© Виктор Тюрин, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

– Господин подполковник? – раздался незнакомый мужской голос в телефонной трубке.

– Кто говорит? – насторожился Михал Каминский, начальник второго отдела Генерального штаба Войска Польского.

– Владислав Стойчев, секретарь господина Заварзина. Здравствуйте, господин подполковник.

– Здравствуйте, господин Стойчев. Вы очень хорошо говорите на польском языке.

– Я знаю шесть европейских языков, господин подполковник, – сухо проинформировал его собеседник, после чего перешел сразу к делу: – Вы получили четверть от оговоренной суммы?

«Заносчивый и деловой, как его хозяин! Жополиз, пся крев!»

– Да, банк меня уже известил. Вы что-то хотели узнать?

– Господин Заварзин желает знать, что на сегодня вам известно о его внучке?

– Извините, господин Стойчев, но мне пока нечего добавить к тому, что я уже сообщил ранее. Судя по последнему письму, которое получил мой агент, девочка уже едет и через несколько дней окажется в Москве. Стоит ей оказаться в столице, как мне тут же доложат, после чего сразу, не медля ни минуты, сообщу об этом господину Заварзину. К сказанному могу только добавить, что там все готово к приему девочки. Мои люди в Москве их с нетерпением ждут.

– Я сообщу обо всем этом господину Заварзину, господин подполковник. Всего хорошего.

– Всего хорошего, господин Стойчев.

Подполковник положил трубку на рычаги телефонного аппарата, автоматически пригладил усы, потом встал, одернул мундир и подошел к приоткрытому окну. Ночью прошел сильный дождь, оставив после себя лужи, в которых сейчас купались солнечные зайчики. Шли прохожие, перешагивая мелкие и обходя большие лужи, мягко шуршали шины автомобилей, звонко стучали копыта лошадей. Глядя на улицу, он не видел всего этого, уйдя с головой в свои мысли, снова прокручивая события, предшествующие этому звонку.

Начались они с разговора подполковника со своим банкиром Казимиром Ковальским, когда тот предложил переговорить с очень богатым человеком, выходцем из России, по поводу одного приватного дела. Услышав в самом начале, что тот выходец из России, он сразу хотел отказаться от этого дела, но в последний момент передумал, а еще через час перезвонил по данному ему номеру телефона. На первый взгляд дело казалось несложным: доставить внучку банкира со всем бережением из Москвы в Варшаву. Причем сумма, которую ему предложили за успешное завершение дела, была весьма приличная. Каминский, хотя он почти согласился, сказал, что подумает, а спустя сутки, все окончательно взвесив, позвонил и дал свое согласие. На первый взгляд ничего сложного не было, но подполковник за двадцать три года военной службы, из которых девять лет служил в контрразведке, знал, что любое задание не обходится без накладок. Вопрос заключался только в том, насколько они будут критичны.

Если бы не условие нанимателя, которое заключалось в том, чтобы обеспечить максимальную безопасность девочке, люди подполковника отвезли бы ее в Минск, а там через налаженные каналы связи переправили в Польшу. Вот только, согласно жестким требованиям безопасности, ему пришлось простой вариант отбросить и усложнить самому себе задачу, используя для этого своего агента из польского представительства в Москве.

Тот должен был сфабриковать фальшивые документы для девочки, после чего два других агента, женщина и мужчина, должны были сопровождать ее до Варшавы. В самой Москве для внучки Заварзина была снята для проживания квартира. Осталось только дождаться приезда девочки.

Подполковник отвернулся от окна и возвратился к письменному столу. Сел, затем достал папку с делом на магната Заварзина, которую получил только вчера. Сведения были скудные, не имевшие, к большому сожалению подполковника, полной информации на главного фигуранта и его семью. Вчера он только пробежал глазами документы, не вникая в них, но при этом успел отметить, что в них очень мало реальных фактов.

Открыв папку, он начал внимательно все изучать.

«Так, что у нас тут. Василий Заварзин, отец моего клиента, умер за семь лет до большевистского переворота. Основной капитал сколотили на торговле зерном. Все последние двадцать лет, до падения Российской империи, их семейство входило в список ста самых богатых людей России. Зерно, текстиль, лес, торговля, недвижимость. Дальше. За ним, через год, умерла его жена. Остались два сына и дочь. Старший сын Заварзина, Михаил Васильевич, продолжил дело своего отца. Высоко купец взлетел, но как упал! Находясь по делам в Нижнем Новгороде, пропал во время переворота, а по некоторым слухам был забит до смерти собственными рабочими. Какая дикость! Ладно, что у нас дальше? Младший сын, Николай, с отличием окончил Парижский университет, где изучал банковское дело. Исходя из практичности и основательности русских купцов, думаю, что семейство Заварзиных собиралось основать в России свой собственный банк. Об этом говорит и то, что полтора года он проходил практику в Лондоне и Париже, параллельно ведя дела семьи за границей. Вернувшись в Россию, женился по любви на дворянке Кудриной, которая через шесть лет умерла, оставив ему сына Сергея. Спустя два года после смерти жены Николай забирает сына и уезжает в Европу, не собираясь больше возвращаться. Приехал только на похороны отца, а затем на похороны матери. Его сын Сергей бывал наездами в России, где неожиданно женился на Екатерине Мурзиной. В результате чего на свет появилась девочка. Александра Сергеевна Заварзина. Судя по тому, что Сергей не вернулся к отцу, а остался в России, именно этот брак послужил разрыву между сыном и отцом. Дальше – больше. Сергей Заварзин не только принял революцию, но и начал работать на большевиков, став каким-то начальником в наркоме торговли в Смоленске».

Подполковник перестал читать, поднял глаза и уставился в пространство.

«Не понимаю я русских, и все тут! Вот какого черта его понесло к большевикам? Пусть купцы, не дворяне, но вроде приличная семья, богатые люди. Так что этого молодого придурка привлекло в этой сумасшедшей идее красных комиссаров? Мировой коммунизм. Не понимаю, как можно принимать эту чепуху всерьез? Вот не понимаю и все! Ладно, читаем дальше.

В 1920 году Сергей Заварзин с женой одновременно заболели испанкой и умерли. Так, а куда делся их ребенок? Ладно. Об этом потом.

Сестра Николая, Елизавета Васильевна, в замужестве Морошкина. Ее муж, пьяница и мот, промотав наследство, окончательно спился и умер. Есть дети. Живет в пригороде Парижа, на пособие, которое ей выплачивает брат».

Подполковник достал последний лист, пробежал его глазами, потом снова прочитал, отмечая для себя те сведения, которые были там официально подтверждены.

«Александра Заварзина, десяти лет. Родилась в октябре 1914 года. До 1920 года жила с родителями, потом пропала и появилась через три года в Красноярске. О ней стало известно после того, как некая княгиня, находясь в ссылке в том же городе, отослала несколько писем своим знакомым в Москву и Санкт-Петербург, с просьбой найти ее деда Николая Васильевича. В этих письмах уже упоминается доверенный слуга семьи Заварзиных Лука Никитич Вробин. Письма датированы 1923 и 1924 годами».

Каминский положил лист в папку, а потом ее закрыл. Отложив папку в сторону, он открыл ящик письменного стола и достал еще один лист. Это была своего рода докладная записка, составленная по его просьбе банкиром Казимиром Ковальским, о состоянии банкира Заварзина. Он уже читал ее раньше, но теперь после просмотра дела семьи Заварзиных ему снова захотелось пробежать ее глазами.

«В 1910 году Заварзиным были куплены контрольные пакеты акций двух банков, в Париже и Лондоне. Удачно играл на бирже, сумев удвоить свой капитал. Торговал нефтью во время войны, купил несколько отелей. Только в одной Ницце у него отель и собственная вилла! После войны хорошо поднялся на торговле и строительстве. Основал сеть транспортных компаний. Ишь как развернулся, купчишка! Банки, торговля, строительство!»

Подполковник положил листок на папку.

«Как образно сказал мне Ковальский, Заварзин в европейском финансовом море сейчас довольно крупная акула. Если верить моему банкиру, состояние купчишки приближается к половине миллиарда долларов! Матка боска! Вот почему одним все, а другим ничего?!»

– Курва! Вонючий боров! Пся крев! – не сумев сдержать эмоций, уже вслух выругался подполковник.

Михаил Каминский, как и любой поляк, гордился своими предками, которые состояли из семи поколений шляхтичей с примесью королевской крови, и считал, что унижает себя, как офицер и шляхтич, работая на безродного русского купчишку. Конечно, он мог отказаться от этого предложения, но как тогда оплачивать капризы молодой любовницы, ювелирные украшения, рестораны и шикарные номера в отелях?

Стоило пассажирскому составу замереть у длинного перрона, как сразу закрутилась человеческая круговерть. Хлынувшие из вагонов пассажиры, нагруженные чемоданами и мешками, смешались с толпой, стоящей на перроне. Кроме встречающих здесь была масса всякого народа. Носильщики, воры, продавцы газет и папирос, военные патрули и наряды милиции. В одно мгновение голоса людей слились в невообразимую словесную кашу.

– Петька, как ты вымахал, чертяка!

– Эй, носильщик! Давай сюда!

– Ах ты, ворюга! Милиция!

– Ваши документы, гражданин!

Неторопливо ступив на перрон, я невольно стал участником всегда непонятной для меня человеческой суеты. Впрочем, в этом ничего удивительного не было, так как по жизни я был одиночкой. Несмотря на то, что в прежней жизни я не сидел на месте, частенько переезжая с места на место, встречали и провожали меня редко.

Окружающие меня люди толкались и обнимались, кричали и ругались. Бросив взгляды по сторонам, я первым делом убедился, что не привлек ненужного ко мне внимания, в чем была немалая заслуга специально подобранного мною костюма. Я постарался придать себе вид советского служащего, приехавшего в Москву, в командировку. Первым это отметил мальчишка-беспризорник, который с ходу мне предложил:

– Гражданин-товарищ, развлечься не желаете? Девочки на любой вкус!

– Кыш, оголец!

Следом, почти сразу, почувствовал на себе внимательный и цепкий взгляд молодого мужчины, который по-особому осматривал мой костюм, очевидно пытаясь понять, в каком кармане у этого лоха может лежать бумажник, но стоило нашим глазам встретиться, как я улыбнулся. Вор-карманник оказался парнем сообразительным и сразу исчез из поля моего зрения. Рядом с нами прошел патруль, цепко всматриваясь в лица прибывших пассажиров. Судя по их шарящим по толпе взглядам, они искали по приметам конкретного человека, поэтому на нашу компанию не обратили никакого внимания.

Французы не стали выходить, а остались ждать прибытия своего представителя в вагоне. Мы тепло с ними попрощались, еще когда только состав подходил к вокзалу, поэтому сейчас стояли на перроне вчетвером. Быстро распределив чемоданы между носильщиками, я обратился к своим попутчикам:

– Идите к пролеткам. Я туда скоро подойду, только сдам свой чемодан в камеру хранения.

Сначала я посадил в пролетку Татьяну Владимировну, попрощался с ней, затем, с девочкой и Лукой, мы поехали по адресу, который они получили еще в Красноярске. Мне оставалось довезти их до места, убедиться, что их приняли, а потом уже решать, что делать дальше.

Пока мы ехали в поезде, я попытался выяснить у Луки, что это за люди, но тот сказал, что сам ничего о них не знает, хотя, вполне возможно, он мне соврал. Ничего удивительного в его недоверии ко мне я не видел, так как такие, как он, «осколки царского режима», по сути дела, были вне закона, а значит, предельно осторожны в своих словах и поступках.

Пока мы ехали, я присматривался к Москве. Несмотря на будний день, народу на улицах хватало, причем все куда-то спешат, торопятся. Заходят в магазины и лавки, едут в автомобилях, управляют грузовиками и правят лошадьми. Я рассчитывал, что увижу поток легковых машин, все-таки как-никак столица, но их на дороге оказалось относительно немного, намного чаще встречались пролетки, трамваи и грузовики. После конского транспорта то там, то здесь оставались кучи конского навоза.

За время поездки мы два раза пересекали рельсы, с интересом наблюдая за весело звеневшими трамваями. Увидев катящие по рельсам деревянные вагоны, полные народа, девочка сразу загорелась желанием покататься на трамвае, но стоило мне увидеть, как на одной из остановок толпящиеся люди штурмовали вагоны, я сразу подумал, что это плохая идея катать ребенка на трамвае. По одной из улиц куда-то сосредоточенно топал взвод красноармейцев с командиром, а стоило нам выбраться из центра и оказаться среди частных домов, как в глаза сразу бросились два всадника в форме – конная милиция. Проезжая, слышали звон колоколов и видели высившиеся над зданиями золотистые купола церквей. При виде их Лука Никитич сразу выпрямлялся и начинал истово креститься.

Политическое сознание народа поддерживали многочисленные транспаранты с лозунгами и плакаты, которыми были оклеены не только афишные тумбы, но и стены зданий. Все они настойчиво призывали заклеймить позором пьяниц, бюрократов и взяточников, уничтожать врагов советской власти, поднимать народное и сельское хозяйство. По большей части народ не обращал внимания на массовую агитацию, только иногда гости столицы останавливались, задирая голову, читали надписи на протянутых через улицу красные полотнищах, привязанных веревками за фонари: «Товарищи! Единой волей и железной дисциплиной построим социализм», или «Вычистим из нашего аппарата враждебные и чуждые элементы».

С большим интересом я разглядывал прохожих, вот только они не сильно отличались от жителей Красноярска. Те же косоворотки, гимнастерки, френчи, галифе, сапоги и обмотки с солдатскими ботинками. Советские служащие щеголяли в парусиновых пиджаках и рубашках с короткими рукавами, на головах сидели легкие летние шляпы. Вот только это была стандартная, массовая одежда, которая обезличивала людей, напрочь убирая в них индивидуальность. Именно НЭП, после периода разрухи, гражданской войны и военного коммунизма, принес в повседневную жизнь людей европейскую моду и яркие цвета. Именно это я сейчас и наблюдал у нэпманов-мужчин – невообразимых расцветок галстуки и желтые ботинки «шимми», а у их жен и подруг – разноцветные шляпки модели «колокольчик», украшенные лентами или бантами, и укороченные платья различных расцветок, выставляя напоказ их ножки в шелковых чулках.

С интересом разглядывая женщин, выделял своим вниманием хорошеньких и фигуристых барышень. Особенно мне понравилась одна девушка, шагавшая в компании молодежи. Ей было лет восемнадцать, коротко стриженная, с приятным лицом, роскошной фигурой и большими выразительными глазами. На ее простенькой светлой блузке был прикреплен значок «КИМ».

Постепенно большие каменные дома отступали, давая место частным домам и зелени. Исчезли бульвары и проспекты, уступив место тенистым улочкам. Извозчик остановился у каменного двухэтажного дома, который, как я потом узнал, находился на границе с районом, имевшим смешное название Благуши. Здесь было много зелени и деревянных домов, начиная от добротных, с резными ставнями и деревянными петухами на коньке крыши, до халуп и рабочих бараков. Чуть позже, из чужого разговора я услышал, что именно в этом доме когда-то жили специалисты: врачи бывшей Измайловской земской лечебницы и инженеры с ткацкой фабрики. Теперь здесь живут самые разные люди, советские служащие, мелкие нэпманы. Этот дом почему-то не подвергся уплотнению, поэтому квартиры не уродовали, разбивая их на комнаты, и что немаловажно, цена аренды была намного меньше, чем в центре. Мне надо было где-то остановиться, а этот район, на первый взгляд, неплохо выглядел.

Извозчика на всякий случай отпускать не стали, мало ли как тут нас примут. Поднялись на второй этаж, постучали. Спустя минуту дверь открылась. Дверь открыла женщина:

– Вам кого?!

У нее было приятное лицо, но при этом в ней чувствовалась напряженность, правда стоило ей увидеть девочку, как взгляд сразу потеплел.

– Александра? – снова спросила она, опередив старика, только открывшего рот для ответа.

– Да. Это я, – ответила ей девочка.

Женщина улыбнулась, изображая радость, но я видел, что это была дежурная улыбка.

– А вы… Извините запамятовала, – она нарочно сделала вид, что не помнит, как зовут старика.

– Лука Никитич Вробин, – несколько обиженно представился тот.

– Да-да! Точно. Еще раз извините меня. Проходите скорей. Проходите, пожалуйста, в квартиру. Сашенька, ты такая красавица! Лука Никитич, вы бледно выглядите. Устали с дороги?! Да проходите, проходите! Я сейчас вас чаем напою! Вас, молодой человек, как зовут? – женщина сделала паузу, а дождавшись, когда я представился, сухо сказала: – Мне о вас ничего не известно.

Своими словами она четко и сразу отделила своих гостей от меня.

«Даже чаю дамочка не предложила. И взгляд у нее колючий. Впрочем, я свое дело сделал, можно и откланяться».

– Лука Никитич, я свое дело сделал, – обратился я к старику.

– Да, Саша. Большое спасибо, вы нам здорово помогли.

– Саша, ты еще придешь к нам?

Я пожал плечами, на что девочка лукаво, чисто по-женски, улыбнулась.

– Ну, пожалуйста.

– В кафе пойдем, пирожные кушать? – улыбнулся я ей в ответ.

– Да! И в синематограф! Хочу фильму с Чаплиным!

– Чаплин так Чаплин, – снова улыбнулся я. – Как устроюсь, зайду, если, конечно, у хозяев не будет возражений.

– Думаю, не будет, – с секундной заминкой и как-то неуверенно подтвердила женщина.

Откланявшись, я вышел на улицу. Понять, что сейчас произошло, было несложно. Эта женщина, принимающее звено, живет на квартире в ожидании, пока приедет наследница, чтобы затем передать ее по цепочке, в конце которой ее ждет свидание с родственниками за границей. Так что, если приду сюда через три-четыре дня, то, скорее всего, Сашеньки здесь уже не будет. Оглянулся по сторонам, так как забыл спросить, в каком направлении мне идти, а народу, как назло, не было на улице. Рабочий день, около трех часов дня, да и магазинов, похоже, здесь нет.

«Пойду обратно в сторону вокзала. Заберу вещи…» – дальше я не додумал, так из-за ближайшего угла мне навстречу, вывернули трое мальчишек-беспризорников, которые сейчас что-то энергично обсуждали, размахивая руками. Сделал жест рукой, подзывая. Заметили, насторожились и сразу замедлили шаг. Я неспешно пошел к ним.

– Не боись, босяки. Заработать хотите?

– Что надо делать? – спросил более крупный паренек в выгоревшей, некогда красной рубахе, на размер больше, и в замызганном картузе с наполовину оторванным козырьком. Старая выцветшая рубашка с закатанными рукавами была ему явно велика, как и штаны, которые он постоянно поддергивал, висели на нем, как на огородном чучеле. Близко подходить к ним не стал, остановился на расстоянии. Вонь, да еще живность всякую от них можно подхватить.

– Не знаете, может, кто комнату здесь сдает?

– Может, баба Зина, – как-то несмело сказал худенький паренек, на полголовы ниже своего приятеля, с бледным лицом и большими серыми глазами. Штаны и рубашка на нем были по размеру, но при этом сильно заношенные и грязные.

– Что за баба Зина? – спросил я его.

– Погоди, Васек. Сколько дашь, дядя? – не став отвечать на мой вопрос, в свою очередь требовательно спросил меня главарь.

– Ты что, парень, цыган? Это тот коня за глаза продает, нахваливает. Ты мне сначала квартиру представь, а тогда и цену обговаривай. Так тебе понятно?

– Чего ж не понять, только так дороже будет.

– Ты что, нэпман, так и хочешь лишнюю деньгу сшибить?

– Каждая работа своих денег стоит, – неожиданно наставительно выдал мне главарь.

– Ладно, деловой, называй цену. Потом скажешь, что под эти деньги ты мне предложишь? Не устроит – разбежимся.

– Три рубля? – В тоне паренька был как вопрос, так и требование.

– Рубль, без торга. Говори дальше.

– К тетке Марии сведу. У нее жиличка уже есть, но я сам слышал, как она говорила, что у нее есть комната на еще одного жильца с отдельным входом, – мальчишка посмотрел на меня, пытаясь понять, как я реагирую на его рекламу, но видно особой радости не нашел, пояснил: – Дело в том, что у ейного мужа была мастерская, пристроенная к дому. Когда он помер, она продала все, что в ней было, сделав еще одну комнату. Так что, дядя?

– Комната в бывшей мастерской? – я скривился.

– Так там все есть. И вход отдельный.

– Сколько хозяйка просит?

Парнишка пожал плечами.

– Ладно, пошли.

– А деньги?

– Вот тебе полтинник, второй отдам, как сведешь с хозяйкой.

– Не обманешь?

– Крест на пузе. Идем.

После этих слов мальчишки как-то по-другому посмотрели на меня, явно не ожидая от приезжего фраера клятвы, которая была в ходу у беспризорников.

Пока шли, я немного разговорил ребят. Оказалось, что сравнительно недалеко отсюда, в полуразрушенном бараке, за рабочим поселком, проживает большая компания беспризорников. Сколько их там, мальчишки не могли сказать, так как все были полностью неграмотны. Выживали, как могли. В речке ловили рыбу, воровали с огородов, попрошайничали в городе, ну и крали, не без этого, что плохо лежало. Узнал, как их зовут. Делового пацана звали Степаном. Самого маленького и худенького мальчишку – Васей, а третьего – Митей, по прозвищу Живчик. Он был юрким и вертким, ни минуты не оставаясь в покое. Спустя десять минут они привели меня к частному дому.

– Здесь, – и Степан, старший из мальчишек, показал на калитку. – Так мы ждем?

– Ждите.

Хозяйка, Мария Васильевна, оказалась женщиной основательной, лет пятидесяти с хвостиком, с приятным румяным лицом и объемным телом. Будь она лет на двадцать моложе, то со своими формами вполне могла бы позировать для картины «Купчиха» художника Бориса Кустодиева. Познакомились, потом она меня пригласила в дом. Сели за стол, после чего она спросила:

– Откуда будете, Александр?

– Из Сибири, хозяйка. Приехал по делам. Надо по учреждениям побегать, кое-какие бумаги подписать.

– Из нэпманов, что ли?

– Какая тебе разница, хозяйка? Цену и условия назовите.

– Есть разница! Вдруг ты вор какой? Документ у тебя есть? По закону велено его на регистрацию отдавать в милицию.

– А потом фининспектору за квартиранта придется платить? – с усмешкой спросил я ее.

– Придется, – грустно кивнула хозяйка. – И так жить не на что, а эти дармоеды последние копейки готовы отобрать! Изверги!

– Не знаю, как у меня дела пойдут, поэтому сделаем так, хозяйка. Я вам, Марь Васильна, за две недели заплачу и денюжку дам для милиции. Без документов. Так сколько?

– Пятнадцать рублей и пятерку для Степана.

– Это местный участковый надзиратель?

– Ага. Так сговорились?

– Вам десять, ему трешка.

– Тогда пусть мне двенадцать будет. По рукам?

– Не так быстро, хозяйка. Я пока еще не знаю, где жить буду. Сначала покажите, а ежели понравится, тогда и по рукам ударим.

– И то верно. Да вам, Саша, обязательно понравится. Это же не комната, а целая квартира. А главное, вход отдельный. Послушай, а ты не бабник?

– Не понял, – я даже немного оторопел от подобного вопроса.

– Чего тут непонятного?! Ты с местными бабами будь поосторожнее, не то наши мужики тебе живо репу начешут, а мне потом ходи с участковым разбирайся.

– Не волнуйтесь, хозяйка. Мне кто поумнее надо, чтобы поговорить с ней можно, а не юбку сразу задирать.

– Гм. Ты вот еще что… К моей жиличке, Дарье, не лезь. Она дюже грамотная, книги читает и работает в каком-то комитете… Название у него… Не вспомню. Только за ней ухаживать пытается один наш. Митька Семыкин. Фулиган первостатейный. Говорили, что недавно двух фабричных на танцах так отлупцевал, что на бедняг смотреть страшно было. А из-за чего? К Дарьюшке приставали. Ты понял?

– Я тихий, мирный человек. Драться не люблю.

– Не любишь? – и женщина как бы в сомнении покачала головой. – Ладно, поверю, но ежели что, сразу иду к участковому, потом не взыщи. А теперь пошли, покажу, где жить будешь.

Мы обошли дом. Пристройка мне не очень понравилась. Душно. Окошко небольшое, самодельное, света давало мало, только что форточку можно открыть. Железная кровать с металлической сеткой, стол, стул, шкаф. Из всех удобств – перед входом умывальник приколочен. Единственное, что было хорошего, так это вход отдельный, а в заборе под него калитка сделана. Еще мне дверь понравилась, сама деревянная, а изнутри металлическими полосками укреплена, особенно в области замка.

– Не бойтесь, Александр, сюда ни один вор не залезет, – заметила хозяйка, видя, что я осматриваю дверь. – Мой муж первостатейный слесарь был. Его начальство на фабрике – о-го-го! – как ценило! Он же здесь свой инструмент хранил, вот в этом металлическом ящике, поэтому сделал дверь, чтобы навечно. Ну, так как? По рукам?

– Что сейчас в этом ящике?

– Так он пустой. Я бы и его продала, так мой Петя прикрутил его болтами к столу. Снимать – замучаешься. А замок от него я себе забрала, на сундук повесила.

Если у меня и были сомнения, то теперь, при виде металлического ящика, прикрученного к столу в довольно незаметном месте, исчезли окончательно. Пусть не сейф, но хоть какая-то защита.

– По рукам.

Расплатившись с хозяйкой и получив от нее постельное белье и ключ, я вышел на улицу. В тени дерева, под забором, меня ожидали беспризорники, с унылыми физиономиями.

– Чего, дети улицы, загрустили? Держите, как обещал.

Степан жадно схватил полтинник, и все трое мальчишек сразу повеселели.

– Так мы пойдем?

– Погодите. Хотите еще полтинник?

– Что делать надо? – деловито поинтересовался Степан.

– В баню сходите, а то воняет от вас, как от помойки. Да вшей своих погоняйте. Если сделаете, как сказал, вечером подойдете. Работа есть, а нет, других найду.

Беспризорники выпучили на меня глаза.

– Тебе это зачем, дядя? – спросил меня Живчик. Отвечать я на его вопрос не стал.

– Держи…

Старший взял пятьдесят копеек.

– Теперь проводите меня. Мне нужен извозчик.

Мальчишки оказались сметливые, много чего слышали и видели, вот только отделить правду от слухов было несколько трудно, к тому же все их новости были мистического и криминального толка. Расчлененные трупы, какая-то утопленница, ограбление складов какого-то богатея, неуловимая банда, которая не оставляет свидетелей. Короче, они рассказывали мне то, что для них самих представляло интерес.

Найдя извозчика, я расстался с беспризорниками и поехал на вокзал за чемоданом. Поселиться здесь я решил по двум причинам. Во-первых, здесь дешевле, да и потише будет, чем в центре, а во-вторых – обещание, данное мною Наталье Алексеевне. Хотя я считал, что по большому счету свою работу выполнил, но проследить за тем, как пойдут дела у Сашеньки и Луки, все же не мешало. Вот только сам я не собирался этим заниматься, а решил подрядить под это дело троицу беспризорников.

«Если что, сразу подскочу, а сам пока займусь своими делами».

Приехал я в Москву не просто так. В свое время я как-то наткнулся в интернете на один интересный документ, и теперь мне хотелось проверить, насколько тот соответствует действительности. К тому же, если эта история окажется правдивой, то на ней можно было заработать неплохие деньги.

– Уважаемый, ты не знаешь поблизости скобяной лавки? – спросил я извозчика.

– Как не знать, обязательно знаю. Так завернуть к ней?

– Давай. Мне замок навесной нужен. Хороший.

– Тогда точно к нему, к Сережке Завадкину. Ключи, замки, это все к нему. Руки у человека золотые, – неожиданно разговорился извозчик. – Он мне…

В скобяной лавке пахло металлом и машинным маслом. На полках лежали не только замки, но и всякий разный товар. Керосиновые лампы, примусы, задвижки, крючки. В углу была устроена маленькая мастерская. Там стояла маленькая наковальня, к столу были прикручены тиски, лежал паяльник и прочий инструмент.

– Здравствуйте. Чего желаете? – спросил меня хозяин лавки, лет сорока, с хитрыми глазами.

– Здравствуйте. Замок навесной нужен. Может, у вас есть, хитрый, с секретом?

– Конечно, есть, только сразу скажу: нынешнее ворье и не такие вскрывает. Вон нынче в газетах писали, что французский сейф господина Короткина, с двумя новейшими замками, вскрыли и много денег унесли. Ну что, не передумали? – с легкой усмешкой спросил хозяин лавки. – Будете смотреть?

– Буду.

Выбрав замок и получив к нему три ключа, я заплатил деньги и вышел.

– С покупкой вас, господин! На вокзал?

– Поехали.

Я смотрел на Москву, которую не узнавал совершенно, хотя родился и рос в этом городе до двадцати одного года, после чего отправился в путешествие, длиною в жизнь, и больше никогда не возвращался сюда. Теперь вернулся, только в другое время и в… абсолютно незнакомый мне город. Ехал, смотрел на золотые купола церквей, дома, людей и неожиданно понял, что остался без родного города, так как та Москва была безвозвратно утеряна, а эту у меня душа не принимала. Когда меня мотало по миру, я иногда вспоминал свой город, мечтал о том, что пройдусь по знакомым улицам, встречу старых друзей…

«Не получилось. Все куда-то спешил, с кем-то боролся, искоренял несправедливость».

Чтобы отвлечься от подобных мыслей, стал наблюдать за жизнью города. Смотрел на людей, на вывески, пока не мазнул глазами по названию одного банка, после чего в голову пришла мысль о том, что, может, стоит положить туда мое золото. На время, пока другого, надежного, места не найду.

«Только для начала мне документы надо хорошие найти. Займусь ими в первую очередь», – решил я.

По дороге заехал в трактир, который мне посоветовал извозчик, где с удовольствием похлебал щей и поел пирога с мясом. Правда, если сравнивать его с трактиром Корнея в Красноярске, то там гораздо вкуснее было. Забрав на вокзале вещи, отправился обратно. Отблагодарил извозчика за полезные сведения, дав ему два рубля. Открыв свою комнату, первым делом спрятал в доморощенный сейф оружие и драгоценности, после чего стал разбирать свои вещи. Время прошло быстро. В небольшое окошко света и так проходило мало, да еще яблони со сливами, росшие во дворе, затеняли, так что скоро в комнате наступил полумрак. Керосиновую лампу я уже видел, когда осматривал комнату, та висела на проволочном креплении над столом. Проверил, есть ли в ней керосин, после чего вышел из помещения. Из-за забора виднелись головы парнишек. Подошел и сразу понял, что в бане они не были, но все же где-то помылись, одежку простирнули и даже причесались.

– В речке купались? – предположил я.

– Ага. Степашка достал обмылок, так что вымылись от души, – похвастался Живчик.

– Ну, пусть так. Заходите, сядем на лавочку, поговорим.

После того, как они сели, я сказал:

– Дело хочу вам троим поручить. Тут недалеко от того места, где мы встретились, дом стоит каменный, двухэтажный. Знаете?..

– Знаем. Знаем, дядя.

– Так вот, туда сегодня въехала девочка со своим дядей. Мне…

– Так я ее сегодня видел, – перебил меня неугомонный Живчик. – Я ж вам, пацаны, говорил про нее! Она с теткой в пролетку садилась.

– А мужчина с ними был? Старый, весь седой.

– Не, его не было. Они только вдвоем поехали. – Извозчик их ждал?

– Да я не знаю, – пожал худенькими плечами беспризорник.

– Значит, так. Мне нужно, чтобы вы за девочкой эти несколько дней проследили. Не хочу, чтобы с ней что-то случилось.

– А кто она тебе, дядя? – поинтересовался рассудительный Степан.

– Хорошая знакомая. Зовут девочку Сашенька. Так как? По рукам?

– Сколько положишь?

– Полтора рубля на день. Без торговли.

– Согласны. Только как мы за ней уследим? Сядет и уедет, только мы ее и видели.

– Около дома будьте. Может, кто из подозрительных людей крутиться рядом с домом будет или кто что скажет. Если кто из них пешком пойдет, проследите, но смотрите, сильно там не мелькайте. И последнее. Наблюдать надо с раннего утра и до позднего вечера. Если что срочное – бегите сюда, но тут как повезет, так как у меня свои дела есть. И не врать мне!

– Все без обмана будет, дядя. Когда платить будешь?

– Вечером каждого дня. По рукам?

– По рукам. Так мы пойдем?

– Где тут поблизости поесть можно?

– Трактир есть и пивная. Чуть подальше пройти, там фабричная столовая, только она уже не работает.

– В пивной колбаса извозчичья есть и пирожки с ливером. Колбаска горячая, так и шипит! Ай, какая вкусная! Пальчики оближешь! – вдруг неожиданно влез со своими кулинарными восторгами неугомонный Живчик.

Если остальные мальчишки спокойно сидели на скамейке, то тот никак не мог усидеть на месте, соскочит с скамейки, походит туда-сюда, снова сядет.

– Что за народ ходит?

– Наши и фабричные. Правда, когда напьются, иной раз драки между ними случаются.

– А трактир?

– Мы туда не ходим. Там нас гоняют, потому там и близко не бываем. Однажды Кольку Винта половые поймали, да так мокрым полотенцем отстегали, что он долго на заднице сидеть не мог.

– А за сегодня как, дядя? – спросил меня Степка. – Про девочку мы тебе же рассказали. Заплатишь нам?

– Заплачу, а теперь идите.

Мальчишки убежали, а я подумал, что надо немного погулять по местным окрестностям, да посмотреть, где что здесь находится. Спустя полтора часа я уже мог ориентироваться в этом районе. Возвращаясь, заметил двух крепких парней, которые терлись вблизи моей калитки. В отдалении от них я увидел стоящих беспризорников. Живчик было рванулся ко мне, но Степка его удержал.

– Глянь, Федька, какого франта Васильна к себе подселила, – услышал я, подходя к калитке.

Дойти до калитки не удалось, парни перегородили мне дорогу, при этом они слегка покачивались, распространяя вокруг себя запах перегара.

– Ты откель такой гладкий взялся? – поинтересовался один из них.

– Парни, отойдите, дайте мне пройти.

– Митька, глянь какой наглый. Пройти хочет. Он что такой важный, что обойти нас не желает?

– Как скажете. Телеграфный столб или дерево я всегда обхожу.

– Столб?! – вдруг взревел Митька. – Зашибу, падла!

Поднырнув под широкий замах, я врезал под дых. Сильно и точно. Даже самогонный наркоз не смог снять резко вспыхнувшую боль в солнечном сплетении Митьки. Он еще только начал сгибаться, схватившись руками за живот, как в следующее мгновение я оказался рядом с Федькой. Тычок пальцами в горло, и тому сразу стало не до меня. Упав на колени, он сейчас судорожно пытался втянуть в себя воздух. Резко развернувшись, шагнул к Митьке. Не давая ему опомниться, ударил локтем в челюсть, после чего тот рухнул на землю. Посмотрел по сторонам, но так как почти стемнело, да и закончилось все быстро, можно было сказать, что никто ничего не видел. За исключением беспризорников. Мальчишки, как замерли у забора дома напротив, так и продолжали неподвижно стоять, похоже, даже не дышали.

«Надо заканчивать», – подумал я и присел на корточки перед приятелем Митьки. Бил я не жестко, так что он успел продышаться и теперь с испугом смотрел на меня. Стоило мне шагнуть к нему, как тот попытался отстраниться.

– Не дергайся, Федя, бить больше не буду. А теперь слушай меня внимательно. Если нечто подобное повторится, я сломаю тебе и твоему приятелю руки. Переломаю, как веточки. Понял? Кивни, если понял, – я сказал все это очень тихо, наклонившись к стоящему на коленях парню.

В ответ парень даже не кивнул, а нервно дернул головой. Выпрямившись, я подошел к беспризорникам.

– Здоров ты, дядя, кулаками махать. Раз…

– Если будете об этом молчать, то я вам сегодня рубль сверху накину. Так как?

– По рукам, дядя, – важно заявил Степка.

– Ладно, рассказывайте, что узнали.

– Они час назад приехали, – негромко сказал Степан. – Что-то купили, потому что у тетки в руке пакет был. Вроде все.

– Девочка веселая была. Улыбалась, – тихо добавил Вася.

Рассказывая, парнишки время от времени бросали взгляды на приходящих в себя местных хулиганов.

– Я в трактир собирался идти, – сунул руку в карман, достал деньги, собираясь отдать беспризорникам. – Если по пути, пошли вместе.

– Дядя, не надо, – посмотрел на деньги жадным взглядом, а потом на меня, Степка. – Ты нам лучше купи в пивной колбасы, пирожков с требухой и хлеба.

– Как хотите. Пошли.

Обычно разговорчивые мальчишки сейчас шли позади меня и оживленно шептались. Впрочем, о чем они говорили, догадаться было несложно.

Пивная оказалась недалеко. Дверь была открыта настежь, а из помещения несся мат, пьяные крики и звуки гармошки. С краю, на ступеньках сидел пьяный, свесив голову. В двух шагах от него стояла, пошатываясь, компания. Они курили и ругали матом какого-то мастера Севку.

– Так сколько чего покупать? – спросил я, оглянувшись на мальчишек.

Беспризорники стали растерянно переглядываться друг с другом.

– Кроме вас троих кто еще есть?

– Витька… Ванька… Семка… и Таньки, большая и маленькая, – стал медленно перечислять беспризорник.

– Леньку забыл, – подсказал ему Живчик.

– Понял. Девять человек. Возьму на все деньги колбасу и пирожки.

– Ага, – сразу согласился Степка, после чего тихо добавил: – И хлеба.

Спустя десять минут я вышел из пивной с двумя большими пакетами и двумя бутылками кваса.

– Держите.

– Все, братва, сегодня нажремся от пуза, – с непередаваемым ощущением счастья произнес Живчик, беря пакет.

Загруженные едой, беспризорники сначала проводили меня до трактира, а затем, сорвавшись с места, с радостными криками помчались к своим друзьям-подружкам.

Дом был большой, старой постройки, солидный и величественный, с красивыми фигурными балкончиками. После вчерашнего дня, который полностью посвятил прогулке по Москве, я уже стал немного разбираться в местной архитектуре, поэтому определил его как бывший доходный дом для среднего класса. Теперь он был отдан под коммунальные квартиры трудовому пролетариату, который сначала разделил квартиры на отдельные комнаты фанерными перегородками, а затем и комнаты были разбиты на ущербные кусочки пространства, которые вошли в историю как коммуналки. Я поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Пахло кислой капустой и мокрым бельем. Найдя нужный мне номер квартиры, я обнаружил рядом с дверью кнопку звонка, а под ней прикрепленную картонку с шестью фамилиями и сколько раз им нужно звонить. Найдя нужную фамилию в списке, я быстро четыре раза нажал кнопку звонка и, услышав слабое дребезжанье за дверью, стал ждать. Спустя пару минут дверь распахнулась, и на пороге показался мужчина лет пятидесяти, с животом и приличной лысиной. Почесывая живот, он близоруко прищурился и недоуменно спросил:

– Вы кто?

– Я к Гришутиной.

Лениво-сонное выражение лица мужчины мгновенно изменилось. Оно стало злым.

– Вы что, гражданин, ослепли, что ли?! К Машке четыре звонка, а не три.

– Это вы глухой! Я звонил четыре раза.

– Черт вас разберет, сколько вы звоните! – выкрикнул он и вдруг неожиданно захлопнул перед моим носом дверь.

«Ну, хамло! Ты у меня схлопочешь!»

