Не знаю, зачем я одела эти трусы сегодня. Они мне никогда не нравились, до жути неудобные и врезаются в филейную часть, режут киску до красных полос, зато красные и кружевные. Купила их только из-за красоты и, потому что в офигительном белье, чувствуешь себя царицей. Красивые вещи придают уверенности.

Так и хочется оттянуть мотню брюк, поправить их. В помещении еще жарко, струйки пота под форменной рубашкой стекают в ложбинку попы, я мокрая там до невозможности. Все синтетические трусы мокрые. Твою мать. Стала увереннее в себе.

Хотела чувствовать себя увереннее? Чувствуй на все сто! Дубина.

Стараюсь унять нервозность, дышать глубоко. При каждом вздохе блузка натягивается на груди, а пуговицы угрожающе трещат. Ну какой идиот шил эту форму, ткань отвратительного качества, фасон для прямоугольных досок.

Кажется, еще минута, и я начну стонать в голос от отвратительности Бытия.

— Ангелина Майорова? — девушка в форме, явно сшитой на заказ, потому что цвета ткани отличаются от форменных, которые выдают бесплатно всем работникам полиции, выходит из кабинета с табличкой «Полковник Решетин А.А.» — Сан Саныч Вас ждёт.

Она милая, невысокая блондиночка с аппетитными формами и милыми ямочками на щеках. Она точно не намного меня старше, даже не представилась и чувствуют себя не по званию, очень вальяжная для своего звания. Секретарь самого главного дяденьки в этом здании, его невидимая рука, уши и может даже больше. Не зря ведь говорят, что каждая вторая секретарша спит со своим начальником.

Встаю, не удерживаюсь и поправляю брюки. Чувствую, что спустя сорок минут ожидания у кабинета и пол литра воды, мочевой пузырь на пределе. Это не мой день. Едрить мадрить.

Кабинет полковника значительно отличается от всего остального, что я видела в здании. В глаза бросается и ремонт, сильно контрастирующий с ободранными стенами коридоров в здании полиции, и мебель, которая больше подходит дорогому офису в Москве Сити.

Сам Решетин Александр Александрович одет не по уставу: в обычной белой рубашке и брюках. Он выглядит очень импозантно для своих лет: широкая спина и накаченные руки натягивают рубашку, демонстрируя рельеф; на лицо множество неярко выраженных морщин, как подтверждение, что ему за сорок, а седые виски колоритно оттеняют темно-русые волосы.

Я бы сказала, что он очень интересный мужчина. Кольца на пальце не вижу, но это еще ничего не значит.

Он смотрит на меня внимательно, испытывающе. Перед ним документы на меня. Все, что я успела накопить за время учебы в университете: все мои маленькие достижения.

— Садитесь, Ангелина. — у него басистый голос, такой, как и должен быть у начальника. Сажусь, чувствуя, как трусы еще сильнее впились, заставляя меня елозить, а рубашка прилипла к телу. Видок у меня еще тот. — Удивлён, если честно, с Вашими успехами и достижениями, Вы бы отлично работали в прокуратуре. И зарплата больше и грязи нет. А с Вашей внешностью, уверен, Вы бы еще стали ответственной по связям со СМИ.

— Возможно. — Сан Саныч даже не поздоровался со мной, сразу перешёл к делу. Может быть он так долго мариновал меня в приемной, чтобы понять — передумаю я или нет? Меня все отговаривают, говорят, что это работа не для такой хорошенькой женщины, как я, мне нужно что-нибудь кабинетное. А там замуж и все вообще хорошо сложится.

Но разве я только хорошенькая? Я была лучшая на курсе, я могу больше, хочу больше. Уйти я всегда успею.

Сан Саныч только поднимает брови, пытаясь понять, что со мной делать. Его руки мирно покоятся на моем деле. Даже отсюда вижу мою анкету и фотографию.

— Вы хотите в следственный к Дику? — этим вопросом он давит на меня, и я мокну от нервов еще сильнее. На рубашке показывается пару мокрых пятнышек.

Александр Дик в университете — просто легенда, человек покрытый мраком и тайной. Нигде нет его фотографий, только множество упоминаний фамилии из трёх букв, потому что он не любит фотографироваться. Ходят слухи, что он однажды сломал руку журналисту за то, что он его сфотографировал. Вот так. Психопат.

Про него вообще ходит много слухов. Например, что однажды он накурился травы и стал стрелять по бутылкам самого дорого клуба в Москве. Или что он приехал пьяным на место преступления и заблевал там все. А самая любимая легенда, что патруль ДПС задержал его у метро, потому что ему отсасывали прямо у входа, а тогда еще даже не стемнело.

Я не верю ни в один из этих слухов, потому что, во-первых, его бы уже точно уволили за такое. Это не голливудский фильм. А, во-вторых, не может человек, единственный в России в своем образе и подобии, быть прожигателем жизни. Все эти эфемерные слухи родились за неимением информации о нем. Люди любят заполнять пустоту.

— Да. — твердо отвечаю я, уверенная, что если и учиться, то у лучшего.

— Вы вообще слышали что-нибудь о нем? О его методах работы, слухах, что он за человек.

Я пожимаю плечами, моя позиция однозначна. Он хороший следователь, ему всего тридцать пять, а он уже легенда. Есть уже даже Метод Дика.

Сан Саныч погружается в свои мысли еще больше, цокая неопределенно языком и лохмача свои не длинные волосы.

— Эээ…. Ангелина, давайте будем считать, что я Вас предупредил. Дик — очень сложный, у него нет напарников и, может быть, даже друзей. Он не контролируемый и питает страсть к красивым женщинам. У нас вообще в следственном отделе — одна женщина, Агриппина Викторовна, ей пятьдесят и она архивный работник. Вам будет сложно с коллективом, там не Ваши ровесники, там женатые мужики, мечтающие спустить пар с хорошенькой не замужней. А с Диком Вам будет еще сложнее. Соглашаясь на эту работу, даже нет, прося у меня эту работу — не приходите потом ко мне жаловаться. Считайте, что я Вас предупредил.

Я ожидала более тёплого приема, не думала, что мне будут давать эту работу, как одолжение, что я ее выпросила. Стало обидно за себя. Но уходить поздно, будет стыдно перед однокурсниками, которым я четко заявила — я буду первой напарницей Дика. И хочется попробовать.

— Я никогда не жалуюсь. — выдавливаю самую очаровательную свою улыбку и закидываю ногу на ногу. Писать хочется до жути.

— Ну тогда удачи Вам. — он откладывает дело и тянется к телефону, уже бурча. — Я даже не знаю на месте ли этот черт, хотя уже день.

Я напрягаюсь, чувствуя себя, как в невесомости, тело плывет отдельно от меня. Неужели это все таки происходит. Хочется затопать ногами от радости.

— Зайди ко мне. Нет сейчас! Дик! Нет… Ты оглох? По взмаху крыльев ко мне, ебаный ты жук, тут напарник твой новый тебя ждёт.

Сглатываю, ощущая холодок, пробежавший по мокрой спине, и шок. Меня не испугать матов и не цензурной бранью, но что начальство еле вызывает его в кабинет… Может стоило отказаться, пока было время.

Дверь открывается со скрипом петель и оглушительным грохотом, ударяясь в стену. Судя по спокойному и не удивленному лицу Сан Саныча — это не в первых раз. Он смотрит на вошедшего с некоторой своей философией, словно это его крест.

Я даже не решаюсь обернуться, так неловко себя чувствую, сижу спиной к нему.

— Какой еще напарник, Саныч? Мы это уже проходили!

— Отличный, юный и одаренный. Лучшая на курсе.

— Так это еще и баба? — голос звучит елейно издевательски, словно он не понимает, что речь обо мне.

У него сумасшедший голос: звонкий и хриплый одновременно. От него несёт коньяком, парфюмом и чем-то еще, не могу разобрать пряный запах. Хочется понюхать его. В воздухе завис запах мужчины.

Оборачиваюсь резко к нему, чтобы посмотреть в глаза, обозначить себя и может быть представиться, но теряю дар речи. В ворохе скандальных слухов забывают упомянуть, что Дик — мистер порно или секс, просто олицетворение похоти. Весь развязный и никак не похожий на полицейского.

Высокий с бронзовой кожей, одетый, также, не по форме, в футболку и брюки, подвернутые внизу, обнажая волосатые ноги. Аж, мурашки по коже. На ногах дорогие, легендарные Yeezy Boost. Футболка с треугольным, глубоким вырезом приоткрывает накаченную грудь, на которой красуется армейская цепь с жетоном.

Он смотрит на меня откровенно, пошло, своими синими глазами из-под густых и длинных, чем-то женских, ресниц. У него широкие, густые брови и прямой, длинный нос, но он не портит его, напротив, предаёт мужественности. Небольшая, аккуратная щетина на щеках делает его лицо еще решительнее и выразительнее. Густые волосы, зачёсанные назад, цвета темного шоколада, делают его похожим на итальянского мафиози. Дик не типичный русский мужчина, и, уж точно, не типичный следак.

В кабинете возникает минутная пауза, слишком затянутая. Мы просто смотрим друг на друга, изучаем. Он — хозяин ситуации, самодовольный мужлан, и я — мокрая девчушка, покрасневшая под таким откровенно раздевающим взглядом, еще и в красных трусах, которые трут клитор и бросают еще в больший жар. От этого мужчины у меня даже соски напряглись.

— Хотя, таких ты мне еще не предлагал. Сиськастая такая, будет хоть на что посмотреть в пасмурный день. — наконец выдаёт он и я вспыхиваю, открывая рот и оборачиваясь к полковнику, который всем своим видом показывает мне, что он меня предупреждал. — Да и не болтливая, уговорил, Саныч, беру.

Часто-часто моргаю, потому что меня только что, как товар на рынке, оценили и решили взять. Нет, как оставшуюся проститутку соизволили взять.

— Дик, давай ты будешь мягче и сдержаннее. — грозно уже говорит Полковник. — Ангелина Георгиевна, твоя коллега, а не. кхе-кхе. Буду лично следить, чтобы ты вёл себя прилично!

— Как скажешь, Босс. — Дик, словно шут, вытянулся по струнке и отдал честь. — Что расселась, сидишь потеешь? Пошли, Сиськастая.

— Меня зовут Ангелина. — уже твёрдо сказала я, вставая из-за стола. — Прошу обращаться ко мне по имени.

— Ага… Пуговицу застегни и пошли уже. — он вышел из кабинета, не дожидаясь меня. Я только сейчас увидела, что в области груди отлетела пуговица, демонстрируя мой красный, кружевной лифчик. Я даже застонала в голос от обиды.

Не так я представляла свой первый рабочий день.

— Я Вас предупреждал. — откидываясь на стуле сказал Полковник, разводя руками и поджимая губы, пряча улыбку. Он выразительно старался не смотреть на мою рубашку, которую я удерживала руками, чтобы не демонстрировать грудь. Хотя, скорее всего, он уже все там видел, просто ничего не сказал. И чем он лучше Дика?

Сейчас я очень четко поняла — все слухи правда. Он чокнутый псих, и теперь я буду с ним работать. Сама затянула веревку вокруг шеи.

— Осматривайтесь, с коллективом официально познакомлю попозже.

Когда выхожу из кабинета, натыкаюсь на помощницу Полковника, воркующую с Диком. Тот улыбается белоснежной улыбкой, посматривая на неё горящими глазами, а она прям елозит по стулу, растираясь лужицей. Бабник. Черт.

Ну я тоже не на помойке себя нашла, не буду перед ним теряться и хлопать глазами. Мне нужен опыт, а он хороший следак. Если не реагировать на его пошлости, то со временем перестанет. Нужно просто сразу обозначить, что ему ничего не светит.

Решительно подхожу к ним, беру со стола большую скрепку и с ее помощью справляюсь с рубашкой, делая вид, что этот казус меня не выведет из равновесия. Максимально стараюсь держать лицо, поднимаю на него глаза.

Все это время он следит за мной, за каждым движением. И в каждой черточке его лица насмешливое выражение, он смеется надо мной. Я забавляю его.

— Идем? — говорю, переходя «Ты». После того, как он назвал меня «Сиськастой», не вижу смысла Выкать ему.

— Идем. — говорит он, подмигивая блондинке, и когда уже мы остаемся в коридоре вдвоем добавляет: — Сиськастая.

Вспыхивая, снова теряю самообладание. Он хочет меня вывести, чтобы я краснела и просила так не говорить, не дождется. Вот хренушки ему.

Я лишь усмехаюсь, игнорируя его, продолжая следовать за ним. Он не задает вопросов и ничего не говорит мне. Мы заходим в просторное, большое помещение, где сидит человек пятнадцать-двадцать, сразу так и не могу сосчитать. Они все одеты не по форме и отдыхают под вентиляторами, тут нет кондиционера.

Одни мужчины, другие следаки, если я правильно понимаю. Они все с интересом рассматривают меня, чувствую похоть и желание в их глазах, но в них нет столько наглости, как у Дика. Тот не представляя меня и ничего не говоря им, идет дальше, в дальний угол, где дверь в другой кабинет.

У Дика свой небольшой кабинет с кондиционером. Очень маленький, аскетичный, но уютный. Он мне нравится, тут очень чисто и нет ничего лишнего, только рабочее. И тут пахнет алкоголем и… травой. Пряный запах при встрече, это была трава.

Он закрывает дверь и словно случайно прижимается ко мне, на доли секунды, но мои мокрые брюки и рубашка прилипают к телу еще сильнее, а трусы врезаются так, что я кусаю губу, чтобы не выдать нарастающее возбуждение. Весь этот его образ, как наваждение.

В кабинете есть только один стол, компьютерный стул и небольшой диванчик.

— Твое рабочее место. — он указывает на этот диван, усаживаясь на стул. — Если хочешь за стол, могу усадить к себе на коленки. Хочешь больше места — можешь сесть там. Уверен, что твой красный лифчик мужики оценят.

— Я подумаю, где мне будет удобнее. — отвечаю я, чувствуя, что больше не могу терпеть, описаюсь. — А где у Вас туалет?

— Ты же будущий следак, Сиськастая, ты Надежда нашей страны! Попробуй его найти и не проссать все.

— Александр… — не выдерживаю я. Дик подбрасывает орешек и ловит его ртом с интересом наблюдая за мной. Он забрасывает ноги на стол. Контраст между его небрежной позой и напряженной моей выводит меня из равновесия. — Будь разнообразнее, проявляй фантазию. Ты же следак, уверена, можешь и лучше.

Он улыбается. Улыбка делает его лицо еще притягательнее, он располагает к себе. Женский обольститель. Такие любят манипулировать женщинами, проводить с ними одну ночь и исчезать. Такие дают деньги на оборты и не хотят ничего слушать о проблемах. Мужчина — один день.

— Окей, один один. Ты далеко живешь отсюда?

— Это прикол? Я не поеду в туалет домой!

Дик закатывает театрально глаза, снова выставляя меня дурой.

— Тебе переодеться нужно в нормальную и желательно сухую одежду. Мокренькие женщины, конечно, сексуально, но потные в форме — нет. Да, и на улице внимание привлекать только будешь, демонстрируя свой красный флаг.

Прикусив язык и стиснув ноги, я еле сдерживала себя. Сан Саныч был прав — с Диком будет очень сложно.

Истинное наслаждение было снять эти ужасные трусы, они были такие влажные, что если их подкинуть, то как в анекдоте, они прилипнут к потолку. И это меня пугает, то как Дик на меня действует. Незнакомый мужчина заставляет, то холодеть руки, то гореть все тело. Настоящий манипулятор, умеет довести тебя до точки.

Это просто, потому что он мой кумир, я с первого курса мечтала с ним работать — все дело в этом, не более. Он стар для меня. Я представляла его правда немного грузным мужиком в сером костюме… но его внешность ничего не меняет.

— Не стой истуканом, у нас убийство. Ехать пора. — Дик стал серьезнее, переменился в лице и манере речи. Это меня сильно порадовало, значит в работе он профессионал — это самое главное. Остальное все нужно игнорировать. — Напомни, как тебя зовут?

На меня, как ведро холодной воды вылили. Да он издевается, по глазам вижу, что прекрасно помнит, как меня зовут, но специально цепляет меня. Наверное, проверяет, демонстративно всем своим видом обозначает, что я обуза.

— Ангелина. — с улыбкой отвечаю я, игриво подергивая бровью. Я буду играть по его правилам, хочет засмущать меня и заставить выйти из зоны комфорта.

— М, Геля, значит.

— Мне не нравится, когда так сокращают моё имя. Если хочешь, можно Лина.

— Мне Геля больше нравится.

— А придётся обращаться — Лина. — стараюсь выглядеть максимально расслабленной, следуя за ним по коридору, словно для меня это все шуточки. Хотя мне хочется Дика ударить пару раз, сломать ему его длинный нос, чтобы перестал вести себя, как козел. Мы даже часа не работали вместе, а он уже достал меня своей манерой общения.

У входа нам встречается стайка женщин в форме, они все расцветают при виде него. Он здоровается с каждой, не одну не пропускает. Смотрю на его обращение с ними, на жесты и понимаю, он трахал каждую из них, всех пятерых, потому что так говорят только люди видевшие другого человека голым.

Дик подошёл к ярко-синему, спортивному Ауди, препарированному в тени деревьев недалеко от отделения. Слишком яркий и запоминающийся автомобиль, неприлично дорогой для госслужащего. На языке так и вертелся вопрос, за какой шиш он купил его, но я благоразумно промолчала, пытаясь скрыть своё удивление.

Кто же ты — Александр Дик?

Дик сел в машину, даже не приглашая меня, не открыв дверь и не показав себя с галантной стороны. Неуверенно помявшись у машины, села следом на кожаное сиденье. В салоне пахло кофе с ликером. Алкаш драный. Хам.

— что за убийство?

— приедешь, увидишь своими глазами.

— И никакой вводной информации? — чувствую, как уже закипаю. А он как в ничем не бывало натягивает солнечные очки и улыбается.

— Нужно уметь самой выстраивать картину преступления, а по ней выводы и предположения, уметь анализировать. Ты же умеешь анализировать, Геля? — он водит уверенно и аккуратно, хотя у меня есть все основания полагать, что это только из-за меня.

Я не отвечаю на его глупый вопрос, достаю телефон и проверяю сообщения. Несколько беспокойных смс от мамы и Димы, друга детства, который пообещал забрать меня с работы.

Хорошего парня, положительного по всем параметрам, сына друзей моих родителей, закончившего престижный университет и работающего в известной адвокатской конторе. Прямая противоположность Дика: интеллигентный и воспитанный, немного надменный, но это налёт от дорогого образования и статуса, это совсем не портит его, придаёт только харизмы. А еще он стройный блондин с белозубой, винировой улыбкой. Многие девушки текут на него. Да да, текут, потому что он невероятно красив. Моя мама мечтает нас свести с ним, потому что он будет «идеальным мужем» для меня. А еще потому, что ей никогда не нравились мои парни, они все по ее мнению, какие-то шалопаи. Но это не правда.

Например, последний был фотограф, достаточно успешный. Он делает фотографии для модных журналов и для звезд на заказ. И он натурал. Его единственный минус, который меня кстати никогда не напрягал, это любовь к тусовкам, он просто обожает бухать и прожигать дни. Мы были с ним практически год, а потом расстались, потому что я осознала — у меня нет к нему притяжения, мне просто хорошо с ним, как с другом, но не более. Мы остались хорошими друзьями, он даже сделал мне на память потрясающие фотографии нюд.

Мы заезжаем в узкий переулок с односторонним движением, не похожий на московский, больше напоминающий Рим, чем столицу России. Солнце с трудом проникает в пространство между двумя высокими зданиями, отбрасывая длинные тени на асфальте. По крайней мере тут не жарко, прохладный ветер освежает, ласкает приятно тело. Кроме цветочного магазина и бутика эротических фантазий здесь ничего нет.

Вечно свободный переулок сегодня забит служебными автомобилями. Мужчины в рубашках с коротеньким рукавом и смешных брюках разбрелись по переулку и разговаривают по телефонам, со стороны очень забавно наблюдать за ними.

Я в нетерпении выскакиваю из машины и иду в этот муравейник, мне не терпится стать частью его, увидеть все изнутри и наконец-то почувствовать себя настоящим следаком. Мои глаза разбегаются, пытаются охватить все целиком, не пропустить ни одну деталь от этой картинки. Чувствую себя извращённым ребёнком. Никак не пойму, где место преступления, где тело. Отсутствие лент и любых кровавых следов наводят меня на мысль, что преступление совершенно в одном из магазинов.

Дик равняется со мной, он стоит рядом в непринуждённой позе, максимально расслабленной с руками в карманах. Будучи выше меня на две головы, не выпрямляясь полностью, он даже сейчас смотрит на меня сверху вниз своим надменным, насмешливым взглядом. Чувствую себя маленькой, неоперившейся девочкой, которую вывели на прогулку, подышать воздухом.

— Дик! — высокий и лысый мужчина средних лет сомнительной внешности: в клетчатой рубашке и бежевых носках с плетёными мокасинами, мчал к нам на встречу. У него забавная походка вприпрыжку. — Хорошо, что ты быстро! Мы не заходили и ничего не трогали, чтобы ты был первый!

Дик кивнул, снимая очки медленно, производя эффект, поправляя волосы, приглаживая выбившиеся пряди назад. Любитель покрасоваться, неужели женщинам нравятся такие мужчины, павлины. Непроизвольно закатила глаза при виде этого театра.

Лысый переводит взгляд на меня, ждём когда нас представят, но Дик театрально молчит, ставя нас в неловкое положение.

— Ангелина Майорова! — представляюсь я и протягиваю руку, улыбаясь, так мило, что могу посоревноваться с котиками, забрать их хлеб на видосиках. Если Дик не хочет облегчить жизнь мне, то я буду делать все сама. — С сегодняшнего дня я напарница Александра…

Мужчину словно ударяют сковородой по лицу, потому что оно вытягивается и замирает, он делает губки уточкой и наклоняется немного назад, шокированный этой новостью. Но руку он не просто пожимает, а прижимает к ней влажными и противным губам. По коже пробегают судороги от отвращения, но я держусь и продолжаю улыбаться.

— Ренат! Я главный судмедэксперт! — у него прямо по подбородку текут слюни, меня аж передергивает.

Дик перемещается за спину Рената и строит гримасу, высовывая язык и делая им пошлые движения, обозначающие кунилингус. Я вспыхиваю от такого, не привыкшая к такому поведению и боюсь, что это не укроется от Рената.

Мне приходится практически бежать, чтобы нагнать его широкий шаг. Дик рывком открывает зеленые, двустворчатые двери, над которым красуется вывеска «Цветочный ряд». Он заходит внутрь, скрывается в цветочном магазине и я спешу за ним.

Все внутри меня трепещет, во рту пересохло и немного кружится голова.

В магазине очень холодно, как в холодильнике или, как и полагается, цветнику.

Сделав глубокий вздох, мне было трудно уже сделать выдох. Легкие стиснуло невидимым прессом и давило, кажется они сейчас лопнут от напряжения. Меня затрясло. Увиденное меня поразило, вряд ли мне удастся спать ближайшее время без кошмаров.

Запах приторного воска ударил в ноздри, мне на миг даже показалось, что я в салоне красоты на эпиляции.

Весь цветочный был украшен композициями из цветов, что не удивительно для такого места, но композиции были составлены не умело, повинуясь своеобразной логике. Они украшали весь магазин.

Более удивительно было наблюдать за другой композицией, расставленной уже с чувством вкуса в магазине. Пять молодых женщин в эротичном красном белье были расставлены по всему магазину. Все они были в одинаковых париках, это было видно невооружённым глазом, темные волосы неестественно блестели в свете магазинного освещения. На них не было ни синяков и царапин, кровавых потеков — ничего. Девственно чистые и совершенные с персиковой кожей, идеально совершенной, и застывшими лицами. Сначала мне даже показалось, что это куклы, но в них выдавали жизнь застекленевшие глаза, какие бывают только у мертвых людей.

Эти красивые женщины напоминали восковые фигуры Мадам Тюссо. Они все похожи, словно сестры. Было страшно смотреть на них, намного легче на мертвые, обезображенные тела. В этих же еще как-будто теплилась жизнь. Словно это игра. Что сейчас они зашевелятся, рассмеются и спросят «Поверили?».

— Господи. — прошептала я, чувствуя подкативший приступ тошноты. Еще секунда и меня стошнит. Они всем было не больше двадцати пяти.

— Что ты видишь?

— Пять мумифицированных тел? — шепчу я, сглатывая и пытаясь дышать ртом, потому что невыносимо вдыхать этот восковой, отвратительный запах, которых ассоциируется у меня со смертью. Трудно было определить визуально, когда наступила смерть, потому что они были натерты чем-то вроде воска и похожи на мумий.

— Правильно, Ангелина. Что еще?

Заставляю себя подойти ближе, задавливая в себе страх. Стою практически вплотную к телу. Качаю головой, не вижу никаких признаков насильственной смерти, ран нет.

Дик надевает перчатки и подходит ко мне, его лицо снова насмешливое, уверена, что сейчас он произведёт выпад в мою сторону, чтобы укусить или посмеяться. Он слишком близок ко мне, касается бедром меня, обдаёт жаром. Облизываю губы, потому что мне снова невыносимо жарко, хотя в этом холодильнике градусов десять максимум.

— Эх, разочаровываешь меня. Все-таки сиськи — это все, что у тебя есть. — протягивает он и быстро продолжает, чтобы я не успела ничего сказать. — Ну, во-первых, все они переодеты в одинаковое нижнее белье, достаточно откровенное, вызывающего цвета. Это должно что-то значить. Какая это марка белья?

Дик в перчатках продолжает осматривать тело, отодвигая парик, обнажая лысый череп, приоткрывая рот, он методично изучает тело.

— Не знаю! — удивленно пожимаю плечами, перебирая все марки, которые есть сегодня на рынке нижнего белья. И я не эксперт, не могу знать все.

— Ну как же, посмотри на лифчик, такой же как у тебя с утра, Сиськастая! — смотрю внимательнее и понимаю, что правда, точно такой же. Мне становится ещё дурнее, я хочу сделать шаг назад, но Дик хватает меня за руку и не дает сдвинуться ни на шаг, заставляет смотреть.

— Это Incanto. — тихо отвечаю я, поражённая, что он не просто сумел рассмотреть мой бюстгальтер, но и запомнил его. От этого становится только хреновее. Сжимаю плотно ноги вместе, чувствуя, что там становится дискомфортно.

— На тебе утром были такие же трусики?

— Да. — подтверждаю я, чувствуя себя жертвой, что могла быть здесь в точно таком же женском белье, как красивая кукла. Я тоже брюнетка. До меня не сразу доходит, что на этот вопрос можно было не отвечать, что его Дик задал пользуясь случаем. По его взгляду вижу, что он меня так и видит голой в этом самом же белье. Извращенец. Хочется прикрыться руками, защититься от его глаз.

— В таких трусиках, наверное, было не удобно, натирали? — грудной голос в самое ушко меня гипнотизировал. Рука Дика переместилась на мою попу и игриво сжала ягодицу несколько раз. Не выдерживая этого психологического давления, леплю ему звонкую пощечину. Как на таком близком расстоянии, рядом со смертью, он умудряется так цинично лапать меня?

— Рад, вижу, что Вы поладили. — Саныч в дверях с лысым Ренатом смотрели на нас, как на парочку любовников, которых застукали на самом интересном моменте. При этом Дик так и не убрал руку с моей филейной части, мне застонать хочется.

— Можно я выйду? — мне становится дурно от такого навязчивого запаха. Первый день на работе, а уже так много событий. Не могла быть какая-нибудь бытовуха? Муж задушил не верную жену, чтобы все было просто и очевидно.

— нет. — отвечает мой напарник и все-таки убирает руку, лениво так, словно имел право вообще трогать. На месте его ладони чувствую жалящую тяжесть, и одновременно с этим без поддержки Дика, кажется, что я упаду.

— Скоро тут будут журналисты, от них невозможно будет скрыть такое громкое дело. Я запускаю судмедэкспертов?

— Запускай. Пошли, Лина — Ангелина!

Меня раздражает в этом самодовольном павлине все: его манера речи, выражение лица, жестикуляция и, что он постоянно меня трогает, словно ему кто-то это разрешил! И теперь я должна, как солдат, следовать его приказам?

Свежий воздух, не пропитанный воском и цветами, которые я точно не захочу получить в подарок ближайшие дни, приводит меня в себя, наполняя ясностью. Сразу же избавляюсь от руки Дика на талии и поворачиваюсь к нему с серьезным выражением лица:

— Давай договоримся сразу, на берегу! Я вижу, что тебе доставляет удовольствие шутить, давать пошлые прозвища и постоянно мацать меня… но я здесь, чтобы учиться у тебя, потому что хочу стать следаком, а не потому что мечтала, чтобы меня трогал престарелый дяденька.

— Окей. — спокойно отвечает Дик, скрещивая руки. — Давай проясним на берегу. Меня взять тебя очень попросил Григорий Вальеревич Петросян, знаешь же такого? Попросил дать тебе шанс, хотя бы месяц тебя потерпеть. Я ему должен был, поэтому обещал ему, что месяц ты потрешься рядом со мной. Не строй иллюзий. Мне глубоко похуй на твой красный диплом и рекомендации. Ты хорошенькая, у тебя явно много достоинств, шикарные сиськи, но, как напарницу, я готов рассмотреть тебя только в постели. Уверен, что с такими губами и дерзким язычком ты делаешь шедевральный минет. Поэтому, Сиськастая, не мешай мне работать, прикрой свой пухлый ротик и ходи послушно следом, у тебя есть месяц.

— А, Знаешь что, Дик?

— Что?

— Ты редкостный гандон.

Разворачиваюсь и иду обратно в магазин, чтобы понаблюдать за работой криминалистов, послушать о чем они говорят и какие делают выводы.

Нижняя губа дрожала, выдавая мои внутренние чувства; все мечты и представление, как мне будет круто, все разбилось, рухнуло. Я думала, что Полковника заинтересовали мои достижения, что я особенная и меня сделали напарницей самого Александра Дика, потому что я была лучшая в выпуске по всем дисциплинам. А по-настоящему все намного проще, мой учитель и друг моего отца просто попросил за меня, выставляя меня избалованной девочкой за которую хлопочут по жизни, позоря и унижая меня тем самым.

Хватаюсь за ручку двери в магазин и застываю в ужасе, резко оборачиваюсь, щурюсь от солнечных лучшей, и мою грудь разрывает душераздирающий крик:

— ДИИииииИИИИИииК!!!

Его имя вырвалось из меня быстрее, чем я осознала что именно вижу. К такому не готовят ни в одном университете; просматривая ужастики ты и не предполагаешь, как страшно переживать это в реальности. В доли секунд все испытываемые мною чувства до этого: ненависть к Дику, обида за себя, испарились, уступая место страху.

Я показала себя, как истеричная баба, не как профессионал своего дела. Позорище. Что еще может случиться со мной в первый рабочий день?

— Как ты? — неестественно ласковый голос, никак не сопоставимый с выражением лица, вывел меня из транса. Вздрагиваю и поднимаю голову, встречаюсь с серо-голубыми глазами Дика, стоящего надо мной.

— Пришёл издеваться? — мне немного стыдно за мой истерический крик, но на меня впервые вылили ведро крови. Чужой, человеческой крови. Даже сейчас ощущаю эту отвратительную липкость на волосах. Непроизвольно трогаю их. Мне никогда от неё не отмыться.

Когда я коснулась ручки, то почувствовала, как на меня что-то капает, нечто красное, вязкое и тёплое. Капли становились крупнее и я обернулась, резко, чтобы понять откуда это… Мозг до последнего отказывался принять очевидное, что это не дождь среди ясного неба.

Прямо напротив меня, на стене здания крупными алыми буквами было написано — Для тебя, мой ангел.

И в этот самый момент на меня вылили кровь, прямо на голову, около ведра.

Разрешили помыть голову только после того, как с меня собрали все образцы. Самый отвратительный час в моей жизни. Никогда не ощущала себя такой грязной и ничтожной. После чего владелец эротического магазина разрешил мне принять у них душ, потому что находиться даже лишнюю минуту в таком виде было невыносимо. Я тёрла кожу головы и волосы с таким остервенением, что могла остаться без волос. Но мне отчаянно хотелось смыть все это с себя.

И вишенкой на торте этого дня стала отвратительная белая футболка с надписью «Sexy Bitch», которую мне любезно продали в этом же отвратительном магазине. И это была самая безобидная надпись.

— Ну только если чуть-чуть, сучка… Так написано на твоей футболке. — Дик заржал, как конь и развёл руками, показывая, что он не виноват. Мне хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, чтобы стереть с него эту отвратительную улыбку. — Ладно, Лина, давай я отвезу тебя домой, хватит для первого рабочего дня.

— Сейчас только день, еще рано домой. — мне не хотелось проявлять слабость. Уйти домой сейчас, значит сдаться, показать себя никчёмной и не способной стать хорошим следователем. Не доставлю Дику это удовольствие.

Он сел рядом со мной, прикасаясь своим бедром к моему. Мои ноги казались неестественно худыми и маленькими на фоне его мощных и натренированных. Мне захотелось провести рукой по его ноге, чтобы проверить такие ли они каменные, как я представляю? Боже, о чем я думаю!

— Наши нашли квартиру из которой вылили на тебя… В общем, в ней проживала только пенсионерка, ее тоже убили. Вкололи какое-то дерьмо, станет известно после вскрытия. — он говорил достаточно спокойно и размеренно, чтобы я могла уловить каждое слово. — Надпись была нанесена уже после прибытия криминалистов и опергруппы. А значит…

— Он хочет поиграть с нами. — я смотрю на свои руки, которые дрожжах даже сейчас. Я бы не отказалась от чего-нибудь крепкого, чтобы угомонить мандраж.

— Или просто не успел подготовить место к нашему прибытию. Во всяком случае, сейчас нужно будет допросить всех свидетелей. — Дик встаёт и весь его деловой, серьезный вид исчезает. — И раз ты не хочешь домой, то проведёшь свой первый допрос. Как старший по званию, не могу не отчитать тебя за твой внешний вид. Лейтенант Майорова, как ужасно звучит, хуже только майор Майорова… Блядь, я лучше буду называть тебя Лейтенант Сексуальность! А если не отходить от темы, то я понимаю, что Вы хотите работать со мной, но давайте, пожалуйста, без харасмента! Без всякой демонстрации нижнего белья и футболок с пошлыми надписями!

С этими словами, пока я не успела открыть и рта, он ушёл, оставляя меня одну с мокрой головой, побагровевшим лицом и выпученным глазами.

— Ничего, Дик! Я тебе еще устрою… — прошипела я.

Пока нас не было весь участок стал на уши от новости, что — цитирую услышанную фразу в туалете, а он один, женский не предполагается в этом здании: «Под Дика подложили новую диву, и она говорят ниче такая».

Слова «подложили» и «ниче такая» меня добили, из кабинки выходить не хотелось уже совсем. Приложившись лбом к двери, считала до десяти, чтобы набраться сил и показаться им всем. Только теперь до меня дошли предостережения Саныча. Мне пиздец здесь.

Отправив Диме смс: «Купи мне футболку. Очень надо. Ничего не спрашивай, это пзц.», я вышла и направилась в кабинет, который мне предстояло делить с Диком ближайший месяц. В то, что мы сработаемся я не верила, это стало очевидно и было понятно всем еще утром, кроме меня.

Зайдя в кабинет, где сидели все остальные коллеги, которым меня так и не представили, я испытала неловкость. К моему счастью там стоял Полковник, который улыбнулся мне, чтобы поддержать и громко откашлялся, привлекая внимание. Все обернулись ко мне в этой пошлой футболке.

— Коллеги, хотелось бы познакомить Вас с замечательной, уже успевшей пройти посвящение, нашей новой коллегой — Ангелиной Майоровой. Прошу уважать и жаловать без ярых проявлений любви. — последние слова он произнёс с нажимом, намекая коллегам, чтобы они ко мне не приставали.

Мужчины улыбались и подходили знакомиться, слишком долго пожимая мою руку, слишком сладко говоря со мной, не естественно и противно. Лучше, как Дик, в открытую, без отвратительных слюней на подбородке. Практически все они были женаты, потому что золотые кольца пестрили на пальцах, как метка на породистых попугаях.

Закончив с прелюдией я отправилась в кабинет, чтобы начать допросы, которые взвалил на меня напарник. Дика в кабинете не оказалось.

— Вы не знаете, где Дик?

— У него обеденный се. перерыв. — самый молодой парень лет тридцати, не отвратительной наружности, в отличие от своих коллег, ответил мне с каким-то слишком выраженным воодушевлением, словно ему было особенно приятно сказать об этом мне.

Значит он оставил меня здесь, проводить работу, с которой я могу еще накосячить ввиду отсутствия должного опыта, а сам поехал трахаться. Козлина.

Хлопнув сильно дверью, не рассчитав силы, села на его стул. Переживет. Неконтролируемый гнев душил меня, перед глазами так и возникали пошлые картины с его участием.

Так, Ангелина! Тебя не должно волновать кого и как он трахает, сосредоточься на работе!

Дик.

Люблю запах секса. Он пахнет по-разному, с каждой женщиной по-своему. Иногда он терпкий и горький, похотливый, необузданный. Порой он пахнет сдобной выпечкой, домашний и скучный. Временами он с запахом чайной розы и приторного ликера, ванильный и чрезмерно романтичный. Не редко он пахнет алкоголем и сигарами, когда все чувства притупляются.

Секс с Любовью, татуированной барменшей, всегда пахнет кока-колой и приторным кокосом, но с нотками острого чили. Высокая шатенка, уперевшись руками о коробки с соками, закинув одну ногу на стремянку, очень энергично подмахивала в такт мне, сжимая и разжимая свои аппетитные ягодицы. В гибкости и страсти ей не занимать. Хорошенькая.

Вдалбливаю в неё по самые яйца, не ощущая желаемой тесноты, но девочка старается, стонет до хрипоты, содрогается и сжимается подо мной. Она кончила, одной рукой тиская свою небольшую грудь, выглядывающую из чёрного лифчика, с темно-коричневым соском.

Беру ее за волосы, заставляя выгнуться, чтобы насаживаться до предела. Люба уже проверенный, хорошо знакомый аппарат, на эксплуатацию которого уже сам могу написать инструкцию. Как она кончает, в какой позе и что будет делать… приелось, пора менять место бизнес-ланчей. Даже разрядка не приходит.

То ли опробовать бы новенькую. Кукла с янтарными, огромными глазами. А ее губы? Блядские губы, такими только насасывать, но, руку на отсечение, точно свои. Слишком подвижные, заманчивые. Она их кусает, облизывает и даже посасывает во время разговора. Такая пахнет похотью.

— О ком думаешь? — Люба заправляет грудь в лифчик и поправляет майку, натягивая на себя трусы. Я отправляю использованный презерватив в мусорку. — Я знаю, когда ты кончаешь со мной, а когда представляя кого-то.

Она улыбается, искренне и без обиды. Вот почему я обедаю здесь уже год. Пусть у Любы и не сладостно тесно, но сама она очаровательна и непосредственна. Целую ее макушку.

— Проблемную напарницу навязали.

Мы выходим в пустой зал, бар еще не начал работать, но Люба достаёт заранее припрятанный бургер с картошкой и наливает мне пива. Поправляет волосы и помаду и садится ко мне.

— Ммм, женщину? Ничего себе, Дик, и как она? Хорошенькая? Мне стоит ревновать?

— Ты единственная женщина с которой я стабильно провожу обед на протяжении года, о какой ревности ты можешь говорить? — и я не лгу, женщинам главное не лгать. Они бесятся, когда им врут, а в остальном надеются тебя переделать, сделаться той самой, ради которой ты сложишь яйца в шкатулочку и сдашь ей.

— Ты не ответил на мои вопросы!

— Она секси, не похожа на работника МВД. Длинный волосы, глазища, ноги, сиськи — высший класс, все натуральное. Дочь богатеньких родителей, которые дали хорошее образование, накупили шмотья, воспитали. Она обзавелась глупой мечтой и упрямо идет к ее исполнению.

— Я пока не услышала о ней ничего криминального или плохого. — Люба передаёт мне салфетки с соседнего стола. Мне нравится, что она добрая и не ревнивая, психолог по образованию. Она вылечила от проблем людей за барной стойкой больше, чем институты психологии.

— Она не пригодна для этой работы, обуза. Меня бесит, как эта овечка пытается казаться лисицей. И мне геморроиться с ней еще месяц! А у меня и без неё из жопы геморрой с палец торчит!

Ангелина.

Закончив с допросами, которые шли около трёх часов, все это время Дик отсутствовал, я выдохнула. Этот день выдался очень насыщенным на события, даже через чур. Меня немного лихорадило, вдруг я сделала что-то не так, неправильно зафиксировала в протоколе, не так подписала? Во мне говорила отличница, которая боялась, что сделала все не на пятерку.

Это же так важно! И Дик бросил меня! Даже не дал малейших наставлений. Козел. Наверное, все это время долбится.

Часы показывали 18:30, окончание рабочего дня, и можно было уходить, но что-то меня удерживало в этом маленьком кабинете. Здесь все было пропитано этим мужчиной, каждая деталь. Не хотелось уходить ни столкнувшись с ним, не получив хотя бы слабую похвалу за проделанную работу.

Я ласково провела рукой по темному дереву массивного стола, не обычному выбору для такого кабинета. Натуральное дерево, купленное на заказ, точно не казенное. Я бы не смогла обставить лучше такое маленькое пространство.

— Мечтаешь обо мне?

Дик в прекрасном расположении духа со стеклянной бутылкой Кока-колы ввалился в кабинет. Он подошёл ко мне вплотную, накрыв мою руку своей; от этого касания меня ударило током. Я вздрогнула, ощутив слабость во всем теле. В комнате тут же стало душно.

Он следил за каждым моим движением, как хищник следит за своей жертвой. Не удивлюсь, если он такой же маньяк, каких ловит он сам.

— Я провела беседу с владельцем цветочного, со всеми кто там работает и со всеми свидетелями. На столе лежат подписанные показания, можешь ознакомиться. — мне трудно смотреть ему в глаза, не знаю почему… Потому что проделанная работа может оказаться не точной, что он смотрит на меня со снисхождением или потому что от взгляда этого взрослого мужчины мне становится жарко, учащается пульс. Никогда не было такого раньше, ни с одним из моих бывших парней.

— А вот где был ты?

Дик сел на диван, широко расставив ноги, не смущаясь несколько, что внушительный бугор так и выставлен на показ. Ему нравилось меня провоцировать, а я не собиралась поддаваться на эти провокации! Хотя не смотреть было сложно, у меня даже задёргался глаз от перенапряжения.

— Работал, осмотрел тела, присутствовал на вскрытии, общался с родственниками жертв… Делал свою работу… — у меня даже речь пропала после этого заявления. Просто онемело все, снова захотелось расплакаться.

— Без меня? — выдавила я, ощущая себя ничтожной, слишком маленькой. Утренняя уверенность сошла вместе с красными, проклятыми трусами. Этот козел работал, делал самые важные дела без меня, пока я тут все конспектировала, как канцелярская крыса. А теперь, широко расставив ноги, сообщает мне об этом, чтобы упиться моим унижением.

Наверное, в моем лице проступило совсем сильное отчаяние, потому что Дик немного смягчился, улыбка поблекла и морщины разгладились.

— Я одиночка, Ангелина и дела все виду сам. — он говорил со мной голосом пожилого человека, раздающего наставления своей глупой внучке. Его хриплый, ласковый голос успокаивал меня, но душа все равно болела. Почему ничего не получается?

— Я хочу просто учиться, хочу найти тварь, которая выпустила из пяти женщин всю кровь и мумифицировала их. Он же повторит? Я уверена, он игрок. Он место убийства превратил в выставку, в композицию. — ком в горле и затруднённое дыхание не дает говорить. Кажется, зарыдаю в голос сейчас. Трудно стоять перед этим человеком, как школьница, отчитываясь, еще и в этой отвратительной футболке. — Так трудно потерпеть меня месяц? Называть меня по имени и не отпускать сальные шуточки?

— Очень трудно. — спокойно отвечает Дик и в его глазах я вижу серьезность. — Трудно сосредоточиться на работе, когда рядом с тобой маячит молоденькая напарница, которой, ой, как хочется засадить. Постоянно мучают не те вопросы. Например, какого цвета у тебя соски, они крупные или маленькие? Ты выбриваешься наголо или нет? Ты во время секса тихонечко стонешь или кричишь? Ты постоянно кусаешь губы, облизываешь их, твой язычок постоянно в движении… Ты им также шустро орудуешь во время минета?

Душно. У меня поднимается температура. Странные, незнакомые мне импульсы в животе, заставляют гореть все тело, несмотря на прохладу, созданную кондиционером, в комнате. Между ног становится постыдно влажно. От его похабных, прямых слов я горю, как портовая шлюха. И он говорит все это спокойным голосом с таким умиротворённым выражением лица.

Мне трудно определить, Дик снова меня провоцирует или говорит правду. Мне лишь приходится держаться за краешек стола, чтобы не упасть, ватные ноги не хотят меня удерживать. По хорошему, нужно ударить его, но после ведра крови на моей голове, сил сопротивляться не остается.

— Нужно с этим что-то делать. — бормочу я, не отдавая себе отчёт в двусмысленности этой фразы. Дик поднимает вопросительно бровь и я поправляюсь: Если я так тебя напрягаю, лучше прекратить это все… Я хочу учиться, а не создавать видимость.

Телефон в кармане завибрировал, это Дима скорее всего подъехал, чтобы забрать меня. Но мне не хочется прерывать образовавшуюся доверительную минутку между мной и этим странным мужчиной. За весь день он наконец-то смотрит на меня без насмешки и издевательства.

Дик медленно встаёт, ставит бутылку на стол. Он всего в нескольких от меня метрах, но как же остро я его ощущаю. Просто каждым сантиметром моего тела, меня магнитит к нему, хочется случайно задеть, прикоснуться. Что же со мной происходит?

— Не нужно так смотреть на меня, иначе точно разложу на этом столе. — он говорит хрипло с надрывом, и от его интонации у меня начинают шевелиться волосы на голове. Меня пугает ни его угроза, а моя реакция. — Иди домой, завтра будут результаты вскрытия, завтра будем работать.

— Спасибо. — выдавливаю я из себя. — До завтра?

В моем голосе столько надежды, еще утром не думала, что буду так умоляюще разговаривать с этим надменным мужланом, растекусь перед ним. Но мне почему-то не стыдно, лишь только тихая радость, что надежда работать здесь еще есть.

В кабинет стучат и Дик вместо ответа мне, орет диким голосом:

— Да входите уже, хера ломитесь!

Дверь открывается и за ней показывается высокий молодой человек, блондин, с идеально уложенными волосами. Он смотрит на нас вопросительно, удерживая в руке картонный пакет с надписью ЦУМ.

Момент упущен, открытая дверь разрывает эту образовавшуюся между нами связь.

— Добрый день! — говорит он, испытывающее осматривая нас. Дима умеет произвести эффект, не зря же он так нравится моей маме. Успешный юрист не в первый раз, возможно, в этом здании.

— У кого как. — отвечает Дик и усаживается на стол, скрещивая руки. К нему возвращается надменность и театральность.

— Я принёс футболку, так понимаю, у тебя чп со своей. — он протягивает коробочку и тактично обходит тему, что я в вульгарщине из секс-шопа. Этим он и отличается от Дика, он очень воспитан. Я благодарю его, смущаюсь, боюсь посмотреть на Дика.

— Александр, это Дмитрий Романов, мой…

— Можешь не переживать, мы знакомы. — отвечает Дик, прерывая меня. — Хотелось бы сказать, что рад видеть, но отнюдь.

— Взаимно, Дик. — отвечает Дима безразличным голосом и поворачивается ко мне. — Лина, ты сейчас переоденешься или в машине?

Я удаляюсь пулей в туалет, чтобы избежать неловких разговоров и сцен, меня даже не особо интересует предмет знакомства этих двоих, даже неприязнь не удивляет. Дик слишком вызывающ, хамоват, а Дима не из тех, кто терпит такое поведение, вот и бодаются. Мне нет до этого дела.

— Как твой первый день? — спрашивает он уже в машине.

— Отвратительно, если честно. Хочется домой и спать.

— Будь осторожна с Диком, он еще тот великий обольститель. На его счету десятки женщин с разбитыми сердцами.

— Я похожа на ту, кто даст ему? — поджимаю ноги, стараясь улыбаться. — Давай заедем в Макдональдс, умираю, как хочу булку и вообще есть.

— Твоё желание закон, Линочка. Нет, в тебе я не сомневаюсь, просто хочу предупредить. Я уже насмотрелся на слезы обманутых им женщин. Он же уже оприходовал половину столицы. Пару раз даже групповушки устраивал. Видео гуляли в сети.

Сердце невольно екнуло, стало от чего-то обидно и неприятно. Словно меня уже отымели и обманули.

— Да пусть кого хочет — оприходует, меня не ЭТО интересует.

Закрыв дверь в квартиру, проводив Диму, галантно доставившего меня до самой двери, наконец выдохнула. Очень длинный день, который никак не хотел заканчиваться. Настроение было удрученное.

Приняв душ, я села за ноутбук, чтобы почитать новости в сети о совершенных убийствах. К моему удивлению я так ничего и не нашла, ни единого упоминания. В центре Москвы было совершенно страшное убийство, но СМИ хранило молчание. Нужно спросить об этом Дика, почему так.

Все моё тело ныло, словно во время болезни, голова была тягучая, а мысли постоянно крутились вокруг одного и тоже. Кто же ты Александр Дик?

Его таинственная аура и раскрепощённость тянули меня к нему, как мотылька на свет, но это все, потому что он не похож на мужчин, которые обычно меня окружают и с которыми я встречалась. Дик не боится озвучивать свои желания, говорить пошлые мысли вслух и это возбуждает. Как будто ты оказываешься героиней порнофильма, все эти эротичные штучки вокруг тебя, ты постоянно ходишь по лезвию ножа.

Я коснулась своей груди, рассматривая аккуратные розовые соски. Ему действительно интересно, какие они? Соски тут же напряглись, образуя твёрдые, болезненные горошины, прося большего. Между ног снова стало влажно, несмотря на то, что я только недавно вышла из душа. Я просунула руку под пижамные шорты, дотрагиваясь до складочек, растертых утром красными трусами. Там все было скользко, весь день я думаю только о Дике. О том, как он говорит со мной, как смотрит, что думает. Я помешалась на нем! Лаская себя, я снова думала о нем. Кончая, прокусывая губу, я представляла, как он раскладывает меня на столе в своем кабинете.

Не удивляюсь ни капли, что Дик не приходит на работу вовремя. Уже прошёл час рабочего времени, а его нет. У меня даже нет его номера телефона, чтобы позвонить. Чувствую себя отвратительно. Что мне делать все это время? Лупить в потолок?

Собрав волю в кулак, выхожу в большой кабинет. Здесь царит полный рассос, никто ничем не занят. Кто копается в телефоне, кто играет в карты на компьютере. Не вижу активной работы.

— А не подскажите, где у Вас можно кофе выпить?

Пятнадцать пар глаз примагничиваются ко мне, сканируют мой внешний вид, задерживаются на попе в обтягивающих джинсах, нисколько не смущаясь. Становится неприятно от такого пристального внимания, никто не торопится с ответом.

— Я могу проводить тебя в столовую, там продают кофе. А еще у нас есть кофеварка. Кофе не ахти, но с молочком, вполне, терпимое. — мне вызвался помочь тот же парень, сообщивший вчера о том, что у Дика обеденный секс. Парнишка смотрел на меня глазищами оленёнка Бэмби. По нему видно, что из женщин у него только Мама.

— Спасибо. Я, наверное, в столовую пойду, у меня нет с собой ни молока ни кофе. — разглаживаю складки на футболке, потому что не уверена, что мужчины смогут меня принять в свой коллектив. У меня всегда были проблемы с противоположным полом. Не в том плане, что на меня никто не обращал внимание, а в том, что обычно все мужчины от меня хотели одного — секса.

Кто-то из них клятвенно обещал звёзды и замужество, кто-то просто веселое времяпровождение, но все так или иначе сводилось к сексу, никто из них не хотел дружить со мной или просто общаться. Уверена, что и Дима, кормя меня картошкой Фри и провожая до дома, совсем не намерен просто дружить. Я маме клятвенно пообещала, что попробую с ним. И я послушно пробую.

— Я могу тебя угостить. — он встаёт и протягивает небольшую картонную упаковку сливок. — Мы скидываемся с каждой зарплаты и закупаем кофе, остальное каждый сам себе по вкусу.

— Спасибо. Я завтра тогда принесу молоко. — стараюсь улыбаться и не выглядеть дурой. — Может мне тогда внести свою лепту в общак?

— С первой зарплаты внесёшь. Проставишься. — бурчит мужик справа от меня. К моему стыду я вчера не смогла осилить весь поток обрушившейся на меня информации, не запомнила все фамилии и кто есть кто.

— Договорились.

Мужчины как-то смягчились и расслабились, моё присутствие перестало их так напрягать. Парень вызвался помочь мне налить кофе.

— Саша. — шепнул он и улыбнулся. Я благодарно улыбнулась в ответ за понимание.

— Расскажешь о себе. — протянул один у самого окна. Он был в модных джинсах и футболке, значительно выделялся на фоне остальных. Не только внешним видом, но и манерой держаться. На его столе стояла грамота на имя «Якудова Игоря Михайловича».

— А что интересно?

— Ну откуда ты? За какие такие заслуги тебя Дик взял к себе? — он говорил с вызовом, закинув ноги на стол. Все вокруг совсем притихли, затаились. Было слышно только, как кофе наполняет одноразовый стаканчик горячей жидкостью.

Видимо в этом кабинете этот Якудов, кто-то вроде лидера.

— Я из Москвы, закончила юридический факультет МГУ, кафедру криминалистики. — понимаю, что он бросил мне вызов. Что он не просто так всем этим интересуется. — Я сама очень хотела работать с Диком, он прекрасный следователь, у него самая большая раскрываемость в нашей стране. И на сколько я знаю стажировался в Америке, помогал в деле о Пионовом маньяке на Брайтоне. Мне кажется, я могу многому у него научиться.

Якудов усмехается, мерзко, обводя всех взглядом, словно без слов передаёт всем присутствующим информацию. Он обводит языком зубы, издавая неприличный звук. Весь его вид так и говорит «Мы так и думали».

— В том, что Дик научит тебя своим любимым позам, мы не сомневаемся. — он ржет и за ним вторят его приспешники, не все, некоторые. Стараюсь запомнить каждого, чтобы знать врагов в лицо. Саша не смеётся, смущается. — Почему он за десять лет впервые согласился на напарника, тоже, впрочем, ясно.

— Почему бы и нет, с удовольствием. Уверена, что Дик превосходно знает, какую позу нужно принять в том или ином деле, чтобы добиться результата в расследовании. Если научит, буду только благодарна, не буду сидеть, закинув ноги на стол, и плевать в потолок. — помешиваю кофе палочкой. — Игорь, а какое дело сейчас ведёшь ты?

Между нами большая разница в возрасте, но все равно я обращаюсь на «Ты». Никто из них не смущается, когда обсуждает мою грудь или жопу, они готовы разорвать меня. Они меня уже подложили под Дика. Так к чему правила этики?

Он не отвечает, стискивает зубы, желваки начинают играть на лице, ему не понравился мой вопрос. Я попала в точку. Вижу, как он хочет меня ударить. Хочу выдать что-нибудь желчное, но останавливаюсь, замечая взгляд Якудова. Оборачиваюсь и словно оказываюсь на американских горках, сначала взлетаю, а потом падаю в свободном падении. Цепляюсь за стаканчик кофе, как за спасательный круг.

В дверях, удерживая руки в карманах, стоит сам Александр Дик в брюках карго цвета хаки и белой футболке. На его рельефной груди также красуется цепочка с жетоном. Дик похож на военного, у него спортивное тело, минималистичный стиль. Он не гора стероидных мышц, но от него пахнет тестостероном. И сексом. Он смотрит на нас лениво, как кот, который только проснулся.

— А у Игоряши только одно дело — яйки языком чесать. Другой работы у него нет. — Дик усмехается и на его щеке образуется сексуальная ямочка. Он похож на шкодливого мальчика, который пришел провоцировать своих одноклассников. — Лина, идём, нам пора.

— Спасибо. — выдавливаю я Саше, едва касаясь его и спешу к Дику, пока не передумал. Вспоминаю наш вечерний разговор, мою мастурбацию и задыхаюсь от смущения, мне кажется, что он знает все. Раскусил. Этот волк все чует.

— Не обращай внимание. Они меня терпеть не могут, а значит и тебя не полюбят. — говорит Дик, быстро шагая по коридору, направляясь к выходу, я еле успеваю за ним. — Многие из них, твари не реализовавшиеся, а ты хорошенькая телка, которую они хотят, но понимают, что не получат.

Его слова мне невольно льстят, он защитил меня по своему, не назвал Сиськастой и не отпустил пошлости. Это прогресс. Возможно, какая-то женщина утром пресытила его голод.

Мы подходим к его машине и Дик ко мне оборачивается, вытаскивая очки, одевает их. Солнце, несмотря на утро, уже припекает, опаляет не закрытые участки тела.

— Мы работаем вместе месяц, ты мне не мешаешь, учишься. Не нравятся мои методы, стиль общения — можешь паковать чемоданы и идти в напарники к Игоряше, он будет только рад.

— По рукам. — радостно говорю, готовая расцеловать его. Может быть у меня все-таки получится? Месяц работы с Диком должен значительно выделить меня среди коллег, вывести на новый уровень.

— Не скачи так, а то сиськи из лифчика выскочат. — приличие закончилось, вернулся извращенец.

— Все жертвы одного возраста, двадцати трёх лет. Аккуратно обриты на лысо, ресницы и брови окрашены при жизни. На теле нет ни одного пореза, синяка или какой-либо другой травмы. Я нашёл у каждой в области половых губ несколько следов от уколов. Предполагаю, что сначала им ввели снотворное, а затем тетродоксин, после которого наступил паралич и смерть. Все же знают, что такое тетродоксин? Пока они еще были живы, но обездвижены, их телам придали необходимое положение.

Ренат, судмедэксперт, в белом халате и перчатках выглядел более солидно, чем вчера в несуразной одежде. Он нахохлился, весь такой важный с невыносимо напряжённым лицом. На долю секунд встретившись взглядом с Диком, я поняла, что его тоже забавляет это преображение.

Что такое тетродоксин я знала, яд, полученный из рыбы.

— И самое интересное, как удалось так забальзамировать тело; уже могу сказать, что были применены артериальный и полостной метод, может быть поверхностный. Они все широко распространены в ритуальных услугах за рубежом, у нас мало кто сохраняет «товарный вид» погибших так часто, как, в той же, Америке. Артериальный способ предполагает введение консервантов через крупные артерии, они замедляют разложение, а в некоторых случаях сводят к минимуму. Полостной — обработка органов, и поверхностный — обработка тела химическими веществами. Какими консервантами и химикатами были накачены девушки пока выясняем, результаты из лаборатории еще не пришли. Меня поразило две вещи: с какой ювелирностью все сделано, и как введён был концентрат. Я не нашёл место прокола ни у одной крупной артерии! Для меня это пока остается загадкой.

— Сложно достать все эти химикаты и консерванты?

— Смотря что было применено. Глицерин, формалин в нашей стране в свободном доступе. А вот концентрат для полосного и артериального — вещь специфическая, в магазине или аптеке не купишь. Нужно знать, где покупать.

— Нужно медицинское образование, чтобы проделать все это?

— Нет, достаточно, понимать что и как нужно делать, хирургического вмешательства на теле нет. Воткнуть иглу — большого ума не надо.

— У них есть что-нибудь общее? Болезни, травмы, хоть что-нибудь.

Дик в перчатках продолжал осматривать тела, пристально изучая даже мелкие детали. Я лишь решилась подойти к ним и рассматривать на расстоянии. Проглатывала все, что говорил Ренат или Дик.

Могли ли они предположить, что будут обриты, убиты и забальзамированы? Они все мои ровесницы. Да еще это белье. От всего этого мороз по коже.

Ужасно хотелось перекреститься.

— Да, забыл сказать. У каждой из них был секс, весьма насыщенный: анальный, вагинальный и оральный, его сперма есть везде.

— Ставлю пять тысяч, что его не будет в базе. — выдыхает Дик, снимая перчатки и выбрасывая их в мусорку. — Иначе бы он не оставил следов. Значит, все таки на сексуальной почве.

— Для тебя мой ангел… Его ангел — брюнетка с каре. Она умерла или не дала ему… Он ведь всех их переделал по ее образу и подобию. — неуверенно шепчу я, боюсь, что эти двое будут смеяться надо мной. Мне до сих пор кажется, что я сюда случайно зашла. Что мне тут не место. Что Дик начнёт язвить.

— Я тоже так думаю. — кивает Дик. — Тогда, Ренат, мы от тебя ждем результаты по сперме и химикатам. Может быть это что-то нам даст.

Больше ничего не говоря он удаляется, и я, попрощавшись с Ренатом, с радостью выхожу из душного помещения, не знаю, каким чудом меня не стошнило при виде всего этого. Может быть мне повезло, что не много крови, иначе для первого раза бы точно стошнило.

Мне вообще трудно угнаться за Диком, который постоянно гонится за дичью, как гепард, выслеживает ее, пытается обогнать время. Меня это невольно восхищает в нем.

— запроси перечень ритуальных услуг в Москве и Московской области, их будет скорее всего дохера. Раздели их по районам, где-то чтобы выходило по 10–15 на один район, когда разделишь, сходи к Санычу и скажи, что нам нужно, чтобы он запряг раздолбаев и отправил их проводить допросы. Нам с тобой оставь ЦАО, недалеко от магазина. Я вернусь, чтобы дать более подробные ЦУ через час этим долбоящерам, к этому времени все должно быть готово.

— А, а ты куда? — я не успевала за его скоростью мысли, но смысл я уловила, что он от меня хочет.

— Обедать. — бросил он, без остановки следуя к своей машине.

Что? Обедать? У него пять жертв, а он не пропустит свой обеденный секс? Он аутист что ли?

— Стой, у меня нет даже твоего мобильного. — мне казалось, что я котёнок, которого забросили в ведро с водой, и не пока не ясно, выплывет он или потонет.

Он недовольно останавливается, достаёт мобильный из кармана и при мне что-то ищет в записной книжке, находит контакт, имя которого я вижу даже на расстоянии, «Сиськастая», и нажимает на вызов. На экране высвечивается грудь в купальнике. МОЯ ГРУДЬ.

У меня начинает дергаться уголок глаза, судорога переходит к щеке, мне становится трудно дышать, а руки сами собой поднимаются, чтобы задушить этого негодяя. Меня трясёт, а он расплывается в белозубой, почти голливудской улыбке. Он упивается моим гневом.

Когда мой телефон издает модный рингтон, он отбивается и пропивает:

— Запиши.

После чего удаляется, напивая одну только ему известную мелодию. А я никак не могу успокоиться, меня от злости трясет до сих пор. Просто колбасит. Этот урод не просто уже забил мой номер мобильного, он нашел меня в Инстаграмме, сбросил себе мою фотографию в купальнике и вырезал мою грудь!

На той фотографии я в достаточно откровенном белом купальнике, который я одела, чтобы хорошо поджариться, загореть даже в труднодоступных местах. И это фотография, господи, лучше бы я ее удалила. Вообще, этот купальник мне купила Мама, чтобы я была красивой.

Потерев виски и проводив взглядом удаляющуюся Ауди Дика, я пошла обратно, чтобы справиться со своей работой, которую на меня навалил мой напарник, пока будет обедать.

Дик.

— Как твоя напарница? — Люба без трусов в моей футболке, широко расставив ноги, протирала мой диван своим голым задом. От щиколотки до колена ее правой ноги красовалась татуировка, череп с венком из роз, банально и ярко, очень подходяще для неё.

Вообще, люблю татухи, но не на женщинах. Женская кожа должна быть чистой и бархатной, соблазнительной.

— Вроде норм. — я медленно натянул обратно штаны, не без улыбки вспоминая ее реакцию на мою заставку в телефоне. Кто она, я пробил уже давно, еще когда за неё Петросян попросил.

«Дик, девчонка хорошая, ей ударила моча в голову, что она хочет стать следователем. Ну какой из бабы, может быть следователь? Ее родители против, да все против. Но она упрямая, как баран. Ну потерпи ее чуть, она к тебе, умирает, хочет. Она не выдержит долго, сольётся сама. Домашняя курица, избалованная и не привыкшая к трудностям. Ее отец Единорос, а мать в Министерстве финансов. Она не пригодна для этой работы, наиграется и бросит…»

После таких слов мне стало интересно, очень хотелось посмотреть на избалованную цацку. Петросян не соврал, девчонка была красивой и избалованной роскошью. Ее социальные сети пестрили фотографиями из дорогих мест, курортов, приемов. Со всех фотографий на меня смотрела красивая, сексуальная девушка с пухлыми губами и огромными янтарными глазами, будто это были линзы. Такие не дают в клубах, не уезжают с папиками; таких продают их отцы в «хорошие руки» сыновей богатых друзей. И такой геморрой мне совсем не был нужен. Что мне с ней делать? Трахнуть? Можно, а потом?

Ангелина в жизни оказалась неоднозначная. Вот она выпрямляется, демонстрируя свои шикарные сиськи, и язвит, как сука, а вот краснеет, как девственница, от мелкой пошлости. Но в хорошие руки ее уже пристроили. Дмитрий Романов — сын главы ОБЭП, хреновый юрист, но из-за отца, слывет успешным. Донжуан короткоствольный. Хер не вырос, зато амбиции наполеоновские.

Отдать должное, мне нравилось ее доводить, наблюдать, как она краснеет, как рак, и хлопает своими ресницами, забавно открывает и закрывает рот. Неженка чертова. Когда увидела свои сиськи у меня в телефоне чуть не расплакалась. Хотя утром отбивалась от Якудова, как тигрица, достойно, гордо подняв голову.

Что-то я уже начал сомневаться, что она сбежит через месяц. Может трахнуть ее уже?

— Закрой дверь потом, мне идти уже пора.

— Как обычно. — Люба игриво закусывает губу. — Думаю, я даже успею у тебя убрать!

— Это уже лишние, Любань, правда. — подмигиваю ей и ухожу. С кем-нибудь другим я бы подумал, что пора завязывать, она начинает надеяться на серьезные отношения. Но не с Любой, она замуж собирается через месяц, даже платье мне сегодня показывала.

У нас секс, оргазмы и никаких обязательств

Ангелина

Милая блондиночка, помощница Саныча, встретила меня не радужно. Она поджала губы и нехотя сообщила своему начальнику, что я прошусь к нему на аудиенцию. Она скользнула по мне недобрым взглядом, немного раздражённым, словно я сделала ей что-то плохое.

В руках я держала стопку листов А4 со списком компаний ритуальных услуг и фамилиями работников, которые в них работали. Результат моей несколько часовой работы.

— Стола пока нет, можешь поработать с Якудовым. — сказал он сразу же, как я вошла, не отрываясь от компьютера, что-то печатая без остановки. — Я тебя предупреждал, не нужно жаловаться теперь на Дика.

— Саныч, ты чего, да Майорова во мне души не чает. — от голоса Дика у самого уха позади меня, я подпрыгнула, хватаясь за сердце, бумаги подлетели и разлетелись по всему кабинету Полковника. Маленький переполох все-таки отвлёк его от своего компьютера и заставил посмотреть на нас.

— Вижу. — хмыкнул он, а Дик, который сделал это специально, отдаю руку на отсечение, тихо засмеялся. Подонок. Весело ему, нравится выставлять меня посмешищем.

— Как ты постоянно так подкрадываешься? — прошипела я, собирая обратно листки. Никто не торопился мне помогать. Дик зашёл в кабинет и сел рядом с Санычем.

— Я сразу к делу. Нам нужен твой карт-бланш, чтобы ребята обошли указанные адреса и пообщались с работниками ритуальных услуг. По итогу обхода составили краткий портрет каждого. Мы ищем мужчину от двадцати пяти до сорока, скорее всего он будет приятной наружности и социально адаптированный.

— Это Ваше дело… — Полковник сложил руки и пристально посмотрел на нас: на нагло развалившегося Дика и растрепанную меня, стоящую позади него. Почти как на семейном портрете, когда один сидит, как идиот, а второй, в не менее неловкой позе, стоит.

— Ты сам знаешь, что он скорее всего повторит, у нас нет времени, мы с Линой будем обходить сами неделю. Что они у тебя там делают, копаются в порнохабе в наушниках? Время идет на минуты.

Я сжала спинку стула, на котором сидел Дик. Значит, он предполагает, что убийства повторятся. Перед глазами возникли бледные, красивые девушки, которые просто попались ему под руку, они не были ни в чем виноваты. Совсем молодые, вся жизнь была впереди. Я могла быть среди них, если бы оказалась в неудачном месте и в не подходящее время.

— У меня получилось двенадцать районов, в каждом около девяти и десяти предприятий. Плюс там списки с фамилиями всех кто работает. — я тут же кинулась с листками, показать результат своей работы, которая заняла у меня массу времени, между прочим, пока кто-то обедал.

— Ладно. Дерзайте. — Саныч почти не взглянул, просто одобрил, отмахнулся от нас, как от мух назойливых.

Дик шустро встал и пошёл на выход, а мне пришлось снова за ним бежать. Мне уже начинает казаться, что я участвую в какой-то игре «Догнать Дика».

— Давай листки сюда, я раздам их. Где наш список? Нужно сейчас выдвигаться.

— Стой. — мне пришлось ухватить его за руку, чтобы остановить хотя бы на минутку. От соприкосновения с ним подушки пальцев защипало, словно я обожглась, дотронувшись до горячей сковородки. Тут же отдернула руку, ощутив неловкость. Даже за это время я успела почувствовать мощь его руки, словно она сделана из камня, такая же твёрдая. — Я все понимаю, но я сегодня ни завтракала и не обедала, мне хочется хотя бы минут десять на быстрый перекус. Пока кто-то трахался — я работала!

— Лейтенант. — Дик сделал шаг вперед, вынуждая меня податься назад, прислониться спиной к стене.

Он опирается рукой о стену, касаясь моей головы, находясь невыносимо близко, заставляя меня вжаться в бетон. Его грудь тяжело вздымается и я вижу, как его жетон подрагивает на накаченной груди. Вдыхаю его мятное дыхание и сладко облизываюсь, чувствуя привкус жвачки на губах. — Не нужно ревновать, одно твоё слово и я утолю твой голод.

Чувствую его каждой клеточкой своего тела, словно он уже трогает меня своими наглыми руками, касается самого сокровенного. Господи, что же происходит. Отпустите меня, бесы! Помутнение рассудка! Никогда раньше так не терялась в присутствии мужчин. Наоборот. Очень часто их чувства выходили из-под контроля и было забавно смотреть на их отчаянные ухаживания, как они пытались соблазнить меня любыми способами. Я всегда на это смотрела холодно и трезво, немного забавляясь в душе. Но сейчас внутри меня был пожар, я забывала дышать и сжимала ноги крепче, стараясь успокоить возникающее зудение.

Все дело в его разнузданности, в животной похоти, он как искуситель, переманивающий женщин на тёмную сторону, заставляет откусить кусочек от яблока разврата. Змей искуситель.

Мои глаза бегают в разные стороны, стараюсь смотреть куда угодно, но только не в глаза Дику, чтобы не выдать себя с потрохами. Хотя, подозреваю, что у меня на лбу мигает неоновая надпись, сообщающая ему все мои чувства.

— Я не люблю фастфуд, предпочитаю изысканную кухню. — выдаю все-таки я, неловко пытаясь выползти из-под него. Хорошо, что хоть людей нет в коридоре, в такую жару все предпочитают сидеть под вентиляторами.

— А Романов, значит, изысканное блюдо? — Дик наклоняется невыносимо близко, касаясь губами моего лица. Или мне только это кажется? Он слегка отстраняется и смотрит на меня сверху вниз. Его взгляд слишком надменный, властный, смотрит на меня так, словно я уже его. — Господи, да ты девственница!

Он шепчет, а мне кажется, что кричит. Пылаю. Внутри все сжимается, хочется, как черепашке спрятаться в панцире. Отталкиваю его, несильно, но решительно, потому что это нужно остановить, прекратить наваждение. Это уже переходит все рамки приличия, такое поведение — неуважение ко мне.

— Можешь думать, что хочешь. Но в этой столовой ты обедать не будешь. — пришлось отойти от него на безопасное расстояние, чтобы он вновь ко мне не прижимался. Даже сейчас чувствовала следы на теле, как ожоги, в местах соприкосновения наших тел. Даже головой трясу.

— Значит двадцати трёх летняя девственница? — он отбирает у меня листки с надменным и загадочным выражением лица и уходит, не дожидаясь ответа, насвистывая мелодию. А я остаюсь хлопать глазами, не понимая, на основании чего вообще сделаны такие выводы. Почувствовал плеву по запаху?

Доказывать ему я ничего не намерена, моя личная жизнь его не касается.

— Похотливый урод. — шепчу и ухожу в столовую, потому что ни одна сила не заставит меня находиться сейчас рядом с этим чудовищем.

Столовая уже закрывалась, поэтому я смогла отхватить только салат оливье и чай. Хотелось побыть наедине со своими мыслями, успокоиться. До сих пор дыхание не восстановилось, и руки дрожат; чувство такое, что сдала кросс.

Телефон вибрирует, на экране высвечивается фотография Димы. Я смотрю на iphone, не решаясь взять сразу. Внутри меня разворачиваются противоречивые чувства. С одной стороны у меня к Диме чувства больше, как к другу детства, он мне нравится внешне, притягивает, но нет взрывающей химии. Чтобы ноги подгибались, и разум отказывал. Мама убеждает меня, что это только потому, что я давно его знаю, нужно узнать его теперь, как мужчину. Он же ждёт взаимности, смотрит на меня горящими глазами, в них я вижу желание. Наши родители очень надеются на этот союз, а я не хочу давать ложных надежд, я боюсь. Но с другой стороны Дима — единственный мужчина, рядом с которым мне просто хорошо. После тяжелого дня мне хочется встретиться с ним, поговорить. После общения с Диком, мне хочется к нему, потому что он… надежный… в отличие от этого гавнюка, которого я знаю второй день, а чувство такое, что хочу убить всю свою жизнь.

— привет. — говорю максимально веселым голосом, мысленно вспоминая, что он — изысканное блюдо.

— Привет, малыш. Сегодня у друга день рождение, приглашает в очень модное место. Составишь компанию?

— Да, с удовольствием.

— Я заеду за тобой.

Отличный повод расслабиться, напиться и натанцеваться, сбросить с себя вчерашние переживания и сегодняшнее помутнение по отношению к Дику. Одену сексуальное платье и туфли на каблуках, уложу волосы и накрашусь, пойду набираться уверенности в себе, ловить комплименты. Я знаю многих Диминых друзей, поэтому вечеринка обещает быть томной.

— Твои десять минут закончены. — и снова он, змей искуситель, у самого уха. Я уже привыкла к его внезапным появлениям из ниоткуда в самый неподходящий момент. И сейчас Дик взял кружку, допивая мой чай.

Мы топчемся на месте. Одиннадцать локаций. Сорок три человека. Пять часов. Бесконечный поток информации о применяемых способах бальзамирования и ни единой зацепки.

Дик напоминает гончую, которая загоняет дичь в угол и травит ее, чтобы получить желаемое. Он был бешеный, бесноватый, жестокий. Он выдаивает каждого без остатка, провоцирует их, играет с ними. Люди впадают в истерику при общении с ним. Я понимаю, что то же самое он делает постоянно со мной, выводит из зоны комфорта и провоцирует.

Я задыхаюсь в его присутствии, восхищаюсь и боюсь его. Он не похож на шаловливого бабника в эти минуты, он напоминает хищного зверя, вампира, желающего выпить до последней капли крови того, кто ему откажет.

Все женщины реагируют на него одинаково, начинают вешаться на второй минуте общения, превращаются в похотливых самок, трущихся вокруг него. Смотреть противно, потому что глядя на их унижения и самодовольное лицо Дика, чувствую, что выгляжу со стороны также, как они — глупая дура.

