свежести не было и в помине.
Грудь сотрудника дегазационной службы покрывали белые ростки, пленки и узлы. Всё это произрастало прямо из кожи, вспучивая и оплетая футболку, потерявшую от влаги первоначальный серый цвет. Казалось, куртка была бревном, подняв которое обнаружилась бледная мерзость, не знавшая солнца. Появился душок подгнивающего крахмала.
Зажимая рукой рот, Лера отвернулась.
– Это очень похоже на мицелий – тело грибов, – проговорил Адам. Его пальцы воспарили над картой мерзости, но не касались ее. – Знать бы все способы подцепить эту заразу. Ну, по крайней мере, один точно известен – если отталкиваться от печального опыта Луки.
Пилот гневно засопел и почти сразу сбавил обороты, заметив, что Ян вцепился в карабин.
Вернув профессору сканер, Лера отошла к выходу из кухонного отсека. Уставилась в коридор так, будто неизвестность была на порядок лучше, чем мерзкие факты, растекавшиеся у нее за спиной.
– Это может быть причиной, по которой Магнус посчитал всех мертвыми?
– Да, конечно, – сказал Адам. Массируя поясницу, он распрямился. – Вероятно, в процентном соотношении мы и впрямь мертвы. – Внезапно он просиял. – Вы хоть понимаете, что это означает?
– Что человечество не одиноко? И что соседом по космосу оказался разумный паразит? Лучше заткнись, Адам, заткнись, заткнись, – прошептал Лука. Судя по бутылочному оттенку лица, его мутило. – Куда мы вообще направлялись?
– В командный центр, разве нет? – отозвалась Лера. Она по-прежнему изучала коридор. – У нас капсулы гибернации выставлены за окно, если помните.
– Стойте-стойте. – Лука с прищуром оглядел всех. – А если… а если мы отправимся на ближайшую палубу, оборудованную спасательными малышками? Скажем, на девятую, а?
– Девятая? Это многофункциональная, – напомнил Адам.
Ян вдруг понял, что пилот выжил из ума, раз вообще рассматривает такой вариант. Потом возникло объяснение понадежнее: недоумка подчинила себе обнаруженная «Нимионом» форма жизни, обожающая ростки как на картофеле. А такого и пристрелить не жалко, правда?
Уловив перемену в лице Яна, Лука вскинул руку, которую не так давно тряс зараженный. Это странным образом подействовало, и Ян отшатнулся.
Между ними вклинилась Лера. Пихнула каждого. Сделала вид, будто не замечает мертвеца.
– Да прекратите вы, ради бога! Угомонитесь! Проводите меня до любой «исы», и мы, возможно, получим ответы! Хоть на это вас хватит?
– А что? Звучит вполне разумно, – согласился Адам. – Попробуем?
«Исами» называли Интерактивные Справочные Системы, разбросанные по всему «Нимиону». Сокращенно ИСС. Они выполняли функции гида, у которого любой желающий мог узнать скорость «Нимиона», на какой палубе свободна баскетбольная площадка или где найти неуловимую кастеляншу. Куда важнее было то, что «исы» имели доступ к общей системе корабля, в отличие от тех же контрольных панелей, обрабатывавших локальный участок помещения или конкретную палубу.
«Иса» отыскалась у выхода из блока северо-восточных кают. Ее округлый экран демонстрировал уже знакомое предупреждение, отзывавшееся в животе неприятным дрожанием кишок. Ян и Адам уставились на планшет Леры, когда она подключилась к «исе». Лука попытался держаться особняком, но вскоре и он принялся следить за расшифровкой данных.
– Лера, ты хоть что-нибудь в этом понимаешь? – наконец спросил Ян, когда в глазах зарябило от всевозможных цифр и колонок.
– Да. Доступ есть, но сильно ограниченный… сильно, сильно ограниченный.
– Почему? – шепотом поинтересовался Адам.
– Почему? Потому что критические узлы Магнуса уничтожены. Это произошло спустя двадцать девять минут после того, как он внес в бортовой журнал запись о том, что экипаж «Нимиона» мертв.
Все замолчали.
Лука посмотрел на них как на полоумных.
– Это же бред, дерьмо собачье! – Губы его заблестели от слюны. – Да кто мог уничтожить хозяина всех электроовец?!
Адам снова обнял себя:
– Это мог сделать экипаж, которого Магнус вычеркнул из списка живых.
Пролегла очередная полоса молчания, а потом Лука задал вопрос, определивший буквально всё.
– Означает ли это, что и те, находящиеся в капсулах гибернации, тоже вычеркнуты из живых?
Взгляд Адама стал жалким, как у бродячей собаки.
– И что мы решим, молодежь: спасаем пленников вакуума или спасаемся сами?
– Это не всё, – глухо проговорила Лера. – «Нимион» законсервирован и направляется в Рукав Ориона. Куда именно – неизвестно.
– Мы летим домой?
– Я не знаю, Адам. Правда не знаю.
– А кто проложил курс? – спросил Лука.
Лера покосилась на него:
– Изначально курс задал Магнус. Корректировки внесли уже после его… отключения.
– Эта дрянь настолько разумна? – изумился Адам.
Глаза Луки обрели влажный, красноватый блеск. Руки принялись рисовать у лица какие-то макабрические узоры.
– Еще не поняли, идиоты? Вот же наш шанс покинуть чертов «Нимион»! Вот он!
– А ты оглох, да? – Яну этот задавака нравился всё меньше и меньше. – Корабль законсервирован. Не войти и не выйти – если ты, конечно, не консервный нож.
– А почему ты решил, что пилоту «Нимиона» не под силу запустить парочку спасательных капсул? Если сам болван, значит, и остальные тоже?
Эти доводы крыть было нечем, даже последний, и Ян взглянул на Леру и Адама. Но они молчали, явно предоставляя ему право вершить их судьбы.
– Хорошо, Лука, – вздохнул Ян. – Но ты полетишь отдельным рейсом.
Пилот криво усмехнулся:
– Договорились.
Заключив эту пародию на джентльменское соглашение, все направились в сторону аварийных лестниц. Никто не захотел воспользоваться лифтами. По прошествии двадцати секунд на экране интерактивной справочной системы опять высветилось предупреждение: «АКТИВИРОВАН ПРОТОКОЛ «ГОЛЫЙ КОРОЛЬ»».
Красное сливалось с красным.
3
Одновременно с событиями, развернувшимися в кухонном отсеке северо-восточного блока четырнадцатой палубы, случилось еще кое-что.
Первыми вскинули головы рабочие складских доков пятнадцатой палубы, передвигавшие в темноте кают-компании стулья. Пришедший сверху импульс оборвал бесцельное перемещение мебели. Губы зашевелились, проговаривая подхваченные мысли.
Эти четверо – кто они? Они – это мы? Нет. Мы – это они? Возможно. Это люди? Да. Нет. Похожи. Они опасны? Неизвестно. Они – другие? Нет. Да. Возможно. Кому-то придется проверить. Да. Да. Да.
Чрево общего разума перекатывало и потряхивало одни и те же вопросы, одни и те же ответы, стягивая в себя, будто нити, рассудки всего экипажа.
Они – это мы? Нет. Почему? Они не хотят. Они – другие? Да. Нет. Возможно. Сколько их? Четверо. Эти четверо – кто они? Неизвестно. Их вкус – каков он? Как у «дома всех домов». Эти четверо – другие «дома». Да. Да. Да.
Головы обращались друг к другу, отворачивались и обшаривали слепыми взглядами переборки, разнообразные двери и люки, лоснящиеся полы и потолки, вонзая глаза в громады пластика и стали.
Волнение распространялось дремотным приливом.
Переполненный командный центр задрожал, будучи одним из очагов вялого мыслительного процесса. Впервые в истории этого места здесь не набиралось и десяти офицеров. Чины и судьбы не имели значения для тех, кто умеет ждать. Но иногда даже такую высшую мудрость, как терпение, нужно отложить.
На пятой палубе, отведенной под критические узлы главного врага, ничего не изменилось. Здесь обезображенный экипаж продолжал избивать груды серверов и мыслительных блоков и жевать кабели – всё то, что формировало ядро Магнуса.
Больше всего ушло с шестой палубы, на которой находились основные системы жизнеобеспечения. Голоса так и не смогли понять, смогут ли они обойтись без этих гудящих агрегатов или нет. Можно было существовать без всего, как и раньше, но «дома» требовали ренту – воздух. А рождение и очистка этой смеси газов происходили без чьего-либо контроля. Поэтому шестая палуба осиротела быстрее прочих.
В недрах «Нимиона» началось движение.
4
– Я вот всё думаю об этом странном протоколе, – произнес Адам, перешагивая порог люка. – Почему именно «Голый король»? Не обычный, не синий, к примеру, – а именно голый. В этом же должен быть какой-то смысл, как думаете?
– «А король-то – голый!» – взвизгнул Лука и так же визгливо рассмеялся. Застонал. – Адам, ты хоть представляешь, сколько вещей имеют совершенно неподходящие названия? Сопля на клюве индюка тоже ведь как-то называется, да?
– «Кораллы». Или снуд, – ввернула Лера.
– Вот видишь, Адам? Никакого толку. Так зачем тебе смысл, запертый в космосе старик?
– Потеряйся смысл – потерялись бы и пилоты.
Лука озадаченно хмыкнул.
Они пробирались по девятой палубе, где, как утверждал пилот, находились четыре спасательные капсулы, в чьи настройки безопасности еще на этапе проектировки были заложены крошечные мозговые завихрения. Эти пробоины в алгоритмах позволяли покинуть «Нимион» при любых обстоятельствах. Даже при полной закупорке всех сосудов и артерий корабля. Этакая трещинка в черепе, оставшаяся после лоботомии.
Сама девятая палуба, хоть и называлась многофункциональной, служила в первую очередь для поддержания вкуса к жизни. Конечно, здесь имелись всякие бюрократические или технические отсеки, наводившие скуку, вроде той же канцелярии или тех же закутков терморегуляции. Но кому интересны эти рассадники уныния, когда можно выиграть в бильярд недельное жалование приятеля, постричься или хорошенько взбодрить мускулы?
Сейчас пародия на привычный образ жизни была гулкой и будто бы выгоревшей, пропитанной глубоким цветом свежего мяса. Иногда из полумрака выныривали члены экипажа. Расчесывая пленки и узлы под куртками, кителями и комбинезонами, они с тупым безразличием собак заглядывали в тренажерные залы и бильярдные. Некоторые забредали в воду бассейна и ложились на спину, блестя в темноте покрасневшими глазами.
Спасательные капсулы были совсем рядом. От гибернационных их отличали возможность маневров, вместительность – десять человек против одного – и более сложная система остановки жизнедеятельности, практически сопоставимая с ледяной хваткой криоконсервации. Конечно же, в некотором смысле это приравнивалось к бесконечной и одинокой смерти среди звезд. Но человечество тот еще живчик, верно? Значит, не пройдет и пары веков, как какой-нибудь «Нимион-3» подберет их.
По крайней мере, Лука держался этих фантазий, о чем то и дело заявлял шепотом.
– Немного осталось. Наши малышки у самой каморки инженеров.
– Я слышала, каморки пилотов и того меньше, – парировала Лера. – Пилот – это же одна сплошная диета. Иначе не втиснуться даже в кабину орбитального траулера, я права?
– Кабины сейчас гораздо просторнее, – уязвленно заметил Лука.
– А кто-нибудь из вас хоть раз играл в шахматы? – вдруг спросил Адам.
Брови Яна выстрелили вверх. Да, люди в критической ситуации, как правило, болтают о чем угодно, лишь бы их мозги не расплавились. Но шахматы? Это что-то запредельно бесполезное.
– Похоже, доку самое время приставить датчик этой своей медицинской штуковины к виску и нажать на спусковой крючок.
Лера и Лука тихо засмеялись. Все как раз сгрудились у стойки утилизатора, от которого несло перезрелыми бананами и картоном. Зараженный, вынудивший всех искать укрытие, растворился в красноватом полумраке, погрозив напоследок кулаком одной из поникших турелей.
Адам несколько раз взмахнул руками, привлекая к себе внимание, и быстро зашептал:
– Да нет же, нет же! Послушайте! Это может быть связано с протоколом!
– Он всё о том же, – закатил глаза Лука.
– В шахматной терминологии есть такое определение – «голый король». Так обозначают ситуацию, когда у короля не осталось фигур, которые бы его защитили! Как вам такое, а?
– Ну, не знаю, – первым же отозвался Лука. – На вкус и слух – полная ерунда.
Глаза Леры вдруг расширились так, что радужка отразила красные тона аварийного освещения. Ян мгновенно взопрел, водя карабином из стороны в сторону. Вспышки маячков слепили, оставляя в глазах желтые и зеленые каракули, которые вполне могли оказаться кем-то из экипажа.
– Что случилось? Кто-то идет?
– Вы ведь в курсе, что искусственные интеллекты «Бецумии» и «Сойфертиса» носят имена Сигиберт и Людовик?
Ян опустил карабин и перевел дух. Остальные тоже изобразили живой, хоть и рассеянный интерес. Так и покинули вонючий закуток с утилизатором.
– Сигиберт, Людовик, Магнус – имена правителей, королей! Франция и Наварра, Эссекс, Дания и Норвегия! – Лера смотрела на них как на непроходимых тупиц. – Протокол «Голый король»! У нашего правителя на шахматной доске не осталось фигур! Никого!
Губы Адама причмокнули, а руки изобразили немую, артритную овацию.
– У этого довода, Лерочка-Лерусик, горят уши, – заявил Лука с видом разоблачителя. – Разве ты не в курсе, кто о ком должен заботиться? Скажу. С радостью скажу. Это ИИ должен заботиться об экипаже, а не наоборот.
– И разве мы четверо не фигуры? – пробормотал Адам.
Лука развернулся так резко, что все отпрянули. Пилот забросил карабин за спину, схватил левой рукой Адама за грудки, а правой, со следами ранок, погладил профессора по щеке.
– Фигуры? Мы? Знаешь, док, я не собираюсь беспокоиться о засранце, что нас кинул. «Заслоним вас и от Бога»? Ха. Бог уже здесь – и определил «Нимион» под свой громадный нужник. – Лука отпустил Адама и вытер руку о штанину. – Так что я вылетаю отсюда первым же дерьморейсом. А что скажешь ты, вояка?
Ян не ответил. Да и что бы он сказал? Что и ему нужен посадочный талон? Или что они все сходят с ума, потому что тоже заражены? Эта подлая мыслишка принялась шнырять по всему телу, вызывая неодолимый зуд под кожей и у основания черепа. Ежась и почесываясь, Ян не заметил, как они добрались до спасательных капсул.
За стандартным желто-черным инженерным отсеком, отведенным для незначительного ремонта и хранения инструментов, их поджидал сюрприз.
Фуражка.
Символ власти высших офицеров выглядел самым одиноким предметом во Вселенной, отлученным от смысла своего существования – чьей-то головы. Герб Конфедерации, двуглавый орел, расправивший крылья на фоне Земли, покрывала белая пленка. На тулье подсыхал отпечаток зубов, словно кто-то пытался заглушить таким способом рев или стон, но успокоительное из рипстопа не сработало, и его отшвырнули.
Чуть дальше обнаружился и сам владелец фуражки.
В полуметре от спасательных капсул скорчился Свешников, капитан-командор «Нимиона».
Расположение его тела наводило на мысли о сложном иероглифе, начертанном мастером болезненной каллиграфии. И «иероглиф», казалось, пытался врасти в легкосъемные резиновые дорожки, покрывавшие стальной настил палубы. Темно-изумрудный китель со стоячим воротником был распахнут. В очагах влаги, завладевших рубашкой, скручивались узлы и нити мицелия, пожиравшие последние граммы человеческой составляющей.
Несмотря на это, капитан всё еще оставался собой – изможденным человеком, лишенным какого-либо интереса к примитивным вопросам остального экипажа. Человеком, пытавшимся улыбнуться смерти в мерцающем желтом свете, бившем через одутловатые люки капсул.
Поначалу все опешили, а потом разом сорвались со своих мест.
Ян резко развернулся и шагнул вбок, ударившись о перегородку; карабин подпрыгнул, грозя наделать дыр в незваных гостях, реши те показаться в коридоре. Лука подскочил к первой капсуле и принялся что-то вводить на панели доступа. Лера потянулась к капитану, и Адам жестом показал, чтобы она была осторожна. Сам он уставился в экран медицинского сканера.
Губы Свешникова разлепились. Его закрытые глаза будто пытались разглядеть метавшегося в огне кролика.
– Прекрати, Магнус, ты не смог помочь мне и в первый раз.
Вздрогнув, Лера перевела озадаченный взгляд на Адама:
– С кем он говорит?
Тот пожал плечами:
– Очевидно, с корабельным искусственным интеллектом. Тук-тук, никого дома.
– Капитан, командор, вы меня слышите? – Лера осторожно потрепала Свешникова по плечу, стараясь не задеть при этом побеги мицелия. – Магнус уничтожен. На четырнадцатой палубе могли остаться выжившие, хотя… хотя Магнус внес в реестр бортового журнала запись о том, что экипаж «Нимиона» мертв.
Свешников зашелся в смехе. Смеялся хрипло и натужно, словно в легких у него билась птица.
– Ты хороший актер, Магнус. Я и не знал, что конец будет таким веселым. Надеюсь, у тебя всё получится.
Неожиданно смех капитана подхватил Лука. Визгливо посмеиваясь, он отошел от капсул. На ресницах пилота дрожали слёзы.
– Это бесполезно, представляете? Это… это бессмысленно! «Нимион» не покинуть! С чего я вообще решил, что на борту есть какие-то чудо-капсулы, способные обойти запрет? Сумасшествие. – Он перевел покрасневшие глаза на капитана. – Это из-за тебя? Отвечай, ублюдок, это из-за тебя мы здесь оказались? Почему я притащил всех сюда?
На этот раз Ян всё-таки дал волю рукам. Он дернул Луку и, когда тот с распахнутым ртом пошатнулся, взмахнул карабином. Удар получился слякотным, будто по грязи. Пилот отшатнулся, с ревом держась за разбитые губы. Попытался достать из-за спины оружие, но оно постоянно выскальзывало из рук.
– Тебя ждет военный трибунал, кретин!
– Как только дождется твоя мамаша, придурок.
Лицо Луки пошло белыми и красными пятнами, но в драку он не полез. Впрочем, Ян и не планировал махать кулаками. Вот пара выстрелов – другое дело. Эту мысль он и донес самым простым и доступным способом – вскинув карабин.
– Командор, прошу вас. Нам нужна ваша помощь. – Лера неотрывно смотрела на Свешникова. Подрагивание губ говорило, что она борется с отвращением. – Что означает протокол «Голый король»? Куда направляется «Нимион»?
– Друзей о таком не спрашивают, Магнус, – прошептал капитан и вздрогнул, когда Адам ввёл ему коктейль из опиатов, полученный в шприце на два миллилитра из раздатчика сканера. – Мы закончили, ты ведь в курсе?
– Куда мы летим, командор?
Свешников открыл глаза и обвел всех мутным взглядом. Смотрел как на старых знакомых, с которыми вот-вот попрощаешься. Из-под век, будто белые вены, проглядывали ростки мицелия.
– Изначальные координаты: скопление Ясли[7], экзопланета Демастор, карантинная зона «Эгерия». Новейший курс – Земля.
– Земля? – ахнул Адам.
– Кто изменил координаты, командор? – мягко спросила Лера. – Кто это сделал?
Свешников не успел ответить, потому что Ян без колебаний поставил точку в его мучениях.
Звук выстрела был гулким и тяжелым, словно удар по мировой наковальне.
Какое-то время Лера почти что с детским изумлением смотрела, как тело, утратившее привычный цвет своих жидкостей, затихает. Потом испуг мутировал, и она вскочила, залепив Яну плотную пощечину.
– Что ты натворил, псих? Что ты натворил?!
Она еще сыпала проклятиями и брыкалась, когда Адам оттащил ее. Ян решил не вдаваться в подробности того, что он «натворил». Тем более что этих самых подробностей, растекавшихся и расползавшихся, было выше крыши.
– «Эгерия» – что это? – спросил он.
С опаской убрав руки от всхлипывавшей Леры, Адам обернулся:
– Теперь я не уверен в том, что знаю. «Эгерия» – передовая база созвездия Рака, но я впервые слышу, что она – какой-то там карантинный центр.
Несообразно ситуации выглядел только Лука. Теперь он казался одновременно счастливым и сумасшедшим. Даже кровь на разбитых губах напоминала шутовскую помаду.
– Так Магнус чертовым протоколом запечатал «Нимион» и отправил зверушек на опыты? – пропищал Лука и хохотнул. Выдернул из-за спины карабин и, продолжая смеяться, отшвырнул его.
Ян неодобрительно покосился на загремевшее оружие, улетевшее на порожек одной из капсул, и подумал, что так, наверное, будет лучше. Для всех.
– Я не думаю, что «Голый король» имеет к этому хоть какое-то отношение. – Адам обвел всех тем же грустным взглядом, потом обнял себя. – Всё, что я сейчас скажу, лишь предположения. Этот космический мицелий – тоже интеллект, наверняка вегетативный, массовый, как рой. «Нимион» подцепил его, когда изучал войд. Его же Магнус и попытался доставить для изучения, как только для экипажа всё закончилось.
– Но почему Земля? – спросила Лера. Она уже пришла в себя, но это не мешало ей окатывать Яна волнами холодного презрения.
– Полагаю, паразит, чем бы он ни был, покопался в наших мозгах. Отсюда понимание сути карантинной зоны – пленение, изучение, смерть. А Земля… ну, Земля – сердце человечества, скажем так.
– Банка с пробниками – вот что такое Земля, – скривился Лука. – «Нимион» собьют еще на подлете к Рукаву Персея, помяните мои слова.
– Никто не будет сбивать то, что дороже нескольких колоний, – проронил Ян.
На него уставились так, словно он заявил, что космический мицелий приходится ему больной тетушкой. Но разве это что-то меняло? Корабли-ковчеги, подобные «Нимиону», «Бецумии» и «Сойфертису», создаются раз в сто лет, если не больше. Ожидания и надежды – колоссальные. А ради такого можно и потерпеть, если космическая моль побьет шкуру, верно?
Ничего не говоря, Ян зашагал прочь от спасательных капсул. Остальные в полнейшем молчании последовали за ним.
5
Некая примитивная часть Яна – видимо, бравшая корни от пещерных орангутангов – требовала, чтобы он не опускал головы. Словно где-то в шее включился моторчик, вскидывавший подбородок так, чтобы задница Леры всё время находилась в поле зрения. Сама девушка не замечала смущения Яна, лезшего позади. Она, как и все, карабкалась по лесенке, изредка сверяясь с планшетом, болтавшимся на поясном карабинчике. Аварийная шахта, по которой они продвигались, буквально стонала от собственной глубины.
– Почему? – вдруг спросил Ян.
– Что – почему? – пропыхтел Лука. Он лез последним и не упускал возможности пихнуть Адама, когда тот, отдуваясь, останавливался, чтобы перевести дух.
– Почему мы направляемся к навигационным узлам, а не к движку?
Те же гены орангутанга, размазанные по хромосомам человека, подсказали Яну, что Лера поморщилась.
– Прошу, Ян, не называй так сверхбрадионовый гипердвигатель. Берлянский в гробу переворачивается, а это не тот «движок», который я бы хотела представлять. И мы уже всё обсудили.
Теперь поморщился Ян. Они и впрямь всё обсудили, как только отошли от спасательных капсул, этих безмолвных и по-ослиному упрямых свидетелей кончины капитана. Двигатель «Нимиона» находился на нижних палубах, и если бы его можно было проколоть той же вилкой, то Ян бы первым припустил к раздатчику со столовыми приборами.
Только вот создатели трех кораблей-ковчегов класса «Магеллан» в первую очередь подумали о безопасности мероприятия, а не об уязвимости их детища перед мельхиоровыми зубьями. Или какие там вилки вообще бывают? Как бы то ни было, доступ к гипердвигателю и его настройкам имелся только у Магнуса и четырех главных инженеров «Нимиона».
Первый инженер – мертв.
Второй – мертв.
Третий – мертв.
Четвертый, дайте подумать… а, пусть тоже будет мертв. Если, разумеется, выражаться языком Магнуса, констатировавшего, будто ветеринар, смерть всего стада.
Конечно же, существовали обходные пути, позволявшие получить искомые разрешения для работы и, собственно, порчи гипердвигателя. Да вот беда: охране, пилотам и научным сотрудникам знать о таком не полагалось.
Не помогла бы и вся мощь «Бивня». Процессор карабина, как и любого другого оружия на борту, попросту проигнорирует настолько маниакальный заскок пользователя. Это вам не дырку в обшивке проделать – под настроение или по необходимости. Гипердвигатель – это святое.
Ян с раздражением посмотрел на Леру – точнее, на ту ее часть, что раздражения совсем не вызывала. Он был уверен, что девушка знала, как превратить «Нимион» в радиоактивный огарок. Знала – и молчала. Можно было бы припереть ее к стенке, и всё бы решилось. Однако после того как он хладнокровно
Так что Ян особо не сопротивлялся, когда Лера, Лука и Адам сошлись во мнении, что лучше всего – проложить курс куда-нибудь на окраину космоса, а потом уничтожить всё, что этот самый курс могло изменить. Таким образом планировалось, так сказать, завязать «Нимиону» глаза, лишив возможности отыскать Рукав Ориона. И не важно, какую его часть он хотел повидать.
– Хорошо. Хорошо, черт возьми! – вскипел Ян, продолжая топать по перекладинам. – Но потом, когда этот заносчивый болван спутает все звездные карты, ты, Лера, пойдешь со мной. Это ясно? И мы будем сидеть у движка. Да, именно у чертова движка! И будем торчать там, пока ты не свихнешься! А когда свихнешься – мы обсудим всё еще раз!
– Господи, Ян! – воскликнул Адам.
Но волнение профессора было напрасным.
– Я согласна, – произнесла Лера бесстрастным голосом.
Внизу рассмеялся Лука. Подъем по шахте с девятой палубы на вторую измотал его, как и всех, но на машинке визгливого смеха, которой он, судя по всему, обладал, это никак не отразилось.
– Я тоже! Я тоже на всё согласна! – проорал Лука сквозь беспорядочные и тонкие взрывы хохота.
К удивлению Яна и Леры, угомонить пилота взялся молочноглазый Адам. Этот ведущий сотрудник исследовательских палуб, офицер Конфедерации, лягнул ногой, будто старая кляча. Удар каблуком пришелся Луке прямо в лоб. Пилот озадаченно смолк.
– Вторая палуба, – объявила Лера. Она подтянулась к люку и ввела несколько команд на планшете.
Тяжеленная округлая дверь, способная выдержать пламя, вакуум и выверты прогресса, покатилась вбок, напоминая свинцовое солнце, научившееся ходить на лучах. Дохнуло уже знакомой сыростью. Освещение обычно белых коридоров второй палубы паясничало – всё либо напоминало карнавал злобных огоньков, либо куталось в шлейфы густой тьмы.
– Как думаете, они способны на засаду? – Лера замялась, топчась на месте.
Ян мягко подвинул ее. Прислушался, стараясь не обращать внимания на выстукивавший в ушах и груди барабан. Бам-бам – не умри. Бум-бум – не дай умереть другим. Бом-бом – кому-то всё равно придется.
– Чисто.
– Уверен? – язвительно осведомился Лука. Он протиснулся мимо Леры. – Ты хоть понимаешь, насколько я важен?
– Только это тебя и спасает, – процедил Ян.
– Возможно, я попрошу тебя сделать лимонад.
Ян выдохнул. Как ни прискорбно и вместе с тем забавно, только Лука мог полноценно взаимодействовать с навигационными узлами. Да, инженерные навыки Леры позволяли разблокировать систему навигации, но на этом ее роль и закончилась бы. Проще говоря, Адам мог рассказать что-то о мицелии, а Лера – соорудить какую-нибудь штуку, чтобы этот самый мицелий посадить под замо́к. Ян же мог разве что пристрелить этих двоих. И лишь Лука имел власть над полетом «Нимиона».
Тут и говорить нечего: судьбы пилотов – судьбы задавак.
– А еще мне, возможно, понадобится теплый сэндвич, – заявил Лука. – Слышишь меня, Ян? От холодного зубы сводит. А это…
Договорить он не успел.
Из укромной ниши, предназначенной для обслуживания вентиляционного короба, вывалилась зараженная женщина. Она слепо моргала и давилась чем-то разноцветным. Комбинезон не отставал ото рта: он тоже хлюпал и чавкал, исторгая из рукавов и воротника кисловатую вонь.
Тяжело дыша, она вцепилась в лицо пилоту.
– Почему ты – не мы?!
Лука неловко заелозил. Наконец завизжал.
Яна словно обожгло, когда он, обернувшись, увидел это. Онемевшие руки повели карабин на линию стрельбы, но скорости не хватало, чтобы покрыть даже такое ничтожное расстояние, как двадцать пять сантиметров.
Да и целей стало куда больше одной.
Красноватый полумрак, будто бы взяв ноту кошмарных родов, вываливал и вываливал из себя противников. Казалось, экипаж «Нимиона» всё это время шатался где-то поблизости – принюхивался, прислушивался, выжидал, изучал их четверку, гадая, кто есть кто. Мужчины и женщины, офицеры и сотрудники многочисленных служб, гноящиеся и воспаленные – все навалились на Луку.
В мгновение ока пилот превратился в скопище тел, рук и голов. И всё это покачивалось и приседало на платформе из многочисленных ног.
– Вперед! – взревел Ян.
Он выбросил назад левую руку и попал костяшками пальцев не то в Леру, не то в Адама. Кто-то всхлипнул.
Для Луки ничего не оставалось – ни надежды, ни обезболивающего. Он орал и орал, когда скрюченные пальцы, управляемые дьявольским мицелием, раздирали его кожу, растаскивали волокна плоти и подносили их к глазам. Непрерывно звучали вопросы:
– Почему? Что вы такое? Что мы такое? Почему ты – не мы? Почему?
Но хуже всех звучал сам Лука.
Он надсадно вопил и бешено извивался, хотя добрая половина его внутренностей уже разошлась кровавыми сувенирами по рукам.
Ян выстрелил.
Снаряд, приторможенный системой безопасности карабина, угодил Луке в шею. Брызнуло, и голова пилота, изумленно пуча глаза, устремилась в потолок.
А потом произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее.
Тело пилота, вопреки отсутствию такой важной вещи, как голова, продолжило жить. Пошатываясь, оно раскинуло руки и стиснуло столько зараженных, сколько сумело обхватить. Сквозь изодранный и окровавленный комбинезон Луки проступили очаги ядовито-лилового сияния, просвечивая нападавших насквозь.
В голове Яна будто гром ударил.
– Быстрее, быстрее! – проорал он, бросаясь следом за Лерой и Адамом.
И если профессор чуть ли не каждый четвертый шаг пытался оглянуться, то девушке не пришлось повторять дважды. Лера, как понял Ян, тоже узнала исток сияния. Обычное дело для термоядерного синтеза. Что-то бежит друг другу навстречу, что-то исчезает, что-то становится тяжелее. Лука, чем бы он ни был, нес в себе тактический ядерный боезаряд.
Спустя девять секунд этот сюрприз рванул.
Взрыв был управляемым, с оранжевыми, фиолетовыми и черными переливами смерти.
Назад словно выстрелила исполинская турбина, не умевшая ничего, кроме как реветь и дышать погибелью. Нападавших, вместе с их идиотскими вопросами, обратило в плазменную пыль. Та же судьба постигла аварийные шахты и всю западную часть второй палубы. Перекрытия первой и третьей палуб также пострадали. Но пламя, каким бы яростным оно ни было, определенно знало свои границы, и потому убегавшая троица уцелела.
Мысли Яна стали огромными, как небоскребы под низким небом. Карабин раскатисто жужжал, выплескивая ярость. Зараженные, больше не таившиеся в полумраке переходов «Нимиона», падали скошенной сорной травой. Позади словно дышал вулкан, опаляя кожу на затылке.
Первым в навигационный зал влетел Адам. Раскрасневшийся и дрожащий, с необычными глазами, он прижался к пульту контроля клинкетной двери.
– Ну же, господи! Живее!
Следующей вбежала Лера. За ней, едва не запнувшись, ввалился Ян. Как только они очутились внутри, дверь с размеренным пощелкиванием часового механизма заняла положенное место.
В навигационном зале, представлявшем собой просторное овальное помещение, оборудованное проекционными столами, блоками дифференциальной коррекции и прочими техническими изысками, шлялись трое зараженных. Ян без сожаления отправил их к мицелийным богам. Зачем-то посмотрел на атомные часы, занимавшие центральное место северной стены, а потом схватил Адама. Профессор охнул.
– Он – робот?! – крикнул Ян. Ощутил, как под пальцами левой руки затрещал комбинезон молочноглазого. – Пилот был чертовым роботом?! Ты ведь обследовал его!
Адам предпринял слабую попытку освободиться:
– Он был человеком, Ян, клянусь!
– Был человеком, который к тому же не заразился… – Ян отпустил Адама и с блуждающей улыбкой на лице выставил на карабине максимальную мощность. Оружие чуть ощутимо завибрировало. – Скажи, док, а как
– Господи боже, Ян! Сканер показывал живую плоть! Ясно? Живую!
– Так, значит, всё дело в долбаном сканере?
– Да! Да!
Изображая высшую степень понимания, Ян кивнул. Потом сдернул с плеча профессора медицинский сканер и швырнул на пол. С силой опустил ногу, давя каблуком затрещавший экран.
– Это был «сырок», – сказала Лера. Она с потерянным видом смотрела на многочисленные экраны навигационного зала, на которых, будто симптомы малярии, мерцало зловещее оповещение о протоколе.
– Какой еще, к черту, «сырок»? – не понял Ян.
– СРК. Сложный роботизированный комплекс. Сокращенно – «сырок».
Ян вдруг ощутил на себе всю многотонную тушу «Нимиона» – как она, скрипя тайнами, сворачивает его рассудку шею. Он плюхнулся в свободное кресло навигатора и уставился в никуда. Но даже в том «никуда», которое он пытался выскрести взглядом, мерцали красные экраны.
– Что теперь?
– Я, если не возражаете, попробую изменить курс, – подал голос Адам, присовокупив к словам типично ученическое вскидывание руки.
Глаза Яна и Леры, полные немого изумления, обратились к профессору. Сам он выглядел донельзя потерянным, как ребенок, что выпал во сне из кроватки и теперь пытается понять, почему постель стала такой огромной – от стены до стены.
– Я вдруг вспомнил, что тоже… ну… проходил их.
– Кого – их? – шепотом спросила Лера.
– Курсы звездной навигации.
Из глотки Яна вырвался смешок. Потом еще один. Ян обмер, пытаясь отыскать в зале источник этих клокочущих звуков. Наконец сообразил, что он и есть источник, и безудержно расхохотался.
– Это ты удачно придумал, док, – проговорил Ян сквозь смех и слезы. – Умник погибает, а ты вдруг что-то там вспоминаешь. Удачно. – Не выдержав, он закричал: – Я не какой-то там сраный робот! И я понятия не имею, откуда вы втроем взялись!
Лера слабо улыбнулась.
– Что смешного, а? – опешил Ян. – По-твоему, я смешон, да?
– В двадцатом веке придумали один тест. Тест Тьюринга[8]. Испытуемый должен был переписываться с человеком и компьютерной программой. После этого испытуемый, опираясь на впечатления от переписки, пытался определить, кто из собеседников – человек, а кто – компьютер. Забавно, если все мы – машины, пытающиеся понять, а точно ли мы – те, кем себя считаем.
Ян обкатал эту идею и так и сяк. Выходило действительно забавно. Лука под каким-то сказочным предлогом притащил их на девятую палубу, к капитану, цеплявшему за руины всего человеческого в себе. Тот страдал, и Ян выстрелом указал ему на дверь, ведущую прочь из безумия. Означает ли это, что и он, Ян Бессонов, сыграл свою роль в этом дурном спектакле?
Адам направился к навигационным панелям:
– Лера, подсобишь?
– Конечно.
Яну ничего не оставалось, кроме как безучастно наблюдать за их возней. Красный экран самой чистой навигационной панели сменился привычным интерфейсом. Хрюкнув, Адам принялся осторожно, цифру за цифрой, знак за знаком, прокладывать новый курс для «Нимиона». На это ушло около двух минут.
– Готово, – наконец сказал Адам, и стоявшая рядом Лера вернула планшет на пояс.
Готово? Ян не верил в подобную чушь. Он выбрался из кресла, подошел к этим двоим и посмотрел на конечный результат. Его познания в звездной картографии были скудны, это так, но их вполне хватило, чтобы понять очевидное.
– Мы всё равно возвращаемся в Рукав Ориона.
– Что? – изумился Адам. – Этого не может быть. – Он склонился над экраном. Какое-то время молчал. – Ян ты себя хорошо чувствуешь? Я четко вижу, что проложенный курс отправит «Нимион» в глубокий космос.
Улыбка сама взошла на лице Яна. Он навел на Адама ствол карабина и тихо сказал:
– Отойдите, профессор. Боюсь, мы с вами видим разные вещи.
– Что ты творишь, Ян?
– Ставлю заслон от этой дряни. Как там звучал слоган? «Заслоним вас и от Бога». Именно это я и планирую сделать. Лера, ты поможешь мне похоронить «Нимион»?
– Нет.
Ян с ужасом посмотрел на ее бледное, спокойное лицо.
– О, я понял, – наконец проговорил он.
– Возможно, мы оба кое-что поняли. Другого объяснения попросту нет.
– Но чертовы координаты ведут к Рукаву Ориона!
– Они ведут в глубокий космос. Куда глубже, чем можно вообразить. Так кто из нас машина, Ян?
Ян отступил. Где-то в горле поршнем ходило сердце. Ствол карабина замер аккурат между лжеинженером и лжепрофессором.
– Ни с места.
В багровом полумраке возникли два белых пятна. Это Адам поднял руки.
– Ян, послушай. Я не знаю, кто я, это правда, но тебе не добраться до нижних палуб. У паразита – общий разум. А это означает – общее зрение и общий слух. Эти прятки тебе не выиграть, понимаешь? Мы должны остаться здесь.
Приклад карабина сам прыгнул к плечу Яна и вжался в него. Удержать себя от выстрела было очень и очень сложно.
– Вы послали «Нимион» прямо на порожек к человечеству, разве не дошло? Поставили под угрозу всё – жизнь, стрижки, поедание конфет! Абсолютно всё!
– Господи, Ян, очнись! «Нимион» направляется в глубокий космос! – вскричала Лера. Ее сотрясала крупная дрожь. – И нам придется как-то обезопасить его маршрут.
– Как? – осипшим голосом спросил Ян.
Заложив руки за голову, Адам прошелся по залу. Обогнул ряд кресел и стол с намечавшейся трехмерной картой войда Скульптора. Наконец на лице профессора отразился итог мучительных размышлений.
– Тебе придется выстрелить в кого-то из нас, Ян.
«Ну вот и всё, докатились», – подумал Ян и уставился на свою левую руку. Кому принадлежала эта штука с пальцами примата? Человеку? Машине? Можно ли вообще верить собственным глазам? Со стороны двери заслышались недоумевающие голоса. Казалось, остатки экипажа, продравшись через дыры и разрушения, мечтали провести коллоквиум, посвященный этим размышлениям. Тема: «Штука с пальцами и вызываемые ею симптомы шизофрении».
– Стрелять будешь в меня, Ян, – сказал Адам и огляделся. – Если не ошибаюсь, навигационные узлы находятся у самого правого борта «Нимиона». Лера, я прав?
– Да. И пробоина надежнее, чем вакуумная вытяжка.
Ян внимательно посмотрел на этих сумасшедших. Перевел взгляд на навигационную карту. Координаты Рукава Ориона никуда не делись. Ян на мгновение зажмурился, но ничего не изменилось.
– Это будет нашим последним танцем, не так ли?
Никто не ответил.
Адам отошел к дальней переборке с астроинерциальными таблицами. Стоя там, обнял себя. Лера взяла Яна за руку и отвела к двери, за которой волновался прибой шепчущих голосов.
– А если Адам – человек? – тихо спросил Ян.
– Тогда следующей буду я, – так же тихо отозвалась Лера.
– А если и ты – человек?
– Тогда ты будешь ненавидеть себя все последние мгновения.
– Поцелуемся?
– Перед смертью не целуются.
И тем не менее они сделали это. Когда их губы разомкнулись, Ян прицелился в Адама. В груди что-то протестующе закололо. Лера обхватила Яна за талию и вцепилась свободной рукой в армированный поручень, в изобилии разбросанные по «Нимиону».
Сила, с которой девушка взялась за поручень, раздавила плоть на ее пальцах. Казалось, треснул теплый воск, оросивший красным свою твердую начинку.
Лера улыбнулась, как бы говоря: это шило уже не утаить, верно?
Яну было всё равно. Он нажал на спусковой крючок.
Гром и вспышка слизнули его сознание.
От вакуума на языке закипела слюна.
6
Суханов, как ни старался, не мог скрыть волнения. Пальцы то барабанили по пульту наблюдения, то оттягивали воротник служебной куртки; волосы на голове потемнели от пота. Чёрных, занимавший соседнее кресло, выглядел не лучше. Он тяжело вздыхал и вообще походил на человека, планировавшего пустить себе на грудь струю холодной воды. Подобное возбуждение, надо признать, охватывало весь персонал орбитальной карантинной базы «Эгерия». Кроваво поблескивавший Демастор, экзопланетный гигант, давший гравитационный приют «Эгерии», только усугублял состояние всеобщего невроза.
– Фим, ты ведь слышал про этот сумасшедший протокол? – Суханов в задумчивости пожевал губами.
– Первым делом о нем только и слышат. По крайней мере, здесь.
Обмен фразами был совершен, но он вполне мог состояться и между двумя спящими людьми, одновременно забормотавшими во сне. Ни Суханов, ни Чёрных не замечали друг друга. Они не сводили глаз с экранов западного командно-диспетчерского пункта.
Можно было бы поднять голову и через каплю обзорного иллюминатора посмотреть на зловещую громаду «Нимиона», скитавшегося по космосу не то пять, не то все десять лет. Сейчас корабль дремал, дав вколоть себе не меньше пятнадцати игл стыковочных механизмов. Да, смотреть можно. Только мало кому хотелось, чтобы этот макабрический образ тьмы и технологий засел в сердце, а после, будто летучий голландец, причаливал в полночь к постели, приглашая прокатиться.
– Как думаешь, они понимали? – шепотом спросил Суханов.
– Понимали – что?
– Ну, что они – ненастоящие.
– Должны бы.
Диспетчеры уставились на экран 5-Б. В правом борту «Нимиона», там, где раньше находились навигационные узлы, зияла бесцветная стальная дыра, похожая на огромный кратер с выгнутыми наружу двадцатиметровыми лепестками обшивки. Но сама дыра ничего не значила, в отличие от двух фигурок, намертво застывших у двери развороченного навигационного зала. Камеры наблюдения без труда вычленяли их сигнатуры среди общего радиационного шума.
Один СРК – предположительно, женщина – держал второго, оставшегося без нижней половины тела. С обоих, частично впаянных в «Нимион», сорвало одежду и искусственную плоть, обнажив сочленения из биосовместимого сплава кобальта, никеля и хрома. Когда «Нимион» прибыл на «Эгерию», сотрудники базы испытали настоящий шок: искусственный интеллект корабля, оставшийся в женщине, был всё еще активен. Годы, бездны – он увидел всё.
– Господи, Магнус держал оборону до последнего.
Чёрных покосился на приятеля:
– Так это правда?
– Что?
– Что протокол «Голый король» активируется, если экипаж вымер, а самому ИИ угрожает опасность?
Суханов пожал плечами:
– Ну да. ИИ в таких случаях чуть ли не сценки разыгрывает, выдавая себя за людей. Затевает что-то вроде пряток, чтобы спасти себя. Кто ж знал, что такое и впрямь понадобится.
– Я слышал, эти сценки похожи на голоса в голове. Как человек, который спорит сам с собой. Интересно, почему Магнус взял только четыре «голоса»?
– Видимо, посчитал, что их будет достаточно.
– Что ж, он не ошибся.
Они замолчали. Наконец Чёрных сообразил, что приятель не сводит с него глаз.
– Чего?
– Фим, ты же понимаешь, что был и второй протокол?
– Который и отправил к нам корабль? Еще бы. – Чёрных поежился, хотя под курткой у него всё взопрело от напряжения.
– Я к тому, что никто не знает, в каком случае этот второй протокол активируется, – проговорил Суханов. Перевел взгляд на экраны, выискивая новые подробности судьбы «Нимиона». – Магнус ведь мог привезти «гостинец» и при живом экипаже. Как думаешь?
– Ну, это ты лишка хватил.
– Кто знает. Боже, эти корабли как огромные мышеловки.
– Известно, что там?
– Нет. Пока еще – нет.
Диспетчеры притихли. Первые отряды, состоявшие из десанта и исследователей Конфедерации, входили в обесточенные коридоры и залы «Нимиона».
Из глубин доносились голоса.
Сергей Скурихин. Проходной балл»
Нештатная ситуация
Чужая ночь – плотная, непроглядная, с редкими и такими же чужими звездами – она внушала ему первородный страх. Древнейшим рецептом от этого страха был огонь, и Глеб, за неимением чего-то более подходящего, поджег спрессованный в брикет мусор. Зеленоватый костер сразу дал нехороший дымок, но вместе с ним немного света и тепла, и тревога пилота потихоньку, словно пятясь в темноту, отступила…
Его шлюп выбросило сюда с почти пустыми топливными баками. Энергии хватило лишь на управляемую посадку. Сейчас же ее остатки забирал радиобуй, который каждые пятнадцать минут подавал сигнал о помощи. Остальные системы корабля, в том числе и навигационную, Глебу пришлось отключить, и он даже не знал, что за планета стала его временным пристанищем. Последнее, что выдал анализатор, – это практически земной состав местного воздуха и его пригодность для дыхания, а также низкий уровень радиации на поверхности. Впрочем, от знания текущих координат все равно толку было мало. Главное же, чтобы кто-то услышал радиобуй и пришел по его волне сюда, как по путеводной нити.
Веки у Глеба смежились, и он так и уснул со вторым брикетом в руке. В короткой полудреме он снова пережил последние минуты на корабле перед отстрелом шлюпа, вспомнил неуставную сутолоку, вой сирены и металлический голос, монотонно сообщающий о разгерметизации.
Когда Глеб проснулся, радиобуй уже молчал. Мрак, окружавший его со всех сторон, чуть-чуть просветлел, перейдя в густые сумерки. Хотя, возможно, его глаза просто привыкли к темноте. Глеб встал, размял затекшие ноги и поднялся в шлюп. Там он взял самое необходимое: половину запаса еды и питья, аптечку, портативную горелку и разряженный пистолет. Надежда на то, что его скоро найдут, в душе теплилась, поэтому далеко отходить от места посадки он не собирался. Сам шлюп теперь мог служить лишь защитой от атмосферных осадков и ветра: его корпус быстро остыл, а внутри стало весьма прохладно, ведь обеспечить терморегуляцию было уже нечем.
Глеб вручную задраил входной люк и спрыгнул с подножки на песчаную почву. На нем был простой летный костюм. Надевать шлем он не стал, так как дышалось здесь легко, почти как дома. Конечно, в шлюпе имелся полноценный скафандр, только тот пока был не нужен, а встроенную в него батарею Глеб решил покамест поберечь.
Нехитрые сборы убили еще немного времени, и сумерки, казалось, отступили на полутон. Вдали, на самой линии горизонта, что-то находилось. Там смутно виднелся то ли холм, то ли какое-то строение. Туда Глеб и направился, негромко позвякивая содержимым заплечного ранца. Идти пришлось довольно долго, и вокруг стало еще светлее, так что Глеб уже мог разглядеть внизу собственные ботинки.
То ли холм, то ли постройка оказалась ромбовидным объектом явно искусственного происхождения. Размером этот «ромб» раза в полтора превышал глебовский шлюп и одним своим острием зарывался в песок, другим же задирался к сумеречному небу. Грани объекта основаниями треугольников смыкались в его широкой центральной части. И когда Глеб подошел довольно близко, одна из таких граней – верхняя – загорелась неровным малиновым светом. Что-то недоброе было в этом свечении, и землянин невольно остановился. Глеб инстинктивно потянулся к поясному пистолету, хоть тот сейчас годился разве что для колки орехов. Но малиновое свечение тут же задергалось, а потом стало распадаться на причудливые фрагменты, пока не погасло совсем.
«Похоже, проблемы с запасами энергии здесь не только у меня», – хмыкнул про себя Глеб, но подходить ближе не решился. Гарантии, что охранная система «ромба» на исходе заряда не плюнет в него остатками какой-нибудь плазмы, никто дать не мог. Глеб по широкой дуге обошел «собрата по несчастью», отгоняя от себя мысли и о кладбище кораблей, и о том, что неким носителям разума, возможно, сейчас требуется его помощь.
Судя по внешнему состоянию, этот «ромб» закопался здесь очень давно, а признаков какой-либо активности возле него не наблюдалось. «Вряд ли тут есть живые», – успокоил свою совесть Глеб и добавил уже вслух, обращаясь к чужому кораблю:
– Ну, принимай в компанию! Дружить будем пока на расстоянии.
После этих слов он обернулся назад. Размытое пятно его шлюпа едва угадывалось в темноте, а открывшийся пейзаж, что скрывать, оптимизма не добавлял. Легкий озноб пробежал по позвоночному столбу Глеба, но пилот смог побороть слабость.
А дальше Глеб увидел то, что его знания, полученные в летной академии о звездных системах и планетах, поколебало до самых устоев!
Перешагнуть ночь
Глеб буквально «вошел в рассвет». Это словосочетание из лексикона поэтов и прочих романтических натур вдруг стало не фигурой речи, а реальностью, стало физикой наблюдаемого мира! И то ли «ромб» так забрал на себя внимание, то ли сказалось напряжение последних часов, но Глеб толком не заметил, что вокруг него будто включили свет – неяркий и приглушенный.
Широкая полоса между его шлюпом и зарывшимся в песок «ромбом» являлась границей между ночью и днем. Чтобы убедиться в этом, Глеб вернулся обратно, снова погружаясь в густеющие на ходу сумерки. Потом он опять вышел на свет, где стал подслеповато шарить по небосводу глазами в поисках солнца. Но солнца не было! Как не было и туч, способных его скрыть! Кругом стоял пасмурный день, сухой и ветреный, как бывает в северных широтах Земли, когда золотую осень вот-вот должен сменить подступающий циклон.
Это была какая-то нелепица! Выходило, что планета не вращалась вокруг собственной оси и что на одном ее полушарии всегда стоял день, на другом же царила вечная ночь. А разделяла эти половинки сумеречная полоса по всему условному нулевому меридиану. Или же это была не планета, а спутник наподобие Луны. Но о крупных спутниках, да еще и с кислородной атмосферой, Глеб раньше ничего не слышал. По идее, на дневной стороне тогда должна быть видна на небе и часть планеты, освещенная местным солнцем. Но никаких признаков самого солнца, как и отраженного планетой его света, на небосводе не было! На земле же царило полное запустение: ни следов, ни тропок, ни дорог, а только песок да камни.
«Ромб, вон, выглядит так, будто его тысячу лет назад тут бросили, – думал обескураженный Глеб. – Да, все это больше смахивает на заброшенный музей космонавтики под открытым небом. Правда, экспонатов всего два, маловато для такой территории… Странно, я уже с полчаса на дневной стороне, а ни разу не вспотел. Тут совсем не жарко. Очень похоже на то, как теплой майской ночью зайти с веранды в хорошо проветриваемый дом. Перепад температур между днем и ночью от силы градусов пять… И где же, в черную ее дыру, местная звезда?! Ну не может же она располагаться к планете так близко, чтоб занимать весь небосвод? Тут тогда лежал бы не песочек, а океаны из лавы под толщей удушливых испарений! Либо планета просто упала бы на свою звезду». На последней мысли Глеб даже слегка подпрыгнул, дабы удостовериться, что силы гравитации еще не покинули этот противоречащий всем научным представлениям мир.
Нет, притяжение, чуть легче земного, вернуло Глеба обратно, и струйки пыли издевательски брызнули во все стороны из-под ребристых подошв. А кругом, насколько хватало взгляда, раскинулась песчаная равнина с нечастыми вкраплениями разновеликих камней. И пересекать эти обширные пространства, особенно с теми скудными запасами воды и пищи, что имелись у Глеба, было перспективой так себе. «Нужно возвращаться к шлюпу и ждать спасения. А время можно скоротать за обследованием ромбовидного объекта», – принял решение землянин.
Когда появлялась определенность и некий план действий, у Глеба всегда случался приступ аппетита. Эта реакция здорового организма не исчезла и сейчас. Глеб включил горелку и поставил на нее пищевой бокс, сделанный из толстостенной фольги. Через пару минут он с удовольствием перекусил, только запивание еды пришлось ограничить двумя глотками из фляжки. Как ни крути, а воду тут следовало беречь.
Сытый и малость повеселевший, Глеб пошел обратно в сторону шлюпа. Проходя мимо «ромба», он остановился и с отдаления бросил в тот три камня. Первые два уткнулись в песок под вздернутым острием, а вот третий снаряд попал в корпус. Раздался характерный звук удара камня о металл, но сам «ромб», словно сидящий на лавочке умудренный дед, оказался невозмутимым и равнодушным к таким совсем мальчишеским проказам землянина. «Все-таки придется обесточить скафандр, чтобы зарядить пистолет, – убедил себя Глеб. – Пусть корабль выглядит как мертвый, но он чужой, и лезть в него без оружия – авантюра!»
Землянин вернулся к месту своей вынужденной посадки. В шлюпе уже стояли холод и темнота. Глеб светил себе пламенем портативной горелки, пока возился в отсеке с инвентарем. Батарея скафандра и пистолет принадлежали к семейству унифицированных устройств, поэтому с подключением первой к последнему не возникло никаких проблем. Зарядив оружие наполовину, Глеб убрал батарею на место. Теперь заряда в пистолете хватило бы на полчаса интенсивного боя, и, подумав об этом, землянин невольно скривил губы в саркастической усмешке. Окружавшие его пейзажи казались настолько безжизненными, что сами слова «интенсивный» и «бой» даже про себя звучали нелепо и неуместно.
«Ромб»
Вход в инопланетный корабль скрывался на тыльной его стороне. Верх округлого провала, основательно занесенного песком, чернел у самой поверхности земли. Глебу, за неимением инструмента, пришлось долго отбрасывать песок руками, прежде чем он смог полностью освободить проем. Но даже расчищенный ход оказался для землянина низковат, и тот сильно согнул голову и плечи, чтобы протиснуться внутрь.
– Есть кто живой? – спросил Глеб, упираясь лопатками в свод потолка.
Этим вопросом он как бы страховался, показывая, что является здесь всего лишь любопытным гостем, но никак не бесцеремонным нахалом. Впрочем, слова его все равно утонули в равнодушном мраке, не породив даже эха.
Глеб зажег горелку и опасливо двинулся вперед. Звука собственных шагов он не слышал. Видимо, пол и стены этого прохода были выполнены из какого-то звукопоглощающего материала. Чувствовался легкий подъем, но визуально вокруг ничего не менялось: в пятне размытого света от горелки была только одна черная матовая поверхность. На ощупь Глебу показалось, что стены покрыты очень мелким ворсом, но при этом они обладали и твердостью пластика.
Вскоре на его прямом и коротком пути встала сплошная перегородка. То, что это именно перегородка, Глеб понял, когда просветил весь ее периметр. А в самом центре появившейся преграды красовался оранжевый значок, который заставил сердце землянина биться чаще. Это было схематическое изображение человека! Пусть с узкими плечами, маленькой головой, короткими ногами и неестественно длинными руками, но однозначно – человека!
Значение этого предупреждающего символа пилот с Земли понял сразу: «входить по одному». За закрытой перегородкой находилось что-то типа камеры дезактивации и дезинфекции, которую астронавт должен был пройти, перед тем как попасть во внутренний отсек корабля. «Значит, нас с ними объединяет не только строение тела, но и схожая инженерная логика!» – с удовлетворением признал Глеб. Но и развить данное умозаключение в практическую плоскость у него не получилось. Дверь была задраена наглухо, а все попытки нагревом стыков вызвать срабатывание аварийных систем пошли прахом. Похоже, корабль был полностью обесточен.
Вариант оставался один, и Глеб выбрался наружу, на ходу переводя бегунок пистолета в положение средней мощности. С расстояния, которое он посчитал безопасным, землянин выстрелил в перегородку со значком. Брызнул сноп искр, и утроба корабля испустила странный металлический звук, отдаленно похожий на стон. В этом стоне Глебу почудилось скорее удивление, чем боль, но, тряхнув головой, он мистическое наваждение отогнал.
Дверь в месте попадания заметно деформировалась, правда, герметичности конструкция не утратила. Глеб с досады даже пристукнул рукояткой по неуступчивой перегородке. Снова, только тише, раздался знакомый уже звук. Но это было все, чем груда инородного металла смогла отреагировать на действия землянина. Глеб со злостью развернулся, ударившись головой о низкий потолок, и отправился восвояси.
В общем-то, он понимал, что все сделал правильно. Расстреливать дальше боезапас не имело смысла. Наверняка за первой перегородкой стоит такая же вторая, и застрять перед ней с разряженным пистолетом значило перечеркнуть все предыдущие усилия. Тысячелетний же опыт предков говорил Глебу, что оружие надо всегда держать под рукой и в рабочем состоянии. Еще неизвестно, чем эта сонная, на первый взгляд, планета, окажется на самом деле.
Вернувшись в шлюп, Глеб ревизовал имеющиеся запасы еды и питья. При экономном подходе тех хватало на пару месяцев. Если в течение месяца за ним не придет спасательный борт, то ключи к выживанию Глебу придется искать самому, и на дневной стороне этого мира. Пока же он выбрал выжидательную позицию.
Перед тем как забраться в скафандр, чтоб стало чуть теплее, Глеб открыл аптечку и сделал себе недельную сонную инъекцию. Неделя сна на ресурсах организма, потом легкий перекус и снова инъекция – так с минимальным расходом провианта Глеб хотел убить месяц. Если и после четвертой фазы сна помощь не придет, то глубокий рейд на дневную сторону планеты будет уже неизбежен. На этой мысли Глеб отключился, и первым, что он увидел во сне, был зимний сибирский лес.
Туда, где вечный день
Месяц медикаментозного сна, пусть и с короткими перерывами на прием пищи, давал о себе знать – Глеба штормило, как в сильном похмелье. Особой горечи этому похмелью добавляло еще то, что четвертое пробуждение стало таким же одиноким, как и все предыдущие. Увы, не сбылась его надежда очнуться на каком-нибудь транспортнике, где бывалый пилот подаст руку и скажет: «Ну, привет, потеряшка!».
Глеб, пошатываясь, вышел из шлюпа. В таком состоянии он идти не мог, поэтому взял некоторое время на то, чтобы прийти в себя. Второй костер, так же сложенный из остатков спрессованного мусора, был сейчас еще одним «живым существом» в этом безмолвном мире. Глеб отрешенно смотрел на языки токсичного пламени и вспоминал теплое земное солнце. Когда костер прогорел, землянин присыпал пепел песком и неуверенно поднялся.
Скафандр с наполовину опустошенной батареей так же оставался на нем, а в заплечном ранце лежали аптечка, горелка и весь запас воды и питья. На поясном креплении висел пистолет, и Глеб, коснувшись его рукояти пальцами, получил в ответ микрозаряд уверенности. Пилот двинулся привычным уже маршрутом: через «ромб» в царство вечного дня…
Пожалуй, пустыня страшна не только изнуряющим зноем и отсутствием воды, – этим она пытается убить тело путника. А вот однообразием своих пейзажей она стремится подорвать дух всякого, кто бросает ей вызов. Так и Глеб с усиливающейся тоской смотрел на бескрайнюю равнину с редкими и невысокими наплывами песка и россыпями камней. Он уже плохо ориентировался в пространстве и времени, и лишь цепочка его следов являлась неким обратным азимутом для движения вперед. Конечно, в скафандре имелся и встроенный хронометр, и компас, но Глеб, ради экономии заряда батареи, решил их не включать. Теперь задействование этих приборов уже не имело никакого смысла.
Потребление воды Глеб сократил до минимума. Хорошо, что было совсем не жарко, а непрестанный ветер давал еще и иллюзию свежести. Слабый аппетит тоже не мучил организм выбросами желудочного сока – сказывалось общее подавленное состояние. Пожалуй, если б на Глеба сейчас вдруг выскочил невесть откуда взявшийся тираннозавр, то пилот был бы рад и такой встрече: хоть какое-то разнообразие! Да и шансы против выстрела из пистолета у грозы мелового периода имелись нулевые.
Иногда воображение рисовало Глебу миражи: он то слышал гул посадочных двигателей, то видел в песках очертания спасательных шлюпов. Эти звуки и видения быстро растворялись, а землянин все шел и шел дальше, делая лишь короткие привалы для сна и приема пищи. Так, в неизвестный день и час своего путешествия, Глеб наткнулся на первый каменный вырост, что козырьком торчал из поверхности земли. Потом таких геологических образований стало на пути встречаться все больше и больше. И у одного такого каменного гребня Глеб обнаружил костяк неизвестного существа.
Судя по размеру, это были останки то ли карлика, то ли ребенка. Кости нижних конечностей относительно туловища выглядели очень короткими, зато верхние были неестественно, по-обезьяньи длинны. Из тощей грудины скелета справа и слева выходили еще два отростка – похоже, пара средних конечностей, которые атрофировались в процессе эволюции. По местоположению малых костей Глеб установил, что руки у этого существа заканчивались трехпалыми кистями, а вот ступни, напротив, были цельными и без пальцев.
На округлом – размером с ручной мяч – черепе скелета имелось два отверстия в центре лицевой части, а в щели под ними, по всей видимости, ротовой, виднелись острые продольные пластинки. Челюстей в привычном понимании не было. В верхней же части черепа располагались какие-то сросшиеся между собой глазницы. И еще одним визуальным отличием от человека стала не трубчатая, а слоистая структура у костей чужака.
Глеб, присыпав останки песком, захоронил их тут же, под естественным каменным укрытием. Потом он натаскал камней и сделал над могилой небольшой курганчик. Вспомнив, что умерших в древности поминали едой и питьем, Глеб наскоро перекусил. Хоть торопиться ему было некуда, но и задерживаться рядом с чужой смертью не хотелось тоже. Землянин побрел дальше и вышел наконец к невысокой и прерывистой горной гряде, что растягивалась на всю линию горизонта.
Пещерный человек
Скупой всегда платит дважды, поэтому Глеб все же активизировал оптическую систему, встроенную в шлем скафандра. Это съело часть заряда батареи, зато пилот смог рассмотреть новые элементы рельефа в достаточном приближении. В самой высокой своей точке лежащие перед ним горы не превышали и ста метров. Скорее их можно было назвать каменистыми холмами, только с довольно крутыми склонами. И сами сглаженные ветрами стены, и их подножия выглядели совершенно безжизненными, но благодаря электронной оптике Глеб смог на отдельных каменных «фасадах» разглядеть чернеющие пятна пустот. Это были входы в пещеры, за которыми могли скрываться как опасность, так и шанс на спасение. К ближайшему такому пятну Глеб и направился, держа оружие на изготовку.
Не доходя пары десятков шагов до пещеры, Глеб остановился, подобрал с земли небольшой камень и бросил тот в черноту прогала. Эту уже ранее опробованную с «ромбом» манипуляцию пилоту пришлось повторить еще трижды. Глеб рассчитывал, что невидимый снаружи враг, если таковой скрывается сейчас во мраке, обнаружит себя сам, чем облегчит задачу собственной нейтрализации. Если же хозяева пещеры разумны и неагрессивны, то они броски камнями смогут расценить как предупредительные сигналы.
Но пещера не подтвердила и не опровергла ни ту, ни другую версию. Она молчала, она проглотила эти камни, не выпустив из себя ни единого звука. Глебу оставалось только одно: идти в черноту и неизвестность самому, первому делать ход, надеясь, что тот не окажется началом цугцванга!
Выставив вперед левую руку с горелкой и положив указательный палец правой на курок, землянин осторожно вошел внутрь. Глебу повезло: пещера была узкой, как пенал, и пламени горелки хватило даже на освещение ее стен. Но эта полость в горной породе оказалась пустой и без признаков чьего-либо присутствия.
Пилот расположился рядом со входом, куда еще добивал рассеянный наружный свет, и выложил из ранца весь свой провиант. Если пищи оставалось еще больше половины от стартового запаса, то питья едва на треть. Поясная фляжка была полна, а вот в основном контейнере жидкость плескалась уже на донышке. И это при том, что воду Глеб, как ему казалось, успешно экономил на протяжении всего пути. Конечно, некоторый процент влаги содержался и в самой пище, но от грозящего организму обезвоживания это спасти не могло.
Глеб сделал глоток из фляжки и прислонился спиной к почти ровной каменной стенке. «Где же мне искать воду в этом высушенном ветрами мире?» – устало подумал пилот, закрывая глаза. Ему вдруг неодолимо захотелось спать. Темнота брала свое, ведь предыдущие короткие сны на свету не давали мозгу полноценного отдыха. И Глеб, перестав сопротивляться, провалился в черную пелену без образов, без запахов и слов…
Сколько он проспал, было неизвестно. Его пожитки лежали нетронутыми на том же месте. Это означало, что здесь он по-прежнему один, так как никто не воспользовался его сном ни для нападения, ни для кражи. Глеб энергично растер лицо и поднялся. Внезапно он ощутил какое-то дуновение из глубины пещеры, и этот еле уловимый ветерок был прохладным, а самое главное – чуть-чуть влажным!
Глеб зажег горелку, перехватил поудобней пистолет и пошел в дальний конец своего обиталища. Там пещера, сужаясь, переходила в узкую наклонную галерею, и пилоту, чтобы спуститься по ней, пришлось согнуться в три погибели. Это неудобство вскоре воздалось сторицей: Глеб вышел к маленькому и неглубокому подземному озерцу. Вода в нем была настолько прозрачной, что даже слабого света от горелки хватало, чтобы рассмотреть на дне самые мелкие камушки.
На радостях Глеб вернулся обратно, вылил в себя остатки воды из контейнера и открыл аптечку. В пустой теперь контейнер он положил таблетку комплексного обеззараживателя и уже с ним вновь спустился по галерее. Наполняя емкость горной влагой, Глеб заметил, что стены этой водосборной каверны были словно оплеваны. Белесые продолговатые «плевки» висели повсеместно, на высоте до полуметра от поверхности озерца. Лишь при ближайшем рассмотрении он убедился, что это стены сводов облюбовали здешние насекомые, схожие по форме и строению тел с земными слизнями. За какими-то своими физиологическими надобностями эти слизни выползали из водной среды и надолго оставались на камнях. И пока Глеб был у озерца, несколько таких слизней отпали от стенок и с тихими бульками ушли обратно под воду.
Пещерная вода оказалась солоноватой, но вполне пригодной для питья, на манер негазированной минералки. Настроение у Глеба резко поднялось, ведь он нашел и воду, и местную форму пусть примитивной, но все-таки жизни! Теперь, когда костлявая рука жажды ослабила хватку на горле землянина, ему можно было спокойно продолжать свой путь через горы. По крайней мере, пока не закончится пища. Да и последнее тоже перестало казаться проблемой. Из академического курса по выживанию Глеб помнил, что низшие формы жизни на кислородных планетах, как правило, богаты белком. Но развивать эту мысль дальше ему не хотелось, чтобы не сбить неаппетитными картинками столь долгожданный душевный подъем.
Горы зовут
И глаза, и оптика Глеба не обманули – эти невысокие горы не представляли собой единую цепь с выраженным центральным хребтом. Напротив, они являлись разрозненными выходами на поверхность окаменевших пород. И казалось, что их породило не столкновение могучих тектонических плит, а хаотичные щипки ребенка-великана, которого легкомысленные родители оставили без присмотра в планете-песочнице!
Альпинистского снаряжения у Глеба не было, да оно и не требовалось. Между горными грядами встречались пологие перешейки высотой в человеческий рост, а то и вовсе сплошные разрывы, занесенные песком. Путешествие по этим то ли горам, то ли холмам не шло ни в какое сравнение с его тренировочными восхождениями на Земле и больше походило на бродилку в детском лабиринте.
Исследуя новые склоны, Глеб нашел еще несколько пещер. Некоторые из них были водоносными, так же как и самая первая, а другие – с пустыми озерными чашами, на дне которых лишь точечно белели высохшие оболочки, оставшиеся от слизней. Последнее стало для Глеба неприятным открытием того факта, что подземные озера нестабильны. Вывод из этого землянин сделал единственно верный: встречающиеся пещеры с водой он начал метить у входа крестообразной кладкой из камней. Глеб понимал, что обратный путь к шлюпу весьма вероятен, и наличие источников воды будет иметь тогда, впрочем, как и сейчас, первостепенное значение для выживания.
Вскоре пилот наткнулся на еще одни останки. На этот раз – человеческие! Скелет неизвестного предшественника лежал у подножия склона: над песком проступали только крупные его кости и верхушка черепа. Между выбеленных ребер торчала какая-то серая ветошь, но при попытке Глеба очистить ее от песка та рассыпалась в пыль. Землянин опустился рядом, не в силах оторвать взгляд от страшной находки…
У людей молодых и здоровых своеобразное отношение к смерти: она как бы есть, но ее как бы и нет. Глеб лишь сейчас осознал весь ужас своего положения, ведь ни мертвый чужой корабль, ни останки странного существа не произвели на него такого гнетущего впечатления, как скелет соплеменника! Этого несчастного здесь тоже когда-то забыли и бросили, не пришли за ним, не помогли. Пилот смотрел в пустые глазницы черепа и видел, как в их черноте гаснут мечты о дальнем космосе и о новых планетных системах, которые назовут его, Глеба, именем.
«Это ж надо, первый же неучебный полет закончился нештаткой! – пожалел сам себя Глеб и горько пошутил вдогонку: – И никто не узнает, где могилка его».
И действительно, что же тогда стряслось? Их «Пегас», конечно, был видавшим виды транспортником, но не настолько уж старым, чтобы «дать течь» в трех десятках астрономических единиц от ближайшей ремонтной базы. Может, виной тому стал метеорит? Но столкновения Глеб точно не помнил. Впрочем, бортовые компенсаторы могли погасить удар… Атака неведомых врагов? Откуда они могли взяться? И почему не сработала охранная система «Пегаса»?
Вопросы без ответов роились в голове Глеба, чем немного отвлекали его от упаднических мыслей. Нужно было еще чем-то занять руки, и пилот прогреб в песке продолговатую яму на том месте, где только что сидел. В эту рукотворную траншею он аккуратно переложил человеческие останки. Кости оказались очень легкими, почти невесомыми, словно бы этот мир забрал из них все, что только смог. Рядом в песке еще обнаружились коричневатые ошметки, по всей видимости, от одежды или от обуви, но по ним было решительно невозможно пролить свет на судьбу несчастного.
«Ну вот, теперь у меня есть свое кладбище. Только могилки проведывать неудобно из-за большого разброса по площади», – продолжил шутить про себя землянин, хотя от бессилия ему хотелось выть. Глеб и вправду чуть было не закричал, но в последний момент сдержался, и не выплеснувшиеся вовремя эмоции тотчас переродились в свинцовую угрюмость. Пилот встал, стряхнул из складок скафандра песок и пошагал дальше, насилу давя подошвами чужую землю.
«Где-то должны быть его вещи. Скафандр там, шлем или какой-никакой походный инвентарь. Не мог же он умереть как голый человек на голой земле! – так размышлял Глеб, пока до него не дошло, что он смотрит на судьбу покойного исключительно под углом своей собственной истории. – А что если он сюда вообще не прилетал? Что если эта планета для него родная, и он никакой не пилот, а просто турист, отставший в горах от группы?.. Или все же он солдат, который пал на войне с теми странными карликами? Нет, для войны тут слишком мало трупов. Скорее уж здесь имела место дуэль. Правда, непонятно, кто из нее вышел победителем, ведь обоих в итоге убило время».
Пытаясь понять природу этих двух смертей, Глеб снова загнал себя в логический тупик, но, с другой стороны, он сделал простой и очень обнадеживающий вывод: там, где есть человеческие останки, там должны быть и люди!
Дыра в небесах
Гористая полоса закончилась, уступив место очередной равнине. Только теперь это песчаное море изредка разрывалось довольно крупными каменными островками. На каждом таком скальном выступе можно было спокойно посадить шлюп, а на некоторых хватило бы места и для загадочного «ромба» с сумеречной полосы.
Глеб спрыгнул с края каменного перешейка и по щиколотки увяз в песке, который здесь был рыхлее того, что лежал в проходах между гор. Конечно, сказалась еще и выросшая полезная нагрузка у путника: перед выходом на равнину землянин основательно пополнил запасы питьевой воды, задействовав не только основную емкость и фляжку, но и освободившиеся пищевые контейнеры.
Приноравливаясь к податливому грунту, Глеб сделал несколько шагов по направлению к намеченному ориентиру – ближайшему каменному островку. Но тут стало происходить что-то невообразимое. В воздухе словно запели тысячи тончайших невидимых струн. Их звук стал проникать прямо в мозг, и Глебу почудилось, что каждая клеточка его тела сейчас вибрирует, пытаясь подобрать заданную этими струнами волну. Он будто сам стал некой частотно-волновой переменной. Пилот не мог уже пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой, и животный ужас стал приступами паники накатывать на его сознание. Но как только тело Глеба вошло в резонанс с внешним колебанием, то звук невидимых струн исчез, а вместе с ним ушел и безотчетный страх.
Мир стал до головокружения четким и резким. Это состояние длилось ничтожно малое время, но своими донельзя обострившимися чувствами Глеб смог его зафиксировать, смог удержать картинку в голове. А потом эта картинка разом распалась на мириады мельчайших треугольников. Как будто огромное стекло, через которое ты смотришь на мир, в момент треснуло от одного выверенного удара иглой, что пришелся в самую слабую точку прозрачного полотна.
Теперь уже эти бесчисленные треугольники стали мерцать и дрожать на своих местах, как только что вибрировало тело землянина. Их колебательная активность все нарастала и нарастала. Когда мерцание треугольников достигло пика, они стали чернеть, и Глеб вспомнил рассказы опытных звездолетчиков про то, что у глубокого черного цвета есть множество различаемых оттенков. Теперь он все это видел сам.
Хоть кругом был только калейдоскоп из яркого и пестрого мрака, Глеб отчетливо осознавал, что стоит сейчас на песчаной равнине неизвестной планеты. Но при этом он каким-то другим чувством понимал, что находится в данный момент везде – в каждой существующей точке пространства и времени. Словно вся масса и энергия мироздания снова собираются в некую сингулярность и ждут только его, Глеба, как последний недостающий компонент. И в этот миг землянин ощутил такой восторг, с которым по силе не могло сравниться никакое плотское, душевное или интеллектуальное наслаждение. Это было сродни постижению смысла жизни – смысла, который не нужно ни описывать, ни объяснять!
Как всегда, все необычное имеет свойство быстро заканчиваться. Напряжение, пронизывающее окружающий мир, разом спало. Исчезли и треугольники, и их завораживающая черная палитра. Вернулись цвета былые: серый у неба, желтоватый у песка и бурый у скал. Вся картинка как-то потускнела и съежилась, будто бы у глаз Глеба, как у оптического прибора, снизили в настройках разрешающую и цветопередающую способности.
Как вкопанный Глеб стоял на месте еще какое-то время, пока у него нестерпимо не заныло под ложечкой. Пилот сел прямо на песок и, без всякого зазрения совести, совершил незапланированный перекус. Еда показалась Глебу совершенно безвкусной, зато желудок, получив заправку, успокоился и занялся своим непосредственным делом.
Мозг же землянина тщетно пытался переварить происшедшее и дать тому хоть какое-то объяснение. Конечно, в академии Глеб изучал и космологию, и астрофизику, но там при подготовке пилотов гораздо больше внимания уделялось развитию навыков управления кораблями основных типов, а также психофизиологической устойчивости курсантов. Пилот ведь совсем не физик-теоретик, создающий по новой модели мультивселенной на дню. Нет, он практик, от умелых действий которого зависят жизнь экипажа и пассажиров, правильность маршрута, сохранность груза и так далее по инструкции. Вот и сейчас память Глеба выдавала лишь шаблонные ассоциации на то, чему, возможно, еще не было определения ни в одном учебнике космологии.
Каждой твари по паре
Так уж устроен человек, что когда его знания и ум никак не могут объяснить случившееся, то психика рано или поздно запустит внутренние защитные механизмы. И это приведет к тому, что дальнейшие мысли и действия в области НЕПОНЯТОГО начнут отторгаться, вызывая лишь раздражение и усталость. А то и вовсе разум может пойти на самообман: мол, не было ничего такого, мол, все привиделось или приснилось. Вот так и Глеб не мог уже больше думать ни о звенящих струнах, ни о мерцающих треугольниках, а хотел только добраться до подходящей пещеры, чтоб завалиться там спать.
К счастью, пещера в ближайшем скальном островке оказалась пустой и водоносной. Глеб снял шлем и растянулся на ее каменном полу, подложив руки под голову. Сон почему-то не шел, хотя ни о чем другом пилот сейчас и не помышлял. Глеб чувствовал себя каким-то наэлектризованным телом из школьного опыта по физике и терпеливо ждал, когда это малоприятное состояние пройдет. Но усталость и темнота все же взяли свое, и землянин уснул.
Его сон стал продолжением истории про зимний сибирский лес. В нем Глеб теперь был охотником, выслеживающим маленького пушного зверька с ценным мехом. Ему с трудом удалось загнать чудную зверушку на высохшую ель, редкая хвоя которой уже не могла спасти жертву от меткого выстрела. Глеб задержал дыхание, прицелился и… почва вдруг поползла у него из-под ног! Метровые сугробы стали почему-то темнеть, наливаясь неестественной чернотой. Глеб догадался, что это снег пропитывает идущая снизу вода. Видимо, на этом участке леса в теплое время года находилось болото. Но почему вода начала таять, когда кругом стоял трескучий мороз? И почему от нее не шел пар? И почему не появлялась ледяная корочка на поверхности? Глеб тонул в этих вопросах и в подступающей темной воде, которая все прибывала и прибывала. Он, стоя уже по горло, бросил отчаянный взгляд на мертвое дерево и наткнулся на глазки-бусинки того зверька, что заманил охотника в гибельную ловушку. Глеб хотел было крикнуть ему напоследок что-то грозящее и обидное, но разом проснулся…
Пилот рывком сел и смахнул со лба холодную испарину. Остатки кошмара уходили, развеиваясь, как утренняя туманная дымка над травой. Но ощущение чужого взгляда не покидало землянина, будто бы зверек из сна все еще смотрел на него с опасливым любопытством своими черными глазками. Задержав дыхание уже наяву, Глеб запустил руку в ранец и бесшумно, как ему казалось, нащупал там горелку. Тусклое пламя осветило пятачок спального места и немного разредило мрак у противоположной стены. Вот из полосы этого самого мрака и раздалось отрывистое шипение, а потом неясная тень метнулась вглубь пещеры!
Глеб поднялся на ноги, перевел пистолет в режим малой мощности и в свете горелки осторожно спустился вниз по пещерной галерее. Там, у кромки воды, подогнув маленькие ноги, сидело странное создание. Одного взгляда Глебу хватило, чтобы понять, чьи останки он нашел тогда под каменным выступом. То был скелет точно такого же существа!
Ростом чужак был не больше метра, и все его тело полностью покрывала короткая серая шерсть. Длинные руки пришельца заканчивались трехпалыми кистями, а с боков его тощей грудины выпирали еще небольшие выросты, так же густо поросшие шерсткой. Ступни же создания походили на слегка вытянутые вперед копытца. Голова – круглая как мяч – не имела ни ушных раковин, ни слуховых отверстий, лишь две дыхательные дырочки в центре, а под ними щель узкого рта. Но самым необычным и пугающим на лице незнакомца были его глаза – белесые бельма, сросшиеся между собой на манер символа бесконечности. Глеба передернуло от отвращения, когда он попытался всмотреться в это подобие глаз. Но даже при непрямом взгляде Глеб в тусклом свете горелки различал, что глаза существа пусть несильно, но меняют яркость. Пару раз землянину даже показалось, что чужак моргнул, хотя ни век, ни чего-то им подобного на заросшем шерстью лице не имелось вовсе.
Глеб повернулся вполоборота к выходу, показывая свое намерение подняться наверх, и жестом поманил незнакомца за собой. Наверху пилот подобрал рюкзак и вышел из пещеры наружу. Там он расположился в паре метров от входа и стал ждать, стараясь держать правую руку на поясном ремне поближе к пистолету.
Прошло довольно-таки много времени, пока существо не решилось явить себя на свет. Из пещеры оно выходило осторожно, опираясь на верхние конечности, точь-в-точь как напуганная обезьяна. Это вкупе с шерстью на теле и отсутствием одежды сразу привело землянина к выводу, что он имеет дело с каким-то животным. Впрочем, на данном предположении Глеб решил не акцентироваться, ведь шаблонность восприятия могла сыграть с ним плохую шутку. И действительно, если земные приматы на эволюционном пути к человеку активно избавлялись от волосяного покрова, а сам хомо сапиенс сапиенс быстро обзавелся какой-никакой одежонкой, то это еще не означало, что высший разум всегда и везде должен проявлять себя именно так. В конце концов, кто доказал, что одежда является обязательным признаком разумности и цивилизованности ее носителя, а наличие шерсти на теле – обратным?
Толмач с пещерного на пещерный
– Глеб, – землянин, четко выговаривая, произнес свое имя и положил правую ладонь на сердце.
Спустя пару секунд приветственный ритуал был повторен, и Глеб замер в ожидании ответной реакции. Существо дважды, тоже с секундным интервалом, приложило трехпалую кисть к тощей груди. Вот только при этом оно не издало ни звука. Глебу лишь опять показалось, что чужак как будто моргнул своими сросшимися бельмами.
– До-ре-ми-фа-соль-ля-си, – пропел землянин, а потом повторил названия нот снова, но уже с подчеркнутой артикуляцией. На что в ответ донеслось то самое отрывистое шипение, которое Глеб уже слышал в пещере. Это был звук выталкиваемого воздуха, что проходил через ротовую щель существа, при этом нижняя часть его лица оставалась совершенно неподвижной.
По всему выходило, что у шерстяного визави нет ни голосового аппарата, ни органов слуха в привычном для человека понимании. Нет, мозг чужака наверняка и принимал, и испускал некие волновые колебания, иначе как бы они общались в своей среде. Но только как землянин мог определить нужные частотные характеристики, а тем более их генерировать?
Мысль про инопланетную обезьяну снова закралась в голову Глеба, но как бы там ни было, контакт в форме приручения – это тоже контакт. Если полноценный обмен информацией с объектом имел ряд ограничений, то следовало искать общие для сторон точки, от которых потом можно будет оттолкнуться при построении диалога. Для этого как нельзя лучше подходили язык жестов, элементарная математика и основанная на ней такая же элементарная логика.
– Извини, брат, но пока я не знаю твоего настоящего имени и буду называть тебя Шептуном, – на этих словах Глеб выложил на песок перед собой два одинаковых пищевых бокса. Потом он неспешно дотронулся до каждого из них, показал Шептуну два пальца и медленно кивнул головой. В ответ чужак выковырял из песка два камушка, положил их перед собой и, так же кивая, изобразил на пальцах «галку-викторию».
Воодушевленный успехом, Глеб доложил в ряд третий пищевой контейнер, снова показал два пальца и помотал головой из стороны в сторону. Шептун повторил это же упражнение с помощью камней, но в конце еще добавил сверх требуемого: он полностью развернул трехпалую кисть и сделал утвердительный кивок круглой головой.
«Сам ты животное, сам ты обезьяна», – обругал себя Глеб, впрочем, злость его была напускной. Наоборот, все складывалось очень даже неплохо. Теперь, когда у них в общем знаменателе числились и начальная арифметика, и жесты, обозначавшие «да» и «нет», можно было переходить к вопросам посложнее. Бескрайний графический планшет из песка находился в полном их распоряжении, и Глеб, не теряя времени и бдительности, начал чертить на нем пальцем…
Оказалось, что Шептуну были известны и правило золотого сечения, и число пи. Благодаря последней константе Глеб выяснил, что их цивилизация использует троичную систему счисления. Троичный ноль в ней обозначался точкой, троичный плюс – наклонной снизу вверх, а троичный минус – наклонной чертой сверху вниз. По правде, Глеб не был большим специалистом в этих сферах и из истории смутно припоминал, что троичная логика имела когда-то серьезный потенциал для создания на ней систем искусственного интеллекта и квантовых компьютеров. Но почему-то сотни лет назад на Земле окончательно и бесповоротно победил двоичный код. А сами люди за это время уже и привычную им десятичную систему стали забывать, ведь зачем считать в уме и запоминать данные, когда любые информатории и вычислители находятся в постоянном доступе.
Постепенно контактеры приближались к главному – ответам на вопросы: кто ты? откуда? и как давно здесь? Глеб нарисовал на песке Солнечную систему, где третью планету от звезды обвел квадратиком. Шептун в ответ начертил планету в системе двойной звезды. Счет по рисункам был один-один, точнее ноль-ноль, так как к пониманию местоположения чужих миров они не приблизили ни того ни другого. Глеб не стал опускать руки и схематично изобразил Млечный Путь. Шептун рядом нарисовал его близнеца – такую же спиральную галактику. Глеб все еще не сдавался и написал галактические координаты Земли. Шептун взглянул на абракадабру землянина и отрицательно помотал головой.
Бодро начавшийся контакт, по всей видимости, заходил в тупик. Но тут инициативу на себя взял чужак. Он отошел подальше и начертил на песке здоровенный круг, больше своего роста. Потом он положение этого круга отметил крестиком на одном из рукавов в рисунке своей галактики. Глеб не сразу, но понял, что речь идет о некой звезде-сверхгиганте, видимо, самом крупном объекте в исследованных их цивилизацией секторах космоса. Идея Шептуна привязаться к очень большому ориентиру была, в общем-то, здравой, но вот только счет известных землянам сверхгигантов уже шел на сотни. И, к стыду своему, Глеб не помнил в точности параметры массы и светимости даже крупнейших из этих суперзвезд, а ударять в грязь лицом перед инопланетным коллегой не очень-то хотелось. Теперь черед мотать головой наступил у землянина.
Глеб уже догадался, что видит перед собой пилота из ромбовидного корабля и что это схематическое изображение их биологического вида нанесено там на наглухо задраенную перегородку. И как никогда ранее, он ощутил всю беспомощность человека, когда у того нет под рукой компьютеров, голографических навигационных карт и роботов-помощников.
А космос, с его непостижимыми, чудовищными, нечеловеческими пространствами, равнодушно взирал на двух носителей разума, копошащихся в песках всеми забытой планеты. Глеб чувствовал спиной этот холодный, пустой, растворяющий в себе без остатка взгляд. Что же чувствовал сейчас Шептун, было известно только тому же космосу.
Разговоры и разносолы
Контакт, даже такой половинчатый, оказался делом выматывающим, и Глебу нужно было подкрепиться. В его рюкзаке, кроме контейнеров с нормальной едой, имелись два тюбика с пищевым концентратом в виде геля, перенасыщенного жирами и углеводами до состояния калорийной бомбы. Глеб берег этот неприкосновенный запас на крайний случай, и вовсе не из-за вкусовых качеств: ими-то гель как раз не отличался. Нет, пищевой концентрат служил средством для выживания. Когда ты был обессилен или ранен, когда не мог не то что приготовить, а разжевать пищу, то пара глотков этой смеси возвращали и силы, и желание жить, и способность за свою жизнь бороться.
