Отговорила роща золотая… Новокрестьянская поэзия

fb2
Антология
Данилова П. А.

В антологию «Отговорила роща золотая…» вошли избранные стихотворения поэтов новокрестьянской школы – одного из интереснейших поэтических течений Серебряного века. Произведения Сергея Есенина и его единомышленников и современников отражают как чаяния тогдашней «народной интеллигенции», так и печаль по уходящей Руси. В книгу входят не только стихотворения, включённые в школьные и университетские программы изучения литературы, но и малоизвестные тексты, впервые представляемые широкой аудитории. Внимательно составленная антология даёт возможность познакомиться с творчеством Николая Клюева, Сергея Клычкова, Петра Орешина и других ярких представителей движения новокрестьянской поэзии.

Николай Алексеевич

Клюев

(1887–1937)

Александру Блоку

1Верить ли песням твоим —Птицам морского рассвета, —Будто туманом глухимВодная зыбь не одета?Вышли из хижины мы,Смотрим в морозные дали:Духи метели и тьмыВзморье снегами сковали.Тщетно тоскующий взглядСкал испытует граниты, —В них лишь родимый фрегатГрудью зияет разбитой.Долго ль обветренный флагБудет трепаться так жалко?..Есть у нас зимний очаг,Матери мерная прялка.В снежности синих ночейБудем под прялки жужжаньеСлушать пролет журавлей,Моря глухое дыханье.Радость незримо придет,И над вечерними намиТонкой рукою зажжетЗорь незакатное пламя.2Я болен сладостным недугом —Осенней, рдяною тоской.Нерасторжимым полукругомСомкнулось небо надо мной.Она везде, неуловима,Трепещет, дышит и живет:В рыбачьей песне, в свитках дыма,В жужжанье ос и блеске вод.В шуршанье трав – ее походка,В нагорном эхо – всплески рук,И казематная решетка —Лишь символ смерти и разлук.Ее ли косы смоляные,Как ветер смех, мгновенный взгляд…О, кто Ты: Женщина? Россия?В годину черную собрат!Поведай: тайное сомненьеКакою казнью искупить,Чтоб на единое мгновеньеТвой лик прекрасный уловить?1910

«Безответным рабом…»

«Безответным рабомЯ в могилу сойду,Под сосновым крестомСвою долю найду».Эту песню певалМой страдалец-отецИ по смерть завещалДопевать мне конец.Но не стоном отцовМоя песнь прозвучит,А раскатом громовНад землей пролетит.Не безгласным рабом,Проклиная житье,А свободным орломДопою я ее.1905

«Братья, мы забыли подснежник…»

Братья, мы забыли подснежник,На проталинке снегиря,Непролазный, мертвый валежникПрославляют поэты зря!Хороши заводские трубы,Многохоботный маховик,Но всевластней отрочьи губы,Где живет исступленья крик.Но победней юноши пятка,Рощи глаз, где лешачий дед.Ненавистна борцу лампадка,Филаретовских риз глазет!Полюбить гудки, кривошипы —Снегиря и травку презреть…Осыпают церковные липыЛистопадную рыжую медь.И на сердце свеча и просфорка,Бересклет, где щебечет снегирь.Есть Купало и Красная горка,Сыропустная блинная ширь.Есть Россия в багдадском монисто,С бедуинским изломом бровей…Мы забыли про цветик душистыйНа груди колыбельных полей.1920

«Бродит темень по избе…»

Бродит темень по избе,Спотыкается спросонок,Балалайкою в трубеЗаливается бесенок:«Трынь да брынь, датере-рень…»Чу! Заутренние звоны…Богородицына тень,Просияв, сошла с иконы.В дымовище сгинул бес,Печь, как старица, вздохнула.За окном бугор и лесЗорька в сыту окунула.Там, минуючи зарю,Ширь безвестных плоскогорий,Одолеть судьбу-змеюСкачет пламенный Егорий.На задворки вышел ВласС вербой, в венчике сусальном.Золотой, воскресный час,Просиявший в безначальном.1915

«В избе гармоника: „Накинув плащ с гитарой…“»

В избе гармоника: «Накинув плащ с гитарой…»А ставень дедовский провидяще грустит:Где Сирии – красный гость, Вольга с Мемелфой старой,Божниц рублевский сон, и бархат ал и рыт?«Откуля, доброхот?» – «С Владимира-Залесска…» —«Сгорим, о братия, телес не посрамим!..»Махорочная гарь, из ситца занавеска,И оспа полуслов: «Валета скозырим».Под матицей резной (искусством позабытым)Валеты с дамами танцуют «вальц-плезир»,А Сирин на шестке сидит с крылом подбитым,Щипля сусальный пух и сетуя на мир.Кропилом дождевым смывается со ставнейУзорчатая быль про ярого Вольгу,Лишь изредка в зрачках у вольницы недавнейПропляшет царь морской и сгинет на бегу.1918

«В морозной мгле, как око сычье…»

В морозной мгле, как око сычье,Луна-дозорщица глядит;Какое светлое величьеВ природе мертвенной сквозит.Как будто в поле, мглой объятом,Для правых подвигов и сил,Под сребротканым, снежным платом,Прекрасный витязь опочил.О, кто ты, родина? Старуха?Иль властноокая жена?Для песнотворческого духаТы полнозвучна и ясна.Твои черты январь-волшебникТуманит вьюгой снеговой,И схимник-бор читает требник,Как над умершею тобой.Но ты вовек неуязвима,Для смерти яростных зубов,Как мать, как женщина, любимаСемьей отверженных сынов.На их любовь в плену угрюмом,На воли пламенный недуг,Ты отвечаешь бора шумом,Мерцаньем звезд да свистом вьюг.О, изреки: какие боли,Ярмо какое изнести,Чтоб в тайниках твоих раздолийОткрылись торные пути?Чтоб, неизбывная доселе,Родная сгинула тоскаИ легкозвоннее метели,Слетала песня с языка?1911

«В просинь вод загляделися ивы…»

В просинь вод загляделися ивы,Словно в зеркальцо девка-краса.Убегают дороги извивы,Перелесков, лесов пояса.На деревне грачиные граи,Бродит сон, волокнится дымок;У плотины, где мшистые сваи,Нижет скатную зернь солнопек —Водянице стожарную кику:Самоцвет, зарянец, камень-зель.Стародавнему верен навыку,Прихожу на поречную мель.Кличу девушку с русой косою,С зыбким голосом, с вишеньем щек,Ивы шепчут: «Сегодня с красоюПоменялся кольцом солнопек,Подарил ее зарною кикой,Заголубил в речном терему…»С рощи тянет смолой, земляникой,Даль и воды в лазурном дыму.1912

«Весна отсияла… Как сладостно больно…»

Весна отсияла… Как сладостно больно,Душой отрезвяся, любовь схоронить.Ковыльное поле дремуче-раздольно,И рдяна заката огнистая нить.И серые избы с часовней убогой,Понурые ели, бурьяны и льныСуровым безвестьем, печалию строгой —«Навеки», «Прощаю», – как сердце, полны.О матерь-отчизна, какими тропамиБездольному сыну укажешь пойти:Разбойную ль удаль померить с врагами,Иль робкой былинкой кивать при пути?Былинка поблекнет, и удаль обманет,Умчится, как буря, надежды губя, —Пусть ветром нагорным душа моя станетПророческой сказкой баюкать тебя.Баюкать безмолвье и бури лелеять,В степи непогожей шуметь ковылем,На спящие села прохладою веять,И в окна стучаться дозорным крылом.1911

«Вы, белила-румяна мои…»

Вы, белила-румяна мои,Дорогие, новокупленные,На меду-вине развоженные,На бело лицо положенные,Разгоритесь зарецветом на щеках,Алым маком на девических устах,Чтоб пригоже меня, краше не было,Супротивницам-подруженькам назло.Уж я выйду на широкую гульбу —Про свою людям поведаю судьбу:«Вы не зарьтесь на жар-полымя румян,Не глядите на парчовый сарафан.Скоро девушку в полон заполонитВо пустыне тихозвонный, белый скит».Скатной ягоде не скрыться при пути —От любови девке сердце не спасти.1909

«Вылез тулуп из чулана…»

Вылез тулуп из чуланаС летних просонок горбат:«Я у татарского ханаБыл из наряда в наряд.Полы мои из БухарыРод растягайный ведут,Пазухи – пламя СахарыВ русскую стужу несут.Помнит моя подоплекаЖелтый Кашмир и Тибет,В шкуре овечьей ВостокаТеплится жертвенный свет.Мир вам, Ипат и Ненила,Печь с черномазым горшком!Плеск звездотечного НилаВ шорохе слышен моем.Я – лежебок из чуланаВ избу зазимки принес…Нилу, седым океанамУстье – запечный Христос».Кто несказанное чает,Веря в тулупную мглу,Тот наяву обретаетИндию в красном углу.1916 или 1917

«Галка-староверка ходит в черной ряске…»

Галка-староверка ходит в черной ряске,В лапотках с оборой, в сизой подпояске.Голубь в однорядке, воробей в сибирке,Курица ж в салопе – клеваные дырки.Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворкахЩеголять далося в дедовских опорках.В галочьи потемки, взгромоздясь на жердки,Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки,Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван,Числит звездный бисер, чует травный ладан.На погосте свечкой теплятся гнилушки,Доплетает леший лапоть на опушке,Верезжит в осоке проклятый младенчик…Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.У зари нарядов тридевять укладок…На ущербе ночи сон куриный сладок:Спят монашка-галка, воробей-горошник…Но едва забрезжит заревой кокошник —Звездочет крылатый трубит в рог волшебный:«Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный,И пернатым брашно, на бугор, на плесо,Рассыпает солнце золотое просо!»1914 или 1915

Голос из народа

Вы – отгул глухой, гремучей,Обессилевшей волны,Мы – предутренние тучи,Зори росные весны.Ваши помыслы – ненастье,Дрожь и тени вечеров,Наши – мерное согласьеТяжких времени шагов.Прозревается лишь в книгеВами мудрости конец, —В каждом облике и мигеНаш взыскующий Отец.Ласка Матери-природыВас забвеньем не дарит, —Чародейны наши водыИ огонь многоочит.За слиянье нет поруки,Перевал скалист и крут,Но бесплодно ваши стукиВ лабиринте не замрут.Мы, как рек подземных струи,К вам незримо притечемИ в безбрежном поцелуеДуши братские сольем.1910

«Есть две страны; одна – Больница…»

Есть две страны; одна – Больница,Другая – Кладбище, меж нихПечальных сосен вереница,Угрюмых пихт и верб седых!Блуждая пасмурной опушкой,Я обронил свою клюкуИ заунывною кукушкойСтучусь в окно к гробовщику:«Ку-ку! Откройте двери, люди!»«Будь проклят, полуночный пес!Кому ты в глиняном сосудеНесешь зарю апрельских роз?!Весна погибла, в космы сосенВплетает вьюга седину…»Но, слыша скрежет ткацких кросен,Тянусь к зловещему окну.И вижу: тетушка МогилаТкет желтый саван, и челнок,Мелькая птицей чернокрылой,Рождает ткань, как мерность строк.В вершинах пляска ветродуевПод хрип волчицыной трубы.Читаю нити: «Н. А. Клюев —Певец олонецкой избы!»25 марта 1937 г.

«За лебединой белой долей…»

За лебединой белой долей,И по-лебяжьему светла,От васильковых меж и поляТы в город каменный пришла.Гуляешь ночью до рассвета,А днем усталая сидишьИ перья смятого беретаИглой неловкою чинишь.Такая хрупко-испитаяРассветным кажешься ты днем,Непостижимая, святая, —Небес отмечена перстом.Наедине, при встрече краткой,Давая совести отчет,Тебя вплетаю я украдкойВ видений пестрый хоровод.Панель… Толпа… И вот картина,Необычайная чета:В слезах лобзает МагдалинаСтопы пречистые Христа.Как ты, раскаяньем объята,Янтарь рассыпала волос, —И взором любящего братаГлядит на грешницу Христос.1911

«Запечных потемок чурается день…»

Запечных потемок чурается день,Они сторожат наговорный кистень, —Зарыл его прадед-повольник в углу,Приставя дозором монашенку-мглу.И теплится сказка. Избе лет за двести,А все не дождется от витязя вести.Монашка прядет паутины кудель,Смежает зеницы небесная бель.Изба засыпает. С узорной божницыВзирают Микола и сестры Седмицы,На матице ожила карлиц гурьба,Топтыгин с козой – избяная резьба.Глядь, в горенке стол самобранкой накрытНа лавке разбойника дочка сидит,На ней пятишовка, из гривен блесня,Сама же понурей осеннего дня.Ткачиха-метель напевает в окно:«На саван повольнику ткися, рядно,Лежит он в логу, окровавлен чекмень,Не выведал ворог про чудо-кистень!»Колотится сердце… Лесная избаГлядится в столетья, темна, как судьба,И пестун былин, разоспавшийся дед,Спросонок бормочет про тутошний свет.1913

«Зима изгрызла бок у стога…»

Зима изгрызла бок у стога,Вспорола скирды, но вдомекБуренке пегая дорогаИ грай нахохленных сорок.Сороки хохлятся – к капели,Дорога пега – быть теплу.Как лещ наживку, ловят елиЛуча янтарную иглу.И луч бежит в переполохе,Ныряет в хвои, в зыбь ветвей…По вечерам коровьи вздохиСнотворней бабкиных речей:«К весне пошло, на речке глыбко,Буренка чует водополь…»Изба дремлива, словно зыбка,Где смолкли горести и боль.Лишь в поставце, как скряга злато,Теленье числя и удой,Подойник с кринкою щербатойТревожат сумрак избяной.1916

«Зурна на зырянской свадьбе…»

Зурна на зырянской свадьбе,В братине знойный чихирь,У медведя в хвойной усадьбеГомонит кукуший псалтирь:«Борони, Иван волосатый,Берестяный семиглаз…»Туркестан караваном ватыПосетил глухой Арзамас.У кобылы первенец – зебу,На задворках – пальмовый гул.И от гумен к новому хлебуВетерок шафранный пахнул.Замесит Орина ковригу —Квашня семнадцатый год…По малину колдунью-книгуЗалучил корявый Федот.Быть приплоду нутром в Микулу,Речью в струны, лицом в зарю…Всеплеменному внемля гулу,Я поддонный напев творю.И ветвятся стихи-кораллы,Неявленные острова,Где грядущие КалевалыБуревые пожнут слова.Где совьют родимые гнездаФламинго и журавли…Как зерно залягу в бороздыНовобрачной, жадной земли!1918 или 1919

«Из подвалов, из темных углов…»

Из подвалов, из темных углов,От машин и печей огнеглазыхМы восстали могучей громов,Чтоб увидеть все небо в алмазах,Уловить серафимов хвалы,Причаститься из Спасовой чаши!Наши юноши – в тучах орлы,Звезд задумчивей девушки наши.Город-дьявол копытами бил,Устрашая нас каменным зевом.У страдальческих теплых могилОбручились мы с пламенным гневом.Гнев повел нас на тюрьмы, дворцы,Где на правду оковы ковались…Не забыть, как с детями отцыИ с невестою милый прощались…Мостовые расскажут о нас,Камни знают кровавые были…В золотой, победительный часМы сраженных орлов схоронили.Поле Марсово – красный курган,Храм победы и крови невинной…На державу лазоревых странМы помазаны кровью орлиной.Конец 1917 г. или начало 1918 г.

«Костра степного взвивы…»

Костра степного взвивы,Мерцанье высоты,Бурьяны, даль и нивы —Россия – это ты!На мне бойца кольчуга,И, подвигом горя,В туман ночного лугаНесу светильник я.Вас, люди, звери, гады,Коснется ль вещий крик:Огонь моей лампады —Бессмертия родник!Все глухо. Точит злакиСтепная саранча…Передо мной во мракеКолеблется свеча,Роняет сны-картинкиНа скатертчатый стол —Минувшего поминки,Грядущего символ.1910

Красная песня

Распахнитесь, орлиные крылья,Бей, набат, и гремите, грома, —Оборвалися цепи насилья,И разрушена жизни тюрьма!Широки черноморские степи,Буйна Волга, Урал златоруд, —Сгинь, кровавая плаха и цепи,Каземат и неправедный суд!За Землю, за Волю, за Хлеб трудовойИдем мы на битву с врагами, —Довольно им властвовать нами!На бой, на бой!Пролетела над Русью жар-птица,Ярый гнев зажигая в груди…Богородица наша Землица, —Вольный хлеб мужику уроди!Сбылись думы и давние слухи, —Пробудился народ-Святогор;Будет мед на домашней краюхе,И на скатерти ярок узор.За Землю, за Волю, за Хлеб трудовойИдем мы на битву с врагами, —Довольно им властвовать нами!На бой, на бой!Хлеб да соль, Костромич и Волынец,Олончанин, Москвич, Сибиряк!Наша Волюшка – божий гостинец —Человечеству светлый маяк!От Байкала до теплого КрымаРасплеснется ржаной океан…Ослепительней риз серафимаЗаревой Святогоров кафтан.За Землю, за Волю, за Хлеб трудовойИдем мы на битву с врагами, —Довольно им властвовать нами!На бой, на бой!Ставьте ж свечи мужицкому Спасу!Знанье – брат и Наука – сестра,Лик пшеничный, с брадой солнцевласой —Воплощенье любви и добра!Оку Спасову сумрак несносен,Ненавистен телец золотой;Китеж-град, ладан Саровских сосен —Вот наш рай вожделенный, родной.За Землю, за Волю, за Хлеб трудовойИдем мы на битву с врагами, —Довольно им властвовать нами!На бой, на бой!Верьте ж, братья, за черным ненастьемБлещет солнце – господне окно;Чашу с кровью – всемирным причастьемНам испить до конца суждено.За Землю, за Волю, за Хлеб трудовойИдем мы на битву с врагами, —Довольно им властвовать нами!На бой, на бой!1918

Лес

Как сладостный орган, десницею небеснойТы вызван из земли, чтоб бури утишать,Живым дарить покой, жильцам могилы теснойНесбыточные сны дыханьем навевать.Твоих зеленых волн прибой тысячеустный,Под сводами души рождает смутный звон,Как будто моряку, тоскующий и грустный,С родимых берегов доносится поклон.Как будто в зыбях хвой рыдают серафимы,И тяжки вздохи их и гул скорбящих крыл,О том, что Саваоф броней неуязвимойОт хищности людской тебя не оградил.1912

«Лесные сумерки – монах…»

Лесные сумерки – монахЗа узорочным часословом,Горят заставки на листахСурьмою в золоте багровом.И богомольно старцы-пниВнимают звукам часословным…Заря, задув свои огни,Тускнеет венчиком иконным.Лесных погостов старожил,Я молодею в вечер мая,Как о судьбе того, кто мил,Над палой пихтою вздыхая.Забвенье светлое тебеВ многопридельном хвойном храме,По мощной жизни, по борьбе,Лесными ставшая мощами!Смывает киноварь стволовВолна финифтяного мрака,Но строг и вечен часословНад котловиною, где рака.1915

«Любви начало было летом…»

Любви начало было летом,Конец – осенним сентябрем.Ты подошла ко мне с приветомВ наряде девичьи простом.Вручила красное яичкоКак символ крови и любви:Не торопись на север, птичка,Весну на юге обожди!Синеют дымно перелески,Настороженны и немы,За узорочьем занавескиНе видно тающей зимы.Но сердце чует: есть туманы,Движенье смутное лесов,Неотвратимые обманыЛилово-сизых вечеров.О, не лети в туманы пташкой!Года уйдут в седую мглу —Ты будешь нищею монашкойСтоять на паперти в углу.И, может быть, пройду я мимо,Такой же нищий и худой…О, дай мне крылья херувимаЛететь незримо за тобой!Не обойти тебя приветом,И не раскаяться потом…Любви начало было летом,Конец – осенним сентябрем.1908

Матрос

Грохочет Балтийское море,И, пенясь в расщелинах скал,Как лев, разъярившийся в ссоре,Рычит набегающий вал.Со стоном другой, подоспевший,О каменный бьется уступ,И лижет в камнях посиневший,Холодный, безжизненный труп.Недвижно лицо молодое,Недвижен гранитный утес…Замучен за дело святоеБезжалостно юный матрос.Не в грозном бою с супостатом,Не в чуждой, далекой земле —Убит он своим же собратом,Казнен на родном корабле.Погиб он в борьбе за свободу,За правду святую и честь…Снесите же, волны, народу,Отчизне последнюю весть.Снесите родной деревушкеПосмертный, рыдающий стонИ матери, бедной старушке,От павшего сына – поклон!Рыдает холодное море,Молчит неприветная даль,Темна, как народное горе,Как русская злая печаль.Плывет полумесяц багровыйИ кровью в пучине дрожит…О, где же тот мститель суровый,Который за кровь отомстит?1918

«Мне сказали, что ты умерла…»

Гумилевой

Мне сказали, что ты умерлаЗаодно с золотым листопадомИ теперь, лучезарно светла,Правишь горным, неведомым градом.Я нездешним забыться готов,Ты всегда баснословной казаласьИ багрянцем осенних листовНе однажды со мной любовалась.Говорят, что не стало тебя,Но любви иссякаемы ль струи:Разве зори – не ласка твоя,И лучи – не твои поцелуи?1913

«Мой край, мое поморье…»

Мой край, мое поморье,Где песни в глубине!Твои лядины, взгорьяДозорены ЕгорьемНа лебеде-коне!Твоя судьба – гагараС Кащеевым яйцом,С лучиною стожары,И повитухи-хмарыСклонились над гнездом.Ты посвети лучиной,Синебородый дед!Гнездо шумит осиной,Ямщицкою кручинойС метелицей вослед.За вьюжною кибиткойГагар нескор полет…Тебе бы сад с калиткойДа опашень враскидкуУ лебединых вод.Боярышней собольейПривиделся ты мне,Но в сорок лет до болиГлядеть в глаза сокольиЗазорно в тишине.Приснился ты белицей —По бровь холстинный плат,Но Алконостом-птицейИль вещею зегзицейНе кануть в струнный лад.Остались только взгорья,Ковыль да синь-туман,Меж тем как редкоборьемНад лебедем-ЕгорьемОрлит аэроплан.1927

«На припеке цветик алый…»

На припеке цветик алыйОбезлиствел и поблек —Свет-детина разудалыйОт зазнобушки далек.Он взвился бы буйной птицейЦепи-вороги крепки,Из темницы до светлицыПеревалы далеки.Призапала к милой стежка,Буреломом залегла.За окованным окошком —Колокольная игла.Все дозоры да запоры,Каземат – глухой капкан…Где вы, косы – темны боры,Заряница – сарафан?В белоструганой светелкеКто призарился на вас,На фату хрущата шелка,На узорный канифас?Заручился кто от любыСкатным клятвенным кольцом:Волос – зарь, малина – губы,В цвет черемухи лицом?..Захолонула утроба,Кровь, как цепи, тяжела…Помяни, душа-зазноба,Друга – сизого орла!Без ножа ему неволяКольца срезала кудрей,Чтоб раздольней стало поле,Песня-вихорь удалей.Чтоб напева ветрововаНе забыл крещеный край…Не шуми ты, мать-дуброва,Думу думать не мешай!1913

«На часах у стен тюремных…»

На часах у стен тюремных,У окованных ворот,Скучно в думах неизбежныхНочь унылая идет.Вдалеке волшебный город,Весь сияющий в огнях,Здесь же плит гранитных холодДа засовы на дверях.Острый месяц в тучах тонет,Как обломок палаша;В каждом камне, мнится, стонетЗаключенная душа.Стонут, бьются души в узахВ безучастной тишине.Все в рабочих синих блузах,Земляки по крови мне.Закипает в сердце глухоЯд пережитых обид…Мать родимая старуха,Мнится, в сумраке стоит,К ранцу жалостно и тупоПрипадает головой…Одиночки, как уступы,Громоздятся надо мной.Словно глаз лукаво-грубый,За спиной блестит ружье,И не знаю я – кому быГоре высказать свое.Жизнь безвинно-молодуюЗагубить в расцвете жаль, —Неотступно песню злуюЗа спиною шепчет сталь.Шелестит зловеще дуло:«Не корись лихой судьбе.На исходе караулаВ сердце выстрели себеИ умри безумно молод,Тяготенье кончи дней…»За тюрьмой волшебный городСветит тысячью огней.И огни, как бриллианты,Блесток радужных поток…Бьют унылые курантыЧереды унылой срок.1907

«Не верьте, что бесы крылаты…»

Не верьте, что бесы крылаты, —У них, как у рыбы, пузырь,Им любы глухие закатыИ моря полночная ширь.Они за ладьею акулой,Прожорливым спрутом, плывут;Утесов подводные скулы —Геенскому духу приют.Есть бесы молчанья, улыбки,Дверного засова и сна…В гробу и в младенческой зыбкеБурлит огневая волна.В кукушке и в песенке пряхиНыряют стада бесенят.Старушьи, костлявые страхи —Порука, что близится ад.О горы, на нас упадите,Ущелья, окутайте нас!На тле, на воловьем копытеНачертан громовый рассказ.За брашном, за нищенским кусомРогатые тени встают…Кому же воскрылья с убрусомЗакатные ангелы ткут?1916

«Не жди зари, она погасла…»

«Не жди зари, она погаслаКак в мавзолейной тишинеЛампада чадная без масла…» —Могильный демон шепчет мне.Душа смежает робко крылья,Недоуменно смущена,Пред духом мрака и насильяМятется трепетно она.И демон сумрака кровавыйТрубит победу в смертный рог.Смутился кубок брачной славы,И пуст украшенный чертог.Рассвета луч не обагрянитВино в бокалах круговых,Пока из мертвых не восстанетГробнице преданный Жених.Пока же камень не отваленИ стража тело стережет,Душа безмовие развалин,Чертога брачного поет.1910

«Недозрелую калинушку…»

Недозрелую калинушкуНе ломают и не рвут, —Недорощена детинушкуВо солдаты не берут.Придорожну скатну ягодуТопчут конник, пешеход, —По двадцатой красной осениПарня гонят во поход.Раскудрявьтесь, кудри-вихори,Брови – черные стрижи,Ты, размыкушка-гармоника,Про судину расскажи:Во незнаемой сторонушкеКрасовита ли гульба?По страде свежит ли прохолодь,В стужу греет ли изба?Есть ли улица расхожая,Девка-зорька, маков цвет,Али ночка непогожаяКо сударке застит след?Ах, размыкушке-гармоникеПоиграть не долог срок!..Придорожную калинушкуТопчут пеший и ездок.1912

Обидин плач

В красовитый летний праздничек,На раскат-широкой улице,Будет гульное гуляньице —Пир – мирское столованьице.Как у девушек-согревушекБудут поднизи плетеные,Сарафаны золоченые,У дородных добрых молодцов,Мигачей и залихватчиков,Перелетных зорких кречетов,Будут шапки с кистью до уха,Опояски соловецкие,Из семи шелков плетеные.Только я, млада, на гульбищеВыйду в старо-старом рубище,Нищим лыком опоясана…Сгомонятся красны девушки,Белолицые согревушки, —Как от торопа повальногоОтшатятся на сторонушку.Парни ражие, удалыеЗа куветы встанут талые,Притулятся на завалиныСтарики, ребята малые —Диво-дивное увидючи,Промежду себя толкуючи:«Чья здесь ведьма захудалаяХодит, в землю носом клюючи?Уж не горе ли голодное,Лихо злое, подколодное,Забежало частой рощею.Корбой темною, дремучею,Через лягу – грязь топучую,Во селенье домовитое,На гулянье круговитое?У нас время недогуляно,Зелено вино недопито,Девицы недоцелованы,Молодцы недолюбованы,Сладки пряники не съедены,Серебрушки недоменяны…»Тут я голосом, как молотом,Выбью звоны колокольные:«Не дарите меня золотом,Только слухайте, крещеные:Мне не спалось ночкой синеюПеред Спасовой заутреней.Вышла к озеру по инею,По росе медвяной, утренней.Стала озеро выспрашивать,Оно стало мне рассказыватьТайну тихую поддоннуюПро святую Русь крещеную.От озерной прибауточки,Водяной потайной басенки,Понабережье насупилось,Пеной-саваном окуталось.Тучка сизая проплакала —Зернью горькою прокапала,Рыба в заводях повытухла,На лугах трава повызябла…Я поведаю на гульбищеПраздничанам-залихватчикам,Что мне виделось в озерышке,Во глуби на самом донышке.Из конца в конец я виделаПоле грозное, убойное,Костяками унавожено.Как на полюшке кровавоемГоловами мосты мощены,Из телес реки пропущены,Близ сердечушка с ружья паля,О бока пуля пролятыва,Над глазами искры сыплются…Оттого в заветный праздничекНа широкое гуляньицеВыйду я, млада, непутною,Встану вотдаль немогутною,Как кручинная кручинушка,Та пугливая осинушка,Что шумит-поет по осениПесню жалкую свирельную,Ронит листья – слезы желтыеНа могилу безымянную».1908, 1919

Осинушка

Ах, кому судьбинушкаВорожит беду:Горькая осинушкаРонит лист-руду.Полымем разубрана,Вся красным-красна,Может быть, подрубленаТопором она.Может, червоточинаГложет сердце ей,Черная проточинаВъелась меж корней.Облака по просиниКрутятся в кольцо,От судины-осениВянет деревцо.Ой, заря-осинушка,Златоцветный лет,У тебя детинушкаРазума займет!Чтобы сны стожарныеВ явь оборотить,Думы – листья зарные —По ветру пустить.1913

Отверженной

Если б ведать судьбину твою,Не кручинить бы сердца разлукойИ любовь не считать бы своюЗа тебя нерушимой порукой.Не гадалося ставшее мне,Что, по чувству сестра и подруга,По своей отдалилась винеТы от братьев сурового круга.Оттого, как под ветром ковыль,И разлучная песня уныла,Что тебе побирушки костыльЗа измену судьба подарила.И неведомо: я ли не правИли сердце к тому безучастно,Что, отверженный облик приняв,Ты, как прежде, нетленно прекрасна?1910

Пахарь

Вы на себя плетете петлиИ навостряете мечи.Ищу вотще: меж вами нет лиРассвета алчущих в ночи?На мне убогая сермяга,Худая обувь на ногах,Но сколько радости и благаСквозит в поруганных чертах.В мой хлеб мешаете вы пепел,Отраву горькую в вино,Но я, как небо, мудро-светелИ неразгадан, как оно.Вы обошли моря и сушу,К созвездьям взвили корабли,И лишь меня – мирскую душу,Как жалкий сор, пренебрегли.Работник родины свободнойНа ниве жизни и труда,Могу ль я вас, как терн негодный,Не вырвать с корнем навсегда?1911, 1918

«Печные прибои пьянящи и гулки…»

Печные прибои пьянящи и гулки,В рассветки, в косматый потемочный час,Как будто из тонкой серебряной тулкиВ ковши звонкогорлые цедится квас.В полях маета, многорукая жатва,Соленая жажда и сводный пот.Квасных переплесков свежительна дратва,В них раковин влага, кувшинковый мед.И мнится за печью седое поморье,Гусиные дали и просырь мереж…А дед запевает о Храбром Егорье,Склонив над иглой солодовую плешь.Неспора починка, и стег неуклюжий,Да море незримое нудит иглу…То Индия наша, таинственный ужин,Звенящий потирами в красном углу.Печные прибои баюкают сушу,Смывая обиды и горестей след.«В раю упокой Поликарпову душу», —С лучом незабудковым шепчется дед.1916 (?)

Плясея

Девка – запевало:Я вечор, млада, во пиру была,Хмелен мед пила, сахар кушала,Во хмелю, млада, похваляласяНе житьем-бытьем – красной удалью.Не сосна в бору дрожмя дрогнула,Топором-пилой насмерть ранена,Не из невода рыба шалая,Извиваючись, в омут просится, —Это я пошла в пляску походом:Гости-бражники рты разинули,Домовой завыл – крякнул под полом,На запечье кот искры выбрызнул:Вот я —Плясея —Вихорь, прах летучий,Сарафан —Синь-туман,Косы – бор дремучий!Пляс – гром,Бурелом,Лешева погудка,Под косой —ЛуговойЦветик незабудка!Парень – припевало:Ой, пляска приворотная,Любовь – краса залетная,Чем вчуже вами маяться,На плахе белолиповойСрубить бы легче голову!Не уголь жжет мне пазуху,Не воск – утроба топитсяО камень – тело жаркое,На пляс – красу орлинуюРазбойный ножик точится!1912

Поволжский сказ

Собиралися в ночнину,Становились в тесный круг.«Кто старшой, кому по чинуПовести за стругом струг?Есть Иванко Шестипалый,Васька Красный, Кудеяр,Зауголыш, Рямза, ЧалыйИ Размыкушка-гусляр.Стать негоже Кудеяру,Рямзе с Васькой-яруном!»Порешили: быть гусляруСтруговодом-большаком!Он доселе тешил братов,Не застаивал ветрил,Сызрань, Астрахань, СаратовВ небо полымем пустил.В епанчу, поверх кольчуги,Оболок Размыка станИ повел лихие стругиНа слободку – Еруслан.Плыли долго аль коротко,Обогнули Жигули,Еруслановой слободкиНе видали – не нашли.Закручинились орлята:Наважденье чем избыть?Отступною данью-платойВолге гусли подарить…Воротилися в станища,Что ни струг, то сирота,Буруны разъели днища,Червоточина – борта.Объявилась горечь в браге.Привелось, хоть тяжело,Понести лихой ватагеЧерносошное тягло.И доселе по ПоволжьюЖивы слухи: в ледоходСамогуды звучной дрожьюОглашают глуби вод.Кто проведает – учуетПоловодный, вещий сказ,Тот навеки зажалкует,Не сведет с пучины глаз.Для того туман поречий,Стружный парус, гул валов —Перекатный рокот сечи,Удалой повольный зов.Дрожь осоки – шепот жаркий,Огневая вспышка струй —Зарноокой полонянкиПриворотный поцелуй.1913

Посв. Гумилевой

Ржавым снегом – листопадомПруд и домик замело.Под луны волшебным взглядомТы – как белое крыло.Там, за садом, мир огромный,В дымных тучах небосклон,Здесь серебряные клены,Чародейный, лунный сон.По кустам досель кочуя,Тень балкон заволокла.Ветер с моря. Бурю чуя,Крепнут белые крыла.

