На рубеже XIX и XX столетий в производстве стрелкового оружия ведущее место принадлежало американскому конструктору Хайрему Максиму, иммигрировавшему в Англию, и Базилю Захарову — русскому по фамилии и французу по месту жительства.

Бизнес Захарова развивался довольно успешно. Правда, лишь до тех пор, пока Максим не изобрел пулемет, в котором сила отдачи после выстрела досылала патрон в ствол. Теперь все модели Захарова на фоне пулемета Максима выглядели по меньшей мере весьма скромно.

Над Европой нависли тучи Первой мировой войны. И, безусловно, страны, которые в ней участвовали бы, могли заплатить приличные деньги за хорошее оружие, особенно за автоматическое. Захаров, понимая, что пулемет его конкурента будет иметь безусловный успех, решил просто-напросто дискредитировать изобретение Максима.

И вот однажды англичанин предложил руководству итальянского военного флота вооружить корабли его пулеметами. Для этого в качестве рекламы сотрудники Максима с пирса в море погрузили пулемет. При этом изобретатель заявил, что оружие пролежит в воде сутки и не потеряет своих боевых качеств.

Однако, когда на следующий день пулемет извлекли из воды, из него не смогли произвести ни единого выстрела. Оказывается, ночью помощники Захарова добрались до пулемета и подпилили боек. И, конечно же, после этого «хирургического» вмешательства пулемет не выстрелил. Убедить же итальянцев в том, что этот казус подстроили недобросовестные конкуренты, оказалось невозможным, и крупный контракт получила фирма Захарова.

Но это был не единственный случай в борьбе двух оружейников за рынки сбыта своей продукции. Следующая история произошла во Франции. На этот раз Максим решил продемонстрировать французским военным, настолько точно стреляет его детище. Для этого он выставил на показательные выступления своего лучшего снайпера. Однако, как говорят очевидцы тех событий, один из агентов Захарова накануне преподнес снайперу стопку отменного греческого вина в смеси с атропином. Понятно, что после такого угощения стрелок не смог качественно выполнить возложенные на него обязанности.

И все-таки, несмотря на все свои ухищрения, изобретателя Захарова вряд ли кто помнит. А вот о пулемете «максим» ходят легенды и даже сложены песни.

В 1930 году английская фирма «Викерс» реализовала Советскому Союзу два легких танка «Викерс-6т» и лицензию на производство этой модели. Кроме танка, СССР купил несколько танкеток «Карден-Лойд» МК-IV, но при этом отказался от приобретения технической документации и описания технологии производства этой техники.

В это же время советские разведчики вывезли из Соединенных Штатов два танка «Кристи Т3», которые в таможенной декларации проходили как сельскохозяйственные машины. Этот танк имел несколько оригинальных тактико-технических особенностей, которые предполагалось использовать в советских образцах.

Так, «Кристи Т3» имел 4 пары катков большого диаметра, которые одновременно являлись и опорными, и поддерживающими. И когда танк двигался по обычной дороге, гусеницы снимались и помещались на так называемые на подгусеничные полки. Причем всего за полчаса три танкиста могли гусеницу снять и затем надеть. На гусеницах танк развивал скорость до 45 км/час, а на колесах — 75 км/час.

В СССР военные конструкторы добытые модели тщательно изучили и, устранив выявленные недостатки, разработали техническую документацию для их серийного производства. И после внесения соответствующих изменений английский «Викерс-6т» «превратился» в советский Т-26. И 13 декабря 1931 года он был принят на вооружение. Всего же в войска было отправлено 11 тысяч таких танков 23 модификаций.

Английская танкетка «Карден-Лойд» также подверглась существенной переделке. И в итоге была получена модель Т-27, которая тоже была поставлена на серийное производство. В свою очередь, танк «Кристи ТЗ» после внесения соответствующих изменений, стал БТ-2.

В 1930-е годы Т-26 и БТ были основными и самыми многочисленными в Красной Армии. Их выпуск прекратился лишь незадолго до начала Великой Отечественной войны, когда им на смену пришли Т-34 и КВ.

Известно, что Германия накануне Второй мировой войны обладала довольно совершенными технологиями. Уникальные вооружения были созданы немецкими конструкторами и в военное время. Безусловно, отрицать достижения германских инженеров нельзя. В то же время следует отметить, что появлению передовых технических средств в военной промышленности Третьего рейха во многом поспособствовали и шпионы. Впрочем, «посодействовали» этому и слабые контрразведки тех государств, где обосновались агенты абвера. И в первую очередь Соединенных Штатов, где сотрудники Канариса перед началом Второй мировой войны чувствовали себя почти как в родных германских стенах.

Так, только в течение января — августа 1935 года немецкие инженеры получили из агентурных источников в США немало военных секретов: в частности, технические характеристики бомбардировщиков, над которыми работали фирмы «Боинг» и «Дуглас», чертежи нескольких эсминцев и разработки других новинок.

Но особый интерес абвера, как, впрочем, и разведок других стран, вызвал бомбардировочный прицел — прибор, позволяющий сбрасывать бомбы так, чтобы они попадали точно в цель. Причем, им заинтересовались иностранные спецслужбы еще в 1921 году, когда американский инженер-изобретатель Карл Норден приступил к экспериментам с моделями прицела. А уже к 1928 году его первый образец «Марк-2» продемонстрировал столь поразительные результаты, что ВМФ США сразу заказал сорок этих устройств.

Все, что касалось этого прибора, являлось «тайной за семью замками». Поэтому даже англичане смогли получить первые прицелы лишь в 1940 году, и только с личного разрешения Рузвельта. А вот немцы «познакомились» с «Норденом» еще в 1937 году. Факт этот поразительный, однако это совсем не выдумка. А попал прицел в Германию следующим путем…

В 1936 году соответствующим службам Третьего рейха стало известно, что Норден наконец-то подготовил первые образцы высокоэффективного прицела. Этот прибор позволял вести прицельное бомбометание при наличии двух параметров: направления самолета и его высоты. В этом случае устройство автоматически сбрасывало бомбу, и она попадала в цель.

Наслышавшись о столь уникальном прицеле, летом 1937 года генерал люфтваффе Эрнс Удет обратился с просьбой к Канарису, чтобы тот помог добыть конструкцию этого прибора. Но агенты абвера, работавшие в тот период в Нью-Йорке, выполнить задание не смогли.

Однако уже в сентябре того же года немецким шпионам в определенном смысле повезло. В очередной посылке, которую прислал в Гамбург новый агент в Бруклине, находились странные чертежи: на них были начерчены квадраты и круги, соединенные пунктирными линиями. А вот что они обозначали — пока никто сказать не мог. Правда, приписка, что автор эскизов работает на одном из предприятий Нордена и желает сотрудничать с немецкой разведкой, позволила экспертам предположить, что это, скорее всего, фрагмент чертежа знаменитого прицела.

Теперь уже сами обстоятельства подталкивали абвер к засылке в США агента, который смог бы встретиться с автором фрагмента чертежей, чтобы добыть недостающую их часть. Выполнение этой задачи было доверено сорокалетнему Николаусу Риттеру, до этого десять лет прожившему в Америке и свободно владевшему английским языком. К тому же в это время он находился без работы, так как его бизнес приказал долго жить в годы Великой депрессии.

Однако именно он помог Ритеру справиться с заданием абвера. Начав действовать, он стал заниматься текстильным бизнесом и вскоре получил от нескольких немецких фирм права на заключение контрактов в США. Более того, для подтверждения его полномочий в одном из банков Нью-Йорка был открыт счет на приличную сумму…

Итак, ранним октябрьским утром Риттер вышел из дома и сел в ожидавший его автомобиль, который доставил его в порт. Здесь бизнесмен поднялся на борт парохода «Бремен» и спустя неделю ступил на пристань в Нью-Йорке.

А еще через два дня Риттер встретился с агентом Зоном, которому передал эскизы прицела человек, назвавшийся Паулем. Когда же Риттер попросил агента о встрече с американцем, тот сказал, что Пауль свободен только в выходные дни и в это время можно с ним увидеться. И действительно, уже через неделю американец ждал Риттера в квартире на Монитор-стрит. Паулем же оказался Герман Ланг, чертежник, работавший инспектором по сборке на заводе Нордена.

Во время встречи Пауль заявил, что чертежей всего прицела у него нет и даже в будущем он вряд ли сможет их достать. Причина банальная: американцы так хорошо засекретили этот прибор, что даже его сборку производят на разных заводах. Зато те механизмы, которые делает его предприятие, он может добыть. И он показал Риттеру папку новых чертежей, которые тот в последний день октября отправил в Германию.

3 ноября Риттер и Пауль увиделись снова. На этот раз Ланг передал немецкому шпиону чертежи еще одного узла бомбардировочного прицела. Риттер был настолько потрясен доставленными документами, что даже в знак благодарности передал Лангу полторы тысячи долларов — сумма по тем временам довольно значительная.

А спустя неделю Риттер отплыл в Гамбург. Однако чертежи, которые он привез с собой из Нью-Йорка, дать инженерам зацепки о конструкции всего прицела не могли. И тогда у них появились сомнения, что это и впрямь эскизы прицела.

Чтобы развеять сомнения Удета и его коллег, Риттер привлек в качестве экспертов двух известных ученых, которые смогли разглядеть в чертежах важные элементы бомбардировочного прицела. А затем Риттер пригласил в Германию Ланге. И тот вскоре прибыл по вызову.

Оказавшись в номере гостиницы, куда его поселили, он сразу обратил внимание на прибор, стоявший на столе. И практически сразу же подтвердил, что это одно из тех устройств, которые собирали на заводах Нордена.

И все же приключения бомбардировочного прицела, начавшиеся в 1937 году, завершились только в 1945. Именно тогда в небольшой австрийской деревушке передовые части генерала Паттона захватили завод, который гитлеровцы пытались укрыть в Тирольских Альпах. Здесь они и наткнулись на прибор, который, как оказалось позже, и был бомбардировочным прицелом Нордена.

В первой половине минувшего столетия вне конкуренции в области точной механики была Швейцария. Особенно большим спросом пользовались швейцарские часы. Когда же началась Вторая мировая война, небольшое нейтральное государство стало основным экспортером секундомеров, микрометров и других высокоточных приборов, используемых в военной промышленности.

В соответствии с Гаагской конвенцией от 1907 года нейтральные страны могли продавать военное оборудование воюющим сторонам по своему усмотрению. И Швейцария, пользуясь этим правом, реализовывала свои приборы Англии и Франции.

Но ситуация кардинально изменилась после того, как летом 1940 года Франция потерпела от Германии поражение. В создавшейся ситуации Гитлер распорядился взять под контроль все экспортные операции Швейцарии, пригрозив ей в случае отказа прекратить поставку в страну угля и мазута. В результате военное ведомство Великобритании, разместившее большинство заказов на авиационное оборудование как раз в Швейцарии, оказалось в затруднительном положении. Более того, в июле 1941 года Германия заставила Швейцарию подписать договор, в соответствии с которым она обязалась поставлять всю продукцию приборостроения только в Германию.

При этом ни англичане, ни американцы не смогли наладить и собственное производство узлов и деталей для необходимых в авиастроении приборов. В данной ситуации оставался лишь один выход — контрабанда. Однако, предполагая такое развитие событий, Германия обязала швейцарскую почту не отправлять за границу посылки и бандероли весом более двух килограммов.

В конце концов в ситуацию вмешался Черчилль, поручивший военному ведомству наладить поставки оборудования из Швейцарии любым путем. Вскоре к делу подключилась военная разведка, обратившая внимание на Джона Ломакса — в недавнем прошлом торгового атташе в Испании, который к тому же являлся доверенным лицом королевской семьи.

И вот в конце 1941 года Ломакс появился в Швейцарии. Цель у него была одна: под дипломатическим прикрытием организовать агентурную сеть для масштабной контрабанды деталей и приборов для военных предприятий союзников. Операция получила название «Викинг».

Схема, по которой должен был работать Ломакс, была очень непростой. В соответствии с ней сначала необходимо было поставить природные алмазы из Америки в Швейцарию. Затем местные производители приборов должны были отобрать нужные образцы. После этого алмазы необходимо было вывезти в оккупированную гитлеровцами Францию, так как только там имелись станки для их качественной шлифовки. А поскольку французские шлифовщики требовали оплату исключительно золотом, то и за эту часть операции тоже отвечал Ломакс.

Когда все проблемы были улажены, началась практическая часть операции. Отшлифованные во Франции алмазы контрабандным путем ввозились в Швейцарию, где и производились микроприборы. Затем они нелегально переправлялись в Англию. Помогали Ломаксу в этом рискованном деле два курьера: молодая женщина Мабель, которая занималась перевозкой алмазов, и Пьер, переправлявший золотые монеты.

Что же касается доставки алмазов из Америки в Швейцарию, то этим занимались разные люди, но обязательно те, кто никогда не имел конфликтов с таможней. Причем эти курьеры даже не подозревали, что находится в пакетах, которые они должны были вручить адресату в Берне. В Англию же готовые приборы доставлялись на самолетах в ночное время.

И как это ни удивительно, но затраты на эту сложную коммерческую операцию оказались значительно меньше тех, которые англичане израсходовали бы, если бы она проводилась легально. Дело в том, что в этом случае не уплачивались страховые взносы…

Германская разведка достаточно быстро выяснила, чем в действительности занимался Ломакс, однако не смогла обнаружить ни одной партии алмазов и приборов.

Операция «Викинг» была настолько профессионально организована, что уже весной 1942 года английские авиационные предприятия на несколько лет вперед были обеспечены и отшлифованными алмазами, и сверхточными приборами. А вот необходимую для военной промышленности внутреннюю начинку швейцарских секундомеров Ломакс прятал в корпусах недорогих часов и в большом количестве отправлял в Англию.

Конечно же немцы пытались устранить Ломакса. Но удача была на его стороне. В течение многих лет работы в Швейцарии у него появилось немало друзей, которые и предупреждали его о готовящихся покушениях. К тому же средства, которыми он располагал, позволяли ему иметь несколько «своих людей» в швейцарской полиции.

В 1944 году спецслужбами США было приобретено 1500 листов из шифроблокнотов НКГБ, которые попали финнам во время зимней кампании 1939–1940 годов. Чуть позже сотрудники ФБР приникли в нью-йоркский офис «Амторга» и тоже похитили шифроблокнот. И хотя его использованные страницы согласно инструкции были уничтожены, кто-то из сотрудников по халатности оставил копии ряда сообщений не только в зашифрованном, но и в открытом виде.

Но это были не последние проблемы с шифрами. Практически в самом конце Второй мировой войны английским радиотехникам, которые занимались в Австралии перехватом японских телефонограмм, стали попадаться и советские радиошифровки. Когда же Япония капитулировала, англичане полностью переключились на советские линии связи, и через какое-то время могли читать дипломатическую переписку Москвы, которая, правда, особой ценности не представляла.

Тем не менее, даже имея такой набор «подсказок», по ряду причин рассекретить советские шифровальные коды американцы не могли. Например, хотя бы потому, что для каждого случая создавался отдельный шифр.

Но все существенно поменялось в сентябре 1945 года, когда совершил предательство шифровальщик посольства СССР в Канаде Игорь Гузенко. Переметнувшись на сторону врага, он прихватил с собой и совершенно секретные документы, в которых, кроме информации об агентуре, находились и детальные описания методов «шифрования», применяемых спецслужбами СССР.

Так началась операция по дешифровке секретных донесений и телефонных разговоров между представителями дипломатического корпуса в Америке и Москвой в годы Второй мировой войны и в послевоенный период. Эта операция получила название «Венона». И именно она сыграла важнейшую роль в раскрытии шпионской сети, занимавшейся сбором и передачей Советскому Союзу секретных сведений, связанных с разработкой ядерного оружия.

Произведя тщательный анализ перехваченных в 1945 году шифровок советских резидентов, а также телеграммы, которую в это же время Трумэн отправил Черчиллю, американские специалисты наткнулись на «Гомера» — агента, который, вероятно, и передал текст этой телеграммы в Москву. Помимо того, в телеграммах, в которых упоминался «Гомер», были обнаружены сведения об исследованиях в области ядерных технологий.

Вначале из той информации, которая касалась «Гомера», невозможно было даже установить, кто он: американец или англичанин. Поэтому на первых порах под подозрение попали более семи тысяч человек, то есть те, кто имел доступ к дипломатической связи.

Но уже в апреле 1951 года в этом списке осталось только девять подозреваемых. А сведения о том, что «Гомер» дважды ездил в Нью-Йорк к беременной жене, и ремарка, что он любитель путешествий, позволили выяснить, что отправитель телеграммы — первый секретарь английского посольства в Вашингтоне Дональд Маклин. Но накануне задержания, 25 мая 1951 года, он вместе с советским агентом Гаем Берджессом — бежал из Англии.

В поисках «Гомера» специалисты из ЦРУ раскрыли еще одного «атомного шпиона» — Клауса Фукса. А вышли они на него благодаря его сестре, которая проживала недалеко от Кембриджа.

Согласно одной из версий, в дальнейшем события развивались следующим образом. Гузенко во время допросов назвал одного из агентов, которого тут же арестовали. И когда в его блокноте обнаружили имя Фукса, всякие сомнения в предательстве Клауса пропали, и он был арестован. Затем началось выявление тех, кто контактировал с Фуксом.

Строить из себя героя Фукс не стал. И когда ему предъявили фотографии подозреваемых, на одной из них он узнал Гарри Голда, о чем и сообщил следователю. Голд, в свою очередь, тоже запираться не стал, и назвал имя еще одного сообщника — инженера Дэвиса Гринласа, занятого разработкой некоторых узлов к атомной бомбе. «Раскололся» и Гринлас и назвал еще двух членов шпионской сети: своего шурина Юлиуса Розенберга и его супругу, жизнь которых завершилась на электрическом стуле…

Судили Фукса в 1950 году в Лондоне и приговорили к 18 годам заключения. Однако в июне 1959 года за примерное поведение его отпустили на свободу. Но в США за это преступление он, безусловно, оказался бы на электрическом стуле.

Несомненно, значительную роль в раскрытии шпионской атомной сети сыграли советские агенты, которые начали сотрудничать с ФБР. Среди этих предателей оказалась и Элизабет Бентли — курьер, возлюбленная и доверенное лицо Джейкоба Голоса — руководителя оперативной группы НКВД в США.

И когда Голос умер, она в ноябре 1945 года явилась в ФБР и назвала имена американцев, которые работали в правительственных учреждениях США и одновременно сотрудничали со спецслужбами Советского Союза. В списке находилось 30 имен, в том числе Лаклин Кери — являвшийся на то время помощником президента Рузвельта, и Харольд Гласер — сотрудник министерства финансов.

К слову, в числе тех, кого выдала Бентли, находился и родственник Юлиуса Розенберга. Именно его свидетельства, а также свидетельства других участников манхэттенского проекта, работавших на СССР, позволили приговорить семью Розенбергов к смертной казни.

При этом необходимо заметить, что даже в том случае, если участие американца в шпионской деятельности была полностью доказано, спецслужбы США, чтобы сохранить секретность проводимой операции, не всегда доводили дело до суда. Именно из-за отсутствия веских доказательств самая значительная фигура в атомном шпионаже, которой удалось избежать наказания, — Теодор Холл. Он, работая в Лос-Аламосе над атомной бомбой, одновременно являлся и основным источником сведений по ядерной программе.

Дело в том, что прямые доказательства его противоправной деятельности отсутствовали. И лишь одна улика — перехваченные донесения из советского посольства в Москву — могла быть использована против него. Но на допросе в ФБР Холл напрочь отрицал свою причастность к шпионажу. А так как ФБР не предоставила прокуратуре расшифрованные донесения, Холл был оправдан.

Избежали тюремного заключения и ряд американцев, сотрудничавших с советской разведкой, которых выдала Бентли. Это были работники правительственных учреждений, имевшие доступ к огромному объему секретной информации.

А поскольку ФБР опять не пожелало предавать публичной огласке тонкости операции «Венона», то единственный козырь, который попыталась использовать прокуратура — свидетельства Бентли — оказался недостаточным для суда и этим людям даже не предъявили обвинения.

Конечно, все изложенное выше — всего лишь малая толика того, что связано с «Веноной». И хотя в 1993 году американцы раскрыли некоторые тайны этой операции, тем не менее многие ее детали все равно остались за плотным кордоном секретности.

Под эмбарго, которое в 1967 году Франция ввела на поставки в Израиль оружия, попали и пять ракетных катеров, за которые было уже оплачено, но их «законсервировали» в порту города Шербура и не разрешали выйти в открытое море. Помочь в разрешении конфликта не могли даже переговоры на дипломатическом уровне.

И тогда «Моссад» и военная разведка решили действовать по-другому. В конце 1969 года во Францию в «качестве туристов» было отправлена группа израильских военных моряков. К этому времени агенты «Моссада» уже смогли детально изучить все слабые точки в охране порта и незаметно провели моряков на стоянку катеров. А поскольку операция осуществлялась как раз накануне Рождества, то охрана слегка расслабилась. Израильтяне, воспользовавшись этим обстоятельством, без особых проблем овладели своим имуществом.

Моряки и израильские военные просто вывели катера в море в полной уверенности в том, что они по праву принадлежат их стране. Документальное обеспечение операции осуществлялось «Массадом» через подставную панамскую компанию.

Угон пяти ракетных катеров вызвал у французских властей настоящий шок, и, чтобы хотя бы частично реабилитировать себя, в адрес Израиля они выплеснули кучу самых разных обвинений.

Израиль, в свою очередь, не стал делать секрета из того, что подобным образом увел из-под носа охраны, по сути, свои катера. И когда израильские моряки после трехтысячемильного перехода вошли в порт Хайфа, их встретила восторженная толпа. «Массад» тоже не стал скрывать своей причастности к этой дерзкой и блестяще осуществленной операции…

А в конце 50-х годов прошлого века американский разведчик Рей Бойл сумел весьма простым, но зато оригинальным способом раздобыть образец сплава, из которого делались фюзеляжи советских реактивных бомбардировщиков.

Тогда Бойл работал под «крышей» американского посольства в Москве. Как раз в это время в аэропорту Внуково для публичного показа был выставлен первый пассажирский реактивный лайнер ТУ-104, обещавший стать конкурентом американского «Боинга».

Купив билет, любой желающий мог побывать в салоне самолета. Попал туда и Бойл. Прохаживаясь по салону, в гардеробном отсеке разведчик обратил внимание на висевшие там серебристые плечики для одежды и «на всякий случай» одну из вешалок незаметно положил в карман.

После этого он подошел к молоденькой стюардессе, выполнявшей роль гида, и с невинным видом поинтересовался, почему так красиво блестят вешалки? Уж не штампуют ли их из серебра, чтобы пустить пыль в глаза доверчивым иностранцам?

Обидевшаяся девица ответила, что в салоне нет ни пылинки, а вешалки блестят потому, что их штампуют из обрезков того же металла, из которого сделан фюзеляж их лайнера. Простодушная стюардесса, очевидно, и не подозревала, что ТУ-104 — это гражданский вариант стратегического бомбардировщика. Зато Бойл это знал…

Но еще в XIX веке активной деятельностью по вербовке агентов, которые могли бы продать новинки военной техники, занимались русские дипломаты. Так, в ноябре 1830 года военный министр А.И. Чернышев обратился с просьбой к Николаю I, чтобы тот дал распоряжение соответствующим ведомствам начать сбор сведений обо всех новых изобретениях в военной и гражданской промышленности.

И вскоре была осуществлена попытка добыть сведения по устройству и технологии изготовления ударных колпачков для ружей. Решение этой задачи было возложено на генерального консула в Англии Бенкгаузена. Тот, в свою очередь, обратился к своему агенту — главному инспектору военного арсенала Ч. Мантону.

Выслушав просьбу российского дипломата, инспектор согласился ее удовлетворить, потребовав за эту услугу и соответствующее вознаграждение. Мантон пообещал передать несколько колпачков от старых ружей, которые были переделаны под новые, и устройство для их изготовления. Однако ружья новой модификации, на которых эти колпачки применялись, англичанин передать не смог, поскольку они лишь недавно стали поступать в арсенал и подлежали строгому учету.

После этого дипломат обратился к еще одному своему агенту, который имел оружейную мастерскую в Лондоне. А тот находился в дружеских отношениях с руководителем оружейного завода в ирландском Энфилде, и спустя недолгое время один экземпляр нового ружья был на руках у Бенкгаузена…

А в 1832 году российский дипломат в Париже за 600 франков приобрел чертежи новых лафетов для полевой артиллерии. А спустя три года он же за 6500 франков добыл описание ударного ружья, а также различных видов артиллерии.

В 1834 году сотрудник посольства в Вене, помимо того что приобрел чертежи новых устройств в огнестрельном оружии, и смог уговорить изобретателя этих новинок совершить секретную поездку в Россию, чтобы наладить производство новых ружей.

А вот еще пример того, как осуществлялось похищение образца секретной военной техники. Правда, на этот раз операцию проводили не советские, а израильские спецслужбы, и предметом их интереса был знаменитый МиГ-21.

Эта тщательно засекреченная новинка советского самолетостроения произвела большое впечатление на военные круги Запада и США. А когда значительные партии МиГ-21 начали поступать в ВВС арабских стран, руководство Израиля проявило серьезное беспокойство. Поэтому спецслужбам Тель-Авива было приказано любыми способами заполучить этот истребитель.

Было предложено несколько вариантов этой акции: перехватить МиГ-21 в воздухе и вынудить его приземлиться в Израиле; внедрить своего агента в ВВС одной из арабских стран, чтобы он в последующем смог сесть за штурвал истребителя; подкупить или же принудить к сотрудничеству арабского летчика.

И хотя третий вариант казался почти невыполнимым, поскольку арабские пилоты относились к элитному роду войск и, естественно, имели множеством благ, недоступных большинству смертных, тем не менее остановились на нем.

Однако первая попытка завербовать летчика оказалась крайне неудачной. На предложение израильского агента за миллион американских долларов угнать в Израиль или на Кипр истребитель египетский офицер рассказал об этом египетским контрразведчикам, которые арестовали и расстреляли вербовщика.

Вторая попытка оказалась намного удачнее. Но когда в 1964 году египетский летчик перелетел в Израиль, оказалось, что вместо МиГа он пригнал учебный Як, который спецслужбы Тель-Авива не интересовал.

Через год у «Моссада» появился новый претендент на предательство. На этот раз — один из лучших иракских летчиков Мунир Редфа, прошедший подготовку в Советском Союзе. Основанием для этого выбора стали следующие причины. Во-первых, отец пилота долгое время был агентом израильской разведки. А во-вторых, Мунир очень негативно отнесся к бомбардировке сел курдов.

Главную же роль в этой акции сыграла симпатичная израильтянка американского происхождения, настоящее имя которой неизвестно до настоящего времени. Она то и познакомилась с Муниром на одном из банкетов в Багдаде. И вскружила ему голову.

Тем же вечер офицер проводил ее домой и попросил о новом свидании. В последующие недели и месяцы они встречались довольно часто, хотя Мунир был женат и растил двух дочерей. И, казалось, был вполне доволен своей семейной жизнью. Но, вероятно, эта женщина дарила ему нечто большее, чем просто семейный уют.

Отношения между влюбленными развивались по хорошо отработанному сценарию. Когда однажды Редф захотел вступить с любовницей в интимную связь, делать это в Иране она не пожелала. И Мунир предложил отправиться в Париж.

Проведя двое суток в столице Франции, влюбленные отправились в Израиль, где, как заявила женщины, у нее были весьма интересные друзья. Через 24 часа Мунир вылетел в Тель-Авив и был принят как особо важная персона. Затем Редфа отвезли на авиабазу в пустыне Негев, где он встретился с сотрудниками «Моссада». Там его ввели в суть операции и за угон истребителя назначили цену в миллион долларов, а также гарантировали убежище для членов семьи. Затем Мунир встретился с командующим израильскими ВВС. Во время этой встречи были обговорены детали предстоящей операции: маршрут и условия связи.

В соответствии с договоренностью на счет Мунира в один швейцарских банков была перечислена крупная сумма. А спустя несколько дней Редф вместе со своей любовницей вернулись в Багдад, правда сделав круг через Францию. Операция началась.

Сначала из Ирака в Израиль была вывезена семья летчика. А затем в игру вступил он сам. 15 августа Редф распорядился, чтобы техники заправили подвесные баки его истребителя, что являлось серьезным нарушением инструкции, которая запрещала заправку самолета без разрешения советских инструкторов.

Взмыв в воздух, истребитель в заранее оговоренной точке пропал из поля зрения локаторов, изменил маршрут, пролетел через Иорданию и приземлился на одной из авиабаз Израиля. Та же иорданская радиолокационная станция, которая контролировала маршрут МиГа и должна была вовремя зафиксировать самолет, неожиданно «ослепла». Таким образом, операция завершилась успешно. Члены семьи Мунира поучили новые имена, а миллионное вознаграждение позволило им вести достойную жизнь в Израиле.

Одной из основных целей спецслужб стран Варшавского договора в 1970-х годах была охота за передовыми технологиями, особенно в компьютерной индустрии. Согласно данным ЦРУ, в этой работе участвовало около 20 тысяч шпионов из социалистических государств.

В результате их деятельности в течение 10 лет в страны Восточного блока, в основном в Советский Союз, было отправлено технической документации на военные и промышленные новинки на сумму примерно в 100 миллиардов долларов. Причем порядка 60 процентов раскрытых случаев передачи секретных технологий в страны Варшавского договора осуществляли шпионы ГДР.

При этом, чтобы заполучить секретные конструкции, агенты платили совсем небольшие суммы своим иностранным резидентам. Например, за американскую модель скафандра для космонавтов советская сторона заплатила всего 180 тысяч долларов, хотя на его разработку пришлось бы потратить миллионы долларов.

В свою очередь, система наведения ракет средней дальности «СС-20» была сконструирована в Советском Союзе с применением вычислительной машины «Ай-би-эм», которую передала Москве дочерняя немецкая фирма концерна «Ай-би-эм».

А вообще, как утверждали американские военные эксперты еще в 1980 году, нелегальный экспорт новых технологий достиг такого объема, что превосходство Запада над СССР сократилось в ряде областей военной промышленности с десяти до двух лет и менее.

Аналитики Пентагона уверены, что в основе большинства советских систем вооружения лежали западные технические новинки. Более того, западные военные эксперты считали, что доля похищенных на Западе технологий в военных конструкциях армий Восточного блока составляла примерно 70 процентов. Это позволяло Советскому Союзу разрабатывать оборонительные системы против нового вооружения задолго до того, как они ставились на вооружение в армиях США и Западной Европы.

Так, у советских конструкторов появились чертежи транспортного самолета «Гэлакси» еще до использования этой новинки в США, а советские межконтинентальные ракеты также были разработаны с использованием ряда деталей и узлов из Соединенных Штатов. Аналогичным образом стали достоянием советской разведки и чертежи радарной системы НАТО «АВАКС».

В 1983 году на Атлантическом побережье американцы обнаружили советский шпионский буй, который регистрировал атомные подлодки США. Оказалось, что в его конструкции присутствовали микроэлектронные детали, в частности, микрочипы серии «5400», производимые для ВМС США.

А ведь еще в 1949 году был создан Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), который базировался в Париже. Его организаторами стали США, страны НАТО, кроме Испании и Исландии, а также Япония. Он должен был контролировать легальный и нелегальный обмен технологиями. Главной же задачей этой структуры являлось предотвращение вывоза военных технологий в страны Варшавского договора. Но, как оказалось, пресечь экспорт военных новинок в нежелательные государства не удалось.

Трудно предположить, что с неброской внешностью конструктор Манфред Ротш, работавший в мировом центре высоких технологий — в фирме «Мессершмитт-Бельков-Блом» (МББ), в действительности являлся шпионом КГБ.

В этом концерне трудилось около 30 тысяч сотрудников, которые были заняты в основном производством боевых самолетов, вертолетов, космических спутников и других аппаратов. В этом огромном человеческом муравейнике в течение 30 лет нес свою трудовую вахту и Ротш. Правда, он работал не только на благо концерна, но и на восточные спецслужбы, передавая им информацию о передовых технологиях в авиационной и космической промышленности. И благодаря этим сведениям социалистические страны смогли сэкономить миллиарды долларов на исследованиях, а также активно развивать собственные авиакосмические программы…

Ротш был направлен в Западную Германию весной 1954 года. В ФРГ он заявил, что иммигрировал из ГДР в поисках лучшей жизни. Особых подозрений у властей он не вызвал, и им перестали интересоваться.

Практически с самого начала пребывания в ФРГ Ротш стремился устроиться на работу в отрасли, связанные с авиационной промышленностью.

В конце концов в 1955 году он был принят на работу в фирму «Хейнкель» в Штутгарте. Здесь ему доверили участвовать в усовершенствовании французского двухместного реактивного самолета «Фуга-магистр». А вскоре Ротш с чертежами летательного аппарата появился в Восточном Берлине. Но вместо благодарности получил от руководства выговор за самодеятельность.

С этого времени, дабы избежать любых подозрений, он отправлял письма своей тете Уле в Восточный Берлин. Помимо сведений о своем хорошем здоровье и прочих радостях жизни невидимыми чернилами собственного изобретения он вносил в эти послания и другую информацию — секретную.

В 1959 году Ротш получил назначение в исследовательскую группу в Мюнхен, где проводились испытания немецкого самолета с вертикальным взлетом — ВИ-101. Спустя пять лет, в 1964 году, он был переведен в самолетостроительную фирму «Юнкерс». Здесь Ротш участвовал в конструировании спутников «Геос», «Диал» и солнечного зонда «Гелиос».

В 1969 году предприятия «Юнкерс» объединились с немецким концерном «Мессершмитт-Бельков-Блом» (МВБ), занятым созданием и производством различных типов вооружения. Примерно год Ротш работал в отделе, который занимался космическими аппаратами. Затем возглавил отдел Е-285, участвовавший в разработке многоцелевого европейского самолета «Торнадо».

Пользуясь возможностью работать с секретными документами, Ротш мог знакомиться с описанием новых систем вооружения: например, различными типами ракет, самолетов и вертолетов. Ротш также был знаком со стратегическими планами Военно-воздушных сил ФРГ.

И всю эту информацию он передавал по назначению. Например, благодаря Ротшу советская разведка получила сведения об «Истребителе-90» — совместном проекте нескольких стран НАТО стоимостью 15 миллиардов марок. Этот самолет мог взлетать с коротких полос, а также с расстояния в 90 километров обнаруживать и подавлять цели противника. Но благодаря Ротшу, передавшему необходимые данные об «Истребителе-90» Советскому Союзу, этот самолет потерял свою предполагаемую ценность: советские конструкторы изобрели аппаратуру, которая выводила из строя электронику истребителя.

С потребителями секретной информации Ротш связывался через австрийский филиал КГБ. С определенной периодичностью он появлялся в Зальцбурге раз в три месяца как турист. И тоже, как и подобает туристу, неторопливо шел с фотоаппаратом к определенной аптеке. Убедившись, что за ним нет слежки, он держал в руке газету. В противном случае опускал ее в карман.

Со спецслужбами Ротш поддерживал связь и по телефону. Однако не постоянно, а в зависимости от того, что он слышал каждый понедельник в 23.00 по своему радиоприемнику. Если из него доносились марши, значит, связь откладывалась. Но если лился вальс «Голубой Дунай», он должен был позвонить по определенному номеру в Восточном Берлине…

Сотрудники разведки ФРГ вышли на след Ротша лишь в середине 1983 года. И помогла им в этом французская контрразведка, в свою очередь получившая информацию о советском шпионе от одного высокопоставленного сотрудника КГБ, завербованного западными спецслужбами.

За Ротшем было установлено наблюдение, которое через три месяца дало основания для его ареста. «Прокололся» же шпион на мелочи. Идучи на встречу с агентом, обычно осмотрительный Ротш на этот раз не обратил внимания на слежку и достал из мусорного бака, который служил тайником, консервную банку. Это сразу насторожило сыщиков, поскольку такое поведение Ротша абсолютно не соответствовало облику интеллигентного человека.

Впоследствии выяснилось, что в банке находилась микропленка с описанием самолета, разработкой которого занимались в МББ. Обыск же в квартире Ротша буквально шокировал контрразведчиков. В его письменном столе находилось огромное количество информации по беспилотным самолетам-разведчикам, «Истребителю-90», системе «Торнадо» и т. д.