Завершение первого раунда их с Шептуном полевых переговоров нужно было чем-то скрепить, а строение ротовой полости у последнего свидетельствовало об ограничениях в приеме твердой пищи. Поэтому Глеб и решил разориться на гель. Землянин в лучших традициях Средневековья сначала выдавил небольшую порцию себе в рот, а потом передал тюбик Шептуну, показывая жестами, мол, делай как я. Чужак с недоверием, принюхиваясь, принял угощение. Наконец он запрокинул круглую голову и с характерным всасывающим звуком сделал пробу, после чего вернул тюбик землянину. Дегустация чужой еды на поведении Шептуна никак не отразилась: тот по-прежнему сидел неподвижно, словно прислушиваясь к самому себе.
«Чем ты питался здесь?» – жестами и рисунками на песке спросил Глеб. В ответ чужак сначала указал на вход в пещеру, а потом нарисовал что-то типа миски с редко заштрихованной водой. Один из штришков он обвел кружком и сделал выноску, а уже на свободном месте крупно и узнаваемо изобразил озерного слизня.
– Да, скоро я тоже перейду на белковую диету, – кивая и похлопывая по рюкзаку сказал Глеб, хоть и понимал, что Шептун его не слышит. Все-таки человеческая привычка проговаривать информацию вслух, когда собеседник находится рядом, оказалась сильнее здравого смысла.
И тут Шептун, что был совсем не резок в движениях, вдруг дернулся, как от удара током, и начал что-то быстро-быстро чертить на песке. Вскоре все пространство перед входом было испещрено точками, наклонными черточками и рисунками в его исполнении. А закончился этот приступ активности так же внезапно, как и начался: не дорисовав какую-то схему, инопланетянин завалился на бок и замер в нелепой позе и с оттопыренным пальцем.
Глеб не на шутку перепугался, но когда стал приводить чужака в чувство, то убедился, что тот дышит. К счастью, это была не смерть, а отключка сродни обмороку. Землянин осторожно взял на руки легкое тельце и отнес в пещеру. Там он его уложил, оставив у изголовья инопланетянина открытый контейнер с водой.
Пищевой концентрат, сыгравший с Шептуном злую шутку, на Глеба же подействовал как надо: прилив сил требовал скорейшего их применения. Землянин принялся изучать «живопись», оставленную на песке маленьким шерстяным созданием. Прерывистый частокол троичных записей Глеб решительно пропускал, а вот рисунки и схемы разглядывал очень внимательно.
История Шептуна, поведанная тем в картинках, была печальна. Гигантский астероид, столкновение с которым само по себе – вселенская катастрофа, изменил орбиту их родной планеты. Хрупкое равновесие в системе двойной звезды нарушилось, и светила своими гравитационными полями довершили гибель обитаемого мира. Шептуну в числе немногих удалось спастись: вместе с еще одним соплеменником он улетел на ромбовидном корабле. Возможно, что из-за глобального катаклизма навигационная система корабля повредилась еще в момент старта. И в итоге, проблуждав в космосе и израсходовав значительные запасы топлива, они посадили «ромб» на первую подходящую планету.
Через какое-то время Шептун с напарником выбрались на разведку: на рисунке было видно, как они перемещаются на дневное полушарие. А далее уже шли зарисовки со знакомыми Глебу пейзажами: каменные козырьки наростов, низенькие горы, скальные островки. Следовало признать, что у Шептуна имелись изобразительные способности, но вот последний, незаконченный рисунок ему не удался совсем. Глеб так и не смог понять, что перед ним – волнующееся море или пыльная буря? Возможно, элементы того, что хотел отобразить в картинке Шептун, были настолько малы, что сухой песок просто не мог этого передать, а разваливался и рассыпался. Что ж, для уточняющих вопросов оставалось только дождаться, когда инопланетный художник придет в себя, а пока и сам Глеб был не прочь прикорнуть.
Время в безвременье
Когда Глеб проснулся, Шептуна в пещере не было. Воды в контейнере, что оставлял землянин, на глаз убыло прилично. Глеб умылся ее остатками и вышел на свет. Чужак снова что-то чертил на песке, только на этот раз уже с присущей ему неторопливостью.
Глеб кивнул Шептуну и жестом пригласил перейти на свободное от рисунков место. Там он изобразил схему простейшей планетной системы: одна звезда, одна планета. Потом, стирая и перерисовывая малый кружок на новом месте, Глеб показал полный оборот планеты вокруг звезды. Когда Шептун утвердительно кивнул, землянин крупно написал рядом со схемой «365». Далее Глеб вокруг кружка планеты обвел замыкающуюся стрелку и написал «1». Когда Шептун понял, что от него требуется, то ушел к таблице, где ранее Глеб уже изобразил арабские цифры и соответствующее им количество черточек, а также принцип разрядности. Чуть погодя Шептун переместился к схеме родной системы и над ней геометрически выверенным шрифтом написал «411».
Теперь нужно было перескакивать в самое начало и как-то определяться с базовой единицей времени. Тут Глебу снова пришлось тратить драгоценный заряд батареи и выводить на стекло шлема секундный таймер с обнулением и автоповтором. К счастью, собеседник ему попался весьма толковый, и долго гонять электронную цифирь не пришлось.
Шептунская секунда оказалась в полтора раза длиннее земной. Оборот вокруг собственной оси их планета делала примерно за тридцать земных часов, но деление на времена суток у соплеменников Шептуна было весьма специфичным из-за наличия двух солнц. Глеб не стал глубоко вдаваться в эти нюансы, а просто условился, что два их года примерно соответствуют одному на Земле.
Глеб снова пригласил Шептуна перейти на новый, девственный, не тронутый записями участок песка. Там он крупно нарисовал зарывшийся «ромб», а в нем двух человечков с подчеркнуто длинными руками и короткими ногами. Правее Глеб продублировал такой же «ромб», но уже пустой, а двух гуманоидов специально вынес за контур корабля. Потом он обвел эти два рисунка одной линией, над которой написал «411». Шептун кивнул и ушел к таблице соответствия. Когда он вернулся, то стер «411» и написал «2997». Глеб перевел это число в уме и невольно присвистнул.
Далее разговор продолжился в новых картинках и жестах, перевести которые на человеческий язык можно было так:
– Почему так долго не выходили из корабля?
– Здешний воздух. Впускали и дышали. Больше. Потом еще больше. Быстро нельзя. Иначе смерть.
– А средства защиты, скафандры?
– Невозможно. Повреждение корабля.
– Почему не улетели сразу?
– Невозможно. Повреждение корабля.
– Но я видел от него свет!
– Внешний контур. Не связан с внутри. Теперь пустой. Совсем пустой.
– Где мы находимся?
– Неизвестно. Повреждение корабля.
– Как вы вышли наружу?
– Ручное управление.
– У вас есть оружие?
– Оружие – корабль. Повреждение корабля.
– Проблема только в воздухе?
– Не только. Пить. Совсем мало.
– А запасы пищи?
– Есть. Много не надо.
– Как вы общаетесь друг с другом?
– Мысли.
– Что стало с твоим напарником?
– Мы потерялись.
– Давно?
– Нет. Совсем нет.
– Что произошло? Как это случилось?
– Необъяснимое. Темнота.
Под последним Шептун, видимо, имел в виду то же или подобное тому явление, свидетелем которого стал Глеб, когда спустился с гор на равнину. Землянин не был до конца уверен, что все ответы Шептуна он понял правильно. Имелся повод и для сомнений в правдивости выданных инопланетянином сведений. Конечно, Глеб учитывал, что время для соплеменников Шептуна субъективно течет быстрее, чем для человека, но и безвылазно просидеть столько в сломанной металлической коробке – это было выше его понимания!
Глеб интуитивно понимал, что его визави что-то недоговаривает, поэтому информацию о первом найденном скелете решил попридержать. Судя по всему, эти останки как раз и принадлежали недавно потерявшемуся напарнику Шептуна. Но за такой короткий срок превратить труп в чистый костяк могла только очень агрессивная среда, каковой здесь не наблюдалось. Значит, смерть эта случилась давно, а ее подлинная причина либо Шептуну неизвестна, либо им умалчивается. Самым безобидным вариантом стала бы естественная выработка инопланетным организмом ресурса, но и вероятность убийства или самоубийства тоже полностью исключать было нельзя.
Мог ли между Шептуном и напарником вспыхнуть конфликт, например, из-за остатков походной воды? Вполне. Мог ли Шептун в пылу борьбы нечаянно убить своего товарища? Да запросто. Не так давно люди на Земле убивали и за меньшее. Что ж, убийство по неосторожности можно было считать одним из рабочих вариантов. Впрочем, это так же могло быть и убийство по умыслу, как следствие давно длящейся ссоры или взаимной неприязни. Тем более что обстановочка для одичания на этой планете имелась самая подходящая.
Грешным делом, Глеб даже подумал о каннибализме: что они могли схватиться друг с другом в приступе голода, где в итоге победил сильнейший. Но, вспомнив строение ротовой полости у Шептуна, он это дикое предположение тут же отмел. Так чисто обглодать кости не смог бы и волк с полным набором зубов в пасти, не то что он со своей свистулькой.
Убийцы так себя не ведут
Гадай не гадай, а несоответствие времени пропажи гуманоида состоянию его же останков не могло не вызвать подозрений. Глеб, перебарывая отвращение, бросил на Шептуна долгий испытующий взгляд. Какое-то время тот смотрел в ответ своими неморгающими бельмами, а потом сел на песок, опустил голову и обхватил ее длиннющими руками.
В душе Глеба что-то колыхнулось, такой по-детски беспомощной была поза Шептуна. И тут до землянина дошла простая истина, которую он совершенно упустил при переборе своих криминалистических версий. Истина эта, впрочем, ничего не проясняла и не опровергала, а заключалась только в том, что Глеб здесь ни на минуту не терял внутренней, где-то подсознательной связи с домом. Земля – прекрасная голубая планета, с ее колониями и могучим Космофлотом, который лишь по случайной ошибке еще не забрал отсюда своего пилота, – она не переставала существовать ни в памяти Глеба, ни во мраке космоса. Шептуну же возвращаться было некуда: его родная планета либо превратилась в пояс обломков, либо упала на одну из звезд!
Глеб представил, что творилось на душе у двух астронавтов в корабле-ромбе, когда короткая радость спасения сверзилась в бездонную пропасть отчаяния. И впервые после страха, отвращения, интереса и недоверия землянин испытал к Шептуну и обычное человеческое сочувствие! Глеб тронул его за плечо, помог подняться, а потом «рассказал» про находку у каменного козырька.
Реакция Шептуна стала для Глеба полной неожиданностью: его шерстяной визави рванул в направлении гор – туда, откуда недавно пришел и сам землянин! Со стороны это смотрелось как прогулочный бег в исполнении какого-то орангутанга-дистрофика, потому что субтильный Шептун для передвижения активно задействовал руки.
– Подожди, ты же не знаешь, где! – крикнул ему вслед Глеб и начал спешно собирать рюкзак.
Но Шептун не мог этого слышать, да и сама логика, казалось, отказывала сейчас его математическому уму. Тот продолжал свой нелепый бег, не реагируя ни на что, будто бы там, в горах или за ними, решались вопросы жизни и смерти!
Глеб легко нагнал Шептуна и подстроился под его темп. Так они добежали до гор, где силы все же покинули инопланетянина, и тот свалился на песок. Похоже, физические нагрузки не были у его расы в чести. Глеб тоже подустал, поэтому небольшой перекус не помешал им обоим.
Шептун жадно приник к фляжке с водой, поданной Глебом, и долго не возвращал ту хозяину. А вот энергетического геля он в свою ротовую щель выдавил совсем чуть-чуть. Впрочем, даже этой толики ему хватило, чтобы пройти потом большую часть гористой полосы. Глеб же, подкрепившийся обычной едой из контейнера, бодро шел вторым номером и даже успевал заскакивать в пещеры, где пополнял запасы воды. Вот только делать это пришлось наудачу, так как его крестообразные метки, судя по всему, успело занести песком. Потерять Шептуна из вида он не боялся, ведь спуск с гор был только на равнину с каменными наростами, а там бы Глеб его по-любому увидел и догнал. Хоть медлительный Шептун и не останавливался, он все же сильно уступал в скорости землянину, поэтому их странному тандему распад не грозил точно. Второй привал случился уже на равнине, и Шептун опять больше выпил, чем съел. Воспользовавшись паузой, Глеб предложил ему показать то место, где закопал останки…
Битый час Глеб тщетно искал каменный гребень с пирамидкой, что сам сложил у его основания. Даже если ветер смог разрушить памятный знак, оставленный землянином, то кучная россыпь камней однозначно свидетельствовала бы о месте захоронения чужака. Но ничего подобного не наблюдалось: однотипные гребни торчали из песка, как плавники дельфиньей стаи над водой. Уже не скрывая раздражения, Глеб наугад разворошил песок у нескольких каменных наростов. Успеха ему это не принесло, и теперь уже Шептун имел основание не доверять землянину. И два носителя разума замерли в немой – во всех смыслах этого слова – сцене.
Там их и накрыло шоу мерцающих треугольников номер два. Мир снова зазвенел невидимыми струнами, а их тела стали безотчетно подстраиваться под заданное кем-то извне колебание. Только если на Глеба эти волны оказывали парализующий эффект, Шептун же, напротив, стал всем телом и с широкой амплитудой раскачиваться из стороны в сторону. Несмотря на ступор, землянин даже смог испугаться, что его шерстяной спутник ненароком разобьет себе голову о каменный козырек. Но в этот момент все погрузилось во мрак, переливающийся мириадами треугольных осколков.
Сапожники без сапог
Глеб разминал пальцы рук, костяшки которых успели побелеть. Оказывается, он все это время стоял со сжатыми кулаками. Рядом на песке ничком лежал Шептун, который, похоже, потерял сознание.
Землянин нагнулся, переложил Шептуна на спину и, придерживая круглую голову инопланетянина, осторожно влил ему в ротовую щель немного воды из фляжки. В ответ раздалось булькающее шипение, и спустя какое-то время его спутник пришел в себя. Шептун сел на свои подогнутые ножки и уставился бельмами на Глеба. В эти жуткие гляделки они поиграли примерно с минуту, потом Шептун встал и совершенно по-человечески махнул рукой землянину, приглашая того следовать за собой. Глеб повиновался, он испытывал иррациональное чувство вины…
Перед ними лежала знакомая сумеречная полоса. Конечно, Глеб с самого начала путешествия предполагал, что когда-нибудь вернется в пункт «А», но возвращаться так рано и с нулевыми результатами в его планы не входило определенно! Впрочем, сохранялась надежда, что Шептун проведет землянина в корабль-ромб, а там уж Глеб попробует извлечь для себя что-то полезное.
Шептун по-прежнему шел ведущим, а Глеб чуть позади. По сумеркам они отмахали уже прилично, но ничего даже близко напоминавшего очертания «ромба» им на пути так и не встретилось. Растущая тревога стала наполнять душу Глеба. По его ощущениям, где-то рядом должен был стоять на приколе и родной шлюп, но эти две космические посудины словно сговорились и спрятались, дабы разыграть своих хозяев.
Шерстяной спутник тоже пребывал в растерянности: он часто вертел головой по сторонам, подолгу всматриваясь в сумеречную дымку. Наконец путники почти синхронно остановились, так как дальше простиралась уже непроглядная темень ночного полушария планеты.
Теперь роль ведомого перешла к Шептуну. Глеб жестами объяснил тому план действий: отмотать пару сотен шагов обратно и сначала прочесать сумеречный сектор, что находится по правую руку. Если этот рейд плодов не принесет, то разворот на сто восемьдесят градусов и отработка в противоположном направлении. Разделяться землянин благоразумно не рискнул: потерять друг друга в темноте было делом пустяковым…
Это брожение впотьмах оказалось весьма нелегким занятием. От постоянного напряжения у Глеба болели глаза, а еще в них стояли фантомные пятна, что время от времени играли с землянином злую шутку. Бельма Шептуна к полумраку были приспособлены куда лучше, вот только проку в поисках от этого тоже не добавилось. Увы, и глебовский шлюп, и ромбовидный корабль бесследно пропали!
Глеб, уже на правах главного, объявил привал и перекус. Он не смог нормально разогреть пищевой бокс на горелке: та маякнула прощальным лепестком пламени и погасла. Пришлось есть холодное. Шептун же от еды снова отказался, предпочтя последней воду.
Жуя, землянин поймал себя на мысли, что все возвращается на круги своя. Опять он сидел в сумеречной полосе, только уже без костра и не в полном одиночестве. Все происходило как после развилки в древней сказке: Глеб потерял коня, то есть шлюп, но зато приобрел друга-инопланетянина. Впрочем, друга ли? Кто сейчас разберет? Но в этом абсурдном, нелепом и необъяснимом мире им придется теперь держаться вместе, хотя бы для того, чтоб поодиночке не сойти с ума. Да, пески пожрали их корабли, и им, двум пришельцам с разных планет, здесь уготована та же участь. Но пока разум и силы не оставили тело, Глеб решился бороться, даже если в этой борьбе просматривалось мало смысла!
– Ну, брат, теперь у меня тоже ничего нет, – зачем-то произнес вслух Глеб, обращаясь к Шептуну и поддерживая слова жестикуляцией. – Надо нам выходить на свет. Наши корабли исчезли. Больше ловить в этих потемках нечего.
Шептун в ответ промолчал. Лишь средним пальцем правой руки он указал на пояс Глеба – на то место, где висел пистолет.
«Зачем это тебе? – насторожился землянин и тут же сам себе ответил в догадке: – Застрелиться хочешь?.. Нет, брат, погоди! Это мы с тобой всегда успеем сделать. Нам еще борт с Земли дождаться надо… Не переживай, тебя как родного у нас примут. А мне же за тебя два внеочередных дадут и, может быть, зачислят на новенький транспортник».
На самом же деле, Глеб меньше всего сейчас думал о новых нашивках и суперсовременных кораблях, просто в ситуациях тяжелых и критических люди почему-то часто прибегают к приземленным образам и понятиям. И эта в общем-то примитивная психологическая установка – «я жду спасения и награды» – Глеба немного успокоила. «Надо будет только перед сном заряды из пистолета достать. От греха подальше!» – решил землянин.
Тайна Шептуна
Когда они вернулись на дневную сторону, Шептуна буквально прорвало: он долго рисовал на песке какие-то картинки, значки и пиктограммы. Особенно часто в этой «художественной галерее» повторялось изображение большого гуманоида с откинутой в сторону неестественно длинной рукой, а под этой самой рукой был пририсован такой же человечек, только маленький. Закончив с рисованием на песке, Шептун пригласил Глеба к первой своей картинке и начал жестикулировать…
Нужно признать, что Глеба с момента их первой встречи в пещере смущало отсутствие у Шептуна выраженных половых признаков. Методичка Космофлота вообще рекомендовала таких деликатных тем по возможности избегать, особенно на начальных стадиях контакта. Хотя если задуматься, то для любого разума вопрос самовоспроизводства является первостепенно важным, и стесняться тут совершенно нечего. Но человеческая мораль, копившаяся и менявшаяся тысячелетиями, – вещь нелинейная и логике не всегда подвластная, а мораль инопланетян и подавно. Поэтому удачно сложилось, что Шептун в этом вопросе открылся сам, без малейшего побуждения со стороны Глеба.
Оказалось, что потерявшийся напарник Шептуна ни много ни мало был… беременным! По крайней мере, Глеб просто не смог придумать более точной формулировки. В способе их размножения – партеногенез или гермафродитизм – землянин тоже до конца не разобрался, но факт заключался в том, что у расы Шептуна отсутствовало разделение на полы. Их взрослая особь при среднем сроке жизни в двести земных лет могла выносить до двух детей. Сама же беременность возникала при определенном психофизиологическом состоянии организма и протекала почти двадцать лет в пересчете на земные! Не менее причудлив, на человеческий взгляд, был и процесс вынашивания плода: ребенок в буквальном смысле слова рос под мышкой материнской особи! Те самые боковые выросты из грудины являлись участками соединительной ткани, на которых формировался и через которые впоследствии питался новый растущий организм.
Сам Шептун, по данным прежних медицинских обследований, тоже имел хороший репродуктивный потенциал. Правда, результаты этих анализов остались на погибшей родной планете, а здесь же, после пережитых стрессов, Шептун ни в чем уже не был уверен. Стоило ли говорить, что эта нечаянная беременность стала лучом надежды – надежды если не на возрождение их цивилизации, то хотя бы на создание микроколонии.
Все это время Шептун как мог поддерживал новую жизнь в своем товарище, а когда на корабле стали кончаться запасы воды, то они оба вышли на разведку. В горах, исследуя пещеры на водоносность, они разделились, где и попали под «мерцание треугольников». Больше напарника Шептун не видел. Признание же Глеба произвело на него эффект разорвавшейся бомбы, а то, что останки в итоге не нашлись, дало повод для оптимизма. Вот почему Шептун направился к своему кораблю: ему хотелось верить, что напарник с бесценным придатком смог-таки вернуться обратно. Ответ на главный вопрос Шептуна скрывался в ромбовидной металлической утробе, и каким же убийственным стало его разочарование, когда корабля на месте не оказалось!..
Землянин хорошо представлял, что чувствует сейчас его нечаянный спутник, родная планета которого была мертва, корабль неисправен, а еще и соратник пропал вместе с зародышем. И пожалуй, немая просьба Шептуна насчет пистолета не была таким уж малодушием. Еще неизвестно, как бы повел себя сам Глеб в подобной ситуации.
Да, Глеб тоже потерял пусть не корабль, но шлюп, что являлся материальным воплощением его связи с домом. Теперь эта серийная капсула из металла и композита бесследно исчезла, растворилась в небытие, и все чаяния Глеб по-прежнему связывал только с сигналами радиобуя, что ушли в бездну космоса с этой чертовой планеты…
Они сидели на песке друг напротив друга, но мыслями каждый был далеко. Роль лидера, которую в их странном тандеме взял на себя Глеб, обязывала держаться соответствующим образом. Хотя, признаться, эта череда исчезновений здорово выбила землянина из колеи. Глеб даже склонялся к мысли, что переборщил тогда с сонными инъекциями, поэтому все произошедшее с ним позднее – галлюцинации и не более. И что сейчас он тоже пребывает в бреду. Данная версия была самой удобной для принятия, но Глеб ее все же отмел, потому что такой морок как «мерцание треугольников» его психика ни из каких своих глубин извлечь не могла.
«Постой-ка! – Глеба посетила смутная догадка. – Что если я попал на эту планету, когда экипаж ромбовидного корабля был уже давным-давно мертв?! И на глаза мне попался иссушенный костяк кого-то из них. Затем случилось первое «мерцание», после чего я встретил Шептуна уже живехоньким. Не значит ли это, что «мерцание» – некий планетарный хроносдвиг, который выбрасывает в прошлое?.. Да, от этой планеты и не такого можно ждать! Выходит, после второго «мерцания» нас, уже с Шептуном, выбросило в еще более давнее время, когда тут не было ни «ромба», ни тем более моего шлюпа, оставшегося в далеком будущем… Пока вроде складно. Непонятно только, чьи человеческие останки я нашел и как они тут оказались? Впрочем, идее хроносдвига этот факт никак не противоречит… Но если механизм переноса работает лишь в одну сторону – в прошлое, то тогда у меня нет шансов на спасение, и остаток жизни я проведу здесь в компании такого же инопланетного бедолаги. Мы будем жрать слизней, запивать их солоноватой водой и отображать на песке величайшие достижения наших цивилизаций. А потом Шептун меня похоронит…»
Но осознать всю горечь своего открытия, как и вспомнить родных и близких людей, что остались на Земле, Глеб не успел. Началось «мерцание треугольников» номер три.
Да будет свет!
Когда Глеб пришел в себя, Шептуна рядом не оказалось. Землянин было собрался на его поиски, как буквально спиной почувствовал изменения в окружающем пейзаже. Глеб метнулся на сумеречную полосу, где вскоре увидел и ромбовидный корабль, и на отдалении от него – свой шлюп! Подойдя к родной капсуле, пилот даже похлопал ее по обшивке, чтобы удостовериться в реальности происходящего. И как только он это сделал, небосвод над ним зажегся тем же неярким светом, что и на дневной стороне. Землянин инстинктивно сощурился и заозирался по сторонам. Кругом лежал все тот же песок, но среди этого песчаного моря прямо на Глеба двигалась одинокая человеческая фигура!
Незнакомец подошел ближе, и стало видно, что тот одет в синий комбинезон, какие часто выдают своим сотрудникам разные технические службы. На расстоянии нескольких шагов человек остановился и поднял руку в приветственном жесте. Он был лысеющим блондином, заметно старше Глеба, но в его умных глазах читался молодой азарт:
– Здравствуйте, Глеб! Меня зовут Тимофеев.
– Здравствуйте!.. Вы спасатель?
– Нет, я старший инженер Корпорации «ЗАСЛОН». Наверняка вы слышали о нас.
– Да-да, конечно. А вы не видели… инопланетянина? Тут был инопланетянин.
– Глеб, это биоробот. Одна из последних наших разработок. На мой взгляд, самая удачная. Видите ли, наши ксенодизайнеры поначалу сильно креативили, так что некоторые из испытуемых вместо контакта открывали огонь на поражение. Но постепенно мы пришли к этому типу разумного инопланетянина как к основной рабочей модели.
– Испытуемых?
– Да, Глеб. Мы сейчас находимся на Тритоне. Все, что вас окружает, – это испытательный полигон «ЗС-Тринадцать». «ЗС» – сокращение от «ЗАСЛОН». «Тринадцать» – название нашей совместной с Космофлотом миссии.
– Что за миссия?
– Вот уже два года мы получаем радиосигнал из космоса. Сигнал кодированный, идет с совершенно четкой периодичностью. Его расшифровка дала нам координаты, и то, что они принадлежат некой разумной цивилизации, не вызывает никаких сомнений. Из внеземных форм жизни нам до сих пор встречались только водоросли и простейшие, поэтому Земля не может не отреагировать на это послание. Миссия предполагает отправку звездолета к источнику сигнала и обратно. Как вы уже, наверное, догадались, экипаж будет состоять из тринадцати человек. Вы успешно прошли испытание, и место одного из этих счастливчиков мы готовы предложить вам, Глеб!
– Звучит заманчиво, но у меня ведь совсем мало опыта.
– Глеб, напомню, что целью миссии является возвращение экипажа домой. И это, поверьте, не фигура речи! Учитывая фактор биологического старения, основную часть экипажа – десять человек – составят вчерашние стажеры и курсанты, такие же молодые люди с начальным уровнем подготовки, как и вы. Но в штате будут и трое профессионалов, причем каждый с внушительным летным опытом. Эти люди вызвались добровольцами, и даже если на том конце пути все пройдет благополучно, они, как ни жаль, умрут в силу возраста во время обратного полета.
– А те десятеро прилетят глубокими стариками?
– Да, Глеб.
– Если я все же откажусь?
– Что ж, имеете право. Вернетесь третьим пилотом обратно на свой «Пегас», который, кстати, цел и невредим, составите рапорт и дадите подписку о неразглашении… Ну а если согласитесь, то навсегда впишете свое имя в историю Земли и Космофлота!
– Мне нужно подумать… И объясните хотя бы, что за чертовщина тут происходит?!
– Ваше раздражение понятно: ассоциации с лабораторной мышью и все такое. Но чистота эксперимента, извините, для нас превыше всего… Начну по порядку. Данный полигон, расположенный, как я уже сказал, на спутнике Нептуна, закрыт стеклотермолитовым куполом и оборудован искусственным освещением, системами вентиляции, терморегуляции и наблюдения, компенсаторами гравитации, проекторами оптических иллюзий и много чем еще. Каждый испытуемый тестируется по нескольким параметрам, основные из которых – это психологическая устойчивость и готовность к контакту с иным разумом. Оценивается логика поведения, уровень агрессии, эластичность психики, реакция на новое и непонятное, способность к сопереживанию, ну и так далее.
– Значит, я прошел по всем параметрам?
– Вы набрали восемьдесят три процента при проходном уровне в восемьдесят. Не расстраивайтесь, ста не набрал никто. У нас довольно жесткая система оценки. И потом, согласитесь, едва прибыв на незнакомую планету, кидаться камнями в чужой корабль по меньшей мере неосмотрительно.
– Хм… Извините.
– Не за что. Но у вас, безусловно, есть сильные стороны. Например, вы не спешите хвататься за оружие. Вы рассудительны, хоть и не без некоторой шаблонности. Какой бы абсурд ни творился вокруг, стремитесь дать происходящему логическое обоснование, а потом уже на этом фундаменте строите план дальнейших действий. Склонны, пока еще не совсем осознанно, но нести ответственность за других. У вас развита эмпатия. Присутствует изобретательность. Вы расположены к разумной экономии и умеете себя ограничивать. Вот только жаль, что так и не попробовали местный белковый десерт, а ведь наши биоинженеры старались…
– Спасибо. Извините, что перебиваю, а какую задачу в этом эксперименте выполнял человеческий скелет?
– Представьте, что гнетущий антураж каменистой пустыни, вечно хмурое небо, одиночество, постоянные мысли о дефиците таких жизненно необходимых ресурсов как еда, питье, энергия – все это слои своеобразного психологического торта. Так вот, скелет – вишенка на нем.
– Сурово.
– Нам важно было видеть, как вы справляетесь со своим подавленным состоянием, со страхом одиночества и смерти.
– Но я же мог застрелиться!
– Вам никто бы не дал этого сделать, Глеб. В купол нашего искусственного неба встроены камеры высокой детализации и чувствительности, которые прекрасно работают даже в условиях низкой освещенности. Ими также оборудованы и пещеры. Попытайся вы поднести ствол пистолета к виску, как буквально с небес раздался бы голос дежурного оператора полигона, многократно усиленный мощью динамиков. Что стало бы для вас концом мучений, но провалом испытания и возвратом к привычной жизни. Впрочем, самоубийство испытуемого мы пресекли бы еще на стадии мысли, не то что действия.
– Вы читаете мысли?
– Нет, Глеб. И никаких датчиков на вас тоже нет, можете не осматриваться. Дело в том, что лицо человека из-за притока и оттока крови постоянно меняет свой цвет. Стороннему глазу эти изменения не видны, но только не тонко настроенной аппаратуре. Так вот, по этим внешне незначительным изменениям цвета мы можем судить и о сердечном ритме, и о ровности дыхания наблюдаемого. А вкупе с напряжением и расслаблением лицевых мышц, а также по форме и движению зрачков мы с очень высокой вероятностью определяем текущее психоэмоциональное состояние человека. Здесь мы ведем наблюдение в режиме реального времени, и это при том, что заранее и внимательнейшим образом изучаем медицинское досье каждого испытуемого… Впрочем, вы бы не стали стреляться.
– А если бы я дал застрелиться ему?
– Программа робота исключает самоуничтожение. Плюсом он находится под внешним контролем, команды которого имеют более высокий приоритет. Но, дав ему пистолет, вы бы не прошли ключевой тест. Действия, способствующие ликвидации объекта контакта, прямо противоречат основной задаче миссии.
– Я бы никогда этого не сделал. Просто так спросил.
– Мы знаем, Глеб. У вас низкий индекс ксенофобии… А все-таки неплохой у нас гуманоид получился, а? С одной стороны, тщедушный и медлительный, кажущийся безопасным, как какой-нибудь земной лемур. С другой стороны, жутковато выглядящие органы зрения, телепатия, необычный способ размножения и иная логика, что поведенческая, что математическая. Узнаваемое в неузнаваемом и неузнаваемое в узнаваемом. Мы, конечно, подбросили еще щепотку перца в этот салат. Почти детективной линией с останками инопланетянина мы хотели усложнить контакт, заставив вас не доверять ему и думать, что он тоже вам не доверяет. Но в итоге вы избрали стратегию совместного выживания и приняли спутника таким, какой он есть.
– Можно еще вопрос?
– Догадываюсь, о чем вы. Это абсолютно безопасное для человека комплексное психофизиологическое воздействие, которое оставляет яркий эмоциональный след в его памяти. В сценарии испытания данная опция выполняет две функции. Первая подобна затемнению в театральном спектакле, когда по замыслу режиссера нужно изменить декорации на сцене или ввести новых действующих лиц. Вторая – поддержание антуража непонятного мира, выходящего за рамки обычных представлений. Испытуемые данное явление интерпретируют дословно как «гибель и рождение вселенной», «перемещение во времени», «точка сборки».
– Ясно.
– В ваших словах слышна досада. Напрасно, Глеб. Поймите, мы не знаем, что ждет экипаж ТАМ. Но ТАМ точно не будет дежурного оператора по полигону, который, если что-то пойдет не так, сможет нажать на кнопку «стоп»… Итак, что вы решили?
– Я согласен.
– Нисколько в вас не сомневался!
– Когда вылет?
– Не так скоро, Глеб. Вы успешно прошли индивидуальное испытание, а впереди еще два месяца командного слаживания и закрепления ролей. Пока вам положен короткий отдых и встреча с близкими. Да, ваши родители и сестра с племянниками уже здесь, на Базе.
– Спасибо!
– На этом у меня все, Глеб. Есть еще вопросы?
– Скажите, следующий этап будет на этом же полигоне?
– Нет, работу с вами и командой продолжат другие мои коллеги и в другой локации.
– Понятно.
– Тогда сейчас поднимайтесь в свой шлюп. Через десять минут вас встретят на нижнем ярусе. Удачи!
– И вам!
Внутри Глеб скинул ранец, а следом снял и скафандр. Голова от переизбытка информации гудела, и только сейчас он понял, как смертельно устал. Пилот рухнул в кресло и закрыл глаза.
Вскоре корпус шлюпа, чуть вздрогнув, медленно пошел вниз. И его короткий вертикальный спуск стал линией, разделившей жизнь Глеба на до и после…
Андрей Зорин. «Синдром Кесслера»
Звезды. Словно маленькие дырочки в ткани бытия. Словно там, за чернотой Вселенной, скрывается нечто светлое и прекрасное. Пока оно скрыто от посторонних взглядов, лишь яркий, чистый свет сквозь прорехи Вселенной намекает о невероятной красоте, спрятанной во мраке. С Земли этого никогда не увидеть. Из-за атмосферы свет звезд – неровный, мерцающий, меняющий оттенки. И только здесь можно по-настоящему разглядеть, как прекрасен их истинный далекий свет.
Олега всегда завораживал этот момент. Ты стоишь один на один со Вселенной. Где-то далеко в надире[9] плывет огромный, светло-голубой, с кудряшками облаков земной шар. Между тобой и планетой – тоненькая, маленькая, по сравнению с окружающим миром, рукотворная конструкция. Космическая станция «Валерий Поляков»[10]. Все, что тебя удерживает сейчас как от падения вниз, так и от полета в бесконечность, – это восьмиметровый страховочный фал, которым Олег пристегнут к тонкому поручню.
– Олег! Олег! – раздался голос капитана в наушниках. – С тобой все в порядке? Ты куда пропал?
Черт! Голос в наушниках разрушил волшебство, и все окружающее пространство моментально потеряло свое величие. Он вернулся в реальность, осознавая, что стоит не «один на один со Вселенной», а на четвереньках в весьма неудобной позе, на условной крыше модуля «Теплица».
– Да, командир. Все нормально. Просто немного замечтался! – ответил он в рацию. – Достаю скребок, подготавливаю поверхность.
– Подтверждаю, – пришел ответ. – Готовь поверхность к герметизации. – Рация немного помолчала, и капитан мягко добавил: – Понимаю тебя, сам каждый выход смотрю по сторонам и до сих пор не могу поверить, что я здесь.
– Так, ребятки, давайте с делом закончим, потом поболтаем, – подключился к разговору контроль с Земли. – Олег, ты уже девяносто семь минут там, телеметрия показывает, что у тебя температура на полтора градуса поднялась. Как самочувствие?
– Самочувствие в норме. Хотя охладиться немного не помешает.
– Понял тебя, сейчас сделаем.
По телу пробежала живительная прохлада, из ЦУПа[11] немного понизили температуру внутри скафандра. Конечно, в экстренной ситуации Олег мог и сам отрегулировать температуру, но по правилам это было запрещено. Резкое переохлаждение, как и перегрев, могут отрицательно сказаться на самочувствии космонавта. А если ему станет плохо, кто сможет ему помочь, и самое главное, кто тогда сможет выполнить его работу? А работа эта очень важна. В данный момент он был занят герметизацией очередного отверстия, образованного попаданием микрочастицы мусора. Отверстие было небольшим, давление внутри станции снижалось некритично медленно, но тем не менее с этим нужно было что-то делать.
Олег достал из сумки с инструментом скребок, растянулся, покрепче упираясь в поручни, чтобы максимально снизить инерцию, и стал зачищать поверхность вокруг отверстия. На Земле такая работа заняла бы минут пять, а то и меньше, здесь же, на высоте почти шестисот километров от поверхности, стоя на четвереньках в толстом неудобном скафандре, работать было сложно. Как бы ни старались конструкторы сделать подвижные сочленения более гибкими, все равно, для того чтобы согнуть-разогнуть руку или даже просто удержать инструменты в руках, приходилось прикладывать немалые усилия.
– Подготовку поверхности завершил, – отчитался Олег в рацию. – Перехожу к следующей стадии.
– Подтверждаю, – ответил командир. – Давай уже заканчивай, там, и обедать будем.
Олег облизнул пересохшие губы и приложился к загубнику питьевой воды. Каждый выход в открытый космос невероятно выматывал и требовал огромного количества энергии. Аппетит пробуждался нечеловеческий. Олег почувствовал, как заурчало в животе, и сделал еще пару глотков воды, чтобы хоть немного утолить голод.
– Ребят, ну правда, хорош трепаться! – вмешался диспетчер. – Следующий этап подтверждаю.
Олег убрал в сумку скребок, достал тюбик с гермопастой и специальный ультрафиолетовый фонарь. Выдавив пасту на пробоину, он разровнял ее и, включив фонарь, направил на заплатку.
– Говорила мне мама: «Иди в стоматологи», – хихикнул капитан в рацию. Он наблюдал за работой напарника через камеру, установленную на шлеме. – Вот чем мы занимаемся? Да практически тем же самым – ставим пломбы. Только в космосе. Ну что там, доктор, когда можно будет кушать?
Шутка эта была настолько избитой, капитан ее повторял каждый раз, когда один из них выходил в открытый космос для ликвидации последствий столкновения с космическим мусором, так что Олег не отвечал на нее, сосредоточенно наблюдая за медленно сменяющимися цифрами обратного отсчета на фонаре. Наконец на табло загорелись нули. Паста затвердела, работа на сегодня выполнена.
– Прошу подтверждения с внутренней части модуля, – запросила Земля.
– Подтверждаю! Модуль «Теплица» герметичен, давление восстановлено до нормального и находится на отметке семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. Доложил командир корабля, капитан Владимир Горшенин. Работу провел бортинженер капитан Олег Чурлин.
– Ну вот, всегда бы так. Знаете же форму доклада, – усмехнулся в наушнике диспетчер ЦУПа. – Ладно, ребят, на сегодня все. Олег, возвращайся внутрь, и до завтра – отдых. Вы молодцы.
– На сегодня все… – проворчал Олег, перестегивая страховочный фал. – Мне еще до дома надо добраться… А они уже чаи там гоняют.
– Я вас слышу вообще-то, – с укоризной проговорил наземный диспетчер, – и тоже сижу на рабочем месте. – Он помолчал пару мгновений и добавил: – Правда, да, с чайком.
– Я знаю! Мы как раз над Москвой летим, вижу тебя, – усмехнулся Олег. Он ловко – чувствовался большой опыт, – перестегивая карабины страховочного фала, спускался к входному шлюзу. Двигался он так называемым обезьяньим хватом – отпускал один поручень, лишь убедившись, что надежно держится за другой. – Володь, ставь чайник, я почти дома.
– Принял! Еще пара минут, и будем пить чай с пряниками, – моментально отозвался капитан.
«Пара минут» – это, конечно, было сильно сказано. Для начала Олег вошел в переходной шлюз, закрыл за собой наружный люк и проверил герметичность внутреннего. После чего тамбур шлюза медленно заполнился атмосферой. Потом бортинженер снова проверил герметичность внешнего люка. Каждый этап проверки должен был подтвердить капитан, находящийся внутри станции. На этом этапе шуточек и подначек не было: оба знали, что малейшая оплошность может привести к аварии или даже гибели обоих космонавтов. Наконец, когда открылся внутренний шлюз и Олег вплыл внутрь, оба смогли расслабиться.
– Давай надевай тапочки и на кухню! – Горшенин парил в воздухе. – Я с голоду помираю.
– Сейчас, только пальто сниму, – Олег повернулся к напарнику спиной. – Поможешь?
Тот расстегнул многочисленные замки на скафандре и, словно дверцу, откинул в сторону ранец с системами жизнеобеспечения. Из образовавшегося отверстия, извиваясь, словно червяк, показался бортинженер. Комбинезон на нем был насквозь мокрый от пота. Наконец он выплыл из скафандра и повис посреди отсека.
– Сейчас в сухое переоденусь, и можно отдыхать, – потягиваясь и разминая ноющие после тяжелой работы мышцы, ответил Олег.
Капитан кивнул и поплыл на камбуз. Поскольку в открытый космос для ремонта станции они выходили по очереди, он хорошо понимал, что сейчас испытывает Олег. Это только кажется, что выход в открытый космос – легкая прогулка. На самом деле это невероятное напряжение. В первую очередь физическое. Да и психологически это не так просто, как кажется. Когда ты понимаешь, что любая ошибка может стоить тебе жизни. А если учитывать то, что в любой момент тебя может пронзить кусок космического мусора, в огромном количестве летающего по орбите Земли на скорости двадцать восемь тысяч километров в час, то становилось совсем неуютно.
Бортинженер наконец-то покончил со всеми гигиеническими процедурами и вплыл на кухню, предвкушая сытный и вкусный обед. Вопреки всеобщему представлению, космонавты не питаются едой из тюбиков. То есть тюбики, конечно, тоже присутствуют в рационе, но это в основном всевозможные каши, супчики и десерты. А вот на обед – никаких тюбиков. В целом космическая кухня не сильно отличается от обычной как по набору блюд, так и кухонной утвари. Ведь потребности диктуют наличие примерно одних и тех же приборов что на Земле, что в космосе. Тот же шкаф для разогрева пищи, холодильник и всевозможные контейнеры с едой. На стене краны с горячей и холодной водой. Мусорный мешок. Разве что столовые приборы привязаны к столу, да для того, чтобы налить водички, понадобится нажать гораздо большее количество кнопок, чем на Земле. Бортинженер потер руки:
– Ну, капитан, что там у нас?
Володя открыл встроенный в стол духовой шкаф, в котором разогревались консервы.
– Значит, так, цыпленок с рисом – на первое. – Он достал две банки и одну протянул Олегу. – Лепешки не забудь. – Капитан кивнул на вакуумную упаковку с хлебом.
Олег взял салфетку и, накрыв ею банку, чтобы не ловить в невесомости брызги, открыл ее консервным ножом. По модулю разнесся аромат свежей курочки с приправами.
– М-м-м, – протянул бортинженер, – вкуснотища! – Он взял ложку и положил первый кусок в рот. – Вкусно! – повторил он. – Сейчас бы слона съел.
– Слона, к сожалению, нет, – ответил капитан, отрываясь от своей порции. – Но есть творог с орехами на второе и печенье на десерт.
Олег моментально съел свою порцию. Сказывался зверский аппетит после пребывания снаружи. Он протер ложку и выкинул пустую банку с салфетками в мусорный пакет.
– Творог – это хорошо. На твою долю сразу сделать?
Капитан, еще жующий свою порцию, кивнул. Олег взял два пакета с обезвоженным творогом, вскрыл упаковки и по очереди наполнил их холодной водой из краника, торчавшего из стены. Хорошо взболтав содержимое, он положил пакеты на стол.
– Пять минут, и готово! Давай пока новости, что ли, посмотрим? – Это тоже стало уже своеобразной традицией: каждый раз во время обеда они включали планшет и смотрели новости с Земли. Конечно, если бы там случилось что-нибудь серьезное, им бы и так сообщили, но было нечто такое… успокаивающее в таком рутинном действии, как просмотр телевизора.
Капитан кивнул:
– Как раз время новостей.
На экране появилась заставка новостной телепередачи. В студии сидела миловидная девушка-диктор:
– А теперь от земных новостей мы переходим к космическим. – Изображение сменилось на кадры с космодрома. – Сегодня приземлился космический корабль «Буран-7», вернувший из космоса домой группу ученых. Научная команда провела на космической станции «Валерий Поляков» почти четыре недели. Все участники экспедиции чувствуют себя хорошо. – На экране показали группу людей в легких скафандрах, стоящих на земле около «Бурана». Все они улыбались, но было видно, что улыбки вымученные. Все-таки пребывание в космосе и возвращение на Землю – дело нелегкое.
– В данный момент, – продолжила диктор, – на «Валерии Полякове» остаются двое космонавтов, для проведения регламентных работ и поддержания станции в рабочем состоянии.
– Регламентных работ… – пробурчал Олег. – Слушай, капитан, а почему они не рассказывают о том, что у нас – что ни день, то пробоина, вызванная космическим мусором? И вместо настоящих регламентных работ мы только и занимаемся тем, что дырки в корпусе латаем.
– Славы захотелось? – ухмыльнулся капитан. – Так надо было в блогеры подаваться, а не в космос. Сейчас вновь орбиту сменят, и займемся полезным делом.
– Снова вверх, – поморщился бортинженер. – Еще немного, и можно будет переименовывать это в межпланетную экспедицию. Мы и так уже почти на тысяче километров крутимся. Может, правы американцы, которые на низкой орбите свой броневик держат?
Оба замолчали, обдумывая каждый свое. Североамериканская космическая станция “Liberty-2” была постоянным предметом споров всех, кто так или иначе был связан с космическими полетами. «Валерий Поляков», как давний наследник «Мира», был сделан примерно по тем же лекалам, что и советская станция. Толщина металла – всего три миллиметра, плюс около пятнадцати сантиметров всевозможных теплоизоляционных материалов. По сути, станция представляла собой большие алюминиевые банки, пусть даже из очень сложного композитного металла, обитые изнутри тканью. Конечно, такая конструкция не обладала особой устойчивостью к повреждениям от космического мусора. Безусловно, за крупными, более пяти сантиметров, обломками следили с Земли и предупреждали о возможности столкновения. Поэтому «Валерию Полякову» приходилось довольно часто маневрировать, чтобы избежать их. Подобные маневры были достаточно сложны и требовали не только множества усилий со стороны экипажа, но и большого количества топлива. В конце концов, космическая станция – не корабль и не предназначена для постоянного маневрирования в космосе. Слишком опасно было находиться на низкой орбите Земли. Да и высокие орбиты постепенно приходили в негодность и представляли опасность. Мусора за долгие годы накопилось такое количество, что некоторые уже поговаривали о конце эры пилотируемой космонавтики.
Американцы же пошли иным путем. Они стали собирать модули, больше похожие на крепость. Двойные стенки космических модулей делались из толстого композитного материала. А пространство между стенами заполнялось специальным, гасящим действие и затягивающим пробоины, гелем. Весила такая станция в десятки раз больше обычной, топливо туда возили в буквальном смысле грузовиками, и денег это стоило, как полет на Луну. Но в итоге астронавты “Liberty-2”, сидя в своей больше похожей на танк бронированной станции, чувствовали себя более защищенными, чем прочие.
– Не, не наш вариант, – покачал головой капитан. – Мы со всем этим добром скорей на Луну двинем или еще куда подальше, чем в танке сидеть. У меня бы клаустрофобия началась, – хмыкнул он. – А так практически через день на свежий воздух выходим.
После обеда по расписанию наступило время досуга. Конечно, в обычное время их загружали с Земли работой, как могли. Ученые на Земле чуть ли не дрались за каждый час в расписании космонавтов. Если бы они могли, то обеспечивали бы их рабочей нагрузкой сутки напролет, без сна и отдыха, но сейчас, учитывая то, что они буквально каждый день выходили в открытый космос, у них практически наступили каникулы. ЦУП полностью приостановил всю работу, кроме поддержания станции в рабочем виде. «Вот немного скорректируем орбиту и тогда вернемся в рабочий график, – говорили в Центре управления. – Пока пусть отдыхают». Ученые морщились, но соглашались. Да и выхода у них другого не было.
Горшенин все свободное время проводил в теплице. Что-то там поливал, рыхлил, окучивал. Экспериментировал со светом и влажностью. Это было его самое любимое место и занятие. Иногда Олегу казалось, что если капитану дать возможность, он, словно в «Марсианине»[12], закидает всю станцию землей, чтобы растить там картошку и прочие овощи. Он уже выращивал в «Теплице» огурцы, помидоры и лук с салатом. Сейчас он пытался там вырастить апельсины. Получалось пока не очень. Апельсины вызревали размером с вишню и были очень кислые, но капитана это не останавливало. Он замучил институт растениеводства на Земле, и ему прислали какой-то особый, разработанный специально для него, стимулятор корнеобразования. У бортинженера уже заблаговременно сводило скулы от того, что вновь придется пробовать эту кислятину.
Олег же, по словам капитана, страдал фигней. Он с самого начала привез на станцию маленький китайский квадрокоптер с камерой и снимал первый в истории человечества фильм с использованием летательного аппарата внутри космического корабля. У капитана было множество вопросов и замечаний по этому поводу, но космонавты никогда не лезли в хобби и привычки друг друга. Олег пробовал кислючие микроапельсины капитана, а тот, в свою очередь, со снисходительной улыбкой смотрел за полетом китайской игрушки по отсекам.
Утром после стандартных – что на Земле, что в космосе – процедур вроде зарядки, утреннего туалета и завтрака, проходила планерка. Диспетчер из ЦУПа объявлял расписание задач на день, сообщал важные новости и прочие рабочие моменты.
– Значит, так, ребят, – бодро заговорил диспетчер. – Могу вас наконец поздравить: принято решение о корректировке орбиты, и выходов в открытый космос должно стать намного меньше. Наши специалисты прогнозируют снижение столкновений с мусором почти на семьдесят процентов.
Космонавты переглянулись.
– Это же насколько нас поднимают? Вы там про радиацию-то случайно не забыли? А то мы будем свежие, отдохнувшие, но слегка поджаренные, словно в микроволновке… – поинтересовался Горшенин.
– Ну да, – добавил бортинженер. – Насколько я помню, у нас даже высокие орбиты все мусором усеяны. А если выше нас хотите отправить, надо же всю станцию перестраивать!
– В целом вы, конечно, оба правы, – отозвался диспетчер, – но все не так просто. Поднимают вас пока в качестве эксперимента всего на сто пятьдесят километров. Там просчитали траекторию, на которой наименьшее количество обломков летает. И плюс к этому, вместе с грузовиком для перемещения станции к вам пришлют инженера из «ЗАСЛОНа», он привезет какую-то аппаратуру, которая должна справиться с мусором и почистить вам орбиту.
– В «ЗАСЛОНе», бесспорно, умники работают. Это всем известно, но – очистить орбиту… – недоверчиво протянул капитан. – Если бы такие технологии были, весь мир бы о них говорил!
– Пока все на уровне испытаний, – диспетчер понизил голос. – Но если тестирование пройдет успешно, я думаю, это будет сенсация! Вчера, когда отправляли к вам грузовик, я посмотрел на презентацию от «ЗАСЛОНа» и честно скажу – впечатлен! Я даже не мог себе представить, что уже существуют подобные технологии!
Капитан повернулся к бортинженеру:
– Ну вот, хотел ты, чтобы и нас в новостях показали? Покажут! Журналисты любят всякие испытания. Тем более «ЗАСЛОН», у них всегда невероятно интересные разработки. Привезут какую-нибудь лазерную турель для уничтожения метеоритов, как в «Звездном пути». Вот от «ЗАСЛОНа» вечно чего-то такого ожидаешь… фантастического.
Олег хмыкнул:
– Покажут, как же… Надо сперва, чтобы все нормально прошло, чтобы поменьше пробоин, чтобы грузовик успешно долетел… Чтобы орбиту скорректировать… – Он сделал вид, что сплевывает через плечо, и постучал костяшками пальцев по голове. – И вот если все пройдет хорошо, то фиг нас по телеку покажут. А вот если пойдет наперекосяк, вот тогда – да! Сразу по всем каналам!
– Тьфу ты, – скривился капитан, – как бабка старая. Ладно, занимаемся пока текущими делами, ждем грузовик. По какой орбите он летит?
– Почти двухсуточной, – ответил диспетчер. – Там инженер впервые в космосе, практически без тренировок, так что везут аккуратненько, чтобы не расплескать. – В голосе диспетчера слышалась сочувственная интонация.
– Понятно, – вздохнул капитан. – Значит, готовимся рвоту по всей станции собирать и нянчиться с очередным туристом.
Двое суток ожидания промелькнули незаметно. Очередная пробоина, на этот раз в научном модуле, нанесла такой ущерб, что космонавтам пришлось выйти одновременно. С пробоиной возились так долго, что Горшенин практически всерьез поинтересовался у ЦУПа, не установили ли они новый мировой рекорд по длительности пребывания в открытом космосе.
– Не установили, – ответили диспетчер, – однако рядышком[13].
Корабль пристыковался автоматически. Но по правилам безопасности, как с Земли, с помощью телеметрии, так и со стороны станции велся контроль. Наконец, когда автоматика показала, что грузовик зафиксирован около нижнего шлюза, настал момент открытия люка и, собственно, встреча «гостя» с Земли.
– Эй, кто в теремке живет? – постучал Горшенин по внутреннему люку пристыковавшегося корабля. Обычно стоило получить разрешение на переход и открытие люков, как космонавты устремлялись навстречу друг к другу. Владимир еще раз постучал, но с другой стороны никто не отозвался.
– Ребят, – капитан вызвал одновременно и Землю, и бортинженера. – Что у вас там приборы показывают? С пассажиром все в порядке?
– Да, все показатели в норме, – отозвались они практически одновременно. – Пульс, давление – идеально стабильны. Можно только радоваться за такие показатели у человека, впервые пребывающего в космосе.
– Странно, – протянул капитан. Он открыл люк и вплыл внутрь прибывшего корабля. Грузовые «Бураны» строились по одному и тому же проекту. На носу корабля – места для экипажа, от трех до семи, в зависимости от поставленной задачи, а прямиком за ними – грузовой отсек. Вход на корабль в условиях космоса располагался на носу, поэтому, попав внутрь, капитан удивленно замер: кресла экипажа были пусты. Лишь ремни безопасности беспомощно парили в воздухе. Владимир растерянно моргнул и, слегка оттолкнувшись от стены, на которой располагался шлюз, перевернулся так, чтобы оказаться на уровне кресел. Цепляясь за поручни, он облетел всю кабину, но так никого и не обнаружил.
– Земля, вы уверены, что пассажир – на корабле? – Более дурацкого вопроса капитан не мог себе и представить, но в подобной ситуации он просто не понимал, что делать. В конце концов, полеты в космос не такое уж заурядное событие, чтобы забыть, например, отправить человека и послать на орбиту пустой корабль.
– Капитан Горшенин, отставить шуточки! – голос диспетчера с Земли прозвучал строго. – Доложить о состоянии пассажира и груза!
– Есть – доложить о состоянии груза! – проигнорировал первую часть приказа и отрапортовал капитан, перелетев через спинки кресел и переместившись в грузовой отсек, по пути размышляя, что делать и как такое вообще могло случиться. Потерять пассажира на космическом корабле…
Попав в карго-отсек, он удивленно замер второй раз за несколько минут. Обычно с Земли присылали грузы и припасы в минимально возможной весовой категории. Из пищи удаляется лишняя вода, упаковочные материалы подбираются самые легкие. В основном все сделано из фольги, пластика и легких композитных материалов. Здесь же, поблескивая серебристыми краями, стояли четыре, даже на вид тяжелых, металлических ящика, принайтовленных[14] толстыми тросами к полу и потолку. Капитан с удивлением похлопал по контейнеру. Звук был глухой, металл даже не дрогнул под рукой, что однозначно говорило о толщине стенок контейнера. «Что же там такое внутри, что необходимо так экранировать? Может, дозиметром проверить? – пронеслась мысль. – Было бы нечто опасное – сто раз предупредили бы», – успокоил себя капитан. Но где все-таки пассажир? Капитан поплыл по грузовому отсеку, лавируя между контейнерами.
Внезапно практически у самой кормы он заметил парящий у потолка ранец системы жизнеобеспечения. Ранец выглядел как-то странно. Во-первых, за всю свою долгую карьеру в космосе капитан никогда не встречал ранец для тяжелого скафандра, предназначенного для выхода в открытый космос, отдельно от самого скафандра. И во-вторых, этот ранец очень необычно выглядел. Капитан не мог понять, что его смущает. Подплыв к ранцу, он подтянул его к себе. Ранец перевернулся, и Горшенину уже не в первый раз за сегодня захотелось выругаться. Спереди к ранцу был приделан миниатюрный легкий скафандр. Самое странное было не в том, какая химера получилась в результате подобного совмещения, а в размере скафандра. Глядя на него, капитан понял, что его так смутило. Размеры! Руки, ноги, шлем – все это лишь слега выступало за габариты ранца. Рост находящегося внутри человека вряд ли сильно мог превышать метр.
Капитан откинул забрало шлема:
– Какого черта?!
Внутри находился ребенок. Мальчишка лет двенадцати. Глаза закрыты, словно спит. Но вряд ли на свете существует человек, способный вот так вот просто спать во время первого полета в космос. Стыковка – это всегда куча команд, переговоров, нервное напряжение, в конце концов. И дураку ясно, что пассажир потерял сознание. Дыхание ровное. Скорее всего, что-то произошло в полете. Может, отстегнулся не вовремя, может, еще что… Не время рассуждать, надо срочно действовать.
– Вы там совсем с ума посходили?! Ему же лет двенадцать, а вы его одного – в космос?! – закричал он в рацию. – Пассажир без сознания! Олег, тащи сюда реанимационный набор! Срочно!!!
– Не понял вас, – растерянно отозвался диспетчер. – Какому пассажиру двенадцать лет, и куда пропал Шмерлинг?
– Какой еще Шмерлинг? – спросил капитан, аккуратно опуская скафандр с ребенком на пол между ящиками и вспоминая порядок действий при сердечно-легочной реанимации.
– Шмерлинг – это я! Что-то случилось? Простите, заснул, – густым басом произнес пассажир. Как только он заговорил, с глаз капитана словно слетела пелена. Как он сразу не разглядел довольно грубые черты лица и даже щетину на подбородке, отросшую за двое суток полета? Как он мог спутать его с ребенком? Карлик!
– Почему вы не пристегнулись? Вы ударились во время стыковки? Что произошло?!
– Терпеть не могу пристегиваться! – проворчал карлик и протянул руку. – Абрам Иванович Шмерлинг, ведущий инженер проекта по очистке от космического мусора.
– Владимир Горшенин, капитан космической станции «Валерий Поляков», – пожал протянутую руку капитан.
– Очень приятно. – Шмерлинг, ответив на рукопожатие, словно он каждый день плавал в невесомости, ловко обогнул капитана и выскользнул из грузовика на станцию. Оказавшись внутри, он на несколько секунд замер, рассматривая интерьер. Капитан его прекрасно понимал. Даже опытные, прошедшие полный курс подготовки космонавты терялись, впервые попав на космическую станцию. Когда тебе на Земле объясняют, что в космосе нет верха и низа, ты киваешь, соглашаясь, и воспринимаешь это как… На самом деле никак. Это надо увидеть и почувствовать. Пока сам не увидишь, не поймешь.
Горшенин помнил, как впервые вышел из такого же люка и замер, рассматривая станцию изнутри. Четыре стены, каждая из которых была одновременно и полом, и потолком, и… стеной. Абсолютный хаос приборов, компьютеров, всевозможные шкафчики и коробочки, многочисленные упаковки и контейнеры, пристегнутые резинками на всех поверхностях. И самое необычное: к какой бы из этих стен ты ни приблизился, она для тебя становилась ориентиром «верх – низ». Остальные тут же меняют свое положение. Ориентироваться получается исключительно визуально. Организм просто не понимает, где находится низ. Очень странное ощущение, особенно с непривычки.
– Так, все понял, вот он где, – пробормотал Шмерлинг и, ловко цепляясь за поручни, молнией метнулся в отсек с туалетом.
– Как пользоваться, знаете? – только и успел крикнуть ему вдогонку капитан.
– Я перед вылетом изучил все планы станции – конечно, знаю! – выкрикнул пассажир, задергивая за собой ширму.
– Так что случилось-то? – к капитану подплыл бортинженер с ярко-оранжевым ящиком ремнабора.
– Да вроде все в порядке, – пожал плечами капитан. – Прикинь, он просто спал. Непристегнутый… во время стыковки! Что-то мне подсказывает, что намучаемся мы еще с этим изобретателем.
– Может, вам помощь какая нужна? – спросил капитан. Шмерлинга не было уже минут пятнадцать. – Здесь нечего стесняться! Я зайду? – Горшенин притронулся к ширме, заменяющей дверь в отсек.
– Нет! У меня все в порядке! – глухим голосом отозвался Шмерлинг. Он вышел оттуда минут через двадцать. Покрасневший, слегка растерянный, уже без скафандра, оставшись в так называемом комбинезоне оператора[15].
– М-да-а-а… – протянул он. – Я всегда гордился своей способностью читать и понимать любые инструкции. В теории все очень просто. – Он с ненавистью посмотрел на дверь в туалет. – Но я все сделал и даже убрал за собой. – Он вздохнул и посмотрел на космонавтов. – Я не знаю, ребят, как вы этим постоянно пользуетесь.
– Привыкнете, – усмехнулся бортинженер и протянул руку. – Капитан Чурлин, бортинженер.
– И вы – капитан? – удивленно спросил Шмерлинг. – Два капитана? Помню, был такой роман[16]. Бороться и искать! – Он поднял вверх руку со сжатым кулаком.
– Мы оба капитаны по званию, но Владимир – еще и капитан по должности. Проще говоря, командир экипажа, – пояснил бортинженер, с недоумением поглядывая на Шмерлинга, явно ожидающего от него какого-то ответа.
– О чем он? Что мы ищем и с кем боремся? – прошептал он капитану.
– Найти и не сдаваться! – так же вскинул руку капитан. – Потом расскажу… – закатил он глаза. – Не позорь меня, неуч, – прошептал он Олегу.
– Сложно у вас все. – Шмерлинг сделал вид, что не обратил внимания на их пантомиму, и поплыл на нос станции. – Купол же там? Всегда хотел посмотреть на Землю из космоса.
– Ну, я так понимаю, вы тщательно изучили схематический план «Полякова» и прекрасно здесь ориентируетесь. – Капитан опередил бортинженера, и они оба поплыли вслед за Шмерлингом.
Купол представлял собой отсек, состоящий практически полностью из иллюминаторов. Прозрачные стеклянные соты обеспечивали великолепный вид на сто восемьдесят градусов во все стороны. Шмерлинг вплыл в модуль и прижался лицом к стеклу с видом на Землю.
– Господи, как великолепно! – выдохнул он. Под ними в космической пустоте, медленно вращаясь, заполняя собой все пространство, плыл земной шар. Они пролетали как раз над терминатором[17] и одновременно видели ночную сторону Земли, с разливающимися по ней миллиардными россыпями огней, и дневную, покрытую коричнево-зелеными пятнами континентов с голубыми и серебряными прожилками рек, бегущими в океаны. Надо всем этим великолепием закручивались пушистые облака, из которых выныривали верхушки гор. Сверху призрачной пеленой мерцало и окутывало планету тоненькое и очень хрупкое на вид одеяло атмосферы.
– Чуть больше сотни километров полупрозрачной мантии – все, что защищает нас от смертоносного холода, радиации, метеоритов и прочих бесконечных опасностей космоса, – тихо прошептал Шмерлинг. – Смотрите! – Он указал рукой куда-то вниз. – Северное сияние! – Под ними словно разлилось зеленое озеро с багровыми прожилками течений.
– Завораживает, да? – спросил капитан.
– Да… – протянул Шмерлинг. – Казалось бы, всего лишь протоны и электроны сталкиваются с земной атмосферой. Заряженные частицы возбуждают атомы кислорода… Просто физика, пятый класс. Нет!.. – Шмерлинг помолчал и продолжил: – Нельзя такую красоту раскладывать на формулы! Это невероятно! Великолепно!
– Это, конечно, очень красиво, но не торопитесь с выводами, – умерил его восторг капитан. – Утром произошла очередная вспышка на солнце. К счастью для нас, небольшая, – улыбнулся он. – Но завтра к вечеру, достигнув Земли, она покажет вам настоящее полярное сияние[18]. То, что мы видим сейчас, – это, скорее, так, всполохи Авроры. Немного терпения, и вы сможете увидеть полноценный выход утренней звезды. – Он закатил глаза. – Поверьте, подобную красоту вы не забудете.
– Магнитная буря? – Шмерлинг моментально стер мечтательное выражение с лица. – Насколько нам это угрожает? У нас же как раз намечена смена орбиты, я правильно помню? Эти бури ведь могут повлиять на наше оборудование! Да и на мое – тоже… – Он задумался. – Ладно, тогда выведем в космос пока только автофабрики, а сборщиков – чуть позже.
– Ну, буря такого рода вряд ли нам опасна, там прогнозируют индекс чуть больше ста наноТесла[19]. Тем более у нас все хорошо экранировано и защищено. Так что нет причин для беспокойства, а вот про ваше оборудование, да и про вас самого, тоже хотелось бы узнать побольше. – Капитан посмотрел на Шмерлинга. – А то пока, кроме того, что вы – инженер «ЗАСЛОНа» и изобретатель, который не любит пристегиваться, мы толком ничего про вас и не знаем.
– Ну а что вы хотите узнать? – Шмерлинг наконец оторвался от окна и повернулся лицом к ним. – Я – выпускник инженерной школы «ЗАСЛОНа», это сами понимаете, уже знак качества. Окончил ее, кстати, с отличием. – Он гордо посмотрел на космонавтов. – А это, поверьте, было крайне сложно!
– Какую из двух? – спросил бортинженер. – Ту, что в Питере, или Камчатскую?
– Столичную, конечно! – фыркнул Шмерлинг. – На «Камчатке» одних технарей выпускают, а у нас в столице – инженеров!
– В чем разница? – удивленно поднял бровь капитан.
– Инженер, – гордо вскинулся Шмерлинг, – может создать, построить, придумать все что угодно! А технарь, – карлик театрально поморщился, – максимум – скопировать придуманное инженером и молиться, чтобы оно работало.
– Вот, значит, как… – хмыкнул бортинженер. – Надо запомнить! Я вот что хотел спросить: а давно «ЗАСЛОН» в Москве свою школу открыл? Я слышал, там пока только курсы подготовительные, типа ПТУ…
Шмерлинг непонимающе посмотрел на него:
– Причем здесь Москва?
– Ну, вы сказали, столичную школу «ЗАСЛОНа» окончили, а получается, что вы – пэтэушник, – рассмеялся бортинженер, – только очень высокомерный.
– А-а-а, вот вы о чем… – протянул Шмерлинг. – Это техническая ошибка – считать Москву столицей. Ну подумайте сами: Россия стала империей при Петре Первом, и столицей империи он сделал Санкт-Петербург. – Шмерлинг вытянулся, поднявшись максимально вверх. – И я – коренной петербуржец, достойный наследник первого русского императора, правомерно считаю единственной столицей только свой родной город.
Он замолчал, глядя сверху вниз на космонавтов. Карлик, висящий под потолком и толкующий о том, что он – наследник Петра Первого, выглядел настолько абсурдно, что первым не выдержал и рассмеялся в голос капитан, спустя всего мгновение следом прыснул бортинженер. Они смеялись так искренне, так заразительно, что Шмерлинг не выдержал и тоже к ним присоединился.
Так они хохотали несколько минут, пока капитан, утерев слезы, наконец не прервал веселье, произнеся:
– Ну вот и славненько, вот и познакомились! Теперь нам бы понять, что вы изобрели и как это работает?
Шмерлинг моментально опустился вниз. Глаза загорелись, словно у хищника, почувствовавшего добычу:
– Пойдемте, я вам все покажу и расскажу! – Он с завидной ловкостью, практически не касаясь поручней, выплыл из купола и стремительно понесся в сторону «Бурана».
– Как будто родился в космосе! – с долей уважения в голосе пробормотал командир себе под нос. – Я, первый раз оказавшись здесь, только стоял, открыв рот, и слушал инструкции с Земли и команды опытных космонавтов.
– И не говори, капитан, – отозвался вполголоса бортинженер. – Вот так и заменят нас молодые и умные.
Капитан открутил очередную гайку-барашек, удерживающую стенку контейнера, и чтобы она не летала вокруг, мешаясь, убрал ее в карман. Украдкой посмотрел в сторону Шмерлинга и тронул бортинженера за руку:
– Смотри.
Абрам Иванович, открутивший только одну гайку, вращал ее и толкал вперед, наблюдая, как та летит, разворачивается головкой в полете на сто восемьдесят градусов и продолжает парить в том же направлении. Заметив взгляд капитана, он совершенно не смутился:
– Эффект Джанибекова[20], – радостно проговорил он. – Столько читал, математически представляю, но убедиться своими глазами!..
– Понимаю! – кивнул капитан. – Практически каждый человек, впервые попав в невесомость, проверяет этот эффект в действии. – Он открутил последний барашек. – Ничего себе! – изумленно оценил он толщину металла. – Зачем столько железа?
Они с Олегом аккуратно отстегнули стенку контейнера и бережно переместили ее к стене. Металлическая панель была чертовски тяжелой. И хотя в невесомости вес исчезает, масса никуда не пропадает. Любое неосторожное движение может дать такой момент инерции, что последствия могут быть самыми неприятными.
– Железо?! – удивленно отозвался Шмерлинг. – Кто вам сказал такую глупость? Это же чистейшее серебро! Нет ни одного вида железа, подходящего под мои цели! Только из серебра можно создать необходимые мне радиаторы охлаждения. Лучше пока ничего не придумали.
Наконец они распаковали все контейнеры. Перед ними стояли два светло-серебристых куба стороной чуть больше метра и две, примерно такого же размера, молочно-белых овоидных[21] сферы. Назначение и того и другого было абсолютно неочевидным.
– Ну что же, – Шмерлинг гордо расположился между двух кубов. – Я полагаю, у вас возникло множество вопросов. – Он похлопал один из них. – И сейчас, наверное, самое время все пояснить. Это автофабрика. Представляет собой практически обычный 3D-принтер, с которым вы наверняка знакомы. Правда, – выражение лица изобретателя стало хитрым, словно он готовился показать фокус, – это принтер с весьма впечатляющими возможностями. – Изобретатель достал из кармана комбинезона планшет и что-то набрал на экране. Передние стенки обоих кубов бесшумно разошлись, обнажив черный провал нутра. – Смотрите, это – приемник материалов. Пока что весьма небольшой, но подождите немного, это все-таки экспериментальная модель. Суть в том, что сюда можно положить практически любой материал, сделанный руками человека. И он разберет это на составляющие и выдаст в виде слитков из первоначального материала. Рабочая камера для готовой продукции располагается с обратной стороны. – Он с какой-то неподдельной нежностью вновь погладил куб. – Сталь, алюминий, все виды пластика, стекло. Любой металл. Большинство композитов он разберет и переделает в готовый, в свою очередь, материал для изготовления чего-то нового.
– Вы хотите сказать – бортинженер замолчал, чтобы собраться с мыслями, – что ваш аппарат разбирает на молекулы все, что в него попадает, и после этого придает новую форму?
– Нет, ну что вы, конечно, все не так происходит! – Шмерлинг посмотрел на бортинженера, словно оценивая, поймет ли он что-то из его слов. – Вы слышали о Теории всего[22]? Конечно, нет, – не дав возможности вставить слово, продолжил Шмерлинг. – Это физическая теория, объединяющая практически все известные человечеству знания. Пока она, конечно, еще не доработана, но благодаря объединению в ней электромагнетизма, ядерных сил и теории гравитации, а также математических объяснений… – Он резко замолчал. – Давайте лучше о практическом применении. Иначе мне придется читать здесь очень длинную и скучную лекцию по теоретической физике. Если хотите знать больше, вам в инженерную школу «ЗАСЛОНа», там познают непознанное и делают невозможное. Так вот, о чем я говорил? – Шмерлинг посмотрел на кубы и, словно вернувшись в реальность, продолжил:
– Поскольку в данный момент на орбите Земли болтаются тысячи тонн рукотворного мусора, эта даст нам гигантский запас ресурсов для дальнейшего производства. Только представьте! – мечтательно закатил глаза Шмерлинг. – У вас сотни тонн материалов, которые уже подняты из гравитационного колодца наверх и готовы к повторному использованию!
– Да уж, – задумчиво протянул капитан, – такая штука и на Земле бы пригодилась. Внизу мусора не меньше.
– Пока слишком дорого! Да и, видимо, не особо актуально, – грустно ответил Шмерлинг, поглаживая рукой бок автофабрики. – Пока мусор в космосе не стал серьезной проблемой, на мои разработки тоже денег не выделяли. А как приспичило, – он усмехнулся, – и финансирование нашлось, и самого из лаборатории за пару дней в космос запустили. А так, думаю, конечно, в дальнейшем и на Земле пригодится.
– А сферы зачем? – поинтересовался капитан. – Выбираете, какая форма лучше?
– Не совсем, – улыбнулся Шмерлинг. – Здесь, по крайней мере, аэродинамика мне точно не нужна, но одно без другого работать не будет. – Он подошел к овоиду и так же нежно погладил его. – Сначала я хотел назвать их автоботами, но потом узнал, что такое название уже есть в современной поп-культуре, и поэтому…
Шмерлинг вновь отдал команду с планшета. По отсеку раздалось низкое гудение. В верхней части сферы зажглось несколько красных огней, они стали вращаться по кругу, в какой-то момент слившись в единую полосу. Шмерлинг ввел еще несколько команд. Вращение прекратилось, и круг исчез, оставив лишь две красные точки размером с монету, уставившиеся на них, будто глаза.
– Жутковато выглядит, – отметил бортинженер, инстинктивно отодвигаясь от пугающего механизма.
– Если вас это пугает, то вам лучше отойти еще дальше, – хмыкнул Шмерлинг и отдал с планшета очередную команду.
Нижняя часть сферы зашевелилась и разошлась на множество тонких, очень напоминающих осьминожьи щупальца, ножек. Сфера мягко оттолкнулась от дна контейнера и зависла посреди грузового отсека. Красные «глаза» вращались на триста шестьдесят градусов, изучая все вокруг. Больше всего это напоминало гигантского паука, высматривающего добычу.
– Вашу мать! – выругался капитан и заслонил собой бортинженера. – Что это за хрень?!
– Рабочее название – автосборщик. – Шмерлинг ткнул пальцем в планшет, и глаза робота сменили цвет на зеленый. – Конечно, не так эффектно и пугающе, как красный, – усмехнулся Шмерлинг, ему явно понравилось, какой эффект произвели его творения, – но согласитесь, красный производит сильное впечатление! Автосборщик, собственно, и предназначен для сбора и доставки материала для переработки.
– И как он будет это делать? Снаружи ему отталкиваться не от чего. – Бортинженер взял себя в руки, заинтересовался парящим в воздухе устройством и, перестав прятаться за командиром, подлетел к роботу и аккуратно дотронулся до одного из щупалец. – Откуда возьмется реактивный момент?
– Да и энергии на это надо, ни один аккумулятор не справится, – присоединился к нему капитан.
– Потому мне и нужно серебро, – торжественно подняв руку с указательным пальцем вверх, констатировал Шмерлинг. – Внутри всех этих аппаратов установлены батареи Шмерлинга! – Он гордо посмотрел на космонавтов. – Невероятное изобретение человеческого гения! Именно они позволят работать этим устройствам и обеспечивать всей необходимой энергией. Именно они дают возможность космического полета и всего необходимого для работы. Единственный минус – они выделяют слишком много тепла, и пока я не придумал, как это уменьшить или сотворить новые законы термодинамики. – Он усмехнулся, всем своим видом давая понять, что он вот-вот откроет их. – Автосборщикам придется по мере накопления тепла просто отстреливать радиаторы охлаждения в сторону и печатать новые на автофабриках. Соответственно старые радиаторы тоже можно использовать повторно. Не самое изящное решение, но… – Шмерлинг замолчал, глядя на космонавтов в ожидании то ли аплодисментов, то ли еще какого-то выражения восторга.
– Потрясающе, – только и смог выдохнуть бортинженер. – Если это все будет работать, это – переворот в промышленности… Открывается столько возможностей.
– Сомневаетесь? – поднял брови Шмерлинг. Он взмыл к парящему в воздухе сфероиду и обнял его, словно живого. – Поверьте, они покажут, на что способны.
– И все равно вы не ответили на главный вопрос. – В голосе бортинженера прозвучали нотки сомнения. – Чтобы эти роботы полноценно функционировали, – он аккуратно дотронулся до сферы и отдернул руку, будто обжегшись, – им мало батарей Шмерлинга. Все-таки это космос, и я слабо представляю электромобиль для передвижения в вакууме.
– Вы же понимаете, что аппарат такой сложности содержит результаты работы не одного человека? – Шмерлинг выразительно сверху вниз посмотрел на бортинженера. – Здесь внутри – труд десятка инженеров «ЗАСЛОНа», и часть из них засекречена. – Он глубоко вздохнул и, опустив глаза, признался: – На самом деле даже я не знаю до конца, как устроены двигатели. Не хватает образования, понимаешь ли. – Он закатил глаза, показывая весь сарказм этой фразы. – Мне лишь объяснили, что будут использовать мои батареи для разгонного устройства и что-то про фотоны…
– Но тогда почему именно вас послали на полевые испытания? – продолжил расспросы Чурлин.
– Потому что я не только изобрел батареи Шмерлинга, – гордо вскинулся изобретатель, – но еще и написал весь код программы, позволяющий совместно работать всему оборудованию внутри этих устройств! Видите ли, – Шмерлинг гордо вскинул голову вверх, – я гений!
– Ладно, господа, – капитан решил прервать расспросы и вернуться в рабочую атмосферу. – Восторги – это хорошо, но у нас довольно плотный рабочий график. Нам сегодня еще необходимо разгрузить корабль, установить эти, – он покосился на кубы, – автофабрики и все проверить перед завтрашней сменой орбиты. Абрам Иванович, – он посмотрел на Шмерлинга, – вы сейчас покидаете «Буран» и можете наблюдать за всеми работами изнутри станции. А мы с тобой, – он хлопнул бортинженера по плечу, – как обычно, грузчики и монтажники.
– Пошли одеваться, – притворно тяжело вздохнул бортинженер, – работа есть работа.
– Вы что, – преграждая им дорогу, встал в шлюзе Шмерлинг, – собрались выгружать и устанавливать моих роботов без меня?! Ни за что на свете!!! – Стыковочный шлюз, в отличие от грузового, обладал довольно скромным проемом, и даже небольшого роста карлика хватило, чтобы полностью перекрыть проход.
– Абрам Иванович, – сдержанно и вкрадчиво заговорил командир, – у вас сегодня был очень тяжелый день. Перелет с Земли, первый полет в космос, невесомость… Ну куда вам еще и внекорабельная деятельность?.. Да и скафандр ваш, мягко говоря, для этого не предназначен.
– Я что-нибудь придумаю, – отозвался Шмерлинг, смотря на капитана, словно ребенок на мать, которая заставляет его выйти из магазина со сладостями. – Пожалуйста, поверьте, я очень изобретателен! Только дайте мне время, и я смогу переделать свой скафандр для выхода. Да там, если подумать… – Изобретатель зашевелил губами, что-то считая и загибая пальцы.
– Не торопитесь, – мягко перебил его капитан. – Вам бы здесь пообвыкнуться, разобраться… Вы же умный человек, сами подумайте. Даже для нас с Олегом подобная работа хоть и стала уже рутинной, но от этого не является менее трудной. – Он обернулся, ища взглядом поддержки бортинженера. Тот развел руками и тяжело вздохнул, всем своим видом выражая согласие с командиром. – Давайте договоримся так: я пытаюсь получить разрешение ЦУПа на ваш выход наружу, а вы пока отдыхаете и приходите в себя.
– Совсем меня за дурака держите? – усмехнулся Шмерлинг. – Думаете, я не понимаю, что такого разрешения никогда не получить?!
– Ну а за подобные выходки без одобрения с Земли нас всех быстренько спишут вниз как непригодных, – парировал капитан, – и прощай, вся ваша работа.
– Думаете? – усомнился Шмерлинг. – Разве правила не созданы для того, чтобы их нарушать?
– Не в этом случае, – покачал головой командир.
– Прямо сошлют вниз? И даже вас?
– И вас, и меня, и его, – командир указал на бортинженера.
– Хорошо, – растерянно согласился Шмерлинг, освобождая проход, – но я буду внимательно наблюдать за вами.
Командир кивнул, аккуратно подталкивая его за локоть в сторону спального отсека.
– Сейчас я вам ужин сделаю и прямо сюда принесу. Первый ужин в невесомости – это событие! – постепенно понижая голос до шепота, заговаривал инженера капитан. Он помог забраться Шмерлингу в спальный мешок и пристегнул ремни безопасности. – Подкрепитесь, постарайтесь отдохнуть, а завтра начнете полевые испытания своих изобретений.
Экипажу после столь сложных суток с Земли пришел приказ отдохнуть, тем более вечером предстояла работа по смене орбиты. Вымученные с вечера капитан и бортинженер договорились спать как можно дольше, но привыкший к режиму организм не позволил весь день валяться в постели и поднял капитана всего на десять минут позже обычного. Он не спеша выплыл из спального мешка и полетел в сторону кухни, готовясь наслаждаться выходным.
– Ну наконец-то, – раздался откуда-то сзади недовольный голос Шмерлинга.
Капитан обернулся и не смог сдержать смеха. Карлик висел посреди станции. Роста не хватало, чтобы дотянуться до поручней, и он увяз в невесомости, словно муха в янтаре.
– Как вы умудрились? Я же сам лично пристегивал вас в спальнике! Или вы посчитали, что если вы в челноке не пристегнулись и чудом остались целы, то и здесь прокатит? – Капитан вытер выступившие от смеха слезы.
– Что вы смеетесь? – возмутился Шмерлинг. – Помогите мне! Я сначала хотел снять одежду, чтобы создать реактивный момент, отбросив ее в сторону, но подумал, что это будет слишком унизительно. Помогите же мне! – требовательно протянул руку Шмерлинг.
– Вот однажды вы со своей нелюбовью к соблюдению правил так застрянете, и вам не помогу. Правила необходимы, в первую очередь, для нас самих. – Капитан протянул руку, и Шмерлинг, оттолкнувшись от нее, зацепился за ближайший поручень, вернув себе контроль над передвижением.
– Спасибо, – кивнул он и сразу возразил: – Не сможете вы мне не помочь! – Он вместе с капитаном полетел в сторону кухни.
– Это еще почему? – удивленно вскинул брови командир.
– Понимаете, – Шмерлинг достал из шкафчика пакет с кофе и, надев его горловиной на аппарат выдачи воды, повернулся к капитану, – вы – русский человек. Офицер. Вы просто не сможете не помочь тому, кто слабее вас или просто нуждается в помощи.
– Даже затрудняюсь вам что-то ответить, – задумчиво протянул капитан.
– Не утруждайтесь. – Шмерлинг протянул капитану пакет с кофе. – Есть вещи, не требующие доказательств. Это аксиома.
– А вы что же, не придете на помощь, если что? – Капитан отстегнул клапан на пакете и с удовольствием сделал первый утренний глоток кофе.
– Куда я денусь? – развел руками Шмерлинг. – Русский – это что-то внутри. Не только по крови. Тем более, – он отвернулся и взял свой кофе, – я по папе тоже русский. – Он сделал глоток и закатил глаза от удовольствия. – Великолепно! Горячий кофе в космосе – это что-то!
Весь день космонавты провели, отдыхая и предаваясь своим хобби. Олег запустил коптер и гонял его по всей станции, снимая ее со всевозможных планов и ракурсов, а капитан, конечно же, возился в «Теплице». Бортинженер решил взять у него интервью с помощью коптера, заодно снимая с другой камеры, как это выглядит. Капитан самозабвенно почти час рассказывал о росте микрозелени в условиях невесомости, показывал рассаду и созревшие плоды. В общем, оба космонавта были довольны, даже Шмерлинг их не отвлекал от отдыха. Он, словно приклеенный, как сел с утра за свой ноутбук, так и провел за ним весь день. Не прерываясь даже для того, чтобы поесть или сходить в туалет. Олег, пару раз пролетая мимо, заглядывал к нему через плечо и, видя бесконечные строчки кода, лишь уважительно покачивал головой.
– Ура!!! – ближе к вечеру ворвался в привычные шумы станции крик Шмерлинга. – Можете меня поздравить!!! Первые семь граммов космического мусора пойманы и переработаны!!! – Он перелетал от одной стенки к другой в попытке прыгать от радости. – Мое изобретение работает!!!
– Поздравляю, Абрам Иванович! – Капитан подплыл к Шмерлингу и официально пожал ему руку. – От имени экипажа станции «Валерий Поляков» – через двадцать минут как раз назначен сеанс связи с Землей – сможете доложить о своих успехах. А пока нам всем необходимо подготовиться к смене орбиты. Необходимо все проверить, особенно важно, чтобы все было пристегнуто. – Он посмотрел на ликующего инженера. – Пожалуйста, послушайте меня, это крайне важно! Во время смены орбиты возникнет небольшая гравитация. Она практически неощутима, но любой болтающийся предмет или еще что-то может привести к катастрофе. Вы же не хотите, чтобы в самом начале ваши успехи были перечеркнуты аварией?
Шмерлинг зацепился за поручень и замер на одном уровне с капитаном:
– Я понял вас и буду вести себя хорошо.
Капитан кивнул и отправился вместе с бортинженером проверять станцию. Шмерлинг вернулся к ноутбуку и уткнулся в экран.
Спустя примерно пару часов все трое сидели в кабине грузового корабля. Капитан занял свое место, застегнул шлем и привязные ремни и показал бортинженеру три пальца, что обозначало третий канал связи. Тот кивнул и ответил ему тем же.
– Все, я так больше не выдержу, – проговорил в рацию капитан, убедившись, что его никто не слышит. – У меня нервы сдают. Он словно трудный ребенок из старой комедии. Мы же здесь взрослые, серьезные люди! Других в космосе просто не бывает!
Бортинженер тяжело вздохнул:
– Ничего… Я так понимаю, он сейчас еще немного потестирует свои устройства, и – назад, к славе и почету!
Оба замолчали, вспоминая предшествующие пару часов. Сначала Шмерлинг, выслушав официальные поздравления из ЦУПа, пытался доказать капитану, что здесь он теперь главный, после этого он устроил истерику, отказываясь влезать в скафандр, утверждая, что это лишь «рекомендации безопасности», а не обязательные к выполнению правила. И лишь угроза, что если он не будет подчиняться командиру экипажа, то его, несмотря на все заслуги, прямо сейчас снимут с орбиты, озвученная диспетчером с Земли, смогла наконец утихомирить буйную голову изобретателя.
Все трое сидели в скафандрах с загерметизированными шлемами, зафиксированные в ложементах, и ждали. У капитана и бортинженера в рациях были слышны все переговоры и команды с Земли. Скафандр Шмерлинга был настроен лишь на прием сообщений от капитана, без возможности отвечать. Делать во время смены орбиты им было совершенно нечего. Орбита полностью корректировалась с Земли специалистами из ЦУПа с помощью телеметрии. Собственно, они сидели в «Буране» лишь из соображений безопасности. Корректировка сводилась к тому, что тяжелый грузовик, пристыкованный к надирному шлюзу станции, толкал ее вверх. И на случай, если что-нибудь пойдет не так, экипаж должен был сидеть в челноке.