Прогулка

Двор, как дно огромной бочки,Как замкнутое кольцо;За решеткой одиночкиЧье-то бледное лицо.Темной кофточки полоски,Как ударов давних след,И девической прическиВ полумраке силуэт.После памятной прогулки,Образ светлый и родной,В келье каменной и гулкойБуду грезить я тобой.Вспомню вечер безмятежный,В бликах радужных балконИ поющий скрипкой нежнойЗа оградой граммофон,Светлокрашеную шлюпку,Весел мерную молву,Рядом девушку-голубку —Белый призрак наяву…Я все тот же – мощи жаркойНе сломил тяжелый свод…Выйди, белая русалка,К лодке, дремлющей у вод!Поплывем мы… Сон нелепый!Двор, как ямы мрачной дно,За окном глухого склепаИ зловеще и темно.1907

Рождество избы

От кудрявых стружек тянет смолью,Духовит, как улей, белый сруб.Крепкогрудый плотник тешет колья,На слова медлителен и скуп.Тепел паз, захватисты кокоры,Крутолоб тесовый шоломок.Будут рябью писаны подзоры,И лудянкой выпестрен конек.По стене, как зернь, пройдут зарубки:Сукрест, лапки, крапица, рядки,Чтоб избе-молодке в красной щубкеЯвь и сонь мерещились – легки.Крепкогруд строитель-тайновидец,Перед ним щепа как письмена:Запоет резная пава с крылец,Брызнет ярь с наличника окна.И когда оческами куделиНад избой взлохматится дымок —Сказ пойдет о красном древоделеПо лесам, на запад и восток.1915 или 1916

Свадебная

Ты, судинушка – чужая сторона,Что свекровьими попреками красна,Стань-ка городом, дорогой столбовой,Краснорядною торговой слободой!Было б друженьке где волю волевать,В сарафане-разгуляне щеголять,Краснорядцев с ума-разума сводить,Развеселой слобожанкою прослыть,Перемочь невыносимую тоску —Подариться нелюбиму муженьку!Муж повышпилит булавочки с косы,Не помилует девической красы,Сгонит с облика белила и сурьму,Не обрядит в расписную бахрому.Станет друженька преклонливей травы,Не услышит человеческой молвы,Только благовест учует поутру,Перехожую волынку ввечеру.1912

«Солнце Осьмнадцатого года…»

Солнце Осьмнадцатого года,Не забудь наши песни, дерзновенные кудри!Славяно-персидская природаВзрастила злаки и розы в тундре.Солнце Пламенеющего лета,Не забудь наши раны и угли-кровинки,Как старого мира скрипучая каретаУвязла по дышло в могильном суглинке!Солнце Ослепительного века,Не забудь Праздника великой коммуны!..В чертоге и в хижине дровосекаПоют огнеперые Гамаюны.О шапке Мономаха, о царьградских бармахИх песня? О Солнце, – скажи!..В багряном заводе и в красных казармахРоятся созвучья-стрижи.Словить бы звенящих в построчные сети,Бураны из крыльев запрячь в корабли…Мы – кормчие мира, мы – боги и дети,В пурпурный Октябрь повернули рули.Плывем в огнецвет, где багрец и рябина,Чтоб ран глубину с океанами слить;Суровая пряха – бессмертных судьбинаВручает лишь Солнцу горящую нить.1918

Старуха

Сын обижает, невестка не слухает,Хлебным куском да бездельем корит;Чую – на кладбище колокол ухает,Ладаном тянет от вешних ракит.Вышла я в поле, седая, горбатая, —Нива без прясла, кругом сирота…Свесила верба сережки мохнатые,Меда душистей, белее холста.Верба-невеста, молодка пригожая,Зеленью-платом не засти зари!Аль с алоцветной красою не схожа я —Косы желтее, чем бус янтари.Ал сарафан с расписной оторочкою,Белый рукав и плясун-башмачок…Хворым младенчиком, всхлипнув над кочкою,Звон оголосил пролесок и лог.Схожа я с мшистой, заплаканной ивою,Мне ли крутиться в янтарь-бахрому…Зой-невидимка узывней, дремливее,Белые вербы в кадильном дыму.1912

«Уже хоронится от слежки…»

Уже хоронится от слежкиПрыскучий заяц… Синь и стыть,И нечем голые колешкиБерезке в изморозь прикрыть.Лесных прогалин скатереткаВ черничных пятнах, на рекеГорбуньей-девушкою лодкаГрустит и старится в тоске.Осина смотрит староверкой,Как четки, листья обронив,Забыв хомут, пасется СеркоНа глади сонных, сжатых нив.В лесной избе покой часовни —Труда и светлой скорби след…Как Ной ковчег, готовит дровниК веселым заморозкам дед.И ввечеру, под дождик сыпкий,Знать, заплутав в пустом бору,Зайчонок-луч, прокравшись к зыбке,Заводит с первенцем игру.1915

«Хорошо ввечеру при лампадке…»

Хорошо ввечеру при лампадкеПогрустить и поплакать втишок,Из резной низколобой укладкиНедовязанный вынуть чулок.Ненаедою-гостем за кружкойУсадить на лежанку котаИ следить, как лучи над опушкойДогорают виденьем креста,Как бредет позад дремлющих гумен,Оступаясь, лохмотница-мгла…Все по-старому: дед, как игумен,Спит лохань и притихла метла.Лишь чулок – как на отмели верши,И с котом раздружился клубок.Есть примета: где милый умерший,Там пустует кольцо иль чулок,Там божничные сумерки строже,Дед безмолвен, провидя судьбу,Глубже взор и морщины… О Боже —Завтра год, как родная в гробу!1915

«Чтобы медведь пришел к порогу…»

Чтобы медведь пришел к порогуИ щука выплыла на зов,Словите ворона-тревогуВ тенета солнечных стихов.Не бойтесь хвойного бесследья,Целуйтесь с ветром и зарей,Сундук железного возмездьяВзломав упорною рукой.Повыньте жалости повязку,Сорочку белой тишины,Переступи в льняную сказкуЗапечной, отрочьей весны.Дремля присядьте у печурки —У материнского сосцаИ под баюканье снегуркиДождитесь вещего конца.Потянет медом от оконца,Паучьим лыком и дуплом,И, весь в паучьих волоконцах,Топтыгин рявкнет под окном.А в киноваренном озерке,Где золотой окуний сказ,На бессловесный окрик – зоркоБлеснет каурый щучий глаз.1917 (?)

Юность

Мой красный галстук так хорош,Я на гвоздику в нем похож, —Гвоздика – радостный цветокТому, кто старости далекИ у кого на юной шее, —Весенних яблонь розовее,Горит малиновый платок,Гвоздика – яростный цветок!Мой буйный галстук – стая птиц,Багряных зябликов, синиц,Поет с весною заодно,Что парус вьюг упал на дно,Во мглу скрипучего баркаса,Что синь небесного атласаНе раздерут клыки зарниц.Мой рдяный галстук – стая птиц!Пусть ворон каркает в ночи.Ворчат овражные ключи,И волк выходит на опушку, —Козлятами в свою хлевушкуЗагнал я песни и лучи…Пусть в темень ухают сычи!Любимый мир – суровый дубИ бора пихтовый тулуп,Отары, буйволы в сто пудВ лучах зрачков моих живут;Моим румянцем под горойЦветет шиповник молодой,И крепкогрудая скалаУпорство мышц моих взяла!Мой галстук с зябликами схож,Румян от яблонных порош,От рдяных листьев ОктябряИ от тебя, моя заря,Что над родимою странойВздымаешь молот золотой!1927

«Я молился бы лику заката…»

Я молился бы лику заката,Темной роще, туману, ручьям,Да тяжелая дверь казематаНе пускает к родимым полям —Наглядеться на бора опушку,Листопадом, смолой подышать,Постучаться в лесную избушку,Где за пряжею старится мать…Не она ли за пряслом решеткиВетровою свирелью поет…Вечер нижет янтарные четки,Красит золотом треснувший свод.1912

«Я пришел к тебе, сыр-дремучий бор…»

Я пришел к тебе, сыр-дремучий бор,Из-за быстрых рек, из-за дальних гор,Чтоб у ног твоих, витязь-схимнище,Подышать лесной древней силищей!Ты прости, отец, сына нищего,Песню-золото расточившего,Не кудрявичем под гуслярный звонВ зелен терем твой постучался он!Богатырь душой, певник розмыслом,Раздружился я с древним обликом,Променял парчу на сермяжину,Кудри-вихори на плешь-лысину.Поклонюсь тебе, государь, душой —Укажи тропу в зелен терем свой!Там, двенадцать в ряд, братовья сидят —Самоцветней зорь боевой наряд…Расскажу я им, баснослов-баян,Что в родных степях поредел туман,Что сокрылися гады, филины,Супротивники пересилены,Что крещеный люд на завалинахСловно вешний цвет на прогалинах…Ах, не в руку сон! Седовласый борЧуда-терема сторожит затвор:На седых щеках слезовая смоль,Меж бровей-трущоб вещей думы боль.1912

«Я – посвященный от народа…»

Я – посвященный от народа,На мне великая печать,И на чело свое природаМою прияла благодать.Вот почему на речке-ряби,В ракитах ветер-АлконостПоет о Мекке и арабе,Прозревших лик карельских звезд.Все племена в едином слиты:Алжир, оранжевый БомбейВ кисете дедовском зашитыДо золотых, воскресных дней.Есть в сивке доброе, слоновье,И в елях финиковый шум, —Как гость в зырянское зимовьеПриходит пестрый Эрзерум.Китай за чайником мурлычет,Чикаго смотрит чугуном…Не Ярославна рано кычетНа забороле городском, —То богоносный дух поэтаНад бурной родиной парит;Она в громовый плащ одета,Перековав луну на щит.Левиафан, Молох с Ваалом —Ее враги. Смертелен бой.Но кроток луч над Валаамом,Целуясь с ладожской волной.А там, где снежную ПечоруПолою застит небосклон,В окно к тресковому поморуСтучится дед – пурговый сон.Пусть кладенечные изломыВрагов, как молния, разят, —Есть на Руси живые дремы,Невозмутимый, светлый сад.Он в вербной слезке, в думе бабьей,В богоявленье наяву,И в дудке ветра об арабе,Прозревшем Звездную Москву.1918

Петр Васильевич

Орешин

(1887–1938)

«Вспыхнуло вешнее пламя…»

Вспыхнуло вешнее пламя,Степи да небо кругом.Воля, не ты ли над намиМашешь высоким крылом?Шире лесные просторы,Ярче просторы земли.Новые речи и спорыВ поле жнецы повели.Хижина светом объята,Радость, как брага, хмельна.Ходит по розовым хатамНовая сказка – весна.Стану сейчас на колени.– Вольная, слава тебе!Светлые вешние тениХодят по новой избе.1917

Дед

В полях по колосьям – колдующий звон,Поспел, закачался в туманах загон.Гадает по звездам старуха изба,На крыше – солома, на окнах – резьба.За пламенным лесом толпа деревень,С плетнем обнимается старый плетень.Мурлычет над речкой усатая мгла,С седым камышом разговор повела.В колодец за пойлом полезло ведро.Горит за погостом жар-птицы крыло.Горит переметно у дедовых ног,А хлеб по полям и зернист, и высок.Жует, как корова, солому серпомНевидимый дед в терему расписном.Волосья – лохмотья седых облаков,Глаза – будто свечки далеких веков.На третий десяток старуха в гробу:Поджатые губы и венчик на лбу.Остался на свете невидимый дед,В полях недожатых лазоревый свет.Народу – деревня, а дед за селомЖивет со своим золотым петухом.А ляжет на стол под божницею дед, —Погаснет над рожью лазоревый свет.За меру пшена и моченых краюхСпоет панихиду дружище-петух.Придет в голубом сарафане весна,Опять в решете зазвенят семена.На полке, в божнице – зеленая муть,Зеленая проседь, – пора отдохнуть:Под саваном дед безответен и глух,Без деда зарю кукарекнул петух.1917

Деревенский учитель

В селеньях, где шумят колосьяИ сохнут избы на буграх,Идет он рожью, льном и просом,В простой рубашке и в очках.Прозрачна даль. Туман не заститТропы зеленый поворот.И он идет, влюбленный в счастье,В лесные зори и в народ.Раздвинет пальцами спросонкаКамыш зеленый кое-где.И отразится бороденкаВ заколыхавшейся воде.Туман упал, но мысли ясны,Они горят, как зорный куст.Какой-то парень не напрасноСнял пред учителем картуз.И ветер треплет кудри этиЖелтее скошенного льна.На избы темные в рассветеЗаря упала, как волна.Напрасно старые судачат,Не им идти в далекий путь.Веселым смехом глаз ребячьихПолна учителева грудь.В очках, он зарослью исконнойВедет в грядущие века.Весной через камыш зеленыйУйдет из берегов река!1918

«Если есть на этом белом свете…»

Если есть на этом белом светеВ небесах негаснущих Господь,Пусть Он скажет: «Не воюйте, дети,Вы – моя возлюбленная плоть!Отдаю вам все мои богатства,Все, что было и пребудет вновь…Да святится в жизни вашей братствоИ в сердцах – великая любовь!»Он сказал. А мы из-за богатстваЛьем свою бунтующую кровь…Где ж оно, святое наше братство,Где ж она, великая любовь![1917]

Женщина

О. М. Орешиной

В каждой песне про тебя поется,В каждой сказке про тебя молва,Мир твоими ямками смеется,Сном твоим струится синева.Погляжу на вечер незакатный,На луга, на дальние цветы, —Мне, как всем вам, ясно и понятно:Дикой мальвой розовеешь ты.Если ночью мне тепло и душно,От жары туманится луна,Это значит – плоть твоя послушна,Ты в кого-то нынче влюблена!Если ночь вдруг росами заплачет,Холодом повеет на кусты,Это значит, непременно значит:Вновь кого-то разлюбила ты!Ты любовью напоила землю,Словно медом, словно молоком…Оттого я каждый день приемлю,Догораю смирным огоньком!Если вечер бьет дождем и пеной,Лес шумит, а степь черным-черна,Это значит, чьей-то злой изменойТы до дна души возмущена.Но не вечно буря в сердце бьется.Разве ты любовью не пьяна?Мир твоими ямками смеется,Сном твоим струится синева!1926

Журавлиная

Соломенная Русь, куда ты?Какую песню затянуть?Как журавли, курлычут хаты,Поднявшись в неизвестный путь.Я так заслушался, внимаяТоске протяжной журавлей,Что не поспел за светлой стаейИ многого не понял в ней.Соломенная Русь, куда ты?Погибель – солнечная высь!Но избы в ранах и заплатахНад миром звездно вознеслись.И с каждой пяди мирозданья,Со всех концов седой земли —Слыхать, как в розовом туманеКурлычут наши журавли.Совсем устали от дозораМои зеленые глаза.Я видел – каменные горыОгнем ударила гроза.И что ж? Крестом, как прежде было,Никто тебя не осенил.Сама себя земля забылаПод песню журавлиных крыл.Ой, Русь соломенная, где ты?Не видно старых наших сел.Не подивлюсь, коль дед столетнийСебя запишет в комсомол.Иные ветры с поля дуют,Иное шепчут ковыли.В страну далекую, роднуюШумят крылами журавли!1923

Земля родная

Артему Веселому

Незадаром жестоко тоскую,Заглядевшись на русскую сыть.Надо выстрадать землю роднуюДля того, чтоб ее полюбить.Пусть она не совсем красовита,Степь желта, а пригорок уныл, —Сколько дум в эту землю убито,Сколько вырыто свежих могил!Погляжу на восток и на север,На родные лесные края.Это ты и в туманы, и в клеверЗатонула, родная земля!Пусть желтеют расшитые стяги,Багровеют в просторах степных, —Незадаром родные сермягиГоловами ложились на них.Слышу гомон ковыльного юга,Льется Волга, и плещется Дон.Вот она, трудовая лачуга,Черноземный диковинный звон!Не видать ни начала, ни края.Лес да поле, да море вдали.За тебя, знать, недаром, родная,Мы тяжелую тягу несли!Каждый холм – золотая могила,Каждый дол – вековая любовь.Не загинь, богатырская сила!Не застынь, богатырская кровь!В черный день я недаром тоскую,Стерегу хлебозвонную сыть.Надо выстрадать землю роднуюДля того, чтоб ее полюбить!1926

Кровавые следы

Кровавые следы остались на полях.Следы великого державного разбоя.Под гнетом виселиц и грозных царских плахСтонало горько ты, отечество родное.Изношен по полю батрацкий мой кафтан,Но гневу нашему нет, кажется, износу.Горят рубцы глубоких старых ран,Как будто прямо в грудь вонзил мне ворог косу.Как будто бы вчера меня под крик и свистПороли на скамье по барскому приказуЗа то, что молод я, и буен, и речист,За то, что барину не кланялся ни разу.Как будто бы вчера наш неуемный попНа буйное село шел к приставу с доносом.Клеймом позорным – раб! – клеймили каждый лоб,И плакался народ набатом безголосым.Как будто бы вчера по всей родной землеС улыбкой дьявольской расхаживал Иуда.Но пала власть царя. И в солнечном селеУвидел я невиданное чудо.Свобода полная! Долой нелепый страх!Но ум встревоженный совсем твердил иное.Уму все чудятся ряды кровавых плах,Под палкой и кнутом отечество родное.1917

«Кто любит родину…»

Кто любит родину,Русскую землю с худыми избами,Чахлое поле,Градом побитое?Кто любит пашню,Соху двужильную, соху-матушку?Выйдь только в полеВ страдные дни подневольные.Сила измызгана,Потом и кровью исходит силушка,А избы старые,И по селу ходят нищие.Вешнее солнцеВ светлой сермягеПлачет над РусьюКаждое утро росой серебряной.Кто любит родину?Ветер-бродяга ответил красному:– Кто плачет осеньюНад нивой скошенной и сноваПод вешним солнцемВ поле – босой и без шапки —Идет за сохой, —Он, лапотный, больше всех любит родину!Ведь кровью и потомОблил он, кормилец, каждую глыбуИ каждый рыхлыйИ теплый ломоть скорбной земли своей!1915

Морока

Ты меня задушила снегами,И туманом упала на грудь.Опоен беспокойными снами,Я иду, чтоб в снегах утонуть.Проняла меня песней унылой,Красным звоном, присядкой лихой,Волжским гневом, тайговою силой, —Вечным призраком ты предо мной.Обняла Володимиркой пыльной, —Но с тобой куда хочешь пойду!И недаром печально застыли,Как глаза твои, звезды в пруду.Вдруг в пути замаячат в туманеВихорьки придорожных костров.Так и кажется: гикнут цыганеИ – вприсядку под звон бубенцов.Пусть летят с кистенями ватагиСвистом по лесу, – я не боюсь!Может быть, мне от выпитой брагиС опохмелья мерещится Русь?1920

«Обветренное тело…»

Обветренное телоОсеннего цветкаПоблекло – облетелоИ сморщилось слегка.Товарищи, мы тожеВ просторе ветровом,Что нам всего дорожеТеряем… и живем!Жестокие утратыМы забываем в час.Не край ли синеватыйГлядит из наших глаз?И кто нас разгадает?Всему свой час и срок.Недаром увядаетПо осени цветок!1927

Обедня

Подойду я к озеру студену,Помолюсь седому в камышах.Помолюсь на древнюю иконуВ голубых над полем облаках.Затрезвонит озеро обедню,На камыш налепит вспыхи свеч.Буду слушать птиц степные бредни,Птичьи песни помнить и беречь.Повернусь к заутреннему лесуИ ему поклон отдам земной.Тростником заплачу я чудеснымНад зеленой в поле целиной.Лес на пашню голову положит,Поведет березовой ноздрей.На долинах с посохом прохожий —Опояшусь лыковой зарей.Подниму обветренные длани,О погибших братьях помолюсь.Воспою их тяжкие страданьяИ твои, моя родная Русь.Под ремнем опухли в небо плечи,Под котомкой с новым сбором слой.На меня, великого предтечу,Смотрит Русь полей и родников.Отслужило озеро обедню,Отзвонили дней колокола.Над полями выше и победнейРадость наша крылья подняла!1917

Письмо с позиций

Если умру я, усну навсегда,Кто пожалеет?Может быть, солнце могилу моюВ полдень согреет?Может быть, ветер в могильных кустахНочью заплачет?Может быть, месяц, как по полю конь,Мимо проскачет?Все позабудут! Напрасно себяПамятью тешим.Время закроет дороги-путиКонным и пешим.Как я любил! Лишь родная мояЭто оценит.Или и ей, как и всем на земле,Память изменит?1916

Привычка

Любую птаху назову по крику.Мила мне в селах праздничная сонь.Люблю послушать песню-горемыкуИ свист в два пальца ночью под гармонь.Глаза мои привыкли к перевалам,К степной избе, к запаханным буграм,Где золотая тучка ночевалаИ шум зеленый шел по деревням.Привыкли ноги мять траву и вьюгу,Месить в дороге столбовую грязь!Земля родная, черная подруга,В тебя ложиться буду я, смеясь!Привыкли руки гладить сивке гриву,Звенеть косой и нажимать на плуг.И сладко им обжечься о крапиву,И отдохнуть в нечаянный досуг.Не задержусь на этом свете долго,Пришел я гостем в этот светлый дом.Да как же я не залюбуюсь ВолгойИ не поплачу над родным селом?!Да что же будет, если я покинуИ разлюблю тоску степных берез,Перед окном осеннюю рябинуИ дальний скрип и разговор колес!1924

Ржаное солнце

Буду вечно тосковать по дому,Каждый куст мне памятен и мил.Белый звон рассыпанных черемухНавсегда я сердцем полюбил.Белый цвет невырубленных яблоньСыплет снегом мне через плетень.Много лет душа тряслась и зяблаИ хмелела хмелем деревень.Ты сыграй мне, память, на двухрядке,Все мы бредим и в бреду идем.Знойный ветер в хижинном порядке,Сыплет с крыш соломенным дождем.Каждый лик суров, как на иконе,Странник скоро выпросил ночлег.Но в ржаном далеком перезвонеУтром сгинет пришлый человек.Дедов сад плывет за переулок,Ветви ловят каждую избу.Много снов черемуха стряхнулаНа мою суровую судьбу.Кровли изб – сугорбость пошехонца,В этих избах, Русь, заполовей!Не ржаное ль дедовское солнцеПоднялось над просинью полей?Солнце – сноп, а под снопом горячимЗвон черемух, странник вдалеке,И гармонь в веселых пальцах плачетО простом, о темном мужике.1922

С обозом

Загуляли над лесом снега,Задымила деревня морозом,И несет снеговая пурга,Заметая следы, за обозом.Поседел вороной меренок,Растрепалась кудлатая грива.Снежный путь бесконечно далек,А в душе и темно, и тоскливо.Без нужды опояшешь ремнемМеренку дуговатые ноги.По колено в снегу, и кругомНе видать ни пути, ни дороги.До зари хорошо бы домой.На столе разварная картошка.– Н-но, воронушка, трогай, родной,Занесет нас с тобой заворошка!В поле вихрится ветер-зимач,За бураном – вечерние зори.Санный скрип – недоплаканный плач,Дальний путь – безысходное горе.1914

«Свой крестный путь превозмогая…»

Свой крестный путь превозмогая,Крутой свершая поворот,К ржаным колосьям Русь святаяНепобедимая идет.Изба – душистое кадило,Поля – заиндевелый храм.Святая Мати через силуИдет к Исусу по горам.Глаза – лазоревые реки,Уста – расцветшие холмы.Нетленны в русском человекеОтцов и прадедов псалмы.Мечта – несказанное Слово,Душа – нечитанный Псалтырь.Шумит под колоколом новымВ снегах таежная Сибирь.Со всех сторон на Русь святуюБросают петли, но вовекОт Бога в сторону другуюНе мыслил русский человек.Ни войны, выдумки царевы,Ни кровь, ни козни тяжких смут, —В душе народной Божье СловоИ волю Божью не убьют.[1917]

Сергей Есенин

Сказка это, чудо ль,Или это – бред:Отзвенела удальРазудалых лет.Песня отзвенелаНад родной землей.Что же ты наделал,Синеглазый мой?Отшумело поле,Пролилась река,Русское раздолье,Русская тоска.Ты играл снегами,Ты и тут и тамСиними глазамиУлыбался нам.Кто тебя, кудрявый,Поманил, позвал?Пир земной со славойТы отпировал.Было это, нет ли,Сам не знаю я.Задушила петляВ роще соловья.До беды жалею,Что далеко былИ петлю на шееНе перекусил!Кликну, кликну с горя,А тебя уж нет.В черном коленкореНа столе портрет.Дождичек весеннийОкропил наш сад.Песенник Есенин,Синеглазый брат,Вековая просинь,Наша сторона…Если Пушкин – осень,Ты у нас – весна!В мыслях потемнело,Сердце бьет бедой.Что же ты наделал,Раскудрявый мой?!1926

Стальной соловей

Заря взошла, не вспомнив обо мне, —Должно быть, я не нужен никому.Стихи мои о красной стороне —Костры мои – задохнутся в дыму.Дулейка милая, кому сейчасНужна твоя подонная тоска?Задушит нас, задушит скоро насВ полях ржаных железная рука.Ты скоро перестанешь петь и звать,А я уйду от пастбищ и от нив.Стальные соловьи идут встречатьСтальной зари чудовищный разлив.И все грустней и заунывней звук,И я хриплю, и часто не пою,Как будто бы мильон железных рукВцепились в глотку певчую мою!Но грусть моя – безвременная грусть:Конец пришел, и в поле голубомЯ скоро тож, березовая Русь,Зальюсь стальным веселым соловьем!1922

Страда

Рожь густая недожата,Осыпается зерно.Глянешь в небо, через хаты,Небо в землю влюблено.Зной палит. В крови ладони.Рожь, как камень, под серпом.Руки жнут, а сердце стонет,Сердце сохнет об одном.Думы, думы, тяжко с вами,Серп не держится в руках.Мил лежит под образами,Точно колос на полях.Рожь густая, – не одюжишьНи косою, ни серпом.И поплачешь, и потужишьНад несвязанным снопом.1914

«Строительству не видно берегов…»

Строительству не видно берегов.На улицах – за рвом глубокий ров.Кирка, лопата, лом, рабочий крик.Дымит котел, воняет грузовик.К Арбату ближе – пестрая толпаРазглядывает кости, черепа.Осколки древних, глиняных посуд.Рабочие кричат: «Чего вам надо тут?»Спускают трубы. И гудит толпа,Топча безмолвствующие черепа.1931

Тятька

Тятька вернется на зорьке,Весело будет в избе.Будет с усмешкою горькойОн говорить о себе.Выставит ногу, обрубок,Жаркому дню напоказ.В хате березовой любоСлушать диковинный сказ.Будет охотно дивитьсяЖутким рассказам народ.Только жены белолицейГрусти никто не поймет!1916

Урожай

Рожь шумит высоким лесом,Нынче весело полям.Солнце красное воскресло,И идет, и светит вам.Утро синью напоилоНаш ржаной медовый край.– Выходи, ржаная сила,Жать богатый урожай!Синь – косой раздайся шире,Сытой грудью развернись.Мы не даром в этом миреСпелой рожью поднялись.Не поймать седому долуПесню красную в полон.Нива колосом тяжелымБьет косцу земной поклон.Завтра рожь под дружным взмахомЛяжет в длинные ряды,И придется сытым птахамНа ночлег лететь в скирды.Рожь вскипела, зазвонила,Взволновала сытый край.– Выходи, ржаная сила,Жать богатый урожай!1918

Элегия

Ив. Касаткину

Скоро, скоро в дальнюю дорогуЯ отправлюсь, радостями жив,От работы поустав немного,Ничего с собой не захватив.Но пока я не покинул края,Где я прожил тридцать девять лет,Стойко буду, сторона родная,О житейский обжигаться бред.Полюбуюсь на твои равнины,На разливы полноводных рек.Все мы в жизни рубимся, как льдины,И недолог наш рабочий век.Оттого и хочется до болиНаворочать кучу всяких дел,Распахать тоскующее поле,Чтобы колос веселей звенел.Сколько дум навеяно холмамиИ рядами неприметных изб!Золотыми в поле журавлямиМы недаром дружно поднялись.Жизнь моя поблекнула в опале,В жгучем ветре вечных голодух.На крутом житейском перевалеЯ устал и медленно потух.Но до самой до последней пядиИ сейчас уверенно пойдуНовой жизни, новой песни радиНа любую тяжкую беду.Мне не страшно заседеть годами,Я люблю веселой жизни звук.И земли мечтающее знамяДо конца не выроню из рук!1926

Александр Васильевич

Ширяевец

(1887–1924)

Аму-Дарья

Лавиной неприглядно-буройБурлит меж низких берегов,И будто слышен голос хмурый:– «Я – дочь снегов и ледников!Все опрокину, все смету я!»И вот, разрушив ряд плотин,Вдруг воду желтую, густую,Стремит по новому пути!Всегда в борьбе неутомимой,Всегда тоска созревших сил!За это в крае нелюбимомТебя одну я полюбил!1919

Архангельский глас

Щупал девок я, ластился к бабам,Матершинничал в три этажа.Повлекут по загробным ухабам,Чтоб поджарить меня, как стрижа.Заартачившись у сковородки,Завоплю я, ругнувшись зело:– Отпустите – катнуться на лодкеНа денек только – в наше село!Взгромыхает Архангельский глас.– Не годишься ни в ад ты, ни в рай!Убирайся-ка, парень, от нас!Щупай девок, гармонь раздувай!

Атаманова зазноба

Нет утехи, нет спокояС той поры, как мой роднойЗакатился с голытьбоюК понизовью на разбой…Где простились, вкруг да околВсе брожу я у реки…– Ах, неужто сгибнет соколС той ли вражеской руки!Ночью снится взгляд прощальный,Клич могутный… стон… пальба,Да железный звон кандальный,Да два висельных столба…И взбегаю на бугры я,Где разгульник поклялся:Не метнутся ль заревыеС понизовья паруса?..

Башня Сумбеки

Давно-давно умолк СумбекиВеликий плач, а ты – цела.И будешь ты грустить вовекиО тех, кого пережила.Не о Сумбеки ли прибоемПоет весенняя река?Одна… не скачут с диким воемНа помощь ханские войска…Лишь ночью жуткой и туманной,В годину битвы роковой,Услышишь снова вой гортанныйИ плач Сумбеки горевой…1916, (?)

Бурлак

Уплыву, как только вспенитсяВолга-матушка-река!У бродяг душа не пленница.Не дрожит у кошелька!Любо петь мне песни смелые,Что поет по Волге голь,Двинуть весла в гребни белые!– Эх, зазноба, не неволь!Уноси быстрей, кормилица,Наши барки и плоты!Глядь и ветер принасилится.Будет меньше маеты…Не меня ль краса румянаяМанит с берега рукой?..Да милей мне воля пьяная!Обручился я с рекой!

«В душном городе нищ я и жалок…»

В душном городе нищ я и жалок,И тоску одолеть мне невмочь…Снятся пляски и песни русалокВ колдовскую Купальскую ночь…– Сам не свой я! Мерещится, снится,Как аукает Леший в бору,И огнится, взлетая, Жар-птица,И разбойничий клад на яру…Жутко мне… Захирею я скоро…Не заглянет сюда Лесовик…– Убежать бы к родному простору,На зазывный русалочий крик!1916, 1918

Волге

Тускнеет твой венец алмазный,Не зыкнет с посвистом жених…Все больше пятен нефти грязной —Плевки Горынычей стальных…Глядишь, старея и дряхлея,Как пароходы с ревом прут,И голубую телогреюЧернит без устали мазут…А жениха все нет в дозоре…Роняет известь едкий прах…Плывешь ты с жалобою к морю,Но и оно – в плевках, в гудках…

Гадание

Месяц скатною жемчужинойЗасветился над горой.– Выйди, званый, выйди, суженый!Правду, зеркальце, открой!Крестик снят… Одна я в горнице,Ставлю свечи у зеркал…– Кто покажется затворнице:Стар иль молодец-удал?..Вот и полночь… Жутко… Слышу я.Как хохочет, весела,Нечисть страшная под крышею,Пляс бесовский завела…Кто-то тянется и корчится.Метит лапою обнять…– Убежала бы, да хочетсяО заветном разузнать…Месяц скатною жемчужинойЛьет узорные лучи.– Выйди, званый, выйди, суженый!Сердце, сердце, не стучи!

Глаза

Посмотришь бегло – будто бы как все…Посмотришь глубже – засосало в омут!Глаза, глаза!.. И льнешь лучом к росе,И давит, жжет квадрат холодных комнат.И кто ж тебе придется по душе?Калик немало пустишь ты по свету!..Тону, тону в глазах, как в ИртышеТонул Ермак… И нет спасенья, нету…17 ноября 1920 г.

«Говорил ты мне, что мало у меня удалых строк…»

Николаю Клюеву

Говорил ты мне, что мало у меня удалых строк:Удаль в городе пропала, – замотался паренек…А как девица-царевна, светом ласковых очей,Душу вывела из плена – стали песни позвончей.А как только домекнулся: кинуть город мне пора, —Всколыхнулся, обернулся в удалого гусляра!1909–1910 гг.

Грозовое

В гулкие гулы,УткоюСолнце нырнуло,Скрылось пугливо…Громами вольнымиМерится высь!Громовые грохоты!Удалые хохоты!Грозовая вольницаГромыхает, гонится!Молнии жуткиеС красной расшивыКрасными кольямиВ берег впились!

«День – мордвин, от сусла разомлелый…»

День – мордвин, от сусла разомлелый, —Снял онучи, зашагал в лесок.Баловался земляникой спелой,Горячо глотал березный сок.Побежал на визги человечьиК плесу – бабы бултыхались вплавь.Задышал вдруг огненною печью,Увидавши медовую явь…Проглядел, как тихо ночь подкралась,Наложила ептимью: «Казнись!»Бил поклоны, а душа металасьК телу бабью, на сверкучий визг…16 ноября 1920

«Дышат пьяно лиловые выси…»

Дышат пьяно лиловые выси,Как всегда, беспечальны…Месяц четок, как был при Чингисе,Весь хрустальный.Громкий выкрик призывно-покорныйС высоты минарета.Звон дутара тягуче-минорныйГде-то…1919, 1924

«Ем сочный виноград янтарно-хризолитовый…»

Ем сочный виноград янтарно-хризолитовый,А в небе бирюза и мысли бирюзовы…Чайханщик Ахмеджан с усердною молитвоюСидит на коврике и бьет поклоны снова…Проходит девушка…Из-под чимбета глянулиГлаза лукавые, без робости и страха.Вот скрылась за углом…Прощай, прощай!.. Ну, стану лиРоптать на жизнь, на мудрого Аллаха?..Смущен мой Ахмеджан, знать, то же за молитвоюУвидел старый плут…Не прочь пожить он снова!..…Ем сочный виноград янтарно-хризолитовый,А в небе бирюза и мысли бирюзовы…Портрет мойОрясина солидная! Детина!Русоволос, скуласт, медведя тяжелей…Великоросс – что между строчек: финна,Славян, монголов помесь.В песнях – соловей…Боюсь чертей, возню их ухо слышит,Дышу всем тем, чем Русь издревле дышит.