— Он выбрал их случайно, просто они удобно подвернулись ему под руку… — прохрипел Дик, когда мы вышли из последней компании. — Придётся ждать второго послания, когда он совершит ошибку.

— Он может убить кого-нибудь еще? — в ужасе спрашиваю я, потому что слышу об этом уже второй раз за день.

— Однозначно. Он оставляет послания своему Ангелу, а значит, это только начало.

Мы стоим возле его машины и я чувствую, как меня сдавливает невыносимый груз, мне так хочется оказаться Шерлоком Хоумсом и раскрыть все по щелчку пальцев, не допустить чтобы умерла еще одна девушка…

Их лица, тех пяти девушек, они преследует меня. Я стараюсь спрятать это в дальнюю комнату внутри меня, но они возвращались. И это было страшно. Я смотрела во все глаза на Дика, в надежде, что у него есть какие-то мысли.

Длинная челка Дика растрепалась, спадая на лоб. Он ударил несколько раз по крыше автомобиля, не удерживая своего внутреннего зверя. Он оскалился, как дикий, первобытный человек. Сейчас передо мной был дикарь, готовый убивать голыми руками.

— Может получится найти зацепку среди покупателей концентрата и химикатов? — предположила я.

— Нет. Я уже проверил нишу. — он буквально ложится грудью на автомобиль, что-то обдумывая. — Все они в свободном доступе. Слабая Надежда на сперму… Ладно, уже поздно, давай отвезу тебя домой. Утро вечером мудреней.

Только сейчас я поняла, что уже семь вечера и за мной должен заехать Дима. Спохватившись, я потянулась к телефону, быстро набирая сообщение, что освободилась поздно, но все в силе.

— Не нужно, я сама доберусь. Пока. — бросила я, удаляясь от него и торопясь на остановку. Проехать на трамвае пару остановок быстрее, чем ждать сейчас такси. А ехать с Диком мне совсем не хочется. Слишком много его в моей жизни. Да и выглядеть также убого, как сегодняшний женщины, я не собираюсь.

— Энджи, иу! — Рената подскочила при виде меня, кидаясь обниматься. Эта высокая шатенка с силиконовой грудью в красном комбинезоне была дочкой одного влиятельного бизнесмена, который, ну очень как, любил свою дочь. Это делало из неё, конечно же, завидную невесту, несмотря на то, что Рената любила девочек. И этот секрет с каждым годом становился доступен все большему количеству людей.

У нас с ней были прекрасные отношения, даже сама не знаю, почему мы не дружили близко, лишь изредка виделись на таких вечеринках. Возможно, потому что иногда Рената слишком долго меня обнимала или слишком ненавязчива трогала, может быть… но это не точно.

Друг Димы выбрал новый двухэтажный бар, где первый этаж был отведён под танцпол, посреди которого располагалась огромная барная стойка, за которой все спивались до превращения в свиней. Второй — для столов с приглушенной музыкой и расслабленной атмосферой. При желании можно было посмотреть, что происходит на танцполе. Депозит столов был очень дорогой, поэтому здесь тусили только обеспеченные жители столицы.

— Всем привет! — Собирая с мужчин восхищенные взгляды, я улыбалась, зная, что выгляжу потрясающе. Ни как Пеппи Синий чулок в форме МВД. На мне было белое платье под поясок, плотно сидящее по фигуре с глубоким, но не откровенным вырезом. Времени укладывать волосы не было, поэтому я просто распустила их, и нанесла легкий макияж, делая акцент на глазах. Мне часто говорили, что у меня необычные глаза, кошачьи, янтарного цвета.

Дима удерживал меня за талию и мне было приятно, тепло, словно он защищал меня ото всех. Он прикасался уверенно, но не позволял себе ничего лишнего, не был навязчивым. Я чувствовала себя защищённой рядом с ним.

Выпив пару бокалов шампанского мне стало легче, я расслабилась, тревога, терзающая меня, стала отступать, кровавые сцены перестали маячить перед глазами. Только выпив и выдохнув, я поняла, как сильно была загружена, а это только второй рабочий день и первое дело.

— Меня уже тошнит от Ваших юридических терминов! — Рената встала, закатив глаза. — Пойду лучше танцевать!

— Давай тоже потанцуем? — Дима притягивает меня к себе, от него пахнет очень дорогим парфюмом, вкусно. Шампанское меня будоражит и я улыбаюсь, киваю ему, принимаю его руки и следую за ним. Если пробовать, то пробовать?

Он ведёт меня по коридору, помогает спуститься по лестнице и выводит на танцпол. Мне кажется, что я порхаю, как бабочка. Все вокруг кружится, вертится, музыка приятно меня окутывает. Только Димины руки меня держат, направляют, я улыбаюсь, чувствуя себя окрылённой, свободной. Мне хорошо.

Дима притягивает меня к себя, прижимает так сильно, что я остро чувствую его стояк, упирающий мне в живот. Но сквозь пьяную дымку воспринимаю это, как само собой разумеющееся, не осознаю, что мы стоим и неприлично обжимаемся в центре танцпола. Все отступает на второй план.

— Ты такая красивая. — шепчет он. — Мне бы хотелось немного большего, чем просто дружеские встречи. Малыш, я же схожу с ума от тебя с лет, так, пятнадцати.

Он не дожидается моего ответа, куёт железо, пока горячо, наклоняется и целует в шею жарким поцелуем. Я прислушиваюсь к себе, к своему телу, к тому, что я чувствую.

Его губы накрывают мои. Я подмечаю каждое его движение. Сильные руки Димы скользят от талии по спине к шее, слегка приподнимая моё и без того короткое платье, зарываясь в мои распущенные волосы. Он старается быть ласковым, не торопится, целует нежно, неимоверно ванильно, не торопясь, хотя я чувствую, что он на пределе, еле сдерживает себя. Его поцелуй будоражит, подогревает алкоголь в моей крови, но я не могу расслабиться, поддаться поцелую, несмотря на литры шампанского в моей крови. Мозг сосредоточен ни на магии его языка и ласковых движениях. Думаю обо всем на свете: о том, что ненавижу песню, которая сейчас играет или о том, что правый туфель, по-моему, натер, о том, что я немного перепила.

— Прости, я перепила. — мягко приостанавливаю его ладонями, которые покоятся на его разгоряченной груди. Чувствую, что он не хочет останавливаться, но он целует мою руку, выдавливает вымученную улыбку и делает над собой усилие. — Хочется умыться.

— Я провожу тебя.

— Не нужно, встретимся за столиком. — чмокаю его в щеку, чувствуя себя отвратительно. Расслабилась, я шикарно, только обострила отношения с Димой, буквально вручила ему пропуск, а теперь захлопнула шлагбаум и даю заднюю. Вижу по его лицу, как он расстроен.

Туалет общий, как для мужчин, так и для женщин. Умываюсь, промокаю лицо салфеткой, рассматриваю своё отражение. Что со мной не так? Могла же окончить университет и пойти в юристы, протирать дорогие брюки, встречаться с таким же юристом, радоваться всякому говну: айфонам, машинам, путевкам на море. Быть, как все — прекрасно. Быть бестолковой, красивой бабой — блажь. Так что же со мной не так? Я ничего не чувствую…

Грустно, от того, что я знаю, почему у меня все не так… Из-за моей тайны, которую я никогда никому не расскажу…

Из одной из кабинок раздаётся стон. Сначала мне кажется, что кому-то плохо, но потом я различаю характерное женское постанывание. Хотя нет, здесь музыка долбит, девушка орет буквально. Я краснею, понимая, свидетельницей чего стала. Кто-то трахается там, и судя по всему горячо. Чертовы кролики.

Не желая это слушать, удаляюсь быстрым шагом, проходя мимо кабинки, за дверью которой раздаются крики. Дверца приоткрыта, словно слегка приоткрыт занавес к происходящему. Во мне срабатывает что-то необъяснимое и я поворачиваю голову, скольжу взглядом и каменею, прирастаю к полу. Не могу пошевелиться, оторваться от происходящего, смотрю в голубые глаза нахальца, который трахая свою телку, смотрит мне прямо в душу, не позволяя даже пошевелиться. Он гипнотизирует меня, отбирает волю. Он не позволяет мне двинуться с места.

Он сидит на туалете со спущенными штанами, одной рукой удерживая девушку за жопу и направляя ее движения, а другой удерживает самокрутку, которую лениво покуривает в процессе. Девушка сидит на нем, спиной ко мне, широко расставив ноги, ее гибкости может позавидовать Волочкова. Ну как сидит, активно скачет. При каждом ее подъёме я отчетливо вижу его толстый член, служащий связующим звеном между их телами. Она насаживается на него с таким удовольствием и криком. На ее талии собралось платье. Она прогнула спину, наклоняясь и глядя на меня с блаженной улыбкой, даже не заботясь о нормах приличия. Ее затуманенные, сытые глаза отрезвили меня, дали пощечину. Я вздрагиваю и захлопываю дверь. Из нас троих стыдно мне!

— Не спиши, ты можешь быть следующая! — он смеется, даже сквозь музыку я слышу ее стоны и хлюпанье промежности. Меня трясет, тошнит, лихорадит. Приходится передвигаться, удерживаясь за стенку, потому что ноги подгибаются.

Я только, что смотрела в глаза Дику, пробуривающему скважинку в очередной своей шлюшке, без зазрения совести смотря мне в глаза, не стесняясь, а только возбуждаясь! Сраный сексоголик, который похоже запихивает свой писюн всюду, где есть отверстия. А чего я бешусь? Это вполне от него ожидаемо! Расслабляется, как хочет! Мне то что?

Но внутри все равно засело скребущее чувство обиды.

— С тобой все хорошо? — Дима подлетел ко мне, заботливо придерживая, за что я ему была благодарна. Он вряд ли бы трахался на грязном унитазе с косяком в руке.

— Да, просто тут душно. Хочется домой. — не знаю почему, но мне невыносимо хочется плакать. Зудящий ком в горле только нарастает, хочется остаться одной.

— Сейчас поедем, я вызову такси… — Дима снова наклонился ко мне, чтобы поцеловать. И я замерла, чувствуя, как колотится сердце в бешеном ритме. Я не хотела этого поцелуя, но отстраниться после того, как мы уже целовались пару минут назад будет же глупо?

— Ребят, помогите мне! — Рената без туфель с раскрасневшимся лицом подошла к нам, облокачиваясь за моё и Димино плечи. — Я что-то такая пьяная, что не могу найти, где припарковался водитель! Пора завязывать с алкоголем!

Гримаса неудовлетворенности на Димином лице говорила, что он не особо хочет помогать Ренате. Поэтому я решила воспользоваться случаем:

— Ты тут самый трезвый. Я подожду на улице на веранде. — и пока он не придумал на кого спихнуть Ренату, поспешила вниз, не прощаясь, стараясь уверенно держаться на ногах. У выхода я стянула туфли, потому что ходить на них было уже не возможно.

На веранде были красивые качели, сделанные специально, чтобы девушки могли фотографироваться и заливать фоточки в социальные сети. Прекрасный маркетинговый ход, завидев гламурные фото на качелях — другие девушки хотят посетить это место уже даже не ради танцев и кухни, а просто, чтобы сделать фоточку в модном месте, быть в тренде, как все.

Свежий воздух приводил меня в чувство, отрезвляет, но я никак не могу прийти в себя после сцены в туалете. Трудно определить, что именно я чувствую в данный момент.

— После длинного рабочего дня так и хочется насладиться изысканным блюдом, проблема лишь в том, что все равно тянет на фастфуд, не так ли? — вместе с его дыханием чувствую запах травы, которую он курил только что. Загораюсь тут же, каждой клеточкой чувствую его, остро и болезненно. С Димой так не было…

Он стоит и откровенно намекает мне, что я хочу его. Насколько он далёк от истины.

Дик садится рядом со мной на качели. Со стороны мы можем выглядеть как парочка, которая решила позажиматься. Мне неловко рядом с ним, некомфортно. Я должна испытывать отвращение после увиденного, потому что пару минут назад я видела его сущность, его член с налитыми венами. Но вместо этого не могу отделаться от возбуждения и мысли, что там могла быть я… На ее месте, на Дике, в этом гребаном туалете, могла быть я.

От этих мыслей мне становится жарко, его близость становится невыносимой, его бедро прижимается ко мне, пытаюсь отодвинуться, но некуда. Мне хочется съязвить, сказать ему что-нибудь обидное, но я не нахожу слов.

— Расскажи мне, как ты осталась девственницей к двадцати трём годам. — говорит Дик, немного раскачивая качели, еле ощутимо, а кажется, что кружит на все триста шестьдесят. Я смотрю на свои босые ноги, рассматриваю белый лак на ногтях, еле дыша.

— Мне льстит, что я выгляжу непорочной, но ты ошибаешься.

— Нет, ты выглядишь очень порочной. — он смотрит на меня глазами, окутанными легкой дымкой. Он обсажен. — Но о сексе знаешь только из фильмов. Носишься со своей вагиной, как с яйцом Фаберже. За это я не люблю девственниц.

— То есть, если я не даю всем желающим, то я девственница?

— Нет. Просто ты ищешь того самого, кому подаришь себя, перевязанную красной ленточкой. Сколько у тебя было парней? Два в школе, три в университете… Все хорошо, но Вы расстаётесь, остаётесь друзьями, почему? Потому что они хотят секса, а ты хочешь того самого, чтобы ноги подгибались и бабочки в животе? Классика жанра, ничего интересного. — я сглатываю и слюна застреет в горле. Дик копается в моем грязном белье, словно он имеет на это право. Чувствую себя так, будто я сейчас на допросе. — Это все лицемерие. Первый значит должен быть особенным, а все остальные — уже не важно кто? Секс — прекрасен, не нужно отказывать себе в нем.

— А как же один и единственный?

— Скучно. Спать с одним и тем же человеком всю жизнь — скучно.

У меня холодеют руки и немного сводит судорогой. Я никогда ни с кем не говорила на такие темы. С друзьями всегда избегала этих тем, слушала от подруг об их опыте, приключениях, старалась поддерживать разговор. Мои бывшие не горели желанием обнародовать тот факт, что мы не спим, это бы принизило их, а я не стремилась развеивать мифы, чтобы не казаться фригидной. Мне просто хотелось… нет, не бабочек в животе, не ванили. Мне хочется, чтобы тело сводило от желания, и при поцелуе не хотелось почесать ногу, чтобы ты тонул в страсти. Разве так не бывает? Я где-то читала, что это выдумки женских романов, обман. Ни у кого такого нет. Но мне хочется.

И Дик так просто, безошибочно, залез в мою душу, вытащил все. Мы знакомы всего ничего, какое он имеет право? У него вообще может быть букет венерических заболеваний, у него провалится нос, и отпадёт хер. Зато учит наслаждать жизнью.

— И что мне пойти и трахнуться с тобой в туалете? — смотрю на него с вызовом, злюсь на себя, что позволяю ему так вести с собой, но по всему телу бегают импульсы, заставляющие меня рвано дышать, словно заканчивается воздух. Он, как змей искуситель, гипнотизирует меня одним взглядом, сковывает, подчиняет.

Его глаза проходятся по моему телу, он как будто прикидывает, как это будет, как он отымеет меня, в каких позах. Боже, у меня возникает чувство, что он уже трогает меня, пристраивается между моих ног. С губ слетает легкий стон, за который мне тут же становится стыдно. Он слышит его.

— Я не сплю с девственницами. — Дик говорит это с таким скучающим видом, что у меня возникает чувство, что мне на голову вылили помои. Он ласково проводит рукой по моим волосам, я злобно одергиваю его руку, поджав губы. — Сегодня на секс настроен Димасик, не обламывай его, а то мне жалко его. Он так тискал тебя, так старался.

Вспыхиваю, задыхаюсь от его слов. Хочется ударить, залепить звонкую пощечину, как он смеет так говорить. Он все видел, наблюдал за мной. Дик встаёт, разминая шею. А меня колотит.

— Дима — не ты… нимфоман. Ему интересна я, а не как бы присунуть.

— Сиськастая, каждый мужик только и думает, как бы присунуть… Не веришь? То есть сегодня он не довезет тебя на такси до дома, не проводит до самых дверей, потому что боится за твоё состояние. Тебе не придётся позвать его к себе пока он вызывает такси, которое будет долго ехать. И Димочка не будет приставать, он не будет целовать тебя и не будет шептать ванильные пошлости о любви с детства. И у него не заготовлены презервативы в брюках, он не готовился… Ему интересна только ты…

Весь его вид настолько самодоволен, что клянусь себе, я сотру с его лица улыбку!

— Знаешь, а кто сказал, что я собралась его обламывать? — я делаю невероятное, на что никогда бы не решилась до этого, но я хочу бросить ему вызов. Расставляю ноги, чтобы было видно трусики: белые, почти прозрачные. Ставлю ноги на носочки и слегка раскачиваюсь, откидывая волосы назад. Я тренируюсь четыре дня в неделю, у меня разряд по гимнастике. Мое тело стоит внимания, я знаю это. Он жадно смотрит, его кадык дергается, а желваки начинают играть на скулах. Чувствую его возбуждение. — Я может быть завтра опоздаю, господин напарник, не сильно, потому что, сам понимаешь, ночью мне будет не до сна.

Получаю просто физическое удовольствие от того, как растёт бугор на его штанах, раздуваются ноздри и он покрывается пятнами. Дик хочет меня. Внутри меня разрастайся пожар, между ног становится так мокро, что чувствую смазку уже на ляжках. Это самый неприличный поступок в моей жизни, и ради чего? Доказать, что я не девственница, когда это так?

Дик подходит ко мне, пожирая глазами. Чем он ближе, тем сильнее бьется сердце. Он протягивает ко мне руку, медленно; я наблюдаю за ним, боясь шелохнуться. Не знаю, чего боюсь больше: что он прикоснется ко мне или что нет. Его рука ложится на мою ногу, удивляюсь какая она горячая, он сдвигает мои ноги. И уходит. Молча. Оставляя меня одну наедине с цунами внутри, смывающем все к черту. С осознанием, что я расставила ноги, демонстрируя свою промежность ему.

Я ни одному своему парню ее не показывала.

— Поедем?

Дик ушёл вовремя, исчез в самый нужный момент, за доли мгновений, перед появлением Димы.

— Я доведу тебя до дверей. Ты еле на ногах стоишь. — Дима помогает выбраться мне из машины. И я натянуто улыбаюсь, вспоминая предположения Дика, но он не гадалка, ошибается в намерениях друга детства. — Придётся подождать, машина будет через минут пятнадцать.

— Можешь подождать у меня. — говорю я. — Хочешь колу с корицей?

— Давай. Ужасный сушняк.

Я достаю стаканы на кухне, прогоняя навязчивые слова Дика. Все не может быть так предсказуемо. Сейчас приедет такси и Дима поедет домой, он не будет так банально разводить меня на секс. Мы даже не определились, что мы пара. После поцелуя в баре не женятся.

«Ты носишься со своей вагиной, как с яйцом фаберже.»

А может я все слишком серьезно воспринимаю?

Дима подходит сзади и прижимается ко мне, целует в шею, поглаживает бедра.

— Ты так вкусно пахнешь, малыш. — может быть мне и было бы приятно, если бы не привкус Дика во всем этом. Я будто слышу его смех и вижу эту нахальную самодовольную улыбочку. Как будто мы актеры, играющие по его сценарию.

Кладу свои руки поверх Диминых, прижимая к себе. А может лишиться девственности прямо сейчас? Покончить с поисками идеального партнера? Дима будет нежен…, и он нравится родителям.

Я разворачиваюсь к нему лицом, провожу рукой по скуле, шее, смотрю на волосы, выглядывающие из выреза рубашки. Он красив, не уступает Дику. Пытаюсь найти хотя бы капельку того возбуждения, которое накрыло меня на веранде. Чувствую остатки не удовлетворенности после нашего разговора.

Дима воспринимает мои действия, как зелёный свет и тут же подхватывает под попу, усаживает на стол, набрасываясь с поцелуем. Теперь чувствую только отвращение и думаю только о том, как бы все это прекратить, уворачиваюсь, смотрю в его растерянное лицо.

Мой телефон издаёт звук, кто-то звонит мне.

— Кто это тебе звонит так поздно, Лина? Мне стоит ревновать?

Я использую это как повод, выскальзываю из-под него и несусь к сумочке. Достаю сотовый на котором высвечивается уже заветные три буквы. Сердце тут же отзывается, радостно стучит.

— Да. — говорю я, не задумываясь, что подняла телефон слишком быстро, что голос слишком радостный.

— Переоденься и спускайся.

— Не могу, у меня секс. — чувствую себя возбужденным ребёнком, который получил долгожданную игрушку. Дима поднимает удивленно брови, но мне так начхать на его мысли и ощущения, я вижу серебристый уголок презерватива, выглядывающий из его брюк.

— Придётся прервать. — грубо говорит Дик, словно злится, будто ему не нравится, что я могу с кем-то спать. Или я хочу это слышать. — Нужно вернуться в бар.

— Зачем?

— Там убили девушку в туалете, в той самой кабинке…

— Ты пойдёшь работать ночью? Уже суббота… — Дима стоит за дверью, пока я переодеваюсь, его голос пропитан возмущением. — Ангелина, такая работа не для женщины…

Я переоделась быстрее солдата, параллельно стирая с себя косметику, возвращая себе непорочный вид. Волосы пахнут кальяном и выпивкой, очень хочется смыть с себя этот запах, но времени нет. Дик все это время стоит внизу.

— И все же, это моя работа. — спокойно ответила я, обуваясь. Он все это время стоял рядом со мной, ожидая чего-то. Впиваясь в меня взглядом, он продолжал ждать, пока я не поторопила его: — Идём?

Машина Дика стояла у самого подъезда, заехав одним колесом в цветы, за которыми ухаживала соседка. Невольно усмехнулась при мысли, как она взбесится, когда увидит, то, что осталось от ее клумбы. Но стерву мне было не жалко.

Дик стоял у машины в своих карго и белой футболке, на его плече красовался след от помады. Он просто пинал камушек с непринуждённым видом, словно ему было лет десять.

Когда мы вышли, он вызывающе оскалился, проводя руками по волосам, заглаживая их назад. Зародилась мысль, что этот кутежник рад, что обломал ночь любви.

— Какой сервис. Вы за всеми приезжаете посреди ночи? — за многие годы я впервые услышала, чтобы Дима злился. Его голос звенел сталью. Со мной Романов всегда был ласков и обходителен, сейчас он весь ощетинился. — Это пиздец, Лина. ТЫ поедешь с ним? У него глаза стеклянные! Я отвезу тебя на такси, раз уж ты собралась играть в следователя.

Дик проигнорировав выпад Димы, просто сплюнул и сел в машину, бросая мне:

— Садись уже.

Я бы и не подумала слушать его, но слова «собралась играть в следователя», меня задели, раньше он не позволял себе так говорить. Дима слишком поздно осознал, что сказал что-то лишнее, немного смягчился и открыл рот, чтобы выдать какие-то извинения, но я одарила его сжигающим взглядом и не произнеся и слова, села в машину к Дику. Он тут же провернул ключ и резво тронулся с места, оставляя моего друга детства одного, растерянного и злого.

— Для того, кто не любит девственниц, ты слишком быстро за ними приезжаешь. — Дик мог доехать так быстро до моего дома только если ехал за нами от самого бара. И мысль, зачем он ехал, не давала мне покоя. Все, что происходило между мной и Диком, поднимало температуру и бросало в лихорадочный жар.

— Я тебе уже говорил, нравишься мне ты, Ангелина. Стоит у меня на тебя. — хриплый голос Дика будоражит. Кажется, что моя кровь это коктейль, в который опустили трубочку и взбаламутили до множества пузырьков. — Откупорил бы твою бутылочку… Вот только… я из тех, кому без разницы, что пить, а тебе нужен дегустатор, который оценит твою многолетнюю выдержку.

Густо краснею от того, что разговор принимает такой оборот, что Дик отказывает мне, будто я предлагаю ему себя. В голове такой туман, что не удаётся подобрать достойный ответ, просто поворачиваюсь и смотрю в окно, тяжело дыша. Закусываю губу, трудно признать, но его слова меня ранят.

В глубине души я понимаю, что он прав и, что мне не нужен такой, как он, конченый извращенец. И что притяжение к нему основывается исключительно на его образе и моем воображении. Ничего более. Никаких романтических чувств. Но все, внутри что-то противно скребется. Хочется плакать.

Около бара стояли скорая и полицейские машины, несколько гражданских. В рассветных сумерках было страшно смотреть на всю суету вокруг бара. Я шла за Диком, шаг в шаг, боясь задержаться, оказаться далеко от него и быть поглощённой тьмой.

У входа в туалет стоял Полковник с каменным выражением лица, только глаза невыносимо печальные. Его огромная фигура занимала все пространство, перекрывала обзор. Он посмотрел на нас как-то странно, словно был удивлен, сначала на Дика выгибая бровь и потом на меня, качая головой.

— Вы вместе приехали? — после его вопроса все встало на свои места. Кто среди ночи оперативно приезжает вместе?

Дик проигнорировал его вопрос и просто подвинув начальника, зашёл в туалет, натягивая перчатки. Его лицо осталось неизменным, только глаза нехорошо блеснули, недобро. Я пошла за ним, чтобы увидеть все сама. Робкими шагами преодолела расстояние и оказалась рядом с Диком.

В той самой кабинке, в которой несколько часов назад Дик демонстрировал чудеса гимнастики, на унитазе сидела девушка. Точнее то, что от неё осталось.

Я зажала рот рукой, чувствуя как тошнота подступает к горлу. И понимая, что удержаться не получится, бросилась к раковине, не заботясь как буду выглядеть со стороны. Меня тошнило, а мир вокруг кружился.

Кто-то заботливо подхватил мои волосы, не давая им запачкаться.

— Саныч, неси воды. — этот заботливый, Дик, успел не только подержать мне волосы, но и обшарить рукой все моё тело, будто невзначай. После чего заботливо помог умыться. Если бы не его сильные руки, удерживающие меня за талию, я бы упала.

— Спасибо. — я благодарно приняла бутылку, смывая горечь во рту. Было стыдно и казалось, что мужчины сейчас будут смеяться над моей слабостью или смотреть, но ни один их них ничего не сказал и не насмехался.

— У всех в первый раз так. — буркнул Полковник мне и уже потом Дику: — Как закончишь, скажи Ренату, что может приступить.

Я заставила себя снова посмотреть на девушку, не отводя взгляда, потому что рассматривать и подмечать детали моя работа.

Предыдущим пяти повезло намного больше, они умерли быстро и без боли, оставаясь красивыми даже после смерти. Голая брюнетка сидела на унитазе широко расставив ноги, так что был виден инородный предмет вставленный в ее промежность. Руки были сложены на груди словно в молитве. Ее голова была проломлена, смята гармошкой, невозможно было даже разобрать лица.

На стене было написано «Это все для тебя, мой Ангел.»

Дик подошёл ближе к телу, осматривая ее, я осталась стоять позади него.

— Ух ты ж… — Дик вытащил из ее влагалища вазу, я такую видела на столах в зале. Из вазы Дик достал белую салфетку, перепачканную смазкой и кровью, на которой было что-то написано. — Какая херня… Жемчужный берег? Что это?

Почувствовав второй приступ тошноты, отошла, глотая судорожно воздух, стараясь удержать остатки пищи в своем желудке. Прислонилась к стене, не осознавая, что сползаю на пол, падая в чёрный омут моего персонального кошмара.

Это просто совпадение.

Дик.

— Какая херня… Жемчужный берег? Что это?

В голову ничего не приходит, что это может быть. Название какого-то бара, книга, картина, что это?

Раздаётся глухой стук и протяжный стон, разворачиваюсь с бумажкой в руке, и охреневаю в миг. Ангелина сидит на полу и бьется в припадке, у нее паническая атака. Судорожно ловит воздух, кусает губы и ее кидает, вся синяя от нехватки кислорода.

Я подлетаю к ней и подхватываю на руки. Она не сопротивляется, затихает. Легкая, как пушинка, как плюшевый зайчик, утыкается носом мне в грудь, продолжая дрожать и хватать ртом жадно воздух.

— Дииик, ты ох-ре-нел? — в нашу сторону движется Саныч, багровый как рак. — Ты здесь уже начал шашни разводить?

— Пф. — мне бы хотелось напомнить ему про помощницу, которую он жарит каждый день после семи вечера на рабочем столе, но удерживаюсь от замечания, потому что не хочется обнародовать его связь. Не все знают. — Лейтенанту просто стало плохо.

Впервые оправдываюсь, никогда не объяснял своих поступков, но делаю это ради Сиськастой. Почему-то не хочется портить ее репутацию. С моей все понятно, у меня стояк на нее даже в такой ситуации.

Тащу ее в основной зал, усаживаю на барный стул. Лина перестала трястись, только слезы катятся по щекам и развратными губами что-то шепчет. Не знаю, что она говорит, но у меня перед глазами только подсасывающие движения, как она делает губки буковкой «о» и обхватывает член.

— Налейте ей виски. — говорю я бледному работнику, а может даже владельцу. Чувствуя Саныча затылком, поворачиваюсь к нему.

— Пойдём покурим. — глаза Решетникова наливаются кровью, пыхтит как самовар. Знаю его как облупленного. Будет сейчас морали читать. — Дик, ебаный в рот, я снимаю девчонку к чертовой матери, нахер! Это работа, а не бразильский сериал! То Вы после бурной ночи заявляетесь сюда, как голубки, то ты ее на руках таскаешь! Я что сутенер в борделе тебе? Не годная она для этой работы, если у нее такие истерики. Я ее сегодня же отправлю на бумажную работу! И перестань таскаться с ней, знаешь кто у нее родители?

Когда Саныч ругается у него изо рта фонтаном бьет слюна, по этому я заранее отхожу от него на безопасное расстояние. Скрещиваю руки и жду, когда закончится это изливание.

— Слушай, между мной и Майоровой ничего нет. Это раз. — подхожу ближе, потому что в обойме начальства закончилась мокрое оружие. — У половины твоего отдела истерики при виде трупов похуже, а это на пятом и десятом году работы, поэтому Ангелина держится достойно. Это два. И она останется моим напарником, потому что я так хочу. Это три.

— Ничего себе, даже так? — он упирает руки в боки, цокая языком. Саныч — мужик здоровый, в молодости в армии служил, такой не напрягаясь руками может башку открутить. Хороший и смелый, царь бюрократических бумажек, но порой слеп как крот. — Дик, столько лет ты ни с кем не срабатываешься, а здесь прям, бац, и сработались.

— Давай лучше работать!

Это был шанс избавиться от той, которую мне навязали, но почему-то не хочется обижать девчонку. Неплохо держится, глаза горят, и мне интересно, почему принцесса захотела валяться в гавне.

Ангелина сидит за барной стойкой, неестественно бледная и взволнованная. Красивая, сучка, глазища необычные, желтые как у кошки. Пухлые губы подрагивают до сих пор, она раскачивает своими длинными ногами, не подозревая, как хочется мне их закинуть на плечи.

Какая же грациозная кошка, дикая и порочная. Очень хорошенькая. И скорее всего узкая, тёплая и сладкая. В ней будет хорошо…

При мысли, что Романов залезет свои белыми ручками в ее прозрачные трусы, слишком откровенные для непорочницы, челюсть свело от злости. Понял, что приехал к ее дому, только когда смял клумбу у подъезда.

Блядь. Она же девственница. Она пятерым не дала в поисках того самого, кто ее сделает женщиной, и что мне делать с ней? Трахнуть ее и сделать вид, что это мелочи? Если бы не была девственницей еще в баре бы задрал ее юбку и отодрал до срыва голоса. А так, связаны руки и ноги, не люблю невинных цветочков… Слишком много ответственности, для меня это просто секс, для нее отношения.

Ангелина.

Дик смотрит на меня странно, немного недовольно и раздраженно. Мой припадок, конечно же, ему не по нраву. Я только мешаю, обуза. Возможно, все вокруг правы, не женская эта работа.

— Дик? — зову его, цепляюсь за руку. — Это же не совпадение, что убийство произошло именно там? В той самой кабинке?

Он садится рядом, отбирает у меня стакан с солодовым виски и выпивает его залпом.

— Думаю, нет…

— Эта записка… что она может значить?

— У меня нет предположений.

— Мне кажется… — собираю все свои мысли и решимость, но мне так и не удаётся сказать вслух, то что вертится на кончике языка, потому что к нам подходит Ренат со скорбным выражением лица.

— Люблю ночные убийства, зачем нам сон и покой. — он подошёл к нам, не замечания ничего вокруг, как и наши с Диком эмоции. — Он явно очень торопился, потому что сначала проломил ей голову; ну, вы сами видели. Сила должна быть дюжая, с двух ударов так обезобразить. Думаю, что колотил той самой вазой, что ты ВЫТАЩИЛ! Сколько раз тебе говорить, не распускать руки на месте преступления! Дик, ты варвар!

Непроизвольно улыбнулась, потому что Ренат прав, Дик никто иной, как Варвар самый настоящий, который не знает рамок приличия, и, хотя, работает на стороне закона, сам постоянно его нарушает. Дикий человек, аморальный.

— К обеду будут готовые первые результаты. — выдохнул он. — Ах, да, есть результаты по сперме. Личность установить не удалось, но это не самое интересное…. Мною было установлено пять ДНК, в каждой девушке разный…

Мы переглянулись с Диком, такого даже он не ожидал. Пять разных мужчин. Это секта какая-то?

Ренат ушёл, уступая место криминалистам, собирающим улики.

— О чем ты хотела поговорить? — спрашивает Дик сразу же, а у меня мороз по коже и будто иголки под ногти загоняют. Я никогда и ни с кем не говорила об этом. Этот эпизод из моей жизни спрятан далеко в глубине воспоминаний.

Стоит ли говорить об этом Дику? Обнародовать? Он может засмеять и я никогда не отмоюсь от этого позора. Но совпадения слишком навязчивые, не дают покоя. Этот бар, эта кабинка, это название…

— Давай выйдем на улицу. — сползаю со стула, с трудом делаю шаги. У меня нехорошее странное предчувствие.

Дик идет за мной не гримасничая и не издеваясь, сохраняя впервые так долго серьезность. Его красивое лицо было обманчиво спокойно.

— Я хочу, чтобы этот разговор остался приватным. — отойдя на безопасное расстояние от шумихи, прошептала я, чувствуя горечь во рту, которую не удалось смыть ни водой ни виски.

— Я так понимаю, что не в любви признаваться собралась. — он прячет руки в карманы, а мой взгляд останавливается на следе помады на его футболке. Все таки Дик не умеет ни язвить.

— У меня есть одна ассоциация с Жемчужным берегом. — передумываю в раз говорить с ним откровенно, не хочу. Такого не может быть. — Возле Крыма есть детский лагерь, называется Жемчужный берег.

— И что там случилось? — он говорит мягко, но я чувствую, как в нем просыпается гончая, почувствовавшая след. Сглатываю, делая шаг назад. — Ты ведь не это хотела рассказать, Ангелина.

Мне становится душно, чувствую фантомную боль. Качаю головой и сажусь на бордюр, запуская руки в волосы.

— мне было четырнадцать, когда меня родители отправили по путевке в этот новый детский лагерь.

Отцу выдали путевку в новенький элитный детский лагерь, который принимал детей первый год. Он строился для детей привилегированных людей нашей страны, должно было получиться что-то грандиозное.

Я никогда не ездила в такие места и желания у меня, соответственно, никакого не было. В Москве были все мои друзья, здесь была моя жизнь. Но для родителей было принципиально отправить меня туда, на это у них было две причины: отца не простили бы на работе, если бы я не поехала и я должна была подружиться с нужными детьми. Пошло, но реалия жизни…

Как сейчас помню, как приехала туда. Вокруг все красиво, ярко, цветы кругом, шарики и сладкая вата. Не похож на российский лагерь, было в нем больше чего-то американского, свободного и дерзкого. В комнатах все жили по двое, ремонт был классный. Мне там понравлюсь, со мной поселили девочку мою ровесницу — Риту. Она была очень тихая и невероятно скромная, даже меня стеснялась. Одежда у нее была чопорная. Я смеялась над ней, мне тогда казалось, что я столичная штучка, а она мышь из провинции. Тогда я была очень испорчена… И мне даже сейчас стыдно за такой образ мышления.

Но, в итоге, мы подружились, стали близки, секретничали до утра о мальчиках, учебе, подружках. Всего за несколько дней. Все было так круто, что мне казалось, что лето закончится очень быстро и мне придётся вернуться домой. Я не хотела возвращаться домой.

Первые две недели там пролетели быстро и они были невероятными. У меня появилось несколько ухажеров из сверстников, но мне понравился один из воспитателей — волонтеров, ему было лет восемнадцать, двадцать. Если честно, я не знаю, но как можно нанимать в воспитатели таких молодых? Они же просто возбудители для малолетних подростков! Его звали — Рома. Мне казалось забавным, роман с Романом. Немного поэтично?

Сейчас я бы даже не взглянула на такого, но тогда мне казалось, что он крут. А был на самом деле обычным позером, ничего выдающегося ни во внешности ни в характере.

Трудно сказать, кто к кому приставал больше, он ко мне или я к нему… Для четырнадцати лет я была очень развитой, у меня уже была грудь и пошлые мысли, а этого достаточно для нахождения неприятностей на попу. Я была в шаге от потери невинности, потому что море, солнце и накаченный парень ведут к сексу, и неважно, что тебе всего четырнадцать лет. Я для себя даже выбрала день и придумала, как это будет. Мне ночью не спалось в предвкушении, сердце молотило до шума в ушах. Прокручивала в голове этот прекрасный романтический момент.

В такую ночь я увидела, что моя новая подружка, Рита, переоделась в откровенный сарафан и куда-то пошла. Раньше я не видела у нее этого сарафана, слишком откровенная и дорогая вещь для нее. Я сразу поняла, что она на свидание, но эта тихушница ни о чем не говорила, и мне было невыносимо интересно — к кому она. Я пошла за ней.

На нашем этаже жили уже все взрослые, поэтому вечером никого из воспитателей не было. А сами воспитатели жили на первом в двух блоках, молодые волонтеры в одном и взрослые педагоги в другом. Она шла к молодым, и мой интерес только разгорался… Скромница и первее меня навстречу горизонтам.

Иногда с Романом мы тискались у него и я знала, как можно пробраться к ним в корпус и остаться незамеченной, что я и сделала. Хотела взглянуть на ее ухажера и уйти, я никогда не была извращенкой, любительницей подсматривать. Но мне было безумно интересно.

Я была шокирована, когда увидела КТО ее избранник. В одних шортах ее встретил Рома и поцеловал в засос. Тот самый Рома, с которым я планировала лишиться девственности и о котором рассказывала Рите. Я чувствовала себя дурой, разбитой и оплёванной. Хотела закатить им сцену, попить у них крови, во мне проснулась столичная штучка. Пошла за ними, чтобы высказать все о чем я думаю…

Они зашли в комнату и закрыли за собой дверь. Мне пришлось вылезти в окно и перелезть к другому, соседнему, той самой комнаты. Благо был первый этаж.

В комнате, в которую они зашли, были другие воспитатели, еще два парня и две девушки. Они были абсолютно голые с бокалами вина, это напоминало вакханалию. Я никогда такого не видела прежде, я и фильмы эротические смотрела раза два, где были просто красивые девушки и парни. Без жести. А здесь, групповуха. Я даже не знала куда деться, сидела на подоконнике и боялась шелохнуться, раскрыть своё присутствие.

Они раздели Риту, завязали ее руки сзади шелковым красным платком…поставили на колени… Они обходились с ней невероятно грубо, отпускали пощечины, плевали на нее. Я даже представить себе не могла что такое бывает, мне было четырнадцать… Вверх пошлости в моей голове был минет, мне казалось, что ничего разнузданнее быть не может. Но то, что я там увидела, меня травмировало на всю жизнь. Девушки пристегнули к себе страпоны и они все пустили Риту по кругу… Я не видела ее лицо и определить нравится ей это или нет не могла, но даже этого мне было достаточно.

Я уносила оттуда ноги так быстро, как могла. Мне не хотелось жить в одной комнате с ней, и, тем более, находиться в этом проклятом лагере. Я начала собирать вещи сразу же, ночью, перебудила всех, верещала. Я была дура. Сейчас я бы просто позвонила бы, просто ушла бы, забыла все, оставила, а я впала в истерику. У меня и доказательств не было, только мои слова.

Мое предприятие ничем хорошим не закончилось. Воспитательницы сказали, что я обдолбалась наркотиками, ввели мне успокоительное насильно и закрыли в палате, отобрав телефон и угрожая, что мне достанется от родителей. Я хотела, чтобы они позвонили моим родителям. Просидела одна там двое суток, чувствовала себя психом, ко мне никто даже не приходил и не кормил, была только бутылка воды, в туалет приходилось ходить в утку. Это были худшие два дня.

Ночью второго дня меня навестили гости, они разбудили меня… Они пришли все впятером… сразу… Я кричала, достаточно громко, чтобы меня услышали, но никто не пришел на мой крик. Ни когда меня раздели, ни когда мне в рот залили пол бутылки вина… Они постоянно смеялись, гладили меня, трогали за грудь, за промежность… перебрасывали друг другу, как вещь. Говорили, что настало моё время. После двух суток голода и нервов у меня даже сил сопротивляться не было. Рома называл меня всегда Ангелом, из-за Ангелины… Он привязал мои руки к кровати бинтами и постоянно повторял «Что сейчас я тебя окрылю, Ангел».

Иногда в кошмарах мне снится та ночь, я чувствую на себе его руки. Сухие и мозолистые. Одна из девушек легла на кровать, меня положили поверх нее и она удерживала меня, помогла раздвинуть ноги, шептала, что мне нужно расслабиться, что мне понравится. Что все сначала сопротивляются, а потом сами приходят и просят, что потом не могут по другому. Из ее слов получалось, что Рита была не одна…

В тот момент меня буквально парализовала, я не могла заставить себя даже пошевелиться. Она держала мои ноги, а Рома была между ними, абсолютно голый и готовый лишить меня невинности. Мне казалось, что я смотрю на все это со стороны…

Меня спасла случайность. Оказия. Будто Господь сжалился надо мной. Даже смешно, Рома уже тряс передо мной своим членом, когда один из них, в пьяном угаре, танцуя, упал, опрокидывая стеклянный шкаф на себя. Он лежал на полу, под шкафом, в осколках, а под ним растекалась лужа крови, слишком яркая в окружающей белизне. Тогда они испугались, и им стало не до меня, закружили вокруг него, говорили что он умер. Не знаю, мне трудно было его рассматривать, была напугана и на половину пьяная от выпитого.

Выключилась… и проснулась в своей комнате с Ритой в своей пижаме. На теле ни синяка, только руки болят. Словно ничего и не было. Я звонила родителям, умоляла забрать меня, звонила в милицию, говорила, что меня пытались изнасиловать, что умер человек. Рита отрицала все, говорила что не правда. Меня выставляли сумасшедшей наркоманкой. Воспитатели якобы все целы и на месте. Все подтверждали, что я вешалась на Рому, бегала за ним и страдала от неразделенной любви; врач подтвердил, что я девственница и ему не могли даже впаять за развращение, потому я оставалась девочкой и кроме меня никто не говорил, что он приставал ко мне. По версии всех вокруг я вела себя навязчиво и преследовала его. Отец постарался забрать меня поскорее, чтобы не позорить его еще больше. Дело замяли из уважения к нему.

Мне не поверила ни одна живая душа… Для меня это был ад. Никто не слышал и не верил мне. Следователь смеялся мне в лицо, когда я рассказывала, говорил, что это плод моей подростковой фантазии, перевозбудилась.

Я постаралась забыть это все как кошмар, как будто этого не было в моей жизни. Вычеркнуть. Не вспоминать. Но это было. Я не спала нормально еще год, мне снились кошмары. До восемнадцати не могла спать одна в квартире. В двадцать я пыталась найти в интереснее что-то о лагере, но в интернете нет ни одного упоминания о нет.

И клянусь, когда я покидала то место, меня не оставляла в покое мысль, что все были в курсе происходящего, кроме меня. Что Рита была ни одна, кто принимала участие в этом разврате. И сейчас столько совпадений, может мне мерещится, но… у меня плохое предчувствие. Жемчужный берег…

Думала, что мне будет труднее рассказывать обо всем этом кому-то, но когда начала говорить, слова сами полились из меня потоком, образуя рассказ. Дик оставался спокойным и на протяжении всей истории не подавал никаких эмоций: ни жалости, ни ужаса, ни презрения или смеха. Я была благодарна ему за это.

Может быть я рассказывала это все зря, просто совпадения, а мне все мерещится даже спустя девять лет.

Когда я закончила, он сел рядом со мной на бордюр. За долгие годы он был первый, кому я открылась, рассказала самую страшную, тёмную сторону своей жизни. Даже с родителями никогда не обсуждала это, для них это была история, когда я опозорила их, разочаровала. И я готова была к пошлым шуткам и насмешкам, но Дик меня удивил.

— Из детей друзей твоих родителей кто-нибудь еще ездил в этот лагерь?

— Не знаю, не слышала.

— Кто-то из компании с которой ты пришла в бар, мог быть в этом же лагере?

— Гипотетически, да. — прошептала я, не ожидая, что Дик воспримет все так серьезно. Или он просто надо мной издевается. Но змей искуситель сидит рядом со мной, чувствую смесь парфюма с его запахом, таким притягательным. Даже сглатываю, чтобы отогнать наваждение. Мой мозг растлили, наверное, там, потому что меня тянет к этому развратителю.

За многие годы я отчаянно искала, когда мне захочется близости. Целовала парней, доводила их до безумия и ждала, когда наступит тот момент, когда я почувствую то самое возбуждение о котором пишут в книгах и показывают в кино, когда я смогу расслабиться и довериться мужчине. Но ни один порядочный, даже жених-мечта Дима, по версии моей мамы, не пробуждал ничего во мне подобного.

— Ангелина… — прошептал хрипло Дик. Я невольно залюбовалась его накаченными руками, рельефно выступающими бицепсами, играющими при его движениях. У Дика были очень выразительные руки с широкими, квадратными ладонями и длинными, аккуратными пальцами. Мне вдруг захотелось, чтобы он меня обнял, прижал к себе и сказал что-нибудь ласковое. — Мне не ловко, но когда ты рассказывала о лагере, я все так отчетливо представлял, особенно ту часть, где ты голенькая была привязана к кровати… так, что у меня встал. Придётся посидеть здесь, подождать…

Сначала я не поверила своим ушам, но посмотрев на него, задержала взгляд на его штанах и увидела характерную выпуклость большого размера. Я задохнулась от стыда и негодования, уводя глаза в сторону.

— Ты невыносим! — воскликнула я больше для приличия, потому что меня стал душить смех, вырывающийся из груди. Дик тоже очаровательно улыбался, на его щеке образовалась та самая сексуальная ямочка. Я даже зависла, рассматривая ее, как больная, не замечая, что в этот же момент, сам Дик с больным выражением лица смотрит на мои губы, которые я безжалостно терзала зубами на нервной почве.

Он наклонился, чтобы быть ближе, коснувшись кончиком своего носа моей щеки, его губы были в миллиметрах от моих. И мне очень хотелось попробовать их на вкус. Перестав дышать, я ждала, не понимая, реально ли это все. И он подался вперед, накрывая мои губы своими, я даже издала стон наслаждения. Губы развратника были невероятно нежными.

— Дик! — взвинченный голос Полковника раздался прямо над нами. Он вышел из бара и искал его, недовольный, что его следователь по делу где угодно, но не на месте преступления. Он обломал наш поцелуй, испортив момент, вернул нас к реальности, оставляя каждого при своих мыслях. Дик отстранился слишком резко, словно ему стало больно. Встал и вышел на свет, подходя к Решетникову. — Где тебя черти носят?

— Саныч, что ты от меня хочешь? Я не робокоп, мне нужно пару часов сна. — спокойно сказал Дик. — Зацепки уже есть, мы работаем над ними.

— Не пизди мне! Знаю я, как ты работаешь, своим членом. Начни уже работать мозгами. Меня мэр скоро сожрет с потрохами! Шесть! Шесть женщин! — он тыкал перед лицом Дика пальцами словно пещерный человек, который общается только жестами. — Саша… мне сейчас звонил Романов и угрожал, что если Майорова будет у нас работать по ночам и опасных делах, я уйду на пенсию раньше запланированного с тремя копейками… Ты представь себе, а? Прислал на голову мою работничка!

После такой бурной и бессонной ночи я засыпала стоя, замирала и тут же выключалась, словно робот, которого выключили из розетки. Мысли тянулись, как мазут, было сложно вообще размышлять о чем-либо. Я хотела спать. Никогда не хотела так спать. Я падала в обморок, закрывая глаза.

— Нужно поспать. — выдохнул Дик, подходя ко мне. Только сейчас поняла, что уже минуту сплю с открытыми глазами, не слыша о том, что он рассказывал мне, пока сидел за столом. — Вставай, Ангелина.

Всю ночь и утро мы просматривали информацию о жертвах, что у них есть общего, где они были. Обзванивали их родственников, спрашивали — бывали ли они в детских лагерях. Мы искали любую ниточку, которая могла их связать. Ничего общего.

— М? — осознаю, что уже практически лежу в кабинете на диване, не задумываясь даже о том, что моя футболка задралась, обнажая живот и демонстрируя бежевый лиф. Просто смотрю на Дика сонными глазами, сам он продолжает держаться огурчиком. Словно и не было бессонной ночи.

Только смотрит на меня с вожделением.

Он аккуратно подхватывает меня, заставляя встать на ноги и поправляя мои волосы, убирая пряди за уши. Его ласковые прикосновения заставляют почувствовать меня маленькой девочкой, даже жмурюсь от накатившего на меня наслаждения.

— Я бы с удовольствием подхватил бы тебя под попку и помог добраться до машины. Но этого твоя репутация не выдержит, она, итак, уже трещит по швам. — он говорит тихо, словно хочет убаюкать меня. — Так что, давай ножками, я отвезу тебя.

Я пытаюсь подавить зевоту, прикрыть рот руками, но мой организм упрямо подаёт сигналы, что батарейка разряжена.

— А тебе есть дело до моей репутации?

Дик лишь хмыкает в ответ, слишком двусмысленно. Как хочешь, так и понимай его. Но внутри меня зарождается чувство, что ему не безразлично. И от этого сладкого чувства я слабо улыбаюсь.

Иду по коридору, здороваясь с людьми, которых даже не знаю. Они просто кивают мне или улыбаются уголками губ, уверена, что даже и не поздоровались бы со мной, если бы не Дик рядом. На него окружающие смотрят по-разному: с ненавистью, с улыбкой, с восхищением, с раздражением, но никто — с неуважением.

Залажу в его машину так, словно она моя, привычно и не стесняясь, просто откидываясь на сиденье, сразу же засыпаю, проваливаюсь в темному. Даже не замечаю, как Дик пристегивает меня, садится рядом и неспешна выезжает.

Дик.

Если бы мне сказали охарактеризовать себя одним словом, я бы сказал «конченый» или «ебанутый». И на правах конченого человека я притягиваю к себе таких же конченых, как и я. Это моя суперспособность — окружать себя психами.

Связана ли Ангелина с происходящим? Безусловно. И сейчас на нее идет охота. Если бы хотели ее убить, то достали бы уже ее. Нет, кто-то играет с ней, кто-то хочет ее, хочет ее страха. Вопрос почему.

Удивительно, как она оказалась похожа на меня, одного поля ягодка. До этого она мне казалась, дочкой богатеньких родителей, которая привыкла получать желаемое, баловаться и играть по жизни. И она бы стала такой, если бы не случай в детском лагере. Он изменил ее психологию, отравил часть мозга, делая такой какая она сейчас. Да она больная на всю голову. Как я.

И от этого она становится для меня еще желаннее.

Она спала в машине, открыв рот и сопя, как маленький ребенок. Очень соблазнительно.

Ей нельзя пока домой, мало ли что может случиться. Нужно установить личности всех воспитателей, которые работали в том лагере, но его как будто и не существовал вовсе. Пока Ангелина спала на диване, я пошерстил самостоятельно в интернете. Нигде нет никакого упоминания о детском лагере с таким названием, но вряд ли у Ангелины помутнение рассудка. Может быть только одно объяснение — кто-то зачистил любое упоминание об этом лагере. Поэтому я отправил информацию своему другу — хакеру. К вечеру должна быть информация, нет ничего что он не сможет найти. Если лагерь существовал, то он найдёт его след.

Стоило мне остановить машину, как Ангелина подскочила, ударяясь коленом о бардачок:

— Бл… ин! — она забавно потирает колено, оглядывая подземную парковку. — А где мы?

Ее лицо вытягивается, а глаза расширяются, мне даже начинает казаться, что вот-вот они выкатятся. Смотрит на меня, как на маньяка, который будет ее сейчас насиловать. Не удерживаюсь, пошло ухмыляюсь, мы еще успеем поиграть с ней, в этом я уже уверен.

— У меня дома. — отвечаю и выхожу из машины, наслаждаясь ее приступом паники.

— З-зачем?

— Потому что тебе не безопасно быть сейчас одной. — я спокойно иду к лифту, она старается не отставать, хотя видно, что сон как рукой сняло, вся такая напуганная. — Вечером будет инфа по телу и твоему лагерю, после отвезу тебя в родительский дом.

Она кивает, но вжимается в угол лифта на другом конце, пыхтя от напряжения. Начинает снова облизывать и посасывать губы, мне нравится за ней наблюдать. Она не замечает, как все ее мысли отображаются на хорошеньком личике и иногда она беззвучно что-то шепчет губами.

— Не знала, что следователи могут позволить себе недвижимость в элитных домах. — выдаёт она.

— Многое не знаешь значит. — пожимаю плечами, пытаясь открыть дверь, но она не поддаётся. Слышу возню за ней и крик:

— Дик, сейчас! — голос Любы меня озадачивает. Мы не договаривались с ней о встрече сегодня, так зачем она пришла? Вообще, у Любы остались ключи по чистой случайности, давать ей возможность вламываться в мой дом я не собирался.

Дверь открывается, и любимая барменша стоит передо мной голая в одном моем кителе. Солгу, если скажу, что увиденное мне не понравилось. Она была чертовски сексуальна. Да любому бы мужику понравилось! И по моему взгляду она уловила, какое впечатление произвела. Игриво покачала бёдрами и только потом заметила позади меня Ангелину. Хотел бы я посмотреть на лицо Майоровой, но заставил себя не оборачиваться.

— Простите. — спокойно сказала она, захлопывая китель, который был ей до середины бёдер. Она отошла в сторону, пропуская нас, не смущаясь и не краснея, чувствуя себя хозяйкой в моем доме. А вот это уже мне не понравилось.

— Думаю, что я лучше поеду домой. — промямлила Ангелина, стараясь не смотреть на Любу. Ее пухлые щечки вновь покрылись румянцем.

— Зачем? Люба сейчас поедет домой. — говорю спокойно, стаскивая с себя кобуру и откладывая ее в сторону. Осматриваю гостью, которая смотрит на меня сохраняя абсолютное спокойствие. А я чувствую, как начинаю закипать.

Вроде умная баба и понимает все, а ошибки делает глупые. Не получится усидеть на двух стульях, моя милая. Сама знаешь, что у нас секс и ничего больше, так какого хера стоишь и делаешь вид, что имеешь право вламываться в мой дом и качать права.

— Извини, что не предупредила, просто ты не отвечал, а я не хотела оставлять тебя без обеда. — дерзкая барменша потянулась, как кошка, демонстрируя свою грацию.

— Можешь не переживать, Ангелина умеет готовить.

Ангелина.

Только Дик начинает казаться мне вменяемым, как обязательно происходит что-то демонстрирующее обратное. Эта голая девушка в татуировках с его кителем в его доме меня вывела из себя. Не знаю, что выбесило больше: ее внешний вид или хамское поведение. Она словно имела на это право.

Девушка явно ревновала хозяина квартиры ко мне и старалась всем видом показать, что я тут лишняя. Дик же наоборот обходился с ней слишком холодно, словно старался обидеть каждым словом.

— что ж, тогда я пойду. — она скинула китель на пол, оставаясь в чем мать родила и неторопливо следуя в недра квартиры. Очень смелый поступок, видимо таких девушек любит мой напарник.

Дик поднял китель и повесил его в коридоре, как ни в чем не бывало.

— Лина, намути что-нибудь, пожалуйста. Все, что в холодильнике найдёшь — бери все. — с этими словами он тоже удаляется, а у меня глаза на лоб лезут. Он что пошел трахаться, а я тут кушать должна готовить?

Уже отправившись к входной двери, чтобы покинуть обитель разврата, я услышала хлопок двери. За ним показалась полуодетая девушка с рюкзаком в руке, ее лицо было красное и перекошенное недовольством. Она находу поправляла одежду.

— Знаешь, милая, я тебе советую трахнуться с ним — это того стоит. Отдать должное, он в этом великолепен, но вот как человек — он гандон. — с этими словами, обуваясь на ходу, она вышла.

А то я не знаю, что Дик гандон!

— Чего стоишь? Есть не хочешь? — Дик выходит ко мне переодетый в шорты и футболку. В домашних вещах он выглядит намного моложе, напоминает американского студента. — Что за женщины пошли, ничего от них не дождешься.

Он подходит к холодильнику и открывает его. Даже из-за его широкой спины вижу, что у него в холодильнике все заставлено баночками и упаковками. Здоровой, правильной пищи у него нет. Он достает и ставит на барный стол пару баночек черной икры, банку закупоренных ножек краба, маринованную кукурузу, масло, хлеб и пару бутылочек пива.

Ничего не обычного. Среднестатистическая еда работника полиции. Да и вообще, у русского человека в холодильнике всегда же припасена парочка баночек черной икры.

— Зачем ты меня привёз к себе? — спрашиваю осторожно. Чувствую себя очень неуютно в его квартире. Правильнее сказать в хоромах. Очень уютных, по правде сказать. Я не видела ее полностью, но гостиная с кухней впечатляют.

Огромный диван, на котором уместятся человек десять посередине комнаты, вызывает уважение.

Стильный, темно-серого цвета — пережил, наверное, не одну пассию Дика. Вместо телевизора у него висел проектор. Вся мебель в его доме ультрамодная и дизайнерская, определенно не икея, и вряд ли он сам обставлял ее. Это сбивает меня с толку. Дело не в том, что я считаю его деньги, просто тут что-то не сходится. Не бьется у меня дебит с кредитом.

— а куда мне нужно было закинуть тебя на пару часов? — Дик так ловко намазывает масло на хлеб, что невольно засматриваюсь на его красивые руки с тонкими пальцами. — Не переживай, пока у тебя девственность, тебе ничего не угрожает.

Он смотрит на меня так выразительно, что я на всякий случай хватаюсь за барную стойку, чтобы не упасть со стула. От взгляда медузы Горгоны мужчины превращались в камень, а от взгляда Александра Дика — женщины снимают мокрые трусики.

Дик раскладывает бутерброды на тарелку, открывает банки с деликатесами и откупоривает бутылки пива. Честно говоря при виде всего этого у меня наполняется полный рот слюны.

— Разве можно пить во время исполнения служебных обязательств?

— Нужно, иначе кукуха поедет. — удивительно какой он может быть хозяйственный и домашний. Он садится напротив меня и отхлебывает со звуком пиво, демонстрируя мне, как ему хорошо. — Ешь, давай, а то башка соображать не будет.

Неуверенно беру кукурузу и отправляю ее в рот, продолжая рассматривать Дика. Мне бы очень хотелось разгадать и его загадку.

— И все же, как следователь с зарплатой семьдесят тысяч рублей может позволить себе машину Ауди и квартиру в элитном доме. У тебя квартплата только тысяч двадцать, если не больше. Да и футболочка твоя стоит тысяч сорок. На честную зарплату мента так не разгуляешься. Не сходится дебит с кредитом. — отпиваю бельгийского нефильтрованного, чувствуя пшеничную сладость на кончике языка.

— А я содержанка, лижу за дорогие подарки. — он говорит с таким спокойным видом словно нет ничего предосудительного в этом, как говорят о том, где учился или кем работают родители. Его губы даже не дрогнули в улыбке, намекая на шутку.

— Ну а все же? Обо мне ты теперь многое знаешь, может расскажешь о себе что-нибудь, тоже?

— Мне казалось, что знаешь все обо мне, так напрашивалась ко мне в напарницы.

— Я слышала только слухи, им я принципиально не верю.

Дик откинулся на стуле, отпивая пива и смотря на меня испытывающе, над чем-то раздумывая.

— Ты можешь задать один вопрос, я отвечу на него честно.

— Почему ты ненавидишь фотографироваться. — я спросила сразу же. Быстрее, чем он закончил предложение, потому что мне было интересно это, еще когда я училась в университете. Одна из загадок Дика.

— Моя мать была фотографом, выставлялась в галерее Нью-Йорка. Ее интересовали люди только на фотографии, общение с ними для нее было в тягость. Целыми днями она искала красивые лица, нужные места и смысл в черно-белой картинке. Я был маленький и меня нельзя было выбросить, поэтому она постоянно меня фотографировала, заставляла часами позировать. Меня тошнило от объектива и вспышки, я проклинала ее фотоаппарат, потому что жутко ревновал. Почему моя мама любит его сильнее? Она умерла от рака, за несколько минут до смерти сфотографировала себя. Фото продано было ее агентом за несколько миллион долларов какому-то коллекционеру. Я не хочу, чтобы меня фотографировали и увековечивали где-либо… Не хочу, чтобы рассматривали моё лицо…

Непроизвольно я обвела взглядом комнату в поисках хотя бы одной фотографии, но ничего не было, любой живописи. Мне, как девочке, все равно было не очень понятно, как можно не любить фотографироваться, как можно отказываться. Но мне было хорошо понятно, что такое, когда родители не понимают тебя, и ты у них не на первом месте.

— Я как-то читала статью, что большинство работников полиции в России это выходцы из детдомов, неблагополучных семей и те, кто не смогли получить высшее образование. Странное представление, все пока с кем я знакома — очень интересные персонажи. Ты, вот, сын знаменитого фотографа. — не решаюсь спросить, когда его мама умерла и что с его отцом.

Глаза Дика слишком неоднозначно застывают на моих губах, даже вижу отражение их в его зрачках. Тянусь с губами указательным пальцем и чувствую, что на нижней губе остались крошки хлеба с маслом. Выбираю и облизываю палец, очень быстро. Все это время Дик наблюдает за мной безотрывно, не моргая даже.

— Я собираюсь поспать час. Ближайшее время Ренат ни на что не разродится, нам не за что зацепится и нужно отдохнуть, возможно будем работать ночью. — он встаёт, убирая пустую тарелку со стола, а я все сильнее чувствую себя неуютнее.

Чувство некой интимности происходящего не покидает меня, хотя ничего такого не происходило. А с другой стороны, что нормального происходит?

— Я могу дать тебе длинную футболку вместо пижамы. — он моет тарелку босой. Только сейчас замечаю на его икре татуировку, волк истекающий кровью с разными глазами. Необычный выбор. Он оборачивается ко мне, поднимая брови и немного наклоняет голову в сторону. — Ну так что?

— Ну давай. — хрипло отвечаю я, следуя за ним в комнату, чтобы получить футболку. Мне немного не по себе, топчусь неловко за ним.

— Вот, держи. — он протягивает длинную футболку мне, пропахшую им, даже на расстоянии вытянутой руки чувствую его парфюм. Никогда не носила мужские футболки, ничьи. — Комната в твоём распоряжении.

Дик выходит, оставляя меня одну в его комнате в смятении с его футболкой в руках. В этом месте все кричит о том, что здесь царит разврат и секс. Огромная кованая кровать в центре комнаты с толстым матрасом и множеством подушек, толстые шторы Блэк-аут и здоровенный шкаф. Подняв голову, я посмотрела на своё отражение в зеркальном потолке. По коже пробежали мурашки.

Я прижала к себе футболку, передумывая в ней спать в мгновение. Попробовала закрыть дверь, но не было щеколды. Ложиться спать было страшно, казалось, что Дик придет и пристроиться ко мне сзади. Была бы я против?

Сев на краешек огромной кровати, все также прижимая его футболку, я поняла, что сон отступил, исчез, как будто и не было. Невозможно было расслабиться в этой квартире, где все пахло Диком; моя фантазия рисовала порочные картины сношения моего напарника с сотнями, если не тысячами женщин. И одна из них была в его кителе. Из моей памяти еще не стерлась картина из туалета бара.

Мне было трудно вспомнить лицо девушки, скакавшей на его члене, и в чем она была в тот момент, но я во всех деталях помнила толстый ствол, покрытый бугристыми венами.

Заставила себя лечь и вытянуть ноги, расслабиться. У меня получалось плохо. Вообще, это смешно! Он не может заставить меня насильно тут находиться и делать то, что он хочет. Так почему я все еще тут? В его квартире пытаюсь заснуть по его желанию?

Прошло минут пять, а казалось что пять часов, лежать на кровати одной было невыносимо. Как бы я не пробовала лечь на его кровати, мне было все не так. Еще это зеркало на потолке, зачем оно вообще? Вверх пошлости.

Я села, пытаясь найти телефон, чтобы поковыряться в нем, скоротать время, но он остался в зале на диване. Черт!

Не удержавшись, я встала, открыв тихонечко дверь и проверяя, что делает Дик. В квартире стояла гробовая тишина, он спал. Или нет? Нельзя было понять, потому что все двери были закрыты, а судя по всему, у него была хорошая звукоизоляция.

Ну что за бред? Я будто на вечеринке, на которой не планировала оставаться и теперь приходится ждать, когда запустится метро, чтобы уехать домой, потому что на такси нет денег. Я словно снова студентка.

На носочках выбираюсь в коридор, чтобы дойти до зала и забрать свой рюкзак, стараюсь не шуметь. Слава богу, паркет в квартире Дика не скрипит, поэтому мне удаётся двигаться бесшумно. Доходу почти до середины, когда звонкий голос, который я узнаю в любом состоянии, застаёт меня врасплох.

— Ты не собираешься спать? — одна из дверей распахивается у самого моего носа, почти врезаюсь в нее. Не успеваю я отойти от этой неожиданности, как меня шокирует вид Дика.

Он голый. Абсолютно голый передо мной. Я даже теряю дар речи, не могу произнести ни слова в его присутствии.

Тело Дика еще покрыто капельками воды, онпринимал душ и ещё не успел вытереться; то, как они стекают по его рельефному, почти совершенному телу, не может не завораживать. Он, как холодная бутылка кока-колы, которую достали из морозильника, хочется лизнуть его и почувствовать сладость.

Его член, будучи спокойным пару секунд назад, под моим взглядом, словно по невидимой команде, начал подниматься, наливаясь силой и стремясь ко мне. Головка подрагивала при каждом вздохе Дика, я ощущала, как там пульсирует кровь.

Чувствую, что краснею, кожа начинает гореть, как от сильного солнечного удара, но не могу заставить себя оторваться от него. Я видела голых мужчин, но таких, как Дик, только в кино. Каждая часть его тела тщательно продуманный результат божественного творения, каждая мышца в идеальном состоянии.

— Ты можешь его потрогать. — прошептал он, подходя ко мне, беря мою руку в свою горячую ладонь и покрывая ей его ствол, напоминающий дубину больше, чем половой орган. Он больше ничего не предпринимает, не давит на меня, но я все равно, как заворожённая обхватываю его, поражаясь бархатистости кожи. Скрытая мощь передаётся мне через прикосновение.

Рука Дика, покрывающая мою ладошку, которая не уверенно держит его член, начинает двигаться вверх-вниз, пальцы не сходятся вокруг него.

Внутри меня словно что-то сломалась. Вокруг все было противоестественно и ненормально, именно так, как не должно быть. Я делаю то, что не должна делать воспитанная и приличная девушка. Не должны подчиненные трогать члены своих начальников. Но мне так хочется. Никогда прежде не ощущала такого желания. Было страшно даже пошевелиться.

Все это время Дик внимательно следил за мной, за моим выражением лица, как я рассматриваю его, как реагирую на него. Его глаза блестят больным желанием. Он пахнет гелем для душа с цедрой апельсина и собой, терпкостью и сексом. Шумно вдыхаю, поддаваясь наваждению ещё больше.

Под действием моих движений член стал еще больше, словно он из камня, а не из крови и плоти, стало даже страшно при мысли, что такой может оказаться внутри меня. А я хотела почувствовать его, о да, нет смысла врать себе. Я хотела Дика, никого так не хотела, а хочу того, кто перетрахал всю Москву. Мои ноги тряслись от возбуждения и невозможно было это скрыть.

Дик подошёл ко мне еще ближе, прижимая к стене, касаясь своим голым телом меня. Мне становится трудно дышать, будто в коридоре вдруг стало меньше кислорода, словно воздух накалился. У меня горит все тело, хочется скорее сбросить одежду, которая мешает мне и наносит дискомфорт, противно прилипая к влажному телу.

Дик смотрел мне в глаза, почти не моргая, он заставлял меня не прерывать с ним зрительный контакт и это только распыляет сильнее. Ощущение того, что я переступаю невидимые рамки и стыд, подстегивают к чему-то греховному. Мощная рука Дика расстегнула мои джинсы с такой легкостью, будто они сами распахнулись, показывая ему мои хлопковые розовые трусики с ананасами, которые я так не кстати одела утром. Но он даже не обратил внимание на смешные трусы. Его рука властно, не спрашивая у меня разрешения, проникает в них.

— Раздвинь ноги. — приказывает он и я повинуюсь, издавая позорный стон сдавшегося человека. Шершавый указательный палец погладил мои складочки, собирая влагу на них, растирает ее по моему клитору и выписывает круг.

Низ моего живота тут же отзывается, меня словно ударило разрядом тока между ног, заставляя выгнуть спину и схватить Дика за плечи, раздирая ему когтями кожу на спине. Мне стало труднее смотреть ему в глаза, потому что все помутнело, исказилось, все мои чувства сосредоточились на его руке, ласкающей меня между ног.

— У тебя был когда-нибудь оргазм от мужчины? — мне трудно выдавить из себя и слово, поэтому я просто качаю головой, издавая еще один стон, когда его палец проникает в меня. Он стал ласкать меня изнутри, находя какую-то невидимую точку, о существовании которой я даже не подозревала до этого момента. Это словно включатель, после нажатия на него по моему телу побежали конвульсии, сначала волнительные и болезненные, преобразующиеся постепенно в волны тепла, разливающегося по всему телу. — В голос!

И я перестаю до крови кусать губы, не скрываю громких стонов, изливающихся из меня. Это мой первый оргазм в жизни. Ноги становятся совсем ватными, непослушными. Кажется, что падаю, проваливаюсь в бездну, образованную персонально для меня этим наглым ублюдком, на лице которого уже самодовольная ухмылочка. Он поддерживает меня, почти ласково, его рука все еще между моих ног.

— А теперь спать!

Вокруг все словно затянуло густым туманом, сквозь который ничего не видно и трудно разобраться в своих чувствах. Я еле стою на дрожащих ногах, прижимаясь к холодной стене и удерживаясь только благодаря крепким объятиям Дика. Никак не могу отдышаться, набрать полную грудь воздуха и собраться с мыслями. Все мои силы ушли на космический оргазм.

Тихий, еле слышный смех Дика доносится откуда-то издалека, у меня даже создаётся впечатление, что это галлюцинация. Что на самом деле тихо, и может быть, мне это вообще снится, я просто сплю еще в его машине.

Дик ловко подхватывает меня на руки и возвращает обратно в комнату, ловко избавляет меня от тесных джинс, после чего заботливо накрывает теплым одеялом. Я чувствую запах дорогого ополаскивателя от постельного, такого сладкого и приятного.

Стоит мне коснуться головой подушки, как я проваливаюсь в глубокий сон. Кроме крышесносного удовольствия не испытываю больше ничего: ни сожаления ни стыда.

Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра.

— Я буду у тебя через минут тридцать, максимум — сорок. — кто-то говорит за дверью по телефону. Голос говорившего разбудил меня, мне потребовалось несколько минут, чтобы определить кому он принадлежит.

Это Дик. Я в его кровати под его одеялом в трусах с ананасами. Позорище.

Свет в комнате стал более мягкий. Сколько я спала? Уже совсем вечер.

— Проснулась? — дверь резко распахнулась и в комнату вошёл Дик, свежий и переодетый в джинсы и футболку. Его волосы были идеально зачёсаны назад, словно он уложил их феном и гелем.

— Да. — выдавила я, садясь на кровати и натягивая повыше одеяло. Я напоминала домовенка Кузю, мои волосы спутались и торчали в разные стороны.

Мне было неловко и неуютно, сказочное наваждение испарилось, оставляя только раскаяние за произошедшее. Хотелось завернуться в одеяло и испариться, чтобы не смотреть в его пошлые глаза, которые так и кричали: «Я довёл тебя до оргазма».

— Собирайся, нам нужно ехать. На столе стоит кофе и творог с ягодами. — он поправил часы и подмигнул мне. От его заботы меня затошнило. — Я бы сам не отказался бы от ананаса…

Не удержавшись и следуя гневному порыву, я запустила в него подушкой, которая, конечно же, не достигла цели, только вызвала у Дика приступ смеха. Мне хотелось провалиться.

— Урод! — крикнула ему вдогонку.

Я подскочила, поправляя волосы и быстро надевая джинсы, не хотелось ни кофе ни творога, все чего я хотела — открутить голову напыщенному идиоту. Вылетев из комнаты, врезаясь в стену, задевая мизинец, я зашипела.

— Дик!!!

В ответ послышался только хохот и я заматерилась, как никогда.

Всю дорогу мы ехали молча, Дик упорно не рассказывал куда мы направляемся, включил только музыку и напевал безумные песенки. У него было приподнятое настроение, будто утром еще мы не рассматривали расколотый череп молодой женщины. Мне оставалось только дуться и пыхтеть, стараясь удерживать свои руки на безопасном расстоянии от шеи Дика, чтобы не придушить его.

Меня бесил он, его ухмылочка и голос не попадающий в ноты.

Я дура и извращенка, не умеющая держать своё влагалище в трусах. Кто такой Дик? Обычный извращенец, ничего особенного, просто умеющий обходиться с женщинами. Бабник. Стоило мне повстречать опытного мужика, знающего как обходиться с клитором, как я тут же протекла и расслабилась. Дура. Нет, такое больше не повторится.

А лучше, относиться к этому философски. Он просто доставил мне удовольствие. Да, нужно считать, что это я его использовала.

Но внутри все равно было гадко. Я не жалела бы о содеянном, если бы реакция Дика была другая, он вел себя так, словно я была очередная его телка, одна из сотни, для его развлечений, и это меня задевало.

Мы подъехали к новенькому бизнес-центру в Сколково. Любопытство меня душило, но я сжала челюсти, не давая себе ничего спрашивать. Мысленно я объявила бойкот этому гавнюку. Не буду с ним разговаривать. По-детски, но мне так спокойнее.

У ресепшена молоденькая девушка с короткой стрижкой и массивными сережками засияла, увидев Дика, она почти выпрыгнула из-за стойки, чтобы дотянуться до его щеки и звучно чмокнуть ее. Ее искусственная грудь красиво легла на стойку, даже я невольно залюбовалась этими упругими холмами ничем не прикрытыми. Ну почему Дика так и окружают сексуальные женщины?

Мне пришлось прикусить язык, чтобы не выдать ничего ядовитого.

— Алекс, милый, так рада тебя видеть! — она нажала на кнопочку и впустила нас внутрь. Я не удержалась и закачала головой, закатывая глаза. Это невыносимо. — Зайди ко мне на обратном пути!

Мы зашли в лифт. Я непроизвольно трясла ногой от нетерпения и возмущения, а Кобелина самодовольно улыбался. Его ничуть ничего не смущало, он даже совсем комфортно себя чувствовал. Похоже, что он упивался моим раздражением.

В коридоре офиса нас ждал мужчина в стильных брюках и рубашке, он улыбался и смотрел на меня с нескрываемым интересом, на его губах играла самодовольная улыбка. Один в один, как у Дика. Он и похож на него был! Мужчина был невероятно красив. Даже на расстоянии я почувствовала, как приятно от него пахнет, а еще от него пахло сексом, так же как и от Дика. Настоящий самец.