В кино старт космического корабля в космосе обычно показывают так: зажигается какой-нибудь супердвигатель, и корабль летит всю дорогу с работающим реактивным двигателем. Физика смотрит на все это дело с легким недоумением. Зато это, конечно, красиво смотрится на экране. В жизни же все гораздо сложнее: после команды «Старт!» разгонный двигатель включается на строго рассчитанное время, чтобы дать кораблю импульс. Как только корабль достигает нужной скорости, двигатель выключается, и корабль летит на моменте инерции. Примерно на половине пути включается тормозной двигатель, давая противоположный импульс, цель которого – остановить корабль в нужном месте.
Капитан, бортинженер и сотня людей в ЦУПе все это прекрасно знали. Орбиту из-за скопления космического мусора меняли настолько часто, что никто даже не напрягался, настолько обыденной была данная процедура.
– На старт, внимание, марш! – раздался в наушниках ехидный голос диспетчера. Конечно, у экипажа на мониторах шел обратный отсчет, и они держали все под контролем, но диспетчер обязательно должен разряжать обстановку. Это тоже часть его работы. – Как там, не укачивает?
– Заходи, проверь, – ухмыльнулся капитан, быстро просматривая бегущие по экрану строки. – Все в штатном режиме.
О том, что произошло дальше, спорили долгое время. Версии были самые различные: от диверсий и саботажа до удара со спутника вероятного противника. Но официальный ответ комиссии, расследовавшей аварию, был таков:
«Вспышка на солнце вызвала магнитную бурю силой до шестисот наноТесла и продолжительностью одна целая две десятых секунды, что вызвало сбой в системе управления двигателями».
Что именно спровоцировало эту вспышку и почему ее не смогли спрогнозировать, комиссия ответить не смогла.
Несколько сухих строк в отчете на самом деле значили следующее: как только заработал разгонный двигатель, сразу же почувствовалось притяжение. Экипаж ощутил, что они сидят внизу, на полу. Нагрузка была едва уловимая, но после невесомости ощущалась сразу.
Капитан повернул голову влево, к сидящему рядом Шмерлингу:
– Абрам Иванович, скоро заработает тормозной двигатель и вектор притяжения изменится. Мы некоторое время будем как бы висеть на потолке. Это нормально. Не волнуйтесь. Несколько минут, и это ощущение пропадет. Мы снова окажемся в невесомости.
Боковой обзор у шлема ограничен, но изобретатель вытянул вперед руку с поднятым большим пальцем, показывая, что понял капитана. Цифры на капитанском планшете сообщали, что вот-вот начнется торможение. На секунду возникло ощущение, что они сделали «солнышко» на качелях и зависли в воздухе. Внезапно мигнул свет, и они вновь оказались на полу. Это означало только одно: тормозной двигатель вновь запустили.
– Центр! Что там у вас происходит?
Тормозной и разгонный двигатели включались и выключались. В какой-то момент капитану даже показалось, что они работают одновременно. Пол и потолок сменяли друг друга, будто они действительно качались на гигантском аттракционе. Свет моргал, то становясь невыносимо ярким, то практически затухая. Корабль трясло, словно самолет, попавший в турбулентность. Сидящий слева от капитана Шмерлинг стукнул его по плечу, привлекая внимание. Тот включил ему рацию.
– Что происходит?! – раздались в наушнике истеричные вопли. – Немедленно остановите это!!! Мы что, гибнем?! Помогите!!!
Капитан отключил звук. Похоже, у инженера началась истерика. Сделать с этим сейчас все равно было ничего невозможно. Свет еще пару раз моргнул и погас, тряска прекратилась, и они оказались в невесомости.
Несколько секунд спустя заработало аварийное освещение, и в наушнике раздался голос диспетчера:
– …шенин, доложите о повреждениях!!! – сквозь помехи и шипение донеслось до капитана.
– Экипаж цел, – капитан посмотрел на бортинженера, тот поднял вверх большой палец, показывая, что с ним все в порядке, и, не удержавшись, добавил по общему каналу связи: – У изобретателя, правда, истерика, но это пройдет, физически все в порядке. О состоянии станции пока доложить не могу…
– У нас нарушилась телеметрия, мы тоже не видим, что с вами происходит. Похоже, дала сбой программа управления двигателями. Но сейчас все в норме. Работаем над перезапуском систем.
– Хорошо. – Капитан отстегнулся от своего кресла и подплыл к шлюзу. – Перехожу в станцию для обследования.
Тревожный и прерывистый сон совершенно не давал отдохнуть и расслабиться. Очередной раз проснувшись от изнуряющей духоты, капитан еще некоторое время пролежал с закрытыми глазами, пытаясь уснуть, но так и не смог. До подъема было еще полтора часа. Выплыв из отсека, он бросил быстрый взгляд на показания термометра – тридцать четыре градуса жары! Он сжал челюсти от злости и поплыл на кухню. По пути он встретил Шмерлинга. Несмотря на ранний час, тот сидел в одних трусах с ноутбуком и отрешенно то смотрел на экран, то начинал что-то печатать в бешеном темпе. Капитан хотел по привычке выговорить ему за внешний вид, однако одернул себя. Во время аварии нарушилась синхронизация разгонного и тормозного двигателей, и из-за вибрации станции оторвало и унесло в открытое пространство часть солнечных батарей. С тех пор прошло почти трое суток, без батарей охлаждающая система не справлялась. Основное питание и охлаждение перенаправили на критически важные узлы станции. А сам экипаж до тех пор, пока на Земле не придумают, как восстановить на «Полякове» нормальную температуру, вынужден был щеголять в неглиже.
– Абрам Иванович, вы что, не ложились?
Инженер не ответил. Он пристально глядел на монитор, что-то напевая себе под нос. Капитан легонько коснулся его плеча. Шмерлинг вздрогнул, обернулся на капитана и несколько секунд молчал, словно не узнавая. Наконец взгляд сфокусировался.
– Все, капитан, еще буквально пара мгновений – и я это сделаю. – Он вновь повернулся к ноутбуку и возобновил интенсивный набор текста. Капитан еще несколько секунд посмотрел на длинные строчки кода, бегущие по экрану, и покачал головой. «Как бы не тронулся умом бедняга». Он вспомнил, как в первые минуты после аварии инженер истерил, плакал и даже требовал, чтобы его немедленно отправили домой. Только после долгих уговоров, объяснений, что именно произошло и как это повлияет на их безопасность, Шмерлинг наконец успокоился.
– Утечек аммиака нет? Охладительная система фотоэлектрических батарей в порядке? – уточнил он, переходя из «Бурана» на станцию. – Только панели унесло?
Капитан с бортинженером переглянулись:
– Утечек точно нет, насчет остального выясняем, – ответил Олег.
– Хорошо, – кивнул Шмерлинг и сразу бросился к своему ноутбуку выяснять, как пережили аварию его машины. Занявшись делом, он сразу успокоился и перестал быть похож на испуганного ребенка.
Оставив Шмерлинга, капитан добрался до кухни и, сняв со стены пакет, наполнил его водой и жадно присосался к нему. Вода была чуть теплой, но все равно давала ощущение прохлады. Наконец, когда в пакете осталась буквально пара глотков, он выдавил остатки наружу и, несколько мгновений полюбовавшись на крохотные водяные шарики, парящие в воздухе, с наслаждением поймал их и растер по лицу. Вода образовала тончайшую пленку и на пару минут подарила отдых от изнуряющей жары. Как только ощущение прохлады ушло, капитан достал салфетку и тщательно вытер лицо. Еще не хватало, чтобы какая-то случайная капля, слетевшая с него, устроила здесь замыкание.
– Доброе утро! – в кухне появился бортинженер. – Не спится, капитан?
Капитан кивнул на монитор с выведенными цифрами температуры:
– Ну хотя бы перестала расти, а то бы точно зажарились.
– А хочешь, я тебя еще обрадую? – спросил бортинженер. По его тону было понятно, что никакой радости не последует. – Пришло указание из ЦУПа: с сегодняшнего дня находимся исключительно в скафандрах. Остатки наших батарей носятся по орбите, и по причине многочисленных соударений обломков, их траекторию пока никто не может рассчитать. Поэтому мы ближайшие пару дней – в режиме ожидания столкновения.
– Не свариться бы от жары. – Капитан чертыхнулся. – Ведь в скафандре на территории станции тоже нельзя будет охлаждение включать?
– Конечно, нельзя, – нервно усмехнулся бортинженер. – Тепло-то куда отводить? Физика, третий класс. – Он достал себе пакет с чаем, наполнил кипятком и повесил на стол завариваться.
– И как ты только в такую жару горячее пьешь? – Капитан с ужасом посмотрел на пакет с чаем.
– Тоже физика, – усмехнулся бортинженер.
Освещение несколько раз моргнуло и погасло. В темноте светились только лампы аварийного освещения.
– Что за чертовщина? – Капитан протянул руку за фонариком.
– Не волнуйтесь, я все сделал! – раздался голос Шмерлинга. – Сейчас система перезагрузится и все заработает.
– Ты влез в систему?! – от волнения всегда вежливый и корректный капитан даже перешел на «ты». – Что ты сделал?!
– Подождите пару минут, прежде чем ругаться. – В свете аварийных огней карлика не было видно, и только этот факт, кажется, спасал его от сиюминутной расправы.
Бортинженер и капитан аккуратно, в полумраке хватаясь за поручни, поплыли в центральный отсек.
– Еще пару минут, и все заработает, – откуда-то из темноты проговорил Шмерлинг. Голос слегка подрагивал – видимо, что-то шло не по плану. – Там должны окончиться работы по подключению.
– Абрам Иванович, ну что за детский сад?! – Капитан с бортинженером добрались до центрального отсека. По мониторам бежали строки загрузки. Бортинженер всмотрелся в данные.
– Не может этого быть! – Он удивленно показал капитану на монитор и подвинулся ближе к клавиатуре.
Аварийное освещение несколько раз моргнуло, изрядно потрепав нервы космонавтам, после чего так же внезапно, как и пропало, заработало основное. Загорелись лампы, зашумели вентиляторы. Станция вновь ожила.
– Мне кажется, или заработало охлаждение? – Капитан провел рукой по панели кондиционера.
– Не кажется… – задумчиво протянул бортинженер, глядя на показания приборов. Температура быстро снижалась. Стремительно упав почти на десять градусов, показания термометра замерли на стандартных двадцати четырех.
– Откуда у нас появилось столько энергии? – пробормотал капитан себе под нос, щелкая предохранительными реле на контрольной панели. – Словно батареи на месте…
– А они и на месте! – Шмерлинг появился неожиданно, словно чертик из табакерки.
Капитан и бортинженер с удивлением смотрели на данные, выведенные на монитор.
– Абрам Иванович… – с удивлением выдохнул капитан. – Вы смогли из космического мусора напечатать и подключить батареи??? Это же… – Капитан сбился и замолчал, подбирая слово.
– Невозможно! – вмешался бортинженер. – Просто невозможно! Либо вы сотворили чудо, либо мы чего-то не знаем.
– Ну не совсем, – застенчиво опустил глаза изобретатель. – Это, конечно, была крайне нетривиальная задача, но все-таки не чудо. – Видимо, похвалы его очень смущали, и он смотрел в пол, словно в чем-то провинился.
– Нет-нет! – Капитан подплыл к Шмерлингу и крепко обнял его. – Не скромничайте. Это наверняка как минимум государственная награда! Такое изобрести! – Он оторвался от изобретателя и повернулся к напарнику. – Олег, ты только представь, что с помощью его изобретений мы можем теперь прямо на орбите напечатать все что угодно! Это же…
– «Поляков!» ЦУП вызывает «Полякова»! – раздалось из динамиков, не дав капитану договорить, что именно представляет собой изобретение Шмерлинга.
– На связи «Поляков», – капитан щелкнул тумблером, переводя вызов на экран.
– Ребят, вы там чего натворили? – полушепотом спросил диспетчер. – Тут такое происходит!.. – Он оглянулся и заговорил официальным тоном: – Экипаж станции, с вами будет разговаривать представитель министерства обороны генерал Кастро! – На экране появился мужчина в военной форме.
– Значит, так! Я с самого начала был против того, чтобы посылать на орбиту безответственного, не имеющего никакого понятия о дисциплине инвалида! Я предупреждал, что это чревато последствиями, но то, что вы сделали!.. – Генерал ткнул пальцем в побледневшего при виде него изобретателя. – Вы поставили мир на грань Третьей мировой!!! Вы вообще осознаете, что натворили???
– Я решил задачу по сохранению целостности орбитальной станции и жизни экипажа, – пробормотал в ответ Шмерлинг, пряча глаза. – Тем более никто не пострадал, а только наоборот – польза. – Он инстинктивно держался немного позади капитана, как бы прячась за ним.
Капитан с бортинженером переглянулись. Шмерлинг выглядел напуганным. Капитан вспомнил давешний разговор с ним и тяжело вздохнул. Он действительно не мог не заступиться.
– Товарищ генерал, могу я узнать, в чем, собственно, дело? – произнес капитан. – В настоящий момент формально Шмерлинг находится под моим командованием, а следовательно, является моим подчиненным.
Генерал задумчиво посмотрел на капитана:
– Вашим подчиненным? Мне кажется, такие люди никому не подчиняются. Но вы действительно имеете право знать. Ваш подчиненный, – при этих словах у генерала дернулся глаз, – украл солнечные батареи с американского телевизионного спутника, оставив без вещания практически всю Северную и часть Южной Америки!!!
– Во-первых, я сделал это для спасения «Полякова». Во-вторых, это невозможно доказать! – выкрикнул Шмерлинг из-за спины капитана.
– Если бы это было так… – Лицо генерала не выражало ничего хорошего. – К вам, конечно, все равно были бы вопросы, но в основном – технического характера. Потому что сама по себе идея, – генерал на секунду позволил себе расслабиться, – крайне интересна с военной точки зрения. Но! – Он вновь стал серьезен. – Сначала ваши устройства, волокущие батареи на орбиту «Полякова», попались на глаза астронома-любителя, а спустя несколько часов вся оптика планеты отслеживала траекторию следования ворованных панелей, от спутника до установки их на станцию. Все телеканалы и новостные порталы только и говорят о страшном русском оружии!
Генерал еще долго отчитывал Шмерлинга и экипаж, но в целом становилось ясно, что все не так страшно. Единственное, за что их ругали, это за то, что попались. В остальном военным, курирующим проект «ЗАСЛОНа», даже понравились возможности устройств. Наконец, получив взбучку и инструкции из ЦУПа, Земля отключилась, оставив космонавтов переваривать услышанное.
– Спасибо вам, – тихо произнес Шмерлинг, когда выволочка наконец-то закончилась.
– Не стоит меня благодарить, – поморщился капитан. – Формально вы действительно мой подчиненный, поэтому я несу ответственность за ваши действия!
Шмерлинг на мгновение замер и внимательно посмотрел на капитана, словно впервые его увидел:
– Вот за это и спасибо. Сейчас очень мало людей, думающих и делающих так, как вы. В основном поступают наоборот. Ищут крайних. И потом, это действительно не оружие, – развел он руками. – Я решил, что просмотр телевизора, пусть даже – для целого континента, не так важен, как существование научной станции в космосе. К тому же я понимал, что если в ближайшее время ничего не придумать, то либо мы погибнем, либо нас отправят на Землю, и мой эксперимент прекратится. А при условии того, сколько сейчас космического мусора на орбите, вскоре о пилотируемой космонавтике можно будет забыть. А это – конец не только для нашей станции, но и для Земли в целом. А моя работа и труд многих людей, желающих сделать космос хотя бы чуточку безопаснее и комфортнее, просто-напросто пропадет.
– Ну да, – вздохнул капитан, помогая втиснуться в скафандр бортинженеру, – здесь я с вами соглашусь. Учитывая, что уже сейчас станции наблюдения за мусором с трудом справляются со своей работой, то дальше, если мы что-нибудь не придумаем, будет совершенно невозможно. Либо мы будем вынуждены работать так, – он похлопал по шлему своего скафандра, – а это в долговременной перспективе невыносимо, либо околоземелье будет окончательно закрыто.
– Вообще-то, – вскинулся Шмерлинг, влезая в свой странный скафандр, – мы, – он ударил себя кулачком в грудь, – уже кое-что придумали. Так что вы без работы не останетесь! Мне только нужно дополнительно продемонстрировать пригодность устройств. – Он застегнул все швы и молнии на скафандре и подошел к капитану, чтобы тот проверил.
– Опустите забрало. – Голос капитана звучал глухо сквозь стекло шлема. – Рации еще не подключились. Мы находимся в аварийном режиме.
– Да, сейчас опущу, – раздраженно ответил Шмерлинг. Он уже отошел от потрясения после выволочки, и ему явно хотелось перевести разговор обратно к тому, какой он молодец и спас их. Но отповедь генерала и приказ постоянно находиться в скафандрах несколько остудили восторги капитана.
– Не опустите – в случае разгерметизации можете погибнуть, – как можно более равнодушно произнес капитан. – Тем более обломки наших батарей, несущиеся по параллельной орбите, довольно приличные. Если все-таки произойдет столкновение, ущерб будет значительный.
Шмерлинг демонстративно сильно хлопнул забралом и защелкнул замок.
– Довольны? – глухо спросил он.
Капитан кивнул. Быть может, хотя бы страх перед аварией будет держать карлика в руках.
Невозможно быть готовым к катастрофе. Можно сто раз подготовиться, выучить планы эвакуации и действий при наступлении ЧС. Можно проговорить и продумать всевозможные сценарии развития событий, создать запасы и подготовить аварийные пути. Но в глубине души вы все равно будете верить – катастрофы не будет. Не произойдет, и точка! Вы будете готовиться, учить и повторять правила и приемы, сдавать и принимать экзамены и зачеты и быть уверенными, что готовы к любому развитию событий. Но реальность все равно усмехнется вам в лицо и покажет, что на сотню ваших планов и расчетов у нее есть еще один. Неучтенный.
Последние двое суток экипаж провел в скафандрах. Тяжело, конечно, но, во-первых, безопасность превыше всего, а во-вторых, приказ есть приказ. Даже Шмерлинг традиционно некоторое время повозмущался, но в итоге смирился и работал в скафандре. С Земли обещали вот-вот снять аварийный режим. Траектория обломков, по расчетам, в ближайшие сутки должна стабилизироваться, и можно будет вернуться к нормальному образу жизни. От плановых работ внутри станции их на время освободили, выходов наружу тоже запланировано не было. Каким-то чудом за все это время не было ни одной пробоины, поэтому на «Полякове» наступили каникулы.
Капитан, как только выдалось свободное время, в своей обычной манере отправился в теплицу. В скафандре там, естественно, было не так хорошо, как обычно. Он отгораживал его от самого важного, что давала теплица: не хватало запахов, ощущения влажной и густой атмосферы, не хватало квалиа[23]. Капитан воровато оглянулся, словно опасался, что его кто-нибудь застукает, и поднял забрало скафандра. В ноздри сразу ворвался густой аромат растений. Он с наслаждением втянул носом воздух, пытаясь вобрать в себя как можно больше, словно его можно было запасти. На втором или третьем вдохе он нахмурился. В привычный аромат растений вплетался легкий болотный запах. Похоже, на одной из грядок застоялась вода, и та стала подгнивать. Беглый осмотр показал, что запах шел от микропарника с рассадой. Автомат, дозирующий воду, сломался и заливал почву. Воды становилось больше, чем могла впитать почва, и она портилась.
Капитан позвал на помощь бортинженера, и они вдвоем разобрали устройство. Проблема оказалась несложной: вздулся один из резисторов на схеме. Перепаять его было делом пяти минут. Они решили не разбирать автомат полностью, чтобы снять плату и паять на специальном столе, а все сделать прямо здесь, «на коленке». Пару раз столкнувшись во время работы в небольшом пространстве модуля, они, не сговариваясь, сняли шлемы и оттолкнули их в сторону. Пока они возились с ремонтом платы, шлемы уплыли за пределы модуля.
Станцию сильно тряхнуло, взвыла сирена аварийного оповещения, с лязгом закрылись люки, разделяющие модули. «Внимание, произошла разгерметизация», – известил металлический голос.
– Твою мать! – выругался капитан. Первым делом он подплыл к иллюминатору. В открытом пространстве космоса парили папки с бумагами, инструменты – в общем, все то, что должно было находиться внутри станции. Судя по тому, что вынесло наружу, пробоина была приличной.
Бортинженер тоже припал к окну:
– Черт, это все было в центральном модуле!
Они переглянулись. Именно там постоянно работал Шмерлинг.
– Надеюсь, он все-таки закрыл шлем! – Бортинженер несколько раз ударил кулаком по переборке и приложил ухо, надеясь услышать ответ от Шмерлинга.
– Вопрос на самом деле не в том, закрыл он его или нет. По умолчанию будем считать, что он либо погиб, либо находится в беспомощном состоянии. Это мы будем выяснять позже, когда поймем, что нам с тобой делать. – Капитан посмотрел на бортинженера. – Ведь мы не то чтобы не закрыли шлемы, мы вообще без них! И выйти наружу не можем, потому что понятия не имеем, есть в соседнем модуле воздух или нет! – Он приложил руку к вентиляционному отверстию. – Как я и думал, не работает. Значит, с учетом запаса воздуха в скафандрах, думаю, пять-шесть часов в распоряжении у нас есть. А потом… – Капитан замолчал, но все было понятно и так.
Бортинженер задумался и просветлел лицом:
– Сейчас узнаем!
– Что узнаем? – не понял капитан.
– Есть ли атмосфера в соседнем отсеке. – Видя, что капитан по-прежнему ничего не понимает, он пояснил: – Мой квадрокоптер. – Он вынул из кармана пульт. – Сейчас запустим его, и если он сможет взлететь, значит, там есть атмосфера. Сам понимаешь, в безвоздушном пространстве с пропеллером делать нечего!
– Кудесник, отправляй меня назад![24] – с надеждой глядя на бортинженера, воскликнул капитан.
– Сейчас, ваше величество, – пробормотал бортинженер, возясь с кнопками пульта и вглядываясь в небольшой экран на нем. – Нет, – наконец разочарованно выдохнул он, – нет там атмосферы. – Он повернул пульт так, чтобы капитану тоже стало видно экран. Коптер парил в невесомости, показывая пустой центральный отсек, посреди которого плавал привязанный проводом к розетке в стене ноутбук Шмерлинга. Самого изобретателя нигде не было. Бортинженер пощелкал кнопками управления, заставляя дергаться винты в разные стороны. Коптер поменял положение, и в поле зрения камеры попала пробоина. Не меньше метра в высоту и шириной сантиметров семьдесят, с рваными краями, из которых торчали остатки изоляции и трубок охлаждения. Олег попытался развернуть агрегат, чтобы стало видно противоположную сторону, но тут у игрушки разрядились аккумуляторы, и изображение пропало.
– Итак, что у нас есть на данный момент? – Капитан посмотрел на бортинженера. – Станция разгерметизирована, по крайней мере – центральный отсек. Шмерлинг, скорее всего, погиб. Связи у нас нет. Перейти на корабль или в другой отсек, где есть атмосфера, мы не можем. Есть варианты, каким образом нам остаться в живых?
– Капитан, идея – на уровне бреда: я попробую подключить систему связи скафандра к бортовой сети и с помощью освещения подать сигнал бедствия. За нами же наблюдают с Земли. А мы их сможем слышать по динамикам внутренней связи… – Он задумался. – …надеюсь. В теории они могут в режиме телеметрии отстыковать нас от станции и подогнать «Буран». Шлюзы везде стандартные. Главное, чтобы они знали, что мы живы.
– Других вариантов, я так понимаю, у нас все равно нет. – Капитан повернулся к стене и снял панель обшивки, обнажив мешанину электропроводки. – Значит, будем работать с тем, что есть, и надеяться на чудо.
– Сейчас, еще три минуты передохну, и продолжим. – Капитан уже не в первый раз поднялся к «потолку» и с наслаждением задышал чистым воздухом. За последние три часа они разобрали практически все стены, но связь так наладить и не смогли. Микрогравитация, которую практически невозможно ощутить человеку, сыграла с ними злую шутку: вентиляция не работала, и большая часть углекислого газа скапливалась внизу. Дышать становилось все труднее и труднее. Воздух становился вязким, словно кисель, лениво заползал в легкие и, отдавая остатки кислорода, отзывался болью где-то за грудиной.
– Конечно, капитан. – Бортинженер тоже, слегка оттолкнувшись от пола, поднялся «наверх». Вытянувшись во весь рост, он прижался лбом к прохладной обшивке станции.
Оба уже понимали, что – все, выхода нет, и счастливого конца не предвидится. Но это только в кино люди, осознав, что пришел конец, ложатся и делятся сокровенными историями из жизни. В реальности человек борется за жизнь до последнего. Пусть даже не всегда – за свою.
– Значит, так, капитан. – Бортинженер протянул капитану содранные куски изоляции. – Я вижу только один вариант. Сейчас заматываем тебе голову всем, что найдем. Внутри у тебя воздуха хватит минуты на три. Я открою люк, выйду, найду наши шлемы, переброшу их тебе, и все будет в порядке. За минуту успею дотянуться и толкнуть тебе. – Он помолчал, а потом продолжил: – Если очень повезет, то и сам успею надеть. Надо сейчас идти, пока остался хоть какой-то запас кислорода.
– Дурная идея, – покачал головой капитан. – Из этих обрывков ничего толкового не сделать. У нас даже скотча здесь нет. Да и ты умрешь практически сразу, как только откроешь люк.
– Может, и умру, а может, и до шлема успею дотянуться.
– А если не успеешь? – парировал капитан. – Понимаешь, если бы я был в этом уверен, сам бы рискнул и пошел. В конце концов, это моя работа – отвечать за экипаж. А так – без толку рисковать. – Он махнул рукой.
– Ну а что тогда делать? – растерянно спросил бортинженер. – Лежать и ждать смерти?
– Тихо!!! – неожиданно рявкнул капитан, выставив перед собой руку. Бортинженер замолчал на полуслове и с удивлением посмотрел на него. Тот, медленно перебирая руками, сначала двигался вдоль «потолка», потом таким же образом перебрался на соседнюю стену.
– Слышишь? – спросил он у бортинженера, наконец замерев и прильнув к стене.
Чурлин подлетел к нему и, приложив ухо, напряженно вслушался.
– Нет, – помотал головой он. – А что там?
– Сам пока не пойму, – почему-то прошептал капитан, – но такого звука быть точно не должно. – Он замолчал и вновь поднял руку, призывая бортинженера прислушаться.
Снаружи послышался какой-то скрип, шелест, словно множество маленьких ножек аккуратно что-то волокли по обшивке станции.
– Ты же тоже это слышишь? – обнадеживающе спросил капитан, глядя на Олега. Тот молча кивнул.
Шелест перемещался по обшивке, и космонавты следовали за ним изнутри. Внезапно звук пропал, космонавты подлетели к окну. Первым выглянул капитан, за ним, едва ли не столкнувшись головами в маленьком овале иллюминатора, – бортинженер.
– Если это – галлюцинации умирающего от удушья мозга… – задумчиво произнес капитан и посмотрел на напарника. – Ты видишь то же самое?
Буквально в метре от них, за окном, на черном полотне космоса, подсвеченном лишь светом звезд, верхом на пауке с красными светящимися глазами летел Шмерлинг в своем нелепом скафандре! Часть манипуляторов паука поднималась вверх, обхватывая изобретателя так, что получалось что-то вроде седла, на котором он держался. Остальные «лапки» тащили тонкую светлую нить, похожую на паутину. Нить еще больше придавала роботу пугающей схожести с пауком. Шмерлинг словно почувствовал взгляд и, повернувшись в сторону «Полякова», заметил обескураженные лица экипажа.
Лицо же изобретателя было трудно различимо из-за парящих внутри шлема капель крови. Шмерлинг поднял руку с растопыренной пятерней, затем похлопал овоид, на котором он сидел, словно барон Мюнхгаузен. «Пять минут», – прочитал по губам капитан. Он обернулся к бортинженеру и с трудом вдохнул тяжелый густой воздух – надо продержаться.
Очнувшись, капитан понял, что он лежит в центральном отсеке. На нем была надета изолирующая маска, от которой шел шланг к баллону с кислородом. Посмотрев вбок, он увидел бортинженера, парившего рядом с такой же маской на лице. Вентиляция станции работала на максимальных оборотах, с шумом наполняя «Полякова» воздухом.
– Не спешите снимать маску, – раздался откуда-то голос Шмерлинга. – Вы прилично надышались углекислым газом.
– Живы, капитан, – слабо толкнул его в плечо очнувшийся бортинженер. – Молодец изобретатель, спас нас. – Они оба, обессиленно улыбаясь, посмотрели на Шмерлинга.
– Ну что же, – внимательно посмотрев на космонавтов, произнес Шмерлинг, – вы пока отдыхайте, а я все-таки сделаю то, что задумал очень давно. – Он залез во внутренний карман комбинезона и, немного покопавшись там, достал небольшой прямоугольный футляр. – Вы даже не представляете, сколько лет я к этому шел! – торжествующе произнес он, открыв футляр и достав из него сигарету. – Вы же не против, что я закурю?
Бортинженер округлил глаза от ужаса! Кричать и ругаться на Шмерлинга у него не было сил. Открытый огонь на космической станции?! Что может быть хуже?! Он умоляюще посмотрел поверх маски на капитана, тот лишь вяло махнул рукой – мол, пусть делает что хочет. Изобретатель взял сигарету в рот, щелкнул зажигалкой и затянулся, набрав полные легкие дыма. Он несколько секунд смотрел на онемевших от этого действа космонавтов, после чего резко согнулся и закашлялся. Его бил такой жуткий и разрывающий кашель, что временами он даже заглушал воющую пожарную сигнализацию, сработавшую от дыма.
Бортинженер, превозмогая слабость и тошноту, сплавал на кухню и принес оттуда большой пакет с водой. Потихоньку отпившись, Шмерлинг перестал кашлять.
– Спасибо, – утерев слезы, наконец произнес он. – Я думал, будет по-другому… Вы не могли бы потушить это? – Он, с презрением глядя на сигарету, протянул ее бортинженеру. Тот, выдавив из пакета шарик воды, подтолкнул его в сторону Шмерлинга. Вода с легким шипением обволокла окурок, и тот погас.
– Ну и зачем все это было? – с легким удивлением произнес капитан. – Абрам Иванович, вы – гениальный ученый, инженер, с этим никто не спорит. Вы спасли нам жизни… Я думаю, все это признают. – Он посмотрел на бортинженера. Тот молча кивнул в ответ. – Но вот это вот… – Он кивком указал на парящий по отсеку окурок. – …Ну вот зачем? Вы демонстративно хотите нарушить все существующие правила? Не понимаю.
– Знаете, – Шмерлинг взял у бортинженера пакет и сделал пару глотков, – давным-давно произошел в моей жизни удивительный случай. Я, еще будучи совсем мальчишкой, старшеклассником, попал в один НИИ, на какую-то смесь практики и экскурсии. Лучших учеников тогда, – он с гордостью посмотрел на космонавтов, – а я, естественно, был лучшим, – тогда возили на знакомство в такие места. Нас водили по предприятию, все показывали, рассказывали и привели в проектно-инженерный цех. Место, где, собственно, и работают настоящие изобретатели. И вот там я впервые увидел хаос, из которого рождается что-то новое и неведомое до этого. Представьте себе мониторы с сотнями строк кода в одном помещении с кульманами, испещренными непонятными чертежами, грифельные доски с набросками и десятками моделей разной степени готовности. В какой-то момент ты понимаешь, что все это – звенья одной цепи, если понимать, в какую сторону смотреть, ты можешь понять, что должно быть в итоге. Понимаете меня?
Капитан пожал плечами:
– Пока не очень. Я могу понять, что вас толкнуло в профессию, но ваше поведение… – Он усмехнулся. – Только не говорите, что от природы такой. Никогда не поверю.
– А-а, – протянул Шмерлинг, – вы про это… – Он кивнул на окурок, все еще плавающий по замысловатой траектории между ними. – Здесь все очень просто. В том зале была огромная, на всю стену, надпись: «Не курить. Запрещено», и под ней – урна, доверху заполненная окурками, возле которой постоянно толпилось множество курящих людей. – Шмерлинг задумчиво дотронулся до плавающего посреди космической станции окурка, явно думая о чем-то своем. – И я, восторженный пятнадцатилетний школьник, выпросил у кого-то сигарету и встал рядом с этими людьми, хозяевами этого инженерного хаоса, и закурил. Наверно, тогда мне казалось, что я очень крутой и со стороны выгляжу, как настоящий инженер. Но стоило мне только поджечь сигарету, как на меня сразу с криками набросился охранник. Отнял ее у меня, затушил, выбросил и, взяв меня за шкирку и встряхнув, как щенка, крикнул: «Ты что, читать не умеешь?!» Я, естественно, как и любой подросток, вместо того чтобы признать свой проступок, кивнул на остальных, куривших под надписью. «Дурачок, – охранник сразу отпустил меня и заулыбался, глядя на нарушителей. – Это же настоящие инженеры! На них мир держится! Вот выучись сначала, стань таким же крутым и умным, как они. Чтобы в голове были все знания мира. И тогда кури, где хочешь, хоть в космосе! И никто тебе слова против не скажет!» И вот, – Шмерлинг с отвращением посмотрел на окурок, – я в космосе! Я закурил, против всех правил, и даже всемогущий капитан корабля не запретил мне этого. – Он усмехнулся. – Какой же иногда мусор в голове должен быть, чтобы привести тебя к цели. Я хотел нарушить все правила и благодаря этому стал лучшим из лучших.
Шмерлинг оглядел космонавтов в изоляционных масках, лица которых только начали приобретать здоровый цвет, плывущий в невесомости окурок, дыры в стене модуля, заделанные напечатанной на скорую руку пластиковой тканью, опустил глаза и задумался. «Далеко внизу плывет окруженная облаком космического мусора Земля. Сейчас этот мусор лишь мешает, но стоит его собрать, переработать и направить на нужные цели, и из него получится нечто новое и удивительное. Как мальчишка, мечтавший когда-то назло всем закурить в космосе. Нужно лишь придать правильное направление».
Валентин Пичугин. «Заслонить собой»
Мрак за стеклом был необычайно красивого цвета. Могло показаться, что кромешное антрацитовое полотно перед глазами едва уловимо отливает фиолетовыми бликами, но Иван помнил о свойстве оптической иллюзии, меняющей в зависимости от его настроения оттенки непроглядной завораживающей темноты. Так бывает, если зажмуриться после яркого солнечного света, а спустя некоторое время, причудливые разноцветные медузы призрачными кляксами плывут перед глазами. «После яркого солнечного света… Сколько лет я не видел его?»
– Сто семьдесят пять тысяч двести часов сорок семь минут пятнадцать секунд, шестнадцать секунд, семнадцать секунд, – напомнила бегущая строка время его пребывания на борту аквабата «ЗАСЛОН-2074».
– Довольно, – прошептал Иван, и буквы растаяли, освобождая место для угольной черноты, пристально рассматривающей его из глубины океана.
– Сколько же сейчас Алёнке? – Он наморщил лоб, пытаясь опередить своего назойливого подсказчика, и сам себе ответил: – Скоро будет двадцать шесть.
– Двести двадцать семь тысяч пятьсот двадцать часов… – поспешила напомнить неутомимая помощница, но Иван отключил функцию, не позволив информатору завершить передачу данных.
«Через девять дней у дочки будет день рождения. Почти двадцать лет прошло, как я погиб. Интересно, как они выглядят сейчас? Надо будет Артёма попросить, чтобы сделал фотографии Алёнки и Анны».
– Неопознанный глубоководный объект. Класс «Флорада-81», скорость шестьдесят три узла в час. Время вхождения в зону безопасности – ноль часов семнадцать минут одиннадцать секунд, – пробежало красным по экрану.
«Ого, чего эти барракуды здесь забыли?» – Иван помнил наизусть тактико-технические характеристики субмарин военного блока Pacifik ocean, а потому не обратил внимания на титры. Эти проныры были вооружены новейшими средствами обнаружения и уничтожения противника, хотя и уступали «ЗАСЛОНу» в средствах самозащиты. Самым опасным оружием подводных крейсеров этого класса были автономные миниатюрные торпеды, в огромном количестве ждавшие сигнала к атаке в подбрюшье лодки, из-за чего «Флорада» напоминала беременную камбалу, готовую немедленно разродиться тысячью маленьких смертоносных пираний, нацеленных сожрать всё, что встретится на их пути.
Иван не сомневался в безопасности вверенного в его управление глубоководного аппарата, но тотчас предпринял дополнительные меры, маскирующие аквабат. Бесшумно схлопнулись створки панорамного обзора, имитирующие поверхность камней, покрытых слоем донных отложений и водорослей, потерявших ориентиры и растущих горизонтально, напоминая увядшие земные цветы. Пневматические щупальца выпустили дополнительные «когти», кроша скальную породу и крепко цепляясь за отвесную стену западного края Алеутского желоба. Здесь, в зоне субдукции на стыке наползающей Северо-Американской плиты на Тихоокеанскую, вот уже двадцать лет нёс службу «погибший смертью храбрых при испытании нового вида вооружения лейтенант Тихонов Иван Николаевич». Так, или примерно так, сообщили жене Анне о трагическом происшествии на далёком острове Земли Франца-Иосифа, куда она проводила мужа в последнюю в его жизни командировку…
– Подождёт, никуда твой приятель не денется. – Аня продолжала удерживать Ивана у дверей. Слёзы беззвучно скатывались по щекам к подбородку, но она не могла их утереть, обнимая любимого и не желая отпускать от себя. Маленькая Алёнка стояла тут же, не зная, как реагировать на отъезд папки. С одной стороны, ей было жалко плачущую маму, с другой, – отец обещал привезти ей коготь белого медведя, так что пусть едет и возвращается скорее, она будет очень ждать его подарок.
Звуки сигнала с улицы становились всё настойчивей, призывая главу семейства «к порядку и немедленному оставлению объекта по причине безотлагательной и срочной».
– Ну что ты, в самом деле? В первый раз, что ли? – Иван попытался высвободиться из объятий Анны, доставая носовой платок, чтобы промокнуть её слёзы. – Посмотри, целую лужу наплакала. Через две недели как штык буду дома. Да, Алёнка?
– Да, – соглашалась дочка. – Мама не плачь, папка тебе тоже коготь привезёт.
– Иван, будь, пожалуйста, осторожнее. Что-то нехорошо у меня на душе, сон плохой видела, а о чём – не помню. – Она пристально посмотрела на мужа. Кажется, в тот момент Иван почувствовал, что видит эти красивые любимые глаза в последний раз. Её взгляд проник в самую глубину его души, где жена увидела ответ на свои тревоги.
– Аня, да ну тебя, – передёрнулся он и переступил порог. – Ты взрослая девочка, а веришь в какие-то предрассудки на пороге двадцать второго века. Всё, целую твой прелестный носик. Будьте умницами!
– Папа, а мой носик? – подскочила Алёнка, протягивая к нему пухлые тёплые ладошки.
– А твой целую два разика, даже три…
Иван увидел корпус «Флорады» раньше, чем замерцала надпись на экране, извещающая о пересечении границы допустимой возможности вторжения. Это была красивая лодка, если бы не безобразно раздувшееся брюхо, таившее в своём чреве не одну сотню миниатюрных подводных лодок с одним единственным предназначением – убивать. По сути, это был подводный аналог авианосцев, пугавших в начале века своим присутствием страны и континенты, избравшие иной путь развития, отличающийся от навязанного миропорядка. После известного события, когда господам, испытывающим милитаристский зуд, дали по зубам, в мире установился относительный покой, однако все понимали, что явление это временное, а передышку надо использовать для поиска оружия сдерживания, одним из которых и стал первый образец глубоководного центра управления «ЗАСЛОН-2074», в строительстве которого принимал самое непосредственное участие молодой выпускник военной академии Иван Тихонов.
«Флорада» хищно водила носом, словно вынюхивающая крыса, в надежде поживиться добычей на глубине океана в тысячу метров. Если быть точным, то точка погружения «ЗАСЛОНа» на западном карнизе впадины составляла 1027 метров. Это был своего рода символ, предложенный разработчиками в память об АПЛ «Комсомолец» – «золотой рыбке» российского Северного флота.
Иван не просто наблюдал за «хищницей», появившейся в этих водах неспроста. Он «светил» её внутренности, считывая новейшее секретное вооружение на борту субмарины и передавая информацию в Генеральный центр принятия и обработки условных кодируемых сигналов, не видимых и не слышимых неприятелю. Но и «Флорада» была непроста, удерживая корпус и средства навигации по направлению к отвесной стене желоба, не позволяя развернуться к Ивану боковой кормой. Лодка замерла на безопасном для неё расстоянии, а спустя минуту, словно размышляя, раскрыла один из отсеков и выпустила на волю пару шустрых «щурят», тут же устремившихся в направлении «ЗАСЛОНа». Они не видели скрытую от любопытных взоров полусферу из высокопрочного стекла и титана, но словно чувствовали её близость, исследуя каменные стены впадины, яростно вырывая манипуляторами куски породы, поросшей бурой растительностью.
Ивану, наблюдающему за пронырливыми дронами, не составило бы большого труда испепелить нахальных пришельцев, но он не имел права обнаружить себя даже в случае крайней опасности. Его предназначение и многолетнее нахождение здесь заключалось в другом: «ЗАСЛОН» был создан как некий диспетчерский пункт, скрытый под толщей океанской воды и призванный передать приказ военным спутникам на уничтожение любого оружия, грозящего его стране. Лишь явное обнаружение позволяло ему использовать весь арсенал имеющихся средств отражения нападения, крайним из которых было самоуничтожение с поражением всего живого в радиусе до тысячи метров.
Он хорошо помнил, как они со своим закадычным другом Артёмом, попав после академии в лабораторию предприятия, занимающегося разработкой и строительством первой «заслонки», наперебой предлагали свои сумасбродные идеи конструкторам, а те, в свою очередь, снисходительно отмахивались от молодых учёных, мол, что с фантазёров возьмёшь.
«Сейчас бы наша “Мормышка” не помешала. – Иван улыбнулся, мысленно возвращаясь через десятилетия в прошлое, как они вдвоём с товарищем с пеной у рта навязывали членам экспертной комиссии незамысловатую на первый взгляд идею о заманивании вражеских амфибий на глубину за их приманкой, имитирующей подводную лодку малого класса. – Утопили бы эту дуру вместе с её головастиками в Алеутской баклуше». Он даже представил, как трещит и лопается сверхпрочный лоснящийся корпус «Флорады», увлечённой погоней за пустой «мормышкой», манящей нырнуть на семикилометровую глубину. Однако, спустя короткое время, их проект по разработке аквастатов отметили, предложили доработать параметры наполненной воздухом обманки и лебёдки, тянущей аналог аэростата, заполняемый водой по мере погружения на максимальную глубину. Но главное было в другом: за дерзость мыслей их взяли в группу учёных, трудившихся над первым «ЗАСЛОНом», которым теперь управлял Иван.
– Не посрами, сынок, трудовую династию Тихоновых, – басил отец вечером на кухне, раскрывая альбом с фотографиями и дипломами. Он готовился уйти на заслуженный отдых с должности начальника отдела комплектации и ремонта бортовой радиоэлектронной аппаратуры для кораблей морского флота, а сейчас сидел в семейном кругу, тыча пальцем в снимки именитых коллег и предшественников, принесших славу и заслуженное уважение ОАО «НТЦ “Завод Ленинец”».
– Что значит «не посрами»? – вторил дед, сидевший поодаль на диване. Старик отдал все свои сорок два года службе родному заводу и по праву носил звание «Заслуженный работник отрасли», специализируясь в сфере изготовления и внедрения бортового радиолокационного комплекса для стратегической авиации. – Славу приумножь, чтобы фамилия «ленинцев» гремела.
– Отец! – поправляли его сын с внуком. – «ЗАСЛОНом» теперь завод назван, «защитники» мы теперь.
– Негоже нам за щитом прятаться! – Дед тряс сухоньким кулаком, грозя невидимому врагу и привставая с дивана. – Пусть знают, что от Тихоновых наперёд по сопатке можно получить!
– Чего вы здесь разбушевались? – входила мама с кастрюлей наваристого борща. – Кого бить собрались?
Дед возвращался на своё место и торжественно заключал:
– А кто сунется к нам, тому и всыплем! Сыну твоему наказ наш отеческий внушаем, чтобы служил с честью и достоинством!
– Обещаю, так и будет, – улыбался Иван, принесший в дом радостную весть о зачислении на службу в АО «ЗАСЛОН»…
Прервалась цепочка на Иване, не Алёнке же продолжать дело отцов. Он вспомнил, как она кружилась перед зеркалом, изображая танец белой снежинки. Дочка и была похожа на снежинку: хрупкая, с русыми волосами в маму и милым детским личиком:
– Папа, привези мне белого медведя.
– Как же я тебе его привезу, доченька? Он не поместится в мой портфель.
– А ты возьми у мамы большой чемодан.
– И тебе не жалко? А вдруг у мишки маленькие детки? Они останутся без мамы и будут плакать и мёрзнуть в снегу.
Алёнка прижалась к нему накануне отъезда, на глазах заискрились слёзы:
– Жалко. Привези мне чёрненький носик тогда, мокрый и блестящий.
– Давай, я привезу тебе коготь. У Мишки их двадцать. – Иван пересчитал дочурке пальчики. – Думаю, что он рад будет поделиться одним с маленькой сладенькой девочкой.
– Я согласна. – Слёзы мгновенно высохли, наполняя детское сердечко счастьем и радостным ожиданием…
Снаружи послышался металлический скрежет «зубов» манипулятора одной из амфибий, настойчиво исследовавшей каменный скальный выступ. Иван взглянул на экран. Мерзкая тварь грызла породу в непосредственной близости от его аквабата. Казалось, что она делает это с удовольствием и каким-то звериным аппетитом. Крошки камней сыпались из механической пасти, бесшумно струясь в пропасть, разверзшуюся под ними. Камеры, установленные в носовой части, напоминали акульи зрачки, налитые кровью. Они вращались асинхронно, оттого казалось, что эту хищницу стукнули по башке, и она не ведала, что творила. Но Иван знал, что это не так. Программа работала безупречно, успевая нацелить разведчиц на исполнение задач и определить новые, чтобы область исследования была максимально большой, а качество исполнения – высоким. Электронный интеллект этих видов минихищниц был ему знаком, однако он знал и о некоторых изъянах шныряющих возле него разведчиц. Они были зависимы от команды с головного подводного крейсера, который застыл в миле от «ЗАСЛОНа», ожидая результатов обследования скалы, выступающей над впадиной. Помнил Иван и о том, что вся армада миниатюрных подводных лодок могла соподчиняться закону стаи при определённых обстоятельствах, критическое время для которых пока не наступило.
Внезапно «пиранья» застыла с раскрытой зубастой клешнёй, словно прислушиваясь, потом резко развернулась и устремилась к «подружке», кромсающей скалу в отдалении. Но и оказавшись вместе они не успокоились, нырнув глубже и исчезая из поля обзора его камер наблюдения. «Флорада» продолжала хранить молчание, покачивая раздувшимися боками и оставаясь на месте.
Одно беспокоило Ивана: не сегодня завтра должен приплыть Артём. Он видел прибывшее научно-исследовательское судно с гидрографами и климатологами, остановившееся в семнадцати километрах от его местоположения, как того требовали инструкции по безопасности; приблизиться на минимальное расстояние означало выдать тайну нахождения экспериментального образца «ЗАСЛОНа». Под прикрытием экспедиции прибывал и его товарищ, чтобы спуститься к подводному аппарату обслужить оборудование, а заодно повидаться с другом, который спас ему жизнь неимоверно высокой ценой. За все годы нахождения Ивана на борту аквабата Артём не приплыл к нему единожды. Незнакомый техник, меняющий батареи, был угрюм и немногословен, а на его вопрос о товарище бурчал что-то нечленораздельное под нос.
– Ты что, не можешь сказать мне конкретно: он жив или нет?! – теряя терпение, вскричал Иван, обеспокоенный отсутствием друга.
Гаечный ключ выпал из рук «засланца» и со звоном упал на консоль. Механик повернулся к нему лицом, смешно подёргивая веком над правым глазом:
– Типун тебе на язык! Сопли у него, успел, зараза, где-то простудиться. Сивирский не пустил твоего дружбана, и меня, стало быть, подрядили. А у меня жена на сносях, мне это надо?
– Что? – обрадовался Иван известию о том, что с Тёмкой всё в порядке.
– Что «что»? – недоумённо переспросил техник, и они дружно рассмеялись, каждый о своём…
Соваться товарищу, когда вокруг рыщут подводные шакалы, смерти подобно. Нет у Ивана возможности предупредить Артёма о крайней опасности. Когда-то, давным-давно, поклялись они на крови стоять друг за друга горой и быть вместе в радости и горе, даже ладони расцарапали ножом ради этого случая. Иван машинально взглянул туда, где должна быть его рука со шрамом – вечным знаком нерушимой клятвы, но руки не было. Не было ничего, кроме головы, нашпигованной датчиками и электродами и закреплённой на постаменте в окружении многочисленных приборов и экранов, с помощью которых он управлял миром. Он заслонял собой мирное небо над головой Алёнки, Ани, Артёма и ещё миллионов людей, живущих в стране, которую так любит. По его сигналу каждый из спутников космического проекта «Чёртово колесо» был готов уничтожить лазерным лучом любую враждебную цель, угрожающую приблизиться к границам Родины.
– На то у тебя голова, чтобы думать, – снова улыбнулся Иван, тревожась за Артёма…
Их командировка подходила к концу. Уже были собраны дорожные вещи, наполнены сумки обещанными сувенирами для жены и дочки. Испытания новейшей нейтронной торпеды малого класса «Протей» завершались успешно, суля повышение в званиях и чинах и материальное вознаграждение за грамотную и оперативную работу. Это с подачи Ивана и Артёма долгожданная «продукция» особой секретности обрела возможность маскировки высочайшего класса под любого обитателя морских глубин от акулы до дельфина. Именно за способность к перевоплощению подводный беспилотник получил имя сына Посейдона и Геры, а его метаморфозы грозили неприятелю неожиданными и неприятными сюрпризами. Пять таких подводных дронов дремали в отсеке «ЗАСЛОНа-2074», готовые к защите глубоководного Центра и его обитателя.
Низкое полярное солнце скупо освещало белёсые камни безжизненной снежной равнины, спеша скрыться в дымке, висящей над океаном. Иван с Артёмом поджидали других членов экспертной группы инженеров, чтобы спуститься в бункер, облачиться в защитные скафандры и произвести контрольный пуск «Протея», поставив восклицательный знак, символизирующий успешное завершение испытаний. Когда все собрались, а лифт, охнув от перегруза, нехотя заскользил вниз, Иван вдруг вспомнил, что оставил свой кейс с инструментом в шкафу.
– Без меня не начинайте, – попросил он товарищей и поднялся наверх. Внезапно пол под ногами качнулся, утробный звук подземного взрыва потряс лабораторию. Иван подбежал к лифту, но шахта была пуста, видимо, ударная волна сорвала подъёмник с тросов, удерживающих кабину на весу. Он бросился к аварийному спуску, расположенному неподалёку, спеша на помощь товарищам. В разрушенном отсеке, наполненном ядовито-жёлтым дымом, были видны лежащие на полу тела людей. Иван не помнил, сколько прошло времени, пока он не вытащил последнего участника группы из зоны аварии, упав без сознания возле спасительного выхода. Не знал он и о том, что после экстренной эвакуации пострадавших на материк, доставили его и ещё двух сотрудников в медицинский центр без какой-либо надежды на спасение. Слишком долго они пробыли в злополучном отсеке, даже скафандры не могли гарантировать безопасность от воздействия топлива, разлившегося в результате инцидента. Чёрная дыра проглотила его целиком, а спустя семь дней выплюнула на поверхность за приговором.
– Ты слышишь меня, Иван? – голос Сивирского выдернул его из липкого небытия. Академик, руководитель научного проекта «ЗАСЛОН-2074» сидел возле кровати и гладил своего лучшего ученика по голове. – Слышишь.
Рядом стоял Артём, держа на весу руку, закованную в кистевой ортез. Лицо его, иссечённое мелкими порезами от лопнувшего забрала скафандра, было печально и сурово.
– Неважные у нас новости для тебя, Ваня, – по-отечески тепло и участливо продолжил профессор, продолжая поглаживать его по волосам. – Давай решать, что дальше делать будем.
Иван попытался приподняться на локтях: «Что он надо мной причитает, будто я помер? Может, мне ноги оторвало или руки?» Он попробовал пошевелить конечностями и вопросительно посмотрел на Николая Генриховича, удивляясь безуспешности своих попыток.
– То-то и оно. – Лицо Сивирского сморщилось, словно он хлебнул горькую микстуру. – И руки на месте, и ноги. Только нет в них больше силы…
Профессор замолчал, подбирая нужные слова, а через паузу продолжил:
– А завтра и их отнимут. Мужайся солдат, выбор у тебя небольшой, а времени на принятие решения, считай, не осталось. Не смогли доктора сепсис остановить, крадётся он к твоему мозгу и толкает на край жизни. Последний шанс остался, но и он рискованный, поскольку подобных операций было произведено ограниченное количество. Одним словом, быть или не быть – вот в чём вопрос! Я покину тебя на время, поговори с другом, может, что надумаете. Уважу любой твой выбор.
Сивирский тяжело вздохнул, поднялся и вышел из палаты, прикрыв осторожно дверь.
– Что, Артём, всё так плохо? – прохрипел Иван, провожая глазами наставника и учителя. Глаза товарища засверкали от близких слёз, но он сдержался, кивнул, поднимая голову к потолку, словно там был ответ на непростой вопрос друга.
«Какой же это выбор?» – метнулось в голове после рассказа Артёма, но вслух спросил лишь одно: – Я смогу когда-нибудь вернуться оттуда?
– Никогда, – ответил друг и отвернулся.
– Понятно, – прошептал Иван. – Что ж поделаешь, если нет другого выхода? Я согласен. Ане сообщи обо мне, Алёнку поцелуй… Чуть не забыл, коготь передай дочке на память об отце. Когда операция?
– Завтра, медлить нельзя. Прости меня, Ваня. – Артём склонился у изголовья, словно прощаясь.
– Когда-нибудь мы обязательно увидимся, расскажешь… – Иван запнулся, решив не развивать тему похорон и всего, что с этим связано.
Вошёл Николай Генрихович. Он осунулся, словно постарел на годы за время ожидания за дверью.
– Я согласен, – повторил Иван, не отводя глаз. – Позаботьтесь о моих.
– Спасибо, сынок. Я не сомневался в твоём решении. Одна теперь у тебя задача осталась – Родину до последнего защищать. И в нас не сомневайся, твоих не бросим. Хочешь меня о чём-то спросить?
– Вы думаете, что моё участие как-то поможет умным машинам превзойти врага? Где я, и где вся мощь передовой науки, которой напичкано всё оборудование аквабата.
Профессор поскрёб подбородок, немного подумал и ответил, будто благословил Ивана в дальний, опасный путь, откуда не возвращаются:
– Безусловно, машины многократно превосходят человеческий мозг по скорости выполнения различных операций, но ни одна из них не обладает тем, что мы называем смекалкой. Они молниеносно спрогнозируют поведенческий алгоритм противника, его действия и поступки, но им не по силам угадать, что может предпринять человек в минуты грозящей опасности. Твой разум, вооружённый передовыми технологиями и приборами лучших инженеров предприятия, станет серьёзным оружием, противостоять которому наши противники не смогут десятилетия. А нам сейчас эта передышка очень нужна…
Капитан «Флорады» Гордон Смит не был новичком в поисковом деле по обнаружению русской станции в районе Алеутского желоба. Более того, он слыл, пожалуй, самым опытным из всех командиров субмарин, рыщущих сейчас в толще океанских глубин, ведь по данным военной разведки, таких подводных пунктов должно быть пять, но первый, самый главный, находился где-то здесь, рядом. Неслучайно исследовательское судно «Академик Сивирский» из года в год ложится на несколько дней в дрейф в этих широтах. Его брюхатая красавица тотчас же покинула секретную базу близ Анриджа, как только поступил сигнал об остановке русского экспедиционного корабля в обозначенном районе, и три дня сторожила возможный спуск челнока или батискафа, предполагая, что основной задачей маскирующихся под учёных гидрологов является техническое обслуживание станции. У Смита не было на руках характеристик таинственного русского оружия, которому с лёгкой руки парней из «Гексагона» было присвоено наименование «Эренна-87», где цифры обозначали год первого упоминания о начале эксплуатации русского подводного manager. Что же касалось имени, то оно красноречиво свидетельствовало о свойствах «эренны» приманивать и беспощадно жалить противника, потому и держал капитан свою «флораду» на безопасном расстоянии. Зачем жертвовать мамочкой, коли есть тысячи прожорливых детёнышей в её брюхе, которые, если потребуется, найдут, сожрут или доставят на борт подводного крейсера свою жертву. Смиту нужна была «эренна» живой, целёхонькой, чтобы спецы из лаборатории в Кенаре, смогли как следует выпотрошить русскую медузу. Тогда можно с чистой совестью уходить в тихую гавань на заслуженный отдых, проводя время на своей вилле в Эль-Сегандо в написании мемуаров о былых боевых подвигах и уходе за садовыми королевскими стрелициями, растущими в изобилии на солнечном склоне обширного участка возле дома.
Капитан Смит тряхнул головой, прогоняя прочь мечты об уютной старости на берегу океана, о «райских птицах», цветущих круглогодично и радующих морского волка в дни редких посещений своего заповедного гнёздышка. Он и сам был чем-то похож на эти оранжевые экзотические цветы: загорелая обветренная кожа лица, несмотря на долгое пребывание под водой, высоко поднятый подбородок, выдававший неукротимое стремление властвовать. Подчинённые хорошо знали его ядовитый характер, вызывавший у многих членов экипажа рвотный рефлекс, что не умаляло авторитета и достоинств капитана в управлении подводной махиной.
– Смени меня на мостике, – посмотрев на часы, прохрипел Гордон помощнику, смышлёному малому, мечтавшему сменить его в ближайшее время на капитанском посту, а сейчас стоявшему неподалёку от своенравного и непредсказуемого шефа, впитывая, словно губка, жесты, слова и поступки многоопытного командира. – Да смотри, глаз не спускай с уступа. Уверен, что наша рыбка затаилась где-то здесь.
– Слушаюсь, сэр! – подобострастно воскликнул офицер, пропуская капитана. Он знал, что в это время Смит принимает воздушные ванны в солярии, куда доступ другим был строжайше запрещён. – «Строит из себя ковбоя, тоже мне Клинт Иствуд».
– И вот ещё что, – бросил небрежно Гордон через плечо, – отправь пару беспилотников для обследования стены, пусть патрулируют, а я пока отдохну.
«С чего бы ты устал, морская лиса? Не лучше ли сменить акустиков, они уже сутки на ногах», – раздражённо подумал помощник, глядя вслед покидающему рубку капитану.
– Не слышу ответа!
– Слушаюсь, сэр! – Подчинённый вытянулся во фрунт, но Гордон этого уже не видел и не слышал, занятый своими мыслями и воспоминаниями.
Капитан Смит был одиноким человеком, без друзей, семьи, детей. Его никто не ждал на шикарной вилле, разве что мулатка Амаль, приглядывающая за домом в его отсутствие, да старый садовник Мигель, ухаживающий за цветами и суккулентами, облюбовавшими каменистую тропу, ведущую к побережью. Впрочем, дети у Гордона могли быть. Чего стоила жаркая то ли Лулу, то ли Лили, которую он встретил в Семаранге, когда они стояли на рейде в ожидании пополнения запасов воды и продовольствия. Или Исидора, обещавшая ждать его вечно в одном из портов базы в Стэнли, той, что неподалёку от залива Баркли? Темперамент молоденькой вдовушки мог обещать ему наследника, если бы Гордон вовремя не сбежал на лодку, чинившуюся в местном доке из-за дурацкой поломки. Эти и другие женщины наверняка носили под сердцем плод его мимолётной увлечённости, но он не знал и не хотел знать об этом. Зачем? Вытоптать стерлиции на его ухоженном участке или, того хуже, разбить бейсбольным мячом цветные витражи на веранде, которые он сделал на заказ у известного дизайнера из Феникса? Нет уж, увольте! Старый кэп хочет провести свои дни в тишине и покое.
«Какой же я старый?» – Гордон снял китель, затем рубашку, аккуратно повесил в шкаф и подошёл к зеркалу. На него смотрел мужественный мужчина пятидесяти с небольшим лет, мышцы груди бугрились сквозь смуглую кожу, плоский живот мог бы вызвать зависть юношей на пляже в Санта-Морике. – Может, подождать с рапортом? Мы почти подружились с мамочкой, думаю, что ей будет жаль расставаться с таким наездником, как я.
Он не заметил, что размышляет вслух, любуясь своим отражением в зеркале. Постояв ещё какое-то время неподвижно, Гордон расстегнул пуговицы брюк и шагнул в бокс, включив режим лёгкого загара, как он любил, поворачиваясь лицом к лампе, сияющей над головой…
Серебристый челнок с аббревиатурой АС РФ на борту скользил сквозь изумрудную толщу воды, стремительно погружаясь и увеличивая ход по мере удаления от корабля. Артём Петров, управляя шаттлом малого класса, мог бы добавить скорости, ведь ему так хотелось поскорее увидеть друга, тем более что пришлось пропустить последнюю экспедицию. Он долго корил себя за тот вечер накануне отплытия, когда переел мороженое на вечерней прогулке с сыновьями и подхватил лёгкую простуду. Но врачебная комиссия быстро установила его недуг и отправила к Ивану дублёра, несмотря на яростные протесты Артёма.
– Отставить, майор! – председатель комиссии строго посмотрел из-под очков. – Вы лучше нас знаете о рисках. Впредь будете думать, стоит ли нарушать установленный режим перед командировкой. Идите и подумайте!
Целых два года думал Артём, мысленно разговаривая с другом всякий раз, отходя ко сну, приводил весомые оправдания своего легкомыслия, аргументировал убедительными фактами, что не должен бы был простудиться. Иван улыбался, и все доводы Артёма рушились, как карточный домик от дуновения ветра.
– Прости меня, Ваня, я был неправ, – вслух произнёс Артём, погружаясь в глубину и оставляя за спиной матовый пятак северного солнца, тускло мерцающего сквозь толщу воды. Как бы ему ни хотелось приблизить момент встречи с товарищем, обречённым в силу трагических обстоятельств на вечное подводное отшельничество, он понимал, что спешка в данном случае ни к чему. Артём Петров был дисциплинированным человеком. В противном случае ежегодные свидания с тем, кто спас ему жизнь, могли бы и не состояться. Перед каждым погружением он был обязан пройти обязательные тесты, осмотры и собеседования на предмет соответствия его кандидатуры поставленным руководством задачам. Это вам не муси-пуси, не было здесь понятий дружбы, любви, тоски. Чтобы выполнить регламентные работы на стратегическом объекте, нужно соответствовать! И ничего более! Вот только у майора Петрова была фора перед соперниками на право обслужить «Заслон», поскольку нёс на борту аквабата свою службу его самый лучший, самый преданный друг. И другого такого у Артёма уже не будет.
– Глубина погружения четыреста пятьдесят семь метров, расстояние до пункта назначения восемь тысяч два метра, рекомендовано увеличить градус, – равнодушно произнёс автопилот, заполняя водой носовые цистерны балласта.
– Давай-ка, приятель, настроем гидроакустику на режим шумового пеленга, – отдал команду Артём, вспомнив напутствие инструктора перед погружением. – Пощупаем, что так взволновало капитана.
– Режим пеленгования включен, – послушно откликнулся автопомощник, активируя бортовые лидары и сенсоры.
– А что у тебя с голосом? Мороженое ел? – решил пошутить Артём, чтобы снять нарастающее напряжение перед встречей.
Электронный помощник не ответил на шутку и, немного помолчав, пожаловался:
– Регламентный срок замены мембран истёк. Требуется…
– Ладно-ладно, я пошутил. Вернёмся на базу, сообщу о твоих невзгодах, – перебил Артём, всматриваясь в экран раннего обнаружения: жёлтые пульсирующие точки мерцали в сером матовом овале монитора.
– Расстояние до объекта – четыре тысячи сто пятьдесят метров. Предполагаемая угроза отсутствует, – хрипло известил автопомощник, словно и ему передалось необъяснимое волнение пилота. – Активирую функцию идентификации.
«Нет, не случайно меня мариновали на корабле четверо суток. И капитан, тот ещё жук, мог бы оповестить о возникших сложностях, вместо того чтобы запереться в каюте с инструктором и спорить до посинения. Конспираторы».
«Академик Сивирский» прибыл на место в указанное время. Экипаж отправился отдыхать, кроме вахтенных офицеров и группы матросов. Мерно шумели винты, удерживая легшее в дрейф судно. Артём продолжал настройки навигационного оборудования, забравшись внутрь челнока. Здесь, в трюме, было тихо и светло, ничто не отвлекало от подготовки к спуску шаттла под воду. Ничто, кроме размышления о предстоящей встрече с Иваном. Артёму казалось, что друг совсем не изменился с тех пор, как заступил на свой бессменный пост: всё тот же голый череп, унизанный множественными трубками со стороны затылка, всё та же обезоруживающая улыбка, знакомая со дня первого знакомства. Даже выражение лица уверенного в себе человека и, вместе с тем, застенчивое и располагающее, оставалось таким, каким он помнил его много лет тому назад.
– Готовишься? – неожиданный вопрос подошедшего инструктора выдернул его из воспоминаний. – Придётся отставить.
– Что так? – Артём вытер ветошью руки и выбрался с сиденья пилота. – Надолго?
– По ситуации, – уклончиво ответил инструктор и улыбнулся. – Океан не принимает пока.
«Ситуация» растянулась на четверо суток. Он не мог припомнить такого за всё время своих спусков, когда экспедицию возглавлял Николай Генрихович. С ним не забалуешь. Как правило, погружение происходило в следующую ночь после прибытия, реже – через двое суток. Но чтобы «загорать» без малого неделю – это, конечно, перебор.
– Будь крайне внимательным, – напутствовал Артёма капитан, когда наконец «отцы-командиры» решились начать спуск челнока. Ходовые огни «Академика Сивирского» были потушены, но даже в этой кромешной темноте он чувствовал озабоченность и тревогу на лицах членов команды сопровождения. – При обнаружении опасности немедленно возвращайся назад.
– Думаю, что было бы правильнее меня посвятить в ваши опасения. – Артём заправил манжеты скафандра, спеша забраться в люк спускаемого аппарата. – Или вы считаете, что потенциальные риски лучше преодолевать в неведении?
Капитан помолчал, затем присел на корточки и шёпотом произнёс, склонившись к Артёму:
– Следят за нами, старик. Все эти дни «паслась» рядом подводная лодка, но сейчас снялась с дежурства. Вот и решили в паузу произвести погружение, не дай бог опять вернётся. Так что, береги себя.
Он похлопал Артёма по плечу и отошёл от борта, провожая долгим взглядом скрывшийся под водой челнок…
– Расстояние до объекта одна тысяча восемьсот девяносто восемь метров. Предполагаемая угроза отсутствует. Удалённость движущихся предметов не позволяет осуществить идентификацию, – хрипло бубнил бортовой помощник.
– Сбавь скорость, приятель, и прижмись к вон той скале, – отдал он голосовой приказ автопилоту.
– Конкретизируйте маршрут, командир, – надтреснутым голосом откликнулся тот.
– Сейчас. – Артём навёл курсор на одиноко торчавшую подводную скалу, густо облепленную морской растительностью, отчего она казалась живой и подвижной. – Координаты точки: пятьдесят два градуса северной широты, сто семьдесят два градуса восточной долготы. Давай остановимся и оглядимся.
Шаттл медленно вплывал в грот, скрываясь в подводной арке под ветвями водорослей, колыхающихся в потоке подводного течения, словно приветствуя заблудившегося странника и предлагая свой кров и покой…
«Пираньи» вернулись. Иван вздрогнул, услышав скрежет манипулятора одной из амфибий. Стальные клыки остервенело грызли скорлупу из донных отложений, образовавшуюся за десятки лет его пребывания на борту «ЗАСЛОНа». Он замер и почувствовал, как напряглось всё тело, которого не было. Или было?! Иван опустил глаза вниз, но не увидел ничего, кроме постамента из полимерных материалов, на котором покоилась его голова. Однако он явственно чувствовал наливающиеся жаром мышцы ног и рук, как холодеет в груди от грядущей опасности, как освобождается мозг от наносного, ненужного, готовясь вступить в схватку с умным, хитрым и подлым врагом.
– Что, Ваня, послужим державе? – прошептали бескровные губы. Морщины выступили на голом черепе, рассекаясь глубокой бороздой через переносицу. – Послужим!
«“Главное в нашем деле – выдержка”, – всплыли в сознании слова мудрого учителя. – Вы снова приплыли ко мне белым пароходом, как и обещали? Эх, Николай Генрихович, жаль, что не увидите, как всыплю супостатам. Будьте уверены, я вас не подведу».
Иван перевёл положение постамента в центр аквабата, дабы не быть размазанным по стенам в случае режима вращения «тарелки». Автоматы сгруппировали окружающее его оборудование на пятак с механизмом преодоления центробежной силы. Экран боевого сопровождения осветился синим цветом, предоставляя возможность пилоту привести в полную готовность бортовое вооружение.
– Напоминаю о необходимости прогрева двигателей с целью…
– Помолчи, не то отключу, – пригрозил Иван помощнику. Получилось грубо, и он тут же извинился. – Прости, я знаю. Только нет у нас с тобой этой роскоши – движки продувать. И вообще, не болтай под руку…
Автопомощник замолчал, словно осознавая важность момента. В наступившей тишине послышался пронзительный визг, челюсти манипуляторов подбирались к стеклянному куполу аквабата, продолжая ломать каменную корку панциря над ним…
– Вы что, сопляки, всё ещё не обнаружили русскую лягушку?! – взревел капитан Смит, вернувшись на своё излюбленное место после часового отсутствия. Никого не смутила форма общения «морского льва», напротив, подобная выходка означала лишь одно: командир отлично отдохнул и готов продолжать нести капитанскую вахту. Помощник поморщился и уступил Гордону место.
– За время вашего отсутствия ничего не случилось, сэр!
– Болван! Это отвратительно, что ничего не случилось. Благодарение высшим силам, что я не заказал столовые приборы в желании поужинать русской устрицей. С вашим рвением можно остаться голодным до конца похода, – побагровел Смит, отталкивая плечом нерадивого офицера. – Чего вы тычетесь в эту скалу, как слепые сосунки?! Сметите её к чертям собачим!
– Но, сэр, не было команды использовать оружие, – осторожно напомнил помощник и предусмотрительно отступил назад, упираясь спиной в никелированные поручни. Он помнил взрывной гневливый характер командира и счёл лучшим держаться подальше от непредсказуемого капитана. – Наша задача разведывательная, Центр управления неоднократно напоминал об этом перед походом. А применение оружия разрешено только в крайнем случае.
– Ты собрался меня учить, щенок? – Гордон перешёл на свистящий шёпот, не обещавший помощнику, как и всем присутствующим в рубке, ничего хорошего. – Тебе какой крайний случай требуется?
Капитан кошачьей походкой подступал к подчинённому.
– Сэр, обнаружен объект на расстоянии менее полумили, – раздался голос одного из членов экипажа. Он тыкал пальцем в небольшую точку на экране монитора, встроенного в огромную панель, уходящую к потолку.
– Саботаж? – зловеще прошипел Гордон, приближаясь к побледневшему помощнику. – Позволил себя окружить неприятелем?!
– Простите, кэп, но этот объект только что появился на наших радарах, – залепетал растерянно офицер, но быстро оправился и одёрнул китель. – По возвращении на базу я составлю подробный рапорт на имя адмирала о происходящем на судне.
– Ладно, – сдал капитан, сверля глазами подчинённого, – разберусь с тобой позже.
Он стремительно подошёл к оператору, сообщившему о неожиданной находке:
– Где?!
– Сэр, оно не движется, – указывал дрожащий палец на застывшую точку.
– Кусок дерьма! Может, это акула нужду справляет, – капитан снова разозлился и побагровел. – С чего ты взял, что это технический объект?
– Простите, но акула в этих глубинах большая редкость, да и отражённый сигнал другого свойства, – горячо возразил техник.
– Умник? Нет ли желания гальюны почистить? – Гордон отвернулся от оператора, давно поняв, что тот прав, но не желая признавать этого публично. Он поманил к себе стоявшего поодаль старшего офицера и отдал приказ тоном, не терпящим возражений: – Выпускай деток на волю, чтобы разыскали «эренну» и доставили на борт. А тех, двух, отправь к скале, пусть притащат эту дохлую акулу.
Спустя три минуты «Флорада» приступила к метанию икры, раскрыв створки подбрюшья и выпуская на волю тысячу свирепых мальков, изголодавшихся по жертве…
Две боевые амфибии, получив новую команду, мчались к челноку, затаившемуся среди водорослей. Шаттл Артёма не имел вооружения на борту. Нельзя же считать оружием электронный гарпун, установленный на случай встречи с хищниками морских глубин. Да и он не обладал возможностью убить зверя, а лишь способностью парализовать его на короткое время, чтобы не создавал помехи при погружении и проведении исследовательских работ. Скорость челнока существенно уступала стремительно приближающимся к Артёму амфибиям, а времени на размышления не оставалось вовсе.
«Это конец? – метнулось и обожгло в голове. Сознание упрямо не хотело соглашаться с холодными и убийственными фактами. – Негоже русскому офицеру раскисать перед железными стервятниками. Мы ещё повоюем!»
Артём отступил вглубь скальной арки, ожидая приближения неприятеля. Одна из «пираний» притормозила, заходя во фланг, вторая, не сбавляя скорости, неслась на него прямо в лоб. За считаные доли секунды до столкновения Артём включил форсаж и взмыл вверх, скрываясь в толще бурых листьев. Сила инерции безмозглого стального чудовища впечатала лодку в скалу, ломая манипуляторы и чувствительные сенсоры, встроенные в носовую часть. Амфибия заметалась, ослеплённая ударом, яростно тычась разбитым носом в стенки грота и осыпая мутную взвесь грунта с каменных уступов. Рваные куски морской травы, с потеплением климата облюбовавшей эти глубины, словно сгустки крови, вихрились в водовороте, устроенном беснующейся раненой машиной.
Артём видел агонию одной из «пираний», развернувшись в багровых кустах и маскируясь от другой, избравшей более хитрую тактику. Каково же было его изумление, когда он не обнаружил противницу на прежнем месте. Амфибия исчезла, что не означало её отступления. «Эти твари дерутся до конца», – вспомнилось из курса по ТТХ подобных изделий. Он аккуратно развернул челнок и отпрянул от стекла обзора: прямо на него в упор глядело, беспорядочно вращая «зрачками» камер, примчавшееся чудовище. Оно медленно приближало к челноку один из манипуляторов, будто хотело погладить по обшивке встреченного на глубине противника с буквами АС РФ на боку. Рука машинально ударила по красной клавише, приводя в действие электронное ружьё. Артёму показалось, что «хищница» улыбнулась и подмигнула ему в ответ одной из камер, протирая манипулятором зрачок другой, словно в него попала соринка. Через мгновение механическая рука развернулась на множественных шарнирах и выбросила вперёд зубастую челюсть, вцепившись в один из носовых горизонтальных рулей, торчащий из корпуса челнока. Артёма отбросило назад, и он, едва держась в кресле, попытался вырваться из стальных клыков, включив двигатели на полную мощность. Раздался противный скрежет рвущегося металла, челнок сделал кульбит и, оставляя надорванный плавник в челюсти опешившего зверя, выстрелил соплами в морду противника, плавя камеры и чувствительные сенсоры вражеской амфибии. Однако раненая «пиранья» не спешила сдаваться, тряся манипулятором из стороны в сторону, словно пыталась вытряхнуть Артёма из челнока и растоптать, раздавить, уничтожить человечка, попытавшегося восстать против машины. Прочный материал рулевого крыла не позволял шаттлу оторваться от взбесившейся преследовательницы, удерживая Артёма в опасной близости. Он безуспешно рвал двигатель, ревущий на бешенных оборотах, пока не убедился, что не сможет освободиться из намертво сжатых челюстей.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. – Артём стиснул зубы и выключил турбины, медленно опуская челнок на каменный уступ грота. Сквозь прозрачный купол кабины он видел, как продолжала бесноваться одна из ослеплённых машин, пытаясь пробиться сквозь стены пещеры. Удерживающая его за крыло амфибия замерла, «размышляя», что ей делать с пленником, ведь имея в электронной башке команду «доставить добычу на борт “Флорады”», она не могла ориентироваться в пространстве с разрушенными навигационными приборами. Клочья морской травы, встревоженные поединком, разыгравшимся в подводной пещере, медленно оседали на стеклянный купол челнока, заслоняя Артёму обзор и видимость застывшей над ним «пираньи»…
«Икрометание» «Флорады» продолжалось недолго. Тысячи овальных икринок на мониторе ринулись в центр экрана, сливаясь в гигантского жёлтого червя, стремительно приближавшегося к аквабату. «Пора», – Иван послал мысленный импульс к старту. Взревели вольфрамово-иридиевые ножи под титановой кромкой борта, ускоряя своё вращение и сливаясь в серебристую линию. Вздрогнули после многолетнего молчания двигатели, выталкивая гигантскую юлу из скалы навстречу шафрановой аскариде. Они неслись друг на друга, не желая уступать и отступать, с единственным стремлением – победить, вот только мотивы у них были разные: хищницы выполняли чужую волю, а Иван исполнял собственный долг.
Гигантский червь вонзился в бешено вращающийся диск, разваливаясь на куски и обтекая полусферу с двух сторон. Несколько покорёженных амфибий с разорванными внутренностями медленно погружались в чёрную пучину, искря разрушенными корпусами и таща за собой серебристые гирлянды пузырей пара. Рассечённая надвое гусеница, стремительно промчавшаяся к стене жёлоба, развернулась, восстанавливая строй машин, и снова ринулась на Ивана. Теперь это был не червь, а гидра с оскаленной пастью и множественными щупальцами, тянущимися к полусфере со всех сторон.
«Да чтобы ты подавилась мной!» – воскликнул Иван, выправляя аквабат на ребро и направляя смертоносную фрезу ножей прямо в глотку атакующей флотилии. Это был знатный замес: вспоротые корпуса минилодок, попавших под сверхпрочные ножи, оторванные манипуляторы, безуспешно пытающиеся ухватиться за вращающийся титановый борт, мелкие фрагменты обшивки, царапающие стеклянный купол – всё неслось мимо, закручиваясь в бешеную спираль, выталкивающую наружу то, что уже никогда не сможет держаться на плаву. Аквабат вырвался из кишки «туннеля», успев разрушить ещё несколько амфибий, замыкавших хвост гигантского спрута, сложенного из сотен боевых машин.
Иван резко развернулся, чтобы встретить неприятеля во всеоружии, но флотилия замерла на отдалении в ожидании новой команды с крейсера. Однако «Флорада» молчала, меланхолично покачивая боками в подводном потоке, несущем из жёлоба холодные пласты глубинных океанических вод. Вскоре её корпус вздрогнул, она двинулась с места и, проплыв несколько десятков метров, замерла. Амфибии рассредоточились, выстраиваясь в длинную цепь, конец которой тонул в чёрной мгле, окружавшей Ивана со всех сторон. Он понял задумку врага: сейчас эта нить совьётся в спираль, повторяя вращение его аквабата, чтобы иметь возможность ухватиться за корпус и попытаться вскрыть непослушную юлу, из-за строптивости которой не один десяток «подруг» упокоился на дне морском.
Так и случилось: гигантские петли надвигались стремительно, ускоряясь с каждой секундой, спеша набросить смертельный аркан на непослушную машину. Иван подумал и включил обратный реверс, разворачиваясь нижней плоскостью к несущимся на него кольцам, окружающим полусферу подвижным колпаком, лишь тыл возле стены впадины оставался свободным. Он поборол соблазн прижаться к каменной кромке жёлоба: «Лучшая защита – нападение!» Индикатор, мигая жёлтым, напоминал, что запас энергии исчерпан наполовину, так что не было никакого смысла вращать фрезу в такой рыхлой массе. Отсеки подводных снарядов, скрытые в нижней части «ЗАСЛОНа», резко выдвинулись, занимая боевые позиции и ожидая сигнал к пуску.
– Может, поближе подойдёте? – вслух обратился Иван к приближающимся «пираньям», нацеленным использовать ещё один шанс ухватиться за борт аквабата. – Гостинцы я вам приготовил, ненасытные вы наши.
Пять самонаводящихся электрических торпед с кассетным зарядом, способным прошить множественные цели в радиусе сотни метров, застыли, нацеливаясь на рой лодок, окруживших станцию.
– Рано, рано, – шептал Иван, не замечая, как сам направляется в гущу беснующихся в ярости выкормышей «Флорады». – Ещё немного, и я угощу вас пирогами с русского стола, чёртовы головастики!
Индикатор энергетического запаса неумолимо приближался к красной зоне. «Какая досада, не успели наши с заменой стержней. Мы бы показали цыганочку с выходом. Но на русскую кадриль у нас сил хватит!»
– Потанцуем? – вслух спросил он мельтешащих за стеклом «пираний» и прикрыл на мгновенье веки, чтобы не быть ослеплённым мощной вспышкой первого «Протея», выпрыгнувшего из торпедного отсека с резвостью воина засадного полка, утомлённого долгим ожиданием схватки…
Артём не увидел яркого света взрыва, а скорее, почувствовал, как болтануло вражескую амфибию, крепко державшую его челнок в зубах манипулятора. Он рванулся вверх, отрывая тонкий лоскут металла руля и оставляя соперницу с обломком оснастки. На его счастье, толстая стена грота смогла погасить ударную волну приведённой в действие торпеды, тогда как противнице досталось изрядно от дальнего взрыва, многократно отражённого от свода пещеры. Её отбросило на острые выступы скалы, оставляя на корпусе рваные вмятины, затем развернуло и швырнуло на противоположный уступ, ломая винты и плавники, а вскоре, напоминая безвольную сигару, боевая машина убийства начала медленное падение в разверзшуюся чернь многокилометровой океанской бездны.
Артём вынырнул из грота, оставляя продолжающую биться лбом о стену «слепую» лодку. Шаттл не слушался, и ему стоило немало усилий, чтобы перегнать челнок к ещё одному укрытию, напоминающему кусок плесневелого сыра с огромными дырами в гигантском каменном ломте.
В миле от его нового убежища творилось невообразимое. Сверкающий купол «ЗАСЛОНа» метался среди жёлтого роя, высекая при столкновениях с нападавшими лодками снопы зелёного пламени, озаряющего окрестные скалы причудливым смертельным светом. Рассечённый строй неприятеля смыкался и вновь бросался в каком-то безумном порыве без намёка на опасение быть испепелённым в жестокой схватке. «Машинам неведом страх. Они погибнут все, но не оставят попыток взять верх, если не будет отдана иная команда», – воспалённый мозг Артёма выдавал неутешительные прогнозы на исход сражения. Он был готов броситься на помощь к другу, одновременно с этим понимая, что его порыв не будет значить ничего, кроме бессмысленной гибели и неразгаданной тайны исхода, разыгравшейся перед ним подводной драмы.
Между тем кульминация битвы достигла апогея. Смерч агрессивных амфибий распухал на глазах, раскручивая свои кольца так, что Артёму были видны атакующие Ивана машины по краям гигантских окружностей, сжимавшихся с каждой минутой всё плотнее вокруг защищавшегося «ЗАСЛОНа». Лопнул изумрудный пузырь второго «Протея», всосав в эпицентр взрыва несколько лодок и, спустя мгновение, разбросав на сотни метров сожжённые и покорёженные в адском пламени подводные машины. Артём успел увести свой шаттл за базальтовую глыбу, но и она, испытав чудовищной силы удар, покрылась множеством трещин у основания, угрожая обрушиться и похоронить под собой невольного зрителя, балансирующего с перебитым рулевым плавником у края желоба.
Он успел заметить, как начинка разорвавшейся кассеты сразила ещё несколько амфибий, превратив их в металлический фарш, оседающий мутными облачками вниз, и поспешил отплыть от накренившейся глыбы. Последовала ещё одна вспышка, заставившая отпрянуть «Флораду», поскольку торпеда, запущенная с аквабата, взорвалась достаточно близко к брюхатой барракуде. «ЗАСЛОН», выпустив плотное облако маскировки, исчез из поля зрения Артёма. В стремительно сгустившемся мраке были видны лишь беснующиеся светлячки «пираний», потерявших жертву.
Через короткое время хаотичное движение прекратилось, меняясь на упорядоченное построение поредевших рядов нападавших хищниц, всё ещё готовых продолжать бой. Странная вибрация потряхивала челнок Артёма, даже на таком расстоянии он ощущал синхронную работу множества машин. Это были не разрозненные бойцы, им на смену пришёл могучий робот-исполин, состоящий из сотен стервятников, сплотившихся под одной командой. Гигантская рука монстра потянулась во мрак, откуда снова раздался выстрел, отрубая кисть ещё одной торпедой.
– Остался последний «Протей»! – выкрикнул Артём, словно отсюда, из укрытия, хотел предупредить друга.
«Последний выстрел для себя?» – вспомнился ему давнишний юношеский разговор с Иваном. Он ударил от бессилия кулаком по панели приборов и обхватил ладонями голову. «Пойти на «Флораду» и отвлечь её? – спросил он в отчаянии и ответил: – Первый выстрел с крейсера отправит меня на дно. Неужели нет никакого выхода?!»
– Неужели нет никакого выхода?! – словно услышав друга, повторил Иван слово в слово, уводя аквабат в «мёртвую» зону пеленга “Флорады”». Он понимал, что последний заряд «Протея» предназначен для самоликвидации, стоит лишь отдать необходимый приказ. Но это означало бы проиграть, отпустив крейсер с её оставшимися выкормышами и бесценной информацией о секретном оружии восвояси.
«Надо во что бы то ни стало приблизиться к крейсеру, а там – видно будет. Помирать, так с музыкой, – вспомнил Иван присказку деда, находясь в отдалении от гигантской субмарины под покровом непроглядной мглы. – Жаль, нет его бура для зимней рыбалки. Присел бы я этой акуле на хребет да просверлил бы дырку в черепушке. Что же, будем ловить рыбу на живца».
Он мягко заскользил сквозь толщу воды, удаляясь от «Флорады», но лишь с одной целью: чтобы набрать инерцию хода и, развернувшись, на выключенных двигателях бесшумно приблизиться к субмарине, а если повезёт, то и прикрепиться к её корпусу. Сделав петлю, Иван изменил траекторию движения аквабата и заглушил турбины. Через короткое время стали прорисовываться контуры подводного корабля, потерявшего «ЗАСЛОН» из вида.
«Какая махина! – восхитился Иван габаритам подводной лодки, которая час назад казалась ему значительно меньше. – Не напороться бы на «пираний».
Однако множественные светлячки по-прежнему сновали у стены желоба, тщетно разыскивая потерянного противника. Аквабат плыл вдоль чёрной стены подводного судна, подыскивая место, где можно было относительно незаметно прикрепиться к корпусу. «Неплохо бы добраться до центрального пункта, только кто же меня туда пустит. А почему бы нам не остановиться вот здесь?» Иван направил «ЗАСЛОН» к задним гидропланам и плавно опустился на плоскость под турбинным отделением, осторожно погрузив захваты манипуляторов в эластичное покрытие корпуса лодки.
«Вот твой последний причал, Ваня. Через минуту “Протей” растворит меня и эту чёртову лодку, распылит на молекулы, не оставив и следа. Надеюсь, что мой пост займут другие. Жаль, что не дожил до дня рождения Алёнки. Только бы Артём не попал под раздачу…» – Иван зажмурился и отдал команду последнему заряду на самоуничтожение…
– Где?! Где, я вас спрашиваю, кретины?! – орал капитан Смит вне себя от ярости. – Этот русский уничтожил треть флотилии! Где ваши электросети?! Где магнитные ловушки, недоноски?! Я о чём буду докладывать в Анридже?!