«Есть ли что чудесней…»

Памяти матери моей

Марии Ермолаевны

Есть ли что чудеснейЖигулей хребтов!А какие песниС барок и плотов!А какие сказыХодят с голытьбой!Услыхал и сразуЗакипел гульбой!Жемчуг пьяных весел!Паруса – суда!Все бы кинул-бросилИ махнул туда —С озорной волноюВ эту синь и ширь!Добывал бы с боюНовую Сибирь.…Пенные осколкиДо небес летят…Матери и ВолгеМой последний взгляд!

«За Русью-молодицей…»

За Русью-молодицейБегут два паренька:– Ну, что же, озорница,Кому твоя рука?– Не я ли ражий, бравый,С червонцами мошна, —Пойдем со мной направо,Ей будешь, что княжна!– Не слушайся буржуя!Уж я ль не по душе?Налево! Докажу я —Быть счастью в шалаше!…Несутся вперегонку,За белы руки хвать…Она смеется звонко:– Ой, не пора ль отстать!Скажу я вам без гнева:– Я путь без вас найду!Ни вправо и ни влевоЯ с вами не пойду!Лето 1917 г.

Из зимних картин

Всю ночь, как призрак белый,Пустившись в дикий пляс,Метель в полях шумела,Куда-то вдаль неслась…И прилетала сноваНа крыльях из парчи, —И был, как стон больного,Ее напев в ночи…Всю ночь метель рыдала,И крылась в сердце жуть, —И сердце, ноя, знало,Что счастья не вернуть…1910

Из песен о городе

Лишь вечер – дикие напевыИ стон шарманки зазовутТуда, где крашеные девы,Торгуясь, тело продают……В узорах ярких скинет платьеИ, взглядом опытным маня,Свои продажные объятьяРаскроет с смехом для меня…И вот безвольному, хмельному,На миг сожмет мне душу стыдИ унесет меня к былому,И светом детства озарит……Я задрожу от скорби жуткой,Но говорит твой взгляд: «Я жду!»И я, с бесмысленною шуткой,В твои объятья упаду…1910

Илья Муромец

Забражничали вешние ветра,Трубят хвалу забытому Стрибогу.– Илюшенька, пора бы встать, пора!Да где ж – сидит. Что плети руки, ноги.Над Карачаровым метельный вой,Бьет батогом Оку мороз сердито.– Вставай, Илюшенька! Вставай, родной!А ноги будто оловом налиты.Так просидел он тридцать три годкаПод тихий свет лампад неугасимых.Деревенела матери тоска, —Заела сына немочь, подкосила!– Стук-стук в окно. – Калики! – Заходи!И вот ввалились нищие бродяги;Такая мочь из каждой прет груди,В глазах степная, земляная брага!Заветным словом одарен Илья,Заохала родимая сквозь слезы:Встает сынок, выходит из жилья,И пожню с займищем расчистил борзо!Смеются перехожие: вот-вот!Давно бы так! Чуть-чуть не засмердило!Дивится Карачаровский народ,А там и Русь, и свет весь дался диву!– Илюшенька, остепенись, присядь!А он с работой днюет и ночует.И не уймут Илью, и не унятьВовеки силу земляную!Февраль 1924 г.

Кабацкая

Одному-то – утехи да золото,А другому – сума, лоскуты…– Кем-то жизнь моя смята, размолота,Кем-то радости все отняты…Голоси про «Варяга», гармоника!Разрыдаюсь, что сам не герой…Разуважит судьбина покойникаТой сосновой доской гробовой…Кто помянет бездольного пьяницу,Что расскажут, споют обо мне?! —И от думы душа затуманится…– Утопить бы кручину в вине!Тем – палаты, утехи и золото,А тебе – кабаки, беднота!..– Кем-то сгублена жизнь и размолота, —Эх, недаром она пропита!1913

Казанская татарка

Глаза – агаты. Сколько зноя!И так стройна, и так смугла!Есть что-то дикое, степное, —Не с Тамерланом ли пришла?..Тебя мольбой и вздохом слезнымНикто б разжалобить не смог,А вот перед Иваном ГрознымСама упала бы у ног!1915

Картинка

Посевов изумрудные квадраты,Ряд тополей, талы, карагачи,Речонка… Запах близкой сердцу мятыИ солнца необычные лучи.На ишаке старик длиннобородыйТрусит рысцой… Заплатанный халат,Но выглядит калифом. Ищет бродуСартенок смуглый, мутным струям рад.А вдалеке, грядой неровно-длинной,Вонзились в небо горные вершины.1919

Клад

– «Аль весь век носить онучи!Срам!.. И девки не глядят!»И пошел он в лес дремучийПоискать заветный клад.– «Чай, недаром молвят старцы,Будто там вон, под бугром,Цепью скованные лaрцыС атамановым добром»……Заработал тяжким ломом,Ажно пронял жар и пот…– Вот не будет бобылем он,Первым выйдет в хоровод!Темень… Шорох… Чьи-то зенки,Словно уголь… Хвост… Рога…Кто-то ловит за коленки…Топот, крики: «Ага-га!»– «Не трусливого десятка!» —Молвит парень. – «Не спугнуть!»Но душа уходит в пятки,И мутит лесная жуть…Звякнул лом о клад заветный…Парню дрожь унять невмочь:– «Будут все теперь приветны!В жены – старостину дочь!»«Слава богу!» —Только этоМолвил, – вырос вновь бугор……Прошатался до рассвета —И в онучах до сих пор…1 января 1914 г., 1916 г.

Клич

На кургане, в шапке-зорницеСтенька встал разгульно-смел,Молодецкую он вольницуКликал, звонницей гудел:– Гей-эй-эй!..Собирайся-ка, голь перекатная,Шалый сброд!Будут гульбища, подвиги ратные, —Русь зовет!Хватай ножи с пистолями!Гульнем по вольной воле мы!Не дам народ в обиду я!Айда тягаться с Кривдою!– Гей-эй-эй!..Нет житья от боярства от чванного,Воевод!Всех достанет рука атаманова,Всех уймет!Не дам народ в обиду я!Айда тягаться с Кривдою!Хватай ножи с пистолями!Гульнем по вольной воле мы!– Гей-эй-эй!..Царь не видит, в палатах все тешится,Спозарань…А и нам, братцы, время потешиться!Грянь-ка, рвань!Хватай ножи с пистолями!Гульнем по вольной воле мы!Не дам народ в обиду я!Айда тягаться с Кривдою!…Так бросал слова смутьянныеРазин, взявшись за пистоль,И ватагою буянноюНа курган валила голь…Не леса шумят кудрявые,То повольники шумят;Помыкает всей оравоюКолдовской, зовущий взгляд…Зацвели ладьи узорные!Песни, посвисты и гул!Загляделись выси горныеНа диковинный загул!Не с того ли крика шалогоВолга вспенила сильней?..Любо Стеньку разудалогоУносить далеко ей!

Магам

О «маги» рифм, изысканных донельзя,Волхвы с бульваров Питера, Москвы,Не стoите вы пуговицы ЕрьзиИ волоса с Коненковской главы!К чему плести венки сонетов кислых?..Разливом книг вливаться в города? —Цветущий жезл в перчатках ваших высох,В вас крови нет! – гематоген! – вода!

Масленица

Сергею Городецкому

Взвились кони, пляшут санки —Мигом смерим все концы!– Голоси мне в лад, тальянка!Заливайтесь, бубенцы!Сколько смеху! Сколько песен!Ошалело все село!Снег дорожный месим, месимПообгоним всех назло.Алым цветом пышут девки,Глянут – звонче я зальюсь…Да неужто, в кои веки,Пропадет такая Русь!Голосистую тальянкуБросил в ноги…Шибче! Эх!..Мчатся кони, пляшут санки,Свищет ветер, брызжет снег!

Матери

Нас с тобой нужда разъединила,Злобная, голодная нужда,Ты свои уж растеряла силыПо пути тяжелого труда,И с тоской, волнуясь и не веря,Смотришь в даль, загадочную даль;С каждым днем обида и потеря,С каждым днем сильней гнетет печаль.Молод я, но та же ждет дорога,Ты прошла, мой темный путь далек…О блесни ж, заветный огонек,Слишком было выстрадано много!..25 июля 1905 г.

Миссис Бром

Америко-трагедияIМуж – король кофейно-чайный,(Кто не знает мистер Брома!)Деловит необычайно,Посему так редко дома…Миссис (родом из Ташкента)Все скучает… ищет друга,И, конечно, ждет моментаВодрузить рога супругу…IIЖарко летом в Нью-Йорке,Разъезжаются все янки…Бромы тоже. На пригоркеДача грустной туркестанки…По делам кофейно-чайнымКолесит муж ряд плантаций,Ищет ярких встреч случайныхМиссис (впору ей стреляться!).IIIИ случилось – (все возможно! —Лишь была бы воля Рока…)По соседству – гость вельможный,Магараджа, сын Востока…Имя… впрочем, важно ль это!Право, длинное такое…Суть ведь в том, что он с рассветаШлет и розы и левкои…IVМагараджа статен, строен,В драгоценных весь каменьях,Не один дворец построенУ него в своих селеньях…Яхты… и аэропланы(Миссис к ним питала слабость!..)…И сердечные туманыРазлетелись… в сердце радость!..VПо делам кофейно-чайнымМистер Бром летит в экспрессе,Магараджа (не случайно!)С миссис вылез в поднебесье…Мистер Бром, дымя гаванной,Шпарит мысленно активы,Миссис шепчет: «Мой желанный,Как красиво! Как красиво!»VIГм… да… После дел кофейныхВозвратился Бром на дачу,Но не видит плеч лилейных,Ищет, ищет… чуть не плачет!Где же, где? Глядит в испуге…– Сто чертей! Но нет смуглянки…И остался без супругиМистер Бром, нью-йоркский янки…VIIГде кумирни, как громады,Где идут все к Гангу с жаждой,По буддийскому обрядуПовенчалась с магараджейМиссис Бром… – Глаза как углиУ супруга, и суровымНе бывает… Ездят в джунгли, —Жизнь не та, что с мистер Бромом!..VIII…Мчатся месяцы и годы,Утекают в море реки…Снова на сердце невзгоды, —Ах, нам счастье не навеки!Миг, и вдруг покажет жальцеЖизнь (об этом знает каждый).…Грезит миссис о ямайце,Будет с носом магараджа…1918

«Мои стихи певучей изразцов…»

Мои стихи певучей изразцовМечетей Самарканда, но зачах яВ лучах чужих!.. – Страна моих отцов,Несусь к тебе на песенных ладьях я!..Звенит здесь небо сказкой бирюзы,Но нету в нем Ильи-пророка грома!..С пахучим сеном не скрипят возы!..Не дышит прель Весны и чернозема!Что в розах мне!.. Пускай цветут шелкаОгнями зорь – не здесь я!.. Не в пустынях!..Я слышу зов родного василька!..Я у разливов Волги хмельно-синих!..13 декабря 1920 г.

Молодецкий курган

СказТы жила в скиту замшелом.Все молилась, ладан жгла.Он охотником был смелымИз приволжского села.Нес он с песней диких уток,Позабыла, где свеча…С развеселых прибаутокСтала ярче кумача…Соловьи в лесу скликались.Разливался вешний мед…И ушла ты, не печалясь,От своих святых воротК песням аховым, к шиханам…Повенчались без венцов…Стал охотник атаманом,Кликнул голь со всех концов…За шелками, за коврамиДля тебя он уплывал…Как любились вечерами!Что за песни он певал!В ночь, над Волгой звездоокойРазгорался буй-костер,Днем маячил издалекаАлый бархатный шатер…Заглянуло к вышке Лихо,Быль иная зацвела…Белотелая купчихаМила-друга отняла…Ты дозналась про смутьяну,И за смертную тоску,Ночью, сонного с курганаОпрокинула в реку.И сама метнулась с кручиЗа изменником в простор…И зовут курган дремучийМолодецким – с этих пор…

Мордовка

На белой, узорной рубахеМонет и ужовок не счесть!Румяна… Вот кинутся свахи!А косы – одной не заплесть!А голос – певучий и зычный:Как выйдешь с подругами петь,Заслушался б город столичный,Заслушался б сам Кереметь!..Пусть зимнее солнце так тускло,Пусть снежная вьюга пушит, —Напаришь похмельного суслаИ выпьешь – огонь пробежит!Ты чтишь и иконы, и мощи,Обедню, молясь, простоишь…– Кто ж тянет в священные рощи,Кому заклинанья творишь?1916, (?)

«Моя королева – Русь…»

Моя королева – Русь,Лесная, речная, степная!Все сказы ее наизустьЯ знаю, ее лишь не знаю!Клады заклятые своиИздревле хранит она строго…Не знали и деды мои,Быть может, не выдаст и Богу…За Птицей чудесной я мчусь,Запевы я Сирина чую!Моя королева – Русь!Ей песни и жизнь отдаю я!1920 или 1921 г.

Мужикослов

Памяти матери моей

Марии Ермоловны

IКосмы ночиПрикрыли село,А над нивами, над боромВолхование звездное шло…Вышний пастырь плелся дозором,Важеватый,С янтарь-клюкой,И пророчил, пророчил, пророчилНад лохматойМоей башкой.IIО полночиВскочил, как пьяный,Замутила тоска-туга,Будто ловит меня арканом,Топчет-топчет конем баскак.Будто вспыхнул, горит домишко,Бабий рев, рев набатный в селе!Свищут стрелы. Сестра нагишкойНа татарском лежит седле!IIIФу ты, леший! Сестренка здеся,Дом целехонек… что за блажь!Ходит пастырь с мудреной вестью,Ставит-ладит златой шалаш…Ворохнулся младенчик хлипко,Ткнула соску ему жена;Поскрипела недолго зыбка,Тишь да гладь… Петухи… Луна…IVВысуну в окноНесуразнуюРожу,НадышусьСеноваломИ летом,АвосьМалостьВздремну-усну…Нету!НапираетБередит одноДа то же:Как жилось,Что знавалаВ свою веснуЧумазаяРусь.VНакрывается тучей-схимоюВышний пастырь, а звезды кудесноЯрки.Вот встают они, праотцы, деды,Отцы мои —Мужики, мужики, мужики!Всласть поели немного вы ситного,Пиво ячное, мед протекли мимо ртов…За лихое тягло, за судьбу челобитнуюБыть вам, быть окол райских кустов!VIТяти! Деды!Лапотники,Пахотники,Чернокостники – смерды!А кто с альпийских лысинСвистнулНа весь мир?Вы!Вы!Кто песенныхЖар-птиц метнул по свету?Вы!Вы!Печальники,Кабальники,Безвестники,Смерды…VIIТихо… тихо…А сердце все мечется, мечется,Все торчу у окна,Не сплю…И мерещится:Не луна —Салтычиха,Салтычиха,Мне бросает на шею петлю!..VIIIАли Спас никогда не поможет?Вековечный отмою срам!На коня! Где булатный ножик?Ускачу к донским ковылям!Снеговые пусть плачут хлопьяНад костями, под вьюжный пляс!Глубже Волги тоска холопья!Рассчитаюсь, отцы, за вас!IXХрапанула пеганка… Чую,Лезет шатко к ней домовой…Вышний пастырь вблизи кочуетИ глядит на шалашик свой.Нету схимы, сиянье льется,Да словес золотых не понять…Положил клюку у колодца,Домовой от пеганки – драть.X…Мамыньки! Баушки!Арины Родионовны!Зацапанные барами —БлуднямиДля соромной забавушки!Рано вас сгорбилиБуднямиЧерными!Радости видано много ли?Не вы лиПоилиПеснями, сказами ярымиПушкиных, Корсаковых, Гоголей!А самим – оплеухи, пинки,СинякиДа могилки незнаемые, убогие!XIРаспалилась мужицкая дума!Чу, засеченных смертный крик!Брызжут искры костра Аввакума,Слышу Разина грозный зык!Эй, Ивана Великого вышка,Разнеси-ка пожарче звон!Да не я ли Отрепьев Гришка?Только я не отдал свой трон!XIIПьянчуги,Святые угодники,Муромцы, Пугачи, Ермаки,Юродные, буйноголовые —Други!Сродники! Сродники!Бью челом вам я,Бью челом.XIIIКрест ли, меч ли возьму – не знаю,Помолюсь кому – невдомек!Только в каждом – душа родная!Каждый с лаской меня берег.Для чего?Да не выпрыгни, сердце!Знаю! Понял! Не блажь, не бред!Душегубцы и страстотерпцы,На холопский гляньте рассвет!XIVОй, да скинем, братцы,Шобоны!Не иное ль уготовано!Может, святцы-тоОблыжные:Да смеяться,А не плакать нам!Эвон что на нас накаркали!Зарудеем, братцы,Вишнями!Выходи на загулянье!На велико пированье!Подымайся, солнце жаркое!Зазвони, пляши над крышами!XV…Прокричал о заре байку кочет,Засмеялась она…На покойВышний пастырь идет и пророчит,Над моей все пророчит башкой.

«На чужбине невеселой…»

На чужбине невеселойЭти песни я пою.Через горы, через долыВижу родину свою:Жигули в обновах вешних,Волга… Улица села…В церковь, солнышка утешней,Ты лебедкою плыла…– Не найти нигде чудеснейРусых кос и синих глаз!Из-за них Кольцовской песнейЗаливался я не раз…Я ушел… я ждал иного,Не к сохе влеклась рука…И уплыл… А ты с крутогоМне махала бережка…На сторонке чужедальнейПозабыть тебя не мог…Снится грустный взгляд прощальный,Вижу беленький платок…Что сулит мне воля божья?Ворочусь ли я назад?– Пусть к родимому ПоволжьюПесни звонкие летят!

«Не надо мной летят стальные птицы…»

Не надо мной летят стальные птицы,Синиц с Дуная мне прилет милей!Я наяву, – да это мне не снится! —Плыву в шелках червленых кораблей!..– Вокзалов нет!.. Железных хриплых ревов!Нет паровозов черных! – я не ваш!..– Есть вешний шум в сияющих дубровах,Запев Садко, звон богатырских чаш!..

«Не сдержали станичники атаманов зарок…»

Не сдержали станичники атаманов зарок:Схоронить атаманушку промеж трех ли дорог, —На Болотной на площади на колу голова, —Так с повольницей царская расплатилась Москва!Стихла голь, и не пенится в Жигулях пьяный мед,Снова Кривда кобенится и с побором идет…Да зато Стеньки аховый не забудется клик,Пусть монахи с анафемой, – песней вспомнит мужик!Ноябрь 1917 г.

«Никогда старина не загаснет…»

Никогда старина не загаснет:Слишком русское сердце мое.Позабуду ли песни на Клязьме!Как я мчался с тяжелым копьем.Разгорается удаль Добрыни!Звяк железный кольчужных колец…Глядь, я в лавре у древней святыниСтавлю свечи, тихоня-чернец…Вечевые прибойные клики!Ветер Волхова вздул паруса!То палач я, то нищий-калика,То с булатом в разбойных лесах…Не припомню, какого я роду,Своего я не знаю села…Ускакал я в бывалые годы,Старь родная меня занесла.1924

«О, сколько их, просящих хлеба…»

О, сколько их, просящих хлебаНа тротуарах, папертях!Зачем вас осудило небоВлачиться у нужды в когтях!Или к молитвам вашим глухо,Или не видит, как толпойРебята, старики, старухиСтоят с протянутой рукой?!А тут же рядом блеск богатства,Веселый говор, сытый смех…Одним – утонченные ястваИ ряд утонченных утех,Другим – скитание до ночиИз-за гроша, из-за куска,Всегда заплаканные очи,Всегда голодная тоска!..1909

«Одному-то сужено – ряса да скиты…»

Одному-то сужено – ряса да скиты,А другому – бархаты, Жигули да нож.– Путь – моя дороженька, и куда же ты,Да в какую сторону парня поведешь?..Где-то: в дыме ль ладана, о грехах стеня,В келье я последнюю перейду межу,Аль на площадь Красную поведут меняИ на плахе голову буйную сложу?..? января 1917

Осеннее

Догорают, червонятся листья опавшие,Тянет в степи сожженные петь на ветру…Нынче снилась Аленушка, горько рыдавшаяВо сыром, обнищалом, осеннем бору…Шелестела дубровушка, словно ласково сетуя,А она разливалася – ни кровинки в лице…И всплакнул я во сне над весною отпетою,О загубленных силах, о близком конце…1919, 1922

Палач

Песенный сказIДень ласкался, весел и лазорев,Малым, старым будоражил кровь.В этот день он по цареву словуПять удалых отрубил голов.Четверо-то были супостаты,Кровянили все пути на Брынь.Пятый был веселым, кудреватым,Не хватался в страхе за вихры.Не скулил, как те, на комья глиныНе упал, не плакал, не просил…Вышел к плахе, словно именинник,Поклонился нищенской Руси:– Вы простите, сирые и смерды!Не вините – ради вас я сгиб!Посытнее, царь-отец, обедай,Голову возьми на пироги!Оттолкнул попишку в черной рясе,Усмехнулся палачу – ему:– Ну-ка, братец, половчее хрястни! —И скатился в земляную тьму…День плескался лаской и лазорью,Девьи щеки рдели, как кумач.Веселились и луга, и взгорья,Но не весел был седой палач.Ночью месяц заиграл на скатах,Вспыхнули кресты у Покрова.А ему все снился кудреватый,Чудились последние слова.IIКажет солнышкоЛицо вешнее,В заряницеКупола.– Что же, женушка,Не прежняя,Отчего невесела?У божницыХороводитьсяСо свечами али прок?Брось угодников и угодниц-то,Государев вспень медок!Молча женка снеди ставила,Полнит чашу до краев,Только вспыхнула черным заревомОт усмешливых этих слов.– Ну и ладная! Ну и баская!Слаще пасхи-кулича!Да почто ж глядишь с опаскоюНа хрыча, на палача?Ой, как вздрогнула! Ой, как грохнуласьНа дубовую скамью!Да вот крикнула, да вот охнула,Тайну выдала свою…Ай, проклятье, ай, бездольице!Что ж угодники молчат!Ведь как молится! Только молитсяНе за старого хрыча —Палача.IIIВ кружале крик —Гуляет сброд.Гроза-старикЗапоем пьет.– Чего жалеть!К чему добро!Спускай и медь,И серебро!Трень-трень-трень-трень-трень!Ха-ха-ха! Топ-топ!А палач, как пень,Не расхмурит лоб.Трень-трень-трень-трень-трень!Языком звони!– Эй, кафтан надень!– Ковшик хватани!Гугнявит дьяк:– Ах, мать растак!Винюсь: люблюЖену твою!– Что? Ах, ты… —Бац!Дрожит изба!Дьяка за дверь, —Гугни теперь.Трень-трень-трень-трень-трень!Языком звони!Эй, запрячь кистень,Ворот расстегни!Кто там сказал про кровь?..– Вина!Да чьи ж глазаВ слюде окна?С чего знобит,Мутит мозги?Чей смех: руби!– Уйди… сгинь! сгинь!Трень-трень-трень-трень-трень!Бряк об стол, как пень.Трень-трень-трень! Ха-ха!Долго ль до греха?IVНаорались вдосталь певни,Синим небо залило,Солнце кинуло молельни,В гусли загуслярило:Эй, вставайте, лежебоки!Выходи, не мешкая!А не то слетят сороки,Заклюют усмешкою!За работу с песней красной,С думами сокольими,Чтобы молвить: не напрасноЖили – своеволили!VБрел домой, сгибая плечи,Муж-запойник в третий день,Не горят пред Спасом свечи,Нету женки, нет нигде.Сапожок сафьянный брошен,Кольца, серьги на полу.Только кошка с пухлой рожейОтсыпается в углу.– Нет. Ну, ладно же! Достану!Вздыблю! Не уйти тебе!Веницейские стаканыРаззвенелись по избе.Аксамиты смяты в груду.– Да куда ж бежать с тоски? —Перегляды, пересуды,Чешут бабы языки.На знакомый полушалокХаркнул, сапожищем ткнулИ опять, опять в кружалоК балалайкам и вину.– Эй, пляши, леса и горы!Нету счета серебру!..И опять царевны свораКличет к делу-топору.VIОй, и мчатся дни-быструхиНеугончивые,Не успеешь оглянутьсяИ очухаться!Заходили Русью слухиПереметчивые,Из конца в конец метнутся,Послухайте-ка:Объявился-разгулялся атаман удал,Беспорточникам – утеха, богачам – беда.А еще беда спесивой знати приказной,Скольких в петлю проводили с песней озорной:Поболтайся, повиси!Пузо-брюхо растряси!Будем боровом гулятьДа поганить землю-мать!– Ну, и шалая ватага! В тыщу человек!Атаман-то, значит, – баба! Не пымать вовек!Даден ей зарок великий взять царя в полон —За дружка: на месте лобном жисть окончил он.Бают: видели на Всполье самое вчерась,У царя со страха шапка с плеши сорвалась.Не с того ль холопы грабят барское добро,Не с того ли с новой плахи хлещет кровь ведром?Не с того ли шлют заставы да на все пути,Атамановскую славу сцапать-загасить?Ой, и мчатся дни-быструхи,Неугончивые,Не успеешь оглянутьсяИ очухаться!Заходили Русью слухиПереметчивые,Из конца в конец метнутся…Ой, не слухайте!VIIСладко, валко московитам спится,Лишь на вышках не заснет дозор,Да не спится палачу в светлице,Не задремлет с давних пор.– Вон про что калякают в народе!Али правда?.. Ой, не одномуБыть в застенке! Месяц колобродитВ пасмурном заоблачном дыму.Стукнул, брякнул сторож в колотушку,Гавкнул пес споросонок у ворот.Пуховую мнет палач подушку,Шелковое одеяло рвет.– Сгрудят бабу! Право слово, сгрудят!Государь-царь на расправу скор!Будет угощеньице паскуде!Вот уж встречу! Навострю топор!Ненароком столько насказалиО тебе, беспутница, везде!Попадись! Да чьими же глазамиПобледнелый месяц поглядел?Вольны кудри чьи же разметались?Чьи слова шепнули тальники?Отчего забилось сердце, сжалось,Леденит железные виски?VIIIНе успело солнце в руки гусли взять,Расстегнуть кафтан кармазиновый,Полетела молвь по Москве гулять,Будто вороны пасть разинули:Тащут бабу-атаманаКо приказному двору,Ко приказному двору,К палачеву топору.Выдал бабу окаянный,Пустопляс, гугнявый дьяк!Ах ты, мать его растак!Пустопляс, гугнявый дьяк!Не успело солнце щегольнуть-запеть,Выйти козырем пред селами, —Вот сорвется смерть, вот нагнется смертьНад глазами над сокольими.IXВыходилиБирючи —Горлачи,ЗавопилиГорлачи —Бирючи,Созываючи,СкликаючиНародИз всех ворот:– Будут голову смутьянную рубить,Будут славу государеву трубить!А палач-то лют и дюж,А палач-то ейный муж.– Эй, вали валом!Эй, гуди гудом!Эй, на ус мотай!ПриходилиБирючи —Горлачи,ПровопилиБирючиДо ночиЗа царевы калачи.XДень смутьянил, бражничал гульливоВ звоне сбруи, в храпе жеребцов,В этот день к диковинному дивуСъехались-сошлись со всех концов:От Пыжей, с Остоженки, с Басманной,Из Таганки и от деревень,Перегрудились ордой горланной,Где топор горел, как день.Заодно все дрогнули: гляди-кась!И утихли шепоты и гул.Индо каменный Иван ВеликийЗолотую голову нагнул.– Ну и ладная! Ну и баская!Своевольные уста!А повадка атаманская,Не гнетет ни робь, ни страх!Запечалились смерды, нищие,Засутулились хил и дюж,Заворчала знать глазищами:– Вот уж встренет женку муж.А она идет – головушка не клонится,А угодникам-святителям не молится,Не склоняется у шапки государевой,А идет, как будто заревом одаривает!Еще больше знать-бояре улюлюкают:– Не длинен правеж с бесчинницей-гадюкою!– А и влить ей в глотку олова, сорвать кумач!– А руби ей голову, руби, палач!Затрубил трубач:– Начинай, палач!Вытирал палач с лица крупен пот,Грозовой топор, ой топор берет!Зашарахались конные, пешие,Закричал палач: – «Напотешусь я!»А тут жена мужу глянулаВ его буркалы бесстыжие,Говорит ему таковы слова,Не от тех ли слов ветры стихнули:– Зарубить меня ты силен-волен,Да ведь правду-мать не загнать в полон!Эй, насильники зажирелые!Без меня мое дело сделают!Отворяй, палач, мою кровь-руду,Не один алтын, не один дадут.Как расхлопался царь глазищами,Подлыгалы, спесь да знать!Как взбурлили смерды, нищие,Словно встали воевать.– Ну и ладная! Ну и баская!Не поверить, не сгаситьНи запугами, ни острасткамиАтамановскую прыть!А и что ж ты, палач, на расправу не скор?А и что ж ты, палач, опустил топор?А и что с палачом нынче деется?И с чего ныне кровь не безделица?Аль прожгло слепоту-глухоту да смрад?Отчего твои руки, палач, дрожат?Затрубил трубач:– Начинай, палач!И взметнулся он, и охнулСброд прислужный, и кричат,Как топор широкий грохнулУ царева у плеча:– Взбесновался, что ли, леший!Не бывало никогда!И над царской дышат плешью,А народ-то кто куда!– Промах! Дьявол! – Как спросонка,Руганул палач судьбу. —Ты дозволь, дозволь мне, женка,Во едином лечь гробу!XIОй, и мчатся дни-быструхиНеугончивые,Не успеешь оглянутьсяИ очухаться!Заходили Русью слухиПереметчивые,Из конца в конец метнутся,Дослухайте-ка:Сгиб палач у Покрова,Умирал, зарок давал:– Ты сними, сними, кровяник-топор,Мой великий грех-зазор!Ты сумей-сумей до самых плечКривде голову отсечь,Чтоб на белом на свету, светуПозабыли маету…Вот что бают до ночиМалыши, бородачи!Видно, молвь-то неспроста,Значит, будет вольгота!XIIЗвонко, звонко утро дышит, —К черту сны и марево!Залихватски солнце вышло,В гусли загуслярило:За работу с песней красной,С думами сокольими,Чтобы молвить: не напрасноЖили-своеволили.1924

Пески

Спят, зацелованные зноем,Шелками желтыми цветут.Нет ни души, лишь с нудным воемПротащится порой верблюд;Уродливо горбы колышет,Тюки обвесили бока.Плетется сонно и не слышитУдаров сонных вожака…Зной так и пышет… Знойно-синеЗастыло небо… Вот расцвелМираж… Пропал… Молчит пустыня,И душный сон ее тяжел…Пески… пески… Взбугрились хмуро,Околдовал их пьяный зной…Спят, и не полчища ль ТимураВо сне им видятся порой?Но все равно, недолго в грезахИм забываться, и свисткиШальных, крикливых паровозовРазбудят мертвые пески…19 сентября 1913 г., 1924 г.

Песня жизни

Кто-то тихим, грустным голосом поет, —Песня льется, надрывается, звенит…Грусть неясная волнует и гнетет,Много сердцу эта песня говорит.Как во сне, я вижу сгинувшие дни,Молодые, улетевшие года…Не зажгутся снова прошлого огни,Не вернутся дни былые никогда.В вихре жизни мчусь к желанному концу…Отчего же злая грусть меня томит?Смутный призрак наклоняется к лицу,Песня стонет, надрывается, звенит…1908, 1913

Песня о двадцатом числе

Посвящаю Грише Фирсову

Что нам живется скверно,Друзья, сомненья нет,Об этом уж наверноУзнал весь белый свет.Но в виде утешеньяНам счастье принеслоЗа все наши мученья —Двадцатое число…Сдавили циркулярыНас так, что не вздохни,Чуть провинился – кары,И шею низко гни…Приказов пишут томы(Без них жизнь тяжела!)Но забываем, кто мы,Двадцатого числа…Дежурим дни и ночиИ надрываем грудь,Сиди, хоть нет уж мочи,Не думай отдохнуть, —Нам отпуск сновиденьеЛишь принести могло…О, дай же нам забвенье,Двадцатое число!Угрюм чиновник с виду —Забит, вот и угрюм,Кляня свою «планиду»,От горьких сохнет дум…И иногда со стономОн гибнет в море зла,Но выглядит барономДвадцатого числа…За труд гроши дают нам(Еще непрочь давать!).Об уголке уютномНе стоит и мечтать…В квартирах ветер веет,Эх, не для нас тепло!А впрочем, что ж – согреетДвадцатое число!Ну, будет… Ведь негожеО многом петь в наш век,А я чиновник тожеИ бедный человек…Споешь, потом потужишь,Плохи будут дела, —Боюсь, что не дослужишьДо этого числа…1912

Песня о Руси

В равнинах, которым нет края,Забылась ты в снах хмелевых…О Русь, дорогая, родная,Как жутко в просторах твоих!Убогие, бедные хаты…Кружится-шумит воронье…Покрыли, прикрыли заплатыМогучее тело твое…Заснула, и снятся дни злые,И снится былая судьба:Колышутся орды БатыяИ губят поля и хлеба…Как тучи, каленые стрелыНесутся… И кровь, и огонь…И топчет пронзенное телоТатарский безжалостный конь…Ты много врага загубила,Да враг-то велик и силен,И выю в бессилье склонила,И долог был лютый полон…И видишь ты, видишь в кошмареИное, иные века:Насели цари и бояре,И снова обида горька…И вот на равнинах без краяЗабылась ты в снах хмелевых…– Проснешься ль и сгонишь, родная,Ты полчища воронов злых?..Июль 1912 г., 1916 г.

Песня

От сохи Микулы,Полевой межи,Унесло парнишкуВ город – царство лжи…Силы удалыеЗагубил я там,Верить разучилсяОгневым мечтам…И теперь так жаль мнеЯсных дней былых,Шум приветный бора,Даль полей родных,Где простой, как дети,Люд живет в тиши,Сохранивши веру,Чистоту души…Где так щедро солнцеШлет свои лучиНа кривые избыНа хлеба, бахчи…1912, после 1920 г.

«Плыву, плыву! – Все ближе жданный берег…»

Плыву, плыву! – Все ближе жданный берег:Я пьян от сил, а был убог и нищ!..– Не тот ли, на который вышел Рерих,Где встал Курган славянских Городищ?Взъярились волны в пляске хороводной!Сейчас, сейчас мой Рай! – заветный край!..– Истошный вопль, разливный, всенародный,Такой родимый: «Боже, выдыбай!..»17 ноября 1920 г.