— Сашка, ты не говорил, что у тебя такая красивая напарница! — голос у незнакомца был приятный с хрипотцой и мне не терпелось познакомиться с человеком, который называл Дика «Сашкой».

— Веник, а другую я бы и не взял к себе. Знакомься, Ангелина, как ты уже понял, моя напарница. Лина, это Вениамин, лучший хакер, способный достать любую информацию из недр сети. Он обещал помочь с поисками «Жемчужного берега».

— Какое интересное имя! — с улыбкой пропела я максимально сладко, надеясь этим досадить Дику и понравится Красавчику. Встав перед Диком, спиной к нему, я протянула руку Вениамину, так и излучая доброжелательность и заинтересованность.

— Можете называть меня — Веня. — он тоже сделал шаг на встречу мне, принимая руку и, о боги, целуя ее; я почувствовала невидимые волны, исходящие от этого интересного мужчины, не похожего на айтишника. — Друзья называют меня Дик, но в присутствии брата — это комично. Два Дика — это перебор.

Брат? БРАТ??? Что-то много Диков… Два, точно, перебор.

Если бы мы играли в дешевом сериале с тупым юмором, то сейчас бы наложили дурацкий смех, а моё лицо взяли крупным планом, чтобы все могли насладиться моим выражением лица, меня будто сковал паралич. У меня даже глаз правый задёргался.

Кому я насолила в прошлой жизни?

Я с одним Диком не могу справиться, зачем мне второй? Вдруг он такой даже, как и первый? Смотрит на меня точно, как брат, как будто уже видел голой.

— Давайте зайдём ко мне в кабинет? — предложил Вениамин, предлагая мне руку. Я не могла даже определить старший он или младший. Но как я сразу не смогла понять, что они родственники? Ведь сходство очевидно.

Мне трудно было сейчас говорить с ним, потому что несколько часов назад его брат запустил в меня свой палец и там массажировал узел до тех пор, пока я не закричала на весь дом. Мне казалась, что они так хорошо друг друга знают, что Веня с легкостью догадается, что у нас что-то было.

Кабинет Вениамина был очень просторным и не напоминал офисное пространство. В нем был удобный стол с тремя мониторами, кожаный диван и журнальный столик, проектор и прозрачный шкаф с множеством безделушек. Еще повсюду была разная символика Звездных войн, что не могло не умилять. Когда у взрослого мужчины так много игрушек — это настораживает, но он айтишник, ему можно простить.

— У Вас очень круто. У Вашего брата кабинет поменьше.

— У него все поменьше, да и он сам помладше. — Веня подмигнул Дику и уселся за стол, не скрывая улыбку. По лицу Дика, как выяснилось, младшего, невозможно было понять задело его это или нет, но я злорадно заухмылялась.

Самодовольный козел хлебал щи, которые ему наливал любезно его брат, любящий поострить, как и он сам.

— Ты сказал, что тебе удалось найти информацию на «Жемчужному берег» — Дик аккуратно перевёл разговор и сел на диван, закидывая ноги на журнальный столик. Мне никто не предложил сесть. Дик вообще игнорировал меня и то, что было у него в квартире. И меня это жутко раздражало, не то, чтобы мне хотелось обнародовать факт моего греховного падения, но и делать вид, что ничего не было — не выносимо.

Поэтому Дику на зло, хотя вряд ли его это волновало, я села на краешек стола Вени, свесив ноги и приготовившись слушать Хакера. Тот пробежался глазами по моей попе столь нагло и не скрываемо, что я покачала головой. Без теста ДНК — брат.

— Да. Не детский лагерь, а дом ужастиков. — сказал он и стал что-то набирать на клавиатуре. — Его открыли девять лет назад для элиты нашей страны, ограниченное количество путёвок и так далее, как это бывает обычно. Здесь ничего ничего не обычного. Но директором этого заведения назначили

Терентьева, у меня нет его имени и фамилии, только инициалы и фотография, он был профессором психиатрии. Достаточно необычное назначения для светилы медицины, не находите?

Веня нажал на кнопку и принтер позади него зашумел, распечатывая фото профессора.

Когда он стал рассказывать, по моей коже побежали мурашки. Мне приходится погружаться опять в эту историю, от которой я бежала почти десятой лет.

— Я попытался найти списки отдыхающих там детей, но у меня ничего не получилось. Они не засекречены, нет, их просто нет, как будто там никто не отдыхал. Скорее всего они старались сохранить конфиденциальность, поэтому найти фамилии можно будет только в самом лагере. Обычно их хранят на одном компьютере или по старинке в журнале. Вообще, чем примитивнее носитель, тем, как правило, больше защита, как странно это не звучит.

— Почему ужастик? — спросил Дик, поворачивая голову к брату. В работе он всегда становился хищников, выслеживающим свою жертву, гончей. Он менялся и становился серьезным, сосредоточенным.

— Детский лагерь проработал два лета. В конце первого лета в окрестностях этого лагеря было найдено тело парня, оно было сильно изуродовано и его было невозможно опознать, на теле было множество порезов. — Веня сделал театральную паузу, снова пуская что-то на печать. — Никто не обратил внимание на это убийство, но я нашёл заявление о пропаже одного из работников. Он якобы не вернулся домой после летней работы. Мне кажется, что изрезанное тело и пропавший — один человек. Я распечатал снимки трупа и фото пропавшего, Вы можете сравнить и сами все поймёте.

Я скрестила руки и невольно, испуганно посмотрела на Дика, вспоминая тело под шкафом, нашпигованное стеклом. Это мог быть он, его просто выкинули, предварительно изуродовав, чтобы нельзя было опознать. Но как остальные работники не заявили о пропаже человека? Почему, когда я все рассказывала — мне никто не поверил?

— На второй год лагерь был закрыт, проработав там всего два месяца вместо трех. На втором месяце работы девочка шестнадцати лет повесилась в своей комнате, убив до этого свою соседку. Она сначала задушила ее, а потом била головой о стену. Про этот случай нет ни статей в газетах, ни заметок в интернете. Я нашёл об этом случайно во Вконтакте на стене независимого журналиста из Крыма. Он был возмущён произошедшим и что это дело замяли, не придавая значения. Все же видимо, там был не просто суицид, потому что лагерь очень быстро свернули. Меня поистине поражает, что так мало упоминаний об этом лагере, у меня вообще сложилось впечатление, что там проводили там какой-то эксперимент.

— Ты скинешь имя журналиста и его статью?

— Конечно. И вишенка на торте. — Веня сделал паузу и постучал пальцами по столу для пущего эффекта. — многие из воспитателей этого места были участниками БДСМ-сообществ, весьма радикальных. Я пробил их всех в социальных сетях. В статье того журналиста еще был упомянут один воспитатель, основатель самого крупного БДСМ-сообщества.

— А это уже интереснее. — Дик сощурился и закинул руки назад. У них была особая манера обмениваться взглядами, будто все самое интересное они передавали без слов. Они шевелили бровями и говорили глазами между собой, мне оставалось только поглядывать и догадываться о чем они говорят.

— Интересный персонаж, Роман Бурков, всего двадцать девять лет, а дел за ним тянется… Порно-сайты, клуб БДСМ… Он просто царь разврата.

Последние дни я была убеждена, что Царь Разврата — Дик, но у него украл это звание незнакомец. Рома? Тот ли самый, Рома?

Внутри меня все в мгновение око накалилось и все приняло облик хаоса, тело прошибло озноб. На долю секунды мне показалось, что руки человека из прошлого снова обхватили меня, причиняя боль и унижение, то что я спрятала — теперь рвалось наружу.

— Ангелина? — голос Вени вернул меня в реальность. Только после его вопроса я заметила, что он смотрит на меня растеряно, все это время я чесала шею уже несколько минут, от чего кожа покраснела.

— Задумалась. — сказала я, соскакивая со стола и проходя на середину комнату. Мне захотелось выйти из этого здания и убежать домой, собрать чемодан и улететь на другой континент, запереться где-нибудь.

— Ты же все сбросил для меня?

— Уже все распечатано. — ответил Вениамин. Он развалился в кресле и теперь с интересом наблюдал за мной, знал ли он, что я была в этом Доме Ужасов, как он выразился? — Лина, Вы такая усталая и потерянная, мой брат совсем Вас не бережёт. Вам нужно отдыхать. Не хотите выпить чего-нибудь расслабляющего?

В его глазах было желание, я даже вижу своё отражение в его зрачках, даже с такого расстояния. Видеть заинтересованность такого мужчины — лестно. У него точно нет проблем с женщинами. По таким сходят с ума. Красивые мужчины с дорогими часами и высоким самомнением — самые лакомые кусочки.

— Не сегодня. — на этих словах выражение лица Дика стало такое саркастичное, что мне даже стало страшно, что он скажет что-нибудь пошлое от чего мне станет стыдно. Его брат же наоборот принял вид человека принявший вызов.

Дик собрал все документы, которые ему распечатал брат, он бегло пробежался по ним глазами, хмурясь.

— Ты даже их действующие адреса собрал. — в голосе Дика звучала похвала, он был доволен своим братом. — Спасибо, как обычно, выручил. Сегодня же займусь ими.

Меня не покидало ощущение, что я сосуд, который опустошили, внутри меня не осталось ни чувств. Ничего. У меня не было сил работать, я хотела домой, о чем и попросила Дика — чтобы он подвез меня.

Дик согласился, посмотрев на меня снисходительно, как на ребенка с которым ему приходится возиться. За этот взгляд мне хотелось взять в руки его табельное и сделать дырочку в его голове. Руки так и зачесались.

Всю обратную дорогу мы молчали. Я в голове прокручивала детали лета, проведенного в лагере. Рисовала лица детей и воспитателей, которые были со мной. Вспоминать все это — отвратительно, но мне хотелось найти какой-нибудь ответ. Веня предположил, что там проходил какой-то эксперимент, но почему?

Мне показалось, что многое он рассказывал Дику глазами.

Когда Дик остановился у моего дома, я вышла из машины не говоря ни слова, продолжая злиться на этого человека. Хлопнула дверью его машины, представляя, что это его голова. Он мог бы сказать мне хоть что-нибудь, хотя бы по работе. Не игнорировать меня, как человека. Добравшись до моих трусиков, я стала ему больше не интересна. Это в его стиле.

Одна из мыслей в моей голове — попросить Полковника о переводе, работать с Диком не больше хотелось. Но мне не хотелось проиграть в этой битве, все будут смеяться надо мной. Да и Дик должен меня учить.

На телефон пришла смс, я достала телефон из рюкзака, обнаруживая, что Дима писал и звонил мне весь день. Мне стало даже стыдно за такой отношение к нему, сама позволила ему меня целовать, а потом просто пропала. Нужно поговорить с ним, объясниться. Глупо быть с человеком к которому не тянется. Я умею «хотеть», могу возбуждаться, а с Димой все так слабо.

Последнее сообщение на телефоне заставило меня улыбаться:

«Когда закончится сегодня и наступит завтра, будет самое время что-нибудь выпить, хотя бы кофе. Веня, жаждущий твоего внимания.»

При мне это был первый утренний брифинг на работе. Сегодня я была огонь.

Утром я проснулась вдохновлённая и полная сил, приняв решение вычеркнуть вчерашнее событие из своей головы. Нужно собраться и начать уже работу, показать всем, что за хорошеньким фасадом, спрятано хорошее образование и острый ум.

Мне всегда придавали уверенности красивые вещи. Быть в форме — быть во все оружии.

Я надела белые джинсы, которые не просто подчеркивали мою фигуру, они прорисовывали контур моей попы, играя с фантазией мужчин. Чтобы не делать свой образ таким откровенным, я одела обычную чёрную футболку большого размера, она прикрывала часть попы. Собрав волосы и открывая шею, сделала легкий макияж, чтобы подчеркнуть глаза и губы.

Заставив себя выйти пораньше, я успела купить себе вкуснейший кофе с карамельным сиропом, который меня взбодрил и повысил уровень уверенности в себе.

На утреннем брифинге я заняла место в дальнем углу поближе к кофеварке, совсем не хотелось быть на виду, пока Полковник раздаёт инструкции. Дик так и не появился, мне даже не хотелось думать чем он занят или точнее кем.

— Ситуация критическая. У нас шесть трупов и ни одного подозреваемого. Никаких зацепок. Начальство меня рвёт на куски, потому что мне даже нечего сказать. И, как обычно, Дика нет! Где он шляется, Майорова?

Все присутствующие повернулись ко мне и я не вижу ни одного доброго взгляда, каждый из них хочет меня растерзать. Я как омлет на завтрак, и меня только что подали им на съедение.

Якудов, мой самый любый коллега, смотрит с нескрываемой насмешкой. Уверена, что дело даже не во мне, он завидует Дику, а меня воспринимает, как еще один трофей своего соперника, от которого бы он не отказался. Я ненавижу таких мужчин, как он, не способных достигать, завоевывать. Такие могут только сидеть и ненавидеть из-за угла, ждать, как гиены, когда можно будет откусить кусочек от падали, называть красивых женщин шлюхами. Сегодня он особенно отвратителен в своем поло и выцветших джинсах.

— я не знаю. — спокойно говорю правду, пусть Дик сам оправдывается перед руководством. Уверена, что у него богатый опыт по этой части.

Грозный вздох Полковника оглушает, от него исходит столько злости и негодования, что мне даже немного становится страшно. Он смотрит на меня сузив глаза и я вижу, как он хочет сказать мне что-нибудь выходящее за рамки приличия. Еще я знаю, что он не рад, что я тут работаю, я для него сплошные проблемы. Спасибо большое еще Диме, который только усугубил ситуацию своим звонком.

Дима оборвал мне весь телефон сообщениями, он угрожал и просил прощения, пытался на меня воздействовать всеми доступными способами. Я никак не могла определиться, как мне теперь вести себя с ним. Он хочет серьезные отношения, уверена, что залезь он мне в трусы, то потом не игнорировал бы это. Но я не чувствую бури эмоций к нему, как, например, к тому же Дику. И ему нужна другая девушка, он хочет красивую картинку, которая будет встречать его с работы и улыбаться на вечеринках с друзьями.

— Все, с меня хватит. Якудов, я назначаю тебя главным следователем по этому делу, Майорова тебе в помощь. Дика снимаю с дела, когда припрется — пусть зайдёт ко мне в кабинет. — от этой новости у меня уже сперло дыхание; перспектива стать помощницей, даже не напарницей, Якудова не обещала ничего хорошего. Он выпьет из меня всю кровь.

Кто-то в комнате даже присвистнул. Якудов даже оскалился, его лицо исказилось в отвратительной ухмылке, от которой у меня по спине побежал холодный пот.

— Если ты думаешь, что передо мной можно будет покрутить задом и тогда не придётся работать — ты жестоко ошибаешься! На работе нужно носить исключительно практичную одежду, мы не в публичном доме. На тебе же даже трусов нет. — Якудову доставляло истинное удовольствие меня унижать и говорить гадости.

Он сидел за своим столом, закинув ноги на стол, и глядя на меня с нескрываемым возбуждением. Вся это ситуация заводила его, и он не собирался себе ни в чем отказывать. Все мои утренние ресурсы стали сходить на нет. Хотелось заехать по морде этого урода, чтобы заткнуть его.

— Я разве разрешил тебе сесть? — мелкий человечишка упивался.

— А я и не спрашивала. — стараясь быть спокойной, ответила я, сохраняя своё достоинство. — Есть ли на мне трусы — не твоё дело. Понимаю, что у тебя недотрах, но это сугубо твои проблемы, поэтому соберись и давай работать.

— Я тебе не Дик, со мной нельзя так разговаривать. — он убрал ноги и подался вперед. — Хочешь работать, приступай, мне нужен подробный отчёт о проделанной Вами работе через пол часа в письменном виде. Я жду. Пошла отсюда…

— У меня нет своего компьютера…

— Мне срать, пиши от руки.

Это уже абсурд. Я не буду писать от руки отчёт, который не нужен.

Я просто встала и пошла в коридор, собирая мысли. Мечты разбиваются слишком быстро. Не о такой работе я мечтала. И что мне теперь делать? Бегать за этим козлом слишком унизительно. Уверена, что Полковник перекинул меня на него, чтобы я не выдержала и ушла сама.

Телефон в кармане завибрировал. Веня, Дик старший, настойчиво звонил. Глядя на экран, я долго думала, поднимать телефон или нет.

— Да. — Игнорировать этого умелого хакера себе дороже, да и было интересно, что он придумал.

— Как дела, Ангелина?

— Если честно, то дерьмово.

— Может я могу помочь тебе?

— как?

— Я могу напоить тебя вкусным кофе, это поднимет тебе настроение. Потом при виде меня у тебя сильно разыграется аппетит, и я куплю тебе чего-нибудь вкусного. — у него магический голос, который успокаивает. Он струится так плавно и ласково, что я даже забываю о мерзком Якудове.

— У меня работы по горло. Не знаю, смогу ли сбежать.

— Брат не дает проходу?

— Нет, меня сегодня перебросили к другому следователю, мерзкому человечишке. — меня очень подмывало сказать ему, что его брат не пришел на работу и его сняли с дела, но я не стала.

— Это же хорошая новость!

— Почему? — я даже немного растерялась и замерла.

— Зачем мне конкурент? — рассмеялся Веня на той стороне трубки. — А вообще, я настаиваю, я сейчас стою у здания милиции с кофе и жду тебя.

Сначала я ему даже не поверила, но все равно поспешила во двор, чтобы проверить, правда ли это. У входа стоял здоровый BMW, рядом с которым стоял Красавчик с двумя стаканчиками, на которых красовался логотип «Starbucks», он напоминал модель из журнала. В неформальной одежде, чиносах и футболке, Веня был похож на студента, неформальный и простой. Он был очень спортивный, даже несмотря на то, что он айтишник. И он был очень похож на Дика, всем, от стиля одежды до внешности.

Видимо Вениамин — очень успешен в своем деле и хорошо зарабатывает. Наверное, он помогает своему младшему брату, поэтому у Дика такая машина и квартира.

— Что ты тут делаешь?

— Организовываю свидание. — он протягивает мне кофе. — Белые брюки — огонь!

— Спасибо. — я отпиваю кофе и даже издаю стон от удовольствия. Вкуснейший капучино. — К чему такой резкий интерес к моей персоне?

— К тому, что у тебя красивые глаза и попа, про грудь я молчу.

— Ты такой же как Дик! — смеюсь я.

— Я и есть Дик. — он так сексуально улыбается, что мне становится нехорошо. Разве можно соблазнять улыбкой. Улыбаюсь в ответ, не зная, что ответить на это, греюсь в лучах его комплиментов.

— Майорова, я о чем тебя просил? — Якудову видимо было мало своих излияний в кабинете, он решил меня доконать. Он стоял у самого входа с сигаретой и зажигалкой, и смотрел на меня, как на девочку по вызову.

Улыбчивое лицо Вени приобрело хищное выражение, он сощурился и желваки на его лице напряжённо заиграли.

— Игорь, я не собираюсь от руки писать отчёт, с которым ты и так можешь ознакомиться. — я сжала стакан, отворачиваясь от него и глядя на Дика, делая выдох. — Не обращай внимание, местный идиот.

Якудову стоило оставить меня в покое, угомониться, но он никак не хотел отступать. Ему почему-то хотелось меня растоптать, сделать мою жизнь отвратительной.

— Майорова, если ты умеешь работать только жопой, то уходи и не мешай другим работать. — он шёл к нам все ближе, сокращая расстояние, заставляя меня краснеть перед Веней, который видел меня всего второй раз в день. И не давала ему покоя моя жопа. — Я не буду с тобой нянчиться.

— Если ты сейчас не закроешь свой рот, то тебе нечем будет жевать. — Веня приобрёл очень грозный вид. Якудов даже остановился, потому что хакер выпрямился, демонстрируя ширину своей спины.

Я положила руку ему на грудь, даже не замечая этого, потому что испугалась, что они могут подраться. Весь вид Вениамина кричал, что он переломает сейчас все кости моему новому напарнику.

— У тебя осталось десять минут, иначе ты вылетишь отсюда.

Он испугался, потому что его зрачки резко расширились и участилось дыхание, ввязываться в драку с мужчиной, который больше его, ему видимо совсем не хотелось. Но меня оставлять он никак не собирался.

— не тебе решать, Игоряш. Что ж ты развонялся так, как говно. Воняешь так, что сил нет.

Я даже зажмурилась и почти прижалась к Вене, потому что этот знакомый голос вызвал во мне теплую волну от кончиков пальцев на ногах к голове. Даже волосы на голове зашевелились.

У Дика была суперспособность — появляться из ниоткуда. Он еле стоял на ногах в чёрных коротких брюках и белой футболке, от него несло алкоголем на расстоянии двух метров. Он был пьян. Его шатало.

При виде его в таком состоянии мне стало неуютно и даже страшно.

Дик подошёл к Якудову и понюхал его, как собака, после чего закашлялся и наблевал ему на ноги. Я невольно отвернулась, чтобы не смотреть на это, иначе и меня бы стошнило. Сердце колотилось, как бешеное. Казалось, что сейчас у меня сломаются ребра.

Лицо Вени было напряжённым и раздражённым, видимо ему смотреть на брата в таком состоянии не хотелось тоже. Он сжал мою руку на его груди, которая так и покоилась там, слишком интимный жест.

Когда Дик очистил содержимое своего желудка, он вытерся платком и выбросил его также на ноги Якудова. Тот был настолько шокирован, что просто смотрел на свои испорченные кроссовки, не мог даже пошевелиться, это невольно вызвало у меня улыбку.

— Доставка кофе? — Дик подошёл к нам и взял кофе из моих рук, отпил, прополоскал рот и сплюнул. После чего посмотрел на меня таким долгим и пристальным взглядом, что мне стало не по себе.

— Саш, ты в дрова. — голос Вени был очень спокоен, но им можно было колоть дрова. В данную минуту братья были полными противоположностями. — Ты где так нажрался?

— Веник, не лезь. — Если на лице Дика еще играла улыбка, то в голосе было только раздражение. Мне совсем не хотелось быть свидетельницей разборок двух братьев, напряжение нарастало, небо готово было разразиться в любую минуту. — Лина, пошли, у нас работы херова туча.

Он с моим кофе в руках устремился в отделение и мне ничего не оставалось, как бросить Вене на ходу:

— Я не могу его оставить в таком состоянии! — пришлось вновь бежать за Диком, злорадно подмечая, что Якудов сдулся. — Дик, подожди! Тебя сняли с дела!

К своему стыду я даже не оглянулась, чтобы посмотреть на Веню, который так любезно привёз мне капучино. Он был очень похож на Дика, такой же…Дик, как и он, только более сдержанный и воспитанный.

— вот как? — он даже бровью не повёл от такой новости, следуя в свой кабинет. — Даже к лучшему.

Зайдя в кабинет и ложась на диван, он застонал.

— Как же блевать охото! Сиськастая, принеси воды!

— Я ничего не буду приносить. — зашипела я, скрещивая руки. — Ты можешь себя вести как взрослый! Объяснить, что происходит?

Что меня во всей этой ситуации раздражало сильнее? Что Дик пробухал наше дело или что он никак не предал значения вчерашней ситуации? У меня на подсознании возникало чувство, что меня использовали. Я постоянно мысленно возвращалась и прокручивала события в моей голове.

По-моему, я запала на него.

— Лина, принеси воды, иначе я разозлюсь и отдам тебя Якудову, тогда ты уже не будешь такая дерзкая. Сначала вода, потом все остальное. — он развалился на диване, строя из себя умирающего, театрально раскинув руки. Здоровый мужик, а ведёт себя как мальчик пятилетний.

Преодолевая в себе гнев и возмущение, я все таки пошла ему за водой, чтобы он не наблевал и на меня. Он может. Дик был в очень плохой форме, но судя по всему он регулярно набухивается, это стиль его работы.

Вообще я помешалась, знаю его несколько дней, а чувство такое, что замужем за ним лет тридцать.

В коридоре со мной столкнулся Полковник, у которого пар шёл из ушей, он готов был разрывать людей на куски. В его взгляде было столько злости, что я даже поежилась, хотелось моргнуть и исчезнуть. Лишь бы не попадаться ему под руку.

— Что приперся? — прошипел он, тут же меняя курс и направляясь в кабинет к Дику. — Дик, сукин сын!

Дик так и лежал на диване, не собираясь придавать позе более официальный вид при виде начальника, готового его убить. Я протянула ему стакан с водой, желая провалиться. Я бы и не пошла за Сан Санычем, но Дику могло стать плохо и он бы заблевал все, тогда дело нам точно не вернут.

— Майорова, ты теперь в распоряжении Игоря, иди к нему.

— Она останется здесь. — спокойно сказал Дик, осушая стакан воды одним глотком. — Хочешь отдать дело Якудову, твоё право, а мы с Ангелиной займёмся чем-нибудь другим.

Полковник спрятал руки в карманы и одарил меня уничтожающим взглядом, хотелось провалиться. Невольно вспомнила, как он предупреждал меня о работе с Диком и запрещал жаловаться на него.

— Я устал Дик, от всех твоих выходок, с каждым разом становится только хуже. — уже более мягко сказал он, закрывая дверь. — Все внимание прессы сейчас приковано к делу, а ты вместо расследования, набухиваешься. У нас нет ни одной зацепки! Мэр прессует меня.

— Это все не важно, дело не моё.

Вид у Дика безразличный, его никак не задевает эта ситуация, а я поверить не могу, что он с такой легкостью расстаётся с делом, отдавая его. Он даже глазом не видёт. От него несёт алкоголем, как от ликёроводочного. Гад ползучий.

Полковник на таком пределе, что на доли секунд мне кажется, что он ударит сейчас Дика. Я была бы не против, мне бы хотелось посмотреть на это. Может быть это образумило бы его.

— Ебануться можно, как я тебя вообще терпел? Ты уволен! А ты. — он повернулся ко мне и показал на меня пальцем. — Быстро к Игорю.

Чувствую себя вещью, которой все распоряжаются, у меня нет права выбора.

Когда он уходит и мы остаёмся вдвоём, я даже не знаю что делать. В данной ситуации лучше уволиться и пойти работать в прокуратуру, меня возьмут. Родители будут на десятом небе от счастья.

— Сегодня мы идём на необычную вечеринку.

— какая вечеринка?

— БДСМ. — отвечает он, садясь и зевая, а я шокировано на него смотрю, ничего не понимая. — Твои друзья извращенцы тусят там, будем, значит, знакомиться с ними.

До меня не сразу доходит — какие друзья и почему они извращенцы. Когда же смысл сказанного усваивается, меня передергивает и я качаю головой. Я не смогу встретиться лицом к лицу с кем-то из них.

— Тебя уволили!

— Знаешь сколько раз он меня так увольнял? — усмехнулся Дик, выбрасывая стаканчик и поднимаясь на ноги. Даже в таком нетрезвом виде, пахнув спиртом, он все равно оставался мистером сексом.

— Так может не стоит напиваться? — уже более мягко сказала я, ловя себя на мысли, что мне бы хотелось вернуться к нему домой, на кровать в комнате с зеркальным потолком.

— Тебе нужно купить одежду. — сказал он, игнорируя мой вопрос. — Сегодня ты должна выглядеть соответственно, чтобы они поверили, что мы практикуем садо-мазо. Что ты знаешь о БДСМ?

— Что им занимаются извращенцы. — ответила сразу же, мысленно категорически отказываясь от любой одежды в стиле БДСМ.

— Господи, я и забыл, что ты девственница. — он так устало выдохнул, что мне даже стало стыдно, что я до сих пор девочка. Хотелось сострить, что частично он виноват, что не растлил меня вчера, но вовремя прикусила язык. Иначе бы это со стороны казалось очень убого и жалко. — Поехали в магазин, купим тебе что-нибудь латексное.

— Я не одену ничего подобного, от латекса у меня все чешется.

Дик даже остановился и посмотрел на меня с нескрываемым возбуждением, в глазах загорелся интерес.

— А ты не так проста, как кажешься! Если латекс не твоё — есть еще один вариант.

— Какой?

— Раздеться, надеть ошейник и встать на четвереньки!

Дик.

Как по мне так на ее лбу весела неоновая надпись «Девственница», несмотря на порочный вид и откровенный наряд, ее с потрохами выдавали глазки оленёнка Бэмби.

Заставил нарядиться Ангелину в откровенный латексный костюм, в шорты и топ, она тщательно сопротивлялась и отказывалась, ворчала и призывала взять с собой одну из моих телок, но сдалась — примерила. Увидев ее в этом наряде, я чуть не кончил сразу — это был вверх пошлости даже для меня.

В таком виде ее можно направить на аукцион девственности и срубить на ней парочку миллионов.

И поэтому, чтобы я сам ее не изнасиловал, мы выбрали самый пуританский из нарядов, который был в секс-шопе. Но даже в нем девочка давала жару, слишком пышная и притягательная. Грудь так выпирала, что хотелось засунуть хер между ее сисичек и ощутить насколько сильно эти полушария могут сдавить и приласкать. Уверен, что ее медовые дыньки самые сладкие из всех, что я пробовал.

— Я чувствую себя шлюхой. — она шептала мне на ухо, выпучив глаза и пытаясь растянуть латекс, который ее сдавливал. Мне оставалось только вспоминать жирные складки на животе моего соседа, чтобы держать себя в руках.

Самый большой БДСМ клуб Москвы скрывался под археологическим музеем, в который ходили только школьники по принуждению в рамках школьной программы, тоже своеобразное садо-мазко. Сюда было очень проблематично попасть, потому что не всех пускали в этот закрытый клуб. Здесь был весь московский бомонд: депутаты и олигархи, бандиты и представители правоохранительных органов. Эта была своеобразная территория перемирия, где все надевали маски и были собой, поддаваясь разврату и своим тайным мыслям.

У меня не было проблем с получением билета в этот клуб. Как-то год назад я на неделю ушёл в запой и неплохо покуролесил с Евой, шишкой в здравоохранении, она была VIP клиентом этого клуба. Меня поразил контраст между тем как она выглядела днем в костюме со строгим выражением лица, просто олицетворение непорочности и семейных ценностей, и вечером — царица разврата в порванных чулках и членом во рту.

Получив два членства в клубе и качественный минет, я поехал на работу за Ангелиной, чтобы получить отличный разьеб моего головного мозга от Саныча.

— Не отходи далеко, а то не успеешь глазом моргнуть, как тебе порвут целку. — Сиськастая вспыхивает мгновенно, смотря на меня испуганно и злобно. Она обижается на меня из-за вчерашнего, обижено дует губки. Девственница.

— Что мы тут делаем?

— Ищем твоих друзей. Кого-то, кто был в твоём лагере. — обвожу взглядом публику. Я ищу только одного человека, тот о ком вчера говорил мой брат, Буркова, основателя этого клуба.

Здесь нет секса на каждом углу, для этого есть разные комнаты, разбитые по интересам и тематике. Люди не всегда правильно представляют такие места, они жаждут откровенной жести, а на самом деле здесь все более спокойно, обычно люди просто находят таких же, как они.

Это клуб любителей жесткого секса, подчинения и унижений, и я никого не осуждаю. Какая разница, чем занимается человек, если это приносит ему удовольствие? Главное, чтобы он не переступал закон.

Свет был приглушённым, а музыка оглушала, здесь все передвигались неторопливо, почти лениво, многие были под наркотой и их глаза напомнили озёра, покрытые коркой льда.

В центре зала стояли высокие столы с выпивкой, над ними на длинном проводе свисали красные лампы, придававшие остроты. Некоторые посетители там мило беседовали, делясь с друг другом своими самими пошлыми фантазиями.

Этот зал был прелюдией, настоящее зрелище было в дальних комнатах.

— Берёшь виски и становишься у столиков в центре, говоришь мило со всеми. Ты новенькая, ты саба и очень боишься. — держу Лину за руку, убедительно глядя в глаза. Она идеально подходит на роль сабы. — Увидишь знакомые лица, звони мне сразу же. От стола никуда не уходи, а то точно навлечёшь на себя приключения.

Оставлять ее совсем не хотелось, на подсознании был страх, что с ней что-то случится, но если она послушается и будет стоять только у тех столиков, то ей ничего не угрожает. Я бы и не взял ее сюда, если бы постоянно не думал о том, что из нее выпустят кровь и мумифицируют. Мне было спокойнее, когда она была в моем поле зрения.

Ангелина неуверенно зашагала к столику, беря бокал с чистым виски и неуверенно из него отпивая. Блики красной лампы падали на ее пухлые губы, ресницы, ключицы, подчеркивая ее хрупкость. В ней все было изящно.

Вздохнув, я пошёл окунаться в мир похоти и разврата.

Каждая комната по сути представляла собой ветвь БДСМа, где-то была имитация насилия, где-то связывали и были плетками, где-то душили. Люди распределялись по этим комнатам, встречая уже старых забытых друзей и делясь с ними своими впечатлениями.

Такой, как Бурков мог быть только в имитации насилия. В комнате было очень темно и накурено, даже не чем было дышать, лица тоже было трудно разобрать из-за отсутствия ламп. Освещалась только сцена, на которой шла постановка. Стоны, похожие на мольбу о помощи, глухо, еле слышно разлетались по комнате.

Даже я постарался побороть отвращение от увиденного, даже для меня это было слишком.

Мне нужно было несколько минут, чтобы привыкнуть к темноте и начать различать хоть что-нибудь. Рядом со мной сидел мужчина лет сорока, он смотрел на происходящее со скучающим видом, ему было мало, он был более искушён и кровожаден, чем все остальные. Ему была неинтересна сцена, он наблюдал за людьми.

— Банальщина. — тихо проговорил я ему. — Даже не возбуждает.

Он посмотрел на меня с интересом, но промолчал, никак не комментируя. Но когда я вздохнул и решил встать, он тихо произнёс:

— Вы новенький?

— Только в этом клубе.

— Давно практикуете?

— Сколько себя помню.

— По средам тут собираются только самые искушённые, приходите, есть на что посмотреть.

— Буду надеяться, потому что пока мне это напоминает детский утренник. — он улыбнулся и жестом пригласил меня за мной. Мы вышли из комнаты и пошли дальше по коридору к самой дальней комнате, где девушки просто танцевали и разносили выпивку. Все они голые в ошейниках, а из их попок торчат хвосты, которые забавно дергаются при их каждом шаге.

— Анальные пробки? Оригинально. — я взял джин с тоником, чтобы утолить жажду и снизить похмелье. — Очень наслышан был об этом месте, но если честно разочаровался.

— Почему же?

— Создатель этого места — мой друг, я всегда думал, что у него более искушенная фантазия.

Мужчина на свету оказался старше, его волосы были уже почти седые, а лицо испещрено морщинами, он был очень отталкивающим и мерзким, самый настоящий прохиндей.

— Вы знакомы с Ромой? — спокойно спросил он.

— Да. — внутри меня загорелось предвкушение, я был в нетерпении.

— Он больше не бывает тут, а это место принадлежит теперь мне. — он говорил очень спокойно, но чувствовалось, что он занервничал. — Я стараюсь, чтобы в клубе все было в рамках, пусть не хватает зрелища, но его достаточно… зато без жертв.

Пахнем жареным.

— Где я могу найти его? — Он пожимает плечами. Уверен, что знает, просто не хочет говорить. Мы с ним в молодости вместе работали в детском лагере, так давно его не видел, но нам есть о чем поговорить.

Мои слова производят на него впечатление. Зрачки расширяются, а лицо вытягивается. Теперь он смотрит на меня с ужасом, будто я маньяк-убийца.

— Вы работали в «Жемчужном береге»? — он говорит одними губами, я не слышу его слов, читаю по губам. Он сглатывает и оглядывается, боится, что нас подслушают. — Послушайте, кто бы Вы ни был, здесь больше таким не практикуют. Мы не насилуем людей против их воли, они всегда подписывают хорошо составленный юридический договор. Мы не ставим на них психиатрические эксперименты.

Роман не имеет больше никакого отношения к этому месту, я не знаю ни где он ни его денница!

— Может Вы подумаете лучше? У Вас получится что-то вспомнить? — я придвигаюсь к нему, глядя в глаза. Чувствую только отвращение к мелкому извращенцу, который просто стрижёт тут деньги. — Я ОЧЕНЬ хочу поговорить с другом.

— Я видел его в последний раз пол года назад, он собирался в Крым к Вашему учителю.

Выдавливаю из себя улыбку, завтра я вызову этого гавнюка на доброс и заставлю мне рассказать все, что он знает про этот чертов лагерь, учителя и прочую сектантскую чепуху. Сейчас я не могу его арестовать, но завтра у меня будет ордер.

— Совсем забыл спросить, как Вас зовут? — мне не составит труда пробить его, спрашиваю ради приличия, он соврёт скорее всего.

— Михаил. — отвечает он, поправляя пиджак и поглядывая на хвост официантки, которая стояла недалеко от нас. Он перенервничал и даже вспотел, на лбу выступили капельки пота. Чтобы себя успокоить он протянул руку и положил ее на голую жопу девушки, это ее совсем не удивило и не обрадовало, она выдавила из себя улыбку, не сопротивляясь его поглаживаниям. — Думаю наш разговор окончен.

— О нет, это была только прелюдия нашего разговора.

Я вышел, оставляя его наедине со своим петтингом. Пора забрать Сиськастую и отправить ее домой к родителям, пусть за ней смотрят, а то ещё кто изнасилует ночью или кишки выпустит.

К моему полному шоку, за время моего отсутствия, Лина успела напиться до состояния отключения мозга, она раскраснелась, глаза блестели. И она на высоких каблуках теперь переминалась с ноги на ногу, потому что не могла стоять ровно. Вокруг нее собралась толпа мужиков, потому что всем хотелось отхватить кусочек этой самочки. Их слюни текли водопадом.

Она мило болтала со всеми, посасывая свои губы, чем поднимала не только мой член. У нее был вид невинной школьницы, которая случайно забрела в этот подвал, каждый присутствующий здесь опытный мужик чувствовал — она не тронутая ни кем. И всем хотелось пометить ее… своей спермой.

— А вот и мой господин. — она сложила руки треугольником и сделала поклон.

— Пошли отсюда! — мне хотелось задать трёп этой безмозглой девке, которая не только концерт устроила, нажралась, а еще и сопротивлялась и не хотела уходить. Пришлось подхватить ее под белые ручки.

— Отпусти меня! — она выбивалась и кусалась.

— Мне оставить тебя там? Могу отнести обратно, даже раздеть, вставить в жопу анальную пробку с хвостом, если тебе хочется приключений.

— Тебе совсем пофиг на меня? — с пьяну совсем крыша потекла. Все пьяные женщины дурные и немного проститутки, потому что сразу же начинают себя чувствовать слишком сексуальными и уверенными в себе. Ангелине захотелось откровений.

Волосы Лины растрепались, а помада смазалась — это придавало ей очень пошлый вид. Молния у декольте расстегнулась немного, оголяя грудь еще больше. Хотелось протянуть руку и сжать ее. Я мог так сделать, она бы не была против, она хотела этого даже на трезвую, что говорить, когда в ней пол литра чистого виски, если не больше.

— мне на каждого гражданина нашей страны не пофиг, я мент. — помогаю ей упаковаться, пристегнуться и закрыть дверь. Дорога обещает быть весёлой.

— Ты даже не заметил, что я на тебя обижена. — она рисует на запотевшем от ее перегара стекле, а мне хочется закрыть ей рот чем угодно — ртом, словом, членом. Лишь бы она молчала, не несла чушь под руку. — Утром я одела свои белые брюки, даже трусы не стала надевать, а ты даже не заметил, слова не сказал, хотя вчера твои пальцы были во мне. Просто проигнорировал…

Не заметил? Да я когда парковался, чуть не протаранил служебную Ладу, увидев ее булки, обтянутые прозрачной тканью. Мне хотелось отодрать ее прямо на машине брата, который как самый настоящий джентльмен привёз ей кофе, донжуан сраный. Не кстати это все.

Она не стала надевать трусы, чтобы я закончил вчерашнее? Больная.

Трудно вести машину, когда член упирается в руль.

— Что ты молчишь. — она ударяет меня кулачком в плечо, больше забавно, чем больно. — Трахаешь всех у кого есть вагина без разбора, а мной брезгуешь, я отвратительная? Испорченная?

В ее глазах наворачиваются слезы и становится вообще не выносимо. Она начинает плакать, забиваясь и пытаясь открыть на ходу дверь. Мне ничего не остается, как заблокировать двери и сбросить скорость, паркуясь на аварийках.

Перестану пить. Брошу. Неужели я тоже со стороны такой?

— Выпусти меня, ты тварь. Гандон бездушный! Я еще не уговаривала тебя, позорище, докатилась. Я уволюсь завтра. Лучше с Якудовым, чем с тобой.

С силой дёргаю ее, чтобы повернуть к себе лицом, тушь размазалась и теперь черные струйки текли в разрез декольте. Она шмыгает носом, дрожит. Глупая женщина.

Я стираю чёрные потеки с ее лица, глажу ее щечки, провожу пальцем по губам, приглаживаю волосы.

— Ты очень красивая, Ангелина. Когда ты рядом мне постоянно хочется потискать тебя, присунуть, поводить членом по твоим губам. Если бы ты мне не нравилась, я бы давно трахнул тебя. Но ты мне нравишься… Даже очень. Тебе нужен другой, не такой, как я, который сам по себе, я не умею хранить верность, пью и курю травку. Все эти отношения не для меня. Если мы переспим — ты влюбишься в меня, а тебе нужен не такой, как я…

«… ты влюбишься в меня, а тебе нужен не такой, как я…»

Когда тебе говорят прямым текстом, что ты влюблённая дурочка, а к тебе не испытывают ничего кроме желания трахнуть — не просто обидно, чудовищно. Я не влюблена в Дика, он жестоко ошибается. Но я никогда не унижалась перед мужчиной, не просила его проявить ко мне теплоту и ласку. Они всегда сами вились вокруг меня. Слова Дика прошли по мне катком, раздавливая и оставляя только жгучую боль и злость.

Сан Саныч смотрел на меня подозрительно, широко раздувая ноздри и напряжённо сминая белый лист в руках. Меня всегда поражала его свежесть и собранность.

— Ты хорошо подумала? — спросил он, как будто Кто-то другой повторял, что я обуза и от меня только одни проблемы. Пусть теперь возрадуется. Желания сбываются.

— Да. — голос все же предательски дрогнул. Решение родилось утром, когда я варила кофе. Все стало просто. Очевидно. В одно мгновение. Я оказалась не права — работа следователем не для меня. Мое место в офисе за кипой бумаг. Может быть мне действительно пора выйти замуж и нарожать детишек, заниматься семьей и не экспериментировать. Зачем мне все это?

Стоило мне выйти из зоны комфорта, как вокруг все посыпалось, я стала меняться и не в лучшую сторону. История с Диком вообще выбила меня из колеи.

Может быть он прав, и я влюбилась? Впервые в своей жизни, вот так, до одури, что не могу ни о ком думать кроме него. Засыпаю с мыслями о его пальце, выписывающем узоры внутри меня.

Полковник отложил моё заявление в строну и сцепил руки.

— Послушай, давай так. У тебя будет время подумать, день — два. Если ничего не изменится, то я подпишу, передумаешь — я его выброшу, как будто и не было. Знаю, что бываю резок, я ничего не имею против тебя. Не принимай мои слова близко к сердцу. Я вижу, что с Диком Вы сработались, я поражён. Обычно он сжирает людей, рядом с ним никто не может продержаться более минут десяти, но ты… молодец.

Если бы он знал, как мы сработались, то так не говорил бы. После его слов мне становится только хуже. Теперь хочется реветь.

С Диком я не смогу дальше работать, дня не проведу рядом. А с кем еще? Якудовым? Лучше сдохнуть. Буду второй делопроизводительницей? Буду сшивать документы до пенсии?

— Вряд ли я передумаю.

— Значит дело в Дике. — говорит он, глядя мне в глаза. А мне стыдно признаться обо всем этому взрослому человеку. Скорее всего он, итак, обо всем догадывается, может не в деталях, но точно может все представить.

На его лице нет осуждения или разочарования, он лишь хмур и лоб испещрили морщины.

Просто встаю, оставляя его в замешательстве, стараясь смотреть куда угодно, но не на него. — Я пойду. — мне хотелось поскорее убраться из этого кабинета, завершить уже начатое. — До свидания.

— У тебя два дня на размышления. — вдогонку мне бросил Полковник. Закрыв дверь, прислонившись спиной к двери в его кабинет, я посмотрела на стул у стены, на котором я сидела несколько дней назад в ожидании знакомства со своим рабочим местом и коллегами. Тогда я была воодушевлена и полна надежд, крутила в голове громкие дела и мечтала тоже отличиться на службе.

Это место принесло мне только боль и разочарование, разворошило прошлое.

Даже если «Жемчужный берег» как-то причастен к происходящему, Дик разберётся. Это его работа.

Я просто устроюсь туда, куда меня пристроят и буду тихонечко сидеть.

У входа меня ждет Дима в идеально выглаженной рубашке и брюках, человек который точно знает чего он хочет. Утром он приехал ко мне, не выдержав тишины, которая образовалась между нами. Он был зол и озабочен, он волновался и его тянуло ко мне. Он был не Дик, во всех смыслах, от его прикосновений в моей голове не раздавался салют, и он всегда был заботлив и надёжен.

Мама постоянно говорила, что он прекрасная партия. Так, может она была права? Любовь и желание придет со временем.

— Я все. — тихо прошептала я, утыкаясь носом в его грудь и вдыхая его запах. Когда мы были маленькие, родители заставляли его приглядывать за мной, и его это сильно злило, а теперь он оберегает меня на добровольных началах. — Отвезёшь меня домой?

Мне очень хотелось сбросить с себя всю одежду и забраться под одеяло.

После вчерашнего я не могла протрезветь даже утром, прийти в себя. Меня тошнило, бросило из стороны в строну. Я клялась, что это был последний раз, когда я пила алкоголь.

В таком состоянии мне нельзя было садиться за руль и пришлось попросить Диму помочь.

Он кивнул, поглаживая меня ласково по волосам, Дима старался быть со мной осторожным, чтобы не спугнуть. За это я была ему благодарна, он заботился обо мне и переживал за мои чувства. Еще я была очень благодарна ему за то, что он не стал задавать глупых вопросов: почему я ему не отвечала все эти дни. Он интуитивно понимал, что со мной что-то происходило, и я сама расскажу, если захочу.

— Поехали. — он так лучезарно улыбнулся.

Я почувствовала ЕГО интуитивно, еще до того, как смогла увидеть. Просто за несколько секунд до того, как его машина въехала во двор моё сердцебиение участилось, разгоняя с шумом кровь по венам. Во рту пересохло и мне пришлось ухватиться за Диму, чтобы не упасть.

Машина Дика остановилась всего в трех метрах от нас.

Перед глазами все расплывалось и мне трудно было различить выражение лица Дика на таком расстоянии. Было не выносимо даже смотреть на него после вчерашнего, я испытывала только жгучий стыд и удушливое чувство унижения. А еще злость. Обиду. Хотелось стереть его в порошок. Вернуть время спять, отрезать мне язык и не дать наговорить глупостей в машине. Как жаль, что нельзя вернуть время.

Я непроизвольно прижалась к Диме, обнимая его руками, он не мог видеть, что позади нас Дик. Он не знал, что было вчера, не знал ничего о нашем разговоре, не мог видеть, как Дик на руках тащил меня домой.

Подняв голову я уперлась носом в его подбородок. Дима был так близко, его руки покоились на моих бёдрах, он мог провести ими по моему телу, но лишь напряжённо сжимал, потому что не хотел торопить, давал мне шанс самой разобраться в своих чувствах. Любая другая бы на моем месте чувствовала бы себя самой счастливой, что такой мужчина был рядом и терпел странные выходки.

Многие девушки мечтали завоевать его сердце, привлечь внимание успешного юриста. Романов был лакомым кусочком для многих, но вот внутри меня была лишь пустота и дружеская симпатия.

К Дику же я чувствовала разный спектр эмоций, меня съедало необъяснимое желание доказать Дику, что он мне нужен, что я ничего не чувствую к нему.

Я неловко прижимаюсь губами к Диминым, легонько просовываю язык в его рот, привставая на носочки. Он воспринимает это как зелёный свет, раскрепощается и берет все в свои руки. Его язык сплетается с моим, руки перемещаются на мои ягодицы, сминают их. В его движениях нет той наглости и безумия, которыми пропитан весь Дик: его взгляд, речь и любое движение.

Я лишь заставляю себя закрыть глаза и не смотреть на своего бывшего напарника, который направлялся к нам. Мне хочется обмануть саму себя, своё тело. Заставить влюбиться в парня, который будет идеальной партией для меня. Но разве сердцу прикажешь?

— Майорова, лучше бы ты научилась работать головой, чем ртом. — ледяное шипение Дика, заставляет все моё тело напрячься, словно в него воткнули множество иголок. Дима отстраняется и злобно, не скрывая раздражения, смотрит на Дика, который смотрит только на меня. А я не реагирую на него, прячусь в объятиях друга детства.

— Дик, исчезни. Тошно при виде твоего пропитого лица.

— Напарницу свою заберу и пойду, а ты можешь идти — дрочить.

— Ангелина здесь больше не работает. — Дима смакует каждым словом, бросает вызов Дику. Они напоминают двух собак, которые кружат вокруг друг друга, но никак не могут поделить территорию. Я все таки поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него. Закусываю губу, хочу увидеть его эмоции. Надеюсь уловить недосказанность, расстройство, но ничего…

— Что значит, не работает? — голос Дика меняется, звенит. За весь этот разговор он ни разу не посмотрел на Романова, даже бровью не повёл в его сторону. Не моргая смотрит на меня, сверлит взглядом.

— Я уволилась. — делаю над собой усилие, заставляю говорить безразлично. — Извини, Дик, нам нужно ехать. Пока.

Он реагирует безразлично. Ни одной эмоции. Даже рад, потому что уголки губ дергаются.

Урод. Скотина. Тварь.

— Димочка, смойся, нам нужно поговорить. — он улыбается, отражая олицетворение спокойствия, голос приторнее заворного крема. Дик принимает обманчивую, дружескую позу, но я знаю — он никогда не бывает таким, образ душки — не его. Дима же наоборот напрягается и становится в стойку, готовый биться с ним, потому что чувствует неладное в напускной доброте. Дик примирительно добавляет: — Это по работе, конфиденциально.

— Все в порядке. — уверенно говорю я ему, мне не хочется обнародовать вчерашние события, и, чтобы успокоить Диму и заодно насолить Дику, целую его в губы легко и мимолетно, еле касаясь его губ, как обычно, целуют супруга после долгих лет совместной жизни. Умиротворенно. Уверенно.

Романов расслабляется после моего поцелуя и, смерив Дика взглядом полного отвращения, садится в машину, оставляя нас наедине у входа в участок. К моему счастью в эти минуты никого больше нет, все заняты работой.

Я стараюсь оставаться спокойной и непринуждённой, хотя внутри меня происходит апокалипсис.

— Значит вчера ты просила быть с тобой поласковее, а сегодня уже просовываешь свой язык в рот этому гандону? — и хотя лицо Дика остается спокойным и даже улыбчивым, голос становится холоднее айсберга, им только лёд колоть. Но какое он имеет право так говорить со мной?

— Решила воспользоваться твоим советом. — пожимаю плечами и улыбаюсь во все тридцать два зуба. Жизнь научила меня держать марку, играть роль богатенькой девочки, в жизни которой нет проблем. — Ты прав, алкоголь и усталость странно на меня подействовали. Ты точно не тот, кто мне нужен!

Я даже выдавливаю из себя правдоподобный смех, заставляю себя светиться. Не знаю, верит ли он мне, но я сама начинаю верить, что вчерашний порыв — алкогольное безумие, а не крик души.

Дик кивает самому себе и подходит ближе, становится спиной к машине, закрывая Диму в машине, он специально становится к нему спиной, чтобы закрыть Романову весь обзор. В его глазах горит адское пламя. В нем проснулась гончая, способная загнать любого до смерти.

Я смотрю на него с жадностью, желая запомнить его образ, его непослушные волосы и хитрые глаза, его непринуждённость и похотливость. Таких на этой планете всего двое, если бы в мифах Древней Греции был Бог секса, его звали бы Дик.

— Можно дружеский совет на прощание?

— Да. — мне невыносимо трудно даётся наш разговор, щеки даже сводит от наигранной улыбки, а внутри все готово разорваться от напряжения. Я играю свою роль, не доставлю ему удовольствия вытереть об меня ноги в последний раз.

Если бы на его лице проступила бы тень сожаления или он бы сказал хоть одно добро слово, я бы может сломалась, признала себе и ему, что ухожу потому что работать с ним невыносимо, быть рядом и понимать, что я готова на любые его условия.

— Купи смазку. С ним ты даже не станешь влажной. — бросает он. — А вообще я рад, тебе здесь не место. Пока!

Он ушёл, не дожидаясь ответа, оставляя меня со своей улыбочкой и скребущим осадком в душе. Специально или нет, но только что Александр Дик насрал мне в душу, оставляя на сердце глубокий шрам.

К моему счастью я не жила с родителями с девятнадцати лет. Они купили мне уютную квартиру ближе к центру на таком расстоянии от себя, чтобы до них всегда можно было быстро добраться. Родители любили меня, но не понимали. Они хотели, чтобы я блестела в дорогом платье и бриллиантах, цепляясь за руку выгодной партии, была олицетворением шика и воспитанности. А кем была я? Меня не интересовали все эти вечеринки, на них я скучала и хотела поскорее сбежать. Постоянно отвергала мужчин, с которыми меня знакомили родители, причём так поспешно и бескомпромиссно, что Папа потом промывал мне мозг:

«Что он не воспитывал меня такой хамкой.»

Все мои парни доводили родителей до припадка, все они были бедные и талантливые, по моему мнению. Отец даже отказывался с ними знакомиться, мама хотя бы делала вид, что пытается пойти мне навстречу. Единственный кто им нравился — Дмитрий Романов. Он и мне нравился, но не так, как, чертов, Дик, которого я бы точно никогда не привела домой, он бы отправил моего отца в больницу с инфарктом своим поведением. Дик заставлял меня быть собой и не стесняться при этом моих желаний.

Я была разочарованием родителей. Выбрала странную мужскую профессию и одиночество. И еще я постоянно их позорила. Все началось в лагере и дальше покатилось, как снежный ком, делая наши отношения все прохладнее. Со временем все наши семейные ужины скатились к сплошным формальностям. Как бы я не скучала по ним и не хотела бы найти общий язык, у меня ничего не получалось.

Дима отвёз меня к родителям, потому что они на днях жаловались ему, что я давно у них не была. Уверена, что Мама просто нашла повод позвонить ему и выведать как у нас, общаемся ли мы.

Может и к лучшему, мне совсем не хотелось оставаться одной дома.

Сидя на кухне огромной квартиры с чашкой китайского чая, я чувствовала себя неуклюжей бродяжкой, попавшей на чайную церемонию к царице. Эти маленькие фарфоровые чашечки, в ушко которых невозможно было даже палец просунуть, меня раздражали, чтобы напиться чаю нужно выпить чашек десять, если не больше.

Мама всегда ходила дома в одежде, которую обычные люди одевали в театры или рестораны. И сейчас она сидела в широких белых брюках с завышенной талией и шелковой блузке. С идеальной укладкой и макияжем она напоминала героиню какого-нибудь сериала о домохозяйках. Как же мы были не похожи.

Она определенно выглядела лучше и элегантнее, чем я.

— Как у тебя с Димой, ну рассказывай! — она похлопала меня по колену, для нее это был жест вселенской ласки. — Я так рада, что ты решила уволиться! С Димочкой, конечно, у тебя стали мозги вставать на место.

Я отставила чашку и убрала ее руку, похлопывания меня только раздражали. Ее убежденность в том, что я с Димочкой, впрочем, тоже.

— Мам, я не чувствую ничего к Диме. Для меня он как брат, что ли… Мне бы хотелось, чтобы к нему проснулись чувства, он и вправду хороший, но ничего… — я хочу, чтобы она дала мне хороший совет, один из тех, которые матери дают дочерям, чтобы они были счастливыми. Чтобы она вразумила меня, сказала как будет правильно. Я хочу найти душевного спокойствия.

Мама делает театральный вздох и хлопает руками. Несколько месяцев назад она сделала новую подтяжку и теперь выглядела слишком молодо для своего возраста. На ее лице не было ни одной морщинки, но вместе тем у нее появилась постоянная полуулыбка на губах, которая не всегда вписывалась в ситуацию.

— Доченька, ты думаешь, что когда я выходила замуж за твоего отца — я любила его? Хорошие браки не рождаются на страсти, они строятся на уважении и доверии, тогда рождаются сильные союзы. Дима любит тебя, уважает и принимает такой какая ты есть, со всеми твоими тараканами. А их у тебя рой в голове!

Ее слова приносят мне практически физическую боль. И трудно понять от чего большее, от того, что родители никогда не любили друг друга сказочной любовью или от того, что она считает меня бракованной. Акцент на том, что я не подарок, и что мало кто захочет быть с такой, как я, ставился каждую встречу.

— Не делай такое лицо, Ангелина! Мы обе знаем, что я родила тебя настоящей красавицей! Но что ты творишь сама? Ходишь как чучело! Не накрашена, волосы не уложены! — она начинает нервничать и цокать языком. — А твоя манера речи?

— А как же две половинки, любовь с первого взгляда, мужчина моей жизни…

— Чушь. — она отмахивается, строя гримасу. — Знаешь, с такими мужчинами ты всегда чувствуешь себя ущербной, зависимой от их мнения и эмоций. Женщина — цветок, ее должны поливать любовью и лаской, тогда она цветёт. А со всеми этими мужчинами жизни… скачешь как хорёк.

— Мам… — я пытаюсь сделать еще одну попытку поговорить с ней по душам, достучаться, но в последний момент ко мне приходит мысль — а что если она права?

Я постоянно стараюсь сама доказать, что я какая-то другая, но какая я? Я шла в университет, желая выучиться на следователя и прославить свою фамилию, а по факту сделать за неделю. И все же говорили мне — это не моё. Значит они были правы, так может и в остальном они были правы?

Беру телефон в руки и отправляю Диме сообщение: «Приезжай ко мне в восемь.»

Мама следит за моими пальцами и текстом сообщения, она остается довольна. Порой мне кажется, что если бы она могла она бы сама вышла за него замуж.

— Тебя нужно подготовить к встрече, уложить волосы и выщипать брови. — она хватает меня за руку и тащит в комнату, чтобы сделать из меня принцессу, все как она любит. Впереди маски, коррекция бровей, эпиляция ног и многое другое. Нет, Мама не готовит меня, как десерт для любимого мужчины, она также марафет наводила бы на меня, если бы даже отправляла выбросить мусор. — Поверь мне, когда через лет пятнадцать ты будешь смотреть на своих подружек, которые разводятся и ревут в подушку, потому что муж ушёл к молоденькой, ты поймёшь, что я права! Страсть мимолётна. Вообще, секс это искусство, он никак не связан с любовью. Главное, чтобы партнёр был опытен. Думаю, что Дима будет прекрасным любовником.

— Ты уже протестировала? — не удерживаюсь от колкости. Странно говорить о сексе с мамой, когда она выщипывает тебе брови, как маленькой девочке. Мне вообще не хочется обсуждать тему секса с мамой.

— Ангелина, не ёрничай! Я желаю тебе счастья.

С гладкими ногами и идеальными бровями в платье-комбинации я накрыла скромный стол в ожидании Димы. Готовить не было времени, поэтому я заказала грузинскую кухню под бутылочку красного вина и быстро нарезала закуски: сыр, фрукты, хамон и орехи.

Никаких свечей и напускной романтики, я никогда не понимала этого.

Осмотрев стол, я поняла, что мне будет мало одной бутылки и достала вторую. Я не решила, как закончится этот вечер. Сердцу не прикажешь, но я попробую использовать совет мамы — рассмотреть Диму, как хорошего парня, способного сделать меня счастливой. Это просто дружеская встреча. Может быть алкоголь поможет мне раскрепоститься и стать смелее, немного сотрёт в моей голове рамки дозволенного и я смогу принять правильное решение или, наоборот, поддамся течению.

После отправки сообщения я выключила телефон, чтобы не было соблазна отменить встречу из страха. Так я пыталась объяснить свой поступок самой себе, но на деле внутри меня зудила мысль, напишет ли мне Дик? Может быть он позвонит?

— У тебя дверь не закрыта! — Дима показался на кухне, вдыхая ароматы шашлыка и хинкали. У меня у самой последние минут десять текли слюнки. За хинкали я готова душу Дьяволу продать.

— Я же ждала тебя… — оправдываюсь я, отодвигая стул и непринужденно садясь, приглашая его занять второй. — Садись, кушать охота так. Нет сил терпеть.

— С удовольствием, малышка. — но Дима не торопится садиться, он подходит ко мне и целует, проникая глубоко языком. В его поцелуе столько нежности и любви, что я невольно замираю. Утром я сама сигналила ему об изменения статуса наших отношений, так что я теперь мечусь туда обратно? — Как прошёл твой день?

— Скучно. Терпела маму, она сегодня проводила надо мной косметические процедуры. — я показала свои новые брови, и мы рассмеялись. — А твой?

— Рабочая рутина. — отмахнулся Дима, заглатывая хинкалину. — Сегодня был в суде, у них есть вакансия — помощника судьи. Хотела бы рассмотреть?

— Я пока не готова думать о работе… — ухожу от ответа, не готова обсуждать.

— Лина, все знают, что Дик — редкий урод, не стоит принимать все близко к сердцу. Ни одна девушка, если она не шлюха, не выдержит рядом с ним. Хороший следак и мент, но непорядочный человек, он наркоша. Его терпят только из-за его папаши.

Мне очень хочется спросить у Димы про отца Дика, узнать о нем побольше, но если я начну спрашивать о нем, то продолжу думать, не смогу прогнать из своей жизни. Даже не замечаю, что так и не отвечаю Диме, просто зависаю, предаваясь своим мыслям.

— Может поедем на море? На Сицилию, например. Приведёшь мысли в порядок, отдохнёшь и по возвращению ворвёшься в бой.

Все же Дима очень хороший, заботливый и внимательный. Мама права, он никогда не обидит меня и не скажет, что ему от меня нужен только секс.

— А поехали! — говорю я, бросая вызов этому миру.

Мы пьём вино, много шутим и танцуем под любимые песни. Вспоминаем детство, нам хорошо вместе. Тревоги и внутренние терзания отступают. Я чувствую себя счастливой.

Не замечаю, как Дима подхватывает меня и прижимает к своему разгоряченному телу, я чувствую его возбуждение каждой клеточкой. Внутри меня же сумбур, война между праведной девочкой, продолжающей ждать ту самую любовь и той, которая хочет стать женщиной, провести черту между настоящим и страхами прошлого. Может быть я совершаю ошибку, но я хочу ее совершить, хочу сгореть как мотылёк, подлетевший к огню.

Я хочу быть любима, хочу чтобы рядом со мной был надежный мужчина, а не тот, кто просто лезет мне в трусы в поисках наслаждения и утехи своего самолюбия. Мама права, Романов будет со мной до глубокой старости в горе и радости, будет гладить по волосам, когда я столкнусь с неудачами, он будет внимателен и не пропадёт никуда.

Движения Димы становятся напористыми, он нетерпеливо пытается избавить меня от одежды. Мне становится немного страшно, пусть у меня никогда не было секса, но я все знаю о нем. Перед глазами стоит картина из лагеря, как меня держат и принуждают… Дыхание спирает, меня сковывает и я замираю.

— Дим… Дима… — пытаюсь остановить его, завладеть его вниманием. — Не торопись, пожалуйста, у меня это … в первый раз.

Он смотрит на меня недоверчиво, будто оценивает — вру ли я ему. Становится даже обидно, Дик это почувствовал своим звериным чутьем, а Диме придётся доказывать кровью на простынях.

Ругаю себя за то, что в моей голове снова этот сноб, который уже не вспоминает обо мне. Я для него лишь небольшой эпизод из жизни, прошёл и забыл, одна из тысячи.

— Прости, я даже подумать не мог.. У тебя же были парни… Теперь это многое объясняет, почему ты так закрылась после клуба и не говорила со мной. Ты испугалась. — ему не удаётся скрыть своего удивления, я краснею и совсем теряю волшебное наваждение после вина и музыки. Он нежно целует меня и немного отстраняется. — Если тебе нужно время, я готов ждать.

Меня подкупает его благородство. Сегодня я попробую начать новую жизнь. Вместо ответа я тянусь к ремню на его брюках.

Дима берет меня на руки и несёт в спальню, укладывая на кровать и избавляя от платья. Я остаюсь только в нижнем белье, ужасно хочется прикрыться руками и не показываться ему в таком виде, приходится сделать над собой усилие, чтобы руки оставались вдоль тела, даже сжимаю покрывало.

— Тогда нужно начать все с начала, ангел мой. Первый раз должен быть особенный.

Слово «особенный» раздаётся эхом внутри моего сознания.

Становится страшно до жути, даже немного коченею. Наверное, не стоило ему говорить, теперь он ведёт себя слишком театрально и бережливо, ванильно. Меня сильно смущает отношение ко мне, как к фарфоровой вазе. Меня это не возбуждает. Хочется, чтобы он вёл себя, как брутальный самец, который знает чего хочет, чтобы действовал и не спрашивал, даже указывал. Его легкие поцелуи не доводят до желаемого.

Мысленно снова возвращаюсь к Дику. Черт. Слишком много Дика в моей голове.

Дима разделся до белых боксеров и аккуратно подхватил мою ногу, поцеловал ее и закинул себе на плечо. Он невыносимо медленно покрывал ее поцелуями, растягивая удовольствие, прировненное к пытке. Когда он добрался до сокровенного местечка, я судорожно сглотнула, стараясь побороть желание прикрыться руками. Чтобы немного успокоится и унять дрожь я закрыла глаза.

— Отвратительное зрелище.

— Не поняла? — я резко открыла глаза, глядя на Диму, который также удивленно застыл надо мной, оттягивая резинку моих кружевных трусов. До меня не сразу дошло, что голос принадлежит не ему, а кому-то третьему.

Романов оторвался и обернулся, а я даже вскрикнула, отказываясь верить в происходящее.

— У Вас дверь была не заперта. А Вы так тихо занимаетесь сексом, что я бы никогда не догадался, что Вы тут… шпилитесь. — мне пришлось хорошо поморгать, чтобы убедиться, что передо мной Вениамин Дик, собственной персоной. В джинсах и рубашке, стоит и не краснеет.

— ВЫ кто? — голос Димы гремит на всю комнату, я отчетливо чувствую как в нем закипает злость, а мне неожиданно становится смешно до слез. Приходится прикусить щеки, чтобы не рассмеяться. Ну почему жизнь играет со мной?

— Я Дик. — представляется Веня, а мне все больше хочется смеяться, потому что над головой Димы нависло уже паровое облачко, из его ушей так и прет пар. Он ничего не понимает. — Ты не поднимала телефон и я испугался.

— Лина, их что, двое? — на Диму даже становится больно смотреть. Я поправляю платье, спохватившись, что так и сижу в трусах на кровати.

— Веня, все хорошо, я специально отключила телефон, чтобы никто не мешал. — я поднимаюсь с кровати и обхватываю свои плечи. Подаю Диме одежду, чтобы он мог одеться и пытаюсь объясниться: Это старший брат Дика.

— А какого хера он к тебе пришел? — Романов пытается прожечь во мне дыры своим взглядом. Он винит меня в этой ситуации, чувствую это. Веня же наслаждается ситуацией, прямо-таки упивается злостью незнакомого ему мужчины.

Действительно, зачем он пришел? Ну не отвечаю я ему, и что? Мы не в тех отношениях, чтобы я вообще вела с ним общение. Меня это настораживает. Даже если он подкатывает ко мне свои яйца, он имеет право вот приходить ко мне домой.

Перевожу взгляд на Дика, но тот лишь ухмыляется, я знаю эту пошлую улыбку. Визитную карточку их дикого семейства. Хотелось бы мне посмотреть на отца, который зачал таких деточек, сам Дьявол, наверное.

— Веня, ты немного не вовремя. — все же произношу я, стараясь понять охватившее меня чувство. Разочарование или радость? Выяснять отношения сейчас не уместно и не правильно, нужно просто выставить Веню и успокоить Диму.

— Немного, блядь? Немного? — Романов переходит почти на крик. Даже кривлюсь от высокий нот в его голосе. Его член так и оттопыривает трусы, мне даже неловко смотреть на него. — Пошёл вон, такой же неадекватный, как и его братец. Просто семейство извращенцев!

— Мы гордимся этой семейной чертой. — спокойно отвечает Веня, он, как и младший брат любит язвить и шутить на грани, доводить человека до бешенства. — Я бы оделся на Вашем месте, девушка явно не настроена на интим. И вряд ли была.

Мне хотелось провалиться, исчезнуть и не участвовать в этом разговоре.

— Ах ты, с…

За столько лет дружбы я ни разу не видела Диму раздражённым и не подозревала, что он может быть таким. Он кинулся на Веню, как разъярённый бык, просто сбивая его с ног и переворачивая вазу на своём пути. Мужчины с глухим грохотом упали на пол, перекатываясь по осколкам, не чувствуя боли и не замечая моих воплей.

Мои попытки их разнять были безуспешны. Они как два льва вцепились в друг друга и наносили неумолимые удары, круша все в моей комнате. Мне оставалось только умолять их прекратить, пытаясь оттащить друг друга.

— Дима… Веня… — я только и делала, что кружила вокруг них и причитала.

— Интересный тройничок.

От этого голоса у самого уха у меня потемнело перед глазами, на лбу тут же образовалась холодная испарина. Его запах меня парализовал.

Пьяный Дик стоял позади меня, у него был ясный взгляд и насмешливое выражение лица, только запах виски и лайма выдали его состояние. Рассмотрев моё выражение лица и, судя по всему, удовлетворившись увиденным, Дик младший быстро вклинился между мужчинами, которые даже не заметили его присутствия. Ему не составило труда их разнять и между делом заехать Диме по рёбрам, как бы случайно.

У Вени была разбита губа и порвана рубашка, но в остальном он держался бодро. Для айтишника он вообще был слишком красивым и мускулистом, просто исключение из правила. Дима, который так и стоял в трусах, от чего он выглядел более жалко, был цел и не вредим. В его глазах я читала неукротимую ненависть и презрение. Он одарил меня таким взглядом, что я задохнулась от чувства вины. Из-за меня он был втянут в этот цирк. Не хватало верблюдов и клоунов с шариками. Был бы полный комплект.

Мне было стыдно перед ним за происходящее, но моей вины в этом не было. Я никого не звала сюда, не организовала эту оргию.

Глаза Дика искрятся, в них что-то нездоровое. Он нюхом ищейки разгадывает загадку, словно знает что-то чего не знаю я. От него ничего не укрывается, даже на брата он смотрит с некоторым осуждением. При этом он стоит впереди меня, немного укрывая от мужчин.

— Граждани мужчины, все свободны. — командует он так, словно имеет право приказывать им. Будто он муж, который застал жену с любовниками, и теперь прогоняет их, чтобы наказать ее. При мысли о наказании я предательски увлажняюсь. Мой пошлый мозг все коверкает и вырисовывает фильм «Пятьдесят оттенков серого» и Дика с плеткой в главной роли. Моя реакция на этого человека низменная и неправильная.

Дима, который далёк от событий этой недели, уже вообще не может понять что происходит. Он так жалок и потерян, унижен и покинут. Еще несколько часов назад, он, успешный столичный юрист, шёл к девушке, чтобы хорошо поужинать и может быть потрахаться, а сейчас его выставляет вон противный ему мужик в трусах.

Я бы вставила хотя бы слово, но Дик ведёт себя так, словно мы у него дома, не дает и шанса открыть рот. Испепеляет. Он превращается из веселого Дика в опасного и раздражённого, такому страшно перейти дорогу.

— Веня, давай завтра поговорим, спасибо что проверил Лину. — он говорит это так буднично, так просто, а я ничего не понимаю. Словно в сербском арт хаусе. Остановите события, я не успеваю за сюжетом. — Димочка, еще раз снимешь штанишки в присутствии Майоровой, я тебе член отстрелю.

— Дик! ТЫ…

— Рот закрой. — резко обрывает он, и я закрываю рот, клацая зубами, обрывая моё возмущение. В его глазах мелькает что-то недоброе, чего я не замечала раньше и мне от этого совсем становится не по себе. Дик снова переводит глаза на Романова и рявкает: Вон, я сказал!

Дима ошалело выпучивает глаза и поворачивается ко мне, чтобы я, как хозяйка квартиры, приняла решение и сама определила кому находиться в этой квартире, а кто пошёл вон. Но в этот момент, когда наши глаза встречаются, я отчаянно краснею и язык прилипает к небу, не могу выдавить и слова. Мне трудно говорить, когда рядом стоит этот отвратительный алкоголик, чьи руки уже были во мне. И они прекрасны. Только от его этого «рот закрой» трусы стали не просто влажными, они стали абсолютно мокрыми, словно я в них плавала в речке.

Если в душе еще и происходила борьба, то на моем лице уже отобразились все эмоции. На лбу все написано. Я плохой и человек, и чувствую себя отвратительно.

Дима разочаровано покачал головой и стал одеваться.

— Прости. — прошептала я, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить ему все. А что я могу ему объяснить, как рассказать все свои чувства? Если говорить коротко, то получается отвратительно пошло. Вчера мне отказал Дик и сегодня я решила переспать с тобой?

Чтобы достучаться до него мне придётся начать с чертового лагеря и рассказать, как все мои отношения заканчивались из-за того, что парни тупо хотели секса, а я не хотела их. И только от одного мужчины я схожу с ума и кусаю губы до крови, от одного его «Рот закрой». И сегодняшней день подтверждение, в моем мозгу что-то сломалось и я испорченная. Извращенка. Такая же, как Дик.

— Ты просто двуличная. — прошипел он, совершая резкие движения, пропитанные злобой. Он натягивает брюки и рубашку, которые недавно откидывал в сторону с блаженным видом. — Шлюха в маске праведной монашки.

Дик достаёт из кобуры пистолет и снимает его с предохранителя, щелчок заставил всех присутствующих вздрогнуть. Дима замер и уставился на дуло пистолета, направленного на него.

— Ну беги, сука. — прорычал Дик с оскалом на лице. Другу моего детства не нужно было повторять, он подхватывая остатки своих вещей и бежит в коридор, как трусливая гиена. Мне оставалось только провожать его взглядом и молить Бога, что мне представиться шанс объясниться перед ним.

Мама убьёт меня. Не простит этого.

— Спасибо, что помог. — сказал Дик. Веня с улыбкой же отсалютовал брату и пошёл на выход, бросая у самой двери:

— Не забудьте дверь потом закрыть!

Все это время я стояла рядом с ним, ощущая исходивший от него жар, не касаясь. С уходом Вени и Димы образовалась звенящая тишина и гнетущее напряжение. Мне было неловко и странно. Сердце болезненно выбивало чечётку. Мне хотелось чтобы он первый заговорил, но он лишь молча убрал пистолет и оттолкнул обломки пуфика.

— В чем тебе помог брат? — не выдержав молчания, спросила я.

— Не дал Диме тебя трахнуть.

— В смысле?

— Ну ты предложила ему встретиться и отключила телефон. Ясен хер, ты с ним не хинкали есть собралась. — на его губах заиграла самодовольная улыбка. Так и хотелось стереть с его лица это чувство превосходства. Его брату хакеру не составляет труда следить за моим телефон, и это пугает, что еще он читает и смотрит? — Я не успевал к тебе, попросил подстраховать брата. Вдруг ты не купила смазку, а на сухую секс отвратителен. Он бы отбил у тебя желание трахаться на всю жизнь. Я не мог этого допустить!

— Дик. Ты охренел? — я взвываю, ударяв его. Клянусь, убью. Нет сил больше терпеть его выходки. Он лишь смеется надо мной. Этот человек не бывает серьезным. Перехватывает руки и притягивает себе, его лицо меняется и становится серьезным, как несколько минут назад.

