Перепрыгивая через две ступеньки поднимался домой очень воодушевлённым. Если полученная информация окажется верной, то сегодня я наконец-то запущу Вторую «Ульку». Ну, а то, что только на минималках, так ждать-то осталось недолго. Правда, от всего этого ждунства ненависть к криптовалютам только укрепляется с каждым днём. Когда-нибудь они подавятся. Ну, да ничего, и на нашей улице будет праздник.

Переложил в одну руку оба пакета с продуктами и прочей фигнёй, нащупал в кармане ключ, открыл дверь. И вместо весёлого «я пришёл», выдал «ай, мять перемять!». Прямо, вот прямо в самую кучу! Ну, бли-и-н. Ну, который раз уже!

Выковыряв собственные ноги из туфлей, влез в тапки, отнёс пакеты на кухню. Пошёл в комнату. Это хвостатое чудо, как ни в чём небывало развалилось в кресле и вопросительно смотрело на меня своими янтарными глазищами. Я выдохнул весь запас воздуха заготовленного для авторской сентенции и утонул в этих невозможных блюдцах. Ругаться я, решительно, не мог. Да и как можно ругать такое чудное, фантастическое существо, которое так доверчиво смотрит на тебя. Ну да, всё верно, она же не понимает. Ну, раз не понимает – будем объяснять.

– Да, принёс. Много чего принёс. И всё такое вкусное, ты такого ещё не пробовала. Но сперва будут уроки! – И поволок её в туалет.

– Вот куда ходить надо! Вот тебе лоток, вот тебе унитаз. В лоток все свои дела надо делать. Не хочешь в лоток, ходи в унитаз, эволюционируй. Нельзя по углам гадить! Нельзя! Так только всякая некультурщина поступает. А тебя мы воспитаем, будешь самой окультуренной на районе, в натуре, зуб даю. И не надо на меня так смотреть. Я тебе уже объяснял. Ты же уже знаешь, что такое лоток, что наполнитель несъедобный. Ты же умная. Всё. Сиди тут, вспоминай, что и как ты должна в туалете делать. Я тебя не наказываю, я тебя обучаю, – я закрыл дверь в туалет и отправился устранять следы педагогической запущенности.

Ладно, планы меняются. Нет, конечно же ковровая дорожка в прихожей и уличная обувь, это незначительные издержки, хоть в прошлый раз и был ковёр в комнате, но надо же с этим как-то бороться. Интеллект против инстинктов: эта битва будет легендарной! Всё подчистив, замыв, и отмыв самого себя, вместо ковыряния в драйверах к видюхе, уселся искать учебное видео по приучению к лотку от профессионалов.

Мля… Если верить, что поисковик первым выдаёт наиболее просматриваемое, то становится страшно жить в таком обществе. Особенно интересно, почему одни видосы заблюрены, типа подтвердите свой возраст, а другие сразу всё в открытую демонтируют. Я чуть не сблевал. До такого мог бы додуматься только совсем сумрачный гений в смирительной рубашке. Но нет. Такое демонстрировали люди, называющие себя гуру и сенсеямии, обстоятельно разъясняющие, как сподручнее таким заниматься. Но как-то всё это было не по-людски. Рекомендации по привязыванию, креплению, растягиванию, удерживанию, затыканию… Только на третьей странице наконец-то пошли ролики по теме запроса. Но они, если честно, тоже вызывали некоторое недоумение. Почему всё – так брутально?

Каждый первый специалист настоятельно предлагал воспользоваться новым совершенно фантастическим по возможностям гаджетом – электрическим ошейником. Одни модели, что подешевле, не имели настроек, работали от батареек, другие, что подороже, с увеличенным аккумулятором, можно было настраивать через блютуз. Можно дистанционно менять силу разряда, его продолжительность, диаметр ошейника. Можно включать звуковое сопровождение с записью голоса хозяина, можно переключать цвет подсветки. Всё это, якобы способствовало скорейшему научению вашего питомца всем необходимым командам и манерам поведения.

Знакомиться с продвинутыми современными методами дрессировки мне окончательно расхотелось, и я признал себя ретроградом, согласившись что газетой по ушам – это тот максимум, который ещё хоть как-то можно оправдать.

Нет. Никаких эклектических ошейников и таких же электрических указок, и плёток. Да и газетой-то я тогда только погрозил. Да и как можно ударить беззащитное существо, которое тебе доверилось и полностью отдалось в твою власть? Обойдёмся без физического отрицательного подкрепления. Только позитивное! Форель в томатном соусе нужно ещё заслужить. А вот куриный фарш путь ест сколько угодно. Даже если он и не такой вкусный. Зато он в пять раз дешевле. Я и так уже из бюджета выпал. Если каждый день ей элитную еду покупать, я не то, что на видюху новую не накоплю, я и с ипотекой влечу. И так-то на лоток, да на шампунь, да на профилактические лекарства с витаминами всю заначку потратил. А до зарплаты ещё две недели почти.

Ну, лоток, это понятно. Хотя, вон, у некоторых получается к унитазу приучить. Глистогонное, куда уж без него. А шампунь.… Ну а шампунь, это вообще важнее всего. Блин, этот хвост. Этот хвостище. Это вообще нечто неземное. Космос! Ушки у неё, тоже, конечно же, такие миленькие, и ещё она ими так прикольно шевелит, правда выглядит при этом очень глупо. А вот когда в дело идёт хвост… Особенно когда ей что-то не нравится, это прям какое-то оружие ниндзя, веер гейши, обложка нового журнала для взрослых. Глаз не отвести. Зачаровывает похлещи хвоста павлина и взгляда удава, можно и в транс впасть. Реально гипнотическая штука.

– Ну, что? Чего скребёшься, ты же ничего не сделала? Думаешь, уже можно тебя выпускать? – ответом был очень сознательный взгляд больших круглых глаз, – Ну ладно, выходи давай, кушать пойдём. Пойдём кушать? Кто у нас тут такая красивая, форель будет? Или фарша, а?

– Ну, что у нас с планом? Готов? – мне на голову легла тяжёлая огромная грудь Мадам Директрисы.

– Почти! – уныло ответил я и поёжился в своём дешманском офисном кресле без регулятора спинки.

– Ты мне это вчера говорил. Сегодня я хочу услышать что-то другое, – грудь Мадам Директрисы заелозила по моей макушке.

– Как будет готово, я доложу, – шея у меня была готова вот-вот сломаться под внезапной тяжестью.

– А почему так долго? Почему ты такой медлительный? – судя по тону Мадам, ей было нужно не получить от меня готовый свёрстанный план, а протереть мою тыковку своими арбузищами.

– Это не я медлительный, а те, кто мне отчёты вовремя не подаёт. А вы просто придираетесь.

– Ты не прав. Я не придираюсь. Я стараюсь приучить мужчин работать наравне с женщинами! – и, приподняв свой бюст, обрушила мне на голову всю его массу помноженную на ускорение.

– Ай! – вскрикнул я, – не бейте меня по голове!

– А то что? – всё тем же флиртующим тоном поинтересовалась Мадам Бюст номер пятнадцать.

– По углам гадить буду, – огрызнулся я.

– Дурак! – Мадам Директриса резко выпрямилась и направилась в сторону своего акваримоподобного кабинета в углу опенспейса.

– А премия в этом месяце будет? – без особого энтузиазма задал я вопрос удаляющейся спине начальницы.

– Премию ещё заслужить надо!

– Гав-гав! – выдал я и громко задышал, вывалив язык.

– Не смешно.

– Но мне очень надо, прям очень-очень!

– Если будешь себя хорошо вести, могу обсудить этот вопрос за ужином.

– А с кем?

– Что – с кем?

– Ужин с кем будет?

– А ты угадай.

–Я бедный маркетолог, у меня нет денег на ужин.

– Это будет деловой ужин, контора платит.

– Это – харасмент!

– Ещё одно слово и будешь у меня не премию выпрашивать, а выходное пособие. Готовься. Завтра после работы.

– А можно не завтра? Завтра мне в другое место надо.

– Хорошо, через неделю. Но это окончательный вариант или заявление мне на стол.

– Есть, Мадам Директор.

– Вот и умничка. Давай, работай.

А то-то я не работаю. Все девчонки в агентстве мышей совсем не ловят, а мы с ребятами должны упахиваться, и все шишки в лесу наши. И то, что мне маркетинговый план не составить без данных из отчётов этих халявщиц, это никого не волнует. Самой-то заняться нечем. Тоже мне, нашла развлекуху – соблазнять подчинённого. Я, может быть, и соблазнился бы. Но не так же всё открыто должно быть. Вся контора уже угорает с этого цирка. Ведь всё же, как всегда будет. Всё переврут и извратят. И будет не то, что мажористая владелица агентства соблазнила несчастного бедного работника, а он сам к ней в трусы залез ради карьерного роста. А может, чего и похуже выдумают. И не отмоешься. А куда я с таким реноме потом на работу устроюсь?

Но если не пойти с ней на ужин, то она и премию не даст. С неё станется, очень обидчивая. И мстительная, ага. А мне завтра ещё чудо своё хвостатое регистрировать. По новым правилам всем надо паспорта оформлять и чипирывать. А для этого обследование проходить. И все за свой счёт. А денег нихрена нет. И работы нормальной нет. И премии. И новой видюхи. И счастья в жизни.

– Аннеточка, солнышко моё, ты отчётик когда доделаешь, а то мне он был бы кстати? – поинтересовался я у формально моей подчинённой, голосом полным нежности и учтивости, во избежание, стало быть.

Наконец-то получив свои дурацкие справки, я отошёл от окошка, пытаясь что-то увидеть сквозь стеклянные витрины центра санитарного надзора. У входа её вроде не было. Ну, возможно отошла недалеко. Это плохо, но что с неё взять. Ничего, со временем научится и слушаться, и понимать правила. Застёгивая на ходу кожаную папку для бумаг, вышел из здания, и оглянувшись по сторонам, замер.

Трое зоосанитаров в своих зелёных комбинезонах заталкивали в свой идиотский служебный фургон её – мою кошкодевочку. Я рванул было через проезжую часть, но трафик был слишком плотный. Закричал, размахивая руками, но охотники не обратили на меня никакого внимания. Завели машину и поехали в противоположную от меня сторону.

На машине кроме фирменных обозначений и названии ведомства не было никаких других приметных знаков. А номер машины я не запомнил. И что делать я не знал. Так и стоял, пень пнём, и смотрел туда, где только что всё произошло, пытаясь понять причину происшедшего.

Почему её забрали? Она же практически домашняя. И по внешнему виду, и по повадкам. Чистенькая. Ухоженная. Сытая. Добрая и ласковая. Не способная причинить никому вреда. Даже напугать или отпугнуть она бы не смогла. Её средство защиты разве что очаровательная мордашка да пушистый хвост. Ну, никак её за дикую, или там уличную, принять нельзя. Не могла она ни на кого броситься. Так почему? Почему им надо было её схватить и увезти?

Я бы так и стоял в растерянности, если бы меня не толкнул прохожий. Тут я очнулся и меня осенило: телефон! Достал телефон, нашёл в инете номер горячей линии департамента. Буквально сразу же, через каких-то минут двадцать мне все же ответил первый освободившийся оператор. Толку, правда, было мало. Они не раскрывают информацию о служебном транспорте. Они действуют по закону и на основе решений местных властей. Если забрали, значит, были веские причины. Ля-ля-ля. Бу-бу-бу. Пишите на деревню дедушке.

Быстрое изучение тематических пабликов дало понять, что дело – труба. Если увезли, то вернуть шансов ноль. Пока ещё никому не удавалось. А особо настырным доступно объясняли, что оно того не стоит. Короче говоря, все сходились во мнении, что все же, как поётся в песне, «новая встреча – лучшее средство от одиночества», мол, заведите себе новую живность, а о пропавшей забудьте и думать, спать будете спокойнее, и всё такое, ну вы понимаете.

Домой я тащился долго. Пешком. Еле шевеля ногами. Как будто на мне был огромный рюкзак, набитый чем-то очень тяжёлым. Наверное – виной. Возможно я не до конца понимал, откуда это чувство взялось, такое невыносимое, такое тяжёлое. Но, то что я был виноват, это я признавал. Это же был договор, контракт. Я беру под защиту, на полное обеспечение ту, которая на это согласится в обмен на то, чтобы оставаться собой, и просто радовать своим присутствием. Это она мне ничего не должна была. А я был должен. Всё. Ей.

Было грустно. И одиноко. Раньше я не замечал одиночества. У меня было общение на работе. Было виртуальное общение в онлайн игре. Я не ощущал себя одиноким. А вот сейчас это ощущение проявилось. И я вдруг осознал, насколько у меня пустой и холодный дом, путь даже это и небольшая холостяцкая квартира. Но в ней пусто, как в огромной темной пещере. И на мгновение, появившееся тепло уюта от того, что кто-то тебя ждёт, что кто-то будет рядом… а теперь всё по-старому. Ритмичная музыка или голос диктора новостей и экран монитора с игрой, в которой нет ничего настоящего…

Я на неё чуть не наступил, еле ползя по ступеням и уткнувшись носом в собственное никчёмное отражение в лакированных носках туфель.

Она сидела на лестничном марше, прижавшись к перилам. И милая моська с жалостливым выражением смотрела на меня. И было понятно, что она просит не прогонять её, ведь она никому не мешает. Изумрудные глаза, прижатые к голове ушки и поджатый к груди хвост.

– Сиди-сиди. Никто тебя никуда не гонит, – я прошёл мимо, старясь не задеть её.

Одного раза мне достаточно. С первой попытки стало ясно, что я не гожусь для такой роли. Из меня никудышный опекун, хозяин, дрессировщик. Я не смог уберечь одну, куда уж мне уберечь другую.

Закрыл входную дверь. Скинул обувь и побрёл на кухню.

Ну, не получилось и не получилось. Это жизнь. А жизнь штука такая… Сякая… Короче, продолжается она. Хватит страдать. Пора заняться серьёзными делами, переставить дрова на видеокарту, а то я так и не зарублюсь в новую игруху. А что ещё нужно для жизни, как не новая суперигра на минималках на ведюхе устаревшей вусмерть? Да блин!! Какие, нафиг, игрухи с видюхами?!

– А ты форель любишь? Кушать хочешь? Пойдём кушать, – я хотел было поднять её со ступенек, но она вскрикнула и отшатнулась. – Ты чего? Что с тобой? У тебя что-то болит?

Я опять протянул к ней руку и только тут заметил, что поза у неё очень неестественная. У них же обычно всегда поза такая грациозная, как у статуи. А тут она очень странно скособочилась. Я пощупал её правую руку, она просто чуть отодвинулась от меня, недоуменно взглянув. А вот при попытке пощупать её левую руку, снова вскрикнула, и попыталась вырваться. Но тут же застонала от боли.

Я донёс её до своего дивана и уложив, ещё раз с предельной осторожностью прощупал худенькое тельце. Левая рука была сломана, она опухла и уже почти почернела. Под левой лопаткой застряла некрупная дробь. Всё тело было в синяках и ссадинах. Да. Досталось ей крепко. Кто такое мог сотворить, я не знал, но мог предполагать, на основе полученных знаний из видеороликов. Надо было что-то делать. Всё, что я мог, это наложить шину. Затем принялся искать в аккаунте в подписчиках одну анкетку, которая обещала медуслуги с сохранением полной анонимности.

Большая, чёрная, с хромированными вставками. С тремя вентиляторами с проприетарной формой лопастей и турбированным воздушным каналом… Четвёртое поколение шейдеров. Трассировка лучей… Это ли не мечта? Но сейчас уже поздно мечтать, и я приземлено, и очень меркантильно, пересчитал все свои сбережения на суперновый образец инженерного гения. До мечты оставалась всего одна зарплата. Я шёл к этому почти год. Я отказывал себе во всём, что можно было устранить с минимальными страданиями из и без того не особо насыщенной яркими впечатлениями жизни. Походы на премьеры в кино, игры лиги на стадионе, даже на бензин для машины не тратился лишний раз, а покупал проездной.

Но за последние дни я вдруг обнаружил, что есть вещи поинтереснее и приятнее, чем втыкание в монитор и беганье по локациям очередной катки. Когда у тебя появляется зона ответственности не потому, что она прописана в должностной инструкции, а потому, что ты сам принял её, когда есть о ком заботиться, уделять внимание, и знать, что ты важен и нужен кому-то, то… То очень многое становится незначительным. Многие ценности обесцениваются, раскрывая свою фальшивую суть.

Мысленно убеждая себя, что денег должно хватить, что не может же всё быть на столько дорого, доехал до трёхэтажного коттеджа в частном секторе на окраине города. Никаких вывесок не было, как не было и каких-то особых опознавательных знаков или примет, вполне себе заурядный типовой домишко, если можно так сказать про добротный кирпичный дом с высоким основательным забором.

– Доктор вас ждёт, заходите, – ответил домофон на мои сбивчивые объяснения причины столь позднего визита.

В прихожей, или холле, или фойе, или как ещё там называется приёмная в частном доме, меня встретила миловидная девушка в костюме, напоминающем одновременно и спортивный и рабочую униформу фармацевта сетевой аптеки. Указала на маленький диванчик и попросила подождать, а сама ушла за доктором.

Доктор тоже оказался не степенным седовласым профессором из кинофильма, а вполне себе нестарым мужчиной, ну может лет на десять, максимум пятнадцать старше меня, одетым в белый халат.

Окинув меня оценивающим взглядом, спросил:

– Как давно травма получена?

– Не знаю. Она ничего не говорит, но кажется там всё очень серьёзно.

– Пойдёмте, – доктор повёл нас по лестнице, ведущей вниз, то ли в подвал, то ли в бункер.

Спустились на два этажа вниз, в помещение, выглядевшее как самая настоящая операционная. Я даже и представить не мог, что под обычным коттеджем можно устроить настоящую больницу. Всё было перегорожено ширмами, но ошибиться было трудно. Даже моих куцых знаний о медицинских заведениях, почерпнутых из кино, было вполне достаточно.

– Оливия, – доктор подозвал жестом руки девушку с приёмной, – Рентген в двух проекциях будем делать. Подготовь, пожалуйста, аппарат.

Девушка кивнула и куда-то вышла, через другую дверь, не ту, в которою мы вошли. А доктор уже раздел пациентку и сноровисто орудовал ножницами, избавляя травмированную руку от результата моих ортопедических экзерсисов.

– Ваша работа? – спросил доктор, и тон его голоса показался мне суровым.

– Нет, я её такой подобрал! – испуганно ответил я, – Я домой…

– Я не про травмы, – перебил он меня, – Шину вы накладывали?

– А, ну да. Я

– Раньше приходилось заниматься подобным?

– Нет. Это первый раз в жизни. А что, совсем неправильно?

– Наоборот. Очень качественно, как будто опытный фельдшер постарался. Вы – молодец. Ну-ну-ну, девочка, спокойно. Сейчас всё пройдёт. Вот, сделаем укольчик, болеть и перестанет. Держите её крепко. Они уколов очень не любят.

Я прижал бедное испуганное и ничего не понимающее существо к стулу, а доктор ловко вколол что-то из одноразового шприца. Кошкодевочка заорала, как обычно говорят в таких случаях, благим матом, и чуть не вырвалась. Но тут же замерла, шипя и пытаясь прижать к себе больную руку.

– Всё-всё-всё! И не больно совсем, не выдумывай. А если не будешь дёргаться, то и руке не будет так больно, – и уже обращаясь ко мне, спросил, – А как зовут-то?

– Кого? Меня?

– Нет. Ваше имя мне без надобности. У нас всё анонимно. По принципу, я вас не знаю, вы меня не знаете – мы не знакомы. А вот имя питомца – это не такая уж и секретная информация, она практически ничего никому не даёт.

– А, понял. Не знаю. Может и есть у неё имя, а сам я её никак не назвал. А она мне ничего не сказала. Она вообще ничего не говорит, только шипит от боли. А они в каком возрасте говорить-то начинают?

– А в любом. Речь у них развивается рано, а вот привычка говорить с людьми может и не закрепиться. Да и говорить-то им с нами не о чем. Но, если им надо, общаются только в путь.

– Вон оно как. Наверное, это был бы рай на земле для каждого женатого мужчины, красивая, любящая жена, которая всегда молчит, – выдал я вдруг пришедшую в голову глупость.

– Интересная гипотеза, – доктор улыбнулся, – Так, пока здесь побудьте, мы пойдём делать снимки.

– А спина у неё?..

– А спина в порядке. В том смысле, что там ничего такого нет. Дробь извлечём, шкуру обработаем. Даже швы накладывать не надо, повреждения кожного покрова неглубокие. Сепсиса обширного нет. Не волнуйтесь, ссадины – это ерунда. А вот с рукой будем выяснять. Ну, что, красавица, пойдём на фотосессию.

Красавица крутила головой попеременно, то на доктора, то на меня, с очень недоверчивым взглядом, как будто хотела заглянуть то ли к нам в душу, то ли вообще хотя бы учуять её наличие.

– Иди-иди. Не бойся. Дядя доктор тебе добра желает. Если будешь его слушаться, то лапка твоя выздоровеет быстро. Сейчас же уже не больно, укольчик подействовал? – кошкодевочка утвердительно кивнула головой и пошла за доктором.

Ждать, на удивление, пришлось не долго. Снимок сделали практически моментально. Животное даже голоса не подало, когда его размещали на аппарате, сказывалось действие препарата. Потом доктор с ассистенткой или медсестрой, или кем она там у него числилась, Оливией, накладывали гипс, тоже очень шустро. Я даже заскучать не успел, как мне уже вернули мою бедную зверушку.

– Вот. Это – в маленькой коробе, с прозрачной жидкостью – обезболивающее. На тот случай, если боль сильная проявится позже. А вот эти две большие коробки, с жёлтым раствором, это антибиотик. Утром и вечером по одной ампуле, четырнадцать дней. И ни в коем случае не пропускать! – объяснял мне доктор, протянув упаковки с лекарствами.

– А?.. А как уколы делать? – я был немного напуган перспективой продуцирования медицинских манипуляций собственноручно.

– Очень просто. Вы не волнуйтесь. Уколы внутримышечные, не в вену. Продезинфицировать кожный покров на лапе, и под углом иглу ввести спокойным движением. Препарат вводить медленно. Главное, животное зафиксируйте, потому, что вырываться начнёт. Ну не любят они, когда в них острые предметы втыкают. Если что – звоните, приезжайте.

– А сколько с меня?

– Оливия вам всё сейчас посчитает. И вот, подарок от фирмы, – Доктор протянул ещё какую-то цветастую коробку, – Эти по пакетику раз в день с едой перемешивать.

– А сколько дней?

– Это витамины. Так что, пока не закончатся. Тут на один курс профилактический.

– Понял. Огромное вам спасибо, Доктор. Я вам так благодарен!

– Приятно слышать. Всего вам доброго. Оливия! – крикнул строну двери доктор, – посчитай пожалуйста клиенту со скидкой.

Даже со скидкой, сумма вышла немаленькой, почти половины моих сокровищ не стало, но я как-то и не расстроился, ну или вроде того. Главное, что они не были потрачены впустую. А даже с пользой, очень большой пользой, что ни говори. Не всю же жизнь в компьютерные игры играться, как обсос последний. Пора уже и взрослеть, становиться ответственным и самостоятельным… И независимым. Ага.

Играть на собственном компьютере с разрешением в восемь «ка» да ещё и с трассировкой лучей в самую модную игру сезона, это какое-то ребячество, я так думаю. Могу даже предположить, что это удел школоты. Но никак не взрослого мужчины, у которого есть дела поважнее. Особенно если ему необходимо зарабатывать, чтобы обеспечить уход и содержание домашнего животного. Поэтому я вместо вечерней привычной прокачки перса, доделывал дома ту работу, которую должны были делать в офисе мои помощницы. Но так было быстрее, и намного качественнее. Не приходилось тратить время на исправление нелепых ошибок и уточнения данных. Если всё самому считать, то оказывается, я в состоянии вести сразу пять проектов. В одно рыло. Да, я крут! Немеряно.

И сегодня я снова собрал все метрики у девушек и разрешил им делать всё, что захотят. Они захотели тут же свалить в туман. А так как Мадам Директрисы сегодня не ожидалось, она изводила быть на деловой встрече с очередным клиентом, в какой-то очень дорогой и пафосной едальне, то и парни тоже после обеда умотали куда-то. Но они-то хотя бы свою работу выполнили на все сто пятьдесят процентов.

А я один в офисе пахал за всю контору, чтобы потом униженно выпрашивать премию. Ну и пусть так. Зато я сейчас прокачаю скилл «упоротость работой» и завершу квест «лучший работник месяца». А с таким навыком можно будет и резюме выставлять, шансы на нормальную должность, где меня будут ценить, как профессионала, растут прямо-таки на глазах.

Скинув на флешку всю недоделанную работу, выключил свет, на вахте сдал ключ и поставил офис на сигнализацию. На остановке влез в автобус, а уже на следующей из него вылез. Проездной не сработал. То есть он сработал. Просто показал кондукторше красивый такой, абсолютный ноль. Из-за всей фигни я забыл пополнить поездки. Весело, чего уж тут скажешь, хорошо, что дождя нет. Но было не обидно, и не грустно, и не злобно. Настроение вообще не испортилось. Я, можно сказать, шагал даже как-то весело. Похоже, что я, впервые за стлько лет, торопился поскорее попасть домой. Хоть там и не ждал такой родной компьютер с такой привычной игрой, но ощущения были даже ещё приятнее. Самое важно было то, что дома меня – ждали!

– Ну, здрасте! Вам ту что, валерьянкой намазано? Другого места не нашлось?

Эта была черно-бурой. Голубые глаза смотрели на меня снизу-вверх с очень жалобным выражением. Одна нога была неестественно вывернута, а из второй сочилась кровь. А хвост… а вот хвост был сложен буквой г, являя собой идеальный прямой угол.

– А с хвостом-то у тебя что? – она с писком отшатнулась, распознав в моём движении желание дотронуться до её богатства.

– Не пищи. Ща всё будет, – вздохнул я очень печально, понимая, что именно в эту секунду становлюсь ещё более сильным и независимым, прямо-таки в два раза. – Кушать хочешь?

Отнёс нового члена моего прайда в квартиру. Достал коробку с обезболивающим от доктора. Приготовил шприц и отвлекая внимание миской с кошачьим «рагу из кролика», сделал укол. Она зашипела, но продолжила крепко держать и миску, и ложку.

– А ты молодец! Сейчас боль утихнет, и поедем к доктору. Я знаю одного очень доброго доктора, он всем зверушкам помогает. Вон, Грин подтвердит. Так ведь, Грин? – Грин согласно закивала.

А Грин, потому, что глаза зелёные. Сначала я хотел назвать ей Эппл. Ну, раз зелёное, то – яблоко. Но, потом подумал, что это уж очень запредельный уровень ассоциативного ряда, и меня могут, впоследствии, не понять. Поэтому – Грин.

– Алло, а можно записаться? Да, я у вас был. Да кошкодевочка. Лапа и хвост. Да, могу. Спасибо.

С телефона домашней клиники ответила, судя по голосу, Оливия. Меня она узнала и поэтому предложила приём вне очереди. Вот и славно.

Объяснив Грин, что она остаётся дома, и что дверь никому не открывать, и вообще, в случае чего – затаиться и не отсвечивать, замотал новенькую в одеяло, и пошёл с ней в машину.

Время было уже после вечернего пика и трафик практически отсутствовал, все уже приехали домой. Поэтому добрались очень быстро.

– Боюсь вас разочаровать, но у нас не предусмотрен приз за звание «самого постоянного клиента», – приветствовал меня Доктор.

– Я согласен на скидочку для самого постоянного клиента. Здравствуйте, Доктор. Я к вам и вот по какому делу, – поздоровался я с врачевателем и продемонстрировал ему свои руки занятые кошкодевочкой замотанной в одеяло. – Не знаю откуда они берутся у меня на лестничной площадке.

– Ну пойдёмте посмотрим, что там и как, – Доктор зашагал к лестнице.

В том же помещении, видимо перевязочной, страдалицу избавили от моего одеяльного кокона.

– Ну, как в прошлый раз. Держите крепко, – приказал мне Доктор, и стал ощупывать повреждённую лапу.

– Я ей укол сделал, ну из тех, что вы мне дали.

– Это хорошо. Это вы правильно поступили. Ну, снимок сейчас всё равно сделаем, а так у нас вывих и растяжение, связки вроде целые. С хвостом не очень понятно. Оливия, будь добра, аппарат подготовь, – зычно крикнул доктор куда-то в дверной проём.

– Доктор, тут ситуация вот какая. Я могу оплатить вашу работу только в меньшем объёме, чем в тот раз. У меня больше просто нет. Но, я могу что-то в залог оставить, Мне на следующей неделе зарплату дадут, я всё верну, честное слово. Клянусь!

– Об этом не беспокойтесь. Наша клиника очень клиентоориентированная. Мы можем подождать. Просто оставьте у нас ваше домашнее животное и дарственную на квартиру подписанную кровью, до полного погашения заложенности

– Э?.. – я немного затупил от услышанного.

– Я говорю, что не переживайте. Вы у нас теперь постоянный клиент, так что для вас будет специальная цена, по акции, – широко улыбаясь, пояснил добрый Доктор.

Заглянувшая в дверь Оливия доложила, что аппарат готов, и доктор, забрав пациентку, попросил меня не скучать.

В этот раз я заскучать все же успел. Разглядывать голые стены, ширмы из белой ткани и немного инструментов из нержавейки, было реально скучно. Я понимал, что нога, это не рука, и, даже если и не перелом, гипсовать её, всё равно, сложно. Время тянулось слишком медленно.

– Всё. Забирайте. Оливия посчитаешь по четвёрке, хорошо? – Оливия кивнула и удалилась.

– Давайте. Так, что мне делать потом?

– Ну, вы у нас уже опытный травматолог. Практически мой коллега. Так что, всё тоже самое, – Доктор протянул коробки с лекарствами. – В этот раз ситуация посложней оказалась. Но ничего, и без хвостов живут. А тут целая половина хвоста осталась. Для них это очень сильная психологическая травма. Это как для нас заикой стать или пол языка потерять.

– А как тогда быть? – для меня это тоже оказалось психологическим ударом, представить кошкодевочку без хвоста я был не в состоянии.

– Больше внимания, заботы и терпения. Так как они коммуницируют через движения хвостом больше, чем ушами, пол хвоста осложнит кодирование сигналов. Придётся вам подстраиваться. Будьте терпеливы, вам обоим будет нелегко.

– Ясно. Ну что ж теперь поделать, надо, так надо. Спасибо вам, Доктор.

– Да не за что. Вы если что, сразу приезжайте, можете даже не звонить. Всего доброго.

– До свидания.

Расплатившись с Оливией, я положил, завёрнутую в одеяло и находящуюся под воздействием наркоза кошкодевочку на задние сидение, и порулил домой. Испорченное настроение никак не повышало даже то, что посчитанное по какой-то там четвёрке, оставило у меня в бумажнике кое-какую сумму, которую даже можно было назвать деньгами.

Очень хотелось домой, и чтобы больше не пришлось приезжать к доктору. Ну, разве что, за витаминами, по скидке.

– Выбирай, Роял Палас или Замок герцога? – предложила мне загадку Мадам Директриса.

– А это – что? – совершенно искренне выразил я своё непонимание вопроса.

– Что – что? – в свою очередь не поняла вопроса Мадам.

– Ну вот эти – палас и герцог, это вообще, что?

– Как – что? Это два самых приличных ресторана в городе. Ты прикалываешься?

– Я знаю приличную гамбургерную и пару баров с большими экранами.

– Стыдно не знать присутственные места для приличных людей, – Мадам была искренне удивлена моим неведением.

– Если, вы, собираетесь весь вечер надо мной издеваться, то могли бы предупредить заранее, я бы морально подготовился к роли мальчика для битья.

– Да брось ты придуриваться. Никто над тобой не издевается. Ну, правда, же. Ну как можно не знать самые дорогие рестораны, которые всюду свою рекламу развесили.

– Я не их целевая аудитория, их рекламное обращение меня не затрагивает.

– Ой, всё. Давай хотя бы сегодня по-человечески говорить. Оставь свой официоз для брифингов.

– Есть отставить официоз!

– Ну ты зануда!

– А я не навязываюсь. Я в любой момент готов избавить вас от своего обременительного присутствия.

– А вот фигушки! Даже не мечтай. Сегодня ты мой, – Мадам Директриса демонстративно потёрла ладони, – готовься развлекать даму сердца приятной беседой за изысканным ужином от шеф-повара!

– А чего сразу – сердца-то? Мне кажется, вы торопите события.

– А почему бы их немножко и не поторопить? Тебя что-то смущает?

– Конечно, смущает. Меня всё смущает. Мы с вами из разных кругов. Я вам вообще не ровня, а вы меня везёте в то место, где нас увидят люди из вашего общества. Что они о вас подумают?

– Да кому, какое дело, что они там себе подумает. Я так хочу, значит так и будет. Или тебе премия уже не нужна?

– А вот сейчас был удар ниже пояса!

– Вот ты сам торопишь события. Мы ещё до твоего ниже пояса не добрались. У нас по программе пока ещё только ужин, – глаза Мадам игриво щурились и подозрительно поблёскивали.

– А то, что они могут обо мне подумать, это тоже – не важно?

– А тебе-то чего?

– Мне – чего? Да мне ещё как – чего!

– Не выдумывай. Всем вообще на всё плевать. Все только о себе и думают. И, уж если на то пошло, то тем людям, что тебя могут увидеть, до тебя и подавно дела нет. Они тебя не то, что не запомнят, даже не заметят. А вот что на мне надето, и что именно будет у нас на столе, вот это они потом будут обсуждать очень подробно. Каждому – своё, знаешь ли. Да, кстати, как тебе?

– Что мне?

– Какой же ты тормоз. Как тебе моё платье?

– По мне, так слишком вызывающе.

– А что именно оно у тебя вызывает?

– А что вы хотите услышать? Я ради премии готов сказать всё что угодно.

– Я хочу услышать правду. В первую очередь – от тебя.

– Если по правде, то оно вызывает то, что вы и планировали вызывать его выбирая.

– Ответ засчитан. Но тебе надо потренироваться говорить комплименты девушкам. Не думала, что ты такой стесняшка.

– Моё воспитание требует от меня соблюдать дистанцию и скоростной режим.

– Даже так? Хорошо, посмотрим, что сильнее, твоё воспитание или игристое вино. Сегодня я хочу шампанского. Ты любишь шампанское, или опять мне про бары рассказывать начнёшь?

– Не люблю. Честно. Не люблю.

– Ну и зря. С чего бы не любить лимонад?

– Шампанское не лимонад. Лимонад сладкий постоянно. А шампанское, когда проглотишь – от него горько. И это не честно.

– Ха-ха-ха. Впервые в жизни слышу про то, что шампанское – не честное! Это очень забавно. Смотри-ка, у тебя уже неплохо получается меня развлекать. Не забудь продолжить за ужином. Я пока позвоню, чтобы мой столик подготовили. Поедем в Герцога, тебе понравится.

Звонила она долго. Перезванивала. С кем-то даже ругалась. Выяснилось, что один ресторан закрыт по техническим причинам, а в другом мэр что-то отмечает и заведение на спецобслуживании.

– Не всё так плохо. Что ж, тебе везёт! Тебя ожидает ужин для двоих в будуаре дамы сердца, – поставила меня в известность сменой парадигмы Мадам Директриса, и в очередной раз сладострастно потёрла ладошки.

– А вам нравятся насекомые? – задал я ей вопрос.

– Насекомые? Причём тут насекомые? А так-то, зависит от того, какие это насекомые.

– Ну, богомолы, например, или паучки?

– Какие такие паучки? – с подозрением переспросила Мадам.

– Чёрная вдова, например?

– А-а! Вот на что ты намекаешь. Ну, будешь гадости говорить, без головы точно останешься! У нас с тобой романтический ужин под угрозой срыва, а тебе как будто всё равно?

Мне было не всё равно. Мне было даже очень желательно, чтобы этот чёртов ужин сорвался. Если с рестораном я ещё мог как-то смириться, то ужин в будуаре это уже перебор. Безгранично веря в древнюю мудрость, что лучшая защита – это нападения, я ринулся перехватывать инициативу:

– Почему – как будто? Но, если вы хотите романтики, то, может, не будем тратить молодость на её просиживание в четырёх стенах?

– И что ты предлагаешь? Пойти в кино?

– Пойти гулять!

– Гулять? И куда же?

Понятно, что ни в кино, ни в зоосад мы не пойдём. Но на этом выбор мест для прогулки не заканчивается. В городе же существует самое романтичное место, где все влюблённые парочки шарятся. Видимо, юность Мадамы прошла в ресторанах, раз она не подумала про самое очевидное место:

– Раз уж вы от меня всё равно не отстанете, то вынужден пригласить вас на романтическую прогулку на Набережную.

–Куда? Это туда, где все эти… – Мадам была явно обескуражена внезапностью, и, как я надеялся, коварством моего предложения. – То есть, ты считаешь, что это романтичное место?

– Это не только я считаю, это все влюблённые пары в нашем городе так считают. Вы готовы к прогулке?

– О, влюблённые? Ну, раз влюблённые так считают… И мы будем идти по ней взявшись за руки, как настоящая парочка?

– Я куплю вам огромный букет роз, который вы будете трепетно с трудом прижимать к груди обеими руками.

– Вот и нетушки. Сам будешь его нести, как подобает кавалеру.

– Ну, не хотите, как хотите, обойдёмся без цветов.

– Ах, вот как? А целоваться будем? Под шум прибоя и свет луны?

