Комедии

fb2
Каххар Абдулла

Абдулла Каххар — узбекский советский писатель, драматург. Первая его пьеса — «Шелковое сюзане», открывающая настоящий сборник, появилась вскоре после войны и обошла сцены многих театров нашей страны и за рубежом. Она была удостоена Государственной премии СССР. В сборник вошли еще три комедии, написанные драматургом в разные годы: «Больные зубы», «Последний экземпляр» и «Милые мои матушки». Драматургию Каххара отличает яркий народный юмор, сочный афористичный язык. Книга будет интересна как профессиональным театральным работникам, так и широким кругам читателей, интересующихся этим видом литературы.

ШЕЛКОВОЕ СЮЗАНЕ

(НА НОВОЙ ЗЕМЛЕ)

Комедия в трех действиях, четырех картинах, с эпилогом

ПЕРЕВОД Ю. ГЕРМАНА И Б. РЕСТА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ДЕХКАНБАЙ, комсомолец, фронтовик.

ХОЛНИСО, его мать.

ХАФИЗА, комсомолка, невеста Дехканбая.

ХАМРОБИБИ, ее мать.

МАВЛОН, брат Хамробиби, бригадир колхоза в Голодной степи.

РАХИМДЖАН, председатель колхоза.

АДЫЛОВ, парторг колхоза.

КУЗЫЕВ, комсомолец, фронтовик.

САЛТАНАТ, секретарь правления колхоза.

АМАН, младший брат Дехканбая (школьник).

Действие происходит в 1947—1948 годах, эпилог — в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Невысокий глиняный дувал разделяет сцену на две части: слева — двор Холнисо, справа — двор Хамробиби. Оба двора соединены маленькой калиткой. Во дворы выходят айваны двух домов; видно и выходящее в сад окно дома Хамробиби. Позади домов — дувал, отгораживающий дворы от улицы кишлака. Из каждого двора ведут на улицу широкие калитки. Во дворах, возле разделяющего их дувала, стоят сури. Х а м р о б и б и  и  Х о л н и с о, сидя на сури, очищают кусак, тихонько напевая какую-то мелодию.

Х о л н и с о. Если мне не изменяет память, глубокоуважаемая Хамробиби, в последний раз вы забегали ко мне после обеда занять рис для молочной каши. Извините меня за нескромность: вкусной ли была каша?

Х а м р о б и б и. Из вашего риса она не могла свариться невкусной. Но я раздумала варить кашу и приготовила на ужин плов.

Х о л н и с о. Плов? Еще лучше!

Напевают ту же мелодию.

Х а м р о б и б и. У детей сегодня комсомольское собрание…

Х о л н и с о. Знаю, соседушка.

Х а м р о б и б и. А повестка дня вам неизвестна?

Х о л н и с о. Ах, соседушка, мне они не докладывали.

Х а м р о б и б и. Еще опоздают на собрание, не дай бог! Вы не знаете, который час?

Х о л н и с о. Нет, соседушка. Я потеряла счет времени: часы у меня остановились.

Х а м р о б и б и. Ну? Не сочтите меня нескромной, дорогая подруженька, но я хочу задать вам вопрос: почему у вас часы остановились? Испортились или забыли завести?

Х о л н и с о. И-и-и, с чего это им портиться, боже упаси! Не завела утром.

Х а м р о б и б и. Я не хвастаюсь, Холнисо, вы же знаете, нет за мной такого греха, но со мной этого не могло бы случиться: позабыть завести часы! Помните, когда мы сюда переселились и всевышнему было угодно, чтобы в кишлаке не оказалось мечети и муэдзина, который призывал бы к молитве… вот тогда, чтобы мой покойный старик, мой Гафур, не забывал об утреннем и вечернем намазе, я купила будильник. Забыть завести будильник, считаю я, все равно, что забыть об аллахе…

В доме Хамбробиби зазвенел будильник.

Вот: семь часов! Пойду, потороплю Хафизу.

Х о л н и с о. Надо и Дехканбаю сказать.

С т а р у х и  расходятся по домам. За дувалом, на улице, звучит песня — проходят комсомольцы.

Голос (с улицы): «Хафиза! Дехканбай! На собрание!»

Из дома выбегает  Х а ф и з а. В руках у нее корзинка с шелковыми нитками и незаконченное сюзане, которое она, видимо, вышивает.

Х а ф и з а (вслед комсомольцам). Еще рано! Скоро придем…

Из дома Холнисо выходит  А м а н.

А м а н (торжественно). Салам, Хафиза-апа! Мой старший брат почтительно справляется о вашем здоровье и столь же почтительно просит передать вам: он очень ценит ваше драгоценное время, но если вы согласны обождать его, через десять минут он будет готов. (Лукаво, поддразнивая Хафизу.) Он бреется, Хафиза-апа. Утром брился, борода еще не отросла, а он снова бреется. С чего бы это, Хафиза-апа?

Х а ф и з а (ответно дразня). Безусому этого не понять… Ты ведь еще безусый, Аман!

А м а н (обидевшись). Ну… нет усов! А в комсомол меня все-таки приняли. Сегодня я тоже иду на собрание! До свидания, Хафиза-апа!

Х а ф и з а (останавливая Амана). Аманджан! Милый Аман! До собрания еще добрый час!

А м а н (назидательно). Я считаю, что прийти первым — значит наверняка не опоздать… (Убегает.)

Х а ф и з а (сев на сури, вышивает сюзане и тихонько напевает. Постепенно песня становится громче).

Обычай есть такой: джигита полюбив, Цветное сюзане невеста вышивает! И вот шелков цветных веселый перелив В корзине предо мной, как радуга, блистает…

Хафиза еще поет, когда на айван выходит  Д е х к а н б а й. Склонившись над рукомойником, он умывается после бритья. Прислушиваясь к песне, Дехканбай поворачивается и нечаянно роняет ведро. Шум обрывает песню.

Д е х к а н б а й. Проклятое ведро! Я прервал вашу песню…

Х а ф и з а. Песня что птица: спугнешь, и она улетит. (Задумчиво.) Эту песню пели девушки во время войны…

Д е х к а н б а й (ревниво). И вы… вы ее тогда тоже пели?..

Х а ф и з а. Кому же я могла ее петь? Для вас я была только девочкой с соседнего двора. «Поклонитесь тетушке Хамробиби и ее дочурке Хафизе», — так, кажется, вы с фронта писали домой?

Д е х к а н б а й. Не забыли?

Х а ф и з а. Я злопамятная.

Д е х к а н б а й. Вы и были, когда я ушел на войну, совсем маленькой девочкой… А потом, когда я вернулся, увидел вас здесь, на этом айване…

Х а ф и з а. Я с поля пришла. Вся в пыли, волосы растрепаны, руки грязные…

Д е х к а н б а й. Что вы, Хафизахон?! Я пожалел тогда, что не родился поэтом, что не умею писать стихи. А то… я бы сложил газель. Как Алишер Навои: «О ты, чье хорошо лицо, чей рот и смех хорош, Лишь раз посмотришь на тебя, — и глаз не отведешь…»

Х а ф и з а. Так даже?! «Глаз не отведешь»?! Вспомните, Дехканбай, целый год отводили от меня глаза! Уставится в землю — в сторону мою не смотрит.

Д е х к а н б а й. Через год я тоже выполнял три нормы. А поначалу отставал от вас. Стыдно было. Быть пристыженным джигиту — все равно что умереть! Через год я…

Х а ф и з а. Понятно: до этого вы боялись, что вам не хватит трудодней на подарки невесте…

Д е х к а н б а й. Зачем такие обидные слова?! Разве в трудоднях дело? Вы в войну и за себя, и за нас, фронтовиков, работали — ради трудодней разве?! Вас правительство орденом наградило. За что? За ваш великий труд…

Х а ф и з а. Скромность украшает джигита, но джигиту и прибедняться не к лицу. А ваши ордена? Два ордена Славы…

Д е х к а н б а й. Дороги они моему сердцу: на фронте получил. Но когда я вернулся домой, был уже мир. А что такое мир? Сидеть в чайхане и разглядывать, как на меди самовара отражаются твои старые награды? Старая слава, что вчерашний день: о нем вспоминают, а думают о завтрашнем. О многом я думал: и о труде, и о славе колхоза, и о том, как я завоюю вашу любовь, Хафизахон…

Х а ф и з а (нежно). Дурачок… и умный, но глупенький… Мама и то раньше, чем вы, заметила… что я в вас влюблена. (Смутилась.)

Д е х к а н б а й. Я счастлив, Хафиза! Я очень счастлив! Вместе уедем в Голодную степь…

Х а ф и з а (озираясь). Тс-с-с…

Д е х к а н б а й (тихо). Сегодня на собрании мы скажем об этом… О чем я мечтаю? Быть похожим на вашего дядю… На Мавлон-ака! Замечательный у вас дядя! И хлопок у него замечательный! И племянница у него замечательная…

Х а ф и з а. Ну-ну, племяннице до дяди еще далеко… Уехал тогда… в Голодную степь… один…

Д е х к а н б а й. Первым поехал! И куда? Побеждать бесплодные солончаки, пример нам показывать… Это теперь по его следу молодежь… комсомольцы… мы с вами…

Х а ф и з а. Тссс… До собрания, пока все не решится, мама ни о чем не должна знать.

Д е х к а н б а й. И моя матушка ничего еще не знает.

Х а ф и з а. С тетушкой Холнисо будет легче.

На айван выходит  Х а м р о б и б и.

А у меня мама такая: она и на собрание прийти может.

Х а м р о б и б и. Хафиза! Что это ты говоришь обо мне, доченька?!

Х а ф и з а (Дехканбаю, растерянно). Ну, вот… (Убегает в дом.)

Х а м р о б и б и (останавливая Дехканбая). Салам, Дехканбай!

Д е х к а н б а й. Салам, тетушка Хамробиби! (Не зная, что сказать.) Все ли у вас благополучно, тетушка?

Х а м р о б и б и. Спасибо, Дехканбай. Если бы не заботы…

Д е х к а н б а й (встревоженно). Какие же заботы, позволю вас спросить, тетушка?

Х а м р о б и б и. Конечно, я старая женщина, и я ни во что не вмешиваюсь. Разве приятно, чтобы старуха вмешивалась в дела молодых. И я молчу. Горько мне, но я молчу.

Х а ф и з а (показавшись в окне, Дехканбаю, тихо). Мама все слышала…

Х а м р о б и б и (обернувшись). Хотя мои старые уши и плохо слышат, но я еще не оглохла. (Дехканбаю.) Я все слышу, я все знаю, но я молчу. И вам я не скажу ни слова, ни единого слова… Я только замечу, что если собрание…

Х а ф и з а (в окне, Дехканбаю). Я так и знала…

Х а м р о б и б и. Да, да… если собрание должно быть в восемь часов, то желающие прийти на него до того, как оно кончится, выходят из дому раньше, чем оно начнется…

Д е х к а н б а й (с облегчением) Вы правы, тетушка…

Х а ф и з а (выбегая из дома). В самом деле, мы могли бы опоздать. Пойдемте, Дехканбай…

Д е х к а н б а й. До свиданья, тетушка Хамробиби.

Х а м р о б и б и (останавливая Дехканбая). Обождите, Дехканбай, я отниму у вас еще несколько мгновений. Конечно, минута для джигита ценнее, чем день для старой женщины, — извините, что я вас задерживаю…

Д е х к а н б а й (встревоженно). Почтительно слушаю вас, тетушка.

Х а м р о б и б и. Хафиза еще девочка. Хотя ее и назначили звеньевой, но, как говорят, у девушки вырастают косы, а у джигита разум.

Д е х к а н б а й. Так говорили в старину, тетушка.

Х а м р о б и б и (строго). Вы меня слушаете, Дехканбай?!

Д е х к а н б а й (встревоженно). Каждое слово, тетушка!

Х а м р о б и б и. Я знаю, что вы благоразумный, образованный, на войне были, в разных странах побывали, и вы меня поймете. Ну скажите, Дехканбай, удобно ли жениху и невесте до свадьбы выходить на улицу из одних ворот? Что люди подумают?

Д е х к а н б а й (с облегчением). Вот в чем дело! Хорошо, тетушка Хамробиби, я выйду из наших ворот. До свиданья, тетушка.

Х а ф и з а. До свиданья, мама.

Выйдя из разных калиток на улицу, Хафиза и Дехканбай подчеркнуто изображают только что встретившихся людей.

Д е х к а н б а й. Кого я вижу?! Хафиза?! Салам!

Х а ф и з а. Салам! Где вы пропадали?

Со смехом убегают.

Х а м р о б и б и (одна). Обычай есть обычай. (Идет затворять калитку.)

Входит  Х о л н и с о.

Х о л н и с о. А-а-а, дорогая соседушка, ушли уже наши дети? (Подошла к калитке, глядит на дорогу.) Какая стройная пара…

Х а м р о б и б и. Да будет их путь устлан коврами!

Х о л н и с о. Да будет так!

Затворив калитки, старухи возвращаются к сури.

Х о л н и с о. Если у вас нет, глубокоуважаемая Хамробиби, более приятных дел, давайте поболтаем…

Х а м р о б и б и. Большего удовольствия я не желаю себе, дорогая подруженька. Если вы ничего не имеете против, снова примусь за кусак. Очищу, сколько успею, хлопка.

Х о л н и с о. Для меня будет счастьем помочь вам, хотя ваши руки куда искуснее…

Х а м р о б и б и. Что вы, милая Холнисо? Мне за вами никогда не поспеть… (Увидела оставленное Хафизой сюзане, показывает его соседке.) Хафиза вышивает…

Х о л н и с о (любуясь сюзане). Золотые ручки у вашей Хафизы… Скажу по правде, ни одна мать не пожелает лучшей невесты для своего сына… (Бережно складывает сюзане, целует его.)

Х а м р о б и б и. А ваш Дехканбай! Во всем Узбекистане не сыщется лучший жених! Пусть будет их жизнь вечным праздником!

Х о л н и с о. Да будет так! Скоро сыграем свадьбу… (Запевает.)

Позову я в гости десять кишлаков… Я овец зарежу, заколю быков, Заколю барана, приготовлю плов, Я дала согласье, — молодым хвала!..

Х а м р о б и б и (подхватывает).

На счастливой свадьбе дочери моей Всех зову на скачки огневых коней. Угощу на славу дорогих гостей! Я дала согласье, — молодым хвала!..

(Неожиданно всхлипнула.)

Х о л н и с о (успокаивая). Ну, дорогая соседушка, ну…

Х а м р о б и б и (плача). Улетит она скоро, моя ласточка, покинет материнский дом…

Х о л н и с о. И-и-и, соседушка, далеко ли улетит? Перепорхнет через дувал, оттуда сюда, как жили, так и будем жить… Радоваться надо, что наши дети полюбили друг друга…

Х а м р о б и б и (вытирая слезы). Я и радуюсь…

Х о л н и с о  и  Х а м р о б и б и (вместе поют).

Ни одной пылинки на полу моем, Я передний угол застелю ковром…

Х о л н и с о (прерывая пение). Приехал бы на свадьбу порадоваться вместе с нами и братец ваш, почтенный Мавлон…

Х а м р о б и б и (в сердцах). Почтенный верблюд — вот он кто, братец мой Мавлон! Уехал в Голодную степь! Плохо ему было в нашем колхозе? В какие годы уже называли его ударником! А вбил себе в голову — Голодная степь! Я, конечно, в его дела не вмешиваюсь. Неприлично женщине вмешиваться в дела мужчин. Когда он переселяться решил, я ему ничего не сказала…

Х о л н и с о (недоверчиво). Не может быть, чтобы вы не сказали…

Х а м р о б и б и. Ни слова не произнесла! Ни единого слова! Я только заметила, что он и в детстве был упрямее самого глупого осла, а с годами и сто ослов не сравнятся с его упрямством. Сидит теперь в Голодной степи, среди проклятых солончаков, на земле, от которой отвернулся сам всевышний…

Х о л н и с о. Что говорить: Голодная степь! Сытыми там никогда не бывали…

Входит  А м а н. Он очень огорчен. Вздыхая, он направляется к своему дому.

Х о л н и с о (останавливая Амана). Аман!

А м а н (только теперь заметив старух, рассеянно). А? Салам! Добрый вечер, тетушка Хамробиби!

Х а м р о б и б и. Разве собрание уже окончилось?

А м а н. А? Собрание? Бюро еще совещается. (Входит в дом.)

Х а м р о б и б и. Что произошло с вашим младшим сыном?

Х о л н и с о. Сама не понимаю. (Бежит в дом, выводит Амана.) Ты нездоров, Аман? По всему вижу: что-то случилось… Тебя ругали на собрании?

А м а н. С чего вы взяли, мама? Разве я давал повод считать меня плохим комсомольцем? Я бы сгорел со стыда! (Хочет уйти.)

Х о л н и с о (строго). Аман!

А м а н. Все в порядке, мама! Хафиза и Дехканбай скоро придут. Я совершенно здоров! (Уходит.)

Х а м р о б и б и. Что-то странное… (Успокаивая Холнисо.) А-а, с молодыми это бывает… (Встает.) Пойду… поставлю чайник на огонь… Я еще вернусь, подруженька… (Уходит.)

Х о л н и с о (одна). Ой, дети, дети…

Аман выглянул из дверей, подбегает к Холнисо.

А м а н. Понимаете, мама, я не хотел говорить при тетушке Хамробиби… Дело в том, что на собрании говорили о Дехканбае…

Х о л н и с о. Ругали моего старшего сына? Горе мне!

А м а н. Всегда у вас, мама, «ругали». Говорить, это не значит ругать… Дехканбая как раз хвалили… Дело в том, что они…

На айван выходит  Х а м р о б и б и.

(Увидев ее, неожиданно запевает.)

Приглашу на свадьбу десять кишлаков, Я овец зарежу, заколю быков…

Х о л н и с о (недоумевая). Аман, что с тобой? (Заметив Хамробиби, подхватывает песню.)

Заколю барана, приготовлю плов…

Изумленная Хамробиби подходит к сури, берет свой мешок с кусаком. Холнисо и Аман продолжают петь. Подозрительно оглядываясь, Х а м р о б и б и  уходит.

А м а н (убедившись, что Хамробиби ушла). Дело в том, мама…

Х а м р о б и б и  показывается в окне.

Дело в том, что Дехканбай и Хафиза… они уезжают!

Х а м р о б и б и (в окне). Куда?! (Сразу же опускает занавеску.)

Аман вскакивает, озирается, — никого нет.

Х о л н и с о. Куда они уезжают? В район? В Ташкент? Говори же! На курсы? На совещание?

А м а н. Вам и не догадаться, мама…

Х а м р о б и б и  снова показывается в окне.

А м а н. Они уезжают в Голодную степь!

Х а м р о б и б и (в окне). Ой!!! (Опускает занавеску.)

Аман вскакивает, озирается, никого нет.

Х о л н и с о. Что ты выдумываешь? О чем ты болтаешь?

А м а н. Я не болтаю, я информирую вас: Дехканбай, Хафиза и еще пять комсомольцев дали обязательство поехать в Голодную степь… (С досадой.) А меня они с собой не берут!

Х о л н и с о. Нет, нет! Всемогущий этого не допустит! Ты ошибаешься, глупый мальчик…

А м а н. Позвольте сказать вам, мама, что ошибаетесь вы: что может сделать ваш всемогущий, если обязательство Дехканбая одобрено комсомольским собранием…

Х о л н и с о. Я знаю, кто затеял это дело… Хафиза!.. Она… На такие вещи только она я способна! В Голодной степи у нее дядя живет, этот упрямец Мавлон! Пусть она и едет к нему. А Дехканбая я не пущу!

Х а м р о б и б и (показываясь в окне). Я знаю, чье это дело… Это ваш Дехканбай придумал… Единственная дочь… Того ли я ожидала?! Забирайте ваши подарки!

Х о л н и с о (решительно). Аман, иди! Забирай наши подарки!

А м а н. Мама, подождите Дехканбая…

Х а м р о б и б и  вытаскивает из дома сундучок.

Х а м р о б и б и. Нате, берите свои подарки… Если уж вашему Дехканбаю хочется жить в Голодной степи, пусть живет… (Тащит сундучок во двор Холнисо.) А мою дочь нечего с пути сбивать! Получше женихи найдутся!

Х о л н и с о. И-и-и, проглотите свой язык, почтенная Хамробиби…

А м а н (удерживая Холнисо). Мама! Мама!

Х о л н и с о (продолжая). Это ваша Хафиза моего сына с пути сбила. Покраше ее найдется невеста! Потряси дерево — девки так и посыпятся…

А м а н. Мама, да что вы говорите?!

Х о л н и с о. Уходи, Аман, не вмешивайся в нашу мирную беседу… (Вталкивает Амана в дом.)

Х а м р о б и б и. Послушайте эту квакающую лягушку! Ваш, ваш сын увозит мою Хафизу!

Х о л н и с о. Дехканбай увозит ее Хафизу! Сколько лет мой сыночек пробыл на войне, сколько лет он тосковал по родному кишлаку — разве он бросит материнский дом? Разве он отправится в Голодную степь? Что он, скорпион, чтобы жить в Голодной степи? А у вашей Хафизы там дядя, братец ваш… почтенный верблюд, так, кажется, вы его называли, соседушка? Что ж, если он ей милее матери, пусть Хафиза и едет к нему, а Дехканбая за собой тянуть нечего!..

Х а м р о б и б и. Уши ваши не слышат, что произносит язык. Где это видано, чтобы девушка сбивала парня с дороги?

Х о л н и с о. А где это видано, чтобы девушки на трактор садились и бородатых мужчин на соревнование вызывали? Одна ваша Хафиза чего стоит…

Х а м р о б и б и (кричит). Не произносите ее имени!

А м а н (выбежав на айван). Тетушка! Мама! Да не кричите так!

Х а м р о б и б и. Я еще тихо кричу! Не будет Хафиза следовать за вашим Дехканбаем, как колокольчик на шее барана…

А м а н, что-то придумав, убегает в дом.

Х о л н и с о. И-и-и, это Дехканбай — баран?!

Х а м р о б и б и. Да, да — баран… (Подражая.) Бе-е-е…

Х о л н и с о (засучивая рукава). Ну, соседушка, я вам сейчас покажу…

Х а м р о б и б и. Ну, подруженька, посмотрим еще — кто кому…

Выбегает  А м а н  с двумя пиалами в руках.

А м а н (подавая старухам пиалы). Мама! Тетушка! Чтобы не охрипли.

Старухи машинально пьют воду.

(Про себя.) Водяное охлаждение… Когда радиатор закипает, тоже льют воду…

За калиткой, ведущей на улицу, показываются  Х а ф и з а  и  Д е х к а н б а й.

Х о л н и с о. Идем, Аман! (К Хамробиби.) Пусть только покажется ваша Хафиза! (Входит в дом.)

Х а м р о б и б и (входя в дом). Пусть только покажется ваш Дехканбай!

Х а ф и з а. Они уже обо всем узнали!

Д е х к а н б а й. Аман здесь? Ясно, успел разболтать. Ступайте домой, Хафиза. Я человек обстрелянный, приму первый удар на себя.

Х а м р о б и б и  выходит с патефоном, несет его в соседний двор.

Х а ф и з а  тем временем проскальзывает в дом.

Х а м р о б и б и. Забирайте и патефон! Все подарки забирайте… Ну, придет ваш Дехканбай!..

Х о л н и с о (выходит на айван). Отрывать сына от родного дома! Ну, придет ваша Хафиза!..

Д е х к а н б а й (входя во двор). Салам, тетушка Хамробиби! Добрый вечер, мама! Я, кажется, нарушил вашу мирную беседу?

А м а н (Дехканбаю). Что ты, они так кричали!

Д е х к а н б а й. Это твоя работа?

А м а н. Я их только проинформировал… Я… я лучше уйду… (Убегает на улицу.)

Д е х к а н б а й. Если я не ошибаюсь, речь шла о Голодной степи?

Х о л н и с о. Позволить утащить себя, как тряпку?! Кто назовет тебя после этого мужчиной?!

Х а м р о б и б и. Вскружить девушке голову… сбить ее с пути… И этого человека я хотела взять в зятья…

Д е х к а н б а й. Извините, что перебиваю вас, но… без вашего согласия мы никуда не поедем.

Х а м р о б и б и (пораженная). Как?

Д е х к а н б а й. Без вашего согласия мы никуда не поедем.

Х а м р о б и б и. Нет?!

Д е х к а н б а й. Нет!

Х а м р о б и б и (решительно). Не будет моего согласия!

Д е х к а н б а й. Значит, мы никуда не поедем!

Х о л н и с о. Убедились, соседушка? Мой-то сын не пойдет наперекор матери! Скажи, сыночек, кому первому пришла эта мысль?

Х а м р о б и б и. Скажите, Дехканбай, вам первому пришла эта мысль?

Х о л н и с о (к Хамробиби). Подождите, соседушка.

Х а м р о б и б и. Нет, вы подождите!

Д е х к а н б а й (предупреждая новый скандал). Первому эта мысль пришла… съезду комсомола… На съезде говорилось о походе комсомольцев в Голодную степь…

Х а м р о б и б и. Голодная степь! От этой земли отвернулся сам всевышний…

Д е х к а н б а й. На то мы и большевики, чтобы исправлять божьи ошибки…

Х о л н и с о. Не гневи аллаха, сынок!

Д е х к а н б а й. Мама, ваш аллах нам только спасибо скажет! Тысячи гектаров плодородной земли пустуют. А почему? Воды там теперь сколько угодно! Государство дает тракторы, машины, строительный материал. Нужны только люди, которые подняли бы целину, такие люди, как я, как Хафиза…

Х а м р о б и б и. Где нужна Хафиза?! Они едут! Они едут!..

Х о л н и с о. О чем ты говоришь, сынок?

Д е х к а н б а й. Я же сказал, что без вашего согласия мы никуда не поедем.

Х а м р о б и б и. Нет?!

Д е х к а н б а й. Нет!

Х а м р о б и б и (решительно). Не будет моего согласия!

Д е х к а н б а й. Значит, мы никуда не поедем! Я повторяю вам то, что говорилось на съезде… О делах наших, об отцах говорилось… Как мечтали они о земле, о воде… А тут… и земли и воды, сколько душа пожелает, и мы, комсомольцы, можем осуществить их мечту… Ведь наш Узбекистан… (Увидел лежащее на сури сюзане.) Он, как этот шелк… как это сюзане…

Х а м р о б и б и (тщеславно). Хафиза его вышивает…

Д е х к а н б а й. А что бы вы сказали, если бы на этом сюзане оказалась рогожная заплата?

Х о л н и с о. Ты с ума сошел!

Х а м р о б и б и. Произнести такое о подарке невесты!

Д е х к а н б а й. Я не хотел вас обидеть, тетушка Хамробиби Я только подумал… Наш Узбекистан — он, как шелковое сюзане, переливается всеми цветами, всеми красками… А Голодная степь, как рогожная заплата на шелковом сюзане… Сказал я об этом на сегодняшнем собрании… и на Хафизу смотрю… и она на меня смотрит… мы и улыбнулись друг другу…

Х а м р о б и б и. Небось вы улыбнулись первый?

Д е х к а н б а й. Если бы не я, она бы первая улыбнулась…

Х о л н и с о (умиленно). Любите вы друг друга.

Х а м р о б и б и. И остаетесь с нами…

Д е х к а н б а й. Разумеется… Правда, сегодня… на собрании… мы дали обязательство…

Х а м р о б и б и (всполошившись). Что? Какое обязательство? Ехать?

Х о л н и с о. Ты дал слово, сынок?

Д е х к а н б а й. Да успокойтесь же… Я вам сказал: без вашего согласия мы никуда не поедем!

Х а м р о б и б и. Нет?!

Д е х к а н б а й. Нет.

Х а м р о б и б и (решительно). Не будет моего согласия!

Д е х к а н б а й (чуть-чуть раздражаясь). Значит, мы никуда не поедем! (Отходит в сторону.)

Х а м р о б и б и. Слава аллаху, все обошлось! Собрание им не дороже родных матерей! Где же доченька моя пропадает?

Д е х к а н б а й. Она уже давно дома. Мы вместе пришли.

Х а м р о б и б и. Боже мой, а я здесь сижу… Ее накормить надо… (Уходя.) Желаю вам благополучия…

Х о л н и с о (останавливая Хамробиби). Соседушка! (Кивает на сундучок и патефон.)

Д е х к а н б а й (заметив сундучок). Что это?

Х а м р о б и б и (смущенно). Рассматривали мы их… с подруженькой…

Х а м р о б и б и  с помощью  Х о л н и с о  тащит подарки обратно в дом.

Х о л н и с о (возвращаясь). Надо и тебе поужинать… (Входит в дом.)

Д е х к а н б а й. Сейчас, мама… (Один.) Матери дорогие! Милые матери! Как хорошо понимаете вы наш детский лепет и… перестаете нас понимать, когда мы становимся взрослыми. Мама-то поймет… А вот тетушка Хамробиби…

Входит  Х а ф и з а.

Х а ф и з а. Дехканбай, как вам удалось уговорить маму? Я думала, что день и ночь она теперь плакать будет. А она радуется, вас хвалит. Так им все и рассказали?

Д е х к а н б а й. Почти все. Я сказал… что мы никуда не поедем.

Х а ф и з а. Что?

Д е х к а н б а й. Я сказал, что мы не поедем без их благословения. Терпение, Хафизахон, увидите, наши матери сами снарядят нас в путь.

Голос Хамробиби: «Хафиза! Ужинать!»

Я вас буду ждать в саду, Хафиза!

Х а ф и з а  уходит.

Зачем вселять печаль в материнское сердце, когда в нем должна обитать радость?.. Терпение… Терпение…

Входит Х о л н и с о.

«Терпи и в цель поставленную верь — Терпенье распахнет любую дверь… Терпенье нас от всякой лечит боли — Оделись розами кусты, что нас кололи… Бесплодные пески, солончаки Терпенье превращает в цветники…»

Х о л н и с о. С кем это ты разговариваешь, сынок?

Д е х к а н б а й. Сам с собой, мама. (Шутливо.) Люблю побеседовать с умным человеком. (Серьезно.) Стихи вспомнились. Сто лет, как они написаны, нет, больше, чем сто… а помнят их до сих пор. Гульхани звали поэта, написавшего эти стихи.

Х о л н и с о. Большим, видно, был человеком.

Д е х к а н б а й. Очень большим. И всю жизнь нищенствовал. О нем говорят, что он ни разу не сиживал за хорошим угощением и ни разу не разломил целой лепешки.

Х о л н и с о. Все мы так жили когда-то… Терпели, ой как терпели. Слава всемогущему, не дал моим сыновьям узнать той жизни. Благодарны должны быть мы Ленину.

Д е х к а н б а й. А я вот… оказываюсь неблагодарным.

Х о л н и с о. Что ты, сынок? Кто посмеет сказать такое о моем сыне?

Входит  А м а н.

А м а н. Дехканбай! В клубе уже стенгазету вывесили. «Молния». (Цитирует.) «Привет передовым комсомольцам, едущим преображать Голодную степь!»

Д е х к а н б а й. Вот, мама, и ответ на ваш вопрос.

А м а н. Когда-нибудь и обо мне так напишут: «Привет передовым комсомольцам!»

Х о л н и с о. Аман, иди ужинать!

Д е х к а н б а й (со вздохом). Иди ужинать, Аман!

А м а н (со вздохом). Иду, мама, иду. (Входит в дом.)

Х о л н и с о. Ты дал слово ехать в Голодную степь? Зачем ты его давал? Разве ты и без этого не был бы передовым? Твое имя на Доске почета. Тебя называют гордостью колхоза. Ты был на войне и вернулся с орденами. Пожелает всевышний, и за хлопок тебе дадут орден, он тоже засверкает на твоей груди.

Д е х к а н б а й. Ордена сверкают, когда они освещают дорогу, лежащую впереди… и перестают сверкать, когда человек останавливается…

Х о л н и с о. Почему же твоя дорога должна вести в Голодную степь? Подумай: Голодная степь!..

Д е х к а н б а й. Называли ее когда-то голодной. А мы превратим ее в цветущий сад.

Х о л н и с о. Пусть другие это и делают. Почему же ты?

Д е х к а н б а й (проникновенно). Вы благословляли меня, когда я уходил на войну…

Х о л н и с о. Ты уходил защищать нас. Тебя позвала Родина. Лучше тысячу раз пережить смерть сына, чем знать, что сын не выполнил своего долга…

Д е х к а н б а й. А сейчас? Когда партия зовет нас превращать бесплодные солончаки в плодородные поля, — я не выполню своего долга? И вы не дадите мне своего благословения? Я не могу этому поверить!

Х о л н и с о (всхлипнув). Значит, опять разлука. Горе мне!

Д е х к а н б а й. Надолго ли? Мы быстро отстроимся, и вы с тетушкой Хамробиби переедете к нам…

Х о л н и с о (еще всхлипывая). Хамробиби ты не уговоришь. Не отпустит она Хафизу.

Д е х к а н б а й. Я не уговорю… а вы уговорите.

Х о л н и с о (удивленно). Что?

Д е х к а н б а й. Вас она послушает.

Х о л н и с о (убежденно). Нет, не послушает, не послушает. Она упрямее своего братца.

Д е х к а н б а й. Сорок лет слушала и вдруг не послушает. Расскажите ей все, что знаете. Разъясните, что и как…

Х о л н и с о. Ты хочешь, чтобы я была… как агитатор?!

Д е х к а н б а й. Правильно, мама. Вы будете нашим агитатором! Пойдите к тетушке…

Х о л н и с о. Сейчас?

Д е х к а н б а й. Зачем же откладывать?!

Х о л н и с о (нерешительно). Попробую… Ты пока поужинай… Там на столе все приготовлено…

Д е х к а н б а й  уходит.

На старости лет агитатором стала!.. (Подходит к дому Хамробиби.) Соседушка-а-а!..

Х а м р о б и б и (выйдя на айван). Салам, дорогая подруженька!

Х о л н и с о. Поужинали? Если будет на то ваша милость, зайду к вам, побеседуем…

Х а м р о б и б и. Почтите мой дом своим присутствием, глубокоуважаемая Холнисо.

С т а р у х и  входят в дом.

Д е х к а н б а й (выйдя на айван). Какая замечательная у меня мама! (Осторожно подходит к дому Хамробиби.)

Входит  А м а н.

А м а н. Дехканбай, я забыл тебе сказать… Я комсомольское поручение получил…

Д е х к а н б а й (рассеянно, прислушиваясь к происходящему в доме Хамробиби). Какое?

А м а н. Организовать кружок авиамоделистов. Ребят сколько записалось! А сам я, знаешь, что начал строить?

Д е х к а н б а й. Трактор?..

А м а н (обиженно). Трактор не летает!.. Я вертолет теперь строю. С бензиновым моторчиком. Знаешь, на какую высоту он сможет подниматься?

Д е х к а н б а й. Ну, метров на пять.

Слышны голоса старух. Д е х к а н б а й  поспешно уводит  А м а н а.

А м а н (уходя). На пять?! На двадцать пять метров! Одно крыло уже готово. Хочешь, я тебе покажу…

На айване появляются  Х а м р о б и б и  и  Х о л н и с о.

Х а м р о б и б и. Нет, нет и нет!

Х о л н и с о. Вы меня еще не дослушали, соседушка…

Х а м р о б и б и. Конечно, я в чужие дела не вмешиваюсь. Дехканбай ваш сын, и я вам ничего не скажу. Я только замечу, что, если сын ослушается мать, его проклинают, а не благословляют.

Х о л н и с о. Послушайте, соседушка, мы ведь сорок лет с вами дружим. За сорок лет вы видели от меня зло?

Х а м р о б и б и. Вот дувал… вот калитка… Спокойной ночи, уважаемая Холнисо!

Х о л н и с о (проходя в свой двор). На вас и сердиться нельзя, подруженька. Разве можно сердиться на отсталую женщину?

Х а м р о б и б и (оторопев). Что? Что вы сказали?

Х о л н и с о. Я сказала, что нельзя сердиться на отсталую женщину.

Х а м р о б и б и. Отсталая? (Всхлипнув.) Сорок лет дружим, сорок лет! И теперь я отсталая, а вы передовая?!

Х о л н и с о. Передовая не передовая, обо мне в газетах не пишут, но я больше вас понимаю.

Х а м р о б и б и. А я понимаю меньше вас?

Х о л н и с о. Не меньше, может быть, но понимать начинаете позже.

Х а м р о б и б и. Что же я поняла позже? Ну-ну, скажите?

Х о л н и с о. Земельную реформу помните? Когда Советская власть отбирала землю и скот у баев и распределяла среди бедняков и батраков… Что вы тогда говорили?

Х а м р о б и б и. Ну… что я говорила?

Х о л н и с о. «Небогоугодное дело, аллах разгневается…»

Х а м р о б и б и. Может, и говорила. Но то были не мои слова. «Мать воды — ручей, мать слова — ухо». Что уши мои слышали, то повторял мой язык. А от земли мы все равно не отказались, взяли.

Х о л н и с о. Взять-то взяли, но после нас взяли. А я, как только услышала, что будут распределять землю среди бедняков, день и ночь за Ленина молилась. Выходит, что позже меня понимать начали. Позже. Да!.. А когда паранджу сбрасывали? Это вы помните?

Х а м р о б и б и. Что верно, то верно. Я спустя год после вас сбросила паранджу… Но сбросила… сбросила…

Х о л н и с о. Спустя полтора года после меня. А когда в колхоз вступали?

Х а м р о б и б и. Позже вас вступила. Но вступила же! (Подняв руки.) Да процветает наш колхоз… во славу аллаха!

Х о л н и с о. То-то оно и есть. То, что понятно мне, становится понятным и вам. Но позже! Я поняла уже какое богоуго… (запнулась) правильное дело задумали наши дети. И вам это тоже станет понятным… Но позже… Позже…

Х а м р о б и б и (растерянно). Чтобы я… чтобы единственную дочь… отраду моего сердца… радость очей… чтобы она покинула меня?

Х о л н и с о. И-и-и, соседушка, кто же нас покинет? Поедут они, осмотрятся, обзаведутся хозяйством… Государство поможет… Домик построят, сад заведут, огород, козы, барашки… А там и нас к себе перевезут… Подумаешь, Голодная степь! Живет же в ней почтенный Мавлон… Ведь это раньше называлась «Голодная степь», а наши дети превратят ее в цветущий сад. Пойдемте, подруженька, обрадуем Хафизу. Я вам помогу встать… Пошли, соседушка… (Входят в дом.)

Входит  Д е х к а н б а й.

Д е х к а н б а й (он все слышал). Ну и умница у меня мать! Уговорить тетушку. Хамробиби… (Увидев выходящую из дома Хафизу, прячется за деревом.)

Х а ф и з а. Он еще не знает, что все хорошо… Милый Дехканбай… Сад залит лунным светом… Какая большая луна! Большая и круглая… Всегда останавливается она над нашим домом и улыбается мне… Прощай, луна! Я уезжаю!..

Д е х к а н б а й (приближаясь к Хафизе, нежно). Луна моя! Нет, не луна! Солнце мое! Солнце мое! Солнце мое! Солнце с косами… Едем, Хафиза! Едем!

Х а ф и з а. Вы уже знаете? Мама с тетушкой Холнисо теперь обсуждают, сколько лепешек нам испечь на дорогу. Едем! Едем!

Д е х к а н б а й. В Голодную степь… засеребрится она хлопком… зазеленеет садами… виноградниками.

Появляется  А м а н  с толстой книгой в руках.

Мы с вами, Хафиза, в степи горы своротим!

А м а н. Извините, что перебиваю вас, но, насколько я знаю из учебников, в степи гор не бывает…

Д е х к а н б а й. Мы и учебники переделаем!

А м а н (указывая на свою книгу). Хорошо бы их немного подсократить…

Входят  Х о л н и с о  и  Х а м р о б и б и. В руках у них банки, кульки… Старухи идут к дому Холнисо.

Х а м р о б и б и (продолжая). Я только замечу, что если Хафиза остановится у Мавлона, то Дехканбаю в том же доме будет жить неприлично.

Х о л н и с о. Они будут жить в разных домах. А когда поженятся, построят себе дом… (Указывая.) Такой или такой… Рису надо побольше…

Х а м р о б и б и. И сахару…

Д е х к а н б а й (шутливо). И масла…

Х а м р о б и б и (Дехканбаю). Ай-яй-яй, не пристало джигиту вмешиваться в дела старух…

С т а р у х и  входят в дом Холнисо.

Д е х к а н б а й (Хафизе). Такой дом?.. Или такой?

Х а ф и з а (мечтательно). Нет… Большие, светлые дома мы будем строить в Голодной степи.

А м а н. Высотные здания… Как в Москве… Да, Дехканбай?

Д е х к а н б а й. Может быть, и не такие высокие, как в Москве, но Москву из них мы непременно увидим. Отовсюду, где строится новая жизнь, видна Москва…

В доме Холнисо раздался звон разбившегося стекла, затем показывается  Х а м р о б и б и — она стремительно бежит к своему дому, за ней спешит  Х о л н и с о. Д е х к а н б а й, Х а ф и з а, А м а н  бросаются за ними.

Д е х к а н б а й. Опять поссорились?

Х о л н и с о (на ходу, удивленно). В том-то и дело, что нет…

Из дома выходит  Х а м р о б и б и  с будильником в руках.

Х а м р о б и б и. Сегодня такой день… такой день… Я чуть не забыла завести будильник! (Заводит.)

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ВТОРАЯ

Голодная степь. Справа, уходя вдаль, растянулись крытые камышом дома. Слева, вдалеке — канал, берущий начало где-то за горизонтом. Левый берег канала серебрится хлопком. На правом берегу канала еще много необработанной земли. На переднем плане — невзрачный домик под камышовой крышей. С крыши свисает электрическая лампочка. На улицу вынесены грубо сколоченный стол, несколько табуреток, ящики. Подле дома — очаг. Яркий солнечный день. Перед домом — на самодельной тахте и под таким же самодельным тентом — лежит укутанный ватными одеялами  М а в л о н. Голова его обвязана полотенцем. Доносится голос Салтанат: «Адылов-ака! Адылов-ака!» Мавлон, кряхтя, переворачивается на другой бок. Вбегает  С а л т а н а т. У нее привычка: запоминая, что ей надо сделать, она правой рукой загибает пальцы левой руки; вспоминая, отгибает пальцы. Под мышкой у Салтанат папка для бумаг.

С а л т а н а т (кого-то ищет). Адылов-ака! Адылов-ака!

М а в л о н (приподнимаясь). Послушай, Салтанат, ты когда-нибудь слышала, как муэдзин кричит с минарета?

С а л т а н а т. Нет, Мавлон-ака, никогда.

М а в л о н. Ты кричишь громче! (Лег, прикрыв голову одеялом.)

С а л т а н а т. Извинить прошу… Забыла, что вы захворали… Парторга я ищу, Мавлон-ака… (Отгибая пальцы.) Председатель из МТС не вернулся — раз… Парторга тоже нет — два… а тут комсомольцы приехали…

М а в л о н (приподнялся). Что?

С а л т а н а т. Я говорю, комсомольцы приехали. В колхоз наш переселяются.

М а в л о н. Что же ты молчишь?

С а л т а н а т. Да я не молчу.

Мавлон встает.

Что вы, Мавлон-ака? Нельзя вам вставать…

М а в л о н. Не учи бригадира! Бригадир сам знает, что ему можно! (Вошел в дом и быстро вышел — без полотенца на голове, в халате, с сапогами в руках.) Откуда они приехали, не знаешь? Из каких районов?

С а л т а н а т. Из Андижанской области. Нельзя же вам сегодня ходить… Малярия!

М а в л о н (обуваясь). Андижанцы?! Земляки мои?!

С а л т а н а т. Не пущу я вас, Мавлон-ака! Парторг сказал, что вам надо лежать… (Схватила сапог.)

М а в л о н. Салтанат! Отдай сапог, не серди меня! Не может бригадир лежать, когда комсомольцы в колхоз приехали. Кто их должен встретить? Бригадир! Мавлон! Много народу приехало?

С а л т а н а т. Много…

М а в л о н. А девушки среди них есть?

С а л т а н а т. Три девушки…

М а в л о н. А вдруг и моя племянница приехала… (Пошел.)

С а л т а н а т (догоняя Мавлона). Разве ваша племянница должна приехать?.. Лежать вам велели… Парторг сердиться будет…

М а в л о н  и  С а л т а н а т  уходят.

Шум машины, визг тормозов, голоса. Входит  Р а х и м д ж а н — очень толстый человек в белом кителе. В руках у него большой портфель, на боку висит термос.

Р а х и м д ж а н (за кулисы, шоферу). Карим! Подожди, сейчас найду тебе, что под колесо положить… Вот доска, Карим! (Передает.) На, держи!.. (Шум машины.) Э-э, буксует… Карим! Задний ход дай… Вперед теперь. Э-э-э, опять буксует…

Опираясь на трость, входит  А д ы л о в (он хромает). На нем военный китель с орденской планкой и ленточками ранений. Увидев Рахимджана, остановился, с улыбкой смотрит на хлопочущего председателя.

Карим! Мотор выключай, бензин весь изведешь!.. Вон, видишь, трактор стоит? Подойди к трактористу, скажи: машина председателя в арыке застряла… вытащить надо… (Заметив Адылова.) А-а-а, салам, Адылов-ака! Салам, парторг! (Смущенно.) С машиной маленькая неприятность…

А д ы л о в. Так-так… Передние колеса на дороге, а задние в арыке…

Р а х и м д ж а н. Немножко занесло на повороте.

А д ы л о в. Немножко быстрее, чем положено, ехали, — так, дорогой Рахимджан?

Р а х и м д ж а н. Не может председатель ездить медленно! Дня не хватает у председателя! Голова кругом идет! На машине езжу, а… с ног сбиваюсь! Отдохнем немного, а? Не хотите чайку?.. (Отвинчивает крышку термоса.) Жажда мучает… А? Хороший чай, горячий…

А д ы л о в. В МТС были?

Р а х и м д ж а н. В МТС был. На хлопкопункте был. Всюду был. (Сокрушенно.) Сушилки осматривал… затирает нас с сушилками. Доски есть — строить некому…

А д ы л о в. Людей надо найти…

Р а х и м д ж а н. Не хватает людей! Хлопок убирать не успеваем. Э-э-э, приехали бы уже комсомольцы…

А д ы л о в. Звонил утром в райком…

Р а х и м д ж а н. Ну?

А д ы л о в. Говорят: сегодня-завтра ждите…

Р а х и м д ж а н. Пожелаем этого: сегодня-завтра… Голова кругом идет. Вы из правления?

А д ы л о в. Нет, с поля, к себе на ферму… По пути решил проведать Мавлон-ака…

Р а х и м д ж а н (удивленно). Мавлон-ака? Бригадира? Проведать? Днем?

А д ы л о в. Заболел Мавлон-ака… Приступ малярии. С трудом заставил его домой с поля вернуться, полежать…

Р а х и м д ж а н (сокрушенно). Ай-яй-яй, лучший бригадир заболел.

А д ы л о в. Слово с него взял, что в поле пока выходить не будет… Проведаем бригадира?

Р а х и м д ж а н. Зайдем минут на пять… пока машину вытаскивают… (Кричит шоферу.) Карим, как у тебя? А?

Голос Карима: «Свечу меняю, хозяин!»

Р а х и м д ж а н (шоферу). А!!! Тебе на ишаке ездить, а не за баранкой сидеть.

Адылов постучал в дверь — ответа нет.

Ну, что, Адылов-ака? Не слышит.

А д ы л о в. Спит, вероятно. Не стоит его будить…

Р а х и м д ж а н. Зачем будить? Тихонько войдем… Мало ли что. Один ведь в доме живет. (Отворил дверь, перешагнул через порог, остановился.) Лучше вы войдите! Толстый я очень… доски подо мной скрипят…

Адылов входит в дом. Рахимджан напряженно прислушивается.

Голос Адылова: «Черт знает что! Упрямец какой!»

(Удивленно.) На бригадира кричит? На больного?

Адылов выходит из дома.

(Негодуя.) Зачем кричали на Мавлон-ака?

А д ы л о в. Где Мавлон-ака! Полюбуйтесь — нет его дома!

Р а х и м д ж а н (восхищенно). Вот человек! Не улежал — в поле ушел! Больной, а ушел! Характер какой, а? Твердый! Упорный!

А д ы л о в. Упорный — это хорошо… упрямый — хуже…

Р а х и м д ж а н. Э-э-э, человек есть человек. У каждого свои достоинства, у каждого свои недостатки. Один — немножко упрямый, другой… (погладил живот)… немножко толстый…

А д ы л о в (в тон ему). Один не любит критики, другой не любит, когда критикуют… его бригадира…

Р а х и м д ж а н (поняв намек). А третий… третий бригадира не любит…

А д ы л о в. Люблю я Мавлон-ака! Уважаю, ценю, но, дорогой Рахимджан… боюсь, что когда-нибудь характер Мавлона дорого обойдется — и ему, и колхозу…

Голос Салтанат: «Рахимджан-ака!»

Салтанат вас ищет… Желаю благополучия! Я — на ферму, оттуда — в правление… (Уходит.)

Голос Салтанат: «Рахимджан-ака! Рахимджан-ака!»

Р а х и м д ж а н (кричит). Здесь я, Салатанат! Здесь я!..

Вбегает  С а л т а н а т.

С а л т а н а т (с трудом переводя дыхание). По всему кишлаку вас разыскиваю…

Р а х и м д ж а н (философски). На то и секретарь, чтобы разыскивать председателя… Отдышись, Салтанат!

С а л т а н а т. Потом отдышусь. Комсомольцы приехали — раз!

Р а х и м д ж а н. Ай-ай-ай, уже приехали? Что ж ты молчишь?

С а л т а н а т. Я не молчу…

Р а х и м д ж а н. Встретить их хотели… устроить получше… Показать — где и что… Накормить…

С а л т а н а т (отгибая пальцы). Ужин им уже варят — два. Где общежитие показала — три…

Р а х и м д ж а н (восхищенно). Вот секретарь! Вот секретарь! Потолстеешь — председателем будешь! (Шоферу.) Карим, как с машиной?

Голос Карима: «Готово, хозяин!»

(Идет к машине.) Ну, Салтанат, не отставай от председателя…

С а л т а н а т (на ходу). Племянница Мавлон-ака приехала. С женихом…

Р а х и м д ж а н (остановился). Ай-яй-яй, а Мавлон-ака в поле ушел!..

С а л т а н а т. В правлении он! С комсомольцами уже беседовал.

Р а х и м д ж а н (восхищенно). А?! Первым встретил комсомольцев. Всегда у нас первый Мавлон-ака!

Р а х и м д ж а н  и  С а л т а н а т  уходят. Слышны гудки отъехавшей машины. Пауза. Затем входят  М а в л о н, Х а ф и з а  и нагруженный чемоданами  Д е х к а н б а й.

М а в л о н (указывая на свой дом). Вот, Хафиза, крыша, под которой живет твой дядя… Мой дом — твой дом! (Неожиданно.) Хафиза, какая ты стала красавица! В тебе есть что-то от моей сестры, почтенной Хамбробиби. И женишок твой — тоже ничего…

Х а ф и з а, смутившись, убегает в дом.

(Взяв один из чемоданов.) Заходи и ты, Дехканбай…

Д е х к а н б а й. Сейчас, дядя…

Мавлон входит в дом. Дехканбай ставит чемодан, осматривает лежащую перед ним унылую степь. Возвращается Мавлон.

М а в л о н. Ну, что задумался? Э! Знаю, о чем ты думаешь! «Голодная степь» — в какую дыру я попал? (Разжигает очаг.)

Д е х к а н б а й. Нет, дядюшка, не угадали. Разрешите, я вам помогу. (Раздувает огонь.)

М а в л о н. Да… Есть люди, которых еще пугает Голодная степь. Не видели вы прежней Голодной степи. А я сюда приехал — ничего здесь не было! Людей совсем мало было, машин было мало, воды мало — не построили еще тогда Фархадскую ГЭС! Арыки копал, отводные каналы — зауры… Тополя вдоль дороги видел?

Д е х к а н б а й. Как же, видел.

М а в л о н (гордо). Я их сажал! А шелковицу? Шелковицу видел?

Д е х к а н б а й. Замечательная шелковица!

М а в л о н. Я ее сажал! Дом этот видишь? Я его построил. Плохой, скажешь, дом? И я скажу: неважный! Ничего: «И краюха хлеба есть хлеб, и крошка хлеба есть хлеб!» Когда в шалашах жили, — дворцом показался. Э, дорогой Дехканбай, не дом приносит богатство колхозу — хлопок приносит. Не дом принес славу Мавлону — хлопок принес!

Из дома выходит  Х а ф и з а.

М а в л о н. Что тебе, Хафиза?

Х а ф и з а. Дядя! Казан у вас есть? Шурпу я хочу сварить.

М а в л о н. Казан? Был где-то казан… В чулане, кажется… за домом.

Х а ф и з а  убегает.

Любит меня хлопок. Увидишь, какой урожай на моих участках… Не у кого-нибудь, а у Мавлона!

Зазвучал хор.

(Прислушиваясь.) С работы возвращаются… Когда в поле пойдем, Дехканбай?

Д е х к а н б а й. Хоть сейчас!

М а в л о н. Светло сейчас. Ночью пойдем. В темноте! Чтобы парторг не заметил. Не позволяет он мне в поле ходить…

Д е х к а н б а й (удивленно). Бригадиру не позволяет?..

М а в л о н. Малярия у меня… Слово дал парторгу: пока не поправлюсь — из дому не выйду.

Х а ф и з а (показавшись в дверях). А соль у вас, дядя, есть?

М а в л о н. Соль? Была где-то соль… (Входит в дом.)

Голос Кузыева: «Юсуп! Ты не жди меня! Я к бригадиру пошел».

Входит  К у з ы е в.

К у з ы е в. Салам! Что, бригадир дома?

Д е х к а н б а й. Дома. Сейчас позову.

К у з ы е в. Нет, не надо, я подожду. (Пауза.) Прошу извинить, не видел я вас еще в колхозе… Вы что… недавно приехали?

Д е х к а н б а й. Да как вам сказать… Только что!

К у з ы е в. Только что! Действительно недавно. Ну, как вам здесь понравилось?

Д е х к а н б а й. Да как вам сказать… Приглядываюсь.

Пауза.

К у з ы е в. Курите?

Д е х к а н б а й. Курю.

К у з ы е в (достав папиросы). Что ж, как в песне поется: «Давай закурим, товарищ, по одной…»

Д е х к а н б а й (подхватывая). «Давай закурим, товарищ мой…»

Кузыев протягивает папиросы Дехканбаю, Дехканбай — Кузыеву. Дехканбай закуривает от спички Кузыева, Кузыев — от спички Дехканбая.

К у з ы е в (закурив). Рискую быть нескромным, но хотелось бы знать, как вас зовут?

Д е х к а н б а й. Дехканбай.

К у з ы е в. Очень приятно. Меня зовут Хашимом. Хашим Кузыев.

Д е х к а н б а й. Запомню. (Указывая на орденские ленточки Кузыева.) Вижу, и вы на войне побывали. До каких краев гнали фашистов?

К у з ы е в. Другие-то гнали… а мое дело было — мосты строить! Места боев видел, а в бою побывать не удалось. Судьба!

Д е х к а н б а й (вежливо). Медали ваши подтверждают, что строить мосты — боевое дело!

К у з ы е в. Наши саперы такие мосты строили — ого-го-го! Может, попадались? Мы до Будапешта дошли.