Экипаж хранил гробовое молчание. Только что на их глазах чудо-юла обвела вокруг пальца стадо свирепых хищниц, безуспешно рыщущих сейчас возле отвесной стены океанической впадины.
– Возможно, что «эренна» погибла, сэр, – робко подал голос кто-то из экипажа.
– Возможно?! – снова взъярился Гордон и перешёл на зловещий шёпот, что означало крайнюю степень его гнева: – Кто это сказал?
Все, в том числе и старшие офицеры, собравшиеся в рубке управления, склонили головы к приборам.
– Как только вернёмся на базу, спишу на берег весь экипаж. Пусть ваши задницы греют штабные кресла, если среди боевых офицеров не нашлось смельчаков, способных признаться в сказанном, – пригрозил Смит, но это не возымело должного эффекта, поскольку все уловки капитана были давно знакомы членам команды. – Отлично! Если среди трусливых крыс вроде вас нет ни одного, способного дать верный ответ вместо предположения о нахождении объекта, то я покажу вам, как выкуривают моллюска из раковины. Приготовиться к пуску ракеты по указанной цели на территории противника!
– Вы в своём уме, капитан? – возмутился из дальнего угла помощник, отстранённый от должности на время похода. – Это означает начало военных действий, я не дам своего согласия на пуск!
– Молчи, щенок! Я с тобой ещё разберусь. И потом, на время твоего отстранения все права на выстрел принимаются мной единолично. Или ты забыл параграф корабельного устава? – Гордон повернулся к застывшим подчинённым. – Уведите помощника в каюту и заприте. Всем остальным приготовиться к пуску ракеты. Сейчас мы обнаружим, где спрятался наш «неуловимый Джо».
Иван зажмурился, а когда открыл глаза, увидел залитое багровым цветом табло: «Энергетический заряд пусковой установки – ноль процентов». Лишь в нижнем углу пульсировало зелёное пятнышко надежды: “Энергетический заряд турбин – семнадцать процентов”».
– Как же так? – Иван растерянно всматривался в экран, надеясь, что это недоразумение, что автопилот ошибся, оставив его наедине с морским Голиафом, спину которого он оседлал, вцепившись всеми манипуляторами в его резиново-стальное тело.
Внезапно «Флораду» встряхнуло, и второй экран озарился пурпуром. Равнодушный голос обыденно сообщил: «Осуществлён пуск баллистической ракеты, предполагаемая цель находится на территории Российской Федерации. Траектория полёта уточняется, качество заряда боеголовки уточняется».
Ледяная дрожь пробежала по несуществующей спине. Иван был почти уверен, что это всего лишь уловка с целью уточнения местонахождения «ЗАСЛОНа», ведь так бывало и раньше. Все провокации с пуском ракет заканчивались самоуничтожением на подлёте к воздушным границам страны.
«А если нет?»
«Флораду» трясло как в лихорадке, одна из вертикальных шахт выбросила сноп огня и клубы пара, следом показалось остриё, словно неведомый грызун хищно поводил носом перед тем, как покинуть своё логово. Ракета на мгновение зависла и, сорвавшись с места, устремилась вверх…
«Сколько дней до дня рождения Алёнки?» – Иван устало прикрыл глаза и отдал последний в своей жизни приказ, запуская турбины на полную мощность и посылая сигнал одному из спутников орбитальной системы «Чёртово колесо» на уничтожение баллистической ракеты противника. Он знал, что с этого момента «ЗАСЛОН» уязвим и достаточно хорошо виден тем, кто напряжённо ищет его на экранах радаров в последние полчаса. Двигатели аквабата взревели, увлекая за собой «Флораду» в бездну океанического разлома. Иван не слышал радостных воплей экипажа подводной лодки после своего обнаружения, не видел он и страшную суету членов команды, когда многотонная махина самопроизвольно двинулась в смертельную для неё глубину, немало удивив капитана Гордона Смита, пытавшегося отдать распоряжения обезумевшим от страха подчинённым, а потом застывшим на командном посту с белым от ярости, обречённым выражением лица.
«ЗАСЛОН» упорно толкал чёрную громадину в пропасть, выворачивая «суставы» манипуляторов от колоссального усилия и напряжения иссякающих запасов энергии. Следом за «Флорадой» потянулись «пираньи», оставив в покое изрытую стену желоба, напоминая скорбную процессию траурных проводов, с каждой секундой убыстряющую свой ход. Они миновали скалу, где затаился Артём на изуродованном челноке, наблюдая, как сопротивлялся подводный крейсер, запоздало поняв, что ждёт его впереди, а спустя короткое время из чёрной бездны вырвался огромный воздушный пузырь. Следом потянулась гирлянда небольших бледных шаров, ускоряясь в своём стремлении достичь поверхности волнующегося океанского простора.
– Мужчины не плачут. – Артём смахнул выступившие слёзы и включил мотор, направляя плохо управляемый шаттл к ожидающему его «Академику Сивирскому». Ему предстоял непростой путь, но он был обязан доплыть, чтобы рассказать о последнем подвиге своего лучшего друга…
На набережной большого прибрежного города сотни отдыхающих людей наблюдали необычное атмосферное явление.
– Ванюша, отойди от края, – позвала молодая мама розовощёкого малыша, застывшего возле парапета.
– Мама, мама, смотри! Похоже на твой талисман. – Забавный мальчуган, тыча пальцем в сторону моря, подбежал к лавочке, где сидели две женщины. Та, что помладше, подхватила ребёнка на руки, вглядываясь в небо над горизонтом, где распухала гигантская белая запятая, перечёркнутая ярким тонким лучом, льющимся из облаков.
– Дедушка Иван шлёт нам привет. Хочешь, я подарю тебе его оберег? – С этими словами молодая женщина сняла с шеи витую верёвочку с прикреплённым к ней медвежьим клыком. – Он будет охранять тебя от всех невзгод и печалей.
– Ага, а я буду оберегать тебя и бабушку, – уверил в свою очередь малыш, принимая подарок. – Мама, а почему бабушка плачет?
– Наверное, от счастья, что у неё растёт такой защитник.
Александр Гнедин. «Причём здесь СЛОН»
– …А теперь главная новость, взбудоражившая всю общественность! – бодрым голосом вещал с экрана ведущий в безупречном классическом тёмно-сером костюме и светло-синем галстуке в белую крапинку. – На днях известный блогер выложил в Сеть видео с призывом помочь найти родственников или знакомых человека, потерявшего память, которого он случайно встретил в центре Санкт-Петербурга. Давайте посмотрим это видео…
Любительская камера выхватила кусок одетой в гранит набережной. Слышался шум проезжающих за кадром машин, периодически заглушаемый порывами ветра. На заднем фоне маячил шпиль телевышки. На парапете, спрятав лицо в воротник потрёпанной спортивной куртки, сидел человек.
– У вас всё в порядке? – спросил тот, кто держал камеру. – Я здесь хожу постоянно и уже третий день подряд вижу вас на этом месте. Может быть, что-то случилось?
Человек поднял голову. Лицо, заросшее как минимум недельной щетиной, тёмные круги под глазами, блуждающий взгляд… Замусоленная лыжная шапочка съехала набок, открывая сломанное, как будто пожёванное, ухо. Камера придвинулась ближе, и теперь лицо занимало почти весь экран. Раскрылись потрескавшиеся губы, обнажая неровный ряд почерневших зубов…
– Я… я не помню, – выдохнул человек
– Что вы не помните?
– Ничего не помню…
– Как вас зовут?
– Не знаю…
– Откуда вы?
– Не знаю…
– Есть хотите?
– Да, наверное… пожалуй…
– Вот, держите, – в кадре показалась рука, держащая завёрнутую в целлофановый пакет шаверму.
Человек взял её, развернул и аккуратно, словно боясь сломать зубы, откусил. Движения его были вялые, чересчур механические. Он напоминал робота, у которого вот-вот закончится заряд батареи…
– Обращаюсь ко всем своим подписчикам, а также неравнодушным, – послышался голос за кадром, – прошу вас, помогите опознать этого человека. Возможно, его очень ждут дома. Если кому-то он покажется знакомым, пишите мне, подписывайтесь под видео, а также ставьте лайки…
Видео свернулось, и на экране опять появился холёный ведущий.
– Знакомые человека из этого видео нашлись очень быстро, – продолжил он, – но это оказались не родственники и даже не друзья. Им заинтересовались сотрудники правоохранительных органов. Дело в том, что герой видеосюжета по документам отбывает наказание в одной из колоний соседней Карелии, где, кстати, даже не числится в бегах. По данному факту возбуждена проверка, начальник колонии временно отстранён от должности… Дело получило большой резонанс и возмущение общественности. Мы держим руку на пульсе событий, а теперь следующая важная новость…
– Ну-с, Сергей Николаевич, как вы прокомментируете данный факт?
На стене просторного кабинета, обставленного дорогой импортной мебелью, висел огромный экран. За большим столом из массивного красного дерева в дорогом чёрном кожаном кресле восседал человек, похожий то ли на профессора Преображенского из известного фильма, то ли на Феликса Дзержинского с плакатов советских времён. На нём была белая в полоску рубашка и бежевый галстук, в данный момент свободно болтающийся на шее. В руках он держал пульт. Перед ним, посреди кабинета, по стойке смирно вытянулся другой, всем своим видом выдававший отставного военного или силовика. Огромного роста, с квадратной нижней челюстью и коротким седым бобриком на голове. На лацкане чёрного пиджака приколот бейджик с надписью «Начальник охраны».
– Ну не молчите, Сергей Николаевич, скажите мне что-нибудь? – очень спокойным и монотонным голосом продолжал сидящий за столом.
– А что я скажу, Юрий Борисович? – пожал плечами верзила. – Я не знаю, как так получилось… Взяли нового охранника, а он в первый же день напился на работе… И ведь проверяли его по всем статьям…
– Мне не интересно слушать про ваших охранников, – слегка повысил голос Юрий Борисович, – я хочу знать, как такое произошло? Почему с охраняемого вами объекта ушёл человек, который не должен был отсюда уйти?
– Я… я уже наказал виновных…
– Да мне плевать, кого ты наказал!
Юрий Борисович вскочил со своего кресла и, подойдя к начальнику охраны, ткнул пультом его под рёбра. Потом, аккуратно оттянув двумя пальцами бейджик, посмотрел на подчинённого снизу вверх – он едва доставал Сергею Николаевичу до подбородка.
– Здесь написано «Начальник охраны», – прошипел он, – а не «Начальник наказания». Значит, ты должен был охранять и обеспечивать безопасность… Но ты… из-за тебя сейчас весь проект под угрозой срыва. Мало того, что объект сбежал… Я уже не говорю о том, скольких больших людей ты подставил… Кем я сейчас заменю сбежавшего?
– Давайте я договорюсь, и нам его вернут…
– Ты уже договорился! Видел, что по новостям сказали? По центральному каналу, на всю страну! Никто его нам не вернёт!
– И что же нам теперь делать?
– Не знаю, что нам делать, а тебе лучше прямо сейчас написать заявление об уходе и катиться ко всем чертям! Да, и ещё молиться о том, чтобы этот проект не провалился. Иначе, сам понимаешь…
Юрий Борисович взял из лотка стоявшего на столе принтера лист бумаги и протянул горе-охраннику.
– Ручку сам найдёшь. У тебя пятнадцать минут.
Вернувшись в своё кресло, он нервно защёлкал пультом.
Ему снился дом… Тихий, маленький провинциальный городок. Компания школьных друзей и подруг, с которыми он вместе проводил почти всё свободное время. На лавочке в парке стоит перемотанная синей изолентой колонка, к ней подключен телефон. Играет очень знакомый трек, но он никак не может его узнать. Тротуар, засыпанный тополиным пухом, похожим на снег… Снег, зима… Неровный строй людей в одинаковой чёрной одежде медленно двигается мимо зарешёченных заборов «локалок»… Резкие окрики осатаневших от холода контролёров…
Сон резко пропал. Он лежал с закрытыми глазами, думая о том, что вот-вот должен прозвучать сигнал к подъёму, – противный, завывающий, разносящийся на всю округу. Опять всё повторится… Проверка, перекличка под пронизывающим ветром… А может быть, повезёт, если на улице дождь… Тогда никуда выходить не надо, проверка прямо в бараке. Но всё равно, надо вставать. Он резко сел и с трудом открыл глаза.
Окружающая обстановка никак не вязалась с ожидаемой. Вместо привычной двухъярусной железной нары – мягкая «полуторка», вместо облезлого линолеума на полу – ворсистый ковёр, вместо неприятно бьющей по глазам «луны» – светильника на стене – ненавязчивый рассеянный свет. Что-то было не так, а значит… Да что бы это ни значило, нужно было приготовиться к худшему. Так его научила жизнь.
Почти бесшумно отворилась дверь, и он в момент собрался, приготовившись защищаться, нападать… в зависимости от ситуации. Свет стал несколько ярче, но всё равно не бил по глазам. В комнату вошёл человек в гражданской одежде – светлые джинсы, свободная светлая рубашка навыпуск, но его лицо… Наученный горьким опытом, он безошибочно с первого взгляда определил, к какой категории принадлежит вошедший, тем более что в руках у того была картонная папка с бумагами. Он поёрзал на кровати, прищурился и нарочито громко зевнул.
– Здравствуйте, гражданин начальник.
Вошедший скривился как от зубной боли.
– Каждый раз одно и то же… Не начальник я тебе…
«Странно, – подумал он, – или “раскрутка» или подстава».
– А кто же тогда? – Он изобразил неподдельное удивление.
– На, читай. – Вошедший кинул на кровать папку.
Обычная папка для бумаг, каких он видел много. На обложке наклеен странный логотип и надпись, распечатанная на принтере… «ЗАСЛОН».
– Ого, начальник, а что это ещё за СЛОН. Я что, на Соловках? Так вроде, там уже давно нет ничего. Что-то я боюсь вашу папочку брать.
Вошедший закатил глаза и тяжело вздохнул.
– Нет, это не то, что ты подумал. Возьми, прочитай, ознакомься… ещё раз…
– То есть как это ещё раз? Я эту папочку первый раз в жизни вижу. Вы мне тут не шейте ничего.
– Читай!
Он осторожно, двумя пальцами, потянул завязанную «бантиком» тесёмку и раскрыл папку, не беря её в руки. Внутри подшито несколько листов. На заглавном, в начале, жирным шрифтом написано «Договор». Пролистав, не глядя, весь текст, он с удивлением уставился на последнюю страницу. Там, в конце, стояли его фамилия и подпись.
– Что-то не помню я, чтобы подписывал какие-то договоры, – осторожно сказал он.
Вошедший согласно кивнул, вытащил из кармана пульт и нажал кнопку. Тут же на противоположной стене засветился экран. По всей видимости, в потолок был встроен видеопроектор.
…Съёмка велась в кабинете. Стол, стулья, всё привинчено к полу. На одном и стульев сидел ОН, одетый в чёрную лагерную робу, напротив – двое в гражданке. По виду, НЕ эти… На столе – та самая папка.
– Подписывая этот договор, вы автоматически соглашаетесь со всеми условиями проекта, – говорил один из НЕ-этих, похожий на киношного профессора. – В них также входит полное неразглашение полученной вами информации в течение пяти лет после завершения проекта. При их полном соблюдении с вашей стороны мы гарантируем выполнение всех наших обязательств. Если вам что-то непонятно, можете ещё раз с ним ознакомиться. Если всё понятно, можете подписать или отказаться. Участие в проекте сугубо добровольное.
– Мне терять нечего, – сказал ОН, взял ручку и поставил размашистую подпись…
Видео закончилось…
– Теперь всё понятно? – спросил вошедший.
– Да как вам сказать, гра… товарищ Не-Знаю-Как-Вас-Там. Вроде бы и понятно, а вроде и нет. Не помню я, хоть убейте, чтобы что-то подписывал. Но… кино правдоподобное, так что… А вообще, чем я занимаюсь, согласно этому договору?
– Давай ешь, собирайся и пойдём. Скоро всё узнаешь.
– А тут ещё и кормят? Ну, тогда это в корне меняет ситуацию… Не помню, правда, чтобы когда-нибудь в жизни за еду что-то подписывал. Тут ещё какие-то моменты должны быть.
– Так почитай договор внимательно.
– Ай, ладно уже вам. Подписал, так подписал. Мне здесь уже почти нравится. Давайте сюда ваш завтрак.
К главному входу административного здания, выполненного в соответствии со строгими стандартами нелёгкого советского периода, быстрым шагом подошла девушка. Возле серых мраморных ступенек, ведущих к массивной парадной двери, она остановилась, разглядывая таблички, висевшие по обе стороны от крыльца. Со стороны могло показаться, что она, возможно, ошиблась адресом, так как её внешний вид никак не вязался со строгостью архитектуры строения. Чёрная короткая кожаная куртка с множеством заклёпок, чёрные, блестящие, в обтяжку штаны и высокие ботинки подчёркивали её стройную фигуру, но вкупе с короткой разноцветной стрижкой, татуировкой на шее в виде загадочных символов, обилием пирсинга на лице и чёрными, хищно прорисованными губами создавали впечатление, что она только что вышла со съёмок клипа какой-нибудь брутальной метал-группы. На плече у неё висела сумка из-под ноутбука. Абсолютно стандартная, что тоже создавало некий контраст. Постояв совсем немного, она поднялась по ступенькам и уверенно распахнула дверь.
Внутри здания, как и в большинстве ему подобных, была проходная, правда, организованная по последнему слову охранной техники. Рамка металлоискателя могла определить широкий спектр запрещённых предметов и веществ, таких как драгоценные металлы, оружие, наркотики и даже средства слежения и записи. Так что никакой шпион не мог проникнуть на территорию незамеченным. В комплекте с вышеозначенной рамкой сегодня присутствовал розовощёкий и абсолютно лысый охранник, маленького роста и в меру упитанный. Он сидел за большой стойкой и перед глазами имел огромный пульт, мигающий разноцветными лампочками. Девушка прошла через рамку, и та моментально зазвенела и засверкала, как новогодняя ёлка. Охранник встрепенулся и уставился на посетительницу, недовольно поджав губы. Она остановилась возле массивного металлического турникета, преграждавшего дальнейший путь.
– Здравствуйте, Фёдор Григорьевич, – приятным низким голосом сказала девушка.
– Здравствуйте, Агафья Алексевна, – ответил охранник, не меняя выражения лица и скрестив руки на груди. – И что вы мне прикажете делать с вами? Видите, вся техника взбунтовалась. Показывает непонятно что. По регламенту я обязан вас…
– Знаю, знаю, – перебила девушка, – вы обязаны меня досмотреть… и так каждый раз, с тех пор как этот аппарат здесь стоит. Я же не виновата, что наши сотрудники не могут нормально даже эту штуковину настроить. Понятно, что образец опытный, но сколько можно! Я устала жаловаться.
– А вы попробуйте на работу в нормальном человеческом виде приходить, без всех этих железок, – посоветовал охранник.
– В каком таком ещё виде?! – возмутилась девушка. – Я быстрее уволюсь отсюда. А вообще, надо делать так, чтобы техника не мешала нормальным людям жить. Вот, например, если сейчас этот образец выпустят в массовое производство, представляете, сколько неудобств людям он принесёт? Насколько я понимаю, сейчас он показывает, что у меня с собой весь перечень запрещёнки, включая ядерную бомбу?
Охранник удручённо кивнул.
– Я сегодня же направлю жалобу начальникам отделов тестирования и отладки, чтобы это устройство, наконец, довели до ума. А если не смогут, пусть забирают на доработку… И вам тогда меньше проблем.
– На самом деле, основная проблема – это вы, – осторожно возразил охранник, – все остальные сотрудники стараются придерживаться дресс-кода…
– Этот код придуман для порабощения масс! – с жаром выдала девушка. – А мне, как…
Тут у неё из кармана раздались адские звуки тяжёлых гитарных риффов. Прервавшись на полуслове, она выудила из куртки мобильник.
– Алло… Да, уже подхожу… Через сколько?.. Да-да… Нет… Хорошо…
Закончив разговор, она, держа телефон в руке, обратилась к охраннику:
– Потом договорим, Фёдор Григорьевич, а сейчас ждут меня. Откройте, пожалуйста, турникет.
– Но как же регламент?
– Я думаю, меня он не касается. Если вы сомневаетесь, давайте позвоним…
– Не надо, – буркнул охранник, нажимая кнопку открытия турникета.
– Доброго дня. – Девушка, гордо подняв голову, прошла к лифту и нажала кнопку вызова.
Поднявшись на свой этаж, она быстрым шагом прошла по коридору и, открыв одну из дверей пластиковым чип-ключом, вошла в кабинет.
Здесь было достаточно тесно. Небольшое помещение, примерно три на четыре метра. Главным украшением являлся системный блок стационарного компьютера, выполненный в виде робота-монстра со зловещей ухмылкой. Он стоял на абсолютно стандартном компьютерном столе, развёрнутый «лицом» к входной двери, чтобы каждый входящий мог испугаться или удивиться. Кроме этого чудовища, на полках стояло несколько непонятных механизмов, напоминающих непосвящённому человеку гибриды средневековых пыточных машин с фантазией сумасшедшего. Девушка по-хозяйски огляделась, вытащила из сумки обычный чёрный ноутбук и поставила его на стол рядом с монстром. Едва она успела его открыть, как в дверь постучали.
– Войдите! – сказала девушка
Дверь отворилась, и в кабинет вошёл человек. Небольшого роста, худощавый, своим видом напоминающий Агафье какого-то киношного персонажа из очень старого фильма.
– Здравствуйте, Юрий Борисович.
– Привет, привет, – весело ответил тот. – А ты всё звенишь?
– А вам уже доложили…
– Нет, не докладывали. Просто, когда ты вошла, загорелась чуть ли не пожарная тревога. Всё предприятие переполошилось.
– Ну, я же не виновата…
– Я тебя и не виню, только знаешь, если бы не твои мозги, за такой внешний вид тебя давно бы уже уволили.
– Юрий Борисович, зачем вы так?
– Это не я, это правила такие. Корпоративная этика называется.
– Опять вы со своими нравоучениями. У нас страна свободная, город – свободный. В пределах разумного кто как хочет, так и ходит.
– Город не город, а здесь, насколько тебе известно, серьёзное предприятие. Со своими, между прочим, внутренними порядками и правилами, которые обязаны соблюдать все сотрудники. В твоём случае я, конечно, не настаиваю, но…
– Профессор, вы здесь точно не для того, чтобы мне нравоучения читать? – перебила его Агафья. – Вы никогда просто так не звоните и тем более не приходите. Говорите уже, в чём дело?
– Ну, тогда позволишь войти?
– Так вы уже вошли…
Юрий Борисович взял одиноко стоящий в углу стул, смахнул с него пыль, поставил возле стола и осторожно сел на него, словно боясь, что тот сломается. Девушка сидела, нетерпеливо теребя одно из многочисленных колец, вставленных в бровь.
– Вот, так-то лучше, – сказал профессор, потирая ладони. – Чем сейчас занимаешься?
– С вами разговариваю…
– Нет, а в глобальных масштабах.
– Да какие тут могут быть масштабы? Вы же сами знаете, насколько тяжело у нас сейчас развить любое новое направление, – вздохнула девушка.
– Понимаю, понимаю, – Юрий Борисович откашлялся. – Здесь такая ситуация уже много лет, и ты должна прекрасно понимать эти условия… непростые, если не кривить душой…
– Да, особенно когда наша отечественная техника и технология безнадёжно отстала от всего мира.
– Ну-ну, не преувеличивай. Есть и у нас вполне достойные и конкурентноспособные разработки…
– …которые делаются на зарубежной базе, – закончила за него Агафья
– Москва тоже не сразу построилась, дорогуша. Мы обязательно своё догоним и перегоним! Вон, посмотри на наших соседей-китайцев. Они за очень короткий срок вырвались вперёд. Мы тоже так можем.
– Пока не видно.
– Вы, молодёжь, постоянно смотрите куда-то в сторону, всё норовите сбежать подальше.
– Конечно, особенно я. Вы же знаете, что мне предлагали очень хороший проект за границей.
Юрий Борисович как будто её не слышал
– …ценности странные какие-то у вас. Вот взять, к примеру, твой внешний вид.
– Так, вы пришли обсуждать мой вид? – Агафья не на шутку разозлилась. – Может быть, я тогда пойду? У меня проект стоит. Материалов нет, финансирования нет, а мы тут с вами какую-то чушь обсуждаем.
– Хорошо, хорошо, не кипятись. – Юрий Борисович примирительно поднял руки. – Это я так, по-стариковски поворчать люблю. Ты же знаешь, что я очень ценю тебя и как личность, и как сотрудника. Ты думаешь и поступаешь нестандартно, это мне и нравится. Напомни-ка лучше, над чем ты сейчас работаешь?
Девушка шумно выдохнула, села в своё простенькое офисное кресло на колёсиках и, оттолкнувшись ногами, проехалась до противоположной стенки. В кабинете воцарилось неловкое молчание.
– Я исследую развитие искусственного интеллекта, – наконец, заговорила Агафья, – работаю с машинным обучением, нейронными сетями и тому подобное.
– И как успехи?
– Согласно моим данным, на сегодняшний день искусственный интеллект развивается достаточно быстро, но по стандартному пути.
– Как это?
– Несмотря на кажущийся «высокий уровень», все алгоритмы компьютерного развития не пошли дальше уровня пятилетнего ребёнка. Всё очень предсказуемо и примитивно.
– Но как же? Ведь современные нейросети могут творить чудеса. Они сочиняют стихи, пишут музыку, картины. Да много чего делают.
– В этом-то и дело. Всё, что они умеют, заложено простыми людьми, абсолютно прямолинейными алгоритмами. Вы когда-нибудь задумывались над вопросом, откуда берутся шедевры? Мало какой гениальный автор, неважно какого направления, сможет на пальцах объяснить, как он смог сочинить музыку или написать картину. Всё это есть только у него в голове.
– Это, кажется, называется вдохновением? – Юрий Борисович сделал рукой спиралевидный пасс.
– Да, что-то в этом роде. – Агафья встала с кресла, поправила съехавшую слишком высоко куртку и несколько раз прошлась по кабинету.
– Вот поэтому, – продолжила она, – на мой взгляд, именно такое состояние организма в целом и мозга в частности идеально для управления как живым телом, так и механизмами и искусственным интеллектом в том числе.
– А как же все эти «умные» роботы? – не унимался Юрий Борисович. – У меня дома, например, пылесос-робот. Так он даже с котом подружился.
– Они могут выполнить лишь ограниченный набор команд, заложенный человеком. Непосвящённому может показаться, что это действительно очень умный механизм, но лично я с этим не согласна.
– И именно этого касается твоя разработка?
– Да. Ещё год назад, если вы помните, мне удалось выиграть грант на исследования. Тогда же я представила свой проект нашим специалистам из отдела испытаний, и они создали опытный образец взаимодействия человека и электроники.
– Так что же такого особенного в твоём проекте? Насколько мне известно, такие исследования практикуются во многих странах, причём далеко не безуспешно.
– В этом всё и дело. Исследования, которые проводятся за границей, напрямую зависят от разработок нескольких крупных корпораций, а нам удалось сделать всё исключительно на своей базе. Между прочим, ничуть не хуже получилось. В будущем это может послужить хорошим толчком к прогрессу.
– Хорошо. И как успехи этого проекта?
– Пока остановились на уровне изготовления того самого образца, который, к сожалению, не был ни представлен общественности, ни даже описан в рамках нашего сайта.
– В чём же дело?
– Нет желающих участвовать в эксперименте. Чисто теоретически, после такого взаимодействия с электроникой человеческий мозг настолько перегружается, что возможна частичная или даже полная потеря памяти.
– А вы не пробовали эксперименты с животными?
– В этом проекте они бесполезны, поскольку мы имеем дело с интеллектом, рандомностью принятия решений и состоянием, близкому к так называемому вдохновению. Поэтому животные отпадают. – Агафья тяжело вздохнула. – Я потратила ещё кучу времени на поиск решения с потерей памяти и отнесла все оставшиеся от гранта деньги в отдел медтехники. Они обнадёжили, что, в принципе, возможна разработка устройства, диагностирующего и локализующего поражённые участки мозга. К сожалению, эта часть проекта так и осталась в виде схем и пояснительных записок. Средства закончились.
Юрий Борисович слушал очень внимательно, понимающе кивал. Когда опять повисла неловкая пауза, он сказал:
– У меня по этому поводу для тебя есть хорошая новость. Конечно же, как руководитель, я был в курсе твоих разработок, просто в один момент они выпали из моего поля зрения. Это моё упущение, извини. Но. Ты же знаешь, что наша компания постоянно находится в поиске нестандартных проектов и решений. Таких, как твой. И есть у нас для этого специальный инструмент. Называется он инновационной площадкой. По сути, это просто раздел нашего сайта, где мы принимаем и рассматриваем поступающие нам предложения. Так вот, совсем недавно с нами связался очень интересный, на мой взгляд, человек. Он сказал, что готов спонсировать один проект, который сам и задумал. Когда я поговорил с ним, стало понятно, что в его проекте очень пригодятся твои разработки. У нас есть почти всё для старта, остаётся только финансирование.
– А что за проект? – заинтересовалась Агафья
– Рассказывать долго. Лучше я сегодня пришлю его тебе на почту. Изучи внимательно и скажешь мне потом, что об этом думаешь.
– Да что тут думать? Мне сейчас просто необходимо любое продвижение.
– Не торопись, – сказал Юрий Борисович. – Сначала внимательно изучи. Удачного дня! – Он осторожно вернул стул на место и быстро вышел, почти беззвучно прикрыв за собой дверь.
Человек с папкой ушёл. Настроение, несмотря на провал в памяти, было приподнятым. С самого детства он чувствовал тягу ко всему неизведанному, вызывающему прилив адреналина, лёгкое головокружение от ощущения таинственности, ожидания приключений. Вот и сейчас было нечто похожее.
За непрозрачной стеклянной дверью, прямо в комнате, обнаружилась душевая кабина, сверкающая стерильной чистотой. Он разделся и залез под приятно покалывающие водяные струи, насвистывая прочно засевший в голове мотив. Что это была за песня, вспомнить не мог. Закончив, снял со стены огромное белое махровое полотенце и долго, до покраснения кожи, вытирался. Когда открыл дверь душевой, его ждал сюрприз – возле входной двери стояла блестящая металлическая тележка с завтраком. «Неплохой сервис», – подумал он, одеваясь в красно-синий спортивный костюм. На глаза попалось зеркало, висевшее на стене. Он подошёл и посмотрелся. Со стены на него взглянул худощавый и очень жилистый человек средних лет, похожий на спортсмена-легкоатлета. На голове наметилась приличная залысина, на правой щеке резко выделялся на фоне лёгкой небритости большой крестообразный шрам. Он провёл по нему рукой. След от «приёмки», такое не забывается. Вспомнились и сокамерники, которым рассказывал в подробностях, что произошло. Смеялись все, но как-то по-доброму. В тюрьме вообще юмор странный.
Жил он в небольшой деревне рядом с Томском. Мечтал о лучшем существовании, и поэтому, возможно, судьба понесла по наклонной вниз. Подробностей было много, но финал стал абсолютно предсказуемым. Не полагаясь ни на кого, в одиночку решил «взять» ювелирный магазин в центре Томска. Получилось. Почти. Продавец успел нажать «тревожную кнопку», и спустя пару минут вдалеке завыла приближающаяся сирена. Потом была погоня в лучших традициях голливудских боевиков. Он убегал на угнанной накануне неприметной и пошарпанной «девятке». Ушёл. Почти. Прострелили все четыре колеса. Он выпрыгнул на ходу, успев прихватить сумку с драгоценностями и автомат, купленный за неделю до этого у знакомого спившегося прапора. С двумя запасными магазинами, примотанными к основному чёрной изолентой, совсем как в боевиках. Долго петлял по дворам, пытаясь оторваться от погони, и, в конце концов, оказался в траншее, вырытой местными коммунальщиками возле железнодорожной станции, по колено в жидкой, почти оранжевой глине. Отстреливался до последнего патрона, ранил двоих преследователей. Потом окружили и взяли. Били долго и профессионально. Врач, зашивавший щеку, сказал, что повезло, что ещё бы чуть-чуть…
Как же надоели все эти «чуть-чуть» и «почти». Зато на суде было всё по полной. За совокупность «заслуг» дали аж двенадцать лет. Ещё сказали, что хорошо, что никого не убил. В тюрьме отнеслись с уважением и дали кличку – Томчак. Уже позже, в лагере, один из старых сидельцев, убелённый сединой, придавленный к земле грузом знаний и жизненного опыта, отчего ходивший согнутым и опираясь на старый алюминиевый костыль, взиравший на зарешёченный мир сквозь толстенные линзы очков, сказал, раскуривая сигарету в длинном резном мундштуке:
– А ты знаешь, что в Петрограде в семнадцатом году был рабочий один. Колей Томчаком звали. Герой был. Отстреливался от врагов возле железнодорожной станции, в траншее. Улицу в Ленинграде в честь него назвали! Всё почти как у тебя.
Вот опять это «почти». Да, отстреливался, да, возле станции, но… не герой, улица в него не честь названа, да и зовут не Колей, а Витей. Витей Томчаком кличут.
Странно всё это. До какого-то момента память выдаёт всё до мельчайших деталей, а потом… потом белый шум в голове, и всё. Как будто есть что-то за этой пеленой, но оно укрыто, как лицо спецназовца под маской – форма есть, а содержание непонятно. Пока суд да дело, с завтраком покончено. Вкусно, конечно, кормят, знать бы ещё за что.
Погрузив грязную посуду обратно на тележку, он осторожно открыл дверь и выглянул. Никого. Чистый уютный коридорчик, как в кино. Светлый, на потолке аж две светодиодные люстры, стены гладкие, покрашены переходами из бежевого в светло-зелёный. На полу серенький ковролин. Всего три двери. Одна его, и ещё две. Неслышно прокрался и открыл одну. За ней оказался маленький спортзал с тренажёром, штангой на подставке, «шведской стенкой» и огромным, на всю стену, зеркалом. Сервис по высшему разряду!
За следующей дверью оказывается большая комната, очень похожая на какую-то фантастическую лабораторию. А может, и не фантастическую. Прогресс ого как шагает! Пока его по эту сторону забора не было, много чего изменилось. Два огромных мягких кресла в стиле «капитанский пост космического корабля», с множеством регулировок и кнопочек. Возле одного из них гудит большой аппарат непонятного назначения. Тихо так гудит, злобно. От него отходят провода с присосками. Возле второго – небольшой пластиковый столик, на нём – чёрный блестящий шлем, почти как у Дарта Вейдера. От этого шлема пучок проводов или трубок уходит прямо в стену, наверное, в большой мир. Ещё (охо-хо!) человек женского пола возле полочки на стене с парочкой приборов, тоже, кстати, непонятного назначения. И приборы, и человек этот… эта. Одета полностью в кожу. Блестящую, чёрную, как этот шлем. Причёска короткая и разноцветная, как у попугая. Лицо симпатичное, но внешний вид портит боевая раскраска в чёрных тонах и немереное количество колечек, серёжек, равномерно размещённых по всей голове. Одежда, кстати, тоже вся в заклёпках. Вообще, вся эта обстановка кажется смутно знакомой.
– Привет, красавица, позвеним? – нарочито развязно говорит он
– А, привет. Не смешно, – отвечает она. – Садись вон лучше в кресло, – и показывает на то, которое возле гудящего аппарата.
– А что это? Страшновато как-то.
Она закатывает глаза в потолок и недовольно морщится. Кстати, ей даже так идёт.
– Виктор, не бойся, ты же ведь до сих пор живой, значит, всё нормально. Сейчас память твою немного освежим и продолжим.
Она протянула ему две разноцветные пилюли и стакан воды. Пожав плечами, он принял предложенное, залпом опрокинул в себя жидкость и осторожно сел в кресло.
– Что дальше?
– Ничего. Расслабься.
Она подошла и уверенно прилепила несколько присосок ему к голове.
– Больно не будет? – спросил он, попытавшись аккуратно взять её за блестящую кожей коленку.
Она проворно отступила на шаг.
– Не будет, если ты руками махать не будешь. А если будешь, я охрану позову, и тогда может быть больно.
– Что-то, красавица, я в твоём тоне злости не слышу.
– А ты что, разбираешься в тонах?
– Там, где я был, научишься разбираться не только в этом. Да я и так людей неплохо понимал.
Она что-то проворчала себе под нос, отошла и набрала на сенсорной панели аппарата несколько команд, отчего тот начал гудеть ещё больше. Он дёрнулся в кресле, почувствовав в голове несильный электрический разряд.
– Сиди спокойно, а то привяжу. – сказала она
Сначала ничего больше не происходило. Аппарат гудел, он полулежал в удобном кресле, пытаясь отвлечься от назойливой мысли об этой даме. Потом вдруг в глазах резко потемнело, и он оказался под водой. Где-то наверху маячили радужные блики. Понимая, что нужно быстро всплывать, он начал отчаянно грести руками и ногами. Откуда-то издалека раздался голос, искажённый эхом:
– Тише, тише, а то все провода порвёшь.
Его резко, как пробку из бутылки, выбросило на поверхность. Всё вокруг было мутным, как в тумане, зато в голове резко прояснилось. Он вспомнил…
В бараке было шумно. Так всегда бывает, когда на маленькой территории находится много людей. Каждый занимался своим делом. Витя Томчак сидел на наре и играл в нарды «на интерес». Возле него уже собралась приличная стопка выигранных сигарет, а оппонент никак не унимался, пытаясь отыграться. В дверь просунулась лысая и наглая физиономия «шныря».
– Томчак, тебя опер вызывает.
– Не видишь, я занят!
– Ну, занят не занят, моё дело предупредить.
Томчак вздохнул, доиграл партию и аккуратно сложил нарды. Ссыпав выигранные сигареты в пакет и закинув его в тумбочку, он нехотя вышел из барака и направился в сторону здания администрации с красной вывеской на входе.
– Ну проходи, присаживайся, – прямо с порога выдал опер, худой, низкий, с крысиным лицом и колючими маленькими глазками.
– Спасибо, гражданин начальник, я так постою.
– Ну, как хочешь. Как дела, чем занимаешься?
– Дела сами знаете, у прокурора.
– Как обстановка, что происходит? Ничего необычного не замечал?
– Гражданин начальник, вы зачем мне такие странные вопросы задаёте? Вы же знаете, что я не по этой части. У вас что, стукачи закончились?
– Да знаю, знаю, что не по этой. У меня так, профессиональное. Я тебя совсем не для этого вызвал.
– Я догадался уже.
– Тут, в общем, кое-кто с тобой поговорить хочет. Предложение есть для тебя. Выслушаешь?
– Ну давайте, вы же так просто не отвяжетесь.
– Поговори мне здесь! Короче, побудь здесь пару минут.
Опер вышел и через несколько минут вернулся с человеком, очень напоминавшим Томчаку кого-то из советских деятелей. Клинообразная бородка, круглые очки, дорогой серый костюм. Бросив на человека несколько быстрых взглядов, он определил его как «не из этих», то есть, не из сотрудников правоохранительных органов. Человек сел за стол, за которым недавно сидел опер, а тот встал рядом, скрестив руки на груди.
– Чем обязан столь пристальному вниманию к своей скромной персоне? – спросил Томчак
– Для начала здравствуйте, – сказал «деятель». Голос у него был властный, чувствовалось, что под его руководством находится немало людей.
– Здравствуйте, – Томчак слегка кивнул
– Как вам пребывание здесь?
– Да вы знаете, по-разному. Сегодня белое, завтра – чёрное. Почти как и везде.
– Я вижу, вы любите пофилософствовать.
– А чем ещё здесь заниматься?
– Это хорошо, но я здесь не для того, чтобы узнать ваше мировоззрение.
– Я уже догадался.
– У меня к вам интересное предложение. В скором времени стартует один научный проект, связанный с новейшими разработками в области инновационных технологий. От лица нашей компании я хотел бы предложить вам поучаствовать в этом проекте.
– Та-ак. Исходя из простейшей логики, если вы пришли искать кандидатов в такое место, значит, вы хотите сделать меня или калекой или идиотом.
– Подождите делать преждевременные выводы. Да, определённые риски имеются, но не в тех масштабах, которые вы себе представили. Могу вам гарантировать, что ни один из перечисленных вами пунктов не будет иметь место.
– Вы говорите загадками.
– Никаких загадок нет. Немного нестандартный научный проект, подробности которого я пока раскрыть не могу. Скажу только, что он неплохо финансируется, и в случае удачного завершения вы получите приличное вознаграждение и условно-досрочное освобождение. Плюс гарантии, что вашему здоровью ничего не угрожает. Возможны небольшие временные побочные эффекты, но это сто процентов устранимо.
– Вы мне сейчас не сказали абсолютно ничего и даже не представились.
– Моё имя сейчас ничего не скажет, да и пока это неважно. Я даю гарантированный шанс отсюда выбраться, а дальше решать вам.
– Хорошо. Тогда скажите, почему именно я? Ведь здесь полно народа, выбирай любого.
– Почему вы? Считайте, что шарик рулетки именно на вас остановился. Ну, ещё и кличка интересная. – «Деятель» развёл руками. – Больше подробностей узнаете, если будем работать вместе.
– Мне нужно подумать.
– Я вас никуда не тороплю. Если надумаете, дайте знать.
– А, Агафьюшка, проходи, проходи, мы тебя заждались. – Сейчас Юрий Борисович скорее напоминал соскучившегося родственника, пригласившего членов своей семьи на посиделки. Приём проходил в кабинете, похожем не то на трапезную комнату какого-нибудь особняка, не то на небольшой конференц-зал. Уютная домашняя обстановка, тихая, не мешающая разговору музыка, длинный стол с мягкими креслами. Во главе стола сидел сам руководитель, а сбоку вальяжно развалился человек, которого можно было описать как «без особых примет». Мимо такого можно пройти на улице и даже не обратить внимание. Неброский серый костюмчик, немного запыленные туфли, стандартная, ничем не выделяющаяся причёска, бесцветные, ничего не выражающие глаза. Обычно такую внешность имели шпионы, тайные агенты и сотрудники специальных компетентных органов.
– Здравствуйте, – Агафья в нерешительности застыла на входе, прижимая к груди ноутбук.
– Проходи, проходи, не стесняйся. Чай, не на свидание пришла.
Девушка подошла к столу, отодвинула кресло, не раскрывая, положила ноутбук на стол и, звякнув клёпками о резной подлокотник, села на краешек, вытянувшись, как струна.
– Познакомьтесь, это наша сотрудница, весьма неординарная и талантливая. Так сказать, генератор нестандартных идей, – представил её Юрий Борисович
Человек в кресле немного приподнялся и скользнул по Агафье равнодушным взглядом.
– Вижу, что неординарная, – сказал он.
Голос у него был под стать внешности – монотонный, шелестящий, без эмоций.
– Скажите, пожалуйста, Агафья Алексеевна, так вас, кажется, зовут, вы читали материалы, которые я присылал на ознакомление вам и вашему руководителю?
– Да, читала.
– И как, вам всё понятно?
– Честно говоря, не очень. Информации мало, размытые понятия, плавающая форма. Даже основная идея звучит как-то… странно… «Выявление нестандартных сигналов в стандартном пространстве с использованием биотоков и электронного оборудования». Что это?
– Для начала уже хорошо, – сказал человек без эмоций, – вы запомнили само название. Но давайте я расскажу всё по порядку, и, надеюсь, вы всё поймёте.
– Хорошо, слушаю вас. – Агафья немного расслабилась, тем не менее продолжая внимательно следить за реакцией гостя. Что-то странное было в его поведении.
– Вижу, вы пытаетесь меня «прочитать», – продолжил гость. – Нет-нет, не удивляйтесь, я не экстрасенс. Просто в меру наблюдателен и, предугадывая вопрос, который вас беспокоит, отвечу… Со мной действительно не всё в порядке, по крайней мере, так считают врачи. Очень много лет я живу с диагнозом шизофрения. Не беспокойтесь, я абсолютно вменяем, более того, озвученная проблема не помешала мне нажить приличное состояние. Вы не увидите моего имени в громких таблоидах, потому что мне это не нужно. Но сейчас не об этом. Я думаю, вам известно, что симптомы этой болезни связаны с различного рода галлюцинациями. Слуховыми, зрительными и даже тактильными. Всё это происходило и происходит со мной. Дело в том, что изначально я был согласен с врачами и воспринимал эти… назовём их видения, как нечто, мешающее мне жить. Но прошло несколько лет, я повзрослел, изучил некоторые материалы. И знаете, пришёл к выводу, что всё, что я вижу и чувствую, не совсем болезнь, а иная форма реальности, которая мне доступна. Другими словами, я могу заглянуть в иные измерения. Я понимаю, сейчас вы настроены весьма скептически, но поверьте, у меня есть веские основания так считать.
– И что же вы видите?
– Вы знаете, например, что такое лента Мёбиуса?
– Конечно, знаю. Тем более что эта информация доступна каждому. Хотите прямо сейчас вам покажу? – Агафья раскрыла ноутбук.
– Не утруждайтесь. Так вот. Вы можете себе представить такую ленту, изгибы которой и есть переходы в иное измерение? Я думаю, вряд ли. А вот мне доводилось видеть такое явление. Это похоже на некую дорогу, идущую сквозь линзу с большим коэффициентом преломления, в провал, пустоту, где всё по-другому.
– Как это… по-другому?
– Это похоже на эффект объёмного кино, но очень усложнённый. Сидите вы, например, в своей комнате, и вдруг она начинает расширяться до бесконечности, и оказывается, что внутри стен существует своя параллельная реальность. Во всех медицинских справочниках всё это описано как симптомы различных заболеваний, но в один момент я понял, что могу контролировать своё видение и даже фиксировать метки. Вот вы сейчас видите свой ноутбук?
– Да, вижу.
– И если его оставить на этом месте, завтра вы его тоже тут увидите?
– Конечно.
– Вот это же самое могу сказать и про то, что видел сам. Раз за разом я отмечал какие-то особенности, детали, которые повторялись в моих видениях, а потом вдруг пришёл к выводу, что это, возможно, не болезнь. Этим предположением я поделился со своим врачом, но был воспринят… скажем, в соответствии с его профессиональным мировоззрением, то есть не был понят. Тогда я решил самостоятельно покопаться в литературе. Поначалу мне казалось, что единственное «подтверждение» я найду только в научной фантастике. Но потом я случайно наткнулся на труды Бартини, который был именитым и признанным специалистом. Он достаточно уверенно описал свою теорию о шестимерности пространства. Потом был Хокинг, который пошёл ещё дальше, заявив и практически обосновав одиннадцатимерность нашего мира. К сожалению, этому гениальному, на мой взгляд, учёному не хватило времени закончить – он умер. И вот с этого момента я окончательно укрепился в мысли, что своим «недугом» я могу помочь остальным расширить мировоззрение. Звучит как бред сумасшедшего, не правда ли? Но давайте не будем делать преждевременных выводов. Немного перефразируя известного учёного, скажу, что если я вижу, значит, это существует, и я хочу это доказать. К сожалению, в науке я так и не преуспел, зато имею приличный финансовый багаж, который готов потратить на эту самую науку. Я хочу оплатить проект, который практически докажет всему миру существование иных измерений, и каждый сможет их увидеть и потрогать.
– Вот поэтому я пригласил именно её, – сказал Юрий Борисович. – Агафья, как человек с нестандартными подходами, может вам помочь.
– Это хорошо, – продолжил гость. – Я думаю, что для осуществления этого проекта понадобится совмещение возможностей биологического интеллекта с искусственным.
– Как раз то, чем она и занимается, – подсказал Юрий Борисович, – этот проект будет выгоден и вам, и ей. Что ты на это скажешь, Агафья Алексеевна?
Девушка ненадолго задумалась, потом извлекла из кармана маленькую беспроводную мышь и начала что-то сосредоточенно искать в своём ноутбуке.
– Я так понимаю, что вы хотите провести исследования по обнаружению неких сигналов? – спросила она, не переставая интенсивно щёлкать кнопками.
– МЫ хотим, – поправил её гость. – Я надеюсь, что вам интересна эта тема.
– Хорошо… мы хотим.
– Да, я думаю, что мы хотим зафиксировать и транспонировать для общего восприятия некий сигнал или сигналы.
– Как раз на этот счёт у меня есть почти готовая идея, – сказала Агафья, оторвавшись от экрана и взглянув гостю в глаза. – Мы можем доработать и переделать под наши нужды один из образцов многофункциональной радиолокационной станции. Вообще этот аппарат успешно используется по назначению и хорошо себя зарекомендовал. Немаловажно, что это именно наша разработка, и проблем с переделкой не возникнет – все схемы, чертежи и детали есть в наличии.
– Хорошо, – одобрил гость. – Но при необходимости мы можем себе позволить любую аппаратуру, какую только захотите. Не переживайте, средств хватит.
– Я не переживаю, а экономлю время, – возразила Агафья. – Тем более параллельно поддержим наших разработчиков. Есть надёжные люди, работая с которыми, можно быть уверенным, что информация не уйдёт на сторону. Согласитесь, будет очень неприятно, если на каком-то этапе нашей работы мы узнаем из новостей, что некие зарубежные «коллеги» создали то же самое и по точно такой же технологии.
– Мне, по сути, будет всё равно, кто докопается до истины. Я плачу, кто-то делает, – пожал плечами гость.
– Вы не поняли. – Агафья с трудом сдержала всплеск негодования. – Придя сюда, вы заявили, что работать будем МЫ. Я согласилась с вами. Так вот, имейте в виду, если в процессе НАШЕЙ работы я узнаю, что информация уходит на сторону, это будет мой последний день в проекте!
– А вы мне нравитесь. – Первый раз за всю встречу гость улыбнулся. – Я согласен.
Агафья посмотрела на него, и ей показалось, что этот человек нечасто улыбается.
– Хорошо, продолжим, – сказала она. – Кроме сканирующего оборудования, нам понадобится двусторонний интерфейс для взаимодействия с человеком. Я думаю, что это будет что-то наподобие шлема виртуальной реальности, с функциями считывания и передачи данных непосредственно в мозг. На сегодня есть кое-какие наработки, но существует проблема, о которой я скажу чуть позже. Между интерфейсом и сканером должен располагаться искусственный интеллект, естественно, с функциями развития, причём обучающий алгоритм должен основываться именно на считываемых сигналах. Сегодня все технологии, используемые в этой области, основываются на сухих математических формулах. Граница компетенции и принятия решений нейросети лежит в диапазоне действия той или иной формулы. В реальном мире это работает далеко не всегда. Говоря простыми словами, робот есть робот.
– Я себе всё так и представлял. Наши взгляды совпадают, – сказал гость. – Но, к сожалению, я не учёный и мои знания ограничены. Давайте лучше поговорим о материальной стороне. Вы упоминали про какие-то проблемы. С чем они связаны, можно поподробнее?
– По моим расчётам, прямое взаимодействие с искусственным интеллектом несёт колоссальную нагрузку на человека. Активируются скрытые ресурсы и возможности мозга. Последствия могут быть разные, в том числе частичная или полная потеря памяти. Поэтому одним из условий проекта должно быть создание так называемой поддерживающей аппаратуры и препаратов, то есть медиаторов восстановления памяти. Мы должны быть застрахованы.
– А как же жертва во имя науки? – спросил Юрий Борисович
– Лично я не согласна никем жертвовать. Если вы против, тогда делайте сами.
– Я согласен с дамой, – сказал гость. – Если жертв можно избежать, это хорошо. Как я уже упоминал, все необходимые средства будут выделены.
– Здесь нужно взаимодействие со специалистами по фармакологии и медтехнике. Частично это можно организовать и у нас на предприятии. Закажем разработку препарата и генератора биотоков, способствующих восстановлению. Я думаю, впоследствии нам скажут спасибо, потому что это всё можно будет использовать не только в рамках нашего проекта. Я бы сделала всё это и раньше, но не было средств. Наука весьма затратна, и не каждый это понимает. По крайней мере, у нас.
– А кого мы привлечём в качестве подопытных? – спросил Юрий Борисович
– Я согласен предоставить себя, – ответил гость. – Можете изучать всё что угодно
– А я считаю, – сказала Агафья, – что в эксперименте должны участвовать, так сказать, люди «без диагноза», потому что целью данного проекта является, по мнению нашего… кстати, вы так и не представились.
– Давайте будем считать, что пока моё имя неважно.
– Хорошо. Так вот, целью проекта является доказательство существования иных измерений. Наш гость говорит, что он всё это видит и чувствует. Значит, нужно спроецировать эти данные на обычного человека, чтобы он тоже это увидел. Если честно, я не представляю, где и как искать желающих, да ещё так, чтобы не было преждевременной утечки информации.
– Есть у меня кое-какие соображения на этот счёт, – сказал Юрий Борисович.
Витя Томчак открыл глаза. Несколько секунд перед ним ещё мелькали картинки из вновь обретённых воспоминаний, потом всё стало на свои места. Комната, кресла, гудящий аппарат, провода. И девушка. Очень симпатичная, хотя выглядит неординарно, не так, как он привык. И зовут её Агафья. Имя-то какое редкое. Она тоже из «новых» воспоминаний. И относится к нему неоднозначно. Может быть, симпатия взаимна? Хотя, кто он и кто она? Она здесь за главного, хотя он больше никого и не видел. Но кто-то должен быть, почему-то есть уверенность. И ещё есть ощущение, что в голове как на шахматной доске – клетка белая, клетка чёрная. Белые клетки – это пробелы, провалы, что ли… воспринимаются так, будто что-то должен знать, а не знаешь. Как в школе. Вроде бы выучил стишок, учитель вызвал к доске, ты половину рассказал, а половина напрочь вылетела из головы. Ты стоишь такой, понимаешь, что учил, знал, а вспомнить не можешь. Вот и сейчас так. Странно как-то. Голос извне окончательно вернул его в реальность.
– А, что? – Он повернулся на источник звуков
– Я говорю, как себя чувствуешь? – повторила Агафья
– Сложно и непонятно.
– Вспомнил что-нибудь?
– Да, кое-что прояснилось, но, мне кажется, это не всё.
– Тебе не кажется.
– А почему так?
Агафья села на соседнее кресло и потрогала кольцо у себя в брови, как бы проверяя, на месте оно или нет.
– Ты участвуешь в проекте.
– Это я, кажется, вспомнил.
– …но ты был не один.
– Вот как?
– Да. Вас было двое, специально отобранных и подготовленных.
– А этот второй, он такой же, как и я? – Томчак изобразил на пальцах решётку.
– Да. Но не подумай, что это какой-то бесчеловечный эксперимент. Вас выбирали из соображений внутренней безопасности проекта, для того чтобы информация раньше времени не ушла куда не нужно.
– А куда исчез этот второй?
– К сожалению, по вине нескольких идиотов из службы охраны он покинул территорию лаборатории. Дело в том, что вы работали по очереди. После каждого сеанса нужен отдых и комплекс восстановительной терапии. В этом случае память не фрагментируется, как сейчас у тебя, а восполняется в полном объёме. Но твой напарник, возможно, сам не желая того, ушёл, не пройдя очередной комплекс. Он ничего не помнит.
– И его не нашли?
– Нашли, но не мы. Вернуть его не представляется возможным, потому что ваше нахождение здесь было и есть не совсем легально. Главный координатор проекта задействовал свои связи, чтобы это организовать. Пока вы здесь, для вас это не представляет опасности, будь уверен. Но для твоего напарника всё может закончиться не очень хорошо. Я имею в виду, что, скорее всего, память к нему не вернётся.
– Какой хороший, безопасный проект! – съязвил Томчак
– Если бы он не ушёл, всё было бы нормально! При организации проекта мы постарались учесть все факторы риска и минимизировать их. В случае твоего напарника, сыграл свою роль человеческий фактор, а именно – безответственность. Если будет возможность, мы обязательно ему поможем. Особенно, если проект будет удачным. Поэтому в наших и в твоих интересах довести дело до конца. Я очень тебя попрошу не думать и не стараться покинуть это место до полной победы. Потом всё будет. Ты остался один, и ещё одного шанса ни у тебя, ни у нас нет. Если мы потеряем и тебя, проект закроют. Здесь не помогут ни деньги, ни связи. Ставки слишком велики. Ещё подумай о том, что мы вместе делаем то, что ещё никто никогда не делал. В случае успеха, а я в этом не сомневаюсь, ты станешь героем.
– Как Гагарин?
– Что-то в этом роде… Я не веду никакой пропаганды, потому что сама её ненавижу, а просто хочу завершить начатое. С пользой для всех, в том числе и для тебя. Сейчас, когда ты работаешь один, на твой организм идёт повышенная нагрузка, и для полного восстановления не хватает времени между сеансами. Но, поверь, всё под контролем, и когда появится возможность и время, а я надеюсь, это будет совсем скоро, мы заполним все твои пробелы в памяти.
– Странно, но я тебе верю, – сказал Томчак, глядя в пустоту. – А можно будет сделать так, чтобы некоторые моменты я никогда не вспомнил?
– Об этом мы поговорим позже, – улыбнулась Агафья. – А сейчас ты готов продолжать?
– А у меня есть выбор?
– Хорошо, – сказала девушка, вставая с кресла, – вот твоё рабочее место, давай сюда.
Она отсоединила провода от головы Томчака, и он пересел в другое кресло.
– Бери шлем, надевай и поехали, – сказала девушка
– Я в нём как Робокоп. Хотя не люблю копов. Пусть буду лучше, как робо… робо… а, дьявол с ним, потом придумаю! – Томчак надел шлем. – Ну что, поехали?
Юрий Борисович сидел в своём кабинете и задумчиво крутил в пузатом бокале тёмно-красное вино. Вообще, он не любил спиртного, тем более на рабочем месте, но это был подарок от старого знакомого, и несколько глотков напитка, произведённого лет двадцать назад, вызвали у него приятную ностальгию. Ему вспомнились студенческие годы, когда они вместе с друзьями кутили по вечеринкам. Золотое время. Теперь кто куда разбежался. Некоторые стали большими людьми, но даже сейчас, когда их пути разошлись, не забывали о старых товарищах. Вот и сейчас, когда Юрий Борисович обратился к одному из них, тот не отказал, хотя сидит в правительстве. Конечно, немного денег пришлось отдать, но мероприятие того стоит. Через своих знакомых в силовых ведомствах тот практически под честное слово нашёл двоих заключённых, идеально подходящих под уже готовый стартовать проект. Оба без семьи, возможность утечки информации минимальна. У одного из них (надо же совпадение!) даже кличка совпадает с местом работы. Конечно, товарищ выдвинул некоторые требования, например, организацию достойной охраны этих «работников», но это не проблема. Выделено целое крыло здания под эти цели, установлены новейшие охранные системы, благо почти всё своё и лишних вопросов типа «куда?» и «зачем?» не возникало. Этот сумасшедший спонсор отвалил такую кучу денег, что хватит на десяток таких проектов.
По требованию Агафьи. Вот тоже ещё неординарная личность, но «своя» в доску. Несколько лет назад она пришла в компанию, совсем молодая, амбициозная, с кучей тараканов в голове. Выглядела, да и выглядит, как пугало, но гениальна. Она родом откуда-то из глубинки, родители её вообще, похоже, староверы. Иначе откуда такое имя? Пробивалась сама, долгим и упорным трудом. Он сразу это разглядел, на первом же собеседовании. Да, упорства ей не занимать. И принципиальности. Чего стоит только её отказ от корпоративного дресс-кода. Сказала, можете хоть уволить, по-другому ходить не буду. Пришлось разрешить. Ну как разрешить, больше согласиться. Сначала смотрели косо, но потом привыкли. Её разработки… да, кстати, последние разработки и производство аппарата по восстановлению памяти были именно по её требованию. Людей она, видишь ли, любит и не хочет рисковать никем. Много денег потрачено в том числе и на разработку препарата для той же памяти. Директор фармацевтического завода, тоже старый приятель, со своей командой провёл огромную работу. Могут, когда захотят. Самое главное, что всё очень быстро сделалось. Спасибо этому шизофренику. А может, он и не такой вовсе? Ну, это неважно. В чужую голову не залезешь… пока… Главное, что он за «наших».
Раздался стук в дверь.
– Войдите! – крикнул Юрий Борисович
Звякнув о дверной проём своей «боевой» амуницией, в кабинет собственной персоной вошла Агафья. Оглядев хозяина кабинета и увидев бокал, она смешно сморщилась, выражая свою неприязнь к содержимому этой посуды, но ничего не сказала. Юрий Борисович отставил вино в сторону.
– Слушаю тебя внимательно, – сказал он, сложив руки на столе.
– Я, собственно говоря, по делу. Может, не вовремя?
– Нет, нет, всё вовремя. Рассказывай.
– Хорошо. Я с результатами первичных разработок. Мы взяли стандартную энцефалограмму нескольких больных шизофренией во время обострения, объединили и перевели всё это в электрические импульсы. Имея разработанный нами сканер, мы сможем воздействовать этими импульсами, правда, несколько уменьшенными, на мозг наших… эм-м… исследуемых людей. Помимо этих сигналов, мы направим на них поток данных, полученных с помощью усовершенствованной РЛСки и обработанных нейросетью, постепенно исключая так называемые стандартные колебания. Сама станция смонтирована здесь, у нас, ещё есть несколько модулей-передатчиков, которые мы установили в других местах по городу. По виду они очень напоминают оборудование для мобильной связи, так что проблем с ними не возникло. В общем, сама нейросеть в процессе будет обучаться, контролируемая сигналами, обрабатываемыми живым мозгом. Это тоже, как вы понимаете, наша разработка. Мы привлекли сюда технологии кубитного процессора, его блок смонтирован рядом с РЛС. Поначалу никак не удавалось нормально запустить эту технику. Были проблемы с перегревом – кубиты не любят температуры, отличной от абсолютного нуля, но сейчас, кажется, всё под контролем. Все эти блоки установлены в отдельном помещении, так, чтобы исключить контакты техперсонала с объектами исследований. Непосредственно в лабораторию мы провели интерфейс, переделанный из устройства виртуальной реальности. Пока это устройство – единственная деталь не полностью нашего производства, но надо будет над этим поработать. Дело осталось за малым – организовать и подготовить испытуемых.
– Я тебя понял, – сказал Юрий Борисович. – У меня тоже почти всё готово. Испытуемые скоро прибудут.
– Это хорошо, потому что, прежде чем мы начнём полноценные исследования, нужно будет «обкатать» устройство восстановления памяти. Я не хочу, чтобы по моей вине кому-то был нанесён непоправимый вред.
– Любишь ты жалеть всех подряд.
– Это не жалость, а нормальная реакция. Главный принцип – «не навреди». Не помните, откуда это?
– Не будем лишнюю полемику разводить, будь по-твоему. Но помни о неразглашении информации и особенно будь внимательна при общении с испытуемыми. Всё-таки сама понимаешь, откуда они.
– Разберусь как-нибудь.
– Вот и отлично. А теперь разреши мне ещё немного понастольгировать. – Юрий Борисович взял в руку бокал и демонстративно громко его понюхал. – Красота! И пахнет отменно. Не желаешь немного?
– Нет, спасибо, у меня работы много. Я лучше пойду.
– Ну, тогда удачной работы. Держи меня в курсе.
Дверь за девушкой закрылась.
Она сидела в лаборатории, откинувшись в кресле, предназначенном для испытуемого. Да, в единственном числе. После того скандала со вторым участником эксперимента полетела не одна голова. Юрий Борисович был в бешенстве и хотел вообще закрыть проект, отправив Виктора обратно на зону, но ей удалось убедить руководителя не делать этого. Сделав расчёты, она предоставила данные, что справится и с одним. Нужно лишь немного больше времени. Аппаратура, на удивление, не подводила, искусственный интеллект хорошо обучался, все алгоритмы работали как надо. Сканер собирал все внешние сигналы с земли, с воздуха, со стен, импульсы живых существ. Эти сигналы формировались в импульсы, которые сравнивались с полученными от больных шизофренией данными. Нейросеть отсекала всё «стандартное», параллельно обучаясь.
Агафья смотрела видео, записанное с камер слежения, установленных в жилом пространстве Томчака. На самом деле, изо дня в день они не отличались, с тех пор как он остался один. Каждый раз он просыпался как чистый лист бумаги. К нему заходил охранник с договором, показывал видеоролик с проектора, и всё происходило по одному и тому же сценарию. Душ, завтрак, привезённый всё тем же охранником, осторожный выход за дверь. Здесь работали исключительно глубоко запрятанные рефлексы, которые нельзя стереть никакими устройствами. Рефлексы, навязанные системой и выработанные механизмом самосохранения. Потом, как всегда, следовала их встреча здесь, в лаборатории, начинавшаяся тоже по одному сценарию – пошловатая шутка с его стороны, прикрывающая неуверенность, короткий диалог, процедура восстановления и поддержания памяти, рабочий процесс. Скоро он опять войдёт сюда.
Сколько это уже продолжается? Месяц, два… она и сама потеряла счёт дням и неделям… времени во имя науки, будущего. А сколько ещё это будет продолжаться? Пока не известно. Прогресс есть, но конечный результат ещё не достигнут. Когда-нибудь, она точно это знает, придёт день и час, когда среди бесконечного потока данных они найдут тот самый нестандартный сигнал, о котором говорил человек без эмоций. Настанет время, когда их команда с гордостью заявит всему миру о своём открытии. Возможно, их сочтут героями, а возможно, и нет. Главное, что кто-то обретёт удовлетворение, а кто-то – свободу… Человек, который стал почти машиной, неотъемлемой частью синусоид и кубитов.
Она чувствовала его запах, который исходил от кресла. В самом начале он отталкивал, а сейчас она привыкла… если не сказать больше. Настолько, что ей стал симпатичен этот грубоватый человек. Может быть, это жалость, а может, и нет. Она пока не разобралась, но ей стали нравится его пошловатые шутки, манера общения и внешность. Было в нём что-то настоящее, непридуманное. Может быть, всё может быть. Она встала к стеллажу и сделала вид, что очень занята. Тихо открывается дверь.
– Привет, красавица! Позвеним?
Может быть, всё может быть.
Мария Анисова. «Седьмая хромосома»
Сто тридцать пять – не так уж и много.
Сергей не любил вспоминать о своем возрасте. В определенном смысле ему все еще было шестьдесят пять, как и семьдесят лет назад. Тогда, в далеком и неспокойном 2025 году, он стал одним из участников международного проекта с лаконичным названием «X2».
Будучи поначалу секретным, из-за утечек и резонанса он быстро перестал быть таковым. Общественность очень скоро узнала, что ученые решились провести на людях первые испытания готовой «вакцины от смерти». Новое вещество с «умными» частицами проникало внутрь клеток, обнаруживало механизм, запускающий старение организма, и блокировало его. Это была своего рода хакерская атака на клеточную ДНК. В результате такого вторжения организм замирал в том возрасте, в котором он находился на момент воздействия.
К участию в проекте приглашались исключительно профессионалы в различных областях знаний: врачи, философы, математики и поэты подали несколько миллионов заявок. Из них независимый искусственный интеллект выбрал ровно десять тысяч добровольцев, которые и получили вакцину. Но, разумеется, это вовсе не было тем бесплатным бессмертием, про которое кричали заголовки газет. Каждый участник подписывал с клиникой договор, в котором четко обозначались два условия. Первое – срок жизни получившего вакцину не должен был превысить две сотни лет, а затем участника ждала бесплатная эвтаназия. Второе – каждый подопытный обязывался официально трудиться по специальности. В случае увольнения, отказа выходить на работу или иных событий, прямо нарушающих условия договора, всех отсылали к завершающей фразе первого пункта условий.
Утопическая идея куратора «Х2» состояла в том, что он рассчитывал продемонстрировать человечеству, каких удивительных результатов могут достичь талантливые профи с вековым опытом работы. Реальность же показала, как еще далеко до этого идеала. Первыми звоночками стали волны протестов, охватившие большинство более или менее демократических регионов: люди требовали пересмотра списка кандидатов и настаивали на том, чтобы на месте добровольцев оказались они сами или их близкие как не менее достойные члены общества. Прогремело несколько судебных разбирательств над политиками, пытавшимися купить себе вакцину. Сложно сказать, чем бы все это кончилось, но с проявлением у привившихся первых побочных эффектов количество желающих оказаться на их месте стало стремиться к нулю быстрее, чем аналитики рисовали на графиках экспоненциальный спад.
Вакцина действовала не так, как предполагалось, лишь в 0,02 % случаев. Теория вероятности говорила, что это число ничтожно. Но когда оно применилось к людям, все вдруг вспомнили, что любая теория – лишь абстрактное описание жизни. Оно сродни средневековым изображениям животных, нарисованных по рассказам путешественников: синие тигры в белую крапинку, бегемоты с рыбьими мордами и слоны размером с собаку, конечно, походили на оригиналы. Они будоражили умы людей, чья жизнь ограничивалась собственным двором, но были совершенно бесполезны для тех, кто сталкивался с тиграми, бегемотами и слонами лицом к лицу.
Две сотых процента в пересчете на десять тысяч избранных дали два летальных исхода. Первым умер нобелевский лауреат по химии, открывший, по иронии судьбы, то самое вещество, которое легло в основу вакцины. Наночастицы с искусственным интеллектом, которые должны были вычислить механизм, ответственный за старение, дали осечку. Вместо нужной составляющей клеточной ДНК у него оказалась заблокирована работа дыхательного центра. Ученый умер под аппаратом ИВЛ, не приходя в сознание.
Второй жертвой теории вероятности стал энтомолог из Перу. Сейчас уже никто бы не вспомнил его имени, поскольку в памяти людей он остался под прозвищем «Ангел Сильфина». Это название носит экзотическая бабочка. Прекрасные резные крылья, прозрачные внутри и черные по контуру – между тем, как она расправляет их, впервые выходя из кокона, и как взмахивает ими в последний раз, проходит девять месяцев. Срок для бабочки необычайно долгий, но слишком короткий для человека.
В случае перуанского энтомолога часть ДНК была обнаружена верно, однако вместо блокировки механизма старости произошла его мощная активация. Темпы приближения ученого к смерти были так высоки, что врачи отмерили ему при правильной терапии меньше года. «Как Sylphina Angel…», – задумчиво произнес он, услышав приговор. Каменная бабочка на его гранитном надгробии, появившаяся спустя восемь с половиной месяцев, навсегда застыла с распростертыми в стороны резными крыльями.
Остальным участникам эксперимента повезло больше – у них блокировка произошла по плану. Однако и среди них нашлось немало тех, кто оказался не готов к долгой жизни. Спустя полвека после процедуры насчитывалось более шести тысяч подопытных, по собственному желанию покинувших рабочий пост и принявших бескомпромиссную участь «первого пункта».
Бессмертие оказалось под силу далеко не всем. Необходимо было иметь крепкий внутренний стержень, незыблемую веру в будущее и далекую цель. В живых остались те, кто умел думать не только о себе и искренне желал достичь лучшего будущего. Это были самые достойные.
Меньшая часть участников доказала состоятельность утопии куратора «X2», к тому времени уже покинувшего этот мир. Нестареющие люди, первыми ступившие на неизвестную дорогу и сумевшие пройти по ней на значительное расстояние в пятьдесят лет, действительно начали показывать хорошие результаты. Они отличались крайне нестандартным мышлением, их творческий потенциал поражал, а максимальный уровень теста IQ был повышен вдвое. Среди них появились первые ученые, которые получили Нобелевскую премию трижды. Иметь нестареющего сотрудника было очень почетно, и только крупнейшие корпорации могли позволить себе нанять такого человека.
Сергей выделялся среди прочих нестареющих. Он никогда не жаждал славы и популярности, которыми окружали себя другие участники проекта – даже запретил обсуждать эту тему внутри собственной семьи. Когда родились его первые праправнуки, он сказал им, что является их двоюродным дедушкой и никогда не выходил из принятой на себя роли. Правду они узнали лишь в зрелом возрасте, когда сами завели детей и с удивлением услышали, что не постаревший за долгие годы Сергей назвался двоюродным дедушкой и их детям.
После того как шокирующая информация все же становилась известной, родственники устраивали долгие дебаты, но каждое поколение приходило к выводу, что их уникальный предок выбрал самый верный путь. Они продолжали поддерживать его легенду внутри семьи, но Сергей всегда читал на их лицах немой вопрос, который никто еще не осмеливался задать. Тоскливый взгляд, повядшая улыбка, морщинки на юных щеках… Это был вопрос о том, как он живет, видя смерть собственных детей, зная, что ему придется пережить и новые похороны?
Ответ, если бы Сергей искренне его озвучил, звучал бы для родных кощунственно. Для него этот вопрос был не важен. Жизнь членов его семьи – вот что составляло сферу его забот и мечтаний. Он был уже настолько мудр, что понимал: тоска по ушедшим – лишь горечь по самому себе. Плачущие над могилами рыдают не по тому, кто завершил свой путь, а по той пустоте, что образовалась внутри после их ухода. Но в душе Сергея не было места пустоте. Вера, надежда, любовь, желание быть рядом с родными и строить для них лучшее будущее – только это заполняло его без остатка.
Свой сто тридцать пятый юбилей Сергей не отмечал. Да и вспомнил даже про него случайно – когда его поздравили стюардессы в самолете и робот-пилот по громкой связи. «ЗАСЛОН» – компания, которая и отправила инженера-долгожителя в командировку, и оплатила лучшие места в бизнес-классе. Такое отношение к сотрудникам в научно-техническом центре давно уже являлось нормой, и дело было вовсе не в особом статусе Сергея: вместе с ним бизнес-классом летел его ассистент переводчик Александр.
Полет на сверхскоростном пассажирском боинге из Москвы в Тель-Авив занимал всего около двух часов, большую часть из которых сотрудники провели в молчании. Александр читал, а Сергей смотрел в иллюминатор. Объемные облака, вздымающиеся вершины заснеженных гор, расчерченные по живой карте поля, – это зрелище не могло наскучить ни за сто тридцать пять, ни за сколько угодно лет.
Восточный рынок пестрел, как дорогой ковер. Узкие ряды между витринами под разноцветными, спасающими от палящего солнца тентами, завлекали прохожих, и те терялись в них, словно в лабиринте тканевых узоров. Орехи, сладости, фрукты, выпечка, украшения – все это смешивалось, органично и аутентично, заставляя биться чаще сердце любого туриста, пришедшего за сувенирами или даже просто новыми впечатлениями. И хотя Сергей и Александр, два инженера из «ЗАСЛОНа», приехали в Израиль по делу, они не могли упустить шанс хоть немного осмотреться.
Двое взрослых мужчин в рубашках и галстуках смотрелись странно даже на фоне разношерстной толпы, но чемоданы с вещами сейчас ехали из аэропорта в гостиницу, и сменить одежду возможности не было. Единственное, что они смогли противопоставить немилосердному климату ближневосточного региона – расстегнутые вороты и закатанные рукава.
– «Махане Йехуда», – со своим обычным занудным видом говорил Александр, – лучший рынок Иерусалима. – Я читал, что здесь торгуют с XX века без остановки. Кстати, видишь вот эту кондитерскую, где еще весь персонал в белых футболках с надписями? Там говорится: «Я араб, и я пеку халы для евреев».
– Когда-то о такой дружбе и мечтать не могли, – задумчиво ответил Сергей, спеша укрыться под тентами. – Интересно, здесь всегда такая толпа?
– Ло[25]! Сегодня вечером начинается Шаббат – все хотят подготовиться!
– Шаббат? Как же нам назначили деловую встречу на завтрашнее утро?
– Мы ведь работаем с медиками. А люди не выбирают время, когда им заболеть.
Сергей помрачнел. Здоровье давно было главной проблемой членов его семьи, но месяц назад ситуация усугубилась. Его внучка Галя – вернее, прапраправнучка, хотя для Сергея уже не было никакой разницы – решила завести ребенка, и врачи отправили их с супругом проходить генетический тест, являющийся обязательным анализом для пар. Обычно безболезненная, быстрая и полезная процедура, показывающая, на какие физические показатели новорожденного нужно будет обратить особое внимание. Но в этот раз тест дал гораздо более неприятные результаты: выяснилось, что из-за мутации в седьмой хромосоме с вероятностью 89,9 % у ребенка в этой паре будет тяжелое наследственное заболевание, поражающее все системы организма, но в большей степени затрагивающее легкие.
Эта новость стала ударом для всех. Сергей, с детства страдающий от астмы, не пожелал бы такого даже своим самым беспринципным конкурентам. Страдания преследуют человека с такой мутацией на протяжении всей жизни. Хронические болезни, бесконечный кашель, зависимость от ингалятора… Обречь ребенка на похожую участь казалось ему верхом безответственности. В связи с этим решено было отложить беременность на неопределенный срок: прогресс все еще двигался ускоренными темпами, и год-два могли принести существенные успехи в медицине.
Внучка держалась стойко, стараясь не показывать своего отчаяния. Супруг не замечал в ней изменений, но Сергей, знающий Галю буквально с пеленок, прекрасно видел, как она переживает. Для женщины, к тому же замужней, это была катастрофа.
От печальных мыслей мужчину как мог отвлекал друг и коллега. Он подвел инженера к прилавку с серебряными украшениями. Кольца, кулоны и подвески отличались этническим стилем и были явно ручной работы. Красивее прочих на солнце блестели белые и голубые израильские опалы, яркие, с малиновыми и нежно-салатовыми вкраплениями.
– Сколько стоит? – спросил Сергей, указывая на брошь в форме бабочки с переливающимися камнями на крыльях.
– Шестьсот пятьдесят шекелей, – на ломаном русском ответила женщина за прилавком, поправляя красное платье, обтягивающее пышные формы.
– Я возьму, – он протянул ей деньги.
– Какой щедрый, – улыбнулась торговка. – Вашему жене очень повезло! Пускай носит с удов… удовольностью!
– Благодарю.
– Он не женат, – встрял Александр и подмигнул женщине. – И я, кстати, тоже! А откуда вы так хорошо знаете русский? Может, я тоже куплю у вас что-нибудь, а вы расскажете?..
Закатив глаза, Сергей направился искать выход из пестрого восточного лабиринта. Александру тут же пришлось его догонять, чтобы не потеряться. Когда они поравнялись, Сергей заметил явное недовольство у друга на лице.
– Ну что ты опять? У нас же только завязалась беседа!
– Мне нужен завтра бодрый выспавшийся переводчик, Сань. Ты же знаешь, как нам важен этот заказ.
– Ладно, ты прав. Проехали. Кстати, как ты смотришь насчет того, чтобы пойти взглянуть на храм Гроба Господня? Свечки поставим…
– Иди без меня.
– Ты что, Серега? Такое пропускать… Когда еще попадем!
– Можешь сделать за меня все… что там нужно. Я прогуляюсь неподалеку.
– Как знаешь, – озадаченно согласился переводчик.
Религия являлась для Сергея единственным убеждением, в котором он молча позволял людям заблуждаться. Инженер полагал, что корни веры в человечестве сидят так глубоко, что невозможно извлечь их, не повредив сути. По этой же причине прогрессивное общество до сих пор строило церкви и не забывало их посещать хотя бы по праздникам. Это было антинаучно, нерационально, попросту абсурдно – но именно вера позволяла людям прикоснуться к собственной идентичности, найти то, что отличает их от роботов. Одновременно Сергей считал, что все божественное вскоре и вовсе окажется нивелированным. Это вполне согласовывалось с общей тенденцией мифов, придуманных за всю историю человечества: сначала Боги были всесильны, затем, по мере того как человек подчинял природу, появились герои, способные бросить вызов всемогущим. Теперь же каждый обладает силой, способной за доли секунды перенести его слово хоть в противоположную точку земного шара. А значит, вполне можно молиться на фигуру обыкновенного человека.
Находились, впрочем, и те, кто всерьез уверял, что Бог – не что иное, как совершенный искусственный интеллект, таким же был и Иисус, и что всадники апокалипсиса будут терминаторами. Убежденные в этом люди поклонялись роботам, а те из них, что занимали посты повыше, пытались лоббировать присвоение машинам таких прав, которых никогда не было даже у людей. Подобные заблуждения, равно как и их популяризаторов, Сергей уничтожал безжалостно – разумеется, исключительно с помощью аргументов. И если самих верующих переубедить ему удавалось редко, то сделать прививку от ложных представлений о мире всем окружающим получалось отлично.
В гостиницу добрались уже к вечеру. Пока Александр сражался со своей непослушной бородой в ванной, Сергей решил позвонить внучке. Он набрал номер на планшете, и из небольшой точки рядом с веб-камерой заискрилась голубоватая голограмма. Симпатичная женщина в шелковом домашнем халате уже, похоже, собиралась спать.
– Привет! Я поздно?
– Ничего, я всегда рада тебя слышать. Как Иерусалим? – голос ее был одновременно нежным и грустным.
– Жарко, – признался Сергей, – А в целом после того, как разрешился ближневосточный конфликт, тут стало совсем как в какой-нибудь советской утопии – все нации смешались, все работают сообща… Смотри, что я для тебя купил сегодня.
Он открыл небольшую коробочку, и в искусственном свете ламп опалы на броши засияли еще ярче, чем днем.
– Наденешь ее, и станешь такой же легкой и свободной, как полет этой бабочки…
– Сереж…
– Да?
– Знаешь, я решила не ждать два года. Решила действовать сейчас.
– Что? – удивился он, – Но почему? Ты ходила к врачу?
– Да, – тут она слегка закашлялась. – Ходила. В этом как раз и дело.
– Что тебе сказали?
– Сказали, что… как это правильно… – Сергей видел, как она шелестела выписками. – Почти исчерпан овариальный резерв. Так что, если мы с Димой хотим ребенка, то нужно решить этот вопрос в ближайшие полгода.
– Но…
– Не говори ничего. Восемьдесят девять – это не так уж много. Может, попадем в оставшиеся одиннадцать процентов…
– А если нет? – не удержался Сергей.
– Значит, такова судьба. Значит, буду ухаживать за ребенком.
Повисла пауза. Голограмма искрилась и подрагивала, еще больше усиливая ощущение хрупкости и мимолетности жизни.
– Мужу уже сказала?
– Решила его не огорчать.
– И не скажешь?
– Нет. Не скажу. Все равно ему ничего не изменить…
Из ванной вышел Александр, вытирающий лицо полотенцем, – он сразу узнал свою знакомую.
– Галя, привет! Как жизнь? – весело спросил он.
– Привет, Саш! Все в порядке, собираюсь спать. У нас уже поздно.
– Да, – отрезал Сергей и отошел вместе с планшетом к окну. – Ничего пока не делай, слышишь? Я что-нибудь придумаю.
– Нечего ждать…
– Хотя бы до завтра! Завтра созвонимся и все обсудим. Пообещай мне!
– Хорошо. Обещаю. Спокойной ночи.
– Спокойной…
Голограмма рассеялась простеньким визуальным эффектом, и голубые искры, только что составляющие объемный портрет женщины, смешались с высоким небом и растворились в огромном алеющем закатном солнце.
Синий. Черный. Изумрудный. Темно-бордовый. Или, может, все-таки синий?
Александр уже двадцать минут стоял у зеркала и нажимал незаметную кнопку на внутренней стороне своего пиджака. Наноткань меняла цвет, как гирлянда, но переводчик никак не мог определиться. В конце концов, устав от мук выбора, он обратился к коллеге.
– Оставляй черный. Но обязательно с красным галстуком, – не оборачиваясь, посоветовал Сергей, уже одетый точно так, как и рекомендовал другу.
– Как скажешь. Есть мысли, что будет на нашей встрече?
– Как всегда, – спокойно ответил Сергей, глядя в окно. – Обменяемся любезностями, сядем за стол. Представитель заказчика скажет что-то вроде «Много о вас наслышаны. У нас в стране вас уже называют…» и дальше несколько похожих вариантов развития диалога. Это ведь деловая встреча, а не шекспировская пьеса.
– Кстати, Шекспир творил всего около двадцати лет, я читал… Впрочем, неважно. Надеюсь, ни в одном из твоих вариантов я не рушу российско-израильские отношения. Или, еще хуже, контракт «ЗАСЛОНа».
Телефон в номере издал старинный звук, похожий на «о-оу», и над ним появилась голограмма в виде тучного израильтянина по имени Хаим, который исполнял роль сопровождающего для командированных из «ЗАСЛОНа». Это был вылитый Карабас-Барабас, променявший театр кукол на скрипку и кипу.
– Шалом, уважаемые гости! Надеюсь, вы успели отдохнуть! Транспорт уже подан.
– Благодарю, мы сейчас спустимся, – ответил Сергей.
– О, нет-нет! – замахал руками Хаим, торопясь их остановить, – Наоборот, поднимайтесь на крышу! Вертолет вас ждет там, а я жду внутри вертолета, хе-хе!
Обстановка на крыше была как в рекламе лака для волос, после использования которого укладка выдерживает и зной пустыни, и ветер под тридцать метров в секунду. Полы пиджаков трепетали, как флаги, а галстуки просились развязаться и улететь. Русские инженеры поспешили поскорее подняться на борт.
Хаим прищурился, с удовольствием отмечая удивление на лицах гостей. Он понимал, что его начальство планировало достичь именно такого эффекта.
– Обыкновенная израильская машина скорой помощи! – Хаим постучал ладонью по металлическому корпусу и запустил автопилот.
– В таком случае, не стоило лишать граждан вашей страны столь важного транспорта ради экономии нашего времени, – дипломатично заметил Сергей.
– О нет! Поверьте, таких машин у нас предостаточно, хе-хе! А как обстоят с этим дела у вас, в России?
– У нас такого нет, – с восхищением пробормотал Александр и тут же получил незаметный пинок от Сергея.
– Мой коллега, конечно же, имеет в виду американские дотации.
Разговор смялся, как испорченный черновик, и упал вниз, в каменную пустыню. Александр ошалело посмотрел на друга. В глазах его читалось «Ты что творишь?!» – вернее, читалось бы, если бы Сергей хоть раз взглянул на коллегу. Но инженер и так знал, что сейчас происходит на лице переводчика, потому и не оборачивался. Он не сожалел о сказанном: это чувство не смогло бы пробиться сквозь прочную броню из общей эрудиции, знания ситуации и истинного патриотизма.
Пустынные пейзажи внизу скоро стали сменяться урбанистическими. Небоскребы, проспекты, яркие огни – пунктом назначения была явно не клиника в древнем, консервативном Иерусалиме.
– Куда мы летим? Нас не предупреждали, что изменится место встречи.
– О, прошу прощения! Совсем вылетело из головы, это моя ошибка! Встречу перенесли в Тель-Авив.
– В Тель-Авив? Почему?
– Скоро сами все узнаете.
Инженеры переглянулись. По Александру было видно, что он начинает волноваться – переводчик как-то напрягся и уставился в окно, хотя пейзажи с высоты птичьего полета его никогда не интересовали. Сергей же и бровью не повел – прекрасно понимал, что уж его-то не получится запутать никакими уловками. Настораживало лишь одно – зачем вообще эти уловки понадобились? Договор на поставку инновационных терагерцевых интерферометров ТИЗ-2 для неинвазивной медицинской диагностики уже был согласован. Все, что оставалось Сергею и Александру, по большому счету, – это торжественно поставить подписи и пожать руки.
Инженеры и их сопровождающий летели в неловком молчании еще какое-то время, прежде чем вертолет начал сбрасывать высоту и, наконец, осторожно приземлился на небольшую площадку рядом с какой-то скромной, ничем не примечательной улицей. По периметру стояли военные в костюмах песочного цвета, балаклавах и касках, в руках они держали автоматы. Несмотря на то, что ближневосточный конфликт официально был разрешен, а государство Израиль утверждено в четких границах, такая картина на улицах все еще не ушла в небытие. Страна ни на секунду не теряла бдительности по отношению к новым «друзьям», столько лет считавшимся врагами.