– Нам будет мешать это делать бо-о-ольшая двойная порция сахарной ваты в ваших руках, которой я вас угощу!

– Ха-ха! – Мадам расхохоталась, – Думаешь, меня остановит какая-то там вата, пусть и сахарная? Вперёд, дышать свежим воздухом и целоваться, как первокурсники!

Набережная была в моей ситуации наилучшим выходом из положения. Кроме гранитных плит и тусклых фонарей, там, собственно говоря, были ещё только парочки бедных студентов и школота. Люди с деньгами находили себе места попонтовее. И это было очень даже для меня хорошо, так как повстречать там кого-то из круга Мадам было нереально.

Да… Мы неторопливо шагали вдоль ажурного ограждения держась за руки, ели сахарную вату. Мадам время от времени в ответ на мои милые глупые шутки, выдаваемые мной в перерывах между чтением стихов и цитированием модных писателей, постёгивала мою невозможную мордашку небольшим букетом неколючих цветов. И мне стоило больших трудов избегать настойчивости Мадам в вопросе внезапных немотивированных поцелуев.

Я всё тянул и тянул время, заставляя Мадам, то кружить со мной в импровизированном вальсе, то ускорять шаг, то почти останавливаться. Благодаря моей непрестанной болтовне, она всё же потеряла счёт времени, и когда окончательно выбилась из сил, заявила, что я её уморить хочу не только своими шуточками, и что ноги у неё отваливаются, и вообще, пора бы и ехать домой. С этим я тут же согласился:

– Ну, если вам скучно, то, конечно же, давайте расходиться.

– Куда ещё-то расходиться? По-моему, мы и так уже разошлись, что дальше я только ползти смогу, и то не слишком долго. Я предлагаю поехать домой, ко мне, – внесла ясность Мадам.

– А не многовато ли для этого времени? – спросил я, очень отсутствующим тоном.

– Времени? А действительно? Который у нас час? – растерялась моя любительница директивных поцелуев.

Час был уже действительно поздний, но её это не останавливало:

– Так чего же мы ждём, поехали скорее, а то ведь не выспимся. А завтра на презентацию ещё с утра надо.

– Э… Так на презентацию надо не мне. И я-то высплюсь. Мне до дома недалеко.

– У?.. Это ты меня так приглашаешь к себе? – глаза Мадам заблестели сильнее прежнего, или даже – засветились.

– Это я так предлагаю завершить сегодняшнее мероприятие. Хорошего – в меру.

– Ну вот. На самом интересном месте. А я так в тебя верила. Что, совсем в гости ко мне не хочешь?

– А давайте спланируем это для следующего нашего мероприятия. Я ведь понимаю, что живым вы с меня не слезете?

– Какой у меня кавалер сообразительный. Сам догадался, или подсказал кто?

– У вас на лице всё написано, чего тут догадываться.

– А, значит я для тебя открытая книга? И что же там у меня ещё прочесть можно?

– Не скажу.

– Ну почему?

– Потому, что у меня ещё есть планы на жизнь, и возможно, даже половую.

– Ути-пути, какой оптимист у нас тут объявился, – просюсюкала мадам, нажала мне на кончик носа пальчиком, и игриво добавила, – хорошо. Мы с тобой ещё спланируем наше следующее мероприятие твоей половой жизни.

– А можно не надо?

– А поздняк метаться. Всё, вызывай мне такси, я реально устала, никаких сил нет. С ног валюсь. Это всё ты виноват.

– Большое спасибо на добром слове. Я очень старался.

– Я это ценю, и расцениваю. Премию ты свою заработал.

– Я за вашу, доброту, госпожа, век молиться буду! – И достав телефон, стал вызывать такси.

Моя «Сицилийская защита» сработала на отлично. Правда, я и сам валился с ног почище Мадам Директрисы, но это того стоило. Её дурацкие приставания уже начинают не просто раздражать, но и злить. Тоже мне, нашла себе развлекалово. Вот со своими мажорами пусть и развлекается в своих ресторанах. А я ей не игрушка. У меня своя гордость. И чувства у меня есть. Да, чувства у меня тоже есть.

Да и вообще, опоздала мадама со своими претензиями на отношения. Я теперь сильный и независимый. Может у меня и нет ни с кем отношений, зато у меня есть для кого проявлять чувство ответственности. С этими мыслями я и поднимался по лестнице домой…

Она лежала на лестничной площадке свернувшись клубком. По ступенькам стекала кровь. Я замер не в силах не то, что сделать шаг, но и что-либо сказать. Я просто онемел. А она, услышав мои шаги, приподняла голову и посмотрела на меня невидящим взглядом.

Половина лица была распухшая, а вместо глаза на меня смотрела кровавая дыра. Второй глаз у неё опух и почти не открывался. Одна рука висела плетью, второй она зажимала кровоточащую рану в боку:

– Хозяин… Я пришла… – просипела она еле слышно.

– Да! Да, ты умничка. Ты пришла. Это так здорово! – от противоречивых чувств я почти что заикался.

Я одновременно готов был кричать от радости, что она вернулась, и в то же время, кричать от боли, видя, что с ней сотворили эти нелюди из департамента.

– …попрощаться… – выдохнула моя бедная зверушка.

– Ну нет. Ну почему— попрощаться-то? Мы сейчас к доктору поедем. Я знаю доктора, он самый лучший на свете, он всех лечит. И тебя вылечит! – приговаривал я, подняв её на руки и прижимая к груди одной рукой, второй проворачивая ключ в замке, – потерпи немножко, сейчас станет легче.

Я уложил её на диван и бросился в ванную. Набрал таз тёплой воды, схватил полотенце. Сшибая углы и расплёскивая воду, прибежал в комнату. Поставил таз у дивана. Метнулся к полке с лекарствами. Трясущимися руками неправильно сломал ампулу с анальгетиком, из-за чего всё содержимое пролилось на пол. Достал ещё одну, выдохнул, постарался унять дрожь в руках, и в это раз смог набрать шприц.

Обе мои квартирантки молча разместились рядом с пострадавшей. Одна села у неё в изголовье, другая – в ногах. Обе, с повисшими ушками, смотрели на меня с каким-то виноватым видом, как бы извиняясь, что ничем не могут быть полезны в такой ситуации. Грин гладила голову своей новой знакомой, с которой ещё не успела поздороваться и имени которой не знала.

Я наклонился над тельцем несчастной кошкодевочки, намереваясь закатать ей рукав для укола. Но укол уже не требовался. По израненному телу пробежала короткая дрожь. Ушки поникли. Дыхание прекратилось. Хвост дёрнулся и замер.

Кошкодевочка с именем Скай легла рядом с соплеменницей, свернувшись клубком, и накрывшись пушистым хвостом, посмотрела из-под него на меня полными слёз голубыми глазами.

Что она хотела увидеть? Не знаю. Но вряд ли ей в этот момент хотелось узреть сидящего на полу взрослого мужика держащего в руках бесполезный шприц и рыдающего, как детсадовец, который не обнаружил под ёлочкой заветного подарка.

Да, я сидел на полу и рыдал. Я, может быть, и не рыдал бы, но слёзы сами градом катились из глаз. Потому что было больно. Очень больно. Невыносимо больно. Больно от жалости. От жалости к невинно замученному животному. От жалости к себе и собственной беспомощности. Больно от обиды и ненависти. Больно от осознания того, что такое сотворили такие же, как и я – двуногие и прямоходящие, называющие себя людьми, и считающих себя человеками. Больно от огромного невидимого комка, застрявшего в горле, и не дававшего вздохнуть полной грудью. От всего этого что-то сильно сдавило сердце… а эта чёртова радуга всё не появлялась.

Но зато зазвонил телефон:

– Да. Я. Слушаю, вас, Доктор, – промямлил я, приняв вызов.

– Есть очень важное дело! Приезжайте прямо сейчас! Немедленно! Все! – приказал доктор и повесил трубку.

Это как-то очень странно. Что ещё за дело и почему – все? С чего бы это доктору какой-то кипишь поднимать, мы ведь практически не знакомы, да и дел общих, собственно говоря, у нас с ним нет. Но всё же, что-то меня заставило поверить в важность и срочность какого-то дела. Да и всё равно, куда мне ещё-то обратиться, по поводу утилизации тела нелегального домашнего животного, кроме как к этому человеку?

Завернув тело в одеяло, которое оказалось у меня внезапно последним, понёс получившийся свёрток в машину. Следом с повисшими ушами, бесшумно, как факельщики, шли подружки Грин и Скай.

– Доброй ночи, Локтор, – поздоровался я, когда бессменная дежурная помощница доктора Оливия провела нашу процессию в приёмный покой.

– Да скорее уже – доброе утро, – ответил Доктор. – Так, а с этой что?

– Уже ничего. Для неё всё закончилось, – ответил я, шмыгая носом как подросток.

– Что ж. И такое случается. Оставляйте. Утилизация у нас бесплатная, только нужно пошлину оплатить.

– Да, буду признателен, – протянул я траурный свёрток доктору.

– Подождите пять минут, я быстро, – и доктор куда-то ушёл, унося то, что ещё недавно было живым существом.

– А вот и я, и у меня есть очень важная информация, – сообщил нам возвратившийся доктор.

– Выкладывайте, доктор. Мне уже всё равно, важная, не важная. Хуже не станет, – мне действительно было всё равно.

Внутри у меня было пусто. Какая-то усталость, что ли, и апатия, навалились и пытались своею тяжестью свалить с ног. Состояние было такое, как будто я несколько дней не спал и разгружал вагоны с цементом. Да ещё этот чёртов комок в горле таял чересчур медленно.

– Ну, я вас, конечно же, понимаю, но не стоит совсем терять присутствие духа. У вас ещё есть о ком заботиться, – попытался приободрить меня добрый Доктор.

– Да, конечно же, есть. Вы абсолютно правы, Доктор

– Вот, вы сами всё прекрасно понимаете, это очень хорошо. Особенно в свете того, что я вам сейчас скажу. А скажу я следующее. Сегодня с шести утра департамент санитарного надзора начинает реализацию общегородской программы по контролю численности животных.

– Что это за программа такая?

– Это, простыми словами – чистка, или зачистка, если хотите.

– Спасибо, не хотим.

– Никто не хочет. Но у департамента свой взгляд на этот счёт. И поэтому все животные, не только бездомные, но и безнадзорные, будут отлавливаться. Но отлов, это – полбеды. При определённой доле удачи выловленное на улице и помещённое в питомник животное ещё есть шанс вызволить. Данная же программа не предусматривает помещение в питомник, – тон у Доктора был зловещим.

– А что она, программа эта, предусматривает? – уточнил я, всё ещё достаточно безразличным голосом.

– А предусматривает она только одно – усыпление и утилизацию.

– В смысле? Кого они собираются усыплять? – тут я начал приходить в себя.

– Всех. Всех кого поймают. А ловить они собираются по всему городу и без разбора.

– Что, и чипированных тоже? – тут я окончательно очнулся.

– Это не важно, чипированное животное или не чипированное. Если животное на улице и без сопровождения хозяина, то оно становится законной добычей департамента.

– Э-э… а на кой тогда все эти осмотры, прививки, паспорта и чипы за свой счёт, если они ни отчего не защищают?

– А тут логика у чиновников простая. Прививки, паспорта и чипы под кожей – это всего лишь способ сбора статистических данных. А вот контроль поведения животных и эпидемиологической обстановки – обязанность их владельцев. Не можешь контролировать поведение своего питомца, подвергаешь сограждан опасности заражения. А раз не справляешься с обязанностями, то нарушаешь. А раз нарушаешь, то будешь наказан.

– А почему наказывают животное, а не хозяина?

– Отчего же. Изъятие домашнего животного и его утилизация, это и есть наказание владельца. Животные же у нас по закону – вещи. Вот вещь и отбирают.

– А как же закон о жестоком обращении с животными? Отобрать и усыпить беззащитную зверушку – это не жестокое обращение?

– Ну что вы, конечно же – нет. Изъять, сделать укол, кремировать – это не палкой избить. Так что это не жестокость. Всё в рамках стандартного гуманизма.

– Так что же теперь, своих надо на поводке водить?

– Что-то вроде этого. Только ещё паспорта на них и сертификаты при себе иметь, дабы было что предъявить, в случае чего.

– Ясно. Значит надо срочно их на чипизацию тащить. Ну, тогда я прямо сейчас и повезу в центр. Спасибо, что предупредили. Доктор.

– Не спешите. Это ещё не все новости. У меня есть ещё парочка не менее неприятных из этой же серии. А на счёт паспортов и чипов, не беспокойтесь. У нашей клиники есть лицензия на данную услугу.

– Так вроде бы только муниципальные могут? Нет?

– Как бы – да, но в законе есть одно хитрое место, которое открывает маленькую дверку для особо приближённых. Проще говоря, в особых случаях, закон разрешает выдавать частным практикам патент на данный пакет услуг. Но, это строго между нами.

– Доктор, я в этом не разбираюсь, и даже не буду в эти дебри вникать. Просто посоветуйте, что и как делать.

– Вот я вам и советую воспользоваться данной услугой на базе нашей клиники. Сейчас всё оформим, и сертификаты на прививки, и паспорта, и чипы. И всё строго законно, с гербовой печатью.

– А там, типа учёт, документооборот, ну, всё такое? – я немного не въезжал, то ли доктор намекает, то ли я лох.

– Нет. Никаких проблем. Всё строго в соответствии. К тому же, общей базы данных нет. Каждый департамент и служба ведут учёт отдельно, а в госстат отправляют только обобщённые данные. Поэтому-то и все манипуляции полностью соответствуют. Просто от общей кучки для государственных центров, небольшая горсточка перепадает частникам. Вот и всё.

– А. Ну, если так, то я только за. Если, конечно, в бюджет впишусь.

– А всё по госценам. Прейскурант утверждает министерство, завышать никому нельзя.

–Ну, это уже обнадёживает. Тогда дайте две. В смысле, два пакета, на двух домашних животных.

– Обязательно. Пойдёмте. У нас для регистрационных процедур отдельный кабинет, – и как обычно, зычно через стенку, обратился к помощнице, – Оливия! Чипы приготовь. Пару! Будь добра.

– А что на счёт других новостей? – поинтересовался я, понимая, что семь бед это лишь жалкое начало.

– А вторая новость заключается в том, что все домашние кошкодевочки подлежат обязательной стерилизации, – как-то уж слишком спокойно сообщил новость доктор.

А вот эту новость я воспринял очень не спокойно. Я замер, отвесил челюсть и почувствовал холодную испарину на собственном загривке:

– Блин, доктор, давайте, добейте меня, что там за третья новость? – просипел я внезапно пересохшей глоткой приговорённого к высшей мере.

– А третья касается вас непосредственно.

– Да куда непосредственнее-то?

– Департамент особо разыскивает кошкодевочек, которые были подобраны с улицы за текущий месяц. – Так что я вас и позвал именно для того, чтобы вы своих зарегистрировали через нас.

– Так если за текущий, то какой тогда смысл в вашей регистрации? – на мои плечи опять упала какая-то очень большая тяжесть и стала давить к земле.

– А смысл в том, что отчёты для статистики мы отправляем раз в три месяца. Надеюсь, вы понимаете, что квартал только начался и на подходе время подачи отчёта за предыдущий период, а общей базы нет?

– Аа-а! Вот оно как. Ну, доктор, я ваш должник. Правда, денег от меня вы вряд ли дождётесь. Но я могу вам бесплатно провести ну очень профессиональную высококачественную рекламную компанию совершенно бесплатно. И которая вам поможет или добавить в список услуг категорию суперэлитных, или, если такие уже есть, ещё больше за них завысить безнаказанно цену.

– Это конечно заманчивое предложение. Но, вы нам интересны, больше, по косвенным вашим умениям. Вы же, как маркетолог, занимаетесь сбором и анализом информации, вот мы бы и хотели, что бы вы нам помогли проанализировать очень специфическую информацию.

– Да не вопрос. В принципе, маркетинг – это и есть сплошь и рядом аналитика. А мы это кто, вы и ваша помощница?

– Не совсем. Вы что-нибудь слышали о Сопротивлении?

– Сопротивлении? – недопонял я, – Я не особо политикой увлекаюсь. Но вроде бы это какая-то хакерская группировка, которая фродом промышляет, или варезом? – блин, а откуда он знает кем я работаю?

– Ну, не совсем этим. Слухи, конечно, про нашу организацию ходят разные, но цели у нас вовсе не меркантильные. Хакерство для нас средство добыть нужную информацию, а не обчистить чьи-то банковские счета.

– Ээ-э… Доктор? А зачем вы мне всё это рассказываете? – вторая волна холодного пота прокатилась по моему загривку.

– А это для того, чтобы вы теперь много знали.

– В смысле?

– В прямом. Вот я вам рассказал, что мы – подпольная организация, выступающая против несправедливости мира, и теперь вы слишком много знаете.

– Спасибо. Очень ловко. Это для того, что бы я с крючка не сорвался?

– Это для того, что бы вы заинтересовались ещё больше.

– А зачем мне знать ещё больше?

– Что бы проникнуться нашими идеями и присоединиться к нашему движению.

– Хм… логично. Случайный человек узнаёт страшную тайну, и тут же решается посвятить свою жизнь борьбе кого-то с кем-то за что-то. Тем более, что из-за этой тайные его жизнь начинает висеть на волоске. Всё очень и очень логично. Так ведь, Доктор?

– Всё именно так. Так что, вам решать: гадать, как долго выдержит волосок, или углубиться в тайну тех, кто движим благородной целью. Тем более, вам теперь есть ради кого к этой цели двигаться.

– Вот тут не понял.

– Да, ваши кошкодевочки в огромной, смертельной опасности. Но кроме них двоих, ещё тысячи таких же божьих тварей под угрозой уничтожения. А тех, кого не уничтожат, искалечат. Вы согласны с таким положением вещей?

– То есть, ваша организация хочет как-то этому помешать, и для этого нужен я, что бы анализировать собираемую вами информацию?

– Схватываете на лету. Но вы можете отказаться. Мы не террористы, и уберём вас как свидетеля, только в самом крайнем случае.

– Да ладно, вам, Доктор. Завязывайте с вашей агитацией. Скажите прямо. Моя помощь хоть как-то поспособствует наказанию всех этих ублюдков и выродков, которые издеваются над бедными животными?

– Ещё как! Ещё как поспособствует, – воодушевил меня член тайной организации.

– Где расписаться кровью? – спросил я, почему-то очень как-то даже злобно.

– Расписываться не обязательно, к тому же ещё и кровью. Сейчас я вам обрисую ваше первое задание. Готовы слушать?

– А куда мы пойдём на выходных? – задал внезапный вопрос голос над моим ухом, сигнализируя о том, что сейчас мои шейные позвонки будут протестированы на резистентность к межпозвоночной грыже: Мадам Директриса привычным движением обрушила на мою голову свой бюст, – мы же собираемся провести выходные вместе?

– С кем это вы собираетесь провести выходные? Покажите мне этого подлеца, который собирается цинично воспользоваться доверчивостью невинной девы, кроткой и преисполненной добродетели?

– Ах-ха-ха! Давай уже решать, что мы хотим: ужин в ресторане или завтрак в постели? – Мадам выдала две беды, из которых и выбирать-то было нечего.

– Я очень рад, что, вам есть с кем потрать время на повышение личной гастрономической экспертизы, но у меня на выходные планы индивидуального характера.

– Ну-у… Не вредничай. Или ты хочешь сказать, что между нами ничего не было? – Мадам явно уже всё для себя решила, да и за меня тоже.

– А разве между нами что-то было? Я ничего такого не припоминаю.

– А наша прогулка? Для тебя это ничего такого не значит? Или у тебя каждый день такие прогулки, что ты их уже и не воспринимаешь всерьёз? – Мадам очень даже искренне возмутилась.

– Наша ли, не наша, но это – всего лишь прогулка. Ведь мы даже не то, что не целовались, даже не обнимались. Или, вы, зачитались рыцарскими романами в мягкой обложке? – что-то мне совсем не нравился ход её мыслей.

– То есть – вот так вот?! Вот как ты заговорил! Стоило только тебе премию выплатить, и ты уже от близких людей нос воротишь? – Мадам аж задохнулась от праведного гнева.

– Что, простите? Что я говорил? Я от своих слов и не отказываюсь. Да. Всё верно. Вы хотели провести время, я хотел премию. Я вам открыто об этом сказал. И вообще, я думал, что у нас чисто деловая сделка. Возможно, уровень моего сервиса в сфере эскорта недостаточно ещё проработан, но я честно старался, и считаю, что свою премию я заработал, – и тут у меня захрустела шея.

– Да… Да как! Да ты!.. – Мадам Директриса так навалилась на меня со спины, что я начал сужаться по вертикали. – А!!! Я поняла! У тебя кто-то есть, кто она?

– Халтура! – отрезал я.

– Халтура? Какая ещё халтура? Ты мне мозги не канифоль! Немедленно признавайся, я должна знать! – в её голосе послышались плаксивые нотки.

– Да халтура у меня есть. И она занимает всё моё свободное время.

– Да что ещё за халтура? Зачем она тебе?

– А зачем людям вообще халтуры? Ну, конечно же, для денег.

– А тебе денег не хватает? Я тебе разве мало плачу?

– А, что, разве много?

– А премия?

– А премия мне обошлась слишком дорого!

– Что значит – дорого? Тебе было так плохо со мной? Я такая страшная уродина, что со мной по улице можно пройтись только за деньги?! – она вот-вот готова была то ли разрыдаться, то ли расплющить мне голову своим прижизненным бронзовым бюстом десятого размера, или пятнадцатого.

–Ну, Мадам Директор, ну прекратите уже это балаган. Если вам так хочется с кем-то поругаться, то вот в том углу аж три кандидатуры для этого есть. И их, в отличие от меня, есть за что ругать.

– Сам ты – балаган! Я к нему по-человечески, как к другу… а от тебя одни гадости! Хоть бы одно доброе слово сказал, – отчётливо слышались шаги приближающихся «девичьих слёз».

– Вы же сами мне говорили, что мне ещё надо поучиться говорить комплименты. И сами же обижаетесь. Никакая вы не страшная и не уродина. Вы красивая женщина, ну, то есть – девушка. Очень красивая. С вами очень приятно проводить время…

– Спасибо, уже не надо, можешь не стараться. Я уже всё поняла, – мадама однозначно обиделась.

– Что не надо, время проводить?

– Комплиментов твоих дурацких не надо.

– Так они – дурацкие? Так и зачем они тогда вам?

– Уже незачем. Можешь дальше сидеть и думать о своей ненаглядной.

– О ком, простите, думать?

– О своей любовнице, о ком же ещё!

– Да что за чушь вы несёте? Какая ещё любовница. Что за бред? Нет у меня никого.

– Нет?

– Нет!

– Точно?

–Точно!!

– Точно – никого нет?

– Да нет!!! Нет у меня никого! Совсем никого нет. Ну хватит уже, а? – я начал уставать от этого сериального мыла.

– А халтура тебе тогда зачем?

– Ну, бли-и-ин, ну говорю же – для денег!

– А зачем тебе деньги, если у тебя нет девушки, на которую их можно было бы тратить?

– Э?… А-а! Я понял. Вы хотите вернуть то, что мне выплатили в качестве премии. Ну конечно же, как я раньше не догадался! – перехватил я инициативу и ринулся в атаку.

– Чего-о? Да вот ещё, больно надо, – Мадам в очередной раз очень искренне возмутилась.

– А зачем тогда ко мне в девушки набиваетесь, не за тем ли, чтобы я на вас все свои деньги потратил, тем самым их вам вернув, а?

– Кто – набивается? Почему – набиваюсь? Я думала у нас всё хорошо, у нас – отношения выстраиваются!

– А вы бы побольше бы о бизнесе думали, а обо мне – поменьше, тогда всем было бы – хорошо.

– А я не хочу о бизнесе, я хочу о тебе!

– А вы не думали, что такое поведение простительно избалованной богатенькой девочке, а не опытной мудрой бизнес-вумен?

– Я, может, и богатенькая, но не избалованная. И я буду думать, о чём посчитаю нужным. А всякие низкооплачиваемые работники – мне не указ! – и резко выпрямилась, упёршись своими холёными ручками в мои плечи, уменьшая силу давления своего бюста на мою несчастную шею, и увеличивая на плечевой пояс.

– Ага! Значит, признаёте факт моей недооценки, как специалиста?

– Нет. Я признаю факт переоценки тебя, как специалиста, и считаю, что до сего момента по доброте душевной просто переплачивала тебе. Но теперь, когда ты открыл мне глаза на себя истинного, я думаю, будет справедливо урезать твоё денежное довольствие.

– Справедливо? Платить ниже рынка, и ещё и придумывать причины, чтобы платить ещё меньше? Это какой же я теперь истинный для вас? – эта игра мне уже не просто не нравилась, она меня бесила.

– А вот такой вот – донжуанский. Донжуан ты, и сердцеед. За каждой юбкой бегаешь.

– Да прекратите вы уже, наконец-то. Сами только гадости и говорите. А меня ещё в них же и обвиняете. Вам самой-то этот спектакль не надоел? Нету у меня никого. Всё. Точка. И верните моё денежное довольствие на прежний уровень.

– И не подумаю. Я в твои сказки про какие-то там халтуры не верю. Вот ни единому слову такого бабника не верю.

– Ну не верите – и не верьте. Зачем – деньги-то отбирать?

– А чтобы она тебя бросила!

– Кто – она? Ну кто?! – мне хотелось рыдать.

– Да подружка твоя. Вот не будет у тебя на неё денег, она тебя и бросит. А зачем ей такой, как ты, да ещё и без денег?

– А вы по себе людей-то не судите. Знаете, как говорят: с милым рай и в шалаше, – я откровенно стал уставать от всего этого фарса.

– А хочу и буду судить. К твоему сведению, девушки не любят строить отношения с нищебродами!

– А вот сейчас было не по правилам, – по мне, так, Мадам стала перегибать палку и заигралась.

– А в любви и на войне все средства хороши, так-то, – ультимативно заявила Мадам, видимо, уже удовлетворённая вербальным массажем своего зудящего от гормональных выбросов бытия.

– Это вы так любовь проявляете? А можно – не надо? Давайте лучше войну, а?

– Обойдёшься! Вот как только она тебя бросит, тогда и приползай упрашивать о повышении зарплаты, ха! – и бодро оттолкнувшись от моих вспотевших от такого расклада плеч, победным маршем пошагала в свой «аквариум».

– Значит, я могу выходные провести на своё усмотрение, и без вас? Я правильно понял?

– Нет, не правильно. Или ты, помимо любви, ещё и войны захотел?

– Тогда я увольняюсь!

– Да-а-а-аже и не-е ду-умай! – угрожающе протянула Мадам Директриса, – всё, давай – работай. И хорошо работай, я халтурщикам зарплату не плачу!

Это вообще, что было-то? Что за дешёвая сценка из дешёвого сериала? У богатых, конечно же, свои причуды, и я согласен, что от безделья можно всякое учудить. Но тут уже за гранью. За гранью объективной реальности. Сама навыдумывала не пойми что, сама сцену разыграла, сама же и обиделась, и порадовалась за себя. Вот что с некоторыми вагинополыми гражданами диплом о высшем образовании делает. А ведь могла бы и в театральный поступить, и там строить из себя богатых избалованных стерв. Хотя, я так понимаю, ей для этого ни сцена не нужна, ни зрители. Если это не нозологическое, то возможно, её к наркологу пора отвести, может ей помощь нужна, и она таким образом намекает?

А вот то, что на ровном месте мне бабла срезали, это вообще беспредел. Сперва пристают. Потом требуют расслабить булки. А потом ещё и денег не дают. Где-то я в этой жизни не туда свернул, видимо. Ну, значит, время стать художником и нарисовать себе фантастической красоты резюме. Я с этой контуженой, больше рядом находиться не собираюсь. Что она завтра выдумает? Что я её обесчестил, и в полицию меня сдаст? Да нахрена мне такие радости.

Ладно, на сегодня театра одного, но тупого, актёра мне хватит, пора домой. Там хоть занятие поинтереснее. Да там и повеселее, и покомфортнее психологический климат. Дома меня ждут, и гадостей никто не говорит. И деньги не отбирает. Я их дома добровольно трачу и с большим, можно сказать, удовольствием.

В последнее время оставаться на работе по окончании рабочего времени у меня не было никакого резона. Если раньше домой можно было и не спешить, ведь дома ждал только компьютер с прокачиваемым персом, то теперь дома меня ждала парочка чудных созданий, любящих и ценящих. Ну, возможно, насчёт любящих, это я себе льстю, но насчёт ценящих, ну или оценивающих меня, как достойного, – это уж точняк.

А чего бы им меня не ценить, если я им такой уровень комфорта создал? И такое питание обеспечил? В ущерб себе самому. Реально, на себе экономлю. Но это, в какой-то степени, даже приятно. И вообще, очень приятно, когда есть о ком заботиться и слышать в ответ такое тёплое «мур-р-р».

Дома было хорошо. Дома был уют и относительный порядок. Обе мои девочки, развалившись на полу посреди комнаты, видимо отдыхая от недавней битвы подушками и делёжки дивана, смотрели по телевизору канал про дикую природу.

Выздоровевшие, отъевшиеся и умиротворённые, они уже не бежали меня встречать, нетерпеливо выхватывая из моих рук пакет с продуктами. А с чувством собственного достоинства (и откуда только взялось) ждали от меня приглашения к ужину в семейном кругу. Наверное, пора их уже начинать учить готовить себе еду самостоятельно.

С моей зарплатой особо не разгуляешься. Но, хоть и каждый день форель я моим зверушкам предложить не могу, но и не кошачьим кормом из всякого мусора они у меня питаются. Какое-никакое, но разнообразие я им обеспечиваю. Всё-таки они – хищники, а не кролики. Ну какой ещё нафиг «сбалансированный корм» из кукурузного крахмала и золы с четырёхпроцентным содержанием запаха кролика? Вот тоже, люди меня удивляют. Вот, типа, – элитный кошачий корм в треть цены килограмма мяса. При этом они уверены, что это реально элитный корм с ягнёнком-лососем-кроликом, это только колбасу и сосиски делают из туалетной бумаги.

Мои же красавицы на спецпитании, у них всё натуральное. Благо, под боком, магазин с хорошей мясной лавкой, где всегда хороший выбор и свежего мяса, и требухи. Так что, чередуется у них и мясо, и печёнка, и куриные головы, полный набор рациона хищника. А по выходным и лосось бывает и вырезка.

Сегодня, например, взял говяжье сердце на всех. Очень вкусная и полезна пища. Себе ещё макароны отварил. Все сыты, все довольны. Хвостатые подруги оправились по зову инстинкта спать, а я, запустив компьютер, продолжил кое-какие подсчёты.

Считать было не столько сложно, сколько долго. Комп у меня, хоть и был относительно мощным, но все же мощи эти были под другие задачи. Если бы у меня была новая видюха, то считать было бы раз в восемь-десять быстрее. А если бы у меня была нейронка… Но, о нейронке я мог только думать. А вот о видюхе я уже мог смело мечтать. Да и была она у меня почти в руках. До всех этих событий, повлёкших интересные изменения в моей жизни, сбережений хватало вот-вот купить самую свежую железку.

Но, вместо виртуальной жизни, у меня теперь самая что ни на есть натуральная жизнь. И это меня вполне себе устраивает. Я, как-то и не задумывался раньше, что не живу, а функционирую, просто – существую. А вот теперь – у меня реальная жизнь. И есть не просто работа, а ещё и очень важное дело, по сути – миссия. Есть конкретная цель, и чёткое желание эту цель достичь. Вот поэтому я и сижу вечерами, выжимая из своего компа все соки, дабы внести свой вклад в одно большое дело.

На поступившее от Доктора предложение я ответил положительно. И вот теперь мне подбрасывают, почти без пауз, массивы данных в промышленных объёмах, а я их обрабатываю, анализирую. И получившиеся результаты отправляю обратно.

На свой вопрос: «А что именно надо искать?», получил вполне конкретный ответ: «А что-нибудь. Что угодно. Хоть какую-то зацепку». Что за зацепка, как она выглядит, никто не знает, но все твёрдо уверены, что если перелопатить экзабайты трафика с муниципальной сети, то обязательно что-то такое-этакое найдётся.

Что-то такое – это тоже – вообще всё что угодно. И вот это и надо найти. Так что задача, поставленная передо мной, как аналитиком, быка конкретная и ясная. И я – искал. Каждый вечер до глубокой ночи, я сортировал, кластеризовывал, ранжировал, взвешивал и оценивал. Почти сразу, всего лишь через каких-то дней десять, я начал догадываться, что то, что я ищу, возможно, – некое отклонение, какая-то анамалия. Какое-то выпадающее из всей массы явление.

Весь трафик, собственно говоря, был бесполезной «статой» – всевозможные отчётами. Но одна сотая процента представляла собой «живую инфу»: служебные записки, распоряжения, акты. Вот их и имело смысл, как мне казалось, выуживать из сплошного потока «сырых данных», которые откуда-то перехватывали в режиме реального времени, от чего у отдельных документов не было отчётливых ни начала, ни конца, и им требовалось ручное декодирование.

Работёнка была той ещё, довольно-таки нудной. Как выяснилось на практике, работа шпиона, выуживающего компромат, это вообще ни разу не весело и не задорно, вот и верь после этого киношникам. Но, зато, я на деле узнал, как себя чувствует настоящий идейный человек, так как заниматься такой нудистикой меня заставлял именно идея.

Но, одной идеей сыт не будешь. Хотелось хоть какого-то морального удовлетворения от этой рутины. Но с этим пока дела обстояли туго. А теперь ещё и работу новую подыскивать надо. И, возможно даже, – срочно. Настроение, конечно, было ниже среднего. Вот и сейчас я, без особого энтузиазма, скинул на комп с переданного мне накопителя очередную порцию информации, и запустил скрипт первичной индексации.

Этот процесс, минимум, на два часа времени, и компьютер будет пыжиться на всю катушку. Поэтому, взяв телефон, решил переехать на диван. Но не тут-то было. Диван был реквизирован в пользу короны и на нём царствовали лёжа на боку две хвостатые королевы, издевательски умилительно прядающими ушками во сне.

Ну и вот что мне, вершине пищевой цепочки, прикажите делать? Почему ничтожнейшему рабу Бастет, предначертано всегда ютиться в кресле? Ну и ладно. В следующий раз первый захвачу пещеру Гипноса, и пусть только Нюкте пожалуются!

От втыкания в смарт меня отвлёк сменивший тон вентилятора компьютера: задача была выполнена, и кулер перестал выть на максимальных оборотах. Вернувшись за стол, запустил следующий скрипт – сортировки по маске. Вообще, скриптов для автоматизации, я уже наклепал полный набор, так как моего живого участия, как носителя высококлассного эвристического механизма, пока ещё ни разу не требовалось.

Но запущенный скрипт завершил свою работу уже через полторы минуты, выдав всего несколько строчек. Это было неожиданно. Открывшаяся консоль сообщала, что весь массив – это одна законченная последовательность пакетов, правда, непонятно каких и чего именно, так как всё зашифровано.

Провозился я с этими пакетами до трёх ночи. Всё, что сумел – это выудить информацию: кому они слались и от кого. И вот это было уже очень интересно: зачем районному отделению департамента озеленения слать лично мэру закриптованный по самое нихочу огромный архив ночью? Очень интересно. Ведь свои отчёты по закупленным лопатам и граблям с грунтом, и прочими цветочками-саженцами, они слали в рабочее время по расписанию совершенно открыто, вместе со всей бухгалтерской фигнёй?

Возможно, наконец-то мне, или нам, удалось поймать, ну или пока только приманить, нечто очень важное? Очень хотелось в это верить. Ну не будут же от нечего делать производить коммерческое трёхуровневое шифрование бюджетники, не отразив соответствующие расходы в первичке? Расшифровать такой код я не мог не только теми мощностями, что у меня были, но даже если бы у меня было две новые видеокарты. Тут точно нужна нейронка. Но даже самая маломальская стоит столько, что я не могу себе позволить даже и одного тестового раза по акционной цене со всеми скидками и бонусами. Так что будем звонить Доктору, пусть изыскивает возможности. А я спать, завтра ещё на работу, с начальством, живущим в альтернативной реальности.

Новость от меня Доктор встретил, не то чтобы восторженно, но всё же попросил заслать всю информацию в условленное место вне графика. Поблагодарил более эмоционально, опять же. И предложил подъехать к нему вечерком.

До вечера я успел сделать всё по работе, плюс раскидать по нескольким местам резюме под псевдонимом, дабы раньше времени не светиться. Чего от невменозной работодательницы ожидать можно я не знаю, и не особо жажду узнать. И, свалив пораньше (всё равно терять уже нечего, и звание лучшего работника месяца мне уже зарабатывать бессмысленно), кормил своих хвостатоносных особ рыбными котлетами.

Вот чего-чего, а рыбу они любят. Но не всякую. Красную – это понятно. А вот речную – нет. Да я и сам речную не особо: костей много, вкуса мало. Зато морскую они потребляют только в путь. Скоро светиться начнут от фосфора. А может они на него уже и подсели, а я теперь их дилер?

Подружки наперегонки уплетали котлетки, и совершенно не замечали, как стали жертвами моего коварного плана. Всё было, как обычно, за исключением одного момента: вместо нормальной посуды, я использовал одноразовую. Да, я хитёр и опасен! Мой зловещий план сработал! Киски доедали рыбку, мурча от удовольствия, в то время, как я уже расположился на диване возмутительно единоличным образом, посуду-то мне мыть не надо было. А кто первый лёг – тому и тапочки, в смысле – диван.