Шпиона приговорили к восьми с половиной годам тюрьмы. Однако в заключении он пробыл недолго. В августе 1987 года Ротша обменяли на западногерманского агента. И вдруг, всего через три месяца, он снова возвратился в ФРГ. Причина этого до сих пор неизвестна. Возможно, Ротшу не предложили достойную работу. А может, он недополучил ожидаемого гонорара. В любом случае, последние годы он прожил в собственном доме, выращивая цветы и помидоры.

В 1980 году на танковом заводе в городе Лайме (штат Огайо) был произведен образец американского танка MI «Абрамс». Казалось бы, ничего особенного: в военной отрасли экспериментальные модели появляются как грибы после дождя. Но тут был особенный случай.

Дело в том, что к тому времени уже в течение семи лет на вооружении Сухопутных войск Советской армии находился танк Т-72, в среде военных считавшийся настоящей супермашиной. А он и впрямь по многим показателям превосходил «Абрамса». Так, Т-72 имел более мощное вооружение — 125-миллиметровую пушку против 105-миллиметровой американской, Т-72 весил 41 тонну, а «Абрамс» — около 55. К тому же в Т-72 функционировал механизм автоматического досыла боеприпасов, что позволяло иметь экипаж не 4, а 3 человека. Кроме того, у Т-72 запас хода достигал 500 километров, у «Абрамса» — 440.

Конечно же американцы всеми силами пытались сконструировать машину, по технико-тактическим характеристикам превосходящую советский танк. И хотя специалисты армии США знали, что собой представляет Т-72, для них, тем не менее, требовался образец, чтобы изучить характерные особенности новой машины: толщину брони, конструкцию системы лазерной наводки и т. д.

Поэтому было решено любыми способами и средствами добыть новый советский танк. Причем через одну из стран Варшавского договора, куда Т-72 уже начал поступать на вооружение. Выбор пал на Румынию. Почему? Да хотя бы потому, что Румыния почти открыто продавала советское устаревшее оружие, а у разведывательных служб США уже имелся опыт сотрудничества с некоторыми должностными лицами, контактировавшими с родственниками тогдашнего президента страны Николае Чаушеску.

Первоначально к операции был привлечен старший брат президента — Марин Чаушеску, который руководил румынским торговым представительством в Австрии. К тому же он имел определенный опыт в торговле оружием. Марин и возглавил переговоры по продаже танка. Осуществить же сделку было решено по хорошо продуманному сценарию.

Во-первых, американские спецслужбы действовали через посредников. Во-вторых, чтобы создать видимость покупки утиля, они решили пойти на дополнительные расходы и приобрести партию устаревшего оружия, в том числе и танков: именно с этой партией вооружения и должен был уйти Т-72.

Когда детали сделки были оговорены, Марин связался со своим братом Илие, который являлся первым заместителем министра обороны. Ознакомившись со сценарием операции, Илие, чтобы застраховаться от форс-мажорных обстоятельств, предложил 80 процентов от суммы сделки перевести на счета государственного объединения «Ромтехника», торговавшего оружием. Остальные же 20 процентов перечислить в швейцарский банк на его и Марина счета. Договором было также предусмотрено, что в том случае, если операция закончится неудачно, американская сторона обеспечит братьям Чаушеску политическое убежище.

Операция началась весной 1981 года, когда все необходимые вооружения подготовили для отправки в США. Однако до конца операция так и не была доведена. Когда на борту корабля, несшего греческий флаг, закреплялось военное снаряжение, в том числе и новенький танк Т-72, по военным каналам прошло тревожное сообщение, что к порту Констанца, где осуществлялась погрузка, приближается несколько советских субмарин, которые участвовали в учениях в Черном море. Нервы у контрабандистов сдали, и операции была прекращена.

Между прочим, в октябре 1991 года Т-72 и другие советские танки едва не уплыли в Тель-Авив. В этом случае экспортером выступали уже не румыны, а западногерманская разведывательная служба. Афера вскрылась чисто случайно. Когда гамбургская полиция проводила стандартную процедуру осмотра экспортных грузов, то на одном из контейнеровозов обнаружила несоответствие между записями в накладных и фактической оплатой за груз. После проверки выяснилось, что вместо «сельскохозяйственной техники», фигурировавшей в сопроводительных документах, в трюме находилось 14 танков и другая военная техника из арсеналов бывшей ГДР.

Восточногерманская разведывательная служба «Штази» в своей работе довольно широко и успешно в качестве агентов использовала семейные пары. Так, Р. Рупп (псевдоним «Топаз») — сотрудник Управления международной экономики в английской миссии при НАТО, и А. Боуэн (псевдоним «Бирюза») — работавшая секретарем в том же ведомстве, что и Рупп, с 1977 по 1987 год передали спецслужбам Варшавского блока не менее 10 тысяч особо секретных документов.

К этой же категории шпионов можно отнести и супругов Лутце, работавших в Министерстве обороны ФРГ. Эта парочка в конце 1960-х годов смогла передать восточногерманским спецслужбам документацию и описание секретного радиопеленгатора, сконструированного в ФРГ, а также чертежи танка «3».

Еще один пример семейного шпионажа — математики Крауты — Петер (псевдоним Зигфрид) и его супруга Хайдрун (псевдоним Кримгильда). Они занимались шпионажем в пользу ГДР в Западной Германии около двадцати лет — до 1991 года. Он являлся сотрудником компании «Мессершмитт-Белков-Блом», а она работала в корпорации «Индустри Анлаген». Эти шпионы передали за рубеж чертежи новых танков и самолетов…

С 1979 года американский инженер-электронщик Джеймс Гарпер стал активно сотрудничать с иностранными спецслужбами, постоянно снабжая страны Варшавского договора сведениями об американских ракетных технологиях. В этом бизнесе существенную помощь ему оказывала его возлюбленная Р. Шулер — секретарша в компании «Системс контроль», которая разрабатывала противоракетную защиту для вооруженных сил США.

Работал Д. Гарпер весьма интенсивно. Так, летом 1980 года он продал польским спецслужбам около 45 килограммов секретной документации, которые были переданы в СССР. Сведения оказались настолько ценными, что за них агенту выплатили 100 000 долларов. В декабре того же года Дж. Гарпер опять передал 20 секретных документов. Соответствующие службы оценили их в 120 000 долларов. Правда, на этом «коммерческая» деятельность Гарпера завершилась: его арестовали…

В 1974 году в КГБ было создано управление «Т» (научно-техническая разведка). В конце 70-х — начале 80-х годов прошлого столетия в этой структуре работала примерно тысяча специалистов, при этом 300 из них находились за границей на легальном положении.

Поскольку руководство КГБ уделяло управлению «Т» особое внимание, его сотрудники в 1970-е годы достигли значительных результатов. Так, к 1977 году по нелегальным каналам они смогли добыть 120 тысяч научно-технических документов.

В свою очередь, в отчете военно-промышленного комплекса за 1979 год было отмечено, что в течение года было приобретено 196 образцов техники и 3896 документов, причем, 57 образцов и 346 документов были использованы при разработке новых видов оружия и военных материалов.

Следует отметить, что о масштабах деятельности экономической и научно-технической разведки западные спецслужбы даже не догадывались. И лишь в начале 1980-х годов, когда предатель Ветров подробно рассказал об успехах «Т», у них, как говорится, открылись глаза на работу этого управления.

А в сентябре 1985 года министр обороны США К. Уайнбергер заявил: «Западные страны финансируют развитие советской военной мощи. Думаю, нужно обязательно помнить, что Советский Союз поставляет в такие страны, как Соединенные Штаты, хорошо экипированных, прекрасно обученных сотрудников КГБ или других аналогичных организаций. Мы лишь в последнее время осознали истинный размах секретного сбора данных со стороны СССР».

Наиболее же эффективным источником получения передовых технологий и новейших образцов техники являлись примерно 300 компаний в 30 государствах мира, которые специализировались импорте в СССР секретных технологий и оборудования.

Ведь этот бизнес был довольно прибыльным, так как за оказанные услуги советская сторона платила весьма значительные суммы. По оценкам экспертов из западных спецслужб, с 1976 по 1986 год за железный занавес эти фирмы отправили примерно 900 тысяч документов и более 75 тысяч образцов и деталей. Совокупная же их ценность как минимум в 10 раз оказалась выше тех сумм, которые были затрачены на их приобретение.

По данным ЦРУ, в такого рода «бизнесе» международным «шлюзом» особенно активно использовалась территория ФРГ. Например, западногерманский миллионер Р. Мюллер с 1973 по 1983 год являлся владельцем 60 компаний в разных странах мира. А после того, как в 1983 году он совершил побег в Восточную Европу, эксперты американской, а также нескольких западных спецслужб еще несколько лет пытались разобраться в том, чем же реально занимались эти фирмы.

Принято считать, что первым сделал контрабанду военными секретами прибыльным бизнесом известный американский миллиардер А. Хаммер. Согласно некоторым сведениям, еще в 1930-е годы он плотно сотрудничал с НКВД. Более того, Хаммер даже финансировал агентов советской разведки. И хотя миллиардер находился в разработке у ФБР еще с середины 1920-х годов, доказать его причастность к контрабанде военных секретов не удалось.

Очень активно действовали сотрудники управления «Т» в Израиле. Так, одним из наиболее известных агентов являлся М. Клинберг — руководитель секретного института, в котором проводились исследования в области химического и биологического оружия. В 1982 году М. Клинберг был арестован и приговорен к 20 лет годам лишения свободы…

В июне 1981 года спецслужбы Западной Германии арестовало сотрудника компании «Хьюз Эйркрафт Корп» У. Белла, которого подозревали в продаже секретных сведений сотруднику польской разведки М. Захарскому.

Знакомство же этих двух людей произошло значительно раньше — осенью 1977 года. Причем развивалось оно довольно стремительно. По крайней мере уже через год, когда Белл позволил своему новоявленному товарищу в течение целой ночи знакомиться с секретным проектом, оно переросло в деловое сотрудничество. После этого они стали встречаться регулярно в разных городах Европы, куда Белл конечно же приезжал не с пустыми руками, а с новейшими разработками в области противовоздушной обороны.

Список секретов, которые этот человек передал за железный занавес, просто ошеломляет. В сводке, которое ЦРУ подготовило для сената США, констатировалось: «Была похищена и передана противной стороне следующая секретная информация, имевшая первостепенное значение для обороны Запада: радиолокационное устройство для истребителя F-15, позволяющее эффективно обнаруживать и уничтожать низколетящие цели; не поддающаяся обнаружению противником (бесшумная) радарная система для бомбардировщиков B-1 и «Неуловимый»; всепогодная радарная система для танков; экспериментальная радарная система для военно-морского флота США; снаряды AIM-54A «Феникс» класса «земля — воздух»; снаряды «Патриот» класса «земля — воздух»; буксируемый сонарный локатор для подводных лодок; усовершенствованный снаряд «Хок» класса «земля — воздух» и системы ПВО, совместно разрабатываемые странами НАТО.

Раскрытие информации, относящейся к этой военной технике и содержащейся в похищенных материалах, наносит непоправимый ущерб секретности существующих видов вооружения и перспективных систем, разрабатываемых США и их союзниками.

Получение этой информации СССР и Польшей позволяет им сэкономить сотни миллионов долларов на исследовательской и проектно-конструкторской работе по созданию аналогичных видов вооружения, поскольку этим странам были предоставлены разработки, доказавшие свою эффективность в ходе испытаний. Кроме того, предоставление СССР этой информации позволяет ему не только с меньшими затратами, но и значительно быстрее разработать соответствующие средства противодействия новейшей американской боевой технике».

Во время следствия У. Белл дал согласие на сотрудничество с американской контрразведкой. И уже очередная встреча У. Белла с польским агентом проходила под контролем ФБР. Их беседа была зафиксирована на диктофоне и являлась уликой во время судебного процесса. Финал этой истории для обоих ее главных героев оказался малоутешительным: Захарского приговорили к пожизненному заключению, а Белла — к восьми годам тюрьмы…

Другая история из этой же серии продолжалась намного дольше — двадцать один год. Началась она в 1970 году, когда однажды сотруднику Министерства обороны ФРГ господину Г. Прельвицу знакомый бизнесмен предложил чистую, но высокооплачиваемую работу. Чиновник хоть и подозревал, что предложение исходило от агента восточногерманской разведки, но устоять перед будущими барышами не смог.

За время своей работы шпион сфотографировал около 100 тысяч страниц особо секретных документов: в частности, техническую документацию на многоцелевой истребитель «Торнадо» и танк «Леопард-II»…

Начальник отдела по работе с секретной документацией корпорации «Ай-би-эм спешиал Систем» К. Гебауэр тоже оказался на службе у спецслужб Восточного блока.

Продолжалась его шпионская деятельность с 1971 по 1990 год. За все это время он передал своим «работодателям» немало ценнейшей информации и секретных документов: например, систему управления военно-морскими силами НАТО и конструктивные особенности шифровальной машины «Экрофокс». Об активности Гебауэра свидетельствует тот факт, что в одном лишь 1976 году он переправил как минимум 13 тысяч секретных документов…

Американский офицер США Д.У. Холл также работал на разведку стран Варшавского договора. Он регулярно передавал агентам секретные сведения об американских спутниках, способах и средствах радиоэлектронного прослушивания и стратегических планах НАТО…

Первое конкретное упоминание о похищении строго охраняемых технологий содержится в древней китайской хронике «Тан шу» — истории царства Тан, написанной в V веке н. э. В ней идет речь о похищении технологии производства шелка, секрет которой сохранялся на протяжении многих веков. Китайские шелковые ткани пользовались колоссальным спросом за рубежом, поэтому методика разведения шелковичных гусениц, питавшихся листвой тутового дерева, считалась государственной тайной и за ее разглашение полагалась смертная казнь.

Но около 490 года н. э. одна китайская принцесса, сопровождаемая многочисленными придворными дамами, отправилась в Индию, чтобы выйти замуж за своего избранника. В качестве приданного она взяла с собой яйца тутового шелкопряда, которые спрятала в подкладку удивительного по красоте головного убора. Прошло несколько десятков лет, и Индия уже сама стала не только производить, но и продавать шелк.

Во времена же правления императора Юстиниана, и тоже путем шпионских ухищрений, из Индии шелк попал в Византийскую империю. В этом случае секрет производства шелка похитили два монаха-несторианца: яйца тутового шелкопряда и семена тутового дерева они спрятали внутри бамбуковых посохов и таким образом доставили в Византию…

В IV–VI веках нашей эры китайцы стали получать фарфор. В VII–XIII столетиях о нем уже знали в Азии и Европе. Это были белоснежные вазы, расписанные яркими цветами из глазури, изящные кувшины с горлышками наподобие птиц и зверей.

Секрет производства фарфора, найденный китайскими учеными, сопровождался мифами и легендами. Так, согласно одной из них, фарфоровую массу добывают в земле в особых местах, которые охраняются драконами. Но в этом мифе ничего не говорилось о технологии производства фарфора. Поэтому, чтобы выведать тайну получения этого удивительного продукта, из разных стран в Китай отправлялось немало шпионов.

Первым же из европейцев, кто смог выведать секреты китайского фарфора, был французский иезуит. Однажды ему посчастливилось попасть в закрытый город Цзиндэчжэнь, в котором работала императорская мануфактура по производству фарфора.

И монах не только в своих посланиях на родину рассказал много интересного об этом городе, но и детально изучил технологию получения твердого фарфора из каолина. Более того, несмотря на неусыпный контроль со стороны китайских контрразведчиков за соблюдением секретов производства фарфора, он не только похитил, но и смог отправить известному французскому ученому Реомюру образцы сырья.

И в это же время недалеко от французского города Лиможа были открыты залежи каолина. Правда, лишь спустя более пятидесяти лет в Севре стали получать твердый фарфор. Англичанам же способ его получения стал известен благодаря агенту Томасу Бриану, работавшему в то время в Севре. В настоящее время почти все секреты производства фарфора известны. И лишь изготовление розового фарфора по-прежнему остается тайной…

А во второй половине XIX столетия шпионы многих стран отправились в Бразилию. Причина для этого была, по сути, одна. В этот период государство на Амазонке являлось единственным производителем и поставщиком в Европу и США каучука, который получали из гевеи, или «плакучего дерева». Правда, еще примерно в 1734 году обожженная резина впервые появилась в Англии. Причем в первое время ее использовали лишь в качестве ластика для удаления карандашных записей с бумаги.

Но лишь спустя сто лет, в 1845 году, после того как американский изобретатель Чарльз Гудьир запатентовал технологию переработки каучука — вулканизацию, интерес к новому химическому продукту вырос до промышленных масштабов. Однако в резком подъеме производства резиновой продукции имелось одно слабое звено — сырье. Бразилия же, являющаяся в то время монополистом в экспорте каучука, переживала золотые времена. И безусловно, она была чрезвычайно заинтересована в этой своей уникальной позиции на мировом рынке. Поэтому бразильцы почти каждого иностранца подозревали в стремлении похитить семена гевеи. И вывезти их из Бразилии практически не представлялось возможным.

И все же в 1876 году английский путешественник Генри Уикхэм смог перехитрить бдительность бразильцев. Исколесив всю страну вдоль и поперек, он наткнулся на неизученное высокогорное плато Тапайо, считавшееся священной территорией. Уикхэм собрал в джунглях целую коллекцию семян гевеи и добрался до побережья. Но у него не осталось ни цента, чтобы вернуться в Европу.

Но фортуна и на этот раз не отвернулась от путешественника. На его счастье, в порту находилось судно, отправлявшееся в Англию. А спустя всего несколько дней Генри Уикхэм уже плыл вниз по Амазонке вместе со своей коллекцией семян. Их Уикхэм держал в запертой каюте, предварительно завернув в листья бананов и подвесив к потолку, чтобы к ним не добрались корабельные крысы.

Для того чтобы скрыть свой тайный умысел, была запущена легенда, что по заказу английского короля для ботанического сада в Кью англичанин везет клубни редких орхидей. А так как это очень требовательные и нежные растения, он и хранит их в закрытой каюте, поддерживая в ней постоянную температуру. И если дверь открыть — клубни погибнут. Благодаря такой легенде все семена гевеи в целости и сохранности оказались в Англии.

В Лондоне Уикхэм посеял ровно 7 тысяч семян гевеи, и все они взошли. Когда же ростки окрепли, их перевезли на Цейлон, в то время британскую колонию, а также на Борнео. Растения быстро акклиматизировались, и спустя несколько лет с этого региона каждый год экспортировалось более 3 миллионов тонн каучука. Так, благодаря Генри Уикхэму, который в Англии за этот свой поступок получил титул дворянина, была нарушена монополия Бразилии на производство каучука.

Этого английского музыканта-авантюриста, выходца из сословия пэров можно с полным правом называть пионером промышленного шпионажа. Звали его Фоули. Он был уже вполне преуспевающим фабрикантом, когда пришел к выводу, что простого везения недостаточно. И он решил замахнуться на большее: раскрыть секреты используемых в то время на континенте методов обработки железа и производства стали.

Конечно, Фоули для этих целей мог воспользоваться услугами шпиона. Но задуманное он решил осуществить сам. Для этого Фоули отправился за границу и, будучи великолепным скрипачом, выбрал в качестве маскировки образ бродячего певца и музыканта.

Босиком и в отрепьях он путешествовал из города в город по Бельгии, Германии, Богемии, Северной Италии и Испании. Все это время он внимательно присматривался к новинкам металлургического производства. Несомненно, Фоули рисковал. Но чего только не сделаешь ради достижения грандиозной цели.

Проведя за границей довольно долгое время, Фоули вернулся на родину и, используя добытые секреты, занялся производством стали и чугуна. Конечно, терпеть нового конкурента никто не собирался. Тем более похитившего родовые секреты. Поэтому ограбленные гильдии решили расправиться с Фоули. Они не только посылали своих агентов разрушить металлургическое предприятие Фоули, но и несколько раз пытались убить его.

Но ни убийцам, ни саботажникам не удалось добиться успеха. Фоули не только разбогател сам и оставил своим наследникам приличное состояние, но и обеспечил внедрение новых технологий производства стали по всей Англии…

Век паровых двигателей начался в 1711 году, когда английский кузнец Томас Ньюкомен сконструировал свою «огненную машину», предназначенную для откачки воды из шахт.

Многообещающее изобретение сразу получило широкую известность и, разумеется, привлекло в Британию немало охотников за чужими секретами. Первым, кто разгадал суть этой конструкции и при этом создал более совершенный ее аналог, был Эмануэль Фишер фон Эрлах. Переодевшись в рабочего, он появлялся на заводах Бирмингема, где при помощи машины Ньюкомена откачивалась вода из шахт. При этом он делал чертежи двигателя, по которым позднее произвел технические измерения.

Вернувшись в Вену, Фишер не только «продублировал» английский вариант «огненной машины», но и сконструировал новые модели, благодаря которым со временем смог сколотить приличный капитал.

Используя свои изобретения, Фишер приступил к сооружению первой в Европе атмосферной паровой машины, которая в 1722 году заработала на руднике Альгандель в Венгрии. В последующие годы он построил еще 5 машин для венгерских королевских золотых и серебряных приисков в Шемнице. За заслуги перед отечеством Фишер, инженер, промышленник и… шпион, получил баронство.

В 1759 году цирюльник из Престона Ричард Аркрайт, воспользовавшись изобретением своего соотечественника Т. Хайса, оформил патент на прядильную машину с приводом от водяного колеса. Прошло 12 лет. И вот в 1771 году в графстве Дербшир заработала первая в мире прядильная фабрика со станками запатентованной конструкции. Легко догадаться, что построил ее Аркрайт.

Однако промышленник не долго был единственным хранителем тайны уникального изобретения. Вскоре немецкий купец Йоган Брюгельман смог вывезти секретные чертежи машины Аркрайта. По одной из версий, купец нанял некоего Делиуса, имевшего инженерное образование, который, в свою очередь, договорился с одним из мастеров предприятия, что тот за определенное вознаграждение добудет чертежи станка. Что тот вскоре и сделал.

И уже в 1784 году Брюгельман запустил в строй свою фабрику по переработке хлопка. Построена она была в Германии, на окраине небольшого городка Экамп. А чтобы покупатели думали, что его изделия произведены в Англии, местечко, где находилась фабрика, по предложению Брюгельмана было переименовано в Кромфорд.

В Америку прядильный станок Аркрайта также попал неофициально. Дело в том, что первые европейские переселенцы в значительной степени зависели от Англии, которая обеспечивала их большинством промышленных товаров. В обмен же переселенцы поставляли различные виды сырья, в том числе древесину и продукты питания, а также хлопок и табак.

Но при таком товарном обмене поселенцы из Европы несли значительные финансовые потери, так как товарный и сырьевой рынки находились под контролем Англии. Поэтому и цены на ввозимые товары, особенно на изделия из текстиля, были очень высокими.

Однако Британия, чтобы не терять доход от импорта, запретила миграцию на американский континент специалистов по производству текстиля. И конечно же запрет коснулся станков и их чертежей.

Ситуация казалась безвыходной. Но только до тех пор, пока за решение проблемы не взялся Самуэль Слейтер, работавший подмастерьем на одной из прядильных мануфактур. Он сначала изучил и запомнил устройство ткацких станков, а затем отправился в США. Обладая уникальной памятью, в Америке он по памяти составил чертежи станка Аркрайта. И уже в 1793 году Слейтер построил собственную прядильную фабрику в городе Потакете. По сути, именно она положила начало текстильной промышленности в Соединенных Штатах…

В конце XIX века все свои суда Япония заказывала в Германии и Англии. Но подобная практика их перестала устраивать, и они предпочли избрать другой, более дешевый путь строительства кораблей. Заказав в Англии судно, японцы тщательно «изучали» всю документацию, а затем с присущей японцам вежливостью отказывались от его покупки.

Но однажды произошел неожиданный казус. Как-то главный инженер английской судостроительной верфи в Клайде совершал кругосветное путешествие. И каково же было его удивление, когда случайно оказавшись в одном из австралийских портов, он увидел японское судно, которое… сам же и проектировал.

Возвратившись на родину, инженер немедленно о случае в Австралии доложил руководству фирмы. Но, проанализировав ситуацию, англичане решили скандала не поднимать. Инженер посоветовал начальству по-другому наказать японцев. И когда в Клайд прибыл судовладелец из Японии, чтобы сделать заказ торгового судна более совершенной конструкции, его опять приняли со всеми подобающими для такого случая любезностями, а спустя какое-то время отправили в Японию всю техническую документацию. Далее события развивались по уже известному сценарию: судовладелец отказался от заказа и с благодарностью вернул документацию.

А спустя год представитель английского посольства был приглашен на торжественную церемонию по случаю спуска на воду нового японского корабля, который был построен на судоверфи в Иокогаме. Причем судно оказалось почти полной копией того, которое спроектировали английские специалисты в Клайде.

Вначале прозвучали традиционные речи, усыпанные поздравлениями. Наконец судовладелец разбил о нос корабля бутылку шампанского и судно медленно заскользило в гавань. А далее случилось что-то невероятное. Сначала судно уверенно вошло в воду, а затем на глазах у сотен зрителей стало медленно переворачиваться, пока не подставило солнцу лоснящийся киль.

Представитель английского посольства о случившемся проинформировал Лондон. Шотландский инженер, которому сообщили о происшествии на судоверфи, был доволен. Его же японский коллега, построивший корабль, сделал себе харакири.

В 1960-е годы компания известного английского бизнесмена Хайзена Бишопа выдвинулась на второе место в США по производству косметических средств. Ее оборот оценивался в 30 миллионов долларов. К тому же у Бишопа было множество идей, которые он немедля пытался воплотить в жизнь. Но сделать это ему мешал один нюанс: как только бизнесмен собирался приступить к реализации на косметическом рынке нового аромата, как его конкурент уже продавал аналогичный продукт. Причем он имел тот же запах, состав и даже такое же название, как и у товара Бишопа.

И косметолог скрепя сердце отказывался от своей эмульсии и начинал создавать другую. Однако спустя недолгое время, как только Бишоп готовился поставить товар в торговую сеть, его конкурент снова его опережал. И эта история продолжалась более года.

В конце концов, почти загнанный в угол, Бишоп обратился к Бернарду Шпинделю, который в определенных кругах был известен как специалист по контршпионажу. Шпиндель, не теряя времени, приступил к работе. И вскоре обнаружил в служебных кабинетах, складских помещениях и даже в кабинете самого бизнесмена немало электронных «жучков».

В это же время Бишоп нанял специалиста по безопасности, некоего Гриса. И тот очень быстро нашел множество микропередатчиков, встроенных в различные предметы: стулья, стол и т. д. Но даже после такой тщательной чистки секретные сведения продолжали уходить за пределы компании.

Грис же, в свою очередь, продолжал бороться с различными шпионскими закладками. И кто знает, как долго тянулась бы эта борьба с «жучиным» нашествием, если бы однажды не выяснилось, что устанавливает «жучки» тот же самый человек, который их и уничтожает.

Финал этой шпионской истории печальный: компания Бишопа обанкротилась, а Грис, при довольно странных обстоятельствах, покончил с собой. И по сей день неизвестно, на кого он работал…

Однако асы промышленного шпионажа ведут свою незаметную деятельность не только в царстве ароматов, но и в королевстве моды. Именно поэтому в залы, где стройные девушки-модели демонстрируют новинки высокой моды, запрещается проходить с видео— и аудиоаппаратурой, а также делать эскизы во время показа новых фасонов одежды. А чтобы кто-нибудь не ухитрился сделать снимок мини-камерой или набросок оригинальной блузки, по рядам открыто прохаживаются специально обученные служащие и внимательно следят за посетителями.

И тем не менее, несмотря на высочайшую бдительность персонала, секреты новых моделей воруют… благодаря совершенной зрительной памяти. А для более эффективной работы промышленные шпионы текстильных фирм специализируются на деталях. Например, одни из них запоминают фасон рукава, другие — бюста, третьи — форму блузки и т. д. И как только последние модели покидают подиум, шпионы торопятся выйти из зала, чтобы собраться в заранее снятом номере отеля и заняться восстановлением нового фасона одежды. А по той причине, что нарисованные ими эскизы настолько детализированны, что скорее похожи на фотографии, чем на рисунки, таких шпионов часто называют «кодаками».

После этого созданные из деталей эскизы моделей отправляются в американские или итальянские пошивочные мастерские и торговые дома, которые вскоре заполняют магазины одеждой, сделанной «как у Диора или Кардена». Причем эти новинки моды в несколько раз дешевле, чем в модных парижских салонах.

Главными проблемами шпионов всех времен и народов были кодирование секретной информации и ее скрытая передача соответствующим лицам или службам. И каждый из агентов решал их по-своему, в зависимости от обстоятельств и того уровня прогресса, которого достигла наука к тому или иному времени.

Так, древние китайцы и персы, греки и римляне для передачи сигналов зажигали на холме костры и затем с помощью особых приспособлений передавали необходимые сведения. Этим способом воспользовался и микенский царь Агамемнон, чтобы сообщить о падении Трои. А несколько столетий спустя, во времена Пунических войн, шпионы в войсках Ганнибала таким же путем передавали сведения войскам римского полководца Сципиона Африканского.

Агенты, действовавшие в государствах Востока, секретные сообщения из территории врага передавали с помощью клубов дыма разных размеров и плотности.

В свою очередь, в ходе Англо-бурской войны в начале прошлого века приборы, называемые гелиографами, или оптическими телеграфами, также нашли широкое применение в шпионаже.

А в окрестностях Вогез в качестве сигнального средства использовался дым из печных труб. Дым был виден на большом расстоянии и, кроме того, его можно было регулировать: выпускать через определенные промежутки времени и т. д.

Применялись и другие способы для передачи секретных сведений. Например, мельница, расположенная в прифронтовой полосе: скорость вращения ее крыльев являлась своеобразным кодом. А один греческий агент писал свои сообщения на листьях, используемых в качестве повязки для гноящихся ран раба-курьера.

В истории разведки отмечен случай, когда информацию передавали с помощью микроскопических царапин на монетах. Для этого к ничего не подозревавшему путешественнику обычно обращался служащий определенной фирмы и просил передать несколько монет «бедному родственнику», живущему в местности, куда направлялся путник. Тот брал монеты, не подозревая, что на каждой из них выцарапано несколько слов, которые становились заметными, когда монету рассматривали под лупой. Таким способ пользовались афганские моджахеды.

А в годы Второй мировой войны англичане пользовались спичками, внутри которых находилась микропленка с восемью сфотографированными листами секретной информации.

Однако со временем способы передачи информации становились все хитрее и изощренные. В конце концов появились шифры. Считается, что Юлий Цезарь был изобретателем первого шифра, основанного на перестановке букв алфавита. Например, буква А заменялась буквой Н или К. А император Лотарь (840–855) однажды отправил своим сторонникам секретные сообщения, замаскировав их под цитаты из Священного Писания.

И даже когда в средневековой Европе в шпионской деятельности наступил кратковременный период застоя, тем не менее наиболее эффективные приемы разведки не были утеряны.

Известный греческий военный историк IV века до н. э. Айнейас в своих сочинениях рассказал о нескольких вариантах передачи секретной информации. Причем достаточно эффективных, если отправитель и получатель заранее обговорили детали этой операции.

«Нужно послать человека с устным сообщением или письмом явно нейтрального содержания, — рекомендовал Айнейас. — Но незадолго до его отправления незаметно для самого гонца в разрезанную подошву его сандалий следует спрятать секретное письмо, после чего разрез нужно зашить». А чтобы текст письма не пострадал от влаги, его наносили на тонкую цинковую пластинку. Когда посланец прибывал на место и, усталый, засыпал, пластинку изымали и вместо нее закладывали другую, с ответным сообщением.

Иногда текст секретных сведений наносили на тонкие пластинки из свинца и скручивали их в трубочки в форме сережек. И женщина-агент могла носить их как украшение, не опасаясь, что противник заподозрит, что в подвесках «спрятана» секретная информация.

Айнейас описывает еще один довольно оригинальный способ доставки сообщения. Оказывается, донесения сначала писали на раздутом пузыре. Затем из него выпускали воздух, а пузырь заталкивали в бутылку, оставив наверху кончик. После этого пузырь опять надували, причем так, чтобы он плотно прилип к стенкам емкости, и внутрь заливали масло. После всех этих процедур пузырь становился невидимым. А дальше все происходило в обратном порядке. Получатель бутылки с маслом вынимал из нее пузырь, надувал его, прочитывал сообщение, удалял старый текст и наносил новый с необходимыми сведениями, помещал в бутылку и отправлял по назначению…

Венесуэлец Рафаэль де Ногалес какое-то время являлся агентом японских спецслужб. Он работал в Порт-Артуре вместе с одним пожилым китайцем, у которого во рту было несколько полых зубов. «Каждую ночь, — вспоминает Ногалес, — Лин вычерчивал при свече на грязном полу нашей комнаты план линии окопов, которые наблюдал в течение дня. После этого он заносил с помощью лупы наши заметки и рисунки на крохотный кусочек чрезвычайно тонкой бумаги толщиной приблизительно в одну треть папиросной. После прочтения мною и одобрения записанного Лин сворачивал бумажку, вынимал изо рта один из трех или четырех золотых зубов, клал туда шарик, заклеивал зуб кусочком воска и вставлял его на место». Эти зубные «дупла» порой были до отказа набиты бумажными фрагментами с секретной информацией.

Однако в конце концов эти тайники были обнаружены. И этот провал послужил японским шпионам уроком не передавать особо важные сведения в письменной форме. Теперь шпион должен был выучить донесение наизусть и передать его в словесной форме, причем исключительно японскому офицеру. И если агент был в меру осторожным и мог теряться в толпе китайцев, то проваливался лишь в очень редких случаях.

Очень часто шпионы «работали» коробейниками. Их классической уловкой была следующая. Игравший роль мелкооптового продавца, агент таскал в своей корзине товары различных цветов: черного, коричневого, красного, серого или белого. Но именно эти цвета являлись условными обозначениями определенных войсковых соединений. Более того, тот или иной товар мог соответствовать конкретному виду оружия: так, трубочный табак мог означать тяжелые батареи, папиросы — полевые пушки. А чтобы сбить разведку противника с толку, разносчик продавал, к примеру, трубки или мундштуки. На эти предметы были нанесены едва заметные надписи иероглифами. По отдельности эти надписи были абсолютно бессмысленными, но, когда их раскладывали в определенном порядке, то можно было уже прочитать донесение…

Когда в 1940 году фашистские армии вторглись в Данию и Норвегию, для Швеции возникла реальная угроза немецкой агрессии. Поэтому шведская разведка попыталась всеми способами узнать о намерениях Гитлера. И шведские спецслужбы приложили максимум усилий, чтобы расшифровать немецкие коды, с помощью которых осуществлялся интенсивный радиообмен между Берлином и германским представительством в Осло.

И наконец, шведскому математику Арне Беурлингу все же удалось разгадать секрет немецкой шифровальной машины, используемой германской разведкой в 1930-е годы. При этом ученый не только разгадал сложнейшую конструкцию этого уникального устройства, воспроизводившего до 300 триллионов колебаний, но и помог создать механизм, который превращал набор цифр в обычный текст. С этого времени шведская контрразведка могла контролировать все действия немцев по соседству со своими границами. Но летом 1942 года немцы догадались, что их код раскрыт, и они стали пользоваться другим шифром.

Однако и новый код вскоре стал известен шведам. А получили они его весьма необычным способом. Об этом спустя почти полвека рассказала бывший агент шведской разведки Эрика Швартце, проходившая в секретных сводках как «Дядя».

Оказывается, в 1942–1944 годах Эрика Швартце занимала пост секретаря руководителя гестапо в Швеции. Именно она и помогла шведам вскрыть код, который применяло немецкое представительство в Стокгольме.

А произошло все следующим образом. Ежедневно, отправляясь обедать, Швартце отрывала фрагмент от копии секретной телеграммы, клала его под язык и таким способом выносила из посольства. В случае опасности она легко могла проглотить этот кусочек.

Эта операция длилась не одну неделю. И в течение всего этого времени шведские специалисты склеивали полученные кусочки и накладывали текст телеграмм на закодированный радиоперехват сообщений. Когда же немецкий код был расшифрован, шведы стали прочитывать все телеграммы, которыми обменивались Берлин и Стокгольм.

