Вторжение

fb2
Олди Лайон Генри

Никогда раньше Дмитрий Громов и Олег Ладыженский не писали документальную прозу — только художественную. Никогда не вели дневники. Но вторжение в Украину всё изменило. Эти дневники — не фантастика, привычная для Олди. Иной язык, иной стиль — под стать обстоятельствам. Эти заметки писались в обстреливаемых городах, подвалах и бомбоубежищах, эвакуационных поездах и автобусах, на съёмных квартирах в коротких паузах «волонтёрской лихорадки», между звонками друзьям и близким.


Генри Лайон Олди. Вторжение. — Харьков : Freedom Letters, 2023.


Встань и иди, Питомец

© Г. Л. Олди, 2023

© Freedom Letters, 2023

Дневники войны

 «Знаешь, мне скажут, ты не обессудь, Дело такое — кричи, не кричи, Вскорости дом твой, конечно, снесут, Раз труханут — и одни кирпичи… Рушить — не рушить, сегодня — потом… Кто за меня это взялся решать? Все это, все это, все это дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…» Семён Ладыженский

ОЛЕГ:

В середине девяностых годов прошлого века мои родители эмигрировали в США. Я остался в Харькове. Перед отъездом мой отец Семён Ладыженский написал песню «Дом, из которого я…» с рефреном: «Дом, из которого я не хотел уезжать».

В 1998-м году мы вместе с коллегой-харьковчанином Андреем Валентиновым написали роман «Нам здесь жить». В финале романа танки идут на Харьков со стороны Белгорода, а в эфире звучат страшные слова: «Мы — Город! Мы — гибнем!» Тогда это казалось стопроцентной фантастикой.

Осенью 2020-го года прах моего отца был доставлен из Чикаго в Харьков и захоронен рядом с прахом его матери, моей бабушки. Так Семён Ладыженский вернулся домой, в дом, из которого он не хотел уезжать. Через год с небольшим рядом с кладбищем упали первые бомбы и снаряды. И танки двинулись от Белгорода на Харьков.

Папа, ты вернулся на войну.

«Рушить — не рушить, сегодня — потом… Кто за меня это взялся решать?»

ДМИТРИЙ:

День 1. 24 февраля 2022

В начале шестого утра нас женой разбудил звонок по мобильному. Звонила Алиса, жена нашего сына Сергея (они живут в другом районе Харькова, ближе к окраине города, недалеко от телевышки). Алиса сообщила о нападении России на Украину. В их районе видны (и хорошо слышны) взрывы. Окраину города обстреливают. Алиса с Сергеем хотят перебраться к нам (мы живем в центре). У нас взрывы тоже слышны, но в отдалении. Разумеется, мы пригласили их к себе — на столько, на сколько понадобится.

Через некоторое время приехали Сергей и Алиса с их собакой Эсти (Эстер). С такси были проблемы, но в целом транспорт работает. Добрались нормально.

Мы все в охренении. Особого страха нет, паники тем более нет, но ситуация тревожная и непонятная.

С самого утра пропал кабельный интернет. Мобильный интернет работает. Читаем новости на смартфонах. Российские войска наступают со всех сторон. ВСУ держат оборону.

За городом — в районе окружной и на окраинах — по-прежнему грохочут взрывы. К вечеру несколько утихло.

Связался с провайдером. Провайдер сообщил, что ремонтные работы ведутся. Интернет будет, но когда точно — неизвестно.

ОЛЕГ:

Мы выслали разрешение на постановку нашей пьесы «Вторые руки» в Сингапуре. Да, там, в бананово-лимонном Сингапуре. Да, здесь, из Харькова, под ракетным обстрелом.

У судьбы есть чувство юмора.

Могучий пес Гуч ходит за мной хвостом, вздыхает. Он боится взрывов и канонады. Время от времени Гуч дозором обходит квартиру: все ли на месте. Убедившись, что его никто не бросил, успокаивается. Ненадолго: скоро опять начинает бахать за окнами.

Собакам трудней, чем людям.

ДМИТРИЙ:

День 2. 25 февраля 2022

С утра кабельного интернета по-прежнему нет. Под Харьковом идут бои. Российские войска пытаются прорваться, но им это не удается. Обстреливают окраины города. Есть попадания в жилые дома в Пятихатках.

Объявили воздушную тревогу. Спустились в бомбоубежище, оно прямо под нашим домом. Там расположен распределительный узел теплоцентрали. Помещение не очень большое, но и людей не так много, место есть. Принесли с собой запас воды и продуктов, несколько табуреток. Отсиживаемся. Наверху грохочет, но достаточно далеко.

Через некоторое время вернулись домой. Включился кабельный интернет. Сначала немного тормозил, но вскоре заработал нормально. Ура! Написал благодарность провайдеру. На странице провайдера в Фейсбуке (фирма Triolan) появилось сообщение. Рано утром 24-го февраля (как раз с началом войны) Triolan стал жертвой массированной хакерской атаки. Интернет-связь пропала во многих городах Украины (хотя и не во всех). Однако менее чем за двое суток связь сумели восстановить в большинстве мест — но, к сожалению, не везде. Но в условиях военного времени и боевых действий и это хорошо.

На всякий случай заклеили стекла всех окон в квартире скотчем — чтобы удержать осколки, если близким взрывом разобьет стекла.

Едва успели пообедать — снова воздушная тревога. Опять спустились в бомбоубежище. К нам присоединились друзья Сережи с Алисой: Дмитрий и Маша. Некоторое время поживут у нас — в районах, где они обитают, сейчас куда опаснее. Разумеется, мы не против.

Перетащили в бомбоубежище еще пару стульев — чтоб всем хватало. В убежище мужчина пенсионного возраста, явно бывший военный, слушая грохот и шелестящий вой, поясняет: это наше ПВО, это «Грады», это дальнобойная артиллерия. Слушаю, запоминаю.

Вроде перестало грохотать. Вернулись домой.

Через некоторое время — снова воздушная тревога. На сей раз отсиживались с полчаса. Вернулись домой. Спать легли дома. Городские власти объявили комендантский час с 22 вечера до 6 утра.

ОЛЕГ:

Звонит подруга жены:

— Если я вдруг пропаду с радаров (в смысле, не отвечаю на звонки), не волнуйтесь. Все нормально, это телефон садится…

Света у них нет, не может зарядить аккумулятор. Беспокоится, чтобы мы не волновались. Так и живем: друг за друга.

Внук Эрик десяти лет от роду уже различает на слух, где пуски, где прилеты. Играет на телефоне, сидя в относительно безопасном коридоре, рассуждает вслух, что спокойствие важней всего. В первый день, когда мама в четыре часа утра схватила его в охапку и привезла к нам, ребенок был белый как полотно. Он увидел с балкона, как огненные косматые шары летят с неба на их район, а потом увидел пылающее зарево и услышал дикий грохот. Пришлось серьезно заняться его психикой, готовить к правильному восприятию событий, разъяснять и направлять.

Сейчас он, пожалуй, спокойней своей мамы. Рассудительней. Понятное дело: мама-то беспокоится за сына.

Запах акации, шум ребятни, Мягкий и тихий за окнами свет, Звуки курантов — хотя без пяти, Мучает книжку мальчишка сосед. В кухне жара — недочитанный том, Краски и кисть в беспорядке лежат. Все это, все это, все это дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 3. 26 февраля 2022

С утра наша молодежь — Сергей, Алиса, Дмитрий и Маша — отправилась по магазинам затариваться продуктами и лекарствами. Кое-какие запасы у нас имеются, но пополнить их стоит. Составили списки, молодежь разделилась, чтобы охватить сразу несколько магазинов и аптек. Сидим на связи, уточняем и корректируем списки по телефону.

Кстати, вот чего-чего, а запасов хорошей выпивки у нас в квартире — на год, как минимум, хватит. А то и больше. Но никто не пьет, как ни странно, хотя и причина, и повод есть более чем уважительные. Никто из нас. Ни капли. Сохраняем трезвые головы. А вот курить я стал больше. Нервы и правда успокаивает.

Через сеть многие наши друзья, знакомые и читатели из разных городов и стран интересуются, как мы тут? Живы ли? Здоровы? Что творится в городе? Не нужная ли помощь? Всем отвечаю примерно следующее: «Большое спасибо за беспокойство. Мы и наши близкие (имея в виду также моего соавтора Олега и его семью) живы-здоровы, остаемся в Харькове. Харьков полностью украинский, что бы там ни писали в некоторых СМИ. На подступах к городу идут бои, российские войска пытаются прорваться, но ВСУ их сдерживают. Россияне периодически обстреливают окраины города, изредка прилетает и в центр. Но по большому счету город цел и держится. Коммунальные службы и транспорт работают. Вода, электричество, газ и интернет есть. Магазины, аптеки и больницы работают. В магазинах и аптеках очереди, но продукты и лекарства есть. Обстановка тревожная, но в целом жить можно. Еще раз спасибо, но помощь не требуется.»

Олег (мой соавтор) с женой Леной живут над нами, в том же подъезде, этажом выше (мы на 2-м этаже, они на 3-м). К ним с Салтовки, которую периодически обстреливают, приехали их дочь Марианна с мужем Алексеем, внуком Эриком и двумя собаками. Так что обе наши семьи сейчас в полном сборе. Так, наверное, и должно быть в подобное время.

Решил, что надо держать себя в форме и не раскисать. Делаю китайскую гимнастику, исполняю ката каратэ. Побрился. Искупался, помыл голову. Переоделся в чистое. Ощутимо взбодрился.

Вернулась наша молодежь, притащила продукты и лекарства. Вышел, помог всё занести в дом. Вскоре в очередной раз объявили воздушную тревогу. Молодежь отправилась в убежище, а мы с моей женой Броней (Брониславой) и ее отцом Львом Вульфовичем (ему 87 лет, но для своего возраста он еще вполне бодр) остались дома. Надоело бегать туда-сюда. Думаю, вероятность прямого попадания что в квартиру, что в убежище (или в спешащих в него людей) примерно одинаковая.

Но могу, конечно, и ошибаться.

Вернулась молодежь. Оставили в убежище табуретки, стулья и воду. Пригодятся тем, кто будет там отсиживаться (хоть нам, хоть другим жильцам). Ни к чему все это туда-обратно таскать. А утащит кто — так и на здоровье.

Алиса и Машей, пока ходили по магазинам, видели огромную очередь из желающих записаться в Силы Территориальной Обороны и с оружием в руках противостоять агрессорам. От желающих реально отбоя нет.

Звонил мой друг Слава Соловьев с Северной Салтовки. У них там совсем недалеко окружная. Все время стреляют, бьют «Грады» и другие установки залпового огня, бои идут почти постоянно, с небольшими перерывами. Прилетает и по жилым домам, и вокруг них. Всех своих Слава отправил в подвал-бомбоубежище, а сам остался наблюдать за развитием событий. Славе 78 лет. Он ничего не боится. Мы с ним вместе уже много лет ходим на тренировки по каратэ и обычно стоим в паре. И скорость движения у него такая, что только успевай отбивать-уворачиваться! Слава еще уточнил: отменяются ли тренировки на время войны? Ясен пень, отменяются. Но Слава такой, что если б не отменили — пошел бы. Совершенно бесстрашный человек и непоколебимый оптимист!

ОЛЕГ:

Час стою в очереди в аптеку. Жене нужны лекарства для почек. Рядом приплясывает молодой человек наркоманистого вида: одет не бедно, но не по погоде, мерзнет. Видно, что сейчас голова чистая, не задурманенная. Говорит по телефону:

«Да, бабушка! Нет, мы с вечера не пили и не курили. Точно говорю! Сейчас возьму тебе от сердца. Что? Галушки? Да, делай, спасибо…»

В городе плохо с подвозом хлеба, водители боятся ехать. Бабушка вспомнила, как внука галушками кормить.

В аптеке все кассы работают, пять девушек-провизорш летают ангелами, на невероятной скорости. Каждого покупателя провожают словами: «Удачи вам, здоровья, всего наилучшего!»

У той, к которой я подошел, на компьютере начала перегружаться система. Вышла пауза в полторы минуты. Боже, девушка вся извелась, все объясняла мне: «Потерпите, вот-вот уже…» Я ее успокаивал: нет проблем, жду. Очередь поддакивала.

К очереди в аптеку подлетела женщина средних лет. Разговорились: она из института ортопедии. У них повара с утра съехались, несмотря на обстрел, готовят еду из того, что есть. Кормят больных. Оставшееся водитель развозит туда, где с едой плохо.

Ее пропускали вперед без очереди. Не пошла.

Звуки обстрела люди воспринимают как фон. Ну, жмутся поближе к стене. А так даже дергаться перестали. Привычка, вот в чем ужас. Наверное, и к аду можно привыкнуть.

ДМИТРИЙ:

День 4. 27 февраля 2022

Проснулся в начале шестого утра. Впрочем, я часто в это время просыпаюсь. Услышал звуки автоматной перестрелки. Сначала более или менее интенсивной в течение пары минут. Потом стихло. Потом снова начали стрелять, но уже совсем недолго: секунд 30 или меньше. После этого стихло окончательно. Подозреваю, это защитники Харькова обезвреживали российскую ДРГ. Кому-то из ДРГ удалось уйти, но чуть погодя его догнали. Позже из новостей стало ясно, что моя догадка была верной. В город то ли прорвалась, то ли просочилась группа россиян на нескольких БТРах. В итоге один БТР сожгли недалеко от метро Киевская, другой — недалеко от торгового центра Никольский (это самый центр города). Группа обезврежена.

Улицы пусты, время от времени проезжают патрульные полицейские машины, да бесстрашные собачники наскоро выгуливают своих четвероногих питомцев. А куда деваться?

Жена говорит, ночью был сильный обстрел, грохотало изрядно, даже больше, чем обычно. Ни хрена не слышал. Спал.

По окраинам по-прежнему периодически громыхают орудия и шелестят «Грады» (уже начинаю понемногу их различать). Завывает тревожная сирена. В убежище никто из нас больше не идет, включая молодежь. Начинаем привыкать. Комендантский час теперь с 18 (или с 17?) часов вечера (надо бы уточнить) — и до 8 утра.

За прошедшие дни был целый ряд попаданий снарядов / ракет в жилые дома в Пятихатках, на Северной Салтовке — и еще несколько одиночных попаданий в разных местах по всему городу. Друзья и знакомые, что живут рядом, видят все это своими глазами и присылают фотографии, так что все это неоспоримые факты. Прилетает по жилым домам и гражданским объектам, что бы там ни вещала российская пропаганда. И не только в Харькове, разумеется, но тут пишу только о том, что знаю точно. Попало в центр переливания крови на Клочковской. Там есть разрушения и раненые. Одна ракета — к счастью, не разорвавшаяся — торчит, наполовину зарывшись в землю, прямо на детской площадке.

Такое вот «освобождение от нацистов» по-русски.

За предыдущие дни войны ни я, ни мой друг и соавтор Олег ничего не писали в Фейсбук и другие социальные сети, где у нас есть аккаунты. Как-то не до того было. Но многие спрашивают, как мы, что в Харькове? Решили написать. Описали реальную ситуацию в городе. Никаких догадок, домыслов или информации из СМИ. Только то, что видим, слышим и точно знаем сами, плюс немного информации от друзей-харьковчан, которым доверяем на 100%. Реакция на наш пост по большей части адекватная — причем как от украинских, так и от зарубежных друзей, подписчиков, читателей и просто случайных людей (в т. ч. из России). Почти все очень сильно обеспокоены, желают нам и нашим близким оставаться живыми и здоровыми, спрашивают, как и чем можно помочь, хотят скорейшего прекращения войны и возмущены действиями агрессора. Нескольких неадекватных личностей, «троллей» и просто идиотов мы забанили. Но они были в абсолютном меньшинстве. Абсолютное большинство тех, кто откликнулся — вменяемые и адекватные люди, которые не хотят войны.

К вечеру обстрелы прекратились. Стало непривычно тихо. Такая тишина настораживает. Воспринимается как «затишье перед бурей».

ОЛЕГ:

Внук Эрик задумчиво говорит в пространство: «Ну, они же по гражданским не стреляют? Только по военным? Они же не хотят убивать гражданских?»

Отвечаю: «Конечно, солнышко!»

А что мне ему ответить? Правду? Нет, ложь сейчас куда полезнее.

ДМИТРИЙ:

День 5. 28 февраля 2022

В эту ночь спал плохо, проснулся примерно в половине четвертого утра (или ночи?). Слышен мощный грохот обстрелов. Через некоторое время грохот утих. Тишина. Надолго ли? Снова уснуть не получилось. Ничего, мне есть чем заняться.

Наша маленькая «коммуна» действует хорошо и слаженно. Убираем квартиру, готовим еду, моем посуду, стираем и сушим одежду, делаем гимнастику, обмениваемся найденными в сети и полученными от друзей и знакомых новостями. Сравниваем новости из разных источников, фильтруем информацию. В итоге удается получить более или менее адекватную картину происходящего. Наступление российских войск существенно замедлилось. Во многих местах противник остановлен. Киев, Харьков, Чернигов и почти все другие крупные города Украины держатся, противник пытается, но не может их взять. Тем не менее, тяжелые бои продолжаются почти на половине территории Украины. К сожалению, растет количество жертв среди мирного населения.

В мессенджере друг с Салтовки (большой район на окраине Харькова) написал (цитирую): «Мы живы. Ночью наш район обстреливали и с земли, и с воздуха. Наш дом целый, горят школа, детский садик, дома частного сектора — видно из окна. Соседи помогают друг другу, организовались на дежурство.»

Пришло SMS из клиники, в которую я на сегодня был записан на прием к врачу — моя запись аннулирована, поскольку приема сегодня нет ввиду войны. Созвонился с врачом, он проконсультировал меня по телефону. Я предложил оплатить консультацию переводом на его банковскую карту, но врач от оплаты отказался: «Сейчас не то время». От души его поблагодарил. Хороший человек, и врач хороший.

Я, в целом, уже практически здоров, но финальную часть медикаментозного курса пройти надо. К счастью, все назначенные врачом препараты у меня есть: подозревал, что понадобятся, и закупил при первой же возможности. Самочувствие хорошее, но буду долечиваться — а потом, как только появится возможность, приду к врачу на контрольный осмотр. О чем мы с ним и договорились. Пожелали друг другу оставаться живыми и здоровыми — и скорейшего окончания войны. Врач живет в частном секторе недалеко от харьковского аэропорта. Там у них достаточно тихо — в их район ракеты и снаряды не залетают, боев рядом нет.

Мой соавтор с женой и их взрослыми детьми (дочерью с ее мужем) сходили за покупками — прямо во время обстрела. Так уж получилось. Ничего, все живы-здоровы. Далеко не все аптеки и продуктовые магазины в городе открыты, но часть все-таки работает. В продуктовый магазин «АТБ» пришли за полчаса до открытия, но стоять в очереди все равно пришлось больше часа. Выбор продуктов в магазине небольшой — их подвозят, но быстро разбирают. Тем не менее, продуктами закупились. В аптеке пришлось тоже выстоять очередь, но нужные лекарства купили.

В общем, жить можно.

На окраинах города слышна стрельба то с одной, то с другой стороны. Россияне обстреливают позиции ВСУ вокруг города и сам Харьков, ВСУ ведет ответный огонь по их позициям. Постепенно начинаем к этому привыкать. Лучше бы, конечно, обойтись без подобной привычки, но выбора никто не предлагает.

В 14:20 по официальному SMS-каналу «DSNS UKR» объявили воздушную тревогу. Жителям города предложено на выбор: оставаться по домам, либо спешно спускаться в ближайшее убежище.

Хлеб в доме закончился. Но есть немало других продуктов, так что не голодаем. Обойдемся без хлеба: многие магазины закрыты, а в те, что открыты — огромные очереди. Стоять в очереди под обстрелами как-то не очень хочется.

Остались дома. Подходит время обеда. «Война войной, а обед по расписанию!» (с)

Комендантский час в Харькове теперь объявлен с 15-и часов дня до 8-и утра.

В очередной раз объявили воздушную тревогу. Спустились в убежище. Час просидели. К счастью, в наш район ничего не прилетело. Вернулись обратно домой.

К ночи обстрелы более или менее стихли, а потом и вовсе прекратились. Легли спать дома.

ОЛЕГ:

Возле Конного рынка упала ракета. Воткнулась в улицу на четверть, к счастью, не взорвалась. Безбашенные харьковчане ходили вокруг, фотографировали ее, пока не приехали саперы. Те ахнули и всех прогнали.

Начали работы по обезвреживанию.

ДМИТРИЙ:

День 6. 1 марта 2022

Первый день весны. Ночь прошла спокойно. Более или менее выспался. А около восьми часов утра российские войска «поздравили» Харьков с началом весны ракетным обстрелом. Одна из ракет взорвалась перед зданием Обладминистрации (в сети уже появилось видео), другая угодила прямо в него. Явно в него и целились. Есть погибшие и раненые. Наш дом метрах в пятистах от здания Обладминистрации. Грохнуло и тряхнуло сильно. Но все стекла у нас целы. Пока, во всяком случае. Другие ракеты повредили филармонию, оперный театр и жилые дома. Вот так российские войска ведут огонь по «стратегическим и военным объектам».

Позвонила хорошая знакомая Ольга Смольницкая из-под Киева. Говорит, Ирпень просто сравнивают с землей. Вместе со всем жителями. Гражданскими. Эвакуироваться нет возможности из-за постоянных обстрелов. Люди гибнут. В Волновахе происходит то же самое.

В ряде районов города пропало электричество — из-за разрушенных российскими войсками электроподстанций. Кое-где нет воды и отопления — также из-за аварий и разрушений, вызванных обстрелами. Надеемся, коммунальщики и электрики в итоге справятся с этой проблемой — до сих пор справлялись. Молодцы, однозначно! Спасибо им. Но время на это потребуется. В нашем доме пока все работает: электричество, газ, отопление, вода, интернет.

Около 14:20 долбануло так, что дом едва не подпрыгнул. Стекла, как ни странно, все уцелели. Чуть погодя сообщили, что это был удар с самолета авиабомбой по ХАЗу (Харьковский авиазавод).

Комендантский час сегодня будет с 16:00 до 6:00 завтрашнего утра. Но мы, вроде, никуда сегодня и не собирались. В убежище, кстати, во время комендантского часа спускаться разрешено. «И это хорошо, это правильно.» (с) М. С. Горбачёв.

Тот же день, чуть позже. В Харькове российская ракета попала в больницу. Есть жертвы.

К вечеру обстрелы полностью не прекратились, но их стало поменьше.

Вечер, начало девятого. Комендантский час. Вышли с Машей покурить на балкон. Обстрелов нет. Стоит какая-то совершенно ненормальная тишина. В воздухе висит тревожное напряжение. Полностью исчез привычный городской шум. Лишь сейчас осознал, что он, шум, был успокаивающим фоном. Где-то в отдалении проезжают машины, с ревом промчится лихач-мотоциклист, музыка, звуки телевизора, шаги прохожих, невнятные обрывки разговоров… Город дышит, город живет. А сейчас всего этого нет. Город затаился и почти не дышит. Это подсознательно напрягает.

Когда живешь в осажденном городе, который обстреливают вражеские системы залпового огня, артиллерия и ракеты и атакуют войска противника, быстро понимаешь, насколько иллюзорна и эфемерна вся эта «сетевая жизнь»: социальные сети, блоги, сайты, посты, комментарии, интернет-срачи… Это все нереально. А люди там «живут». И мы там отчасти «жили» до последнего времени. А теперь как будто очнулись.

Интернет. Сеть. «Виртуальная реальность». Люди придают им слишком много значения. Фактически «живут» там. Но это не жизнь. Это всего лишь иллюзия. Да, знаю, согласно Будде, весь мир — иллюзия. Но интернет — это уже иллюзия второго порядка. Иллюзия внутри иллюзии. Не стоит посвящать ей бо̀льшую часть своей жизни. Придавать интернету, сети и виртуальности слишком большого значения.

Это просто инструмент, не более.

И этот инструмент может быть как весьма полезным, так и весьма опасным.

Да, знаю. Банальность.

ОЛЕГ:

Накрыло ракетами площадь Свободы. Оперный театр и Филармония повреждены взрывом, вылетели стекла. Искусство всегда цель для поражения, когда идет война. Говорят, прилетело на площадь Поэзии к памятнику Пушкину. Ага, и по поэзии ракетами.

Еще и Зоопарк. Нет слов. Где ты, доктор Айболит? Бармалеи лютуют.

Он для кого-то небросок и прост — Черточки-годы на красках ворот: Это мальчишкой я мерил свой рост, Вырос и вот, от ворот поворот… Дождь еле слышно шуршит за окном, Капли на листьях, как слезы дрожат, Все это, все это, все это дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 7. 2 марта 2022

Ночью (примерно в половине первого) были слышны звуки автоматной перестрелки. Где-то не очень далеко. Утром сообщили: был бой с российской ДРГ в районе военного госпиталя (чуть больше километра от нас). ДРГ обезврежена.

Сережа с Алисой и их друзья — Дима и Маша — сегодня рано утром, едва закончился комендантский час, уехали из Харькова на машине Маши (ее машина все это время стояла у нас во дворе). Будут добираться до Днепра (который город, а не река) — вроде, дорога туда сейчас относительно безопасная, а в самом Днепре достаточно спокойно. А оттуда постараются уехать в Западную Украину, в Закарпатье. Там сейчас безопаснее всего в Украине. Очень надеемся, что у них все получится.

Расставаться было тяжело. Ощущаю странную смесь тревоги и облегчения: все-таки они едут в более безопасные места.

С окончанием комендантского часа робко и частично вернулся привычный городской шум. Почти мирный, не военный…

Около 8 часов утра. Ну вот, сглазил! Город бомбят с самолетов. Несколько взрывов были довольно близко от нас: взрывы мощные, дом аж подпрыгнул пару раз. Бомбы? Ракеты? Пока не ясно. Куда попали, тоже пока не знаем. Ближайшие к нам дома целы, наш дом тоже. Дальше обзор закрывают соседние дома.

Отсиживались в коридоре, где толстые стены и нет окон.

Чуть погодя. Сейчас еще временами слышны отдаленные взрывы. Собачники вышли выгуливать своих питомцев.

Мы живы.

Друзья-харьковчане, в чьих словах сомневаться не приходится, сообщают: бомбы (или ракеты?) упали в районе Зеркальной Струи. Столб дыма виден был над храмом Жён Мироносиц. Это с полкилометра от нас. Попало в здание СБУ, а также в корпус Университета им. Каразина, который рядом. Наверняка попало и куда-то еще, но куда именно — пока не знаем. Есть погибшие и раненые.

Алиса прислала сообщение на телефон Брони. У них все в порядке, из Харькова выехали, через украинские блокпосты на дороге их пропускают без проблем, дорогу не обстреливают, российских войск поблизости нет. Дай Бог, чтоб так было и дальше.

В последние дни с утра мы с Олегом, моим другом и соавтором, что живет этажом выше, по очереди (через день каждый) пишем посты в Фейсбук. Краткие сводки: обстрелы, бомбардировки. Мы живы.

Люди реально ждут этих постов. Получаем очень много слов поддержки. И далеко не только от украинцев. От адекватных россиян тоже. Пишут, что им стыдно за свою страну, правительство и президента. Просят их простить — что не сумели предотвратить все это. Некоторые выходят на антивоенные митинги, хотя в России за это легко могут арестовать и дать немалый тюремный срок. Мы это ценим. Все-таки в России немало хороших людей. Жаль, что власть и армия не в их руках.

Получаем слова поддержки от наших друзей и знакомых из разных стран: Франции, США, Германии, Японии, Польши, Израиля, Беларуси, Таджикистана, Казахстана, Грузии — всех и не перечислишь…

10 часов утра. Сережа и Алиса написали на телефон: они уже на полпути к Днепру.

11 часов утра. Достаточно сильный одиночный взрыв примерно в километре от нас, судя по звуку. Что и куда конкретно прилетело, не знаем.

Позвонил друг-харьковчанин, подсказал проверенный на практике способ, чтоб не выбивало стекла в окнах при близких взрывах. Металлопластиковые окна открыть «на полную» и тут же плотно закрыть и прижать, но не запирать. На подоконник поставить две-три 5-6-литровые пластиковые баклажки с водой и ими плотно прижать створку окна к раме. В основание окна (там, где оно крепится к раме) баклажку не ставить. Тогда при близком взрыве окно просто распахивается, баклажки его притормаживают, сами падают — но не бьются, они пластиковые. Стекла остаются целы. По окончании налета все возвращается на место.