— Я решил, что твоя девственность принадлежит мне.

— Моя девственность принадлежит мне! И я сама решу с кем заниматься сексом, а с кем — нет! Дима мне вот нравится больше. — кидаю вызов Дику, хочу потрепать ему немного нервы. Хотя внутри меня все ликует. Он пришел ко мне, он ревновал меня, чтобы он не говорил.

— Может быть мне его догнать? Вернуть, чтобы он закончил начатое? — прикосновения Дика совсем не нежные и не похожие на Димины. Он не осторожничает и не церемонится, запускает руку под платье, разрывая платье по шву, оголяя мои ноги, бедра и попу. Треск ткани заполняет всю комнату, от этого звука каждая мышца моего тела напрягается.

Дик силой переворачивает меня спиной к себе, прижимает к себе, целуя в шею и поглаживая внутреннюю сторону бедра. После чего он отстраняет меня, перехватывает руки и шлепает по попе. Звонкий хлопок меня выводит из состояния эйфории, я пытаюсь отодвинуться, но Дик продолжает удерживать и шлепать. Его шлепки отнюдь не игривые, не похожие на шутливые.

— Догони! — хриплю я, из моих глаз брызжут слезы больше от обиды, чем от боли. — Я соскучилась по нему.

— Не дождёшься, маленькая сучка. Даже не шути так! — холодно чеканит Дик, нанося новый удар, от чего мои ноги подгибаются и я животом ложусь на кровать. Мои руки сдавлены его сильной рукой, тело зажато между ног. Не могу пошевелиться, это унизительно. — Сразу же побежала раздвигать ноги перед другим? Как ты вообще до сих пор девственница?

Пальцы Дика отодвигают в сторону кружевную ткань трусов, грубо проникая пальцами в меня. Я отчаянно пытаюсь отодвинуться, но Дик перемещает руку с моих рук на волосы, накручивает пряди вокруг своей кисти, заставляя прогнуться.

— Девственницы так не мокнут… — его голос забирается мне под кожу. У меня не хватает сил устыдиться своему развратному возбуждению, то как моё тело реагирует на него. Я и вправду теку слишком обильно, измазывая плед.

Я поражаюсь сама себе, меня не обижает его грубость, наоборот, как шлюха завожусь, кусаю губы, всхлипывая, балансируя на грани, готовая потерять сознание. Ягодицы горят, вибрируют от его прикосновений.

— Так мне догнать его… — Пальцы Дика замирают, не доставляют мне желаемой разрядки. Он хочет, чтобы я подключилась к его игре.

— Нет. Нет, нет! — почти кричу я, не желая, чтобы он останавливался.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Ммм. — трудно сосредоточиться, формировать мысли, когда тебя заполняют три пальца, повторяющие ритмичные фрикции. — Тебя…

— Меня сегодня ты не получишь, ты наказана!

Даже вздрагиваю от его заявления, что он придумал, какое наказание? Он шантажирует меня сексом?

Внизу живота все сжимается, я почти готова к оргазму, издаю протяжный стон.

Но Дик отстраняется от меня, напоследок последний раз шлепая по попе. Я оборачиваюсь, разочаровано глядя на него. Глаза Дика лихорадочно блестят, на губах играет улыбка, ямочка на щеке придаёт ему даже милый вид, а мне придушить хочется этого самодовольного мужлана. Он демонстративно облизывает свои пальцы, которые побывали во мне. Ему доставляет особое удовольствие моё раскрасневшееся лицо, полное желания.

Сглатываю от этого зрелища, мне становится нехорошо. Между ног все пульсирует и требует заполненности. Облизываюсь, глядя на него. Хочется опустить руку с разбухшему бугорку и завершить начатое.

— иди в душ, смой с себя прикосновения своего дружка. — спокойно говорит он. — Чтобы я не чувствовал на тебе его запаха. Потом оденешься и поедешь ко мне.

— Зачем? — ничего не понимаю, поднимаюсь на непослушных ногах, пытаюсь удержаться прямо.

— Во-первых, я не буду тебя здесь трахать, мне противно. А во-вторых, если твои мозги вообще расплавились — по Москве ходит маньяк, желающий поиметь тебя. Может быть, это даже твой Димка Романов!

Дик снова шлепает меня и я послушно лечу в ванну, торопливо снимая с себя обрывки платья и становясь под тропический душ. В зеркало напротив душа видна моя красная попка, которая продолжает жечь от его прикосновений. Все тело горит, словно его натерли красным перцем. Ледяная вода не успокаивает, только разжигает, подстёгиваете еще больше.

Я еле удерживаюсь от мастурбации, мне невыносимо хочется разрядиться. Прислоняюсь лбом к холодной плитке, сжимая ноги.

Из душа я вышла в махровом халате, который мне подарила Мама на Новый год, не разу его не надевала, слишком жаркий для меня. Но разгуливать перед Диком голой совсем не хотелось, было стыдно, даже несмотря на то, что его пальцы побывали во мне дважды. Вспоминая его пальцы, я тут же вспыхиваю до корней волос.

Дик сидит у меня на кухне, налив себе кофе, чувствуя себя хозяин и ни чуть не стесняясь. Я все еще чувствую пары алкоголя вокруг него. Запах кофе не перебил перегар.

— Почему ты передумал? — спрашиваю я, неожиданно даже для себя собой, осознавая, что мне хочется услышать правду. — Ты же не любишь девственниц?

— Решил изменить своим принципам, узнать, что это такое, — Дик хватает за поясок халата и рывком усаживает меня к себе на колени, развязывая тугой узел и обнажая меня.

— Нет, я …

Дик накрывает мою грудь шершавой ладонью, не сжимая, а лишь демонстрируя, что он может это сделать, что я оголена и доступна для него.

— Тебя никогда не тискали? Не верю… — он продолжает поглаживать моё распаренное тело, местами еще мокрое после душа. Ему с легкостью удаётся вновь завести меня, вернуть ощущение неконтролируемого желания.

Бывшие парни забирались мне под лифчик, пытались ласкать, но я всегда уворачивалась, не давала себя. Никогда не трогал меня так, словно у него на это было на это разрешение. Дик был необуздан, его дыхание опаляло мою шею и щеку, я отчетливо чувствовала запах кофе с коньячком.

Чувствую, как его орган тоже приходит в боевое действие и упирается мне в попу. Даже специально еложу на нем, в надежде спровоцировать этого мужчину на секс. Даже опускаю руку, провожу по его джинсам, поглаживаю бугор.

Дик хрипло смеется.

— Нет, Лина, я не буду трогать то, что готовилось для другого… Это будет твой урок. Тебе придётся хорошенько потрудиться, чтобы загладить свою вину передо мной.

— Я не в чем ни виновата!

— Женщины всегда ни в чем не виноваты! Иди собирайся, а то я кончу сейчас прямо себе в штаны. — Я снова остаюсь разочарованной и не удовлетворённой. Приходит слазить с него. Дик решил свести меня с ума. — Твоё заявление кстати порвано и выброшено, завтра ты возвращаешься на работу.

Так чего я хочу? В голове все спуталось, все чувства смешались, ничего не разобрать.

Всю ночь и утро я обдумывала свой уход и, как буду работать в душном кабинете офиса, как выйду замуж за парня, которого выбрали для меня родители. Проживу долгую и унылую жизнь… Могла ли я предположить, что Дик, холодный и бесчестный упырь, ворвётся ко мне домой, чтобы защищать мою девственность, как самый настоящий рыцарь. Даже дуется теперь как ребенок.

Раскатывать губу рано, поддаваться мечтам, что с этим человеком могут быть какие-то отношения, не просто секс, от этого человека можно ожидать что угодно. Он может гнаться за мной, а когда догонит и получит желаемое — потеряет интерес.

— И мы поедем сейчас к тебе? Будем спать рядышком, подоткнувшись одним одеялом? — я подтрунивала над Диком, обуваясь и рассматривая его идеальный пресс, прорисовывающийся даже через ткань футболки. Все таки во многом он оставался для меня загадкой.

Я никогда не спала с мужчиной в одной постели, какого это — засыпать и просыпаться рядом? По-моему, я уже поплыла, растеклась перед ним, поддалась своим фантазиям.

Дик в ответ лишь двусмысленно усмехается, не говоря ни слова. У него явно своё видение этого вечера и ноги, и зная Дика, ночь обещает быть томной.

Комната наполняется знакомым рингтоном, мой телефон разрывается, кто-то очень хочет поговорить со мной. Мне совсем не хочется нарушать наше единение с Диком, но абонент и не думает прекращать вызов, приходится все же открыть рюкзак и достать из него телефон.

Неизвестный. Поднимать совсем не хочется, но мало ли что.

— Алло, да! — в моем голосе столько раздражения. Кто может додуматься звонить в это время? На подсознании даже возникает образ недовольного Димы, выкрикивающего проклятия мне.

— Ангелина? — мелодичный женский голос немного успокаивает меня. Приятный московский говор.

— С кем я говорю? — прижимаю телефон к уху и трясу ключами, показывая Дику, что я готова, уже можно выходить. Он открывает входную дверь.

— Не важно, милая. У меня есть кое-что для тебя, пусть твой друг возьмёт коробочку у двери… — я замираю, не решаюсь даже звука издать. Сначала мне кажется, что я ослышалась, у меня галлюцинации, но Дик, увидев что-то у входа, неторопливо наклоняется и хмуро смотрит на небольшую подарочную коробку с красным бантом у входной двери. Он не слышит разговора, не знает, что кто-то следит за нами.

У меня холодеет внутри все, зрачки расширяются. На той стороне телефона томно смеются.

— Кто ВЫ? — кричу я, чувствуя нехорошее. Дик поднимает на меня глаза и показывает на телефон, я догадываюсь, что нужно увеличить громкость, чтобы он мог слышать говорящего. Как настоящий следователь Дик быстро ориентируется, чувствует неладное.

— Это сейчас не важно, ангелочек. Открой подарочек, тебе понравится его содержимое. — у женщины очень необычный голос, таким голосом обычно говорят в службе секса по телефону. Каждый звук наполнен томностью. Он обволакивает, от него пахнет развратом. Трудно определить сколько этой женщине лет, она не девочка уже, может быть ей за тридцать, может быть больше.

Дик достал свой телефон и поставил аудиозапись, чтобы сохранить разговор. Одной рукой он срывал бант, чтобы увидеть содержимое коробки.

— Что Вам от меня нужно? — мне хочется продлить наш разговор, выудить побольше информации.

— Чтобы ты исполнила своё предназначение, Девственница. Не забывай, мы следим за тобой. — с этими словами она отбилась. Вместо гудков я услышала противный голос автоответчика «Данные абонент не обслуживается.»

Руки дрожали, в них телефон ходил ходуном. Казалось, что я вот-вот его уроню. Я смотрела на коробочку в руках Дика, желая выбросить ее не открывая, сбежать отсюда. Какой из меня получится следователь, если я такая трусиха?

Дик откинул крышку, открывая нашему взору содержимое коробки. В ней лежала пухлая пачка фотографий и красный лифчик, тот самый, в котором я была в свой первый рабочий день и который был на жертвах в цветочном магазине.

Дыхание сперло. Я кинулась в комнату к комоду, чтобы найти такой же, мой. Я была в шаге от истерики, выбрасывая вещи на пол, пытаясь удостовериться, что мой на месте.

Все моё нижние белье было разбросано по полу квартиры, тонкие стринги и хлопковые трусики валялись повсюду.

— Лина! — голос Дика был достаточно напряжённым, он все еще был в коридоре, разглядывал фотографии.

— Дик! Его нет! Слышишь, лифчика нет! — меня трясло и я отказывалась верить в происходящее. Эта история набирала обороты, и уже не оставалось сомнений, что они придут за мной. Они ищут меня.

Он подошёл ко мне, продолжая держать в руке пачку фотографий. Его лицо не вселяло в меня уверенности, оно было растерянное. Дик обвёл комнату взглядом, словно проверяя — могла ли я пропустить красную ткань.

То, что в коробке был именно мой лифчик могло значить только одно — они были здесь, они были в моей квартире, копались в моих вещах. Маньяк, разгуливающий по улице и убивающий женщин, был в доме, где я чувствовала себя защищённой… Мне не хотелось находиться тут и минуты…

Дик обнял меня, прижимая к себе и передавая своё тепло. Меня это успокаивало, нервная дрожь стала постепенно отступать.

— Бояться, это нормально. Слышишь? — тихо сказал он. — Нам придётся вызвать сюда криминалистов.

— Не хочу, пожалуйста… Не хочу чтобы кто-то знал… Не хочу, чтобы кто-то еще рылся в моих вещах!

— Тебе нужно взглянуть. — Дик протягивает стопку фотографий, на которую мне совсем не хочется смотреть. Если это напугало его, то что почувствую я, глядя на них?

В стопке было больше пятидесяти фотографий. Перед глазами все стало расплываться.

— Невыносимо здесь находится! — я отодвинулась от Дика, отходя от него на несколько шагов и вытирая тыльной стороной руки слезы. — Умоляю, давай уйдём из этой квартиры.

Меня трясло и мне было душно, казалось, что одежда сдавливает тело, вытесняя кислород. Меня знобило. Бросало в жар. Я впадала в истерику. Казалось, что из любого шкафа может выбраться Некто, чтобы нанести по мне удар.

Дик согласно кивает и помогает мне выйти в коридор, закрыть дверь на ключ, он перехватывает пачку фотографий, который валятся из моих непослушных рук.

Только на улице мне становится легче, удаётся вздохнуть полной грудью. Кровь поступает к голове, и я начинаю лихорадочно соображать.

На фотографиях была я на протяжении последних девяти лет, с самого чёртого лагеря. Там была я в розовом купальнике с Ритой, той самой, с которой я была в лагере. Другие фотографии относились к более позднему времени: я на выпускном в школе, в университете, на свидании… их было много и все они снимали меня в самые интимные моменты. Последние из них были сделаны сегодня, на них была я и Дима, танцующие. Кто-то сделал эти фото в моей квартире меньше часа назад.

— Я попрошу Рената приехать, мы обыщем все сами. Никто ничего не узнает. Тебе нужно сейчас успокоиться и подумать, кто мог пробраться к тебе домой, не взламывая дверь. Ты давала кому-нибудь ключи?

Мозг лихорадочно перебирает все возможные варианты. Ни у кого кроме меня и родителей нет ключей от квартиры. Соседям я никогда не оставляла дубликат. Ни одного подозреваемого.

Дик набирает номер Рената в телефоне и звонит ему, он бросает ему три предложения, одно из которых состоит из моего адреса и отбивается. После чего он подходит ко мне и обхватывает ладонями лицо, невыносимо долго всматривается в него и вгрызается в мои губы. Его язык проникает все глубже, заключает мой рот в плен, подчиняет разум, дурманит. Разве может быть поцелуй таким развратным и возбуждающим?

Каждый угол выпотрошен, все вывернуто наружу, стало доступным всем присутствующем.

Хоть Ренат с Диком и старались действовать максимально деликатно в этой ситуации, половина вещей все равно были хаотично разбросана. Теперь Дик точно знал обо мне все…

Много ли могут рассказать вещи о своём хозяине? Он видел все моё нижнее белье, тампоны и крем от угрей и даже марганцовку от бородавки. Все мои тайны были скрыты. Никто не идеален, но как же стыдно, когда мужчина, который тебе нравится — рассматривает крем от твоих угрей. По лицу Дика было видно, как он еле удерживается от комментариев.

Я старалась себя успокоить, не нервничать. Меня это мало должно заботить сейчас…

Мужчины нашли в моей квартире множество скрытых камер и записывающих жучков. Весь мой дом был напичкан дорогой техникой, следящей за мной неизвестно сколько времени. Это не просто угнетало или наводило ужас, это вводило в состояние оцепенения, я смотрела на все немного со стороны, словно была в кино.

Я была под колпаком все эти годы. Мне удалось сбежать из лагеря, но люди, работающие там, кто бы они не были, не забыли о моем существовании. Что во мне было такого, что они хотели от меня? Какое предназначение я должна исполнить?

— Я проверю отпечатки пальцев, результаты будут завтра. Но все это… что это вообще значит? — Ренат приехал ко мне быстро, почти без лишних вопросов. Даже постарался делать вид, что ему не интересно, почему ему нужно проверить мою квартиру. Он даже делал вид, что не замечает, как периодически Дик касался меня, слишком интимно для обычных коллег.

Но когда они нашли десятки камер и жучков, броня Рената стала давать сбой. Последней каплей послужили фотографии, которые Дик попросил изучить и провести несколько тестов. Ренат был мастером на все руки.

— Давай не сейчас. — отмахнулся Дик. — Санычу пока не слова.

С этими словами Дик достал из кармана джинс портмоне, из которого в последующем достал долларовые купюры и протянул их Ренату. Тот охотно взял их, недоверчиво посмотрев на меня. Я же при этом обмене заставила себя отвернуться.

— хорошо. До завтра, точнее уже до сегодня? — пробурчал Ренат и направился к выходу. — Пока, Ангелина!

— Пока…

Мне было противно тут находиться, касаться предметов, невыносимо было даже просто сидеть. Я не чувствовала себя тут спокойной или защищённой. В голове не укладывалось, что пока меня не было дома, кто-то хозяйничал в моей квартире, мог делать все, что ему заблагорассудится с моими вещами. За мной наблюдали постоянно.

— Не нужно судить Рената, у него у сына ДЦП, он бы и бесплатно помог. — по лицу Дика было трудно определить о чем он думает обо всем этом. Он был достаточно спокойный и даже немного непринуждённо улыбался. Когда я ничего не ответила ему, он добавил: — Пошли, выпьем. Станет легче.

Выбор Дика пал на достаточно популярный бар в узких кругах. Никакого пафоса, все очень выдержано. Много качественного алкоголя и закусок, никакой еды. Место для расслабления, общения и набухивания до отключки.

Я была здесь всего лишь один раз, пропустила пару коктейлей с подругой, которые унесли нас на седьмое небо, мы еле добрались до дома и даже не помнили, как отключились.

Наверное, это место больше всех подходило, чтобы запить события этого дня и расслабиться.

Дик выбрал скрытое местечко в углу бара за барной стойкой. Здесь было немного тесновато, но зато не было лишних ушей и можно было поговорить наедине.

— не хочешь в Крым, покупаться на море? — вопрос Дика застал меня в расплох, я даже растерялась немного. У меня не было никакого желания столкнуться с прошлым, хотя оно навязчиво не отпускало меня, гналось и заставляло явиться на рандеву.

— Ты шутишь?

— Совсем нет. Все дороги ведут туда; все зацепки, которые я нахожу — так или иначе отправляют нас в Крым. Терентьев все еще живет там, а значит мы можем его допросить. Твой Рома Бурков тоже вернулся туда, а еще все заключения по совершенным убийствам в лагере — там.

Дик прав. Все дороги ведут Крым.

Заправляю волосы, проводя ладонями по лицу, пытаясь расслабиться. Так хочется выпить.

— Выбрали, что будете заказывать? — перед нами словно ниоткуда возникает красивая барменша в коротеньком топе и чёрных джинсах. Ее волосы собраны в тугой, высокий хвост, на шее красуется чёрный чокер. Цветные татуировки на ее руках и шеи придают ей сексуальности. Очень красивая.

Ее лицо мне кого-то напоминает.

— Люба. — Дик расплывается в улыбке, на щеках появляются милые ямочки. С моих глаз в секунды спадает пелена и я понимаю, где уже видела эту барменшу. Эта та самая девушка, которая была в квартире Дика.

К моим щекам подступает кровь, бросает в доли мгновений в жар. Тело напрягается, чувствует опасность. Он спал с ней, она была в его квартире. И сейчас он улыбается ей; даже ради меня, ради приличия, не держит себя в руках.

— Дик. — она наматывает волосы вокруг своего пальца, наклоняется и чмокает его в щеку. Вроде бы ничего ничего не обычного, старые знакомые всегда так целуются, но в ее жесте столько разврата и соблазнения. — привет!

— Ты теперь работаешь здесь?

— Да. Приходится совмещать. — она так беззаботно подергивает плечиками с тату. — Я бросила Валю, разорвала помолвку и теперь, чтобы отдать ему часть потраченных денег на свадьбу, работаю, еще здесь!

— Ничего себе, зачем? Мне казалось, что Вы замечательная пара.

Меня раздражало, что я чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Они так мило говорили друг с другом, подавая откровенные сигналы. Сволочи. Хотелось пнуть Дика, прекратить это безобразите. Меня он отбивал сегодня от другого мужчины! Так почему он при мне заигрывает с ней?

Или я себе напридумывала это все? Просто Дик решил мной пополнить свой список…

— У нас был отвратительный секс, да и у меня был партнёр получше… — Люба облизала губы, как самая настоящая шлюха, даже я возбудилась от такого зрелища.

— Можно мне текилы. — резко вставила я, напоминая о себе. Выглядела я жалко, но может быть текила во мне спасёт ситуацию?

Люба покровительственно улыбнулась мне, будто знала что-то, чего не знаю.

— Конечно, а тебе как обычно?

— Да. — Дик откинулся на барном стуле, немного щурясь и продолжая улыбаться.

Люба нехотя ушла, оставляя вместо себя только шлейф приторных духов, не дающий забыть о ней.

И без того отвратительно настроение скатилось ниже некуда. Было нескончаемое желание напиться, отключить чувства. Желание говорить с Диком тоже пропало.

Когда Люба вернулась со стопкой текилы и виски, я прошипела, опрокидывая в себя горячую жидкость:

— Бутылку неси.

— конечно. — она просто пропела, не отводя от моего напарника глаз, с каждой секундой во мне закипала дикая ревность, хотелось выцарапать глаза этой потаскушке. Жалела лишь, что мне еще не выдали табельное оружие, я бы им сейчас с удовольствием воспользовалась. Испортила бы красивое личико. Секс ей не нравился. Он был последний, который у тебя был, дрянь.

— я сейчас вернусь. — Дик оставил меня, устремляясь вглубь ресторана. Меня лишь хватило, чтобы злобно зыркнуть ему в след.

Экран моего телефона засветился.

«Лина, нам нужно поговорить.»

Диме Романову тоже не спалось в этот поздний час, он хотел поговорить со мной. Этот мужчина, даже после последних событий был готов вести разговоры, а Дик завидев хорошенькую барменшу, пустил слюни и скрылся.

Я облизала губы и поискала взглядом Любу, потому что внутри меня скребло странное подозрение. Не найдя барменшу, я слезла со стула и пошла вглубь бара, в поисках Дика. Адреналин нарастал, мысли путались. Во мне кипела лава, я никогда не была такой возбужденной и злой. Алкоголь придавал силы уверенности, а ещё напрочь отключил инстинкты самосохранения.

В баре был общий туалет. Я остановилась у двери, не решаясь толкнуть ее. Перед глазами возникли картины, как Дик трахает бабу на туалете, глядя мне в глаза. Было страшно сейчас испытать дежавю, найти его трахающим ее.

Я оттолкнула чёртову дверь с такой силой и гневом с ноги. Клянусь. Я убью эту тварь и чертова Дика.

Тяжелая дверь лениво распахивается, открывает мне темную комнату со слабым светом. Я готовилась к удару, шоку, скандалу. Но в туалете стоит лишь женщина лет сорока и красит губы, мое появление ее удивляет, она поднимает брови, криво изгибает их. Со стороны я выгляжу странно.

Прохожу вдоль кабинок, проверяю все, как одержимая. Пусто. Никого нет. Тогда, где Дик?

Ругаю себя, проклинаю. Становится страшно и стыдно. В кого я превращаюсь рядом с ним, в одержимую дурочку, готовую на все. Раньше я презирала таких ведомых женщин, которые заглядывали в рот мужчинам и приносили им тапочки в зубах, а сейчас я сама, как больная на всю голову, бегу проверить — трахает ли он барменшу.

Все. Баста.

Просто ухожу из бара, бросая взгляд на место, где мы сидели, Дик так и не вернулся. Сердце колит. Больно. Чертовски больно и обидно. Твою мать.

А чего я ожидала? Что бабник номер один станет добропорядочным семьянином?

На улице у бара тихо, уже скоро будет светать, а у меня сна не в одном глазу. Моя жизнь перевернулась с ног на голову, нужно что-то делать. Я не уйду с работы из-за Дика, завершу наше расследование, найду этих тварей, которые убивают и преследуют меня. Я больше не ребенок, сумею за себя постоять.

Пока, наверное, придётся поехать в гостиницу. Нужно же где-то переночевать.

Вызываю машину через приложение, выбираю класс «Комфорт», ночью не решаюсь ехать экономом. Машина будет через десять минут. Сажусь на бордюр, наслаждаясь тишиной. За моей спиной играет слабо Музыка, а внутри небольшое количество людей продолжает еще танцевать. Жизнь кипит.

Дверь открывается и раздаются шаги позади меня. Чувствую знакомый запах парфюма, смешанного с алкоголем. Дик. Натрахался. Вспомнил обо мне. Решил проверить.

Шмыгаю носом, обхватывая руками свои плечи и жалея себя.

Он садится рядом, недовольный, даже раздражённый. Мне даже страшно посмотреть на него.

— Вот поэтому, я терпеть не могу девственниц, недотрог чертовых с ранимой психикой. — несмотря на то, что он говорит спокойно, в голосе я улавливаю раздражение и негодование. Он что, ещё на меня злится?

Поворачиваюсь к нему, немного опешив, встречаюсь с его ледяными глазами. Они как будто светятся изнутри.

— Ты серьезно? — говорю я немного громче, чем хотела. — Ты бросил меня там одну и пошёл трахаться! Мне нужно было послушно тебя ждать?

— Да. — спокойно ответил он и я чуть не задохнулась от возмущения. — С чего ты решила, что я пошёл трахаться?

— А для чего еще уединяются с бывшей?

— Она мне не бывшая, просто секс. — он пожимает плечами, легко так, для него секс — просто физическое упражнение. Ничего не значит.

— То есть Вы просто говорили?

— Я не буду ничего объяснять. — он немного хмурится и отрезает. — Не обязан.

Хочется разреветься, даже нижняя губа начинает предательски подрагивать. Приходится сжать губы в ровную линию, чтобы успокоиться. Принцев на белом коне не бывает, одни ослы с яйцами, бегают не знают к кому пристроиться.

Не обязан он ничего объяснять.

На экране телефона отобразилось оповещение, что водитель прибудет через три минуты.

— Я еду в гостиницу. — все же для чего-то объясняю я. Хотя хочется расцарапать ему все лицо. Еще текила приятно жжёт в животе, разгоняя кровь. Даже злясь на него, просто сидя рядом, чувствую каждую точку, в которой наши тела соприкасаются. Казалось бы, ничего особенного, но внутри меня происходит дикий пожар.

— Окей. — Дик вытягивает ноги, зевая. — Только учти, если ты сейчас садишься в машину, то между нами будут только рабочие отношения.

В конце улицы темноту освещают желтые фары, завернувшей к нам машины. Такси приехало. Внутри меня происходит борьба, с одной стороны хочу утереть нос этому самовлюбленному павлину, а с другой при мысли, что придётся отказаться от сладкого — ставится тоскливо до скрипа зубов.

Почему именно он так на меня действует? Или он на всех женщин так действует?

Желтый Ford останавливается прямо напротив нас, телефон сигналит о прибытии машины. Я же прикусываю губу. Дик никак не помогает мне, как будто ему безразлично, уеду я или останусь.

— А не рабочие отношение, это что? Просто секс и ничего более? Будешь, как барменша,

— Как получится. — отвечает Дик, глядя мне в глаза. Зато честно. Без пустых обещаний.

Я встаю, отряхиваю джинсы, не приняв решения останусь и уеду. Просто иду к машине, в голове пустота, за таким количеством информации, мозг не успевает ничего усваивать.

Водитель выходит из машины, чтобы открыть мне двери, улыбается. Я бросаю взгляд на Дика, вальяжно сидящего на бордюре, максимально расслабленного. Он не из тех, кто носит тесные костюмы и галстуки, но Дик и без них смотрится статусно, властно. В нем есть что-то породистое, невидимая сила исходит изнутри, притягивает тебя к нему.

— Извините, но я, наверное, не поеду. — решение приходит само по себе. Лучше ведь сделать и жалеть о сделанном, чем ничего не делать и жалеть? Водитель не удивлён. За время своей работы, наверное, он и не такое насмотрелся.

— Я возмещу Вам заказ. — подаёт голос Дик, доставая из бумажника пятитысячную купюру. — Тут более, чем достаточно.

Таксист почти кланяется и садится обратно. Я остаюсь рядом с Диком, чувствую тепло, исходящее от его тела даже на расстоянии. Странное чувство, будто я вывесила белый флаг.

— Ни секунды не сомневался, Майорова, что ты останешься. — Дик ухватил меня под локоть и повёл к машине. — Не знаю даже, как я выдержу и доеду до дома.

— Выдержишь ч-что… — сердце стучит где-то в горле, я теряю связь с реальностью. Есть только его голос и руки. Может так и нужно? Отбросить все, забыться, наслаждаться. Думать и жалеть буду потом.

Дик у машины останавливается и прикладывает мою руку к его бугру, трет ладонью возбужденный член через ткань. Не подозревала, что у меня на руке может быть эрогенная зона, я чувствую нежное покалывание в середине ладони, хочу дотронуться до него, почувствовать бархатистость кожи.

— У меня от напряжения в паху ноги сводит. Сказывается длительное воздержание, я не трахался вот уже часов тридцать, а это негативно сказывается на моем настроении и самочувствии. А еще ты треплешь мне нервы своими выходками, то Дима, то такси… — хриплый голос Дика пробирается в самое сердце, я слышу только подтверждение, что у него ничего не было с барменшей.

Я тоже не знаю, как дотяну до его квартиры. Даже кондиционер не спасает, я на пределе, очень хочу Дика. Горю в прямом и переносном смыслах. У меня поднялась температура: щеки красные, на теле хоть яичницу жарь.

Страшно, что ему будет скучно со мной. Дик развратен, у него богатый опыт. Уверена, что его девицы были искусными мастерицами, способными удивить. Что могу я? Он сам говорил, что девственницы ему не интересны.

В голову приходит одна сумасшедшая мысль.

Машина несётся по пустым улицам, Дик старается не выжимать больше ста километров в час. Все таки мы не на трассе, что если из темноты выскочит случайный прохожий, которому не спится в столько поздний час?

Он очень напряжен, видно, что торопится.

Я отстёгиваю ремень безопасности, собираю волосы резинкой, чтобы не мешали, и тянусь к ремню Дика. С завидной ловкостью расстёгиваю его ремень и джинсы. Дик наблюдает за мной с интересом, не убирает мои руки, не просит остановиться, значит я все делаю правильно.

Из трусов выпрыгивает дубина, толстая и мощная, покрытая венками. Провожу пальцами ласково по головке, раскатываю капельку смазки. Никогда не трогала мужской член, видела только в порно. Удивительный контраст, такая нежная кожа на головке и такой каменный ствол, полный мощи, невозможно даже обхватить его рукой.

Улыбаюсь больше сама себе.

— Оближи его. — направляет меня Дик и я повинуюсь, наклоняюсь и неумело обхватываю головку губами, после чего провожу языком по вздутой венке. Терпкий вкус дурманит меня, слаще леденца.

Дик издаёт утробный рык, выжимая педаль газа. Мы буквально летим.

— Сожми губы и двигайся вверх-вниз, прижимаясь к нему языком… — голос Дика очень хриплый, с надрывом. Растворяюсь в нем. Мой язык скользит по стволу, я заглатываю его почти полностью, даже удивляюсь как легко мне это даётся.

Дик кладёт руку мне на затылок, его дыхание учащается, он хрипит:

— Умничка…

Я ускоряюсь, чувствую нарастающую пульсацию.

Дик шумно кончает, чувствую соленую, вязкую жидкость, которая наполняет рот. Безумие. Мне нравится его вкус. Облизываюсь, как кошка, отстраняясь от него. Готова урчать от удовольствия. Рядом с Диком я дикая извращенка.

Дик останавливается у своего дома, сбивая мусорный бак. Но он даже не замечает это, одной рукой натягивает трусы, а другой достаёт ключи из зажигания. Он хочет меня. Эта мысль меня подстегивает, заводит до такой степени, что еще пару минут и у меня ног запылает огонь.

Мы похожи на подростков, которые спешат домой, чтобы набедокурить там, пока родителей нет дома. Дик помогает мне выбраться из машины, впивает губы, впечатывается в холодный металл, стискивает до хруста костей. Он такой необузданный.

Никогда не думала, что поцелуй может быть таким крышесносным… Язык Дика врывается в мой рот, обследует его и оплетает мой язык, пленит. Его руки забираются под мою футболку. Я даже издаю хриплый стон, уже на пределе. Можно ли получить оргазм от простых прикосновений?

— Кончу в штаны сейчас… Пошли… — он хватает меня на руки, прикусывая грудь через ткань футболки, отдирая клок, как самый настоящий зверь.

Я смеюсь, разрывая тишину. Бедный соседи Дика.

— Кхе-кхе! — деликатное покашливание, заставляет Дика замедлиться. Высокая фигура выходит из тени на свет. Полковник. У меня от стыда и удивления лезут глаза на лоб, хочется спрыгнуть с рук Дика, занять более приличную позу, но Дик еще сильнее прижимает меня к себе. — Теперь все встало на свои места…

— Чем обязан, Саныч, в столь поздний час? — у моего спутника совсем неприветливый голос.

— Романов накатал на тебя заявку, указал, что ты угрожал ему табельным оружием. — Полковник вздыхает, закуривая. — Мне придётся арестовать тебя до выяснения обстоятельств.

Не верю своим ушам. Дима написал заявление ночью на Дика? Даже утра не дождался… Это глупо…

Между мужчинами всегда была неприязнь, это могли почувствовать даже не знакомые люди, но чтобы Дима решил таким образом разбираться с Диком… Невольно чувствую вину за собой. Я спровоцировала эту ситуацию. Дала Диме надежду и потом осталась с Диком.

Дик не опускает меня на ноги, так и стоит со мной на руках перед Полковником. Моя попа призывно торчит, маячит у носа Полковника. Даже не удобно.

— Ну давай утром в участке и арестуешь меня, я даже сам сдамся на власть правосудию.

— Не могу, Дик. Романов старший поднял всех на уши. Требовал послать за тобой наряд полиции. Сам понимаешь…

Отец Димы работал в Генеральной прокуратуре не последним человеком и обладал обширными связями. Ему не составляло труда поднять весь город на уши, многие люди при деньгах и власти были его должниками, потому что он прикрывал их толстые задницы, скрывал их грехи и махинации.

— И конечно же, тебе очень достанется за неуравновешенного работника. — усмехается Дик. Я мотыляю ногами, чтобы он поставил меня, но он лишь крепче сжимает меня, впивается пальцами в мягкую плоть.

Полковник закуривает вторую сигару, ему этот разговор даётся нелегко, да и неизвестно сколько он тут ждёт Дика, почему не позвонил ему? И еще мне кажется, что диалог не идёт, потому что тут лишние уши, мои, которые не должны много слышать. И теперь Полковник ограничен в своих выражениях.

— Саша, я за тебя переживаю. Хочешь пустить под откос все из-за какого-то гавнюка? Ты должен показать, что готов содействовать и что он наговаривает на тебя. — Саныч косится на меня, как я отреагирую на его слова.

— Дик, поставь меня уже! — не выдерживаю и подаю голос. Дик все-таки ставит меня на ноги, но прижимает к себе, демонстрируя свои намерения. — Я могу поговорить с Романовым и успокоить его! Тем более это все…

Осекаюсь и не договариваю, недоверчиво смотрю на Полковника. Конечно, он обо всем догадывается, но ничего не говорит, просто задумчиво смотрит на нас с Диком. Парочка мы ещё та: я растрепанная с распухшими губами, Дик с расстегнутыми штанами, которые съехали и демонстрировали теперь его трусы.

Утром я увольнялась с работы, а теперь из-за меня на его следователя подают жалобу.

Вряд ли бы ему удалось так долго быть руководителем такого отдела без внутреннего стрежня. Он явно скрывал пару тузов в своём рукаве. Полковник был страшным человеком.

— Давайте проедем в участок и все там решим. — примирительно говорю я Дику, стараясь переместить его руку с моей филейной части хотя бы на талию. — Этот вечер уже все равно ничто не испортит.

— Романов сам там? — спрашивает резко Дик и по взгляду Полковника я понимаю, что да. Для Дика это как красная тряпка для Быка. Зрачки расширяются, нос шумно поглощает воздух.

Дик влетает в темный участок быстрее пули, несётся стремительно в кабинет Полковника, ничего не замечая вокруг. Он видит цель и не видет на своём пути препятствий. Мы с Санычем еле успеваем за ним, хотя почти бежим. Дик заведён и не дай Бог ему попадётся Романов, он свернёт ему шею или отстрелит что-нибудь.

В кабинете сидят Романовы, отец и сын, и их семейный адвокат. Я знаю каждого из них и мне становится неловко от этой встречи. Я вхожу в кабинет вслед за Диком, встречаюсь взглядом, как с Димой, так и с его отцом. По коже пробегает холодок.

— Добрый вечер. — говорю я и поправляю волосы, невольно задумываясь — видно ли по мне, что несколько часов назад я делала минет Дику в машину? Мне кажется, что это у меня на лбу написано, что я поддалась греховности.

— привет, Ангелина! — спокойно говорит Леонид Сергеевич, отец Димы, по его глазам вижу осуждение. Приходится даже прикусить губу, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.

Романов старший был очень приятным и воспитанным мужчиной, не очень красивым, но ухоженным. У него были безупречный манеры и очень хитрые глаза. Дима пошёл в мать, намного симпатичнее своего отца внешне, но вот характер и ум у него были от отца.

— Какая приятная встреча на рассвете нового дня. — Дик садится напротив них, закинув ногу на ногу, образуя почти неприличную позу. Слишком вальяжную. Каждым своим движением он демонстрирует своё неуважение и пренебрежение к мужчинам.

Полковник занимает своё место, а я так и остаюсь стоять позади Дика, скрещивая руки, ожидая чего-то, прислоняясь спиной к тумбочке с документами.

— Александр, Вы угрожали моему клиенту табельным пистолетом, это из ряда вон выходящий прецедент. И уже не первый случай. Мой клиент готов отозвать своё заявление при условии, если Вы принесёте извинения и напишите заявление об уходе из органов. С Вашей неустойчивой психикой не стоит позорить форму…

Это уже слишком, даже я вспыхиваю от такого заявления, встречаюсь с Димой глазами и понимаю, что он наслаждается ситуацией. Ему приятно наблюдать за этой сценой, он хочет насолить Дику любой ценой. Неужели он так мелочно себя поведёт? Не могу поверить своим глазам.

— А кто сказал, что Дик кому-то угрожал оружием? — спрашиваю я, перебивая Дика пока он не сказал ничего, что навредит ему еще больше. Романовы смотрят на меня с нескрываемым раздражением, будто я совершила преступление.

— Лина, ты сама все видела. — Дима буквально давит на меня своим голосом, всем своим видом намекает, что я должна его поддержать. Знаю, что это не принесёт мне ничего хорошего, да и родители не оценят такого моего поступка, это скорее всего рассорит наши семьи, но я все равно говорю с уверенностью:

— В том то и дело, что я ничего не видела. — я говорю это ровным и абсолютно спокойным голосом, понимая, что выбор сделан. Это становится очевидным и Диме, который багровеет, приобретает свекольный оттенок, он бросает такой злобный взгляд на Дика, который напротив становится слишком довольный.

Я готова солгать и не дрогнуть ради этого несносного человека.

Они как два мальчика, которые не могут поделить игрушку.

— Свидетели не так важны в этом деле. Слово моего клиента против Вашего слова. Учитывая, что за Вами тянется шлейф правонарушений, поверят не Вам. А девушка лишь влюблённая дурочка, она скажет все, что Вы ей прикажите.

— Давайте не будем говорить в таком ключе об Ангелине. — Романов старший благородно поднимает руку, делая вид, что ему не приятно слышать обо мне плохое. — Девочка тут не причём, не нужно ее вмешивать. Надеюсь, у Александра хватит мужества не впутывать девушку…

— Это уже слишком. — у Дика столько неприязни в голосе, хотя он сохраняет расслабленную позу. И я уже знаю, что это обман. Он хитрый лис, который только делает вид, что на веселе и выпивший, на самом деле — он готов вгрызаться им в глотки. — Я предлагаю другой вариант… Вы убираете свои жопы на хрен отсюда, пока я не привлёк Вас, Леонид, по статье за взяточничество и мошенничество. Думаете, я не знаю все Ваши махинации и сделки? Например, кто снял ограничительные меры с рынка в Алтуфьево, на котором нашли сальмонеллез?

От слов Дика Романов старший белеет, сжимает зубы и гневно раздувает ноздри.

Я всегда знала, что наши семьи живут не на зарплаты отцов, но никогда не предполагала какие махинации они проворачивают.

— Щенок, да никто не пойдет против меня…

— Не был бы так самоуверен. — незнакомый голос заставляет всех присутствующих обернуться. В кабинет заходит высокий мужчина в чёрной рубашке и брюках, в дверях замирает его охранник. Мне не удаётся удержать нервный смешок, который вырывается из меня и некстати нарушает образовавшуюся тишину. — Лёня, по-моему, ты прихуел за эти годы.

Не нужно быть экстрасенсом, чтобы определить на глаз, высокий брюнет — отец Дика. Те же глаза, что и у братьев, те же движения и манера речи. Он заполняет собой все пространство.

— Георгий. Ты очень кстати. — выплёвывает Романов старший и скрещивает руки, он теряет весь свой лоск в присутствии этого человека. Есть в нем что-то царское.

— Чувствую себя отцом, которого вызвали в школу, чтобы разобраться с родителем мальчика, который пострадал. С детства приходится выслушивать, что мой сын кого-то отпиздюлил. — Он садит рядом с сыном, напротив Романовых, и это и вправду смотрится комично. Его слова одновременно и ругает его сына и унижают Романова, акцентируя внимание, что ему надрали задницу.

Два тридцатилетних мужика сидят с папами в кабинете у главы криминального отдела, разбираются с их помощью в своих отношениях.

В моей памяти всплывает, что Дима что-то говорил об отце Дика, но не могу вспомнить, что именно. Значит, отец Дика не последний человек в нашем городе, если Романов старший боится ему перечить, да и как он так быстро узнал о заявлении на его сына. Они что никогда не спят?

— Не смешные шутки — это ваша семейная черта. — цедит Дима.

— Мы стараемся. — почти одновременно говорят Дики и я вновь не удерживаюсь от нервного смешка.

— Давай так, Ленчик. Я не раздавлю карьеру твоего сынули и не отправлю тебя на пенсию, если Вы с сыном не прекратите этот цирк.

Романов старший бросает на меня взгляд. Я стою в стороне, как случайный слушатель. Полковник тоже уткнулся в бумаги и делает вид, что он тут случайно.

— Георгий… Твой сын переходит все границы, не…

Отец Дика очень непосредственен, расслаблен и уверен в своей правоте.

— Лёня, я считаю, что мальчики уже взрослые и могут разобраться сами. Пусть меряются письками, сколько им хочется. Их жизнь и личное дело, но когда ты начинаешь привлекать свои связи, чтобы нанести вред, готовься встретиться со мной.

Романов ничего не говорит. Ни слова. Лишь напряжённо сидит.

Кто же отец Дика?

Романов старший резко встаёт, стул на котором он сидел с грохотом падает, он просто цокает языком и говорит мне:

— Родители будут разочарованы тобой! — с этими словами он выходит. За ним следуют Дима и адвокат. Их война быстро терпит неудачу. Слишком быстро. Внутри меня образовывается зудение — этот бой будет стоить дорого для меня.

Внутри меня еще долго эхом раздаются его словами. Даже не сомневаюсь, что они донесут обо всем моим родителям, Мама будет в печали, не переживет, что я так поступила с ее любимым Димочкой.

— Ты позвонил ему? — спрашивает Дик, поворачиваясь к Полковнику. — какого хера?

— И правильно сделал. — обрывает мужчина и поворачивается ко мне, смотрит с нескрываемым интересом, бегло пробегает по мне лукавыми глазами. — А Вы, я так понимаю, причина скандала?

— Я думала, что причина скандала — нежный характер Вашего сына! — впиваюсь пальцами в свою же кожу. Не то, чтобы мне хотелось бросить вызов этому мужчине, настроить его против себя, но терпеть насмешки я тоже не собиралась.

Просто выдохлась за этот длинный день, слишком насыщенный на события.

— С зубками. — говорит Дик старший и поворачивается к сыну, но тот лишь встаёт, даже не глядя на отца. Впервые вижу Дика таким раздражённым. На виске у него вздулась синяя венка, которая стучит в унисон сердцу, протяжно и мощно. Лицо перекошено, вместо улыбки звериный оскал. Веселый пошляк преображается в дикого мента. На лице проступили глубокие морщинки, которых я раньше не замечала, они появились не от хорошей жизни, делали его старше и серьезнее.

— Саныч, это было низко с твоей стороны. — протягивает Дик, пряча руки в карманы. — Мы поехали домой, завтра опоздаем на работу.

Полковник не смотрит в глаза Дику, вырисовывает круги на белом листе.

Двигаясь все также стремительно, он перехватывает меня и направляется на выход, оттесняя охранника, который все также стоит на входе. Тот вежливо пропускает нас.

— Дик, но… — хочу остановить его. Чтобы ни было между мужчинами — не красиво оставлять его отца после того, как он помог. Если бы не он, Романовы бы не отступили. Было бы не важно ЧТО у них есть на Дика, они бы закрутили все основательно, нарисовали бы доказательства из воздуха. Понимая, что Дик не остановится, тихо бросая, оборачиваясь: До свидания!

На улице прохладно, удаётся наконец-то глотнуть свежего воздуха. От всего этого раскалывается голова.

На улице уже светло. Пять утра, как-никак.

— Дик. — повторяю я и ухватываю его за руку, пытаясь остановить. Он слабо поддаётся. — Посмотри на меня, пожалуйста. Может тебе стоит все же поговорить с отцом?

— Не влазь, Сиськастая. — бросает Дик, даже не оборачиваясь, открывает мне дверь в машину, показывая головой, чтобы я садилась.

На выходе показывается Дик старший, он также держит руки в карманах и походка у него такая же, как у сына. Непроизвольно сравниваю: какой из его сыновей похож на отца больше. Вениамин унаследовал лоск и царские, безупречные манеры, которые чувствовались в Дике старшем с первого взгляда. Он смотрел так, словно это был его участок и его город, все вокруг принадлежало ему. Мне сложно было судить о его характере, но, думаю, что он был мягче, чем у младшего брата.

Я не решилась сесть в машину, просто замерла, вкладывая в свой взгляд максимум нежности, чтобы поддержать и успокоить Дика, который еще не заметил отца, но учуял перемену.

— Будь мужиком уже, Сашка. Давай поговорим. — он подошёл ближе, но продолжая сохранять дистанцию, словно боялся спугнуть. — Столько лет прошло, а ты все шарахаешь от меня, как черт от ладана.

— За столько лет мог бы понять, что мне противно с тобой разговаривать. — в голосе Дика чувствуются скрытая боль и грусть, что-то серьезное в прошлом произошло между ними.

Дик старший делает тяжелый вздох, закрывает глаза, но остаётся стоять на месте, не сокращает расстояние, будто если он сделает шаг — Дик сразу заскочит в машину и умчит.

Я все же сажусь, не хочу быть лишним свидетелем семейных распрей. Даже в машине слышу их пререкания, как же они похожи. Может быть если бы Мама Дика была жива, она смогла бы примирить этих двух упрямых мужчин.

— Вот вроде уже не мальчик, тридцать лет, а ведёшь себя… — видно, как сильно мужчина себя сдерживает, с каким трудом подбирает нужные слова. Желваки ритмично двигаются от внутреннего напряжения. — Нравится тебе или нет, но я твой отец… Даже если ты будешь до конца своих дней вести себя, как ребёнок, я все равно буду твоим отцом… буду любить тебя и защищать… любым оружием, которое окажется у меня под рукой…

— По осторожнее с такими заявлениями, а то второй срок отсидишь… — Дик становится жёстче. Я не вижу его лица, но чувствую это через голос. — Люби и защищай, кого хочешь, про меня забудь только.

Это последнее, что говорит Дик, распахивает дверцу и садится в машину.

— Саш. — зовёт Дик старший и подходит к машине, стуча по стеклу. Саша нехотя открывает окно и его отец наклоняется, заглядывает в салон машины. Мне становится неудобно перед ним. — Было приятно познакомиться с Вами, Ангелина, Вы не обижайтесь на меня. Иногда бываю резок…

— Мне тоже. Все нор… — не успеваю договорить, потому что Дик выжимает газ, гонит подальше от этого места, бежит от собственного отца. Его даже трясёт, прикусывает губу гневно, чтобы сдержаться. Я не решаюсь ничего спросить. Чужая семья — потёмки.

— Я отвезу тебя к родителям. — наконец заговаривает он. Вроде ничего страшного не говорит, а мне кажется, что меня ударяют, нарушают внутреннее равновесие. Последнее место, куда мне хочется, дом моих родителей.

— А ты куда? — спрашиваю я дрожащим голосом.

Дик действует на меня удивительно, с каждым днем топчет моё самолюбие все сильнее, показывает мне, как сильно я от него завишу эмоционально. Делает из меня самую настоящую сабу.

— Мне нужно кое-что уладить. — холодно чеканит он. Понимаю, что в его голове происходит что-то нехорошее.

— Я поеду с тобой. — уверено говорю я. — Романов уже позвонил или сделает это в ближайшее время моим родителям, они точно не придут в восторг от случившегося, а я не готова сейчас воевать еще с ними… Ты действительно после всего случившегося хочешь оставить меня?

В ответ он лишь резко тормозит, ставя машину на аварийку. Венка пульсирует все сильнее.

— Майорова… — Дик откидывается на кожаном сиденье, задумчиво глядя на дорогу и как машины проносятся мимо нас. Миллионы москвичей и гостей столицы спешат на работу, жизнь кипит и не собирается останавливаться. — Меня ломает, я хочу выпить и раскурить косяк… Куда ты хочешь со мной? Обдолбаться?

Его слова меня не шокируют, вводят в транс. Я знала, что Дик любитель выпить и покурить, но не предполагала, что он настолько зависим, готов все бросить, просто обдолбаться и все.

— Да. — все же говорю я. — Я поеду с тобой, будем накуриваться вместе…

Дик издаёт нечто напоминающее смех.

— Дурочка ты, маленькая.

Даже не обижаюсь на него.

— Что у Вас произошло с отцом? — спрашиваю, потому что чувствую — Дик вышел из себя из-за встречи с родителем. Не уверена, что он раскроется, но мне хотелось бы попробовать отвлечь его, затушить разгорающийся пожар.

— Ничего. — отрезает он, уходит в себя, ощетинивается, становится похож на ежа.

— Выговорись, тебе станет легче. Я же рассказала тебе о «Жемчужном береге».

Дик тянется к бардачку и достаёт из него новую пачку сигарет, видимо для таких вот случаев, когда его нервы на пределе. Разрывает целлофан и выбрасывает его в окно.

Мы стоим на съезде, где нельзя останавливаться, как яркое пятно в серости утра.

— Мне было пять, а Вене десять, когда папу посадили в тюрьму, Мама сказала, что это ошибка и он ни в чем не виноват. — Дик затягивается с такой жадностью, после чего лениво выпускает горький дым, заполняющий салон автомобиля. — Папа на зоне как-то стал авторитетом, умудрялся даже деньги передавать, поэтому Мама могла себе позволить заниматься своими чертовыми фотографиями и не париться о заработке чистых денег. Она была талантливая и одержимая. Да она принципе ни о чем не парилась. Иногда мы ездили проведать отца. Было еще то мероприятие, нас с Веней это пугало до чертиков, я даже писался до лет семи, потому что мне снилось, как один из заключённых сбежал и схватил меня в плен.

Папа на встречах был просто душкой, интересовался постоянно, как у нас дела, слушал всю чушь, которую мы ему втирали. Уединялся с мамой, удивительно, как она не родила третьего после таких свиданий. Образцовый родитель, блядь, только убийца. Тогда мы этого с Веней еще не знали. Он вышел уже, когда маме поставили рак. Опять же, каким-то чудом нашёл деньги на ее дорогостоящее лечение. Веня был постарше и уже понимал, что отец находит их каким-то нечестным путём, он же не работает — откуда у него бабло?

Я же был, как Иван дурак, заглядывал ему в рот, считал, что он самый лучший. Прозрение ко мне пришло, когда мне было семнадцать. В школе повздорил с одним парнем старше меня из-за девушки, она мне даже не нравилась. Он был местным авторитетом, в кармане носил перочинный нож. Забил мне стрелку у завода «Серп и Молот». Мы пошли с братом вместе. Их собралось человек десять против нас двоих. Я школьник, брат в университете, а они все здоровые бугаи, некоторым лет под тридцать. Мы с Веней обосрались, конечно. Думали, все. А один из бугаев узнал нас, говорит:

«Так, это же малые Дики. Сыновья Дика.»

И представляешь, они все испугались. Они реально боялись, что мой отец убьёт их… Говорили, что Дик выпотрошит их, как рыбу.

Как мой интеллигентный Папа, кого-то может убить? Когда отец узнал об этой стрелке, а, как оказалось, его люди следили за нами, он прибыл на завод со своими парнями. Они почти до смерти забили пацанов… на наших глазах с Веней.

Мой папа был авторитет на зоне и вышел из неё авторитетом в девяностые. Он был, как Саша Белый из Бригады, крышевал пол города. Примерный семьянин на самом деле бандюга и убийца. Сейчас он легализовал свой бизнес, но он построен на кровавых деньгах. Я никогда не смотрел его личное дело, хотя у меня был доступ, не хочу разочароваться в нем еще больше…

Дик продолжает курить жадно, выкуривая все…

— Но он все равно твой папа, какой бы он ни был. Он всегда любил Вас и твою маму. Мой ворует, как беспринципная тварь, я для него всегда была и буду выгодным вложением. Ту, которую он хочет женить на толстом кошельке и укрепить семейные позиции.

После откровений Дика мы сидим еще несколько минут в тишине, он докуривает сигарету, каждый размышляете о чем-то своём. После Дик поворачивает ключ и двигатель бесшумно заводится.

— Ну окей, следующая остановка — Крым.

— Пиздатенько. — Дик цокает языком, гоняя барбариску во рту. Сущий ребенок. В аэропорту он купил зеркальные очки и теперь красовался в них, изображая из себя голливудскую звезду, притягивая к себе женские взгляды. Даже его вызывающие причмокивания не портят картину.

Он притягивает женщин, как лампа светлячков. Всматриваюсь в его лицо, пытаюсь определить секрет соблазнения Александра Дика. Теряюсь. Он истощает чистый секс. Каждой клеткой. В нем все притягательно.

Еще он сумасбродный и непредсказуемый. Сорваться сразу в аэропорт, никому ничего не говоря, чистое безумие. Слава богу, паспорта были при нас. Полковник не будет рад, когда спохватится.

И вот мы в новеньком аэропорту Симферополя. Усталые и потные, не позаботившиеся о гостинице, стоим посередине и рассматриваем крымские колориты. Дик наслаждаясь архитектурой, я предаваясь воспоминаниям.

— Девять лет назад тут было скромнее.

Дик притягивает меня к себе, сжимает ягодицу, продолжая гонять во рту леденец. За время полета он успокоился и превратился вновь в похабного весельчака. Но я то знаю, что скрывается за всем этим. Внутри, под толстой кожей скрывается мрачный мужчина. Мне нравятся оба.

Подталкиваемая давлением руки несносного кобеля, прижимаюсь к его груди, вдыхаю мужской запах. От него пахнет адской смесью: сигаретами, алкоголем и потом. Для меня лучше любого дорогого парфюма, запах настоящего мужчины, терпкий и крепкий, крышесносный.

— Знаешь, пошёл сорок восьмой час, как мои яйца полные и их некому опустошить. Маленький минет не считается. Такого не было с восьмого класса… Если бы ты не была девственница, я бы отвёл тебя вон в те декоративные кусты и натянул на свой член. — он даже не пытается говорить тихо. Я вспыхиваю, в панике смотря по сторонам. Мужчина с небольшим чемоданом чуть не падает, заслушиваясь Дика и не замечая киоск на своём пути. Любой бы шарахнулся, услышав такое, но моего спутника не смутить.

— Тише, Чертов извращенец! — отчаянно шепчу я, хотя трусы уже промокли насквозь от его слов.

Коленки непроизвольно, неестественно дергаются, поддаваясь внутреннему напряжению и нарастающему неудовлетворенному напряжению. Наша прелюдия затянулась.

Последние сутки, я как оголенный провод, либо сама сгорю дотла, либо спалю всех окружающих. Чувствую все так остро. На грани. Дик заманивает меня, показывает заветный плод, искушает и не даёт.

Он увлекает меня за собой. Покорно следую за ним по пятам, чувствуя струйки пота по всему телу. И дело далеко не в Крымской жаре, в аэропорту кондиционер справляет со своей работой, даже прохладно. Дело в высоком мужчине в свободной футболке, которая не скрывает рельефа его тела. При каждом движении она натягивается и демонстрирует мощь, скрытую силу.

Боже, Дик. Кто создал тебя такого…

Дик арендует в аэропорту машину с откидным верхом, облизывается на нее, поглаживает. Даже немного начинаю ревновать его к машине, он так нежен с ней, в каждом прикосновении страсть.

— Какая малышка. — протягивает он и открывает мне дверь. — Знаешь, как приятно будет елозить попкой по коже этого салона?

— Фу. Представь сколько жоп по ней уже елозило? — я смеюсь. Все знают, что арендованные машины долго не живут, их не берегут и не чистят. А еще в них очень часто трахаются такие, как Дик.

— Не будь занудой, Сиськастая! — он демонстративно закатывает глаза.

— Хватит так ко мне обращаться! — пихаю его, хотя обиды совсем нет. Я уже примирилась с этим интимным прозвищем. Из его уст даже приятно.

— А как мне еще тебя называть? — волосы Дика развиваются на ветру, он разгоняется и заразительно смеётся. — М?

— По имени. Меня зовут Ангелина, можно Лина… — протягиваю я, устраиваясь на сиденье с ногами.

— Так тебя называют все, а как МНЕ тебя называть? Тому, кому ты делаешь минет в машине? — говорит он вполне серьезно, даже улыбки нет на лице. В начале нашего знакомства я бы подумала, что он пытается меня оскорбить, но сейчас знаю, что Дик просто называет вещи свои именами. Намекает, что наши отношения вышли за рамки профессиональных.

Мы знакомы меньше месяца, а уже такие перемены.

Пожимаю плечами. Я не сторонница типичных прозвищей, перебора зоопарка при обращении к друг другу.

Снимаю с Дика очки и надеваю их, строю гримасу. Завязываю футболку под грудью, превращая ее в топик, оголяя свой пупок. Не все же Дику меня провоцировать, я тоже кое-что умею.

Раздуваюсь, скидываю кроссовки и закидываю ноги на панель, скрещивая их. Откидываю кресло немного назад, вытягиваюсь, греясь в солнечных лучках. Чувствую себя кошкой. А еще кожа покалывает от его взгляда, чувствую это даже не глядя на него.

Ощущаю, как его член поднимается. Запускаю руку в джинсы, глажу кожу, делаю вид, что ласкаю себя.

— Блядь. Сиськастая! — Дик заводится. Сразу же. От такой мелочи. Скольжу ладонью по своему животу, глядя на безоблачное небо. Может быть на моего спутника и влияет длительное воздержание, но я думаю, что на него все же так влияю я…

Дик ускоряется, машина чуть ли не взлетает. Не знаю куда мы направляемся, хоть в пучину ада…

Резиденция Вилла Елена.

Я чуть ли не плачу от смеха. Только русским может прийти в голову так назвать гостиницу.

Самая дорогая гостиница Крымского полуострова выглядит жалкой пародией зарубежных конкурентов. Видимо изначально владельцы хотели придать старому зданию больше лоска и античности, но вышло смешно и нелепо. Несуразные статуи по всей территории вызывают только смех.

Но я мало что замечаю. Это был самый быстрый заезд в гостиницу в моей жизни. Дик умеет добиваться желаемого. Особенно, когда у него член колом. Он не церемонится. Получив электронный ключ от номера, он забрасывает меня на плечо, в этом жесте нет ничего лакскового, просто так быстрее.

Дик, как пещерный человек, тащит меня, словно добычу, в берлогу. Я не сопротивляюсь. Футболка задралась, демонстрируя мой лифчик.

Номера в этой гостинице намного лучше, чем территория. Очень просторно и вид на море. Дик не пожадничал на номере.

Судьба играет со мной злую шутку. Почти десять лет назад в этом городе, всего в паре километров отсюда, меня чуть насильно не лишили девственности. А теперь меня, на все готовую, бросает мужчина на кровать. Он рычит. Сдирает с меня футболку, превращая ее в клочок ткани.

Он зубами хватает меня за лифчик и трепет его как собака, освобождая мою грудь. Сминает ее, трется носом о ложбинку меж грудей. Сжимает их и зарывается лицом.

— Сладенькие сисечки… — хмыкает он, целуя меня. Трахая меня языком, продолжая мять грудь до синяков. мне остается только стонать ему в рот.

Ранее любимая мной мелодия настойчиво портит момент, разрывая тишину. Кто-то меня хочет. Настойчиво звонит.

— Нужно поднять. — шепчу я, пытаясь достать телефон из кармана джинс. Все мои вещи распиханы по карманам, как у подростка.

— Нет. — отрезает Дик, переворачивая меня, ставя раком перед собой. Он стягивает с меня джинсы, не расстёгивая их, ткань трещит, расходится по бокам. — Я слишком долго, блядь, ждал. Самое время открыть бутылочку вина, слишком долго оно стоит не пробованное…

Дик покусывает мою кожу на спине, пробегает языком по позвонку. Я прогибаюсь, не сдерживая стон. Меня заводит прелюдия, но я уже готова. Не нужно разогревать. Перегретое блюдо невкусное.

Слышу, как Дик снимает с себя футболку, расстёгивает джинсы. Его армейский жетон позвякивает в такт его движениям.

Господи. Не могу больше ждать. Ноги судорогой сводит в изнеможении. Сама сейчас насажусь на его член, отбрасывая приличие. Положено ли девственницам быть таким нетерпеливым?

Телефон оказывается у моего лица. Сорок пропущенных от мамы и папы, неудивительно после ночных событий.

«Что ты творишь? У твоего отца сердечный приступ!» — сообщение от мамы, которое охлаждает мой пыл.

— Дик… Дик… — шепчу я, переворачиваясь на спину и беря в руки телефон.

— Ты права, в этой позе для первого раза лучше. — он целует мой живот, спускается ниже, облизывает складочки. Трудно сдержать стон, сосредоточиться.

— Мне нужно позвонить. — дрожащим голосом говорю я.

— Сейчас?!?! — хрипит он, не веря своим ушам, требовательно сжимая мои бёдра и притягивая к себе ближе. Он выпрямляется. Дик трется членом о мои губки, его яйца игриво шлепают меня. С каждым шлепком я подрагиваю от сладостного чувства предвкушения. Истома пробегает по всему телу.

Хочу. Хочу. Хочу.

— Моему отцу плохо. — выговариваю я, стараясь отодвинуться от него, слушая гудки в трубке. Мои слова его никак не останавливают. Дик берет член в руку и немного подначивает его, потирает нежную головку о мой клитор.

— Мааам! — судорожно говорю я, пытаясь одной рукой защититься от этой пытки. Прошу одними губами остановиться. Разум кричит — собраться с мыслями, нужно поговорить с мамой, а тело хочет, чтобы тёплая головка соскользнула вниз и этот мужчина уже сделал толчок. — Что с папой?

— Он в больнице. — истерично взвизгивает она. — И все из-за тебя маленькая, избалованная сучка! Мы не так тебя воспитывали, чтобы ты нас позорила и связывалась со всяким сбродом. Ты опозорила нашу семью! Чем ты думала? Нет, чем… я понимаю. Только тебе жить с этим! Если умрет, это будет твоя вина!

Сжимаю телефон сильнее, меняясь в лице. Смотрю на Дика огромными глазами, он улавливает перемену, приподнимает вопросительно бровь.

— Мам, что с ПА-ПОЙ? Ты можешь объяснить? — в ответ лишь гудки. По моим щекам начинают течь слезы.

— Да твою мать, блядь! Вы издеваетесь? — Дик поднимает руки вверх и смотрит на потолок, словно обращается к Богу.

Дик.

Если бы я верил в Бога, то подумал бы, что меня наказывают за блуд и разврат. Господь решил поманить меня самым сладким плодом и потом показать кукиш, поиздеваться над моим самообладанием. Эта девочка создана для плотских утех. Совершенный рот с сильными губами, как они ласкают член, умопомрачительно.

А киска? Розовенькая и гладкая. Уверен, что она трудяга, способна на длительные секс-марафоны. Она соблазнительно подрагивает и краснеет при виде моего члена. Когда возбуждается — капельки смазки блестят на ней, как роса на лепестках роз. Девственная киска для моего бывалого кота…

У меня яйца сводит, головка распухла от предвкушения, слышишь, Господи? Скоро смогу стрелять по преступникам из члена, потому что моя сперма превратится в камень от такого длительного воздержания. Я в школе последний раз так бегал за девчонкой. Что еще ты хочешь? На коленях поползать и помолиться? Я могу, не обломлюсь…если это приведёт к необходимому результату.

Засовываю колом стоящий хер в трусы и притягиваю к себе Сиськастую, которая беззвучно ревет и раз за разом набирает номер телефона матери. А меня от злости колотит. Ее отец, здоровый бычара, не умрет даже, если по нему танк проедет, так почему его сердечко зашалило именно сейчас? Этот козел даже заболеть не может в нужное время. Не верю я, что он лежит в больнице.

Член болезненно дергается на малышку в моих руках. Ахуеваю сам с себя. Ее нагнуть и отыметь, она не будет против, вижу даже, как смазка блестит на ее бёдрах. Ангелина хочет меня не меньше моего. Но почему-то церемонюсь, переживаю за нее. С этими девственницами одни проблемы. Поэтому я не связываюсь с ними.

— Хватит наяривать. — рявкаю грубо, она вздрагивает. — сейчас попрошу Веню, он все узнает.

Стискиваю зубы, чтобы не зарычать, раздражение копится и скоро я буду крушить и ломать все вокруг. Неудовлетворение отвратительно на мне сказывается, становлюсь диким животным, желания и мысли которого сводятся исключительно к траху. Нельзя лишать меня пищи. Еще несколько часов и я трахну телку с ресепшена, не могу больше…

Когда я отказался от других баб и решил, что буду трахаться только с Белоснежкой? Я не связываюсь с дамочками, хранящими себя для одного единственного. Они скучные, ждут, когда мужчина будет выкладываться для них, ублажать, а они только и будут, что стонать сладко. Брёвна.

Выдыхаю, набирая сообщение брату, для него это два пальца обоссать, быстро все сделает.

Когда Лина попросила трахнуть ее в машине, я ощутил, как сперма поднимается от члена к голове, струится по моим извилинам и дурманит, вводит в состояние спермотоксикоза. Еще немного и из носа пошло бы семя. С этого момента я так яростно желал эту аппетитную попу, что больше ни о чем не мог думать.

А ее минет? Отвал башки вместе с головкой. Такая неопытная, но старательная. Сладкий ротик с бархатным язычком.

Девчонке нужны отношения: романтичные свидания, ужины с родителями и сериалы по выходным. А меня тошнит от этого всего. Мне быстро надоедает секс с одной женщиной, она приедается мне, становится прочитанной книгой, хочу окунуться в новую историю. Слишком хорошо к ней отношусь, чтобы поматросить и бросить ее.

Но стоило ей уволиться, показаться с Романовым… темная сторона меня проснулась, заиграли гены убийцы. Она обнимала его, как стриптизерша шест, внутри меня закипела такая злость. Хотел переломать руки обоим. Как этот щегол мог трогать то, что должно быть моим? Маленькая сучка вела себя упрямо, говорила стервозным голосом, а глаза ее выдавали с потрохами, смотрела на меня влюблённо. От этого у меня яйца вибрировали…

Решила на зло мне — переспать с ним, какие бы причины она не находила в своей красивой головке, для меня все очевидно — ее задел мой отказ, обидел, решила показать, что все это были шуточки. Мелкая дурочка, даже не женщина еще.

Может ради этой штучки со сладкими дынями попробовать? Она принимает меня таким, как есть. Старается. Вижу это…

Попробовал, блядь. Скоро дрочить буду пробовать. Такими темпами член отсохнет и пробовать нечем будет.

Передёргивать на сухую, чтобы унять стресс.

Ангелина не спешит одеваться, разгуливает по номеру голая. Для девственницы она слишком раскрепощенная. Подходит к столу, наливает в стакан воды, не подозревая, как действует на меня. Невинное, заплаканное выражение лица распаляет еще сильнее. При каждом ее шаге тяжелая грудь подрагивает, соблазнительно колышется.

Сучка.

Вытираю со лба пот тыльной стороной ладони, это уже слишком даже для меня.

Веня присылает ответ. Не удивлен. Усмехаюсь.

— Все с твоим отцом хорошо. Тебя обманули. Он дома с матерью. Врача никакого не вызывали к ним.

Ангелина замирает, смотрит на меня удивленно, к ней не сразу приходит осознание. Она выдыхает и садится на край кровати, убирая волосы за уши.

— прости меня. — шмыгает носом, как маленькая девочка. — Я приношу одни неприятности. Проклятая, наверное…

— Не говори глупости, отработаешь все. — поправляю трусы и ухожу в ванную. Работа отвлекает от пошлых мыслей. — Я в душ, нужно же как охолодить моего дружка.

Ангелина.

Еще девять лет назад я поняла, что мои родители живут по определенным правилам, которые диктуют люди их окружения. Правила очень просты: деньги идут к деньгам, держись своих и тогда все будет хорошо.

Романовы были своими, и какие бы они не были плохие и чтобы не делали, нужно было им помогать и держаться их. Если я отвергала их сына, значит делала что-то во вред своей семье. Деньги должны идти к деньгам, а я не стремилась приумножать капитал.

Что еще делать с таким непутевым ребёнком?

Девять лет назад я «клеветала» на элитный детский лагерь, которые организовало папино руководство, могла нанести вред его карьере и не понимала это. Плевала в кормушку. И теперь вот то же самое. Они решили манипулировать мной.

Трудно это принять, но родители мои подарок.

Было ужасно стыдно перед Диком, он рвал и метал, ходит сам не свой, почти не разговаривал со мной. Вёл себя не много отчужденно, когда вышел из душа. Понимаю, что для мужчины очень болезненно не получить желаемого, я и сама на пределе — четко ощущаю пустоту между моих ног. При каждом движении губки нетерпеливо сжимаются и просят их растянуть…

Дик был настроен на работу, нужно было съездить в местный участок и покопаться в архивах. Изучить убийства и поспрашивать аккуратно людей об этом лагере. Он так был занят делом, игнорируя мои попытки поговорить с ним. Пришлось отступить, подождать когда он успокоится.

Уложив волосы в тугой пучок, я закрыла номер и поспешила в лобби. Дик должен меня ждать там, он спустился пораньше, чтобы купить кофе.

Моего спутника я нашла сразу у ресепшена, такой мужчина бросается в глаза. Красавчик в дорогих очках, прислонившись вальяжно к стойке, с улыбкой болтал с сексуальной украиночкой, заглядывающей ему в рот. Он откровенно флиртовал с ней, источая все своё очарование. Змей искуситель. Дик мог соблазнить любую, даже самую стойкую из всех.

Не получив желаемое, Дик поспешил туда, где его накормят.

К таким мужчинам, как Дик должна прикладываться инструкция об использовании. Как говорить, чем кормить и что делать с ними в постеле, чтобы он не смотрел на сторону. Потому что сколько волка не корми — все равно в лес смотрит.

Руки чесались придушить изменника, а сопернице выдрать скальп, но остатки гордости успокоили меня и заставили спокойно подойти к ним, нацепив милую улыбочку.

— Мне пора идти, было приятно болтать, красавица. — от сладости в его голосе у меня все слиплось. Мудозвон очкастый.

— Наговорился? — фыркаю я.

— Да. Узнал кое-что про лагерь для извращенцев. — Дик снимает очки и приобретает деловой вид. — Сиськастая, давай кое-что сразу обговорим на берегу, окей? Я не Дима, не буду прыгать перед тобой на задних лапках, выпрашивая куни на ужин. Да — не праведник и люблю трахаться, но я не лжец, если меня потянет на сторону или я присуну кому-нибудь, то скажу об этом, окей? Не нужно меня уличать в связи с каждой бабой с которой я общаюсь.

Его слова заставляют меня одновременно и смутиться и разозлиться. Конечно, глупо ожидать, что он оденет футболку с моей фотографией, которая будет кричать — я занят, но и что он продолжит общаться с женщинами в той же манере — как минимум, не приятно.

Мы подходим к кабриолету. Дик не открывает мне дверь и раздраженно плюхается на сиденье.

— Мало того, что хожу из-за тебя с полными яйцами, так еще и сцены устраиваешь.

— Я и слова не сказала. — ворчу я, снова отступая назад. С Диком я вообще и слова не говорю, только и делаю, что прогибаюсь под него.

Мы едем в полной тишине. Я даже не знаю куда, остаётся довериться Дику, который в состоянии сексуального неудовлетворения не такой веселый и харизматичный, как обычно. Лицо мужчины напряжено, скулы натянули гладкую кожу, а голубые глаза готовы испепелять в негодовании.

Мы подъехали к местному полицейскому участку в плачевном состоянии. Я его узнаю сразу же. Воспоминания обрушиваются на голову, во рту проступает горечь. Я была тут девять лет назад, пыталась рассказать обо всем, о том, как меня пытались изнасиловать. В прошлый раз меня засмеяли.

За эти долгие девять лет ничего не изменилось: ни ремонт ни люди. Все на своих местах, даже плакат с Мадонной, который и тогда был не к месту и не очень новый. Узнаю даже постаревшие лица, которые въелись в моё сознание и даже несколько раз снились в детстве. Ненавижу каждого из них — некомпетентные ублюдки.

— Здравствуйте. — громко командует Дик, оглядывая мужчин, он смотрит на них с высока, как на мусор. В эту минуту получаю истинной удовольствие. — А где главный?

— А ты кто?

— Хуй в пальто. — Дик подходит совсем близко к самому борзому. — Я жду ответа на свой вопрос.

Наверное, солидность Дика в купе с машиной на которой мы приехали, это не могло остаться незамеченным, а также его наглость, делают своё дело.

— В кабинете — мужчина отходит и не решается больше ничего сказать. Дик практически с ноги открывает дверь в кабинет, даже не стучась.

— Проверка из Москвы, хули на часах обед, а Вы чаи гоняете? — рявкает он и все отскакивают одновременно. Я еле сдерживаю улыбку. Происходящее напоминает мне всем известную пьесу «Ревизора». Дик играет блестяще свою роль. — Александр Дик!

— Д-Дик. Дик? Тот самый Дик?

Фамилия из трёх букв скандируется из угла в угол, повторяется и пробуется на вкус. Все они хотят посмотреть на самого известного следователя в России. Дик производит эффект на всех. Помню я и сама была в первый раз в некотором шоке при виде него.

Слишком молод, вальяжен и нагл. Он похож на мажора, актера, но никак ни на полицейского, следователя с зарплатой, дай бог, пятьдесят тысяч. Русские следователи на кабриолетах не ездят и не ходят со своими телочками по участкам.

Пытливые взгляды перемещаются на меня. Я лишь натянуто улыбаюсь.

— А з-з-з-зачем Вы к нам? — главного явно накрывает, не ожидает ни прессинга ни выдуманной проверки. Мужчину шестидесяти лет трясёт.

— по одному государственному делу. — отвечает мой спутник. — Кстати, знакомьтесь, моя напарница — Снежана Сиськова.

— Снежана…?

— Сиськова, дал же бабе фамилию, а? — Дик плюхается на стул и игриво дергает бровями. Хочется ударить его за этот цирк. Думала, никто не поверит. Но мужики пошло улыбаются, но никто и в мыслях не держит, что это наглец просто разыгрывает их. — Хрен, с фамилией, мне доступ к архиву нужен, Ермолаев.