Д е х к а н б а й (разводя руками). Восточная Пруссия!

К у з ы е в. Другое направление. А то встретиться бы могли. Сюда вы откуда приехали?

Д е х к а н б а й. Из Андижанской области.

К у з ы е в. Тоже другое направление. Я лично городской, из Самарканда, но все больше по стройкам кочевал…

Д е х к а н б а й. Строитель? Интересно…

К у з ы е в. Эх, Дехканбай! Люблю строить! Вчера — пустое место, сегодня — глина разведена, стружки летят, а завтра — ставни голубые, занавески розовые, кругом — астры, тюльпаны, ромашки. Вечером построишь дом, а утром, как в песне поется: «Знакомый дом…».

Д е х к а н б а й (подхватывая). «…зеленый сад…»

К у з ы е в (подчеркивая). «…и нежный взгляд…» (Вздохнул.) Всюду строил… А вот тут… (Замолчал.)

Д е х к а н б а й. Солончаки мешают?

К у з ы е в. Не в солончаках дело.

Д е х к а н б а й. А в чем?

К у з ы е в. Не будем говорить о неприятностях при первой встрече.

Д е х к а н б а й. Терпенье, Хашим, — будут вам и голубые ставни, и розовые занавески… и… какой взгляд?

К у з ы е в. Нежный… (Услышал голос Салтанат.) Салтанат!..

Вбегает поющая  С а л т а н а т.

С а л т а н а т.

На платочке полумесяц — Шитый золотом рожок. Где я сердце потеряла? Отыщи его, дружок!

К у з ы е в (к Салтанат). Очаровательница очей моих!

С а л т а н а т. Хашим… (Нежно.) По всему кишлаку вас разыскивала. А сейчас… тороплюсь я сейчас, Хашим. Знаете, сколько у меня дел? (Отгибая пальцы.) В райисполком позвонить — раз, на склад зайти — два, к агроному — три… А этот… (Вспомнив.) Да, сегодня в восемь часов комсомольское собрание, всем быть обязательно! (Дехканбаю.) Хафизе скажите.

К у з ы е в (тихо). Салтанат, на собрании рядом будем сидеть?

С а л т а н а т (смущенно). До свиданья, Хашим. (Убегает.)

Д е х к а н б а й. Для начала, я вижу, нежный взгляд уже имеется!

К у з ы е в. Нежный взгляд имеется, а вот… (В сердцах махнул рукой.)

Д е х к а н б а й. Чем же вы огорчены?

К у з ы е в. Как же не огорчаться? Я строитель! А строительства, в общем, в колхозе еще нет, меня на хлопковые поля послали… Не понимаю я в хлопке! Строитель я! Честно могу сказать — неплохой строитель! А тут доски привезли. Какие доски! А сложили как? Сгниет весь лес!

Д е х к а н б а й. Безобразие!

К у з ы е в. Переложить их хочу. За день переложил бы!

Д е х к а н б а й. Бригадиру скажите…

К у з ы е в. Да я ему сто раз говорил — не отпускает! В последний раз сегодня пришел!..

Д е х к а н б а й (удивленно). К Мавлон-ака?

К у з ы е в. Да, к Мавлон-ака! Знакомы уже с ним?

Д е х к а н б а й. Дядей он приходится моей невесте.

К у з ы е в (с иронией). Поздравляю вас!

Д е х к а н б а й. Не понимаю: достойный человек Мавлон-ака!

К у з ы е в (выходя из положения). Я с невестой вас поздравляю!

Д е х к а н б а й. Спасибо. Давно уже Хафиза — моя невеста. Вместе с ней приехали. Надеюсь, она вам понравится…

К у з ы е в. Уже нравится! Когда невеста с женихом приезжает в Голодную степь — это хорошая невеста!

Из дома выходит  Х а ф и з а  с ведрами.

Х а ф и з а. Салам! (Вспомнив, что на ней огромный дядин фартук, скрылась в доме.)

К у з ы е в. Она? Какая пугливая!

Х а ф и з а  снова показалась, теперь уже без фартука.

Х а ф и з а. Извините, вода мне нужна. Не можете мне сказать, где здесь берут воду?

К у з ы е в. Для меня честь показать вам… (Показывает.) Вон… там… из канала…

Х а ф и з а. Ой, как далеко!

К у з ы е в. Да, не близко…

Х а ф и з а  и  Д е х к а н б а й  уходят. Кузыев их провожает. Входит  М а в л о н. Его знобит. Голова вновь повязана полотенцем. Ложится, накрывается одеялом. Возвращается Кузыев.

К у з ы е в (подойдя к Мавлону). Салам!

М а в л о н (заметив Кузыева). А! Кирпичник! Ну, как дела? С поля идешь? Уборка как шла без бригадира? Много собрали?

К у з ы е в (неопределенно). Собрали…

М а в л о н. Ты-то сколько собрал?

К у з ы е в (неопределенно). Ну, собрал…

М а в л о н. Э! Опять пятьдесят кило! Не смог больше! (Накрылся одеялом.)

К у з ы е в. Нет, Мавлон-ака, сегодня не пятьдесят…

М а в л о н (приподнявшись). Ну? Неужели больше?

К у з ы е в. Сегодня сорок три… Не умею я хлопок собирать.

М а в л о н. Тьфу! (Лег, накрылся одеялом, снова приподнялся.) О чем ты думаешь, Кузыев? В голове что у тебя?

К у з ы е в. Доски, Мавлон-ака.

М а в л о н. Тьфу! Вчера кирпич был в голове. Сегодня — доски…

К у з ы е в. Лес какой привезли, Мавлон-ака! А сложили как? Как, я вас спрашиваю?!

М а в л о н (выходя из себя). Не нужны мне твои доски! Хлопок убрать мне нужно!

К у з ы е в (уговаривая). Сгниет весь лес!

М а в л о н (неожиданно спокойно). Подойди сюда. Не бойся, подойди! Слушай, Кузыев! Ты зачем в колхоз приехал? В Голодную степь зачем приехал? (Раздражаясь.) Председателю завтра скажу — пусть отправляет тебя из колхоза!

К у з ы е в. Сгниет весь лес, Мавлон-ака!

М а в л о н (в ярости). Зачем завтра? Сегодня скажу! (Встав.) Сейчас скажу! По сорок три кило в моей бригаде собирают! В бригаде Мавлона! Позор! Досками мне голову морочит. Лодырь!

К у з ы е в (сжав кулаки). Что?

М а в л о н. Лодырь! Нет, не найдешь ты себе места в Голодной степи! Это я тебе говорю! Мавлон говорит! (Уходит.)

Входит  С а л т а н а т.

С а л т а н а т. Хашим, вы еще здесь?

К у з ы е в. Ухожу… Из колхоза я ухожу, Салтанат… Уезжаю из Голодной степи. Совсем уезжаю…

С а л т а н а т. Как это уезжаете? Комсомольцы только приехали…

К у з ы е в. Другие-то приехали, а я… Как в песне поется… Эх, не до песен мне… (Уходит.)

С а л т а н а т. Хашим уезжает. Как это? Уезжает Хашим… (Плачет.)

Входит  А д ы л о в. Увидел плачущую Салтанат.

А д ы л о в. Слезы… Что случилось? Плачем почему? Говори, говори, Салтанат…

С а л т а н а т (плачет). Хашим уходит…

А д ы л о в. Кузыев? Куда уходит?

С а л т а н а т (плача). Из Голодной степи он уезжает. Совсем уезжает…

А д ы л о в. Вот оно что! Не ожидал! Хорошим комсомольцем казался! Фронтовик…

С а л т а н а т (плача). А песен сколько знает…

А д ы л о в. Так… А на поверку оказалось, что он только и умеет песни петь. Что ж, поговорим с Кузыевым на комсомольском собрании.

С а л т а н а т. Поговорите с ним, Адылов-ака… Поговорите…

А д ы л о в. До собрания поговорю. Найди мне его, Салтанат…

С а л т а н а т. Хорошо… Я побегу…

Входят  Х а ф и з а  и  Д е х к а н б а й  с ведрами.

А д ы л о в (останавливая Салтанат). Погоди… (Указывая на Хафизу.) Племянница Мавлон-ака?

С а л т а н а т. А это жених ее! (Представляя Адылова.) Парторг наш. (Убегает.)

Х а ф и з а, Д е х к а н б а й. Салам!

А д ы л о в. С приездом, дорогие товарищи! С вами мне и оставалось познакомиться! Устроились?

Д е х к а н б а й. У дяди Хафиза жить будет. А я — в общежитии. Извините, пожалуйста… (Вносит ведра в дом.)

А д ы л о в. Издалека приходится таскать воду.

Х а ф и з а. Хорошо бы воду из канала в кишлак провести. Проложить трубу…

А д ы л о в. Хорошо бы… Многое нам придется здесь проводить, поднимать, прокладывать, строить…

Д е х к а н б а й (выходя из дома). Где же дядюшка? Нет его!

А д ы л о в. Не бережет себя ваш дядя! Слово дал мне, что будет сегодня лежать… Хлопкороб он прекрасный, а вот… (Спохватился.) Да вы ведь лучше меня его знаете…

Д е х к а н б а й. Просить мы собирались… Если возможно, хотели мы работать в бригаде Мавлон-ака. Боевого командира имели бы… в наступлении!..

А д ы л о в. В наступлении?

Д е х к а н б а й. На Голодную степь!

А д ы л о в. Охотно переговорю с председателем. Вместе попросим…

Х а ф и з а. Спасибо! Извините, я — по хозяйству… (Входит в дом.)

А д ы л о в. Наступление — говорите? Хорошее слово — наступление! А некоторые у нас… собираются отступать.

Д е х к а н б а й. Комсомольцы?

А д ы л о в. Один комсомолец. Не из ваших. Раньше приехал. Кузыев — его фамилия.

Д е х к а н б а й. Хашим? Не может этого быть! Только что с ним беседовал. Строить он приехал! В хлопке он не понимает, а когда о строительстве рассказывает — у него глаза горят. Доски, говорит, какие-то привезли, сложили не так, недоволен Кузыев, к бригадиру он пошел…

А д ы л о в. К Мавлон-ака? О досках разговаривать? Догадываюсь, догадываюсь, в чем дело… Из памяти выпало, что Кузыев строитель. Сушилки пусть строит! Займусь делами Кузыева! О себе теперь расскажите… Дома, в колхозе, что делали?..

Д е х к а н б а й. Хлопкороб… в последнее время бригадиром был…

А д ы л о в. А в Голодной степи… как себя чувствуете?

Д е х к а н б а й. Мечта у меня имеется… Сказать какая?

А д ы л о в. Если не секрет.

Д е х к а н б а й. Секрета нет. С Хафизой говорили об этом, с комсомольцами. Давно у меня эта мечта. Домой возвращался после войны, Москву проезжал… Красную площадь видел, Мавзолей Ленина видел, Кремль, метро… Все видел! Говорят: Кузнецкий мост еще посмотри. Прихожу — моста нет, реки нет — улица! Называется только «Кузнецкий мост».

А д ы л о в. Старое название сохранилось…

Д е х к а н б а й (страстно). Хотим мы так переделать Голодную степь, чтобы люди, приехав сюда, тоже удивились: где Голодная степь? Название осталось, а степь — цветущая, счастливая! Сверкающая, как… шелковое сюзане!

Входит  Х а ф и з а  с казаном, хлопочет у очага.

А д ы л о в. Как шелковое сюзане, — отлично сказано!

Входит  Р а х и м д ж а н, он очень взволнован.

Что случилось, дорогой Рахимджан?

Р а х и м д ж а н. Плохо! Совсем заболел Мавлон-ака! (Хафизе.) Дяде вашему совсем худо! Пришел в правление — жар у него, горячий весь. Пожелтел, трясет всего. Домой не мог вернуться.

Х а ф и з а (встревоженно). Где он сейчас?

Р а х и м д ж а н. В моем кабинете лежит, в правлении. Салтанат с ним.

Х а ф и з а. Дехканбай! Я к дяде! (Убежала.)

А д ы л о в. Доходился! Немедленно за врачом!

Р а х и м д ж а н. Уже послал. Кузыева послал. На машине.

А д ы л о в. Нет, здесь Мавлон-ака мы не вылечим. Нужно срочно отправить его в Ташкент, в больницу…

Р а х и м д ж а н (сокрушенно). Долго теперь лежать будет. Самый высокий урожай на его участке! Без командира осталась бригада.

Вбегает  К у з ы е в.

К у з ы е в. Доктор приехал, говорит: в клинику отправить надо.

А д ы л о в. Да, нелегко будет без Мавлона… Послушайте, Рахимджан… А что если на время болезни Мавлон-ака, его бригаду возглавит…

Р а х и м д ж а н. Кто?

А д ы л о в. Дехканбай.

Р а х и м д ж а н. Он?

Д е х к а н б а й. Я?

К у з ы е в (Дехканбаю). Умоляю вас, согласитесь!.. Пусть хоть два дня солнце мне светить будет!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Обстановка предыдущей картины. Прошло две недели: оголилось поле, с которого убрали хлопок. Лунная ночь…

Входят  А д ы л о в  и  К у з ы е в.

А д ы л о в. Хорошо, Хашим, — потолкую с председателем.

К у з ы е в (горячо). А то что получается?! Хлопок в колхозе собрали, начинаем уже новую землю осваивать, а когда, спрашиваю, строить начнем?

А д ы л о в. Сушилки ты ведь построил? Отличные сушилки!

К у з ы е в (горячо). Дома нужны для переселенцев! Клуб нам нужен! А где, спрашиваю, строительная бригада?!

А д ы л о в. Сказал тебе: переговорю с председателем! Все?

К у з ы е в. Нет, не все! Извините за нескромность, — спросить хочу… (Неожиданно.) Музыку вы любите?

А д ы л о в (недоуменно). Люблю!

К у з ы е в. А музыкальных инструментов в колхозе нет.

А д ы л о в. Пианино есть… в школе стоит.

К у з ы е в (горячо). Кому — пианино, а Хашиму Кузыеву барабан требуется! А то что получается?! Молодежный оркестр организовать я обещал, Дехканбаю обещал — как новому секретарю комсомола! А на чем, спрашиваю, играть? Барабана даже нет!

А д ы л о в. Хорошо, купим! Пять барабанов тебе купим!

К у з ы е в (недоуменно). Хватит и одного…

А д ы л о в. Одного мало: заглушишь ты его, Кузыев! (Хлопнув Кузыева по плечу.) Ничего, продолжай в том же духе. Желаю успехов! Будет тебе барабан…

К у з ы е в  уходит. Продолжает свой путь и Адылов. Внимание его привлекает проезжающая мимо машина.

(Кричит, машет рукой.) Рахимджан-ака-а-а!.. Рахимджан-ака-а-а!

Гудок остановившейся машины. Появляется  Р а х и м д ж а н.

Р а х и м д ж а н. Окликнули — спасибо. Быстро ехал, мог бы проехать мимо! День кончился — дела не кончились! С поля еду…

А д ы л о в. Как с очисткой зауров?

Р а х и м д ж а н. Сегодня закончим! Что значит молодежь! Огонь! Лава! Сегодня одно дело закончат — завтра другое начинают.

А д ы л о в. Да, дорогой Рахимджан, с рассветом комсомольцы выйдут на новую землю…

Р а х и м д ж а н. Досрочно! Опять досрочно!

А д ы л о в. Не ошиблись мы в Дехканбае. Вот это комсомольский вожак!

Р а х и м д ж а н. Сердце радуется! Не дает передохнуть председателю. (С удовольствием.) И Хафиза ему под стать: две половинки одного персика!

А д ы л о в. А Кузыев?

Р а х и м д ж а н. Третья половинка того же персика! Какие сушилки построил! Сердце радуется!

А д ы л о в. Напомнить хочу: обещали мы дать Кузыеву строительную бригаду. Пора выполнить обещание…

Р а х и м д ж а н. Ваша правда, Адылов-ака! Сегодня же скажу Кузыеву…

Голос Салтанат: «Рахимджан-ака!»

А?! Салтанат уже меня ищет.

Вбегает  С а л т а н а т.

С а л т а н а т. По всему кишлаку вас разыскиваю… (Отгибая пальцы.) Из райисполкома звонили: спрашивают, сколько нам воды потребуется, — раз… Сводку о заурах райисполком требует — два… Горючее привезли — три… Завтра в правлении сидеть не буду: пойду со всеми на новые участки — четыре!

Р а х и м д ж а н. Послушай, Салтанат!

С а л т а н а т. Скажите нельзя, — не послушаю! Все комсомольцы идут, я тоже комсомолка!

Р а х и м д ж а н. Завтра не послушаешь, сегодня послушай. Кузыева ты увидишь?

С а л т а н а т. Хашима? (Смущенно.) Вовсе я его не увижу… будто я каждый день вижу…

Р а х и м д ж а н. Каждый день не видишь, каждый вечер видишь…

А д ы л о в. Позволю себе заметить — не будем вмешиваться в личные дела Салтанат.

Р а х и м д ж а н. В личные не будем. В колхозные будем. Найди мне Кузыева по колхозному делу.

С а л т а н а т (загнула палец). Кузыева! (Показывает руку.) Записала для памяти…

Р а х и м д ж а н. Кузыева ты и так не забудешь. (Останавливая побежавшую Салтанат.) Постой, Салтанат, а телеграмму ты послала?

С а л т а н а т. Какую телеграмму?

Р а х и м д ж а н. Телеграмму… (Осекся, сокрушенно.) Ай-яй-яй, я сам ведь хотел отправить эту телеграмму… (Адылову.) Мавлону хотел телеграмму послать… в Ташкент… в больницу… Лежит бригадир, тревожится…

А д ы л о в. Нехорошо! Просил же я вас это сделать. В райисполкоме утром были — рядом почта…

Р а х и м д ж а н (вздохнул). Сам себя просил: «Не забудь, председатель!»

С а л т а н а т. Палец вы бы загнули, ни за что не забыли бы!

А д ы л о в. Придется специально посылать на почту Салтанат.

Р а х и м д ж а н. Пошлем, а? (К Салтанат.) На моей машине поедешь на почту…

С а л т а н а т (загибая палец). Телеграмма — два… Давайте телеграмму… (Вынув из папки лист бумаги, передает Адылову. Включает лампочку у дома.)

А д ы л о в. Сейчас напишу. (Пишет.) Ташкент…

Р а х и м д ж а н (диктуя). Поздравляем досрочной уборкой урожая… Напишите: на первое место вышла бригада Мавлона. О заурах еще сообщить надо.

А д ы л о в (пишет). Правильно.

С а л т а н а т. И пусть поскорее выздоравливает Мавлон-ака.

А д ы л о в. Тоже правильно. Всё! Держи, Салтанат. (Передает ей листок.)

С а л т а н а т (прячет листок в папку). Про райисполком не забудьте, Рахимджан-ака!

Р а х и м д ж а н. Позвоню им из правления. (Адылову.) Нам по пути, Адылов-ака?

А д ы л о в. В поле я направляюсь. С Дехканбаем хочу потолковать.

С а л т а н а т (взглянув на дорогу). Сюда идет Дехканбай.

Р а х и м д ж а н. Уже идет? А?! Что значит молодежь!

Входят  Д е х к а н б а й  и  Х а ф и з а.

Салам! Новостей жду.

Д е х к а н б а й. Могу доложить: все зауры очищены!

Р а х и м д ж а н. А?! Огонь! Лава! Печатай, Салтанат, сводку! (За сцену, шоферу.) Карим! В правление едем!..

Р а х и м д ж а н  и  С а л т а н а т  уходят. Гудок отъезжающей машины.

А д ы л о в. Поздравляю, дорогой Дехканбай. И вас, Хафиза, поздравляю. Наступление, значит, продолжается…

Д е х к а н б а й. По всему фронту.

А д ы л о в. Отлично, дорогой Дехканбай. Кстати… об учебе молодежи я вас просил подумать…

Х а ф и з а. Два кружка придется организовать. Пожилые колхозники тоже хотят заниматься. Даже старики…

Д е х к а н б а й (поддевая Хафизу). И даже… старухи!

Х а ф и з а (Дехканбаю). Опять «старухи»?! Не старухи, а пожилые…

Д е х к а н б а й (дразня Хафизу). Конечно, пожилые… пожилые старухи!

Х а ф и з а. Не слушайте его, Адылов-ака! Честное слово, — совсем молодые старухи… В шелководческой бригаде они будут работать…

А д ы л о в (удивленно). В какой бригаде?

Х а ф и з а. Шелководческой.

А д ы л о в (удивленно). Нет у нас такой бригады!

Х а ф и з а. А весной будет! Все комсомолки согласны. На правлении поставим этот вопрос. Поддержите нас?

Д е х к а н б а й. Интересное дело, Адылов-ака!

А д ы л о в. Поговорим, обязательно поговорим…

Х а ф и з а. И еще у меня есть к вам дела… Столько дел, — просто не знаю, с чего начать…

А д ы л о в. Тогда я начну… вы ужинали?

Х а ф и з а. Собираемся…

А д ы л о в. Вот с этого и начинайте!

Х а ф и з а. Да нет… успеем… Значит, о шелководстве… Понимаете?

А д ы л о в. Не понимаю! Сытый голодного не разумеет! Проголодались вы оба…

Д е х к а н б а й. По правде, целого баран проглотил бы.

А д ы л о в (Хафизе). Слышали?

Х а ф и з а (убегая в дом). Пельмени сварю… Я быстро…

Возникает хоровая песня.

Д е х к а н б а й. Андижанцы поют…

А д ы л о в. Земляки?

Д е х к а н б а й. Не спят… к бою готовятся…

А д ы л о в. Да… ночь перед боем…

Д е х к а н б а й. Жалею, что Мавлон-ака еще болен… Без него на новую землю завтра выходим… Знает он Голодную степь. А мы… как-никак новички мы здесь…

А д ы л о в. В Голодной степи все когда-то были новичками, даже Мавлон-ака… Надеюсь, что скоро станут называть вас не новичками, а новаторами… С мелиораторам беседовал… Хвалит он предложения комсомольцев…

Д е х к а н б а й. Еще несколько предложений поступило.

А д ы л о в. Какие именно?

Д е х к а н б а й. Если выкопать зауры… На земельной карте объяснил бы лучше… В доме у дядюшки висит карта. Посмотрим?

А д ы л о в. Давайте.

Входят в дом.

Голос Салтанат: «Адылов-ака! Адылов-ака!»

Вбегает  С а л т а н а т.

С а л т а н а т. Адылов-ака! (Подбежала к дому, постучала в дверь.) Можно?

Голос Хафизы: «Входите, Салтанат».

С а л т а н а т  вошла в дом. Вбегает  К у з ы е в.

К у з ы е в. Салтанат! (Услышал смех Салтанат.) Подожду ее здесь. (Встал за домом.)

Голос Салтанат: «До свиданья».

С а л т а н а т  вышла, остановилась у дома.

С а л т а н а т. Какие же дела остались? (Проверяя по пальцам.) Телеграмму отправить Мавлон-ака… К агроному зайти… Найти Хашима… (Вздохнут.) А где он, мой Хашим?.. Строить теперь будет… (Восторженно.) Какие он сушилки построил!.. Ах, сердце он мне иссушил… (Идет, грустно напевая.)

Шелком вышит мой платочек, — Голубой на нем цветок, Но любовь была обманом, Потерялся мой платок…

К у з ы е в. Салтанат! Очаровательница очей моих!

С а л т а н а т. Хашим…

К у з ы е в. Целый день я не видел своей розы!

С а л т а н а т. И розе не пел соловей…

К у з ы е в. Искал я вас, весь вечер искал, радость моя!

С а л т а н а т. И я вас ищу… по всему кишлаку… (Меняя интонацию.) По колхозному делу, вы не думайте…

К у з ы е в. Я не думаю…

С а л т а н а т (грустно). А я думаю, перестали вы обо мне думать.

К у з ы е в. Радость моя! Днем думаю, утром думаю, ночью думаю, вечером… как сказал поэт: «Где бы я ни был, сердце мое всегда с тобой!»

С а л т а н а т. Ночь хорошая…

К у з ы е в. А я?

С а л т а н а т. И вы тоже хороший…

К у з ы е в. Сердце мое! (Берет Салтанат за руку.)

С а л т а н а т (испуганно). За эту руку меня нельзя брать: все дела перепутаю. (Поясняя.) Вот этот палец — зайти к агроному, этот — телеграмма, а этот — вы, Хашим…

К у з ы е в. Я. (Целует пальчик Салтанат.)

С а л т а н а т (нежно). Председателю вы нужны. Строительную бригаду собирать будете. Вас бригадиром назначают.

К у з ы е в (вскочив). Уже?

С а л т а н а т (испуганно). Скорпион укусил? Да?

К у з ы е в. Какой скорпион? Строительная бригада у нас будет! Как в песне поется… (Поцеловал Салтанат.) Вот как поется. (Убежал.)

С а л т а н а т (грустно смотрит на руку). Все дела мне перепутал Хашим… Это — телеграмма, а это… это… (Вспомнив.) Это же к агроному я не сходила. (Убегает.)

Пауза. Затем входит  М а в л о н. В руках у него чемодан. Он медленно идет к своему дому, останавливается, услышав песню возвращающейся Салтанат.

Голос Салтанат:

«Где я сердце потеряла, Не могу найти три дня…»

С а л т а н а т (вбегает, продолжая петь).

Не хочу я, чтобы милый Рассердился на меня…

(Увидев Мавлона.) Кто это?

М а в л о н. Салам, Салтанат!

С а л т а н а т (изумленно). Мавлон-ака! Вы же… вы же в Ташкенте!

М а в л о н. Считай, что я в Ташкенте. Уборка идет — Мавлон лежит. А ты зачем ночью ходишь? Не спишь почему?

С а л т а н а т (все еще изумленно). Ночь сегодня такая… никто не спит.

М а в л о н. Никто не спит? Понимаю: плохо с уборкой. Не вовремя заболел Мавлон, не вовремя…

С а л т а н а т. Да нет, Мавлон-ака, с уборкой все благополучно.

М а в л о н. Не успокаивай! Знаю, что плохо. На моих участках плохо!

С а л т а н а т. Что вы? Все хорошо. Телеграмму даже хотели вам послать…

М а в л о н (думая о своем). Телеграмма?.. Какая там телеграмма?

С а л т а н а т. Вам, Мавлон-ака, телеграмма. (Показывает.) От председателя и парторга…

М а в л о н. Мне? Покажи… (Взяв листок, подходит ближе к лампочке, висящей у дома, читает.)

С а л т а н а т. Побегу расскажу председателю… Рахимджан-ака удивится… (Убегает.)

М а в л о н (читает). «Поздравляем досрочным окончанием уборки…» Убрали, выходит? Без меня и… убрали? Нет… Успокоить хотели… Так и пишут: «Поскорее выздоравливайте». Э! Успокоительные капли в больнице мне давали — не помогали! Не могли без меня убрать!

Из дома выходит  Х а ф и з а.

Х а ф и з а (увидев Мавлона). Дядя?! Салам! Откуда? Каким образом? Раньше срока, наверно, приехали? Не выздоровели еще!

М а в л о н. Не кричи на меня, Хафиза! Доктор на меня кричал, профессор кричал, теперь ты кричишь. Садись… (Неуверенно.) Слушай, тут мне Салтанат наболтала… наболтала — не то слово… Правду скажи… Плохо с уборкой?

Х а ф и з а. Не понимаю вас, дядя.

М а в л о н. На каком месте моя бригада?

Х а ф и з а. На первом! Раньше всех собрали хлопок. Весь колхоз досрочно закончил уборку.

М а в л о н. На первом?! На первом месте бригада Мавлона?!

Х а ф и з а. Да, дядя, конечно!

М а в л о н. Выходит, что Салтанат… Правду, выходит, написали в телеграмме? Две недели в больнице лежал, две недели думал — приду, в хвосте тащится моя бригада. Дожди шли… Сорт снизился… Авторитет бригадир потерял, славу Мавлон потерял…

Х а ф и з а. Да что вы, дядя!

М а в л о н. На первом месте моя бригада! Доктор не вылечил — ты вылечила! Расскажи, расскажи, как это произошло…

Х а ф и з а. Сейчас все расскажем! Дехканбая я только позову… (Входя в дом.) Дехканбай! Дядя приехал…

М а в л о н (один). Жених в доме невесты до свадьбы? Не было моего согласия!

А д ы л о в, Д е х к а н б а й, Х а ф и з а  выходят из дома.

А д ы л о в. Салам, дорогой Мавлон! Нежданный гость!

Д е х к а н б а й. С выздоровлением, дядюшка! Салам!

Торопливо входит  Р а х и м д ж а н.

Р а х и м д ж а н. Салам! Уже выздоровел?! Досрочно выздоровел! Все теперь у нас в колхозе досрочно делается.

М а в л о н. Садитесь, садитесь. Спасибо, дорогие, вспомнили о бригадире, телеграмму послали, поздравили…

Р а х и м д ж а н (смущенно). Э-э, Мавлон-ака, моя вина: забыл! Забыл послать телеграмму.

М а в л о н. Забыли? А я получил!

Р а х и м д ж а н. Как получили?

М а в л о н (показывая). Вот телеграмма.

Р а х и м д ж а н. Уже получили?!

А д ы л о в. Да, дорогой Рахимджан, быстро доходят телеграммы у Салтанат.

Р а х и м д ж а н. Досрочно! Летят как молнии!

М а в л о н. Расскажите, дорогие, расскажите Мавлону, как моя бригада без меня на первое место вышла?

Р а х и м д ж а н. Весь хлопок собрали. Весь высушили, сдали… Ни одного грамма потерь. Спасибо скажите Дехканбаю.

М а в л о н. Дехканбаю?

А д ы л о в. Дехканбай вас замещал. Хорошим бригадиром оказался.

М а в л о н. Жених моей племянницы?! (Дехканбаю.) Ты?

Д е х к а н б а й. Я, дядюшка! А теперь мы готовимся…

М а в л о н. Ты готовишься? (Смеется, твердо.) Бригадир приехал, бригадир будет готовиться.

Х а ф и з а. Выслушайте же, дядя, Дехканбая. За новое дело мы принимаемся…

Д е х к а н б а й. Готовимся мы…

М а в л о н (не допуская возражений). Хоп! Не будем сегодня говорить о делах. О делах будем завтра говорить! Завтра будем готовиться!

Х а ф и з а. Нет, дядя, сегодня!

М а в л о н (добродушно). Ослушаться дядю?! Дядю еще можешь ослушаться. Бригадира не можешь! В больнице лежал, о делах все думал, кровью сердце обливалось… Одну ночь хочу отдохнуть, — впервые будет отдыхать Мавлон в Голодной степи! Праздник у меня сегодня, на первом месте моя бригада! Гостями прошу быть на моем празднике!

А д ы л о в (переглянувшись с Дехканбаем). Может быть, в другой раз отпразднуем, дорогой Мавлон?

Х а ф и з а. Конечно… в другой раз, дядя…

Д е х к а н б а й. Дел много у нас сегодня…

М а в л о н (мрачнея). Не наносите обиду Мавлону!

Р а х и м д ж а н (поспешно). Посидим немножко, не будем обижать бригадира. Зачем обижать?

М а в л о н. Спасибо! Спасибо! Поторопись, Хафиза! Наполни кувшины вином! Дорогих гостей угощать будем!

Х а ф и з а  входит в дом.

Голос Кузыева: «Дехканбай! Дехканбай!» Входит  К у з ы е в.

К у з ы е в (увидев Мавлона). Мавлон-ака? Приехали?

М а в л о н. А-а, кирпичник! Ты еще здесь? (Рахимджану.) Просил я отправить его обратно из колхоза. (Дехканбаю.) Дехканбай! Почему ты держал лодыря в бригаде?

Р а х и м д ж а н. Ай-яй-яй, зачем такое слово «лодырь»?

Д е х к а н б а й. Не лодырь он!..

М а в л о н. Подожди, Дехканбай! Ты был бригадиром, теперь я бригадир. (Адылову.) Авторитет мне подрывают. (Рахимджану.) Ответа прошу: почему лодыря держим в колхозе?

Р а х и м д ж а н. Э-э-э, не поладил бригадир с Кузыевым. Зачем вспоминать? Было и сплыло!

Д е х к а н б а й. Неправы вы были, Мавлон-ака!

М а в л о н. Неправ? Бригадир неправ?! А я говорю — лентяй Кузыев! Хлопка он не любит, о хлопке не думает, о кирпичах болтает, песенки распевает. (Кузыеву.) Правильно я говорю?

К у з ы е в. Неправильно, Мавлон-ака! Думаю я о хлопке!

М а в л о н (презрительно). Ты думаешь?!

А д ы л о в. Послушайте, дорогой Мавлон-ака, а как мы хлопок высушили, вы знаете? Новые сушилки вы видели?

М а в л о н. Новые сушилки?

Р а х и м д ж а н. Какие сушилки! Сердце радуется!..

М а в л о н. Построили? Кто? Кто построил?

Д е х к а н б а й. Лодырь…

М а в л о н (удивленно). Кузыев? (Кузыеву.) Ты построил?

К у з ы е в. Я! Из тех самых досок, которые чуть не сгнили тогда. Помните?

Д е х к а н б а й (Мавлону). А вы говорите — лодырь, песни распевает…

К у з ы е в. Правильно. Как в песне поется: «Нам песня строить и жить помогает…»

Хафиза выносит кувшины, посуду, угощенье. Дехканбай помогает Хафизе.

М а в л о н. Тьфу, перепелка куда ни пойдет, там и песни поет.

Р а х и м д ж а н. Бригадиром теперь будет у нас Кузыев.

М а в л о н (удивленно). Бригадиром?

Р а х и м д ж а н. В хлопке не разбирается, в кирпиче разбирается.

М а в л о н (поняв). Бригадиром кирпичников! Кирпичным бригадиром!

А д ы л о в (твердо). Бригадиром строительной бригады!

М а в л о н. Пусть будет! Не возражаю! (Кузыеву.) Ну, подходи… бригадир к бригадиру! Не бойся! Пиалу вина выпей… За Мавлона. (Всем.) Садитесь, гости дорогие…

Все рассаживаются.

Кузыев, займи место виночерпия! Разливай вино… Сам варил вино… из арбуза! Не кто-нибудь — Мавлон варил! За что выпьем первую пиалу?

Р а х и м д ж а н. За нашего лучшего бригадира!

А д ы л о в. За вас, Мавлон-ака!

Х а ф и з а. За дядю!

Д е х к а н б а й. За вернувшегося командира!..

К у з ы е в. За ваше здоровье! (Выпил, перехватило дыхание.) Ух!.. Вот это арбуз!

М а в л о н. Спасибо… Спасибо… (Хафизе.) Чем закусят дорогие гости?

Х а ф и з а (сняв салфетку, покрывавшую блюдо). Пожалуйста…

М а в л о н (восхищенно). Пельмени! Знала племянница, чем угодить дяде! Кушайте, гости дорогие! (Попробовал.) У-у-у, есть жалко… во рту тают! Почему ничего не ел в больнице? Порошки давали, пельменей не давали. (Заметив, что Рахимджан не ест, а тоскливо глядит на пельмени.) Рахимджан-ака, почему не кушаете?

Р а х и м д ж а н. Толстый я очень… От пельменей тоже не худеют. (Решившись.) А ну, дайте… попробую!

М а в л о н. Наполните пиалы… Выпьем теперь за белое золото! За наш хлопок!..

К у з ы е в (запевает).

В честь отчизны, где народы братские живут, В честь садов, что вырастил наш вдохновенный труд, В честь дворцов, где наши дети радостно живут. Джан!

Все подхватывают.

Наливай полнее чаши, песню затяни. Край наш светлый, мы свободны, счастьем мы полны…

Входит  С а л т а н а т.

М а в л о н. Садись, Салтанат! Пельмени будешь кушать…

С а л т а н а т. Извините… дело у меня к председателю…

Р а х и м д ж а н (шутливо). Не дают передохнуть…

С а л т а н а т (Рахимджану). Сводку о заурах вы не подписали… (Подавая сводку.) А мне ее в райисполком передавать надо…

Р а х и м д ж а н (подписывая). Такую сводку подписать не стыдно. Сердце радуется! Досрочно закончили очистку…

М а в л о н. Если разрешит председатель, на сводку хотел бы взглянуть и я… одним глазом.

Р а х и м д ж а н. Доставим радость бригадиру! (Передает сводку.) Какая сводка! А?! И здесь ваша бригада на первом месте…

Мавлон читает сводку, мрачнеет.

Не вижу радости на лице Мавлона…

М а в л о н (возвращая сводку). Прочел сводку: не моя бригада на первом месте.

Х а ф и з а. Как это не ваша?

Д е х к а н б а й. Не может быть!

Р а х и м д ж а н (озадаченно читает). Первое место… бригада… Дехканбая… (Осекся. К Салтанат.) Мавлона, а не Дехканбая!

С а л т а н а т. Две недели так печатала — Дехканбая.

Р а х и м д ж а н (к Салтанат). Мавлона не было, приехал Мавлон-ака!

Д е х к а н б а й (Мавлону). Салтанат ошиблась!

Х а ф и з а. Конечно, дядя, ошиблась Салтанат.

Р а х и м д ж а н. Ай-яй-яй, огорчается бригадир…

А д ы л о в. Небольшая беда: перепечатает Салтанат сводку…

С а л т а н а т. Перепечатаю я, Мавлон-ака! (Убегает.)

Р а х и м д ж а н. Перепишет Салтанат. С вашим именем передадим сводку. С именем бригадира.

А д ы л о в. Запевай, Хашим…

К у з ы е в (запевает).

Пиала с вином, товарищ, как тюльпан, красна. За народ наш мы осушим пиалу вина. За прекрасную эпоху выпьем все до дна… Джан!

Все, кроме Мавлона, подхватывают.

Наливай полнее чаши, песню затяни…

М а в л о н (неожиданно). Слово хочу сказать! Хлопок убрала до срока… Очистку зауров первой закончила бригада… (подчеркивая) Дехканбая…

Х а ф и з а. Да что вы, дядя?!

Д е х к а н б а й. Зачем так говорить?

Р а х и м д ж а н. Ваша бригада, Мавлон-ака! Ваша…

М а в л о н (продолжая). А новую землю осваивать начнет… досрочно начнет… не кто-нибудь, а я — Мавлон! Завтра выйдем в поле.

Р а х и м д ж а н. Э-э, бригадир еще ни о чем не знает…

Х а ф и з а. Вот об этом и хотели мы вам рассказать…

Д е х к а н б а й. Принимаемся мы уже за новую землю. С утра выходим…

К у з ы е в. Комсомольские гектары осваивать будем…

А д ы л о в. Да, дорогой Мавлон, в новое наступление ведет комсомольцев Дехканбай.

М а в л о н (озадаченно). Не понимаю… Комсомольские гектары… Дехканбай ведет…

Д е х к а н б а й. Сейчас, дядюшка, объясню… Начинаем мы с болота, что за клеверным полем…

М а в л о н. За клеверным полем?! Не мой там участок. Третьей бригады участок…

Д е х к а н б а й. Правильно!

А д ы л о в. Трудный участок. Не предполагали его в этом году осваивать… А Дехканбай предложил с него и начать…

Д е х к а н б а й. Общими силами одолеем болото… На дренажные работы выходят все комсомольцы…

Х а ф и з а. Еще два гектара отвоюем. Сверх плана!

А д ы л о в. Что говорить, — хороший план!

Р а х и м д ж а н. Э-э-э, сверх плана — всегда хороший план.

М а в л о н (мрачно). Дехканбай предложил… Мои люди на участке третьей бригады будут работать… А моя земля? Мои перелоги?

Д е х к а н б а й. До срока принимаемся ведь за новую землю… Успеем и ваши перелоги освоить…

М а в л о н. Все понял… Не согласен!

Д е х к а н б а й. Почему?

М а в л о н. Хлопок ты первым собрал, а землю Мавлон освоит последним? На последнем месте будет бригада Мавлона.

Д е х к а н б а й. Не будет на последнем! Обещаю вам, дядюшка!

Р а х и м д ж а н. Э-э-э, раз Дехканбай обещал — тревожиться нечего… Кузыев! Голоса твоего не слышу…

К у з ы е в (подняв пиалу, запевает).

Пиалу вина товарищ, выпью я до дна И еще налью, товарищ…

М а в л о н (прервав песню). Два гектара для третьей бригады освоит Дехканбай…

Д е х к а н б а й. Не я один…

Х а ф и з а. Все комсомольцы…

М а в л о н (Хафизе). Помолчи — старший говорит! Так вот… Я — на моей земле… на моих участках… освою сверх плана три гектара. Не кто-нибудь это обещает, а Мавлон! (Подняв пиалу, Кузыеву.) Теперь пой, Кузыев!..

Все переглянулись. Пауза. Мавлон удивлен молчанием.

А д ы л о в (осторожно). Обязательство хорошее, очень хорошее… Но… опоздали вы немного, дорогой Мавлон…

Х а ф и з а. Обязалась уже наша бригада… сверх плана решили мы освоить пять гектаров…

М а в л о н. Пять?! (Дехканбаю.) Тоже твое предложение?

Д е х к а н б а й. Комсомольцев.

Р а х и м д ж а н. А?! Что значит молодежь?! Огонь! Лава!

М а в л о н (Дехканбаю). Твое предложение! Ни один бригадир не согласится на такой «сверхплан»…

Д е х к а н б а й. Ошибаетесь, дядюшка!

М а в л о н (яростно). Кто ошибается?! Мавлон?! Попробуй… Освой пять гектаров! Без меня освой! Один подними землю…

Д е х к а н б а й. Не один же я. Всей бригадой освоим. Вместе с вами…

М а в л о н. Со мной? Угу!

Р а х и м д ж а н. Напрасно тревожитесь. Мавлон-ака! Не только пять — шесть гектаров освоите! Каких людей получила бригада?! (Поднял пиалу.) По последней пиале… За наши успехи!

К у з ы е в (подняв пиалу, запевает).

Наливай полнее чаши, песню затяни…

М а в л о н (прервав песню). За наши успехи?! За успехи Дехканбая?! (Перевернул пиалу вверх дном, поставил.) Извините… Из больницы приехал… Нельзя мне больше пить…

Х а ф и з а (тихо). Дядя!

Пауза. Все ошеломлены.

А д ы л о в. Возможно… возможно, что не следовало сегодня пить, Мавлон-ака.

М а в л о н. Гости пусть пьют… (С иронией.) Праздник ведь в доме Мавлона… Наливай, Кузыев… Вина хватит…

К у з ы е в (показывая пустой кувшин). Кончилось вино…

М а в л о н (вставая). Еще бочонок принесу… пейте… За успехи Дехканбая пейте!.. (Вошел в дом.)

Пауза.

Р а х и м д ж а н. Идти надо…

Голос Салтанат: «Рахимджан-ака!»

Вот… Салтанат уже за мной бежит… (Встал.)

Вбегает  С а л т а н а т.

С а л т а н а т (отгибая пальцы). Сводку перепечатала — раз; в райисполком передала — два: канавокопатели из МТС прибыли — три.

Р а х и м д ж а н. На завтра канавокопатели… Пойдем, Дехканбай…

А д ы л о в (встал, Рахимджану). Задержу вас на несколько минут… Попросим Хашима и Хафизу помочь Дехканбаю… (Хафизе и Кузыеву.) Не затруднит вас?

Хафиза и Кузыев встают.

Скоро и мы придем.

Несколько удивленные, Х а ф и з а, К у з ы е в, Д е х к а н б а й  и  С а л т а н а т  уходят.

(Убедившись, что комсомольцы ушли.) Плохие признаки, дорогой Рахимджан!

Р а х и м д ж а н. Может быть, рано приехал? Не выздоровел еще? Малярия?

А д ы л о в. Боюсь, другая болезнь. (Задумчиво.) Землю от солончаков мы очищаем… А вековую соль с людей… плохо еще смываем!

Р а х и м д ж а н (убежденно). Ничего! Обновится земля — обновятся и люди…

А д ы л о в. Хочу поговорить с Мавлоном… Наедине. Одобряете?

Р а х и м д ж а н (встревоженно). Поговорите… Но не ругайте! Не любит он, когда ругают: старый человек! Обещаете?

А д ы л о в. Постараюсь!

Р а х и м д ж а н  уходит. Короткая пауза. Ночь уже на исходе — Адылов гасит лампочку у дома. Выходит  М а в л о н  с бочонком в руках.

М а в л о н. Вина много — гостей мало!

А д ы л о в. Салтанат прибегала: неотложные дела.

М а в л о н (с иронией). Дела! У Дехканбая дела!

А д ы л о в. Да. Большие дела у Дехканбая.

М а в л о н (с иронией). Все теперь — Дехканбай! (Зло.) «Жеребенок скачет, а арбу везет конь!»

А д ы л о в. Другая поговорка есть: «Ум не в бороде, а в голове»… Вот что, дорогой Мавлон, с большими мечтами приехали к нам комсомольцы, с большими стремлениями… И надеемся мы… твердо надеемся, что поможете вы молодежи… опытом своим… авторитетом…

М а в л о н (мрачно). У Дехканбая авторитет… У Кузыева… У них головы… у меня борода…

А д ы л о в. Ну, ну, борода у вас хороша, а голова еще лучше… Не сторонитесь молодежи… Присмотритесь к ней хорошенько… может, стоит поучиться у нее кое-чему…

М а в л о н (яростно). У кого учиться Мавлону? У желторотых птенцов?! Я здесь первым землю поднимал… Рекордных урожаев добился… Не кто-нибудь — я, Мавлон!

А д ы л о в (спокойно). Сами добились? Или с помощью бригады? С помощью колхоза? Я бы сказал больше — с помощью всей страны!

М а в л о н. Не о том спор.

А д ы л о в. О чем же? Говорите…

Пауза.

Ну… жду ваших слов.

М а в л о н (уклоняясь от разговора). Извинить прошу — болен я еще. Пить много нельзя… Говорить много нельзя…

А д ы л о в. Нехорошо! Нехорошо, дорогой Мавлон! Недовольны? Говорите! Молчать не надо и кричать не надо. Когда руководитель голос повышает, — на авторитет свой он уже не надеется… Трактор, когда в нем горючее кончается, тоже потарахтит, почихает — и стоп! Подумайте над моими словами! Желаю благополучия! (Уходит.)

Мавлон мрачен. Наливает себе вина. Хочет выпить, но в это время входят  Х а ф и з а, Д е х к а н б а й, К у з ы е в  и  С а л т а н а т.

Х а ф и з а (подходит к Мавлону). Еще не спите, дядя?! Не легли еще?

М а в л о н. Сижу… (С горечью.) Один сижу… А думал… семьей одной, думал, будем жить…

Х а ф и з а. Мы тоже этого желаем, дядя.

М а в л о н. Желаете?

Д е х к а н б а й. Конечно!

М а в л о н. Не знаю я ваших желаний. (Подает Хафизе пиалу.) Скажи, произнеси, Хафиза, свое желание, и я опустошу в честь него пиалу.

Х а ф и з а. Хорошо! Я скажу. (Подняв пиалу.) За новую землю, которую освоит наш колхоз в Голодной степи!

М а в л о н. За комсомольские гектары?

Х а ф и з а. Да.

М а в л о н. Понимаю. Вам почет, «ура», аплодисменты, а мой авторитет пусть к черту летит?!

С а л т а н а т. Простите, Мавлон-ака, но почему у вас всегда: «мой авторитет», «моя бригада»?..

М а в л о н. А ты помолчи, секретарь. Барабань на машинке, а не языком…

Д е х к а н б а й (мягко). Салтанат хотела сказать, что нам следует так же, как вы заботитесь о своей бригаде, заботиться об интересах всего колхоза, всей страны. Коммунизм мы ведь сообща строим.

М а в л о н. А я, может быть, хочу свою бригаду первой привести к коммунизму!

К у з ы е в (философски). С одним гвоздем дом не построишь.

М а в л о н (недоуменно). Где гвоздь? Кто гвоздь?

Д е х к а н б а й. Я… Салтанат… Вы…

М а в л о н (вскочив). Я?.. Гвоздь?!

Д е х к а н б а й. Не так поняли вы меня, Мавлон-ака.

М а в л о н. Все понял! Хорошо понял! Оттуда клюешь, отсюда клюешь! Бригадиром вместо меня хочешь стать?! Я эту землю потом своим орошал… и я… гвоздь? Ржавый гвоздь?! Попробуй вытащи этот гвоздь?

Д е х к а н б а й. Дядюшка, я совсем другое имел в виду!

Х а ф и з а. Успокойтесь, дядя. Прошу вас, успокойтесь!

М а в л о н (в ярости). Прочь из моего дома! Унижать меня приехала с женихом?! Не быть тебе женой этого желторотого птенца! Это я тебе обещаю! Не за тем ты ко мне приехала!

Д е х к а н б а й. Не к вам мы приехали. В колхоз мы приехали работать.

М а в л о н. Что? В колхоз?! Колхоз еще хочешь против меня поднять?

Х а ф и з а. Дядя! Да что вы говорите?!

М а в л о н. Не дядя я тебе и не племянница ты мне! Запомни: я бригадир, а ты звеньевая! Моя бригада выходит завтра новые земли поднимать! Ты с моей бригадой пойдешь!

Д е х к а н б а й. Она с комсомольцами пойдет!

М а в л о н (Дехканбаю). А ты куда хочешь иди. Свою бригаду я поведу! На свои, участки! Я бригадир! Мавлон бригадир! (Скрылся в доме, оставив открытой дверь.)

Х а ф и з а. Дядя! (Побежала вслед за Мавлоном.)

Хлопнула закрывшаяся перед Хафизой дверь. Прижавшись к стене, Хафиза заплакала.

Д е х к а н б а й. Ничего, Хафиза… Не плачь. У Салтанат пока будешь жить.

С а л т а н а т. Конечно, Хафиза. У меня…

Звучит комсомольская песня.

К у з ы е в. Слышите? Комсомольцы уже в степь выходят. Пойдемте, друзья!

Д е х к а н б а й (Хафизе). Слышишь? Наступление начинается. Пойдем, Хафиза.

К у з ы е в. Как в песне поется…

Освещенные утренней зарей Хафиза, Дехканбай, Кузыев, Салтанат подхватывают песню, машут руками, приветствуя проходящих за сценой комсомольцев.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Тот же кишлак. Значительную часть сцены, занимает айван перед правлением колхоза. На айван выходит окно, подле него внутри комнаты стоит стол. На столе — телефон. На айване два столика (на одном лежат счеты) и несколько табуреток. К зданию правления прибит почтовый ящик. Над зданием вывеска: «Правление колхоза «Новая земля». К стене прислонена деревянная лестница, Д е х к а н б а й (стоя на лестнице) и  Х а ф и з а  прикрепляют к зданию кумачовое полотнище с надписью: «Салам, дорогие гости!» Другое полотнище разостлано на земле и над ним еще трудится  С а л т а н а т, дописывая последние слова. Где-то поблизости оркестр разучивает туш.

Д е х к а н б а й (готовясь прибить полотнище). Салтанат!

Х а ф и з а. Взгляни, Салтанат. Ровно?

С а л т а н а т (посмотрев). Немножко пониже! Еще ниже! Вот так, хорошо!

Д е х к а н б а й. А у меня?

С а л т а н а т. Прибивайте!

Дехканбай и Хафиза застучали молотками. Оркестр умолк. Вбегает  К у з ы е в  с дирижерской палочкой в руке.

К у з ы е в. Просил я вас. Умолял… Колхозу будут вручать переходящее знамя… Гости к нам приедут, делегации со всего района… А у оркестра туш еще не разучен!

С а л т а н а т. А у нас еще правление не украшено. И школу надо украшать…

К у з ы е в (передразнивая). А у нас, а у нас… (Подбегает к окну, перегнувшись, достает плакат, видимо, висевший над столом: «Соблюдайте тишину!» — и укрепляет его на видном месте.) Видите! Прошу руководствоваться…

С а л т а н а т (готовая вступить в спор). И не подумаю…

Д е х к а н б а й. Не теряйте времени, Салтанат…

С а л т а н а т. А пусть он не командует… Невеста — это еще не жена — раз…

К у з ы е в (уходя). Жених — это еще не муж — два… (Ушел.)

С а л т а н а т (вдогонку). А вот возьму… и не выйду за вас замуж — три…

Оглушительно загремел оркестр. Хафиза и Дехканбай уже укрепили полотнище.

Д е х к а н б а й (подходя к Салтанат). Ну, как у вас дела? Дайте, я помогу… (Склонился над полотнищем, дописывая последние буквы.)

С а л т а н а т (подошла к Хафизе). А свадьбу, Хафиза, мы вместе будем праздновать, в один день… да?

Х а ф и з а (задумчиво). Нет, Салтанат, до нашей свадьбы еще далеко.

С а л т а н а т. Досрочно землю поднять можно, а отпраздновать свадьбу досрочно будто нельзя?!

Д е х к а н б а й (закончив работу). Все в порядке. Помогите, Салтанат.

Дехканбай и Салтанат укрепляют второе полотнище: «Вперед, к новым победам!» Хафиза наблюдает за ними.

Х а ф и з а. Дехканбай, повыше! Теперь хорошо!

Опять заиграл оркестр, и одновременно сильно застучали молотками Дехканбай и Салтанат. Оркестр умолк. Вбегает  К у з ы е в. Он молча отбирает у Салтанат и Дехканбая молотки, кладет их в свои карманы, молча уходит.

Д е х к а н б а й (Кузыеву). Э! А прибивать чем? (Слезая со стремянки.) Ладно! Все уже сделано! (Уносит стремянку и возвращается.)

Вновь гремит оркестр. Входит  А д ы л о в.

А д ы л о в (в сторону оркестра). Салам, Хашим! Трудись! Трудись!

Д е х к а н б а й. Салам, Адылов-ака. Посмотрите, как у нас?!

А д ы л о в. О, тут, я вижу, к приезду гостей все уже готово! Молодцы! (Шутливо.) Всех вас пошлем учиться в художественную школу…

С а л т а н а т. В какую это еще художественную школу? Трактористкой я буду!

Д е х к а н б а й. Да, товарищ парторг, есть решение комитета комсомола послать Салтанат на курсы трактористов.

Салтанат и Хафиза занялись цветами, лежащими на айване, — готовят букеты.

А д ы л о в. Знаю… Знаю… Рахимджан-ака уже огорчается — где он еще такого секретаря найдет…

Адылов и Дехканбай уселись за столик.

Д е х к а н б а й. Кстати, посмотрите списки комсомольцев, отправляемых в школу механизаторов сельского хозяйства. (Показывает список.)

А д ы л о в (не отрываясь от списка). Салтанат! Заходила к Мавлон-ака?

С а л т а н а т. Заходила. На торжественном собрании он не будет. Говорит, что еще болен.

Х а ф и з а (к Салтанат). Стыдно за дядю, так стыдно… Будто чужим человеком в колхозе стал. Счастье, что мама ничего не знает. Узнала бы мама, что я не у дяди живу, а у вас…

С а л т а н а т. Да, неприятно все получилось.

Д е х к а н б а й (просмотревшему список Адылову). Что же будем делать с Мавлон-ака?

А д ы л о в. Затянулась болезнь… Тяжелый приступ зазнайства и тщеславия. Плохо мы еще лечим эти болезни. (Меняя тему.) Ладно! Школу когда украшать будем?

Д е х к а н б а й. Рахимджан-ака должен приехать с плакатами… Обещал быть к двенадцати часам.

Гудок машины.

А д ы л о в. А вот и он!

Д е х к а н б а й (Хафизе и к Салтанат). Встретим по-комсомольски председателя!