Друг проверил этот способ на собственном опыте. При сегодняшнем обстреле его незапертые окна, подпертые баклажками, распахнулись, но все стекла уцелели. А у многих соседей стекла выбило.

В общем, пользуйтесь, кому нужно. От осколков или совсем уж близкого взрыва не спасет, но от ударной волны — вполне.

Добавлю от себя: у кого нет баклажек с водой, можно их заменить, к примеру, картонными коробками с книгами. Главное, чтоб то, что подпирает окно, было достаточно (но не слишком) тяжелым и небьющимся. Стеклянные, керамические или металлические предметы не годятся.

13:00. Только что над нами очень низко пронеслась крылатая ракета (поначалу думал — самолет). Воздушная волна едва не вынесла стекла. Но «лайф-хак» с баклажками сработал: все окна целы. Только в двух упавших баклажках появились трещины от гидравлического удара при падении. Заметка на будущее: баклажки надо наполнять водой на ⅔ — ¾. Тогда они уцелеют, даже когда упадут.

13:15-13:20. Снова бомбардировки города с самолетов. На сей раз относительно далеко от нас.

14:00. Периодически громыхают взрывы: то ближе, то дальше, но в целом достаточно далеко от нас. Радует, конечно, что прилетает не к нам. И в то же время — злость и горечь оттого, что город продолжают бомбить и обстреливать, гибнут люди. Бомбят не позиции ВСУ. Не военные объекты. Мирный город. Жилые дома. Гражданских жителей.

14:20. Над домом снова пронеслась крылатая ракета. Рвануло очень сильно и довольно близко. Окна распахнулись, часть баклажек с водой упала на пол. Но все стекла уцелели. Система работает. А где-то рядом был слышен звон бьющихся стекол. Пишут, ударили по мэрии. Но, похоже, не только по ней: мэрия от нас в километре, минимум.

Чуть позже сообщили, что это действительно была крылатая ракета. И таки по мэрии. Тогда взрыв был ОЧЕНЬ мощным — если ударная волна от него распахнула окна у нас — минимум, в километре (а то и больше) от места взрыва.

14:35. По-прежнему слышны взрывы, но уже значительно дальше от нас.

Город бомбят с самолетов и обстреливают крылатыми ракетами.

К вечеру более или менее стихло.

ОЛЕГ:

Как похудеть за семь дней на пять килограммов? Я теперь знаю этот способ. Но никому рекомендовать не стану.

Опытные люди дали совет: что сделать, чтобы уменьшить риск выбитых окон при взрыве?

Надо открыть окно, потом закрыть, но ручку не затягивать. А чтобы окно не открывало сквозняком, придавить его пластиковыми баклажками с водой. Тогда, если что, баклажки упадут на пол, окно откроется, но не разобьется.

Сделал. Но придавил окно не баклажками, а стопками книг. Я писатель, у меня книг много.

А наш читатель из Одессы прислал фото, где его окно в такой же ситуации защищают книги Олди. Даже не знаю, что тут сказать.

ДМИТРИЙ:

День 8. 3 марта 2022

Ночь прошла относительно спокойно. С утра пока тоже не бомбят. Как-то это подозрительно и тревожно.

9:17 утра. Телевидение не работает: целенаправленными обстрелами российские войска повредили телевышку. Мобильная связь барахлит. Только что отключился кабельный интернет. Мобильный интернет пока работает. Перешел на него.

10:10. Относительно далеко слышны выстрелы артиллерии и установок залпового огня.

10:20. Снова канонада, уже мощнее и интенсивнее. Стреляют наши, по ним стреляют в ответ.

11:02. Глючит мобильный интернет. То пропадает, то снова появляется.

Около 19:00 — сильный взрыв где-то неподалеку.

19:10. Вновь заработало телевидение. Кабельного интернета по-прежнему нет. Мобильный интернет работает более или менее нормально.

Родственники моей жены (ее брат с его женой) убедили Брониславу, что нужно уезжать из Харькова. Я надеялся остаться здесь, веря, что город не сдадут, и война рано или поздно закончится победой Украины. Я и сейчас в это верю и очень этого хочу. И тем не менее, я наконец согласился уехать. Упирался несколько дней, и все-таки сдался. Мне стыдно. Я не хочу уезжать. И все же завтра утром я, моя жена Бронислава и ее отец Лев Вульфович 87-и лет, попытаемся уехать из Харькова в Западную Украину.

Еще не уехал, а уже очень хочу вернуться.

ОЛЕГ:

Добрые люди под обстрелами развозят по городу собачий корм. Война войной, а животным надо есть. Созвонились, подвезли и нам. Мы выскочили, наскоро забрали мешок. Нам в придачу дали целую сумку яблок и бананов: у вас, мол, ребенок!

Денег не взяли, отказались.

Грузинские и армянские рестораны Харькова массово делают шашлык и лаваш. Шашлык по особому рецепту: чтобы можно было долго хранить. Провизию отправляют солдатам, у тех не всегда есть возможность сразу приступить к еде.

Когда твой дом подпрыгивает от недалекого мощного взрыва, приходит ужас. А потом наступает радость оттого, что стекла в окнах целы.

Знаешь, мне скажут, ты не обессудь, Дело такое — кричи, не кричи, Вскорости дом твой, конечно, снесут, Раз труханут — и одни кирпичи… Рушить — не рушить, сегодня, потом… Кто за меня это взялся решать? Все это, все это, все это дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 9. 4 марта 2022

Поднялись в 4:30 утра. Вещи в дорогу собрали ещё вчера, но что-то все равно пришлось вынимать, добавлять и перепаковывать в последний момент. Последний (очень надеюсь, что всё-таки не последний) раз позавтракали в родном доме. Вышли из дома в 6:15 утра: я, моя жена Бронислава и ее папа Лев Вульфович. Наш сосед с семьёй тоже уезжает. Им удалось вызвать такси: никакой другой транспорт по Харькову уже не ходит. Нам не удалось. Выдвигаемся к вокзалу пешком. На старую двухколёсную тележку сложили сумки и рюкзак. Ещё по одной сумке или рюкзаку у каждого из нас — включая 87-летнего Льва Вульфовича. Он держится молодцом — пожалуй, лучше нас с Броней. У него это уже не первая эвакуация. В 1941-м он с семьей уже уезжал из Харькова, спасаясь от фашистов.

У подъезда выгуливал собаку мой лучший друг и соавтор Олег. Попрощались и пошли.

Под ногами каша из мокрого снега. С мглистого неба сыплет он же. Хорошо хоть, ветер не особо сильный. А ещё в такую погоду не летают российские самолёты. Хоть бомбить не будут, пока идём. Город пустой, лишь изредка встречаются укреплённые заставы и блокпосты, где дежурят солдаты ВСУ и территориальной обороны. Районы, по которым мы идём, пока по большей части целы. Время от времени попадаются следы пожаров и выбитые стекла, но сильных разрушений не видно. Знаю, они есть, но в других частях города.

Колёса тележки вязнут в мокром снегу. Выбрались на Сумскую. Здесь редкие автомобили оставили колеи на заснеженной брусчатке. По ним катить тележку легче. Идём прямо по проезжей части — машин все равно нет.

До вокзала добираемся за полтора часа. Лев Вульфович по-прежнему держится молодцом. До войны он каждый день совершал пешие прогулки по 4-5 часов (правда, без рюкзака). Для своих лет он в отличной форме.

У вокзала должны ждать микроавтобусы, 4 штуки. Вот и другие беженцы, которые их ждут. Встречаем среди них знакомых: не даром говорят, что Харьков — большая деревня. 8 утра. Назначенное время. Автобусов пока нет. Говорят, застряли в пробке на Холодной Горе.

Ждём. В отдалении слышны взрывы. На них уже никто не обращает особого внимания: привыкли.

Наконец приходят автобусы. Рассаживаемся по местам. Ждём отставший автобус. Наконец трогаемся.

Теперь следы войны становятся куда заметнее. Пока выезжаем из города, видим разрушенные дома, сожжённые автомобили, оборванные провода, следы пожаров. Проезжаем блокпосты. Дальше — дорога на Днепр.

В Днепре автобусы делают остановку для мелкого ремонта. Едем по городу. Вокруг — обычная мирная жизнь. Это кажется противоестественным. Оказывается, меньше чем за десять дней я успел привыкнуть к пустым улицам, вою сирен воздушной тревоги, близким и далёким разрывам, зловещему шелесту «Градов», пролетающим едва ли не над самой головой самолётам (знаю, это только так кажется) и даже крылатым ракетам. Свыкся с мыслью, что есть некая вероятность не проснуться утром, если в наш дом попадёт снаряд, бомба или ракета. И просто перестал об этом думать: как будет, так и будет.

И тут — снова мирная жизнь. Ну, почти мирная. По сравнению с Харьковом. Люди и автомобили на улицах, работают магазины и транспорт, ничего нигде не взрывается…

Пока чинили наш микроавтобус, мы, пассажиры (беженцы! никак пока не привыкну к этому слову) успели попить кофе и перекусить. Загрузились. Едем дальше.

Чтобы добраться до Львова, куда мы направляемся, приходится давать большого кругаля, объезжая районы боевых действий. К тому же приходится местами тащиться с черепашьей скоростью или вовсе стоять в пробках перед блокпостами. Так что сегодня до Львова мы никак не доберёмся.

Ближе к вечеру, когда уже почти стемнело, миновав Александрию, останавливаемся в каком-то селе (увы, забыл название; Михайловка? Не уверен). Здесь живут друзья и знакомые нашего водителя Игоря. Они собрали для нас, беженцев, продукты и питьё: варёные яйца, сало, хлеб, булки, домашнюю консервацию, колодезную воду и чай в пластиковых бутылках. И даже порезанный на кусочки домашний торт — в первую очень, для детей, которые с нами едут. Все бесплатно — эти люди просто искренние хотят помочь. Спасибо огромное им и нашему водителю Игорю, который все это организовал.

Едем дальше. Заполночь останавливаемся. Ночуем в автобусах на небольшой загородной автостоянке, уж не знаю, в какой области.

ОЛЕГ:

Ложусь спать в 20.00. Ну, это если не стреляют. Новый навык: ложиться рано, чтобы урвать сна, сколько получится. Ночью приходится вскакивать при авианалетах или обстрелах и бежать в коридор. Сон рвется на несколько частей, каждая минута дорога.

Просыпаюсь примерно в четыре часа утра. Еще один навык, с первого дня обстрелов Харькова.

Между раем и адом ведётся война, Ад и рай пишут письма с утра дотемна, «Вы в аду, — пишут свыше, — рабы преисподней!» «Ад у вас, рай у нас,» — им в ответ сатана.

ДМИТРИЙ:

День 10. 5 марта 2022

Едем весь день. Винницкая область, Хмельницкая, дальше, дальше — все ближе к Западной Украине, ближе ко Львову. Сначала водители думали ехать мимо Житомира, но там идут бои, дорога закрыта. Поехали через Хмельницкий. Почти все машины и редкие автобусы едут в ту же сторону, что и мы — на Запад Украины. Навстречу время от времени проносятся платформы с БТРами и БМП, бензовозы, полицейские машины и автобусы с бойцами ВСУ. Перед блокпостами — огромные очереди машин. Наш водитель — настоящий ас. Вообще-то он дальнобойщик, но водит все, что ездит. За руль микроавтобуса, в котором мы едем, он сел впервые. Но ведёт микроавтобус так, будто родился за его рулём. Когда свободна встречная полоса (а она по большей части свободна), он ведёт автобусы по ней. Когда появляются встречные машины — сворачивает на обочину, не прекращая движения, потом возвращается на встречку. Если его тормозят патрули, сообщает им: «У меня колонна, 4 автобуса, больше сотни беженцев, из них 20 детей и беременная женщина!» Все — чистая правда. И нас почти всегда пропускают. Если бы не наш замечательный водитель Игорь, мы бы наверняка ехали вдвое дольше.

Время от времени останавливаемся на заправках, где есть небольшие кафе-магазинчики и туалеты. Пока микроавтобусы заправляются, люди успевают перекусить, перекурить, кто курит, и сходить в туалет. В туалеты немедленно выстраивается очередь: в женский, как всегда, в несколько раз больше, чем в мужской. Поначалу в кафе-магазинчиках при заправках был более или менее сносный выбор продуктов. Но постепенно сей ассортимент становился все более скудным: все раскупили беженцы, проезжавшие здесь до нас. Где-то остались только чай, кофе, вода, жевательная резинка, соусы и сигареты. А где-то и этого не осталось. Некоторые магазинчики на заправках вообще закрыты. Бензин и дизтопливо тоже есть далеко не везде. Но заправиться нам все же удается.

На одной из заправок сделали остановку подольше, раздали пассажирам-беженцам продукты, переданные нам добрыми самаритянами — друзьями Игоря. Хлеб, сало, варенье яйца, вода, чай. Добрая продавщица из кафе при заправке бесплатно выдала детям большой кулёк свежих горячих пирожков.

Всё-таки замечательные у нас люди. И страна прекрасная. Верю: такие люди и такая страна просто не могут не выстоять в этой войне!

Едем дальше. Хмельницкая область, Тернопольская… Львов все ближе.

Позади меня в автобусе сидит колоритная старушка. Ещё вполне бодрая и активная, но у нее, увы, старческая деменция. То она произносит нечто вполне внятное и разумное, то вдруг начинает искать свою сумку, которая лежит в багажнике. То вдруг начинает возмущаться, что ее соседка заняла ее место. То хочет выйти из автобуса и требует, чтобы я встал и ее выпустил: якобы, там, где я сижу, находится выход. То вообще забывает, что мы едем в автобусе и собирается ложиться спать у себя дома в Харькове. В такие моменты она хватает меня за голову, уверенная, что это ее подушка. Только начинаешь задремывать, а тебя за голову — хвать! «Куда вы дели мою подушку?!»

В общем, не соскучишься! Объяснения она выслушивает. Иногда даже соглашается и успокаивается. Но через минуту-другую все забывает, и весь этот цирк начинается по новой.

…Темнеет. Шоссе впереди превращается в мерцающую алым реку. Бесконечная вереница красных габаритных огней кровавой змеёй уползает вдаль, к темному горизонту.

Очередной блокпост — и за ним наконец начинается Львов. Едем по городу и наконец прибываем на вокзал. Прощаюсь с нашим замечательным водителем Игорем. От души благодарю. Дарю ему пачку сигарет и коробку вяленых фиников — больше мне нечего ему подарить. Игорь растроган, но старается не подавать виду. Вообще, все наши водители — настоящие подвижники. Гнали автобусы почти двое суток напролет, урвав за все это время жалких два-три часа сна, зачастую не успевая даже перекусить, обгоняя другие машины по встречке, до хрипоты убеждая патрули на блокпостах и между ними пропустить скорее нашу маленькую колонну…

Низкий им поклон.

…Львовский вокзал. Тысячи беженцев. Вавилонское столпотворение. На удивление, не особо шумное. Все пришиблены войной и бегством, а потому ведут себя достаточно тихо. Медицинские палатки. Костры и мангалы, на которых волонтеры готовят еду и раздают ее беженцам. Взаимопомощь и поддержка — это то, что я наблюдал всю дорогу из Харькова. Наблюдаю и здесь, во Львове. Нет ругани, злобы, ожесточенных споров, драк. Никто ни на кого не кричит. Общее горе сплотило украинцев как никогда, и в трудную минуту большинство людей проявляет свои лучшие качества.

Полночь.

ОЛЕГ:

Ночь прошла относительно тихо.

Были сирены тревоги. Уходили с женой в коридор. Временами громыхало, но не слишком близко. Это сейчас называется тихо.

Были проблемы с мобильной связью и интернетом. Сейчас работает, но так себе.

Пойду гулять с собакой.

Мы живы.

ДМИТРИЙ:

День 11. 6 марта 2022

Заполночь у вокзала нас встретил Александр, наш читатель из Львова на своей машине. Привез нас к себе домой. Вкусно накормил, предоставил широченную кровать, на которой мы уместились все втроём. А сам лег спать на кухне: у него однокомнатная квартира, и другой кровати или дивана нет.

Наутро сходили по магазинам, докупили необходимое: здесь, во Львове, почти все магазины работают, и очередей нет — даже как-то непривычно. И хлеб есть! Причем разный и очень вкусный. Никогда не думал, что буду радоваться и удивляться наличию хлеба в магазине. В Харькове с началом войны хлеб пропал довольно быстро.

К вечеру Александр перевез нас к своим друзьям, тоже нашим читателям и замечательным людям. Андрей, его прекрасная и очень активная жена, двое детей — маленькие девочки — и пожилая мама Андрея. Зато и квартира у них куда побольше. Место нашлось всем. Поужинали, поговорили. Андрей и его жена развили бурную деятельность и через знакомую женщину-риэлтора нашли квартиру, которая сдается. Это было или чудо, или огромное везение. Львов переполнен беженцами, любое жильё нарасхват, и его уже практически нет. Но оказалось, что семья беженцев, которым была обещана эта квартира, остановится в другом городе, квартира освободилась, и я успел ее «застолбить». Завтра поеду подписывать договор и заселяться.

ОЛЕГ:

Мы живы. Мы беженцы.

Такие дела.

Ночь перед отъездом была адской. Город утюжили штурмовики. Гремела канонада. Дом, где живут мои дети и внук, разбомбили. К счастью, дети незадолго до этого перебрались к нам.

Эвакуация разметала семью в разные места. Мы с женой вместе. Это великая радость. Да и соавтор неподалеку.

Ужасы дороги сейчас описывать не хочу. Скажу другое: вокруг было множество прекрасных людей. Помощь, взаимовыручка, поддержка — это просто чудо.

Мы в Украине. Без подробностей.

Мы живы.

Я шел по битому стеклу Зимою на вокзал. Желвак коверкал мне скулу, Я многое сказал Увечным куполам церквей, Развалинам домов, Киоску (от меня правей), Рекламе (от меня левей), А в небе меч (азохен вей!) И я как тот Дамокл. Меч не висит — клюет, разит, Распоясался, паразит. Я шел с заплечным рюкзаком, За мною шла война, Так дед мой топал с вещмешком В лихие времена. Был сорван люк, текла вода, Сливаясь в мёрзлый ров, Плясала на костях беда, Смеялась, дрянь: «Вот это да!», А я кричал (кому? куда?!), Совсем как бедный Иов. Я утешение нашел: Не бедный Йорик? Хорошо. Я шел по взрытой мостовой, Пока идти я мог, Я запер сердце на засов, А разум на замок. Исход, Троянская война, Дуй, ветер, падай, снег! Вот тут вчера была стена, А тут сейчас живёт война, «Ты Одиссей!», поет волна, Да нет же, я Олег. Сквозь боль и гнев, беду и гнусь, Вернусь. Когда-нибудь вернусь.

ДМИТРИЙ:

День 12. 7 марта 2022

С утра Александр на своей машине повез Броню и ее папу к автобусу, который уходит через польскую границу в Варшаву. Там, в Варшаве, их будет ждать Бронин родной брат — и сын Льва Вульфовича — Алексей. Он с семьёй уже много лет живёт в Германии, в Касселе. У них свой дом, взятый в кредит. Места хватит. Лев Вульфович останется у них насовсем — с немецкой медициной у него есть хороший шанс прожить ещё лет десять. У нас в Украине такой медицины и раньше не было, а после войны и подавно не будет ещё долго. Броня хочет и надеется вернуться после нашей победы, когда в Харькове вновь станет безопасно — если, конечно, уцелеет наш дом, и нам будет, куда возвращаться. Боюсь, Алексей с женой будут активно уговаривать ее остаться в Германии. Или переехать в Израиль. А я не хочу жить за границей. Я и из Харькова-то уезжать не хотел, упирался до последнего. Но, видно, плохо упирался.

Ладно, проехали.

Прощание вышло горьким.

Всё, уехали.

Сбросил Андрею на компьютер с прихваченной с собой на флэшке файлы всех наших книг, которых у него ещё не было. Единственное, чем могу его отблагодарить. С Александром я вчера этими файлами тоже поделился. «Чем богаты», как говорится.

Через некоторое время вернулся Александр. Броня и ее папа уже в автобусе, едут к польской границе. А Александр повез меня заселяться в обещанную квартиру.

Хозяйка оказалась очень милой интеллигентной женщиной, немного застенчивой. Квартиру она раньше никому никогда не сдавала, но вот, перебирается к взрослой дочери с ее семьёй, чтобы быть вместе в это трудное время. Потому и решила сдать квартиру: сейчас многие остались без дома, а у нее квартира пустовать будет? Хозяйка говорит по-украински, я тоже перехожу на украинский, хотя в Харькове со всеми обычно общаюсь по-русски. И хозяйка, и риэлтор — тоже весьма приятная в общении женщина — предлагают мне говорить по-русски, мол, их это совершенно не смущает. Но я благодарю и продолжаю говорить по-украински — и из вежливости и уважения к собеседницам, и чтобы больше практиковаться в языке, на котором нечасто говорю — да и вообще, украинец я, в конце концов, или кто?

Квартира трёхкомнатная, но одна комната заперта (привет, Синяя Борода!) — там сложены вещи хозяйки. Двух оставшихся комнат и просторной кухни мне и моему сыну с его женой (они приедут во Львов через несколько дней) более чем хватит. Квартира — на 4-м этаже старой, ещё советской девятиэтажки. Есть балкон — будет, куда выходить курить. В квартире много книг — как и у меня дома в Харькове. Узнав, что я писатель, хозяйка совсем растаяла.

Подписываем договор. Сумма аренды очень божеская, на полгода, на которые мы подписали договор, мне денег точно хватит. Хозяйка очень щепетильна. В квартире нет мусорного ведра — и мы идём с ней магазин и покупаем ведро за ее деньги — хотя я и предлагал купить за свои. Заглядываю в продуктовый магазин, покупаю кое-что из съестного и возвращаюсь в арендованную квартиру.

И тут наконец приходит осознание: я остался один.

ОЛЕГ:

Был случай: захлопнулись ворота охраняемой территории дома, где мы прятались от авианалётов. Снаружи остались мы с женой и пожилой вахтёр без ключей.

Каким-то чудом я в прыжке вышел на заборе в упор и перемахнул на ту сторону. Да, в зимней куртке и ботинках. Сам удивляюсь. И возблагодарил небо за регулярные тренировки.

А меня, помнится, все спрашивали: «Зачем оно тебе, твое каратэ? В твои-то годы?!»

ДМИТРИЙ:

День 13. 8 марта 2022

Пытаюсь привыкать к новой жизни — к жизни беженца. Сделал себе завтрак. Со смартфона посмотрел новости в сети. Теперь смартфон — единственный канал связи с внешним миром. Новости не радостные. Война расползается, как раковая опухоль, по телу Украины. Наши держатся. Но российские войска давят; не сумев взять Харьков, обстреливают город из установок залпового огня, ракетами, бомбят с самолетов. Атакуют Киев, Мариуполь, Чернигов, Николаев, Херсон… Это не только официальные известия: друзья и знакомые, оставшиеся в Харькове, Киеве, других украинских городах, пишут то же самое. Они это видят своими глазами.

Наконец-то искупался, помыл голову, сменил одежду (одну смену с собой все-таки прихватил). Побрился. Отчасти даже почувствовал себя человеком. Но не до конца.

Сходил за продуктами. Кроме риса, гречки и еще некоторых круп, в магазинах почти все есть. Да и рис с гречкой в итоге нашел, пусть и дороже, на небольшом крытом базарчике совсем рядом с домом. Ну да, теперь это мой дом на неведомо какое время.

Продажа алкоголя запрещена — похоже, по всей стране. И правильно. И вообще, и в моем частном случае. А то мог бы и напиться.

Вернулся домой. Позвонил Александре Сомиш и с полчаса проговорил с ее мамой — женщиной очень начитанной, эрудированной и доброй — и большой поклонницей нашего творчества. Поздравил с Восьмым Марта, а потом мы долго говорили о литературе. О наших книгах — и далеко не только о них. Она давно мечтала пообщаться с кем-нибудь из Олди (со мной или с Олегом), так что это был для нее замечательный подарок на Восьмое Марта. У мамы Александры — серьезное заболевание, при котором подхватить еще и Ковид — верная смерть. Поэтому вся их семья уже два года не выходит из дома. Совсем. Чтоб не занести в дом инфекцию. Берегут маму. Продукты и все необходимое заказывают через службы доставки, общаются по телефону и по сети. Мама ведет онлайн-уроки по математике. А Александра сейчас волонтёрит, как может. Помогает беженцам. Не выходя из дома. И у нее очень хорошо получается.

Если бы не их вынужденная изоляция, я бы обязательно встретился «живьем», а так пришлось говорить по телефону. Но моя собеседница все равно была счастлива.

Вот, поговорил, сделал человеку приятное — и у самого на душе немного полегчало.

А дальше потянулся совершенно никакой день. Бытовые дела, готовка, еда, мытье посуды, снова просмотр новостей… И гнетущее, давящее ощущение огромной всеобщей беды.

Позвонил Олег, мой лучший друг и соавтор. Их семья тоже уехала из Харькова. На поезде. Они попытались найти жилье в Ужгороде, но Ужгород переполнен беженцами. Их увезли переночевать в приют недалеко от Ужгорода — но постоянного жилья у них пока нет. Обзвонил всех своих львовских друзей и знакомых, а также риэлтора, через которую снял квартиру во Львове: моему соавтору Олегу с его женой нужна крыша над головой. Видимо, надолго. Львов, Ужгород — где найдете. Ясно, что шансов немного: весь запад Украины переполнен беженцами из Харькова, Киева и других городов. Но наши друзья и читатели снова делают маленькое чудо! Неутомимая Александра Сомиш находит квартиру во Львове. Завтра Олег с Леной туда приедут. Выдыхаю. Теперь соавтор с женой — не бомжи, слава богу.

ОЛЕГ:

Вокзал. Эвакуация. Поезд.

На перроне невероятное количество людей. Тем не менее, посадка в вагоны идёт строго по плану: сначала женщины и дети. Только потом садятся пожилые мужчины.

В каждом купе на нижних полках по три-четыре человека, в зависимости от габаритов. Стоят и сидят в коридоре на полу, в тамбуре. Верхние полки иногда были свободны: большинство беженцев не в состоянии туда забраться, а потом ещё и слезть.

Нам с женой повезло, мы пока что можем. Забрали туда же большие чемоданы попутчиков.

Всю ночь я заряжал чужие гаджеты. Рядом была розетка, женщины сами не дотягивались.

По вагону бродили ошалевшие собаки. Котов держали на руках. Проводники хлопотали как могли: раздавали питьевую воду, следили за перегруженными туалетами, убирали, поддерживали.

Ехали зигзагами — объезжали места ожесточенных боёв. Дорога заняла больше суток.

Где-то стоят красивее дома… Что ты! О них можно только мечтать… Словно в красивых обложках тома. Жаль, мне совсем неохота читать. Поезд зашелся прощальным гудком, В горле комок, как тисками, зажат, Все это, все это, все это дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 14. 9 марта 2022

День прошел тускло и мутно.

Походы по магазинам, обследование района, в котором теперь живу, готовка (раньше никогда не умел готовить, теперь приходится осваивать, для начала самое простое — и, надо сказать, вполне успешно; вот только успехи эти не слишком радуют, увы), еда, всякие бытовые мелочи. «18 форм тайцзы-цигун», ката каратэ Годзю-рю, дыхательные упражнения. Надо поддерживать себя в форме. Сводки с фронта.

Звоню я. Звонят мне. Слава богу, все живы. Кто-то, как и я, уехал, кто-то остался. В Харькове где-то нет отопления, где-то пропадает электричество, вода, газ. Но самоотверженные коммунальщики раз за разом все это восстанавливают — под обстрелами и бомбежками. Не всё, не везде и не сразу — но, в основном, восстанавливают. Кабельный интернет у многих пропал, но мобильный работает. И мобильная связь есть. Много домов разрушено, жилые дома, больницы, школы, театры… Но город держится, ВСУ Харьков не сдают, все попытки наступления россиян захлебываются раз за разом.