Полям

В. С. Миролюбову

Я из города – из пленаК вам придуИ на травы, и на сеноУпаду!Загляжусь, как васильковыйЛен цветет.– Пусть кует мне жизнь оковы —Не скует!Словно в золоте червонном,Ходит рожь,Шелестит-шуршит с поклоном:– Узнаешь?Звонкой песней вместе с жницейЯ зальюсь!Над судьбой-озорницейПосмеюсь!Манит к воле голос в полеВетровой!Опьянею я от волиПолевой!1913

После побоища

(Васнецовское)Он упал на цветы полевыеС половецкой стрелою в груди,Смотрят в небо глаза неживые…«Мать! Любимого сына не жди!»Не одна Ярославна заплачет!Пьет Каяла багряную муть —Захлебнулась!.. А птицы маячатЖадным клювом бойцов полоснуть…Озарила поля роковыеКровяная луна с высоты,Заглянула в глаза неживые,На шеломы, колчаны, щиты…Спите с миром! Отважно вы сгибли!Кудри-шелк ветер тронул слегка…Сына мать не дождется в Путивле,Молодица – милого дружка…1928

Родине

Русь сермяжная, родимая, твои песни – лепота!Соловьи смолкают, слушая, стихнут вешние ручьи!Не согнет тебя, любимая, никакая маета,Доколь ронишь лалы, жемчуги – песни-песенки свои!И такая твоя стать —Горевать или плясать!Загрустишь – спадайте, жемчуги, скатной, мертвою слезой,Веселишься – лалы рдяные раскинешь далеко!С дубом ивушка повенчана, молитва со грозой!Дай к устам твоим певучим мне приникнуть, стать Садко,Чтоб на песенный на пирЗаманить-сманить весь мир!1920 или 1921

России

Давно-давно на подвиг славныйБогатыри не мчатся вскачь,И горше плача ЯрославныТвой заглушенный тихий плач…Не злым врагом, не в поле ратномТвой щит старинный дерзко смят, —В краю родном ножом булатнымСыны любимые разят!Как зверь, метнувшийся из чащи,Бегут они, и дик их зов,И отдают рукой дрожащей —Дары отважных Ермаков…Да что дары: твой крест нательныйОни заложат под галдеж!И плачешь ты в тоске смертельной,И клича мининского ждешь…– Ужель не будет светлой яви,Ужель последний час настал?..– Избави, Господи, избави!Спаси, Угодник, как спасал!Ноябрь 1917 г.

Рыбацкая

По заре наша ватагаУплывала на улов.– Будет рыба – будет брага,Взвеселится рыболов…Легка лодочка-смоленаПтицей ринулась с весла…– Волга-матушка студена,Много ль в сети нанесла?..– Руки-рученьки могучи,Невода тянуть пора!– В неводах-то рыбы – кучи,Словно груды серебра!Поклонились Волге с лодкиЗа удачливый улов…– Захмелела вся слободка,При колечке рыболов!..25 мая 1914, 1920 (?)

Свисток

Чу, гудит свисток фабричный,Рвется к небу в воздух сонныйНаглый резкий крик,Эй – вставай-ка, горемычный,Спишь в бреду ты, утомленный,Как больной старик.Кончен отдых. Рано, раноБезучастные машиныНачинают гул.День пройдет в тупом тумане,Ноют плечи, ломит спину,Полночь – ты заснул…И свисток разбудит снова,И волнуясь торопливо,Побежишь опятьПод машинный гул суровыйТруд тяжелый кропотливыйЗа гроши продать.1908

Святки

Месяц – ласковый кудесник —Встал, и ясен и пригож,А в селе – гульба и песни, —Расходилась молодежь!Снежный хруст… Возня и шутки,Брызжут пылью снеговой…– Как зовут?.. – Зовут – Зовуткой!А тебя? – Меня – Бовой!– Мне кольцо не подаришь ли?– Подарю, да не при всех!..С пляской ряженые вышли, —Ой, умора! Визг и смех!Месяц, ласковый кудесник,Зачинает ворожбу…А в селе – гульба и песниИ гаданье про судьбу…1916, 1922

«Серый, хмурый день заглянул в окно…»

Серый, хмурый день заглянул в окно,В золотой парче Осень с песней шла…Скоро хлынет дождь… Ах, не все ль равно!Вспомню дни Весны, и душа светла!Зацветал тогда твой привольный сад,Ты ждала меня, лаской нежила…Колдовская речь! Приворотный взгляд!На всю жизнь меня ты утешила!..…Серый, хмурый день заглянул в окно,В золотой парче Осень с песней шла…Полумгла и дождь… Ах, не все ль равно, —Вспомню быль весны, и душа светла!1916

Скитница

Унывно-ласковые взоры —Родник нездешней красоты…Уста – раскольничьи затворы,В снах – заповедные скиты…Уйдешь из мира, примешь схиму,Схоронишь девичью красу…И узришь крылья серафимаТы в смольной келье и в лесу…И не уронишь наземь четки,Не побледнеешь у ворот,Когда невесело на лодкеЖених твой мимо проплывет.1915, 1920 (?)

Скрипка

Пела скрипка, и чудился раненыйБелый лебедь… алела волна…И мерещился взгляд затуманенныйСвет-Царевны в плену колдуна…– «Не печалься, тюрьму опрокину я!Ты недаром меня столько ждешь!»Но звенела тоска лебединая:– Не найдешь… Без Царевны умрешь…1914

Сон мечети

Приснился сон мечети старой,Что не мечеть она, а сад…Запели птицы и дутары,Шумел веселый водопад…Сходились девушки – как пери,Твердили странное, и вотМечеть раскрыла настежь двери,Проснулась и чего-то ждет…17 января 1921

Старь

Месяц, глянь ушкуйным оком!Кистенем стальным взмахни!Понесусь я быстрым скокомНа татарские огни.Надо мной воронья стаяЗачернеет – ждет беда.Предо мною ЗолотаяПораскинется Орда.– Ой, летите, стрелы злые,В басурманские шатры!Нам хвататься не впервыеЗа мечи и топоры!Я рубиться лихо стану.Сдвинет враг со всех сторон,И, иссеченного, к хануОтведут меня в полон.Долго-долго, дни и ночиБудут лязгать кандалы.Будет сниться терем отчий,Волги буйные валы.Запылит с Руси дружина,На Орду ударит вскачь, —Я опять на волю хлынуДля удач и неудач…Час настанет, и на склоныУпаду я из седла,Как вопьется в грудь со стономЗакаленная стрела…

Суриков

Разгульны взлеты русского мазка!Былого ветра песня заярила!Сибирь сгубив Кольцо и Ермака,Русь Суриковым щедро одарила.Пусть выродки сопят у заграниц,Сын Красноярска на поклон поедетВ Московию! Упал пред Русью ниц,И каждая картина Русью бредит!Удел Руси – смердящих псов терпеть…Но в мерзкой гнили всяческих засилийСтрелецкой кровью будет пламенетьРодное имя – Суриков Василий.1923

«Тополя, словно стража улиц лунных, пустынных…»

Тополя, словно стража улиц лунных, пустынных,Замечтались и тихо шелестят в полусне…Ваши милые руки в браслетах старинныхМне упали на плечи, но невесело мне…Не любил этот край я, уснувший царевнойОт заклятий неведомых, губящих сил;Уносился я к Волге, певучей и гневной,С Жигулями родными во сне говорил…А теперь стало жаль мне сожженных, пустынных,Ожидающих чуда бескрайних полей,Бледных рук в потускнелых браслетах старинных,Шелестящих о чем-то в полусне тополей…

Туркестану

Край солнца, хлопка, рисовых полей,Лоз виноградных, ароматов пьяных,Ты нeлюб мне недвижностью своей,Ты не живешь, ты – в чарах снов дурманных!А жизнь зовет на новые пиры,А жизнь творит за ярким чудом – чудо…– Пусть зацветут шелками БухарыТвои мечты, твоим навеки буду!..1919

«Ты с молитвами, с четками, с ладаном…»

Ты с молитвами, с четками, с ладаном,А я с песней да рваной сумой…– Аль забыла, что нами загадано?Разлюбила простор волновой?..Глянь-взгляни на леса непокорные,На речную раздольную синь,И скуфеечку бархата черногоВ удалые расплески закинь!Пусть старухи вздыхают и молятся,Не молиться, а петь нам с тобой!– Слышишь: в песнях и в пляске околица!Погляди, как взметнулся прибой!..1918, 1923

У Хаваста

Утро. Солнце и ветер. Небо – сплавы сапфира.Скудно-желтые степи. Позабытый курган.Замечтался, и вот повелители мираПоднялися с полками из неведомых стран.Паровозный свисток… Вереницею длиннойПотянулись вагоны… Вновь минувшее спит.Но запомню надолго горький запах полынный,Смуглолицую девушку в древней степи.1921

Угоднику

Пусть безумствую, кощунствую,И кляну свои пути, —Суждено мне – сердцем чувствуюВновь с мольбой к Тебе прийти…Перед ликом встану благостнымХлынут слезы, что ручьи,Пусть по-детски будут радостныДни последние мои…6 декабря 1918 г.

Удалая

Солнце – в мурмолке Кудеяровой!Золотой кафтан лихо вскинуло!– Не спасет свеча воску ярова!Волга пьяная в душу хлынула!..Позабыл-замял на полслове яСтароверское славословие!..– С той кабацкою славной голью я,Кинусь с песнями во раздолие!..10 ноября 1920 г.

Утро

Свирель рассвета заиграла,Ночь поплелась в свой тихий дом,А солнце весело оралоНа пароходе голубом…Стряхнули горы сон старинный,Туманный прояснился взгляд…Шумят кудрявые вершины,Червонцы солнца к ним летят…С красавы-барки песня мчалась,Раскинул день победный стан…А солнце с Волгой обнималось —Веселый ухарь-капитан!

Цветы счастья

(папоротник)Расцветают в ночь Купала, небывалой красоты,Как огни багряно-алы, чародейные цветы…Чащи, заросли лесные обступили их гурьбой,Караулят злые силы вместе с Бабою-ягой…Если счастье не ласкало никогда – иди туда:Ровно в полночь на Купалу расцвететцветок-звезда.Только знай, что злая сила и хитра, и велика, —Ждет удaлого могила из-за приворот-цветка…Если страх душе неведом, на смекалку тароват, —Рви его: пойдешь к победам, будешь счастливи богат!1911, 1913

«Что там носитесь…»

Что там носитесьС Джиокондами,Да с Роландами,Да с Мадоннами,ХороводитесьУ чужих морей,В чужой славушкеЗябко греетесь! —Али нет у насСвет-Забавушки —Той Путятишны,Ильи Муромца,Богородицы,Волги-матушки,ЗлатоцветовойСвоей славушки?..12 ноября 1920 г.

Ширяево

В междугорье залеглоВ Жигулях мое село.Рядом Волга… плещет, льнет,Про бывалое поет…Супротив Царев Курган —Память сделал царь Иван…А кругом простор такой,Глянешь – станешь сам не свой.Все б на тот простор глядел,Вместе с Волгой песни пел!

«Я – в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре…»

Я – в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!..Я слушаю былинные ручьи…– Пусть города найлучшие кондитерыМне обливают в сахар куличи —Я не останусь в логовище каменном!Мне холодно в жару его дворцов!– В поля! На Брынь! К урочищам охаянным!К сказаньям дедов – мудрых простецов!

Сергей Антонович

Клычков

(1889–1937)

«Бежит из глубины волна…»

Бежит из глубины волна,И, круто выгнув спину,О берег плещется она,Мешая ил и тину…Она и бьется, и ревет,И в грохоте и воеТо вдруг раскинет, то сорветРоскошье кружевное…И каждый камушек в ладоньПодбросит и оближетИ, словно высекши огонь,Сияньем сквозь пронижет!..Так часто тусклые словаНежданный свет источат,Когда стоустая молваНад ними заклокочет!..Но не найти потом строкиС безжизненною речью,Как от замолкнувшей рекиЗаросшего поречья!..Нет прихотливее волны,И нет молвы капризней:Недаром глуби их полныИ кораблей, и жизней!..И только плоть сердечных думНе остывает кровью,Хоть мимо них несется шумИ славы, и злословья!..1929

«Была над рекою долина…»

Была над рекою долина,В дремучем лесу у села,Под вечер, сбирая малину,На ней меня мать родила…В лесной тишине и величьиМеня пеленал полумрак,Баюкало пение птичье,Бегущий ручей под овраг…На ягодах спелых и хмеле,Широко раскрывши глаза,Я слушал, как ели шумели,Как тучи скликала гроза…Мне виделись в чаще хоромы,Мелькали в заре терема,И гул отдаленного громаМеня провожал до дома.Ах, верно, с того я и дикий,С того-то и песни мои —Как кузов лесной земляникиМеж ягод с игольем хвои…1912, 1918

«В нашей роще есть хоромы…»

В нашей роще есть хоромы,А кругом хором – туман…Там на тропках вьются дремыИ цветет трава-дурман…Там в лесу, на косогоре,У крыльца и у окон.Тихий свет – лесные зори,Как оклады у икон…Скучно ль, весело ль ДубравнеЖить в светлице над рекой —К ней никто в резные ставниВ ночь не стукнется клюкой.Стережет ее хоромыГолубой речной туман,И в тумане вьются дремыИ цветет трава-дурман…Ах, в весенний срок с опушкиПо утрам и вечерамСтрогий счет ведут кукушкиБуйной юности кудрям, —В ночь выходит месяц плавать,Метит звездами года.Кто ж дойдет и глянет в заводь,Юн останется всегда…Скучно ль, весело ль Дубравне:Все одна она, одна —Только смотрят звезды в ставниДа сквозь сон журчит Дубна.1914, 1918

«В свой черед идет год за год…»

В свой черед идет год за год,И захочешь сам ты, нет ли:В верный срок морщины лягут,Словно после зайца петли.И прикроют их седины,Словно белою порошей,И кому-то все едино,Что плохой ты, что хороший!1929

Весна в лесу

Снег обтаял под сосною,И тепло на мягком мху,Рано в утренник весноюНад опушкою лесноюГаснут звезды наверху.Соберутся зайцы грудойПод капелью и теплом,Громче дятел красногрудыйЗастучит в сухой и рудыйСтвол со щелью и дуплом.И медведь с хребтом багровымВстанет, щуряся, в лому,По болотам, по дубровамПобродить с тягучим ревомИ с очей согнать дрему.Как и я уйду весноюВ яр дремучий до зариПоглядеть, как никнет хвоя,Как в истоме клохчут соиИ кружатся глухари.Как гуляет перед боромЧудный странничек в кустах:В золотых кудрях с пробором,В нарукавнице с узором,Со свирелкой на устах.

«Впереди одна тревога…»

Впереди одна тревога,И тревога позади…Посиди со мной немного,Ради Бога, посиди!Сядь со мною, дай мне руку,Лоб не хмурь, глаза не щурь,Боже мой, какая мука!И всему виною: дурь!Ну и пусть: с чертой земноюГде-то слиты звезды, синь…Сядь со мною, сядь со мноюИль навек уйди и сгинь!Завтра, может быть, не вспыхнетНад землей зари костер,Сердце навсегда утихнет,Смерть придет – полночный вор.В торбу черную под ветошьС глаз упрячет медяки…Нет уж, лучше в прорубь! Нет уж,Лучше к черту в батраки!Черт сидит и рыбку удитВ мутном омуте души…Оттого, знать, снятся груди —Счастья круглые ковши!Пьешь из них, как будто не пилУ судьбы из добрых рук,Не ступал на горький пепелОдиночеств и разлук, —Будто сердца жернов тяжкийНикогда еще любовьНе вертела, под рубашкойПеня бешеную кровь, —Словно на душе, на телеНет еще ее помет!Нет тебя на самом деле,Друг мой, не было и нет!Но пускай ты привиденье,Тень твоя иль ты сама,Дай мне руку, сядь хоть тенью,Не своди меня с ума.1934

«Всегда найдется место…»

Всегда найдется местоДля всех нас на погосте,И до венца невестуНехорошо звать в гости…У червяка и слизняИ то все по укладу,И погонять ни жизни,Ни смерти нам не надо!Всему пора и сроки,И каждому страданьюУ матери жестокой —У жизни оправданье!И радость, и кручина,Что горько и что сладко,Пусть все идет по чину,Проходит по порядку!..И потому страшнееНет ничего уловки,Когда себе на шеюКладут петлю веревки…Страшны пред ликом смертиВ отчаяньи и скукеС запискою в конвертеОпущенные руки!..Пусть к близким и далекимНаписанные кровьюКоротенькие строкиИсполнены любовью —Все ж в роковой запискеМеж кротких слов прощеньяДля дальних и для близкихТаится злое мщенье.Для всех одна награда,И лучше знают кости,Когда самим им надоУлечься на погосте!1929

«Всего непосильнее злоба…»

Всего непосильнее злобаИ глаз уголки в черноте…Быть может, и так пронесло бы,Да радость и годы не те…Земной я, как все, и не спорю,Что в сердце – как в курной избе.Но нет для меня больше горяПринесть это горе тебе…Неплохо б узнать, хорошо быРазмекать пораньше в тиши,Что вот облака да сугробы,Да дали одни хороши.А тут все так грустно и грубо,И мне самому невдомек,С чего я в пушистые губыЦелую в опушке пенек!..И дрожь, и тепло на утробе,Хоть губы твоим не чета…И в облаке или сугробеЗемли пропадает черта.И так хорошо мне в узореДремотных прозрачных лесовВ недолгие зимние зориВглядеться без дум и без слов!..И сердцем одним до ознобаИзведать предвечный покой,К груди лебединой сугробаПрильнув воспаленной щекой…1928–1929

«Вышла Лада на крылечко…»

Вышла Лада на крылечко,Уронила перстенек,Бирюзовое колечко,За березовый пенек.Покатилося далечкоБирюзовое колечко:По опавшему лесочку,По затянутым ручьям —По хрустальному мосточкуК ранним утренним лучам!Синим морем все-то краешкомПо песочку да по камешкам,Пред волною вдалиНа далекий край земли!На краю земли в пещереЕсть золоченые двери,Есть и камень перед дверью,А сквозь щели на двериБлещут крылья, клюв и перьяПтицы огненной – зари!..1910, 1918

«Глядят нахмуренные хаты…»

Глядят нахмуренные хаты,И вот – ни бедный, ни богатыйК себе не пустят на ночлег —Не все ль равно: там человекИль тень от облака, куда-тоПроплывшая в туман густой;Ой, подожок мой суковатый,Обвитый свежей берестой,Родней ты мне и ближе брата!И ниже полевой былинкиПоникла бедная душа:Густынь лесная и суглинки,Костырь, кусты и пустоша —Ой, даль моя, ты хороша,Но в даль иду, как на поминки!Заря поля окровенила,И не узнать родимых мест:Село сгорело, у дорогиСтоят пеньки и, как убогий,Ветряк протягивает шест.Не разгадаешь: что тут было —Вот только спотыкнулся крестО безымянную могилу.1919, 1922

«Года мои, под вечер на закате…»

Года мои, под вечер на закатеВздымаясь в грузной памяти со дна,Стоят теперь, как межевые знаки,И жизнь, как чаща с просека, видна.Мне сорок лет, а я живу на средства,Что не всегда приносят мне стихи,А ведь мои товарищи по детству —Сапожники, торговцы, пастухи!У них прошла по строгому укладу,В трудах, все та же вереница лет:Им даром счастья моего не надо,А горя моего у них же нет?!Для них во всем иные смысл и срокиИ уж куда нужней, важней дратва,Чем рифмами украшенные строки,Расшитые узорами слова…А я за полное обмана слово,За слово, все ж кидающее в дрожь,Все б начал вновь и отдал бы все сноваЗа светлую и радостную ложь…1929

«Грежу я всю жизнь о рае…»

Грежу я всю жизнь о раеИ пою все о весне…Я живу, а сам не знаю,Наяву али во сне? —Грусть, как радость, сердце нежит,Жизнь убога и проста,Словно в поле холмик свежийБез заметы и креста.Как же жить в земле печальной,Не сронив слезы из глаз?Словно встреча – час прощальный,Словно праздник – смертный час.Оттого мне вражьей силыНе страшен земной полон:Мне, как жизнь, мила могилаИ над ней, как песня, звон.1914, 1927

«День и ночь златой печатью…»

День и ночь златой печатьюНавсегда закреплены,Знаком роста и зачатья,Кругом солнца и луны!..День смешал цветок с мозолью,Тень морщин с улыбкой губ,И, смешавши радость с болью,Он и радостен, и груб!..Одинаково на солнцеЗреют нивы у рекиИ на пальцах заусенцыОт лопаты и кирки!..Расточивши к каждой хатеЖар и трепет трудовой,Грузно солнце на закатеПоникает головой!..Счастлив я, в труде, в терпеньиПровожая каждый день,Возвестить неслышным пеньемПрародительницы тень!..К свежесметанному стогуПрислонившися спиной,Задремать с улыбкой строгойПод высокою луной…Под ее склоненной тенью,В свете чуть открытых глаз,Встретить праздник сокровеньяИ зачатья тихий час!..Чтоб наутро встать и сноваВыйти в лоно целины,Помешав зерно и слово —Славу солнца и луны!1929

Детство

Помню, помню лес дремучий,Под босой ногою мхи,У крыльца ручей гремучийВ ветках дремлющей ольхи…Помню: филины кричали,В темный лес я выходил,Бога строгого в печалиО несбыточном молил.Дикий, хмурый, в дымной хатеЯ один, как в сказке, рос,За окном стояли ратиСтарых сосен и берез…Помолюсь святой иконеНа соломе чердака,Понесутся, словно кони,Надо мною облака…Заалеет из-за леса,Прянет ветер на крыльцо,Нежно гладя у навесаМокрой лапой мне лицо.Завернется кучей листьев,Закружится возле пня,Поведет, тропы расчистив,Взявши за руку меня.Шел я в чаще, как в палате,Мимо ветер тучи нес,А кругом толпились ратиСтарых сосен и берез.Помню: темный лес, дремучий,Под босой ногою мхи,У крыльца ручей гремучий,Ветки дремлющей ольхи…1910, 1913

«До слез любя страну родную…»

До слез любя страну роднуюС ее простором зеленей,Я прожил жизнь свою, колдуяИ плача песнею над ней.В сторожкой робости улыбок,В нахмуренности тяжких векЯ видел, как убог и хлибок,Как черен русский человек.С жестокой и суровой плотью,С душой, укрытой на запор,Сберег он от веков лохмотья,Да синий взор свой, да топор.Уклад принес он из берлоги,В привычках перенял он рысь,И долго думал он о Боге,Повечеру нахмурясь ввысь.В ночи ж, страшась болотных пугал,Засов приладив на двери,Повесил он икону в уголВ напоминание зари.В напоминание и памятьО том, что изначальный светПролит был щедро над полями,Ему же и кончины нет.И пусть зовут меня каликой,Пусть высмеет меня юнецЗа складки пасмурного лика,За черный в копоти венец,И часто пусть теперь с божницыСвисает жидкий хвост узды,Не тот же ль синий свет ложитсяНа половицы от звезды?!Не так же ль к избяному брусуПлывет, осиливши испуг,Как венчик, выброшенный в мусор,Луны печальный полукруг?!А разве луч, поникший с неба,Не древний колос из зерна?..Черней, черней мужичьи хлебы,И ночь предвечная черна…И мир давно бы стал пустыней,Когда б невидимо для насНе слит был этот сполох синийГлаз ночи и мужичьих глаз!И в этом сполохе зарницы,Быть может, облетая мир,На славу вызорят пшеницуДля всех, кто был убог и сир.И сядем мы в нетленных схимах,Все, кто от века наг и нищ,Вкусить щедрот неистощимых,Взошедших с древних пепелищ.Вот потому я Русь и славлюИ в срок готов приять и снестьИ глупый смех, и злую травлю,И гибели лихую весть!1930

«Доколе…»

ДоколеЛюбовь без лукавстваИ в скрытостиНашейБез боли,Мы словно у чаши,Где ястваБез сытости,Перца и соли…Пока же для солиИ перцаНайдем мы и долю,И меру,И наша одеждаОт моли,И в болиИсточится сердце,Любовь же, попавши в неволю,Утратит надеждуИ веру…1929

«Должно быть, я калека…»

Должно быть, я калека,Наверно, я урод:Меня за человекаНе признает народ!Хотя на месте нос мойИ уши как у всех…Вот только разве космыЗлой вызывают смех!Но это ж не причина,И это не беда,Что на лице – личинаУсы и борода!..…Что провели морщиныТяжелые года!…И полон я любовьюК рассветному лучу,Когда висит над новьюПолоска кумачу……Но я ведь по-коровьиНа праздник не мычу?!Я с даром ясной речи,И чту я наш язык,Я не блеюн овечийИ не коровий мык!Скажу я без досады,Что, доживя свой векСредь человечья стада,Умру, как человек!1929

«Душа моя, как птица…»

Душа моя, как птица,Живет в лесной глуши,И больше не родитсяНа свет такой души.По лесу треск и скрежет:У нашего селаПод ноги ели режетЖелезный змей-пила.Сожгут их в тяжких горнах,Как грешных, сунут в ад,А сколько бы просторныхНастроить можно хат!Прости меня, сквознаяЛесная моя весь,И сам-то я не знаю,Как очутился здесь,Гляжу в безумный пламеньИ твой целую прахЗа то, что греешь камень,За то, что гонишь страх!И здесь мне часто снитсяОдин и тот же сон:Густая ель-светлица,В светлице хвойный звон,Светлы в светлице сени,И тепел дух от смол,Прилесный скат – ступени,Крыльцо – приречный дол,Разостлан мох дерюгой,И слились ночь и день,И сели в красный уголЗа стол трапезный – пень…Гадает ночь-цыганка,На звезды хмуря бровь:Где ж скатерть-самобранка,Удача и любовь?Но и она не знает,Что скрыто в строках звезд!..И лишь с холма киваетСухой рукой погост…1924

«Душа покоя лишена…»

Душа покоя лишена!Какая вышина и тишина…Из облака плывет луна,Среди прозрачности такойЛаская белоснежною рукойТуман над сонною рекой!Какая тишина!В душе тревога и обман,И скачущий из лучезарных странКонь без удила и стремян,И светлый всадник над лукой……Прекрасен ты, небесный дар – покой,И все же мне с моей тоскойЖеланнее обман!1929

«Душа – как тесное ущелье…»

Душа – как тесное ущелье,Где страстный возгорелся бой,А жизнь в безумье и весельеСтремглав несется пред тобой.И мир, теряясь далью в небе,Цвета и запахи струит,Но в ярком свете черный жребийДля всех и каждого таит…Страшись в минуту умиленьяМеч опустить и взять цветок,Тебя сомнет без сожаленьяЛюдской стремительный поток!Доверчиво вдыхая запах,Впивая жадно аромат,Погибнешь ты в косматых лапах,Остановившись невпопад!Под этой высью голубою,Где столько звезд горит в тиши,Увы! – нам достаются с боюВсе наши радости души.Но вот… когда б мы не страдали,Не проклинали, не клялись,Померкли б розовые дали,Упала бы бессильно высь…И кто бы захотел, с рожденьяИзбегнув страшного кольца,Прозреть до срока наважденьеВ чертах любимого лица?Кто согласился бы до срокаСменить на бездыханный трупИ глаз обманных поволоку,И ямки лживые у губ?И потому так горек опыт,И каждый невозвратен шаг,И тщетен гнев, и жалок ропот,Что вместе жертва ты и враг, —Что на исход борьбы напраснойПадут в неведомый тайникИ образ юности прекрасный,И оскорбительный двойник.1929

«Забота – счастье! Отдых – труд!..»

Забота – счастье! Отдых – труд!Пустить бы все напропалую:Что в наше время берегут?Нет, пусть уж дни мои бегутОт жалкой ссоры к поцелую!Хотя беречь – не сбережешь.И нищему подать бы прощеСудьбы полуистертый грош,Когда от счастья только мощи,А от любви осталась ложь!Пойти б, как зверю, – наугад!Но разве лосю удалось быЗабыть лосиху и лосят?Нет, лучше слезы, ласки, просьбы,Очаг – тепло и едкий чад!1927

Зоряница

Луг в туманы нарядился,В небе месяц народилсяИ серпом лег у межи, —Над серпом горят зарницы,Зорят жито и пшеницу,Бьются крыльями во ржи!Стог, как дружка, на поляне,И бока его в росе,Звезды клонятся в тумане,Скоро выйдут поселянеИ согнутся в полосе!И до вечера на жнитве,Не сложа усталых рук,В громкой песне и молитвеБудут славить дедов плуг!..1912

«Какие хитроумные узоры…»

Какие хитроумные узорыПоутру наведет мороз…Проснувшись, разберешь не скоро:Что это – в шутку иль всерьез?Во сне еще иль это в самом делеДеревья и цветы в саду?И не захочется вставать с постелиВ настывшем за ночь холоду.Какая нехорошая насмешкаНад человеком в сорок лет:Что за сады, когда за этой спешкойОпомниться минуты нет!И, первым взглядом встретившись с сугробом,Подумается вдруг невпопад:Что, если смерть, и нет ли там за гробомПохожего на этот сад?!1929

«Ко мне мертвец приходит…»

Ко мне мертвец приходитВ глазах с немой тоской,Хотя и нет в природеОбычности такой…Он – гость иного царстваИ ходит много лет…Нет от него лекарстваИ заговора нет…Нет от него молитвы,Да я и сам отвыкМолиться, в память битвыПовеся в угол штык…Мне штык был другом добрым.Защитник мой и страж,Не раз, прижатый к ребрам,Он отбивал палаш…Но раз безвестный ворог,Припертый им врасплох,Скатился под огорок,Отдав последний вздох…С тех пор ко мне он ходитВ глазах с немой тоскойИ по подушке водитХолодною рукой…И вот теперь покаюсь,Что, затаивши крик,Спросонья я хватаюсьЗа мой бывалый штык…И часто вместе с гостемМы слушаем вдвоем,Как, разбирая кости,Хрустит он лезвием…1929

«Когда вглядишься в эти зданья…»

Когда вглядишься в эти зданьяИ вслушаешься в гул борьбы,Поймешь бессмыслицу страданьяИ предвозвестия судьбы…Здесь каждый знает себе ценуИ слит с бушующей толпой,И головой колотит в стенуЛишь разве глупый да слепой…Здесь люди, как по уговору,Давно враги или друзья,Здесь даже жулику и воруЕсть к человечеству лазья!А я… кабы не грохот гулкийБезлунной полночью и днем,Я в незнакомом переулкеСказал бы речь пред фонарем…Я высыпал бы сотню жалоб,Быть может, зря… быть может, зря.Но так, что крыша задрожала б,Потек бы глаз у фонаря!..Я плел бы долго и несвязно,Но главное – сказать бы мог,Что в этой мути несуразнойНесправедливо одинок!..Что даже и в родной деревнеЯ чувствую, как слаб и сирПред непостижностию древней,В которой пребывает мир.1929

«Крикливы и прожорливы вороны…»

Крикливы и прожорливы вороны,И по-лесному вежливы дрозды,И шагу без глубокого поклонаНе сделают грачи у борозды…Нет ничего красивее оборокИ подвенечных платьев голубей;Сова сонлива, ястреб быстр и зорок,Пуглив, как мелкий жулик, воробей…Имеет признак каждое творенье:Заливист соловей, и робок чиж…Откуда же такое удивленье,С каким ты на меня всегда глядишь?.1929

«Куда ни глянь…»

Куда ни глянь —Везде ометы хлеба.И в дымке спозараньНе видно деревень…Идешь, идешь, —И только целый деньЯчмень и рожьПугливо зыблют теньОт облака, бегущего по небу…Ой, хорошо в привольиИ безлюдьи,Без боли,Мир оглянуть и вздохнуть,И без путиУйти…Уйти в безвестный путьИ где-нибудьВ ковыльную погудьПрильнутьНа грудь земли усталой грудью…И верю я, идя безбрежной новью,Что сладко жить, неся благую весть…Есть в мире радость, есть:Приять и перенесть,И, словно облаку закатному, доцвесть,Стряхнув с крыла последний луч с любовью!..1919, 1927

«Лежит заря, как опоясок…»

Лежит заря, как опоясок,И эту реку, лес и тишьС их расточительностью красокНи с чем на свете не сравнишь!Нельзя сказать об них словами,И нету человечьих словПро чащуру с тетеревами,Про синеву со стаей сов…Но, вставши утром спозаранья,Так хорошо склониться ницПред ликом вечного сиянья,Пред хором бессловесных птиц…1928–1929

Лен

Боронил дед зараняПод весенний гром,Рано рожь-боярыняВышла из хором!..Пред ее палатоюС горы под уклонВывел рать кудлатоюПолководец-лен! —Лен, мой лен!Мой зеленый лен!Зорил с заряницею,Сеял из кошла,Рожь с княжной-пшеницеюНа гумно пришла!Гости меж овинами,Шапки набекрень!Здравствуй, лен с новинами,С бражкою ячмень!Лен, мой лен!Ой, зеленый лен!Заварит дед солодуНа весь белый свет —Пелось, пилось смолоду:Ой ли, люли, дед!Не твоя ли пашенкаСредь поля пуста,Пашенка-монашенька,Пустырь-сирота!Лен, мой лен!Ой ли, люли, лен!1913

«Лукавый на счастливого похож…»

Лукавый на счастливого похож,И часто в простоте – погибель…Едва ль легко ответить мы могли бы,Что нам нужнее: правда или ложь?..Пусть старый Бог живет на небеси,Как вечный мельник у плотины…Высь звездная – не та же ль ряска тины,А мы – не щуки ли и караси?Бегут года, как быстрая вода,И вертят мельничьи колеса,И рыба грудится к большому плесу,И жмемся мы в большие города…И каждый метит раньше, чем другой,Схватить кусок любви иль хлеба,А смерть с костром луны плывет по небу,Подобно рыболову с острогой.Лукавство, хитрость нам нужны во всем,Чтоб чаще праздновать победу,Пока и нас не подадут к обедуПоужинавшим глупым карасем!1930-е годы

«Люблю тебя я, сумрак предосенний…»

Люблю тебя я, сумрак предосенний,Закатных вечеров торжественный разлив…Играет ветерок, и тих, и сиротлив,Листвою прибережних ив,И облака гуськом бегут, как в сновиденьи…Редеет лес, и льются на дорогуСеребряные колокольчики синиц.То осень старый бор обходит вдоль границ,И лики темные с божницГлядят в углу задумчиво и строго…Вкушает мир покой и увяданье,И в сердце у меня такой же тихий свет…Не ты ль, златая быль благоуханных лет,Не ты ль, завороженный следДавно в душе увядшего страданья?1922

«Любовь – неразумный ребенок…»

Любовь – неразумный ребенок —За нею ухаживать надоИ лет до восьми от пеленокОставить нельзя без пригляда.От ссоры пасти и от браниИ няню брать с толком, без спешки.А чтоб не украли цыгане,Возить за собою в тележке!Выкармливать грудью с рожденья,А спать класть у самого сердца,На стол без предупрежденьяНе ставить горчицы и перца!А то может так получиться,Что вымажет ручки и платьеИ жизнь вся пропахнет горчицей,А с горечью что ж за объятья!И вот за хорошим уходомПоднимется дочь иль сынишка —И брови крутые с разводом,И щеки как свежие пышки!Но так, знать, положено нам уж,Что счастью не вечно же длиться:И дочь может выскочить замуж,И может сынок отделиться!Ребенок же слабый и хилый,Во всем обойденный судьбою,С тобой доживет до могилыИ ляжет в могилу с тобою!С ним только вот, кроме пеленок,Другой не увидишь отрады:Любовь – неразумный ребенок,Смотреть да смотреть за ней надо!