В древности, для того чтобы передать секретную информацию, посыльного обрили наголо, затем на коже головы написали текст тайного послания и, когда волосы отрасли, отправили посыльного по соответствующему адресу.

Как ни странно, но в годы Второй мировой войны похожим способом воспользовался агент французской разведки в Индокитае, который в то время находился под контролем японцев. Правда, агент остриг не человека, а своего пса: он нанес донесение на его шкуру несмываемыми чернилами, подождал, пока шерсть снова отрастет, и покинул вместе с ним оккупированную зону. Донесение было прочитано через год. Но к тому времени изложенная на собачьей коже информация уже устарела и не представляла оперативной ценности.

Один из оригинальных достижений в разведке продемонстрировала и легендарная Мата Хари. Однажды секретное донесение написали невидимыми чернилами на ее ягодицах, и, когда она встретилась с агентом, тот потер ее округлости специальным составом, прочитал, а потом уложил разведчицу в постель.

Весьма оригинальный способ передачи секретных сведений во время Первой мировой войны применили немцы: они воспользовались услугами пастуха, который пас стадо овец в тылу у французской дивизии.

Суть кода состояла в следующем: пастух разбил стадо на три группы и, комбинируя их определенным образом, сообщал немецким самолетам и аэростатам необходимую информацию.

Например: 1) сведений нет — каждая из трех групп овец находится на отдельном участке пастбища; 2) внимание на левый фланг — две группы овец на правом участке, одна — на левом; 3) французы готовятся к атаке в центре — все овцы сгруппированы в стадо; 4) французы отводят войска — все овцы на дальнем участке и т. д.

Долгое время два немецких агента — мать и дочь — в течение нескольких лет проживали в важном стратегическом районе, недалеко от французского города Амьена. Когда же грянула Первая мировая война, они стали выполнять свои шпионские обязанности — собирать и передавать информацию о противнике. Для этого разведчицы применили довольно экстравагантный способ подачи сигналов немецким летчикам: в определенное время они развешивали во дворе белье. Но эти их действия в какой-то момент вызвали подозрение у французских контрразведчиков.

Действительно, очень странно выглядел тот факт, что два человека в течение очень короткого времени стирали слишком много белья. Более того, все стираные вещи были ярких цветов. А между тем большинство французских женщин в годы войны ходили в трауре или носили темные платья. А вскоре было установлено, что во время сушки белья германские самолеты пролетали почти над самым домом этих женщин, явно интересуясь разноцветными платьями…

Французскими спецслужбами было затрачено немало труда на раскрытие кода, с помощью которого немецкие разведывательные центры посылали приказы своим агентам во Франции. Им оказалась песня «Незабудки Эльзы», которая постоянно печаталась, как периодическое издание. И хотя неизвестное музыкальное издательство отправляло во Францию десятки нотных тетрадей этой песни, однако довольно долго даже никто не подозревал, что в действительности это не что иное, как разведывательный бюллетень.

А помощь в разоблачении этого секретного кода оказал человек, который долгое время проживал во Франции и однажды попал в поле зрения спецслужб. После этого стали регулярно проверять его почту. В конце концов выяснилось, что каждую неделю этот мужчина кроме других нотных изданий получал и экземпляр «Незабудок Эльзы». В течение некоторого времени эти ноты фотографировались и передавались специалистам. Вскоре было установлено, что текст песни оставался прежним, а музыка в каждом новом экземпляре была другой. Ноты незамедлительно передали криптографу. Он-то и раскрыл тайну шифра.

Гитлер и его окружение понимали, что без разгрома Англии они будут чувствовать себя очень неуютно, даже если поставят на колени всю Западную Европу. Понимали они и то, что до тех пор, пока Англии будут помогать США и Канада, она не может быть побеждена. Поэтому на Западе для Гитлера не было более важной задачи, чем с помощью своих подводных лодок установить полный контроль над водами Атлантики и тем самым помешать передвижению английского флота.

И частично это ему удалось. Важнейшую роль в этом сыграла германская разведка, которой было известно расписание движения судов, направлявшихся в Англию. Причем шпионы практически беспрепятственно обеспечивали поступление этой информации в соответствующие военные ведомства. Англия же, несмотря на свою агентурную сеть, раскинутую по всему миру, ничего не могла противопоставить тонкой игре немецких шпионов. И если бы не нелепая случайность, кто знает, чем бы завершилась битва за Атлантику…

17 июня 1942 года мисс Мэри Уоллес, проживавшая в городе Спринфилд штата Огайо, была чрезмерно удивлена, получив посылку с несколькими куклами и краткой запиской. Как оказалось, прежде чем попасть в Спринфилд, посылка совершила длительное путешествие: сначала она прибыла из Нью-Йорка в Буэнос-Айрес «сеньоре Иннесе де Моллинали». Но в тот роковой день Моллинали на месте не оказалось. И тогда посылку отправили с приложением: «Адресат выбыл в неизвестном направлении. Вернуть отправителю».

Но поскольку на упаковке не было обратного адреса, посылку пришлось открыть в Нью-Йорке в отделении невостребованных писем. Из записки, обнаруженной в посылке, следовало, что ее отправила некая мисс Уоллес. Когда же мадам Уоллес вскрыла конверт, то, к своему немалому удивлению, обнаружила, что письмо, напечатанное на пишущей машинке, было полно ошибок: «Дорогая! Ты, наверное, беспокоишься обо мне, так как я давно не писала. Последний месяц был для нас очень трудным. У моего маленького племянника обнаружили злокачественную опухоль мозга. Врачи говорят, что он долго не проживет… В последний раз ты просила написать, что нового в моей коллекции кукол. Недавно я достала три прелестные ирландские фигурки: одна — старый рыбак с сетью на спине, которой надо придать новую форму; другая — старушка с вязанкой дров; третья — маленький мальчик. На днях я выступила с лекцией о куклах в нашем клубе. Она всем понравилась. Ах, если бы только наш малыш был здоров!

Ты писала, что послала письмо мистеру Шоу. Я навестила его. Твое письмо он, к сожалению, потерял. Сам он последнее время болел. Его автомобиль пострадал в аварии, но сейчас его почти отремонтировали. Родственники мистера Шоу говорят, что скоро он опять сможет приступить к работе. Сюда я приехала по делам мамы. Мне теперь приходится вести ее деловую переписку, поэтому я стала учиться печатать на машинке. Передай привет своим. Всегда твоя Мэри Уоллес».

Содержание записки не просто удивило мисс Уоллес. Оно возмутило ее, так как пожилая дева ни о какой сеньоре Моллинали слыхом не слыхивала. Правда, кое-что в письме соответствовало действительности. Например, упоминание о коллекции кукол, которую мисс Уоллес собирает с детства. Но она их не продавала и впредь тоже не собиралась этого делать.

Все это мисс Уоллес рассказала возмущенным тоном начальнику почты. Более того, об этой ситуации она попросила доложить в полицию, что тот с большим удовольствием и сделал.

Когда полиция разобралась в ситуации, ничего особенного в том, что посылка, не найдя адресата, была возвращена из Аргентины обратно в США, она не обнаружила. Однако некоторые обстоятельства, сопутствовавшие ее путешествию, вызвали подозрение у начальника, и он обратился в ФБР.

Федералы тщательно изучили на первый взгляд невинный текст и пришли к неожиданному выводу, что вроде бы за ничего не значащими сведениями скрывается сообщение о местонахождении и техническом состоянии американских военных кораблей. Так, например, упоминание о кукле рыбака с сетью — не что иное, как авианосец с противолодочной сетью, а «Мистер Шоу» — это крейсер «Шоу», недавно получивший повреждения в морском сражении.

После этого случая все почтовые службы США получили распоряжение изымать все письма, которые были адресованы Моллинали. Одновременно военной цензуре было рекомендовано искать корреспонденцию, в которой имеется даже незначительный намек на куклы…

Первые результаты появились лишь спустя несколько недель: за это время были обнаружены четыре письма, адресованные сеньоре Моллинали. В них, как и в первом, за ничего не значащими фразами о куклах сообщалось о количестве кораблей ВМФ США. Письма были отправлены из разных, расположенных на значительном расстоянии друг от друга, мест: Сиэтл, Сан-Франциско, Портленд… Все это говорило о том, что контрразведчики вступили в схватку с очень опасным и энергичным агентом, который следит за изменениями в дислокации кораблей практически на всем Западном побережье США. Но возможно, что донесения исходили от группы агентов, каждый из которых наблюдал за одной из военно-морских баз, а отправитель писем лишь сообщал собранную ими информацию.

Но когда эксперты провели почерковедческую экспертизу, то пришли к выводу, что все послания написаны одним и тем же человеком, хотя и на разных машинках. На это, в частности, указывали как одинаковые орфографические ошибки, так и сила ударов по клавиатуре.

Но и этой информации было далеко не достаточно, чтобы рассекретить агента. И тут снова вмешался случай. И опять же в лице мисс Уоллес. Оказалось, что она хранила практически всю корреспонденцию, относившуюся с приобретению кукол. И как раз скрупулезное изучение копий ее переписки и позволило выйти на след агента.

Им оказалась миссис Вальвали Дикинсон — владелица магазина по продаже кукол и известный специалист в своем деле. У нее на складе лежали сотни самых разных кукол: в роскошных одеждах французских королей и королев, леди в кринолинах и куклы, представлявшие народное искусство Африки и Южной Америки. Разнообразие и высокое художественное качество товара позволяли вести бойкую торговлю. К тому же многие обеспеченные американцы с удовольствием покупали и коллекционировали кукол и при этом платили немалые деньги за эти шедевры.

И все же основная часть дохода миссис Дикинсон в сто тысяч долларов появилась не потому, что она торговала куклами, а по той причине, что научила их передавать по назначению секретные сведения.

С помощью кукол и коротких записок, скрытых в них, она сообщала информацию, которая без особых проблем доставлялась воздушным путем из Нью-Йорка в столицу Аргентины, а оттуда по секретным каналам — в Берлин. Причем все корреспонденции выглядели как обычные коммерческие письма, связанные с торговлей куклами.

А поскольку все почтовые отправления были с обратными адресами, миссис Дикинсон была абсолютно уверена, что если посылку возвратят, то она в любом случае окажется у коллекционера кукол, а тот передаст ее хозяйке, которая попросту попросит прощения за ошибку у почтальона, случайно перепутавшего адрес.

С помощью этого же кода передавалась самая разная информация. Так, в одной из посылок находилась 31 кукла: 27 — в шотландских национальных костюмах, одна кукла была одета как вождь индейского племени, еще две — в форму английских воинов, и одна — в костюм норвежского лыжника.

После расшифровки этого послания разведчики прочли следующую информацию: крейсер «Президент Гардинг» будет находиться в сопровождении 27 судов, которые направляются в Ирландию. Правда, эту информацию уже перехватили агенты ФБР, и ее присовокупили к делу Дикинсон. Шпионку приговорили к десяти годам тюрьмы. И, скорее всего, об этой женщине-агенте никогда бы и не вспомнили, если бы она не изобрела столь уникальный код.

Довольно оригинальный шифр придумал немецкий агент Нико Бенсманн, который в годы Второй мировой войны работал в США. В своем меморандуме, представленном абверовскому руководству, он так описал разработанную им кодовую систему.

«В качестве доверенного представителя американской фирмы по патентным делам я обнаружил, что британская цензура регулярно проверяет корреспонденцию, поступающую на мой бременский адрес.

Настоящим прилагаю копию письма из Нью-Йорка от фирмы «Просесс менеджмент корпорейшн» от 2 ноября, содержащего длинный список патентов. В одном лишь этом письме приводились сотни цифр. Мне представляется возможным безопасно и надежно осуществлять связь с нашими агентами в США и наоборот, маскируя корреспонденцию под информацию о патентных сделках.

Насколько известно, во всех международных шифрах используются цифры для замены шифрованных слов. В письме, судя по его содержанию посвященном патентным сделкам, могут содержаться цифры, скрывающие заранее оговоренные кодированные слова, но по внешнему виду кажущиеся обычными номерами патентов. При этом можно будет пересылать даже длинные сообщения, содержащие разведывательную информацию, не опасаясь, что это будет раскрыто британской цензурой». Предложение Бенсманна было принято 28 марта.

Через некоторое время, когда шифр был одобрен спецслужбами, было получено первое письмо, которое прислал агент из Нью-Джерси, работавший в подставной фирме. Он писал следующее:

«Предмет: наши аргументы против патентных заявок США. В том, что касается представленных требований, заявленных нижеследующими патентами, мы полагаем, что могут быть использованы следующие патенты:

Заявка № 1 — патент США 528127

Герм. патент 505985

Герм. патент 561836

Франц. патент 529727

Заявка № 2 — патент США 662001

Патент США 611095

Брит. патент 531937

Патент США 626197

Заявка № 3 — Брит. патент 552830

Патент США 616606

Мы далее полагаем, что в целом патент США 552205 и патент США 557010 будут сочтены при проверке вредными, и полагаем, что их не следует принимать во внимание… и т. д.».

В этом послании номера патентов обозначали определенные слова. После расшифровки сообщения агент получил следующий ответ:

«(528127) 10 марта (528127) отправляется (505985) Геную (561836) Марсель (529727) американский лайнер (662001) Президент Полк (611095) доставляющий (531937) 2500 автомобилей (552205) горючее 1000 баррелей (557010) бензина».

От агента из Нью-Йорка 31 марта 1940 года пришла следующая телеграмма:

«Нижеследующие германские патенты подлежат скорейшему пересмотру: ДРГМ 105585; ДРГМ 517008; ДРГМ 661619; ДРГМ 775777; ДРГМ 518119 и т. д. Просим предпринять необходимые действия».

В немецком патентном бюро такие номера не числились. Телеграмма же на самом деле была следующего содержания: «В ходе недавней аудиенции у Рузвельта Рьебер узнал у президента, что тот твердо намерен сохранять нейтралитет США при любых обстоятельствах. Рьебер получил также подобные заверения от представителей демократической и республиканской партий…»

Знаменитая немецкая шпионка Элизабет Шрагмюллер, или «Фрау Доктор», тоже придумала несколько оригинальных кодов для передачи секретных сведений из Англии своим хозяевам в Германию.

Вот, например, один из них. В одно время два ее агента работали в Великобритании в качестве представителей табачной компании «Диркс и Компания». Своими весьма неприглядными «делами» они стали заниматься еще до войны в скромном офисе фирмы.

Со временем британские почтовые цензоры заметили, что в этот офис приходит довольно много писем и множество заказов на сигареты. Самым же подозрительным оказался тот факт, что больше всего сигарет поступало из военно-морских портов.

А чуть позже выяснилось, что фирма в «Диркс и Компания» на самом деле являлась отделением организации Шрагмюллер. Код, придуманный ею, был прост, но одновременно довольно оригинален. К примеру, агенты одного из портов телеграммой просили отправить им сигары: предположим, 10 000 штук «Гаваны», 4000 — «Ротшильд», 3000 — «Коронас». И если телеграмма приходила из порта Дувр, это означало, что в его гавани находятся десять миноносцев, четыре крейсера и три линкора.

Еще один код немецкой шпионки был связан с почтовыми марками. Два ее агента, выехав в Англию, помимо голландских паспортов, крупной суммы денег везли с собой и альбом почтовых марок. Код, предложенный «Фрау Доктор», позже стали применять спецслужбы многих стран.

Марки иностранных государств соответствовали определенным военно-морским соединениям, видам вооружения, гаваням, оборонительным укреплениям и даже людям. Так, марка, отпечатанная в 1897 году в Перу, на которой был нарисован мост, сообщала о заливе Ферт-оф-Форте, в котором находились корабли противника.

Осенью 1913 года австрийский разведывательный центр в сотрудничестве с немецкой секретной службой спланировали операцию под шифром «Актеры». При ее разработке предполагалось, что в составе театральной труппы, которая собиралась отправиться на гастроли в Россию, будут находиться и два опытных разведчика. Они должны были установить связь между австрийскими шпионами и агентурным центром, действовавшим в Петербурге.

И вот, завершив гастроли в Варшаве, Риге и Вильне, театр наконец появился в Санкт-Петербурге. В этот период один из австрийских разведчиков являлся владельцем магазина тканей на Невском проспекте. Он поддерживал связь между агентами и передавал директивы из Вены. Прибывший в труппе резидент снабдил адресами доверенных лиц в тех российских городах, где должны были пройти гастроли. Кроме того, он передал им и первое задание — собрать сведения о проводившейся в России в 1913 году пробной мобилизации.

Кроме того, Вену интересовало также и то, какие воинские части переброшены из Сибири в европейскую часть империи. Собранную информацию предполагалось шифровать простым кодом и в виде безобидных деловых писем-заказов направлять в Петербург.

Так, под пуговицами с матерчатым ободком подразумевалась пехота, роговые пуговицы означали кавалерию, а металлические — артиллерию. В шифре присутствовали и определенные слова, кодировавшие военные соединения: например, «дюжина» означало полк, «шок» — бригаду, «гросс» — корпус.

Таким образом, заказ для какого-нибудь Яцека Шлеймана из Твери вместе с другим товаром 12 шоков пуговиц означал, что в Тверь прибыла 12-я стрелковая дивизия и расположилась там гарнизоном.

Способности голубей безошибочно ориентироваться в пространстве интересовали еще древних греков и римлян. И если первые были твердо убеждены, что сведения, передаваемые голубиной почтой, должны иметь только мирный характер, например, касаться результатов Олимпийских игр, то римляне на сей счет имели прямо противоположную точку зрения.

Например, легионы Юлия Цезаря имели огромное число голубей, предназначенных для доставки сведений о передвижениях противника. И даже став опорным столпом почтовых служб, пернатые марафонцы не утратили военного назначения. В частности, в качестве секретных курьеров. Ведь один голубь может перенести на значительное расстояние довольно приличный объем информации, особенно если это микрофотографии.

А в начале XX века немецкий фотограф Юлиус Нойбронер доказал, что голубей можно использовать для аэрофотосъемки. Он привязал к птице фотокамеру весом всего в 2,5 унции (71 грамм), которая производила съемку автоматически через каждые 30 секунд. Пилоты воздушных шаров, поднимавшиеся для наблюдения за противником, брали с собой голубей и передавали с ними на землю свои донесения.

Особенно широко голуби применялись в годы Первой мировой войны. К примеру, одни только французы воспользовались в разведывательных целях более 130-ю тысячами голубей. Британская армейская разведка также использовала голубей-связных: к концу войны она имели на Западном фронте более 6 тысяч птиц.

До Первой мировой войны своей голубиной связью была известна и Бельгия. Поэтому, чтобы птицы не достались противнику, бельгийцы перед отступлением уничтожили более 30 тысяч голубей.

Некоторые из голубей совершали даже настоящие подвиги. К примеру, один из них, по кличке «Милый друг», вовремя доставив до места назначения донесение, спас целый американский батальон, потерявший связь с основными силами. Будучи раненным, голубь пролетел 40 километров за 25 минут. За это он был награжден французским Боевым крестом с пальмовой ветвью. После его смерти таксидермист сохранил его в виде чучела.

А вот голубь по кличке Солдат стал героем уже в годы Второй мировой войны. Как только английские войска захватили небольшой итальянский городок, об этом они отправили сообщение с Солдатом. Тот успел как раз вовремя, так как командование уже хотело нанести по этому городу воздушный удар. За это Солдат получил медаль.

А в середине минувшего столетия разведка израильской армии, пытаясь в пустыне отыскать военные базы арабов, тоже использовала голубей, прикрепив к ним миниатюрные радиомаяки. Голубей держали какое-то время без пищи, а затем отпускали. Расчет строился на том, что в пустыне голуби смогут отыскать еду только поблизости от арабского военного объекта. С помощью маяков маршрут голубей наносился на карту, что позволяло определить местонахождение противника.

Кроме голубей для передачи сообщений шпионы использовали и собак. К животному прикрепляли депешу, и оно доставляло ее в определенное место. Так, немецкая овчарка Фриц много раз через линию фронта доставляла важные разведывательные донесения для немецкого командования. Когда об этом стало известно противнику, Фрица решили поймать. Но сделать это долгое время не удавалось. И лишь когда к этой операции «подключили» суку, Фриц был «задержан» с поличным.

Начиная с древности, люди отправляли друг другу письменные сообщения. И уже в то время они порой пытались скрыть содержание своего послания. Для этого они или прятали его в заранее обговоренном месте или же шифровали. И в первую очередь это касалось военных или промышленных секретов. Шифровкой же секретной информации занимаются криптографы, за многие века изобретшие множество различных шрифтов и кодов.

Уже в Священном Писании можно обнаружить примеры шифровок, хотя не каждый их замечает. Так, в книге пророка Иеремии (Иер. 25:26) читаем: «…а царь Сессаха выпьет после них». Но ни такого царя, ни такого царства не было. Значит, ошибка писца? Отнюдь нет. Дело в том, что иногда священные тексты кодировались обычной перестановкой знаков, когда, например, первая буква алфавита заменялась последней, вторая — предпоследней и так далее. Этот старинный способ шифрования назывался атбаш. Так, если перевести закодированное слово «СЕССАХ» на язык оригинала, то получается «ВАВИЛОН».

Тайнопись была известна и во многих государствах древнего Востока: Египте, Китае, Шумере, хотя сегодня судить о том, какого уровня достигла криптология в этих обществах, довольно сложно. Ведь и клинопись, и иероглифическое письмо уже сами по себе были довольно сложными формами письменности. И чтобы усвоить их, требовалось затратить немало времени и усилий. Поэтому проблема шифрования донесений обычно не стояла, поскольку грамотных людей в то время было немного.

Трудно судить и о том, насколько широкое распространение имели те или иные криптографические системы, поскольку количество сохранившихся до нашего времени таких памятников очень невелико. Вот только один пример, из которого легко понять, насколько сложно исследовать этот вопрос. Так, найдено большое количество глиняных табличек с клинописью, знаки которой записаны в несколько слоев. При этом способе на первую запись наносился слой глины, а поверх его — еще один. Такую многослойную клинопись можно считать и тайнописью, и просто удобным методом, при котором экономится материал для письма.

Значительных результатов в шифровальном деле в древности достигла Спарта, которая широко использовала не только все известные на то время шифры, но и создала первые сохранившиеся до нашего времени шифровальные устройства.

Одним из таких устройств была так называемая скитала (палочка), которую изобрели в Спарте примерно в VI–V веках до н. э. Позднее ее стали широко применять многие античные государства. О том, насколько большое значение она приобрела в древнем мире в качестве инструмента для кодирования и расшифровывания секретных текстов, свидетельствует Плутарх в «Сравнительных жизнеописаниях». Описывая жизнь греческого военачальника Алкивиада, историк пишет: «Однако Лисандр обратил внимание на эти слова не раньше, чем получил из дома скиталу с приказанием отделаться от Алкивиада…»

Так как же все-таки использовалась скитала? Оказывается, ничего сложного в работе с ней не было. На цилиндрическую палочку конкретного, заранее договоренного диаметра по спирали наматывался кусок пергамента, на котором находился текст. В развернутом виде все буквы располагались в беспорядке. Однако когда материал с текстом наматывали на колышек определенного диаметра, то сообщение легко читалось.

Но стойкость этого шифра была небольшой и его можно было легко разгадать путем перебора цилиндров разного диаметра. Позже Архимед даже изобрел устройство, так называемую антискиталу, которая позволяла легко расшифровать практически любой текст без цилиндра требуемого диаметра. Работало же приспособление великого грека следующим образом. Свиток с текстом наматывали на конусовидный стержень и перемещали вниз до тех пор, пока не натыкались на тот диаметр, который позволял прочитывать сообщение.

Очень широко использовался в античном мире так называемый шифр Цезаря. Для зашифровки передаваемых секретных сведений каждую букву текста заменяли на другую, но со сдвигом влево или вправо. Цезарь в своих письмах к сенату сдвигал буквы на три пункта влево, а Август, используя этот же шифр, перемещал буквы на четыре знака.

Вот что сообщает о шифре Цезаря Гай Светоний: «Существуют и его письма к Цицерону, и письма к близким о домашних делах: в них, если нужно было сообщить что-нибудь негласно, он пользовался тайнописью, то есть менял буквы так, чтобы из них не складывалось ни одного слова. Чтобы разобрать и прочитать их, нужно читать всякий раз четвертую букву вместо первой: например, D вместо А и так далее». Это значит, что каждая буква в письме заменялась четвертой от нее. Так, зашифрованное таким способом послание Цезаря к сенату «VENI, VIDI, VICI», то есть «ПРИШЕЛ, УВИДЕЛ, ПОБЕДИЛ», выглядело бы шифровкой «SBKF SFAF SFZF».

Но, помимо кода Цезаря, использовались и другие способы криптографии. И связаны они в первую очередь с именем известного полководца Древней Греции Энея Тактика. Именно он изобрел «диск Энея», использовавшийся довольно долго во времена античности.

Это устройство представляло собой небольшой диск, в котором были проделаны отверстия, сквозь которые пропускалась нить в соответствии с буквами шифруемого сообщения. Для расшифровки текста нить вытягивали, в результате чего получалась обратная последовательность букв. Этот вроде бы довольно простой способ кодирования на самом деле был довольно эффективен, так как противник, у которого оказалось в руках сообщение, не знал, как буквы соотносятся с отверстиями. Более того, если возникала опасность, что текст окажется у противника, нить просто-напросто уничтожалась или разрывалась на фрагменты. Использовалась в разведывательных целях также «линейка Энея», в которой применялся тот же принцип, что и в диске.

Важным вкладом Энея в шифровальное дело стал разработанный им так называемый книжный шифр, которым пользовались агенты спецслужб вплоть до ХХ века. В своем труде «Об обороне укрепленных мест» полководец рекомендовал прокалывать незаметные отверстия над буквами текста определенной книги. Сложив вместе помеченные буквы, адресат получал исходную информацию.

А вот римляне пошли еще дальше: они превратили диск Энея в многодисковую шифрующую систему. В этом шифровальном устройстве на общую ось насаживали два диска с беспорядочным расположением букв. Но при этом каждой букве первого диска соответствовала буква второго. И это как раз и являлось шифром.

Старалась сохранить свои военные и коммерческие тайны и Венеция. Поэтому депеши не только дипломатов, но и купцов часто пересылались наполовину или даже полностью зашифрованными. Особенно же пристально венецианские правители контролировали дипломатические шифры, поскольку в депешах послов скрывались их тайны.

Уже в раннем Средневековье при венецианских дворах содержались специалисты по шифрованию, которые не только следили за применением государственных шифров, но и должны были разрабатывать новые. Дело в том, что в то время искусство кодирования сообщений еще не получило широкого распространения, и шифры, попавшие в руки противника, сравнительно легко раскалывали соответствующие специалисты.

В большинстве случаев для шифрования сообщения меняли одни буквы латинского алфавита другими, либо заменяли их арабскими цифрами, черточками, фигурами. Причем для одной буквы иногда имелись «в запасе» два или три знака. А чтобы ввести противника в заблуждение, в текст иногда вставляли знаки, не имевшие никакого значения.

Шифровальщики работали в специальном помещении во Дворце дожей, куда другим лицам вход был строжайше запрещен. При этом сами кодировщики могли покидать место службы лишь тогда, когда выполняли свой объем работы. За это им платили довольно высокую зарплату — 10 золотых монет в месяц. В Венеции даже существовали особые курсы, где опытные специалисты-кодировщики обучали своему искусству начинающих шифровальщиков…

В Испании сообщения стали шифровать в конце XV века. Но уже первые, причем самые простые коды испанской тайнописи обладали множеством секретов и были довольно сложными для расшифровки. Даже в наше время, когда в распоряжении специалистов имеются высокоскоростные компьютеры, не всегда удается подобрать ключи к некоторым испанским шифрам. Например, кодовый ключ, которым пользовался испанский посол в Лондоне, состоял из 2400 знаков. Можно лишь догадываться, сколько времени тратили специалисты в испанском дипломатическом ведомстве для расшифровки получаемых из Лондона депеш.

А один из довольно простых испанских шифров состоял из арабских цифр с бессистемной россыпью букв между ними. Другой код представлял собой систему римских цифр с тысячами дополнительных знаков. При этом гласные буквы кодировались пятью различными символами, а согласные — четырьмя.

Со временем число знаков для каждой буквы увеличилось до 14 и более. И эти ничего не значащие символы, прикрепляемые к предложениям или словам, создавали еще больше сложностей при расшифровке секретных сообщений.

Следует отметить, что зашифрованные послания венецианских дипломатов вызывали довольно бурную негативную реакцию ряда европейских дворов. А султан Османской империи Баязид II, узнав, что венецианский управляющий Джероламо Марчелло отправляет своему руководству шифрованные письма, приказал, чтобы тот в течение трех суток оставил пределы империи. И после этого случая венецианская колония в Стамбуле еще долгое время оставалась без управляющего.

Для расшифровки кодов противника спецслужбы применяли довольно хитроумные уловки. К примеру, провоцирование враждебной стороны войти в эфир с определенными шифрованными или кодированными сообщениями. Этот способ в годы Второй мировой войны использовали британские криптологи, занимавшиеся структурным анализом радиосообщений немцев.

Согласно плану, Королевские военно-морские силы предприняли ряд провокационных действий в надежде на то, что противник сообщит о них в шифровках своему командованию. Особенно пришлась по вкусу операция по сбрасыванию с самолетов морских мин в тех районах, которые немцы считали свободными от них.

Схема работала следующим образом: при обнаружении первых мин в указанный район высылались минные тральщики. Англичане, прослушивавшие эфир, ждали стандартного сигнала: «Проверено: мин нет». Одна эта короткая фраза, перехваченная и расшифрованная криптологами, зачастую помогала определить вносимые в немецкие шифры ежедневные изменения.

Использовали в своей работе дешифровщики и разного рода отступления от правил работы с шифромашинами и шифроматериалами, называемые «подсказкой», которые иногда допускали вражеские криптологи. Именно с использованием «подсказок» напрямую связаны большинство удач дешифровальных служб союзников во время Второй мировой войны.

Например, если штаб рассылал своим подразделениям одинаковое сообщение разными шифрами и кодами и одно из них частично или полностью прочитывалось противником — это была прекрасная «подсказка» для вскрытия остальных шифров.

Точно так же можно было использовать шифрованные прогнозы погоды, которые передаются обычно в одно и то же время, или одно и то же приветствие, с которого начинается сообщение. Любопытным примером «подсказки» служили поздравительные телеграммы Адольфу Гитлеру, которые посылались ежегодно в день рождения фюрера германским верховным командованием.

XIX век в разведке отмечен изобретением ряда технических средств, которые оказали существенное влияние на деятельность спецслужб многих государств. В 1837 году американский изобретатель и художник Сэмюэл Морзе сконструировал электромеханический телеграфный аппарат. Невообразимые ранее возможности для разведки открыла фотография. В свою очередь, сеть железных дорог позволила шпионам быстро перемещаться по городам, странам и континентам. А это, естественно, затрудняло слежку за ними.

Однако поистине революционным событием в деле шпионажа и разведки стало изобретение радио в 1897 году, когда молодой итальянец Гульельмо Маркони осуществить беспроволочную передачу сигнала на расстояние в несколько километров. А спустя всего несколько лет беспроводной телеграф стал одним из главных средств связи.

В свою очередь, Русско-японская война стала первым военным противостоянием, в котором оба противника воспользовались радиосвязью. Первое время радио применяли в основном на флоте, чтобы поддерживать связь между кораблями и портами. Но постепенно сферы его применения стали расширяться. Например, уже корабли 1-й Тихоокеанской эскадры, чья база находилась в Порт-Артуре, широко пользовались радиосвязью для ведения разведки.

Если же анализировать первые операции российского флота в области радиоразведки, следует отметить, что японские корабли являлись далеко не самыми лучшими объектами для подобного дебюта. К тому же в Японии использовалась другая, чем в европейских странах, телеграфная азбука. Да и языковые барьеры тоже мешали активному применению нового технического средства. И все же, несмотря на эти проблемы, радиоразведка приносила весомые результаты.

Так, в апреле 1904 года японцы решили осуществить под Порт-Артуром очередную заградительную операцию из 12 судов (брандеров). Однако уже 9 апреля в Порт-Артур поступила телеграмма со следующим текстом: «Сегодня утром на эскадре были разобраны японские телеграммы по беспроволочному телеграфу, из которых можно сделать вывод, что предполагается новая атака брандеров, и при этом указываются сигналы фонарем для облегчения брандерам подхода». И командование эскадры распорядилось немедленно усилить безопасность района основной базы.

Спустя всего полмесяца радиотелеграфисты перехватили разговор японцев, из которого следовало, что флот противника готовится к очередной операции под Порт-Артуром. Состоялась она ночью 20 апреля 1904 года, но закончилась для японцев неудачей. Следует заметить, что 2 апреля 1904 года русские моряки под Порт-Артуром впервые применили радиопомехи для нарушения радиосвязи противника.

Со второй половины XIX века криптография из секретной науки превращается чуть ли не в массовое занятие. Например, в Англии и США издаются даже специальные журналы и научные труды, посвященные исследованиям в этой области знаний. В этот же период формируются и базовые принципы криптологии, которые определили ее развитие в первой половине минувшего столетия.

Приблизительно в эти же годы появляются и первые шифровальные устройства, позволяющие достаточно оперативно зашифровывать и расшифровывать телеграфные сообщения. Примечательно, что аналог такой машины предложил третий президент США Томас Джефферсон в 1790 году. Но это устройство не нашло применения вплоть до начала минувшего столетия.

Более ста двадцати лет спустя, а точнее, в 1891 году, французский офицер, сотрудник МИДа и криптограф Этьен Базери изобрел достаточно простое устройство для шифрования информации, названное «цилиндром Базери». 20 шестеренок с бессистемно нанесенными на них буквами алфавита надевались на ось в определенном порядке, который задавался секретным ключом. Затем эти «колесики» проворачивались, пока в одном ряду не набирались первые 20 букв сообщения. Потом шифровку читали на другом ряду, который также имел свой ключ «доступа». Впоследствии этот несложный принцип использовался почти во всех шифровальных машинах, созданных до Второй мировой войны.

Особенно актуальной проблема использования технических средств в разведке стала в годы Первой мировой войны. Например, в США такая попытка была осуществлена в 1917 году, то есть через несколько месяцев после вступления страны в войну, Гильбертом Вернамом — инженером компании «Амэрикэн телефон энд телеграф».

Задача, которую пытался решить Вернам, заключалась в том, чтобы сохранить в тайне сообщения, передаваемые по телетайпу. В ходе серии экспериментов инженер установил, что электрические колебания в линии связи можно зафиксировать при помощи осциллографа, а затем переданные сведения преобразовать в буквы алфавита. Поэтому Вернам изменил соединение проводов в печатающей системе телетайпа. В результате текст сообщения кодировался шифром, при котором каждый знак открытого текста в соответствии с ключом заменялся на определенный символ того же алфавита.

В компании хорошо осознавали, что такая кодировка очень слабо защищает передаваемую информацию. И не придумав ничего более хитрого, специалисты перестали заниматься решением этой задачи. Однако все резко изменилось после того, как Вернам предложил использовать специфику телетайпного кода, в котором шифруемый знак обозначается пятью элементами. Каждый из них должен был фиксировать наличие («плюс») или отсутствие («минус») электрического тока в линии связи.

Это значило, что из 32 комбинаций «плюсов» и «минусов» 26 должны были соответствовать буквам английского алфавита, а остальные обозначать пробел между словами, переход с букв на цифры и т. д. Так, в соответствии с этой кодировкой букве «А» соответствовала комбинация «++—», букве «М» — комбинация «—++—», а переходу на знаки препинания — комбинация «++—++».

Закодированная информация набиралась на перфоленте: «плюсами» являлись отверстия, а «минусами» — их отсутствие. Когда же с перфоленты информация считывалась, металлические стержни проходили через дырочки, замыкали электрическую цепь, и по проводам проводись соответствующие сигналы.

Позже Вернам порекомендовал разведчикам заранее готовить перфоленту с хаотичным набором знаков, а затем особым способом импульсы открытого текста и таковые перфоленты складывать. Полученная сумма являлась зашифрованным текстом, который можно было транслировать по линии связи. Вернам также изобрел специальные законы суммирования. Так, если оба сигнала являются «плюсами» или «минусами», то конечный импульс будет «минусом». Если же импульсы разные, то в итоге получится «плюс».