Многие уехали. Но многие и остались. В том числе ряд моих друзей и знакомых. И они, те, кто остался, совершенно искренне рады за нас, за тех, кто уехал: «Слава богу, вы живы и в безопасности! Теперь хотя бы за вас переживать не нужно!»

ОЛЕГ:

В Ужгороде живёт сто тысяч человек. Через Ужгород идёт уже вторая сотня тысяч беженцев. На вокзале толпа. Вещи, собаки, кошки в переносках. Люди еле держатся на ногах. Волонтеры сбиваются с ног: кофе, еда, информация.

Селить просто некуда. Приют в Совином гнезде заполнен с избытком. Автобус с нашей группой везут в горы, в Перечин, и дальше, выше, в село Ворочево. Поздний вечер. Нас селят в детский сад. Местные женщины — ангелы. На пол стелятся матрасы с одеялами. Накрываются низенькие детские столы, расставляются крохотные детские стулья: других нет. Всех кормят горячим супом. Бутерброды, чай. Животных тоже кормят.

Да, холодно. Зима, считай. А все равно тепло.

Рядом с нами спал физик из Харькова с женой. Обоим за шестьдесят. Долго говорили о разном.

В коридоре голоса. Хозяйка ищет кота: испуганный сиамец забился в какую-то щель. Гордый мейкун дрожит и тоже хочет сбежать.

Рано утром меня с женой подхватила машина: здешняя семья ехала в город. Когда я попытался заплатить за проезд… Короче, было очень неудобно.

Я их всех запомню. Всех до одного.

ДМИТРИЙ:

День 15. 10 марта 2022

Позвонил Славе Соловьеву, своему давнему другу и многолетнему партнеру на тренировках. Оба были рады друг друга слышать. Слава с женой в Харькове, их дом — едва ли не в самой гуще боевых действий. Постоянные обстрелы. Несколько соседних жилых многоэтажек разрушены, людей оттуда эвакуировали. Славин дом цел. Отопления нет. Вода есть. Электричество пару раз пропадало, но всякий раз героические ремонтники справлялись, и электричество появлялось вновь. Газ есть. Интернет есть, но только мобильный. Мобильная телефонная связь есть. Телевидение отключалось: российские ракеты в очередной раз повредили телевышку. Но, как ни странно, украинское телевидение недавно вновь заработало: починили!

Слава не унывает. Говорит, что страшно, конечно, но ничего, жить можно. Сделал кучу цифровых фотографий. После войны обещал и лично поделиться, и опубликовать. Искренне надеется, что мы еще увидимся в Харькове — причем на тренировке в додзё. Совершенно несгибаемый и бесстрашный человек, великий оптимист с огромной волей к жизни и живым интересом ко всему происходящему. Искренне надеюсь, что они с женой выживут, и мы со Славой и вправду еще увидимся в Харькове.

На тренировке.

Даже сам немного взбодрился и зарядился оптимизмом после этого разговора — как всегда после общения со Славой.

Во Львове тоже периодически воет сирена воздушной тревоги, но никаких обстрелов и бомбардировок нет, ничего не грохочет и не взрывается. Поэтому не обращаю на сирену особого внимания. После Харькова это вообще воспринимается как детский сад какой-то. Учусь военному цинизму, что ли? Цинизму беженца?

ОЛЕГ:

Львов, центр города. Море беженцев. Многие, как и моя жена, мёрзнут: уехали в чем были. Даже постирать вещи нельзя: не во что переодеться.

Узкая улочка, магазин «секонд-хенд». Рукописная табличка на двери: «Беженцев одеваем бесплатно». Заходим.

Возле кассы столик: горячий чай, печенье, бутерброды. Рядом женщины, кто посвободнее, играют с детьми в колясках, чтобы те не плакали. Народ подбирает одежду. Без шума, споров, давки. Нашли и мы свитерок, мастерку. На кассе я пытался показать паспорт: нет, не надо, верим. Поговорили про Харьков. Кассирша каждому, кто уходил, желала мира и удачи.

Буду помнить.

Над чашкой чая Зимой озябший странник Греет ладони.

ДМИТРИЙ:

День 16. 11 марта 2022

Завтра из-под Черновцов приезжает мой сын Сергей с женой Алисой и их подруга Маша, с которой я уже знаком: она несколько дней жила у нас, когда началось российское вторжение, потому что ее район Харькова оказался куда более опасным из-за обстрелов. Есть чем заняться: привести в порядок квартиру (хотя я ее особо и не запускал, но все-таки…), привести в порядок себя, докупить продуктов… В общем, заниматься самоедством и впадать в меланхолию некогда, я занят хоть каким-то делом, и это хорошо.

ОЛЕГ:

Проявляются люди, которых не видел двадцать пять лет, не встречался, не общался. Беспокоятся, помогают словом и делом. Мир стал маленький: пишут из самых разных стран. И снова: беспокоятся, предлагают помощь. Личный интернет раскалился добела, я греюсь у этого огня.

Незнакомцы пишут, делают, спасают. Читатели встречают, селят у себя, кормят, возят. Всегда говорил, что у нас прекрасные читатели.

О друзьях и не говорю. Они здесь, рядом, каждую минуту. Плечом к плечу.

И напротив: те, кто вслух называл себя другом, исчезают как не бывало. Двух слов не напишут. Боятся? Не хотят? Возненавидели по разнарядке? Какая разница…

Кризис вскрывает главное. Есть друзья, есть собутыльники.

ДМИТРИЙ:

День 17. 12 марта 2022

С утра начался цирк на дроте. Хозяйка квартиры, милейшая, интеллигентная и очень щепетильная женщина, пани Ирина, настоящая чуть старомодная «львівська пані», узнав, что мой сын с женой приезжают сегодня во второй половине дня, заторопилась заглянуть в квартиру до их приезда, чтоб забрать кое-какие вещи и «не заважати дiточкам». Разумеется, с моего любезного разрешения. Каковое любезное разрешения, я, разумеется, немедленно выдал, мы расшаркались друг пред другом по телефону и договорились, что пани Ирина заедет в 11 утра.

А надо сказать, что еще в день, когда я подписывал договор и заселялся, пани Ирина ухитрилась то ли сломать, то ли заклинить замок на двери комнаты, в которую она сложила свои вещи, и которую заперла. Что-то оттуда достала, заперла дверь, всего-то случайно повернула ключ на один лишний оборот — и вот вам неизменно превосходный результат: замок заклинило, и отпираться он отказался наотрез. Ни пани Ирина, ни я с ним справиться не смогли.

На сей раз пани Ирину привез на машине ее зять. Вместе с двухлетним внуком. Внук немедленно выгреб на пол из нижнего отделения шкафа все мои вещи и забрался внутрь. Зять принялся возиться с заклинившим замком. Пани Ирина вслух переживала и беспокоилась. Я пытался ее успокоить. В общем, скучать было некогда.

С замком зять сделать ничего не смог, и в итоге они все уехали. Пани Ирина пообещала вернуться с мастерами, которые все починят. И, разумеется, вернулась, кода все мои уже приехали и начали обустраиваться. Их привез Александр, наш читатель, который забирал с вокзала и нас. Большое ему спасибо! Сережа, Алиса и их подруга Маша обустраивались и изучали квартиру, мастера приходили и уходили — пришлось менять замок, и они уходили покупать новый, возвращались…

Пани Ирина переживала.

Наконец все починили, пани Ирина забрала что-то ей нужное и распрощалась с нами.

Ну, теперь я по крайней мере не один. Со мной мой сын, его жена и Маша. И Сережина с Алисой собачка Эсетр породы шицу.

По сети со мной связались волонтеры из Киева. Они адресно развозят по Киеву еду нуждающимся. У них уже есть своя страница в Фейсбуке. Попросили написать о них в наших с Олегом ФБ-профилях — чтобы больше людей о них услышали и знали, куда обращаться за помощью. С радостью согласился. Наконец-то нашлось полезное дело! Пусть и небольшая, но помощь тем, кто сейчас выживает под обстрелами. Составил пост, опубликовал, дал ссылку на волонтерскую страницу. И заодно предложил обращаться и другим волонтерам — тем, кому необходимо, чтобы о них узнало больше людей.

Волонтеры сейчас — настоящие ангелы-хранители. И если есть хоть какой-шанс им помочь, и помочь состыковаться с ними тем, кто нуждается в волонтерской помощи — я использую этот шанс по полной.

ОЛЕГ:

Подруга жены, врач-генетик, сейчас в Харькове. Ночует в подвале вместе с собакой и кошкой, спасается от обстрелов.

Волонтеры подвезли в зоомагазин корм для животных. Там, в очереди, она познакомилась с коллегой. Транспорт в городе не ходит, поэтому доктор отправляется на работу пешком, из центра на Холодную гору. Случается, идёт под канонаду и недалёкие взрывы. Это полтора часа по гололёду туда и столько же обратно.

А что делать? Лечить-то надо.

Может, давай постучим в домино, Или раздавим одну на двоих? Раньше поменьше горчило вино, Раньше побольше здесь было своих… Ладно, не будем грустить о былом, И на бутылку хватает деньжат… Что ты! Не нужно! Ты все-таки дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 18. 13 марта 2022

С приездом молодежи жизнь стала куда активней и суматошней. Выработанный мною распорядок дня полетел ко всем чертям. Я встаю рано, а умаявшаяся за день (за много дней, на самом деле) молодежь спит до полудня. Пора обедать — а они куда-то срываются. Пора ужинать, а их еще нет. Спать ложатся то заполночь, то когда еще и десяти вечера нет. В общем, все вверх тормашками. Ладно, пытаюсь вписаться и заново выстроить свой распорядок. По-любому, это куда лучше, чем одиночество.

Проявились волонтеры из родного Харькова. Посты в Фейсбуке реально работают — киевляне тоже благодарили, эффект однозначно есть. Подготовил и отправил в сеть пост о харьковских волонтерах: чем они могут помочь оставшимся в городе харьковчанам, куда обращаться — и какая помощь требуется самим волонтерам. Очень надеюсь, что и на сей раз эффект не заставит себя ждать.

Проявился волонтерский координационный центр в Израиле. Помогают и беженцам, и тем, кто остался в осажденных городах Украины. Подготовил и опубликовал пост и о них, со ссылкой и контактами.

Наконец-то я занят делом. Понимаю, что это более чем скромный вклад в общее дело — но хоть что-то. А дальше видно будет…

ОЛЕГ:

Паника и ненависть — родные сестры. Обе вынуждают суетиться, дёргаться, совершать ошибки. Обе лишают человека разума, толкают на глупости.

Иногда говорят о холодной ненависти. Мол, она помогает и направляет. Думаю, это самообман. В критической ситуации любые сильные эмоции — помеха. Тут другой алгоритм. Анализируется ситуация, ставится задача, намечается цель, подбираются средства. Время для чувств придет потом.

Да, я живой человек. Паникую, боюсь, случается, ненавижу. И давлю это в себе по мере возможностей, когда надо что-то делать. К сожалению, получается не всегда.

Ну, я стараюсь.

ДМИТРИЙ:

День 19. 14 марта 2022

С утра перепостил у себя в Фейсбуке информацию от доктора Комаровского. Харьковчанин, опытный врач и просто хороший человек выложил в открытый доступ курс неотложной помощи — и не только. Такое люди должны знать — особенно во время войны. Дай бог, чтобы не пригодилось, но лучше путь будет у каждого под рукой.

Алиса, Сергей и Маша активно волонтерят. Алиса верховодит: у нее несомненный талант организатора, а энтузиазм и желание помочь людям — у всех троих. Собирают адресные заказы на медикаменты из Харькова, закупают нужные лекарства во Львове и с другими волонтерами переправляют в Харьков, чтоб там препараты доставили конкретным людям, которые в них нуждаются. Алиса предложила воспользоваться нашими с Олегом аккаунтами, чтобы распространить эту информацию: подписчиков и друзей у нас много, идут перепосты — так что увидят многие. Разумеется, с радостью согласился. Это именно то, что я действительно могу делать, и делать достаточно хорошо и эффективно.

Подготовил пост, опубликовал. Эффект не замедлил проявиться. С одной стороны, пошли заказы на лекарства от харьковчан — в дом числе от друзей и хороших знакомых. С другой — стали поступать донаты от желающих помочь (причем не только из Украины, но и из многих других стран) — так что теперь есть, на что закупать лекарства.

Изрядную часть дня принимал заказы в «личку» Фейсбука и разные мессенджеры, передавал заказы Алисе, отвечал на уточняющие вопросы — в общем, был занят делом.

ОЛЕГ:

Прекрасный художник Владимир Бондарь в дни войны мотается на своей машине между Харьковом и Полтавой. Волонтёрит, спасает людей, под обстрелами вывозит в относительно безопасное место. Очень сокрушался, что был занят и не смог вывезти нас.

Дело это рискованное. На днях одного такого водителя-спасателя накрыло ракетами. Удачи тебе, Володя!

За свою жизнь Бондарь оформил сотни книг современных фантастов; нас в том числе. Сейчас одни писатели, для кого он рисовал обложки и графику, подписывают письма в поддержку войны, другие прячутся от бомб и ракет, третьи стали беженцами, четвертые затаились и молчат.

Фантастика? Нет, жуткий, невозможный, страшный реализм.

ДМИТРИЙ:

День 20. 15 марта 2022

Сегодня поступила еще одна просьба о помощи. Волонтеры — наши ангелы-хранители — они тоже нуждаются в поддержке. Волонтер-харьковчанин на своей машине бесплатно вывозит людей в эвакуацию. А обратно возвращается с продуктами и медикаментами для нуждающихся харьковчан. И так — раз за разом, день за днем. Под обстрелами и бомбежками.

Вот только бензин стоит денег. И продукты с медикаментами стоят денег. Вот и закончились у ангела-хранителя личные сбережения.

Ну как не помочь такому человеку и тому делу, которое он делает? Никак такое невозможно, чтоб не помочь!

Написал пост, дал контакты и реквизиты. Опубликовал. Очень надеюсь, что в результате ангел-хранитель скоро сможет вновь вернуться к своей самоотверженной работе.

Созванивался с Александрой Сомиш. У нее обнаружились знакомые в Лондоне, которые организовали в Англии волонтерский центр помощи Украине. Передал контакты Алисе, чтоб не работать «испорченным телефоном». Пусть договариваются напрямую, координируют действия. А если в итоге понадобится опубликовать в сети информацию по сотрудничеству наших с англичанами — с удовольствием опубликую.

ОЛЕГ:

Маме моей жены восемьдесят лет. Она из «детей войны» — родилась в мае сорок первого, буквально накануне. И вот опять, на старости лет…

Пока она оставалась в Харькове, моя жена категорически отказывалась куда-то ехать. Бомбы, ракеты — здесь мама, и все. В итоге маму церковная община вывезла в Луцк.

Живут они там в пионерском лагере. Еда, крыша над головой. Мама волонтёрит, как может, невзирая на годы. Туалет снаружи, во дворе. Ходить туда фактически зимой — отдельное удовольствие. А если уж ночью понадобится — надо встать, одеться по полной программе, выйти из дома…

Короче, у мамы прихватило почки. Надо было что-то делать. В итоге мы устроили онлайн-консилиум на три города: знакомая врач из Харькова, моя жена из Львова и теща из-под Луцка плюс советы тамошнего доктора. По итогам были назначены и медикаменты и план лечения. Добрые люди смотались на машине в Луцк за лекарствами.

Маму слегка попустило, уже радость. Будь здорова, Жанна Владимировна!

Медленным вальсом кружит голова, Звуки мелодии грустно-тихи, Хочется просто молчать, но слова Сами собою ложатся в стихи. Мне и тебе рановато на слом, Пусть и хотим иногда полежать, Ты меня вспомнил, мой старенький дом? Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 21. 16 марта 2022

Понемногу в нашей расширенной семейной коммуне беженцев выработалось некое подобие распорядка дня и разделения труда. Молодежь продолжает активно волонтёрить: собирает заказы на медикаменты, ездит по городу их закупать, списывается-созванивается с другими волонтёрами, которые всю их добычу переправляют через Киев в Харьков, а там развозят по адресам. Просыпаются поздно и вскоре уходят из дому на целый день. Соответственно, почти все закупки продуктов и разных хозяйственных мелочей — на мне. По большому счету, я только за. Закупаюсь всем необходимым для нашей коммуны, понемногу куховарю. Правда, в основном, для себя. Дело в том, что вся эта троица — вегетарианцы. Не жесткие, правда, не веганы, но мяса никто из них не ест. А я ем, и очень его люблю, и без мяса мне плохо и неуютно. Так что мясные блюда я готовлю себе сам, молодежь готовит всякое вегетарианское (зачастую весьма вкусное, надо сказать) — а вот если взять себе порцию их вегетарианского супа, или риса с овощами, или гречки, или овощного соте, или макарон — и добавить туда моего замечательного жарено-тушеного мяса — получается вообще отлично!

Посуду моем все по очереди, или кто первый у мойки оказался. Всякое мелкое по дому — тоже все, у кого первого руки дойдут. Уборкой, правда занимаются наши дамы, за что им большое человеческое спасибо.

В общем, живем дружно, и когда бытовая работа распределяется на всех, каждому в итоге ее достается не так уж много.

Со нами вышел на связь издатель электронных книг и электронного журнала фантастики из Словакии Martin Roger Kralik. Он готовит краудфандинговую электронную антологию рассказов современных украинских писателей-фантастов. Весь доход от этого проекта пойдет в фонд помощи украинским беженцам, оказавшимся сейчас в Словакии. Мартин предложил нам с Олегом поучаствовать в этой антологии со своими рассказами. Понятно, такая помощь — капля в море, но дело без сомнения хорошее, так что мы немедленно согласились. Для начала выслали ему четыре наших рассказа на выбор: можно брать хоть все, хоть любой из них, какой больше понравится.

А самое главное, это дело нам, что называется, «по профилю». Мы на этих сборниках уже не одну собаку съели. Так что решили подключиться к проекту Мартина, что называется, «по полной». Для начала подготовим информационный пост о проекте — на трех языках: украинском, русском и английском. Русский и украинский варианты подготовили, а английский я сделаю завтра с утра пораньше — и опубликую пост от нас обоих.

От Алены, жены Леши, Брониного брата, пришел целый ворох сообщений в Вайбере. Броня их мне переслала из Германии. Алена в Касселе работает в аптеке провизором, а в свободное время тоже волонтёрит: организовывает закупки и адресную доставку в Харьков лекарств из Германии. И ищет теперь дополнительные контакты с волонтерами во Львове и Харькове для лучшей организации поставок. Вот только информацию об этом Алена прислала весьма сумбурную и маловразумительную. Ладно, разберусь с этим на днях. Надо будет как-то собрать все это вместе, структурировать и довести до понятного людям вида. Потом согласовать с Аленой — правильно ли я все понял и изложил? — и тогда уже смотреть, что с этим делать. Публиковать в Фейсбуке? Переслать людям, которые этим занимаются? Алиса в курсе. Но тоже пока мало что поняла. Ладно, когда дойдут руки — покумекаю и прикину, что со всем этим делать.

ОЛЕГ:

А ведь мы незадолго до начала войны начали писать новую книгу. Славную такую, улыбчивую. В перспективе там, разумеется, маячил и драматизм, но всё-таки…

Составили стратегический план от начала до конца. Осознали финал, к чему стремимся. Написали полтора или даже два авторских листа, уже точно не помню. Перезванивались, зачитывая друг другу особо удачные моменты.

И тут упали первые ракеты.

Как ты, книга? Где ты, книга? Будешь ли?!

ДМИТРИЙ:

День 22. 17 марта 2022

С утра пораньше, как и планировал, дописал английский вариант поста о литературном благотворительном проекте Мартина — и опубликовал пост в Фейсбуке. Несмотря на явную неуместность всяких литературных проектов во время войны, реакция на пост хорошая. Потому что с другой стороны — со стороны помощи украинским беженцам, на которую пойдет выручка — проект более чем уместен.

Сразу проявились несколько украинских авторов, пожелавших принять участие в проекте. Мы это предполагали заранее и предприняли следующий шаг, который и планировали. А именно, связались с Мартином и поинтересовались: не против ли он, если мы будем давать его электронный адрес украинским писателям, желающим принять участие в его проекте. Чтобы они прислали ему свои рассказы для антологии. Мартин с радостью согласился. Похоже, у него не слишком много контактов украинских писателей — зато у нас их хватает.

Работаем. Завтра свяжемся со знакомыми писателями, предложим поучаствовать в проекте Мартина и дадим его координаты.

Наконец-то я снова в своей стихии.

…Оказывается, мой сын сегодня утром сходил в районный центр регистрации беженцев и в военкомат. В центре зарегистрировался, в военкомате встал на очередь для постановки на воинский учет. Очередь длиннющая, но ее можно отслеживать по интернету в специальном приложении. Судя по нынешним темпам, очередь Сергея становиться на учет подойдет примерно через месяц.

И ведь молчал, как партизан! Ладно, завтра тоже схожу, зарегистрируюсь и встану в очередь на воинский учет. Давно уже собирался. Но сын меня опередил. Молодец.

Сын сам вызвался завтра поехать вместе со мной в центр беженцев и в военкомат: он-то там уже все места и процедуру знает. Отлично, поедем вместе. А то все мы, на удивление, сейчас так заняты, что иногда и поговорить толком не успеваем.

ОЛЕГ:

Мы в свое время писали статьи и читали лекции о художественной достоверности литературного произведения. Говорили о том, что это область пересечения трёх факторов: знаний писателя, знаний читателя и художественного решения книги.

Сейчас, в реальной жизни, происходит то же самое. К примеру, Харьков под ежедневными обстрелами. Пострадала волонтерская машина, развозившая старикам лекарства и продукты. Погиб водитель, друзья собирают деньги на похороны и помощь семье. Вот жилой дом, куда попал артиллерийский снаряд. Вот последствия этого попадания. Вот телефонный звонок, разговор с друзьями, оставшимися без крыши над головой и вынужденными покинуть Харьков, уехать далеко к родственникам.

Мы знаем этих людей, знаем обстоятельства, для нас факты подтверждены. Это круг наших знаний. Для условного читателя этой заметки все может выглядеть правдой, особенно если у него есть сходный жизненный опыт, или ложью, если он находится далеко, в безопасности, и иначе информирован. Это круг его знаний.

Что же до общего решения ситуации, то оно зависит от самого подхода к происходящему. Подход же зачастую формируется пропагандой, которая ловко выдает себя за беспристрастное освещение событий. И тогда знание подменяется верой, а спорить с верой — пустая трата времени.

ДМИТРИЙ:

День 23. 18 марта 2022

С утра пораньше съездили с сыном в центр регистрации беженцев. Очереди, на удивление не было — наверное, потому что мы приехали вскоре после открытия. Быстро заполнил анкету и получил направление в военкомат. До военкомата прошлись пешком — до него было идти минут десять.

Разговариваем с сыном по-украински. Я в свое время украинский не учил от слова «совсем» — наша семья в 1975-м переехала в Харьков из Севастополя, где в большинстве школ украинского не было. Я тогда учился в пятом классе. Четыре с половиной года «нагнать» было нереально. Поэтому меня от украинского освободили. А вообще в Харькове почти все говорят по-русски. Тем не менее, я читаю по-украински, достаточно неплохо говорю, все понимаю — вот только с грамматикой проблемы. Зачастую мне легче что-то написать по-английски, чем по-украински. А вот говорить, читать и понимать собеседника — куда легче по-украински.

В общем, практикуюсь. С львовянами, кстати, тоже общаюсь на украинском. И, в общем, никаких проблем. Сын мой украинский учил, пишет и говорит лучше меня — но тоже не идеально. Так что и ему практика не помешает. И в конце концов, в Украине мы живем или где?!

В военкомате очередь, но не слишком большая. Сережа говорит, вчера он пришел сюда чуть позже, и очередь была в несколько раз больше. Довольно быстро добираюсь до регистратора, получаю номер в очереди на постановку на воинский учет — и выбираюсь наружу. Там мой сын толково объясняет каким-то мужикам в полтора раза старше него, в какую кому очередь становиться, как получить номер, что с ним дальше делать, как отслеживать продвижение очереди в интернете в специальном приложении…

Фотографирую на телефон специальный QR-код на двери военкомата, загружаю в приложение и теперь тоже могу отслеживать свою очередь. Понимаю, что с нынешними темпами продвижения очередь до нас с сыном дойдет примерно через месяц. К тому времени уже и война закончиться может. Победой Украины, разумеется.

Ладно, мне пока, к счастью, есть чем заняться. Возвращаемся домой (по дороге заскакиваю в пару магазинов и делаю очередные закупки для всей нашей «коммуны») и принимаюсь связываться с украинскими писателями и передавать им предложение Мартина и его электронный адрес. Коллеги благодарят, связываются с Мартином, шлют ему рассказы для антологии. Мартин рад, благодарит нас за помощь. Присылает варианты обложек для антологии. Хорошие обложки. Трогательные и пронзительные.

Связался по сети с коллегой-писателем и давним приятелем-харьковчанином Алексеем Бессоновым (он же Енот). Алексей сейчас в армии. В Харькове. Зам. ком. взвода, санитар-водитель, недавно получил звание старшего лейтенанта. Вчера его медицинский «Хаммер» угодил под обстрел российских «Градов». Машину раздолбало, но все живы. У Алексея контузия, сейчас отлеживается дома. Но настроение боевое, скоро намерен вернуться в строй, а войну закончить не меньше, чем майором.

…До информации, которую прислала Алена из Германии, руки сегодня так и не доходят. Ничего, завтра этим займусь, если ничего более срочного не объявится. Вот ведь, то не знал, куда себя деть, чем полезным заняться — а теперь столько дел, что времени на все не хватает!

Но лучше так, чем вынужденное безделье.

ОЛЕГ:

Хозяйка квартиры, где нам любезно предоставили приют, женщина пожилая. Из-за серьезной травмы ноги она уже давно лежит в постели. Но в разговорах с нами она тревожится не о своем здоровье. Она переживает за родной город Львов. Как же так, столько исторических мест, памятников под охраной ЮНЕСКО, и вот воздушная тревога, бомбят, бьют ракетами. Сегодня прилетело ближе к центру. Что делать, как такое возможно…

Увы, возможно. Перефразируя классиков: Полночь, XXI век.

ДМИТРИЙ:

День 24. 19 марта 2022

Мартин, видя нашу активную поддержку его благотворительного издательского проекта, предложил нам быть со-редакторами антологии и помочь ему отобрать лучшие рассказы для включения в сборник. А то с нашей подачи рассказов для антологии ему прислали уже заметно больше, чем требуется. Мы согласились. Ждем от Мартина рассказы, чтобы начать чтение и отбор.

Наконец дошли руки разобраться с материалами по благотворительному фонду, которые прислала Алена из Германии. Собрал вместе, перекомпоновал, убрал лишнее, оформил. Швейцарский благотворительный фонд принимает пожертвования на медикаменты для Украины. Лекарства закупаются в немецком городе Касселе (собственно, как раз Алена этим и занимается) и переправляются в Украину нуждающимся в них людям. Это если коротко. Дело безусловно хорошее, надо помочь, распространить информацию: среди моих подписчиков и друзей в Фейсбуке немало иностранцев — глядишь, поток пожертвований несколько увеличится.

Пришлось несколько раз согласовывать формулировки и нюансы — но в итоге, вроде, все сделал. Отослал на утверждение Алене. Как только даст «добро» — переведу на английский и запощу в сеть.

Сегодня ходил по «секонд-хендам»: постепенно теплеет, нужна куртка полегче и туфли или кроссовки на смену зимним ботинкам. А деньги надо экономить, так что «секонд-хенд» — наш выбор. Увы, пока ничего не нашел. Часть «секонд-хендов» закрыта, в других или очень куцый выбор, или грабительские цены, или и то, и другое. Ладно, завтра продолжу поиски: Алиса с Машей, вроде, «знают места», обещали показать.

Кстати, о ценах: сегодня цены на большинство продуктов поднялись процентов на двадцать. Что ж, ожидаемо. Удивительно, что только сейчас и всего на двадцать. Долго держали, однако.

Написала хорошая знакомая из Польши. Она собрала все наши (Олди) книги, что у нее был (в т. ч. с нашими автографами) и устроила благотворительный аукцион. А все вырученные средства направила на медикаменты для украинцев. Рад, что наши книги хоть так кому-то помогли.