А Дик значит подготовился, фамилии изучил работников. Мужчина кивает как болванчик.

— Да да, конечно. Петрушка!! Организуй! — мужчина так сильно гэкает. На его зов бежит молодой Петрушка, который косится на меня с вожделением, почти облизуясь. — Хотите чаю, кофе, чего-нибудь покрепче?

Ермолаев оговорившись про «покрепче», сразу жалеет об этом, потому что Дик кривится и с таким остервенением смотрит на него, что тот почти лезет под стол, чтобы спрятаться от Московского следователя. Дик театрально закатывает глаза и незаметно подмигивает мне. Мужчина невыносим.

— Проводить в архив? — спрашивает робко Петрушка. Все остальные притаились и попрятались.

— Ну проводи. — Дик резко встаёт и стремительно выходит из кабинета. — Сиськова не отставай!

— Зачем все эти придумки с моей фамилией? — стараюсь говорить тихо, чтобы нас не услышали, но мне отчаянно хочется ударить этого несносного парня. Проломить ему череп, чтобы мозги стали на место, и он перестал играться.

— А ты предлагаешь поднять старое дело, где фигурирует твоя настоящая фамилии и показать всем — ой, смотрите, вот это та самая девочка?

Стискиваю зубы. Он прав.

— Хорошо. — цежу я. — Зачем фарс, нельзя было выбрать фамилию попроще?

— Можно было, но у меня в голове постоянно крутится «Сиськастая». — Дик крутит пальцев в воздухе, начиная ржать как конь.

Вот что меня привлекло в этом несносном кобеле?

Мы долго копаемся в папках, ищем дела о которых говорил Веня. Мое дело находим почти сразу; небольшая папка с двумя листиками — моё заявление и заключение следователя о том, что я была под наркотическими веществами. На бумажке подпись Ермолаева. Долго и со злостью читаю бумагу, во мне разгорается желание мести. Хочется найти преступников и утереть нос этому козлу.

— Нашёл дело изрезанного трупа. — Дик кидает пыльную папку на стол, поднимая в воздух вековую затхлость. Я тут же чихаю, открывая ее. Внутри снова не особо много информации: куцое заключение об убийстве и две фотографии.

— Отвратительно ведутся дела. — фыркаю я, наблюдая за Диком. — тут фото ужасные. Не разглядеть ни лицо ни раны, все размазано. Да и заключение маленькое, только для протокола. Вскрытие не проводилось, потому что причина смерти была очевидна!

— А труп не узнаешь? Ну похож на того, на которого упал шкаф?

Еще раз смотрю на тело, покрытое коркой кровью и облепленное опавшими листьями. Трудно сказать уверенно спустя девять лет — похож или нет.

— Комплекция похожа, рост… лица не рассмотреть… не могу сказать с уверенностью на сто процентов.

— Значит он. — убеждённо говорит Дик, кидая мне еще одну папку. — Слишком много совпадений. И вскрытие и фото в таком качестве преднамеренно, кто-то заметал следы.

После его слов я в страхе оглядываюсь, ожидая увидеть пол отдела, следящих за нами.

— Думаешь, они заодно?

— Уверен. — отвечает Дик. — У тебя в руках папка про девочку, которая убила соседку и повесилась. Нафоткай дело, потом посмотрим.

Я послушно открываю папку, смахивая комки пыли и приступаю к своему поручению, параллельно скользя взглядом по тому, что там. Несколько фотографий жертв — девушек. Достаточно красивых. При виде закаменевших, неживых лиц испытываю немой ужас.

Отчеты вновь скупы на информацию. Просто фамилии и очевидные факты, нет никаких протоколов допросов свидетелей, почти ничего. Из того, что есть в этой папке нельзя ничего выжать. Дик прав, кто-то намеренно скрывает информацию.

— Ты сказал, что с девушкой с ресепшена говорил о лагере, что она рассказала?

— Что слышала о таком, а сейчас здание заброшено, принадлежит кому-то из администрации. Раньше там отдыхали дети богатеем, но после того как наркоманка поубивала там девчонок, лагерь прикрыли. Еще говорят, что там царил разврат, девушки так и ездили в местную больницу для прерывания беременности.

Отвожу взгляд, вспоминаю, как мою соседку трахали сразу несколько парней. Зрелище не для слабонервных. В этом не было ничего эротичного, это напоминало экзекуцию, чистое насилие.

— Я все отфотографировала. — выдавливаю тихо я.

— Хорошо, давай мне сюда, я уберу их на место — не хочу светить, что именно мы смотрели. — Дик убирает папки по местам и вытягивает самую толстую папку. Счастливо трясёт ей передо мной. — Это дело местного маньяка, оно так и не раскрыто. Сделаем вид, что приехали по его душу.

Бессонная ночь. Перелёт. Страстное заселение. Облом. Сцена ревности. Пыль в архиве.

Я выдохлась. Устала. Хочу спать. Перечитываю вдоль и поперёк все, что было в папках, чтобы найти любую ниточку. Параллельно вбиваю имена в интернете. Ищу зацепки, может что кто писал?

Дик сдал машину в мойку, захотел почистить свою ласточку. И теперь она блестела и сияла.

Женщины при виде его рядом с кабриолетом чуть ли сами не подходили к нему познакомиться, и их не останавливало, что рядом сижу я. Либо я была так безлика, либо Дик был так притягателен…

— Давай здесь остановимся. — Дик сворачивает к съезду у самого серпантина. — Хочу кое-что попробовать.

— Скоро стемнеет, может имеет смысл проехать серпантин до захода солнца? — говорю я, почти засыпая.

— Может быть. — тихо тянет он, паркуюсь и отстегивая ремень. — Но я уже говорил тебе, что хочу посмотреть, как твоя попка будет елозить по коже этого салона. Ради этого я даже оплатил чистку салона. Лично контролировал, чтобы все отдраили и ты могла не беспокоиться…

Сон улетучивается; словно и усталости не было. Вспыхиваю по щелчку пальцев.

Я такая грязная и порочная, как шлюха уже готовая ко всему.

Дик даже не притронулся ко мне еще, а я уже вся влажная, теку для него. Задыхаюсь от жара, сжирающего меня, делающего пластилиновой. Джинсы неприятно сдавливают все тело.

С моих губ уже срываются стоны от накатившего возбуждения. Еложу по кожаному сиденью, как этого и хотел Дик, пока еще в трусиках, но это не долго продлится.

Дик паркуется на съезде, скрытом ото всех каменистым выступом и зеленью. Нам открывается прекрасный вид на Чёрное море, но словно не замечаю этого. Мои мысли заняты совсем другим. Меня даже не заботит то, что нас могут увидеть.

— сиськастая. — голос Дика щекочет моё ухо. Я словно села на американские горки и теперь приближаюсь к чертовому колесу. Сердце бьется как сумасшедшее, а грудь распирает от нахлынувших эмоций. Готовлюсь спуститься на скорости вниз головой…

В этом отвратительном, даже немного оскорбительном прозвище столько нежности, что я мурчу. Пусть называет. Я горжусь своей грудью, которая сейчас набухла от сладостного томления.

Падаю назад, вслед за сиденьем, которые он так резко опустил. Дик подминает меня под себя, располагаясь между моих ног. Его руки нетерпеливо забираются под мою футболку, судорожно нащупывая грудь, которая рвётся из лифчика к нему навстречу. Так и просит его ласки.

Мне остается только облизывать пересохшие губы.

Он грубо, как голодный зверь, сдирает лифчик с меня, превращая дорогую, кружевную ткань в бессмысленный набор тесёмок. Отбрасывает его за ненадобностью, мой лиф сразу же виснет на дереве, как улика того, что здесь произойдёт. Он как белый флаг моей капитуляции.

Вслед за лифчиком висеть на дерево отправляет моя футболка. Лишаясь одежды я обретаю свободу, меня словно освобождают от цепей. Сразу же становится дышать легче, но одновременно с этим меня словно поджаривают на костре. Языки адского пламени лижут моё тело.

Дик так близко, он совсем рядом. Сейчас он только мой.

Чувствую его стальные мышцы, которые соблазнительно перекатываются при каждом движении. Нерешительно глажу их, чувствую исходящую мощь. Кажется, что он годами пытал своё тело тренировками в спортзале, превращая себя в греческого Бога, но я знаю его. Единственный спорт, который он признаёт — секс. Эти тренировки он никогда не пропускает.

Он родился таким.

Мужчина покрывает моё тело поцелуями, ставит печати, отмечая, что я принадлежу ему. Он нетерпелив, не сдерживает себя и не старается быть аккуратным. Дик прикусывает мою кожу, сдавливает зубами нежную плоть, оставляя засос.

Я прижимаю его к себе сильнее, впиваюсь ногтями в его спину, оставляю красные полосы. Мне мало его диких ласк, жажду ощутить его в себе. Чувство незаполненности распирает меня. Нежные складочки недовольно вибрируют, чувствую его член через ткань. Моё тело хочет его.

Остаюсь в одних трусах перед соблазнителем, готовая податься пороку и последовать за ним куда угодно, хоть на край света. Я душу готова продать лишь бы это не прекращалось.

— Как же я хочу тебя. — он отодвигает промокшие насквозь трусики и раздвигает мою плоть, пробираясь внутрь. Слегка натягивает кружево, которое застряло между губок и впивается в истекающую соком плоть.

— Да… — у меня плохо получается себя контролировать. Мой крик слышен по всему побережью, на него могут сбежаться люди.

Дику доставляет удовольствие мучить меня. Он играет с моим клитором, как кот с мышкой — загоняет и любуется ее трепыханиями. Когда я оказываюсь на грани, готовая кончить, он приспускает штаны и трется бархатной головкой о мои губки.

Раздвигаю ноги шире, приподнимая таз, стараясь потереться о него. Мои силы на исходе.

— Для девственницы ты слишком не терпеливая.

— Хватит болтать, Дик! Если бы я хотела разводить разговоры, то позвала бы Романова! — притягиваю ладонями его лицо и раздвигаю языком его зубы, приводя пальцами по милым ямочкам, наслаждаясь его вкусом. Дразню его в ответ, чувствую, как член наливается кровью, пульсирует сильнее.

— Маленькая сучка! — Дик входит в меня с одного толчка, заполняет до отказа до самой матки, заполняя пустоту внутри. Меня подбрасывает, хватаюсь за сиденье машины, чтобы не упасть в пропасть.

Небольшая боль, легкое жжение внизу живота — ничто по сравнению с той сладкой пульсацией, которая нарастает, отправляя меня в океан удовольствия.

Дик начинает двигаться медленно, постепенно ускоряясь, наращивая пульсацию между ног. Клитор позорно набух, потираясь о тело мужчины.

Нечто горячее, сексуальное и влажное переполняет меня. Мир взрывается на молекулы.

Оргазм накрывает, заставляя все мышцы моего тела судорожно сокращаться.

— О, Дик! — припадаю к нему, как путник к воде в пустыне.

Подруги рассказывали, что в первый раз больно и неприятно. Я же не почувствовала ничего кроме сладостного наслаждения.

Дик еще двигался во мне, а мне уже было мало. Я хотела его еще, начиная двигаться ему навстречу.

Его тихий смех и улыбка в глазах подбадривали меня.

Он шумно задышал, прикусывая мочку моего уха и заполняя меня своим горячим семенем. Казалось, что внутри меня бьет гейзер.

— Лина.

Наши потные тела скользили по кожаной обивке, оставляя следы слияния наших тел. Мы были переплетены, как единой целое.

Дик сел и стянул с себя джинсы, оставаясь в боксёрах. Его бугристый член стоял по стойке смирно на все готовый, как солдат на построении. Совершенный, огромный.

Я залюбовалась им, следя за его раскачиванием.

— Выходи из машины. — приказывает Дик, покидая кабриолет и быстро оказываясь около меня. Он открывает дверь и помогает мне выбраться. Тело не слушается меня, оно разомлело после оргазма и было так лениво.

Дик прижимает меня к капоту, насильно наклоняя. Разгоряченная грудь с опухшими сосками касается ледяного металла машины. Контраст температур вызывает во мне новую волну желания. Содрогаюсь всем телом, как от удара тока.

Дик захватывает мои руки и зажимает их над моей головой, растягивает моё тело на капоте машине, широко растравляя трясущиеся ноги. Мне неудобно, хочется немного поменять положение, чтобы стало комфортнее, но он не даёт, оставляет как есть.

Конечности немеют в таком положении. Дик хлопает меня по ягодице, шлепок разрывает тишину.

— Чтобы я больше не слышал о других мужчинах. — говорит он, проводя ладонью по моим липким складочкам, которые покраснели, принимая его в себя. Они трудились и заслуживают более бережного отношения, но Дику плевать. Он поглаживает и пощипывает плоть, заставляя извиваться. — Тебя трахать буду только я. Как захочу.

Он проталкивает головку, дразнит меня. Ждёт моего подчинения. Погружается в меня не до конца, только мучая.

Пытаюсь выгнуться и податься ему навстречу, но Дик пресекает мою попытку, до боли сжимая ягодицу, оставляя отметины на белой коже.

— Хорошо. — всхлипываю не в силах больше это терпеть. Все мои чувства сводятся к жажде его члена.

Меня точно испортили. Развратили. Стёрли границы дозволенного.

— Что хорошо? — он стучит членом по клитору. Я лишь плачу. Все тело болит, а он играется со мной.

— Никаких мужчин. Только твоя… Дик, только твоя.

— Будешь слушаться и давать мне так, как я того хочу, отрабатывать по полной. А я хочу много и часто. — В качестве подтверждения он размазывает смазку вокруг моей попы, поглаживая дырочку и проникает пальцем внутрь. Внутри меня все холодеет. Страшно до ужаса. Но я не противлюсь, доверяю этому мужчине безоговорочно. — Обязательно попробуем в следующий раз…

С этими словами он врывается и двигается во мне как обезумевший. Кажется, что он разорвёт меня, пробурит во мне дыру своим агрегатом. Истома снова бежит по моему телу, рваные стоны срываются с моих искусанных губ.

Дик отпускает мои руки, сжимает ягодицы и вжимает меня к капоту. Вколачиваясь все сильнее и быстрее. Его движения безумные.

Мы потные и голые на улице на закате дня в сумерках трахаемся, как кролики, не заморачиваясь даже, что нас могут увидеть. Скользим по острию ножа, поддаваясь разврату.

Дик трахает быстро. Вбиваясь так глубоко, что чувствую его член сердцем. Спазмы скручивают все тело. Сдираю краску с металла машины.

Долгое воздержание превращает Дика в секс-машину. Он не насыщается. После очередной разрядки, его член не падает. Все также стоит колом, готовый к новому марафону секса.

Я превращаюсь в развратную рабу его желания.

Дик превращает мой неумелый минет в жестокую еблю до глотки после которой у меня сводит челюсти. Это так разнузданно и по-животному, меня сводит это с ума. Этот мужчина переплавил мой мозг по своему желанию.

Дик выполняет своё обещание, он заставляет мой голый зад обтереть каждый миллиметр обивки. Он берет по-разному, решив за один раз опробовать все известными ему позы. Я лишь подчиняясь, то возносясь в небо, то срываясь вниз. Голова кружится.

— У меня не осталось сил. — мурлычу на его плече, вдыхая запах моего мужчины. Терпкий и острый, как восточная специя. — Больно даже двигаться.

— Ты можешь ехать так в гостиницу…

— Голой?

— Почему нет? У тебя шикарное тело. Мужики мне обзавидуются.

Заставляю себя перебороть лень и сесть. Вся моя одежда хаотично разбросана, ее еще предстоит найти.

— Я попробую снять твою футболку. — усмехается несносный наглец, натягивая джинсы. Дик неожиданно дергается, удивленно поднимает руку и вытаскивает из своей шеи дротик. Он шатается, а глаза начинают медленно закрываться.

Я вскакиваю, открываю рот, чтобы позвать его, но неожиданно меня начинает сильно клонить в сон. Точно такой же дротик впивается в мою вздыбленную грудь.

— Сиськас… — яркий свет режет глаза. Веки стали тяжелее, распухли до невероятных размеров. — Впервые дотрахался до такого состояния, что не могу шевелиться.

И я бы продолжил. Только при одном воспоминании медовой кожи и пышной груди Лины у меня начинают дергаться причиндалы.

— Кхе…. Кхе… Александр Георгиевич… — отдаленно знакомый голос заставил меня резко встать. Голова раскололась надвое будто кто-то заехал топором по ней.

— Блядь! — пытаюсь сдавить двумя руками трещащую черепушку. Ударяю несколько раз по голове, чтобы картинка в глазах стабилизировалась, потому что сейчас все двоится. Трудно сфокусироваться и прийти в себя. — Что за…

Лина сильно потолстела и облысела и… когда она успела надеть форму?

Меня сильно пошатывает, приходится держаться за капот машины, чтобы не упасть. Когда ко мне возвращается зрение, удается рассмотреть внимательнее человека стоящего передо мной. Того самого Ермолаева, местного следователя, лицо у него озабоченное.

Трудно собраться с мыслями, когда на тебя смотрит пристально сеньор помидор, лупает глазами.

Что за…

— Где Лина? — хватаю его за воротник, отрывая погоны.

Я все еще в трусах на съезде. Один. Я ничего не понимаю.

— К-Ка… А…не видел. — мужчина бьется в конвульсиях от страха, пытаясь вырваться из моего захвата.

Все же выпускаю его. Олень рогатый. Как ему вообще погоны выдали.

Осматриваюсь. Стараюсь охватить картину с места.

Ее лифчик и футболка все также висят на дереве. Джинсы покоятся на заднем сиденье.

Вряд ли Майорова умудрилась бы далеко уйти в одних трусах. А значит…

Желудок скручивается от неприятного спазма. Горечь подступает к горлу. Мышцы сводит судорогой.

Замечаю ярко-желтый дротик на земле, такими обычно стреляют по животным, чтобы усыпить их.

— Как нашёл меня? — из меня вырывается безумный крик, поворачиваюсь к горе-человеку. Если он солжет — придушу руками.

Кто-то похитил Сиськастую. Усыпил нас и выкрал ее. Забрал ее у меня из-под носа. Чувство такое, что кусок мяса оторвали. Когда я успел так прикипеть к девчонке?

Сначала меня манила ее красота, геометрическая совершенность, а сейчас физически больно от того, что ее нет. Въелась под кожу. Основательно еще до сегодняшней ночи. Маленькая дрянь завладела моими мыслями.

— Так дальнобойщик остановился, чтобы сходить по делам, увидел Вас без сознания и позвонил в полицию.

— Лжёшь. — мурлычу я, уже представляя, как раскрошу его тупорылую черепушку о камень позади него. — прямо-таки и набрал в следственный отдел.

— подумали, что Вас убили… — пролепетал он, проседаю на землю. — Он как упомянул про кабриолет, сразу Вас вспомнил… Суда кабанчиком и метнулся.

Ермолаев не лжёт, слишком трусоват. Кабанчиков он метнулся. Жаргонизм фольклорный.

Сажусь на капот, судорожно глотая уже нагревшийся воздух. Это пиздец. Натуральный. Полный.

Соображай, Дик! Заставь черепушку разогнаться. Давай. Давай, сука. Думай!

За нами следили, скорее всего вели целый день, поджидали нужного момента. Стрелять могли только с трассы, а значит останавливались прямо на шоссе.

— Это же Таврида? — спрашиваю я больше себя, чем недоумка. — Значит тут должны быть камеры! Трасса федеральная!

Кабанчик Ермолаев ничего не отвечает. Понятно, почему у него гора висяков.

Мобильный почти разряжен, осталось всего десять процентов. Маловато времени на звонок другу.

Единственный человек, которому я могу помочь и довериться — брат.

— Давай, Веня, возьми трубку. — шепчу я, гипнотизируя экран телефона на котором тают проценты зарядки.

— Дик, ты время видел? — сонный голос брата вызывает во мне детскую радость.

— Мне нужны записи камер с Тавриды. Все машины, которые ехали за синим кабриолетом! — говорю быстро, не желая потерять ни минуты.

— Какой Тавриды? — взывает Веня.

— Трасса Севастополь — Керчь. — ору я в ответ. У меня нет времени объяснять ему, вместе с моей зарядкой тает и время. — Лина у них.

Мой телефон отключается. Веня не должен подвести, он умный. Догадается.

Пока я найду зарядку, он все найдёт. Должен. Обязан.

Ангелина.

— Дик. — зову я, пытаясь пробраться сквозь темноту. Ничего не вижу в этой кромешной тьме. Вроде бы вытягиваю руки, но не вижу кончики пальцев.

Голова болит так словно я пила вчера всю ночь. Облизываю пересохшие губы, которые успели потрескаться от жажды.

Дотрагиваюсь до своего тела. Я все ещё голая, на мне только надорванные трусики. Грудь припухла после этой ночи. Тело еще пронизано сладостной истомой, оно не проснулось.

Ужас начинает постепенно охватывать меня, осознание реальности наваливается бидонной плитой.

Дика бессмысленно звать. Его нет тут.

К памяти возвращается, как он осел на землю, упал почти замертво. Не знаю, чего боюсь больше — что с ним случилось что-то страшное или за себя. Сердце покрывается коркой льда при мысли, что Дик мог… нет, об этом нельзя думать. Такого не могло случиться.

Пытаюсь аккуратно исследовать левой рукой местность. Если рядом есть стёкла или ржавые гвозди — я могу пораниться. Лучше все сделать левой рукой, чтобы в случае чего правая функционировала полностью.

Я сижу на матрасе, который постелен поверх ламината и паркета, не могу определить. Рядом с матрасом стоит стул, на котором стакан с водой. Долго принюхиваюсь к содержимому, пытаюсь различить запахи. Макаю мизинец в воду, и смачиваю губы. Если там какая-то отрава?

Выжидаю долгое время. Или мне только кажется, что прошло много времени — делаю маленький глоток.

В комнату не попадает ни одного лучика света, кромешная темнота. Она давит на меня. Пугает до чертиков.

Не могу даже оценить большая или маленькая это комната. Страшно даже исследовать ее.

Одними губами повторяю: «Дик. Дик. Дик…» я надеюсь, что он услышит меня и придёт за мной.

Он лучший из лучших. У него получится меня найти. Гончая учует мой запах…

Невольно усмехаюсь проскользнувшей мысли в сознании — ну, хоть, девственницей не умру.

Когда где-то вдалеке раздаются тяжелые шаги, меня начинает знобить, а желудок скручивать болезненными спазмами. Поджимаю ноги и заставляю себя собраться. Нельзя паниковать раньше времени.

За дверью слышится женский и мужской смех. Они совсем рядом.

Лязг металла вызывает приступ новой головной боли. Открывается дверь и комнату заполняет яркий свет, приходится зажмуриться…

Дик.

Я приезжаю в участок в трусах, даже не удосуживаюсь одеться. Мне так похуй на мнение работников этой шараги. Меня интересует только одно — Лина.

Ангелина. Майорова. Сиськастая.

Согласился ее взять себе в напарники из одолжения, успокаивая себя тем, что это только на месяц. И по окончанию этого срока дитя богатых родителей покинет меня. А что получилось? Я обрёл геморрой, большой такой с грудью третьего размера. И никак не хочу с ним расставаться.

Прикипел.

Сам вокруг своего горла затянул петлю.

— Зарядка для айфона есть? — рявкаю еще на пороге, готовый сожрать любого из них. Стадо деградирующих Баранов. Я научу их, как нужно работать. Сидят тут, пинают хуи, пока там убивают, грабят и калечат людей.

— Держите. — все тот же несуразный Петрушка протягивает белый провод, который я выхватываю и спешу к розетке.

Меня раздражают их перепуганные и растерянные лица, таращатся как камбалы. Пока они передвигаются медленнее улиток, с Линой могут сделать что угодно. В таких случаях время идёт на часы.

Со стороны я конечно выгляжу комично, в белых боксёрах и кроссовках. Вижу как на меня смотрят и обсуждают, ну и пусть смотрят. Мне нечего стыдится. Тело выкованное долгими тренировками. В трусах тоже не пупырышек, есть чем гордиться. Ни одна женщина не уходила от меня недовольной.

Телефон капризничает и нехотя включается. От нетерпения меня аж подбрасывает. Кажется, что любая мелочь заставит меня взорваться. Я поубиваю их всех, поперестреляю к чертям.

— Александр Дик — кто? — на пороге показывается парень в джинсах и желтой корпоративной футболке DHL. Курьер. — Вам посылка.

— Задержите его! — ору я как псих, кидаясь на испуганного парня. Выхватываю из его рук коробку, стискиваю ее с замиранием сердца. Обычная упаковка DHL. Стандартная и ничего ничего не обычного.

Курьер вряд ли причастен, но он может что-то знать относительно отправителя.

Посылка была отправлена вчера, а значит они предполагали это заранее.

Коробка совсем небольшая, десять на десять.

Хочется содрать упаковку, разодрать в клочья, но я заставляю себя надеть перчатки, бережно стащить ее и положить на стол. Возможно на ней есть отпечатки пальцев.

Внутри оказываются фотографии и клочок бумаги — записка. Начинаю с фото. На них я и Ангелина.

Мы у цветочного магазина, рядом с участком, у моего дома… в БДСМ клубе. Они ходили за нами повсюду.

Этими фотографиями они хотели показать мне, что у них все под контролем, что они на несколько шагов впереди меня.

Странно смотреть на нас со стороны, раньше я не замечал, точнее не думал, как мы смотримся вместе. Она просто была и все. Ангелина всегда следовала немного позади меня. На всех фотографиях она была немного слева. Мы никогда не держались за руки, но на фото мы были так близко и создавалось впечатление, что мы пара. На них на всех я старался ее прикрыть собой.

Сиськастая на всех фотографиях даже в самых невыгодных ракурсах была настоящей красавицей. Ей не нужен был макияж и откровенное шмотьё, чтобы быть самой сексуальной из всех женщин, которых я знал. А я перепробовал почти весь московский бомонд. При всей порочности внешне, внутри она все еще оставалась непорочной.

У нее была совершенная фигура, аппетитная попка, бездонные глаза. Ангелину можно было тискать сутками, нет — годами. Такая она была медовая. В руках разогревалась и становилась ещё слаще. Создана для греха.

Внутри нее было тесно. Даже слишком. Это сводило с ума.

Они следили за нами все это время. Пока я, как пубертатный подрост, разрывался, думая: вдуть или не вдуть… они подкрались так близко, а я даже не заметил.

Записка была адресована мне. Ничего лишнего. Лаконично и информативно.

«Можешь не искать ее.»

Это моя последняя капля, твари. Вызов принят.

Мой мобильный ожил.

Веня нашёл ее.

Ангелина.

Мужчина заходит в комнату.

Мой взгляд падает сразу же на его ноги, ботинки на нем — дорогие броги огромного размера. Я видела такие в магазине. Не дешевая вещь, не каждый сможет себе такие позволить.

Мужчина великан. Исполинских размеров.

На нем металлическая маска, он в ней напоминает железного человека. Устрашающе. Вместо глаз чёрные дыры.

На руках чёрные кожаные перчатки, они завершают образ монстра.

Я прислоняюсь спиной к холодной стене, прикрываясь руками, не издавая ни звука. Облизываю пересохшие губы.

— Оденься. — хрипло приказывает мужчина, бросая в меня бесформенное белое платье. Я отчаянно пытаюсь узнать голос. Слышала ли я его раньше? Мог ли это быть Рома?

Послушно надеваю платье, которое напоминает ночнушку. Я рада, что могу прикрыть своё тело от чужих глаз.

Кроме мужчины никого нет, но я отчетливо слышала женский голос. Значит он не один. Сколько их?

В голове всплывают картины из прошлого, вся их компания.

— Встань. — приподнимаюсь, стараясь рассмотреть его. Понять какого он роста, сколько ему лет. Скольжу глазами по его мощной фигуре пытаясь найти хоть что-нибудь, что позволит мне выбраться отсюда.

При таком освещении это было трудно сделать. А еще у меня создавалось впечатление, что мужчина изменил свой голос. Он старался говорить односложно. — Твоё время пришло…

— какое время? — я говорю слишком громко, голос срывается и я выдаю себя. Показываю ему мой страх. Сглатываю, презирая себя за слабость.

— Исполнить свой долг. — его голос режет меня без ножа. Он не грубый, просто липкий и скользкий, пронизывающий все тело.

— И в чем мой долг?

Я не могу через маску увидеть его лицо, но чувствую как он хищно скалится.

— Веня, быстрее! — покрываю телефон слюнями, не годуя и выходя из себя. Для Ангелины сейчас каждая минута вечность, не до церемониальности сейчас.

В участок приходит женщина, чтобы написать заявление на пропажу мужа, якобы утопился. Она смотрит на меня с нескрываемым интересом, буравит своими пошлыми глазками выпуклость моих трусов. Веселая вдова. Пожалуй сама и потопила своего муженька.

— Все записи с камер стёрты. — глухо говорит брат. — Ничего. Был системный сбой и ничего не сохранилось. Все серверы полетели.

А вот это уже круто.

За всем этим стоит не любитель извращенец, а очень влиятельный человек. Такую акцию провернуть. За деньги такое не купить, нужна власть.

— прошерсти счета, кому-то должны были заплатить за такое.

— уже. Это хакер извне. Ни единой зацепки, Саш. — голос брата отвратителен. В нем безнадёга и отчаяние и меня это бесит.

— Окей, давай. — отбиваюсь. Желания разговаривать с ним нет.

Он пытается перезвонить мне, но даже слышать не хочу этот траурный тон. Я найду Ангелину, достану ее из-под земли, если это потребуется.

Не дай Бог кто-то хотя бы коснётся ее, я бензопилой отрежу им руки. Эта мысль не даёт мне покоя.

Перед глазами крутятся сцены жертвоприношения и массовых изнасилований.

Закрываю глаза.

Нужно выпить. Унять страх. Это мешает делу. Расследование приобретёт личный характер. Такого никогда не было.

Когда ты спокоен, твоя голова чиста и работает как машина, анализирует события. Когда же дело касается лично тебя — все по другому.

— Достаньте мне все, что у Вас есть на лагерь «Жемчужный берег» — рявкаю я, подгоняя нерасторопных идиотов. — Я в гостиницу одеться и обратно. Если к моему возвращению не будет готово, будете на набережной камушки собирать. У безработных много времени.

И все равно не получается успокоиться. Не удается думать о деле.

В голове только Ангелина со своими шикарными сиськами, которые бомбически колышутся во время секса. С каждым толчком они радостно подпрыгивают и так и просятся в руки. Спелые дыни.

Почему я не трахнул ее раньше и не остался в Москве? Нужно было приставить к ней охрану и закрыть в подвале, сидела бы там и все было бы чики-пуки, а теперь ее узенькую дырочку могут раздолбать до размера ведра.

Твою мать.

Такую сладкую дырочку нельзя портить. Если кто и растянет, то это должен буду быть я.

Она меня удивила. Действительно похожа на дорогое вино, пробуешь и никак не распробуешь. Хочется еще бокал, чтобы разгадать состав. Секс с ней только распаляет, хочется еще.

Сука.

В чем я нагрешил, что меня так карают?

Только собирался стать на путь истинный и на тебе.

Одеваюсь находу, натягиваю новую футболку и джинсы, которые купил по дороге. Даже не смотрел, что купил. Какая-то белая футболка и джинсы с дырками. Главное, чтобы было удобно.

Наливаю в стакан виски и выпиваю его залпом, гоняю немного горечь во рту.

Есть только один путь получить информацию. Нужно действовать напролом. Времени нет церемониться и соблюдать закон.

Алкоголь немного расслабляет.

Сейчас бы еще потрахаться. И жизнь бы действительно заиграла новыми красками.

Снова звоню братцу. Он поднимает сразу же, не дожидаясь гудков.

— Какой там был адрес у этого врача? — язык заплетается. Я пьян. Не мудрено, выпить натощак столько. Не заметил, как выдул пол бутылки натощак.

Брат диктует адрес, стараясь не комментировать моей несуразной речи. У меня нет проблем с алкоголем. Проблемы у тех, кто пьёт и не может остановиться. Я не хочу останавливаться. Состояние легкой дымки меня раскрепощает и позволяет работать качественнее и быстрее. Под влиянием спиртного серая жидкость в моем мозгу работает только лучше. Так зачем бросать?

________________________

Терентьев В.И.

Василий? Валерий? Виталий? Ваня может? Вариантов много, так как зовут его?

Это все, что есть о человеке, который возглавлял лагерь разврата и порока. Ни имени ни отчества, никакой информации ни в одном источнике. Просто серый кардинал.

Веня нашёл одну фотографию с ним, очень старую и плохого качества. Еще в сети есть парочка его работ и исследований. Ни о чем.

Что-то про рефлексы и привычки. Даже читать не стал эту чушь.

Директор лагеря живет в очень скромном доме. В небольшой пятиэтажке на краю города в богом забытом месте. Дом видимо построили еще до войны, может быть в советские времена тут было хорошо: детский двор, магазин и лес, но с того времени тут так ничего и не ремонтировали, инфраструктура не менялась.

Место было безлюдным. Молодые и обеспеченные пары не стали бы покупать тут жилье. Скорее всего жильцы — одни пенсионеры.

Квартира Терентьева оказывается на первом этаже.

В нетерпении звоню в старый звонок, который уже на соплях держится. Надеюсь, что светило науки дома.

За дверью слышится шарканье.

Слава Богу!

Дверь медленно открывается и передо мной предстаёт мужчина в прекрасной форме для своих лет. На нем синяя рубашка в клеточку и чёрные брюки. За толстыми стёклами очков прячутся очень умные и хитрые глаза, которые с интересом меня рассматривают. Типичный профессор.

— Терентьев? — не дожидаюсь ответа, захожу в квартиру, отталкивая его в сторону. Ордена на обыск у меня нет и никто бы не дал при отсутствии улик, но меня это сейчас мало волнует.

— Да. Чем обязан?

— Не стройте из себя идиота. Где она? — пытаюсь пронять его, прощупать, как он реагирует.

Он не удивлён, но и не напуган. Просто смотрит на меня и молчит. Слишком долго для невиновного.

Ангелина.

Мужчина крепко связывает мои руки веревкой за спиной. Жестко фиксирует их, проверяет свою работу. Неприятно, когда тебя касаются холодные перчатки, жалит кожу. Страшно. Отвратительно.

После чего он достаёт из заднего кармана запакованный пакет. По мере его распаковки я несколько раз меняю гипотезы, что там, и ни одна из них не оказывается верной.

Это латексная маска. Такие продают в секс-шопах для разных извращенцев.

Меня передергивает и я даже не произвольно отползаю при виде нее. Ничего хорошего этот аксессуар мне не обещает.

Жуть.

Чёрная без выреза для глаз, дырка только для рта, застегивается на шее.

Он тянется ко мне, чтобы надеть ее.

Я лишь качаю головой, не веря, что это происходит со мной.

Столько лет я бежала от этого проклятого лагеря и теперь практически сама приехала к ним, подписала себе смертный приговор.

— Тшш… — это все, что он говорит. Силой притягивает меня за волосы и одним движением, как презерватив, натягивает мне на голову. Ощущения омерзительные. Сначала кажется, что я задохнусь.

Теряю сразу же ориентацию. Меня охватывает паника. Жадно ловлю воздух ртом. Не выдерживаю и прошу:

— отпустите… снимите… помогите…

Постепенно мне удается успокоиться. Сквозь ткань маски мне удается различать звуки и голос мужчины. Все происходит словно где-то вдалеке. Я заставляю себя приноровиться к ней, у меня нет выбора. Нужно потерпеть.

Он берет меня под локоть и заставляет встать. Мне ничего не остаётся, как подчиниться. Теперь я в кромешной тьме абсолютно беззащитная.

Единственная Надежда на которую я уповаю — Дик. Он должен найти меня.

Мужчина ведёт меня через весь дом, один раз мы поднимаемся по лестнице. Он идёт медленно, не торопится, чтобы я не упала. Можно было бы даже сказать, что он проявляет так заботу по отношению ко мне.

Когда мы останавливаемся, даже через синтетическую ткань до меня доносится аромат еды.

— Тебе нужно поесть. — его голос так тих. Мне приходится сильно сосредотачиваться, чтобы различать его слова. — Я буду кормить тебя с рук.

Не успеваю переварить информацию, как он тут же усаживает меня на стул, и моих губ касаются кожаные перчатки с чем-то мягким, по вкусу это плов. Он буквально проталкивает в меня рис с морковкой, которые оказываются очень вкусными.

Желудок предательски урчит.

Дик.

— Я не знаю. — он отвечает тягуче, не хотя, снимая с переносицы очки и потирая нос.

— У меня нет времени играть в прятки. Зачем она Вам?

Мужчина выглядит слегка озадаченным, смотрит на меня щурясь. И меня это начинает раздражать. Тянусь одной рукой к кобуре с пистолетом.

— Я не имею никакого отношения к девчонке. — повторяет он. — Они забрали ее?

Сжимаю холодную рукоятку, вглядываясь в морщинистое лицо, пытаясь понять — врет он или нет.

— Что Вы знаете о них? Кто они?

Я уже готов достать пистолет и пустить его в ход.

Мужчина вздыхает и направляется на небольшую кухню. Мне только и остается, как последовать за ним.

Я удивлён.

Терентьев живет скромно. Не то, чтобы без излишеств, мебель в его квартире очень старая, как и ремонт. Складывается впечатление, что обстановка не обновлялась лет тридцать, если не больше.

Он ставит на стол две рюмки, чистота которых подвергается сомнению, после чего достаёт из холодильника бутылку водки.

Не торопливо разливает белую жидкость, проливая часть на стол, застланный цветастой скатертью.

Он залпом выпивает рюмку, поджимая губы. Когда я не притрагиваюсь к его угощению, он выпивает и вторую.

Все в доме немного запущено, чувствуется, что не хватает женской руки, а Терентьевские не предназначены для работы по дому.

— Я не знаю их адресов, и где они сейчас. Только имена некоторых из них. — мужчина стареет практически на глазах, становится более усталый; лицо приобретает серый цвет. — Я надеялся, что они успокоятся…

— Вы можете говорить точнее? — С шумом отодвигаю стул и усаживаюсь напротив него, широко расставив ноги. — Начните с самого начала…

Лагерь «Жемчужный берег». Девять лет назад.

Здание пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое.

Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, чтобы ему открыли и вот…

Лагерь для подростков, которые могут сбиться с пути.

Несколько лет назад у Владлена Терентьева дочь умерла от передоза. Шестнадцатилетняя девочка связалась просто с не той компанией. Она начала встречаться с сыном местного политика, очень образованным и приличным парнем. При свете дня. Ночью же он баловался кокаином и жестко имел Лизу Терентьеву. Так часто и много, что у совсем молоденькой девочки заиграли гормоны и стал появляться маленький животик, который должен был привести ее через девять месяцев к маленькому ребёнку.

Проблема, которую нужно было решать: рожать или делать аборт? И с ней никак нельзя было обратиться к отцу, строгому психологу, моралисту первой категории — как она его называла.

Кому нужны шестнадцатилетние беременные девушки? Никому.

Было бы правильнее все рассказать отцу, получить наказание и жить дальше с этим. Он бы скорее всего заставил бы ее рожать, потому что аборт это не выход, но тогда бы вся жизнь испортилась?

Какой шестнадцатилетний подросток сможет самостоятельно здраво все обдумать и принять правильное решение?

Она просто впала в депрессию, подсела на героин и умерла от передоза.

Банально. Глупо. Ничего нового. История повторяющая из раза в раз, и никто не учится на чужих ошибках. Грабли расставлены так, что раз за разом юные девушки наступают на них.

Владлен Терентьев долго думал, почему так случилось, и пришёл к выводу — нынешняя молодежь сексуально одержима. Очень часто по миллиону причин, многие их них сексуально не образованы. У них нет правильного понимания, им ничего не нужно, они только и думают, что о сексе и как быть круче. Что с одной стороны естественно, с другой — это ведёт к тому, что уже к двадцати их заводит только жестокий секс, напоминающий больше изнасилование, чем акт любви. Они не думают о последствиях и надеются только на технологии.

У него развилась своя теория, что если бы подростки получали должное сексуальное образование, то сократилось бы количество абортов, половых болезней и разбитых сердец.

А еще, возможно, это уменьшило бы количество психических отклонений на сексуальной почве.

Терентьев решил открыть лагерь для подростков, который направлял бы их в нужное русло. Все складывалось чудесно, его работа стала его детищем и он болел за нее всей душой. Он хотел протягивать руку помощи тем, кто может быть не находит ее дома.

Мог бы он подумать, что все его планы и желания превратятся в пыль? Жизнь сыграет с ним в шутку, и он породит чудовище?

Согласно замыслу воспитателями в лагере должны были быть его самые лучшие студенты. Они должны были вкладывать в головы детей по крупице нужные, правильные мысли. Делать это шаг за шагом, наблюдать — есть ли результаты. Их цель взрастить уровень ответственности в сознании детей, вложить в их пустые головы, что мир вертится не вокруг мужских членов. Секс — не смысл жизни. Самое прекрасное — любовь. И с нее нужно начинать путь во взрослую жизнь.

Поначалу все было прекрасно. Дети были в восторге от лагеря, они развлекались и ничего не выходило за рамки дозволенного. На одной из бесед с парнем Терентьев был приятно удивлён его осознанностью. Хороший мальчик. Ему казалось, что все идет замечательно, он достигает цели.

Но на самом деле все неслось на бешеной скорости в ад. Он и не подозревал, что происходит в его лагере, пока он спал и видел прекрасные сны.

Один из его студентов, наиболее подающий надежды, организовал подпольный клуб в лагере. Чертов, клуб для извращенцев. БДСМ-клуб, как называют такие места сейчас. Он делал все наоборот. Он развращал сознания маленьких детей каждый день. Как настоящий Сатана он взращивал в них одержимость, ту самую, с которой хотел так бороться Терентьев. Навязывал раскрепощённость, уродовал их сознание.

Он ломал границы дозволенного. То, что для обычных людей было нормально, для них — слишком скучно. Они приучали их к жестокому сексу, подсаживали на иглу, делали из них одержимых рабов. И это было под носом у Терентьева.

Отдать должное ученику, психолог из него получился блестящий. Он умело дергал за нужные ниточки… Находил как переманить каждого на свою сторону.

Так скромная девочка была готова умолять сделать минет пожилому мужчине, потому что только то ее возбуждала, она хотела делать что-то постыдное.

Возможно, Владлен бы так ни о чем и не узнал. Жил бы иллюзиями. Но в один из летних дней, в медпункте девочку из лагеря нашли привязанной к кровати, она была абсолютно голая. Хорошо, что Терентьев нашёл ее случайно сам, а никто из других детей. На камерах было видно, как Его студенты пытаются ее изнасиловать. Терентьеву пришлось поднять все записи с камер.

На всех них было множество оргий, экзекуций и насилия. Их невозможно было даже смотреть.

Всех виновных нужно было наказать, исправить содеянное. Чертового гения, Сатану в овечьем обличие, нужно было засадить за решетку. Роман Бурков заслуживал наказания, как минимум за совращение малолетних.

Как и полагается в таких ситуациях, Терентьев вызвал полицию, девчонка должна была все рассказать, а он подкрепил бы ее слова доказательствами. Им бы не сошло это все с рук.

Если бы не одно, но…

В тот день Роман Бурков пришел в его кабинет сам. Он не был напуган, даже наоборот. Слишком радостен и возбуждён. У него были очень расширены зрачки. Словно он был под кайфом.

Сосунку было всего двадцать, а он вёл себя так, словно владел этим миром. Слишком самоуверенный.

Он расселся в кабинете, широко расставив ноги, и показывая всем своим видом — хозяин положения он.

— Ты чего такой грустный, Владлен?

— Для тебя Владлен Иванович!

— Расслабься, Влад. Ты слишком напряжен.

— Ты, по-моему, немного перепутал берега, мальчик. У тебя проникает крыша и ее нужно лечить. Когда тебя арестует, то быстро сбросят спесь с твоего наглого лица!

— С моей крышей все в порядке. Секс — самое прекрасное, что существует в природе. Животные не заморачиваются, они не выбирают партеров. Просто самцы берут самок. Самым сильным самцам достаются самые красивые самочки… Так чем люди отличаются от животных? Ничем. Стоит выебать один раз телочку и из ее головы вылетает напрочь вся дребедень, она становится шелковой и послушной, просто образцом воспитания. Я считаю лицемерием отрицать тот факт, что девяносто процентов мечтают вести разнузданный образ жизни…

Вы строите теории о правильных в воспитании методах… Лучший метод — выдолбить из головы все напрочь! Вам же нравится трахаться, Владлен! Признайтесь, Вы любите кончать внутрь, накачивать телку спермой, кому вы лжёте. Вы старый проныра!

— Я люблю трахаться! Но любимым должны осознавать последствия, что после того, как вы выразились, накачать телку спермой, рождаются дети! Я готов понести ответственность, а другие? Секс должен происходить между двумя людьми, пусть то будет мужчина и женщина, или же между женщиной и женщиной, двумя мужчинами… Не важно… а не так, что толпа насилует одну бедную девушку до потери сознания! Это не секс, это долбежка! Это не норма, это болезнь!

— Только через боль и унижение познаётся истинное наслаждение. — когда он улыбается, Терентьев понимает — перед ним псих, шизофреник. — И я бы не советовал передавать в полицию записи с камер. Ну, во-первых, на них есть очень влиятельные люди, и им это не понравится. А во-вторых, месяц назад вы трахались с одной любительницей «Унесённых ветров», очень красивая девушка, не правда ли? Выглядит взрослой, но ей всего шестнадцать. Я все устрою так, как будто Вы знали сколько ей лет, что Вы заставили ее лечь с Вами. Она все подтвердит…

Здание все еще пахло только что распакованной коробкой. Все такое новенькое и красивое. Только внутри не все было так прекрасно.

Мужчина смотрел на лагерь с замиранием сердца, он очень долго к этому шёл. Долгие годы он стучался в закрытые двери, и когда открыли — пожалел.

— Где сейчас Роман Бурков? — на старика даже противно смотреть. Идеалист и пуританин с несбыточными мечтами, который довёл свою дочь до того, что с ней случилось и не смог досмотреть за чужими детьми, теша своё самолюбие

— Не знаю. У него своё сообщество, практически сеть. Многие из лагеря примкнули к нему, приумножая его состояние своим капиталом. Местные органы власти у него на игле, он снабжает их на все готовыми рабами. У него на каждого есть компромат. Я слышал, что у него много приспешников.

— Он сейчас в Крыму?

— Я не знаю!

— Вы не были удивлены, когда я спросил про девчонку!

— Он всегда к ней не ровно дышал, был одержим ей. Она была первая — кто отказала, не отдалась и отвергла его мышление. Он помешался на ней. — мужчина наливает еще одну рюмку и выпивает ее залпом. — Жаждет мести, хочет показать своим единомышленникам, что рано или поздно получает желаемое и даже Дева Мария была шлюха.

От этих слов меня передергивает. Внутри растекается злоба на этого непутевого мужика и гения-извращенца, который хочет превратить всех в сексоголиков. У него явны проблемы на тему самоудовлетворения.

— Ту бабу он подослал ко мне специально, чтобы получать информацию… да и психолог, судя по всему, из него лучше, обманул, надавил на больное. Я же всю жизнь виню себя…

— Лагерь еще действующий?

— Нет…он…

— Собирайтесь, он может повезти ее туда, где все началось.

Ангелина.

После еды, которую в меня затолкали насильно, я становлюсь сонной и слабой, мои ноги не слушаются, а руки повисли безжизненными плетями. При этом моё сознание ясное, мысли, как никогда, быстро проносятся в моей тяжелой голове. Я лихорадочно пытаюсь сосредоточиться и понять хоть что-нибудь из происходящего.

Мужчина больше не говорил со мной, игнорировал мои вопросы. В отвратительной маске мне не удалось ничего рассмотреть и различить лица и голоса окружающих меня людей. Они все остаются для меня инкогнито.

После приема пищи мужчина отводит меня в светлую комнату, стаскивает маску и удобно усаживает в мягком, кожаном кресле.

Две женщины меня переодевают в красное нижнее белье, помогают надеть чулки и поясок с ремешками. Поверх комплекта надевают красное шелковое кимоно в пол. Я напоминаю гейшу, которую готовят к какому-то таинству. И что-то мне подсказывает, что этот обряд не доставит мне удовольствия.

Во рту горько. Отвратительное чувство. Мне страшно до чертиков.

Повторяю, как мантру «Дик, Дик…». Повторяю его имя, как молитву, прошу найти меня и вытащить отсюда. Он единственный на кого я могу надеяться.

Ко мне приходит визажист. Девушка во все оружии, она укладывает мне волосы. Превращает копну непослушных волос в произведение искусства. Делает макияж как ни в чем не бывало, даже показывает мне результат своей работы.

Ужасное чувство, когда твоё тело тебе не принадлежит, с ним делают чужие люди, что хотят.

Брежу. Сплю с открытыми глаза. Кошмар становится реальностью. То, чего боялась все эти годы находит меня…

Ох. Дик…

Когда мои приготовления подходят к концу ко мне приходит мужчина, в его руках тонкий шприц с ампулой.

Мои глаза расширяются, а сердце заходится. Слежу за каждым его движением, чувствую себя безвольной куклой. Пытаюсь заставить себя поднять руку и оттолкнуть его, но мои конечности меня не слушаются. Внутри меня происходит борьба, я прикладываю титанические усилия, чтобы сделать хоть что-нибудь — защитить себя. И хотя внутри меня нешуточная борьба, внешне я остаюсь все такой же обездвиженной.

Во рту пересыхает; даже в пустыне больше влаги.

Когда тонкая игла протыкает нежную кожу и пускает лекарство по вене, мне хочется застонать, позвать кого-нибудь на помощь. Но с моих губ не слетает ни звука. Мне остается лишь наблюдать за всем, быть безмолвным зрителем. Мужчина очень медленно продавливает яд в мою Вену.

Кончики пальцев слегка покалывает и я начинаю засыпать, перед глазами все расплывается.

Мужчина снимает перчатки и маску, кладёт их передо мной. Я вижу очертания его лица и никак не могу рассмотреть его. Изо всех сил щурюсь, чтобы размытая картинка стала более резкой. Но все безуспешно.

Стремительно проваливаюсь в пустоту, падая на мягкую обивку кожаного кресла.

Даже не замечаю, пропуская странные слова, которые мужчина говорит мне на ухо:

— Скоро ты будешь принадлежать ему, Ангел!

Дик.

Машина взывает. Я выжимаю максимум из этой птички, заставляю металл скрежетать. Мотор ревет, как раненый зверь. Каждая минута на счету, каждая секунда может оказаться решающей в этой погоне.

Сиськастая…

Я не позволю никому обидеть тебя, не отдам тебя этим извращенцам.

Первая женщина по которой так сильно болит моё сердце, первая кто вообще добралась до него. Мама для меня была мамой, далекой и непостижимой. Все остальные стали серой массой, большинства из которых я даже не помню лиц. Они все для меня одинаковая дырка, растянутая и безвкусная. Пресные женщины.

Стискиваю зубы до боли в щеках, челюсти сводит судорогой. Напряжённо смотрю на пустую дорогу, боясь даже моргнуть. Вдруг, что пропущу.

Рядом со мной сидит Терентьев. Лицо нахмуренное, смотрит вперёд неотрывно. Профессор напряжен сильнее меня, у него даже часть лица дергается. Он хочет оставить все, исправить ошибку, но правда ли это?

Не нравится он мне. Создаётся впечатление, что он что-то скрывает.

— Что Вы еще можете рассказать о Буркове? — хочу нарушить эту давящую тишину. Нужно собрать побольше информации об этом человеке. Если моё предчувствие меня не обманывает, то он захочет восстановить события девятилетий давности, взять в этом лагере Ангелину. Показать себе и ей, что она принадлежит только ему.

Может говорить что захочет и философствоваться чем угодно, как по мне — он больной ублюдок, по которому плачет психушка.

— Он псих. — все, что выдаёт Профессор. Очень познавательно, эта информация многое мне даст.

Мы приезжаем к лагерю, когда уже начинает темнеть.

Солнце уже скрылось, свет нехотя рассеивался и бросал густые тени.

Пафосная постройка в викторианском стиле действительно не была похожа на российский лагерь для детей. Слишком изыскано и величественно. И не было похоже, что здание заброшено. В таком месте хорошо снимать ужастики.

— Ведите в главный корпус. — приказываю Терентьеву, ощущая как меня охватывает адреналин. Все чувства обостряются.

Достаю пистолет из кобуры, снимаю с предохранителя. Нужно быть готовым ко всему.

Пришлось даже отключить телефон, чтобы никто не беспокоил. Гаджет не должен издавать ни звука, это может выдать меня.

Я как в хорроре. Лагерь не успел за это время прийти в запустение.

Мебель внутри покрылась пылью, местами стены и полы потрескались, но в остальном все осталось сохранным. Многие вещи были брошены хаотично; так, будто люди в спешке покидали это место.

Странно смотреть на пустые комнаты с аккуратными кроватками. Так и вижу, как в одной из них жила молодая девушка, которая завязала роман со своим воспитателем и ничего не предвещало ей беды.

— В конце коридора направо. — прошептал Терентьев, который шёл рядом со мной.

Похоже, кроме нас здесь никого не было. Стояла гробовая тишина.

Неужели я ошибся?

Я был уверен, что ебучий извращенец, любитель театральных постановок, захочет восстановить события. Где я просчитался?

Все же завернув за угол, я услышал тихие шаги и еле различимые голоса. Мы были не одни.

Шумно втянув воздух ноздрями, я прислушался, стараясь двигаться бесшумнее. Нас не должны заметить.

В конце коридора стояла два амбала, судя по внешнему виду, охранники. Они смотрели за обстановкой. Помимо этих двоих в медицинском пункте хлопотали две девушки, которые расставляли огромные свечи, их свет было видно даже отсюда.

Значит они ждали их. Просто праздник, твою мать.

Я был прав.

Нужно спрятаться, дождаться нужного момента. Только бы не спугнуть их. Они привезут сюда Ангелину.

Я приоткрываю первую дверь рядом с нами, проскальзываю в нее и затягиваю внутрь Профессора.

— Будем ждать. — говорю я шепотом ему и показывая, чтобы сидел как мышка.

Мы сидим в тишине, не говоря друг друг ни слова. Мужчина боится даже дышать, я же судорожно прикидываю в голове свои шансы.

С моей стороны было самоуверенно прийти сюда, не предупредив никого без подкрепления. Нужно было сказать Санычу. Я не знаю сколько их и как они вооружены.

Сам я могу не справиться…

Через час громкость голосов возрастает, появляются совсем новые.

Поднимаюсь со стула, готовый сорваться, приоткрываю щелочку и готовлюсь выступить. Я вижу людей в масках и чёрных плащах, они напоминают сектантов. У каждого из них в руках по свече.

Циркачи.

Самый высокий с крупным телосложением завершает процессию, у него на руках с раскиданными руками покоится Ангелина. Девочка без сознания. Обычное румяное лицо бледнее мела, губы синие.

При виде бледного лица, почти обескровленного, я начинаю злиться.

Они нарядили ее в красный халат до пят.

Еле сдерживаю себя, чтобы не выскочить с пистолетом и не перестрелять всех. Меня дергает, телепает из стороны в сторону, но нужно держать себя в руках, не поддаваться эмоциям… Один в поле не воин, нужно выгадать момент.

Главное не навредить Сиськастой.

Мимо нас, в противоположную сторону медицинскому пункту, проходит один из них, одетый в чёрный плащ, на его лице металлическая маска, скрывающая личность.

Да, он — подарок судьбы!

— Не двигайся! Сиди тут как мышка! — одними губами говорю Профессору. — А еще лучше, спрячься в шкаф!

С этими словами я тихонько выскальзываю в коридор и бегу на носочках за ним, сокращаю дистанцию между нами. Нужно уложить его без шума, чтобы никто ничего не заметил…

Мужчина заходит в туалет. Я невольно усмехаюсь.

Подхожу к нему со спины, он даже не замечает меня, достаёт свой член и направляет струю в писсуар.

Замахиваюсь и ударяю его по голове, отключая его, лишь тонкая струйка мочи стекает постыдно по его ногам на рефлексе.

Стягиваю с него атласную мантию и снимаю железную маску. При виде лица мужчины меня передергивает, теряю дар речи. Петрушка.

Блядь, тот самый, никчёмный Петрушка из управления.

Как же далеки их сети.

Отгоняю от себя эти мысли, с ними будет время разобраться потом. Сейчас нужно вызволять дырочки моей девочки из адского плена.

Стараюсь копировать повадки горе-полицейского, которого я спрятал в туалете.

Пришлось действовать быстро, полагаясь на удачу. Главное, чтобы в ближайшее время больше никто не захотел в туалет, иначе меня ожидает провал. Его тело сразу найду на полу.

Прохожу мимо комнаты, стараясь не смотреть на нее. От профессора только и нужно — сидеть тихо и не привлекать внимания. Он был нужен, чтобы показать дорогу и рассказать по больше об этих психах, но в итоге от него мало толку. Он сам себе на уме.

Захожу в медицинский пункт, стараясь быть спокойным.

При виде его убранства у меня сводит все тело в болезненных спазмах. Чувствую, как к горлу подступает тошнота. Хочется выпить. Невыносимо хочется напиться. Жажда скручивает суставы во всем теле. А еще я бы выкурил травки, сделал бы пару затяжек. Давно этим не баловался. Из-за Ангелины.

В центре комнаты стоит кровать, на которой мирно с блаженным выражением лица посапывает Лина. У нее ангельское личико и безмятежный вид, что не вписывается в происходящие реалии. Вокруг нее множество свечей и лепестков роз.

При виде этого девичьего лица я даже растекаюсь. Нашёл. Вижу ее. Целую и не вредимую.

В углу тесной комнаты стоит стол с шампанским и клубникой. Отвратительно.

Они еще и отмечают такое.

— Нужно уходить. — говорит мне подошедшая девушка. — Он скоро прибудет и должен будет лишить ее девственности.

— Она разве девственница? — стараюсь говорить тихо, чтобы не выдать свой голос. Маска немного искажает голоса, но не настолько, чтобы мой выдать за Петрушкин.

Ответом мне служит хриплый смех. Достаточно противный. Представляю, что за маской скрывается уродливая крыса.

— Ты будто не знаешь… Он найдёт способ, как ЛИШИТЬ ее по другому…

Мне бы хотелось задать больше вопросов, но я умалчиваю. Трудно понять — сколько знал этот Петрушка. Лишние вопросы могут привлечь внимание.

Я специально задерживаюсь, словно хочу выйти последним. Прикидываю свои шансы и рассматриваю замок на двери.

Вся эта процессия тут только для того, чтобы приготовить жертву к ритуалу. Главного здесь нет. Очень хочется посмотреть на самого развратного мужчину в мире. Неужели он развратнее меня?

Когда девушка выходит, я захлопываю дверь, предварительно выталкивая ее. Быстро проворачиваю замок и начинаю двигать шкаф у стены к двери. Поступок слишком не обдуманный, да и плана никого нет. Но нужно действовать.

Скидываю с себя маску и плащ, чтобы они не сковывали движения и бегу к Ангелине.

За дверью начинается настоящая суета. Крики возрастают, они пытаются вынести эту дверь.

— Сука! Открой дверь!

Ангелина без чувств. Никакие пощечины не пробудят ее. Спящая красавица, блин.

Подлетаю к окну с решёткой и пытаюсь быстро открыть все замки и засовы. Это нужно сделать быстрее, чем они догадаются оббежать здание. Нельзя терять время.

За столько лет все проржавело и заклинило, металл нехотя поддается мне, приходит в движение. Приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы сдвинуться с мертвой точки.

На лбу выступает пара капель пота от усердия. А во рту все также сухо от жажды.

Когда мне удается распахнуть окно, я с жадностью вдыхаю свежий воздух. От этих пидоростических благовоний уже блевать охото. Какой взрослый мужик разведет это все, чтобы просто потрахаться?

Подхватываю Сиськастую и залажу на подоконник.

Преследователям удается выбить замок и теперь они пытаются оттолкнуть дверь вместе с шкафом, но я даже не различаю их крики. В моих ушах кто-то включил Богемскую рапсодию и я стараюсь сохранять спокойствие.

С такой высоты трудно слезть самому, что говорить о том, когда у тебя на руках девушка. Только в сказках они все весят как пёрышки, а в жизни это нормальный такой мешок картошки, который нельзя волочить по полу.

С молитвами и божьей помощью мне удается слезть. От напряжения дрожат руки.

Приходится закинуть Сиськастую на плечо, чтобы мне ничего не мешало взять в руки в пистолет. Снимаю его предохранителя и со всех ног бросаюсь к машине.

Если начнётся перестрелка, мне не удастся убежать. Их больше, да и они не обременены женщиной на плече. Сейчас лучше всего сбежать.

Позади слышу мат и скрип металла. Они пробрались в медицинский пункт и теперь у меня совсем мало времени…

Нужно бежать… бежать из последних сил. К машине…

Синяя bmw уже на виду, считанные шаги остались. Присаживаюсь на одно колено, чтобы передохнуть и проверить обстановку. Никого вроде бы нет, я скрыт кустами, но никто не может гарантировать, что в других тоже кто-то есть…

Беру в руки камешек и закидываю в кусты. Жду. Ни шороха ни звука… Вроде бы никого нет. Выжидать и проверять времени тоже нет. Придётся двигаться.

Пересекаю оставшиеся метры не дыша, усаживаю Лину, пристегиваю ремнём. Делаю все машинально, на скорости. Главное не останавливаться.

Вижу тёмные фигуры, которые приближаются все ближе. Они бегут, вызывая во мне раздражение. Сектанты гребаные.

Запрыгиваю на водительское сидение и завожу двигатель. Черт с профессором, выберется. Его оставлять не красиво, но в моей системе приоритетов, жизнь Лины стоит дороже.

Двигатель не заводится, предательски глохнет.

Фигуры все ближе.

— Твою мать! Блядь! Давай!!!

— Она не заведётся, Дик. — тихий, но властный голос заставляет меня обернуться.

Позади меня стоит молодой мужчина, мой ровесник. Он умеет произвести впечатление. Высокий и статный с модной прической, но при этом не той гейской, которую зализывают гелем. Брутален. Он смотрит на меня карими, почти чёрными глазами мягко, даже снисходительно. Явно чувствует себя хозяином положения.

В его руке пистолет.

Он максимально расслаблен.

— ТЫ мне нравишься. Ты такой же, как я. Ненасытный и жаждущий получить желаемое. Я бы не причинил тебе вреда, но ты прикоснулся к тому, что принадлежит мне.

— Она не принадлежит тебе. — спокойно отвечаю ему, сжимая рукоятку пистолета, готовый выстрелить.

Он улыбается.

— Она моя, то, что ты порвал ее девственную плеву, еще ни о чем не говорит. Я очень боялся, что она фригидная, но ты доказал обратное. За это я тебе благодарен. Ты открыл вечный огонь, который я буду раздувать в пожар.

— Да ты прям поэт.

Он подходит ближе, останавливая жестом своих подоспевших людей. Поднимает руку с пистолетом.

— Убить было бы правильно, но скучно. Ты лишил меня удовольствия быть ее единственным, я подарю тебе возможность наблюдать за тем, что тебе не достанется никогда.

Он спускает курок и я даже вижу, как пуля вылетает и несётся ко мне.

Ангелина.

Боль. Везде. В каждой мышце, в каждой клеточке тела.

Этот стон мой?

Во рту Сахара, ни намека на жидкость. Губы потрескались от жажды.

Открываю глаза. Заставляю их открыться, упрашиваю поддаться моим уговорам.

Я в светлой комнате. На мне все тот же красный халат, который вызывает приступ тошноты. В ужасе ощупываю своё тело, пытаясь найти признаки насилия. Ничего нет. Не чувствую ничего.

В углу комнаты в кресле сидит мужчина, которого я сразу узнаю. Герой моих кошмаров.

Перестаю ощупывать тело и смотрю на него, не шевелясь.

Он рассматривает меня, как животное в клетке. Сидит максимально расслаблено, закинув ногу на ногу. С возрастом он похорошел. В нем появился лоск, статность и уверенность в себе.

— Ты…

— Да, мой Ангел. — говорит он, вставая и направляясь ко мне. Под тяжестью его тела матрас прогибается. Он садится и проводит рукой по моим волосам — С возрастом ты стала прекраснее, созрела.

Я отползаю от него, стараясь превозмочь боль во всем теле. Слово «созрела» мне совсем не нравится, слишком двусмысленное.

— Что ты хочешь от меня?

— Тебя.

— А ты мне противен!

— Тебе так кажется… — он берет меня за лодыжку и дергает вниз. — Скоро ты будешь хотеть меня во всех позах… так как мне нравится…

— Размечтался. — пытаюсь отвесить ему пощечину, но он перехватывает мою руку и целует ее. Но не нежно, а кусает.

— Не стоит разбрасываться словами, Ангел. В моих руках находится сейчас слишком многое. Например, судьба Дика. — Пытаюсь понять, что он имеет в виду и говорит ли правду. Девять лет я не видела этого человека. Девять. И не видела бы еще девяносто девять. — Представь себе, этот идиот в пьяном состоянии ездил в старый лагерь и убил двух человек, один из которых мент. Ему светит срок… Журналисты готовы сейчас порвать его на лоскуты.

У меня пересыхает во рту, Дик не мог никого убить. Нет! Это точно подстава.

— Чего ты хочешь? — повторяю свой вопрос. Знаю, что он сказал это все не просто так.

— Тебя.

— А взамен?

— Дика не убьют в тюрьме… — он улыбается почти ласково, гладит меня по щеке, после чего засовывает указательный палец мне в рот, ожидая покорности. — Сейчас все улики против него. Даже после того, как его выпустят под залог, он останется главным подозреваемым. Его отмазать могу только я…

И я подыгрываю, с отвращением проводя языком по коже…

— Где гарантии?

Рома берет двумя руками моё лицо и шепчет в самые губы:

— Я не лжец, мой Ангел. Извращенец — да, псих — да, но не лжец-нет…

Дик.

Козел прострелил мне ладонь. Теперь в моей руке зияла дыра.

Он просто вырубил меня и уехал. Я бы мог поднять пистолет и пристрелить его, только их было человек десять, а я один, не мог же рисковать Ангелиной? Этот псих ей дорожит, а они?

Что с ней?

Мне не было страшно за свою жизнь, но я до боли в зубах переживал за нее. Этот одержимый псих не предсказуемый, несёт какую-то чушь, следует больным правилам и не оставляет девчонку в покое.

Тупой ублюдок.

Ладно, не тупой, просто ублюдок.

Задушу своими руками. Тварь.

Она же сейчас полностью в его власти.

— Александр Георгиевич, Вы признаёте себя виновным в двух убийствах в лагере? — повторяет Ермолаев, который значительно изменился, когда силы на шахматной доске распределились по-новому.

Впервые на допросе как подозреваемый. Отвратительно сидеть по ту сторону стола после операции и еще под действием обезболивающего. Голова болит, мысли не собираются в кучку.

— Нет. — выдавливаю я.

После экспертизы станет известно, что убийства были произведены из моего табельного пистолета. Вот только, если Петрушку убил я, то профессора я и пальцем не трогал. Признать убийство одного, признать значит всю вину. Нужно все отрицать, потом придумаю стратегию, когда голова просветлеет.

— Расскажите, что произошло в лагере.

— Я рассказывал уже три раза. — слабо выдавливаю я. — Вы лучше бы потратили силы на поиски Ангелины Майоровой, а не на мой допрос.

— До пункта, куда Вы дели тело Майоровой мы еще дойдём…

— Как давно ты с ними? — спрашиваю его и замечаю, как Вена на виске начинает пульсировать сильнее. — Все понятно с тобой, кусок говна. Пизда тебе, когда я отсюда выберусь.

— Вы угрожаете офицеру при исполнении. — цедит он сквозь зубы.

— Да пошёл ты нахер. Допрос окончен…

— Он будет окончен, когда я скажу. — Мои руки скованы наручниками. Так бы я проломил бы ему черепушку. Когда в нем проснулась такая уверенность? Никому нельзя верить, они все марионетки Буркова.

Дверь со стуком распахивается и на пороге показывается невысокий мужчина в костюме с огромными синяками под глазами.

— Владимир Дьяков, адвокат Александра Георгиевича.

Мужчина садится рядом со мной и кладёт перед Ермолаевым листок бумаги.

— Здесь документ, подписанный генеральным прокурором Российской Федерации о разрешении выпустить моего клиента под залог до судебного процесса и выяснения всех обстоятельств. Если Вы хотите его допросить, Вам будет необходимо вызвать его на допрос в соответствии с законом.

— Генеральный прокурор теперь занимается такими мелкими делами?

— А это не Ваше дело, каким делами он занимается. — Дьяков встаёт и добавляет любезно. — Пойдёмте, Александр.

Я вытягиваю руки, чтобы с меня сняли наручники. Раненая рука распухла и металл перелавливал кисть с такой силой, что я готов был застонать.

На улице меня ждал здоровенный джип.

— Тебя значит мой папашка прислал. — говорю я, сплевывая на землю. От обезболивающего язык немного немеет.

— Вы верно подметили. — учтиво говорит адвокат.

Стекло машины спускается и на меня смотрит собственной персоной Дик старший, он смотрит на меня устало, так будто не спал всю ночь. Отец быстро примчал в Крым за мной, завидная скорость.

— Не ломайся и затаскивай сюда свою жопу! Сейчас не до семейных разборок!

— Спасибо за помощь, но я обойдусь без твоей помощи.

— Хочешь сгнить в тюрьме, да, пожалуйста. — злобно говорит он, становится настоящим криминальным авторитетом. — Мне вот только девчонку жалко.

Слова отца немного отрезвляют меня. Наступаю себе на горло, я залажу в машину, откидываясь и чувствуя, как сильно меня пробивает усталость. Веки против моей воли слипаются.

— Поспи. — мягко говорит отец. — Тебе нужно набраться сил перед битвой.

Эта семейная идиллия глаз режет. Скоро кровь пойдет из ушей от этой противоестественной картины.

Семейство Дик не из тех, где поздравляют друг друга с праздником, дарят подарки и ведут приятные беседы за чашечкой чая. У нас не бывает рождественских вечеров с какао. Обычно в нашей семье сплошные склоки, непонимание и война. И так было всегда, сколько я себя помню. Даже в детстве.

Даже, когда мама была жива — мы постоянно ругались. С Веней мы постоянно делили игрушки, внимание родителей, да все, что угодно, что можно было поделить надвое даже мысленно. Мы напоминали двух Баранов, которые боролись с друг другом.

Объединялись мы только против кого-то. Если кто-то обижал одного из нас, другой был готов бить за брата.

Сидеть в комнате со старшем братом и отцом, рассказывая им в деталях во второй раз, что произошло в Крыму, утомительно. Они смотрят на меня с угрюмыми выражениями лица, слишком похожими, почти идентичными. Как же они похожи.

В отличие от меня Веня общался с отцом все эти годы, но мы никогда не обсуждали это.

Прошло уже два часа, а мы ни разу не сказали друг другу ничего гадкого. Это не похоже на нас. Даже я не пытался сбежать от Дика старшего, последние годы мы не находились с ним под одной крышей более пяти минут.

Брат в идеально выглаженной рубашке и брюках сидел на подоконнике позади отца, восседающего на диване в чёрной футболке и чёрных брюках. Дон Дик, копия Дона Корлеоне. Мафиози.

Мне приходилось сидеть напротив них и отвечать на тысячи их вопросов, которые они по очереди задавали.

— Не известно, где Лина. Ни единой зацепки, даже непонятно в Крыму ли ещё она. — выдыхая, говорит Веня. — Эти малые умеют скрываться, заметать следы. Пытаюсь найти хоть что-нибудь. Пока безрезультатно.

— Ищи не ее. Ищи Буркова. — говорю я, поглаживая руку, как маленького ребёнка. Она ныла, не давала мне покоя, но пить обезболивающие не хотелось, чтобы не задурманить голову.

— Сань, я же не дурак! — глаза брата гневно блестят. Из Вени получился бы хороший следователь, он мог найти кого угодно даже на том свете. — Искал всех…

— Он уже не в Крыму. — говорит спокойно отец, вставая с дивана. Я уже забыл каким он может быть. Многие боялись его. Безбашенный и здоровый. — В Крыму все — как на ладони, большая деревня. Он уже давно в Москве, если не засветился официально, значит летел на частном самолете. Я не думаю даже, что он прячется от тебя. Он по своей натуре скрытен. Ты облажался, щенок, и теперь твоя жопа в его руках.

— Меня не особо заботит твоё мнение. Я найду доказательства своей невиновности и вытащу Ангелину.

— Сказочный долбаеб! — качает театрально отец головой. — Все сделано так, что ты ничего не найдёшь. Если ты придёшь за Бурковым, он прижмёт твою задницу, ты не успеешь ничего сделать. У тебя даже нет догадки, где она может быть.

Правда в словах отца была. Он неплохо меня подставил, если бы не дружба отца с высокопоставленными чинами, я бы уже наклонялся за мылом в душной камере. Мне даже кажется, что он все это организовал только ради того, чтобы на меня повесить убийство.

Но его слова все равно вызывали во мне злобу. Меня даже затрясло при виде его важного лица. Уверен в том, что он всегда прав.

— У тебя есть только вариант, который спасет твою девушку.

Мою девушку… Эти слова впервые меня не коробят. Даже воспринимаю их с легкостью, как само собой разумеющееся.

Раньше, когда девушки пытались меня затянуть в отношения, я лишь смеялся. Я одиночка, кот в поисках кисок и сметанки, а не петушок, охраняющий курочку. И их желание сделать меня своим мужчиной вызывало во мне смех. Наивные дурочки.

Секс не повод для отношений.

— Какой же? — интересуюсь нехотя я.

— Наступить на свою гордость и попросить меня о помощи. — отец усмехается, следя за тем, как я краснею и покрываюсь белыми пятнами. Внутри меня кровь превращается в кипяток и она готова пениться. Меня бросает из стороны в сторону от его заявления.

Смотрю на брата, который прячет улыбку.

Отец уже давно ищет повод, который заставит меня с ним общаться и пойти к нему навстречу. И теперь он пытается меня привязать к себе таким способом.

— И чем ты можешь мне помочь? Поднимешь все свои преступные связи?

— Хватит брюзжать слюной! Ведёшь себя, как маленький ребёнок. — он подходит ко мне ближе, возвышается надо мной, кладя руку на спинку кресла.

Для своего возраста он в прекрасной форме, выглядит даже моложе своих лет. Его не портит небрежная щетина и несколько полопавшихся сосудов в глазах. Даже наоборот, придают брутальности.

— Ты сам занимаешься шантажом чиновников, дерешь с них деньги.

— Я делаю благое дело. Собираю со всяких сволочей деньги и отдаю их бедным!

— Робин Гуд, ты не забываешь класть и себе в карман.

— Это проценты! — я поднимаю здоровую руку и наставляю ее на отца.

В нашей стране никогда не посадят взяточников, они будут всегда есть из кормушки, воруя и проворачивая свои тёмные делишки. Я же заставляю их платить за это, а их деньги перевожу на счета детских домой и онкологических больниц. Иногда беру и себе на расходы. А почему нет?

Тот, кто владеет информацией, тот владеет властью.

Мне хочется добавить, сказать отцу, что я никого не убиваю. В отличие от него.

— Строй и дальше из себя недотрогу. — отец распрямляется и устало проводит рукой по волосам. — Веня, я в свой номер — спать. Присмотри за своим братом.

— Я могу сам за собой посмотреть. — ворчу я, понимая, что без помощи отца я не справлюсь с Бурковым. Я не знаю, кто еще вовлечён в тайную секту этого больного психопата. Нельзя ни к кому обратиться. Можно верить только самым близким.

Весь убойным отдел Крыма был замешан в его темных делишках. А сколько в Москве?

— Постой. — говорю отцу, вставая и подходя к нему близко, всматриваясь в его лицо, видя в нем себя. — Я прошу тебя о помощи, но это не значит, что я тебя простил.