Не вдаваясь в детали конструктивных особенностей изобретения Вернама, отметим лишь, что теперь уже не требовалось зашифровывать и расшифровывать секретную информацию по отдельности. Открытый текст вводился в аппарат, который имел отправитель шифровки, и аналогичное письменное сообщение появлялось из устройства, принадлежавшего получателю этого сообщения. А если же передаваемый текст попадал в руки противника, то перед ним была лишь записка с набором «плюсов» и «минусов». Разобраться в этом было практически невозможно. Теперь, после изобретения Вернама, чтобы закодировать сообщение, передать его по телетайпу, принять и раскодировать, требовались почти те же усилия, что и при его отправлении открытым текстом. Таким образом, Вернам внедрил в шифровальный процесс автоматизацию, которая в будущем сыграла значительную роль во многих сферах человеческой деятельности.

«Энигма» — электромеханическое шифровальное устройство с полной приключений судьбой. Да и само название «Энигма», словно предопределяя будущее машины, переводится с греческого языка на русский как «загадка». Предполагается, что это название, данное аппарату на заводе-изготовителе, было навеяно замысловатыми «Вариациями Энигмы» композитора Эдварда Элгара.

Большинство историков склонно думать, что изобрели эту машину немецкие инженеры Артур Шербиус и Борис Хагелин. Но, оказывается, подобное устройство еще в 1919 году сконструировал голландский изобретатель Гуго Кох де Дельфт, предложив использовать его в сугубо коммерческих целях (для обеспечения тайны переписки между деловыми партнерами). А вот немец Шербиус всего лишь приобрел на нее патент и окрестил «Энигмой».

Первые образцы машины были довольно громоздки и массивны, порой достигая веса в несколько сот килограммов. Однако со временем габариты аппарата были значительно уменьшены. «Энигма» была доведена до размера портативной пишущей машинки со стандартной клавиатурой и набором отдельных символов, снабженных внутренней подсветкой.

Уже на первых порах к «Энигме» немалый интерес проявили германские спецслужбы. В 1926 году несколько ее экземпляров были установлены на ряде боевых кораблей. А затем, после успешных испытаний, этими устройствами были оснащены уже три армии.

И это понятно: аппараты «Энигма» отличались простотой и удобством в эксплуатации и были пригодны для использования практически в любых условиях: на поле боя, в штабной машине, на борту боевого корабля или подводной лодки. Они работали на батарейках и являлись переносными.

Подготовив устройство к работе, шифровальщик набирал сообщение открытым текстом, как на обыкновенной пишущей машинке. «Энигма» в автоматическом режиме шифровала текст, а затем высвечивала уже закодированные буквы. Второй оператор дублировал их и отправлял по радиоадресату. Вторая «Энигма», которая у него находилась, содержала ключ к шифру, который постоянно менялся. Через нее же информация проходила в обратном порядке, и зашифрованный текст принимал форму обычного.

«Энигма» производила кодирование сообщения неповторяющимся шифром при помощи разного количества (от трех до пяти) взаимозаменяемых дисков и нескольких клемм подключения.

Наличие трех дисков обеспечивало 17 000 всевозможных комбинаций, прежде чем повторно встретившаяся в сообщении буква заменялась тем же кодовым обозначением, что и в первый раз. Использование пяти роторов увеличивало количество комбинаций для каждой буквы алфавита до астрономического числа в шесть секстиллионов (6 000 000 000 000 000 000 000). Установки ротора легко менялись — порой по нескольку раз в сутки, что еще больше усложняло задачу дешифровальщика в случае перехвата сообщения.

Главным недостатком «Энигмы» было отсутствие самопечатающего механизма, и, следовательно, требовались два или более операторов для записи шифровки вручную. Нельзя было также подключить «Энигму» к радиостанции или телетайпу.

После того как «Энигма» положительно зарекомендовала себя в пехоте, к 1935 году она появилась и в люфтваффе. А в 1939 году в вермахте, государственных, дипломатических и полицейских учреждениях Германии насчитывалось уже свыше 20 000 аппаратов.

Немцы были уверены, что «Энигма» не поддается дешифрованию. Однако фактом является то, что в годы войны союзникам удалось-таки вскрыть большинство шифров «Энигмы», что сыграло решающую роль в ряде битв и сражений.

В сентябре 1932 года первый шаг в этом направлении сделала польская криптологическая служба. И хотя поляки определили механические процессы, происходящие в «Энигме», и сделали 17 шифровальных машин, а также отдельные ее части, но дальше этого дело не пошло.

На помощь польским специалистам пришли французы, передавшие им материалы, добытые французским агентом Гансом-Тило Шмидтом, имевшим доступ к секретам «Энигмы». Благодаря этому сотрудничеству уже в самом конце декабря 1932 года польские криптологи прочитали первую немецкую шифровку. После этого раскодировка секретных сведений пошла полным ходом, и к 1938 году поляки уже читали радиообмен между частями германского вермахта и люфтваффе практически ежедневно.

Удача отвернулась от поляков в сентябре 1938 года, когда немцы ввели принципиальные изменения в схему работы «Энигмы». Если до этого ключи периодически менялись, то исходные позиции дисков всегда оставались неизменными. Теперь же диски стали переставлять ежесуточно. А к концу войны перестановки производились даже трижды в сутки. Правда, при этом расположение клемм подключения все равно оставалось неизменным, что говорило о твердой уверенности немцев в непогрешимости и надежности их шифровальной машины.

В ранних моделях немецких шифровальных машин имелось только три диска. 1 февраля 1942 года на вооружение подводного флота Германии поступила модель М-4 с четырьмя дисками. Дешифровать эту машину оказалось значительно труднее, чем ранние модели. Англичане назвали эту модель «Акулой» и справились с ее шифрами лишь к декабрю 1942 года. Со временем в ВМС Германии появились даже машины с пятью дисками.

Что же касается советских криптологов, то они начали читать сообщения с «Энигмы» уже в 1942 году. Но так как они работали, можно сказать, в одиночку, то разгадывать шифры им было гораздо труднее, чем их английским и французским коллегам, работавшим сообща. И тем не менее к середине 1943 года они уже могли читать даже шифры люфтваффе.

Возможно, судьба «Энигмы» повернулась бы иначе, если бы немцы узнали, что союзники читают ее шифры. И хотя основания для подозрений возникали, прямых доказательств не было и немцы использовали машину на протяжении всей войны.

По некоторым сведениям, за весь период с 1926 по 1945 год поставки «Энигмы» вооруженным силам и правительственным службам Германии составили приблизительно 100 000 штук. И хотя это, скорее всего, преувеличение, реальная цифра, безусловно, столь же впечатляюща.

«Рыба» — кодовое название немецкой шифровальной машины, присвоенное ей английскими криптологами, которая в годы Второй мировой войны использовалась немцами для передачи сверхсекретных сообщений.

«Рыба» отличалась от более широко распространенной «Энигмы» тем, что эта машина не работала на коде Морзе и вместе с тем была соединена с радиостанцией, то есть процесс шифрования и передачи информации (или приема и дешифрования) у нее проходил почти одновременно.

Оператор набирал текст сообщения с помощью клавиатуры, и машина автоматически преобразовывала сообщение в импульсы телеграфного кода Бодо для радиопередачи. На принимающем конце «Рыба» преобразовывала сигналы в открытый текст, распечатывала его на ленту, которую разрезали на куски и наклеивали на стандартные бланки.

Таким образом, «Рыба» автоматизировала большее количество операций, а значит, работала быстрее, что, в свою очередь, делало ее по сравнению с «Энигмой» более надежной. Кроме того, «Рыба» имела десять дисков (в «Энигме» их устанавливалось максимум пять), а также ряд других дополнительных устройств, повышающих ее надежность. И тем не менее английским дешифровальщикам удалось вскрыть шифры этой машины.

Первые перехваты сообщений, переданных с помощью «Рыбы», относятся к 1932 году. Это были опытные незашифрованные сигналы. Первая же оперативная шифровка попала в руки англичан только в 1940 году. А предположительно уже в 1941-м «Рыба» была принята на вооружение и стала применяться для передачи шифрограмм из самых высших военных и правительственных инстанций нацистской Германии.

Поначалу перехваченные сообщения, переданные с помощью «Рыбы», поставили английских криптологов в тупик. Но затем во время наступления 8-й армии в Северной Африке было захвачено два трофейных аппарата, и дело сдвинулось с мертвой точки.

Для работы с шифрами «Рыбы» модернизировали вычислительные машины «Бомба», а также специально создали программируемый электронный компьютер «Колосс». К концу войны над дешифровкой «Рыбы» работало десять этих машин. Стоит сказать, что некоторые шифры «Рыбы» англичане разгадать так и не смогли.

Менялись времена, а с ними вместе менялась и оснащенность всех тех, кто выведывал военные и промышленные тайны и секреты. Работу разведчиков делали намного легче симпатические чернила, о получении и применении которых писали еще древние авторы.

Например, Плиний Старший в знаменитой «Естественной истории», созданной им в I веке до н. э., описывает, как использовать млечный сок некоторых растений из семейства молочайных для получения невидимых чернил. В книге «Искусство любви» о них упоминает и Овидий.

Основу «незримых» чернил могут составлять два вида соединений: органические и неорганические. Первые, к которым относятся молоко, уксус и фруктовые соки, становятся заметными при незначительном нагревании. И хотя эти чернила обладают слабой стойкостью к различным факторам внешней среды, тем не менее они применялись даже в годы Второй мировой войны.

Симпатические чернила — это химические растворы, которые после высыхания теряют цвет, но при этом, когда на них воздействовать определенными реагентами, становятся видимыми. Так, если агент пишет сообщение железным купоросом, то увидеть текст невозможно. Однако после его обработки раствором цианата калия появляется четкое изображение букв.

Правда, и при использовании симпатических чернил агентам приходилось применять разного рода уловки, чтобы с минимальным риском передать необходимые сведения. И примеров того, как изворачивались разведчики, в истории шпионажа известно немало.

Так, один немецкий агент, живший во французском городе Бельфоре, для передачи секретных данных пользовался следующим способом. В четко установленное время он садился в поезд, который направлялся в Швейцарию, проходил в вагон-ресторан, где занимал определенный столик. Когда же поезд пересекал границу и останавливался на первой швейцарской станции, разведчик уходил из вагона, и его место за столиком тотчас занимал его коллега, который также заказывал себе обед. Во время еды он вроде бы случайно проливал на скатерть немного вина и, прикрыв это место салфеткой, продолжал трапезничать. Оказывается, первый агент невидимыми чернилами писал текст, а второй — восстанавливал его вином. Прочитав сообщение, он ждал, пока буквы на скатерти снова не исчезали, и уходил.

В другом случае одна актриса для передачи секретного сообщения решила воспользоваться… своим гардеробом. Однако во время пересечения франко-швейцарской границы ее задержали. Причиной для ареста стала чрезмерно накрахмаленная юбка, которая и вызвала подозрение у пограничников. Как выяснилось позже, на ней невидимыми чернилами было написано секретное донесение.

Однако век «чернил-невидимок» был не столь долог, как можно было бы подумать. И все потому, что химики разработали способ их обнаружения независимо от химического состава. Основан этот способ на той особенности текста, что любое письмо, написанное пером, обязательно оставляет след. И если бумагу с секретной информацией обработать парами йода, след от пера становится хорошо заметным.

Кстати, воспользовавшись этим методом, американские контрразведчики смогли разоблачить немецкую шпионско-диверсионную группу. А помогли им в этом сами шпионы, точнее, их скупость. В кратком же изложении эта история выглядит так.

Во время обыска у одного из немецких шпионов контрразведчики обнаружили секретные задания, записанные в журналы симпатическими чернилами. И уже на допросе агент сознался, что использованные журналы он не сжигал, как того требовала инструкция, а продавал букинистам. Эта экономия и привела группу к провалу.

Американские агенты отправились в букинистические магазины. Часть журналов оказалась на месте и их разведчики приобрели. Судьбу же остальных они смогли установить по рассказам торговцев и тоже купили. Затем эту макулатуру подвергли обработке парами йода и восстановили почти все задания, позволившие впоследствии раскрыть всех агентов противника.

Однако на этом «трюки» разведок с симпатическими чернилами не завершились. Немцы продолжали писать секретные сообщения «чернилами-невидимками», правда, они уже стали обрабатывать ими весь лист.

В свою очередь, американские спецы стали отрезать от листа бумаги с информацией небольшую полоску и подвергать ее химической обработке. Если реакция была положительной, значит, письмо было написано симпатическими чернилами, что являлось доказательством передачи секретного сообщения.

В конце концов немецкие и американские химики создали реагент, с помощью которого можно было определить наличие симпатических чернил при любых условиях. А это значило, что их использование теряло всякий смысл.

Для выявления секретной информации в письмах их просвечивали инфракрасными и ультрафиолетовыми лучами. Например, текст, который был написан крахмалом и не различимый при дневном или электрическом освещении, начинал светиться под воздействием ультрафиолета.

Но, чтобы ввести в заблуждение американских цензоров, германские агенты стали расщеплять лист бумаги и писали текст симпатическими чернилами на внутренней поверхности. А затем половинки листа склеивали между собой. А так как текст находился внутри листа, ни один реагент, нанесенный на его наружную поверхность, не мог выявить наличие симпатических чернил. А раскрыли американские контрразведчики этот трюк после того, как один из германских агентов использовал для своей шифровки излишне много чернил, и их избыток выступил на верхней половине листа. Иногда, чтобы запутать цензуру, на определенные буквы в газете агент наносил специальный раствор. После этого газета пересылалась по соответствующему адресу.

Большинство исследователей криптографии считают, что «одноразовый блокнот» был изобретен в 1918 году. Он содержит тысячи кодовых групп, как правило, состоящих из пятизначных чисел, каждая из которых соответствует конкретному слову или фразе. Это практически не поддающийся раскрытию код связи, правда, при условии, что блокнот используется только один раз.

«Одноразовый блокнот» может представлять собой и миниатюрную, размером с почтовую марку, книжицу, и свернутый в трубочку листок, размером с папиросный окурок. Главное — компактность блокнота, чтобы его легко можно было спрятать. Но блокноты могут быть и очень толстыми, в несколько сотен страниц, а порой и двухцветными: одна половина для шифрования, другая — для дешифрования.

Для блокнота используется бумага из нитроцеллюлозы или иного легковоспламеняющегося материала, чтобы в случае опасности можно было блокнот легко уничтожить. Во время Второй мировой войны британские спецслужбы использовали шелковые носовые платки, на которых размещалось по 600 кодовых групп. Теоретически должны существовать только две копии блокнота: одна для агента или дипломата и другая для тех, с кем они поддерживают связь.

Уже в самом названии «микрофотография» содержится определение этого термина, которое означает уменьшенное в размерах фотоизображение текста или другого материала. Создателями технологии микрофотографии считаются немцы. Однако известно, что французы применяли микрофотографирование еще в 1870 году, во время осады Парижа прусскими войсками. Микроснимок тех лет имел 70 миллиметров в длину и вмещал в себе до 300 000 буквенных символов. Микроснимки переправляли из осажденного города на воздушных шарах и почтовых голубях. Иногда микропленку помещали на оборотную сторону почтовой марки, которая наклеивалась на открытку, отправляемую по определенному адресу.

Но даже если немцы не являются авторами изобретения, они, безусловно, внесли большой вклад в развитие технологии микрофотографирования и очень активно применяли его в своих шпионских операциях по всему свету до и во время Второй мировой войны. Впрочем, англичане и американцы в годы войны также использовали микрофотографии. Их промежуточный негатив в 25 миллиметров уменьшался до 1,27 миллиметра.

Поскольку техника изготовления микроснимков предполагает наличие сложного фотооборудования, которое может выдать шпиона (если только он не работает под прикрытием профессионального фотографа или фотографа-любителя), микроснимки, как правило, задействуются лишь при пересылке по цепочке «агент — центр».

Одно из устройств, применяемых немцами для изготовления микрофотографий, представляло собой станок длиной 1,8 метра и весом 1890 килограммов. В этом механизме использовалась самодельная фотоэмульсия, наносимая на стекло. Другая модель была намного компактнее и умещалась в ранце. В этом случае применяемая эмульсия отличалась высокой степенью разрешения и наносилась на тонкую пленку.

В изготовлении микрофотографий используются также позитивы. Перед отправкой изображение обесцвечивается, что позволяет сделать его прозрачным и практически невидимым. Такие снимки называются «микратами». В настоящее время можно получить микраты, размеры которых не превышают 1 квадратного миллиметра. Принято считать, что в последнее время эта технология широко применялась советскими спецслужбами…

А вот в годы Второй мировой войны германские спецслужбы для отправки секретной информации стали использовать способ, директором ФБР Гувером названный «шедевром немецкой разведки». Это так называемая микроточка (или микродот), изобретенная и разработанная профессором Цапом из Дрезденского технологического института. Она представляет собой крошечную фотографию, на которой с высоким разрешением воспроизводится текст письма.

В феврале 1940 года американский агент передал своим хозяевам в ФБР следующее сообщение: «Ищите точки, множество маленьких точек». Эта информация повергла фэбээровцев в настоящий шок. Но, слегка успокоившись, они стали повсюду активно разыскивать «маленькие точки». Но случай разобраться с ними подвернулся агентам лишь в августе 1941 года, когда в США из Европы прибыл некий турист, состоявший на учете в ФБР как подозрительное лицо. Его арестовали и тщательно исследовали все его вещи.

Задержанный оказался путешествующим по миру плейбоем и сыном богатого бизнесмена, который сколотил свои миллионы на торговле оружием и наркотиками. Фэбээровцы также выяснили, что он числился в картотеке абвера как Иван И.

Во время обыска в его чемодане был обнаружен странный конверт, тотчас переданный в лабораторию ФБР. При первичном осмотре ничего подозрительного найдено не было. Однако при осмотре конверта под сильным освещением был замечен крошечный отблеск. Оказалось, что свет отражала точка размером не больше типографской точки в конце предложения.

Когда эксперты стали рассматривать точку под микроскопом, то обнаружили текст объемом в машинописную страницу. В нем содержалось указание установить, «где в США проводятся урановые испытания». Это послание Иван должен был передать немецкому агенту в Нью-Йорке. Вот так, чуть ли не случайно, и была раскрыта тайна микроточки.

Это изобретение профессора Цапа позволило абверу значительно расширить возможности для передачи значительного объема информации на микроскопических носителях. А спустя какое-то время германские спецслужбы получили множество разведывательных данных в телеграммах, любовных письмах и т. д., «спрятанных» в микроточках.

Оказывается, в Мехико обосновалась немецкая разведгруппа, которая фотографировала статьи из американских изданий, посвященных торговле и техническим новинкам. Поскольку эту информацию запрещалось отсылать за границу, агенты отправляли ее в многочисленных письмах по тайным адресам в Европу. При этом иногда в одном послании находилось более десяти микроточек. Таким же образом в абвер переправлялись многочисленные секретные технические чертежи и схемы…

Существуют вполне обоснованные данные, что в 50-х годах минувшего столетия КГБ специально обучал своих резидентов за границей делать микроточки при помощи 35-миллиметровой зеркальной камеры…

А вот американцы в изобретении способов передачи шпионских секретов пошли еще дальше: они стали нужный текст наносить лазером на затемненные линии (например, в траурной рамке) в журнале или газете. Найти такой текст можно только тогда, когда было известно точное место записи, а прочитать — лишь при наличии специальной лупы.

В первой половине 30-х годов прошлого века из советского посольства в Париже сбежал Григорий Беседовский. При этом он прихватил с собой чемоданчик, в который аккуратно уложил пачки купюр секретного денежного фонда и наиболее важные документы. А спустя какое-то время изменник опубликовал книгу разоблачений, в которой привел следующий любопытный эпизод.

В 1928 году в советское посольство в Париже явился невысокий брюнет с большим желтым портфелем в руках. Представившись Росси, он сразу потребовал встречи с военным атташе. Очутившись наедине с последним, незнакомец вынул из портфеля несколько книг и тетрадей и заявил, что это секретные шифры итальянских спецслужб.

Атташе был ошарашен, но свое состояние умело скрыл под маской недоверия. Брюнет тем временем продолжил: «Стоят они двести пятьдесят тысяч французских франков. В случае вступления в силу новых шифров вы получаете и их, но опять же за двести пятьдесят тысяч. Ценность моя не в том, что вам даются ключи к тайникам враждебного вам государства. Она заключается в возможности пользоваться таким источником многие годы. Вы располагаете, конечно, на парижской почте своей агентурой и собираете всякие шифрованные телеграммы, в том числе и итальянского посольства. Я вам доверяю. Возьмите книги, отправляйтесь в свой шифровальный кабинет и дешифруйте несколько итальянских шифротелеграмм. Когда убедитесь в подлинности принесенных мною документов, произведем расчет».

Атташе последовал совету незнакомца: отправился в соседнюю комнату, убедился, что шифры и впрямь подлинные, сфотографировал их, а вернувшись в кабинет, выгнал посетителя вон, не заплатив ему ни копейки, а, наоборот, пригрозил полицией.

Чуть позже книгу перебежчика внимательно изучил Сталин. А затем сделал следующую краткую приписку: «Возобновить!» Это означало приказ, который необходимо было выполнить во что бы то ни стало.

Поручили это непростое задание опытному разведчику Быстролетову. Безусловно, отыскать неизвестного человека, о котором известно лишь то, что он маленький, с красным носом, было достаточно сложно.

Но задание Быстролетов выполнил. Оказывается, незнакомец, посетивший советское посольство, был итальянцем. К тому же имевшим серьезные связи в Риме. Опасаясь, что если он представится сотрудником советской разведки, то Росси потеряет всякий интерес к переговорам, Быстролетов назвался японским шпионом.

Ведь японцам было довольно сложно проводить разведывательные операции в Европе из-за особого строения глаз и цвета кожи. Поэтому они нередко пользовались услугами европейцев, с которыми за работу довольно щедро расплачивались.

Впоследствии Росси признался Быстролетову, что торговлю секретными кодами организовал не кто иной, как министр иностранных дел Италии граф Чиано, который к тому же приходился зятем итальянскому диктатору Муссолини. По его заданию Росси посещал все великие государства и, собрав несколько миллионов, переезжал в более мелкие страны, которым продавал те же шифры, но уже значительно дешевле.

Когда в большинстве государств спецслужбы спокойно читали итальянскую секретную почту, министр менял шифр, и Росси опять начинал свое путешествие, но уже с новыми кодами.

Весной 1985 года сотрудники Штази обнаружили письмо, в котором находилось секретное сообщение, написанное симпатическими чернилами. Его получатель находился в Западной Германии. В послании было передано несколько важных военных секретов. На этом основании аналитики Штази пришли к заключению, что шпион, отправивший письмо, служит в штабе Группы Советских войск в Германии (ГСВГ).

Спустя недолгое время было перехвачено очередное письмо, в котором агент сообщал о скором визите в Германию советского военачальника из Москвы. Сотрудники Штази по этому поводу сделали запрос в советское посольство, но там о приезде высокого гостя ничего не знали. Но, как оказалось, советский маршал все-таки прибыл в указанное в письме время и неделю находился в войсках, дислоцировавшихся в районе Дрездена.

Сотрудники Штази, проанализировав полученную информацию, остановились на том, что агентом является офицер или из штаба ГСВГ, или же — из Советского генштаба в Москве, использовавший ГДР как посредника для передачи сообщений.

С другой стороны, из письма, написанного по-немецки невидимыми чернилами, следовало, что его автор владел идиомами немецкого языка, то есть был немцем. К этому делу привлекли КГБ, но и его сотрудники были поставлены в тупик.

Началась усиленная работа по поиску шпиона в рамках операции «Сирена». В конце концов напряженная работа сотрудников контрразведки увенчалась успехом. Но, к удивлению участников операции, агентом оказался не какой-нибудь ас разведки, а обыкновенная женщина Гелла Цикман.

Она жила в Дрездене в скромной квартире, на значительном расстоянии от штаба советских войск. Да и в самом штабе она ни разу не была. И не имела в любовниках советских офицеров, которые ненароком могли сказать что-нибудь лишнее.

Зато Гелла Цикман числилась диспетчером на продовольственной базе, куда завозились различные деликатесные продукты. В соответствии со своей должностью она оформляла продуктовые заявки для советских военных частей и гражданских учреждений. Соответственно, офицеры продовольственного отдела советского штаба в звании ниже полковника, чтобы по максимуму выполнить заказ, должны были искать ее расположения. Поэтому, чтобы подчеркнуть важность продуктовой заявки, они называли звание, фамилию и адрес персоны, которой требовалось доставить деликатесные продукты.

Разоблачив Цикман, сотрудники Штази установили, что еще до строительства Берлинской стены ее сын сбежал в Западную Германию и поселился в Гамбурге. Кроме того, контрразведчики Штази выяснили, что до возведения стены она несколько раз в год на самолете из Берлина прилетала к нему в гости.

После тщательного наблюдения за «деликатесной шпионкой» было выяснено, что три раза в неделю она включала радио и слушала его через наушники. Причем делала это как раз тогда, когда начинала работу радиостанция американской военной разведки в ФРГ.

Фрау Цикман, а также ее мужа арестовали. И на первых же допросах женщина заявила, что как-то раз, когда она находилась в гостях у сына, ее завербовало ЦРУ, агентом которого был и ее сын. До постройки стены она лично привозила секретные сведения своему сыну, но после 13 августа 1961 года связь прекратилась.

В середине 1970-х годов Гелле Цикман получила разрешение на выезд в ФРГ за телом сына, умершего в Гамбурге. Там она снова встретилась с сотрудниками ЦРУ, которые на этот раз научили ее пользоваться невидимыми чернилами и шифром. Кроме того, они обеспечили ее шпионским оборудованием, которое она доставила в Дрезден в урне с прахом покойного сына.

Фрау Цикман сумела убедить следствие, что муж к ее делам не имел абсолютно никакого отношения, и его отпустили. Ее же признали виновной и в 1987 году приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Однако спать на тюремных нарах и хлебать баланду ей пришлось недолго: в 1990 году, после объединения Восточной Германии с Западной, ее автоматически освободили из-под стражи.

Дезинформация, то есть заведомо ложные сведения, предоставляемые противнику, чтобы ввести его в заблуждение, известна с глубокой древности. Уже в битве при Кадеше, происшедшей между войсками Египетского и Хеттского царств 12 мая 1274 года до н. э. севернее сирийского города Кадеша, была использована деза. Именно она во многом решила исход этого сражения. Дело в том, что, когда египтяне вышли к долине реки Оронт и разбили лагерь южнее Кадеша, к египетскому фараону Рамсесу привели двух мужчин, которые заявили, что их отправили вожди двух племен, не желавших воевать против египтян.

По сведениям перебежчиков, армия хеттов и их союзников находилась рядом с городом Тунип, то есть примерно в 150 километрах от Кадеша. Показания перебежчиков подтвердили и сообщения египетских разведчиков. Эти сведения, безусловно, бдительность Рамсеса притупили.

Но, как впоследствии выяснилось, перебежчиков подослали хетты, чтобы ввести в заблуждение египетского фараона. На самом же деле войска хеттов находились к северо-западу от Кадеша. Но замысел хеттского царя разгромить египтян в результате неожиданного нападения успеха не принес. Однако и Рамсес города не захватил и вернулся обратно в Египет…

А это еще один пример дезинформации, о котором рассказал Гомер. Так и не сломив сопротивление хорошо защищенной Трои, греки построили гигантского деревянного коня, внутри которого спрятался отряд самых опытных воинов. После этого остальное войско погрузилось на суда, которые уплыли на остров Тенедос. Тем самым греки попытались убедить троянцев, что они сняли осаду.

На рассвете, увидев, что греки отошли от стен города, возликовавшие горожане толпами ринулись в лагерь противника. При осмотре брошенной стоянки греков один из греческих шпионов заявил, что это подарок Афины в знак возмещения понесенных троянцами потерь.

Троянцы с ликованием восприняли это предположение. И лишь один человек — жрец Лаокоон — стал призывать сограждан к осмотрительности. Но на все его увещевания никто не обратил внимания.

Более того, троянцы решили этот «подарок Афины» затащить в город. Для этого они даже разобрали часть стены, защищавшей город. А дальше все происходило в соответствии с разработанным греками планом. Когда на Трою опустилась ночь и горожане отправились на покой, греческие воины аккуратно сняли охрану ворот и пропустили в город главные силы, которые появились по сигналу предателя. Так благодаря хитрости греков была взята и разрушена легендарная Троя. При этом все мужчины были убиты, а женщины и дети взяты в плен…

По-своему вводили в заблуждение противника китайцы. У них существовали две особые категории шпионов: «шпионы смерти» и «шпионы жизни». К первой группе относились те из агентов, которых отправляли в тыл врагов с ложными сведениями. Они должны были этими сообщениями ввести противника в заблуждение. При этом дезинформация должна была быть довольно серьезной, чтобы неприятелю был нанесен ощутимый урон.

Если же обнаруживалось, что шпион лжет, то ему грозила неизбежная смерть. Такая роль обычно возлагалась на послов. Они якобы были уполномочены вести переговоры, но в действительности лишь отвлекали внимание противника или тянули время. Уже само название этих людей говорит о том, что их почти всегда ожидал трагический конец.

Об операциях «шпионов смерти» в китайских хрониках сохранилось несколько любопытных случаев. Вот только один из них. Эта история относится к IX веку н. э. В этот период шла война между Сунской империей и племенами тангутов, которые были столь сильны, что сунцы никак не могли справиться с ними. Эту мощь тангутов во многом обеспечивали талантливые и преданные военачальники и чиновники. Поэтому сунцы и решили сначала избавиться от этого руководящего костяка империи.

Для решения этой задачи был придуман весьма изощренный план: преступника, которого приговорили к казни, было решено помиловать и отправить к тангутам в роли «шпиона смерти».

Безусловно, найти преступника удалось довольно быстро. Но поскольку рассчитывать на его преданность было опасно, то никакими поручениями его не обременили, а лишь заставили проглотить восковой шарик. Затем преступника обрили наголо и в одежде монаха отправили к тангутам.

А вскоре, на что и рассчитывали сунцы, монаха схватили и устроили ему допрос. Изощренные пытки ему быстро развязали язык, и он сознался, что накануне его заставили проглотить восковой шарик. Ему тотчас дали слабительное, и вскоре вещественная улика оказалась в руках тангутов.

Когда шарик вскрыли, то выяснилось, что в нем находится записка сунского императора к главным тангутским сановникам и полководцам, которые якобы находились в тайных связях с сунским правителем.

В свою очередь император тангутов текст послания посчитал правдой и приказал казнить своих подчиненных. Конечно, такая же участь постигла и «шпиона смерти». Этот «спектакль», устроенный сунцами, несомненно ослабил тангутскую империю, чего и добивались ее противники.

А вот «шпионов жизни» китайцы отправляли в тыл врага с совсем иной целью. Они должны были любой ценой добыть требуемые сведения и при этом обязательно вернуться целыми и невредимыми назад. Безусловно, с такой задачей мог справиться только очень опытный агент. Ведь он должен был моментально оценивать ситуацию и вести себя в соответствии с возникшими обстоятельствами.

Еще на заре своего рождения русская разведка также была не прочь дезориентировать противника ложными сведениями. Так, когда в 1170 году князь Мстислав Изяславович решил воевать с половцами, он попытался внушить им, что у него огромные силы, с которыми он и двинется на них.

«Была весть половцам, — рассказывает летописец, — от пленника, от Гаврилки, от Иславича, что идут на них русские князья, и побежали половцы, бросив жен своих и детей и повозки свои». Таким образом, благодаря ложной информации князь достиг победы над врагом без потерь в живой силе.

Скорее всего, Гаврилка попал в плен не случайно. А его сообщение об огромном войске русских, вызвавшее панику в стане половцев, было, вероятно, заранее продуманной операцией.

Впрочем, к обману противника, чтобы посеять в его рядах хаос, русские князья прибегали неоднократно. Но одним лишь выдуманным рассказом проблема не решалась. Ведь враг тоже был далеко не глуп и наивен, чтобы довериться словам пленника или перебежчика. А выяснить, насколько правдиво сообщение человека из стана противника, можно было лишь одним способом — мучительными пытками. По этой-то причине и отправляли к врагу смелых и выдержанных воинов…

4 июля 1591 года почти рядом со столицей расположился со своим войском крымский хан Казы-Гирей, шедший сначала на Литву, а затем неожиданно развернувший свою армию на Москву. Москва такого поворота событий не ожидала, поэтому воинов в городе было мало. И этими силами противостоять Гирею было практически невозможно.

И тогда Борис Годунов приказал найти и доставить ему некоего человека из московских дворян. Сначала царь недолгое время разговаривал с ним один на один, а затем велел нарядить его в богатые платья, а коню подобрать сбрую из серебра и золота. Поскольку речам знатного человека больше веры.

А когда наступила ночь, раздались вдруг в городе крики и стрельба. Но все эти вроде бы необычные действия были частью операции, о сути которой знали лишь несколько человек.

И этой же ночью в стан крымского хана выехал человек в сопровождении двух воинов. Правда, проводили они его лишь до того места, откуда просматривалось пламя костров, горевших под Коломенским. Там находилась ставка хана.

Дальше всадник отправился в сторону огней один. И вдруг из темноты с гиканьем его окружили несколько всадников. Это были татары. Его сбросили с лошади и завернули назад руки. Однако, когда рассмотрели в нем богато одетого человека, ослабили хватку, усадили на коня и доставили к шатру Гирея. Скорее всего, если бы всадник не был одет в богатые одежды, все было бы иначе. По крайней мере, ехал бы он не на коне, а бежал бы вслед за ним с арканом на шее.

Когда его ввели в шатер, он неторопливо, словно перед ним находился его государь, опустился на колени, а затем приложился к полу челом. И хотя было уже позднее время, хан бодрствовал, как и его близкое окружение.

Следуя приказу Годунова, он чуть ли не со слезами на глазах стал жаловаться хану на царя Федора и бояр, а прежде всего на самого Годунова. Но как только переводчик начал перекладывать слова пленника на татарский язык, хан тотчас остановил его. Не время да и неинтересно было хану слушать его слезливую речь.

Когда воцарилась тишина, Гирей полюбопытствовал, отчего это среди ночи в Москве вдруг разразился шум с пальбой. На этот вопрос хана беглец ответствовал, что это подошла помощь к московскому царю из Новгорода и Польши. Примерно тысяч тридцать воинов. Поэтому и поднялась в городе такая стрельба.

И как только хан услышал о подошедшей подмоге, он тотчас вскочил на ноги и стал что-то быстро говорить со своим окружением. Среди них поднялся спор. Один же кричал громче всех, указывая тонким острым пальцем на беглеца.

Затем перебежчика подняли с земли и, сорвав с него богатые одежды, выволокли из шатра. Потому что хан распорядился допросить пленника, применив пытки, дабы узнать, действительно ли прибыли в Москву дополнительные силы и в каком количестве.

Лазутчики, которых в течение ночи отправлял Годунов к татарскому стану, возвращались без каких-либо вестей. Но на рассвете в лагере противника наступила тишина. Чем она была вызвана — сказать никто не мог.

И лишь когда выглянуло солнце и рассеялся туман, лазутчики увидели догорающие костры и совершенно пустой лагерь. Хан поверил пленнику. Ведь тот не отказался от своих слов даже под самой жестокой пыткой.

Что же касается «перебежчика», сумевшего обмануть хана Гирея и тем самым спасти Москву, то его ни живого, ни мертвого так и не нашли. А царь, держа слово, повелел отслужить по нем панихиду.

20 сентября 1792 года у селения Вальма прусская армия после артиллерийской подготовки попыталась атаковать позиции французов. Но эта вылазка оказалась неудачной, и пруссаки вынуждены были отступить. Причем не просто отошли на исходные позиции, а совсем оставили французскую территорию.

Объяснить же столь спешное отступление прусских войск какими-то серьезными причинами было невозможно. И поэтому даже сам Наполеон I считал это отступление весьма таинственным. Ведь неудачная атака пруссаков вовсе не была столь трагичной, чтобы привести к отступлению.

Конечно, можно было бы долго рассуждать по поводу внезапного отступления прусских войск, но это вряд ли заинтересует широкого читателя, тем более что подобный разговор слишком далеко уведет нас от основной темы: шпионажа.

Но вот еще на одном объяснении поспешного отступления пруссаков следует остановиться более подробно. И прежде всего потому, что очень уж оно необычное. Появилось же оно в 1839 году, спустя почти полстолетия после битвы при Вальме, в одной из французских газет.