В с е (скандируя). Ра-хим-джан-ака! Са-лам! Са-лам! Са-лам!

Входит нагруженный покупками  Р а х и м д ж а н.

Р а х и м д ж а н. Спасибо за встречу! Все купил, все достал — флаги, лозунги, плакаты! (Передает покупки Салтанат и Хафизе.)

Они уносят их в правление.

Сердце радуется! Шесть часов не вылезал из машины… (Адылову.) Одно плохо: председатель на машине ездит — парторг пешком ходит…

А д ы л о в. Люблю пешком ходить. И когда пешком ходишь, дорогой Рахимджан… меньше толстеешь!

Х а ф и з а (показавшись в окне). Адылов-ака! Пожалуйста, зайдите к нам на минуту…

Адылов заходит в правление.

Р а х и м д ж а н. В мою бахчу камешек. Толстею… (Провел рукой по животу.) Луну полой не закроешь… (За сцену, шоферу.) Карим! Езжай! В гараж езжай! Пешком сегодня ходить буду!

Голос Карима: «Хорошо, хозяин! Ходи пешком!»

Гудок отъезжающей машины.

Р а х и м д ж а н. Толстею! А отчего толстею?

Д е х к а н б а й (шутя). Меньше плова кушать надо.

Р а х и м д ж а н. Полгода я не ем плова! От радости толстею. (Отсчитывая костяшками счетов.) Засеяли хлопок — потолстел. Собрали хлопок — еще больше потолстел… Землю теперь освоим… э-э-э, скоро председатель на полуторке ездить будет, а живот на прицепе возить.

Грянул туш.

Ой, хорошо играют. Громко! (За сцену.) А ну, Кузыев, еще раз сыграй!

Туш.

Оглохнуть можно!

А д ы л о в (выходя из правления, Рахимджану). Поторопиться следует, а то нагрянут гости…

Входят  С а л т а н а т  и  Х а ф и з а  с плакатами и флагами.

Д е х к а н б а й. Кто с нами? Школу будем украшать.

Р а х и м д ж а н. Пойдем, Адылов-ака.

А д ы л о в (подойдя к окну). Сейчас, в райком только позвоню. (Взял трубку.)

Р а х и м д ж а н. Сообщите, что на семь часов назначено торжественное собрание.

Р а х и м д ж а н, С а л т а н а т  и  Х а ф и з а  уходят.

А д ы л о в (в трубку). Гюльнара, с райкомом соедини меня… говорит Адылов из колхоза «Новая земля»…

Играет оркестр.

Нет, еще не начался праздник… Это оркестр репетирует. Да, колхозный оркестр под управлением Хашима Кузыева…

Медленно входит мрачный  М а в л о н. Заметив Адылова, повернул назад.

На семь часов назначено собрание. Раньше приедете? Будем встречать! (Увидев Мавлона.) Извините, потом позвоню. Срочное дело. (Положил трубку, останавливая Мавлона.) Салам, Мавлон-ака! Рад, что вас увидел… С колхозным праздником поздравляю! Здоровье как?

М а в л о н. Болен еще я.

А д ы л о в. Все еще лежите?

М а в л о н. Малярия…

А д ы л о в. Так, так… Возможно. При малярии рекомендуется лежать. Днем, значит, вы лежите, а по ночам (глядя на Мавлона)… а по ночам вы ходите, — так, дорогой Мавлон?

М а в л о н. Ночью лучше стало. Ходил я… (подумав) на рисовые поля ходил…

А д ы л о в. Возможно… Возможно, что и на рисовые поля. Я-то ночью на комсомольских гектарах был. (Глядя на Мавлона.) И вас там видел, Мавлон-ака. Что скажете?

М а в л о н (мрачно). Хм… зауры можно было копать и не так глубоко…

А д ы л о в. Поздно… поздно, дорогой Мавлон, ваш совет слышим. Надо было раньше советовать Дехканбаю.

М а в л о н. Не советчик я Дехканбаю. Гвоздь не советует клещам, как его вытащить? Ржавый гвоздь!

А д ы л о в. О гвозде слыхал. Только не о ржавом гвозде шла речь, а о месте вашей бригады в нашем общем строительстве. Неплохое сравнение, без основания вы обиделись. И обиде вашей давно пора бы пройти.

М а в л о н. Не обида это — рана. Оплевали меня. Оплевали — не то слово.

А д ы л о в. Верно: не то слово! Плохое слово. А есть хорошее слово: критика! Справедливая критика — два хороших слова, прислушаться к критике — три хороших слова, делать выводы из критики — вот вам четыре отличных слова.

М а в л о н. Четыре слова. Слыхал уже слова… Слова Дехканбая…

А д ы л о в. А дела его? Видели его дела? Освоит колхоз еще два гектара земли? Видели, освоит… И ваши перелоги… завтра начнет осваивать… Дехканбай…

М а в л о н (пораженный). Опять Дехканбай?!

А д ы л о в. Болеет бригадир. Малярия! Однажды Дехканбай уже возглавлял вашу бригаду.

М а в л о н (про себя). Вот откуда клюет теперь Дехканбай!

А д ы л о в. Вот что, Мавлон-ака. Когда заболели вы, действительно заболели, я заставил вас лечь в больницу. А теперь выздороветь вам советую. Неужели не видите! Приехали комсомольцы — все вокруг помолодело.

М а в л о н. Все помолодело. Один Мавлон постарел. Не нужен стал Мавлон.

Входят  Р а х и м д ж а н, Д е х к а н б а й, С а л т а н а т.

Р а х и м д ж а н. Адылов-ака! Что значит молодежь?! Огонь! Лава! Школу украсили, — все готово! Досрочно готово! Переодеться теперь надо, — гостей в полном параде встретим! (Заметил Мавлона, замолчал.)

С а л т а н а т  и Д е х к а н б а й  входят в здание правления.

А д ы л о в. Сейчас… Обсудим только, кто знамя примет и ответную речь кто произнесет.

Мавлон собирается уйти.

Куда же вы, Мавлон-ака? Ваш совет был бы полезен.

М а в л о н. Дело у меня.

А д ы л о в. Лежать будете?

М а в л о н. На семенной склад мне нужно.

А д ы л о в. Возможно… На обратном пути заходите. Не договорили мы.

М а в л о н  ушел.

Р а х и м д ж а н (сердито). Какое дело? Зачем ему на семенной склад? Не согласились вы со мной тогда на правлении. Говорил я: надо Мавлона снять с бригадирства! Все равно — ему недолго быть в бригадирах! Недолго!

А д ы л о в. Не горячитесь, дорогой Рахимджан! Тем более в том, что случилось с Мавлоном, виноваты и мы с вами…

Р а х и м д ж а н (возмущенно). Это я его накормил змеиным салом?

А д ы л о в. Возможно. От критики вы его оберегали…

Р а х и м д ж а н. Больше всех земли всегда поднимал Мавлон! Самых высоких урожаев добился…

А д ы л о в. «Победителей не судят», — так, дорогой Рахимджан?

Р а х и м д ж а н. Зачем такие слова?

А д ы л о в. Победителей можно и нужно судить, можно и нужно критиковать и проверять. Это полезно не только для дела, но и для самих победителей: меньше будет зазнайства, больше будет скромности. А мы — и я и вы! — допускали, чтобы тщеславие Мавлона… зазнайство… вырастали в нем, как помидор в парнике…

В окне показалась  С а л т а н а т. Д е х к а н б а й  вышел на айван.

Р а х и м д ж а н (примирительно). Не будем омрачать праздник. Кто знамя примет?

Д е х к а н б а й. Знамя?

А д ы л о в (посмотрел на Дехканбая). Пусть комсомол выскажется.

Д е х к а н б а й. Не знаю, может быть, вы удивитесь моему предложению, но я думаю… Мавлон-ака?

Р а х и м д ж а н (изумленно). Мавлон? Раньше и я назвал бы это имя, но теперь…

А д ы л о в. Подождите, подождите, дорогой Рахимджан. За хлопок получает знамя колхоз?

Д е х к а н б а й. За хлопок.

А д ы л о в. Самый большой урожай дал Мавлон?

Р а х и м д ж а н. Ну, Мавлон.

А д ы л о в. Соглашаюсь с Дехканбаем.

Р а х и м д ж а н (иронически). Это я его оберегаю от критики!

А д ы л о в. И ответную речь должен произнести Мавлон-ака!

Р а х и м д ж а н. Молчу… молчу!.. Молчание — знак… несогласия!

Д е х к а н б а й. А я вот что скажу, думает Мавлон-ака, что хотим мы лишить его славы, заслуженной им славы. А теперь он увидит, что и критикуем мы его… и должное ему воздаем!

А д ы л о в. Ну, что скажете, Рахимджан-ака? Согласимся с комсомолом?

Р а х и м д ж а н. Много лет другом мне был Мавлон-ака. Пожелаю, чтобы вашей оказалась правда. Два — за, один — против. Предложение принято! Салтанат, предупреди Мавлон-ака!

С а л т а н а т (загнув палец). Мавлон-ака — раз! (Собирается бежать.)

Р а х и м д ж а н. Подожди, Салтанат! Пока председатель не переоделся, — секретарь сидит в правлении. Мало ли что? Гости досрочно приедут. Делегации…

С а л т а н а т. Всем переодеваться, а я вся в краске.

Р а х и м д ж а н. И нос даже…

С а л т а н а т. Ой! (Стирает краску.)

А д ы л о в. Салтанат, когда Мавлон-ака придет, скажи, чтобы он меня подождал.

С а л т а н а т. Хорошо, Адылов-ака!

Д е х к а н б а й, А д ы л о в, Р а х и м д ж а н  уходят. Туш. Вбегает  К у з ы е в.

К у з ы е в. Салтанат, радость моя! С просьбой я к вам. Когда делегация покажется, махните мне платком. А то дороги оттуда не видно.

С а л т а н а т. И мне отсюда не видно.

К у з ы е в. Правда? Как же нам быть? (Заметив лестницу.) Салтанат! Залезайте на крышу!

С а л т а н а т. Ну вот еще! Секретарь — и вдруг на крыше!

К у з ы е в. Не для меня, Салтанат, — для колхоза!

Салтанат влезает по лестнице на крышу.

Ну как — оттуда все видно?

С а л т а н а т (с крыши). Все!

К у з ы е в. И меня видно?

С а л т а н а т. И вас видно.

К у з ы е в (умиленно). Ой, Салтанат! (Напоминая.) Платочком махнете… Тушем встретим гостей. (Запевает.)

«Чтоб к вам приезжали желанные гости…»

С а л т а н а т (подхватывает).

«Чтоб люди на вас не имели бы злости…»

К у з ы е в (оркестру). Оркестр — готовность! (Убегает.)

С а л т а н а т (сидя на крыше, продолжает петь).

«Будьте здоровы, Живите богато, А мы уезжаем До дому, до хаты…».

Входит  М а в л о н. Он слышит песню, но не видит Салтанат. Озирается, заглядывает в окно правления, замечает наконец на крыше Салтанат.

М а в л о н. Послушай, Салтанат, ты видела когда-нибудь, как муэдзин стоит на минарете?

С а л т а н а т. Нет, Мавлон-ака, никогда. Я вам уже говорила…

М а в л о н. Ты забралась выше!

С а л т а н а т. Делегацию боюсь пропустить.

М а в л о н (помрачнев). Делегацию… (Короткая пауза.) Парторг где?

С а л т а н а т. Адылов-ака скоро придет сюда. А председатель просил вас предупредить, что в семь часов собрание.

М а в л о н. Я же сказал тебе: не буду на собрании!

С а л т а н а т. Как это не будете? Вам ведь знамя принимать! (Продолжает петь.)

«Как в нашем колхозе Широкое поле, — Пускай же для счастья Цветет наша доля…»

М а в л о н (одновременно с песней). Знамя? Мне? А, Салтанат, не то ты говоришь…

С а л т а н а т. Как не то? И ответную речь вам держать! (Продолжает петь.)

«Желаем, чтобы каждый Как надо трудился…»

М а в л о н (одновременно с песней). Ответную речь? Мне? Это что, председатель сказал?

С а л т а н а т. Нет, председатель был против. Это Дехканбай настоял. (Укоризненно.) Все для вас Дехканбай делает. И урожай вам помог собрать Дехканбай, и на правлении защищал вас Дехканбай. Знаете, что он сказал? Он сказал, что учиться у вас приехал. Что были вы лучшим бригадиром и останетесь лучшим. А Адылов-ака поддержал Дехканбая. (Наблюдает за дорогой, поет.)

«Чтоб дружной работою…»

Мавлон поражен.

Голос Кузыева: «Салтанат, никого еще не видно?»

С а л т а н а т. Нет, пока никого.

Голос Кузыева: «Ну, смотрите, смотрите…»

С а л т а н а т (поет).

«Чтоб дружной работою Вашей бригады Все были довольны…»

М а в л о н (про себя, одновременно с песней). Дехканбай настоял?.. Не понимаю… Не понимаю!.. (Хочет уйти.)

С а л т а н а т. Мавлон-ака, вы куда? Парторг просил вас подождать.

М а в л о н. Я приду, приду. Непременно приду. Дехканбай настоял?! Я приду, Салтанат, обязательно приду! (Стремительно уходит.)

С а л т а н а т. Что это с ним? Болен еще, наверно. (Поет.)

«Будьте, здоровы, Живите богато…»

Гудок машины.

Едет кто-то! Делегация! Сюда идут! (В сторону оркестра.) Хашим. (Машет платком.) Делегация! Туш!

Гремит туш. Входят  Х а м р о б и б и  с узлом, Х о л н и с о, А м а н  с чемоданом. Первые реплики заглушаются оркестром.

Х а м р о б и б и (продолжая спор). Это вы меня уговаривали отпустить мою дочь в Голодную степь. Это ваш сын осрамил меня, опозорил.

Оркестр умолк.

Х о л н и с о. Увидим, увидим еще — кто кого опозорил. Мне мой сын писал, что все у них благополучно. Не об этом ли писала вам и ваша дочь?

Салтанат удивленно глядит на старух.

Х а м р о б и б и. Под диктовку колдуна она писала, оттого и были ее письма слаще меда. Письмо моего брата открыло мне глаза.

Х о л н и с о. Слова хорошего человека — мед, слова плохого человека — уксус.

Х а м р о б и б и. Дорогая Холнисо, как бы вам не пришлось мариновать в уксусе свой язык.

А м а н (он уже заглянул в здание правления). Мама! Тетушка! Мы правильно пришли. Вот здесь кабинет председателя.

С а л т а н а т (с крыши). Салам, дорогие гости!

Старухи и Аман озираются по сторонам — откуда раздался голос.

Х а м р о б и б и (увидев Салтанат). Салам!

Х о л н и с о, А м а н. Салам!

Х а м р о б и б и (к Салтанат). Если прав младший сын моей соседки, который утверждает, что здесь находится кабинет председателя, то где же сидит секретарь, у которого я могла бы спросить, могу ли я видеть председателя?

С а л т а н а т. Я и есть секретарь.

Х а м р о б и б и (к Холнисо). Вот секретарь! Вы представляете, как у них высоко вознесся председатель, если секретарь сидит уже на крыше!

С а л т а н а т. Вы первые приехали. (Слезает с крыши, вручает всем букеты.) Проходите в правление, отдохните, а я сейчас сбегаю за председателем. Откуда ваша делегация? Из какого колхоза?

Х о л н и с о. Какая делегация?

А м а н. Мы, товарищ секретарь…

Х о л н и с о. Аман, подожди. (К Хамробиби.) Скажите же ей, подруженька, скажите, зачем мы сюда приехали!

Х а м р о б и б и. Думаете, не скажу? (К Салтанат.) Конечно, я старая женщина, к моим словам можно не прислушиваться, но заметить я обязана: к скорпионам делегации не ездят! (Возвращает букет.) Аман, вот телефон. Вызови мне этого скорпиона.

А м а н (оскорбленно). По телефону скорпионов тоже не вызывают.

Салтанат озадачена.

Х о л н и с о. Подруженька…

Х а м р о б и б и. Не подруженька я вам!

Х о л н и с о. Сорок лет дружили, а теперь перестали быть подруженькой. Вызовите сначала свою дочь, расспросите ее, а потом вызывайте моего сына.

Х а м р о б и б и. Нет уж, я сперва вызову вашего сына, выскажу ему все, что узнала о нем. А с дочерью я и говорить не стану. Возьму ее за руку и — айда! Послушай, секретарь, позвони на станцию. Пусть мне завтра два билета дадут.

С а л т а н а т (еще более озадачена). Я не знаю… Мы никогда билетов по телефону не заказываем. Может быть, нельзя?

Х а м р о б и б и. Раз колхозный телефон — все можно. Два билета — мне и Хафизе!

С а л т а н а т. Хафизе? Простите, а кем вы приходитесь Хафизе?

Х а м р о б и б и. Странная девушка! У лягушки нет хвоста, а у девушек — разума. Кем я могу приходиться Хафизе, если она мне дочь, а я ей прихожусь матерью?

С а л т а н а т. Матерью? Так вот вы кто? А вы — тетушка Холнисо? Аманджан? Я думала, что вы моложе.

А м а н (смущенно). Извините… Дехканбай — мой старший брат. Надеюсь — он здоров?

С а л т а н а т. Здоров. Он и Хафиза в кишлаке. Я их сейчас позову. (Бежит, но по пути сталкивается с Кузыевым.)

К у з ы е в (вбегая). Привет делегации! Оркестр, туш!

Туш. Салтанат тщетно пытается остановить Кузыева.

(Представляясь.) Хашим Кузыев, бригадир строительной бригады!

С а л т а н а т. Хашим. Это не делегация!

К у з ы е в (удивленно). А кто же?

С а л т а н а т. Идемте. Я вам все объясню. (Уводит изумленного Кузыева.)

Х а м р о б и б и. Не уговорили бы вы отправить мою дочь в Голодную степь, не узнали бы мои седины позора. Ваш сын меня опозорил, брата моего опозорил. Хафизу… А тут еще оркестр играет!

Х о л н и с о. Неизвестно, кто кого опозорил. Мне мой сын писал, что все у них благополучно. Не о том ли писала вам и ваша дочь?

Х а м р о б и б и (кричит). Под диктовку колдуна она писала. Потому были ее письма слаще меда!

Х о л н и с о. Колдуна? Мой сын — колдун?!

А м а н. Мама! Тетушка! (Указывая на плакат.) Написано же: «Соблюдайте тишину!»

Стоя друг против друга, старухи продолжают спор шепотом, — слов не слышно. Пантомима. Вбегает  Д е х к а н б а й.

Д е х к а н б а й. Аман, милый, здравствуй! (Увидев спорящих старух.) Что, опять мирная беседа?..

Увлеченные спором, старухи не видят Дехканбая. Дехканбай подходит к Холнисо. Она стоит к нему спиной и, предполагая, что это Аман, отстраняет его рукой.

Х о л н и с о. Отойди, Аман… Не вмешивайся в нашу беседу… Говорю тебе, отойди… (Оборачивается, всплеснула руками.) Сыночек мой… (Обнимает Дехканбая, плачет.)

Д е х к а н б а й. Матери дорогие! С приездом! Каким ветром?

А м а н. Мы не ветром… мы на самолете прилетели…

Х о л н и с о. Я бы на поезде приехала, а соседушка настояла, чтобы самолетом.

Х а м р о б и б и. Отсталая, говорите! Раньше вас в самолет влезла!

Д е х к а н б а й. Очень хорошо, что приехали. Праздник у нас сегодня в колхозе. (Подошел к Хамробиби.) Здравствуйте, тетушка Хамробиби.

Х а м р о б и б и (уничтожающе). Когда шипят змеи — немеет язык! Вот письмо! (Подает.) Прошу прочесть!..

А м а н (Дехканбаю). Это письмо тетушка получила от Мавлон-ака.

Д е х к а н б а й. От Мавлон-ака?

А м а н. Там о тебе написано.

Х а м р о б и б и (пока Дехканбай читает). Праздник в колхозе, говорите? Праздником для меня будет минута, когда я сяду с Хафизой в поезд, который умчит нас от шайтана, околдовавшего мою дочь. Этого ли я ожидала от вас? Для этого ли я хотела выдать за вас мою дочь?

Д е х к а н б а й (прочитав). Вы, мама, тоже поверили? Вместе с тетушкой приехали за Хафизой?

Х о л н и с о. Что ты говоришь, сыночек?! Я же агитатор! Как только получили мы это письмо — превратилось бы оно в пепел раньше, чем его написали! — не перестаю я уговаривать почтенную Хамробиби, чтобы не верила тому, что пишет Мавлон-ака.

Вбегает  Х а ф и з а.

Х а ф и з а. Аманджан! Тетушка Холнисо! Мама! (Хочет обнять Хамробиби.)

Х а м р о б и б и. Прочь, бесстыжая! Идем!

Х а ф и з а (растерянно). Что случилось?

Д е х к а н б а й (передает Хафизе письмо). Вот… прочтите…

Х а м р о б и б и. Идем! На станцию идем!

А м а н. Тетушка, поезд идет только завтра.

Х а м р о б и б и. В степи переночуем. Лучше провести ночь со змеями, чем минуту с колдуном! Что ты стоишь, Хафиза? Идем!

Д е х к а н б а й. Вы забываете, тетушка, что Хафиза не только моя невеста, она еще и звеньевая.

А м а н. Звеньевая в Голодной степи!

Х а м р о б и б и. Я в дела вашего колхоза не вмешиваюсь. Где это видно, чтобы я вмешивалась в чужие дела? Но если Хафиза скажет хоть одно слово, я переверну все ваше правление. Что ты молчишь, Хафиза?

Х а ф и з а. Никуда я не поеду, мама.

Х а м р о б и б и. Дядю не послушалась, теперь матери не повинуешься! (Заголосила.) Околдовали колдуны мою дочь!

Х о л н и с о (иронически). Ее дочь околдовали!..

Х а м р о б и б и. Околдовали! Шайтан околдовал… Дехканбай околдовал…

Х о л н и с о (воинственно). Дехканбай — шайтан?!

А м а н. Мама! Тетушка! (Указывая на плакат.) Написано же здесь… «Соблюдайте тишину!»

Старухи продолжают ругаться шепотом. Входит  А д ы л о в.

А д ы л о в. Добро пожаловать, дорогие гости! Тысяча тысяч пожеланий! Салам!

А м а н (смущенно). Салам!.. Мы на самолете прилетели…

А д ы л о в (недоуменно). Кто же кому матерью приходится?

Х а м р о б и б и (указывая на Холнисо). Она! Она родила скорпиона!..

Х о л н и с о. Что! Я родила скорпиона?! Да я…

Аман осторожно указывает матери на плакат. Холнисо умолкает.

А д ы л о в (Дехканбаю). Что произошло?

Х а ф и з а. Прочтите, Адылов-ака. (Передает письмо.)

Входят  Р а х и м д ж а н, К у з ы е в, С а л т а н а т.

Р а х и м д ж а н. Салам! Матери приехали! Сердце радуется… (Осекся.) Не вижу радости…

А д ы л о в. Письмо написал Мавлон-ака.

Р а х и м д ж а н. Какое письмо?

А д ы л о в (читает). «Дехканбай оказался человеком крайне коварным. Хочет вместо меня бригадиром стать… Всюду унижает меня… Обозвал гвоздем… Настроил против меня весь колхоз. Вынудил Хафизу до свадьбы уйти из моего дома. Немедленно забери свою дочь».

Р а х и м д ж а н. Ай-яй-яй! Что написал! Ну, Адылов-ака, чья правда? Ну, Дехканбай, чья правда?

Х а м р о б и б и. Братца моего правда! Правду мне написал братец.

А д ы л о в (к Хамробиби). Нет правды в этом письме, ни единого слова правды.

Х а м р о б и б и. Оказывается, брат правду написал. И вы против него! Всех настроил против него Дехканбай.

Входит  М а в л о н. Увидев старух, остолбенел.

Не мог брат написать неправду сестре, не мог дядя написать неправду о племяннице!

М а в л о н. Мог! Написал. (Вышел вперед.) Неправду я написал.

Х а м р о б и б и. Неправду? Пусть отсохнет язык, сказавший неправду!..

М а в л о н. Плохо я думал о Дехканбае. Я первым здесь землю поднимал… Думал, Дехканбай унизить меня хочет, вместо меня первым стать хочет… Думал, уедет Хафиза, — уедет и Дехканбай. Для того и написал сестре… А сегодня понял: не меня обидел Дехканбай! Я его обидел, обидел — не то слово! Оскорбил! Другое письмо написал я сестре. Только что написал. В ящик его хотел опустить. Не успел! На, Дехканбай… (Подает письмо.) Прочти…

Д е х к а н б а й. Не надо, дядя. Верю, что хорошее письмо…

Х а м р о б и б и. Выходит, что обманул меня братец! Ну хорошо, он у меня еще попрыгает, как лягушка на горячей сковородке.

М а в л о н. Подожди, сестра. (Дехканбаю.) Не хочешь читать? Понимаю, понимаю… Прочти ты, Хафиза.

Х а ф и з а. Не буду я ваших писем читать, дядя.

М а в л о н (с горечью). Никто не хочет прочесть письмо Мавлона.

Р а х и м д ж а н (мягко). Зачем читать? Слова ваши слышим… Верим вам!

М а в л о н. Поговорка есть у народа: «Кто знает дорогу, тот не спотыкается». Казалось, знал дорогу… впереди, казалось, шел… А споткнулся, сбился с дороги… Ноги спотыкались, а казалось, Дехканбай меня толкает. Не толкал он меня, а обратно на дорогу выводил… Сказать пришел я: не имею я права, Рахимджан-ака, знамя принимать! Не имею я права, Адылов-ака, речь произносить!..

А д ы л о в. Не берусь один решать. Пусть люди скажут. Дехканбай пусть скажет. Хафиза…

Х а ф и з а. Больно мне говорить о дяде… Хлопкороб он замечательный… Много земли в Голодной степи поднял… Землю он обновлял, от соли ее промывал. А сам? В него самого въелась старая соль. Выше коллектива себя поставил, обиделся и колхозу стал мешать… не могу говорить… (Отвернулась.)

Д е х к а н б а й. Горячится Хафиза! Стоит на поле нагнуться одному кустику хлопчатника, как мы с вами спешим к нему и выпрямляем…

Х а м р о б и б и (гневно). Если куст хлопчатника заражен тлей, его вырывают!..

Д е х к а н б а й. Хороший хлопкороб не станет вырывать, а выходит.

К у з ы е в. Правильно, Дехканбай! Если гвоздь согнется, его тоже выпрямляют.

Р а х и м д ж а н (испуганно). Э-э-э, опять про гвоздь… Зачем вспоминать?

А д ы л о в. И вспоминать можно и напомнить нужно! Хочу напомнить: когда впереди вы шли, Мавлон-ака, колхозники свои шаги меряли по вашему шагу. К коммунизму идет страна, и народ равняется по идущим впереди. Но, дорогой Мавлон, чтобы идти еще быстрее вперед, важно очистить душу, сознание от всего, что прилипло, что осталось от старого. Для того Коммунистическая партия и советует нам чаще вспоминать о критике и самокритике. Кишмиш вкуснее горькой хины, которую пришлось глотать вам в клинике. Вылечивает же не сладкий кишмиш, а горькое лекарство. Об этом и хотел вам напомнить… И еще хочу напомнить: в семь часов собрание, а вам речь говорить…

М а в л о н. Нет у меня права. Заслужить я его должен.

Р а х и м д ж а н. Э-э-э, Мавлон-ака, начнете перелоги осваивать, поведете свою бригаду…

М а в л о н. Не я поведу… вместе будем осваивать земли! И вот что, друзья! Пойдемте, я вам покажу… Мне Дехканбай комсомольцев выделит. Участок один у меня на примете. (Указывает.) Вон там, возле рисового поля. Дополнительно освоим еще четыре гектара. Комсомольцы освоят!

А д ы л о в. Поддерживаю предложение почтенного Мавлона. Будем считать, что Мавлон-ака до сих пор был еще болен, лежал в клинике. Принял горькое лекарство и — сегодня выздоровел.

К у з ы е в. Оркестр, туш! Туш.

Х о л н и с о (Мавлону). С самого начала я не верила в ваше письмо. (К Хамробиби.) Теперь вы тоже не верите… но… позже, позже…

Х а м р о б и б и. Ладно, подруженька, если я виновата, простите меня, а если вы виноваты, хотя ни в чем вы и не виноваты, но, так и быть, я вас тоже прощаю.

Р а х и м д ж а н. Хороший день! Знамя получать будем! Мавлон-ака выздоровел… Тетушки приехали. Полгода плова не ем — сегодня три блюда съел бы. (Неожиданно.) План у меня есть!

А д ы л о в. И у меня есть план.

М а в л о н. И у меня план. Хороший план! Сестра моя Хамробиби и почтенная Холнисо погостят у нас.

А д ы л о в. Тем временем Хашим построит дом…

К у з ы е в. Факт!

Р а х и м д ж а н. И будем есть плов на свадьбе Хафизы и Дехканбая.

А д ы л о в. Салтанат и Кузыева…

Х а м р о б и б и. Конечно, я старая женщина, со мной можно не считаться, меня можно не спрашивать, но если вы меня не спросите, я вам все равно скажу: я — согласна!

В узле Хамробиби зазвенел будильник.

Х а ф и з а. Наш будильник?! Вы его с собой привезли?! (Достает из узла будильник.)

Х а м р о б и б и. Забыть о будильнике — все равно что забыть об аллахе. Хафиза, доченька, свадебный подарок ты уже вышила?

Х а ф и з а. Сюзане? Нет, мама, я его еще не вышила. Не одна я… все мы его вышиваем. Комсомольцы… Весь колхоз! Взгляните: каждая пядь поднятой земли — новый узор на нашем сюзане. Представьте, мама, какой будет Голодная степь через три-четыре года.

Вступает музыка. Музыка нарастает. Темнота.

Постепенно сцена светлеет.

ЭПИЛОГ

То же здание правления. Все кругом цветет, переливается яркими красками. С двух сторон, уходя вдаль, растянулись новые дома, окруженные молодыми садами. У правления — цветник. Х а м р о б и б и  и  Х о л н и с о, сидя перед зданием правления и напевая какую-то мелодию, вышивают сюзане (до конца картины оно скрыто кустами или стеблями цветов от глаз зрителей).

Х о л н и с о. Помните, как не хотели мы отпускать наших детей в Голодную степь? Старший сын мой — муж вашей дочери, тогда еще жених, — как он уговаривал вас? А теперь…

Х а м р о б и б и (с чувством). Пусть вечным праздником будет жизнь людей, преобразивших эту землю!

Х о л н и с о. Да будет так! И у старшего сына — широкая дорога, и у младшего сына широкая дорога! В институт его приняли.

Х а м р о б и б и. Учиться будет: на кондуктора!

Х о л н и с о. Не на кондуктора, а на конструктора.

Х а м р о б и б и. Тоже хорошо…

Вбегает взволнованный  А м а н; он повзрослел.

А м а н. Мама! Тетушка! Они уезжают…

Х о л н и с о (испуганно). О чем ты говоришь? Куда они уезжают?

Х а м р о б и б и. Опять уезжают? Это все ваш сын! Чего им не хватает в Голодной степи? Зачем отсюда уезжать?

А м а н (прерывая). Тетушка! Уезжают Салтанат и Хашим. (Посмотрев на дорогу.) Сюда они идут…

Входят  К у з ы е в, С а л т а н а т, Д е х к а н б а й  и  Х а ф и з а.

К у з ы е в. Да, тетушка, уезжаем мы с Салтанат… (Поет.)

«Молодым везде у нас дорога…

Входят  А д ы л о в  и  М а в л о н.

Старикам везде у нас почет…»

М а в л о н (добродушно). Э! Кто это старик! Проживи половину моих лет и… называй меня стариком…

Х а м р о б и б и (к Салтанат). Куда же вы едете?

Д е х к а н б а й. Завидуем мы им… Хафиза и я…

Х о л н и с о. Я уже поняла! (К Хамробиби.) Вы тоже сейчас поймете, но после меня. Позже… Знаете, куда они едут…

А м а н (торжественно). На строительство канала. И я бы мог поехать, если бы не институт…

А д ы л о в. Ничего, Аман. По каналу пароходы будут плыть, а над каналом — твои самолеты.

Х а м р о б и б и. Слова-то какие: пароходы! Самолеты!

Х о л н и с о. И где? В песках…

Х а м р о б и б и. Алах не смог бы этого сделать! А люди могут…

А д ы л о в. Советские люди — строители коммунизма, борцы за мир…

Входит  Р а х и м д ж а н.

Х о л н и с о. Пусть те, кто хотят войны, сгорят на медленном огне…

Х а м р о б и б и. Зачем же на медленном? Чем быстрее они сгорят, тем лучше будет людям!

Р а х и м д ж а н. Не возражаю. (Подходит к старухам.) Заканчиваете сюзане?

Х о л н и с о. Закончили. Вот… последний стежок.

Х а м р о б и б и. Всем колхозом вышивали…

А м а н (Адылову). Вы отвезете его в Москву, да?

А д ы л о в. Да, в родную Москву.

Старухи, закончив вышивать сюзане, поднимают его и показывают зрителям.

Р а х и м д ж а н. Пусть расскажет наше сюзане о цветущей стране…

Х а ф и з а. О том, как исчезают рогожные заплаты на шелковом сюзане узбекской земли…

А д ы л о в. Об обновленных людях на обновленной земле…

Х о л н и с о. О наших детях…

Д е х к а н б а й. О наших матерях…

А м а н. О наших мечтах…

С а л т а н а т. Как в строчках на бумаге, пусть прочтут в этих узорах слова беспредельной благодарности родной партии…

Х а м р о б и б и. Слова вечной любви…

К у з ы е в. Слова нерушимой верности…

А д ы л о в. Слова боевой клятвы строителей коммунизма!

Музыка.

З а н а в е с.

1950

БОЛЬНЫЕ ЗУБЫ

Комедия в четырех действиях, семи картинах, с эпилогом

ПЕРЕВОД А. КЕСЛЕРА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

НАСИБА, школьница.

РОХИЛЯ, ее мать.

ПУЛАТДЖАН ДОМЛА, директор школы.

ВЕРА }

НАЗИРА } подруги Насибы, школьницы.

МАРАСУЛЬ ХУЗУРДЖАНОВ, зубной врач.

ФАТИМА, его мать.

ЗУХРА, тетка Марасуля, школьная сторожиха.

АХАДЖАН ЗАРГАРОВ, сосед Марасуля, работает в райисполкоме.

ОКИЛА }

ХУМОРХОН } жены Заргарова.

РИЗАМАТ, дядя Хуморхон.

Действие происходит в небольшом районном центре Узбекистана в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Зубоврачебный кабинет в собственном доме Марасуля Хузурджанова. Угол дома с вывеской: «Зубной врач. Вход за углом». Устроившись в кресле для пациентов, М а р а с у л ь  лениво машет рукой, прогоняя назойливую муху.

Входит  З а р г а р о в.

З а р г а р о в (взглянув на часы). Что-то долго она не появляется, а, Марасуль?

М а р а с у л ь. Кто?

З а р г а р о в. Женушка…

М а р а с у л ь. Хуморхон?

З а р г а р о в. Окила!.. Окила, а не Хуморхон!

М а р а с у л ь. А… Если успела к утреннему автобусу, в три должна появиться.

Пауза.

З а р г а р о в. Гм… Рассердилась?..

М а р а с у л ь. Если муж женится, думаешь, жене радость?

З а р г а р о в. Как бы не подняла крик. Скомпрометирует…

М а р а с у л ь. Все плачет, плачет…

З а р г а р о в. Плачет?.. Слава аллаху! Скандала не будет… Спрашивала, кто… жена?

М а р а с у л ь. Я ответил, что ее зовут Хуморхон.

З а р г а р о в. Стало быть, обойдется честь по чести, а? К ней, понимаешь, надо как-то подойти… Заботливо. Успокоить. Утихомирить, а уж там и меня звать… Буду у себя.

Из дверей, ведущих во внутренние комнаты, выходит  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Сынок, Марасуль, мальчик… (Заргарову.) Здравствуйте!.. Беда, сынок, беда, Марасуль… так и не увижу тебя женатым, мальчик мой… Если нет бумаги из загса, — мулла не венчает. Будто бы аллах не велел!

З а р г а р о в. «Мулла не венчает»!.. Слова-то какие! Вы меня скомпрометируете!

М а р а с у л ь (заглянув в приемную). Тише… (Заргарову.) Еще одну милость, Ахаджан-ака! Будьте милосердны! Походатайствуйте!

З а р г а р о в. Свихнулся! У муллы благословения испрашивать!

М а р а с у л ь. У загса! У загса!.. Словечко!.. Единственное! (Берет трубку телефона.) Двадцать-один-двенадцать… Загс? Будет говорить товарищ Заргаров!.. Зар-гаров!.. (Передает трубку Заргарову.) Заведующий!..

З а р г а р о в (в трубку). Кхм… Салам… Вы что-то возитесь с оформлением брака Марасуля Хузурджанова… Бюрократизм… Как — несовершеннолетняя?

Ф а т и м а. Ей полных восемнадцать. Полных!

М а р а с у л ь. Совершеннолетняя! Вы сами подтвердите, что она совершеннолетняя!

З а р г а р о в. Совершеннолетняя! Ей полных восемнадцать… Вы сами подтвердите, что она… Кхм!.. Я подтверждаю!.. Учится в девятом? И на здоровье! Когда я учился в четвертом, мне было двадцать!.. Ответственность?.. У меня шея крепкая — валите! Был бы Заргаров, а ответственность будет!

М а р а с у л ь (касаясь его плеча). На душе пир, а ваши слова будто лакомые куски, Ахаджан-ака!

З а р г а р о в (в трубку). Слушайте! Еще и двух месяцев не прошло, как я назначен на эту должность, а вы уже игнорируете мои советы! Я пока еще не подорвал свой безупречный авторитет и никому другому не дам подрывать! Регистрируйте и поздравляйте! (Бросает трубку.)

Ф а т и м а. Да продлит аллах дни вашей жизни! У большого человека и сила большая!

М а р а с у л ь. Бегите в школу, мамаша, зовите Насибу. Будем ковать железо, пока горячо!

Ф а т и м а. Спешу! Спешу!..

З а р г а р о в. Я знать не знаю, ведать не ведаю! Помните! У меня авторитет!

Ф а т и м а. Помню! Помню! (Уходит.)

Из приемной входит  Р и з а м а т, грудь у него увешана всевозможными значками.

З а р г а р о в. Ризамат! Что с тобой?

Р и з а м а т. Зубы!..

З а р г а р о в. Болят?.. А голова?

Р и з а м а т. Угу!..

З а р г а р о в. Будешь так водку глушить, тебе не зубы, тебе голову вырвать придется, с корнем!

Р и з а м а т. Бросил! Всё!

З а р г а р о в. Смотри. (Оглядел значки.) Как же ты позабыл… крышку от чайника? А? (Уходит.)

Р и з а м а т. Обманули! Зубной врач Марасуль Хузурджанов и зубной техник Ризки Ходжаев! Обманули!

М а р а с у л ь. Кого?.. Вас?.. Мы?

Р и з а м а т. Берите, мошенники, сколько просите, но… Золото обещали, а поставили ржавую зеленую подкову! Укусить вас такими зубами — околеете!

М а р а с у л ь. Тише. Садитесь. Рот откройте. Потерпите…

Р и з а м а т. Погибаю!

М а р а с у л ь. Пошире!.. Бррр!.. Не нужно было водку пить…

Р и з а м а т. Скончался бы! Умер!.. Погиб!.. (Жалобно.) Отравили…

М а р а с у л ь (осматривает зубы). Потерпите… Да… Конечно… У вас миокардиодистрофия!

Р и з а м а т. Кто?

М а р а с у л ь. Миокардиодистрофия.

Р и з а м а т. Э-эх!.. Знал бы, что им против нее не устоять, — обошелся бы!..

М а р а с у л ь. Давно пора! Водка — яд!

Р и з а м а т. Без зубов твоих обошелся бы!.. Спасите!.. Укушу!

М а р а с у л ь. Бегите к Ризки Ходжаеву. В поликлинику!.. Я ему позвоню… Еще не поздно! Если не будете пить по дороге…

Р и з а м а т. До поликлиники близко… Попробую! (Уходит.)

М а р а с у л ь (звонит по телефону). Одиннадцать-восемнадцать… Ризки? Ах ты, горе мое! Договорилсь ведь — хотя бы половину золота ставить…

В дверях появляется О к и л а.

Окисление!.. В том-то и дело — родственник товарища Заргарова! Послал к тебе… Исправляй! Сказал, что из-за водки схватил миокардиодистрофию! Да!.. (Вешает трубку. Увидев вошедшую Окилу.) О-о!.. Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать, Окила-апа!.. Как доехали?..

О к и л а. Благодарю… Где же Ахаджан-бай! С молодой женой не до старой?

М а р а с у л ь. Потерпите… Спокойнее… (Берет трубку телефона.) Двадцать-пять-пятнадцать… Ахаджан-ака? Окила-апа… (Кладет трубку, вздохнул.) Кому и когда был выгоден скандал, Окилахон-апа? Прогадаете! Бывают слова звонкие, как серебро, но молчание оценивают, как золото.

О к и л а. Бывает и золото не дороже меди. Как он оценил семнадцать лет жизни, которые день за днем, час за часом я провела в заботах о нем? Задумался бы хоть о детях — их ведь у него трое! Уронила бы я семнадцать лет назад в землю хоть одну косточку — был бы у меня теперь зеленый шатер над головой и спелые плоды… (Плачет.)

М а р а с у л ь. Прогадаете! Прогадаете, Окила-апа… Спокойнее…

Входит  З а р г а р о в. Окила встает.

З а р г а р о в. А-а… Здравствуй… (Пауза.) Как дети?

О к и л а (утирает слезы). Здоровы… Еще не позабыли детей?

З а р г а р о в. Ну что ты говоришь! Присядь. Успокойся. Чему быть — того не миновать. Если хочешь — воля твоя, делай как знаешь, кричи на всю улицу, на весь город. У тебя трое детей… Если же поймешь, примиришься.

М а р а с у л ь. Смирение — золото!

З а р г а р о в. Умно! Рано ли, поздно ли — заблудший конь в конюшню вернется!

Х у м о р х о н, возвращающаяся из магазина, остановилась у окна, уронила покупки.

Х у м о р х о н. Ах! Помогите же мне!.. Марасуль-ака!..

З а р г а р о в (упал в кресло). Ох!.. Ох… Помоги же мне! Рви! Скорее!

М а р а с у л ь (подбирая щипцы). Потерпите… Спокойнее…

Х у м о р х о н (у окна). Что с вами, Ахаджан-ака?!

Окила пристально смотрит на Хуморхон.

М а р а с у л ь (к Хуморхон). Удаление зубов — зрелище неприятное! Ступайте, ступайте!

Х у м о р х о н. Вы причиняете ему боль! Осторожнее!.. (Уходит.)

Окила смотрит ей вслед.

З а р г а р о в (достает из бумажника деньги, протягивает Окиле). Купишь детям что-нибудь такое…

О к и л а. Ребятишки покоя не дают — все папа да папа… Где он?.. Как нибудь приехали бы…

З а р г а р о в. Как-нибудь приеду… Ребятишек поцелуй!

О к и л а  уходит.

М а р а с у л ь. Рискуете головой, Ахаджан-ака. Грянет гром — тут вам и райком, тут и прокурор, и фельетон. И такое переплетение личного и общественного произойдет, что…

З а р г а р о в. Раскаркался!

М а р а с у л ь. Была бы у вас Хуморхон возлюбленной или еще так как-нибудь, без бюрократизма, — понимаю. Так нет — расписались!..

З а р г а р о в. Попался… Как-то она, Хуморхон, пришла, плачет… Ребенок, говорит, будет, понимаешь? Испугался. А у страха глаза велики; мне и показалось, что живот у нее большой… Обманула она меня. Понимаешь? Пораскинул умом и решил: хорошо иметь жену покультурнее. Если бы Окила училась в свое время, цены бы ей не было! Отстала… не работала над собой.

М а р а с у л ь. Она грамотная, по-моему…

З а р г а р о в. Была!.. Училась то ли в седьмом, то ли в шестом классе, когда я женился на ней. Большой дом — большая забота, дети. Какая тут учеба? Бросила… У меня тот же дом, те же дети, а я как будто успеваю все! Эх, были бы три тысячи, услал бы я Хуморхон куда подальше, с чужих глаз долой, пока все успокоится.

Входит  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Уроки у Насибы, мальчик мой… Сказала ей, чтобы после уроков пришла.

М а р а с у л ь. Есть у вас деньги, мамаша? Еще три тысячи Ахаджану-ака.

Ф а т и м а. Какие у меня деньги, сынок?

М а р а с у л ь (тихо). Сами знаете — человек нужный, мамаша…

Ф а т и м а (шепотом). Без возврата все! (Из-под кушака достает пачку денег, торопливо отсчитывает.) Две тысячи! Довольно!

Голос Насибы: «Девочки… я вас догоню».

Входит  Н а с и б а, она в школьной форме.

Н а с и б а. Здравствуйте…

М а р а с у л ь. Ай-ай-яй! Что же не переоделись?

Ф а т и м а. Голубушка пришла, принцесса моя!

Насиба кладет портфель на стул.

З а р г а р о в (присматриваясь). Кхм… Только не тащи ты ее в загс в школьной форме… И себя и меня подведешь.

М а р а с у л ь. Как можно!

З а р г а р о в. Росточком мала!

Ф а т и м а. У нас туфли на высоких каблуках!

З а р г а р о в. Ладно… Чему быть — того не миновать, а я ничего знать не знаю и ведать не ведаю! Пора! Дела… (Уходит.)

Ф а т и м а. Радость моя, пойдем, пойдем, голубушка моя…

Ф а т и м а  и  Н а с и б а  уходят во внутренние комнаты. Марасуль, мурлыча какую-то песенку, приводит в порядок инструменты. Появляются  Ф а т и м а  и в новом наряде Н а с и б а. В туфлях на непривычно высоких каблуках она ступает с опаской.

М а р а с у л ь. Ну, пошли, пошли! Пора!

Н а с и б а. Снова в загс?

Ф а т и м а. Сам Ахаджан-ака им приказал! С богом!..

Насиба берет портфель.

М а р а с у л ь. Теперь портфель долой! (Берет у Насибы портфель, отбрасывает.)

Ф а т и м а. С богом!.. К возвращению вашему такой пир приготовлю!

М а р а с у л ь  и  Н а с и б а  уходят. Фатима, молитвенно сложив руки, благословляет их.

КАРТИНА ВТОРАЯ

Скромная комната в домике Рохили Аскеровой. Р о х и л я  встревоженно следит за  М а р а с у л е м, который крупно шагает из угла в угол.

М а р а с у л ь. В жизни не видал такого упрямства. Все люди как люди — от обезьяны произошли, а заведующий загсом — определенно от ишака.

Р о х и л я. Что вы говорите, Марасуль.

М а р а с у л ь. Нет — что он говорит! (Передразнивает.) «Не могу сочетать вас законным браком — это незаконно». Я ему человечно объясняю: «Вам же звонил товарищ Заргаров» — а он: «Даже сам господь бог не в силах изменить дату рождения человека. Невеста несовершеннолетняя».

Р о х и л я. Господи, что же делать? Уж если сам товарищ Заргаров не может…

М а р а с у л ь. «Товарищ Заргаров не может»? Вот. (Торжественно достает какую-то бумагу.) Мы ему покажем. Мы всем покажем…

Р о х и л я. Покажите мне.

М а р а с у л ь (читает). «Да станет известно досточтимому Нишанбаю, которого мы почитаем как младшего брата, что подателем сего является Марасуль Хузурджанов, которого мы лелеем как младшего брата, и просим мы произвести через вашу книгу регистрации бракосочетание его с избранной им подругой жизни Насибахон Аскеровой и выдать ему на руки документы, оформленные по всем правилам закона, в целях совместного прохождения ими дальнейшего жизненного пути. Заргаров». Вот! (Бережно складывает и прячет бумагу.) Поедем в кишлак к товарищу Нишанбаю и вернемся мужем и женой.

Р о х и л я. Когда же это будет?

М а р а с у л ь (торжественно). От полного счастья нас отделяют три часа. (Обыкновенным голосом.) До кишлака ехать не больше часа, час — назад и еще час на оформление.

Р о х и л я. С богом и поезжайте.

М а р а с у л ь. Что же, я один поеду жениться? Почему до сих пор нет Насибы?

Р о х и л я. Прямо не знаю, что подумать. Сказала — на минуточку сбегаю в школу…

М а р а с у л ь. Ох, эта школа. Вы напомнили ей, что никому нельзя говорить о свадьбе?

Р о х и л я. Будьте покойны, Марасуль.

М а р а с у л ь (взглянул на часы). Как только вернется Насиба, одевайте ее. Я пойду за машиной. (Уходит.)

Р о х и л я (открывает гардероб, достает наряды дочери). Слава аллаху, что послал мне радость увидеть свадьбу дочери. И какую свадьбу. Богатую, красивую. Милая моя доченька, большое счастье постучалось в твою дверь. За всю жизнь у твоей матери не было столько нарядов, сколько у тебя — невесты.

Входит  Н а с и б а, она в школьной форме, которая выглядит особенно скромной на фоне ярких туалетов, разложенных Рохилей по комнате.

А, ты вернулась, ненаглядная моя. Одевайся скорее. Марасуль сейчас приедет за тобой на машине.

Насиба не двигается.

Что с тобой? Что случилось?

Н а с и б а (тихо). Я не могла… Пулатджан Домла спросил меня, и я… (Взволнованно.) Мамочка, дорогая моя мамочка, не надо этого делать! Пусть будет, как вы хотите, но потом, после окончания школы…

Р о х и л я (изумленно). Ты… ты все рассказала директору?

Н а с и б а. Я обещала… я дала слово… Я хочу кончить школу. (Уходит в другую комнату.)

Р о х и л я (ей вслед). Судьба идет тебе навстречу, а ты… Ты неблагодарная. Учиться можно всегда, а птица счастья только раз в жизни опускается на плечо девушки. Одевайся скорее. (Идет за Насибой с нарядами. Дальше разговор происходит за сценой.) Вот это надень. Или лучше это. Глупенькая моя, тебе надо плакать от радости, а не от горя.

Стук в дверь.

(Выходит из второй комнаты.) Вот и Марасуль. Сейчас, сейчас мы будем готовы.

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Можно к вам, Рохиля-ханум?»

Кто это?

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Пулатджан Домла».

Р о х и л я (испуганным шепотом). Директор… (Громко.) Сейчас, сейчас. (Заметалась по комнате, убирая разложенные наряды. Бросилась в другую комнату.) Доченька, скорее переодевайся обратно. Это не Марасуль. Это, это…

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Можно?»

Пожалуйста, уважаемый директор, пожалуйста, Пулатджан Домла.

Входит  П у л а т д ж а н  Д о м л а.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Салам алейкум.

Р о х и л я (входя). Салам, салам. Проходите, пожалуйста, садитесь. (Предлагает гостю стул, на котором лежит яркое платье.) Ах, извините. (Прячет платье.) Садитесь, пожалуйста.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Спасибо. (Садится.) Как себя чувствуете?

Р о х и л я. Благодарю вас — хорошо.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Н-да.

Р о х и л я. Н-да.

Молчание.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Слышал я, собираетесь играть свадьбу?

Р о х и л я. И в мыслях такого не было.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Значит, «и в мыслях не было»?

Р о х и л я. Да! Совсем забыла — из одного хорошего дома присылали сваху…

Входит  Н а с и б а. Она снова одета в школьную форму.

Насиба, доченька, поставь самовар… Да, вот еще. (Идет за Насибой, шепчет.) Придет Марасуль, предупреди…

Н а с и б а  выходит.

(Возвращается к Пулатджану Домле.) Все учить надо, все учить — молодая еще, совсем глупенькая…

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Что же хорошего в том доме?

Р о х и л я. Все хорошо. Обстановка, ковры, куры, гуси и сам хозяин…

П у л а т д ж а н  Д о м л а (перебивая). Тоже хорош гусь!

Р о х и л я. Он не гусь. Он доктор. Зубной врач.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Откуда же такое богатство? Можно подумать, он вытаскивает изо рта у людей не больные зубы, а жемчужины.

Р о х и л я. Он доктор расторопный, ловкий, а больных зубов много… Такое счастье привалило моей сиротке. Она ведь без отца выросла. (Всплакнула.)

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Каждая мать хочет своим детям счастья. Разве Насиба нищая?

Р о х и л я. Жалко упустить образованного жениха.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Образованного, говорите? Что-то его образование сильно смахивает на невежество.

Р о х и л я. Что вы, уважаемый директор! Он такой ученый!

П у л а т д ж а н  Д о м л а. И считает, что его учености хватит на двоих и незачем Насибе учиться дальше?

Р о х и л я. Ах, ничего я не знаю. Я просто хочу дитю своему счастья.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. В старые времена девушка нередко становилась третьей или четвертой женой седобородого ишана. А ее родители искренне желали ей счастья.

Р о х и л я. Но ведь Насиба любит своего жениха.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Неправда. Ее сердечко еще молчит. Я беседовал с ней.

Н а с и б а  вносит самовар.

Р о х и л я. Прошу вас, уважаемый Пулатджан Домла. (Расставляет на столе угощение.)

Пулатджан Домла прошелся по комнате, подошел к тумбочке, на которой в вазе величаво и нежно цветут розы.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Один бутон засох. Жаль… (Глядя на Насибу.) Девять лет мы, учителя, отдавали ей не только свои знания, но и тепло собственного сердца… Да, Рохиля-ханум, жаль бутон — ведь мог распуститься чудесной розой… (Садится. Берет пиалу с чаем.)

Р о х и л я. Уважаемый директор, ведь вы для Насибы как родной отец. Я все собиралась к вам посоветоваться. А пока что решила — пусть они обручатся, жаль упускать хорошего жениха, и свахи отстанут — отбою от них нет… Ну а свадьбу будем играть, когда Насиба школу окончит. (Насибе.) А ты, глупая, ничего не поняла, бог знает что наговорила, расстроила уважаемого директора. Обручение это, а не свадьба. Извинись скорее…

Н а с и б а. Простите меня, Пулатджан Домла, все я спутала, оказывается.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Ну, что Насиба спутала свадьбу с обручением — не беда. Вот если вы, Рохиля-ханум, спутаете — будет хуже. Я тоже хочу для Насибы счастья. Настоящего счастья… Благодарю за угощение. Мне пора… Всего хорошего.

Н а с и б а. До свидания.

П у л а т д ж а н  Д о м л а  уходит. Рохиля провожает его, затем возвращается.

Р о х и л я (причитает). И за что меня судьба бьет! Растила тебя без отца… Собственного счастья не видела, думала под старость на твое порадоваться. Куда там! Тебе школа дороже дома, учителя роднее матери. Не дал мне аллах сына и забрал мужа… Мечтала я зятя иметь… Надеялась, что мужская рука поддержит меня в старости и бросит горсть земли, когда сойду я в могилу… Сама от счастья бежишь и меня последней в жизни радости лишаешь. (Плачет.)

Н а с и б а (плачет). Не говорите так, мамочка…

Входит  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Что такое? Что случилось?

Р о х и л я. Она… Она… Ой, не могу! (Плачет.)

Н а с и б а. Пулатджан Домла приходил насчет нашей свадьбы.

М а р а с у л ь. Откуда он узнал?

Р о х и л я. Она… Она все рассказала…

М а р а с у л ь (Насибе). Вы?