Моих знаний хватает, чтобы понять — Дик в жопе. Его дела очень плохи.

Все доказательства против него. Роме удается все обставить так, словно Дик психопат и убийца, он пытался провести жертвоприношения. Мое исчезновение хотят также повесить на него.

В моих руках тонкая папка с копиями заключений и допроса Дика. У Буркова все на него, он постепенно затягивает петлю вокруг его шеи.

Все просто. Расклад такой: я по своей воле отдаюсь ему, превращаюсь в ту, кого он хочет видеть рядом с собой, и он оставляет Дика в покое. Закрывает его дело и даёт ему и дальше работать следователем.

Бурков играет со мной, как с куклой. Тянет за нужные ниточки, чтобы я приняла нужное для него решение. Я в замешательстве.

Я заперта в небольшой комнате, где из мебели жесткая кровать и зеркало. Тут неуютно и угнетающе. Вроде бы и ремонт очень тёплый и красивый, а все равно холодные цвета и обстановка давит на мое подсознание. Мне хочется сбежать из этого места.

Я не притронулась к ароматному завтраками, который мне принесли. Как бы мне не хотелось есть, я удерживаюсь и не притрагиваюсь к мясу с овощами. Они могут быть также напичканы лекарством.

Мой желудок предательски урчит, неприятные спазмы скручивают все тело.

Рано или поздно ко мне придёт Рома за ответом. Без часов трудно определить сколько прошло времени. Сложно принять решение по этим бумагам.

Но при мысли, что Дик может пострадать, мне становится дурно. Меня изнутри словно кислотой обливают, нутро плавится от болезненного ощущения.

Бурков привез меня в Москву в свой дом за городом. В Очень неприятное место, нашпигованное развратными штуками, разбросанными по дому. Даже боюсь представить сколько тут было оргий и разврата. Противно всего касаться.

Дверь почти беззвучно открывается и в комнату входит мой тюремщик. Рома выглядит свежим. На его губах гуляет лёгкая улыбка. Мужчина источает уверенность в себе, он самодоволен и умиротворён.

— Привет, мой Ангел! — его голос звонко разносится по комнате. Ничего не отвечаю, просто подбираю ноги под себя, поджимая губы. — Как твои дела?

— Лучше всех.

— Это прекрасно. ТЫ прочитала чтиво, которое я тебе отдал? — Просто киваю, не хочу отвечать ему. — Занятное, правда? Дику понравится в тюрьме.

— Он никуда не сядет.

— Конечно, потому что ты не дашь ему загреметь. — Рома усмехается.

Я лишь кусаю губы.

— Ты можешь лгать.

— Выбор за тобой.

— Мне нужны доказательства.

— Их не будет.

Закрываю глаза, облизываю кровавые губы.

— Зачем я тебе? — спрашиваю вопрос, который повторяю девять лет.

Бурков берет моё лицо в свои руки, стискивает его и говорит в самые губы:

— Потому что ты мой развратный ангел… порока…

Рома целует меня, проникает языком в мой рот, изучая его. Он напорист, но не груб.

Мне придётся абстрагироваться, думать о Дике и нашем первом разе. Самом прекрасном, что было между нами. Фантастическая, сказочная ночь.

— Я согласна, но только если ты докажешь, что с Дика все сняли!

— Сдай удостоверение и табельное оружие.

Саныч напоминает нахохлившегося петуха. Сидит в напряженной позе, сцепив руки и старается не смотреть мне в глаза. Даже отсюда вижу след от помады на его воротничке, такой же как у его помощницы. Упорно притворяется, что у него с ней ничего нет. Но вся уголовка о них знает.

Руководство видимо задало ему трепку из-за меня. И решение отстранить до выяснения обстоятельств логичное, но вот только он мог бы сказать два слова, что происходит, спросить, что случилось. Мы не первый день вместе работаем. Вместо человеческого отношения я получил холодное приветствие.

Я раздраженно бросаю в него красную книжечку с изображением двуглавого орла, пистолет просто кладу на стол. Мне очень хочется сказать ему, что он мудозвон и тряпка, но вместо этого я устало вздыхаю и встаю. Только у самого выхода, сплевываю на пол его кабинета, сквозь зубы говорю:

— Когда все закончится, можешь засунуть свои извинения — себе в жопу.

Бурков хорошо поработал. Даже там, где не могло быть моих отпечатков пальцев — они появились. Из подозреваемого в двух убийствах в Крыму, я превратился в подозреваемого убийцу москвичек, дела по которым мы вели с Ангелиной. Появились свидетели, которые меня видели на местах преступлений с этими девушками. Имена свидетелей были засекречены.

Если в баре я действительно был, даже трахался в этой проклятой кабинке, то в цветочном магазине не был никогда. Чтобы меня так грамотно привязать к делу нужно разбираться в тонкостях сыска. Меня помогал подставлять кто-то из своих…

И это было неприятнее всего. Я постоянно в уме перебирал имена и фамилии коллег, тех кто мог такое провернуть. Нужно попросить Веню показаться в их счетах, кто из них живет не по карману.

С забинтованной рукой я не мог водить, поэтому приходилось терпеть папиного водителя и охранника, которому не хватало только малинового пиджака для полноты картины. Он был лысый с толстой шеей и выражение лица напоминало оскал питбуля. Вообщем, не мужчина, а лапочка. Такие всегда вызывают доверие с первого взгляда на них.

Интересно у него есть семья?

— Куда? — буркнул он своим милейший голоском, когда я завалился в машину.

— На Волгоградку. Нужно кое с кем встретиться…

Несмотря на то, что меня попросили вести себя максимально прозрачно, я не мог сидеть сложа руки. Нужно искать Сиськастую.

Я так и не понял, зачем Буркову понадобилась именно она, и вообще зачем нужно было полошить весь этот цирк с убийствами? Это должно было что-то значить. Нужно было понять, он выбирал девушек случайно или они входили в его секту. Если я смогу доказать его причастность к ним, то смогу и с себя снять обвинения и Ангелину вытащить из этого дерьма.

Родители Ангелины вряд ли могут мне чем-то помочь, им, по-моему, вообще по барабану, что происходит с их дочерью. Живут в своём мирке, грабят бабки и радуются. И даже думать не хотят, что за фарфоровыми сервизами и пафосными вечеринками скрывается настоящая в жизнь. И в ней их дочь глубоко одинока и несчастна.

И все же, я собирался с ними встретиться, переговорить о событиях девятилетней давности и узнать, кто мог все эти годы незаметно наблюдать за их дочерью. Может быть они замечали что-нибудь странное.

С момента исчезновения Лины прошла неделя. В том, что она жива я не сомневался. Бурков не стал бы ее убивать. Но вот цела ли она?

Дом родителей Ангелины находился в дорогом жилищном комплексе, полностью огороженном от простых смертных. В нем жили только очень богатые и влиятельные люди. Просто дом богатеев, политики, артисты, государственные служащие.

На территории все было вылизано так, как будто через минуту сюда набегут журналисты и будут снимать кино или фотографировать антураж для журнала. Не понятно, кто еще читает эти глянцевые журналы, но, наверное, если их печатают, то такие люди есть.

Ландшафтный дизайн в японском стиле с небольшими деревьями, прудиками и прочей лабуденью.

Я зашёл в нужный подъезд, улыбаясь консьержу, мужчине средних лет в ливрее. Почему-то мне было смешно на него смотреть. Пришелец из Англии двадцатых годов.

— Добрый день! Вы к кому? — он практически поклонился. Какой вышколенный персонаж.

— К Майоровым, они меня ждут.

Может быть он бы меня и остановил, но я прошёл мимо него с таким самоуверенным видом и гадким выражением лица, что он не решился меня остановить. Этот приём работает всегда. Люди боятся, что им потом влетит за беспокойство богатых и наглых людей.

Немного заблудившись в доме, я все же нашёл нужную квартиру и позвонил в дверь. Сегодня выходной и Майоровы должны быть дома. Хотя бы мать. Она вроде бы не работает.

Дверь открыла мне Елизавета Майорова. Высокая женщина с идеально уложенным каре. Она выглядела моложе своих лет, но абсолютно не была похожа на Ангелину.

Красивая? Да. Статная? Да. Но в ней не было очарования и благородной простоты дочери. От женщины так и веяло надменностью и холодом, что раздражало и отталкивало с первых секунд.

— Да? — она даже не удосужилась со мной поздороваться.

— Я Александр Дик. — сказал я, стараясь улыбаться. Со стороны могло показаться, что у меня произошло замыкание лицевого нерва.

— И?

— Мне нужно с Вами поговорить!

— Лизунь, а кто пришел? — за ее спиной показался и отец Лины. Его я знал лично. — Дик?

Хотел что-то добавить, но раздался уже знакомый голос, который заставил перевернуться кофе в моем желудке.

— Какая неожиданность! Дик пришел к Вам в гости? — Бурков в рубашке с закатанными рукавами и джинсах также вышел ко мне навстречу. Он был максимально непринужден и расслаблен. В отличие от меня.

Я пожалел, что сдал табельное оружие.

Глядя на самодовольное ебало Буркова испытываю неконтролируемую жажду убийства. Трясло так, что зубы сводило. Хотелось придушить козла голыми руками.

— Что ты тут делаешь? — злобно чеканю, делая шаг вперёд, отодвигая в сторону мать Ангелины, желая сцепить пальцы вокруг его шеи. Захожу в коридор без приглашения. Сейчас вообще не до воспитания и церемоний.

Почти набрасываюсь на него, меня удерживает новая деталь, которая никак не укладывается в голове.

Оборачиваюсь и млею. Охреневаю настолько, что даже замираю.

— Привет. — тихий, робкий, еле различимый голос.

Передо мной стоит Ангелина в скромном чёрном платьице, которое открывало вид на ее шикарные ножки. Две стройные ножки без единого синичка и недостатка. Вид у нее был шикарный. Красавица. Совсем не напоминала жертву изнасилования.

Я отчаянно ищу хотя бы след насилия. Хоть что-нибудь, что говорило бы, что ее держали насильно. И не потому, что хотел бы, чтобы ее побили, а потому что я ни хера не понимаю. Ее похитили, этот гандон хотел ее изнасиловать при всех, а она стоит передо мной без единого синяка и смотрит невинными глазами.

— Что прости? — спрашиваю я, не одупляя того, что происходит. Смотрю Сиськастой прямо в глаза, ожидая объяснения. Внутри происходит ломка: хочу обнять ее, вдохнуть запах, дотронуться до жопы, чтобы убедиться, что она передо мной.

Бурков подходит к ней и демонстративно обнимает за талию, притягивает к себе, покоя руку на ее жопе. Он это делает специально, вызывает эмоции во мне.

— Дик, вы в моем доме. Вы можете себя вести скромнее? — даже не различаю слова, которые мне произносят совсем рядом. Родители Ангелина за моей спиной, невольные свидетели этого цирка. Гнев застилает глаза. Просто крышу сносит.

— Как ты, Дик? — Ангелина убирает волосы за ухо и затравленно зыркает на меня. Ничего не понимаю.

— Отлично, разве не видно?

— Что у тебя с рукой?

— Одно мудло выстрелило. — говорю я, испытывая острое желание выпить и выкурить косячок. Перевожу взгляд с Буркова на нее и обратно, ощущаю себя идиотом, которого развели как лоха. — Что ты тут делаешь?

Она открывает рот, но не издаёт ни звука. Напоминает бледную мумию. Смотрит на меня, а в глазах слезинки дрожат.

— Мы пришли с Ангелочком рассказать о том, что собираемся пожениться. — насмешливый голос Буркова раздражает. Рука начинает пульсировать и ныть, болеть с такой силой, что готов ампутировать ее, чтобы это больше не чувствовать.

— Что? — снова глупо повторяю я.

— Мы женимся. — тихо говорит Ангелина, стараясь не смотреть мне в глаза и я уже совсем ничего не понимаю.

— Не переживай, мы пришлём тебе приглашение.

Он наклоняется, кладя руку ей на живот и целует в губы, накрывает ее. Поцелуй длится дольше, чем нужно, слышу звук перегоняемой слюны изо рта в рот.

Белая пелена застилает глаза. Слышу звуки, но ничего не вижу.

У меня сносит крышу.

Убью, суку.

Просто подаюсь вперёд и оттаскиваю мудака от нее, наношу удар за ударом прямо по его наглой рожи, вижу как Бурков ухмыляется, ему доставляет удовольствие моя реакция. Прикладываю его головой о стену. Раз. Два. Три.

Меня пытаются оттащить от него, перехватывают мои руки. И Бурков сразу же вскакивает и наносит ответные удары. Он бьет меня в живот. Толкает. Шипит в самое ухо:

— Смирись, Дик… Оставьте нас одних, пожалуйста, мы поговорим, как мужики… тет-а-тет!

Родителей смывает сразу же, как будто и не было. Они слушают этого мудлана, как главу семьи. С каждым фактом, который я узнаю на них — начинаю ненавидеть все больше. Остается стоять только Ангелина, она придерживается за стену. Лицо невероятно бледное, нижняя губа дрожит. Она смотрит на нас с нескрываемым страхом.

— Я сказал наедине. — Бурков говорит мягко, но я чувствую скрытый подтекст в его голове.

Она выдыхает и все же разворачивается и медленно уходит. Она не похожа на ту девочку, которая любила поязвить дерзким язычком, слишком покладистая. До отвращения. Будто подменили.

— Ты принуждаешь ее силой. — выплёвываю я. — Доберусь до тебя, отстрелю твою башку, нахер.

— Разве? — он смеется мне в лицо. — Не принимай желаемое за действительное.

— Пошёл нахер. — отталкиваю его. — Я грохну тебя и, если будет нужно отсижу до конца своих дней. — Ангелина! Лина, блядь!

Я ору на весь подъезд, срывая голос.

Мне посрать на Буркова и на его угрозы. Если будет нужно — я отсижу, сдохну при необходимости.

Сиськи Ангелины того стоят. Девочка не должна продавать душу этому дьяволу.

— Дик уходи! — Лина выскакивает из комнаты. Все ее лицо в слезах, которые текут ручьями по щекам, скатываясь постепенно в декольте. Ощущаю боль, которую она испытывает. — Прости меня, но я не хочу тебя видеть, слышишь? Мы с Ромой хотим пожениться. Ты тут лишний!

У нее почти срывается голос, Ангелина сжимает руки в кулаки, почти топая ногой.

Смотрю на нее и не верю в этот цирк.

— Слышишь? Пошёл вон! — Бурков уже спокоен. У него из носа стекает тонкая струйка крови.

— Никуда я не пойду один. Лина, если он тебе угрожает, забей хер, мы прорвёмся!

— Я вызову сейчас полицию. — говорит она, доставая телефон и набирая номер. — прошу тебя, покинь дом моих родителей.

— Пиздец. — выдыхаю, не веря ни своим ушам, ни глазам. Я горбачусь, чтобы спасти ее жопу, а она вон значит как со мной. — НУ ты и сука…

Резко направляюсь к выходу, не желая ни минуты больше находится в этом доме. У самого входа Бурков преграждает мне путь и говорит на прощание:

— Я пришлю тебе видео, как буду ее трахать… — он говорит это так тихо, что его слышу только я.

— Да, пожалуйста. — усмехаюсь громко, чтобы она слышала.

Вылетаю из дома и быстром шагом пересекаю вылизанную территорию, меня просто трясёт. Если я сейчас не выпью, то сорвусь. Мне позарез нужно набухаться и потрахаться. На ходу ищу в телефоне нужный номер.

— Любаня, будь у меня через пол часа. — говорю я, закуривая. Она приедет, прилетит сама. За ней не нужно бегать, как за этой.

Пора спустить жидкость с яиц.

Ангелина.

Больно. До ломоты в костях. Разрывается мясо, сердце кровоточит.

Смотрю на Дика и умираю. Люблю его. С первого взгляда, наверное, влюбилась так сильно в этого мужчину. Мой идеал.

Думала, что уже никогда не увижу его. Боялась, что Рома убьёт его, засадит в тюрьму, искалечит, он может. Я ощущаю его власть…

У него рука перебинтована, жестко зафиксирована кисть, часть бинтов окрашены в грязно красный цвет. Он был ранен. Больно физически от осознанная, что его могли убить из-за меня.

Выбор был прост. Или я делаю, так, как говорит Рома или Дик сгниет в тюрьме. Он не виноват в том, что я вляпалась в дерьмо девять лет назад, не должен платить такую дорогую цену. Поэтому я сделала выбор.

Я выйду замуж за Романа Буркова, буду очень послушной и хорошей девочкой, делать все так, как говорит он. Взамен он отпускает Дика и больше никого не трогает. Убийств больше не будет. Никто не пострадает.

Кроме меня.

Моя мама с папой прыгали до потолка, когда я привела к ним Буркова. Успешный и молодой бизнесмен, их мечта. Когда Мама увидела золотой колечко с огромным бриллиантом, которое весило больше, чем грецкий орех, она растаяла и сама влюбилась в него, простив в миг фиаско с Романовым.

Смотрю на своих родителей и не могу понять, как я могу быть их дочерью? Я на них не особо то и внешне похоже.

Рома умел производить эффект. При родителях — мечта, а не мужик.

Мне становилось плохо при мысли, что рано или поздно мне придётся переспать с ним. И он будет диктовать условия.

Мне становится так страшно, что сводит судорогой все тело.

Пришлось прогнать Дика, выставить его за дверь, постараться заставить его поверить в то, что он мне безразличен. Хотя мне казалось, что у меня все написано на лбу и в глазах. Все было слишком очевидно.

Я пыталась сделать ему больно, чтобы он вычеркнул меня, а как будто сама себя резала без анестезии.

Но он должен был уйти из моей жизни. Дик должен жить и быть счастливым.

— Ты была молодец. — Бурков стирает с моей щеки еще не высохшую слезу, задирает платье и сжимает ягодицу до синяков. Я зажмуриваюсь, закусывая губу, стараясь абстрагироваться. Нужно привыкнуть. Человек может ко всему привыкнуть. — Открой глаза.

Его обычно милый голос становится грубым и резким. Выходит наружу настоящий Роман Бурков. Повинуюсь.

— Ты должна смотреть на меня, когда я тебя трогаю или трахаю! — чеканит он сквозь зубы. — поняла меня?

— Да. — выдавливаю я, стараюсь не думать, что он снимает с меня трусики, нюхает их и прячет в свой карман. Его холодная ладонь поглаживает мою внутреннюю часть бедра.

— Нагнись. — Я облокачиваю грудью о раковину, ноги подгибаются. Что он задумал?

Рома достаёт два металлических вагинальных шарика, крутит их передо мной, слежу за его движениями в зеркало ванной комнаты. За дверью мои родители, которые обсуждают моего чудесного жениха. Они просто в восторге от моего жениха, который олицетворение благополучия и воспитания.

Он загоняет их в себе в рот и смачивает слюной, я уже знаю, что он будет делать. Стараюсь думать о Дике с открытыми глазами, но перед глазами все равно жесткий Бурков с перекошенным лицом.

Рома вводит в меня по одному шарику по очереди, хлопает слегка по складочкам и наклоняется к самому уху.

— У нас будет самая настоящая брачная ночь, но перед ней я буду тебя готовить… к тому, как я люблю… — его слова наносят мне физическую боль, а еще меня тошнит от его запаха. — Ты должна держать их в себе весь вечер, это твоё наказание, не нужно смотреть так на Дика, мне может показаться, что он тебе не безразличен. Не люблю ревновать.

Он болен. Психически не здоров.

— как скажешь. — шепчу я. — Если ты так считаешь, то я сделаю.

Бурков спускает обратно платье, поправляет его, как будто ничего и не было.

Открывает дверь в ванной и выходит к родителям. Я иду за ним, натягиваю полуулыбку, стараясь сжимать стенки влагалища, которые оттягивали тяжелые шарики. С каждым шагом они перекатывались и напоминали мне — кто их туда положил.

С каждым шагом я острее чувствую свою обречённость и унижение, но на моем лице спокойствие. Я счастливая невеста.

— Вы знаете, у Линочки так разболелась голова после этого представления. Нам нужно ехать.

— Конечно! — воскликнула Мама и целуя меня, запричитала: он просто чудо, моя дорогая. Я так рада, что ты одумалась. Уверена, что с Ромой ты будешь счастлива.

О да, Мама, я буду очень счастлива. Ты не представляешь себе как.

Дик.

Всю дорогу домой я чувствую, как злость сжирает меня внутри. Хочется отшлепать девчонку, потаскать ее за волосы и вбить в голову правильные мысли. Дурная женская логика.

Представлю, как этот самодовольный хлыщ залазит на нее и берет ее. Сзади. В рот… меня начинает трясти.

Она просто взяла и отдала себя ему. Преподнесла на блюдечке с золотой каемочкой.

Водитель отца пугливо посматривает в зеркало заднего вида. На моем лице проглядываются эмоции. Напоминаю психа.

Все, что мне сейчас нужно, чтобы сбросить стресс и привести голову в порядок — секс и виски. Станет сразу легче и все разложится по полочкам.

Я слишком устал от всего этого дерьма.

Люба сидит на лестнице у моей двери. На девушке узенькие джинсы и коротенький топик, почти не скрывающий грудь. Она послушно ждёт. При виде меня она поднимается и улыбается пошлой улыбкой, которая говорит: «Я пришла к тебе трахаться.»

Именно это мне сейчас и нужно. Просто освободить свою голову от бесконечного потока мыслей о Сиськастой.

Физика и никакой психологии. Чистый спорт.

— Привет. — Люба становится на цыпочки и аккуратно меня целует, замечает повязку на руке и поглаживая больную руку. — Выглядишь неважно.

Ничего не отвечаю ей, просто заталкиваю в квартиру. Поговорить я могу с кем угодно, мне нужен просто трах, спуск. Ничего лишнего.

Люба подходит идеально. Она сумеет сделать все, как нужно.

Я уже позанимался в Крыму любовью. Потек как мороженое. Такое больше не должно повториться.

Наматываю волосы Любы на кулак и тяну вниз, чтобы она приняла нужную позицию. У меня нет ни времени ни сил церемониться с ней. У меня все тело гудит, голова раскалывается. Я на грани срыва в пропасть.

Девушка знает, как я люблю. Она делает все идеально.

Но я все равно не получаю того кайфа…

Люба обхватывает губами головку члена и начинает работать ртом на все двести процентов, старается от души. Чавкающие звуки заполняют мою квартиру. Она вылизывает мне яйца, посасывает их. Все делается так профессионально. Ей можно было бы выдать грамоту за усердие. Но это все равно все не то.

Ее минет не идет ни в какое сравнение с Ангелиным в машине. Сиськастая делала неумело, интуитивно, но он был другим, таким желанным и сладким, она так жадно двигала своим язычком.

От разочарования, не получения желаемого становится отвратительно. Закрываю глаза и вспоминаю лицо Лины с пухленькими щечками и широко распахнутыми глазами, она постоянно слегка приоткрывала губы, как будто была немного удивлена.

У нее потрясающие губы, две спелые вишенки.

Пока Люба обрабатывает мой ствол, я думаю о другой, представляю другую. Настраиваю себя, представляю, что сейчас рядом со мной Ангелина.

Блядь, что бы мне кончить — мне нужно думать о ней!

Твою мать!

Черт!

Блядство.

Телефон начинает разрывать от звонка. Нехотя протягиваю здоровую руку и смотрю на экран. Отец.

Чем ты сможешь мне помочь? Убить Буркова?

Хотя, я был бы за это благодарен. Убить его к чертовой матери.

— Да. — отвечаю я, показывая жестом, чтобы Люба не прекращала.

— По твоему делу появился еще один подозреваемый. — слышу как отец усмехается. — Кто-то помогает тебе выбраться из этого дерьма?

Ничего не отвечаю. Да, мне помогают. Ангелина, блядская дева Мария, жертвенница драная. Вот условия ее договора. Моя свобода на ее. Дура. Безмозглая кретинка.

— Я договорился встретиться с одним человеком. Он поможет тебе.

— С кем? — скептически отношусь к его предложению. Настрой близится к нулю и такое впервые, но хер так и стоит колом. Любаша вон не сдаётся, работает только лучше.

— Не по телефону. Заеду через час.

Отец отрубается.

У меня пропадает желание.

Отец приезжает минута в минуту, будто за углом стоял и ждал, когда нагрянуть. Пунктуальности ему не занимать.

Весь в черном с хмурым выражением лица он напоминает итальянского мафиози. Тёмные волосы аккуратно зачёсаны назад, седина почти не тронула его.

Интересно, после смерти матери, была ли у него женщина? Говорю — не о случайных связях, а о женщине, которая бы жила с ним, грела постель и заботилась о его самочувствии.

За долгое время впервые задумываюсь о его чувствах. В детстве я считал, что папа ни с кем не может быть кроме мамы, но сейчас мне не семь лет. Я понимаю, что человеку нужен человек, и ему за столько лет нужно тепло.

— Куда мы едем?

— На встречу с одним знакомым. — отвечает он уклончиво. — Ты что-нибудь слышал о Луке Гроссерия?

— Да. — отвечаю сразу же, глядя на отца с нескрываемым удивлением. — Но откуда ты его знаешь?

Лука Гроссерия — олицетворение власти, серый кардинал. У него нет должности, но он может приказывать многим в правительстве. У него армия, агенты по всему миру. Откуда отец может его знать и даже выбить встречу с ним.

— долгая история. — отец хмурится еще сильнее. — Будем надеяться, что он захочет помочь тебе.

Захочет… Я отношусь к этому человеку двояко, он просто не нравится мне. Такой же психически нестабильный бандит, как и все.

Мы останавливаемся у гостиницы в самом центре, но я не удивлён. Вряд ли такому человеку хочется говорить о делах в шумном ресторане. Он должен быть очень скрытен.

Когда мы выходим, водитель отца отъезжает, оставляя нас одних у входа.

— Веди себя хорошо, чтобы мне не было стыдно за тебя.

— Мне уже не пять, пап! — строю гримасу и захожу за ним в старинное здание, в котором пахнет лавандой и кофе.

Нас тут же встречает двое мужчин в одинаковых костюмах, которые молча осматривают нас и проверяют содержимое наших карманов. У обоих армейские стрижки и строгие выражения лиц. Бывшие силовики.

— А гостиница сегодня закрыта? — интересуюсь я у них, потому что не вижу ни одного гостя в лобби.

Отец закатывает в глаза.

Мой вопрос игнорируют.

Нас ведут по богато обставленному коридору в ресторан, в глубине которого за столом сидят двое мужчин. Трудно угадать кто из них Лука Гроссерия. Один русый с густой бородой, а другой шатен с легкой щетиной. Оба в идеально скроенных костюмах, стоимость который переваливает за миллион.

В Африке голодают дети, а на них надето по машине…

Один из них курит, медленно выпуская дым изо рта. Максимально расслабленный и неторопливый.

Когда мы подходим, мне удается ближе рассмотреть их. С первого взгляда идентифицирую Гроссерия.

На щеке фирменный шрам. Тонкая полоса.

Меня пугают его глаза, совершенно пустые, без единой мысли и эмоции. Каменное выражение лица. Он словно восковая фигура.

— Лука Ханзиевич. — отец протягивает руку и мужчина принимает ее, пожимает. — Майлз. Спасибо, что уделили время.

Правая рука Луки. Майлз. Выглядит мягче, чем он, но так ли это? Мужчина тоже работает глазами, как сканером.

— Добрый вечер. — говорит Майлз, пожимая нам руки. Лука не удостаивает меня приветствием.

Мы садимая напротив, и к нам тут же подходит официант предлагая напитки. Зал закрыт только под нас.

С интересом рассматриваю человека, о котором боятся говорить, но любят пошептаться.

Трудно с точностью определить его возраст. Нет седины и возрастных морщин, но он не молод, холодные глаза придают ему возраста. Он давит одним присутствием на окружающих, очень крупный. Огромные ладони удерживают стакан с виски. Лука крупнее среднестатистического мужчины раза в два.

— По телефону я уже говорил о нашей проблеме. — начал отец. — Сами мы не можем решить эту проблему. Нам нужна помощь.

Когда отец заканчивает говорить, Лука оборачивается ко мне, смотрит на меня оценивающе, продолжая курить. Я бы и сам сейчас затянулся.

— Я сниму с тебя обвинения. — говорит он. — Завтра утром в тюрьму сядет виновный. Мои люди должны поймать его с минуты на минуту.

Он говорит это с невероятной легкостью. Как будто ловить преступников — это два пальца обоссать.

— Но? — спрашиваю я, чувствуя, что за его речью будет но. Не просто так он сказал это все. Он усмехается.

— Но… Бурков очень важная шахматная фигура, которую, если скинуть с доски, то будет шах и мат не в мою пользу. — он тушит сигарету и откидывается на диване. — Несмотря на всю его вредоносность, он сдерживает паразитов. Убивать его было бы глупо.

— Каким же образом?

— Если бы не его клубы веселых и находчивых — они все бы вышли на улицу, чтобы насиловать и убивать… а так они находят людей со схожими интересами и веселятся в красных комнатках. Почти никому не мешают.

— Я все равно его убью. — когда произношу это, понимаю, что не хочу упрятывать его за решетку. Только смерть. Гребаный извращенец должен покоиться в земле.

Лука кивает, соглашаясь.

— Да, пожалуйста, но только после того, как кое-что сделаешь для меня.

Ангелина

Месяц спустя.

— Боже, моя дорогая, ты так похудела! — Мама помогала застегнуть мелкие пуговицы на белом платье вдоль всей спины. Они были очень маленькими и нужно было приложить немало усилий, чтобы их все застегнуть. — У тебя пропала и грудь и попа, так нельзя переживать перед свадьбой. Все же хорошо! Посмотри, как всё красиво. Если ты не будешь следить за собой, то Рома перестанет на тебя смотреть.

Да Мама, я переживаю только из-за свадьбы, не могу дождаться, когда выйду замуж за чудовище. Его внимание к моей персоне — последнее о чем я думаю.

Отвратительно красивая свадьба. Все и вправду получилось до блевотины прекрасно. Идеальная гармония, все просто без сучка и задоринки. Величественное платье не просто шло мне, я в нем была принцесса. Букет был шикарен, ароматен и вызывал ахи у всех женщин.

Ресторан украсили так красиво, что журналисты уже час снимали его убранство для всех модных журналов.

Все было так идеально, что меня трясло от этой насмешки судьбы. То, что было фарсом, практически не настоящей свадьбой — было так чудесно. Зловещий рок.

Я стояла в платье и ждала, когда этот фарс уже закончится. Не хочу смотреть в сотню лиц и каждому лгать, как я счастлива. Уписываюсь от мысли, что сегодня я стану Ангелиной Бурковой.

Умру от нахлынувших чувств.

Радость мамы так раздражает, что я не удерживаюсь и постоянно говорю ей что-нибудь язвительное. Не могу в себе сдержать этот гнев.

В одном Мама права, я похудела. Сбросила за месяц семь килограмм. Почти высохла на глазах.

Не хотелось есть, пить, жить… Жизнь была невкусной, черствой коркой хлеба. Воздух отравлял мое существование.

Завтра Бурков снимет полностью с Дика обвинения. Завтра сделка будет завершена. Только я не представляю, как буду жить дальше. Дик меня ненавидит, не поймёт ничего, не простит.

Дик. Дииик…

Не видела его месяц, не слышала язвительный шуток, не знала даже, как его самочувствие, зажила ли его рука. Я постоянно думала о нем, навязчиво до дурмана, перед сном и в секунды после пробуждения. Шептала его имя в душе.

Во сне он мне снился каждый день. Иногда мы занимались любовью. Я скучала по нему… Я хотела к нему…

— Твой выход через пять минут. — сказала она, заканчивая, и выходя из комнаты, оставляя меня наедине. Мама почти хлопала в ладони от счастья, ее мечта сбылась. Хоть кто-то счастлив в этот день.

Я могла бы сбежать, просто выйти и сесть в любое такси. Доехать до аэропорта и улететь в любой город этой планеты. Вот только, что будет с моей семьей и Диком?

Бурков за этот месяц показал своё истинной лицо, настоящий психопат. Он не различал добро и зло, поклонялся сатанизму и был неадекватен. В его голове отсутствовала логика и идеология, он повиновался чему-то животному и необъяснимому.

Он просто поклонялся сексу.

Вся его жизнь состояла из извращений, от которых у меня вставали волосы дыбом.

Бурков трахал женщин до их потери пульса, до такого состояния, что приходилось вызывать врача, чтобы вернуть их к жизни. Они теряли сознание не от сильных оргазмов, а болевого шока. Ему нравилось унижать и ломать.

Меня спасала пока его навязчивая идея, что он должен взять меня в брачную ночь. Самую настоящую. Чтобы я была невинной и чистой. Он откроет мне новый мир.

Сегодня он возьмёт то, что хочет и никто его не остановит. Тридцать дней назад это вводило меня в истерику, выбивало почву из-под ног. Но чем дольше я была рядом с ним, тем сильнее атрофировались все мои чувства. Мне становилось безразлично, что он может сделать мне. Боль врастала в меня. Все это было нестрашно. Может быть, он переборщит и убьёт меня, избавит от этого цирка.

Заиграла музыка. Время моего шествия к алтарю любви.

До сих пор не понимала, зачем все это было нужно? Но Рома настаивал, это было принципиально, и я должна была играть по его правилам. Иначе, Дик отправится в тюрьму.

Натянув улыбку, я вышла из комнаты в огромный зал, украшенный цветами и переполненный гостями. Все они направили на меня камеры своих телефоном и охали от того, что я такая миленькая.

Так и слышала глупые комплименты; не хочу быть красивой. Как они могут видеть, как я зову на помощь взглядом?

Все они думали, что я самая счастлива невеста на планете, потому что я отхватила такой лакомый кусочек. Роман Бурков был не только молод и красив, но и страшно богат. И он так любил меня…

На людях Рома был самым настоящим ангелом, трудно было догадаться, что в его доме было несколько специальных комнат для утех с такими игрушками, что ими можно было лишить жизни человека.

Я старалась идти ровно, хотя ноги немели и не слушались меня.

Успокаивала себя только тем, что так мои близкие останутся живы и здоровы.

Став рядом с Ромой, я выдохнула и схватилась за его руку с отвращением, понимая, что именно это ждут от нас. Мы должны выглядеть влюблёнными и счастливыми.

Рома передвигается ко мне и грубо целует. Со стороны он проявляет страсть, но Я ЗНАЮ, что так он показывает мне, что он мой хозяин. Его язык проникает в мой рот и выписывает там узоры. Щёлкает, как хлыстом.

Во время поцелуя я думаю над тем, что Романовы стоят рядом с моими родителями и поздравляют их с праздником как ни в чем не бывало. Будто их сын и не имел виды на меня. Какие же они все лицемеры.

— Дорогие брачующиеся! — воскликнула работница ЗАГСа и мне стало совсем плохо. Густой туман обволакивал сознание. Стало плохо. Меня затошнило, и если бы я съела хотя бы кусочек, то он бы обязательно сейчас вышел из меня.

Все завертелось так быстро, что я не успевала следить за ее монологом.

Может быть я в очень реалистичном сне?

Кто-нибудь, остановите происходящее.

— Ангелина, согласна ли Вы стать женой Романа Буркова? — слова прозвучали как приговор. Я растерянно оглядела зал, ища поддержку и может быть какую-то силу, но все ждали моего ответа. Они хотели услышать «да». Все они смотрели с таким придыханием, что я всхлипнула.

Бурков стиснул мою руку, напоминая о реальности, об уговоре.

— Да. — прошептала, чувствуя как силы меня покидают. Я бы упала прямо на пол, если бы мой муж не поддержал меня и не дал упасть на пол. Его руки приковывали меня рядом с собой.

— …объявляю Вас мужем и женой!

— Не могу дождаться, когда смогу выдрать тебя! — Рома смеялся как гиена. Отвратительно. — Мы уйдём пораньше, через пол часа. Не смогу ждать больше. Хочу натянуть твой рот на свой член. Порвать твой рот своим хером. Ты теперь моя, Ангел…

— Это не прилично, мы должны побыть с гостями. — пытаюсь оттянуть время. — Мы устроили цирк, его нужно довести до конца.

— Нет. Тридцать минут. — он отрезал, сжимая руку так сильно, что завтра на ней будет синяк. — Все поймут меня. Жених хочет насладиться невестой.

Он отпускает мне и передо мной снова улыбчивый и замечательный Роман, по которому так сходят с ума мои родители. Они же поют ему оды любви

Для такого случая Рома снял огромный номер в гостинице. Его последователи должны были все приготовить к нашей первой ночи. Они зажгли свечи, расставили ароматические палочки и разложили эротические штучки. Их слишком много для одной ночи.

Я старалась не смотреть на них, даже не думать, что сегодня они могут оказаться во мне. Лучше не думать об этом.

Мы приехали намного раньше, потому что ему не терпелось взять то, что ему принадлежит. Я видела, как они заканчивали приготовления. Он буквально сгорал от нетерпения. Напоминал безумного.

— Ангел мой, разденься, пожалуйста, для меня. — он сел в огромное кресло, даже не налив себе выпить, просто смотрел на меня, пожирал глазами. Такой учтивый. — Сейчас.

— Мне трудно снять платье, я позову кого-нибудь, чтобы помогли.

— Не нужно. Подойди. Я СНИМУ ТОГДА САМ.

Роман Бурков красив и привлекателен, у него очень правильные черты лица, но в его глазах есть что-то отталкивающее. За маской благовоспитанности скрывается настоящий монстр, которого я боюсь. Кровь леденеет в жилах, глядя на это чудовище.

Он расслаблено сидит и ждёт, когда я сама подойду к нему, совершу то, что он ждёт от меня. Ему нравится манипулировать людьми.

Делаю шаг и замираю. Нужно больше сил и воли, чтобы совершить такое.

Еще шаг.

Еще один.

Слежу за своим дыханием, стараюсь не сорваться в пропасть, не сойти с ума от внутричерепного давления, которое сводит меня с ума.

Жизнь под откос.

Шаг, еще один.

Неприлично близко. Протяну руку и уже дотронусь до его змеиной кожи.

— повернись, я расстегну пуговицы. — Рома очень терпелив, он наслаждается моей внутренней борьбой.

Я поворачиваюсь и перестаю дышать, когда его холодные пальцы касаются моей кожи, прикрытой только тонкой сеткой, совсем не защищающей меня от щупалец урода.

Рома очень медленно расстёгивает пуговицу за пуговицей, скользя ладонью по моей спине. Он хочет максимально прогнуть меня. Делает все нарочито медленно, заставляя меня ждать в нетерпении.

Платье падает к моим ногам, и я остаюсь в одних чулках и тонких, полупрозрачных трусиках.

Бурков кладёт руку на мою голую грудь, не оборачивая меня к себе лицом. Меня передергивает с такой силой, что я делаю в шаг сторону, не выдерживая отвратительного напряжения. Меня трясёт и кидает из стороны в сторону. Шатает, как пропитого алкоголика.

— Что-то не так, Ангел мой?

— Мне нужно собраться перед первым разом. Давай выпьем. — говорю я осипшим голосом, не похожий на мой; говорю чужим голосом, противным и липким. Не узнаю его со стороны. Нужно собраться.

— Я хочу, чтобы ты была трезвая, когда я буду тебя драть. — Бурков смеется мне в лицо. — Выпьешь потом… А сейчас ты не должна упустить ни минуты…

Если бы во мне остались слезы, то я бы заплакала, но внутри от безнадежности было так пусто, что внутри ничего нет. Лишь дрожь и страх.

Я опускаю руки вниз, открываю ему грудь, собираю остатки своей гордости и воли в кулак. Он может взять моё тело, это всего лишь оболочка, но ему не поиметь мою душу. Ему не удастся сломать меня. Я буду стойкой, выдержу все, что он мне уготовил, дождусь подходящего момента и вырежу его сердце.

— Ты настоящий ангел, моя девочка. Совершенство. Опустись на колени. — командует он, не двигаясь с места. Он хочет максимально унизить меня.

Я опускаюсь на колени, закусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы не выдать все свои чувства. Намерена вести эту войну до конца. Бурков хочет увидеть, как я унижаюсь, плачу и ползаю, прося пощады. Этого я ему не дам.

Раздаётся стук в дверь, и у меня все ухает вниз. Сердце начинает колотиться все сильнее.

— Мы заняты. — громко говорит Роман, ухмыляясь, он не собирается открывать дверь. Все это время он смотрит мне в глаза, безумный человек, преследующий меня практически десять лет.

— Простите. Но Вам приготовлен подарок от администрации гостиницы. — говорившая девушка немного картавит. У нее очень смешная «р», но сейчас меня это совсем не забавляет. Маленькая отсрочка моего падения.

Я продолжаю стоять на коленях, ожидая его решения.

Роман подходит к двери и открывает ее, не впуская девушку внутрь.

— Давайте, я сам занесу. — говорит он. До меня доносится лишь звон посуды.

— Удобнее будет, если я Вам помогу. — говорит девушка, тихо смеется. Ей весело, она даже не подозревает, что тут происходит. Мысленно зову ее на помощь, но из груди не вырывается и звука.

— Не стоит.

— Мне кажется, что стоит. — новый незнакомый мужской голос мне не знаком, он продавливает тишину и заставляет всех присутствующих замолчать. — Роман, лучше не дёргайтесь.

Бурков вваливается задом в номер, пятиться как рак. Я вскакиваю и прячусь за огромную кровать, стаскиваю покрывало, чтобы им укрыться.

Что происходит?

В номер заходит высокий блондин в чёрном костюме. Мужчина огромен, широкоплеч и вид у него угрожающий. Он бросает на меня лишь беглый взгляд, скользит и больше не обращает внимание, я для него не представляю угрозы.

— Что это значит? — Бурков не выглядит напуганным. — Я бы не стал размахивать так смело пистолетом, мальчик. Ты знаешь, что может быть, если меня не станет. Какие люди за тобой придут?

Мужчина не улыбается, просто устало вздыхает. В его руках пистолет с глушителем, он держит его непринужденно, для него эта штука — как продолжение руки. Профессионал.

— Не угрожай мне мелочью. Ты потерял свой трон. Все кассеты и материалы, которые ты хранил, как подстраховку — у нас. У тебя больше нет подушки безопасности. — слова незнакомца напрягают Буркова, теперь он уже не выглядит таким непринуждённым.

— Но как? — голос мужчины теряет уверенность, мужчина сдувается на глазах.

— Привет от Александра Георгиевича. — мужчина поднимает пистолет и приставляет его к виску Буркова. — Он хотел сделать это лично, но сегодня у него много работы в клубе. Закрой глаза, девочка!

Я сразу выполняю приказ, нервно сглатываю, слышу глухой выстрел. Дергаюсь, когда тело падает.

До меня не сразу доходит, что Александр Георгиевич — Дик. Не понимаю, что за кассеты и клуб. Но происходит разрыв аорты от нахлынувшего адреналина.

— Рита, принести ей одежду.

Я так и сижу с закрытыми глазами и не дергаюсь, не понимая, что происходит. Девушка протягивает мне джинсы и футболку, чтобы я могла одеться. Принимаю с благодарностью, стараясь не смотреть на тело Романа, которое лежало на толстом ковре.

Мужчина накрыл его одеялом. Его судя по всему не особо заботило, что кто-то может увидеть тело посреди номера в гостинице полной гостей.

— Спасибо. — выдавила я, закончив переодеваться в ванной. Теперь я могла осмотреть моих спасителей.

Девушка была подстрижена под мальчика, у нее были ярко-розовые волосы. Она напоминала больше подростка, чем взрослую девушку. Мужчина же был настоящим солдатом, военная выдержка чувствовалась во всем: в его стрижке, походке, взгляде. Он был очень угрюм. — Кто Вы?

— Это неважно, Ангелина. Идите домой.

Я бы с радостью рванула на все четыре стороны, но меня удерживает один факт, то, что и заставило меня пройти это все, согласиться на весь этот цирк со свадьбой. И незапланированная смерть Буркова теперь могла нанести вред.

— Я никуда не пойду. Вы упомянули Дика, что с ним? Бурков обязался снять с него обвинения, что будет теперь после его убийства?

— Его не посадят. Обвинения сняты давным-давно.

— Как? — мне становится душно от этого заявления. — Его имя все еще числится в списке подозреваемых, я проверяла.

— Просто. Рита, отвези ее домой.

— Как прикажешь, Лео.

Дик.

Успел. На последних минутах вырвался на финишную прямую и забил решающий гол в ворота Буркова. Сам не ожидал, что успею.

— Не знаю, как ты, но я чуть не обосрался! — Веня сел на грязную лестницу в бежевых штанах и достал из моего кармана сигареты. Сразу же закурил. У брата немного дрожали руки, и я понимаю, сам был на взводе.

— Уверен, что Лео прибил бы его, даже если бы мы не успели. — тоже закуриваю, обдумывая прошедший месяц. Сколько всего изменилось за это время. Как сильно я изменился за этот период. — Завтра нужно подписать последние бумаги в участке, и я свободен.

— Будешь скучать?

— А ты как думаешь? Я был следаком сколько себя помню, а теперь… Давай выпьем? — поворачиваюсь к брату, глядя на родное лицо, похожее на меня, как две капли воды, но Веня был совершенно другим.

— Давай. Можно еще отца позвать.

— Можно…

Затягиваюсь сильнее, чтобы почувствовать спасительную горечь во рту.

Дик — весь этот месяц.

Гроссерия не тот, кто шутит, но от его слов мне хочется смеяться. Надеюсь, что он серьезно.

Мужчина сидит расслаблено, держит в руках бокал с виски. У него действительно необычная энергетика, подавляющая тебя намертво, в его присутствии трудно даже думать.

Слухи преуменьшены.

— Не уверен, что справлюсь. — отвечаю честно. — Не представляю себя в этой роли.

— Если не ты, то кто? — спрашивает он и делает глоток янтарной жидкости. — Предложи другую кандидатуру.

Задумываюсь над его словами, истина в них есть, но все равно трудно свыкнуться с этой мыслью.

— Мне нужно время, чтобы обдумать. Немного, хотя бы день-два.

— Можешь не торопиться. Лично у меня много времени. — он усмехается, чем меня коробит. Конечно, у него времени — вагон и маленькая телега. В отличие от Ангелины, которая сейчас в лапах извращенца. — У Буркова куча компромата на всех, он просто Чертов кукловод. На каждого есть, что предъявить…

— даже на Вас? Из-за этого так переживаете?

— К его несчастью, я сплю исключительно со своей женой, что и другим советую. — Гроссерия даже интонации не меняет. — Твоя задача забрать у него это ценное оружие и присвоить себе. Ты же следак, разыщешь все тайники быстро. Ресурсы я тебе подгоню, людей и оружие. Как завладеешь, весь бизнес Буркова твой, ты станешь новым крестным отцом разврата и порока. Твоя задача будет держать всех маньяков в узде, те, кто будет выходить на улицы… нужно будет останавливать.

— Убивать?

— Методы их успокоения, уже будет твоя забота…

Майлз дернулся, его лицо вытянулось и он гневно задышал, ноздри раздулись; у мужчины свело челюсти, словно от судороги. Так не злятся по работе, я узнавал нотки его ярости. Нечто схожее я чувствовал последние месяцы.

— Простите, мне нужно идти. — мужчина резко встал из-за стола, все его тело сводило от невидимых спазмов животного гнева. Он вылетел на такой скорости из зала ресторана, что я даже почувствовал ветерок, исходящий от него.

Лука и бровью не ведёт.

Ангелина. Сиськастая действительно забралась мне под кожу, выпивая по литру крови в день. Без секса и даже не стараясь, привязала мои мысли к себе, заставила хотеть только ее белый зад. Маленькая сучка…

— Я согласен. — говорю быстро на выдохе, чего тянуть время, выбора у меня все равно нет.

Когда мы с отцом сели в машину, я сразу спросил, интересующий меня вопрос:

— Ты знал его условия?

— Предполагал.

— Почему не сказал мне ничего?

— Потому что снова дул бы губы как мальчишка.

Старик невыносим, его трудно терпеть более полу часа. Считает, что он знает все лучше остальных, упрямится и не слушает никого.

— Ты считаешь, что можно отказаться от своего образа жизни со спокойной душой? Стать другим человеком?

— В жизни, вообще, очень часто приходится жертвовать собой ради близких. — отец становится совсем серьезным. — Думаешь, я мечтал провести все ваше детство в тюрьме? Просто мечтал, кайфовал там. Курорт в пятизвездочном отеле, мечта…

— Не нужно было убивать человека. Тогда бы не сел.

— Останови машину. — говорит отец водителю. — Выйди.

Папин телохранитель останавливается на аварийках у моста и послушно покидает машину без лишних вопросов, я чувствую себя маленьким мальчиком, которого сейчас будут отсчитывать, проводить воспитательную беседу.

Потираю руками лицо, слушать морали — нет настроения.

— Не поздновато ли для отеческих разговоров.

— Может быть слишком долго с тобой цацкался, но у меня больше нет сил терпеть юношеский идеализм. — отец оборачивается ко мне всем корпусом, похож на бешеного быка. Таким я его никогда не видел. Видимо, это истинное лицо Георгия Дика, того, кто заставляет трястись в страхе многих. — Тебя коробит, что ты не уйдёшь из полиции и не будешь ловить гандонов, а станешь одним из них? Опустишься до уровня грязи? Вся жизнь состоит из валяния в грязи, мой милый. Ты думаешь, мне, инженеру с престижным образованием, хотелось сидеть в комнатушке, пропахшей мочой?

Когда пришли в наш дом и стали угрожать моей семье, я защищался. У меня стоял выбор: остаться законопослушным гражданином с мертвой женой и сыновьями или убийцей. Угадай, что я выбрал?

Одному местному авторитету очень понравилась твоя мать, сначала он просто приставал к ней, отпускал пошлые шуточки и приходил к ней на работу, потом его интерес возрос. Его домогательства стали более настойчивые. В милиции не принимали заявление, потому что он держал их за яйца, как Бурков сейчас держит половину чиновников.

И вот однажды он забрал твою мать, украл прямо из дома посреди белого дня. Вы с Вениамином, совсем маленькие, остались дома одни. Плакали часами на пролёт, не понимая, где Ваша Мама.

Я пошёл к нему за ней и застрелил в упор — сначала его, потом его приспешников. Они не ждали от захудалого инженеришки такого. Твоя мама не оправилась до конца после нескольких часов с этим ублюдком… но она вернулась в семью, к Вам… это того стоило.

Потом меня хотели убить в тюрьме, многие хотели отомстить за своего босса, и у меня был один пусть, если я хотел вернуться к Вам, то должен был стать таким же, как они.

Так, у меня к тебе вопрос, сынок, что я сделал не так, за что меня стоит презирать и ненавидеть? Мне нужно было рассказать Вам в детстве, что насильник украл у меня Вашу мать? О том, что я раньше был так слаб, что не мог защитить ее?

Хриплый голос отца рассказывающий мне все это ввергает меня в легкое состояние шока. Я не замечаю, как стиснул кулаки, костяшки на руках побелели.

Я помню, что за несколько дней до того, как отца посадили в тюрьму, к нам в дом приходил мужчина, не помню его лица, потому что тогда я был совсем маленький, но помню противный голос, напугавший меня до чертика.

Тогда он забрал нашу маму, мы с Веней остались одни. Становилось холодно, за окном темнело, а она не приходила.

— Я думаю, что о таком стоило упомянуть хотя бы, когда мы выросли. — говорю, чувствуя, что внутри все горит, хочется выпить, заглушить этот вой внутри меня. Внутри меня нарастает кипучая ненависть, желание мести и крови.

— Может быть. — отец закрыл глаза, ощущая усталость. — Но детям не говорят о таком.

Найти все тайники Буркова так, чтобы он об этом не узнал — было искусство.

Почувствовал себя Гудини, исполняя трюк по воровству компромата.

Извращюга все продумал, он не держал папки с материалами в одном месте, не хранил все около своего дома и в местах, где работал. Некоторые из них оказались в банковских ячейках его приспешников, часть он спрятал на скрытых интернет-облаках.

Нам с Веней пришлось попотеть, чтобы быстро и четко, не раскрывая себя, собрать.

У Луки хватило бы силы убрать Буркова, стереть его в порошок, но он не хотел ворошить улей. Эти пчёлы были опасны, они нужны были ему живые и подконтрольные. А еще ему нужен был список имен всех, кто участвовал в этом беспределе.

У Буркова был компромат на каждого второго человека, имеющего хоть какое-то подобие власти в нашей стране. Были фото, видео, переписки, другие улики. Это не просто было порно с их участием, эти твари переходили границы. Им не нужен был просто секс, он их не удовлетворял. Они желали купаться в крови.

И тогда я понял, почему именно я должен был занять место Буркова… а именно это хотел от меня Лука. Был похож на них, мог мыслить как они…

Работать не на полицию, а на Гроссерия оказалось приятнее. Больше возможностей и меньше заморочек, никаких протоколов, нужен просто результат. И он достигался быстрее.

Свадьба Ангелины близилась, становилась все реальнее с каждым днем, а мы с Веней никак не могли найти последний список фамилий постоянных клиентов Буркова. Самых жирных рыб в его аквариуме, их он спрятал старательнее.

Мысль проверить Чертов летний лагерь осенила меня за день до свадьбы Ангелины. Это был уже крик отчаяния, мы уже не надеялись на успех. Приехали в огромное здание, не зная, что искать и где…

Я просто представил, что я Рома Бурков, психопат и извращенец; так где бы я спрятал вещь, дающая мне чувство власти?

Веня вставил флешку в свой ноутбук.

— Посмотрим, кто на этот раз в списке?

— Давай.

Брат шумно нажимал на кнопки, пытаясь раскодировать текст. Видео были запаролены.

— Черт, Саш… ты должен это увидеть…

Я заглядываю в экран и охреневаю настолько, что пепел с сигареты обжигает мои пальцы, застываю как статуя, не веря своим глазам.

Ангелина.

Дамочка с розовыми волосами меня пугала. Она была похожа на мальчика с красивыми сиськами. Нет, девчонка была очень привлекательная, даже с изюминкой, но она была настолько спортивной и резкой, грубой на язычок, что я терялась и не знала, что говорить в процессе разговора с ней.

Девочка отвезла меня домой, высадила у квартиры и протянула мне мои ключи с безразличным видом.

— До свидули. — сказала она, помахивая ручкой.

Мне оставалось лишь стоять у подъезда, не понимая, что происходит, провожая ее взглядом.

Сегодня утром я выходила замуж, была заложницей… В обед я стала свидетельницей убийства, а сейчас стою и не знаю куда мне бежать.

Не понимаю, что происходит и что говорить в будущем. Кто тот парень и эта девушка?

Набираю в грудь воздуха и принимаю решение. Нужно действовать и не терять время. Парень сказал, что с Дика сняли все обвинения, это нужно проверить. Только один человек может прояснить все, и ему я могу довериться. Это я и сделаю.

Поднявшись в квартиру, я нахожу блокнот с номером Полковника и набираю ему. Он не сразу поднимает телефон.

— Слушаю. — военным голосом рапортует он.

— Сан Саныч, это Ангелина. — говори тихо, присаживаясь на стул и теребя кофту.

— Лина! Как неожиданно, у тебя сегодня свадьба, разве нет?

— Мне нужно кое-что узнать у Вас! Правда, что с Дика сняли все обвинения? — мой голос выдаёт меня с потрохами, он на взводе, но мне простительно. Мне совсем без разницы, что он подумает обо мне. — Вы нашли настоящего преступника?

— Лина, что с твоей свадьбой? Что с голосом?

— Просто ответьте на мой вопрос, пожалуйста! — говорю я, чувствуя, что меня сейчас вот-вот стошнит на нервной почве.

— Все хорошо, Лина. Улики против Дика не подтвердились и все обвинения сняты. Но объясни мне, что с тобой.

— Это не телефонный разговор. — говорю я ему, не зная, могу ли я сказать, что Бурков убит. Может быть этим заявлением принесу вред Дику. Это убийство как-никак.

— Давай поговорим. Где ты, я подъеду…

— Давайте завтра. Сегодня у меня свадьба, как-никак. — глупо вру я зачем-то. — Я заеду в участок к Вам в обед.

Значит это правда. Дик свободен.

Я набираю его телефон, но не решаюсь нажать кнопку вызова. Что мне ему сказать?

Вся моя старая одежда оказывается на меня большой, висит как на вешалке. До этого момента я не осознавала глобальность моего похудения. Смотрю на себя в зеркало и не радуюсь своему отражению. Бледная тень той шикарной девушки, что была пару месяцев назад.

Сейчас бы я Дику не понравилась.

Решаю надеть свободное платье, у которого нет размера. Нужно узнать еще немного информации у Полковника. Может быть он знает, где Дик?

Был еще вариант позвонить Вене, но я не решалась.

В участке все было по-прежнему, словно ничего не изменилось. Все те же лица и такая же суета. С некоторыми из них я нехотя здоровалась, они смотрели на меня с нескрываемым интересом.

Мне никто не звонил и не писал со вчерашнего дня, из чего я могла сделать вывод, что тело Буркова так и не найдено, и никто не знает, что я счастливая вдова.

Прохожу мимо его помощницы, игнорируя ее попытки меня остановить, открываю дверь Полковника и захожу к нему без стука.

— Работа с Диком повлияла на тебя негативно. — говорит мужчина, восседая в своём кресле. Он с момента нашей последней встречи совсем не изменился. Все такой же гранит.

— Добрый день! — говорю я, стараясь выглядеть спокойно.

— Ты вчера меня напугала. Что случилось?

— Просто я очень переживаю за Дика. — честно говорю я. — Все произошедшее в Крыму сильно его встряхнуло. Он же был отстранён от дела. Наверное, запил, как черт…

— Я не знаю, что с ним. Он исчез с радаров в тот день, как сдал мне оружие и удостоверение. Я пытался с ним поговорить, разобраться во всем, но он не выходит на связь.

У меня внутри заболела душа, кто-то всадил в моё сердце миллион крошечных ножей.

И это все было из-за меня. Я уничтожила самого лучшего следователя нашей страны.

— Черт… — это все, что я смогла выдавить из себя. — Он хотя бы знает, что с него сняли все обвинения.

— Да. — говорит Саныч. — Я отправил ему сообщение, он вроде как его прочитал. Надеюсь, что выйдет из запоя и приползёт. Ты сама как?

— Нормально.

— Дик постоянно нёс чушь про твоё похищение, что во всем виноват твой жених, Роман Бурков. Это хоть как-то похоже на правду?

Делаю вдох и выдох, собираясь и пытаясь понять, что я могу ему рассказать, а что нет.

— Все не так просто. — уклончиво отвечаю я.

— Как твой муж поживает, как он тебя отпустил в первый же день после свадьбы.

— Он у меня понимающий…

— Не ври мне, Лина. Я старый мент и с легкостью отличу ложь. — Полковник принимает грозный вид и давит на меня взглядом. Мне становится неуютно под его пристальным взором, ёрзаю на месте. — Рома не отвечает на звонки, сообщения; никто не знает, где он. Это ему не свойственно. Где твой муж, Ангелина?

Желудок скручивает. Такое чувство, что стол начинает ходить ходуном. Мой мозг еще не успевает переварить все слова Саныча, осознать их смысл до конца, но все моё тело напрягается, я ощетиниваюсь, готовясь защищаться.

— Не поняла…

Полковник встаёт, выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. Цепляюсь руками за стол, чтобы не упасть со стула. Прикидываю, сколько нужно времени добежать до двери, успею ли я, смогу ли убежать от него.

Саныч делает шаг и я вскакиваю, отпрыгиваю от него и лечу к двери, чтобы выскочить в коридор. Нужно сделать все, чтобы не попасться к нему в руки.

Полковник настигает меня у самой двери и тянет за волосы назад, так больно, что я вскрываю от страха.

— Ааа. — мне кажется, что я вскрикиваю громко, но он тут же прикрывает мой рот своей ладонью, не давая издать и звука. Мужчина больше меня в два раза.

Мне не убежать.

— Чертова шлюха! Я задал тебе вопрос. — он тянет меня назад, стискивая челюсть с такой силой, что ещё чуть-чуть и сломает. Кости сводит от боли, зубы шатаются от давления. Все тело болит, изнывает от адской боли. — Издашь звук и я убью тебя? Поняла?

Для придания эффекта он отпускает мне пощёчину. Не лёгкую затрещину, а удар с размаху. У меня даже запрокидывается голова…

— Откуда Вы знаете Рому?

— Тут я задаю вопросы! — еще одна пощечина, я с грохотом падаю на пол, сбивая собой деревянный стул, который ломается подо мной. Бок пронзает такая боль, что кривлюсь и вскрикиваю. Часть дерева врезается в плоть. Для пущего эффекта Полковник еще раз пинает меня ногой. Я стискиваю зубы, усвоив урок, мне нельзя издавать и звука. — Где твой муж, сука? Куда ты его дела?

Удар за ударом. Но что эта боль в сравнении с тем, что со мной делал Бурков? Только стискиваю зубы!

Сплевываю кровь на пол, при падении я прикусила щеку или язык, трудно разобрать, теперь рот был полон крови.

— А ты давно продался с потрохами, старый козел?

Закрываю глаза и жду, когда Полковник нанесёт новый удар, сломает мои оставшиеся рёбра, но он не делает этого. Я слышу как он шевелится, но он молчит и больше не пинает меня. В комнате наступает только разрывающая нервы тишина.

— У меня вот тот же вопрос. — знакомый голос заставляет меня открыть глаза, судорожно сглотнуть свежий воздух. Все тело начинает полыхать.

В дверях стоит Дик в джинсах и футболке, все такой же неформальный, но при этом изменившийся.

Темно-синие джинсы и футболка с черепом, ничего официального. Его веселость и непринужденность пропала, уступая место холодности и резкости, которые раньше проявились лишь редко.

— Дик. — шепчу разбитыми губами, перекатываясь на спину. В уголках глаз собираются слезы.

Мужчина заходит в кабинет, захлопывая за собой дверь. Он не торопится помочь мне подняться. Его взгляд прикован к Полковнику.

— Я бы не рыпался, Саныч. Могу пристрелить тебя на месте без зазрения совести, а еще у моего брата твоё хоум видео. Даже если тебе повезёт, живым ты отсюда не выйдешь.

— Откуда?

— твой хозяин подарил. — Дик делает еще несколько шагов вперед. И рявкает: — Сядь! Значит, это ты подтасовал все улики против меня?

Дик подходит, отпихивает ногой обломки стула и рывком поднимает меня на ноги. Мне хотелось бы встретиться с ним по другому, чтобы он был более нежным. Дик так грубо поставил меня на ноги, что все тело скрутилось от боли. Он как будто хотел мне отомстить за сказанные слова.

— Не твоё дело, Дик. Ты зря во все это ввязался. Бурков убьёт тебя. Ты не знаешь, с кем связываешься.

— правда? Бурков мёртв, все его клубы, интернет-площадки и сопутствующий бизнес принадлежит мне, как и заветные папочки. — слова Дика производят впечатление на Полковника, он как будто становится меньше, лицо становится не просто удивленным, он поникает. — Ты арестован и будешь приговорён к пожизненному сроку за растление малолетних, укрывательство маньяков и убийство Анджелы Плетнёвой в туалете бара.

— У тебя нет доказательств.

— Они мне не нужны. — говорит спокойно Дик, усаживаясь в кресло Саныча. Демонстрируя ему, что теперь он в выигрыше.

У меня хватает сил только доползти до нового стула, сесть на него и постараться отдышаться. После пинков Полковника у меня горят легкие. Не могу дышать.

Увязаю в странном фейерверке чувств. Не могу оторвать взгляда от Дика, по телу разливается тепло. Скучала по нему, тосковала все эти дни. И сейчас не могла поверить в происходящее. Он рядом, протяну руку и смогу дотронуться до его лица. Жив и здоров, и главное — свободен!

— Не могу поверить, что не раскусил тебя раньше! Грязная, продажная тварь! — Дик держит полковника на мушке, не даёт ему и шелохнуться. — Какая же ты — сука!

— Ну и чего же ты тогда ждёшь? Нажимай курок!

— Нет. Смерть — слишком для тебя просто. Я отправлю тебя в тюрьму к педикам и насильникам, чтобы они тебе показали, что такое настоящий БДСМ.

— Думаешь, мне страшно?

Меня пугает ни перемена, ни тем кем стал Сан Саныч, а как быстро из внушающего доверие мужа, он стал продажным копом, желающим поиметь всех вокруг себя. В нем не осталось ни одного благородного качества. Раньше глядя на него, я ощущала силу и благородство, видела представителя закона. Теперь же он, просто здоровый мужик с членом на перевес, который продал все…

В дверь тихо постучались.

— входи. — громко сказал Дик, закидывая ноги на стол Саныча, встречая вошедшего мужчину. — Можешь забирать это гавно.

Мужчина был в возрасте, но крепкого телосложения, внушительная гора мышц, которая перекатывалась под классическим костюмом. Как он вообще смог купить себе что-то с такими неестественными габаритами?

Амбал скрутил полковника, сцепил его руки наручниками и подхватив под мышку, потащил к выходу, как маленького ребёнка. Я думала, что Саныч будет брыкаться, противостоять, но он был слишком спокоен и покладист. Видимо не видел смысла сопротивляться.

Когда они вышли за дверь, мы с Диком остались одни. Только я и он.

Мы не виделись всего месяц. Тридцать с хвостиками дней. Немного в рамках всей жизни, учитывая, что с Диком мы были знакомы чуть больше месяца прежде. Так мало, а кажется, что целую жизнь.

Трудно смотреть и говорить. Самый родной для меня человек.

Сердце кричит: Люблю тебя. Но я стискиваю зубы.? Ни издаю и звука.

Он наконец-то перевёл на меня взгляд; мне показалось, что с неохотой. Что он думает, глядя на меня?

Становится неловко от его взгляда, вспоминаю о своей худобе, отвратительной внешности. Я больше не красива и не привлекательна. Такая, как я, не может, ему нравится. Дик слишком искушён, ценитель прекрасного.

Раньше ему нравилось моё тело, мои формы, моя грудь. А теперь?

— Так и будем просто смотреть друг на друга? — не выдерживаю затянувшейся минуты молчания. Дик не извергающий колкости мне еще не знаком.

— Ты права, нужно расходиться по домам. — Дик встаёт, подходя ближе, доставая из шкафа пачку бумажных салфеток. — Держи, тебе нужно вытереть кровь.

— Это все, что ты можешь сказать мне?

— А что мне сказать еще? По-моему, ты все сказала мне у своих родителей. — чувствую в нем обиженного ребенка, который топает ножкой.

— Ты знаешь, почему я так сделала…

— Знаю, и считаю глупостью. Как можно было до такого додуматься? — он придвигается так близко, от него пахнет только дорогим парфюмом. Не улавливаю от него ни запаха сигарет ни алкоголя.

— До чего смогла… — выплёвываю ему в лицо, ощущая физическую боль от его присутствия. Так рядом и не со мной.

— Тебе нужно домой. Отдохнуть и набраться сил. — это все, что он говорит мне.

— Конечно. — встаю, выпрямляюсь и оказываюсь всем телом невыносимо близко. От мужчины исходит жар, как от печки или камина, меня обдаёт с ног до головы. По всему телу тут же начинают струиться капельки пота.

Как же жарко в этом мешковатом платье.

— Ты меня ненавидишь?

— Нет. — непроизвольно касаюсь руками его лица, провожу пальцами по упрямым изгибам. Впитываю каждую морщинку, шрам, неровность. Хочу запомнить каждый миллиметр, чтобы ничего не упустить.

У меня такое чувство, что это наша последняя встреча.

— Тогда что?

— Мне трудно держать себя в руках рядом с тобой. Не могу работать, когда ты рядом, думаю о тебе, а не о стратегически важных вещах. — Дик берет мои руки и прижимает к своей груди, как будто хочет, чтобы я прикоснулась к его сердцу. — Моя новая жизнь тебе не подходит!

— Не понимаю…

— Я больше не работаю тут. — говорит он, отстраняясь от меня, выпуская меня из своих сильных рук. Вместе с ними уходит и чувство комфорта. — У меня новая работа и лучше нам больше не видеться… Забудь меня. Это наша последняя встреча.

Дик.

Худенькое бледное лицо Сиськастой до сих перед моими глазами.

Кожа обтянула тело, в ней почти не осталось мяса. Ни грамма жира, противоестественно. Очень худая. Моя бедная девочка.

Если бы я мог, я бы убил Буркова еще раз, а потом еще раз, и так до бесконечности, пока моя душа не найдёт успокоения. За девчонку нужно отомстить.

На видео, которое мне показал Веня, был Полковник в неприглядном виде… Увиденное принесло мне практически физическую боль. Он был моим другом, и даже наставником. Иногда заменял мне отца.

Я верил ему несмотря ни на что, а он оказался всего лишь извращенцем, продажной тварью.

Глядя на это видео, я понял главное. Система прогнила, каждый второй в этой системе — тварь, не достойная жизни. Так, как они могут нести закон и порядок, когда сами переходят его границы?

Когда Лука предложил мне занять место Буркова, я не мог представить себя в роли главного сутенера и крестного отца, считал это противоестественным. Сейчас я понимал, что на этом месте я лучше всего смогу отсеивать настоящих ублюдков от искателей себя. Заниматься тем, ради чего пошёл в полицию, наказывать за преступления.

Было больно оставлять Лину. Я заставил себя практически не смотреть на нее, иначе мне снесло бы крышу. Хотел ее. Почувствовал присутствие ее задницы еще, когда не открыл дверь. Чувствовал ее запах. Это как чувствовать выпечку в кондитерской… Ммм

Я соскучился по ее узкой пезденке, которая казалась мне эфемерной, почти выдуманной, потому что это было один раз, как будто я выдумал все это… Будто болен сахарным диабетом и не могу есть сладкое. Хотелось с размаху войти в нее, забыться внутри пещерки.

Готов сойти с ума.

— Надеюсь, ты сделаешь тут ремонт? — Веня с недоверием оглядывал мои новые владения, которые достались вместе с бизнесом.

Просторный кабинет в черно-красных цветах угнетал и наводил на мысли о пороках. Идеальное место для сектантов.

— Мне все противно здесь. — говорю честно. — Отдам его местному управляющему, а себе подыщу что-то новое. Никто не должен пока знать, что Бурков мёртв, и кто новый владелец этого цирка с уродцами. Пусть все пока идёт, как идет. Чуть позже я встречусь с основными инвесторами и расскажу им, что правила немного изменились…

— Никогда не думал, что буду братом владельца сети самых крупных и извращённых борделей мира.

— Не смешно, золотце. Мое первое задание — решить проблему перепродажи женщин за границу.

В документах, которые мы нашли у Буркова, был целый список девичьих имён и фамилий, которых продали за границу в качестве проституток. Список стран был разнообразен. Как я понял, схема была одинаковая: мужчины находили молоденьких гостей столицы, которых влюбляли в себя дорогими ухаживаниями и подарками, пудрили мозги… Потом приглашали на море. Из таких поездок девочки не возвращались.

Если отрубить сразу голову, не факт, что на ее месте не вырастут другие. Нужно вырубить все сразу с корнем, сжечь дотла. Чтобы не было ни желания и ни возможности возобновить.

И я собирался этим заняться. Теперь у меня были развязаны руки, и я обладал новыми ресурсами.

— Ты так и не рассказал мне, как прошла встреча с Линой…

— Никак.

— Не понимаю, как можно сходить с ума по женщине, и при встрече с ней, ничего не сказать ей.

— Да ты, романтик, братец? — мысленно сплёвываю и вздыхаю. Так хочется травки, аж трясёт, но я уже месяц в завязке и сдаваться не собираюсь. А еще меня ломает по наркотику сильнее, по сексу. — Деваху, итак, потрепали. Девять лет за ней наблюдали извращенцы. Сейчас она может жить и делать то, что хочет. Зачем ей новый извращенец? Влипнуть по уши в новые неприятности?

— Слова самого настоящего романтика! — усмехается братец. — Но я все равно думаю, что Вы стоите друг друга. Два идиота. Смотритесь шикарно…

— Иди уже… у тебя и своя работа есть…

Когда брат уходит, я еще долго изучаю документы, пытаюсь вникнуть в империю Буркова. Удивительно, но студент-психолог, просто зная людей, смог найти подход к каждому, найти ниточки и потом сидеть дёргать за них. Умелый манипулятор.

В дверь постучали и тут же распахнули ее. На пороге показалась девушка в белой, просвечивающей блузке и очень обтягивающей юбке. На брюнетке были очки в Толстой оправе, которые придавали ей порочности, несмотря на классический стиль.

Девушка сделала пару шагов, остановилась и оглядела меня с ног до головы, ни грамма смущения.

— Извините… — пробормотала она. — Но кто вы?

— А Вы кто? — спросил я грозно, хотя внутри весь напрягся. Девушка была похожа на Лину. Нет, внешность только отдаленно была схожа, но было что-то такое…

— Я личный помощник Романа… — девушка облизала губы, языком прошлась по розовым пухлостям. Такой же жест делала Лина, когда смущалась. Ее язычок ловко игрался с губами.

— Считай, что ты теперь моя помощница.

Она смело прошла внутрь, закрывая за собой дверь.

— Не понимаю Вас.

— Роман, передал бизнес мне. — смотрю на нее и не могу понять, почему она мне так напоминает сиськасую. Та даже мерещится. Догадываюсь, почему именно она получила это место. Бурков выбрал ее из-за очевидной схожести. — Ты спала с ним?

Мой вопрос не застаёт её врасплох, девчонка даже не смущается, поправляет юбку, обтягивающую хороший зад.

— Это тоже входило в мои обязанности. — сказала она спокойно. — Сопровождение и помощь в вопросах разного характера. Но это обговаривалось и оплачивалось отдельно.

— Ну естественно.

Девушка проходит ближе к столу, осматривает бумаги на столе. Лицо у нее сосредоточенное.

— Я могу ввести Вас в курс дела, если Вы хотите.

— Не нужно. О делах мы поговорим потом, пока я хочу узнать то, что я не смогу прочитать в бумагах.

Брюнетка снимает очки, откладывает их в сторону и смотрит на меня бездонными карими глазами. В ее глазах горит откровенная похоть. А еще мне кажется, что передо мной Лина, и это игра моего разума. Он принимает желаемое за действительное.

— Ну, во-первых, меня зовут Лилия как цветок. Друзья называют меня — Лили, самое близкие могут называть меня, как им хочется. — ее голос становится все мягче и мягче, как будто она им меня убаюкивает. — Во-вторых, прежде, чем я Вам все расскажу, мы с Вами подпишем новый трудовой договор, потому что я не просто шлюха, которая за раздвинутые ноги получает деньги. У меня за спиной Кембридж, безупречное знание навыков бюджетирования и коммерческой юриспруденции, и я знаю самые сокровенные секреты этого места. Я охрененный помощник. Хотите меня? Готовьтесь хорошо заплатить.

Она мне нравится. Очень. Огонь, а не женщина.

— Так составь договор. — говорю ей. — Впиши туда сумму, какую захочешь. Я оценю твою ловкость и способности по нему, если мне понравится… мы скрепим союз… подписями и чем покрепче.

Лиля одевает очки обратно, становится серьёзнее и говорит более деловито:

— Александр Георгиевич, уверена, что мои способности и навыки более, чем приведут Вас в восторг!

Ангелина

Почему мне смешно?

Во мне поднимается волна неконтролируемого смеха. Кажется, что буду хохотать до обморока.

В глубине меня булькают неприличные звуки. Меня трясёт. Все силы прилагаю, чтобы не разгружаться.

Приходится прикусить нижнюю губу и сосредоточенно смотреть в голубое небо, чтобы хоть как-то справиться с внутренними порывами расхохотаться.

Это действительно комично.

Когда священник отпевает настоящего демона. Просит Господа упокоить его душу. Его. Того, кто совершил столько подлостей, кто ломал людям жизни чаще, чем сам Дьявол. На его совести столько жизней. А все говорят, какой он святой…

Претворяться убитой горем вдовой не оказалось сложно. Просто истерически смешно.

Я вдова. Ангелина Буркова.

Убитая горем женщина, которая в день свадьбы потеряла любимого мужчину, которого застрелили грабители. Потерянная. Вся в чёрном.