– Э? Ну, блин. Ну куда? Да литерный же паровоз! Я первый. Всё. Куда? – а их это мало интересовало, кто там первый и всё такое. Правила человеческого общежития эти милые животные знали, понимали, и практиковали только тогда, когда им это было удобно.

Одна особонаглая особа развалилась у меня в ногах. А точнее на этих самых моих ногах. А вторая улеглась рядом, пристроив свою голову на моей груди, так, чтобы ей было максимально удобно, и чтобы мне было максимально неудобно. А я собирался полежать, посмотреть в смартфоне новости и вздремнуть часок, и уже потом, после вечерних пробок, поехать к Доктору.

– Грин, прекращай. Тоже мне, выдумала. Ну, ты же умная девочка, ты же знаешь, что в постели лапой не умываются. Для этого есть ванная и полотенце, – Грин перестала елозить на моих ногах, но скорчила такую рожу, чтобы мне было ясно понятно, что она лучше знает, что и как ей делать.

Достигнув, не то чтобы комфорта, но, хотя бы, какого-то спокойствия в одной части тулова, я тут же получил зону дискомфорта в другой – верхней его части. Скай тёрлась об меня ухом, подсовывая свою голову мне под руку держащую смартфон.

– Кися, давай потом, а? – но ей нужно было сейчас, и она ещё настойчивей затребовала того, что считала ей положенным.

Пока я чесал за ушком одну, неудобно выкрутив себе руку, вторая отдавила мне ногу до полного её онемения. Да… Над планом по захвату дивана следует ещё хорошенько поработать. В следующий раз предъявлю им гарантийный талон на данный предмет мебели, в качестве ярлыка на княжение.

– Так что, получается, то, что я обнаружил – бесполезно? – спросил я, с плохо скрываемой досадой, Доктора.

– Наоборот. То, что вы выяснили – это очень ценная информация. Да, конечно, напрямую она нам ничего не даёт, так как расшифровать мы её всё равно не в состоянии. Но! Косвенно она подтверждает одну нашу рабочую версию. А эта версия, для нас, как единая теория поля: всё объясняет, если она – истинна, – Доктор отвечал уверенно твёрдым голосом.

– И что же она подтверждает? Или я пока ещё не заслужил Вашего доверия в достаточной степени?

– Заслужили. Заслужили, – улыбнулся Доктор, – иначе бы этого разговора и не было бы.

– Тогда вопрос вдогонку. Я вам только для такой работы нужен, или есть шансы на «повышение уровня допуска»?

– Вы всё неправильно поняли. У нас к вам очень высокий уровень доверия. И вы нам нужны, именно потому, что нам нужен специалист вашего класса. Те задачи, или, вернее, та задача, которую вы в последнее время решали, это не какая-то там ерунда, это очень важно для всего нашего дела.

– А можно всё-таки как-то уточнить, какую именно роль я играю в этом общем деле? У меня пока сложилось впечатление, что вам был нужен «чернорабочий» для рутины.

– Всё ровно наоборот. Именно «чернорабочие» у нас есть. И именно они занимаются рутиной. Эти, как вы выразились, «чернорабочие» добывают данные. Есть несколько, скажем так, «точек», с которых можно «снимать» поток «электромагнитных сигналов», но именно вы этот «поток» и превращаете для нас в информацию.

– Да? – выразился я своё сомнение, – вот эту вот механическую, по сути – лабораторную работу второкурсника, вы считаете важной работой?

– А у вас слишком завышенные ожидания. Увы, боюсь вас разочаровать, но наша организация – весьма скромная по размерам, и совершенно не похожа на киношные тайные общества, и своими мизерными масштабами с «теневым мировым правительством» и рядом не стояла, – Доктора явно развеселило моё недовольство.

– И на сколько же эти масштабы немасштабные? Или это пока доя меня закрытая информация?

– Скромные, очень скромные масштабы. Поймите, это в книжках про шпионов всё легко и просто. Но мы не Ми-6, и привлекать сторонников мы можем только идейных. А их не так много, как хотелось бы. Вот скажите, только честно, положа руку на сердце. Вы бы согласились сотрудничать с нами лишь за деньги, причём не особо большие, если бы у вас не появились очень личные мотивы? – Доктор смотрел на меня прямым, тяжёлым взглядом, как будто хотел что-то увидеть на сетчатке моих глаз.

– Хороший вопрос. Готов даже согласиться, что вопрос этот – риторический, – вздохнул я, так как, и в правду, ответить было него.

– У нас огромный дефицит «спецов». С техническими ресурсами дела обстоят намного лучше, чем с людскими. И пока вы делали, ещё раз повторю, очень важную работу, думая, что занимаетесь ерундой, мы формировали целый отдел, и превозмогая огромные, фантастические трудности, сумели укомплектовать рабочую команду, в которой вы и будете дальше работать. А? Как вам такой поворот сюжета? – Доктор был весьма доволен собой и сказанным.

– Круто. Да. Согласен. Интрига грамотная, – тут уже я и сам улыбнулся. – А начальство?

– Что – начальство? – недопонял Доктор.

– Начальство в этом отделе – хорошее? А то у меня в последнее время с начальством, как-то не алё.

– А это уже от вас будет зависеть, как себя поставите.

– Да со мной-то вообще никаких проблем. Я исполнительный, ответственный, быстрообучаемый. Готов к командировкам, переработкам, и работе в стрессовых ситуациях. Ну и так далее. А вот взбалмошное, сумасбродное начальство я терпеть, и даже притерпевать, конечно тоже готов, но, тут всё зависит от «линии партии».

– А, вы в этом смысле. Тогда, думаю, проблем не будет. У вас же нет внутреннего личностного конфликта, как мне кажется?

– Какого?

–Разлад с собственным «Я» не ощущаете?

– Нет. Я своё «Я» от себя никак не отделяю.

– Тогда, думаю, сработаетесь.

– А с кем сработаться-то надо будет?

– С самим собой.

– В смысле?

– А смысл тут очень простой. Начальником отдела будете вы сами. Согласны на такое предложение?

– Ничёсе! Это реальная круть. Благодарю за оказанное доверие. С радостью соглашусь. Вопрос, тогда, следующий. Что и как с графиком работ?

– Сами и спланируете. Но, предупреждаю сразу. Планировать придётся очень насыщенную программу с очень ограниченными сроками.

– А вот тут уже сложновато. Мне ещё работу надо новую искать. Я, конечно же, согласен и дальше выполнять все задания. Но, боюсь не справиться в таком режиме. Спать по четыре часа в день, для меня оказывается несколько затруднительно.

– А зачем вам ещё одна работа, если вы только что одну уже получили?

– Да вот, жить-то на что-то надо. Опять же, хозяйство у меня большое, за жильё платить надо, да ещё двоих кормить полноценной пищей хочется, а не суррогатами.

– А вы не беспокойтесь. Мы вас нанимаем на весь рабочий день, и платить вам будем, как положено, в соответствии с вашим уровнем квалификации.

– Э-ээ… Так… Это же… Идейные же и всё такое?

– Всё верно. Идейные и мотивированные. А ещё с зарплатой «в рынке» и премиальными выплатами. Чтобы не отвлекались от «следованию генеральной идеи». Как, по-вашему? По мне, так очень всё логично.

– Вот тут даже спорить не буду. Всё ясно. Стало быть, испытательный срок я выдержал?

– Давайте будем считать, что это было не испытание, а производственная практика? И теперь у вас есть полное представление о вашей «будущей профессии», и, я надеюсь, вполне взвешенное решение, на основе этой профессии строить свою новую трудовую биографию?

– Ладушки. Считайте меня вполне созревшим для этого. И да, всю полноту ответственности и рисков я представляю себе более чем конкретно и ясно.

– Ну, что же, тогда – по рукам?

– По рукам. Когда принимать дела?

– Сразу после того, как отпуск отгуляете. У вас есть неделя, отоспаться, отдохнуть, и со свежими силами к новым трудовым свершениям!

– Непривычный, но очень приятный пафос. Так меня на работу ещё нигде не брали. Стало быть, с кадрами у вас совсем всё плохо?

– Плохо, – печально вздохнул Доктор, сменив энтузиазм на грусть, – с кадрами у нас совсем беда. И кроме, как на вас, нам рассчитывать не на кого.

– Доктор, вы только меня правильно поймите. Я не отказываюсь, и с темы не съезжаю. Я отдаю себе отчёт, что это всё не игрушки, что на кону не просто карьера и доход, но человеческие жизни, и не только человеческие. И свобода, опять же, под угрозой. А у меня с навыками конспирации и подпольной борьбы как-то до сих пор не сложилось. С этим можно будет что-то сделать?

– Вот тут беспокоиться вообще не о чём. Вот кого-кого, а спецов по конспирации и всем с ней связанным у нас предостаточно. Подберём вам куратора, коуча, и будет у вас самый супер-пупер экстра классный курс для самых суперагентов, – заверил меня Доктор.

– Тогда у меня, наверное, всё, – я встал, чтобы попрощаться и отправиться домой.

– Хорошо. Да. Вот ещё что.

– Слушаю.

– Насчёт ваших кошкодевочек.

– А что с ними? – я привычно насторожился.

– Это я у вас хотел узнать

– А! Да с ними всё в порядке. Сыты и довольны жизнью.

– Это хорошо. А как именно у них с психологическим состоянием дела обстоят?

– Да вроде неплохо. Чувствуют себя свободно, я бы даже сказа – безнаказанно. От резких звуков не вздрагивают. Сон, тоже, у них совершенно спокойный и глубокий. Я, конечно, не специалист, но, на мой взгляд, какого-то посттравматического синдрома, ярко выраженного, у них не наблюдается. А что именно вас интересует?

– М-м… Как на счёт… – начал несколько неуверенно Доктор.

– ?… А, впрочем, я-то не против. Но это им решать, – в контексте предыдущей темы разговора, я легко угадал, о чём хочет сказать мне Доктор.

– Вы очень догадливый человек, – голосу Доктора вернулась былая твёрдость, – привозите их с собой в следующий раз, у нас есть много того, чем они были бы нам полезны. И что для них было бы интересным и, в каком-то роде, желанным.

– Не вопрос. Если у вас они смогут получить полезные для жизни знания и умения, то я, только – за!

– Что же, тогда до встречи.

– Всего доброго, Доктор!

Покинув частную клинику, служащей конспиративной площадной, я рулил своим тачкомобилем в таком преисполненном настроении, что чуть не впилился в трамвай. Моё чувство эйфории было закономерным. Я получал реальную возможность сделать то, чего хотел с недавнего времени всей душой и сердцем. Нет. Не только уволиться и сбежать подальше от озабоченной Мадам Директрисы. Даже, несмотря на то, что она, как сексуальный объект, конечно же, была выше всех ожиданий. И, чего уж там, сама повышала мои шансы на шпили-вили со статусной мажорочкой.

А хотел я отомстить департаменту. Сильно отомстить. Страшно отомстить. Стереть его с лица земли со всем его штатным расписанием в натуральном выражении. И, вот ради этого, я был готов на многое. Да на что угодно был готов. А тут мне предоставили все возможности для этого благого дела. Это дорогого стоит. И я должен приложить все усилия, чтобы достичь цели. Вот почему, блин, необходимо соблюдать правила дорожного движения, объяснил я сам себе, и, сбавив скорость, пристроился в кильватер к рейсовому автобусу, внимательно следя за дорожной обстановкой.

– Разрешите, Мадам Директор? – спросил я, заглядывая в кабинет-«аквариум».

– Заходи. Чем обязана?

– Я, это… вот, – промямлил я, и положил на стол перед Мадам лист бумаги.

– А что это? – игриво спросила Мадам.

– Это моё заявление… на увольнение. Вот, – всё также несколько неуверенно пояснил я.

– Ну так забирай его себе обратно и иди – работай! – глаза мадам заблестели как-то очень не по-доброму.

– Я серьёзно. Это моё заявление об увольнении. Подпишите его, пожалуйста, и выдайте мне расчёт. И справку. Справку с места работы. Мне для биржи труда, на учёт встать, – голос мой обрёл уверенность, потому что – а чего бы и нет?

– Если ты сейчас же свою писульку не заберёшь, то справку я тебе выдам только для постановки на учёт в морг! – зарычала Мадам.

Так как терять мне было уже нечего, то и бояться было уже, тоже, нечего. Я склонил голову набок и пристально посмотрел на сидящую передо мной очень злобную и вредную девицу.

– И что? Что, так и будешь на меня пялиться?

Я продолжил молча смотреть.

– Ты хорошо подумал?

Я опять промолчал.

– То есть, ты уже всё решил и даже обсуждать ничего не желаешь?

Я даже не шевельнулся.

– Молчишь? Ну вот и иди, на свою биржу, молча!

– А расчёт? – тут уж я прервал свою театральную паузу.

– А какой тебе ещё расчёт? Я к нему всей душой, а он вот как, значит. Вот такая вот, значит, благодарность?

– Какая благодарность? О какой благодарности, ты вообще говоришь? – от возмущения я перешёл на «ты».

– А! Вот как! Значит, благодарность я не заслужила?

– А за что мне тебя благодарить? За зарплату, ниже, чем у других? За кучу работы, которую я делал за всех тут? – контраргументов у меня было предостаточно.

– Ой, бедненький. Перетрудился, несчастненький. Недооценили его. Недоплатили ему…

– Да! – перебил я саркастическую тираду мадамы, – недооценили и недоплатили. Поэтому – вот заявление, подпиши, и разойдёмся, как в космосе звездолёты.

– Вот сам и расходись! Ничего я тебе подписывать не буду! И справку никакую не дам. Всё. Разговор закончен, освободи помещение! – голос Мадам сорвался на крик.

Я, конечно же, был морально готов к такому повороту. Но всё равно немного припух. Вот те – раз, и на матрас. Взяли и тупо вышвырнули на улицу. А спорить бессмысленно. Вся власть у них, живоглотов буржуйских, нищебродским пролетариям правды не сыскать. Мне стало очень грустно, и я, молча развернувшись, открыл дверь кабинета.

– Вот и вали! Вали к своей сучке! – бросила мне в спину уже бывшая работодательница.

И, хоть я дверью и не хлопал ни в буквальном, ни в переносном смысле, а даже очень аккуратно эту стеклянную дверь закрыл за собой, но она внезапно треснула. Ещё бы ей не треснуть, когда в неё ударился здоровенный телефонный справочник. А ведь это могла быть моя голова, или, что ещё страшнее – моя спина, которая несёт всю тяжесть ответственности за моих кошкодевоек!

Эта дура реально верит в собственные фантазии. Ну почему? Почему она такая? Такая красивая. Сексуальная. И такая желанная? О мир, – ты – жесть! За что эта жизнь ко мне так несправедлива? А ведь всё могло бы быть по-другому. Намного веселее и увлекательнее, если бы эта дура была не дурой, а дурочкой. У нас бы всё «срослось». И ширли-мырли, и шпили-вилли, и чики-пуки были бы. Но своим невменозом она всё же умудрилась палку перегнуть. Палку о двух концах. Ну, вот пусть и живёт дальше с пустыми руками, а свой конец я уж куда-нибудь приткну. В смысле, палки. Ну, конец палки, которую перегнули. Ага. А приткну, значит, на новое место работы. Да, вообще, это аллегория, метафора. Перегнуть палку – привести отношения к концу. Э-ээ… Опять конец. Чё-то я загоняюсь. Да ну нафиг. Хватит рефлексировать. Монументальные бюсты прижизненные, это не самоцель, главное, чтобы человек был хороший!

Но не рефлексить не получалось. Всю дорогу домой я пытался найти хоть каплю собственной вины в таком служебном «кейсе». Но, как ни старался, выходило, что её нет ни грамма. Ни в коем разе я не дал повода расценивать моё поведение, как флирт, или как намёк, или, там, полунамёк. Честно, откровенно позиционировал чисто деловые и, в натуре, меркантильные, мотивы. Да вообще никак нельзя ни одно моё движение расценить, как положительный ответ на притязания с её, этой дуры озабоченной, стороны.

Допустим, шансы у меня были, и вполне себе реальные. Но. Но эта палка. Блин, опять палка. Что у нас кроме палок ещё есть? А! Медаль. Вот! И вот у этой вот медали две стороны. И вторая сторона – это нереальность реальных шансов. Переспать с богатой дурой, это – приговор, который обжалованию не подлежит. Это клеймо на всю харю. И с таким клеймом потом харю и за три дня не уделаешь.

Нельзя, вот так вот просто, без последствий, нищеброду нырнуть в койку с мажоркой или начальницей, а вынырнуть крутым челом. Это вам не какой-то там колодец, и даже не прорубь. И щука там если и есть, то вовсе не для исполнения желаний и прочих хотелок. Это тот самый резервуар с той самой субстанцией. И вылезти из него чистеньким не получится. А уникумов, пытающихся такой финт ушами провернуть, добрая толпа всё равно измажет припасённым.

И чё? И всё. Все и всюду будут невесть откуда знать, что вот тот – это тот, который – тот самый. Ага. А уж что именно он «то самое» – это уже от фантазии рассказчика будет зависеть. Но с каждым новым пересказом подробности будут всё смачнее, а тяжесть вины – всё больше.

Да и хрен со всеми этими зажратыми уродами. И без них неплохо живётся. И даже наоборот – очень хорошо. То, что деньги мои зажала, это отстой, тут, конечно, обидно. Но с такой несправедливостью мне бороться нечем, кто я, и кто – она? Э-эх… если бы не эти идиотские сословные предрассудки… С такой чикой замутить, это ли не мечта? Ну почему такая красивая чика оказалась такой тварью? И теперь у меня ни работы, ни денег, ни перспектив на замут с реальной чикой.

Но, зато через неделю, у меня и работа и деньги будут. А лакшери чики – дело наживное. На бабло и девки бегут, гласит народная мудрость. А народ зря не скажет.

– А ну стой! Куда? Стой. Кому говорят! – я гонялся по всей квартире за своей кошкодевочкой. – Всё. Прекращай баловаться. Я с тобой не в игрушки играю.

По ходу дела, кошкодевочка думала также. И увернувшись от моих неуклюжих попыток её схватить, она всё же прошмыгнула в комнату и забилась под диван в дальний угол, зыркая из темноты изумрудами дальнего света.

– Ну а это ещё что такое? Вылезай. Немедленно вылезай и надевай трусы! Всё. Я устал за тобой бегать. Если сейчас же не вылезешь, я тебя оттуда шваброй буду извлекать! Всё понятно?

Но мои угрозы никакого результата не дали. Эта анчутка, с зелёными лампочками вместо глаз, очень профессионально отказывалась выползать из-под дивана. А нам уже скоро надо было выезжать.

– Ну, Скай, ну кися. Ну вылезай, пожалуйста. Ну ты же хорошая девочка. Ты же умница. Хорошие киски не ходят в гости голыми.

– А я не голая! Я в платье, – донеслось из-под дивана.

– А платье надо надевать поверх трусов!

– А зачем?

– А затем. Потому, что правила такие. Так положено. Всем надо носить трусы, всегда и везде. Трусы – это основа цивилизации. Без трусов даже дикари на необитаемых островах не ходят.

К одежде мои обе две кошкодевочки были приучены. Грин воспринимала ношение одежды как должное. И ей даже это, вроде как, нравилось. А вот Скай верхнюю одежду ещё как-то признавала, в отличие от нижнего белья. В этом плане она проявляла принципиальный негатив. Если на улицу её ещё можно было одеть, то по дому она предпочитала разгуливать нагишом, однозначно игнорируя любые попытки запаковать её в пижаму, или хотя бы спортивный костюм. Модные, не модные, фирменные ли шмотки, для неё они все были лишними и ненужными.

– Зачем они нужны? Кто их вообще выдумал? – возмущалась изподдиванная тьма.

– Общество! Общество их выдумало, и утвердило правила их ношения. Всё, вылазь немедленно!

– Ну, вот пусть общество по своим правилам и живёт! А я буду жить по своим, – не унималось изподдиванье.

– Так ты же тоже часть общества!

– Никакая я не часть. Я не просилась в это общество. Чего вы все от меня хотите?

– Нельзя находиться в обществе и быть вне общества, – вспомнил я курс университетского обществознания.

– А мне всё равно, я не хочу быть в этом вашем гадком обществе! – выдало коммюнике зеленоглазое молодое изподдиванье.

– Да? А что же ты хочешь?

– Хочу, чтобы общество было для всех.

– Это как?

– Что бы все в обществе были равны!

– Так, это, все и равны. У нас же это даже в декларации записано. А декларация – высший закон.

– А кем эта декларация написана?

– Как – кем? Нами написана. Ну, типа, людьми, – я немного стал терять логику диалога, то ли от того, что ракообразно заглядывал под диван и уже начинала отвлекать от сюжета поясница, то ли от того, что из всего курса политологии помнил разве что пару фамилий древних риторов.

– Вот люди для себя её и писали.

– Писали. Всё верно. Так что, тебе-то, не нравится?

– А то и не нравится, что она написана людями для людей!

– И?

– И равными в твоей декларации могут быть только люди.

– А как иначе-то? Всё правильно: все люди созданы равными.

– А мы?

– Кто – мы?

– Мы, кошкодевочки? И кошкомальчики? Мы-то какие?

– И вы – равные, – вот тут я был не совсем уверен в правильности формулировки. Но по основному вопросу, к себе как докладчику, замечаний не имел.

– И кому мы – равные? – в изподдиванье, похоже, менялся психологический климат на «обидливо, местами – слёзы».

– Ы-ыы… Э-ээ… Равные. Да. Вот… – я почему-то был уверен в своём тезисе, но на ум не приходило ни одной релевантной леммы.

– Да кому мы равные?! Зачем ты врёшь? – бросили мне в лицо плачущим голосом.

– Да равные, равные. Все всем равные. Что ты ерундой-то страдаешь? По-моему, ты телевизора пересмотрела, – вспомнилось из классика: «Аргументы слабые. Надо кричать». – А то, что я тут перед тобой на коленях пресмыкаюсь, практически умаляя быть хорошей девочкой, – это ли не равенство? По-моему, это вообще демонстрация твоего привилегированного положения.

– А напяливать на меня свои дурацкие тряпки, так, по-твоему, равенство выглядит? Да? А если носить их чуждо моей природе? Разве это на насилие над личностью?

– Ну какое ещё насилие? Одежда – это атрибут субъекта истории. Если разгуливать голышом, то о том, чтобы стать личности можно только мечтать

– Вот и отстань, от меня, тогда. Буду тут сидеть и мечтать.

– И о чём же ты под диваном собралась мечтать?

– О том, чтобы все, реально все, и люди и кошкодевочки, были равны по-настоящему. Чтобы мы могли сидеть с людьми за одним общим столом. Чтобы люди больше небыли бы для нас хозяевами, а мы – их рабами! Чтобы однажды, город стал безопасным для моего рода, чтобы на его улицах стало безопасно и наступила свобода! Я буду мечтать, что однажды дети людей перестанут считать нас за вещи, и будут видеть в нас не просто живых игрушек, а равных себе личностей! Я буду мечтать, что когда-нибудь, в этом проклятом городе, и в этой проклятой стране, где все мэры, префекты, судьи и полисмены, вдруг перестанут быть законченными подонками и извращенцами, что мы все, и люди, и Кошкодевочки, возьмёмся за руки и станем друзьями! Буду! Я буду мечтать! – на последний словах «крещендо» я дождался логичной кульминации в виде девчачьих рыданий.

– Радость моя. Мечтать ты можешь о чём угодно. Но делать это надо молча, ибо даже стены имеют уши. Нечто подобное, о чём ты тут мечтаешь, в истории этой страны уже происходило. Закончилось, правда, типично. Сейчас, возможно, история повторяется, и закончится она, наверное, стереотипно, потому, что эта страна никогда не меняется. Как её основали, так она и держится на принципах, утверждённых своими отцами-основателями меняя форму, но, не меняя содержание. Была ещё одна страна, где её жители тоже мечтали. И даже попытались свою мечту сделать реальностью. И у них это даже получилось. Но ненадолго. Другим странам это очень не понравилось, и они вернули всё в исходное положение. Мечтать о хорошем и добром, дело благородное, но – опасное. А я не хочу, чтобы с тобой из-за твоей болтливости что-то случилось. Именно поэтому мы и едем сейчас в такое место, где тебе всё расскажут и объяснят. И ты станешь умной и образованной. И возможно сможешь приблизить свою мечту к реальности.

– Что, правда, смогу? – рыдания утихли, а цвет глаз у «племени молодого, незнакомого» вернулся к врождённому небесно-лазурному.

– Сможешь, сможешь, – убедившись в потери «объектом» бдительности, я сделал выпад и всё же сумел ухватить мечтательницу за заднюю лапу.

Я почти вытащил из подполья неопытную носительницу крамолы, но операция сорвалась из-за слабой проработки тактических моментов:

– Ай—я-я-я! Не кусайся! Это неспортивно! – выпустив кошкодевочку, я схватился за локоть, прокушенный острыми зубами. – Вот ты как? Да? Я для неё всё делаю, стараюсь, в лепёшку уже разбился, а она – кусаться. Где ты научилась кусать кормящий локоть?

Признав своё безоговорочное поражение на поприще зоопедагогики, но гордо поднявшись с колен, скомкал новые дизайнерские трусы из очень даже недешёвого бутика для кошкодевочек, и швырнул их куда подальше. Надоело, блин. Всё без толку. Не слушается она меня. От чего ещё обиднее: вторая-то меня слушается. А эта – вообще ни во что не ставит. Ещё и кусается:

– Ну и фиг с тобой, принцесса без трусов. Всё. Можешь ехать, в чём хочешь. Там все будут культурные и образованные. Одна наша Скай голая будет. Ну и пусть все над тобой посмеются, – применил я последнюю манипуляцию.

– Не голая я! Я в платье! – огрызнулась передислоцировавшаяся в прихожую кошкодевочка.

– Грин, ну скажи ей, ну ты же старшая, а? – самостоятельно втаптывая в грязь остатки никчёмного авторитета, заканючил я перед второй кошкодевочкой, до сих пор безучастно взирающей из мягкого кресла на классовую борьбу.

– А может, уже поедем, а? Вы реально своей фигнёй запарили. Придёт время – сама трусы наденет, – утомлённо ответила мне «сестрица Алёнушка».

– Да, фендер-стратокастер! Меня в этом доме хоть кто-то всерьёз воспринимает? Или я для вас просто повар и оператор наполнения лотков наполнителем? – ответом мне было молчание.

Да что за жизнь-то такая пошла? С одних трусы хрен снимешь, а на других – фиг наденешь. Ну где, где – логика? – страдал я молча, везя в центр развития домашних животных сидящих на заднем сидении и втыкающих в смартфоны, хвостатых сестричек.

Прибыв и ошвартовав своё корыто в точке рандеву, с большим трудом удалось вытолкать из салона любительниц мобильных игр. Мы были в пригороде, в субурбии, в секторе для среднего класса. Здесь, в зоне объектов частного сектора располагался целый анклав: очень культурный центр. Небольшой кинотеатр, фитнесс-центр, библиотека, и то, ради чего мы сюда и приехали – центр дрессировки и развития домашних животных.

– Видали? – поинтересовался я у кошкодевочек.

– И чо? Дом, как дом, – совершенно безразлично ответила старшая.

– Это не просто дом, это – теперь ваш дом, – пояснил я, очень довольный собой.

– Это – как? – дрогнувшим голосом спросила младшая.

– А? Не! Не-не-не! Не, это – это… Тут, короче, ваша теперь школа. Вы тут учиться будете. Я неправильно выразился. Просто, так принято говорить – школа это твой дом.

– Кому – принято?

– Детям. Учителя так детям говорят. Школьникам они так говорят.

– А мы тут причём? – в голосе Скай послышались металлические нотки.

– Скай, не начинай, а? – пришла мне на помощь старшая кошкодевочка. – И чему нас там будут учить?

– Да всему, чему, обычно, в таких центрах учат. Ща всё узнаете.

На ресепшине была миловидная девица в строгом, учительском костюме, с очень строго поджатым хвостом. Я предъявил ей направление, гарантийное письмо, прочие справки и своих питомцев в количестве двух штук.

Обозначив себя, как главную по воспитательной работе, «училка», сообщила кошкодевочкам, что теперь у них начинается замечательна, весёлая и увлекательная жизнь взамен скучному домашнему прозябанию. И взяв их лапки в свои, куда-то повела.

– А-а? – пискнул я им в спины.

– Ах, да, – с улыбкой, через плечо, главная «воспиталка» уведомила меня о моей дальнейшей и очень долгой ненадобности. – Всё. Документы я забрала. Девочки сейчас со мной идут на ознакомительную экскурсию. А вы – свободны. В документах ваш телефон указан, будет необходимо – мы с вами свяжемся.

– Спа… сибо. Но я, наверное, подожду. Вдруг им не понравится?

– Такого не бывает.

– Какого – такого?

– Такого, чтобы наш центр кому-то не понравился.

– Всякое бывает

– Наш центр существует не первый год. И до сих пор не было случая, чтобы кому-то не захотелось бы в нём остаться. Вот обратное – случается.

– Что значит – обратное?

– Это значит, что наши выпускники, бывает, не хотят покидать стены заведения, ставшего им родным.

– Но, всё же…

– Но, всё же, – профессиональным учительским тоном продолжила «училка», – вы должны понимать, что для ваших подопечный начинается новый этап в их жизни, а вы – остаётесь в старом.

– Звучит как-то не очень.

– Больше позитива, сегодня у вас у всех праздник.

– Я бы не назвал момент расставания – праздником, – со стороны я, возможно, выглядел каким-то сумасбродным ворчуном.

– Вам надо научиться справляться со своими эгоистичными мотивами. Ваши кошечки, переступая порог этого здания, начинают путь становления свободными и независимыми личностями. И ваш долг, как их попечителя, всячески им в этом содействовать, – воспитывала меня старшая по воспитанию.

Полученная информация зародила во мне сомнения в правильности моего решения и моего выбора. Учить-то животных надо, воспитывать, прививать им там всякое правильное. Но вот то ли место я им нашёл? Возникает ощущение, что тут какую-то «повесточку» отрабатывают. А вдруг тут тайная организация – суфражисток-феминисток? А вдруг там чего и почище?

– Желаю вам хорошо отметить сегодняшний праздник, – подозрительно похожая на суфражистку «воспитательница» дала понять, что её разговор со мной закончен. – Первое посещение родственниками и попечителями вновь поступивших – через три месяца. Им надо освоиться. А личные встречи отвлекают от процесса. До свидания.

И кошачий кордебалет, синхронно покачивая хвостами, убыл через большую солидную дверь.

И даже не обернулись. Вот так вот. Каждый должен знать своё место. Одни должны учиться в престижном заведение, устроенные туда по блату. А другой должен не забывать мыть лотки и чаще менять кошачий наполнитель.

Не хотелось ни возмущаться, ни злиться. Ни, даже, грустить. Снаружи на меня давило что-то тяжёлое, а внутри меня была какая-то пустота. Я ещё ни разу ни с кем так не расставался. Вот так вот просто, как случайные попутчики в купе поезда.

Неужели я им настолько чужой и настолько безразличен? А все эти мои старания? Это реально – просто мой эгоизм? Наверное, для них… Да почему – наверное? И с чего я вообще решил, что кормить – это прихоть, а не обязанность. Есть надо всем. Без еды никто не обходится. И без нормальных санитарно-гигиенических условий – тоже. Так чего это я? Ну да, ели не дешман какой-то, но и что с того? Они, как бы и не требовали. Это я сам, по собственной воле выбирал для них чего получше. И одежда та же. Вот ни разу не слышал от них, какие у них предпочтения. А одной, так вообще эта одежда и не нужна нисколько…

Было ли им со мной плохо? А если не плохо, то хотя бы комфортно? Телевизор разрешал, с дивана не гнал. Руку на них не поднимал. Или действительно, как эта по воспитательной работе тут втирала, для них всё было серо и обыденно? Не всё определяется едой. Нет, не всё. Ну что же, будем надеяться, что здесь, то самое место, где им будет хорошо. А я что мог, то сделал.

Дрессировщик из меня никакой. Да и воспитатель никудышный. Пусть моими девочками занимаются профессионалы. Думаю, Доктору виднее, раз он так настойчиво этот центр рекомендовал. Ну, а скучать мне долго не придётся. Новая работа. Новые коллеги. Новая должность. Да… Потребуется хорошенько мобилизовать все свои внутренние резервы. Быть начальником мне ещё не доводилось. И представление о том, как находить подход к людям являющимися подчинёнными, я имею только из учебников. Ничего, справлюсь, все люди – братья.

Ставка на то, чтобы повысить своё «никакое» настроение грустными размышлизмами не сыграла. Хорошо, что время подошло к моменту следующей встречи. Я вышел из учебного центра и отправился в другой центр – спортивный.

– Тётя Кошка, а, Тётя Кошка?

Изящное ушко повернулось в мою сторону, левая бровь слегка приподнялась:

– Что тебе, малыш? – ответила мне «тётя», которая, по всей видимости, только что сошла с пьедестала почёта кубка «мистер вселенная, женская версия».

– А достань воробушка? – завершил я первичную итерацию коммуникативной речевой стратегии «подстройка на равных».

– Всенепременно, малыш. Как только ты мне ответишь, сколько у тебя зубиков, – ласковым голосом отозвалась победительница конкурса «леди супертяж».

– К-каких зубиков? – не въехал я в дискурс.

– Лишних, малыш, лишних, – улыбнулась в ответ тётя Кошка пленительной крокодильской улыбкой.

– Вас понял! Вопросов больше не имею! Разрешите идти? – чудесная улыбка не менее чудесным образом пробудила во мне рефлексы гвардейца Её Величества, заступившего в почётный караул.

– А ты уже уходишь, мой милый шутник? Но ведь ты только пришёл? – голос тёти кошки звучал очень располагающе, как у оператора секса по телефону.

– Да мне, это… к доктору надо, – запинаясь, пояснил я, смотря на владелицу пленительного голоса, как кролик на удава.

– Малыш, к доктору ты попадёшь всенепременнейше, если продолжишь свой стендап, – всё тем же голосом, каким по телефону рассказывают что на собеседнице с другого конца провода надето, поведала мне, несомненно знающая себе цену, владелица прокачанных «банок», которые не мог скрыть даже свободный спортивный костюм.

Это вообще была даже, не кошка, а какая-то пантера или гепард. А со спины, так и вовсе даже и не «тётя». Я смотрел снизу-вверх в её красивые глаза и пытался найти правдоподобную причину, по которой мне надо срочно уйти. Ну, правда, не говорить же ей, что я в туалет очень внезапно захотел?

– О, я смотрю, вы уже познакомились? – раздался голос, не пойми откуда появившегося Доктора.

– Здравствуй, здравствуй, родной мой, – очень панибратски обратилась Тётя Кошка к Доктору, – твой пациент?

– Пока ещё нет. А что он натворил?

– Пока ещё ничего, но дивертисмент только-только начался.

Я испуганно сглотнул. Как-то уж слишком обыденно звучал этот странный диалог.

– Здравствуйте, Доктор. А что именно меня ожидает сегодня?

– Да-да, здравствуйте. Сегодня… А, что это вы такой бледный? Вы себя хорош чувствуете? А то для вас запланирована усиленная программа занятий.

– До последнего момента, чувствовал себя превосходно. А вот только что, что-то как-то не того стало. Возможно, магнитная буря подействовала? – слепил я нелепую отмазку.

Доктор вопросительно посмотрел на свою двухметровую знакомую в спортивном костюме:

– Да, вроде как, наша Мафдет, свои экстраспособности, без особой надобности не использует, я прав? Или наш главный аналитик дал повод?

– Нет, пока только шутил, – отрапортовала Мафдет.

Доктор снова повернулся ко мне:

– Вы, как человек новый в нашей организации, пока ещё очень многого не знаете. Но не беспокойтесь. Ничего с вами плохого не случится. Тут главное – повода не дать (лицо доктора на мгновение перекосило). А, вообще, я пришёл вас познакомить с вашим мастером-инструктором, – Доктор указал на спортсменку, – это Мафдет – ваш коуч, наставник, скажу даже больше – сенсей. Это та, кто сделает из вас настоящего легендарного секретного агента.

И видя, что я мысленно уже почти сторговался с Хароном, поспешил пояснить:

– Мафдет – добрейшей души существо. Такой доброй, заботливой и нежной кошечки вы больше нигде не найдёте. Если будете её внимательно слушать, и делать всё, как она скажет, в самый наикратчайший срок станете суперменом.

– Спасибо доктор, на добром слове. Я, наверное, выберу «габбро».

Доктор снова взглянул на добрую двухметровую кошечку, пожав плечами, мол, что с него взять?

– У доктора в наличии только гипс. Зато – много, – сообщила добрая и нежная кошечка, окончательно давая понять, что моя речевая стратегия потерпела полный и безоговорочный абзац.

– Ну что же. Я очень доволен, что у вас установились такие добрые дружеские отношения, – и протянул мне «краба» прощаясь, – слушайтесь свою новую музу в жанре выживания. Мы в вас верим, помним…

–Доктор, ну! – скуксился я.

– Шучу-шучу, – и снова повернулся к своей знакомой, – солнышко моё, я буду очень благодарен, если ты, как можно скорее, достигнешь первого уровня с твоим новым объектом. Тут кое-какие сложности нарисовались. Мне потребуется снять с его сопровождения пару агентов. Надо, чтобы он сам смог бы по городу передвигаться.

Я вперил в Доктора возбуждённый «зрак свой», как самый лучший победитель специальной олимпиады для особоодарённых.