Н а с и б а. Я не могла иначе…

М а р а с у л ь. А он что?

Н а с и б а. Он очень огорчен. Он боится, что я не кончу школу. Он…

М а р а с у л ь (перебивая). Только и всего? Как жаль, что я не встретился с ним. Он бы сразу успокоился. Ведь я всю жизнь посвятил науке. Да что там жизнь. Я и после смерти… Я уже завещал свой скелет университету. Его будут изучать студенты. Разве у человека с таким скелетом может быть необразованная жена? Товарищ Заргаров сватал мне свою сестру. Родную! Отказался. Не желает учиться, не хочет расти над собой.

Р о х и л я. Слышишь?

Н а с и б а. И я окончу школу?

М а р а с у л ь (презрительно). «Школу»?! Университет! Аспирантуру! Докторантуру! Я вас академиком сделаю!

Р о х и л я. Слышишь?

Н а с и б а (ошеломлена). Академиком?

М а р а с у л ь (убежденно). Вам нужен такой наставник, как я… Я протягиваю вам руку не как мужчина — как ваш научный руководитель. Эта рука приведет вас на самый верхний этаж Московского университета… Скорее в загс!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Дом Марасуля Хузурджанова. Терраса, за ней комната. Середина мая. Молодые фруктовые деревья окружили дом, и кажется, что они любуются его богатой отделкой.

Н а с и б а. Еду, еду! Через три часа поезд, а через три дня…

«Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины. Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Па́рит неподвижно со мной наравне…»

Н а з и р а. «Па́рит»! Это орел, а не банный веник. Вот что значит не ходить в школу!

В е р а (мягко). «Пари́т».

Н а с и б а. Ну и пусть «пари́т». А я скоро буду на Кавказе. (Мечтательно.) Казбек… Арарат…

В е р а (мягко). Ты же едешь в Кисловодск.

Н а с и б а. Да. А что?

Н а з и р а (взрываясь). А то! Где Кисловодск, а где Казбек с Араратом. Все, все перезабыла. Будто никогда не учила географии.

Н а с и б а. Ты просто завидуешь. Я увижу все это сама, а ты только в книжках читала.

Н а з и р а. Завидую? Я тебе завидую?

В е р а. Не горячись, Назира. (Насибе.) Конечно, увидеть все это самой очень интересно. Только ведь экзамены сдавать тоже нужно тебе самой.

Н а с и б а (легко). Экзамены? Сдам осенью. Так сказал мой Марасуль-ака.

Н а з и р а. Сначала отдых — потом работа! Нет, я больше не могу! Пойдем, Вера. Пусть попробует повторить это на комсомольском собрании.

Н а с и б а (испуганно). Не уходите! Вера, Назира!

В е р а. Назира права. Ехать на курорт, когда на носу экзамены… Я понимаю — была бы ты больна…

Н а с и б а. Да! Я совсем забыла! Мне необходимо на курорт. Так и в справке написано.

Н а з и р а. В какой справке?

Н а с и б а. В медицинской. Из поликлиники. Мой Марасуль-ака отнес ее в школу.

Н а з и р а. Ах, бедная Насиба! Она так тяжело больна, что даже забыла о своем недуге…

В е р а. Ты была в поликлинике?

Н а с и б а. Нет. Мой Марасуль-ака приложил ухо вот сюда… нет, сюда, послушал и вот так покачал головой.

Н а з и р а. Так, значит, головой покачал Марасуль-ака, а справку выдала поликлиника? Эх, Насиба, Насиба… Знаешь, как тебе надо лечиться?

Н а с и б а. Как?

Н а з и р а. Готовиться к экзаменам.

В е р а. А мы поможем.

Н а с и б а. Да вы не беспокойтесь. Я непременно сдам. Осенью. В вечерней школе. Иначе нельзя — ведь моего Марасуля-ака вызывают на работу в Москву.

Н а з и р а. Да, и я слышала, будто в Москве не хватает зубных врачей.

Н а с и б а. Смейся, смейся. А мы переедем. И я буду учиться в Московском университете на тридцатом этаже.

Н а з и р а. И слушать лекции, сидя на шпиле!

Н а с и б а. Что?

В е р а (Насибе). Ты опять напутала — в университете двадцать шесть этажей.

Н а з и р а. Высоко залетела!

Н а с и б а. Ну и пусть! Все равно буду учиться на самом верхнем этаже, стану кандидатом, а потом доктором наук. (С шутливой важностью.) Профессор — доктор Насибахон Каримовна Аскерова, ах, нет — Хузурджанова! (Назире.) А ты завидуешь, завидуешь! (Затевает веселую возню и одерживает верх над Назирой.) Не стану, да? Не стану?

Н а з и р а. Сдаюсь, сдаюсь. Станешь!

Н а с и б а. То-то…

Девушки поднимаются с пола, приводят себя в порядок.

В е р а (запевает). «Давно, друзья веселые, простились мы со школою…».

Все увлеченно подхватывают «Школьный вальс».

Н а с и б а. Школа… Девять лет… Подруги… Не знаю. Иногда кажется, что я чужая всем. И так тоскливо сжимается сердце… А в вечерней школе учатся взрослые женщины… И я взрослая. У меня — муж…

В е р а. Ты от всех утаила. Знай школа вовремя… По крайней мере на год следовало отложить свадьбу.

Н а с и б а (задумчиво). Конечно, можно было подождать.

В е р а. Как же это получилось?

Н а с и б а (откровенно). Мама все твердила: «Хочу увидеть твое счастье». А потом — сам товарищ Заргаров вмешался… И мой Марасуль-ака каждый день встречал меня с цветами, когда я шла из школы. И в ясный день и в непогоду…

Н а з и р а. И тебе стало жалко, что он размокнет под дождем?

Н а с и б а (задетая). Подожди, вот нагрянет к тебе любовь.

В е р а (тихо). Ты любишь его?

Н а з и р а. Повременила бы со своей любовью. Небось не съела бы ее моль.

Н а с и б а (задумчиво). Люблю? Конечно, люблю. (Тряхнула головой, отгоняя печальные мысли.) Смотрите — этот дом, эти деревья, эти вещи — все мое! Если человек отдает тебе все свое достояние, всего себя, если этот человек твой муж — как же не любить его?

Голос Фатимы: «У-у, чтоб тебе провалиться. Оставишь ты их в покое или нет?»

Н а з и р а. Кто это?

Н а с и б а. Свекровь.

В е р а. Ты очень изменилась, Насиба.

Входит  Ф а т и м а. Она в парандже, но без чачвана. В каждой руке у нее по бидону для молока.

Ф а т и м а. Невестушка, где вы? (Увидела гостей.) Салам! Салам! Как хорошо — невестушка с гостями. И я с вами немного посижу. Устала. Можно?

В е р а. Конечно, мы очень рады.

Н а з и р а. Пожалуйста.

Ф а т и м а. А вы не стесняйтесь меня, старую. Не люблю, когда свекровь вмешивается в беседу молодых. Да и забот много. Наседкам надо подсыпать.

Н а с и б а. Я подсыплю, мама. (Выбегает.)

Ф а т и м а. Нет-нет. У вас гости. Я все сама сделаю. Да. Натерпелась я в молодости от свекрови и, когда родился мой Марасуль, поклялась не вмешиваться в дела невестки. Не нагружать ее делами.

Возвращается  Н а с и б а.

Ф а т и м а. Невестушка, а под рябенькую подложили?

Н а с и б а. Подложила.

Ф а т и м а. И Чернушка сама не своя ходит — ко-ко-ко да ко-ко-ко. (Изображает квохчущую курицу.) Тоже на яйца просится.

Насиба снова идет к двери.

Посидите вы с гостями…

Н а с и б а  уходит.

Да, дала я, значит, обет беречь невестушку, и бог сжалился надо мной — послал мне Насибу.

Возвращается  Н а с и б а.

Н а с и б а. Все сделала, мама…

Ф а т и м а. Вот спасибо, вот спасибо. Отдыхайте. Да, чуть не забыла… На лбу у коровушки лишай выступил. Говорят, ножом поскоблить да керосином потереть — сойдет… У вас, невестушка, глаза молодые, да и руки твердые.

Назира давится от смеха. Вера отчаянно толкает ее в бок и закрывает от Фатимы.

Н а с и б а. Доктору, мамочка, покажем. Ветеринару.

Ф а т и м а. Что вы, невестушка! Вот если, не дай бог, коровушка околевать станет — тогда уж все равно, можно и доктору. А так — ни-ни. Залечат…

Встревоженно загоготали гуси.

Ну что за мальчишка этот Аскад. Чтоб тебе никогда не вырасти.

Н а с и б а, опережая засуетившуюся Фатиму, бежит за калитку. Голос Насибы: «Вот я тебя сейчас крапивой».

Ф а т и м а. Невестушка, он в ту калитку юркнул, так и вьется, так и вьется, комар приставучий.

Назира было открыла рот, но Вера толкнула ее в бок — молчи, мол.

В е р а. Тетушка Фатима, нельзя Насибе ехать сейчас на курорт — у нее экзамены. Отговорите сына.

Ф а т и м а. Что вы — я поклялась аллаху не вмешиваться в дела молодых. И потом, в нашем государстве все свободны. Как я могу… (Уходит.)

Н а з и р а. Слыхала?

В е р а. Н-да.

Гудок подъехавшей машины. Входят  Н а с и б а  и  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. А, девушки, салам, салам. (Насибе.) Хотел купить вам одну вещь — оказывается, истратил все деньги. (Шутливо.) Придется взять у вас взаймы.

Н а с и б а (важно). Сколько?

М а р а с у л ь (небрежно). Пустяк. Полторы тысячи.

Бросив гордый взгляд на подруг, Н а с и б а  выходит.

Ну-с, что новенького, девушки?

В е р а. Экзамены у нас скоро.

Н а з и р а. А Насиба уезжает — тоже новость.

М а р а с у л ь. Я вас серьезно спрашиваю.

В е р а. Нас послала комсомольская организация.

Н а з и р а. Почему вы увозите Насибу?

М а р а с у л ь. Ей необходимо на курорт. Я отнес справку в школу.

Н а з и р а. Разве Насиба больна?

М а р а с у л ь. У нее миокардиодистрофия.

В е р а. Это серьезная болезнь?

М а р а с у л ь. Болезнь с таким названием не может быть легкой.

Н а з и р а. А в чем она заключается?

М а р а с у л ь. Это очень коварная штука. Вначале человек почти ничего не чувствует… Не говорите с Насибой. Она не знает о своем недуге.

Появляется  Н а с и б а. В руках у нее пачка денег. Торжествующе поглядев на подруг, она с удовольствием пересчитывает их и отдает мужу.

Н а с и б а. Вот.

М а р а с у л ь. Спасибо. Цель поездки — лечение. Цель лечения — вернуться к учению. Так и передайте в школе. Насиба сдаст все экзамены на пятерки. Осенью. Я даю это обещание вашему комсомольскому коллективу от имени нашего семейного коллектива. Я скоро вернусь. (Девушкам.) Не прощаюсь.

Н а з и р а. Мы сейчас уходим.

Н а с и б а. А провожать нас?

В е р а. Мы придем на вокзал.

Н а з и р а. Может быть.

М а р а с у л ь. Так я вас подвезу.

Н а с и б а (жеманно ласкаясь). Марасуль-ака, можно я немножечко посижу за рулем. Ну чуть-чуть…

М а р а с у л ь (девушкам). Вот видите, чему у меня Насиба учится. (Насибе.) Ну хорошо. Только до большой улицы.

Все уходят. Шум мотора, гудок машины, гоготание гусей. Звонит телефон. Появляется  Ф а т и м а  с ведром в руках.

Ф а т и м а (снимает трубку). Слушаю… Нет его дома. А вы кто будете? А-а. В каком же магазине вы директором, сын мой? В школе? А-а… Да, уезжают… Что?.. Ай-яй-яй, а еще ученый человек! Насиба, слава аллаху, свободна. Что хочет, то и делает.

На улице гогочут гуси.

Некогда мне с вами разговаривать. (Кладет трубку, спешит к калитке.) Вот я тебя! (Замахивается палкой и едва не ударяет входящую в калитку Хуморхон.)

Х у м о р х о н. Ой! Что вы, тетушка?

Ф а т и м а. Спасения от этого. Аскада нет. За гусями гоняется. Норовит верхом сесть. Чтоб тебе на ежа усесться, проклятый!

Х у м о р х о н. Можно позвонить? Мой бестолковый муж не может приказать как следует — вот и чинят наш телефон кое-как. Опять испортился.

Ф а т и м а. Можно, можно. Позвони. (Уходит в дом.)

Х у м о р х о н (по телефону). Двадцать четыре семьдесят четыре… Привет. Это я… Как кто? Хуморхон! Мой у себя? Ах, нет его? Спасибо… Двадцать три восемьдесят девять… Говорит жена Заргарова. Ушел? Куда ушел?.. Не сказал?.. Спасибо. (Резко опускает трубку на рычаг.)

Вбегает  Н а с и б а.

Н а с и б а (дурачась). Ду-ду-ду! Е-ду! Радиатор, карбюратор, аккумулятор! Здравствуйте, Хуморхон-апа.

Голос Фатимы: «Невестушка, пора корову доить, а мне помолиться время».

Н а с и б а  вприпрыжку убегает с ведром. Хуморхон идет к калитке, звонит телефон. Появляется  Ф а т и м а, снимает трубку.

Ф а т и м а. Слушаю… Сейчас, сейчас. (К Хуморхон.) Ваш муж. (Расстилает молитвенный коврик, начинает молиться.)

Х у м о р х о н (по телефону). Ахаджан-ака, где вас носит? По всем телефонам звонила… Что-о?.. Как это — нет! Когда все знают, что я на курорт еду. Не смейте без путевки и домой приходить!.. И слышать не хочу. (В сердцах кладет трубку. Уходит.)

Фатима молится. Слышен гудок машины, входит  М а р а с у л ь. В руках у него сверток. Заметив молящуюся мать, Марасуль на цыпочках идет в дом.

Ф а т и м а (склонясь в земном поклоне). Постой.

Марасуль останавливается. Не меняя позы, Фатима ведет с ним разговор, продолжая бить поклоны и шептать молитвы.

Постой, говорю. Что это?

М а р а с у л ь. Китайский халат.

Ф а т и м а. Покажи.

Марасуль разворачивает сверток.

Учился, учился, а ума не набрался. Зачем тебе эти тряпки?

М а р а с у л ь. Я…

Ф а т и м а. Молчи! (Шепчет молитвы.) Говори.

М а р а с у л ь. Я хотел порадовать вашу невестку.

Ф а т и м а. Эх ты. Мою невестку надо радовать золотом. (Проводит руками по лицу, заканчивая молитву.) Браслеты, кольца, часы… Ей радость — мне покой… Золото, что солнце — и черный день озарит.

М а р а с у л ь. Но ведь его не примут обратно… Молодые женщины любят такие вещи… Вот и Хуморхон…

Ф а т и м а. Хуморхон? Ей и сбудем. Да не вздумай говорить настоящую цену. Хоть десятку наживи… Из школы звонили.

М а р а с у л ь. Что?

Ф а т и м а. Все то же.

М а р а с у л ь. Не нажить бы беды…

Ф а т и м а. Эх ты, тряпка. Свободная она женщина? Свободная. Хочет — учится, хочет — на базаре торгует; так всем и говори. Не для того я тебя женила, чтобы на невестку работать. Пора ей за хозяйство браться, и ученость тут ни к чему. Я без учености, слава аллаху, прожила и сына в люди вывела.

М а р а с у л ь (раздумывая). Чего уж и говорить. Верно… с одной стороны. А с другой — школа, комсомол…

Ф а т и м а. Проездите вы месяца два, никак не меньше, а за два месяца много в арыке воды утечет, все забудется!

Входит  Н а с и б а.

Н а с и б а. Мама, куда девать молоко?

Ф а т и м а. Сама им займусь. (Уходит.)

Н а с и б а (Марасулю). Купили, да? Покажите.

М а р а с у л ь (протягивая ей халат). Но… мне не особенно нравится.

Н а с и б а. Сейчас надену, примерю, да?

М а р а с у л ь. Вам тоже не понравится.

Н а с и б а уходит в дом, за ней — М а р а с у л ь. Появляются возбужденные  З а р г а р о в, Х у м о р х о н, вслед за ними  Р и з а м а т.

З а р г а р о в (Ризамату). Так что же ты до сих пор молчал?

Х у м о р х о н. Заргаров не может достать путевку! Дяде это и в голову не приходило!

З а р г а р о в. Ну хорошо, как ты сказал?

Р и з а м а т. Председатель артели «Инобат» Рахимов Малик.

Заргаров снимает трубку телефона.

З а р г а р о в (по телефону). Артель «Инобат»… Что?.. Занято?.. (Кладет трубку.) Он так и сказал тебе, что получил путевку?

Р и з а м а т. Не он мне сказал, а я его спросил… Приятели мы…

З а р г а р о в. Так он получил путевку?

Р и з а м а т. Да, говорит, вчера получил.

З а р г а р о в (берет трубку телефона). Артель «Инобат»… (Солидным басом.) Председателя мне… А-а, привет… Заргаров… Благодарю. Ну, как идут дела?

Х у м о р х о н. Короче! Короче!

З а р г а р о в. Вы понимаете, я оказался в очень затруднительном положении! Тяжело заболела спутница моей жизни.

Х у м о р х о н. Что еще за «спутница жизни»? Жена заболела!

З а р г а р о в. Да, жена… Я слышал, что вы получили путевку в Кисловодск. Так вот, не смогли бы вы уступить ее нам? А для вас я бы достал на следующий месяц. Как вы смотрите на это?.. Посылать человека? Благодарю! (Кладет трубку.)

Х у м о р х о н. Есть, да?

З а р г а р о в. Ризамат, беги за путевкой!

Р и з а м а т  уходит.

Неприятно одалживаться у таких людей, как этот — председатель артели… Да! Недолго и авторитет потерять…

Х у м о р х о н. Есть что терять! Путевку и то не смогли достать без моего дяди! Авторитет! Был бы авторитет, не ходил бы родной дядя жены в завхозах!

З а р г а р о в. Душенька, ты же знаешь, можно устроить и на другую работу. Только ведь он… до чего дошел: хлеба накрошит, водки нальет и хлебает ложкой!

Х у м о р х о н. Хватит, хватит! Мне нужны деньги!

Входят  М а р а с у л ь  и  Н а с и б а.

Н а с и б а. Идите-ка сюда, Хуморхон-апа, я вам одну вещь покажу! (Вместе с Хуморхон уходит.)

М а р а с у л ь. Добро пожаловать, Ахаджан-ака… Чем могу служить?

З а р г а р о в. С путевкой дело улажено, теперь… (Замялся.) Придется у тебя еще одолжить тысчонки три, братец.

М а р а с у л ь. Пожалуйста, какой может быть разговор!

Появляется  Ф а т и м а  в парандже, с бидоном в руках, направляется к калитке.

Мамаша, есть у вас деньги?

Ф а т и м а (быстро взглянув на Заргарова). Нет, денег нет!

М а р а с у л ь. Поищите как следует. Ахаджану-ака срочно понадобились три тысячи.

Ф а т и м а. А меньше никак нельзя? Меньше брать — легче отдавать… (Пауза. Помедлив, со вздохом достает деньги.) Вот нате-ка пересчитайте. (Недовольно бурча уходит.)

З а р г а р о в (прячет деньги в карман). Спасибо! Ну и мамаша — легче у самого себя зуб вырвать, чем у нее деньги. Так я за билетом.

М а р а с у л ь. Я как раз собирался отвести машину в гараж. Идемте, подвезу.

Входят  Н а с и б а  и  Х у м о р х о н  в халате.

Ах… Как вам идет, Хуморхон!

Н а с и б а. А мне разве не шел?

М а р а с у л ь. Шел, но не подходил. Великоват!

Х у м о р х о н (Заргарову). Да говорите же!

З а р г а р о в. Хорош, хорош.

Х у м о р х о н (Насибе). Сестрица, голубушка, уступите мне его…

М а р а с у л ь. Для вас ей не жалко и десяти халатов. (Моргает Насибе.)

Н а с и б а. Ладно, берите…

Х у м о р х о н (Заргарову). Есть у вас деньги?

З а р г а р о в. Конечно. (Марасулю.) После сочтемся.

М а р а с у л ь. Пожалуйста, пожалуйста… (Про себя.) Опять прогорел…

Входит  Р и з а м а т.

Р и з а м а т. Вот она! Путевка!

Х у м о р х о н (обрадованно). Ах!

З а р г а р о в. Хорошо. (Уходит вместе с Марасулем.)

Х у м о р х о н. Идемте, дядя! Помогите мне собраться.

Уходят. Появляется  Р о х и л я. Она в парандже, но без чачвана. Насиба незаметно подходит к ней сзади и обнимает: от неожиданности Рохиля пугается.

Н а с и б а. Мы едем, мамочка, едем!

Р о х и л я. Счастливой и благополучной дороги, доченька моя!

Н а с и б а. Кавказ!.. Пушкин… Лермонтов… Ах, все равно вы ничего не поймете! (Кружит мать в танце.)

Р о х и л я. Ах, ах! Ну что ты делаешь, голова закружилась, упаду. (Любуется нарядом дочери.) Очень красиво! Носи себе на здоровье! Помню, поженились мы, и твой покойный отец подарил мне медное колечко!.. Как я радовалась!.. Дочурка моя ненаглядная! Нет на свете большего счастья, чем богатство! Оно приходит один раз в жизни. Уцепись за него покрепче! Почитай своего мужа! Почитай свекровь! Ходишь ли ты по утрам к ней на поклон?

Н а с и б а. Вот еще.

Р о х и л я. Не говори так, не говори, доченька! Послушалась ты меня — и вот какой стала! Богатой!

Во двор входит  З у х р а.

З у х р а. Здравствуйте!

Насиба бросается к ней, обнимает.

Р о х и л я. Зухра-биби! Здравствуйте, дорогая моя! Давно приехали?

З у х р а. Вчера только. Со свадьбой вас, говорят, можно поздравить?.. Поздравляю, доченька.

Н а с и б а. Спасибо.

Р о х и л я. Уж так жалели, что вас не было. Да вышло все нежданно-негаданно, многих и пригласить не успели. Ну, как вы съездили? Насмотрелись, наверное, чудес. Помолодели. Поправились! Дом отдыха, видать, впрок пошел.

Н а с и б а (весело). А мы на курорт уезжаем.

З у х р а. Слышала…

Р о х и л я. Так рада, так рада, доченька моя, что и сказать нельзя!

Н а с и б а. Одиннадцать тысяч берем с собой!

З у х р а. Хорошо, когда деньги человеку подвластны, плохо, когда он им… Начнут деньги трепать человека, как ветер осенний лист!

Н а с и б а. Кого же они треплют?

З у х р а. Тебя, например! На курорт уносят.

Р о х и л я. Разве это плохо?

З у х р а. Сначала оторвали от школы, теперь уносят бог знает куда…

Р о х и л я. Голубушка моя, Зухра-биби, многие девушки учатся только до замужества.

З у х р а. Лекарь тот, кто сам болезнь перенес, говорили в старину… А вы… Сами горькую долю, темноту пережили и такое говорить не стыдитесь.

Н а с и б а (упрямо, матери). Буду учиться, буду!

Р о х и л я. Хорошо, хорошо, будешь.

З у х р а. Все в школе, от мала до велика, огорчились…

Входит  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ба, кого я вижу! Добро пожаловать, дорогая тетушка! (Насибе.) А где мамаша?

Н а с и б а. Сейчас придет, наверное.

М а р а с у л ь. Пора уже… Надо заранее поесть плову, спокойненько попить чаю и, не торопясь, тронуться в путь.

Н а с и б а. Мамочка, все к плову уже приготовлено, растопите очаг!

Р о х и л я. Иду, иду, доченька! (Марасулю.) Все возьмемся — быстренько сделаем. (Уходит.)

Н а с и б а. Я сейчас принесу рис… (Уходит в дом.)

З у х р а. Эх, племянничек! Женился на несовершеннолетней, теперь на курорт ее увозишь, отрываешь от учебы!

М а р а с у л ь (раздраженно). Единственный, кто еще не совал своего носа в это дело, школьная сторожиха! (Собирается уходить.)

З у х р а. Постой-ка!

Насиба выносит из дома рис и проходит на кухню.

Я хоть и сторожиха…

М а р а с у л ь. Насибахон! (Хочет идти за ней.)

З у х р а. Постой, тебе говорю!

Голос Рохили: «Зухра-биби! Идите скорее!»

М а р а с у л ь. Мамаши нет дома, помогите им. И проповеди свои оставьте! Рассержусь не на шутку.

З у х р а. Только запомни: если не дашь ей доучиться, ты мне не племянник, так и знай!

М а р а с у л ь. Ладно, ладно, идите!

З у х р а  уходит. Входит  Н а с и б а.

Н а с и б а. Марасуль-ака… Вы не рассердитесь? Халат я буду сама носить. (Ласкается.) Пусть она вернет его!

М а р а с у л ь. Во-первых, я там, в магазине, не рассмотрел, что он бракованный, во-вторых, мне совершенно не нравится расцветка. Я вам куплю новый, другой… Дайте вашу ручку. (Достает золотые часы.)

Н а с и б а. Но ведь у меня уже есть золотые часики!

М а р а с у л ь. Для того чтобы считать золотые минуты нашей жизни, и тысячи золотых часов мало!

Н а с и б а. Спасибо…

М а р а с у л ь. Да, чуть не забыл: как только вернемся с курорта, обменяем нашу «Победу» на «Волгу». Я уже договорился.

Н а с и б а (радостно). Ах!.. (Обнимает Марасуля.)

Он хочет поцеловать ее, и в эту минуту на улице раздается свисток милиционера. Вбегает  Ф а т и м а  с бидонами в руках, один из них с грохотом падает и катится.

З у х р а (выглянула, удивленная). Что случилось?

М а р а с у л ь. Мамаша, тетя приехала.

Ф а т и м а (увидев Зухру). А-а, наконец-то! Чего же на свадьбу не поспела? Сынок, бедняжка, послал тебе телеграмму, целых пять рублей и еще сорок копеек даром пропали.

Из кухни выходит  Р о х и л я.

Р о х и л я. Насиба, сколько рису положить?

Ф а т и м а (увидев Рохилю, выпускает из рук второй бидон). Ах, бог мой, ведь сваха моя пришла! Ах, голубушка моя! Здравствуйте, сватьюшка! В добром ли вы здравии?.. И как вам не стыдно, невестушка, заставляете сватьюшку, мою голубушку, трудиться?

Н а с и б а  выхватывает у матери половник и уходит.

Вот сюда садитесь, вот сюда, дорогая сватьюшка!

На улице снова милицейский свисток.

Вы подумайте! Милиция! Не разрешает молоко продавать. На базар велит. А сам на базар не идет.

М а р а с у л ь (Зухре). Почему все-таки не приехали на свадьбу? А еще родная тетя!

Ф а т и м а. Она хуже чужого дяди.

Н а с и б а  вносит зеленый лук и редиску.

Н а с и б а. Марасуль-ака, вы, кажется, любите резать лук…

М а р а с у л ь. Я больше люблю пробовать.

Н а с и б а (Рохиле). Тогда вы, мамочка…

Ф а т и м а. Нет, нет, давайте мне, невестушка!

М а р а с у л ь. Я шучу. Дайте только нож поострее.

Н а с и б а (садясь рядом с Зухрой). Как я соскучилась по вас, тетушка!..

М а р а с у л ь (беспокойно). Насибахон, вам надо побыть у котла, идите-ка!

Н а с и б а  уходит.

М а р а с у л ь (режет лук). Дом отдыха никуда бы не делся, а свадьба племянника бывает раз в жизни.

З у х р а. Слышала я про твою свадьбу, слышала… хорошо, что меня не было. Не охотница я до старых обрядов.

М а р а с у л ь. А что же в нашей свадьбе старообрядного? Вино, водка, артисты…

З у х р а (в тон Марасулю, перечисляет). Мулла, венчание по корану…

М а р а с у л ь. Ах, это… Это ради мамаши.

З у х р а. Видать, твоей мамаше захотелось старины, как беременной женщине кислого?

Ф а т и м а. Эй ты, богохульница! Что же худого, если сын оправдывает благословение и надежды матери и близкую смерть ее скрашивает?

З у х р а. Ты только о себе и думаешь! О своей загробной жизни! Пусть все пойдет прахом, лишь бы тебе была загробная жизнь! Однако не больно ты туда торопишься…

Ф а т и м а. Сама торопись.

Входит  Х у м о р х о н  и раскланивается с Рохилей и Зухрой.

(С ненавистью глядя на Зухру.) Пожалуйста, Хуморхон, заходите.

Х у м о р х о н (Фатиме). Тетушка, можно, я оставлю свои вещи у вас?

Ф а т и м а. Можно, можно.

Х у м о р х о н (громко, в сторону калитки). Дядя, сундук из спальни тащите сюда!

Голос Ризамата: «Ладно. Только подождать придется — такое дело заправки требует…»

Ф а т и м а. Садитесь, Хуморхон.

Появляется  Н а с и б а  с кувшином и полоскательницей для умывания, подходит к Фатиме.

Нет, нет! Начинайте со сватьюшки, невестушка, ибо угодить матери значит угодить богу.

З у х р а. Помнится, не очень ты хотела угодить матери, когда она сосватала тебя за старика Шарифа, — топиться бросилась. Еле спасли.

Ф а т и м а. Молчала бы уж при молодых-то!

Н а с и б а (поставив перед Зухрой полоскательницу). Помойте руки, тетушка.

З у х р а. У меня ноги целы, пойду сама помою.

Н а с и б а (сливая на руки Хуморхон). Не всякое материнское желание нужно исполнять.

Х у м о р х о н. Разве есть кто на свете дороже матери? Вот Заргаров… он мне в отцы годится, а я за него замуж вышла… Так моя покойная матушка хотела.

Марасуль удивленно посмотрел на Хуморхон. Посмотрела на нее и уходящая на кухню  Н а с и б а.

Ф а т и м а. И правильно сделали!

Н а с и б а  вносит блюдо с дымящимся пловом.

М а р а с у л ь. Ну-с, прошу, прошу!

З у х р а (к Хуморхон, с иронией). Еще бы неправильно! Дом полная чаша, всего вдоволь, как сыр в масле катаетесь!

Х у м о р х о н (взглянув на Марасуля). Скучно…

З у х р а (уже серьезно). Учитесь. Вы еще молоды. Жить в такое время и не учиться!

Ф а т и м а. А тебе-то какая забота!

Х у м о р х о н. Ну, знаний мне хватает.

М а р а с у л ь. Хуморхон в институте училась. Да не в одном, а в трех, нет, даже в четырех. В четырех институтах кончить по курсу — все равно что в одном кончить четыре. Так что у нее высшее образование.

З у х р а. Отчего же не работаете? В наше-то время! Ведь даже кошка, которая не ловит мышей, и та мозолит глаза.

Ф а т и м а. А тебе-то что!

Х у м о р х о н. Сердце у меня больное…

З у х р а. А-а-а… Ну, тогда нечего жаловаться: Заргаров как раз вам пара!

Х у м о р х о н (выходит из себя). Какая он мне пара!..

Ф а т и м а. Эй, Зухра! Да ешь ты спокойно, ради бога!

Р о х и л я. Кушайте, Зухра-биби!

З у х р а. Ну, а если бы ваш Заргаров был грузчиком, слонялся бы по базарам с веревкой за плечами? Вышли бы вы за него замуж?

Х у м о р х о н. Вы что? Считаете меня дурой?

З у х р а. Не сердитесь… Вы сами сказали: надо, дескать, матерям во всем угождать.

М а р а с у л ь. Довольно, тетушка, хватит!

Ф а т и м а. Что ты ко всем пристаешь?

Х у м о р х о н (вскакивает). Сами вы… глупая женщина, а поучать беретесь…

Р о х и л я. Не надо говорить так, доченька, все-таки она постарше вас.

Х у м о р х о н. А что толку? На старости лет стала школьной сторожихой.

Н а с и б а (возмущенно). Хуморхон-апа!

З у х р а. Да, я сторожиха! Каждый служит народу как может. А вы… вы тулька мадама! (После паузы.) Прицепились к мужу, как клещ к коровьему уху… Неплохая профессия!

Насиба фыркает. Фатима и Марасуль переглянулись.

М а р а с у л ь. Тетушка наша и по-русски умеет говорить… (Передразнивая ее.) «Тулька мадама»!

З у х р а. Может быть, и не умею я выговаривать правильно. (Неожиданно, страстно.) Зато душа у меня правильная! А вот ты не похож на человека, знающего русский язык.

Р о х и л я. Да успокойтесь вы, Зухра-биби, кушайте!

З у х р а. Я только что пообедала.

Ф а т и м а (выходя из себя). Хотя бы для приличия поешь! Ну что за сумасшедшая женщина!

З у х р а. Дайте-ка мне ложку, Насибахон.

Ф а т и м а. Господи, форсит-то!

Н а с и б а (протягивает Зухре ложку). Нате, тетенька!

М а р а с у л ь (со смехом). Ну, а мы станем есть, как едали наши отцы и деды! (Берет плов рукой и, смеясь, приглашает остальных.)

З у х р а. Твой отец верхом на верблюде мотался с базара на базар, а ты на «Победе» разъезжаешь…

Ф а т и м а (вне себя от ярости). Ты всегда налетаешь, как ветер, и переворачиваешь весь дом!

З у х р а. Если ваш дом не проветривать, — плесенью покроется, гнить начнет…

М а р а с у л ь (вскакивая с места). Хоть бы перед нашим отъездом попридержала язык!

Ф а т и м а. Лучше бы вовсе не приходила проведать нас!

З у х р а. Не тебя я пришла проведать. (Показывая на Насибу.) Ее вот. Вот этого воробышка. Крылышки не успели окрепнуть, а уже пытается лететь в жизнь…

Р о х и л я. Да что вы, бог с вами, Зухра-биби, почему же она воробышек, моя доченька…

З у х р а поднимается. Хочет сказать Марасулю еще что-то, но передумала и молча направляется к калитке.

Н а с и б а. Тетушка! (Бежит за ней.)

Ф а т и м а (обращается к Марасулю, но говорит для Насибы). Ты ведь сам знаешь, на нее иногда находит. В такую минуту лучше не связываться с ней. (Рохиле.) Она с детства такая, странная немного, временами заговаривается…

Входит  З а р г а р о в.

З а р г а р о в. Чего вы расселись? Пора ведь на вокзал! (Увидев плов.) А, плов? Вот ваш билет, Хуморхон, держите.

Н а с и б а. Садитесь, Ахаджан-ака… Я сейчас… (Уходит.)

Х у м о р х о н (капризно). Пятое купе! А у них — шестое!

М а р а с у л ь. Не беда, устроимся как-нибудь.

Н а с и б а  приносит воду и поливает Заргарову на руки.

З а р г а р о в (Марасулю). Поручаю жену тебе… (С вожделением запускает руку в плов.)

Появляется  Р и з а м а т. Он тащит огромный сундук. Все, кроме Марасуля и Заргарова, бросаются ему помогать.

М а р а с у л ь (сидит, ковыряя в зубах). Чуточку приподнимите, Ризамат-ака!

З а р г а р о в (с трудом проглотив плов). Нет, нет, чуточку опустите.

С помощью женщин Ризамат наконец вносит сундук в комнату. Звонит телефон.

М а р а с у л ь (взяв трубку). Доктор Марасуль Хузурджанов!.. Что?.. Да ведь я же представил справку из поликлиники! В дирекцию. Одну минутку… (Прикрыв рукой трубку, Заргарову.) Ахаджан-ака!..

З а р г а р о в. Кто?

М а р а с у л ь. Заведующий отделом народного образования. Когда же это кончится! Скажите ему пару слов!

Заргаров подходит к телефону, держа в руках чашу с пловом.

С вами будет говорить товарищ Заргаров. (Передает трубку Заргарову.)

З а р г а р о в (в трубку). Привет… Что же вы все беспокоите доктора?.. А?.. Что?.. Ну, конечно, он даст ей образование. (Смеется.) Я тоже дам Хуморхон образование… Но полагается же личный секретарь такому ответственному лицу, как я! Или, по-твоему, не полагается?.. Оставь эти разговоры! Я тебе говорю!.. (Кладет трубку рядом с телефонным аппаратом и снова принимается за плов.)

Из комнаты появляются  Х у м о р х о н  и  Р и з а м а т.

Х у м о р х о н. Идите, да идите же быстрее! (Уходит.)

Ризамат не может пройти равнодушно мимо плова: он оглядывается по сторонам, вытаскивает из кармана четвертинку водки, наливает в пиалу, выпивает залпом и торопливо закусывает двумя-тремя горсточками плова. Голос Хуморхон (кричит): «Да дядя же!»

Р и з а м а т (с полным ртом). Бегу!.. (Уходит, еще раз запустив пятерню в плов.)

З а р г а р о в (берет трубку и продолжает разговор). Все? Я спрашиваю, кончил ты меня учить политграмоте? Ну так слушай: ты политику изучал по книгам, а я ее прошел всю, вдоль и поперек, на практической работе, рано тебе меня учить! Не болтай много!.. Сейчас же позвони директору школы. Пусть он разъяснит своим комсомольцам и пусть не подрывает авторитет советского зубного врача! (В сердцах вешает трубку.)

М а р а с у л ь. Вот это я понимаю! Таким и должен быть ответственный работник! Смелым! Строгим! Вот так и должен осаживать всякого, кто игнорирует его указания!

З а р г а р о в. А чего мне бояться!.. Что кресло отберут? Эка важность, подумаешь! Пойду обратно в свою артель. Да и не по душе мне, честно говоря, теперешняя работа. Новый председатель оказался человеком с крутым характером. Не дает мне самостоятельно действовать. (Кричит.) Хуморхон! (Уходит.)

Из комнаты выходит  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Марасуль! Невестушка! Да где же вы все? Сватьюшка…

Из комнаты выходят  Р о х и л я  и  Н а с и б а.

Подите сюда! Послушай меня, сын мой, Марасуль. Жена у тебя молодая, глаза у нее разбегаются. Увидит на других наряды да украшения — позавидует. Так я говорю, сватьюшка?

Р о х и л я. Да продлит аллах вашу жизнь! Все-то вы понимать и чувствовать можете.

Ф а т и м а. Говорят, в тех краях очень дешевый жемчуг. Вот и хочу, чтобы вся шея невестушки была в жемчугах!

Р о х и л я. Расцелуй свою свекровь, дочь моя!

Насиба бросилась, целует Фатиму; входят  З а р г а р о в, Х у м о р х о н  и  Р и з а м а т, несущий в каждой руке по чемодану.

Х у м о р х о н. Можно, кажется, и отправляться… (Фатиме.) Вещи свои вручаю вам, а вас — богу. Пошли, дядя!

Н а с и б а. Ну, давайте прощаться…

Ф а т и м а. Аминь!

Р о х и л я (Насибе). Счастье само искало и нашло тебя, а сколько людей ищут его и не находят, дочь моя! Да хранит вас господь! Счастливого пути! Пишите!

Все уходят. Слышны прощальные возгласы, шум отъехавшей машины. Гогочут гуси.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Снова дом Марасуля. Прошел год с небольшим, но многое изменилось в этом доме. Н а с и б а, все еще нарядная, качает люльку. М а р а с у л ь  похрапывает на супе.

Н а с и б а (напевая).

«Баю-баюшки-баю — Вот я песенку спою».

Ну усни, мой ягненочек, ну успокойся, мой голубочек.

Ребенок плачет, и Марасуль просыпается.

М а р а с у л ь. Покоя нет. Замолчит он у тебя наконец? Да возьми на руки! (Зевнул.) Завари чай.

Н а с и б а  уходит с ребенком на руках. Марасуль снова задремал. Входит  Х у м о р х о н. Улыбаясь, она щекочет палочкой нос Марасуля.

Ты!.. (Меняя тон.) Ах, это ты…

Х у м о р х о н. Скучно. Поедемте куда-нибудь. Что машину жалеете?

М а р а с у л ь (ему лень двигаться). А твой муж?

Х у м о р х о н. Когда вам нужно, вы о муже забываете. Вставайте.

М а р а с у л ь. Отстань. Какой был плов в чайхане! Кажется… объелся.

Н а с и б а  вносит чай.

Налей.

Голос Фатимы за сценой: «Невестушка, тесто подошло. Невестушка!»

(Раздраженно.) Ответь же! Оглохла?

Н а с и б а. Сейчас иду. (Укладывает ребенка.)

М а р а с у л ь. Возьми с собой. Не слышали его здесь!

Х у м о р х о н. Дайте-ка, сестрица, я его убаюкаю.

М а р а с у л ь. Нет, нет. Пусть забирает.

Н а с и б а  уносит ребенка.

Надоел этот рев — сил нет.

Возвращается  Н а с и б а. В одной руке ребенок, в другой — таз с тестом.

Х у м о р х о н. Не помочь ли вам, сестрица?

М а р а с у л ь (поспешно). Сама справится.

Н а с и б а  молча уходит.

Х у м о р х о н (покачав головой). Какой она стала… общипанной.

М а р а с у л ь. Досталось ей. Роды были тяжелые, намучилась.

Х у м о р х о н. Не одна она — все мучаются… Просто порода такая.

М а р а с у л ь (берет руку Хуморхон). Вот это порода!

Марасуль притягивает Хуморхон к себе, пытается поцеловать. Входит  З а р г а р о в. Марасуль делает вид, что осматривает зубы Хуморхон.

З а р г а р о в. Марасуль! (Жене.) И ты здесь…

М а р а с у л ь (будто только заметил). Ах, это вы. Одну минуточку. (К Хуморхон.) Сделайте горячий компресс. За зубами надо следить.

Держась за щеку, Х у м о р х о н  уходит.

З а р г а р о в. Что с ней?

М а р а с у л ь (значительно). Миокардиодистрофия. Вы не следили за ее зубами.

З а р г а р о в. Когда я женился, коренные уже были испорчены. (Садится.) Налей-ка… (Берет пиалу, морщится.)

М а р а с у л ь. Тоже зубы?

З а р г а р о в. Сердце. Сердце болит. Будто его тысяча мышей грызет.

М а р а с у л ь. Ну, беда невелика. Нужно вам кота проглотить — живого, конечно…

З а р г а р о в. Тебе хорошо смеяться. Окила бунтует!

М а р а с у л ь. Как так?

З а р г а р о в. А так. Третьего дня послал ей деньги, давно не посылал, закружился, дела, а тут послал.

М а р а с у л ь. Ну и что?

З а р г а р о в. Вернула! Говорит — подачек ей не надо, подаст в суд и будет получать алименты. По закону. Каково?

М а р а с у л ь. Что-то не верится. Не похоже на нее…

З а р г а р о в. На прежнюю Окилу не похоже. С тех пор как она пошла работать…

М а р а с у л ь. А зачем позволили? Сами виноваты.

З а р г а р о в. Чудак ты. Разве она у меня спрашивала… Будь другом, съезди к ней, уговори как-нибудь, умасли. Ты это умеешь… с женщинами…

М а р а с у л ь. Со своей женой не знаю, что делать, а тут еще ваши… Нет, Ахаджан-ака, поезжайте сами. Женщины на ласку падки. Приласкайте — она замурлыкает эдакой кошечкой… мыши и перестанут грызть ваше сердце.

З а р г а р о в. Хорошо — приласкаю, а если рассержусь? Знаешь ведь мой характер? Весь дом переверну. Нет уж! Как друга прошу, ты ее, это самое, приласкай! У тебя лучше получается.

М а р а с у л ь (со вздохом). Ладно.

Входит  Х у м о р х о н. На голове у нее корзина.

Х у м о р х о н (дурачась). Кому лепешки, сдобные лепешки, с пылу, с жару?

Марасуль и Заргаров, смеясь, угощаются.

Да, чуть не забыла: кто-то звонил вам, Ахаджан-ака.

З а р г а р о в (подавился лепешкой). Кто звонил?

Х у м о р х о н (пожала плечами). Я не спросила.

Н а с и б а  с ребенком на руках проходит в комнату.

Куда лепешки, Насибахон?

Голос Насибы из комнаты: «Сюда».

Х у м о р х о н  уходит.

З а р г а р о в. Не из райкома ли звонили? Как ты думаешь? Не дай бог, Окила уже затеяла что-нибудь…

М а р а с у л ь. Ну, ну. Уже и душа в пятки…

Входит  Х у м о р х о н, и одновременно раздается телефонный звонок.

(Снимает трубку.) Слушаю… (Смотрит на Заргарова.) Он здесь. Кто говорит?

З а р г а р о в (испуганно). Кто?

М а р а с у л ь. Что?

З а р г а р о в. Что?

М а р а с у л ь. А-а, это вы, тетушка!

З а р г а р о в. Чтоб она сдохла, твоя тетушка!

М а р а с у л ь. Передаю трубку.

З а р г а р о в (в трубку). Это вы звонили ко мне домой?.. Ну, слушаю… Кто? Заведующий клубом? Давайте… (Меняя тон.) Привет!.. Спасибо… Да, да, Зухра-ханум говорила мне. Надеюсь, с ней у вас дела лучше пошли? Она комсомолкам не уступит… Хорошо. Прибуду ровно в шесть. (Кладет трубку.)

М а р а с у л ь. Чего ему надо?

З а р г а р о в. Просили сделать доклад о советской семье, а я и забыл совсем.

Х у м о р х о н. Доклад? Зачем же вы согласились? Секретарь ваш еще в больнице. Кто же напишет?

З а р г а р о в. А ведь верно! Как я об этом не подумал… Придется самому. (К Хуморхон.) Принесите-ка мой цитатник, он где-то под кроватью лежит.

Х у м о р х о н  уходит.

М а р а с у л ь. Что это такое — цитатник?

З а р г а р о в. Альбом с вырезками, для докладов. Секретарю своему приказал: найдет что подходящее в газетах или журналах — сейчас вырежет и наклеит. Ценная штука!

М а р а с у л ь. Сказали бы, что доклад не готов, и дело с концом!

З а р г а р о в. Садовая голова ты! Какой же я руководящий работник, если не знаю, что такое советская семья. В райкоме все удивятся и скажут: что же готовиться-то? А тут еще Окила! Момент скользкий!

М а р а с у л ь. Да, это верно.

Х у м о р х о н  вносит громадных размеров альбом.

З а р г а р о в. Вот где мое спасение! Секретарь у меня на любую тему доклад мигом строчит. И у нас получится. А ну-ка, Марасуль, бери карандаш и бумагу!

М а р а с у л ь (протягивая Хуморхон бумагу и карандаш). У вас почерк лучше, Хуморхон!

Х у м о р х о н (устраивается поудобнее, чтобы писать; взглянув на часы). Вы сказали — в шесть? Успеем?

З а р г а р о в. Вполне. Общая часть доклада, формулировки, цифры есть. (Листает альбом.) Вот они! Что же касается фактов… (Марасулю.) У тебя есть семья, у меня есть семья, вот и факты.

М а р а с у л ь. Правильно!

З а р г а р о в. Пишите! Заглавие: «Советская семья!» Восклицательный знак! Многоточие!

Х у м о р х о н. Ведь это заглавие. Зачем же восклицательный знак, да еще с многоточием?

З а р г а р о в. Ладно, поставьте… что-нибудь. Ну-с, с чего же начнем?

Х у м о р х о н. Раз доклад о семье, то сначала следует сказать о женщинах.

З а р г а р о в. Верно! (Листает альбом.)

Х у м о р х о н (думая вслух, записывает). «Женщина, бесправная в прошлом, теперь наравне с мужчиной…»

З а р г а р о в. Верно, но… зачеркните! Надо писать торжественно.

Х у м о р х о н. А это не торжественно разве?

З а р г а р о в (быстро и беспокойно перелистывая альбом). Сейчас, сейчас… А, вот, нашел! Пишите! (С пафосом.) «Товарищи! До Великой Октябрьской социалистической революции…»

М а р а с у л ь. Голос вам еще понадобится, берите тоном ниже, ака.

З а р г а р о в. Совершенно верно! (Немного понизив голос, но все же с пафосом докладчика.) «…Женщины были совершенно бесправны…» Вот теперь напишите, что вы хотели сказать, а именно: «Они были рабынями своих мужей. Теперь женщины обрели равные с мужчинами права и пользуются полной свободой». Гм-м… А не лучше ли вырезать весь этот кусок до сих пор и целиком приклеить, а? Водится в этом доме клей?

М а р а с у л ь (кричит). Насиба! Где-то там был клей, найди и принеси его сюда! Ножницы тоже…

Голос Насибы: «Сейчас».

З а р г а р о в. Нну-с, теперь что будем писать? (Перелистывая альбом.) Ага, вот тут имеется высказывание Чернышевского, вырежьте его и приклейте туда же! Кстати, а где теперь работает товарищ Чернышевский? (Задумавшись.) Вот поди же ты, вертится на кончике языка, а никак вспомнить не могу! Ну ладно, вспомню потом. Нну-с, дальше что мы напишем?

Марасуль и Заргаров сидят и думают, Н а с и б а  приносит клей и ножницы, видно, что она занята стиркой.

Н а с и б а. Вот… (Уложив ребенка в люльку. Марасулю.) Платок у вас чистый?

Марасуль машет ей рукой: дескать, не мешай нам думать, и отдает ей грязный платок, затем молча протягивает ногу и показывает на носки. Насиба начинает стаскивать с его ног носки. Голос Фатимы: «Невестушка-а!»

Иду…

М а р а с у л ь. Пишите! «Тысячи и десятки тысяч наших женщин и девушек…»

Насиба собирается уходить, но ребенок начинает плакать.

Да убери ты его отсюда! Не видишь, люди работают!

Н а с и б а  берет ребенка и уходит.

Вот что еще надо добавить: «Для воспитания здорового и сильного подрастающего поколения…»

Входит  Ф а т и м а  с бидонами в руках, она спотыкается, бидоны с шумом падают. Все вздрагивают. Фатима собирает свои бидоны и выходит на улицу.

З а р г а р о в. Гмм… времени осталось в обрез…

Х у м о р х о н. Послушайте. Что вам, впервые, что ли? Скажите что-нибудь, и дело с концом! Стоит мучиться, писать, вырезать, наклеивать!

М а р а с у л ь. Верно! В таких случаях достаточно несколько заковыристых фраз, вот вам и доклад!

З а р г а р о в. Верно-то, верно! Но хочется, чтобы люди цитировали меня: «Так сказал товарищ Заргаров!», «Так говорил Ахаджан-ака!»

М а р а с у л ь. Ну и черт с ними, пускай не цитируют, беда большая!

З а р г а р о в. Ладно, уговорили! Это верно. Была бы канва, а там и слова сами найдутся, только успевай говорить! Идемте, Хуморхон, достаньте мой новый костюм и соломенную шляпу.

Х у м о р х о н. Вот какой вы! Я должна вам даже пуговицы застегивать. Эксплуататор! (Уходит.)

З а р г а р о в (уходя, Марасулю.) На то и жена, чтоб застегивать мужу пуговицы! (Уходит.)

Появляется  Н а с и б а  с ребенком, ребенок плачет.

М а р а с у л ь. Эй, послушай, дадут мне наконец покой в этом доме?

Н а с и б а. Но ведь ребенку нездоровится!

М а р а с у л ь. Оттого и нездоровится, что плачет, успокой его — и болеть перестанет!

Н а с и б а. Что вы за человек!

М а р а с у л ь. Ого, у тебя кажется, отрастает язык? (Уходит.)

Входит  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Невестушка-а! (Ставит пустой бидон перед собой.) Не дала мне продавщица два бидона молока, чтоб она сдохла молодой! Молока ей девать некуда, а больше одного бидона не дает. Идем, тебе отпустит… Идем же!

Н а с и б а. Нет, мамаша, я… не пойду!

Ф а т и м а. Да ведь всего-то пройти два шага. Бери с собой ребенка — отпустят без очереди.

Н а с и б а (решительно). Нет, мамаша, не пойду я!

Ф а т и м а. Да я же не прошу тебя ходить каждый день, только сегодня!

Н а с и б а. Довольно, мамаша! Не стану я покупать в колхозном ларьке молоко, которое вы потом перепродавать пойдете.

Ф а т и м а. Ну что ж, сиди, а я, старая, пойду! (Плаксиво.) Горькая моя судьбина: вырастила сына, женила на свою седую голову. (Надевает паранджу и, схватив бидон, уходит.)

Голос Фатимы: «Поглядите, люди добрые! Замучила меня сноха, замучила до смерти!»

Н а с и б а (укачивая ребенка). «Небо спит, звезды спят, спи и ты, малышка». (С трудом сдерживает слезы.) «Небо спит… звезды спят…» (Горько плачет.)

Входит  З у х р а.

З у х р а. Насиба…

Насиба поднимает голову и, увидев Зухру, старается сдержать слезы, но обида переполняет ее сердце, и, плача, она бросается в объятия Зухры.

Что случилось, моя голубушка? Скажи мне…

Н а с и б а. Что теперь говорить… Нечего… Предупреждали меня подружки мои… Тогда мне казалось — завидуют. Говорили, предупреждали меня и учителя мои! Куда я попала? Среди каких людей живу? И ради этого бросила я школу, подруг!..

З у х р а. Заблудившегося медведь загрызет, одинокого волк заест, говорят. Опомнилась ты, это уже хорошо!

Н а с и б а. Лучше умереть, чем так жить!

З у х р а. Что ты! Все это не так страшно. Ты споткнулась только, не упала же! Поднимешься и пойдешь рядом со своими подружками в ногу. Все зависит от тебя самой. Прав твоих никто не отнимал. Слова твои найдут слушателей, рука твоя найдет руки друзей. Вот нам было трудно в твоем возрасте! (Задумчиво.) Наши стоны не доходили даже до ушей родителей. (Неожиданно, страстно.) Не плачь, слезами никто ничего не добивался. Идем!

Н а с и б а. Куда?

З у х р а. В клуб. Ахаджан-ака, товарищ Заргаров, делает доклад о советской семье. Послушаем, что он скажет.

Н а с и б а. Надо мужа спросить. Вы скажите ему…

Появляется  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ба! Да никак моя тетушка пришла! Добро пожаловать. И не видно вас, и не слышно… и не заходите…

Насиба роняет платок. Марасуль быстро поднимает его и отдает ей.

Ваш платочек, ханум…

З у х р а. Насиба со мной в клуб пойдет…

М а р а с у л ь. Вот это чудесно, вот это замечательно… (Берет ребенка на руки.) Идите одевайтесь!

Н а с и б а, удивленная и обрадованная, уходит.

Не любит она никуда ходить, что ты скажешь! Вот уже целый год не могу из дома ее вытащить!.. Идем хоть в кино, говорю, а она в ответ: «Пойти в кино — чего же тут интересного». Черт знает, что обо мне могут подумать люди…

З у х р а. Да, можно подумать многое! Можно, например, подумать, что ты бай, можно подумать, что ты феодал…

М а р а с у л ь. Но-о!..

З у х р а. Сходи и ты на доклад. Может быть, услышишь полезные для себя слова.

М а р а с у л ь. Да я со всей душой!..

Входят  З а р г а р о в  и  Х у м о р х о н.

З а р г а р о в. А-а, здравствуйте, Зухра-ханум, здравствуйте. (Берет со стола бумаги и кладет в портфель.) Вы за мной? Спасибо, спасибо… Ну, пошли!

З у х р а (Марасулю). Где же Насиба?

М а р а с у л ь. Вы идите, мы догоним.

З у х р а (к Хуморхон). А разве вы не пойдете?