Мельница в лесу

Льется речка лугом, лесом,А в лесу волшебный плес,Словно чаша под навесомЧастых елей и берез.У лазоревого плесаПосредине нету дна,В пене вертятся колеса,В чаше мельница видна!Дуб зеленый у порога,Крыша – словно на весу:Говорят, что к ней дорогаПотерялася в лесу…У ворот, как пики, ельник,От колес по лесу гул!Сто годов прошло, как мельникУ плотины утонул…И темно в речной пучине,И поныне его дочьСаван шьет, поет в кручинеПри лучине в полночь…В окнах сумрак, паутинаИ не видно огонька,Только слышно, как с плотиныВ пене падает река —Как шумит колючий ельник,Плачет в ельнике сова,Как зерно стонувший мельникПодсыпает в жернова!..И аукается лешийНа диковинном плесу,Дочку мельникову тешаЗвонким посвистом в лесу.1912, 1918

«Меня раздели донага…»

Меня раздели донагаИ достоверной были,На лбу приделали рогаИ хвост гвоздем прибили…Пух из подушки растряслиИ вываляли в дегте,И у меня вдруг отрослиИ в самом деле когти…И вот я с парою клешнейТеперь в чертей не верю,Узнав, что человек страшнейИ злей любого зверя…1929

Месяц

Месяц, месяц, встань за ивой,Мне в разлуке тяжело!..Друг весенний, луч пугливый,Вместе выйдем на село!..Постучися у крылечка,Глянь на милую мою,Я ж у церкви недалечкоВ темных липах постою…Ночь по небу звезды кружит,Свежим полем шелестит —Ах, о чем, о чем же тужитИ о ком она грустит?..Посвети ей на колечко,Просияй в его кремне —Может, выйдет на крылечко,Может, вспомнит обо мне!..Отвернется, не ответит,Не изменится в лице —Пусть у милой месяц светитОдиноко на крыльце!..1912–1913

«Мне не уйти из круга…»

Мне не уйти из круга,В котором мне данаБессменная подруга,Полночная луна…Я вижу блеск и славу,Сияние лучейИ взгляд ее лукавый,Призывный и ничей…И чую я коварство,Безумье и обман,Когда из царства в царствоПлывет ее туман…И знаю, как убогаСвоею простотойДуши моей берлогаПред этой высотой!..Не потому ль недугиИ беспокойный жарТаинственной подругиЕдинственный мне дар…Но, со звериной дрожьюВесь погружаясь в мир,Как я душой берложьейВ нем одинок и сир!И верю вот, что в некий,В последний смертный часОна закроет векиМоих потухших глаз…И сладко мне подуматьБез друга и жены,Что в этот час угрюмыйПоследней глубиныОна, склонясь на плечиИ выпив жадно кровь,В углу затеплит свечиЗа верность и любовь.1929

«Монастырскими крестами…»

Монастырскими крестамиЯрко золотеет даль.За прибрежными кустамиСпит речной хрусталь.За чудесною рекоюВижу: словно дремлет Русь,И разбитою рукоюЯ крещусь, крещусь.Вижу: скошенные нивы,По буграм седой костырь,Словно плакальщицы, ивыСклонены в пустырь.По лесам гуляет осень,Мнет цветы, стряхает лист.И над нею синь и просиньИ синичий свист.Та же явь и сон старинный,Так же высь и даль слились;В далях, в высях журавлиныйОклик, берегись!Край родной мой (все, как было!)Так же ясен, дик и прост, —Только лишние могилыСгорбили погост.Лишь печальней и плачевнейЛьется древний звон в тишиВдоль долин родной деревниНа помин души, —Да заря крылом разбитым,Осыпая перья вниз,Бьется по могильным плитамДа по крышам изб…1922

«Моя душа дошла до исступленья…»

Моя душа дошла до исступленьяУ жизни в яростном плену,И мне не до заливистого пеньяПро соловья и про луну!Легла покойницей луна за тучу,Давно умолкнул соловей,И сам себя пугаю я и жучуОстатком радости своей…И сам не знаю я, горит ли этоЛюбви обугленный пенек,Иль бродит неприкаянный по светуЗеленый волчий огонек!..Ни выдумка веселая, ни шалость,Ни смех не прозвенит в избе —Все отошло и все смешалосьВ глухой и призрачной судьбе…Так осенью в ночи над волчьим лазомНа ветке хохлится сова,Пред зимней спячкою едваВодя одним полуоткрытым глазом…1929

«На чужбине далеко от родины…»

На чужбине далеко от родиныВспоминаю я сад свой и дом,Там сейчас расцветает смородинаИ под окнами птичий содом…Там над садом луна величавая,Низко свесившись, смотрится в пруд, —Где бубенчики желтые плаваютИ в осоке русалки живут…Она смотрит на липы и ясениИз-за облачно-ясных завес,На сарай, где я нежился на сене,На дорогу, бегущую в лес…За ворота глядит, и на улице,Словно днем, – только дрема и тишь,Лишь причудливо избы сутулятся,Да роса звонко капает с крыш, —Да несется предзорняя конница,Утонувши в туманы по грудь, —Да березки прощаются-клонятся,Словно в дальний собралися путь!..Эту пору весеннюю, раннююОдиноко встречаю вдали…Ах, прильнуть бы, послухать дыхание,Поглядеть в заревое сияниеМилой мати – родимой земли.1914, 1918

«Надела платье белое из шелка…»

Надела платье белое из шелкаИ под руку она ушла с другим.Я перекинул за плечи кошелкуИ потонул в повечеровый дым.И вот бреду по свету наудачу,Куда подует вешний ветерок,И сам не знаю я: пою иль плачу,Но в светлом сиротстве не одинок.У матери – у придорожной ивы,Прильнув к сухим ногам корней,Я задремлю, уж тем одним счастливый,Что в мире не было души верней.Иными станут шорохи и звуки,И спутаются с листьями слова,И склонит облако сквозные рукава,И словно не было и нет разлуки.1922

Ноченька

Эх ты, ноченька,Ночь ты темная,Непроглядная,Беспросветная.Долго, долго тыМглою смрадноюЗемлю куталаБезответную.Долго ноченька,Что чудовище,Тучей черноюВ небе ползалаИ на голову,На покорнуюРезким холодомБила с севера.Долго ноченькаБилась о землюЧерной птицею,Билась крыламиИ носиласяВереницеюДиких коршуновНад могилами.Долго, ноченькаНепроглядная,Ночь ты темная,Беспросветная,Гнала ты во тьмуМысль отраднуюДуму вольнуюПредрассветную.Долго, ноченька,Сквозь седой туманТы не дождичкомСвоим брызгала,А сочиласяИз глубоких ранКровью свежею,Кровью теплою.И со стонамиЗамиравшими,В груди вздохамиУгнетенными,Слезой рабскою,Слезой горькоюВ землю плакала,В землю влажную.Но рассвет настал —Восток в зареве.1906

«О чем в ночи шепочут ивы…»

О чем в ночи шепочут ивы,Поникши у дорог?Но разум мой кичливыйИх разгадать не мог…Куда плывет простор бескрайный,Откуда льется свет?Вот это тайна… тайна,И ей разгадки нет!Весна, берез зеленокудростьИ свежесть их лица…Вот только это мудрость,Которой нет конца!1929

«Образ Троеручицы…»

Образ ТроеручицыВ горнице небеснойВ светлой ризе лучитсяСилою чудесной.Три руки у БогородицыВ синий шелк одеты —Три пути от них расходятсяПо белому свету…К морю синему – к веселиюПервый путь в начале…В лес да к темным елям в келию —Путь второй к печали.Третий путь – нехоженый,Взгянешь, и растает,Кем куда проложенный,То никто не знает.1910

«Окутал туман перелески…»

Окутал туман перелески,И грохнул на мельнице лед.Там слышатся радостно всплескиИ птиц торопливый прилет.Дубравна идет, а за неюВенцами летят журавли.Под ноги ее, зеленея,Поляны, долины легли…Мне жаль улетающей ночи,Но лишь приоткрою глаза —Померкнут меж тучами очи,Скатится звездою слеза…Туман над рекой прояснится,И только вдали наявуТаят заревые ресницыБездонных очей синеву…1912, 1914

Песенка о счастье

У моей подруги на очах лучи,На плечах – узоры голубой парчи…У моей подруги облака – наряд,На груди подружки жемчуга горят…Я играю в гусли, сад мой стерегу,Ах, мой сад не в поле, сад мой не в лугу,Кто на свете счастлив? счастлив, верно, я,В тайный сад выходит горница моя!..Счастлив я и в горе, глядя в тайный сад:В нем зари-подруги янтари висят,Ходят звезды-думы, грусть-туман плывет,В том тумане сердце-соловей поет…1913, 1922

«Плывет луна, и воют волки…»

Плывет луна, и воют волки,В безумии ощерив рот,И ель со снежною кошелкойСтоит, поникнув, у ворот!..Закрыл метельный саван всполье,И дальний лес, и пустоша…И где с такой тоской и больюУкроется теперь душа?..Все слилось в этом древнем мире,И стало все теперь сродни:И звезд мерцание в эфире,И волчьи на снегу огни!..1929

«Под кровлей шаткою моею…»

Под кровлей шаткою моеюДрожит и приседает дом……И сам сказать я не умею,И голос заглушает гром!Сверчком сижу я за трубою,Свернувшись в неживой комок……И говорю я сам с собою,Но и другим сказать бы мог,Сказать, что в продубленной шкуре,Распертой ребрами с боков,Живет и клекот грозной бури,И мудрость тихая веков!1929

«Под окном сидит старуха…»

Под окном сидит старухаИ клюкой пугает птах,И порой вздыхает глухо,Навевая в сердце страх!..Я живу в избушке черной,Одиноко на краю,Птахам я бросаю зерна,Вместе с птахами пою…Встану я с зарею алой,Позабуду ночи страх,А она уж раньше встала,Уж клюкой пугает птах…Ах, прогнал бы сторожиху,Ведь бедна моя изба, —Да старуху – злое лихо —Наняла сама судьба…1918

«Пока не прояснится…»

Пока не прояснитсяИ мысль моя, и речь,Суровой власяницыЯ не снимаю с плеч!Увы! – за миг отрады,Благословенный миг,Пройти мне много надоПод тяжестью вериг!Но, поборов усильяИ сбросив тяжкий спуд,Я вижу вдруг, как крыльяРастут, растут, растут!И чую я, покорнымИ сладким сном заснув,Как бьет по крупным зернамПростертый жадно клюв!1929

«Помолюсь заревому туману…»

Помолюсь заревому туману,Поклонюсь до земли землякам,По пути к плотогонам пристану,К понизовым лихим рыбакам…Проходя голубое поречье,На песках с заревым пояском,Я окрепну и духом, и речьюЗа трудом и за черным куском.Повстречаясь с весенней грозою,Я заслушаюсь и загляжусь,Как скликаются вешние зои,Как почиет под сумраком Русь…И когда будут спать еще в хатахИ бродить по болотам туман,Запою я о звездах мохнатых,О пригоршне тяжелых семян…Не ходи ж ты за мной, мое горе,Не цвети ж ты на тропке, плакун,Ой, волшебницы – ярые зори!..Шум лесной – стоголосый баюн!..1913, 1918

Предутрие

У горних, у горних селенийСтоят голубые сады —Пасутся в долине олени,В росе серебрятся следы.За ними светают овраги,Ложится туман на луга,И жемчугом утренней влагиИграют морей берега.Пасутся в тумане олени:И кто-то у горних излукСклонил золотые колениИ поднял серебряный лук.1910

Предчувствие

Золотятся ковровые нивыИ чернеют на пашнях комли…Отчего же задумались ивы,Словно жаль им родимой земли?..Как и встарь, месяц облаки водит,Словно древнюю рать богатырь,И за годами годы проходят,Пропадая в безвестную ширь.Та же Русь без конца и без края,И над нею дымок голубой —Что ж и я не пою, а рыдаюНад людьми, над собой, над судьбой?И мне мнится: в предутрии пламяПред бедою затеплила дальИ сгустила туман над полямиНебывалая в мире печаль…1917

«Пригрезился, быть может, водяной…»

Пригрезился, быть может, водяной,Приснился взгляд – под осень омут синий!Но, словно я по матери родной,Теперь горюю над лесной пустыней…И что с того, что зайца из кустаПростой ошибкой принял я за беса,Зато, как явь, певучие устаПрослышал я в немолчном шуме леса!Мне люди говорят, что ширь и дальЗа лесом сердцу и глазам открылась,А мне до слез лесной опушки жаль,Куда ходил я, как дьячок на клирос!Жаль беличью под елью шелухуИ заячьи по мелколесью смашки…Как на мальчишнике засевшую ольху,Одетую в широкие рубашки!Жаль стежки лис, наброшенные в снег,Как поднизи, забытые франтихой,И жаль пеньки и груды тонких слег,Накрытых синевою тихой…Вздохнуть на них присядет зимний деньИ смотрит вниз, не подымая взгляда…И тень от облака да я, как тень,Бредем вдвоем по дровяному складу…А мужикам, не глядя на морозПриехавшим за бревнами на ригу,Я покажусь с копной моих волосИздалека похожим на расстригу!1929

«Прощай, родимая сторонка…»

Прощай, родимая сторонка,Родная матушка, прости,Благослови меня иконкойИ на дорогу покрести.Жаль разлучаться с милой волей,Да не идти я не могу:Ведь никого уж нету болеНа недокошенном лугу.Ведь выпал всем тяжелый жребийС родной расстаться стороной,С зарей, сиюящею в небе,И тихой радостью земной.Прощайте, травка-говоруньяИ сиротина-борозда, —Прощайте, ночи-полнолуньяИ ты, далекая звезда,Звезда, горящая, как свечка,Пред светлым праздником зари!Прощай, родимое крылечкоИ ты, колечко на двери! —И брови, дрогнувшие мукой,И очи, скрывшие печаль, —Растай, душа, перед разлукойВ родную ширь, в родную даль!..1917–1918

«Пылает за окном звезда…»

Пылает за окном звезда,Мигает огоньком лампада.Так, значит, суждено и надо,Чтоб стала горечью отрада,Ушедшая невесть куда.Над колыбелью тихий светИ, как не твой, припев баюнный.И снег, и звезды – лисий след,И месяц золотой и юный,Ни дней не знающий, ни лет.И жаль, и больно мне вспугнутьС бровей знакомую излукуИ взять, как прежде, в руки руку.Прости ты мне земную муку,Земную ж радость не забудь!Звезда – в окне, в углу – лампада,И в колыбели – синий свет,Поутру – стол и табурет.Так, значит, суждено, и – нетИного счастья и не надо!..1922

«Рыбак, не езди в бурю…»

Рыбак, не езди в бурю,Когда со дна на берегБегут в лохматой шкуреЧудовища и звери…Пусть сеть другой закинет,От месяца улыбкуПриняв в седой пучинеЗа золотую рыбку…Челнок его потонет,Не выйдет он на сушу…Себя он похоронит,Погубит свою душу!..К утру уймется качкаИ стихнет ветер крепкий,И вдовая рыбачкаСберет на память щепки…А ты восславишь солнцаЛикующую славуИ парус с плоскодонцаПрибережешь на саван!..Рыбак, не езди в бурю,Когда со дна на берегБегут в лохматой шкуреЧудовища и звери…1928

Рыбачка

Волны, волны, где вы были,Где, кого встречали —Лодки, челны, корабли лиВы несли, качали,Али люди загадалиНа его могиле,Али люди сговорилиНа моей печали:Волны, волны, где вы были,Где, кого встречали?– Мы по бережку плескали,Пели песни хором,Жемчуга на дне искалиС молодым помором…Ты затепли в полночь свечиПеред морем синим:Мы со дна его поднимем,Растрясем за плечи…1910–1911

«Свет вечерний мерцает вдоль улиц…»

Свет вечерний мерцает вдоль улиц,Словно призрак, в тумане плетень,Над дорогою ивы согнулись,И крадется от облака тень.Уж померкли за сумраком хвои,И сижу я у крайней избы,Где на зори окно локовоеИ крылечко из тонкой резьбы.А в окно, может, горе глядитсяИ хозяйка тут – злая судьба,Уж слетают узорные птицы,Уж спадает с застрехи резьба.Может быть, здесь в последней надеждеВсе ж, трудясь и страдая, живут,И лампада пылает, как прежде,И все гостя чудесного ждут.Вон сбежали с огорка овины,Вон согнулся над речкою мост —И так сказочен свист соловьиный!И так тих деревенский погост!Все он видится старой старухеЗа туманом нельющихся слез,Ждет и ждет, хоть недобрые слухиВетер к окнам с чужбины принес.Будто вот полосой некошенойОн идет с золотою косой,И пред ним рожь, и жито, и пшеныСеребристою брызжут росой.И, как сторож, всю ночь стороноюХодит месяц и смотрит во мглу,И в закуте соха с бороноюТоже грезят – сияют в углу.1914, 1918

«Сегодня вечером над горкой…»

Сегодня вечером над горкойУпали с криками грачи,И старый сад скороговоркойБудили в сумраке ручьи.Церковный пруд в снегу тяжеломВсю ночь ворочался и пух,А за соседним частоколомКричал не вовремя петух.Пока весь снег в тумане таял,Я слушал, притаясь к окну:В тумане пес протяжно лаялНа запоздавшую луну…1910

«Сегодня день морозно-синий…»

Сегодня день морозно-синийС румянцем был во все лицо,И ели, убранные в иней,Обстали к вечеру крыльцо.Вздыхая грузно на полатях,До света грежу я всю ночь,Что эти девки в белых платьяхИ между ними моя дочь…Глаза у них круглы и синиПод нежной тенью поволок,И наверху, посередине,Луны отбитый уголок…Глаза их радостны и чисты,А щеки мягче калачей……И звезды снизаны в монистаНа нити тонкие лучей!И дух такой морозно-синий,Что даже распирает грудь…И я отряхиваю инейС висков, но не могу стряхнуть!1929

«Сегодня у нас на деревне…»

Сегодня у нас на деревнеДерутся, ругаются, пьют —Не слышно, как птицы царевнеВ лесу деревенском поют.А в роще Дубравна гуляетИ в лад им поет на ходу.И тихо заря догораетВ далеком, небесном саду.Не видит никто и не слышит,Что шепчет в тумане ковыль,Как лес головою колышетИ сказкой становится быль…Сидят и грустят о старинке,Угрюмо глядят старики,Как по полю, словно ширинки,Туманы постлались с реки…И часто они отираютОчей устаревших слюду,И тихо заря догораетВ далеком, небесном саду…И, может, что было недавно —Давно только песни и сныИ синие очи ДубравныСлились с синевою весны.1918

«Слова жестоки, мысли зыбки…»

Слова жестоки, мысли зыбки,И призрачны узоры снов…Хочу, и вот – не получается улыбки,Раскрою рот – и нету нежных слов…Верней всего – забыто слово,Откуда льются все слова…Но чуда прежнего все ожидаешь снова,Не глядя, что седеет голова.Безмолвна ночь и безответна…Какой же это злой колдунПровел меня и обморочил незаметноИ вместо кос подсунул мне колтун?!Вот так бы лечь навеки лежнем,Любуясь в прорезь полотна,Где взглядом ласковым, таким твоим и прежним,Глядит в окно лукавая луна…1929

«Словно друг, сверчок за печью…»

Словно друг, сверчок за печьюТянет разговор,И глядит по-человечьиМаятник в упор.От тревог и неудач ужЖелоба на лбу…Что ты плачешь, что ты плачешьНа свою судьбу?От окна ложится теньюС неба синий свет,След далекого виденья,Память прежних лет.От твоих слез сердце сжалосьИ стучит в крови,Значит, мне еще осталасьЖалость от любви…1928

«Стал голос хриплый, волос грубый…»

Стал голос хриплый, волос грубыйИ грузны руки, как кряжи,А у тебя все те же губыИ за ресницей – как во ржи.От этой непосильной лямкиУж еле переводишь дух,А тут в глазах играют ямки,И в ямках золотится пух.И так завидно, что улыбкаНе сходит с твоего лица.Когда ты клонишься над зыбкой,Поешь в полутени светца.И будешь петь ты так же нежно,Какая б ни прошла гроза:За пологом пророс подснежник,Цветут душистые глаза!..

«Стала жизнь человечья бедна и убога…»

Стала жизнь человечья бедна и убога,Зла судьба, и душа холодна.Каждый втайне грустит: как уютна берлога,Где ютились один и одна.Ведь у двери есть уши, и видят нас стены.Слепо сердце, немотна любовь, —Оттого за любовью и ходит измена,А вино так похоже на кровь…Стали наши часы и минуты короче —Мы родимся к утру неспроста:За туманом – заря, за обманами – очи,И дурманом дымятся уста…Суждено человеку лихое кочевье,И тоска по одной и одном;А ведь, может, в лесу тоже ходят деревья:Шапкой в небо, а в землю – корнем.1923, 1927

«Стих ветер, заря уж погасла…»

Стих ветер, заря уж погасла,В туман завернулся курень,И месяц закинул за пряслаТвою уходящую тень.Уйдешь ты, слезы не уронишь,А вспомнишь – не дрогнет и бровь,Страшней, когда из дому гонишьСам – мачеху злую – любовь!..Не все ли равно теперь – сноваЧьи руки протянут кольцо:Без боли не вымолвить слова,Без муки не глянуть в лицо!Стих ветер, а может случиться,Вернется… как прежде… к утру…Да кто же теперь достучится,Кому же я дверь отопру!Так часто глядишь и не веришь:Над кровлей как будто дымок,Как будто живут еще – с двери жЧернеет тяжелый замок…1923, 1927

«Ступает тишь, как сторож у ворот…»

Ступает тишь, как сторож у ворот,Не шелохнет ни листика, ни ветки,Лишь дочка чернокосая соседки,Как птица полуночная, поет.О чем, Айше, так грустно ты поешь?Мне чуждо дикое твое наречье.Ты с моря, я с далекого поречья.Тебя – волна, меня вскормила рожь.Но не забыть, пока поет в душе,Во мне самом баюн сладкоголосый,Чужой весны камнистого откосаИ песенки тоскующей Айше.

«Стучит мороз в обочья…»

Стучит мороз в обочьяНатопленной избы…Не лечь мне этой ночьюПеред лицом судьбы!В луче луны высокойТорчок карандаша……Легко ложится в строкуРаскрытая душа…И радостно мне вновеПеребирать года……И буковками в словеГорит с звездой звезда…И слова молвить не с кем,И молвить было б грех……И тонет в лунном блескеСобачий глупый брех…1929

«Ты умирать сбираешься так скоро…»

Ты умирать сбираешься так скоро,И я с тревогой слушаю тебя.Страшусь я смерти, как ночного вора,Во всех, во всем златую жизнь любя.И жду я, – вот в ночи придет громилаС отмычкою от тела и души,И смеркнет облик дорогой и милый,И я остануся один в тиши.Меж тем, глянь, утром против на погосте,Как в молоке, в цвету плывут кусты,И гонят из-за них лихую гостьюРуками распростертыми кресты.1922

«У меня в избенке тесной…»

У меня в избенке теснойПес лохматый гложет кость.Я ж пою со страху песню,Что придет чудесный гость.Верба шапку ниже клонит,За прясло выходит ель.За рекой к вечерне звонят,За рекой поет свирель.Да пройдет он только мимо,В окна стукнет только разВ одинокий, в нелюдимый,В огневой вечерний час.Не войдет он, не прогонитНепозванную беду —Только на ходу уронитПод окно мое звезду.От звезды свечу затеплю,За вечерье сяду с ней:И вода ли, песня, хлеб лиСтанут слаже и вкусней.Буду я сидеть за свечкой;Вспоминать и не жалеть.Будет петь сверчок за печкойИ в избе моей светлеть.Посветлеет моя хата,Потеплеет мой кафтан,И не страсть, что пес лохматыйВоет у ворот в туман.1922, 1923

«Улюсь, Улюсь, лесная речка…»

Улюсь, Улюсь, лесная речка,Ты увела меня в леса,С одной веревочной уздечкой,С луконцем звонкого овса.Вчера коня ловил-ловил я:Хотел с полос возить снопы —И вот набрел по чернобыльюНа невозвратные тропы.Меж кочек шуркнули дорожки.И я один и не боюсь.Ой, сколько пьяники, морошкиПо мху разбросила Улюсь.И словно манит тонкой кистьюЧеремухи росяный куст,И слышится мне шорох листьевИ шопот человечьих уст:Останься здесь, сбери бруснику,Малину в сумку собериДа помолись златому ликуНеугасающей зари.Здесь на тебя былые предкиГлядят, склонивши седины,И в думы их вплелися ветки,И в быль несгаданные сны.Здесь до зари у тихой речкиГорит всю ночь звезда-огонь,А для твоей простой уздечкиПасется золотистый конь.Здесь сквозь туман синеют села,Пылает призрачная Русь.Останься ж здесь в плену веселом,В лесу у голубой Улюсь.1922

«Упрятана душа под перехват ребра…»

Упрятана душа под перехват ребра…Душа – как торба, снаряженная в дорогу,И разной всячинки в ней понемногу —И медной мелочи, и серебра…Один пешком, другой трясется на возу,Всю жизнь, как по столбам, отсчитывая по дням.И золото любви у всех в исподнем,На самом дне завернуто внизу!Равно мы все плохи… равно все хороши!И часто человек лишь потому хороший,Что за душою у него ни гроша,А может, даже нет совсем души?И потому есть люди, добрые со зла,В себе того не замечающие даже:У сердца нашего, как у поклажи,Есть два конца от одного узла!Упрятано оно под перехват ребра,Как торба, взятая в безвестную дорогу.И разной всячинки в нем понемногу:И зла про всех, и про себя добра!..1929

«Уставши от дневных хлопот…»

Уставши от дневных хлопот,Как хорошо полой рубашкиСмахнуть трудолюбивый пот,Подвинуться поближе к чашке……Жевать с серьезностью кусок,Тянуть большою ложкой тюрю,Спокойно слушая басокСбирающейся за ночь бури…Как хорошо, когда в семье,Где сын – жених, а дочь – невеста,Уж не хватает на скамьеПод старою божницей места……Тогда, избыв судьбу, как все,Не в диво встретить смерть под вечер,Как жницу в молодом овсеС серпом, закинутым на плечи.1928

«Ушла любовь с лицом пригожим…»

Ушла любовь с лицом пригожим,С потупленной улыбкой глаз, —Ты прожила, и я жизнь прожил,И не для нас вверху луна зажглась.Красуяся венцом в тумане,На облаке луна лежит,Но ни тебя она не манит,Ни больше мне она не ворожит…Прошли веселые отжинки,На стражу встал к воротам сноп,И тихо падают снежинкиТебе в виски, а мне на хмурый лоб.Теперь пойдут крепчать морозы,И надо нам, тебе и мне,Спешить, обмахивая слезы,На ворох умолота на гумне.И не понять нам вести черной,Под вечер огребая ток,Когда метла схоронит в зернаС безжизненной головкою цветок.1929

«Ходят чаши на пирушке…»

Ходят чаши на пирушке,На пиру гуляют кружки,Еле движутся ковши:Что ж у Лады нет подружки,Нет подруженьки-души!Чаши чокаются сами,Кто же тонет в них усами,Кто ж пирует на пиру:Всходит месяц за лесами,И туманит ввечеру!..Шум и гомон в пивоварне, —Ладу замуж выдают,Сами клюшки и поварниВ печь беленую снуют.На селе гуляют парни,Песни девушки поют!..Над речными берегамиМесяц острыми рогамиЗвезды по небу катит,Носит ветер над лугамиЛистья поздние ракит!Плачет Лада на пирушке:Вкруг нее гуляют кружки,Ходят чаши и ковши —Нету рядом с Ладой дружки,Нет подруженьки-души!..1913

Хоромы Лады

Старый Дед меж толстых кряжейКлал в простенки пух лебяжий,Чтоб резные теремаНе морозила зима.Он причудливым узоромОкна в небе обводил,Обносил кругом забором,Частой вербой городил.Повалил он много ЯровЗолоченым топором,И поныне от ударовВ синем небе – эхо – гром.Весь он, весь оброс в мозоли,Облысел старик, облез…Пот со лба катился в поле,Под овраг да в темный лес.Долго грохот раздавался,Сколько строил – молод был,Сколько стар был – любовалсяИ кругом хором ходил.Старый Дед оставил внучкеВсе копленое добро —Шелки, злато, серебро…На тот свет пошел в онучке.1910

«Хорошо, когда у крова…»

Хорошо, когда у кроваСад цветет в полдесятины…Хорошо иметь корову,Добрую жену и сына…Вдосталь – силы, в меру – жира,В жилах – тихое тепло…Словом – жизнью жить здоровой,Не мотаяся по миру,Как по осени трепло.Нет судьбы бездомной лише,Мало радости хоть на деньПод чужой остаться крышей,Где и темным ликом складень,И ухват, расставив ноги,Смотрят: что за человек?!Сразу в доме станет тише,Если ты, свернув с дороги,Постучишься на ночлег!Из закуты иль приделкаСтрого выглянет хозяин…Изойдешь тут дрожью мелкой,Истрясешься тут, как Каин!..Даже будь сто раз знакомый,Так и то стрельнет в костяхИ метнется сердце белкой;Дай Бог каждому жить домаИ поменьше быть в гостях!1929

«Черныш – чудная птица…»

Черныш – чудная птица,Он любит глушь и тишь,И как не покреститься,Когда слетит черныш?..По крайности в рубахуМужик сует кресты,Когда, черней монаха,Он сядет на кусты…С такой он бровью пылкой,И две его ногиПо самые развилкиОбуты в сапоги.И стоит, если близко,Вглянуться в кулачок:Он в траурную ризкуЗавернут, как дьячок!..И слышал я поверье,Что у него с хвостаТорчат такие перья,Быть может, неспроста…Что этот хвост на лируПоходит всем на вид,С какой ходил по мируБлаженный царь – Давыд!..И что в исходе ночиТеперь в лесную сырьЧерныш весной бормочетЗа мужика псалтырь…Что раннюю достойнуОн правит у реки,И могут спать спокойноНа печках мужики.1929

«Юность – питье солодовое…»

Юность – питье солодовое,Без опохмелки – дурман.Поле, калитка садовая…Месяц да белый туман…Только узнаешь по времени, —Горек и короток век —Выпадет проседь на темени,Вывалит по полю снег.Годы, как воды с околицы,Дни, как с горы полоза,Щеки щетиною колются,Лезет щетина в глаза.И не смекнешь, как под ношеюК осени сгорбится сад,Как из гнезда пред порошеюВыведешь в поле лисят.Только узнаешь по времени, —Горек и короток век.Не разгадаешь: зачем они,Реки, стекают из рек, —Воды сбегают с околицы,Ходят подоконьем дни,Теплит заря-богомолицаВ вечери, в утре огни?Только узнаешь по осени, —Был ты и есть ты, как тут!Были друзья, да небось ониВ белесь да темь не пойдут.Скрипнет вот вечер калиткою,Шукнет вот ночь у ворот, —Выбежишь: облак каликоюПо полю, сгорбясь, идет.Выпьешь тут ковшик до донышка,Стукнешь тут в донышко раз,И не покажет уж глазМесяц – цыганское солнышко.1923, 1927

«Я все пою – ведь я певец…»

Я все пою – ведь я певец,Не вывожу пером строки:Брожу в лесу, пасу овецВ тумане раннем у реки.Прошел по селам дальний слух,И часто манят на крыльцоИ улыбаются в лицоМне очи зорких молодух.Но я печаль мою таю,И в певчем сердце тишина.И так мне жаль печаль мою,Не зная, кто и где она…И, часто слушая рожок,Мне говорят: «Пастух, пастух!»Покрыл мне щеки смуглый пухИ полдень брови мне ожег.И я пастух, и я певецИ все гляжу из-под руки:И песни – как стада овецВ тумане раннем у реки…1910–1911

«Я доволен судьбою земною…»

Я доволен судьбою земноюИ квартирой в четыре угла:Я живу в ней и вместе со мноюДва веселых, счастливых щегла.За окном неуемная вьюгаИ метелица хлещет хлыстом,И ни брата со мною, ни другаВ обиходе домашнем простом.Стерегут меня злючие бедыБез конца, без начала, числа…И целительна эта беседаДвух друзей моего ремесла.Сяду я – они сядут на спину,И пойдет разговор-пересвист,Под который иду я в пустыню —В снеговой неисписанный лист.1933 или 1934 (?)