Только я успел нажать один раз на звонок, как дверь сама неожиданно распахнулась. На пороге стояла молодая женщина, державшая за руку девочку лет пяти. На малышке было нарядное желтое платьице, а на голове большой желтый бант. Она подняла на меня глаза:

– Здравствуйте, дяденька.

– Здравствуй, красавица, – ответил я, затем спросил у ее матери: – Не подскажете, где мне найти Гришутину?

– Проходите дальше, ее комната в самом конце коридора. Хотя нет, погодите, она же сейчас на работе.

– А где находится…

– Извините, не знаю, – перебила меня женщина. – Что-то с музеем связано. Идем, Танечка.

Когда они прошли мимо меня, я перешагнул порог и вошел в коммунальную квартиру. Коридор пах мокрым бельем и жареной картошкой. На его облупившихся стенах в произвольном порядке висели тазы, стиральные доски и детские велосипеды. Где-то плакал ребенок, рядом, за фанерной дверью, ругались муж с женой, по коридору, мимо меня, перекрикиваясь и смеясь, пробежала стайка детей. В голову сами собой пришли слова из песни В. Высоцкого: «…Все жили вровень, скромно так: система коридорная, на тридцать восемь комнаток всего одна уборная». Неожиданно одна из дверей открылась, и на пороге показался уже знакомый мне урод. Не знаю, что он увидел на моем лице, но исчез обратно так быстро, как словно бы мышь юркнула в нору, спасаясь от кошки. Вдруг неожиданно потянуло чем-то горелым. Запах услышал не только я, так как почти над моим ухом раздался злобный женский вопль из-за фанерной стенки:

– Фроська, ты что творишь, паскуда! Дом сожжёшь!

Я уже собрался постучаться в ближайшую дверь, как входная дверь снова открылась, и я увидел на пороге сухонькую старушку в детской панамке и с бидончиком в руке.

– Здравствуйте, уважаемая. Не подскажете, где мне найти Гришутину?

Старушка остановилась, окинула меня внимательным взглядом с ног до головы, видно оценивая, стоит ли говорить, и только потом ответила:

– Здравствуй, милок. Где ж ей сейчас быть, как не на работе, в музее. Он тут, недалече. Выйдешь от нас и пойдешь… – и она обстоятельно, даже с излишними подробностями, рассказала, как добраться до музея.

Поблагодарив ее, я отправился по указанному мне маршруту. Благодаря обстоятельной старушке я сравнительно быстро вышел к зданию-дворцу с табличкой «Цветковская галерея. Музей художественного искусства». Поднявшись по широким ступеням и войдя в широкий и прохладный вестибюль, я огляделся. Ни одного человека. Справа, по случаю лета, пустовала вешалка, а слева стояла будка с окошечком и надписью наверху «Касса». Подойдя к кассе, я только открыл рот, как сидевшая там сухопарая дама неопределенных лет опередила меня неожиданным вопросом:

– Вы сам по себе, гражданин?

– Гм. Ну да.

– Тогда с вас двадцать пять копеек.

– Я пришел сюда не любоваться картинами. Мне просто надо поговорить с Гришутиной Анастасией Васильевной.

– Купите билет и можете идти разговаривать, – сказала, как отрезала, кассир.

Я отдал ей двадцать пять копеек, получил билет, но при этом, не удержавшись, спросил:

– А если бы я не был сам по себе?

– Тогда бы вы были в составе экскурсии, и билет вам стоил десять копеек.

Пройдя в первый зал, откуда начиналась экспозиция, я сразу подошел к женщине – смотрительнице, лет тридцати пяти. Строгое темно-синее платье с кружевным воротничком подчеркивало стройность ее фигуры, а густые волосы, уложенные узлом на голове, демонстрировали изящность шеи. Взгляд синих глаз мягкий и доброжелательный.

«Приятная женщина», – отметил про себя я.

– Здравствуйте. Не подскажете, где я могу увидеть гражданку Гришутину?

– Здравствуйте. Это я, но вас, извините, не знаю.

– Меня зовут Александр Станиславович. Можно просто звать Сашей. Я приехал из Красноярска и привез вам письмо от Натальи Алексеевны.

Женщина сначала обрадовалась, но в следующее мгновение на ее лице появилась тревога.

– Господи. Надеюсь, с ней ничего не случилось?

– Пока ничего. А это вам. Держите, Анастасия Васильевна, – я достал из кармана письмо и протянул женщине.

Та взяла письмо в руки, какое-то время смотрела на него, потом подняла глаза, полные слез, и тихо спросила:

– Как она… себя чувствует?

– Обрадовать нечем, но, когда я уезжал, была жива. Если вы знаете, у нее плохо с сердцем.

– Да. Да, я знаю, – женщина достала платочек и приложила к глазам. – Извините.

– Ничего.

– У меня до обеденного перерыва полчаса осталось. Вы не могли бы меня у входа подождать? Или здесь, по залам, походите.

– Подожду у входа.

Дождавшись, когда она выйдет, я спросил ее:

– Анастасия Васильевна, где будем разговаривать?

– Тут в трех минутах бульвар. Идемте туда.

Мы сели на лавочку.

– Я прочитала письмо. Вы знаете его содержание?

Я невольно напрягся.

– Нет.

– Наталья Алексеевна пишет о вас, как о хорошем, приличном человеке.

– Не может быть. Я человек, склонный к риску, и она об этом знает.

– Кстати, она и об этом упоминает. Вы знаете, она пишет так, словно говорит с тобой, поэтому я уже много чего о вас знаю.

– У вас с Натальей Алексеевной, мне так кажется, были близкие и доверительные отношения.

– Это действительно так. Я ей очень благодарна за то, что она на многое открыла мне глаза, помогла, когда мне было плохо… Впрочем, это мое личное и останется только при мне. Да что это я о себе говорю. Вы давно приехали? Как устроились?

– Два дня назад и уже устроился.

– Могу я вам чем-то помочь, Александр Станиславович?

– Ничего не надо. Я пришел к вам только для того, чтобы письмо передать.

– Мне очень хотелось бы принять вас как положено, поэтому вы, может, зайдете ко мне как-нибудь в гости. Мне хочется побольше узнать о Наталье Алексеевне. Я так давно ее не видела.

– У меня есть дела, но как только выберу время, постараюсь вас навестить.

– Я была бы очень рада.

– Анастасия Васильевна, я вас не узнаю. Вы кокетничаете с молодым человеком? – неожиданно раздался голос мужчины лет сорока, аккуратно одетого, даже с претензией на моду. Его я сразу отметил среди гуляющих по бульвару людей, уж больно внимательно он на нас смотрел, идя в нашу сторону. Чуть недовольное выражение довольно приятного лица, пушистые усы, настороженность в глазах.

– Петр Сергеевич, как вы могли подумать такое? – женщина улыбнулась краешками губ. – Только как вы меня нашли?

Я отметил для себя, что женщина рада его видеть, а это могло означать только одно, он ей небезразличен.

– Все очень просто, дорогая Анастасия Васильевна. Я шел к вам, чтобы сказать, что взял билеты в театр, но мне сказали, что вы ушли. Я почему-то сразу подумал, что вы пошли на свою любимую лавочку, где любите сидеть, когда хотите уединиться. Вот вы здесь, но при этом с молодым человеком, что мне кажется довольно странным. Вот я и подумал: не замешан ли здесь амур?

Сказано это было вроде шутливо, но взгляд мужчины при этом был холодный и цепкий.

– Петр Сергеевич, побойтесь бога! – возмущение женщины было явно наигранным. – Какие в моем возрасте амуры, да еще с молодыми людьми!

Я поднялся со скамейки.

– Чтобы разрешить двойственность создавшегося положения, я для начала представлюсь. Александр.

– Петр Сергеевич Зворыкин, – мужчина чуть-чуть приподнял шляпу. – Приятно познакомиться.

– В Москву приехал недавно, а наша встреча с Анастасией Васильевной состоялась благодаря письму, которое я привез от ее хорошей знакомой.

– Так и есть, – женщина встала со скамейки. – Александр привез мне письмо от Натальи Алексеевны. Вы должны помнить, я вам про нее рассказывала.

– Прекрасно помню, так как слышал о ней не один раз. Значит, если я все правильно понимаю, вы, молодой человек, прибыли к нам из Сибири?

– Оттуда. Теперь не буду вам мешать. Разрешите откланяться.

– Александр, я надеюсь на нашу новую встречу, – еще раз напомнила мне женщина.

– Хорошо, Анастасия Васильевна. В ближайшие дни я постараюсь вас найти. Или дома, или на работе. Хорошо?

– Это было бы замечательно.

– Извините меня за назойливость, Александр, – неожиданно снова вступил в разговор Зворыкин. – Вы приехали из Красноярска?

– Да.

– У меня есть очень хороший знакомый, который долго служил в тех краях. Жену себе там нашел. Мне неудобно вас просить… – мужчина неожиданно замялся.

– Вы о Власове, Петр Сергеевич? – неожиданно спросила его женщина.

– Да, о Владимире! Уж и не знаю, что с ним делать. Того и гляди, учудит над собой что-нибудь смертельное.

Еще по пути в Москву я думал о том, что надо найти подходящих людей, на которых можно будет положиться. Так ту операцию, что я задумал, в одиночку было не провернуть, а связываться с ворами у меня не было ни малейшего желания. По горло был сыт их подлостью. Я прикинул, что мне надо искать соратников среди бывших офицеров, вот только они умело прятались под чужими личинами, но при этом не хотел иметь никаких дел с боевыми офицерскими группами или с белогвардейским подпольем, чтобы не оказаться под прицелом ОГПУ, так как с методами их работы я был знаком не понаслышке. Судя по выправке и манере держаться, Зворыкин как раз был «бывшим», как и его приятель Власов. Даже если они не подойдут, у меня появится шанс выйти на их круг общения и уже из них подобрать нужные мне кандидатуры. Это и стало причиной, по которой я не стал бесповоротно отказываться.

– Излагайте вашу просьбу, Петр Сергеевич, а я вам скажу: да или нет.

– Есть у меня старый друг. В свое время жизнь нас раскидала в разные стороны и вот свела снова, совершенно случайно, здесь, в Москве. Понимаете, Александр, он человек деятельный, можно сказать, боевой по характеру, а так случилось, что оказался без дела и захандрил. Я уже по-всякому пробовал, только у меня не получилось. Вот я и подумал, что разговор с вами, общие воспоминания о Сибири встряхнут его, вырвут его из этого состояния.

– Он что, запойный?

– Нет. Я же говорю, хандра у него.

В качестве лекарства от депрессии мне выступать еще не приходилось, но раз другого варианта у меня пока не было, я дал свое согласие:

– У меня есть время. Можем поехать прямо сейчас.

– Буду вам очень благодарен. Анастасия Васильевна, извините меня, ради бога, но сейчас я вынужден откланяться. Еще раз напоминаю, что мы сегодня идем в театр. Буду у вас в половине седьмого, – сказал Зворыкин.

– До свидания, – попрощался в свою очередь я с женщиной. – На днях загляну.

– Непременно буду ждать.

Извозчика мы нашли быстро. По дороге я попытался разговорить Зворыкина, но тот явно не хотел вдаваться в подробности, как своей жизни, так и его хорошего друга, отделываясь короткими, односложными ответами.

Власов оказался мужчиной видным. Крупный телом, широкоплечий, с классическим профилем лица, которое сейчас портили ввалившиеся глаза, щетина и пустота в глазах. Петр Сергеевич оказался частично прав, стоило ему узнать, что гость приехал из Сибири, он поднялся с кровати и даже попытался привести себя в порядок. Правда, я так и не понял, это он проявил простое уважение к гостю или все же его заинтересовало то, что я приехал из Красноярска. Мы пили чай и вели тягучую, с остановками, когда не знаешь, что сказать, беседу. Спустя полчаса мне это надоело, и я сказал:

– Извините, господа, но наш разговор, похоже, зашел в тупик. Я не доктор и не лечу душевных болезней, зато могу предложить вам настоящее дело. Если вы, господин Власов, решите снова вернуться в реальную жизнь, дайте знать. Вас это тоже касается, Петр Сергеевич. Ведь вы вряд ли довольны своим нынешним положением? Или я ошибаюсь?

– Настоящее дело? – повторил Власов, и мне показалось, что в его глазах сейчас мелькнуло что-то живое.

За время нашей беседы Зворыкин больше молчал, прихлебывая чай, и только иногда дополнял Власова, но после моих слов он с некоторым удивлением посмотрел на меня. Видимо, он уже успел составить обо мне свое мнение, но мои последние слова, похоже, заставили его пересмотреть.

– Как и другой любой человек, – сейчас он смотрел на меня задумчиво, пытаясь понять, что я собой, на самом деле представляю. – Человек существо несовершенное, ему всегда что-то нужно. Вот только есть у меня определенные сомнения по поводу вашего предложения. Вы, если я все правильно понимаю, приехали два дня назад, а уже сегодня хотите предложить дело двум совершенно незнакомым вам людям. Это как понять?

– Ваш вопрос с подтекстом, Петр Сергеевич. На самом деле вы хотите знать: не провокатор ли я? К сожалению, прямо сейчас развеять ваши опасения я не в силах, но, если у нас состоится новая встреча, думаю, что смогу найти подходящие аргументы.

– Это опасно? – неожиданно спросил Власов, который стал оживать прямо на глазах.

– В определенной мере. Если мои слова вас заинтересовали, господа, то мы можем в ближайшие дни встретиться и поговорить на эту тему более подробно. Сейчас извините меня. Дела. Вынужден откланяться.

Наша встреча была назначена на Патриарших прудах, в одном из знаковых мест Москвы. К назначенной точке встречи мы подошли почти одновременно, только еще на подходе к месту я стал присматриваться к гуляющей публике. Я специально выбрал рабочий день, поэтому отдыхающего народа было сравнительно немного: мамы с детьми, пожилые люди и молодежь. Не обошлось, правда, без музыкального сопровождения. Мимо меня промаршировал, под громкий стук барабанных палочек, отряд пионеров в голубых майках и красных галстуках.

– Мое почтение, господа, – поздоровался я.

– Добрый день. Здравствуйте, Александр, – поздоровались со мной потенциальные компаньоны.

– Владимир Михайлович, как ваше самочувствие? – сразу поинтересовался я.

– Вашими молитвами, Александр, – усмехнулся Власов, который сейчас выглядел намного бодрее, чем в нашу прошлую встречу. – Если я не ошибаюсь, вы нам что-то хотели предложить?

– Прежде, чем мы начнем обсуждать какое-то дело, мне бы хотелось сразу вас предупредить, Александр. Если речь идет о каком-то заговоре, то мы, с Владимиром, в такие игры больше не играем, – сухим, не терпящим возражений тоном заявил мне Зворыкин.

– Так это просто здорово, Петр Сергеевич, – искренне обрадовался я. – Мне как раз и нужно, чтобы за вами не было никаких следов, ведущих к какой-нибудь организации или подполью. Я вне политики.

– Обычно так и говорят провокаторы, – усмехнулся Власов. – Нет, по большому счету мы вам верим, Александр. Вы действительно жили в Красноярске, судя по деталям нашего прошлого разговора, да и письмо княгини подлинное. Анастасия Васильевна ручается за то, что это ее рука. Вот только за последние годы мы привыкли быть осторожными, а вас я вижу лишь второй раз в своей жизни.

– Понимаю, Владимир Михайлович, поэтому мы поступим так. Я изложу вам суть дела, но без подробностей, а вы уже сами решите, подойдет это вам или нет. Только перед этим ответьте мне на пару вопросов. Хорошо?

– Что ж, давайте, попробуем, – сказал Власов.

– Скажу сразу: я не собираюсь здесь оставаться и спустя какое-то время уеду в Европу. Как вы, господа, собираетесь устраивать свою жизнь в ближайшие годы?

– В отличие от вас, у меня нет желания покидать Россию. У меня была возможность уехать, но раз я этого не сделал тогда, так почему должен уезжать сейчас? Да и подобных мыслей у меня никогда не было, – ответ Зворыкина прозвучал довольно резко.

– Скажу прямо: у меня есть печальный опыт жизни на чужбине, и я не хотел бы его снова повторить, – ответил мне на мой вопрос Владимир. – Вот только есть и обратная сторона: здесь я тоже никому не нужен, а для кое-кого даже опасен. Понимаю, что не ответил на ваш вопрос, но у меня нет пока другого ответа.

– Понял вас, господа. Теперь скажите мне, вам нужны деньги?

– Что за вопрос? Конечно, нужны, – ухмыльнулся Власов. – У меня от обедов в рабочей столовой скоро заворот кишок будет, поэтому скажу кратко: чем больше, тем лучше.

– То, что вы хотите нам предложить, как-то может задеть честь офицера и дворянина? – настороженно спросил меня Зворыкин.

Я предполагал подобный вопрос, поэтому у меня был готовый ответ.

– Сейчас вы сами себе на него ответите. Нам надо будет забрать с одного склада сейф, отвезти в тихое место, затем вскрыть и поделить содержимое, между нами.

– Со склада? – сейчас в тоне бывшего царского офицера звучали презрительные нотки. – Я вас правильно понял?

– Именно так, Владимир Михайлович. Никому не нужный сейф стоит на складе.

– И что в этом сейфе? – спросил Петр Сергеевич.

– Он битком набит золотом и ювелирными украшениями, которые в свое время украли большевики. Все делим поровну. Так как, вам интересно мое предложение?

– Интересно, – сразу согласился Власов. – Мне интересно.

– Если все так, как вы мне говорите, я бы тоже принял в этом участие, – осторожно подтвердил свое согласие Зворыкин.

– Раз так, тогда мы сразу перейдем к деталям. Скажите, ни у кого из вас не имеется знакомых в Кремле?

– Смеетесь? – усмехнулся Власов. – Мы с большевиками всегда были по разные стороны баррикад.

– Меня интересуют не кремлевские властители, а те, кто работает на них. Обслуживающий персонал. Комендантская рота. Гараж. Подумайте, покопайтесь в памяти. Может, кто-то и найдется.

– Сейф, значит, в Кремле? – уточнил Власов.

– Именно так.

– Как его с таким содержимым поместили на склад? – поинтересовался Зворыкин.

– Об этом и всем остальном мы поговорим позже, – усмехнулся я.

– А открыть его там и просто вынести золото, никак нельзя? – поинтересовался Владимир.

– Ключ от него утерян и замок, как я понимаю, сложный, раз его сразу не могли вскрыть. Именно поэтому его оттащили на склад, а со временем о нем просто забыли.

– То есть вы сами точно ничего не знаете? Только с чьих-то слов?

– Это не слова, Петр Сергеевич. Есть официальный документ, но, к сожалению, я не могу его вам предъявить.

– То, что вы сказали, Александр, звучит довольно заманчиво, но при этом, как оказалось, ничем не подтверждено. Я прав? – подвел свой итог Зворыкин.

– Правы, Петр Сергеевич. Вы можете рассчитывать только на мое честное слово.

– Извините, Александр, но у меня нет привычки просто так верить на слово малознакомому человеку.

– Именно поэтому я и спрашивал про возможных знакомых в Кремле. Нам для начала только и надо, чтобы найти человека, у которого есть возможность посмотреть списки вещей, лежащих на складах, и подтвердить наличие такого сейфа. Думаю, когда вы убедитесь в его наличии, вы по-другому начнете смотреть на это дело.

– Пусть так, мы найдем нужного нам человека, но он за бесплатно работать не будет. Да и вообще это дело потребует определенных расходов! Сейф надо будет вывезти, затем потребуется специалист, чтобы его вскрыть. На это все нужны деньги! И думаю, немалые!

– Не волнуйтесь, Петр Сергеевич, у меня такие деньги есть, – успокоил я въедливого Зворыкина.

– Хоть и авантюрой попахивает, но мне такое дело очень даже по душе, – неожиданно поддержал меня Власов. – Как там, у большевиков: грабь награбленное? Так давайте последуем их лозунгу, господа!

– А вот про себя я такое сказать не могу, – ворчливо возразил ему Зворыкин. – Я двенадцать лет служил закону, поэтому вы меня должны понять, господа.

– Значит, тебе, любезный Петр Сергеевич, нравится сидеть в советской конторе за сорок пять рублей в месяц? – явно с ехидцей спросил своего приятеля Владимир.

– Не нравится, но это не значит, что я должен идти и грабить прохожих в темной подворотне.

– Насколько я могу судить, Петя, ты уже на полпути к семейному счастью. Тогда позволь тебя спросить: каким ты видишь свое будущее?

– Каким я его вижу – мое личное дело! И попрошу тебя впредь не лезть ко мне с подобными бестактными вопросами!

– Ну, извини меня, дружище, – Власов повернул голову ко мне. – У вас, Александр, есть какой-нибудь план?

– Пока нет, но будет обязательно, а пока мне было нужно ваше принципиальное согласие. Я так понимаю, что с вами, Владимир Михайлович, мы договорились.

– С удовольствием поучаствую в этом деле.

– У меня к вам, господа, есть еще один вопрос. Вы не знаете способа, как раздобыть надежный паспорт?

Как ни странно, но на этот вопрос ответил мне Зворыкин:

– Ничего не вижу сложного. В большинстве советских учреждений бюрократия и взятки расцвели пышным цветом. Как мне сказал бывший крестьянин, а ныне советский чиновник: не подмажешь – не поедешь. Городские власти, в том числе в милиции, сделают вам любой документ, только плати. Если хотите, могу вам в этом поспособствовать.

«Значит, границы твоей щепетильности все же есть, – усмехнулся я про себя. – Ловко же ты вписался в советскую систему, уважаемый Петр Сергеевич».

– Был бы вам очень благодарен.

– Я все уточню, а потом вам скажу. А встретимся с вами завтра… Скажем… в двенадцать часов дня, у лавочки, где мы встретились в первый раз.

Я встал.

– Думайте, господа, над моим предложением, думайте. Теперь извините. Мне надо идти.

Придя на встречу первым, я сел на скамейку и, изредка поводя головой по сторонам, перебирал в памяти приятные моменты нашей, затянувшейся до утра, встречи с Машей Осокиной. Бывшая гимназистка, а теперь делопроизводитель в одном советском учреждении, девушка вела свободный образ жизни, который, как она считала, соответствует современной раскрепощенной женщине. Я был не понаслышке знаком с сексуальной политикой большевиков, которые даже такой вопрос сумели поставить с ног на голову.

Войдя в комнату Маши, я быстро огляделся по сторонам. Кровать, платяной шкаф, стол и два стула занимали почти все пространство маленькой комнатки, так что пройти между ними можно было только боком. На столе стояла открытая бутылка вина и вазочка с конфетами, правда, вместо бокалов стояли стаканы.

– Прошу к столу, – пригласила меня хозяйка комнаты.

Сели, я налил вина в стаканы:

– За нечаянное знакомство?

– Я Маша. А как тебя зовут?

– Саша. За знакомство!

Мы выпили, после чего, кокетливо глядя на меня, девушка спросила:

– Нравлюсь я тебе, Сашенька?

– Нравишься, Машенька, – в тон ей ответил я.

– Хочешь еще вина?

– Я тебя хочу. Иди ко мне, девочка.

Девушка поднялась, обошла стол и послушно уселась своим упругим задом на мои колени. Обняв, я крепко поцеловал ее губы, после чего моя рука пустилась путешествовать по ее обнаженному телу, так как под ее халатом не оказалось никакой одежды. Маша, тесно прижавшись ко мне, не сопротивлялась, только тихонечко постанывала, когда мои пальцы касались ее интимных мест. В какой-то момент она тяжело задышала, а потом тихо сказала:

– Все. Все. Идем.

Еще спустя несколько минут мы оказались в ее кровати. Стоило мне продолжить ласки, как девушка изогнулась и застонала. Для меня это стало сигналом, чтобы приступить к действиям. Мария оказалась весьма чувствительной особой, заводя меня своими криками и стонами, словно пружину, до самого предела. На землю уже упали глубокие сумерки, когда мы наконец оторвались друг от друга.

– Хорошо-то как мне с тобой, Сашенька. Ой, как хорошо, – ворковала, лежа у моего плеча, девушка.

Повернувшись на бок, я посмотрел в разгоряченное лицо Маши и сказал:

– Как ты смотришь на то, чтобы продлить наше знакомство в ресторане?

– Ты приглашаешь меня….

– Приглашаю. Кушать сильно хочется.

– И мне, – хихикнула девушка.

Когда мы шли по коридору к выходу, я подумал, что ее страстные стоны слушала половина населения квартиры, но криков народного гнева, как ни странно, не последовало.

«Видно, народ решил не связываться с хулиганом, которого я столь художественно изобразил», – решил я, тем более что другого варианта как бы и не было.

Случилась, правда, одна неловкость, если ее можно так назвать. Когда мы в одиннадцатом часу вечера выходили из подъезда, то неожиданно наткнулись на возвращающуюся домой Таню с парнем. Увидев нас, девушка сначала обожгла меня презрительным взглядом, а когда я предложил им составить нам компанию, то получил довольно резкий отказ. У ее парня при нашем кратком диалоге сделалось растерянное и злое лицо.

Приятные воспоминания улетучились, стоило мне увидеть идущего по бульвару Зворыкина, но что мне сразу не понравилось, так его лицо, которое просто излучало тревогу.

– Добрый день, Петр Сергеевич. У вас что-то случилось?

– Здравствуйте, Александр. Заметили? – он криво усмехнулся. – Видно, я здорово разволновался, раз вы сумели что-то прочитать на моем лице.

– Так что все же случилось?

– У меня сегодня появилось ощущение, что за мной следят. Это никак не может быть связано с вами?

– Не думаю. Я всего лишь три дня как в Москве, поэтому вряд ли смог привлечь внимание кого-либо.

– Будем надеяться, что во всем виновата моя излишняя подозрительность. Вернемся к вашему вопросу. У вас есть хоть какой-то документ, удостоверяющий вашу личность?

– Чужая трудовая книжка и нансеновский паспорт.

– Нет, это все не подойдет. Был бы у вас такой документ, новый паспорт обошелся бы вам в семьдесят рублей, а без документа будет стоить сто пятьдесят, правда обещали сделать в течение двух дней. Так как?

– Вот, держите, – я достал из кармана деньги и бумагу, на которой были написаны мои данные. Зворыкин пробежал глазами по бумаге, потом сложил лист вчетверо и аккуратно, вместе с деньгами, засунул в карман.

– Я смотрю, в Советской России все продается и покупается.

– Не все, но многое. Были бы деньги. Люди говорят, что это НЭП разлагает, только черта с два! Пролетарии, которые стоят у власти, уже сейчас хотят жить при коммунизме, а ведь кругом столько соблазнов: рестораны, казино, бордели. Вот только с зарплатой в пятьдесят-шестьдесят рублей в них не сунешься, поэтому те из них, кто заполучил хлебную должность, считают: раз появилась возможность, то греби деньги лопатой и живи красивой жизнью. Причем это касается не только чиновников, но и милиции, а возможно, и чекисты подвержены этому тлетворному влиянию. Знаете, среди нэпманов даже шутка такая ходит, что отличие между пролетарским судом и ревтрибуналом определяется только разницей в цене. Что? Не поняли? Чтобы вас не расстреляли, надо занести им намного больше денег.

– Да понял я, понял.

– Значит, с паспортом мы все решили. Теперь насчет Кремля. Сегодня с утра я съездил к одному своему хорошему знакомому. Думаю, посоветуюсь с ним, и знаете что? Он сумел меня весьма порадовать. Может, вам приходилось слышать о большевистской организации под названием «Пролеткульт»?

– Не только слышать. У меня было довольно плотное знакомство с представительницей из этой самой организации.

Зворыкин сразу понял, что я хотел сказать, поэтому усмехнулся:

– Плотное? Ну-ну. Так я продолжу. Сей товарищ, по имени Николенька Сухин, меня и надоумил. Есть у них отдел охраны памятников, так вот при нем сейчас образовалась новая контора – государственные центральные реставрационные мастерские. Так вот у них в планах есть проведение реставрационных работ в Кремле, причем в этом году. Как вам?

– У меня нет слов, Петр Сергеевич. За такое короткое время вы проделали просто огромную работу, – польстил я Зворыкину. – Так он нам поможет?

Тому мои слова явно пришлись по душе, даже строгое выражение лица как-то смягчилось.

– Думаю, он не откажет в моей просьбе и поможет получить для нас пропуска в Кремль.

– Значит, мы станем реставраторами?

– Точно не скажу. Так как структура новая, только-только образовалась, а судя по словам Сухина, они пока сами толком ничего не знают. Официально у них есть только начальник, который дал вышестоящему руководству на утверждение перечень будущих работ. После согласования и утверждения в различных инстанциях…

– Извините, что перебиваю вас, Петр Сергеевич, но я человек дела. Что от меня потребуется?

– Сухин сказал, что за четыреста рублей в течение недели он все устроит. Исходя из его слов, он, скажем так, поможет нам устроиться на работу в эти самые мастерские, а также постарается поспособствовать получению пропусков в Кремль. Как он мне сказал: даст нам выход на нужного человечка.

– Не обманет?

– Не рискнет.

– Один из ваших бывших подопечных? – догадался я.

– Можно сказать и так. За двенадцать лет службы в полиции меня судьба сводила с разными преступниками. Сухин – аферист. Ох, и ловок был, шельма. Такие аферы крутил, аж дух захватывало, а сейчас устроился у большевиков, даже в начальники выбился.

– Вы, я так думаю, следователем были?

– Эко какой вы любознательный, Александр, – в голосе Зворыкина сейчас слышалось недовольство, чувствовалось, что ему неприятен этот разговор. – Да, был следователем, а последние три года – важняком.

– Это следователь по особо важным делам. Я прав?

– Правы, – сухо ответил он. – Так что, договариваться с ним?

– Конечно. А на какой срок мы получим пропуска?

– Запрос напишет на две недели, но при этом обещает организовать письменное ходатайство от высшего руководства.

– Сейчас у меня с собой таких денег нет, поэтому давайте встретимся сегодня еще раз, вечером. Вы не против?

В следующее мгновение в поле моего зрения попали два подозрительных типа, направлявшихся к нам.

«Воры или бандиты. Похоже, Петя, у тебя нет паранойи».

Зворыкин замялся:

– Сегодня… Нет, наверно. Давайте лучше завтра, в это же время.

– Договорились.

Я встал, за мной поднялся Зворыкин. Приподняв шляпу, я тихо, почти шёпотом, сказал:

– Не оборачивайтесь, к нам идут двое мужчин. Делаем вид, что прощаемся.

– Так что, Петр Сергеевич, заглянете к нам на вечерок? – уже громко спросил я его. – Думаю, в эту субботу будет в самый раз. Возьмете свою любезнейшую…

– Боюсь, что у бывшего господина следователя не будет возможности это сделать! – резко ворвался в наш разговор подошедший к нам мужчина в шляпе и костюме от портного. – А вы, милейший, идите. Вас наш разговор не касается.

Быстро окинул его взглядом. Хорошо одетый мужчина, лет сорока пяти, с интеллигентным, тонким лицом, которое портили узкие губы и холодный, как у змеи, взгляд. За его спиной встал широкоплечий и кряжистый мужик в косоворотке и пиджаке.

Зворыкин резко развернулся на голос и, увидев стоящего перед ним человека, сразу побледнел, словно свою смерть увидел:

– Ты?! Как?..

– С того света вернулся, Петя. Должок у меня остался, вот и пришел тебе его вернуть.

Стоявший за его спиной бандит громко усмехнулся.

– Александр, действительно, вы идите, – чуть повернув голову в мою сторону, сказал Зворыкин. – И пожалуйста, предупредите Анастасию Васильевну. С богом!

Я принял испуганный вид:

– Так я пойду, господа?

– Ишь как напужался, – с кривой усмешкой прокомментировал мои слова громила. – Разрешение спрашивает.

– Да иди уж, иди, – брезгливо махнул в мою сторону рукой франт.

В следующее мгновение его рука, подчиняясь чужой воле, ушла за спину, затем последовал резкий рывок вверх. Бандит, почувствовав острую боль, только раскрыл рот, как выверенный удар по шее отправил его в беспамятство. Второй головорез не сумел сразу среагировать на изменение обстановки и тем самым подарил мне несколько секунд форы. Его рука, откинув полу пиджака, только нырнула за спину, чтобы выхватить оружие, как ему в лицо уже смотрел ствол браунинга.

– Давай, рискни, – нагло ухмыльнулся я, подталкивая его к действию. Здоровяк хищно оскалился, но стоило ему наткнуться на мой взгляд, как понял, дергаться не стоит, этот выстрелит. Осторожно опустил руку и замер, не сводя с меня бешеного взгляда.

– Это ты зря, – попенял я бандита. – А мне так хотелось тебя пристрелить.

– Ниче, сука рваная, мы еще встретимся, – пообещал он мне.

– Мне бы твою уверенность, – усмехнулся я, а затем спросил Петра Сергеевича: – И что дальше?

– Сдадим их милиции.

– Вы уверены?

Заминка в несколько секунд и брошенный взгляд на тело, лежащее на земле, говорили о том, что он ни в чем не уверен, но при этом поднял на меня глаза и сказал:

– Уверен! Все должно быть сделано по закону.

В следующее мгновение он быстро шагнул к стоящему бандиту, затем неожиданно и резко рубанул его ребром ладони по шее. Громила на секунду замер, потом закатил глаза и, как бревно, грохнулся на землю. Удар у бывшего следователя был явно отработан, причем на практике.

– Ого! Как вы умеете! – восхитился я.

– Знаете ли, я не только за столом сидел да бумажки перекладывал, – в его голосе чувствовалось ехидство. – Мне и на задержаниях приходилось часто бывать, а там всякое случалось.

– Я понял. Вот только сдавать вам этих уродов придется самому. Надеюсь, тут вам ничего объяснять не надо? – и я спрятал браунинг в карман.

– Не надо. Встретимся завтра у галереи, в одиннадцать.

– Караул!! – в следующее мгновение я уже орал во весь голос. – Милиция!! Грабят!!

Почти сразу в ответ где-то в начале аллеи раздалась трель милицейского свистка. Я подмигнул ошарашенному моей мальчишеской выходкой Зворыкину, а затем быстрым шагом пошел в противоположную сторону от той, где раздавались свистки. Свернув с аллеи, вышел на шумную, оживленную улицу и почти сразу затерялся в толпе. Правда, при этом чисто автоматически какое-то время покружил по городу, проверяясь.

Над массивным столом с резными ножками висел большой портрет Ленина. Впрочем, в этом кабинете вся мебель была большая и массивная. Кресло хозяина кабинета, большой кожаный диван, тяжелые стулья, массивная медная чернильница с львами. В его понимании все это должно было говорить о солидности и значимости его, как человека, занимающего ответственную должность, а вот пепельница, сделанная из гильзы артиллерийского снаряда, наоборот, должна была подчеркнуть пролетарское происхождение, показать его как выходца из народа, который на фронтах гражданской войны боролся за народное счастье.

Затянувшись в последний раз, начальник секретно-оперативного отдела затушил папиросу в пепельнице, после чего бросил недовольный взгляд на своего заместителя. Был конец рабочего дня, он чертовски устал, к тому же он не вызывал его, а значит, Семен Давиденко пришел к нему с каким-то делом.

«Надеюсь, это не очередной донос…» – недовольно подумал начальник.

– Товарищ начальник…

Хозяин кабинета барственно махнул рукой, дескать, не выделывайся, а говори как есть.

– Клим Маркович, сегодня мною были получены довольно интересные сведения. В Москве, прямо сейчас, находится наследница одного очень богатого человека. Судя по тем сведениям, что я успел получить, купцы Заварзины до революции входили в список самых богатых людей. Один из них, Николай Васильевич Заварзин, постоянно жил за границей и, судя по некоторым сведениям, за последние годы сумел составить себе приличный капитал. Если сам Николай Заварзин все это время жил там, то его сын принял наши идеи и остался в России. Женился, появился ребенок. Девочка. Потом они с женой умерли от испанки, а ребенок каким-то образом выжил. Как его нашли, тоже неясно, но суть не в этом. Эта девочка сейчас здесь в Москве, и ее дед, Николай Заварзин, чтобы вернуть себе внучку, согласен выложить за нее большие деньги.

– Откуда сведения?

– Есть у меня один полячишка в их посольстве. Полгода тому назад я его крепко посадил на крючок. Любитель малолеток испугался скандала и подписал бумагу о сотрудничестве. Это он мне о девчонке рассказал.

– И зачем ты мне все это рассказываешь, Давиденко? – лениво поинтересовался хозяин кабинета, хотя уже прекрасно знал, о чем дальше пойдет речь. Просто у него была такая манера вести беседу. Всю инициативу разговора он предпочитал отдавать сотруднику, заставляя его строить и развивать планы, но при этом, даже при одобрении начальника, вся вина, если что-то шло не так, ложилась на этого инициативного сотрудника. Сам предложил, сам провалил, а раз так – получи заслуженное наказание. Давиденко прекрасно знал о такой манере разговора своего начальника, поэтому продолжил излагать свой план.

– Поляки оформили официальные документы на девчонку и готовы вывезти ее за границу, причем не просто так, а за хорошие деньги. Нам, собственно, и делать ничего не надо, только взять у них девчонку, а затем вернуть старому буржую.

– А твой агент, он с какого боку к этому делу причастен?

– Так это он занимался для нее оформлением документов.

– Она сейчас живет при посольстве?

– Нет. Мой агент сказал, что для нее сняли квартиру, – и, предваряя вопрос своего начальника, добавил: – Никаких проблем с польским представительством у нас не будет. Возвращением внучки занимаются совсем другие люди. Думаю, что это агенты польской разведки.

– Даже так? Хм. Думаю, если пшеки подрядились на эту работу, то сумма, действительно, должна быть приличной.

Давиденко понял, что его начальник уже начал склоняться к задуманной им операции, поэтому решил подтолкнуть его к быстрейшему принятию решения.

– Поляк согласен нам рассказать все о ней, только это надо сделать как можно быстрее. Билеты куплены, и через два дня ее увезут.

– Что он за это хочет?

– Хочет вернуть себе подписанную им бумагу о сотрудничестве.

– Так пригрози ему этой бумагой.

– Пробовал, но он уперся, причем сказал, что его собираются отозвать в Польшу, после чего он собирается уйти из дипломатов и пойти по торговой линии.

– Врет, небось?

– Насчет торговли, может, и врет, но при этом чувствую, что от своего решения не отступит и пойдет до конца.

– Он ценный агент?

– Не особенно, но кое-какую информацию мы от него имели.

– Сколько лет девчонке?

– Десять.

– По твоим словам все просто получается, а как на деле будет выглядеть?

– Всего, Клим Маркович, не угадаешь. Каждый раз, когда планы строишь, думаешь, что все предугадал, а выходит….

– Так что ты предлагаешь?!

– Взять девчонку и определить на квартиру к Катьке, затем послать человека к ее деду и озвучить сумму, после чего получить деньги и отдать ему внучку. Обмен можно произвести прямо на границе.

Хозяин кабинета достал из коробки папиросу, прикурил, затянулся, думая о том, что дело, в принципе, несложное. Только и надо, что убрать из игры поляков, а в качестве продавца выступить самим.

– Какую сумму можно запросить?

– Поинтересовался этим вопросом. Полячишка полагает, что с деда можно затребовать сумму в сто пятьдесят – двести тысяч рублей.

– Солидно. К тому же хорошее дело делаем: поможем родственникам воссоединиться. Даю добро. Кого собираешься привлечь?

– Есть у меня два подлых человечка, бывшие анархисты. Проверены делом.

– Говоришь, подлые… Значит, ненадежные. Лишнее могут сказать. Понимаешь?

– Понял. Обрубим все ниточки. Так договариваться мне со Стефаном Подляским, Клим Маркович?

– Договаривайся. Но смотри, Семен! Все на тебе! Если что пойдет не так – у меня разговор короткий!