Авторство гипотезы принадлежало аббату Сабатье, участвовавшего во многих событиях того времени и, безусловно, знавшего немало известных людей той поры. В частности, аббат находился в дружеских отношениях с Бомарше, от которого и узнал историю, о которой рассказал читателям газеты.

…В сентябре 1792 года знаменитый писатель отбыл в Париж проведать своего старинного товарища, популярного комедийного актера Флери. Но его дома не застал. Позже выяснилось, что чуть больше недели назад он уехал в Верден. Эта новость весьма удивила Бомарше, поскольку город был занят пруссаками и присутствие там парижского комика было неуместным…

Прошло какое-то время, и Бомарше опять наведался к Флери. Теперь актер оказался дома. И писатель, безусловно, решил выяснить, почему Флери уехал в оккупированный пруссаками Верден. Но актер, обычно любивший поболтать, на этот раз категорически отказался вести разговор о поездке в Верден. Более того, он стал доказывать Бомарше, что вообще в это время находился в Париже.

Столь необычное поведение товарища еще сильнее возбудило любопытство Бомарше. И тогда он решил объяснить отлучку актера из Парижа в Верден экстравагантной историей, которая, как ни странно, спустя какое-то время косвенно подтвердилась…

Оказывается, как раз накануне сражения прусский король Фридрих Вильгельм II устроил бал в честь прусских военных и французских дворян-роялистов. При этом следует учесть, что Вильгельм II являлся племянником Фридриха II, почти полвека управлявшего Пруссией. Но, в отличие от своего умного, образованного и ловкого дяди Фридрих-Вильгельм был человеком туповатым, к тому же верил в оккультизм и состоял в ряде мистических обществ.

Так вот, когда гости вовсю веселились, к королю подошел неизвестный человек, одетый в черный костюм, и тихим голосом произнес короткую фразу. Фридрих Вильгельм вздрогнул и, подчиняясь знаку, поданному ему незнакомцем, покинул зал.

Когда же король и незнакомец оказались в небольшой комнате, освещаемой лишь игрой пламени, вырывавшегося из камина, человек в черном исчез. Испугавшись, что его заманили в ловушку, Вильгельм тоже собрался последовать его примеру. Но вдруг услышал спокойный, слегка приглушенный голос, точно он раздавался из потустороннего мира.

— Не уходи, а внимательно выслушай меня. — В полутьме король заметил какую-то фигуру. А когда присмотрелся, то чуть не лишился рассудка: перед ним стоял… его покойный дядя. То же сухощавое лицо, плохо побритые щеки, упрямый профиль, сутулые плечи. И сюртук, известный почти любому, кто хоть однажды видел покойного короля в последние годы его жизни.

— Ты узнал меня? — произнес призрак голосом покойного короля. Спустя минуту, убедившись, что его слушают с большим вниманием и почтением, привидение продолжило: — Когда-то я назвал тебя не просто своим племянником, а сыном. Так вот, сейчас я явился к тебе потребовать сыновнего послушания.

И привидение рассказало Фридриху Вильгельму, что французские роялисты втянули Пруссию в сомнительное мероприятие, а французы не хотят чужого вмешательства в дела своей страны…

Бомарше собрал все разговоры, циркулировавшие в ту пору в столичных салонах, и, сравнив их с той информацией, которая была ему известна, пришел к выводу, о котором он и рассказал аббату Сабатье: актер ездил в Верден, чтобы появиться перед суеверным Фридрихом Вильгельмом в образе призрака Фридриха II.

К тому же за несколько лет до этого события актер уже играл роль Фридриха, причем весьма успешно. По крайней мере те, кто знал прусского короля, единогласно утверждали, что отличить «короля» от «актера» было весьма затруднительно…

Писатель был уверен, что поездка Флери в Верден была связана с тем, что по просьбе влиятельных французов он должен был сыграть роль Фридриха II.

Прав Бомарше или нет — сказать сложно. Но все-таки операция по выводу Пруссии из войны была осуществлена весьма оригинально.

Безусловно, Наполеон был гениальным полководцем. Однако при этом не следует забывать, что своих военных успехов он во многом достиг благодаря тем сведениям, которыми обеспечивала императора разведка. Нечто подобное случилось и в войне с Австрией в 1805 году.

Еще перед началом этой кампании в обществе генерала Мака «засветился» молодой человек из известного австрийского рода. До этого он жил во Франции, но Наполеон выдворил его из страны, заподозрив в нем английского шпиона.

Никто из свиты генерала, конечно, не мог и подумать, что в облике изгнанника в стан австрийских войск пробрался «великий агент-шпион императора Наполеона» Карл Шульмейстер. Сопровождал его некий Рипманн, в обязанности которого входила организация постоянной связи со штабом Наполеона.

И вот как-то раз на одном из балов Шульмейстер «случайно» встретился с генералом Маком и буквально околдовал его. Более того, позже выяснилось, что молодой человек обладал очень ценной информацией о военном и политическом положении Франции. К тому же, как оказалось, она во многом совпадала с идеями самого Мака, что, безусловно, для него было весьма приятно.

А вскоре по рекомендации Мака французский изгнанник стал членом ряда закрытых офицерских клубов Вены. Более того, ему был присвоен офицерский чин, и он вошел в состав генеральского штаба. А со временем Шульмейстер приобрел столь значимый вес в окружении Мака, что тот даже назначил его… руководителем австрийской военной разведки. А это значило, что уже перед самой войной Шульмейстер информировал Наполеона обо всех военных мероприятиях его вероятных противников.

Когда же вспыхнула война, вместе с Маком на фронт выехал и его товарищ в сопровождении своего «секретаря». Это для Шульмейстера было настоящим подарком судьбы, поскольку он теперь мог информировать Наполеона о каждом тактическом и стратегическом замысле австрийцев.

В то же время, будучи начальником разведки, Шульмейстер имел возможность снабжать генерала ложной информацией о действиях Наполеона. А, чтобы его доклады казались максимально достоверными, он завербовал двух штабных офицеров, которые его сообщения «подтверждали» донесениями, какие они якобы получили от своих агентов.

Мак мечтал о том, чтобы в самой Франции, а тем более во французских войсках, все складывалось наихудшим образом. И эти его мечты «воплощал в жизнь» начальник разведки: он регулярно сообщал Маку о возрастающем недовольстве среди военных, о беспорядках во французских городах, особенно в Париже, и в целом о разного рода неурядицах, творившихся в тылу у Наполеона.

Шульмейстер снабжал Мака якобы добытыми его агентами письмами французских солдат, которые пестрели различными слухами, исходящими от сотрудников французской разведки, а также журналистов.

Более того, Наполеон распорядился специально для Мака готовить один экземпляр газеты с публикациями статей и коротких корреспонденций, в которых «подтверждалась» информация Шульмейстера о бедственной ситуации как в самой Франции, так и в армии Наполеона. И генерал охотно верил всему написанному.

В конце концов Шульмейстер заявил, что, судя по той информации, которую он получил из надежных источников, во Франции вот-вот должно вспыхнуть восстание, и Наполеон вынужден будет отвести свои войска. Доверившись этому сообщению, Мак вывел войска из важнейшего в стратегическом отношении города Ульм, чтобы начать преследование армии маршала Нея.

Получив от Шульмейстера информацию о решении генерала, Наполеон осуществил несколько хитроумных маневров, в результате которых 30-тысячное войско Мака оказалось в западне. Выбравшись из ловушки, потрепанная и полуголодная армия возвратилась в Ульм. Мак сначала предполагал, что ему окажут помощь русские войска. Но, когда выяснил, что армия союзников слишком далеко, запаниковал и, не найдя выхода из сложившийся ситуации, сдался на милость победителю. При этом в плену оказались тридцать три тысячи солдат и офицеров с шестьюдесятью пушками и сорока знаменами. Случилось это 20 октября 1805 года.

В ночь на 26 августа 1914 года шедший в составе отряда германский крейсер «Магдебург» наскочил на риф близ эстонского острова Оденсхольм. Истинное значение этой потери для немцев оставалось неизвестным до конца войны.

Российские крейсера «Богатырь» и «Паллада» появились, когда моряки с «Магдебурга» эвакуировались на немецкий эсминец. Крейсера с ходу обрушили на эсминец шквал огня. И он, получив несколько пробоин, погрузился в пучину, а остатки экипажа «Магдебурга» во главе с командиром сдались в плен…

На борту «Магдебурга» лейтенант Михаил Гамильтон обнаружил журнал сигнальных кодов. Второй экземпляр журнала доставили водолазы. Но к сожалению, обе книги оказались без ключа — таблицы, в соответствии с которой каждые сутки происходила смена кодов.

Но спустя какое-то время капитан Непенин А.И., возглавлявший морскую службу связи, нашел в МИДе опытного криптографа — господина О.К. Фетерлейна. Чтобы исключить любые варианты разглашения тайны, капитан распорядился вывезти криптографа из Петрограда и доставить на мыс Шпитгамн в Финском заливе.

В результате упорных трудов Фетерлейн всего лишь в течение месяца восстановил ключ и вплоть до 1917 года раскалывал германские радиограммы. В Морском же ведомстве он числился под фамилией Попов.

Следует отметить, что ключ, раскрытый Фетерлейном, вместе с одной из книг был передан союзному британскому флоту. И уже 23 января 1915 года англичане, перехватив и расшифровав радиограмму немцев, настигли у Доггер-банки германский крейсер «Адмирал Хиппер» во главе эскадры, которая накануне расстреляла прибрежный городок Хартлпул. В этом сражении немцы потеряли линейный крейсер «Блюхер», а другой — «Зейдлиц» — получил значительные повреждения.

Историю с секретными журналами «Магдебурга» часто описывают английские ученые, правда, при этом они даже не упоминают ни Фетерлейна, ни Непенина. В их описаниях книги оказались в руках у русских моряков чисто случайно, причем вместе с шифром.

Впоследствии А.И. Непенин дослужился до вице-адмирала и стал командующим Балтийским флотом. Но выстрел из толпы 4 марта 1917 года оборвал жизнь 46-летнего офицера. Возможно, сделали это агенты германской разведки, тем самым отомстив за расколотый им шифр.

Весной 1915 года в один из портовых ресторанчиков латвийского портового города Либавы, где любили проводить время моряки, в качестве официантки устроилась довольно симпатичная молодая женщина, назвавшаяся Кларой Изельгоф.

На обворожительную кельнершу сразу же обратили внимание соскучившиеся по женской ласке немецкие офицеры, которые после успешных операций немецкого Балтийского флота толпами потянулись в Либаву.

Среди ухажеров Клары появился и некий лейтенант фон Клаус. Во время одного из интимных разговоров женщина открылась офицеру, что какое-то время ее любовником был лейтенант русского флота. Причем, по словам женщины, он был так в нее влюблен, что в ее присутствии раскладывал на столе документы и планы и что-то старательно писал, считал, чертил…

Чтобы охладить пыл охваченного внезапной ревностью Клауса, женщина, улыбаясь, добавила, что она давно забыла этого русского. К тому же и поступил он совсем не по-мужски: бежав из Либавы, он не только не соизволил попрощаться с ней, но даже оставил у нее свои вещи.

И Клара тут же продемонстрировала немцу все то барахло, которое якобы оставил ей сбежавший любовник. И хотя в брошенном «наследстве» оказалось много полезных для мужчины вещей, наибольший интерес у Клауса вызвал набитый бумагами портфель, который он и прихватил с собой, уходя поздно ночью от возлюбленной…

Все документы, которые унес с собой Клаус, скрупулезно были исследованы в Главном штабе ВМС Германии. И эксперты пришли к выводу, что документы подлинные. В такое везение невозможно было поверить, но оно было наяву: на столе у командующего флотом лежали схемы беспрепятственного выхода через Финский залив в открытое море.

Для осуществления прорыва через минные поля немцы выбрали Десятую флотилию, укомплектованную новейшими миноносцами. Однако, чтобы исключить даже минимальный риск, накануне прорыва было решено сначала по указанному в схемах пути отправить два эсминца. Они уверенно миновали все ловушки и успешно возвратились обратно в порт.

И вот с наступлением сумерек 10 ноября 1916 года флотилия из одиннадцати кораблей немецкого флота вышла из Либавы и направилась в отмеченный на планах проход. Штурманы и техники внимательно следили за курсом. Казалось, все идет нормально. Но неожиданно в течение нескольких минут раздались оглушительные взрывы. Два миноносца погрузились в холодные воды. Один из уцелевших эсминцев, собрав оставшихся в живых моряков, повернул обратно в порт. Уцелевшие восемь кораблей хоть и смогли прорваться в Финский залив, но что предпринимать дальше в этой ситуации — никто не знал.

Выместив свой гнев на небольшом рыбацком городишке Палдиски, немецкие корабли отправились в обратный путь. И тут выяснилось, что по всему ранее пройденному маршруту установлены минные заграждения. Это стало ясно после того, как один за другим начали взрываться и идти ко дну корабли. И лишь три корабля из всей флотилии смогли возвратиться в Либаву. Таким образом, в течение одной только ночи немцы потеряли восьмую часть эсминцев, которые были потоплены за все военные годы.

Впоследствии военные историки признали, что эта операция российских спецслужб, приведшая к гибели столь значительные морские силы противника, была одной из наиболее успешных в Первую мировую войну.

Главную же роль в ней сыграла Клара Изельгоф, которой на самом деле оказалась Анна Ревельская, резидент русской разведки, оставленный в порту Либавы.

В конце мая 1915 года в гостинице «Ван Остаде» в городе Роттердаме под фамилий Лекок зарегистрировался очередной постоялец. И если бы не его служебный паспорт и дорожная сумка, с которой он ни на минуту не расставался, вряд ли на Лекока обратил внимание портье отеля, который по совместительству выполнял еще и обязанности агента немецкой разведки.

Он почти сразу догадался, что молодой мужчина прибыл в Роттердам с секретным заданием и в его сумке кроме предметов туалета хранятся и какие-то очень важные документы, вероятно предназначенные для английского консульства.

Но поскольку курьер прибыл в Роттердам к вечеру, в консульство он не попал: в связи с наступившими выходными к этому времени оно уже было закрыто. Необходимо было ждать понедельника. Но, к несчастью, понедельник приходился на церковный праздник — Духов день, отмечаемый почти всеми англичанами. Поэтому Лекок должен был запастись терпением до вторника.

И Лекоку ничего не оставалось, как только смириться с неприятной ситуацией и попытаться хоть чем-то заполнить трехдневную форточку. И первое, что он решил, — сходить в гостиничный ресторан и плотно поужинать. Когда Лекок с ключом в руке приблизился к стойке портье, тот недвусмысленно намекнул, что знает место, где можно достаточно приятно провести время.

Лекок для вида сначала заколебался. Но портье с такой настойчивостью стал его убеждать отправиться в предлагаемое им кабаре, что англичанин в конце концов стал поддаваться на уговоры.

Единственное, что его продолжало удерживать от полной капитуляции, это сумка, в которой, о чем он хорошо знал, находился секретный код. Понятно, что вряд ли хоть один здравомыслящий человек секретные документы понесет в злачное место. Но и оставлять сумку в номере — тоже не самый разумный выход. Особенно после того, как он весь день держал ее при себе. Но все же чувства взяли верх над разумом. Немного поколебавшись, Лекок задвинул сумку под кровать и, провожаемый рекомендациями заботливого портье, покинул гостиницу.

В ночном кабаре Лекок пробыл до самого рассвета, а когда добрел до отеля, город уже полностью пробудился. Портье встретил изрядно подвыпившего англичанина почти как вернувшегося с фронта близкого родственника. Он даже помог ему подняться в номер.

Как только Лекок оказался один, он быстро проверил оставленные метки. Сомнений быть не могло: в его отсутствие кодовую книгу извлекали из-под кровати и, скорее всего, уносили для снятия копий. В том, что он не ошибся, Лекок убедился на следующий день: он опять отправился в кабаре, а когда вернулся, то нашел метки нетронутыми…

Прошел год. И снова английские спецслужбы обратились к Лекоку с просьбой повторить свой визит в Роттердам. Но теперь в операцию было решено внести одно важное изменение: Лекок должен был прибыть в Роттердам вечером, чтобы уже утром явиться в консульство.

Таким образом, на сей раз портфель с документами все время должен был находиться при курьере. Войдя в гостиницу, Лекок встретил прежнего портье. И тот, как и год назад, опять предложил провести время в знакомом кабаре. Однако на сей раз англичанин заявил, что очень устал с дороги. К тому же завтра утром необходимо быть в консульстве, и он хочет хорошо выспаться, чтобы выглядеть свежим и бодрым. На лице портье отразилось огорчение, но отговаривать англичанина он не стал…

И только Лекок стал готовиться ко сну, как услышал осторожный стук в дверь. Поинтересовавшись, кто его тревожит в столь поздний час, англичанин услышал тихий голос портье, который попросил на минуту впустить его в номер. Но когда Лекок открыл дверь, в помещение проскользнул неизвестный ему человек. Он тотчас поспешил успокоить англичанина, сказав, что его поздний визит связан с одной щекотливой проблемой: ему хотелось бы позаимствовать до утра привезенные из Лондона документы.

Когда же Лекок попытался возмутиться столь наглым поведением незнакомца, тот спокойно произнес, что эта услуга прежде всего в интересах самого англичанина. Дело в том, продолжал ночной визитер, что год назад он уже позволил сфотографировать секретный код. Если же Лекок от предложения откажется, то фотоснимки кодовой книги будут пересланы в роттердамское консульство. И можно не сомневаться, продолжал незнакомец увещевательным тоном, что по законам военного времени его просто расстреляют за измену родине.

Более часа германский агент беседовал с Лекоком, то уговаривая его, то запугивая. Наконец курьер согласился передать на несколько часов дополнение к коду. Правда, он потребовал за свою услугу 500 фунтов стерлингов…

Так, благодаря Гаю Лекоку немецкая агентура приобрела фальшивый код, который помог английскому командованию в продолжение всей Первой мировой войны вести дезинформацию германского штаба.

Операция «Трест» — одна из самых масштабных операций советских спецслужб по расколу и методичному уничтожению белогвардейской эмиграции. Ее идея заключалась в том, чтобы западным центрам эмиграции и их партнерам из иностранных разведок внушить мысль о существовании в Советском Союзе тайной организации, которая видела свою главную цель в свержении власти большевиков.

Членами же этого подпольного объединения выступали сотрудники советских спецслужб и завербованные агенты. В ходе отлаженной работы советской разведки противник уверовал в реальность существования организации и спокойно «переваривал» дезинформацию, которая позволяла разжигать конфликты между группами эмигрантов, а также наиболее активных членов заманивать в СССР, где их и арестовывали. Продолжалась же операция несколько лет, то есть почти все 1920 годы.

Создателем «Треста» является начальник контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ в 1920-х годах А.Х. Артузов. Именно он со своими наиболее доверенными соратниками, а также с сотрудниками иностранного отдела ГПУ и разработали уникальную сеть, с помощью которой разрушили российскую эмиграцию.

Для проведения операции А.Х. Артузов и его помощники «придумали» мифическую «Монархическую организацию Центральной России» (МОЦР), а в качестве ее руководителя определили бывшего чиновника Министерства путей сообщения А.А. Якушева, после революции перешедшего на сторону новой власти. Можно сказать, что благодаря этому человеку операция «Трест» выросла до гигантского монстра, в щупальцах которого оказались многочисленные враги советского государства.

Начиная с 1922 года Якушев курсировал между иностранными центрами русской эмиграции, представляясь полпредом МОЦР. В 1921 году он встретился с белыми офицерами В.А. Артамоновым и П.С. Араповым. По сути, именно с этой встречи и началась дезинформационная игра ГПУ с белоэмигрантами, продолжавшаяся более пяти лет…

В ходе операции «Трест» на территорию СССР сотрудники ГПУ заманили немало опасных террористов и видных деятелей белогвардейской эмиграции. Для этого использовали так называемые пограничные «окна», которые на самом деле контролировались чекистами. Именно таким образом в ловушке ГПУ оказался английский шпион Сидней Рейли.

Но помимо заманивания террористов и активных сотрудников белой эмиграции «Трест» должен был организовывать конфликты между различными эмигрантскими союзами и группами, а также дискредитировать лидеров эмиграции. Например, сотрудники, участвовавшие в операции «Трест», активно раздували размолвки между РОВС (Русский Обще-Воинский Союз) и ВМС (Высший монархический совет).

Для этого использовались довольно тонкие методы. Так, писатель-эмигрант и видный деятель белого движения Василий Шульгин зимой 1925 года совершил поездку по СССР и благополучно вернулся в Хорватию, где в это время проживал. Он, правда, и не подозревал, что его путешествие с первого и до последнего дня контролировали чекисты.

Однако не для всех такие поездки заканчивались благополучно. И этим довольно эффективно пользовались сотрудники ГПУ. Такие случаи они выставляли в качестве доказательства, что заброска боевиков не дает нужного эффекта. И эта тактика оправдала себя. Так, уже в 1927 году Врангель после гибели в Советском Союзе нескольких диверсионных групп распорядился приостановить террор на территории СССР. А вот генерал А.П. Кутепов, наоборот, настаивал на усилении боевой деятельности против Советского Союза. В конце концов в 1927 году Врангель даже отстранил Кутепова от руководства боевиками в РОВС…

Завершилась операция «Трест» в 1927 году. Причиной стало предательство ее участника чекиста Опперпута, который, перейдя на сторону белоэмигрантов, рассказал обо всех деталях операции, в том числе и об обстоятельствах гибели террористов, переправляемых в Советский Союз.

В то же время советские историки утверждали, что «Трест» к тому времени выполнил свою задачу и поэтому был свернут. Действительно, в феврале 1927 года руководство ГПУ планировало свернуть «Трест». И для этого имелись определенные причины. Главная из них заключалась в том, что уже сама легенда о существовании в СССР подпольной организации МОЦР стала вызывать сомнения у зарубежных спецслужб и руководителей белой эмиграции.

Например, когда в 1926 году к власти в Польше пришел Пилсудский, его разведка потребовала у МОЦР предоставить мероприятия по мобилизации Красной Армии в случае советско-польской войны. Когда же Якушев снабдил их «дезой», поляки быстро догадались, что подпольная организация в СССР — не более чем легенда. Следом за ними то же самое сделали спецслужбы Франции, Англии, Финляндии.

Об операции «Тарантелла» стало известно только в конце 2000 года, хотя проходила она в 1930–1934 годах, а началась еще раньше — почти сразу после завершения Гражданской войны. Именно в это время английская разведка проявила целенаправленный интерес к эмигрантской среде, состоявшей из бывших офицеров царской армии, служивших в войсках Деникина, Колчака и других белых генералов.

МИ-5 добилась определенных результатов в вербовке агентов и в получении информации из Советской России. Она даже учредила институт помощников своих резидентов из числа эмигрантов, многие из которых приобрели немалый профессиональный опыт в контрразведке Деникина и Врангеля.

Как раз таким человеком и являлся некий Виктор Богомолец, который благодаря весомым результатам в разведывательной деятельности стал достаточно значимой фигурой. Иногда даже полагали, что он является резидентом МИ-5.

Первое время Богомолец занимался шпионажем против СССР с территории приграничных государств: Румынии, Польши, Прибалтики. Потом его перевели в Германию, а еще спустя какое-то время — во Францию. Но основная его задача практически не изменилась: он должен был, используя русскую эмиграцию, находить источники информации в руководящих звеньях советской власти для получения достоверных сведений о ситуации в СССР.

В ходе тонкой оперативной игры советским спецслужбам удалось вывести Богомольца, а, по сути, англичан, на советского разведчика Бориса Лаго. Следует заметить, что до сих пор его все еще причисляют к известным деятелям русского зарубежья. И для этого, казалось бы, имеются все основания. Например, он активно выступал в зарубежной прессе с разоблачительными статьями о деятельности чекистов в 1930-е годы в Западной Европе. Хотя в реальности вся его журналистская работа была лишь хорошо продуманным прикрытием.

С Богомольцем и Лаго англичане сотрудничали несколько лет, ничуть не сомневаясь, что им удалось сплести прочную и долговременную агентурную сеть в Москве из партийных чиновников, крупных хозяйственных руководителей и высокопоставленных военных. Информация, которая поступала от этого тандема в штаб-квартиру МИ-5, всегда очень высоко оценивалась. К тому же работа агентов хорошо оплачивалась и довольно продолжительное время не вызывала каких-либо подозрений.

Основными же целями операции «Тарантелла» были пресечение деятельности английской разведки в Советском Союзе, а также контролирование ее связей и курьеров. Но главное, для чего была задействована «Тарантелла», — для продвижения дезинформации в правительственные круги Великобритании.

В агентурных сообщениях, которые оседали в руководящих кабинетах Лондона, освещалась обстановка в высшем руководстве СССР и деятельность советского правительства в области международных отношений. Кроме того, анализировалась ситуация как в экономике в целом, так и в отдельных отраслях народного хозяйства, а также некоторые проблемы в вооруженных силах.

В то же время эта операция позволяла иметь доступ к информации, которую поставляли Богомольцу польские и румынские спецслужбы. Опираясь на эти материалы, ОГПУ имело более-менее определенное представление о том, насколько западные разведки осведомлены о стратегических объектах Советского Союза. А это, в свою очередь, позволяло выявить и перекрыть потенциальные каналы утечки секретных данных.

В начале 1934 года руководство ОГПУ получило документ, в котором излагались военно-политическая стратегия Гитлера и его планы по перевооружению Германии. А в апреле того же года Богомолец попросил Лаго сделать копию материала, полученного им из Варшавы. В нем сообщалась ситуация на Дальнем Востоке. Это было краткое изложение доклада о разработках японцев на случай войны с СССР. Этот материал тоже оказался в Центре.

А свернула советская разведка операцию «Тарантелла» лишь в 1945 году, когда Богомолец решил открыто сотрудничать со спецслужбами Советского Союза. Случилось это в Египте, когда у него возникли трения с английскими хозяевами. Это была одна из удачных операций, которая продолжалась более шестнадцати лет, причем без агентурных провалов.

В течение нескольких лет в Голландии работал тайный нацистский агент, имевший шифр «Ф-479». Действовал он довольно успешно, но вдруг по собственной инициативе предложил свои услуги английским спецслужбам. Причина этого шага агента «Ф-479» выяснилась позже. Оказывается он получил задание для дезинформации англичан направлять по отработанному им каналу ложные сведения, которые фабриковали соответствующие службы в Берлине.

Особый же интерес англичан вызвала его последняя радиограмма, в которой агент сообщал о якобы существующей в высших военных кругах Германии оппозиционной фюреру группировке, пытавшейся установить контакт с Западом.

С началом же Второй мировой войны интерес к «оппозиционной группе»» возрос настолько, что англичане стали искать варианты свержения с ее помощью гитлеровского режима. А чтобы англичане ничуть не сомневались в поступающих от «Ф-479» сведениях, немцы решили организовать их прямые переговоры с представителями офицеров-заговорщиков.

Представлял же эту группу офицеров сам Вальтер Шелленберг — в тот период начальник контрразведки в гестапо. Вместе с одним из своих агентов он выехал в Нидерланды, где встретился с представителями английской стороны — майором Стивенсоном, капитаном Бестом и лейтенантом Коппенсом.

После разговора, который касался в основном более близкого сотрудничества сторон, было решено, что следующая встреча состоится 30 октября. Кроме того, англичане намекнули, что на ней они желают видеть или руководителя группы, или же кого-нибудь из влиятельных ее членов…

После этой встречи немцы стали активно искать солидного человека, который мог бы сыграть роль одного из руководителей оппозиции. В ходе долгих размышлений Шелленберг в конце концов остановился на старинном товарище своего отца — профессоре Максе Крининисе, который возглавлял отделение психиатрии в известной клинике «Шарите». Интеллигентный и относительно молодой полковник медицинской службы лучше кого-либо соответствовал роли заместителя руководителя оппозиции…

Следующая встреча, как и было договорено, произошла 30 октября. Правда, омрачил ее нелепый случай на границе: Шелленберг, его агент и Кринис были задержаны голландской полицией и тщательно обысканы и допрошены. Но, даже не обнаружив чего-либо подозрительного, их по-прежнему держали в участке. Отпустили задержанных лишь после вмешательства англичан. Свое же опоздание они объяснили тем, что якобы перепутали место встречи. Однако Шелленберг прекрасно осознавал, что происшедший недавно инцидент спровоцировали сами англичане, чтобы проверить группу немецких переговорщиков.

После того как были принесены и приняты извинения, стороны отправились в Гаагу. Пообедав, они приступили к переговорам, в ходе которых были приняты следующие решения: арест Гитлера и его ближайшего окружения, восстановление мира с западными государствами и независимость Австрии, Чехословакии и Польши.

Утром следующего для «заговорщики» встретились снова. В ходе этого совещания было решено дату очередной встречи согласовать по радио. Для этого англичане снабдили гостей рацией и кодом для выхода на радиостанцию британской секретной службы.

В течение следующей недели немцы трижды связывались с англичанами по радио и наконец договорились организовать новую встречу 6 ноября в 2 часа дня в кафе, расположенном близ границы. И на этот раз все сложилось удачно. А завершая встречу, англичане намекнули, что, возможно, в следующий раз «капитану Шеммелю» и руководителю оппозиции в Лондоне будет устроена аудиенция с руководством страны.

А уже вечером к Шелленбергу, находившемуся в Дюссельдорфе, явился командир особого отряда СС, который в это время размещался в приграничном районе. Визитер сказал, что он получил задание обеспечить безопасность Шелленберга во время пересечения границы…

Ночью, накануне очередной встречи, которая должна была состояться 8 ноября 1939 года, Шелленберга разбудил неожиданный звонок из Берлина. В трубке он услышал взвинченный голос Гиммлера. Из разговора выяснилось, что несколько часов назад на фюрера было совершено покушение. В его организации Гитлер подозревает английскую разведку и поэтому дал распоряжение Гиммлеру немедленно прекратить операцию с англичанами. Более того, во время намеченной встречи необходимо было похитить Стивенса и Беста и привезти их в Берлин. После этого разговора Шелленберг связался с командиром особого подразделения и обсудил с ним план захвата англичан…

8 ноября в обеденное время Шелленберг и его агент беспрепятственно пересекли границу, зашли в небольшой ресторанчик и заказали аперитив. На улице, как никогда, шныряли люди в штатском в сопровождении служебно-разыскных собак. Да и Бест со Стивенсом на встречу явно не торопились.

Наконец к кафе на большой скорости подъехал «бьюик». И почти сразу же раздался рев мотора крытого грузовика, в котором находились бойцы спецотряда. В тот же момент раздались выстрелы. Эсэсовцы окружили «бьюик», выдернули из него Стивенса и Беста и запихнули в свой автомобиль…

Инцидент в Венло имел для англичан далекоидущие негативные последствия. Во время допросов, сопровождаемых пытками, капитан Бест и майор Стивенс выдали немцам массу сведений об организации, кадрах и методах английских спецслужб. Кроме того, они «провалили» почти всю европейскую агентуру МИ-6. Они также назвали имена бельгийских и голландских разведчиков. Ситуация осложнилась еще и тем, что сфабрикованная немцами «группа заговорщиков» стала вести постоянные радиопереговоры с резидентурой в Гааге, используя рацию, которую немцам передал Стивенсон.

Можно сказать, что «инцидент в Венло», а также другие провалы вынудили МИ-6 вывести из ряда европейских государств почти всех своих агентов, которым угрожала опасность.

В годы Второй мировой войны немецкая контрразведка, по сути, полностью контролировала эфирное пространство над захваченными территориями. Это позволило абверу добиться значительных результатов в борьбе с подпольными радиопередатчиками. К наиболее ярким примерам этих достижений, видимо, следует отнести радиоигру «Северный полюс», которую в течение двадцати месяцев 1942–1943 годов вел руководитель голландской резидентуры абвера майор Герман Гискес.

Именно он первым и начал игру с английскими спецслужбами. Для этого он внедрил нескольких агентов в нидерландское Сопротивление. Правда, почти все они были раскрыты и расстреляны. Однако один из них — житель Гааги Георг Ридерхоф — все же смог втереться в доверие к борцам Сопротивления. Однако арестовывать подпольщиков, адреса которых сообщил Гискесу его агент Ридерхоф, немцы не торопились, поскольку предполагали через них сбрасывать английской разведке дезинформацию.

И вот в начале 1942 года работавшие в Нидерландах агенты абвера запеленговали подпольную рацию, которая прорывалась в эфир пять раз в неделю. И, постепенно сжимая кольцо вокруг радиопередатчика, вскоре сотрудники Канариса взяли во время передачи и радиста, и его помощника. В это же время криптологи смогли взломать использовавшийся подпольщиками код.

Но задействовать захваченную рацию для игры с англичанами оказалось довольно сложно. Радист оказался крепким орешком и категорически воспротивился работать на гитлеровцев. Неудачными были и попытки воспользоваться еще двумя передатчиками, взятыми на подпольных нелегальных квартирах. Но все эти неудачи лишь стимулировали активность Гискеса.

В первых числах февраля Ридерхоф передал майору, что подпольщикам вскоре должен поступить груз из Британии: радиодетали к рации, взрывчатка и большая сумма в немецких марках. Все это планировалось сбросить с самолета на парашютах. Ту же информацию подтвердила и шифротелеграмма, отправленная из Англии по запасной рации.

И действительно, спустя всего несколько дней был зафиксирован обмен шифровками между радиостанцией, находившейся на севере Лондона, и передатчиком в Нидерландах. Ридерхоф тут же сообщил Гискесу, что радист, выходивший в эфир, является членом его нелегальной группы.

Чтобы англичане поверили в ценность поступавших сведений, майор рекомендовал Ридерхофу, наряду с ложными данными, поставлять и более-менее достоверную информацию. Например, с этой целью англичанам было отправлено сообщение, что немецкий крейсер «Принц Евгений» находится в порту голландского города Шейдам.

В ходе дальнейших наблюдений за работой радиопередатчика было выяснено, что он находится в одном из зданий в Гааге. И уже в начале марта 1942 года к этому дому прибыли сотрудники абвера и полицейские. Однако хозяин квартиры успел сообщить радисту, что во дворе дома появилось несколько автомобилей с подозрительными личностями в штатском. Тот прервал радиопередачу и быстро выбежал из помещения, прихватив с собой неотправленные зашифрованные тексты. Но как только он оказался на улице, его тут же арестовали. Чемодан радиста с аппаратурой и документами был обнаружен сотрудниками Гискеса в тайнике рядом с черным ходом, где его попыталась спрятать супруга домовладельца.

Радист от сотрудничества с немцами сначала отказывался и участвовать в радиоигре не торопился. Такая неопределенность продолжалось примерно неделю. И вдруг начальник отдела радиоперехвата Хейнрикс объявил ему, что в состоянии прочитать все три найденные в тайнике шифровки. А это означало, что шифр раскрыт.

Впоследствии радист вспоминал: «Хейнрикс хотел дать мне возможность спасти свою жизнь путем добровольного раскрытия подробных деталей моего шифра, и добавил, что, сделав это, я избавлю его от лишних хлопот. Я счел благоразумным согласиться на это предложение и обещал, что я исполню его желание, если ему удастся дешифровать хотя бы одно из трех сообщений, найденных у меня. К моему удивлению, он тотчас же согласился, сел за стол, глубоко задумался и минут через 20 торжествующе воскликнул: «Все ясно! Крейсер «Принц Евгений» стоит в Шейдаме. Ведь так?»

Конечно же это был не более как хитрый ход Хейнрикса, поскольку ключа к коду он по-прежнему не знал. Но зато ему было известно, какой конкретно информацией агент Ридерхоф поделился с подпольщиками. И они конечно же должны были передать ее в Лондон. К тому же немецкие криптологи активно пользовались фразой о стоянке крейсера в голландском порту, пытаясь подобрать ключ для взлома английского шифра.

Тем не менее этот трюк радист воспринял вполне серьезно, поскольку одна из отправленных им шифровок и впрямь касалась стоянки крейсера. И он дал согласие на сотрудничество с абвером. При этом он передал данные об используемом коде, правда ничего не сказав про контрольный сигнал…

Первый радиосеанс рации, контролируемой гитлеровцами, состоялся 12 марта 1942 года. Гискес поручил радисту передать в английское Управление специальных операций (УСО) три шифровки, в которых содержались реальные сведения, не отправленные им 6 марта. И английский разведчик передал их как настоящие, но с контрольным сигналом.