Я одела костюм чёрного цвета, который раньше плотно облегал тело, а сейчас я в нем тонула. Но так было даже лучше. Со стороны казалось, что я действительно убита горем. Но кого обмануть?

Посреди этого цирка, украшенного цветами и лицемерием, так и вижу злые глаза извращенцев, приспешников Буркова. Среди всего этого сброда, пришедшего провожать его, много очень известный и богатый людей. Многие из серьёзных политиков.

Глядя на них не перестаю удивляться, как за маской благонадежности скрываются чудовища.

— Держись, доченька. — мама обнимает меня, шумно вздыхает и поправляет огромные солнечные очки. — Представить не могу, что он тебе оставил? У него же, по-моему, никого не было. Наверное, целое состояние. До конца жизни хватит.

В предвкушении она сжимает мои плечи так сильно, что у меня даже в глазах темнеет.

Мама остается собой даже на похоронах. Ее ничего не интересует кроме денег.

Мне же хочется, чтобы все закончилось побыстрее.

— Ты можешь говорить о чем-нибудь другом. — все таки не выдерживаю я, отходя от нее. Смотрю и не понимаю, как мы можем быть матерью и дочерью. Трудно поверить, что мы вообще родственники. — Я устала от тебя и твоих советов. Ты готова продать меня по органам, лишь бы срубить бабла. Для тебя тарелки из костяного фарфора дороже моего благополучия. Ты бы хотя бы раз спросила, что я чувствую на самом деле. Живешь в своих розовых очках.

Окидываю ее таким взглядом, что Мама даже немного теряется. Она не ожидала агрессия от меня.

У выхода с кладбища припаркован здоровенный джип вишневого цвета. Из которого выбирается шикарная брюнетка в чёрном платье с глубоким декольте. У нее молочная кожа благородного цвета, заставляющая верить в голубую кровь. Девушка выглядит потрясающе.

Настоящая аппетитная булочка для мужчин.

— Привет. — она машет рукой, в которой чёрная папка, и направляется ко мне, звонко цокая чёрными лодочками.

— Привет. — отвечаю ей, скрещивая руки. Что-то подсказывает мне, что эта девушка мне не понравится.

— Меня зовут Лиля, я раньше была помощницей Романа. — она так не приятно растягивает губы в улыбке и нарочито медленно говорит, как будто с маленьким ребенком разговаривает. — Приношу свои искренние соболезнования по поводу его смерти. Не могу представить, как Вам сейчас сложно…

— Спасибо. — выплёвываю ей в лицо, пытаясь предугадать, что она от меня хочет.

— понимаю, что это не подходящий момент, но такие дела не терпят отсрочек. — она открывает папку и протягивает мне пачку каких-то бумаг. — Это документы на вступление в наследство, и перепродажа не интересных Вам активов. Они Вам точно не пригодятся, а вот мой новый Босс готов их купить за бешеные деньги… такие суммы вам никто не даст, кроме него.

— Вы правы, это не подходящий момент. — забираю у нее папку и иду к своей машине, даже не оборачиваясь. Даже не могу понять, почему меня так раздражает эта Лиля.

Но девушка не готова сдаться так просто. Она продолжает преследовать меня.

Слышу стук каблуков за своей спиной.

— Ангелина, давайте будем откровенны. Вы тут не убиваетесь горем, Вам на бывшего мужа — срать с высокой колокольни. Он был редкостный гондон, стоит выпить за то, что Земля от него очистилась. — она преследует меня, не отстаёт ни на шаг. Как ей удается ходить так резко на таких высоких шпильках?

Мысленно надеюсь, что она переломает ноги на этой плитке.

— Лиля, или как там Вас. Мне глубоко насрать на вот эти все активы, и то, сколько Ваш Босс заплатит мне за них! — Хочется кинуть кипу этих бумаг в эту наглую секретаршу какого-то очередного извращенца. Не даю ей сказать и слова.

Сажусь в машину, захлопываю дверь перед носом бесючей бабы.

Бросаю пачку листов на соседней сиденье. Часть из них разлетается.

Один приклеивается к стеклу. Все происходит так быстро и не кстати, что мне кажется — я взорвусь от кипучей злобы.

— Вот черт! — отдираю лист и меня привлекает имя в подписи.

Александр Дик.

Тот самый, Александр Георгиевич Дик.

Меня окатывает такая злоба.

Сминаю лист и с нескрываемой злобой смотрю на девушку, которая продолжает стоять у моей машины.

Почему же я не удивлена?

Эта шлюха его новая секретарша. Наверное, ублажает его прямо в кабинете. Делает ему минеты под столом.

Меня прошибает жар. От злости раздираю даже себе ладонь ногтями до крови.

Ненавижу его. Чертов Дик.

Пусть он будет проклят.

Стоп.

Мозг взрывается. За ревностью я не вижу самого главного.

Зачем Дику активы Буркова?

Стараюсь набрать утерянные килограммы, чтобы вернуть своей фигуре аппетитность.

Поэтому жадно пью свой лавандовый раф, содержащий миллион калорий. Он придаёт мне бодрости и настроения.

Самый настоящий бордель для богачей. Все в томных цветах в стиле барокко. Тут, наверное, трудилась целая бригада дизайнеров. Все сделано со вкусом. Красиво.

Но все равно не уютно. Осознаю, что тут происходит в темное время суток.

На входе стоят два Амбала в дорогих костюмах, на их лице так и написано жирными буквами «Ноль интеллекта». Лица парней напоминают разрисованные кирпичи.

— Извините, но сейчас закрыто.

— Думаю, что меня ждут.

Один из них усмехается, обнажая желтые зубы с острыми клыками. Чувствую кислый запах изо рта.

— Слушай, дуй отсюда. У нас закрыт набор.

— Я же сказала, я к Лиле. — стараюсь улыбаться и выглядеть милой. Источаю по максимуму флюиды, чтобы заставить мужчин пропустить.

Найти офис, где базируется помощница этого гаденыша, ничего не стоило. Просто поспрашивать про клубы БДСМ.

А эта Лиля, как оказалось, просто не промах, настоящая львица в этом деле. Была практически правой рукой моего покойного мужа.

— Она не говорила, что к ней кто-то должен прийти.

— Ну так позвоните ей.

Не женщина, а большой начальник.

Мужчина не хотя набирает номер, перебрасывается парой слов и кивает, соглашаясь с кем-то.

— Тебе разрешили пройти. — мужчина отходит, и я чувствую, как он мысленно шлепает меня по попе.

Заставляю себя не обращать на это внимание.

Спасибо Буркову, у меня сильно притупилось чувство стеснения.

На втором этаже, где видимо располагается офис, все несколько иначе. Тут все более выдержанное и классическое, хотя все равно пахнет развратом и сексом. Вспоминаю, тот день в лагере, когда я увидела оргию. Тогда для меня это было потрясение, а сейчас это мелочи.

Лиля встречает меня в коридоре у лестницы. Сегодня девушка в откровенном платье молочного цвета без лифчика. Просвечивающаяся ткань демонстрирует аккуратные ореолы сосков, приманивающих все внимание на себя.

Она смотрит на меня с улыбкой.

— передумали?

— почти. — говорю я, проходя внутрь и осматривая кабинет. Тут нет ничего из того, что могло бы понравиться Дику. Он эксцентричен и своенравен, но ему не нравится приторная навязчивость, которая скользит в каждом предмете. — как у Вас не эстетично тут…

— Этот клуб не входит в активы, которые перешли по наследству…

— Какая печаль, я так надеялась. — сажусь на стол, который скорее всего принадлежит этой барышне. Ей это не нравится, но она тактично молчит. Прекрасная выдержка. — Хочу переговорить с твоим Боссом.

— А его нет.

— Когда будет?

— Все вопросы по продаже — делегированы для решения мне.

Раздражающая самоуверенность.

Девушка в очень дорогом платье с безупречными манерами и повадками аристократки. Дорогая шлюха.

— Но подпишу я бумаги только после встречи с Боссом.

— Я попробую назначить встречу с ним. У него плотный график, придётся долго ждать.

Мысль, что мне нужно долго ждать встречи с Диком, вызывает раздражение и неконтролируемую обиду. Раньше все его внимание принадлежало мне.

Он даже не поговорил со мной, не оставил ни одной возможности объясниться. Обиделся. Развернулся ко мне спиной.

— Лилия. — со стороны донёсся игривый, знакомый и такой родной голос. Внутри меня все сжалось и затрепетало.

Дик…

Присоединившийся к нам мужчина, как всегда, выглядит потрясающе. Дик никогда не одевается в костюмы, и сегодня он остается себе неизменен: в брюках и белых кедах, свободной рубашке оливкового цвета, оттеняющей его живые глаза. Так просто и так со вкусом.

Мужчина при виде меня на секунду замирает, усмехается, растерянно оглядывает с головы до ног.

Чувствую, как у меня начинают колоть кончики пальцев на руках и ногах от волнения.

Я не та, что раньше. Моя фигура не имеет больше тех аппетитных форм. Вряд ли ему нравится то, что он видит. Бледная тень Ангелины, во всем уступаю его шлюшке.

— Приятная встреча. — выдавливаю из себя, чувствую себя абсолютно разбитой и ничтожной. Я — гадкий утёнок на фоне прекрасного лебедя.

— Привет. — у Дика все такой же дерзкий голос и хрипотцой. — Ты тут какими судьбами?

— Пришла обсудить дела моего бывшего любимого мужа.

— Любимого… — протягивает Дик, цокая языком и подходя к Лиле. Смотреть на то, как он близок к ней невыносимо. — Ну идём, обсудим… Лилия, дорогая, принеси мне в кабинет, пожалуйста, все бумаги, которые я просил…

С облегчением выдыхаю, я так боялась, что он меня прогонит при ней. Это было бы унизительно. Крах.

Захожу за Диком в его кабинет, который на половину разобран, он делает в нем ремонт, устраивается на новом месте.

— Никогда бы не подумала, что мой кумир, человек, который отправлял в тюрьму маньяков, станет сутенером. — говорю честно, не понимая, зачем он ввязался во все это. Озвучиваю то, что мучает меня с самих похорон.

— Рад, что удалось тебя удивить. — бросает он, усаживаясь на стол. — Давай ближе к делу, у меня много работы. Что ты хотела обсудить?

Хотелось сказать, что он мне снился практически каждую чертову ночь, но слова застраивают в горле, раздирая его и покоясь только в моей голове. Я не скажу ему об этом.

В кабинет заходит Лиля с чашкой ароматного кофе и пачкой бумаг. Она аккуратно поставила кофе на стол рядом с Диком, а папку вручила прямо ему в руки. При этом она одарила его такой улыбкой, что мне показалось, что она мне дала пощёчину. Ощутила физическую боль. Хлесткий удар.

— Не хочу расставаться на такой ноте. Тогда в машине была чудесно… — Заговариваю, когда она ходит, стараюсь говорить тихо, чтобы ей не было слышно. Трудно подобрать слова, чтобы описать испытываемые чувства. На меня еще давит страх быть отвергнутой. Нам больше не быть вместе, наши дороги разошлись. Раньше я понимала, что Дик — бабник, который не будет хранить мне верность, но сейчас тем более. — Когда ты пришел к моим родителям…

— Не нужно, Ангелина. Не хочу это обсуждать. — прерывает он мои нескладные предложения. Когда Дик называет меня Ангелиной, я теряю почву из-под ног, он никогда не обращался ко мне по имени. Это как черта между нами, точка в наших отношениях. — Я тогда еще все понял. Ты заключила с Ромой соглашение, молодец. Спасибо за заботу.

Во рту пересыхает. Меня обезвожили в доли секунд.

— Ты злишься на меня из-за того, что я не хотела, чтобы ты сел в тюрьму?

— Нет. Я злюсь, что ты настолько не доверяла мне и не верила, что я справлюсь с твоим муженьком. Но потом тебе видимо понравилось. Как тебе было под Бурковым? Понравилось?

— какой же ты гандон. — не верю своим ушам. — Все, чего я хотела, чтобы тебя не убили! И ты после всего, говоришь так, словно я изменила тебе!

Дик, как ни в чем не бывало, отпивает свой кофе, ставит чашку и закатывает глаза. Я стараюсь говорить с ним на серьезные темы, а для него это все так… хихоньки да хаханьки. Ничего серьезного.

— У меня нет настроения выяснять отношения. Подпиши документы, и мы больше никогда не увидимся. Будешь счастливой вдовой, обеспеченной материально до конца своей жизни. Твои родители обосрутся от счастья.

Подхожу к самодовольной роже, беру чашку кофе с остатками горькой жидкости и выливаю ее ему на голову. Медленно. Наслаждаясь моментом.

Это самое меньшее, что я могу для себя сделать.

Дик перехватывает мои руки и чашка летит под ноги.

Я быстро оказываюсь прижатая к его столу, между его ног, ощущая вздыбленный член, который упирается мне в ногу. Дик удерживает мои руки, но я не сопротивляюсь. Мне в кайф быть так близко к нему, чувствовать его мускусный запах. Я скучала…

Струйки кофе стекают по напряженному лицу.

Губы Дика так близко от моих. Невыносимо рядом. Подаюсь вперед, немного протираюсь о бугор, чувствуя нарастающее возбуждение. Глаза мужчины темнеют, похоть заволакивает разноцветную радужку… Между ног все увлажняется, даже хлюпает. Трусики прилипают к складочкам и скользят в такт моим покачиваниям.

— Отпусти. — ради приличия говорю я, но звучит так, словно говорю: «Возьми меня крепче». Абсолютно не правдоподобный протест. Он лишь сильнее сжимает руки вокруг моих кистей. Наклоняется и целует, напористо раздвигает языком мои губы, проникая в мой рот. Ощущаю проклятое кофе и внутри меня все ликует. Маленькая победа.

Запрокидываю голову, поддаюсь ему, готовая отдаться прямо на этом столе. Я оживаю в его руках.

Растворяюсь в страстном поцелуе, приближаясь к оргазму просто от этого незатейливого контакта.

Так скучала по его шаловливым рукам.

— Дик. — выдыхаю ему в рот. Мужчина не останавливается, он спускается от моих губ к шее, покрывая ее жаркими прикосновениями, от которых меня трясёт. Раздвигаю ноги шире, желая прижаться к нему сильнее, ощутить его внутри себя.

Дик отпускает мои руки, перемещает их на мои ноги. Скользит по внутренней стороне бедра, оставляя след из мурашек, приподнимая платье. Он его задирает до самых бёдер, открывая своему взору прозрачные чёрные трусики, через которые открывается вид на покрасневшие складочки.

Мужчина прикасается к ним, ощущая, как сильно они намокли от его поцелуя. С моих губ срывается стон наслаждения.

Дик рассматривает моё тело жадно, словно не замечает, что сильнее стали торчать кости, не осталось мяса на нем совсем. Его жаркий взгляд сравним с комплиментом.

Не мужчина — машина похоти и разврата.

У меня нет сил терять и минуты, я сама тянусь к его брюкам. Нетерпеливо расстёгиваю молнию, проникаю в вырез на трусах, обхватываю ладошкой толстый ствол, готовый к соитию.

Дик прикусывает мочку моего уха, продолжая ласкать меня через ткань трусиков.

— Сделай ему приятно. — шепчет он мне на ухо. — Возьми его в рот…

Послушно опускаюсь перед ним на колени, вспоминая как это было в машине, как я ласкала его на скорости.

Облизываю губы, глядя в глаза Дику. После чего обхватываю член с красной головкой губами, сжимаю его. Скольжу вверх-вниз, образуя плотное кольцо, скользя языком. Моя щека пошло оттопыривается.

Стараюсь изо всех сил. Хочу чтобы ему было хорошо.

Нет, не просто хорошо. Чтобы это был лучший минет в его жизни.

Вхожу во вкус. Заглатываю его практически по самые яйца, упираясь носом в его жесткий пресс. Трудно заглотить его полностью, но я стараюсь. Преданно смотрю на Дика, причмокивая.

Он вкусный. Терпкий. Родной.

Член пульсирует, растёт, становится совсем огромным. Я обхватываю его рукой у основания, помогаю ладошкой.

Немного слюны стекает по моему подбородку.

Дик дергается.

Тёплая струя бьет мне в горло. Соленая жидкость заполняет мой рот.

С удовольствием принимаю все, облизываюсь. Чувствую себя еще более возбуждённой.

Это так разнузданно и возбуждающе.

Чувствую себя не униженной, а наоборот, я управляю им, дёргаю за нужные ниточки.

Дик рывком поднимает меня на ноги, усаживает на стол, отодвигает ткань трусов в сторону и врывается в меня на всю длину. Судя по испарине на его лбу, он тоже не может себя сдерживать. Чувствую это с каждым новым толчком, проникающим до самой матки, ласкающим меня по всей длине.

Вскрикиваю как можно громче, чтобы даже шлюхе было слышно, чем мы тут занимаемся.

Да, мы трахаемся. Прямо в его кабинете, На столе с не до конца закрытой дверью.

Это возбуждает меня еще сильнее, заводит до предела.

Дик толкается в нечеловеческом ритме, будто хочет прибить меня, приколотить к этому столу своим молотом. Раздирает меня изнутри своим агрегатом, пробуривает нефтяную скважину.

Я превращаюсь в пластилиновую субстанцию, которая нагревается и растекается по ним.

Волны удовольствия нарастают во всем теле, наслаждение в каждом толчке.

Меня сотрясает оргазм.

Только не останавливайся, Дик. Умоляю, не прекращай эту скачку.

Впиваюсь в его спину ногтями, провожу с силой по шее, оставляя отметины. Мне хочется заклеймить его, чтобы каждая женщина видела, что он мой.

Дик берет меня за горло, сжимает его, впивается вновь в мой рот. Не дает издавать и звука. Я раскачиваюсь на его члене, как жокей на лошади.

— Какая же ты сучка, Сиськастая.

Я кусаю его губу до крови, отвечаю в самый рот:

— Кобелина.

Дик долбит так, будто голодал год и никак не может теперь, насытится. У него не спадает эрекция, даже представить не могу, когда он насытится.

Он хватает мои трусишки и тянет их сильнее в строну, ткань врезается в кожу, оставляя красные полосы. Чёрное кружево трещит и рвётся. Вскрикиваю.

Дик сминает его, нюхает и убирает себе в карман.

Я издаю какой-то животный стон, раскладываясь на столе.

Мужчина выходит из меня. Откидывает в сторону настольную лампу и бумаги, которые падают на пол, листы разлетаются в разные стороны.

Дик переворачивает меня, жестко хватает одну ногу под коленкой и забрасывает ее на стол, отводя в сторону.

Горячая головка трется о влажные и уже распухшие лепестки. Потирается, дразнит и затем невыносимо медленно входит.

Дик финиширует, прижимает меня к себе сильнее, наполняя меня до предела.

Платье прилипает к вспотевшему телу. После бешеной скачки нужно немного времени, чтобы отдышаться. Мы пару минут молча прижимаемся к друг другу, не произнося ни слова. Его руки все еще поглаживаю мои ягодицы, прижимая к себе.

Дик отходит от меня, заправляя все еще эрегированный член в штаны. Я поправляю платье, опуская его ниже.

— Ну теперь самое время подписать документы и разойтись. — говорю ему, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Не хочу терять тут время с тобой.

Дик щурится, скрещивает руки и смотрит на меня уничтожающе. Говорят, что женскую логику невозможно понять. Сам несколько минут назад гнал меня, а теперь смотрит с такой злобой за то, что собираюсь уйти.

— У меня сегодня есть срочные дела, которые я не могу отложить, но вечером я заеду к тебе. И советую быть гладко выбритой и послушной. — его голос вибрирует, а вместе с ним и моё тело в предвкушении вечера.

— У меня сегодня свидание. — выдаю я, желая его побесить, хотя внутри уже все ликует. Маленькая победа.

— Его придётся отменить. — сладко пропевает мужчина наигранно ласковым голосом, подходит и жестко берет меня за волосы. Так резко и сильно, что какая-то часть остается у него в руке. — Не беси меня, Малая, а то натяну по самые уши.

Дик наклоняется и проводят языком по венке на шее, прикусывает кожу, оставляя засос на ней.

— Вечером привезу бумаги. Иди домой. — мужчина шлепает меня по заднице. — Я вызову тебе машину.

Испытываю обиду и разочарование. Этот мужлан считает, что может иметь меня, когда и как захочет, а я буду его послушным домашним животным? Пусть и не надеется.

— Я буду в красном, как ты любишь. — выжимаю из себя улыбку и чмокаю его в щеку. — я на машине, не нужно обо мне беспокоиться.

Дик все равно проводит меня. Гадкая Лиля сидит за столом и с максимально непроницаемым лицом работает за компьютером. Мне хотелось бы увидеть хотя бы капельку злости или негодования на ее лице, но девушка даже улыбается. Само очарование.

Выдёргиваю свою руку, не желая, чтобы Дик меня касался. Вырываюсь вперед.

Дик нагоняет меня, одергивает и при своей охране, расступившейся перед нами, обхватывает мои ягодицы, притягивает к себе так близко, чтобы я ощутила, у него все еще стояк. Целует.

От такого поцелуя у меня кружится голова.

Дик — животное.

Было бы логично дождаться Дика, поговорить с ним, подписать чертовы документы и разойтись.

Но мне было так страшно стать игрушкой, ничего не значащей для него, что я решила просто сбежать.

Дик веселился со своей помощницей-шлюшкой, так почему бы не повеселиться и мне?

В Москве остался только один человек, с которым мне хотелось выпить и поговорить по душам. Регина. Она всегда была за любую движуху. Женщина праздник.

Чего-чего, а баров в Москве хватает. Заведения на любой вкус. Я выбираю максимально гламурное и пафосное место, где алкоголь течёт рекой и много состоятельных мужчин. Мы с легкостью тут затеряемся и напьёмся до потери пульса.

А еще тут выступают кавер-группы, можно натанцеваться вдоволь.

— Соболезную. — перекрикивает Регина музыку и поднимает рюмку текилы. Мы чокаемся и пьём до дна, закусывая лаймом. — Ты скажи мне одно, почему бы тебе не дать Диме? Говорят размером не обделён. Развейся.

Ее слова вызывают во мне улыбку.

Регина думает, что я расстроена смертью мужа, но внутри меня совсем другие переживания.

Не могу сказать ей, что днем меня трахал другой мужчина на столе. И я хотела бы повторить. Меня и угнетает тот факт, что я с такой легкостью ему отдаюсь, раздвигаю ноги по первому требованию, схожу с ума по нему.

Воистину, я его саба.

— Ты не понимаешь, так как трахался мой бывший, вряд ли Романов умеет. — говорю я, представляя сегодняшний секс с Диком. — Он просто Моцарт.

Регина облизывает губы и пальцы, на которых остался сок лайма.

— Так хорош? — заворожённо спрашивает она, а я вместо ответа отправляю еще одну стопку в себя. Алкоголь не берет меня.

— Ну раз Моцарт погиб, время найти Бетховена. — Мы разражаемся диким, пошлым хохотом. Нет ничего отвратительнее пьяных женщин в баре, но мне сейчас именно это и нужно. Просто стать молодой девчонкой, готовой совершать ошибки. — Смотри на вон того брюнета, вроде он плох.

— Слишком сладкий.

— А тот шатен.

— У него на руке кольцо!

— Ты слишком избирательна!

Подруга смотрит на меня осуждающим взглядом, а у меня действительно не встаёт ни на кого из них.

— Я случайно оказался свидетелем Вашего разговора, и готов взять удар на себя. — к нам подходит высокий шатен с карими глазами. — Александр.

— Обожаю это имя. — и ведь не вру. Александр, чертов, Дик!

— Приятно слышать. Может тогда представитесь.

— Регина, а подругу зовут Ангелина.

— Очень приятно. Можно я угощу Вас выпивкой?

Смотрю на Регину, которая мне подмигивает. Парень совершенно не в моем вкусе. В нем чего-то не хватает, несмотря на то, что здоровый и сильный, вроде все при нем. Наверное, он спортсмен. Но душа не лежит.

Давно ни с кем не флиртовала и растеряла свою соблазнительность, самое время попрактиковаться.

— Угости. — говорю я, немного разваливаясь на барной стойке. Александр меня приобнимает, чтобы подойти к стойке и сделать заказ.

— Шесть текил. Так кого провожаем?

— Моей бывшего. — говорю я. — Провожу черту между нами.

Александр оказывается боксером и весьма приятным собеседником. Постепенно мы пересаживаемся за VIP-столик, время пролетает. За долгое время я впервые отдыхаю, не оглядываясь, не думая, что за моей спиной кто-то есть.

Парень отделился от своей компании, чтобы провести вечер с нами. Он явно рассчитывает на продолжение банкета.

— Уже три утра. — говорю я чувствуя, как во мне плещется текила. Спать хотелось неимоверно.

— Я Вас провожу. — уверенно заявляет парень. — Мы как минимум должны обменяться телефонами.

— проводи ее, я поеду к своей подружке. — Рената растворяется, оставляя меня наедине с Александром, который смотрит на меня плотоядным взглядом, уже нацеливаясь на десерт.

На мне нет вызывающей одежды, но хочется прикрыться. Его взгляд слишком пожирающий и откровенный. При этом моё тело никак не реагирует. Мысленно пытаюсь разжечь костёр, но ни одна искра не вызывает пламя.

— Извините, но Вас попросили задержаться. — у выхода нас останавливает охранник, который подхватывает меня за руку и не дает ступить и шага.

— Всмысле? — не понимающе спрашиваю я. На подсознании срабатывает страх, что люди Буркова снова ищут меня. Сердце останавливается и перестаёт качать кровь.

— Какие-то проблемы? — Александр приобнимает меня и смотрит воинственно на здоровенного охранника, готовясь ринуться в бой. Шатен не промах.

— У тебя будут, если сейчас не сьебнешь домой.

— Выпустите. Не имеете права меня тут удерживать. — говорю я, пытаясь вырваться из этого места. Меня охватывает паника.

Александр наносит меткий удар, складывая пополам здоровяка. Мы вместе выбегаем из бара и забегаем за угол, я пытаюсь набрать полную грудь воздуха.

— Испугалась? — спрашивает он, беря в руки моё лицо. — Все будет хорошо, сейчас мы отвезём тебя домой.

— Прости, я лучше поеду одна. — убираю его руки от моего лица, чувствуя, что парень хочет поцеловать меня. — Спасибо за помощь, но мне что-то хочется домой.

— Давай я вызову тебе такси. Никаких приставаний.

Не успеваю ответить, потому что мимо нас проносится знакомая мне машина, резко тормозит и сдает назад. И у меня складывается картинка.

Из нее выходит Дик во все той же оливковой рубашке со звериным выражением лица.

— В машину! — рыкает он в приказном тоне, ни терпящем не повиновения. Он говорит так грозно, что у меня ноги подгибаются и между ними становится влажно. Но я не двигаюсь с места.

— Вызовешь мне машину, это мой бывший. — беру за руку Александра, прячась за его спину и шепчу ему это все на ухо. Я просто нагло использую парня в своих целях, рискуя его здоровьем.

Ведя себя так нагло, уповаю, что Дик бывший мент, он не будет так открыто избивать невиновного.

Дика передергивает. Он делает шаг к нам и выдергивает меня, протаскивая к машине метра два, пока парень не догоняет его и не перехватывает руку.

— Слышь, полегче! — он отталкивает Дика от меня. Александр крупнее и выше; и мне даже хочется, чтобы он надрал жопу этому наглецу. Посмотреть как с лица вечно самонадеянного Дика сотрется эта ухмылка.

Парни ведут неравный бой глазами, уничтожают друг друга.

— Ангелина. Сядь в машину. — Дик говорит практически по слогам, как будто на приеме у логопеда. Его гнев раздирает изнутри. Чувствую это.

Мне становится страшно. Наверное, я уже переиграла. Не стоит продолжать этот спектакль. Я рискую здоровьем незнакомого мне парня.

— Дик. Поезжай домой. Окей? Завтра подпишу все документы, обещаю. Сегодня не до тебя.

Боже, что я несу? Хотела его успокоить, а получилось только хуже.

Мужчина рычит как лев на охоте, хватает боксера за грудки и ударяет головой и машину.

Я вскрикиваю.

Оказывается Дик без тормозов.

Парни набрасываются друг на друга. Один боксёр, другой следователь по особо важным делам. Оба дикие, и никто из них не хочет отступать.

— Дик! Дик! — стараюсь докричаться до мужчины, остановить это Ледовое побоище. — Хватит! Я сажусь в машину!

Но мои слова не имеют эффекта. Дик отбрасывает парня и с особой жестокостью сжимает его горло. Несколько секунд смотрит на его слабые трепыхания, после чего отпускает и оборачивается ко мне.

Его безумное выражение лица и нескрываемая ярость заставляют меня распахнуть дверь машины и забраться послушно в салон.

Дик садится на водительское сиденье, блокирует двери и резко срывается с места. Визг шин и запредельная скорость заставляют адреналин подняться еще больше. Мне становится реально страшно до усрачки. Это больше не игра.

Не просто пристёгиваюсь, еще и руками хватаюсь за ручку в машине.

Дик несётся, не разбирая дороги, резко поворачивая. Машину заносит на каждом повороте, шины оставляют чёрные следы на асфальтите.

Я лишь закрываю глаза и молюсь.

Мы залетаем в слабый освещённый двор на границе с лесопарком.

— Вышла! — рявкает он так, что тут же быстро отстёгиваю себя и выбираюсь из автомобиля. Тело ватное, координация уже не к черту. Еле ноги переставляю.

Хорошо, что в такое время все спят. Никого нет на улице.

Дик обходит машину и хватает меня за руку, начиная тянуть в парк.

— Ты же не решил п-прикончить меня? — заикаясь произношу я, оглядывая его. Таким Дика я еще не видела. Обезумевшим сумасшедшим.

Слухи всегда ходили, что он безбашенный психопат, но до этого момента не приходилось его таким видеть. И лучше бы и не видела.

У него были такие большие зрачки, что создавалось ощущение, что он под чем-то.

— Неплохая идея. — шипит он.

Мы доходим до беседки у небольшого искусственного пруда, вокруг только деревья, ни одной души. Обычно сюда приходят семьи, чтобы пожарить шашлыки. Такое неформальное место практически в самом центре Москвы.

Сегодня, судя по всему, жарить будут меня.

— Значит про свидание ты говорила утром серьезно… — Дик поворачивает меня лицом к себе, прижимая спиной к стенке у беседки. — Договорилась на ночное рандеву с новым ебарем, а потом пришла раздвинуть ноги передо мной? Вот чему тебя научил Бурков?

Больно такое слышать. Словно в помоях вывалили. Мне хотелось бы сказать, что да. Сказать, что все, что было утром — моя игра. Не только ведь ему трахаться налево и направо. Но дикая, животная аура давила на меня. Я так боялась, что его понесёт еще больше. Вдруг он меня придушит тут?

— Нет. — хрипло выдавливаю я, даже не сопротивляясь, когда Дик расстёгивает молнию на моем платье, спуская его к моим ногам.

На улице достаточно прохладно, кожа покрывается мурашками, становится зябко.

— что нет? — рычит он, поворачивая меня спиной к себе, заставляя упереть руками о холодный металл.

— Не было никакого свидания. — говорю ему правду, пока он расстегивает мой лифчик, скидывая и его к ногам. — Мы познакомились в баре.

Дик стискивает мою грудь. Становится и сладко и больно. Очень остро и противоречиво реагирую на его прикосновение. Начинает кружиться голова от выпитого и происходящего.

Остаюсь стоять перед ним в одних трусах и на каблуках. Так пошло.

Слышу за спиной звон пряжки, Дик вытащил ремень из штанов.

— На будущее, учти, милая, что почти все бары и клубы этого города — мои. — с этими словами на мою попу в кружевных трусиках приземляется металлическая пряжка. Я ахаю, ноги предательски подгибаются, почти падаю, но Дик властно заставляет продолжать стоять. Больно. — Если я говорю тебе ждать меня дома, то нужно ждать… Если я сказал «сядь в машину», то нужно сесть!

— но я же не твоя вещь… — пытаюсь оправдаться, защититься. Но с каждым несильным ударом, оставляющим красный след на коже, внутри меня что-то ломается, разбивается в дребезги. По моим щекам начинают течь слезы. Мне больно, обидно и стыдно до жути.

— Ты — моя! — он прижимает к моей припухшей попе свой каменный стояк. Обжигаясь, дергаюсь. Хочу отстраниться, но Дик прижимает меня к себе рукой, которая властно сжимает меня между ног. Против воли намокаю, желая почувствовать его в себе, несмотря на все это безумие. — И делать будешь, то что я скажу.

— Ты сказал, что нам лучше не видеться… — Дик обматывает широкий ремень вокруг моей шеи, создавая подобие ошейника и поводка. Дергает немного на себя, несильно, но я следую за рывком, и, выгнув спину, прижимаюсь к его груди. Мужчина поднимает руку к моей груди, начинает тискать ее, шлепать, заставляя колыхаться.

Я как заворожённая смотрю на его руку и, как мои соски напрягаются.

— Я передумал. — Он кусает меня за ухо. Его рука вновь спускается, залазит в мои трусики и находит клитор. Щипает его и немного скручивает, заставляя меня жалобно заскулить. — Какая же ты сука, Сиськастая!

Шмыгаю носом. Мой мозг начинает плыть от его слов и действий. Тело предаёт разум, вывешивает белый флаг. Пытаюсь стиснуть ноги, не дать ему проникнуть в меня, но Дик все равно продирается и проскальзывает пальцами внутрь, начиная медленно двигаться.

Я как натянутая струна, еще немного и порвусь. Слишком много напряжения, слишком остро, слишком много чувств. Слишком много этих «слишком». Я не выдержу.

— Пожалуйста… — вырывается из моей груди. Трудно понять о чем я прошу его: трахнуть уже меня или отпустить.

— Сегодня ты не заслужила сладкое. — Дик резко входит в меня. Я даже не заметила, как он расстегнул штаны. Он так неожиданно наполняет меня, достаёт до самой матки, насаживает на свой болт, что я оказываюсь не готова к такому напору. Не успеваю привыкнуть. Дик начинает с такой скоростью драть меня, наказывая за бар, что все, что мне остается подчиниться и принять его правила. Он делает все, чтобы водить меня на грани, но не дать кончить. Он трахает так, чтобы ни в коем случае не задеть самые нужные точки, не довести до оргазма. Это моё наказание.

Он кончает, не выходя из меня. Струя спермы бьет так сильно, что чувствую ее напор животом.

Ощущаю себя такой крошечной в его руках, боюсь даже пошевелиться. Горячая жидкость растекается внутри, наполняя меня, клеймя, обозначая мое место.

Дик выходит из меня и вновь проникает пальцем в натруженную писю. Он начинает размазывать влагу вокруг тугого колечка ануса, проникая туда пальцем.

Я дёргаюсь.

— Нет. — прошу я. — НЕ так, не сейчас.

Но он не останавливается, добавляет второй, продолжая имитирующие движения.

— Дик, я прошу тебя. Клянусь, что у меня ничего не было с этим парнем, я собиралась домой. Ну хотела немного тебя позлить. Ничего больше. — тараторю, пытаясь отодвинуться хотя бы на сантиметр, но он продолжает таранить пальцами дырочку, растягивая ее. — Я больше не буду. Шутка была неудачной, я осознала все…

— Знаю, что ничего не бывало. — говорит он мне в самое ухо. — Твоя тугая и влажная дырочка ровно под мой размер. Только для меня создана. Я бы придушил тебя, если бы узнал, что ты дала кому-то…

— У меня и с Бурковым ничего не было. — говорю, продолжая хныкать, как маленькая девочка.

— И это я знаю. — рычит Дик, вынимая из меня пальцы, поворачивая лицом к себе. Упираюсь голой грудью о его стальной торс, соски трутся о хлопковую ткань, вызывая новую порцию мурашек. — Пусть так и будет, поняла?

— Да. — послушно киваю я. У меня горит попа от пряжки, складочки перетрудились в этой бешеной скачки. У меня совсем нет желания пережить второй воспитательный акт.

— Ну раз да, то время отработать свой косяк.

Дик садится на лавочку, а меня усаживает сверху. Его член вновь проникает меня так глубоко, что я невольно начинаю задыхаться. Такой большой во мне, пронизывающий.

Начинаю двигаться, скользить по нему, направляемая руками Дика, сжимающими мои ягодицы. Сначала он жалеет меня, позволяет двигаться медленно, привыкнуть к этой бейсбольной бите внутри меня, но со временем он заставляет ускориться. Он гонит все быстрее и быстрее. Выбиваюсь из сил, по спине начинают стекать капельки пота.

Внизу живота начинает все гореть и пульсировать.

— Не могу, больше не могу. — капризно шепчу я, молят остановиться. Дик лишь смеется, сжимает попу сильнее. Но я действительно больше не могу, сейчас потеряю сознание.

Я неестественно сильно выгибаю спину, сотрясаясь от оргазма, даже прекращаю двигаться. Меня дергает, непроизвольно поджимаю пальцы и прокусываю губу.

Сжимаю стенками влагалища его член так сильно, что Дик и сам дергается. Массирую его та мощно, что он тоже финиширует, прижимает меня к себе.

У меня совсем не остается сил. Впечатление такое, что я скакала на лошади неделю. Все тело болит. Уже сейчас, модно сказать уверенно, что попа будет синяя от его ласк завтра.

В этот самый момент, в минуту единения наших тел, когда нам удалось соприкоснуться духовно, телефон Дика начинает настойчиво вибрировать. Он вытаскивает его из кармана, задумчиво смотрит на экран и поднимает.

Я не очень различаю слова, но четко слышу голос Лили.

На часах раннее утро, еще нет даже пяти. Разве секретарши звонят так рано?

Холод охватывает все тело, забирается под кожу и скребёт само сердце.

Натягиваю на себя платье, чувствуя растоптанной и на все готовой девкой, по его первому требованию. Ругаю себя за слабоволие, стоит ему членом помахать, а я и рада вскочить на него. Дура.

Я влюблена в него, а ему лишь бы потрахаться. Это Дик, и ничего не изменится. Он не станет лучше. Не изменится и не будет хранить верность.

На что я надеюсь?

По внутренней стороне бедра стекает сперма при ходьбе, еще больше вгоняя меня в депрессию. Болит все между ног, горит. Это подчёркивает мою ничтожность.

Дик усаживает меня в машину, застегивает ремень и закрывает дверь. Какой заботливый.

— Я отвезу тебя домой, приведи себя, пожалуйста, в порядок. От тебя несёт куревом и бухлом.

— с каких пор ты стал таким правильным? — огрызаюсь, раздражаясь от его наставлений. Дик хватает меня за подбородок, сжимает так сильно, что я невольно подаюсь вперед.

— Кто-то опять начинает? — я думала, что жесткий марафон смягчил его, но Дик все такой же злой. Глаза налились кровью и мечут молнии. — Заткнуть тебе рот членом?

У меня до сих пор болят стеночки, не хочу, чтобы в таком состоянии он мне порвал ещё и рот.

Молчу. Он выпускает подбородок и перекладывает руки на руль.

— Не хочу так жить, быть твоей собачкой на привязи. Захотел отымел в беседке, захотел, запер дома и поехал трахать свою секретаршу.

Дик сжимает руль так сильно, что у него белеют костяшки на руках, некоторые из которых после драки сбиты в кровь.

— Какая же ты ебанутая. — мужчина рычит, ударяя руль и тянет к своему ремню. Я лишь нервно сглатываю. — Хочешь сделать мне минет? Я только за! Приступай.

Он выуживает уже готовый к бою хер, который рвётся наружу. Розовая головка смотрит прямо на меня, зазывая наклониться и обхватить губами.

Смотрю на него недоверчиво и испуганно, он же несерьезно. Но Дик в таком состоянии, что мне страшно. Грудь тяжело и часто поднимается, самого трясёт. Он на что-то злится, но не говорит ничего.

— Быстрее, Ангелина! Еще пару минут и я за себя не отвечаю. Ебану же. Ну! — он давит на меня взглядом, берет рукой меня за волосы и склоняет к своему члену. Одновременно с этим он трогается с места. — Клянусь, я сейчас задавлю кого-нибудь, если не успокоюсь.

Быстро избавляюсь от ремня, прижимающего меня к сиденью. Наклоняюсь и обхватываю головку. Приходится сползти с сиденья. Дик продолжает удерживать мои волосы, его рука властно направляет и задаёт темп.

Черт, да у Дика напрочь крышу снесло. Не могу и слова сказать, только издаю чавкающие звуки, насаживаясь на него горлом.

Постепенно он начинает гладить меня по голове.

— Давай ты больше не будешь меня злить… — хрипло говорит он, поглаживая меня по щеке, изливаясь в рот. Когда он заканчивает, то гладит меня членом по губам, размазывая своё семя и заставляя облизываться.

Я сажусь обратно на сиденье, он притягивает к себе и целует. Умопомрачительно. Сносит крышу от его проникновения. Так умеет только Дик. Трахает мой рот, ласкает так, что мне кажется, что он входит в меня.

— Так уже лучше. — говорит он, и я замечаю этот насмешливый блеск в глазах, который всегда раззадоривал меня. К нему возвращается настроение. Этот мужчина секс-зависимый.

Жизнь все равно меня ничему не учит. Нужно было бы сделать выводы, научиться на своих ошибках и сидеть дома, но я принимаю душ, сплю пару часов, подписываю бумаги и отправляю их с курьером Дику, после чего выбегаю из дома.

Пусть радуется.

Не буду сидеть и ждать его, пока он нагуляется и соизволит меня навестить.

Раньше у меня было много знакомых, с кем было можно провести время. И сейчас, пока я без работы, у меня была возможность их навестить.

У моего бывшего парня своя фотостудия, где он проводит выставки своих фотографий и других художников. Спрос не заоблачный, но все равно он получает за это хорошие деньги.

За это время ничего не изменилось, все по-прежнему, как и несколько лет назад.

Андрей, или Андре, щёлкал фотоаппаратом хорошенькую девушку в красном нижнем белье на фоне бетонной стены. Бывший специализировался на фотографиях в жанре «НЮ».

Я тихонечко прислонилась к стене, чтобы им не мешать.

Андрей кружит вокруг девушки, фотографируя ее в разных ракурсах.

— Умничка! Давай теперь более грозно, я хочу раскрыть твой взгляд. Ты посмотри, какие у тебя глаза. Тигрица! Ар! Не ленись, работай глазками. Хочу истомы… ну милая… огнище! Какая девочка!

Стараюсь не рассмеяться. Андрей не меняется, словечки и поощрения все те же.

Но мы расстались не из-за этого, он никогда не был бабником и не изменял, четко делил свою работу и личное отношения. В отличие от Дика. Был хорошим другом, но я не хотела его. Меня не тянуло к нему физически, целовала его и думала, что приготовить на ужин, а хотела страсти.

И получила же. Получите, распишитесь.

— какие люди и без погонов! Лилечка знакомьтесь, Ангелина — моя бывшая и любимая модель. — Андрей замечает меня, не оборачиваясь. Просматривает кадры на маленьком экранчике своего Canon.

— Здравствуйте!

Во время съемки Андрей всегда открывает шампанское и готовит тарелку с фруктами, чтобы клиенты расслабились и максимально раскрылись на фотографиях.

Наливаю себе бокал и отпиваю сладкий напиток Богов. Он меня расслабляет.

— Какими судьба, Лина? — освободившись, Андрей подходит ко мне и целует в щеку.

Парень в удобных карго и поло, как всегда, неформальный и стильный. Вообще, за ним всегда увивается стайка женщин, мечтающих отхватить кусочек. Очень часто они старше его. Богатые женщины в возрасте любят фотографа, делающие откровенные фотосессии.

— соскучилась по нашим разговорам. — честно признаюсь я, вспоминая как мы говорили обо всем с ночи до утра. Андрей как никто понимал меня.

— Разбили сердце? — он откладывает свой фотоаппарат и садится рядом со мной. — И решила вспомнить Андрюшу?

— Если честно — да. — немного краснею.

— Давай я закончу и сходим в нашу любимую кофейню, выпьем по матче и съедим по японскому чизкейку.

— Я только за!

Андрей уходит, чтобы завершить свои дела, а я решаюсь пройтись по студии, чтобы оценить его последние работы. Все фотографии так или иначе «НЮ», некоторые из них черно-белые. У бывшего действительно талант, он умеет раскрывать скрытую красоту без задействия фотошопа.

Среди его коллекция нахожу своё фото. Замирая, рассматривая черно-белый снимок. Мое самое откровенное фото. Тогда Андрей хотел открыть во мне сексуальность. И у него получилось.

Я стою в утренних лучах солнца в мокрой рубашке Андрея и резиновых сапогах на даче у его бабушки среди дров. Получилось очень колоритно и смело. На фото видны очертания моей груди и даже волосы на интимном месте.

— Моя лучшая фотография. — говорит Андрей, подкравшийся ко мне незаметно. Я подскакиваю и налетаю на него, впечатываюсь в его грудь.

— Не знала, что ты ее повесил в зале! — убираю непослушные волосы за уши. Начинаю нервничать, представляя, что ее увидит Дик. Раньше я бы подумала, что его это только раззадорит, но после сегодняшнего приступа ревности, не исключаю, что он оденет эту картину кому-нибудь на голову. А если быть точной, то — мне.

— Почему нет? — спрашивает Андрей, пожимая плечами. Он всегда так прост и лёгок. У Андрея никогда не бывает проблем.

— Сними ее, пожалуйста. — говорю ему, не решаясь и думать, сколько людей смотрели на нее.

— Лина, ты на ней такая красивая. Почему? Она пользуется бешеной популярностью. Ты на ней такая нежная и чувственная.

Осознание, что толпа рассматривает меня в таком виде, угнетает. Сглатываю, снова глядя на это фото с ужасом. Его ведь и знакомые могли видеть.

— Моему мужчине это не понравится. — лепечу я.

— Не думал, что у тебя кто-то есть.

— Почему?

— Ну, ты пришла ко мне сюда одна. Без приглашения, потому что хочешь поговорить и при этом у тебя мужчина? — Андрей смотрит в самый корень, чувствует все.

— Скажем так, мы в односторонних отношениях.

— Долгий разговор, прямо под матчу.

Раньше, когда мы встречались, то постоянно приходили сюда, чтобы выпить вкусного кофе. После пар я всегда мчала к Андрею. Приятные воспоминания, не обременённые кровью и прочими туманными событиями. Можем быть тогда я была счастлива?

Как оказалось, Андрей так и не нашёл себе новую пассию, перебивался случайными связями, продолжая работать в мастерской.

— В кризис пришлось подрабатывать на свадьбах. Ну, заработок не плохой. Удавалось за выходные получать по сто двадцать тысяч, не плохо так спасало меня, но все равно. Свадьбы — не моё, мне не удается передавать атмосферу праздников.

Мне нравилось слушать его смешные истории, случаи с работы. Они отвлекали меня от своих проблем и сложностей.

— А я поработала немного следователем, но как-то не склеилось. — говорю я, отпиваю зеленую матчу, которая немного испортилась в этом кафе с момента последнего визита. — Пришлось уйти.

— Почему? Ты же так мечтала, хотела попасть на стажировку к этой знаменитости… Как его там… Как хуй английский… фамилия такая… Дик!

Прикусываю губу, немного посасываю ее, оглядывая Андрея, думаю, что я могу рассказать своему другу.

— Мне удалось поработать с ним…

— Разочаровал мужик? — Андрей немного наклоняется вперед. — как он хоть выглядит? Жирный и низкий философ или, как Машков из фильма «Охота на пиранью»?

Раньше с Андреем мы делились своими надеждами и планами. Иногда мы представляли, как знаменитый Дик выглядит. Тогда еще и предположить не могла, что буду делать ему минеты в машине.

— Не очень хочу говорить о нем.

— Значит мудак. Ты случайно не из-за него ушла? — заключает друг. — Ладно хрен с ним. Расскажи лучше, кто посмел разбить тебе сердце…

Мы говорим обо всем, выпиваем по три кружки матчи и по одному Аперолю. Смеёмся до колик в животе. Вспоминаем наше прошлое.

— Давай я подарю тебе твоё фото. — говорит Андрей, когда мы выходим из кафе. — На память.

— Давай. А сделаешь новое? — спрашиваю его. Хоть я не пила алкоголя, но чувствую себя пьяной. — В последние дни, я как то растеряла уверенность в себе…

Говорю правду, сильно похудев, я забыла, что такое быть красивой и сексуальной. Кажется, что не притягиваю мужчин. Они перестали смотреть на меня.

Дик липнет только ночью, чтобы потрахаться, больше не оглядывает мою фигуру с вожделением как раньше. А мне нужно набраться уверенности.

— Давай прямо сейчас. — Андрей с энтузиазмом принимает моё предложение.

— Боже, я так хочу в туалет! Сколько же мы выпили! Сейчас описаюсь. — я стискиваю ноги и стараюсь не смеяться, иначе мочевой точно даст слабину, и испорчу пол в его студии. -

— Давай в туалет и раздевайся, я все приготовлю.

— Андрей! Черт, не могу и двинуться. Так хочу писать.

— Как была сыкухой, так и осталась!

Стараюсь плотнее сдвигать ноги, чтобы не обписаться.

Нехорошее предчувствие охватывает меня сразу, но осознаю все, только когда замечаю высокую фигуру на стуле с бокалом шампанского.

Дик. Рядом с ним стоит та самая фотография и судя по его взгляду, он не пришел в восторг от увиденного.

— Ты видимо на ошибках не учишься. — на полном серьезе говорит он, стискивая бокал. Все мои силы уходят на то, чтобы не разжать от страха ноги.

— Извините, а Вы кто? — Андрей позади меня напрягается, он явно такого не ожидал. Мужчины осматривают друг друга: Дик надменно сверху вниз, а Андрей робко и испуганно.

— Любитель всего красивого. Пришел насладиться и купить эту фотографию. — у Дика обманчивое выражение лица; кажется добродушным, но я знаю, что он на грани. Немая ярость так и исходит от него. В любой момент растопчет фотографа.

— она не продаётся.

— как ты нашёл меня? — перебиваю Андрея, не хочу разжигать конфликт. Забываю даже, что хочу в туалет.

— Пилингую твой телефон, милая. — Дик не спеша допивает своё шампанское и встаёт. Сегодня на нем чёрные джинсы и джемпер Stone Island. Он поправляется и делает несколько шагов к нам на встречу. Смотрит на меня так, будто поймал с поличным. — может, представишь нас друг другу?

Это приказ. Мне.

— Андрей, знакомься, Александр Дик. Мой бывший начальник. — Дика даже передергивает от моего представления. Мужчина скалится. — Александр, это мой бывший парень Андрей.

На миг образовывается зловещая тишина. Я буквально слышу как свирепо дышит Дик и судорожно сглатывает Андрей.

— Передвигай живо ножками, Сиськастая. Иди писать, а то точно обоссышься. Не трону я твоего Анрюшку. — встречаюсь глазами с Диком. Если не выполню его просьбу, то придушит тут. Вприпрыжку, как горная лань, направляюсь быстро в туалет, стараясь не задержаться ни на минуту.

Писаю с такой скоростью, будто сдаю норматив. Когда выбегаю, Андрея уже нет. Только Дик с бутылкой непочатого шампанского.

— Дежавю какое-то. Мне теперь каждый вечер вытаскивать тебя из-под мужиков. Сколько еще у тебя бывших?

Скрещиваю руки, пытаясь успокоиться. Сердце бьется, пробивая грудную клетку.

— Где Андрей?

— Домой пошёл. Очень милый парень.

— Ты можешь просто оставить меня в покое. И уделять внимание только своей Лилечке.

— Ли-лич-ке… — протягивает мужчина, открывая бутылку. — а чем тебе так не понравилась моя помощница? Она между прочим высший класс…

Его слова меня так коробят, я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не ляпнуть лишнего. Язык чешется, хочется сказать пару ласковых.

Трясёт будто у меня начался приступ эпилепсии.

— Значит он фотографировал тебя голой. — заключает он, разглядывая фотографию. — И не трахнул… Какой оплошливый парень. Ну раздевайся.

— Зачем?

— Ты же хотела сделать новые фото. Будешь фотографироваться. — Дик злобно цокает языком, я же нервно смеюсь, но когда понимаю, что он говорит серьезно затихаю. Смотрю на него во все глаза. Откуда он узнал про новые фото?

Дик привозит меня в свою квартиру, не спрашивая хочу я этого или нет. За время разлуки он сильно изменился, не сразу скажешь, но я чувствую это. Темная сторона Александра Дика стала чернее ночи.

— Странно. Ты открыл дверь, а из квартиры не выпорхнула ни одна голая девица. — из моей памяти еще не выветрился образ барменши в его кители, когда он впервые меня привёз сюда. Моя шутка не добивает цели. Дик ничего не ответил на мою остроту, проигнорировал мой выпад.

— Я хочу домой. Мне противно находится в этом месте. Я это даже квартирой назвать не могу. Так, траходромчик. Тут же венерических заболеваний больше, чем в кабинете у венеролога.

— Могу заткнуть твой рот членом. Хочешь? — Дик говорит это с таким спокойным и безразличным видом, что я замолкаю. Даже если я порву в его доме все подушки, разобью всю посуду — не добьюсь цели. Он никак не среагирует на меня.

Дик открывает бар, выуживает оттуда стакан и бутылку виски. Наполняет стакан янтарной жидкостью и шумно выдыхает, закрывая глаза. Трудно определить о чем он думает в этот момент. Вижу, как сильно он устал.

Я же разваливаюсь на его диване, закидываю ноги в ботинках прямо на дорогую обивку. Дик изрядно потратился на него.

— Чего ты пытаешься этим добиться?

— Чтобы ты отвалил от меня. У тебя новая жизнь, у меня тоже.

Говорю эти слова, а внутри все скрючивает. Сердце перестаёт биться. Начинаю синеть без кислорода. Замираю, хочу услышать заветные слова. Хочу, чтобы сказал, что любит, что не может без меня, что я его единственная.

Но от Дика не дождёшься. Этот бабник никогда не остановится на одной женщине. Это было понятно с первого взгляда на него. Ему на ланч официантки подавали себя.

Он стоит в трёх метрах от меня, а я чувствую его всем телом. Пальцы покалывает от желания дотронуться до его прямого, волевого носа. Хочется прижаться всем телом, ощутить его в себе.

Абьюзерские отношения.

Но я не разрешу себе снова опуститься перед ним на колени.

— Я не отпущу тебя. — ровным голосом говорит Дик. — И не позволю флиртовать с чужими мужчинами.

— Они может для тебя чужие, а для меня, что ни на есть родные. — закидываю руки под голову, смотрю в потолок. Поражаюсь, как мой язык умудряется нести ересь таким уверенным тоном. Несу чушь удивительно уверенно. — Вообще, у нас с Андреем кармическая связь. Он как никто понимает меня…

— Какая же ты сука!

— От кобеля слышу!

— Почему ты пытаешься заставить меня ревновать?

— Не пытаюсь.

Дик делает несколько шагов в мою сторону, обходит диван, чтобы оказаться рядом, и я смогла видеть его лицо.

Моя решительность улетучивается. Мужчина очень высок и мускулист, он нависает надо мной и подчиняет своей воли одним взглядом. Было легче с ним общаться, лежа на диване, не видя его разгневанного лица.

— Ты выставляешь меня виноватым, а при этом именно ты отвергла мою помощь, когда я пришел к тебе. Не поверила в меня, не доверилась. Потом, это ты пошла в бар и напилась там, завязала общение не понятно с кем. Ты пошла к своему бывшему налаживать кармическую связь, но виноват я? Даже, при том, что за все это время — единственная женщина с кем я спал — ты.

Его слова производят на меня впечатление.

Ты. Я. Только ты. Только я.

Я приподнимаюсь на локтях. Не могу сфокусироваться, поверить в услышанное.

Дик не из тех, кто лжёт. У него много недостатков, но этот порок не входит в его список.

— Думаю, мне тоже стоит сталь более свободным, не сдерживать свои желания. — мужчина говорит это так многозначительно, что мне хочется подскочить и скрутить его по рукам и ногам. Главное не дать ему воплотить угрозу в жизнь.

— Дик… А как же секретарша?

— Что ты к ней привязалась? — цедит он и уходит, просто оставляет меня на этом диване. Как ребенок подрываюсь и бегу за ним, не разбирая дороги. Я вновь гонюсь за ним.

Ему стоило кинуть мне кость, а я рада за нее ухватиться.

— Дик! Дик! — повторяю его имя, пытаясь заставить его обернуться. — Но она была любовницей Буркова, и она точно из легкодоступных.

Мужчина усмехается и выгибает бровь, смотрит так странно.

— Сиськастая, я никогда не буду оправдываться и объяснять свои действия. Либо доверяешь мне, либо нет! Поэтому у меня никогда ни с кем не было отношений. Всякая эта херня не для меня.

— Как это у тебя получается? — выдавливаю слабо. — Ты был виноват и должен был объясняться в своих чувствах, а в итоге виновата я! И должна просить прощения?

Дик стаскивает с себя рубашку, обнажая свой мускулистый торс. Медленно расстегивает ремень, и снимает брюки.

Я как заворожённая слежу за ним. С адским удовольствием рассматривая безупречное мужское тело. Олицетворение мужественности и тестостерона. В Дике столько чистого секса. Невозможно взгляд оторвать. Сколько же в нем порока.

— Я собираюсь в душ. У меня был очень длинный день. Хочешь играть по моим правилам, перестань хлопать глазами и присоединяйся. Нет, то дверь там…

Он разворачивается и демонстрируя свой крепкий зад, напоминающий грецкий орех, уходит в ванную.

Одежда прилипает к моему телу. В считанные секунды вспотела при виде голого мужского тела.

Не решаюсь пойти за Диком. Делаю несколько шагов назад по направлению к выходу.

Пойти за ним — значит прогнуться, признать его хозяином моей жизни, разрешить ему управлять собой.

После истории с Бурковым, я хочу быть хозяйкой своей жизни.

Сжимаю кулаки так сильно, что ногти оставляют отпечаток на коже ладоней.

Решительно разворачиваюсь и иду прочь отсюда. Подальше от греха. Я не стану его рабыней, покорно подчиняющейся его прихотям.

Он не соизволил даже объясниться передо мной. Дал зерно для раздумий, но не более. Как толковать его слова? Можно верить на слово?

Распахиваю входную дверь и замираю. Просто стою и смотрю на пустой коридор и лестничный пролёт. Слушаю биение своего сердца. Пытаюсь заставить себя думать логически и отстранённо.

Дик. Чертов Дик. Ненавижу тебя.

Почему меня вообще угораздило попасть на практику именно к нему?

Если я уйду, то все действительно будет закончено. Это станет жирной точкой в шатких отношениях. Может быть мы больше никогда не увидимся. Я смогу с этим смириться? Вычеркнуть его из своей жизни. Либо вперед, либо назадад.

Твою мать!

С шумом захлопываю дверь и, обернувшись на триста шестьдесят градусов, иду обратно. Проклинаю себя за слабость.

Я открываю дверь ванной комнаты с ноги. Если бы у меня хватило сил, то я бы выбила ее.

Влажный воздух заставляет все мои чувства обостриться, насторожиться на интуитивном уровне.

Шум воды оглушает и раздражает. Дик вряд ли слышал мои метания. Пока внутри меня разгорается настоящая война, этот упырь моется, как ни в чем не бывало. Ему нет дела до моих переживаний.

Подхожу к душевой кабине и распахиваю ее, готовлюсь сказать Дику — какой он мудак, и замираю.

На меня в упор смотрит напряженный Дик, скрестивший руки на груди. Его взгляд прожигает меня. Мне кажется, что даже его зрачки стали отдавать кроваво красным. Он тяжело дышит.

Дик не моется. Он ждал меня?

Тело немеет, а слова, которые еще минуту назад так ясно звучали в моей голове, развеиваются. Мне становится даже трудно дышать.

— Определись, чего ты хочешь уже.

— Объяснений!

— Их ты от меня не получишь.

— ТЫ не ОХРЕНЕЛ? — я подпираю бока руками, придавая свой позе более внушительный вид. — Хочешь, чтобы я без объяснений падала в твои объятия и делала все по твоей указке, не задумываясь не над чем?

— Нет. — он так спокойно это говорит, что я завожусь еще больше. Просто зверею. — Хочу доверия. Если у меня есть помощница, это еще не значит, что я ебу ее во все щели.

Теряюсь. Слова кажутся логичными и простыми, но мне не верится, что ту шалаву можно держать ради работы.

— Ты бабник. — выдаю я, подбирая аргументы на сказанное. — А твоя помощница посылает все сигналы, демонстирующие связь.

— Я уже высказался по этому поводу, Ангелина. Я НЕ-БУ-ДУ объясняться и отчитываться. Либо доверяешь, либо нет. Если ты в поисках мужика, который будет возносить тебя до небес и целовать песок по которому ты ходила — не ко мне. Я такой, какой есть! Люблю бухать, трахаться, работаю с извращенцами, но я не лжец. И если я кого-нибудь захочу трахнуть, то не буду обманывать ни тебя ни себя, и трахну… обязательно, сказав тебе об этом.

Странно чувство.

Его слова доставляют определенное облегчение. Они означают определенное признание, если не "в люблю", то хотя бы в симпатии и привязанности. Показывают, что Дик не изменял мне и ждал. Но мне бы, как любой женщине, хотелось бы услышать, что я единственная и любимая. Пока он мне только пообещал, что, если захочет другую — предупредит.

От этого горького.

Теряюсь в мыслях. Здесь нельзя сделать правильный выбор. С одной стороны, уйдя, я могу потерять мужчину, в которого меня угораздило влюбиться. С другой стороны, я могу превратиться в одну из тех женщин, которые усердно делают вид, что у них перед носом не трахают другую.

Не сразу замечаю, как распутные руки затягивают меня в кабину, ставя прямо под горячие струи душа. Это отрезвляет.

Одежда быстро промокает и прилипает к телу, очерчивая его изгибы. Превращая скромный образ в порочный. Соски тут же напрягаются и призывно просвечивают через тонкую ткань, приманивая к себе ласку. Они хотят, чтобы к ним прикоснулись, поиграли. Жаждут любви.

— Что ты… — не договариваю, потому что язык Дика заполняет мой рот. Мужчина начинает приводить последние контраргументы, руша мою крепость.

Я в шаге от капитуляции.

Его руки профессионально, очень быстро расправляются с пуговицами и молниями, освобождая меня от прилипающей ткани. Дик быстро снимает с меня все, оставляя в трусиках и лифчике.

Он прижимает меня к горячему стеклу, зажимает ногами мои бедра, заставляя почувствовать себя крошечной и беспомощной в его руках.

— Расслабься, Лина. Тебе нужно сейчас думать о том, как восстановить силы, а не о том, как воевать со мной.

О нет. Сейчас я могу думать только об этом, только о крупном члене, упирающемся мне в живот.

— Не хочу. — выдавливаю из себя, прикрывая руками небольшую поросль волос на интимном месте. Немного поворачиваю голову, чтобы показать — не хочу целоваться.

Мужчина немного отстраняется и смотрит на меня странно. Кажется, что в глазах мелькает боль.

— Объявляю сухой закон. Никакого секса. Полное воздержание. Хочу посмотреть, как в условиях голода ты будешь оправдывать доверие. Это моё условие.

Дик выгибает бровь, смотрит на меня как на сумасшедшую, стискивает грудь до кругов перед глазами.

— У меня от длительного воздержания, сперма прильёт к голове и умру от инсульта. — недовольно ворчит он. — Неделя, а потом нахер изнасилую!

— Столько, сколько я скажу! — более уверенно говорю я и сразу ойкаю, потому что Дик поворачивает меня к себе спиной и проникает пальцами под прозрачную ткань трусиков, находит мой клитор и грубо начинает с ним играть, заставляя меня увлажняться.

— Хорошо, Сиськастая! Сухой закон, так сухой закон! — его хриплый голос доводит меня до обморочного состояния. — Только я заставлю тебя заплатить за каждый ебучий день голодания! Я заставлю тебя страдать вместе со мной!

Его рука доводит меня до экстаза, практически заставляет кончить. И в то самое мгновение, когда перед глазами уже нарисовывается радуга, Дик отстраняется.

Надеваю футболку Дика, пропитанную его запахом. Это будоражит и возбуждает. Тело еще ноет после отобранного сладкого. Но я не изменю своего решения. Хочу проверить, что он вкладывает в понятие доверие. Будет ли он честен и хранить верность.

Только так я смогу понять — искренние ли его чувства ко мне.

Да и без секса с ним, моя голова мыслит яснее. Нужно слезть с этой иглы.

— Где я могу лечь спать? — захожу в комнату, где Дик уже лежит с книгой в постели. Он еще и читает. Драный эрудит.

— В моей кровати. — резко бросает еще влажный Дик. — Ты будешь со мной под одним одеялом.

Сглатываю.

Раньше я спала с мужчинами в одной кровати. Именно спала без какого-то интима. Да и всегда ложилась в целомудренной пижаме. У меня не было никаких чувств и терзаний. Это был всего лишь сон и не более. Но с Диком… все превратится в сплошное испытание.

Понимаю, что он только этого и добивается. Хочет заставить меня сдаться и отказаться от требования. Хочет поиграть с моими нервами.

— Хорошо. — делаю вид, что меня это не заботит.

Залажу под одеяло и разваливаюсь непринуждённо, непроизвольно касаясь разгоряченного мужского тела. Вкладываю в выражение лица Максимум безразличия, хотя сама давно перестала дышать.

Дик тут же притягивает меня к себе еще ближе, прижимает так, что я рукой чувствую его голый член. Он спит голый! Мать твою!

— Спокойной ночи, милая! — он шипит мне в ухо. Произносит это с диким злорадством, потому что я пытаюсь положить руку так, чтобы не касаться его, а по итогу, еложу и подразниваю его. От моих неуклюжих действий он только каменеет. Возбуждается еще больше.

Почему я глажу его, а чувство такое, что он уже упирается своим членом между моих ног?

Стараюсь затихнуть и не шевелиться.

Вроде лежу в удобной позе на удобном матрасе, но затекает все тело. Меня бросает в жар и начинает тошнить. Сон никак не идет.

Это испытание.

Дик же быстро засыпает и размеренно сопит, как ни в чем не бывало. Его член так и покоится на моей ладони, словно там ему самое место.

Это прикосновение раскаляет и доводит меня до немой истерики.

Через пятнадцать минут, которые показались мне вечностью, я резко сажусь на кровати, откидывая руку Дика с себя и с визгом выбираясь с кровати. Я не буду так спать, пусть думает, что хочет.

Лучше лягу на диване в зале без одеяла и подушек.

Вдогонку слышу хохот, которым заходится мужчина.

Теперь я не понимаю, для кого придумала это испытание. Для себя или для него.

Быстро приведя себя в порядок утром, надев вчерашнее, отправляюсь на встречу к Ренате, которая пообещала поговорить с отцом о работе для меня.

Я ни о чем не говорила Дику, считаю, что не его дело, где я буду работать и как зарабатывать на жизнь.

У самого выхода мужчина ловит меня, хватает за руку и не дает выскользнуть.

— Куда собралась?

— На встречу к подруге. — понимаю, что веду себя как капризный ребёнок, который чего-то хочет, но не озвучивает это вслух. Просто капризничает и ждёт, когда все без него обо всем догадаются.

— Я отвезу тебя. — говорит Дик, выпуская меня и поправляя волосы, аккуратно зализывая их назад.

— Не стоит.

— Это решено… Именно так ведь делают люди в отношениях? — чувствую подкол в его словах.

У самого кафе, где мы договорились встретиться, стоит Рената около своей машины и вальяжно курит. Девушка, как обычно, выглядит потрясающе.

Я очень надеялась, что она зайдёт внутрь и не увидит, что меня подвозят. Теперь мне придётся придумывать отмазки, кто это и почему я в его машине с утра.

Дик любезно выскакивает из машины и помогает мне выбраться. Эта галантность — театральный жест для Ренаты.

Корчу рожицу, мол я знаю, для чего ты все это делаешь.

Подруга смотрит на нас вопрошающе, пробегает по мужчине пытливо, делая оценку его внешнему виду.

— привет, Рената! — выдавливаю из себя.

— Привет. — подруга целует меня в щеку и шепчет так, чтобы это обязательно услышал и Дик: А кто этот красавчик, твой новый ебарь?

От ее последнего слова мне хочется застонать и провалить под землю. Спалить себя заживо.

В этом вся Рената.

Дику она нравится. Ему вообще нравится все вульгарное.

— Дик! — представляется он и целует руку.

— Тот самый? — она бросает на меня недоверчиво взгляд, игриво играя бровями. Клянусь, если бы она не была лесбиянка, я бы подумала, что она с ним заигрывает.

— Тот самый.

— А я Рената!

— Приятно познакомиться, Рената. Когда закончишь, набери мне, я заберу тебя. — со стороны его слова можно воспринять как заботу любящего парня, но я слышу в них только приказ, отдающий сталью и не возможностью ослушаться.

И меня это заводит. Его слова бьют прямо вниз живота, там становится сразу же влажно.

Хочу его.

— Если бы такой, как он был у меня первым, я бы и лесбухой не стала.

— Руки прочь, этот гнилой фрукт мой. — даже в шутку толкаю Ренату. Или не в шутку?

Ее слова распаляют во мне дикую ревность.

— все! Все! Успокойся!

Мы проходим в кафе, заказывает английский завтрак и первые минуты говорим ни о чем. Мысленно я все еще возвращаюсь к фигуре Дика у его машине, приказывающего мне позвонить ему.

Мне хотелось позвонить ему, попросить забрать меня, поцеловать…

Но отношения не могут быть односторонними. Они должны поддерживаться обоюдно.

— Эй, ты где витаешь? Я с тобой говорю. — Рената щёлкает перед моим носом пальцами, приводя меня в чувство. — Слышишь, что сказала?

— Просто задумалась. — признаюсь я, отпивая кофе.

— Ты слышала, что твоего бывшего избили до смерти? Андрей в больнице сейчас. Врачи еле спасли ему жизнь!

От ее слов мне становится нехорошо, кофе застревает комом в горле.

Это шутка?

— Когда? — глупо спрашиваю.

— Сегодня вечером?

Боже, это мог быть Дик?

Нет, он был со мной… но я не видела, как уходил Андрей… и Дик мог подослать кого-нибудь…

— Прости, Рената! Мне нужно идти. Деньги скину на карту!

— А работа?

— Давай позже обсудим!

Во мне присыпается следователь, который четко и ясно говорит, что мне нужно делать и какие вопросы задавать, чтобы разобраться в случившемся.

Андрей лежит в отдельной палате. На него больно смотреть физически. Семьдесят процентов тела перебинтовано. Он растянут на больничной койке. В таких случаях обычно говорят — не осталось живого места.

Не решаюсь войти сразу к нему, потому что не знаю, что сказать, и со стороны он напоминает мумию. Страшно, что я могу оказаться виновной в содеянном.

— Входи уже… — его надломленный и усталый голос ввергает меня в депрессивное состояние. Сжимаю в руках пакет с фруктами и соками. Не знала, что еще купить по такому случаю.

Обычно такой веселый Андрей выглядит неприлично грустным и разбитым. В его глазах есть что-то обручённое и это угнетает.

— Как ты?

— Отлично.

Коротко. Без эмоций.

В горле застревает главный вопрос «Кто это?» Я так боюсь услышать подтверждение моих мыслей.

Одна часть меня говорит, что Дик не мог совершить такое, потому что он здравомыслящий человек, другая часть утверждает, что он занял место Буркова. Это значит, что я ничего о нем не знаю. Не могу и догадываться, на что он может быть способен.

— Расскажи мне все. — набираюсь сил и сажусь рядом с ним, тихонечко проводя рукой по его перебинтованному телу. — Кто это сделал?

— я не видел. — отвечает Андрей. — он подошёл сзади. У него в руке была бита или что-то металлическое. Не помню… мне вообще трудно это вспоминать… Доктор говорит, что это какая-то там амнезия, защитный механизм мозга.

Внутри меня все сжимается от негодования и желания найти ублюдка и отомстить ему за это. Как наша земля носит таких мерзких тварей?

Именно из-за этого я хотела стать следователем, защитить людей от такого зла. А теперь все в прошлом.

Не хочу Андрея заставлять страдать и возвращаться сейчас в тот вечер. Сижу с ним просто как друг, поглаживая его и вспоминая минуты, которые мы провели вместе. Хорошо, что между нами было много радостных событий. Воспоминания льются из меня потоком. Хочется настроить его на положительные эмоции.

В какой-то момент друг засыпает, размеренно вздыхая. Убедившись, что сон крепкий, я встала и покинула палату.

Я должна найти того, кто это сделал.

У самого выхода я сразу натыкаюсь на Дика, который курит неторопливо у входа. Он расслаблен и серьёзен, грозно смотрит на меня и ничего не говорит.

Не ожидала его здесь увидеть. Как быстро он меня нашёл.

— Ты следишь за мной? — сейчас я испытываю только негодование. Чувство боли и страха пересиливают все. — Как ты узнал, что я тут?

— Я следак, Сиськастая…

— Бывший.

— Бывших не бывает. — почему-то Дик произносит эти слова неспокойно, словно вкладывает в них какой-то особый смысл. Будто намекает на меня и Андрея. Или мне кажется? Я хочу убедить себя, что он ревнует.

— Это твоих рук дело? — сразу же спрашиваю, желая застать его врасплох. Не выдержу носить этот груз в себе. Вглядываюсь в лицо Дика, в его бледные глаза, пытаясь понять говорит ли он правду. Хочу поймать его с поличным.

— Ты совсем крышей потекла? — от его фразы мне становится не по себе. Дик берет меня под руку и ведёт к машине. — Я устал уже бегать за тобой по всему городу! Чего ты добиваешься?

— Ты не ответил мне на мой вопрос. — упираюсь и не даю ему затащить меня в машину.

— А что отвечать? Ты серьезно думаешь, что это я?

— Я испугалась, что это ты… — после его вопроса мне становится легче. Начинаю верить в невиновность Дика.

— Если бы я хотел набить ему морду, то сделал бы это прямо в его студии. — отмахивается мужчина, заталкивая меня в машину. — Или я похож на человека, который бьет из-под тишка? Мы сейчас съездим и посмотрим, что записано на камерах. Найдём мы этого ублюдка.

— Ты действительно хочешь помочь найти мне того, кто сделал это все с Андреем?

Дик не отвечает, просто поднимает брови и выжимает газ.

Рядом с ним мне становится спокойнее. Хочется протянуть руку и ощутить тепло его тело, зарядиться его силой. Провести рукой по волосам, пригладить непослушные пряди назад, которые выбелись на ветру.

Дик выполняет своё обещание, привозит меня к своему старому знакомому, который показывает все записи с камер вблизи с домом Андрея. Мы долго их смотрим, изучаем кадр за кадром, ищем зацепки.

Видно, как парень один идет домой. За ним никого нет. Ничего необычного.

Избиение Андрея не попало ни на одну камеру, тот кто бил его, как будто знал, где располагаются камеры. За это время я убеждаюсь — это точно не Дик.

Поступок подлого и трусливого человека. Не его почерк. Дик не такой.

Все это время сам Дик молчит, молча курит и всматривается в записи, изучает все досконально и внимательно. Мне хочется услышать его мнение.

Кому было нужно избивать фотографа, который никого не трогает?

Седьмое чувство показывало мне, что я как-то связано со всем этим. Трудно объяснить, но я была уверена, что Андрея били из-за времени, проведённого со мной.

— Может это сделал кто-то из приспешников Буркова?

— Вряд ли. Не их почерк. Да и я бы знал. — от слов Дика у меня пробегают мурашки по коже.

… я бы знал.

Обнимаю себя за плечи и тихо спрашиваю:

— Давно хотела спросить, что случилось за этот месяц? Как ты стал одним из них? Чем ВООБЩЕ ты занимаешься?

Комнатка, в которой мы сидим, совсем тесная. В ней всего несколько столов и стульев. Неуютно и пахнет правовым режимом. Обычная комнатка охранника. Я бы даже назвала ее каморкой.

Нам двоим в ней почти тесно.

Сижу за компьютером, затравленно смотрю на мощную фигуру Дика. Мужчина стоит позади меня, даже не прикасаясь. Но просто его присутствия достаточно, чтобы внизу моего живота запорхали бабочки и участился пульс.