Х у м о р х о н. Что-то с сердцем плохо…

З у х р а. Вот потому и советую вам сходить: увидите здоровых людей, свежим воздухом подышите, как рукой все снимет, верно говорю!

З а р г а р о в  и  З у х р а  уходят. Слышен гудок и шум отъезжающей машины. Вбегает  Н а с и б а.

Н а с и б а. Уже уехали?

М а р а с у л ь. Да.

Н а с и б а. Идемте, Хуморхон-апа, со мной в клуб.

Х у м о р х о н. О, дорогая моя! С меня хватит и того, что дома слушаю Ахаджан-ака!

М а р а с у л ь (передавая Насибе ребенка). Держи! И нечего тебе там делать!

Н а с и б а. Да вы сами ведь сказали!

М а р а с у л ь (разгневанно). Сказал так, а теперь говорю иначе.

Н а с и б а. Что же тут такого, если раз в год схожу?..

М а р а с у л ь (кричит). Не пойдешь!

Н а с и б а. В гости зовут вас одного, про кино, про театр и вовсе забыла… И в парк меня не водите.

М а р а с у л ь. А чего я буду водить тебя в парк? При свете прожекторов любоваться тобой, что ли? (Уходит в дом.)

Х у м о р х о н. Не следует перечить мужу, голубушка. Берите с меня пример! (Уходит.)

Н а с и б а  одна, несколько мгновений она стоит задумавшись, затем решительно выходит на улицу.

КАРТИНА ПЯТАЯ

Сцена клуба. За столом президиума  З у х р а, П у л а т д ж а н  Д о м л а. На трибуне  З а р г а р о в.

З а р г а р о в (отпив чай, продолжает). …Сотни тысяч наших женщин и девушек учатся в начальных, средних и высших школах!

Р и з а м а т  наполняет пиалу чаем и с подобострастием ставит ее на трибуну.

Благодарю. И наряду с этим, товарищи, многие из них выполняют свой священный долг по обеспечению человечества будущим поколением.

Г о л о с. Товарищ Заргаров, короче!..

З а р г а р о в (не поняв реплики). Громче не могу, товарищи, я и так напрягаю свой голос до высшего предела! Товарищи! Еще великий демократ Чернышевский писал: «Хотя природа и создала женщин талантливыми, хотя природа дала им глубокий ум и сознание, но тем не менее общество не признает этот их ум и их сознание, разрушает их, душит их!» (Со страстью.) Вот как было в прошлом, товарищи! На этом я кончаю.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Вопросы к докладчику будут?

З у х р а. Можно мне задать вопрос? В прошлом все это было так… А разве нет и теперь среди нас людей, которые не признают ума и таланта женщин?

З а р г а р о в (с пафосом). Конечно, нет! Потому что не может быть у нас таких, товарищи!

П у л а т д ж а н  Д о м л а. К сожалению, они еще есть. И даже иногда среди ответственных работников.

З а р г а р о в. Не понимаю…

З у х р а. Что же тут непонятного?

З а р г а р о в. Товарищи! У нас нет и не может быть личностей, которые… Мы не допустим этого! Мы никому не позволим!

В е р а (из зала). Иногда допускаем!

З а р г а р о в (в том же тоне). Но это нетипично. Мы должны равняться не на отсталые семьи, а на передовые, товарищи! Могу привести в пример хотя бы одну семью. Есть у меня сосед, доктор Хузурджанов. Я не ошибусь, если скажу, что эта семья полностью отвечает тем высоким требованиям, которые предъявляет нам сегодняшний день! Особенности этой семьи состоят в том, что…

Н а з и р а. Неправда.

З а р г а р о в. Послушайте, если вам хочется высказаться, выходите на трибуну и говорите перед народом! Если вы, конечно, записаны в прениях…

Н а з и р а. И выйду. Можно мне, Пулатджан Домла?

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Пожалуйста.

З а р г а р о в. Порядка на собрании нет!..

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Почему? Порядок есть: вас слушали и вы послушайте.

Н а з и р а  поднимается на сцену.

Н а з и р а. Хузурджанов оторвал Насибу от школы, превратил ее в прислугу!

На сцену выбегает  Н а с и б а.

Н а с и б а. Назира! Не надо!

З а р г а р о в (Насибе). Вы?

На сцену выбегает  В е р а.

В е р а. Это вашими руками Хузурджанов оторвал Насибу от школы!

Н а с и б а. Вера!

Н а з и р а. Это вы дали ему веревку, которой он связал Насибу по рукам и ногам!

З а р г а р о в. Что вы тарахтите, как пустая арба! Неверно информируете… А еще комсомолки… Нехорошо! (Тоном докладчика.) Товарищи, жена товарища Хузурджанова готовится поступить в университет и, я уверен, поступит!

В е р а. Ложь!

З а р г а р о в (гневно). У нее тоже есть язык! Пусть сама скажет. (Многозначительно покашливает.)

Н а з и р а. Скажи, Насиба! Скажи!

Насиба стоит неподвижно, опустив голову.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Так ли это?

Н а с и б а. Неправда! Простите меня, Пулатджан Домла… Я… я вас обманула тогда… (Не в силах сдержать слезы, убегает.)

В е р а  и  Н а з и р а  бегут вслед за ней.

З а р г а р о в (вытирая со лба пот). Выходит, Хузурджанов дал мне неверные сведения!.. Проверим, выясним… (Записывает.)

Из зала в президиум передают записку.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Поступил вопрос.

З а р г а р о в. Правильно, вопросы должны задаваться именно в письменном виде!

П у л а т д ж а н  Д о м л а. «Как докладчик, товарищ Заргаров, объясняет свою вторичную женитьбу на некой Хуморхон, когда у него есть жена Окила Шамсиева и трое детей?.. И что об этом говорил Чернышевский?»

З а р г а р о в (в замешательстве). Клевета! На днях будет ровно пять лет с того дня, как я развелся с Окилой!

П у л а т д ж а н  Д о м л а (показывая бумагу). Тут написано, что вашему младшему сыну два года!

З а р г а р о в (все в том же тоне). Ну и что же! Рождение этого ребенка несколько… задержалось.

З у х р а. Похоже, что это наследственное. Сами вы тоже, видно, были зачаты во времена Худоярхана, а на свет появились только теперь! Дайте мне слово, Пулатджан Домла!

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Пожалуйста, Зухра-ханум.

З у х р а. Товарищи! По-моему, докладчик интереснее доклада. Так что даром времени мы не потеряли. Своими собственными глазами увидели Худоярхана, и не в кино, а живого. Правда, у него не сорок жен, а две…

З а р г а р о в (огорошенный). Зухра-ханум!

З у х р а (продолжая). …Правда, он ходит в шляпе, носит портфель, выступает с докладами. Правда, ему, бедненькому, трудно — надо обманывать общественность и обходить советские законы. Но он ведь не простой Худоярхан, а современный. Здесь помянули и другого Худоярхана в шляпе, собрата Заргарова, Марасуля Хузурджанова…

З а р г а р о в (стучит кулаком по столу). Зухра-ханум!..

З у х р а (не обращая внимания). Товарищи!..

З а р г а р о в (с угрозой). Я с вами поговорю в другом месте. Будете отвечать за оскорбление… (Уходит.)

З у х р а (вслед). Эй, шляпа!

Р и з а м а т, подхватив забытую Заргаровым шляпу, бежит за ним.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 КАРТИНА ШЕСТАЯ

Столовая в доме Заргарова. Х у м о р х о н  перед зеркалом. Входит  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ахаджан-ака еще не вернулся?

Х у м о р х о н. Нет. Что с вами?

М а р а с у л ь. У моей женушки, оказывается, не только язык — и ноги появились, ушла в клуб!

Х у м о р х о н. Вы же запретили ей?

М а р а с у л ь. Ушла.

Х у м о р х о н. Наверное, приглядела себе кого-нибудь. Мужчина становится львом, когда заводятся деньги. Женщина — львицей, когда заводится любовник.

М а р а с у л ь. Не болтай!

Пауза.

Х у м о р х о н. Вы опять собираетесь к Окиле?

М а р а с у л ь. Да!.. Боюсь, у нее в доме скоро порог развалится — так часто я его обиваю. Вам с Заргаровым счастье, мне и Окиле — неприятности. Очень уж бессовестно вы поступили! Жалко бедную Окилу!

Х у м о р х о н. Вам? Окилу? А Насибу не жалко? Ведь у нее тоже есть соперница. Вспомните, чего вы только не делали, пока я не стала ее соперницей. На курорте кто давал Насибе снотворное и потом меня на руках носил? Кто целовал мои колени? Кто ронял слезы на мои туфли? Кто из нас бессовестный?

М а р а с у л ь. А кто тебе сказал, что муж, обманывающий жену, не будет обманывать любовницу?

Раздается стук в дверь.

Х у м о р х о н. Войдите!

Входит  О к и л а.

М а р а с у л ь. А-а, заходите, Окилахон-апа… Как кстати вы приехали, я собирался к вам завтра.

Х у м о р х о н. Садитесь…

О к и л а. Где же ваш муж?

Х у м о р х о н (с издевкой). Наш муж? На собрании…

М а р а с у л ь. Он скоро вернется.

О к и л а. Я решила сама вручить ему вот эту повестку.

Х у м о р х о н (берет повестку, читает). «Народный суд третьего участка…»

О к и л а (к Хуморхон). Отдаю его целиком вам.

Х у м о р х о н. Зачем же… Нам бы обеим хватило… такого сокровища.

М а р а с у л ь. Обижаться не стоит, апа.

О к и л а. А чего мне обижаться! Семнадцать лет прожила я с Заргаровым и ничего, кроме пеленок, кухни и корыта, не видела. Сама виновата. Терпела. Мне обидно другое: не перевелись у нас еще самки, и позорят они высокое имя женщины.

М а р а с у л ь (растерянно). Э-ээ-э!..

Х у м о р х о н (кивая на Марасуля). Пусть вот он скажет… Я не заставляла жениться на мне!

О к и л а (с насмешкой). Конечно! Вас заставили… деньги и положение!

Х у м о р х о н. Ах, какая вы некультурная женщина! Деревенщина!..

О к и л а. Вот не знала! Оказывается, ваши делишки и есть культура…

Х у м о р х о н. Ну и язык! Иди-ка, милая, отсюда вместе со своим мужем. Забирай его и уходи! (В окно.) Дядя!

О к и л а. Теперь он мне не нужен…

Х у м о р х о н. А кто слезы лил в три ручья?

О к и л а. Это было полтора года назад. Боялась, что мои дети окажутся на улице, но нет. Остались они сиротами при живом отце, но на улице не очутились. Нашла я свою тропу. И привела она меня на завод. Так-то. Не бойтесь, бить вас не стану. Руки у меня рабочие и должны чистыми быть.

Х у м о р х о н. А все-таки я лучше тебя! Поэтому он…

О к и л а. Какая собака не подберет кость, валяющуюся на улице! (Уходит.)

М а р а с у л ь (вслед). Окилахон-апа, можно вас на минутку… (Выходит.)

Х у м о р х о н. Чтоб ты сдохла!..

Возвращается  М а р а с у л ь, платком вытирая лицо.

М а р а с у л ь. Напрасно поругались с ней. Накануне суда. Это не шутки… В ее руках…

Х у м о р х о н. Если даже небо держится на ее руках, пусть валится на голову Ахаджан-ака. Его авторитет выдержит и небо!

В окне появляется  Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Что ты за мужчина!.. Как ты можешь сидеть спокойно, когда твоя молодая женушка по собраниям бегает? Вырядилась и упорхнула. До каких пор мне учить тебя! И когда ты ума наберешься!..

М а р а с у л ь. Сейчас… (Уходит.)

Бледный, сам не свой, входит  З а р г а р о в  и опускается в кресло.

Х у м о р х о н. Что с вами? Где ваша шляпа?

Р и з а м а т  входит, словно на похороны, со шляпой в вытянутой руке.

З а р г а р о в (вырвав из его рук шляпу). Иди позови Марасуля.

Р и з а м а т  уходит.

Я предчувствовал… Не надо было мне идти…

Х у м о р х о н. Что случилось? Окила? Скандал устроила?

З а р г а р о в. Что? Разве она приехала?

Х у м о р х о н. Да, вам повестку принесла. (С иронией.) Хочет отдать вас мне целиком.

З а р г а р о в (берет повестку и с ужасом смотрит на нее). Я всем сказал, что с Окилой разошелся пять лет назад… Если выяснится, что я без развода женился на вас… (Вдруг.) Дорогуша! Момент критический. На женском вопросе не один ответственный мужчина погорел. Спасайте меня!

Х у м о р х о н. А что я должна делать?

З а р г а р о в. Одно ваше слово, и я спасен! Только одно слово! Если вы скажете: «Я не жена Заргарова, а любовница», — все будет в порядке. Нет закона, запрещающего женатым иметь любовницу! (Становится на колени.)

Х у м о р х о н. Мне стыдно! Я из хорошей семьи. В нашем роду не было распутных женщин!

З а р г а р о в. Свет очей моих!

Х у м о р х о н. Да что вы так боитесь? Конец вам, что ли, приходит?

З а р г а р о в. Авторитету конец. А он не только мне — и вам самой нужен.

Х у м о р х о н. Что он мне, ваш авторитет? Единственный дядя до сих пор завхозом!

З а р г а р о в. Но ведь он немного выпивает…

Х у м о р х о н. Чепуха! Занимал бы он большой пост, никто не посмел бы близко к нему подойти, а издали не разберешь, кто пьяный, кто нет.

З а р г а р о в. Хорошо, я его устрою.

Х у м о р х о н (подумав). Его надо женить.

З а р г а р о в. Хорошо, хорошо! Я сам думал. Женим… Этот дом отдадим ему, а сами выстроим новый!

Входит  М а р а с у л ь. Х у м о р х о н  уходит.

М а р а с у л ь. Что я слышал! Какое счастье, что на собрании не было еще Окилы!.. Что же случилось?

З а р г а р о в. Беда случилась! Несчастье случилось! (Передразнивает.) «Что случилось?» Во всем ты виноват, ты! Зачем тебе надо было затевать все это, когда женский вопрос натянут, как тетива!.. Все газеты о нем пишут…

М а р а с у л ь (удивленно). Что же я сделал такого?

З а р г а р о в. Он еще спрашивает!.. Если уж не терпелось ей учиться, надо было устроить ее в какую-нибудь школу, родила бы второго ребенка, сама бросила бы.

М а р а с у л ь (побледнев). Да что же случилось? При чем тут это?

З а р г а р о в. Весь пожар загорелся именно из-за Насибы! Выскочила ее подруга и запела так, выскочила твоя тетушка, запела этак! А потом все вместе запели — хором, смешали меня с тобой, а тебя со мной. Знаешь, как дрожжи. Положат их кусочек, а тесто из корыта лезет.

М а р а с у л ь. А Насиба? Она что сказала?

З а р г а р о в. Она! Я было заступился за тебя, так обвинила меня во лжи.

М а р а с у л ь. Так, так!.. (Засучивает рукава и собирается уходить.)

З а р г а р о в. Куда!.. Сиди уж! (Опускает ему рукава.)

Входит  Н а с и б а.

Н а с и б а. Ваша мать сказала, что я вам срочно нужна?

Заргаров делает Марасулю знаки — мол, не вздумай сейчас обидеть ее.

М а р а с у л ь (насупившись, угрюмо). Да… (Подходит к Насибе замахивается на нее.)

Заргаров удерживает его. На шум выбегает  Х у м о р х о н.

З а р г а р о в. Гм… Так-то вы относитесь ко мне, да, Насибахон? Вы обижены на Марасуля — надо было сказать мне. Или вы и на меня обижены?

Н а с и б а. Споткнувшемуся человеку нечего обижаться на камень.

З а р г а р о в. Камнем меня называете, глядишь, кирпичом или еще как назовете, а я как-никак помогал вашему счастью. У вас прекрасный дом…

Н а с и б а. И коровье счастье! Корове действительно только и нужно — теплый хлев да сытая жвачка!

З а р г а р о в. Дом — не только стены, дом — это семья!

Х у м о р х о н. Вы не чья-нибудь жена. Жена доктора Хузурджанова!

Н а с и б а. У меня есть свое имя, имя, с любовью и надеждой данное мне отцом и матерью!

М а р а с у л ь (угрожающе). Ах так!..

Н а с и б а. Да, так!

М а р а с у л ь (вновь замахивается, и вновь его удерживает Заргаров). Я тебе покажу!

Н а с и б а. Нет, Марасуль, больше вы не посмеете бить меня! Бьют тех, кто боится. Я не боюсь вас. (Уходит.)

Х у м о р х о н. Ах, бедняжка Марасуль-ака!

З а р г а р о в. Дурак! Разве теперь можно бить жену, а?

Х у м о р х о н. Такую жену убить мало!

Звонит телефон.

З а р г а р о в (испуганно). Марасуль, бери трубку! (Про себя.) О господи, пронеси! (Ища защиты.) Хуморхон! Душа моя!

М а р а с у л ь (в трубку). Слушаю… Что?.. Из райкома? (Кладет трубку на стол и знаком приглашает Заргарова к телефону. Тот подходит к телефону так, словно трубка может укусить его.)

З а р г а р о в (в трубку, пытаясь говорить бодро). Слушаю!.. Благодарю… Хорошо… (Вдруг весь съеживается и, уронив трубку, опускается в кресло. После паузы.) Марасуль!

М а р а с у л ь (безнадежно). А!

З а р г а р о в. Что же это?

М а р а с у л ь. Это еще цветы, фрукты потом будут!

З а р г а р о в. Хуморхон, душа моя!.. Спаси!

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Во дворе дома Марасуля Хузурджанова. Н а с и б а, В е р а, П у л а т д ж а н  Д о м л а  пришли навестить Насибу. На руках у  Н а с и б ы  ребенок.

П у л а т д ж а н  Д о м л а (приоткрыв лицо ребенка). Хорошо спит, сладко! Дай-ка мне. А то больших учу, а маленьких, наверное, держать разучился.

Девушки тихо пересмеиваются Насиба передает ему ребенка.

Не разучился. Ну-ну, рассказывай дальше.

Н а с и б а (продолжает). В тот день, после собрания, он был сам не свой. А теперь будто шелковый. Целый год не выпускал меня на улицу… а на этой неделе я уже два раза побывала в районо. Сам сходил в школу, принес справку, что я училась в девятом классе.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Значит, действует критика!

С улицы входит  Ф а т и м а  с бидонами в руках. Увидев гостей, незаметно прячет бидоны за угол и спешит к ним.

Ф а т и м а. Ах, дорогие мои, мои желанные!.. Добро пожаловать, дорогой директор! Добро пожаловать… Когда же наконец начнутся занятия в школе, дорогой учитель? Ждет не дождется бедная моя деточка! Читает беспрестанно, все, поди, книги перечитала…

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Ну, так и быть, я вас обрадую… (Роется в кармане.)

Ф а т и м а. Марасуль говорит, что наймет учителя, чтоб она дома училась.

П у л а т д ж а н  Д о м л а. Зачем же. (Насибе.) Я договорился с дирекцией вечерней школы, тебя приняли в десятый. Вот. (Передает ей бумагу.) Будешь учиться и одновременно сдавать экзамены за девятый. Я помогу тебе. И вот они помогут…

Н а з и р а. Конечно!

В е р а. Обязательно!

Ф а т и м а. Ах, не дай бог, потеряет бумажку!

Н а с и б а. Спасибо, Пулатджан Домла!

П у л а т д ж а н  Д о м л а (взглянув на часы). Ну, я пойду. Пора.

Ф а т и м а. Ах нет, нет, оставайтесь, я плов приготовлю.

П у л а т д ж а н  Д о м л а  уходит, Ф а т и м а  идет в дом.

Н а с и б а (радостно). Теперь я всего на один год отстану от вас!

В с е (запевают).

«Давно, друзья веселые, Простились мы со школою…»

В е р а (показывая на ребенка). Девочки, тихо!

Н а з и р а. Все равно глазенки открыты. И нам пора идти.

В е р а. Да, да…

Н а с и б а. Уже? Ну спасибо, что пришли… (Провожает их.) У меня просьба к вам, девочки: зайдите по пути к тетушке Зухре, передайте ей, что все у Насибы хорошо. Пусть успокоится.

Н а з и р а. Ладно, ладно, передадим!

Насиба, проводив их, остается одна. Входит  Р о х и л я.

Р о х и л я. Не пора ли купать ребенка, доченька? Проснулась она?

Н а с и б а. Ах, мамочка, радость-то какая! Меня приняли! В десятый! Это Пулатджан Домла постарался.

Р о х и л я. Да продлятся дни его жизни!

Обе уходят. Появляется  М а р а с у л ь  и опускается на супу. Входит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. А, ты. Пришел… Принести тебе поесть?

М а р а с у л ь. Ничего в горло не идет. Ахаджан-ака сняли с работы и исключили из партии.

Ф а т и м а. Ах ты господи боже мой!..

М а р а с у л ь. Уф!.. Стоит счастью повернуться к тебе спиной, пошло и поехало!

Ф а т и м а. Моли бога!.. И не кручинься-то больно. Ахаджан из тех, кто из воды сухим выходит… Вот увидишь. (Тихо.) Учитель Насибы был. Принес какую-то бумажку!

М а р а с у л ь. Какую еще бумажку?

Ф а т и м а. Видно, с учебой-то у нее ладится! (Со слезами.) Несчастная я женщина… Тебя для нее вырастила, теперь ее ребенка должна растить.

Входит  З а р г а р о в.

З а р г а р о в (упавшим голосом). Марасуль, друг мой, еду. Теперь вся надежда на друзей в области. Прощаться пришел.

М а р а с у л ь. Желаю удачи…

Ф а т и м а. Положитесь на бога.

З а р г а р о в  уходит, входит  Н а с и б а.

Подай мужу поесть, невестушка! (Уходит.)

М а р а с у л ь. Куда ты ходила?

Н а с и б а. Никуда.

М а р а с у л ь. Кто приходил?

Н а с и б а. Пулатджан Домла, девушки…

М а р а с у л ь. Так, так…

Н а с и б а (радостно). Буду в десятом учиться! Пулатджан Домла с дирекцией уже договорился и выписку из приказа принес! Вот!

М а р а с у л ь (читает приказ). Гм… хорошо. Только вот что беспокоит меня: что же будет с твоим ребенком?

Н а с и б а. Всегда вы так: «твой ребенок» да «твой ребенок»! Он и ваш. Не с собой же из дома я его принесла!

М а р а с у л ь. Я хочу только сказать, чтобы ты не рассчитывала на мою мать! Хватит и того, что она меня вырастила для тебя!

Н а с и б а (поражена). Можно… и в ясли отдать.

М а р а с у л ь. Единственного ребенка — в ясли?

Н а с и б а. А чем же плохо? Я и сама выросла в яслях, в детском саду!

М а р а с у л ь. Я своего ребенка не отдам!

Н а с и б а (растерянно). Хорошо, моя мать будет нянчить. Утром стану относить к ней, а вечером забирать…

М а р а с у л ь. Это — дело другое. (Вдруг.) Ну, хорошо. Ребенка ты будешь относить к матери, а меня куда отнесешь? Кто за мной будет ухаживать?

Н а с и б а. Я сама буду… Со всем справлюсь. И с учебой и с домашними делами.

М а р а с у л ь (после паузы). Послушай-ка: зачем тебе учиться? Чтобы потом работать? А для чего тебе работать? Думаешь, я тебя не сумею прокормить?

Н а с и б а. Почему вы меня должны «кормить»? Я ведь не кошка…

М а р а с у л ь (гневно). Мы разговариваем! Мы — муж и жена. А твоим языком говорит чужой человек!

Н а с и б а. А что же я сказала?

М а р а с у л ь (передразнивает). «Почему вы меня должны кормить!.. Я ведь не кошка!» Это — слова его… Пулатджана Домлы! Такая философская мудрость от него!

Н а с и б а. Это мои слова, хотя, может быть, и не я их придумала. Я не хочу быть кошкой. Я человек, и у меня человеческие желания.

М а р а с у л ь. Ну, допустим, твое желание исполнилось, ты стала учиться и на работу поступила. Какой же оклад вы согласны получать?

Н а с и б а (глядя ему в лицо). А за какой будущий оклад вы согласились бы отпустить меня учиться?

М а р а с у л ь (не найдя, что ответить, рвет бумагу). С будущего года!

Н а с и б а. Ах! (Собирает обрывки и прижимает к груди.) Тогда, накануне свадьбы, вы щедро дарили мне цветы и обещания. А теперь… вот это — ваш подарок.

М а р а с у л ь (выходя из себя). Я хочу отдохнуть после работы! (Кричит.) Оставишь ты меня в покое или нет?

Н а с и б а. Не кричите на меня!

Вбегают  Р о х и л я  и  Ф а т и м а.

Р о х и л я. Что такое? Что вы опять?

Ф а т и м а. С ума сошел? На улице слышно!

Н а с и б а. Опять на попятную идете? Вчера одно говорили — сегодня другое. Это бесчестно!

М а р а с у л ь. Я — бесчестный, я тиран, я изверг! (Широким жестом показывает на дом и двор.) Любая бы пошла за такого изверга!

Н а с и б а. Ну и пусть идет!

М а р а с у л ь (кричит). И прекрасно!

Р о х и л я. Послушайте, зятек, вы опять за свое? Посмотреть на вас — никто не поверит, что вы на жену так кричите.

М а р а с у л ь. Не пущу я ее в школу, и баста! Пусть поступает в университет, пожалуйста! Сам помогу! Но пусть готовится дома!

Н а с и б а. Довольно! Мне надоели ваши пустые обещания! Слепой только раз в жизни теряет свою палку.

М а р а с у л ь. Надоело, так иди на все четыре стороны!

Н а с и б а. Ах вот как! Ну вот, мамочка, вы довольны? Увидели счастье дочери!

Р о х и л я  и  Н а с и б а уходят в дом.

Ф а т и м а. Слушай, ты, полоумный! Ведь у нее ребенок! Она отберет себе половину дома, отрежет!

М а р а с у л ь. Уф!.. И с одной-то женой не совладаешь. Как это покойный отец управлялся с восемью!

Ф а т и м а. О, сын мой, в те времена с плеток мужей кровь капала! В те благословенные времена паранджа была!

Появляется  Р о х и л я  с ребенком и узлом в руках.

Люди добрые!.. Как ты смеешь разлучать меня с моей сватьюшкой?..

Р о х и л я. Своими собственными руками посадила свое дитя в золоченую клетку! Говорили добрые люди, да не верила я им…

Входит  Н а с и б а  с двумя связками книг.

Н а с и б а. Идемте, мама!

Ф а т и м а (преградив им обеим дорогу). Люди добрые! Как ты смеешь разлучать меня с моей невестушкой!..

Появляется  З у х р а.

Помогите, люди добрые!

З у х р а (поражена). Что случилось?

Р о х и л я. Что может еще случиться… Случилось то, что вы предсказали!

Ф а т и м а (раскланивается с Зухрой). Опять повздорили, помири ты их, ради бога! Из-за пустяка… (Уходит.)

З у х р а (вслед ей). Мразь!

М а р а с у л ь (Рохиле, с упреком). Нет того, чтоб поругать нас обоих, помирить, вы сразу за узлы!..

Р о х и л я (Зухре). Все я поняла. Хотела выдать свою дочь замуж, пока жива, о себе думала, а что будет после свадьбы с моей Насибой — и в голову не пришло. Когда наступает последний день в жизни матери, она во всем прощает свое дитя. У меня другая судьба — мне надо заслужить прощение дочери.

З у х р а. Вот теперь, я вижу, вы взялись за ум!

М а р а с у л ь (угрожающе). Тетушка!.. Вы лучше не вмешивайтесь в наши семейные дела! Семейный вопрос — политический вопрос! В то время когда Советская власть принимает все меры к укреплению семьи… вы ответите за это!

З у х р а. Советская власть укрепляет советскую семью!

М а р а с у л ь. Не руками ли таких вот малограмотных активисток, как вы? (Преграждает дорогу Рохиле и Насибе.)

З у х р а. А сам-то ты грамотный? Одним глазом глядишь в рот людям, а другим — в их карман. Где же ты еще взял глаза, чтобы выучиться грамоте?

М а р а с у л ь (Насибе). Не надейся получить от меня деньги. Не разживешься!

Н а с и б а. И не надо!

З у х р а. Надо! Ничего, закон растрясет твои карманы!

М а р а с у л ь. По закону будет получать? Ну так я поступлю на работу, где будут платить не больше ста рублей.

З у х р а. До чего же ты… скользкий!

М а р а с у л ь (Насибе). Смотри! Одумаешься, вернешься, а в этом доме окажется другая женщина!

Н а с и б а. И не подумаю возвращаться! Всю жизнь буду жалеть о днях, загубленных в этом доме. Идемте, мама! (Уходит.)

Р о х и л я. Недаром они прошли, эти годы! Глаза наши раскрылись. Увидели, что такое счастье и что такое несчастье. Всем матерям скажу: неоперившийся воробышек, рвущийся в полет, непременно попадет в пасть змеи! Буду всем твердить — не пускайте его!

Рохиля и Зухра направляются к калитке.

М а р а с у л ь (кричит). Всего, чего хотели, добились, тетушка!

З у х р а. Нет еще! Не всего. Я еще в долгу перед тобой!

Уходят.

З а н а в е с.

ЭПИЛОГ

Столовая в доме Заргарова. Абсолютно пустая комната. На полу пара старых калош и клочки газет. Входит  З а р г а р о в  с чемоданом в руках. Замирает от удивления. Трет глаза, будто не верит им. Наконец, убедившись, что это не сон, опускается на чемодан. Входит  М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Салам! С приездом!

З а р г а р о в. Салам…

М а р а с у л ь. Я на улице окликнул вас, — не услышали.

З а р г а р о в (показывая на комнату). Что это?

М а р а с у л ь. Ваша Хуморхон… Вчера… Покинула… Не горюйте, теперь все жены покидают мужей! И Насиба тоже…

З а р г а р о в. Куда она переехала? К дяде?

М а р а с у л ь. К мужу.

З а р г а р о в (вскочив с места). Что?

М а р а с у л ь. Да вы не убивайтесь, если голова цела, тюбетейка всегда найдется… Скажите лучше, с чем приехали.

Заргаров жестом отвечает — конец.

Ах, ах! А вы бы сказали: нельзя же так — взять и с корнем. Я, мол, полечусь, исправлюсь…

З а р г а р о в. Чего только не говорил.

М а р а с у л ь. Да… Трудно стало жить на свете, Ахаджан-ака!

З а р г а р о в. Тебе-то что! Выгонят из одной щели, а ты свой зубодерный инструмент в руки — да в другую, и будешь жить. А мне вот… Трудно!

М а р а с у л ь. Кажется, Ахаджан-ака, меня тоже вырвали… с корнем. Вместе с моим зубодерным инструментом. Из поликлиники уволили — за незаконную частную практику. Мало! Обязали за все время налоги уплатить. Вас-то теперь нет. Пришлось дом продать… Не знаю, что дальше будет.

З а р г а р о в. Ах, если бы все это было во сне… Проснуться и начать жить. Уж я бы знал, как… Оказывается, у меня на плечах не голова — тыква, обросшая шерстью. Тыква!

З а н а в е с.

1954

ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗЕМПЛЯР

Фарс в трех действиях, семи картинах

ПЕРЕВОД КОНСТАНТИНА СИМОНОВА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

НУСРАТ СУХСУРОВ, взяточник. По совместительству заведующий маленьким, но удобным для его основной профессии учреждением.

НЕТАЙХОН, жена взяточника. Женщина, не вникающая в то, во что не надо вникать.

КАРЫ-АКА, последняя профессия — мулла.

ЮСУФ, собутыльник и сослуживец Сухсурова. На данном этапе скорей овца, чем волк.

ШАБАРАТ, брат еще одного, лично неизвестного нам взяточника.

ХОДЖАР, по мнению одних — племянница, по мнению других — приемная дочь, а на самом деле — прислуга для всех в доме Сухсурова.

АБИДДЖАН, сводный брат Нетайхон, человек из другой пьесы.

НАВРУЗОВ, капитан милиции.

Старик, свидетели, представитель автора.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Перед открытием занавеса на авансцену выходит  п р е д с т а в и т е л ь  а в т о р а.

П р е д с т а в и т е л ь  а в т о р а. Конечно, вор есть вор. Я не оправдываю вора. Но все-таки обыкновенный вор — это еще полбеды по сравнению со взяточником. Вор ночью преграждает вам путь, залезает вам в карман, забирает ваши денежки и убегает. Только его и видели! А взяточник? Взяточник среди бела дня, сидя у себя в кабинете, преграждает вам путь, забирается к вам в карман, отбирает ваши деньги и не убегает — ничуть не бывало! А, наоборот, вас же еще и делает соучастником своего преступления! Взяточник ворует ваши собственные права и, украв их у вас, снова перепродает их опять-таки вам! Конституция дала вам право на труд. Взяточник ворует у вас это право и вам же его продает; он задерживает вас у двери, в которую вы хотите войти, и требует взятку! Конституция дала вам право на учебу. Взяточник ворует у вас это право и вам же продает его! Он задерживает вас у входа в вуз и требует взятку! Вы, не жалея сил, трудитесь до седьмого пота, а взяточник преспокойно ворует у вас плоды вашего труда. Если вы мне не верите, пожалуйста, посмотрите собственными глазами на портрет одного моего знакомого взяточника! Предупреждаю — это будет не водевиль-шутка, какие уж тут шутки со взяточниками! И не какая-нибудь там нежная лирическая комедия, а, наоборот, самая что ни на есть грубая! Взяточники так насолили нам, что нежничать с ними не приходится. Не знаю, как кто, а я считаю, что, имея дело с этими людьми, уж лучше пересолить, чем недосолить.

Занавес открывается. Парадная комната в доме Нусрата Сухсурова, двор которого по забору граничит с двором мечети. Комната эта, если б выбросить из нее все то великолепное барахло, которым она сейчас забита, вполне могла бы служить просторной спальней в детском саду — кроватей, эдак, на двадцать. Одна дверь комнаты выходит в глубь двора, а другая — в сторону улицы. В углу комнаты — большая черная круглая железная печка. На диване — халат и чалма. Видно, что в комнате всю ночь пьянствовали. На столе — пустые бутылки из-под коньяка, остатки ужина. Накануне все напились до бессознательного состояния. Н у с р а т  С у х с у р о в, видимо, полз к дивану, но так и не добрался до него; Ю с у ф  свалился на пол, обнимая ногу Сухсурова; К а р ы, как уперся ночью челюстью в стол, так и застыл во сне, словно кот, подстерегающий мышь. Сухсуров храпит на высоких нотах. Юсуф берет ноты пониже и пореже.

Поют петухи. Из внутренних комнат выходит  Н е т а й х о н  с растрепанными волосами, в нижней сорочке, в накинутом на плечи халате. Посмотрев на Сухсурова и убедившись, что он крепко спит, подходит к Кары.

Н е т а й х о н (тряся его за плечи, сильным шепотом). Кары-ака! Кары-ака!

К а р ы (спросонок). Слава аллаху!

Н е т а й х о н. Вставайте.

К а р ы (намереваясь обнять ее). О аллах, благодарю тебя за доставленное мне благодеяние!

Н е т а й х о н (спохватившись). Обещали зайти, и я всю ночь как дура не смыкала глаз!

К а р ы. Аллах зачтет тебе это. (Обнимает ее и тянет в соседнюю комнату.)

Из мечети слышится азан.

Н е т а й х о н (с досадой). Ну вот! (Показывает на мужа.) Сейчас он проснется! У него привычка, как только услышит азан, сейчас же просыпается, чтобы опохмелиться! Пустите меня!

К а р ы  опасливо посмотрел на Сухсурова и, накинув халат и чалму, выходит на улицу. Нетайхон, проводив его, выглядывает в калитку на улицу, кого-то видит там и бегом возвращается в гостиную.

(Будит мужа.) Нусрат-ака! Нусрат-ака, вставайте!

С у х с у р о в (всхрапнув еще сильней и вдруг проснувшись от собственного храпа). Почему я остался здесь лежать? Почему не разбудила?

Н е т а й х о н. Да разве вас добудишься! Вставайте, опять кто-то ходит вокруг нашего двора. По-моему, он фотографирует!

С у х с у р о в (глядя в окно). Этот дом съест меня!

Н е т а й х о н. И зачем только вы отправляли меня на курорт! Вернулась и за три дня снова разрушила себе все нервы! Все время мимо дувала идут какие-то незнакомые люди и пялят глаза на наш дом! Даже когда позавчера на той стороне был пожар, то я видела, как пожарный льет воду на огонь — туда, а сам во все глаза смотрит на наш дом — сюда! И доктор — шел к соседям, а смотрел на наш дом! И когда туда шел и когда обратно! Даже керосинщик, когда ехал и кричал в трубу: «Керосин!» — наставлял свою трубу прямо на наш дом!

С у х с у р о в. Если бы знать заранее, что выйдут такие законы, нечего было его и строить!

Н е т а й х о н. А вы переведите его на мое имя!

С у х с у р о в. Вернулась из санатория такой же дурой, какой уехала! Я хоть получаю зарплату сто десять рублей! А ты? Если спросят: «Откуда столько денег нашла?» Что ответишь? Цыплят, что ли, высиживала и на базаре продавала?

Стук в калитку.

Н е т а й х о н (с испугом). Вот он! Тот самый!

С у х с у р о в (вскакивает, кричит в окно). Ходжар! Ходжар!

Входит  Х о д ж а р.

С у х с у р о в. Глухая, что ли? Открой калитку!

Н е т а й х о н. Не надо!

С у х с у р о в. Погляди, если посторонний, не открывай.

Ходжар идет к калитке, муж и жена с нетерпением ждут.

Х о д ж а р (вернувшись). Шабарат-ака!

С у х с у р о в (к Нетайхон). Нашла кого бояться! (К Ходжар.) Скажи ему, если есть дело, пусть завтра, в понедельник, приходит на службу.

Ходжар уходит.

Н е т а й х о н. Издалека не узнала его!.. Чтоб ему провалиться, чего он лезет в такую рань!

Н е т а й х о н  уходит.

С у х с у р о в (будит Юсуфа). Юсуф, вставай! Голова трещит! Сбегай в магазин!

Ю с у ф (встает). Ой, голова!

С у х с у р о в. В каждый висок словно по железному костылю забито!

Ю с у ф (сливает остатки коньяка со всех рюмок в одну). Сейчас выдернем! (Собирается выпить.)

С у х с у р о в. Это мне! (Выхватывает рюмку.) А ты сбегай в магазин! (Приготовился выпить.)

Ю с у ф (с завистью). Ладно! Там и закуска внутри — муха!

Сухсуров брезгливо отодвигает рюмку. Юсуф тут же выпивает ее.

С у х с у р о в. Зачем выпил, раз там муха?

Ю с у ф. Не выпьешь — до магазина не дойдешь!

С у х с у р о в. Иди скорей, голова лопается! Я никого из вас вчера не обидел?

Ю с у ф. Вы пьяный очень добрый, Нусрат-ака. Вы мне пьяный нравитесь даже больше, чем трезвый.

С у х с у р о в (растроганно). Иди, иди. (Дождавшись, когда Юсуф выйдет, кричит в дверь.) Нетайхон, позови Кары-ака!

Голос Нетайхон: «Сейчас! Ходжар! Эй, Ходжар!»

Голос Ходжар: «Что?»

Голос Нетайхон: «Сбегай, позови дядю Кары!»

Входит  Ю с у ф, потягивая из горлышка бутылки коньяк.

(Восхищенно.) Быстро!

Ю с у ф. А я вчера привязал одну нераскупоренную к собачьей будке.

С у х с у р о в. А осталась всего половина?

Ю с у ф. Значит, хороший коньяк нельзя доверять и собаке!

Оба пьют.

Там Шабарат сидит у калитки.

С у х с у р о в. Все еще сидит?

Ю с у ф. Не могу видеть этого парня. Как взгляну на него, так словно в тюрьму сел. И так она по ночам снится, а тут еще он на глаза лезет…

С у х с у р о в. Замолчи! Не каркай!

Ю с у ф. Нет, я… я хочу сказать, что, пока дело Шаджалила не замнется, лучше бы вы временно перевели меня на какую-нибудь другую работу…

С у х с у р о в. Уже испугался? Я привык работать с мужчинами. Мне зайцы не нужны. Считай, что тебя уже нет около меня. И не временно, а навсегда.

Ю с у ф (вытаскивая из кармана деньги). А если я уже раскаиваюсь в своих словах?

С у х с у р о в (не отрывая глаз от денег). Раскаиваешься? (Громко.) Это что у тебя в руках? Да еще в такое время, когда вышли такие законы? (Вырывает деньги.) Не пачкай ими руки. Убирайся!

Ю с у ф. Я могу прибавить…

С у х с у р о в (кричит). Когда? Убирайся!

Ю с у ф, испуганно озираясь, выходит. Входят  Н е т а й х о н  и  К а р ы.

Н е т а й х о н. Что с ним случилось?

С у х с у р о в. Ничего. Выпил лишнего.

К а р ы. Слава аллаху!

С у х с у р о в. Садитесь… Есть дело, требующее совета. Этот наш дом мне просто в зубах навяз. Один знающий человек говорит так, другой — этак! А в общем, после выхода новых законов никто еще толком не знает, как их обойти! Шаджалилу тоже особенно доверять не приходится. Надо искать выход…

К а р ы (тотчас). Продать.

С у х с у р о в. А я-то считал, что обратился за советом к умному человеку. Кому продать? Кто его сейчас возьмет? Видно, у вас только и хватает ума, что твердить: «Слава аллаху!» Но этого на данном этапе мало.

Долгая пауза.

Н е т а й х о н. А что же делать?

С у х с у р о в (вдруг). Нашел!

Н е т а й х о н. Что нашел?

С у х с у р о в. Ты помиришься со своим младшим братом, вот что!

Н е т а й х о н. С каким младшим братом? С Абидом? Да провались он! Столько лет ссорились, а теперь вдруг мириться?!

С у х с у р о в. Знаешь, есть поговорка: «Когда в горле рыбья кость, спасибо кошке, если она ее когтями вытащит!»

Н е т а й х о н. Что же вы собираетесь делать?

С у х с у р о в. Ты напишешь Абидджану ласковое письмо. Начнешь с того, что, кто старое помянет, тому глаз вон! И что родство остается родством, и ты не можешь спокойно умереть, не увидев его. Твой Абидджан — сердобольный человек — приедет! А уж здесь мы его к полу обеими ногами приклеим. Приоденем нашу Ходжар да и подкинем ее Абидджану. А потом переведем дом на них обоих. Вот и будет шито-крыто!

Н е т а й х о н. А его потом не спросят, на какие ты деньги это построил?

С у х с у р о в. Его не спросят. Он инвалид войны! С клюшкой ходит!

К а р ы (в сторону). Эх, обидно! Не дезертируй я тогда с военной службы, был бы сейчас в зятьях и с домом!

Н е т а й х о н. Правда, он уже много лет живет без жены, но возьмет ли он в жены старую деву?

С у х с у р о в. А она еще не такая старая! Зови ее!

Н е т а й х о н. Вы что? Еще и ее согласия спрашивать будете?

С у х с у р о в. А как же! А то еще выскочит на улицу да завопит на весь квартал: «Меня силком замуж выдают!» Сейчас не то время! И всяких корреспондентов слишком много развелось! Иди, зови!

Навстречу Нетайхон появляется  Ю с у ф  с дубиной в руках. Завидев его, Н е т а й х о н  с воплем убегает. Все застывают. Юсуф, пошатываясь, приближается к Сухсурову.

(Заикаясь.) Ю-ю-юсуфджан…

Ю с у ф (неожиданно отдает палку Сухсурову и нагибает голову). Бейте, Нусрат-ака!

С у х с у р о в (несколько придя в себя). Юсуф!..

Ю с у ф (плача навзрыд). Не успокоюсь, пока не побьете! Если уволите меня с работы, зачем мне моя глупая голова? Отдаю ее вам! Своими руками отдаю!

С у х с у р о в (успокоенно). Ладно, раз она моя, положи ее пока на диван! И пусть она с моего разрешения поспит! Идем!

Оба уходят. Из дома слышится пьяное бормотание Юсуфа.

К а р ы (к Нетайхон). Ваш младший брат, очевидно, недостойный человек?

Н е т а й х о н. Да, мы с ним поругались…

К а р ы. Так чего же хорошего вам ждать от его приезда! Получит дом в свое владение да и откажется вас признавать!

С у х с у р о в  возвращается с  Х о д ж а р.

С у х с у р о в. Садись!

Н е т а й х о н. Замуж пойдешь, если выдадим? Или будешь до ста лет нам тут глаза мозолить?

Х о д ж а р. За кого? Кто он?

Н е т а й х о н (хохочет). Смотри, какая разборчивая. За мужчину! Мало тебе этого?

С у х с у р о в. За моего шурина. За сводного брата Нетайхон.

К а р ы (легонько подтолкнув Ходжар, тихо). Имей в виду — у него одна нога хромая. Вот такая! (Идет по сцене прихрамывая.)

С у х с у р о в (заметив это). Эй, Кары, что с вами?

К а р ы (переходя с прихрамывания на приплясывание). А это мы на свадьбе будем танцевать!

С у х с у р о в. Лет ему сорок. Или немного больше. Или немного меньше. Подойдет? (К Нетайхон.) Молчание — знак согласия! Иди пиши письмо!

Ходжар продолжает молчать.

Н е т а й х о н (к Ходжар). Вставай!

Обе выходят.

К а р ы. А вам известно, что это за человек, ваш Абидджан?

С у х с у р о в. Он работает механиком в одном из мирзачульских колхозов.

К а р ы (после паузы). А кроме этого? Честный ли человек? Подходящий ли для вашей цели?

С у х с у р о в. Эх, Кары, если б всегда заранее знать, где и что у тебя зачешется.

К а р ы (недовольно). Если вы так в себе уверены, то нечего и советоваться. Сами потом расхлебывайте! (Выходит.)

Входит  Х о д ж а р.

Х о д ж а р. Вас спрашивает Шабарат-ака.

С у х с у р о в. Ладно, пусть заходит.

Х о д ж а р  выходит. Входит  Ш а б а р а т.

Ш а б а р а т. Салам!

С у х с у р о в. Сказал же я — приходи завтра на службу.

Ш а б а р а т. Не хватает терпения ждать до завтра.

С у х с у р о в. Что хочешь сказать?

Ш а б а р а т. Я вчера носил передачу Шаджилилу-ака. Он передал мне костюм и просил прислать ему ватник. Это не значит, что дело его дрянь?

С у х с у р о в. Может быть, и так.

Ш а б а р а т. Я очень расстроился: ну что ж, пусть мой старший брат ест из тюремного котла, раз у него такая судьба! Но боюсь, как бы и вас не задели! Как ни говори, а он был у вас в подчинении, так сказать, у одной кормушки стояли… (Исподтишка наблюдает за Сухсуровым.)

С у х с у р о в (поняв намек). Да, это верно. Стояли у одной кормушки, но при этом каждый жевал собственными зубами и глотал собственной глоткой! И у каждого будет своя могила, и за душой каждого придет свой ангел-хранитель!

Ш а б а р а т. Так-то оно так, но если дело раздуется, не соединятся ли ваши могилы?..

С у х с у р о в (смеясь). Значит: «Или помоги вытащить твоего брата, или он сам тебя за ноги потянет!» Так тебя понимать?

Ш а б а р а т (уклончиво). Зачем так говорить, Нусрат-ака! Мой брат никогда этого не сделает!

С у х с у р о в. А если сделает, то он до моих ног и рукой не достанет!

Ш а б а р а т. Разве я об этом, Нусрат-ака!

С у х с у р о в. А если достанет и я упаду, то упаду прямо на него. Это он знает, твой старший брат. И пока идет следствие, я ему нужен! И потом из тюрьмы, чтобы сократить срок, тоже попытается шарить в моем кармане. И если выйдет из тюрьмы вовремя, и если выйдет досрочно, все равно за работой придет ко мне! Понял меня?

Ш а б а р а т. Поэтому и пришел к вам. Брат просил, чтобы вы указали ему путь.

С у х с у р о в (неожиданно). Путь? Не жалей денег и… бери адвоката! Вот и весь путь!

Ш а б а р а т. Вы, Нусрат-ака, говорите со мной не по-свойски.

С у х с у р о в. А я служу на государственной службе. У меня нет времени говорить с тобой по-свойски.

Ш а б а р а т. А когда у вас будет время? Сегодня девятое, какого числа прийти?

Сухсуров, разглаживая волосы, делает пальцами жест «две».

(Не понимая знака.) Значит, одиннадцатого прийти?

С у х с у р о в (вскипая от его тупости). Две! Понял?

Ш а б а р а т (не сразу, но понимает. Изумленно). Две тысячи? Новыми деньгами?

С у х с у р о в. А разве у тебя еще сохранились старые деньги?

Ш а б а р а т. И это дело стоит две тысячи?

С у х с у р о в. Вот именно. Поэтому я и сказал тебе: «Бери адвоката!»

Ш а б а р а т (уныло). Да, видно, в камень высох тот хлеб, который вы с моим братом разламывали пополам!

С у х с у р о в. Не болтай лишнего, мне из этих двух ничего не достанется. Просто хочу сделать тебе добро. Возьму у тебя — отдам другому. Двадцать пять лет грозит твоему брату! А тот человек сведет на пять лет. Ладно, пусть пока на пять лет! Потом найдем другого человека, чтобы сделал из пяти — два.

Ш а б а р а т (протягивает деньги). Спасибо. Пусть поможет вам аллах!

С у х с у р о в (приподняв на кровати ватное одеяло). Клади! Передам ему для начала. А мне магарыч, ладно уж, потом дашь! А теперь помни: если кому заикнешься обо мне — знаешь про новый закон? Тому, кто дал взятку, — тоже пятнадцать лет!..

Ш а б а р а т. Знаю, как же не знать! (Нерешительно.) Так за сколько же всего вы сторговались с тем человеком?

С у х с у р о в. Дурак! Разве в таких делах можно торговаться?

Ш а б а р а т. Хорошо, Нусрат-ака, да спасете вы моего брата и да спасет вас аллах! (Собирается уйти.)

С у х с у р о в. Подожди! Не забудь везде говорить, что твоего брата посадили из-за моей жестокости. Пусть его жена идет с плачем прямо в учреждение! Пусть погромче проклинает меня там! Не жалеет слез.

Ш а б а р а т  выходит, рассыпаясь в благодарностях, Сухсуров запирает за ним дверь.

С у х с у р о в (беря пачку денег щипцами, задумчиво). Да, некстати вышел этот закон. Ладно, на этот раз возьму, а потом раз навсегда забью затычкой свою утробу. (Бросает деньги в печку и открывает дверь.)

Н е т а й х о н (входит с письмом). Написала.

С у х с у р о в (пробегая письмо глазами). Не так глупо! (Заклеивает конверт.) Я сам снесу его на почту.

Н е т а й х о н. Отправьте лучше заказным!

С у х с у р о в. Заказным или не заказным — только бы он приехал. Мы огородим этот дом одним твоим братом лучше, чем тремя наборами!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Двор Сухсурова. Длинный праздничный стол человек на пятнадцать. Н е т а й х о н  оглядывает стол. Автомобильный гудок. Входит  Х о д ж а р  с тяжелым ящиком в руках.

К а р ы (помогая ей нести ящик, тихо). В лице у твоего жениха нет благообразия, Ходжархон! Ты права, что еще не дала своего согласия…

Вдвоем проносят ящик к кухне, возвращаются обратно и начинают таскать еще ящики, мешки, бумажные пакеты.

Когда брак не по душе человеку, он и аллаху не по душе… При наличии государственной власти женщины и девушки у нас свободны… Если будут тебя заставлять, обратись к общественности…

Н е т а й х о н. Ходжархон, идите приоденьтесь, миленькая!

Х о д ж а р (удивленно). А как? У меня другого платья нет…

Н е т а й х о н. Ладно уж, наденьте мое желтое платье! Идемте, миленькая, приоденемся.

Обе уходят в дом.

Входит  Ю с у ф, ведя барана. Он пьян.

К а р ы. Добро пожаловать! (Собирается взять за веревку барана.)

Ю с у ф. Отойдите! Я передам его лично в руки Нусрат-ака. Пусть Нусрат-ака знает, что он обошелся мне в девяносто восемь рублей!

К а р ы (берет за веревку барана). Я сам ему все скажу и передам, что этот баран — ваш дар!

Ю с у ф. Не согласен. (Сам тащит барана в глубь двора.)

Н е т а й х о н  выходит, неумело принаряженная и от этого подурневшая.

К а р ы (глядя на декольте Нетайхон). Если придут люди из учреждения, то не следовало бы открывать перед посторонними неразрешенные аллахом части тела…

Н е т а й х о н. А что мне до этих людей из учреждения! Я нарядилась, чтобы понравиться своему брату.

Ш а б а р а т  въезжает на мотоцикле.

Ш а б а р а т. Нусрат-ака дома?

К а р ы. Он дома, но у него нет времени для разговоров с вами. Приехал Абидджан, видите, уже стол накрыт!

Н е т а й х о н (приветливо). Заходите… Заходите! Как вы обрадовали меня! Я как раз мечтала о таком мотоцикле для Абидджана. Как это хорошо вышло! Спасибо!

Ш а б а р а т (не зная, что и говорить). У меня дело к Нусрат-ака…

Н е т а й х о н. Ничего, не смущайтесь! А если вы уж так смущаетесь, то я сама передам его Абидджану. Ах, какой красивый!

С у х с у р о в (войдя, посмотрев на часы). Уже полседьмого, почему людей нет? Что они там — умерли, что ли?

Н е т а й х о н. Шабарат-ака привез подарок Абидджану.

С у х с у р о в. Вот это спасибо! Вот это подарок так подарок! (Всхлипывает.) Оказывается, ты самый истинный мой друг! Нетайхон, пойди узнай-ка об Абидджане!

Н е т а й х о н  выходит.

Мотоцикл, конечно, хорошая вещь, но прежде чем он начнет ездить на твоем мотоцикле, я думаю послать нашего Абидджана на курорт. Нужный человек не должен болеть, нужный человек должен лечиться, как бы дорого это нам ни стоило…

Ш а б а р а т (вздохнув). Сколько?

С у х с у р о в. Это зависит от твоего благородства… Я дам ему сто пятьдесят. Если и ты тоже…

Ш а б а р а т. Но ведь я уже…

С у х с у р о в. Впрочем, это не обязательно…

Ш а б а р а т. Что-то я плохо вас понимаю…

С у х с у р о в. А чего ты не понимаешь? До сих пор мне и лизнуть ничего не дал!

К а р ы  выводит мотоцикл.

Ш а б а р а т. Мало вам мотоцикла?

С у х с у р о в. Я у тебя не просил мотоцикл. Ты сам пришел и подарил его!

Ш а б а р а т. Послушайте! Нусрат-ака, так можно и с мертвого саван содрать!

С у х с у р о в. Саван сдирает тот, кому я передал твои деньги! А за что ругаешь меня? За то, что сделал мне небольшой подарок?

Ш а б а р а т. Скажите мне, кто он, этот человек, я сам с ним поговорю! Почему дело не двигается?

С у х с у р о в. А я советовал тебе: «Возьми адвоката!» И сейчас не поздно — бери! А с меня хватит, я в ваши дела больше не вмешиваюсь.

Ш а б а р а т. Ого, столько денег дал вам, а теперь они пойдут прахом?

С у х с у р о в. А разве мои труды не пойдут прахом, если ничего не выйдет?