А автографы… Увидимся после войны — мы ей с удовольствием еще автографов напишем, их у нас много!

В Украину зашел PayPal. Вернее, он и раньше в Украине был, но теперь заработал более или менее полноценно. Сережа с Алисой себе его поставили, Олег — в процессе установки, ждет окончательной верификации, на которое нужно некоторое время. А я, как всегда, ленюсь и торможу. Погляжу, как получится у Олега, и если все пройдет нормально — воспользуюсь его опытом и подсказками.

ОЛЕГ:

Нам пишут из Польши. За окном в это время воет сирена воздушной тревоги. Читаю:

«Добрый день! Очень трудно написать что-либо положительное, но постараюсь. Я подумала, что Вам будет приятно узнать, что Ваши книги помогли собрать средства для беженцев. Я собрала все Ваши книги, которые у меня были, и на аукционе получила за них около 150 долларов. Все эти деньги израсходованы на покупку лекарств для детей беженцев. Правда, придется брать у Вас автограф обратно, когда война кончится, но это организуем попозже. :)

К письму добавляю фото одной из Ваших книг, которую я использовала на аукционе.

Держитесь! Мы все с Вами!»

Ты защищал от метелей и вьюг, Ночью в глазах твоих было светло, С каменным сердцем мой преданный друг, С каменным сердцем, в котором тепло. В чем мне виниться и каяться в чем? Раненым псом под забором визжать? Ты не ответил, ты умница, дом, Дом, Из которого я не хотел уезжать…

ДМИТРИЙ:

День 25. 20 марта 2022

Лекарства, которые закупали Сережа с Алисой для харьковчан, доехали в Харьков. Отчетный пост в Фейсбуке. В ответ — письма и переводы от новых донаторов. Будет на что приобретать следующую партию медикаментов. Уже третью — вторая сейчас в пути.

Новый поход в «секонд-хенды». На сей раз удачный: разжился курткой, двумя футболками и туфлями.

Переписка с Мартином, работа по антологии рассказов, которую мы теперь собираем вместе с ним.

Написал издатель журнала из США. Хочет перевести на английский и издать в своем журнале наш рассказ «Спасатели». Переводчица согласилась перевести рассказ на английский бесплатно — чтобы нам достался больший гонорар. Спасибо ей большое. И Алексу, издателю журнала, разумеется тоже спасибо. И дело тут не в гонораре, а в искреннем желании хоть как-то помочь. Любопытно, что именно этот рассказ мы предложили и Мартину из Словакии. Права на издание на английском и на словацком не пересекаются, так что дали согласие.

Грустно, что потребовалась кровавая война, развязанная российскими властями, чтобы зарубежные издатели заинтересовались творчеством украинских авторов. Прекрасно понимаю, что ни малейшей вины издателей в этом нет, и конечно же благодарен тем, кто берется издавать украинских авторов — но все равно грустно…

Знакомый из Чехии пишет, что хочет переправить в Украину лекарства своей тете, которая осталась в Харькове. И рады бы помочь, но у нас, увы, нет каналов на Чехию.

А на улице солнце, пронзительно-голубое небо, по-весеннему тепло, вокруг мирный город Львов — словно и нет никакой войны. Конечно же, это замечательно, что город живет почти мирной жизнью — и все же есть в этом некий экзистенциальный диссонанс, некий сюрреалистический сдвиг в картине мира. Словно все это лишь иллюзия, голограмма, за которой до поры до времени прячется жуткий лик войны.

Странное ощущение.

ОЛЕГ:

Разместили в наших блогах объявление от волонтеров, собирающих средства на лекарства для украинцев, пострадавших от военных действий. В итоге за один день собрали сорок тысяч гривен.

Раньше даже предположить не мог, что наша некоторая литературная известность может послужить таким целям.

Радуюсь.

ДМИТРИЙ:

День 26. 21 марта 2022

Снова начал отжиматься от пола. С начала войны ни разу не отжимался. Гимнастику китайскую делал, дыхательные упражнения, ката исполнял — но не отжимался. Ничего так, чуть тяжеловато пошло после перерыва, но 105 отжиманий — свою минимальную норму — выполнил.

Мартин выложил в Гугл-документы рассказы, пришедшие для антологии. Мы с Олегом приступили к их чтению и отбору. Связался с Алексеем Бессоновым. Он еще до конца не оправился от контузии, лечится дома. Алексей дал для антологии свой рассказ. Рассказ хороший, мы его раньше читали. Переправили рассказ Мартину с нашей рекомендацией.

Из Киева Александр Афонин передал, что с нами хотят связаться люди из Германии. Кажется, хотят издать что-то из написанного нами, но это не точно. Дал контакты. Отправил по этим контактам электронное письмо. Ждем ответа.

Перепостил у себя в Фейсбуке полезную и толково изложенную информацию для украинских беженцев по Львову и вариантам выезда в Польшу.

Написала Ира, жена Андрея Валентинова. Благодарила. Им с Андреем доставили лекарства, закупленные во Львове. Искренне рад. И система закупок и доставки, в которой участвуют Алиса, Сережа и Маша, и мои посты и сбор заявок на лекарства от харьковчан реально работают. Вот, есть совершенно конкретный результат. А ведь лекарства доставили далеко не только Ире с Андреем.

ОЛЕГ:

Близкая подруга жены вышла из подвала, где прячется уже давно, погулять с собакой. Созвонились, подруга рассказывает по телефону:

Харьков, двадцать пятый день войны. Внезапно открылась мясная лавка, есть продукты. Выстроилась невероятная очередь. Вокруг городской квартал, разрушенный ракетными и артиллерийскими обстрелами. Один глубокий старик в очереди печально говорит другому:

— Даже фашисты так Харьков не бомбили…

Собеседник вздыхает, кивает.

ДМИТРИЙ:

День 27. 22 марта 2022

Перевел на английский и отправил в сеть пост о европейском фонде, который на пожертвования закупает лекарства и с украинскими волонтерами переправляет их в Украину, в помощь нуждающимся. Искренне надеюсь, что хоть кого-то из иностранцев этот пост подвигнет на донаты фонду, а значит, еще чуть больше лекарств будет прислано в Украину. Здесь они многим реально нужны, а то и просто жизненно необходимы. Особенно в осажденных городах, где мало что можно купить — только получить с гуманитарной помощью, которую доставляют и развозят наши ангелы-хранители — волонтеры.

Вот, в меру сил пытаюсь помочь ангелам в этом деле.

Читал и отбирал рассказы для словацкой антологии. Кое-что по просьбе Алекса заодно отобрал и для американского журнала научной фантастики. Погляжу, не найдется ли еще чего подходящего, и на днях вышлю ему, что собрал.

До сих пор приходят благодарности за пост о баклажках с водой, которыми нужно подпирать закрытые, но не запертые окна. Многим людям это помогло: от близких взрывов окна распахнулись, баклажки попа̀дали на пол, но стекла уцелели — для чего все это и делалось.

Это реально работает.

ОЛЕГ:

Пишет наш читатель, предложивший свою помощь:

«Человеческое — далеко за пределами товарно-денежных отношений. Когда я жду каждую вашу книгу и покупаю её, моя благодарность, мои впечатления, прочее, что я получаю, стоит гораздо дороже стоимости книги, которую я оплачиваю в магазине.

И иметь возможность отблагодарить, ответить какой-то помощью, которая будет актуальна и по-настоящему полезна — это очень ценно.

И как «диалог» с явлением Олди в моей жизни. :) И как способ ответить Миру на то, что он подарил мне это явление. Это к тому, что «незримыми нитями нас опутывает» не только закон, а такие вот неочевидные связи, как писатель — его читатели.

И это больше, шире, чем обычные человеческие отношения. Накш, как говорят Суфии. :) Узор. :)

И очень ценно, я повторяюсь, простите, когда есть возможность не просто раскрыть рот выражать восхищении, а ответить чем-то более весомым. Тем более в трудную минуту.»

ДМИТРИЙ:

День 28. 23 марта 2022

Сегодня день рождения у Олега, моего лучшего друга и соавтора. С утра созвонились и встретились в центре Львова, возле оперного театра — мы сейчас живем в разных концах города. Подъезжал на автобусе, проморгал свою остановку. Вернулся назад, к опере, пешком: Гугл на карте показал: трамваем — 26 минут, пешком — 21. Естественно, пошел пешком. Добрался даже быстрее, чем пророчил Гугл.

Олег зарос седой бородой и сейчас напоминает гибрид бывалого партизана, интеллигентного бомжа и Деда Мороза. Поздравил, вручил презент — фляжку с текилой, еще из харьковских запасов — из того немногого, что прихватил с собой из дому. Немного погуляли с Олегом и его женой Леной по Львову, попили кофе в уличном кафе, вдоволь пообщались — «живьем»-то уже месяц не виделись! — и Олег с Леной отправились домой, а я решил еще прогуляться по городу. Как-никак, впервые с приезда в центр выбрался.

Львов. Весна. Пронзительно-голубое небо. Солнце сияет так, что впору темные очки надевать. Тепло, а на солнце даже жарко, хотя ещё с утра было +4.

Город притворяется мирным, и местами это ему удается. Открыты кафе и бо̀льшая часть магазинов. Люди сидят на скамейках на бульварах и в парках. Пьют кофе за столиками под навесом. Куда-то спешат — но чаще никуда не спешат. Автобусы ходят по расписанию — ну, или почти по расписанию. Потоки машин. Трамваи, троллейбусы, маршрутки. Детвора — на самокатах, на велосипедах, по-двое, по-трое, небольшими компаниями. На улицах, во дворах, в парках, на детских площадках. Мамы с детьми. Где-то играет музыка.

Странное ощущение. Да, это замечательно — что в охваченной войной Украине остались такие города. Где продолжает идти нормальная жизнь. Где люди заняты своими обычными делами, где мамы могут спокойно гулять с детьми, дети — играть, а взрослые — никуда не спешить и не шарахаться от резких звуков.

И в то же время ощущается в этом что-то неправильное. Какой-то сюрреалистический сдвиг реальности. Экзистенциальный диссонанс. Словно все окружающее — лишь иллюзия, Матрица, и вот-вот сквозь тщательно выстроенную голограмму проступит отвратительный лик войны, а вместо солнца в небе зависнет Атмосферный Череп Сальвадора Дали.

Да, знаю, это деформация психики. Моей психики. Синдром беженца плюс воображение писателя.

Но тут взгляд вычленяет из мирного бытия людей в форме и с оружием: бойцов ВСУ, теробороновцев, полицейских… Их вид возвращает ощущение реальности и восстанавливает душевное равновесие. А ещё тут и там видишь блокпосты. Закрытые магазины, на которые поначалу не обращал внимания. Надпись на дверях «секонд-хенда»: «Беженцев оденем бесплатно». Серьезные лица прохожих — сейчас улыбок куда меньше, чем в мирное время. И музыка — она где-то негромко играет, но не гремит из каждой кафешки. Время от времени воет сирена воздушной тревоги, к которой уже все привыкли.

И ещё другие малозаметные приметы.

И понимаешь: нет, это не иллюзия и не иная реальность. Война и мир проникли друг в друга, переплелись, как Инь и Ян — и вопрос лишь в пропорциях того и другого.

Мир стал другим. И надо просто жить дальше, жить в этом новом мире, потому что другого нам не оставили.

Жить и каждый день в меру сил делать хоть что-нибудь, чтобы пусть немного, но сдвигать эту реальность от войны к миру, от смертного холода и тьмы — к теплу и свету.

ОЛЕГ:

Сотрудники харьковского зоопарка остаются на работе круглосуточно. Ночуют они здесь же, в рабочих помещениях, на скорую руку обставленных как спальни. Здесь же и едят.

Город постоянно находится под обстрелами, транспорт не ходит. Идти пешком с работы домой, а потом обратно на работу попросту опасно. Да и питомцы, звери и птицы, в условиях войны требуют повышенного внимания и заботы.

Так и живут вместе люди и звери. Это было бы смешно, не будь это так грустно.

ДМИТРИЙ:

День 29. 24 марта 2022

Начал понемногу возвращаться литературный язык. Образность. Еще не полностью. Эпизодически. Да, образность теперь несколько иная — так и мир вокруг теперь иной. В одном нашем романе не так давно мы написали: «Вселенная никогда не будет прежней». Это про здесь и сейчас. Про Украину. Про весь мир. Про нашу Землю.

…Дочитал последний рассказ из тех, что прислали для антологии, которую готовит Мартин из Словакии. На днях сформируем с Олегом полный состав. Прикинем, как лучше расставить рассказы внутри сборника. И перешлем все это Мартину.

Постараемся это дело не затягивать. Украинские беженцы уже сейчас в Словакии (и не только там, разумеется). Любая помощь сейчас им очень нужна. И чем скорее, тем лучше. Так что чем быстрее сборник будет скомплектован, тем быстрее полученные от этого проекта средства поступят к украинским беженцам в Словакии.

Да, понимаю, это немного, но это то, что мы реально можем сделать. И делаем.

К счастью, мы делаем не только это. К сожалению, это все равно капля в море.

ОЛЕГ:

В Харькове российский снаряд попал в многоэтажный жилой дом. Погиб мужчина в возрасте 96 лет.

Позже администрация мемориального комплекса Бухенвальд, ссылаясь на внучку погибшего, сообщила, что это был Борис Романченко, участник Второй Мировой войны, узник лагерей смерти Бухенвальд, Пенемюнде, Дора-Миттельбау и Берген-Бельзен. В наше время Романченко был вице-президентом Международного комитета Бухенвальд-Дора.

Страшная гримаса судьбы — погибнуть через семьдесят семь лет после той войны на новой войне, от снаряда тех людей, чьи предки освобождали Бухенвальд.

Лжи доверяешь, свет путаешь с тьмой, Дань забываешь отдать красоте… Мысли? Они, между нами, дерьмо, Просто дерьмо, без особых затей. В жизнь, будто в стенку, колотишься лбом, Стенка на стенку, и к стенке прижат, Все это, все это, все это дом, Дом, От которого, в общем-то, не убежать…

ДМИТРИЙ:

День 30. 25 марта 2022

Подготовил и опубликовал в Фейсбуке еще один пост с информацией о координационном центре харьковских волонтеров «Харків-SOS». Люди делают крайне нужное дело — лишний раз напомнить о них и тем, кто нуждается в их помощи, и тем, что сам может помочь координационному центру — точно не помешает.

Провел тестовую видеоконференцию на английском языке с Мартином из Словакии. Проверка связи. Связь работает нормально. Иногда чуть подтормаживает, но ничего страшного. Мой английский оказался лучше, чем я опасался, но хуже, чем я надеялся. В целом мы с Мартином хорошо друг друга понимали, оба результатом удовлетворены — можно завтра проводить основную конференцию.

ОЛЕГ:

Николай Макаровский — наш друг и бессменный председатель оргкомитета широко известного фестиваля фантастики «Звездный мост». На днях в его дом попал артиллерийский снаряд, разрушив часть дома. По счастью, Николай с женой остались живы, но были вынуждены уехать к родственникам в Черновцы.

Говорил с Николаем по телефону: голос бодрый, шутит, но чувствуется, что ему не по себе.

Злая ирония судьбы: снаряд прилетел с той стороны, откуда в гостеприимный Харьков на «Звездный мост» много лет подряд приезжали российские писатели-фантасты. Ели-пили, выступали на семинарах и лекциях, любовались праздничным фейерверком. Многие из них сейчас подписали открытое письмо в поддержку войны, публично одобрив варварские обстрелы Харькова.

Письма и снаряды — страшное соседство.

ДМИТРИЙ:

День 31. 26 марта 2022

Провел онлайн видеоконференцию на английском в рамках словацкого онлайн-конвента фантастики. Мартин задавал вопросы, я отвечал. Рассказал немного о нас с Олегом и о писателе Олди. О развязанной Россией в Украине войне. О наших книгах, их переводах на иностранные языки. О готовящейся благотворительной антологии Мартина. И еще о всяком. Иногда немного запинался, когда пытался строить слишком навороченные фразы на английском — есть за мной такой грех. Но по большому счету все прошло нормально, Мартин потом написал, что было интересно, и все всё поняли. В целом, мой английский примерно того же уровня, что и у словацких коллег, и мы друг друга хорошо понимаем.

Будем заканчивать работу над сборником. Марина и Сергей Дяченко по просьбе Мартина, которую я им передал, прислали три рассказа для антологии. Рассказы эти я читал раньше, но все равно надо перечитать и отобрать наиболее подходящий. Если в ближайшие дни новых рассказов не пришлют, на этом работа по составлению антологии будет завершена.

Сегодня российские войска обстреляли ракетами Львов. Первый обстрел был около 17-и часов. Три мощных взрыва. Дом вздрогнул, стекла в окнах испуганно задребезжали, прикинули: вылетать, или нет — и остались на месте.

Одно попадание обнаружилось примерно в километре от нашего дома. Пламя, туча черного дыма на пол-неба…

Нефтебаза. Потушить смогли только к утру следующего дня.

Знаю, что позже был второй ракетный обстрел, но его лично я не видел и не слышал: явно это было где-то далеко от нас. Просто снова объявили воздушную тревогу, а через некоторое время на официальном интернет-канале Львова сообщили о втором обстреле.

А ещё после первого обстрела видел, как полиция недалеко от места попадания повязала информаторов, которые сливали сведения российским войскам. Что это были именно информаторы, позже подтвердили официальные источники. Всех взяли живьём.

P. S. Вся информация уже есть в официальных источниках, так что я ничего не разглашаю. При этом пишу только о том, что видел/слышал лично — и с официальной информацией это полностью совпадает.

ОЛЕГ:

Задумчиво:

После того, как я видел за окном в ночном небе горящий штурмовик, сбитый ПВО, и слышал рев его падения, я стал равнодушен к шпилькам в социальных сетях, где меня пытаются уязвить малознакомые люди.

Савл идёт по дороге в Дамаск, Понимая, что путь вышел боком. На дороге сожженный КАМАЗ, Виртуальные выхлопы масс, Всадники. Мор бормочет: «Чума-с!» Нету бога. И дорога уже не важна, Трудно двигаться против рожна. Савл идёт, спотыкается Савл, Шапка неба на голову давит, Громыхают бои по лесам, Кровь течет у вождей по усам, Кровь течет, но и в рот (чудеса!) Попадает. Савл безумен, разбит, напряжен, Савл упрямо идёт на рожон. Он идёт, сам не зная куда, Камень вечности бьёт по кресалу, В красной речке бурлит не-вода, Закипает в котле не-еда И бредёт, бормоча: «Вот беда…», Бог за Савлом. Расступается всадников ряд, «Ничего, пусть идут,» — говорят.

ДМИТРИЙ:

День 32. 27 марта 2022

Работаю над сборником «Фантастическая Украина», который готовит Мартин. Читаю присланные рассказы супругов Дяченко, чтобы отобрать лучший. Во время войны — пусть российские войска и не стоят на подступах ко Львову — художественные тексты, даже хорошие, воспринимаются с трудом. Приходится себя заставлять — дело-то делать надо. Через некоторое время втягиваюсь. Работаю.

ОЛЕГ:

Олди в Украине. Страну не покидали. Это легко проверяется. Трудно загадывать наперед в стремительно меняющемся мире, но это факт здесь и сейчас. Мы регулярно пишем о своей жизни: публично, в открытом доступе. И тем не менее все чаще встречаем чужие записи в интернете: Олди в Польше, Германии, Израиле…

На Марсе Олди! «Где ты, Сын Неба…»

На днях один знакомый по «старому фэндому» написал, что Олди с семьями в Словакии. Я возразил, сказал, что это ложь. И что же? Бывший знакомый меня забанил, чтобы я не мешал его правде.

ДМИТРИЙ:

День 33. 28 марта 2022

Какие-то странные люди в сети (в основном россияне, да) с непоколебимой (непокобелимой!) уверенностью утверждают, что мы, Олди, эмигрировали в Словакию. Нет, в Израиль. Нет, в Польшу. Нет, в Германию… Олег попытался одному такому возразить: мы вообще-то в Украине. В ответ этот деятель Олега забанил — чтоб не портил его стройную картину мира.

Олег об этом пост в Фейсбуке написал. Народ в комментариях веселится, несмотря на войну. Наши люди, украинцы. Веселье — это хорошо. Даже если это смех сквозь слезы — это куда лучше уныния и страха.

Опубликовал пост о старте краудфандингового проекта Мартина со ссылкой для донатов. Прислали несколько новых рассказов. Мы с Олегом в две головы, четыре руки и в четыре глаза быстренько это все прочли и отобрали лучшее. Выслали отобранное Мартину. Все, комплект. Антология собрана. Теперь еще надо связаться со всеми авторами, чтоб прислали Мартину краткую информацию о себе на английском. Занялся этим.

Во Львове в больнице лежат полтора десятка детей, у которых проблемы с почками. Их лечат, но вот с питанием проблемы. Война, однако. Алиса, Сергей и Маша варят для них еду в полупромышленных количествах. Но постоянно они этого делать не смогут. Нужны люди, львовяне, которые смогут готовить диетическую еду для больных детей регулярно. Деньги на еду есть. Нужны кулинары-добровольцы.

Составил и опубликовал в сети пост с призывом о помощи. У нас подписчиков много, львовяне среди них сеть — глядишь, кто и откликнется. Алиса дала свой телефон для связи. А пока Сережа повез приготовленную еду в больницу.

Связался по сети с Алексеем Бессоновым. Он все еще не оправился после контузии. Медленно восстанавливается дома. Не такая уж легкая контузия, видать, была, как он поначалу писал. Но, главное, живой. И пусть медленно, но идет на поправку.

Сеть как никогда полнится фейками, подтасовками фактов, передергиваниями, откровенным бредом и враньем и прочей подобной дрянью. Стараюсь тщательно фильтровать информацию. Мы с Олегом, если о чем-то пишем, то только о том, что видели и слышали сами (не от кого-то, а непосредственно). Изредка даем проверенную информацию от близких друзей, которым полностью доверяем. И все равно периодически кто-нибудь начинает цепляться к словам. Но не молчать же, когда вокруг идет война? Хрен с ними, пусть цепляются, «а нам свое робить».

Нашлись волонтеры, которые взялись готовить еду для больных детей. Это хорошо. Казалось бы, всего лишь пост в сети — ерунда, говорить не о чем. Но ведь сработало!

ОЛЕГ:

Переписываемся в интернете, волонтерим:

— Просьба о помощи к жителям Львова.

Кто может регулярно готовить еду на 15 человек детей с больными почками? (Продукты оплатим.) Детям нельзя жидкого (супов), молочного, рыбы. Кто возьмётся — большая просьба перезвонить. Заранее огромное спасибо.

— Напишіть у цю групу львівську Страви Файних Господинь — тут багато господинь які якраз можуть і вміють готувати.

— Там же рядом Трускавец для почечников, лучше ничего не придумано.

— Друзья, нашлись ли волонтеры или ещё актуально?

— Спасибо, нашлись, все в порядке.

Да, нашлись. Быстро, практически сразу. А потом ещё долго сыпались вопросы: как перевести денег в помощь детям.

ДМИТРИЙ:

День 34. 29 марта 2022

Завтра мой день рождения. На фоне войны в нашей стране — вроде бы, не до праздников. Но нет, решил я, не дождутся! Пир во время чумы? Нет. Маленький кусочек праздника на радость друзьям и назло врагу. Никогда не умел готовить, но на сей раз решил сделать всё сам и угостить сына с его женой и друзей.

Так что полдня готовился ко дню рождения, а другую половину дня решал оставшиеся вопросы по благотворительному сборнику фантастики. А еще мы с Олегом нашли контакты женщины, которая опекает во Львове детей с больными почками, взяли у нее номер банковской карты и перечислили денег детям на еду и лекарства.

ОЛЕГ:

Часто спрашивают «с той стороны»:

— А что вы делали в 14-15 годах для страдающего Донбасса?

Я молчу. Не начинать же всякий раз рассказывать, что в это время мы и наши семьи собирали лекарства, одежду и еду для беженцев из Донецка и Луганска, оказавшихся в Харькове? Целыми тюками передавали в пункты помощи. И тогда мы этим не похвалялись, и сейчас не станем.

И о том, что делаем в данный момент, кому и чем помогаем, в сети тоже промолчим.

В подвале замка Эльсинор Почти что тишина, И все равно из тайных нор Течет она. Война. Не слышно взрывов и ракет, Ну хорошо, почти. — Прочти, Офелия, сонет… И эхом из углов в ответ: — Прочти, Прочти, Прочти. Закутан принц в тяжёлый плащ Из старых одеял. — Молчи, Офелия, не плачь, Где мы, где ты, где я? Ах да, забыл, мы оба здесь, Мы вместе, вот и всё. Нам Фортинбрас благую весть Бомбардами Несёт. А там, за замковой стеной, Изрытая земля Живёт войной, одной войной Во славу короля. Идут полки за рядом ряд, Красив солдат наряд, И вот подряд, опять подряд Снаряд, Снаряд, Снаряд. Нелепы шпага и кинжал При залповом огне, Остался или убежал, Без разницы войне. — Что я читал? Слова, слова! И эхом между стен: — Я умер, нимфа, ты права, И в волосах твоих трава, И я мертвец, и ты мертва, Я призрак, Голос, Тень…

ДМИТРИЙ:

День 35. 30 марта 2022

День рождения. Мне стукнуло 59. Хмурое утро. В Украине война. Небо затянуто тучами. Дождь.

Проснувшись, с утра пораньше сделал подарок хорошим людям в честь моего дня рождения. Настроение сразу заметно улучшилось. Всю первую половину дня готовил угощение. Были моменты, когда на плите шкворчали сразу две сковородки, были моменты, когда готовились сразу три блюда параллельно — иначе бы просто не успел. Сережа, Алиса и Маша помогали — спасибо им, сам бы я не справился. Но вся готовка была на мне. И я успел-таки к приходу гостей! А главное — ничего не пригорело, не пропало, я нигде не облажался — все получилось.

Вопреки поговорке, первый блин иногда бывает не комом.

Из гостей были Олег с женой Леной и львовяне Александр и Андрей — наши читатели, которые очень помогли нам, когда мы только приехали во Львов. День рождения вышел, конечно, достаточно грустным — война, как-никак — но очень душевным.

Что ж, могу поздравить себя с удачным кулинарным дебютом.

ОЛЕГ:

Есть у нас товарищ в Белгороде. Наш читатель, знакомы лично с давних времён. В те двенадцать дней, что я сидел в Харькове под бомбёжками, он регулярно сообщал мне:

— Опять авиация в вашу сторону полетела. Тяжёлая. Прячьтесь.

Подлетное время до Харькова — четыре с половиной минуты. Так что вскоре я, уже сидя на полу в коридоре, где нет окон, способных разлететься осколками, или спустившись бегом в подвал дома, отвечал ему:

— Уже отбомбились. По центру. Мы это очень хорошо услышали. Но может, еще какая прилетит. Ждем.

Он отвечал:

— Ну хоть не по вам… У нас-то слышно отлично, когда летят в сторону Харькова. А вертолёты улетают и долго их не бывает. Они в полукилометре от нас, из окна видно. Ещё парочка пошла к вам… Блин, горе… Олег Семёныч, это — театр абсурда! Брэйв нью уорлд! Я сообщаю, что летит, вы прячетесь… ответили: и я не ошибся, и вы живы. Новая реальность.

Да, помощь и дружба бывают и такими. Прекрасные у нас читатели!

ДМИТРИЙ:

День 36. 31 марта 2022

Сделали еще один благотворительный взнос.

Нам тоже помогают — наши читатели. Спасибо им огромное! Но нам столько не нужно, так что помогаем другим. Уверен, наши читатели, прекрасные люди, возражать не станут.

Решил еще один вопрос по словацкому благотворительному сборнику. Осталось совсем чуть-чуть. Донаты на сборник — а значит, в помощь украинским беженцам — продолжают поступать. Это хорошо.

Сегодня впервые никуда не выходил из дома. Весь день идет дождь, а в доме есть все необходимое. Читал фронтовые сводки. Ситуация подвешенная. Одни вести тревожные, другие — обнадеживающие. Верю в нашу победу, но понимаю, что она придет не так скоро, как хотелось бы.

Обстрелов Львова сегодня не было.

Хочу домой, в Харьков.