– Не сомневайтесь, сделаем все аккуратненько, Клим Маркович.

Отдел Культпросвета по выдаче разрешений и оформлению соответствующих бумаг находился в старом особняке, вместе с кучей контор и учреждений. По обе стороны от входа висело одиннадцать табличек с их названиями. Войдя в просторный вестибюль, мы сразу были остановлены пожилым вахтером в синей косоворотке, в галифе и сапогах. Встав из-за стола, стоявшего прямо у входа, он автоматически провел рукой по пышным буденновским усам и сразу поинтересовался:

– Вы куды направляетесь, граждане-товарищи?

– Нам нужен Разрешительный отдел Пролеткульта, – ответил ему Зворыкин.

– Вас там ждут? – снова поинтересовался дед.

– Нам назначено, – сухо и официально ответил ему Петр Сергеевич.

– Раз так, то вы должны зафиксировать в дежурном журнале цель своего визита! Подойдите к столу, граждане!

Было видно, он произносил эти слова сотни раз, так выпалил эти фразы автоматически, на едином дыхании. Мы подошли к столу, где кроме стопки газет лежал «журнал посещений» и стояла чернильница с ручкой. Нацепив очки, он открыл журнал и начал заполнять графы, предварительно спрашивая нас: кто мы и зачем пришли. После того, как мы расписались, вахтер отпустил нас. Поднявшись на третий этаж, я сразу отметил висящий на стене большой плакат, где снизу крупными буквами было написано «Смерть взятке!». На нем мужик с мечом рубил взяточнику руку, которую тот протянул за деньгами. Пробежал глазами по строчке над рисунком: «Кто сейчас самый грозный враг революции? – Взяточник!»

– Смотрите, Петр Сергеевич, – и я кивком головы указал на плакат.

– Ну-ну. Подобного лихоимства советской бюрократии даже царские чиновники не знали, а большевики вместо того, чтобы бороться с корыстолюбием, вот такие плакатики рисуют, – осуждающе, но очень тихо произнес Зворыкин, а еще спустя минуту мы подошли к двери, на которой была приколочена фанерная табличка с надписью: «Разрешительный отдел. Управляющий делами т. Смирнов И. А.»

Первое, что я увидел, когда мы перешагнули через порог, это была большая лысина, окруженная венчиком волос, склонившегося над столом человека. Над ним висел портрет Ленина. Управляющий делами то ли делал вид, что изучает бумагу, то ли действительно читал что-то интересное, но головы так и не поднял. Чтобы привлечь его внимание, я резко, со стуком, хлопнул дверью. Голова резко дернулась вверх, и мы увидели (это был колобок, в моем понимании) совершенно круглую физиономию с маленькими, близко посаженными к носу, глазками. Хозяин кабинета хитро прищурил глаза и спросил:

– Здравствуйте, товарищи. Вы по какому делу пришли?

– Здравствуйте, товарищ Смирнов. Позвольте представиться. Зворыкин Петр Сергеевич, историк-реставратор, а это мой помощник Александр. Мы представляем новую организацию – государственные центральные реставрационные мастерские. Причина, по которой мы здесь находимся, Иван Авдеевич, лежит на вашем столе. Там, в сопровождающем письме, отосланном на ваше имя, все должно быть указано.

Голова товарища Смирнова снова склонилась над столом, раздалось шуршание бумаг.

– Да, есть такая заявка. Все правильно, – после подробного изучения документа хозяин кабинета поднял голову. – Я так понимаю, что у вас есть соответствующие бумаги, которые подтвердят ваши полномочия.

– Конечно. Возьмите, товарищ.

Зворыкин подошел к столу и подал документы, которыми нас снабдил Николай Сухин. Хозяин кабинета стал внимательно просматривать бумаги, а я в это время рассматривал кабинет. Стол, заваленный бумагами. Шкаф, в котором можно видеть, через полуоткрытые створки, полки, полностью забитые папками. Три стула, стоящие в ряд, для посетителей, которые нам так и не были предложены.

«Видно, мы не так ему представились».

– Все вроде соответствует, и печати, подписи. Да, здесь все правильно. Исходя из полученных мною документов, я так понимаю, вам надо попасть в Кремль, чтобы осмотреть исторические здания и решить все вопросы, связанные с их ремонтом. Все это хорошо, вот только у нас оттуда нет запроса соответствующих органов, а значит, получается, что теперь на меня ложится ответственность за принятие такого ответственного решения. Понимаете, товарищи?

«Что тут понимать? Взятку нагло требуешь! Дать бы тебе в рожу…» – мои мысли прервал голос Зворыкина:

– Вы, кажется, не поняли, товарищ, сути нашей работы. Мы реставраторы! Мы занимаемся восстановлением памятников старины. В Кремле находится много старинных зданий постройки тринадцатого-пятнадцатого веков, которые в данный момент находятся в очень плохом состоянии. Их надо тщательнейшим образом осмотреть, определить приблизительную стоимость ремонтных работ, а затем заняться их реставрацией.

– Да все я понимаю! – разозлился хозяин кабинета, начиная догадываться, что эти люди не собираются ему платить. – Ежели они такие ветхие, так надо снести их к чертовой матери! Чего с ними возиться! Зачем нам на это старье деньги тратить! А потому не вижу смысла выдавать разрешения на подобные работы!

«Ну, погоди, мразь!»

– Теперь, товарищ Смирнов, представьте себе такую картину: идет по двору Кремля ответственный товарищ с государственного совещания, а ему на голову падает кирпич. Бац! – и он умер! А упал он по одной простой причине: здание ветхое. Как ОГПУ отнесется к смерти коммуниста, занимающего высокий пост? А ведь такие ответственные товарищи в Кремле каждый день туда-сюда ходят! Вы следите за моей мыслью, товарищ Смирнов? – Судя по тому, как красные щечки хозяина кабинета побледнели, и он мелко и нервно затряс головой в знак согласия, мои слова его проняли. – Так вот, начнут соответствующие товарищи это дело расследовать и думать: это покушение на убийство ответственного работника или безответственные действия соответствующих организаций, которые это допустили? Сначала они, естественно, спросят с нас, людей, которые занимаются ремонтом и реставрацией исторических зданий. Спросят: почему вы такие-сякие вовремя не произвели соответствующие работы, раз у вас это есть в плане? Мы им в ответ честно скажем, что собирались реставрировать старые здания, но на эти работы был наложен запрет. И документики соответствующие покажем, за вашим отказом и вашей подписью. Причем все это, товарищ Смирнов, я говорю не с целью вас запугать, а показать суть нашей работы.

– Признаю, что не учел сразу всей ценности вашей работы, товарищи! – сразу дал назад советский чиновник. – Действительно, Кремль – это объект особой государственной важности, и он должен соответствовать нашим лучшим людям, которым советский народ доверил руль управления советским государством! Вы правильно сделали, что осветили свою деятельность с нужной стороны и указали мне на мою ошибку, а потому мне стала понятна ваша работа, а также ваша забота о здоровье и жизни советских граждан. Осознав ваши законные требования, я прямо сегодня выпишу требования на ваши пропуска. Сколько времени вам нужно на осмотр?

– Недели две понадобится для того, чтобы определить участки работ, требующие ремонта в первую очередь, ну и составить приблизительную смету.

– Вашим вопросом, товарищи, я займусь прямо сейчас, а пока ваши документы останутся у меня. Загляните ко мне в пятницу. Прямо с утра, к часам десяти.

– Спасибо, товарищ Смирнов.

– Не за что, товарищи. Мы одно дело делаем.

Мы вышли на улицу. Зворыкин внимательно посмотрел на меня, словно видел впервые, потом сказал:

– Вы меня, Александр, не перестаете удивлять. Не ожидал, право слово, не ожидал.

На подходе к своему дому я опять увидел Митьку с двумя незнакомыми мне парнями, сразу отметив, что Федьки среди них нет. В сторонке, у соседнего забора, сидели Степан и Живчик. При виде меня они вскочили на ноги, но не стали подходить, как и в прошлый раз. Я их прекрасно понимал, зачем им лишние неприятности с местными хулиганами: я уеду, а им тут жить.

Для чего парни здесь торчали, мне было понятно, поэтому я не стал откладывать вероятную драку и сразу направился к троице. Митька при виде меня сразу потускнел, затем что-то шепнул одному из парней. Тот сразу сорвался с места и куда-то быстро зашагал.

«Интересно, что они затеяли? Или он за подкреплением побежал?»

– Привет, парни, – поздоровался я с ними. – Что стоим, кого ждем?

– Да тебя и ждем. Есть до тебя одному человеку дело, – ответил мне сразу напрягшийся Митька.

– Кто он?

– Погодь малость и узнаешь, – глумливо усмехнулся Митька.

– А сам что? – я сжал кулаки и сделал шаг вперед.

Ухмылка с лица хулигана мгновенно слетела. Отступив на пару шагов, он невольно бросил быстрый взгляд в сторону, куда ушел его приятель. Второй парень тоже отступил, не выказывая желания лезть в драку. Пришла моя очередь усмехаться.

– Чего ты, Митька? Струсил, что ли?

– Не, не струсил. И чего мне бояться?

– Меня, например.

– Кто ты такой, чтобы тебя бояться? – начал хорохориться Митька, при этом постоянно поглядывая в ту сторону, куда скрылся его приятель. Второй парень, так и не открывший рта, стоял, бросая на меня опасливые взгляды.

– А где твой приятель Федька? Он мне сразу понравился. Чего его нет?

– У него дела. А вот и они идут! – вдруг обрадовался Митька. – Они с тобой ужо поговорят!

Повернув голову, я бросил взгляд на подходивших двух парней, которых привел с собой приятель Митьки. Вернее сказать, шли они сами, а Митькин приятель держался сзади, словно пес, идущий за хозяином. Стоило мне их увидеть, как я усмехнулся про себя. Это были воры, молодые, чуть постарше меня. Слишком много времени мне пришлось с ними провести, чтобы не понять, кто перед тобой. Оба были одеты по последней воровской моде: пиджаки в крупную клетку, белые сорочки, тщательно отглаженные «шкары», заправленные в сверкающие «прохоря». На голове кепки-восьмиклинки. У одного из них, постарше, было худое, костистое лицо, а во рту блестела золотая фикса, сам тоже худой, но жилистый. В глазах – угроза. Второй уголовник был на полголовы меньше своего подельника, но зато в плечах шире и массивнее, явно обладал большой физической силой. Этот смотрел на меня с ленцой и равнодушием. Я для него был сейчас вроде мухи, надо – прихлопнем. Теперь стало понятно, что за подкрепление ожидал Митька, но при этом не понимал, почему воры решили помочь мелкому хулиганью. Быстро прокрутив в голове варианты, остановился на том, что Митька с приятелями вполне могли быть их наводчиками.

– Этот фраер, что ли? – небрежно кивнул в мою сторону головой «фиксатый» вор.

– Этот, Миша, этот, – угодливо закивал Митька. – Он, падла…

– Пасть закрой, фуцын позорный! – неожиданно прикрикнул я на него, затем поздоровался с вора-ми. – Здорово, пацаны.

Если местный хулиган растерялся, глядя на воров, то те, до этого видевшие во мне наглого фраера, которого надо проучить, сразу напряглись, стоило им меня услышать.

– Залетный? Какой масти? – спросил меня вор с фиксой, внимательно разглядывая меня.

– Давай не здесь, не фиг лишним уши греть.

Урки переглянулись, после чего «фикса», так я его обозначил для себя, сказал:

– Пошли, пройдемся.

На Митьку без смеха нельзя было смотреть, настолько забавно выглядело его с отвисшей челюстью обиженно-растерянное лицо. Не лучше выглядели его подельники, провожая нас растерянными взглядами. Отойдя на некоторое расстояние, я начал разговор:

– Я не местный, только на днях приехал из Красноярска. Меня там как Старовера знают. Сидел, но воровской закон не принимал, поэтому сам по себе.

– Полукровка. Понятно, – наконец открыл рот подельник «фиксы». – Статья?

– Шел по политике. Обратник. Полтора года отсидел и пошел на рывок.

Урки понятливо закивали головами, дескать, теперь понимают, почему так получилось: сидел, но воровской закон не принял.

– Кого знаешь?

Минут пять у нас был оживленный разговор, я сыпал кличками и фамилиями, а меня тут же переспрашивали и уточняли детали. Эта была своеобразная проверка на знание воровского языка и блатного мира. Судя по всему, урок мои ответы на вопросы вполне удовлетворили. Своим, конечно, не признали, но в то, что я сидел, а затем бежал, поверили.

– Чего в Москву подался? – поинтересовался «фикса». – Решил захериться или по делу приехал?

– Вы что, пацаны, не слыхали, каких дел жиганы в Красноярске наворотили? Дело крупное провернули, государственную казну взяли.

– Как не слыхать, конечно, слыхали. И что?

– А то, что они, кроме того, что кассу богатую взяли, воров местных под нож пустили. Точно не скажу, но слышал, что Ножа с подельниками заманили на хату и застрелили, а Резаному горло финкой перехватили. Оба вора были царской закваски. После этого все и началось. В городе, где ни ступи, то военный патруль, то уголовка, а к ним еще комиссары из Москвы приехали да ищеек столичных с собой привезли. Так там, что ни ночь, шли облавы. Малины, шалманы и бордели мелким гребнем прочесывать стали, а я к тому же в розыске, прихватят ненароком, мне это надо? Меня там ничего не держало, взял свои вещички в охапку, на поезд и сюда.

Воры в который раз переглянулись. Судя по их лицам, то, что я им рассказал, стало для них новостью.

– Складно говоришь. А чего к нам подался? Или у тебя тут дело есть? – поинтересовался плечистый вор.

Вопрос был мне понятен. Если я на их земле собираюсь что-то провернуть, то разрешение от местных воров требуется, ну а затем после дела долю им обязательно надо отстегнуть. Именно поэтому «гастролеры», воры и бандиты из других мест, старались после дела как можно быстрее исчезнуть, так как, работая без разрешения и не выплачивая доли, они сами становились законной добычей местных воров.

– Дело есть, но не у вас под боком. А вы под кем, пацаны, ходите?

– Леня Хруст. Не слыхал?

– Нет, но, похоже, есть у меня к нему разговор. Сведете?

– Он сейчас в трактире. Туда и идем.

– Здорово. Только погодите малость, – остановившись, я обернулся.

В отдалении от нас за нами шел Степка. Поманил его рукой. Беспризорник подбежал и восторженно уставился на меня. Еще бы! С ворами знаюсь, а они для него были, если так можно выразиться, как высшая лига для футболиста районного масштаба.

– Степка, как дела?

– Все нормально, дядя.

«Молодец, – отметил я в голове. – Про девочку ничего не сказал».

– Держи, – я дал ему рубль. – Ждите. Вечером увидимся и поговорим.

– Хорошо, дядя.

Воры стояли с ухмылками на губах, но ничего говорить не стали. Обживается бродяга, связи с беспризорниками налаживает.

Мне уже доводилось бывать в этом трактире, вот только «воровского» кабинета в тот раз не увидел, хотя, может, потому, что не приглядывался, да и много народу тогда было. Пришел, сел за ближайший стол, поел и ушел. Оказалось, что кабинет расположен в самом дальнем углу трактира и отделен от общего зала занавеской, причем не простой, а выкрашенной под цвет стен.

В кабинет меня сразу не пригласили. Понятно, залетный, да еще полукровка, такому невелика честь. «Фикса», или Мишка Шило, а я успел по дороге познакомиться с обоими бандитами, бросил:

– Посиди малость. Весло тебе компанию составит.

Я согласно кивнул головой и присел за пустой стол. В трактирах тогда существовало правило: стоило клиенту сесть за стол, как сразу появлялся половой. Вот только здесь прислуга сразу сообразила, что клиент пришел не есть, а к ворам, а значит, по делу, поэтому Веслу, который сел рядом, пришлось махнуть рукой, подзывая полового. Тот сразу примчался:

– Чего изволите?

– Пива.

Половой кивнул головой, бросил на меня быстрый взгляд, а когда понял, что заказ делать не буду, развернулся и метнулся к стойке.

– Как там, в Красноярске, дела можно делать? – начал «светский» разговор Коля Весло.

– Да, как и у вас. Знатных бобров хватает.

За оживленным разговором и пивом Весло тем временем уже приступил ко второй кружке, время шло быстро. Не успел вор выпить половину второй кружки, как слегка отодвинулась занавеска и появился Шило. Махнул рукой, подзывая меня. Я подошел.

– Иди.

Сам он не пошел, а остался стоять снаружи. Войдя, молниеносно пробежал по физиономиям трех сидевших за столом урок, оценил обстановку. Початая бутылка самогонки, пиво, закуска.

«Явно не для гулянки собрались, похоже, что-то обсуждали», – решил я.

Один из воров своей мощной фигурой походил на вставшего на задние лапы медведя. Все воры были мужиками в полном расцвете сил, под сорок лет, подтянутые, жилистые, видимо начинавшие мотать сроки еще на царской каторге или, как говорили сами про себя уголовники, «воры царской закваски». Урки тоже оценили меня, подобрались и насторожились, словно звери, чувствуя во мне хищника. С минуту мы изучали друг друга, потом здоровенный урка, как я определил для себя, Хруст, сказал:

– Шило сказал, что тебя Старовером кличут, и ты к нам из Красноярска прикатил. Так?

– Все так, Хруст.

– Садись за стол, поговорим.

Я сел, и снова начался допрос-разговор, пошли клички, имена, кто, где сидел и по какой статье. При этом неожиданно выяснилось, что лет десять назад, на пересылке, пересеклись дорожки Леньки Хруста и Терентия Ножа, а домушника Петю Муху знал по тюрьме сидевший здесь Панкрат Гвоздь. Когда расспросы закончились и воры приняли меня, если не за своего, но близкого им по духу человека, последовал главный вопрос:

– Чего от нас надо?

– Нужен медвежатник.

– Медвежатник есть, – уверенно и жестко сказал Гвоздь. – Что за дело?

Взломщики сейфов входили в воровскую элиту, знали себе цену и обычно сами диктовали условия работы. Судя по уверенному заявлению Гвоздя, он таким и являлся.

– Надо вскрыть один сейф.

– Что там? – поинтересовался Ванька Крест.

– Рыжье.

– Что за сейф? – поинтересовался Гвоздь.

Я обрисовал металлический ящик до мелочей, назвав фирму-изготовителя, описал, как мог, замки.

– Сколько даешь? – спросил Хруст.

– Пять косых. Работа чистая, неспешная. Пришли днем, сделали дело, ушли.

– Почему не слам даешь?

– Как я могу выделить долю, если сам до конца не уверен, что в этом ящике лежит. Если есть какие-то сомнения, то сам медвежатника к месту провожу, и потом все время с ним буду.

– Десять косарей, – неожиданно удвоил сумму Гвоздь.

Хруст сначала посмотрел на Панкрата, затем на меня. Я сделал вид, что замялся. Для себя я установил лимит в двадцать тысяч, поэтому сумма в десять тысяч отлично вписывалась. Залихватски махнул рукой: будь по-вашему!

– Уломали. Пусть будет десять косых.

– На чьей земле работать собрался? – поинтересовался Хруст.

– Это ничейная земля, – усмехнулся я. – Ни у кого из ваших возражений не будет.

– Отвечаешь за слова? – спросил Крест.

– Отвечаю. Так как?

– Скажу свое слово, только когда погляжу это место, – сказал Гвоздь.

– Нет. Договариваемся о дне, встречаемся и тогда идем на место.

– Тогда двадцать косарей.

– Благодарствую, что выслушали. Я пойду, – я поднялся из-за стола.

– Погоди, Старовер, – остановил меня Хруст. – Мы тебя в первый раз видим, а ты еще втемную собираешься Гвоздя использовать. Как нам тебе доверять?

– Предложение мое вы выслушали? Значит, готовы были его принять, к тому же цену я взял вашу. А зная место, вы можете потом и сами это дело поднять. Или я не прав?

– Не гони фуфло, Старовер. Без наводки сейф не взять, – категорично заявил Гвоздь. – Пока все разведаешь да узнаешь, да человечка на язык тороватого найдешь, не одна неделя пройдет. Так что ты пустой разговор ведешь.

Его сразу поддержал Ванька Крест:

– Точно. Темнит этот пацан что-то. Мне кажется, что он не наш, только фасон держит. Как бы он засланным не оказался, Хруст.

– Язык попридержи, а то я и укоротить могу, – зло буркнул я, понимая, что это еще одна проверка, теперь уже на прочность. – Значит, не договорились.

– Значит, не договорились, – повторил мои слова Хруст.

Провожаемый взглядами воров, я вышел из «воровского» кабинета.

«Может, поторговаться надо было, а я с ходу все оборвал. К тому же они правы, я для них никто. Ладно, что сделано, то сделано».

Остановился у стола, где сидели с пивом Шило и Весло.

– Пока, пацаны.

Шило посмотрел на меня:

– Бывай.

Весло только кивнул головой. Только я направился к выходу, как вспомнил про беспризорников, после чего, резко развернувшись, подошел к стойке. Буфетчик, уже сообразивший, что я не простой человек, тут же подскочил ко мне:

– Чего изволите?

– Колбаска есть какая-нибудь?

– А как же, есть, конечно. Польская, полукопченая. Тминная. Чесночная. У нас на любой вкус продукт имеется. Сальце так же имеем. Деревенское, домашнее.

– Кольцо польской и половину краюхи хлеба. Еще лимонаду или кваса бутылку. Все заверни, с собой заберу.

– Сей момент все будет готово.

Расплатившись, я забрал пакет и вышел из трактира. Подойдя к дому, увидел всех троих мальчишек, сидевших под забором. Стоило им увидеть меня, как все вскочили на ноги.

– Держите, – я отдал им пакет, потом порылся в кармане достал пятьдесят копеек. – Вот еще.

– Живем, пацаны! – радостно воскликнул Живчик, открыв пакет.

– Идемте на лавочку. Там поедите, а заодно расскажете, как день прошел.

Я открыл калитку, и мы вошли во двор. Только сейчас я подумал, что зря местным ворам про дело рассказал. Урки они и есть урки, подлые люди, а значит, могут ко мне в гости наведаться, чтобы лучше узнать, что за человек этот Старовер. Стоит им увидеть, что лежит в саквояже, заберут не раздумывая, и ничего им не предъявишь. Только руками разведут, дескать, не мы, а кто, не знаем.

«Идиот, сам им наводку дал. Вот дурень!»

Пока я ругал себя, мальчишки разломали колбасу на три части, затем поделили хлеб и стали жадно жевать, запивая еду ситро из бутылки. Степан сначала порывался что-то сказать, но я махнул рукой, жуй, потом поговорим. При этом сразу приметил, что парнишки снова сегодня мылись в реке, причем совсем недавно. Это было видно еще по влажным, липнущим к телу, рубашкам и штанам. Ели они быстро, жадно, но при этом старались не уронить ни одной крошки, которые стряхивались в ладонь и отправлялись в рот. Степка съел первым и посмотрел на меня: говорить? Я кивнул головой.

– Дядя, говорить совсем нечего. Все как вчера. Ездили гулять в какой-то парк, а затем ходили в кино.

– Откуда знаешь?

– Так мы с ребятами в цепочку выстроились, до самого поворота. Девчонка говорливая, все время болтает со своей теткой. Вот мы с ребятами понемножку услышали, а потом вместе сложили.

– Кто придумал?

– Я, – ответил Степка.

– Молодец. Это вам на баню, – я дал ему рубль. – Речка речкой, а запашок от вас есть, парни. Теперь еще. Приглядывайте за моим жилищем. Это так, на всякий случай.

– Дядь, так, может, еще одного возьмем. Ванька, он хороший парень.

– Ладно. Пусть будет Ванька. Два рубля на всех. Все, валите.

Сидя, снова и снова я возвращался к мысли, что, не продумав толком о возможных последствиях разговора, сунулся к ворам. Меня подкупила возможность прямо сейчас заполучить медвежатника.

«Воры явно заинтересовались, да и десять тысяч на дороге не валяются. Вот только поторопился я, подумав, как в Красноярске будет, а вот и нет, не получилось. Там ты был представлен, люди тебя в деле видели, а тут ты никто. Интересно, что за проверка будет? Надеюсь, что уркам не придет в голову дурная мысль пощупать мой кошелек. Ладно, что сделано, то сделано. Ты вроде собирался девочку проведать, вот и иди».

Для визита в гости я решил переодеться, поэтому поднялся, чтобы зайти к себе, но в этот самый момент увидел подходившего к забору милиционера.

Я усмехнулся. Похоже, воры ничего лучше не могли придумать, как устроить мне проверку со стороны официальных органов. Остановившись у калитки, он сказал:

– Здравствуйте, гражданин. Я к вам.

Представитель власти был румяный, усатый и круглолицый, лет сорока пяти, в начищенных сапогах и наглаженной форме. Судя по его круглой и сытой физиономии, ему здесь неплохо жилось. По крайней мере, мешков под глазами, морщин на его лице и седины на висках не наблюдалось.

– Здравствуйте, гражданин участковый. Решили все-таки со мной познакомиться?

Милиционер несколько опешил от прямоты вопроса. Видно, привык, что перед ним все заискивают.

– Точно так. Местный участковый Мураков Сергей Валерьянович. Разрешите ваши документы, гражданин.

– Сейчас схожу за ними. В пиджаке лежат. Мигом обернусь.

Вместо приглашения пройти в дом я оставил ошарашенного участкового стоять во дворе, а сам, развернувшись, неторопливым шагом пошел к двери.

Это было сделано мною специально, чтобы не только показать уверенность в себе, но и дать ему понять, что я не простой человек. Трудовая книжка на имя Василия Ивановича Бойко, с печатью, но без фотографии у меня действительно лежала в пиджаке, так что я сказал сущую правду. Достал ее, вложил червонец. Вернувшись, протянул документ участковому, который теперь смотрел на меня злыми глазами. Непонятный тип, который не только не лебезит перед властью, а, наоборот, ведет себя нагло. Тут что-то не то!

– Гражданин, а это что такое? – и милиционер, придав себе суровый вид, глазами показал на деньги. – Взятка?

– Ах, это! Да как вы могли так подумать! Это просто закладка, и нужна она для того, чтобы документ открывался в нужном месте. Знаете, очень удобно. Я вам ее дарю. Берите, берите. Дарю от всей души.

Жил участковый, как все. Старался никуда не лезть и, даже когда начальство сильно прижимало, по большей части старался отписками отбиться. Брал взятки, большую часть отдавал начальству, а остальные оставлял себе на прокорм. Семью-то кормить надо, трое детей, как-никак. Вот только местным бандитам он не смог отказать, им ведь бумажки без надобности, сделай, как сказано, и доложи.

Впрочем, Сергей Валерьянович не только умел брать деньги с домохозяек и мелких лавочников, но и думать, да и за шесть лет службы в милиции опыта поднабрался, поэтому сумел понять, что этот парень с жестким и наглым взглядом далеко не прост, а значит, надо сворачиваться и уходить. Сделав такой вывод, милиционер забрал червонец, затем отдал документ.

– Василий Иванович, не забудьте зайти и зарегистрироваться. Сами знаете, такие правила.

– Всенепременно, Сергей Валерьянович. Вот только выберу время, так сразу и зайду. Всего вам хорошего.

– До свидания.

Визит участкового дал мне понять, что воры все-таки сели на крючок, а значит, скоро ко мне заявятся незваные гости, поэтому я решил отложить свой поход к Сашеньке. Хруст и Гвоздь появились у меня спустя полтора часа. Они постучали в дверь, когда уже почти стемнело.

– Кто там?

– Свои, Старовер, свои.

Отперев дверь, я отступил назад, держа руку с оружием за спиной. Воры вошли и быстро пробежали глазами по сторонам. Вот только много рассмотреть при тусклом и неровном свете керосиновой лампы у них не получилась, так как треть моей комнаты пряталась в темноте. Стоило Панкрату закрыть дверь, как я сказал:

– Садитесь, гости дорогие. Кто на кровать, кто на табуретку. Извиняйте, но другой мебели у меня нет.

Только воры расселись, как Хруст резко сказал:

– Ты, Старовер, пушку-то убери. Мы к тебе не разборки пришли устраивать, а по делу.

– Кто вас знает? – при этом засунул кольт за ремень, за спиной, потом словно недоуменно спросил: – Что за дела у вас такие срочные, что на ночь глядя пришли?

– Ты дурака не строй, сам знаешь, по какому делу пришли, – усмехнулся Гвоздь.

Под мощным телом Хруста жалобно взвизгнули пружины кровати.

– Не нависай, Старовер. Не люблю. Вон хоть на стол присядь. Ежели разговор долгим получится, чего столбом торчать.

Я присел на стол:

– Так мы вроде как все в трактире порешали.

– Мы тут покумекали между собой и решили еще раз это дело обговорить, – начал разговор Гвоздь. – Сам понимаешь, Старовер, ты для нас человек новый, к тому же не вор.

– Вы и так это знали. Что изменилось? – я сделал недоумевающее лицо. – Или вы своему менту сильно верите?

– Не то чтобы верим, но у него глаз наметан, да в людях, не раз убеждались, разбирается. Вот он и сказал, что ты человек вроде как серьезный, – сделал окончательное заключение Хруст.

– Слушай, а с чего тебе такую кликуху дали? – спросил я Хруста чисто из интереса.

– Я бью, а у других челюсти хрустят, – усмехнулся вор.

– Слушай, Старовер, ты не темни, дай нам расклад полностью, а то я начинаю думать, как и Крест, что ты играешь краплеными картами, – пытался дожать меня Гвоздь.

Я придал себе вид мучительного раздумья, с минуту тер подбородок, потом, словно решившись, заговорил:

– Ладно. В том сейфе лежат денежки одного комиссара. Вот только он – раз! – и помер, а рыжье осталось. Ключи не нашли, после чего сейф отволокли на склад, где он до сих пор лежит. И пока его не вскрыли большевики, сам собираюсь его распотрошить.

– А где он, так и не скажешь?

Я уже понял, что воры решили подписаться под это дело. Вот только если они в последний момент узнают, что он в Кремле, могут сдать назад. Скажут, что ты нас не предупредил, а там вон какая охрана, там каждый второй чекист, да мало ли что еще придумают.

«Действительно, лучше сейчас решить этот вопрос».

– Ладно, думаю, сказать можно, – я выждал какое-то время, потом сказал: – В Кремле.

Воры переглянулись. Гвоздь даже головой в избытке чувств покрутил, а Хруст поморщился, словно лимон надкусил.

– Это ты серьезно? – спросил Хруст.

– Вполне. Ну, так как?

– Ты сказал, что работать придется днем. Это как? – снова спросил меня Гвоздь.

– Как сказал, так и есть. Пройдем в Кремль по пропускам и вскроем сейф.

– Погоди! Ты берешь с собой только Гвоздя? – вдруг задал вопрос Хруст.

– Я же сказал, что мне нужно вскрыть сейф. Чего тут непонятного?

– Да все понятно, – буркнул Гвоздь. – Только как-то все у тебя гладко получается, а там же охрана, да и чекистов хватает.

– Ну и что? Зато будешь первым медвежатником, который взял сейф в Кремле. Будет чем перед братвой похвалиться!

Воры переглянулись. Им явно хотелось подумать, а может даже и отказаться от этого тухлого дела, вот только они сами пришли, да и показать слабину перед приезжим не хотелось. Впрочем, Хруст ничего не решал, сейчас все зависело от медвежатника, поэтому он скосил глаза на Гвоздя, а когда тот, задумавшись, не среагировал, спросил меня:

– Когда думаешь идти на дело?

– Да хоть завтра, – спокойно сказал я.

– О как! – удивился, причем с явным неудовольствием, Хруст, которому точно хотелось отыграть все назад.

– Решил, пойду на дело! Проверю свой фарт! – Гвоздь резко вскочил со своего места и азартно взмахнул рукой. – Старовер, накинешь еще пять косых?!

Словно в азарте, я повторил жест медвежатника, махнув рукой:

– Будь по-вашему!

Вернувшись обратно на склад, я застал бывшего следователя по особо важным делам с ошеломленным лицом.

– Что такое, Петр Сергеевич? Сейф пуст?

– Понимаете, это что-то невообразимое. Мне в своей жизни никогда не доводилось видеть сразу столько золота, господа. Даже когда мы брали «черных» ювелиров.

– Много, это не мало. Радоваться надо, а не сидеть с непонятным видом, – но стоило мне заглянуть в сейф, как при виде его содержимого я чисто автоматически присвистнул, хотя у меня никогда не было подобной привычки. Железный ящик был действительно набит золотом под завязку. В трех верхних отделениях плотно, ровными рядами, лежали белые полотняные мешочки, по форме напоминающие колбаски. Достав один из них, я развязал веревочку, стягивающую горловину. Царские золотые десятки. В двух нижних отделениях малую часть пространства занимали какие-то бумаги и паспорта, а большую – картонные коробки, в которых лежали вперемешку мужские и женские ювелирные изделия. Кольца с драгоценными камнями, перстни, золотые браслеты, серьги, бриллиантовые ожерелья. Причем часть из них были упакованы в фирменные футляры, обтянутые сафьяном и кожей, на которых стояли клейма известных ювелиров. У меня за спиной послышалось чье-то сопение. Я оглянулся, это Федор стоял у меня за плечом, но при этом кроме обычного любопытства на его лице ничего не было написано.

«Бессребреник, что ли?» – удивился я про себя, а сам спросил с подвохом:

– Ну как, Федор Николаевич, нравится?

Тот пожал плечами и сказал почти равнодушно: – Красивые вещички.

Вот только в его тоне не было восторга, да и в глазах не загорелся огонек алчности. Судя по всему, бывший филер просто решил согласиться со мной. Кротов, как я заметил за время нашего знакомства, был словно отстранен от окружающего его мира и оживал только тогда, когда они вместе с Петром Сергеевичем Зворыкиным начинали вспоминать старые уголовные дела, в которых когда-то принимали участие. Зворыкин, когда я его спросил о Федоре, подтвердил мое мнение, затем высказал свое предположение о том, что бывший филер самым натуральным образом чахнет, скучая без своей прежней работы.

Мы разложили содержимое сейфа в два дорожных саквояжа, теперь осталось только дождаться наступления темноты.

Самый первый вариант, который мы начали рассматривать после того, как убедились, что охрана до сих пор, пусть и без особой строгости, но все же проверяет наши документы и носильные вещи, представлял собой элементарную переброску золота через кремлевскую стену. Спустим саквояжи на веревках, а Власов их заберет. Вот только с ним были определенные сложности, так как надо было изучить маршруты часовых на стенах, чтобы выбрать подходящее место и время, но несмотря на то, что это могло затянуть нашу операцию на пару суток, у нас были неплохие шансы, что все пройдет гладко. Естественно, что первым делом мы обратились к Кротову, как к местному старожилу, вдруг что-то посоветует или подскажет.

Он нас какое-то время слушал и даже отвечал на заданные вопросы, но при этом, как я заметил, вид имел какой-то отстранённый и задумчивый. Через какое-то время мы узнали причину его непонятного поведения, но при этом я думаю, что мне бы он ничего не сказал, зато ради Петра Сергеевича был готов расшибиться в лепешку. Как человек, живущий своим прошлым, в разговорах со Зворыкиным он отводил душу, просто жил этими разговорами.

Как оказалось, в самые первые дни своего появления в Кремле бывший филер сошелся с одним из монахов Чудова монастыря. Монахи к тому времени уже знали, что доживают в Кремле последние месяцы и готовились к переезду. Кротов не сказал нам, на основе чего они подружились, но перед самым отъездом тот рассказал, а затем и показал ему подземный ход, проходящий под Троицкой башней и выходящий наверх в Александровском саду, причем не прямо на поверхность, а через канализацию. После того как монах доверил эту тайну Федору, он добавил, что кроме него об этом ходе никто не знает. Сначала бывший филер к ходу никакого интереса не проявил, но в какой-то момент ему захотелось посмотреть, что и как там под землей.

– Взял я фонарик и спустился в лаз. Нет, не подумайте, не сокровища меня привлекали, нет. Просто стало интересно: как там, под землей? Сначала была только темнота, да еще своды, нависшие над головой, давили, но к этому я быстро привык, вот только спустя какое-то время у меня на душе как-то неуютно стало. Тишина там мертвая стоит и вроде ничего не угрожает, а при этом холодок сам по себе по спине ползет. Я тут много всяких россказней наслушался, как о золоте, так и о тех, кто его стережет, а еще о призраках, вроде Черного монаха, который убивает каждого, кого ни встретит. Вот только еще в тюрьме, в ожидании смерти, я понял одно: страшны не мертвецы, а живые люди. Но именно в тот момент я почувствовал… дуновение смерти, что ли. Еще появилось ощущение, словно я занес ногу над пропастью. Сделаю шаг, и все… Я развернулся и быстро пошел обратно, как вдруг за моей спиной раздались чьи-то шаги. Я еще больше ускорил шаг, но они все приближались. В тот момент мне даже показалось, что они звучат в десятке метров за моей спиной. Я не выдержал, резко развернулся и посветил вдаль фонариком. Там никого не было, но шаги раздавались все ближе и ближе, такие мерные, тяжелые. Тут уж страх обуял меня окончательно, я развернулся и помчался со всех ног к выходу. Какое-то время они еще были слышны, но потом раз и оборвались. Выскочил я наружу, лаз закрыл. Стою, а сердце колотится так, что готово выскочить, а из груди хрип рвется и пальцы дрожат. Минут двадцать после этого я в себя приходил. С того дня даже рядом с этим местом стараюсь не проходить.

Выслушав рассказ, мы со Зворыкиным перебросились скептическими взглядами, но комментировать рассказ Федора не стали. Предупредил, и ладно.

К вечеру небо заволокло тучами, и стоило на землю упасть сумеркам, как резко потемнело. Сидеть нам надоело, поэтому, воспользовавшись моментом, мы, в сопровождении Кротова, отправились к месту, где начинался подземный ход. Только мы вышли, как нас окутала душная, липкая, предгрозовая жара. Никого не было, и только кое-где светились окна, да можно было различить темные фигуры часовых на стенах.

Дверь, с которой начинался вход в туннель, была закрыта съемной деревянной панелью и заставлена шкафом. Отодвинули шкаф, сняли фальшивую панель, затем попрощались с Кротовым, который должен был после нашего ухода все поставить на место. Включив ручные электрические фонарики, мы нырнули в темноту. От самого лаза вниз шли каменные ступени, которые привели нас в тайную палату с белокаменными сводами, по форме представлявшую квадрат, метров пяти по диагонали. Шли осторожно, ощупывая каждый свой шаг лучами фонариков. Посредине стоял стол и две лавки. Обойдя все помещение, я так и не понял его предназначение, так как здесь даже не было креплений под факелы, зато на столе стоял подсвечник с двумя свечами. Я достал спички и зажег одну из них. Пламя вспыхнуло и сразу заколебалось, распространяя вокруг себя круг тусклого света, но его хватило, чтобы увидеть в углу комнаты закрытый люк.

Подойдя к нему, я поставил саквояж на пол, потом ухватился за металлическое кольцо на крышке и с силой дернул. Люк распахнулся, и мы в свете фонариков увидели идущие в глубину ступени. На какое-то мгновение непроницаемая темнота в моем сознании превратилась в черный омут мертвой тишины, в глубине которого водятся страшные чудовища. В этот самый момент я понял состояние бывшего филера. Секунда, две – и я взял себя в руки.

«Уж кому-кому, а тебе в подобные сказки верить никак не положено. Вперед!» – мысленно подтолкнул я сам себя, а затем шагнул на первую ступеньку, освещая ее фонариком. Оказалось, что верхняя палата соединяется сводчатым коридором с еще одним, нижним, помещением.