Ш а б а р а т (гневно). Спасибо за ваши труды, Нусрат-ака! А те деньги, что я дал, пусть станут поперек горла и тому человеку и вам! (Уходит.)

Сухсуров спокойно осматривает стол, очевидно, распределяя места для гостей.

С у х с у р о в (в сторону дома). Эй, так никто из учреждения и не явился! Нетайхон, ну-ка позвони еще раз.

Голос Нетайхон: «Сейчас!»

Входят  Ю с у ф  и  К а р ы.

Ю с у ф. Кары-ака, сколько, по-вашему, стоит баран, которого я привел?

К а р ы (иронически). Не знаю. Знаю только одно, что вы с этим бараном стоите друг друга!

С у х с у р о в. Так это ты приволок барана? Вот спасибо! (Всхлипывает.) Вот кто, оказывается, истинный мой друг!

Входит  Н е т а й х о н.

Н е т а й х о н. В учреждении никого уже нет!

С у х с у р о в. Наверное, они все в пути…

Х о д ж а р  выходит из дома разнаряженная и помолодевшая.

С у х с у р о в. Ого!.. Как говорится: под богатым седлом и ишак — лошадь!

Н е т а й х о н. Не сглазьте ее, Нусрат-ака!

Входит  А б и д д ж а н.

С у х с у р о в. Рассаживайтесь! Кто должен прийти, пусть придет, ждать их не будем…

Все садятся.

Н е т а й х о н. Прикатите мотоцикл. (Кары подкатывает мотоцикл.) Абидджан, примите от нас этот скромный подарок!

А б и д д ж а н (не ожидавший такого подарка). Что вы! Нет, нет! Да что же это такое?

Н е т а й х о н. Не отталкивайте мою руку, братец! Что такое один мотоцикл при нашей любви к вам!

А б и д д ж а н. Да ведь мотоцикл стоит денег.

С у х с у р о в. А что такое деньги? Земля, по которой вы ступаете, для нас на вес золота!

Н е т а й х о н. С вашей больной ногой вам будет очень хорошо ездить на этом мотоцикле!

Все садятся. Нетайхон усаживает Ходжар около Абидджана и сама садится рядом с ней.

С у х с у р о в. Наполняйте.

Ю с у ф (наливает коньяк всем сидящим). Сейчас!

С у х с у р о в (быстро пробегает глазами написанный кем-то конспект). Бокалы полны? Товарищи, в результате Великой Отечественной войны мы добились великой победы. Однако я лично хотя и был вдохновлен патриотическим долгом, но не смог внести в эту великую победу… (путается) свою долю… свою долю! Меня на период Отечественной войны против моей воли воткнули в торговую систему…

А б и д д ж а н (смеясь). Вас воткнули или вы сами так воткнулись, что вас до конца войны так оттуда и не выткнули?

С у х с у р о в (не отвлекаясь, продолжает читать). Товарищи, я переполнен сейчас большим счастьем, так как сегодня я имею честь принимать у своего скромного дастархана великого героя Великой Отечественной войны…

А б и д д ж а н. А нельзя чуточку пониже тоном?

С у х с у р о в (по-прежнему не отвлекаясь). Здесь сидит дорогой герой войны, дорогой мой друг, дорогой наш брат, дорогой Абидджан. (Отложив наконец бумагу.) Предлагаю отлить из этих бокалов по одному глотку под ноги нашего дорогого гостя Абидджана, а все остальное выпить!

Все отливают из рюмок понемногу под ноги Абидджана и пьют, Юсуф незаметно для других выпивает сразу две рюмки.

Н е т а й х о н. Кары-ака, давайте шашлык!

К а р ы. Сейчас! (Приносит шашлык.)

С у х с у р о в. Пусть снова наполнятся бокалы! Слово…

Ю с у ф. Мне!

С у х с у р о в. Подожди… (Взглянув на бутылку, стоящую перед Юсуфом.) Только сели, а уже полбутылки нету!

Ю с у ф. Верхние полбутылки ничего не значат! Все дело в нижней половине! (Абидджану.) Кто не пьет до дна, тому не видать блаженства, как своих ушей! Пейте до дна! Слово мне!

С у х с у р о в. Пристал! Ладно, даю слово бывшему работнику нашего учреждения Юсуфджану!

Ю с у ф. Что такое? Я уже бывший? Тогда я молчу! (Выпивает рюмку коньяку и садится.)

С у х с у р о в. Ладно, говори!

Ю с у ф. С меня достаточно! (Отодвигает стул от стола и, приговаривая: «Достаточно, достаточно, достаточно!» — пьет рюмку за рюмкой.)

С у х с у р о в (не обращая внимания на Юсуфа). Ходжархон, ну-ка, скажи теперь что-нибудь сама…

Ходжар пугается.

Слово розе нашего двора, дорогой нашей названной доченьке Ходжархон!

Ходжар с непривычки оглушенно молчит.

Н е т а й х о н (шепотом, к Ходжар). Встань с места. (Сует ей в руку рюмку.) Держи. (Громко.) Послушаем Ходжархон! (К Ходжар, тихо.) Говори: «Добро пожаловать!»

Х о д ж а р (к Нетайхон). Добро пожаловать!

Н е т а й х о н. Да не мне, а Абидджану!

А б и д д ж а н (поняв состояние Ходжар). Спасибо, спасибо! (Чокается с ней.)

Нетайхон заставляет Ходжар выпить рюмку до дна.

С у х с у р о в (к Нетайхон). Позвони еще раз в учреждение! Поиздыхали они, что ли, там?

Н е т а й х о н  выходит. Юсуф засыпает.

Ну-ка, да наполнятся бокалы!

Входит  Н е т а й х о н.

Н е т а й х о н. В учреждении никого нет!

С у х с у р о в. Ну, если теперь кто-нибудь и придет, уже никого не впустим! (Абидджану.) Все наше учреждение уже направлялось сюда с подарками, чтобы вас приветствовать, да, наверное, их всех посадили на машины и послали на хлопок.

А б и д д ж а н (удивленно). У вас уже хлопок раскрылся? А у нас еще не цветет.

С у х с у р о в (не смущаясь). Наш район передовой! Вашу рюмку!

А б и д д ж а н. Достаточно, Нусрат-ака, я и так уже навеселе.

С у х с у р о в. Еще одну.

Ходжар смеется.

Н е т а й х о н. Что ты?

С у х с у р о в. В чем дело?

Х о д ж а р. Абидджан-ака двоится в моих глазах!..

Н е т а й х о н. Пусть они прогуляются по саду. Ходжархон, миленькая, покажите Абидджану деревья, которые вы посадили. Соберите ему цветов!

А б и д д ж а н (к Ходжар). Оказывается, вы еще и садовница… Ну что ж, пойдемте!

Оба выходят в садик.

С у х с у р о в (к Нетайхон). Зачем ты их спровадила?

Н е т а й х о н. А что им здесь делать? В укромном уголке он скорее на нее клюнет!

Нетайхон и Сухсуров наблюдают за ними сквозь щель в калитке. К а р ы  уходит, очень недовольный оборотом событий.

Ну как, похоже, что он клюнул?

С у х с у р о в. А почему бы ему не клюнуть! Что он, слепой, чтобы не клюнуть? Что он, мертвый, чтобы не клюнуть?

Юсуф вдруг просыпается, сливает коньяк из трех рюмок в один стакан и сокрушенно ударяет себя стаканом по лбу.

Ю с у ф. Докатился! «Бывшим» стал! Все, что в мою руку попадает, потом в его застревает! Вонзает все свои тридцать два зуба мне в душу да еще называет «бывшим!»

С у х с у р о в. Эй, осел! Если я тебя временно уволил за пьянство, так я же сказал тебе, что опять приму. Чего тебе еще надо.

Ю с у ф (испугавшись). А я о чем говорю?

С у х с у р о в (манит Юсуфа к себе пальцем). Иди сюда!

Ю с у ф (боясь подойти). А ну-ка, попробуйте ударить, рука заболит!

С у х с у р о в. Иди сюда… (Наливает коньяк.) Цып-цып-цып! Я собираюсь послать Абидджана на курорт. Здоровье этого человека тебе еще нужнее, чем мне! Достань ему денег на путевые расходы, а об остальном я сам позабочусь. Иди!

Ю с у ф, обрадованный, что его не побили, сует в карманы две бутылки коньяку и уходит, бормоча: «Все на мои деньги… Все на мои деньги…»

Н е т а й х о н (неожиданно). Возвращаются! (Вместе с Сухсуровым уходит в дом.)

Входят  Х о д ж а р  с  А б и д д ж а н о м.

А б и д д ж а н (продолжая говорить). А я думал, что вы родственница Нусрата-ака.

Х о д ж а р. Нет, они меня взяли из детдома, вот уже тринадцать лет.

А б и д д ж а н. Тринадцать лет? И вы все тринадцать лет все время у них?

Х о д ж а р. Нет, я один раз выезжала на хлопок. (Сладко вспоминая.) Девушек было много… мы песни пели… Я еще в канаву упала…

Н е т а й х о н (в окне). И чего они там тянут!..

С у х с у р о в (в окне). Я вижу, братец у тебя — самая настоящая рохля!

А б и д д ж а н. А какое у вас образование?

Х о д ж а р. В детдоме я закончила три класса. А после этого дядя Кары обучал меня по арабскому хафтияку: «Раббикумо туказзубон…» А начало-то я и забыла! (Совершенно серьезно.) А если это прочитать сорок тысяч раз, а потом дунуть на веревку, то она превратится в змею!

А б и д д ж а н. Вот как? Да ведь змей на свете и так много! Ну ладно, значит, как змей размножать вас тут научили! А чему-нибудь еще вы хотели бы учиться?

Х о д ж а р. Нет. Я для этого не гожусь. У меня ум не развит.

А б и д д ж а н. А откуда вы знаете, что у вас ум не развит? Сами решили?

Х о д ж а р. Нет, Нетайхон так говорит. И Нусрат-ака тоже так говорит.

Абидджан берет Ходжар за руку.

Н е т а й х о н (в окне). Сейчас клюнет!

С у х с у р о в (в окне). Да обними же ты ее, ну!

А б и д д ж а н. А у самой Нетайхон, думаешь, ум развит?

Х о д ж а р. Наверно, развит. У нее чуть не каждый вечер голова болит. Но как только дядя Кары подует на нее с молитвой, так сразу все проходит.

А б и д д ж а н. А вы не слушайте их речей, Ходжархон! Вы очень хорошая девушка и учиться сможете не хуже их, а даже лучше. Просто вы зачахли у них в этом доме. Я вас увезу и устрою в школу для взрослых. Поедете со мной?

Х о д ж а р. А разве вы не насовсем сюда приехали?

А б и д д ж а н. Нет, я здесь только в отпуске. Хочу деньков пять-шесть походить по городу да и вернусь обратно.

Х о д ж а р. А мне говорили совсем другое!

А б и д д ж а н. А я знаю, что вам говорили. Вас хотят выдать за меня замуж, да?

Х о д ж а р. Да, они говорили…

А б и д д ж а н. А что вы сами скажете?

Х о д ж а р (потупившись). Раньше я боялась, хотела отказаться.

А б и д д ж а н. А теперь? Поедете со мной в Мирзачуль?

Х о д ж а р. Нет! Не поедем! Нетайхон-апа сказала, что они перепишут этот дом на нас.

А б и д д ж а н. Да. Они мне об этом говорили… (Взял ее за обе руки.)

Н е т а й х о н (в окне). Ой, клюнул!

С у х с у р о в (в окне). Обнимай скорей! Дом наш!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ТРЕТЬЯ

В доме Сухсурова. Вечер.

С у х с у р о в, Н е т а й х о н  и  Х о д ж а р.

Н е т а й х о н. Абид все еще говорит, что увезет тебя в Мирзачуль?

Ходжар молчит.

С у х с у р о в. Если он скажет, что увезет тебя, поедешь?

Ходжар молчит.

Н е т а й х о н. Эх, башка!.. Жена всю жизнь должна поворачивать мужа в нужную сторону! Если сразу не повернешь, то потом над твоей судьбой даже обезьяны будут смеяться.

С у х с у р о в. А если он, пожив с тобой, бросит тебя, то здесь ты в своем доме! А если он отвезет тебя в Мирзачуль и бросит, что там будешь делать? Скажи ему: «Ну куда мы поедем, зачем такой дом бросим? Если хотите на мне жениться, оставайтесь здесь». Так и скажи! Поняла?

Х о д ж а р (вздыхает). Разве я вас просила, чтобы вы меня замуж отдавали?

Н е т а й х о н. Не спорь! Чтоб тебе сдохнуть! Ишь как она заговорила!

С улицы входит  А б и д д ж а н.

С у х с у р о в. Где это вы пропадаете? Ходжархон, доченька, несите обед!

А б и д д ж а н. Не беспокойтесь, Ходжархон, я сыт.

С у х с у р о в. Я сегодня кое-куда заходил, говорил о вашей работе. Если завтра утром сходите туда часов в девять… Можно сразу и оформиться…

А б и д д ж а н (смеясь). А зачем? У меня в Мирзачуле неплохая работа!

Н е т а й х о н. Ах, братец, не говори так! Если будет жена, будет дом, да и работа наклевывается тут же под боком, чего еще нужно человеку?

С у х с у р о в. Откровенно вам скажу, мы ведь тоже в этом заинтересованы. Не хочется состариться и остаться одинокими. Завтра утром прямиком и идите. В приемной не останавливайтесь, на секретаря не смотрите, прямо подходите к двери кабинета и стучите в нее своей клюшкой.

А б и д д ж а н. Ну, а если вдруг скажут: «Может, ты с этой целью и прихватил с войны свою клюшку, чтобы в двери стучать?» Тогда что?

Н е т а й х о н. Так не скажут!

С у х с у р о в. Не имеют права!

А б и д д ж а н (помолчав, к Ходжар). В кино не пойдете?

Ходжар смотрит на Нетайхон.

Н е т а й х о н. Идите! Идите, миленькая, приоденьтесь! Пойдемте, я вам волосы заплету.

А б и д д ж а н. Вы одевайтесь не торопясь, а я пока схожу за билетами.

Н е т а й х о н  и  Х о д ж а р  выходят.

С у х с у р о в (подмигивая Абидджану). Будьте смелее!

А б и д д ж а н  выходит. Входит  Ш а б а р а т.

Ш а б а р а т. Здравствуйте!

С у х с у р о в. Чего пришел?

Ш а б а р а т. Простите, Нусрат-ака, что я тогда со зла немного огорчил вас. (Повышает голос.) Я принес вам то, что вы просили для Абидджана-ака.

С у х с у р о в. Ну и молодчина.

Ш а б а р а т (громко). Вот они, сто пятьдесят рублей.

С у х с у р о в. Принес сто пятьдесят, а шуму поднял на целую тысячу.

Ш а б а р а т (все так же громко). Если этого мало, то я еще принесу.

С у х с у р о в. Ладно, положи под одеяло!

Ш а б а р а т. Ну что ж, под одеяло, так под одеяло… (Кладет деньги под одеяло.)

С у х с у р о в. Иди, иди! Обо всем, о чем не договорили, потом, в другой раз договорим, меня что-то знобит. (Выставив Шабарата за дверь, запирает ее на ключ и щипцами берет деньги из-под одеяла. В дверь стучат.) Я же сказал тебе, что меня знобит, чего толчешься?! (Бросает деньги в печку.) С ума сошел, что ли? (Подходит и открывает дверь.)

Входят  Н а в р у з о в, Ш а б а р а т, с в и д е т е л и, А б и д д ж а н.

Н а в р у з о в. Салам!

С у х с у р о в. Салам!

Н а в р у з о в (показывая на Абидджана). Это что за человек?

С у х с у р о в. Мой шурин…

А б и д д ж а н. Я уже сказал вам, что я его шурин!

Н а в р у з о в (показывает удостоверение). Капитан милиции Наврузов. А это свидетели.

С у х с у р о в (Абидджану). Что вы такое натворили?

А б и д д ж а н (с удивлением). Ничего не натворил…

Н а в р у з о в. Мы не им, мы вами интересуемся.

С у х с у р о в. Вот как?

Н а в р у з о в. Вы, используя свое служебное положение, сейчас взяли у Шабарата Шарахимова взятку в сто пятьдесят рублей.

А б и д д ж а н (удивленно). Взятку?

С у х с у р о в. Какую взятку?

А б и д д ж а н. Да ведь я только что вышел отсюда!

С у х с у р о в (Шабарату). Эй, послушай, как тебя зовут? Ты, говорят, приходил ко мне со взяткой? Так почему же ты мне ее не дал?

Ш а б а р а т. Как не дал?

С у х с у р о в. Если ты вот сейчас, только что, ничего не боясь дал мне взятку, значит, ты и раньше носил мне взятки?

Ш а б а р а т. А как же?

С у х с у р о в. И ты не откажешься потом от своих слов?

Ш а б а р а т. А зачем мне от них отказываться?

С у х с у р о в (ко всем). Вы слышали? (Шабарату.) Так почему же ты раньше об этом не заявлял?

Шабарат стоит, не зная, что ответить.

Н а в р у з о в. Почему вы молчите?

А б и д д ж а н. Не произошло ли здесь какого-нибудь недоразумения?

С у х с у р о в. Нет здесь нет никакого недоразумения! Но зато есть подоплека: этот негодяй хочет подорвать авторитет человека, находящегося на государственной службе!

Н а в р у з о в. Вы и раньше давали взятку Сухсурову?

Ш а б а р а т (запутавшись). Да. То есть — нет. Можно считать, что нет… Но сейчас я дал. Я дал сто пятьдесят рублей. Он мне сказал: «Дай мне денег, я пошлю шурина на курорт».

А б и д д ж а н. Да разве я собирался на курорт?

Н а в р у з о в. Вы об этом ничего не знаете?

А б и д д ж а н. Впервые слышу!

С у х с у р о в. Вы слышали? Этот негодяй возводит клевету не только на меня, государственного служащего, но и на героя Отечественной войны, на инвалида! Если бы Абидджан и нуждался в курорте, само государство послало бы его туда!

Н а в р у з о в (протягивая бумагу). Постановление на производство обыска. Прочтите и распишитесь!

С у х с у р о в. Пожалуйста! (Расписывается.) Если слово честного советского служащего не стоит ни гроша рядом с клеветой мошенника, пожалуйста! (Сбрасывает с себя пиджак, ботинки, собирается снять брюки.)

Н а в р у з о в (останавливая его). В этом нет необходимости!

С у х с у р о в (подтягивает брюки, выворачивает карманы). Пожалуйста!

Ш а б а р а т (показывая под одеяло). Деньги здесь!

С у х с у р о в. Пожалуйста! (Подходит, хватает одно за другим одеяла и швыряет их на Шабарата.)

Н а в р у з о в. Тише! Не утруждайте себя!

Входит  Н е т а й х о н, следом за ней разнаряженная  Х о д ж а р.

Н е т а й х о н. Что случилось? (Увидев происходящее, в ужасе обнимает сундук.) Караул!

А б и д д ж а н. Не поднимайте шума, здесь никому нет дела до вашего сундука!

Н е т а й х о н (несколько успокоившись). А зачем они пришли? (Снова в ужасе.) За домом пришли? (К Абидджану.) Сколько раз я тебе говорила — переведи свой дом на мое имя. Пропади он пропадом этот твой дом!

Н а в р у з о в. А вы кто будете?

Н е т а й х о н. Я старшая сестра вот этого инвалида!

Н а в р у з о в. Разрешите осмотреть и другие комнаты?

Н е т а й х о н (преграждая ему путь). А чего вам там смотреть?

С у х с у р о в. Ладно, веди их. Пусть осмотрят! Да не останется у них и тени подозрения!

Нетайхон, Наврузов и свидетели проходят в следующую комнату.

(Шабарату.) Негодяй!

А б и д д ж а н. Из-за чего он оклеветал вас?

С у х с у р о в. Из-за чего? Из-за собственной глупости! Его старший брат арестован, так он считает, что я мог этого не допустить! Он не хочет понять, что его брат арестован за преступление! И теперь кляузники из моего учреждения действуют этим дураком, как кочергой!

А б и д д ж а н. И много в вашем учреждении таких кляузников?

С у х с у р о в. На государственной службе всех не ублажишь! Кому нравлюсь я, не нравится моя работа, кому нравится моя работа — не нравлюсь я…

А б и д д ж а н. Но все-таки так упрямо уверять, что давал деньги, которых ты не давал…

С у х с у р о в. Если бы он их дал, они были бы в этом доме!

Голос Нетайхон: «Помогите! Это деньги Ходжар! Ходжар! Ходжар!»

А б и д д ж а н (выходя из комнаты на ее голос). Сестра, не орите!

С у х с у р о в (быстро Шабарату). Дурак, плохо знаешь меня! Я кошка, меня сам пророк погладил! Если меня с неба свалишь, все равно я на ноги упаду! Скажи: «Я ошибся», — тогда не буду расписываться в протоколе, и ты останешься невредимым!

Входят  Н а в р у з о в  с коробкой, за ним цепляющаяся за него  Н е т а й х о н, с в и д е т е л и  и  Х о д ж а р.

Н е т а й х о н. Не трогайте! Это деньги Ходжар! Ходжар! Ходжар! Это деньги Ходжар! (К Ходжар.) Да возьми же у него свои деньги!

Н а в р у з о в. Сейчас посмотрим… (Сличает номера денег в коробке с записью на бумаге.) Номера не подходят, значит (к Ходжар), это действительно ваши деньги?

Х о д ж а р, удивленная, принимает коробку. Н е т а й х о н  быстро выхватывает из ее рук коробку, и обе уходят в другую комнату.

С у х с у р о в. Ну как, нашлись деньги, данные мне как взятка?

Н а в р у з о в. Пока нет. (Оглядываясь.) Кажется, мы не посмотрели еще в печке?

С у х с у р о в. Пожалуйста! Можете влезать на крышу и заодно посмотреть еще и в дымоходе!

Н а в р у з о в (заглядывает в печку. После долгой паузы). Нет!

С у х с у р о в. Ну, как же нам теперь быть? Говорят, в таких случаях какой-то акт пишется…

Н а в р у з о в. Не акт, а протокол. (Садится и пишет протокол.)

С у х с у р о в. Я прошу привлечь к ответственности клеветника. Так, в законе кое-что сказано про людей, клевещущих на работников государственных учреждений.

Н а в р у з о в (передавая Сухсурову протокол). Распишитесь!

Сухсуров берет ручку и смотрит на Шабарата.

Ш а б а р а т (подумав, Наврузову). Я ошибся, простите…

Н а в р у з о в. Вы хотите сказать, что не давали этому человеку взятки?

Ш а б а р а т. Можно считать, что нет…

Н а в р у з о в (посмотрев на него). Вот как? (Пишет повестки Сухсурову и Абидджану.) Завтра к десяти часам придете в управление и спросите меня. (Шабарату.) Ну, пошли!

Ш а б а р а т. Да я же…

С у х с у р о в (Шабарату). Иди, иди, я сам выручу тебя!

Н а в р у з о в. Пошли. (К Сухсурову.) Извините за беспокойство!

С у х с у р о в. Пожалуйста, пожалуйста! Заходите, если будет желание…

Н а в р у з о в. Если будет, приду!

Н а в р у з о в  с  Ш а б а р а т о м  выходят, за ними  с в и д е т е л и. Сухсуров хохочет, обнимая печку.

А б и д д ж а н (задумчиво). Странно, очень странно!

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Двор Сухсурова.

С у х с у р о в, Н е т а й х о н, А б и д д ж а н.

Н е т а й х о н. Чтобы он себе голову сломил, этот Шабарат!

С у х с у р о в. Дело не в Шабарате. Этот дурень только кочерга в руках кляузников!

А б и д д ж а н. А что оспаривают у вас эти кляузники?

С у х с у р о в. А вы что, с неба упали? Что оспаривают? Мое место оспаривают! Мое положение оспаривают!

А б и д д ж а н. Если скажу вам сейчас правду, не обидитесь?

С у х с у р о в. Хоть с утра до вечера! Я — раб правды!

А б и д д ж а н (смеясь). Какую получаете зарплату?

С у х с у р о в. Сто десять…

А б и д д ж а н. А если б кто другой получал сто десять в месяц и построил бы такой вот дом, что бы вы на это сказали?

Н е т а й х о н (торопливо). Да ведь мы все это по займам выиграли!

С у х с у р о в. Я ничего дурного не подумал, купил бы барана и пошел бы на новоселье!

Н е т а й х о н. А что делать, если такое счастье? Один выигрыш придет, а другой уже следом бежит. Была новая «Победа», а недавно по лотерее еще «Волгу» выиграли!

А б и д д ж а н. Вот как! У вас есть и «Волга»? Не видел.

С у х с у р о в. Старая… ходит плохо…

Н е т а й х о н. Ой, зачем вы так говорите. Из-за этих кляузников никак не можем поставить здесь гараж, держим машину на другом нашем дворе.

С у х с у р о в. Не мели ерунду! (К Абидджану.) Машина старая, нужен большой ремонт, вот и подбросил пока на двор к ее тетке. (Толкает ногой Нетайхон.)

Н е т а й х о н (не зная, что говорить). По займам выиграли…

А б и д д ж а н. Выигрыш — вещь хорошая. Но говорят, что есть люди, которые покупают чужие выигрыши по двойной цене…

С у х с у р о в (язвительно). Может быть, вы таким деликатным поворотом разговора хотите намекнуть мне: дескать, кое-какие взятки, видимо, все же берешь.

Н е т а й х о н. Да что он, сдурел, что ли?

А б и д д ж а н. Ах, Нусрат-ака, вы, наверное, все-таки не знаете, что такое в моих глазах взятка и какая тварь взяточник! Если б знали, наверное, никогда бы не сказали того, что сказали!

С у х с у р о в. Да, слышал, слышал, что есть на свете такие бессовестные люди…

А б и д д ж а н. Бессовестных людей на свете нет. Совесть есть у каждого. Только один ее слушает, а другой ей приказывает.

С у х с у р о в. Что приказывает?

А б и д д ж а н. Молчать приказывает. Спать приказывает. Притворяться мертвой приказывает!

Звонит телефон.

Н е т а й х о н. Ходжар, иди к телефону!

Голос Ходжар (из комнаты): «Да! Сейчас… Нусрат-ака, вас…»

С у х с у р о в. Давай его сюда! Наверное, из учреждения! Нет мне покоя!

Х о д ж а р  приносит телефон.

(Берет трубку.) Я! Что?.. Когда?.. Где?.. Не плачь, сейчас приду! (Кладет трубку.) Жена Юсуфа. Говорит, Юсуфа в милицию отвели. Прямо из бани взяли.

Н е т а й х о н. Прямо из бани? Неужели так велика его вина?

С у х с у р о в. Пойду узнаю, успокою его жену, а вы здесь пока посидите, поговорите. (Тихо, к Нетайхон) Этот твой — совсем бестолковый. Осади-ка его, пока не поздно! (Выходит.)

Н е т а й х о н. Что тебе плохого сделал Нусрат-ака? Сидишь у него в доме, так хоть соблюдай приличия.

А б и д д ж а н. А что я такого ему сказал?

Н е т а й х о н. Разве удобно говорить о взятках, когда только что вышел такой закон?

А б и д д ж а н. А почему неудобно? Если б Нусрат-ака был взяточник — тогда другое дело!

Н е т а й х о н. Да, я вижу, ты все такой же, как был. Если змея тебя укусит, то сама раньше тебя подохнет!

Н е т а й х о н  раздраженно встает и уходит в комнату. Входит  Х о д ж а р.

Х о д ж а р (глядя вслед Нетайхон). Что случилось, Абидджан-ака?

А б и д д ж а н. Голова у нее заболела…

Ходжар направляется к дувалу.

Куда вы?

Х о д ж а р. Раз у нее болит голова, я позову дядю Кары. (Через дувал.) Дядя Кары! Дядя Кары!

А б и д д ж а н (смеясь). Идите лучше сюда, садитесь!

Из-за дувала показывается голова незаметно подслушивающего  К а р ы.

Ваш дядя Кары давно здесь живет?

Х о д ж а р. Уже два года.

А б и д д ж а н. Он не родственник вашему Нусрату-ака?

Х о д ж а р. Нет.

А б и д д ж а н. А семья у него есть?

Х о д ж а р. Нет. Он отрекся от мирской жизни.

А б и д д ж а н. Кто это вам сказал?

Х о д ж а р. Нетайхон-апа сказала!

А б и д д ж а н. А его келья где?

Х о д ж а р. С той стороны дома, прямо за стеной.

А б и д д ж а н. А этот Кары с вами о чем-нибудь говорил?

Х о д ж а р. Говорил… Говорил про вас: «Не выходи за этого парня, потому что у него в лице нет благообразия».

Часть дувала валится, и Кары внезапно летит кубарем.

Ой, дядя Кары свалился!

А б и д д ж а н. Ай, Кары-ака, каждый день лазаете через этот дувал и до сих пор не научились!

К а р ы. Воля аллаха… (Кое-как с трудом поднимается.)

Вбегает  Н е т а й х о н.

Н е т а й х о н. Что случилось?

А б и д д ж а н. Да вот, свалился с дувала по воле аллаха…

Кары растирает ногу.

Н е т а й х о н. Ой, вы ногу расшибли! Идите прилягте в комнате, я вам компресс приложу. (К Ходжар.) Иди постели там на диване!

Х о д ж а р  уходит.

Кары-ака, осторожнее! (Абидджану.) Хоть бы дал ему свою клюшку!

А б и д д ж а н. Бери, пожалуйста! Я думал, что с такой клюшкой, как ты, ему удобнее!

Н е т а й х о н  уходит в дом, поддерживая опирающегося на клюшку  К а р ы.

У этих дело на мази: если Кары ушибает ногу, то сестра моя приложит ему компресс, а если у нее заболит голова, то он подует на нее с подходящей молитвой…

С у х с у р о в (входит). Дурак! Осел!

А б и д д ж а н. Ну что там?

С у х с у р о в. А что может быть с таким дураком после непробудной пьянки? Не зря я на время снял его с работы! Нетайхон где?

А б и д д ж а н. В доме. Кары-ака расшиб себе ногу, и она прикладывает ему компресс.

С у х с у р о в (не то серьезно, не то двусмысленно). Вот так… Совсем стали как брат-сестра… Болезненная! То и дело голова болит. Каждый год сидит на курортах — и не помогает! А у Кары дыхание легкое, чуть подует на нее с молитвой и сразу — здорова! (Уходит в дом.)

А б и д д ж а н (один). Или слепой, или вдвойне жулик! (В сторону дома.) Ходжархон!

Голос Ходжар: «Я слушаю!»

Вынесите мою клюшку!

Голос Ходжар: «Сейчас».

Х о д ж а р  выносит клюшку.

Я снял в гостинице номер и буду жить там.

Х о д ж а р. Ой, а я что буду делать?

А б и д д ж а н. Потом я вас вывезу! (Уходит.)

Из дома выходят  С у х с у р о в  и  Н е т а й х о н.

Н е т а й х о н. Чего торчишь как столб?

Х о д ж а р. Абидджан-ака ушел, сказал, что взял номер в гостинице.

С у х с у р о в. Чего ты болтаешь?

Н е т а й х о н. Ничего удивительного! (К Ходжар.) Что уши развесила? Иди, занимайся своей работой!

Х о д ж а р  уходит. Из дома выходит К а р ы.

С у х с у р о в. Почему встали?

К а р ы. Когда благочестивый шейх Даззориддин приласкал замерзшего скорпиона, сказав, что это «божья тварь», скорпион воткнул свое жало в благочестивую руку! (К Нетайхон.) И ваш брат — увы! — из рода этих же божьих тварей. (Сухсурову, пророческим тоном.) У этого безбожника только одна цель — всадить жало в благочестиво протянутую вами руку.

С у х с у р о в (деловито). То есть?

К а р ы. Он вчера пришел в мечеть и сказал о вас вслух перед несколькими правоверными, что вы находитесь в распутной связи со своей воспитанницей. А меня, недостойного, обвинил (всхлипывает), будто бы моя келья служит тайным местом ваших прелюбодеяний!..

Н е т а й х о н (с подозрением). Ох, боюсь, как бы этого и вправду не было!

С у х с у р о в. Ты что, с ума спятила?

Н е т а й х о н. Молчите! Я знаю вас! Вы — развратник! (Всхлипывает.) Это вы со мной солоней соли, а с чужими, наверное, — слаще меда бываете!

С у х с у р о в. Не расстраивайся, а то опять голова заболит…

К а р ы. Обмануть такого ангела, как вы, созданного на утешение нам аллахом, и стать на путь прелюбодеяния! Да кто же способен на такую черную неблагодарность!

Н е т а й х о н. Молчите, вы, сводник, давший ему свою келью! Сейчас я все узнаю! (Бегом устремляется на кухню.)

С у х с у р о в. Он действительно так сказал?

К а р ы. Клянусь аллахом!

В кухне что-то гремит. Х о д ж а р  с растрепанными волосами, в разорванном платье пробегает на улицу. Входит задохнувшаяся  Н е т а й х о н.

С у х с у р о в. Ну что ты делаешь из-за какого-то вранья!

Н е т а й х о н. Молчите! Если бы она была не виновата, она бы не убежала! (Плачет.) Я, дура, мучаюсь, веду дом, хозяйство, а вы! О наследнике заботитесь! (Вдруг.) Сейчас же переведите дом на мое имя! Все три дома переведите!

С у х с у р о в. Хорошо.

Н е т а й х о н. И машины переведите на мое имя! И отдайте ключ от сундука!

К а р ы. Но это же все клевета.

Н е т а й х о н. Убирайся прочь, сводник!

С у х с у р о в. Неужели ты не веришь даже Кары-ака?

Н е т а й х о н. Поклянитесь!

С у х с у р о в (от всей души). Да разразит меня аллах! Чтоб мне умереть на этом месте!

Н е т а й х о н (несколько успокоившись). Даже если и так, Ходжар все равно пусть проваливает! Сейчас я ее найду! (Выбегает на улицу.)

С у х с у р о в. И в самом деле, пусть проваливает! Пусть Абид забирает ее с собой.

К а р ы. О нет! Только не это! Отдать ему Ходжар — это не выход! Как бы далеко теперь не уполз этот скорпион, он все равно вонзит в вас свое жало!

С у х с у р о в. Так что же тогда делать?

К а р ы. Надо посадить Абида в тюрьму.

С у х с у р о в. Как?

К а р ы. А вот это бремя я уж приму на себя. И донесу его до цели! Слава аллаху!

КАРТИНА ПЯТАЯ

Двор Сухсурова. Утро. Тишина. Н е т а й х о н  выносит из комнаты телефон.

Н е т а й х о н (в трубку). А что вам сказали в милиции? Ах, как я рада! Только будьте теперь тверды, Нусрат-ака, не давайте пощады Шабарату! Если хотите кушать с друзьями плов по этому случаю, то лучше сегодня организуйте его в чайхане: у меня болит голова. А я лягу отдохнуть и буду ждать вас! (Кладет трубку, запирает ворота, подходит к забору и по-перепелиному вызывает Кары.) Ва-ак! Ва-ак!

Голос Кары: «Пытпылдык! Пытпылдык!»

К а р ы (появляясь на дувале). Слава аллаху!

Н е т а й х о н. Мой Нусрат-ака звонил по телефону. У него все хорошо, и он будет вместе с друзьями кушать плов в чайхане.

К а р ы. Это хорошо! И мы в честь такой большой радости тоже доставим себе немного удовольствия. (Спрыгнув с дувала, тянет ее к дому.)

Н е т а й х о н. Ой, боюсь…

Оба входят в дом, но почти сразу же раздается стук в ворота.

Голос Абидджана: «Сестра!»

Голос Нетайхон: «Ох, умереть мне на месте! Ведь это Абидджан».

Н е т а й х о н (выскакивает во двор). Провались ты! (В окно.) Бросьте мне мой халат! Уходите! Бегите!

Голос Абидджана: «Эй, сестра!»

К а р ы  в растерянности бросает ей свой халат. Нетайхон, накинув на плечи халат, идет к воротам. Кары, накинув на себя халат Нетайхон, выскакивает из окна и бежит к дувалу.

Нетайхон, увидев свой халат на Кары, бежит вслед за ним и стаскивает свой халат с карабкающегося на дувал Кары. Кары сначала ничего не понимает, потом впопыхах каждый надевает свой халат. Кары, снова карабкается на дувал, но от волнения не может перелезть. В ворота стучат.

(В сторону ворот.) Сейчас. (Помогает Кары сзади.) Сколько раз я говорила своему Нусрату-ака: сделай здесь калитку. Провались такой муж!

К а р ы  переваливается через дувал, роняя кавуши. Голос Кары из-за забора: «Ой, мой нос!»

Нетайхон идет и открывает калитку на улицу. Входит  А б и д д ж а н.

А б и д д ж а н. Только что встали?

Н е т а й х о н. Нет. Но со вчерашнего дня в ушах такой шум, что не сразу тебя услышала… Почему не пришел к завтраку?

А б и д д ж а н. В милицию вызывали.

Н е т а й х о н. Кстати, Нусрат-ака звонил. Шабарата так посрамили, что он не знал, куда деться! Таких клеветников расстреливать надо.

А б и д д ж а н. А где Ходжар?

Н е т а й х о н (растерянно). Ходжар… пошла тебя звать.

А б и д д ж а н (удивленно). Зачем же? Я ведь обещал ей, что сам приду.

Н е т а й х о н. Ах, так… Ну тогда, значит, пошла за хлебом. Придет… (Уходит в дом.)

Абидджан ходит взад и вперед по двору и вдруг видит у дувала пару кавуш.

(Выходит с дастарханом и замечает, что Абидджан смотрит на кавуши.) Это мои кавуши… Заказала, чтобы одеть на праздник, а сшили не на меня, а неизвестно на кого! (Снимает туфли и нацепляет кавуши.)

А б и д д ж а н. А вы в другой раз, когда будете заказывать себе кавуши, не меряйте их на чужую ногу.

Н е т а й х о н (шлепая кавушами, идет к столу). Садись, завтракай!

Абидджан садится.

Я тут подумала. Ладно, раз хочешь уезжать, увози ее с собой в Мирзачуль, хоть завтра!

А б и д д ж а н (усмехнувшись). Вчера дарили мне свой дом, а сегодня говорите: «Уезжай поскорей»?

Н е т а й х о н. Почему? Если хочешь взять дом — бери! Хоть сейчас перепишем его на твое имя.

А б и д д ж а н. И отдадите совсем, навсегда? И что я захочу, то и могу сделать с ним?

Н е т а й х о н. Конечно. Воля твоя, хочешь — сноси, хочешь — поджигай!

А б и д д ж а н. А если я отдам его под детский сад?

Н е т а й х о н. Хоть бы уж сказал «продам»!

А б и д д ж а н. А зачем же продавать то, что досталось без труда? Ведь вы же выиграли этот дом по займам!

Н е т а й х о н (резко). Ну чего ты ко мне пристал? Вот уж именно — сводный брат! Родной бы так не пристал!

А б и д д ж а н. А я к вам не приставал. Это вы меня вызвали! Это вы хотели всучить мне для вида ваш дом и превратить меня с моей клюшкой в ширму для вашей, выигранной по займам, жизни!

Н е т а й х о н. Как тебе не стыдно говорить такие вещи? (Плачет.)

А б и д д ж а н. Не плачьте. Если вам слишком сильно жмут ноги ваши кавуши, то скиньте их!

Н е т а й х о н (поняв намек). Не твое дело! И вообще — проваливай! (Снимает кавуши и переобувается в туфли.)

А б и д д ж а н. Ладно! Придет Ходжар, и я уйду.

Н е т а й х о н. Иди, на улице жди!

А б и д д ж а н. Пойду, если вы скажете, куда она ушла?

Н е т а й х о н (с раздражением). Не знаю, я ей не сторож! (Сердито уходит в дом.)

Там внутри что-то громыхает. В калитку входит  К а р ы. На нем чьи-то чужие, не по размеру, спадающие с ног, кавуши. Нос с кровоподтеком.

К а р ы. Салам! Да пребудет над вами милость аллаха!

А б и д д ж а н (хмуро). Салам!

К а р ы. Что, никого нет?

А б и д д ж а н (подняв с земли кавуши и передавая их в руки Кары). Недавно прилетал какой-то ангел. Кавуши оставил здесь, а самого-то не видно!

К а р ы. Не пойму вас, о ком говорите? (Заложив кавуши за спину, тихонько отбрасывает их в сторону дувала мечети.)

А б и д д ж а н. И вечно вы получаете какие-то увечья, Кары-ака, что с вашим носом?

К а р ы. Дверью прищемило немного. Слава аллаху!

А б и д д ж а н. А вы не суйте свой нос в каждую дверь.

К а р ы. Ваш покорный слуга хотел обратиться к вам по одному вопросу. Хотя мы вероучители и толкователи шариата, но, слава аллаху, мы готовы служить нашему правительству.

А б и д д ж а н. Это понятно. А что дальше?

К а р ы. Слава аллаху, в нашу эпоху твердо установились справедливость и правосудие. Однако, к сожалению, взятки все еще то здесь, то там подрывают устои справедливости. И я решил кое о чем намекнуть вам в связи с этим.

А б и д д ж а н. А нельзя ли попроще? Вы хотите мне рассказать о каком-нибудь взяточнике?

К а р ы. Да, слава аллаху!

А б и д д ж а н. Ао ком именно?

К а р ы. Хотя мне, недостойному, известно, что Нусрат-ака ваш родственник, но если даже над моей головой будет сверкать священная сабля пророка, все равно я не отвращу своего лица от истины!

А б и д д ж а н. Так, а что дальше?

К а р ы. Нусрат-ака так умело высасывает из людей взятки, как из яйца желток и белок через булавочный укол. Скорлупа целая, а внутри — пусто.

А б и д д ж а н (удивленно). А у вас есть доказательства?!

К а р ы. Клянусь кораном!

А б и д д ж а н. А почему вы все это вдруг говорите мне?

К а р ы. Сам аллах вложил эти слова в мою душу.

А б и д д ж а н. А почему же аллах не вложил в вашу душу мысль пойти и сообщить это туда, в его учреждение?

К а р ы. А потому, что еще неизвестно, порадует ли мой приход государственное учреждение?

А б и д д ж а н. Допустим, так. Но раз вы знаете, что Сухсуров бесчестный человек, почему не порвете с ним близкие отношения?

К а р ы. Потому что на мне лежит бремя не покидать правоверных, а не отказывать им в утешении, как бы грешны они ни были!

А б и д д ж а н. Нет! Все равно не верю! Нусрат-ака взяток не берет!

К а р ы. Если сомневаетесь, можете сами проверить, дав ему взятку.

А б и д д ж а н. Под каким предлогом?

К а р ы (задумавшись). Как вы знаете, Нусрат-ака, оклеветав, засадил в тюрьму Юсуфа. Жена Юсуфа приходила к нему с воплями, но Нусрат-ака алчен до денег; женщина давала ему только сто рублей, и он не взял, сказав, что этого мало! Несчастная пришла ко мне и сказала: «Умолите его взять эти деньги!» И сколько я ни отказывался, она оставила мне деньги и ушла. Если вы сделаете это вместо меня, то вы и утешите бедную женщину и заодно убедитесь в нравах Нусрата-ака. А это, быть может, позволит вам остановить его на пути порока, — он ведь все же муж вашей сестры.

А б и д д ж а н. И вы думаете, что он возьмет взятку из моих рук?

К а р ы (доставая деньги). Он смотрит в руку, а не в лицо того, кто дает ему деньги!

А б и д д ж а н (берет деньги). Хорошо, Кары-ака, попробую дать.

К а р ы. Если мы оба предупредим его: вы от взяток, а я от прелюбодеяний, то, может, он возвратится на путь истины…

А б и д д ж а н. А при чем тут прелюбодеяния?

К а р ы. Я говорю о Ходжар.

А б и д д ж а н. А что случилось с Ходжар?

К а р ы. А разве вам неизвестно? Наша Нетайхон выгнала ее!

А б и д д ж а н. За что?

К а р ы. Оказывается, Нусрат-ака прелюбодействовал с ней.

А б и д д ж а н (вскакивает с места). Ложь!

К а р ы. Слава аллаху, если это ложь! Но то, что Нетайхон еще вчера выгнала ее, — это правда!

А б и д д ж а н. Вчера? Куда же она пошла?

К а р ы. Людские пути известны только аллаху.

А б и д д ж а н  поспешно уходит.

Н е т а й х о н (из окна). Что вы там устроили?

К а р ы. Подлил в него немного керосину.

Н е т а й х о н (хихикнув). А когда поднесете спичку?

К а р ы. Если будет угодно аллаху, завтра!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ШЕСТАЯ

Кабинет капитана Наврузова в управлении милиции. А б и д д ж а н  ходит в волнении взад-вперед. Входит  Н а в р у з о в.

Н а в р у з о в. Ходжар нашлась!

А б и д д ж а н (взволнованно). Где она? Где ночевала?

Н а в р у з о в (с напускной серьезностью). Вот тут-то и загвоздка. Есть у них в махалле один непутевый парень, в его доме и осталась…

А б и д д ж а н. О нет! Ходжар не такая девушка… Товарищ капитан, бросьте шутки!

Н а в р у з о в (еле сдерживая смех). Милиция шуток не признает, товарищ Ибрагимов!

Стук в дверь.

Войдите!

С т а р и к (заглядывая). Можно?

Н а в р у з о в. Входите, отец! (Абидджану.) Вот этот человек и есть тот самый непутевый парень!

Абидджан успокаивается и горячо здоровается со Стариком. Тот в недоумении.

Н а в р у з о в. Садитесь, отец! Вы один пришли?

С т а р и к. Один. У старухи моей времени нет — занята…

Н а в р у з о в. Нет, я… спрашиваю про Ходжархон… Разве вам не сказали, что нам нужна была Ходжар?

С т а р и к (язвительно). Ах вот как, вам теперь понадобилась Ходжар? Когда несчастная девушка страдала в доме Сухсурова, никто из вас не справлялся, как она живет…

Н а в р у з о в. Правильно, но…

С т а р и к. Когда бедняжка стояла и плакала на улице, никто из милиции не спросил, почему ты, девушка, плачешь…

Н а в р у з о в. Правильно, но…

С т а р и к. А теперь, когда я ее приголубил, она вдруг и тебе понадобилась!

Н а в р у з о в (смеясь). Ваши упреки справедливы, отец, но если мы своевременно не спросили у бедной девушки, как она живет, то ведь и вы, живя с ней в одной махалле, даже на одной улице, тоже не спросили ее об этом? Или спрашивали?

С т а р и к (сердито). Я считал, что эта девушка племянница Сухсурова.

Н а в р у з о в. Вот как? А если и я тоже так думал?

С т а р и к. А если ты думаешь не больше, чем я, за что же тогда правительство нацепило тебе на плечи эти погоны?

Н а в р у з о в. Ладно, будем считать, что вы положили меня на обе лопатки, но ведь и вы, хотя на ваших плечах нет погон, тоже не чужой человек для милиции? Вы служили в рабоче-крестьянской милиции в двадцать третьем году, когда меня и на свете не было!

С т а р и к. Не подлизывайся. Все равно Ходжар не приведу к тебе. Что хотел сказать ей, говори мне. У меня было две дочки, стало три. Я двух дочек выдал замуж и этой найду жениха, как сабля, чтоб стал зятем в моем доме!

А б и д д ж а н. Эх, отец!

Н а в р у з о в. Не рано ли вы стали искать женихов? У нее у самой уже есть жених, как сабля! Вот!

С т а р и к (пренебрежительно Абидджану). Ты? Девушку, как розу, оставил желтеть у чужих дверей, а теперь, потеряв ее, сидишь и плачешь в милиции! Разве это — жених, как сабля! Не сабля ты, а тупой нож! Пила без ручки! (Решительно.) Нет, не отдам!

Н а в р у з о в. Ходжар любит этого человека. Они уже дали друг другу обещание.

С т а р и к (взглянув на Абидджана, после длительного раздумья). Как твое имя?

А б и д д ж а н. Абидджан.

С т а р и к. А паспорт у тебя есть?

Н а в р у з о в. Есть, все есть!

С т а р и к. Через загс проходил?

А б и д д ж а н. Мы только собирались.

С т а р и к. Сначала пройди через загс, а после будем с тобой разговаривать.

Н а в р у з о в. Что же он один пойдет в загс?

С т а р и к (подумав). Верно. Я пойду спрошу ее. Если из ее собственных уст услышу то же самое, что из ваших, то приведу. А если не услышу, то и не ждите. (Уходит.)

Н а в р у з о в. Теперь успокоились?

А б и д д ж а н. Спасибо, товарищ капитан!

Н а в р у з о в. Ладно… Это хорошо, что вы взяли деньги у Кары. На данном этапе, как он говорит, так и нужно делать! Мы уже сейчас приставим человека следить за ним… Думаю, что все затеяно с ведома самого Сухсурова. Вы давно знаете Кары?

А б и д д ж а н. Никогда раньше не видел.

Н а в р у з о в. Ну если так, то мы эту крысу знаем получше вас! В сорок втором году дезертировал с военной службы и был осужден на десять лет; после отбытия наказания семь лет чем только не занимался: и спекуляцией, и знахарством, и мясником работал, мясо рубил! И коран наизусть читал. Теперь два года как устроился в мечети имамом.

А б и д д ж а н. Неплохое местечко себе подобрал!

Н а в р у з о в (задумчиво). Значит, они не знают, что Юсуф посажен только на пять суток?

А б и д д ж а н. Разве только на пять суток?

Н а в р у з о в. Завтра кончается срок, и мы обязаны его выпустить.

А б и д д ж а н. Тогда весь наш план рухнет: ведь Юсуф, как только выйдет, сразу пойдет к Сухсурову.

Н а в р у з о в. Верно, но приговор суда тоже нельзя нарушать. (Придя к какому-то решению, берет телефонную трубку.) Дежурный! Я капитан Наврузов! Пришлите сюда Юсуфа Зиямова! (Кладет трубку.) Хотя и освободим, но сделаем так, что он не пойдет к Сухсурову.

В дверь, стесняясь, входит  Ю с у ф. Все его лицо в синяках.

А б и д д ж а н. Салам!

Н а в р у з о в. Садитесь. Завтра выходите на свободу.

Ю с у ф. Лучше б мне умереть, чем в таком виде выходить на свободу! (Умоляюще.) Только не пишите ничего товарищу Сухсурову!

А б и д д ж а н. А что с вами случилось?

Ю с у ф. В бане заблудился.

А б и д д ж а н. Да, чего только с пьяных глаз не бывает!

Ю с у ф. Пошел за шайкой и попал в женское отделение! (Смеется.) Все голехонькие! (С горечью.) Так били меня шайками, что сознание потерял! Открываю глаза — лежу среди пьяных.

Н а в р у з о в. Да, в вытрезвителе. А куда же еще было нам девать человека, заблудившегося в женской бане?

Ю с у ф (Наврузову.) Пусть только Сухсуров ничего не знает. Пусть не пишут! (Абидджану.) Скажите им!

Н а в р у з о в. Мы-то можем пока не писать, но вы ведь сами не вытерпите: как выйдете, так и побежите прямо к Сухсурову.

Ю с у ф. Не пойду. Пока опять не стану на человека похож, буду лежать и говорить, что я болен.

А б и д д ж а н. Неужели вы так боитесь Сухсурова?

Ю с у ф. Я его не боюсь, но… Сейчас денег нет. А если я, после того, как подмочил себя в этой бане, не отнесу ему что-нибудь, он совсем с работы выгонит!

А б и д д ж а н (переглянувшись с Наврузовым). Значит… иногда даете ему?

Ю с у ф (искоса взглянув на Наврузова). До выхода нового закона давал…

Н а в р у з о в. Эх вы! Сухсуров честит вас последним мошенником и вором, а вы все еще заботитесь о его репутации!

Ю с у ф (возмущенно). Что? Он у меня все, что увидит, изо рта вырывает, и я же еще стал вором и мошенником! Он, который, даже если ангел придет за его душой, и с ангела взятку потребует! (Всхлипнув.) Все, что заработаю, — тащу ему, а сам с семьей только шкуру с овцы жую!

Н а в р у з о в. А вы не сгоряча все это говорите?

Ю с у ф. Мне горячиться поздно! Дайте бумаги — напишу!

Н а в р у з о в. Ладно… Скажите дежурному, чтобы он вам дал ручку и бумаги.

Ю с у ф. Пусть дает бумаги побольше! Если начну писать про все проделки Сухсурова, по толщине второй коран получится! (Выходит.)

Пауза.

А б и д д ж а н. Неужели так трудно поймать такого, в общем, наивного взяточника, как Сухсуров?

Н а в р у з о в. Эх, товарищ Ибрагимов, легче поймать двадцать прожженных воров, чем одного наивного взяточника. Разные рефлексы: обкраденный вором кричит: «Караул, держите вора!» А давший взятку молчит как могила! И если не закинете удочку да не подцепите, да не потянете как следует, то и не скажет ни слова! А иной простофиля пройдет мимо взяточника и не заметит. А другой — сам заметит, но уклонится от разоблачения: «Эх, по судам еще я не таскался!» А третий, словно собака, стоит рядом, слизывает масло, капающее ему в рот с локтей взяточника, да еще приговаривает: «Спасибо доброму человеку!» И взятку не взяткой зовет, а благодарностью!

А б и д д ж а н. Действительно, таких удобных условий ни у какого вора нет. Им есть чему позавидовать.

Входит  С т а р и к, за ним  Х о д ж а р.

С т а р и к. Заходи, доченька, заходи. Ты этого парня знаешь?

Х о д ж а р (плача). Абидджан-ака!

С т а р и к. Эх, доченька… (Абидджану.) Ничего, пусть поплачет…

Н а в р у з о в (чтобы отвлечь внимание Старика). Как вы себя чувствуете, отец?

С т а р и к. А вы?

Н а в р у з о в. Отец!

С т а р и к (не слушая его). Смотри, как плачет от радости.

Н а в р у з о в. Милый отец, слушайте, что я вам скажу… (Берет его за руку и пытается отвести в сторону.)

С т а р и к (не обращая на него внимания, растроганно). Почему девушки так красиво плачут, когда они плачут от радости? (Рассеянно садится на место Наврузова.)

Наврузов что-то шепчет ему на ухо.

Ладно, сам вижу, что уже не нужен им! (Снова подходит к Абидджану и Ходжар.) Только смотрите больше друг друга не теряйте! Прощайте!

А б и д д ж а н. Спасибо, отец!

Н а в р у з о в (Старику). Я провожу вас. Хочу еще посоветоваться с вами о вашей махалле. Там еще не всюду порядок!

С т а р и к. Это хорошо!

Н а в р у з о в. Что хорошо?

С т а р и к. Хорошо, что советуешься — не думаешь, что там, где увидели издали твои погоны, там сразу уже и порядок!

Оба выходят.

А б и д д ж а н. Что случилось?

Х о д ж а р. Нетайхон-апа меня била.

А б и д д ж а н. За что?

Х о д ж а р. Она сказала: «Ты испорченная».

А б и д д ж а н. Она сказала: «Ты испорченная»? А вы не сказали ей: «Была бы испорченная, была бы на вас, как две капли воды, похожа!»?

Х о д ж а р (с признательностью). Абидджан-ака… я знала, что вы ей не поверите!..

А б и д д ж а н. Все, что знаете, расскажите капитану Наврузову!

Х о д ж а р. Ой, да как же?

А б и д д ж а н. А что?