«Я закрываю на ночь ставни…»

Я закрываю на ночь ставниИ крепко запираю дверь —Откуда ж по привычке давнейПриходишь ты ко мне теперь?Ты далеко, – чего же радиСадишься ночью в головах:«– Не передать всего во взгляде,Не рассказать всего в словах!»И гладишь волосы, и в шуткуЛадонью зажимаешь рот.Ты шутишь – мне же душно, жутко«Во всем, всегда – наоборот!» —Тебя вот нет, а я не верю,Что не рука у губ, а – луч:Уйди ж опять и хлопни дверьюИ поверни два раза ключ.Быть может, я проснусь: тут рядом —Лежал листок и карандаш.Да много ли расскажешь взглядомИ много ль словом передашь?1922

«Я не тебя любил… Ты только странный случай…»

Я не тебя любил… Ты только странный случай…А случай мог бы быть совсем иной…Но правда то, что случай этот неминучийСреди минучести случайности земной!Подчас я строго сам допытываю душу:За что тебя я дорогой зову?!Но ты же знаешь хорошо, что за благушуНошу я в сердце, словно в кузову!Когда-то, лет шести-пяти, играя в салкиСо сверстниками на крутом бугру,Я мельком увидал в речных глазах русалкиУлыбки полнолунную игру!Она в меня глядела нежно, полулежаНа ветках обомлелого куста…И может, на нее немного ты похожа…Но губы у тебя, а не… уста…Коса у ней была пышней и тоньше пряжи,Распущенная, будто напоказ!Я мало разглядел… Я испугался дажеСиянья влажного ресниц и глаз!С тех пор я, может, и тебя люблю слегка ведь,Твою тростинкой согнутую бровь…Но самому в любви мне не пришлось слукавить,А без лукавства в сердце что же за любовь?!1929

«Я тешу и лелею грусть…»

Я тешу и лелею грусть,Один брожу по домуИ не дивлюсь, и не дивлюсьНа ясном небе грому…У всех у нас бывает громВ безоблачной лазури,И сердце ходит ходуномОт беспричинной дури.От вздорных мимолетных слезНикто, никто не слепнет,И жизнь, как с дождика овес,Корнями только крепнет.И после нехороших слов,С которых враг зачахнет,За тыном луговой покровИ роща гуще пахнет.Но вот когда без глупых бурьНеведомо откудаВдруг с сердца опадет лазурь,Как старая полуда,Когда на миг застынет кровь,С лица сойдет улыбка, —Без слов поймешь, что не любовь,А велика ошибка.Что по ошибке роковой,Все проворонив сроки,Безумный год сороковойВстречаешь одинокий.Что за такую уйму лет,Лишь вынутый из рамки,И схожесть сохранил портрет,И две счастливых ямки, —И глаз поддельную эмальИз-под узорной шали…Но мне не жаль теперь, не жальНи счастья, ни печали.Всему пора, всему свой час —И доброму, и злому…И пусть луны лукавый глазКривится из-за дома!1929

«Я устал от хулы и коварства…»

Я устал от хулы и коварстваГоловой колотиться в бреду,Скоро я в заплотинное царство,Никому не сказавшись, уйду…Мне уж снится в ночи безголосой,В одинокой бессонной тиши,Что спускаюсь я с берега плеса,Раздвигаю рукой камыши…Не беда, что без пролаза тинаИ Дубна обмелела теперь:Знаю я, что у старой плотины,У плотины есть тайная дверь!Как под осень, опушка сквозная,И взглянуть в нее всякий бы мог,Но и то непреложно я знаю,Что в пробоях тяжелый замок!Что положены сроки судьбою,Вдруг не хлынули б хляби и синь,Где из синих глубин в голубоеПолумесяц плывет, словно линь…Вот оно, что так долго в печалиВсе бросало и в жар и озноб:То ль рыбачий челнок на причале,То ль камкой околоченный гроб!Вот и звезды, как окуни в стае,Вот и лилия, словно свеча…Но добротны плотинные сваи,И в песке не нашел я ключа…Знать, до срока мне снова и сноваЗвать, и плакать, и ждать у реки:Еще мной не промолвлено слово,Что, как молот, сбивает оковыИ, как ключ, отпирает замки.1928–1929

Алексей Алексеевич

Ганин

(1893–1925)

«Певчий Брат, мы в дороге одни…»

Певчий Брат, мы в дороге одни.День, как облак, под бурей растаял.Небо тучами плакать устало…Тьма склевала глаза у звезды.Умерла на колосьях пчела.Высох мед на губах человека.И дремавшая в камнях от векаСтальнозубая Гибель пришла.Бродит желтых пожарищ ОгоньВместо зорь по небесной пустыне…В травах кровью дымящийся иней…Смерть из трупов возводит свой трон.Где-то есть очистительный смерч.В мертвом круге камнем от сечи,Сгустком крови не выпало б сердце,Только б душу живую сберечь.Гаснет радость у птиц и детей.Всюду когти железа и смерти,И взывают к грохочущей твердиТолько трупы да горы костей.Обезумело сердце ЗемлиПод железными лапами Зверя.Кто откроет в грядущее двери,В тишину светоносных Долин?Все изглодано пастью литой.Рыщут ветры, как волки, в дорогах.Стерся лик Человека и Бога.Снова Хаос. Никто и Ничто.

«Братья и сестры – холодные Дети угасшей Земли…»

Братья и сестры – холодные Дети угасшей Земли,Что Вы блуждаете по темным долинам?В похотях бренных,В ветхих одеждах веселья,Вскиньте Глаза – потухшие Солнца —И будьте Богами отныне.Вам я принес искуплениеогненным словом, восставшийиз топей земли.Уши зашейте от мертвых речей.Что вам молитвы и крикиЗловонием и смертью растленных?Звездными стали мильоны веков.Полночь не вам ли взываетиз бездны Вселенной?День, одеваясь в зарю, не для вас лиС певучих встает берегов,С голосом ветра,С речью журчливой, как вешний ручей?Слышите, Братья? Мертвые встали из тесных гробов.Пыль под ногами их – огненный взлет Ураганов.Тучами, тучами алыми мечутся крылья в ночи,Взорваны кладбища, рухнули трупы столетий поганых…Муками скорби моей сестрыДля вас я все оправдал и очистил…Разве Вам мало любви моей?Встаньте, живые, из тесных гробов.Она придет, неведом час,в дверях шаги прольет, как струи.Придет и тихо поцелуетморщины у молящих глаз.И небо синее в окнепоследний раз светло приснитсяи улетит к иной Веснекрылом незримой голубицы.Под белым гробовым холстомвздремнется телу тихо, сладко.И кто-то ласковый украдкойхолст озарит златым крестом.То Дед, давно умерший Дед,весь в солнышке, в седом наряде,объявится в луче лампады, —и загорится звездный след.И все, чем жизнь гнела и жгла,спасет легко в прощальном часе.И Дух вспарит из тины зла,первоначально чист и ясен.Стыдливо склонятся друзья,качаясь в ладане и дыме, —и встанем скорбью между ними,глядя на труп, Она и я.А за окном дела и сны,в тоске и горечи бесплодной,заплачут ветром мимолетнымна ухо вечной тишины.

«Заря в грозе. Помедли, путник смелый…»

Заря в грозе. Помедли, путник смелый.Вкуси мой труд – ячменный хлеб и квас.Войди под кров. Смотри, как вьются стрелы.Храни Господь в беде – не ровен час.Немало шло в таком же светлом платье,Был чист их лик и вера горяча,Но где они? Нагрудное распятьеХранит ли их от глада и меча?Ревнивый пыл и юное убранствоЩадит ли червь – текучая пора,Все так ли мудр, в чьи кудригоды странствийСветло легли налетом серебра.Войди под кров. У радостной БожницыСложи поклон о всех, кто сир и мал,Вон мчится Гром на синей Кобылице.Лампады Свет больней затрепетал.Тоскует лес. В гнездо под тихой кровлейЛетят птенцы, в реке черней вода.Во плоти Дух, и Дух не песнь ли крови?Войди и Ты, пока молчит Беда.Липуче зло. А лютым козням ЗмеяДан некий час в затишье и Грозы.Страшись в пути огонь Отцов развеять,В глазах у матери не запыли слезы.Иль скорбь и гнев, взыскующие ноги,Прожгут, как гвоздь. С пути сойдут глаза,И мертвый прах, и след твоей дорогиСклюют дожди и вытопчет Гроза.И будет Дух, как смерть, в одежде прелойБлуждать во тьме.Совьется путь в клубок.Храни Господь! Смотри, как вьются стрелы,Находит Ночь. Помедли малый срок.

Воскресение

IМой темный гроб держалаПолночь в пасти.Совою смерть плыла, шурша крылом.Напрасно в душу кто-то сеял страсти, —Я засыпал могильным сном.Холодный пламень, бледно догорая,Студил в крови багряную руду.И только Дух, едва припоминая былую жизнь,Расслышал: «Жди, иду».Поверил я, но не припомнил жизни.Со мною мир упал в холодный гроб,И смерть в тоске и злобной укоризнеКлевала мой застывший синий лоб.IIЯ глухо спал, и когти, как оковы,сжимала смерть, вонзая глубже в труп.И вдруг, в громах родившееся слово,К моим ушам упало с чьих-то губ:«Открой глаза и выйди вон из гробаОмыть лицо в заре от смрадных зол,Пустых гробов полна земли утроба,Последний час от времени пришел».И видел я прощенным новым взором:Земля была белее облаков,И красная река по синим косогорамТекла чрез мир от райских берегов.Бежала ночь на небесах червленных,Два солнца спрятались за красный лес.Язык огня от жертвенников горних,Шумя, как вихрь, летел в глуби небес.Из всех гробов, проглоченных ночами,Горя тоской по огненной реке,Воскреснувшие тихо шли рядами,И каждый нес дела свои в руке.Раскрыв потайное, в тумане сизомУмы любви грустили черным злом,И судия сходил по звездной ризеИз вихря страшного на судный холм.Клубилась тьма в глухом конце Вселенной.Судьба, смеясь, взошла на млечный столбИ отделила Дух от плоти бренной,На лунных чашах взвешивая скорбь,Скрестив мечи, стоял в небесном кругеПритихший сонм крылатых грозных сил.Все шли на суд в томительном недуге,Но час суда никто не вострубил.«За что сужу ослепнувшее стадо?Исчезни, гнев, да будет светлый пир», —Сказал Пришедший с ласковой отрадойИ язвой рук благословил весь мир.Земля, омытая огнем и страхом,Впивала свет предутренней звезды.Луга опять цвели, и в мудром сытом благеПаслись стада у голубой воды.И вышел я на золотые горыВстречать восход и снова жизнь принять,И петь ветрам, и синим косогорам,Что в мир не прийдет полуночный Тать.И в ясном небе радостных предутрийНа зов мой плыли зори-корабли.И были в них, как солнце, златокудрыОт скорби вставшие сыны Земли.

«Рожденные в веках дыханьем звездных сфер…»

Рожденные в веках дыханьем звездных сфер.С холодной высоты, где носятся кометы,Я снова прохожу незримо вашу дверь,Священное зверье – провидцы и поэты.Питомцы вечных тайн, узнайте: я ваш брат.Мне служат восемь крыл и смертная секира.В глазах моих семь свеч, семь звезд,семь центров мира,Великого судьи великая печать.Давно в моих клыках гнездятся песни бури,В напевах языка цветет словесный сев,И стаей золотой на облачную шкуруИ молнии, и гром садятся зорить гнев.Венцом вкруг головы, как вкруг земли восход,Горят мои рога излучинами радуг.Гляди в мои глаза и взор свой темный радуй —Коснувшийся меня, вовеки не умрет.Познавший речь мою, поймет глаголы светаИ в возгласах стихий услышит голос мой,Священное зверье – провидцы и поэты,Дыханье звездных сфер принес я в хлев земной.И в час, когда заря пробьет колоколами,Звериный образ мой я дам в наследье вам,Чтоб прах и певчий бред вы жадными зубамиДо срока своего терзали по углам.Когда ж настанет день и глянет лик крылатый,На ваших головах вострубят песнь рога,И пестрый мой полет в звенящем сонме братийХвалою огласит вселенной берега.

«Зубастый серп прошел по ниве зрелой…»

Зубастый серп прошел по ниве зрелой,Растаял звон колосьев золотых,И дольше с каждым днемТуман, как саван белый,Лежит в вересняке,на пастбищах пустых.Захожий отдых странствует по селам.Коса и серп не помнят о страде.Порой пропляшет в гумнах цеп веселый,И поздний грач вспугнется на гряде.И вновь покой.В стогах, на мягком сенеПастуший рог тоскует о Весне,И от полей заплаканные ТениПлывут к избе и бродят по стене.Уж в поле холодно. На рваной тучеПрисядет солнце, бросит сноп лучей.Встряхнется ветер в ивняке плакучем,И тонким льдом заискрится ручей.У красных Зорь под причит журавлиныйДавно уснул крикливый летний День…И шепчет ива старому овину,Как первый лист свалился на плетень.И грустно мне, – но грусть, как синь, прозрачна,Что вытекла с небес над рощей золотой.И ткется жизнь, как сон, в певучие зачатья.А в сердце листопад и ласковый покой.

«Взманила мечтами дорога…»

Взманила мечтами дорогаШагать по полям и лугам.И в сердце распелась тревога —К Твоим ли приду берегам.Струится небесное море,Воздушный глубок океан.И тонут леса и сугорыВ засолнечный, певчий туман.Сияют церковные крыши,Ясна тишина деревень.Уснула и ласково дышитПрохлада на красный плетень.По скатам межи задремалиЧеремухи в белых мечтах.И птицы от радости алойРазвесили песни в кустах.Повсюду любовь и отрада.И солнце – небесный женихОвец златорунное стадоПасет на горах золотых.Минуй же, прохожая туча.Громами стада не вспугни.Им сладко питаться на кручах —То думы и песни мои.

«Братья, плотнее смыкайте ряды…»

Братья, плотнее смыкайте ряды,Нам ли бояться холодной могилы!Близятся вражьи несметные силы,Братья, плотнее смыкайте ряды.Красную родину черным кольцомОбвил беснуяся змей стальнозубый.Спящим трубите в громовые трубы:– Родина сдавлена черным кольцом!Много отрублено Зверю голов.В битве великой с чудовищем рьянымМного легло звездоносцев багряных.Много осталось у Зверя голов.Вон они, жадные, лезут вперед,Ноздри их пышутся хаосом древним.Пасти их жрут города и деревни —Вон они, жадные, лезут вперед.Густо пылают пожары в глазах,Синее небо запачкано дымом.Нам ли проститься с Свободой любимой,Зависть ли сгинет в змеиных глазах?Ярко развеялось Знамя Зари,Выше взымайте над пашнями Солнце.Молотом рушьте железные кольца,В небе развеялось Знамя Зари.Братние трупы безмолвно зовутВ битве последней смелее сразиться.Зверя стереть или с небом проститьсяБратние трупы безмолвно зовут.Гнусь раоползлася по красной Земле,Носятся вороны, чуя добычу.Слышите, в поле тревожные кличи:– Гнусь расползлася по красной Земле.Встанем же грозно, как вихри в ряды.Трижды убитые в славе воскреснут.Дни их прольются над вечностью песней.Братья, плотнее смыкайте ряды.

«Кто-то тихо пропел за полями…»

Кто-то тихо пропел за полями,Промелькнул у реки в камышах,И как прежде взмахнула крылами,Зоревыми крылами душа.Кто рабу на певучей вершинеПовелел, как огню, вострубитьВ ухо вербы и вечности синейБезымянную песню судьбы?Вон на рожь и на серые камни,В крыльях ветру, на дрему водыОпрокинулось Солнце рукамиЦеловать золотые следы.И опять от Заката к Востоку,Оглашая Восток и Закат,И лучи, и ручьи, и потокиПо холмам и оврагам журчат.Как в венчальных одеждах невеста,Раскидалась цветами земля,И, встревоженный радостной вестью,Я ушел в голубые поля.И на зов мой веселье вернулосьИз-за рек, из-за темных лесов.И на солнце любовь улыбнулась,И на сердце распелась любовь.Не Тебя ль по лазурному перстню,По горящим губам узнаю.Ах, прими, обойми мою песнюИ воскресшую душу мою.Пусть невечно веселье земное.Обманулся, кто радостью пьян.И растает в полуденном зноеВсе, как сон, как вечерний туман.Знаю, ждешь седовласое Время.И опять над верхушками горПронесется губящее стремяИ взмахнется ревнивый топор.Будет пусть. Перед рощей кудрявойНад безлетьем мелькающих лет,Осененный бессмертьем и славой,Я целую Твой ласковый след.Переливами песенной буриОткликаясь на песни морей,Звездной рожью по звонкой лазуриЗа Тобою уйду на заре.

«Из облачной рощи, с небесных полей…»

Из облачной рощи, с небесных полей,Где звездные гроздья поникли с ветвей,Четыре великих Ветра-ОгняНа крыльях могучих умчали меня.Мы мчались над царством, где Вечная НочьВ угрюмых хоромах томит свою Дочь,Где Вечер-привратник у звездных ворот,Ключами играя, поет приворот.А пленница-Дочь на жемчужную нитьПоймать золотые ключи норовит,И плачет росою, и гаснет в тоске,Что тают ключи в запоздалой руке.Мы плыли над царством лазурных озер,Где Месяц-кудесник раскинул шатерИ с берега белую прядь бородыПолощет на синем затоне воды.Где внук его – Утро в ладье расписнойПлывет и смеется с поющей волной,И сеть золотую в озерную зыбь бросаетИ ловит серебряных рыб.Мы мчались над царством грядущего ДняГде стражи седые у синих морейБлюдут златохолмые шири полей.Где золотом крыты дворцы и изба,На кровлях – петух, у окошек – резьба.И люди вкушают за браным столомМедовые хлебы под птичий псалом.Я видел последнюю грозную сечь:Металися копья и солнечный меч, —То витязи в солнцежарных броняхНа огненно-рыжих, крылатых коняхПреследуют Змия и черную рать,Что силились светлое царство забрать.Я слышал, как Вечность победу поет,И Время кончает губящий полет.Носили Великие Ветры меня,Где нету ни Ночи, ни Утра, ни Дня.И с песнями вихревой славы снеслиВ зеленое царство любезной земли, —Но в буре полета все память сожгла,Чтоб песня и сказка вовеки жила.

«Спустился Ангел смуглолицый…»

Спустился Ангел смуглолицыйОт семицветных райских вратВ долины мук к лесной божницеО чем-то тайном погадать.Вдали тоскующую просиньОкутал бархатом полыИ разбросал по сучьям сосенОхапки предвечерней мглы.Пожаром золотым расправилШесть крыл на даль закатных странОзерным вздохом закудрявилНа пожнях розовый туман.Заворожил по плесу речкиМолочных чаек синий крик,Горящий воск незримой свечкиНакапал на небесный лик.Пошел по сизым косогорам,Занес в избенки райский сказ.И не заметил в тихом горе,Как золотой пожар угас.И васильковый сон сплетая,По морю задремавшей ржиХотел умчаться снова к раю,Но умер на цветах межи.

«Гору скорби День взвалил на плечи…»

Гору скорби День взвалил на плечи,В суете душа весь день купалась,И людские речи, будто мухи,О тщете с полуденья жужжали.Но свалился шумный день, и зноемСуета и скорбь с души ниспали.А слова – их звездный луч коснулсяНа Устах, идущих в сон, почили.И душа, омытая слезами,Обнесла над миром песни-очи,Зацвела, как облако златое,Погружаясь в тайны мирозданья.И узрел мой взор преображенныйПо заре ходящих Серафимов,И в заре, целующую землю,Золотые пальцы Саваофа.О судьбе, о чадах неразумныхВ этот час прамать-Земля грустила,И в устах, как жертвенная чаша,Голубое озеро дымилось.К аналою – солнечному камню —Простирала в неге рощи-руки,И лила из пригоршней зеленыхЗа день собранные птичьи песни.И иную речь мой косный слух учуял,Я учуял голос Саваофий,Повелевший силам яснокрылымЗа любовь пронятую утешить.Чтоб в земном во чреве-океанеВсяка тварь отныне веселилась,И вовек, как злак, произрасталиВ человеках мир, благоволение.И, взмахнув узорными крылами,Поднялись с надзорья СерафимыИ укрыли восковую ЗемлюБожьей ризой – твердью звездотканной.

«Уж твердь темна и искрится огнями…»

Уж твердь темна и искрится огнями.Мой мирный кров давно покинул яИ за тобой незримыми путямиОпять пришел к черте небытия.И все гляжу: над белою страноюМелькнет ли вновь сияющий твой лик,Войдешь ли вновь сладчайшею женоюВ мой тихий сад, в мой огненный цветник?Закат в ночи. С восхода до заката,Таясь тщеты, я пил сладчайший мед.И песнь любви тебе, быстрокрылатой,Слагал в тиши, чтоб славить твой приход.Таясь тщеты и бренных ликований,От торжищ зла неистовой землиПевучий жар чистейших воздыханийМои уста устам твоим несли.Моя душа под ливнем злых мгновенийВзрастила вновь стыдливые цветыИ в пляске бурь сквозь крик смердящих тенейРевниво шла, – но что же медлишь Ты?Что медлишь Ты, священные колосьяЯ сжал с холмов, где в злаках жизнь вечна,И в дар Тебе на Солнечного ЛосяНавьючил тюк отборного зерна.И все гляжу: над белою страною,Где стянут мир последнею чертой,Мелькнет ли вновь багряною зареюТвое кольцо, твой пояс золотой.Явись скорей! На малый счет мгновенийВ оглохший слух пролей небесный звон…Во имя ласк Твоей воздушной ТениНе я ль отверг земные ласки жен:В земных путях, где звездной нет печати,Где нет тебя, я все отверг, как зло,И за Тобой в твой белый круг объятийИду в края, где солнце расцвело.

У косогора

Сегодня целый день я пил Твое дыханье,я – радостный гусляр таинственного сна,и дивно было мне в бреду очарованийтвердить священное – Весна.В ответ на лепет мой река взыграла пеной,с зеленого холма откликнулся родник;и золотом текли блуждающие тени,и радовался День. И первый цвет возник.О имени Твоем сегодня Вечность спрялав душе моей любви Тебе крылатый стих;и слушал разум мой, и сердце повторялоузорную молву влюбленных губ моих.И слушали леса. И хвойными глазами,закинув шлем, глядели в небеса,как жаворонок вил певучими крыламипевучее гнездо у тучи в волосах.Все ждет Твоих чудес. Незримое обличьеяви скорей Земле, оденься в плоть и кровь.Да будет весела земля в веселье птичьем,в цветах произрастив зеленую любовь.Да снидет на поля Твой голос ароматом,чтоб корня горький сок во злаке медом стал;и мир о имени Твоем крылатомвзывать не уставал.

«Гонимый совестью незримой…»

Гонимый совестью незримойЗа чью-то скорбь и тайный грех,К тебе пришел я, край родимый,Чтоб полюбить, прощая всех.В твоих полях, в твоем покое,В шелковых мхах твоих ланитОт Зла и каменного вояЯ думал сердце схоронить.Я думал бред души невернойСтряхнуть в безвременной пореИ за лесной твоей вечернейМолиться радостной Заре.Украдкой выгоревать стоныПод синью звездного шатраИ расплеснуться красным звономВ твои певучие ветра.Но кто-то дико заглумилсяНад сном и сказкой вековой,И новым перстнем обручилсяЯ с той же скорбью полевой.Опять над Русью тяготеетУсобиц княжичий недуг,Опять татарской былью веетОт расписных, узорных дуг.И мнится: где-то за горами,В глуби степей, как и тогда,Под золочеными шатрамиПирует ханская орда.Опять по Волге буйно-красен,Обнявшись с пленною княжной,В узорных челнах Стенька РазинГуляет с вольной голытьбой.И широко по скатам пашен,Разнесшись в кличе боевом,И днем и ночью грозно пляшутОгонь и Смерть в краю родном.А по лесам, где пряхи НочиСплетали звездной пряжей сны,Сверкают пламенные очиИ бич глухого Сатаны.Умолкли песни голубые,И с травяной твоей спиныСорвали ризы парчевыеТвои неверные сыны.И ты исстеганные рукиВозносишь к правде неземной,И злей смеется крестной мукеИ добрый друг, и недруг злой.Неотвратимо роковоеВ тебе гнетет твоих сынов, —Но чует сердце огневое —Ты станешь сказкой для веков.

«Я прихожу к тебе мечтать…»

Я прихожу к тебе мечтатьО забытой моей отчизне,И сон предвечной тайной жизниВ тиши вечерней воскрешать.Я в вихрях солнечных леталЗолотокрылой, вещей птицей,В моих глазах цвели зарницы,И был полет мой ярко-ал.Я песней ткал судьбу миров,Вещал кончины и начала.И песнь моя миры качалаНа золотых волнах веков.Горящий звездный хороводНосил на крыльях по вселенной,И все, что сумрачно и тленно,Сжигал мой златоклювый рот.Дрожала голубая мглаОт взмахов огнепальных крылийИ рощей лунных черных лилийВ бреду гадальческом цвела.Но вдруг я сам в себе сгорелИ принял образ человечий.И золотым дождем далечеНаряд перистый улетел.А крылья огненным смерчомВзвились средь звездных хороводов,Мой клюв в пожар мирских восходовВонзился золотым лучом.И я – угасший, в новом снеУпал в покой земных селений.И вот, – в тоске моих томленийС тобой мечтаю в тишине.

«Она далеко, – не услышит…»

Она далеко, – не услышит,Услышит, – забудет скорей;Ей сказками на сердце дышитРазбойник с кудрявых полей.Он чешет ей влажные косы —И в море стихает гроза,И негой из синего плеса,Как солнце, заискрят глаза.Лицо ее тихо и ясно,Что друг ее, ласковей струй,И песней о вечере красномСжигает в губах поцелуй.Ей снится в заоблачном дымеПоля и расцвеченный круг,И рыбы смыкают над нимиСеребряный, песенный круг.

«И снова горящие звуки…»

И снова горящие звукиЯ брошу на бездны морей.И в камень от боли и мукиМоя превратится свирель.Луна упадет, разобьется.Смешаются дни и года,И тихо на море качнетсяТуманом седым борода.Под небо мой радужный поясВзовьется с полярных снегов,И снова, от холода кроясь,Я лягу у диких холмов.Шумя протечет по порогам,Последним потоком слеза,Корнями врастут мои ноги,Покроются мхами глаза.Не вспенится звездное эхоНад мертвою зыбью пустынь,И вечно без песен и смехаЯ буду один и один.

«В поле безлюдно. Я в поле один…»

В поле безлюдно. Я в поле один.Вижу: от Севера встал Исполин;Вырос до неба, дохнул на поля, —Вытекла мутная синяя мгла.Космы взметнулись вихрями вьюг.Солнце без света зачертилось в круг.Песни, чье имя – Любовь и Мечты, —Льдами легли в снеговые цветы.Мерно качаясь, идет Великан,Стынет под гулкой пятой океан.Вечной пустыней легли следы,В ладонях – колючие облаки-льды.Звездные птицы уснули в кудрях,Снежные горы на хвойных бровях,Мутно воззрились с вышиныСиние бельма – две мертвых луны.Тянется, зыблется смертная мгла,В синем огне цепенеет Земля.В поле безлюдно. Я в поле один,Здравствуй, мой добрый, мой злой Господин.Все под снегами утихнет, умрет,Звездной птицей мой дух вспорхнет,Льдами покроется солнечный лик.В поле никто не услышит крик.

Русалка

Русалка – зеленые косы,Не бойся испуганных глаз,На сером оглохшем утесеПродли нецелованный час.Я понял, – мне сердце пророчит,Что сгинут за сказками сны,Пройдут синеглазые Ночи,Уснут златокудрые Дни.И снова уйдешь ты далече,В лазурное море уйдешь,И память о северной встречеПо белой волне расплеснешь.Одежды из солнечной пряжиИстлеют на крыльях зари,И солнце лица не покажетЗа горбом щербатой горы.

«Косматым лесным чудотворцем…»

Косматым лесным чудотворцемС печальной луной в бородеПойду я и звездные кольцаРассыплю по черной воде.Из сердца свирель золотуюЯ выкую в синей тоскеИ песнь про тебя забытуюСплету на холодном песке.И буду пред небом и моремСосновые руки вздымать,Маяком зажгу мое гореИ бурями-песнями звать.Замутится небо играя,И песню повторит вода,Но ветер шепнет умирая:Она не придет никогда.

«Отгони свои думы лукавые…»

Отгони свои думы лукавые,полуденного беса молву,что-то светятся тучки кудрявые,чьи-то тени ложатся в траву.Тает в воздухе поступь неверная,не кукует горюша в лесу,на стволах позолота вечерняя,и ясней на туманном мысу.Небеса опоясались зорями.Промелькнул белоснежный наряд.Погляди, вон опять над сугораминаш Учитель и ласковый Брат.Море свеч в небесах засветилося,сходят сонмы крылатых Гостей.И на скорби с небесного клиросальется пенье бесплотных детей.Близок Свет. Перед радостной встречеюпричащаются травы росой.Поклонись – и мольбой Человечьегоне смути голубиный покой.Чу, горний благовест.Купаясь в синеве,Серебряные крылья раскинул Звук.Журча, рассыпались по облачной травеРучьями звезды из чьих-то рук.Молясь на тихий свет, сидит Туман-старикНад синим озером у камыша.За рощей голубой нежней свирель зари.Все в крыльях звука.Проснись, душа.

«В нагих полях бредет в сермяге День…»

В нагих полях бредет в сермяге День,Обрывки зорь за полы небо прячет,Из мутных глаз течет унынья тень,Седая борода дождями плачет.Кругом легла в туманы ТишинаИ говор жней, и эхо проглотила.Деревни мокнут под печалью Дня,Избенки жмутся, скалятся стропила.Угрюмо, глухо стонет старый сад.В нем кто-то юность мертвую хоронит.Стволы, шершавя, призрачно скрипят.В припадке грусти мечутся вороны.Далекий бор осунулся, зазяб,От стужи в кудрях посинела хвоя.Свинцовый лик ломает в лужах рябь,Плешивая дорога скользко воет.С рябин летят грачонок с воробьемВ соломенный уют под застрех сеновала.Отходит День и тучей-рукавомКому-то машет в ласке запоздалой.

«В Твоем ли чреве зрели боги…»

В Твоем ли чреве зрели боги,Тебя ли раб свободный звал,Зачем мне знать Твои ДорогиИ Имя знать в долинах зла?Из тайных стран ко мне пришла Ты,Играя ложью в глуби глаз,Но мудрый яд глухих заклятийЛила в вечерний, пьяный час.Был дик и страшен час свиданья.Мои два радостных крылаТы опалила злым дыханьемИ к черным башням увела.Мы шли по смрадным переулкам,Две грозных тени – Смерть и Зло.И где-то дверь стонала гулко,И где-то плакало стекло.Смеялось небо желтым смехом,И смех, как твой, был нагл и жгуч.Заря кровавою прорехойЗияла из-за черных туч.Хвостом Дракона вился в небоЗловещий дым фабричных труб.Из каменных конур о хлебеВзывали миллионы губ.По улицам в слепой затееБродил невидимый палач.Клубился змей на каждой шее,И раздирались смех и плач.Трубили медным ревом трубы,И грыз глаза смердящий дым.И в страхе Город скалил зубыИ в корчах был тупым и злым.Мы к темной башне подходили,Глухая дверь была пуста.И вот во мраке изловилиМой рот тлетворные Уста.И огненной тоской распятый,Молясь гудящей темноте,Я гас с отравленным закатомНа холодеющей плите.А Ты с огнем моих лобзаний,Бросая в небо звездный плат,Ушла прекрасной в отсвет раннийИных влюбленных целовать.

«Не правда ль, добрый Бог?..»

Не правда ль, добрый Бог?А стал, как пес бродячий.Не радость мне дает лучейТвоих тепло —Сильней зудится грязь и горше крест собачий.Ах, где конец беде и кто утешит плоть?Омыть теперь, омыть бы ноющее телоЗаботливой рукой, прозрачною водой.Счесать с волосьев пыль и в ласковой постелиШептать, что пройден путь и кончен бой с нуждой.Как сладко бы теперь сквозь окна голубыеСмотреть, как гаснет день, и звезды-воробьи,Проклевывая твердь, о недоступной былиСеребряную песнь сбираются пролить.И слушать до Утра, как с тихою молитвойБлуждает за окном весенняя капель,И знать, что новый день, неомраченный битвой,Мне солнечный калач положит в колыбель.О, дай мне, дай мне Бог,Ты в ризах белотканных,Покоем и теплом единый миг дышать,Как тихо бы Тебе, избитая пинками,Не помня горьких ран, молиласяДуша.Певуче бы расцвел за долгий путь в награду,Как лилии озер, на сердце скорбный час,А мысли улеглись приятней винограда,Успевшего созреть и вовремя упасть.Ах, где же, где конец моей собачьей доле?Продлись хоть ты, мечта, с тобой мне легче зло.Совсем больна душа, и от зудящей болиЗатасканным щенкомрасплакалася плоть.

Отход

Багряное крыло раскинула заря,роняя в тучи золотые перья.Вот так всегда бы, как иду теперь я,без устали идти, идти без цели, зря…У мудрых цели нет, у мудрых нет беды.Мой путь еще высок. Лицо еще в играющем румянце.Пускай к закату склон. Певуче льются с пальцевв нехоженный песок веселые следы.Был страшен долгий век. И вот спокоен час:Дано мне каждый миг изжить тысячелетья.Я прожил тридцать лет. О чем еще жалеть?Печаль моя нежна, как крик вечерней чайки.Душе легко. Растаяли года,как едкий чад, как стон любви докучной…Из волчьих ям не выпрыгнет беда,не изгрызет серебряные будни,что виснет над рекой туманом голубым…Пусть снова вороном хлестнется ночь в поля,и в добрых снах меня забудут люди,мой голос в ветре, в звездах слышен будет…Я в вечность отхожу с тропинки бытия.

Покос

И я, и солнышко – мой ясноглазый друг —встаем от сна, улыбчивые, рано…Разбудим день. Оно возьмет туманы.А я – косить цветной широкий луг.Мужичий гам, румяный бабий говорпольются вслед с нехоженой тропы…А впереди: и синь, и косогоры,ромашки, и росистый смех травы…И весел труд. Коса остро и звонкопо шелку трав хрустит до полудня.И не понять, где песня жаворонка,там, в синеве, иль в сердце у меня?А с полудня, когда мой ясный другогруживает высоко в стога туман кудрявый,я ставлю в копны скошенные травы,я тороплюсь убрать широкий луг.И целый день, пока не кликнет вечер,кумачный вихрь гуляет по лугам…И светел труд. И не устанут плечикупаться целый день в зеленых облаках.А ввечеру, когда на бабьи ногидушистей клевера прильнет загар,устанет солнышко. И в золотые стоги,красивое, уходит на закат…Уйду и я. И тихий сон по селамсомкнет глаза, кто радостью ослаб.И до утра мне снится луг зеленый,и все звенит: роса – коса – роса.

«Мне гребень нашептал, что волосы редеют…»

Мне гребень нашептал, что волосы редеют,Что скоро заблестят, как иней седины,И тише за окном, на старых сучьях рдея,Тоскует солнцепек о радостях Весны.В холодной синеве природа онемела,Поднялся белый сон над стынущим ручьем.И где-то далеко за рощей прозвенелаОсенняя печаль отлетным журавлем.По скошенным лугам блуждает желтый ветер,Взмахнет седым крылом, поплачет у куста, —И роем золотым от сгорбившихся ветелВзовьется к облакам засохшая листва.И чудится Душе, встревоженной мечтамиБезглазый лик времен дохнул из прошлых бурь,Ветлою гнется жизнь, и мчатся дни за днямиПевучей желтизной в предвечную лазурь.По выцветшим холмам в туманном синем полеИ юность, и мечты с ватагами страстейЛетят куда-то прочь в последней буйной волеНа огненных хребтах взбесившихся коней.Клубятся в небесах пылающие гривы,Все дальше звон копыт, все дальше красный скач, —И синяя печаль в природе молчаливей,И в сердце, как любовь, таится тихий плач.Бледнеет Солнцепек, Лучом опавший волосСквозь гребень проскользнул с открытого чела,И где-то за спиной понятней шепчет Голос,Что нет уже Весны и Юность отошла.

«Сойди, сойди огнем, Рассвет!..»

Сойди, сойди огнем, Рассвет!Уж близок грозный Час.У звезд мерцанья нет.И черен лунный глаз.Блуждает древний Страх – сбылись глухие сны.Как выкидыш, Земля забыта в колыбели,И правнуки ребра на жернов Сатаны,Ломая меч о меч, несут за телом тело.Трехдневный Гроб ЛюбвиЗа смертным камнем спит.От рева Бурь и БитвШатаются Кресты.Из каждых рук и ног глядит звериный лик.Чадит от языков смолой и серой жженой…А в небе хмурь и хлябь, – там Богу Ночь скулит,И тучами плывут рыдающие жены.Упал, кто глух и слеп,В ком разум – сухлый плод.О день, чрез смертный склепПролей нам звездный мед.Ревет язык громов, что сгинет семь коленВ морях своей крови, в болотах и туманах…Но Зверя пожрет, и Сын расторгнет плен,Сосавший Бури грудь устами Ураганов.Сойди, сойди, Заря!Над солнцем в высях гор.Мы в песенных нарядах,Мы песней вскинем Скорбь.