«О нем почему-то Кротов ничего нам не сказал, – с некоторым раздражением подумал я. – Страшилку рассказал, а об этом забыл».

По моим расчетам, сейчас мы еще глубже опустились под землю и находились где-то на глубине восемь-десять метров, и теперь уже отсюда, из этой нижней палаты, начинался длинный, узкий и низкий тоннель, который вел под Троицкой башней в сторону Александровского сада. Арочный коридор подземного хода был выложен красным кирпичом, по которому кое-где бежали трещины, что вызывало определенную тревогу в нашем сознании. Так как наши фонари были слабые, поэтому мы больше светили под ноги, чем перед собой, и только иногда, когда лучи шарили по потолку или стенам, мне начинало казаться, что низко висящий над головой свод вместе со стенами начинают сжиматься, надвигаясь на нас, и тогда я внутренне встряхивался, беря себя в руки. Вполне возможно, что на эти причуды сознания воздействовала мертвая, давящая на сознание, тишина и начавшая ощущаться нехватка кислорода, но при этом во мне жило ощущение азарта первооткрывателя. Мне доводилось бывать в джунглях, сплавляться по быстрым рекам, пробираться горными тропами, но именно такой опыт путешествия под землей был для меня в новинку, как в той, так и в этой жизни.

Наконец мы дошли до места, где дорога резко обрывалась. Сам Кротов не дошел до этого места, но о нем его, в свое время, предупредил монах. Здесь когда-то была деревянная лестница, которая со временем пришла в негодность и обрушилась, поэтому спускаться в этом месте нам пришлось по веревке. Сначала Петр Сергеевич спустил меня по веревке, а следом саквояжи, после чего я уже помог ему спуститься.

Сейчас мы шли на глубине, как я прикинул в уме, тринадцати-пятнадцати метров. Здесь уже явно чувствовалась нехватка воздуха: кровь крохотными молоточками стучалась в виски, дыхание стало частым и свистящим. Нетрудно было догадаться, что подземный ход был соединен с кремлевскими стенами особыми отдушинами, в которых были скрыты вентиляционные трубы, но, судя по положению дела, за несколько веков большинство этих труб было засыпано или заделано строителями. От пола исходил теплый, слегка серный запах, какой всегда бывает в подземельях или шахтах на большой глубине. Нехватка воздуха выматывала нас физически, заставляя все больше чувствовать в наших руках тяжелый груз. Не знаю, сколько мы прошли в этом мраке, пропитанном мертвой тишиной, как услышали впереди какие-то непонятные, глухие звуки. Резко остановились и замерли. Первым делом у меня в голове мелькнула мысль об истории про тяжелые шаги страшного невидимки, рассказанной Федором, но уже в следующую секунду стало понятно, что это звуки иного происхождения.

«Похоже, выход», – облегченно и вместе с тем радостно подумал я.

– Мы, по-видимому, недалеко от выхода, – тихо сказал за моим плечом Зворыкин, тем самым подтвердив мой вывод.

– Идемте, – так же тихо сказал я.

Пройдя еще несколько десятков метров, мы словно проломили невидимый барьер, вдохнув свежего воздуха полной грудью, правда, с привкусом тухловатой сырости. Пройдя короткий туннель, мы оказались перед металлической решеткой, за которой уже находилась канализация. Вонь была просто отвратительная.

«Деньги не пахнут. Согласен, они действительно не пахнут, они просто воняют самым отвратительным образом».

Места крепления решетки окончательно проржавели, и теперь та стояла только для видимости. Сдвинув ее, мы спустились в канализационный сток и быстро пошли к выходу по чавкающей под сапогами жиже. Возвращение в реальный мир из мрачного подземного царства явно расслабило меня, иначе как можно объяснить, что моя хваленая интуиция не сработала, как и реакция на опасность.

– Вещи на землю! Руки поднять! – вдруг неожиданно и громко скомандовал кто-то невидимый. – Кто дернется – получит пулю!

В следующее мгновение нам в глаза ударил ослепивший нас мощный свет двух фонарей, и я никак не успел среагировать, только автоматически прикрыл их рукой от режущего света.

«Засада? Федор навел? Но почему здесь? – растерянность длилась несколько секунд, после чего я попробовал оценить остановку. – Двое. С оружием. Знали, суки, значит, работа Федора. Как я его не раскусил? Кольт не выхватить, дернусь, нашпигуют пулями».

Мы со Зворыкиным, подчиняясь командам и поставив наши саквояжи на землю, затем выпрямились.

– Ну что, историки, попались?

За лучами света, бившими нам в глаза, лиц было не разглядеть, видны только мутные белые пятна на фоне двух темных фигур, да отсветы на вороненых стволах наганов, но при этом мне был знаком этот голос.

«Так это Архипов, зам по хозяйственной части. Он толковал с нами о царском золоте».

– Товарищ Архипов?! Это вы?! – раздался голос Зворыкина, который тоже узнал чекиста.

– Что, узнали, историки? Я вам про золото не просто так говорил. А вы жадные оказались, да? А за жадность надо платить! Так, Сипягин?

– Погодите! – снова раздался голос Зворыкина. – Какое золото? Мы ученые. Сегодня нашли этот подземный ход и решили его исследовать. Это тоже входит…

– Хватит брехать, ученый! – перебил его подельник Антипова, Сипягин. – Саквояжи чем у вас набиты?

– Там пробы грунта! – я придал голосу возмущение. – Сами посмотрите!

Я исходил из того, что, если они вдруг клюнут на мою уловку и захотят посмотреть, что лежит в саквояжах, у нас появится небольшой, но все же шанс выйти живыми из этой переделки.

– Мы это и так узнаем, – заявил напряженным голосом Архипов, который, похоже, решил закончить наш разговор, поставив в конце свинцовую точку. Сейчас или никогда!

Только я собрался выхватить кольт, как в этот самый момент за спинами чекистов раздался шум, кто-то спускался по лесенке в канализацию.

– Васькин, мать твою! – выругался Архипов, не поворачивая головы. – Ты какого хрена, мать твою, ушел с поста?

В следующую секунду раздались выстрелы. Фонари наших грабителей резко дернулись, разрезая лучами темноту, затем уткнулись в землю. Один из них рухнул сразу как подкошенный, лицом вниз. Причем упал, подмяв под себя руку с фонариком, осветив лицо. Это был Архипов. Сипягину повезло больше, он был ранен. Кольт я успел выхватить, но стрелять мне уже не пришлось.

– Как вы? – послышался из темноты голос Власова.

– Спасибо, Владимир, – раздался взволнованный, а оттого хрипловатый голос Зворыкина.

– Очень вы вовремя подоспели, Михаил Владимирович, – это уже отреагировал я на его неожиданное появление.

– Жду наверху! – коротко бросил он, и спустя десяток секунд его сапоги загрохотали по металлической лестничке.

– Благодарю тебя, господи, не оставил ты меня своей милостью, – услышал я тихий голос бывшего следователя.

Подобрав фонарик и саквояж, я подошел к стонущему Сипягину. Наклонился, подсветив его лицо фонариком. Тот прикрыл глаза.

– Как дела, Сипягин?

– Не убивайте, – с трудом прохрипел раненый.

– Кто на нас донес? – задал я самый главный для себя вопрос.

– Архипов приказал следить за вами, а про подземный ход мы еще раньше знали, поэтому стоило нам увидеть раскуроченный сейф на складе, как все поняли. Вот и ждали здесь.

– Нет, это не все, Сипягин, – усмехнулся я. – Почему здесь устроили засаду? Почему не задержали человека, которого мы вывели из Кремля?

– Ох, больно-о то, как… – простонал чекист, которому явно не хотелось отвечать. Я его понимал, кто захочет помиловать человека, который только что собирался тебя убить.

– Ладно, и так все понятно. Лучше скажи: вы в доле только двое были?

– Двое, – прохрипел Сипягин и сморщился от боли. – Больно-о. Жжёт в груди, как огнем, мочи нет.

В этот момент с глухим стуком из люка на землю упало тело, как я понял, пресловутого Васькина, и сразу из люка раздался негромкий голос Власова:

– Да где вы там? Выбирайтесь.

– Не убивайте! – превозмогая боль, воскликнул Сипягин. – Христом богом прошу!

Я бросил взгляд на Зворыкина, который до этого стоял в стороне, но сейчас он направился к люку, предоставив мне действовать. Он прекрасно понял, зачем был устроен этот допрос, но при этом сделал вид, словно его это абсолютно не касается.

– Не убива… – голос раненого перешел в хрип, затем тело дважды дернулось в предсмертных конвульсиях. Бросив последний взгляд на замершее тело, я заткнул кольт сзади за ремень, забрал свой саквояж и направился к люку.

Не успел я выбраться, как сразу пахнуло свежей сыростью, которую я с удовольствием вдохнул полной грудью, очищая легкие от зловония канализации. Пока мы путешествовали под землей, прошел сильный, но короткий дождь.

Дергая мокрыми ременными вожжами, Власов направил пролетку в мою сторону. Не успел я сесть рядом со Зворыкиным, как наш извозчик дернул поводьями, и лошадиные копыта бодро застучали по брусчатке. Глядя на мокрый спящий город, я думал, что это было хорошее приключение, одно из тех, что составляют смысл моей жизни. В очередной раз пройдя по лезвию ножа, прямо сейчас я ощутил легкую эйфорию. Я снова выиграл и взял приз.

Владимир довез нас до своей квартиры, но подниматься с нами не стал, а просто отдал нам ключ от входной двери и сказал:

– На столе коньяк и закуска, а я поеду, верну Ерофею его транспортное средство.

Еще по дороге я спросил Владимира, откуда у него это транспортное средство, которым он так ловко управляет, но что тот весьма лаконично ответил, что эта пролетка его очень давнего и хорошего знакомого.

Войдя в квартиру и подойдя к столу, я чисто автоматически перезарядил кольт, положил его на стол, затем бросил взгляд на коньяк, но пить не стал, так как мне и так было неплохо. Сел на кушетку и только сейчас почувствовал усталость.

– Зачем вы устроили этот спектакль с допросом? Для меня? – вдруг спросил меня сидевший в кресле Зворыкин.

В его голосе звучала неприкрытая злость. Я посмотрел на него.

«Зол и раздражен. Решил устроить ссору? Или таким образом выпускает пар?»

– Не для вас, Петр Сергеевич, если вы так подумали, а для установления истины. Не люблю неопределенности.

– Я видел, что у вас были сомнения по поводу Кротова. А теперь честно ответьте мне: если бы Федор оказался замешан в этом деле, вы бы его тоже убили? – при этом он пристально посмотрел мне в глаза.

– Предатели обычно плохо кончают, – нейтрально ответил я, а сам подумал, что вот она, причина его злости. Дескать, как я мог заподозрить такого честного человека, как Федор Кротов, с которым он когда-то работал в сыскной полиции. Он для нас все сделал, а ты, сволочь такая, был готов его в предатели записать.

«Не спорю. Федор для нас в этом деле помог, как никто другой. Вот только люди имеют привычку меняться, тем более живя в такое поганое время».

Говорить вслух этого я не стал, да и Петр, похоже, решил, что выяснил мою позицию по этому вопросу, а значит, наш дальнейший разговор не имеет смысла.

Так мы и сидели с ним до прихода Власова, молча и не глядя друг на друга. Стоило тому прийти, как на нас посыпались вопросы:

– Господа, а вы чего не пьете? Коньяк по нынешнему времени очень даже неплохой. Или меня ждали? Да чего вы такие хмурые? Устали? А чего золотишком не хвастаете? Сами, небось, налюбовались, а мне нельзя?

Власов, сам того не ожидая, внес в нашу группу живую струю, зарядив жизненной энергией. Мы начали вытаскивать и разбирать то, что принесли. Власов восторгался, как мальчишка, нашедший пиратский клад, а я смотрел на него и думал, насколько разные эти два человека. Педантичный и суховатый в общении Петр. Решительный и энергичный Владимир.

«Он точно не ищет в своей жизни спокойствия, хотя бы потому что еще не настрелялся, – подумал я, глядя на разливающего коньяк Власова. – В натуре лихой гусар!»

Монеты мы разделили быстро, а вот с золотыми украшениями так не получилось. Владимир сгоряча предложил разбить их по количеству, но сразу понял, что сказал глупость. Тут же решили, что для решения этой проблемы нам потребуется квалифицированный оценщик, к тому же способный превратить если не все, то хотя бы часть – в червонцы. Я предложил им подойти к антиквару, которого мне посоветовала княгиня.

– Почему бы не попробовать? – согласился со мной Власов. – По крайней мере, хоть что-то о человеке известно.

– Кстати, Александр, мы с Владимиром решили, что вернем вам часть денег, которые вы потратили на медвежатника, как только поменяем золото на деньги, – несколько официально сообщил мне Зворыкин.

– Как хотите, господа. Лично я на этих деньгах не настаиваю.

– Дело чести, Саша, и никак иначе, – подтвердил их общее решение Владимир. – А теперь, господа, давайте выпьем за удачу, которая сегодня оказалась на нашей стороне!

Выпили, закусили, снова повторили. Неожиданно проснулся зверский голод, причем не у меня одного. Тарелки почти мгновенно опустели. Хозяину квартиры пришлось снова идти на кухню за добавкой.

– А теперь поведайте нам, Саша, как вы за сутки смогли найти взломщика сейфов? – снова задал мне вопрос Власов, который, похоже, не давал ему покоя. – Вы что, знакомы с московскими ворами?

– Вам как, честно сказать или соврать?

Друзья переглянулись, потом посмотрели на меня.

– Хотелось бы честно, – ответил мне бывший следователь.

– Чисто случайно. Я шел по улице…

Естественно, что я им соврал, перемешав правду и ложь в пропорции один к трем. Да и зачем им знать лишнее?

Спать мы уже легли около трех ночи. Не знаю, как остальные, но я заснул на тесной и неудобной кушетке сразу, стоило мне только положить голову на подушку.

Проснулся я от того, что меня кто-то пару раз толкнул в плечо. Я открыл глаза, передо мной стоял Петр Сергеевич.

– Саша, вставайте. Собирайтесь и пойдем в трактир завтракать.

Приведя себя в порядок, я отправился со своими компаньонами в трактир, после чего мы с Петром Сергеевичем отправились в Кремль играть роли историков-реставраторов. Чтобы отвести от себя возможные подозрения, мы решили, что еще пару дней походим, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, а уже потом окончательно исчезнем.

Рассказ старого слуги только подтвердил и дополнил подробностями то, о чем я уже догадывался. Лука Никитич служил дому Заварзиных уже больше шестидесяти семи лет, начав прислуживать с семилетнего возраста. Сергея, сына Николая, он знал с младенчества и, когда тот уехал в Россию, поехал с ним, с согласия его отца. Несмотря на серьезные разногласия между сыном и отцом, Николай Васильевич не хотел оставлять сына без присмотра.

– Когда произошел кровавый мятеж и батюшку-царя свергли, я тогда страшно испугался, а Сергей Николаевич все успокаивал меня и говорил, что теперь у всех будет новая, хорошая жизнь. Я стал просить его поехать за границу к отцу, хоть на какое-то время, пока вся эта смута уляжется, но он наотрез отказался. За это время Николай Васильевич прислал сыну два письма и с десяток телеграмм, чтобы тот все бросил и уехал к нему, только все было бесполезно, так как происходившие вокруг нас события так захватили Сергея с его женой Катей, что они и думать не хотели об отъезде. К тому же Сергей стал работать в каком-то большевистском департаменте начальником. Так прошло два года, пока Сергей, ездивший куда-то по делам, не привез «испанку», а следом заболела его жена. Несчастные, они сгорели в течение недели. Так я остался с пятилетней Сашенькой на руках. Я отправил в течение месяца три письма Николаю Николаевичу, но почта тогда работала из рук вон плохо, поэтому я думаю, что они просто не дошли до него. Раньше Сергей и Катя приносили с работы пайки, а когда их не стало, нам какое-то время помогали люди с их работы, но потом там сменился начальник и запретил давать нам продукты.

Лука скупо, но в очень мрачных красках описал их жизнь в это тяжелое время. Но ему очень сильно повезло, он сумел устроиться сторожем при складах. Вот только в один несчастный день он встретил бывшего работника Заварзиных, и тот написал на него донос, объявив его наемником буржуазии. Предъявить ему органы ничего не смогли, сыграли свою роль возраст и маленькая девочка, которую посчитали за иждивенку, но на всякий случай занесли в списки и отправили в ссылку. Чистая случайность свела их с княгиней, которая взяла над ними шефство, а когда узнала об их приключениях, то приняла живейшее участие в их судьбе. Она отправила полтора десятка писем к своим старым знакомым, в Питер и Москву, с просьбой найти бывшего купца Николая Заварзина. Прошел год, пока наконец переписка не увенчалась успехом. От Заварзина пришло письмо, в котором было сказано, что сам он ехать в Россию не может, так как не позволяет возраст и здоровье, но при этом обещал сделать все, что в его силах, для возвращения своей внучки. Будучи осторожным человеком, он попросил предварительно сообщить ему о двух приметах, которые позволят признать девочку своей внучкой.

– Вы знаете, что это за приметы?

– Родимое пятно с пятикопеечную монету под левой подмышкой Сашеньки и золотой медальон в форме ангелочка, который Заварзин подарил внучке на ее первую годовщину. Если до этого перепиской занималась княгиня, то теперь я уже сам написал ему письмо. Скоро пришел ответ. В нем было написано, чтобы я все держал в тайне, а также Заварзин потребовал, чтобы мы, с его внучкой, срочно выезжали в Москву. Так я и сделал. Да вы и сами знаете, что было дальше, Александр. Единственное, что могу добавить, так это то, что для нас сделали новые документы и собирались отправить в Польшу. Все было хорошо до вчерашнего дня. Пани Ядвига в тот день еще сказала, что документы готовы, а билеты куплены и отъезд через сутки. Я их долго ждал, а они все не возвращались. Тогда я забеспокоился и поехал в польское представительство, но мне там сказали, что не знают никакую пани Ядвигу, и девочку никогда не видели. Иди, сказали, старик, отсюда и не дури нам головы! Выйдя, я совсем потерял голову, увидел трактир, где с горя выпил, после чего поехал обратно. Их все не было. Я просто не знал, что думать, не спал ночь, ожидая их, но они так и не появились. К тому моменту, когда вы появились, я уже был готов идти в милицию и сообщить, что девочка пропала.

«Польские спецслужбы, как я и подозревал. Вот только кто-то вмешался в их операцию. Но как конкуренты смогли узнать о девочке? Скорее всего предатель работает в польском представительстве, раз там документы готовили. Только что это мне дает? Я ведь никого не знаю, кроме женщины по имени Ядвига, а она пропала».

– У пшеков всегда был королевский гонор, а карманы пусты, – неожиданно вступил в разговор Власов, до этого внимательно слушавший историю старика. – Думаю, что тот, кто неофициально делал документы для девочки, продал о ней сведения еще кому-то. Также могу предположить, что Ядвигу в представительстве действительно не знали, просто у нее был там свой человек, с которым она была на связи. Вот только кто он? Лука, вы с кем-то общались, кроме Ядвиги?

– Ни с кем. Пани Ядвига все сама делала.

– Даже не знаю, что и придумать. Тупик какой-то получается, – недовольно буркнул Владимир. – И почему пшеки не могли нелегально переправить девочку? Ведь так намного проще!

– Не знаю, – покачал головой старый слуга. – Видно, им так Николай Васильевич приказал.

– А может, девочку уже повезли к деду? – вдруг выдвинул новое предположение Власов. – А про вас, Лука, паны просто забыли.

– Нет, такого не может быть, – тот задумался на какое-то время. – Даже ежели так, мое золотое сердечко, Сашенька, хотя бы попрощаться со мной приехала. По-другому никак.

Прокручивая в голове все возможные варианты, я пытался из того, что знал ранее и услышал сейчас, найти хвостик ниточки, который помог бы мне распутать этот клубок.

«Почему я не проверил все до конца? Ладно, что мы имеем? Ядвига исчезла вместе с девочкой. Предположительно их похитили. Кто? Скорее всего Власов прав, этот предатель из представительства решил сыграть в свою игру. Узнал о больших деньгах и решил действовать самостоятельно. Какая разница Заварзину кому платить деньги? Ему ведь главное вернуть внучку! Ладно, что я знаю? Да ни хрена… Хотя… Погодите-ка! Степка как-то упомянул, что Ядвигу с девочкой один раз подвозил извозчик, говорящий по-польски, и они вроде бы были знакомы. Ниточка? Увидим!»

– Лука Никитич, вы сидите пока дома. Деньги у вас есть?

– Немного есть.

– Еще. Вы, на всякий случай, подготовьте вещи к отъезду. Мы сейчас пойдем с Владимиром Михайловичем, а к вечеру, если что узнаю, приду и расскажу.

– Александр, найдите Сашеньку. Христом богом заклинаю! Она еще маленькая…

– Ждите, Лука Никитич.

Спускаясь по лестнице, Власов меня спросил:

– Вы что-то придумали, Александр?

– Не знаю. Надо проверить.

Не успели мы выйти из подъезда, как к нам подбежали мальчишки. Говорить ничего не стали, только стояли и ждали, с нетерпением и тревогой в глазах. Они прекрасно понимали, что такая легкая и денежная работа долго не продлится, но как говорится, надежда умирает последней.

– Степан, ты пару дней назад сказал, что какой-то извозчик говорил с женщиной не по-нашему.

– Было такое, дядя. А что?

– Кучера ты этого запомнил?

– А как же, – уже важно подтвердил Степка, поняв, что их работа еще не закончилась. – Васька его тоже видел. Ты ж видел?

Худенький и молчаливый паренек тут же кивнул, соглашаясь с приятелем.

– Значит, так, пацаны. Есть еще работа, но только для двоих. Хотя… Нет, поедете все четверо.

Одного извозчика оказалось мало, пришлось брать еще одну пролетку для мальчишек. Парнишки, впервые в жизни ехавшие на пролетке, старались выглядеть солидно, но получалось у них это плохо. Крутили головами в разные стороны, тыкали пальцами и громко обсуждали увиденное. Мы с Владимиром ехали за ними.

– Не хотите сказать, что придумали? – сразу поинтересовался Владимир, стоило нам сесть в пролетку.

Я рассказал ему о поляке-извозчике, который мог быть в команде Ядвиги, а значит, мог являться той связующей ниточкой, которая вела к польской миссии.

– Гм. Пятьдесят на пятьдесят. Но уже неплохо, – но при этом в его голосе не было уверенности.

– Другого у нас ничего нет.

– Саша, я же вижу, что вы вините себя в пропаже девочки, а между прочим, зря. Вы передали ее с рук на руки кому положено, а что подобное случилось, так это вовсе не ваша вина.

– Благодарю вас, Владимир, но я не нуждаюсь в утешениях.

Остановились мы в двухстах метрах от представительской миссии. Власов показал мне на здание:

– Там пшеки сидят.

– Внутри не были?

– Что мне там делать? – вопросом на вопрос ответил мне усмехнувшийся Владимир.

Я повернулся к беспризорникам, выстроившимся на тротуаре.

– Здесь никогда не были?

Все четверо замотали головами.

– Ничего, освоитесь. Вон то здание видите? Будете наблюдать за входом. Вася, Степан, если заметите знакомое лицо, сразу укажите Живчику и Ивану на него. Затем один идет за ним, а второй бежит ко мне. Все понятно?

– Дядя, а ты где будешь?

– Буду прогуливаться на этой стороне улицы. Все, парни, разбежались по местам.

– Стойте, – неожиданно остановил нас Владимир. – Александр, давайте я останусь, а вы тем временем съездите по нашим общим делам. Мне все равно делать нечего, а так при деле буду.

С некоторым удивлением я посмотрел на Власова.

«Зачем ему это? Мне тут надо быть! Если это мой шанс, то мне никак нельзя его упустить!»

– Нет, я остаюсь. А вы…

– Бросьте, Саша. Я тоже останусь. А вы чего, босяки, стоите, живо разбежались по местам, – прикрикнул он на беспризорников.

– Объясните, зачем вам это беспокойство? – спросил я его, когда мальчишки убежали.

– С вами жить интереснее. Да и вы сами по себе человек загадочный и непонятный. Откуда-то знаете про золото в сейфе, о котором в самом Кремле никто даже не догадывается, и это при том, что вы в Москве всего несколько дней. А как вы сумели чуть ли не за сутки найти взломщика сейфов? Ничего не хотите мне сказать?

– Вы сами о себе много рассказываете?

– Понимаю, что вы имеете в виду, но если вам не нужна моя помощь, то вы так и скажите.

– Нужна, Владимир. Очень нужна. Спасибо вам.

Время приближалось к полудню, и город, все больше раскаляясь на обжигающем солнце, начинал дышать зноем. Ярко блестели и сверкали золотыми куполами церкви. Утренний холодок растворился под палящим солнцем вместе с водой политых дворниками еще утром улиц. Легкую прохладу сейчас можно было найти только в тени домов и деревьев.

Несмотря на жару, по улице шли многочисленные горожане, спешащие по своим делам. Ревели моторы автомобилей, стучали колеса телег по булыжной мостовой, звенели трамваи, облепленные народом. Пока Власов устроился на стуле чистильщика обуви, я купил газету и отошел в тень здания, где сделал вид, что читаю.

Сотрудников, которые пришли на службу с утра, мы упустили, так как приехали слишком поздно, но я рассчитывал на то, что нужный нам человек, если он, конечно, имеет отношение к представительству, выйдет из здания на обед или вечером, по окончании работы. В противном случае я никогда не найду девочку, вот только об этом я старался не думать, но пока это у меня плохо получалось. Чувство вины, как я его глубоко ни прятал, все равно всплывало, а понимание того, что у меня мало шансов найти конец ниточки, сильно подрывало мое хладнокровие. Надо было как-то отвлечься, и мне с этим совершенно неожиданно помогли две случайно встретившиеся женщины. Из их дальнейшего разговора стало понятно, что они в разное время уехали из родной деревни, а теперь совершенно случайно встретились здесь, в Москве.

– Степанида! И ты тут!

– Машка! Здорово! Ты какими судьбами в городе оказалась?

– Я теперь вся из себя городская пролетарка! Вот так-то! Помнишь Кольку Серкина?

– А то! Сын председателя… Погоди! Ты его что, окрутила?

– Ага!

– Так у него таких, как ты, был пучок за пятачок. Рассказывай, подруга.

– Ну мы с ним… того, – неожиданно покраснела молодая женщина, – а тут мои братья. Ну и застукали нас. Он сразу в отказ, а они ему под микитки так натолкали, что Колька враз передумал.

– Значит, захомутала ты этого жеребца. Молодец, Машка. А как в городе оказалась?

– Так Кольке дядька помог, который сам давно в Москву перебрался. Он тут в управлении работает. Они сельскому хозяйству помогают. Так он моего Коленьку к делу пристроил.

– Ого! Ну свезло тебе, подруга! И муженька нашла, и в город перебралась. Так чем сейчас твой Колька занимается?

– Так он в том самом управлении и работает. Осуществляет смычку города и деревни.

– Это как?

– Ну… Да я толком не знаю. Вроде комиссии создают, а потом в деревни ездют.

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы управлять! Они же главнее, вот и показывают, как колхозникам работать надо. Ну а ты как? С пропагандистом своим живешь или как?

– Ты что! Когда приехал к нам тогда в деревню, обещал мне, что в городе жить буду, как королевна, а сам…

Слушая их разговор и временами бросая взгляды на мальчишек, я вдруг увидел, что с места срывается Степка и со всех ног мчится ко мне. Неужели?!

Сердце радостно забилось. Госпожа Удача снова повернулась ко мне лицом? Я торопливо зашагал ему навстречу. Вслед за мной потянулся Власов.

– Ну?..

– Он, дядя. Точно он. Вон он идет. В белой шляпе и желтых ботинках.

– Точно?

– Он. Крест на пузе, он.

Быстро мазнул глазами по человеку, указанному мне Степкой. Не задерживаясь на нем взглядом, так как опытный агент сразу заметит пристальное к нему внимание, но при этом отпечатывая детали одежды и особенности поведения. Худой, черноволосый, с усами. Лет тридцать пять, не больше. Хорошо одет. Легкий летний костюм, ярко-желтые туфли и шляпа. Идет, поигрывает тросточкой, взгляд как бы рассеянный и доброжелательный, но это только маска, так как только опытный человек сможет увидеть, как его глаза внимательно и настороженно прощупывают окружающих его людей.

«Так он действительно работает в представительстве? Раз дипломат, значит разведчик, ну или наполовину. Или он идиот? Он что, не понимает, что его на раз можно вычислить. Хотя погоди, не торопись с выводами, поставь себя на его место. Что он знает? Девочку привез старик из Красноярска. Да, Ядвига видела меня, но, скорее всего, я ей показался обычным попутчиком, тем более что я там больше не появлялся. Значит, они исходили из того, что о девочке, кроме них, никто не знает. К тому же его работа началась с того момента, когда девочка оказалась в Москве. Конечно, он и понятия обо мне не имеет. Интересно, сколько у большевиков предусмотрено лет за похищение иностранного дипломата?»

– Степка, давайте домой. Владимир, я за ним, а вы с Ерофеем следуйте за мной, – я это сказал быстро, уже на ходу, не ожидая ответов.

Несмотря на то, что улица была полна народа, поляк в своем хорошо пошитом светлом костюме и широкополой шляпе хорошо выделялся в толпе среди косовороток, красных косынок и кепок. Идя за дипломатом, я старался смотреть только поверх его головы, чтобы никоим образом не спровоцировать его интуицию.

Гадать, куда он идет, не имело никакого смысла, но при этом я предположил, что он идет обедать, так как час дня самое подходящее для этого время, но, когда поляк прошел мимо кафе и ресторана, стало понятно, что у него другая цель. К тому же он пару раз проверялся, то у витрины магазина остановится, то у афишной тумбы. Скоро в поле моего зрения оказался Власов, ехавший на пролетке параллельно мне. Заметив мой взгляд, он чуть кивнул мне.

Вскоре поляк зашел в дорогой ресторан, судя по бородатому швейцару в ливрее и маячившему за стеклянной дверью широкоплечему вышибале.

«Пришел на встречу».

Об этом догадаться было нетрудно. Во-первых, ресторан находился достаточно далеко от представительства, а во-вторых, швейцар открыл перед ним дверь с официальной вежливостью, а не как завсегдатаю.

Я замедлил шаг, пытаясь понять, что мне делать дальше. Зайти в ресторан или остаться снаружи? Зай ду, значит, однозначно засвечусь перед поляком. С другой стороны, это может оказаться проходным местом, где он уйдет черным ходом, и тогда я его окончательно потеряю. Секунды ушли на решение, после чего я подошел к пролетке, остановившейся метрах в десяти от меня. В двух словах объяснил Владимиру обстановку и сказал, что нужно сделать. Тот ни слова не говоря, кивнул головой и вошел в ресторан, а я уселся в пролетку. Ерофей, слышавший наш разговор, даже головы не повернул в мою сторону. Ждать пришлось долго, не менее получаса, но так как теперь у меня была определенная цель, то ожидание не казалось таким тягостным. Наконец из ресторана вышел Власов. Подойдя к пролетке, негромко сказал:

– Пшек встретился с каким-то мужчиной, с которым встречался ранее. Они не знакомились, а просто поздоровались. Сначала они спорили, но потом мужчина передал пшеку пакет, думаю, с деньгами. Есть еще кое-что. Через столик от них сидели двое мужчин, которые следили за ними, так как они это делали почти открыто, вывод один: они заодно с этим неизвестным типом. Предположу еще кое-что. Думаю, что те двое – бывшие офицеры. Взгляды, осанка, выправка, как ни прячь, все одно выплывет.

– А тот, сидевший с поляком, не походил на офицера?

– Нет. У него рожа купчишки или торгаша. Что дальше?

– Разделяемся. Вы, Владимир, идете за незнакомцами, а я за поляком. Ерофея я забираю, так что ищите пролетку.

– Хорошо.

– Вкусно там кормят?

– Вполне. Если как-нибудь заглянете сюда, возьмите курицу по-французски и салат провансаль. Не пожалеете.

Спустя пять минут из ресторана вышел дипломат и незнакомый мне мужчина. Они вежливо попрощались друг с другом, после чего мужчина остался стоять, а поляк пошел по улице, но не в сторону представительства. Я еще успел заметить, как из двери ресторана вышли двое мужчин, подошли к типу, после чего между ними сразу завязался оживленный разговор.

«Власов оказался прав, это явно бывшие военные».

Поляк тем временем, подойдя к краю тротуара, бросил ищущий взгляд по сторонам, при этом он скользнул взглядом по нашей пролетке, но я укрылся за широкой спиной Ерофея. Простоял он недолго, так как основная масса народа предпочитала идти пешком или висеть на подножке переполненного трамвая, так что спустя несколько минут к дипломату подъехала свободная пролетка, и мы сразу пристроились к ним сзади. Насколько я мог видеть, дипломат не суетился, сидел и смотрел в основном прямо, только изредка бросал взгляды по сторонам. Минут через десять пролетка остановилась, поляк расплатился и сошел у какого-то парка, за которым можно было разглядеть частные дома. Сойдя на тротуар, он сначала оглянулся по сторонам, затем достал часы, щелкнул крышкой и посмотрел, сколько времени. Спрятав их, снова посмотрел по сторонам. Он явно кого-то ждал.

– Ерофей, помедленнее.

Я проехал мимо, не зная, как мне поступить, но в следующий миг все решилось за меня. Сначала я услышал за спиной нарастающий стук копыт.

«Это тот, с кем он должен встретиться?»

Согласно ситуации, мне нельзя было оборачиваться назад, так как я сразу привлеку внимание, но сработало моя интуиция, которую я никак не мог проигнорировать, и поэтому стал свидетелем убийства человека, за которым охотился. Сначала я увидел, как пролетка стала притормаживать, одновременно сворачивая к тротуару. Поляк автоматически сделал шаг вперед, но сразу остановился. По его реакции можно было понять, что это был не тот человек, которого он ждал, затем он вдруг вскинул руки, словно защищаясь, и почти одновременно с этим жестом один за другим прогремели три выстрела, а следом раздался крик:

– Гони!

Стоило мне увидеть рухнувшего на тротуар дипломата с залитым кровью лицом, меня, несмотря на мою тренированную психику, охватили ярость и отчаяние. Именно поэтому стоило бешено несущейся пролетке начать обгонять нас, как я, не раздумывая, дважды выстрелил кучеру в спину. Тот как раз подался вперед, погоняя лошадь, поэтому качнувшись, рухнул с облучка головой вперед, упав под колеса собственной пролетки. Испуганная лошадь рванула, наехав колесами на труп, коляску со стрелком резко подбросило, и убийца, только что выбросивший в мою сторону руку с наганом и готовый стрелять, не удержавшись, вылетел из коляски.

Испуганным прохожим не понравились гонки со стрельбой, и все с криками стали разбегаться в разные стороны.

– Останови! – крикнул я.

Ерофей послушно остановил лошадь. Выскочив из пролетки, я подбежал к стрелку, который сейчас с трудом и неуверенно вставал на ноги. Судя по всему, он хорошо приложился головой о брусчатку. Вот только не успел он встать, как его рука оказалась в болевом захвате, а сам он, мыча от боли, торопливо зашагал в сторону моей пролетки. Ниточка, которая должна была привести меня к девочке, была готова снова оборваться. Ерофей, соскочив с облучка, помог мне закинуть в пролетку пленника, затем вскочил на свое сиденье и, резко тряхнув поводьями, крикнул:

– Давай, милая! Гони!

Лошадь резко рванула с места. Крики скоро стихли, а милицейских свистков я так и не услышал.

– Ерофей, знаешь тихое место? – спросил я извозчика.

– Знаю, – лаконично ответил он.

Спустя какое-то время мы быстро свернули за ближайший угол, проехали по короткой улице, затем выехали за парк и минут пять петляли среди частных домов. Казалось, что город исчез, растворился, особенно это стало видно, когда последние дома исчезли сзади, а впереди показались кусты и деревья. Остановились мы на краю какого-то поля, среди густого кустарника. Скинув стрелка на землю, словно тот был мешок с картошкой, затем спрыгнул сам. Моя ярость никуда не делась, только теперь она уже была под контролем. Ерофей, в свою очередь, спрыгнул на землю и теперь разминался, поводя плечами и потягиваясь. Он прекрасно понимал, что сейчас произойдет, но это его, похоже, не волновало, он даже предложил свою помощь:

– Помочь?

– Сам справлюсь, – ответил я ему, потом спросил сидящего на земле боевика. – Где девочка?

Даже откровенный страх, легко читаемый на лице убийцы, стерло удивление, вызванное моим явно неожиданным для него вопросом.

– Какая девочка?! Ты псих?!

– Зачем убил поляка? – задал я следующий вопрос.

– Приказали, вот и убил, – отвечая, он даже на секунду не задумался, а значит, говорил правду.

Умело построенный допрос много времени не занимает: «где, что, когда». Только надо правильно подвести человека к тому, чтобы выбор у него только один: отвечать быстро и кратко. В свое время мне доводилось сталкиваться с разными мастерами своего дела, а я всегда был хорошим учеником, поэтому упертости боевика хватило на десять минут, после чего вор и убийца Степка Бурый сам рассказал мне все, ему известно по этому делу. Вот только, к сожалению, он действительно ничего не знал о девочке.

– Значит, ты получил заказ на поляка и еще на двух типов. Кто они? Адреса, фамилии, приметы.

Несмотря на ломавшую его боль, Бурый на вопросы старался отвечать четко и быстро, так как понял, что лучше умереть, чем еще раз испытать подобное.

– Кто отдал приказ?

– Есть один. Из чекистов. Слушай, я тебе его покажу. Я знаю дом, где он живет. Все что скажешь, сделаю, только не убивай! У меня деньги есть!

– Где он живет?

Бандит назвал адрес, после чего я прокрутил ситуацию уже со стороны полученных фактов.

«Значит, чекисты. Узнав про девочку, они должны были ухватиться за это дело обеими руками. Большие связи и большие деньги. Если, как говорит Лука, дед Саши имеет большие деньги и влияние за границей, то они могли через внучку на него воздействовать. Как говорится, карманы набить и ордена получить. От кого узнали? Да от того же поляка. Хватит рассуждать – надо действовать».

– Как выглядит чекист?

Он описал мне человека, но каких-то особых примет не назвал. Обычный человек.

– Слушай. Хочешь, я этого чекиста сам… Хр-р-р.

Несколько секунд я наблюдал за агонией наемного убийцы, затем повернулся к пролетке и сразу встретился взглядом с Ерофеем.

– Я его обыщу?

– Только быстро, – сказал я и сел в пролетку.

Извозчик сноровисто, со знанием дела, обыскал покойника, затем сел с довольным видом на облучок.

– Куда едем?

К чекисту без подготовки ехать я не хотел. Дом мог быть ведомственный, с охраной, да и сам он мог сейчас находиться на службе, поэтому я решил сначала навестить двух типов, которые, возможно, были причастны к похищению девочки.

«Главное, чтобы они были дома».

Мне повезло, скажем так, наполовину. Я застал по указанному адресу только одного из них, Михаила Кракина. Это был грязный и вонючий тип, с опухшим лицом и гривой грязных волос, которые сальными сосульками падали ему на плечи. Он сидел на кровати, обняв себя за плечи, и смотрел в пространство стеклянными глазами.

– Принес? – это был первый вопрос, который он мне задал, стоило мне войти в их комнату.

Перед тем как ответить, я бросил взгляд по сторонам. На полу стояли пустые бутылки, валялись обрывки газет и какие-то тряпки, на столе стояли кружки, а на двух щербатых тарелках лежали засохшие объедки, видно оставшиеся от вчерашнего ужина. Мужчина только сейчас сообразил посмотреть, кто пришел, и перевел взгляд на меня.