Х о д ж а р. Ведь сказано: «Тому дому, где один день вкушал соль, кланяйся потом сорок дней».

А б и д д ж а н. Кто это сказал?

Х о д ж а р (подумав). Аллах.

А б и д д ж а н. Это вам аллах сказал, а вот Нусрат-ака он почему-то не сказал: «Эта девушка, как себя помнит, работает на вас: хоть бы одно платье ей сшили, чтобы не таскала обносков после Нетайхон!»

Молчание.

Что, хотите вернуться туда, где вкушали соль.

Х о д ж а р (покачав головой). Нет…

А б и д д ж а н. А что будете делать?

Х о д ж а р. Не знаю. (После длительной паузы.) Вы же сами мне говорили: «Поезжай со мной в Мирзачуль».

А б и д д ж а н (улыбнувшись). Если не будете от меня требовать, чтобы я переписал на себя их дом, я и сейчас вам повторяю: «Поезжайте со мной в Мирзачуль!» Не надо нам ни их дома, ни их соли! Или, может быть, вам все это надо?

Х о д ж а р (тихо). Нет, не надо!..

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

В доме Сухсурова.

С у х с у р о в, Н е т а й х о н, К а р ы.

К а р ы. Что, так и не вернулась?

Н е т а й х о н. Не пришла, окаянная!

К а р ы. Наверно, подала жалобу в какую-нибудь канцелярию. Чего у нас слишком много, так это канцелярий, внимающих жалобам!

Н е т а й х о н (вспылив). А на что она будет жаловаться?

С у х с у р о в. А на то, что ты ее била!

Н е т а й х о н. Ну и что, что била… Я так ее била, что, если порядочная, не пойдет свои синяки показывать!

С у х с у р о в. Больше всего боюсь — не сделала бы эта дрянь чего-нибудь над собой!

Н е т а й х о н. А нам-то что?

С у х с у р о в (вспылив). Из-под следствия нам тогда не вылезти, вот что! Надо поскорей сообщить в милицию, что она пропала.

К а р ы (подняв указательный палец). Не забудьте такой добродетели, как терпение! По-моему, она сама вернется, а если не вернется, ее найдет ваш Абидджан. Когда он услышал от меня, что Ходжар ушла, то его ноги выскочили за ворота на три шага раньше головы.

С у х с у р о в. А зачем вы сказали об этом Абиду?

К а р ы. А я вообще воздерживаюсь от лжи. Слава аллаху!

Молчание.

С у х с у р о в. Как наши дела? Абид пошел на это?

К а р ы. Деньги я ему вручил.

С у х с у р о в. Боюсь, что сейчас ему не до этого.

К а р ы. Наоборот! Он наверняка с этими деньгами направился в милицию.

С у х с у р о в. Это было бы замечательно.

Н е т а й х о н. Что вы там замышляете?

С у х с у р о в. Вызвав сюда твоего братца, мы сами положили камень себе на голову; теперь помолитесь аллаху, чтобы он снял с нас этот камень.

Н е т а й х о н. А достаточно ли только молитвы?

К а р ы. Аллах сказал: «От меня благодать, а деяние — от вас!» Мы уже действуем!

С у х с у р о в (к Кары). Если Абид придет и следом за собой приведет людей из милиции, сейчас же идите в свою келью.

К а р ы. По-моему, я еще никогда не опаздывал, Нусрат-ака! Слава аллаху!

Входит  Х о д ж а р.

Не говорил ли я вам?

С у х с у р о в. А… доченька, заходи…

Н е т а й х о н. Где тебя черти носили?

К а р ы. Скажите лучше, слава аллаху! Повинную голову и меч не сечет.

Н е т а й х о н. Ну, говори же!

С у х с у р о в. Оставь ее, разве не видишь, что она раскаивается…

Н е т а й х о н. Ага, вам ее жалко! (К Ходжар.) Чтоб тебе провалиться вместе с твоим любовником! (Хочет ударить ее.)

Х о д ж а р (схватив ее за руку). Не прикасайтесь ко мне. Хватит!..

Все поражены.

К а р ы. Спаси нас, аллах!

Входит  А б и д д ж а н.

А б и д д ж а н. Салам!

Н е т а й х о н  демонстративно выходит.

С у х с у р о в. А… достопочтенный Абидджан, милости просим. Просим!

К а р ы (Сухсурову). Иду на молитву. Задержался с вами… (Выходит.)

А б и д д ж а н. Мы едем, Нусрат-ака, и пришли извиниться и проститься.

С у х с у р о в. Неужели уезжаете? И нас здесь оставляете? И ты, Ходжархон, уезжаешь? (Со слезами на глазах.) А мы так привыкли! Особенно Нетайхон. Не знаю, выдержит ли она?..

А б и д д ж а н (насмешливо). Да, ей, наверное, придется трудно.

С у х с у р о в. Твоя сестра, обучая Ходжархон уму-разуму, иногда горячилась, но я надеюсь, вы простите ее. Будьте счастливы! (Плачет.) На свадьбу-то хоть нас пригласите?

А б и д д ж а н. Если будете иметь к тому времени желание… (К Ходжар.) Собирайте свои пожитки! Это, по-моему, у вас много времени не займет.

Х о д ж а р  выходит. Сухсуров плачет.

А б и д д ж а н. Нусрат-ака, я хотел поговорить с вами о Юсуфе.

С у х с у р о в. О каком Юсуфе?

А б и д д ж а н. О вашем служащем. Он, оказывается, сидит.

С у х с у р о в. А… этот пьяница… А что с ним делать? Я ведь не халиф, чтоб решать, как мне вздумается. Я на государственной службе…

А б и д д ж а н. Жена его пришла ко мне с плачем!

С у х с у р о в. Даже к вам приходила? Была и у меня, но я ее прогнал.

А б и д д ж а н. Но ведь есть какие-то пути, чтобы помочь ей!

С у х с у р о в. Эти пути идут не через меня. На этих путях стоит соответствующий человек…

А б и д д ж а н. Вот об этом-то соответствующем человеке я и говорю!

С у х с у р о в. Что такое взятка и что такое взяточник, вы, кажется, знаете лучше меня! И посредником быть тоже преступно! Это вы знаете?

А б и д д ж а н. Знаю.

С у х с у р о в (обидчиво). И, зная об этом, все-таки толкаете меня на преступление?

А б и д д ж а н. Но ведь только вы и можете помочь этому бедняге.

С у х с у р о в (смягчившись). Юсуф действительно бедняга, и тот, кто хочет помочь бедняку… (Рассмеявшись.) Ведь, чтобы потушить пожар, не брезгуют и мутной водой. Ладно, родство есть родство, так и быть, для вас окуну руку в эту мутную воду!

А б и д д ж а н. Спасибо… (Передает ему деньги.) Жена Юсуфа дала.

С у х с у р о в. Да пропади она пропадом! Для вас, не для нее делаю! Сами положите под одеяло. Не люблю касаться руками таких денег!

А б и д д ж а н (кладет деньги под одеяло). Что так возится Ходжар? Пойду посмотрю! (Выходит из дома.)

С у х с у р о в (запирает за ним дверь). Глупец! Если я теперь не отдам тебя самого в руки приведенным тобою милиционерам, значит, я уже ничего не стою! (Достает щипцами деньги из-под одеяла и бросает их в печку.)

Х о д ж а р (в окно). Где Абидджан-ака? Дверь закрыта…

С у х с у р о в. Плохо потянула, дверь открыта… (Сам себе.) Не увидела ли?.. (Идет, открывает дверь.)

Входят  Н а в р у з о в, А б и д д ж а н, С т а р и к, д в а  с в и д е т е л я  и  Х о д ж а р. Свидетели поражены богатством обстановки.

П е р в ы й  с в и д е т е л ь. Прямо-таки дворец Худоярхана!

В т о р о й  с в и д е т е л ь. Скажите лучше — бухарского эмира!

Н а в р у з о в. Салам!

С у х с у р о в. Салам! Еще что-нибудь случилось?

Н а в р у з о в. У вас много врагов, то и дело заводят на вас кляузы!

С у х с у р о в. Раз я на государственной службе, значит, у меня должны быть и враги! Надеюсь, вы не думаете, что классовая борьба окончена!

Н а в р у з о в. Мы старые знакомые, полагаю, что нет нужды предъявлять удостоверение.

С у х с у р о в. Никакой…

Н а в р у з о в. Это свидетели. Вы через своего шурина Абидджана Ибрагимова сейчас получили взятку в сумме трехсот рублей, чтобы замять дело Юсуфа Зиямова. Ознакомьтесь с постановлением и распишитесь.

С у х с у р о в (берет постановление, Абидджану). Что же это получается?

А б и д д ж а н. Ничего особенного! Как вы выражаетесь, «мутная вода».

С у х с у р о в. Вы дали мне взятку?

А б и д д ж а н. Я дал, а вы взяли!

С у х с у р о в. Знал, что мои враги в учреждении прибрали вас к рукам и натравливают на меня, но не думал, что вы пойдете на такую низость. Негодяй!

А б и д д ж а н. Пусть это слово пока побудет в вашей глотке. Оно еще понадобится вам для самокритики!

Н а в р у з о в. Расписывайтесь!

С у х с у р о в (дрожащим голосом). Такова уж моя участь: кому сделаешь добро, тот платит злом… (Расписавшись на постановлении, передает Наврузову.) Пожалуйста, обыскивайте! Но предупреждаю — на этот раз не прощу! Пусть жена обидится, пусть из-за ее братца хоть до развода дойдет, все равно не прощу ему! Быстрее делайте обыск!

Н а в р у з о в. Куда он положил ваши деньги?

А б и д д ж а н. Под одеяла. (Поднимает одеяла.) Денег нет.

Наврузов тоже подходит и смотрит.

Х о д ж а р. Абидджан-ака, посмотрите в печке!

С у х с у р о в (спокойно). Посмотрите! Посмотрите! Уже один раз смотрели!

Абидджан подходит к печке, глубоко засовывает туда руку и что-то крепко схватывает. Сухсуров застывает как столб.

А б и д д ж а н. Товарищ капитан, держу! Ходжархон, скорей проведите капитана в келью Кары!

Все удивлены.

Н а в р у з о в. Крепко держите?

А б и д д ж а н. Крепко!

Н а в р у з о в. Не отпускайте! (Свидетелям.) Пошли!

Голос Кары: «Ой, ой, моя рука! Ой!»

Н а в р у з о в, Х о д ж а р, С т а р и к  и  с в и д е т е л и  выходят. Входит  Н е т а й х о н, увидев происходящее, всплескивает руками.

Голос Кары: «Ой, рука… рука сломается!»

Н е т а й х о н. Это вы, Кары-ака? (Абидджану.) Что случилось?

А б и д д ж а н. Готовьтесь прикладывать компресс к руке вашего Кары-ака.

За стеной, в келье, шумный говор.

Голос Наврузова: «Товарищ Ибрагимов, отпустите!»

Х о д ж а р. Абидджан-ака, отпустите!

Абидджан отпускает внутри печки руку Кары.

Н е т а й х о н (Абидджану). Что случилось? Теперь что же, заберут наш дом? Абидджан, неужели заберут наш дом? И сделают из него детсад? Неужели я не поживу здесь хотя бы до своей смерти!

А б и д д ж а н. «До своей смерти»? А вы думаете, что сейчас живая? У вас и у вашего мужа только челюсти шевелятся, когда вы жуете нечестно заработанное! Других признаков жизни у вас с ним не осталось! Нет, вы с ним давно уже умерли, только как следует похоронить вас все никак не соберемся! Все еще нет-нет да и услышим, как доносится ваш голос из гроба!

Входит  Н а в р у з о в  с фотоаппаратом в руках, за ним  К а р ы  с деньгами в руках, Х о д ж а р, С т а р и к  и  д в а  с в и д е т е л я. Наврузов приступает к сличению номеров денег.

С т а р и к (Абидджану). Печка-то, оказывается, настоящий тайник! Прямо через стену. Раз — и ничего нету!

С у х с у р о в (задыхаясь от злости, к Кары). Что случилось? Почему опоздали?

Н а в р у з о в. А об этом лучше меня спросите. Вчера у Кары-ака погас свет. И только сейчас пришел монтер, наладил. Не так ли?

К а р ы (кивнул). Да… Вот оно что! Теперь понятно!

Н а в р у з о в. Понятно? Только жаль, что немножко поздно дошло, да? (Делает снимки печи.)

К а р ы (поспешно). Я скажу вам все. Я вообще воздерживаюсь от лжи, когда имею дело с государственной властью. Несколько минут назад гражданин Сухсуров вызвал вашего покорного слугу и сказал: «Я брошу в печку некоторую сумму денег и прошу, чтобы они лежали у вас на временном хранении!»

С у х с у р о в (вытаращив глаза). Никогда и никаких денег в печку я не кидал. Это он сам прячет в печке деньги, которые стащил у себя в духовной канцелярии!

К а р ы (выйдя из себя). Клевета! Нет, это он каждый раз бросает сюда в печку свои взятки!

А б и д д ж а н. А вы подбираете их? И какая же часть вам достается?

К а р ы. Ничего мне не достается. Он по собственной воле жертвует один рубль из десяти на украшение мечети! Шайтан проклятый!

С у х с у р о в. Сам шайтан! Дармоед!

К а р ы. Скряга! Взяточник!

Н а в р у з о в. Ну, пошли! Там доругаетесь!

С у х с у р о в. Дезертир! Уголовник! Святого из себя корчишь!

К а р ы. Вор! Мошенник! А еще на государственной службе!

Н е т а й х о н. Ой, что же я теперь буду делать?

А б и д д ж а н. Что вам теперь делать? Догрызете то, что осталось на вашу долю от мужа, а если заболит голова…

Х о д ж а р. Ой, если голова заболит… Неужели они в тюрьму будут ходить, чтобы подули с молитвой…

Опускается внутренний занавес.

П р е д с т а в и т е л ь  а в т о р а. Ну, как вам понравилась эта История? Может быть, некоторым кажется, что я немножко пересолил? Несколько друзей уже говорили мне это. Но у меня упрямый характер, и я еще раз повторяю то, с чего начал. Есть случаи, когда лучше пересолить, чем недосолить! Лишь бы действительно поскорей загнать в могилу этих людишек и больше не слышать их голоса из гроба!

К о н е ц.

1963

МИЛЫЕ МОИ МАТУШКИ

Комедия в трех действиях, шести картинах

ПЕРЕВОД А. НАУМОВА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

КАРИМДЖАН, молодой врач.

УМИДА, молодой врач, его невеста.

БУСТАН, мать Каримджана.

АШУРАЛИЕВ, отец Умиды.

ШАКАР, мать Умиды.

ТУТИНИСО, соседка Бустан.

ХАЙРИ, дочь Тутинисо.

ДЖАМАЛ, председатель колхоза.

Почтальон, санитар.

Действие происходит в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

 КАРТИНА ПЕРВАЯ

Укромный уголок в парке аэропорта. Низенький столик. Три кресла. Слышен гул самолетов. Голос диктора: «Объявляется посадка на самолет, следующий по маршруту 672 рейсом 67. Пассажиров просят пройти на посадку через выход номер 3».

Появляются  А ш у р а л и е в и Ш а к а р.

А ш у р а л и е в (сердито запихивает за пазуху бумаги). Я вам кто — муж или шляпа какая-нибудь?

Ш а к а р. Ой, отец, да не сыпьте вы соль на рану…

А ш у р а л и е в. Отец, отец!.. Ну, я отец — так чего ж вы действуете через мою голову?

Ш а к а р. Ну что я такого сделала через вашу голову?

А ш у р а л и е в. Умида полюбила Каримджана — ну ладно, я на это ничего не скажу, от любви не уйдешь. Однако вы меня об этом моменте почему-то не информировали. Расписались они в загсе, ну ладно, я и на это ничего не скажу, известно (философски): единственное лекарство от любви — это загс… Но что это такое — мой зять, так сказать, новый кусочек моего сердца, уезжает в свой кишлак, даже в мой дом не заявившись! Даже моих дверей не повидав!..

Ш а к а р. Что ж вы носили обиду в себе, а? Вот бы и высказались, чем выступать по бумажке!.. Дочка-то уж целую неделю дома.

А ш у р а л и е в. Я бы и высказался… Только собрался, как уже дочку сюда привели.

Ш а к а р. Ничего, еще много разговоров будет, вот и скажете свое слово кстати.

А ш у р а л и е в. И скажу!.. Ох, до чего пить хочется. Пойду горло промочу. (Уходит.)

Входит  У м и д а.

У м и д а. Самолет сейчас прибудет, мамочка.

Ш а к а р. О-ох!.. Раз уж сплелись ваши с Каримджаном судьбы, пусть ваша любовь крепнет, что я еще скажу?.. Но как же это так, доченька, сама подумай: кишлачные девушки в город уезжают, а ты в кишлак едешь, а?..

У м и д а. Ну, мамочка, я же вам сказала: мы обязаны поехать на работу по распределению и отработать там два года… И нас обоих в один район отправили! Нам туда только явиться надо, об остальном Каримджан еще зимой с раисом договорился… Поработаем год-два, а там видно будет… (Взглянув на часы.) Ой, самолет уже прибыл! (Смотрит в сторону.) Вон Каримджан! (Выбегает и возвращается с Каримджаном.)

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, мама…

Ш а к а р (целует его в лоб). Дай бог счастья…

К а р и м д ж а н. Как папа, здоров?..

Ш а к а р. Спасибо, здоров. Он сейчас придет. Каримджан, ну как же так, даже в дом не зашли…

К а р и м д ж а н. Умидахон вам уже, наверное, сказала. Мы решили поскорее сдать документы, устроиться, на работе определиться… А там уже будем в гости ездить.

Ш а к а р (в сердцах). Одна-единственная дочка… Моя жизнь, мое сегодня и завтра… Я ее вскормила, я ее вырастила… Вы оба такие красивые, ходили бы под ручку по городским проспектам! А Умидахон девочкой ни разу и за иглу не взялась, ни одной пиалы не вымыла, только училась, только училась! У ней и от гребешка мозоли будут!

У м и д а. Ну, мама — что это, вы меня хвалите или хаете? Я в общежитии и полы мыла, и окна…

Ш а к а р (не слушая). Мы в свое время учиться не могли и жизнь свою получше не устроили. А вы теперь люди ученые, с высшим образованием! И должны жить в достатке. Были б вы в городе, я бы и постирала, и погладила.

К а р и м д ж а н. Ну, что вы, мама…

Ш а к а р. Нет, нет, вы сами доктор, вам касаться домашней работы тоже никак нельзя! А то есть такие жены: мужа и стирать заставляют, и чуть ли брови себе не выщипывать. Они бы рады мужа и рожать заставить… Что это отец задержался?.. Мы ведь с ним уже наметили, как свадьбу устроить… В городе свадьбы сейчас так неинтересно празднуют!

К а р и м д ж а н. Что касается свадьбы — это все, как вы хотите.

Входит  А ш у р а л и е в  с бумагами в руках.

А ш у р а л и е в. Приветствую и поздравляю. Поздравляю и… и приветствую.

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, отец.

А ш у р а л и е в (становится, несколько отступив, по стойке «смирно» и взволнованно читает). Приветствую и поздравляю. Поздравляю с получением высшего образования и вступлением на благородное поприще верного служения… э-э… народу в должности врачей и… э-э… выражаю уверенность в том, что вы достигнете высоких показателей и станете маяками… э-э… маяками труда.

К а р и м д ж а н. Спасибо.

А ш у р а л и е в. Одновременно поздравляю вас с принятием на себя семейных обязательств и выражаю уверенность, что вы их выполните и перевыполните… э-э… с честью.

К а р и м д ж а н. Спасибо.

Ш а к а р. Послушайте, отец, Каримджан, оказывается, еще своей матери не сообщил.

А ш у р а л и е в (вздрогнув). Как это — не сообщил?

К а р и м д ж а н. Да, это правда. Я Умиде о матери тоже только недавно сказал…

А ш у р а л и е в (взволнованно). Почему же вы не информировали вашу матушку? А если она для вас наметила другую девушку?..

К а р и м д ж а н. Да нет…

Ш а к а р. А раз нет, почему ж вы ей не написали?!

К а р и м д ж а н. Каждый раз, как я приезжал, она мне говорила: «Женю тебя на такой девушке, женю тебя на эдакой девушке…»

Ш а к а р. На какой это девушке?

К а р и м д ж а н. Вы поймите, мама у меня немножко отсталая… Я ей потому и не написал, чтоб она за полгода вперед плакать не начала.

Ш а к а р. Какие же ей все-таки девушки нравятся?

К а р и м д ж а н. Да что там говорить, зайдет речь о девушках — она об их косах только и твердит…

Ш а к а р. Ну, если так — слава богу. Волос у Умиды достаточно. А то есть девушки — так они к голове целый килограмм овечьей шерсти прицепляют.

А ш у р а л и е в. Однако это нехорошо, что вы свою матушку заранее не информировали. Начала б она плакать за полгода вперед, глядишь, сейчас бы уже и выплакалась, а теперь вы перед ней явитесь, как снег среди лета… Хорошо — она вас добром встретит, а если прогонит? Возьмет обоих да и прогонит!

К а р и м д ж а н. Я уж об этом по дороге думал. Оно и вправду может неловко получиться, если мы к ней одни явимся… Хорошо бы, вы с нами поехали. Там уж она из уважения к вам, если не к нам…

Ш а к а р. Ну, как же это так…

К а р и м д ж а н. Я что хочу сказать… уговорить бы маму без слез, без скандала…

Ш а к а р. Да уж, не дело то, что с плачем и скандалом начинается!

К а р и м д ж а н. Тут надо учесть… пережитки… Они в душе у матушки глубокие корни пустили.

А ш у р а л и е в. Эти самые корни надо было своевременно вырвать.

К а р и м д ж а н (с сожалением). Когда же? Сперва я маленький был, потом учился, учился — шестнадцать лет учился! Некогда было голову от книг поднять. Нелегко мне было, знаете, корни выдирать.

У м и д а. А что — теперь разве легче?

К а р и м д ж а н. Теперь я не один — вы со мной… и вот мама.

А ш у р а л и е в. Гм-м… Вы, два человека с высшим образованием, неужели вы не сможете по-хорошему взять в руки одну неграмотную старуху?

К а р и м д ж а н. Не такая уж она неграмотная, моя мама, она читать умеет, в годы войны в колхозе работала… Даже медалью ее наградили… Ну, а вы с нами поедете, мама?

Ш а к а р (подумав, с сомнением). Хорошо ли это будет — мы, все четверо, перед вашей матушкой выстроимся?

К а р и м д ж а н. А почему нет?

А ш у р а л и е в. Ну, как сказать — почему… Вот являемся мы вчетвером, а ваша матушка в гневе опрокинет на нас целый воз лишних слов — что мы ей ответим? Она нам скажет: «Не хочу я вашей дочери!» — а мы, что, скажем: «Нет, примите»?

У м и д а (содрогнулась). Неужели она может так сказать?

К а р и м д ж а н. Ну, не совсем так…

А ш у р а л и е в. Кто знает, всего можно ожидать. Нет, вы поезжайте сначала сами, о том, что в загсе зарегистрировались, сразу не говорите, подготовьте сперва. Захочется ей поплакать — пусть выплачется, захочется пошуметь — пусть пошумит, пусть выложит все, на что способна. А после того как выговорится, она, конечно, пожалеет о лишних словах…

У м и д а. Неужели она скажет такое, о чем жалеть придется?..

К а р и м д ж а н. Не скажет…

А ш у р а л и е в. Лучше, если она выскажется и пожалеет. Вот тогда мы и явимся и разговор заведем. Когда все уже поостынет. Ну, что скажете?

К а р и м д ж а н. Совет хороший.

А ш у р а л и е в. Вот и поезжайте. А мы следом явимся.

Ш а к а р (подумав). Отец… Каримджан, как-то неудобно Умиде без свадьбы, без ничего — в ваш дом войти!..

У м и д а. Ах, мамочка, оставьте вы эти формальности.

А ш у р а л и е в. Ладно, ладно. Но вы, Каримджан, постарайтесь вашу матушку по-хорошему уговорить, хоть бы она и очень разошлась. А то, смотрите, ежа только задень, — когда он выпустит иглы, его уже в руки не возьмешь…

Ш а к а р. Да, Каримджан, а как зовут вашу матушку?

К а р и м д ж а н. Бустан. Бустан Эрматова.

Ш а к а р. Имя хорошее. Ну, значит, договорились.

К а р и м д ж а н (протягивает бумагу). Вот наш адрес, не забыть бы.

Все выходят, прощаясь. Ш а к а р  и  А ш у р а л и е в  возвращаются.

Ш а к а р. Ох, не подумав они поехали, отец. Лучше бы Каримджан письмом мать уговорил… Лишь бы все добром кончилось: а то, о-ох, боюсь, нехороший она человек! Кто это в наше время невесту по косам выбирает?!

А ш у р а л и е в. Насчет кос — верно. Но разве мать может быть плохой? Мать же! Плохая она или нет, а вырастила не вора, не бандита… В конце концов она просто немного отсталая… и по-своему желает Каримджану счастья.

Ш а к а р. Я не говорю, что она плохая! А что, если она решит мою дочь на старинный лад невесткой сделать, а? Косы — веник, руки вместо кочерги! Ни за что не стерплю, чтобы мою дочь превратили в кишлачную невестку! Заберу ее!

А ш у р а л и е в. Вот это да! Что же дальше будет? Ваша сватья говорит «косы», вы говорите «кишлачная»…

Пролетает самолет.

Вот наша девочка и полетела в жизнь… Да будет счастливым твой полет, дочка!

Ш а к а р. А-а, какой ужас, я забыла ей сказать, чтоб косынку на плечи скинула — а то кос не видно!..

КАРТИНА ВТОРАЯ

Улица. Ворота дома Каримджана. Когда входят  У м и д а  и  К а р и м д ж а н, Б у с т а н  с шумом выталкивает из дома  Д ж а м а л а. Каримджан и Умида останавливаются. Каримджан прячет чемодан в траве и тянет Умиду в сторону.

Б у с т а н. Все законы, которые ты знаешь, я тоже знаю! Права не имеешь! Не имеешь права!

Д ж а м а л. Да послушай ты, Бустан-буви, что это с тобой приключилось! Я же твоих прав не оспариваю.

Б у с т а н. Ой, люди! Какое беззаконие! Я властям пожалуюсь. Ой, власти мои родимые!.. Ты погоди у меня, я с тобой в исполкоме буду разговаривать. (Убегает в дом.)

У м и д а. Что это за женщина?

К а р и м д ж а н (растерянно). Мама, моя мама.

У м и д а. А что случилось?

К а р и м д ж а н. Сейчас узнаем…

Оба прячутся.

Выходит  Б у с т а н  с медалью на груди.

Б у с т а н. Я т-тебя сейчас в исполком потащу… (Кричит.) Тутинисо-о! Эй, сватья-а! Сватья, тебе говорю!

Входит  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о. Что? Что? (Плюет себе за ворот.) Что случилось? Пожар?

Б у с т а н. Какой там пожар! Хуже! Видите ли, ему вздумалось мой дом в ясли превратить, люльки в моем доме решил повесить…

Д ж а м а л. Все равно этот дом на снос пойдет. Самый разгар работ, женщины заняты, прошу ее — все равно ведь не работаешь, хотя бы за детьми присмотри, всего четыре люльки и хотел подвесить! Так смотри, какую бучу подняла, можно подумать, наследство делит.

Б у с т а н. Где Хайрихон?! Пусть ведет меня в исполком!

Т у т и н и с о. Хайри на работе…

Б у с т а н. Идите, позовите Хайри, сватьюшка, пусть с работы отпросится, пойдет со мной в исполком.

Д ж а м а л. Да ты меня послушай, чего тебе в исполкоме делать! Постановления уже приняты, подписи поставлены.

Б у с т а н (категорически). Сказала нет, значит, нет.

Д ж а м а л. С тобой говорить — что в пустой дом стучаться. Всё, нечего мне с тобой время тратить, не сегодня-завтра Каримджан приедет.

Б у с т а н. Дом на меня записан, ты Каримджана не вмешивай! Ты мне всегда был врагом! Если б ты, проклятый, тогда не написал вместо ордена медаль, я бы сейчас орденоносцем была!

Д ж а м а л. Если б ты тогда со злости из колхоза не ушла, получила бы орден. А для тебя и медали жалко. (Уходит.)

Т у т и н и с о. Сватья, возьмите себя в руки!

Б у с т а н. Не возьму! Сейчас же в исполком пойду, все там кверху дном переверну. Бустан и Тутинисо уходят.

Входит  п о ч т а л ь о н.

П о ч т а л ь о н. Бустан Эрматова… Бустан-буви!

Голос Бустан: «Нету Бустан-буви. Переехала. Умерла».

Умерла? Аллах, помилуй! Поторопилась маленько — подожди она капельку, ушла бы с пенсией.

Входит  Б у с т а н.

Б у с т а н. Ой, родненький, это ты… (Получает письмо и пенсию, прячет деньги, вскрывает конверт.)

П о ч т а л ь о н  уходит.

«Здравствуйте…». Здравствуйте. «Дорогая матушка, как ваше здоровье, как живете?..» Слава богу, сынок. «Вот я и закончил учебу, еду на сосуд…» На сосуд! На какой это сосуд?! А-а, насовсем… «Шестого буду дома». Ой, какое сегодня число? Суббота — третье, базар — четвертое, понедельник — пятое. Спаси аллах, сегодня шестое! Сватья-а! Каримджан едет. Сейчас приедет.

Входит  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о. Ой, правда?

Б у с т а н. Что ж ты пораньше не написал, сынок!.. Вся молодежь теперь такая, все впритык делают. Как же теперь быть-то?.. Во дворе уберем.

Сцена поворачивается. Обе выходят во двор.

Тысяча благодарностей аллаху! Не зря я столько мучилась, не зря Каримджан столько трудился — кончилась учеба!.. И вам, сватьюшка, повезло. А свадьбу я пышную устрою, все выложу, что накопила, пускай и сынок задолжает, не беда!.. А то у меня врагов много.

Т у т и н и с о. Откуда у вас враги?

Б у с т а н. Есть, есть. И у вас врагов полно… Созову гостей из семи махалля.

Т у т и н и с о. Ну, немножко поубавьте.

Б у с т а н. Ладно, из пяти махалля. На плов семь мешков риса велю пустить. Мукарраму-ханум приглашу, Халиму-ханум, Тамару-ханум… Всех привезу на машине! Каждую своими руками одарю. (Вдруг.) Дувал придется ломать, сватья, народ не поместится.

Т у т и н и с о. Да, иначе не получится. Теперь все, кто свадьбы устраивает, дувалы ломают.

Б у с т а н. Ох, чуяло мое сердце! Хорошо, что начала плов готовить, мясо и морковь зажарила. (Вынимает деньги.) Сватья, вы сходите на базарчик, купите дыню, конфеты… Нет, я сама пойду, а вы за Хайри сходите, пусть с работы отпросится.

Т у т и н и с о. Ой, сватьюшка, неудобно. Все-таки девушка. Вернется с работы, сама зайдет.

Б у с т а н. Оставьте эти отсталые разговоры. В наше время парни и девушки за руку по улицам гуляют, в район ездят футбол смотреть. Ничего зазорного нет.

Т у т и н и с о. Я и говорю. Другое дело, если б они встречались, хоть переписывались бы.

Б у с т а н. Это вы виноваты. У меня сын молчальник. Велели бы Хайри ему написать.

Т у т и н и с о. Почему это Хайри Каримджану писать должна! И между соловьями принято: самец запевает.

Б у с т а н. Каримджан у меня не певчий соловей, вот я сама и запеваю. Ну, ладно, на базарчик я сама схожу. Вы замесите тесто, лепешки испечем. Мука на кухне. (Выходит.)

Т у т и н и с о. Вообще-то хорошо, что Каримджан не певчий соловушка, а то привез бы оттуда какую-нибудь. (Выходит.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Сцена поворачивается. Улица… К а р и м д ж а н  и  У м и д а  выходят из своего укрытия. Умида берет свой чемодан и собирается уходить.

К а р и м д ж а н. Куда вы?

У м и д а. Нет дыма без огня.

К а р и м д ж а н. Какой дым? Оставьте вы эти загадки.

У м и д а. Тут вся жизнь полна загадками… Кто такая Хайри?

К а р и м д ж а н. Хайри? Соседская девчонка.

У м и д а. Ваша матушка называет соседку сватьей.

К а р и м д ж а н. Ну и пусть называет.

У м и д а. Это у вас в кишлаке так принято — называть соседок сватьями?

К а р и м д ж а н. Хайри — ой, Умидахон, да я об этом понятия не имею!

У м и д а. Была, значит, все-таки причина, что вы своей матери не сообщили! А меня сюда на посмешище привезли?

К а р и м д ж а н. Умида, ну что это с вами! Ну что мне сделать, чтоб вы поверили? Зайдем-ка в дом, выясним. Если это правда, плюньте мне в лицо!

У м и д а. Хорошо. Сдам направление раису — и уеду.

Сцена поворачивается. Умида сидит на чемодане.

Никак не могу понять, почему же вы все-таки матери не сообщили. Прокляла бы она вас, что ли?

Входит  Т у т и н и с о, руки в муке.

Т у т и н и с о. Ой, Каримджан приехал…

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, тетушка, как живете?.. Сестренка моя, Хайрихон, как, здорова?

Т у т и н и с о (обрадованно). Спасибо. Матушка ваша на базарчик ушла. Письмо ваше получили. (Увидела Умиду. Растерянно.) Здравствуйте, как поживаете?..

У м и д а. Вы как поживаете?

Т у т и н и с о  выходит.

К а р и м д ж а н. Умидахон, отдохните, я сейчас самовар поставлю. Поднимитесь-ка на супу.

У м и д а. Не рано ли…

К а р и м д ж а н. На душе у меня легко, все будет в порядке… Поднимайтесь смело! Уголь на кухне, наверное.

У м и д а. Дайте, я сама. (Забирает самовар и выходит.)

Входит  Т у т и н и с о. Растерянно смотрит ей вслед. Входит с покупками  Б у с т а н.

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, матушка…

Б у с т а н (обняв сына, плачет). Сынок, дитя мое, наконец-то насовсем приехал… Кончилась учеба, да, кончилась? Не уедешь больше?

К а р и м д ж а н. Не уеду больше, мама, врачом я вернулся. Все болезни теперь из кишлака прогоним!

Б у с т а н. Прогони, сынок, все прогони, до единой… Тутинисо, поставьте самовар. Стелите дастархан.

Т у т и н и с о. Самовар сам на кухню пошел. (Насупившись, стелет дастархан.)

К а р и м д ж а н. Я вижу, в честь моего приезда вы и медаль надели.

Б у с т а н. Да нет! Джамал проклятый хочет в нашем доме ясли устроить, вот я и решила идти скандалить в исполком!

К а р и м д ж а н (смеется). Медаль, значит, чтоб скандалить?.. Что, правда, в нашем доме ясли хотят открыть?

Б у с т а н. Ну да.

К а р и м д ж а н. Не допустим.

Б у с т а н. Не то что ясли. Совсем снести хотят.

К а р и м д ж а н. Ну, снести-то — пускай сносят, другой дом дадут.

Б у с т а н. Не надо мне другого! В этом доме твой отец умер.

К а р и м д ж а н. Отец же в Белоруссии погиб, мама.

Б у с т а н. Все равно. В этом доме я извещение о его смерти прочитала.

Входит  У м и д а  с самоваром.

Это кто?

К а р и м д ж а н (торопливо). Гостья. Гостья.

Т у т и н и с о (к Бустан). Что же это — гость в чужом доме самовары носит, что ли?.. Похоже, ваш соловей запел.

Б у с т а н. Не дай бог. Здравствуйте, гостья, откуда вы, куда направляетесь?

К а р и м д ж а н. Она тоже закончила учебу. Сюда и направляется. Врачом.

Б у с т а н. А вы какой доктор?

У м и д а. Детский… Детский врач, педиатр.

Б у с т а н. Если так, осмотрели бы своих сестренок и братишек сначала, родителей своих осмотрели бы. Они где живут?

У м и д а. В городе…

Б у с т а н. Если они в городе, вы почему здесь?

К а р и м д ж а н. Она же на работу приехала.

Б у с т а н (недоверчиво). А ваши родители чем занимаются?

У м и д а. Папа лектор, мама в магазине работает…

Б у с т а н (искоса взглянув на Каримджана). В каком магазине?

У м и д а. В книжном.

Б у с т а н. Тутинисо, сватьюшка, вымойте рис, я плов заварю. Бедные родители нашей гостьи — наверно, подобрали ей хорошего жениха да и ждут не дождутся. Она поест плов и уедет… Приезжайте на свадьбу Каримджана, деточка. На свадьбе как раз нужна такая помощница, как вы. А невесту я нашла Каримджану, как цветочек, — ее вот дочка, Хайрихон. Косы до колен, образованная, почти что доктор — в аптеке работает, всему кишлаку одна лекарства готовит… Ну, сватья, поторапливайтесь.

Обе выходят.

У м и д а (грустно). Пока вы издалека речь заводили, ваша мать все высказала.

К а р и м д ж а н (взволнованно). Умида, чепуха все это. Я и не думаю. Ну, что мне сказать, что мне сделать, чтобы вы поверили!

У м и д а (чуть не плача). Да верю же я!

К а р и м д ж а н. Вижу, как вы верите! Ей-богу, сейчас как заору. На мать заору…

У м и д а. Не надо, я ей тогда еще хуже покажусь…

К а р и м д ж а н. Я понимаю, это все нелегко стерпеть, но, пожалуйста, не загорайтесь вы от того огня, что мать развела…

У м и д а. Ну, мы же с самого начала так договорились…

К а р и м д ж а н. Ну, раз так… (Словно нашел выход.) Знаете что, холодная вода успокаивает, умойтесь-ка вы.

У м и д а (сквозь слезы). Еще что сделать?

К а р и м д ж а н. Да нет, я серьезно. Ну, пожалуйста. Там и полотенце есть. Вот сюда пройдите…

У м и д а (вздохнув). Начинаем жизнь с холодной воды. Что-то в конце будет? (Выходит.)

Входит  Б у с т а н, неся на шумовке вареное мясо.

Б у с т а н. Отведай пока этого мясца… (Обрадованно.) Гостья ушла, да?

К а р и м д ж а н. Нет, умывается.

Б у с т а н. Чего это она умывается, разве свою грязь в чужом доме оставляют?

К а р и м д ж а н. Она чудесная чистая девушка, мама.

Б у с т а н. А мне все равно, мне ни грязи ее не надо, ни чистоты. Чистая девушка к постороннему мужчине не привязывается! И вообще, по ней видно, что она детей не способна иметь, боже нас упаси от этого!

К а р и м д ж а н. Как это вы можете, матушка, такие вещи о незнакомом человеке говорить! Ведь и она для кого-то любимое дитя. Скажи такое кто-нибудь обо мне — что бы вы ответили?

Б у с т а н. На такое сам за себя ответишь. Что, не сможешь?.. И что я сказала? Пусть, говорю, не умывается в чужом доме… Да и того не сказала… (Вдруг.) Ну-ка, взгляни на меня, чего это ты ее так облизываешь? Или между вами что-нибудь есть?

К а р и м д ж а н (нерешительно). А если есть?

Б у с т а н. А если есть, ни на том, ни на этом свете тебя не прощу. (Плачет.) Я тебя своим молоком вскормила!.. Значит, так, да? Стал доктором, так и мать не нужна, и благословения материнского не надо? Так, да?

К а р и м д ж а н. Хорошо, эта вам не нравится, другая будет.

Б у с т а н. Мне и другая не нужна! Мне Хайрихон нужна.

К а р и м д ж а н. Мама, да ведь об этом и речи никогда не было.

Б у с т а н. Почему это не было!.. Мы с Тутинисо уже пять месяцев только об этом и говорим. Недавно Хайри уговорили. Мать ее все слезы выплакала. Да и я наплакалась. Измучились, пока уговорили.

К а р и м д ж а н. И что — Хайрихон сказала, что пойдет за меня?

Б у с т а н. Разве девушка такие слова скажет? Она сказала: «Посмотрим». Но в душе-то она согласна!

К а р и м д ж а н. Ладно, в душу Хайри вы заглянули. А в мою заглянуть собираетесь?

Б у с т а н (с угрозой). Что, Хайри, тебе не нравится? Такая девушка!.. (Всхлипывая.) Такая красивая, как нарисованная. Косы — до колен. Готовит — пальчики оближешь. Гостей принимает еще лучше своей матери. И к тому же образованная! Одна всему кишлаку лекарства выдает! И не фасонит, старого и малого уважает, почитает. Если в махалле свадьба какая или праздник, всегда пойдет, поможет. (Со слезами.) Вся моя жизнь в труде прошла, если на старости невестка меня слушать не будет, так и помру, словно не жила…

К а р и м д ж а н. Матушка, и Умида вам послужить может.

Б у с т а н (встревоженно). А?..

К а р и м д ж а н. Нет, я говорю, и такие девушки умеют послужить свекрови.

Б у с т а н. Этот твой доктор будет детские животы слушать или меня?

К а р и м д ж а н. Хайрихон тоже работает, сами же говорите, готовит лекарства всему кишлаку.

Б у с т а н. Да я Хайри на третий день после свадьбы заставлю работу бросить!

К а р и м д ж а н. Ну да, бросит аптеку и будет готовить лекарства для вас одной! А она сама… знает об этом?

Б у с т а н. Я раньше времени шум поднимать не люблю.

Входит  У м и д а.

Что это, гостья, у вас дома вода, что ли, кончилась?

У м и д а. Нет, мама, есть вода. (Заметив свою ошибку.) Ой, извините…

Б у с т а н. И не стыдно ни с того ни с сего меня мамой называть? (Каримджану.) Ты слышал, она меня так назвала?

К а р и м д ж а н. Она же извинилась.

Входит  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о. Сватья, принести плов?

Б у с т а н. Принесите. Хотя нет, Хайри подождем… Или ладно, ей оставим. Сама отложу. А то гостье ехать надо. Вы пока чай заварите.

Обе выходят.

К а р и м д ж а н. Умида, я сейчас взорвусь.

У м и д а. Каримджан, милый, идите умойтесь, вода холодная, она так успокаивает!

К а р и м д ж а н (про себя). Похоже, похолодней воды еще много понадобится.

К а р и м д ж а н  выходит. Входят  Б у с т а н  с пловом, Т у т и н и с о  с чаем.

Б у с т а н. Ну-ка, гостьюшка, присаживайтесь, ешьте быстрее, нас не ждите. Тутинисо, налейте чаю — в две пиалушки наливайте, быстрей остынет. Где это Каримджан?

У м и д а. Умывается.

Б у с т а н. Боже милостивый, что это с вами!

Х а й р и (в проеме стены). Мама здесь?

Б у с т а н. Козочка моя, иди сюда, детка.

Хайри входит.

Х а й р и. Здравствуйте.

У м и д а. Здравствуйте.

Б у с т а н. Садитесь же, гостья.

Входит  К а р и м д ж а н, вытирая лицо полотенцем.

Х а й р и. Ой, Каримджан-ака, здравствуйте!

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, Хайрихон, здравствуйте, сестренка.

Х а й р и. Закончили учебу?.. Поздравляю вас!

К а р и м д ж а н. Спасибо… вот Умидахон тоже… И тоже доктор.

Х а й р и (поняла, искренне). Поздравляю. (Обнимает Умиду.) Как хорошо. Я тоже об этом мечтаю!

Б у с т а н. Ну-ка, поднимайтесь на супу. Плов совсем остыл. Хайри, возьми воду, начни со свекрови.

Хайри берет кумган для омовения рук, подмигивает Каримджану и Умиде. Лица обоих явно проясняются. Бустан поднимается на супу. Входит  Д ж а м а л.

Д ж а м а л. Здравствуйте.

К а р и м д ж а н. Э-э, Джамал-ата…

Обнимаются, приветствуют друг друга.

Д ж а м а л (внимательно смотрит на Умиду). Здравствуйте, дочка… Молодец… Гм-м, хорошо, хорошо. Каримджана-то я знаю, ну а вы кем приехали?

К а р и м д ж а н. Она тоже доктор. Детский врач.

Д ж а м а л. Ну-ка, иди сюда. Это та самая девушка, о ком ты зимой говорил? Вижу, вижу, вы две половины одного яблока! О-о!.. Никому вас обоих не отдам. Мы тут новую больницу строим! Почти кончили уже.

К а р и м д ж а н. Вот оно как!.. Поднимайтесь на супу, Джамал-ата… Направления наши вам здесь отдать или в правление нести?

Д ж а м а л. Здесь давай.

Х а й р и. Каримджан-ака, будете руки мыть?

К а р и м д ж а н. Нет, дайте-ка мне ложку, сестренка.

Б у с т а н (раздраженно). Может, и вам ложку подать, сватья?

Д ж а м а л (не поняв). Чего шум подняла, ложек у тебя, что ли, не хватает?..

Все заняты пловом. Молчание.

К а р и м д ж а н. Джамал-ата, говорят, вы в нашем дворе хотите люльки повесить?

Бустан оживляется.

Д ж а м а л. А-а, эти женщины совсем расплодились. Под каждым талом по четыре люльки. Уже и талов не хватает. У вас тут прохладно, вот я и хотел пару люлек подвесить, так твоя мать мигом свою медаль выставила.

Б у с т а н. И правильно сделала. Видишь, он сам тебя спросил!

У м и д а. А ясли вы не построили?

Д ж а м а л. А вот закончим больницу, три-четыре комнаты под ясли выделю.

У м и д а (улыбнувшись). Это вы ясли в больнице разместите?

Д ж а м а л. А что, дочка, все правильно, и расходов половина. Медсестры и за детьми присмотрят.

У м и д а. Экономия-то, конечно, большая. Только интересно, какие родители оставят своих здоровых детей в больнице? И какой врач вам это разрешит? Вы уж лучше такого больше вслух не говорите, Джамал-ата, газеты узнают — разнесут вас в пух и прах. (Смеется.)

Д ж а м а л. Верно, дочка, верно, об этом я не подумал… Хозяйствуешь, крутишься — все хочешь одним камнем двух ворон подбить.

Б у с т а н. Да оставьте вы эту проклятую ложку, ешьте быстрее руками. (В сторону.) Чтоб ты сгинула, а не смеялась…

Эти слова слышали все. Каримджан меняется в лице.

Х а й р и (кладет ложку, смотрит на Каримджана, на Умиду). Тетушка, не желайте зла чужому ребенку, у вас тоже сын есть. (Встает с места.) Извините, Умидахон, ко мне подруги должны прийти… Приходите и вы, у меня есть хорошие пластинки. (Выходит.)

Неловкое молчание.

Д ж а м а л. Э-э, какая ты бузотерка. (Каримджану.) Она невеста-то твоя?

Каримджан кивает головой.

Разве человек может будущей невестке зла пожелать? Бустан, она же ведь доктор, ты понимаешь, что такое доктор? И не совестно тебе? Стыд и позор!

Б у с т а н. Да что я такого сказала?.. Сказала только: «Ешьте быстрее».

К а р и м д ж а н. Ладно, ладно, матушка. Так-то вы учите молодых уму-разуму…

Д ж а м а л. Ну, мне пора. Поговорим еще. Идем со мной, дочка, колхоз наш покажу.

Каримджан провожает их. Т у т и н и с о  по знаку Бустан убирает дастархан и выходит. На улице останавливается автомобиль.

К а р и м д ж а н. Мама Умиды приехала.

Б у с т а н. Еще и мама должна была приехать!..

К а р и м д ж а н. Да, чтобы свою дочку забрать.

Входит  Ш а к а р.

Ш а к а р. Гроза прошла?

К а р и м д ж а н. Проходит.

Ш а к а р. Слава богу.

К а р и м д ж а н. А папа где?

Ш а к а р. В правление зашел, сейчас явится.

Бустан поневоле сходит с супы.

Б у с т а н. Здравствуйте…

Ш а к а р. Здравствуйте, как живете, Бустан-буви?

Б у с т а н. О-о! (Бросив взгляд на Каримджана.) Откуда вы мое имя знаете?

Ш а к а р. Дорога-ая, кто же не знает медалистку Бустан-буви Норматову!

Б у с т а н. Не Норматову, а Эрматову…

Ш а к а р. Какая разница. Главное — ваше имя. И медаль.

Б у с т а н (польщенная). Как вас зовут?

Ш а к а р. Шакар-буви Ашуралиева. Ношу фамилию своего старика.

Б у с т а н. Ваша матушка дала вам хорошее имя… Ну, прошу к плову. Мы только что ели, он еще не остыл.

Ш а к а р. Сказать по правде, я такая голодная — хоть прошлогодний плов дайте, и то съем.

Б у с т а н. Веселая вы женщина!

Ш а к а р. Ах, дорогая Бустан-буви, лучше уж быть веселой! А горе — будь оно проклято. И сам не огорчайся, и других не огорчай.

Б у с т а н. Я вот никого не обижаю. А меня — все обижают.

Ш а к а р. Ах, дорогая, почувствуешь запах паленого — огляди собственный халат. Ну, да вы не тратьте сил на пустяки — приехал Каримджан, вот и радуйтесь.

Б у с т а н. Конечно, как же не радоваться… Вот и вы дочку дождались. Подыскали ей жениха?

Ш а к а р. О, Бустан-буви, вы же образованная женщина, разбираетесь, что к чему, книги читаете. Недаром там пишут о любви и верности. Хорошо, когда молодые сами себе пару находят.

Б у с т а н. Вы для того и распустили дочке уздечку, чтоб она подходящую пару нашла?

Ш а к а р. О-о… ну, а если я взнуздаю и не будет она с любимым человеком — вся ее жизнь прахом пойдет!

К а р и м д ж а н. А это и для вас горе…

Б у с т а н (в сердцах, глянув на Каримджана). Ладно, это ваше дело, распускать свою дочь или нет, а я уздечку сына из рук не выпущу. Такого не бывает, чтобы родители детям зла пожелали!

Ш а к а р. Правильно, не бывает. Те родители, что в старину своих девчушек старикам отдавали, тоже им не желали зла…

Б у с т а н (разъясняя). Такие вещи в старые времена бывали.

К а р и м д ж а н. И сейчас такие найдутся… Разве что немножко другого требуют. Только нынешняя молодежь не соглашается. Одни прямо говорят, ну, а другие… другие стариков жалеют, вот и стараются им объяснить…

Б у с т а н. Мне объяснять нечего, сама понимаю. С какими трудами я тебя вырастила, воспитала… Если я тебя теперь на желанной девушке не женю, — всё, так и уйду из жизни, ничего не получив!

К а р и м д ж а н. Матушка, да кто с моей женой жизнь-то проживет — я или вы?

Б у с т а н. Я тебе найду, а ты проживешь.

Ш а к а р (Каримджану). Ну и ну.

К а р и м д ж а н (еле сдерживаясь). Матушка, вы меня выкормили, вырастили… ну… я вас на руках носить готов! Все мое — ваше… Все! Но сердце-то вы мне оставьте.

Б у с т а н. Знаю я этих сердечных: сперва сердце, душа, «мамочка», а потом все заботы на голову свекрови, вся работа ей на шею. Да еще если б только это!.. А то — плач, скандалы, собрание, суд… Только детей жалко.

Ш а к а р. Бустан-буви, таких семей в вашем кишлаке, может, одна и найдется.

Б у с т а н. Одна!.. С ними вот две будет.

Т у т и н и с о  с опухшими от слез глазами выходит из кухни, идет в сторону своего дома.

Тутинисо, подождите, поговорить надо.

Обе выходят.

Ш а к а р. Ну и ну. Не думала, что ваша матушка до такой степени… (Встает.) Не могу я больше. Сами заварили кашу, сами и расхлебывайте. Меня в это дело не путайте. Вон, может, отец поговорит. Он человек терпеливый. Сейчас подойдет… Пойду позову!

К а р и м д ж а н (вне себя). Ну, что это такое! Мама уж все границы… Нет, ей-богу сейчас взорвусь, все выложу.

Ш а к а р. Э, Каримджан, накричите на свою мать, так моя дочь ей покажется в сто раз хуже.

Ш а к а р  выходит, входит радостная  У м и д а.

К а р и м д ж а н. Ну, посмотрели колхоз?

У м и д а. Посмотрела. (Поднимает чемодан.)

К а р и м д ж а н (подавленно). Уезжаете?

У м и д а. Нет, теперь уж не уеду. Хоть бы и вы заодно с матушкой меня гнали.

Входит  Б у с т а н.

Б у с т а н. Господи, уйдет эта девушка по-хорошему или нет?

К а р и м д ж а н (нервно). Куда она уйдет, сейчас ее отец придет.

Б у с т а н. Так еще и папочка явится на мою голову!.. (Решительно.) Хорошо, пусть идет. Пусть. Я ему в лицо скажу про все штучки его дочери. Пускай идет!

К а р и м д ж а н (мягко). Мама, неужели вы и при нем меня срамить будете?

Б у с т а н. А когда ты меня от срама умирать заставляешь, это ничего, да? Это можно?.. (Вдруг.) Женишься на ней? Ладно, женись, только знай: я твою жену в мартышку превращу! Я так сделаю, что она места в доме не найдет где ступить, будет у меня, как лягушка, прыгать.

К а р и м д ж а н. Это вы так — невестку-врача?

Б у с т а н. Одной семье одного врача хватит. Если у тебя два топора — знай, второго ты у соседей не отберешь.

К а р и м д ж а н. А Джамал-ата что сказал?..

Б у с т а н. И Джамала твоего, как лягушку, прыгать заставлю.

К а р и м д ж а н. Ладно, матушка, мы все будем прыгать, а вы будете хлопать в ладоши.

Входят  Ш а к а р  и  А ш у р а л и е в.

Здравствуйте, папа. Входите, пожалуйста.

А ш у р а л и е в (к Бустан). Приветствую и поздравляю.

Б у с т а н. Эй, послушайте, не желаю я вашу дочь себе в невестки! Оставите вы меня в покое или нет?! Что это за насилие над чужим сыном?

А ш у р а л и е в. Ого… (Отбрасывает бумаги.) И это вы говорите теперь, когда они расписались в загсе?

Б у с т а н. А-а… (Ей дурно.)

Все растерялись. Каримджан ее поддерживает.

Б у с т а н (придя в себя). Ах, вот оно как?..

К а р и м д ж а н. Да, так получилось.

Б у с т а н. Это почему же ты мне не сказал?

К а р и м д ж а н. Матушка, если б вы мне дали сказать…

А ш у р а л и е в (хочет поднять свои шпаргалки, но раздумывает). Эти двое полюбили друг друга, как Фархад и Ширин, как Тахир и Зухра, как Руслан и Людмила, как… Э-э, зачем вам становиться между ними, как ведьме? Вы… вы же замечательная женщина нашей страны, славная медалистка…

Ш а к а р (слегка заискивая). Она ошиблась. Ошибиться может каждый человек, даже орденоносец…

Б у с т а н. Нет, загс не считается, главное — свадьба!

А ш у р а л и е в. Но мы-то согласны.

Б у с т а н. Нет! Заберите свою дочь.

К а р и м д ж а н. Мама…

А ш у р а л и е в (выходит из себя). Да вы что говорите! Опомнитесь!

Ш а к а р (всхлипывая). Да что же это такое! Разве моя дочка подкидыш какой-нибудь… (Умиде, готовая разрыдаться в голос.) Лучше бы мне умереть, чем такие слова слышать!

Б у с т а н. Заберите, говорю, а то весь кишлак сейчас соберу!

Ш а к а р (Умиде). Я говорила, что так и будет! Это мне награда за твое воспитание!.. Пойдем отсюда.