– Да, вас всё это время сопровождают наши агенты. А вы как думали? Ваши умения «подпольщика», как и знания «подпольной борьбы» равны нулю. И именно потому, что вы можете по незнанию сболтнуть лишнего, и тем самым навлечь на себя очень нехорошие последствия, вас и «пасут». Всё для вашей же безопасности. Я же вам говорил, вы для нас очень ценный соратник. Думаете, наша гениальная Мафдед, согласилась бы лично тренировать рядового бойца?

– Доктор, для тебя – всё что угодно. Задача, конечно, нереальная, но я готова сдохнуть, но сделать из этого биомусора человека.

– Вот на этой оптимистичной ноте я вас и покину. Всё, целую, моё солнышко, – Доктор потёрся с кошечкой щеками, и, махнув мне на прощание, пожелал, – Крепитесь, мистер суперагент!

Доктор ушёл. Реквием его шагов прозвучал стуком молотка, вколачивающего гвозди в крышку того самого деревянного фрака.

– Чего встал? Идём, – скомандовала мне сенсей, и плотоядно облизнулась

Интересно, а не плотоядно, хищники умеют облизываться и сколько сейчас стоят памперсы для взрослых сильных и независимых мужчин?

Идти, оказалось, недалеко. Мы перешли из холла в боковой коридор, поднялись на третий этаж и оказались в брутальной «качалке», на что указывало обилие «железа» в виде блинов для штанг, гантелей, огромных гирь и тренажёров с балансирами, тросиками и прочей «чугуниной».

Мне было приказано скинуть свои «лапти» и подойти к станку, напоминающего «гильотину» со свисающей с боку цепочкой.

– Тяни, – взглядом указывая на цепочку, скомандовал наставница.

Я потянул.

– Хорошо, – обойдя станок, чем-то щёлкнула, – тяни.

Я потянул.

– Хорошо, – снова щелчок, – тяни.

Я кое-как потянул.

– Очень хорошо, – ещё один щелчок, и снова команда, – тяни.

Я вроде как потянул.

– Замечательно, – щелчок, – тяни.

– Тяни! – раздражённо повторила команду тренер.

Не уловив должной реакции с моей стороны, снова, очень недовольным тоном, приказала тянуть. Но и в этот раз не дождавшись каких-то изменений в положении механизма тренажёра, глухо прорычала:

– Оглох? – и повернулась в мою сторону.

Я, конечно же не оглох, и самоотверженно выполнял полученную команду. Молча, потому, что помнил о наличии у доктора больших запасов гипса. Недовольная Мафдед, уперев лапы в боки, хмуро смотрела на мой вступительный экзамен в театральное училище, на котором я прилежно исполнял пантомиму «лох и ручка от унитаза». Да, я тянул. Тянул, как только мог, но, по сути, я просто бессмысленно болтался в воздухе, повиснув на этой чёртовой цепочке.

– Великолепно, – оценила наставница мои актёрские таланты, и, снова зайдя за тренажёр, чем-то опять там щёлкнула, переключая веса: я медленно опустился на пол.

– Вот на этом и остановимся, – и, заметив недопонимание ситуации в моих глазах, пояснила, – пока зафиксируем такой вес. Потянешь сто раз за подход – перейдём к другому упражнению.

Так как я был очень смекалистым учеником и умел считать собственные зубы, а также очень не любил, когда кто-то другой делает это за меня, я телепатически задал вопрос: на сколько лет рассчитана программа моей подготовки. Но, то ли данная представительница рода кошкодевочек не хотела читать мысли какого-то там биомусора, либо она мой вопрос просто проигнорировала:

– Рукам и ногам твоим я помогу, а вот с головой своей тебе придётся смириться. Тут не только физкультура бессильна. Но ничего. Ты у меня будешь и бегать быстро, и прыгать ловко.

Я смотрел на философствующего сенсея, пытаясь понять, о чём это она вообще.

– Драться учить тебя бесполезно. Для этого голова должна быть. И не просто голова, а с мозгами. Без мозгов даже в реслинге не снимаются. Всё, что я могу для тебя сделать, это научить уходить от преследования. Но для этого нужны сильные ноги и сильные руки. Сила в ногах тебе нужна будет, чтобы убегать. Чтобы повыше подпрыгнуть, и чтобы сильными руками подняться повыше. Сила в руках нужна и для того, чтобы разогнуть прутья решётки и пролезть между ними. Доступно излагаю?

Я согласно закивал. Однако. Эта бодибилдерша имеет свой оригинальный взгляд на некоторые вещи. Это надо будет держать в уме и не раздражать её противоречивыми действиями. Пусть что угодно там себе думает, раз Доктор решил, что она годится на роль тренера, с паршивой овцы хоть грамоту за теорию спорта.

– В идеале, ты должен уметь исчезать на пустом месте. Раз – и тебя нет, – и видя непонимание своей теории, разъяснила, – у тебя нет оружия, да даже если и есть, применить ты его не можешь, например. И единственный твой шанс не попасть в зубы врага – исчезнуть. Для этого у тебя два направления: по горизонтали и по вертикали. Если враг медленнее тебя, можешь бежать. Но если он быстрый, то остаётся ещё шанс, что он недостаточно ловкий, тогда можно воспользоваться стеной, и уйти по крышам. Либо уйти под землю, и скрыться в коммуникационных тоннелях. И тут поможет сила твоих рук. Люки и решётки, не столько тяжёлые, сколько фиксированные. Вот такие, закрытые на замок или заваренные, и потребуется открывать голыми руками. Вхлюпываешь?

Я вхлюпывал, немного переживая на тот счёт, что, какбы, не оказаться первым хомосапиенсом в её педагогической биографии.

– Ладно, малыш, не стремайся. Сделаем мы из тебя кошку, настоящую, – и тут же уточнила, – чёрную кошку. Ага, в тёмной комнате.

Я изобразил на лице осознание момента и глубину как бы понимания всей ответственности. За что получил одобряющий хлопок чугунной лапы по мгновенно занывшему плечу:

– Всё. Приступай. Зал закрывается в двадцать три часа, – и уже почти скрывшись в дверях, мудрая наставница бросила через плечо, – жду завтра в девятнадцать ноль-ноль.

Я приступил. Оригинальное упражнение «сопля по стене» было утомительным и скучным. Но я честно просползал и провисел на цепочке до закрытия заведения. К своему удивлению, по окончании занятия я не ощутил ни прибавления сил, ни повышения собственного потенциала. Видимо сконцентрироваться на этом каким-то образом мешали стёртые в кровь ладони.

Домой я рулил очень аккуратно. Перебинтованные кисти отзывались острой болью на каждое движение рук. А им в унисон вторили мышцы пресса. И очень подло поддакивала поясница. Кое-какие выводы из прошедшей тренировки я уже сделал. И пришёл к выводу, что инквизиторы, практиковавшие во времена оные колесование, очень плохие люди. А те, кто напридумывал все эти спортивны тренажёры, просто не изучали историю вопроса.

Блин, почему именно – кошку? И почему чёрную? Почему не опоссума? Самого типового и среднестатистического. Такого неприметного в своей стереотипности? На кой мне все эти крыши и подвалы? Упал, замер, испустил неприятный запах. Ну вот чем не тактика? Чем не способ уйти от преследования? Кошку ведь, тоже, никто не преследует, если она – дохлая? Да и вообще, кому это надо – преследовать то, что плохо пахнет? Вот сейчас же меня никто не преследует? Кстати, придётся потратиться на химчистку салона, велюровые чехлы очень хорошо впитывают запахи.

И вообще, ощущается какой-то абсолютный, всесторонний дискомфорт. С физическим-то ещё – ладно. Но вот возникший психологический… Хорошо, я не спорю, человек утратил за время эволюции значительную часть физического потенциала. Он не столь силён, не так быстр, и не так ловок. Но теряя в статусе человека прямоходящего, он получил продвижение по эволюционной лестнице и дослужился до звания – человек разумный. И до сих пор не приходилось сомневаться в значительном выигрыше от занимаемого положения.

А тут те, кто стоит ниже тебя по уровню развития, смеются над тобой. Откровенно надсмехаются. Ну, пусть лев – царь зверей. Путь кошки могут по блату претендовать на что-то там, в его царстве. Но человек-то! Человек же царь природы. И где? Где я вас спрашиваю? Вот где положенный респект?

А, может, мои кошкодевочки, потому так легко и непринуждённо ушли, увлекаемые соплеменницей, что просто не видели во мне того, к кому можно было проявить хоть каплю уважения?

Стих третий. Как пасти котиков

По лестнице я не шёл, не шагал. По лестнице я полз, как фтирус пубис по любрицированному первичному половому признаку. Пошатываясь, постанывая от боли во всём организме при каждом движении, я, как плохо накастованный голем, полз в своё логово – пещеру отшельника, снова ставшую пустой и холодной.

Она сидела на ступеньках, опершись о перила. Теребила большой белый пакет и очень виновато смотрела на меня снизу-вверх.

Я, как затухающий маятник на излёте запаса потенциальной энергии, подпёр спиной стену. Меня затрясло. Я пытался сдерживать рвавшиеся наружу звуки, сдавленно пыхтя и пуская сентиментальные пузыри слюнявым ртом. Каждый вдох и выдох отдавался мне чувствительной болью в измученных мышцах. Но я ничего не мог с собой поделать. Задыхаясь и хватаясь за бок, в который невидимый ниндзя воткнул заточку, я ёжиком резиновым сползал по стене на ступеньки, не имея никаких сил перестать надрываться со смеху.

Я так никогда в жизни не смеялся. Мне аж страшно стало. Что если я тут и загнусь от своего дебильного ржача, а в районной газетке напишут: «в парадной найдены лоскутки лопнувшего от смеха лоха»?

– Я так смешно выгляжу? – виновато спросила меня Мадам бывшая Директриса.

– Э… Ну… Уф-фф, – я попытался отдышаться, – не обращай… хы-хы… внимания. Это у меня нервное.

– Прости, пожалуйста! Не хотела тебя напугать.

– Да всё нормуль, – мне полегчало, и я, вроде бы, как успокоился. – И кого же ты тут ждёшь?

– Вообще-то, тебя.

– А нафига? – я реально был очень сильно удивлён внезапной встрече.

– Вот! – засуетилась мадам и протянула мне свой пакет.

Это было то ли бандероль, то ли вообще посылка:

–Это что? Вызов в суд? – брать пакет я не торопился.

– Какой ещё суд? Зачем мне тебя в суд вызывать? – Мадам аж отшатнулась от меня.

– А с тебя станется! – я не ожидал её тут увидеть, да и вообще, не только не ожидал, но и просто видеть её не собирался.

– Ну что ты такое говоришь?

– Что думаю, то и говорю.

– Раньше ты такого не думал, – Мадам перестроила тон голоса с виноватого на обиженный.

– А раньше я не мог говорить.

– И что же тебе не давало говорить?

– Уровень безработицы в стране.

– Не злись на меня, пожалуйста! – её тон снова стал жалобным.

– А почему бы мне на тебя не злиться? Имею право! Полное и законное! – я даже попытался встать в горделивую позу, но получилось только слегка задрать подбородок.

– Неужели я такая плохая для тебя?

– А когда, позвольте вас спросить, Мадам бывшая Работодательница, вы для меня были хорошей?

Она вся сжалась, втянула голову в плечи, выставив перед собой, как защитный экран, конверт. Наверное, по мне было видно, что сейчас что-то скажу, такое скажу, что мало не покажется. И я ударил наотмашь:

– Вот когда? Когда смеясь, выплачивали мне за работу без выходных эти свои копейки? Тогда вы были хорошей? Или, когда при всех втаптывали меня в грязь, не желая видеть во мне не только профессионала, но даже просто лояльного работника. Тогда, что ли? Я от тебя за всё время ни разу не услышал не то, чтобы похвальбы, но хотя бы положительный оценки. Всё тебе не так было. Всё я делал медленно, всё плохо. Это, по-твоему, значит – быть хорошей?

– Я… Я не хотела, – еле слышно выдавила из себя Мадам.

– Чего? Не хотела? Что именно ты не хотела? Не хотела меня перед всеми выставлять полным ничтожеством? – если бы не полночь и соседи, я бы это не шипел, а кричал бы в её до невозможности прекрасное лицо.

– То есть, я хотела. Я хотела, но не это. Я была не права. Я всё неправильно сделала. Прости меня, пожалуйста, – по её так мне ненавистному красивому личику потекли слёзы.

Я начал закипать. Слезами ей меня не пронять, уж слишком долго во мне копилось столько всякого.

– А чего ты хотела? Вот чего ты добивалась своим гадким поведением?

– Я хотела, чтобы ты остался, – сверля взглядом ступеньки, пробормотала Мадам.

– Куда – остался? Да ты с первого дня, как я к тебе на работу пришёл устраиваться, такую модель поведения продуцировать стала. И только ведь со мной. Остальные тебя и молодцы, и умницы. Один я – бестолочь неблагодарная. Ну, скажи ещё, что это не так было?

– Вот с первого дня я и не хотела, чтобы ты ушёл.

– Да? Какая интересная методика формирования лояльности персонала. Ругать меня, унижать, издеваться надомной, не меня позы и подворотничка, это всё для того, чтобы я не ушёл? То есть я так конкретно годился на роль мальчика для битья, что ты со мной расстаться не могла?

– Нет! Я с первого дня… – Мадам запнулась.

– Что, с первого дня? Вот что, по-твоему, случилось с первого дня? Говори, не стесняйся. Нам обоим надо выговориться, чтобы легче было остаться при своей точке зрения.

– …полюбила… – еле слышно бормотала Мадам.

– Чего? Можно погромче? То, что ты с первого дня полюбила меня чморить, это я в курсе.

– Я с первого дня тебя полюбила, – и окончательно закосплеила черепашку, втянув голову.

– Это у всех мажоров так любовь проявляется, или это твоя персональная симптоматика?

– Ты мне, конечно вправе не верить, но я, правда, тебя люблю. И я не хотела, чтобы ты ушёл.

– Как хорошо, что я всё-таки ушёл. Я б такую любовь по любасу бы не вывез.

– Да! Я – дура. Я – идиотка. Но я не знала, как по-другому действовать, и как должно быть правильно.

– Что – правильно? По-другому – чего?

– Всего. Если бы я тебя хвалила и правдиво озвучивала твои заслуги перед остальными ребятами, ты бы через пару проектов решил, что у тебя достаточно опыта, чтобы искать другое место работы. А чем бы я тебя тогда удержала?

– То есть, ты меня унижала для того, чтобы я считал себя полным чмом, и боялся потерять даже такую работу? И вот теперь ты пришла мне об этом рассказать?

– Нет. Я пришла отдать тебе твои документы, – Мадам снова протянула мне свой «кирпич».

Я взял «кирпич» в руку и удивился его ощутимой тяжести:

– И что тут за документы?

– Справка с места работы. Выписки из приказов. Характеристика. Рекомендательное письмо. Расчёт.

– Расчёт? Судя по весу, тут расчёт полёта на Сириус, выбитый на перфокартах, – я заглянул в «посылку».

Внутри было несколько сложенных листков бумаги и чисто конкретно нереальная котлета бабла, как говорят в таких случаях в криминальных новостях – в купюрах крупного достоинства. Столько денег я видел только в рекламе казино. С трудом сглотнув жабу, я протянул конверт обратно Мадам:

– Забирай. Я это брать не буду!

– Почему? Это же всё твоё, – удивление на её лице было очень достоверное.

– Я. Не. Верю. Ни. Одному. Твоему. Слову, – отчеканил я звонко, и бросил всю пригоршню в очень подозрительную личность.

– Ну, хорошо. Ты вправе мне не верить. Но документам-то ты веришь? Ты у меня работал официально. Я все налоги и начисления за тебя выплачивала. И даже страховку по безработице оплачивала, – её голос снова стал слезливым.

– Правда, что ли? Ой, как хорошо. Ой, спасибочки. За меня налоги заплатили, а в конверте жалкие остатки, да? Всё. Я ничего брать не буду. Я не знаю, чего от тебя вообще ждать можно. И что ты там ещё замыслила. Какие подставы от тебя ожидать, мне проверять на практике не хочется абсолютно.

– Ничего я не замыслила, – она всё-таки заревела.

– Нет, я, конечно, верю в справку с места работы. А вот, что я столько денег заработал, я, заметь, благодаря твоим же стараниям, поверить не могу.

–Да твои! Твои это деньги. Ну, честно, – сквозь слёзы уверяла меня внезапно словившая катарсис капиталистка.

– Да откуда – столько?

– Оттуда! Наше агентство…

– Твоё агентство.

– Пусть будет моё. Моё агентство топовое, из разряда люксовых. Или ты думаешь, я в офисе не появлялась, да по ресторанам шастала от скуки? Нетворкинг – это очень утомительное занятие. Мы все делали большое дело, вы в офисе вели проекты, я в ресторанах на деловых встречах эти проекты добывала. Мы все зарабатывали очень хорошие, большие деньги!

– О-оо. Да ахренеть не встать. А почему мы об этом не знали?

– Знали. Не знал только ты.

– Чо?! Нифига се у тебя представления о коммерческой тайне. Значит, все знали, что они бабло зашибают, один я, лошара нищебродствовал, монетки в копилке пересчитывал. Так, что ли?

– Ну я же говорю – я была не права.

– А теперь, типа, ты внезапно признала свою неправоту и пришла меня облагодетельствовать?

–Пришла… признаться в любви.

–Спасибо – не надо. Я два года на всём экономил. Нифига себе позволить не мог. Изо дня в день, как ущербный, повышал уровень своих профскилов, веря, что ещё годик потерпеть надо, что я все же смогу называться профессионалом. А сам им, оказывается, и был всё это время. Знаешь, что… Давай ты свою подачку заберёшь, а я тебе такси оплачу, у меня ещё есть немного денег, думаю – хватит.

– Хнык-хнык, – ответить разборчиво Мадам не могла, так как была занята – рыдала в три ручья.

Так. Что мы имеем? Чего я добился? Слёз? Это – раз. Выговорился – это два. Стало легче на душе – это три. Я сидел на нижней ступеньке и снизу-вверх смотрел на то, как плачет ангел. Ну, что же. Совсем неплохо. Вся эта сцена доказывает, что я – реальный лошара.

Вот чего я пантуюсь? Ну, вот довёл её до слёз. Зачем? Она же мне теперь – никто. Ни начальник, ни работодатель. И она сама пришла. Ну, может она и вправду не знает, как должны вести себя нищеброды? Вот и нагородила из-за своей мажорской некомпетентности не того. Но ведь пришла же. Призналась. А я? А я – молодец. Грамотно воспользовался ситуацией и отрефлексился. Зачёт. А сейчас она встанет и уйдёт… Какое нафиг такси?! Нет, всё же она – баба правильная, сразу во мне истинного разглядела – лоха конкретного. А конкретному лоху на роду писано – за бабу правильную держаться:

– А ты наггетсы ешь?

– Что? – пробилось сквозь шум водопада из слёз.

– Ну – наггетсы. Магазинные, замороженные. Ещё чай могу предложить, в пакетиках. Будешь?

Водопад иссяк, и, хлюпнув носом, Мадам очень скромно и застенчиво улыбнулась:

– Буду.

– Тогда приглашаю тебя на ночной перекус по-нищебродски, – блин, последнее слово, наверное, лишнее, надо бы тезаурус сменить.

Вообще-то я умирал. Нереально реально умирал. Но. Но пришлось с этим делом повременить. Иной раз просто необходимо быть образцово радушным хозяином, не взирая насколько ты грязен и вонюч. Сил на банно-прачечные процедуры у меня не было. Совсем. Но, раз уж пригласил в гости даму, то даму надо хотя бы чаем угостить, а уже потом такси вызывать. Сегодняшнее будем считать чисто символическим мероприятием, протокольным.

– Ты вон, там располагайся, а я быстро. Ок? – не особо интересуясь ответом, поволок свою тушку на кухню.

Задачей было чайник вскипятить, да замороженные полуфабрикаты разогреть. Что я и сделал, тратя на это последние килоджоули.

– Чего ты тут стоишь-то? – удивился я нетипичной скромности своей гостьи, – иди, иди, вон там кресла два, любое выбирай.

Поставил на журнальный столик тарелки, и отправился в новый поход за чашками с чаем.

– Ой! Простите, э-ээ…

Я поставил чашки рядом с тарелками и повернул голову на звук. Мадам вполоборота сидела на краешке кресла с сочень глупым выражения личика, и обеими руками протягивала мне, растягивая, трусы. К счастью, не свои.

– Что не так? – сказывалась усталость, и я не особо понял намёка от Мадам.

– Вот, это…

– А, это. Ну так положи их куда-нибудь, делов-то – выдал я рекомендации к действию и упал в соседнее кресло.

Лицо Мадам, по классической схеме стало принимать вид попранной добродетели:

– Но… но ты же говорил… – промямлила она, едва сдерживая новый курс слезотерапии.

– Говорил. А что я говорил? – по-прежнему не догонял я ситуации.

– Ну, что один. Что у тебя никого нет, – её приятный голос дрожал, но от этого становился еще приятнее, но не в том смысле, а в смысле тембра и обертонов там всяких.

– Да. Всё верно. Я один и у меня никого нет. А что, есть сомнения?

– А вот, – она снова протянула мне трусы, – вот это?

– Это – трусы.

– Я вижу, что это трусы. Я даже вижу, что это – женские трусы, – блин, кажется ща будет истерика.

– Почему женские—то?

– Я разбираюсь в фасонах нижнего белья. На мне, как раз сейчас, тоже – трусы, и, тоже, что весьма кстати, женские. Классические. Можешь посмотреть, сравнить, и поискать отличия.

– Верю. Верю тебе на слово. У тебя есть вкус, и ты умеешь быть стильной. Но вот именно тут ты ошибаешься.

– И в чём же? Неужели это – мужские трусы, а я просто отстала от модных трендов?

– Не. Это не мужские трусы. Но и не женские.

– Вот как? А чьи же они?

– Ну, ты же их сама держишь. Ну посмотри на них внимательно. Ничего необычного в их покрое не наблюдается? – сил на споры и защитную речь у меня не было никаких.

Мадам посмотрела повнимательнее, и всё же заметила специфическое отверстие на задней их части.

– Эта модель из магазина для взрослых? Унисекс?

– Ты бирку-то прочти. Там же всё написано.

– Хеппи Бубастис. Товары для животных, – прочла вслух мисс Вентура.

– Теперь—то поняла? – спросил я и осёкся, встретившись глазами с дедективкой.

По тому, как потемнело её лицо, как запылали её щёки, как заблестели глаза и задрожали руки, она – всё поняла. И поняла она всё – правильно. Как умеют понимать всё правильно все правильные женщины.

– Э-э! Прекращай! Давай без твоих выкрутасов! – потребовал я, не особо надеясь на положительный результат своей ноты.

– Это у меня – выкрутасы? У меня? – и швырнув в меня предметом декора экстерьера домашних животных, резко встала.

– Стоп! Спокойно. Не кипиши. Это для кошки. Я купил это для своей кошки.

– Я уже это поняла.

–Что ты – поняла? Вот, что?

– Да всё! Всё поняла. Поняла теперь, почему ты так от меня убегал старательно!

– Эй, это уже оскорбление, вообще-то. Но, если ты всё поняла, то не смею вас больше задерживать. Мне реально лень что-либо объяснять, и вообще оправдываться. Я вам сейчас такси вызову, но только эконом класса, надеюсь, тут вы тоже понимаете, почему не бизнес?

– Не надо! – как будто чего-то, испугавшись, попросила очень понятливая мадама.

– Ну, не хотите, сами вызывайте. Дверь вон там. Провожать не буду, я спать очень хочу.

–Не надо меня провожать.

– Так я и не собирался.

– Я тоже хочу спать.

– Так поспешите, мадам, а то не выспитесь, а завтра ведь нетворкинг ещё ждёт, очередной.

– Да не хочу я уходить! – выкрикнула Мадам.

– Вот тут уже для меня сложно. Я не понял. Вы огорчены фактом признания меня извращугой-маньячиллой, или же наоборот, обрадованы? Нам надо прояснить этот момент.

– Я не говорила, что ты извращенец.

– Окей. Но отчётливо дали это понять.

– Не правда! И этого я не делала.

– А что же тогда означает ваша фраза про моё убегание от вас?

–Не надо ко мне на вы. А значит это только одно. Что тебе интереснее с какими-то зверушками время проводить. Даже по магазинам для них за всякой ерундой ходить, а не со мной быть. Вот, что это значит.

– Интересная версия. А более правдоподобной нет?

– Эй! Это кто ещё перед кем оправдываться должен? – глаза Мадам засверкали молниями праведного гнева.

– А почему это я должен оправдываться? И в чём? В том, что у меня, у сильного и независимого мужчины, есть домашние животные?

– Никто, ни перед кем, ни в чём не должен оправдываться. Прости меня, мне просто стало немного обидно. Почему какой-то кошке ты трусы купил, а мне – нет?

– А чо это я тебе трусы-то покупать должен был? И как ты себе это представляешь? Это я, такой весь галантный и щедрый, прихожу к тебе в кабинет, и такой – р-раз – моя дорогая и уважаемая начальница, а позволь в этот знаменательный день, подарить тебе, безвозмездно, вот эти дизайнерские трусики из последней коллекции? Так что ли?

– Ну не так, конечно. Но, я бы не отказалась от твоего подарка.

– Ага. Если бы с тех копеек, что ты мне платила, я ещё бы и на подарок тебе откладывал, у меня бы от голода просто не было бы сил до рабочего места доползти. А мне ещё кошек кормить надо.

– Это из-за кошки ты решил новую работу найти? Кстати, куда ты устроился? Ты такой весь разбитый, неужели грузчикам платят больше, чем маркетологам?

– Из-за двух. У меня две кошки. А устроился не грузчиком, не надейтесь, а… – блин, надо импровизировать, – в охранное агентство, только там физподготовку сдать надо. Вот потому у меня сейчас интенсивные тренировки.

– Ты будешь телохранителем?

– Не. Смеёшься?

– Вышибалой? Для чего тебе тренировки?

–Не. Буду, типа там, за видеокамерами следить. А тренировки положены по стандарту.

– Ты так любишь кошек, что на всё ради них готов?

– Ну, не то, чтобы. Просто, раз уж подобрал, то надо же о них заботиться.

– Подобрал? Не купил?

– Неа. Подобрал. На том само месте, где ты меня дожидалась. Всех троих по очереди и подобрал

– Троих? Ты же сказал, что у тебя их две?

–Одну я потерял.

– Как – потерял?

– Как лох. По недосмотру… типа она потерялась на улице. Я её вел с регистрации, и в толпе, как бы, потерял.

– Ты их ещё и регистрируешь?

–Так положено. Да и вообще, приятно, когда есть о ком заботиться.

– Ты бы мог заботиться обо мне…

– Неа. Ты слишком хорошо вжилась в роль босса-абузера. И поэтому мне хотелось заботиться только о себе, а потом появились несчастные голодные зверушки, и я стал заботься о них. Мы с ними очень похожи.

– Чем это вы с ними похожи

– Такие же беззащитные и ненужные, и всякий нам стремится причинить боль.

– Я больше не буду, честно-честно!

–Мне уже не важно. Просто буду тебе верить на слово, потому, что сомневаться мне лень. А в данный момент вообще нет на что-либо сил. Вот, – я ткнул в шкаф пальцем, – там чистое постельное бельё. Вот там – диван, стели себе сама, а я – умер. Будить только в случае нашествия инопланетянок с тремя фронтальными полусферами.

Я сполз с кресла на пол, стянул с него плед и мягкий валик, и пожелал всем присутствующим спокойной ночи.

– А землянка с двумя сферами тебе не устроит?.. Подожди. Ты что, собираешься спать на полу?

– Я грязный, потный, и вонючий спортсмен. Я полдня провисел в качалке на тренажёре. Я спать хочу. Мыться я не в состоянии. А некоторые заявились в гости без предупреждения. Я не готов. Я вообще морально не готов с кем-либо на одном диване разлёживаться. Мне требуется адаптационный период. Такое объяснение сойдёт?

– Сойдёт, – грустно вздохнула Мадам, – а у тебя рубашка есть?

– Есть, но мне сейчас только рубашки и не хватало.

– Это для меня. Или у тебя есть кошачья пижама моего размера?

– А вот представь себе, есть, и не одна. Смотреть будешь?

– Не надо. Я пошутила.

– В соседнем отделении, в шкафу, рубашек сколько хош. Вот только не думай, что как в фильмах, сможешь меня заинтересовать таким вызывающим видом.

– А ты, мне так кажется, не очень-то и устал, раз есть силы на фантазии. Или на тебя вид молодой девушки в одной только мужской рубашке не действует, а только нестандартные инопланетянки привлекают?

– Такое может на меня так подействовать, что от инсульта у меня не только лишь все члены тела откажут. А ещё на тебе, как я уже извещён, классические женские трусы. Так что образ не совсем тот получается. Спокойной ночи.

– Так мне не сложно остаться только в одной твоей рубашке.

– Спасибо. Я очень ценю вашу заботу об умирающем.

– А где сейчас твои кошки?

– Потом, всё – потом.

– Ладно, – проворчала несостоявшаяся дебютантка фильма до шестнадцати и старше. – Пусть всё будет потом. Ловлю на слове. Добрых снов.

Да чо они о себе вообще думают? Кто тут из нас вершина эволюции? Я может и не самый умный, да и вообще простой парень, и хвоста у меня нет, но чего рожу-то сразу кривить? Кого они ожидали увидеть – супер-пупер героя в звании секс-символа обозримой галактики? Засиделись в девках, а всё принца ждут.

– Вот тут вот, тогда, будет ваше рабочее место, – кошка с недовольным лицом, представившаяся как ВРИО начальника отдела аналитики, и именем Сешат, указала лапой на дальний стол в кабинете.

Ну конечно, это же очевидно. Всякий, кто не по нраву благородным особам, должен валить за периметр. Ну и ладно. Не привыкать. Стоп. А почему бы и не изменить привычки. Чего бы уже не перестать позволять всяким бабам мной понукать? Как меня Мадам выдрессировала-то, оказывается. Вообще-то я теперь этой фифе начальник, а не она мне. Тут уж ей надо теперь отвыкать сидеть за начальническим столом. Но, блин, а как тогда вливаться в коллектив, даже вот такой?

– А вот тут – наш оперативный архив. Сюда у нас складывают накопители. И отсюда мы их к серверам таскаем. Раньше у нас этим дедом занималась девочка…

– А, ну, я понимаю, – перебил я свою ВРИО.

– Нет, – недовольно отреагировала та, – теперь этим занимается наш молодой специалист.

– А девочка? Надорвалась?

– Отозвали на другой участок, – сухо разъяснила Сешат, и опять недовольно скривила симпатичную мордашку.

– А молодой специалист, он специалист в чём?

– Он специализируется на мнемонике, но он у нас очень талантливый. Мы его считаем гениальным. Он ещё очень хорошо себя проявил в психоархитектонике, – она была очень года сотрудником.

– Вы даже этим занимаетесь?

– Всем занимаемся. Всем, что может помочь нашему общему делу.

– Какие вы молодцы.

– Да. Наша команда работает достаточно давно, за исключением Маркиза – он недавно только к нам пришёл, сразу после выпуска. И у нас за плечами уже несколько очень серьёзных проектов. Так что цену мы себе знаем, – как бы намекая, поведала мне девица с пушистым хвостом и какими-то претензиями.

– Фу, а чем это так… – поинтересовался появившийся в дверях молодой специалист, практически ещё котёнок.

– Маркиз, где твои манеры? Поздоровайся с нашим новым коллегой, – потребовала Сешат.

– Здрасти, – корча гримасу отвращения, прогундосил парнишка и пробрался через ряд столов к своему рабочему месту, располагающемуся у противоположного края «оперативного архива»

И этот, блин, туда же. Чего они вообще о себе думают? Если они тут такие все умные, что они до сих пор за лазерной указкой бегают? Как я с ними работать должен? Как управлять теми, кто тебе при первой же встречи даёт понять, что ты ему не нравишься? Я и людьми-то никогда не командовал, не считая пати в онлайн играх. А как кошками командовать, если меня даже собственные кошкодевочки не слушаются?

– Простите. Он у нас трудный подросток. Но мы всем отделом взяли над ним шестов и воспитываем. Есть значительные успехи. Вы бы видели, как он себя раньше вёл, – зачем-то стала оправдываться наставница молодой смены.

– А где он учился? – я даже и не знал, что на кафедры мнемоники и прочей киберпсихологии кошек берут.

– В спецшколе с углублённым изучением точных наук.

– А! Это солидно. Знаете, очень приятно работать в команде высококлассных спецов, особенно когда ими руководит такая милая дама, – начал было я как-то подмазываться, но тут же получил по щам:

– Даже не пытайтесь, вы – не в моём вкусе, – резко оборвала мои потуги милая дама.

– А вы не первая, кто мне заявляет о своих гастрономических пристрастиях. Неужели, меня совсем не хочется скушать? Разве я не мамин пирожок?

– Ха-Ха. По-моему, ты – папин дурачок! Нашёл к кому клеиться, – схохмил из своего угла выпускник спецшколы.

– Маркиз! Останешься после работы, мы с тобой серьёзно побеседуем, ты меня понял? – было видно, что Сешат была рассержена не тем, что там ляпнул этот сопляк, а тем, что ставил под угрозу её реноме наставницы для молодых специалистов, – Простите ещё раз.

– Да это вы меня простите. Я не то имел в виду. Я просто хотел разрядить обстановку. Видимо у меня совсем не получилось произвести хорошее первое впечатление, но я постараюсь в дальнейшем быть максимально корректным.

– Кто там, что обещает? – В дверях нарисовалась модная девица, с блестящими от обильного пирсинга ушами, и сверкающим от страз хвостом, вся в дредах, – И чем это так?..

– Доброе утро, – поздоровался я нейтральным голосом.

Эта даже ещё не видя меня, заранее рожу скривила:

– Доброе утро, – и вопросительно взглянула на начальницу.

– Это наш новый аналитик. А это, – тут она уже ко мне обращалась, – Тефнут, она у нас главный киберинженер.

– Это все члены команды? – уточнил я.

– Да. Раньше нас было больше. Но работа очень сложная и не все выдерживают. Ах да, ещё у нас на удалёнке есть один аналитик. Тоже очень первоклассный. И…

– Я понял, я понял. Я тоже постараюсь быть первоклассным аналитиком, чтобы никого не подвести. И значит, не посрамить и всё такое. Приказывайте, я готов к работе.

– К чему ты там готов? Ты даже не представляешь, что тебя ждёт, – насмешливо буркнул Маркиз.

– Чего бы меня не ждало, я готов ко всему. Хочу сразу внести ясность. У меня есть некоторая особенность в организации рабочего процесса – так сказать, индивидуальный темп работы. Поэтому, мне придётся перестроиться, чтобы синхронизироваться с вами. На это уйдёт некоторое время, но я обязуюсь свести его к минимуму.

– Хорошо. Буду надеяться, что мы сработаемся. Ведь за вас поручился сам Доктор. А ему я склонна верить. Давайте приступим, работы у нас предостаточно.

И мы приступили.

Не то, чтобы я сразу взял с места в карьер, но и мой обычный темп оказался для котиков высоковат. Мы ещё посмотрим, кто там у кого дурачок. Пусть этот молодой побегает, пошуршит, как положено.

Молодой шуршал. Рассиживаться я ему не давал, как, впрочем, и двум другим старожилам отдела. Бегал он весь такой приунывший, только и успевал сервера перезаправлять. Сешат и Тефнут тоже бегали. От своих столов к моему, то за уточнениями, то за разъяснениями. Уровень их был ой как ниже моего, а кое-чего они и вовсе не знали, чего взять с бакалавров?

Я, чтобы окончательно зафиксировать статус-кво, даже не достал из кармана припасённый сменный носитель памяти с заготовленными собственноручно написанными скриптами. Чтобы эти чересчур опытные ребятишки понимали разницу между собой – бакалаврами, и мной – магистром, по ходу разворачивающейся производственной пьесы продемонстрировал, что с математическим, да статистическим анализом, так же, как и с программированием, у меня было всё как положено для краснодипломника.

Пока серваки надрывались от запущенных задач, я заполнял паузы проведением минилекций, по вполне тривиальным темам, или показывая, что такое параллельное синтетическое программирование в бигдате. Маркиз насупившись, молча, перетаскивал с места на место контейнеры с накопителями, а девушки, открыто морщась, давали понять, что приближаться ко мне их вынуждает сугубо производственная необходимость.

Наконец, закончились исходные данные. Времени же рабочего оставалось ещё дофига. Сешат тут же сообщила, что раз у нас вынужденный простой, то она – к главному, выяснять, что там и почему. А Тефнут, вдруг вспомнила, что ей надо в лабораторию. Только молодой специалист, по малолетству, не смог на ходу выдумать причину слинять с рабочего места в рабочее время.

– Маркиз, ты как? – поинтересовался я вполне дружелюбно.

– Чо – как? – тон у парня был агрессивный.

– Не устал?

– А чо мне уставать-то? Мы пока ещё и не работали, так, разминались. Да и для меня пока подходящих задач не было. Как только чо серьёзное появиться, уже тебе тут бегать придётся, пока я буду настоящим делом занят.

– Да разве тебя заменишь? Я так быстро бегать не умею.

– Чо ты вообще умеешь? – видно было, что пацанчик реально ищет повод.

– Немножко в аналитику умею.

– И вот это вот ты называешь аналитикой?

– Ну а что это, по-твоему? – я пытался не дать повода, но не очень умело.

– По-моему, это детский сад. И на кой нам тебя прислали, я вообще не вдупляю.