– Ты кто? – спросил он и вскочил на ноги.

Его вопрос повис в воздухе, так как отвечать я не стал, а быстро сделал пару шагов вперед и врезал ему в челюсть. Кастет, который мне достался в наследство от Бурого, швырнул Кракина на кровать.

– Где девочка?

– К-какая д-девочка?!

Это было странно, но меня все время не покидало ощущение, что надо торопиться, что я теряю время. Несколько жестких и болезненных ударов заставили его не только кричать от боли, но и прочистили ему мозги, так как он сразу все вспомнил.

– Мы отвезли ее к Катьке.

– К какой Катьке? Где она живет?

Для лучшего усвоения моих вопросов я добавил несколько ударов, после которых он уже визжал от боли.

– Повторить?

– Нет. Не надо! Я…

Спустя две минуты я знал адрес Катьки, затем удар в висок оборвал никчемную жизнь бывшего гимназиста-анархиста и неудавшегося литератора. Дожидаться его подельника не имело смысла. Кракин не врал. Я подгонял его новыми и новыми вопросами, а страх и боль заставляли его давать быстрые ответы, поэтому он говорил только то, что знал. Чекист мне больше был не нужен, после того как стал известен адрес, где держат девочку. Перепрыгивая через две ступеньки, я выскочил из подъезда и бросился к пролетке.

– Погнали! – скомандовал я Ерофею и назвал адрес.

Когда мы подъезжали к нужному мне дому, молчаливый извозчик неожиданно подал голос и протянул руку, показывая куда-то вперед:

– Вон там стоит Владимир Михайлович. У газетного киоска.

Соскочив на землю, я быстрым шагом направился в его сторону. Мой мозг на основе полученной информации, автоматически прокрутив варианты, выдал наиболее возможный из всех.

«Эта сука польская, скорее всего, продала информацию о девочке тем самым тварям, за которыми пошел Владимир».

– Владимир?

Он почти не удивился, увидев меня, но только открыл рот, чтобы ответить, как со стороны дома раздались глухие хлопки. Толщина стен солидного, монументального дома хорошо заглушала звуки, к тому же они сливались с городским шумом, зато мы с Власовым прекрасно поняли их характер, поэтому, не раздумывая ни секунды, кинулись к подъезду. Вбежав в вестибюль, сразу бросились к широкой лестнице, только по пути я отметил неподвижное тело консьержа, лежащего на полу, но крови не было заметно.

– Стреляй в замок! – раздался чей-то крик, идущий сверху, затем прозвучали два выстрела. – Ломай дверь!

Следом послышался треск дерева. Я кинулся вперед, перепрыгивая через ступеньку, но стоило мне достигнуть первой площадки, как раздался выстрел. Пуля прошла рядом и ударила в стену, взбив облачко побелки. Я выстрелил в ответ, отскочил назад и пригнулся. Мощные резные перила меня хорошо скрывали, вот только впереди было открытое пространство площадки и лестницы, где я стану отменной мишенью для стрелка.

Решил за меня все Власов, выскользнув из-за моей спины, и сразу начал стрелять, отвлекая противника. Воспользовавшись поддержкой, я задавил чувство самосохранения, выскочил вперед и, как только увидел стрелка, дважды нажал на спусковой крючок. Они закричали почти одновременно, Владимир и наш противник. Оглянувшись, я увидел, что Власов зажал плечо рукой, а на его пиджаке расплывается красное пятно.

– Ты как?!

– Иди.

Взбежав по лестнице, перепрыгнул через бьющегося в агонии наемника и ворвался в квартиру. Моя интуиция все сильнее била в тревожный колокол: не медли! быстрее! еще быстрее! Проскочив прихожую, где пришлось перепрыгнуть еще через один труп, я оказался на пороге гостиной в тот самый миг, когда раздался вскрик:

– Убей девчонку! Я с этой сам разберусь!

В такие моменты, когда в тебе клокочет смесь эйфории, страха и боевого азарта, все идет на уровне боевых рефлексов, которые определяют цели и следующие действия. Стоило мне оказаться на пороге, как комната в моей голове предстала в виде объемного снимка, где сразу зафиксировались две фигуры мужчин, представлявшие для меня опасность. Один из них стоял ко мне спиной, направив оружие на женщину, которая прижалась спиной к стене, второй, стоявший ко мне вполоборота, в этот самый момент схватился за ручку двери, ведущей в другую комнату. Именно он сейчас представлял для меня наибольшую опасность, к тому же он быстрее среагировал и был уже готов выстрелить, как я дважды нажал на спусковой крючок. Его ударило в бок и плечо, но он все же успел выстрелить, к счастью, в последний миг рука его дрогнула, и пуля вошла в косяк двери. Ствол моего кольта мгновенно переместился на второго мужчину, и на его белой рубашке расцвело красное пятно. Его лицо исказилось от боли, он хотел закричать, но из горла вырвался только хрип, а затем толчками пошла кровь, колени подогнулись, и он рухнул лицом вниз.

«Почему он промедлил с выстрелом?» – мелькнула в голове мысль, но тут же исчезла.

– Где девочка?!

Женщина показала рукой на дверь спальни. Я бросился к двери, схватив за ручку, рванул на себя. Быстро обежав комнату глазами, не увидел девочку и поэтому позвал:

– Сашенька! Ты где?

– Саша! Ты наконец пришел! Я молила боженьку, чтобы ты скорее пришел! – раздался ее голос из-под кровати.

В следующую секунду девочка выбралась и бросилась ко мне, при этом она прижимала к себе плюшевого медведя.

– Закрой глаза…

Она непонимающе посмотрела на меня, но я сразу повторил:

– Закрой глаза. Мы уходим.

Заткнув кольт за ремень сзади, я подхватил девочку на руки.

– Не открывай глаза, – снова предупредил ее я, выходя из спальни.

– Мадам, извините за беспокойство, – неожиданно раздался голос Власова, когда я только направился к выходу.

«Отлично. Рана не серьезная», – сразу подумал я.

– Спасибо вам, – неожиданно раздался за моей спиной хрипловатый голос женщины.

Быстро спустившись вниз, мы увидели, что консьерж уже сидит на полу, держась за разбитую голову. Проскочив мимо него и выскочив на улицу, мы сразу оказались под прицелом нескольких десятков любопытных глаз, которые наблюдали за домом с безопасного расстояния, но милиции пока, к нашему счастью, не было. Я опустил девочку на тротуар:

– Открывай глаза. Пошли.

Не успели мы сесть в пролетку, как Ерофей хлестнул лошадь, и только тогда мы услышали милицейские свистки. Наш извозчик ловко и умело лавировал между автомобилями, пролетками и трамваями, унося нас все дальше от места перестрелки. Вдруг он куда-то свернул, и спустя несколько минут мы оказались на другой улице, где Ерофей придержал лошадь, и дальше мы уже ехали неспешной трусцой.

– Владимир, вы как? – поинтересовался я раной Власова.

– Ерунда. Царапина. А вот пиджак жаль.

Вдруг неожиданно девочка заплакала. Мне много чем приходилось заниматься в прошлой жизни, но быть в роли няни еще не доводилось. Достал платок, наклонился, вытер ей глаза.

– Все, все, успокойся. Все позади. Теперь у тебя все будет хорошо, Сашенька.

– Где ты был все это время? Мне было очень плохо. Я видела, как Ядвигу ударили…

– Извини меня, малышка, я постараюсь, чтобы этого не повторилось.

– Почему все так случилось? Мы же ничего плохого не сделали!

– Все закончилось. Поверь мне, у тебя теперь все будет хорошо. Сейчас мы поедем к Луке. Он тебя очень ждет.

– Я очень сильно по нему скучала. Как он?

– Скучает и ждет тебя.

Приехали мы быстро. Сашенька порывалась пойти со мной, но я оставил ее под присмотром Власова. Только я постучал в дверь, как она почти сразу открылась.

– Где Сашенька?! Вы ее нашли?!

– Нашли. Она сейчас внизу, ждет вас. Давайте ваши вещи, мы сейчас уходим.

– Сашенька! Какая радость! – лицо старика осветилось радостью, но почти сразу потускнело. – Постойте! Погодите! Как?! А где мы будем жить?!

У меня не было желания отвечать на его вопросы, поэтому я резко спросил:

– Где вещи?

– Да. Да! Сейчас.

Чтобы их перевезти, нужна была вторая пролетка и новая квартира, которую еще предстояло найти, поэтому я решил сделать все проще. В пролетку мы положили вещи и посадили Сашеньку, а сами пошли пешком, тем более идти до временного места жительства было недалеко. Я решил их пока определить у себя, посчитав, что здесь они будут в большей безопасности. Не успели мы подъехать к моей квартире, как я увидел сидящих под забором Степку и Ивана, которые уже успели вернуться. Стоило им увидеть меня и девочку, как они вскочили на ноги, весело заулыбались и замахали руками.

– Дядька приехал! Дядька! А мы тебя ждали!

– Потом поговорим, пацаны.

Власов с Ерофеем сразу уехали, а я какое-то время помогал старику и девочке устроиться на новом месте. После сегодняшних событий Сашенька едва держалась на ногах, впрочем, как и старик, не спавший почти сутки. Лука уложил ее в кровать, а сам прилег рядом, но перед тем, как уйти, я его предупредил:

– На улицу не выходить. Еду я принесу. Завтра, скорее всего, переедем на новое место. Отдыхайте.

Выйдя, я подозвал беспризорников.

– Где Живчик и Вася?

– Скоро придут, дядя. Что надо делать?

– Держите, – я протянул им два червонца.

– Живем! – восторженно округлил глаза Иван.

– Сейчас давайте быстро к тому дому, где жила девочка. Туда скоро приедут… менты. Возможно, будут ходить по домам. Про девочку ни слова и сами будьте осторожны. Вы меня поняли?

Беспризорники дружно закивали головами.

– Потом мне все расскажете.

Проводив взглядом мальчишек, я пошел во двор и сел на лавочку, с наслаждением вытянув ноги. Я опять выиграл, выдрав удачу зубами у судьбы, а в этот раз еще и у времени очередную победу. Как и в прошлой жизни, так и в этой я привык свои дела доводить до конца. Мне приходилось убивать людей, когда я служил, защищая себя или же в личных целях, когда те несли угрозу для близких мне людей. В тех и других случаях я последовательно шел до конца, сметая преграды со своего пути, и, если надо было, использовал любые грязные приемы, которые только знал, для достижения своей цели. Так было и сегодня. По заведенной давным-давно привычке я прислушался к себе, но не к совести, так как жил по собственному кодексу чести, а к своей интуиции, которая частенько меня выручала, причем не только в минуты опасности, но и в жизненных ситуациях. Ведь это она гнала меня сегодня все время, торопя и подхлестывая, а теперь затихла и молчит, значит, я все сделал правильно.

Вот теперь, решил я, можно спокойно подумать над тем, что произошло, тем более что неясностей и здесь вполне хватало.

«Чекисты каким-то образом узнали о девочке и перехватили у поляков эту операцию, но затем решили оборвать все концы. Тут неожиданно появляюсь я и все им порчу. Кто я и откуда появился, они не знают, но зато найдется масса свидетелей, которые опишут меня и Власова. Это не очень хорошо, но так как у нас особых примет нет, описания будут весьма расплывчаты. Здесь меня интересует только одно: пойдут они дальше или просто оставят все как есть? Судя по тому, что я знаю, похищение девочки не имело официального характера, хотя, как выяснилось, ей сразу пообещали, что скоро отправят к дедушке. Тут хотя бы ясны мотивы: деньги и игры спецслужб. Вот только кто были те убийцы в квартире? Они не хотели брать Сашу живой, а собирались ее ликвидировать. Зачем? Мужчина, отдавший приказ убить, не был боевиком, в отличие от своих наемников. С теми все понятно, бывшие офицеры-белогвардейцы. А вот кто он? Хм. Лицо у него своеобразное, широкий мясистый нос, пухлые щеки. Лет сорок. Еще он помедлил с выстрелом, тем самым спас мне жизнь. Не смог выстрелить в человека? В первый раз? Отдать приказ убить ребенка и не нажать на спусковой крючок? Весьма странно. Интересно, как он вышел на поляка? Ладно, хватит мозг ломать. Пойду».

Когда я приехал к Власову, тот уже был изрядно навеселе. Сидел в одних штанах, голый по пояс, с перевязанным плечом. Рубашка и пиджак, заляпанные кровью, валялись на полу. Глаз автоматически отметил на его теле два старых шрама, один резаный, а второй от пули. Обежал глазами стол. Открытая бутылка коньяка, закуски, при этом было видно, что пил не один. На столе стояла на треть опустошенная бутылка коньяка и две рюмки, а на полу валялась еще одна бутылка, но уже пустая.

«Ерофей, кто ж еще», – определил я собутыльника Владимира.

– Саша, рад! Давай выпьем!

Я сел за стол. Владимир достал из буфета чистую рюмку и разлил коньяк.

– Будем живы, не помрем! – произнес он тост и сразу опрокинул рюмку себе в горло.

Вслед за ним выпил и я. Ухватил вилкой с тарелки кусок ветчины, откусил, прожевал.

– Как самочувствие, Владимир?

– Если вы про рану, то это чепуха. А вообще я чувствую себя просто замечательно! Знаете, в такие дни я чувствую себя по-настоящему живым, Саша. А почему? Потому что чувствую себя нужным. За последние полтора года такие дни можно пересчитать по пальцам. Не смотрите на меня так, я не собираюсь предаваться грусти-тоске. Наоборот, у меня сейчас подъем чувств, и я нахожусь в полном согласии с самим собой. Для меня это настоящий подарок! Знаете, Саша, я, наверно, человек войны. Не хвалясь, скажу, что я умею воевать, да и мои награды об этом говорят. Я на германском фронте был с первого дня и за солдатскими спинами не прятался. Вы уже наверняка догадались, что я и дальше продолжил воевать. Так и есть! Прошел всю гражданскую до самого конца! Сомнений в выборе стороны у меня никогда не было, но только почему народ пошел за большевиками? До сих пор не могу понять, как такое могло случиться! Там, за границей, я все время думал, как жить, когда у тебя забрали родину? Пытался спрашивать у людей, может, я чего-то не понимаю, но в конце понял только одно: у каждого из них свое виденье, как обустроить Россию-матушку. Большинство эмигрантов – слюнтяи и тупицы, которые только и умеют, что пить водку и спорить о судьбах России. Я испил там полной чашей унижение, после чего у меня осталась только ненависть. Я ненавидел комиссаров, которые забрали у меня все, и когда мне предложили примкнуть к делу борьбы за освобождение России, я сразу дал свое согласие. Я человек дела. Раз надо – пойдем напролом, убирая все преграды, стоящие на нашем пути! И неважно, каким способом. Главное – освободить Россию от большевистской нечисти! Но это была только одна причина. С не меньшей силой мне хотелось увидеть семью. Ведь в последний раз я видел сына совсем маленьким. Какой он сейчас? Только что я получил здесь? Предательство! Удар в спину! Гибель семьи! Отчаяние! И четкое понимание того, что большевистская Россия не просто продолжает жить, но еще и крепнет день ото дня! Меня опять лишили всего! Как такое можно пережить?! Какое-то время я пытался жить, стараясь думать, что все в моей жизни наладится, пока не понял, что это не мое. Не мое и все! Вот так и дошел до хандры. Потом появились вы, Александр, и все изменилось. Я рад! Рад нашей встрече и хочу выпить за вас, весьма загадочную личность! Разливайте.

Мы выпили, потом я его спросил:

– Что за человек этот Ерофей?

– Ничего о нем не скажу, кроме того, что мы когда-то воевали бок о бок. У него, как и у меня, новая жизнь. Так что не только вы, дружище, можете изображать таинственность и загадочность.

Пить коньяк мне больше не хотелось, как и сидеть с подвыпившим Власовым, которого того и гляди снова потянет в философские размышления о смысле жизни. Я бы с удовольствием послушал его воспоминания о прежней жизни, но он только что дал понять, что не намерен об этом говорить.

– Знаете, Владимир, а я, наверно, все-таки съезжу к антиквару.

– Ну вот, только я настроился на душевный разговор… Впрочем, дело есть дело. Сейчас, погодите, – он оглянулся по сторонам, потом нашел глазами пиджак, лежащий на полу. – В пиджаке возьмите. В боковом кармане.

Я достал из кармана пиджака матерчатый сверток.

– Там все, о чем я вам говорил. Перстень, часы и колье. И еще. Ключ от входной двери на столе лежит. Возьмите, если вдруг усну.

Выйдя на улицу, подошел к краю тротуара, бросая взгляды по сторонам и высматривая свободную пролетку. Мимо меня, шелестя шинами, ехали легковые и грузовые автомобили самых разных моделей, прогремела по булыжнику ломовая телега с обитыми железом колесами, везшая бревна. Ударил по ушам резкий и дребезжащий электрический звонок трамвая, предупреждая зазевавшегося крестьянина, ехавшего на телеге. Наконец я увидел свободную пролетку и призывно замахал рукой. Усевшись, назвал адрес антикварного магазина.

– С ветерком али как, гражданин-товарищ-барин? – поинтересовался сразу извозчик.

– Али как, – с ехидством ответил я.

– Как скажете, – поскучнел лицом извозчик, так как понял, что на дополнительный двугривенный можно не рассчитывать. Бросая взгляды по сторонам, я отмечал, что в уличной толпе мало хорошо одетых людей, нет буржуазных шляпок, котелков, галстуков и перчаток: преобладали красные платки, кепки и картузы на людях, которые висели гроздьями на проходивших трамваях, входили и выходили из лавок и магазинов, стояли кучками у пивных. Хотя я вписался в это время, меня каждый раз поражало нечто новое, попадавшееся на глаза. На этот раз это оказался висевший на стене плакат. На фоне мужика с почтовой сумкой, полной газет, шла надпись: «Стой, крестьянин и рабочий! Советский работник, партиец, комсомолец, избач, подписывайся и распространяй газету ”Красный звон”!»

«Актуальное название. Прямо в точку!» – со смешком прокомментировал я название газеты.

Оставив Зворыкина с Анастасией Васильевной, мы с Власовым пошли по улице. Сначала молчали, потом Владимир неожиданно сказал:

– Саша, как вы смотрите на то, чтобы съездить на вокзал. Узнаем, как там с билетами на Минск.

– А как вы смотрите на то, чтобы найти сокровища Юсуповых? – озадачил я его неожиданным вопросом.

– О как! Неожиданно. Про кремлевский сейф вы так ничего нам не объяснили, и здесь, так понимаю, тоже ничего не расскажете.

– Вы правы, прямо сейчас ничего не расскажу, но потом, когда придет время, вы все узнаете. Сейчас мне надо получить ваше согласие.

– Так я вам уже говорил, Александр. Рассчитывайте на меня. Причем не из-за денег, хотя они и придают приятность жизни, но больше из-за желания очередной раз щелкнуть по носу комиссаров, – он замолчал, но я видел, что он хочет еще что-то сказать. – Знаете, когда-то я завидовал богатым людям, вроде Феликса Юсупова. Молодой, красивый, богатый. Я был тоже изрядным гулякой, вот только денег мне постоянно не хватало. Карты, шампанское, девушки. Потом жена, ребенок. Жил и мечтал, как все молодые люди, пока не началась война с германцем. Вот тут и все кончилось… Черт! Все время забываю, что вы очень молоды. В общем, смело рассчитывайте на меня в любых ваших начинаниях, которые не заденут моей чести. Кстати, вы не думали переехать ко мне?

Его неожиданный вопрос навел меня на мысль об оставшемся на моей квартире саквояже. Несмотря на солидные траты, у меня еще осталась треть того, что я привез из Красноярска. Несколько слитков золота, полторы дюжины золотых монет и мешочек с драгоценными камнями.

– Подумаю. И еще. Владимир, если вы все же поедете на вокзал, то на этот раз без меня. Есть у меня кое-какое дело.

– Когда ждать?

– Пока не знаю.

– Тогда хорошо вам погулять, Саша.

Приехав к себе, я застал возле своей мансарды только одного Степку.

– Дядя, привет, – подошел ко мне беспризорник.

– Привет, сын улицы. Как жизнь?

– Пока неплохо. В ту квартиру другой мент приехал, а тот, что до него был, уехал.

– Держи, – я дал ему два рубля, после чего со смешком добавил: – За верную службу.

– Благодарствую, дядя, – вполне серьезно ответил мне паренек, приняв мои слова за похвалу.

– Где остальные?

– Живчик с Ванькой на реке, а где Васек – не знаю.

– Больше не наблюдайте. Ваша работа закончилась.

– Значит, все? – в голосе парнишки была грусть.

Он знал, что этим все закончится, но все время отгонял эту мысль. Уж больно хорошо им все это время жилось.

– Все, Степа, все.

– Пока, дядя.

– Пока, племянник.

Отворив калитку, я прошел во двор. Щелкнул замок. Я открыл дверь и вошел.

Достал саквояж, проверил – все было на месте. С грустью посмотрел на кровать. Честно говоря, я устал за эти дни, да еще сказывалось постоянное напряжение. К тому же моя интуиция подсказывала, что опасность не прошла, нас будут искать, об этом как раз и говорила не снятая засада на квартире. Забрав саквояж, вышел, закрыл дверь на ключ. Совсем уходить я пока не собирался, так как в любой момент может понадобиться запасная квартира.

Сойдя с пролетки у дома, где жил Власов, я поднялся и открыл дверь. Самого хозяина дома не было. Я оставил саквояж в его квартире. Спустился вниз и постучал в квартиру, куда переселил девочку и Луку. Дверь открыла Сашенька. Вид у нее был расстроенный.

– Дедушка Лука не встает, все время лежит и тяжело дышит. А еще он плохо ел, – с ходу выложила она мне свои грустные новости.

– Разберемся. Ты как сама-то? Ела?

– Хорошо. Ела.

Ответ не соответствовал действительности, уж больно у нее был несчастный голос. Я прошел в комнату. На кровати полулежал с белым, как простыня, лицом Лука Никитич. Рядом на стуле лежали какие-то порошки и стоял стакан воды.

– Как вы? – подходя к больному, спросил я.

– Держусь, – старик попробовал улыбнуться, но губы вместо этого сложились в некрасивую гримасу.

– Мы сейчас сходим с Сашенькой куда-нибудь поесть и принесем вам еды. Может, вам врача вызвать?

– Не надо. Отлежусь.

– По пути можем зайти в аптеку и купить необходимые вам лекарства.

– Не беспокойтесь, Александр. Хотя… Если только квасу холодненького принесете.

– Хорошо. Сашенька, идем.

Похищение девочки сильно надломило старика. Я надеялся, что рядом с девочкой он снова вернет свои силы, вот только этого не произошло, возраст и подорванное здоровье брали свое. Это было уже видно во время переезда, когда он даже не шел, а еле-еле переставлял ноги. Идя с девочкой, я решил, если к утру ему не будет легче, положу его в больницу. Зашли в первое попавшееся нам на глаза кафе с названием «Золотой павлин».

«С претензией на шик, что ли?» – усмехнулся я про себя, прочитав вывеску.

Помещение было небольшим – семь столиков. В дальнем углу стояло пианино, за которым сейчас сидела молодая женщина. Легкая музыка плыла по залу. У небольшой стойки стоял скучающий управляющий. Черный костюм, безукоризненно белая сорочка, аккуратный пробор на голове и холеные усики. Посетителей было немного. Влюбленная парочка, сидевшая за столиком, стоящем в углу. Они пили вино, ели мороженое, но при этом было видно, что пара сейчас жила в своем собственном мире, сотканном из любви и нежности. За другим столиком сидела компания из четырех человек. Двое мужчин со своими подругами. Кем они были, судить было трудно. Белые полотняные костюмы, светлые рубашки, на дамах все современное и новое – платья по колено и шляпки модели «колокольчик». Украшений на них было немного.

«Не нэпманы, так как перстней и прочей мишуры на них нет. Скорее всего, гуляют советские начальники или партийные функционеры средней руки».

Не успел оглядеться, как к нам подошел щеголеватый мэтр, расплылся в резиновой улыбке и пригласил за столик. Только мы раскрыли меню, как возле нашего столика вырос официант, да и заказ принесли на удивление довольно быстро. Девочка, несмотря на то, что была расстроена, ела бифштекс с отменным аппетитом. Когда я закончил есть, а Саша все еще наслаждалась пирожным со взбитыми сливками, в кафе вошла стильно одетая молодая пара. Они сели недалеко от нас. Она – коротко стриженная, в бежевом коротком платье, с длинной папироской в зубах. Из украшений на ней только длинные бусы, спускающиеся до середины живота. Он – приталенный светлый костюм, лаковые штиблеты, тонкие усики. На оттопыренном мизинце – перстень. Новая молодая буржуазия. Все бы ничего, если бы я не услышал одну из его фраз.

– Девочка моя, – произнес ее кавалер с придыханием, – я прокачу тебя по красивой жизни на дутых шинах кабриолета моей любви.

Я с большим трудом удержался, чтобы не заржать во весь голос. Только фыркнул. Саша как раз в этот момент выбирала в меню еду для Луки, вскинула голову и удивленно посмотрела на меня, как и официант, стоящий рядом. После некоторых споров решили взять куриный суп с лапшой, сдобное печенье и квас.

– Счет, пожалуйста.

Официально улыбнувшись, официант подал мне красную книжечку со счетом.

«Два рубля! Одним словом, столица».

Мы вышли из кафе, нагруженные едой. Я нес в пакете горшочек с супом и бутылку с квасом, а Александра – печенье и конфеты. Придя, мы увидели, что Лука перебрался с кровати за стол.

Ел он нехотя, через силу, а потом и вовсе отодвинул от себя тарелку, хотя съел только половину. Девочка попила чай с печеньем, потом вдруг стала зевать и тереть сонные глаза.

– Плохо спала ночью? – спросил я ее.

– Угу.

Я уложил Сашеньку спать, потом помог старику добраться до кровати, так как он как-то разом ослабел.

– Совсем плохо? – спросил я его.

– Плохо, – признался он.

– Я пошел за врачом.

Найти врача оказалось не так просто. Один из частно практикующих врачей был на вызове, а второй оказался на месте, но вел прием пациентов. Нагло ворвавшись в кабинет, я с ходу сунул ему два червонца и пообещал дать еще три, если он сразу, прямо сейчас, пойдет со мной. Доктор решил, что такие деньги на дороге не валяются, и пошел со мной. Ключ от двери я взял с собой, поэтому мы сразу прошли в квартиру. Я попросил привезшего нас извозчика обязательно дождаться меня.

– Проходите, доктор.

Старик лежал в кровати с закрытыми глазами. Меня не было всего часа полтора, а его уже трудно было узнать. Бледное, осунувшееся лицо с синюшным оттенком было как у покойника, и только хриплое дыхание говорило, что он жив. Доктор, ни слова не говоря, принялся за его осмотр. Лука почти не отреагировал на чужого человека. Единственное, что меня радовало в этой ситуации, так это то, что девочка спала. Доктор поправил нательную рубаху на больном, подтянул вверх одеяло, потом встал и сказал:

– Извините, но я ничем не могу ему помочь. Он умирает.

– Спасибо, – я протянул ему деньги.

Врач пару секунд колебался, но деньги все же взял и сразу ушел.

– Лука Никитич, – позвал я старика. – Как вы?

Он открыл глаза. Какое-то время молчал, вглядываясь в меня, потом прохрипел:

– Все. Отжил я. Береги Сашеньку.

Я посмотрел в сторону девочки, та сладко спала. Выйдя, подошел к ожидавшему меня извозчику и сказал:

– Нужна помощь. Не обижу.

Мужчина оказался хорошим человеком, он не только знал, где расположена ближайшая больница, но и помог мне вынести старика, а затем усадить его в пролетку. Когда мы с Иваном, так звали извозчика, довели Луку Никитича до приемного отделения, я поблагодарил его и рассчитался, дав десять рублей. Когда санитары увезли старика для осмотра, я около часа сидел в приемной в ожидании, что мне скажут, хотя ответ мне был уже известен. Врач вышел и повторил то же самое, что за час до этого сказал мне частник.

– Он умирает. Сутки, может, двое. Сегодня приходить уже не надо. Лучше завтра, с утра.

– Спасибо вам.

Врач только коротко кивнул и пошел обратно. Вернувшись, я увидел, что Сашенька сидит за столом и плачет. Не успел я войти, как она сразу бросилась ко мне:

– Что с дедушкой Лукой?!

– Ему стало плохо, и я отвез его в больницу.

– Но он же живой?

– Он умирает, Сашенька.

Девочка неожиданно бросилась ко мне и, обняв, спрятала заплаканное лицо у меня на груди. У меня никогда не получалось успокаивать людей в их личном горе, а тут ребенок. Я погладил ее по голове и тихо сказал:

– Что тут поделаешь, маленькая. Все люди рано или поздно умирают.

Когда мы с Сашенькой утром в половине девятого пришли в больницу, нам сказали, что Лука Никитич умер ночью, около двух часов.

Девочка заплакала навзрыд, да и мне стало грустно, правда по совсем другой причине. Плохо, когда хороший человек умирает, но я его практически не знал, а вот то, что его обязанности сейчас легли на мои плечи, меня действительно расстроило.

«Наемником был, егерем был, телохранителем был, да мало ли кем я был, но нянькой… Это, наверно, невероятно круто».

Найдя ближайшее похоронное бюро, я договорился с его хозяином, что тот все возьмет на себя, затем оплатил его услуги, пообещав при этом хорошую премию, если все пройдет быстро, четко и аккуратно. Похороны состоялись уже на следующий день, потом мы, вместе с Александрой, сходили в церковь, где поставили свечи и заказали заупокойную молитву, затем какое-то время сидели в кафе. Девочка была грустная, молчаливая и опять почти ничего не ела.

– Хоть компот с булочкой поешь.

– Мне что-то не хочется. Честно, – она опять на какое-то время углубилась в свои мысли, потом вдруг подняла на меня глаза и неожиданно сказала: – Знаешь, Саша, я думаю, что дедушка Лука за свою доброту обязательно попадет на небо.

– Конечно, он же был хорошим человеком, – подтвердил я ее слова.

– Может, он станет ангелом? Ведь он был очень хорошим и добрым.

– Не знаю, я там не был, – по привычке пошутил я, но увидев грустное лицо девочки, которая очень хотела услышать подтверждение своим словам, добавил: – Даже если не будет ангелом, его обязательно там примут хорошо.

– Мне без него очень плохо.

– Всегда больно терять близкого человека, но это пройдет. Поверь мне, Сашенька.

– Я не помню, как умирали мои папа и мама. Я была тогда совсем маленькая. Дедушка потом мне сказал, что они не мучились, а умерли быстро и легко. Раньше мне было легче их вспоминать, а сейчас у меня это плохо получается. Временами мне кажется, что я их помню, как прежде, а когда пытаюсь их представить, не всегда получается. Это плохо?

– Ты же сама говоришь, что тогда была совсем маленькой. Ты просто думай о них хорошо, и их лица обязательно всплывут в твоей памяти, а сейчас постарайся не думать о грустном, а лучше подумай о своем настоящем дедушке. Он тебя очень любит и ждет с нетерпением. Тебе будет хорошо с ним.

– Я его совершенно не помню. Может, я ему еще не понравлюсь.

– Он твой дедушка, а ты его внучка. Вы сейчас самые близкие друг другу люди, как он может тебя не любить.

– Ты отвезешь меня к нему?

– Отвезу. Обещаю тебе это. А сейчас хоть немного поешь.

Глядя на девочку, которая с заплаканными глазами с трудом глотала, я неожиданно сам расхотел есть. Подозвав официанта, расплатился. Выйдя из кафе, мы нашли извозчика и поехали к Власову. Тот, уже знавший о смерти Луки, только спросил:

– Все закончилось?

Я только кивнул головой, проходя в комнату. Власов достал из буфета коньяк, и мы помянули покойника.

– Пусть земля ему будет пухом. Ты как, Сашенька?

– Мне грустно, дядя Володя.

– Извини, милая, но все, хорошие и плохие люди, рано или поздно уходят. Тут уж ничего не поделаешь. Давай мы будем просто надеяться, что там ему будет лучше, чем здесь. Могу только пообещать, что со временем вся твоя печаль пройдет, так как человек не живет одним днем, что бы там ни говорили. У меня очень вкусный квас есть. Сегодня, буквально за час до вашего прихода, за ним ходил. Хочешь?

– Хочу.

Какое-то время мы обсуждали наши дела, стараясь не говорить лишнего, при этом постоянно косились на девочку, которая сейчас стояла у окна и смотрела на улицу. Ребенок связывал наши действия. Первым предложил решение этой проблемы Власов:

– Нам нужна няня для Александры. Просмотрим объявления и найдем нужного человека.

– Няня? – девочка оторвалась от окна и повернулась к нам. – Вы хотите взять мне няню?

– Ты против? – спросил я ее.

– Не знаю, – девочка помолчала. – Но я думаю, это правильно, ты же, Саша, не можешь быть всегда со мной. Только пусть она не будет сердитой и строгой, хорошо?

– Хорошо. Наймем такую, которая понравится нам всем, – пообещал я девочке.

– Саша, вы не забыли? Нам нужны деньги, – вдруг неожиданно напомнил мне Владимир. – И не забудьте про просьбу Петра. Езжайте-езжайте, я посижу с Александрой.

Я взял с собой составленный нами на глаз список трети ювелирных изделий, которые мы собирались продать, и дюжину из них для продажи сразу, также передо мной стояла задача узнать, как быстро ювелир сможет обналичить за неделю часть драгоценностей Зворыкина. Об этом просил сам Петр Сергеевич, который присмотрел дом и теперь хотел его купить, чтобы поселиться там со своей любимой женщиной.

Сойдя с пролетки, я толкнул дверь антикварного магазина, вошел в помещение и сразу увидел, что Фейсман занят. Прямо сейчас он напористо торговался с каким-то несговорчивым покупателем, который, судя по резким репликам, наотрез отказывался платить предложенную ему цену. Стоило ему увидеть меня, как антиквар на секунду оторвался от спора, кивнул мне головой и крикнул:

– Олечка!

Девушка почти сразу вышла, нашла глазами меня и тут же поспешила мне навстречу, причем сегодня на ее лице было радостное выражение. Такая неожиданная перемена в ее поведении меня сразу насторожила и привела к двум возможным вариантам развития событий. Или антиквар хотел подложить ее под меня, чтобы я стал более сговорчивым, или это была ее личная инициатива. В обоих случаях меня собирались хорошенько нагреть на деньги.

– Здравствуйте, Александр. Вас давно не было. Не хотите чаю?

– Здравствуйте, Оля. Спасибо, нет.

Постепенно в наш разговор она стала искусно вплетать нотки кокетства, мило краснела, пока я изображал молоденького парня с сияющими глазами, пожиравшего глазами эффектную женщину. При этом она как бы вскользь намекала, как трудно встретить порядочного мужчину и как тяжело жить такой красивой женщине, как она. У мужчин в голове один разврат, а ей так хочется большой и чистой любви. Естественно, я с ней сразу согласился, высказывая гневное возмущение по поводу всяких прохвостов, которые не понимают прекрасной души женщины, а вместо этого им нужны только плотские утехи. Скоро громкий спор стал стихать, что означало: они пришли к соглашению, поэтому я решил форсировать события и пригласил Олю на свидание, обещая шикарный ужин и прекрасное обхождение. Мило покраснев и потупив глазки, она дала свое согласие.

Стоило клиенту перешагнуть порог магазина, как Оля поднялась и скрылась за занавесом, а я подошел к стойке.

– Нет, вы видели! Чтобы заработать пару копеек, мне пришлось потратить нервов на рубль! Как так можно торговать, молодой человек! Ведь никакого здоровья…

– Я вас утешу, – перебил я его. – Я пришел к вам для того, чтобы вы хорошо заработали. При этом учитывая мое хорошее отношение к вам, я рассчитываю получить хорошую цену за свои ювелирные изделия. Кроме этого, я принес список, который должен вас порадовать.

– Вы опять насмехаетесь, молодой человек. Позвольте вас спросить: куда у нынешней молодежи делось уважение к старшим? – тут он скосил глаза на листок, который я развернул перед ним на прилавке, после чего стал вести пальцем по списку, издавая звуки, мало похожие на слова. Потом поднял глаза на меня и тихо спросил: – Это все у вас есть?

– Да, – тихо ответил ему я, после чего достал из кармана сверток, а затем развернул его.

Антиквар неожиданно сорвался с места, подбежал к дверям, закрыл их на ключ, повесил табличку «Не работаем», после чего вернулся, достал лупу и погрузился в изучение ювелирных изделий. Он их нежно касался, крутил их перед глазами, рассматривал через лупу, а спустя какое время посмотрел на меня и назвал мне сумму. Я потребовал в два раза больше, потом у нас был долгий, обстоятельный и несколько бурный разговор по поводу цен, но, в конце концов, мы сошлись в цене. Он рассчитался со мной, потом сказал:

– По списку мне надо еще поработать, а нужную вам сумму я думаю собрать в течение десяти дней. Никак не раньше. Вас это устроит?

– Думаю, да.

– Тогда сегодня я закрою магазин раньше, мне надо будет кое с кем посоветоваться, – доверительным тоном сообщим он мне. – Оля!

Девушка сразу появилась.

– Я закрываю магазин. На сегодня ты свободна.

– Большое вам спасибо, Моисей Львович! – скользнув взглядом по своему работодателю, она тут же устремила на меня требовательный взгляд. Честно говоря, я не собирался так быстро выполнять свое обещание, но деваться было некуда, да и не привык я отступать в амурных делах.

– Оля, вы не против, если я вас провожу?

– Погода хорошая, мы можем погулять.

После короткой прогулки и ресторана мы как бы случайно оказались у нее дома. Тут она сменила роль наивной девушки на роль роковой женщины, после чего мы оказались в постели.

– Первый раз меня пытались изнасиловать в восемнадцать лет, когда быдло грабило нашу квартиру. Я яростно сопротивлялась, кому-то ткнула пальцами в глаза, тот заверещал, как свинья, затем раздался крик: «Атас!» – а в следующее мгновение голова словно взорвалась. Очнулась я уже в больнице. На всю свою жизнь запомнила полный дикого страха крик отца «Не надо!» и истошный вопль матери. После этого я на долгие годы заработала страх перед темнотой и резким звуками за окном. Потом красных прогнали белые, а затем, спустя какое-то время, их снова сменили красные. Я тогда работала на почте, когда появился красный командир, наклонился к окошечку и сказал восхищенно: «Ох, какая девица-краса!»

Глянула я на него и поплыла. Плечи широченные, чуб, усы, глаза – синь небесная, озорные и веселые… Голова закружилась, дыханье сперло, снова в глаза его заглянула… Через неделю его часть снялась. Он уехал, а я осталась. Много чего было потом у меня. Менялись города, менялась работа, менялись любовники. Даже как-то замуж вышла, и тогда я узнала, что не могу иметь детей. Развелись. Мне двадцать пять лет, а я чувствую себя старухой. Зря я, конечно, тебе это все рассказываю, но иногда мне надо выговориться. Мне тогда на душе легче становится. Пусть на какое-то время, но все одно легче. Ты хороший мальчик, Саша. Молчишь, слушаешь, может, даже сочувствуешь, да и взгляд у тебя, как у взрослого мужчины, понимающий. Спасибо тебе, мальчик.

Она неожиданно откинула простыню, встала, не стесняясь своей наготы, подошла к окну. Взяла с подоконника пачку папирос и спички, закурила. Просто стояла, глядя в начавшие сгущаться сумерки за окном, и неторопливо курила. Я смотрел на ее изящную фигуру, крутые бедра, стройные ноги, и неожиданно, сама собой, в голове сложилась стихотворная фраза: «Фигурка точеная, а душа крученая».