Умида колеблется.

А ш у р а л и е в. Пойдем, пойдем, дочка! Ты у меня не бездомная! А вы что за человек? Ни стыда, ни совести!

Родители, схватив Умиду, тащат ее к двери.

К а р и м д ж а н. Папа! Мама… (Вне себя.) Матушка, вы знаете, что вы делаете? Вместе с Умидой внука прогоняете! Она ребенка ждет!!

Б у с т а н. А-а?! Ждет ребенка? Верни! Верни; Говорю, верни, пусть родит, потом убирается!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

 КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Та же декорация, только часть дома разрушена. Слышен гул мотора.

Б у с т а н - б у в и, нарядная, с медалью на груди, сидит на супе, на семи разостланных ватных одеялах; ей видимо, скучно, она ложится, встает, опять ложится, снова встает, смотрится в зеркало, пытается разгладить свои морщины, слезает с супы, подбирает валяющиеся клочки бумаги, чтобы выбросить, но кидает их обратно, раскалывает несколько орехов и раскидывает скорлупу в разные стороны, снова взбирается на супу и усаживается. К а р и м д ж а н, усталый, возвращается с работы.

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, мама. Когда же мы переедем, путаемся тут в ногах у строителей…

Б у с т а н. Я никуда не перееду. Пусть меня переедут. Трактором пусть переедут! Куда я уйду из дома, где умер твой отец? Вот здесь я читала извещение о его гибели.

К а р и м д ж а н. Где?

Б у с т а н. Точно вот здесь… нет, вон там.

К а р и м д ж а н (отмечает это место). Ладно… Не устали?

Б у с т а н (слезливо). Все хозяйство на мне. Когда же твоя явится и двор подметет? И не похоже, что в этом доме женщина живет… Со стыда сгораю перед соседями! Могла бы чуть пораньше с работы возвращаться. Можно подумать, дети только и ждали этого доктора, чтоб заболеть!

К а р и м д ж а н. Матушка, вы же сами работали, разве вы с работы раньше возвращались?

Б у с т а н. Я работала, чтоб тебя прокормить, а она кого кормит, тебя, что ли? Что ж ты — столько учился и сам себя прокормить не можешь? Меня можешь не кормить, мне своей пенсии хватает!

Каримджан берет в руки веник, чтобы подмести двор.

Эй, ты мужчина, не бери в руки веник, это дурная примета!

К а р и м д ж а н. Да я в общежитии не только подметал, я и полы мыл, и обед готовил!

Б у с т а н. Вот-вот… нынешняя учеба только женщинам на пользу. Садись сюда. Получил зарплату?

К а р и м д ж а н. Получил…

Б у с т а н. Давай сюда. (Берет кошелек, кладет под подушку.) Еще и не невестка, а уже сует руку в твой карман.

К а р и м д ж а н. Мама, зачем вы так говорите? Она лучше любой невестки за вами ухаживает. На самом почетном месте сидите.

Б у с т а н. Ты что, мне ее таким путем навязать хочешь, а? Пусть родит и убирается! Родит — и убирается!.. Купи мне ичиги…

К а р и м д ж а н. Ичиги же у вас новые, мама.

Б у с т а н. А что, если у меня будет две пары? За те деньги, что стоит пара туфель на гвоздиках, — три пары ичигов дают. Вон — выстроила четыре пары туфель! (Выносит четыре пары туфель и швыряет.)

К а р и м д ж а н. Мама… Умида же молодая, потом она ведь доктор, на виду у всех… Вам же почет, если она будет хорошо одета.

Входит  У м и д а  с фотоаппаратом, перекинутым через плечо, с тяжелым пакетом в руках. Каримджан быстро убирает туфли.

Б у с т а н. Зачем же вы тяжелое поднимаете, что за женщина! (Каримджану.) Да возьми у нее, чего рот разинул.

Обрадованный Каримджан торопливо забирает пакет, кладет его рядом с Бустан.

У м и д а. Здравствуйте, матушка… Муку дают…

Б у с т а н (посмотрела муку). Хорошо. (Оглядела Умиду.) Вот это я понимаю, но… (не найдя, что сказать) нечего волосы корзинкой носить, косы заплетите!

К а р и м д ж а н. Косы на работе мешают.

Б у с т а н. Ну пусть хоть дома косы носит.

У м и д а. Ладно, матушка, запомню…

Входит  Д ж а м а л, очень взволнованный.

Д ж а м а л. Каримджан, эй, Каримджан, что вы за люди! Что вы там прорабу наговорили?

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, заходите, пожалуйста.

У м и д а (прячет улыбку). А что мы такое сказали? (Быстро и легко накрывает дастархан.)

Бустан обращает на это внимание и улыбается.

Д ж а м а л. Я за них боролся, с таким скандалом их у себя оставил, а они что творят! Это называется, вы мне помогаете?

К а р и м д ж а н. А что же нам делать, ата? Ваш прораб, похоже, еще меньше нашего в этом деле понимает. То здание, что вы строите, для больницы не годится…

Д ж а м а л. Чем это оно не годится?

К а р и м д ж а н. Во-первых, не годится уже то, что чертежи вы сами изготовили! Вы же не архитектор. Вы можете чайхану спроектировать, ну коровник…

Д ж а м а л. Знаю, что я не архитектор, но твой архитектор на сто тысяч нацелился. Это по-старому миллион! Что ж я, больницу за миллион буду строить? Килограмм хлопка за копейки продаю. У меня деньги близнецами не родятся.

У м и д а. Больницу для кишлака район должен строить.

Д ж а м а л. Район! Ха! В этом вопросе район уши хлопком заткнул! Понимаешь? Хлопком!

К а р и м д ж а н. Это правильно, но надо у них затычки из ушей вытащить! Вам некогда — я сам буду хлопотать. Выколотим средства — больницу на холме в саду будем строить, там чудесный воздух.

Б у с т а н. Правильно Каримджан говорит. Больницу еще дальше отсюда надо строить.

Д ж а м а л. Ладно, обещаете помочь — ничего, кроме спасибо, не скажу. А сейчас пусть строится. Пока нету коня, на ишаке поездим…

У м и д а. Нет, Джамал-ата, давайте уж сразу на коня сядем. Это здание пусть достраивается, подправим немножко — ясли будут. Вот вы сказали: «Под каждым талом четыре люльки», — а я обошла и все эти «ясли» сфотографировала. (Кладет перед ним фотографии.) Видали такие ясли? Вон, смотрите, старуха спит, а чтоб детишки к арыку не уползли, она их за животики веревкой привязала! Хороши ясли?

Д ж а м а л (побледнел). Ты зачем такие вещи фотографируешь? Ты что, шпионка? Хочется тебе фотографировать, иди снимай правление, радиоузел, баню… Зачем недостатки выискиваешь?

У м и д а. Я же не корреспондент, я врач. Была бы корреспондентом, засняла бы баню, радиоузел — и поехала восвояси. Вся тяжесть колхозного труда на женских плечах, так вы еще и детьми их по рукам и ногам связываете… Разве может женщина толком работать, если она за детей не спокойна?

Б у с т а н. Верно говорит.

Д ж а м а л (горячится). Какой колхоз не имеет временных недостатков?

К а р и м д ж а н (смеется). Джамал-ата, сколько лет, как колхоз организовали? Понятие «временные» какие-нибудь границы имеет?

Д ж а м а л (побежден). Ладно, построит район больницу — это здание яслям отдадим. Вопрос надо вынести на правление. Сама и выступишь. А фотокарточки мне отдай.

У м и д а. Э, нет, я их правлению покажу.

Д ж а м а л (отнимает). Отдай, говорю, не дай бог еще кто-нибудь увидит. Если решение будет, хватит тебе? (Прячет снимки за пазуху.) Ну, я пошел. Да, кстати, когда свадьба?

К а р и м д ж а н. Как мама скажет.

Д ж а м а л. Сам буду на свадьбе председателем! (К Бустан.) Бесценная у вас невестка!

Б у с т а н (Джамалу). Так-то так, зато не похоже, что она мне услуживать будет.

Д ж а м а л. А с чего это она тебе должна служить? Ты что, колхоз, что ли? (Выходит.)

Б у с т а н. Какой обед собираетесь готовить?

У м и д а (встревоженно). Как скажете…

Б у с т а н (подумала). Лагман, только шнурком, а не резаный.

У м и д а. Хорошо.

Б у с т а н. Пойду погуляю. А то лопну от скуки. (Уходит.)

К а р и м д ж а н. Умидахон, уедем!

У м и д а. Куда-а?

К а р и м д ж а н. Куда глаза глядят!

У м и д а. А как ваш тяжелобольной?

К а р и м д ж а н. Немного лучше.

У м и д а. Куда же вы уедете от такого счастья — увидеть своего выздоравливающего больного. И кто будет людей лечить? Кто — больницу строить? И ясли?.. Сегодня одна женщина малыша принесла. Воспаление легких. Весь горит. А мать на меня смотрит — и словно молится, и вся надежда у нее на меня… Как же я ее обману?.. Ну, неудобно вам передо мной за свою мать, ну ничего. Не надо… Интересно, какая я буду свекровь?

К а р и м д ж а н (задумчиво). Говорят, в раю трон стоит. Для хорошей свекрови… Так он, говорят, до сих пор пустой! (Улыбается.) А может, он вас дожидается?

У м и д а. А вы каким свекром будете? Небось наследственность скажется?

Смеются.

Ох, а как быть с лагманом?

К а р и м д ж а н. Даже не знаю… Разное готовить приходилась, а лагман шнурком — ни разу! (Подумав.) Во всяком случае, фарш должен быть. (Быстро.) Вы рубите мясо, а я тесто приготовлю.

Умида смеется.

Что? Не умеете мясо рубить?.. Что, никогда не видели? Мама от вас по секрету мясо рубила?.. Положим на дощечку… во-от… и будем рубить ножами… во-от. И получится фарш. (Насыпает в миску муку.)

Умида берется за мясо.

Х а й р и (в пролом). Извините…

К а р и м д ж а н. О-о, Хайрихон, заходите! Правду говорят: если больному суждено выздороветь, лекарь к нему сам явится.

У м и д а. Здравствуйте.

Х а й р и. Несколько дней пыталась застать вас одних, да все никак не получалось. А сейчас, смотрю, тетушка Бустан идет к базарчику — думаю, хоть неудобно, а зайду. Вы уж меня извините…

К а р и м д ж а н. Э, сейчас есть дело поважнее извинений. Лагман шнурком готовить умеете?

Х а й р и. Умею.

К а р и м д ж а н. Так научите Умиду.

Х а й р и. С удовольствием! (Принимается за работу.) Мы с вашим Каримджаном росли вместе, как брат и сестра. А когда повзрослели, ни у него, ни у меня никаких… вот мукой клянусь… Верно, ведь, Каримджан-ака?

К а р и м д ж а н. Как в аптеке.

Х а й р и. Но вот уже пять месяцев тетушка Бустан все говорит и говорит, мама плачет, надоели они мне! Решила я от них отделаться и говорю однажды: «Ладно, мол, там видно будет!» Ну, они и ухватились за это. Лучше бы мне не говорить этих слов… (Смотрит в землю.) У меня ведь тоже… друг есть… Мы с ним еще год назад друг другу поклялись…

К а р и м д ж а н. Вы бы своей матери хоть намекнули об этом.

Х а й р и. Да я боюсь, она в обморок упадет! Моя мама ничем от вашей не отличается… Вот вы вдвоем постепенно берете тетушку Бустан в руки, а я одна… (Плачет.)

К а р и м д ж а н. Не огорчайтесь, Хайрихон, мы вам поможем. Общими усилиями уговорим вашу матушку! Выйдете замуж за любимого человека, учиться будете… А кто этот юноша, он чем занимается?

Х а й р и. Ой, ну Азимджан же…

К а р и м д ж а н. Как? Азимджан, наш учитель?.. А он обо всех этих разговорах знает?

Х а й р и. Я ему рассказала. Вот он смеялся! Он в воскресенье вас навестить собирается.

К а р и м д ж а н. Прекрасно! Будем рады.

Х а й р и. Ну, я пойду. Сейчас, наверно, тетушка Бустан вернется…

К а р и м д ж а н. А как же лагман?

Х а й р и. Сейчас, сейчас. (Забирает все продукты, идет на кухню.)

У м и д а (вслед ей, подражая свекрови). Ах, какие косы!

Гаснет и зажигается свет. Улица. Дом Каримджана.

Входят  Б у с т а н  и  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о (плачет). Вы меня опозорили, осрамили… Раз не можете взять сына в руки, чего болтать зря.

Б у с т а н. Да наберитесь вы терпения, сватья. Ничего же еще не произошло.

Т у т и н и с о (плача). Она уже ребенка ждет, это называется ничего не произошло? Как теперь моя дочка будет жить в кишлаке? Да я сама — что я теперь людям скажу?

Б у с т а н. Не плачьте, не к добру это. Если все так и будет, на меня не меньше вашего позор падает. Я вам говорю, ничего еще не произошло. Во-первых, это еще вопрос, беременна Умида или нет. Я тихонько прислушивалась к ее дыханию, когда она спала, — беременная женщина так не дышит! Каримджан это нарочно сказал, чтобы меня сломить…

Т у т и н и с о (обрадованно). Ей-богу, я вам не верю…

Б у с т а н. Да что там ребенок, я не верю, что они в загсе расписались. После загса так не бывает.

Т у т и н и с о. А что, они не спят вместе?

Б у с т а н. Да вы что? Разве я позволю? Каримджан внизу, а Умида на айване, рядом со мной.

Т у т и н и с о. Да откуда вы знаете…

Б у с т а н. Я всю ночь сторожу, оба и не шелохнутся.

Т у т и н и с о. Ну, раз так, чего ж вы ее не отправите? Пусть себе едет в свой город!

Б у с т а н. Эй, сватьюшка, всего-то и ума у вас! Ну, уедет она к себе в город, а Каримджана я что, стреножу, что ли? После того как она устроилась на работу, вздумала в гостинице жить. Но я не согласилась, не-ет, дудки. В гостинице ей, конечно, отдельную комнату дадут, и Каримджан, чуть вечер, к ней поскачет потихоньку, не углядишь. Нет, пусть лучше оба при мне будут… А она, хоть в невестки и не годится, а девушка порядочная, это видно.

Т у т и н и с о. Вот, вам самим уже она нравится, я знаю.

Б у с т а н. Э, не говорите так, сватьюшка. Наоборот, я изо дня в день Каримджана от нее отваживаю. Но это надо потихонечку делать, исподволь. Если горячее сердце холодной водой облить, оно разорваться может. (По секрету.) Я ей велела сейчас лагман шнурком приготовить. А она, ясное дело, не умеет — вот я ей покажу! Так распишу ее при Каримджане, так распишу… Вы, немного погодя, подойдите к пролому, а как я скажу: «Вай, чтоб сломались твои руки», — сразу и заходите. Сами увидите! (Хочет положить под язык нас, но наса нет.) Я схожу на базарчик за насом. (Уходит.)

Из дома выходит  К а р и м д ж а н.

К а р и м д ж а н. Здравствуйте, тетушка… Вы, тетушка, не обижайтесь, пожалуйста, вы тут, оказывается, договорились по-своему, а вышло иначе…

Т у т и н и с о (плачет). Да согласись только моя дочка, тыща женихов готовы… Во всем ваша мать виновата! Она все говорила и говорила, ну я и решила себе: «Дочка у меня не доучилась, выйдет за вас — будет дальше учиться».

К а р и м д ж а н. Да матушка вовсе не собиралась разрешить Хайри дальше учиться! Наоборот, она думала после свадьбы ее с работы забрать, чтобы Хайри сидела и ей прислуживала…

Т у т и н и с о (ошеломленно). А… вон как… Что ж, моя девочка сиротка, что ли, как скажут «бросай работу», так она и бросит, чтоб вашей матери прислуживать?!

К а р и м д ж а н. Можете у матушки у самой спросить.

Т у т и н и с о. Как это, все работают, а моя дочка будет дома сидеть! Я не училась и не работала — вот кем стала! Если б я в свое время чему научилась, так и дочку доучить могла бы… (Плачет.) Отец ее, покойный, не дал мне ни работать, ни учиться… Ни мне пользы, ни дочери! Вот — плету кантики для тюбетеек, а сколько на этом заработать можно? И на кантики теперь спросу нет совсем… (Плачет.)

К а р и м д ж а н. Конечно, тетушка, ваша дочка — не сирота. Хочет она учиться — значит, будет учиться!

Т у т и н и с о. Хочет — не то слово. Как придет с работы — головы от книги не поднимает… Весь дом книгами завален! Она больше ничего и знать не желает.

К а р и м д ж а н. Значит, добьется своего… Только я вам, тетушка, одну вещь сказать хочу: у нее любимый юноша есть…

Т у т и н и с о. Вай, моя дочь не из таких девушек!

К а р и м д ж а н. А что в этом плохого? Всё честь честью, и юноша он достойный, что ж тут не по вас?

Т у т и н и с о. Нет, конечно, но… а вам кто сказал?

К а р и м д ж а н. Она сама сказала.

Т у т и н и с о (царапает лицо ногтями). Вай, стыд какой!.. Срам! Так прямо вам и сказала?!

К а р и м д ж а н. Не мне. Умиде она сказала.

Т у т и н и с о. Кто же он? Какой юноша?

К а р и м д ж а н. Да они еще до всех этих разговоров сговорились. Больше года уже…

Т у т и н и с о. Ах ты тихоня! Пусть только явится, я ей покажу. Ай, тихоня! Нет, лучше я сейчас сама в аптеку пойду! (Уходит.)

Гаснет и зажигается свет. Двор.

Входит  Б у с т а н.

Б у с т а н. Ну, э-эй, где лагман шнурком?

К а р и м д ж а н. Пришли, матушка?.. Лагман готов. Невестка ваша показала все свое искусство. Теперь в мире самые лучшие мастера по мучным блюдам — это китайцы. А у вашей невестки была подружка — китаянка, вот она ее и учила готовить лагман шнурком.

Б у с т а н (грубо). Китайцы, говорят, лягушек кушают.

К а р и м д ж а н (торопливо). Лягушек тоже едят в тесте. Может, вы перед обедом холодной водой умоетесь, она успокаивает человека…

Б у с т а н. Пусть лагман принесет.

К а р и м д ж а н (на кухню). Умидахон, несите обед, у нас уже слюнки текут.

Голос Умиды: «Сейчас…»

Входит  У м и д а, с тревогой на лице, вносит еду, ставит на столик. Берет воду для омывания рук.

Б у с т а н (моет руки, с сомнением глядя на блюдо). Ты…

К а р и м д ж а н (пробует). О-ох… Что это вы положили в фарш, Умидахон?

У м и д а (подделываясь под китайский акцент). Че-ре-па-ха шим-пан-зе.

Б у с т а н. А это дозволено нашей верой?

К а р и м д ж а н. Черепаху шимпанзе делают из рогов джейрана. Вы же знаете, на джейранов падишахи охотились.

Б у с т а н (ковыряет пальцем в пище). Не буду есть! В лагман шнурком фарш не кладут…

К а р и м д ж а н. А по-китайски — кладут.

Входит  с а н и т а р.

С а н и т а р. Каримджан-ака, с Астанакулом плохо.

К а р и м д ж а н. Иду!

У м и д а. И я с вами.

Все трое уходят. Бустан-буви пробует лагман.

Б у с т а н. Ах, этот Китай, чтоб ему пусто было… (Ест с аппетитом.) Проклятый Китай…

Входит  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о. Хайри! Эй, Хайри!

Б у с т а н. Заходите, Тутинисо, заходите.

Т у т и н и с о. Хайри тут не была?

Б у с т а н. Нет! Идите сюда, сватья, лагман шнурком по-китайски вы, наверно, в жизни не ели.

Тутинисо уничтожающе смотрит на Бустан, которая с удовольствием ест. Входит  Х а й р и.

Т у т и н и с о. Ты что здесь делаешь, проклятая! Чтоб ноги твоей в этом доме не было!

Б у с т а н (к Тутинисо). Не получилось на этот раз, завтра другой обед закажу! Тогда увидите.

Т у т и н и с о (приближаясь). Бустан-буви, никогда не думала, что вы такая. (Направляется к пролому в стене.)

Б у с т а н (вслед ей). Что вы за нетерпеливая женщина, Тутинисо, сказала же, завтра закажу другое блюдо!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

 КАРТИНА ПЯТАЯ

Та же декорация, но дом снесен полностью, осталась только часть дувала и кухни. Площадка перед зданием будущих яслей открыта. На краю супы сидит, задумавшись, Б у с т а н - б у в и. Вдали радио поет о любви.

Т у т и н и с о (в комбинезоне, несет ведро с известкой). Вай, Бустан-буви, что вы здесь еще делаете? Сегодня же ваши сваты должны приехать — о свадьбе советоваться! Неужели опять все расстроите?.. Измучили вы бедного Каримджана, дайте волю молодым…

Б у с т а н. А вы своей дочке волю уже дали! Посмотрю-ка я на ее женишка! Я вижу, он вас в маляра превратил…

Т у т и н и с о. Вы сперва думайте, потом говорите. Какой я маляр, я в яслях работаю… Днем работаю, вечером учусь. Санитаркой буду… Дальше стану учиться — сестрой могу стать! Умидахон сказала.

Б у с т а н (пренебрежительно). Это вы-то сестрой можете стать?

Т у т и н и с о (гордо). Да, и буду ходить вместе с докторами. Уколы делать! И вам укол сделаю…

Б у с т а н. Я в вашем уколе не нуждаюсь. У меня сын доктор. Захочу — и невестку из докторов возьму!

Т у т и н и с о. Ай, молодец! Так чего ж вы здесь сидите? Ступайте и берите!

Входит  К а р и м д ж а н.

К а р и м д ж а н. И вы здесь, тетушка!.. Рабочий день же кончился. Идите переоденьтесь… Подождите — постелите, пожалуйста, курпачи.

Т у т и н и с о  стелет курпачи на супе, забирает ведро и уходит.

Ах, матушка, тысячу раз спасибо вашей догадливости! (Бьет себя по лбу.) А я, зеленая башка, об этом и забыл: какой же совет о свадьбе без участия отца? (На деревце, около которого им была сделана отметка, вешает портрет отца.) Он во главе совета должен быть. Спасибо, что напомнили…

Б у с т а н. Когда сваты приезжают?

К а р и м д ж а н. Сейчас… Они сюда приедут, я соседей предупредил.

Б у с т а н. Когда заговорят о свадьбе, будешь мне в рот смотреть.

К а р и м д ж а н. Хорошо, мама, мы оба будем вам в рот смотреть. Мы и так от него глаз не отрывали. Шагу без вас не ступили…

Б у с т а н  и  К а р и м д ж а н  выходят. Входят  Ш а к а р  и  А ш у р а л и е в. Он вынимает бумаги, привезенные тайком от жены.

Ш а к а р (увидела бумаги). Опять по бумажке!

А ш у р а л и е в. Да нет… тут только три странички. Я не буду читать, лишь бы их за пазухой чувствовать.

Ш а к а р. Неужели двух слов не найдете, чтобы сказать о свадьбе собственной дочери? (Отбирает бумаги, прячет в свою сумку.)

А ш у р а л и е в. Сказал же, не буду читать… Не верите, очки заберите.

Входит  Д ж а м а л.

Д ж а м а л (всматриваясь в лицо Ашуралиева). Вы — лектор?

А ш у р а л и е в. Лектор Ашуралиев.

Д ж а м а л (шутливо). То-то я смотрю… Если приехали с путевкой, давайте, подпишу. (К Шакар.) Вы не обижайтесь. Мне тут как-то сказали — лектор из района приехал. Ну, я все дела бросил, в клуб побежал. Смотрю — вот он, на трибуне стоит, головы не поднимая, и бубнит, а все сидят, как убаюканные… Прямо не лекция, а мертвый час! Господи боже, и откуда вы такие слова снотворные берете!.. В старину уличные рассказчики своими небылицами про святых людей плакать заставляли, а теперь сущие факты так излагают, что людей смех берет…

А ш у р а л и е в. Справедливая критика, товарищ председатель. Но я… (доверительно) по правде говоря, я и сам не знаю, как на этой работе очутился. Хоть и привыкаешь читать чужие слова, но своими-то они не становятся…

Д ж а м а л. Да вы разве не свой текст читаете?

А ш у р а л и е в. Никак нет!

Д ж а м а л (смеется). Вы, значит, как петух, опившийся сурьмы: шею тянет, клюв раскрывает, а голоса нет!

А ш у р а л и е в. А голоса нет.

Д ж а м а л. Нелегко вам приходится… А слушателям вашим и того трудней! Может, вам другую работу найти.

Ш а к а р. Вот бы хорошо было!

А ш у р а л и е в. Какую, к примеру?

Д ж а м а л. Ну, к примеру… вон, сельпо большой книжный магазин открывает. Можно заведующим.

А ш у р а л и е в. Извините, по книжному делу специалист товарищ Ашуралиева.

Д ж а м а л. А вы… а ваша профессия?

А ш у р а л и е в. Руководящий работник. Мелкий руководящий работник.

Д ж а м а л. Ну, что ж, у нас и руководящая работа найдется! У нас вон клуб есть, радиоузел, баня. Над ними всеми один руководитель нужен.

А ш у р а л и е в. Многовато сразу три объекта…

Д ж а м а л. На радиоузле ребята энергичные, в бане работа и так идет, народ сам моется, там только идейное руководство требуется. Остается клуб, ну, там надо и руководить и работать… Подумайте!

Входит  К а р и м д ж а н.

К а р и м д ж а н. Здравствуйте! А я только собрался за вами идти!

Входит  Б у с т а н.

Б у с т а н. Здравствуйте…

А ш у р а л и е в (думая о бумагах в сумке). Как поживаете?.. (Находит удобный момент и достает свои бумаги.)

Б у с т а н. Хорошо доехали?

А ш у р а л и е в. На сто процентов.

Д ж а м а л. Салют, что ли, заказать? Наконец-то все собрались. И чего это здесь? Почему не дома?

К а р и м д ж а н (показывает на портрет). Мама здесь читала извещение о гибели отца, вот мы и решили: во главе свадебного совета пусть отец будет.

Д ж а м а л (тронут). Спасибо тебе, сынок!

Ш а к а р. Умница.

К а р и м д ж а н. Это мамина мысль.

Д ж а м а л. Йе, неужели из тебя выходят такие тонкие мысли?

Б у с т а н. Это только ты мной пренебрегаешь!

А ш у р а л и е в. Светлая память о нем сохранится в наших сердцах!

Д ж а м а л. Ну ладно, я тороплюсь, давайте о свадьбе говорить. Я, значит, специально одного барана откормил. Килограммов сто риса дам. Ну, и еще там, по-колхозному… (Каримджану.) Вы оба в колхозе на виду… Свадьба большая будет. И новоселье заодно справим!

А ш у р а л и е в. В тезисах сказано, что нельзя устраивать большие свадьбы.

Д ж а м а л. А мы свадьбу по вашим тезисам проводить не будем! Так где хотите свадьбу-то делать? Послушайтесь вы меня, давайте в клубе. Сейчас многие так делают. Хорошо получается. (К Бустан.) Ты же видела.

Б у с т а н (слезливо). И что тебе стоило этот дом не ломать?

Д ж а м а л. Ну, а если б я его не сломал, ты что — людей сюда позвала бы, что ли? Не стыдно тебе?

К а р и м д ж а н. Мама, мы увеличим фотографию отца и поставим в клубе…

Д ж а м а л. А вы что скажете?

А ш у р а л и е в. В клубе — это хорошо, и трибуна есть.

Д ж а м а л. Да вы что — и в день свадьбы лекцию читать собираетесь? Уберем трибуну!.. Ну, хорошо. Теперь давайте день назначим. Мы с Каримджаном следующий выходной наметили. Что скажете?

Все одобрительно кивают.

Значит, решено. Аминь.

Б у с т а н. Подожди еще «аминь» говорить. Любое дело сначала обговор любит. Умидахон хорошая, не скажу, что плохая… Но, говорят, удача благословенным сопутствует! Если она будет дома сидеть и мне служить…

Шакар кривит губы.

Д ж а м а л (рассердился). Послушай, что это ты все твердишь «мне служить» да «мне служить»! Почему это Умидахон тебе одной служить обязана? Она в государственной школе училась, на деньги народа, пусть теперь народу и служит! Поняла? А если ты требуешь, чтоб она после свадьбы работу бросила да сидела дома, за тобой ухаживала — так я этот вопрос на колхозном собрании подниму! Поведу тебя на собрание — сама всем и скажешь…

Б у с т а н (испугалась). Я такого не говорила и не скажу.

Д ж а м а л (по-прежнему). Ну-ка, как тебе надо служить? Каримджан, бери бумагу да записывай, потом повесим ей вместо медали. Ну, говори! Пока мать совершает пятикратную молитву, Умида должна подавать воду для омовения… Так, что ли?

Б у с т а н. Слава богу, я не молюсь…

Ш а к а р (торжествующе). И в самом деле… на бедную девочку уже фартук нацепила.

Д ж а м а л. А, теперь и вы. Что особенного, если она и надела фартук? Умидахон — доктор, но умение готовить еще никакой женщине не помешало… Вы сами разве дома не готовите? Или одни консервы едите?

А ш у р а л и е в. Ох, председатель, и не говорите. Как раз консервы всю жизнь и едим. Не дом, а товарный вагон. В коммунизм в теплушке едем!

Ш а к а р (толкает мужа в бок, негромко). Что вы за муж, сор из избы выносите!..

А ш у р а л и е в (продолжая о наболевшем). Кипяток — и тот из чайханы носим!.. Ей-богу правда!

Д ж а м а л. Ну, все? Аминь. Слава аллаху, аминь. Я пошел.

К а р и м д ж а н. Подождите!

Сватьям преподносят подарки, на Джамала надевают чапан.

Б у с т а н (плачет). Несчастная… Если б можно было — сгинула бы, в Мекку ушла!

К а р и м д ж а н. В Мекку бы ушли — и меня оставили?

Б у с т а н. Я у тебя царства не просила, трона не требовала, всего-навсего и сказала — пусть, твоя жена дома посидит и мне послужит!..

К а р и м д ж а н. Матушка, вы только о себе и твердите. Испокон веков матери наперед о детях думали, а вы обо мне и забыли!..

Ш а к а р (вдруг). Почему это моя дочь должна вам служить, вы что, принцесса?

Б у с т а н. Да, принцесса. В своем доме я принцесса!

Ш а к а р. Значит, ваш дом никогда не будет домом Умиды?

А ш у р а л и е в. А в тезисах об этом — ничего…

Ш а к а р. Если вам дорог ваш сын, так мне моя дочка дорога! Я ее тоже не легко растила! Что, у меня меньше молока было?!

Б у с т а н. Может, и не меньше. А мужчина есть мужчина. Он выше женщины!

Входит  Т у т и н и с о.

Т у т и н и с о (задорно). Эй, Бустан-буви, что это вы так принижаете женщин? Не так уж мы с вами унижены!

Б у с т а н. Вы помолчите, вас никто не спрашивает.

Ш а к а р (вдруг). Ладно, если уж служить, пусть они один день оба вам служат, а другой день — мне.

К а р и м д ж а н. Всё, умнее ничего не скажешь, на этом кончаем дискуссию!

Б у с т а н. Вай, это почему ты, мужчина, должен женщине служить! Пусть бы себе сына родила и взяла невестку!

А ш у р а л и е в (про себя). Она что, на меня намекает?

Б у с т а н. Надо было себе сына родить!

К а р и м д ж а н. Мама!..

Т у т и н и с о. Ай, Бустан-буви, неужели вы такая бессовестная женщина!

Б у с т а н. А-а… Я бессовестная! А вы давно ли совестливая стали? Скажите, с какого числа, будем знать!

Т у т и н и с о. Стыдитесь!

Б у с т а н. Это вы стыдитесь. Я еще на базаре кантиками не торговала.

К а р и м д ж а н. Мама…

Т у т и н и с о (бледнеет). Вы меня прошлым не попрекайте, Бустан-буви, я… (горько) я это не от хорошей жизни делала…

Б у с т а н. От хорошей или нет, а торговали!

Т у т и н и с о. Торговала… не отказываюсь… (Вдруг.) А вы никогда не ошибались?

Б у с т а н (горделиво). А в чем я ошибалась?

Т у т и н и с о (мстительно). А кто хотел закабалить сначала мою дочь Хайри, кто теперь хочет закабалить Умидахон, кто этот злодей, феодал?

Б у с т а н (встает, грозно). Кто феодал? Кто злодей? Вон из моего дома!

К а р и м д ж а н. Мама!!

Т у т и н и с о. Злодейка! Феодалка! (Уходит.)

Б у с т а н (вслед ей). Торговка!

Ш а к а р. Думайте, когда говорите, сватья! Разве дочь — не дитя? Разве вы своей матери не были дороги?

Б у с т а н. Я не говорила, что дочь не дитя. А свет в доме — испокон веков сын, а не дочь.

А ш у р а л и е в (запихивая бумаги в карман). Значит, когда вы родились — ваша мать не обрадовалась? Что же это вас назвали «Бустан» — цветник? Надо было вас назвать «Гуристан» — кладбище!

Ш а к а р (мужу). Ну вот, все испортили! Теперь придется прощения просить! «Я ошибся, извините…»

А ш у р а л и е в (к Шакар). Я ошибся? Извините.

Б у с т а н (задыхаясь). Ах, так… Я еще не успела их дочь в невестки взять, а они уже меня в могилу толкают! Знать не хочу такого родича! Помогите!! Люди-и!

Входит  Х а й р и.

Люди-и!! Помогите!!

Х а й р и. Что еще случилось? Ведь помолвка уже была!

Б у с т а н. Насилие над чужим сыном! Прошло то время! Люди!!!

А ш у р а л и е в. Да вы просто гнездо феодализма! (Швыряет подарки.)

Б у с т а н. Теперь, на старости лет, меня феодалом сделали? Помогите, люди!!

Д ж а м а л. Да послушай ты! Чего ты орешь, как ишак на пожаре! Ори не ори — все равно Каримджан на Умиде женится! Чего зря надрываться?

К а р и м д ж а н. Матушка, по-моему, вы сказали все, что хотели, и еще сверх того — и свои слова сказали и чужие повторили. А теперь меня послушайте. Вы говорите, все от бога… Не знаю уж, от бога или от кого другого, но наша судьба с Умидой — одна, и что нам суждено, того вы у нас не отнимете.

Б у с т а н. Ах, вот как!..

К а р и м д ж а н. Да, так.

Б у с т а н. Ну, раз так (произносит как проклятие), пусть она тебе даст жизни. Пусть… Но уходи туда, откуда ее привел. В моем доме вам нет места-а!

К а р и м д ж а н. Новый дом весь ваш, мы с Умидой угол найдем.

Б у с т а н. Можете там жить, я отсюда все равно не уеду. (Джамалу.) Мой дом мне обратно отстрой!

Д ж а м а л. Ладно, отстрою. Если б я знал, так не сносил бы, ленточкой огородил, в музей превратил бы! (Снимает дареный чапан, накидывает на Бустан и уходит.)

Б у с т а н. Люди-и!! Помогите! Сына украли-и!!

З а н а в е с.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Лунная ночь. Площадка перед новым зданием яслей. Обессиленная  Б у с т а н, шатаясь, входит и садится с краю. Вбегает  К а р и м д ж а н.

К а р и м д ж а н (встревоженно). Куда она могла уйти в полночь. Не имела она такой привычки.

Входит  У м и д а.

У м и д а. Не волнуйтесь, может, ей просто не спалось, она и гуляет где-нибудь. (Кричит.) Мама! Мама-а!

К а р и м д ж а н. Вы не зовите. (Кричит.) Ма-ма-а! Мама-а-а!

У м и д а. Каримджан, повторите подробнее, что Ойджамал сказала? Может, она в старый дом пошла?

К а р и м д ж а н. Да нет же старого дома!

У м и д а. Дома нет, но место-то осталось. Я схожу, посмотрю. (Уходит.)

К а р и м д ж а н (про себя). Да… думали, поедем в кишлак, сделаем то, сделаем это, жизнь будет сплошные радости. А в кишлаке у врача кроме болезней еще и вон какие заботы… Правду говорят: пока старое поборешь — состаришься…

Возвращается  У м и д а.

У м и д а. Нет ее, все обыскала… Разбудила Хайри.

Входит  Х а й р и.

Х а й р и. Ужас какой! Я ее вечером видела. Она говорила, что уйдет из кишлака; но я не подумала, что всерьез… успокаивала ее.

К а р и м д ж а н (озабоченно). Вот оно что…

У м и д а (успокаивающе). Ну куда она пойдет ночью…

Все трое расходятся в разные стороны. Слышны их голоса: «Мама! Мама! Тетушка!»

Входит  Т у т и н и с о. Ищет дочку.

Т у т и н и с о. Хайрихон! Хайрихон! (Про себя.) Может, Азимджан приехал? Никогда такого не было. (Видит кого-то, приближающегося издали, пугается, отступает.)

Входит, как привидение, Б у с т а н, она явно не в себе, доходит до цветника и падает.

(Невольно к ней подходит.) Бустан-буви!.. Что это с вами?

Что это вы здесь бродите? Откуда шли?

Б у с т а н (всхлипнув). Испугалась я, испугалась…

Т у т и н и с о. Чего испугались?

Б у с т а н. Воды… Я ходила к реке…

Т у т и н и с о. Да что вы там делали ночью, у реки?

Бустан плачет.

Чего вам там надо было, а? Да говорите же вы, язык в реке оставили, что ли?

Б у с т а н. Искандер Двурогий поведал свое горе воде… вот и я… я тоже хотела… поведать… испугалась… Вода заговорила — иди ко мне, ты такая одинокая, бездомная… Испугалась я…

Т у т и н и с о. Так вы же сами себя и одинокой и бездомной сделали! Меня, свою ближайшую соседку, из дома выгнали, сватью и свата обидели, прогнали, от сына и невестки отвернулись… Ну, и что вы сказали, когда вода вас позвала?

Б у с т а н (кладет голову на плечо Тутинисо, ее бьет дрожь). Я сказала… я сказала: нет, у меня есть сын!

Т у т и н и с о. Ну и молодец. Вот вы и в себя приходите. У вас такой сын, такая невестка, а вы… Уже сколько людей — все переживают, всем неудобно… Бедный Каримджан прямо высох. Вот утром ясли откроют, митинг будет. Весь кишлак поднимет на руки вашего сына и невестку, все им аплодировать будут, а вы что же, будете сидеть, как чужая?

Б у с т а н (смотрит на здание яслей, на деревья, на цветник, наконец, на скульптурную фигуру под покрывалом). Что это такое? Я здесь извещение читала, что это поставили? (Хочет заглянуть под покрывало.)

Т у т и н и с о. Подождите, Бустан-буви. Раз накрыто, значит, нельзя смотреть.

Б у с т а н. А почему нельзя? Наверно, голая какая-нибудь?

Т у т и н и с о. Не знаю, не видела, днем стояла тумба, вечером, смотрю, верх появился. Да ну, что вы, не поставят тут голую женщину!

Б у с т а н. Ой, вы что, не видели ворота в парк? С одной стороны стоит женщина с тарелкой, с другой — с мячом, и обе голые! (Умоляюще.) Тутинисо, голубушка, позвольте хоть кусочек посмотреть…

Т у т и н и с о. Будет утром митинг, тогда не кусочек — все увидите… Да нет, Бустан-буви, не может быть.

Б у с т а н. Что не может быть?

Т у т и н и с о. Да неужели наш председатель додумается до такого, он вон сколько хорошего в колхозе сделал.

Б у с т а н. Э, Тутинисо, при чем тут председатель? Про ясли-то ему Каримджан сказал!

Т у т и н и с о. Ну, раз так, разве ваши сын и невестка согласятся, чтоб тут голую женщину поставили?

Б у с т а н. Они-то не согласятся, а вот Джамал проклятый, говорят, любит такие дела.

Т у т и н и с о. Ну, хватит, Бустан-буви, пошли, я вас провожу. Хороший у вас сын, и с невесткой повезло. Пошли.

Б у с т а н (не знает, что сказать). А вы? Вам тоже повезло. Говорят, Азимджан будущую жену на учебу готов отправить… (По секрету.) Другой человек, глядишь, заставил бы Хайри дома сидеть.

Голос по радио: «Внимание, внимание. Говорит колхозная радиостанция. Товарищи колхозники, будите соседей. Будите ваших соседей».

Б у с т а н. Ах ты, господи, не дай бог, война!

Т у т и н и с о. Типун вам на язык!

Голос по радио: «У микрофона наш председатель Джамал-ата. Слушайте!»

Голос Джамала: «Товарищи колхозники! Извините, что нарушил ваш сон. (Печально.) Несколько часов тому назад мать нашего уважаемого доктора Каримджана…»

Б у с т а н. Ой…

Голос Джамала: «…То есть свекровь нашей уважаемой невестки доктора Умидахон, Бустан-буви Эрматова, исчезла».

Ой…

Голос Джамала: «Бустан-буви ночевала в доме колхозницы Ойджамал. Во сне она встала и ушла. С ней такое бывает. Каждый, кто увидит Бустан-буви, должен крепко схватить ее и немедленно привести в правление».

Т у т и н и с о (тянет Бустан). Пошли!

Б у с т а н. Подождите…

Т у т и н и с о. Пошли, говорю, не то потащу.

Б у с т а н. Председатель же колхозникам сказал, вы тут при чем? Чего это вы меня тащите, вы же не колхозница?

Т у т и н и с о. Я работаю в яслях, значит, колхозница!

Пока они препираются, вбегает Х а й р и. Увидев их, бежит обратно.

Хайри, где тебя носит!

Б у с т а н. Не пойду! Не пойду! Что я ему скажу?

Т у т и н и с о. То же, что мне сказали.

Б у с т а н (умоляюще). Голубушка Тутинисо, пусть это останется между нами! Ну, дорогая! Ведь это чужому нельзя сказать.

Голос по радио: «Внимание, внимание. Товарищи колхозники, Бустан-буви Эрматова нашлась. Бустан-буви нашлась».

Б у с т а н. Ну вот, нашлась я.

Входят  К а р и м д ж а н, А ш у р а л и е в, Ш а к а р. Молчание. Бустан смотрит в землю. Входит  Д ж а м а л. Тутинисо подходит к нему и что-то говорит.

К а р и м д ж а н. Мама, мама, ну что вы натворили!

Б у с т а н. Джамал же сказал по радио — это я во сне…

Д ж а м а л. Ты где была, бессовестная?

Б у с т а н. Я?

Д ж а м а л. Да, ты. Ты что у реки делала?

Бустан хмуро смотрит на Тутинисо.

Ладно, у Искандера рога были, вот он реке горе и поведал… А у тебя какое горе? Сын — доктор, невестка — доктор, такая пара — весь кишлак не нарадуется — об этом, что ли, ты реке сказать хотела? Так ты лучше людям скажи! Пойдем, скажешь по радио, люди еще уснуть не успели…

А ш у р а л и е в. Пожалуйста, я буду аккомпанировать.

Ш а к а р (мужу). Да замолчите вы.

Входит  У м и д а.

Д ж а м а л (показывая на Умиду, к Бустан). Скажи, что ты одинокая, бездомная, скажи.

Б у с т а н (плачет). Хватит!.. Нашлась я, чего ты еще хочешь? Что было, то прошло… А на это (показывает на скульптуру) я никак не согласна! На этом месте я читала извещение, чтоб моль съела твою совесть!

Д ж а м а л. А что я такого сделал на этом месте?

Б у с т а н. Небось сам знаешь, раз прикрыл. Убери! Убери, не открывая! Нечего детей развращать…

Д ж а м а л. Да ты хоть знаешь, что это такое? (Сдергивает покрывало. Под ним — скульптура ребенка, тянущегося к солнцу.)

Б у с т а н. Ой… какой хорошенький! (Обнимает Умиду.) Дай бог и тебе… Мне на радость… Э, Джамал, неужели из тебя выходят такие тонкие мысли?

Д ж а м а л. Это только ты мной пренебрегаешь… (Поворачивается к Каримджану и Умиде.) Дети мои, вот матушка ваша и впрямь нашлась… Это вы ей помогли найтись!

У м и д а. Матушка, да мы вас никогда и не теряли. Это вы сами… (замолкает, улыбается.)

А ш у р а л и е в. Теперь держитесь, не потеряйтесь снова!

З а н а в е с.

КОММЕНТАРИИ

Творчество одного из зачинателей узбекской советской литературы, Абдуллы Каххара, необычайно многообразно. Оно представлено произведениями самых разных литературных жанров — от сатирического стихотворения и короткого рассказа, фельетона до пьесы и многопланового романа. Многие произведения А. Каххара переведены на русский язык и языки других народов нашей страны и за рубежом.

Абдулла Каххар родился 17 сентября 1907 года в семье ремесленника-кузнеца. В поисках работы для кормильца семья была вынуждена часто переезжать из селения в селение. Нужда и гнет религиозных предрассудков, испытанные в детстве, оставили неизгладимый след в душе будущего писателя и нашли отражение в его антирелигиозных произведениях.

В 1919 году Каххара определили в новую советскую школу-интернат. С 1922 по 1924 год он учится в Кокандском педагогическом техникуме. В 1924 году в сатирическом журнале «Муштум» было напечатано первое стихотворение Каххара «О том, как одурманенные люди вели себя во время лунного затмения». С этого времени его сатирические произведения, бичующие религиозные предрассудки, вековую отсталость и пережитки прошлого в сознании людей, регулярно появляются на страницах узбекских газет «Кзыл Узбекистон», «Новый путь», а также журналов «Муштум», «Ер юзи» и других.

Острые фельетоны в стихах и прозе обратили на молодого, писателя внимание литературной общественности, и в 1925 году Каххара пригласили в республиканскую газету «Кзыл Узбекистон» на должность заведующего литературным отделом. В 1926 году он поступил на рабочий факультет Среднеазиатского государственного университета. После окончания рабфака в 1929 году Каххар работаете Фергане в газете «Янги Фергана». В 1930 году возвращается в Ташкент и поступает на педагогический факультет Среднеазиатского государственного университета. В 1933 году Каххар был принят в аспирантуру Института языка и литературы имени А. С. Пушкина. С 1934 года он сочетает научную работу с деятельностью ответственного секретаря литературного журнала «Совет адабияты». В 1938 году А. Каххар становится редактором и переводчиком Госиздата Узбекистана.

Во второй половине 30-х годов Каххар пишет ряд коротких рассказов, которые принесли ему заслуженную славу. Произведения Каххара этого периода дают широкую картину становления Советской власти в Узбекистане. Лучшие рассказы писателя представлены в его авторских сборниках.

Каххар пробует свои силы и в других жанрах. В 1934 году он публикует свой первый роман «Мираж».

Во время Великой Отечественной войны Каххар активно работает как публицист. Он пишет очерки, острые памфлеты, фельетоны, рассказы, среди них наиболее значительные — «Синий конверт», «Старухи позвонили», «Асрор-бобо», «Женщины». В 1942 году выходит его повесть «Герой «Дардака», а в 1946 году — документальная повесть «Золотая звезда», посвященная героизму воинов-узбеков.

После войны Каххар создает свое самое крупное произведение — роман «Огни Кошчинара» (1952), который был переведен на языки многих народов нашей страны и за рубежом. На русском языке он вышел в переводе В. Смирновой.

К драматургии Каххар обратился впервые в 1939 году, тогда он начал писать комедию «Хлопоты», но так ее и не закончил. Дар сатирика сразу определил жанр его драматургических произведений: все четыре пьесы Каххара — комедии. Первая из них, «На новой земле» («Шелковое сюзане», 1949), сразу же принесла автору большой успех. Она обошла сцены многих театров нашей страны и за рубежом. Была удостоена Государственной премии СССР за 1952 год.

В 1954 году Каххар пишет сатирическую комедию «Больные зубы», а в 1961-м — острую сатиру «Голос из гроба» («Последний экземпляр»). В 1966 году Каххар создает свою последнюю комедию — «Милые мои матушки».

Каххар много работал как переводчик. Ему принадлежит заслуга открытия узбекскому читателю русской и советской классики. Он перевел на узбекский язык произведения А. С. Пушкина, А. П. Чехова, «Войну и мир» Л. Н. Толстого, «Любовь Яровую» К. А. Тренева, «Железный поток» А. Серафимовича.

Каххар вел большую общественную работу. Несколько лет он был председателем Союза писателей Узбекистана.

Абдулла Каххар умер 25 мая 1968 года в самом расцвете творческих сил.

СЛОВНИК

Аза́н — призыв на утреннюю молитву.

Айва́н — терраса, веранда.

Газель — традиционная стихотворная форма восточнолирической поэзии, состоящая из двустиший.

Дастарха́н — скатерть, стол (или поднос) с угощениями.

Дува́л — глинобитный забор.

Има́м — мулла, служитель культа у мусульман.

Ичи́ги — мягкая кожаная обувь типа сапожек.

Иша́н — наставник, глава мусульманской общины.

Ка́вуши — узбекские кожаные галоши.

Кумга́н — металлический кувшин для воды.

Курпачи́ — тонкая стеганая подстилка.

Кусак — нераскрывшийся хлопок.

Махалля — квартал (часть города).

Муэдзи́н — низшее духовное лицо у мусульман, в обязанности которого входит созыв верующих на молитву.

Намаз — молитва, по обычаю совершается пять раз в сутки.

Нас — насывай — табачный порошок, который закладывают под язык.

Паранджа — женская одежда, надеваемая на голову, закрывающая лицо и фигуру.

Раи́с — председатель.

Супа́ или сури — глиняное или деревянное возвышение, покрытое ковром, служащее для сидения или лежания.

Сюзане́ — вышитая ткань.

Тал — ива.

Худоярхан — кокандский хан.

Чапа́н — мужская национальная одежда в виде халата с удлиненными рукавами и разрезами по бокам.

Чачва́н — женское покрывало для лица, сотканное из конского волоса, дополнение к парандже.

Шариат — свод мусульманских религиозных и гражданских законов.

Шурпа — суп с острой приправой.

ШЕЛКОВОЕ СЮЗАНЕ

Печатается по кн.: Каххар А. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. Ташкент, Изд-во литературы и искусства им. Г. Гуляма, 1972. Написана в 1949 г. Первоначальное название «На новой земле». Впервые опубликована в кн.: Каххар А. На новой земле. Ташкент, Госиздат УзССР, 1952.

На русском языке впервые напечатана сразу в двух сборниках: Узбекская советская драматургия. М., «Искусство», 1951; Драматургия Узбекистана. Ташкент, Госиздат УзССР, 1951.

Премьера состоялась 11 июля 1950 г. в Ташкентском драматическом театре им. Хамзы.

Режиссер Е. Бабаджанов, художник Х. Икрамов.

Роли исполняли: Дехканбай — Ш. Бурханов и М. Юсупов, Холнисо — М. Кузнецова и Т. Султанова, Хафиза — Л. Бадалова, Хамробиби — З. Хидоятова и З. Садриева, Мавлон — А. Джалалов, Рахимджан — Л. Нарзуллаев, Адылов — Ш. Каюмов, Кузыев — Н. Рахимов, Салтанат — И. Болтаева.

В апреле 1952 г. состоялся первый спектакль в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола.

Режиссеры Г. Товстоногов и В. Ефимов, художники Я. Садовская и А. Тибилова, композитор В. Волошинов.

Роли исполняли: Дехканбай — Г. Гай, Холнисо — Е. Лосакевич, Хафиза — Г. Матвеева, Хамробиби — Л. Волынская, Мавлон — В. Волков, Рахимджан — Р. Рубинштейн, Адылов — П. Усовниченко, Кузыев — А. Рахленко, Салтанат — Л. Светлова, Аман — В. Татосов.

В Москве пьеса была поставлена в Театре им. Моссовета. Премьера состоялась 18 января 1953 г.

Режиссер Ю. Шмыткин, художник М. Виноградов, композитор С. Юдаков.

Роли исполняли: Дехканбай — Н. Лебедев, Холнисо — Т. Оганезова, Хафиза — В. Холина, Хамробиби — О. Левыкина, Мавлон — Н. Темляков, Кузыев — А. Осипов, Салтанат — Р. Климова.

«Шелковое сюзане» было поставлено более чем в 250 театрах нашей страны, а также в Албании, Венгрии, Китае, Румынии, Чехословакии. В 1952 г. пьеса была удостоена Государственной премии СССР.

БОЛЬНЫЕ ЗУБЫ

Печатается по кн.: Каххар А. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. Ташкент, Изд-во литературы и искусства им. Г. Гуляма, 1972. Написана в 1953 г. Впервые опубликована в кн.: Каххар А. Больные зубы. Ташкент, Госиздат УзССР, 1956. На русском языке впервые напечатана в кн.: Каххар А. Избр. произв. М., Гослитиздат, 1959. Премьера состоялась 4 декабря 1954 г. на сцене Ташкентского драматического театра им. Хамзы.

Режиссер А. Гинзбург, художник Л. Конрад.

Роли исполняли: Насиба — И. Алиева, Рохиля — З. Садриева и Я. Абдулаева, Пулатджан Домла — Л. Нарзуллаев, Марасуль — Н. Рахимов, Фатима — З. Садриева, Зухра — М. Кузнецова, Заргаров — А. Турдиев, Окила — Л. Бадалова, Хуморхон — С. Ишантураева, Ризамат — М. Мирокилов.

ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗЕМПЛЯР

Печатается по кн.: Каххар А. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. Ташкент, Изд-во литературы и искусства им. Г. Гуляма, 1972. Написана в 1961 г. Первоначальное название «Голос из гроба». Впервые опубликована в кн.: Каххар А. Голос из гроба. Ташкент. Госиздат УзССР, 1962. На русском языке впервые напечатана в журнале «Звезда Востока» (1967, № 4).

Премьера состоялась 26 мая 1962 г. на сцене Ташкентского драматического театра им. Хамзы.

Режиссеры А. Гинзбург и А. Турдиев, художник Г.-Ю. Хелькевич.

Роли исполняли: Сухсуров — С. Табибуллаев, Нетайхон — И. Болтаева, Кары-ака — К. Ходжаев, Юсуф — Г. Агзамов, Шабарат — Ж. Таджиев, Ходжар — М. Ходжаева и У. Лукманова, Абидджан — З. Мухаммаджанов, Наврузов — Т. Арипов.

МИЛЫЕ МОИ МАТУШКИ

Печатается по кн.: Каххар А. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. Ташкент, Изд-во литературы и искусства им. Г. Гуляма, 1972. Написана в 1966 г. Впервые опубликована в кн.: Каххар А. Соч. в 6-ти т., т. 5. Ташкент, Изд-во худож. лит., 1967. На русском языке впервые напечатана в кн.: Каххар А. Избр. произв. в 3-х т., т. 1. Ташкент, Изд-во литературы и искусства им. Г. Гуляма, 1972.

Премьера состоялась 3 июля 1967 г. на сцене Ташкентского драматического театра им. Хамзы.

Режиссер Т. Ходжаев, художник М. Эшонходжаев.

Роли исполняли: Каримджан — П. Саидкасимов и О. Юнусов, Умида — С. Норбоева и Г. Джамилова, Бустан — Т. Султанова и З. Хидоятова, Ашуралиев — Г. Агзамов, Шакар — И. Болтаева и М. Арипова, Тутинисо — Х. Ходжаева и С. Сотиболдиева, Хайри — Р. Иброхимова и Д. Иброхимова, Джамал — Д. Таджиев.

Н. Дайреджиева.