Он смотрит на меня долго и внимательно, облизывает пухлые губы.

— За что ты мне такая досталась? — его вопрос для меня неожиданен. — Неугомонная ведьма…

— мне воспринимать это как комплимент? — фыркаю я, стараясь отодвинуться от него подальше. Не нравлюсь я ему…

— Да. — Дик прижимается уже к столу в плотную и наклоняется к самому уху. Чувствую его дыхание. — Мне нравится в тебе эта стихийность. Я от нее возбуждаюсь, хочется постоянно засадить тебе в рот, чтобы он перестал генерировать глупости.

— Ты уходишь от ответа! — пытаюсь вернуться к намеченному разговору, потому что от слов «в рот» и «засадить» моя фантазия сразу начинает рисовать пошлые картинки, после которых уже не до разговоров.

— От какого?

— Ты издеваешься надо мной? — пытаюсь оттолкнуть здоровую фигуру и побороть желание расплакаться. Рядом с ним постоянно чувствую себя маленькой девочкой. Дик только и делает, что шутит надо мной, издевается.

— Воздержание плохо на тебя действует, Сиськастая! Ты стала очень нервной. — тут я начинаю уже задыхаться от негодования. Он просто специально доводит меня.

— Знаешь что… знаешь… — уже краснею от злости. — Утолю свои потребности в другом месте значит! Оставь меня в покое… проваливай отсюда и не ходи за мной. Я подписала все документы!

— Это так ты хранишь верность, Сиськастая? — он театрально вскидывает брови и округляет глаза. Делает вид, что оскорблён. У меня же уже дрожит подбородок.

— Я тебе не Сиськастая!

— Ну сейчас да, но пара килограмм, и ты будешь вновь одарена шикарными арбузами.

— Не могу больше. — хныкаю я, ударяя его в грудь со всей силы, на которую способна, но Дик даже не замечает. — Ты постоянно издеваешься и играешь с моими чувствами, ничего не объясняешь и уходишь от ответов! Мы не в твоём клубе и я не в твоём подчинении!

Дик не трогает меня, одна его рука стискивает спинку стула, а другая — стол, чтобы я не проскочила мимо, но ни один его палец не касается меня. А чувство такое, что он сжимает моё горло и притягивает к себе.

Лишь его глаза блуждают по моему лицу, заставляя съёживаться.

— Во-первых, ты всегда будешь в моем подчинении, и это нормально. Я старше, я твой мужчина. Это даже не обсуждается. Можешь усраться с феминистическими лозунгами, ничего не изменится. Во-вторых, это ты играешь с моими чувствами, бегаешь от бывшего к бывшему, пытаясь заставить меня ревновать и раскошелиться на благородные поступки. Этого тоже не будет. Я, каким был, таким и сдохну. Хочешь романтику? Я могу член перевязаться бантом, подойдёт? Никогда ничего не обещаю, но не буду обманывать и не дам тебе сдохнуть в Крыму, когда сектанты тебя будут раскладывать на алтаре любви. Учти это, пожалуйста. Не нравится? Мне похеру, придётся сделать так, чтобы понравилось.

Дурею от его слов. Противоречивый вихрь срывает опору из-под ног. Вот они заветные слова, практически прямое признание в чувствах, открытие мыслей Дика, но при этом — я должна подчиняться его мнению и позиции.

А я могу? Хочу?

— А мое мнение?

— Я слушаю его.

— Но будешь ли слышать?

— Зависит от того, совпадает ли оно с моим.

Вот так просто.

— Ты все равно не ответил на мой вопрос…

— Что ты заладила со своим вопросом? Ты ради чего училась в институте? Сесть мне на шею и ждать готовые гипотезы?

— Дик!

— Все просто, Сиськастая. Был выбор, сесть в тюрьму и отдать тебя Буркову, или занять его место, чтобы контролировать трафик наркотиков и проституции, и освободить твою жопу. Угадай, что я выбрал?

— Почему ты не сказал об этом? — робко спрашиваю его, рассматривая перекосившееся лицо.

— О таких вещах не говорят, Лина. Я сделал так, как нужно было. Точка. Тема закрыта.

Непроизвольно прижимаюсь к нему, желая почувствовать себя в безопасности. От этого разговора нахлынули воспоминания о месяце рядом с Бурковым. Самом худшем времени в моей жизни. Приятно чувствовать рядом уверенности и спокойствие, исходящие от Дика.

— Не нужно распускать слюни, нам нужно еще проведать старого знакомого. — Дик отстраняется от меня. — Ты разве не видела машину Романова у галереи?

Удивительно, но после нескольких слов мне становится намного легче. Словно я раньше шла с неподъёмным грузом, а теперь его у меня забрали. Удается распрямить плечи.

Появляется эфемерная уверенность. Значит, я ему не безразлична, он тоже что-то чувствует ко мне, если так говорит.

Внутри даже начинает зарождаться Надежда, что у нас может что-то получиться. На второй план уходит даже Андрей и его травмы. Только и прокручиваю в голове слова Дика.

— Сейчас не получится навестить твоего Романова, съездим завтра. — говорит Дик, откладывая телефон и сдвигая брови на переносице. Лицо у него становится очень взволнованное. Я лишь замечаю на экране значок сообщения и имя «Лилия».

Вот так. Лилия. Не по имени отчеству. А Лилия. Не Фамилия даже.

Мне стало до жути интересно, как я записана в его телефоне. Сиськастая? Тогда почему она — не Бурковская подстилка?

Это сообщение портит мне настроение. Отворачиваюсь от Дика и заставляю себя не думать об этом. Скорее всего она просто написала по работе, ничего обычного. Она же как-никак его секретарь.

— Ладно. — вполне спокойно отвечаю я, стараясь не выдавать своего внутреннего раздражения. — Только я не хочу домой. Выброси меня у метро, я сама к нему съезжу. Не хочу сидеть дома и ждать у моря погоды.

И хотя я очень пытаюсь не выглядеть капризным ребенком. Все равно надуваюсь и говорю в нос.

Это не укрывается и от Дика, он бросает на меня раздосадованный взгляд и бурчит:

— Честное слово, отымел бы тебя прямо здесь, чтобы выбить дурь из башки!

— Какую дурь? Я сама закончу начатое, а ты поезжай по делам. Лиля ждёт тебя. — прикусываю язык, понимая, что проболталась. Сама сказала все, что в голове.

— Ты такая ревнивая?

— Да.

— Мне это не нравится. — спокойно говорит мужчина, ловко справляясь с управлением машины. Мне приятно смотреть как Дик водит. — Между мной и ней никогда ничего не было. Хотел ли я? Иногда она мне напоминала тебя и хотелось дать в рот, чтобы заглушить жажду. У нас даже в трудовом договоре есть пометка, что она должна мне оказывать сексуальные услуги любого характера. Но она лишь дорогая блядь, уже разжеванная жвачка. Никакого удовольствия. Ничто в сравнение с сексом с тобой.

— И что же такого особенного в сексе со мной?

— Ты моя. У тебя вагина размером ровно под мой член. Я первый кто там был и все растянул под себя…

— Ты не любишь девственниц.

— У тебя только одна дырка осталась девственной.

— какой же ты похабник!

— Но ты именно из-за этого уже мокрая.

Сдвига ноги сильнее, чтобы не быть уличённой в невольном возбуждении.

— Если я попрошу, ты уволишь ее?

— Нет. — он даже бровью не видет, не задумывается над ответом. — Я уже говорил тебе, между нами ничего нет, и она прекрасно справляется со своей работой. Ее глупо увольнять, а у тебя нет повода для ревности.

— Ты считаешь, что пункт о сексуальных услугах — не повод? — на нервной почве у меня начинают слегка стучать зубы. Дик всегда доводит меня до грани, еще немного и меня накроет паническая атака. Никогда и ни один мужчина так на меня действовал. Я могла очаровать любого, поработить и пленить. В клубе я удостоверилась, что несмотря на худобу еще могла соблазнять. Но на Дика не действовало ничего, он жестко гнул свою линию.

— Был бы повод, если бы я скрыл это. Если бы молчал и тайно трахал ее. Я же раскрываю все карты, показываю, что несмотря на все — между нами ничего нет и быть не может.

— Я хочу прочитать ее сообщение. — неожиданно говорю я, чувствую себя ревнивой женой, прожившей с мужем двадцать лет в браке и теперь пытающейся узнать, есть ли у мужа шашни на стороне. Всегда считала это глупым и смешным, и теперь сама унижаюсь.

— А что мне за это будет? — Дик усмехается, смотрит на меня хищно. Ничего хорошего не предвещает его взгляд. — Давай так, я отдаю тебе свой телефон и ты можешь там посмотреть все, что захочешь. Но взамен вечером, я откупориваю твой зад. Будешь всю ночь отрабатывать своё любопытство.

Смотрю на телефон, на Дика и замираю. Даже время начинает течь медленнее. Все просто: либо да, либо нет. Нужно просто решиться.

С одной стороны, если он с легкостью так сказал, значит ничего нет на его телефоне. Но с другой стороны, если он блефует?

— Хорошо! — говорю я и беру его телефон в руки, чтобы он не успел ничего удалить с него. Это маленькая плата. Рано или поздно, он возьмёт все, что захочет, в любую дырку просунет, а так я удовлетворю своё любопытство.

Подношу его телефон к лицу и снимаю блокировку. У меня доступ ко всей переписке с Лилей и другими бабами Дика.

Меня охватывает возбуждающее ликование, потому что я жду разоблачения. Внутри может быть много переписок и фотографий, которые помогут разобраться, кто же все таки такое Дик и о чем думает. Есть ли у него сейчас женщины?

Да наших отношений или их подобия, даже не стоит сомневаться, что он переименовав множество на все готовых самок. Но говорит ли он сейчас правду, что кроме меня ни с кем у него ничего нет? Сердце кричит, что он не врет, а голова, что это невозможно. Дик и воздержание вещи не совместимые.

У Дика в телефоне нет приложений и социальных сетей. Он словно монах, в телефоне исключительно базовые Настройки. Такое минимализм в современном телефоне пугает. Он будто не пользуется им вовсе.

Я захожу в сообщения и немного разочаровано смотрю на единственный чат. У него больше ни с кем нет сообщений. Только с Лилей. Проваливаюсь и разочарованно сжимая телефон, ощущаю прилив неконтролируемого гнева, который охватывает все моё тело и заставляет волосы на затылке головы шевелиться.

Он поимел меня, обманул самым нагулам образом! Единственное письмо, которое есть в его телефоне «Ок». Она просто написала ему — Ок! И главное, что ничего не понятно, на что она ему написала?

Я взвыла и ощущая преданной и обманутой развернулась всем корпусом к Дику. Он смотрел на меня весь красный, пытаясь сдержать в себе смех. Но когда я затрясла перед ним телефоном, он расхохотался, что есть мощи. Не сдерживая себя, меня это раздражало. Он опять смеется надо мной, показываю своё доминирование над моей ничтожной натурой.

Не контролируя себя, я открыла окно и на полной скорости вышвырнула телефон на дорогу. Серый айфон со скрежетом стукнулся об асфальт и успешно был раздавлен колёсами проезжающего автомобиля.

Смех Дика оборвался, а я успокоив себя спокойно, как могла, продолжила:

— Мне надоели твои шутки и манера общения!

В этот момент я ощутила, как над ним вверх взяла его темная сторона, тот самый Дик, который охотился за маньяками, безошибочно понимал логику их действий и спивался под грузом всего этого. Он никогда не говорил, что так на него давит и почему он занимается саморазложением.

Мужчина смотрел на меня уничтожающе, не было ласки и задора в его взгляде. В машине стало резко холодно и неуютно.

— Значит, я все же ошибся в тебе. — резко процедил он незнакомым мне голосом. И это было хуже всего. — Можешь не отдавать мне свой долг. Обман на обман. Не переживай, Лиля отработает. С удовольствием удовлетворит моё возбуждение. — В его голосе не было ни тени насмешки, он говорил убеждённо и правдиво. И меня это ужаснуло. Он действительно собирается ее трахнуть. — Поэтому я не вступаю в отношения. Мне не нужна мозгоебка и не доверие, только секс и ничего лишнего. Потрахался, перевернул Календарь и пошёл дальше.

Дик резко затормозил у метро, которое мы проезжали. Визг шин заглушил меня. От столько стремительного торможения я впечаталась в панель.

Меня пугало такое изменение. Может быть поступок с телефоном был лишним, но то, как умело он играл с моими чувствами — задело меня слишком сильно. Терпеть и спускать с рук насмешку было непозволительно.

— Выходи. С Романовым я разберусь сам.

Вот и все, вот так просто. Александр Дик, который не давал мне проходу последние несколько дней, вышвырнул меня из своей жизни, как собаку, не оставляя ничего и не объясняя.

— Это ненормально. Нам стоит поговорить…

— Не стоит. — Дик обернулся и, как бешеный бык, задавил меня своим тяжелым взглядом. — Выметайся из моей машины, Ангелина. Пошла к черту, и не попадайся мне больше на моем пути! Чего расселась? Пошла вон!

Его слова обрушились на меня, как град пощёчин. Я встрепенулась и стала лихорадочно расстёгиваться ремень, выбираясь из его спортивного автомобиля.

Внутри меня становилось пусто и горько.

С Диком было плохо, но без него еще хуже.

Дик.

Жажда. Умираю, хочу заглушить эту жажду, сдирающую кожу с костей заживо. Невозможно терпеть.

Желание саморазрушения затмевает голоса рассудка. Хочу напиться, накуриться, затрахаться до смерти.

Давно не испытывал такой тяги. Ломает все тело, сущность выворачивает наизнанку.

У Сиськастой сильная власть над моей головой, заставляет нарушать свои принципы, вынуждает все бросить и бежать к ней. Она мой новый наркотик. Зависимость. Хочу затрахать её пока член не покроется кровавыми мозолями и не отвалится. Жажду выпить все ее эмоции, иссушить, не оставить ничего.

Все эти отношения — херота. В них ты всегда себя во всем ограничиваешь и страдаешь. Никакой свободы.

Моя новая жизнь не подразумевает семьи. Не может быть у такого как я жены и детей. Все это сказка. Невозможно жить двумя жизнями. Ночью я король разврата, а днем прилежный отец. Рано или поздно все полетит к чертям и потянет за собой твою семью. Поэтому я отказался от Ангелины.

Пусть живет обычной жизнью, найдёт себе Додика, который будет дарить ей цветы, потрахивать раз в месяц и завозить спиногрыза по утрам в школу. И, конечно, он должен быть при деньгах и статусе, чтобы родители текли, глядя на него.

Все по классике. Все не очень счастливы, но пиздец довольны.

Но стоило мне увидеть ее в своём кабинете в этом чертовом платье, как все логически выстроенные решения посыпались, уступая место животному инстинкту. Я тупо не хочу делить своё.

А она моя. Будет своими губами полировать только мой член.

Даже решил, что готов порвать кишки, но попробовать жить обычной жизнью. Чтобы все было, как у нормальных людей. Или хотя бы похоже…

Даже терпел ее обиды. В ее голове затаилась ревность и злоба, типичная бабская хуета. Если на работе красивая помощница, значит уже натягиваю её во всю. В этом есть логика, но она заканчивается, когда мужчина говорит открыто о своих сексуальных желаниях, пристрастиях и видах на других баб. Я похож на лжеца?

Я бы никогда не изменил той, которой признался бы в любви. А Сиськастой я готов был признаться. Сказать, что она единственная при виде которой у меня кишки сворачиваются в форме сердца, а яйца предательски трепещут. У меня головка члена подёргивается, как у пса нос, в поисках ее.

Мне показалось, что с Ангелиной может что-то получиться, что она понимает мою сущность. Осознаёт кто я, что моя работа предполагает скрытность, и необходимость доверять во всем на слово без лишних вопросов. Но я ошибся, она из-за пустяка вынесла мне мозг. До последнего не верил, что она полезет проверять мой телефон. Когда выбросила его, повинуясь детской вспыльчивости, не доверяя мне, я прозрел.

Не будет никаких отношений. Ни одного шанса.

Я буду возвращаться поздно домой, а она выжирать мой мозг с вопросами, прийдется ловить ее по всему городу, потому что ей захочется внимания в моё отсутствие, захочет доказать — другие смогут любить ее сильнее. А я не железный. Когда-нибудь, я убью кого-нибудь из них… Или ее, придушу, как Дездемону.

Сиськастая хочет превратить меня в ублюдскую хероту в рубашечке и брючках с зализанными волосами, которая вторит жене и улыбается подружкам. В подобие мужика, который выпрашивает секс по праздникам и постоянно оправдывается: почему пришел так поздно, зачем смотрел на грудастую, сколько выпил, с кем гулял…

В отремонтированном офисе стало уютнее, пропал запах Буркова и его извращённых делишек.

За столом сидит Лиля в персиковой блузке и чёрной юбке с высоким разрезом. Она знает, как нужно одеваться не вульгарно и сводить с ума мужчин. Умна, хитра и ненавязчива. За это ценю ее.

Скольжу по ее лицу пристально, изучая красивые черты. Похожа на Сиськастую, даже слишком. Их различает только одна черта, контрастно разделяя девушек на разные типажи.

В Ангелине — непорочная сексуальность. Она красива и осознаёт это, очень страстная, но не испорченная и не знает еще границ, на которые способна. Просто девушка, которую еще учить и учить возможностям секса. Она даже член берет еще с опаской, робко и с замиранием сердца. И от этого сперма вскипает в яйцах.

Лиля же, наверное, умеет все. Глядя на нее понимаешь, что любая твоя чёрная фантазия будет выполнена ей на пять с плюсом.

— Не сразу заметила Вас. — спокойно говорит девушка, откидываясь на стуле и лукаво глядя мне прямо в глаза. — Что-то случилось?

— Организуй мне закуску и бухло. Я очень устал. — потом приму решение: трахнуть ее или нет. Сначала хочется напиться. От жажды сводит зубы.

Лиля — чудо помощница, она быстро организовывает несколько тарелок с закусками, исключительно то, что я люблю. Хотя я ни разу не озвучивал свои предпочтения. Помощница ставит два стакана на моем столе, закидывает в каждый по три кубика льда и наливает янтарную жидкость.

Звук льющегося бухла успокаивает.

— Не стоит пить в одиночку, это приводит к алкоголизму. — она говорит ровным и безразличным голосом, это предупреждение между строк. Она берет нежной ручкой один стакан и протягивает его мне, второй поднимает и немного отпивает чистого шотландского виски. Даже не морщится.

— Вдруг осознал, что не зря плачу тебе. — хрипло говорю, отпивая напиток. — Расскажи, как ты попала к Буркову, могла же бабки заколачивать где-нибудь в офисе без потрахушек.

— Такие нет. — честно отвечает она, усаживаясь на моем столе и закидывая ногу на ногу, мне удается даже рассмотреть цвет ее трусов. — В нашей стране отсутствует понятие — харасмент. Считается, что любая симпатичная женщина, даже замужняя и умная, так и мечтает, чтобы ее облапали. И это даже на работах, на которых платят три копейки. Хочешь, чтобы к тебе хорошо относились мужчины, не мешали работать — флиртуй с ними, ублажай их эго. С карьерным ростом аналогично. При наличии вакантной должности из двух одинаково способных кандидатов, всегда выберут мужчину. Хочешь, чтобы повысили — трахайся с начальником за бесплатно, ублажай его и тогда он подарит тебе незначительное повышение и смешную прибавку к зарплате.

Я люблю секс, люблю красивых мужиков, обожаю бешеные скачки в постели, но только с классными самцами. Бурков был охрененным в постели. После него я еле ходила. Он был маньячина, но между нами все было по-честному. Он был богат и красив, платил мне хорошо и еще и оргазмы дарил. В отсутствии отношений, я оставалась в шоколаде. Не многие бабы могут этим похвастаться.

Ее смелое и честное заявление мне понравилось, даже вызвало уважение.

— А что будешь делать, когда найдёшь того самого? Уволишься и вернёшься в офис? Чтобы ублажать мужское эго?

— Тот самый должен быть с длинным хером и железным стержнем, чтобы я отказалась от работы и захотела ублажать только его. — она вновь подняла стакан и отпила из него. — Но хватит говорить обо мне, Дик. Мой рабочий день закончился уже пол часа назад и тебе нужно уже решить: будет трахаться или нет?

Закрываю глаза и улыбаюсь, как мальчишка. Еще пару месяцев назад я бы не задумываясь разложил ее на своём столе, натянул бы так, что она не смогла бы ходить. Посоревновался бы с Бурковым в искусстве доставлять удовольствие. Но глядя на нее перед моими глазами стоит Сиськастая, смотрит на меня умоляюще и еще подбородок подрагивает. Мой член хочет ее. Только ее. Все мысли о гребаной девахе, моем проклятье. Только ради чего я согласился взять ее на стажировку!

Клин клином вышибает. Лиля подходит мне больше. Порочная и открытая. Грязная и пропавшая, такая же, как и я. Все по-честному. Просто секс и абсолютное взаимопонимание. Мечта любого мужика. Так чего ломаюсь?

Открываю глаза и рассматриваю ее красивое тело. Я видимо действительно влюбился. Передо мной шикарная баба, а я сижу раздумываю. Она меня не прельщает.

— Тогда давай начнём с детской ласки, а дальше посмотрим… — помощница плавно опускается на колени передо мной, располагаясь между моих ног. Она игриво быстро пробегается руками по моим бёдрам, паху; трется как кошечка всем телом о мою правую ногу. Лиля точно знает, что делать и как доставить удовольствие мужику. — У тебя ноги как столбы… ты очень сильный… Не знала, что в полиции работают такие мужчины…

Она быстро справляется с моим ремнём и выуживает член из штанов. Замечаю, как он вял и не особо настроен на секс, такое с ним впервые. Гнусный предатель. Отказывается выполнять свою животную функцию.

Секс с Лилей пахнет ванильной похотью: приторно до тошноты и предсказуемо.

Девушка обхватывает губами член в плотное кольцо и скользит к основанию.

Я закрываю глаза и представляю Лину, на коленях передо мной в машине, она не умеет делать минет, но ей очень хочется сделать мне приятно. Старается изо всех сил, затрагивая струны души, заставляя меня испытать не просто наслаждение, но и какой-то душевный трепет. И это выбивает из меня все… Лина… сиськастая…

От ее образа член быстро начинает увеличиваться в размерах. Но удовольствие в моей голове, в моих воспоминаниях.

— Стой. — резко говорю я, останавливаю Лилю. — Иди домой. Прости.

Девушка облизывается и, как ни в чем не бывало, убирает моё хозяйство на место и застегивает ремень. Пару секунд и как будто не было этой попытки минета. На ее губах играет даже милая улыбка.

— Ты хочешь ее. — говорит помощница заговорщически. — Пойди и возьми, не мучай ни себя ни ее. Уверена, что она тоже томится и ждёт тебя.

С этими словами Лиля встаёт с колен, допивает остатки виски и идет прочь из кабинета, бросая у самого выхода деловым тоном:

— Файлы, которые ты запрашивал, у тебя на почте! До завтра!

Не помощница, а еще и психолог на дому. Как будто она разбивается в отношениях.

Прокручиваю в голове разговор в машине, раз за разом. Пытаясь определить, что можно было изменить, чтобы предотвратить эту катастрофу. Ничего. Все так, как должно быть.

Возвращаюсь к работе, отгоняя образ Лины от себя. Есть дела, не терпящие отлагательства.

Разруливаю мелкие проблемы, делаю для себя пометки, назначаю несколько встреч. Нужно будет завтра надавить на несколько извращенцев, чтобы их угомонить.

Плюс есть зацепки в деле по проституции, нужно отправить документы дальше. Появились реальные имена и фамилии, кто похищает девчонок, их нужно брать и прекращать со всем этим.

Встаю из-за рабочего стола только глубокой ночью. Стараясь игнорировать внутренний голос, постоянно нашептывающий мне «Где Ангелина?», собираюсь домой.

Хорошо, что у меня всегда есть второй телефон для экстренных ситуаций. Так бы из-за психованной остался бы без телефона.

Открываю приложение, отслеживающее месторождение Лины. Она у родителей. Хорошая девочка.

Так и будем жить, она сама по себе, я сам по себе. Просто буду подглядывать за ней, проверять, что ее жопа не влипла в очередную дрянь.

Сердце сжимается при мысли, что Ангелина может быть с кем-то другим. Становится невыносимо больно и грустно.

Спать совсем не хочется, думать об Ангелине тоже, нет никакого желания провести эту ночь в одиночестве. Если уже потрахушки отменились, то нужно найти другое развлечение. Например, начистить морду Романову.

У меня с ним давно личные счёты.

Дом Романова в самом сердце Москвы, два шага и Красная Площадь. Родители не поскупились, отвалили хорошо бабла, чтобы сынок жил, как у Христа за пазухой. Только это вот не спасло от главного, вырос он все равно гандоном.

Строит из себя великосветского и воспитанного мужчину, а не деле гавно.

С легкостью открываю дверь и нагло здороваюсь с консьержем. Меня неплохо знают в этом доме, пару раз навещал тут одну роскошную даму. Даже не помню ее имени, в воспоминаниях царит хаос. Четко помнится только, что в процессе секса мы прокололи водяной матрас на ее кровати и затопили соседей. Были времена.

Возле лифта стоит худенькая девушка в джинсах и бомбере с капюшоном. В этой свободной одежде она со спины напоминает мальчика, только по шлейфу духов догадываюсь, что она представительница женского пола. Знакомый запах. Сладкий. Соблазнительный.

Мой член неожиданно дергается в ее направлении, оживает и тянется к ней.

Стараясь двигаться максимально беззвучно, подхожу к ней в плотную и с шумом втягиваю ее запах. Напоминаю со стороны наркомана, который учуял дозу. В этот момент раздается писк, оповещающий, что лифт прибыл.

Она поворачивается, и ее глаза расширяются от испуга. Не успевает она издать и звука, как я заталкиваю ее в лифт, зажимаю рот, и нажимаю нужный этаж. Не хватало, чтобы она еще заверещала. Просто придавливаю всем телом к стенке лифта, потираясь о нее своим стояком.

Хороша. Сладкая на вкус. Даже через плотную ткань чувствую упругое тело.

Снимаю быстро с нее куртку и вешаю на камеру, чтобы консьерж не стал свидетелем ее грехопадения. Он конечно обо всем догадается, но это порно не для лишних глаз.

Зажимаю кнопки лифта, мы останавливаемся и зависаем где-то между восьмым и девятым этажами. Освещение переходит в аварийный режим для экономии, свет приглушается.

Она так напугана и удивлена, что не успевает за мной. Даже ни одного звука не издаёт. Только делает рваные вздохи, цепляясь зубами за кожу ладони.

А у меня башню сорвало. Вгрызаюсь в нее, желая уже спустить в конце концов накопившееся напряжение. Быстро стягиваю с нее плотные джинсы и запускаю пальцы в тёплую пещерку, уже влажную и готовую. Пусть не смотрит на меня такими наивным глазами. Тело говорит само за себя, хочет не меньше моего. Жаждет.

Знаю, что она скучала. Хотела не меньше.

К черту все.

Разворачиваю ее спиной к себе и аккуратно разрабатываю пальцами, растягиваю дырочку, пока одной рукой расстёгиваю ремень и достаю возбужденный до предела член. Стоит головке упереться в ее роскошную попку, как по телу пробегает сладкий спазм. Кончу прямо сейчас, залью ей всю спину и жопу. Так хочу ее.

Вхожу рывком, нельзя растягивать и минуты, иначе не выдержу больше. Зол, итак, на нее.

Кусаю ее за шею, рычу как зверь. Долблю так, словно хочу убить. Наказываю за каждый потраченный нерв. Она даже не стонет, хрипит и сладко покусывает губы. В ее глазах стоит такая нега и пламя, что я не сомневаюсь. Ей хорошо. Хотя пару порывов сопротивления я задавил на корню.

В зеркале лифта мы встречаемся взглядами. Смотрим друга на друга пылающими глазами, не говоря ни слова. Изучаем лица, ловим каждое движением. Разгорается настоящая битва. Лифт наполняется развратным чавкающим звуком и сладковатым запахом наших сливающих во едино тел.

Замечаю, как она жадно следит за отражением наших тел в зеркале. Специально поворачиваю ее немного в бок и наклоняю ниже, чтобы она могла видеть, как мой разгоряченный член таранит ее лоно, подчиняя моей воле.

Она не выдерживает первой, сдаётся и трясётся в моих руках, издавая томные звуки удовлетворения, прижимаясь лбом к холодному зеркалу. Притягиваю ее к себе сильнее, вдыхая запах и вгрызаясь в пухлые губы. Заполняю ее своим семенем до отказа.

Животное во мне ликует, отмечая, что она помечена и будет пахнуть только мной.

Быстро натягиваю ее джинсы обратно, укутываю в бомбер, не отпуская и прижимая все еще к себе. Запускаю обратно механизм лифта.

— Какого хера ты в такое время, блядь, не дома? — ругая ее, встряхиваю и целую в макушку. Хочется еще, этой маленькой прелюдии мне было мало. — Сиськастая, я точно тебя когда-нибудь придушу!

В ответ она лишь отпускает мне звонкую пощёчину и с гордо поднятой головой, словно не кончала сейчас в этом лифте, выходит из него. К Романову, значит, собралась.

Ее смешной и даже детский жест вызывает во мне умиление. Я в коридоре снова притягиваю ее к себе и впиваюсь нагло губами в пухлый рот. Сиськастая старательно сжимает губы и пытается меня оттолкнуть, только это все напрасно. Это ее упрямство только раззадоривает, чувствую кол в штанах. Я упрямо раздвигаю губки, проникая внутрь сладкого ротика, чувствуя вкус мяты.

— Отпусти меня, Дик! Ты сказал — проваливай! Так вот, проваливай и ты из моей жизни! — она ударяет меня ногой, почти угождая в пах. Строптивица обижена. Очень хочется встряхнуть ее, отшлепать, но все мысли улетучиваются. Остается только чувство счастье, что она рядом, обтирается о меня своим телом.

— Тебе не кажется, что чем чаще мы говорим друг другу прощай, тем сильнее притягиваемся обратно?

Она задумывается над моими словами, благоразумно молчит, соглашаясь.

— Я погорячился. — примирительно шепчу я, ощущая потребность чувствовать ее тепло. После секса я вообще напоминаю разнежившегося кота, соглашусь на что угодно. — Хотя нет, неправда. Не хочу видеть тебя больше, чтобы ты не трепала мои нервы, не поджаривала моё сердце на барбекю. Но стоит отпустить тебя, треплешь еще больше, потому что не знаю — где ты и с кем ты. А ты же, как будто специально, ввязываешься в какое-то дерьмо! Стоит увидеть тебя и все, спермотоксикоз. Схожу с ума. Не могу тебя отпустить, и что мне с этим делать?

— самое романтическое признание любви ever! — восклицает Лина, и делает новые попытки оттолкнуть меня от себя. — Ты конченый хам, который думает только о себе. Тебя не могут заботить переживания других людей, потому что ты способен думать только о себе!

Она думает, что я впервые это слышу? Серьезно? Глупая девчонка.

Запускаю пальцы в ее густые волосы и притягиваю ближе к себе. У Ангелины чудесное личико, аккуратные черты лица. Она, если бы захотела, очень выгодно и удачно пристроила бы свою попку в Москве. Все данные для этого есть, но ее почему-то непреодолимо тянет ко мне. Бесперспективному Мудаку. Может действительно судьба?

— Лина. — хрипло начинаю я. — Вроде бы взрослая девочка, а ведёшь себя как ребенок. Прямым текстом тебе говорю… я НЕ МОГУ без тебя…

— Нет, ты не сказал это прямым текстом. Ты сказал, что угодно, но не то, что мне хотелось бы услышать от тебя. Например, что скучал, все осмыслил, что любишь! И вообще, что случилось, что ты так быстро переменил свою позицию?

— Скажем так, мой член отказался трахаться на стороне…

Нужно было видеть ее лицо, шокированное услышанным. Лина сжала маленькие кусочки и обижено надула губы, прикидывая в голове, что это может значить. Клянусь, я видел, как она хочет меня ударить, даже прикидывает как это сделать лучше всего.

— Или я или шлюха на работе. — упрямо цедит Ангелина, ощущая мою податливость. Женская сущность. Стоит сказать, что не можешь без нее, как она превращает тебя в цирковую шляпу и тянет из тебя платочки разных цветов… сделай это, сделай то… хочу это, хочу так!

Стискиваю челюсть.

— Лиля действительно хорошая помощница и делает много работы… Где я еще найду хорошую сотрудницу?

— Я тоже юрист, смогу за нее работать. — упрямо повторяет Лина. Ее слова бросают меня в жар, заставляя возбудиться от сказанного. Представляю Сиськастую в облегающей офисной одежде, сидящей за рабочим столом. Моя подчиненная во всех смыслах. Очень интересная перспектива. Я бы раскладывал ее на столе вместо утреннего кофе, секс бодрит лучше.

— Не хочу марать тебя во все это.

— И я, итак, перепачкана дерьмом с головы до ног. — Лина в моих руках расслабляется, даже воинственность пропадает. Какие же женщины смешные, любительницы иллюзий.

— Я подумаю над этим. — честно говорю ей. Действительно, нужно прикинуть, что можно сделать.

— Ну пока будешь думать, будь добр убрать от меня руки!

Примирительно выпускаю ее, осматривая растрепанные волосы и припухшие губы. Лина поправляется, как будто ничего не было в лифте. Но я все еще чувствую ее запах.

Отхожу в сторону, чтобы меня не было видно в глазок, а Лина звонит в дверь. Дон Жуан не заставляет себя долго ждать и открывает дверь с тихим возгласом:

— Привет, малышка!

Рефлекс срабатывает быстрее, чем в голове проносится пояснение происходящему. Я просто машинально выскакиваю и прикладываю его рожу о колено, заталкиваю его в квартиру и мысленно говорю ему: «Какая нахер она тебе, малышка?».

Лина проходит и закрывает входную дверь, чтобы ничего не услышали соседи. Выглядит она отстраненной

— Ну рассказывай, за что Андрея так отделал? — сразу перехожу к делу, потому что у меня напрочь отсутствует желание разбираться с этим созданием. Он всегда меня раздражал.

Романов лишь скулит и не издаёт ни единого слова, замахиваюсь вновь, но меня останавливает Лина:

— оставь, может быть это не он?

— Да как же не он. Этот сукин сын! — не удерживаюсь и ударяю его с ноги.

— Я тебя засужу, Дик! — мерзко клокочет Романов. — И тебя, подстилка! Ты способна только ублажать неудачников. Волочишься за такими отбросами…

Повторяю удар, уже сильнее. Уже за подстилку, не стоило так говорить Лине. За это он захлебнётся собственной кровью.

— Значит, должна была ублажать тебя? — спрашивает она, скрещивая руки и глядя на него с нескрываем презрением. — Тогда бы не была подстилкой?

Романов ничего не отвечает, только смотрит как шакал красными глазами, то на нее, то на меня.

— Ты избил Андрея! — Лина с нажимом повторяет мой вопрос. — У нас есть доказательства!

Девочка блефует, но мне нравится как убедительно она это делает. Растёт на глазах. Такая же буйная, как и я. Сложно нам будет вместе, слишком свободолюбивые и больные на голову.

Ангелина

Моя жизнь не будет прежней уже никогда. Не могу точно определить, когда все изменилось: чёрный цвет стал белым, хорошие — плохими…

С самого детства я чувствовала отвращение к миру моих родителей и не хотела продолжить дело отца, не желала выйти замуж за богатого сына и пополнить семейный кошелек. Но раньше я думала, что я просто странная и не логичная, но сейчас, глядя на озлобленного Романова, я поняла истину.

Они все аморальные уроды, которым интересен только секс и деньги.

— У Вас не может быть никаких доказательств. Там нет камер. — парень усмехается и смотрит на меня злобно. — Так что можете не брать меня на понт!

Лично мне другого не нужно, только что он сам во всем признался, сказал открыто, что это избиение его рук дело.

Сжимаю кулаки. Чувствую себя виноватой в том, что случилось с Андреем.

— Но зачем? — не могу поверить, что заботливый Романов, мечта моей мамы — такая бесчувственная тварь.

— Он никогда мне не нравился. Ничего из себя не представляет, но почему-то ему ты даёшь. Он даже не талантливый фотограф, обычный нищеброд. А я? С самого детства сдувал с тебя пылинки, готов был жениться несмотря на все твои загоны. Ты лишь носом воротишь и унижаешь меня, связываешься со всякой шушерой. — парень вытирает тыльной стороной руки кровь со своего лица. — Стоило только похоронить муженька, побежала к Дику, от него к бывшему…

— Подожди, никто не виноват в том, что я к тебе ничего не чувствую…

— А он просто думал, что если избавится от соперников, ты просто прибежишь к нему. — ответил Дик, устало рассматривая друга моего детства. — Даже, если мы предъявим доказательства в полиции, ему все равно ничего не сделает закон, Папа отмажет его…

Встречаюсь глазами с Диком, он смотрит на меня вопрошающе, ему нужно моё одобрение. Понимаю его без слов… Закон не покарает Романова, а вот Дик может.

— Можно предупредить… — мне не хочется, чтобы Дик марал о него руки.

— Андрея никто не предупреждал, у парня проломан череп и кости переломаны все. Он теперь на всю жизнь инвалид… — жестко цедит Дик.

Мне совсем не хочется принимать решение. Я не судья. Не мне решать какую цену он должен заплатить за все это. И не руками Дика…

— Нет. — уверенно говорю я, поправляя волосы за уши. Всегда делаю это машинально. — Привлеки все свои ресурсы, пусть закон его накажет. Мы его калечить не будем.

Только на улице, вдыхая спокойствие ночи и всматриваясь в лицо Дика, я сказала:

— Ты изменился. Раньше закон для тебя был высшей инстанцией, ты презирал отца за убийство, теперь ты хочешь сам вершить расправы, не думаю о законности. Что случилось?

Ответ был на поверхности и даже очевиден, но мне хотелось это услышать от него, чтобы лучше разобраться в его мыслях. Дика всегда была трудно понять. За его шутками всегда скрывались угрюмые мысли.

После того как он высадил меня из машины, я не смогла прожить этот день полноценно, я просто просуществовала, пытаясь пережить это все это. У меня была маниакальная зависимость от Дика, рядом с ним мой мозг отключается, а тело поддаётся инстинктам. Никогда не думала, что со мной такое может быть.

Сегодня думала, что все, между нами все закончилось. Это была наша последняя встреча. Я заставлялся себя смириться с этой мыслью. Может быть это было к лучшему. Наши отношения больны. Они связана горечью и сексом. Все постороннее на инстинктах, мы даже разговаривать не можем. Но когда я увидела его в лифте, внутри меня забурлило и я как будто наконец-то сделала глубокий вздох. Все стало неважно.

— Не всегда справедливость может быть достигнута через закон. — Дик закурил и притянул меня к себе, удерживая так, чтобы я могла чувствовать его всем телом. — Когда Бурков пытался засадить меня, я убедился, что главные беззаконники и преступники в структуре правосудия. Поэтому уход из полиции дался мне легко.

Запрокинув голову, всмотрелась в упрямое лицо любимого мужчины: непростое и дерзкое. На его щеках стала пробиваться грубая щетина, придающая ему только сексуальности. Не удержавшись, я встала на цыпочки и провела носом по щеке, желая ощутить его силу.

— Хватит приставать к начальнику. — игриво пропел Дик, стискивая меня в своих объятиях. — Собирайся, завтра равно вставать на работу.

По телу пробегает приятная дрожь. Неужели он имеет в виду то, что я думаю?

Сердце начинает биться чаще. Я стискиваю обнимающую меня руку Дика, прикусывая губу.

Это первый его шаг навстречу мне.

Он поскупился своими принципами ради меня.

— Что это?

Я ожидала совершенно другой реакции. Восхищения или вожделения. Может быть просто комплимента. Но никак не гнева и раздражения.

Дик стоял с чашкой кофе и смотрел на меня гневно, у него даже рука тряслась от напряжения. Глаза сверкали как два раскалённых угля. Ноздри активно расширялись.

— Мой офисный костюм. — отвечаю я, переминаясь с ноги на ногу, не понимая, что ему не понравилось. Бегло пробегаю рукой, разглаживаю складки на костюме. — Я хотела выглядеть хорошо.

— Не нужно «хорошо» и сексуально. Не нужно костюмов. Можно толстовку и джинсы.

Теперь я уже совсем ничего не понимаю.

Желая выглядеть стильно и сексуально, я надела узкую красную юбку, топ и пиджак. Мне хотелось выглядеть сногсшибательно, чтобы быть не хуже Лили.

— Ты понимаешь, что сюда ходят постоянно какие-то ушлепки. Я не хочу, чтобы глядя на тебя, они облизывались и мечтала похитить в своё гнездо.

— Дик, ты серьезно? Может мне еще не мыться, чтобы отпугивать их своим запахом?

— Было бы неплохо. — Страшно, что, по-моему, он не шутит. У мужчины красное лицо с раздутыми ноздрями. Он напоминает бешеного быка, которого привязали к забору. Зыркает на меня как псих. — Поэтому будь добра переоденься.

— Дик, с каких пор ты стал таким пуританином. Я не буду ходить как оборванка. — скрещиваю руки на груди. — Значит на красивых женщин смотреть ты любишь, а мне прийдется ходить как чучело, чтоб на меня никто не засматривался?

Я расстёгиваю пиджак, демонстрируя красивый топ и голый живот. Дик смотрит на меня как заворожённый, стискивает хрупкую чашечку, что она почти идет трещинами.

— Да.

— Ты ревнуешь?

— Да. — Дик отставляет в сторону чашку и идет на меня. — А ты хочешь, чтобы на тебя все смотрели?

Мне не удается увернуться от его загребущих рук, которые ловят моё хрупкое тело и настойчиво притягивают к себе. Пара секунд и я оказываюсь на его диване с раздвинутыми ногами и задранными ногами.

Дик прижимает меня всем телом, рычит как зверь. Он обнюхивает меня.

— Александр Георгиевич, у Вас встреча через тридцать минут, держите себя в руках.

— Не могу. Не хочу. Не буду. — сквозь рык еле различаю слова. Пытаюсь увернуться, чтобы образумить мужчину, но его руки настойчиво трогают, тискают меня во всех местах. Дик не пропускает и сантиметра моего тела, сжимает попу, бедра, грудь.

У меня ткань на костюме начинает трещать под натиском его пытливых рук.

— Ребята, ну Вы хотя бы закрывайтесь. — нас застигает врасплох Веня, заглядывающий в кабинет брата. С ехидным лицом он оглядывает нас в непристойно позе. После чего стучит, вспоминая о манерах приличия.

Дик недовольно слазит с меня, хмуро поглядывая на брата.

— Привет. — краснея, выдавливаю из себя, стараюсь побыстрее одернуть вниз юбку и встать с дивана.

— Привет, Ангелиночка. Странная тенденция, я постоянно застаю тебя с задранными ногами. — чёрный юмор у братьев дело семейное. — Ладно, шучу, не обижайся. Рад видеть тебя живой и не вредимой.

— Спасибо. Будете кофе? — примеряю на себя образ секретарши. Поправляю пиджак и становлюсь очень деловой.

— Не отказался бы. — Веня расплывается в очаровательной улыбке и подходит ко мне так близко. От мужчины пахнет сандаловым деревом, очень соблазнительно. Улыбаюсь ему в ответ максимально услужливо. — Тебе ОЧЕНЬ идёт красный.

— Веня! — Дик рявкает с такой силой, что мы оба подпрыгивает от неожиданности. — Не беси меня ради Бога! Сиськастая, не нужно делать ему никакое кофе. Ты не официантка.

Стараюсь подавить улыбку, которая так и рвётся наружу.

Дик ревнивец, вопреки логике, мне нравится. Пыхтит как паровоз, выглядит не угрожающе, напротив — очень мило.

Несмотря на гневные возгласы я все равно пошла на маленькую кухню, чтобы приготовить кофе Дику и Вене. Процесс занимает у меня не больше десяти минут. Разливаю ароматный кофе по аккуратным белоснежным чашкам, ставлю их на поднос и возвращаюсь к мужчинам.

У самой двери замираю, чтобы открыть ее, протягиваю руку и случайно становлюсь виновницей — подслушиваю разговор братьев. Не решаюсь потянуть ее на себя, чтобы открыть.

— Станешь примерным семьянином? Заведёшь детей и собаку?

— Почему бы нет?

— Не представляю тебя в этой роли, братец.

— Почему же, наоборот? Что там должен сделать настоящий мужчина? Посадить дерево, воспитать сына и построить дома? Херня это все. Мужик должен обеспечить семью, засовывать хер только в жену и передать достойный опыт своему мужу. Я улучшу демографическое положение этой страны в трое, потому что буду заниматься с женой сексом стабильно раз по пять в день. Дети у меня все будут маленькие Дики с такими же шнобилями, как у меня. Будут совать их постоянно в какое-то дерьмо, а я буду их отмазывать.

— Даже боюсь представить, кем они у тебя вырастут.

— Точно не шахматистами.

Заставляю себя открыть дверь.

Смотрю на мужчин с некоторой толикой испуга. Поднос дрожит в моих руках. Мне трудно переварить услышанное.

Хотела ли я этого? Да. Готова ли я к этому? Нет.

Ангелина Дик. Звучит красиво. Мысленно пробую на вкус это словосочетание. Оно приходится мне по вкусу: горькая сладость.

Не могу представить нас вместе. Как мы будем ходить в продуктовый, покупать всякие мелочи, просто ложиться спать как ни в чем не бывало. Сможем ли мы разве жить как обычные люди?

Что нас связывает с Диком? Притяжение тел? Безумный секс?

Ловлю на себе задумчивый взгляд Дика, который смотрит на меня из-под густых бровей. На моем лице видимо все написано, так и видно, что я слышала разговор и теперь пребываю в своих мыслях. Он следит за каждым моим движением, проникая в мою голову.

— Ладно, пойду разгребать залежи бумаг на моем столе. — стараюсь быстрее ретироваться. Чувствую себя экспонатном на выставке, все взгляды сосредоточены на мне. Я не выхожу из комнаты, выбегаю, быстро переставляя ноги, стараясь не смотреть назад.

Закрываю за собой дверь и с облегчением падаю на удобный стул, который стоит заменить. Ни к чему сидеть там, где обтиралась жопа этой проститутки.

Мой телефон завибрировал, мне звонила Мама. Разговаривать с родительницей не очень хотелось, но нужно было. Поэтому без особого энтузиазма я подняла трубку:

— Да, Мама!

— Лина, ты уже слышала? Димочку арестовали! — я даже резко выпрямилась, не веря своим ушам и стреляя взглядом на дверь в кабинет Дика. — Забрали утром из дома. Сказали, что он чуть не убил человека! И говорят, что этот Дик опять приложил руку! Когда он уже оставит всех в покое? Отвратительный алкаш и отребье!

Пришлось прикусить кончик языка, чтобы ничего не взболтнуть маме. А мне хотелось. Она ведь еще не представляет, что Чертов Александр Дик теперь будет преследовать ее до конца жизни, нравится это ей или нет…

— Называй меня по имени. — от его заявления я даже выронила ложку с медом, которая приземлилась мне на юбку, образуя липкое пятно. Я посмотрела на мед на юбке, потом на Дика. Даже в мыслях я всегда обращаюсь к нему по фамилии, и никакого «Саши», «Александра». Он Дик.

— Тебе же не нравится. — выдавливаю из себя, пытаясь отыскать влажные салфетки. Дик и вправду не любит, когда к нему обращаются по имени, кроме брата никто не называет его «Сашей», но было бы странно, если они называли друг друга «Дик».

— Хочу, чтобы ты называла меня по имени, как нормальные люди. — Дик спрятал руки в карманы и прислонился к моему столу. Лицо у него максимально ехидное. Он при любых обстоятельствах напоминает мальчику.

— Тогда ты называй меня Ангелиной.

— Нет. У всех влюблённых есть ласковые прозвища.

— Дик, ласковые прозвища: это кошечки, собачки, а не Сиськастая! И тем более так не обращаются при посторонних!

— У кого на что, знаешь ли, хватило фантазии. — закатываю глаза. С этим мужчиной невозможно говорить серьезно. У него все скатывается к шуткам. — Переоденься уже, надеть что-нибудь более скромное.

Стать частью жизни Дика очень сложно. Я вроде чувствую мужчину, ощущаю его, но при этом иногда он мысленно так далеко от меня. Даже работая с ним не удается вникнуть в его работу. Он просто не подпускает. Все жестко контролирует, считает, что мне нельзя мараться во все это. С меня хватит. Трудно понять о чем он думает, и я постоянно боюсь сделать что-то не так, спугнуть перемирие, которое образовалось между нами. До совершенной гармонии далеко, но уже штиль в нашем океане.

Клеем в наших отношениях служит безудержный секс, связывает нас по рукам и ногам, успокаивает и сглаживает все остроты. Стоит накалиться градусу, как мы уже не можем отлипнуть друг от друга. Психолог бы, наверное, сказал уже что-то умное про наши отношения, посоветовал найти новые точки соприкосновения. Но когда у тебя под десяток оргазмов в день — все становится неважно. Уходит на второй план с пометкой «В следующий раз».

Переодически воздух между нами накаливается и искрит, трудно контролировать свои эмоции. Наши отношения напоминают битву титанов. Но в этих битвах я всегда уступаю, поддаюсь мощному напору Дику, не выдерживаю натиска.

Мужчина напоминает смерч, сметает все мои эмоции; он выпивает меня всю без остатка. Рядом с ним каждый день освещается ярким солнцем, наполняется смыслом и сладким вкусом. Не жалею о своём решении поддаться ему, не представляю, что со мной будет, если наши дороги разойдутся.

Иногда мне становится страшно, что мы поругаемся, просто разойдёмся в один день и станем чужие. Тот, кто сейчас для меня самый родной — станет чужим.

Мне не хочется общаться ни с кем из моей прошлой жизни. Даже с родителями после всего некомфортно. Подсознательно я обвиняю их в случившемся. Они были рядом, должны были чувствовать, что со мной что-то происходят. Но либо они беспросветно слепы, либо запах денег перебивает все очевидное.

Мы жили с Диком вместе уже два месяца, два самых счастливых месяца, и я никому ничего не сказала. Не держала это в тайне, но и не предавала огласке. Если бы родители меня спросили — я бы рассказала им. Но их мало интересовала моя жизнь, которая котилась вниз по социальной лестнице, согласно их версии.

Сегодня была вечеринка в честь назначения на должность нового прокурора. Романову старшему не удалось удержаться на своём посту после громкого и скандального дела его сына. Дик сдержал своё слово, заставил закон привлечь к ответственности друга моего детства за содеянное. Отцу не удалось его вытащить.

Стоило делу завертеться, как наружу выплыла тонна дерьма, которые Романовы тщательно скрывали. Дружок оказался редкостной тварью. Андрей был не первый, кого он покалечил.

Дика пригласили на эту вечеринку, и мне пришлось пойти на нее в качестве его пары. Это, пожалуй, первый наш выход, когда Дик будет представлять меня, как свою девушку.

От словосочетания «девушка Дика» у меня до сих пробегает озноб по всему делу.

За это время я восстановилась, набрала потерянные килограммы. Моя попа и грудь снова приобрели аппетитные формы.

На вечеринку я надела красное платье футляр, подчёркивающие талию. Мне нравилось блистать рядом с этим неординарным мужчиной, к которому тянулись люди, как мотыльки на свет.

Пока мужчина вежливо здоровался со всеми, я решила выпить шампанского и набраться уверенности. Многие рассматривали меня, потому что всем было интересно увидеть первую официальную пассию Дика: Загадочного следователя и теперь уже владельца крупного бизнеса.

— Лина? — стоило увидеть мое лицо, исказившееся от ужаса, когда я услышала голос мамы за моей спиной. Она была удивлена не менее меня. Конечно же, нужно было раньше предположить, что родители прибудут на эту вечеринку. Их не могли не пригласить. — Что ты тут делаешь?

На маме был белый комбинезон, в руках она держала элегантный клатч, покрытый разноцветными камнями. Как всегда, она выглядела безупречно. На ее лице было легкое удивление, хотя я была уверена, что она шокирована. Обычно я не посещаю такие мероприятия, да и откуда у меня могло быть приглашение?

— Привет! — стараюсь выдавить из себя улыбку, чмокаю ее в щеку, осматривая зал в поисках папы. Хорошо, что этикет и желание не испортить репутацию, не дадут маме закатить истерику. — Как и все, отдыхаю.

— Ты поняла, что я имею ввиду. — Мама же начинает расплываться в улыбке и осматривать вокруг меня мужчин, пытаясь понять с кем я пришла. Ей просто нужно оценить кошелёк, который подобрала. — Рада, что ты взялась за ум! Кто он?

Дик замечает нас и даже отсюда я вижу его ухмылку. Мужчина прячет руки в карманы и не произвольно разминает шею. Этот жук точно знал, что тут будут мои родители и ничего не сказал. Либо не хотел дать мне повод не приходить, либо хотел насладиться этим зрелищем.

Лишь качаю головой, не решаясь ей сообщить, что это Дик. Тот, кого она так ненавидит.

— Ой, ты с дочей. Так похожи! — женщина с невероятно натянутым лицом и отвратительными силиконовыми губами подходит к нам вплотную, целует по очереди и вооружается шампанским. Ей лет пятьдесят, а выглядит на отфотошопленные пятьдесят. Когда хирурги тянули тебя как могли, но у них ничего не получилось. — Слышала, сегодня Александр Дик пришел со своей новой телкой. Очередная шлюха! Очень хочется на нее посмотреть, работала следователем раньше с ним. Даже представить не могу, что она из себя представляет. Женщина следователь. Ужас какой! Уверена, что деревенщина. Ну, другая и не дала бы ему.

Быстро пью шампанское, чтобы заглушить в себе возмущение и негодование. Да и не так я бы хотела обозначить наши отношения. У мамы перед глазами тоже складывается пазл, для нее все становится очевидным, она смотрит на меня во все глаза, явно не ожидая такого расклада. Не могут не подействовать и слова доброй женщины, которые приходятся очень кстати.

Сцена немого кино затягивается. Я делаю вид, что никак не могу напиться. Мама прожигает во мне дыру, а женщина пытается понять, что происходит.

— Дамы… — Дик спешит спасти меня из этого серпентариума. Оказывается рядом, ласково берет под руку и уводит немного в сторону. Каждое его прикосновение предаёт мне уверенности. Он шепчет мне на ухо: Неловко получилось, но тебе стоило раньше рассказать… с кем спуталась…

Очень хочется наступить тонкой шпилькой ему на ногу. Не удерживаюсь и как бы случайно наступаю, надавливаю. Дик стискивает зубы, но даже так из него вырывается шипение. Тихое. Еле уловимое. Его слышу только я, для остальных он мило улыбается. Да этот гад ползучий идеально влился.

Мама смотрит на нас неотрывно, отчетливо вижу в ее глазах толику презрения, но мне все равно. Я уверенно вкладываю свою руку в тёплую ладонь Дика, которая всегда поддерживала меня: своеобразно, но неумолимо. Стискиваю ее, испытывая резкий прилив чувств.

Мне безразлично мнение чужих людей.

— Дик. — тихо шепчу, утыкаясь носом в его плечо. — Я люблю тебя.

Он лишь усмехается и целует ту самую руку, заставляю сердце быстрее разгонять кровь. Между ног становится неприлично влажно. У меня даже проскальзывает мысль, что смазка может потечь по внутренней стороне бедра. Прижимаю бедра плотнее, пытаясь успокоить своё загоревшиеся тело.

— Твоя очередная выходка? — Мама подходит к нам в плотную, скрещивая руки и просверливая в моем лбу дыру. — Решила позлить нас с отцом?

— Счастье дочери вызывает в Вас злость? — невыносимый мужчина тут же театрально вскидывает брови и делает удивленное лицо. Если его не знать, можно искренне поверить в то, что он говорит правду.

Мама раздувает недовольно ноздри.

— С таким как ты она вряд ли когда-нибудь станет счастливой.

— Мама. — мой голос приобретает неприятные нотки. — Забыла представить тебе, Дик — мой парень. Мы живем вместе… уже два месяца. Нравится тебе это или нет. У нас все серьезно… Если хочешь можешь отказаться от меня, не сильно расстроюсь!

На этих словах стискиваю руку Дика сильнее, боясь, что опровергнет мои слова, засмеётся, но мужчина серьёзен, поглаживает кожу на моей руке большим пальцем.

— С ним? — Мама показывает на Дика бровями. — С алкашом?

Ее холодный тон режет лучше любого ножа, но лицо остается улыбчивым.

— С ним самым. — спокойно отвечает Дик за меня. Его никак не смущает реакция моем мамы. — Ангелина, я хотел представить тебя моим знакомым. Давайте, вернёмся к семейным обсуждениям позже в другой обстановке. Не хочу привлекать лишнее внимание.

Я послушно следую за ним, цокая своими тонкими каблучками. Даже не оборачиваюсь. Мама не будет устраивать сцен при посторонних.

Чувствую облегчение, в близи своих родителей я всегда чувствую себя неуютно.

Дик отводит меня на живописный балкон с видом на оранжерею, украшенный множеством цветов, аромат которых пьянит.

— А с кем ты хотел меня познакомить? — спрашиваю его, крутя головой. На этом уединенном балконе только мы.

— Просто хотел увести тебя подальше от назревающего конфликта. И показать тебе друга, который всегда рад тебя видеть! — Дик располагает меня между своих широких ног, прижимая к прохладной стене, слегка протирается своим хозяйством о меня, намекая о каком именно друге речь. В этом я никогда не сомневалась.

Только сейчас заметила, что Дик умыкнул со стола новенькую бутылочку шампанского. Дорогой Moët с розовой оберткой в его руках кажется детским шампанским.

Легким движением руки, он быстро выкручивает пробку из бутылки. Хлопок разрывает тишину. Я даже ощущаю запах сладкого шампанского, повисший в воздухе.

Дик делает жадно глоток прямо из бутылки и протягивает мне.

— Хотел выпить за мою первую и теперь уже, наверное, единственную девушку. — его слова будоражат меня, пузырьки из шампанского проникают внутрь и пробегают по телу. Мурашки покрывают кожу. Сладко. — За ее шикарные сиськи…

Облизываю губы машинально, на которых еще осталось шампанское. Не успеваю осознать сказанное, как Дик наклоняется и перехватывает мой блуждающий язык, всасывает его, пленит. Я оказываюсь в тисках. Он таранит меня, разрывает на части, нагло исследует рот. Целует так, словно хочет выпить шампанское, которое я отпила из бутылки пару секунд назад.

НА меня его поцелуй действует магически. Ноги подкашиваются, будто он так целует впервые. Будто трогает меня в первый раз, только узнает мое тело. Реагирую мгновенно, вытягиваюсь как струна. Становится жарко и тесно в этом платье.

Отвечаю ему. Льну. Без слов умоляю — не останавливаться.

Сердце стучит как бешеное. Ломится из груди… Дик. Дик. Дик. Дик-Дик.

Крышесносно.

Его руки уже тянутся к моей юбке, пытаются задрать узкий футляр. Чувствую, как ткань трещит, еще немного натиска и она кажется будет разодрана в клочья.

— Мы на приеме, если ты помнишь… — немного отстраняюсь, пытаясь образумить зверя внутри него. — Если ты порвёшь мне платье, то мы не сможем вернуться в зал. И ты докажешь моим родителям, что ты легкомысленный алкоголик.

Дик замирает, чертыхается и немного отстраняется от меня. Его стояк упирается мне в живот, он водит им из стороны в сторону, продолжая сводить меня с ума.

— Думаешь, мне есть дело до их мнения?

— Тебе есть дело на мои чувства. А мне не хотелось бы доставить маме удовольствие.

Дик вздыхает.

— Мы выйдем, попрощаемся со всеми и свалим к чертовой матери. Будем трахаться как кролики до утра. — он забирает у меня бутылку и жадно пьёт из нее. — Чёртово твоё платье! Почему впереди нельзя сделать молнию? Это бы решило все проблемы!

— Какое же ты животное! — фыркаю только для вида, потому что в эту самую минуту не отказалась бы от молнии, быстро открывающей доступ к моему телу.

Он снова прижимает меня, обнюхивает, тискает, не может оторваться. Я уже еле держусь на ногах, готова сама скинуть это платье и раздвинуть ноги. Желание нарастает все больше и больше. Трудно соображать адекватно. Отлипать от этого мужчины совсем не хочется.

Дик находит все-таки в себе силы и поправляется, после чего приглаживает мои волосы, подтирает уголок губ, чтобы стереть помаду и берет крепко меня за руку. Мы возвращаемся в зал.

Никакие усердия Дика не скроют лихорадочного блеска в глазах, возбуждения и припухлости губ. Просто на автопилоте отвечаю незнакомым мне людям, отсчитывая время. Дик прощается и говорит, что ему нужно спешить.

Спешить, чтобы провести время только со мной. Он готов подвинуть все приличия и планы, чтобы оказаться во мне. Быть со мной и быть моим.

Люблю его.

В груди легкие стискивают сердце от умиления. Или это алкоголь сжал все мои внутренности?

Я пьяна от чувств.

Стоит нам только выйти на улицу, как Дик подхватывает меня на руки и бежит к такси, чтобы быстрее скрыться ото всех, остаться наедине.

В машине нас не смущает таксист. Мы целуемся как подростки. Просто набрасывается друг на друга.

Так будет всегда. Нам всегда будем мало друг друга.

Солнечное утро началось не с бодрящего кофе, а с приятного распирания между ног.

Внизу живота скапливался сладкий узел, готовый взорваться в любую секунду.

Я сильнее вцепилась в подушку, чтобы ни утонуть, ни захлебнуться в волнах приближающегося блаженства.

Открывая глаза и облизывая пересохшие губы, издала неприличный стон.

Дик двигался во мне невыносимо медленно, не спеша растягивая и играя со мной. Он целовал меня в шею, ключицы, оставил влажную дорожку на спине.

Так он ласково будил меня. Будоражил. Бодрил вместо кофе.

Его ладони проскользнули под мою майку и обхватили округлившиеся груди, слегка сжимая соски. Тело изнемогало. Хотелось остроты.

— Дииик! — прикусываю подушку, расставляю послушно ноги шире, чтобы он мог войти в меня глубже. Его не нужно просить дважды. Он ускоряется и набирает бешеный темп, вколачивая меня в кровать.

Вместо доброго утра он дарит мне оргазм.

Мне остается только растекаться под ним, в блаженстве охая и пуская слюни от накатившего состояния Дзен.

— Просыпайся, нам нужно быть в ЗАГСе через час.

Точно. ЗАГС. У нас же сегодня свадьба.

Переворачиваюсь и смотрю в потолок.

Я не хотела свадьбы, фаты, гостей, поздравлений. Вообще, ничего не хотелось. Даже штампа в паспорте. Разве это главное? Мы счастливы, остальная мишура лишь декорация.

Дик рядом, а мне больше ничего не нужно. Уже год, как мы живем вместе.

Но моего мужчину раздражало, что я носила фамилию «Буркова». Взяв в руки мой паспорт и увидев злополучную фамилию поверх моего имени, Дик пришел в бешенство.

— Какого хера, Сиськастая, ты до сих пор Буркова? Сегодня же поменяем тебе фамилию!

Если честно я думала, что мы просто подадим документы на смену фамилии на девичью, но когда Дик протянул паспорта и сказал оформить заявление на регистрацию брака, я онемела. Язык прилип к моему небу, и я не могла даже слова вымолвить.

Девушка несколько раз пыталась задать мне вопросы, но мне так и не удалось сказать ей ничего вразумительного, я только и могла, что смотреть на Дика во все глаза. Она просто восприняла меня, как еще одну обезумевшую от счастья.

— Что это все значит? — на улице я налетела на него, чувствуя гнев, что он принял это решение без меня. Даже предложения не было.

— Меняем тебе фамилию. — спокойно пояснил Дик. — Почему ты постоянно суетишься?

Он остановился у машины и начал искать ключи с хмурым выражением лица. Меня раздражало его безразличие к происходящему. Дик относился ко всему слишком легко, к этому трудно привыкнуть.

Наконец, он нашёл ключи, внимательно осмотрел связку.

В лучах мягкого солнца мне удалось рассмотреть игривый блеск. Это было кольцо, нанизанное на замочек, удерживающий все ключи. Оно было идеальное во всех отношениях. В нем не было ни одной лишней детали. Тонкое колечко белого золото с массивным бриллиантом в центре.

Дик просто снял его без лишних слов и со спокойным выражением лица смотрел на меня. У меня жизнь перед глазами проносилась, я вспоминала каждую нашу встречу, слово, ссору. Просто прокручивала романтический фильм в голове, а он был спокоен как удав.

Он взял мою руку и неторопливо надел кольцо на палец.

— А это, чтобы все знали, что ты забита. Занята кем-то. Подойдёт какой-нибудь хер к тебе, а у тебя «Антиугон».

— Ты очень романтичен. — рассматриваю кольцо на своем пальце, испытывая благоговение и неконтролируемое счастье. Это было странное предложение руки и сердца. Но, если бы он купил букет цветов и спел серенаду, то это уже был бы не мой похабный Дик. Он сделал все в своем стиле. — И все же, я тебя люблю!

И вот, через час мы должны поставить свои подписи на бюрократической бумажке, чтобы я официально стала миссис Дик.

Я никак не готовилась к этому дню. Ни туфель, ни платья. Абсолютно ничего.

— Я знал, что ты халатно отнесёшься к этому очень знаменательному и важному дню, поэтому позвал в помощь тяжелую артиллерию. — Дик натянул уже брюки и очень сексуально расхаживал в них с голым торсом. Его шутки не вызывали у меня смеха.

— Привет. — из-за спины Дика показалась уложенная голова Регины. Выглядела подруга так, словно свадьба была у нее. Я даже застонала. — У тебя пять минут, чтобы стать похожей на человека.

— Рисом голову посыпать будем? — Веня с пачкой риса Басмани и букетом ландышей встретил нас у выхода из ЗАГСа. К юмору семейства Дик очень трудно привыкнуть. — А так, поздравляю Вас, ребята!

Регина притащила мне бесподобный брючный костюм Valentino и нежные лодочки Manolo Blahnik. Слава богу, что она не решилась на платье. Я бы чувствовала себя в нем неуютно. После первой свадьбы у меня странное отношения к свадебным церемониям.

— Спасибо. — говорю одними губами, чувствуя неловкость. Дик просто обнимает брата. — Знакомься, Регина, моя подруга. И можешь не строить ей глазки, ТЫ НЕ В ЕЕ ВКУСЕ!

Подруга смеется, подмигивая мне, а Веня не понимает, что мужчины в принципе не в ее вкусе.

— Странное чувство. — признаюсь Дику. — Словно смотрю на нас со стороны. Мы женаты. Стоим тут такие ванильные и счастливые, так и детей заведём и не заметим.

— А ты не хочешь детей? — шутливо спрашивает Дик, стискивая мою талию своими лапищами. Его вопрос застаёт меня врасплох. Если честно становится страшно, что наше представление о будущем не совпадёт. Говорить на такие темы с Диком вообще странно. Это же Дик. Семья не про него. — Успокойся, давай расслабимся. И со временем все встанет на свои места.

Киваю, прижимаюсь к его груди лбом, ощущая родное тепло. Его сердце — печка, обогревающая нас двоих. Мое родное солнце.

— Уже можно поздравлять? — здоровенный в идеальном костюме и белоснежной рубашке отец Дика стоял с огромным букетов красных роз. Его появления я не ожидала, за последние месяцы отношения Дика с отцом заметно потеплели. Мужчины начали общаться между собой и иногда встречаться. А это уже, судя по всему, огромный прогресс.

Мои родители не знали о нашей свадьбе. Не хотела ничего говорить им, чтобы не портить себе настроение перед свадьбой.

Дик старший по-отечески обнимает меня, прижимает к своей широкой груди и целует в макушку. У меня от его порыва нежности спирает дыхание, слезы сами наворачиваются на глазах. Обнимаю его и стискиваю в ответ.

Меня давно никто из родителей так не обнимал. Тепло и надёжно.

— Теперь у меня есть дочь…

Дик.

Осень в этом году выдалась очень тёплая и сухая. Рассматривая желто-красные листья на деревьях, освещаемые энергосберегающим фонарем, я понял истину. Я стал стар. Чертовски стар для всего этого дерьма.

Повертев в руке бокал с виски, наблюдая за бликами в стакане, я попытался вспомнить о чем был разговор, нить которого я уже давно потерял.

— Дик, да ты не переживай, мы организуем все в лучшем виде. Будет зашибись, Ни о чем не придётся волноваться. — хозяин этого заведения упрямо пытался втереться мне в доверие и получить согласование, чтобы тут могли работать проститутки.

Вокруг меня уже, итак, час терлись две девушки в очень откровенных нарядах с вываленными сисечками. Девочки, конечно, что надо. Зачетные фигурки с тонкими талиями и пышными формами, миленькие личики. И самое главное, что сейчас актуально — натуральными лицами. Все косметические процедуры не бросаются в глаза.

— Может быть Вы не хотите виски? Чего-нибудь погорячее? — одна из них села рядом со мной и ласково положила руку на плечо. Ненавязчиво, как будто случайно.

Удивительно, но кроме отвращения, я не почувствовал ничего. Не женщина, а помойная яма.

Я слишком стар для всего этого дерьма.

Брошенного на нее взгляда стало достаточно, чтобы она одернула руку и быстро ретировалась. Хотя бы чувство самосохранения у нее есть.

— Не понравились девочки? Мы найдём других…

— Не нужно, Герман. У Александра Георгиевича жена настоящая красавица. Из наших никто не сравнится с ней.

А вот это верно подмечено. Ни одна курица из этого зала и рядом не стояла с Сиськастой по всем параметрам. У моей девочки все было своё и аппетитнее в десятки раз. Я бы даже рядом не ставил свою фарфоровую женушку рядом с этими шалашовками, чтобы даже их видом не марать ее.

— Герман. Я сказал все. Завтра, если этот бордель не исчезнет, я просто сожгу тут все, а скажу что неисправная проводка. — ставлю стакан с виски на стол и встаю, поправляя пиджак.

Пол года назад поспорил с Ангелиной, что продержусь без алкоголя год. И пока держусь. Просто не могу проиграть и не увидеть женушку в эротическом костюме зайчика. Гипотетически, если я захочу, так и так надену на нее чертов костюм и заставлю плясать передо мной. Но сам факт, что она проспорит мне, нарядится в ушки, нацепит хвост и расставит послушно ноги — приводит в состояние эйфории.

Уже на улице вдыхаю сладкий воздух, пропитанный чем-то тёплым.

Смешно.

Я отказываюсь от шлюх и алкоголя. Послушно бегу домой, потому что дома меня ждет некто получше.

Ангелина соблазнительно растянулась на диване в одном коротеньком топике и трусиках, которые и трусами назвать сложно, так две веревочки и марля, заснула прямо перед телевизором.

Ничего соблазнительнее никогда не видел.

Становлюсь на колени перед ней и жадно зарываюсь носом в ложбинку между ее грудей. Вдыхаю ее запах, чувствую как в крови поднимается адреналин.

— И не думай, у меня месячные. — сквозь сон ворчит она и переворачивается на спину, пытаясь разлепить сонные веки.

— как будто меня это когда-то останавливало. — провожу рукой по ее плоскому животу и затем по соблазнительным ногам. Какая же у нее бархатная кожа.

— Я серьезно, Дик. — она шлепает рукой по моим, делая вид, что отпихивает, но кожей ощущаю, как её трусики увлажняются. Она сама не прочь согрешить, заняться грязным сексом.

— Я тоже не в настроение шутить. — игриво прикусываю ее пухлую губу, окончательно пробуждая. Сиськастая дергается и изгибается всем телом. Из ротика уже вырывается жалобный стон. — Соскучился так, что яйца скукожились. Было очень холодно и тоскливо без тебя.

— Прими душ, пожалуйста. От тебя так сильно пахнет сладкими духами, что меня вот-вот стошнит. — Сиськастая немного отодвигается и прижимает ладонь ко рту. Вид у нее и вправду становится не сильно возбужденный.

— Если бы не месячные, подумал бы, что ты беременна. — шучу и целую ее в щеку, встаю, чтобы направиться в душ и смыть с себя запах чужих баб. Наобтирались все-таки. Не успеваю сделать и шага, как Ангелина со всех ног бросается впереди меня в туалет, захлопывая за собой дверь. — Твою ж мать!

— Вы знаете на ранних сроках такое иногда бывает. — врач с широкой улыбкой поздравляет нас с тем, что через сколько-то там по времени, не помню сколько женщины ходят беременные, мы станем родителями. Я стану отцом.

Ангелина смотрит на меня затравленно, даже виновато, как будто она сделала что-то плохое. Со стороны мы точно не выглядим радостными.

— Также, возьмите, пожалуйста, брошюрку. Это все о беременности. Там есть в конце статья о нежелательное беременности и на каком сроке ее можно прервать.

Сиськастая машинально принимает его и смотрит хмуро на фото счастливой и отфотошопленной семьи.

— Что? — я словно просыпаюсь, выдёргиваю себя из мыслей и злобно впиваюсь взглядом в доктора, который видимо захотел прервать свою жизнь. — Ты предлагаешь убить нашего ребенка?

После моих слов доктор теряется и в панике смотрит на цветную книжечку, не зная, что ему сказать.

— Это стандартная процедура. Родители должны понимать, что они хотят… — под действием моего гнетущего взгляда, он выхватывает брошюру из рук Лины и убирает ее обратно. — Но Вам она конечно же не нужна.

— Верно, а самое главное своевременно замечено, Док. — шиплю я, желая свернуть ему шею. Хотя я тоже хорош. Вместо радости, затупил, задумался. Она теперь думает, что я расстроен. Дебил. У девчонки моей глаза на мокром месте. — Сходи, попей кофе. Мне нужно с женой поговорить.

Протягиваю ему пятитысячную купюру, чтобы он скрылся и не мозолил глаза.

Как только он скрывается за дверью бросаюсь к Ангелине, напуганной до смерти. Она нерешительно теребит край своей толстовки, искусывая губы до крови. Вид у нее несчастный.

— Ты чего, малышка? — беру нежно за ее подбородок, поглаживая пальцем тонкие черты. — Это же радостная новость, мы станем родителями!

— Какие из нас родители, Дик!? — тихо шепчет Ангелина. — Я не знаю, что с детьми делать. Не общаюсь со своими родителями. У тебя бордели… Какой из тебя отец? Ты же детей даже никогда не хотел…

— Стоп. Стоп, Ангелина! С чего ты решила, что я не хочу детей? Я пока не могу представить себя пока в роли отца, но я когда-то не представлял себя и в роли мужа… Разве я сейчас плохо справляюсь. — она поднимает на меня глаза, в которых начинает зарождаться Надежда. — Не идеален, каюсь, не вселяю уверенность, что могу быть примерным папашкой, но это не значит, что я буду плохим. Я люблю тебя и детей наших буду любить еще больше.

— А что, если с ним случится что-нибудь…

— Да уже… они родятся у горе-родителей, но мы сделаем все, чтобы их защитить. — говоря ей все это, я реально осознал, что действительно так думаю.

Уже так и представляю карапуза, который присосется к сиськам Ангелины. А он присосется, мой сын другим и не родится. У него в генетике будет заложено быть бедовым непоседой.

— Поехали домой. Я хочу тебя. — она буквально запрыгивает меня, седлает и вгрызается в мои губы, как хищница.

— И не думай, у тебя месячные. — делаю ей «но-но-но» пальчиком, усмехаясь, передразниваю.

— Я беременна, Дик. Тебе придётся делать все, что я скажу. Это твои обязанности на ближайшие месяцы.

— Тогда заедем купить по дороге виски.

— Эй, у нас спор!

— У меня пропала мотивация, мы договаривались на сексуального зайчика, а не пузатого бегемотика!

Тёплая ладонь звонко шлепает меня по затылку. Внутри меня разливается горячее тепло. Ох, послал мне Бог на стажировку стажера…

Конец