Затушив папиросу, она развернулась, подошла к кровати и спросила:

– Ну что, родненький, налюбовался?

– Красивая ты, Олечка.

– Знаю. Вот только у меня, кроме этой красоты, больше и нет ничего. Хотя… нет, есть кое-что. Страсть. Она заставляет громко биться сердце, туманит разум, доставляет наслаждение. Дай мне забыться, Сашенька.

Она была довольно умелой в постельных утехах и старалась сделать все, чтобы я окончательно потерял голову. Вот только она верила маске молодого человека, под который скрывался опытный и знающий жизнь мужчина, и поэтому изначально проигрывала по всем статьям. Впрочем, роль роковой женщины она отыграла на «отлично». Ее душевные излияния должны были падать на благодатную почву влюбленного молодого человека. Она внушала мне, что она на самом деле не такая, и если она встретит настоящую, искреннюю любовь, то раскроет перед этим мужчиной свою душу, и тогда он обретет самую любящую и верную жену. Мне нередко в той жизни приходилось слышать подобные исповеди, в основном это были проститутки, у которых таких слезоточивых рассказов как минимум десяток.

– Ты странный человек, Саша. Умелый, опытный для своих лет, мужчина, а самое главное, понимающий женщину. Может, ты и притворялся, но при этом мне с тобой было… легко и свободно. Прошу тебя об одном: люби меня такую, какая я есть.

Когда за окном сгустились сумерки и я уже подбирал подходящее оправдание для того, чтобы уйти, Оля неожиданно заявила, что мне надо уехать, иначе ее сердце может разорваться от бурливших в ней чувств. Я высказался в том же стиле, при этом чувствуя себя актером из дешевой пьесы, после чего уехал. В подобном поведении ничего удивительного не было, так как многие мужчины и женщины этого времени пытались бездумно подражать своим кумирам из мира грез, который подарил им кинематограф. То, что для меня выглядело, как пафосная и смешная нелепость, для них стало стилем жизни.

Когда я вернулся, девочка уже спала. Владимир сидел за столом и при свете настольной лампы читал газеты. Рядом лежали часы с открытой крышкой.

– Что-то припозднились вы, Саша. Я уже начал беспокоиться. По моим подсчетам вы уже как три часа назад должны были явиться. Что-то случилось, или это была женщина?

– Второе.

– Это тоже надо, – он встал. – А с жидом как? Сошлись в цене?

Вместо ответа я выложил на стол пачку червонцев.

– Тогда я пошел. Вы будете спать здесь?

– Ребенок же. Мало ли что может случиться, – неопределенно ответил я.

Проснулся я от всплесков и журчания воды. Встал, натянул брюки, надел рубашку и выглянул. Девочка умывалась.

– Доброе утро, Сашенька.

– Доброе утро. Ты хорошо спал?

Я не успел ответить, как в дверь постучали.

– Саша, иди к себе.

У меня ушло несколько секунд, чтобы выхватить из-под подушки кольт, а затем подскочить к двери.

– Кто там?

– Владимир.

Я открыл дверь. Вид у бывшего царского офицера был встревоженный.

– Входите. Что случилось?

– У меня сейчас сидит Анастасия Васильевна. Она сказала мне, что Петр должен был приехать вчера вечером, они собирались сходить в кафе, но так и не пришел. Такого раньше никогда не случалось. Она заволновалась, полночи не спала и с самого раннего утра поехала к нему, а дверь его комнаты закрыта. Начала расспрашивать соседей, но никто с ней даже говорить не захотел, смотрели, как на прокаженную, пока одна пожилая женщина не шепнула ей, что его забрали чекисты. Только я не понимаю, при чем здесь чекисты? Его прошлое? Да, он в свое время закончил военное училище. Мы, собственно говоря, там и познакомились. Дослужился до капитана, но из-за подлости своего начальства ему пришлось подать в отставку, и он перешел работать в полицию. Но это все! Никаких заговоров и ничего подобного! Может, ты можешь объяснишь?

– Думаю, что смогу, Владимир. Помните наркомат, в который обратился Петр Сергеевич? Он там говорил с местными сотрудниками, при этом упомянул девочку, а в любом подобном заведении, работающем с заграницей, вполне хватает агентов ГПУ. Да ты и сам слышал от Петра, что с каждой группой выезжающих едет чекист. Судя по тому, как быстро вышли на Зворыкина, нас уже ищут.

– Если все так, как вы говорите, комиссары дорого заплатят за Петра. Я…

– Владимир, вы торопитесь. На тот свет мы всегда успеем. Сейчас вы пойдете к себе и успокоите Анастасию Васильевну, потом скажете ей… Пусть она куда-нибудь на пару дней спрячется. У подруги или еще где-нибудь, только адрес уточните, а потом возвращайтесь, у нас кое-какие дела намечаются.

– А девочка?

– Черт! Совсем забыл. Мы можем ее попросить взять Сашу с собой?

– Думаю, она не откажет. У вас есть план?

– Не скажу, что это план, но кое-что есть. И еще нам нужен Ерофей.

Проводив женщину и девочку, мы снова сложили золото и ювелирные украшения обратно в саквояжи, после чего перенесли их на квартиру, которую я снял для девочки. Так как в квартиру Власова, исходя из того, что случилось, чекисты могут явиться в любой момент. Зато об этой квартире Зворыкин не знал, а значит, ничего не сможет рассказать при допросе.

На этот раз Фейсман был занят разговором с пожилой семейной парой, но стоило ему увидеть меня, как он обрадовался. Причем, похоже, это была двойная радость. Судя по некоторым обрывкам разговора, стало понятно, что старики хотели ему что-то продать, что он не хотел покупать, а мое неожиданное появление дало ему возможность от них избавиться.

– Извините меня, уважаемые граждане, но пришел клиент, с которым у меня назначена встреча.

Огорченные старики поплелись к выходу. Пройдя мимо них, я подошел к прилавку.

– День добрый, Моисей Львович.

– Александр, здравствуйте. Рад вас видеть. Вас так давно не было, что я уже начал беспокоиться. К тому же я смотрю, что вы сегодня пришли не один.

– Ой! Какие они красивые! – раздался у меня за спиной восторженный голос девочки, разглядывающей стоящие за стеклом фарфоровые фигурки животных. – Какая милая кошечка! А это собачка, как живая!

– Знакомьтесь, Моисей Львович. Это Владимир. Он в курсе наших дел.

После того, как они представились друг другу, я позвал девочку:

– Сашенька, подойди, пожалуйста, сюда. Познакомься, это хозяин всех этих чудных вещей и разных диковинок.

– Здравствуйте. Меня зовут Александра, – вежливо представилась девочка. – Мне очень приятно с вами познакомиться.

– Здравствуйте, милая барышня. Мне тоже очень приятно. Смотрите, не стесняйтесь, у меня много всяких разных вещичек.

После этих слов девочка сорвалась с места и чуть ли не бегом умчалась к коллекции фарфоровых фигурок.

– Что вы нам скажете по списку? Вы определились… О! – восклицание вырвалось у Власова непроизвольно, стоило ему увидеть Ольгу, только что вышедшую из-за бархатной портьеры. – Сударыня, здравствуйте.

– Здравствуйте, господа. Александр, вы не представите мне своего друга?

После короткого знакомства молодая женщина улучила момент, отведя меня в сторону, неожиданно спросила:

– Он не женат? Это не его дочь?

– Нет и еще раз нет. Что, ветер переменился и флюгер смотрит в другую сторону? – ехидно поинтересовался я.

– У тебя, Саша, все еще впереди, – Ольга мягко улыбнулась. – Ты еще найдешь свою настоящую любовь, а мне нужен здесь и сейчас настоящий мужчина, на которого я бы могла опереться в этой жизни. А почему вы с девочкой?

Я коротко объяснил ситуацию, не вдаваясь в подробности. Девушка неожиданно задумалась.

– Ты знаешь, наверно, я смогу помочь вашему горю. Только сразу предупреждаю, не смей к ней приставать. Катя очень добрая и душевная девушка из хорошей семьи. Ее отец давно погиб, а вот мать умерла совсем недавно, и она до сих пор переживает эту утрату.

– Оля, мне не любовница нужна, а няня для ребенка.

Нетрудно было заметить, что пока я разговаривал с Ольгой, Власов несколько раз бросал на нас заинтересованные взгляды, при этом не теряя нити в деловом разговоре с хозяином антикварного магазина.

– Ладно. Я тебя предупредила. И еще. Я не хочу, чтобы Владимир знал о той, нашей, встрече. Обещаешь?

– Обещаю.

– Тогда тебе придется попросить Фейсмана отпустить меня на какое-то время, чтобы я могла съездить за Катей.

– Моисей Львович, прошу одну минуту вашего внимания, – я с ходу вклинился в их беседу. – Разрешите Ольге на некоторое время удалиться.

– Это еще зачем? – недовольно нахмурил брови хозяин магазина.

Пришлось объяснить причину.

– Иди. Только быстро, – милостиво дал разрешение Моисей Львович. – Одна нога здесь, другая – там.

Выйдя вместе с девушкой на улицу, я помог найти извозчика, которому оплатил дорогу туда и обратно. Вернувшись в магазин, я не стал вмешиваться в деловой разговор, который временами переходил в горячий спор, а остановился около девочки, которая сейчас рассматривала красиво инкрустированную китайскую шкатулку.

– Тебе здесь нравится?

– Очень. Тут столько всякого интересного! Смотри, какой здесь на крышке нарисован маленький дракончик, а сбоку, на стенках, маленькие человечки. Они все цветные.

– Саша, пожалуйста, отвлекись на минуту…

Девочка подняла на меня глаза.

– Сейчас приедет девушка, которую, возможно, мы возьмем тебе в няни.

– А она молодая?

– Я надеюсь. Оля сказала, что она милая и добрая.

– Это хорошо. Но ты же меня не бросишь?

– Как ты можешь такое говорить? Просто у меня есть дела, и мне придется часто отлучаться.

– Ты давно обещал меня на Чаплина сводить, а так и не сводил… – Пока я придумывал оправдание, девочка неожиданно спросила: – А как ее зовут?

– Катя. Будем надеяться, что ты с ней подружишься.

Где-то спустя час вернулась Ольга с девушкой.

«Двадцать – двадцать два. А какая аппетитная, так бы и съел. Похоже, с обещанием не распускать руки я поторопился», – подумал я, стоило мне увидеть будущую няню. У девушки были большие зеленые, изумрудного оттенка, чуть продолговатые глаза и необыкновенный голос. Низкий, грудной, теплый. Ее чуть рыжеватые волосы, закрученные в узел, великолепно оттеняли белую кожу шеи. При виде наших восхищенных взглядов девушка несколько растерялась, опустив глаза, начала комкать кружевной платочек, который держала в руках. Впрочем, после короткого представления Оля сказала:

– Вот, Катюша, твой наниматель. Поговори с ним.

– Екатерина, давайте сделаем так. Вы сначала поговорите с девочкой, а потом мы обговорим условия. Хорошо?

– Хорошо. Только я вам сразу скажу, что у меня нет опыта общения с детьми. Мне довелось быть медсестрой, учительницей, горничной, а няней не приходилось.

– Вы попробуйте, может, окажется, что это ваше призвание.

Я подвел девушку к Сашеньке, которая делала вид, что разглядывала картины, висевшие на стене, но при этом украдкой бросала взгляды на Катю.

– Здравствуй. Меня зовут Катя. Надеюсь, мы с тобой подружимся.

– Здравствуйте. Я Саша. А вы добрая?

– Думаю, да. Но в моей жизни…

Оставив их, я снова присоединился к деловой беседе, правда, к моему удовольствию, она уже почти закончилась. Моисей Львович принялся изучать драгоценные украшения, что мы принесли, а Оля тем временем принесла чай и принялась обольщать Владимира, который был совсем не против ее заигрываний. Мне нечего было делать, поэтому я, подойдя к стенду с коллекцией монет, принялся их рассматривать, время от времени бросая взгляды на девушку и Сашеньку, которые, похоже, нашли общий язык и сейчас весело и оживленно обсуждали китайскую вазу, расписанную разноцветными драконами. Бросил пару раз взгляд на Владимира, отметив его довольную физиономию, которому Ольга явно нравилась.

Я еще раньше отметил, что за последнее время Власов не просто воспрял духом, а даже как-то помолодел лицом и душой. Все эти стычки и схватки, казалось, наполняли его жизненной энергией, и то, что мы получили такого мощного и страшного врага, как ОГПУ, похоже, его мало волновало. Я уже знал, что Власов никогда не лезет безрассудно вперед, сочетая отчаянную смелость с умением думать и просчитывать свои шаги на три хода вперед.

«Мы с ним, похоже, два сапога – пара», – подумал я, глядя на его сияющие радостью глаза, какими он смотрел на молодую женщину.

Выйдя, нам пришлось дожидаться Власова, который довольно долго прощался с Олей, а та напропалую кокетничала, делано смущалась и наивно хлопала глазками. К моему удивлению, Владимиру такая манера поведения, похоже, нравилась.

«Впрочем, мы люди разных эпох», – подумал я, когда тот наконец вышел из антикварного магазина.

– Вы сейчас поедете устраиваться? – спросил меня Власов. Я кивнул головой. – А я пойду, прогуляюсь. Екатерина Сергеевна, Сашенька, до свиданья. Александр, когда вас ждать? Надеюсь, вы не забыли, что нам сегодня надо навестить нашего общего друга.

Я не сразу понял, кого он имеет в виду, а когда сообразил, кивнул:

– Будьте дома к двум часам.

– Договорились.

Сначала мы поехали за вещами Кати. Она снимала комнату в частном доме, а спустя пару часов с двумя большими чемоданами мы ехали на нашу квартиру. Задерживаться там не стал, забрал свои вещи и отправился к Власову.

Приехали мы с ним к нужному нам дому довольно рано, так как нам нужно было время, чтобы основательно осмотреться, мало ли какие меры Глущенко способен предпринять для своей безопасности. Он умный человек, а значит, постарается не допустить повторения прошлого раза, а нам тем более не нужны лишние неприятности. Мы прогулялись по улице сначала в одну, потом в другую сторону, но ничего странного или настораживающего не было замечено, за исключением того, что охрана ведомственного дома была усилена. Мы почти сразу заметили, как из подъезда интересующего нас дома вышел милиционер в форме. Закурив, он стал бросать взгляды по сторонам, иногда провожая взглядами интересных женщин. Спустя пять минут, кинув в урну окурок, вернулся в здание. Мы в любом случае не собирались идти к Глущенко домой, поэтому стоило нам увидеть подъехавший к дому черный автомобиль, я сразу начал переходить улицу, чтобы его перехватить. Владимир остался, чтобы контролировать ситуацию со стороны, к тому же мне очень не хотелось, чтобы они снова сцепились. Автомобиль только отъехал от края тротуара, как я окликнул Глущенко, взявшегося за ручку входной двери.

– Добрый вечер, Матвей Семенович.

Тот резко обернулся, при этом его рука легла на кобуру. Увидев меня, бросил быстрые взгляды по сторонам.

– Он тут. Недалеко, – сказал я ему, понимая, кого тот ищет взглядом.

При моих словах по его лицу скользнула гримаса злобы, но ответил он мне ровным, только чуть хрипловатым от волнения голосом:

– Пришли все-таки. Не ожидал, что так скоро появитесь.

«Его хладнокровию можно позавидовать», – подумал я, но сказал другое:

– У меня привычка все свои дела доводить до конца. Так где бы нам побеседовать?

Глущенко думал недолго.

– Мы с Варей где-то через час собрались идти смотреть фильму. Там, в кинозале, и встретимся.

– Нет. Здесь и сейчас. Если хотите, отойдем в сторону, там дальше есть арка.

– Вы с ума сошли, – чуть ли не прошипел Глущенко. – Здесь? На виду у всех? Может, вам и нечего терять, зато мне есть.

– Здесь и сейчас. Пять минут.

Он посмотрел на меня тяжелым, полным ненависти, взглядом.

– Ждите. Бумага с вами?

– Посмотрите на другую сторону улицы.

Чекист бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Власов в этот момент вышел из-за афишной тумбы.

– Буду через несколько минут. Ждите, – бросил мне Глущенко и потянул на себя входную дверь.

Я сдвинул шляпу на затылок. Это был знак Владимиру: будь наготове, после чего отошел от подъезда подальше. Спустя пять минут показался Глущенко. Крутнув по сторонам головой, он увидел меня и пошел в мою сторону. Я сразу отметил, что кобура у него расстегнута.

– Где бумага?

– У меня.

Он замер на какие-то мгновения. Ему очень хотелось не только забрать бумагу, но и избавиться от меня. Сейчас он судорожно пытался понять, как поступить? Рискнуть?

– Он у вас за спиной, – своими словами я оборвал бег его лихорадочных мыслей, не оставив выбора.

Он не мог не обернуться. Власов стоял в двадцати метрах от нас, кривя губы в усмешке. Чекист снова повернулся ко мне.

– Держи, – и он даже не подал, а сунул мне конверт.

Взяв, я открыл его, посмотрел содержимое, потом согласно кивнул, после чего достал из внутреннего кармана пакет и подал ему.

– Что это?

– Тут ваша бумага и деньги.

– Ты что, сволочь, издеваешься?

– Любая работа должна быть оплачена. И вы бы поторопились, Матвей Семенович, а то на фильму опоздаете.

Развернувшись, я пошел по улице, чисто физически ощущая, как его взгляд прожигает мне спину. Спустя какое-то время ко мне присоединился Владимир, отслеживающий возможный хвост, после чего мы покрутились по городу, проверяясь, а когда убедились, что слежки нет, остановили свободного извозчика и поехали на квартиру к Власову. После последних нервных и напряженных дней нам просто хотелось расслабиться, для чего мы взяли по пути коньяк и закуску.

Не успели мы выпить по паре рюмок, как Власову неожиданно захотелось изучить полученные нами документы, так как ему в голову внезапно пришла мысль, что этот сволочной комиссар может нам с их помощью подстроить какую-нибудь подлость. Встав из-за стола, он решил сравнить свое удостоверение, которое ему вручили, когда засылали в Россию, с новым, полученным от Глущенко. Естественно, что они разнились в мелких деталях.

«Вдруг это действительно подстава», – теперь уже подумал я, так как Власову, похоже, удалось заразить меня своей подозрительностью.

– Хорошо бы все-таки проверить, – задумчиво сказал Власов. – Только где?

– Есть мысль. Поехали.

Этой поездкой я решил убить двух зайцев. Отдать хозяйке ключ и официально съехать с квартиры, в которой давно не живу, и поговорить с ворами. Не доезжая, мы отпустили извозчика и уже пешком пошли к моей квартире. Первое, кого мы увидели, так это сидевших под забором, хорошо знакомых мне троих беспризорников, которые с азартом резались в самодельные карты. Судя по нескольким монеткам, которые лежали перед ними, парнишки играли на деньги.

– Значит, на деньги играем? – спросил я, подходя к ним.

– Ой! Дядя пришел! Здорово, дяди! – принялись наперебой здороваться с нами беспризорники.

– Привет, дети улицы. Как жизнь?

– Неплохо живем, – ответил мне Степка, оглядываясь на приятелей. – Да, парни?

– Ага, – в один голос ответили его друзья, правда, особой радости в их голосах не было слышно. Мальчишек можно понять, ведь они остались без постоянного заработка. К хорошему легко привыкаешь, а вот отвыкать сложно.

– Я уже вам говорил, что вы теперь сами по себе?

– Да мы поняли, дядя, – ответил за всех Степка.

– Тогда что здесь третесь?

– Дядя, ты замолви за нас словечко…

– Ворам?

Степка кивнул головой, при этом бросил настороженный взгляд на Владимира, не зная, как этот человек отнесется к подобной просьбе.

– Могу, только вряд ли они меня станут слушать. У меня авторитета среди них нет. Да и зачем вы им нужны? Что вы можете?

– Зря ты так, дядя. Мы тоже кое-что могем. Пусть спытают нас.

– Хорошо. Сейчас разберусь с хозяйкой, отдам ключ, а потом мы пойдем в трактир. Если увижу кого-то из них, обязательно поговорю.

– Благодарствую, дядя. Нам больше не надо.

– Держи, – я достал два рубля, протянул Степке.

– Благодарствую, дядя, – почти одновременно поблагодарили меня мальчишки.

Тут меня удивил Власов, который достал из кармана два червонца и сунул их в руку изумленному Степке. Васек и Живчик при виде денег замерли с раскрытыми от удивления ртами. Беспризорник чисто автоматически их взял и, глядя на Власова, снова повторил:

– Благодарствую, дядя.

Владимир кивнул мальчишке, а мне сказал:

– Отдавай ключ хозяйке и пошли отсюда.

Не успел я открыть калитку и пройти во двор, как из-за угла дома вышла хозяйка.

– Все, Мария Васильевна. Съезжаю. Спасибо за приют.

– Как? Совсем?

– У товарища жить буду, – и я кивнул головой в сторону на стоящего у забора Власова.

– Что так, не понравилось? Так ежели вы из-за денег, я могу скинуть рупь.

– Держите ключ. Всего вам хорошего, уважаемая Мария Васильевна.

– Жаль. И вам здравия, Александр.

Только я вышел со двора, как увидел, что беспризорников только двое.

– Где Живчик?

– В трактир побежал, – сообщил мне Степка. – Узнать, кто там сейчас.

Не успели мы пройти и ста метров, как к нам навстречу выбежал запыхавшийся от быстрого бега Живчик:

– Дядя! Дядя! Симка-уборщик сказал, что там сейчас Шило и Гвоздь!

– Знакомые, – проинформировал я Власова.

– Гвоздь, это тот самый?

Я кивнул. Войдя в трактир, быстро огляделись. Зал был почти полон народа. Под потолком плавал табачный дым, остро пахло сивухой и жареным луком.

– Владимир, место займите, а я пока кое-что уточню.

Он кивнул головой и пошел к столику у стены, где сидели только двое мужчин, а я отправился к стойке. Подойдя к буфетчику, спросил:

– Здорово. Гвоздь здесь?

Тот прекрасно помнил меня, но почему-то помедлил с ответом. Нетрудно было догадаться, что пришел я не совсем вовремя.

«Похоже, у воров рабочее совещание».

– Здравствуйте, господин хороший, – при этом буфетчик даже чуть склонил голову, изображая поклон. – Подождать немного придется.

– Понял. Не тороплюсь, подожду, а заодно поем. Сяду за тем столиком, – и я показал в сторону столика, где должен был сидеть бывший офицер.

Вот только там уже шла драка. Только я успел шагнуть в ту сторону, как за моей спиной раздался громкий и злой голос буфетчика, разом перекрывший шум в зале:

– Фрол! Выкинь эту шваль отсюда!

В наступившей тишине раздались быстрые и мощные шаги. Почти двухметрового роста вышибала был очень похож на медведя, вставшего на задние ноги. Странно, но ему даже объяснять не надо было, кого надо выбрасывать. Схватив обоих мужиков за шкирку, он с силой треснул их головами друг об друга, после чего поволок обмякшие тела к выходу. С удивлением и даже некоторым восторгом я наблюдал за почти былинным богатырем. Ничего подобного в своей прошлой жизни мне видеть не доводилось. Подойдя к столику, спросил:

– Что тут произошло?

– Ничего особенно. Быдло оно и есть быдло.

Тут перед нами появился половой, молодой паренек с хитрыми глазами.

– Что господа желают?

– Господа желают мяса, жареной картошки, закуски… – Власов посмотрел на меня, – и выпить.

– Из мяса можем предложить антрекот, шницель по-венски, есть котлета свиная или телячья, – он вопросительно посмотрел на нас.

– Два шницеля.

– Из закуски рекомендую холодец с уксусом и хреном, только у нас так готовят. Пальчики оближите! Есть также буженина, колбаска московская…

– Тащи холодец, – определил для себя блюдо Власов.

– Мне буженину, – попросил я.

– Что пить будем? К великому сожалению, водки хорошей у нас нет, но могу предложить коньяк, наливочку, пиво.

– Мне – коньяк. Двести граммов.

– А мне наливки, грамм… сто пятьдесят, – попросил я.

– Неженская рябиновая, киевская вишневая…

– Давай вишневую. И морса принеси.

Половой забрал со стола грязную посуду, обмахнул полотенцем столик.

– Сей минут, господа.

Мы не спеша поели и уже пили клюквенный морс, когда к нам подошел половой:

– Вас зовут.

– Владимир, посидите, – я встал из-за стола. – Я скоро.

Тот согласно кивнул. Пройдя через зал, я нырнул за занавеску. За столом сидели четыре вора.

– Привет, бродяги, – поздоровался я, войдя в «воровской» кабинет. Двоих из них я знал, Панкрат Гвоздь и Мишка Весло, а двое других были мне незнакомы.

– Здорово, – поздоровались со мной воры.

– Садись, – предложил Гвоздь. – Пить будешь?

– Благодарствую, уже отужинал. Несколько вопросов есть.

– Говори, Старовер, здесь все свои.

– Миша, помнишь, со мной были мальчишки – беспризорники?

Весло кивнул.

– Хотят прибиться к ворам. Они мне кое в чем помогли, может, и вам пригодятся.

Весло коротко хохотнул.

– Глянь, братва, Старовер, прямо в цвет попал. Нам как раз пара шпанят нужна, на шухере постоять. Пусть ждут. Выйду, поговорим.

– Благодарствую. С контрабандистами ни у кого дорожки не пересекались?

Воры переглянулись, потом Панкрат покачал головой:

– Нет. У них свои тропки, у нас – свои.

– Еще есть одно дело. Надо проверить удостоверения, может, фальшь какая найдется. Ну и поработать по ним, – тут я выложил одно из удостоверений.

Воры начали его смотреть, и один из них поинтересовался:

– Яманная ксивота?

– Нет, не фальшивка. Должно быть настоящее, только в человеке, который нам их дал, нет у меня уверенности.

Мишка переглянулся с Гвоздем, тот чуть кивнул головой.

– Могу свести с одним человечком, но сам понимаешь… – и Шило взял многозначительную паузу.

– Панкрат, ты за то дело на меня не в обиде? – обратился я к медвежатнику.

– Нет, Старовер. Рассчитался, как запросили. К чему вопрос?

– Значит, можешь подтвердить, что я всегда плачу по своим счетам.

– Подтверждаю.

– Когда идем, Весло?

Мишка замялся, видно настроился погулять.

– В пролете не будешь. Обещаю, – подтолкнул я его к принятию решения.

– Хорошо. Пошли.

Только мы вышли втроем из трактира, как к нам сразу подбежали беспризорники.

– Это они, – сказал я Мишке.

– Понял. Значит так, босота, есть до вас одно дело… – при этом Весло многозначительно посмотрел на нас.

Я понятливо усмехнулся, затем сказал:

– Отойдем, Владимир. Им поговорить надо.

Потом мы петляли по улочкам среди частных домов, пока я окончательно не потерял ориентацию, тем более что наступили глубокие сумерки. На подходе нас остановили трое крепких парней, тихо пошептались с Веслом, после чего растворились в темноте.

– Здесь его хавира. Схожу, узнаю, принимает ли он гостей. Ждите.

Вор открыл калитку, пересек двор и постучал в дверь особым стуком. Когда она открылась, на пороге показался звероподобный мужик, судя по всему, охранник. Слушая тихие объяснения Весла, он все это время не отрывал от нас взгляда. Спустя пару минут согласно кивнул, после чего пропустил Мишку в дом, предварительно закрыв дверь. Рассматривая дом, я заметил, как на окне дрогнула занавеска, нас рассматривали, а спустя еще несколько минут входная дверь открылась, и показавшийся на пороге вор махнул рукой, приглашая войти. В сенях нас встретил охранник с видом цепного пса, как бы говоря: дернетесь – глотку порву. Пройдя в гостиную, мы увидели сидящего за письменным столом небольшого роста мужчину, с совершенно лысой головой, в очках и в простроченном теплом халате. На его губах играла легкая улыбка, говорящая, как я рад гостям, но это была иллюзия, так как взгляд у него был острый и холодный, как у змеи. Когда он встал, я отметил, что правый карман халата немного отвисает, а значит, у него там лежит небольшой пистолет.

– Здравствуйте, господа. Прошу вас, проходите, садитесь, – и он приглашающе повел рукой, показывая на стулья, специально поставленные напротив письменного стола. – Я вас вижу впервые. Не представитесь?

– Власов Владимир, – коротко представился бывший царский офицер.

– Александр. Можно Саша, – слегка улыбнувшись, назвал себя я.

– Викентий Николаевич, – в свою очередь представился хозяин дома, затем усмехнулся и обратился ко мне: – Значит, вас зовут Саша, или, правильнее сказать, Старовер. Ведь это вы провернули с Гвоздем одно весьма интересное дело. Не так ли?

– Кто вам такое сказал? Вранье. Наглое вранье.

– Не хотите говорить, не надо. Так что вас ко мне привело?

Не вставая со стула, я протянул ему конверт, в котором лежали служебные удостоверения и командировочные бланки. Он его открыл, посмотрел содержимое, удивленно приподнял брови и вопросительно посмотрел на нас.

– Нам надо проверить эти документы на подлинность, – ответил я на его немой вопрос.

Он взял наши документы, затем достал из ящика стола большую лупу и стал внимательно изучать подписи и печати. Положив документы на стол, он повернулся к нам и сказал:

– Удостоверения и бланки настоящие. Печати, похоже, тоже, а вот насчет подписей у меня такой уверенности нет. Надо более углубленно изучить. Так что вы от меня хотите?

– Мы вам все скажем, только я сначала рассчитаюсь с Мишей. Сколько?

– Дайте три червонца. Ему хватит, – неожиданно оценил услугу Весла сам хозяин дома.

Вор, к моему удивлению, возражать не стал, вскочил с места, после чего, забрав деньги, вышел. Только когда охранник закрыл дверь, а затем снова вернулся в гостиную, он продолжил разговор:

– Говорите.

Мы объяснили ему, что хотим, после чего он немного подумал, потом спросил:

– Фотографии у вас собой?

– С собой, – уверил его Владимир.

– Давайте фотографии, – он взял фото. – Теперь говорите, на чьи фамилии их надо заполнить, а также город, куда вы собираетесь ехать. Говорите четко и ясно, я запишу.

Закончив, он положил карандаш и поднял голову:

– Теперь о цене. За каждый документ с вас – по сто пятьдесят рублей. Пятьдесят процентов авансом, прямо сейчас.

– Хорошо, – ответил Власов.

– Не торгуетесь. Это хорошо. Всегда любил иметь дело с нежадными людьми. Сейчас заплатите червонцами, а вторую половину отдадите золотом. Придете через два дня. Скажем… к пяти вечера.

Власов достал деньги, отсчитал триста рублей, затем положил их на стол.

Выйдя на улицу, мы неожиданно увидели Мишку Весло, который нас почему-то дожидался.

– Нас ждешь? – удивленно спросил его я, так как никак не рассчитывал на подобную любезность со стороны вора.

– А кого еще? – зло буркнул Весло. – Пошли.

По его тону было видно, что тот здесь торчит не по собственной инициативе.

Ранним утром мы с Владимиром отправились в баню, где с большим удовольствием помылись, и там же, за отдельную плату, нам постирали белье. Меня подмывало спросить его о старых шрамах, но наткнувшись на кривую усмешку, не стал. Выйдя, чистые и довольные жизнью, мы отправились в парикмахерскую, а затем в трактир. После завтрака вернулись к Власову на квартиру, где у нас состоялся «военный» совет.

– Александр, раз девочка пристроена, может, сначала сами съездим в Минск. Думаю, так нам будет проще найти подходящих людей. Поищем моего знакомого.

– Мысль неплохая, – я немного подумал. – Разделимся, так нас сложнее отследить. Может, так и сделаем. Надо будет съездить на вокзал и узнать насчет билетов.

– К антиквару пойдем?

– Денег у нас пока хватает, менять просто так золото не имеет смысла. Самая большая трата, что нас ожидает, так это расчет за документы, и опять же золотом. Кстати, как он вам, этот Викентий Николаевич?

– Да с первого взгляда видно, что он из бывших, – ответил Владимир. – Я тут еще о чем подумал. Нам, скорее всего, понадобится валюта. Насколько я слышал, контрабандистам не нужны советские червонцы, так что рассчитываться нам придется, скорее всего, долларами.

– Долларами? Я как-то об этом не подумал. Погодите, а почему не злотыми?

– Не знаю, просто мне так сказали в свое время. Так что к антиквару все же придется идти.

«Доллары. Мы бы и в Минске могли поменять, причем дешевле, вот только там нет Ольги, на которую ты запал».

– Хорошо. Тогда мы с вами разделимся. Я поеду навещу девочку, все-таки первый день с новым человеком. Если у нее все хорошо, съезжу на вокзал.

– Тогда я – к антиквару.

Ехать не пришлось, так как квартиры находились в квартале друг от друга. Войдя в подъезд, подошел к квартире номер два и постучал в дверь.

– Кто там? – раздался из-за двери голос девочки.

– Это я, Саша, – ответил я.

Дверь открылась. За спиной девочки стояла Катя. Она приветливо улыбнулась, но при этом в ее глазах я заметил настороженность. Отметив это для себя, я сказал:

– Здравствуйте, девицы-красавицы. Можно войти?

Они поздоровались, потом посторонились, и мы прошли в квартиру.

– Садитесь, Александр, – предложила девушка.

– Спасибо. Я ненадолго. Как у вас дела?

– Хорошо! Мы с Катей уже подружились! – выпалила девочка. – Сейчас мы идем в кафе, а потом гулять. Ты с нами пойдешь?

– Мне надо на вокзал съездить. Может, позже.

– Вы собираетесь уезжать? – в голосе девушки послышался испуг.

«С чего это она испугалась?» – невольно подумал я.

– Мы к моему дедушке поедем, – пояснила Сашенька. – Я же тебе уже говорила, Катя.

– Да, говорила, – подтвердила ее слова девушка. – А когда вы, Александр, собираетесь уезжать?

– Точно не скажу. А что?

– Я с вами по поводу своей работы хотела поговорить. Вы сказали, что наймете меня на месяц…

– Да, и оплатил вам за две недели, но, если хотите, могу прямо сейчас отдать вам остальное. Оплата за квартиру и питание, как я раньше говорил, беру на себя. Так что вас беспокоит?

– Все это хорошо. Даже не знаю, как сказать… Я хотела бы вас попросить…

История, что она мне рассказала, оказалась довольно некрасивой, если не сказать, подлой. В соседнем доме жил мужчина, который два года назад похоронил жену. Детей у них не было. Вот он и положил глаз на красивую квартирантку из соседнего дома, предложив выйти за него замуж. Она отказала. Пока была жива мать, тот не сильно к ней приставал, только изредка предлагал сходить в кино или погулять, но стоило ее матери умереть, как мужик словно с цепи сорвался, не давая девушке прохода. К тому же хозяйка квартиры, где она снимала комнату, начала всячески подталкивать ее к этому замужеству. Именно поэтому, без раздумья, девушка ухватилась за предложение, причем не столько за работу няни, сколько за возможность переехать. Вроде проблема была решена, но оставалось еще одно «но». Так случилось, что с болезнью матери ей пришлось уволиться с работы, чтобы за ней ухаживать, да и на лекарства были нужны деньги, поэтому ей пришлось взять взаймы у хозяйки, под залог материнского золотого кулона. Затем пришлось продать все самое ценное из их одежды, чтобы расплатиться за похороны матери. Она пыталась устроиться на работу, но в первый же день работы хозяин магазина стал к ней приставать, и она ушла. Предложение Ольги спасло девушку в прямом смысле этого слова, вот только теперь ей были нужны деньги, чтобы выкупить кулон матери, который был ей дорог как память.

– Милая барышня, что же вы вчера мне об этом не сказали?

– Побоялась. Вдруг вы все не так поймете и не возьмете меня на работу.

– А сейчас что изменилось?

– Это я! Я Кате сказала, что ты хороший и добрый, – влезла в наш разговор девочка. – И что ты ей обязательно поможешь! Да, Саша? Ты же поможешь?

– Хорошо. Поехали.

Извозчика мы поймали быстро. Бросая взгляды по сторонам, я изредка косился на девушку.

«Неяркая, спокойная красота, вот только лицо как гипсовая маска, да и сама вон, как напряжена, натянута, словно струна. Что там за жлоб, который ее терроризировал?»

Извозчика я не отпустил. Постучались. Открыла дверь хозяйка. Лет пятидесяти, с рыхлым, оплывшим лицом. Неприветливо на меня взглянула, потом обратилась к девушке:

– Ты свои вещички вроде все забрала. Или что-то забыла?

– Я принесла деньги. Верните, пожалуйста, кулон.

– Давай тридцать рублей.

– Варвара Степановна, как же так?! Я же у вас двадцать рублей брала!

Мне уже было понятно, что все закончится криками и слезами, поэтому сразу оборвал начавший разгораться спор:

– Катя, берите Сашу и ждите меня в пролетке. Я сам поговорю.

– А ты кто такой? Не желаю… Ох!

Втолкнув женщину в дом, я сразу закрыл за собой дверь. Разговор вышел несколько болезненным для хозяйки, а поэтому коротким и продуктивным. В результате я положил на стол два червонца и забрал кулон. Только вышел из калитки и направился к пролетке, как у забора соседнего дома появился мужик. Крепкого телосложения, лет сорока – сорока пяти, с окладистой, подстриженной бородой.

– Я так и думал! – начал он с ходу. – Нэпмана ей захотелось! За трудовой класс идти не пожелала! Ах ты, шалава, подстилка буржуйская!

Все остальное я бы пропустил мимо ушей, но только не последнюю фразу. Я резко свернул, сделал несколько шагов вперед и оказался перед ним. Мужик оказался не из трусливых, напрягся, но не отступил, а в глазах читалось: ну, давай, сволочь буржуйская, скажи что-нибудь – дам в морду! Вот только говорить я с ним не собирался, а вместо этого резким и сильным ударом сломал ему нос. Когда тот, со стоном, схватился за разбитое лицо, я взял его за ворот рубахи, рывком подтянул к себе, после чего сказал очень тихо, чтобы мои слова не донеслись до пролетки:

– Еще хочешь, ты только попроси. Сломаю тебе все, что скажешь.

Мужик вырвался, отскочил, напружинился, сжал кулаки, но стоило ему наткнуться на мой холодный взгляд, как вдруг отпрянул назад, при этом в его глазах уже плескались растерянность и страх. Он вдруг понял, что этот человек не просто поломает его, а если надо – убьет и даже глазом при этом не моргнет. С минуту я стоял, пристально глядя на бывшего соседа Кати, после чего развернулся и зашагал к пролетке. Сев в пролетку, снова бросил взгляд на несостоявшегося жениха, пытавшегося удержать кровь. Увидев, что я смотрю на него, он быстро перекрестился, сплюнул и, развернувшись, пошел в дом.

– Поехал! – скомандовал я извозчику, бросив искоса взгляд на Катю. Та сидела с растерянным и виноватым выражением лица, явно не зная, что сказать, зато девочка сразу забросала меня вопросами:

– Саша, ты разозлился, да? А что он такого сказал? Ты его ударил за то, что он плохие слова сказал?

– Язык у него слишком длинный, – нейтрально ответил я ей.

– Саша, а что он такого сказал? – повторила девочка свой вопрос, после чего у Кати мгновенно вспыхнули щеки.

– Вырастешь – узнаешь. А это передай Кате, – я специально отдал ей медальон, чтобы отвлечь Сашеньку от ненужных вопросов.

– Ой! Медальон – сердечко! Красивый, а цепочки нет. Катя, а где цепочка?