Хаим провел гостей по серой улочке мимо старой водонапорной башни, разукрашенной выцветшими красками, и указал на двухэтажное белое здание. Оно состояло из трех прямоугольных блоков; боковые выдавались чуть вперед, создавая монументальность. Узкие длинные окна, словно прорези в рыцарском шлеме, заставляли насторожиться: что скрывает это здание под своим опущенным забралом?
Внутри тоже стояли солдаты в той же форме с синими нашивками в виде меноры, заключенной в круг. Они внимательно следили за тем, как Хаим провожает инженеров в зал, где их уже ждали. Казалось, любое резкое движение – и дула автоматов тут же окажутся направлены прямо тебе в лоб.
Едва увидев зал, инженеры сразу поняли, где находятся. Скромное пространство с интерьером из прошлого века, израильские флаги, простой стол на небольшом возвышении, над ним – портрет Теодора Герцля. Это был тот самый зал, в котором подписывали Декларацию независимости. Судя по всему, их доставку сюда представят общественности как безобидную экскурсию.
– Кстати, – как всегда совершенно некстати прошептал Александр, – я читал, что окончательный текст Декларации напечатали всего за девять часов до окончания Британского мандата на Палестину. А водителя, который вез сюда бумаги, остановили за превышение скорости…
Но Сергей не слушал товарища. Он своим зорким взглядом, почти как робот из фантастического кино, идентифицировал всех, кто собрался в зале. Вон тот, седой, с немигающими глазами и чересчур ухоженными руками, – явно врач из иерусалимской клиники. Другой, помоложе, что смотрит по сторонам так цепко, словно книгу читает, – из службы безопасности. Солдаты под его взглядом просто в струну вытягиваются, портят ему всю конспирацию. Впрочем, он и сам планирует раскрыть себя в ходе беседы, иначе бы не прикреплял на пиджак госнаграду. Рядом с ним – еще один военный, судя по всему, чином пониже. Навык исполнять приказы, не задумываясь, оставляет заметный отпечаток на взгляде, делая его каким-то мертвым, полупустым.
Как-то Сергей, еще будучи простым смертным, во время командировки гулял по Национальному музею антропологии в Мехико. Среди прочих сокровищ древней южноамериканской цивилизации ему попался череп безымянного ацтека, искусно расписанный и украшенный бирюзой. Вглядываясь в его нарисованные зрачки в глазницах, Сергей вдруг осознал, почему смерть является наивысшим из всех страхов человечества. Вовсе не из-за того, что всех нас ждет такой закономерный конец, нет. Смерть так страшна лишь потому, что незаметна. Человек может умереть задолго до того, как врачи констатируют остановку сердца. Утрата интереса к жизни и себя самого – вот что значит подлинная смерть. Люди всегда замечают ее слишком поздно. Спустя долгие месяцы или даже годы они вдруг с ужасом обнаруживают, что те, кого они считали родными и близкими, уже давно мертвы. Или даже осознают, что умерли они сами – и каждый из них всегда сможет безошибочно назвать тот момент, когда это произошло. На земле остается лишь пустая оболочка, которая ходит, разговаривает, может быть, даже сияет розовыми щеками и повторяет услышанные по телевизору анекдоты. Но внутри нее уже ничего нет – вот что по-настоящему страшно.
Бывает, впрочем, и наоборот. Есть люди, чья неуловимая искра жизни горит настолько ярко, что зажигает других – и эти огоньки, передаваясь от одного к другому, словно лесной пожар, могут гореть вечно, даруя источнику этого пламени настоящее, подлинное бессмертие.
Увы, военный относился к первой категории. Поэтому Сергей не удивился, когда услышал, что именно он заговорил первым: когда оболочка пуста, слова могут быть обращены только наружу.
– Приветствую! – отчеканил военный.
– Шаббат шалом! – вежливо по совету Хаима ответил Сергей.
Дальше беседу пришлось продолжать Александру, поскольку при жизни военный ничего, кроме иврита, выучить не успел. Теперь же осуждать его за ограниченность было бы в высшей степени глупо.
По мере того как военный говорил, лицо переводчика все сильнее вытягивалось, а в глазах отражался страх. Под конец он уже крутил двумя пальцами пуговицу на пиджаке, как школьник у доски. Раньше за ним особой тревожности не наблюдалось: Александр умел брать себя в руки, особенно когда чувствовал на себе ответственность. Теперь же дело, судя по всему, выходило за рамки обычного.
Закончив говорить, военный, не мигая, уставился на переводчика, словно собирался его экзаменовать.
– Так… Эм-м… – собрался Александр. – Добро пожаловать в государство Израиль! Мы много наслышаны о вас и «ЗАСЛОНе». В нашей стране вас называют «русский Моисей». Это намек на то, что вы покорили терагерцевые волны. А нам сейчас такой как раз нужен! Новый Моисей. От имени службы безопасности Израиля призываю вас заключить дополнительно секретное соглашение к нашему договору о поставке интерферометров…
– Какое отношение имеет служба безопасности к диагностическому медицинскому оборудованию? – прервал Сергей, надеясь перевернуть ситуацию до того, как суть слов военного будет озвучена, а путь назад – отрезан навсегда.
– Прямое, – продолжил переводить Александр. – Медицина – это хорошо. Но безопасность сейчас важнее. Всем в мире известно, что лучшее радиолокационное оборудование делает «Заслон»…
– У Израиля есть вертолеты для скорой помощи, но нет радаров?
– Не просто радаров. А радаров с очень высокой разрешающей способностью. Космически высокой.
– Прошу прощения, но я хотел бы вернуться к теме соглашения по интерферометрам. Мы ведь собрались здесь именно по этому поводу, верно?
– Верно. Но от темы и не уходили. Мы предлагаем вам следующее: соглашение о поставке интерферометров мы подписываем, но вместо медицинского оборудования вы разрабатываете и поставляете нам мощные радары и ракеты. Доставку возьмем на себя, проблем не будет. Сумма, которую получит «ЗАСЛОН», вырастет в пятьдесят раз, а ваше личное вознаграждение – вдвое от того, что полагалось компании.
Перед цифрой Александр сделал паузу, словно сомневался, что правильно услышал «пятьдесят». «Неслыханно! Продавать оружие, да еще и в другую страну! И эти огромные суммы, что они предлагают, – на них можно так продвинуться, что даже монополистом стать! Неужели правда…», – думал переводчик, пытаясь прочитать эмоции по лицу коллеги. Увы, это оказалось невозможным.
– Я не уполномочен обсуждать такие вопросы. Мне нужно сообщить ваше предложение начальству, – Сергей резко встал и заметил, как солдаты напряглись. Тот военный, что все время молчал, дал им знак ничего не предпринимать.
– Тише, Сергей Васильевич, тише. Успокойтесь. Позвольте задать вам всего один вопрос, – вкрадчиво сказал он на русском без малейшего акцента. – Сядьте, пожалуйста.
Сергей медленно опустился обратно на стул, соблюдая формальности.
– Представьте, что вы плывете по морю в лодке, – военный будто начал рассказывать сказку, странно сочетающуюся с царившей удушливой атмосферой. – Рядом с вами – ваш отец и сын. И вдруг начинается шторм. Волны накатывают все сильней и сильней, ветер бросает суденышко в разные стороны, на небе сверкают молнии… Вы понимаете, что конец близок. Но вы можете спастись и сохранить жизнь еще одному – но только одному – человеку. Кого бы вы выбрали, Сергей? Сына или отца?
Инженер молчал. Будь он моложе примерно на сотню лет, то наверняка счел бы этот вопрос угрозой, но в действительности дело обстояло гораздо сложнее банального запугивания, и Сергей интуитивно это чувствовал. Тем более, что сына у него никогда не было, а отец умер много лет назад.
– Я знаю, что бы вы выбрали. Сына. Конечно, сына. Все европейцы отвечают именно так. В культуре уже заложено, что дети – символ будущего. Но палестинцы бы с вами не согласились. Они, не задумываясь, выбрали бы отца, ведь, по их мнению, родители одни, а детей можно нарожать сколько угодно… Не зря Ясир Арафат говорил, что его самое сильное оружие – чрево арабской женщины. Это гораздо более жестоко, чем простые радары и ракеты. А мы просим только их.
По последним данным нашей разведки, объединенные арабские государства планируют нанести Израилю внезапный и сокрушительный удар из космоса. Их спутник «Интисар» с ядерной боеголовкой на борту уже запущен, мы не успели этому помешать. Но еще можем спасти нашу страну, если вы согласитесь нам помочь. И да – мы в курсе, что у вас достаточно полномочий для того, чтобы дать согласие.
– В таком случае, вам известно также и то, что от лица компании я могу и отказаться. Считайте, что я это уже сделал. И, если мы не планируем сегодня подписывать договор о поставке интерферометров, то…
– Подумайте, Сергей. Мы можем быть полезны друг другу.
– Каким же это образом?
– Как вы знаете, в Израиле официально разрешено редактирование генома человека. И наши врачи, – тут военный указал на пожилого мужчину с ухоженными руками, – добились в этом деле значительных высот. В отличие от России, где, к большому сожалению, такие вмешательства все еще запрещены по морально-этическим причинам. Надеюсь, в ближайшие годы ситуация изменится, однако, боюсь, у вас нет времени ждать. Вернее, у вашей пра-пра… хм, даже не знаю, сколько повторять… внучки. Мы можем исправить седьмую хромосому ее будущего ребенка. Бесплатно и без очереди. И ваш наследник, спустя столько поколений, наконец, избавится от мутации, тяготеющей над семьей, словно проклятие. Мы решим вашу проблему хоть завтра. Скажем, в 13:00, вас устроит? Как раз удобно доехать из аэропорта. Одно ваше слово – и семья обретет долгожданный покой и счастье. Соглашайтесь, Сергей.
В груди все свело судорогой. Стало нечем дышать и хотелось хватать ртом воздух часто, как пойманной на крючок рыбе. В каком-то смысле так и было, но, подготавливая удочку и прочие снасти, военный не учел, что рыбка в данном случае умнее самого рыбака. И, хоть Сергей значительно побледнел, ничто больше не выдало его волнения.
– Ваши условия неприемлемы для нашей компании. В связи с этим вынужден отказать. По оставшимся вопросам можете обговорить детали с нашим юристом.
– Когда передумаете, свяжитесь со мной или с Хаимом. Мы ждем…
Последние слова военный произносил уже в спину уходящему Сергею. Он удалялся уверенно и быстро, так что запоздало вскочивший Александр едва за ним поспевал. Но хоть в ходе проекта «Х2» Сергею остановили процессы старения, моложе он не стал. Поэтому его сил хватило только выйти из здания, сделать пару шагов и облокотиться рукой о ствол молодого бутылочного дерева.
Сергей сорвал с себя галстук и остановился под вошедшим в зенит солнцем. Неподготовленная, сгорающая кожа молила о тени, пот катился градом, словно сверху вылили ведро воды. Но инженер так и стоял, не снимая пиджака, царапая кору и глядя куда-то в пустоту.
Рядом неуверенно топтался Александр с пиджаком в руках, уже расстегнувший рубашку до третьей пуговицы и поставивший ткань на максимум режима «охлаждение». Он хотел поддержать коллегу, но не мог подобрать нужных слов ни на одном из восьми языков, которые знал в совершенстве. В этот неловкий момент из здания выбежал пожилой врач. Он осмотрелся по сторонам и с облегчением выдохнул, увидев Сергея. Хромая, доктор направился к нему. Лицо его при каждом шаге искажалось гримасой боли, но одновременно с тем выражало особую решимость.
– Сергей, возьми! – с акцентом проговорил он, вспоминая русские слова и протягивая небольшую свернутую бумажку, – если… передумать.
Инженер повернулся и смерил его взглядом. Голубые и глубокие, как лед на Байкале, глаза Сергея встретились с двумя антрацитовыми угольками, которые где-то внутри все еще тлели, не желая потухать вопреки всему.
– Продались военным, значит. Оставили людей без медицинского оборудования. Вы все еще считаете себя врачом после этого?
Доктор продолжал стоять, не опуская рук с бумажкой. Он выдержал взгляд собеседника, но уже смотрел скорее с просьбой и немного виновато.
– Возьми, – повторил он. – У меня тоже есть семья.
Сергей выхватил бумажку, смял и бросил на землю.
– Я все уже сказал.
Тяжело вздохнув, врач присел, чтобы поднять записку. Это далось ему с трудом: по тому, как он сжал зубы, это было даже больнее, чем ходить. На лбу его под черными кудрявыми волосами выступила испарина. Выпрямившись, доктор аккуратно расправил записку и протянул ее Александру.
– Передать Сергей, пожалуйста. Позже… Потом.
Александр убрал записку в карман, чувствуя вспыхнувшей щекой пламенный взгляд Сергея. Наверняка это было впечатляющим зрелищем, если смотреть инженеру прямо в глаза. В голове Александра вновь вспыхнуло: «Кстати, лед действительно способен гореть, если в его кристаллической решетке есть молекулы горючего газа. Или если он внутри фтора, окислителя более сильного, чем О2…»
– И вот еще, – прервал его мысленную тираду доктор. – Возьми, это успокоительное. Под язык. Сердце надо беречь.
И врач медленно захромал обратно. Ежедневное количество шагов, которое он мог сделать самостоятельно, подходило к нулю. Вскоре рядом с ним у обочины остановилась черная машина с солнечными батареями на крыше и капоте. Он сел в нее и уехал.
– Пойдем, выпьем что-нибудь, – заговорил, наконец, Александр. Успокоительное он тоже спрятал, небезосновательно полагая, что Сергей к нему не притронется. Блаженное равнодушие было не для него.
Они двинулись вдоль по улице и зашли в первый попавшийся на глаза бар, который работал в Шаббат. Помещение без окон с неоновым освещением дохнуло вожделенной прохладой. Инженеры сели за свободный столик около искусственной пальмы в горшке.
Подошедшая официантка в довольно откровенном наряде поздоровалась на иврите и спросила, что гости желают заказать. Сергей ткнул в «Bloody Mary» – благо меню дублировалось на английском – а Александр, судя по улыбочкам средней паршивости, делегировал свой выбор работнице бара. Когда она отошла, переводчик взглянул на Сергея и вновь поник.
Напитки подали быстро. После пары глотков Сергей внезапно заговорил.
– Сволочи.
Емко, четко, лаконично. Для того, чтобы завязать разговор, вполне достаточно. Впрочем, усилий Александра не потребовалось, его коллега продолжил сам.
– Они с самого начала это планировали. Им нужен был договор с «ЗАСЛОНом», чтобы заманить нас сюда. Радары! Ну, конечно! Грязные манипуляторы! Они прослушивали наши звонки!
– Так вот почему ты так быстро попрощался с внучкой, когда я вернулся… Все так серьезно?
– Серьезнее некуда. Мы просто не успеем оформить бумаги, чтобы пройти нужную процедуру за границей. Они знали, на что надавить… Черт, я ведь обещал ей, что сегодня со всем разберусь. Придумаю что-нибудь… Что я скажу теперь? Почти бессмертный, известный во всем мире, самый компетентный в своей области… Зачем все это, если я не в силах даже помочь своей семье?
– Так, может… – осторожно начал Александр. – Оружие, конечно, оружием, но нам ли не знать, что оно не только отнимает жизни, но и спасает. Как инструмент сдерживания. Как советский атомный проект. Кстати, я читал, что первая бомба…
– Значит, так, Саня, – прервал его слегка раскрасневшийся то ли от солнца, то ли от коктейля Сергей. – Я ничего не слышал, а ты ничего не говорил. Оружие он Израилю делать собрался… Ты же видел этих людей. Дай им возможность, и они наставят созданное тобою оружие на тебя же и глазом не моргнут. Вот уж от кого, а от тебя не ожидал…
– Есть пределы твоему патриотизму, Серега, а? Думаешь, меня купили? Деньги здесь ни при чем, да мне ничего и не предлагали! Но вот так отказываться от семьи ради эфемерных убеждений? «Космополитизм» давно перестал быть ругательным словом, если ты не заметил за столько лет!
– Есть ли предел патриотизму? А у Вселенной, по-твоему, пределы есть? Давай, ты же точно что-то об этом читал!
– Ну и вопросы у тебя…
– Вовсе не у меня.
– Ладно, поступай как угодно. Я просто хотел помочь.
– Знаю.
Разнервничавшийся Александр смягчился. Его всегда приводил в чувство ровный, спокойный голос коллеги. К тому же он очень его уважал, и это чувство не позволяло забываться надолго. То и дело в голове всплывал вопрос: «А не дурак ли я, раз так отчаянно спорю?»
Сергей тоже решил проявить снисходительность к молодому спутнику. В конце концов, он считал, что старшее поколение всегда ответственно за младшее. И ошибки последнего на самом деле – следствия ошибок первого. Поэтому градус напряжения скоро снизился, разгорячившиеся головы остыли, и находиться в блаженной прохладе стало даже приятно.
Больше в баре никого не было. Туристы попрятались по отелям от жары, местные соблюдали Шаббат и проводили время дома, с семьями. Александр расплатился командировочными за двоих, и теперь инженеры просто сидели, обдумывая планы. Официантка, вовремя успевшая заглянуть Александру в электронный кошелек, точь-в-точь как настоящий, только с умным дисплеем вместо бумажек, теперь интригующе улыбалась и строила глазки.
– Я отойду ненадолго, – шепнул Сергею коллега, поправляя рубашку.
– Ты серьезно? Сейчас?
– До самолета еще целых шесть часов! Me selviämme[26]!
– Конечно, успеем. Жду тебя здесь через 15 минут, по старой схеме.
Махнув рукой на ироничное замечание, Александр удалился в сторону официантки. Они перекинулись парой фраз, обменялись улыбочками и удалились куда-то за черную штору позади барной стойки.
Когда переводчик вернулся, вид он сделал такой благопристойный, словно проводил в баре санитарную инспекцию. «Умнеет», – подумалось Сергею. Правда, образ приличного джентльмена тут же был разрушен: растрепанная официантка выбежала следом с мятой бумажкой в руках и протянула ее переводчику.
– А, да! Выронил, – виновато улыбнулся он и машинально развернул листок, пытаясь спрятать за этим действием ощущение неловкости. Прочитанное настолько рассмешило его, что он не смог удержаться от комментариев.
– Смотри, Серега, какой бред! Lääkäri[27], похоже, не в себе. Неудивительно, что военные взяли его в оборот.
Сергей заглянул в записку.
– Это не бред… – он выхватил бумажку. – Это предупреждение.
– Какое еще предупреждение? «Полосатые носочки», «значки в виде звездочек»…
– Он не идиот, – уверенно заявил Сергей. – Он не стал бы бежать к нам и терпеть боль из-за какой-то бредятины. И у всего написанного есть вполне очевидный смысл…
– Какой?
– Потом расскажу. Сейчас надо срочно позвонить в «ЗАСЛОН». И, похоже, в «Роскосмос».
Посетители аэропорта с опаской косились на пробегающую мимо пару мужчин в пиджаках. Один из них шел вперед, как таран, другой же едва успевал его догонять, волоча чемодан и вопя: «Скажи, Серега, в чем смысл? Не молчи!» Эту же фразу он повторял на всех известных ему языках в зале ожидания, в салоне самолета, в родном аэропорту после приземления и даже в такси. К счастью, Александр жил ближе к точке прибытия и покинул машину раньше, так и не получив ответа. Поэтому остаток пути Сергею все же довелось провести в тишине. Путь хоть и занял несколько часов, казался ему чересчур быстрым. Инженер надеялся, ему хватит времени, чтобы придумать решение семейной проблемы, но в итоге не смог сформулировать даже ни одной фразы будущего разговора. Не дождавшись, Галя позвонила ему сама.
– Как ты? Все в порядке?
– Количество взлетов совпало с количеством посадок, – уныло соригинальничал Сергей.
– Это самое главное… – она попыталась улыбнуться, но только закашлялась. – Ну, ладно, вижу, ты устал. Не буду мешать отдыхать.
– Стой! Галь, подожди. Что там с… нашим вопросом?
– Ничего… нового. А ты что-нибудь придумал?
– Я…
В этот миг Сергею стало невыразимо больно. Это было уже почти забытое чувство, вытесненное его позицией наблюдателя, стоической философией. Впервые за долгие годы инженер испытывал такую сильную, почти физическую боль от глубины отчаяния, от той бездны, что начала всматриваться в него. Хоть и говорят, что печаль и страх можно победить смехом, это мнение ошибочно. Никто не смеется, когда ему грустно или тревожно. Невозможно заставить себя читать анекдоты, стоя на краю пропасти. Страх и печаль может победить лишь одно чувство – то, которое необязательно даже называть, чтобы понять.
– Мне предлагали организовать тебе операцию в Израиле. Без очередей и бумажек. Но я отказался.
– Почему?
– Потому что взамен я должен был обеспечить им войну.
Пауза была такой всеобъемлющей, что, если бы не помехи на голограмме, можно было подумать, что даже время остановилось. Спустя минуту голубоватый образ женщины вновь задвигался.
– Ты все правильно сделал. Было бы ужасно спасать моего ребенка ценой тысяч других жизней.
– Я знал, что ты так скажешь. И что теперь? Ты передумала?
– Я все решила еще вчера. И я… не стала ждать, как ты просил. Прости.
– Значит…
– Надеюсь, скоро нас ждут долгожданные новости! Ну, ладно, я вижу, я тебя уже утомила. Не переживай. Я готова ко всему.
– Это меня и печалит.
– Глупости.
– Может быть.
– Все, хватит. Я иду спать, иначе опять расплачусь.
– Спокойной ночи, Галь.
– Спокойной ночи.
От сердца немного отлегло. Сергей боялся, что внучка возненавидит его, не захочет больше даже говорить. Но она повела себя на удивление спокойно и рассудительно: все-таки в роду Сергея передавалась не только мутация в седьмой хромосоме, но и острый ум, способствующий рефлексии. Сергей отчетливо понимал, что они оба поступают правильно, но не мог избавиться от сожалений о том, что не в силах помочь наследнику. Остаться последним живым членом семьи – вот, что было его главным кошмаром. Мутации лишь накапливались, проблем со здоровьем у каждого последующего поколения становилось все больше. Если ничего не предпринять, настанет момент, когда род окажется прерван.
Размышляя об этом, Сергей уснул прямо в кресле, в котором ранее застал его звонок внучки. Благо будильник сработал вовремя. Сергей быстро собрался, выпил кружку кофе с соевым молоком и спустился к стоянке беспилотных такси. Вот уже несколько лет, как с их пассажирских сидений пропал водитель, только и делающий, что следящий за работой приборов. Ехать в одиночестве было спокойно и приятно, хоть молодежь и шутила, что неплохо было бы добавить этим автомобилям умные колонки, сообщающие каждому: «Вообще-то я не машина, а космический аппарат. Таксую просто для души!» Наблюдая за плавными поворотами руля, Сергей размышлял о том, что уготовит ему этот день. Вчера он сообщил о произошедшем в «ЗАСЛОН» и поделился догадками с «Роскосмосом». К текущему времени ситуация как раз должна была проясниться.
Здание центрального управления «ЗАСЛОНа» всегда радовало зрителей своей архитектурой. Светлое и стеклянное, оно отражало голубое небо и облака, а лучи солнца преломлялись радугой, прикасаясь к окнам. По периметру каждого этажа на открытых балконах росли цветы и крохотные подстриженные кустарники. К главному входу вела мощеная тропинка, проложенная сквозь пышный ботанический сад. Он был разделен на тематические зоны, символизирующие направления деятельности компании. Встречали гостя огромные кустарники в форме радаров, за ними яркими непривычными цветами пестрели растения, закручивающиеся в галактику и намекающие на покорение космоса. В зоне медицины росли лекарственные травы, каждая со своим названием на табличке. На поляне, посвященной промышленности, стоял каркас эскалатора, весь увитый декоративным плющом. Из ковша его свисали, как водопад, мелкие голубые цветки, напоминающие незабудки. Дальше виднелись корабли, станки, пушки, – разнообразнее любого парка развлечений.
Внутри здания все было иначе. Мощь, инновации, размах, – такие слова приходили в голову каждому, перед кем гостеприимно раскрывались стеклянные двери. Интерьер чем-то напоминал космический корабль: металлический блеск, закругленные своды, скрытые под панелями светодиодные ленты. Во всем здесь читалась строгость и правильность, и только на стойке робота-охранника вращался над магнитной подушкой декоративный мох в небольшом горшочке.
Лифт бесшумно распахнул перед Сергеем свои двери и отвез его на 19 этаж, где располагался кабинет директора. Выше был только один ярус, но его занимала зона отдыха под открытым небом – сотрудники обычно поднимались туда во время обеда. Кабинет директора, несмотря на свой масштаб, выглядел по-своему уютным: темная мебель цвета венге, изумрудные обои, теплый свет. На стенах висели анимированные портреты всех предыдущих директоров – этакие гифки в рамках. Прямо по центру был прикреплен герб России, а чуть ниже – логотип «ЗАСЛОНа». Еще ниже располагалась величиной почти во всю стену карта страны, на которой множеством ярких красных точек пестрели города, где «ЗАСЛОН» открыл свои производства. Самым западным был Калининград, самым восточным – Северо-Курильск. Центральную Россию загораживала собой фигура статного мужчины лет пятидесяти. Склонившись над кипой бумаг, он курил электронную сигарету, не создающую дыма, но тут же выключил ее, увидев вошедшего Сергея. Они пожали руки и без лишних предисловий перешли к делу.
– Покажи-ка мне записку этого доктора.
Инженер протянул мятую бумажку. Директор развернул ее и мельком прочитал.
– Врач пишет о том, как я быстро могу найти его в больнице и узнать. Но те детали одежды, что он перечисляет, имеют подозрительные аналогии с американским флагом, – прокомментировал Сергей.
– Мгм… А вот эта фраза в конце: «Если передумаете – станете еще одной звездочкой на отвороте моего халата». Это он о чем?
– Если я правильно понял, о будущем России – в том случае, если я передумаю и соглашусь на условия израильских военных.
– Мгм… Даже так!
– Константин Эдуардович, – не выдержал Сергей, – скажите, пришел ответ из «Роскосмоса»?
– Пришел, Серега, пришел. Ответили, что светит тебе медаль героя. Если, конечно, мы успеем предотвратить бомбардировку.
Сергей хлопнул по тыльной стороне ладони.
– Неужели я был прав? Все, что они говорили про Палестину, – на самом деле планы США по атаке на нас?
– По всей вероятности, да. Над нами сейчас кружит практически незаметный американский спутник с десятком атомных боеголовок на борту… Я одного только не понимаю: почему они просили тебя разработать средства уничтожения такого объекта? Зачем дали нам наводку?
– Это очевидно. Они все еще нас боятся, а потому из кожи вон лезут, чтобы узнать, от чего им придется защищаться. Хотят подсмотреть наши карты. Если бы не врач, мы бы даже не подумали, что есть какая-то угроза.
– Мгм… А с чего вдруг какой-то доктор решил нам помочь? Тем более, он работает на военных. Пришел с ними.
Сергей задумался. Он прокручивал в голове все детали той короткой встречи. Может ли быть, что это какой-то продуманный, хитрый ход, который они не разгадали? Эхом пронеслись по мыслям слова врача, которые он сказал, протягивая записку: «У меня тоже есть семья».
– Не могу предоставить вам никаких доказательств, кроме интуиции. Но я думаю, он не врет.
Директор ухмыльнулся.
– Верить интуиции антинаучно… Но ведь существует не только то, что доказано, верно?
– Верно.
Директор сегодня был подозрительно добр и спокоен, несмотря на шокирующие новости. Поэтому с самого начала разговора Сергей чувствовал, к чему беседа в итоге приведет.
– Ближе к делу, – отрезал Константин Эдуардович. – Как тебе прекрасно известно, такие радары, что просили израильтяне, у нас уже давно есть. Плюс несколько станций наблюдения в разных полушариях и современные корабли измерительного комплекса.
– И «Маршал Крылов», – уверенно добавил Сергей.
Это был космический корабль времен первых шагов по покорению пространства за атмосферой. Все подобные ему пустили на металлолом еще после распада СССР. Но «Маршал Крылов» каким-то чудом уцелел. Более того, формально он продолжал выполнять свои функции. Услышав о нем, директор усмехнулся.
– «Маршал Крылов»? Ха! Это уже давно музейный экспонат.
– Это жемчужина допотребительской эпохи, – парировал Сергей, – аппарат тех времен, когда срок службы вещей стремился к бесконечности…
Директор поднял ладонь вверх.
– Я наслышан о твоей любви к советским вещам. О них можно поговорить позже, когда над нашими головами не будет висеть десяток «Хиросим».
– Что от меня требуется?
– Задачу тебе уже своевременно поставили израильтяне. Вот ее и выполняй, только для нашей родной страны.
– А что насчет идентификации цели?
– Об этом не думай. Ей уже занимаются. Твое дело – средства поражения.
– Срок?
– По-хорошему, месяц назад еще бы надо. Кто знает, когда они запустили этот спутник, сколько витков он уже на орбите? Так что работай максимально быстро. И не подведи! Сам знаешь, лучше тебя специалистов нет.
– Я сделаю все, что смогу.
Родной кабинет дохнул теплом и сладким цветочным ароматом. За время отсутствия хозяина лимонное дерево в огромном горшке, занимавшее добрых полкабинета, успело зацвести. Оно всегда особенно хорошо выглядело, надолго оставаясь в одиночестве, – в этом они со своим владельцем были удивительно схожи.
Кроме лимона, Сергея встретил заваленный книгами стол, старый, но отлично сносящий возраст шкаф, трехногая тощая вешалка и образцово-показательный угол, убранный специально для сеансов видеосвязи. Инженер полил цветущее дерево и сел на стул, приняв позу греческого мыслителя. «Сколько вариантов, – думал он, рассматривая со всех сторон поставленную задачу. – Что выбрать? Может, лазеры?..».
Тут неожиданно раздался стук, от которого Сергей, погруженный в размышления, невольно вздрогнул. В кабинет бодро вошел молодой исследователь лет двадцати в джинсах и футболке со значком в виде улыбающейся собачьей морды.
– Здравствуйте! – он улыбнулся, потрясая русыми кудрями. – Меня Константин Эдуардович к вам в помощь отправил. Сказал, я то, что вам сейчас нужно. Немного обо мне: зовут Ваня, родился на Урале и с детства любил роботов, поэтому…
Сергей так опешил, что от удивления прослушал половину монолога, пытаясь убедить себя в том, что директор не мог так с ним поступить. Остановив парня на рассказе о любимом корги, инженер позвонил Константину Эдуардовичу. Внушительный синеватый бюст подтвердил слова молодого специалиста.
– Черт-те что… – пробурчал себе под нос Сергей, забыв, что он не один. – Я работать должен или в детский сад играть?
– Что, простите?
Ваня смотрел на него как-то открыто, честно, поразительно напоминая корги, о котором рассказывал. Но Сергея этим было не смутить.
– Я говорю, мне работать надо. Ты иди, займись своими делами.
– Нельзя, у нас ведь каждая минута на счету! Кто знает, сколько еще будет скрываться американский спутник?
Заманчивое предложение не сработало – парень оказался на удивление заинтересованным в работе и настойчивым.
– Доверили красную кнопку ребенку… – опять пробурчал Сергей, доставая из внутреннего кармана пиджака металлическую точилку со штампом «Сделано в СССР».
– Ух ты, что это? – заинтересовался Ваня, не в силах даже предположить назначение предмета. Современные точилки представляли собой небольшую коробочку с отверстием и кнопкой, хотя и ими мало кто пользовался – писали и чертили в основном стилусом по экранам. Сергей протянул нехитрое устройство молодому человеку. Тот повертел его в руках, рассматривая со всех сторон. Инженер едва удержался, чтобы не озвучить свою ассоциацию с питекантропом.
– Похоже на терку для моркови. Только очень мелкой, – вынес, наконец, вердикт молодой сотрудник, – знаете, чтобы красиво ее розочкой складывать, как на холодце.
– Дай сюда! Морковка… – вздохнул Сергей и принялся точить огрызок своего карандаша.
Ваня наблюдал за процессом с упоением, восхищаясь диковинкой, хоть и неверно охарактеризованной. Сергей нарочно не торопился, думая, что малец сочтет разговор законченным и уйдет. Но Ваня счел продолжительную паузу удачным моментом для того, чтобы поделиться своими соображениями. И когда очередная стружка упала на стол, осмелился предложить ему идею.
– Нужно сбивать спутник лазером, Сергей Васильевич. Это очевидно. Только бы просчитать…
– Нет, – прервал его инженер из чистого упрямства. – Никаких лазеров. Будем делать кинетическое оружие.
– Но ведь… – смутился Ваня, не понимая, как лучший специалист мог предложить такой вариант. – Его космический вариант устарел еще на этапе создания!
– Тропосферная связь тоже устарела еще в семидесятые. Но теперь мы все ее используем, а где ваш хваленый «современный» 5G?
– Хм, – Ваня почесал затылок, – Никогда об этом не задумывался. Возвращение к старым идеям, возможно, не обязательно на шаг назад. Но все-таки тропосферная связь победила 5G за счет интеграции в систему нейронных сетей. Так что здесь налицо синтез технологий, а не торжество советской инженерии, при всем уважении.
– Ладно, Морковка, – Сергей смягчился, но его порядком утомил разговор, в котором он не видел смысла. – Иди, подумай, что нам делать, и изложи все в письменном виде.
– Хорошо, Сергей Васильевич! До встречи. Рад был с вами познакомиться.
– Взаимно, – буркнул ему вслед Сергей.
Остаток дня прошел для обоих в интенсивных размышлениях. Пока Ваня-морковка пил кофе, Сергей действовал умнее и выбирал горячий шоколад. Он давно опытным путем выяснил, что кофеин – палка о двух концах. Кратковременный стимулирующий эффект через пару часов сменяется усиленной сонливостью и упадком работоспособности. Куда эффективнее кормить мозг и прочие системы организма глюкозой – универсальным топливом, при правильной «заправке» не имеющем негативных эффектов. Морковка водил стилусом по экрану и программировал гипотетические ситуации, у Сергея же белые манжеты рубашки уже не было видно под толстым налетом графитовой пыли.
Вечером их коллеги разошлись по домам. Когда ночь опустилась на полный прохлады сад, в стеклянном здании свет горел лишь в двух окошках: на пятом и на восемнадцатом этаже. К рассвету первый все-таки погас. Аппарат в холле мигал сообщениями о том, что больше не выдает двойной капучино.
В обед следующего дня Сергей встретился с Александром на верхнем этаже управления. Инженер расположился за столиком и с удовольствием ел сырный пирог со шпинатом, когда к нему подсел переводчик.
– Ну, что, так трудно было сразу сказать: мы в дерьме, нас атакуют американцы! – обиженно прокричал сквозь гомон голосов Александр.
– И тебе приятного аппетита, – спокойно ответил Сергей, ничуть не раскаиваясь. – Ты тогда уверял меня, что стоит согласиться на сомнительную сделку с израильтянами. Так что я не был уверен, что ты в своем уме. А это прямое противопоказание для ознакомления с секретными сведениями.
Александр закатил глаза, но промолчал. Для него это было практически равно подвигу. Переводчик дождался, когда его коллега освободит крафт-бумагу от ее ароматно пахнущего содержимого, и вновь обратился к нему.
– Доел?
– Еще компот.
– Ничего, допьешь по ходу разговора. Дело срочное! Помнишь, у нас недавно новое направление в отделе ядерной медицины появилось?
– Допустим. Но мне сейчас некогда им помогать.
– Я не об этом. Знаю одного парня из этой лаборатории. Той, что темой РИНГ занимается. Мы вчера с ним столкнулись на выходе, он спросил, как командировка, я – как дела, в общем, слово за слово, и он мне такое рассказал!
– Подожди, РИНГ… Имеешь в виду радиационно-индуцированную нестабильность генома?
– Именно! У них в работе невероятный прорыв, просто harika[28]! Как ты помнишь, два года назад они получили патент на прибор, позволяющий точечно облучать фрагменты ДНК. Потом все как-то стихло, про них ничего не было слышно. А теперь оказалось, что специалисты научились воздействовать своим прибором на эмбрионы таким образом, что мутировавшие хромосомы повреждаются, а затем восстанавливаются уже без следов мутации. И самое главное – облученные клетки в дальнейшем в 99 % случаев не мутируют. По крайней мере, такие результаты выдала нейросеть, обученная на результатах экспериментов над животными, в том числе приматами.
– Теоретически – понимаю, – Сергей явно демонстрировал скептическое выражение, и невозможно было сказать, скрывается ли за ним еще что-то. – Но как достичь этого на практике… Слишком много факторов, чтобы все предусмотреть.
– И тем не менее, мой ystävä[29], предусматривают! И сейчас как раз пытаются это доказать: эксперимент, статья в большом журнале, все как положено. Уже сформировали группу из добровольцев – беременных женщин сроком до 4 недель. Она уже, конечно, укомплектована, но лаборант – мой давний друг. Как говорится, you scratch my back, I’ll scratch yours[30]…
– Нет! Ты с ума сошел! – Сергей опрокинул стакан, разлив остатки компота, когда понял, к чему клонит Александр. – Даже не предлагай мне такое. Я и так видел достаточно страданий моей семьи, чтобы наблюдать еще и их мучительную гибель от лучевой болезни. Или ты считаешь, что моя внучка – все равно что подопытная обезьяна?
Переводчик ожидал подобной реакции. Он терпеливо достал салфетку, промокнул ей залитый сладким напитком стол и только затем продолжил.
– Не мне рассказывать тебе о банановом эквиваленте[31]. Кстати, я читал, что из-за бананов действительно иногда срабатывают датчики радиации – правда, в США… Ты не руби с плеча, Серега, подумай, взвесь все, только не слишком долго – про сроки ты сам слышал.
– Послушай меня, – Сергей тронул друга за плечо и вдруг стал невероятно серьезен. – Я понимаю, что ты хочешь помочь. Но твой жизненный опыт несоизмеримо мал по сравнению с моим. Ты как нейросеть, которая обучалась на трех картинках, тогда как я – на трехстах тысячах. Понимаешь? Я сейчас работаю над очень важным вопросом и прошу не беспокоить меня с такими безумными идеями – а твои идеи, прости за прямоту, именно такие. Не подходи ко мне с ними и вообще с чем-либо еще, хотя бы какое-то время.
Как мог Сергей буквально разжевал свою мысль, уже много раз деликатно поданную в различных красивых обертках. Он делал это постоянно, априори полагая (и зачастую – небезосновательно), что окружающие вообще мало что понимают, а потому успешный результат коммуникации чаще всего достигается тогда, когда обращаешься к человеку, как к идиоту. Максимально доступно. Безо всяких ставок на интеллект – это совсем как в рулетке, заветное «зеро» выпадает лишь в 3 % случаев.
Теперь посыл и философия, стоящая за ним, оказались понятны слишком хорошо. Александр, хоть и удалился спокойно, все же был обижен таким отношением друга. Вот уже в который раз он пытается вытащить Сергея из жизненных передряг – и мало того, что ему не говорили «спасибо», так теперь и вовсе попросили держаться подальше. На подобные предложения Александр всегда реагировал болезненно, поскольку его пространные размышления, следовавшие за постоянно повторяющимся «кстати», обычно оказывались неуместны. Но все же Сергей ошибся, поставив переводчика в один ряд с прочими людьми, потребляющими исключительно «разжеванную» информацию, словно интеллектуальные младенцы. Александр выделялся из этой катастрофически обширной группы хотя бы тем, что отдавал себе отчет в своих чувствах, всегда старался их сформулировать и пустить в продуктивное русло. И теперь он, судя по всему, удалялся как раз в поиске такого подходящего места, по которому можно будет пустить поток оскорбленных чувств и энциклопедических знаний.
Несколько напряженных рабочих суток прошло с того момента, как Ваня удалился к себе в кабинет. Сергей о нем ничего не слышал и работал в одиночестве и практически с наслаждением. Получать удовольствие от дела, которому посвятил несколько жизней подряд, мешали лишь мысли о нависшей угрозе и о том, какая огромная ответственность лежит на плечах инженеров «ЗАСЛОНа». Сергею невольно вспоминалась притча о бриллианте, расколоть который боялись самые знаменитые ювелиры. Сложную работу в поучительной истории выполнил подмастерье, потому что не понимал истинной ценности камня, и рука его была тверда.
Хотел бы Сергей достичь подобного уровня уверенности при полном понимании происходящего. Опыт в его случае играл злую шутку, только заставляя сомневаться все больше и больше. Слишком много вспоминалось случаев, когда полностью исследованные и проверенные механизмы начинали работать не так, как задумано. Продумывая каждую идею до мельчайших деталей и делая превосходный чертеж, он чувствовал себя Робертом Скоттом, любующимся канистрой с керосином, запаянной оловом. И инженер отметал идею за идеей, находя их недостаточно надежными. Его раритетная точилка уже сгрызла три карандаша, а подходящий вариант до сих пор не был найден.
Как раз в один из таких моментов, когда очередной ватман был смят и неаккуратно засунут в пространство между стеной и переполненным мусорным ведром, в дверном проеме показался Ваня. Глаза его сияли энтузиазмом.
– Морковка? – удивился Сергей. – Что, снова пришел точилку посмотреть?
– Вовсе нет. Я с идеей.
– С идеей? – картинно удивился Сергей. – Что ж, давай, я тебя внимательно слушаю.
Ваня выдохнул, поправил брошку с корги, почесал кудрявый затылок и бодро начал говорить.
– В общем, что мы имеем. Раз уж мы отказались от лазеров, то так даже проще: используем либо наземные средства, либо космические. С последними, конечно, будет непросто, пространство для маневра очень небольшое: наклонение там, долгота восходящего узла, ну, вы знаете. И я долго думал, как бы нам незаметно вывести на орбиту перехватчик…
– А никак, – усмехнулся Сергей. – С современной техникой на летающей по орбите шоколадной обертке состав прочитать можно. А ты говоришь – целый спутник.
– Я и говорю, думал и тоже пришел к выводу, что этот вариант нам не подходит. Значит, придется действовать с земли.
– Ага, – со скучающим видом сказал Сергей, пока не услышавший для себя ничего нового. Ответ на вопрос, о котором говорил Ваня, был для него очевиден еще при постановке задачи. Впрочем, ход мыслей у молодого сотрудника был правильный.
– Так вот, – продолжал Ваня, – значит, противоспутниковые ракеты. Запускать их надо как можно ближе к спутнику, который будем сбивать, это понятно. Поэтому я связался с отделом, который рассчитывает траекторию полета нашего американского ниндзя-спутника. И сотрудники предоставили мне информацию, по которой я нарисовал проекцию нужной орбиты на поверхность земли.
Сергей внимательно взглянул на изображение.
– Вот, нас интересует, конечно же, пространство над Россией, – Ваня провел стилусом по экрану, двигая карту. – Траектория наша отрезает от страны скромный, но самый важный кусочек – вот она, прямиком над Москвой проходит, потом идет в сторону Казани, через Башкортостан, потом захватывает юг Челябинской области и дальше уходит в Казахстан. Очевидно, целью выбрали столицу.
– Это понятно, – согласился Сергей. – И атаковать нашего, как ты выразился, ниндзя, удобнее всего…
– Вот тут!
Инженеры одновременно указали пальцами в одну и ту же точку – южную границу Челябинской области. В глазах Сергея промелькнуло уважение – всего на секунду.
– Самое лучшее место – вот тут, в Карталинском районе. Здесь степь, удобное пространство для размещения, да и к тому же есть закрытый поселок, где размещались ракеты «Сатана». Сейчас оттуда, конечно, все вывезено, площадки законсервированы, но ведь на то они и консервы, чтобы открывать их в экстренный момент?
– Хорошо. Очень хорошо! – Сергей так удивился дельной и свежей мысли, что даже перестал хмуриться. – А ты откуда про «Сатану» знаешь? Ракеты ведь вывезли оттуда задолго до твоего рождения.
– А я все детство провел в поселке, где много лет назад располагались пусковые установки. Так как у нас одна степь кругом, холмики, скрывающие их, были единственными горками, с которых мы зимой с друзьями могли кататься на санках. Только туда постоянно приходили какие-то дедушки и ругали нас, крича что-то вроде «Уходите, здесь опасно! Знаете, что было внутри?». Вот так и узнали.
От этой истории веяло чем-то родным. Если точилки и бумажные чертежи канули в лету, то катание с горки – это уже, знаете ли, из разряда чего-то вечного. Будь здесь Александр, он бы обязательно напомнил о том, насколько древняя эта традиция, и поведал бы о ее сакральном смысле. Но переводчик все еще был обижен и предпочитал не показываться на глаза своему коллеге.
– Дальше выбора местности у меня, конечно, все не так детально продумано, – признался Ваня. – Но есть отличная идея: что, если выбросить рядом с ниндзя-спутником ведро гаек, гвоздей и песка? Затраты минимальные, а космический мусор – он же точно шрапнель, вражеский аппарат такую атаку точно не переживет!
Сергей вздохнул. Он уже начал проникаться уважением к молодому сотруднику, как вдруг всю эту вуаль интеллекта резко просветило идеей, явно демонстрирующей пробелы в знаниях. С этого момента присутствие Вани вновь стало Сергею в тягость – а он только начал к нему привыкать! Поэтому дальнейшие восторженные описания эффекта рассыпанного ведра инженер пропустил мимо ушей. Его раздражало, как можно не понимать абсурдность всей этой затеи. Во-первых, все критически важные системы спутника будут продублированы и отлично защищены, так что повредить удастся разве что обшивку и пару маловажных антенн. Во-вторых, гипотетическое ведро сработает только при условии, что рассыплется в непосредственной близости от спутника и облако гвоздей будет плотным, а такой точности наведения достичь вряд ли удастся. И, в-третьих, у компании вполне достаточно финансирования, чтобы сделать оружие надежнее обыкновенного ведра.
Однако всеми этими размышлениями Сергей с Ваней делиться не стал. Ради забавы он отправил парня рассчитывать запуск ведра, а сам вернулся к делам. После обсуждения рабочих вопросов с Ваней появился поток свежих мыслей, который Сергей списал на перерыв в интеллектуальной деятельности. Трудиться стало немного легче, несмотря даже на то, что Сергей уже не первые сутки проводил в своем кабинете, выбираясь оттуда только до фудкорта или аппарата с напитками.
В таком режиме прошло еще сколько-то дней: инженер потерял им счет из-за круглосуточной работы. Ни Ваня, ни Александр к нему больше не заходили, и он был полностью предоставлен сам себе. Одиночество нисколько не тяготило его, когда рядом была любимая, хоть и трудная работа. Но если психологически инженер был более или менее в порядке, то организм все чаще становился капризным и требовал перерыва. Хотелось спать, глаза краснели, становилось тяжело дышать. Разум все чаще отвлекался на посторонние мысли. Сергей иногда с ужасом думал, как будет жить его внук, у которого симптомы окажутся гораздо тяжелее. Как инженер ни гнал картины, встающие перед глазами, он ясно видел детство, в котором ребенок не сможет играть со сверстниками в догонялки, школу, где ученик уныло сидит на скамейке запасных, молодость, в которой приходится отказываться от семейного счастья в страхе причинить кому-то столько же страданий, сколько было у тебя самого. Сергей сам прошел через это, и силы действовать давала ему лишь надежда, что в будущем он сможет все исправить. Беременность Гали была переломным моментом, который показывал, получится ли это сделать, или все было зря. Что, если принятые решения были ошибочными и он не справился, обрек столько поколений на бессмысленные мучения?
Чтобы прийти в себя, пришлось вновь прогуляться до аппарата с напитками. В ближайшем благодаря весомому вкладу инженера в индустрию переработки какао-бобов горячий шоколад уже закончился, поэтому пришлось спуститься на этаж ниже. Там как раз располагалась лаборатория, о которой так увлеченно рассказывал Александр. Коридор был пуст, атмосфера царила рабочая, и аппарат скучающе гудел, сияя теплым ровным светом. Подойдя поближе, Сергей заметил мужчину в белом халате и со стаканчиком кофе в руках.
– Кого-то ждете? – невзначай поинтересовался Сергей, выбирая напиток.
– Да, – ответил лаборант, – Тут должна была быть женщина. Не видели?
– Не припомню, – сказал инженер. – А что за женщина, как зовут? Я тут давно работаю, многих знаю.
– Верю, – вежливо улыбнулся сотрудник. – Вы ведь Сергей Васильевич, наш знаменитый долгожитель. Я вас сразу узнал, очень приятная встреча. Все работники «ЗАСЛОНа» называют это хорошей приметой… Но насчет женщины – увы, это не наша сотрудница. Просто участница эксперимента.
– Эксперимента?
– Да, вы, наверное, слышали. Мы работаем над темой РИНГ. Уже укомплектовали группу первых добровольцев, но вот добавилась еще одна. Поэтому в ускоренном темпе оформляем с ней нужные бумаги…
Разговор нравился Сергею все меньше. Смутные подозрения, которые он старался подавлять за отсутствием прямых доказательств, заставляли кровь приливать к его лицу, так что он заметно покраснел и вызвал беспокойство мужчины в белом халате.
– У вас все в порядке? Думаю, вам стоит оставить кофе и обратиться в медпункт.
– Это шоколад. И у меня все в порядке! Скажите мне, как зовут эту женщину? Случайно не Галина?
– Почему вы?.. Это конфиденциальная информация, – обескураженный сотрудник взглянул на часы. – Извините, мне уже пора идти. Всего доброго. И настоятельно советую вам немедленно обратиться в медпункт!
Лаборант удалился, а Сергей от злости смял пластиковый стаканчик. Он был уверен, что Александр договорился с внучкой за его спиной, и это она стала последним добровольцем в рискованном эксперименте с РИНГ.
Инженер поднялся к себе в кабинет и активировал на смартфоне 3D-связь. Галя не отвечала, хотя обычно до нее всегда легко было дозвониться, и она очень ценила звонки от знаменитого дедушки. Сергей позвонил еще пять раз, потом спустя час и два – безуспешно. Поняв, что его догадки верны, он еще долго сидел перед своим смартфоном, глядя в пустоту. Галя пошла на эксперимент. Ничего ему не сказала. Теперь внутрь его драгоценного, хрупкого, еще даже не до конца сформировавшегося наследника засунут инструменты и включат излучатель. Радиоактивные частицы разрушат часть его ДНК…
Как ученый Сергей мог бы, наверное, восхититься экспериментом специалистов по РИНГ. Но сейчас дело шло о его семье, его генах – а значит, о нем самом и вообще обо всех его родных, что были до и будут после. Инженер знал, что вмешательство в эволюцию, которое человечество совершало на протяжении многих веков развития общества, техники и медицины, неизбежно приведет к тому, что людям придется редактировать свой геном ради банального выживания. Слишком много болезней, слишком много нарушений и мутаций сохранялись и передавались из поколения в поколение благодаря тому, что нездоровые дети выживали и давали потомство. Он сам был таким странным допущением эволюции. И ему пришлось стать одним из первых, чья суть из рук Божьих перешла в руки человеческие. В Бога Сергей, конечно, не верил. Но и человеку тоже не особенно доверял.
Единственным, в ком инженер был хоть немного уверен, был он сам. Сергей привык решать все проблемы самостоятельно: все, что до этого не входило в его компетенцию, после недолгого изучения становилось ее неотъемлемой частью. Он сам стал себе юристом, когда у одного из внуков возникли сложности с бизнесом, изучил медицину, чтобы помогать себе и семье, насколько это возможно. Умел шить, готовить, строить дома и ремонтировать технику. Он мог собрать автомобиль из металлолома и выживать в любых условиях. Его несомненная гениальность больше века позволяла оставаться специалистом во многих сферах жизни – во многих, но не во всех.
Инженер понимал, что должен вернуться к работе как можно скорее. Но психология – это не точная наука. Сергей перескочил в школе через несколько классов, а вот пропустить хотя бы одну из стадий принятия был не в силах. Поэтому после мучительных раздумий он нашел в телефонной книжке нужный номер и позвонил на него. В голубоватом свечении показалось довольное лицо Хаима.
– Доброе утро, как я рад вас слышать! Хе-хе! Я так понимаю, вы передумали?
– Почти. Я хотел уточнить, сколько вы дадите мне времени на разработку.
– Вот, вот! Это уже совсем другой разговор! Если позволите, я уточню этот вопрос и немедленно свяжусь с вами.
– Благодарю. Буду ждать.
Когда Ваня в следующий раз пришел к своему коллеге и наставнику, Сергей молча выставил его из кабинета, даже не выслушав. На столе молодой сотрудник увидел огромные, уже практически готовые чертежи. Стоя за дверью, парень справедливо решил, что, вероятно, работа закончена без него, и понуро удалился в свой кабинет вместе с потерявшими актуальность идеями и расчетами. В таком настроении его и застал вошедший Александр.
– Здорово, nuoruus[32]! Как работа?
– Хорошо! – пытался бодриться расстроенный Ваня. – Но не у меня.
– Что, мой вредный arkadaş[33] даже крохотного задания тебе не выделил?
– Не-а. Вот, только зря два дня проработал, – Ваня указал на файл, открытый на планшете.
– Ты, главное, не расклеивайся. Серега, конечно, тот еще тип. Ворчит, ругается, никому не доверяет. Но в душе он очень добрый, хороший человек. Я его с детства знаю, и за все время он и мухи не обидел. Бывает, в лицо скажет: «Некогда мне тебе помогать, иди делай сам», но в итоге все равно поддержит. Помню, как мы познакомились с ним тридцать с лишним лет назад…
Александр мысленно углубился в воспоминания. Когда он впервые встретил Сергея, ему было всего лет пять или шесть. Будущий переводчик играл в парке около главного здания «ЗАСЛОНа» с другими мальчишками. Ребяческие забавы прервал спор о будущем.
– Да говорю вам, – кричал, задыхаясь, маленький Саша. – Я буду работать тут, когда вырасту!
– Куда тебе, – смеялись мальчишки. – Мы с Лехой на робототехнику ходим, а тебя мама только на курсы языков водит! В школу пойдешь, учителем китайского! Понял, бедан?
– Сам ты идиот! И вообще, на китайском это обидное слово произносится как «бендан», а ты даже букву забыл! Не пойду я в школу учить таких, как ты!
Но дети уже не слушали его: они убежали по направлению к ракете и оставили мальчика одного. Глаза Саши заблестели, нижняя губа предательски затряслась. Вдруг на опустевшую поляну шагнул какой-то мужчина в пиджаке. Его холодные голубые глаза излучали строгость, но Саша почему-то не убежал, а наоборот, остановился, замер как вкопанный.
– Не слушай этих ребят, – по-доброму сказал мужчина, присев на колено, чтобы оказаться с ребенком одного роста. – В «ЗАСЛОНе» нужны не только инженеры. У нас тут работают люди разных профессий. Есть программисты, экономисты, операторы и рабочие. В столовой – повара, на каждом этаже – уборщицы. Всем место найдется.
– И переводчикам тоже? – с надеждой спросил Саша, вытирая подступившие слезы.
– И переводчикам.
– А вы работаете тут?
– Да.
– А кем?
– Как бы тебе сказать… Я работаю инженером. Создаю новые устройства, которые заказывают важные люди из других стран.
– Ух ты! Значит, вам точно нужен переводчик!
– Конечно, нужен. Только очень грамотный. Ты какие языки знаешь?
– Я хожу на английский, турецкий, недавно начал на финский, – стал загибать пальцы Саша. – Мама учит меня ивриту.
– Это очень здорово! – похвалил его Сергей, затем достал из внутреннего кармана пиджака визитку. – Смотри, вот мой номер. Как вырастешь и в совершенстве выучишь все, что мне сейчас назвал – звони. Возьму тебя в помощники.
После этого инженер удалился, и вид у него был уже совсем не такой строгий, как вначале. На губах даже появилась улыбка – судя по слабо выделяющимся морщинкам, редкая гостья. Визитку Александр тогда спрятал и бережно хранил больше пятнадцати лет, пока не закончил институт. Потом, конечно, позвонил, и Сергей, на удивление, вспомнил их давний разговор и устроил выпускнику собеседование в «ЗАСЛОНе». Но об этом Александр предпочел перед Ваней умолчать. Сказал только:
– Давняя была история. Я тогда побеседовал с нашим старичком и вытащил его из глубокой печали – кто знает, что с ним случилось бы, не окажись меня тогда рядом?..
Но Ване сейчас было не до ностальгии.
– Да я же просто за работу переживаю. Я ведь и правда могу помочь. Да и самому мне очень хочется поучаствовать в таком важном проекте. Только бы Сергей Васильевич меня допустил, поделился со мной мыслями!
– Так ведь это мы и без него можем устроить! Хоть Серега и питает нежные чувства к бумаге и карандашам, он и компьютером тоже активно пользуется, и рабочим телефоном. Сеть у нас открытая, так что можем с тобой легко посмотреть, чем он там у себя, запершись, занимается. Задание, конечно, секретное, но пароль у нас один на троих…
– Откуда знаете, что один?
– Так я помогал всю эту систему внедрять, когда в отделе информационной безопасности работал. Так что все тонкости знаю… – Александр забегал пальцами по клавиатуре, словно вдохновенный пианист по своему инструменту. – Вот, история звонков и запросов, гляди…
Александр и Ваня жадно уставились в экран. Среди физических терминов и прочих тематических вещей высветились два сеанса связи: один в Израиль, другой оттуда. Александр напрягся.
– А скажи-ка, caro[34] Ваня, ты, когда последний раз к нашему знаменитому коллеге заходил, видел у него чертежи какие-нибудь?
– Видел. Но они были уже готовые, мне там помочь не с чем…
– Я не об этом… Что это были за чертежи, помнишь? Не радары ли наши, часом?
– Не знаю. Может, и радары. Я не успел рассмотреть.
Александр махнул рукой.
– Вставай-ка. Пойдем, навестим Серегу. Хватит ему там одному куковать, так и с ума сойти можно…
Остро наточенный огрызок карандаша надломился и раскрошился в мелкую графитовую муку, когда кто-то изо всей силы забарабанил в закрытую дверь кабинета. Сергей и рад был бы сейчас никому не открывать, но этот стук и знакомые голоса, призывающие к немедленному ответу, совершенно не позволяли сосредоточиться. Уставший и порядком измученный бессонными рабочими ночами и тревогами о внучке инженер потер лоб, на котором уже краснела жирная линия от постоянных прикосновений, и приложил к двери электронный ключ. Внутрь ураганом ворвался Александр, следом за ним устремился Ваня.
– Я, кажется, тебе уже сказал…
– Да ты у нас, оказывается, hainler[35]! – прервал его переводчик. – Сам, значит, меня отчитывал за аморальные идеи, а теперь что – в Израиль звонишь? Передаешь им чертежи наших радаров?
– Саня, я…
– Как ты мог! Да еще и… с рабочего телефона! Может, я тебя и не выдам, но вот безопасники – они же сразу поймут, что к чему!
– Саша! Прекрати немедленно!
– Не прекращу! Ты же мой друг, или теперь, получается…
– Перестаньте! – прервал перепалку Ваня, которому некомфортно стало находиться меж двух огней. Парень не привык к таким эмоциональным способам выяснения отношений. – Дайте ему сказать!
Александр замолчал и нехотя отступил. Сергей с благодарностью кивнул молодому специалисту.
– Спасибо, Морковка. Так уж и быть, опустим тот эпизод, в котором вы без спросу вломились в мой кабинет, пока я работал над важнейшим государственным заказом, и стали обвинять меня в преступлении, которого я не совершал…
– Мы видели список твоих звонков! – обиженно встрял Александр, но тут же умолк, взглянув на хмурившегося Ваню.
– Да, я звонил в Израиль, – спокойно продолжил Сергей. – Потому что понял, что наша работа затягивается. Мне необходимо было узнать, сколько времени осталось в запасе.
– Не понимаю. Ты что, рассказал им, что мы все знаем?
– Разумеется, нет. Я сделал вид, что все еще раздумываю, согласиться ли на их предложение. И Хаим сослужил нам неплохую службу, сам того не зная, – выяснил, что у нас есть около двух недель.
– Это без сборки, тестирования, установки и запуска? Да ведь? – с надеждой вмешался Ваня.
– Нет. Без сборки у нас неделя, не больше.
Все замолчали: Ваня удивленно, Александр виновато, а Сергей, скорее, печально. Последние известия свели все конфликты на нет и объединили троицу перед лицом тяжелейшей задачи.
– Прости, я… не знал, – тихо сказал Александр, разведя руки в стороны. – Как увидел историю звонков, у меня в голове словно что-то щелкнуло.
– Ни за что больше не хочешь извиниться?
Они посмотрели друг другу в глаза, как два льва на границах собственных владений, будто пытаясь решить, будет ли драка или противник спасует, сдастся, как ему и положено.
– Если ты про Галю, то я ее не заставлял. Просто рассказал все как есть.
– Даже после моего прямого запрета?
– Она уже давно не ребенок, Серега! Вправе решать сама. Вот она и решила.
– Она теперь даже трубку не берет, – вздохнул инженер. – Избегает меня.
– Потому что она знает, как ты отреагируешь! Запугал бедную tyttö[36] своими стариковскими причудами! Пойми, ты не в силах уметь все на свете! Даже если проживешь еще тысячу лет, тебе все равно придется доверять другим, идти на риск!
– Этот риск решит будущее всей моей семьи! Что, если это… убьет ребенка?
– А что если нет? Если все пройдет успешно? Представляешь, каким счастьем это станет для всех?
– Извините, что перебиваю, – вновь вмешался Ваня, который решительно перестал понимать что-либо уже много минут назад. – Но, если я правильно понял, у нас осталась неделя?
– Ладно, – снизил свой напор Александр. – Сейчас уже все равно ничего не изменить. Остается только ждать… И работать. Давайте, ребята. Я в вас верю.
Переводчик удалился, не забыв вставить напоследок веский совет.
– И да, Серега, не вздумай отшивать юнца. Он, может, поумнее тебя в свои годы будет, если позволить ему раскрыться.
Ваня с Сергеем остались вдвоем. Знаменитый инженер тяжело опустился в свое рабочее кресло, а парень присел на край стола.
– Расскажете, о чем вы говорили? – мягко спросил Ваня, стараясь никоим образом не давить на коллегу.
И Сергей рассказал. Он слишком устал держать все в себе, а Морковка имел полное право знать подробности.
– Понятно, – вздохнул Ваня. – Представляю, как вам сложно было. Вернее, нет, не представляю.
– Ты лучше ведро свое с гайками представь, – перевел тему Сергей, не желая вновь подавлять приступы тревоги.
– Ведро… Вы ведь это нарочно, да? Хотели надо мной посмеяться?
– Не то чтобы… Но да, Морковка, было забавно.
– А мне было обидно. Я несколько дней занимался бесполезной работой, пока не осознал нелепость собственной затеи. Теперь понятно, почему вас никогда никому не дают в наставки. А я-то думал… Ладно. У нас времени в обрез. Или вы так верите в себя, что думаете справиться без посторонней помощи? Ответственность тоже всю на себя возьмете, если план провалится?
– План не провалится.
– Откуда вы знаете? Дайте взглянуть… хоть кому-нибудь! Пусть не мне, если мне вы не доверяете… Но еще один специалист в такой ситуации явно будет не лишним!
Осознавать это Сергею было неприятно, но Ваня был прав. И Александр тоже говорил верно: он не может знать и уметь все на свете. Когда-то придется довериться другим. И теперь настал тот самый критический момент, когда по-другому просто нельзя.
– Так и быть, – вздохнул инженер. – Вот, взгляни, что успел.
Ваня сел на место почтенного коллеги. Ощущения от сидения в его кресле были совершенно особенные: иная организация пространства, отражающая и характер, и подходы к труду. По рабочему столу вообще можно очень многое рассказать о человеке, и, углубляясь в бумаги, Ваня краем глаза отмечал все детали, что его окружали, чтобы узнать коллегу поближе. Несмотря на снисходительное отношение, которое Сергей проявлял по отношению к молодому дарованию, Ваня очень уважал ум и заслуги инженера и стремился понять, как он смог добиться таких высот. Причиной карьерного роста Сергея явно была не педантичность и аккуратность: весь стол, стулья рядом с ним и даже пол были завалены научной литературой разной степени ветхости. Компьютер со всех сторон пестрел стикерами, напоминающими информацию, которую легко забыть: даты, телефоны, внезапно пришедшие идеи. В стопках бумаг была распечатана исчерпывающая информация по каждой из методик, которую Сергей планировал прямо или косвенно задействовать в грядущем проекте. На рабочем столе компьютера – заставка по умолчанию, обыкновенный голубой фон без излишеств. Единственное, что не имело на его столе отношения к работе, – две шишки, видимо, подобранные по дороге сюда.
– Сергей Васильевич, а зачем вам шишки? – не отрываясь от чтения, поинтересовался Ваня.
– У них внутри орешки. Съедобные. Угостил бы, но, увы, уже все съел.
– Съели? Вот просто так, неизвестные орешки из неизвестных шишек?
– Почему же, вполне известные, кедровые. Ты что, никогда так не пробовал?
– Нет! Продукты безопасно есть только из магазина. Нам же это с детского сада рассказывают!
– Что, и даже земляники лесной не ел?
– Нет. Это может быть вредно для здоровья. Вдруг на них какие-нибудь опасные микроорганизмы?
– Ничего себе поколение, – удивился Сергей. – Надо же хоть немного доверять природе.
– Доверять? Извините, но странно слышать от вас это слово.
Сказав это, Ваня вновь углубился в чтение бумаг, а Сергей – внутрь себя. И в первом случае порядка и правильности явно было больше.
Чтение заняло довольно много времени, и инженер решил оставить молодого сотрудника в одиночестве, чтобы не смущать своим присутствием. Он вышел в парк у здания, подошел к аллее с цветущими клумбами и еще раз позвонил внучке. Галя по-прежнему не отвечала. Наверное, Александр снова оказался прав, и он был с ней слишком строг…
По белому, пышному бутону пиона прополз муравей. Сергей удивился, наверное, уже в тысячный раз: надо же, и как только эти крохотные создания проделали себе такой далекий и трудный путь! Присмотревшись, инженер разглядел, что у насекомых здесь была протоптана целая тропинка, по которой они, шагая друг за другом, тащили в далекий муравейник разные полезные вещи: палочки, ветки, пыльцу, корм. Один такой маленький рабочий мог нести предмет, в пятьдесят раз превышающий собственный вес. Так писали во всех энциклопедиях, но если просто наблюдать, то можно было заметить, что в одиночку никто из муравьев тяжести не таскает. Берутся за ношу как минимум двое: один спереди, другой сзади. И неважно, насколько ты силен: любая работа лучше, если она совершается не в одиночку. Это понимают даже муравьи, живущие всего около пяти лет. А Сергею, чтобы убедиться в истине, понадобилось целых сто тридцать пять.
– Сергей Васильевич, вы просто гений! – восхищенно начал Ваня, изучив все результаты работы инженера. – Я бы сам ни за что такое не придумал!
– Ваша похвала дорого стоит, товарищ Морковка, – по-доброму улыбнулся Сергей.
– Опять иронизируете? Ладно, от такого гения и ирония приятна. Получается, у нас будут противоспутниковые ракеты с маневрирующей головной частью. Я бы решил, что этого будет достаточно, но благодаря вашей идее с мультиспектральной системой наведения прицеливание станет просто максимально точным! Только вот… позволите дать вам совет? Внести… предложение?
– Конечно. Говори, – уже безо всякой иронии ответил инженер.
– Насчет материала осколочной боевой части… Что если сделать ее не из стали, как обычно, а из вольфрама? Понимаю, недешево, но ведь сейчас это не главное. А такая замена значительно повысит температуру испарения поражающих элементов.
– А это верно, – Сергей взял ручку, чтобы пометить в расчетах места, где нужно внести корректировки. – Свежая мысль. Как раз такой и не хватало. Спасибо!
– Не за что. Мы ведь в одной рабочей команде.
Они пожали друг другу руки и улыбнулись. Казалось, между ними, наконец, воцарилось взаимопонимание, которого так долго добивался Ваня и которое так упорно отвергал Сергей. Теперь почтенному инженеру даже нравилось испытывать приятное чувство, возникающее в процессе командной работы: ноша ответственности поделилась на двоих, и это разглаживало спастические складки между бровями. А триумфом, который вполне мог последовать за отличной работой, Сергею никогда не жалко было делиться: добрую половину собственных заслуг он приписал своим подающим надежды коллегам, пытаясь помочь им в продвижении по службе.
Открывшаяся во время прогулки по парку «ЗАСЛОНа» истина помогла и в отношениях с внучкой. До этого Сергей всерьез собирался использовать накопившиеся за век связи, обратиться к Константину Эдуардовичу или миллионом других обходных способов узнать, когда Гале назначили операцию. Это был заманчивый, легкий путь, но Сергей теперь прекрасно понимал, что сложности в отношениях не разрешаются в одностороннем порядке. Он терпеливо дождался, когда внучка будет готова с ним поговорить и возьмет трубку. В конце концов, Галя поняла, что хочет услышать голос дедушки – что бы он этим голосом ни сказал.
К тому времени, как она позвонила, Сергей уже успел все обдумать и отошел от мысли отговаривать внучку. Та вздохнула с облегчением, и между ними вновь воцарилась теплая атмосфера. Галя назвала дату операции и попросила Сергея быть в этот день рядом с ней. Инженер, не раздумывая, согласился.
Проект вскоре был завершен и, благодаря вмешательству Константина Эдуардовича, утвержден ровно в срок. Специалисты начали работы по сборке и монтажу изделий в родном поселке Вани, оставалось лишь дождаться точного времени запуска ракет. Когда высокое начальство договорилось о заветных цифрах, Ваню с Сергеем вызвал директор, чтобы назвать день «X».
– Молодцы! Отличная работа! – поблагодарил Константин Эдуардович, – Использовали на благо науки все достижения родины и возможности бюджета! Признавайтесь, кто из вас это все придумал?
Ваня уже открыл рот, чтобы ответить, но Сергей его опередил.
– Это все молодое дарование. Сидел, ночами работал, изучал проблему. Профессионально взаимодействовал с другими отделами, в том числе по вопросам расчета траектории полета американского спутника. Предложил подходящий материал для осколочной боевой части. И, более того, намеренно родился в месте, где удобно расположить ракеты.
Ваня так опешил, что даже не смог посмеяться над шуткой. Работал он, конечно, много, только большую часть времени занимался изучением космического ведра с гвоздями. Скорее всего, Сергей Васильевич отлично справился бы и без него. Теперь даже подсказка насчет вольфрама казалась какой-то ненастоящей, словно инженер намеренно оставил парню возможность показать свои знания. Ваня искоса посмотрел на коллегу. Взгляд его был непроницаем – еще бы, уж где точно не место заговорщически переглядываться, так это в кабинете директора.
– Далеко пойдешь, Иван! – с уважением сказал Константин Эдуардович. – Как там говорили в твое время, Сергей? Молодым везде у нас дорога?
– Именно так.
– Хорошо! Предки бы нами сейчас гордились… Осталось сделать так, чтобы гордились потомки. Запуск состоится 29 августа в девять часов пять минут. Приступайте к подготовке.
На этом они попрощались с директором и покинули кабинет.
– Зачем вы сказали, что работу выполнил я? – спросил Ваня, как только они вышли. – Это ведь вы все сделали. И идеи ваши, и чертежи…
– Разве? – подмигнул инженер, – Мне почести не нужны, Морковка. Я добился всего, чего хотел. А вот тебе они пригодятся. Тем более что я не соврал – ты действительно много работал. И с вольфрамом мысль отличная.
– Вы ведь и без меня это знали, да?
Сергей улыбнулся и ничего не ответил. Его глаза цвета светлого байкальского льда словно засияли, как подснежники, проклюнувшиеся через проталины. Но весенние лучи тут же вновь скрыли серые тучи.
– Что с вами? – спросил Ваня. – Что-то не так?
– В день запуска у внучки операция. Этот эксперимент с РИНГ. Я обещал ей быть рядом…
– Так будьте! – воодушевился Ваня. – Будьте! Мы вдвоем на запуске не нужны, хватит и меня! Я не подведу, поверьте!
– Нет, так нельзя, – Сергей помотал головой. – На кону ведь будущее всей страны, я не могу жертвовать им даже ценой семьи. Эта работа – то, для чего человечество оставило меня в живых. Понимаешь? Это мой долг.
– Ваш долг – быть рядом с внучкой. А я проконтролирую запуск. Вы никого не подведете, просто делегируя полномочия мне.
– Я не могу!
– Шишки! – громко сказал вдруг Ваня. – Шишки. Помните, вы ели из них орехи, и даже не задумывались, что что-то может пойти не так. Помните?
– При чем здесь это?..
– Да при том! Как же вы не замечаете очевидного… Вы доверились природе, и все было хорошо. А теперь – доверьтесь мне. Я буду… чем-то вроде шишки из магазина. Проверенной и полезной.
«Или муравьем», – пронеслось в голове у Сергея. Он все еще молчал, но Ваня уже видел, что ему удалось убедить коллегу. Иногда истинный трудовой подвиг – не броситься с горящими глазами на амбразуру, а довериться коллегам, делегировать полномочия. Не каждый способен на такое, а с профессиональным ростом делать это становится только труднее. Снижается количество коллег, с которыми можно посоветоваться, все больше – приходящих за советом. Жизнь то и дело подкидывает подтверждения фразе «хочешь сделать хорошо – сделай сам». Рядовые сотрудники восхищаются начальством, которое само стоит за станком, не понимая, что в этом-то и заключается их главная ошибка. Такие когнитивные искажения засели в человеческих головах так же прочно, как вера в божественную суть роботов у новых сектантов. Чтобы освободиться от этой шелухи, необходимо преодолеть самого себя – для Сергея, крепшего в своих идеях почти полтора века, это было не просто подвигом – настоящим чудом. Не зря он размышлял о том, что следующим образом, на который станут молиться поколения, станет сам человек.
Волнений, тревог и бессонных ночей хватило ровно до 29 августа. В назначенный день сработал какой-то никем не изученный эффект, и Сергей начисто забыл о том, что в 09:05 решится судьба страны, и спокойно сидел внутри лаборатории на семнадцатом этаже, держа внучку за руку. Из огромного аппарата, напоминающего МРТ, виднелась только верхняя половина ее тела. Что происходило за перегородкой, благоразумно никому не показывали. Это все чем-то напоминало традицию партнерских родов, которые уже давно канули в лету, сменившись современными и безопасными кесаревыми сечениями. Мужу Галя так ничего и не сказала, надеясь начать рассказ о пережитом сразу с радостного финала.
– Я надела брошку, что ты мне привез из командировки, – улыбнулась Галя, сжимая руку дедушки. – Все как ты и говорил – чувствую себя легко, как бабочка.
– Не знаю, верно ли я тогда поступил… Может, стоило пойти по легкому пути…
– Эй, перестань. Легкие пути – это не про нас. Про нас – правильные… И вообще, это ты меня сегодня должен подбадривать и утешать, а не наоборот!
– Да, да, конечно, – спохватился Сергей. – Извини.
– «Извини» в рот не положишь. Вечером с тебя пицца.
– С соевым мясом, твоя любимая?
– Разумеется.
Операция по исправлению седьмой хромосомы у будущего наследника продлилась около получаса. После этого специалисты отпустили Галю и Сергея, объявив, что все прошло по плану, а результаты эксперимента станут известны спустя две недели, когда и нужно будет явиться на обследование. Они оба предпочли не думать о будущем, а просто насладиться чудесным летним вечером в семейном кругу. Поужинав пиццей, Сергей с внучкой посмотрели какой-то старый фильм в 3D-обработке и сыграли несколько партий в шахматы. Инженер научил Галю всем своим секретным ходам, но все равно каждый раз побеждал внучку. Правда, в связи с таким трудным днем, что выдался у нее сегодня, инженер посчитал правильным несколько раз незаметно поддаться и насладиться торжествующей улыбкой, сверкнувшей на любимом молодом личике.
А жители Челябинской области 29 августа в 09:07 увидели в небе ослепительную вспышку. Хоть среди них уже не было очевидцев болида, упавшего в 2013 году в озеро Чебаркуль, память об этом событии была жива, поэтому именно падение метеорита стало главной версией произошедшего. Эту мысль активно транслировали во всех местных СМИ, и даже нашелся псевдоученый, утверждавший, что космический камень упал прямо в поле у его дома, и эксперты разной степени паршивости съехались к нему изучать булыжник, который он заблаговременно успел где-то раздобыть. Ваня торжествовал: он был главным руководителем запуска и работу выполнил успешно. Он был рад таким результатам, и не меньше – тому, что удалось лишний раз увидеться со своей семьей, полагавшей, что любимый кудрявый инженер приехал просто погостить. Ваня также успел согласовать и то, чтобы пусковые шахты вновь были очищены – надо ведь детям зимой откуда-то с горки кататься в этой бескрайней степи!
Спустя две недели Галя сходила в лабораторию на контрольное обследование, и к ее огромному восторгу эксперты подтвердили, что седьмая хромосома полностью восстановилась в совершенно здоровом виде. Эмбрион развивался нормально, и на цветном УЗИ даже прослеживалось сходство будущего ребенка с родителями.
– Между прочим, больше всего он похож на тебя, – смеясь, говорила Галя Сергею, показывая снимок. – Видишь, какой хмурый и сосредоточенный? Это точно не в нас с Димой!
– Он? Значит, мальчик?
– Ага.
Сергей достал из кармана маленькую бархатную коробочку и протянул ее внучке.
– Возьми. Это мой подарок будущему наследнику.
Галя открыла ее и тут же запротестовала.
– Это же твоя медаль! Ты ее только на днях получил, зачем отдавать?
– Я просто выполнил свою работу. А настоящий герой – вот тут, – он положил руки на маленький животик внучки. – Ты только представь, сколько он всего пережил, хотя даже родиться не успел.
– И то правда, – Галя готова была заплакать, но сдержалась. – Спасибо тебе.
– Это тебе спасибо. За то, что додумалась меня не послушать. Надо бы у тебя поучиться.
– Уроков не даю! – засмеялась Галя. – Но для тебя сделаю исключение. Слишком уж ты нуждающийся в знаниях ученик.
– Это верно. Я только в начале пути! – согласился Сергей.
Так случилось то, чего многие по незнанию ужасно боятся, – инженер пережил осуществление главной цели, которую преследовал всю жизнь. Его семье удалось избавиться от мутации, излечиться раз и навсегда. С плеч упала огромная ноша, и невыносимая легкость бытия по определению должна была подтолкнуть по направлению к небесам. Однако жизнь гораздо более многообразна, чем простой вектор движения к цели. Линейные сюжеты существуют лишь у нас в голове, на деле же – даже фракталов недостаточно, чтобы изобразить жизнь. Это знают снежинки, кристаллы и горные хребты, морские ежи и плоды ананаса, морозные узоры на окнах и даже деревья в нашем дворе. Знал это и Сергей, ставший кем-то вроде этих горных хребтов – его дни не отмеряли жизнь, они были самой жизнью. Поколения рождались и умирали, но дух инженера был слишком силен, чтобы ураганы событий вырвали его с корнем и утянули за собой. Он смотрел в бездну, как и все мы, но с одной разницей: Сергей выигрывал в этих гляделках. Покуда рождались его наследники, была работа и человечество нуждалось в таких, как он, Сергей не мог остаться без цели. К тому же благодаря последнему проекту он получил не только медаль героя – инженер обрел нечто большее.
Вместо масштабных рабочих задач Сергей предпочел сосредоточиться на наставничестве. Теперь это занятие приносило ему гораздо больше удовлетворения и к тому же подталкивало к саморазвитию сильнее, нежели острая необходимость в каких-либо новых навыках. Первым учеником его стал Ваня – сказать по правде, он скорее напросился, но это не умаляло того факта, что после Сергей брал все больше и больше молодежи под крыло. За собой Морковка привел свою девушку Лину, потом лучшего друга, а затем множество знакомых, малознакомых и незнакомых, но полных энтузиазма молодых специалистов. Кабинет на восемнадцатом этаже перестал быть одинокой кельей, а горы сваленных в кучу книг и бумаг превратились в удобные сидения для целого круга новых сотрудников, желающих услышать рабочие байки и просто жизненные истории коллеги с самым обширным в мире жизненным опытом. В светлых коридорах «ЗАСЛОНа» появились жизнерадостные толпы, опустошающие запасы горячего шоколада в автоматах и наполняющие мусорные корзины стружкой от наточенных карандашей.
Правда, были и минусы: лимон, заботливо поливаемый каждым, кто посещал знаменитый кабинет, очень скоро сгнил от такого настойчивого ухода. Но молодежь тут же притащила на его место новое дерево, гордость всего здания управления «ЗАСЛОНа» – мандарин с привитыми к нему грейпфрутом, помело и лаймом. Новые ветви, новые направления разворачивающихся фракталов – заботливо выведенный цитрус выглядел на общем фоне настоящим символом бессмертия. Однако вряд ли инициатор проекта «X2» смог бы принять это на свой счет: дело было вовсе не в количестве дней, отмеренных судьбой. Дело было в любви и доверии к миру, который нас окружает. Кто-то уже рождается с этой любовью, а кто-то идет тернистым путем, пока не осознает истину, – если, конечно, осознает. Сергею повезло: он понял все, прожив на свете сто тридцать пять лет, и у него впереди было еще шестьдесят пять – фактически целая жизнь! Может ли быть судьба щедрее?
Тимур Патеев. «Съездили в Турцию»
– А почему нас-то?
– Леш, я не знаю, – Дмитрий Евгеньевич приложил руку к груди. – В Турции что-то произошло опять.
– Снова трясет? – спросил Алексей, поправляя очки. – Но я всегда думал, что за эти вопросы отвечают геологи и сейсмологи.
– Они там тоже будут, биотех своих пришлет.
– Отлично! Вот институт пусть и занимается. Нет, я действительно не пойму, зачем там, на побережье, в эпицентре катаклизма, инженеры.
– Видел, откуда запрос пришел? – улыбнулся заместитель директора предприятия.
Алексей кивнул, проведя рукой по редеющим волосам.
– Может, хочешь отказаться?
– Шутишь, что ли? Уж не знаю, чем мы им там поможем, но такой шанс выпадает раз в жизни.
– Верно все понимаешь, собирай ребят – и за работу! – Дмитрий Евгеньевич мягко стукнул ладонью по столу.
– Матвей будет в ярости, – вздохнул Алексей.
– Леха, ты офигел?
Руководитель исследовательской группы стоял, скрестив руки, выслушивая отборную и изобретательную брань Матвея. Сейчас, когда он в гневе раскачивал своей коричневой бородой, наблюдалось некоторое его сходство с изображениями Зевса.
– Дмитрий Евгеньевич мне сказал об этом час назад. Матвей, – Алексей пристально посмотрел на сослуживца, – я ничего не мог сделать. Прямой приказ из Кремля.
– На войну они, что ли, там собрались? – недоумевая, вопросил инженер по трекингу и пространственному позиционированию объектов.
– Война закончилась, теперь правительство, похоже, решило разобраться, почему Турцию до сих пор трясет.
– Да там же уже все объяснили, – перебил Матвей, – выброс каких-то газов.
– Может, все не так просто? Допустим, неизвестный газ подорвался вдоль линии тектонических плит, а сейсмоактивность до сих пор в красной зоне. Почему?
– Слушай, Леш, ну мы же не геологи, – развел руками инженер. – Мы-то там зачем?
– А вот это уже хороший вопрос. Звони Талгату и Натусику.
Матвей медленно опустился в кресло. Пальцы сжали подлокотники:
– Дашка меня убьет.
– Слетали в Турцию! – Когда на милом Дашином лице появлялось страдальческое выражение, это предвещало бурю эмоций.
Матвей боялся этих «взрывов», благо они случались нечасто. Но вот если ее переклинит, то берегись.
– Даш, ну, может быть, это ненадолго? – примирительно начал Матвей, виновато разведя руками.
– Ненавижу тебя, Тихвин!
Ну все, по фамилии называет, совсем плохи дела.
– Это подло!
– Понимаю, Даш, но что от меня зависит-то? Приказ!
– Кто это у вас в «ЗАСЛОНе» начал приказы раздавать? Леха ваш? Генералом себя возомнил? Я ему покажу! – Даша нервно расхаживала по комнате.
– Да нет, Даш, – вздохнул Матвей, доставая свой единственный козырь, – приказ пришел из Кремля.
Жена остановилась, хлопнула пышными накладными ресницами и внимательно посмотрела на Матвея. Затем прошла в кухонную зону, налила себе стакан воды и нервно выпила его.
– Тем более нельзя ехать, Мотя, – она с чувством вытерла мокрые губы, – ты что, дурак?
Матвей опешил:
– А что мне надо делать?
– Придумай что-нибудь! Не знаю, уезжай! Срочно! Сегодня! – она снова завелась. – У Светки парень в Армению уехал, когда на Украине началось. Она к нему ездила.
В ее глазах зарождалась уверенность, формировался план.
– Сейчас я посмотрю, сколько стоит билет в Армению. А эти билеты мы сдадим!
– Не поеду я ни в какую Армению.
– Не в Армению, так в Грузию, – лакированный ноготь стучал по экрану новенького айфона.
– Ты не поняла меня, – тихо сказал муж. – Я поеду туда, куда приказано.
– Продолжается отведение турецких войск от прибрежной линии. Утверждается, что действие носит регулярный характер и что этот маневр был запланирован. Также сегодня стало известно, что несколько авианосцев НАТО взяли курс на турецкий пролив. В официальном пресс-релизе военного блока говорится об учениях нескольких стран – участниц альянса.
Талгат щелкнул пультом телевизора. Ничего нового, надоели. Целый день эта трескотня.
Череда событий, начавшаяся как «землетрясение в Турции и Сирии», продолжалась уже пятый год. Общество успело привыкнуть к этому, как к эпидемиям и локальным военным конфликтам. Обстановка постепенно ухудшалась.
«ЗАСЛОН» предложил ему внештатное сотрудничество на интересных условиях. В контракте Талгату не понравился лишь один пункт:
«8.1. В случае необходимости правительство Российской Федерации имеет право направить сотрудника (в том числе внештатного) в место проведения исследований без права на отказ. Сотрудник обязуется исполнить все временные пункты контракта, указанные выше, в противном случае контракт аннулируется без выплат, могут быть введены штрафные (или иные) санкции».
Впрочем, семизначная сумма вознаграждения усыпила его бдительность. Ну что, меня в Турцию пошлют, в самом деле? Что за глупости! К тому моменту все уже само по себе закончится.
Тогда Талгат махнул рукой и поставил на листе свою размашистую подпись. А завтра предстояло вылетать в Петербург, чтобы не опоздать на сборы, организуемые «ЗАСЛОНом». Вот тебе и пункт 8.1…
– Наташ, привет!
– Давно не виделись, – донесся из трубки артистичный Наташин голос. – Еще бы столько же, Тихвин!
Да что они, сговорились, что ли? Если женщина называет тебя по фамилии, ничего хорошего впереди не предвидится.
– Есть работа.
– Вот прямо так сразу? – игриво спросила девушка. – И даже без small talk?
– Я тебе не американец, так что без.
– Ой, все! – рассмеялась девушка, сменив гнев на милость. – Выкладывай, чего там у тебя?
– Ты еще на удаленке в «ЗАСЛОНе»?
– Ну, как бы…
– Не как бы, а по документам сотрудником числишься?
– Внештатным… – нехотя отозвалась Наташа.
– Очень хорошо. У нас «протокол».
– Всем привет, с вами канал «Крипи трип» и я, его бессменный ведущий Вадик. Сегодня мы с вами посетим интересную заброшку, расположенную в области, неподалеку от секретного военного объекта. По слухам, здесь проводились запрещенные эксперименты. Будем разбираться. Все как всегда: без воды и фуфла!
Бледный парень улыбнулся в экшен-камеру и показал палец вверх.
– Снимай сначала сзади, как я типа поднимаюсь и превозмогаю, а потом спереди и снизу, типа я такой хасла – уже забрался на холм. Ну, ты понял.
Оператор молча кивнул и включил свою основную камеру.
– Погнали!