ОЛЕГ:

Я учился в идеологическом вузе в СССР. У нас были такие предметы, как пропаганда и агитация. Нас учили, что первый симптом заражения пропагандой — уверенность в том, что на тебя-то пропаганда не действует, поскольку у тебя есть критическое мышление.

Вначале было слово, а война Случилась после. Лопнула струна, На тонкой, зыбкой грани тьмы и света В ночи мерцают чьи-то имена. Вначале было слово, а беда Пришла потом. Багровая вода Течет в ручьях. Железной саранчою Обглоданы пустые города. Вначале было слово и в конце Пребудет слово. Маска на лице Вросла, пустила корни. С каждым вздохом Все чаще вспоминаю об отце. Отец небесный и отец земной! Что делать мне с проклятою войной, Когда война, как слово, под запретом И прячется за дымной пеленой? Летит над домом ведьмин вой ракет, Да будет свет, но где он, этот свет? «Вначале было слово…» — отвечают, И более ни слова мне в ответ.

ДМИТРИЙ:

День 37. 1 апреля 2022

День Юмора, он же День Дурака. Но как-то не до смеха. Война продолжается.

Наконец нашел себе в «секонд-хенде» нормальные кроссовки по размеру. Практически новые.

Сделал еще один благотворительный взнос.

Завершил работу с биографиями авторов для словацкой антологии украинской фантастики. Осталось только получить информацию от супругов Дяченко. Напомнил им об этом. Но если не пришлют, посоветовал Мартину найти информацию о них в английской Википедии и вставить в сборник.

Весь день накрапывает дождь. «Все было пасмурно и серо…» (с)

На сегодня всё.

ОЛЕГ:

Сегодня день рождения моего внука Эрика. Да, такая веселая дата — 1-е апреля, день смеха, когда впервые не до смеха.

Одиннадцать лет, серьезный возраст. Мы далеко друг от друга. Не встретиться, не обнять. Спасают телефоны: поздравил парня с утра. Получил ответ: «Спасибо тебе. Люблю тебя.»

Вот и счастье.

Я не желаю вашим детям Того, что испытал мой внук, Вам, кто решил, что он в ответе, Кто звал войну. Тем, кто писал в поддержку письма, Дышал войной, одной войной, Пусть вашим детям сладко спится В тиши ночной, Пусть не ночуют по подвалам Они под недалёкий бой, Где лишь собака согревала Его собой. Кусала пальцы стужа злая И не ловился интернет… Нет, не желаю. Не желаю. Нет. Трижды нет.

ДМИТРИЙ:

День 38. 2 апреля 2022

Сегодня закончили работу по словацкому благотворительному сборнику фантастики. Все рассказы у Мартина, все краткие биографии авторов теперь тоже у него — полный комплект (Дяченки информацию о себе наконец прислали).

На пару с Олегом сделали еще два благотворительных взноса.

Новости с фронта очень разные. С одной стороны, наши освободили от российских войск почти всю Киевскую область. Отбили у врага несколько населенных пунктов в других областях, в том числе и в Харьковской. С другой стороны, российские войска захватили Изюм в Харьковской области (а это транспортный узел и ворота на Донбасс), пытаются додавить Мариуполь (часть города ими уже захвачена), все время атакуют наших на Донбассе, в Луганской и Донецкой областях. Продолжаются обстрелы украинских городов.

В общем, ситуация тревожная и неоднозначная.

Часть беженцев возвращается из-за границы и с запада Украины в Киев, Харьков и другие города. Мы пока остаемся во Львове.

Во Львове сегодня частично отменили «сухой закон»: разрешили продажу пива и вина с 12 дня до 20 вечера. Продажа крепкого алкоголя пока по-прежнему под запретом.

Броня по телефону предложила хорошую идею: собрать свою антологию украинской фантастики параллельно с Мартином, на русском и украинском языках. И сделать расширенную версию сборника. Завтра обсужу эту идею с Олегом.

ОЛЕГ:

Давным-давно мой отец Семён Ладыженский написал стихотворение, которое начиналось так:

— Представьте, вас ждёт самолёт. Подмоге уже не пробиться, В дыму умирает столица, А вас ещё ждёт самолёт.

Стихотворение было посвящено Сальвадору Альенде, президенту Чили, отказавшемуся бежать из столицы и позднее застрелившемуся во время штурма президентского дворца, чтобы не попасть в руки хунты Пиночета.

В дни войны я часто вспоминал эти строки. Я не слишком склонен восхищаться власть предержащими. Я циник и скептик, а значит, реалист. И тем не менее, в страшные, кровавые, изматывающие дни войны:

— Представьте, вас ждёт самолёт…

ДМИТРИЙ:

День 39. 3 апреля 2022

В сети фотографии убитых и замученных россиянами людей в Буче под Киевом, откуда наши выбили российских оккупантов. Гражданских. Женщин, мужчин, стариков, детей… После такого хочется или напиться до беспамятства, или срочно идти добровольцем на фронт.

Пить не стал. В добровольцы в военкомате — отдельная очередь, и берут далеко не всех. Выдохнул. Собрался. Надо работать.

Обсудили с Олегом идею еще одного благотворительного сборника — на русском и украинском. Все вырученные средства — в фонд помощи украинцам, пострадавших от войны. Тем, кто сейчас здесь, в Украине. Решили: делаем.

Весь день списывались с авторами, договаривались насчет рассказов. Катя Бачило, неординарная писательница и замечательная художница, не только дала свои рассказы для сборника, но и согласилась бесплатно нарисовать для него обложку. Очень хорошо. Большое ей спасибо. Работаем дальше.

Весь день ушел на переписку с авторами и с Мартином: сборники будут частично дублироваться (пусть и на разных языках) — надо было разграничить проекты, понять, не помешают ли они друг другу и согласовать ряд нюансов по продвижению — и не только.

Все в итоге сделали. Завтра продолжим работу над новым сборником. Он получил название «СПАСАТЕЛИ. Фантастика Украины 2022».

Все-таки работа — лучшее лекарство. От всего.

ОЛЕГ:

Добрейший пёс Гуч, великий и ужасный, наконец-то в безопасности. После долгой и сложной дороги воссоединился с хозяевами, чему очень рад. Только чешется все время на нервной почве и вздрагивает от любого резкого звука.

И взгляд грустный. Аппетит, впрочем, хороший.

Тут меня упрекают герои невидимого фронта: как, мол, в такое страшное время вы смеете о собаке! Кто она такая, эта собака, в сравнении…

Смею. И о собаках, и о людях. Издаюсь, как и раньше, в авторской редакции.

Напишешь слово, а в ответ упрёк, Напишешь снова, а в ответ упрёк, Что ни скажи, найдется упрекнувший, Не так ли начинался Рагнарёк?

ДМИТРИЙ:

День 40. 4 апреля 2022

Работаем над сборником «Спасатели». Читаем присланные рассказы, отбираем лучшее. Рассказы идут, что называется, косяком. Причем много весьма приличных, а то и вообще отличных. В том числе от ранее неизвестных нам авторов. Оказывается, в Украине куда больше хороших писателей, чем мы предполагали. Жаль только, что познакомиться с ними и с их творчеством довелось при таких трагических для нашей страны обстоятельствах.

ОЛЕГ:

Разговаривал с сотрудниками туркомпании во Львове. Вот уже больше месяца они организовывают прием беженцев, поселение (на своих квартирах в т.ч.) и отправку на автобусах дальше, по Западной Украине и за рубеж. Мне говорят:

— В первые дни целая улица возле вокзала была заставлена переносками с котами и кошками, а к деревьям было привязано множество собак. Далеко не всегда можно вывезти животных, тут много нюансов и ограничений. И люди были вынуждены бросать питомцев.

Я ужасаюсь:

— Так зачем же привязывали? Почему не выпускали из переносок? Ведь так у животных не оставалось шансов!

А мне объясняют:

— В течение дня всех зверей местные разбирали по домам. И так все время, пока было необходимо.

ДМИТРИЙ:

День 41. 5 апреля 2022

Продолжаем работу над сборником. Сделали еще одно благотворительное перечисление — на лекарства для харьковчан: на те самые, которые закупают и отправляют в Харьков Сережа, Алиса, и Маша. Собрали для Мартина недостающую информацию об авторах словацкого сборника. Переслали.

Перечислили денег на бронежилет харьковской волонтерке, которая под обстрелами развозит лекарства нуждающимся в них людям.

ОЛЕГ:

В эти дни меня часто спрашивали: почему я не перебрался в Россию? Приводились вполне весомые на первый взгляд аргументы: «Тут много ваших читателей, вы сможете спокойно получать доход от ваших книг…»

Я ответил:

— Если самолёт бомбит мой родной город, разрушив дом, где живут мои дети и внук, я не могу бежать навстречу этому самолёту, раскрыв объятия.

Одни поняли. Другие удивились такой неразумной щепетильности. Что ж, каждому свое.

Генералы готовятся к прошлой войне, Ко вчерашней. Генералы купаются в красном вине, Им не страшно. И осыплется чёрное небо с утра Острой крошкой, Ты скажи, генерал, чем наш век захворал? Тем, чем прошлый.

ДМИТРИЙ:

День 42. 6 апреля 2022

Поступили последние рассказы. Все прочли. Сборник скомплектован. Свел все файлы рассказов в один большой файл сборника, добавил содержание, заголовок, выходные данные, немного все это «отрихтовал». Остальное сделает Евгений Ступников, админ нашего сайта, где мы будем публиковать сборник. Работа почти завершена.

Виктория и Патрис Лажойе из Франции, замечательная супружеская пара переводчиков, подготовили сборник из художественной и документальной прозы на французском языке, куда, кроме всего прочего, вошли наши рассказы и посты в Фейсбуке, где мы с Олегом писали об обстрелах Харькова, о нашей эвакуации, о волонтерах, о Львове — то есть, фактически «дневники войны». Там же будут подобные дневниковые заметки и художественная проза других украинских авторов. И даже гонорар прислали, авансом.

Спасибо, Виктория и Патрис! Гонорар, конечно, совсем не повредит, но публикация на французском, и в первую очередь заметок о войне — это сейчас куда важнее.

ОЛЕГ:

Во двор частного дома, где живёт мать моего зятя, прилетело два артиллерийских снаряда. Теперь во дворе есть пара устрашающих воронок, а в окнах нет стекол, они вылетели

Хозяйка дома прячется в подвале у соседей. Своего подвала в доме нет.

Радуемся: человек остался жив. Остальное пройдет: отстроим, наладим.

ДМИТРИЙ:

День 43. 7 апреля 2022

В военкомате изменили порядок постановки на воинский учет. Теперь надо явиться с документами в районную администрацию, где будет принимать военком. С утра пораньше приехали туда вместе с сыном Сергеем. Час в очереди прождали без проблем. Нас обоих зарегистрировали и направили на медкомиссию на 13-е апреля. Вот тогда и выясним: возьмут нас в армию, или нет.

А пока надо продолжать работать, заниматься сборником.

Отослал скомплектованный файл сборника Олегу, а он переслал его админу нашего сайта Евгению Ступникову. Подготовил черновик предисловия к книге, Олег его отредактировал — и тоже заслал админу. Написал объявление о сборнике для Фейсбука, нашего сайта и других интернет-ресурсов. Дальше — по той же схеме: Олег отредактировал и выслал Ступникову.

На сегодня все. По сборнику сделали, что могли. Теперь ждем, когда Ступников все сверстает и переведет в разные форматы, а Катя нарисует и пришлет обложку (писала, что набросок уже готов). Тогда публикуем и оповещаем народ.

Мартин собрал на краудфандинге запланированную сумму на свою антологию: 1000 евро. Собрал всего за две недели, а впереди еще 29 дней. Так что проект Мартина уже удался!

Добрался до этого дневника (несколько дней было не до того), дополнил записи до сегодняшнего дня.

ОЛЕГ:

В очереди на регистрацию перемещённых лиц стоит семья из Чернигова. Женщина грустно говорит:

— А нам и возвращаться уже некуда. Совсем некуда…

И треть очереди, вздыхая, кивает: нам, мол, тоже.

Говорит другая молодая женщина:

— А я подала заявление на помощь в связи с разрушением жилья…

— А вы точно знаете, что оно разрушено?

— Точно. Друзья кинули ссылку на видео и фото разрушений. Я приложила материалы к заявлению. Мы из Мариуполя. Мне ещё повезло, быстро уехала. У нас там потом бабушка в своем доме сгорела. Муж сестры погиб. Сестра беременна, она сейчас с нами. Мы ей не говорим про мужа, не знаем, как сказать…

Страшно такое слышать. Все это сперва надо принять, понять, переварить, отрефлексировать, осознать на каком-то глубоком, не сиюминутном уровне.

Скажу лишь, что это помогает в минуты отчаяния. Думаешь: как же мне не повезло. А потом понимаешь: да я ещё счастливчик! Я могу кому-то помочь. Встаёшь, идёшь, делаешь.

Ну и хорошо.

ДМИТРИЙ:

День 44. 8 апреля 2022

В полночь со вчера на сегодня группа Pink Floyd выложила в сеть видеоклип с песней Hey Hey Rise Up — в поддержку Украины, которая вынуждена сражаться против российских агрессоров. Отличная песня, где на музыку Pink Floyd наложен вокал Андрея Хвыльнюка из украинской группы «Бумбокс». Отличная песня, отличный клип, посмотрел-послушал трижды. Все сборы от этого клипа/песни пойдут на гуманитарную помощь Украине. За шесть с небольшим часов песня собрала уже более 300000 евро. Сделал об этом пост со ссылкой у себя в Фейсбуке.

Сходил в парикмахерскую, подстригся. Весьма неплохо подстригли. Теперь похож на коренного львовянина.

Краматорск. Ракетный обстрел российскими войсками вокзала, на котором собрались гражданские, ждавшие поезда для эвакуации. Полсотни погибших, почти сотня раненых, многие — тяжело. Слезы на глаза наворачиваются.

Перечислили денег на лечение одной из пострадавших.

И еще вместе с Олегом перечислили на медикаменты для харьковчан.

К вечеру добрался до этого дневника.

На сегодня это всё.

ОЛЕГ:

Пришло скорбное известие: на фронте погиб товарищ. Звали Валерой, фамилию называть не хочу. В прошлом военный переводчик, кадровый офицер, служил в Германии. Потом служил на таможне, не сошёлся характером, уехал в Россию, за Уренгой, был оленеводом. С началом войны вернулся домой и на службу.

Сам русский, жена чеченка, погиб за Украину. Сложная судьба, светлая память.

В окопах нету атеистов. Когда безумен и неистов Над головой несётся шквал, Ты видишь берег каменистый, Где в раннем детстве побывал, Тропу в горах, прибой и чаек, День бесконечен и отчаян, И этот солнечный лубок Спокойно говорит: «Я бог».

ДМИТРИЙ:

День 45. 9 апреля 2022

Сегодня во Львове сирены воздушной тревоги не было. Вернее, была (из сети узнал), но рано-рано утром. Я от нее не проснулся.

Сделал пост в Фейсбуке по промежуточным итогам волонтерской работы по закупке и пересылке в Харьков медикаментов. С кучей фотографий тех, кто уже получил лекарства: женщины, дети, пенсионеры, харьковские больницы… Я даже сам не знал о подобном размахе, хотя видел бесконечные коробки и ящики с лекарствами, которые закупают, собирают и отправляют в Харьков Сережа, Алиса и Маша, слышал их переговоры с харьковскими волонтерами.

Мое-то дело маленькое: давать информацию в сеть и организовывать финансовую помощь, чтобы было, на что закупать лекарства.

Но сделать удалось реально много. Что радует.

Что ж, продолжаем в том же духе: ничего еще не закончилось, к сожалению.

Огромное спасибо всем, кто откликнулся, внес свой вклад и помог тем, кто сейчас так нуждается в помощи.

…А тем временем вокруг начинают расцветать деревья, пожилой мужчина в оранжевом жилете коммунальной службы высаживает возле нашего дома молодые саженцы. Весна, мирная жизнь. Словно и нет никакой войны.

Но я знаю, что это не так. Буча. Краматорск. Мариуполь. Харьков…

Российские войска бомбят наши города, гибнут люди.

Война продолжается.

ОЛЕГ:

Жутковатые курьёзы войны: в Харькове российская артиллерия обстреляла центральный парк «Белочка» (в прошлом парк имени Горького), среди посетителей есть раненые. А в одном из харьковских зоопарков попадание снаряда убило пару бизонов. Остался маленький бизончик, его пытаются эвакуировать, но пока не могут из-за обстрелов и блокированных дорог.

Парки. Бизоны. Снаряды. Полдень, двадцать первый век.

Невесёлые стихи Пишутся и пишутся, Будто смертные грехи В небесах колышутся, Наземь падают дождем В города и села, Ничего, Обождем, Будут и веселые. Невеселі вірші Пишуться та пишуться, Наче справи грішні В небесах колишуться, Долу падають дощем У міста та села, Що ж, нехай, Чекаймо ще, Будуть і веселі.

ДМИТРИЙ:

День 46. 10 апреля 2022

С утра запостил информацию об очередной волонтерской группе в Харькове. Они молодцы: готовят еду, развозят людям, раздают корм для животных, доставляют лекарства, помогают с эвакуацией… Но еда, лекарства и бензин стоят денег. Глядишь, после этого поста отыщутся люди, что переведут им средства.

…Один человек уже отписался, что перевел. Но по опыту знаю: большинство переводит молча.

Идиотское, но весьма популярное в последние годы мнение / впечатление: если о чем-то не написали в сети, то этого чего-то нет. Мы не раз и не два с этим сталкивались. Хотя только очень глупый человек может так думать. (Не раз убеждались: те, кто в так считает, и впрямь не умны.) Многое, очень многое на самом деле делается молча, без афиширования в сети: и хорошее, и плохое. Но для интернет-дураков всего этого не существует.

Увы, дураков в интернете много.

И в реале их тоже хватает. Иначе не было бы нынешней войны…

…Катя Бачило прислала черновой вариант обложи для нашего русско-украинского благотворительного сборника фантастики. Хорошая работа, даже в незавершенном виде. Принимается! Ждем окончательный вариант.

ОЛЕГ:

Так получилось, что среди моих знакомых, оставшихся с довоенных времён, есть те, кто в данный момент служит в российской армии или занимается помощью военным. В последнее время они стали чрезмерно откровенны публично, даже не скрываясь.

Вот, скажем, показательный диалог (лексикон оригинала сохранен):

— Ну усугубляется ещё из-за мирняка и инфовойны. Если бы наши как американцы действовали, разбомбили бы всю Украину на фиг… А нам же надо честь соблюдать и все дела…

— Скажу тебе по секрету, уже начали хуярить без разбора. Стратегия откорректирована.

Разжирели ястребы войны, Не летают, Постят, постят посты пацаны Да читают. Клювом щелк! — глядишь, родился пост, Комментарий, Так душой и воспарил до звёзд, И летает.

ДМИТРИЙ:

День 47. 11 апреля 2022

Отчего-то вспомнился эпизод из американского фантастического фильма, когда в маленьком городке на Диком Западе высадились злобные пришельцы и принялись уничтожать людей и городок. Нет, не «Ковбои против пришельцев» — более старый фильм, но почти с тем же сюжетом и финалом.

Фильм весьма посредственный, а вот эпизод / цитата…

Несколько местных жителей, включая священника, укрылись от пришельцев в доме. Священник собирается молиться. Один из местных жителей:

— Вы сейчас собираетесь говорить с Господом? Тогда попросите Его, чтобы послал нам патронов и динамита побольше! А с остальным мы сами справимся.

…И ведь справились, что характерно.

ОЛЕГ:

Молчу.

Если я нахожусь под влиянием сильных эмоций, я стараюсь помалкивать, не сотрясать криком виртуальное пространство. Наговорю лишнего, а толку? Потом комментарии не разгребешь, замахаешься.

Делаем очередной сборник. Все вырученные средства, как обычно, пойдут на помощь беженцам и волонтерские цели: лекарства, продукты и т.д. Когда сделаем, отпишусь.

Это отнимает кучу сил и времени, но тут я хотя бы вижу конкретный результат.

Ну вот, намолчал на целый пост.

Из грохота уходишь в тишину И сам себе бормочешь: «Ну и ну! Как страшно ждать, что снова загрохочет И тишину отправят на войну!»

ДМИТРИЙ:

День 48. 12 апреля 2022

На днях собирали совместно с харьковчанами (теми, что сейчас в Харькове) деньги на помощь раненной в Краматорске женщине: помогали организовать сбор средств через интернет, сами тоже поучаствовали. Сегодня пришла информация: женщину прооперировали, она жива и идет на поправку, все необходимые медикаменты и прочее для нее приобрели. Удалось собрать на ее лечение около 150 тыс. гривен, их должно на всё хватить.

Сегодня выбрались в центр Львова: Олег с одного конца города, я с другого. Встретились с нашим читателем, который приехал во Львов из Киева и связался с нами. Очень душевно пообщались.

Погода странная и переменчивая: то ясно, то пасмурно, то дождь, то снежная крупа, то снова солнце и относительно тело, потом снова пасмурно и холод…

Совсем как нынешняя жизнь.

Из Англии через Польшу в Украину странными путями едет машина. В ней — 1200 кг. гуманитарной помощи: медикаменты, продукты питания и одежда для роддома в Валках Харьковской области. Алиса и я пытаемся организовать логистику: перегрузить все это на границе (где? как? нужна другая машина, водитель…), переправить в Киев и оттуда — в Валки. Ищем варианты.

Дело осложняется тем, что пока еще неясно, куда именно и когда прибудет машина. Вообще мало что ясно. Но время еще есть, хотя и немного. Надеюсь, сообща справимся.

Женя Ступников, админ нашего сайта, уже подготовил макет благотворительного сборника фантастики в разных форматах и прислал нам. Теперь ждем только обложку.

ОЛЕГ:

Беженцы.

Девочка-старшеклассница из Мариуполя вместе с отцом. Не отпускает отца от себя дальше, чем на два метра. Если такое случается, у нее начинается паническая атака и истерика. При резких звуках падает на пол и кричит.

Два подростка из Киева. В самом начале родители отослали их в Ирпень, полагая, что там безопасней, но быстро опомнились. Велели уезжать на запад. Поезд, на котором ехали парни, встал в чистом поле, под бомбежкой. Неподалеку шел бой. Когда чуть стихло, проводник велел всем уходить. Шли пешком, с вещами, около тридцати километров. Повезло: умудрились сесть в полупустую электричку, которая шла вне всякого расписания.

Бабушка из Бородянки. Чудом попав во Львов, два дня молчала. Совсем. Потом заговорила. Когда она рассказывала о зверствах, какие творили российские солдаты с молоденькими девушками, на слушателей было страшно смотреть.

ДМИТРИЙ:

День 49. 13 апреля 2022

Сегодня с утра пораньше едем вместе с сыном Сергеем в военкомат на медкомиссию. Приезжаем к открытию — и видим изрядную очередь. Стоять приходится почти три часа. Наконец заходим. В итоге нас обоих отправляют на дополнительное медицинское обследование. Мне делают рентген левого колена — и на этом заканчивается смена у рентгенолога. Снимки проявят завтра. С ними и с предварительным заключением врача — в другую больницу к травматологу, и уже от него с окончательным заключением — обратно в военкомат.

Моему сыну делать рентген не надо — его сразу направляют в ту больницу, которую мне предстоит посетить завтра. Он успевает пройти осмотр, получить заключение и вернуться с ним в военкомат. В результате моему сыну вручают повестку на 23-е апреля. Его направят в учебную часть подо Львовом, и затем, после прохождения обучения — в действующую армию. Останется ли он во Львове или где-то рядом, или отправится на фронт, заранее неизвестно. Возможно и то, и другое.

На душе тревожно. Если бы призвали меня самого — точно тревожился бы куда меньше. Впрочем, насчет меня еще ничего не решено. Это выяснится завтра-послезавтра.

Теперь надо собирать Сергея в армию. Докупить все необходимое. Составляем с Алисой списки.

…А вопрос с машиной, которая везет гуманитарную помощь из Англии через Польшу в украинские Валки, решился неожиданно просто. Алиса наконец получила прямой контакт женщины, которая занимается этим вопросом здесь, в Украине, и выяснилось, что машина вообще-то идет в Харьков. Никаких перегрузок и дополнительных логистических ухищрений не потребовалось. Просто договорились, что по пути в Харьков машина заедет в Валковский роддом (это Харьковская область) и выгрузит там все необходимое.

И стоило, называется, огород городить?..

Из редакции американского журнала прислали на сверку и одобрение перевод нашего рассказа «Спасатели». Перевод хороший. Переданы даже ирония, интонации и общая атмосфера. Нашел только два совсем мелких огреха. Написал Алексу (издателю журнала), поблагодарил его и переводчицу.

ОЛЕГ:

В харьковском экопарке Фельдмана разбомбили бо̀льшую часть вольеров. Встал вопрос об усыплении львов и тигров, поскольку таких хищников содержать в бытовых условиях, да ещё и под обстрелами, невозможно.

Писали: «Разрушена вся инфраструктура, чудом остались живы тигры и львы. Очень сильно пострадали их клетки, они в любой момент могут выйти на улицу, в тяжелом состоянии сооружение, где находятся медведи. Сегодня принимается решение, у нас времени до вечера, или всех умертвить, усыпить, или принять какой-то вариант их перевозки. Никаких шансов, идей, чтобы их перенаправить, нет… Если будет найдена какая-нибудь идея, возможно, кого-нибудь спасем, маленьких ягуаров, пантер. Но все взрослые животные, скорее всего, будут уничтожены.»

К счастью, позже прошла информация о том, что подключились UAnimals. Они пишут: «Мы связались с руководством экопарка и договорились об эвакуации зверей в Приют диких животных Натальи Поповой, которая готова забрать их всех. Также мы нашли клетки для эвакуации и интенсивно работаем над вопросом логистики».

Можно представить, насколько трудно эвакуировать львов и тигров из обстреливаемого города, и все же нашлись люди и средства для этого подвига.

P.S. Ага, начали вывозить. Пишут: «Несмотря на то, что снова были обстрелы, эвакуировали четырех животных — двух львов, ягуара и пантеру. К нам уже едет транспорт, едут необходимые клетки, едут люди, не боящиеся вывозить животных из обстреливаемой зоны, наших питомцев готовы принимать во многих местах».

ДМИТРИЙ:

День 50. 14 апреля 2022

Эпопея с военкоматом и больницами продолжается. Сегодня с утра (на удивление, без всякой очереди) получил рентгеновский снимок своего левого колена. С ним отправился в другую больницу, к травматологу. Выстоял очередь. В итоге травматолог сказал, что на снимке что-то видно, а что-то нет. Он подозревает, что с коленом у меня дела обстоят несколько хуже, чем можно понять по снимку, и выписал мне направление на МРТ. Записался туда на 8 утра в понедельник, 18-го апреля — раньше никак. Так что после вынужденной паузы эпопея продолжится в понедельник. Возьмут меня в армию, или нет, пока все еще не ясно.

ОЛЕГ:

Бронежилет для волонтерки.

Мы помогаем в приобретении лекарств для харьковчан и доставке их в город. В Харькове по адресам медикаменты развозят очаровательная волонтерка Анастасия и ее дядя. Поскольку обстрелы Харькова не прекращаются и поездки опасны для жизни, пришлось объявить сбор средств для приобретения бронежилетов, которые будут переданы волонтёрам.

Жизнь фантастичнее литературы. Такой сюжет мне бы и в голову не пришел.

P. S. К истории пришел комментарий из Казахстана: «У одной из киевских волонтёрок точно есть бронежилет. Ей его приобрела на свои средства моя подруга, известный врач, выросшая в Киевской области… Только волонтерка его всё время кому-то одалживает поносить!»

Р.P.S. Ещё для одной красавицы-волонтерки сумели раздобыть бронежилет. Ну и чудесно.

Тут ко мне в комментарии приходят языковеды, говорят: нет такого слова «волонтерка». А я в ответ молчу. Такого, чтобы одевать девушек, развозящих старикам лекарства под обстрелами, в броники — этого тоже на моей памяти не было. А теперь есть.

Будем жить!

ДМИТРИЙ:

День 51. 15 апреля 2022

А ведь у нас с Броней сегодня годовщина свадьбы. 33 года вместе. Очень надеюсь следующую годовщину встретить дома, в Харькове. Как и предыдущие тридцать две.