А во время следующего сеанса связи, когда сообщалось придуманное Гискесом предложение перенести сбрасывание груза в другой район, радист просигнализировал английской стороне о своем провале, как и было условлено заранее. Однако сотрудники УСО не обратили внимание на сигнал опасности, отправленный радистом. Именно эта неаккуратность специалистов радиоперехвата повлекла за собой серьезнейшие последствия для англичан. И английский самолет сбросил груз, который ждали подпольщики, как раз в то место, которое определил майор. Радист догадался, что в УСО его сигнал пропустили.

Гискес же, оперативно воспользовавшись некоторыми ошибками антифашистов, уже в мае 1942 года контролировал всю подпольную сеть раций, которые действовали в Голландии. Их было 14, и со всех он вел радиоигру с Лондоном.

Безусловно, чтобы получаемые сведения от радистов не вызывали у англичан сомнений, майор вынужден был придумывать различные хитрости, с помощью которых он пытался убедить Лондон, что Сопротивление действует.

Порой сотрудники Гискеса даже оказывали содействие сбитым английским пилотам, помогая им добраться до Испании. А летчики, в свою очередь, оказавшись на родной земле, с восхищением рассказывали о «смелых подпольщиках», которые, «рискуя своей жизнью», спасли британских пилотов. А для УСО спасенные офицеры были неоспоримым доказательством борьбы голландских подпольщиков против фашистов. И никто даже подумать не мог, что возвращение летчиков в Англию организует не кто иной, как сотрудники абвера.

И только после того, как два английских разведчика, оказавшиеся в застенках абвера, смогли освободиться из плена и бежать в Швейцарию, где они связались с УНО, майор оказался в затруднительном положении и уже подумывал о завершении радиоигры. И тогда он, чтобы спасти ситуацию, попытался дискредитировать сбежавших разведчиков. Для этого он отправил сообщение, что побег был организован немецкой контрразведкой, чтобы внедрить своих агентов в УСО. Сначала Лондон поверил в эту дезу и отправил разведчиков в камеру до выяснения обстоятельств их побега. Но в ноябре 1943 года на родине оказались еще три английских агента, которые и рассекретили игру абвера…

Результаты радиоигры, проводимой майором Гискесом, оказались впечатляющими. В течение двух лет, когда длилась эта операция, англичане сбросили около 13 тонн взрывчатки, 5 тысяч пистолетов, 3 тысячи автоматов и много других средств, необходимых для ведения подрывной деятельности. Кроме того, в плен были захвачены 54 английских агента, 47 из которых за отказ от сотрудничества с фашистами были расстреляны. Вот такую дорогую цену заплатили подпольщики за халатность руководителей УСО.

Кстати, немцы осуществили и уникальную операцию по дезинформации высшего советского руководства в 1942 году. Эта операция называлась «Кремль». Ее цель заключалась в отвлечении внимания советского командования от истинных планов гитлеровцев. Дело в том, что в 1942 году немцы готовили основной удар в южном направлении. Но, чтобы скрыть свои намерения, они всеми доступными средствами пытались показать, что в это время наступать они будут на Москву.

Для того чтобы дезинформация выглядела максимально достоверной, проводились соответствующие мероприятия: аэросъемка окраин Москвы, ложная перегруппировка войск, подвоз понтонов к рекам и озерам, передислокация командных центров.

И, как оказалось, мероприятия, проведенные в соответствии с планом операции «Кремль», дали необходимый результат: советское командование и впрямь посчитало, что главный удар немцы нанесут по Москве. И только когда гитлеровцы повели наступления на Сталинград, иллюзия рассеялась.

В 1942–1943 годах английской разведкой была проведена уникальная операция по дезориентации противника. Ее автором стал офицер Айвен Монтегю, который вместе с коллегами ее успешно и завершил.

Для проведения операции Монтегю предложил достать мертвое тело, одеть его в форму морского офицера и снабдить документами, из которых следовало бы, что английские войска собираются высадиться не в Сицилии, а в другом месте. После этого труп следовало выбросить в море. Причем таким образом чтобы его прибило течением к берегам Испании, откуда документы или их копии посредством немецких агентов должны были попасть в Берлин.

Но прежде чем приступить к осуществлению этого плана, предстояло уточнить ряд очень важных деталей. Причем большинство из них касались трупа: в частности, в каком состоянии он должен быть после авиакатастрофы над морем? Что обычно является причиной смерти в подобных случаях? Что можно обнаружить при вскрытии трупа?

Главное, что необходимо было выяснить: какое именно тело надо использовать в операции? Ведь если смерть человека наступила в результате авиакатастрофы, то у него должны отсутствовать признаки гибели от других причин. И тогда разведчики обратились за помощью к известному патологоанатому Б. Спилзбери. Выслушав внимательно просьбу офицера, он почти тотчас дал ряд ценных советов, которыми в будущем и воспользовались специалисты, готовившие операцию…

Теперь можно было приступать к выполнению второй части операции, которую назвали «Минсмит», или «Начинка». И пока шла подготовка к ее осуществлению, тело оставалось в морозильнике.

Подготовленный к операции труп было решено подбросить недалеко от испанского городка Уэльва, где проявлял особое рвение немецкий агент, у которого имелись хорошие связи с городскими чиновниками. Можно было не сомневаться, что этот шпион, когда узнает, чье тело перед ним, обязательно поставит в известность резидентуру в Мадриде.

Кроме подготовки трупа, следовало также решить, документ с каким текстом следует положить в портфель, чтобы немцы изменили свои планы и локализацию войск. И тогда по предложению Монтегю генерал А. Нэй отправил записку командующему группировкой войск в Тунисе Александеру. Она имела примерно следующее содержание:

«Послушай, старина, я хочу, чтобы ты знал, как хорошо мы понимаем твои затруднения, но у нас есть свои проблемы. Начальник имперского Генерального штаба был вынужден отклонить некоторые твои требования, хотя ты на них настаиваешь. Имеются очень важные причины, по которым мы не можем сейчас удовлетворить твои просьбы. Вот они…»

Иначе говоря, в этом неофициальном послании должны были содержаться сведения, которые нельзя было передать в деловых бумагах. Монтегю был уверен, что как раз такое письмо и может убедить немцев, что наступление начнется не на Сицилии, а совсем в ином месте. И найдут они его именно в портфеле погибшего офицера.

Что же касается личности будущего покойника, то было решено назвать его Уильямом Мартином и одеть в форму морского офицера в звании «капитана с временным званием майора». Так появился майор Уильям Мартин. Для большей убедительности его даже женили на симпатичной девушке Пэм…

И вот 19 апреля 1943 года субмарина с «наживкой» на борту вышла в море. К Уэльве подплыли 29 апреля. В половине пятого утра лодка всплыла. Из контейнера достали тело майора, надули на нем спасательный жилет и отправили к берегу, который находился всего в полутора километрах от подлодки…

А 3 мая британский военный представитель в Мадриде радировал, что 30 апреля испанскими рыбаками в прибрежных водах Уэльвы было обнаружено тело майора Мартина. Оно было погребено на городском кладбище в присутствии военных и гражданских лиц. При этом о портфеле и о каких-либо официальных бумагах в сообщении не упоминалось.

Впрочем, спустя несколько дней атташе сообщил, что портфель ему вернули. Письма отправили в Лондон, где экспертиза убедительно доказала, что их вынимали из конвертов. А это означало, что немцы их читали.

Безусловно, в германском Генштаб столь важную информацию не принять к сведению не могли. И когда на рассвете 10 июля 1943 года союзники высадились на Сицилии, было очевидно, что гитлеровцы не планировали защищать ее с юга, то есть как раз там, где произошла высадка. Они сконцентрировали свои основные силы на севере. Иначе говоря, немцы проглотили приготовленную им наживку.

После окончания Второй мировой войны в Германии появились англо-американские группы, которые занимались главным образом поиском бывших сотрудников абвера и других немецких спецслужб. Особенно усиленно искали легендарного немецкого осведомителя Макса, который, как считалось, имел доступ к наиболее секретным сведениям Советского командования.

Конечно же Макса союзникам «отловить» не удалось. И лишь по той простой причине, что им был сотрудник НКВД Демьянов Александр Петрович, сыгравший роль глубоко законспирированного немецкого шпиона…

В самом начале Отечественной войны по образцу операции «Трест» спецслужбами СССР была «придумана» организация «Престол», члены которой якобы желали победы немцам и готовы были оказывать им посильную помощь. Главным участником операции, названной «Монастырь», и стал Демьянов, получивший в НКВД кличку «Гейне», а в Абвере — «Макс»…

В феврале 1942 года при содействии советских спецслужб Демьянов пересек линию фронта. Немецкие контрразведчики сначала с явным подозрением отнеслись к перебежчику. Несколько раз допросили, поскольку почти не верили в существование «Престола», по решению которого он перебежал к немцам за помощью. Более того, немцы даже разыграли расстрел «Гейне». Но он себя не выдал, и уже после этого случая подозрения у гитлеровцев полностью рассеялись и его начали готовить к отправке на советскую территорию.

График подготовки «Гейне» был настолько плотным, что уже в середине марта 1942 года его десантировали в Ярославскую область. И в тот же день разведчик был уже в Москве. А еще спустя две недели, о чем было договорено заранее, «Гейне» дал о себе знать кодовыми позывными в эфире. И с этого момента он начал постоянно проводить сеансы радиосвязи с немцами.

А чтобы укрепить веру немцев в то, что «Макс» работает на них и представляет для абвера большую ценность, «Гейне» был переведен офицером связи при начальнике Генштаба СССР. К тому же это назначение позволяло снабжать противника ложной стратегической информацией.

Вскоре стало ясно, что возможности проводимой операции намного шире, чем предполагалось ранее. Оказывается, она позволяла не только пресекать деятельность немецкой агентуры, но и отправлять противнику масштабную дезинформацию, в подготовке которой участвовало не только руководство Генштаба, Комитета Обороны, но даже сам И.В. Сталин.

Шифрограммы «Гейне» в течение его «работы» на немцев принимали радиослужбы абвера, расположенные в Софии и Будапеште. При этом, по заявлению одного из представителей немецких спецслужб, сообщения «Макса» довольно высоко оценивались в германском Генштабе. Более того, иногда принятие тактических решений задерживалось до тех пор, пока в абвер не поступала от него информация. Немцы же за особые заслуги даже наградили Демьянова Железным крестом 1-й степени — высшим орденом Третьего рейха.

Примером масштабной дезинформации стало сообщение «Макса» о готовившемся контрнаступлении советских войск под Ржевом. В этот район были стянуты дополнительные немецкие (секретно) и советские (открыто) войска. Туда же из-под Сталинграда прибыл и маршал Г.К. Жуков, который, кстати, не подозревал о том, что данная операция — один из элементов большой оперативной игры советской разведки. Этот факт для немцев стал еще одним подтверждением планируемой крупнейшей операции. И наступление под Ржевом, к которому гитлеровцы были готовы, они отразили. Правда, при этом погибли десятки тысяч советских солдат. В то же время наступление под Сталинградом, начавшееся 19 ноября 1942 года, стало для немцев неожиданностью. В результате гитлеровцы потерпели сокрушительное поражение.

Результатом операции «Монастырь» стал арест 23 немецких агентов, у которых было изъято более 2 миллионов советских рублей, несколько радиостанций, а также значительное количество оружия, снаряжения и поддельных документов.

А свернута эта продолжительная операция была летом 1944 года, когда «Гейне» якобы из Генштаба был отправлен в Белоруссию, где начиналась новая операция «Березино», ставшая, по сути, продолжением радиоигры «Монастырь». Действительно, вскоре «Макс» отправил в Абвер радиошифровку, что в белорусских лесах находятся десятки групп немецких солдат и офицеров, оказавшихся в окружении. А так как гитлеровское командование планировало использовать «окруженцев» для подрывных акций в советском тылу, руководство спецслужб СССР решило воспользоваться этим обстоятельством.

И вот 18 августа 1944 года из «Престола» была отправлена немцам радиограмма, что «Макс» случайно наткнулся в лесу на воинскую часть вермахта, выходившую из окружения. Командовал ей подполковник Герхард Шерхорн. Солдатам требовались еда, оружие, боеприпасы. Наконец на восьмой день из абвера поступила радиограмма: «Просим помочь нам связаться с этой немецкой частью. Мы намерены сбросить для них различные грузы и прислать радиста».

В тот же день к озеру Песочное, где по легенде якобы дислоцировалось подразделение Шерхорна, была отправлена опергруппа НКВД. Так начиналась секретная операция «Березино», о которой знали лишь несколько человек. Продолжалась она до конца войны. Для подразделения Шерхорна переправлялись оружие, продовольствие, деньги, а также — люди, которые незамедлительно арестовывались.

Конечно, абвер пытался проверить реальность существования немецких солдат в тылу российских войск. Поэтому с этой целью в район, где якобы находились немцы, даже забрасывались немецкие агенты. Но все они были арестованы, а некоторые стали работать на советские спецслужбы, активно участвуя в радиоигре. После войны Шерхорн и его люди какое-то время находились в лагере для военнопленных в Подмосковье, а затем были отправлены в ГДР.

В качестве примера удачной дезинформации противника можно также привести факт из области ракетостроения. А началась эта операция, получившая кодовое название «Хоровод», еще летом 1955 года. Тогда во время воздушного парада над Красной площадью пролетело несколько десятков тяжелых бомбардировщиков новой модели.

Зарубежные военные атташе, присутствовавшие на этом параде, пришли к твердому убеждению, что Советский Союз имеет значительное количество самолетов этого типа. В реальности же одна и та же эскадрилья летала по кругу, каждые три минуты появляясь в небе над Красной площадью.

В этот же день были также продемонстрированы ракеты, которые якобы составляли основу советских ракетных войск стратегического назначения. Но и в этом случае была показана хорошо продуманная дезинформация. Дело в том, что на параде были показаны межконтинентальные ракеты PC-13, которые, как считали западные эксперты, имели довольно значительную ошибку при стрельбе по цели. Кроме этих показательных трюков КГБ через своих агентов в западных спецслужбах передавал многократно завышенное количество атомных бомб в арсенале Вооруженных сил СССР.

Все эти акции были направлены на то, чтобы убедить вероятного противника в том, что Советский Союз планирует увеличить группировку наступательных сил именно за счет тяжелых бомбардировщиков. Фактически же упор делался на межконтинентальные баллистические ракеты. И американцы попались на эти уловки. Ведь настоящим сюрпризом для них стал запуск первого искусственного спутника Земли, произведенный Советским Союзом в октябре 1957 года.

Еще одним «фокусом» советской разведки стала акция, связанная с дезинформацией западных спецслужб о возможностях точного попадания в цель советских баллистических ракет. В начале 60-х годов прошлого века ФБР отметило активную деятельность сотрудников КГБ и ГРУ, пытавшихся вывезти в СССР акселерометры — приборы, определяющие ускорение объекта. В то время эти приборы позволяли производить расчет скорости и местоположение летательного аппарата, что было необходимо для определения времени отделения боеголовок от ракеты.

Стремление же советских агентов во что бы то не стало добыть акселерометр преследовало одну цель: внушить американцам, что в СССР нет аналогичных приборов, и советские конструкторы хотят выяснить, как с этой проблемой разобрались американцы.

Об этом вроде бы говорила и та информация, которую собрал технический отдел ЦРУ. Например, американские станции прослушивания, установленные на военных базах в пограничных с СССР государствах, не раз фиксировали телеметрию, которая передавалась на землю с советских ракет.

Из перехваченных данных был сделан вывод, что на борту каждой советской ракеты находилось 9 акселерометров, каждый из которых передавал информацию по независимому каналу. Столь большое количество приборов заставляло предполагать, что расчеты целей, производимые советскими акселерометрами, отличаются серьезными расхождениями, поэтому берется их среднее арифметическое. И американские спецы сделали вывод, что создаваемые в СССР ракеты SS-7 и SS-9 не могут нанести точный удар по таким небольшим целям, как шахты американских ракет, расположенные на суше.

Эти выводы подтверждали и данные космической разведки. Анализы снимков полигона, где проводились испытания ракет, позволили определить воронки и столбы, фиксировавшие цели. И судя по ним, точность попадания ракет была довольно низкой.

Кроме того, эксперты западных спецслужб, вероятно, с большим удовольствием читали статьи в научных журналах, в которых описывался метод расчета поражения цели, при котором самое неправдоподобное, по мнению военных, показание одного из трех акселерометров во внимание не принималось, а выбиралось среднее из двух оставшихся приборов.

А секрет трюка советских ракетчиков заключался в том, что каждый экспериментальный аппарат нес еще шесть дополнительных акселерометров, которые, правда, были заранее разбалансированы, а значит, не давали точных результатов. Американские же спутники фиксировали показания всех девяти приборов, на основании которых американцы считали, что точность стрельбы советских ракет очень низкая.

И эта уверенность американских военных в течение почти десяти лет оставляла их ракетные шахты практически беззащитными. И только в конце шестидесятых годов прошлого века в Пентагоне поняли, насколько глубоко они заблуждаются.

Особенно удивлены были американские военные, когда в 1968 году в Советском Союзе были произведены запуски ракет с разделяющимися боеголовками. Тогда-то и выяснилось, что даже 30-метровая межконтинентальная баллистическая ракета SS-9 в состоянии доставить 25-мегатонный заряд в цель, расположенную на расстоянии в 13 тысяч километров. И при этом отклониться от намеченного объекта лишь на 450 метров.

И лишь в начале 1970-х годов американцы поняли, что им в течение долгого времени подсовывали дезинформацию, или, попросту говоря, их «водили за нос». И помог им в этом случай. Оказывается, в это время на советском ракетном полигоне не учли время прохождения американского спутника-шпиона и стали засыпать одни воронки и рыть другие.

Когда же соответствующие органы в Советском Союзе догадались, что «игра» в «слепые» советские ракеты была раскрыта, воронки засыпать перестали, телеметрическая информация стала шифроваться, и тогда «миф» о неточности советских ракет канул в небытие.

Летом 1961 года на авиашоу в Тушино был выставлена «копия» последней ступени «Востока». Безусловно, этот экспонат полностью отличался от реального прототипа и больше походил на ракету из мультфильмов о космосе, чем на настоящий космический объект.

Основным же элементом выставленного макета являлся кольцевидный аэродинамический стабилизатор, находившийся в задней части космического корабля. Демонстрацией этого «фантастического» устройства советские специалисты попытались убедить западных конкурентов в том, что космический аппарат возвращается на землю полностью, хотя в действительности приземлялась лишь сферическая капсула с космонавтом внутри. Подобный ход вполне мог направить американских конструкторов к поиску новых решений, причем технически малопродуктивных.

Примерно в эти же годы кинематографисты Советского Союза сняли фильм «С Гагариным к звездам». В нем, помимо обычной для кино полуправды, было и немало явной дезинформации. Так, в одной из сцен фильма были показаны монтажные работы последней ступени ракеты. Правда, вместо космического аппарата «Восток», использовался корабль «Спутник», который доставлял на орбиту контейнеры… с собаками. И западные эксперты «клюнули» на эту наживку. Например, в одном из престижных западногерманских журналов был опубликован рисунок внутреннего устройства «Востока», в котором космонавт лежит в том же положении, то есть на животе, как и собаки Белка, Стрелка и Лайка…

В середине 1980-х ЦРУ завербовало специалиста по аэронавигационным системам Адольфа Толкачева, от которого американцы получили обширную информацию о советской авиационной радиоэлектронике. Благодаря сотрудничеству с ним американский бюджет сэкономил более 50 миллиардов долларов на соответствующих исследованиях. По крайней мере, так оценивают предательство Толкачева эксперты ЦРУ.

Чуть позже американцы кое-какими из этих секретов поделились со своим ближневосточными союзниками. Этот жест доброй воли вскоре «оценили» арабы, у которых военная авиация на 99 процентов состояла из советских МиГов.

Но, как оказалось, сотрудники Госбезопасности смогли эту ситуацию сделать выигрышной для себя. После тщательного анализа сложившихся обстоятельств было решено использовать Толкачева в качестве канала передачи американцам стратегической дезинформации. Расчет делался на то, что Толкачеву, много лет проработавшего агентом ЦРУ, в ведомстве доверяли, а значит — и тем сведениям, которые он поставлял.

В ходе слежки за Толкачевым было установлено, что он проявляет излишний интерес к советскому бомбардировщику-невидимке. При этом агенты КГБ также выяснили, что американцы приступили к конструированию своего самолета, невидимого для радаров. В секретных каталогах он проходил под названием «Стелс».

В результате тщательно разработанных мероприятий Толкачев смог «выкрасть» и без особых проблем передать за океан интересовавшие ЦРУ «сведения», которые, по сути, являлись миной замедленного действия.

Оказалось, что самолет-невидимка являлся таковым лишь для американской ПВО. Дело в том, что, стремясь побыстрее завершить создание «стелса», изобретатели из корпорации «Нортроп», занимавшейся самолетом-невидимкой, нередко просто копировали советские «идеи»», полученные от Толкачева.

В результате этой акции советских спецслужб американские ВВС получили гору металлолома, стоимостью как минимум 10 миллиардов долларов. И только спустя более пяти лет американские эксперты пришли к выводу, что советские внедрения в конструкцию «Стелса» оказались не тем, на что рассчитывало военно-воздушное ведомство.

Еще в XVI веке «отец европейской разведки» и одновременно министр при дворе Елизаветы I сэр Френсис Уолсингем стал пользоваться услугами женщин легкого поведения, что называется, в государственных целях. Чтобы владеть информацией о событиях в европейских столицах (и в первую очередь Франции и Испании), он отправил в столичные университеты этих стран студентов, которые, кроме учебы, обязаны были соблазнять жен высокопоставленных государственных служащих и выуживать у них секретные сведения. И Уолсингем в своих расчетах не ошибся. Так, благодаря победам студентов на любовных фронтах Англия успела подготовиться к морскому сражению с испанским флотом и разгромила «Несокрушимую армаду»…

А эта история о том, как уже французы, используя женские чары, обманули англичан. Дело в том, что Карл II проявлял излишнюю слабость к прекрасному полу. Этим французы и воспользовались. Для того чтобы подтолкнуть Карла к военному соглашению с Францией, в английскую столицу выехала герцогиня Орлеанская. Сопровождала же ее придворная дама Луиза де Керуаль, которая не только блистала удивительной красотой, но и славилась умом и способностью добиваться поставленной цели.

И Луиза очаровала Карла II и очень скоро полностью овладела его сердцем. Более того, она родила ему сына, что для бездетного монарха, скорее всего, стало неоспоримым доказательством искренней к нему любви самой обворожительной женщины того времени. Конечно же мальчик стал одним из важнейших и самых сильных рычагов давления на Карла. Поэтому он, особо не упорствуя, подписал тайный договор с Людовиком XIV, в соответствии с которым Англия взяла на себя ряд тяжелых обязательств. Так, она должна была выступить на стороне Франции в ее войне с Нидерландами, а также принять католическую веру и выплатить французскому двору огромную контрибуцию.

К тому же Луиза получила титул герцогини Портсмутской с ежегодным жалованьем в 27 000 фунтов. И хотя Парламент страны был против близких отношений Людовика и Луизы и даже в 1679 году пытался законным путем выдворить ее из страны, тем не менее влияние Луизы на Карла II не ослабело до самой его смерти. Что же касается красавицы де Керуаль, то по возвращении на родину Людовик XIV простил все ее долги и удостоил титула герцогини д’Обиньи…

А эта история произошла уже в минувшем веке. Оказывается, для большей безопасности немецкое верховное командование следовало неукоснительному правилу — использовать в качестве секретарш только дочерей офицеров и генералов. Однако в 1934 году бесстрашный и красивый польский агент, капитан Георгий Сосновский сумел завербовать двух таких доверенных секретарш.

Одна из них была старая дева, для которой Сосновский стал первой любовью в ее бесплодной жизни, а другая — девятнадцатилетняя дочь генерала. Они выражали свою благодарность, доставляя Сосновскому документы своих отделов. Он снимал с документов за ночь копии и возвращал их на следующее утро, так что их можно было положить на место до начала рабочего дня.

Сосновский засыпал своих подруг дорогими подарками. Младшей из них он преподнес меховое манто, которым она не преминула похвастаться дома, объяснив, что купила его сама, потому что ей повысили жалованье. В восторге от столь быстрого повышения по службе своей дочери ее мать отправилась поблагодарить ее начальника. Тот скромно принял ее благодарность, хотя молодая фрейлин в действительности не получила никакого повышения и никакой прибавки к жалованью. Он немедленно сообщил об этом в органы контршпионажа, и за девушкой было установлено наблюдение. Не прошло и четырех недель, как тайна Сосновского была открыта, но к тому времени польская разведка уже получила копии самых секретных, тщательно охраняемых планов немецкого Генерального штаба…

Оказывается, бывший британский премьер Уинстон Черчилль тоже подчас не брезговал использованием «медовых ловушек» в разведывательных целях. Правда, зашел он в применении этого метода слишком далеко. Об этом весьма откровенно рассказала близкий друг семьи Черчиллей Сэлли Б. Смит в своей книге «Судьба Памелы Черчилль-Гарриман».

Согласно воспоминаниям автора, Черчилль лично проконтролировал, чтобы супруга его сына Рандольфа чисто случайно познакомилась с Гарриманом, когда тот появлялся в Уайтхолле. А связано это было с тем, что Гарриман являлся одним из друзей президента Рузвельта.

Подчиняясь рекомендациям своего свекра «давать почаще волю чувствам» и «сделать что-нибудь для страны», Памела вынуждена была стать возлюбленной Гарримана. А спустя какое-то время она «стала выуживать у любовника американские секреты и передавать их Черчиллю.

Впоследствии один из близких знакомых Памелы проговорился, что Рандольфу было известно, что отец свел его жену с Гарриманом и даже поощрял их любовный роман. Но это его совсем не удивило, поскольку подобный способ добычи секретов известен с давних времен. Черчилль же был «безжалостным политиком, которого какие-то моральные предрассудки не смогли бы остановить на пути к интересующей информации».

В 1946 году Рандольф и Памела расстались. А вскоре она вышла замуж за Гарримана, который в тот период был послом Соединенных Штатов в Великобритании. Сама же Памела, когда президентом США был избран Клинтон, получила назначение послом в Париж. Возможно, что и после смерти Черчилля Памела продолжала являться важным источником секретной информации.

У жестокой и коварной королевы Франции Екатерины Медичи была почти нелегальная организация, состоящая примерно из двухсот обворожительных фрейлин королевского двора. Этих женщин, «разодетых как богини, но доступных как простые смертные», историки назвали «летучим эскадроном любви».

«Чаще всего именно с помощью девиц своей свиты она атаковала и побеждала своих самых грозных противников. И за это ее прозвали «великой сводницей королевств», — писал в 1649 году писатель и историк Анри Эстьен.

Прелестные и расчетливые барышни, выполняя распоряжения королевы, без особого труда добывали любые сведения от влиятельных особ мужского пола или же оказывали на них необходимое Медичи влияние. В сети этих красавиц попадали короли, принцы, министры, военачальники, дипломаты и другие важные персоны.

Известный хронист придворной жизни времен Екатерины Медичи, Пьер де Бурдейль Брантон, который очень близко знал некоторых из этих дам, писал: «Фрейлины были столь соблазнительны, что могли зажечь огонь в ком угодно, опалив своей страстью большую часть мужчин при дворе, а также всех, кто приближался к их огню».

Примеров, когда Екатерина Медичи, используя своих девиц, проводила нужную ей политику на европейском континенте, известно немало. Но достаточно и одного, чтобы убедиться, сколь тонкий и изощренный ум был у этой женщины.

Однажды, чтобы укрепить свою власть, ей потребовалось заручиться поддержкой принцев из рода Бурбонов. Глава династии король Антуан Наваррский относился к явным противникам участия Екатерины в политической жизни Европы.

И королева, чтобы спутать карты короля Наваррского в игре против нее, поручает самой обворожительной из фрейлин своего «батальона» — Руэ Луизе де Лаберодьер сплести тонкую любовную сеть и заманить в нее Антуана Наваррского.

Чтобы справиться с этим заданием, Луизе потребовалось всего несколько ночей. Когда же король оказался в ее власти, она вдруг, со слезами на глазах, заявила его величеству, что боится гнева королевы, которая может узнать об их любовных отношениях и удалит ее от двора.

Благовоспитанный король, да еще без памяти влюбленный в Луизу, обещал защитить ее перед королевой и действительно отправился к ней на прием.

Беседа двух высочайших особ длилась довольно долго и завершилась тем, что Антуан Наваррский предложил королеве «полностью распоряжаться королевством Наваррой». А Екатерина Медичи, в свою очередь, назначила его главнокомандующим войсками Французского королевства. С этим предложением Антуан без особых колебаний согласился. А это означало, что он одновременно признавал и главенство Екатерины, и отказывался от притязаний на регентство. Таким образом, тонкая любовная интрига Луизы де Лаберодьер, приправленная слезами, позволила Екатерине Медичи выиграть очередную партию в сложной политической игре…

Широкой публике имя баронессы де Сталь вряд ли о чем-то говорит. Хотя она своими успехами в такой деликатной сфере человеческой деятельности, как шпионаж, мало чем уступает знаменитой Мате Хари. Эта женщина совместно с женой миллионера Мэрджори Свитц смогла организовать целую шпионскую сеть, которая действовала в ряде стран Европы в течение многих лет. Масштабы этой деятельности удалось узнать только на суде, состоявшемся в мрачном зале парижского Дворца юстиции. Здесь же выяснилось, что причиной провала группы стала взаимная ненависть, возникшая между главарями сети — де Сталь и Свитц.

Группа баронессы состояла в основном из женщин, которые соблазняли мужчин и затем, уже в постели, умело вытряхивали из них ценные сведения. Девушки не очень образованные и даже с невысокими умственными способностями были хорошо натренированы выуживать из мужчин военные секреты, имевшие национальное, если не мировое, значение в обмен на предоставление чисто женских услуг. Затем полученная информация передавалась тому, кто больше за нее заплатит, независимо от того, кто он по национальности или убеждениям: немец, француз, коммунист или нацист.

Вначале женщины, судя по данным следствия, работали на советскую разведку, и их шефами были сотрудники НКВД. Но вскоре в них зародился дух предпринимательства, и они стали торговать секретами по всей Европе, предлагая их спецслужбам Германии, Польши, Италии, Франции, Югославии…

Группа мадам де Сталь по своему составу была интернациональной: Мадлен Мермет оказалась француженкой, родившейся в Северной Африке; Полина Джакобсон — тридцатилетней американской еврейкой; Клара Беркович — полькой; Шантал Соломон — евроазиаткой из Индонезии; Бейли Энглер — бельгийкой и Рива Давыдович — румынкой.

Будучи дантисткой, Рива помимо своей основной деятельности обеспечивала курьеров золотыми коронками, в которых те переправляли копии документов из Парижа в Берлин, Брюссель, Рим. В шпионских делах Бейли Энглер активное участие принимал ее муж-фотограф, который снимал ее жертвы в компрометирующих ситуациях и микрофильмировал секретные документы.

Для переправки документов женщины использовали самые разные, порой довольно неожиданные, приемы. Так, маркиза де Сталь наиболее ценные микрофильмы отправляла в Брюссель и Берлин в серебряных заколках для волос.

А однажды несколько членов группы, выдавая себя за музыкантов оркестра, путешествовали между Римом, Парижем, Берлином, Веной и Брюсселем. В своих кларнетах и скрипках они хранили секретные документы. Но самое удивительное в этом творческом турне шпионок то, что за все время они не дали ни одного концерта, потому что никто из его состава не умел… играть ни на одном инструменте.

На суде всплывали имена мужчин, чаще всего занимавших довольно высокое общественное положение, которые попали под влияние обольстительных девиц. Например, во время процесса говорилось о пятидесятидевятилетнем кавалере ордена Почетного легиона, профессоре Мартене, который передал планы военно-морских доков в Тулоне и Бресте и чертежи новейших французских лодок.

Говорилось и о докторе Орби. Этого ученого, по мнению его коллег, ничего, кроме науки, не интересовало. Казалось, он был полностью поглощен исследованиями в лаборатории. Однако, как выяснилось впоследствии, он выдал детали промышленных планов, разработанных правительством Франции на случай войны с Германией.

Уголовный кодекс Франции тех лет предусматривал относительно мягкое наказание за шпионаж в мирное время, но Лидия фон Сталь была приговорена к десяти годам тюремного заключения и возмещению причиненного ущерба путем конфискации имущества.

Последний пункт приговора, видимо, связан с тем, что во время суда Мэрдори Свитц не только выдала множество деталей секретной работы, но и раскрыла местонахождение тайника баронессы, где та хранила свои богатства — около ста тысяч фунтов стерлингов в золоте, долларах, фунтах.

Несколько лет баронесса провела в тюрьме Сен-Лазер, а затем в грязной темнице крепости Корнель. Но когда 14 июня 1940 года германскими войсками был взят Париж, один из первых приказов, поступивший из Берлина в созданное там управление Имперской безопасности, гласил: «Обыскать все тюрьмы и найти баронессу де Сталь. Предоставить ей комфортабельную квартиру под надзором гестапо и немедленно доложить об этом в Абверштелле». И баронесса была с триумфом препровождена немецкими офицерами в знаменитый отель «Джордж Синг», довоенное прибежище королевских особ, американских миллионеров и индийских набобов.

Эта история, начало которой положил июнь 1956 года, насыщена всем, характерным для секс-шпионажа: набором «медовых» ловушек и уловок.

Главными ее героями стали драматург и сценарист, а в то время уже агент КГБ, Юрий Кротков и французский посол Морис Дежан. Помимо них на сцене в зависимости от обстоятельств появлялись и другие действующие лица, в частности, полковник Кунавин, который и поручил Кроткову разработать посла.

Правда, за несколько месяцев до описываемых событий попытка скомпрометировать Дежана уже предпринималась. Но из этой затеи ничего не вышло. Поэтому на одном из совещаний в КГБ было решено воспользоваться «медовой» ловушкой. Для этой цели выбрали Лидию Хованскую. Симпатичная, веселая, чувственная, она долгое время жила в Париже, где ее бывший муж работал дипломатом, и вполне прилично владела французским языком.

Чтобы их «случайно познакомить», по просьбе руководителя Второго управления КГБ генерал-лейтенанта О.М. Грибанова в одном из старинных московских зданий была организована постановка балета «Жизель», куда были приглашены и французский посол с супругой.

Сначала Лидия сидела недалеко от посла. А чуть позже она, чтобы сыграть роль переводчицы, подошла к Кроткову, который в этот момент беседовал с госпожой Дежан. Приманка была заброшена.

Спустя три дня Кротков пригласил госпожу Дежан и посла на ужин в ресторан «Прага», в котором КГБ забронировал шикарный зал с дорогими угощениями. Этот вечер устраивался лишь для того, чтобы Лидия еще раз попробовала соблазнить посла. Однако Дежан вел себя так, как и должен был вести профессиональный дипломат: он веселился, произносил спичи и танцевал. О политике же он даже не заикался. Самим же банкетом посол был настолько восхищен, что в конце вечера всю компанию пригласил к себе в гости. Но и вечер в семье дипломата не помог в выполнении задания.

Прошло больше недели. И вдруг супруга Грибанова предложила мадам Дежан совершить недолгую поездку по России. А Кротков, не теряя драгоценного времени, поделился с послом новостью, что один его старинный товарищ — грузинский художник Ладо Гудиашвили — устраивает в Москве свою персональную выставку, где будет много интересных работ.

Дежан приглашение принял. Уделив должное внимание работам художника, Дежан собрался было уходить, как вроде бы случайно к нему подошла Лидия и предложила проводить ее домой. Дежан, как истинный француз, с готовностью вызвался выполнить желание дамы, а та, покоренная его галантностью, пригласила кавалера на чашку кофе.

Казалось, все шло по плану, и не сегодня-завтра ловушка для Дежана должна была захлопнуться. Но тут случилось непредвиденное: к власти возвращался генерал де Голль, который, скорее всего, своему старому другу предложит важный государственный пост.

Упускать столь крупную добычу, тем более почти оказавшуюся на крючке, не имело смысла, и поэтому, чтобы Дежан увяз глубоко и надолго, было решено вместо Лидии найти другую, и обязательно замужнюю, женщину.