Ребята сидели на сырой земле, грязные, вымокшие, уставшие. Походные костюмы покрылись пылью, комьями земли и репьями. Вадик палкой счищал с подошвы увесистые глиняные шматки.
– Фуфла тут реально нет.
– Опять пустышка. Придется нам как в прошлый раз делать.
– У нас и так проседание по просмотрам, Вадик. Народ не любит, когда его дурят. Реклама уйдет!
– Ну а что ты предлагаешь? Показать им заброшку без монстров и привидений? Так это отписки!
– Давай понагнетаем, как в Италии, но постановку делать не будем?
– Да ерунда это, понимаешь? Людям материал нужен, чтобы интрига была, чтобы нервишки щекотало. А домыслы наши им вообще пофигу!
– Так мы же чередуем для достоверности, типа не везде есть тайны и загадки, – оператор прокашлялся.
– Подписчикам подавай, чтобы под каждым кустом монстр сидел и в каждом доме привидение лютовало, причем древнее и с тайной.
От неприятных мыслей Вадика отвлек телефон. Звонил его агент. Мысли стали еще мрачнее. Неужели контракт отзывают? Реклама IT-курсов по адаптивному нейропрограммированию приносила неплохие деньги и позволяла им оставаться на плаву, осуществлять вылазки.
– Вадик, привет! – голос агента звучал взволнованно.
– Что случилось?
– Пакуйтесь быстро – и бегом обратно в город. У меня для вас предложение на миллион!
– Кажется, приехали, – заместитель директора смотрел в окно, сложив руки на животе.
– Ну, Дмитрий Евгеньевич, держись, – директор предприятия откинулся в кресло и прикрыл глаза.
– Как думаете, Анатолий Сергеевич, возьмут нас в операцию?
– Уже взяли, Дим. Просто так они не приезжают, – директор кивнул в сторону окна. – Сейчас нас введут в курс дела.
– Хорошо же! Во время СВО мы смогли многого добиться. Сколько проектов реализовали! Предприятие выросло во всех смыслах.
– Там все понятно было. Есть противник, есть цели, которые надо отбить, захватить, поразить или отследить.
– А здесь разве не так?
– Мне вчера звонили из Кремля, вкратце рассказали.
– И что думаете?
– Если честно, думаю, как бы нам отказаться от этой затеи.
– Умеете вы, Анатолий Сергеевич, правильное настроение задать!
Мужчина в сером костюме аккуратно открыл папку с документами. Директор «ЗАСЛОНа» и его заместитель смотрели на него в ожидании.
– Здравствуйте, – произнес гость. – Время ограничено, поэтому постараюсь кратко. Правительство страны предлагает вам контракт на участие в специальной разведывательной операции (далее – СРО).
Мужчина из правительства внимательно посмотрел на Анатолия Сергеевича и едва заметно кивнул.
– Как нам стало известно, Турция оказалась в зоне выхода новых, малоизученных веществ. Это так называемые малостабильные газы, долгое время пребывавшие в пассивном состоянии на достаточно большой глубине.
Заместитель директора нервно поерзал в кресле, стараясь устроиться поудобнее.
– Но все не так просто. Дело в том, что эти газы продолжают демонстрировать малопонятную активность. Посмотрите этот ролик.
Проектор вывел изображение: берег моря, серо-коричневая галька взметнулась и опала, словно на краткий момент намагниченная чем-то невидимым. На глубине возникло темное пятно, затем распалось на плотные нити, разбежавшиеся в разные стороны. Вода забурлила, словно вскипела. Тугая струя, ставшая темно-синей, изогнулась дугой, напоминавшей петлю, затем опала каскадом брызг.
На месте активности продолжалось бурление. Вода поменяла структуру, став похожей на вибрирующее желе, затем на поверхности вырос огромный водяной горб, сменивший цвет на грязно-серый, после чего из него выстрелили разноцветные нити, напоминавшие цепочки ДНК.
– Корона, – пояснил чиновник. – Мы не знаем, как и почему она возникает, но это явление представляет серьезную опасность.
– Что говорят исследователи?
– Вы мне скажите, – улыбнулся чиновник.
– В смысле?
– Вы наши ученые. Потому правительство и посылает вас в СРО, чтобы попытаться объяснить природу турецкого феномена. Стране необходима помощь, она практически разрушена неизвестным катаклизмом. Вашим ребятам предстоит отправиться в местность неподалеку от Тарсуса, где расположена американская исследовательская лаборатория.
– А, эти уже там, – раздосадовано произнес заместитель, – вечно везде лезут.
– Вашей основной задачей будет прибыть на место и попытаться узнать как можно больше. По возможности завладеть любой имеющейся информацией.
– Становится все интереснее!
– Над Турцией, особенно рядом с зонами выхода вещества, очень плохая видимость. Пришлось отказаться от авиации: летать стало опасно! Интернета в стране нет. Если это возможно, постарайтесь наладить хоть какую-то связь.
– Да уж, задачка не из легких, – подытожил директор, стукнув кулаком по столу.
– С вами в СРО отправятся два представителя биотеха, химик-геолог и почвовед.
– Надо же, – хмыкнул заместитель, – спасение пришло откуда не ждали!
Над серыми архитектурными монументами Пулково висели мрачные тучи, моросил мелкий дождь. Талгат подошел к условленному месту, там его уже ожидали Матвей и Алексей.
– Здорово, татарин! – радостно улыбнулся Матвей, приобняв старого товарища. – Давно мы с тобой не виделись!
– Да уж, – улыбнулся Талгат, аккуратно поставив рюкзак у ног. – С последнего проекта!
– Закончил метеовышку в Мексике?
– Да, стоит себе, показания собирает.
– А мы вот без тебя снова никак, – Алексей виновато развел руками.
– Что на этот раз?
– Летим в Турцию!
– Полагаю, шутить насчет неожиданного корпоратива бессмысленно?
– Вот они где! – стройная блондинка в облегающем черном костюме приветливо помахала рукой и поспешила к ним.
– Привет!
– Здравствуйте, мальчики. Соскучились?
– По тебе? – вскинул бровь Талгат.
– По работе, пошляк, – отшутилась Наташа.
– Не подскажете, это здесь заслоновские собираются? – к компании подошел молодой парень с модной прической, в сером костюме «оверсайз».
За ним следовал коренастый юноша с кудрявыми каштановыми волосами, с увесистым рюкзаком за плечами.
– Даже не знаю, – Талгат напустил на себя суровый вид.
– Агент сказал, что где-то здесь меня встретят.
– А зачем? – подыграл Матвей.
– Летим за лучшим материалом для канала. Вроде как будем изучать паранормальную активность или следы высадки инопланетян.
– Ну что, охотники за привидениями, – Алексей поднялся с кресла, – все в сборе? Наш рейс объявляют.
Полуостров встретил их теплым влажным воздухом, которым поначалу очень трудно дышалось. Они погрузились на три автомобиля Росгвардии и сразу же направились в военную часть.
– Здравствуйте, товарищи ученые, можете обращаться ко мне «генерал-лейтенант Панько».
Военный широко улыбнулся.
– Познакомьтесь с вашими коллегами, – генерал-лейтенант отошел в сторону, представляя двух мужчин, стоявших у него за спиной. – Барашов Михаил, – он указал на крепкого мужчину с гладковыбритой головой и густой бородой. На виске и затылке у него красовались замысловатые татуировки.
Михаил ухмыльнулся и сказал:
– Ну, здравствуйте, коллеги по цеху.
– Михаил – замечательный геолог, научный совет кафедры почвенного факультета биотеха настоятельно рекомендовал его кандидатуру в эту операцию. А это, товарищи, – продолжил генерал, – наша светлая голова. Прошу любить и жаловать – Николай Аргентович Хинштейн.
– Аргентович? – вырвалось у Вадика.
– Именно. Почвовед, доктор наук.
Молодой человек с нежными чертами лица поправил очки и смущенно улыбнулся:
– Здравствуйте, коллеги.
Все расселись на стулья и немного расслабились.
Генерал-лейтенант выждал несколько минут после того, как прибывшие расположились на местах. Он встал за кафедру, положил на нее фуражку и прокашлялся.
– Как добрались?
Из зала донеслись одобрительные ответы и вялые благодарности.
– Начну с последних новостей. По республике объявлена массовая эвакуация. Практически оставлен Стамбул и Конья. Люди в спешке покидают Тарсус. Сразу несколько стран-союзниц оказывают максимальную поддержку. Как вы понимаете, мы входим в число этих стран. – Генерал-лейтенант выдержал паузу и продолжил: – В начале двадцатых годов американские военные заключили с турецкими властями негласный договор.
Все присутствующие в зале слушали молча и внимательно.
– Американцы успели построить свою лабораторию до первой волны землетрясений в двадцать третьем году, когда произошла разгерметизация газовых карманов глубокого залегания. Как только герметичность хранилища с неизвестным веществом была нарушена, неизвестный газ перемешался с кислородом, содержащимся в почве.
Это непредсказуемое вещество! Зафиксированы случаи, когда газ образовывал плотные временные структуры. На снимках с беспилотников мы заметили, что отдельные облака или пятна вещества принимали формы некоторых предметов.
– Газ способен принимать формы?
– Да, но зачем он их повторяет – неясно.
– А почему американцы сами не продолжили исследования?
– Не так давно произошло заполнение газовых карманов под лабораторией. Их база находится недалеко от Тарсуса
Алая точка на мониторе расширилась, поглотив город и военную базу, располагающуюся рядом с ним.
– Они называют это «выход» либо «прорыв», в зависимости от объемов газа, выбрасываемого из земных недр.
– Они мертвы? – испуганно спросила Наташа.
– Неизвестно. В Турцию вы попадете через Грузию. Нам удалось договориться с временным правительством. Несмотря на то, что в стране сейчас продолжаются беспорядки и военные конфликты, вас пропустят. По небу доберетесь до военной базы, а там через Ахалцихе пересечете границу в автоколонне.
Геолог поднялся с места, неторопливо, с вызовом оглядел всех присутствующих:
– Давайте я уточню. Съездить в Турцию, отыскать лабораторию, скопировать все исследования, поискать живых, раскрыть тайну «выхода» газовых карманов и их быстрого наполнения из глубинных недр. Я ничего не забыл?
– И вернуться живыми, – добавил Вадик.
– Все верно. Ситуация серьезная. Турецкого флота больше нет. Несколько боевых кораблей НАТО покоятся на дне морском. Под угрозой все черноморское побережье и Греция. Вылетаете в Грузию завтра. Есть вопросы?
Вопросов ни у кого не было. В конференц-зале повисло гнетущее молчание.
– Вадик, – генерал-лейтенант махнул рукой, подзывая к себе блогера.
Молодой человек подошел к военному.
– Когда будешь снимать эти свои ролики, не забудь, благодаря кому у тебя появилась такая возможность.
– Типа прорекламировать вооруженные силы?
– Только ты уж постарайся, – военный сделал вид, что поправляет Вадику воротник, а затем со всех сил дернул его так, что парень мотнул головой, – чтобы все это выглядело естественно. Сделаешь фуфло, и бабайки, которыми ты пугаешь детишек, покажутся тебе самым милым и лучшим, что случалось с тобой в жизни. Я понятно объясняю, Вадик?
– Я посмотрел работы Сетта, – биолог поправил очки.
– Что думаешь?
– Он называет фракцию неизвестного газа газобиомами. Интересно, но к прикладной науке и эволюционной химии это мало имеет отношение. Субъективная классификация по теоретическим признакам.
– Но его классификация прижилась.
– На мой взгляд, исключительно с практической точки зрения, по основному признаку и состоянию, в котором они пребывают. Так удобнее. Но если и рассматривать термин «биом», то больше подходит префикс, образованный от
– В общем, ты не согласен?
– Я этого не говорил, мы слишком мало знаем, чтобы делать выводы, – Николай снова посмотрел на свою одногруппницу.
– Узнаю прежнего Кольку! – рассмеялась Наташа, убрав ноутбук с колен.
– Я думал о тебе.
– И что думал? Надеюсь, только хорошее?
– До сих пор не пойму, почему ты не осталась в биотехе. Ты ведь действительно хотела сделать что-то стоящее, пусть хоть немного, но изменить мир в лучшую сторону.
– Этим я и занимаюсь. Когда все началось, ну, понимаешь, да? В «ЗАСЛОНе» стало очень интересно. Чем мы только не занимались! От производственных вычислений и медицинской техники до самого передового вооружения, и многое из того, что мы разрабатывали, шло в производство, в серию.
– Мир стал лучше?
– Коль, ну хватит. Вряд ли бы я что-то выиграла, если бы осталась на кафедре. У тебя были на руках все карты, а у меня? Сидеть аспиранткой, читать лекции студентам? Нет, это не мое. И это точно никак не вяжется с моими представлениями о лучшем и прекрасном!
– А я иногда вспоминаю те времена. Хорошо тогда было, – сказал биолог, пролистывая статью на итальянском языке. В его очках мерцал текст перевода, проецируемый на роговицу.
– Сейчас тоже все неплохо. Вот ты спрашиваешь, стало ли лучше? И я тебе скажу: стало! Наташа поднялась с кресла и принялась расхаживать по комнате.
– Мирное время началось, люди перестали гибнуть, экономика поползла вверх, страна укрепилась. Лучше ведь!
– Ну да, – неопределенно пожал плечами Николай, – наверное.
– Дашкин, привет! – жалостливо улыбнулся Матвей.
Девушка старательно не смотрела в сторону экрана видеосвязи. На заднем фоне слышался дочкин голос. Она бегала по комнате и играла со своей игрушкой.
– Как у вас дела?
Даша поставила телефон на стол и принялась обрабатывать ногти пилкой.
– Мы добрались хорошо. Перемахнули прямо из питерской слякоти в крымскую духоту.
Жена провела ладонью по столу в поисках пыли.
– Даш, ну хватит тебе! В следующий раз неизвестно когда поговорим. Завтра мы вылетаем в Грузию. Да, представляешь? – Матвей шутливо посмотрел на жену через экран.
Даша продолжала заниматься своим делом.
– Я думал, ты посмеешься. Забавно получается, да? Выходит, твоя карта желаний работает, только не так, как нужно.
Девушка удостоила его мимолетным холодным взглядом.
– В Турции связи нет, Даш! Знаешь, нам тут рассказали столько всего интересного, но поделиться с тобой не могу. Хотя тебе не привыкать, – Матвей улыбнулся, – сколько твой муж с гостайной работает?
– С тех пор как устроился в этот свой «ЗАСЛОН», будь он неладен! – с чувством произнесла Даша и смахнула слезу.
– Да ладно тебе! – Матвей обрадовался, что защита жены треснула. – Зато хоть жить нормально начали! И потом мне нравится моя работа! Только здесь я ощутил себя частью чего-то большего.
– Мотаетесь по всему миру, вечно в каких-то секретных бумагах роетесь, изобретаете что-то, внедряете. Пойми, Мотя, жизнь – это не шпионский триллер или блокбастер. Мы обычные люди, и нам с Маринкой хочется чаще видеть папу дома!
Улыбка пропала с лица Матвея.
– Я тоже очень этого хочу, Даш, честно!
– Тогда почему не послушал меня?
– Мне кажется, папа, который не рядом, потому что выполняет важное правительственное задание, лучше, чем папа, который не рядом, потому что испугался и убежал.
Даша фыркнула, с шумом выдохнула и отключила связь.
– Надеюсь, ты на меня не в обиде, – Алексей подсел к товарищу. – Обстоятельства, сам понимаешь.
Талгат лишь утвердительно кинул. По его широкому непримечательному лицу трудно было понять, что у него на уме.
– Я наемник, Леш. Если контракт действует, значит, я работаю. Все остальное – детали.
– Вот вечно ты так: от коллектива особняком держишься.
– Характер у меня такой, начальник. Или ты хочешь, чтобы я, взявшись с тобой за руки, распевал офисные гимны?
Алексей как-то очень живо, в красках представил себе эту картину и содрогнулся:
– Да просто хотел узнать, что у тебя в жизни происходит.
– Ничего не происходит. Прикидываю, как починить связь, чтобы не было как в Мексике, помнишь?
– Помню, Талгат, и больше так не надо!
Мужчина усмехнулся, припоминая казусные события с размещением экспериментальной вышки, на которую, как на маяк в тумане, слетелись едва ли не все представители властей. Впрочем, Алексею, объяснявшему все с руками за головой, стоявшему под дулом автоматов и снайперских винтовок, было не до смеха.
Несколько раз самолет сильно тряхнуло. Алексей бегал в туалет, закрыв рот бумажным пакетом, под бурное одобрение всей команды.
Специалисты биотеха летели в противоположных рядах, словно подчеркивая, что они не вместе.
Миша демонстративно надел большие наушники с хорошим шумоподавлением и уставился в иллюминатор. Пошли они все! Биотех, блин! Послали его на передовую! Сняли с Кольской сверхглубокой в самый интересный момент, когда был завершен пусконаладочный процесс и вот-вот должны были начаться буровые работы.
Столько лет ждали, столько лет строили планы, столько лет пахали на эту скважину – и вот она, ждет и манит своими тайнами: «Спускайся, Миша». Так нет! Приказ правительства лететь в Турцию исследовать газы.
Хотя вся эта разведывательная операция выглядит еще более интригующе. Есть где развернуться! Вернется живой – можно будет докторскую защитить. После таких командировок обычно по всем каналам дают зеленый свет. Даже всемогущий Янкельман, который терпеть его не может, никуда не денется. Пойдет прямо в задницу со всем научным советом.
Но для этого надо выполнить все задачи, которые поставили перед ним кафедра и Вооруженные Силы Российской Федерации.
Еще и «ЗАСЛОН» этот! Заклятые друзья, блин! Вечно все самое интересное пытаются прямо из-под носа увести. Куда ни сунешься, они либо уже там, либо в спину дышат. Ладно хоть со сверхглубокой получилось удачно: кафедра получила полный допуск без участия частных инициатив.
Миша бросил взгляд на Колю, мирно дремлющего в соседнем ряду. Какой-то кабинетный отличник. Сразу видно, что по полям не ездил, говна не месил. Ну, или что у них там вместо полей бывает? По лесам не лазил!
Представив картину, как его коллега-биолог гуляет по лесу с лупой и сачком, Миша улыбнулся. Ладно, «ЗАСЛОН», посмотрим, что будет, я с вами и в одиночку сыграю, если потребуется! Пока 0:0!
Самолет остановился. Команда забрала рюкзаки и выгрузилась.
– Тепло-то как! – потягиваясь после сна, произнесла Наташа.
– Шевели батонами! – Талгат ткнул ее сумкой с ноутбуком в упругую ягодицу.
– Фу, как грубо! – фыркнула девушка и сбежала вниз по трапу.
Их встречали военные в натовской форме.
– Хелло, братья по разуму! – радостно помахал рукой Миша, выйдя на трап.
«Съездили в Турцию!» – мрачные думы Матвея развеяла мысль о том, что он мог оказаться в этих местах при других обстоятельствах.
– Ведите себя нормально, русские, – лейтенант махнул рукой, дав указание рассаживаться по джипам. – Фотографировать и снимать видео запрещено.
– И вам здрас-сте! – продолжал развлекаться Миша.
– По сторонам тоже особо не смотрите, – добавил грузинский военный.
– А то всю красоту вашу высмотрим, что ли?
– What’s your problem? – на плечо Миши легла ладонь в кожаной перчатке.
Дуло автоматической винтовки недвусмысленно ткнуло в бок.
– Ноу проблем, товарищи! – виновато развел руками Алексей, заискивая и извиняясь. – Мы в гостях, долго летели, поэтому ребятам хочется немного размяться.
Руководитель посмотрел на геолога и покрутил пальцем у виска.
Пять автомобилей выдвинулись в сторону Ахалцихе. На пути к ним присоединилась черная правительственная машина с государственными номерами и мигалкой. Алексея и Талгата пригласили в эту машину.
Стемнело довольно быстро. Внимание путешественников стало привлекать множество фаеров, разбросанных вдоль обочины дороги. Они создавали дымовую завесу. Разноцветные всполохи искрящихся фитилей придавали этой завесе зловещий окрас.
– Ребята, глядите! – Наташа указала пальцем в сторону встречной полосы движения.
По дороге брели усталые люди в рваной одежде. Многие из них несли с собой нехитрый скарб, пожитки, которые удалось собрать. Фигуры беженцев скрывались в мерцающем дыму.
– Кто это? И куда они? – удивленно спросил Матвей.
Они ехали еще около пяти часов. Людей на задымленной дороге становилось все больше. Некоторые просили помощи, махали руками, умоляли военных остановиться. В один момент возникла пробка. Беженцы отказались уступать дорогу.
Один из солдат высунулся через люк в потолке и дал очередь в воздух, отчего беженцы повалились на холодную землю. Затем он навел оружие на толпу людей. Первые ряды нехотя расступились, другие последовали их примеру.
Приграничная зона была полностью окутана синим химическим дымом. Джипы остановились у обочины. Людей стало поменьше, но дорога все равно оставалась оживленной.
– Эй, постойте, – окрикнул Миша проходящего мимо мужчину, держащего за руки двух детей, – куда вы бежите?
– Подальше отсюда! – с южным акцентом, но по-русски ответил грузин. – Лучше уносите ноги, пока целы.
– Далеко собрались-то?
– В Россию, – ответил мужчина и тепло улыбнулся, – надеюсь, нас там приютят.
– Ну, помогай вам бог! – махнул рукой геолог.
– Эй, русские! Чего разбрелись? – рявкнул лейтенант.
Правительственный автомобиль остановился в отдалении от автоколонны. Открылась дверь, и оттуда показались Алексей, Талгат и два чиновника.
– Талгат Ирекович, мы рассмотрели вашу идею по перехвату. Со стороны администрации президента страны получен ответ. Правительство разрешает запуск наших беспилотников для перехвата управления поставленными вами целями. Мы также готовы обеспечить вам огневое прикрытие.
– Хорошо, – кивнул специалист по климатическому оборудованию. – Правильный выбор, от этого все выиграют.
– Надеюсь, последнего не потребуется, – сказал Алексей.
– В ближайшее время вы покинете территорию Грузии. Дальше, – чиновник ткнул пальцем в пульсирующую алым завесу, – сети нет. Мы поможем, как только выйдете с нами на связь. Удачи, «ЗАСЛОН»!
– Попробуем что-нибудь сделать.
– Оптико-волоконная связь полностью уничтожена, – заявил лейтенант. – На территории всей Турции. За демаркационной линией не действуют установленные протоколы безопасности.
– Это как? – спросил Миша.
– Говоря проще, как вы любите, – скривился солдат НАТО, также сопровождавший российскую группу, – никто вам там задницу не прикроет. И никто не может гарантировать вашу безопасность.
– Тоже мне, бином Ньютона, – не унимался геолог.
– Видимость плохая, с редкими прояснениями. Смотрите не ударьтесь там друг об друга!
– С чем нам предстоит столкнуться?
– С газом, который ведет себя не так, как мы привыкли. Его активность не подчиняется известным законам природы. Газобиомы неагрессивны, но при этом крайне опасны. Если завидите вдалеке «корону», лучше уносите ноги.
– Вы их видели?
– Представь себе вибрирующий дым, прорезаемый алыми всполохами. Так вот, эта хреновина способна перемещаться в воздухе почти мгновенно.
– Все интереснее и интереснее, – рассмеялся Миша. – Тут не геолог нужен, а уфолог или, чем черт не шутит, священник.
Со стороны дороги раздался протяжный женский плач, крики, вдалеке завыла сирена.
Команда расселась по автомобилям и двинулась в путь. Свет от пограничных прожекторов быстро скрылся в дымке. Дорога оказалась разбитой, попадались рытвины и ухабы.
Алексей первым делом включил противотуманные фары. Свет галогенных ламп лишь слегка отодвинул зону видимости. Лучи от фар упирались в густой туман.
– В Турции вроде бы нормальные дороги всегда были, – потирая голову, сказала Наташа.
– Скорее всего, – подняв взгляд от телефона, объяснил Коля, – газ оказывает влияние на битум, ускоряя его разрушение.
Матвей строчил сообщение жене. Телефон еще ловил сеть, но она вот-вот должна была пропасть. На экране высвечивалось две палки уровня сигнала. Он с волнением следил за тем, как отправляется сообщение. Пожалуйста, пусть оно улетит к Дашке!
– Что, Матвей, так и не ответила?
Инженер неопределенно кивнул в ответ. Машина в очередной раз подскочила на кочке, отчего все подпрыгнули в креслах.
– Твою ж дивизию! – выругался Талгат. – Таким макаром мы всю подвеску по дороге растеряем.
– Зато потом сможем по ней отследить обратную дорогу, как по хлебным крошкам.
В первой машине было тихо. Вадик уставился в окно, стараясь разглядеть что-то за пеленой клубящегося тумана. Артем то и дело включал запись видео, когда ему казалось, что у обочины промелькнуло нечто таинственное.
– Смотрел я твой канал, – геолог обернулся и глянул на Вадика. – Это закос под «Зомби Чеза» или «Фантома» (отечественные ютуб-каналы на мистическую и хоррор-тематику. –
– Да не, – Вадик махнул рукой, – ты гонишь, чел. У ребят концепция совсем другая: они берут видео с западных каналов и запускают его под свои комментарии. А мы такого не делаем, сечешь?
– Все равно ведь жути нагоняете на ровном месте.
– Оставляем пространство для домыслов, – кивнул блогер. – Так интереснее! Людям нравится щекотать нервишки. Мы сами делаем выезды и потом выпускаем серию репортажей.
– Да, – согласился Миша, почесав бороду, – на твоем канале я чужих видосиков не видел, сам крипи люблю!
– Дай пять, чел! – блогер протянул геологу ладонь, которую тот пожал.
– Тут вам, походу, много материала будет, только успевай снимать.
– Как думаешь, – спросил Вадик, – опасно это все?
– Честно? Без понятия, – пожал плечами геолог. – Вроде как выглядит не особо опасно.
– А ты до этого где работал?
– На Кольской сверхглубокой. Слышал про такую?
– А то! И ты прямо там жил?
– Я был в группе по разморозке проекта.
– Это еще что такое? – удивленно спросил Алексей.
Машина остановилась перед заваленным набок шлагбаумом.
– Еще один пропускной пункт? – предположил Вадик.
– Побибикай, – предложил Миша.
Сзади остановился второй автомобиль.
– Интересно, можно ли выходить из машины?
– А почему нет? – спросил геолог.
– Вдруг там опасно?
– Да е-мое, начальник, блин, экспедиции! – с этими словами Миша открыл дверь и пропал в тумане.
– Эй! Стой! Миша, Миша! – Алексей с досады стукнул кулаком по рулю. – Вот же дурак!
Минуту спустя силуэт геолога вынырнул из тумана. Мужчина отодвинул шлагбаум и махнул водителю, показывая, что можно проезжать.
– Больше никогда так не делай! – опустив стекло, заявил Алексей. – Мы команда и должны действовать сообща!
– Ладно, ладно, – рассмеялся геолог. – Проезжайте, там много интересного.
За шлагбаумом находилась небольшая территория, огороженная колючей проволокой. Вдоль дороги стояли оставленные машины, вдалеке виднелся такой же шлагбаум.
– Турецкий КПП, – ткнув пальцем в полумесяц на красном фоне, изображенный на здании, сказал Миша. – В том здании паспортный контроль. Кто со мной?
Вадик махнул своему товарищу, тот включил камеру, и они последовали за геологом.
– Йе-ха! – мужчина ловко перепрыгнул через полузакрытый турникет, эхо прокатилось по небольшому помещению, выложенному мрамором. – Добро пожаловать в Турцию! Вот только у меня паспорта нет! Что скажете? Нельзя без паспорта?
Он запрыгнул на стол, за которым раньше сидел контролер, и воинственно осмотрел зал. На стенах были развешаны документы, бланки, фотографии сотрудников.
У стен в больших кадках стояли поникшие цветы. Оператор прошел мимо них, тщательно фиксируя каждую мелочь на камеру.
– Эй, ребята! – окрикнул их Талгат. – Не трогайте ничего здесь! Осмотримся и едем дальше, туман сгущается.
Матвей достал смартфон: сообщение успело отправиться. На душе сразу потеплело.
– Простите, – из тумана показалась фигура биолога, – вы, случайно, не по софту специализируетесь?
– Нет, а что?
– Мне стало интересно узнать о составе тумана. Слышал, что в арсенале «ЗАСЛОНа» имеется аппаратура для изучения состава природных явлений.
– Да, делали мы такое, изучали смерчи и торнадо на Волге.
– И что, правда получилось состав бури изучить?
– Получилось. В сущности, здесь нет ничего сложного. Просто запускаем почти невесомый датчик с хорошими параметрами парения в ветровых потоках. Он пропускает воздушную смесь через свою систему фильтров, а затем все параметры отправляются к нам на сервер. Если повезет и в круговерти шарик не повредит какой-нибудь камешек или что-то другое, можно проследить изменение состава смерча вплоть до его распада.
– Интересно! – искренне сказал биолог. – У нас нет такого оборудования.
– Мальчики, смотрите! – к ним подбежала взволнованная Наташа.
Девушка указала пальцем на закрытый шлагбаум.
Они втроем подошли поближе. Туман менял свою плотность, становясь то непроницаемо-белым, то прозрачным. Его изменения походили на медленные волны, появляющиеся не по направлению ветра, а во все стороны сразу.
– Видел когда-нибудь такое? – удивленно спросил Матвей.
– Не-а, – протирая очки, ответил биолог.
Он послюнявил палец и выставил его над головой.
– Ветра нет, тихо. Следовательно, движением и преобразованием клубов дыма управляет что-то другое. Посмотрите, как извиваются.
Клубы тумана скручивались в длинные хоботы, извивались, уходили вверх, затем распадались в рваные молочные клочья. Другие вращающиеся спирали вырастали прямо из земли и тут же обрушивались другим концом в землю.
– Эй, что тут происходит? – спросил подошедший Вадик. – Неужели что-то необычное!
– Ребята, не подходите близко! – окрикнул всех Алексей. – Мы ведь не знаем, что это такое.
– Не знаем, но это что-то окружило КПП.
– Может, поедем? Это же просто туман, – предложил Матвей. – Что он нам сделает?
– Так, давайте все зайдем внутрь!
– Я вот думаю… – биолог сел на диван, но скатился с него.
Очутившись на полу, он поправил очки и удивленно произнес:
– Что это было?
– Мамочки! – Наташа тоже скатилась с дивана.
– Смотрите! – Миша попробовал взять шариковую ручку, лежавшую на столе, но она выскользнула у него из пальцев.
За окном все стало белым, туман скрыл очертания построек даже в метре от паспортного контроля.
– Предметы поменяли свои свойства, но при этом их поверхность не влажная. Что-то другое делает их скользкими.
– Почему тогда пол не скользкий?
– Интересный вопрос, это нам и предстоит выяснить! – Николай поправил сползшие на нос очки.
Биолог встал на четвереньки и принялся ощупывать холодные мраморные плиты, поблескивающие в полумраке.
– Земля как будто слегка трясется, только очень быстро, что делает этот процесс практически незаметным!
– Но пол при этом не скользкий, – Наташа сидела на полу и, прикрыв веки, массировала виски.
– Да, очень интересно, – согласился биолог. – Похоже на вибрацию.
– Как же мы дальше поедем, там ведь ничего не видно? – Алексей медленно поднялся с пола и отряхнул брюки.
– Тсс! – Миша поднес указательный палец к бороде. – Слышите? Какой-то звук.
– Что? Я ничего не слышу! – Матвей прислушался.
Геолог махнул рукой, открыл входную дверь и пропал в тумане.
– Михаил! Стой! – Алексей подбежал к окну. – Договорились же так больше не делать!
Уже через несколько минут запыхавшийся геолог вернулся довольный собой.
– Там реально какой-то звук, повторяется через определенные интервалы, но что это такое – не разобрать.
– Туман является препятствием для распространения звуковой волны, – пояснил биолог.
– Ага, спасибо, Коль, – сотрудник биотеха похлопал его по плечу. – Ну, чего расселись? Грузимся в автомобили и едем дальше! Туман рассеивается.
Пока все нехотя покидали помещение паспортного контроля, густые клубы тумана практически растаяли. О недавнем явлении напоминала лишь легкая дымка, колыхавшаяся над землей.
– Как считаешь, у нас все под контролем? – глядя на дорогу спросил Талгат.
– Сложно сказать. Но опасаться газобиом в связанном состоянии, похоже, не стоит. По крайней мере, сильного и мгновенного вреда человеческому организму они не причиняют. Но это просто теория, выводы делать пока что рано. Будем наблюдать дальше. Сколько нам ехать до лаборатории?
– Если все пойдет нормально, то часов двадцать. Это при условии, что найдем где заправиться.
– С заправками вроде бы проблем нет, – сказал Вадик, не отрывая взгляд от пейзажа, проносившегося за окном.
Брошенный Эрзурум производил неизгладимое впечатление. Серые строения, отсыревшие от постоянной влажности, отбрасывали длинные тени на разбитую дорогу. Впереди находилось здание городской администрации, от главной башни которого отвалился шпиль.
– Заправки стоят нетронутыми, а оставленные города быстро ветшают. Снова отходят к своему изначальному владельцу.
– Ты о чем, Коля?
– Природа всегда сильнее любого осознанного начинания. Человеческая инициатива бессильна против ее мощи, потому что является ее частью.
– Приехали! – раздосадовано произнес Алексей.
Начальник исследовательской группы опустился на корточки и принялся изучать порванную в клочья резину с торчащим из нее кордом.
– Ну, ты чего как неродной? – Миша шутливо развел руками. – Сейчас запаску от багажника открутим, перекинем и поедем дальше.
– Никогда не делал этого на военных машинах, – уклончиво объяснил Алексей.
– Начальник, е-мое, отойди! – геолог решительно отодвинул Алексея и твердым шагом направился к багажнику.
Талгат остановился в нескольких метрах от первой машины, вышел и встал рядом с Алексеем.
– Надумал что-то?
– Надо попробовать настроить «Призму» через «Старлинк».
– Нашу через их систему? Как-то мудрено получается.
– Трафик будет передаваться путем отзеркаливания и усиления сигнала при прохождении через технологию «Призмы».
– А на «Призму» он пойдет через американцев?
– Ну да. Перехватим поток их трафика и будем транслировать его как свой. «Призма» и должна экспоненциально усиливать слабый сигнал.
– Вот и все, – Миша вытирал руки грязной, замасленной ветошью. – Делов-то на пять минут. Можно ехать. Стойте-ка, вот опять, слышите? Этот непонятный звук.
Талгат и Алексей внимательно прислушались.
– Да не слышно ничего, показалось тебе. По машинам, ребята!
Алексей остановил машину. Свет от фар падал на повалившееся дерево. Заметно похолодало, изо рта вылетали клубы пара.
– Как в фильмах ужасов, – Миша потянулся, – сейчас выскочит маньяк с бензопилой или еще что похуже.
– Что это? – начальник прислушался.
– Ага! Теперь и ты слышишь?
– Да.
Под ногами стелился густой туман. Его клубы медленно извивались, неохотно расступаясь, когда их рассекала чья-то нога.
– Глядите, цвет тумана меняется. Какой необычный эффект.
В обступившую их бело-молочную мглу вплетались алые прожилки. Затем они набухали и лопались, словно заполнившиеся кровеносные сосуды в невесомости, заполняя окружающий полумрак красными оттенками.
– Жутковато, – Наташа обхватила свои плечи и зябко поежилась.
Вадик с оператором бродили вокруг джипов. Блогер бурно жестикулировал на камеру и объяснял что-то своим подписчикам.
– Может, объехать? – предложил Матвей. – Это же просто дерево, наверняка ствол отсырел, прогнил изнутри и упал. Если оно трухлявое, то можно попробовать передвинуть.
– Попробуем! – Миша подозвал мужчин к упавшему дереву.
Они взялись за мокрый ствол и принялись его раскачивать. Через несколько рывков дерево поддалось и медленно сдвинулось в сторону. Талгат, Миша и Алексей с Матвеем пыхтели и отдувались, ствол оказался тяжелым и отнюдь не ветхим.
– Еще раз!
Дерево с шорохом сдвинулось и свалилось под уклон, исчезнув в алом тумане. Клубы тут же скрыли его из виду.
На место, где лежал ствол, быстро стекался туман. Он был настолько густым, что напоминал скорее жидкость, парящую в воздухе на небольшом расстоянии от земли.
– Коль, гляди! – Наташа позвала биолога, искавшего влажные салфетки в бардачке.
Туман словно заливал невидимую структуру, слепок дерева. Постепенно, перемешивая алое с белым, на месте выброшенного с дороги дерева появлялась его копия из тумана.
– Ребята! – Миша первым пришел в себя. – Не стойте! Ищите, откуда это структура возникает! Воронку ищите, она же не из воздуха появляется, просто видимость плохая, вот горловина и скрыта.
Вадик медленно обходил туманное древо, давая свои комментарии, Артем неотступно следовал за ним.
– Это просто пушка, ребята! Я не верю своим глазам!
Затем, после некоторого промедления, добавил:
– И все это благодаря вооруженным силам!
– Ничего газобиомы нам не сделают! Верно я говорю, Коль? – крикнул из тумана Миша.
– Что? – биолог словно очнулся. – Да, да, конечно, разумеется, это просто эффект памяти.
Внимание привлек крик Вадика, покинувшего зону видимости.
– Помогите, помогите! Пожалуйста! Меня кто-то за ногу схватил!
Парень повалился на землю, принялся растирать голень.
– Снимай, снимай! Оно было прямо здесь! Внизу! Это была рука, самая настоящая рука!
– Вадик, ты чего? – Миша разорвал плотные клочья тумана, возникнув прямо перед блогером. – Что случилось? Кто тебя схватил?
На шум прибежали Матвей и Талгат.
– Говорю вам, – сердито повторил парень, – это была рука! Вылезла прямо из земли, скользкая такая, темная, как… как…
– Как в твоих роликах, – подсказал Миша, похлопав блогера по плечу.
– Ладно, собираемся, ехать надо. Что мы теперь тут, до ночи торчать будем?
Вадику помогли подняться. Все направились к машинам. Густые струи тумана обволокли корпуса армейских джипов. Со стороны силуэты автомобилей выглядели теперь как облитые густым молоком капсулы, с которых по каким-то причинам не стекала жидкость.
– Газ переходит в жидкое состояние.
– Уж больно лихо он это делает, – усмехнулся геолог, – тебе не кажется, Коль?
– Да, что-то тут не так, – биолог поднес небольшую колбу к струящейся газобиоме, отчего ее небольшая часть рывками перетекла в стеклянную посуду. – Вот так, – мужчина закупорил прибор и убрал его в карман.
Миша пытался нащупать хромированную ручку двери, но пальцы соскальзывали с молочно-алого покрытия.
– Как кровь, смешанная с молоком, – удивился Матвей. – А ну-ка!
Инженер чиркнул спичкой, пламя с треском разгорелось на деревянной щепе. Он поднес его к газобиомной пленке, покрывающей автомобиль.
– Не горит? – удивленно спросил биолог.
– Нет.
– Такое возможно, – пожал плечами Николай, – хоть и маловероятно.
– Что делать будем? – Алексей тоже попробовал схватиться за ручку двери, но его ладонь лишь скользнула по белесой поверхности. – Не пускает!
– Пойдем пешком, – сказал Талгат.
– Ты что, у нас вся техника в багажниках.
– Ребята, туман уплотняется, – биолог потрогал туманный отпечаток дерева, затем запрыгнул на него. – Надо уходить отсюда.
С противоположной стороны дороги раздался неожиданный треск, затем грузный шлепок. Что-то с силой ударилось об асфальт.
– Эй! – замахал руками геолог. – Кто там?
В ответ из тумана вылетел темный сгусток. Черный комок приземлился возле корпуса джипа. Вязкое вещество колыхалось, постепенно теряя свою изначальную форму.
– Ребята, – голос Николая звучал встревоженно, – кажется, пора сваливать.
– Верно, Колюнь, – кивнул Миша, – хрен с ней, с техникой, бежим!
– Эй, эй, стоп! – Алексей схватил биолога за руку. – Это вам терять нечего, а у нас тут все оборудование!
– Да? – Николай отдернул руку. – Ну вот и оставайся здесь со своим оборудованием тогда. Уходим, ребята!
– Талгат, Матвей, Наташа!
– Надо уходить, Леша, – спокойно кивнул Талгат.
За машиной что-то шевелилось, шипело, издавало странные звуки. Затем все стихло, корпус автомобиля резко дернулся и исчез в тумане, словно его потянули за веревку.
– Ладно, согласен! – Алексей побежал вперед, стараясь не оглядываться.
– Эй, эй, ребята! – Вадик кричал вслед убегающим.
– Вадик, догоняйте, – слышались удаляющиеся голоса.
– Друг, помоги мне встать, – блогер с кряхтением поднялся и принялся прыгать на одной ноге.
Оператор подставил ему свое плечо, и они пошли в сторону, куда, как им казалось, убежали все остальные.
– Вот сводки. Я сам не верил, пока военные не подтвердили.
Анатолий Сергеевич раскрыл папку, прищурившись, изучил ее содержимое.
– «Выход» ожидается по всему периметру?
– Похоже, что так. Только не «выход», а «прорыв»!
– Тогда надо спасать ребят! – директор сжал кулаки.
– Военные сказали, пусть работают. Эвакуация в сложившихся обстоятельствах невозможна.
– Дим, – Анатолий Сергеевич посмотрел на своего зама, – так нельзя.
– Нельзя, но что мы можем сделать? У «ЗАСЛОНа» пока нет своей авиации.
– Значит, будет! – стукнул кулаком директор. – Пора переходить на новый уровень.
– Не понял, – Дмитрий Евгеньевич удивленно посмотрел на своего товарища.
– Ищи мне самых отмороженных пилотов, каких только сможешь найти! Поставь на уши весь Петербург, нет, всю Россию! Наших ребят надо оттуда вытаскивать, – он вскочил, выпрямил спину и спокойным уверенным тоном добавил: – Это приказ!
– Эй! – раздался крик. – Вы где?
Алексей уже сложил руки рупором, чтобы ответить, но Талгат жестом остановил его.
– Тише, не надо, – сказал он.
– Но ведь… – возмутился начальник.
– Талгат прав, – Матвей дышал глубоко и медленно, приводя дыхание в состояние покоя. – Не стоит шуметь, мало ли кто зовет…
Трудноразличимый звук теперь сделался более отчетливым. Размеренные, ритмичные удары обрели четкость, став понятными человеческому уху. Совсем неподалеку на всю округу разливался колокольный звон. В его переливах ощущалась тревога, странным образом сочетавшаяся с торжественностью.
Все, не сговариваясь, побрели на звук, держась за руки. Направление спутать было невозможно. Если двигались неправильно, звук стихал, но стоило повернуть, как колокола начинали звучать громче.
Ало-молочная мгла редела. В рваных клочьях начали появляться силуэты деревьев, кустарников, сырая трава. Видимость улучшалась, по мере того как они приближались к источнику шума.
Вскоре перед ними возник скелет старинной полуразрушенной церкви. Древнее строение украшала новая звонница.
– Смотрите, кажется, отступает.
Газобиомная фракция рассеивалась, обнажая остовы окружающего мира, покинутые фермерские дома, стоявшие на холмах, торговый центр, видневшийся неподалеку, золоченый полумесяц, поблескивающий, словно маяк, на куполе минарета.
Фракция уходила под землю, всасывалась в аэробные отверстия сырого чернозема. Со стороны это напоминало реверсивное воспроизведение задымления.
Над их головами растаяла пелена, открылся небесный купол с поблескивающими на нем звездами.
Завидев пришельцев, он оставил веревку, отряхнул мозолистые ладони и спрыгнул с подставки. В несколько прыжков он достиг лестницы, ведущей вниз. Спустившись по ней, человек в черной рясе перекрестился на старинный, выцветший образ в потертом окладе и отворил тяжелые двери храма.
Наташа, Матвей, Алексей и Талгат стояли напротив крепкого высокого мужчины, пристально изучая его.
– Мир вам, – сказал мужчина с густой черной бородой. – Я Илларион, инок.
Алексей представил себя и своих товарищей. Все прошли внутрь, после чего инок снова закрыл дверь на засов.
– Как вы здесь выжили? – поинтересовался начальник.
– Да вот как-то, с божьей помощью, – ответил монах. – Кто-то ушел, другие исчезли, а я вот пока здесь, решил правило отслужить, а потом дальше идти. Ничего сложного: главное, все молитвы успеть прочитать, а потом взобраться на звонницу и всю эту нечисть разогнать.
– Чем разогнать?
– А она колокольного звона боится, видели, как драпает? – улыбнулся Илларион.
– Подожди, – удивился Алексей, – как это?
– Вот так: звонишь себе в колокола, и вся эта кровавая мгла обратно под землю уползает!
– А давно ты понял, что колокола на них так действуют?
– А чего тут понимать-то? – монах удивленно посмотрел на Талгата. – Это и так известно, никакого секрета нет. Та земля богом спасаема, над которой разливается колокольный звон.
– Это понятно, – кивнул Матвей, – но, может, есть какие-то подтверждения, кроме вашего личного опыта? Я ни в коем случае не сомневаюсь, но…
Инок почесал пятерней затылок:
– Об этом писал Евсевий в своих «Хрониках» (приблизительно триста двенадцатый год новой эры). Правда, помнится мне, речь там шла о византийских временах: «Пока по всем пределам слышен звон колокольный, враг не сможет отыскать путь наружу и войти в наш мир».
– Турция – светское государство, – рассудительно произнес Талгат.
– С преобладающей исламской культурой, – кивнула Наташа.
– А в исламе не звонят в колокола, – подытожил Алексей. – Похоже, древняя Византийская церковь о чем-то догадывалась.
В двери храма постучали. Переглянувшись, решили отворить. На пороге был Николай. Его одежда была разодрана в клочья, в боку зияла рваная рана, которую он зажимал ладонью.
В церкви отыскалась аптечка первой помощи. Наташа и Талгат промыли и перевязали рану, она оказалась неглубокой.
– Как тебя угораздило?
– Я бегу, не разбирая направления, ничего не видно, где-то сбоку Миша матерится, но понимаю, что за мной бежит, на мои шаги ориентируется. Пару раз, кажется, удалось ваши голоса расслышать. Потом мы с ним остановились, и тут кто-то на помощь позвал. Голос незнакомый был, но кричали рядом с нами. Миша без раздумий побежал. Я какое-то время еще подождал, но потом решил идти дальше. А потом уже колокольный звон услышал и на него пошел.
– Ну а рану-то как получил?
– Это случилось, когда газобиомы стали рассеиваться. У тумана словно бы раскрылись поры. На короткое мгновение я успел заметить, как из тумана проступило нечто вроде присосок, в один момент они раскрылись, оставшись неподвижными, а затем растаяли. Перед этим меня что-то схватило. Когда я обернулся, то смог разглядеть только конечность, напоминавшую раскрывшийся бутон.
– То есть тебя укусил цветок? – улыбнулся Матвей.
– И еще, скорее всего, мне показалось, но на самом краю видимости в тумане промелькнуло Мишино лицо.
Услышав это, монах перекрестился.
– А надолго газобиомы отступают? Сколько у нас есть времени?
– Часов шесть, – ответил монах, – а дальше опять нужно в колокола звонить. Сила молитвы слабеет, необходимо все по новой начинать.
Они отыскали пару гибридных автомобилей. Два «иран ходро», работавших на трех топливных элементах: пропан, бензин и электротяга.
Стемнело довольно быстро. Автомобили ехали по относительно ровной дороге. Шорох шин успокаивал, постепенно напряжение спадало. Наташа клевала носом, Матвей заснул, прислонив голову к стеклу.
– Колокола создают резонанс, – размышлял биолог, – преобразование газобиомных форм происходит за счет вибрации. Колокольный звон разрушает эту последовательность, в результате чего происходит распад структуры на обширном участке. Необходимо проследить, как именно перемена волн вибрации влияет на структуру газобиом, а также узнать, на какое расстояние звук колокола способен отогнать фракцию.
– Батюшка! – Талгат притормозил, чтобы объехать вспучившийся асфальт. – Может быть, вы звонили в колокола как-то по-особенному?
– Я пару дней в храме-то был, несколько раз по кругу отслужить успел. В первый раз, когда туман сгустился, подумал: «Все, пришли по мою душу» – и давай погребальную звонить. Гляжу: а вокруг все очистилось. Ну, я, счастливый, решил в храме прибраться. За делами не заметил, как время пролетело. Недолго длилась моя радость. Часика через четыре смотрю: а за окном опять все кроваво-красное, как марево какое-то. И в дверь кто-то тихонько скребется.
– Погребальный звон, – Николай принялся вспоминать свою бытность в семинарии, – это перебор, когда во все колокола по очереди звонят, правильно?
– Все верно. Ты никак разбираешься?
– До биотеха я в семинарию поступил. Год там отучился.
– Понятно, – сказал монах.
– А вы-то, батюшка, какими судьбами здесь?
– Мне видение было. Заснул я, значит, как обычно, под утро, с первым светом. У нас, в горах, рано светает, красиво так – загляденье, как у Господа на ладони. Ну и вот, сплю я, значит, и вижу, как парю в пустоте. Нет ничего вокруг, и понимаю, что сон это необычный. Такое ни с чем не спутаешь. И вот прямо сверху, над головой загорелся свет, мне на лицо падает, яркий-яркий, и от него тепло исходит, только глаза не жмурятся. А потом голос, только не внешний, а словно в моей голове. Зовет меня по имени и говорит: «Ступай в Афон, там спасешься и других приведешь». Потом все погасло, я проснулся, на душе ангелы поют. Встал и заутреню служить принялся в благодарность.
– Стало быть, вы в служебной командировке, прямо как мы, – улыбнулся Талгат.
– Ну, можно и так сказать, – согласился Илларион и тоже улыбнулся.
– А откуда путь держите?
– Да с Грузии я.
– Эй, ты здесь? – Вадик брел на ощупь, боясь споткнуться обо что-нибудь в алом газобиомном тумане.
– Здесь, – справа от него показался силуэт.
Лицо друга закрывала портативка с высоким разрешением. И откуда он ее взял, в машине же вроде осталась?
– Фу-ух, – выдохнул блогер. – Слава богу, а то думал, никого не найду. Что делать будем? Надо искать заслоновцев.
– Зачем мы сюда приехали? – грозно спросил оператор. – Снимать материал для канала! Вот этим и займемся. А остальные, – он неопределенно махнул рукой, – заплутали, похоже. Мы их уже не найдем.
– Ты уверен? – недоверчиво поинтересовался Вадик. На душе у него стало нехорошо, чувство неясной тревоги постоянно нарастало.
– Конечно! – с воодушевлением заявил его приятель.
Оптика камеры следила за блогером, красная лампочка мигала.
– Ладно, тогда я пойду вперед, а ты снимай, – Вадик двинулся, проверяя каждый шаг, прежде чем наступить полной ступней. – Итак, с вами канал «Крипи трип», и мы находимся в самом центре природного катаклизма. И сейчас вы увидите все своими глазами!
На последнем слове блогер споткнулся и провалился под землю. Падал он недолго, почва в провале оказалась рыхлой и влажной. Пахло чем-то несвежим.
– Я здесь, бро! – он сложил ладони рупором. – Я провалился куда-то, помоги мне!
– Чего шумишь? – голос товарища раздался слева. – Пойдем.
– Стоп! Как ты здесь оказался? Ты ведь шел за мной!
– Спрыгнул! Пойдем скорее!
Вадик почуял что-то неладное:
– Х-хорошо. Итак, мы провалились в какой-то лаз, посмотрим, что это. Здесь реально опасно, ребята! Смотрите! – Вадик отыскал в кармане штанов небольшой фонарик.
Луч света вырвал из алого сумрака ровный овальный проем.
– Похоже на проход в пещеру!
Пришлось наклонить голову и согнуть колени: проем оказался низким, хоть и широким. Сверху свисали корни деревьев, переплетавшие почву и, скорее всего, удерживающие ее от обрушения. Дышать становилось все тяжелее.
– Говорить тяжело. Смотрите, ребята, провал резко уходит вниз.
Луч фонарика осветил спуск под ровным углом, исчезая в темноте.
– Будем спускаться?
– Конечно! – согласились сзади.
Голос показался Вадику странным образом и знакомым, и незнакомым. В нем появились какие-то новые нотки, от которых становилось не по себе. Его оператор никогда не обладал такой уверенностью и напором.
Спуск занял несколько часов. Все это время оператор оставался на отдалении, лишь плавающий в темноте красный огонек записи свидетельствовал, что он рядом. Его дыхания Вадик не слышал.
– Уклон ровный, как будто его проложили техникой!
От длительного спуска ноги гудели. Наконец, кроссовки ступили на ровную поверхность. Твердая глина вперемешку с рыхлым сухим песком, поблескивающим в луче фонарика. На стенах виднелись темные туннели, уходящие неизвестно куда.
– Обратите внимание, – он ткнул пальцем в ближайшее отверстие, подсветив его фонариком, – кто или что вырыло здесь этот лаз и куда он ведет?
Внимание Вадика привлекло необычное чувство. Он приложил ладонь к груди и ощутил мелкую, едва заметную вибрацию. Словно гудело что-то внутри него.
– Интересно!
Парень приблизился к стене и притронулся к ней. Она так же гудела и вибрировала.
– Здесь все слегка трясется, что ли, не знаю, как описать. Дотронулся до стены – она подрагивает, и у меня внутри тоже все трясется ей в такт.
Вадику стало страшно. Вот бы сейчас отыскать заслоновцев, вместе бы что-нибудь придумали! А одному совсем не то.
Странно, почему он посчитал, что он один? Это ведь не так, точнее, не совсем так. Впрочем, от наличия компаньона, скрывающегося в полумраке, становится еще страшнее. Уж лучше бы знать, что за ним никто не следует, не зовет снимать неестественно бодрым голосом.
– Идем дальше! – раздался голос из темноты. – Там будет интересно!
Вадик послушно развернулся и преодолел очередную земляную арку. Когда он проходил под ней, до его волос дотронулся сухой корешок.
Откуда корни на такой глубине, тем более такие мелкие? Здесь и больших-то быть не должно, если это не дерево-мутант какое-нибудь. Кстати, неплохо бы сделать материал на эту тему. Дерево-мутант, живущее на заднем дворе вашего дачного дома. Мысли взметнулись и принялись привычным образом складываться в будущий сценарий для ролика.
Ему стало спокойнее. Даже излишне бодрый оператор, теперь уже совершенно очевидно являвшийся не тем, кем он хотел казаться, не так пугал Вадика.
Можно было сказать, что теоретически он достиг успеха. Стал героем историй, которые сам и сочинял. Прямо в центре больших событий. Неплохо для блогера «второго эшелона».
Нет, «Крипи трип», конечно, тоже смотрели, но, если честно, не так он себе представлял свою деятельность, когда принимал решение свернуть на хоррор-тематику.
Часто Вадик ощущал, что занимается какой-то ерундой для средней школы. Да даже не всякий школьник поверит в правдивость его историй. Сам он не верил и подавно. В каждой заброшке живет либо какой-то монстр, либо привидение. Кем надо быть, чтобы поверить в это?
Раньше он гнал такие мысли прочь: негативом просмотры не увеличишь, надо фигачить «на серебро». Вот получит он кнопку, и тогда… А что тогда? Безбедная старость, титры в конце? Вот ты сначала сделай, а потом увидишь.
Он не сворачивал с выбранного пути, хотя успел в нем разочароваться и разувериться. И вот судьба или что-то еще подарили ему такую возможность. А дальше разбирайся сам, Вадик. Как делал это в детском садике, как тогда, в одиннадцатом классе, на школьном дворе, как в институте, когда послал научрука перед самой защитой. Как всегда.
Следовало принять решение. Идти вперед или попробовать вернуться обратно? В этот момент хотелось взглянуть на солнце, не скрытое пеленой газобиомного тумана.
– Знаешь, дальше я пойду сам, – уверенным тоном заявил Вадик, обращаясь к оператору, стоящему в темноте. – Не ходи за мной, не надо.
Из-за угла нечто пробулькало в ответ, всосавшись в песок. Камера, которую держал оператор, осталась лежать на притоптанной поверхности.
Вадик подхватил аппаратуру, навел фокус и двинулся вперед.
– Буду комментировать все, что вижу. Сразу за аркой пространство расширяется. Это похоже на большую пещеру. Потолки напоминают огромное небо, такие же бугорки. Здесь что-то булькает, и запах… Пахнет глиной или черноземом. И еще, когда вдыхаешь через нос, становится горячо.
Блогер опустил камеру вниз, к ногам. Кеды испачкались в вязкой тягучей жидкости, напоминающей смолу. На светлой ткани темнели жирные пятна.
– Эта ерунда тут повсюду: стекает со стен, капает с потолка. На ее поверхности надуваются пузырьки, затем лопаются, и запах снова появляется. Здесь нет никакого источника света, кроме моего фонарика, но я странным образом все вижу. По поверхности жидкости пробегают алые всполохи, как синий огонек на подожженном абсенте. Сам белесый дым выполняет функцию освещения, он полупрозрачный, и в нем, похоже, есть какие-то светящиеся элементы. Не знаю, я не химик. Стойте! Что это за звуки?
Вадик услышал какой-то плеск, в следующем зале пещеры что-то переливалось.
– Сейчас, ребята. Заворачиваю за угол. Вот это да, вы видите это? Смотрите, смотрите! Вон там, у противоположной стены, видите? – указательный палец блогера задал направление. – Из лившейся сверху жидкости только что возникло… Это похоже на трон. А на нем какая-то фигура сидит, похожа на одного из этих… Сериал такой был раньше, «Великолепный век»… Султан! Как будто султан на нем сидит. Хотя, если приглядеться…
Вадик решительным шагом пошел дальше. Жидкость под ногами становилась все более вязкой, похожей на варенье, а ближе к трону и вовсе на застывшую смолу.
– Все, я прилип, – произнес Вадик.
Дальше идти не хотелось. Чем ближе подходил он к мазутному постаменту, тем сильнее в нем оживал животный страх.
Фигура, на поверхности которой переливались алые световые отблески, неестественно выгнула голову в национальном головном уборе.
– С вами был канал «Крипи трип».
Силуэт поднялся с трона. Когда тело отделилось от поверхности, за ним вытянулись черные тягучие нити.
– Помните, что все это стало возможным благодаря армии России!
Справа набух огромный черный пузырь. Вадик обернулся. В этот момент пузырь лопнул, обдав его алой жидкостью с резким запахом. Камера выключилась, свет померк.
Машина остановилась возле поднятого вверх шлагбаума. Алексей посигналил несколько раз, затем тронулся. Они заехали во двор. Прямо на парковке стоял изолированный вход в подземную лабораторию. Это было быстровозводимое квадратное здание, обшитое строительной фанерой, поверх которой накинули графеновый брезент.
– Приехали, – потягиваясь после долгой дороги, констатировал Матвей.
Они перевели дух и открыли двери, ведущие к лифту. Их встретила красная надпись Attention, мигавшая на криво висевшем мониторе.
– Биологическая лаборатория, требуется нулевой допуск, – биолог-почвовед пролистал журнал, лежавший на столике охраны. – Рискнем спускаться?
– А чего рисковать? Никого все равно нет, – пожал плечами Талгат.
– Это-то и пугает.
Сразу после зала оказался небольшой холл, в котором находилась шахта лифта. Она оказалась обесточена, не работало даже аварийное освещение. Талгат вставил в щель между двумя створками лом, затем раздвинул их, чтобы можно было схватиться.
– Давай, святой отец, вместе, тащим в разные стороны!
Двери неохотно поддались, разъехавшись в разные стороны. Тоннель шахты терялся в темноте.
– Насколько глубоко, как думаешь?
– Бросьте фонарик! – Наташа переломила пластиковый стержень, запустив химическую реакцию, и ловким движением швырнула его вниз.
Светящаяся палочка падала, отскакивая от стен. Вскоре она стукнулась об серую поверхность – крышу лифта.
– Молодец, Наташка, – похвалил Талгат.
– Метров тридцать, не больше, – сказал священник.
– Ребята, Матвей залез в систему управления, – подошедший биолог тоже заглянул в шахту лифта. – Аварийная ситуация. Для запуска механизма необходимо нажать кнопку в кабине. Видимо, что-то заклинило.
– А это что?
– Вот, – биолог протянул сложенную веревку, – трос, остался в Мишином рюкзаке. Я его тоже с собой прихватил, жалко было в машине оставлять.
Священник и Талгат многозначительно переглянулись, решая очевидный вопрос.
– Я попробую! – заявил заслоновец.
– Уверен? – Наташа схватила своего товарища за локоть. – Там высоко! Помнишь, как на вышке было? Матвей полез, а Алексей страховал.
– Так то вверх лезть надо было, а тут вниз спускаться. Все нормально, Наташка. Попроси Матвея, чтобы посмотрел, в каком состоянии узлы связи. Вот спустим вас в лабораторию, и надо будет интернет запускать.
С этими словами Талгат закрепил крюк, священник несколько раз дернул веревку, проверяя, хорошо ли она держится.
– Связи нет, – Матвей просматривал логи, выискивая момент, когда интернет упал.
– Ничего удивительного, – Алексей ходил из угла в угол, раздумывая, что делать дальше. – Газобиомы уничтожили интернет-кабели по всей стране. Затронуло часть Грузии и Греции. Натовские военные говорили что-то о помехах в Восточной Европе.
– Похоже, крупные узлы придется перенаправлять, иначе возникнет коллапс трафика. Уже сейчас связь через океан куда доступнее через спутники.
– Спутники слишком непостоянны, их необходимо регулярно подстраивать, чтобы удерживать связь на оптимальном уровне.
– «Призма» способна к самонастройке.
– С чего ты взял? – удивился Алексей.
– Видел презентацию. «ЗАСЛОН» тоже принимал участие в разработке. Наши там что-то по узловой компоновке и аппаратной части проектировали, и часть кода по автоматической настройке тоже, второй отдел. Система самонастраивающихся зеркал работает, но ей необходим ориентир. Поймав один солнечный зайчик, «Призма» усилит мощь ретрансляции и без задержек передаст на большое расстояние.
– Для начала «Призме» нужно получить эту команду.
– С этим должны были помочь грузинские военные, – пожал плечами Матвей.
– Но связи нет. А можем мы обойтись без помощи военных?
– «Старлинк» принимает и отдает сигналы широкого диапазона. Наш код их файрволы блокируют, а вот с кодом, исходящим от военной техники союзника, проблем быть не должно.
– А что, если не грузинские? – сам удивляясь своей смелости, спросил Алексей.
– А какие?
– Турецкие!
– Американцы тут давно, – протерев очки, заметил биолог.
– С чего ты взял?
– Пробурили так глубоко, извлекли оборудование, укрепили шахту и запустили лифт. На все это требуется много времени, особенно в условиях секретности.
– Думаешь, они обо всем знали?
– Вряд ли, – пожал плечами ученый. – Скорее, обнаружили новый газ, решили изучить его, а потом и добывать. Разумеется, прикрыли все это научными исследованиями, тем более что отчасти это правда.
– Землетрясение в двадцать третьем, помнишь?
– А вот это уже интереснее. Скорее всего, турки что-то узнали и решили не отставать, начали свои исследования, стали бурить. Если помнишь, идея газового хаба была чуть ли не национальной в те дни. А тут такой подарок судьбы!
– Стало быть, государственные интересы? – уточнил монах.
– Сложно сказать. Такое ощущение, что все пошло не по сценарию, причем с самого начала. Но Турцию тряхнуло, когда к исследованиям подключились национальные лаборатории. Это видно по графикам. В последнее время турки и американцы работали сообща, делились друг с другом информацией, пока не началась череда «выходов».
– В смысле? – вмешалась Наташа. – Что ты имеешь в виду?
– «Выход» происходит при заполнении газовых карманов. «Прорыв» – когда одновременно детонирует несколько карманов. Газобиомы перемещаются в пространстве, создавая вибрации. Более сильная вибрация может разрушить их сложную, но непрочную структуру.
– Колокольный звон – тоже вибрация, – задумчиво произнес Илларион. – Почему с помощью одной они перемещаются, а при другой впадают в инертное состояние?
– Резонанс. У любого явления есть полярные стороны. Нам повезло обнаружить одно из них.
– Ты кого мне привел? – директор «ЗАСЛОНа» удивленно уставился на гостей, оказавшихся в его кабинете.
Двое мужчин, один из которых еле стоял на ногах, сели на предложенные им стулья. Замдиректора закрыл дверь и уселся рядом с ними.
– Все, кто согласился, – виновато развел он руками.
– Ты хочешь сказать, что на всю страну нашлась пара россиян, готовых рискнуть?
– Ага, – согласился зам и кивнул в сторону одного из приглашенных, – и то этот – немец.
Директор зажмурил глаза и помассировал виски.
– Как вас зовут?
Немец начал что-то эмоционально объяснять, помогая себе жестами.
– Так, все, стоп, Михаэль, да? Этого достаточно. Ну, и еще того, что ты согласен. А тебя как?
Неряшливый мужчина с длинными спутавшимися волосами икнул, обдав перегаром всех находившихся в кабинете.
– А я Женек.
– Ты хоть понял, куда попал, Женек? – прищурившись, спросил директор.
– Понял, ребятам помочь нужно.
– На чем летал раньше?
– На «Бошках», «Букашках», «Мишках» и «Кашках». На «Кашках» долго рыскал в поисковом отряде.
– А чего перестал?
– Отстранили от полетов в военной авиации. Неудачный вылет. Сейчас под Москвой туристов богатых катаю над лесами и усадьбами олигархов. Им нравится. А мне…
– А тебе? – автоматически переспросил директор.
– А мне вообще пофигу! Душа болит, хочется дыры в ней залатать!
Директор еще раз окинул взглядом бывшего военного пилота. Что-то в нем подкупало. Остатки военной выправки, какая-то статность, история и десятки тысяч километров за плечами, боевые вылеты и… неудача, закрывшая собой небо.
– Слушайте, ребятки. Времени очень мало. Казанский вертолетный прислал нам два экспериментальных образца. Разрабатывали их вместе для нужд военной авиации. Буду откровенен. Машины еще не прошли обкатку, но их уже везут к нам. Каждая вертушка налетала допусковый минимум, и на этом все. Как себя поведут во время операции – неизвестно.
– А что за машины?
– Дальнобойные, но при этом грузоподъемные и очень скоростные. В условиях выполнения поставленной задачи эти качества нам пригодятся больше всего. Улепетывать будем со страшной силой!
– Ладно, посмотреть нужно, – Женя небрежно махнул рукой, но за этим жестом скрывалось многое. – Куда конкретно летим?
– Короче, мужики, задача такая, – директор ударил кулаком по столу, – нужно будет забрать нашу заслоновскую группу с военной базы на турецком побережье недалеко от Тарсуса и, используя дополнительные разгонные двигатели, перелететь в Грецию.
Женины глаза расширились от удивления:
– На вертолетах?
– Да.
– Сколько дозаправок?
– Если натовские авианосцы целы, то в лучшем случае одна.
Бывший военный пилот громко рассмеялся. Успокоившись, он смахнул слезу, поправил прядь засаленных волос и достал сигарету из нагрудного кармана:
– Я закурю?
– Кури, – махнул директор.
– Никого не заставляю, понимаю, что дело опасное. Шансов, скажем так, мало. Мне с трудом удалось получить допуск от военных на полет на низкой высоте. Поднимемся выше двух тысяч метров – нас могут сбить.
Немец, сидевший все это время молча, отрицательно покачал головой и принялся что-то объяснять.
– Ты понимаешь по-ихнему? – спросил директор у своего зама.
– Нет.
– Спасибо, благодарим вас за сотрудничество, вам позвонят.
– Короче, так, Женек, – продолжил директор, когда за другим пилотом закрылась дверь, – на одном вертолете летишь ты, на другом – я.
– Вы ж директор? – непонимающе спросил пилот.
– Ну и что? Что ж я, не человек?
Сначала он заглянул внутрь, убедившись, что внутри никого нет, затем просунул ноги и рывком спрыгнул вниз. Когда он приземлился, кабина пошатнулась. Он достал фонарик и подсветил панель управления. На ней горела пара красных лампочек. К тому же отсутствовала привычная система этажей. Вместо нее рядом с несколькими кнопками обозначалась определенная высота.
Верхний этаж.
Полтора километра.
Шестнадцать километров.
Тридцать километров.
Он дернул аварийный рычаг. Сверху загремели и зазвенели натянувшиеся тросы, проходившие проверку на повреждение. В кабине включилось электричество, загорелся дисплей, высветилась действующая глубина: двадцать семь метров.
«Байрактар» седьмого поколения взмыл в воздух и облетел вокруг входа в лабораторию. Матвей управлял им с компьютера. Модуль связи работал хорошо, машина слушалась даже малейшего нажатия на тачпад и прикосновения к клавише джойстика.
– Кажется, работает, – устало произнес Матвей. – Хорошо, что его здесь оставили. Жаль, что только один аппарат.
– Матвей, ты молодчина! – обрадовался Алексей. – Осталось загрузить на борт софт Талгата и отправить его через турецкие протоколы безопасности. «Старлинк» должен его пропустить.
Раздалось характерное дзинь, и двери лифта распахнулись на первом этаже.
Талгат улыбнулся, поприветствовав ребят:
– Можно ехать.
Все собрались в комнате администратора. Алексей достал из шкафа несколько листов с планом эвакуации. На каждом листе схематично изображался один из этажей лаборатории.
– На полтора километра ниже находится жилой модуль. Вот он, – Алексей ткнул пальцем в квадраты, обозначающие комнаты. – Жилые отсеки, столовая, холл. На шестнадцати километрах находится лаборатория, – он положил другой лист ватмана поверх плана. – Смотрите, этаж большой, на нем несколько помещений и длинная сеть коридоров.
– Места для исследований у них было предостаточно! – сказала Наташа.
– Если нам повезет, часть документации отыщется на жилом этаже, но такое ощущение, что вывезли все, что могли.
– Ничего удивительного! Не хотели делиться результатами исследований, так всегда бывает, – высказался Николай.
– На уровне тридцати километров отсеков нет. Там просто мусор, оставшийся от буровых платформ, подпорки и максимум смотровая площадка, если есть открытое пространство.
– Надеюсь, туда нам спускаться не придется, – заявил Талгат. – Я бы и в лабораторию не совался.
Лифт оказался довольно вместительным. В кабинку влезли все, кроме Талгата: он занялся запуском сети, заодно присматривая за входом.
Спуск занял много времени. У Наташи в какой-то момент началась паника. Илларион сумел успокоить девушку, рассказав свою историю, как он поборол страх тесных пространств.
В жилом отсеке царил хаос. Вещи были раскиданы, валялись по полу, столы и стулья перевернуты. На стенах виднелись мутные подтеки. Воздушные фильтры вышли из строя. В помещении стоял спертый запах оставленного жилья.
В главном холле висело электронное табло, на котором красные цифры вели отсчет.
– Это что такое, ребята? – Николай ткнул пальцем в убегающие секунды.
Матвей молча принялся разгребать мусор, которым был завален системный блок. С кряхтением поставил стол и вернул на него компьютер.
– Справишься?
– Думаю, да.
– Почти шесть часов, – глядя на убегающее время, произнес монах, – интересно, что произойдет, когда отсчет закончится?
– Может, второе пришествие? – Николай поднял с пола нетронутую банку кока-колы.
По внутренней сети Талгат увидел, что техника и датчики на жилом этаже запустились. Матвей включил системник и прислал своему товарищу машущую ладонь в открытом чате.
– Ты неплохо откалибровал управление беспилотником. Заливаю на него свой софт. Сейчас немного похулиганю. Возможно, в скором времени получится выйти в сеть.
В ответ Матвей прислал еще одну машущую ладонь.
– Старик, у тебя все нормально?
– Да, просто…
– Что?
– Ты тоже это слышишь?
Группа прибралась в жилом модуле, расчистив себе дорогу. Документов обнаружить не удалось.
– Может, в лаборатории что-то осталось? – с надеждой произнес Алексей.
– Если и осталось, то только там, – согласился Матвей. – Надо спускаться ниже.
Кабина лифта ожидала их с распахнутыми дверями. Спуск занял больше двадцати минут. В некоторых местах кабина замедлялась, почти останавливаясь, слышался скрежет металла и гул натянутых тросов. До слуха доносились приглушенные стуки, словно работал гигантский механический пресс.
– Что это шумит? – взволнованно спросила Наташа.
– Под землей много странных звуков, – успокоил ее Николай, хотя сам удивился не меньше. – Место не предназначено для бурения. Нагрузка, создаваемая давлением земли на крепления, может вызывать разные посторонние шумы, некоторые из которых похожи на звук выстреливающей пружины или удар кузнечного молота. Это давление, скорее всего…
Раздалось шипение рессор, скрежет тормозных механизмов, постепенно сбрасывающих скорость падения. В момент торможения ноги подкосились у всех.
– Внимание! – раздалась английская речь. – Вход в зону повышенной опасности. Периметр нестабилен. Предъявите специальный пропуск нулевого уровня либо покиньте помещение. Внимание!..
Дверь с шипением раскрылась. Команда вышла в небольшое округлое помещение, подсвеченное алыми проблесковыми маячками. Аварийное предупреждение все еще звучало. Стены были выдолблены прямо в породе. По ним бежали черные жилы силовых кабелей.
– Так, ребята, надо все хорошенько обыскать. Заглядывайте в каждый ящик. Ищем любую документацию, все может пригодиться. Матвей, проверь связь; если ее нет, попробуй наладить. Давайте, ребята. Нам надо сделать все быстро и убраться отсюда прежде, чем на табло высветится ноль.
Коридоры лабораторного этажа уводили в разные стороны. Каждый из них оканчивался небольшим помещением – комнатой с порядковым номером. Идеальное место для проведения засекреченных исследований.
Блуждая по коридору, подсвечиваемому оранжевыми всполохами аварийной сигнализации, Алексей наткнулся на дверь, запертую изнутри. На помощь пришел Илларион.
Проблему решили ломом. Дверь в области замка выгнулась, засов вышел из пазуха, и дверь поддалась.
Кабинет оказался существенно больше других комнат. Ровными рядами стояли шкафы с химическими реагентами и образцами пород. За ними скрывался другой конец комнаты.
– Только осторожно, – Алексей приложил указательный палец к губам.
Илларион перехватил лом обеими руками и двинулся вслед за ним. В дальнем углу раздался звон. Что-то разбилось об пол. Затем звук повторился, сопровождаемый проклятиями.
– Осторожно, – прошептал Алексей.
Священник кивнул, готовый в любой момент защищаться.
– Damn it – истеричный голос с надрывом продолжал винить кого-то.
Заслоновец и монах обошли очередной высокий шкаф и оказались рядом с рабочим местом ученого. На полу, возле стола с компьютером, лежал мужчина средних лет. На нем был белый халат и полупрозрачный костюм химзащиты, надетый поверх. Худое изможденное лицо выражало усталость, злобу и отчаяние.
– Ненавижу! – выкрикнул он.
– Ты по-английски понимаешь? – прошептал Илларион.
– Немного, – кивнул в ответ Алексей. – Эй, привет, как тебя зовут?
– Адам, меня зовут Адам Сетт.
– Хорошо, Адам, я Алексей, а это Илларион. Мы из «ЗАСЛОНа» прибыли сюда с заданием.
– «ЗАСЛОН»? Это еще что такое? – Адам недоверчиво прищурил глаза. – Этот акцент… я его узнаю. Вы русские, да?
– Йес.
Американец расхохотался, откинув голову. Затем он потер переносицу и снова посмотрел на гостей.
– Везде лезете. Вот и сюда проникли.
В Алексее всколыхнулись чувства:
– Что же, нам теперь сидеть и наблюдать за вашими поступками?
– Hell! – Адам закашлялся. – Вы ничего не понимаете. Все пытаетесь соревноваться, дать ответ, считаете, что вам вечно бросают вызов. Спорим, вы вообще не понимаете, что здесь происходит? – он окинул взглядом помещение.
– Ты, что ли, понимаешь, американец? – обиженно спросил Алексей.
– Кое-что мне известно, – кивнул ученый.
– Где ваша документация?
– Все напечатанное вывезли, – на лице ученого появилась шутливая улыбка. – А информация на носителях… – он дернулся, попытавшись нажать на кнопку ввода на клавиатуре, но Илларион опередил его, саданув ломом по ладони.
– Shit! – завопил ученый, схватившись за травмированную кисть.
– Надеюсь, не сломал? Это его рабочий инструмент, – удовлетворенно поинтересовался Алексей.
– Что вы, как можно, я ж любя, – откладывая лом в сторону, ответил монах.
Алексей выключил компьютер, открыл боковую крышку, отсоединил жесткий диск и положил его в карман:
– Без обид.
Наташа, Николай и Алексей стояли возле ученого. Его посадили на стул, предварительно взяв обещание, что он не будет пытаться бежать или навредить.
– Говорю же, мы здесь с рабочей программой, помогали турецким партнерам с исследованием нового вида газа. Вряд ли вас здесь что-то заинтересует, у вас в России своего газа полно.
– И что узнали? – спросил Алексей.
– Мои работы опубликовали Nature, Science, World Geography. Там все подробно описано.
– Не надо считать себя умнее других. Повторяю вопрос: что вы узнали?
– А если не скажу, станете пытать, как всегда это делаете?
– Нет, дружок, – отряхивая ладони, улыбнулся монах, – это не наш метод, это, скорее, по вашей части. Но вот ломом еще разок вразумить могу. Хочешь?
Ученый пугливо погладил ушибленную кисть.
– Не надо, – он произнес это презрительно, словно плюнул, – barbarians!
– Ближе к делу.
– Это газ – «повторитель». Одна из его функций – повторять воспринятые им формы. При этом так и не удалось отыскать центры, отвечающие за обработку информации. Высшими структурами психики газ не обладает, хотя прекрасно воспроизводит ее функции. Он просто воссоздает все, что находится рядом с ним. Эдакая бесформенная дымчатая копировальная машина. Эффект копирования не постоянен. Воспроизводя объекты, газ постепенно исчерпывает потенциал, растворяясь в воздухе. Через какое-то время наступает новый «выход». За ним ожидается «прорыв».
– Обратный отсчет на всех часах – это время, оставшееся до «прорыва»?
– Да, и все мы станем его свидетелями. Покинуть это место по суше за такое время невозможно.
– А что насчет КПД газа? – поинтересовался биолог.
– Это вообще тут при чем? – возмутился американец. – Не суй свой нос не в свое дело!
– Вряд ли бы ваши инвесторы решились на такие массовые и рискованные исследования ради торжества науки. Так как насчет КПД?
– Что за глупая привычка интересоваться тем, что вас абсолютно не касается?
– Значит, Коля попал прямо в яблочко? Полагаю, вся эта информация есть на жестком диске, который ты собирался форматировать?
– Вы даже представить себе не можете, куда лезете. Все уже давно поделено до вас и без вас. Сунетесь – пожалеете.
– Ты не понял, мы здесь. Значит, это уже наше дело.
– Тогда, кажется, у вас проблемы… – рассмеялся Сетт.
– Лифт! – крикнула Наташа.
– Илларион, останься с этим стратегическим партнером, если что, ломом его по второй кисти. Не стесняйся, добро должно быть с кулаками.
«Байрактар» взмыл вверх. Погодные условия способствовали, в газобиомном тумане ветер отсутствовал.
Гудели электромоторы, машина продиралась вверх сквозь алую пелену, состоящую из странной пористой структуры. Мельчайшие частицы ощупывали и считывали размер и объем устройства, сохраняя его в памяти, меняя своё устройство, посылая вибрации разной силы вниз, под землю, на глубину.
Спутник «Старлинк» оказался в зоне приема сигнала.
– Пошла вода горячая, – Талгат нажал кнопку ввода, разрешая загрузку прошивки.
Американский сателлит принял исполняемый код от дружественной техники, после чего успешно прописал его в своей директории. Уже через несколько секунд началось исполнение протоколов.
– И никаких файрволов для друзей, – хрустнул пальцами Талгат, наблюдая за потоком данных.
– God mode on, знай наших!
Информация приходила со всего земного шара в реальном времени. Софт, разработанный Талгатом, работал прекрасно. Скоро он сможет не только управлять этими потоками информации, но и систематизировать, изучать их, производить быстрый анализ по целому ряду критериев. В его портфолио появился новый, весьма важный пункт.
Осталось сфокусировать «Призму» на исходящий от «Старлинка» трафик, и в стране снова будет интернет, перенаправляемый через российские сервера.
– Нет, Леш, – Наташа выставила ладонь вперед, – тебе не надо ехать.
– Ты с ума сошла? Я тебя одну туда не пущу!
– У меня одной больше шансов, Матвей не любит, когда на него давят.
Они обнялись, Алексей похлопал ее по плечу. Наташа запрыгнула в пустую кабину и нажала кнопку. Двери перед ней закрылись.
– КПД у этого газа в тридцать пять раз выше, чем у пропан-бутановой смеси, – успокоившись и придя в себя, рассуждал Адам.
Ученый сидел за столом, временами потирая ноющую кисть. Илларион сидел рядом, готовый в любой момент «вразумить» научного партнера.
Николай лишь утвердительно кивнул.
– Так вот почему вы здесь. Величайшее научное открытие, на нашей планете существует нечто среднее между разумной и неразумной жизнью. А вы здесь из-за бабок!
– Ты… вы смотрите на все слишком узко. Добыча этого… этих газобиом способна изменить историю человечества! Мы заново можем перезапустить космические проекты, развивать пилотирование к ближайшим планетам. Можем обогреть весь мир, обеспечив его дешевой энергией.
– И кто же получит право разработки и добычи?
– Это не ваше дело в прямом смысле, – усмехнулся Адам Сетт. – Вся научная работа, от изучения до открытия, проделана моей командой.
– А «прорыв»? Как быть с ним?
– Скоро здесь будет много газа… – ученый устало прикрыл глаза.
Его веки нервно подрагивали. Он еще раз с особым чувством произнес слово ga-as.
– Ладно, фиг с тобой, дожидаемся Наташку с Матвеем и проваливаем.
– После «прорыва» мир уже никогда не будет прежним, – мечтательно добавил Сетт. – Теми, у кого нет сознания, достаточно просто управлять. Мы пришли сюда не только за деньгами. Вы этого просто не понимаете. Самые крупные транснациональные корпорации приближали этот день как могли. Изучение, запуск и эволюция нейросетей, работа с big data, управление разрозненными многочисленными объектами. Весь этот опыт должен привести нас к кульминации.
– Что это за кульминация? – с тревогой глядя на таймер, спросил биолог.
– Биотехнологическая сингулярность. Скоро вы сами все увидите.
– Ни хрена себе вертушки! – директор «ЗАСЛОНа» включил вторую ступень ускорения.
Тело вжало в кресло. Показания скорости на экране управления рванули вверх.
– Эй, Женек, ты там как?
В ответ в наушниках послышался лишь радостный мат. Бывший военный летчик по достоинству оценил скоростные качества новой разработки Казанского вертолетного и «ЗАСЛОНа».
– Прием, меня кто-нибудь слышит? – в сети раздался голос Талгата.
– Талгат! Сеть появилась! Ребята, вы как? Мы летим к вам, устанавливаем точные координаты по сигнатурам! – директор откорректировал курс по обновленным данным.
– По-разному, – ответил Талгат. – Послушайте, я перехватил управление «Старлинк». Получаю данные со всей Земли. В атмосфере происходит что-то странное. С военных кораблей непрерывно сбрасывается масса.
– Масса чего? – переспросил директор. – Плохо слышно, какая масса?
– Судя по форме и размеру, похоже на погодные датчики, с помощью которых мы исследовали смерчи на Волге, но я могу ошибаться. Сброс происходит в промышленных масштабах и уже давно. Газобиомный туман кишит ими, они повсюду!
– Очередные исследования? – усомнился директор.
– Не думаю. Больше похоже на попытку перехватить контроль над неразумными газобиомами.
– Это возможно?
– Понятия не имею, но нам известно, как отпугнуть их на время. Это надо рассказать всем. Пусть по всей планете начинают звонить в колокола! Да, я сошел с ума, знаю, все вопросы потом. Все без исключения. Это может уменьшить площадь «прорыва»!
– Понял тебя, скоро будем. Передам военным. Готовьтесь к эвакуации.
Талгат смотрел на массу шариков, сбрасываемую в Средиземное и Черное море, исчезающую в алом тумане. Вибрации уходили вглубь. Каждое новое повторение предмета несло в себе неповторимый отзвук, уносящийся на немыслимую глубину.
Он просматривал графики погоды и сейсмоактивности, выискивая в них закономерность.
Похоже, после того как произошел первый «выход» из карманов глубокого залегания, заполнились пустоты, находившиеся выше. Когда давление в них стало критическим, газобиомы вышли на поверхность земли. Информация поступает вниз, к неустановленному источнику. Как только вибрация сверху прекращается, это служит сигналом и цикл повторяется.
– Алексей, вы меня слышите? Вам пора уходить, за нами летят. Надеюсь, все соскучились по директору?
– Отличные новости! Но мы пока не можем подняться. Американец ведет себя странно. Наташка спустилась за Матвеем на лифте. Они поднимутся не раньше чем через час.
– Свяжись с ней, пусть бегут! – Талгат выругался, набирая сообщение. – Похоже, нечто внизу вот-вот получит критическую массу сигналов, поступающих в форме вибрации. А потом «рванет».
Стены кабинки тряслись и вибрировали. В некоторых местах появились вмятины. Наташа успокаивала себя, что это от переизбытка давления.
Тросы постоянно звенели от напряжения. Решетка пола ходила ходуном. В какой-то момент девушка села и уперлась ногами и руками в стены.
Несколько раз она сильно зажмуривалась от страха, опасаясь, что кабина вот-вот сорвется с петель и просто полетит вниз, в бездну, пробуренную американцами.
Лифт остановился и наконец замер. Наташа вскочила и принялась жать на кнопку аварийного открытия. Двери нехотя поползли в разные стороны.
В лицо ей пахнуло сыростью и жаром. Она ощутила странный, незнакомый запах плесени, словно бы усиленный в десятки раз. Пробуренный сверху тоннель заканчивался смотровой площадкой.
Заглянув сквозь арку, Наташа поняла, почему американцы прекратили бурение. Они наткнулись на огромную полость. От размеров кармана захватывало дух. Алые всполохи подсвечивали далекие своды, низ полости терялся в колышущемся мраке.
Посреди этого открытого пустого пространства, словно подвешенная в воздухе, находилась смотровая площадка, напоминавшая плоский каменистый отвес. Под отвесом начиналась пропасть.
На самом краю у пропасти, спиной к лифту, сидел Матвей. Наташа окрикнула его:
– Мотя!
Он ничего не ответил ей.
– Пойдем домой, хватит!
Наступая на горло собственному страху, девушка, стараясь двигаться бесшумно, подошла ближе.
– А я уже дома, – раздался незнакомый голос.
– Ты что, сдурел? Скоро здесь все заполнится газом, идем, надо уходить. Ребята ждут нас наверху!
Край площадки был огорожен тонким высоким забором. Матвей смотрел сквозь сетку, наблюдая за алыми всполохами вдалеке.
– И они здесь. Пришли ко мне. Простили меня.
– Мотя… – Наташа медленно обходила коллегу сбоку.
– Они звали меня, еще когда мы были там, – он кивнул головой вверх. – Но, только спустившись в жилой модуль, я понял, что они уже внизу, ждут меня.
– Что за бред ты несешь?
– Не знаю, Наташка, – Матвей обернулся на ее голос.
На его бледном, обескровленном лице висели длинные слипшиеся пряди волос, похожие на щупальца.
– Видимо, как-то проникли сюда раньше меня, это же очевидно.
С этими словами Матвей поднялся и жестом указал на два темных силуэта, сидевших в дальнем углу.
– Они здесь, они пришли. Раньше Даша все время ругала меня, осуждала, а теперь хвалит и зовет. Я так рад, что все закончилось. Это место, – он окинул взглядом алую бездну, – оно волшебное! Здесь сбываются мечты.