– Спасибо вам большое за все! – вдруг неожиданно поблагодарила меня девушка, при этом ее лицо снова залилось румянцем.

– Куда вы хотели идти есть? – спросил я девушку.

– Даже не знаю. В любое заведение, которое находится поблизости от нашей квартиры, – девушка замялась, потом открыла сумочку, явно для того, чтобы отдать мне деньги.

– Даже не доставайте. Не возьму.

– Почему?

– Потому что у меня есть деньги, а у вас их нет. Я доходчиво объяснил?

– Да. Наверно, – неуверенно произнесла девушка, но сумочку закрыла.

– Саша, ты знаешь, – снова влезла в наш разговор девочка, – а мы с Катей вчера по-французски говорили.

– Так вы, Катя, языки знаете?

– Французский и немного английский.

Разговаривая, мы доехали до кафе, где они вышли, а сам я поехал на вокзал.

Билеты были, но только на конец следующей недели. Недолго думая, купил нам билеты, немного погулял, потом пообедал, после чего вернулся на квартиру. Власова не было. Он появился ближе к ночи, при этом выглядел довольным жизнью человеком.

– Как поживает уважаемый Фейсман? – поинтересовался я у него.

– Не жалуется. Пообещал, что завтра нас сведут с человеком, который сидит на контрабанде, идущей с западной границы.

– Что, вот так сразу? Не замечал у вас, господин Власов, дара убеждения, если это, конечно, не наган. Впрочем, неважно. Значит, я не зря билеты купил на поезд, на конец следующей недели.

– Это хорошо. Это просто здорово, – открыто обрадовался Власов. – У нас будет время подготовиться.

– Подготовиться? Что вы имели в виду? Саквояж с золотом в одну руку, пистолет в другую и шагом марш вперед! Кстати, а чего вы так поздно?

– Мне как настоящему кавалеру пришлось проводить домой одну даму.

– После этого, как честному человеку, вам не придется на ней жениться?

Власов весело рассмеялся, но отвечать почему-то не стал, хотя это было совсем не в его характере.

– Ладно, перейдем к завтрашней встрече. Вы пойдете один или все же вдвоем?

– Встречаться с ними буду один, а вы меня подстрахуете, Александр.

– Нам будет нужен Ерофей.

– Сейчас пойду и договорюсь.

– Не поздно?

– Только не для него.

Нас провожали. Катя пришла проводить Сашеньку, а Ольга – Владимира. Вышло довольно трогательно, у всех лиц женского пола были мокрые глаза, а Сашенька при расставании с няней даже расплакалась. Не успели мы пройти в купе, как девочка бросилась к окну и почти непрерывно махала рукой Екатерине, до тех пор, пока поезд не отошел от перрона, а потом еще минут десять сидела с грустным видом.

Я купил три места, а четвертое место досталось дородному мужчине, лет пятидесяти, с окладистой бородой и внимательным взглядом, который неожиданно оказался потомственным купцом и глубоко верующим человеком. Он был одет в синюю шелковую косоворотку, подпоясан узорным ремешком, а его лакированные сапоги были начищены до блеска. Он поздоровался с нами, затем закинул саквояж и бумажный пакет на верхнюю полку, представился:

– Меня Семеном Степановичем зовут. Купец.

Мы в свою очередь тоже назвались, завязался разговор. К моему огорчению, как оказалось, он ехал в Минск тоже в первый раз, так что рассказать о городе он ничего не мог, зато живо, интересно и с долей юмора рассказывал о своей работе.

– Вот сейчас я еду принимать товар. Четыре вагона мануфактуры. В нашей конторе сорок два человека работают, а отправили меня, потому что качество товара могу только я проверить. И гниль мне не подсунут, потому как я фактуру любого материала знаю, что бязь, что ситец. При этом ответственность на себя возьму! А до того, как товар получать, крику и споров было, наговорили аж семь верст до небес! Цельных три совещания мои начальники-коммунисты собрали и провели. То в расширенном составе, то в укороченном. Смешно, ей-богу. Ох ты! Прости меня, господи, имя твое всуе назвал, – тут он трижды перекрестился, после чего продолжил: – Раньше-то как было. Мы в прежние времена не по четыре вагона отправляли, а составами, и никаких совещаний по этому поводу не собирали. Придешь, скажем, к Ерофею Палычу и скажешь: возьмешь тридцать вагонов товара? Тот подумает, а затем скажет: беру. И все! Слово купца твердо! Больше ничего не надо! Теперь меня под каждый пустяк тащат подписывать контракт, составлять договор с банком, выставляют всякие условия. Вот не могу я этого понять и все! Как можно так дела делать? Три совещания с диким криком провели, все друг друга перебивают, бумажками друг другу в лицо тычут. Тьфу! Анафема!

Поезд пришел в половину одиннадцатого утра. Виленский вокзал в Минске мне понравился своей непонятной, но при этом весьма своеобразной архитектурой. Два двухэтажных корпуса из красного кирпича, украшенные башенками, объединялись одноэтажной галереей, проходящей над аркой. Рядом с ним находилась, сверкая золотыми куполами, Казанская церковь, построенная перед самым началом Первой мировой войны.

Пассажиры выплеснулись из поезда, растекаясь по перрону. Мы еще в столице слышали, что Минск считается приграничным городом, а значит, там проверки проходят намного жестче. Именно поэтому мы решили разделиться, чтобы снизить риск. Если ориентировки на нас уже добрались до Минска, то чекисты должны искать двух мужчин и девочку. Именно поэтому Владимир пошел с девочкой, так это выглядело естественно, словно отец с дочерью, а я уже шел сам по себе. Владимир был одет, как советский служащий, на носу очки с простыми стеклами, в руке фанерный чемодан. В таком виде он не должен был привлечь внимание, а я вышел на перрон в мятой рубашке с отложным воротничком, в нечищеных сапогах и с солдатским мешком за плечами.

Еще в окно вагона я увидел рассредоточившиеся по перрону военные патрули и наряды милиционеров, а кроме них, в этом у меня сомнений не было, здесь находились агенты ГПУ в гражданской одежде. В этом я убедился почти сразу, увидев, как нашего соседа по купе остановил военный патруль, потребовав документы, а еще спустя минуту один из патрульных поднял руку. К ним сразу подошел человек в гражданском, по-хозяйски взял у купца документы и стал их проверять, одновременно задавая вопросы. Сразу стало понятно, что проверка идет в два этапа. Первую линию проверок составляли военные патрули и милиционеры, а вторую – чекисты. Все они цепкими взглядами шарили по толпе проходящих мимо них пассажиров, останавливая подозрительных, на их взгляд, типов.

Вдруг я неожиданно увидел, как Власова с девочкой, уже подходивших к арке, остановили чекисты. От патруля или милиционеров он, скорее всего, отмахнулся бы удостоверением, а вот как с чекистами все оно пройдет – большой вопрос. Мы рассчитывали, что подобная маскировка даст им пройти через контроль незамеченными, только получилось наоборот: их остановили, а меня словно никто не замечал. Вот только я лично отвечал за безопасность девочки, а значит, должен был исключить любой риск. Только они потребовали предъявить документы, как я рванул вперед, нарушая плавное движение идущих пассажиров. Не обращая внимания на недовольные крики людей, я не стал обходить чекистов, а буквально врезался в одного из них, отбрасывая того в сторону. Он бы и упал, если бы не люди. Снова раздались недовольные вопли. Чекисты на несколько секунд оторопели от такой наглости и, забыв про Власова, кинулись за мной вдогонку.

– Петро! Где эта падла?! Да вон он! Вон он, в картузе! Да не ты, дубина, чего зенки пялишь! Он туда побег, сволочь!

Получив фору, я ввинтился в толпу, быстро шагая и иногда толкая людей. Меня тоже толкали, грозили кулаками, даже разок ударили в плечо. Я слышал за своей спиной возмущенные крики, как на русском, так и на белорусском языке:

– Черт окаянный! Куды прэш, бугай!

Им вторили громко и зло крики моих преследователей:

– В сторону, мать вашу! Расступись, кому говорят!

Проскочив под аркой, я уже почти достиг привокзальной площади, как чисто случайно, но при этом сильно ударил локтем дородную тетку, которая с перепуга заорала таким диким голосом, что вполне могла переплюнуть гудок паровоза, разом переполошив народ:

– Людзі добрыя, ратуйте!! Забіваюць!!

Именно благодаря ее воплю шедшие рядом с ней пассажиры, начавшие нервничать по поводу раздававшихся за их спинами криков чекистов, поддавшись панике, кинулись в разные стороны. Даже те из пассажиров, которые довольно спокойно отреагировали на истошный крик женщины, при виде выбежавших на площадь чекистов, размахивающих наганами, и солдат, клацающих затворами, невольно ускоряли шаг, торопясь как можно быстрее убраться от возможных неприятностей. Добавил в общую сумятицу страха и растерянности молодой и звонкий голос, прозвучавший в толпе:

– Атас, пацаны!! Облава!!

Выбежав на площадь, я быстро оглянулся и сразу замедлил шаг, так как по растерянным лицам чекистов стало ясно, что они меня окончательно потеряли в этой сумятице. Лица моего они толком не разглядели, картуз я уже снял и сейчас держал в руке, а по одежде – таких, как я, здесь три-четыре десятка наберется, но осторожность никогда не бывает лишней, поэтому я направился к укрытию, как я его для себя определил. Это были четыре киоска, стоящие в ряд на краю площади. Один из них торговал газетами и журналами, второй – пирожками, а у третьего, даже сейчас, несмотря на нездоровую суматоху на площади, толпился народ. На нем, над самым окошком, висела фанерка с неровными буквами «Пиво. Раки». Четвертый киоск стоял закрытый. За ними, как я заметил, расположился небольшой рынок в полтора десятка прилавков, продавцы которого сейчас по-гусиному тянули шеи, чтобы рассмотреть, из-за чего на привокзальной площади случилась сумятица. На другой, противоположной, стороне привокзальной площади стояли ломовые телеги, а чуть дальше, особняком, пролетки. Оттуда несло резким запахом конского пота и навоза, который лежал кучками на брусчатке. Над ними вились тучи сизых мух, противно жужжа.

Большая часть пассажиров, которые не поддались панике, растекались по площади. Кто-то с большим багажом, который тащили, обливаясь потом, носильщики, шел к ломовым телегам, люди побогаче предпочитали пролетки, а кто победнее шел пешком или торопился к конке, синий вагон которой сейчас стоял в конце площади, собираясь отправиться в обратный путь.

Стоило мне увидеть, что Власов с девочкой сели в пролетку и направились в сторону центра, я покинул свое укрытие, пивной ларек, и отправился в сторону церкви. Догонять Власова мне не было нужды, так как на такой случай у нас была договоренность о месте и времени встречи. Мне в прежней жизни не довелось бывать в Минске, но разговорившись в поезде с женщиной-минчанкой, я узнал, что горожане нередко назначают встречи в Александровском сквере, у фонтана под названием «Амур и лебедь». Он и должен был стать местом нашей встречи.

Огибая рынок, я оглянулся и увидел, что на площади уже царил порядок. Никто уже никуда не бежал и не кричал. Проходя мимо церкви, я остановился. Не обращая внимания на нищих, просящих подаяние, стоя у входа в церковь, трижды перекрестился, каждый раз сопровождая низким поклоном, а затем, повернувшись, направился в город. Первое впечатление от города у меня создалось неплохое: двух-трехэтажные каменные дома мешались с добротными деревянными избами, узкие, извилистые улочки выводили на широкие проспекты и бульвары, в центре было много зелени и церквей, чьи золотые купола сейчас ярко блестели на солнце. Я шел по пути следования конки и вскоре увидел едущий в мою сторону темно-синий вагон, который тянула четверка лошадей. Шел спокойно, не вертел головой, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, как к чужаку.

Люди, идущие по улицам, по своей одежде мало чем отличались от москвичей, но выглядели все же победнее, а вот контрастов в городе хватало. Идут две женщины, длинные юбки, цветастые платки, держа в натруженных руках соломенные корзины, а рядом плывет, завлекательно покачивая бедрами, дама, одетая по последней моде, рука в кружевной перчатке держит зонтик от солнца. Или идет обычная компания простых пролетариев, картузы, косоворотки, сапоги, а среди них находится парень в костюме от портного, на голове шляпа, золотой зажим на галстуке, печатка на руке. Сразу начинаешь думать, какого черта такой франт затесался среди них? И такие случаи были не единичные.

Довелось увидеть пограничников. У встреченного мною командира был верх фуражки зеленый, а у трех бойцов, шедших на противоположной стороне улицы, были синие шлемы с красными звездами и гимнастерки с зелеными клапанами. Я также обратил внимание на вывески, на них иногда встречались названия лавок и магазинов на трех языках: на русском, белорусском и английском. То же самое было с языками. Идешь, прислушаешься, здесь говорят на русском или белорусском языке, а на другом конце улицы – уже на польском. С агитацией в Беларуси был полный порядок, как и в России. Часто встречались политические плакаты, как на русском, так и на белорусском языках. Немало было рекламы и довольно интересных объявлений, наподобие таких: «Только в нашем магазине постоянно продается лечебная, изготовленная по рецепту академика Мечникова, простокваша ”ЯГУРТ” по цене 10 коп. за стакан», «Вечер В. Маяковского. Доклад ”Как писать стихи”. Новые стихи и поэмы» или «Ежедневно. В аукционном зале Минской таможни по адресу: г. Минск, Екатерининская, уг. Рыбного базара, продаются с торгов конфискованные товары».

Честно говоря, я даже на какое-то время почувствовал себя туристом, приехавшим в другую страну, вот только, к сожалению, это ощущение очень быстро прошло, и я снова вернулся в реальную жизнь, а значит, мне нужно было заниматься насущными делами. Определиться с ночлегом и едой, а также попробовать наладить контакт с местными жителями, авось мне повезет, и я выйду на контрабандистов. Прошел мимо чистильщика сапог, расположившегося в десятке метров от лудильной мастерской, от которой несло едким запахом кислоты, обогнул стоящего на углу горластого малого с лотком, предлагавшего папиросы, и оказался на большой, широкой улице. Здесь было полно магазинов, лавок и шикарных ресторанов, а сама улица была запружена горожанами.

«Центр города, – определил я, – но делать мне здесь пока нечего».

Увидев боковую улочку и бредущих по ней мне навстречу двух подпивших мужичков, я сразу на нее свернул. Пройдя мимо пары лавок, предлагавших заграничную бакалею и ткани, наконец увидел то, что искал – корчму. Вошел. Над головой нависали прокопченные балки, а с них спускались на проволочных крюках лампы. Стойка буфета была покрыта грубой резьбой, а за спиной буфетчика висели окорок, несколько видов колбас и пучки трав. Вкусный аромат, идущий от копченостей, возбуждал аппетит, хотя и здесь без запаха табака не обошлось. Впрочем, он еле чувствовался, так как два больших окна были открыты настежь и в зале гулял легкий сквознячок, навевая прохладу. Людей было немного, и вели все себя тихо, за исключением одной шумной компании из трех пьяных мужчин. Я выбрал стол, стоявший у стены, рядом со входом. Кинул тяжелый мешок, изрядно натрудивший мне плечо, на лавку, затем сел сам, откинулся, с удовольствием прислонившись спиной к стене. Ко мне неспешно подошла женщина-подавальщица, уже заранее прикинув мою платежеспособность. Судя по ее поджатым губам, я даже не мог рассчитывать на официальную улыбку. Несвежая, помятая рубашка, запыленные сапоги, солдатский мешок, явно небогатый клиент.

– Добры дзень. Што жадаеце? – спросила меня подавальщица на белорусском языке.

– Здравствуйте. Поесть и попить. Квас.

– Крупнік ці халоднік?

Никаких супов я не хотел, мне нужно было только мясо.

– Не хочу. Мне что-нибудь с мясом.

– Мачанка. Свініна з дранікамі, стомленная ў гаршку. Можа налистники?

В свое время мне довелось есть драники, а вот про мачанку и налистники даже не слышал.

– Свинину с драниками, – определился я с заказом, а секунду подумав, добавил: – И пусть еще нарежут колбаски.

Женщина кивнула головой и пошла к буфетной стойке. Вернулась быстро, неся на деревянном подносе нарезанную колбасу и хлеб, а в другой руке она держала глиняный кувшин с квасом. Проглотив набежавшую слюну, я с жадностью набросился на колбасу, наверно, поэтому не сразу заметил, что рядом со мной кто-то стоит. В двух шагах от моего стола стоял худой паренек с приятным лицом и большими голубыми глазами. Он смотрел на меня и несмело улыбался. Ему могло быть как пятнадцать, так и восемнадцать лет.

«Попрошайка местный», – решил я и продолжил есть, уже не обращая на него внимания.

Сейчас меня больше занимала подавальщица, которая направлялась ко мне, неся горшочек со свининой и драниками.

– Хлопцы, глянь, Юзек!! – вдруг неожиданно заорал мужчина из пьяной компании.

– Эй, Юзек, ідзі да нас! – тут же заорал второй. – Спой, грошей дам!

– Уходи, дурень, – строго сказала парнишке женщина. – Вечером придешь, когда будет жид со скрипкой.

Парнишка как стоял, так и остался стоять, не обращая внимания ни на крики пьяных, ни на увещевания подавальщицы, только хлопал глазами и смотрел на меня.

«Да он чокнутый», – только сейчас догадался я, жуя огненно-горячий, щедро приправленный специями, а оттого ароматный, кусок свинины. Я сейчас просто наслаждался вкусной едой, как молодой, здоровый и очень голодный человек.

Пьяницам тем временем, похоже, надоело кричать. Один из них встал и, слегка пошатываясь, направился в нашу сторону. Это был худой, жилистый мужчина, лет сорока, с грубым, словно рубленным топором, лицом. Седина прошлась не только по волосам, но и по усам и бороде. Подойдя, он сначала оттолкнул женщину, потом схватил парнишку за плечо:

– Идем, Юзек. Споешь нам.

Тот скривился, словно был готов заплакать, потом вдруг неожиданно вырвался, подскочил ко мне и с силой ухватился за мой рукав. Такого поворота я точно не ожидал и только поэтому его не оттолкнул. Пьяный мужчина, недолго думая, опять схватил парня за плечо и рванул на себя, а за ним и меня. Кусок драника сорвался с моей вилки и упал на стол. Парнишка расплакался, а женщина закричала:

– Адчапіся ад хлапчука, пракляты черт!

– Уберите отсюда парня и дайте мне спокойно поесть, – попросил я.

– Пасть захлопни! – рявкнул на меня мужик. – Пока не прибил, как таракана!

Я положил вилку, затем резким движением оторвал от себя руки цепляющегося за меня парнишки, вскочил, обошел стол и встал перед пьяным.

– Извинись.

Тот отпустил парнишку, хищно осклабился:

– Храбрый? Значит, Седого не знаешь. А раз так, поучить тебя трэба!

С этими словами он, несмотря на то, что был прилично пьян, с завидной ловкостью выхватил из-за голенища сапога нож и оскалился.

– Па-танцуем? – тут он резко шагнул ко мне и выбросил вперед руку с ножом. Это был не столько удар, сколько движение, чтобы напугать меня. Его самоуверенность, пьяный гонор, а также расчет на помощь двух приятелей-собутыльников – может, все это и срабатывало раньше в подобных случаях, но только не в этот раз. Во мне вдруг неожиданно заворочался, разминая застывшие мышцы, зверь – свирепый и кровожадный. Он желал крови, поэтому я не стал церемониться с пьяницей.

Сильный удар по запястью заставил моего противника выпустить нож, который с глухим стуком отлетел в сторону, а молниеносно мелькнувший кулак, врезавшийся в челюсть, бросил Седого на пол. Его приятели – рослый тип с неприятным бульдожьим лицом, которому придавали схожесть с собакой отвисшие щеки и широкий приплюснутый нос, и второй, молодой парень, с тонкими ухоженными усиками на бледном лице, – уже вскочили на ноги, готовые броситься на меня.

– Стаяць! – вдруг неожиданно и резко прозвучал голос буфетчика, который до этого спокойно наблюдал за тем, что происходит, с невозмутимым лицом. – Не лезьце да хлопца!

Как для пьяных драчунов, так и для меня заступничество буфетчика оказалось неожиданностью. Судя по тому, что те обошлись без угроз или ругани, было ясно, что слова буфетчика имели для них большой вес. Мой зверь понял, что дальнейшего веселья не будет, разочарованно рыкнул и снова улегся. Я кивком поблагодарил хозяина корчмы.

«Интересный поворот. Вот только чем я его заинтересовал? Или, наоборот, боялся, что я их покалечу?».

Вернувшись к столу, я придвинул к себе горшок с недоеденным мясом, скользнул неприязненным взглядом по подростку, продолжавшему стоять с безмятежным лицом, затем наколол на вилку кусок мяса, отправил в рот и, жуя, стал наблюдать, как двое приятелей Седого пытаются поставить его на ноги. В этот самый момент на пороге корчмы показалась молодая женщина, держа за руку мальчишку лет четырех.

– Матерь Божья! Юзек! Наконец я тебя нашла! Пан Владимеж, простите нас! – обратилась она к буфетчику и, как я уже понял, владельцу этого заведения. Тут она увидела, как двое подводят Седого, так и не пришедшего до конца в себя, к столу. – Что-то случилось?

Подавальщица, махнула рукой, дескать, тебя это не касается, и резко бросила:

– Забирай брата и уходи!

На этот раз Юзек не стал сопротивляться, когда сестра взяла его за руку и повела к двери.

– Счет, – попросил я.

Женщина кивнула и, развернувшись, пошла в сторону буфета. В это время, усадив на стул Седого, в мою сторону направился молодой парень с ухоженными усиками. Я уже подумал, что и этот решил огрести свою порцию люлей, но оказалось, тот вернулся за ножом Седого. Подняв с пола нож, он бросил на меня быстрый взгляд и вдруг сделал резкое движение, словно втыкает в меня нож, после чего вернулся на свое место.

Мне принесли счет. Я полез в карман за деньгами, когда женщина тихо, одними губами, произнесла:

– Если нужна работа, приходи сюда вечером.

– Есть где переночевать? – так же тихо спросил я, отдавая деньги.

Она на секунду задумалась, потом сказала:

– Иди сейчас к Изе-скрипачу. Пойдзеш далей, за корчму, там увидишь мастерскую сапожника, а напротив, деревянный барак. Найдешь – скажешь, что Тереза прислала. И вот еще что. Не давай ему денег, ему еще вечером работать надо.

– А как тогда рассчитаться за постой?

– Софке, яго сястры, аддасі, а не, так заўтра заплаціш.

– Понял. Спасибо.

Выйдя из корчмы, закинул мешок за спину и пошел по улице в нужном направлении, одновременно пытаясь понять, с кем мне довелось сцепиться.

«Не воры, но рожи явно бандитские. Может, это были контрабандисты?»

Улицы, в ее правильном понимании, здесь не было. Просто стояли вразнобой ветхие деревянные бараки с покосившимися крышами на голой земле. Дом скрипача я нашел сразу, хотя тот ничем не отличался от таких же бараков. Сыграла свою роль лавка сапожника. Сам хозяин мастерской, мужчина лет шестидесяти, в этот момент, пристроив на сапожной лапе сапог, прибивал к нему подковку. Он бросил на меня любопытный взгляд, но ничего говорить не стал, наверно, потому, что изо рта у него торчали два гвоздика. Повернувшись к нему спиной, пошел к двери барака. На входе меня встретила худая, ни бедер, ни груди, еврейка, вынырнувшая откуда-то из полутьмы помещения. Большие черные глаза, иссиня-черные волосы, торчащие из-под платка, не лишенное приятности лицо, которое портил длинный с легкой горбинкой нос. Лет сорок, определил я на глаз ее возраст.

– Ты к кому?

– Мне нужен Изя.

– Я тебя не знаю.

– Меня прислала Тереза. Сказала, что у вас можно остановиться на ночь.

– На постой? – сухое и недовольное выражение лица разом изменилось, по ее губам скользнула улыбка. – Так заходите.

– Кто там, Софа? – раздался из-за ее спины мужской голос.

– Человек пришел. Тереза прислала. У нас остановится, – ответила она, потом сделала шаг в сторону. – Проходите-проходите.

Изя оказался мужчиной лет пятидесяти, чисто еврейской внешности, его черные волосы были изрядно припорошены сединой. Меня, не успел я снять мешок с плеча, сразу посадили за стол, в гостиной. Комната было обставлена крайне бедно. Буфет, знавший лучшие времена, стол, три разнокалиберных стула и печь. Рядом с печью столик, на котором стояли примус, чайник и щербатая посуда: пять или шесть тарелок и несколько кружек.

– Как вас звать-величать, молодой человек? – спросил меня хозяин.

– Саша.

– Очень приятно. Израиль Моисеевич. Как насчет того, чтобы выпить за знакомство? Для укрепления…

– Изя, перестань сейчас же! – возмутилась женщина.

– Мне и спросить уже нельзя?

– Израиль Моисеевич, не обижайтесь, но мне Тереза сказала насчет вас: не поить, а деньги за ночлег отдать Софе.

Лицо еврея сразу стало скучным, он постучал пальцами по ветхой скатерти и каким-то бесцветным голосом спросил:

– И кто у нас хозяин в доме? Я или какая-то там Тереза?

– Сколько я вам буду должен? Рубль за ночь? – поинтересовался я у женщины.

– Да. Хорошо, – обрадовалась она предложенной мною цене. – Сейчас я вам покажу, где будете спать.

К моему удивлению, это оказалась отдельная комната. Дверь имела замок, а изнутри была задвижка, на этом все удобства закончились. Кровати не было, вместо нее стоял топчан. Рядом стояла ветхая этажерка. В деревянную стену возле двери были вбиты три больших гвоздя, изображавшие вешалку. Было окно, но застеклено только наполовину, так как вторая половина была забита досками и фанерой. Я брезгливо посмотрел на застиранное, серое белье, застеленное на так называемой кровати, но говорить ничего не стал, а вместо этого улыбнулся и сказал:

– Меня устраивает.

Расплатившись с Софой, я получил ключ от комнаты, сел на кровать, застеленную солдатским одеялом. На пороге появился Изя.

– Как вам наши царские хоромы? – с долей сарказма поинтересовался он.

– Бывало и хуже, – вполне искренне ответил я.

– Вы совсем молодой, а ваше лицо и глаза говорят совсем другое. Вам тоже досталось в этой жизни, вы переживали. И я тоже. Каждый день переживаю свое горе. Вы думаете, что Изя пьяница? Не верьте. Я не пью, я так плачу по своим погибшим детям и жене. На какое-то время из моей души уходит горе, и она не так страдает. Я слабый человек…

– Понимаю, можно даже сказать, сочувствую, но на выпивку не дам.

– Никто меня не понимает, – тихим голосом сказал хозяин квартиры, потом развернулся и ушел в гостиную.

Выйдя из комнаты, я закрыл дверь на ключ, после чего предупредил скрипача, который сидел за столом с поникшим видом:

– Пойду, немного прогуляюсь.

Тот даже не посмотрел на меня, только вяло махнул рукой.

«Предложили с ходу работу неизвестному здесь человеку. Странно и непонятно. Впрочем, чего гадать. Вечером узнаю».

Шагая между бараками, я разглядывал один из городских районов, где ютилась беднота. Место, где временно остановился. От домов и людей веяло какой-то беспросветностью. Обветшалые бараки, умывальники, прибитые у входных дверей, и туалеты на улице. Из магазинов здесь нашлась только лавочка с облезлой вывеской «Бакалейные товары». Спустя сто метров бараки кончились и начались огороды, за которыми лежал овраг, заросший кустарником, а еще дальше раскинулся пустырь. За ним, вдалеке, виднелись цеха и трубы какого-то предприятия. Развернувшись, я пошел обратно. Дверь была открыта, но в столовой никого не было.

– Хозяин, я пришел, – громко сказал я, но никакой реакции не последовало.

Я осторожно заглянул в приоткрытую дверь комнаты, где жил Изя с сестрой, там никого не было. Быстро обежал столовую взглядом, и мое внимание сразу привлекло одно из отделений печи, называемое подпечье – нижнее отделение, предназначенное для сушки дров и их хранения. Сейчас из него торчало четыре полена. Мне нужно было тайное место для хранения своих сокровищ, а смешному замку на двери моей комнаты у меня доверия не было от слова «совсем». Быстро зайдя к себе, я вытащил из своего мешка брезентовый сверток с золотом и деньгами, после чего снова вернулся в столовую и засунул его за поленья. Вышел на середину комнаты, снова бросил взгляд, оценивая свой тайник.

«Вроде все, как было. Ничем не нарушил целостность общей картины».

Снова закрыл дверь своей комнаты и только вышел на улицу, как увидел возвращающуюся из магазина Софу с соломенной корзинкой.

– Чего не отдыхаете, Саша? – спросила меня женщина.

– Я уже гулял, но может, вы и правы. Пойду полежу.

– А где Изя?

– Не знаю. Вернулся, его не было.

Вернувшись в свою комнату, достал из мешка кольт, засунул под подушку, скинул сапоги, лег на топчан и незаметно заснул. Проснулся от громкого спора, раздававшегося из столовой. Рука автоматически скользнула под подушку, пальцы сомкнулись на рукояти. Вскочил на ноги, уже с оружием в руке, и прислушался к шуму.

– Софа, сиди дома!

– Я иду с тобой!

– Помнишь, что произошло в прошлый раз?! Тебя обругали те поцы и ты полночи плакала!

– А так ты напьешься, Изя! Тебе же нельзя!

– Софочка, у нас такая судьба горькая. Тут ничего не сделаешь и ничем не поможешь.

Я открыл дверь, оглядел брата и сестру, которые смущенно замерли при виде свидетеля их семейного спора. Только сейчас я заметил, что в комнате стоит полумрак, а за окном опустились сумерки.

– Вы идете в корчму? – спросил я. – Если так, то я приведу себя в порядок и составлю вам компанию.

– Вот и хорошо, – обрадовалась женщина такому окончанию неприятного для нее спора. – Мы подождем.

Мимоходом я отметил, что они оба переоделись. На Изе была белая сорочка, жилетка, в руке он держал футляр со скрипкой, а на женщине – блузка с вертикальными голубыми и белыми полосками, на плечах лежал подобранный в тон платок с голубыми цветочками. Я надел пиджак и взял кольт. Дошли быстро. Народу в корчме было значительно больше, чем днем, но, несмотря на открытые окна, плавал табачный туман, временами делая лица сидящих людей мутными и безликими. Где-то в глубине зала играла гармошка. У стены, напротив стойки, были сдвинуты вместе два стола, за которыми сидела компания из семи человек, нарядно одетых, в костюмах и галстуках. Кое у кого из них на пальцах искрились камнями перстни. Остальные клиенты расселись маленькими компаниями или парами, но при этом было видно, что все друг друга знают. Свободными оставались только два стола. Быстро обежал глазами зал, но Седого с его головорезами не увидел. Изя уверенно направился к одному из свободных столов. Хотя стол стоял боком к залу, но я постарался сесть так, что вход и большая часть зала просматривались. В городе шпионов, бандитов и контрабандистов надо быть предельно осторожным. Если бить, то первым и наверняка, а если убегать, то так, чтобы сразу затеряться.

Не успели мы сесть, как к нам подошла подавальщица, но уже другая женщина, не Тереза. Я уже отметил для себя, что сейчас работают две женщины.

– Добры вечар, Павлинка, – поздоровался с ней Изя, а за ним Софа.

Она только кивнула им, как старым знакомым, и сразу спросила:

– Есть сейчас будете?

– Покорми Софу и этого молодого человека. Я потом поем.

– А у этого молодого есть гроши? – усмехнувшись, спросила она еврея.

– Есть, тетка, – ответил я ей грубовато. – Говори, что есть вкусного?

Пока мы разбирались с меню, Изя достал из потертого футляра скрипку, вышел из-за стола, приложил ее к плечу и провел смычком. Раздался резкий, но чистый звук, после которого шум в зале сразу притих. Еврей сначала заиграл что-то печальное, скрипка заплакала, загоревала, рвя душу. Шум окончательно замолк, люди внимательно слушали рвущую сердце мелодию. У мужчин лица стали серьезными, а у женщин глаза повлажнели. Не успела отзвучать грустная мелодия, как скрипка вдруг засмеялась, рассыпая по залу веселье и радость. В зале снова зашумели, раздался стук сдвигаемых кружек, в компании контрабандистов раздался тост:

– Вып’ем, браты, за наш поспех!

Тем временем за окном совсем стемнело. Молодой долговязый паренек быстро зажег лампы, прикрепленные к балкам, после чего закрыл окна и задернул занавески. Изя продолжал ходить между столами, играя на скрипке, но теперь ему уже вторила гармошка, а народ, под музыку, пил, ел и веселился. Не успел я разделаться со своим блюдом, как появился малахольный Юзек вместе с молодым мужчиной. Его приход опять вызвал приветственные крики. Мужчина, который привел паренька, поздоровался и сел за наш стол, а Юзек несколько минуту простоял возле меня с глупой улыбкой, пока я ему не кивнул, и только после этого прошел в центр зала. С минуту он стоял неподвижно, а потом запел. Сначала его голос звучал тихо, но постепенно, с каждой секундой, он набирал силу и чувство. Звуки скрипки вторили ему, переплетаясь с льющейся песней. Посетители слушали его, затаив дыхание. Парень спел еще три песни, потом вернулся к столу, где его ждали блинчики со сладкой начинкой и квас. В этот момент в зал вошли двое нарядно одетых мужчин. Шляпы, трости, светлые костюмы. Один из них, рябой, крепкий и жилистый, сразу поздоровался с посетителями корчмы.

– Привет, хлопцы!

Народ в ответ дружно и уважительно с ним поздоровался. Не успели новые гости сесть за свободный стол, как им сразу принесли водки и закуску. Судя по быстроте выполнения заказа, их вкусы в корчме хорошо знали. Рябой бросил взгляд на буфетчика, тот в ответ слегка кивнул. Все это время я изображал человека, которому все в новинку, ну и понятное дело, крутил головой по сторонам, поэтому успел перехватить брошенный на меня, цепкий и внимательный, взгляд Рябого. Чуть позже уловил взгляд Рябого на кабатчика, после чего тот подозвал мальчишку-подручного и что-то тому сказал. Вроде ничего необычного в этом не было, кроме того факта, что мальчишка отошел от стойки и встал рядом с выходной дверью. Прошло минут двадцать, я уже поел и допил свой квас, но меня так и не позвали ни к столу, ни на разговор.

«Нет так нет, навязываться не будем».

– Возьми, – сказал я подошедшей к нашему столу Терезе и протянул ей рубль. – Сдачи не надо.

Не успел я так сказать, как паренек сорвался с места и исчез за дверью.

«Побежал, чтобы предупредить. Засада? Вряд ли. Скорее, еще одна проверка».

Выйдя на улицу, я словно окунулся в темноту. С минуту стоял, пока привыкали глаза, при этом с удовольствием дышал свежим ночным воздухом, ожидая, что кто-то выйдет вслед за мной для разговора, но так и не дождавшись, направился к дому Изи. Где-то пьяными голосами пели песню:

Пройдя половину дороги, я увидел идущего мне навстречу парнишку из корчмы. Стоило ему меня заметить, как он сразу отвел глаза, стараясь не встречаться со мной взглядом. Стоило мне его увидеть, как я насторожился – засада где-то близко. Исходя из возможностей местных бандитов, я был готов к любой неожиданности, кроме выстрела из снайперской винтовки.

Стоило мне увидеть вынырнувшие из-за барака две мужские фигуры, я невольно ухмыльнулся.

«Спайка, говорите, города и деревни. Ну-ну. А что насчет спайки милиции и бандитов?»

Может, это и были бандиты, но оба были одеты в форму милиционеров. В следующую секунду в руке одного из них засветился фонарик.

– Гражданин, предъявите ваши документы.

– А в чем дело, товарищи милиционеры? Что случилось? Я просто иду домой. Что я такого сделал? Да кто вы сами такие будете? – делая вид, что испугался, зачастил я. – Вы не представились. Это неправильно. Если вы, народная милиция, то должны первым делом представиться.

Их появление было понятно: проверить мою личность, а также лояльность к органам власти.

– Старший милиционер Кручина Николай Федосеевич, – представился один из них, затем положил руку на кобуру и заявил официальным тоном: – Гражданин, если прямо сейчас не предъявите нам документы, нам придется вас арестовать за сопротивление представителям властей.

Судя по тому, как он излагал, он был настоящим ментом. Второй тип, с фонариком, все время молчавший, похоже, только играл роль милиционера.

– Зачем арестовать? Не надо! Есть у меня документ, есть. Как не быть.

Придав себе испуганный вид, я изобразил, что собираюсь достать документы, но вместо этого резким ударом выбил фонарик из руки подставного и кинулся бежать.

– Стой, сволочь! Стрелять буду! – раздались голоса у меня за спиной, где-то там, в темноте ночи.

Пока они поднимали с земли фонарик, я уже успел укрыться за ближайшим бараком. Я слышал, как парочка немного пробежала по дороге, потом остановились, поругались для приличия и принялись громко рассуждать, куда мог скрыться этот уголовник. Причем про дом скрипача не было сказано ни слова.

«Дешевый спектакль. Ни малейшего полета фантазии», – думал я, пробираясь задами к дому Изи.

Войдя в дом, первым делом проверил свой тайник. Все было на месте. Положил ключ от входной двери на стол, затем открыл свою комнату и, подойдя к стоящему в углу мешку, сразу понял, что в нем кто-то копался. Вот только найти там ничего они не могли. Костюм, пара рубашек, галстук, туфли, а все, что мне может понадобиться для перехода границы, я собирался купить здесь. Рисковать я не хотел, поэтому закрыл дверь сначала на замок, а потом – на задвижку.

«Проверку, похоже, я прошел. Все же интересно, на какую работу меня хотят подписать?»

Утром я встал рано, оделся, вышел в столовую. В воздухе почему-то резко пахло керосином.

– Доброе утро, Софа.

– Добрай раніцы, Саша. Чай пить будете? Что, пахнет? – на мой кивок, она пояснила: – Это я примус заправляла.

– Спасибо. Не хочу. Надо привести себя в божеский вид и идти заниматься своими делами.

– Все? Съезжаете? – и женщина грустно улыбнулась.

– Еще не знаю, но даже если съеду, заплачу вам за сутки вперед.

Я достал костюм, но он был мятый, поэтому я обратился к женщине:

– Софа, у вас есть утюг?

– Нет, но я могу взять у Насти, нашей соседки.

– В таком случае, вы не могли бы привести в порядок мой костюм? Я заплачу.

– Несите. Я сейчас все быстро сделаю.

Пока она хлопотала над моим костюмом, я стал приводить себя в порядок. У меня до сих пор не хватало должной сноровки в бритье безопасной бритвой, так как по большей части я брился в парикмахерских. Сначала стал доводить на ремне бритву. Несколько раз пробовал остроту, сначала пальцем, потом на волосках руки. Наконец, посчитал достаточно острой – отложил ее и принялся взбивать мыльный раствор, закончив, стал намыливать помазком лицо и только потом взял в руки бритву. Умылся и только потом вспомнил, что надо почистить туфли. Не успел снова помыть руки, как в столовую вошел с помятым лицом скрипач.

– Доброе утро, Израиль Моисеевич.

– Доброе, – буркнул он мне в ответ, потом спросил сестру, которая приводила в порядок мой пиджак: – А горячего чая у нас нет?

– Есть. Сам налей, – сердито ответила она брату. – Я же просила тебя вчера, как человека: не пей.