На этот раз соблазнить посла было поручено актрисе Ларисе Кронберг-Соболевской, с которой посол был уже знаком по ресторану «Прага». Согласно разработанной в КГБ легенде, ее мужем был геолог, постоянно пропадавший в экспедициях в Сибири. При этом, со слов молодой женщины, он был ужасным ревнивцем, неуравновешенным и непредсказуемым человеком. Однако, несмотря на это, послу замена понравилась.

А через какое-то время мадам Дежан отправилась на отдых в Европу. И тогда было принято решение операцию, которая к тому времени продолжалась уже почти два года, завершить. В один из погожих дней Кротков, его добрая знакомая Алла Голубова, Дежан и Лариса отправились за город на пикник. Кротков нашел прелестную опушку, от которой вся компания пришла в неописуемый восторг.

Сценарий завершающего акта «отыгрывался» без сбоев. Примерно в три часа дня Кротков недоверчиво посмотрел на небо, предложил возвратиться в Москву и продолжить праздник у Ларисы дома.

Уже у себя в квартире Лариса, накрывая на стол, ненароком обмолвилась, что утром получила телеграмму от мужа с сообщением, что завтра он возвращается домой. А в соседней квартире татарин Миша (в роли мужа), для этой операции специально вызванный в Москву, и агент КГБ Кунавин (в роли его друга), одетые как геологи, ждали условного сигнала — слова «Киев».

И когда, наконец, хозяйка его произнесла, неожиданно приехавший «муж» и его «друг» ворвались в квартиру и, увидев, как мило проводит время «верная жена», стали выяснять отношения с Дежаном.

Посол, чтобы выйти из неприятной ситуации с наименьшими потерями, приложил все свои дипломатические способности. Но уверенности в том, что все завершится миром, у него все равно не было. Поэтому тем же вечером он отправился на дачу председателя КГБ Ивана Александровича Серова, которой оперативники несколько раз воспользовались во время проведения операции.

Во время ужина посол вел себя довольно спокойно, ничем не выдавал своего волнения, а, наоборот, много шутил. И только, собираясь уходить, Дежан подошел к Грибанову и произнес долгожданные слова: «У меня серьезные проблемы. Я нуждаюсь в вашей помощи». И рассказал о своих злоключениях.

Вскоре между Грибановым и Дежаном установились почти дружеские отношения. Посол чувствовал себя признательным за то, что муж Ларисы согласился не давать хода происшедшему инциденту. И Дежан, обсуждая со своим другом поступки некоторых дипломатов, пересказывал чуть ли не слово в слово их беседы…

А 2 сентября 1963 года Кротков во главе группы представителей советской творческой интеллигенции посетил в Лондон. Зарегистрировавшись в отеле, он вышел на улицу и вместе с прохожими направился в Гайд-парк. В тот же день он передал имеющуюся у него информацию представителям британских спецслужб. Сведения, полученные от Кроткова, стали настоящей бомбой для англичан. Они сразу же пригласили одного из резидентов французской разведки. Выслушав Кроткова, тот срочно выехал в Париж…

В этой довольно запутанной истории несколько действующих лиц. Главные из них — завсегдатай светских салонов остеопат Стивен Уорд, две его протеже — малолетние проститутки Кристин Килер и Манди Райс-Дэвис, Военный министр Великобритании Джон Д. Профьюмо и помощник военно-морского атташе советского посольства в Лондоне Евгений Иванов. Причем главная роль в этой операции принадлежала именно Килер.

А началось все после того, как прибывший в Лондон в марте 1960 года Иванов познакомился с Уордом, который, в свою очередь, представил его светскому кругу своих знакомых: лорду Астору, принцу Филиппу и другим представителям английского истеблишмента. Но больше всех из этой компании Иванова интересовал Профьюмо.

В то время, когда завязывались эти великосветские знакомства, Килер и ее подружка жили в доме Уорда. Поэтому нет ничего удивительного в том, что весной 1961 года Иванов познакомился и с Кристин, которая вскоре стала его любовницей.

Но гораздо интереснее тот факт, что спустя всего лишь несколько месяцев после их знакомства — в июле этого же года — в загородном доме Уорда у Килер начался роман и с Профьюмо. Совпадение это или нет, до сих пор остается загадкой. Хотя последующие события дают основания предполагать, что любовный треугольник был специально срежиссирован в КГБ.

По крайней мере, Иванов в своей автобиографической книге «Шпион без маски» написал, что проявил интерес к Килер неспроста, так как почувствовал, что между ней и Профьюмо «что-то есть». Но дальше, словно пытаясь что-то скрыть, он продолжает: «…Это была полуграмотная девчонка, которая только и могла похвастаться, что своими ногами. Как я мог рассчитывать на то, что ей удастся выведать (у Профьюмо) атомные секреты?» А ведь чуть позже, уже во время разразившегося скандала, в прессу просочилась информация о том, что однажды Иванов просил Кристин разузнать у Джона о возможности поставки Англией ядерного оружия Западной Германии. А дыма, как известно, без огня не бывает. К тому же Иванов, хотя и был женат и его супруга работала в советском посольстве, то есть фактически у него под боком, почему-то продолжал находиться в любовных отношениях с Килер.

Как бы там ни было, но в какой-то момент Служба безопасности предупредила Профьюмо насчет Иванова и его отношений с Килер. И в конце 1961 года он принял решение порвать с Кристин.

Возможно, все бы и завершилось мирным разрывом, если бы спустя год Килер не связалась с уроженцами Центральной Америки, один из которых был арестован после того, как они подрались. Происшествие привлекло внимание газетчиков. Падкие до подобного рода событий, журналисты стали раскручивать скандал, во время которого всплыли имена Профьюмо, Кристин и Иванова. Да и сама Килер не осталась в стороне от разгоравшегося скандала. О своих прошлых отношениях с Профьюмо и Ивановым она поведала газете «Сандей Пикториал».

После газетной публикации Иванова срочно отозвали в Москву. Профьюмо же категорически все отрицал и даже пытался замять поднявшуюся в прессе шумиху. Когда же 22 марта 1963 года дело дошло до разбирательства в парламенте, Профьюмо официально заявил, что никаких отношений с Килер не имел.

Тем временем Уорда обвинили в сутенерстве. Пытаясь как-то спастись, он послал премьер-министру Макмиллану письмо, в котором утверждал, что Профьюмо солгал, выступая перед Палатой общин. И тогда, зная уже о связи Килер с Ивановым, пресса заговорила о возможности утечки секретной информации по линии Профьюмо — Килер — Иванов.

А 4 июня 1963 года Профьюмо передал Макмиллану прошение об отставке, одновременно признавшись в том, что солгал членам парламента. Но пресса, на этом не успокоившись, продолжала раздувать скандал. Не устояв перед этой информационной лавиной, в октябре 1963 года оставил свой пост и премьер-министр Макмиллан. Хотя в правительственном отчете, опубликованном тогда же, говорилось, что интересы государственной безопасности от связи Профьюмо с Уордом, Килер и Ивановым не пострадали. Сам же Иванов был совсем иного мнения.

Уильям Джон Кристофер Вассал родился в Англии, в семье священника. После окончания в 1941 году школы в Хэрроу он недолгое время проработал банковским служащим, потом — в Адмиралтействе, и оттуда в 1954 году был направлен в посольство Великобритании в Москве. И хотя должность у него была весьма скромная, зато позволяла получать широкий доступ к секретным документам военно-морского представительства.

Вассал, как и любой новый сотрудник посольства, сразу же попал в разработку КГБ. Его изучением стал заниматься некий Феликс — советский гражданин, работавший в посольстве Великобритании на малозначительной технической должности.

Выполняя задание КГБ, Феликс постепенно вошел в доверие к Уильяму. Это, в свою очередь, позволило ему выяснить, что англичанин является пассивным гомосексуалистом, поскольку и сам иногда вступал в интимные отношения с малолетними извращенцами.

А вскоре Феликс познакомил Вассала со своим хорошим товарищем — Натаном, тоже приверженцем «голубой» любви. С этого момента жизнь Уильяма засверкала всеми цветами радуги: он отдыхал в шикарных ресторанах, бывал в гостях у опытных «голубых», где обмен партнерами происходил так же легко, как при игре в шахматы…

В спектакле, в котором Вассал играл главную роль, первый акт завершился. И хотя англичанин по-прежнему оставался основным действующим лицом, на сцене неожиданно появились другие персонажи. В первую очередь начальник контрразведки генерал-лейтенант Олег Грибанов, занявший место Натана.

И без многословного вступления комитетчик сразу продемонстрировал Уильяму фотографии, где он был запечатлен в весьма неожиданных ракурсах. И когда шокированный Вассал стал приходить в себя, Грибанов безапелляционным тоном заявил, что эти снимки могут появиться в руках посольской службы безопасности. Кроме того, уверенным тоном продолжал генерал, все эти картинки могут неожиданно оказаться в почтовых ящиках его матери и друзей. Однако все может закончиться для Вассала не так трагично, если он согласится сотрудничать со спецслужбой страны, где он вляпался в столь некрасивую историю.

Этот разговор с генералом стал настоящей бомбой для психики Вассала. И он чуть не оборвал свою жизнь выстрелом в висок. Однако, пожалев свою мать и молодость, решил обо все рассказать послу. И, вероятно, так бы он и сделал, если бы не Феликс, неожиданно опять появившийся рядом с Уильямом.

Ничего катастрофичного не случится, уговаривал он бедного Джона, если он и согласится сотрудничать с органами. Ведь это совсем не значит, что Уильям станет заниматься шпионажем против своей страны. К тому же он скоро уедет на родину, и вряд ли стоит этим случаем омрачать свою молодую жизнь.

В общем, Вассал согласился с доводами Феликса и сдался. Не прошло и нескольких дней, как в кабинете Уильяма прозвенел телефонный звонок и знакомый голос генерала предложил встретиться за бутылкой вина и в уютной обстановке хорошего ресторана поболтать о жизни. Англичанин от приглашения не отказался.

А чуть позже Грибанов и его коллеги по Комитету сначала успокоили Вассала, а затем стали активно работать с ним. Сначала Уильяма убедили, что его никто не склоняет к тому, чтобы он делился военными секретами. Просто соответствующим службам интересно знать, что лично он думает о некоторых международных событиях.

А со временем от обсуждения политических проблем разговоры незаметно стали переходить к характеристикам коллег Вассала по службе, к анализу документов, которые появлялись на столе Уильяма…

И уже с осени 1955 года Джон Вассал стал активно сотрудничать с Конторой, передавая в условленных местах секретные документы агентам КГБ…

Тома Драйберга в Англии уважали. И тому были определенные причины. Например, от партии лейбористов он заседал в Парламенте. Также в течение 25 лет, с 1949 по 1974 год, являлся членом Национального комитета этой партии. Считался неплохим журналистом. Короче говоря, он относился к тем людям, которые всегда вызывали интерес у советских спецслужб.

Правда, обычное профессиональное внимание — это одно, а вот желание превратить добропорядочного гражданина в агента — это совсем иное. Именно такую работу и проводили сотрудники Госбезопасности с теми иностранцами, которые имели определенный вес в обществе и владели теми или иными секретами своей страны.

Но, чтобы завербовать такого человека, требовалось как минимум отыскать в его биографии или в повседневном поведении такое пятнышко, которое, при соответствующей «рекламе», могло бы опорочить его во мнении соотечественников.

И такое пятно в поведении Драйберга нашлось. О нем знали и в КГБ. Оказывается, почтенный житель Туманного Альбиона был приверженцем нестандартной любви. Поэтому спецы из Комитета и стали готовить для лейбориста со стажем «медовую ловушку».

Но неожиданно Драйберг сам устроил себе капкан, из которого он освобождался уже с помощью сотрудников КГБ. Как-то, прогуливаясь по московским улицам, он, к своему немалому удивлению, прямо за гостиницей «Метрополь» наткнулся на необычную пристройку, оказавшейся общественным туалетом, где, к полному восторгу англичанина, пышным цветом цвела нестандартная любовь. «Голубые» стояли в ряд, точно проститутки в квартале красных фонарей, выставляя напоказ свои прелести. Для Драйберга это зрелище было настоящим подарком судьбы. По крайней мере, так ему казалось на тот момент.

На Тома сразу же обратили внимание. Впрочем, по-другому и быть не могло: слишком уж выгодно он отличался от других посетителей злачного места. Да и Комитет не спускал с него своего пристального ока.

Наконец, после нескольких жарких ночей, проведенных Драйбергом в туалете, ему показали его сексуальные подвиги, запечатленные на глянцевой бумаге. И одновременно поинтересовались: как он собирается решать возникшую перед ним проблему? Некрасиво ведь журналисту и общественному деятелю предстать в таких пикантных позах перед соотечественниками.

Том попросил своих визави не напрягаться, а сразу перейти к делу. Это означало одно: он согласен на взаимовыгодную дружбу с ребятами из КГБ. Таким образом, без особого труда его и завербовали, присвоив псевдоним «Лепаж».

Конечно, на то, что «Лепаж» завалит Комитет сверхсекретными сведениями, никто не рассчитывал. Но зато его могли использовать как агента влияния: он, например, мог поддерживать кампанию за одностороннее ядерное разоружение, используя трибуну лейбористской партии. Что он впоследствии и делал в меру своих сил, пока не был арестован.

Оказывается, в сентябре 1808 года в германском Эрфурте российский император Александр I встречался не только с Наполеоном, но и с ушедшим в отставку французским министром иностранных дел князем Талейраном.

Сам факт встречи Александра I с Талейраном, конечно, не выпал из поля зрения агента Наполеона — Шульмейстера. Тем более что за российским императором велось хорошо организованное наблюдение: быстро сменявшиеся любовницы царя все как на подбор оказывались тайными осведомительницами Шульмейстера.

Но вот содержание разговора, происшедшего между царем и Талейраном, Шульмейстеру осталось неизвестным. А ведь тема их беседы могла повергнуть в трепет даже видавшего виды наполеоновского агента.

Суть того, что было сказано Талейраном, сводилась к следующему. Талейран был против завоевательных идей Наполеона. Против этих проектов императора была и французская элита, которой достаточно лишь границ по Рейну, Альпам и Пиренеям. Все остальные территории — а это почти половина Европы, захваченные армиями Наполеона, — это личные его завоевания, до которых Франции нет никакого дела.

То есть Талейран заранее отказывался от этих территорий в пользу того, кто смог бы покончить с Наполеоном. А чтобы закрепить новые отношения с Александром, Талейран выразил готовность поступить на русскую службу, разумеется тайно и с полагающимся при таком случае жалованьем. И как только российский император на это предложение ответил согласием, Талейран сразу же стал выдавать царю секреты Наполеона.

После этой встречи в переписке российских дипломатов и секретных агентов светлейший князь Талейран получил несколько агентурных кличек: «юрисконсульт», «мой друг», «кузен Анри», а то и просто «Анна Ивановна».

Однако не зря те, кто близко знал Талейрана, говорили, что он продавал всех, кто его покупал. И действительно, вскоре «Анна Ивановна» стала «обслуживать» по совместительству и австрийцев, ловко лавируя между двумя государствами, интересы которых не всегда совпадали.

В 1901 году агент Август Пратт по поручению русской резидентуры в Варшаве собрал многочисленные сведения служебного и личного характера, касавшиеся полковника австрийского Генштаба Альфреда Редля. Когда же Пратт выяснил, что полковник гомосексуалист, он попытался воспользоваться этой информацией для его шантажа. Кроме того, Редлю было обещано ежемесячное вознаграждение. Припертый к стенке фактом о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, а также соблазненный крупными финансовыми гонорарами, в конце концов офицер Генштаба согласился работать на российские спецслужбы.

На первом этапе сотрудничества Редль должен был составить и передать агенту схему двух бастионов крепости Перемышль в Галиции. Понимая важность этого задания, полковник кроме гонорара также потребовал, чтобы российская спецслужба направила в Австрию «агента на заклание». Именно его должна была разоблачить служба Редля. Впоследствии такие подставы практиковались не один раз, что поднимало авторитет офицера в глазах руководства.

Русская разведслужба получила от Редля невероятно много очень важной информации. Например, благодаря ему была раскрыта австрийская шпионская сеть в России. Кроме того, своими действиями он внес разлад и в работу австрийской контрразведки.

Редль также передал российской разведке секретные мероприятия на случай вооруженных столкновений с возможным противником, карты расположения военных частей и оборонительных сооружений, сведения о численности войск, военно-технические характеристики оружия и т. д. Редль также предоставил русской стороне копии мероприятий по развертывания воинских частей и соединений против Сербии и России. Правда, за эту услугу российская разведка преподнесла ему подарок в виде шести агентов, которых «разоблачили» сотрудники Редля. А через него в австрийский Генштаб поступала также дезинформация о военном потенциале российской армии, ее стратегических резервах.

Однако даже при таких серьезных провалах никто и подумать не мог, что ко всем им причастен Редль. И в первую очередь потому, что он был очень осторожен. С русскими агентами он чаще всего встречался не в Вене, а в фешенебельной гостинице «Гранд-отель Пупп» в Карлсбаде.

Редль же, раньше считавшийся хроническим должником, неожиданно переехал в роскошный особняк, стал чуть ли не постоянным посетителем дорогих столичных ресторанов, раскатывал в шикарных автомобилях. Помнил Редль и о своем «голубом» любовнике — Штефане Хоринке, благодаря которому полковник погрузился в омут предательства. Редль пожаловал ему автомобиль, оплачивал его жилье и даже назначил своему возлюбленному месячное жалованье.

Безусловно, такая перемена в образе жизни Редля стала поводом для подозрений со стороны не только друзей, но и контрразведки. Чтобы объяснить внезапно привалившее богатство, Редль пустил слух о смерти богатой родственницы, которая якобы и отписала ему крупное наследство. Таким объяснением полковника его руководство осталось довольно. А ведь секретом не являлся тот факт, что один из братьев Редля еле-еле сводил концы с концами.

А чтобы красиво жить, деньги у полковника водились. По крайней мере, существуют данные, что иногда Редль получал от русских спецслужб гонорары, которые были даже больше годового бюджета разведслужбы Австрии. Высокое же вознаграждение являлось достойной оценкой деятельности Редля.

Но Редля ценили не только как опытного разведчика, но и как эксперта при расследовании шпионских дел. А несколько судебных процессов, выигранных при его непосредственном участии, выдвинули Редля в число опытнейших специалистов в этой сфере…

О том, насколько высоко ценило Редля его руководство, говорит тот факт, что весной 1912 года ему было присвоено полковничье звание. А в октябре того же года его перевели в Прагу, где он возглавил штаб VIII армейского корпуса, хотя формально числился сотрудником разведбюро.

Однако новая должность имела и свои недостатки. Например, Редлю стало намного труднее встречаться с русскими агентами, поэтому почти все инструкции и денежные гонорары теперь он вынужден был получать по почте. А ведь Редль должен был знать, что по давней традиции на австрийских узлах связи просматривалась почти вся поступавшая корреспонденция.

Провалился же Редль почти что случайно. Он вовремя не получил письмо с вознаграждением, присланное ему на чужое имя. Пакет, вызвавший сомнение у бдительных работников, тотчас был отправлен в полицию, а оттуда — в контрразведку. На конверте были обнаружены два фиктивных адреса, которыми пользовались русские агенты. И тогда австрийцы стали вести за почтой наблюдение, предварительно поручив работнику подать условный знак, как только за конвертом придет получатель.

Казалось, все шло по плану, намеченному австрийской контрразведкой. Когда Редль, одетый в штатский костюм, вошел в почтовое отделение за письмом, полицейские в первый момент проявили нерасторопность и не успели полковника арестовать. И Редль, почувствовав опасность, быстро сел в такси и скрылся. А выдали его фрагменты квитанции и чехол от перочинного ножа, которые он потерял в суматохе.

А вскоре допрошенный таксист назвал и отель, куда он доставил своего клиента. По просьбе полицейского служитель гостиницы положил чехол в холле на видном месте. И ловушка сработала: Редль забрал футляр. Можно предположить, что сделал он это намеренно, поскольку догадался, что разоблачение неминуемо.

Стражи порядка не рискнули задерживать офицера столь высокого ранга без ведома коменданта города. Тот тоже не решился дать разрешение на арест полковника и перенаправил решение проблемы сотрудникам Редля…

И вот вечером 25 мая 1913 года в гостинице, где проживал Редль, появилась группа высокопоставленных военных: заместитель начальника Генерального штаба, начальник контрразведки и военный прокурор. Полковник в это время находился в номере. Он только что закончил прощальные письма брату и командующему корпусом. Редль поднялся навстречу вошедшим и негромким голосом произнес: «Господа, я догадываюсь, что вас привело сюда. Я запятнал свою жизнь и прошу вашего позволения уйти из нее».

После этих слов Редль попросил присутствующих выйти из комнаты. Прошло около трех часов. Выстрела не было. Тогда, опасаясь, что Редль бежал, военные вернулась в номер. Полковник лежал на полу с пробитым пулей виском.

Так завершилась шпионская деятельность полковника генерального штаба австрийской армии Альфреда Редля, в течение 12 лет передававшего самую секретную информацию спецслужбам России.

Александр Альтшиллер, согласно архивным документам, появился около Владимира Сухомлинова и его супруги во время их бракоразводного процесса. Он во многом помог им в темном дельце, которое было состряпано против мужа Екатерины.

Альтшиллер — крупный коммерсант и промышленник — был в Киеве человеком популярным, но загадочным. Кто-то побаивался его, кто-то не доверял, считая скользким и опасным. Но ничего предосудительного за ним не числилось. А потому в целом он считался человеком уважаемым. Но уважали его не только в Киеве, а еще и в Австрии.

Александр Альтшиллер уже давно работал агентом австрийского Генерального штаба. Он был достаточно богат и поэтому работал на германскую разведку не только ради денег. Им двигали интересы политические. Он понимал, что у России слишком мало шансов противостоять Германии в войне и власть императора Николая в кризисе. Немцы же обещали ему в случае победы серьезное политическое влияние и главенствующие посты. Ради всего этого Альтшиллер и занимался в Киевском округе военным шпионажем и, кроме того, привлекал новых агентов, обращая особое внимание на военных.

Именно этот человек и получил от своих немецких хозяев задание вовлечь командующего войсками Киевского военного округа генерал-губернатора В.А. Сухомлинова в шпионские сети. Чтобы выполнить это деликатное поручение, Альтшиллер, как опытный шпион, прежде всего досконально изучил личную жизнь генерала. И найти слабое место в мутной жизни генерала для Альтшиллера не составило особого труда.

Как раз в это время 60-летний генерал влюбился в Екатерину Бутович, жену местного помещика. Зная об этом любовном романе, Альтшиллер наладил с женщиной приятельские отношения, а затем через нее «подружился» и с Сухомлиновым.

А чуть позже, по просьбе Сухомлинова, Альтшиллер с помощью подкупа и ложных показаний устроил бракоразводный процесс супругов Бутович, что поставило его в ряды близких друзей генерала. И вскоре Александр Альтшиллер стал своим человеком в новой семье Сухомлинова. А пожилой генерал, женившись на молоденькой ветреной и пустоголовой красотке, оказался в сети австрийских шпионов.

И тем не менее на карьере Сухомлинова это никоим образом не отразилось. Наоборот, он уверенно поднимался по служебной лестнице. Так, в 1906 году он получил чин генерала от кавалерии, 2 декабря 1908 года — должность начальника Генштаба, в марте 1909 года стал военным министром России, а в 1911 году — членом Государственного совета.

Екатерина Бутович, став полноправной супругой Сухомлинова, тратила огромные деньги на наряды и, чего и следовало ожидать, на любовников. А Сухомлинов, не имея возможности оплатить расходы Екатерины, прислушался к советам Альтшиллера и стал играть на бирже. Но неудачно.

Альтшиллер же тем временем, сначала ненавязчиво, а затем все более активно, стал выуживать у Сухомлинова военные секреты, которые представляли особую ценность для австрийского и немецкого штабов. Сам же Владимир Александрович все ближе и ближе подходил к краю пропасти. Казалось, сама судьба готовила ему катастрофу. Вокруг Сухомлинова появились новые люди, которые, наряду с Альтшиллером, начали его активно использовать. Точнее не его, а его пороки и страсти. Двоюродный брат Екатерины, инженер Николай Гошкевич, и его супруга так же «вытаскивали» из Сухомлинова важные сведения для германской разведки.

Но спираль предательства продолжает раскручиваться. В 1909 году Сухомлинов познакомился с полковником жандармерии, потомственным дворянином Сергеем Мясоедовым. Этот человек особыми добродетелями не блистал: мало того, что он любил выпить, но, по слухам, брал взятки и занимался контрабандой. Но это генерала не насторожило. Более того, это знакомство вскоре переросло в дружбу.

В довоенные годы Сергей Мясоедов служил старшим офицером жандармерии на приграничной станции Вержболово. Он занимался поимкой революционеров-нелегалов и контрабандистов, ведал пропускным режимом и приграничной администрацией. Он рассказал Сухомлинову, что за успехи по службе был удостоен личного высочайшего внимания двух императоров — Николая II и Вильгельма II, и что Вильгельм II нередко приглашал русского полковника на охоту и даже подарил ему свой портрет с автографом.

К сожалению, очень поздно Владимиру Александровичу стало известно, что еще в 1903 году Мясоедов был завербован германской разведкой. И когда он выезжал за границу, то без особых сложностей провозил в Германию секретные документы и ценнейшие сведения.

Как-то Мясоедов поведал генералу, что в 1907 году был отправлен в отставку. Но лишь позднее Сухомлинов выяснил, что причиной увольнения были подозрения в шпионаже. И только накануне казни Мясоедова Сухомлинов узнал, что тот не просто набился к нему в товарищи. Оказывается, бывший жандарм выполнял задание немецких спецслужб и дальше продолжать столь удачное знакомство с военным министром. Не знал Сухомлинов и того, что попытаться вернуться на службу Мясоедову тоже рекомендовала германская разведка.

Однако увольнение Мясоедова, сопряженное со столь громким скандалом, делало его возвращение на службу трудноосуществимым. Тем не менее, когда тот обратился к царю с просьбой о зачислении его в корпус жандармов, Сухомлинов горячо поддержал Мясоедова, и Николай II восстановил Мясоедова на службе. И спустя всего несколько месяцев он был переведен в военное министерство.

Шпион — начальник отдела по борьбе с иностранным шпионажем. Такое даже трудно представить, но именно на эту должность военный министр Сухомлинов назначил агента немецкой и австрийской разведок Мясоедова.

Одной из крупнейших операций группы Мясоедова в самом начале Первой мировой войны стала передача Германии «Перечня важнейших мероприятий военного ведомства с 1909 года по 20 февраля 1914 года». Этот «список», составленный в преддверии войны, представлял полномасштабный отчет о военных мероприятиях российской армии за прошедшие пять лет. О его содержании знали лишь четыре человека: царь, военный министр, председатель Совета министров и начальник Генштаба.

С началом войны Мясоедов по требованию немецкой разведки перевелся в действующую армию, где продолжил свою шпионскую деятельность. А благодаря участию Сухомлинова вскоре был назначен начальником агентурной разведки 10-й армии, дислоцировавшейся на Западном фронте. Пользуясь своей новой должностью, Мясоедов от своих доверенных лиц получал оперативные и точные сведения не только о 10-й армии, в которой служил, но и о 1-й и 2-й армиях. И всю эту информацию передавал немцам.

18 августа 1914 года по приказу главного командования армия генерала Самсонова перешла в наступление в Восточной Пруссии и в течение двухдневного ожесточенного боя отбросила 20-й германский корпус на запад.

После этого поражения немецкий генерал Притвиц решил вывести войска из Восточной Пруссии. Однако начальник германского Генштаба фон Мольтке отменил распоряжение генерала. И этот приказ был вызван не талантливым решением, принятым в критической ситуации, а тем, что в руки Мольтке попали подробные планы наступления русских армий. Начальнику Генштаба стало известно, что Самсонов вырвался вперед, что привело к появлению между его армией и армией Раннекампфа «щели» шириной в 100 километров.

Опираясь на эти данные, Мольтке перебросил на Восточный фронт 5 дивизий под командованием Гинденбурга, сменившего Притвица, которые окружили армию Самсонова и разгромили ее.

И почти сразу же за этой операцией удар был нанесен по позициям Раннекампфа, который был вынужден отступить, понеся при этом значительные потери. Когда же в германский штаб поступила от Мясоедова информация о передислокации 22-го корпуса из восточной Пруссии на Юго-западный фронт, немцы мощными силами нанесли удар по ослабевшему флангу 10-й армии, принудив к отступлению русские войска. Таким образом, благодаря сведениям, полученным от Мясоедова, немцы не только добились успеха в этой операции, но и захватили крепость Осовец с орудиями…

Сухомлинов сразу почуял опасность, когда после неожиданной катастрофы 2-й армии Самсонова и поражения 1-й армии Раннекампфа поползли слухи об измене и шпионаже в высших штабах русской армии. А вскоре всплыла фамилия Мясоедова. По распоряжению генерал-квартирмейстера штаба фронта М.Д. Бонч-Бруевича к машине Мясоедова под видом шофера и механика были приставлены офицеры контрразведки, и во время одной из поездок они зафиксировали передачу полковником секретной карты одному немецкому помещику. Военно-полевой суд приговорил Мясоедова к смертной казни через повешение. И 19 марта 1915 года приговор был приведен в исполнение…

Колесо по разоблачению предательств завертелось. Уже 11 июля 1915 года государь снял Сухомлинова с поста военного министра. Его обвинили в пособничестве шпионажу Мясоедова, во вредительстве в снабжении армии, а также в шпионской деятельности в пользу австрийского генерального штаба. Пока Владимир Александрович сидел в Петропавловской крепости, Катерина пыталась добиться через фрейлину Анну Вырубову аудиенции у царицы. И в конце 1916 года бывший военный министр под расписку о невыезде из Петербурга был выпущен на свободу.

Еще в крепости Сухомлинову стало известно, что император пытался замять его дело. И не из-за симпатий к нему, а из-за боязни общественного резонанса. Царь опасался, что суд над военным министром превратится в суд над самодержавием и правительством.

Однако, когда к власти пришло Временное правительство, Сухомлиноа снова арестовали и в сентябре 1917 года приговорили к бессрочной каторге. Однако по амнистии, объявленной советской властью 1 мая 1918 года, его освободили. И, не теряя времени, с помощью немецких агентов он бежал в Германию.

Ранним утром 24 апреля 1974 года был арестован Гюнтер Гийом — личный секретарь канцлера ФРГ Вилли Брандта, который одновременно являлся тайным агентом восточногерманской разведки «Штази».

Гийом и его жена Кристель появились в ФРГ в 1956 году. Прибыли они сюда в качестве политических эмигрантов. Но к этому времени Гюнтер уже прошел курс специальной подготовки в КГБ и в Германию переехал в качестве агента «Штази».

Сначала он работал служащим в различных конторах, а также помогал теще, покинувшей ГДР раньше, в ее небольшой галантерейной лавке. Однако, после того как в 1957 году в семье Гийомов родился сын, Гюнтер получил приказ срочно вступить в социал-демократическую партию, что он вскоре и сделал.

Первое время Гийом фотографировал партийные митинги, а в 1962 году он уже работал в партийной газете «Социал-демократ». Новый сотрудник трудился с полной отдачей. Его старания заметили и вскоре перевели освобожденным секретарем окружного комитета СДПГ. Одновременно он стал членом городского совета Франкфурта.

Собранную информацию Гийом переправлял своим хозяевам с помощью микроточек, которые помещал на конверты, заклеивал марками и отсылал на «липовые» адреса в Восточном Берлине.

Но поскольку у Гийома появилась возможность сделать партийную карьеру, в «Штази» было принято решение способы связи с ним законспирировать глубже. Для этого ему в помощь были направлены два опытных курьера — муж и жена с подпольными псевдонимами Арно и Нора. Регулярно между ними и Гюнтером или Кристель проходили встречи в гостиницах и ресторанах различных городов, где курьеры получали от агентов собранные секретные данные…

Во время избирательной кампании 1969 года Гийом возглавлял выборный штаб Георга Лебера — известного деятеля социал-демократической партии, а также лидера профсоюзов. Со своей задачей Гийом справился блестяще: Лебер, одержав убедительную победу над своими конкурентами, стал депутатом бундестага. И он в благодарность за усердие во время выборов порекомендовал руководителю администрации Брандта назначить Гийома помощником начальника отдела по связям с профсоюзными организациями.

И Гийом без задержек был определен на эту должность. Однако, как принято в аналогичных ситуациях, в кадровой службе ему предложили заполнить соответствующую анкету с биографическими данными. Одновременно служба безопасности канцлера отправила запросы о новом сотруднике канцелярии в ряд федеральных ведомств: в частности, в контрразведку, криминальную полицию, в управление по делам беженцев.

Из контрразведки и управления по проблемам беженцев пришли ответы, что какие-либо компрометирующие данные на семью Гийомов у них отсутствуют. Зато из полиции поступила копия записки, которую еще в 1955 году составил сотрудник Комитета свободных юристов со слов своего информатора. Из доноса, в частности, следовало, что Гийом, находясь еще в Восточной Германии, учился в разведшколе. В свою очередь, в разведке нашли карточку, в которой было отмечено, что в 1954 году Гюнтер Г. находился в ФРГ с заданием от «Штази».

Однако даже при наличии такого серьезного компромата бюрократические проволочки и стечение непредвиденных обстоятельств привели к тому, что в канцелярию Брандта никакой компрометирующей информации на Гийома не поступило. И уже в январе 1970 года с ним состоялось собеседование, на которой присутствовал будущий руководитель Гюнтера, один из партийных функционеров, а также представитель спецслужб. Конечно, такой опытный шпион, как Гийом, «экзамен» выдержал достойно. А еще через три недели Гюнтер подписал соглашение о найме на работу. С этого дня в резиденции Брандта в Бонне появился опытный агент из «Штази».

Гюнтер был исполнительным и старательным сотрудником. И его прилежание вскоре заметили и должным образом оценили: уже в июле Гийома повысили в должности. А с новым назначением возникла необходимость и в допуске к материалам с грифом «совершенно секретно». И Гийом его получил. Карьера Гийома на удивление складывалась весьма удачно. Спустя еще два месяца его назначили на должность референт-советника по вопросам, связанным с деятельностью профсоюзов. Новая работа потребовала переезда в Бонн, и его семья вскоре покинула Франкфурт.

Выборы в парламент, прошедшие в 1972 году, принесли Гийому очередную ступеньку в карьерном росте. Его руководитель был избран депутатом бундестага, и Гюнтер в ноябре переместился в его кресло.

Удача не покидала Гийома. Полгода спустя он уже был в числе трех помощников канцлера. С этого времени Гийом стал связующим звеном между правительством и руководством СДПГ, а также ее фракцией в парламенте. Кроме того, он контактировал и с другими партиями и объединениями.

Это был период активной деятельности Брандта по сближению со странами Восточного блока. И в этой ситуации Гийом стал поистине бесценным агентом. И прежде всего потому, что почти без особого риска мог копировать документы, в которых излагалась позиция на переговорах не только руководства ФРГ, но и ее союзников, в том числе и США. Как и все сведения, добытые «Штази», информация Гийома оперативно поступала в КГБ СССР.

Кроме информации о ходе секретных переговоров Гийом также отправлял в Восточную Германию копии донесений различных резидентур, а также протоколов допросов перебежчиков из ГДР, которые поступали в администрацию Брандта. Восточной Германии, а значит, и Советскому Союзу были также известны детали почти всех дебатов канцлера с руководителями стран — союзников ФРГ, содержание телеграмм, которыми обменивался Брандт с лидерами западных стран. В них затрагивалась в основном тема введения чрезвычайного положения на случай обострения отношений с Советским Союзом…

Кто знает, как долго пребывал бы Гийом в бундестаге, если бы не внимательность опытного следователя контрразведки Генриха Шорегге. Весной 1973 года он занимался разработкой журналиста, на которого пало подозрение в шпионаже. В ходе расследования Шорегге выяснил, что журналист был товарищем Гийома. А чуть позже припомнил, что это имя упоминалось и в двух других делах.