– Хорошо, Мотя, – Наташа переменилась в лице, сглотнув тяжелый комок в горле, – иди к ним. Я передам нашим, что с тобой все в порядке.
– Да, да, передай им, – вяло повторил Матвей, явно не проявляя интереса к дальнейшему диалогу.
Он помахал ей рукой на прощание, затем повернулся спиной и пошел к «своим» черным силуэтам, сидевшим в углу.
Наташа быстро пересекла смотровую площадку, нажала кнопку, двери неохотно раскрылись. Напоследок сквозь слезы она посмотрела на Матвея, севшего посередине между «женой» и «дочкой».
Ладонь что было силы ударила по кнопке. Глаза застлали слезы. Наташа позволила себе истерику.
– Наташка, что с тобой? – биолог опустился на колени возле подруги.
Девушка сидела в углу, обхватив колени руками, и безучастно смотрела в одну точку.
– А Матвей где? Я же говорил, надо было мне с тобой ехать! – раздосадовано прорычал Алексей.
– Нет, Леш, не надо, – прошептала Наташа. – У Моти все в порядке, он… он просил вам это передать. А где американец?
– Этот чудак решил остаться здесь, чтобы стать свидетелем зарождения биотехнологической сингулярности. Ты даже не представляешь, чем они тут занимались!
– И не хочу, – прошептала девушка, обхватив голову руками.
Коля подсел рядом с ней и обнял.
– За нами летит эвакуационная команда. А знаешь, кто ее возглавляет?
– Кто?
– Не поверишь…
– Тормози, твою мать, – орал в микрофон директор «ЗАСЛОНа», отменяя режим ускорения, – мы сейчас мимо Тарсуса промахнемся! На такой скорости не вырулим на нужные координаты!
Вертолеты остановились почти мгновенно, зависнув в воздухе. Затем корпуса камнем ринулись вниз, сквозь алую мглу.
– Не видно ни хрена!
– Было у меня такое, когда в Сирии патрулировали. Примерно так же летели, шли по приборам.
– Так ты и в Сирии был?
– Ну, полетал малость.
Расстояние до земли стремительно сокращалось. Пятьсот метров, четыреста, сто.
В нужный момент запустилась система стабилизации положения в пространстве. Сопла реактивных турбин, направленные вниз, рванули пламенем, отчего сила инерции падения сошла на нет.
– Вон вход в лабораторию! – Женя ткнул пальцем, установив визуальный контакт с директором «ЗАСЛОНа» в кабине.
– Бегут голубчики! – не скрывая радости и волнения, рассмеялся директор.
Алый туман уплотнился, приняв очертания многоугольной фигуры. В нем просвечивали множество круглых предметов, напоминавших шарики для пинг-понга. В один миг образовалась структура, похожая на густой вихрь, сотканный из плотного облака.
– Борт Э-1, как слышите меня? Видим вас! Будем вести вас до места эвакуации… – ожил радиоприемник. – У вас «корона» на одиннадцать часов! Быстро сматывайтесь оттуда!
В алой мгле раздался чей-то крик. Илларион остановился и обернулся.
– Где Наталья? – он старался перекричать нарастающий шум.
Талгат, бежавший спереди, не слышал криков. Он благополучно добежал до кабины и забрался внутрь, рухнув на пол.
Алексей остановился и в суеверном испуге ткнул пальцем в сторону, явно указывая на что-то.
– Бегите, твою мать! – директор сорвал шлем и орал, высунувшись в приоткрытое окно. – Бегом сюда, «ЗАСЛОН», бегом!
Николай скрылся в подступающих плотных клубах тумана и вскоре появился с Наташей на руках. Он бежал не оглядываясь.
Корпус второго вертолета схватило мглистое щупальце. «Корона» не подражала формам, она их воплощала, стремясь разрушить все на своем пути.
– Борт Э-1, у нас «прорыв» по всему периметру! – взорвались динамики.
Второй вертолет повис в воздухе, затем его, словно лист бумаги, смял и разорвал огромный теневой рукав с прожилками из сотен тысяч мелких шариков. Датчики второго пилота погасли.
– Женька! – директор почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось. – Все сюда, загружаемся!
Илларион вернулся и затолкал Алексея в вертолет, затем помог Николаю с Наташей. Монах запрыгнул во взлетающий вертолет последним и рухнул на пол в изнеможении.
Грязные, уставшие, они сидели в темном салоне, переводя сбившееся дыхание. В иллюминаторах полыхали алые зарницы. Временами корпус потряхивало.
– Целы? – раздался мрачный голос из кабины.
– Не поднимайтесь выше двух километров и не опускайтесь ниже полутора!
– Вот спасибо! Охренительная информация! Внизу все так плохо? Не видно ни черта, идем по навигатору.
– За вами следует «корона». Такую мы раньше не видели.
– А что с ней не так?
– Огромная! – донесся голос военного.
– Спасибо, успокоил.
– Прием, прием, русские? – в эфире появился новый голос с акцентом.
Алексей поднялся с пола и пролез в кабину на место второго пилота.
– Да, это мы.
– Леша, живой? – обрадовался голос. – Мы не могли с вами на связь выйти, все ждали от вас запроса. С натовскими вояками переругались, но я ведь обещал с ракетами помочь. Так и держу их наготове. Помощь еще нужна?
– Это кто?
– Это Грузия!
– Рады вас слышать, Грузия! – директор вжал голову в плечи, ощущая, как в хвосте вертолета нарастает вибрация: к корпусу приближалось нечто огромное. – Ваши ракеты будут как раз кстати! Залп по «короне», прямо сейчас, а то нам хана!
– Понял вас, «ЗАСЛОН», – отозвался военный, – сейчас все будет.
Со стороны моря одна за другой последовали вспышки. Ракеты стартовали с военных кораблей, а также с сухопутной границы, где были размещены установки.
– Ракеты запущены, веду цель. Девять секунд до поглощения корпуса. Восемь, семь, шесть…
Директор зажмурился и постарался вспомнить детство. Громкий гул заставил вертолет задребезжать и временно перейти на реактивную тягу до момента, когда положение в пространстве не выровняется.
– Все ракеты достигли цели. «Корона» остановилась.
– Спасибо, ребята, – смахнув испарину со лба, прошептал директор. – Большое вам спасибо…
Некоторое время спустя.
– Съездили в Турцию, – выдохнул Талгат.
Они сидели с директором на фоне живописного холма, глядя, как туман отступает от греческих берегов. Повсюду на Афоне звонили колокола.
– Да уж, – после того, как они приземлились, директор был немногословен.
– Анатолий Сергеевич! – на холм взбежал запыхавшийся Алексей. – В спешке забыл вам отдать, вот, возьмите!
С этими словами начальник научной группы протянул директору жесткий диск.
– Все, что удалось найти.
Директор кивнул и произнес:
– Спасибо, Леш. Ты молодец. Как там ребята?
– Наташка еще не пришла в себя. Николай нормально, заснул, но прежде сказал, что хочет к нам, в «ЗАСЛОН». А отец Илларион уже служит литургию.
Некоторое время молчали, словно выдерживая минуту молчания по погибшим.
– Слышал, сегодня папа римский выпустил буллу о «всемирном звоне». В Стамбул возвращаются люди. Заполнение крупных подземных недр газом закончилось, тектонические плиты больше не трясет.
– Теперь наши провайдеры контролируют большой сегмент сети, – Алексей с иронией глянул на Талгата, – поэтому мы слышим и видим гораздо больше, чем раньше.
– Надеюсь, Маск на меня не очень обидится?
– Корпорация хочет подавать в суд на виновных.
– Лица уже установлены?
– Нет, – ответил Алексей и рассмеялся.
Полгода спустя.
Талгат лежал на диване и переключал каналы.
– Продолжается реставрация храма святой Софии в Стамбуле. Это будет самая большая звонная церковь в стране. Совокупная мощность колоколов способна остановить газобиомы малой и средней массы.
А теперь к другим новостям. Продолжается работа над созданием экспериментальной системы управления массой газобиом. За разработку отвечает сразу несколько транснациональных корпораций. Общая стоимость инвестиций оценивается в два триллиарда долларов.
На экране появился ученый:
– Представьте себе газ, способный выполнять приказы. Его не надо добывать, не надо складировать; ведомый исполняемой командой, он сам прибывает в хранилище и переходит в пассивное состояние.
– Однако, – заметила ведущая, – есть и противники развития подобных идей.
Пожилой седоволосый мужчина гневно рассуждал:
– Мы не разобрались с нейросетями, до конца не поняли механизмов их работы, а уже заигрываем с неизвестным доселе видом биом, пытаясь приручить их. Это самоубийственное хищничество!
Изображение сменилось логотипом новостей, затем включилась реклама:
– Если ты молод и смел, то ты нужен нам!
В кадре возникли люди, решительно бредущие сквозь алый туман. Заиграла торжественная музыка.
– Государственные выплаты и гарантии. Расширенное медицинское обслуживание, после завершения контракта присваивается звание ветерана труда. Корпоративные надбавки за доблесть и трудолюбие. На нашей стороне самые передовые научные разработки!
Теперь с экрана показывали рослого коренастого священника с мужественным лицом, за спиной у которого звонил механизированный переносной колокол, рассеивающий алую мглу.
– Мы движемся вперед ради обеспечения человечества доступными и безопасными энергоносителями. Служба в «ГазоБиомПром» гарантирует социальную пенсию!
– Да ну, хрень какая-то, – сказал Талгат и выключил телевизор.
Анна Шашкина. «Сердце Арктики»
Глава 1
– Ну, рассказывай, Антонина, как ваши дела? Как Петенька? Не болеет?
– Нет, не болеет, – Антонина Викторовна поерзала на табуретке, усаживаясь поудобнее перед окном, на широком подоконнике которого стоял планшет, – чего ему болеть? Он спортом занимается, не пьет, не курит…
– А Надежда? Все обезьянничает?
Женщина опустила глаза и стала подковыривать ногтем кутикулу на пальцах другой кисти:
– Не надо так про Надю. Она хорошая. Возраст такой просто.
– У нее возраст не кончается уже пять лет! Согрешила ты с ней, что приютила. Надо было родителям мужа Ириного отдать ее…
– Так! Прекрати! Надю и Петю нельзя разлучать! Они родные брат с сестрой, в одном доме должны жить, пока своими семьями не обзаведутся… И вообще, Марина, – Антонина Викторовна сурово нахмурила брови, переведя взгляд с экрана на камеру планшета, – это наши семейные дела. Тебя не касаются!
– Ну и мучайся дальше! – физиономия подруги на экране брезгливо скривилась. – О тебе же беспокоюсь!
– Ладно, всё! Дела у меня появились. Пока! – Антонина Викторовна спешно нажала отбой на экране планшета, и видеозвонок завершился. Настроение испортилось. Зачем Марине было лезть со своими комментариями? Нельзя, оказывается, даже изредка душу изливать таким подругам. Только еще больнее сделают вместо сочувствия.
Она посидела еще какое-то время перед окном, блуждая в своих мыслях. По дому все дела переделаны. Цветы политы, рассада на балконе, на солнышке греется. Петя, как обычно, в семь тридцать на работу ушел, Надя спит… Жалко ее, тяжело ей без матери. Тяжелее, чем Пете. Хотя что сравнивать? Оба сироты, оба навсегда лишены родительского совета и воспитания. Бабушка никогда ни мать, ни отца не заменит.
– Доброе утро, – сонно пробубнила девочка в дверях кухни и прошлепала босыми ногами к холодильнику.
– Доброе утро, Наденька, – улыбнулась Антонина Викторовна и глянула на часы – половина двенадцатого, – у тебя с какого часа учеба?
– Я не пойду, – девочка вылезла из недр холодильника с пакетом молока и полиэтиленовым свертком. – Там сейчас тема «Технология приготовления супов и соусов», мне неинтересно. Вот когда будут рыбу учить готовить, тогда буду ходить, и на кондитерку пойду. А супы не интересуют, – она села за стол, достала из пакета сушеную тарань и начала ее умело чистить.
– Ну так нельзя! – развела руками бабушка. – Тебя могут отчислить!
– Невелика потеря! – отмахнулась девочка, наливая себе стакан холодного молока. – Не стану великим поваром – стану певицей.
Антонина Викторовна, с тревогой наблюдая, как внучка поедает сушеную рыбу и запивает ее ледяным молоком, только покачала головой:
– Для этого тоже учиться надо. Все знаменитые певицы с образованием: Лолита Милявская, Полина Гагарина.
– Фи! Что за старье?! Твои поп-дивы, может, и учились, а я – самородок! – Надя задрала веснушчатый носик повыше. – Мне не нужно образование. Мы с моей группой обалденную песню придумали, прям хит! Осталось отшлифовать, записать и в ВК закинуть. А там – слава, фанаты, концерты! – она вскинула руки к потолку, отчего перышки рыбы с ее пальцев разлетелись в стороны.
Бабушка снова покачала головой, давая себе установку поговорить вечером с Петей: пускай он вразумит младшую, что прогулы ни к чему хорошему не приведут. Песни петь – это хорошо, но образование должно быть, хотя бы повара-технолога. Антонина Викторовна посмотрела на странный завтрак внучки и тяжело вздохнула: как же все-таки найти подход к девочке? Ведь умненькая же, как брат. А не хочет учиться, из девятого класса чуть-чуть не отчислили, теперь вот в училище прогуливает.
– У Пети день рождения послезавтра. Может, тортик испечешь в качестве подарка? – вспомнила женщина, вставая к мойке, куда Надя закинула грязный стакан.
– Суши закажи лучше! – крикнула внучка уже из своей комнаты. – Он сладкое разлюбил!
За закрытыми дверями тут же включилась громкая сумбурная музыка. «Панк-рок» – так, кажется, называла ее Надя. Антонина Викторовна снова тяжело вздохнула, выключила слуховой аппарат и прошла к себе читать книгу.
– Наноботы-наноботы, нам от вас одни заботы, – мурлыкал Павел стишок собственного сочинения под мотив популярной песни, заевшей в голове с самого утра.
– Как там обстановка? – спросил Петр, высовываясь из-за монитора. – Есть контакт?
– Температура окружающей среды – восемь градусов, репликация идет со скоростью сто наночастиц в секунду.
– Медленно… – Петр встал из-за стола и прошел к коллеге. Сам посмотрел в микроскоп. – Вообще не вижу движения. А! Вот, зашевелились.
– Да, я тоже заметил – раз в минуту возникает пауза, будто на перекур уходят, – подтвердил Павел.
– И нам пора перерыв устроить. Рабочий день больше часа назад закончился, – Петр был доволен результатом эксперимента. – Думаю, можно эту серию считать удачной. Репликация есть, скорость распространения в водной среде – тридцать метров в секунду, как у Гольфстрима, точное определение цели и захват ее – тоже.
– Будешь докладывать Складовскому? – Павел отключил клеммы от стекла с контрольной партией наноботов, которые тут же начали собираться из разветвленной сети, напоминающей грибной мицелий, в капли серебристой жидкости.
– Да, пора, – подтвердил Петр.
Он стал разбирать и выключать оборудование, а Павел уже сливал наноботов в пробирку. Таких пробирок было всего одиннадцать штук. Они хранились в металлическом контейнере, закрывающемся на кодовый замок. Когда контейнер закрылся, Петр поместил его в сейф, ключом к которому служил его отпечаток пальца.
– Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в медведе… Так там было? – вспомнил Павел.
– У нас свои сказки, поинтереснее будут, – улыбнулся Петр, – дай бог, завтра подтвердим результаты.
– Подтвердим. Я не сомневаюсь. Но лучше быть уверенными на девяносто девять целых и девять десятых процента. Как в том, что дома кончился хлеб и чай, – Павел прочитал сообщение на своем смартфоне. – Почему всегда я должен в магазин ходить? Сейчас столько доставок!
– Родителям так спокойнее, ты же знаешь, – ответил Петр, – не все быстро принимают прогрессивные идеи. Кстати, об идее: завтра у меня день рождения. Бабушка настаивает, что хочет познакомиться с моими коллегами. Профессора я не могу позвать… неудобно. Если Вику и Свету позвать, она меня сватать начнет, уже было такое в институте. В общем, если хочешь, приходи.
– С удовольствием, – легко согласился Павел, – насчет подарка намекнешь? Коньяк, джин?
– Не пью, – отрезал Петр, – извини. У меня режим.
– Какой спорт? Всегда уважал атлетов!
– Да я так, для себя в «качалку» хожу, – опять стушевался старший по должности коллега. – Так, для себя.
– Все равно молодец! – подбодрил Павел. – В общем, предложение насчет дня рождения принимается, а над подарком сам покумекаю.
– Если завтра профессор Складовский примет отчет, уже подарок будет.
На следующий день с самого утра в лаборатории кипела работа. Результаты эксперимента с первой группой подтвердились идентичными показателями в контрольной колонии. В три часа пополудни руководитель проекта отчитался перед профессором Складовским – куратором его проекта и замдиректора по научным разработкам АО «ЗАСЛОН».
– Замечательный результат! – похвалил профессор. – И главное, вовремя. В дедлайны уложились. Теперь, Петр Николаевич, вам предстоит решить следующую задачу – транспортировка наноботов на место, где они, собственно, будут активированы для заданной программы.
– Контейнер можно доставить на любой подводной лодке, – Петр непонимающе пожал плечами. – Это ценный груз, но абсолютно безопасный для человека. Галлий, основной компонент сплава нанороботов, не излучает радиации или токсинов.
– Вы меня не поняли, – профессор отложил ручку, которую крутил в пальцах. – Вы же не будете выливать наноботов в океан через иллюминатор или в прорубь, как помои через порог?
Петр отрицательно замотал головой.
– Тем более нас интересует глубина в три тысячи метров. Там контролировать процесс распределения частиц «серой слизи» в нужном нам радиусе вообще очень сложно, мягко говоря.
– Так, – Петр уперся ладонями в колени и опустил глаза в пол, – то есть нам нужен транспортер. Робот-перевозчик.
– Необязательно робот. Рассмотри вариант собаки или обезьяны – живого существа, способного выполнять простые команды.
– В воде с температурой всего восемь градусов Цельсия? Мне кажется, профессор, машина из металла и пластика будет надежнее.
– Не факт. Ты же помнишь теорию Эрика Декслера о вероятности фатального исхода любой незначительной аварии в ходе репликации наноботов? А если реально наноботы захватят управление роботом, и их цели поменяются на кардинально противоположные? Не спасем тогда человечество, а ускорим его гибель, только иным путем.
– Хорошо. Я подумаю, – согласился Петр Николаевич, с удивлением рассмотрев в своем наставнике фаталиста и скептика.
– А в целом – молодец. И команда, весь отдел – молодцы. Можешь идти.
Остаток рабочего дня Петр Николаевич делал ленивые теоретические прикидки. О новой задаче он сразу объявил всем сотрудникам отдела. Но больше всего его удивляла идея с животными. Она казалась надуманной и более проблематичной в исполнении, чем конструирование робота. У него функций должно быть всего-то: опуститься на заданную глубину, открыть контейнер с «серой слизью» и проследить, чтобы все наноботы до последней капельки оказались в воде. Все! И все в комплексе. А на собаку нужно будет цеплять все сверху скафандра отдельными блоками – камеры, измерительные системы, сигнальную систему. В общем, ничего не придумав до конца дня, коллеги отправились праздновать день рождения.
– Проходите, гости дорогие! – встретила Антонина Викторовна внука и его знакомого. На ней было надето праздничное бархатное платье темно-вишневого цвета, украшенное на левом плече золотой брошью с жемчужиной.
– Ух, какая ты сегодня нарядная, бабуля, элегантная! Как будто это у тебя день рождения, а не у меня! – пошутил Петр и представил товарища.
– Очень приятно, – улыбнулась женщина, – пойдемте в общую залу, я там накрыла. Совсем не знала, что приготовить, и сделала пироги: один с рыбой, один с мясом.
– Объедение какое! А Надя не помогала?
– Нет. Она с утра как ушла, так и не приходила еще… – Антонина Викторовна не успела скрыть печаль.
– Она хоть в училище появляется или все с друзьями «тусит»? – угадал причину тревоги Петр.
– «Тусит», – коротко подтвердила бабушка, – только ты ее сильно не ругай. И вообще, не сегодня, прошу! Сегодня у тебя день рождения. Давайте праздновать!
Молодые люди с энтузиазмом принялись поедать пироги, не переставая хвалили хозяйку и параллельно развлекали ее интересными фактами современной науки. Когда Антонина Викторовна вышла на кухню за чаем, Петр отложил приборы и вполголоса обратился к Павлу:
– Хотел объясниться. Я являюсь опекуном для младшей сестры. Но фактически воспитывает ее бабушка. Хотя в шестнадцать лет уже трудно воспитать. Живем мы втроем. Родители погибли в автокатастрофе. Пять лет назад.
– Соболезную, – кашлянул в кулак Павел. Стало неуютно от полученной информации.
– Да ничего. Жизнь продолжается. Я в учебу весь ушел тогда, на третьем курсе уже был. Чтобы дали опеку над сестрой, устроился на подработку. Наде тогда одиннадцать было. Вот для нее это тяжелый стресс оказался. Кажется, до сих пор не оправилась. Первые полгода ходила как тень, по учебе с пятерок на тройки скатилась. А потом вроде ожила, а вроде и одичала сразу. Дьяволенок натуральный.
– Это переходный возраст называется, – улыбнулся Павел по-доброму и с сочувствием в тоне к коллеге.
В комнату вошла Антонина Викторовна с подносом, на котором стояли красивые фарфоровые чашки и заварочный чайник.
– А на десерт что будет? – быстро подхватил Павел, чтобы отвлечься от трагической темы.
– Ох! – вздохнула Антонина Викторовна. – Надя сказала, что Петя сладкое теперь не ест, я ничего и не купила…
– Люблю я сладкое! – обидевшись, пробубнил именинник.
– Так я сейчас схожу за тортиком быстро! – Павел торопливо встал из-за стола.
В прихожей послышался звук отпирания замка. Кто-то прошел в прихожую, громко топая.
– Надя пришла, – прошептала Антонина Викторовна, начиная переживать.
– Всем хай! – в залу заглянула курносая мордаха с веснушками и обведенными по кругу черным глазищами.
Павел приветливо улыбнулся, Антонина Викторовна только прислонила руку к груди.
– Надежда, иди-ка сюда, – позвал брат, стараясь сделать тон помягче. Получилось коряво, с хрипотцой.
– Зачем это? Я жрать хочу! – выпалила девчонка, косясь на незнакомца.
– У меня день рождения. Это во-первых. Бабушка пироги испекла вкусные. Садись, с нами поешь. Во-вторых, мы давно с тобой по душам не общались. Расскажи, как живешь.
– По душам! – передразнила Надя, но все-таки вышла вся из коридора. На ней была юбка из черного кожзама с металлическими цепями, пристегнутыми к поясу и гирляндами свисающими на бедрах, а сверху – мешковатое черное худи с капюшоном. В волосах мелькали сиреневые и алые пряди.
Она уселась напротив бабушки, бесцеремонно пододвинула к себе общее блюдо с пирогом, опять зыркнула на Павла и оттяпала зараз огромный кусок пирога.
– А вы кто? – спросила она с набитым ртом, чем вызвала очередное бессильное возмущение Антонины Викторовны.
– Зовут меня Павел Сергеевич Демьянов. Я – коллега, подчиненный, и, надеюсь, товарищ Петра Николаевича, – с улыбкой ответил Павел.
– А чего это вы надеетесь? Чем он вам так ценен? По-моему, абсолютно серая личность, лишенная духовности, – она прищурила взгляд и метнула его в Петра, но без злобы, а только с целью подразнить.
– Надя! – всплеснула руками Антонина Викторовна. Петр же многозначительно начал елозить желваками.
– Ты неправа, – парировал Павел. – Твой брат – светило науки. Изобретатель, новатор. Быть его помощником – уже честь.
– Хм, ну допустим… – Надя почесала нос, при этом рука ее подозрительно зашуршала целлофаном.
– Что у тебя в рукаве? – мгновенно отреагировал брат.
– Ничего. Тебе показалось, – Надя продолжила взирать на Павла и поедать пирог, игнорируя остальных присутствующих.
– Надежда, покажи, пожалуйста, что в рукаве, – Петр сдерживался из последних сил, чтобы не закричать.
– Я думаю, стоит пойти навстречу старшему брату. Там же у тебя ничего запретного нет? – Павел заговорщицки понизил голос и пристально посмотрел на Надю, а она вмиг почувствовала, как заливается краской смущения.
«Почему этот парень такой симпатичный? За что?»
Она послушно задрала рукав толстовки. Вся рука была замотана в черную полиэтиленовую пленку, закрепленную скотчем.
– О господи! – Антонина Викторовна в ужасе соскочила со стула. – Что с рукой, Надюша?! Ожог?!
– Успокойся, бабушка, – сказал за сестру Петр, сам выдыхая, – ничего страшного. Это татуировка.
– Татуировка? Как татуировка? На всю руку? Наденька, тебя же теперь ни в один приличный ресторан не возьмут!
– Возьмут, бабуля, только я сама не пойду! – «успокоила» в свою очередь Надя.
Петр в отчаянии посмотрел на коллегу. Во взгляде его читалось извинение. Всегда замкнутый на работе, конечно, он был сконфужен от семейной сцены в присутствии посторонних.
– Так! – Павел прервал неловкую паузу. – Мы остановились на сладком. Вернее, его отсутствии. Я пошел в магазин.
– А можно я с тобой? – неожиданно для себя самой выпалила Надя.
Павел с застывшей улыбкой вопросительно посмотрел на именинника. Тот одобрительно закивал и заморгал. Видимо, не готов был сейчас к нравоучительному разговору с сестрой.
– Решено! Идем! – скомандовал Павел, и Надя тут же пулей выскочила изо стола.
Глава 2
Они спустились в магазин на первом этаже дома – стандартную «Семерочку», вечный спутник многоэтажных человейников, где было все – от хлеба до шампуня. Павел оказался разговорчивым, вежливым и добродушным малым. Он открывал перед Надей дверь, пропускал вперед, интересовался ее вкусом при выборе торта. Казалось бы, мелочи, но знакомые девушки в колледже и музыкальной тусовке такого не делали. В ее обычной среде обитания царили только кибербуллинг и конкуренция. Даже в музыкальной группе постоянно все спорили и ругались: как играть, что играть, кто должен петь, а кто – молчать.
– А как ты вообще сдружился с братом? Вы такие разные… – удивилась Надя, когда они уже возвращались из магазина. Она нарочно замедлила шаг, чтобы подольше побыть с Павлом вдвоем.
– Друзьями нас назвать, наверное, еще нельзя, – признался Павел, также замедляя шаг, – в первую очередь мы – коллеги, сотрудники АО «ЗАСЛОН», участники проекта «КипАрктикАйс». Проект, вернее, наша часть работы в нем, скоро завершится. Но я надеюсь и в дальнейшем работать под руководством Петра Николаевича. Твой брат – гений!
– То, что он сделал суперпопулярный крем с нанокристаллами, омолаживающими кожу, еще не делает его гением, – наморщила нос Надя.
Ее всегда коробило, когда старшего хвалили в ее присутствии. Сейчас ей хотелось узнать больше самого Павла, а не слушать дифирамбы брату.
– А наноробот-хирург для удаления тромбов? А нанодатчики в слуховых аппаратах, которые автоматически подстраивают частоту и громкость устройства до нормы? И эти все разработки он сделал за три года после окончания бакалавриата в университете! Петр Николаевич – исключительный талант!
– А я пою! – Надя остановилась, топнула ногой и надула губы.
– О! Да у вас вся семья вундеркиндов! Уверен, что скоро ты станешь мегазвездой! – авансом похвалил Павел с широкой искренней улыбкой, отчего Надя тут же оттаяла.
– Пойдем, нас заждались, – он кивнул в сторону дома, смотря ей прямо в глаза и не переставая улыбаться, и Надя послушно поплелась следом, словно змейка под гипнозом дудочки.
– А если ваш проект завершится, и брат займется чем-то, в чем ему не нужна будет помощь?
– Это маловероятно. Любой крупный проект – это командная работа. Есть руководители, новаторы, идейные вдохновители, а есть рабочие пчелки, как я. Без нас прогресс замедлится, – Павел подмигнул, и сердце Нади опять замерло.
– О чем ваш проект? «КипАрктикАйс» – сохранение льда Арктики? Зачем?
– Верно, – подтвердил Павел, набирая номер квартиры на домофоне, – еще в две тысячи двадцать пятом году на международной климатической конференции СОР30 был предложен сценарий консервации льдов Арктики для сохранения климатической карты мира или хотя бы замедления процесса глобального потепления. Знаешь, что это такое?
– Знаю, – кивнула девушка, – бабушка регулярно новости в сети смотрит про тайфуны, цунами и температурные аномалии. Постоянно переживает за какой-нибудь Гондурас.
– Ну вот. На протяжении четырех лет комиссией ООН рассматривалось множество проектов реализации этого сценария. Однако ни один из проектов не был успешен при моделировании даже в лабораторных условиях. А в прошлом году на СОР34 выступил твой брат, аспирант ЛЭТИ, с проектом «КипАрктикАйс». Комиссия ООН дала добро на моделирование проекта в лабораторных условиях. После удачной серии экспериментов АО «ЗАСЛОН» заключило контракт на проектирование уникальной серии наноботов, которые смогут замедлить, а может, и совсем остановить глобальное потепление.
– Ты говоришь, проект совсем уже завершен… – Надя смотрела в потолок лифта, плавно поднимающего их на тринадцатый этаж, и не могла придумать, что еще спросить и как задержать Павла на лестнице.
– Осталась одна задача: придумать, как транспортировать наноботов на Северный полюс.
– А в чем проблема? – Надя зацепилась за новую информацию и важно нахмурила брови, останавливаясь в подъезде.
– А проблема в том, что наноботов нужно выпустить в океан так, чтобы они не только не потеряли друг друга из вида, но еще и получили сигнал к репликации, – вступил в разговор Петр, широко распахнув дверь квартиры. – Вы вот тоже в каком-то океане потерялись. Заходите, бабушка уже переживать начала.
– Она всегда переживает! – пробубнила Надя недовольно и в последний раз ощутила мурашки на коже от галантности Павла, пропустившего ее вперед.
Время за чаем пролетело, будто вспышка падающей звезды. Надя ловила каждое слово Павла, теплотой в ней разливалась каждая его улыбка, обращенная к ней, каждый взгляд.
Перед сном она долго бродила по его страницам в соцсетях, разглядывала фото, представляла его настроение, когда он репостил ту или другую картинку или песню. Наконец она, зажмурившись, отправила запрос в друзья, отключила интернет-соединение на телефоне и уткнулась в подушку.
– Что это?! Зачем здесь животные?! – Петр крутился вокруг себя в пустом коридоре возле двери лаборатории.
Тут же, у стены, одна на другой стояли открытые решетчатые клетки. В нижней сидел щенок овчарки, с любопытством наклонивший голову, свесивший розовый бархатный язык и наблюдавший за странным типом. Над овчаркой в клетке поменьше забилась в угол шимпанзе: ее напугал вид взъерошенного мужчины, громко говорящего и размахивающего портфелем. В самой верхней клетке пушистый енот-полоскун совершенно отрешенно грыз железный прут перекрытия.
Петр Николаевич, обозрев всю композицию и осознав одновременно, что никто из присутствующих не ответит на его вопросы, резко развернулся и быстро зашагал в кабинет профессора Складовского.
«Привет». – «Привет».
«Спасибо, что добавил в друзья. Как дела?» – «Замечательно. На улице отличная погода. Солнце светит!»
«Помнишь, я вчера сказала, что пою?» – «Помню. Это здорово! Ты творческий человек!»
«Хочешь послушать?» – «Давай!»
«У меня еще нет записи. Я могу спеть тебе живьем». – «Приглашаешь на концерт? С удовольствием!»
«Нет, ты не понял… Вернее, до концерта еще далеко. Но когда он будет, я обязательно тебя приглашу… Я хотела бы увидеться». – «Я работаю сегодня. Если только вечером. Но во сколько освобожусь, пока точно не знаю».
«Может, увидимся в обеденный перерыв? И вообще, мне было бы очень интересно посмотреть лабораторию, где ты работаешь. И брат». – «Хорошо. Знаешь, где АО «ЗАСЛОН»? Улица Коли Томчака, девять Е. Выбирай место встречи: Колмовский сад или Московский?» – «Московский. Он больше». – «Ок. В тринадцать десять – тринадцать пятнадцать буду там. Холодное не пей. Береги голос».
Профессор подтвердил, что животные доставлены по его распоряжению, и Петр Николаевич может проводить с ними любые гуманные манипуляции, лишь бы цель – успешная транспортировка наноботов – была достигнута.
– Я хочу провести серию экспериментов с роботами. Хотя бы с теми, которые уже сконструированы, и требуется лишь доработка. ФФ-3 – вполне подходящая модель.
– Петя, время поджимает, – по-отцовски снисходительно покачал головой Складовский, – экспедиция назначена на двадцать девятое мая, это через две недели.
– Я знаю, Дмитрий Анатольевич. Две недели достаточно для доработки ФФ-3. Если, конечно, не отвлекаться на собак и мартышек.
– Петр Николаевич, – профессор вздохнул, – мы уже с вами обсуждали вариант использования машины.
– Профессор, я верю в своих роботов, и я смогу их контролировать, на всех этапах! Они не подведут.
– Хорошо, – сдался Складовский, – неделя вам на эксперименты с ФФ-3. Больше ничего не изобретайте. Если к концу следующей недели положительного результата не будет, возьметесь за животных. Они все, кстати, уже дрессированные. Команды: «открыть-закрыть», «нажать кнопку» – знают и выполняют безошибочно.
– Неделя, Дмитрий Анатольевич. Неделя все решит, – Петр быстро вышел из кабинета профессора. Каждая минута теперь имела ценность.
Мини-зоопарк определили в дальний угол. Лаборантки поделили дни, кому выгуливать Рекса – лопоухого умненького овчаренка. К обеду курьер привез пакеты с кормом – отдельный рацион для каждого питомца.
Петр Николаевич переместился, наоборот, подальше от зверушек и пока корпел за компьютером, выстраивая схемы апгрейда ФФ-3. Сам робот помогал Павлу Сергеевичу – работал как радио, негромко проигрывая мелодии по заказу лаборанта, пока тот занимался взвешиванием и перераспределением серой слизи между пробирками. Такой учет приходилось проводить раз в два дня – периодически наноботы кучковались, переползая в соседние пробирки. Ничего критичного, но на всякий случай решено было отслеживать равное количество наноботов во всех партиях.
За работой Павел совсем не заметил, как время подошло к часу дня. ФФ-3, как обычно, торжественно объявил: «Время обеда, перерыва и перезагрузки. Господа ученые, на выход, на выход, на выход!». Виктория и Светлана сняли халатики и, попрощавшись с питомцами, ушли. И только после этого Павел решился на разговор:
– Петр Николаевич, можно отвлечь вас ненадолго? – он откашлялся в кулак.
– Говори, Паш, – Петр не оторвал взгляд от монитора.
– Надя в обед погулять предложила…
– Надя? – Петр не понял и, нахмурившись, высунулся из-за монитора.
– Сестра твоя младшая, Надя, – Павел почувствовал себя совершенно глупо. – Ты не против?
– Я – нет, не против, – Петр снова вернулся к расчетам.
Павел пожал плечами, посмотрел на часы – он уже опаздывал. Торопясь, он не стал снимать халат, а прямо поверх него накинул плащ цвета хаки и побежал на встречу с Надей. На улице моросил мелкий дождь. Обычная питерская весна. Он поднял воротник плаща, чтобы капли не затекали за шиворот, и поспешил в сторону Московского сада.
Она сорвала где-то ветку сирени. Оттенок прядей ее волос сочетался с цветами в руках. Улыбка мелькала на губах, не определившись, остаться ей в полутонах или засиять ярче солнца. Но чем ближе подходил молодой человек, тем больше она наполнялась радостью.
«В нее можно запросто влюбиться. Она такая настоящая: юная, наивная и в то же время дерзкая», – подумалось ему. Но Павел постарался отогнать романтические мысли и по-приятельски улыбнулся:
– Спой, светик, не стыдись!
Она рассыпалась горошинами звонкого смеха:
– В другой раз. Пойдем лучше в лабораторию, а то дождик не прекращается.
– Посторонним, к сожалению, в лабораторию нельзя. Придется поискать другое укрытие, – Павел широко распахнул полу своего плаща. – Ныряй под крылышко и пойдем в кафешке посидим.
Надя с удовольствием спряталась в укрытие под плащ Павла и засеменила рядом с ним, стараясь попасть в такт его уверенным быстрым шагам. От него веяло теплом, надежностью и пахло горьковатым дезодорантом. Она хотела прижаться к нему поближе, но почувствовала, как в бок ей упирается какой-то твердый предмет.
– А это что такое? – она запросто сунула руку в карман его рабочего белого халата и извлекла пробирку с порцией серой субстанции.
– Надо же, так налажал! Балбес! – Павел ударил себя по лбу, все его внимание теперь было на пузырьке. Но он тут же опомнился. – Заходи и крепко держи ампулу, не разбей!
– А что это? – Надя прошмыгнула из-под руки Павла в открытую дверь кафе и поднесла пробирку ближе к глазам. Серебристая вязкая жидкость слегка колыхалась при движении. Туба была заполнена наполовину и запечатана красным пластиковым колпачком.
– Давай сядем за столик, и расскажу, – Павел торопливо провел Надю за локоть к самому дальнему от двери столику. В центре стола была небольшая шарообразная лампа на круглой, гофрированной под кружево бумажной салфетке. Обстановка была уютной и теплой.
– Отдай, пожалуйста, мне пробирку. Это очень важная вещь. Я – натуральный осел, что забыл ее в кармане.
– Сначала расскажи, что это такое, – девушка решила подразнить друга и подняла ампулу повыше над головой, чем привлекла внимание бармена и официанта. Последний тут же направился к их столику с блокнотиком для заказов.
– Ну что ты делаешь?! – Павел совсем потерял благодушие и нервно зашипел на Надю. – Или отдай, или положи на стол возле себя! Не привлекай внимания!
Она посерьезнела, видя перемену в мужчине, и убрала пробирку под букет сирени возле себя, как раз когда подошел официант. Надя заказала круассан с шоколадом и фруктовый чай. Павел совершенно потерял аппетит и настроение, поэтому, кроме стакана воды, ему ничего не пришло в голову. На вопрос официанта: «Принести ли вазу для цветов?» Надя грустно покачала головой. Свидание явно не задалось.
– Извини, из-за моей рассеянности придется перенести нашу встречу, – он собрался как можно быстрее вернуться на работу, – давай в другой раз погуляем? Я заплачу за твой заказ, ты кушай, а я побежал.
Он было уже встал и протянул руку, чтобы забрать пробирку, но Надя его остановила:
– Нет! – на глазах девушки набухли слезы. – Ты просто не хочешь со мной общаться. Так и скажи!
– Ну что за ребячество, Надя! – Павел совсем растерялся.
– Я так и знала! Я для тебя ребенок, малолетка!
Павел снова сел напротив:
– Надя, ты интересный человек, милая девушка. Я хотел бы с тобой общаться дальше. Но мне срочно нужно вернуться в лабораторию. И вернуть вот эту пробирку на место! Ты не представляешь, как это важно!
– Все дело в этой серой пасте? – Надя схватила ампулу, одним резким движением сорвала крышку и выпила содержимое. – Теперь тебе не нужно никуда спешить!
Она попробовала улыбнуться сквозь слезы, но ужас в глазах Павла и застывшее побледневшее лицо остановили ее. Правильные благородные черты вмиг обострились, в глазах появилась неприятная тревожная муть. Надя испугалась, что с Павлом случился припадок, и уже готова была крикнуть: «На помощь!», но он неожиданно вскочил со стула, схватил ее за руку и потащил к выходу.
– Там что, был яд?!
– Нет!
– Теперь мне можно с тобой в лабораторию?
– Да!
– Петька будет ругаться?
– Да.
– Бли-и-и-ин…
Глава 3
Петр не умел ругаться и орать. Когда бабушка просила его строго поговорить с младшей сестрой, Петр Николаевич долго морально готовился, а потом именно – говорил, наставлял, взывал к совести и чести Надежды. Результаты таких бесед стремились к нулевому коэффициенту, но переходить на авторитетное манипулирование и крики Петр считал ниже своего достоинства. Так его учили родители.
Но сегодня он впервые орал. Кричал ругательства – все подряд, какие всплывали в памяти. Ходил взад-вперед по центру кабинета, размахивал руками и кричал. Причем безадресно, хотя Павел стоял, опустив голову, готовый понести суровое наказание. И Надя была здесь: сидела за чьим-то письменным столом, тихонько отталкивалась ногой от пола и еле заметно крутилась на стуле, а в руках теребила уже завядшую сирень.
– У нас была неделя! Всего неделя на доработку ФФ-3. И еще неделя, если будем использовать животное. Но у нас уже был готовый продукт! А сейчас его нет! Все пропало!!! Нас вышвырнут вон из «ЗАСЛОНа»! Позор на мировом уровне! Выскочка, скажут! Перед ООН взял такую ответственность! Куда полез?!
– Петр Николаевич, вы неправы. Вашей вины здесь точно нет, – Павел тяжело вздохнул и прикусил нижнюю губу.
– А позориться перед Складовским и комиссией ООН мне! «Извините, господа, эксперимент откладывается на неопределенный срок! Пускай ваши льды пока сами как-нибудь морозятся! Наноботов съела моя сестра!» Да мне за это – голову с плеч!
– Почему тобой вообще кто-то командует? Ты же гений, как сказал Паша, – искренне удивилась Надя. Раньше она думала, что ее брат ни от кого не зависит в своих научных изысканиях.
– Не фамильярничай! – огрызнулся Петр и ткнул пальцем в Павла. – Для тебя он Павел Сергеевич. Вы не родственники и только вчера познакомились! А уже натворили бед!
– Ну что ты, Петр, мы вполне сдружились, – поспешил сгладить углы Павел, – давай я сам схожу к профессору, объясню ситуацию и попрошу дать отсрочку. Сколько понадобится? Месяц? Два?
– Вон! – резко хрипло сорвавшимся голосом рявкнул Петр. – Пошел вон из моей лаборатории! Я тебя отстраняю от работы над проектом. Сам все доделаю.
Надя открыла рот от неожиданности и посмотрела на Павла. Он молча согласно кивнул, подошел к столу, за которым она сидела, забрал кружку из верхнего выдвижного ящика, подмигнул ей на прощание с улыбкой сожаления, снял халат.
– Бейджик я на КПП оставлю, а то не выйду из здания, – сказал он уже в дверях. И ушел.
Надя замерла от потрясения. В висках ее бился пульс отчаянья, негодования и ненависти к брату. Каким жестоким, бесчеловечным он оказался! Гений науки! Гений зла! Так поступить с Павлом! С добрым, заботливым, улыбчивым Пашей!
– Надежда! – вдруг голос брата раскатился над ней, словно гром. – Пошли, говорю, со мной! Это в твоих интересах тоже! – он развернулся и вышел из кабинета.
Наде стало страшно. Что он сейчас сделает с ней? Ему же так важны наноботы!
Она неохотно поплелась следом. Ноги не слушались, были ватными. Татуировка на руке еще начала зудеть и ныть. Наде хотелось сесть прямо на пол длинного пустынного коридора и громко зарыдать. В какой-то момент ей показалось, что они идут уже целую вечность, халат брата впереди нее медленно расплылся большим белым пятном…
Очнулась она от резкого запаха нашатыря. Обнаружила себя лежащей на кушетке в серо-белом просторном помещении, таком же, как лаборатория брата. Над ней наклонилась кудрявая круглолицая женщина в возрасте. Она совала ей ватку с нашатырем и щупала пульс на запястье.
– Пришла в себя! – громко объявила женщина.
– Хорошо. Можем уже сейчас провести МРТ? – послышался глухой ледяной голос брата.
– Минут десять дай ей. Пусть в себя придет, чая попьет с шоколадкой.
– Побыстрее бы…
Надя повернулась на бок лицом к стене. Гений зла. Только о своих роботах беспокоится.
– …Она проглотила партию наноботов. Нужно обследование с целью их обнаружения и, по возможности, извлечения.
– Петр Николаевич, ты в своем уме? – бесцеремонно возмутилась женщина. – Эксперименты на родной сестре ставишь?!
– Нет, – в голосе брата послышалась досада. – Это вышло случайно!
– Ну вы даете! – продолжила возмущаться коллега. – И сколько твоя сестренка съела инородных тел?
– Пять кубов.
– Они жидкие, что ли?
– Да, на основе галлия.
– И чего ты тогда мне про МРТ жужжишь?! В жидком виде галлий парамагнитен! Девчонку в аппарате начнет трясти как эпилептика, не дай бог. Ты же не знаешь, где они в ней засели? А если задели ЦНС?!
– Клавдия Ивановна, помогите! – взмолился Петр, заламывая руки и впиваясь длинными пальцами в густые бронзовые вихры волос. – Как мне установить место локализации наноботов в теле человека?
– Во-первых, это твоя сестра, родная кровь как-никак. Ты в первую очередь должен думать о ней, о ее здоровье. А потом уже о своих ботах. Во-вторых, давай попробуем УЗИ – самый безопасный вариант.
Надя, все это время слушавшая перепалку ученых у себя за спиной, тихо плакала, прикрыв глаза.
УЗИ ничего не обнаружило, инородные наночастицы никак не проявляли себя.
– А в туалет ты не ходила? Может, их уже нет в тебе? – спросила Клавдия Ивановна у девушки, выключая аппарат.
– Нет, – Надя отрицательно покачала головой и стала одеваться, – давайте МРТ. Все равно же надо найти этих наноботов.
– Я… Это может быть опасно, – вздохнула Клавдия Ивановна.
– Жизнь вообще опасная штука, – меланхолично произнесла Надя, – жестокая и несправедливая.
Под наблюдением двух лаборанток Надю плавно закатили в аппарат МРТ.
– Это оно? – ткнула указкой в затемненную область снимка Клавдия Ивановна. – Похоже на твоих скитальцев?
– Похоже, – Петр внимательно присмотрелся к снимку. – Они сконцентрировались вокруг сердца? Это же сердце?
– Да, это сердце, – подтвердила Клавдия Ивановна. – Я не знаю всех свойств галлия и тем более устройства твоих роботов. Могу только предположить, что это та самая парамагнитная реакция на томограф.
– Возможно, – задумчиво согласился Петр, – тогда нам понадобится магнит.
– Петя, ты бы с сестрой сначала пообщался, помирился. Девочка в жутком состоянии, – покачала головой Клавдия Ивановна, будто осуждая коллегу за его рабочий фанатизм. – Похоже, сердечко у нее разбито, вот глупостей и натворила.
– Она все время творит глупости! – не сдержался Петр Николаевич, но тут же сам себя осадил. – Поговорю, обещаю.
Они снова оказались в длинном пустом коридоре, пугающим своим ярким светом и шумоизоляцией, будто они находились на инопланетном корабле пришельцев. Оба молчали. Петр тяжело вздохнул, почесал голову и решительно скомандовал: «Пойдем сдаваться!». Надя, не проронив ни слова, последовала за своим «инквизитором» – так она уже мысленно окрестила брата.
Профессор Складовский, к удивлению Петра, совершенно спокойно воспринял информацию о потере одной из одиннадцати колоний наноботов. Озадачился, но без паники. Сказал, что ему нужно подумать, посовещаться с «комиссией». Что-то подсказывало Петру Николаевичу, что речь шла не о комиссии ООН, а о каких-то других, сверхвлиятельных личностях, но он не стал расспрашивать куратора подробнее. В общем, разошлись мирно.
– В общем, опростоволосился я. Не смог полностью вжиться в роль научного работника, – Павел стоял посреди просторного кабинета с панорамными окнами, за которыми вдалеке празднично подмигивал Лидер Тауэр.
– Однако подружился с его сестрой и бабушкой. То есть расположил к себе ближний круг, – крупный человек, горой восседающий в черном кожаном кресле, еле заметно улыбнулся уголками губ, глядя на молодого подчиненного, стоящего перед ним и искренне переживающего за прокол в работе. «Хороший малый, ответственный», – подумалось ему.
– Но сам Петр Николаевич не желает со мной больше сотрудничать. Пластическую операцию я не сделаю, чтобы явиться к нему в новом обличии.
– Другого телохранителя мы внедрять не будем! – тон был безапелляционным, мужчина занес руку над столешницей, чтобы хлопнуть по ней ладонью в знак окончательности решения, но потом передумал и только погладил отполированную поверхность. – Ты вернешься в проект «КипАрктикАйс». Скоро отправка в экспедицию. Зиновьев, скорее всего, поедет сам на Северный Полюс, никому не доверит проведение финальной стадии. Ты поедешь с ним. Уже без прикрытия, как сотрудник службы безопасности АО «ЗАСЛОН». Приказ подпишу сразу же, как станет известна дата отплытия. Другой кандидатуры, кроме тебя, нет.
Павел опустил голову еще ниже, будто старался рассмотреть каблуки своих туфель.
– Паша, – голос руководителя стал елейным, – ты – лучший сотрудник на сегодняшний момент, по части защиты ума и тела гениев науки. Вспомни операцию в пустыне Намиб. Ведь не подвела меня чуйка тогда: хрена с два договорились наши дипломаты с местными головорезами на проведение эксперимента. А ты, именно ты, смог тогда Василия Анатольевича вытащить и не дать этим обезьянам захватить его в плен. Если бы не ты, не было бы сейчас ни Нобелевской премии, ни самого профессора Горова!
– Там команда работала…
– Не умаляй своих заслуг! Неприлично. А то, что Зиновьев против охраны – это уже неважно. Он, как ученый, представляет ценность для государства, для всей России. Иди отдыхай, скоро позвоню.
Никогда раньше они не проводили столько времени вместе. Петр был погружен в учебу, затем в работу, даже дома закрывался в своей комнате и что-то придумывал, обдумывал, изучал. А Надю учеба мало интересовала, больше творчество. В младших классах, пока были живы родители, она тянула отметки до пятерок, старалась, чтобы мама и папа похвалили. А теперь их не было… Она писала стихи, пела в группе, мечтала о славе и любви миллионов фанатов. Хотя понимала, что ей не хватает просто родного человека рядом, любящей ее одной души.
Брат не разрешил уходить из лаборатории. На ее возмущение сухо ответил, что сама виновата в своем вынужденном заточении. Потом еще неловко добавил, что напишет справку для техникума, чтобы Надю не отчислили за прогулы.
– Вообще плевать на эту шарагу! – буркнула девочка, достала большие накладные наушники фиолетового цвета, надела их и врубила музыку с телефона на полную мощность так, что до Петра Николаевича стали доноситься отдельные гудящие басы.
Часов в семь вечера он скомандовал собираться домой. Оказавшись на улице, Надя глубоко вдохнула влажный свежий воздух и потянулась, встав на носочки.
– Свобода! – громко выкрикнула она на всю улицу так, что голуби сорвались с карниза и быстро растворились в выгорающем вечернем небе. Петр только покачал головой и стал вызывать такси через приложение смартфона.
– Завтра встаем в шесть утра и снова едем сюда, – предупредил он. Ликование Нади сошло на нет, она зло нахмурилась:
– Зачем еще! У меня свои дела есть!
– На данный момент научные «дела» важнее, – съехидничал Петр. – Наноботы внутри тебя. Значит, ты стала частью проекта «КипАрктикАйс». Сколько времени продлится твое участие, я не готов сейчас ответить. Но завтра ты точно должна быть под моим контролем в лаборатории.
– Ненавижу тебя! И за Пашу, и за проекты твои! – прошипела Надя, будто запуганный котенок. Старший брат не нашелся, что ответить. Домой ехали в молчании, а как зашли в квартиру, Надя закрылась в своей комнате. Диалога по душам так и не получилось.
На следующий день профессор Складовский огорошил Петра Николаевича: тайный консилиум решил отправить Надю непосредственно как оператора на место выпуска наноноботов в окружающую среду.
– Дело там нехитрое. Девушка справится. Как она, кстати? Как самочувствие?
Петр помедлил, переваривая полученную информацию, а потом все же поделился новостями:
– Я сделал небольшой магнит, установил его напротив сердца Надежды. Наноботы снова собрались всей колонией вокруг сердца. На УЗИ теперь хорошо различимы. Температура тела Нади понизилась на ноль целых три десятых градуса Цельсия. Возможно, это воздействие наноботов.
– Ну я надеюсь, температура останется в границах выше тридцать градусов Цельсия? – уточнил профессор, – Пока вы не придумаете, как их извлечь. Все-таки в жидком виде это сделать будет проще… Да и смерти нам не нужны.
Петр вздрогнул от озвученной профессором вероятности, хотя уже просчитал ее:
– Да, но… Я не понимаю, зачем Наде ехать в Арктику?
– Потому что все этапы должны быть под контролем. Человеческим контролем. Проект «КипАрктикАйс» чрезвычайно важен для всего мира. Человек – самый лучший вариант оператора, гораздо надежнее, чем машина или животное. Мы не рассматривали такой сценарий ранее, но судьба распорядилась иным образом. Сроки экспедиции сдвинем на одну неделю вперед. Пока Надежда добирается до Северного полюса, ваша задача, Петр Николаевич, решить вопрос с извлечением одиннадцатой колонии из тела вашей сестры.
– Я поеду с ней. Мне нужно наблюдать ее.
– Хорошо, ничего не имею против.
Пока Петр Николаевич общался с куратором, Надя в лаборатории развлекала себя общением с роботом-помощником ФФ-3. Искусственный интеллект, встроенный в андроида ростом метр двадцать, с колесиками вместо ног и двумя манипуляторами в качестве верхних конечностей, ФФ-3 следил за чистотой в лаборатории, мог помочь в переноске предметов, умел делать кофе и чай, то есть управляться с чайником и кофемашиной, а также отвечал на любой вопрос, если ответ находился во всемирной паутине.
Разговор прервался с появлением старшего брата. Надя надеялась, что он уже сегодня извлечет из нее драгоценную серую слизь, пускай даже путем операции, но брат объявил, что ей предстоит отправиться в центр Арктики.
– А почему меня не спросили?! Кто это вообще решил?! Я не ученый и не Юрий Гагарин! Геройствовать у меня нет никакого желания!
– Я тебя прекрасно понимаю, – согласно кивнул Петр, – ты стала заложницей обстоятельств. Я изначально предлагал профессору модернизировать ФФ-3. Но «комиссия» решила, что ты идеально подходишь на роль оператора. Даже сроки передвинули.
– Я уже вторую репетицию пропускаю! – продолжила возмущение Надя. – Что мне лично за это будет? Тебе – почет, слава, деньги. А мне? Мне что?
– В первую очередь я думаю не о славе и деньгах, – грустно улыбнулся Петр. – Я стремлюсь своими разработками облегчить жизнь человека. А в проекте «КипАрктикАйс» цель еще масштабнее: помочь всему человечеству избежать катаклизмов, причиной которых является глобальное потепление климата. Пойми, наша с тобой миссия убережет миллионы человеческих жизней.
– Только родителей уже не спасти, – глаза Нади колко заблестели, будто в них образовались кристаллики льда.
– С этим уже ничего не поделать, – признал Петр.
Он сложил руки в замок на груди, походил вперед-назад, будто меряя шагами помещение, потом остановился, взглянул на сестру и добавил:
– Знаешь, я всегда вспоминаю слова отца: «Если за что-то взялся, то делай в полную меру, не отступай на полпути, не бросай. А когда достигнешь одной цели, ты увидишь, как твои горизонты расширились, ты увидишь свой путь дальше!»
– А я ничего не помню. Никаких умных слов. Помню, как мама пела колыбельные. Как папа смеялся, подкидывая меня на руках высоко вверх. И я вроде смеялась… Но это все смутно, будто и не воспоминания вовсе, а сама себе напридумывала.
Петр не знал, что ответить. Хотел подойти и обнять сестру, но она отвернулась, снова надела наушники. Закрылась от всего мира.
Глава 4
На следующий день в лабораторию привезли водолазный костюм для глубоководного погружения.
– Примерь, – попросил Петр Николаевич Надю.
– Я в этом нырять должна?!
– Да, только его надо немного доработать. А в целом твой размер.
– Ты издеваешься! – заныла девушка, приступая к примерке.
После замеров Надя подошла к брату и твердо сказала:
– Я знаю, чего хочу.
Петр оторвался от компьютера и внимательно посмотрел на сестру.
– Расскажи мне все, что помнишь о родителях. И верни Пашу… Павла Сергеевича.
– Как я его верну? И зачем? Человек подвел меня. Я не смогу с ним больше работать!
– Это мои условия! А иначе я никуда нырять не буду!
Подготовка шла по плану. Надю подключали к каким-то датчикам три раза в день. Около получаса ей нужно было лежать без движения и смотреть на мизерную черную точку на белом потолке, которую она успела разглядеть еще с первого раза. Лицо Павла, спокойное, мужественное, открытое, с задорным энергичным взглядом, часто всплывало в ее памяти, и становилось тепло от этого, а потом сразу тоскливо и неуютно из-за поступка брата.
Еще Наде мерили давление и температуру тела. За пять дней с того момента, как она спонтанно проглотила колонию наноботов, температура ее тела понизилась на полтора градуса. Чувствовала она себя нормально, мерзла только часто. А вот Петр сильно переживал: что-то у него не получалось, какие-то расчеты не сходились.
– Всем привет! – Павел без белого халата, в сером строгом костюме с бейджем АО «ЗАСЛОН» на лацкане пиджака, бодро вошел в лабораторию.
Надя резко обернулась, так, что ФФ-3 с опаской откатился от девушки назад. Сорвалась с места, побежала и с разбега кинулась ему на шею:
– Ты пришел! Ты снова будешь со мной рядом!
Петр выглянул из-за монитора, с удивлением нахмурился, глядя на Павла, а тот только уважительно кивнул. Когда Надя отцепилась от него, Павел прошел к ее брату и после рукопожатия достал из внутреннего кармана пиджака лист А4, сложенный вчетверо. Петр Николаевич развернул документ, ознакомился с ним и как-то криво ухмыльнулся:
– Что ж, продолжаем работу в штатном режиме, – и снова сел за рабочее место.
Надя была несказанно рада появлению Павла и теперь была готова ехать хоть на край света.
Через два дня они поднялись на борт исследовательского атомного ледокола «Чукотка», сошедшего на воду только три года назад в две тысячи двадцать седьмом.
– Путь будет пролегать через Баренцево море к архипелагу Земля Франца-Иосифа, – рассказывал капитан корабля пассажирам.
Кроме команды «КипАрктикАйс» и сопровождающего их путешественника Виктора Мамонтова, на борту плыл сменный коллектив полярной обсерватории имени Эрнста Кренкеля.
– …Там мы высадим часть вас и примем на борт отстоявших свою вахту героев. А вас, молодые люди, – капитан уважительно кивнул, переведя взгляд на Петра Николаевича, Павла Сергеевича и прячущуюся за их спинами Надежду, – мы доставим на самый северный остров архипелага, остров Рудольфа. Предупреждаю сразу: с погодой не угадать, поэтому высадка может затянуться. Но! Терпение и еще раз терпение! На борту работает команда профессионалов, судно у нас молодое, современное и сверхнадежное!
– А с острова Рудольфа нам как до Северного полюса добраться?! – послышался звонкий взволнованный голос Нади. Капитан улыбнулся, но не успел ответить, так как Виктор Мамонтов перехватил инициативу:
– Это уже моя работа: доставить вас на точку, приближенную к девяноста градусам северной широты. Предлагаю организовать отдельное совещание, а сейчас послушаем главного рулевого, – Виктор, бородатый, с сединой на висках мужчина, уважительно улыбнулся всем и немного извиняясь – лично капитану.
– Да я, собственно, все сказал, – благодушно развел тот руками, – живем по режиму, внимательно слушаем радио, у кого морская болезнь – не стесняемся обращаться в медпункт.
На совещании познакомились поближе:
– Меня зовут Виктор. Отчеств не люблю, так что обращайтесь ко мне просто по имени.
– Павел, сотрудник службы безопасности АО «ЗАСЛОН».
– Петр. Просто Петр, – он откашлялся в кулак, скрывая природную стеснительность, – руководитель проекта «КипАрктикАйс».
– Надя, – она весело заболтала ногами, сидя на стуле, – я вроде как здесь случайно, но вообще я его сестра, – она кивнула на Петра головой, – и вроде как без меня нельзя, – закатила глаза к потолку.
– Понятно, – улыбнулся в ответ Виктор, взял карту и разложил ее на столе. Все подошли поближе. – От места высадки на мысе Флигели, самой северной точки острова Рудольфа, мы поедем на вездеходе «Буран-29». Хотя у меня есть опасения, что из-за ранней весны в этом году в начале пути может быть много рваного льда. Если так, то попрошу капитана подвезти нас подальше, потому что движение по малым льдинам может затянуться на недели. В общем, план такой: максимум, что нам нужно преодолеть на вездеходе – девятьсот километров. Это расстояние от мыса Флигели до условной точки Северного полюса. «Буран-29» может развивать скорость до шестидесяти километров в час, это если никаких препятствий, а они будут. По моим прикидкам – два дня туда, два обратно. Ну и время на проведение вашей операции.
– Еще сутки, чтоб с запасом, – кивнул Петр.
– А почему вы все время говорите о Северном полюсе неточно? – вмешалась в разговор Надя и ткнула пальчиком в карту. – Вот же он!
– Льды дрейфуют и постоянно смещаются, – пояснил Мамонтов, – будем продвигаться по GPS.
Надя стояла на корме, куталась в фиолетовую ветровку и разглядывала пейзажи. Ледокол плавно удалялся от зеленых берегов Мурманска. Весна была действительно ранняя и теплая.
– Почему так светло? – удивилась Надя в какой-то момент, оглядываясь по сторонам в поисках гигантского прожектора на ледоколе.
– Чем ближе к полюсу, тем светлее будет. Сейчас период полярного дня. Солнце не заходит за горизонт, – объяснил ей мимо проходящий пожилой мужчина с белой бородкой в солнцезащитных очках.
«Тоже, наверно, ученый», – подумала девушка и вприпрыжку отправилась на поиски своей команды.
– Ты Надежде только не говори, что ты по приказу к нам приставлен. Она меня просила тебя вернуть, но я бы не стал… – Петр смотрел вдаль, подставляя лицо свежему ветру. – А вообще, советую работать издалека, не мешаться под ногами.
– Хорошо, – запросто согласился Павел, – мне главное, чтобы вы оба были на виду и в безопасности. Мешать не стану. В свою очередь предлагаю помощь, хотя бы физическую: принести-унести чего.
– Посмотрим, – отрезал Петр, развернулся спиной к Павлу и ушел прочь.
Утром в семь ноль-ноль радио на стене вдруг ожило, заиграла бодрая ретромузыка. Надя резко села в своей постели, не сразу сообразила, откуда идет звук, а когда поняла, жутко разозлилась и ударила подушкой по динамику в стене. Музыка замолкла, но заговорил бодрым тоном капитан ледокола, желая всем пассажирам доброго утра и приглашая на завтрак. Девушка измученно зарылась обратно в одеяло с головой и провалялась еще часов пять.
На ледоколе не было вай-фая и даже хотя бы медленного интернета, но она не изменила своим привычкам и допоздна бодрствовала. За окном все равно не темнело, и спать никто из взрослых не загонял.
Девушка наконец пообщалась с Павлом, окунулась в его истории с головой. Несмотря на то, что он был одного возраста с ее братом, ему довелось побывать уже во многих странах (и все поездки были в составе научных делегаций). Он туманно объяснил, что сам не совсем ученый, а «рабочая пчелка, готовая всегда прийти на помощь». Надю устроило такое пояснение, и она с широко раскрытыми глазами стала слушать дальше о диковинках Сингапура, Лондона и Токио. Павел умел рассказывать занятно, с юмором, в красках, так, что девушке захотелось самой совершить кругосветное путешествие.
– Ну, считай, начало положено, – подмигнул молодой человек и взбудоражил всех мурашек на ее коже широкой белоснежной улыбкой. – Первое твое путешествие на Северный полюс! О таком мечтают многие, но воплощают в реальность единицы.
– Тут мало интересного, – кисло скривилась Надя. – Снег да лед. Холодная бесконечность.
– Ты неправа. Лед здесь не такой, как на материках. Он многослойный, толщиной до трех метров. На льдинах иногда можно увидеть белых медведей, моржей и другую местную живность. Сам лед, когда его ломает ледокол, переворачивается, и можно увидеть причудливые водоросли. В этом крае очень много диковинок, нужно только внимательней смотреть. А когда доберемся до самого центра, я тебя еще кое-чем удивлю.
Закончив разговор с Павлом, Надя отправилась искать брата, чтобы потребовать исполнения ее второго желания. Она хотела больше узнать о родителях. Петру было двадцать, когда их не стало, а ей – всего одиннадцать. И ее память о них угасала, бередя душу лишь отдельными всполохами воспоминаний. А она не желала их забывать.
Петр закрылся в своей каюте, что-то рассчитывал и анализировал. ФФ-3 услужливо выполнял функцию калькулятора. Его модуль тоже не мог принять внешний сигнал от спутника, поэтому казалось, что робот грустит.
Брат согласился сделать перерыв в работе, и за этот длинный светлый вечер Надя узнала своих родителей (или все-таки вспомнила?) гораздо лучше и ярче. Они были замечательные!..
Ближе к ЗФИ (так сокращенно все на судне называли архипелаг Земля Франца-Иосифа) пейзаж стал меняться. Чайки, сопровождающие ледокол, стали наглее, вода в море – прозрачнее. Остров Гукера поразил Надю скоплением птичьих гнездовий на отвесных скалистых уступах. Птичий гомон будто соревновался с бурными волнами и порывистым ветром в уровне шума. По всем островам от начавшегося весеннего таянья льдов прямо в море стекали бурные водопады. Картина была впечатляющая, гипнотическая.
Надя тоже изменилась. Уже десять дней возле ее сердца был размещен магнитный диск (наклеен широким пластырем на кожу). За счет этого наноботы концентрировались вокруг сердца Нади. Температура ее тела снизилась до 33,5 градусов Цельсия. Она шутила, что превращается в снежную королеву. Виктор выдал всем одинаковые утепленные резиновые сапоги и пухлые красные парки, Надя свою снимала только перед сном.
Петр был очень серьезен и большую часть времени погружен в схемы и расчеты. Только в часы, когда младшая сестра требовала рассказа о родителях, он отвлекался от работы.
– А как они погибли? – спросила Надя, когда насытилась воспоминаниями детства.
– Автомобильная авария. Они ехали домой из Москвы с симпозиума «Форсайт и научно-техническая политика – III». За рулем находился личный охранник отца, может, помнишь, дядя Слава… Со встречной полосы съехала фура – водителю стало плохо, потерял сознание… Вроде так говорили. В общем, машина родителей – всмятку. Никто не выжил. Никто не смог спасти…
Надя осторожно встала с кровати, где она сидела, сложив ноги в позу йога, подошла к брату и молча обняла. Он в ответ тоже погладил ее по спине, с тревогой ощутив холод ее кожи.
Как и предполагал Виктор Мамонтов, лед вокруг мыса Флигели уже успел растаять и дрейфовал на поверхности отдельными большими пластинами неправильных геометрических форм. На некоторых из них кучками грелись на солнышке тюлени. Их можно было разглядеть в бинокль – от приближения ледокола они сразу испуганно ныряли в океан.
Капитан корабля без споров согласился подвезти команду дальше, вплоть до границы с нейтральными водами.
Как раз в этом месте лед уже был паковый, многолетний. Надя с восторгом наблюдала, как огромные глыбы крошатся и переворачиваются, задевая борт судна-исполина. «Чукотка» наконец замедлила ход и филигранно заехала на льдину. Спуск команды был быстрым и техничным. По сравнению с атомным ледоколом вездеход «Буран-29» казался хрупкой детской игрушкой, пока его спускали с палубы на тросах. Однако впечатление оказалось обманчивым: на льду рядом с людьми встал отливающий сталью на ярком солнце автобус-мутант с шестью колесами метрового диаметра.
– Забираемся! Живенько! Живенько! – скомандовал Виктор, открыв магнитным ключом дверь кабины и нажав на кнопку с боку от руля, после чего с кабины до земли вытянулась складная лесенка. Надя весело взбежала первой и прошла в салон. Пока здесь было очень душно и пахло новым пластиком и резиной.
Мужчины быстро погрузили все оборудование и закатили ФФ-3, который, к общему удивлению, запротестовал, желая сначала изучить ранее невиданную модель автомобиля. Наде пришлось успокаивать тревожный ИИ.
Поехали. За окнами мелькали ярко-голубые торосы и блестели лужи воды среди рыхлого снега. Совсем близко, метрах в ста-ста пятидесяти пробежал белый медведь, казавшийся на фоне снега грязно-желтым. Остановился, замер, изучая быстро движущийся вездеход. Павел настороженно положил руку на ружье. Надя, заметив это, грозно посмотрела на молодого человека. Медведь побежал по своим делам.
Через пять часов сделали остановку.
Вывалились на свежий воздух. ФФ-3 тоже поспешил со всеми оказаться на свободе.
– Нам осталось примерно столько же ехать. Быстро доберемся, – обнадежил Виктор. – Сейчас предлагаю устроить привал, отдохнуть, поесть, набраться сил.
Все согласились. Надя беззаботно попрыгала по лужам, любуясь солнечными бликами в разлетающихся каплях. Благо прочные резиновые сапоги позволяли предаться такой детской шалости. Петр также отделился ото всех и побрел вдаль, обходя лужи, заложив руки за спину и крепко задумавшись.
Павел стоял в растерянности рядом с ФФ-3 и не знал, за кем ему следовать. В поле видимости должны быть и брат, и сестра.
– Ты – за Петром Николаевичем, я – за Надей, – решившись, скомандовал он роботу.
– Задачу принял.
– Верни его к вездеходу.
– Задачу принял.
Воздух был сухим и кристально чистым. Павел отчетливо слышал у себя за спиной голос Петра: тот с возмущением отчитывал робота-помощника за то, что тот чуть не влез в глубокую лужу. Сам Павел, неосознанно улыбаясь, шел по следам Надежды, догонял энергичную беззаботную девчушку, милую его сердцу. Ее силуэт в ослепительном солнце на фоне белоснежной равнины, казалось, сиял по контуру и сам излучал свет и радость. Она обернулась, счастливо засмеялась и сама побежала ему навстречу.
– Я придумала новую песню! Спеть?! – с сияющими глазами она запрыгала на месте, хлопая в ладоши.
– Спой! Только по дороге к вездеходу. Лучше держаться всем вместе. Безопаснее.
– Хорошо! Слушай: неопознанный объект моей любви… – она начала задорно, по панк-рокерски трясти головой так, что капюшон куртки слетел с копны разноцветных волос.
– Стой! Подожди, – Павел остановился и прислушался.
– Это ФФ-3, наверно, жужжит, – предположила Надя.
– Нет, у него звук гораздо слабее, – Павел стал медленно поворачиваться вокруг себя, осматривая горизонт. – Пойдем скорее к остальным. Осторожнее.
Петр, ФФ-3 и Виктор были уже в сборе. Виктор держал в руках пару складных стульев, которые собирался расставить на привале. Но, как и остальные, он стоял без действия, с тревогой смотря вдаль. К ним быстро приближалась какая-то машина.
– Ученые из другой страны? – спросил Павел.
– Эта территория в ведении ООН, от них не поступало информации о других экспедициях в это время. Может, вам подмога?
– Нет, кроме нас, никого не должно быть, – опроверг предположение Петр.
– Неопознанные объекты, – заключил Павел и подсадил робота в вездеход. – ФФ-3, принеси ружье.
Глава 5
Все с тревогой посмотрели на Павла.
Прямо на них ехал вездеход явно военного назначения: темно-зеленой окраски, с маленькими окнами, защищенными тонировкой, рядом фар дальнего света на крыше, широкой, выступающей вперед, словно челюсть плотоядного зверя, решеткой на радиаторе.
– Говорить буду я, – взял инициативу Петр.
Надя машинально сделала шаг к Павлу. ФФ-3 выкатился в дверной проем кабины с ружьем в манипуляторах.
Автомобиль остановился всего в трех метрах от людей. Из крыши быстро и плавно поднялась турель с автоматической шестиствольной пушкой, все дула которой направились на команду. Только после этого из машины вышли двое мужчин в камуфляже с автоматами наперевес.
– Приветствую! – по-английски, но со странным акцентом произнес один из военных. – Что вы здесь делаете?
– Здравствуйте, – ответно поприветствовал на английском Петр. – Мы – ученые из России. Наша цель – добраться до Северного полюса и реализовать финальную стадию проекта «КипАрктикАйс». Проект одобрен и согласован комиссией ООН в рамках борьбы с глобальным потеплением.
– Северный полюс тут повсюду, – усмехнулся военный.
– Нам нужно попасть в точку схождения всех меридианов и девяносто градусов северной широты. До нее, согласно GPS-навигатору, еще триста километров.
– Не имеет значения, – отмахнулся военный. – Дело в другом. Мы здесь проводим свои учения. Эта территория была выбрана, потому что здесь никого никогда нет. Но у нас возникла проблема: вы!
– Мы можем сейчас же уехать. Мы не знали о ваших учениях.
– Еще бы вы знали! – теперь военный ржал в голос. Второй солдат при этом стоял, как истукан, ни одним мускулом ни на теле, ни на лице он не пошевелил за все время разговора. А переговорщик, проржавшись, решил уточнить ситуацию:
– Это секретные учения. И мы сами – секретная военная компания. Там, где появляемся мы, свидетелей не остается.
В возникшей паузе стало слышно глубинное дыхание океана под толщей льда. Надя вжалась в объемную парку, замерла, но не смогла унять нервный тремор. Ее морозило, и было очень страшно. Ей казалось, что еще немного, и она вмерзнет в лед.
– Одну минуту! – вступил в разговор Павел. – Мы – ученые. И миссия, которая возложена на нас, важна для всего человечества. Ваше решение о нашей ликвидации будет опрометчивым.
– Все здесь ученые? – мужчина прищурился. Надя испуганно отвела взгляд.
– Все! – Петр не задумывался ни секунды.
– Девчонка больше похожа на подопытную обезьяну! – солдат опять громко заржал. Павел невольно сделал шаг вперед, пряча за себя Надю.
– Она играет главную роль в проекте, ее жизнь важнее наших, – в голосе Петра послышалось раздражение.
– А ружье? Чье оно? – переговорщик, словно нарочно, тянул время перед казнью, нагнетая ужас на жертв.
– Это от белых медведей. Они – хищники.
– Мы тоже хищники.
Из кабины с водительского места вылез третий солдат и на незнакомом диалекте прокричал что-то переговорщику. Последний недовольно сплюнул на снег и снова развернулся к команде:
– Поедете с нами в лагерь.
Больше ни слова не говоря, он развернулся и пошел обратно к военному вездеходу. Вместо него к оставшемуся солдату присоединились еще двое. Они стали криками загонять ученых в «Буран-29». Двое расселись в салоне, заняв половину пространства. Третий сел рядом с Виктором в водительской кабине и также криками и жестами указал ехать за вездеходом захватчиков.
Надя жалась к брату, боясь даже посмотреть на головорезов, сидящих рядом. Ее морозило и трясло от страха. Она хорошо знала английский и поняла весь состоявшийся диалог.
– Не бойся, – тихо сказал Петр, – все будет хорошо.
– Я очень замерзла, – прошептала Надя.
Петр с тревогой дотронулся рукой до ее лба. Кожа Нади была по ощущениям жутко холодной. Времени оставалось еще меньше.
– Давай ты сейчас пересядешь к ФФ-3, – предложил он сестре, стараясь ничем не выдавать свою тревогу. – ФФ-3, включи режим внешнего обогрева, нагрей корпус до температуры сорок пять градусов Цельсия. А ты обними его, так быстро согреешься.
Надя послушно встала, Павел также встал со своего места, чтобы поменяться с Надей. Один из солдат гаркнул на них и замахал дулом автомата. Павел открытыми ладонями показал успокоительный жест, который для всех народов Земного шара имел одинаковое значение. Сработало, головорез утихомирился. Надя примостилась на сиденье рядом с нагревающимся андроидом и обняла его. ФФ-3 ответно обхватил ее манипуляторами.
– Ты знаешь, кто это? – спросил Петр, когда Павел сел рядом. Говорил он шепотом, повернув голову к собеседнику так, чтобы слышно было только ему.
– Какая-то ЧВК. Нашивки мне неизвестны, символ лишь отдаленно похож на свастику. Они явно вне закона, – ответил Павел таким же образом, оглянулся на солдат и добавил, – спасибо, что не выдал, когда спрашивали про состав группы.
– Нам надо выбраться и как можно быстрее, – в шепоте Петра послышалось отчаянье, – Надя умирает. Наноботы охлаждают ее сердце. Я не могу найти способ извлечь их из нее сейчас, раньше погружения!
– Надя не умрет, никто не умрет! – твердо сказал Павел.
Ехали около часа. Тыкая пальцами в лобовое стекло, конвоир указал Виктору место для стоянки – возле большой брезентовой палатки темно-зеленого цвета. Их вытолкали на воздух, Петра и Павла дулами автоматов направили в палатку за двести метров от парковки. Человек, очевидно, командующий, в отличной от других солдат черной форме с красными нашивками, с угрюмым лицом и лысым бугристым черепом, встретил их жестким недружелюбным взглядом. Он изъяснялся по-английски с уже известным отвратительным по звучанию акцентом, постоянно вставляя словечки из своего диалекта:
– Мне доложили, что вы ученые. С какой-то миссией ООН. Нашу политику до вас донесли. Но мы отложили момент вашей смерти. Нам нужна небольшая помощь с оборудованием.
– Мы готовы оказать вам помощь, но взамен просим отпустить нас. Информацию о вашей деятельности мы никому не сообщим.
Командующий с презрением усмехнулся, проговорил что-то на своем языке, по тону – нелицеприятное. Их развернули и увели обратно к «Бурану-29».
– Успел осмотреться? – спросил Петр у Павла, когда они оказались в салоне вездехода.
Их с Надей, андроидом и Виктором загнали обратно, закрыли, и возле двери встал солдат с автоматом.
– Шесть палаток по кругу на расстоянии друг от друга около двухсот метров. Возле каждой – вездеход, подобный тому, который сопровождал нас сюда. В центре круга – ракетная установка. Рядом под брезентом – снаряды. По моим прикидкам, на базе порядка пятидесяти вооруженных до зубов солдат. У нас против них пока два ружья с транквилизатором для медведей и один пистолет с обоймой на шесть патронов – лично мой, – отрапортовал Павел.
– Еще «Буран-29», ФФ-3, кейс с наноботами и лазерный бур для льда, – задумчиво перечислил остальную технику Петр. – Переговоры не удались. Нас отсюда не выпустят. А захватчикам нужна какая-то помощь. Я думаю, в настройке программного обеспечения ракетной установки.
– Может, захватим генерала? – предложил Виктор. – Если их командир будет у нас, нас не тронут.
– Плохой план, – покачал головой Павел. – У них численное и физическое преимущество. Нужно придумать, как обезвредить всех сразу. Рассмотреть партизанский вариант действий.
– Обезвредить всех сразу… – размышляя, протянул Петр.
– Взорвать лагерь?
– Сами утонем вместе со всеми, – опять отверг идею Павел.
– Создать электромагнитный щит по периметру, – выдал идею Петр.
– Что это даст? – нахмурился Павел, он раньше не слышал о таком.
– Щит – это новая технология, представленная на декабрьском отчетном собрании отделом военного вооружения АО «ЗАСЛОН». Вообще, это только проект, идея. Поэтому они и похвастались ею на общем собрании перед всеми отделами. Но я запомнил, и уже тогда, после собрания, спросил у знакомого из того отдела, можно ли перепрограммировать уже имеющиеся на вооружении государства системы наведения на функционал щита. И он подтвердил, что для систем с командным самонаведением такая возможность есть.
– В чем суть технологии? – уточнил Павел.
Петр зачесал бронзовые вихры на голове и продолжил рассуждение:
– Электромагнитное напряжение между двумя приемниками создает стену, через которую не пройти. Человек не видит ее, но при пересечении получает электрический разряд высокой мощности, равный ста пятидесяти миллиампер минимум, а это смерть.
– Ты хочешь выпустить электромагнитный импульс из ракетной установки, я правильно понимаю? – Павел приободрился и тоже начал думать над устройством щита.
– Да, – подтвердил Петр, – ее можно перепрограммировать для наших целей.
– А приемники? Между которыми образуется стена?
– Приемником может служить любая отражающая поверхность.
– Лед? – предложила Надя, она снова сидела в обнимку с роботом и грелась.
– Да. Лед! Достаточно стелы метровой высоты.
– То есть нам нужно выстроить ледяные конструкции по периметру лагеря, – Павел попросил у Виктора блокнот с ручкой и начертил схему. – Есть шесть палаток. Надо установить приемники за пятью палатками. Тогда у нас получится форма отрезанной сбоку головки сыра, – он соединил точки линиями. – Мы должны оказаться в открытой зоне возле пятой палатки – отрезанном кусочке сыра. После включения щита нам останется отъехать от палатки на расстояние условного диаметра круга и поставить шестой приемник. Ну как поставить – выкинуть на скорости, потому что за нами наверняка уже будет погоня.
– А-а! То есть мы сами останемся снаружи, а враги внутри щита! – наконец догадался Виктор. – Отличный план! Теперь нужно построить ледяные сталагмиты за палатками!
– Да, – Петр снова озадачился.
– ФФ-3 может справиться, – подсказала сестра, – он мне рассказывал, когда мы еще на ледоколе плыли, как строить горки из снега и быстро превращать их в лед.
– А как он пройдет незамеченным? Нас держат взаперти, – Виктор приуныл, отошел от стола со схемой и бессильно опустился на сидение.
– Я отпрошусь в туалет, – после паузы раздумий выдала Надя. Все с сомнением посмотрели на девушку.
– А что?! Я – девочка, я стесняюсь. А ФФ-3 – мой верный спутник. Потом изобразим догонялки или прятки.
– Хорошо, – согласился Павел, предварительно взглядом согласовав решение с Петром. – Опасно, но вариант. Не забудьте – пять сталагмитов. За ближайшей палаткой ничего не стройте, а то сами в засаде окажемся.
– Я могу уже идти? – Надя уже стояла у выхода.
– Осторожно! – хором напутствовали Павел и Петр.
Девушка и робот вышли из вездехода. На гарканье солдата Павел, вышедший следом, на английском объяснил, что девушке нужно отойти по нужде. Солдат брезгливо сплюнул и указал пальцем направление за палатку. Надя кивнула и вместе с ФФ-3 направилась за темно-зеленый шатер.
На открытом пространстве девушке приходилось передвигаться на корточках и прятаться за роботом, чей стальной корпус отражал свет и почти сливался с окружением, а вот ее красная куртка могла их выдать.
– ФФ-3, быстро слепи гору снега метр высотой, а затем кристаллизуй ее в лед, – скомандовала Надя, когда они дошли до следующего строения.
– Задачу принял, – прогудел ФФ-3 и быстро заработал манипуляторами.
Павел следил за конвоиром из кабины, предусмотрительно расстегнув кобуру пистолета на ремне. Солдат стоял беспечно минут пять, потом он начал вертеть головой в поисках девушки. Уйти он не мог. Между шатрами было большое расстояние, и подменный появился не сразу. Они объяснились. Вновь прибывший остался на карауле, а первый отправился на поиски беглянки. Павел вышел следом. Под таким же предлогом, что и Надя, отпросился у охранника и быстрым шагом пошел за преследователем.
Он подоспел вовремя. Солдат уже обнаружил пропажу девушки и робота и дико выкрикивал ругательства. Но еще не успел развернуться и кого-либо предупредить. Павел резко обхватил шею солдата со спины, одновременно сделал подсечку ногой, повалил противника на лед и, словно гигантский питон, скрутил его всем своим телом. Автомат в борьбе отлетел в сторону, солдат пытался выбраться из цепкого захвата Павла, но скоро хрип его затих, и тело обмякло.
Павел для верности сжал еще крепче шею противника, услышал хруст позвонков, после чего освободился и быстро последовал туда, где маячила красная курточка. Она уже удалялась в сторону третьего шатра.
На все ушло около часа. Плюс – пять ледяных пиков за палатками. Минус – четверо подозрительных солдат.
На их появление возле «Бурана-29» удачно закемаривший вояка отреагировал бурными ругательствами. Павел только покорно закивал, проходя в салон вездехода.
– А где Петр? – Виктор был один, отрешенно жевал хлебец и смотрел перед собой, блуждая в собственных мыслях.
– Его забрали к ракетной установке, – он протянул пачку с хлебцами товарищам, – этот приходил, который переговорщиком выступал при первой встрече.
– Я пойду к нему, – сказал Павел и сразу вышел из машины.
Он действительно нашел Петра в рубке ракетного комплекса.
– Есть место?
– Залезай.
– Как обстановка? – Павел пролез в люк в крыше и сел в соседнее от Петра кресло. Стены рубки были по кругу в панелях и дисплеях. Механизм выглядел гораздо сложнее кабины самолета.
– Обстановка нам благоволит, – протянул Петр, подстраивая параметры при помощи реле на пульте управления. – Конвоир, пока вел меня сюда, разговорился: рассказал, что их инженера убил генерал из-за спора на бытовой почве. А потом выяснилось, что, кроме инженера, никто больше не разбирается в настройке этой пушки. Все остальные, включая генерала, знают только кнопку запуска. Поэтому они тут засели и ждали уже неделю кого-нибудь вроде нас. Им повезло. Но и нам – тоже. Установка отлично подходит для наших целей.
– Вкратце сможешь объяснить, как включится щит?
– Выпускное отверстие пушки направлено точно вверх, но запрограммировано не на пуск снаряда, а на аннигиляцию электромагнитного импульса. При включении ракета останется на месте, а импульс уйдет вверх, по параболе опустится вниз к земле и встретится с приемниками. Приемники отразят излучение и создадут между собой щит.
– Отлично. Ты гений! – искренне похвалил Павел.
– После того как кто-нибудь нажмет кнопку пуск, систему заклинит. Ее будет проще сломать, чем починить. А силовое поле будет держаться до момента, пока не сядут аккумуляторы.
– Это сколько они будут в ловушке?
– Примерно месяц.
– Отлично. Все успеем, даже чай с тортиком попить.
Глава 6
– Виктор, теперь вы у нас главный, вы рулевой, – бодрым тоном заявил Павел, забираясь в салон вездехода. – От вас зависит, вырвемся ли мы из плена и останемся ли живы вообще.
Виктор от такой новости растерялся, развел руками и часто заморгал, издавая звук: «Эээ…»
– От вас и от «Бурана», – уточнил Петр, зашедший следом. – Нужно будет очень быстро выжать максимальную скорость из машины.
– Выжмем! – Виктор, поняв задачу, успокоился и моментально стал прежним: уверенным, спокойным, умудренным опытом.
Они ждали два часа. Каждая минута длилась вечность, будто время застыло на месте.
Наконец солдаты зашевелились. Подобием строя во главе с генералом щетинистый отряд проследовал от штаба до ракетной установки. Группы из других палаток также вышли в полном составе на импровизированный плац. По команде главнокомандующего солдаты подхватили боевой снаряд и заложили его в пусковое отверстие. Генерал скомандовал одному из подчиненных спуститься в рубку и нажать кнопку «Пуск».
– Как только солдат вылезет из рубки и доложит генералу о неисправности, он отправит головорезов в нашу сторону. Сразу же газуйте и направляйте машину за шатер, – проинструктировал Виктора Павел. Он сидел рядом, держа на коленях снятый с предохранителя пистолет.