Сыну позвонили из военкомата. Вместо 23-го апреля он должен прибыть в военкомат завтра в 9 утра — чтобы отправиться в учебную часть.

Весь день — сборы.

Вечером устроили… праздничный? даже не знаю, как назвать — ужин. Годовщина свадьбы и одновременно — проводы сына в армию. Во время войны. Торт, нарезка сыров, бутылка сухого вина — одна на всех… Связались с Броней в видеорежиме. Конечно, она очень переживает.

ОЛЕГ:

Российская артиллерия разнесла в Харькове дом бабушки моего зятя. К счастью, саму бабушку незадолго до этого вывезли в деревню к родственникам. В доме все выгорело к чертовой матери, даже страшно представить, что могло бы быть с людьми, живущими там.

Во двор частного дома, где живёт мать моего зятя, прилетело два снаряда. Теперь во дворе есть пара устрашающих воронок, а в окнах нет стекол, они вылетели.

Хозяйка дома прячется в подвале у соседей. Своего подвала в доме нет.

Ну да, я об этом уже писал.

Это не первые дома в моей семье, а также у друзей и знакомых — дома, которые пострадали от ракет, бомб и снарядов. Харьков прессуют уже второй месяц.

Без комментариев. На язык просятся такие слова, какие лучше не произносить.

У ненависти медное крыло, Свинцовый клюв и перья наголо Из ярой бронзы. Птица-Стимфалида, Каким тебя к нам ветром занесло? Ответил мне взмах медного крыла: «Я с самого начала здесь жила. Язвлю, летаю, кличу в вечном страхе: Не прянет ли Гераклова стрела?»

ДМИТРИЙ:

День 52. 16 апреля 2022

С утра проводил сына в армию. Обнялись. Главное, чтоб вернулся живой. И целый. Да, пока его направляют всего лишь в учебку — но это ненадолго. Алиса с Машей вышли с ним. Я остался дома. В доме пусто, на душе тревожно. Пытаюсь занять себя делом. Получается с переменным успехом.

…Сын сообщил, что его определили в территориальную оборону. Он останется во Львове, будет служить в территориальной обороне до демобилизации, т. е. до окончания войны. На фронт не имеющих боевого опыта отправлять не будут.

На душе сразу полегчало. Хорошо, что у нас в стране нашлись разумные люди — причем где-то в руководстве — которые приняли такое решение.

ОЛЕГ:

Циркуны — такой себе поселок между Харьковом и Белгородом. Циркуны были оккупированы российскими войсками буквально в самом начале войны. Наши знакомые, муж с женой, попытались эвакуироваться в Украину на своей машине, но оккупанты запретили и вынудили ехать в Россию.

Какое-то время с ними не было связи. Когда удалось созвониться, выяснилось, что они заняты поиском путей домой, обратно в Украину. Выясняли, какие есть возможности: через Армению? Турцию? Открыта ли граница Беларуси и прибалтийских государств?

Ещё не вернулись. Ну что ж, желаю им удачи!

Какой сегодня день войны? Не помню. Не считал. Наверно, свыше сочтены Развал и нищета, Наверно, свыше есть расчет И точный календарь, А на земле хохочет чёрт: «Не парься, милсударь! Сейчас не время дни считать, Не время греть кровать, Не время петь, плясать, читать, А время воевать, Гнать непокорных к краю рва, Стрелять, качать права, Искать обидные слова, Ужасные слова. Таков рецепт у сатаны, Благого сатаны!» Какой сегодня день войны? Обычный день войны. Послесловие

ОЛДИ:

Война в Украине по-прежнему продолжается, но плотность событий в нашей личной жизни заметно уменьшилась. Больше нет смысла каждый день заносить в дневник происходящее: это по большей части мелкие, бытовые «события». Вряд ли они будут интересны кому-либо, кроме нас — особенно на фоне воистину трагических событий и глобальных потрясений, которые происходят в Украине и во всем мире. Но о них любой желающий может узнать из новостей и фронтовых сводок. Не имеет смысла их пересказывать — тем более, что мы не являемся их непосредственными свидетелями или участниками. О таком лучше узнавать от фронтовых корреспондентов, новостных агентств и политических обозревателей — а также напрямую от бойцов ВСУ. Да, в перерывах между боями наши воины время от времени пишут в свои блоги и соцсети, и даже постят фото и видео — вот он, двадцать первый век! Можно получать информацию из первых рук, прямо с передовой.

И все же нам есть, что добавить к нашей личной хронике первых месяцев войны.

Конец апреля — май 2022:

ДМИТРИЙ:

Мой сын Сергей в армии. Через день ночует дома — их учебная часть расположена на окраине Львова, и зачастую тех, кому есть где ночевать в городе, на ночь отпускают домой — если у них нет нарядов, дежурств и ночных учений. И я, и жена Сергея, Алиса, очень этому рады. Сергей рассказывает много интересного. Не все, разумеется — то, что можно.

Я в несколько этапов прошел медкомиссию — о, это был настоящий квест на целую неделю! — и в итоге меня признали годным к воинской службе. Поставили на учет, записали все данные, сказали быть на связи. Я и так все время на связи — смартфон всегда с собой, мой номер в военкомате есть. Но пока не звонят. Даже немного обидно. Как это так: мой сын в армии, а я — нет?!

Но, видимо, сейчас в ВСУ не особо нужен лейтенант запаса 59 лет от роду без боевого опыта, с невостребованной военной специальностью и давно забывший почти все, чему его учили на военной кафедре института 38 лет назад. С одной стороны, это хорошо, что людей нашей армии хватает, и ВСУ прекрасно могут обойтись без таких, как я. С другой — жалею, что не взяли.

Ну да ладно.

ОЛЕГ:

Я для военкомата совсем неинтересен. Я был комиссован — освобожден от военной службы — еще сорок лет назад, по причине слабого зрения. За это время зрение лучше не стало. Военный билет у меня есть, но там написано: «рядовой необученный, ограниченно годный в военное время».

Военно-учетной специальности не имею: по образованию я режиссер театра. У нас в институте и военной кафедры не было. А через несколько месяцев мне исполнится — надеюсь! — шестьдесят лет, что автоматически снимает меня с военного учета.

Помогать своей стране я сейчас могу только в тылу, занимаясь волонтерской деятельностью. Что, собственно, мы с Дмитрием и делаем с самого начала войны.

А всё-таки жизнь возрождается, да, возрождается, В любви возрождается и в милосердии, в жалости, В насмешке над фюрером, в жимолости над воронкою, В горючих слезах над принесенной в дом похоронкою. А всё-таки жизнь бесконечная, да, бесконечная, Святая и грешная, злая, беспечная, вечная, Случайная, бренная, пьяная, даже убитая, Гвоздем в эту землю по самую шляпку забитая. Когда мертвечиной несёт от румяного выродка, Я помню, как воды несёт через камни и рвы река, Как дети играют и как приживаются саженцы, А всё-таки жизнь продолжается, да, продолжается!

ДМИТРИЙ:

Наконец-то вышел из ступора и снова начал регулярно писать. Начинать заново было трудно, но потом — пошло-поехало! Но об этом чуть позже.

Маша, подруга Алисы и Сергея, нашла себе съемную однокомнатную квартиру на другом конце Львова и переселилась в нее. Алиса съездила в Харьков — забрать кое-какие вещи, повидаться с друзьями и коллегами и порешать разные волонтерские дела. Я оставался «на хозяйстве». Готовить я более или менее научился, так что готовил и для себя, и для через день приходящего ночевать сына. Ничего, справился.

Армейская учеба у сына закончилась, их часть передислоцируют в другую область (знаю, куда именно, но по понятным причинам не пишу). Нет, не на фронт. Но ближе к фронту. В третью линию. Алиса едва успела вернуться из поездки, чтобы попрощаться.

Списываемся и созваниваемся с Сергеем. У него, к счастью, все в порядке. И обеспечение наконец наладили — выдали все, что не успели выдать во Львове: второй комплект формы, хороший бронежилет и каску, берцы и еще всякое-разное по мелочи. Похоже, снабжение нашей армии заметно улучшилось. И не только техникой и вооружением. Что не может не радовать.

ОЛЕГ:

В самом конце весны мы с женой вернулись на восток Украины, поближе к родному Харькову. Поселились в маленьком, тысяч на семь жителей, поселке на границе соседней области. До Харькова всего полтора часа езды, рукой подать. Жена уже несколько раз приезжала в Харьков, забирала какие-то вещи, в которых возникала острая необходимость.

Высылала почтой, я встречал на новом месте.

Обстрелы города? Да, конечно. Они и не прекращались. Но это уже стало частью реальности, которую просто учитываешь. Здесь, в поселке, тоже каждую ночь два-три раза гудит сирена воздушной тревоги. И еще один-два раза — днем. К счастью, тут тихо. Тихо — это когда российская ракета прилетает в другие города и поселки области, и ты читаешь об этом в новостях.

Нам повезло — наши друзья Стас и Света пустили нас в свою свободную квартиру. Они восемь лет назад были вынуждены бежать из Донецка, который внезапно вспыхнул и превратился в серую, не признанную миром зону — зародыш будущей полномасштабной войны. Бежали Стас и Света в этот поселок, а позже перебрались в центральную Украину.

Спасибо, друзья!

Тут мы провели лето, встретили осень. Тут, вероятно, и зазимуем.

РЫНОК В ПОСЕЛКЕ А вот и липа зацвела, Такие, брат, дела, Ещё вчера метель мела, А нынче ли́пов цвет, А вот невеста с женихом В районный ЗАГС идут пешком, С заметным девушка брюшком, Любовь им да совет! А это в небе штурмовик, Народ не парится, привык, Мальчишка показал язык Вослед штурмовику, Бесстрашный удался пацан, Горит улыбка в пол-лица, И ни начала, ни конца Мальчишке на веку. Кто чем торгует: молодой Картошкой, салом, лебедой, А это утренний надой И колбаса с дымком. Старушка гонит лисапет, Ей восемьдесят восемь лет. Откуда знаю? Так сосед С наездницей знаком. Вот громыхнул прилёт ракет, Торговец обувью планшет Тиранит пальцем: что ж ты, дед, Надумал звук включить? Затих свирепый лай войны, Иные голоса слышны, И в очереди: «Циркуны? Мерефа? Дергачи?!» А это мы идём с женой Меж колбасою и войной, Поселком, областью, страной Шагаем не спеша, И под ногами не земля, А начиная с февраля Боится лопнуть — вуаля! — Земной воздушный шар.

Лето 2022:

ДМИТРИЙ:

Алиса переезжает в Киев — чтобы быть поближе к мужу, Сергею. Снова остаюсь один. Но ненадолго: вскоре из Германии наконец приезжает моя жена Бронислава. Ура! Вымыл-пропылесосил всю квартиру, перестирал одежду и постельное белье, наготовил кучу всякого вкусного.

И вот наконец Броня во Львове! Мы снова вместе! Даже не верится. Только сейчас по-настоящему осознал, насколько я соскучился по своей жене за эти тревожные месяцы.

Созваниваемся с сыном. У него все хорошо. Алисе удалось-таки к нему приехать и встретиться, даже дважды: второй раз — на пятилетие их свадьбы. Начальство вошло в положение и оба раза дало Сергею увольнительную — хотя во время войны увольнительные не особо положены. Похоже, с командиром Сергею повезло.

Теперь, когда мы с Броней снова вместе, и пишется куда лучше. Научился писать не только с утра, как раньше, но и в любое время суток, когда есть время / возможность. Рассказ, второй рассказ, повесть, еще рассказ… Давненько не писал «малую форму». В последние годы мы все больше работали над романами. Но времена меняются, война вносит свои коррективы и в творчество в том числе.

Олег тоже много пишет: у него готовы уже несколько сборников стихов военных дней. Плюс сообща делаем переводы всего написанного на украинский, а кое-чего — и на английский. Переводим сами, отдаем на редактуру хорошим редакторам и переводчикам, публикуем в сети на нашем авторском сайте — сразу на двух-трех языках. Олег еще и аудиоверсии записывает, начитывая на смартфон стихи и прозу.

С публикациями на бумаге в Украине сейчас проблемы — война, однако. А с Россией мы сейчас не работаем по понятным причинам. Кстати, с бумагой там, насколько мы знаем, сейчас тоже проблемы.

Наши друзья и замечательные переводчики из Франции Виктория и Патрис Лажойе перевели и договорились об издании нескольких наших текстов на французском (в том числе и этих дневников — но не только). Пользуясь случаем, выражаем им огромную признательность!

Наш относительно старый рассказ «Спасатели» вышел на английском в США в журнале фантастики «FUTURE. Science Fiction Digest». Это наша первая официальная публикация на английском.

А еще прекрасная украинская переводчица (а также поэтесса) Лорина Тесленко (Филоненко) взялась по собственной инициативе переводить на украинский наш трехтомный роман «Ойкумена». Публикуем его по главам на нашем сайте.

Кстати, та же «Ойкумена» сейчас переводится на китайский.

О чем пишем? О том, что болит. О том, о чем не можем молчать. О том, чем заняты все мысли. О войне? Да, о войне, даже если действие происходит не на фронте.

«Ангел по имени Чуйка». Первый наш рассказ после 24-го февраля. О чем? О ком? Об украинском солдате и его ангеле-хранителе. О выборе. О человечности. О героизме. О выходе за рамки установленных правил. О том, что ни одна жертва не бывает напрасной…

Еще один рассказ: «Малый круг». О волонтерах. О тех, кто помогает бойцам на фронте и людям, которые остались в прифронтовых городах под бомбами и ракетными обстрелами. О тех, кто не попал на фронт, но не способен сидеть сложа руки и просто ждать окончания войны. Чьи силы и возможности невелики, но кто делает, что может — а иногда даже больше, чем может, надрываясь, сгорая — и все же спасая других.

ОЛЕГ:

Первые отзывы читателей на наш рассказ «Малый круг»:

— Написано про нашу войну. Про людей в войне. Написано в ритме прилета ракет, гула моторов, волонтерской лихорадки. В том ритме, в каком бьются сердца украинцев, охваченных единым стремлением: успеть, помочь, спасти, выстоять. Этот ритм захватывает, не отпускает до последней строчки. Так пишут те, кто собственным сердцем научился отстукивать этот ритм — по большому счету, тут почти нет фантастики. Олди описывают нашу современность. Описывают так, что после финальной строки надо восстанавливать дыхание.

— Потрясающий украинский фантаст опубликовал рассказ про сегодняшний день, про нашу реальность, про Украину. Рассказ сильный и пронзительный. Это, наверное, самое сильное, что я прочел в последнее время. Самое тяжелое — это понимать, что твое время ушло, что помочь молодым своим нечем. Только жизнью — больше ничего нет… Держитесь там, очень вас прошу. Вы нам всем очень нужны…

— Я прочла ваш «Малый Круг» в автобусе и теперь стараюсь в этом автобусе не реветь вслух. Берегите себя, пожалуйста. И я молюсь богу, в которого не верю, чтоб к вам вернулся мирный язык, когда это все закончится.

— Знаменитый фантаст выпустил новый рассказ, а также аудиозапись в исполнении Олега Ладыженского. Рассказ сильный и тяжёлый, он про реальность, в которой сейчас живёт Олди, а мы можем лишь догадываться.

— Спасибо, очень сильный текст. Прекрасный и сильный.

ДМИТРИЙ:

Повесть «Идущие за мной». Ближайшее будущее. Десять лет спустя. Сбылись мечты миллионов людей: Россия окружена непроницаемой стеной и больше никому не может навредить. Но как возникла эта преграда? И какой ценой она держится? Это повесть о долге и вере, об упорстве и самопожертвовании — и о цене, которую приходится платить.

ОЛЕГ:

Отзывы на нашу повесть «Идущие за мной». Первые дни после публикации, отзывы ещё горячие, самые дорогие:

— Что может один человек? Не так уж и много. Но с помощью чувства долга, силы воли и веры — гораздо больше. А если он не совсем один, если найдутся те, кто идет за тобой? Нередко и мне, как жене капитана из этой небольшой повести, хочется орать — хочу бетонную стену, хочу ров с крокодилами… Фантазия оптимистичней реальности. Но и в нашем мире зло не победит.

— Читаю маленькими кусочками: потому что слезы начинают катиться, букв не видно. Жду, когда станет видно, и снова читаю, потому что невозможно оторваться.

— Прочитала, плачу. Неимоверные вы, Олди, неимоверные!!! Спасибо. Я редко плачу — отец воспитывал, а сейчас…

ДМИТРИЙ:

Наш авторский сайт «Мир Олди» («OldieWorld»), где мы публикуем наши произведения, фактически превратился в волонтерскую интернет-платформу. Вырученные с него средства идут на помощь тем, кто в ней нуждается: как гражданским, так и бойцам ВСУ. Только конкретно, только адресно: тем, кого мы знаем и абсолютно уверены, что средства попадут по назначению.

ОЛЕГ:

Раз в две недели публикуется отчет примерно такого содержания:

«Средства с авторского сайта «Мир Олди» перечислены десяти волонтёрским командам, медбатальону «Госпитальеры», БФ «Help save Kharkiv», волонтерской группе «БуД Допомога Харків», беженцам, утратившим жильё, харьковчанам, лишенным источников доходов; на эвакуационный автобус, оборудование для реанимобилей, транспорт для перевозки раненых, медикаменты, иглы для декомпрессии, повязки оклюзионные, спальники, карематы, турбаллоны с газом, сухой спирт, аккумуляторы, пауэрбанки, генераторы, рюкзаки, носилки, дождевики, инфракрасные плиты для обогрева, пикапы для ВСУ и территориальной обороны, дроны для Херсона, снаряжение для мобилизованных и морской пехоты, топливо, продукты питания, средства связи, стройматериалы, оплату лечения и т.д.

Спасибо всем неравнодушным!

Помогаем друг другу, выживаем вместе.»

Да, это правда. Нам помогают, мы отвечаем тем же. Выживаем вместе.

Осень 2022:

ДМИТРИЙ:

Интернет взрывается долгожданными новостями: большое наступление ВСУ! В нашей родной Харьковской области! Ну наконец-то! Какие фильмы, какие книги?! От фронтовых сводок не оторваться! Читаю их запоем! Фронт прорван, россияне бегут, бросая технику и сдаваясь в плен. Освобождены Балаклея, Купянск, Изюм, Волчанск, множество городков, сел и поселков поменьше — почти вся Харьковская область. На севере области силы ВСУ вышли к границе с Российской Федерацией. На юге, в Херсонской области, у ВСУ тоже есть успехи — хотя и более скромные.

Да, знаю, это еще далеко не окончательная победа, не конец войны. Это несомненный большой успех нашей армии, но война продлится еще долго. В нашей победе я нисколько не сомневаюсь — как и абсолютное большинство украинцев — но стоит смотреть на вещи трезво и не впадать в преждевременную эйфорию.

Хотя так иногда хочется…

В ответ Россия бьет ракетами по гражданской инфраструктуре — электростанциям, плотинам, школам, больницам… В Изюме найдено массовое захоронение убитых россиянами людей — судя по всему, еще большее, чем в Буче…

Война продолжается. И помощь нашей армии — а также мирным людям, кто остается в прифронтовой полосе, по-прежнему нужна. Значит, работаем дальше. Помогаем друг другу, выживаем вместе.

ОЛЕГ:

Вернулась в Харьков и моя теща. Нужда заставила — возникли проблемы с квартирой, которые надо было срочно решать. Во двор их дома прилетел снаряд, во всех квартирах взрывной волной выбило все стекла в окнах. Если летом мы сумели решить этот вопрос дистанционно — связались со строителями, и те затянули окна пластиковой пленкой — то сейчас, когда на пороге зима, самая сложная зима в нашей жизни, пленка уже не годилась.

В Харькове есть волонтерские строительные группы, где оказывают помощь пострадавшим жителям. Я подал заявку с просьбой заделать окна ДСП (древесно-стружечной плитой). Вставлять новые стекла бесполезно, опять выбьет. А ДСП — это сейчас обычная практика.

На следующий день приехал мастер. В течение часа все сделал.

Бесплатно.

Вот такой он, Харьков.

Мы уговариваем тещу с тестем переехать в безопасное место. И варианты есть. Но они сомневаются. В их годы трудно оставлять свой дом, к которому прикипел сердцем, где прожил долгую жизнь. Обстрелы? Каждую ночь? Что возразишь, как объяснишь, когда тебе говорят: «Мы хотим умереть дома!»

Надеемся на лучшее. Надежда спасает, держит на плаву.

* * *

В поселке, где я живу, есть клуб. В клубе есть зрительный зал на пятьсот мест и очень приличная сцена. Сегодня давали спектакль — в поселок приехал областной драматический театр. «Сватовство на Гончаровке», украинская классика. Действие пьесы, кстати, происходит в Харькове, двести лет назад

Зал был набит битком. Дети и старики, местные и те, кто приехал автобусом из окрестных сел. Спектакль принимали прекрасно: смеялись, аплодировали удачным репликам. Чувствуя это, актеры старались еще больше. Яркие, гротескные, комические образы.

Поселок на семь тысяч жителей. Зал на пятьсот мест. Аншлаг.

Вот так-то.

Через три дня приедет симфонический оркестр. Пойду слушать.

P.S. Прекрасный получился концерт. Хиты: Мишель Легран, Нино Ротта, Артуро Сандовал, Еугениуш Дога… И конечно же, украинская классика: Лысенко, Билаш, «Червона калина»… В финале зал аплодировал стоя.

ДМИТРИЙ:

Засел писать очередной рассказ. На сей раз — хоррор. О том, что ждет российских захватчиков в украинских землях.

Спойлер: ничего хорошего.

И пусть рассказ этот — художественный вымысел, но реальность для тех, кто пришел с оружием в нашу страну, оборачивается ничуть не менее страшной своей стороной. Так что в этом плане в рассказе все достаточно реалистично — при всей его жутковатой мистике.

А мы будем жить.

ОЛЕГ:

Бессонница. Гомер. Сирены трубный глас. Окраина горит. Горит и где-то в центре. Ликует вражий чат: «…поражены две цели…», Я список кораблей читаю в третий раз. Ракеты и Гомер — всё движется войной, Кто б на ладью ступил, когда б не эта Троя? Ещё один прилет в районе новостроя И дым стеной. Твой жребий, мой Приам, диктует седина: Ждать, закусив губу, пока дерётся Гектор. Да, возраст и царей кнутом сгоняет в гетто, И некому пенять, такие времена. Открой Пандоры бокс, дай вылететь надежде! Что там ещё зажглось? Нет, это не свеча. Ахейцев корабли горят у побережья? Ну что же, в добрый час.

Встань и иди

Рассказ

«Пропал мальчик».

Я сидел в патрульной машине, припарковавшись у отделения Новой почты напротив Молодежного парка, и тупил в телефон, когда увидел в городском паблике это объявление. Пропал мальчик, Чаленко Валерий, одиннадцать лет. Ушел утром из дому, на звонки не отвечает. Всех, кто видел, просим сообщить…

Я бы пролистал дальше, не задумавшись. Чужая жизнь, чужая забота. Но родители выложили фото, а взгляд скользнул, зацепился, прикипел. Детское, мягко очерченное, серьезное не по возрасту лицо. Ямочка на левой щеке. Серые глаза с рыжими искорками. Густые брови вот-вот срастутся над переносицей. Вязаная шапочка сдвинута на затылок, наружу выбивается прядь вьющихся русых волос. Еще лет пять, и живая смерть девкам.

Я уже видел этого парня.

Нет, не в чатах. Я видел его в районах, которые пострадали от ракетных обстрелов больше других. Я заезжал туда в своих поисках, колесил по улицам и переулкам. Всматривался в руины, прислушивался, принюхивался, как охотничья собака. Вылезал из машины, бродил по черным, закопченным, гулким этажам; заходил в брошенное, разрушенное жилье. Позднее, выяснив, где прячутся те несчастные, кто нуждался в помощи, я уезжал прочь и вскоре возвращался. Приводил к намеченному дому нашу спасбригаду.

Да, мальчишка. Случалось, он вертелся неподалеку.

С домами, возле которых я замечал его, творилась какая-то чертовщина. Если во время поисков я фиксировал чье-то присутствие, то потом, вернувшись со спасбригадой, мы не находили в здании ни души. Когда я говорю «ни души» — это рутина, рабочий процесс, а не фигура речи.

Мальчишки к этому времени там тоже не было. Я списывал это на случайное совпадение. На мою ошибку. Бог знает на что еще.

Зря я это делал.

Я сказал, что видел его в районах? Нет, в одном районе, всегда в одном и том же. Должно быть, Чаленко Валерий, ты живешь неподалеку. С чего бы это ты вдруг пропал?

Пропасть в городе, расположенном рядом с линией фронта; в городе, обстреливаемом ракетами, а бывало, что и артиллерией, днем и ночью; в городе, где так легко из детского любопытства забраться в частично разрушенный дом, зайти в брошенную квартиру, где взрыв сжевал и выплюнул часть несущей стены, сунуть любопытный нос в обломки чьего-то быта — и сорваться вниз, на хищный, местами вздыбленный асфальт…

Короче, пропасть пропадом — это у нас дело плевое. Но чутье, помноженное на взгляд серых глаз, смотревших на меня с фотографии, подсказывало, что пропавший Валерка не из тех сорванцов, которые изнывают в поисках рискованных приключений.

Я вздохнул и уставился в окно машины, словно искал там ответы на вопросы. Через дорогу от меня ветер гнал поземку от края дороги в глубину парка. Снежная круговерть бежала по центральной аллее, сворачивала на детскую площадку, забиралась на пустой круг карусели, взлетала вверх, цеплялась за перекладину турника — и, сорвавшись, вприпрыжку удирала дальше, к развалинам спортивного комплекса, разрушенного прямым попаданием двух ракет еще в конце июня.

Сын моего друга занимался там борьбой. Давно, до войны. Сам друг в юности занимался там фехтованием. Ну, это уже совсем глухая древность. Даже не верится, что такое было.

Поземка. Наверное, дело в ней. Руины руинами, а поземка меня чем-то зацепила, задела за живое. Не правда ли, в слово «живое» каждый вкладывает свой собственный смысл?

Обругав себя за пустые сантименты, я тронулся с места.

Спустился по Веснина, увеличивая скорость, понесся по Шевченко. Словно гнался за кем-то, честное слово, или боялся опоздать! Обогнул водохранилище: мелькнула жиденькая лесопосадка, супермаркеты — один, другой. У рынка на Героев Труда я свернул налево и двинулся вверх, на Северную Салтовку. Дома провожали меня слепыми глазницами окон, заколоченными наглухо листами ДСП.

Ремонтники, волонтеры и городские коммунальщики оставляли открытыми только форточки, для проветривания.

Где я тебя видел, Валерий Чаленко? В районе Родниковой? Ага, сюда, а теперь сюда и снова возьмем вверх. Я не сразу понял, что сворачиваю туда, куда ведет меня поземка. А когда понял, то вдобавок понял еще и то, что впервые вижу такую поземку.

Она была не белой, а черной.

Реденькая, малозаметная, похожая на золу, взвихренную порывом ветра, она вилась впереди машины. Выскакивала на обочину, на тротуар, облизывала уцелевшие ларьки, киоски; снова мчалась вперед. В моем положении мало чему удивляешься, вот я и не удивился.

Поземка? Черная? Зимой?!

Ладно.

Когда я решил, что ладно, и не стоит внимания, она сгинула, как не бывало. Я остановил машину возле шлагбаума, загораживавшего въезд в частный сектор двора. Шлагбаум меня не остановил бы, но привычка — вторая натура. Еще только подъезжая, я видел, как черная поземка перед тем, как исчезнуть, лизнула что-то, неопрятной грудой валявшееся у шлагбаума. Сейчас, выбравшись из машины наружу, я ясно мог разобрать: нет, не что-то.

Кто-то.

У шлагбаума умирала собака. Похоже, ее сбили автомобилем. Крупная дворняга, рыжая с темными подпалинами, густо разбросанными по бокам и спине. Собака тяжело дышала, временами похрипывая. Бока ее вздымались и опадали, вызывая в памяти неприятную ассоциацию с мехами аккордеона.