Первое из них было помечено 1965 годом. Именно в это время Гийом проходил в качестве свидетеля по делу женщины, которая являлась сотрудницей франкфуртского отделения СДПГ и была задержана за шпионаж. Второе дело относилось к одному из профсоюзных лидеров, задержанному в 1972 году в тот момент, когда он встречался с сотрудником «Штази». Во время обыска в его квартире была обнаружена записная книжка, в которой фигурировала и фамилия Гийома.

Это были довольно серьезные основания для того, чтобы Гийома взять в разработку. В ходе расследования особое внимание было уделено анализу радиотелеграмм с поздравлениями личного характера. Например, выяснилось, что некоторые из них были отправлены агенту «Георгу» 1 февраля, как раз накануне дня рождения Гюнтера Гийома. Дальше — больше: поздравления также отправлялись 6 октября и 8 апреля — в преддверии дней рождения жены и сына Гийома.

Эти сведения позволили установить за сотрудником канцелярии Брандта тщательное наблюдение, длившееся в течение всего 1973 года. Правда, никаких серьезных зацепок оно не дало. Более того, Гийом, как и раньше, осуществлял свою шпионскую деятельность, обеспечивая «Штази» и КГБ секретной информацией. В конце концов, даже не имея веских доказательств, изобличающих Гийома в шпионаже, в апреле 1974 года его арестовали…

Конечно, в ФРГ разразился грандиозный скандал, приведший к тому, что 6 мая 1974 года Вилли Брандт подал в отставку. А 15 декабря 1975 года состоялся суд, приговоривший Гийома за шпионаж к тринадцати годам лишения свободы. Его жена Кристель была осуждена на восемь лет тюремного заключения.

Но уже в октябре 1981 года Гийома обменяли на восьмерых шпионов из ФРГ, а его жену, отпущенную на свободу семью месяцами раньше, — на шестерых агентов БНД.

Олег Пеньковский был весьма значительной фигурой в советской разведке: как-никак полковник ГРУ. Одновременно он был и самым ценным агентом ЦРУ.

Его завербовали в Лондоне весной 1961 года. До этого Пеньковский неоднократно пытался напрямую связаться с американской или английской разведками, передавая им по разным каналам секретные материалы. И лишь в английской столице с ним встретились два сотрудника ЦРУ и два агента английской разведки МИ-6. Сопровождая его полмесяца в экскурсиях по стране, они смогли семнадцать раз пообщаться с ним.

Пеньковский передавал секретные сведения английскому предпринимателю Гревилу Винну. Встречались они обычно в московских гостиницах «Националь», «Метрополь», «Украина». Там иностранцу и вручались микропленки о советских ракетах. Предатель, в свою очередь, получал все необходимые средства для проведения шпионской деятельности.

Помимо Винна Пеньковский был связан и с супругой английского дипломата — Джанет Чизхолм. Часть отснятых документов через нее он передавал ее мужу, который являлся профессиональным разведчиком МИ-6.

Пеньковский и Чизхолм встречались в арбатских переулках. Сначала в подъезд определенного здания заходил Пеньковский, а затем, убедившись, что за ней никто не следит, входила и Чизхолм. Обменявшись пакетами, они расходились примерно через полминуты. Использовался даже ребенок Чизхолм.

Однако наиболее надежным местом для обмена разведывательными данными были дипломатические рауты в английском и американском посольствах, куда Пеньковский мог приходить в силу своей профессиональной деятельности…

В 1962 году Пеньковский выдал англичанам детальную информацию о стратегических планах Советского Союза, о военном потенциале СССР, а также о новейших ракетных пусковых установках. Всего за полтора года шпионской деятельности он передал МИ-6 и ЦРУ не менее 5000 фотоснимков с секретной информацией. Материалы, которые получали иностранные спецслужбы, обрабатывали 20 американских и 10 английских экспертов.

Арестовали Пеньковского 22 октября 1962 года. Правда, имеются сведения, что у Пеньковского был вариант бежать из СССР. В случае его провала западные спецслужбы планировали вывезти его в одном из грузовиков с экспонатами выставки в Ленинграде. Однако эта задумка не удалась. Вместе с Пеньковским был арестован и Гревил Винн. Кстати, эта операция была спланирована и проведена настолько тщательно, что британцы и американцы сначала даже не подозревали об аресте этих агентов… В мае 1963 года Военной коллегией Верховного суда СССР Пеньковский был приговорен к расстрелу. Гревила Винна осудили на восемь лет лагерей…

В 1961 году 40-летний Дмитрий Поляков работал в военно-штабном комитете ООН. При этом он являлся резидентом советской военной разведки в Нью-Йорке. Именно в это время он стал сотрудничать с ФБР, получив оперативный псевдоним «Цилиндр». И уже с ноября 1961 года передал ЦРУ первые сведения о деятельности ГРУ в Соединенных Штатах.

Но это была лишь небольшая часть тех секретов, которые в течение 20 лет выдал противнику Поляков. Причем его информация принесла громаднейший вред обороноспособности СССР. По мнению Главного военного прокурора СССР А.Ф. Катусева, он «раскрыл организационные структуры ряда учреждений министерства обороны и Генерального штаба, их штат, техническую оснащенность, формы, методы и направленность в работе. Продал шифры, коды и другую совершенно секретную информацию. Поставил под угрозу жизнь и безопасность многих советских разведчиков-нелегалов, открыл их источники информации. Поляков также раскрыл заинтересованность нашей страны в развитии, совершенствовании некоторых областей науки и техники; создал возможность для западных спецслужб готовить и передавать нам дезинформацию, а также принять правительствами стран НАТО закон об экспортном контроле в торговле с СССР и его союзниками; сорвал проведение ряда важнейших советских внешнеполитических инициатив».

Так, Поляков передал США документы, которые свидетельствовали о значительных расхождениях по многим вопросам мировой политики между СССР и Китаем. Именно эти сведения позволили Никсону сблизить позиции США и Китая по многим вопросам внешней политики.

Кроме того, благодаря Полякову у американских спецслужб оказался список военных технологий, которые советская разведка различными путями добывала в ряде зарядных государств. Он также проинформировал американцев о наличии в СССР противотанковых ракет. Это позволило американцам уничтожить военную технику Ирака во время конфликта в Персидском заливе. Именно это вооружение иракцы закупили в Советском Союзе.

Помимо военных секретов, Поляков выдал немало агентов, работавших на советскую разведку: 19 нелегалов, 150 иностранных агентов, а также раскрыл примерно 1500 офицеров, служивших в разведке.

Будучи профессиональным разведчиком, Поляков лично разрабатывал для себя инструкции, прекрасно понимая, что Комитет госбезопасности, зная принципы работы ЦРУ, без особых проблем могло разоблачить и его самого, если бы он пользовался рекомендации американских спецслужб. Например, он не пользовался тайниками, поскольку хорошо знал, что именно на них и «горели» агенты. Поэтому для передачи секретных сведений лично для него было сконструировано особое устройство, с помощью которого он за 2,6 секунды «сбрасывал» в посольство США огромный массив информации. Однако, несмотря на то что американцы неукоснительно выполняли рекомендации Полякова, но именно по их вине его и раскрыли: он дважды воспользовался одним и тем же кодом.

Поскольку многие разведчики совершают предательство ради денег, Поляков, как ни странно, к этой категории не относился. По крайней мере, от крупных денежных вознаграждений он отказывался. И за все время своей работы на ЦРУ получал всего около 3 тысяч долларов в год. Также не собирался он и эмигрировать из страны.

Сам же Поляков о своих мотивах сказал следующее: «В основе моего предательства лежало как мое стремление где-нибудь открыто высказать свои взгляды и сомнения, так и качества моего характера — постоянное стремление к работе за гранью риска. И чем больше была опасность, тем интереснее становилась моя жизнь…»

Еще одним высокопоставленным «кротом» в КГБ являлся сотрудником Управления научно-технической разведки (ПГУ) подполковник Вл. И. Ветров, который по долгу службы с 1965 по 1970 год находился в Париже, где выполнял ряд деликатных поручений.

Как-то раз, находясь в нетрезвом состоянии, он совершил ДТП и при этом серьезно повредил служебный автомобиль. Чтобы скрыть аварию, он обратился за помощью к одному французскому бизнесмену, который и помог устранить повреждения автомашины. А вскоре об аварии стало известно французским спецслужбам, которые данный факт приняли к сведению, чтобы в будущем, при необходимости, им воспользоваться…

Минуло десять лет. Теперь Ветров уже работал в центральном аппарате Управления «Т». Здесь он ведал отделом, в котором сосредотачивалась вся информация о деятельности Управления и его агентов в западных странах. Соответственно, он имел доступ к информации о заграничной агентуре Управления. То есть ему были известны практически все секреты ПГУ.

И вдруг весной 1981 года Ветров отправил предпринимателю, который помог ему с ремонтом автомобиля, письмо, в котором просил «срочно прибыть в СССР». Об этой просьбе француз сообщил в УОТ (Управление по охране территории).

Поскольку в УОТ работали опытные специалисты, они почувствовали, что срочная встреча вызвана какими-то чрезвычайными обстоятельствами, и от имени друга в Москву отправили представителя его фирмы в Советском Союзе. Правда, перед поездкой его пригласили в Париж и в течение недели готовили к выполнению задания.

Во время встречи, место которой Ветров назвал сам, он передал французу значительное количество секретных документов управления «Т». Некоторые из них уже были отсняты, а остальные требовалось сфотографировать и быстро возвратить Ветрову.

После ознакомления с переданной информацией французские спецслужбы довольно высоко оценили ее, а сам Ветров получил оперативную кличку «Фарвелл». Для связи с ним был назначен работник французского посольства, который хоть и не был профессиональным разведчиком, но толк в этом деле знал. К тому же он был защищен дипломатическим паспортом.

Проработал Ветров на французскую разведку всего восемь месяцев. Но даже за это непродолжительное время он передал на Запад около трех тысяч документов, важность которых даже трудно оценить. К тому же он назвал французам имена 250 сотрудников отдела «Т», находившихся за границей, а также иностранцев, которые предположительно работали на ГРУ. В результате из одной только Франции в 1983 были высланы 47 работников советских учреждений. А в течение 1983–1998 годов еще порядка 150 сотрудников ждала такая же участь в других странах. Это была самая крупная операция французских спецслужб, связанная с «кротом» во внешней разведке за всю историю этих служб. А, возможно, не только французской.

Но, кроме ущерба внешней разведке, своим предательством «Фарвелл» нанес серьезный вред советско-французским отношениям. Более того, измена Ветрова осложнила взаимоотношения СССР с многими странами Запада, а также — с Соединенными Штатами.

Шпионская деятельность Ветрова оборвалась в начале 1982 года, когда он на личном автомобиле вместе с любовницей выбрался в один из московских парков. Неожиданно рядом с машиной появился человек, которого «Фарвелл», испугавшись, принял за своего коллегу по работе. Он предположил, что тот следит за ним, и, боясь разоблачения, убил незнакомца. Увидев эту сцену, любовница Ветрова выскочила из машины и кинулась бежать. Но он догнал ее и тоже нанес рану ножом. После этого он уехал. Но спустя час он вернулся в парк. Там уже находилась милиция. Его любовница, которую он, к счастью, не убил, а только ранил, указала на него как на убийцу…

Сначала Ветрова осудили на 15 лет как убийцу. Но когда через два года выяснилось, что он являлся агентом западных спецслужб, его приговорили к смертной казни…

В мае 1985 года был разоблачен еще один «крот» — Олег Гордиевский. В то время он уже носил погоны полковника и метил в резиденты внешней разведки в Лондоне. А за 19 лет до этого, в 1966 году, он был впервые командирован за границу — в Копенгаген, где вел нелегальную работу до 1970 года.

Осенью 1972 года он опять попал в столицу Дании. Но в этот раз он уже попытался найти контакты с МИ-6. А в 1974 году Гордиевский стал активно сотрудничать с британской разведкой. При этом английская спецслужба не только получала от Гордиевского ценную информацию, но и помогала ему продвигаться по служебной лестнице в КГБ. Продолжалась эта связь в течение долгих одиннадцати лет. И если бы не информация Олдрича Эймса — агента советских спецслужб в ЦРУ, то, возможно, этот «крот» и дальше поставлял бы МИ-6 секретные сведения.

И хотя МИ-6 никогда до этого не имела агента в советской внешней разведке и считала Гордиевского своим большим успехом, тем не менее особо важных секретов он англичанам не передал: примерно сто копий, причем главным образом распоряжений Центра в английскую резидентуру.

Что же касается продвижения Гордиевского по служебной лестнице, то и впрямь в 1983 году английские власти под надуманным предлогом выслали из страны заместителя резидента Ю. Титова. А вскоре это место занял Гордиевский. В следующем году по состряпанному обвинению был выдворен из Англии резидент Аркадий Гук. В конце концов после всех этих комбинаций в руководстве резидентурой Гордиевский остался один и был назначен исполняющим обязанности резидента. Этому карьерному росту «крота» был положен конец, когда его, якобы для утверждения в должности руководителя резидентуры, в мае 1985 года вызвали в Москву. Здесь его и попытались изобличить в измене.

Но поскольку этот процесс затянулся, Гордиевскому, при содействии агентов МИ-6 и ЦРУ, 20 июля 1985 года удалось обмануть следивших за ним агентов КГБ, и он бежал в Лондон. А вскоре ему было предоставлено политическое убежище.

После бегства из Советского Союза против предателя было возбуждено уголовное дело по статье 64 УК РСФСР (измена родине): эта статья предусматривала высшую меру наказания. И 14 ноября 1985 года Гордиевского заочно приговорили к расстрелу. И даже после распада СССР приговор остался в силе.

«Черные кабинеты» — это не что иное, как важнейшее звено секретной службы, в задачу которого входил тайный надзор за перепиской на всей территории государства. Такие учреждения существовали в течение нескольких веков практически во всех более-менее развитых странах Европы и мало чем отличались друг от друга.

Так, «черный кабинет» французского короля Людовика XIV современники описывают как «запрятанное в укромном месте и постоянно запираемое помещение, где стояло множество разнообразных стеллажей и ящиков, низеньких столиков и переносных пюпитров. В шкатулках и футлярах хранились цветные и черные перья, подушечки для черных и красных оттисков, изготовленные из специальной мастики или хлебной мякины, которые пропитывали связующей жидкостью; заготовки для штемпелей, с помощью которых можно было зафиксировать и сохранить любую форму печати. Кроме того, здесь лежали стопки облаток всевозможных цветов и размеров, наборы печатей любой мыслимой формы и исполнения и лак. В особых ящичках хранились острые ножи, длинные лезвия и тончайшие стальные пластинки, конверты и почтовая бумага любого вида, любого цвета и любого формата на случай, если вдруг что-нибудь будет испорчено.

Имелись небольшие горелки под тоненькими решетками, чтобы размягчить печать и расплавить лак. Маленькие реторты и спиртовки использовались для того, чтобы под действием пара кипящей воды увлажнить резиновые крепления или облатки.

Здесь всегда хранились про запас разные химические жидкости, всевозможные клеящие вещества и красители, разнообразные нитки, веревочки для перевязывания, а также неисчислимое множество разных вещей, чье предназначение показалось бы совсем непонятным для непосвященного. Одним словом, все это было скорее лабораторией, а не бюро».

Не менее эффективной была и австрийская служба негласного надзора за перепиской, в XVII веке ставшая одной из лучших в Европе. Людей же, занятых контролем переписки, называли ложистами. Их работа оплачивалась довольно высоко и, чтобы не расширять число посвященных, передавалась по наследству. Кроме того, такая «связь поколений» позволяла преемникам уже в молодые годы овладевать хитроумными приемами их будущей профессии, а затем достигать вершин мастерства.

Но для подобной службы требовались и немалые технические знания, серьезная математическая подготовка, умение обращаться с химикалиями, а также с текстами, написанными разного рода невидимыми чернилами.

Ежедневно императору докладывали о том, чем занят каждый отдельный сотрудник. Дело в том, что за работниками «черных кабинетов» велся практически постоянный полицейский надзор. Представители закона знали о них почти все: как они живут, сколько расходуют денег, кто их родственники, с кем дружат и общаются, кто посещает их детей. Можно сказать, что эти люди жили хоть и в позолоченном, но все-таки в своеобразном гетто. Они вынуждены были всю жизнь общаться только между собой, не выходя за пределы своего замкнутого мирка. Любой чужак, особенно из числа дипломатов, попытавшийся хотя бы приблизиться к этому закрытому клану, получал столь чувствительный отпор, что у него навсегда пропадало желание повторить попытку.

Первым же почтовую цензуру ввел Александр Македонский. По крайней мере, так считают историки шпионажа. А поводом для этого послужил следующий случай. Дело в том, что в 334 году до н. э., когда армии знаменитого полководца вели сражения с персидским царем Дарием, в войсках начала зреть смута. И Александр Великий решил выяснить ее причины, а также выявить организаторов этих волнений.

Для этого полководец отменил запрет на переписку воинов с родителями, который был введен в начале этой экспедиции. Спустя недолгое время курьеры, собрав послания, отправленные солдатами своим семьям, повезли их в Македонию.

Но Александр приказал задержать гонцов и внимательно изучить письма. А вскоре выяснились и причины недовольства, и имена тех, кто проявил наибольшую активность в организации смуты…

Кстати, знаменитый итальянский математик и инженер Дж. Кардано, живший в XVI веке, придумал оригинальный метод тайного вскрытия почтовых отправлений. Для этого через небольшую щель в склейке в конверт засовывался тонкий стержень, на который наматывался лист с посланием, а затем вынимался наружу. После прочтения лист тем же способом возвращался на место.

Жюль-Крофорд Зильбер — знаменитый германский шпион, который служил в английском бюро цензуры в годы Первой мировой войны. В начале войны он, безупречно владевший английским языком, через Канаду без особых проблем попал в Англию. При этом Зильбер имел документы, которые удостоверяли его участие на стороне англичан в войне с бурами в 1899–1902 годах. Кроме того, у него имелись фотографии, где он был заснят среди английских офицеров одного из воинских подразделений в Индии. С этими документами он преодолел все трудности и, в конце концов, оказался в Англии.

Соответствующие английские службы, поверив документам Зильбера, а также оценив владение им иностранными языками, направили его в бюро цензуры, где он и проработал до конца войны.

Из той переписки, которая проходила через руки этого немецкого шпиона, он научился добывать немало полезной информации. Зильберт помимо ценных военных сведений сообщал немецким спецслужбам адреса германских агентов в нейтральных странах, которыми интересовалась английская разведка. И вскоре вместо выявленных адресов появлялись новые, что создавало немало проблем для англичан при выявлении немецкой агентуры.

Этот немецкий шпион изобрел и довольно оригинальную систему отправки своих сообщений в Германию. Сняв три квартиры в английской столице, он посылал туда свои письма из различных районов Лондона. Для этих целей он использовал специальные конверты с прозрачными квадратиками, то есть промасленным четырехугольником для адреса на лицевой стороне. В этих письмах обычно находились вырезки из газет, марки же имели достаточно высокую стоимость, чтобы письмо можно было отослать за границу. Таким путем Зильбер приобретал нужный ему почтовый штемпель на марке с конкретной датой. На работе он помещал в конверт свое новое донесение, ставил цензорскую печать и отправлял послание на континент — теперь оно ничем не отличалось от других писем, прошедших военную цензуру.

Но этим способом Зильбер не ограничился. В процессе работы он заметил, что цензоры лишь быстро просматривали или вообще не обращали внимания на траурные извещения, которых из-за значительных потерь англичан на фронте в огромном количестве стекались в цензурный комитет.

Техническая часть работы была относительно простой. На фотобумаге форматом с обычную открытку шпион писал, но не проявлял секретное сообщение. Затем на эту же открытку он наносил извещение о смерти какого-либо фиктивного лица, и это послание помещалось в толстый конверт с траурной каймой, который подписывался каким-либо наугад выбранным именем, например, Кэти. После этого конверт, а также короткое письмо, в котором просили подготовить «Кэти» к трагическому сообщению, помещались еще в один конверт большого формата. Цензор чаще всего распечатывал большой конверт, но не обращал внимания на внутренний. Но даже в том случае, если он и вскрыл бы внутренний пакет, фотографическая бумага засветилась бы, и сообщение было бы уничтожено.

Кроме этих двух способов изобретательный Зильбер придумал еще один вариант связи со своими работодателями. Он отбирал из новейшего издания «Списка подозрительных лиц» адреса людей, которые находились под «колпаком» у английской службы безопасности и отсылал им секретные донесения. И почти в каждом случаев адресат послания незамедлительно доставлял его в немецкую резидентуру. Самой же лучшей «явкой» Зильбера был «мифический» военнопленный, которому он отсылал письма в течение нескольких месяцев.

Позднее, когда этого находчивого немецкого шпиона перевели в ливерпульский отдел цензуры, он отправлял секретные сведения через Нью-Йорк в пакетах, адресованных известным банкам. В такое письмо было несложно вложить конверт с припиской «прошу переслать». Правда, этот способ Зильбер использовал очень редко: в каждое банковское учреждение он отправлял лишь по одному письму.

Если же он приезжал в Лондон, то обязательно посещал здание военной цензуры и во время разговоров с товарищами по «цеху» незаметно опускал свои конверты в ворох писем, которые были проверены цензорами.

Следует отметить, что Зильбер переправлял в абвер и донесения американской шпионки в Англии. Впрочем, цензуре давно были известны письма с подписью «Молли». И хотя они регулярно их копировали, однако автора не трогали. Возможно, утечке секретной информации в США англичане не придавали особого значения. Однако, если бы они узнали, что копии с сообщений «Молли» одновременно попадали и в Берлин, они конечно же действовали совсем иначе.

В просматриваемых письмах Зильбер находил довольно много секретной информации. Однако он не мог копировать ее на рабочем месте. Поэтому все сведения он запоминал, а затем переписывал на бумагу.

Периодически у Зильбера возникали предчувствия, что его вот-вот разоблачат. Однажды он даже хотел уехать с Англии. Однако, несмотря на преследующий его страх, он благополучно проработал в военной цензуре Англии до конца войны.

После Перл-Харбора в США также была организована цензура. А спустя недолгое время в ее штате насчитывалось примерно 15 000 сотрудников. Они размещались в 90 офисах, разбросанных по всей стране. Каждый день они просматривали более миллиона корреспонденций, прослушивали огромное количество телефонных разговоров, прочитывали массу газетных и журнальных материалов. Миллионы граждан США получали письма со штампом «Вскрыто цензурой».

Чтобы заблокировать возможные каналы передачи секретных сведений, были отменены игра в шахматы по переписке, из писем удалялись кроссворды, поскольку цензоры из-за дефицита времени не успевали их решать, чтобы выяснить, нет ли в них тайного сообщения. Кроме того, было запрещено отправлять газетные вырезки, поскольку в них мог находиться закодированный текст. А однажды было вскрыто письмо с инструкцией по вязанию. И послание оставалось на почте до тех пор, пока цензор, чтобы выяснить, нет ли в ней секретного сообщения, лично не связал свитер.

Каждый цензурный отдел в достаточном количестве имел почтовые марки на тот случай, чтобы заменить подозрительные на такие же новые, однако с другими номером и рисунком. Если в конверт были вложены чистые листы бумаги, их тоже меняли, чтобы исключить передачу секретных сведений при помощи невидимых чернил. Подвергались конфискации и детские рисунки, отправляемые родителями дедушкам и бабушкам. И объяснялось это все той же причиной: боязнью пересылки закодированных в картинках секретных карт.

Требовалось соблюдать определенные правила и при отправке текстовых сообщений. Например, запрещалось отправлять тексты, которые имели двойной смысл или были непонятными цензору. Порой они даже меняли текст, сохраняя при этом его смысл. А в телеграммах с заказами на цветы не разрешалось указывать названия цветов и дату доставки. Ведь комбинация числа и количества цветов вполне могла содержать секретную информацию.

В письмах особое внимание обращалось на тексты, которые несли в себе специальную или специфическую информацию. Например, рекомендации по уходу за растениями или животными, по устройству грядок для цветов или вольеров для птиц, данные о спортивных достижениях или методике тренировок. Такие послания тут же переправлялись специалистам в той или ной области знаний: например, цветоводу, аквариумисту или пчеловоду. И такая придирчивость порой приносила результаты.

Так, один из цензоров заинтересовался письмом из Германии. В нем сначала рассказывалось о некой Луизе, которая добилась замечательных успехов в плавании. При этом были перечислены и ее результаты. Цензор не поленился связаться с товарищем, увлекающимся плаванием, и выяснил, что таких результатов человек достичь не может. В ходе последовавшей проверки выяснилось, что на самом деле под спортивными достижениями следовало понимать тактико-технические характеристики нового истребителя, которыми похвастался сотрудник Военного министерства США.

Нередко письма, которые вызывали подозрения, задерживались на достаточно продолжительное время. Предполагалось, что если в письме содержалась секретная информация, то со временем она устареет и потеряет свою актуальность.

Были приняты серьезные ограничения и в отношении фирм. Например, им запретили использовать корпоративный телеграфный код без разрешения на то цензуры. Под те же правила попали и частные радиостанции, так как, пользуясь ими, не составляло большого труда передать зашифрованные сообщения для подлодок или агентов спецслужб противника.

Более того, был наложен запрет на телефонные и телеграфные заявки на исполнение по радио музыкальных произведений. Кроме того, даже те заявки, которые были присланы ранее, было приказано задерживать на неопределенный срок. Такие же меры были введены и для передачи радиостанциями частных объявлений.

В завершение следует отметить, что эти беспрецедентные меры позволили американской контрразведке вскоре разрушить хорошо налаженную шпионскую сеть абвера.

Деятельность, связанная с добыванием секретной информации, как известно, сопряжена с немалым, порой смертельным риском. В случае же пленения шпиона нередко подвергали жестоким пыткам, во время которых он мог совершить предательство. Поэтому, чтобы избежать подобной ситуации, он нередко имел при себе высокотоксичное вещество, которое в безвыходном положении принимал внутрь. Этот ядовитый препарат в среде шпионов называется «л-пилюлей» или «пилюлей смерти».

Во время Второй мировой войны «л-пилюли» представляли собой стеклянные капсулы с ядом цианидом. Ее можно было спрятать в фальшивой зубной коронке и, при необходимости, высвободить движением языка и раздавить зубами. Из раздавленной капсулы яд попадал в организм и вызывал мгновенную смерть.

Но ведь могло случиться и такое, что агент случайно высвобождал ампулу из коронки, например во сне, и проглатывал ее. В этом случае она проходила по пищеварительному тракту, не причиняя абсолютно никакого вреда.

Со временем шпионов снабжали более сложными средствами самоубийства. Так, например, пилот американского самолета-шпиона У-2 Ф. Пауэрс, который был сбит под Свердловском 1 мая 1960 года, имел при себе «ампулу» с ядом, которая походила на обычную серебряную монету достоинством в 1 доллар. Она была снабжена колечком для шнурка, чтобы ее можно было цеплять за браслет или носить на шее.

И, как выяснилось позже, этот «талисман» имел одну характерную особенность: монетка представляла собой миниатюрную коробочку с отвинчивающейся крышечкой, внутри которой находилась полость с тонкой иглой, пропитанной ядом кураре. Но Пауэрс «пилюлей смерти» не воспользовался.

Последовал примеру американского летчика и агент ЦРУ по кличке Сфера — Адольф Толкачев, старший инженер одного из НИИ, занимавшегося оборонными проблемами.

Миниатюрной ампулой с сильнодействующим ядом, искусно спрятанной в дужке очков, был снабжен и сотрудник аппарата военного атташе при посольстве СССР Геннадий Сметанин, завербованный ЦРУ в Португалии и получивший оперативный псевдоним «Миллион». Он был разоблачен и арестован в августе 1985 года. Но и он смертельное «лекарство» проигнорировал.

А вот Александр Огородник — сотрудник Министерства иностранных дел СССР, завербованный ЦРУ в Колумбии, где он работал в посольстве СССР, «л-пилюлей» все же воспользовался. Огородник во время ареста сумел проглотить ампулу с ядом, спрятанную в авторучке.

Впрочем, особо ценных агентов спецслужбы, на которых они работали, стараются тем или иным способом спасти. Для этого они обеспечивают их поддельными документами, устраивают «окна» на таможне и т. д. Например, в годы холодной войны западные спецслужбы имели в своем распоряжении особые охлаждаемые емкости и полости в автомашинах, куда мог поместиться человек весом до 110 килограммов и ростом до 2 метров. Они использовались для скрытной транспортировки агента или другой важной персоны. В таких ящиках человек мог находиться около восьми часов. Правда, время его пребывания в таком убежище регламентировал кислород.

Так, в 1965 году египетская разведка попыталась в такой «емкости» скрытно вывезти из Италии израильского агента Мордехая Лаука, предварительно накачав его наркотиками. И не исключено, что агент задохнулся бы во время перелета, если бы не случайность. Во-первых, авиарейс, на котором пытались вывезти Лаука, задержался. И, во вторых, особую бдительность продемонстрировали итальянские таможенники, обнаружившие стонущего человека внутри ящика.

Высокотоксичные яды применялись и применяются шпионами не только для самоустранения. Многие спецслужбы использовали и используют ядовитые вещества также и при проведении спецопераций, в частности, для устранения неугодных людей или двойных агентов. В этом случае ядовитое вещество обычно имеет узконаправленное действие, адаптированное к конкретной акции. И в зависимости от ситуации «объект» может умереть мгновенно, прожить еще несколько часов и даже суток или же только временно выйти из строя.

Однако при этом обязательно требовалось выполнение одного условия: смерть или заболевание жертвы должны были выглядеть естественными или, по крайней мере, сопровождаться такими симптомами, которые поставили бы в тупик врачей и криминалистов, расследующих уголовные преступления. Поэтому из известных ядов изготавливались новые соединения, которые трудно было обнаружить в организме.

В этой связи можно привести пример с перебежчиком из КГБ Николаем Хохловым, на которого в 1955 году было совершено покушение. На одном из приемов в Германии он выпил чашку кофе, после чего неожиданно заболел. После обследования в его крови врачи обнаружили следы таллия. Проведенное лечение Хохлову не помогло. И лишь спустя несколько недель, когда он находился на грани смерти, медики в армейском госпитале США во Франкфурте выяснили, что таллий был подвергнут радиоактивному облучению, чтобы, медленно разлагаясь в организме, сопровождался симптомами хорошо известных заболеваний, например гастрита. В то же время больной медленно умирал бы от радиации. К моменту смерти таллий должен был бы разрушиться, не оставив никаких следов.

Однако, как показала практика проведения секретных операций, подобраться к жертве и подсыпать ей яд в пищу или питье не всегда представляется возможным. Поэтому серьезно встал вопрос о незаметном введении яда в организм жертвы. Для этого были сконструированы образцы специального снаряжения и вооружения.

Например, специально для нужд ЦРУ разработчики создали совершенно бесшумное портативное оружие, работавшее от обычной электрической батарейки по принципу пневматического пистолета. Учитывая, что микробатарейки существуют давно, устройство отличалось миниатюрными размерами и могло быть замаскировано даже под обычную шариковую ручку. Вместо пули из ее узкого и тонкого ствола вылетала небольшая острая игла стреловидной формы. Стрелку оставалось лишь попасть в жертву. Наибольший эффект достигался, когда в жертву стреляли с расстояния от трех до шести метров. Укол ядовитой стреловидной иглы был не сильнее комариного укуса. А после попадания в тело жертвы яд и наконечник стрелы быстро рассасывались, не оставляя никаких следов.

Помимо портативного оружия в качестве орудия убийства использовались и зонты. Именно с помощью зонтика в сентябре 1978 года в Лондоне был убит болгарский диссидент и писатель Георгий Марков. 7 сентября он шел к своей автомашине. Пробираясь через толпу людей, собравшихся на автобусной остановке, он наткнулся на чей-то зонтик и сразу почувствовал укол. А уже 11 сентября Марков скончался, правда успев рассказать об эпизоде с зонтом.

В ходе расследования, которое проводилось уже после смерти писателя, было установлено, что он умер после того, как ему в результате укола зонтиком в ногу была введена металлическая капсула с сильнейшим ядовитым соединением — рицином. Именно эта капсула и была обнаружена при вскрытии.

Для уничтожения неугодных лиц в шпионаже нашли применение и особые электрические лампочки, которые на вид ничем не отличались от обыкновенных. Но когда их включали в сеть, они выделяли не имеющее вкуса и запаха ядовитое вещество, в течение короткого времени убивающее все живое в довольно большом помещении.

Кроме шприцев, авторучек или лампочек на вооружении у спецслужб есть и другие оригинальные устройства: зонты-пистолеты, зонты-винтовки и даже костыли-винтовки. И хотя любое из этих приспособлений существенно уступает в меткости снайперской винтовке или даже обычному карабину, они весьма востребованы. Особую популярность получили ручки-пистолеты. Наиболее же известные их модификации: германский стреляющий карандаш «STOP» и английские авторучки «Вэлпен» и «Энпен».

После того как британская разведка МИ-6 поделилась своими разработками с ЦРУ, американцы создали собственное стреляющее устройство «Стингер». В нем применялся патрон калибра 5,6 миллиметра.

В 1990-х годах фирма «Эр-Джи Брейвмен Корп.» выпустила пишущее приспособление «Стингер Брэйвмен» длиной чуть больше 11 сантиметров. После этого другая фирма — «Амитэйдж Интернэшнл» — изготовила ручку «Хорнет» под более мощный патрон. Все эти авторучки однозарядные, и стрелять из них лучше всего в упор. Кроме того, в них очень удобно монтировать стилеты и отравляющие шприцы. Современные ликвидаторы предпочитают использовать в своей «работе» портсигары, зажигалки, сигареты и даже курительные трубки, поскольку эти устройства не вызывают никаких подозрений.

В СССР первый стреляющий портсигар был сделан по заказу органов госбезопасности известным тульским оружейником И. Стечкиным. В него конструктор вмонтировал три коротких пистолетных ствола под 9-миллиметровый патрон пистолета Макарова и спусковой механизм с клавишей в виде защелки. Чтобы сохранить убойную силу пули, был увеличен пороховой заряд в патронах.

Имелась в КГБ и разработка в виде портмоне размером 100 × 62 × 30 миллиметров. Одна его половина служила обычным кошельком, а во вторую был вмонтирован 6-зарядный мини-револьвер.

Использовались при осуществлении спецопераций и обычные с виду сигареты. Специалистами МИ-6 было разработано стреляющее устройство «Вэл-Вудбайн». Оно представляло собой ствол длиной 76 миллиметров калибра 4,5 мм, к которому крепился казенник, а за ним ударное устройство. Вся эта конструкция заворачивалась в папиросную бумагу и маскировалось на конце сигаретным фильтром, а спереди — слоем подгоревшего табака. Для выстрела агент должен был надломить фильтр, выдернуть проволочную чеку и нажать ногтем на спусковую головку. У «Вэл-Вудбайн» имелся и 5,6-миллиметровый аналог — «Вэл-Фаг».

Вслед за сигаретами появилась и 120-миллиметровая сигара «Вэл-Чарута» диаметром 9,5 миллиметра, которая была «укомплектована» 5,6-миллиметровым патроном. Чтобы застрелить своего собеседника, ликвидатору достаточно было откусить кончик сигары (действие, вполне характерное для человека, решившего подымить) и дернуть за скрытый шнурок.

Агенты ЦРУ предпочитали курительные трубки. В них казенником, стволом и пистолетной рукояткой служила сама трубка. В ней располагался пистолетный стволик длиной 36,6 миллиметра калибра 5,6 миллиметра.

Стреляющие приспособления маскируют и под детали одежды. На вооружении германских спецслужб и по сей день находится стреляющая пряжка. Под ней скрываются два или четыре стволика. Выстрел производился при попытке расстегнуть эту пряжку.

Высшим пилотажем инженерной мысли стали устройства, стрельба из которых не требовала непосредственного участия рук. Эти приспособления крепятся на туловище агента ремнями и представляют собой многозарядные револьверы. Выстрел раздается, когда владелец устройства поднимает руки вверх.

Для убийств в автомобилях тоже был изобретен соответствующий аппарат. При включении зажигания из такого устройства мгновенно выделяется смертоносный газ, который в считаные секунды убивал всех, кто находится в салоне.

Конечно, приведенными выше устройствами не исчерпывается тот багаж, которым владеют на сегодняшний день спецслужбы. Но и этих примеров достаточно, чтобы показать, насколько хитроумны и опасны эти орудия убийства.