Предутрие

Ушла слепая Ночь, а День еще далеко,Еще блуждают сны и не родился звон.Роятся лики звезд в молочной мгле востока,Звезда зовет зарю взойти на небосклон,С небес из чьих-то глаз роса пахучей медаСтруится в синь травы, чтоб грезил мотылек.Цветы ведут молву про красный час восхода,Целуется во ржи с колосьем василек.На туче золотой застыли серафимы.И песнь, как тишина, плывет из красных гнезд.Багрян костер зари… И в голубые дымыОделася земля, проникнув к тайнам звезд.По скатам и холмам горбатые деревни,Впивая тишину, уходят в глубь веков.Разросся темный лес, стоит как витязь древний —В бровях седые мхи и клочья облаков.Раскрылись под землей заклятые ворота.Пропал из глубины предсолнечный петух.И лебедем туман поднялся от болота,Чтоб в красное гнездо снести свой белый пух.Немы уста небес. Земля вздыхает кротко.Взмахнула где-то Ночь невидимым крылом.И ласковый ручей, перебирая четки,Поет, молясь судьбе, серебряный псалом.И будто жизни нет, – но трепет жизни всюду.Распался круг времен, и сны времен сбылись.Рождается Рассвет, – и близко, близко чудо:Как лист – падет звезда, и солнцем станет лист.

Лесные купели

Где в лесные купели-затонырасплеснулась лесная река,Четки, вещи кукушкины звоны,колокольняя ель высока.Гребень Солнышка выпал на травы,нижет жемчуг под елями тень,Заплелись тростники и купавыв золоченый, зеленый плетень.Никнут в неге кудрявые лозы,черным струям дарят поцелуй.Резвый пляс бирюзовки-стрекозызавели над прохладою струй.Сонно грезят лопух и кувшинка,синий зной ароматен и пьян.А в лучистых изломах песчинкибудто горсть золотистых семян.По кустам и заросшим заваламптичьи песни прядет тишина,И зарею шиповники алорасцветают, как встарь купина.Звонко булькают скрытницы-рыбки,убегая к корнистому дну.И плывут водяные улыбкигибким кругом лучистому дню.Веще льются кукушкины звоны,дремлет Солнце, припав в тростники.На лесные купели-затоныкто-то сыплет с небес васильки.

Утро

Мое жилище, Землю грешную,печальный и убогий край,любовью светлой и нездешнеюя полюбил, как прежний рай.Одел поля пшеничным золотом,пчелиным медом напоил,и все преграды лунным молотомрассыпал в звончатую пыль.На всех путях, на веки черные,где в медных вихрях шла Гроза,затеплил свечи чудотворные,поставил зори-образа.Мой лук – заутреннюю радугу —я натянул и луч-стрелувонзил глухому зверю в пазуху,точившему на поле мглу.И растворилось небо синее.И от лощин, из-за бугров,пошли толпами старцы сивыена горний звон колоколов.Орлица-мысль, игривей зяблика,за море в глуби уплылаи Солнце – золотое яблоко —в горящем клюве принесла.

Певучий берег

Буйным вихрем к забытому домуя на Буре-коне прискакал.И опять на родимой соломепод божницей резной задремал.И открылось глазам зачерствелымв полусвете меж явью и сном:Конь мой огненный сумраком белым,белым вечером встал за окном.А с божницы синее поречьяглянул светлый и ласковый Бог,И с мудреной безгласною речьюулеглась тишина на порог.Золотым херувимом в лампадезасиял золотой огонек;О какой-то небесной наградепрошептался с избой ветерок.И с полатей любимого Деда,с бородой, как снег и пурга,Свел дорогой по зорнему следусенокосить на божьи луга.Взоржал конь многострунным молчаньем,чуя корм неотцветших лугов,И откликнулось мудро речамина приступках златых облаков.Вышла бабка из красна чулана,встала в небе сребристой луной,Чтоб на избу, на внука-Буяназаглянуть в вырезное окно.Поглядела, поникнула долу —в злых годинах я стал уж не тот,И прикрылася тучкой-подолом,и рассыпала звезд решето.И грустила, не злом ли я спуталзолотистых кудрей моих лен,Не на слабых ли буйную удальразносил огнехрапый мой конь.Только утром, под солнечным стогомслышал я между явью и сном,Ей рассказывал Дед босоногийо слепом лихолетьи земном.

Сергей Александрович

Есенин

(1895–1925)

Береза

Белая березаПод моим окномПринакрылась снегом,Точно серебром.На пушистых веткахСнежною каймойРаспустились кистиБелой бахромой.И стоит березаВ сонной тишине,И горят снежинкиВ золотом огне.А заря, ленивоОбходя кругом,Обсыпает веткиНовым серебром.1913

«В зеленой церкви за горой…»

В зеленой церкви за горой,Где вербы четки уронили,Я поминаю просфоройМладой весны младые были.А ты, склонившаяся ниц,Передо мной стоишь незримо,Шелка опущенных ресницКолышут крылья херувима.Не омрачен твой белый рокТвоей застывшею порою,Все тот же розовый платокЗатянут смуглою рукою.Все тот же вздох упруго жметТвои надломленные плечиО том, кто за морем живетИ кто от родины далече.И все тягуче память дняПеред пристойным ликом жизни.О, помолись и за меня,За бесприютного в отчизне!1916

«В том краю, где желтая крапива…»

В том краю, где желтая крапиваИ сухой плетень,Приютились к вербам сиротливоИзбы деревень.Там в полях, за синей гущей лога,В зелени озер,Пролегла песчаная дорогаДо сибирских гор.Затерялась Русь в Мордве и Чуди,Нипочем ей страх.И идут по той дороге люди,Люди в кандалах.Все они убийцы или воры,Как судил им рок.Полюбил я грустные их взорыС впадинами щек.Много зла от радости в убийцах,Их сердца просты,Но кривятся в почернелых лицахГолубые рты.Я одну мечту, скрывая, нежу,Что я сердцем чист.Но и я кого-нибудь зарежуПод осенний свист.И меня по ветряному свею,По тому ль песку,Поведут с веревкою на шееПолюбить тоску.И когда с улыбкой мимоходомРаспрямлю я грудь,Языком залижет непогодаПрожитой мой путь.1915

В хате

Пахнет рыхлыми драченами;У порога в дежке квас,Над печурками точенымиТараканы лезут в паз.Вьется сажа над заслонкою,В печке нитки попелиц,А на лавке за солонкою —Шелуха сырых яиц.Мать с ухватами не сладится,Нагибается низко,Старый кот к махотке крадетсяНа парное молоко.Квохчут куры беспокойныеНад оглоблями сохи,На дворе обедню стройнуюЗапевают петухи.А в окне на сени скатые,От пугливой шумоты,Из углов щенки кудлатыеЗаползают в хомуты.1914

Весенний вечер

Тихо струится река серебристаяВ царстве вечернем зеленой весны.Солнце садится за горы лесистые.Рог золотой выплывает луны.Запад подернулся лентою розовой,Пахарь вернулся в избушку с полей,И за дорогою в чаще березовойПесню любви затянул соловей.Слушает ласково песни глубокиеС запада розовой лентой заря.С нежностью смотрит на звезды далекиеИ улыбается небу земля.

«Вечер черные брови насопил…»

Вечер черные брови насопил.Чьи-то кони стоят у двора.Не вчера ли я молодость пропил?Разлюбил ли тебя не вчера?Не храпи, запоздалая тройка!Наша жизнь пронеслась без следа.Может, завтра больничная койкаУпокоит меня навсегда.Может, завтра совсем по-другомуЯ уйду, исцеленный навек,Слушать песни дождей и черемух,Чем здоровый живет человек.Позабуду я мрачные силы,Что терзали меня, губя.Облик ласковый! Облик милый!Лишь одну не забуду тебя.Пусть я буду любить другую,Но и с нею, с любимой, с другой,Расскажу про тебя, дорогую,Что когда-то я звал дорогой.Расскажу, как текла былаяНаша жизнь, что былой не была…Голова ль ты моя удалая,До чего ж ты меня довела?1923

«Вижу сон. Дорога черная…»

Вижу сон. Дорога черная.Белый конь. Стопа упорная.И на этом на конеЕдет милая ко мне.Едет, едет милая,Только нелюбимая.Эх, береза русская!Путь-дорога узкая.Эту милую, как сон,Лишь для той, в кого влюблен,Удержи ты ветками,Как руками меткими.Светит месяц. Синь и сонь.Хорошо копытит конь.Свет такой таинственный,Словно для единственной —Той, в которой тот же светИ которой в мире нет.Хулиган я, хулиган.От стихов дурак и пьян.Но и все ж за эту прыть,Чтобы сердцем не остыть,За березовую РусьС нелюбимой помирюсь.Июль 1925 г.

«Вот уж вечер. Роса…»

Вот уж вечер. РосаБлестит на крапиве.Я стою у дороги,Прислонившись к иве.От луны свет большойПрямо на нашу крышу.Где-то песнь соловьяВдалеке я слышу.Хорошо и тепло,Как зимой у печки.И березы стоят,Как большие свечки.И вдали за рекой,Видно, за опушкой,Сонный сторож стучитМертвой колотушкой.1910

Вьюга на 26 апреля 1912 г.

Что тебе надобно, вьюга,Ты у окна завываешь,Сердце больное тревожишь,Грусть и печаль вызываешь.Прочь уходи поскорее,Дай мне забыться немного,Или не слышишь – я плачу,Каюсь в грехах перед Богом.Дай мне с горячей молитвойСлиться душою и силой,Весь я истратился духом,Скоро сокроюсь могилой.Пой ты тогда надо мною,Только сейчас удалися,Или за грешную душуВместе со мной помолися.

«Глупое сердце, не бейся!..»

Глупое сердце, не бейся!Все мы обмануты счастьем,Нищий лишь просит участья…Глупое сердце, не бейся.Месяца желтые чарыЛьют по каштанам в пролесь.Лале склонясь на шальвары,Я под чадрою укроюсь.Глупое сердце, не бейся.Все мы порою как дети.Часто смеемся и плачем:Выпали нам на светеРадости и неудачи.Глупое сердце, не бейся.Многие видел я страны.Счастья искал повсюду,Только удел желанныйБольше искать не буду.Глупое сердце, не бейся.Жизнь не совсем обманула.Новой напьемся силой.Сердце, ты хоть бы заснулоЗдесь, на коленях у милой.Жизнь не совсем обманула.Может, и нас отметитРок, что течет лавиной,И на любовь ответитПеснею соловьиной.Глупое сердце, не бейся.1925

«Гой ты, Русь, моя родная…»

Гой ты, Русь, моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.И гудит за корогодомНа лугах веселый пляс.Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех,Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».1914

«Голубая кофта. Синие глаза…»

Голубая кофта. Синие глаза.Никакой я правды милой не сказал.Милая спросила: «Крутит ли метель?Затопить бы печку, постелить постель».Я ответил милой: «Нынче с высотыКто-то осыпает белые цветы.Затопи ты печку, постели постель,У меня на сердце без тебя метель».Октябрь 1925 г.

«Гори, звезда моя, не падай…»

Гори, звезда моя, не падай.Роняй холодные лучи.Ведь за кладбищенской оградойЖивое сердце не стучит.Ты светишь августом и рожьюИ наполняешь тишь полейТакой рыдалистою дрожьюНеотлетевших журавлей.И, голову вздымая выше,Не то за рощей – за холмомЯ снова чью-то песню слышуПро отчий край и отчий дом.И золотеющая осень,В березах убавляя сок,За всех, кого любил и бросил,Листвою плачет на песок.Я знаю, знаю. Скоро, скороНи по моей, ни чьей винеПод низким траурным заборомЛежать придется так же мне.Погаснет ласковое пламя,И сердце превратится в прах.Друзья поставят серый каменьС веселой надписью в стихах.Но, погребальной грусти внемля,Я для себя сложил бы так:Любил он родину и землю,Как любит пьяница кабак.Август 1925 г.

«Да! Теперь – решено. Без возврата…»

Да! Теперь – решено. Без возвратаЯ покинул родные края.Уж не будут листвою крылатойНадо мною звенеть тополя.Низкий дом без меня ссутулится,Старый пес мой давно издох.На московских изогнутых улицахУмереть, знать, сулил мне Бог.Я люблю этот город вязевый,Пусть обрюзг он и пусть одрях.Золотая дремотная АзияОпочила на куполах.А когда ночью светит месяц,Когда светит… черт знает как!Я иду, головою свесясь,Переулком в знакомый кабак.Шум и гам в этом логове жутком,Но всю ночь напролет, до зари,Я читаю стихи проституткамИ с бандитами жарю спирт.Сердце бьется все чаще и чаще,И уж я говорю невпопад:– Я такой же, как вы, пропащий,Мне теперь не уйти назад.Низкий дом без меня ссутулится,Старый пес мой давно издох.На московских изогнутых улицахУмереть, знать, сулил мне Бог.1922

«До свиданья, друг мой, до свиданья…»

До свиданья, друг мой, до свиданья.Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.До свиданья, друг мой, без руки, без слова,Не грусти и не печаль бровей, —В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей.1925

«Заметался пожар голубой…»

Заметался пожар голубой,Позабылись родимые дали.В первый раз я запел про любовь,В первый раз отрекаюсь скандалить.Был я весь – как запущенный сад,Был на женщин и зелие падкий.Разонравилось пить и плясатьИ терять свою жизнь без оглядки.Мне бы только смотреть на тебя,Видеть глаз злато-карий омут,И чтоб, прошлое не любя,Ты уйти не смогла к другому.Поступь нежная, легкий стан,Если б знала ты сердцем упорным,Как умеет любить хулиган,Как умеет он быть покорным.Я б навеки забыл кабакиИ стихи бы писать забросил.Только б тонко касаться рукиИ волос твоих цветом в осень.Я б навеки пошел за тобойХоть в свои, хоть в чужие дали…В первый раз я запел про любовь,В первый раз отрекаюсь скандалить.1923

«Край любимый! Сердцу снятся…»

Край любимый! Сердцу снятсяСкирды солнца в водах лонных.Я хотел бы затерятьсяВ зеленях твоих стозвонных.По меже, на переметке,Резеда и риза кашки.И вызванивают в четкиИвы – кроткие монашки.Курит облаком болото,Гарь в небесном коромысле.С тихой тайной для кого-тоЗатаил я в сердце мысли.Все встречаю, все приемлю,Рад и счастлив душу вынуть.Я пришел на эту землю,Чтоб скорей ее покинуть.1914

«Край ты мой заброшенный…»

Край ты мой заброшенный,Край ты мой, пустырь,Сенокос некошеный,Лес да монастырь.Избы забоченились,А и всех-то пять.Крыши их запенилисьВ заревую гать.Под соломой-ризоюВыструги стропил,Ветер плесень сизуюСолнцем окропил.В окна бьют без промахаВороны крылом,Как метель, черемухаМашет рукавом.Уж не сказ ли в прутникеЖисть твоя и быль,Что под вечер путникуНашептал ковыль?1914

Лебедушка

Из-за леса, леса темного,Подымалась красна зорюшка,Рассыпала ясной радугойОгоньки-лучи багровые.Загорались ярким пламенемСосны старые, могучие,Наряжали сетки хвойныеВ покрывала златотканые.А кругом роса жемчужнаяОтливала блестки алые,И над озером серебрянымКамыши, склонясь, шепталися.В это утро вместе с солнышкомУж из тех ли темных зарослейВыплывала, словно зоренька,Белоснежная лебедушка.Позади ватагой стройноюПодвигались лебежатушки.И дробилась гладь зеркальнаяНа колечки изумрудные.И от той ли тихой заводи,Посередь того ли озера,Пролегла струя далекаяЛентой темной и широкою.Уплывала лебедь белаяПо ту сторону раздольную,Где к затону молчаливомуПрилегла трава шелковая.У побережья зеленого,Наклонив головки нежные,Перешептывались лилииС ручейками тихозвонными.Как и стала звать лебедушкаСвоих малых лебежатушекПогулять на луг пестреющий,Пощипать траву душистую.Выходили лебежатушкиТеребить траву-муравушку,И росинки серебристые,Словно жемчуг, осыпалися.А кругом цветы лазоревыРаспускали волны пряныеИ, как гости чужедальние,Улыбались дню веселому.И гуляли детки малыеПо раздолью по широкому,А лебедка белоснежная,Не спуская глаз, дозорила.Пролетал ли коршун рощею,Иль змея ползла равниною,Гоготала лебедь белая,Созывая малых детушек.Хоронились лебежатушкиПод крыло ли материнское,И когда гроза скрывалася,Снова бегали-резвилися.Но не чуяла лебедушка,Не видала оком доблестным,Что от солнца золотистогоНадвигалась туча черная —Молодой орел под облакомРасправлял крыло могучееИ бросал глазами молнииНа равнину бесконечную.Видел он у леса темного,На пригорке у расщелины,Как змея на солнце выползлаИ свилась в колечко, грелася.И хотел орел со злобоюКак стрела на землю кинуться,Но змея его заметилаИ под кочку притаилася.Взмахом крыл своих под облакомОн расправил когти острыеИ, добычу поджидаючи,Замер в воздухе распластанный.Но глаза его орлиныеРазглядели степь далекую,И у озера широкогоОн увидел лебедь белую.Грозный взмах крыла могучегоОтогнал седое облако,И орел, как точка черная,Стал к земле спускаться кольцами.В это время лебедь белаяОглянула гладь зеркальнуюИ на небе отражавшемсяУвидала крылья длинные.Встрепенулася лебедушка,Закричала лебежатушкам,Собралися детки малыеИ под крылья схоронилися.А орел, взмахнувши крыльями,Как стрела на землю кинулся,И впилися когти острыеПрямо в шею лебединую.Распустила крылья белыеБелоснежная лебедушкаИ ногами помертвелымиОттолкнула малых детушек.Побежали детки к озеру,Понеслись в густые заросли,А из глаз родимой материПокатились слезы горькие.А орел когтями острымиРаздирал ей тело нежное,И летели перья белые,Словно брызги, во все стороны.Колыхалось тихо озеро,Камыши, склонясь, шепталися,А под кочками зеленымиХоронились лебежатушки.1917

Молитва матери

На краю деревни старая избушка,Там перед иконой молится старушка.Молитва старушки сына поминает,Сын в краю далеком родину спасает.Молится старушка, утирает слезы,А в глазах усталых расцветают грезы.Видит она поле, поле перед боем,Где лежит убитым сын ее героем.На груди широкой брызжет кровь, что пламя,А в руках застывших вражеское знамя.И от счастья с горем вся она застыла,Голову седую на руки склонила.И закрыли брови редкие сединки,А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.1914

«Мы теперь уходим понемногу…»

Мы теперь уходим понемногуВ ту страну, где тишь и благодать.Может быть, и скоро мне в дорогуБренные пожитки собирать.Милые березовые чащи!Ты, земля! И вы, равнин пески!Перед этим сонмом уходящимЯ не в силах скрыть своей тоски.Слишком я любил на этом светеВсе, что душу облекает в плоть.Мир осинам, что, раскинув ветви,Загляделись в розовую водь.Много дум я в тишине продумал,Много песен про себя сложил,И на этой на земле угрюмойСчастлив тем, что я дышал и жил.Счастлив тем, что целовал я женщин,Мял цветы, валялся на траве,И зверье, как братьев наших меньших,Никогда не бил по голове.Знаю я, что не цветут там чащи,Не звенит лебяжьей шеей рожь.Оттого пред сонмом уходящимЯ всегда испытываю дрожь.Знаю я, что в той стране не будетЭтих нив, златящихся во мгле.Оттого и дороги мне люди,Что живут со мною на земле.1924

«Не бродить, не мять в кустах багряных…»

Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.С алым соком ягоды на коже,Нежная, красивая, былаНа закат ты розовый похожаИ, как снег, лучиста и светла.Зерна глаз твоих осыпались, завяли,Имя тонкое растаяло, как звук,Но остался в складках смятой шалиЗапах меда от невинных рук.В тихий час, когда заря на крыше,Как котенок, моет лапкой рот,Говор кроткий о тебе я слышуВодяных поющих с ветром сот.Пусть порой мне шепчет синий вечер,Что была ты песня и мечта,Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —К светлой тайне приложил уста.Не бродить, не мять в кустах багряныхЛебеды и не искать следа.Со снопом волос твоих овсяныхОтоснилась ты мне навсегда.1915–1916

«Не в моего ты бога верила…»

Не в моего ты бога верила,Россия, родина моя!Ты как колдунья дали мерила,И был как пасынок твой я.Боец забыл отвагу смелую,Пророк одрях и стал слепой.О, дай мне руку охладелую —Идти единою тропой.Пойдем, пойдем, царевна сонная,К веселой вере и одной,Где светит радость испоконнаяНеопалимой купиной.Не клонь главы на грудь могутнуюИ не пугайся вещим сном.О, будь мне матерью напутноюВ моем паденье роковом.1916

«Не гляди на меня с упреком…»

Не гляди на меня с упреком,Я презренья к тебе не таю,Но люблю я твой взор с поволокойИ лукавую кротость твою.Да, ты кажешься мне распростертой,И, пожалуй, увидеть я рад,Как лиса, притворившись мертвой,Ловит воронов и воронят.Ну, и что же, лови, я не струшу.Только как бы твой пыл не погас?На мою охладевшую душуНатыкались такие не раз.Не тебя я люблю, дорогая,Ты лишь отзвук, лишь только тень.Мне в лице твоем снится другая,У которой глаза – голубень.Пусть она и не выглядит кроткойИ, пожалуй, на вид холодна,Но она величавой походкойВсколыхнула мне душу до дна.Вот такую едва ль отуманишь,И не хочешь пойти, да пойдешь,Ну, а ты даже в сердце не вранишьНапоенную ласкою ложь.Но и все же, тебя презирая,Я смущенно откроюсь навек:Если б не было ада и рая,Их бы выдумал сам человек.1 декабря 1925 г.

«Не жалею, не зову, не плачу…»

Не жалею, не зову, не плачу,Все пройдет, как с белых яблонь дым.Увяданья золотом охваченный,Я не буду больше молодым.Ты теперь не так уж будешь биться,Сердце, тронутое холодком,И страна березового ситцаНе заманит шляться босиком.Дух бродяжий! ты все реже, режеРасшевеливаешь пламень уст.О, моя утраченная свежесть,Буйство глаз и половодье чувств!Я теперь скупее стал в желаньях,Жизнь моя, иль ты приснилась мне?Словно я весенней гулкой раньюПроскакал на розовом коне.Все мы, все мы в этом мире тленны,Тихо льется с кленов листьев медь…Будь же ты вовек благословенно,Что пришло процвесть и умереть.1921

«Небо сметаной обмазано…»

Небо сметаной обмазано,Месяц как сырный кусок.Только не с пищею связаноСердце, больной уголок.Хочется есть, да не этого,Что так шуршит на зубу.Жду я веселого, светлого,Как молодую судьбу.Жгуче желания множатДушу больную мою,Но и на гроб мне положатС квасом крутую кутью.9 июля 1916 г.

«Несказанное, синее, нежное…»

Несказанное, синее, нежное…Тих мой край после бурь, после гроз,И душа моя – поле безбрежное —Дышит запахом меда и роз.Я утих. Годы сделали дело,Но того, что прошло, не кляну.Словно тройка коней оголтелаяПрокатилась во всю страну.Напылили кругом. Накопытили.И пропали под дьявольский свист.А теперь вот в лесной обителиДаже слышно, как падает лист.Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?Все спокойно впивает грудь.Стой, душа, мы с тобой проехалиЧерез бурный положенный путь.Разберемся во всем, что видели,Что случилось, что сталось в стране,И простим, где нас горько обиделиПо чужой и по нашей вине.Принимаю, что было и не было,Только жаль на тридцатом году —Слишком мало я в юности требовал,Забываясь в кабацком чаду.Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,Так же гнется, как в поле трава…Эх ты, молодость, буйная молодость,Золотая сорвиголова!1925

«Ну, целуй меня, целуй…»

Ну, целуй меня, целуй,Хоть до крови, хоть до боли.Не в ладу с холодной волейКипяток сердечных струй.Опрокинутая кружкаСредь веселых не для нас.Понимай, моя подружка,На земле живут лишь раз!Оглядись спокойным взором,Посмотри: во мгле сыройМесяц, словно желтый ворон,Кружит, вьется над землей.Ну, целуй же! Так хочу я.Песню тлен пропел и мне.Видно, смерть мою почуялТот, кто вьется в вышине.Увядающая сила!Умирать так умирать!До кончины губы милойЯ хотел бы целовать.Чтоб все время в синих дремах,Не стыдясь и не тая,В нежном шелесте черемухРаздавалось: «Я твоя».И чтоб свет над полной кружкойЛегкой пеной не погас —Пей и пой, моя подружка:На земле живут лишь раз!1925

«Отговорила роща золотая…»

Отговорила роща золотаяБерезовым, веселым языком,И журавли, печально пролетая,Уж не жалеют больше ни о ком.Кого жалеть? Ведь каждый в мире странник —Пройдет, зайдет и вновь покинет дом.О всех ушедших грезит конопляникС широким месяцем над голубым прудом.Стою один среди равнины голой,А журавлей относит ветром в даль,Я полон дум о юности веселой,Но ничего в прошедшем мне не жаль.Не жаль мне лет, растраченных напрасно,Не жаль души сиреневую цветь.В саду горит костер рябины красной,Но никого не может он согреть.Не обгорят рябиновые кисти,От желтизны не пропадет трава,Как дерево роняет тихо листья,Так я роняю грустные слова.И если время, ветром разметая,Сгребет их все в один ненужный ком…Скажите так… что роща золотаяОтговорила милым языком.1924

Отойди от окна

Не ходи ты ко мне под окноИ зеленой травы не топчи,Я тебя разлюбила давно,Но не плачь, а спокойно молчи.Я жалею тебя всей душою,Что тебе до моей красоты?Почему не даешь мне покоюИ зачем так терзаешься ты?Все равно я не буду твоею,Я теперь не люблю никого,Не люблю, но тебя я жалею,Отойди от окна моего!Позабудь, что была я твоею,Что безумно любила тебя,Я теперь не люблю, а жалею —Отойди и не мучай себя.Письмо к женщинеВы помните,Вы все, конечно, помните,Как я стоял,Приблизившись к стене,Взволнованно ходили вы по комнатеИ что-то резкоеВ лицо бросали мне.Вы говорили:Нам пора расстаться,Что вас измучилаМоя шальная жизнь,Что вам пора за дело приниматься,А мой удел —Катиться дальше, вниз.Любимая!Меня вы не любили.Не знали вы, что в сонмище людскомЯ был как лошадь, загнанная в мыле,Пришпоренная смелым ездоком.Не знали вы,Что я в сплошном дыму,В развороченном бурей бытеС того и мучаюсь, что не пойму —Куда несет нас рок событий.Лицом к лицуЛица не увидать.Большое видится на расстоянье.Когда кипит морская гладь —Корабль в плачевном состоянье.Земля – корабль!Но кто-то вдругЗа новой жизнью, новой славойВ прямую гущу бурь и вьюгЕе направил величаво.Ну кто ж из нас на палубе большойНе падал, не блевал и не ругался?Их мало, с опытной душой,Кто крепким в качке оставался.Тогда и я,Под дикий шум,Но зрело знающий работу,Спустился в корабельный трюм,Чтоб не смотреть людскую рвоту.Тот трюм был —Русским кабаком.И я склонился над стаканом,Чтоб, не страдая ни о ком,Себя сгубитьВ угаре пьяном.Любимая!Я мучил вас,У вас была тоскаВ глазах усталых:Что я пред вами напоказСебя растрачивал в скандалах.Но вы не знали,Что в сплошном дыму,В развороченном бурей бытеС того и мучаюсь,Что не пойму,Куда несет нас рок событий…Теперь года прошли.Я в возрасте ином.И чувствую и мыслю по-иному.И говорю за праздничным вином:Хвала и слава рулевому!Сегодня яВ ударе нежных чувств.Я вспомнил вашу грустную усталость.И вот теперьЯ сообщить вам мчусь,Каков я был,И что со мною сталось!Любимая!Сказать приятно мне:Я избежал паденья с кручи.Теперь в Советской сторонеЯ самый яростный попутчик.Я стал не тем,Кем был тогда.Не мучил бы я вас,Как это было раньше.За знамя вольностиИ светлого трудаГотов идти хоть до Ла-Манша.Простите мне…Я знаю: вы не та —Живете выС серьезным, умным мужем;Что не нужна вам наша маета,И сам я вамНи капельки не нужен.Живите так,Как вас ведет звезда,Под кущей обновленной сени.С приветствием,Вас помнящий всегдаЗнакомый вашСергей Есенин.1924

Письмо матери

Ты жива еще, моя старушка?Жив и я. Привет тебе, привет!Пусть струится над твоей избушкойТот вечерний несказанный свет.Пишут мне, что ты, тая тревогу,Загрустила шибко обо мне,Что ты часто xодишь на дорогуВ старомодном ветxом шушуне.И тебе в вечернем синем мракеЧасто видится одно и то ж:Будто кто-то мне в кабацкой дракеСаданул под сердце финский нож.Ничего, родная! Успокойся.Это только тягостная бредь.Не такой уж горький я пропойца,Чтоб, тебя не видя, умереть.Я по-прежнему такой же нежныйИ мечтаю только лишь о том,Чтоб скорее от тоски мятежнойВоротиться в низенький наш дом.Я вернусь, когда раскинет ветвиПо-весеннему наш белый сад.Только ты меня уж на рассветеНе буди, как восемь лет назад.Не буди того, что отмечалось,Не волнуй того, что не сбылось, —Слишком раннюю утрату и усталостьИспытать мне в жизни привелось.И молиться не учи меня. Не надо!К старому возврата больше нет.Ты одна мне помощь и отрада,Ты одна мне несказанный свет.Так забудь же про свою тревогу,Не грусти так шибко обо мне.Не xоди так часто на дорогуВ старомодном ветxом шушуне.1924

«По дороге идут богомолки…»

По дороге идут богомолки,Под ногами полынь да комли.Раздвигая щипульные колки,На канавах звенят костыли.Топчут лапти по полю кукольни,Где-то ржанье и храп табуна,И зовет их с большой колокольниГулкий звон, словно зык чугуна.Отряхают старухи дулейки,Вяжут девки косницы до пят.Из подворья с высокой келейкиНа платки их монахи глядят.На вратах монастырские знаки:«Упокою грядущих ко мне»,А в саду разбрехались собаки,Словно чуя воров на гумне.Лижут сумерки золото солнца,В дальних рощах аукает звон…По тени от ветлы-веретенцаБогомолки идут на канон.1914

«Под венком лесной ромашки…»

Под венком лесной ромашкиЯ строгал, чинил челны,Уронил кольцо милашкиВ струи пенистой волны.Лиходейная разлука,Как коварная свекровь.Унесла колечко щука,С ним – милашкину любовь.Не нашлось мое колечко,Я пошел с тоски на луг,Мне вдогон смеялась речка:«У милашки новый друг».Не пойду я к хороводу:Там смеются надо мной,Повенчаюсь в непогодуС перезвонною волной.1911

«Покраснела рябина…»

Покраснела рябина,Посинела вода.Месяц, всадник унылый,Уронил повода.Снова выплыл из рощиСиним лебедем мрак.Чудотворные мощиОн принес на крылах.Край ты, край мой родимый,Вечный пахарь и вой,Словно Вольга под ивой,Ты поник головой.Встань, пришло исцеленье,Навестил тебя Спас.Лебединое пеньеНежит радугу глаз.Дня закатного жертваИскупила весь грех.Новой свежестью ветраПахнет зреющий снег.Но незримые дрождиВсе теплей и теплей…Помяну тебя в дождикЯ, Есенин Сергей.

«Прощай, родная пуща…»

Прощай, родная пуща,Прости, златой родник.Плывут и рвутся тучиО солнечный сошник.Сияй ты, день погожий,А я хочу грустить.За голенищем ножикМне больше не носить.Под брюхом жеребенкаВ глухую ночь не спатьИ радостию звонкойЛесов не оглашать.И не избегнуть бури,Не миновать утрат,Чтоб прозвенеть в лазуриКольцом незримых врат.