Под их легкую перебранку я забрал костюм в свою комнату, где переоделся, после чего, начищенный и наглаженный, пошел на встречу. Добравшись до центра города, я нашел сквер, а в нем фонтан. Власов был уже там. Он сидел на скамейке с газетой, рядом разместились две женщины, о чем-то оживленно беседуя. Сашенька бегала вокруг фонтана с другими детьми, весело кричала, хлопала ладошами по воде и обнимала гипсовых лягушек, сидевших на бортике фонтана. Подходить я не стал, дождался, когда Владимир бросит взгляд поверх газеты. Стоило ему меня заметить, как он сдвинул шляпу на затылок и вытер лоб. Это был сигнал: опасность.

«Что за черт?!»

Первое, что я сделал, так это отошел подальше в сторону, чтобы меня не заметила девочка, так как ей было плевать на конспирацию, и одновременно стал оценивать и анализировать гуляющий народ на предмет опасности. Слежки я не заметил. В основном здесь гуляли мамы с детьми и пожилые семейные пары. Спустя двадцать минут Владимир позвал с собой Сашеньку, которая без особого удовольствия пошла с ним, так как ей не хотелось покидать детскую веселую компанию. По дороге они зашли в кафе поесть мороженого и только потом пошли к гостинице, которая оказалась не в центре, но при этом тоже в довольно оживленном месте. Здесь не было роскошных витрин и дорогих ресторанов, зато теснилось множество лавок и магазинчиков с самым разнообразным товаром, мастерские сапожников и лудильщиков. После того, как они зашли в дверь отеля, я выждал пять минут, после чего зашел сам. Подойдя к стойке, спросил у портье:

– Здравствуйте. У вас приличные номера есть?

Молодой мужчина лет двадцати семи, с благообразной физиономией и усиками щеточкой, стоявший за стойкой, мигом оценил мой костюм и расплылся в официальной улыбке:

– Доброго вам дня, господин. Даже не сомневайтесь. Я просто уверен, что вам у нас понравится.

– Я только приехал в город, а вещи оставил на вокзале. Слышал, у вас тут строго.

– Строгостей много, так и не удивительно, граница от города в тридцати с лишним верстах проходит. Патрули часто ходят, документы проверяют. У нас в гостинице тоже. Ежели будете жить у нас больше двух суток, вам придется зарегистрироваться в милиции. Извините, таковы правила.

– Спасибо. Понял. Сколько стоит номер?

– Рубль шестьдесят копеек.

– Вот вам два рубля. Сдачи не надо.

Парень подался чуть вперед и тихим многозначительным голосом сказал:

– Благодарствую. Ежели чего-то надо, то обращайтесь. У нас все чисто, благородно. Будете весьма довольны.

– Замечательно! – воскликнул я, изобразив восторг. – Вот только с делами надо разобраться.

«Интересно, он работает на чекистов?»

Получив ключ от номера, поднялся на второй этаж. Дверь одного из номеров была приоткрыта. Постучал и услышал, как Владимир говорит девочке, что ему надо выйти и поговорить с человеком, а потом они пойдут в игрушечный магазин и что-нибудь там обязательно купят Сашеньке. Власов вышел, прикрыл за собой дверь и поздоровался.

– Здравствуйте. Что случилось?

– Меня опять настигло прошлое, Саша, – он был явно расстроен.

– Владимир, давайте по делу, без прелюдий, – при этом мне не удалось скрыть недовольные нотки в своем голосе.

– Помните, я вам говорил про своего хорошего знакомого, который собирался вернуться домой, в Минск? Сергей Загоруйко, бывший штабс-капитан…

Я кивнул.

– Мы с Сашей сразу поехали к нему. Дверь нам открыла пожилая женщина, его мать. Сказала, что его сейчас нет, а когда будет, она не может сказать. Вот только за ее спиной я заметил мелькнувшую мужскую фигуру. Мы ушли, но я сразу заметил за собой слежку. Впрочем, этот человек от меня не сильно скрывался. Будь я один, а тут… Нашел эту гостиницу, заселился, а поздно вечером меня навестили гости. Одного из них я хорошо знал. Бывший полковник Генерального штаба Фирсов Леонид Сергеевич. Это он готовил нашу группу к отправке в Россию. Они заявили, что считают меня предателем, так как организация, куда должен был влиться наш отряд, была полностью разгромлена. Я им рассказал, как все было на самом деле, но до конца они мне так и не поверили. К тому же их сдержало то, что со мной был ребенок.

– Вы им рассказали, что убили предателя?

– Да все я им рассказал, даже то, что меня наняли перевезти девочку за границу, к родственникам.

– Погодите, они что, члены местного белогвардейского подполья?

– Нет. По их намекам можно было понять, что они прибыли сюда из-за границы с какой-то миссией.

«Здорово. С моей стороны непонятные пока бандиты, а со стороны Власова – возможно, белое подполье и ОГПУ. А наверху этого слоеного тортика лежит вишенка – Сашенька!»

– Прибыли из-за границы. Значит, они должны знать местных контрабандистов. Вы говорили с ними?

– Говорил, но так как я под подозрением, вы сами подумайте, кто мне сдаст контакты и связи?

– Надо сбить их со следа. Снимайте квартиру и ищите няню, я сам попробую добраться до контрабандистов.

– Уже. После обеда мы поедем смотреть квартиру. Сдает женщина, возможно, она сможет присмотреть за девочкой. Адрес…

– Понял. Я пошел.

После таких новостей я придал себе вид праздного гуляки и по пути трижды проверился, чтобы окончательно убедиться, нет ли за мной хвоста. Только уверившись в своей безопасности, я пообедал в кафе, а затем вернулся на квартиру еврея. Мазнул глазами по тайнику, вроде все нормально, так как другой возможности проверить у меня не было, хозяева сидели в гостиной и о чем-то спорили.

– Саша, до тебя тут приходили, – сказала мне Софа. – Просили сказать, как придешь, чтобы сразу шел в корчму. У них есть до тебя разговор.

– Хорошо. Только переоденусь.

Выйдя из своей комнаты, отдал рубль Софе:

– Спасибо за мою одежду.

Изя проводил рубль печальным взглядом:

– Софа, хорошо, когда у людей есть гроши. Вот только почему у нас их нет?

Добрался до корчмы я быстро. Зашел. Народу было больше, чем вчера днем, только на этот раз никто не пьянствовал, люди просто пришли поесть. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, кухня в этом заведении, как я уже успел убедиться, хорошая. Знакомых лиц не наблюдалось, и я решил сесть за стол и подождать, но в эту самую секунду мне из-за стойки махнул рукой буфетчик. Иди, мол, сюда! Оказалось, что меня ждали в задней комнате корчмы. Из двух мужчин я знал только одного. Это был Рябой. Второму мужчине явно далеко за сорок, елейно-постное лицо, чем-то напоминавшее лик с древней иконы. Они сидели за столом и пили пиво.

– Здорово. Садись. Разговор есть. Пиво будешь? – с ходу начал разговор Рябой.

– Нет. Я вас слушаю.

– Деловой, – усмехнулся незнакомец. – Давай знакомиться. Меня Янек зовут, его – Франта. Ты, как я слышал, Саша.

– Ты зачем в Минск приехал? – сразу в лоб задал мне вопрос Франта.

Я бросил на него оценивающий взгляд, но тот только усмехнулся.

– Дело одно у меня тут есть. Выгорит – хорошо, не выгорит, буду думать, что делать дальше.

– Дело, говоришь? Так у нас тоже есть что предложить, – вклинился в разговор Янек. – Ты как?

– Хорош темнить. Говорите, что от меня надо? – перешел я на резкий тон.

Они переглянулись, после чего Рябой вдруг неожиданно спросил меня на воровском языке, отчего я такой наглый. Усмехнувшись, я выдал ему матерный ответ на языке медвежатников, щипачей и скокарей. Рябой зло оскалился, но на рожон лезть не стал, а продолжил спрашивать. После короткого разговора-проверки ухмыльнулся и подвел итог:

– Сидел. За что чалился?

– Тебе какая тебе разница? Что надо?

– Ладно. Про контрабандистов слыхал?

– Конечно, слыхал. Даже мысль была поближе с ними сойтись.

– Так давай. Сходишь пару раз, а там видно будет, подходишь ты или нет. Заодно парни к тебе присмотрятся.

– С вами пойду?

– Нет. У нас своя группа, а вот мой хороший знакомый как раз человека ищет. Можем прямо сейчас к нему пойти.

– Так пошли.

Вышли мы из корчмы только вдвоем, Рябой с нами не пошел.

– Слушай, парень, ты не против, если я тебя хлопцам родственником представлю? Так у людей больше доверия к тебе будет.

– Надо, так представь, – согласился я.

Что меня вводят в чужую игру, сомнений уже не было. Вот только в качестве кого? Если мне удалась моя роль, то сейчас эти люди видят перед собой молодого парня – уголовника, который приехал сюда ради денег. А то, что он утверждает, что здесь по делам, явно врет, иначе бы не ухватился сразу за встречу с контрабандистами.

В другое время я бы не полез в это мутное дело, но сейчас мне надо было решить вопрос с девочкой. Она нас связывала по рукам и ногам, не давая жить и действовать, как мы привыкли, но и торопиться в этом деле было нельзя – на кону стояло мое слово княгине и жизнь ребенка.

«Схожу с парнями разок-другой, стану своим, а там мы с Власовым переправим Сашеньку».

С Янеком мы договорились, что и как я буду говорить контрабандистам. Идти пришлось довольно далеко. Сначала мы шли по извилистым улочкам, проходя мимо лавок и двухэтажных домов, потом спустились с пригорка, и тут брусчатка неожиданно закончилась, а пройдя еще метров сто, мы оказались в самой настоящей деревне. За заборами лаяли собаки, где-то рядом хрюкала свинья, а навстречу нам босоногий мальчишка гнал с десяток гусей. Пройдя по главной улице, мы оказались на деревенской площади, где стояла корчма. Судя по музыке и пьяным выкрикам, там уже шло веселье. Вошли. На нас почти не обратили внимания, только пара сидящих в зале человек поздоровалась с Янеком. Он подвел меня к столу, за которым сидели четыре человека. На столе стояла водка и нехитрая закуска. Как я уже заметил, с водкой и спиртом в Беларуси, в отличие от России, проблем особых не было. Поздоровались, Янек представил меня, мужчины назвали себя. Пригласили нас за стол, но Янек отказался, после чего отозвал одного из контрабандистов в сторону. Они быстро переговорили, после чего мой провожатый быстро попрощался со всеми и ушел. Я уже выпил с ними водки, но с расспросами никто не торопился, до тех пор, пока не вернулся к столу их старший, Тимофей.

– Закусывай, не стесняйся, Сашка, – сказал он. – Янек сказал, что ты ему дальний родственник и сидел в тюрьме. Все так?

– Раз сказал, значит, так.

– За что? – сразу последовал следующий вопрос.

– Я не бандит и не убийца. По политике шел.

– Нам твоя политика без надобности, нам надо, чтобы человек был правильный и жил по совести.

Не то чтобы он согласился принять меня в свою команду, но и не отказал, но при этом парни, до этого молчавшие, словно получили негласное разрешение и начали задавать мне вопросы.

– С чего ты решил здесь попробовать? – первым спросил меня, улыбаясь, молодой паренек по имени Славик, моих лет, с дружелюбным взглядом и лихим чубом.

– Просто пока молодой, хочу все в жизни попробовать, – ответил я ему. – Да и кровушку не прочь разогнать, опасностью себя побаловать.

– А чего в Москве тебе не сиделось? – спросил меня здоровенный парень по имени Анджей, который за это время в одиночку управился с кругом копченой колбасы.

– Властей там слишком много, все со своими указами лезут, а я люблю свободную, привольную жизнь.

– Гэта правільна! Вып’ем за наша вольнае жыццё, хлопцы! – поднял стакан Тимофей.

Все дружно выпили, потом стали закусывать. Колбаса, ветчина, хлеб, да помидоры с огурцами.

– Ты где, Сашка, остановился? – спросил меня старший.

– У Изи-скрипача. Только добираться до вас далеко. Может, где поблизости жилье есть?

– Славик, ты как? – обратился к парнишке Тимофей.

– Можно и у меня, – ответил раскрасневшийся от водки молодой контрабандист.

– Ладно, Сашка, попробуем тебя в деле, – дал наконец свое согласие Тимофей. – Так, хлопцы?

– Возьмем. Попробуем, – раздалось за столом.

Даже мужчина, по имени Болеслав, сидевший с мрачным взглядом и не сказавший до этого ни слова, соглашаясь, кивнул.

– Тогда так, Сашка. Мы тебя толком не знаем и в деле не видели, поэтому по первому разу залог нам оставишь. Даляры або золата. Есть?

– Найду.

– Тады ўсё, хлопцы, – хлопнул ладонью по столу старший и встал. – Пойду у Левки Жида забирать наши кровные. Ты, Сашка, с хлопцами гулять будешь?

– Я бы хотел сразу переехать.

Мне хотелось побыстрее забрать свое золото из ненадежного тайника.

– Тогда да пабачэння.

– Славик, так как мы сделаем? – обратился я к пареньку.

– Погоди чуток. Хлопцы, вы куда пойдете? – обратился он к двум оставшимся за столом контрабандистам.

– Дождемся, как договаривались, Ваньку Кавалериста и тогда решим. Ты же, Чудило, к Гелене не пойдешь, а к Марыське своей, небось, за ласками, да?

– Так я тебе и скажу! – усмехнулся паренек. – Ладно, захочу вас найти, найду. Не прощаюсь.

Славик на мой вопрос, почему у него такое прозвище, ответил, что как-то, будучи сильно выпившим, поделился с товарищами по работе своими фантазиями-мечтами, за что и получил прозвище Чудило. Оказывается, все они имели клички. Ванька Кавалерист когда-то воевал в армии Буденного, Анджей – Слон, потому что всегда нес самый большой и тяжелый груз, Болеслав за свою неразговорчивость получил прозвище Молчун, Тимофея прозвали Путником, потому что лучше всех знает пути-стежки на приграничье. Подпивший парень болтал без умолку. Так я узнал, что при последнем переходе границы на советскую стороны они нарвались на наряд пограничников и были обстреляны. Степан Лыко, еще один член их группы, был тяжело ранен в ногу. Они с большим трудом вытащили его и груз. Им еще повезло, что тюки с товаром, или как их здесь называли «носки», на этот раз были нетяжелые. Большие, объемные, но сравнительно легкие: чулки, кофточки, женские платки, перчатки, галстуки.

– Ваньке Кавалеристу руку продырявили, но этот легко отделался, кость не задета. Две недели и будет как новенький. Вот только нам сейчас дело бросать никак нельзя, поэтому тебя взяли, так как Степка, похоже, отбегался. Нам еще в больнице сказали, что он теперь хромой будет. Только поэтому мы сейчас гуляем. Тимофей сказал, что Левка Жид чуть ли не рыдает, так как у него сейчас большая партия товара простаивает, а Путник самый лучший машинист на границе.

– Машинист? – переспросил я его.

– Так у нас проводников кличут. Мы уже полгода вшестером ходили, а тут такая беда случилась.

– И что теперь делать будете?

Он мне рассказал, что группы контрабандистов не постоянные, а такая, как у Тимофея, так вообще редкость. Со временем набираясь опыта, контрабандисты сами становились проводниками, другие нередко переходили по самым разным причинам в другие группы. Их места занимали новые люди, и работа продолжалась. Группа обычно набиралась в зависимости от количества товара, который следовало нести через границу. Еще я узнал, что вдоль границы с той и другой стороны есть точки, куда доставляется товар, чаще всего это хутора в глуши, хозяева которых организуют доставку в Минск или Раков. Из Польши везли товары народного потребления, от женских заколок до шуб, кокаин и спирт. Из советской Беларуси везут золото, бриллианты, антиквариат, меха. Есть контрабандисты, которые специализируются на людях, переводя их через границу. Группы контрабандистов по шесть-десять человек, нередко интернациональные, белорусы, русские, поляки. Оказалось, что границу пересекают не только контрабандисты, но также диверсионные группы из советской Беларуси и шпионы всех мастей.

– Шпионы? А тебе они встречались?

– Не, у них свои пути-дорожки, выбирают самые глухие места. Только с ними лучше не встречаться ни днем, ни темной ночью. Им человека убить, что тебе плюнуть. И еще… Так как обычно шпионы идут без товара, поэтому никогда не бросай носку. Ежели нас пугнут на границе, то тикай с ноской. Попадешься ляхам – те просто отберут товар, а тебя отпустят, но это только на первый раз. Второй або третий раз им в лапы попадешься, отправят в суд, а там посадят. Могут даже и полгода дать. В Советах еще хуже, но ежели большевики сцапают тебя без товара – хана.

– А как у вас с оружием?

– Так мы без зброі ходзім, толькі нажы. Правда, пару месяцев назад появилась какие-то бандиты, засады на нас делают. Дней десять тому назад группа Войта, шесть человек, пропала. С концами. Еще слухи ходят, что у чекистов есть бывший контрабандист, который, чтобы не сесть в тюрьму, стал предателем. Вынюхивает, потом докладывает про нас чекистам. Хлопцы говорят, что чекисты уже три наших группы так взяли.

«И вот вы мне скажите, как тут можно идти без оружия? Нет. Нашли дурака».

– А чего вы из своих, проверенных людей себе никого не взяли?

– Які ж ты дурны, Сашка. Я же тебе только что говорил про предателя и бандитов. Когда Янек сказал Тимофею, что ты его родственник, а самое главное, что неместный, так он сразу захотел на тебя посмотреть. Так что, ежели ты нашему старшему понравишься, то постоянно с нами ходить будешь.

Дверь нам открыла девчушка лет восьми. Круглое личико, две косички и веселые, озорные глаза.

– Славик, а что это за дядя? – сразу от порога спросила она.

– Он у нас поживет немного, Галинка.

– Привет, Галинка, – поздоровался я. – Меня зовут Саша.

Я уже знал, что старшая сестра контрабандиста замужем, имеет двоих детей. Муж уже с полгода, как уехал на заработки в Польшу, так и пропал. Ни весточки, ни передачи. Славик провел меня в дом, показал комнату.

– Смотри. Устраивает?

Обстановка комнаты была такая же, как и у скрипача, но зато здесь стояла настоящая кровать и окно было целое.

– Вполне. Сколько? – спросил я и добавил: – Только плачу в рублях.

– Тридцать за месяц. Не жалко?

Тут в дом вошла сестра Славика Катерина, ведя за руку девочку лет пяти. Это была рано располневшая женщина лет тридцати, с симпатичным, как у брата, лицом.

– Вот, Катерина, жильца нам привел. Сговорились на тридцати рублях, – сообщил сестре Славик.

– Добре. А как зовут пана?

– Саша.

– Саша, если что будет нужно, постирать там, говори, не стесняйся.

– Спасибо. Я сейчас пойду за вещами, а потом вернусь к вам.

Этим вечером я переехал к Славику, к большому огорчению Софы. Впрочем, три рубля, врученные ей, немного подняли ее настроение. С Изей попрощаться не удалось, он спал перед вечерним выступлением.

Дверь на мой стук опять открыла Галинка, так как оказалось, что из взрослых дома никого не было.

Снова переодевшись, я отправился в гостиницу. Оказалось, что Власов съехал за два часа до моего приезда. Взяв извозчика, сказал ему адрес и откинулся на спинку сиденья. Подъехав, я плюнул на меры предосторожности и, открыто подойдя к дому, постучал. Открыла мне дверь хозяйка, женщина лет сорока, с приятным лицом, про которое можно сказать: кровь с молоком и ямочки на щеках. Вежливо поздоровавшись, я спросил:

– У вас остановился Владимир Михайлович?

– Вы, наверно, Александр?

– Да, это я. Так я могу его видеть?

– Конечно. Проходите. Мы как раз чай пьем.

Сначала была бурная встреча с девочкой, но спустя полчаса она уже начала зевать, глаза стали сонными и было видно, что они сами собой закрываются. Хозяйка увела ее, чтобы положить спать.

– Как дела? – спросил меня Власов.

– Записался в контрабандисты. Через день-два пойдем в Польшу.

– А мы как?

– Надеюсь, что за эти несколько дней я решу этот вопрос. С Сашенькой ладите?

– Она хоть и ребенок, но уже успела настрадаться, поэтому многое понимает не хуже взрослого. Скажу сразу, ко мне больше не приходили.

– Ясно. Вроде все решили. Как хозяйка?

– Похоже, нашла с ребенком общий язык. Если все пойдет так и дальше, то у меня скоро будут развязаны руки.

– Ладно, я пошел. Надо вливаться в рабочий коллектив, а то не поймут.

– Это как? – поинтересовался Власов.

– Бабы и водка, – с усмешкой объяснил я Владимиру.

– Завидую.

Обещанный товар привезли даже раньше. Хозяин со своим семейством сразу стал собирать и формировать носки. Ему помогали Тимофей и Жареный. Вернувшись в сарай, старший рассказал нам о товаре, который мы на этот раз понесем: выделанные кожи, батист, шелковые чулки, часы, бижутерия и женское нижнее белье. Судя по высказываниям опытных контрабандистов, это был очень дорогой товар.

Поужинали мы рано, а потом часа два дожидались темноты. Неожиданно поднялся ветер и нагнал тучи. Было видно, что скоро пойдет дождь. Народ обрадовался, стал довольно потирать руки.

– Будет сильный дождь, а значит, меньше опасность, – сказал мне Славик. – Погранцы не любят такую погоду.

– Так товар промокнет.

– Не промокнет, да и не твоя это забота.

– И то правда, – согласился я с ним.

До польской границы мы добрались в довольно быстром темпе. Теперь мы уже шли другой дорогой, по лугу, потом по болотистой местности, где шагалось трудно, с усилием, где каждый раз, когда вытаскивал ногу из жижи, я боялся, что оставлю сапог в липучей грязи. Как Тимофей в полной темноте определял здесь дорогу, одному богу было известно, но вел он нас довольно уверенно. Где-то спустя час после того, как мы вышли, громыхнул гром, ударила вдали молния и пошел дождь.

Путник в первый раз остановился, как только мы вышли из болотистой низины. Мы стояли, таращились в темноту, но ничего не видели в кромешной темноте и не слышали, кроме шума дождя. Насквозь промокшая одежда липла, холодя тело. Судя по остановке, это было одно из тех мест, где устраивали засады пограничники, но, как бы то ни было, мы скоро двинулись вперед и какое-то время шли по длинному оврагу, заросшему травой и кустарником. Может, нас и не видно было, но постоянно приходилось отклонять рукой мокрые ветки, чтобы те не хлестнули по лицу, что изрядно напрягало и нервировало. Когда темное время ночи перевалило середину и стало двигаться к рассвету, дождь перестал. Только нам не стало легче, потому что мы уже были насквозь мокрые.

Если польскую границу мы проскочили незаметно, то с большевиками нам не повезло.

– Всем стоять!! Стрелять будем!! – вдруг неожиданно заорал чей-то мужской голос, причем так громко, что мне даже показалось, это где-то рядом со мной.

Я рухнул в мокрую траву под крик:

– Хлопцы, тикаем!!

Вот только кольт из-за носки так просто достать не удалось, но я все же справился с этой задачей. Рубчатая рукоять пистолета помогла мне убрать эмоции и начать логично мыслить. Слегка приподняв голову, я видел свет фонарей и мелькавшие темные фигуры, попадавшие в их лучи, слышал крики и команды, приказывающие остановиться. Предсказуемо, но при этом все равно неожиданно один за другим ударили два выстрела, и в темноте кто-то истошно закричал. Снова раздались крики пограничников, требующие остановиться, затем ударил винтовочный выстрел, а потом кто-то выпалил из нагана, следом раздался крик, но уже кого-то из наших:

– Не стреляйте! Я сдаюсь!

Свет фонарей и крики пограничников определили для меня направление бегства – в противоположную от них сторону. Кипевший в крови адреналин позволил мне резко вскочить, несмотря на тяжелый груз за плечами, и помчаться со все ног, стараясь убежать так как можно дальше от света фонарей и криков. За моей спиной кто-то кричал, требуя остановиться, но так топота сапог за своей спиной я не слышал, то продолжал бежать что было сил, при этом стараясь держать направление вдоль границы. Сейчас я исходил из того, что по мою левую руку была польская граница, а по правую – Страны Советов. Вот только насколько все это было верно, в полной темноте и среди бескрайнего поля, я не знал, но очень хотел в это верить. Единственное, что в этой ситуации меня радовало, так это то, что за мной не было погони, а крики едва доносились до меня. Вдруг я услышал какой-то шум впереди себя и сразу прибавил хода. Ноги скользили по мокрой траве, носка давила, прижимая к земле, но я продолжал бежать из последних сил.

– Хлопцы, стойте! – негромко крикнул я. – За нами уже никто не гонится!

Топот шагов сразу пропал, люди, до сих пор скрытые от меня темнотой, остановились. Даже на таком расстоянии я слышал, как они тяжело, с хрипами, дышат.

– Ты кто? – негромко спросили меня.

– Сашко, – назвал я себя и очень обрадовался, узнав этот голос. – Это я, Путник.

Подойдя к кучке людей, быстро обежал всех глазами. Шесть человек. Из наших не было Молчуна и Славика, а также двух людей Жареного.

– Ждать никого не будем. Пошли, – резко, даже как-то категорично, заявил Тимофей.

Спустя три часа мы перешли советскую границу и оказались на той стороне. Промокшие и усталые, мы не останавливались ни на минуту, подгоняемые страхом, но при этом шли осторожно, с оглядкой, вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Всем хватило одного раза, поэтому никто не хотел наскочить на новую засаду, но новое несчастье нас не минуло, Жареный неожиданно поскользнулся на мокрой траве и вывихнул ногу. Наше движение сразу резко замедлилось, даже несмотря на то, что тучи рассеялись и сразу посветлело. Вскоре Тимофей замедлил шаг, а потом и совсем остановился.

– Отдыхаем час, хлопцы.

Хрипло дыша и покачиваясь от усталости, контрабандисты бросали носки и падали на землю. Приходить в себя люди стали только минут через десять. Потянуло табачным дымком, послышалось бульканье, разливали водку, начали раздаваться шепотки. Внимание ослабло, настороженность пропала. В этот момент один из людей Жареного встал и направился по нужде в кусты. За ним встал Анджей, видно, по той же надобности. Не успел он сделать и пары шагов, как вдруг ударили выстрелы. Краем глаза я еще успел ухватить, как парень Жареного замер на секунду, чуть наклонился вперед, а затем просто рухнул, без звука, лицом в траву, а Анджей, застонав, завалился на бок. В следующую секунду мгновенно сработавшие боевые рефлексы прижали меня к земле, а пальцы сжимали снятый с предохранителя кольт. Мне хватило слов Славика, чтобы понять, здесь рассчитывать на милосердие не приходится.

В следующее мгновение раздался громкий мужской голос, который скомандовал:

– Жыва ўсталі! Рукі ўгору!

Судя по наступившей тишине, контрабандисты не торопилось вставать, за исключением одного, который, видно поддавшись панике, бросился бежать. Раздался выстрел, затем вскрик, перешедший в хрипение. Это стрелял третий бандит, сидевший отдельно от остальных. Он прятался в кустах, в метрах пятнадцати от меня. В следующее мгновение я направил ствол на место, где прятался налетчик, и дважды нажал на спусковой крючок. Следом послышался короткий, резко оборвавшийся вскрик и глухой удар упавшего на землю тела. Двое других бандитов, сидевшие в засаде, явно растерялись, потому что иначе как глупостью нельзя назвать выкрик-вопрос:

– Митька?!

В ту же секунду еще две пули ушли в направлении только что раздавшегося голоса. Крик боли, а затем протяжный стон. Я сразу перекатился, меняя позицию, что мне спасло жизнь. Пуля с силой рвануло плечо моего пиджака. Резкий разворот и выстрел в то место, где я успел засечь дульную вспышку. Резко оборвавшийся стон сказал мне, что цель поражена. Где-то впереди вдруг раздалось шуршание кустов, а затем послышался топот ног убегающего бандита. Вся перестрелка заняла всего несколько минут. Я снова сменил позицию, на случай, если еще кто-то из бандитов притаился и надумает пострелять. Наступила относительная тишина, нарушаемая только приглушенными стонами раненых.

– Есть кто живой? – тихо спросил я.

– Есть, – раздался голос Тимофея. – Это ты их всех положил?

– Я.

– Дяденьки, это я, – вдруг раздался чей-то жалостный голос.

– Леха, ты? – переспросил его Путник.

– Я. Дяденьки, не убивайте меня, пожалуйста.

– Заткніся, дурань! – строго прикрикнул на него Тимофей.

Резко вскочив на ноги, я повел стволом по сторонам. Вслед за мной поднялся Тимофей и тоже осторожно огляделся. В его руке тускло блеснуло лезвие ножа. Меня очень сильно интересовала личность предателя. Обходя носки, я подошел к нему. Это был Жареный, он лежал, уткнувшись лицом в траву, а в его руке был зажат наган. Спустя минуту ко мне подошли Тимофей и Леха.

– Почему? – спросил я у них.

Никто мне не ответил, только отрицательно качнули головами, дескать, к этому делу мы никак не причастны. Тимофей не стал задерживаться у трупа и подошел к раненому Анджею.

– Куда попали?

– В бедро. Боженька милостивый, как жжет-то сильно, мочи нет. Дапамажыце, хлопцы.

Тимофей распорол штанину ножом и уверенно занялся раной. Ему на помощь пришел Леха Молодой. Пока они вливали в рот Анджея разведенный спирт и занимались обработкой раны, я быстро прошелся по кустам, осмотрел тела бандитов. Мне не нужно было щупать пульс, трогать сонную артерию или заглядывать в зрачки – эти двое были окончательно мертвы. Это были Седой и бледный молодой парень с ухоженными усиками.

«Значит, сбежавший – Бульдог».

Подошел к Тимофею, тот как раз занюхивал рукавом пиджака после нескольких добрых глотков разведенного спирта. Ни слова не говоря, протянул мне фляжку.

– Не хочу. Ты Седого знал?

– Кто это такой?

– Иди посмотри, – и я мотнул головой в сторону кустов.

Спустя несколько минут он вернулся и сказал:

– Знал, еще как знал эту паскуду. Мы ведь с ним вместе начинали. Он уже тогда гнилым душой был, злопамятный и жадный. Даже не помню, когда я его последний раз видел. Полгода, а может и более. А ты его откуда знаешь?

– Судьба свела. В первый день как приехал морду ему набил.

– Он что, решил тебе так отомстить?

– Почему мне? – удивился я. – Сам от Славика слышал про бандитов, которые грабят контрабандистов.

– Значит, судьба вас свела, чтобы каждый получил, что заслужил, – с философским подтекстом заявил Тимофей и снова приложился к фляге.

– Только не могу понять: почему бандитов было так мало?

– Их трое, да у Жареного, думаю, подручный был. А тут есть что брать. Товар богатый. Только теперь нам надо отсюда убираться. Место глухое, да мало ли кто мимо шел.

– Подручный? Может, это Леха?

– Не. Не. Это не я, – заблажил парень и упал на колени. – Дядька Тимофей, ты же у меня на свадьбе гулял! Ты меня который год знаешь!

Тимофей, и так злой, как черт, обругал парня, а я просто отмахнулся от него.

– Все, уходим.

Мы и так толком не отдохнули, а после того, как прошли версту, таща двойной груз и раненого, полностью выдохлись. Когда я предложил бросить или спрятать где-нибудь чужие тюки, на меня контрабандисты посмотрели, как на сумасшедшего. Видя, что я не в курсе, Тимофей мне разъяснил, что по негласным законам контрабандистов в таких случаях товар купцу не сдается, а оставляется себе, в качестве вознаграждения за риск и страх.

– Этот товар теперь наш, так как шухер был настоящий. Ты жизнью своей рисковал, спасая товар, а купец за две ходки все себе с лихвой вернет. Так что пофартило нам с тобой, Сашка.

Мы забрались в какие-то кусты. Когда слегка отдышались, Тимофей встал и сказал, ничего нам не объясняя:

– Сидите и ждите.

После чего ушел. Вернулся он уже часа через полтора, когда начало светать. С ним был явно не выспавшийся, а оттого, видно, неразговорчивый, крестьянин с телегой. Загрузились и доехали до деревни Ляшки. Всю дорогу я думал о том, как теперь на нас отразится вся эта история, но спрашивать при крестьянине не хотелось, а потом решил, что это не мое дело давать кому-либо объяснения. Путник у нас машинист, человек более опытный, среди контрабандистов хорошо известный, пусть он и отбрехивается. Единственное, что было ясно, так это то, что мне эта история скоро аукнется. Когда найдут четыре трупа, чекисты станут землю рыть, чтобы раскрыть это дело, а эта история обязательно всплывет, так как контрабандисты сами рано или поздно проболтаются. Вот только, если я все сделаю правильно, то меня к этому времени здесь уже не будет.

Сам крестьянин отказался везти всех в город, но при этом сосватал нам своего кума, собиравшегося ехать на базар в Минск. С ним мы быстро договорились. Посадили на телегу раненого Анджея и положили носки, прикрыв их дерюгой. По приезде в город Леха ушел первым, закинув за спину свой тюк. Нам же пришлось сначала найти пролетку и отвезти Анджея домой, после чего вызвали ему врача, затем отвезли носки к Тимофею, и только тогда я поехал домой. Перед домом меня растолкал извозчик, так как я по дороге успел заснуть.

Второй раз разбудил меня уже Славик, когда я вернулся домой. Оказалось, что он рванул в другую сторону, но, в конце концов, сумел оторваться от пограничников и снова вышел к границе, только в том месте было заграждение из колючей проволоки. Так как уже начинало светать, терять ему уже было нечего. Распотрошив носку, он замотал руки товаром и, раздирая одежду, сумел перебраться на другую сторону заграждения. Всю дорогу страх, что он вот-вот попадет в лапы большевиков, подгонял парня, пока усталость окончательно не свалила его с ног. Очнулся он в кустах, уже поздним утром, а осмотревшись, понял, где находится. Выйдя на дорогу, он скоро догнал телегу. Так и добрался до Минска. Кратко рассказав мне про свои приключения, он отправился спать, а вечером к нам пришел Тимофей.

– Как наши дела? – сразу встретил я его вопросом.

– Знаешь, мне тоже самому это интересно, – полным ехидства голосом ответил он мне. – Единственное, что я могу сказать, так Левка Жид уже знает о засаде на границе, а потому никаких претензий к нам не имеет. По нашим хлопцам ничего скажу, так как не знаю. Что до остального, будем разбираться, когда придет время. Вот только скажу тебе прямо сейчас, Сашка. С тобой, как только всплывет эта история, мало кто из наших хлопцев захочет пойти. Люди всего не знают, но думать будут так: чуть что и ты хватаешься за наган. Будут думать, что ты шальной парень, без царя в голове. Понимаешь, что я хочу сказать?

– Там же были бандиты, – я недоумевающе посмотрел на Путника.

– Так тебе это в вину никто поставит. Дело в другом. Сегодня ты бандитов уложил, а завтра в погранцов можешь выстрелить. Мы почему оружие с собой не берем?

– Чтобы шпионом не посчитали? – предположил я.

– Это тоже, но не главное. Чтобы ни у кого даже желания не возникло стрелять в ответ. Сам видел, какая у нас работа. Вся на нервах. Ударился в панику, потерял голову и выхватил наган. А ежели такая стрельба случится на границе пару-тройку раз, то хана нашей работе. Погранцы в отместку начнут отстреливать нас, как диких зверей. Понимаешь?

«Чего тут не понять. Негласный союз погранцов и контрабандистов. Как говорится: мир, дружба, жвачка».

– Да понял я, понял, – буркнул я. – Так что дальше?

– Дальше мы купим водки и пойдем ко мне. Чудило, ты тоже идешь с нами. Я думаю, что Сашко не будет против, если мы тебе, как и остальным нашим парням, доли с чужих носок выделим.

По дороге мы зашли к Анджею, спросить о его здоровье, а заодно передать денег на лечение. Поговорить с самим парнем не удалось, так как он спал. Разговаривали с его матерью.

– Доктор сказал, что пуля прошла навылет, ничего не задев, воспаления у него нет, но он потерял много крови. Вялікі дзякуй вам, хлопцы, што дапамаглі, вярнулі мне майго сыночка. Спаси вас боже, родненькие вы мои.

Придя домой к Тимофею, сразу принялись разбирать тюки с товаром. Путник, который лучше нас разбирался в товаре, по мере появления вещей из тюков, озвучивал на них цены. Сумма получилась приличная, если даже продавать товар за половину цены. Помимо прочего товара, в двух носках, которые несли Жареный и его человек, мы обнаружили полтора килограмма кокаина. Это был очень дорогой товар.

– Вот все и сложилось, хлопцы. Они получали товар, кокаин и твой труп, Сашка.

– Только мне интересно, как они сумели организовать засаду в том месте, где мы отдыхали? – задал я Путнику вопрос, который меня все это время мучил.

– Жареный меня еще в Минске спросил, когда мы только собирались идти: где будем выходить, коли нарвемся на погранцов. Тогда я ему и сказал про этот маршрут, как запасной.

– Так, может, он не растянул ногу, а просто тянул время, чтобы его подельники успели к месту засады? – спросил я Путника.

– Знаешь, может, ты и прав, – задумчиво протянул он.

– Ладно, что сделано, то сделано. Так что будем делать с товаром?

– Я уже говорил с Левкой. Он готов хоть сейчас выкупить весь товар за половину цены.

– А что с кокаином? – спросил я его.

– Знаю людей, которые им торгуют. Даже так думаю, что это был их заказ. В общем, говорить надо. Так как?

Славик промолчал, так как понимал, товар наш с Тимофеем, а он получит только то, что ему выделят, я же пожал плечами и сказал:

– Как решишь, так и будет.

– Вот и ладно. Давайте, хлопцы, выпьем за наш фарт и за тебя, Сашка. Ежели б не ты, остался бы я лежать там, на мокрой траве.

Выпили, закусили, потом повторили. Славик, который толком не отдохнул, после четвертой рюмки водки совсем сомлел. Видя это, хозяин дома отвел его в спальню, где тот почти моментально вырубился. Теперь наступила та минута, которую я ждал с таким нетерпением.

– У меня к тебе просьба есть, Тимофей. Большая просьба. Мне надо переправить в Польшу одного человека с девочкой. Для меня это очень важно. За это я согласен отдать всю свою долю от продажи товара. Всю, до копейки.

– Скажи только честно: ты же с ними там останешься? – вдруг неожиданно спросил меня Тимофей.

– Останусь.

– Значит, об этой девочке по пограничью слухи ходят?

– Я их не распространял, поэтому не знаю… – осторожно ответил я, а сам подумал: нас и здесь уже ждут и ищут.

– Я твой должник, поэтому сам вас поведу.

– Погоди, Тимофей, это я не тебе жизнь спасал, а себе, так что ты мне ничего не должен. Просто познакомь меня…

– Когда собираешься уходить? – перебил он меня.

– Чем быстрее, тем лучше.

– Тогда сделаем так. Завтра я кое с кем встречусь, а вечером, думаю, мы с тобой все окончательно порешаем.

На следующий день, когда я, переодевшись, уже собирался идти к Владимиру, ко мне в комнату ворвался радостный Славик.

– Сашко, Молчун нашелся! Сумел удрать от большевиков, но попал к ляхам. Те его слегка побили, забрали товар и отпустили. Сейчас он у родителей в Ракове. Хлопцы сегодня пришли оттуда, рассказали.

– Здорово, – обрадовался я, так как все парни в команде Тимофея мне нравились. – А как возвращаться будет?

– Как мы обычно ходим, с ноской за спиной, – хвастливо заявил радостный Славик.

Несмотря на то, что мы были ровесниками, я считал его мальчишкой, хотя бы потому, что он таким и был.

Спустя три недели