Черная поземка была тут как тут. Вихрем вертелась вокруг подыхающего животного, закручивалась пепельными смерчиками. Приникала вплотную, налипала неопрятными комьями; обнюхивала, вылизывала, наслаждаясь вкусом и запахом смерти. Когда я приблизился, я услышал рычание. Нет, рычала не собака, та уже была не в силах угрожать кому бы то ни было. Да и звук был не звуком, а чем-то другим, непохожим на банальное колебание воздуха, хотя и однозначным по смыслу.

Рычала поземка, отгоняя меня от добычи. Увидела во мне соперника? Я прошел мимо, не останавливаясь.

Какое мне дело?

Собака, поземка — вряд ли они были причиной тому, что меня повело. Мир качнулся, утратил резкость. Близость смерти давно не тревожила меня: привык, смирился, принял как неотъемлемую часть работы. Приступы, подобные этому, начались в середине ноября и накатывали раз в две недели, затем чаще. Голова шла кру̀гом, зрение сбоило. Контуры окружающей действительности становились зыбкими, картонными, ненастоящими, а за ними проступало нечто большее, важное, и казалось, надо сделать шаг навстречу, всего один шаг, ну может, два или три, и рассмотришь, прикоснешься, оставишь прошлое за спиной, как змея оставляет сброшенную кожу…

Потом все проходило. Вот как сейчас.

Я понимал, что это значит. Не я первый, не я последний.

Избавляясь от остатков головокружения, я побрел дальше, во двор. Уставился на высотку, изуродованную давним прилетом. Взгляд еще не вернул былую остроту, но и так было видно: три квартиры на седьмом этаже открыты нараспашку. Внутри, в бесстыже выставленной на всеобщее обозрение наготе частной жизни, вскрытой приходом войны, как банка сардин вспарывается консервным ножом, что-то шевелилось, вздрагивало, забивалось в дальний угол.

Я знал, что это. Кто это.

Ветер, вцепившись в край, трепал выстуженную штору. Чувствуя себя шторой, которую треплют без малейших признаков жалости, я зашел в подъезд и потащился наверх по лестнице.

Лифт, естественно, не работал. Да и не для меня они теперь, эти лифты.

Внешняя стена дома, начиная от шестого этажа, была разрушена. Зима без спросу лезла в проломы, задувала вьюгой, наметала кучи снега, местами взявшегося мерзлой коркой. Частично была разрушена и лестница: почему-то вдоль, а не поперек. Узкая полоса уцелевших ступеней соседствовала с бессмысленной памятью о второй половине этих же ступеней, обвалившихся вниз, в темную дышащую пропасть. Вероятно, раньше тут были перила. Ну, раньше везде много чего было.

Не надо вспоминать.

Пролетом выше, на лестничной площадке стоял он, Чаленко Валерий. Зеленая куртка, вязаная шапочка. Серьезное лицо, густые брови. За спиной мальчишки в разрушенной квартире ничего не шевелилось. Вглядывайся, не вглядывайся: ничего, никого. Но я знал, чуял: все, кто раньше был там, до сих пор там. Прячутся, хоронятся по углам.

Боятся.

Страх — это сейчас главное в их существовании.

* * *

Когда началась война и прилетели первые ракеты, станции метро превратились в бомбоубежища. Поезда какое-то время ходили по инерции, но быстро перестали. Люди шли семьями, потоком вливались под землю, ища если не спасения, то хотя бы временной безопасности. Мужчины, женщины, дети, старики, младенцы. Собаки, кошки, хомяки, попугайчики.

Метро? Ноев ковчег.

Ковчег стоял на вечном приколе. Его обживали: кто как может. Везунчики обустраивались в вагонах поездов. Сидения превращались в койки, туда клали больных и престарелых. Остальные устраивались на полу, на сумках с вещами. Позднее натащили всякого — карематы, подстилки, одеяла, какие-то невообразимые пледы в два слоя. Ну, это когда в вагонах закончилось свободное место, и люди стали селиться прямо на станциях.

Временная безопасность? Нет ничего более постоянного, чем временное.

Городские власти организовали подвоз еды. Сперва бесплатный хлеб, дальше — больше. Те из обитателей метро, кто посмелее, выскакивали наружу, в город, спешили домой, втягивали головы в плечи, прислушиваясь к разрывам. Возвращались, на скорую руку готовили, что придется, лишь бы горячее — и тащили обратно, семьям, оставшимся под землей.

На такое решались не все.

Кое-кто не выдерживал, возвращался в покинутые дома насовсем. Говорил: хватит. Прилеты? Значит, я умру там, где прожил свою жизнь. Другие вовсе переставали подниматься наверх, замыкаясь на переполненных станциях, в безумной, ставшей привычной толчее, как моллюск в раковине. Неделя, месяц, два месяца. Страх созревал в людях ядовитой жемчужиной, косился белым слепым глазком. Там смерть, говорил страх. Там ужас. Где там? Наверху. Здесь безопасно, сюда даже взрывы долетают глухим сотрясением. Кормят, поят, есть где зарядить телефоны. Работают туалеты. При необходимости есть шанс уйти в тоннель, там еще тише. Здесь жизнь, хорошо, не жизнь, а некий суррогат жизни, к которому можно привыкнуть, если постараться.

Старайся, понял? Сиди здесь.

Нет, я не осуждаю их, переставших покидать убежище, отказавшихся это делать. Кто я такой, чтобы осуждать? Бесстрастно и отстраненно я фиксирую наличие этих несчастных, исковерканных войной людей, как некий факт, требующий, чтобы его учли, поставили в одну шеренгу с другими фактами, обустроили систему взаимосвязей — и сам себе лгу, что делаю это бесстрастно и отстраненно.

В середине весны перед городскими властями встала серьезная проблема. Война войной, но пришло время запускать метро по новой, как транспортное средство, а не приют для беженцев. Сделать это в ситуации Ноева ковчега было невозможно. Вагоны, превращенные в общежития, требовали ремонта и капитальной уборки — особенно резко вопрос встал в условиях общего дефицита вагонов, возникшего после прицельных бомбежек депо.

Станции необходимо было освободить, отправив людей по домам.

Не буду говорить, какой ценой это далось. Убеждали, разъясняли, ругались; случалось, действовали силой. Приостанавливали снабжение бесплатной водой и провизией, по громкой связи уведомляли о пунктах выдачи гуманитарной помощи в городе. Самых упрямых не трогали, ждали, пока уйдут сами. Так или иначе, в конце мая, ровно через три месяца после начала войны, первые поезда двинулись в путь по темным кишкам тоннелей.

Интервал движения: тридцать минут. Пятнадцать минут. Десять. Семь. По всем направлениям, кроме конечного участка Холодногорско-Салтовской линии и станции «Госпром», работавшей только как пересадочный узел. Ага, пустили конечный участок. Ага, и на пересадке заработало.

Все, порядок.

К чему это я? Нет, речь не о метро. Метро — пример, аналогия, чтобы стало понятнее. Я о людях. И даже не о живых.

Война — это смерть. Множество смертей. Не знаю, как умирают солдаты, мне не довелось побывать на фронте. Но здесь, в городе, гражданские умирали по-разному. Большинство — обычно, как все, не о чем рассказывать. Они уходили, с ними прощались. Но случались исключения…

Кое-кто после смерти не соглашался уходить. Как те, кто наотрез отказывался покинуть метро, казавшееся единственным островком безопасности в убийственной круговерти, они отказывались покидать свои квартиры. Их тела зарывали на кладбищах или сжигали в печи крематория, но это не убеждало бедняг в необходимости тронуться в путь. Они даже не интересовались судьбой собственных тел. Нет, они забивались в опустевшие жилища, прятались там, лишь изредка выбираясь наружу, как правило, не дальше двора или конца улицы, на которой обитали при жизни. Чтобы убедить их покинуть убежище — вернее, место, которое они считали убежищем, отчаянно цепляясь за последнюю соломинку — требовалась куча усилий.

Уговоры. Объяснения. Применение силы.

Каторжный труд.

И вы еще спрашиваете, чем занималась все это время наша спасбригада? Да, конечно, вы не спрашиваете. Это я так, в запале.

Проще было бы оставить несчастных в покое. Но дома восстанавливали, в квартиры возвращались живые постояльцы, а проживание бок о бок с такими соседями — дело тяжелое и небезопасное. Временами это приводило к непоправимым последствиям. Даже если квартиры и продолжали пустовать, честно давая приют бывшим хозяевам — они, бывшие, мертвые, тоже вели себя по-разному.

Страх, единственная ниточка, удерживавшая их зыбкое существование, превращался в веревку, захлестывал, душил; переплавлялся в ненависть. Ненависть к врагу — это хотя бы понятно. Но в данном случае ненависть чаще всего обращалась просто на окружающих, виноватых в единственном прегрешении — они были живы.

Ненависть к тем, кто смеется, потому что ты больше не смеешься. Ненависть к тем, кто поет, потому что ты не поешь. Ненависть к тем, кто радуется, потому что ты лишен радости. Ненависть к тем, кто движется, поскольку ты боишься движения. Ненависть к тем, кто совершает поступки, потому что ты…

Ненависть, ненависть, ненависть.

Если война, то почему ты улыбаешься? Если беда, почему ходишь, а не сидишь, скорчившись, в углу? Смотри, вокруг трагедия! Как тебе не стыдно жевать бутерброд?! Если я прячусь, какое ты имеешь право бравировать своим пренебрежением к опасности?! Ты, наверное, всем своим вызывающим поведением упрекаешь меня? Показываешь, что ты лучше?

О, мы все понимаем, видим — и ненавидим.

Живые, лишенные непосредственной возможности действовать, все же могли сбросить такую ненависть в относительно безопасное русло — например, в социальные сети. Комментарии под новостями, сообщения в общественных пабликах; Телеграм, Вайбер, Фейсбук…

Скандал на улице, в конце концов!

Те, о ком я говорю, тоже сбрасывали — по-своему, как умели. Я встречал женщин, лишившихся рассудка; детей, переставших говорить; собак, которые без видимой причины взбесились и загрызли случайного прохожего. Видел квартиры, где нельзя было поселиться без риска превратиться в убийцу, маньяка, психопата. Видел балконы, откуда на коляску с младенцем сам собой падал горшок с кактусом.

Тяжелыми случаями тоже занималась наша бригада.

Я не виню бестелесных жильцов, отказывающихся покидать метро, подвал, квартиру, мир — и двигаться дальше. Не виню и озлобленных жильцов, уверенных, что кругом одни обидчики, а ненависть — последний якорь плотского бытия. Раз так, надо цеплять этим якорем все и всех, срывая с места, выдергивая из земли, разрушая и круша — лишь бы самому удержаться на плаву.

Никого не виню. Сам такой. Вернее, мог стать таким.

Мне просто повезло.

* * *

— Они там, — сказал мальчик. — Я не смог их убедить.

Он мотнул головой назад, в сторону разрушенной квартиры.

— Они не слышат. Я, наверное, позже приду. Попробую еще раз. Они что-то услышали, пусть теперь поживут с этим. Вечером вернусь, или завтра. Если не дозовусь, придется спускаться.

Он так и сказал: поживут. Пусть, значит, поживут.

И добавил, шмыгнув носом:

— Здравствуйте.

Вежливый мальчик.

— Ты что, меня видишь? — спросил я.

— И слышу, — подтвердил он. — А что?

Я пожал плечами:

— Ничего. Просто я мертвый. Как эти.

— Мертвых не бывает, — он был не только очень вежливый, но и очень серьезный мальчик. — Я думал, вы знаете. Вы бы не могли подать мне руку?

— Зачем?

— Я боюсь.

Красный от смущения, он закашлялся. Когда кашель прошел, парень достал из кармана носовой платок, тщательно вытер рот, а потом указал на разрушенную лестницу. Ту самую, по которой не так давно поднялся в квартиру с жильцами. Просто бестелесными или в придачу озлобленными — отсюда я не мог разобрать. Жильцы хорошо прятались.

Рука. Платок. Он словно белый флаг выбросил.

— Боишься? Спуститься?

— Да.

— А наверх лезть не забоялся?

Теперь уже он пожал плечами. Ну, типа так вышло.

— Спускаться, — подумав, уточнил он, — всегда страшнее, чем подниматься. Страшнее и труднее.

— Личный опыт?

— В интернете читал.

На уцелевшей стене рядом с мальчишкой висел пожарный щит с инвентарем. Стекло разбилось, но топор с крюком и брезентовый шланг, свернутый кольцом, остались на месте. Под щитом валялась скомканная черная тряпка. Ветер, задувая в проломы, шевелил ее, отчего казалось, что тряпка живая.

Снежная пороша искрилась на тряпке, как шерсть диковинного зверя, укрывшегося в засаде.

— Интересный ты парень, Валерий Чаленко, — сказал я, не двигаясь с места. — Сидел бы ты дома, а? Вон, кашляешь, сопли распустил. Тебе бы чаю с малиной, да в постель! Родители извелись, ищут тебя, беглеца, объявления дают. Ты здесь сколько уже времени торчишь? Небось, и счет потерял?

Он молчал, хмурился. Ждал.

— Ты почему на звонки не отвечаешь?

— А вы мне звонили? — удивился он. — Откуда у вас мой номер?

— Родители тебе звонили. Так в объявлении и написали: звоним, понимаешь, а он, ремнем бы его по заднице, никакой реакции. Не стыдно тебе, а?

Он полез в карман за айфоном.

— Разрядился, — виновато буркнул он, разглядывая гаджет, темный и безмолвный. — В ноль. Я не заметил.

— В ноль, значит. А ты не заметил. Уважительная причина, понимаю. Извини, Валерка, руки я тебе не подам. Ты ее взять не сможешь, мою руку. Придется тебе самому, как получится. Без обид, ладно?

Он вздохнул:

— Вы дайте. Если не трудно, конечно.

И знаете что? Я протянул ему руку.

Он вцепился в нее так, что мне стало больно. Я принял боль, как подарок — давно я не испытывал физической боли. Ладонь у парня была потная, узкая, но ничего, держал он крепко, по-мужски. От души держал, а может, от страха.

Когда он шагнул вперед, бочком протиснувшись по узкой полоске сохранившейся части ступеней, я сам чуть не упал вместе с ним, так меня накрыло. Память — страшная штука.

* * *

Я — Роман Голосий.

Сержант патрульной службы.

С начала войны я делал все, что положено. Патрулировал улицы. Стоял на блокпостах вместе с теробороновцами. Дежурил в местах прилетов, когда спасатели разбирали завалы. Таскал носилки с ранеными и убитыми. Мотался по вызовам. Не скрою, случалось, выполнял поручения личного характера. Возил гуманитарку на дом одиноким старикам. Забрал компьютер приятеля, добровольца, уехавшего с частью на Бахмут: пусть у меня полежит, под присмотром. Приятель, помню, все волновался: пароли там, личная информация. За свою шкуру так не переживал, как за эти чертовы пароли.

Даже в психушку кое-кого отвозил.

Жена с дочкой жили в пригороде, у нас там частный дом. Эвакуироваться? Нет, не захотели. После освобождения Купянска жена забрала к нам своих родителей, получивших возможность выехать из опасной, регулярно обстреливаемой зоны.

Дома я бывал редко. Чаще ночевал в городе, в компании двух-трех сослуживцев, в пустой квартире наших общих друзей — те прислали ключи.

Это случилось в середине лета. Поступил сигнал: ограбление. На тихой улочке под покровом ночи вскрыли продуктовый магазин. Неравнодушные жители заметили, сообщили в полицию. Когда мы с Потехиной — это моя напарница — приехали на место происшествия, все уже кончилось. Неравнодушные жители разобрались сами, а может, сперва разобрались, а потом уже сообщили в полицию.

Двое помятых мародеров ждали нас, крепко-накрепко примотанные к фонарному столбу невообразимым количеством скотча.

Пришлось резать. Не мародеров, разумеется.

Я не запомнил тот момент, когда ракета прилетела в дом, на первом этаже которого располагался магазин. Помню только вой, переходящий в визг, и все. Пожар, спасатели, коммунальщики, отселение людей, скорые помощи — память этого не сохранила.

Когда я пришел в себя, я стоял рядом с разрушенным домом. Небо расцветало первыми лучами солнца, Потехиной нигде не было, как и мародеров. Я сел в машину и поехал, куда глаза глядят, еще не понимая, что случилось.

Да, машина осталась. На ней и езжу до сих пор.

Не знаю, почему.

Тут главное — парковаться так, чтобы в тебя самого не въехали. Вреда никакого, ясное дело. Просто чертовски неприятно, когда в твою машину до середины влез какой-то сраный «лексус», засунув фару тебе подмышку, и мордатый водитель орет в телефон, ругаясь с женой, а до тебя ему и дела нет.

Вот это все я и пережил заново, пока держал за руку Валерку Чаленко. Жизнь, смерть, посмертие.

* * *

Когда он, тяжело дыша, встал рядом со мной, тряпка под пожарным щитом шевельнулась. Ветер был здесь ни при чем, да и не было его, ветра. Черная поземка, искря от раздражения, развернулась лентой, промела по бетонному ледяному полу — и хвостом лисы-чернобурки вылетела в пролом, заметая следы.

Я смотрел ей вслед.

Я видел другое. Вот я отказываюсь подать Валерке руку, потому что мертвые не могут поддерживать живых. Вот он сам, без поддержки, делает шаг на обкусанные войной ступеньки без перил, рядом с проломом, ведущим вниз с высоты шестого этажа. Вот черная поземка хищной лентой кидается вдогон, из-под щита, разворачивается брезентовым шлангом, обвивает узкую мальчишечью щиколотку, дергает…

Я протягиваю руку, хочу схватить, удержать, только поздно. Зеленая куртка, вязаная шапка, густые брови, серые глаза, ямочка на щеке, узкая ладонь, смешное шмыганье носом, кашель и носовой платок — все это летит в чернильницу вечера, прямо на асфальт, уже готовый принять жертву, превратить в кровавую кашу.

Да, я увидел это, как наяву.

Валерка тоже что-то увидел. А может, почувствовал. По лестнице мы спускались молча: он первым, я за ним. Молча шли вдоль дома к выходу со двора. Сумерки делались гуще, крались за нами, подъедали, растворяли в себе тени зданий и деревьев. Наших теней тоже видно не было: Валеркину сожрал ненасытный вечер, а моя навсегда осталась там, в июле, рядом со взломанным магазином. Я шел как есть, не отбрасывая тени, ничего не отбрасывая, даже самых безумных предположений. Шел и все озирался по сторонам, шарил беглым взглядом, высматривал — нет, черная поземка пряталась, близко не подбиралась.

Улетела? Хорошо бы.

Собака под шлагбаумом лежала без движения. Валерка остановился, долго смотрел на пса, словно хотел выяснить, жив бедняга или уже сдох.

— Отвернитесь, — попросил мальчик.

— Зачем? — не понял я.

— Я стесняюсь, — ломким голосом признался Валерка. — Не могу, когда на меня смотрят. Отвернитесь, пожалуйста.

Я отвернулся.

За моей спиной раздался шорох одежды — кажется, он присел над собакой. Потом с минуту было тихо.

— Встань, — услышал я, — и иди.

Я обернулся без разрешения. Собаки под шлагбаумом не было. Рыжая дворняга удирала со всех ног к гаражам, будто за ней черти гнались. Нет, пожалуй, черти были тут ни при чем. Кто угодно, только не черти. У дальнего гаража собака оглянулась на бегу, тявкнула — и скрылась из виду.

Пока я следил за ней, Валерка успел забраться в мою машину. Ну да, в машину. В мою. Я уже ничему не удивлялся. Наверное, он и номер телефона у меня возьмет. Будем созваниваться в свободное время. Если у него айфон, конечно, опять не разрядится.

— Вы меня подвезете? — спросил он. — Родители, наверное, в панике.

Я кивнул.

Я подвез. Я запомнил его адрес.

* * *

Бригада пила чай.

Все наши собрались на квартире Эсфири Лазаревны. Для окружающего мира квартира пустовала после смерти хозяйки, женщины одинокой, бессемейной. Для самой Эсфири Лазаревны здесь все осталось по-прежнему: и электрочайник, и заварной чайничек в японском стиле, и старомодный сервиз с танцующими пастушками. Если есть чайник, отчего бы не вскипятить воду? Есть чай, отчего бы не заварить? Воспоминания о вкусе чая сохранились у всех, так что проблем при чаепитии не возникало.

Квартира Эсфири Лазаревны была чем-то вроде моей машины. Не мы при них, а они при нас, да так, что не отодрать.

Хозяйка глянула на меня:

— Все в порядке?

Профессиональная наблюдательность. При жизни Эсфирь Лазаревна работала психиатром в третьей клинической больнице. Даже успела побывать заведующей отделением инвалидов войны. Скончалась банально, от старости, в почтенные восемьдесят пять, в хлам износив усталое сердце. Легла в могилу на кладбище — третьем, как и больница, и тоже на Академика Павлова, — рядом с мамой и старшей сестрой. Об этом она заявила душеприказчикам перед смертью, и документы на участок передала. А три дня спустя Эсфирь Лазаревна вышла на нашу бригаду, прямо в разгар спасательной операции.

— Что это вы тут делаете? — спросила она.

И добавила бархатным тоном:

— Уверена, вы хотите об этом поговорить.

Мы не хотели, но пришлось. Хватка у Эсфири Лазаревны была мертвая. В сложившейся ситуации это звучит дурной шуткой, но против правды не попрешь.

Работница из нее, кстати, вышла замечательная, лучше не придумаешь.

Когда жильцы выселялись без проблем, путем уговоров или, чего греха таить, угроз — они гуськом выходили на улицу, озирались сперва с испугом, но чем дальше, тем свободней, увереннее, и начинали таять. Текли легким дымком, уходя даже не в небо, а куда-то за край реальности — те места я видел, ну, почти видел, когда меня накрывало.

Оставалось дождаться, пока дым исчезнет окончательно.

В особо сложных случаях, когда жильцов не получалось выселить обычными методами, в дело вступала Эсфирь Лазаревна. Чаще всего она просила нас выйти, и вскоре мы слышали командный голос майора медицинской службы в запасе:

«А ну встал, быстро! Жопе места не ищи! Встал и пошел!»

Работало как часы. Вставали и шли.

— Есть работа, — сказал я. — На Родниковой.

— Дай чай допить, — буркнул дядя Миша. — Не горит.

Я присел к столу.

— И еще. Есть парень, хороший парень. Чаленко Валерий, — я назвал адрес. — Присмотрите за ним, если что.

— Сам присмотришь, — дядя Миша шумно отхлебнул из блюдца. — Ты на машине.

Я налил себе:

— Уйду я скоро. Наверное.

— Накрывает? — спросила Эсфирь Лазаревна. — Часто?

Все притихли. Каждый знал, что это такое, когда накрывает. Состав бригады менялся не раз, не два. К счастью, на смену ушедшему кто-нибудь да приходил. Свято место пусто не бывает, хмыкал дядя Миша. А если бывал в настроении, то и добавлял пару слов насчет нашей святости.

— Как обычно, раз в неделю. Просто сегодня… Накрыло дважды за день. Ну, не знаю. Второй раз был необычный.

Я действительно не знал, что это было, — там, на разрушенной лестнице, когда я держал Валерку за руку. Я просто рассказал им, как поехал искать пропавшего мальчишку, плохо понимая, зачем трачу время зря, и что из этого вышло.

— Черная поземка? — буркнул дядя Миша. — Вот же зараза, мать ее… Ладно, присмотрим мальца. А ты, Ромка, с уходом не торопись. Помни, нам машина нужна. Иди знай, когда еще кто-то с машиной объявится! Ты — ладно, а машина — штука полезная.

Я кивнул. Понимаю, мол.

И впрямь, что тут понимать? Придет время, уйду. Скажет мне кто-нибудь: «Встань и иди!» — так, как говорил Валерка, или иначе, другими словами, как выражается Эсфирь Лазаревна, выгоняя упрямых жильцов — я и пойду себе.

Упираться не стану.

Январь — февраль 2023

Питомец

Рассказ

Мы в ответе за тех, кого приручили.

Антуан де Сент-Экзюпери

Перед рассветом, когда ночная темень едва поблекла, лейтенант отправил Гармаша в лес: проверить схрон с БК. Человек запасливый и предусмотрительный, лейтенант Кащук на любой позиции, какую занимал взвод, первым делом оборудовал блиндажи, перекрытые щели, «лисьи норы» и всякие нычки.

В смысле, обозначал места и гнал взвод копать.

Лейтенант и сам солдатской работы не чурался: копал будь здоров! Толковый мужик: дело знает и людей бережет. А со схроном перестарался: устроил его в лесу, за полкилометра от позиций. Если вдруг понадобится НЗ — пока добежишь, пока груженый вернешься…

Вчера судьба толсто намекнула лейтенанту, что он не прав.

Фосфором москали гатили по окраине городка километрах в трех. Но один снаряд ушел не в ту степь, то есть, прямиком в лес. Огненный дождь был по-своему красив, напоминая праздничный фейерверк, только ну его к бесу, такой праздник! Позиции, слава богу, не накрыло, а вот лес занялся. Лейтенант аж зубами скрипнул: вспомнил про схрон. Выяснить, рванул БК или нет, не довелось — по взводу принялся работать миномет, пришлось нырять в блиндажи.

Вот к утру Гармаш и пошел.

* * *

Поле испещрили оспины воронок. Прямой путь превратился в пьяную синусоиду. Туман висел над землей пластом мутного киселя — видимость терялась за пять метров. Это хорошо, думал Гармаш. С тепляками у москалей проблемы, снайперов и дронов можно не опасаться.

И все равно, приятель, шевели ногами.

Берцы вздымали облачка седого пепла, в горле першило от гари. Сырой лес выгорел неравномерно, пятнами. Наверное, с дрона он походил на шкуру леопарда. Вот посреди пятна торчит черный ствол с обломками веток. Вот зеленеет, как ни в чем не бывало, молодой дубок; и трава под ним целехонька. В лесу туман расслоился, плыл меж деревьев лохматыми прядями, неприятно напоминая космы грязных волос.

Куда теперь? Правее? Левее?

Заросли орешника. Груда головешек. Замшелый пень смахивает на голову лешего. Стоп. Пень — ориентир. Три шага вправо, два вперед — здравствуй, схрон! Гармаш нащупал под дерном край крышки — двери от разбитого сарая — и с натугой приподнял. На полиэтилене под крышкой скопилась влага. Он подпер крышку плечом, слил воду в сторону, заглянул в схрон. Все цело: ящики с гранатами и выстрелами к РПГ-7, цинки с патронами. Вернув полиэтилен на место, Гармаш опустил крышку, поправил дерн, разровнял.

Порядок. Можно возвращаться.

Скрипнуло рядом, чуть ли не вплотную. Гармаш метнулся в сторону, на бегу щелкая предохранителем автомата, присел за пнем. Осторожно выглянул, повел стволом… Скрипит? Да, скрипит. Словно дверь открывают.

Откуда в лесу двери? Разве что крышка схрона.

Может, дерево? Рассохлось, треснуло — и скрипит от ветра? Есть ветер? Нет ветра. Лес словно замер, настороженно прислушиваясь. Ага, снова скрип. В нем явственно звучали жалобные нотки.

Гармаш до рези в глазах вглядывался в прицел — ничего, никого.

Это не скрип, понял он. Это скулёж. А вот и шевелится кто-то под корягой, в трех шагах от случайного укрытия. Ёж? Нет, не ёж. Просто шерсть слиплась, сделавшись похожа на ежиные иглы. Комок мокрой шерсти шевельнулся, на Гармаша уставились два блестящих глаза, меж которых торчал нос-пуговка.

Щенок.

— Потерялся, бедолага?

Из шерсти выпросталось острое ухо, демонстрируя розовое нутро, покрытое нежным пушком. Гармаш подошел, присел на корточки:

— Как же тебя угораздило?

Явилось второе ухо.

— Мамка твоя где? Или хозяин?

Щенок жалобно заскулил. Как можно было спутать скулёж с дверным механическим скрипом? Кусты, наверное. Деревья, туман. Искажение звука.

— И что мне с тобой делать?

Гармаш подхватил щенка под брюхо. Ишь ты, тяжелый: килограмма три. По виду и не скажешь: кроха крохой, шерсти больше, чем мяса. Щенок был холодный, мокрый, его била мелкая дрожь. Когда беднягу подняли, щенок отчаянно засучил толстыми лапами. Но едва Гармаш сунул его за пазуху — успокоился, пригрелся, уснул.