– Понял… Пора! – Виктор спешно завел мотор вездехода, не без труда развернул его уже под обстрелами бежавших к ним дикарей и с завыванием шин, впившихся шипами протекторов в лед, рванул машину с места в направлении обозначенного периметра.
Павел успел метко вывести из строя нескольких бойцов, стреляя через боковое окно кабины.
Когда вражеская палатка осталась позади, Петр распахнул запасный люк в заднем бампере вездехода и с размаху вонзил в лед полуцилиндрическую пластину из серебристого металла, в которую мгновенно ударили два импульса от ближайших ледяных сталагмитов.
– Ой! – Надя испуганно отвернулась, увидев, как несколько преследователей одновременно падают в конвульсиях замертво, в попытке пересечь барьер.
Петр закрыл люк, держась за трос, который страховал его, не сразу поймав развевающуюся на ветру дверь, после чего сполз на пол и выдохнул. Спасены!
– Ха-ха!!! – Виктор за рулем ликовал, борзо объезжая торосы и бассейны. – Лучше нашей техники не найти! Лучше нашей техники – только наши люди! Давай, «Буранушка», вези нас на самый Северный полюс!
– ФФ-3, – Петр позвал андроида, тот повернул верхний модуль сенсорным дисплеем, служивший головой, к создателю, – спасибо большое, что позволил использовать твой корпус как приемник для щита. Это поступок настоящего героя. Вернемся – сделаю тебе кор еще лучше.
– Спасибо, Петр Николаевич, – в компьютерной модуляции андроида всем послышался целый набор эмоций, от печали, до благодарности и гордости. Или это была только иллюзия, свойственная людям?
Надя погладила ФФ-3 по условной голове и плотнее закуталась в куртку.
Они ехали без перерыва. Из мужчин никто не спал, хотя все чувствовали усталость и напряжение. Надя закемарила, пригревшись под двумя куртками – брат накинул свою сверху.
– Так как извлечь колонию наноботов из Нади? Ты придумал? – Павел из водительской кабины перебрался в салон и сел рядом с Петром. Последний опустил голову в пол, помолчал, взлохматил и так буйные вихры бронзовых волос и ответил приглушенным голосом:
– Помнишь, каждый день мы замечали, что колонии распределены неравномерно? Серая слизь будто перетекала из одной капсулы в другую. При этом пробирки были герметично закрыты и находились в вакууме.
Павел кивнул, бросил быстрый взгляд на дремавшую Надю напротив.
– Что это за процесс, предстоит еще изучить. Уже не в рамках данного проекта. А сейчас такое поведение наноботов дает возможность предположить, что они покинут тело сестры, когда обнаружат присутствие рядом других колоний, – Петр мельком глянул на реакцию Павла, тот только внимательно слушал. – Но как будет выглядеть это перемещение, сколько времени займет, через какие каналы и органы в теле человека будут выходить наноботы, я не могу смоделировать, – он бессильно уронил голову вниз и замолчал.
– То есть у тебя ответа пока нет, – подытожил Павел.
– Да… Нет, – подтвердил Петр. – Я только надеюсь, что при погружении Нади наноботы самостоятельно покинут ее тело. Я полагаюсь на их логику и следование заложенной программе.
– А сейчас извлечь наноботов невозможно? Поднести вторую пробирку к Наде и подождать, пока колония из нее выползет к своим сородичам.
– Я думал об этом, – кивнул Петр, – но с большей вероятностью мы получим обратный результат: еще одна колония наноботов окажется у сердца Нади. Для серой слизи жидкая среда наиболее комфортна. Да и для таких экспериментов сейчас нет ни времени, ни места.
– Но и при погружении Нади нет никакой гарантии, что наноботы покинут ее тело?
– Я никогда не оперировал, никогда не работал с телом человека… – то ли винил себя, то ли продолжил рассуждение Петр.
– Я ассистировал при операции. Только там пулю из плеча доставали, – подхватил идею Павел.
– Нет, нет! Это опасно! Опасно без знаний и инструментов проводить операцию на сердце человека! – зашептал, будто в бреду, Петр, впиваясь пальцами в прическу.
– Приехали! – вмешался в разговор Виктор, останавливая вездеход. – Здесь уже можно делать пробоину.
Товарищи стали выгружать оборудование из вездехода: лазерный ледобур, веревки, электромотор для намотки и натяжения тросов, монитор видеонаблюдения и локальную станцию радиосвязи. Надя вышла следом. Внутри «Бурана» остался только ФФ-3, потому что Петр ему рекомендовал беречься с открытыми внутренностями.
Надежда бродила вокруг вездехода и выглядела несвойственно меланхолично.
– Виктор с Павлом сейчас начнут бурить, а я хочу с тобой обсудить детали погружения, – Петр обратился к Наде, но сам прятал от нее глаза.
– Давай, – Надя ответила брату грустной улыбкой.
– Мы закрепим страховочный трос вокруг тебя, второй трос – направляющий, по нему ты спустишься в прорубь. Под водой ты откроешь кейс – он будет закреплен у тебя на правом бедре – и далее тебе нужно доставать по одной пробирке с помощью щипцов, открывать ее вторыми щипцами и растворять в воде содержимое. Всего десять капсул. Выпускать серую слизь нужно будет по кругу, чтобы частицы рассеялись во всех направлениях. А потом, – Петр тяжело вздохнул, – нужно еще немного подождать, чтобы наноботы от твоего сердца тоже вышли в окружающую среду.
– А если они не выйдут, я умру, – не спросила, но завершила мысль брата Надя. – Я слышала ваш с Пашей разговор.
– Не умрешь! Я не позволю тебе умереть!
Надя внезапно сделала шаг навстречу и крепко обняла брата. А спустя минуту сказала:
– Знаешь, после смерти родителей мне было очень одиноко и холодно внутри. Мне казалось, что тепло покинуло эту планету вместе с мамой и папой. Но недавно я влюбилась. И тепло внезапно вдруг само возникло внутри меня. А потом случилось это путешествие, и я увидела, поняла, что ты меня тоже любишь и заботишься обо мне. И Паша… Он, может, никогда не ответит взаимностью на мои чувства, но он проявлял заботу и доброту. Несмотря на то, что меня постоянно морозит, и зуб на зуб уже не попадает, я почувствовала любовь и теплоту в душе.
Петр только молча ее обнимал и не хотел выпускать из объятий. Тогда она рыбкой выскользнула из кольца его рук и, вытирая слезы, задорно улыбнулась ему своей веснушчатой мордашкой:
– Я верю, что ты не дашь мне умереть! И я не боюсь замерзнуть на дне океана! Вспомни слова папы: не отступай, не бросай дело на полпути, а когда достигнешь цели, откроются новые горизонты. Ты же великий ученый!
Тут она увидела Павла, шагающего в их сторону:
– Паша! Ты хотел мне показать что-то интересное, когда мы будем в точке центра Северного полюса! Показывай!
– Для этого надо собраться всем вместе, – улыбнулся Павел, – вдвоем не очень эффектно.
– Тогда я сейчас! – она убежала в вездеход, а Павел вопросительно посмотрел на Петра.
– Она вся в маму: такая же, несмотря ни на что, жизнерадостная. Всегда! – глаза его предательски блестели.
– Я поговорил с Виктором, он в прошлом фельдшер, острые ножи, нитки, иголки – все найдется, – Павел помолчал и уверенно добавил. – Мы уже сегодня один раз сбежали от смерти, выкарабкаемся и второй раз.
Надя прикатила, подталкивая впереди себя ФФ-3, защитив его корпус своей оверсайз-футболкой черного цвета с изображением любимой музыкальной группы.
– Мы готовы! – весело рапортовала девушка.
Виктора попросили ненадолго приостановить бурение. В лед воткнули красный флаг с логотипом АО «ЗАСЛОН». Павел взял за одну руку Надю, за вторую – андроида. Его примеру последовали остальные, образовав хоровод вокруг уже внушительного углубления в ледяной толще.
– А теперь нужно пройти круг, – дал инструкцию Павел.
– Зачем? – уточнила Надя.
– Мы обходим по кругу вершину Земли. Все меридианы здесь сходятся.
– Поняла! Кругосветное путешествие! – она потянула всех в движение с радостным смехом.
… – Будь осторожна, – напутствовал брат перед тем, как надеть на нее шлем от скафандра. – Если почувствуешь, что тебе плохо – скажи, мы тебя сразу вытащим. На шлеме есть камера, я буду видеть все, что видишь ты. Переговариваться мы тоже сможем.
– Поняла, – кивнула девушка.
Шлем герметично закрыли. Проверили надежность страховочных тросов и приступили к погружению.
Четыре метра вниз было тесно и страшно – из-за неизвестности. Ни один документальный фильм не передаст тех ощущений, что испытываешь при погружении сам. Северный Ледовитый океан. Она медленно, как учили, держась за трос, спустилась под голубой лед и еще на метр ниже. Осмотрелась. Дневной свет пробивался через пробитую прорубь. Рассеивался всего на три метра вокруг. А дальше глубинная тьма поглощала его без остатка.
Надя взглянула вверх. Фонарик на шлеме осветил бурые нитеобразные водоросли, свисающие вниз от ледяной корки. Они и были причиной таянья льдов и объектом работы для наноботов.
– Ты на месте. Молодец. Открывай контейнер, – послышался искаженный радиопомехами голос брата. Она опустила руку, нащупала на бедре бокс, откинула крышку. Взяла из паза на левом рукаве скафандра щипцы правой рукой и достала с помощью них одну капсулу. Поднесла ближе к лицу и тусклому свету от фонаря. Серебряная масса внутри медленно колыхалась и увеличивалась, постепенно заполняя собой свободную область сосуда.
Надю снова охватил страх неизвестного, и одновременно озноб судорогой пробежал по ее телу. Она, не отрываясь, смотрела на капсулу, зажатую в щипцах, и не решалась продолжить. Вместо пробирки между щипцами нарастал кокон серебристой шевелящейся массы. Он двигался, пульсировал всей поверхностью, был живой.
«Не бери вторые щипцы. Подожди», – услышала она подсказку и успокоилась.
Еще минута волшебства. Наноботы разрастались, отражая отдельными гранями свет фонарика, сверкали, будто бриллиант. Рука Нади затекла и слегка дрогнула – из кокона вырвался небольшой хвост, но снова вернулся в общую массу. Девушка крепче сжала щипцы.
«Попробуй рассеять этот сгусток. Помаши рукой. Плавно», – подсказал голос брата в наушнике. Надя, затаив дыхание, осторожно провела рукой дугу, ощутив упругое сопротивление воды.
Серебристый клубок рассеялся, трансформировался в сетку, отделился от пустой пробирки. Спустя мгновение сетка, мерцая, поплыла, как медуза, в сторону бурых водорослей.
– Отлично, – оценил механику Петр. – Теперь с остальными капсулами сделай то же самое. Как ты себя чувствуешь?
– Холодно. Темно. Нет опоры под ногами. – перечислила ощущения Надя, – Но интересно!
– Хорошо, продолжай.
Она поочередно доставала пробирки, ждала, пока серая масса выйдет за пределы сосуда, превратится в серебряный, переливающийся в свете фонаря, шар, и трансформировала его одним взмахом руки в сказочную медузу. Ей становилось все холоднее, но девушка отгоняла от себя мысль подняться наверх раньше, чем она сделает все, что должна. Должна ради брата, ради всего человечества.
– Глаз чешется, – а вот это она терпеть уже не могла и сильно зажмурилась. Тут же почувствовала, что по щеке течет крупная слеза. Из обеих ноздрей также побежали струйки жидкости. В руках у нее еще были щипцы с десятой, последней пробиркой. – Ой!..
«Надя, что происходит?! Тебе плохо?»
Девушка не могла ответить: по ее лицу, из глаз, из носа, из ушей одновременно потекли струи слизи. Она запаниковала, выпустила из рук щипцы. Дыхание участилось, она старалась вдохнуть глубже. Воздуха не хватало…
…На экране было видно, как рука Нади резко опустилась вниз, а само изображение стало дергаться из стороны в сторону.
– Достаем ее! Срочно! – крикнул Павел и бросился включать мотор подъемника.
– Что это?! – Петр напряженно всматривался в экран. Камера, закрепленная на шлеме, теперь показывала тело девушки целиком, в скафандре, но с головой, плотно покрытой серебряной слизью. Страшная картинка быстро отдалялась и уменьшалась в размерах. Шлем падал на дно. Осталась только темнота.
– Вытаскиваем, живее! – Павел схватился за движущийся трос и рванул его на себя, чтобы ускорить подъем тела. Виктор притормозил его: «Нельзя всплывать быстро! Кессонка!»
Тридцать секунд напряженно ждали, устремив взгляды в отверстие проруби. Мотор гудел, катушка наматывала трос.
Голова Нади, облепленная подвижной серой массой, показалась первой. Как только мужчины подхватили ее под руки, корка из наноботов зашевелилась. Все замерли, не решаясь шевелить тело. Начиная с макушки, серая слизь стала быстро сворачиваться, обнажая мокрые волосы и бледное лицо. Структура словно стекла с головы девушки и целенаправленно устремилась единой массой по скафандру вниз, обратно в океан. Павел и Петр подтянули тело, полностью вытащив его на лед, и склонились с двух сторон над девушкой.
– …Я жива! – после резкого вздоха прошептала Надя, она открыла глаза и замерзшими губами попыталась улыбнуться. – Мы спасли планету!..
Эда Саяр. «Симфония миров»
Глава 1
Расположенный в оживленном мегаполисе Нью-Хоризонтс Сити, обширный кампус Университета аэронавтики уже давно стал маяком знаний и инноваций, известным далеко за пределами страны. Городской пейзаж, окружающий кампус, был свидетельством прогресса человечества: высокие небоскребы пронзали небо, их отражающие стеклянные фасады мерцали в свете неоновых огней.
Все, кто впервые приближался к Университету аэронавтики, испытывали примерно одни и те же чувства – смесь из умиротворения и восторга. Их встречал раскинувшийся на несколько гектаров кампус, гармонично вписывающийся в городское окружение. Пышные зеленые насаждения, усеянные яркими цветами и деревьями, создавали освежающий контраст с возвышающимися зданиями. Пешеходные дорожки извивались по кампусу, приглашая студентов и преподавателей исследовать его безмятежные уголки.
Архитектура университетских зданий обеспечила баланс между современностью и теплотой. В то время как некоторые сооружения демонстрировали плавные линии и современную эстетику, другие включали элементы классического дизайна, с богато украшенными колоннами и замысловатыми фасадами, которые придавали кампусу нотку элегантности.
Среди различных зданий были расположены уютные дворики, украшенные удобными скамейками и живописными фонтанами, предлагающие студентам и преподавателям спокойное пространство для размышлений и бесед. Эти тихие уголки обеспечивали бегство от шумной городской суеты, позволяя людям находить утешение в объятиях природы и вдохновляющей атмосфере интеллектуальных поисков.
Университет аэронавтики, несмотря на свой прогрессивный характер, ценил человеческие связи и стремился создать среду, способствующую сотрудничеству и товариществу. Всё вызывало чувство общности и принадлежности к единому смыслу – торжеству прогресса на благо человечества.
Именно здесь Итан окончательно понял, чему посвятит свою жизнь – знанию. Внутри этих стен было абсолютно всё для его путешествий. Ведь бросить вызов границам научного понимания можно и не будучи смелым капитаном космического корабля. Достаточно направить свой внутренний огонь на исследования. Так он – студент первого курса факультета астрофизики, еще не подозревая об этом, встал на путь, который вскоре определит судьбу самой вселенной.
Итан с самого начала избрал нестандартный путь. Он погрузился в изучение не только современных исследований, но и древних источников – от начала 21 века до самых глубин человеческой истории, проводя бесчисленные часы в огромной университетской библиотеке.
Однажды Итан заинтересовался высокой книжной полкой в дальнем углу библиотеки. Пыль на книгах была такой плотной, что становилось ясно – уже слишком давно никто их не брал. Итан, следуя своему принципу, выбрал книгу, которая казалась одновременно и самой старой и самой забытой, невзрачной. Он потянул ее и вдруг ощутил дрожь всего огромного стеллажа. Это не могло быть случайностью. Итан присмотрелся и, к своему удивлению, за полкой он заметил дверь, украшенную замысловатой резьбой и символами древних цивилизаций. Она предстала перед ним подобно порталу в другое царство. Ее поверхность, излучала атмосферу таинственности и благоговения. Выбранная книга была соединена с дверью тонким, но крепким металлическим троссом. Дрожащими руками Итан потянул его и дверь заскрипела, открывая пространство, залитое тусклым светом и окутанное аурой древней мудрости.
Когда он вошел в комнату, воздух, казалось, изменился, став неподвижным и отягощенным грузом забытых секретов. Атмосфера была напряженной, как будто сама комната осознавала важность этой встречи. Вдоль стен тянулись полки, на которых стояли древние фолианты, потрепанные рукописи и эзотерические тома, на корешках которых виднелись золоченые и почти истертые надписи.
Глаза Итана расширились от удивления, когда он осмотрел обширный массив знаний, который его окружал. Скрытая ниша была святилищем космической мудрости, где хранились тексты и артефакты, раскрывающие тонкости небесной механики, тайны параллельных вселенных и загадочные силы, формирующие космос. Это был взгляд тех искателей из прошлых поколений студентов, которые видели в космосе нечто большее, чем объясняла традиционная наука.
В центре комнаты стоял внушительный дубовый стол, поверхность которого была украшена небесными картами, замысловатыми диаграммами и изящными приборами. Это был эпицентр исследований, где великие умы прошлого разгадывали тайны Вселенной. Итан почувствовал глубокую связь с теми, кто был до него, с первопроходцами, которые стремились раскрыть настоящие тайны космоса.
С чувством благоговения Итан подошел к столу, провел пальцами по выцветшему пергаменту и проследил изящные линии диаграмм. Пока его глаза осматривали комнату, он почувствовал прилив решимости, разливающийся по его венам. Он знал, что стоит на пороге путешествия, которое раздвинет границы его понимания и определит его судьбу.
Его внимание привлек потрепанный манускрипт, страницы которого были заполнены загадочными символами и зашифрованными диаграммами. Рукопись, казалось, излучала магнетическое притяжение, маня Итана разгадать ее секреты.
Словно ведомый непостижимой силой, Итан протянул руку и осторожно поднял рукопись. Он осторожно переворачивал страницы, его пальцы обводили замысловатые символы, танцующие на старом пергаменте. Все они были ему незнакомы и ожидали расшифровки. Итан понял, что ему потребуется много времени и терпения. Впрочем, он слишком давно ждал своего шанса и был готов к любым испытаниям.
Дни превращались в ночи, пока Итан погружался в древнюю рукопись, неустанно расшифровывая содержащиеся в ней загадочные послания. Он трудился над каждой диаграммой, вникая во взаимодействие линий и символов, выискивая скрытые закономерности. Он использовал общие принципы, которые вывели еще 20 веке ученые, расшифровавшие письмена народа Майя. С каждым днем его понимание космоса расширялось, открывая секреты, которые долгое время ускользали от него – тонкости небесной механики, представление о силах, управляющих движением небесных тел. Он разгадал глубокую красоту танца гравитации, открыв, как она формирует орбиты планет, удерживает звезды в космических объятиях и ткет замысловатый гобелен Вселенной.
Но Итана увлекла не только механика пространства. Он погружался в глубины звездной эволюции, наблюдая рождение и смерть звезд в космических зрелищах, которые охватывали целые эпохи. Он восхищался сложным взаимодействием ядерного синтеза и гравитационного коллапса, космической алхимией, которая превращала простые газы в сверкающие маяки света и энергии.
По мере того как его понимание росло, Итан пошел дальше, исследуя загадку черных дыр – этих космических образований, обладающих гравитационной мощью, которая не поддавалась пониманию. Он погружался в глубины их горизонтов событий, вглядываясь в бездну, где время и пространство сливались в непостижимую сингулярность. Тайны их огромного гравитационного притяжения и умопомрачительная концепция искривления пространства-времени завораживали его, бросая вызов восприятию реальности.
В своих исследованиях Итан столкнулся с неземной красотой туманностей, огромных облаков газа и пыли, которые окрашивали космос в яркие цвета. Это разожгло его воображение, раскрыв сложный процесс звездообразования и рождения планетных систем. Он восхищался тонким балансом между хаосом и созиданием, когда частицы космической пыли объединяются, давая начало новым мирам и потенциальной возможности для процветания жизни.
Нетрудно догадаться, что Итан был самым большим романтиком, которого видели эти стены за последние много лет.
Но Итана пленили не только научные аспекты космоса. По мере того как он углублялся, он начал ощущать глубокую взаимосвязь, вселенскую гармонию, которая выходила за границы отдельных небесных тел. Он утвердился в понимании того, что космос – это не просто набор изолированных объектов, но обширная паутина взаимосвязей, где действия могут распространяться, влияя на грандиозный гобелен существования.
Это затрагивало философские и метафизические аспекты, что было совершенно не свойственно самой парадигме образования в Университете.
Итан столкнулся с понятием симфонии, которая эхом отдавалась в ткани реальности. Оно показалось ему центральным понятием всех этих трудов. Значит, он должен найти эти ноты и постараться их сыграть, прикоснуться к шедевру великого и неизвестного композитора.
Теперь предстояло найти поддержку научного сообщества. И это, на удивление, оказалось самым сложным. В стенах Университета аэронавтики новообретенные идеи и откровения Итана вступали в противоречие с устоявшимися теориями и доктринами его профессоров. Он обнаружил, что вовлечен в жаркие дебаты, бросая вызов их устоявшимся убеждениям.
В итоге Итан оказался в лекционном зале под взглядами известных профессоров и нетерпеливых студентов. Обсуждалась природа темной материи, таинственной космической субстанции, которая ускользала от прямого обнаружения. Преобладающая теория предполагала, что темная материя состоит из небарионных частиц, которые слабо взаимодействуют с обычной материей.
Итан, ободренный собственными исследованиями и откровениями, шагнул вперед, его голос звучал убежденно. Он представил альтернативную теорию, которая ставила под сомнение само существование небарионных частиц как основных составляющих темной материи.
С дотошной ясностью он изложил свою гипотезу, опираясь на небесную мудрость, которую обнаружил в древнем манускрипте. Он утверждал, что традиционное понимание темной материи было неполным, пренебрегая возможностью скрытых измерений и экзотических частиц, которые еще предстоит обнаружить.
Атмосфера в лекционном зале накалилась от интеллектуального напряжения, когда профессора опровергли утверждения Итана, защищая свои устоявшиеся теории. Тем не менее, не смущенный их скептицизмом, Итан горячо отстаивал свою позицию, представляя математические модели, астрономические наблюдения и доказательства, полученные в результате его собственных тщательных исследований.
Дебаты продолжались, идеи сталкивались подобно небесным телам, сталкивающимся в глубинах космоса. Страсть Итана разгоралась ярче с каждым аргументом, его убежденность была непоколебима.
В конце концов, хотя не все приняли альтернативную теорию Итана, его неустанное стремление к истине оставило неизгладимый след в академическом сообществе. Дискуссия разожгла огонь в умах как профессоров, так и студентов, побудив их пересмотреть свои собственные предубеждения и исследовать новые направления исследований.
В то время как некоторые отвергали его как мечтателя, были и те, кто распознавал в нем огонь – огонь, который мог бы определить будущее науки. Профессор Амелия Дрейк, уважаемый астрофизик, была известна всему научному сообществу своим непреклонным стремлением к истине. Ее неустанная преданность разгадыванию тайн космоса снискала ей репутацию блестящего и выдающегося ума. Именно эта репутация привлекла внимание Итана и вызвала в нем глубокое восхищение.
Впечатленная непреклонной решимостью Итана и острым интеллектом, профессор Дрейк взяла его под свое крыло. Она стала не только наставницей, но и проводником, взращивая его растущий талант и поощряя его исследовать неизведанные области мысли.
Однажды, в тускло освещенных коридорах исследовательского крыла университета, Итан и профессор Дрейком беседовали о последних открытиях в стремлении понять природу черных дыр. «Профессор Дрейк, – начал он, и его голос был полон энтузиазма, – я считаю, что наше нынешнее понимание черных дыр является неполным. Есть что-то еще, что-то, чего мы еще не постигли.»
Профессор Дрейк пристально смотрела на него, ее пронзительный взгляд впитывал каждое слово. «Продолжай», – подбодрила она, в ее голосе звучала твердая уверенность.
«Я изучал последние данные с телескопа Event Horizon», – продолжил Итан, указывая на стопку бумаг на столе. «И я заметил определенные аномалии, которые бросают вызов нашим текущим моделям. Это как если бы существовал скрытый уровень сложности, более глубокая истина, ожидающая своего раскрытия».
Задумчивая улыбка играла на губах профессора Дрейк, когда она слушала страстное объяснение Итана. «Итан, у тебя уникальный взгляд на вещи. Твоя способность подвергать сомнению устоявшиеся теории и мыслить вне рамок традиционного мышления достойна похвалы. Но помни, великие открытия часто лежат на неисследованных территориях разума.»
Глаза Итана загорелись: «Профессор Дрейк, я хочу углубиться в это, чтобы раскрыть тайны, которые лежат за пределами нашего нынешнего понимания. Я хочу внести значительный вклад в область астрофизики».
Под руководством профессора Дрейка Итан приступил к серии новаторских экспериментов. Их исследования были сосредоточены на разработке инновационных теорий и практических приложений, которые могли бы революционизировать то, как люди путешествуют по космосу. Пока что путешествия не выходили за рамки Солнечной системы и даже не покрывали ее полностью.
Предмет их исследования вращался вокруг концепции манипулирования самим пространством-временем, стремясь использовать его кривизну и использовать червоточины как потенциальные врата в другие измерения и отдаленные части Вселенной. Нужно найти способ искривить структуру пространства-времени, создав кратчайшие пути, которые позволили бы путешествовать быстрее света, игнорируя ограничения, налагаемые традиционными методами.
Итан и профессор Дрейк сконструировали аппараты, использующие мощные ускорители частиц и высокоэнергетические лазерные системы для создания интенсивных энергетических полей. Эти поля тщательно контролировались и манипулировались для создания контролируемых нарушений в пространственно-временном континууме.
В одном эксперименте они сосредоточились на возможности искусственного создания микро-червоточин, крошечных порталов, которые могли бы обеспечить доступ к различным точкам пространства-времени. Они предположили, что, манипулируя экзотической материей и тщательно выравнивая гравитационные силы, они могли бы стабилизировать эти червоточины и использовать их для межзвездных путешествий.
Этот процесс включал в себя интенсивные расчеты, сложное моделирование и тщательную калибровку экспериментальной установки. Итан и профессор Дрейк провели бесчисленное количество часов в лаборатории, отлаживая свое оборудование, регулируя энергетические параметры и анализируя данные, полученные в результате их экспериментов.
Но чем больше Итан узнавал о природе Вселенной, тем сильнее начинал ощущать надвигающуюся тень, зловещее присутствие, которое нависало над каждым его откровением.
Когда Итан углубился в свои исследования манускриптов, он обнаружил загадочные ссылки на древнее космическое событие, известное как «Небесная конвергенция». Согласно текстам, это было редкое сближение небесных тел, которое происходило раз в несколько тысячелетий. Такое выравнивание потенциально могло высвободить невообразимые космические силы, способные дестабилизировать саму структуру пространства и времени.
Пророчество намекало на сближение, происходящее в ближайшем будущем, во время небесного события, известного как «Космическое выравнивание». Считалось, что во время такого выравнивания гравитационные силы, действующие на небесные тела, достигнут критической точки, вызывая каскадный эффект, который может спровоцировать цепную реакцию катаклизмов по всей Вселенной.
Последствия Небесного сближения были описаны как далеко идущие и разрушительные. Хрупкое равновесие, управляющее космосом, было бы нарушено, что привело бы к беспрецедентным космическим явлениям, таким как образование черных дыр в неожиданных местах, преждевременное коллапсирование звезд и разрыв целых галактик на части.
Более того, разрушение структуры пространства и времени привело бы к пространственным разрывам, размывающим границы между различными сферами существования. Это позволило бы злонамеренным сущностям из других измерений вторгаться в нашу вселенную, сея хаос и тьму, куда бы они ни направлялись.
Древние тексты намекали на то, что катаклизм будет угрожать не только физической вселенной, но и самой сути жизни. Время стало бы неустойчивым, воспоминания поблекли бы, а взаимосвязанная паутина жизни пришла бы в беспорядок. Это было ужасное пророчество, которое предсказывало потенциальное уничтожение всего, что было дорого человечеству.
Движимый своим ненасытным любопытством и тяжестью этих знаний, Итан понимал, что на нем лежит ответственность за предотвращение этого катаклизма. Его миссией стало найти способ предотвратить надвигающуюся катастрофу и защитить вселенную от надвигающейся гибели, которая маячила на горизонте.
В пророчествах также говорилось о космических сущностях, древних существах, обладающих огромной силой и непостижимыми знаниями, которым было суждено пробудиться ото сна и определить судьбу космоса.
Видения и сны преследовали Итана по ночам, перенося его в далекие царства и сюрреалистические пейзажи, где сталкивались небесные тела и звезды проливали огненные слезы. Он просыпался с тяжелым предчувствием, его сердце бешено колотилось от тяжести надвигающейся катастрофы.
Отчаявшись разобраться в этих загадочных посланиях, Итан искал утешения у своего наставника, профессора Амелии Дрейк. Вместе они по-прежнему корпели над древними текстами, соединяя точки между шепотом пророчеств и научными знаниями, которые они накопили.
И все же, даже когда он разгадывал тайны космоса, душа Итана трепетала от неуверенности. Он боролся с грандиозностью стоящей перед ним задачи, подвергая сомнению свои собственные ограничения и последствия своих действий. Сомнение грызло его решимость, угрожая подорвать ее.
Но перед лицом надвигающейся гибели Итан черпал силу в осознании того, что он не одинок. Профессор Дрейк стоял рядом с ним, являя собой опору непоколебимой поддержки и мудрости. Вместе они создали связь, более прочную, чем когда-либо, их умы объединила цель, а сердца закалились против надвигающейся тьмы.
Пророчества раскрыли им несколько ключевых идей:
1. Сущность космической гармонии. Пророчества подчеркивали хрупкое равновесие, которое удерживало Вселенную вместе, объясняя взаимосвязь всех космических элементов. Итан узнал, что каждое небесное тело, от самой маленькой звезды до самой большой галактики, играет жизненно важную роль в поддержании этой гармонии. Именно благодаря сложному танцу гравитационных сил, флуктуаций энергии и космических вибраций поддерживалось космическое равновесие.
2. Сила космического выравнивания. В пророчествах говорилось о значении небесных выравниваний и их влиянии на структуру Вселенной. Итан обнаружил, что во время определенных космических выравниваний, таких как Небесная конвергенция, концентрированные гравитационные силы действовали как катализаторы космических событий. Именно в эти моменты Вселенная была наиболее уязвима к сбоям и дисбалансу.
3. Путь к космической стабилизации. Пророчества предлагали проблески пути к космической стабилизации, раскрывая фрагменты знаний, которые потенциально могли бы предотвратить катаклизм. Итан узнал о существовании небесных артефактов, наполненных огромной космической энергией, которые обладали способностью восстанавливать равновесие и предотвращать надвигающуюся гибель. Эти артефакты были разбросаны по всей вселенной, спрятаны в отдаленных уголках и охранялись космическими стражами.
4. Пророчество об избранном. Среди древних пророчеств было упоминание об избранном, фигуре, которой суждено возвыситься и возглавить борьбу с надвигающимся катаклизмом.
Глава 2
Итан стоял на краю неизвестности, его сердце было наполнено предвкушением и трепетом. Откровения древнего манускрипта и предупреждения о космическом катаклизме тяжелым грузом давили на его разум. Он знал, что теперь не может повернуть назад – судьба вселенной лежала на его плечах.
Щелчок выключателя – и лаборатория загудела от активности, а голографические проекции осветили комнату. Перед ним и профессором Дрейк развернулась сеть взаимосвязанных данных, демонстрирующая работу бесчисленных астрофизиков, посвятивших свою жизнь пониманию космоса.
Профессор Дрейк указала на определенную группу уравнений и диаграмм. «Смотри, Итан – это кульминация столетий знаний и исследований. Это врата в другие измерения, легендарная космическая связь».
Глаза Итана расширились от удивления, когда он изучил сложные расчеты. «Если мы сможем использовать силу этой космической связи, мы сможем пересечь миры за пределами нашего собственного, исследовать неизведанные сферы существования».
Смесь благоговения и дурных предчувствий наполнила комнату, когда до них дошел масштаб их открытия. Они стояли на пороге монументального скачка в человеческом понимании, способного разрушить саму структуру реальности.
«Но, профессор», – вмешался Итан, в его голосе слышалась неуверенность, – «Мы должны учитывать последствия. Что, если наше вмешательство в космическую связь нарушит хрупкое равновесие Вселенной?»
Профессор Дрейк успокаивающе положила руку на плечо Итана. «Твои опасения обоснованны, Итан. Но именно из-за этих рисков мы должны действовать осторожно. На нас лежит ответственность за углубление нашего понимания космоса, за исследование неизведанного. Но мы также должны уважать границы и последствия наших действий».
Однажды судьбоносным вечером, купаясь в мягком сиянии голоэкранов, Итан обнаружил, что заблудился в лабиринте сложных уравнений и астрофизических данных. Когда его усталые глаза изучали структуру космического излучения, его внимание привлекла странная аномалия – едва заметное нарушение среди космической симфонии.
Со смесью любопытства и трепета Итан настроил голографические проекции, увеличивая изображение таинственной аберрации. Космическое излучение, обычно представляющее собой хаотический танец частиц, казалось, имело скрытую цель – секретное сообщение, закодированное в его небесном гобелене.
Сердце Итана забилось быстрее, его разум загорелся предвкушением. Его пальцы танцевали по голографическому интерфейсу, тщательно выделяя необычные узоры и повышая их четкость. Некогда невидимое послание медленно материализовалось, открывая завораживающий набор зашифрованных символов и загадочных кодов.
Послание, похожее на тайную загадку из глубин времен, намекало на существование древней цивилизации – расы, которая превзошла пределы понимания смертных. В нем говорилось о существах, которые преодолели границы пространства и времени, оставив после себя загадочный след знаний и мудрости, разбросанный по всему космосу.
Глаза Итана расширились, его разум лихорадочно пытался расшифровать скрытые значения, вплетенные в зашифрованную передачу. Символы, казалось, пульсировали с такой силой, которая находила отклик глубоко в его душе. Он чувствовал, что это открытие содержит ключ к разгадке тайн Вселенной, манящий его отправиться в удивительное путешествие к пониманию.
С непоколебимой решимостью Итан погрузился в запутанный мир криптоанализа, черпая вдохновение в древних языках, священных текстах и эзотерических знаниях, пытаясь взломать код, соединяющий сферы обыденного и экстраординарного.
Древняя цивилизация, известная как элдори, обладала передовыми знаниями и технологиями, далеко выходящими за рамки понимания человечества. Когда-то они странствовали среди звезд, разгадывая тайны космоса и используя силу межпространственных путешествий. Но высокомерие и жажда абсолютных знаний привели к их падению, спровоцировав катастрофическое событие, которое разрушило их цивилизацию и вызвало рябь по всему космосу.
В послании говорилось, что элдори оставили после себя крупицы своих обширных знаний, спрятанных в самых отдаленных уголках вселенной. Эти остатки содержали ключ к предотвращению надвигающейся катастрофы, но они были разбросаны по бесчисленным галактикам, ожидая открытия теми, кто осмелился их искать. По мере того как Итан и профессор Дрейк все глубже вникали в загадочное послание, они вскоре поняли, что они были не единственными, кого привлек космический зов. Слухи о существовании древней цивилизации достигли дальних уголков галактики, привлекая внимание других блестящих умов, стремящихся к знаниям и пониманию.
Когда Итан и профессор Дрейк осознали, что они только что сделали, они потеряли дар речи. Они активировали межзвездную социальную сеть. Долгие века человечество думало, что первый контакт с другими цивилизациями будет физическим, но в итоге он оказался цифровым.
Новости распространились подобно лесному пожару по межзвездным сетям, разжигая искру любопытства в сердцах ученых, исследователей и провидцев из далеких звездных систем. Объединенные общим увлечением тайнами Вселенной, эти светила стремились привнести свои уникальные взгляды и опыт в разворачивающуюся космическую головоломку.
Все мощности Университета еле справлялись с поддержанием это социальной сети. Каналы связи испытывали невиданное ранее напряжение. Межзвездная коалиция начала формироваться. Представители бесчисленных цивилизаций, каждая из которых имеет свою собственную богатую историю научных исследований, выходили на связь. Система символов, использованных в манускрипте, стала их общим языком. Чтобы начать диалог, Итан отправил им лишь одно сообщение – о пророчестве. Без лишних слов все, кто вышел на связь, охотно предложили свою помощь. Они оказались готовы предоставить богатый багаж знаний, накопленных за тысячелетия, охватывающий широкий спектр научных дисциплин и теоретических основ.
Формирование коалиции стало главным событием за всю историю освоения космоса. Слиянием интеллектов, видов и измерений. Была предложена встреча на межзвездном узле станции Андромеда, нейтральной площадке, где ученые могли собираться без ограничений политических или культурных границ. Земляне никогда прежде не присутствовали там, потому что до сих пор не открыли способ передвижения сквозь пространство, игнорируя время, хотя инструкции были отправлены на Землю очень и очень давно.
Теперь техническая ограниченность космических аппаратов Университета не имела значения – введя координаты, можно было перенестись за тысячи световых лет. Нужна была лишь сверхточная навигационная система. Но Университет не был готов выделить деньги на ее приобретение. На помощь снова пришла профессор Дрейк.
Прежде Дрейк была одним из ведущих ученых, работавших в научно-техническом центре «ЗАСЛОН». Его исследования и экспертиза в области астрономии и космических наук позволили ему создать новаторские системы и технологии, используемые в космических миссиях. «ЗАСЛОН» сразу и без лишних вопросов стал надежным партнером в их предприятии. Они предоставили Итану и его команде доступ к передовым системам, которые обеспечивали безопасность, навигацию и коммуникации во время путешествия. Благодаря этому и новообретенному знанию Итана, путешествие оказалось вовсе не таким, как видели его прежде – короткий выход на орбиту и сразу же скачок через червоточину. Посадить корабль на Андромеду было не сложнее, чем припарковать авто у кампуса. Возможно, даже легче.
В общем зале пространство было разделено невидимыми энергетическими полями, каждое из которых создавало купол и удерживало тот газовый состав и ту температуру, которые были необходимы конкретному виду существ. Итан, испытывающий благоговейный трепет перед множеством собравшихся здесь живых существ, не мог не восхититься разнообразием представленных точек зрения. Были стоики и древние кселианские мудрецы, известные своим мастерством в квантовой механике. Любознательные и проворные зератианские исследователи продемонстрировали свое глубокое понимание небесных явлений. Интуитивные и чуткие существа из неземного царства Элизиума привнесли в происходящее нотку мистицизма. И рядом с ними были представители бесчисленного множества других цивилизаций, каждая из которых привносила свои собственные уникальные идеи.
Профессор Дрейк, выступающая в качестве номинального главы коалиции, приветствовала собравшихся проникновенной речью, которая нашла отклик в коллективном стремлении к знаниям и разделяемом ими теперь чувстве ответственности.
«Уважаемые коллеги, это исторический момент», – провозгласила она. «Нас объединяет общая цель – сохранить само существование нашей вселенной. Вместе мы обладаем блеском и разнообразием, необходимыми для решения стоящих перед нами задач. Давайте продвигаться вперед не поодиночке, а единым фронтом – маяком знаний и понимания перед лицом надвигающегося катаклизма».
Итан обнаружил, что, не используя привычного языка, погружен в паутину сотрудничества и диалогов, обмениваясь идеями с теми, о существовании которых он только мечтал. Вместе они распутывали слои космической головоломки, собирая воедино фрагменты древней мудрости и расшифровывая символы, которые ставили в тупик поколения.
Благодаря своим неустанным усилиям коалиция начала разгадывать истинную природу надвигающегося катаклизма – космического дисбаланса, который угрожал вызвать хаос и потрясения не только в их собственном уголке галактики, но и во всей ткани пространства и времени.
Коалиция бесстрашных исследователей собралась в Галактической академии, известном учреждении, занимающемся изучением космических явлений. Расположенная на окраине раскинувшегося здесь же города Стелларис Прайм, современная инфраструктура академии послужила отправной точкой для их опасного путешествия к далеким звездам в поисках элдори. Их путь лежал к одной из самых неизведанных галактик – Стимул.
В просторном ангаре академии их внимание привлек великолепный звездолет, известный как «Небесный горизонт». Судно стояло высоко, его гладкий металлический корпус был украшен замысловатыми космическими узорами, которые, казалось, мерцали с оттенком потусторонней энергии. Оно было технически совершенным и превосходило корабль землян, как тигр превосходит котенка.
Итан, сопровождаемый своими новообретенными спутниками, приблизился к звездолету, их волнение было ощутимым. Капитан корабля, капитан Аврора, опытный исследователь, известный своим спокойным поведением, приветствовала их ободряющей улыбкой. Весь экипаж – зерианцы – был похож на людей. Их отличали лишь более крупное сложение и красный цвет кожи
«Добро пожаловать на борт «Небесного горизонта», судна, которое перенесет нас через просторы космоса», – объявила капитан Аврора, и в ее голосе слышалась решимость. «Поскольку мы не знаем точных координат элдори, мы полетим в ручном режиме. Пристегнитесь и приготовьтесь к незабываемому путешествию».
Когда они уселись на свои места, Итан не смог сдержать волнения. «Я не могу поверить, что мы собираемся отправиться в это невероятное приключение! Это все равно что попасть на страницы космической легенды».
Эмили, увлеченный астрофизик, разделяла его мнение. «Безусловно, Итан. Тайны вселенной ждут нас, и у меня такое чувство, что мы на пороге раскрытия истин, которые переосмыслят наше понимание существования».
Лео, жизнерадостный корабельный инженер, вмешался игривым тоном: «Что ж, будем надеяться, что мы не столкнемся там с какими-нибудь космическими пиратами. Я бы предпочел дружескую встречу с инопланетным видом, чем космическую погоню!».
Их смех наполнил воздух, на мгновение ослабив напряжение, которое неизбежно сопровождает такие опасные путешествия. Они знали о рисках, которые их ожидали, но их общая решимость и дух товарищества давали проблеск надежды среди неизвестности.
Голос капитана Авроры зазвучал по корабельному интеркому: “Нас ждут тайны и чудеса. Да начнется космическое путешествие!»
Одним из первых препятствий, с которыми они столкнулись, были коварные астероидные поля, лежавшие на их пути, создавая серьезную угрозу их кораблю и безопасности экипажа.
Астероидные поля представляли собой хаотический лабиринт массивных скалистых образований, несущихся в космосе, создавая смертельно опасную среду обитания. Корабль коалиции, оснащенный передовыми навигационными системами и обладающие высокой маневренностью, должен был точно и осторожно перемещаться по лабиринту астероидов. Одно неверное движение могло привести к катастрофе, поскольку астероиды представляли постоянный риск столкновения и были способны пробить корпус.
Члены экипажа затаили дыхание, умело направляя корабль через узкие промежутки между астероидами, полагаясь на свою подготовку и рефлексы. Напряжение в воздухе было ощутимым, когда они координировали свои движения, обмениваясь срочными сообщениями, чтобы убедиться, что их пути остаются свободными.
Астероидные поля были не единственной их проблемой. Они столкнулись с сильным гравитационным притяжением небесных тел, нарушившим их траектории и еще более усложнившим поддержание устойчивого курса. Экипажу приходилось постоянно перекалибровать свои навигационные системы и вносить коррективы за доли секунды, чтобы противодействовать гравитационным силам и оставаться на верном пути.
Поиск элдори предполагал использование древних артефактов. Одним из таких артефактов была Космическая линза – кристалл, наделенный способностью преломлять свет и вглядываться в необъятный космический гобелен. Активированный, он открывал скрытые миры, далекие галактики и небесные явления, которые ускользали от взора даже самых совершенных телескопов. Космическая линза не только расширила их понимание Вселенной, но и дала им представление об их собственном потенциале, пробудив скрытые способности, которые дремали внутри них.
Например, Итан, держа в руках Космическую линзу, обнаружил, что обладает врожденной связью с энергетическими потоками, которые текут через космос. Одной лишь мыслью он мог манипулировать гравитационными силами, создавая небольшие очаги низкой гравитации или изменяя траекторию движения небесных тел. Эта новообретенная сила не только удивила его, но и дала проблеск надежды – оружие против надвигающегося катаклизма.
Еще один предмет, выданный членами коалиции, Пространственный ключ – древнее устройство, способное открывать порталы в альтернативные реальности. Пройдя через эти врата, они столкнулись с существами из параллельных измерений, каждое со своими уникальными законами физики и разумными видами. Озарения, полученные в результате этих встреч, расширили их понимание безграничного потенциала Вселенной, еще больше укрепив их решимость сохранить ее хрупкое равновесие.
Путешествие межзвездной коалиции превратилось в танец открытий, опасностей и внушающих благоговейный трепет откровений. Их встречи с космическими аномалиями, внеземными цивилизациями и могущественными артефактами не были лишены риска, но их коллективные знания, непоколебимое единство и общая цель помогли им пройти через это.
Рока межзвездная коалиция выполняла свою благородную миссию по спасению Вселенной на бескрайних просторах космоса, из тени вышла злобная сила. Повелитель Пустоты, загадочная фигура, окутанная тьмой, воплощала в себе саму суть космической злобы. Обладая разумом, поглощенным тьмой, и ненасытной жаждой власти, Повелитель Пустоты стремился использовать надвигающийся катаклизм в своих собственных гнусных целях.
Движимый коварным замыслом, Повелитель Пустоты использовал все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы воспрепятствовать прогрессу межзвездной коалиции. Он развязывал космические бури, манипулируя гравитационными силами для создания хаотических возмущений, которые угрожали разорвать на части целые звездные системы. Своим темным влиянием он провоцировал конфликты между цивилизациями, сея семена раздора и недоверия, которые угрожали разрушить единство коалиции.
Повелитель Пустоты командовал армией призрачных приспешников, извращенных существ, наполненных темной энергией. Эти злобные сущности таились в космических тенях, нанося удары по наиболее уязвимым точкам обороны коалиции. Они саботировали жизненно важные системы, перехватывали важнейшие коммуникации и сеяли страх и сомнения среди членов коалиции.
В своем неустанном стремлении к хаосу Повелитель Пустоты стремился пробудить древние космические сущности – существа невообразимой силы и недоброжелательности, – которые дремали в самых темных уголках вселенной. Эти сущности были привлечены надвигающимся катаклизмом, их жажда разрушения подпитывалась энергией хаоса, которую он обещал высвободить. Повелитель Пустоты стремился использовать их силу, подчинив их своей воле и обрушив ее на межзвездную коалицию.
«Смотрите, жалкие создания космоса», – гремел по всем каналам связи голос Повелителя Пустоты, резонирующий с жуткой смесью властности и недоброжелательности. «Ваша тщетная борьба с надвигающимся катаклизмом – всего лишь слабая попытка отсрочить неизбежное. Вселенная с ее ложными обещаниями смысла и цели – это не более чем космическое отклонение, жестокая шутка, сыгранная над ничего не подозревающими существами».
«Вы цепляетесь за свои слабые надежды и мечты, думая, что твое существование имеет значение», – продолжил Повелитель Пустоты, и в его словах прозвучало презрение. – Но я, предвестник тьмы, разгадал этот фарс. Жизнь – это иллюзия, мимолетная искра в бесконечной пустоте. Ваша борьба, ваши стремления – всего лишь мимолетное эхо в космической бездне».
«Через разрушение вселенная обретет свое истинное освобождение», – провозгласили Повелители Пустоты, и его голос сочился извращенной убежденностью. «Только уничтожив все, что есть, можно разорвать оковы существования. Нет ни цели, ни предназначения. Все, что вас ждет, – это бесконечный цикл страданий и тщетности».
Глава 3. Небесное сближение
Руководствуясь древними звездными картами и загадочными подсказками, коалиция взяла курс на неуловимую туманность Остаток, область космоса, окутанную мистикой и, как говорят, хранящую один из самых значительных остатков знаний элдори. Но агенты Повелителя Пустоты шли по пятам.
Одна из таких опасных встреч произошла на далекой планете Зефирия, мире, окутанном вечными сумерками. Коалиция получила информацию о могущественном артефакте, спрятанном в древних руинах запретного храма планеты. Они и не подозревали, что в их ряды проник предатель, тайно работающий на Повелителя Пустоты.
Когда члены коалиции приблизились к храму, в воздухе повисло напряжение. Итан, профессор Дрейк и их верный союзник, капитан Аврора, стояли у входа, осматривая окрестности в поисках любых признаков опасности.
Внезапно спокойствие храма было нарушено – материализовалась группа агентов, их глаза светились злобной энергией. Коалиция оказалась окруженной. Неожиданно среди агентов они увидели Лео.
Голос Итана дрожал от смеси разочарования и недоверия, когда он столкнулся лицом к лицу с предателем. “Как ты мог предать нас? Мы доверили тебе свои жизни!» – воскликнул он, его глаза наполнились смесью гнева и обиды.
Лео усмехнулся, его голос сочился злобой: “Вы, глупцы, цепляетесь за свои идеалы единства и целеустремленности. Но, в конце концов, хаос воцарится безраздельно. Повелитель Пустоты вознаградит мою преданность, и вместе мы станем свидетелями уничтожения этой слабой коалиции.»
Профессор Дрейк шагнула вперед, ее взгляд был непоколебим: «Предательство ведет только к отчаянию и разрушению. Единство межзвездной коалиции – наша сила. Мы не дрогнем перед лицом тьмы».
Несмотря на нависшую над ними угрозу, члены коалиции держались вместе, они доблестно сражались, одолев темных агентов и разоблачив вероломство предателя. Благодаря своей стойкости и единству им удалось выйти победителями, хотя и не без потерь.
Эта встреча послужила острым напоминанием коалиции о том, что их злейшим врагом был не только Повелитель Пустоты, но и сомнения и недоверие, которые могли проникнуть в их ряды. Это укрепило их решимость сохранять бдительность, дорожить узами, которые они создали, и никогда не поддаваться искушениям хаоса.
Исследуя глубины туманности Ремнант, они обнаружили остатки древней цивилизации элдори – забытые библиотеки, наполненные эзотерическими текстами, кристаллические артефакты, пульсирующие тайной энергией, и голографические проекции, которые показывали проблески передовых знаний элдори. Похоже, здесь, где ткань реальности танцевала в калейдоскопе цветов, а космические энергии пульсировали в потустороннем ритме, Итан и его спутники стояли на краю откровения, которое навсегда изменит их понимание Вселенной.
Но Повелитель Пустоты снова собрал силы и направил их в атаку на корабль коалиции. В разгар космической бури завязалась ожесточенная битва. Лучи энергии пронзали пустоту, освещая темноту вспышками раскаленного добела света. Члены коалиции сражались с непоколебимой решимостью.
Итан, подпитываемый новообретенной силой, раскрыл весь потенциал своих способностей. Каждым взмахом своего плазменного меча он разрубал скрюченных существ, его движения были быстрыми и точными.
Капитан Аврора, с непревзойденной ловкостью, уклонялась от натиска атак с акробатической грацией, отвечая выстрелами плазмо-ружья, которые посылали ударные волны по туманности. Межзвездная коалиция сражалась как единое целое, их единство было щитом от наступающей тьмы.
Среди этого хаоса появилась передышка. В момент затишья, когда битва на мгновение утихла, Итан и его спутники обнаружили потайной ход в самом сердце туманности. Именно здесь они наткнулись на откровение, которое изменило все. Ход перенес их в величественный зал.
С трепетом и решимостью Этан приблизился к центральному алтарю, где на пьедестале хранился ключ к раскрытию мудрости Элдори. Когда он протянул руку, чтобы схватить его, он почувствовал, как через него проходит волна энергии, переплетая его сущность с обширным космическим гобеленом.
Глубоко вздохнув, он сделал свой выбор, приняв сияющую силу знаний Элдори и посвятив себя будущему, в котором вселенная будет формироваться их коллективной мудростью и состраданием.
В этот поворотный момент межзвездная коалиция стала архитекторами новой эры, их путешествие вышло за рамки простого спасения, поскольку они встали на путь трансформации и просветления. Тьма Повелителя Пустоты, возможно, усилила свою хватку, но их единство и непоколебимая вера в силу своего дела будут вести их вперед, даже когда они отправятся в неизвестность, создавая судьбу, которая изменит саму суть существования.
Глава 4. Космический резонанс
По мере того как Итан и его спутники все глубже погружались в загадочную туманность Ремнант, приспешники Повелителя Пустоты, почувствовав растущую угрозу, начали безжалостные атаки, их темные щупальца протянулись, чтобы погасить мерцающее пламя надежды. Тем не менее, Итан и его товарищи стояли твердо, черпая силу в общей цели и непоколебимой вере в свою миссию.
В глубинах туманности они столкнулись с небесными хранителями – существами чистой энергии и древней мудрости, которым поручено охранять космическое равновесие. Эти эфирные существа испытывали их на прочность, бросая вызов их пониманию Вселенной и своего места в ней. Только те, кто смог продемонстрировать непреклонную приверженность общему благу, могли продолжить работу.
Итан, Аврора и профессор Дрейк встретили эти испытания с мужеством и смирением. Они погрузились в самую суть своего существа, столкнувшись лицом к лицу со своими глубочайшими страхами, сомнениями и сожалениями. Посредством самоанализа и самопознания они раскрыли дремлющие потенциалы, подключившись к космическим энергиям, которые пульсировали в их венах.
Когда их индивидуальные резонансы выровнялись, произошла глубокая трансформация. Они стали проводниками космической энергии, их умы и тела были настроены на первичные силы, которые формировали само существование. Коалиция стала единым целым, воплощением единства, и их общий резонанс прокатился по туманности, эхом разносясь по бескрайним просторам космоса.
Но по мере того, как усиливался их космический резонанс, росло и сопротивление Повелителя Пустоты. Силы хаоса пришли в отчаяние, предприняв последнюю, катастрофическую атаку на коалицию. Сама ткань реальности напряглась под тяжестью их столкновения, угрожая разорвать вселенную на части в буре разрушения.
В последовавшей кульминационной битве Итан и его спутники наконец столкнулись лицом к лицу с Повелителем Пустоты – фигурой, окутанной тьмой, владеющей извращенными силами энтропии.
Объединив мощь своих резонансных способностей, Итан и его спутники противостояли Повелителю Пустоты.
В ослепительном всплеске энергии коллективный резонанс коалиции разрушил злобную хватку Повелителя Пустоты, изгнав хаос и восстановив равновесие в космосе. Туманность пульсировала вновь обретенной жизненной силой, ее энергии гармонизировались и омолаживались.
Когда пыль осела, Итан и его спутники стояли на краю преображенной вселенной. Их путешествие, полное опасностей и самопознания, не только спасло космос от надвигающейся катастрофы, но и положило начало новой эре просвещения и единства.
Глава 5. Отголоски бесконечности
После своей триумфальной победы над Повелителем Пустоты Итан и его спутники стали почитаемыми героями, их имена с благоговением шептали по всей галактике. Достигнутый ими космический резонанс оставил неизгладимый след в структуре Вселенной, вселяя надежду и разжигая огонь открытий в сердцах бесчисленных существ. Тем не менее элдори все ще не были найдены.
Следующим пунктом назначения стала лучезарная планета Люмина, мир, купающийся в нежном сиянии своих трех солнц. Здесь они столкнулись с цивилизацией, находящейся на пороге научного прорыва, но страдающей от внутренних конфликтов и раздоров. Люмианцы, заинтригованные репутацией коалиции, встретили их с распростертыми объятиями.
Итан и его спутники, облаченные в яркие одежды, стояли перед Советом Люмиан – собранием ученых и лидеров. Со страстью и красноречием они говорили о космическом резонансе, о взаимосвязи всей жизни и о силе, которая заложена в каждом существе, чтобы формировать свою собственную судьбу.
Их слова нашли глубокий отклик у люмиан, пробудив коллективное стремление к единству и пониманию. Под руководством коалиции люмианцы отправились в путешествие самопознания, придерживаясь принципов баланса и гармонии. Вместе они использовали свое научное мастерство и духовные прозрения, открывая новые границы знаний.
По мере того как коалиция продолжала свою межзвездную одиссею, слухи об их учениях распространялись подобно ряби на космическом пруду. Существа из далеких звездных систем стекались на их собрания, стремясь учиться, ощутить космический резонанс и изменить свою собственную судьбу. Влияние коалиции росло, она стала маяком надежды и просвещения во вселенной, жаждущей руководства.
Однако среди эйфории от их миссии на горизонте маячила тень – пророчество все еще было в силе.
Преисполненные решимости защитить хрупкую гармонию, которую они взрастили, Итан и его спутники продолжили поиски разгадки тайны надвигающейся тьмы. Путешествие привело их к древним архивам Небесного Ордена, хранителям космической мудрости. Здесь они нашли записи тех, кто был свидетелями рождения и смерти звезд.
В результате их исследований выяснилась поразительная истина. Приближающийся катаклизм был не случайным событием, а происками древней сущности, известной как Обливион. Рожденный из остатков космического хаоса, он стремился погрузить вселенную в вечную тьму, уничтожив все следы просветления и космического резонанса.
С этим откровением Итан и его спутники поняли, что их миссия приобрела новую актуальность. Они должны разгадать загадку происхождения Обливиона и найти способ предотвратить его катастрофическое проявление. Судьба космоса лежала на их плечах, и им предстояло столкнуться с невообразимыми испытаниями и жертвами в своем стремлении сохранить отголоски бесконечности.
Глава 6. Тени забвения и симфония миров
Межзвездный корабль, на борту которого находились Итан и его спутники, плыл сквозь бескрайние просторы космоса, ведомый слабыми следами космической энергии, которые привели их ближе к источнику тьмы, Обливиону. По мере того как они углублялись в неизведанные территории, тяжесть их миссии давила на них, и аура предвкушения смешивалась с трепетом.
Это путешествие наложило свой отпечаток на коалицию. Их некогда бодрый дух был умерен тяжестью возложенных на них обязанностей, неминуемая угроза Забвения бросила свою тень на их души.
Пробираясь сквозь коварные небесные аномалии и минуя космические разломы, они, наконец, достигли края известной вселенной – неземного царства, где ткань реальности истончалась и сливалась с пустотой. Именно здесь, в этом пограничном пространстве, присутствие Обливиона вырисовывалось наиболее зловеще.
Когда они высадились со своего корабля на пустынную и бесплодную планету, воздух затрещал от потусторонней энергии. Земля под их ногами, казалось, пульсировала древней злобой, как будто вобрала в себя отголоски бесчисленных миров, поглощенных тьмой.
Итан и его спутники осторожно продвигались вперед, их резонансные силы мерцали вызывающим сиянием. Они углубились в запретные знания и прикоснулись к забытым космическим искусствам, их умы и души переплелись, чтобы создать грозную силу против вторгающейся тени.
Их путешествие привело их к оскверненному храму, реликвии забытой цивилизации, которая пала жертвой гнева Обливиона – элдори. В его священных залах они столкнулись с призрачными останками тех потерянных душ, оказавшихся в ловушке вечной борьбы с безжалостными силами тьмы.
С каждым шагом вглубь храма тяжесть отчаяния угрожала сокрушить их дух. Тени шептали зловещие обещания, искушая их ложным спасением, но коалиция оставалась непоколебимой. Они зашли слишком далеко, чтобы поддаваться сомнениям.
В самом сердце храма они оказались лицом к лицу с Обливионом – сущностью чистой тьмы, воплощением энтропии и уничтожения. Его форма мерцала и корчилась, не поддаваясь пониманию, в то время как его злобные глаза пронзали их души, стремясь погасить свет внутри.
Последовала битва, столкновение космических сил. Итан и его спутники высвободили свои резонансные силы, их тела превратились в сосуды чистой энергии. Каждый удар был свидетельством борьбы между созиданием и разрушением.
Посреди этого хаоса Итана осенило откровение. Он понял, что сила Обливина заключается не только в его способности потреблять, но и в его способности использовать страхи и сомнения тех, кто выступал против него. Опираясь на силу единства, он сплотил своих спутников, напомнив им об их предназначении, об их непоколебимой вере в космический резонанс.
Вместе их силы переплелись, создавая ослепительный всплеск света, который пронзил тьму. И вдруг зазвучала симфония, о которой Итан узнал еще в начале своего путешествия, но природу которой так и не смог осознать. Забвение отшатнулось, его форма корчилась в агонии, неспособная противостоять силе единства и надежды.
Когда эхо их победы разнеслось по храму, вновь обретенное чувство целеустремленности наполнило их сердца. Они не только победили Забвение, но и пробудили дремлющую силу во Вселенной – силу, которая стремилась к гармонии и просветлению.
Победив Забвение, Итан и его спутники вышли из храма с обновленным духом и непреклонной решимостью. Вселенная ждала их руководства, и они должны были донести эхо бесконечности до каждого уголка бытия, распространяя свет космического резонанса, единства и понимания.
Когда они отправились в обратное путешествие, их сопровождало чувство триумфа и надежды.
Их история стала легендой – свидетельством силы единства, красоты разнообразия и непреходящей симфонии, которая эхом разносится по космосу, неся обещание гармоничного существования для всех существ во времени и пространстве.
Андрей Васильев. «Вопрос доверия»
– Связь! Жора, давай связь!
– Как? Я теперь разве что только на пальцах могу что-то показать, да и то исключительно тебе, потому как ты рядом сидишь! Модуль связи сбит.
– Как сбит?
– Напрочь, блин! Вон, смотри на показатели системы, если сам мне не веришь! Или у «Палыча» спроси!
– Подтверждаю, – раздался механический голос, принадлежащий бортовому координатору класса «Гефест», которого прозвали «Палычем» в честь всегда и все знавшего штурмана Коноплева. Сам Коноплев утверждал, что идея эта однозначно была так себе, поскольку координатор теперь время от времени делает ему выговоры, ненавязчиво намекая на то, что они теперь родня и ему за него стыдно. – Внешний контур связи поврежден и к использованию непригоден.
Да и в остальном дело было плохо. Корабль дальней разведки «Георгий Добровольский» с портом приписки «Альтаир-3» попал в серьезный переплет. Причем, что совсем скверно, вдалеке от обитаемых планет и основных звездных трасс. Тот сектор Галактики, где они находились в данный момент, не то что захолустьем назвать было нельзя, но даже и окраиной.
Но, собственно, КДРы в других местах и не встретишь. Их работа – такие места, куда, как говорили в далеком прошлом, ворон костей не заносил. Планеты, которые не то что названий, но и цифровых кодов в справочниках не имеют, астероиды, не внесенные в реестры, и все такое прочее – вот их работа. Причем самая что ни на есть черновая. Никаких контактов, если где-то встретятся разумные существа, никаких глубоких исследований почв или метеорологических наблюдений, для этого есть другие специалисты, которые этому всему обучены. Если комиссии после изучения материалов первичной разведки сочтут ту или иную планету пригодной для дальнейшей разработки, то тогда туда отправятся геологи, биологи, метеорологи, специалисты по контактам и даже агенты Космофлота, если будет принято решение открыть там его форпост. Но это все потом. А начинается все как раз с визитов в места, где ранее не ступала нога человека, малых космодесантных групп, подобных той, что сидит в «Добровольском» и слушает, как стены корабля долбят со всех сторон разноразмерные небесные тела.
Облако метеоритов так-то явление не сильно редкое и эстетически, если на него смотреть со стороны, очень даже красивое. Но вот попадать в такую красоту никому не рекомендуется, поскольку какой бы хорошей ни была защита у звездолета, массированную бомбардировку подобной плотности не всякому дано выдержать. Нет, серьезный военный крейсер, из числа тех, которые патрулируют совсем уж дальние границы Ойкумены, или, к примеру, пассажирский лайнер серии «Титаник-2222» с их запасом прочности и вооружением могут выдержать подобное испытание, но штатный КДР, сиречь корабль дальней разведки – нет. Да, его прочность велика, конструкторы заложили в данную модель способность уцелеть в разных переплетах, которые то и дело подбрасывает Глубокий Космос, но выбирая между быстротой хода и увеличенной мощью защиты, они остановились на первом показателе.
И вот результат – последствия взрыва очередной сверхновой, случившегося невесть где и когда, сейчас рушат оборудование, вынесенное на внешний контур, и курочат борта «Добровольского». А самое обидное то, что увернуться от этой напасти или обойти ее стороной было никак невозможно. Космос – тот же земной океан. Он может быть сколько угодно изучен, от течений до проливов, от туманностей до звездных скоплений, но всякий раз покидая привычную и твердую землю и моряк, и космонавт отлично понимают, что их ждет Стихия, предугадать действия которой нельзя.
Еще десять минут назад все было замечательно, небольшая, но дружная команда «Добровольского» сидела в кают-компании, обсуждая между собой планы недалекого будущего, а именно кто что закажет в баре «Хиус», в котором прибывшие на базу из поиска разведчики всегда отмечали свое возвращение. Посещение «Хиуса» являлось традицией из числа тех, которые были заложены еще теми лихими ребятами, которые штурмовали Глубокий Космос на звездолетах первого и второго поколений, а потому подпадало под понятие «свято». Нравится, не нравится, но капитан должен написать на стене дату прибытия в порт и расписаться, а штурман поставить остальным членам команды по литровой кружке пива. Если этого не сделать, то в следующий раз попойка могла и не состояться. Прецеденты имелись.
Так вот – все шло, как всегда. Радист Жора, уплетая кусок мяса, шутил, троица десантников, в обязанности которых входила собственно планетная разведка, слушала его, судовой врач Никитин что-то читал, попивая кофе, а штурман ковырялся в каком-то раритетном гаджете, пытаясь его реанимировать. Он постоянно этим занимался, причем откуда Коноплев брал эти древние штуковины, предназначение которых не всем было даже понятно, не знал никто.
Что до капитана – он находился у себя, готовил подробный отчет о работе, проделанной группой за этот долгий трехлетний рейс.
Тут – бум, бац – облако метеоритов. Откуда взялось, каким космическим ветром его принесло, из какой черной дыры вынырнуло – поди пойми. Но ни одна система эту напасть заранее уловить не смогла, как в таких случаях и бывает. И все – крутись как знаешь да молись, чтобы пронесло. Это вряд ли поможет, но хоть немного отвлечет от происходящего. А самое противное то, что вообще непонятно, когда и где заканчивается этот безразмерный мешок, битком набитый бесформенными глыбами, летящими по лишь им самим известному маршруту.
– Критическое повреждение обшивки, – безынтонационно сообщил команде «Палыч». – Правый борт, третья секция снизу. Повторное повреждение может привести к разгерметизации грузового отсека и потери части содержимого.
– Твою так-то! – сычом ухнул Коноплев. – Все труды коту под хвост!
Корабль снова тряхнуло, да так, что у Жоры зубы лязгнули, а из кают-компании, где находились остальные члены экипажа, донесся мат одного из десантников. Похоже, он там со всего маха влепился в стену.
– Критическое повреждение обшивки, – снова подал голос «Палыч». – Велика вероятность отказа управления основными системами корабля.
Удар. Еще удар! Жалобный стон металла и треск, говорящий о том, что метеориты продолжают громить все, что только можно.
– Повреждение внешней системы энергоснабжения, – сообщил команде «Палыч», и в подтверждение его слов привычный яркий свет, мигнув, сменился на аварийное освещение. – Вероятность отказа управления основными системами корабля составляет 65 %.
И снова скрежет, такой, словно гигантский консервный нож вскрывает огромную банку.
– Еще пара минут, и нам конец, – спокойно сообщил десантникам доктор, держащий в руках книгу. – Печально!
– Не то слово, – размазывая кровь по лицу, проворчал десантник Эдгар, тот самый, которого приложило о стену. – Не хотелось бы!
– Никому не хочется умирать, – резонно заметил доктор. – Но все рано или поздно окажутся там, откуда нет возврата. Просто примите это как данность.
– Повреждение внешней обшивки, – снова подал голос «Палыч». – Риск общей разгерметизации корабля в течение ближайших десяти минут составляет 85 %.
– Приказываю членам экипажа надеть скафандры и проследовать в аварийный катер, – раздался голос капитана корабля. – Срок выполнения приказа – немедленно.
Топот ног чуть заглушил бурчание Эдгара, который искренне не понимал, какая разница в том, как именно они погибнут от метеоритов – в корабле от удушья или от одного прицельного удара, который превратит их в космическую пыль. Впрочем, мысли о том, чтобы не подчиниться приказу, у него даже не возникло. Командир есть командир, долг космодесантника выполнять его указания до того момента, пока они не пойдут вразрез с общими нормами Российской Империи и уставом Звездного легиона. Так что ворчать можно, а все остальное – пустое. Сказано влезть в скафандр и загрузиться в аварийный катер, значит, будем делать именно так.
Годы тренировок и рейдов в Дальний Космос вбивают опыт в человека намертво, так, что тело само знает, что ему делать, потому уже через несколько минут экипаж гибнущего корабля находился в аварийном катере.
– Где капитан? – перед тем как опустить забрало скафандра, осведомился доктор у Коноплева, который, сидя в одном из двух присутствующих тут кресел, шустро переключал тумблеры на панели управления.
– «Палыча» забирает, – буркнул тот. – Док, давай, закрепляйся уже к стене и не мешай!
Аварийный катер был невелик, как и положено подобному спасательному средству, в этой связи со времен путешествий по тем же земным морям ничего не изменилось. Здесь имелся отсек, в котором хранился запас всего того, что может понадобиться потерпевшим катастрофу космостранникам, от сублимированных продуктов и до батарей аварийного питания, два упомянутых кресла перед панелью управления, да крепежи на стенах, для фиксации скафандров с находящимися в них людьми. Что бы ни случилось, как бы ни мотало катер, они сберегут пассажиров до той поры, пока те сами не отстегнутся от стен. Ну, или их тела от обломков не отстегнет кто-то другой, например, поисковая группа, пришедшая на сигнал «СОС», который безостановочно будет передавать катер. И такое случается.
Четыре щелчка, говорящие о том, что экипаж почти в полном составе выполнил приказ капитана, раздались почти синхронно, пятый прозвучал чуть попозже, поскольку радист Жора по своему обыкновению немного запоздал, чем и заслужил неодобрительный взгляд Коноплева, дескать – нашел время!
– Виталий Павлович, готовность номер раз, – в катер вошел капитан, за его спиной прошуршал металл двери, по сути, отсекая катер от гибнущего «Добровольского». – Экипаж весь здесь?
– Так точно, – ответил штурман.
– Принимаю управление катером на себя, – произнес капитан, вставляя в пустой отсек на пульте управления небольшую прямоугольную коробочку защитного цвета с красной буквой «Z» посредине корпуса, которая сразу после этого протяжно пискнула, а после мигнула красным огоньком. – Координатор, приступайте к работе.
– Проверка систем, – отозвался «Палыч». – Три… Два… Один… Активация закончена. Все системы данного судна исправны, оно готово к выполнению задачи.
В этот момент корабль дернулся так, что даже зафиксированные намертво зажимами люди ощутили.
– Сдается мне, что суденышко наше вот-вот развалится на части, – пробормотал Жора. – Беда…
– Ордынский, не засоряйте эфир, – сухо велел капитан, опустил забрало гермошлема и положил руки на пульт. – Штурман, работаем! Координатор, мне нужен перечень планет, находящихся в этом секторе Галактики. Приоритетны обитаемые, находящиеся в пределах досягаемости, или те, которые обладают атмосферой, пригодной для дыхания. Исходить следует из того количества топлива, которым располагает катер.
– Тем, что сейчас в топливных резервуарах или с учетом резервов на борту? – немного тавтологически уточнил «Палыч». Но, с другой стороны, он бортовой координатор, а не филолог, ему можно.
– Учитывайте только то, что в резервуарах, – ответил капитан. – Штурман, будьте готовы к свободному падению. Двигатели без моей команды не запускать. Отрыв от корабля!
– Свободное падение, – пробормотал доктор. – Однако!
Скрежетнули крепежи, которые удерживали катер, а после он устремился вниз, подобно дождевой капле, покинувшей тучу.
Возможно, кому-то подобное решение может показаться безумным, но не исключено, что на данный момент именно оно являлось наиболее разумным. Облако оно и есть облако, это, если говорить просто, некий огромный мешок, до предела наполненный метеоритами и имеющий границы, верхнюю и нижнюю. Условные, разумеется, но тем не менее. И небольшому кораблику под силу проскочить сверху вниз по этому облаку в свободном падении. Кораблю вроде «Добровольского» такое не проделать, слишком велик, да и пока он бы выполнял торможение, отключал двигатели, все равно случилось бы то, что уже случилось, а вот маленький катер… Почему бы не попытаться? Тем более что это хоть какой-то, да шанс. Маневр тут не спасет, это ясно всем. Даже отличный пилот, такой, как капитан корабля, ничего не сможет сделать.
Так что остается довериться только удаче и надеяться на то, что нижняя граница метеоритного облака близка.
– Согласно справочнику Павлова в пределах досягаемости находится три обитаемых планеты, – тем временем сообщил команде «Добровольского» «Палыч», которому было все едино – свободное падение, не свободное. – Оптимальной для высадки является планета Леда, двадцать лет назад принятая в Содружество Свободных Миров, располагающая космодромом и ремонтными базами. Расстояние – двадцать три парсека.
– Да шут с ним, с базами, – крякнул Коноплев, не отрывающий взгляда от метеоритов, мельтешащих за широким смотровым иллюминатором. – Чего нам ремонтировать-то теперь? Главное добраться, остальное семечки!
Звук взрыва подтвердил, что его слова – чистая правда. Корабль дальней разведки «Георгий Добровольский» перестал существовать, и напоследок оказал своему экипажу скверную услугу. Взрывная волна мотнула катер из стороны в сторону, и он приложился одним бортом о здоровенный метеорит, да так, что у всех присутствующих зубы лязгнули. Хуже того – тут же подал голос координатор:
– Повреждение топливного резервуара. Потери составляют – два процента… Три процента… Шесть процентов…
– Вышли! – вдруг крикнул Коноплев. – Вышли мы из гребаного облака!
– Координатор, у нас хватает топлива до Леды? – мигом спросил капитан, запуская двигатели. – С учетом потерь?
– Нет, – бесстрастно ответил «Палыч». – Равно как и для того, чтобы добраться до любой другой из обитаемых планет.
– А докуда мы дойти можем? – мигом задал вопрос штурман. – Вообще? Чтобы пригодная для существования планетка была? Хоть сколько-то?
Вопрос был совсем не празден. Случись команде погибшего корабля застрять в катере без движения где-то в пределах более-менее обитаемой части Внеземелья, оно бы было и ничего. Сигнал о помощи, который можно и нужно подать, будет услышан многими, и какой-то из кораблей, которые бороздят космос, неважно какой – разведчик, торговец или пассажирский лайнер, непременно помог бы запертым в бездвижном катере людям. Таковы законы Вселенной с самого начала – сам погибай, а попавшим в беду помогай. Но то там, а то – тут. Нет, и сейчас сигнал будет услышан, но пришедшие на помощь люди запросто могут здесь найти лишь семь бездыханных тел. Запасы воздуха, увы, не бесконечны, их хватит на пару-тройку дней, не более того, а прождать помощи в этом медвежьем углу Вселенной можно и две недели, и три. Вероятность такая есть.
Так что хочешь, не хочешь, а надо высаживаться на какую-то планету, где есть атмосфера. Ну а большего и не надо, все остальное у экипажа есть – и еда, и вода, и оружие. Опять-таки можно попробовать залатать борт, пустить в ход резервное топливо и добраться до той же «Леды». А почему нет?
– Планета АБ-190573-С, – столь же незамедлительно ответил «Палыч». – Атмосфера пригодна для дыхания, среда умеренно агрессивна, но по ряду показателей для колонизации она была признана негодной. Открыта во времена Первого Завоевания Космоса, всего на нее совершено шесть экспедиций, из которых относительно успешными являлись только две, причем последняя установила пеленг для посадки космических кораблей и заложила площадку для посадки. Важные особенности…
– Время подлета и потери горючего? – перебил координатора Коноплев.
– Двадцать минут. Расход горючего с учетом потерь – восемьдесят пять процентов содержимого топливных резервуаров.
– Курс на АБ-190573-С, – скомандовал капитан. – Координатор, доложить сразу же, как будет взят пеленг!
Один из показателей, по которым эту планету признали негодной, экипаж «Добровольского» определил еще до того, как катер приземлился. То, что творилось в верхних слоях атмосферы, кроме как адом назвать было нельзя. Воздушные потоки мяли и комкали спасательное суденышко так, будто хотели то ли выжать сок, то ли свести на нет любые биологические проявления жизни, присутствующие на борту.
В результате многострадальный катер, на долю которого за минувший час выпало немалое количество бед, даже не приземлился на потрескавшееся от времени, осадков и перепадов температур небольшое взлетное поле, а буквально плюхнулся на него, истекая последними каплями топлива.
– А я думал – всё! – сказал Коноплев, откидывая забрало, его лицо было покрыто крупными бисеринами пота. – Кранты нам!
– Координатор, почему пеленг появился только тогда, когда мы миновали верхние слои? – задал вопрос капитан, не обращая внимания на слова штурмана. – По общим правилам он должен быть доступен еще на орбите?
– Важные особенности АБ-190573-С, – откликнулся «Палыч». – Невозможность радиосвязи за ее пределами, в силу особенностей атмосферы, нестабильное магнитное поле, ураганные ветры на обоих континентах, из которых состоит планета, дующие большую часть года, который тут состоит из 485 земных суток. Именно по этим причинам АБ-190573-С была признана непригодной для колонизации.
– Здорово, – вздохнул Эдгар. – Из огня да в полымя.
– Лучше быть живым Робинзоном, чем мертвым членом экипажа космического «Летучего Голландца», – возразил ему доктор. – И потом – пока живу – надеюсь.
– Вопрос – на что? – поддержал коллегу второй космодесантник, которого звали Антон. – Связи нет, топлива мало, да и будь оно, на этой скорлупке обратно в космос не попасть. Нас раздавит еще до того, как мы доберемся до орбиты. Вон как при посадке корежило, а она всегда проще взлета. Да, капитан?
– Это так, – подтвердил тот. – Но и отчаиваться не стоит.
– В мыслях не было, – заверил его Антон. – Не имею такой привычки.
– Как и все мы, – подытожил Жора. – Да и вообще, если бы не те пакости, про которые Палыч сказал, то можно было бы считать, что мы наконец-то попали в отпуск с жизнью на природе, с рыбалкой и охотой. Дикая планета без разумных существ – что может быть лучше?
– Золотые пляжи Кассиопеи, – в тон ответил ему доктор. – Лучше ничего нет. А тут ни моря, ни красоток в бикини, ни бара с коктейлями. Зато в перспективе нас ждет сезон ветров, и очень плохо, что мы не знаем, когда он стартует. Хорошо бы до того времени отыскать себе какой-то приют, где можно пересидеть эту напасть. Может, пещеру в горах или что-то в этом роде?
Бесспорно, главным плюсом произошедшего являлось то, что все члены экипажа погибшего корабля были людьми неприхотливыми и привыкшими к походному образу жизни, потому уже через несколько часов на посадочной площадке стояла большая палатка и потрескивал костерок, в который пошли ветки неизвестного, но хорошо горящего кустарника, росшего вокруг в изрядном количестве. Все, кроме штурмана и капитана, устроились вокруг него, держа оружие на коленях и глядя на огонь.
Что до двух отсутствующих – Коноплев все ходил вокруг катера и вздыхал, глядя на повреждения, которые без стапелей в доке, расходных материалов и термальной сварки не починишь, а капитан о чем-то общался с координатором.
– Аж три луны! Три! – заметил Жора, глядя на небо. – Вот потому такая хрень тут и творится, что с атмосферой, что с ветрами. Конфликт полей, не иначе как. Ну или как там это называется?
– Да какая разница? – отмахнулся доктор и протянул ему питательный батончик, состоящий из двенадцати злаков и трех видов крайне полезных для организма ягод. – На, ешь. Меня больше интересует, насколько долго нам придется топать до гор. Видели на горизонте? Это точно они. Плюс надо будет узнать у «Палыча», что тут с животным миром. Может, есть какая-то информация о том, кто съедобен, кто нет? Следует успеть запасы сделать до того, как стихия разбушуется. Не знаю как вы, а я противник каннибализма. Опять-таки – вода. Нужен источник в шаговой доступности, плюс надо же пробы взять. Мало ли что тут в ее состав входит? Вдруг тяжелые металлы!
– Док боится, что мы его первым съедим, – хмыкнул третий космодесантник, отзывающийся на кличку «Рик», крепкий молодой парень с пушечным ударом левой и квадратной волевой челюстью. – Он из нас самый плотный.
– Никто никого есть не будет, – сообщил подчиненным командир, выходя из катера. – И к горам мы не пойдем. Завтра с утра двигаемся на юго-запад.
– Почему именно туда? – удивился Эдгар. – Почему не, к примеру, на северо-восток? Что там такое находится?
– Корабль времен первых дальних экспедиций, – ответил капитан. – Прежде чем мы сели здесь, катер проделал большой путь над континентом и успел зафиксировать останки шести кораблей, которые когда-то прибыли сюда с целями разведки. Тех, которым не повезло. Один из них находится как раз на юго-западе. И, что важно, это наш корабль.
– В смысле – наш? – уточнил Рик.
– Корабль Российской Империи, – пояснил капитан. – Это очень важно.
– Почему? – заинтересовался и Эдгар. – В принципе, корабли Объединенного Халифата тех времен тоже были неплохи.
– Есть причина, – улыбнулся капитан. – Поверьте. Так, всем спать, завтра с рассветом отправляемся в путь. Первая стража – Эдгар, вторая – Рик, третья – Коноплев. Смена через три часа.
Это был долгий и трудный путь, занявший почти месяц. Равнины сменили леса с необычно невысокими деревьями, причем изрядно заболоченные и с огромным количеством ползучих гадов. Потом было плоскогорье, где из-под земли в любой момент мог ударить огненно-горячий гейзер. За ним последовала новая бескрайняя равнина, в какой-то момент сменившаяся пустыней. Там экипаж чуть не потерял доктора, который чудом ускользнул от челюстей твари, чем-то похожей на земного муравьиного льва, только гигантского размера. Причем невероятно живучего, десантники кромсали его из трех стволов, а он все никак не хотел умирать.
А самое скверное было то, что небо, до того большей частью голубое, в последние дни начало менять цвет на желтый. Рассудительный доктор мигом предположил, что это верный признак того, что скоро начнется сезон ветров, и это было очень, очень похоже на правду.
Но люди существа упорные, потому в какой-то момент порядком истрепавшаяся и подуставшая от множества впечатлений компания все же достигла того места, к которому так стремилась, они добрались до небольшой поляны в леске, где стоял корабль одной из первых дальних экспедиций, вошедших в легенды Глубокого Космоса. В принципе, в те времена обратно в порт приписки возвращался один корабль из шести, но имена героев-капитанов, которые на заре космической эры уходили в черноту, холод и мрак Вселенной, для того чтобы принести соплеменникам свет знаний, пусть даже ценой своей жизни, потомки знали отлично. Всех – и живых, и мертвых, ибо без прошлого нет будущего.
– «Двадцатка»… – стоя шагах в тридцати от корабля, борта которого заросли каким-то местным вьюнком, а шесть массивных «ног»-колонн ушли глубоко в землю, сказал Жора. – У них тогда номера были, не названия. Последний порт приписки «Геката», шестая планета в системе звезды Лейтена, капитан Дмитрий Снегов, тот, который первый добрался до Великой Стены Слоуна. Вот, значит, где он на последнюю стоянку встал.
– А ведь искали его на нити Персея-Пегаса, – заметил Коноплев. – Я помню, читал. Про эту дыру в той книге даже не упоминалось.
– Случайность, – предположил Антон. – Шел мимо неизвестной планеты, решил заглянуть, проверить, что тут и как, ну а дальше… Кто знает, что случилось? И сигнал не подашь по известным причинам.
– Тем более с их антикварными рациями, – добавил Жора. – Н-да.
– Может, не будем терять времени? – предложил доктор, глянув на небо, которое своим цветом все сильнее напоминало желток в яичнице-глазунье. – Тем более что, похоже, дождь начинается.
Причины, по которой команда «Двадцатки» не смогла покинуть планету АБ-190573-С, выяснилась быстро – ряд поломок, явно случившихся при посадке плюс проблемы с топливным резервуаром. Не такие, как у катера, но для кораблей того времени серьезные, которые сами космонавты, без специально обученных людей, исправить не смогли бы. Потому остался здесь навсегда и экипаж, и его капитан, по старой традиции покинувший судно последним. Его останки космонавты обнаружили в кают-компании, рядом с аккуратно заполненным бортовым журналом. И тогда, и сейчас этот документ заполнялся по старинке, вручную, этот обычай был сохранен в память о тех дальних временах, когда люди только-только начали открывать для себя Землю.
Новые технологии, универсальные ремонтные комплекты, запасы раритетов, которые штурман, оказывается, контрабандой захватил с «Добровольского» с собой, а также помощь «Палыча», которого Коноплев с помощью умелых рук и такой-то матери смог подключить к бортовой системе, выручили новое поколение покорителей Космоса там, где, увы, некогда спасовали ветераны. Были еще изрядные опасения насчет того, примет ли топливная система новые кристаллические смеси, те, что входили в аварийный набор, легкие, но очень эффективные, но и тут все обошлось.
И все равно у всех нутро ходило ходуном до самого того момента, пока «Двадцатка», пробив страшную и свирепую атмосферу АБ-190573-С, не вышла на ее орбиту и Жора, выдохнув, не заверил всех, что связь есть.
– Вы видели, видели! – махал руками наконец-то потерявший свою вечную невозмутимость доктор. – Когда взлетали? Какой там шел фронт! Там все желтое было! Это – ветер! Тот самый! Который всё сносит на своем пути!
– Корабль простоял столько лет, значит, не всё, – резонно заметил Рик.
– Мне другое интересно, – пригладил волосы Эдгар. – Капитан, почему вы были так уверены в том, что именно на этом корабле нам удастся покинуть планету? Еще там, на площадке, возле катера?
– Были же другие пять кораблей, и два из них находились куда ближе, чем «Двадцатка», индийский и немецкий. Нам Коноплев рассказал, – добавил Антон. – Да, все получилось, но хочется понять.
– Все просто, – повернулся к нему капитан. – Это вопрос доверия.
– Доверия к кому? – спросил Антон – Или чему?
– Что означает данный знак? – ткнул капитан пальцем в букву «Z», которая красовалась на коробке-обиталище координатора, обретшего на корабле-ветеране новый дом.
– «ЗАСЛОН», – в один голос ответили Эдгар и Рик, причем последний добавил: – Это всем известно. Именно они делают разумные системы, которые стоят на всех кораблях дальней разведки. Да и не только их, там много чего «заслоновского» стоит.
– Правильно, – кивнул капитан. – А теперь гляньте наверх. Вон, видите шильдик? И вон. И вон там. И вот здесь, у меня, на панели управления тоже.
И правда, почти каждый из механизмов или приборов, будь то регулятор потоков, гидролизатор или рация, был снабжен медной пластинкой, на которой виднелся какой-то текст.
– Вот тебе и ответ, – пояснил капитан. – Что там написано?
– Большими буквами сверху «ЗАСЛОН», – вытянувшись в струну и потерев потемневшую от времени медяшку, сказал Рик. – И мелкими, полукругом: «За качество отвечаем!»
– Все так и есть – улыбнулся капитан и повернулся к огромному смотровому стеклу, за которым мерцали миллионы звезд. – Говорю же – вопрос доверия. Я знал, кто тогда делал корабли и как делал. Выходит, зачем нам какие-то другие, чужие, если есть этот? Если есть наш. Штурман, курс на планету Леда! И прибавьте скорости!