– Ну-у. Начальству виднее. Наше дело маленькое: делать, что прикажут.

– Вот и делай, что тебе прикажут. А я сам себе начальник, – проинформировал меня независимый работник, которого ещё ждала после работы беседа госпитального характера с начальством. – У нас, кстати, есть один, на оутсорсе. Вот тот реально умеет быстро работать…

– Мазила! – выкрикнул я в очередной раз умело увернувшись.

– Ай! Вы что творите?! – Вскрикнула, вернувшаяся Сешат, получив в лоб комок жёваной бумаги, выплюнутый из трубчатого корпуса разобранной ручки.

Я, а также лучший работник отдела (по собственному мнению лучшего работника), синхронно продемонстрировали, что прекрасно помним, как должны реагировать младшеклассники на гневный окрик классного руководителя. Мгновенно рассевшись по своим местам и приняв образцово-показательную позу ученика с дидактического плаката, замерли, пряча и «метательное оружие» и «боеприпасы».

Сешат и Доктор стояли в дверях и недоумённо смотрели на двух здоровых «лбов, играющихся в игрушки»

– Маркиз! Я от тебя такого не ожидала! Ты же взрослый. Ты же на работе. Нам срочно надо будет с тобой поговорить. Сегодня сразу не уходи, – Сешат была в мощных непонятках, хвост у неё так и раскачивался туда-сюда, как метроном.

– Здравствуйте, господин начальник отдела обработки информации. А чем это вы таким сейчас занимаетесь? – Весело поприветствовал меня Доктор, давая понять, что ничего предосудительного в моем поведении он не видит.

– Здравствуйте, Доктор. Это я в коллектив вливаюсь.

– И как успехи?

– Начальник?!! – хором спросили Сешат и Маркиз, и примкнувшая к ним Тефнут.

– Начальник, подтвердил Доктор, и вопросительно посмотрел на меня.

Я, всё ещё продолжая находиться в матрице младших классов, уже несколько подзабытым движением втянул голову в плечи, как ученик, выговариваемый вызванным в класс директором школы.

– Можно, вас, на минутку?

Кто кому первый задал этот вопрос было непонятно: то ли Сешат Доктору, то ли Доктор мне.

– Я, пожалуй, уступлю даме, – пробубнил я, косясь изподлобно на рассерженную ВРИО.

– Кхе, – ухмыльнулся доктор, и взяв девицу под руку вывел её из кабинета.

– Чё ещё за начальник? Ты, что ли, теперь наш начальник, я не понял? – юный гений был очень недоволен.

–Мотя! Не кипиши, всё нормолёк! – я попытался снизить градус психологического климата, претерпевшего внезапно значительные изменения.

– А почему вы сразу не сказали? Это как-то неправильно, – подала голос Тефнут, позвякивая пирсингом.

– Да какой я начальник? Это Доктор, просто, так выразился.

– Но, вообще-то, мы как раз ждём назначения нового начальника. И тут такое… Э-ээ, не типичное представление кандидатуры.

– Да ладно вам. Есть же у вас начальник – мадам Сешат. А я так, для проформы. Так-то я главный аналитик.

– О, ещё лучше. А с Мариком, вы тут, что устроили, господин главный аналитик?

–Я Маркиз! – гордо поправил коллегу Марик.

– А с Мотей, мы…

– Я Маркиз, – угрожающе прошипел Мотя.

– Да просто, ничего такого, – я начал лепить что-то в оправдание, так и не выбравшись из матрицы младшеклассника.

В кабинет вернулась ВРИО начальника отдела общей аналитики. И потупясь, обратилась ко мне:

– Господин начальник, я всё выяснила. Могу вас заверить, что мы очень рады вашему приходу. И ещё. Доктор попросил вас к нему зайти, если у вас нет срочных дел, то прямо сейчас.

– Ну, раз на сегодня больше для меня работы нет, то я – к Доктору. А вы, мадам Сешат, продолжайте дальше управлять командой. Я ни в коем разе не покушаюсь на ваши полномочия.

И раскланявшись, моментально срулил нафиг от них подальше.

Какие-то они непонятные. Или это я не привычен к такой модели деловых отношений. Опыт-то у меня хоть и неплохой, но все же на уровне мелких компашек. В больших и серьёзных корпорациях я был только один раз и то недолго, на практике. Да и та была в самом низу и физически и фигурально: сидел на первом этаже и занимался правкой объявлений по личному составу для внутрикорпоративного сайта.

А тут какая-то мешанина из как бы строгого этикета, субординации и демонстративности. С одной стороны, они, как бы, приучены подчиняться, а с другой – совершенно свободно, в лицо, выражают своё отношение. Как тут себя вести надо, я не представляю.

Зайти к доктору означало доехать до края сектора субурбии, туда, где его дом-клиника стоял. У Доктора, тоже видимо, специфическое представление о теории организаций и обособленных подразделениях.

В приёмной, как я для себя решил называть ресепшен, была всё та же милашка Оливия. Милашка поздоровалась со мной отстранённо приветливо и повела за собой. Но не тем путём, который мы раньше ходили в операционную.

Мы прошли по другому коридору и войдя в один из двух лифтов, стали спускаться на минус четвёртый этаж, причём кнопок этажей было в ассортименте. Это, блин, не клиника, не коттедж и не таунхаус. Это был какой-то натовский центр управления времён холодной войны. Оливия, перехватив мой офигевающий взгляд пояснила:

– Наше здание несколько больше, чем может показаться на первый взгляд.

– Ага, я уже понял. Вам надо было компанию назвать «Айсберг».

– Так назвать мы её не можем.

– А почему?

– Могут догадаться.

– Кто?

– Те, кому не положено знать о нашей организации.

Логично. Если какой умник-детектив начнёт раскидывать мозгами, то очевидно же, что такое название его сразу же натолкнёт на мысль, что трёхэтажный частный дом, это только верхушка капитального бункера.

– Сюда, пожалуйста, – раскрыла передо мной дверь помощница Доктора.

Это был большой кабинет большого босса. Как в фильмах. Большущее кресло, в котором сидел Доктор. Большущий массивный дорого выглядящий стол, и по бокам не менее дорогие стулья. На стульях сидели, уже знакомые мне кошки, и совершенно незнакомые.

Я слегка припух от официоза и обозначил свой респект кивком головы.

– Это, господа, наш новый начальник отдела аналитики. Садитесь, господин главный аналитик. И давайте, сразу к делу, – без лишних расшаркиваний познакомил меня с остальными присутствующими Доктор.

Дело оказалось сложным. Была потеряна очередная команда сборщиков. Сборщиками в организации называли тех, кто занимался сбором первичных данных. Это были подготовленные, высококлассные не только техники, но и бойцы. В их задачи вменялось проникать в подземные коммуникационные ходы и незаметно подключаться через специальные сканеры к инфоканалам, в первую очередь – к госканалам. Всё что получалось заполучить таким образом, передавалось затем в отдел аналитики.

Но за последний месяц уже третья команда куда-то пропала. Все они внезапно переставали выходить на связь, хоть и сама связь, и всё их сопутствующее оборудование продолжало работать исправно. И это была большая проблема. Требовалось как-то её решать.

Зачем для этого требовалось моё присутствие, я не улавливал. Но, всё равно было интересно послушать. Особенно прения сторон.

Стороны прели по-разному. Кто-то предлагал немедленно залечь на дно, перейти на запасной шифр и отслеживать действия противника. Кто-то считал, что надо бы в следующую команду включить биолога-химика, ведь не известно на какую глубину заходили пропавшие бойцы и как там, в грязных катакомбах с безопасностью и жизнедеятельностью дела обстоят. Кто-то напомнил, что он ведь предупреждал, что надо работать быстро и комплексно, а не тянуть никого и ни за что, вот и дотянули.

Я слушал и прямо-таки балдел, ощущая себя героем какого-то крупнобюджетного политического детектива. Да, эти ребята играли по-крупному. Шутки шутками, но если уж есть потери в живой силе, то всё ой как опасно. И вот это вот самое ощущение опасности, вернее причастности к ней, о-о-очень мне льстило. Прямо-таки добавляло заветные сантиметры. И пусть там, Мадам наследница папы олигарха, думает что угодно обо мне, но зато я-то знаю, что отныне занят настоящей мужской работой.

Все выступили, внесли предложения, замечания, огласили программы действий. Я скромненько сидел с краю, у своей хатки, как прошаренный бобёр, и мотал на ус. Инфы вроде получил достаточно, можно будет на досуге подумать, что ещё можно сделать. Вот только время этого самого досуга наступило слишком быстро:

– А что может по данной ситуации сказать наш главный аналитик? Может есть какие идеи? – спросил Доктор и дал мне слово.

К полученному от Доктора слову я прибавил своё, за которым пришлось лезть в карман, и вот так, слово за слово, я выдал какую-то банальщину, чтобы хоть что-то выдать:

– Пока, могу предложить, разве что, такой вариант. К тактической группе прикрепить независимого наблюдателя. Группа будет действовать по своей программе, а наблюдатель будет всесторонне отслеживать обстановку. Он не будет подчиняться старшему команды. И вообще, как-то с ней взаимодействовать. Его задачей будет только сбор информации о самом мероприятии, так сказать. Чтобы не происходило бы с группой, даже самое нежелательное, наблюдатель не должен отвлекаться от своей задачи, а всё очень скрупулёзно фиксировать, собирая материал для дальнейшего анализа. Да. Даже если группа будет под угрозой уничтожения, наблюдатель обязан будет спасать не членов группы, а себя, как носителя информации. Это жестоко, но это эффективно.

Я не стал упоминать, что такую тактику мы когда-то с виртуальными корешами в одной онлайн эрпэгэшке выработали. Но она реально работала. Пати рубилось не щадя, стало быть, живота своего, а один отдельно бегал вокруг и все запоминал и скриншотил, в нужный момент тупо сбегая с локации.

После боя, мы все вмести разбирали, что там и как применяли враги, какие удары, комбо, предметы. Через несколько таких разборов полётов, мы уже заранее знали, как противник будет действовать. В играх, обычно, все со временем вырабатывают индивидуальный стиль комбо, на чём потом и прокалываются.

Тут дело обстояло посерьёзнее, чем в игре, тут на кону жизни были. Поэтому я и не ожидал, совершенно понятно, что мою технику хоть как-то воспримут, но надо же было что сказать. А то, какой я, нафиг, аналитик, если не могу на ходу выводы строить?

Меня заслушали. На меня посмотрели. И наложили. Резолюцию, ага. Не знаю, с каких радостей, но моё предложение всем очень даже зашло. Вызвав весьма живенькое такое обсуждение, которое быстро закончилось чуть ли не единогласным принятием.

– Итак. Раз большинство согласно, то берём в разработку вариант Господина аналитика. Собрание считается закрытым. Всем спасибо. Все свободны, – распустил собрание Доктор, и кивнул мне, – а, вас, я попрошу остаться.

Я не хотел оставаться. Я хотел с остальными. Я хотел очень даже непосредственно поучаствовать. И не просто в деле. А в деле, зачинщиком которого, я, по сути, и выступил. Это же нереальная круть. В настоящей секретной операции не просто быть рядовым консультантом, а вообще может быть, если повезёт, так и сам стану её реализатором. Во! Вот такой хрен мне на всю харю.

Я жалобно смотрел в след уходящих настоящих крутых сотрудников организации, идущих заниматься настоящим крутым делом, а не таблички заполнять в базе данных, и чуть не плакал от обиды. Проходящая мимо меня мадам Мафдет, увидев, мой отыгрыш главного персонажа картины «Не взяли на рыбалку», хоть и морщила нос, но, видимо, решила показать, насколько она соответствует заверениям Доктора о том, что она самая нежная и заботливая:

– Малыш хочет пойти играть с большими мальчиками?

– Угу, – закивал я в ответ, шмыгнув носом.

– А сколько малыш уже тянет?

– Семьдесят три раза, – немного смущённо от гордости в достигнутых результатах, поделился я.

– А сколько малыш должен тянуть?

– Сто, – тут уже не было и тени смущения, вообще ничего не было, кроме осознания бессмысленности собственных ожиданий.

– Вот поэтому малыш не пойдёт с большими мальчиками, а пойдёт в зал продолжать занятия, – и ободряюще улыбнувшись своей улыбкой крокодила, удалилась.

Все ушли. Остались только я и Доктор.

– Ну, что же. Ваше предложение сейчас очень оперативно проработают, и начнут реализовывать. А у меня к вам есть небольшой разговор по поводу вашей новой должности, начал Доктор, – и давайте с начнём с главного.

– А что у нас сегодня главное?

– Это по работе вашего отдела. Ваш подход к формированию деловых связей, через игровые формы, мне импонирует. Но, сейчас требуется всё делать очень быстро. И в коллектив вливаться тоже – быстро. Мадам Сешат уже получила необходимые инструкции. Маскироваться вам больше не требуется. Она очень ответственный и опытный сотрудник организации и знает, что такое субординация.

– Знать – это одно. А быть согласным с имеющимися знаниями…

– Ничего-ничего. И с этим у неё всё в порядке. Как вы, надеюсь, уже заметили, ваш отдел занят теперь обработкой информации иного уровня, чем раньше. Благодаря вашей работе мы стали чуть ближе к подтверждению одной очень важной гипотезы. О ней вы узнаете подробнее чуть позже. Так вот. Для нашей гипотезы добывание исходных данных сопряжено с очень высокими рисками. Мы уже начали терять товарищей. И время работает против нас. Поэтому, у меня убедительная к вам просьба, как можно быстрее принять дела и всеми силами подналечь. Ваши подчиненные, возможно, недостаточно квалифицированны, но это то, что мы вам можем предоставить. И очень полагаемся на вас.

– Понял. Именно так я и начал. А то, что вы увидели, ну, на счёт игр в рабочее время, так это всё равно пауза была. Всё, что можно, мы как раз к тому моменту выполнили.

– Пауза у вас была, как раз по причине потери группы добытчиков. Но, думаю, мы справимся.

– Так может я?..

– Нет. Вы у нас один, а специалистов по добыче данных у нас есть чем восполнить.

– Вы так спокойно об этом говорите?

– Я давно и очень плотно сотрудничаю с кошками. И поверьте мне на слово, более выраженных индивидуалистов не сыскать. Большая часть всех сил уходит на то, чтобы организовать для них командную работу. Только очень большая идея способна этих достаточно эгоистичных существ работать в одной упряжке, если можно так выразиться. И, конечно же, любая потеря каждого из них, для нас большая утрата, но, как говорится, цель оправдывает средства. Да и, в какой-то мере, мне чуть проще, абстрагироваться, я как врач постоянно соприкасаюсь с болью. Не то, чтобы я зачерствел, но, порог у меня повыше, чем у других.

– Ясно.

– Очень на вас надеюсь. Как профессионала, вас уже оценили. И оценили очень высоко.

– Да ладно? – я был удивлён.

– Маркиз, это не показатель, как говорится. Это очень молодой котик. У него сейчас возраст такой, становления. Он своё «Я» формирует. Вы уж с ним помягче.

– Да я не про него, Он вообще парнишка зачётный, бывают варианты куда хуже. Я про двух остальных. Я же им сразу не понравился.

– Кто вам такое сказал?

– Я прийти не успел, а они уже носы воротить стали. Я, конечно, не против, быть начальником, но если это будет вредить делу… Если им не нравится, что у них человек не из их круга будет начальником, то не хотелось бы, чтобы они наступили на горло собственной песне, и стали работать из-под палки. Я готов быть и рядовым сотрудником. Я более чем лоялен, и более чем привержен общей цели.

– А вот тут уже отыграть обратно не получится. Тем более, что я уже получил за вас свой миллион, – Доктор расплылся в хитрой улыбке.

– Миллион?! – раззявил я удивлённо рот.

– Да. Представьте себе. За вас, такого молодого и симпатичного мне ваши сотрудницы выдали в качестве благодарности миллион воздушных поцелуев. Согласитесь, не каждый день и не за каждого, столько дают.

– Я не понял. Молодой, поцелуи. А чего они так откровенно морщились, когда ко мне подходили? Сегодня все на меня косо смотрели и носы воротили.

– А! Да, чуть не забыл. От трудового коллектива поступило рацпредложение запретить вам купаться в фонтане.

– В каком ещё фонтане?

–Понятия не имею. Но, дословно звучало так: «могу ли я вам запретить отныне приходить на работу после купания в фонтане с дешёвым одеколоном?»

– Чо? Какой нафиг фонтан? При чём тут фонтан. И вообще. Одеколон ни разу не дешёвый. Это «Якудза», самый модный в это сезоне, он кучу денег стоит!

– Даже я, со своим отнюдь не самым чувствительным обонянием, испытываю некоторый дискомфорт от вашей слишком сильной «ауры». А каково бедным кискам, у которых чутьё, не в пример нам, на порядки выше? Вы не думали?

– Честно? Не думал. Это я из-за тренировок. Мне показалось, что хозяйственное мыло не справилось. Ну и поднажал на идеальный аромат для деловых мужчин. Что, реально воняю?

–Очень. К вашему сведению, кошки совсем не против естественных запахов. А вот искусственные, им не очень нравятся.

– А я думал, что только цитрусовые им не нравятся.

– И цитрусовые, и вообще все сильные и резкие. А от вас сегодня очень сильный запах.

– Понял. Я всё понял. Больше не повторится. В следующий раз обмажусь мороженой треской.

– Что-то вас из одной крайности в другую кидает. На сегодня это всё. Желаю вам приятной тренировки, – Доктор встал, протягивая на прощанье руку.

– А что, – без особой надежды спросил я ещё раз, – совсем мне нельзя к сборщикам?

– Если вы сможете завтра себя клонировать, чтобы ваш клон смог бы полноценно вас заменить, и тогда я буду против. Потому, что два главных аналитика лучше, чем один. А один – лучше, чем ни одного.

– Понял-понял, – тоскливо выдохнул, – всего доброго, Доктор.

– Поймите. Мало собрать в кучу котиков. Котиков надо ещё подвести к мысли, что в коллективе работается лучше. К слову, нас, людей, в организации не так уж и много. Я очень надеюсь, что вы быстро войдёте в курс дела, учитывая теперешний ваш статус, и станете мне надёжным помощником, или, даже – заместителем.

– Вам нужен агитатор для котиков?

– Мне нужен пастух для котиков.

Пастух. Ну, что ещё за пастух? Фигня какая-то. Как это вообще выглядит – пасти котиков. Какой из меня – пастух? Я уже пробовал быть нянькой. Не может пустое место быть нянькой. Ни для котиков, ни для кого другого. Даже если пустому месту выдать пряник, это всё равно будет пустое место, но уже с пряником. И замена пряника кнутом не превращает пустое место в пастуха. Кошки – животные сами себе на уме. То, что они с нами как-то взаимодействуют, означает лишь то, что они терпят наше присутствие. Просто человеки посильнее котиков. Вот те и приспособились. А так-то, что им с нами общего-то достигать? Каких таких целей? Какие общие идеи могут быть с теми, кто унитазу предпочитает лоток с опилками и отрицает нижнее бельё?

Надо будет у доктора уточнить, какие у меня вообще есть полномочия и какие рычаги воздействия на этих хвостоносцев эгоистичных? Поголовье в три хвоста. Это уже не стадо, это – конкретная такая стая. И как я должен стать вожаком такой стаи?

Один пальцы гнёт, другая губки поджимает. Третья вообще не пойми, что о себе возомнила. А я должен к ним подход находить, что ли? И как прикажете это делать? Юмор у меня человечий. Кошачьи приколы я не знаю. Авторитета у меня пока нет. Ни нравиться им мне нечем, ни вести за собой.

Восемьдесят. Это – цифра! Сегодня я молодец. Восемьдесят – это почти сто. С такими темпами и сотка не за горами. Толку-то. Это всё равно ничего не даст в плане менеджмента. Это только приблизит меня к другому орудию тренировок. Наверняка что-то ногами толкать или тянуть. Мафдет найдёт мне развлекуху, за ней не заржавеет. Как я вообще тогда передвигаться буду, ползком?

Надо срочно что-то мутить с набиванием класса респекта. Надо всё же, раз я такой незаменимый, ставить вопрос ребром: либо допускают меня до участия в операциях сборки, либо я ни разу не начальник, а только рядовой аналитик. Возможно, это и смахивает на шантаж, но как мне ещё заработать авторитет, не скрипты же на ассемблере с завязанными глазами на перфокартах вырезать?

Я, пока до дому рулил, прикинул, что и как. Того, что узнал на собрании для меня было достаточно, чтобы принять решение. Да. Я самостоятельно продемонстрирую эффективность предложенной мною методики. Сам побуду наблюдателем. И моих скромных сил в восемьдесят тягов на тренажёре, думаю, хватит. Пусть они там всё, что положено делают, а я посмотрю, что там у них и сними не так. Если что – срою без вопросов. Тут даже никаких моральных барьеров у меня нет.

Раз сегодня всё равно группу засылают, то чего ждать? Надо сегодня же всё и сделать. Место я знаю. Пароль и отзыв для членов организации у меня есть. На месте всё объясню. Мешать я не буду, чего бы им и не согласиться? На крайняк, в шпиона поиграю. Срисую всё незаметно и свалю. Вот и будет у меня ачивка со скилом «начальник первого уровня». А там быстренько прокачаюсь и до неформального лидера. Пастух я, в конце концов, или где?

Ничего такого, что смогло бы меня удержать от шага к статусу легендарного героя, не надумал. Поэтому поехал в сторону точки входа. Точкой в организации называется то место, через которое сборщики проникают в скрытые коммуникации с информационными каналами. Как-то так. Короче, где кабеля пролегают.

Оставив на полпути машину в неприметном месте, пешком добрался до другого неприметного места. Какое-то двухэтажное здание, обшарпанное, и больше похоже на заброшенное. Обойдя его по периметру, нашёл с торца вход в подвал. Внимательно осмотрелся, не заметил никаких камер и сигналок, осторожно подёргал ручку. Дверка, ржавая, с облезшей краской, была неплотно прикрыта. Ясно-понятно, там уже кто-то был. Кто-то, кто не хотел привлекать к своему визиту внимание. Так как по внешнему виду дверного замка можно было подумать, что он закрыт на ключ.

Просочившись неприметной тенью, как пишут в графоманских детективах, попал на лестницу ведущую вниз. Лестница была завалена всяким инвентарём работников жилкомсервиса. Всякие замызганные бидоны с высохшими остатками краски, вёдра, мётлы, лопаты. Всё было покрыто пылью, намекающей, что тут с прошлого сезона никого не было.

Но если приглядеться, было видно, что кто-то тут совсем недавно проходил. Пыль была «пересыпана»: явно замели следы. Значит, тут уже наши. Что ж, я почти вовремя.

Спустившись и встав в проходе, осознал всю крутость моей неимоверной интуиции. Ведь именно моя гениальная догадливость позволила сунуться в подвальное помещение без фонарика, если конечно не считать тот, которым бы могла поработать фотовспышка в смартфоне. Я, как будто, заранее знал, что в этих катакомбах будет освещение, слабенькое, но, тем не менее.

Беспонтовые лампочки на полтора светодиода того и гляди отваливающиеся от полотка, худо-бедно создавали условия для того, чтобы шагать опасливо и не сильно спотыкаться о всякий хлам на полу. Я шагал неспешно, всё осматривая и запоминая.

Стены и пол были сухими, пыль осевшей, воздух без отчётливых взвесей и с запахом штукатурки. Коридор, или проход, или как это вообще называется на архитектурно-инженерском наречии не знаю, был достаточно длинным. Я насчитал уже три поворота и почти восемь сотен шагов. И одно тело.

Тело какого-то, то ли сантехника, то ли водопроводчика лежало и не жужжало. Обморок? Алкогольная кома? Никаких следов драки или ранения нет. Ясно только одно. По тому, что в ухе кошки лежащей на полу был очень специфический наушник, можно было определить принадлежность этого «сервисмена» к «организации». Дыхание было ровным, но ни хвост, ни уши не отреагировали на мои подёргивания и щипки. Какой-то очень глубокий обморок.

Ладно. Пусть будет обморок. Только почему это сборщик тут один? Где остальные из группы? Бросили? Или он один сумел оторваться от преследователей, но не сумел добраться до выхода? Вариантов пока слишком много, а смысла гадать нет никакого. Ок. Зафиксируем в памяти, что тут у нас один боец упал, не выдержав, стало быть, атаки. Идём дальше.

За следующим поворотом коридора я увидел ещё два тела. Эти так же просто лежали, как будто внезапно уснули. Усыпляющий газ? Но я-то спать не хочу. Я бодр и полон сил. Ну, насколько можно быть ими полным после изматывающей тренировки.

Я, однако, тут весьма кстати. Ща всё выясним. Ща вся разузнаем. Вот так бы они тут лежали бы, пока их не подобрали бы работники из настоящей сервисной компании, и мы бы опять ничего не узнали бы. А тут я такой, весь красивый и выдающийся. Чтобы они все без меня делали, а?

Мизансцена вышла просто загляденье. Я стоял, прижимая к себе свою самую лучшую на свете кошкодевочку, вытирая сентиментальные суровые мужицкие слёзы её бархатным ушком. Ощущал её тепло, её аромат, этот восхитительный букет из запахов стирального порошка, шампуня от блох и оружейного масла. И всё не мог поверить, что она жива, что с ней всё хорошо и что мы – снова вместе.

– Это ещё что такое?! – взвилась с места в карьер Мадам, – что это ты устроил? Что ещё за обнимашки?

– Это моя Эмбер, – счастливый, проронил я, – Моя Эмбер вернулась.

–Да мне наплевать, как эту драную кошку зовут! Немедленно отлепись от неё, кокшолюб несчастный, – истерично потребовал Мадам, вырывая меня из объятий Эмбер.

Реакция кошкодевочки была молниеносной. Но ещё быстрее была моя неуклюжесть.

Я сидел на бетонном полу и ждал. Ждал, когда в голове прояснится, чтобы можно было видеть окружающую действительность одним глазом. Другой тупо не открывался. Удар Эмбер был точен и мощен. Он достиг цели – глаза противника. Вот только противник оказался не тот. Но это была уже моя вина. Сам подставился. Вдобавок, упав, ещё и головой о каменный пол приложился. Вокруг меня суетились две другие мои кошкодевочки, из отдела, и Оливия, принёсшая нашатырь и пузырь со льдом. Теперь Сешат, присев на корточки рядом со мной, прикладывала этот пузырь к моему опухшему лицу, от чего боль становилась ещё сильнее, и вообще мешал видеть то, что видно у присевших в коротких юбках представительниц противоположного пола, и на что смотреть строго запрещается.

– А это не важно. Важно, что ты нарушила устав! – это госпожа Мафдет воспитывала Эмбер, держа её за шиворот и подняв над полом. Второй рукой, так же за шиворот, «мисс тяж» держала на весу трепыхающуюся Мадам. – А, вы, миссис Эприл, вы же старше, как вы могли такое допустить?

Кто чего допустил я не видел, но и узнать подробности особого желания не испытывал. Повернув здоровый глаз к Сешат, слегка кивнул в сторону Госпожи Мафдет.

– А-а. Так они подрались. Вот Госпожа Мафдет их и разняла. А то бы они друг дружку поубивали бы. Хотя, я бы поставила на миссис Эприл.

– Да никакая она не миссис, – пробурчал я.

Странно, что могла противопоставить обычная девушка, миниатюрная, на высоченных каблуках, кошкодевочке, у которой помимо природных ловкости и быстроты реакции, ещё и полный образ космодесантника. Эмбер была одета так, как будто-то, вот-вот, собиралась отправиться завоёвывать Марс. На ней был спецкостюм. На поясе кобура. На предплечье какой-то девайс. А левую глазницу закрывал визир прибора дополнительной реальности. И на ногах очень даже мощные такие ботинки, тактические.

– Иди, попрощайся, – госпожа Мафдет отпустила Эмбер, затем поставила на землю Мадам, – миссис Эприл, я к вам испытываю огромное уважение, но, очень вас прощу, в будущем, стараться держать себя в руках. Я не всегда могу быть рядом, чтобы спасать от вашего гнева других. Когда-нибудь вы сами себе навредите.

Эмбер подошла ко мне и помогла встать:

– Хозяин, Мне пора. Я отпросилась на пол часа. Я счастлива, что мы встретились. И, потом, позже, после нашей спецоперации, я очень надеюсь, что мы снова встретимся.

– Я тоже. Я тоже очень счастлив! Я счастлив, что ты жива, что с тобой всё хорошо. Очень жаль, что ты уходишь. Но, ты береги себя. Ты мне очень нужна. Я буду тебя ждать. Береги себя, и возвращайся скорее со своей операции живой и здоровой! Обещай мне!

– Обещаю, хозяин. Я обязательно вернусь живой. Ведь у меня ещё восемь жизней, и все они принадлежат тебе, хозяин.

Эмбер ушла. Я стоял с ватной головой и собирался разреветься обиженным карапузом:

– Я устал! Я – ухожу! – заявил я.

– Куда это, вы, господин главный аналитик, собрались уходить? – поинтересовался, как всегда взявшийся из ниоткуда Доктор.

– Я чужой на этом празднике жизни. У вас тут постоянно всякие движухи, один я – мимо кассы. Вечно не в теме и не в курсах. Вот сейчас, вот что сейчас было?

– Ща было круто! – подала голос, из-за моей спины, Тефнут. – Это было ваще! Натурально, пятиугольник. Такое не на всяком чемпионате по боям без правил увидишь. Миссис Эприл крута немеряно. Эмбер, правда тоже ничётак, но ей техники не хватает, молода ещё. Но вот этот дропкик от миссис Эприл, я ещё долго вспоминать буду.

– Какой ещё – дропкик? —не понял я.

Как можно на шпильках дропкик делать, да ещё и в мини юбке? Чего, эта модница, вообще про бои без правил знать-то может?

А потом я посмотрел на Мадам. Это прекрасное лицо, достойное кисти величайшего живописца, так очаровательно перекошенное от ненависти и обиды, сияло адской аурой предвестия Армагеддона. Но, вместо грома и молний, последовали, по стандартной схеме, слёзы. Мадам разрыдалась, как старшеклассница, которую не пустили на дискотеку.

Выскочившая из пустоты Оливия, приобняв рыдающую мадам за плечи, повела её куда-то, попутно проронив, что как так можно с девушкой, как это некрасиво, какие же мы все мужланы.

– Доктор?

– Я вас слушаю, – обречённо вздохнул Доктор.

– Это точно была Эмбер? Она самая, или это её двойник? Клон там и всё такое?

– Нет. Не клон. Это та самая, Эмбер, которую вы тогда ко мне привезли.

– А как?..

– Может, вам это покажется аморальным, но, я не стал сразу утилизировать тело. Я передал его своему знакомому специалисту нейрохирургу. Поймите меня правильно. Это вас с ней связывали какие-то чувства. Для меня это была ничем не примечательная кошка, которых мне привозят каждый день. Я не могу к каждой из них привязываться. Если я начну жалеть их чересчур сильно, то не смогу оперировать, из-за страха сделать им больно. И вот этот мой знакомый, все же смог определить, что кошкодевочка ещё жива. Так что вам есть кого благодарить вместо меня.

– Вон оно что. Это очень приятно и отрадно слышать. И вам, доктор, я тоже благодарен, за, вот такое ваше специфическое отношение, которое, в конце концов, оказалось даже весьма полезным.

– Спасибо на добром слове.

– А почему она одета, как сержант космического десанта? Она реально будет завоёвывать Кассиопею?

– А она и есть сержант, только не десанта, а спецназа. И завоёвывать будет не далёкие миры, а очень даже близкие катакомбы. Мы планируем очень специальную операцию. А у вашей Эмбер, так же, как у ваших двух других кошкодевочек, исключительные способности к такой работе.

– И Грин со Скай? Они тоже сержанты вашего спецназа?

– Пока ещё не сержанты. Но, с их успехами, им до этого звания недолго осталось.

– А откуда у них такие способности? И вообще, что это за способности такие?

– Ваши кошкодевочки не просто кошки, они кошки из очень специального питомника. Питомник этот разводит кошкодевочек для всяких специфических экспериментов, в частности, он поставляет материал для разработчиков нейротрансмиттера, о котором мы сегодня говорили. В этом питомнике кошкодевочки становятся суперкошкодевочками, но не на долго. А вот тем, кто сумел оттуда сбежать, тем везёт несравнимо больше. И Ваши девочки – тому пример.

– Так вот почему вы так настойчиво рекомендовали их в пансионат отправить. Это же не пансионат благородных кошкодевочек, это тренировочная база, я прав?

– Очень близко. Не совсем база, но можно и так назвать.

– А операция? Что у вас там такого планируется, мне…

– Вам – нет. Три раза – нет. Ни при каких условиях. А про операцию мы ещё поговорим. На днях. А пока, разрешите откланяться, – и Доктор ушагал в сторону лифта.

Все распрощались и разошлись по своим делам. Я один стоял в фойе и не знал, что делать. Куда Оливия увела Мадам? И стоит ли вообще теперь ждать Мадам? А если и ждать, то чего именно ждать от самой Мадам мне лично? Но, как ни странно, мадаму мне Оливия возвернула в полном здравии, психическом. Мадам была в благостном расположении духа.

– Оливия, а вы мне не отсыплете того чудопорошка, который вы дали Мадам?

– Никакого порошка никто никому не давал. Это была дружеская беседа, доверительная. Вам, мужчинам, не понять. – ответила Оливия, и попрощавшись, ушла.

– Чего стоишь? Поехали домой, – приказал добрым тоном Мадам.

– Домой, к вам, Мадам, или домой ко мне?

– А ты уже сам решай.

– Разрешаете?

–Разрешаю.

– И мне ничего не будет?

– Не будет. Ничего не будет. Совсем ничего. Ни дивана, ни нашествия инопланетянок с инопланетной анатомией. Будешь снова на полу спать.

– Э-ээ… Вас понял. Тогда я предлагаю ехать домой ко мне. Я правильно всё делаю?

– Правильно. Очень, всё, правильно делаешь. И можешь не бояться. У меня настроение хорошие. И только попробуй мне его испортить. И прекрати ко мне на вы. Я твоя будущая жена, привыкай ко мне обращаться ласково и доверительно.

– Понял. Не дурак. А ты меня бить не будешь?

– Что за глупости??

– Нет, реально? Не будешь? Хотя бы, после свадьбы?

– А что? Если тебя не бить, то свадьбы не будет?

– Если меня бить, то будет не свадьба, а будут похороны. Но сначала будет суд, за жестокое обращение с мужчинами.

– А чего это ты вдруг забеспокоился? Раньше ты, вроде, не боялся, что я тебя могу побить?

– Раньше я на знал о такой перспективе для меня.

– Ну вот и не знай себе дальше. Не буду я тебя бить. Или ты меня уже боишься?

– А если боюсь?

– То и дурак. Чего ты? Почему я тебя должна бить? Я тебя люблю!

– Так это ж, бьёт – значит любит. Да и вообще, вон. С кошкодевочками ты же не церемонишься, не смотря на наличие у некоторых из них табельного оружия.

– Но ты-то не кошкодевочка. Ты мой мужчина, которого я люблю. Зачем мне тебя бить? Прекращай ерундой страдать.

– Но, всё же?

– Всё! Закрыли тему. И не смей меня бояться.

– Я попробую.

– Какой же ты дурак!

– Какой есть. Я никого не принуждаю любить дурака.

– А что поделать если любовь так зла и несправедлива ко мне?

– А в чём это она несправедлива?

– В том, что я люблю такого классного парня, настоящего героя, но как только он рот открывает, вся картина рушится.

– И что мне делать? Молчать теперь всю жизнь?

– Нет, просто поумнеть, наконец. Пора бы. Возраст уже позволяет начать мозгами пользоваться.

Так и не выяснив, когда меня начнут бить, я привёз Мадам к себе домой. Но ничего такого я не подразумевал. Паскудная мыслишка о дропкике в туфлях на тонких каблуках, да хоть даже и в мини юбке, да даже и лежачего меня, очень угнетала.

Моё предложение приготовить ужин из овощей быстрой заморозки, было категорически отвергнуто в виду моего состояния. И вообще, циклопам, не рекомендуется у плиты стоять, можно и обжечься. Так что был заказан ужин с доставкой из очень хорошего ресторана. Но и это мне не особо настроение повысило.

– Ты чего такой? – поинтересовалась Мадам, видя моё угнетённое состояние.

– Да так. Ничего.

– Но я же вижу, что что-то не так. Ты на меня дуешься?

– Нет.

– Врёшь.

– Да нет же. Чего мне на тебя дуться. Просто настроение чего-то не очень у меня.

– Вот оно и не очень, что, ты, до сих пор на меня обижен.

– Да не обижен я.

– А что тогда? Напуган?

– Чем?

– Я не знаю. Но ты же, наверное, ждёшь, что я тебя ночью побью?

– Не жду.

– Да у тебя на лице твоём синюшно-бледном всё написано, – мадам стала или раздражаться, или заводиться.

– Если я скажу, о чём я думаю, ты меня не побьёшь?

– Да что ты заладил? Побьёшь да побьёшь! Не буду я тебя бить! Думай о своих кошкодевочках дальше, раз обо мне думать тебе не интересно

– Не злись. Я же не специально о них думаю. Я вынужденно о них думаю.

– И что же тебя вынуждает думать о кошках?

– Чувство ответственности.

– А какая у тебя за них ответственность, если они все теперь самостоятельные? И вообще?

– Вот я и не знаю сам. Но какая-то же ответственность у меня перед ними осталась.

– А за что ты должен отвечать? Ну, подобрал ты их. Ну, накормил. Но и отдал же потом туда, где им совсем даже неплохо?