Обратно Гармаш успел вовремя: туман над полем уже редел. Горизонт на востоке очертила тонкая розовая линия — и стала быстро разрастаться, набухая алой кровью восхода.

* * *

По возвращении щенок был начисто отмыт и насухо вытерт. Сейчас он дрых без задних лап в дальнем углу блиндажа под нарами. Гармаш соорудил питомцу подстилку в два слоя, постелив поверх каремата старую разгрузку.

Не обошлось и без неприятных сюрпризов. На боку щенка обнаружился фосфорный ожог; хорошо хоть, загноиться не успел. Про повязку забудь, предупредил санитар Неделько: сдерет. У меня мазь есть, с обезболом: волонтеры подогнали. Намажем — заживет как на собаке.

И подмигнул: шутка, значит.

К каше щенок долго примеривался. Ходил вокруг миски кругами, нюхал, фыркал, отходил, возвращался.

— Ешь, дурашка! — уговаривал Гармаш. — Вкусно, с мясом!

При слове «мясо» щенок навострил уши.

— С мясом, честно! С тушенкой. Ешь, а то сдохнешь!

Щенок вздохнул, скосил на Гармаша глаз, уверился, что тот не отстанет, и принялся чавкать.

Когда первые лучи упали на позиции, щенок шарахнулся от солнечного света, как черт от ладана, и забился в самый темный угол блиндажа. Это да, вздохнул Гармаш. После пожара и ожога он еще долго будет света бояться.

Боевой кот Запал, любимец солдат, сунулся в блиндаж и зашипел кублом потревоженных змей. Выгнул спину, задрал хвост трубой и рванул прочь — только его и видели.

— Чего это он? — изумился пулемётчик Лёха Пьяных.

— Про кошку с собакой знаешь?

— Чтобы Запал от сопливого кутенка драпанул? — усомнился Пьяных.

Тут и объявился лейтенант Кащук. Про схрон Гармаш командиру доложил, а про щенка промолчал. Но слухи в окопах быстро разносятся.

— Давай, показывай свою находку.

Гармаш ждал снаружи. Пара минут, и лейтенант выбрался из блиндажа.

— Ты что, дурак? Волчонка из лесу притащил!

— Да какой он волчонок?! Щенок…

— Овчарка? Дворняга?

— Я в собаках не разбираюсь.

— Как по мне, натуральный волчонок.

— Он трехцветный. Волки ж, вроде, серые?

— Ну, не знаю. Ты присматривай за ним, понял! А то возьмет, волчара, и кому-нибудь задницу оттяпает!

Гармаш не понял, шутит командир или говорит всерьез.

— Я его воспитывать буду!

— Ага, воспитывай, — хмыкнул лейтенант. — В третьем батальоне боец кабанчика приручил. Дикого или одичалого, не знаю. Служит, целоваться лезет, хрюкает по команде.

— Кабанчик?! — не поверил Гармаш.

— Ну не боец же! Чем мы хуже? Старайся, будете в цирке выступать.

И ушел на НП.

* * *

Собак Гармаш никогда не держал. Как воспитывать щенка, он не знал, да и времени на дрессировку не было: служба, война. Враг в пятистах метрах, месяц позиционных боёв. Дежурства, секреты, наряды, минирование подходов, чистка оружия, обустройство запасных позиций — лейтенант Кащук был верен себе. Под его руководством взвод все основательней закапывался в землю.

Тем не менее, Гармаш выкраивал хоть четверть часа для питомца.

— Как ты, а? Скучал без меня?

Да, отвечал щенок взглядом. Скучал. Где ты ходишь?

— Извини, служба. Пойду в ночной караул — возьму тебя с собой.

Ага, как же, не верил щенок. Врешь, небось.

— Честно, возьму! Ты жди, скоро моя очередь…

Младший сержант Гармаш подозревал, что собак воспитывают как-то иначе. Собирался поглядеть в интернете, да руки не доходили.

Первые трое суток щенок отлеживался под нарами. Спал, ел и снова спал. В блиндаже не гадил, но где и когда он справляет свои собачьи нужды, оставалось загадкой. Как ни заглянешь — он на каремате дрыхнет. Каша с мясом? Порцию съедал без особого удовольствия, потому что надо.

Примерно с тем же чувством Гармаш рыл окопы.

На четвертое утро ожог зажил и даже оброс новой шерстью. Крутая мазь, не соврал Неделько.

— Молодцом, приятель! Здоров, к службе годен.

Щенок склонил набок лобастую голову.

— Ночью в караул пойдем. Я ж обещал, помнишь?

Щенок насторожил уши. Подрос он, что ли?

За питомцем Гармаш зашел за пять минут до смены, когда уже стемнело.

— Ну что, пошли?

Щенок сел на подстилке.

— Пошли, говорю.

Щенок облизнулся.

— За мной!

Щенок моргнул.

— К ноге! — вспомнил Гармаш собачью команду.

Щенок смотрел на него с живым интересом.

Гармаш с досады хлопнул себя по бедру и собрался выматериться, но щенок поднялся на все четыре лапы и вперевалку заковылял к младшему сержанту.

— Вот, другое дело! Молодец, — расплылся в улыбке Гармаш.

Он еще раз хлопнул себя по бедру, и щенок последовал за ним. С каждым шагом питомец двигался всё уверенней и ловчее: не отставал ни на шаг, но и вперед не забегал, словно с рождения был приучен выполнять команду «рядом».

* * *

— А, Гармаш! Гармату[1] принес?

Шутку про гармату Сашка Бузий не уставал повторять еще с учебки.

— В заднем кармане лежит. Раскладная. Гляди, я сегодня с напарником.

Гармаш указал на щенка.

— Круто! Вы в четыре глаза кацапа за километр углядите! Я в тепляк новую батарею вставил, до утра хватит. А в «перископе» и так полная.

— Плюс, пост принял.

— Плюс, пост сдал. Все, пошел массу давить.

— Располагайся, — велел Гармаш питомцу. — Гляди, для тебя и место есть.

НП был рассчитан на двоих: наблюдатель и стрелок-наблюдатель. Лежачее место стрелка, застеленное потертым карематом, пустовало. Гармаш похлопал ладонью по каремату, и понятливый щенок легко запрыгнул в ячейку. Повозился, устраиваясь — и замер, уставившись в смотровую щель.

— Молодца! Туда и смотри. Они там, пидоры, которые на тебя фосфор скинули. Увидишь — маякни.

Гармаш проверил настройки и батарею тепловизора. Установил на штатив, прильнул к окулярам. Тепляк волонтеры подогнали что надо — бинокулярный Pulsar со всеми потрохами и запасными батареями. Вроде, чисто, никто не лезет. Но расслабляться нельзя: были случаи у соседей…

— Надо тебя назвать как-то, — не отрываясь от окуляров, он протянул руку, нашарил спину щенка, погладил. Ладонь скользила по густой и жесткой шерсти. Вряд ли он что-то чувствует, решил Гармаш. Как человек в зимних одёжках и шубе сверху.

— Неправильно без имени, — он хотел сказать «без клички», но язык не повернулся. — Как думаешь?

Щенок навострил чуткие локаторы ушей. Гармаш еще раз погладил питомца. Под шерстью ощущались тугие бугры мускулов. Вот бы нам так, а? Спишь в блиндаже, а мышца растет, как в качалке.

— Может, Питомец? Будешь Питомцем, а?

Тело Питомца напряглось. Мускулы сделались каменными, шерсть на загривке вздыбилась, больно уколов ладонь Гармаша. В утробе щенка родилось низкое ворчание, словно там завелся мощный мотор, быстро набирая обороты.

Тревога передалась Гармашу, как ток по силовому кабелю.

Схватив Питомца в охапку, он упал на земляной пол, прикрыв щенка собой. И еще в падении услышал звук выхода, отчетливо раздавшийся в ночной тишине.

Еще один. И еще.

— Все в укрытия! — заорал Гармаш в рацию. — Минометный обстрел!

Рвануло метрах в четырех перед НП. В смотровую щель влетели, посыпались на младшего сержанта комья земли и какие-то обломки. Хорошо хоть, не осколки мины. В свете вспышки второго, нет, третьего разрыва Гармаш увидел огрызок штатива. С обломками все стало ясно.

Гаплык тепловизору.

Щенок под Гармашем беспокойно заворочался.

— Вот така фигня, малята, — сказал ему Гармаш. — Спасибо, что предупредил. С меня причитается. Каша, небось, надоела? Мяса хочешь? Свежатинки?

Щенок извернулся и лизнул Гармаша в щеку. Язык у него был мокрый, шершавый, холодный. Младший сержант помнил, что холодным у собаки должен быть нос, а насчет языка — кто его знает?

Вражеские минометы продолжали работать. Нет, не зря лейтенант заставлял взвод окапываться: бойцы сидели в добротных блиндажах, каждый в четыре-пять накатов — такой разве что гаубичным снарядом пробьешь, и то не всяким.

Тепляк накрылся, оставался «перископ» — инфракрасная камера на телескопическом штативе с подсоединенным к ней планшетом. Так можно было вести наблюдение, не выглядывая в смотровую щель.

— Лежи здесь, — Гармаш хлопнул по плотно утрамбованному полу. — Лежать, понял?

Щенок, как ни странно, понял. Гармаш включил камеру, выдвинул штатив, отрегулировал высоту и уселся на пол, пристроив планшет на коленях. Вращая камеру поворотным рычажком у основания штатива — взводный умелец Тоха «Шуруп» смастерил — он принялся осматривать нейтральную полосу.

Ага, клякса. Белая. Вторая, третья…

На бедро легли тяжелые мягкие лапы.

— Видишь, приятель? Вот и пидоры. Крадутся, пока обстрел.

Он щелкнул кнопкой рации:

— Башня, Башня, это Маяк. Как слышите? Прием.

— Маяк, это Башня. Слышу вас. На связи Дикарь. Прием.

— На связи Стриж. К нам ползут.

«Стриж» был позывным Гармаша.

— На одиннадцать от вас, дистанция триста. Как понял? Прием.

— Стриж, вас понял. Проверяю.

И через полминуты:

— Плюс-плюс! Вижу кацапов. Работаем.

Рвануло еще три раза, и обстрел закончился: враг опасался накрыть свою ДРГ. Гармаш поводил камерой: больше ничего подозрительного. Поймал в «перископ» ползущих москалей и увидел, как первый дернулся и замер. Так, и второй лежит. Остальные спешно ползли назад. Еще двое не доползли: остались лежать на нейтральной полосе.

— С боевым крещением, Питомец! С меня мясо, я помню.

* * *

Слово Гармаш сдержал: правдами и неправдами выпросил у кашевара кость с остатками мяса. От подарка Питомец пришел в восторг, распушил шерсть, сделавшись вдвое больше (разве собаки так умеют?!), и исполнил ритуальный танец, вертясь юлой по всему блиндажу. Облизал благодетеля с ног до головы («Уймись! Хватит!»). После чего с энтузиазмом приступил к трапезе.

Это не каша, ясно читалось на довольной морде. Нет, это точно не каша!

Кость щенок обглодал до девственной белизны и припрятал в углу. Регулярно вытаскивал добычу из схрона и грыз — нет, не грыз, а увлеченно облизывал часами.

— Какой он Питомец! Натуральный Лизун! — заявил Тоха-Шуруп, сосед Гармаша по блиндажу. — Давай, меняй ему кличку!

— Иди ты! — обиделся Гармаш.

Шуруп и пошел. В караул заступать.

После ночи в карауле щенок начал понемногу выбираться из блиндажа. В солнечные дни прятался, а когда небо затягивало тучами, шастал по окопам, обследовал территорию, заглядывал в другие блиндажи.

Гладить себя не давал: скалился, рычал. Опытным путем родился ритуал: надо было приобнять побратима за плечи, на глазах Питомца пожать ему руку и уведомить: «Свои, понял? Можно!». Тогда побратим переходил в разряд «своих», кому щенок доверял.

К сожалению, зараза-Шуруп растрепал про любимое занятие Питомца. Теперь пол-взвода звало Питомца Лизуном. Новую кличку Питомец игнорировал; впрочем, он и на «Питомца» отзывался через раз.

При обстрелах Питомец без паники прятался в блиндаж. Когда дошло до стрелкового боя, щенок засел в окопе рядом с Гармашем. Грозно рычал и все порывался рвануть в контратаку.

— Сидеть, Питомец! Место!

Собачьи команды щенок пропустил мимо ушей.

— Нельзя! Подстрелят, дурашка…

Подстрелят? Щенок внял, передумал соваться под пули.

— Разведка боем, — хмуро сообщил лейтенант, когда атака захлебнулась. — Огневые точки вскрывают, ищут слабое место.

С неделю держалось относительное затишье. Погода испортилась, небо затянуло серой маскировочной сетью. Накрапывал дождь: мелкий, противный. Питомец пользовался затишьем вовсю. Окончательно освоившись на позициях, он начал совершать вылазки по окрестностям. Его видели на нейтральной полосе, у позиций соседнего взвода; на поле, за которым начинался лес, попаленный фосфором.

Сбежит, грустил Гармаш. А что поделать? Не на цепь же его сажать?!

За эти дни пёс вымахал: куда там! Ради интереса Гармаш поднял любимца на руки — и едва не сорвал спину. Легче было бы поднять Шурупа в полной снаряге! Надо, кстати, новую подстилку соорудить — на старой Питомец уже не умещается.

По окопам ползли разговоры:

— Полевки куда-то пропали. Раньше спасу от них не было…

— Небось, Запал всех вывел!

— Может, и Запал… А где Запал?

— В смысле?

— Три дня кота не видел. Дикарь с Сенсом обыскались…

Ночью Гармашу приснился дурной сон. Ночной лес, сплошь буреломы, поросшие бородами мха, коряги, похожие на чудищ с когтистыми лапами. Кроны деревьев закрывали небо — ни звезд, ни луны, лишь гнилушки в траве мерцали холодным светом. Чавканье, хруст, скрип. Посреди поляны, залитой лунным молоком, пировал ком спутанной шерсти, похожий на копну сена. Он пожирал содрогающегося в агонии человека. Погружал морду, или что там у него, в разодранный живот, в парующие внутренности — чавкал, хрустел костями. И еще этот скрип: заунывный, механический…

Гармаш заорал — и проснулся.

Кто-то облизывал его босую ступню, выпроставшуюся наружу. Сон? Явь?! Гармаш дернулся, подобрал ноги под себя; судорожно нашарил фонарик. В электрическом луче вспыхнули два ярких кругляша. Проступила косматая морда, мелькнул язык.

Гармаш едва не заорал снова.

— Лизун, ты?! Питомец?!

Питомец обиженно заворчал: еще и ты обзываешься!

Смех, злость, стыд, страх — такой дикой смеси чувств младший сержант не испытывал никогда в жизни.

— А ну прекрати! Кончай лизаться, понял?

В ворчании Питомца пробились виноватые нотки.

— Спать! И мне дай выспаться.

Питомец моргнул и сгинул.

А утром на позиции объявился Влад Филонов с позывным «Фил». Вернулся из отпуска по ранению.

* * *

До обеда Фил мотался, как оглашенный: доложился командиру, заново встал на довольствие, получил оружие и БК. Застолбил пустующие верхние нары в четвертом блиндаже, со всеми наобнимался, всюду сунул свой любопытный нос. После обеда заговорщицки поманил Гармаша в дальний «аппендикс», где хранился НЗ, перенесенный из леса. Но сказать ничего не успел:

— Все на позиции! Пидоры лезут!

Атака выдалась так себе: две бэхи, человек двадцать пехоты. Бэхи, правда, успели плотно отработать по окопам. Но потом в головную удачно зарядили из РПГ — и грязно-зеленая железяка, дымя, попятилась в посадку. Не доползла, встала. Из нее тараканами посыпался экипаж: одного по ходу сняли, остальные укрылись за горящей машиной и растворились в посадке. Вторая бэха, огрызаясь, тоже отступила. По ней саданули из СПГ, промахнулись. Отступила и пехота, оставив на нейтралке трех-четырех «двухсотых».

Во взводе оказалось трое «трехсотых». Вызвали санитарный «Хаммер», двоих отправили в тыл, в госпиталь. Тоха-Шуруп от госпиталя отказался: «Фигня, воюем!» Бойцы разгребали осыпавшуюся с брустверов землю, набивали патронами магазины и ленты. Начались прилеты, пришлось укрываться в блиндажах. С полчаса москали долбили позиции взвода минами, пока издалека не заработала украинская арта.

Когда наступило затишье, уже в сумерках, к Гармашу опять подошел Фил.

— Питомец, говоришь? Впечатляет! Давай, рассказывай.

От Филова восхищения, а еще оттого, что он назвал пса Питомцем, а не Лизуном, Гармаш растаял. Фил слушал, делал круглые глаза, сыпал вопросами.

— …ожог? Точно от фосфора? Ну да, от чего же еще…

— …солнца не любит? Ага, фосфор. Шок, боль, психотравма. У животных? Тоже бывает.

— …тяжелее, чем на вид? Ого!

— …кости? Не грызет, а лижет? А кто он? Ну, вообще?

— В смысле, кто? — опешил Гармаш. — Пёс, кто ж еще?

— Может, волк? Или помесь?

— Это тебе Кащук сказал?

Фил гнул свое:

— А все-таки?

Гармаш натужно хохотнул:

— Неведома зверушка?

— Мне бабка моя рассказывала, в детстве, — Фил стал серьезным. — Про лизуна. Бабку в деревне ведьмой считали, но то такое. Много всяких страстей знала: леший, мавки, русалки, потерчата… И лизун. Редкий экземпляр, мало кто в курсе.

— Бабкины сказки?

Гармаш с облегчением расхохотался.

— Сказки? — Фил, как ни странно, не обиделся. — Это народные верования и предания. Это демонология.

— Демонология? А ты кто, охотник за привидениями?!

— А я КНУ закончил, факультет религиоведения. На гражданке диссер по украинской демонологии писал. Бабкины сказки по десять раз перепроверил. Лизун — это, между прочим, чёрт в облике волка-людоеда. Живет в лесу, но может поселиться в человеческом жилище. Солнца не любит, выбирается по ночам.

— Питомец и днем по позициям шастает!

— Ты сам сказал: только когда пасмурно! Дальше: лижет обглоданные кости. По ночам любит облизывать лицо, волосы или ноги спящего хозяина жилища.

Гармаш вздрогнул, вспотел. Про пятку он Филу не рассказывал. Вспомнилось: он проснулся ночью. Кто-то забыл задернуть брезентовый полог, в блиндаж проникал скудный свет луны, и в нем удалось разглядеть, как Питомец лижет автомат Гармаша. Смазка ружейная привлекла, что ли? От автомата Питомец перешел к магазинам, аккуратно сложенным стопкой, затем пришла очередь гранатомета Шурупа, пары ручных гранат на самодельной тумбочке. Гармаш еще забеспокоился: зацепит кольцо! Хотел вмешаться, но Питомец угомонился и вернулся на подстилку.

Наутро Гармаш внимательно осмотрел оружие: ни потёков, ни следов слюны. Всё вычищено идеально, он сам бы лучше не справился. И с Питомцем ничего плохого не случилось. Хоть ответственным по чистке оружия его назначай!

— Собаки вечно к хозяевам лизаться лезут! — ушел он от прямого ответа.

— Лезут, — согласился Фил.

— Так что теперь, Питомец — чёрт? С рогами?

— Чёрт, не чёрт, а людоед.

— Это кого Питомец съел? Когда?!

— Возможно, прямо сейчас ест, — без тени улыбки сообщил Фил.

— Где?!

— А где он сейчас?

— Бегает где-то. Я ему не сторож…

— На нейтралке он. Там сегодня «двухсотых» прибавилось.

— Откуда знаешь?

— Пару минут назад он из окопа выскочил, у тебя за спиной.

Фил достал из подсумка полевой бинокль. Высунулся из-за бруствера, повел окулярами по полю:

— На, сам убедись. На полвторого гляди.

Он протянул бинокль младшему сержанту.

Поначалу Гармаш ничего толком не увидел. Уловив смутное движение на изрытой воронками нейтральной полосе, вгляделся, подкрутил резкость. Точно, Питомец! Пес выглядел крупнее обычного. Или это бинокль виноват? Трехцветный окрас служил псу отличным камуфляжем, да еще и в сумерках: силуэт размазывался, сливался с травой и землей. Пес что-то рвал и грыз: мотал косматой башкой, помогая себе всем телом.

«Рвет, как Тузик тряпку!» — пришло на ум.

— Убедился?

— Ну, «двухсотого» жрет. И что? Любая собака…

— Ты место запомнил?

— Ага.

Фил протянул Гармашу тепловизор-монокуляр:

— Смотри дальше.

Тепляк работал в режиме «White hot»: теплое — белое, холодное — серо-черное. Мешанину травы и земли он отображал исправно, но ничего светлого в поле видимости не наблюдалось. Гармаш повел монокуляром вправо, влево: ничего.

— Он у тебя глючит!

— На меня посмотри.

Фил в тепляке выглядел натуральным снеговиком.

— Тебя видит. А Питомца — нет. Что за херня?!

— Все теплокровные в тепляке светятся. Собаки даже сильнее — у них температура выше. А твой Питомец — холодный. Его в тепляк не видно. Ну, почти не видно.

Фил хотел сказать что-то еще, но не успел. Сумерки разорвала рыжая вспышка, по ушам ударил грохот взрыва.

* * *

— Питомец, назад! Ко мне!

Крик потерялся в пулеметных очередях. Москали наступали усиленной ротой, под прикрытием брони, задействовав все калибры. ПНВ Гармаш не разжился, поэтому стал бить по вспышкам; сбросил в сумку опустошенный магазин, вставил новый. Рядом взлетела земля, осыпала младшего сержанта с головы до ног. Чудом он успел нырнуть в окоп, скрючился в три погибели, прикрыв руками голову. Очередь из тяжелого пулемета прошлась над головой, взрывая бруствер. Гармаш выдохнул, сунулся обратно, но кто-то ухватил его за плечо.

— Плоть! Живая плоть! — орал ему в лицо Фил, брызжа слюной. — Он пока трупы жрет, а съест живого…

— Сдурел?! На позицию, живо!

Фил отшатнулся. Рванул к соседней ячейке, обернулся, хотел что-то сказать, не успел. Огненно-черным кустом вспух край окопа, Фила швырнуло на Гармаша.

Упали оба.

— Фил, ты живой? Живой?!

Отплевываясь, Гармаш выбрался из-под Фила. В ушах стоял звон, звуки сделались глухими, далекими. Броник на спине Фила был изодран в клочья, но крови Гармаш не видел. Каска цела, затылок и шея в порядке… Он с натугой приподнял Фила, усадил, прислонив к земляной стене окопа. Фил заморгал, открыл глаза.

«Плечо, — разобрал Гармаш по губам. — Левое».

— Понял! Вот турникет, все нормально, держись…

Он нащупал рану на плече, измазавшись в крови. Осколок угодил на три сантиметра ниже плечевого сустава. Гармаш исхитрился наложить турникет над раной, затянул до упора. Вытер лоб окровавленной ладонью:

— Порядок. Жить будешь.

И спохватился:

— Санитара! Санитара сюда!

Собственный вопль вышиб пробки из ушей, звон отступил. Стали слышны выстрелы и взрывы; где-то орал в рацию лейтенант Кащук, вызывая подкрепление, арту, дроны — что-нибудь! Значит, дело плохо, каждый ствол на счету; надо занимать позицию и стрелять, стрелять, стрелять…

— Не дай ему… — просипел Фил.

— Что?

— Не дай съесть живого!

— Всё нормально, Фил, всё…

— Не дай…

Подбежал санитар, кликнул кого-то. Фила унесли. Москали были уже близко — полторы сотни метров. Три бэхи вели огонь по позициям, четвертая горела, густо чадя. В отсветах пламени Гармаш увидел, как с земли подымается ком шерсти, оскалив волчью пасть. Шерсть Питомца отблескивала металлом, напоминая иглы гигантского ежа.

Цепочка трассеров ударила зверю в бок; разлетелась снопами искр. Питомец взревел и прыгнул.

«Не дай ему…»

В черном небе вспыхнула осветительная ракета. Вторая, третья. Позиции взвода стали видны как на ладони. Но и пехоту врага тоже стало видно.

«Не дай съесть живого!..»

Гармаш завалил того, к кому зверь метнулся первым. Снял второго. Третьего не успел — кончился магазин. Вслепую перезаряжая автомат, он видел, как пули рикошетят от игольчатой брони, как Питомец сбивает человека с ног и вгрызается, рвет живое, трепещущее…

— Питомец, нет! Не сметь!

Питомец поднял к горящему небу окровавленную морду и триумфально взвыл. От этого воя Гармаша мороз продрал по коже. В нем слились воедино вой падающей бомбы и рев штурмовика, заходящего в пике, пулеметные очереди и шелест «градов», свист пуль и осколков, хлопки выходов и разрывы приходов, крики ярости и боли.

Выла сама война.

Выла, скалилась, торжествовала.

Питомец истаял, выцвел — едва видная тень. Зверь-тень повел головой, осматриваясь — и вдруг расслоился, размазался, заметался по полю боя. Казалось, он был везде и сразу. Бесплотные клыки располосовали горло ближайшего солдата, словно иззубренные раскаленные осколки. Призрачные когти вошли в грудь другого — так пробивает бронежилет пулеметная очередь в упор. Третьего разорвало в клочья, будто прямым попаданием гранаты.

Четвертый. Пятый…

Они побежали. Кто-то отстреливался, но пули находили лишь пустоту, тень, призрак. Бэхи принялись отползать назад, к посадке, выцеливая стволами невидимого врага. Зверь с разгона налетел на одну, опрокинул набок. Осветительные ракеты погасли, упала тьма.

Крики. Скрежет металла. Выстрелы. Крики.

Тишина.

Тень возникла в свете догорающей бэхи. Остановилась, повела мордой, принюхиваясь. Чуть помедлив, потекла к позициям взвода. Даже сумасшедший сейчас не рискнул бы погладить Питомца.

Хана, подумал Гармаш. Он нас не различает.

И полез из окопа наружу.

— Стриж, назад! — рявкнул лейтенант.

Гармаш не оглянулся.

— Назад! Это приказ!

Колени предательски дрожали. Нельзя показывать страх. Нельзя. Мысли путались. Гармаш отошел от окопа шагов на десять.

— Питомец! Это я.

Тень замедлилась.

— Хорошая собака. Хорошая…

Он взялся за автомат, стараясь не делать резких движений. Надо, велел он себе. Не могу. Надо. Если не ты, то кто? Он нас спас. Он не различает нас и их. А вдруг? Нельзя рисковать.

Надо. Не могу.

Надо.

Питомец поднялся на задние лапы, и в грудь ему ударила кумулятивная граната. Стрелял лейтенант Кащук, это Гармаш понял, не оборачиваясь. Грохот взрыва и клокочущий рев слились воедино. Гармаш упал навзничь. Грудную клетку Питомца разворотило, наружу выплеснулся жаркий фонтан огня. Еще секунду Питомец стоял, качаясь в неустойчивом равновесии, а потом опрокинулся на спину.

По лежащему ударила вторая граната.

Со второй попытки Гармаш поднялся на ноги. Спотыкаясь, побрел к Питомцу, содрогающемуся в агонии.

— Стриж, назад! Назад, я сказал!

Он упал на колени рядом с издыхающим существом. Гладил морду, всю в игольчатой шерсти и запекшейся крови.

— Питомец…

Кто-то тронул Гармаша за плечо. Младший сержант поднял взгляд на лейтенанта. Тот молчал. И Гармаш молчал.

Он бы всех нас сожрал, молчал командир. Я не мог рисковать.

Знаю, молчал Гармаш.

Никаких шансов, молчал командир.

Знаю. Он нас спас.

Он не спасал. Он убивал. Нас бы тоже убил.

Это война. Это всё война.

Да, это война.

Влажное, шершавое коснулось ладони Гармаша. Питомец лизнул его руку, вытянулся и застыл. Глаза зверя погасли.

Где-то завыли волки. А может, показалось.

Июнь 2023

Издатель

Георгий Урушадзе

Технический директор

Владимир Харитонов

Художник

Денис Батуев