– Я им жизнь спас!

– Тем, что накормил едой для кошек? Они такие голодные были, когда ты их домой приволок?

– Они были такими же, каким был я, когда ты меня к доктору приволокла.

– Что, вот прямо так же все в ранах и крови?

– Да. И все почти при смерти. А потом Эмбер, ну та, с которой ты сегодня спарринг устроила, попалась департаменту. Но смогла вырваться и вернулась, умирающая, со мной попрощаться.

– Подожди. Ты хочешь сказать, что ты вот всех их к доктору возил полудохлых?

– Не полудохлых, а еле живых. Это всё же кошкодевочки, а не хомячки какие-то там.

– Ну, раз ты им жизнь спас, то, наверное, ты имеешь право о них думать, и чувствовать некую ответственность за них. Но и я тоже имею такое же право на тебя, как ты на них. Я тебе, вроде как, тоже, жизнь спасла.

– Я знаю. И очень этот твой поступок ценю.

– Но теперь ты меня почему-то боишься… – Мадам была очень печальна.

– Я просто ещё не свыкся с мыслью, что я слабак и слюнтяй. И что мной командует чемпионка по боям без правил.

– Опять бредишь? И ни какая я не чемпионка. У меня всего лишь второе место. И ты не слюнтяй. Ты смелый воин, не боящийся всяких мерзких электрических гадин.

– Второе место? Всего лишь?

– Ну, там я не очень удачно захват провела, поэтому она по очкам прошла выше, – не улавливая сути, пояснила Мадам.

– А, ну если по очкам… – мне стало ещё гунявее.

– Ты теперь всё время таким будешь, или только сегодня?

– Каким – таким?

– Расстроенным и испуганным?

–Я должен прийти в себя. Меня ещё ни разу не избивала женщина.

– Вот как? А что, какая-то женщина тебя собирается избить?

– Возможно, есть такая вероятность, и это немного не привычно.

– Ну тогда и сиди один и привыкай к своим возможностям, дурак. Я поеду домой, раз ты такой трус.

– Не злись, пожалуйста!

– Я не злюсь, не бойся. Я обижаюсь. А это две большие разницы. Я, когда обижаюсь, никаких слабаков и слюнтяев не бью, как бы они не провоцировали. Вызови мне такси, – Мадам встала, элегантно поблёскивая слезинками в уголках своих огромных глаз.

– Я не хотел тебя обидеть! Я сегодня немного туплю, – попытался я как-то сгладить ситуацию.

– На счёт – сегодня, ты преувеличиваешь. Или ты весь этот спектакль затеял, чтобы я сама ушла, а не ты меня выпроводил? Наедине со своими мыслями о своих кошках тебе же приятнее находиться, чем в моём обществе? Я права?

– Нет, не права. Я потом тебе всё объясню, когда сам всё пойму о себе теперешнем.

– А какой ты нетеперешний?

– Нетеперь я был обычным парнем, у которого были обычные возможности вести обычную жизнь и встретить обычную девушку.

– А теперь?

– А теперь я унылое чмо, которого встретила нереальная сильная женщина и зачем-то вздумала приручить.

– А, ты, значит, весь такой дикий иноходец? Не одомашниваешься?

– Мне необходимо смирить гордыню и согласиться на статус голимого чмошника.

– Ты лучше согласись на статус придурка, которому необходимо обратиться за консультацией к доктору, чтобы тот тебе каких таблеток прописал, для повышения самооценки. Я, знаешь ли, не настолько убога, чтобы влюбиться в какого-то там голимого чмошника. У меня, вполне себе, есть своя шкала оценок, кто есть – кто. И по ней, тот парень, которого я полюбила, настоящий герой и крутой чел. Правда, одновременно с этим, он полный придурок. Но, я планирую этот вопрос решить, в скором времени.

– Я тебе очень благодарен за заботу. Такси ждёт. Я, как только стану нормальным человеком, так сразу же с тобой отношения налажу.

– Вот и становись один. А я поехала. Я тебе потом позвоню. За такими придурками глаз да глаз нужен.

С Мадам я распрощался. Во всяком случае, на сегодня. Это настроение никак не улучшило. А чего бы ему улучшаться, если всё сразу так навалилось? Чика у меня оказалась и не чика вовсе, о которой мужчина должен заботиться и которую обязан защищать, а совсем наоборот – бой-баба, каратистка-чемпионка, которая сама кого хочешь защитит, и о ком хочешь позаботится, почище родной матери. Я уж было кое-как начал свыкаться с тем, что она – дочь олигарха, и что строить отношения с мажоркой, хотя и тяжело в моральном плане, но все же – возможно. А тут на тебе, по самое туда. Если о том, что я типа финансово независимый, и не такой уж и нищий, я как-то мог заикнуться, то теперь мне и сказать-то не просто нечего, а вообще ничего такого говорить не следует. Ещё ляпну чего не того, и прощайте, родные мои, коренные мои.

А вдобавок я ещё и узнаю, что у них там спецоперация готовится. Причём на серьёзном уровне. И спецкошкодевочки у них для этого готовятся. Диверсантки профессиональные, понимаете ли. А я дальше сиди – таблички составляй, да накопители в серверах меняй. Так не честно. Вот где справедливость? Почему кошкодевочкам можно быть суперкошками, а мне суперчелом быть нельзя? А может я тоже хочу и пистолет, и прибор дополнительной реальности, и тактические ботинки? Вот на кой кошке тактические ботинки?

Ну и как я должен, по их мнению, авторитет себе зарабатывать? Ещё одни язык программирования что ли освоить, и ещё быстрее сортировку массивов производить? О каком уважении может идти речь, если они – бойцы спецназа с опытом участия в спецоперациях, а я – статанализ провожу в кабинете? Скай вообще же меня больше слушаться не будет. Попробуй ей теперь слово поперёк скажи, ветеранше подпольной борьбы.

Я так не играю. Ваши правила, господа подпольщики, мне ни разу не нравятся. Мне, вот, кажется, что правила надо немного пересмотреть. Чтобы и у других участников ваших игр были хоть какие-то права на геройские поступки. Я один раз уже проявил, типа, героизм и всё такое. Правда, это мне чуть жизни не стоило, но теперь-то я уже опытный. Я теперь соображаю в этом деле. Так что, да, сначала план разработаю. А потом его реализую, лично. Вот. Геройский план геройского подвига. Легендарного. Чтобы у них у всех хвосты от зависти облысели.

Я ходил кругами по своей пустой квартире и искал решения вопроса о нахождении объекта приложения моего героического геройства. Потом сообразил: а что это я? Я же вроде, как, – аналитик? Так чего я ногами работаю? Пора начинать работать руками. И с этой мыслью засел за компьютер шерстить новости про нейротрансмиттер. Там-то уж точно есть какая-никакая зацепка. Может получится выудить полезную инфу, как всё это гадство с кошкодевочками на корню завалить?

Вот начнут они свою спецоперацию, а – фигушки! Уже и не надо. Я, весь такой крутой, всё уже за них сделал. Нашёл слабую точку и вдарил по ней. И всё сразу – оп-па, и стало хорошо для всех. Ну, или, хоть чутка навредил врагу. Можно же и с малого начать. Не сразу эпические подвиги вершить. Раскачаться надо, обвыкнуться.

Ладно. Хватит тут мечтать. Вот, например, заметка интересная. И, вообще, – сперва информация, а уже после – план. Как интересно получается. Игрушки – это так, игрушки. А похоже на то, что вся эта фигня с нейротрансмиттерами, всё же с военкой как-то связана. Очень даже правдоподобно. Конечно, у игроделов и иже с ними бабла немеряно. Но достаточно ли его, чтобы пролоббировать разрешение на антигуманные исследования и опыты? Где возмущённая общественность, где защитники дикой природы. Где хренпис?

Все молчат. А так не бывает. Конкуренцию в этом мире капитала никто не отменял. Стало быть, подлые методы должны иметь место. Не может такого быть в природе, что кто-то на высококонкурентном рынке начал занимать доминирующее положение, а ему никто не нагадил и подлянку не кинул, не натравил ни контролирующие организации, ни внутренние органы? А если всюду тишь да гладь, значит это уже политика. Надо приглядеться к чинушам. Они всегда там, где большие деньги и тайные дела.

В отделе с самого утра у нас была дикая суета. С одной стороны, суетился я, как начальник и руководитель проекта: работа отдела перешла к следующей фазе. Теперь майнить инфу нам надо было по-другому. А это требовало пересмотра почти всех процедур и алгоритмов отлаженной системы работ. А с другой стороны, суетились мои сотрудницы. Планировалось, ни много ни мало, а целое чаепитие в честь нашего нового учёного мужа. Мотя получил диплом и степень бакалавра. Это очень льстило его наставницам. Из трудного подростка вырастить настоящего учёного не каждый может. А вот у них получилось, и они этим горды аж до кончиков своих хвостов.

У меня были свои представления о том, что должно быть в приоритете, но это были мои личные представления. И на всякий случай я держал их при себе, и праздник я никому портить не собирался. Поэтому освободил в связи с таким грандиозным событием кошкодевочек от исполнения ими своих обязанностей, и сам занялся тем, чем надо было заниматься всем нам. А эти пусть свои чаепития готовят, безалкогольные.

Закончили мы свои приготовления практически одновременно. Я, расписавший новые алгоритмы, составивший инструкции, и всё это очень красивенько сброшюровав, и эти две, притащившие неизвестно с какой гробницы фараона миленькие такие очень антикварные чайные пары, а ещё нехреновых таких габаритов шоколадный торт. А потом пришёл Мотя.

Ой, как же они вокруг него плясами и вытанцовывали. И какой растакой он, и как он ого-го, да и ваще. И всем своим видом, ежесекундно на меня оглядываясь, давали понять, что может я и старше по должности и магистр, и опытнее, зато вот они смогли, а вот я – смогу ли я когда-нибудь вырастить достойную трудовую смену?

Короче, торт мы не осилили. Сешат предложила каждому по кусочку завернуть с собой. Мы, чтобы не обижать согласились. Не каждая кошка может сварганить такой торт, да ещё и притащить его самостоятельно. Но эта – смогла. Торт, честно говоря, был зачётный. Но чересчур большой. В общем, девчонки напоздравлялись вдосталь, повосхищались под завязку, и невероятно довольные и гордые делом рук своих, распрощались. Мотя тоже собирался сваливать, но что-то у него было на уме. Что-то ему от меня было нужно и он, немного помявшись, все же начал подкат:

– Господин начальник, – начал он.

– Да, ладно те, какой я нафиг господин начальник? У тебя начальница Сешат. Да, она, в принципе для нас всех начальница. А я просто – аналитик. Ну, если хочешь – главный аналитик.

– Хорошо, господин аналитик. Я хотел у вас спросить, вы как после сканирования себя чувствуете?

– В плане? Если в плане физиологии, то это ваще никак не повлияло. А вот в морально-этическом… Тут есть некоторые заморочки. А что, извиниться хочешь?

– Э-ээ?

– Давай уже, извиняйся, садюга. Знаешь, как мне больно было? Я думал башка лопнет.

– Это не я. В смысле, что это не моя вина. И даже сканер тут не причём, – начал оправдываться сторонник электросудорожной терапии, уйдя в несознанку.

– А кто тогда? И почему этот твой адский прибор не причём? Без него у меня никакие гвозди в черепушку не втыкались, между прочим.

– Сканер, он, как бы, не может вообще воздействовать. Он только считывает поле.

– А что же тогда мне так серое вещество жарило до хрустящей подкорочки?

– Это специфика у методики такая. Это ваша собственная реакция так проявилась.

– На что реакция? Если твой сканер не воздействует ни на что, а только считывает, то я что, сам себе боль выдумал?

– Именно. Как бы выдумали, негативно отреагировали. Это ваша защитная реакция такая. Ваше суперэго защищало ваше эго.

– Во как? Это я сам себя от чего-то начал защищать тем, что сам себе нестерпимую боль напридумывал?

– Ну типа того. Это была фантомная боль. Ваше суперэго противилось экспликации, – стоял на своём младший научный сотрудник с позывным «мендель».

– Ок. Допустим. Что же тебе тогда от меня надо? Ты, случаем, не раздобыл дневники японского офицера из семьсот тридцать первого отряда?

– А что это за отряд такой?

– А это очень-очень чёрна пречёрная страница истории японского народонаселения, беззаветно любившего своего императора.

– А зачем мне дневник про чёрную пречёрною любовь японского офицера к своему императору?

– Да нет, там у целой кучи японских офицеров проявилась любовь к дичайшим бесчеловечным опытам над живыми невинными людьми.

– Это манга, что ли такая?

– Это правда такая.

– Никогда о таком не слышал, – признался юнец.

– Ещё бы. Они, эти кавайные японцы, не очень любят вспоминать, как геноцид соседям устраивали и садизмом наслаждались. И аниме о таком снимать не спешат.

– Какие ужасы вы рассказываете, господин главный аналитик. Я не такой. Я вообще против боли! —категорически заявил воспитанник спецшколы с дипломом бакалавра.

– А какой ты? Я, может и готов тебе в твоих изысканиях поспособствовать, но хотелось бы знать, чем это мне грозить. Смогу ли я после твоих экзерсисов ходить, и не только лишь под себя?

– Так вы согласны? – обрадовался начинающий учёный.

– Эй-эй! Во ты разбежался. Я, как и ты, против боли вообще, и против боли по отношению ко мне, в частности. Так что, – карты на стол! – потребовал я всей обжигающей правды.

– Да недолжно быть больно. Во всяком случае, в теории. Теория не подтверждает наличие болевых ощущений!

– А вот перед тобой живая практика в моём лице, которая опровергает твою теорию. И что ты с этим будешь делать, а?

– Тогда надо провести повторные, контрольные замеры…

– Фиг тебе! Пока не скажешь для чего именно, и какая от этого польза для народного хозяйства воспоследует, я тебе мою голову насиловать не дам!

– Чего?

– Значит, так. Первое. Для чего тебе это всё проверять? Второе. Я не сдохну?

– Да нет же! С чего вам подыхать-то?

– С того! От невыносимой боли! Боли! Я тебе уже сказал – было нестерпимо больно.

– Да вы сами эту боль выдумали!

– Ничего я не выдумывал!

– Да подучается так, что для вас любое воздействие на ваши установки, паттерны, всё негативно. Вот ваше сознание и превратило нежелание в боль!

– Нежелание чего?

– Того и нежелания, чтобы вашу самость не трогали. Вы сами себя очень сильно защищаете.

– Так, подожди. Кто и что во мне меня защищает? Суперэго себя или суперэго моё эго?

– А ваше эго, если исходить из заявленного вами наличия болевого синдрома, по сути, получается и есть суперэго.

– Ух ты, какой ты у нас умный. То есть, ты хочешь сказать, что я – это всего лишь набор типовых условностей и предрассудков?

– Я этого не говорю. Я говорю, что вы очень системный человек. В смысле, очень приваженный ценностям своей референтной группы.

– А-а. Ну, разве что, вот так. Тут, наверное, я с тобой соглашусь. Ладно. Со вторым, вроде как понятно. Как с этим бороться?

– Надо бы вам попробовать более позитивно к этому относиться. Если воздействие на суперэго переоценить положительно, то, вполне вероятно, боль исчезнет. А то и наоборот, приятные ощущения появятся.

– Ага, всё, стало быть, упирается в мои установки?

– Как-то так.

– Ок. А первое? Что на счёт пользы для общества?

– Ну, это вы заглобалили. Пока что, я надеюсь, это принесёт большую пользу организации.

– Так чем – принесёт? Хотелось бы чем-то положительным, в виде результата. А не в виде отрицательного результата в виде моей безвольной тушки, тыкающей себя ложкой в ухо, и пускающей сентиментальные слюнявые пузыри, в безудержном позитиве.

– Есть шанс разработать вариант противодействия.

– Чему?

– Пока точно не знаю, но какому-то облучении.

– Это ты про какое облучение?

–Ну, вот вы, когда в подвале были, вы же что-то чувствовали?

– Я там, в подвале, чувствовал отсутствие гостеприимства и радушия, и болезненные удары.

– А кроме этого?

– Ещё усталость, лень, апатию, безразличие… что ещё?.. а, боль головную. Да, сильную головную боль.

– Вот. Я вот про это. Вот про это всё, и боль. И апатию, и безразличие. Это, похоже и было что-то вроде облучения.

– А почему оно только на меня действовало? Почему сборщики дрыхли себе без задних ног, а не стонали от приступа мигрени?

– Ну, вы не сравнивайте ментальность человека и кошки. На них это облучение подействовало именно так. Им внезапно стало на всё очень ровно, они вдруг решили, что нет ничего интересного и важного, а есть их законное право отдыхать тогда, когда они сами посчитают нужным. Вот и уснули.

– А я почему не уснул? Или почему не махнул на всё рукой, не плюнул и не растёр, не развернулся и не ушёл, а в драку полез? Да ещё и с головной болью?

– А вот головная боль, это то, что вас и спасло. У вас внутренний конфликт проявился, между желанием и долгом. Что-то из этого было не вашим собственным. Что-то в вас внедрялось из вне. И ваш внутренний вариант победил внешний. Именно от внутреннего противоречия у вас голова и разболелась, по всей видимости.

– Очень интересная теория. Я, вроде как даже склонен её принять за базовую. И что у тебя уже есть на данный момент?

– Кое-какие выкладки и сканер.

– Сканер с того момента не апгрейдил?

– Немного улучшил, да.

– Ну, ок. Надо нам с тобой пойти к Доктору.

– Зачем нам к доктору?

– К нашему Доктору, к нашему. Я, увы, человек маленький, подневольный. Я тут у вас в организации ничего не решаю. Все мной командуют, и помыкают. Так что, Доктор будет решать, давать добро на моё участие в твоих опытах, или всё ж зажилит единственного главного аналитика терять.

– Чего сразу – терять? Всё нормально будет. Мы вас потренируем на предмет трансформации, вы установки-то и поменяете. И никакой болит не будет! – мелкий мозгоправ уже, судя по блеску в глазах, предвкушал мои страдания в его когтистых лапах.

Короче, добазарился с этим опытным кроликом, стать у него подопытным. Но только с разрешения Доктора. И не то, что я сам хотел ещё разок пройти через эту пытку, но это было полезно для организации. А если от меня толку практически никакого, и без меня они и раньше справлялись, то хоть такой клок шерсти им предложу. И отправился я домой.

Пока ехал, пришёл к выводу, что я не люблю шоколадные торты. Особенно больших размеров. Да и вообще, осознал, что я не такой уж и любитель шоколада. И какао по утрам, я, наверное, теперь тоже не люблю. И масло шоколадное. И, по всей видимости, я ща от диабета скопычусь.

Кое-как добравшись до дивана своего родненького, упал на него и начал клеить ласты в замысловатую оригами. Но от этого увлекательного занятия меня отвлёк звонок Мадам:

– А, ты, чего мне не звонишь?

– Я собирался. Но я пока немного занят, я помираю.

– Да ты постоянно только и делаешь, что помираешь. Это не причина не звонить своей девушке!

– Вот сейчас я реально помираю.

– Да что там с тобой опять случилось?

– Торт.

– Что – торт?

– Шоколадный торт.

– Шоколадный? Ты думаешь, что от смерти тебя спасёт шоколадный торт? Мне привезти тебе торт?

– Нет. На могилке нацарапайте куском красного кирпича: его прикончил шоколадный торт.

– Ты отравился? Отравился шоколадным тортом?

– Я обожрался. Обожрался шоколадным тортом. Прощай, не поминай лихом, – простонал я с трудом делая вдохи и выдохи.

– Погоди помирать. Ты мне объясни, что ты там чего сделал, и причём тут торт?

– Сешат притаранила огромный торт весь охрененно шоколадный, и заставила нас его почти весь съесть. Да ещё и с собой прихватить. Кстати, не хочешь ли офигительно вкусного очень шоколадного торта?

– Чтобы я после него рядом с тобой лежала и также прощалась с жизнью?

– Не, на такое, этого кусочка, не хватит.

– Но, если ты настаиваешь, я могу приехать и оценить размеры твоего торта.

– Мне нужен инсулин. Два. Два ведра инсулина.

– Может тебе клизму надо? Две клизмы. Из скипидара?

– А я не доверяю способам народной медицины.

– Тогда прекрати помирать. Ты завтра чем занят?

– Да я так…

– Ага, ну раз ничем, то есть предложение.

– Да вообще-то я завтра…

– Да я поняла уже, что у тебя завтра никаких дел нет. Вот и предлагаю со мной одно мероприятий провести.

– Вот у тебя только одно на уме.

– Это у тебя, одно на уме. А я тебе предлагаю на презентацию завтра сходить. Тебе интересно будет.

– Если это бесплатная лекция в обществе знаний о проблемах диабета, то я – за.

– Нет. Это про твои любимые компьютерные железки. Вообще, эта закрытое мероприятие. Только для приглашённых. И будет докладчик по нейротрансмиттеру.

– Если я переживу эту ночь, то готов пойти.

– Так, ты, точно не хочешь, чтобы я приехала, и была тебе ночной сиделкой?

– Знаем мы вас. Вам не сиделкой хочется побыть, ночной.

– А кем? – удивилась Мадам.

– А ночной лежалкой, – выдал я свой экспромт.

–Пошляк! Вот вечно ты так!

– Как?

– Всю романтику под корень! Как ляпнешь чего, так обязательно гадость. Где мои комплименты? Где твоё восхищение такой сказочной девушкой, как я? И вообще, где мои цветы?

– Цветы? Это мне цветы. Пары гвоздичек достаточно. И ленточку – от коллег и доброжелателей.

– Нет, не тебе. Мне цветы. Как долго мне от тебя ждать букет с запиской о твоей сказочной любви к сказочной девушке?

– Тебе? Тебе цветы будут. Потом.

– Опять – потом? Всё у тебя – потом. Давай, пей соду и спать ложись, я завтра, тогда, позвоню.

– Хорошо, доброй ночи.

Ща. Буду я соду пить. У меня где-то была какая-то фигня от вздутия живота. Но, тут не только живот, тут сахар зашкаливает. Я точно помру. Я знал. Я так и знал. Все они моей смерти хотят. И эта, хвостатая, она специально такой торт подсунула, чтобы должность себе вернуть. Кругом враги и измена. Нет. Кругом крамола, а измена – у меня. Как же мне, блин, погано, от ваших тортиков…

Но через часик меня всё же попустило и мир вокруг стал не таким уж и гадким, и не таким уж противным. Спать не хотелось, а хотелось, наоборот, бодрствовать и созидать. Бодрствовать было несложно. А вот на счёт того, чтобы чего как посозидать, возникли некоторые затруднения. Беглое переключение телеканалов к созидательной деятельности отнести было ну никак нельзя, как и лежание на диване.

Смена положения себя в пространстве, в форме пересаживания своего многострадального организма за стол с компьютером, обозначило некую перспективу всё же стать созидателем. Закинув несколько поисковая запросов для начала, начал углублять и уширять семантику. И в конце концов зарылся в сотне открытых вкладок браузера.

Перескакивая по страницам, я так-то особо ничего конкретного на них не находил, но где-то в затылочной области, ближе к шейному отделу, там, в моём мыслительном центре, где не покладая синапсов трудился мой мозжечок, чесалась мыслишка, что я что-то вот-вот узырю, или узрею, короче, что я на правильном пути. А потом браузер вылетел с ошибкой.

Ну и ладно. Всё равно все великие идеи всем великим людям во сне являлись. Значит самое время становиться великим. Я завалился на диван, ожидая во сне увидеть визуализацию ускользающей от меня мысли о чём-то важном. А не, как обычно, свою Мадам в непристойном виде.

К Доктору мы с Мотей смотались в обед. Босс оценил идею и был не просто не против, но целиком и полностью – за. Единственное, чего он пожелал, чтобы наш новый учёны был побережнее с рабочим материалом. Потому, как организация, в которой сошлись два гения, это очень круто и престижно. И теперь контора могла бы занимать в рейтинге крутых контор очень высокое место. Но так как организация тайная, то мы должны довольствоваться просто самим знанием сего факта. А вот если на одного гения в организации станет меньше, то это будет очень сильный удар по её репутации. Что, несомненно снизит её виртуальный рейтинг. И на чём тогда Маркиз будет тестировать свои гипотезы?

Короче, мне пожелали сохранять присутствие духа, надеяться на лучшее и вообще, неисповедимы пути и всё такое. А вот Моте посоветовали быть внимательным. На том с доктором и распрощались.

Я тоже пожелал Моте быть очень внимательным и обходительным с объектами исследования. А то он до пенсии будет в серверах сменные блоки памяти перезаправлять. А если суд примет во внимание, то и утку он мне до самой смерти будет менять тоже.

Девицы мои уже изучили все новые инструкции. И почти не имели вопросов по теме. Те же вопросы, которые у них имелись, и которые они бы были не против задать, я классифицировал, как относящиеся к личной сфере персональных данных, а потому неуместные на данный момент исторического развития производительных сил и вообще. Чем их, этих любопытных кошкодевочек, и расстроил. Для смягчения ситуации, клятвенно пообещал, что о смене моего социального и семейного статуса они узнают самыми первыми, сразу после начальника отдела кадров.

С парковки позвонил мадаме. Уточнил адрес и потарахтел на своём индивидуальном корытце, весело подмигивающем мне красным глазиком «чека», не торопясь и осмотрительно. Не имеет право гений, от которого зависит виртуальной рейтинг, попадать в реальные дорожно-транспортные происшествия.

– Ты чего так долго? – вместо здравствуй услышал я от Мадам.

– Я тоже очень рад тебя видеть, милая девушка, – поприветствовал я стильную бизнессвумен в строгом деловом костюме и в чёрных классических лодочках.

– Идём скорее. Сейчас начинать будут. Я тебя, как ассистента записала. Подумала, что не стоит указывать, как мужа, – на ходу разъясняла ситуацию владелица двух пригласительных билетов.

– Возможно, ты поступила опрометчиво?

– Потом шутить будешь. Сейчас делай вид, что ты типа свой, и вообще тебе как бы очень скучно. Понял?

Я, конечно же не понял, но спорить не стал. Вообще-то, мне было очень интересно, и я был совсем тут чужой.

Делать вид было трудно. Я в таких блудниках ни разу не участвовал. Присутствовавшие были людьми из тех социальных кругов, до которых мне, как до луны. Все такие в дорогущих костюмах, с дорогущими часами и запонками. И дамочки, все в сверкающих ювелирных изделиях, в которых я ни черта не соображал, но по тому, как они горделиво их выпячивали на своих силиконовых декольте до пупа, тоже очень дорогущих, в смысле – украшения дорогущие, а не декольте. В прочем, тут всё не так однозначно.

А я был в простом деловом костюме за пол зарплаты менеджера среднего звена. И потому у меня на шее болтался бейджик с указанием, что я – тупо обычный ассистент, а не какой-то случайно забредший на огонёк нищеброд. Благодаря этой бирке я стремался не так сильно.

Как школота, рванул было по стендам пробежаться, уже предвкушая кайфы от ознакомления с последними новинкам игропрома, которые ещё никому не демонстрировались, но Мадам крепко вцепившись «под ручку», степенно водила меня именно мимо стендов с демонстрационными экземплярами.

Вместо того, чтобы изучать новинки, мы шарились возле шведского стола. Я как детсадовец, жалостливо взирал на Мадам, пытаясь мимикой дать понять, что идти с ребёнком в магазин и не заглянуть в отдел игрушек – очень непедагогично, и так поступают только злые мачехи.

– Ну чего ты хочешь? Какие стенды? Там ничего интересного нет, – ошарашила меня своей сентенцией Мадам, – всё интересное и полезное – здесь.

– Что тут полезного? Витаминный салат или омары с икрой? А интересное-то что тут? – я не понимал эту женщину.

– А ты не смотри, ты – слушай, – объяснила мне специалистка по интересной и полезной детальности.

– Кого мне слушать?

– Всех. Вот кто рядом болтает, того и слушай, внимательно. Но – незаметно.

– Что можно услышать от человека, жующего бутерброд с икрой?

– О-о! Столько всего интересного можно услышать. Между прочим, это один из этапов нетворкинга, – пояснила мне Мадам.

– Это вот так вот ты офис прогуливала, поедая ананасы в шампанском, и подслушивая незнакомых людей?

– А ты думал – как? Именно так, подслушивая. И поэтому мы так хорошо зарабатываем.

– Какая у тебя короткая память. Это ты зарабатывала. А потом мне по голове своим авторитетом стучала.

– Каким ещё – авторитетом?

– А вот этим, – я нежно ткнул пальцем её бюст.

– А-а. Ладно. Это уже не важно. Давай, слушай. Тут много людей не только из мэрии, но и повыше чином. Можем много чего разузнать.

– О, мы с тобой всамделешные шпионы. Круть какая, да?

– Это для тебя непривычно, потому и – круть. А я не первый год таким занимаюсь, мне – привычно.

– И ты вот так несколько лет без стыда и совести подслушиваешь чужие разговоры?

–Так. Ещё слово и я тебя посажу за ближайший стол с едой. Из-за которого ты не встанешь, пока всё не доешь, понял?

Я окинул взглядом несколько длиннющих рядов с едой и приуныл:

– Так это же шведский стол…

– Вот и думай, сколько тебе за ним сидеть, – отрезала Мадам и опять меня куда-то потащила.

Мы походили там. Постояли сям. Там больше, сям – поменьше. Было полезно. Наверное. Но не интересно. Я слышал обрывки чужих разговоров, но не понимал вообще на какую тему большинство из них велось.

Мадам со всеми мило улыбалась и расшаркивалась. Ей все подряд лобызали ручку. Меня не видели в упор. Мой бейджик ассистента делал меня невидимкой. Было невыносимо скучно. Очень тянуло к сверкающим модной эржэби подсветкой стендам. Я не мог дождаться начала главного представления и выступления докладчиков. Понуро плёлся за Мадам, держа маленькую тарелочку с маленькой канопешкой. Набрать большую тарелку всякого экзотического и лакшерного я опасался, не потому, что засмеют, как нищеброда и зашеймят, а потому, что от неожиданного нереального подгона организм расслабится не к месту. Так и стоял за спиной мадам и слушал. А потом я своё блюдце уронил.

Подбирать с пола с отвисшей челюстью было не очень удобно, зато это помогало скрыть изумление. Подоспела официантка, подбадривающе улыбнулась. Я кивнул ей в знак благодарности и пошёл к выходу. Не оборачиваясь. В дверях сорвал с себя бирку и швырнул в урну. В машине достал телефон и закинул номер в чёрный список. Всё. Игры закончилась. Всему есть предел. Не для всего есть компромиссы и не для всего можно через себя переступить.

Несмотря на то, что взбешён я был выше крыши, доехал я до дому очень аккуратно. Не стоит оно того. Жизнь продолжается, хоть и в других красках. Приехал и сразу же под холодный душ. Легче всё равно не стало. Порылся в коробке с накопившимися просроченными лекарствами. Нашёл какие-то капли. Накатил пол стакана без особой надежды на хороший эффект. Плюнул на всё и набрал номер Доктора.

– Доброй ночи, что-то стряслось?

– Доктор, а вы знаете, кто у мисс Эприл… – начал я очень живо, но доктор меня перебил.

– Отец? – конечно знаем. Почему мы не должны это знать?

– А то что он?..

– Да. И это мы тоже знаем.

– А его принадлежность и к департаменту озеленения и к фирме производителю нейротрансмиттера?

– Мы всё это знаем. А что вас так взбудоражило?

– Да как тут не взбудоражиться, когда такое узнаёшь? Почему вы меня не предупредили?

– О чём? Это совершенно несекретная информация. Вы же несколько лет у мисс Эприл проработали. Неужели за всё это время вы не узнали про свою будущую супругу подробностей?

– Какая она мне – супруга? Она мне просто начальницей и работодателем была. Причём очень даже плохим работодателем. А тут я узнаю, кто у неё папаша.

– Ну, вот узнали. Это разве что-то меняет?

– Конечно меняет. Ещё как меняет! Как я могу общаться с девушкой, у которой отец занимается тем, против чего я, собственно, и борюсь?

–Вот и мисс Эприл, как и вы, борется. И уже несколько лет. И весьма успешно.

– Чего?!! – я чуть не упал, из-за внезапно подкосившихся ног.

– У мисс Эприл очень давно с собственным отцом очень натянутые отношения. Можно даже сказать, что этих отношений – отца и дочери – и нет вовсе. И она давно не одобряет его специфические интересы. Поэтому и пошла на сотрудничество с организацией.

– И как давно она сотрудничает с организацией? – упавшим голосом спросил я.

– Скоро юбилей – пять лет.

– Пять лет? – пробормотал я, почти выронив из опустившихся рук телефон. – И вот я только сейчас об этом узнаю? А как она сотрудничает, если она кошкодевочек не любит?

– Отчего же не любит? Она, как и любая девушка не терпит конкуренции. Да и кто может запретить ей вас ревновать? К тому же, отца она, скажем прямо, не любит больше. И как отсутствие этой информации вам раньше мешала?

– Но теперь-то присутствие этой информации всё меняет, вообще – всё!

– А что именно?

– Ну как – что именно? Она у вас опытный агент. Мата Хари натуральная… а я… с девчонками в кабинете торчу, – шмыгнул я носом, мне хотелось плакать, холодной колы, и чикенбургер.

– И это вас так из себя вывело? У нас предостаточно агентов. Агентурная работа и агентурная сеть у нас развита очень хорошо. Но мало собрать данные. Из них необходимо извлечь полезную информацию. А вот с этим у нас совсем всё было плохо. И заполучить вас в наши ряды, оказалось самой большой удачей за последнее время.

– А без меня, типа, Ваши кошкодевочки с их гением на поруках, раньше не справлялись?

– Нет. Честно, не справлялись.

– Ну, тут я вас очень хорошо понимаю.

– Нет. Как раз наоборот, тут вы глубоко заблуждаетесь. Это только в кино работа агента —насыщенна событиями и яркими ощущениями жизнь. В реальности – это достаточно скучная и унылая работа, заключающаяся в том, чтобы подслушать и приметить. При удобном случае – стащить. И главное в ней – скрытность. Если за агентом началась погоня, как в боевике, то это – однозначно провал операции. И не всегда, а точнее, почти всегда – при таком эксцессе, агент выбывает из игры, так как – «засветился» и его «срисовали». Секретный агент – тот же сапёр.

– Ага, а сидеть за компьютером и таблички составлять, это ужас, как интересно и увлекательно, – досада так и разъедала меня изнутри.

– Согласен. Увлекательным такое занятие назвать трудно. Но согласитесь, определённый азарт всё же присутствует?

– Да какой-там азарт. Вы мне лучше скажите, что мне дальше-то делать?

– Делайте то, что и делали. Что изменилось, от того что вы узнали то, что должны были знать давным-давно?

– Но… Как-то мне сложно. Что-то я запутался. Как?..

– Минуточку, побудьте на линии. Пожалуйста, – перебил меня доктор.

– Алё? Вы ещё на связи? – через пару минут поинтересовался Доктор.

– А куда я денусь? Мне кое-что выяснить надо.

– Вот и хорошо. Но, выяснять, вам надо не со мной, так как я никакой проблемы не вижу, а со своей девушкой. Она, как раз к нам сейчас подключилась. Мисс Эприл?

– Да, доктор. Я так понимаю, что вопрос у нашего господина аналитика, на счёт моего отца? – послышался голос Мадам.

– Именно. Но я вкратце всё объяснил. Дальше вы уж сами.

– Эй! Эйейей!! Минуточку, Доктор, чего это – сами? Вы меня просветите, какой статус у мисс Эприл в организации. И чем она именно занимается. А то она мне опять сказок понарасказывает.

– А мисс Эприл у нас в статусе секретного агента.

– Да. Я агент, и что? Чем это тебе мешает? – поддакнула Мадам.

– Чем? Да я без понятия теперь, кто ты на самом деле, и чем ты на самом деле занимаешься?

– А Мисс Эприл работает сейчас под прикрытием.

– И что она делает под прикрытием? Меня гнобит, по старой привычке?

– Прекрати! – шикнула Мадам.

– Мисс Эприл на задании. Она проводит секретную операцию.

– Операцию? Да блин, у вас у всех сплошь и рядом операции секретные. А у Мадам что за операция? – я прям физически ощущал, как их каблуки вдавливают меня в жижу полного беспонта.

– Операция «чёрная кошка». Большего, пока, я вам сообщить не могу.

– Вот как. Они операции проводят, а я чаи с кошкодевочками гоняю. Не хотите говорить, ну и не надо. Пожалуй, я завтра пойду.

– Куда это ты пойдёшь? —недовольно спросила мадам.

–А к Моте я пойду. К Маркизу твоему, классному. И пусть он у меня в мозгах ковыряется. Хоть какую-то пользу я организации должен же приносить и оправдывать зарплату? На причитающуюся мне премию прощу обеспечить меня подгузниками для взрослых.

– Мисс Эприл, тут я на вас очень надеюсь. Всем всего доброго, но меня зовут дела. Не ссорьтесь, молодые люди. У вас всё очень даже хорошо складывается. Доброй ночи, – Доктор отключился.

– Открывай давай, – потребовала по телефону мадам.

– Чего тебе открывать?

– Дверь открывай.

– Какую ещё дверь?

– Свою дверь, перед которой я стою с телефоном, как последняя дура, —рыкнула Мадам и повесила трубку.

Я немного помедлил, но всё же пошёл открывать дверь. Я бы и не стал её открывать. Тем более, что видеть Мадам я не желал совершенно. Но тут воспитание категорически запротестовало против такого вопиющего нарушения правил приличия.

– Чего это ты выжидал? Не рад меня видеть? – недовольно поинтересовалась Мадам.

– Да. Не рад, – буркнул я и даже не попытался начать искать повод выпроводить её как можно быстрее.

– А я вот тебя всегда видеть очень рада.

– И что с того? Чего тебе от меня ещё надо?

– Ты так бесишься из-за того, что у меня отец нейротнасмиттеры спонсирует, или из-за того, что я – тайный агент?

– Слышала такое слово – синергия?

– Ну агент я, агент. А ничего тебе не говорила, потому что ждала подходящий случай.

– Вот и дождалась. Сейчас случай подходяще некуда.

– Нет. Это не тот случай.

– Да мне пофиг. Мне уже всё равно. Мне уже вообще ничего не надо.

– Ладно, меня тебе не надо. Но отомстить-то тебе всё ещё надо? Или желание поиграть в шпионов это единственное, что для тебя важно?

– А я отомщу. Я найду способ отомстить и без вашей помощи. И без твоей, и организации. Не такой уж я и тупой. На это мозгов хватит даже у такого придурка, как я.

– Остынь. Ты вот накрутил себя на ровном месте.

– Я? Накрутил? Да что ты знаешь о ровном месте? У тебя когда-нибудь на руках кошкодевочка умирала?

– Вообще-то у меня на руках ты умирал!

– О-оо, нашла что сравнивать. Какого-то чувака и бедное беззащитное животное.

– То-то ты на лестнице такой весь защищённый был. Так, ты, думаешь, что если тебя не назначат тайным агентом, то ты не сможешь отомстить?

– Как мне отомстить, если я фигнёй целыми днями за компьютером страдаю? Файлики расшифровываю.

– Сегодня. Вот сегодня, ты, попробовал побыть в роли агента. Вот как тебе? Было интересно? Было увлекательно? Нервы щекотало? Чувствовал, как по краю ходишь?

– Чего? Какому ещё краю? Мы с тобой ерундой весь вечер занимались, ели и здоровались со всеми подряд.

– А вот это и есть моя работа. Со всеми здороваться и слушать. Вернее – подслушивать. Это я всё делаю для того, чтобы и у тебя была работа.

– А я-то с какого боку?

– А кто потом всё сводит воедино и выводы делает? Кто, Сешат? Маркиз? Они людей очень плохо понимают. И только и могут, что первичную обработку проводить. А по-настоящему извлекать информацию стали только когда ты этим занялся. А так у нас сплошные викторины были, да мозговые штурмы, как правильно и что именно интерпретировать.

– А это ты специально мне недоплачивала, чтобы потом меня оборванца за деньги завербовать можно было?

– Нет. Я тебе уже объясняла. Всё это никакого отношения к организации не имело. Это всё моя глупость была.

– Ну а теперь? Теперь ты поумнела?

– Да. Теперь я стала намного умнее. И я теперь всё знаю.

– И что же такое ты знаешь?

– Я знаю, что я тебя безумно люблю! – мадам бросилась мне в объятия.

Её напористая атака с целью меня поцеловать была встречена мною холодно. С одной стороны, целовать мадам было очень приятно. Но вот с другой стороны, мне её целовать совершенно не хотелось. Я попытался как-то отстраниться от участия в процессе выражения знаков особого расположения.

– Да что с тобой? Что не так? – жалобно спросила Мадам, сопротивляясь моей попытке отодвинуть её от себя.

– Прости, – никакой щадящей причины я назвать не мог, а быть грубым не хотел.

– И не подумаю. Ты не заслуживаешь прощения. – Мадам всё никак не желал от меня отцепиться, и не позволяла мне отстраниться от неё.

– Я так не могу, – тихо пояснил я ей, и, с большим трудом, всё же отцепил эти слабые нежные руки от своих плеч.

– Что ты не можешь? Вот что? Быть нормальным не можешь? – глаза Мадам полыхали адским огнём, – Может тебе надо помочь? Или тебя надо побить? Если я тебя побью, как ты, наверное, в тайне и мечтаешь, ты придёшь в себя?

– Если ты меня побьёшь, я наоборот – уйду в себя. И уйду на долго. Может, даже, навсегда. И я вовсе не метаю о таком.

– А что тогда с тобой делать? Я уже пробовала быть с тобой слабой и беззащитной, тебя это не привлекло. А теперь мне надо попробовать быть с тобой сильной и грубой? Может, ты, намекаешь, чтобы я стала твоей госпожой и сделала тебе больно?

– Ни на что я такое не намекаю. И я, что-то, не припомню, когда это ты была слабой и беззащитной. А больно, ты, мне уже сделала. Спасибо.

– Я? Когда я тебе сделала? – огромные глаза Мадам стали очень огромными от удивления

– Это уже не важно.

– Нет! Это очень важно. И важно это для нас обоих.

– Я не хочу с тобой ни о чём говорить, ни выяснять ничего. Пусти меня.

– Куда тебя пустить?

– Просто – отпусти.

– Говори прямо. Что значит для тебя – отпустить? Ты хочешь, чтобы я ушла сама, или сам хочешь от меня уйти?

– А если я попрошу, ты уйдёшь? – глядя в пол, спросил я без особой надежды.

– Обойдёшься. Рубашку давай и вали на свой пол спать, там тебе, тряпке, самое место!

Мадам сурово разделась. Можно даже сказать, что она принципиально обнажилась. Воинственно, категорически агрессивно сняла с себя у меня на глазах всю, ну вообще всю, одежду, и гордо расправив плечи, понесла свой бюст в ванную:

– Когда вернусь, чтобы мне уже постелил! – и хлопнула дверью ванной комнаты.

Я вообще-то такой момент ждал. Не совсем, такой, конечно же. И не при таких обстоятельствах. У меня в планах была более софтовая версия стриптиза от Мадам, в котором я должен был, по сценарию, принять участие не только, как зритель. Но, всё же, увидеть Мадам в первозданном виде вживую, а не в своих снах, суетливопотливых, зрелище первоклассное. Но даже оно никак не повлияло на моё никакущее настроение. Мне было вообще всё без разницы, даже если бы началось нашествие инопланетянок-эксгибиционисток.

Мадам может себе думать, что хочет, но мне-то какое до неё дело? Не хочет уходить, и не надо. Тогда уйду я. Достал новенький не распакованный комплект постельного белья и нулячую, в фирменной упаковке мужскую сорочку, положил всё это на диван. Взял из куртки ключ от машины, а ключ от квартиры оставил на столе, вместе с телефоном и бумажников. Если она такая умная, то сама додумается, что сия инсталляция символизирует. Обул туфли и тихо вышел из дому.

Что делать дальше и куда ехать я не знал, в голове никаких мыслей не было, а был какой-то ком из наполнителя для кошачьих туалетов. Я покатался по ночному городу, а потом бросил машину в каком-то переулке. Побродил ещё, но ничего в моём состоянии не изменилось. В конце концов я уселся на гранитном обрамлении набережной.

Сидеть на ледяном камне ограждения было холодно. Но холод я не ощущал, этому мешал дробный стук моих собственных зубов. Не отвлёк меня от попытки достичь просветления и прикушенный этим зубным компостером язык. Было сумрачно, тихо и безлюдно.

По реке ничего не проплывало и не проплывал никто. Чистая гладь воды на меня никак не действовала. Ну, не проплыл ни один труп врага. И что? Что бы это могло значить? Да только одно – нет у меня врагов. Ни врагов нет, ни друзей. А кто может быть у такого обсоса, как я? Что у меня есть такого, и что я – сам-то такое, чтобы я мог завести вторых и нажить – первых?

А раз нет ни тех, ни других, то кому я тогда вообще нужен? Да и кто это – другие? А я сам – кто? Кто я и что я? Есть смысл в этих вопросах? А нужны ли ответы на такие вопросы, если я – никто? И если я – ничто? То, что может измениться от того, что я просто исчезну? Возможно, это позволит немного уменьшить энтропию вселенной.

Если прыгнуть в реку, то это ровным счётом ни на что не повлияет. Это лишь изменит температуру моего тела. Но кому какая разница до температуры тела того, кто – никто? А если сравнять температуру тела с температурой окружающей среды, то можно перестань ощущать холод. Тот холод, который там, в душе, или в сердце. Или – вообще холод.

Я стоял на самом краю ограждения и смотрел на не очень сильное течение реки. Смотрел, пока не понял, что если промедлю, то могу больше никогда и не успеть сделать хоть раз в жизни важный и решительный шаг. И тогда я прыгнул…

– Куда без шапочки? – раздался голос, по-видимому, владелицы той руки, которая схватила меня в последний момент за шиворот, – Это ваше?

– Это моё! Моё! – раздался ещё один голос.

Рука продолжая держать меня на весу, повернула в сторону говорящей. Очень красивая девушка с заплаканным лицом радостно улыбалась, протягивая ко мне руки:

– Ты что задумал? Ты совсем дурак?!

–?.. – я не понимал, кто это и почему я – дурак?

– Малыш, на сегодня занятия в бассейне отменяются, – сообщил мне низкий густой голос над моей головой, и рука опустила меня на землю.

– Простите. А кто вы такие? Что вам от меня нужно?

– Да что с тобой случилось? Ты себя как чувствуешь? – испугано спросила красивая девушка, держа моё лицо в своих ладонях, – госпожа Мафдет, нам срочно надо к Доктору!

– Малыш, хочешь в клинику? —спросила меня некая госпожа, – на опыты?

И не дожидаясь моего ответа, подхватив подмышку, как какого-то шпица, понесла в сторону автомобиля.

– Что происходит? Кто – вы? А кто – я?

– Мы его теряем, – вскрикнула красавица и затолкав меня на заднее сидение авто, уселась рядом, – гоните, Госпожа Мафдет! Гоните во всю!

– Постараюсь. Пристегнитесь и держитесь крепче – придётся превысить скорость.

– Я больше так не могу! Я не выдержу! Маркуша, миленький! Ну сделай что-нибудь, – страдальчески воззвала Мадам к молодому специалисту по мозгам, – это же невыносимо!

– Я делаю. Делаю я, – задумчиво заверил Маркиз Мадам, продолжая крутить ручки настроек своего гениального прибора.

– Вот ты делаешь, а он всё равно кричит! Ну пожалуйста! – Мадам уже не могла держать себя в руках.

Господин главный аналитик в плексигласовом боксе, привязанный к металлической койке, опутанный проводами, в хитром шлеме-кастрюле, исходил истошными криками. Не успели его привезти Мадам и госпожа Мафдет, как он потерял сознание, и до сих пор, а это уже четвёртые сутки, не сподобился его найти. И, вот так вот, в коматозном состоянии, издавал истошные, полные боли крики, с минимальными паузами между сигналами точного бедствия.

Маркиз трое суток не отходил от своего приболевшего неведомой хворью начальника. То ли молодой учёный и вправду жаждал помочь, то ли не хотел упустить такой счастливый случай испытать на натуре своё гениальное изобретение и проверить свои гипотезы. Время от времени больного посещала Мадам, и каждый раз умоляла Маркиза сделать хоть что-то. Маркиз – делал. Результата не было.

– Ему совсем ничего не помогает? Совсем-совсем? – баз малейшей надежды спросила ментального эскулапа Мадам, искренне поблёскивая брильянтовыми слезинками в уголках своих огромных печальных глаз.

– Пока – ничего. Я, уже, не знаю, что ещё можно сделать. Я, кажется, все варианты испробовал. Я, вот сейчас, даже Вас ему транслирую, но он не реагирует совершенно.

– А меня-то зачем?

– Я пытаюсь ему что-то приятное передать.

– А точно, это всё, как ты говоришь? Может всё-таки тут что-то на физическом уровне? Может у него опухоль начала формироваться и давит на какой-то центр боли?

– Нет. Физически у него всё замечательно. Физически он абсолютно здоров. А вот ментально… как бы попроще объяснить? Ну… Вот представьте яйцо куриное. Вот у яйца есть желток, белок и скорлупа. Чисто схематично. Вот у него тоже есть желток – это его эго. Белок у него – это суперэго. А под влиянием облучения, ну, тогда, в подвале, кода он считыватель отвоевал, у него начала нарастать некая скорлупа. Вот под этой скорлупой – он в полном порядке. А снаружи он, для нас – без сознания.

– А кричит-то он от чего? Ведь так кричат только от сильной боли.

– А он от боли и кричит. Только это ненастоящая боль.

– Ему что-то кажется или снится?

– Да. Эта скорлупа, нарастая, диффузирует с его суперэго. А для него суперэго это практически его эго, самость. И потеря суперэго, или даже незначительное изменение, для него равносильна утрате себя самого. Поэтому я и пытаясь вызвать у него что-то, что для него приятно и приемлемо, чтобы подменить негативное восприятие изменения суперэго на позитив.

– Тогда надо ему не мой образ транслировать! – обрадованно пояснила Мадам.

– А чей? Госпожи Мафдет? Или Доктора?

– Вот! Правильно! Ты гений! Именно – Доктора!

– Чего? Это как это? – очень удивился Маркиз.

– А! Не! Не самого – Доктора. А, ты, можешь создать виртуальную сцену, где нашего больного все в очень помпезной обстановке награждают какой-то очень высочайшей наградой за то, что он сделал что-то полезное для общества, и явил собой образец настоящего профессионала, умеющего соблюдать все инструкции и регламенты? Мол, вот тебе медаль, как эталонному исполнителю?

– А что это даст?

– Ну, как что? Даст ему приятные ощущения.

– Ладно, я понимаю, дать ему ваш образ. Вы, как ни как его супруга. Он вас любит…

– Нет, всё не так, – перебила Маркиза, погрустневшая разом Мадам, – я ему не супруга, и даже совсем не подруга, а – так. Мы даже толком и не встречаемся. И меня он, по большому счёту, и не любит вовсе.

– Э-э? Ну… допустим. А что нам даст награждение за выполнение должностной инструкции? – Маркиз всё ещё не очень понимал поступившее предложение.

– А то и даст, что для него быть лучшим работником месяца – это большое достижение. Он в плане самооценки себя, как профессионала, очень щепетилен, скажем так. И если его похвалить за качественную работу, ему будет приятно. А уж если вообще дать премию мира, как лучшему работнику планеты, то… оо-о!

– Ок. Попробую, – задумчиво пробубнил себе под нос Маркиз и наклонившись над консолью своего аппарата начал что-то там колдовать.

Пока Маркиз готовил новую трансляцию, а испытуемый продолжал регулярно выть от боли, в помещение заглянули Сешат и Тефнут.

– Ну? Ну?! Есть успехи? Ему лучше? Он очнулся? – на перебой зашептали кошкодевочки Маркизу, почтительно держась на расстоянии от Мадам.

– Чего вы там шепчетесь? Подходите ближе. Можете не бояться. Я на вашего ненаглядного начальника не претендую, – тихо обозначила диспозицию Мадам коллегам болезного начальника, и отошла в сторонку.

– Так. Пробую! – громко объявил Маркиз и щёлкнул тумблером.

Никаких явных эффектов, ни визуальных, ни звуковых, не последовало. Все настороженно притихли. Ждать пришлось недолго: периодичность криков, переполненных болью, была пугающей.

– Есть! Есть эффект! – радостно выкрикнул Маркиз глядя на показания приборов. – Работает!

– Что работает?

– Показатели просели. Сейчас он снова закричит, и ещё раз сравню.

Главный аналитик через несколько минут снова закричал, но тут уже все заметили, что крик был относительно слабее предыдущих.

– Ой, мамочки! Здорово. Маркизик, ты гений! – запищала счастливая Тефнут и полезла к нему обниматься, чем привела мальчика в дикое смущение.

– То есть, ему сейчас лучше? – уточнила Мадам.

– Можно сказать и так. Это на него подействовало на подобие сильного обезболивающего. Теперь для него ментальные изменения не так страшны и потому не вызывают такого отторжения, сигнализировавшие до этого фантомными болями.

– Так сами изменения не прекратились? – насторожилась Мадам.

– Нет. Изменения с ним так и происходят. И что за изменения, я понятия не имею. Мне просто нечем их расшифровать. Ну, то есть, я могу их зафиксировать, но, чтобы понять их суть нужны какие-то эталоны. А у нас их нет. Это, как шифровальную книжку у вражеского радиста выкрасть. Если бы у меня был эталон, этакая книжка с кодами, я бы смог расшифровать. И, даже, возможно, создать какое-то противодействие, ну, или хотя бы нейтрализовать эти изменения.

– И как долго эти изменения с ним будут происходить?

– А вот сейчас они происходят несколько быстрее, чем до того, как они для него перестали быть болезненными.

– Так получается, у нас либо он умирает от боли, либо он умирает от изменений?

– От второго я не уверен, что он может умереть. Но вот остаться овощем – это вполне себе вероятность.

– И где эти ключи и шифры можно взять?

– А там, где сделали тот излучатель, под действие которого он попал, я полагаю, – влезла в разговор инженер Тефнут, – Маркиз, я права?

– В общем – права. Ну, может и не там, где сделали, но уж точно у тех, кто сделал, – поправил Маркиз.

Больной снова закричал. Но это был уже больше стон, чем крик. Доброе ли зло или злое добро сделали они для страдальца, никто не задумался. Почему-то все сочли правильным, что главное – уменьшить боль умирающему, а борьба за его качество жизни в будущем – вторична.

– Ладно. Буду надеяться, что для него так лучше. Я пойду. Надо кое о чём поразмыслить. Всем до свидания, – попрощалась Мадам и отправилась к выходу.

Из всех этих объяснений Маркиза она мало что поняла, как бы тот ни пытался подобрать доступные аналогии из мира прекрасного. Но общий смысл им сказанного она всё же уловить смогла. А для большего погружения в тему отправилась к Доктору.

Мадам ушла, и это послужило сигналом кошкодевочкам, жаждущим хоть как-то помочь своему начальнику. Лучшей помощью эти современные, образованные работницы с учёными степенями, считали проверенные временем народные средства. В частности – кошкотерапию. И несмотря на то, что уже однажды за такое традиционное ненаучное самолечение в отношении начальника отдела аналитики уже получали по ушам от Мадам, снова решили её практиковать. Маркиз копошился за ширмой со своим гениальным изобретением, что-то очень довольно мурлыча себе под нос, а обе кошки полностью раздевшись обустроились под одеялом больного, прижимаясь к нему с боков. Ведь все же знают, что кошка ложиться человеку на то место, которое у него болит. Что именно болит у господина главного аналитика, кошкодевочки не знали, поэтому прижимались к его телу в полный рост со всей возможной самоотдачей.

Заметив какое-то движение за ширмой, Маркиз оторвался от своего прибора:

– Дамы, у нашего начальника, если говорить по-простому, – болит душа, а вот тело у него нисколько не болит. И ваши способы ему, как мёртвому припарки, – озвучил он своё видение лечебного протокола.

– А ты не отвлекайся, ты лечи ему душу, – отозвалась Сешат, – а мы, как-нибудь, ему в целом здоровье укреплять будем.

– Доктор, здравствуйте. У вас будет пара минут свободных? – спросила заглянувшая в кабинет Мадам.

– Мисс Эприл? Здравствуйте. Если только у вас что-то важное.

– Я по поводу нашего больного.

– Как успехи? Маркизу хоть что-то удалось?

– Что-то удалось. Он определил, что именно происходит, и подобрал какое-то обезболивающее воздействие.

– Хоть какой-то прогресс. Жаль, что я в этом деле не помощник. Вот если чего отрезать, или, наоборот, пришить. Ну, хорошо. И что именно вас беспокоит?

– Маркиз сказал, что есть возможность устранить воздействие от полученного облучения. Но для этого ему нужны какие-то эталоны или шифры.

– Вот как. То есть, он думает, что клин клином вышибают?

– Этого я не знаю. Я не всё поняла, что он мне говорил. Только про то, что у того, кто сделал излучатель можно получить эти самые эталоны.

– Ага, понял. Это сложный вопрос.

– И на сколько?

– Очень. Очень сложный. Пока что мы не можем не то, что противодействовать этому излучению, но даже обнаруживать его техническими средствами. После того случая, мы чуть не потеряли ещё несколько партий сборщиков. И пока что прекратили сбор данных. Опять же, их и расшифровывать, и анализировать, пока что, некому.

– Но, как вы думаете, Доктор, можно предположить, что с этим как-то связаны производители трансмиттера?

– Можно. Вообще можно всё что угодно предположить. Но всё это гадание на кофейной гуще. Может это связано с трансмиттером, а может это отдельные мероприятие, связанное просто с защитой линий связи. У нас некем и нечем это всё проверить. У нас спецбойцов не хватает вырвать из лап департамента кошек.

– Но кошки же на это облучение реагирует, они ему подвержены, но без последствий. Ведь сборщиков проверяли и у них ничего не выявили. Реакция только у человека проявилась.

– Так-то оно так. Но добраться до источника излучения кошкодевочки просто не в состоянии. На облучение они реагирует буквально в течении секунд, и оно их выключает из игры. Поэтому кошкодевочек отправлять на поиски бессмысленно. А человека… Ну, что с человеком происходит, вы уже видели. Без защиты от воздействия нам некого отправлять на такое задание. Пока Маркиз не придумает способ нейтрализовать это неведомое излучение, мы бессильны.

– Так что же получается, вся надежда на одного Маркиза? А нам пока всем сидеть сложа руки и ждать?

– Мисс Эприл, я очень хорошо понимаю вашу обеспокоенность, но увы, у нас нет ресурсов, способных помочь решить такую проблему в кратчайшие сроки. Да, нам придётся ждать, сложа руки.

– Хорошо, я вас поняла. Спасибо за объяснение, Доктор. До свидания.

– Всего доброго. И пожалуйста, без непродуманной инициативы. Одного мы уже теряем. Не хотелось бы потерять ещё одного соратника.

– Постараюсь.

В чём именно она постарается, Мадам не знала, но кое-какие предположения на этот счёт у неё были. Вот только время поджимало, и на долгие поиски ответов его совершенно не хватало. Потому-то она и не стала идти окольными путями, а решила рубить с плеча.

– О! Кого я вижу! Какими судьбами? – очень удивился Господин председатель городского совета, представшей перед ним дочери.

– У меня к тебе несколько вопросов, – вместо приветствия выдала Мисс Эприл.

– И ты думаешь, что я захочу на них ответить?

– Я на это рассчитываю.

– Извини, но у меня сейчас не приёмные часы. Да и не веду я приём посетителей на дому.

– А я по личному делу.

– А что у тебя ко мне может быть – личного? Ты же мне не дочь? А я тебе – не отец? Разве не так сама мне сказала?

– Так.

– Тогда нам не о чём с тобой говорить. Если у тебя есть вопросы – запишись на приём в мэрию.

– У меня к тебе вопросы по поводу нейротрансмиттера.

– Ты решила стать профессиональным геймером? Тебе нужна протекция на киберчемпионат?

– Я решила, что мне нужна информация по нейротрансмиттеру.

– Извини, но я про него знаю не больше твоего.

– Я знаю, что ты непосредственно связан с производством.

– Нет. С производством я никак не связан. И ничем не могу помочь твоему молодому человеку. Тебе придётся искать информацию в другом месте.

– Про какого молодого человека ты говоришь?

– У меня мало времени. Через час за мной заедет машина и отвезёт меня в аэропорт. Если у тебя есть какой-то конкретный вопрос – задавай, но только быстро.

– Кто производит нейротрасмиттер и где его производство?

– Не знаю. Я знаю, кто его встраивает в игровые приставки, и кто их продаёт.

– Хорошо. Что ты знаешь про охрану каналов связи муниципальной сети?

– То же, что и ты, и твой мальчик, который с этой охраной столкнулся.

– Но ты же связан со всем этим, почему ты не хочешь мне ничего сказать? Потому, что я от тебя отказалась?

– Ты и не могла от меня отказаться. Потому, что ты мне не дочь.

– Ты все эти пять лет с этим так и не смирился?

– Всё. Хватит стоять в дверях. Заходи.

Мадам прошла в огромную квартиру, в которой когда-то провела почти всю свою жизнь, до того момента, когда увидела, чем её отец любит заниматься с кошкодевочками. И после этого он перестал быть для неё отцом.

– Я не злюсь на тебя. И я не обижен. Ты мне не дочь. В прямом смысле этого слова. Биологически – не дочь. Только юридически. По бумагам.

– Как это? – Мадам была ошарашена неимоверно,

– Так это. Ты – приёмная.

–Но зачем ты меня удочерил тогда?

–Не ты одна в этой стране – секретный агент.

– Прости, что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что помимо твоего, так называемого, «Сопротивления», в виде лагеря для бойскаутов, есть и посерьёзнее конторы. И даже – международного уровня.

– И ты, хочешь сказать, что состоишь в одной из таких международных контор?

– Именно так.

– И давно?

– Ещё до твоего рождения.

– Все эти годы ты был секретным агентом?

– Да.

– И только сейчас зачем-то мне в этом признался, да ещё и рассказал, что я – приёмная?

– Время, девочка, время. Если в двух словах, то я и не собирался тебя удочерять, но пришла директива из центра. Мне было приказано отправиться в определённый день в определённый детский приют при монастыре, и подать документы на удочерение определённого ребёнка.

– Зачем?

– А ты вспомни, где мы с тобой проводили семейный отдых. Куда мы с тобой, как семья постоянно отправлялись?

– То есть, я была для тебя неким пропуском?

– Да.

– А цель у тебя какая?

– Уже никакая. Меня отозвали. Всё что мог, я уже сделал. Теперь начинается очень серьёзная игра. И на моё место придут серьёзные люди. Я возвращаюсь домой.

– Домой? И где же твой дом?

– В другой стране. Да, девочка, я вовсе не абориген.

– Ты столько лет был агентом… Но если не из-за трансмиттера, то ради чего?

– Ради тех, из-за кого ты меня возненавидела.

– Из-за кошкодевочек? Ты состоишь в международной подпольной организации, торгующей рабами-кошкодевочками?

– Нет. Я состою в организации, которая занимается спасением кошкодевочек.

– Это то, что я тогда увидела, ты называешь спасением?

– А что ты такого увидела? Что именно? То, что я переодевал едва живое существо, чтобы скрытно вывезти за границу в страну, где у этого человечка с пушистым хвостом будет право на существование и полноценную жизнь?

– Я видела, как ты раздел кошкодевочку.

– Да. Я её раздел. Я снял с неё тюремную робу департамента и надел на неё обычную одежду. Вот только досматривать-то ты не захотела.

– И почему же ты не стал меня останавливать? Почему не объяснял ничего?

– Зачем? На тот момент ты была уже самостоятельной. Совершеннолетней. И мне больше не требовался ребёнок женского пола для отработки легенды.

– Ты вот так вот просто отмахнулся от той, которую воспитывал всю её жизнь?

– Увы, но воспитывал не я. В большинстве случаев мне приходили инструкции из центра, разработанные опытными психологам и педагогами. Да и воспитывать, в общем-то, мне тебя не позволялось. Я обязан был придерживаться норм и обычаев этой страны, держать тебя в рамках её массовой культуры. Именно поэтому ты ничем не отличаешься от среднестатистического представителя данного государства. Ты так же не считаешь кошкодевочек не то, что равных себе, но даже отказываешь им в праве считаться разумными существами. Для тебя они все всего лишь говорящие зверушки, наподобие попугайчиков.

– Так ведь ты же мог как-то повлиять на мои представления?

– И что бы это дало? Ты бы стала изгоем, на тебя смотрели бы, как на умалишённую. Вспомни, так ли давно кошкодевочкам стали разрешать пользоваться общественным транспортом? Да и то, только в отгороженных от людей местах. А фонтанчики с питьевой водой с табличкой «только для кошкодевочек» ведь никто убирать и не собирается. И во всём остальном им до сих пор отказано, и в праве на начальное обучение, и на работы чуть выше уровня дворника. Ведь они – не люди, не разумные существа, по законам этой страны. Они – вещи. И если какому-то носителю разума вздумается оторвать у кошкодевочки хвост, или употребить её в извращённом качестве, то максимум, что ему грозит – копеечный штраф, за жестокое обращение с животными.

– И ты спасаешь этих кошкодевочек тем, что переправляешь их нелегально в другую страну? Что же это за страна такая сказочная?

– Эта страна на соседнем континенте. Вот только о ней вам в школе рассказывали совсем не то, что есть на самом деле. И по телевизору вам всем показывают только выдумки о ней.

– И чем же эта страна так хороша для этих кошек?

– Тем, что там они считаются людьми.

– Чего? Это-то как? Как кошкодевочек можно считать людьми? Это же бред!

– А ничего, что у людей разнится не только речь, но и цвет кожи, и разрез глаз? Когда-то эта страна вырезала под корень более семидесяти миллионов коренных жителей, только за то, что у них был другой цвет кожи. А затем завезла в качестве рабов других людей, но тоже с отличной по цвету кожей, и также обыденно не считала их людьми.

– Но это же в прошлом. Это было давно.

– А кошкодевочки – сейчас. И они отличаются от людей только лишь наличием хвоста. Чем это хуже отличия по цвету кожи?

– Но они и генетически отличаются. У них и кровь другая.

– Неандертальцы от хомосапиенсов тоже отличались. За что и поплатились. Какая разницы, есть у кого-то хвост, или нет, если он умеет сочувствовать, любить, сопереживать? Если он может также освоить и нотную грамоту, и квантовую физику? Почему вы все не способны жить мирно с другими, и не лезть со своим штангенциркулем мерить соседям черепа?

– И вот в твоей сказочной стране они считаются людьми? И как это выражается?

– А никак, просто они люди, имеют все те же права, свободы и обязанности, как любой гражданин той страны. И они ходят и школу, и в университеты. И становятся и химиками, и композиторами, и хирургами. И политиками.

– Но почему нам об этом никто нем расскажет?

– А потому и не расскажет, что тогда придётся признать кошкодевочек равными себе. А это ваша нация не может позволить себе под страхом смерти. Ваша нация построена на унижение других и возвеличивании себя за чужой счёт. Ваши предки, беглые каторжане, пираты, бандиты, подонки разных мастей, сбежав от правосудия, прибыли на это континент и устроили банальный геноцид тем, кто был не так развит в технологическом плане, как они. Ладно, мне уже пора. Ещё раз, я не знаю кто производит нейротрансмиттер, этим вопросом занимались другие люди. Но вроде, как с этим может быть связан сам департамент санитарного контроля. Очень похоже на то, что они – не просто шестёрки на подхвате. Если решишь с ними столкнуться, будь осторожна, эти ребята сперва стреляют, а только потом – думают.

– А откуда ты знаешь всё про меня, ведь мы с тобой столько лет не общались?

– Работа такая – знать. Ты же всё равно в мэрии ошивалась на всех мероприятиях. Поэтому и знаю. И про парня твоего знаю, но ничем помочь не могу. Скажу лишь, что счёт у него на дни пошёл. Вот только вся ваша «Организация» ничто по сравнению с «департаментом» и его «санитарами».

– Что же, спасибо, за правду.

– Не переживай так сильно. Ты добропорядочная гражданка своей страны, образцовая, можно и так сказать.

– А ты навсегда возвращаешься, больше у тебя заданий здесь не будет?

– Мне тут больше делать нечего. Всё изменится буквально на днях. Поэтому таких как я отзывают, а на замену придут более решительные и молчаливые люди. Готовься, будет очень жарко. Я бы на твоём месте ушёл из «Организации», всё равно тебе больше не за что мне мстить. Я тебя не предавал, я не извращенец, не насильник. Тебе незачем подвергать свою жизнь опасности из-за каких-то кошек. Эти «вещи» того не стоят. Ведь ты же должна это понимать, как настоящий гражданин этой страны.

– Хорошо, я подумаю. Прощай, папа.

– Прощате, мисс Эприл. И, да, вот ещё, – с этими словами бывший отец достал из кейса какой-то запечатанный пакет и протянул его бывшей как бы дочери, – прибереги на самый чёрный день. Возможно, это тебе поможет.

Вот и всё. Каких-то полчаса и вся жизнь – вдребезги. Каких-то несколько слов и ты – уже не ты. А кто ты, ты и сама не знаешь теперь. Мир, как бы пакостно это не звучало, рухнул. Мадам стояла на холодном ветру, дрожа то ли от холода, то ли от обиды. На что именно она была обижена, она и сама толком не понимала. Вроде бы она сама когда-то гордо хлопнула дверью, отказавшись от каких-либо связей с отцом, и даже сменила фамилию. И последние несколько лет это её нисколько не смущало и не беспокоило. Но вот так вот, прямо в лицо, буднично, мимоходом, сообщить ей, что они друг другу – никто… к такому она не была готова. Кто его знает, может быть она действительно, где-то как-то бессознательно ожидала, что единственный родной ей человек если не сам явится просить прощения, то хотя бы позовёт заключить мировую… Всё же этот человек, как ни крути, но был же он ей отцом…, наверное, был. И были у неё к нему родственные чувства? Были…

Может и над своим маркетологом она издевалась, мстя бессознательно, а не испытывая на прочность своей «неловкой» любовью? Только гадать-то уже поздно. Один выложил все карты на стол и просто ушёл. Как будто и не было всех этих лет семейной жизни. Другой ничего уже выложить не может, а, возможно, и не выложит никаких карт уже никогда. А она? Что, ей-то, осталось?

Кому и что ей теперь доказывать? Да и надо ли теперь доказывать, что она – взрослая, самостоятельная, независимая? Что-то не очень у неё с независимостью. Не вышло стать самой по себе. Вот что? Что теперь ей делать? Возвращаться в организацию? А зачем? Ведь кошкодевочек она действительно не любит, отец, вернее, человек, игравший роль её отца на протяжении четверти века, был прав, она относится к кошкодевочкам, как к забавным зверушкам. Возвращаться к тому, кого, как ей пока ещё кажется, она любит? Но что она может сделать для него? Или начать всё сначала? А что именно – начать? И начало чего ей надо?

Было очень холодно, Мадам начал бить озноб, извещая о надвигающейся истерике. В десяти метрах от неё внезапно остановился шикарный автомобиль, из открывшейся задней двери на тротуар выпало тело, следом за ним из салона вышел какой-то парень и плюнув на тело, пнул его пару раз, пьяно покачиваясь. Из автомобиля высунулся ещё один человек, схватил парня за руку и втянул в салон. Автомобиль уехал. Тело осталось лежать неподвижно.

Просто ещё одна кошкодевочка которой не повезло родиться в этой стране, подумала Мадам. Нет, она не была сухой, чёрствой, бесчувственной, вовсе нет. И если бы это был человек, и уж тем более маленький ребёнок, она бы не задумываясь бросилась бы в бой, дабы защитить и покарать. Но… вот в данном случае…

Мадам вспомнила, как однажды, когда она ещё училась в школе, были беспорядки в городе из-за того, что кошкодевочки требовали себе каких-то там прав. И вот небольшой группе кошкодевочек суд разрешил учиться вместе с человеческими детьми. Это был шок. Нереальный шок для всех. Такое просто не укладывалось в голове: как кошкодевочки могут учиться в одном учебном заведении вместе с людьми? И вот эту группу кошечек, таких аккуратненьких, опрятненьких, нарядных, то ли под конвоем, то ли под охраной солдат привели в школу. Уроки были сорваны. И если бы не вмешательство этих конвоиров, кошкодевочек бы растерзала толпа самих школьников. Дети – это отражение своих родителей… И Мадам была там, и Мадам вместе с остальными, свистела, улюлюкала и всячески обзывала бедных зверушек, которые просто хотели учиться читать и писать.

А сегодня она узнала, что тот, кто назывался её отцом, был против такого устройства вещей, но вот именно ей об этом никогда не говорил. И в тот раз, когда одна кошкодевочка отказалась уступить человеку место в автобусе, хотя закон обязывал любое животное беспрекословно подчиняться желаниям человека, он – её отец, был на стороне тех, кто высказал своё возмущение такому вопиющем поведению домашнего животного. И именно он собственноручно вызвал полицию. И даже ей, своей как бы дочери, указал на то, что она, как человек и как гражданин этой страны не должна такого терпеть, и, если когда-нибудь столкнётся с таким неподобающим поведением животного, обязана вызвать полицию.

Да. Он воспитал её самой обычной законопослушной гражданкой, горячо и предано любящую свою страну, и доверяющему всему, что говорится в телевизоре и в предвыборных обещаниях. Всё верно. И вот Он ушёл. Наверное, он уже летит в самолёте в свою сказочную страну на другом континенте, а вот ей здесь жить дальше. И она не должна… Да! Она не должна больше быть серой массой. Она не обязана такое терпеть. Ведь даже тот человек, которого она любит, будучи такой же серой массой, как и другие, всё равно рискуя свободой спас жизнь животным, и даже рискнул ради них собственной жизнью. А она? Она сама? Имеет ли она право любить того, кто лучшее неё самой, светлее и чище? Того, кто готов на самопожертвование, не взирая на наличие или отсутствие хвоста у того, кто нуждается в защите и спасении?

– Эй, ты живая? – Мадам, присев на корточки рядом с телом, потрясла его за плечо.

Было не совсем понятно по тому, как сильно была избита, выживет или нет эта кошкодевочка. Мадам, оглянулась по сторонам: только встречи с полицией или с департаментом санитарного надзора ей сейчас и не хватает. Оттащила тело к остановке общественного транспорта. Укутала в свой плащ так, чтобы не было видно ни головы, ни, тем более, хвоста. Трясясь от холода, позвонила Госпоже Мафдет, и стала ждать.

– Котёночек, да ты совсем замёрзла, вон какая синяя! —поприветствовала Мадам подъехавшая на неприметном фургончике госпожа Мафдет, – где пострадавшая?

Мадам указала на лавочку:

– Она, вроде как, ещё дышит.

– Поняла. В машину! – приказала большая кошка и отправилась забирать укутанное в плащ тельце.

– Добрый вечер, мисс Эприл, вы, как я поглажу, решили продолжить семейный бизнес? – поздоровался Доктор.

– Какой бизнес?

– Да ваш супруг начинал с того, что привозил мне раненых кошкодевочек. Теперь вот, и вы.

– Да не супруг он мне, никакой не супруг. А кошкодевочка?.. Не оставлять же её умирать на улице?

– Большинство бы именно так и поступило. Я вами восхищаюсь! Пойти наперекор традициям социума, это дорогого стоит.

– А что я делала последние пять лет тогда? Я разве не наперекор?

– Наперекор, но не социумы. А теперь вот вы прошли, скажем так, инициацию. Теперь вы – полноценный наш член организации, а не член-корреспондент. Добро пожаловать наши ряды, боец сопротивления.

– Спасибо. Но я не знаю, должна ли я принять ваше приглашение.

–Что-то изменилось?

– Да. Изменилось всё. Я только что узнала кто я на самом деле.

– Вы снова подрались с Сешат и Тефнут? Так они могу и ошибаться в своих характеристиках относительно вас.

– Нет. Я узнала, что я не та, кто есть, и что я – сирота из приюта.

–И от кого же вы это узнали?

– От того, кого считала своим отцом.

– И кем же оказался ваш отец?

– Он оказался вражеским шпионом, – очень печально выдохнула Мадам.

– Даже так? И что же он тут шпионил?

– Он занимался тем, что нелегально вывозил кошкодевочек в другую страну.

– Да. Такое сложно осознать и принять. Но по вам и не скажешь, что вы сирота и вообще из неполноценной семьи. У вас великолепное воспитание и столь же великолепное образование. И более того, вы – образцовый гражданин. Кто бы мог подумать, что наш председатель городского совета работорговец.

– Он сказал, что не торгует кошкодевочками, а эвакуирует их в другую, очень хорошую страну, где им будет жить намного лучше, потому что там они – полноценные граждане.

– А вот это в корне меняет дело. Да, это благородная работа. И очень опасная. Но, наверное, всё же всех кошкодевочек не вывезешь. А вот сделать так, чтобы им и тут жилось хорошо, пытаться можно и нужно. Сегодня вы сделали одно очень важное дело. Возможно, самое важное в вашей жизни – вы спасли кошкодевочку.

– Неужели это такое глобальное событие?

– В масштабах одной судьбы – очень глобальное. И теперь у вас нет пути назад, и вы не в праве уйти. Вы сами себе не простите. Вы теперь другой человек, человек с большой буквы. И отныне, как бы вы чего не думали – вы часть нашей организации, член нашей семьи.

– А, по-моему, я просто кошка, которая сама по себе – кошка.

– Ничего, со временем вы примите себя новую и всё встанет на свои места. А теперь я откланиваюсь, пора заняться новенькой, – доктор встал и обратился куда-то в дверь, – Оливия, аппарат готов?

– Да, конечно, Доктор. Удачи вам, – попрощалась Мадам и вышла из приёмной.

– Котёночек, не переживай, с ней всё будет хорошо. Доктор ей поможет. Ты такая у меня молодец, я тобой так горжусь! – пробасила госпожа Мафдет, ласково, поглаживающими движениями сдирая скальп с головы мадам своей лапищей.

Мадам замерла и о чём-то сильно задумалась. А затем, тряхнув головой и с блеском в глазах обратилась к наставнице по рукопашному бою:

– Госпожа Мафдет, мне нужно снаряжение. Полный комплект.

– Снаряжение – не вопрос. Вопрос в том, а готова ли ты? – «мисс тяж» посмотрела в глаза Мадам.

– Думаю – да. Я – готова. Иначе, зачем я вообще тут нужна?

– Хорошо. Но к чему именно ты готова? Что ты задумала?

– Я пойду в департамент санитарного контроля и добуду там всё что надо для того, чтобы Маркиз смог спасти нашего главного аналитика. И ещё, чтобы он смог сделать защиту от излучения.

– Пойдёшь? Одна? Ты моя лучшая ученица. Но одна против департамента? И ты думаешь, что я, вот так вот, просто тебя отпущу?

– А у нас есть выбор? – ответила, не отводя взгляда, Мадам.

– Тогда будем решать этот вопрос на свежую голову. Завтра я подберу тебе всё по первому разряду. Раз уж ты всё сама решила. А пока – иди, отдыхай. Думаю, у тебя сегодня был очень тяжёлый день. До завтра! – и госпожа Мафдет отправилась куда-то по своим делам.

– Тяжелее не бывает, – проронила мадам в удаляющуюся спину, – тяжелее не бывает.

– Привет, братик, – грустно улыбаясь, поприветствовала Маркиза Мадам, – как успехи?

–Я не медбрат! Я – врач, – весело улыбнулся в ответ младший научный сотрудник, – я – эскулап, я —врачеватель душ!

– Да брат ты мне, брат. А я тебе – сестра по несчастью, – пояснила Мадам.

– А что у нас за несчастье?

– Мы же оба – приютские.

– Почему – оба? Я из приюта, ага. А, вы-то, мисс Эприл?

– И я, как выясняется, тоже из приюта.

– Да-а? А я сразу заметил, что что-то не так. Вы слишком умная для домашней. Только мы – приютские – самые умные, – Маркиз то ли шутил, то ли действительно в это верил.

– Да, господин гений, мы такие!

Мадам отодвинула ширму и всё ещё грустно улыбаясь, обратилась к больному:

– Можете не прятаться, я же вижу, как ваши уши торчат из-под одеяла, – и стала раздеваться.

– А драться не будете? – обречённо спросила Сешат, знающая на собственном опыте, что даже в паре с Тефнут, они выстоять против лучшей ученица госпожи Мафдет не в силах.

– Не буду. Двигайтесь, будем вместе лечить нашего больного вашими народными средствами, – и мадам, ловко раздевшись, забралась под одеяло, отправив Тефнут в ноги больного, – там тоже проблемная зона.

– Я поняла, я поняла, – Тефнут перебралась на то место, которое больше подходило кошке, освобождая законное место Мадам.

– Всем доброй ночи. Надеюсь, что мы справимся.

– С добрым утром, Маркиз, есть какие подвижки? – голос Мадам был не особо оптимистичен.

– Подвижек пока нет. Но, есть кое-что им равноценное, – отсутствие подвижек! – гордый собой Маркиз вскинул голову и посмотрел свысока снизу-вверх на миниатюрную Мадам.

– Не томи!

– Короче, я добился такого замедления процессов, что можно это назвать консервацией. Да, по сути, это консервация и есть.

– То есть, у нас теперь больше времени, чем несколько дней?

– Вроде, как – да. Но тут ничего гарантировать не могу. Как долго продлится такое состояние я гадать не берусь.

– Ясно. Но это тоже очень радует. И ещё вот что. Есть к тебе дело. Ты теперь сможешь же ненадолго переключиться на другую задачу?

– В общем – могу. А что за дело?

– Как я понимаю, с защитой от излучения пока и речи не идёт, так?

–Так. Тут у меня пока по нулям.

– А как на счёт сделать что-то такое, что могло бы мгновенно лишать сознания человека?

– Это я, наверное, могу. А какого характера это что-то такое должно бить? Напиток, таблетка, портативное устройство?

– Да, хотелось бы что-то портативное, на манер электрошокера. Чтобы ткнуть – и человек мгновенно отрубается.

– Задачу понял. Но придётся подождать.

– Сколько ждать надо?

– До завтра. До завтрашнего вечера сможете подождать?

– Конечно же могу. Я пока буду собираться.

– А куда это Вы, мисс Эприл, собрались с таким средством против человеков?

– Зови меня сестричкой.

– В смысле, сестричкой?

– Ну, сестрой, сестричкой. Мне будет приятно. Мне пока трудно свыкнуться с мыслю, что я приютская. А так мне будет чуть полегче.

–Как скажите, мисс… э-э.. сестричка.

– Вот, молодец. Тогда пойду, и буду ждать приборчик от тебя. Хорошо?

– Будет сделано в лучшем виде, сестрёнка!

Мадам вернулась за ширму:

– А, вы, подруги, так и собираетесь тут дальше лежать?

– А что нам ещё делать-то, работы всё равно нет.

– Есть. У меня для вас есть работа и, что ещё лучше, именно по вашему профилю,

– И что за работа?

– Проанализировать кой-какие данные.

– А для чего?

– Для общего дела. У меня есть кой-какие прикидки в вопросе нахождения производства нейротрансмиттеров. А вы мне поможете утвердиться во мнении и правоте, так сказать.

– Сейчас, только оденемся, и идём.

– Жду.

– И куда это вы все собрались идти? Доброе утро, барышни, – поприветствовал всех Доктор, как всегда появившийся из ниоткуда.

– Мы с мисс Эприл идём разыскивать производство трансмиттеров.

– Только не мы, а – я. Я одна иду, – поправила Мадам.

– И мы тоже идём! —возразила Сешат.

– Стоп-стоп-стоп, – замахал руками Доктор, – чтобы куда-то идти, надо знать – куда. А никто из нас ничего не знает.

– Вот я и пойду узнавать. Возможно, я уже знаю чуть больше остальных. Но это требуется проверить.

– Мисс Эприл, перед вами лежит тот, кто уже кое-что проверил на собственной, так сказать, шкуре, – Доктор кивнул на лежащего в бессознательном состоянии господина аналитика. – Вы, уверены, что ваша шкура покрепче будет?

– Это не имеет значения. Кто-то всё равно это должен сделать. И если верить предупреждению моего приёмного отца, то через несколько дней нас ждёт нечто очень нехорошее.

– Что ждёт? – переспросил Доктор.

– Будет очень жарко. Что это значит я не знаю.

– Тогда это вопрос будем решать коллегиально, так, коллеги? – предложил Доктор. – Давайте соберёмся и обсудим ситуацию. Раз уж мисс Эприл решила провести разведку боем, а ничего другого мы ей предложить не можем, то хочется обеспечить ей максимальную безопасность. Жду вас всех сразу после обеда в зале собраний.

Доктор ушёл. Кошкодевочки оделись, пригладились и вместе с Мадам отправилась в свой отдел. Маркиз проверил перед уходом свой прибор, у которого, за последние дни, прибавилось ещё несколько проводов и блоков, удовлетворился значениями показателей, и бодро зашагал в лабораторию выполнять полученный заказ.

После обеда собрались все. Зал был заполнен и гудел пчелиным ульем. Помимо основного состава докладчиков, присутствовали ещё представители и силового блока – кошкодевочки из спецподразделения. Повесткой был всего одни вопрос: идти ли Мисс Эприл на разведку. Все остальные вопросы были сопутствующими и уточняющими.

В целом, все сходились во мнении, что идти надо, плохо, конечно, что пойдёт на такое сложное и опасное задание Мисс Эприл, ведь она не спецкошка, а только тайный агент, и подготовка всё же у неё немного другая. Но, хорошо, что вообще есть кому пойти, а не идти нельзя. И вот как ей, то есть мисс Эприл идти, а главное – в чём и с чем?

Слово взяла госпожа Мафдет:

– Я, как ответственная за боевую подготовку, могу твёрдо всех заверить, что в плане подготовки, мисс Эприл соответствует намеченным целям и поставленным задачам. Она может, как вступать в бой с противником, так и уверенно его избегать. Тактическое отступление она так же умеет производить. Тут беспокоиться не надо. Хочется заслушать тех, у кого есть конкретны предложения по экипировке. Спасибо.

По амуниции всё было в порядке. Её было в достатке. Вопросы возникли лишь технического характера. Тактические ботинки и перчатки возможно подстроить под человеческие руки и ноги, не имеющих выдвижных когтей. Но вот сама одежда. Больше всего вопросов вызывало тактическое отверстие для хвоста. Враг хитёр и опасен, и внезапная схватка с ним грозит множеством непредвиденных ситуаций. И как тут быть, если в защите присутствует такая прореха? Опять же, не май месяц на дворе, а мисс Эприл, девочка, как-никак.

Самые жаркие споры разразились именно из-за тактического отверстия. В конечном итоге, решили создать спецкостюм индивидуального пошива. А Маркиз с Тефнут пообещали представить на следующем собрании рабочий образец индивидуального бесшумного оружия скрытного ношения.

Собрание объявили закрытым и всех распустили. Мадам знаком подозвав кошкодевочек-аналитиков, предложила им снова что-то обсудить:

– А может пригласим госпожу Мафдет? Она – тактик. У неё огромный опыт проведения всевозможных тайных операций, – выдвинула встречное предложение Сешат.

– Я не против, – согласилась Тефнут, – тем более от неё вам больше пользы будет. А мне ещё с Маркизом образец рабочий по вашему заказу доводить до ума весь день.

– Хорошо, давайте пригласим, – смирилась Мадам.

Приглашённая и введённая в курс дела госпожа Мафдет сразу же взяла быка за рога:

– При таком раскладе одной идти просто-напротив бессмысленно. Во-первых, требуется отвлечь первый контур охраны. Просто так в здание департамента не попасть. Это с виду оно такое простое и доступное. Вы бы меня сразу позвали, я бы вам сразу бы всё и объяснила.

– Так, вы, что, уже там были?

– Сама, к счастью, нет. Но по рассказам тех кошкодевочек, которые сумели оттуда вырваться, у меня есть вполне конкретное представление об устройстве помещений.

– Ясно. И что тогда? Без шума никак не попасть внутрь?

– Только если в клетке, в качестве добычи.

– Но я всё равно рискну, – уверенно заявила Мадам.

– Послушай меня, котёнок. Заход в здание следует производить несколькими группами. Одна группа будет отвлекать, втора – обеспечивать наблюдение. И одна группа будет сопровождать. Но это, по классическим учебникам, а у нас несколько иная ситуация. И надо обдумать план как сопровождать.

– Кого – сопровождать? – не поняла Мадам.

– Тебя, котёнок, кого же ещё?

– Ну и как? Как меня сопровождать, если там излучение?

– А с чего вы взяли, что там – излучение действует? Это же то место, где содержатся пойманные кошкодевочки, и где над ними ставят опыты. Зачем там нужно излучение? Ни одна из спасшихся не упоминала ни о каком подобном воздействии, и о спящих кошках тоже ничего не говорили.

– А если оно все же там будет? – не уступала Мадам.

– Тогда – отмена операции и отход всех групп, – пояснила кошка-тактик, съевшая собаку на тактическом отступлении.

– И смысл? Нет. Я должна одна туда как-то попасть. Что у них с подвалом? Или с крышей?

– В подвале у них, как раз, всё и находится. Верхние этажи – просто ширма.

– В подвал, вероятно, можно попасть через катакомбы. Но через них пройти смоет лишь одна мисс Эприл, – пояснила Сешат.

– Вопрос – как далеко? Понятно, что спецкошки зайти в них смогут, но не продвигаться по ним. Но и котёнок наш – не железная. На неё же тоже начнёт действовать излучение. Вот только никто не знает, как именно оно на неё скажется. Вы, миссис Эприл, с господином главным аналитиком очень сильно разнитесь характерами.

– У него, по мнению Маркиза, главная проблема – нежелание, вернее наоборот, желание быть в системе. А я – достаточно эгоистичная натура. Но и в отличие от кошек, у меня есть привнесённое воспитанием чувство долга перед обществом. Предположу, что на меня это облучение будет действовать несколько менее сильно, чем на кошек, и я не усну на полпути.

Обсуждали план долго. Горячо споря и, даже, ругаясь. Но, авторитет опытного тактика и упёртость Мадам, в конце концов, дали результат. Было решено искать подземный проход, ведущий в подвальные помещения департамента и проникать через него. Целью было добраться до главного сервера. То, что он там, под зданием департамента, было уже хорошо известно, и даже были кое-какие предположения, какая именно информация там, на этом сервере, находится.

Вообще, к этому серверу организация уже пыталась протянуть свои, как ей казалось, длинные лапы, но обломалась не по-детски. Уровень сложности добычи данных был для сборщиков запредельным. Все попытки подключиться к каналам связи идущим к главному серверу, или как-то ещё «сливать трафик», результата не дали.

Технически, Мадам была готова. В новеньком суперфантастически выглядящем спецкостюме, сверхвыгодно подчёркивающий все достоинства её геометрии, она была, как главная героиня с постера фантастического боевика. А вот морально… были ещё некоторые сомнения в мотивах. Но, раз уж она решила, то пойдёт до конца. И не важно, зачем и ради чего, пойдёт и всё тут. Какая в этом логика? На логику нет времени!

Госпожа Мафдет на своём неприметном суперавтомобиле для супершпионов, доставила Мадам до ранее выбранной точки входа и дала последнее напутствие:

– Только не геройствуй зазря. В нашем деле, главное – вовремя отступить. Не получится в этот раз, обязательно получится в следующий.

Мадам двигалась по подземному коридору, длинному и полутёмному, стараясь ступать тише, чтобы не выдать себя раньше времени. Коридор был древним, не современным из железобетона, а из кирпичной кладки. Сухим и безжизненным. Слабое освещение покрытых толстым слоем пыли и без того тусклых плафонов, все же, позволяло обойтись без включения в работу прибора ночного видения, тем самым экономя заряд батарей. Пока что хватало работы системы дополнительной реальности и сенсоров. Сенсоры отслеживали присутствие электрических и магнитных аномалий.

Пройти по подземному ходу надо было почти три километра. Но это был не прямой тоннель, а извилистая разделяющаяся на несколько «веток» система ходов, плюс множество каких-то технических помещений. В общем, это была та ещё паутина. И её обитатели не заставили себя долго ждать.

Датчики обнаружения просигнализировали о приближающихся электрических полях. Мадам остановилась, вглядываясь в полумрак тоннеля. Через минуту стали видны синевато-голубоватые огоньки. Прометеями, несущими свет, оказались те самые скорпионы, с которыми не так давно скорешился господин главный аналитик.

В планы Мадам Секретного Агента новые знакомства не входили. Не то, чтобы она была какой-то там ксенофобкой, или токсичной душнилой, и уж тем более её нельзя было назвать расисткой. Но, вот именно с этими ребятами у неё никаких общих тем не находилось. И потому она решила сразу обрубить все возможные предлоги для дискурса.

А для этого она не стала доставать пистолет, а достала из-за спины катану. Ну, ту самую катану, которой можно перерубить всё и вся с одного удара. Если верить аниме. А если верить древним японским трактатам, выдержки из которых госпожа Мафдет любила декламировать наизусть, то просто аксессуар национального костюма, о который можно порезаться. Да и не стала бы Мадам брать с собой это недоразумение сумрачного ниппоновского гения, ведь никого резать и рубить она не собиралась. Но, как только ей напомнили про тусовку членистоногих, её взгляды на сувенирное оружие и хитиновые многочлены мгновенно поменялись.

Вооружаться куском водопроводной трубы было глупо. Труба остро диссонировала с суперкостюмом и разрушала весь стильный имидж Мадам. Более брутальный вариант в виде прутка арматуры тоже выбивался из стилистического ряда. Так что, Тефнут пришлось срочно импровизировать и скреативить что-то, что могло бы без лишнего шума объяснить электрокреветкам закон Ома для полной цепи, а в случае чего – и для неполной. Так у Мадам в инвентаре появилась титановая катана ламинированная карбоном. На вопрос госпожи Мафдет, мол на кой этот кусок непоймичего, ответ был дан однозначный: затем, что это – стильно.

Вот эта вот красота, помноженная на стиль, и была в руках Мадам, ждущей, когда сияющие от счастья мерзкие многочленные, гадкие, противные, отвратительные… подойдут поближе. И хоть ждать пришлось не долго, но от ожидания и решительного отвращения, у неё начался приступ мигрени. Очень внезапный и очень неприятный.

Мадам поводила перед собой изделием в стиле хай-тек, давая понять, что не расположена к общению с незнакомыми представителями отряд членистоногих из класса паукообразных. Но группа настаивала на диалоге, и лидер инициативной группы даже подсветил этот момент свои хвостом с синим огоньком, видимо соблюдая протокол. Электроразряд вспыхнул бенгальским огнём в момент соприкосновения жала хвоста и стали катаны. Визуально это было достаточно эффектно. В практическом же плане бесперспективно, так как рукоятка вострой сабельки изначально была спланирована нетокопроводящей, как и тактические перчатки от костюма.

– А ну лапы убрал! – Мадам отточенным движением вычеркнула киберскорпиона из списка присутствующих. – Кто ещё желает попробовать секретноагентского тела?

Паукообразные не заметили потери бойца и продолжили настаивать на брифинге. Мадам, очень недовольная тем, что у неё очень болит голова, и болит очень даже себе сильно, и, очевидно, что именно из-за этих противных креветок, была категорически против проведения брифингов и интервью.

Двигалась мадам грациозно. Это были не удары, это был танец. Красивый танец в исполнении красивой воительницы. Вальс, потому, что Мадам в темпе вальса располовинила всех присутствующих.

«Вот такое вот Тамэсигири», – подумала Мадам производя но-то:

– Эй, есть кто ещё? Подходи по одному, всем цудзигири за счёт заведения! – зловеще процедила Мадам в полусумрак коридора.

Судя по тому, что головная боль и не думала проходить, и по показаниям датчиков, ещё одна компания электрокреветок тусовалась за ближайшим углом. По мнению Мамам, тянуть к неё свои клешни и хвататься многочленами за её катану – это не какой-то там банальный харасмент, это чистой воды оскорбление, и, стало быть, она имеет полное право на кири-сутэ гомен. Но камаэ-то ей не очень хотелось. Несмотря на то, что сама она была вполне себе миниатюрная в плане роста, но и сам подземный коридор был не таким уж и высоким, а потому дзёдан-но камаэ мешал сводчатый потолок. А, впрочем, это всё отмазки. Просто приближаться к этим паукообразным было до одури мерзко и противно.

Сколько мерзопакостных хитиновых многочленистых гадин ожидало за углом, Мадам понять не могла, на виртуальной картинке они все слились в одно огромное пятно. Но вот сколько у неё патронов, Мадам знала. Следовательно, ей было необходимо принять решение: либо потакать своим эстетическим принципам, либо поставить под вопрос сохранность своей жизни, когда придётся отстреливаться от погони, но уже человеческой. Возможно, что погони и не будет никакой, но если она всё же будет?

Странные креветки не думали выдвигаться на передовую и атаковать. Видимо, они были хорошо воспитаны и пропускали вперёд даму, позволяя ей делать выбор первой. И Мадам свой выбор сделала. В этот раз её атака была проведена несколько по-другому. Но не менее стремительно. Досчитать она успела только до десяти, после чего гадкие клешненосцы закончилась. А вот боль в голове нисколько не закончилась, а, вроде как, даже усилилась.

Это уже никуда не годилось. Самое главное, что всё это было возмутительно мерзким, бессмысленным и отвратительным. Ну, вот, какая ещё обычная девушка, могла бы вынести такое тошнотворное зрелище огромных, с сенбернара размером скорпионов, размахивающих своими погаными стрёмными членистоножиями перед самым лицом? Нет, она не расистка и не против инклюзивности и разнообразия. И конечно же она никому не отказывает в праве идентифицировать себя с любым гендером. Но это право она оставляет за людьми. А вот всяческим насекомым, даже таких огромных размеров, и, возможно даже краснокнижным, она такого права не даёт. Потому, что это тупые безмозглые твари. И, наверное, у них, нет, даже, спинного мозга, как у пчёл, а думают они только своими многочленами. Ведь только безмозглые твари могут всё ломать и ничего не ценить.

Да, возможно, у неё не самый трендовый маникюр. Хотя денег у неё хватает на любой. Да хоть со стразами. Но у неё, в отличие от всяких уродов с клешнями, есть вкус и чувство стиля. И классический френч – это стильно. Да, это очень стильно. Аккуратный, идеальный френч у неё… был. Вот был только что, пока из-за этих скотов, она не сломала ноготь. Этот перелом чувствовался даже в тактической перчатке. И это был перебор.

«Почему? За что? Вот чем им её совершенно невызывающий маникюр не понравился? Зачем надо было своими похотливыми клешнями размахивать? Хвататься ими за катану зачем? Вырывать катану у неё из рук? Вот нафига это всё надо было делать? Что? Нечего сказать? Ну да, без головы много не поговоришь. Вот и валяйтесь теперь тут, обсосы тупорылые».

Мадам была очень раздосадована. И обижена. И оскорблена до глубины чувств. И возмущена, до глубин глубин тоже. Почему, задавалась она вопросом, в кино всё так красиво? Почему там шпионы и разведчики, и, конечно же, тайные агенты, всегда такие красивые, стильные, привлекательные, и противостоят им такие же красавцы контрразведчики и комиссары полиции. И подруги у них красотки. И партнёры у красоток – красавцы.

Вот она… Она же тоже и секретный агент… и, вполне себе привлекательная. И вообще-то, тоже красивая. Да она вообще даже очень себе красивая. Ну и где же её контрразведчик-красавец, или напарник-симпатяга? Почему она такая стильная и привлекательная одна и в такой дыре? И почему вместо красавцев мужчин её окружают какие-то гниды казематные? Тоже мне, голубой огонёк устроили тут.

Вот выйдет сейчас из-за угла нереально красивый, стройный, жгучий брюнет – начальник охраны департамента, а у неё – ноготь сломан. Это же позорище нереальное. Она – суперагент – должна быть идеальной. А о каком идеальном виде может идти речь, когда у суперагента маникюр, как у скво с ранчо?

Нет. Это прощать нельзя. И какое оскорбление можно смыть только кровью! На кону её личная жизнь, как бы, и никакие ничтожества не имеют права ей мешать:

– Уроды! Ненавижу!! Всех убью, одна останусь!

И Мадам ринулась за следующий поворот коридора в свой последний и решительный кири-сутэ гомен. За углом её ожидало три десятка ничтожеств.

Теперь это был не вальс и не венский, и даже не пасодобль. Это было показательное выступление чемпионки мира по фатальному рубилову. Хитиновые члены членистоногих паукообразных красиво разлетались, как пух из разодранной чихуахуа подушки. Клешни не успевали раскрыться, а жала засиять своим голубым светом: всё отлетало в стороны в результате неуловимых, бесконечно быстрых, идеальных движений. Да, утраченная идеальность маникюра требовала компенсации. И отмщением было лишение клешней всех, кто оскорблённой добродетелью причислялся к отряду электрокреветок и казематных гнид. Окружающий катакомбный мир позволил свершиться преступлению против прекрасного и за это утратил право на симметрию. Никаких больше парных клешней. А чтобы и впредь неповадно было, никаких больше жал и туловищ с многочленами.

Свершая правосудие, по праву право имущей, ибо сама себя таковым наделила, Мадам уже не обращала внимание на пропущенные наглые домогательства от членистоногих, попросту отрубая те самые клешни, имевшие наглость докоснуться до неё, как законной носительницы чувства стиля в отдельно взятом крытом техническом помещении.

Три десятка многочленистых хитиновых паукообразных за считанные минуты превратились в гору шелухи, и коридор стал напоминать стол затрапезного пивбара предлагающего отварных креветок в панцире по акционной цене.

В целом, Мадам была довольна достигнутым результатом. Испорченный маникюр, плюс немного испорченный суперкостюм, да несколько неглубоких порезов на теле. Но зато – чувство глубокого удовлетворения.

Сенсоры указывали на отсутствие каких-либо аномалий и подозрительных электромагнитных полей. Путь был расчищен, фигурально выражаясь, так как на практике он был завален останками мерзких вражин.

– Никто! Вы меня слышите? Никто не имеет право трогать мои ногти! – неизвестно к кому обратилась Мадам, и исполнив элегантное но-то, победно вскинув, всё ещё гудящую голову, зашагала по подземелью. Она знала, что собиралась сделать. Она знала, что должна это сделать. Она знала, что хочет это сделать. Она знала, что должна сделать то, что хотела сделать. И ей не было никакого дела до того, что и кто по этому поводу мог бы подумать. И уж точно не желала она оказаться на месте того, кто сейчас мог бы встать у неё на пути.

Но за следующим поворотом опять были те, кто ей уже порядком поднадоел. И снова эти козлины наперегонки тянули к неё свои приборы ночного щупанья. И снова неразличимые нетренированному глазу суперотточенные движения суперзаточенным холодным оружием, начинающим светиться от разогрева. И очередной коридор, заваленный хитиновым мусором из уничтоженного врага.

Но с уничтожением очередной группы врага головной боли не становилось меньше. И это уже стало явным признаком присутствия другой группы электроскорпионов. И это подтверждал прибор. И за следующим поворотом Мадам провела ещё одну скоротечную схватку, выдав в слух чёткую и однозначную характеристику происходящему, на жаргоне секретных агентов которым на ногу упала батарея парового отопления.

Всё было очень плохо. За каждым поворотом суперсекретную агентессу поджидала тактическая электрогруппа. Это утомляло, раздражало и озадачивало. Сколько ей ещё идти? Вроде как по инженерным схемам – не так уж и много, и не так уж и далеко. Но, по собственным прикидкам Мадам, она прошла уже раза в три больше. Либо она уже пересекла под землёй город по диаметру, либо она идёт по окружности.

Сил оставалось всё меньше, как и запаса энергии, питающей датчики снаряжения. Хитиновые чмыри, конечно же, были не очень-то бойцами. Собственно, они были весьма бестолковыми, но их было слишком много. И кое-кому из этих мразот всё же удалось достать до тела Мадам. Суперкостюм свою работу выполнял, обеспечивая безопасность. Но его изготовители не предполагали, с какой интенсивной нагрузкой он столкнётся. Так что несколько разрезов, хоть и всего в пару сантиментов, но появились. А соответственно, и повреждения самого организма отважной воительницы имели место быть.

Усталость, головная боль, сломанный ноготь… Хотя ноготь – это больше морально-психологическая травма, и сильное болезненное жжение в местах поражения защиты жалами электрокреветок. Всё это заставляло Мадам снижать темп перемещения по катакомбам и оперирования катаной в схватках.

Сколько было поворотов, сколько пройдено коридоров, сколько покрошенных в капусту креветок, Мадам уже не могла сказать хоть с какой-то примерной точностью. От карты толку не было, она не соответствовала совершенно. И сколько прошло времени, сказать было трудно, но, видимо, предостаточно, так как вся электронная хрень из комплекта спецснаряжения уже успела выдать последний выдох, знаменуя прощальным пиканьем кончину кремниевой жизни.

Мадам продолжала упёрто двигаться по коридорам подземелья. Сбросив все гаджеты, ставшие бесполезными, и оставив только портупею с пистолетом, подсумник, шокер от Маркиза, и катану, боевая девица смело боролась с хитиновой охраной коридоров и с обезвоживанием. А к и без того сильной мигрени, прибавилась ещё и одышка из-за духоты, сделав эффективность когнитивных функций ниже того уровня, который можно считать приличным даже для блондинки.

Мадам была в полном моральном праве лечь на обратный курс. Это было одним из вариантов развития событий. И, возможно, Мадам, так бы и поступила. Но только не в это раз. Просто второго раза не будет. Заставить себя второй раз шинковать мерзких существ, от которых она испытывала непреодолимую тошноту, геройская геройка не смогла бы. Это было её собственное мнение, и она этому мнению доверяла. И потому выход был только один – идти вперёд, во что бы то ни стало идти вперёд.

Кто, если не она? Вот она сама, сильная и ловкая, на ногах уже еле держится. И не столько от усталости и ранений, сколько от этой невозможной головной боли. И как долго она эту боль терпит, она и сама не знает, но уж точно несколько часов. А вот её бывший подчинённый такую боль выдержал меньше двух часов, и то ему повезло, что до выхода из подземелья успел добраться. И никакие суперкошкодевочки тут ничего сделать не смогут. Да и вообще, от этих кошкодевочек толку никакого. Вообще от них толку ноль. И если разгребать всю эту беду, то только ей самой.

Она достаточно подготовлена для такого рода дел. Она сильная. Она – выносливая. И она – умная. А уж умная и сильная девушка всегда найдёт выход из любого положения. Вообще из любого. Даже вот из такого, когда голова раскалывается, в глазах всё плывёт, во рту пересохло, а ноги подкашиваются, и руки дрожат. И катана с каждым взмахом всё тяжелее и тяжелее. Из такого положения тоже есть выход. И до этого выхода можно добраться, если экономить силы, прижиматься к стене и отбиваться от скорпионов короткими точно выверенными ударами. Если экономить силы, то можно дойти. Конечно можно.

Если долго сидеть, то можно и уснуть, а спать нельзя. Враг же не спит. Враг – ждёт. Враг поджидает за очередным поворотом. А по характеру головной боли уже можно его численность определять. Поэтому Мадам не спала. Она медленно брела, всё чаще и чаще делая остановки, опираясь о стену, жадно, как рыба на берегу, хватая пересохшим ртом воздух, в котором кислорода становилось всё меньше и меньше. Немного отдышавшись, девушка с трудом отталкивалась от стены свободной рукой, держа во второй катану, которую перестала убирать в ножны, так как их в одной из схваток со стражами катакомб потеряла, и продолжала брести до очередного поворота за которым ждёт враг.

И снова схватка, но уже не такая стремительная. Прижимаясь в стене спиной, девушка уходила в глухую оборону, старательно сберегая силы, избегая лишних, нерезультативных выпадов, чтобы одним точным движением лишать нападающего жизни. Она считала. Но считала не бездыханные тушки врагов, и не шаги, а свои собственные вдохи и выдохи, чтобы на седьмом сделать один решающий удар.

Какой по счёту был коридор, какой по счёту был поворот, Мадам не знала. Но она занял одно, назад дороги нет. А то, что перед ней стая косорылых креветок раза в три больше предыдущих, намекало на то, что и вперёд пути тоже, очень даже может быть, нет. Чтобы идти вперёд нужны силы. Силы нужны не только чтобы передвигать неслушающиеся ноги, но, и чтобы заставить слушаться руки с трудом удерживающие катану. И ещё силы должны быть для того, чтобы всю эту хитиновую тварь превратить в жюльен.

Позиция оказалось немного выгодной. В стене была ниша в которой располагалась дверь, видимо, в техническое помещение. Мадам попятилась спиной в нишу к двери, дабы занять оборонительное положение и быть защищённой не только с тыла, но и с фронтов. Впрочем, как она уже отчётливо понимала, это ей ничего не даст. Сил биться с такой стаей у неё уже не осталось.

Девушка достала из кобуры пистолет, тот который – два в одном, – пистолет-пулемёт. Хоть он и был многозарядным, но на всех тварей патронов не хватит, да и на перезарядку у неё попросту не будет времени. Что ж, финал вполне себе очевиден. А разве могло быть по-другому?

Да и с чего это она взяла, что что-то могло закончится хеппиэндом? Откуда вообще такие мысли? Так не бывает, чтобы какая-то беспризорщина чего-то добивалась самостоятельно. Даже в сказочных фильмах для глупеньких девочек лузеры становились победителями только благодаря посторонней помощи. Всякие богатенькие родственники, добрые крёстные, божественные укусы насекомых, дарующие суперсилу. Только это и давало возможность сиротке из чулана попасть в лигу чемпионов или в тронный зал. И в реальной жизни всё ровно также. А вот из гетто вырываться без волшебного пендаля никому не удаётся до сих пор.

Хорошо, она не из гетто. Она не из чулана. И у неё вместо крестной был отец. Да, был. И был-то он не просто каким-то там клерком из страховой компании, а вполне себе удачливый представитель местного истеблишмента. Всё же должность председателя городского совета посерьёзнее должности мэра. И школа у неё была не в бедном районе. И старшие классы у неё были в пансионате для дочек высокопоставленных государственных деятелей. И университет у неё был. И выпустилась она из него с золотым листком секвойи на лацкане.

А если бы не поругалась с отцом, хоть и ненастоящим, была бы уже на хорошей должности в правлении штата. Потому, что так заведено, подобное тянется к подобному, и у губернатора есть свой сын, а у торговца хот-догами есть свой. Каждому своё, это закон жизни. И по-другому просто не может быть.

Теперь, правда, у неё нет больше «крёстной», и суперпаук её укусить не может, теперь – бездна взывает к бездне: укусит её огромный скорпион с синей электролампочкой на кончике жала. Приютская сирота не может рассчитывать ни на полцарства в приданое, ни на принца на белом коне. И это правильно. Если всем подряд давать полцарства, то никаких царств не напасёшься. А если всем подряд давать белых коней, то их станет слишком много, и они потеряют свою ценность. Это логично. И поэтому по справедливости лучшее должно доставаться лучшим. А если ты никто и звать тебя никак, то сперва стань хоть чем-то, что станет кем-то, и вот только тогда этот кто-то сможет на что-то претендовать.

Жаль, но лично ей уже претендовать не на что. Второй шанс подняться и сделать-себя-саму у неё не получится. И для этого есть вполне очевидные причины. И эти причины выстроились полукругом перед ней и внимательно следят за катаной в её руках. И, судя по тому, как ярко светят их «лампочки удильщика» на хвостах, сменившие голубой оттенок на зелёный, заявки на выдачу вторых шансов они сегодня не принимают.

– О’кей, ухогорлоносы, сейчас буду раздавать подарки. Подарков у меня немного, достанутся они не всем. Но, те, кому они достанутся даже не успеют позавидовать неодаренным! – выкрикнула, срывающимся шёпотом из пересохшего рта с потрескавшимися губами, Мадам. – Угощайтесь!

Девушка подняла руку с зажатым в неё пистолетом, наводя его на первый ряд счастливчиков с билетами на утренник с подарками, и собрав остатки сил, нажала на спусковой крючок.