«Синее небо, цветная дуга…»

Синее небо, цветная дуга,Тихо степные бегут берега,Тянется дым, у малиновых селСвадьба ворон облегла частокол.Снова я вижу знакомый обрывС красною глиной и сучьями ив,Грезит над озером рыжий овес,Пахнет ромашкой и медом от ос.Край мой! Любимая Русь и Мордва!Притчею мглы ты, как прежде, жива.Нежно под трепетом ангельских крылЗвонят кресты безымянных могил.Многих ты, родина, ликом своимЖгла и томила по шахтам сырым.Много мечтает их, сильных и злых,Выкусить ягоды персей твоих.Только я верю: не выжить тому,Кто разлюбил твой острог и тюрьму…Вечная правда и гомон лесовРадуют душу под звон кандалов.1916

«Синий май. Заревая теплынь…»

Синий май. Заревая теплынь.Не прозвякнет кольцо у калитки.Липким запахом веет полынь.Спит черемуха в белой накидке.В деревянные крылья окнаВместе с рамами в тонкие шторыВяжет взбалмошная лунаНа полу кружевные узоры.Наша горница хоть и мала,Но чиста. Я с собой на досуге…В этот вечер вся жизнь мне мила,Как приятная память о друге.Сад полышет, как пенный пожар,И луна, напрягая все силы,Хочет так, чтобы каждый дрожалОт щемящего слова «милый».Только я в эту цветь, в эту гладь,Под тальянку веселого мая,Ничего не могу пожелать,Все, как есть, без конца принимая.Принимаю – приди и явись,Все явись, в чем есть боль и отрада…Мир тебе, отшумевшая жизнь.Мир тебе, голубая прохлада.1925

Сиротка

Русская сказкаМаша – круглая сиротка.Плохо, плохо Маше жить,Злая мачеха сердитоБез вины ее бранит.Неродимая сестрицаМаше места не дает,Плачет Маша втихомолкуИ украдкой слезы льет.Не перечит Маша брани,Не теряет дерзких слов,А коварная сестрицаОтбивает женихов.Злая мачеха у МашиОтняла ее наряд,Ходит Маша без наряда,И ребята не глядят.Ходит Маша в сарафане,Сарафан весь из заплат,А на мачехиной дочкеБусы с серьгами гремят.Сшила Маша на подачкиСарафан себе другойИ на голову наделаПолушалок голубой.Хочет Маша понаряднейВ церковь божию ходитьИ у мачехи сердитойПросит бусы ей купить.Злая мачеха на МашуЗасучила рукава,На устах у бедной МашиТак и замерли слова.Вышла Маша, зарыдала,Только некуда идти,Побежала б на кладбище,Да могилки не найти.Замела седая вьюгаПоле снежным полотном,По дороженькам ухабы,И сугробы под окном.Вышла Маша на крылечко,Стало больно ей невмочь.А кругом лишь воет ветер,А кругом лишь только ночь.Плачет Маша у крылечка,Притаившись за углом,И заплаканные глазкиУтирает рукавом.Плачет Маша, крепнет стужа.Злится дедушка-мороз,А из глаз ее, как жемчуг,Вытекают капли слез.Вышел месяц из-за тучек,Ярким светом заиграл.Видит Маша – на приступкеКто-то бисер разметал.От нечаянного счастьяМаша глазки поднялаИ застывшими рукамиКрупный жемчуг собрала.Только Маша за колечкоОтворяет дверь рукой, —А с высокого сугробаК ней бежит старик седой:«Эй, красавица, постой-ка,Замела совсем пурга!Где-то здесь вот на крылечкеПозабыл я жемчуга».Маша с тайною тревогойРобко глазки поднялаИ сказала, запинаясь:«Я их в фартук собрала».И из фартука стыдливо,Заслонив рукой лицо,Маша высыпала жемчугНа обмерзшее крыльцо.«Стой, дитя, не сыпь, не надо, —Говорит старик седой, —Это бисер ведь на бусы,Это жемчуг, Маша, твой».Маша с радости смеется,Закраснелася, стоит,А старик, склонясь над нею,Так ей нежно говорит:«О дитя, я видел, видел,Сколько слез ты пролилаИ как мачеха лихаяИз избы тебя гнала.А в избе твоя сестрицаЛюбовалася собойИ, расчесывая косы,Хохотала над тобой.Ты рыдала у крылечка,А кругом мела пурга,Я в награду твои слезыЗаморозил в жемчуга.За тебя, моя родная,Стало больно мне невмочьИ озлобленным дыханьемЗастудил я мать и дочь.Вот и вся моя наградаЗа твои потоки слез…Я ведь, Маша, очень добрый,Я ведь дедушка-мороз».И исчез мороз трескучий…Маша жемчуг собралаИ, прислушиваясь к вьюге,Постояла и ушла.Утром Маша рано-раноШла могилушку копать,В это время царедворцыШли красавицу искать.Приказал король им строгоОбойти свою странуИ красавицу собоюОтыскать себе жену.Увидали они Машу,Стали Маше говорить,Только Маша порешилаПрежде мертвых схоронить.Тихо справили поминки,На душе утихла боль,И на Маше, на сиротке,Повенчался сам король.1914

«Снова пьют здесь, дерутся и плачут…»

Снова пьют здесь, дерутся и плачутПод гармоники желтую грусть.Проклинают свои неудачи,Вспоминают московскую Русь.И я сам, опустясь головою,Заливаю глаза вином,Чтоб не видеть в лицо роковое,Чтоб подумать хоть миг об ином.Что-то всеми навек утрачено.Май мой синий! Июнь голубой!Не с того ль так чадит мертвячинойНад пропащею этой гульбой.Ах, сегодня так весело россам,Самогонного спирта – река.Гармонист с провалившимся носомИм про Волгу поет и про Чека.Что-то злое во взорах безумных,Непокорное в громких речах.Жалко им тех дурашливых, юных,Что сгубили свою жизнь сгоряча.Где ж вы те, что ушли далече?Ярко ль светят вам наши лучи?Гармонист спиртом сифилис лечит,Что в киргизских степях получил.Нет! таких не подмять, не рассеять.Бесшабашность им гнилью дана.Ты, Рассея моя… Рас… сея…Азиатская сторона!1922

«Спит ковыль. Равнина дорогая…»

Спит ковыль. Равнина дорогая,И свинцовой свежести полынь.Никакая родина другаяНе вольет мне в грудь мою теплынь.Знать, у всех у нас такая участь,И, пожалуй, всякого спроси —Радуясь, свирепствуя и мучась,Хорошо живется на Руси.Свет луны, таинственный и длинный,Плачут вербы, шепчут тополя.Но никто под окрик журавлиныйНе разлюбит отчие поля.И теперь, когда вот новым светомИ моей коснулась жизнь судьбы,Все равно остался я поэтомЗолотой бревенчатой избы.По ночам, прижавшись к изголовью,Вижу я, как сильного врага,Как чужая юность брызжет новьюНа мои поляны и луга.Но и все же, новью той теснимый,Я могу прочувственно пропеть:Дайте мне на родине любимой,Все любя, спокойно умереть!1925

«Сторона ль моя, сторонка…»

Сторона ль моя, сторонка,Горевая полоса.Только лес, да посолонка,Да заречная коса…Чахнет старая церквушка,В облака закинув крест.И забольная кукушкаНе летит с печальных мест.По тебе ль, моей сторонке,В половодье каждый годС подожочка и котомкиБогомольный льется пот.Лица пыльны, загорелы,Веко выглодала даль,И впилась в худое телоСпаса кроткого печаль.1914

«Теперь любовь моя не та…»

Клюеву

Теперь любовь моя не та.Ах, знаю я, ты тужишь, тужишьО том, что лунная метлаСтихов не расплескала лужи.Грустя и радуясь звезде,Спадающей тебе на брови,Ты сердце выпеснил избе,Но в сердце дома не построил.И тот, кого ты ждал в ночи,Прошел, как прежде, мимо крова.О друг, кому ж твои ключиТы золотил поющим словом?Тебе о солнце не пропетьВ окошко не увидеть рая.Так мельница, крылом махая,С земли не может улететь.1918

«Тихий ветер. Вечер сине-хмурый…»

Тихий ветер. Вечер сине-хмурый.Я смотрю широкими глазами.В Персии такие ж точно куры,Как у нас в соломенной Рязани.Тот же месяц, только чуть пошире,Чуть желтее и с другого края.Мы с тобою любим в этом миреОдинаково со всеми, дорогая.Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,Не могу не прославлять, не петь их.Так же девушки здесь обнимают милыхДо вторых до петухов, до третьих.Ах, любовь! Она ведь всем знакома,Это чувство знают даже кошки,Только я с отчизной и без домаОт нее сбираю скромно крошки.Счастья нет. Но горевать не буду —Есть везде родные сердцу куры,Для меня рассеяны повсюдуМолодые чувственные дуры.С ними я все радости приемлюИ для них лишь говорю стихами:Оттого, знать, люди любят землю,Что она пропахла петухами.1925

«Троицыно утро, утренний канон…»

Троицыно утро, утренний канон,В роще по березкам белый перезвон.Тянется деревня с праздничного сна,В благовесте ветра хмельная весна.На резных окошках ленты и кусты.Я пойду к обедне плакать на цветы.Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,Похороним вместе молодость мою.Троицыно утро, утренний канон.В роще по березкам белый перезвон.1914

«Хороша была Танюша, краше не было в селе…»

Хороша была Танюша, краше не было в селе,Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.Вышел парень, поклонился кучерявой головой:«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.Душегубкою-змеею развилась ее коса.«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».Не заутренние звоны, а венчальный переклик,Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.Не кукушки загрустили – плачет Танина родня,На виске у Тани рана от лихого кистеня.Алым венчиком кровинки запеклися на челе, —Хороша была Танюша, краше не было в селе.1911

«Хорошо под осеннюю свежесть…»

Хорошо под осеннюю свежестьДушу-яблоню ветром стряхатьИ смотреть, как над речкою режетВоду синюю солнца соха.Хорошо выбивать из телаНакаляющий песни гвоздь.И в одежде празднично белойЖдать, когда постучится гость.Я учусь, я учусь моим сердцемЦвет черемух в глазах беречь,Только в скупости чувства греются,Когда ребра ломает течь.Молча ухает звездная звонница,Что ни лист, то свеча заре.Никого не впущу я в горницу,Никому не открою дверь.1918–1919

Хулиган

Дождик мокрыми метлами чиститИвняковый помет по лугам.Плюйся, ветер, охапками листьев, —Я такой же, как ты, хулиган.Я люблю, когда синие чащи,Как с тяжелой походкой волы,Животами, листвой хрипящими,По коленкам марают стволы.Вот оно, мое стадо рыжее!Кто ж воспеть его лучше мог?Вижу, вижу, как сумерки лижутСледы человечьих ног.Русь моя, деревянная Русь!Я один твой певец и глашатай.Звериных стихов моих грустьЯ кормил резедой и мятой.Взбрезжи, полночь, луны кувшинЗачерпнуть молока берез!Словно хочет кого придушитьРуками крестов погост!Бродит черная жуть по холмам,Злобу вора струит в наш сад,Только сам я разбойник и хамИ по крови степной конокрад.Кто видал, как в ночи кипитКипяченых черемух рать?Мне бы в ночь в голубой степиГде-нибудь с кистенем стоять.Ах, увял головы моей куст,Засосал меня песенный плен.Осужден я на каторге чувствВертеть жернова поэм.Но не бойся, безумный ветр,Плюй спокойно листвой по лугам.Не сорвет меня кличка «поэт».Я и в песнях, как ты, хулиган.1919

«Шаганэ ты моя, Шаганэ!..»

Шаганэ ты моя, Шаганэ!Потому, что я с севера, что ли,Я готов рассказать тебе поле,Про волнистую рожь при луне.Шаганэ ты моя, Шаганэ.Потому, что я с севера, что ли,Что луна там огромней в сто раз,Как бы ни был красив Шираз,Он не лучше рязанских раздолий.Потому, что я с севера, что ли.Я готов рассказать тебе поле,Эти волосы взял я у ржи,Если хочешь, на палец вяжи —Я нисколько не чувствую боли.Я готов рассказать тебе поле.Про волнистую рожь при лунеПо кудрям ты моим догадайся.Дорогая, шути, улыбайся,Не буди только память во мнеПро волнистую рожь при луне.Шаганэ ты моя, Шаганэ!Там, на севере, девушка тоже,На тебя она страшно похожа,Может, думает обо мне…Шаганэ ты моя, Шаганэ.1924

«Я иду долиной. На затылке кепи…»

Я иду долиной. На затылке кепи,В лайковой перчатке смуглая рука.Далеко сияют розовые степи,Широко синеет тихая река.Я – беспечный парень. Ничего не надо.Только б слушать песни – сердцем подпевать,Только бы струилась легкая прохлада,Только б не сгибалась молодая стать.Выйду за дорогу, выйду под откосы, —Сколько там нарядных мужиков и баб!Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы.«Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?На земле милее. Полно плавать в небо.Как ты любишь долы, так бы труд любил.Ты ли деревенским, ты ль крестьянским не был?Размахнись косою, покажи свой пыл».Ах, перо не грабли, ах, коса не ручка —Но косой выводят строчки хоть куда.Под весенним солнцем, под весенней тучкойИх читают люди всякие года.К черту я снимаю свой костюм английский.Что же, дайте косу, я вам покажу —Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,Памятью деревни я ль не дорожу?Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки.Хорошо косою в утренний туманВыводить по долам травяные строчки,Чтобы их читали лошадь и баран.В этих строчках – песня, в этих строчках – слово.Потому и рад я в думах ни о ком,Что читать их может каждая корова,Отдавая плату теплым молоком.1925

«Я по первому снегу бреду…»

Я по первому снегу бреду,В сердце ландыши вспыхнувших сил.Вечер синею свечкой звездуНад дорогой моей засветил.Я не знаю – то свет или мрак?В чаще ветер поет иль петух?Может, вместо зимы на полях,Это лебеди сели на луг.Хороша ты, о белая гладь!Греет кровь мою легкий мороз.Так и хочется к телу прижатьОбнаженные груди берез.О лесная, дремучая муть!О веселье оснеженных нив!Так и хочется руки сомкнутьНад древесными бедрами ив.1917

«Я покинул родимый дом…»

Я покинул родимый дом,Голубую оставил Русь.В три звезды березняк над прудомТеплит матери старой грусть.Золотою лягушкой лунаРаспласталась на тихой воде.Словно яблонный цвет, сединаУ отца пролилась в бороде.Я не скоро, не скоро вернусь!Долго петь и звенеть пурге.Стережет голубую РусьСтарый клен на одной ноге.И я знаю, есть радость в немТем, кто листьев целует дождь,Оттого, что тот старый кленГоловой на меня похож.ЯмщикЗа ухабины степныеМчусь я лентой пустырей.Эй вы, соколы родные,Выносите поскорей!Низкорослая слободкаВ повечерешнем дыму.Заждалась меня красоткаВ чародейном терему.Светит в темень позолотойРазмалевана дуга.Ой вы, санки-самолеты,Пуховитые снега!Звоны резки, звоны гулки,Бубенцам в шлее не счет.А как гаркну на проулке,Выбегает весь народ.Выйдут парни, выйдут девкиСлавить зимни вечера,Голосатые запевкиНе смолкают до утра.

Павел Николаевич

Васильев

(1910–1937)

Август

Угоден сердцу этот образ

И этот цвет!

Языков1Еще ты вспоминаешь жаркий день,Зарей малины крытый, шубой лисьей,И на песке дорожном видишь теньОт дуг, от вил, от птичьих коромысел.Еще остался легкий холодок,Еще дымок витает над поляной,Дубы и грозы валит август с ног,И каждый куст в бараний крутит рог,И под гармонь тоскует бабой пьяной.Ты думаешь, что не приметил яВ прическе холодеющую проседь, —Ведь это та же молодость твоя, —Ее, как песню, как любовь, не бросить!Она – одна из радостных щедрот:То ль журавлей перед полетом трубы,То ль мед в цветке и запах первых сот,То ль поцелуем тронутые губы…Вся в облаках заголубела высь,Вся в облаках над хвойною трущобой.На даче пни, как гуси, разбрелись.О, как мычитТеленок белолобый!Мне ничего не надо – только бытьС тобою рядомИ, вскипая силой,В твоих глазах глаза свои топить —В воде их черной, ветреной и стылой.2Но этот август буен во хмелю!Ты слышишь в нем лишь щебетанье птахи,Лишь листьев свист, – а я его хвалюЗа скрип телег, за пестрые рубахи,За кровь-руду, за долгий сытый ревТуч земляных, за жатву и покосы.За птиц, летящих на добычу косо,И за страну,Где миллион дворовРодит и пестует ребят светловолосых.Ой, как они впилисьВ твои соски!Рудая осень,Будет притворяться.Ведь лебеди летят с твоей руки,И осы желтыеВ бровях твоих гнездятся.3Сто ярмарок нам осень привезла —Ее обозы тридцать ден тянулись,Все выгорело золотом дотла,Все серебром,Все синью добела…И кто-то пел над каруселью улиц…Должно быть, любо августовским днем,С венгерской скрипкой, с бубнами в РоссииПлясать дождю канатным плясуном!Слагатель песен, мы с тобой живем,Винцом осенним тешась, а другие?Заслышав дождь, они молчат и ждутВ подъездах, шеи вытянув по-курьи,У каменных грохочущих запруд.Вот тут бы в смехИ разбежаться тут,Мальчишески над лужей бедокуря.Да, этот дождь, как горлом кровь, идетПо жестяным, по водосточным глоткам,Бульвар измок, и месяц большерот.Как пьяница, как голубь, город пьет,Подмигивая лету и красоткам.4Что б ни сказала осень, – все права.Я не пойму,За что нам полюбиласьПодсолнуха хмельная голова,Крылатый стан его и та трава,Что кланялась и на ветру дымилась.Не ты ль бродила в лиственных лесахИ появилась предо мной впервыеС подсолнухами, с травами в руках,С базарным солнцем в черных волосах,Раскрывши юбок крылья холстяные!Дари, дари мне рыжие цветы!ЗеленыеПрижал я к сердцу стебли.Светлы цветов улыбки и чисты —Есть в них теплоСердечной простоты.Их корни рылись в золоте и пепле!5И вот он, август! С песней за рекой,С пожарами по купам, тряской ночьюИ с расставанья тающей рукой,С медвежьим мхом и ворожбой сорочьей.И вот он, август, роется во тьмеДубовыми дремучими когтямиИ зазывает к птичьей кутерьмеЛюбимую с тяжелыми ноздрями,С широкой бровью, крашенной в сурьме.Он прячет в листья голову свою —Оленью, бычью. И в просветах алых,В крушенье листьев, яблок и обвалах,В ослепших звездах я его пою!Август 1932 г., Кунцево

Анастасия

Почему ты снишься, Настя,

В лентах, в серьгах, в кружевах?

Из старого стихотворения1Не смущайся месяцем раскосым,Пусть глядит через оконный лед.Ты надень ботинки с острым носом,Шаль, которая тебе идет.Шаль твоя с тяжелыми кистями —Злая кашемирская княжна,Вытканная вялыми шелками,Убранная черными цветами, —В ней ты засидишься дотемна.Нелегко наедине с судьбою.Ты молчишь. Закрыта крепко дверь.Но о чем нам горевать с тобою?И о чем припоминать теперь?Не были богатыми, покаюсь,Жизнь моя и молодость твоя.Мы с тобою свалены покаместВ короба земного бытия.Позади пустынное пространство,Тыщи верст – все звезды да трава.Как твое тяжелое убранство,Я сберег поверья и слова.Раздарить налево и направо?Сбросить перья эти? Может быть,Ты сама придумаешь, забава,Как теперь их в дело обратить?Никогда и ни с каким прибасомНаши песни не ходили вспять, —Не хочу резным иконостасомПо кулацким горницам стоять!Нелегко наедине с судьбою.Ты молчишь. Закрыта крепко дверь.Но о чем нам горевать с тобою?И о чем припоминать теперь?Наши деды с вилами дружили,Наши бабки черный плат носили,Ладили с овчинами отцы.Что мы помним? Разговор сорочий,Легкие при новолунье ночи,Тяжкие лампады, бубенцы…Что нам светит? Половодье разве,Пена листьев диких и гроза,Пьяного попа благообразье,В золоченых ризах образа?Или свет лукавый глаз кошачьих,Иль пожатье дружеской руки,Иль страна, где, хохоча и плача,Скудные, скупые, наудачуВьюга разметала огоньки?2Не смущаясь месяцем раскосым,Смотришь ты далеко, далеко…На тебе ботинки с острым носом,Те, которым век не будет сноса,Шаль и серьги, вдетые в ушко.С темными спокойными бровями,Ты стройна, улыбчива, бела,И недаром белыми рукамиТы мне крепко шею обняла.В девку переряженное Лихо,Ты не будешь спорить невпопад —Под локоть возьмешь меня и тихоЗа собою поведешь назад.Я нарочно взглядываю мимо, —Я боюсь постичь твои черты!Вдруг услышу отзвук нелюдимый,Голос тихий, голос твой родимый —Я страшусь, чтоб не запела ты!Потому что в памяти, как прежде,Ночи звездны, шали тяжелы,Тих туман, и сбивчивы надеждыУбежать от этой кабалы.И напрасно, обратясь к тебе, яВсе отдать, все вымолить готов, —Смотришь, лоб нахмуря и робеяИ моих не понимая слов.И бежит в глазах твоих Россия,Прадедов беспутная страна.Настя, Настенька, Анастасия,Почему душа твоя темна?3Лучше было б пригубить затяжкуТой махры, которой больше нет,Пленному красногвардейцу вслед!Выстоять и умереть не тяжкоЗа страну мечтаний и побед.Ведь пока мы ссоримся и ладим,Громко прославляя тишь и гладь,Счастья ради, будущего радиВыйдут завтра люди умирать.И, гремя в пространствах огрубелых,Мимо твоего идут крыльцаВетры те, которым нет предела,Ветры те, которым нет конца!Вслушайся. Полки текут, и вродеТрубная твой голос глушит медь,Неужели при такой погодеГрызть орехи, на печи сидеть?Наши имена припоминая,Нас забудут в новых временах…Но молчишь ты…Девка расписная,Дура в лентах, серьгах и шелках!1933

«Вся ситцевая, летняя приснись…»

Вся ситцевая, летняя приснись,Твое позабываемое имяОтыщется одно между другими.Таится в нем немеркнущая жизнь:Тень ветра в поле, запахи листвы,Предутренняя свежесть побережий,Предзорный отсвет, медленный и свежий,И долгий посвист птичьей тетивы,И темный хмель волос твоих еще.Глаза в дыму. И, если сон приснится,Я поцелую тяжкие ресницы,Как голубь пьет – легко и горячо.И, может быть, покажется мне снова,Что ты опять ко мне попалась в плен.И, как тогда, все будет бестолково —Веселый зной загара золотого,Пушок у губ и юбка до колен.1932

Глафира

Багровою сиренью набухалКупецкий город, город ястребиный,Курганный ветер шел по Иртышу,Он выветрил амбары и лабазы,Он гнал гусей теченью вопрекиОт Урлютюпа к Усть-Каменогору…Припомни же рябиновый закат,Туман в ночи и шелест тополиный,И старый дом, в котором ты зваласьКупеческою дочерью – Глафирой.Припоминай же, как, поголубев,Рассветом ранним окна леденелиИ вразнобой кричали петухиВ глухих сенях, что пьяные бояре,Как день вставал сквозною кисеей,Иконами и самоварным солнцем,Горячей медью тлели сундукиИ под ногами пели половицы…Я знаю, молодость нам дорогаВоспоминаньем терпким и тяжелым,Я сам сейчас почувствовал ееЗвериное дыханье за собою.Ну что ж, пойдем по выжженным следам,Ведь прошлое, как старое кладбище.Скажи же мне, который раз траваЗеленой пеной здесь перекипала?На древних плитах стерты письменаПургой, огнем, июньскими дождями,И воткнут клен, как старомодный зонт,У дорогой, у сгорбленной могилы!А над Поречьем те же журавли,Как двадцать лет назад, и то же небо,И я, твой сын, и молод и суровВеселой верой в новое бессмертье!Пускай прижмется теплою щекойК моим рукам твое воспоминанье,Забытая и узнанная мать, —Горька тоска… Горьки в полях полыни…Но в тесных ульях зреет новый мед,И такова извечная жестокость —Все то, что было дорого тебе,Я на пути своем уничтожаю.Мне так легко измять твою сирень,Твой пыльный рай с расстроенной гитарой,Мне так легко поверить, что живетГрохочущее сердце мотоцикла!Я не хочу у прошлого гостить —Мне в путь пора. Пусть перелески мчатсяИ синим льдом блистает магистраль,Проложенная нами по курганам, —Как ветер, прям наш непокорный путь.Узнай же, мать, поднявшегося сына, —Ему дано восстать и победить.1930

Горожанка

Горожанка, маков цвет Наталья,Я в тебя, прекрасная, влюблен.Ты не бойся, чтоб нас увидали,Ты отвесь знакомым на вокзалеПригородном вежливый поклон.Пусть смекнут про остальное сами.Нечего скрывать тебе – почто ж! —С кем теперь гуляешь вечерами,Рядом с кем московскими садамиНа высоких каблуках идешь.Ну и юбки! До чего летучи!Ситцевый буран свиреп и лют…Высоко над нами реют тучи,В распрях грома, в молниях могучих,В чревах душных дождь они несут.И, темня у тополей вершины,На передней туче, вижу я,Восседает, засучив штанины,Свесив ноги босые, Илья.Ты смеешься, бороду пророкаВетром и весельем теребя…Ты в Илью не веришь? Ты жестока!Эту прелесть водяного токаЯ сравню с чем хочешь для тебя.Мы с тобою в городе как дома.Дождь идет. Смеешься ты. Я рад.Смех знаком, и улица знакома,Грузные витрины Моссельпрома,Как столы на пиршестве, стоят.Голову закинув, смейся! В смехе,В громе струй, в ветвях затрепетав,Вижу город твой, его утехи,В небеса закинутые вехиНеудач, побед его и слав.Из стекла и камня вижу стены,Парками теснясь, идет народ.Вслед смеюсь и славлю вдохновенноХод подземный метрополитенаИ высоких бомбовозов ход.Дождь идет. Недолгий, крупный, ранний.Благодать! Противиться нет сил!Вот он вырос, город всех мечтаний,Вот он встал, ребенок всех восстаний, —Сердце навсегда мое прельстил!Ощущаю плоть его большую,Ощущаю эти этажи, —Как же я, Наталья, расскажи,Как же, расскажи, мой друг, прошу я,Раньше мог не верить в чертежи?Дай мне руку. Ты ль не знаменитаВ песне этой? Дай в глаза взглянуть.Мы с тобой идем. Не лыком шиты —Горожане, а не кто-нибудь.Сентябрь 1934 г.

Демьяну Бедному

Твоих стихов простонародный говорМеня сегодня утром разбудил.Мне дорог он,Мне близок он и мил,По совести – я не хочу другогоСегодня слушать… Будто лемехаПередо мной прошли, в упорстве дикомВзрывая землю…Сколько струн в великомМужичьем сердце каждого стиха!Не жидкая скупая позолота,Не баловства кафтанчик продувной, —Строителя огромная работаРазвернута сказаньем предо мной.В ней – всюду труд, усилья непрестанны,Сияют буквы, высятся слова.Я вижу, засучивши рукава,Работают на нивах великаны.Блестит венцомПот на челе творца,Не доблести ль отличье эти росы?Мир поднялся не щелканьем скворца,А славною рукой каменотеса.И скучно нам со стороны глядеть,Как прыгают по веткам пустомели;На улицах твоя гремела медь,Они в скворешняхДля подружек пели.В их приютившем солнечном краю,Завидев толпы, прятались с испугу.Я ясно вижу, мой певец, твоюЛюбимую прекрасную подругу.На целом свете нету ни однойПодобной ей —Ее повсюду знают,Ее зовут Советскою Страной,Страною счастья также называют.Ты ей в хвалуНе пожалеешь слов,Рванутся стаей соловьиной в кличе…Заткнув за пояс все цветы лугов,Огромная проходит Беатриче.Она рождалась под несметный топНесметных конниц,Под дымком шрапнели,Когда, порубан, падал Перекоп,Когда в боюДемьяна песни пели!Как никому, завидую тебе,Обветрившему песней миллионы,Несущему в победах и борьбеПоэзии багровые знамена!Май 1936

Женихи

Вот что случается порою.

ПушкинСам колдунСидел на крепкой плахеВ красной сатинетовой рубахе —Черный,Без креста,И не спеша,Чтобы как-нибудь опохмелиться,Пробовал в раздумье не водицу —ВодкуИз неполного ковша.И пестрела на столе закуска:Сизый жир гусиного огузка,Рыбные консервы,Иваси,Маргарин и яйца всмятку – в общем,Разное,На что отнюдь не ропщем,Все, что продается на Руси!А кругом шесты с травой стояли,Сытый кот сиял на одеяле,Отходил —Пушистый весь —Ко сну,Жабьи лапы сохли на шпагат,Но колдунНе думал о полатях —Что-то скучно было колдуну.Был он мудр, учен,Хотишь – изволь-ка, —КилыОн присаживал настолько,Что в Калуге снять их не могли.Знал наперечет,Читал любого:Бедного,Некрасова,Толстого —Словом, всех писателей земли.Пожилой, но в возрасте нестаром,Все-таки не зря совсем,НедаромПо округе был он знаменит —Жил, на прочих глядя исподлобья,И творил великие снадобьяВеснами,Когда вода звенит.Кроме чародейского обличья,От соседей мужиков в отличьеОн имелДовольно скромный дар:Воду из колодца брать горстями,В безкозыря резаться с чертями,Обращать любую бабу в пар.И теперь,На крепкой плахе сидя,То ль в раздумье,То ль в какой обиде,Щуря глаз тяжелый,НапередЗнал иль нет,Кто за версту обходомПо садам зеленым, огородамЛегкою стопой к нему идет?Стукнула калитка,Дверь открыта,По двору мелькнула – шито-крыто,Половицы пробирает дрожь:Входит в избу Настя Стегунова,ПолымемГорят на ней обновы…– Здравствуй, дядя Костя,Как живешь?И стоит —Высокая, рябая,Кофта на ней дышит голубая,Кружевной платокЗажат в руке.Шаль с двойной турецкою каймою,Газовый порхун – он сам собою,Туфли на французском каблуке.Плоть свою могучую одела,Как могла…– А я к тебе по делу.Уж давно душа моя горит,Не пришла,Когда б не этот случай,Свет давно мне, девушке, наскучил,Колдуну Настасья говорит.– Вся деревняВ зелени, в июле,Избы наши в вишне потонули,Свищут вечерами соловьи,Голосисты жаворонки в поле,Колосиста рожь…Не оттого лиЖарче слезы девичьи мои?Уж как выйдутВечером туманы,Запоют заветные баяныНа зеленых выгонах.И тутПарни – бригадиры, трактористы —Танцевать тустеп и польку чистоВсех моих подружек разберут.Только я одна стоять останусь,Ни худым,Ни милым не достанусь —Надломили яблоню в саду!Кто полюбит горькую, рябую?Сорву с себя кофту голубую,Сниму серьги, косу разведу.Сон нейдет,Не спится мне в постели,Все хочу, чтоб соловьи не пели,Чтобы резеда не расцвела…Восемь сутокПлакала, не ела,От бессонья вовсе почернела,Крепкий уксус с водкою пила.Я давно разгневалась на бога.Я ему поверила немного,Я ему —Покаялась, сычу!И к тебе пришла сюдаНе в гости —С низкой моей просьбой:Дядя Костя,Приворот-травы теперь хочу.…Служит колдуну его наука,Говорит он громко Насте:– Ну-ка,Дай мне блюдце белое сюда. —Дунул-плюнул,Налил в блюдце воду, —Будто летом в тихую погодуЗакачалась круглая вода.– Что ты видишь, Настя?– Даль какая!Паруса летят по ней, мелькая,КамышиКуда ни кинешь взгляд…– Что ты видишь?– Вижу воду снова.– Что ты видишь, Настя Стегунова?– Вижу, гуси-лебеди летят!Служит колдуну его наука.Говорит он тихо Насте:– Ну-ка,Не мешай,Не балуй,Отойди.Все содею, что ты захотела.А пока что сделано полдела,Дело будет,Девка,Впереди.Все содею —Нужно только взяться. —Тут загоготал он:– Гуси-братцы,Вам привет от утки и сыча! —…ПоднималисьКолдовские силы,Пролетали гуси белокрылы,Отвечали гуси гогоча!– Загляни-ка, Настя Стегунова,Что ты видишь?– Вижу воду снова,А по нейПлыветДвенадцать роз.– Кончено! —Сказал колдун. – Довольно,Натрудил глаза над блюдцем – больно.НадоПоступать тебеВ колхоз.Триста дней работай без отказу,Триста – не отлынивай ни разу,Не жалея крепких рук своих.Как сказал —Все сбудется, не бойся.Ни о чем теперь не беспокойся.Будет тебе к осени жених!Красноярское —Село большое,Что ты все глядишься в волны, стояНад рекой, на самой крутизне?Ночи пролетают – синедуги,Листья осыпаются в испуге,РыбыШевелят крылом во сне.Тучи раздвигая и шатаясь,Красным сарафаном прикрываясь,Проступает бабий лик луны —Август, август!Тихо сквозь ненастьеВ ясном небе вызвездило счастье…Чтой-то стали ночи холодны.Зимы ль снятся лету?Иль старинныйГрустный зов полночный журавлиный?Или кто кого недолюбил?Август, август!Налюбиться не далТем, кто в холоду твоем изведалЛунный, бабий, окаянный пыл.Горячи, не тягостны работы,У Настасьи полный рот заботы,Все колосья кланяются ей,Все ее исполнятся желанья,Триста дней проходят, как сказанье,Мимо пролетают триста дней!Низко пролетают над полями…Каждый деньЗадел ее крылами.Под великий, звонкий их припев,Гордая,Спокойная,Над миром,Первым по колхозу бригадиромСтала вдруг она, похорошев.

Август, август!

Стегуновой Насте

В ясном небе вызвездило счастье,Мимо пролетелоТриста дней.В урожай,Несметный, небывалый, —Знак Почета, золотой и алый,Орден на груди горит у ней.И везут на двор к ней изобилье:Ревом окруженные и пылью,Шесть волов, к земле рога склонив,Всякой снеди груды,Желто-пегихТелок двух ведут возле телеги,Красной лентой шеи перевив.Самой лучшей – лучшая награда!А обед готовится как надо,Рыжим пламенем лопочет печь……Съев пельменей двести,Отобедав,Ко всему колхозу напоследокПредседатель обращает речь:– Честь и слава Насте Стегуновой!Честь и славаНашей жизни новой!Нам понять, товарищи, пора:Только так —И только так! —СпокойноМожем мы сказать – она достойна,Лучшему ударнику – ура!– Правильно сказал! Ура, директор!. . .Много шире Невского проспектаУлица заглавная у нас,Городских прекрасней песни, тоньше,Голоса девические звоньше,Ярче звезды в сорок восемь раз!Все, что было,Вдоль по речке сплыло,Помнила,Жалела,Да забыла,Догорели черные грехи!Пали, пали на поле туманы, —Развернув заветные баяны,Собирались к Насте женихи!Вот они идут, и на ухабахВидно хорошо их —Кепки набок,Руки молодые на ладах.Крепкой силой, молодостью схожи.Август им подсвистывает тожеПтицами-синицами в садах.А колдун, покаясь всенародно,Сам вступил в колхоз…Теперь свободноИ весьма зажиточно живет.Счет ведет в правленье, это тожеС чернокнижьемОчень, в общем, схоже,Сбрил усы и отрастил живот.И когда его ребята дразнят,Он плюет на это безобразье.Настя ж всюду за него горой,Будто нет у ней другой кручины..И какие к этому причины?Вот что приключается порой!1936

«И имя твое, словно старая песня…»

И имя твое, словно старая песня.Приходит ко мне. Кто его запретит?Кто его перескажет? Мне скучно и тесноВ этом мире уютном, где тщетно горитВ керосиновых лампах огонь Прометея —Опаленными перьями фитилей…Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!У меня ли на сердце пустая затея,У меня ли на сердце полынь да песок,Да охрипшие ветры!Послушай, подруга,Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.Выпускай же на волю своих лебедей, —Красно солнышко падает в синее мореИ – за пазухой прячется ножик-злодей,И – голодной собакой шатается горе…Если все, как раскрытые карты, я самНа сегодня поверю – сквозь вихри разбега,Рассыпаясь, летят по твоим волосамВифлеемские звезды российского снега.Ноябрь 1931 г.

Иртыш

Камыш высок, осока высока,Тоской набух тугой сосок волчицы,Слетает птица с дикого песка,Крылами бьет и на волну садится.Река просторной родины моей,Просторная,Иди под непогодой,Теки, Иртыш, выплескивай язей —Князь рыб и птиц, беглец зеленоводый.Светла твоя подводная гроза,Быстры волны шатучие качели,И в глубине раскрытые глазаУ плавуна, как звезды, порыжели.И в погребах песчаных в глубине,С косой до пят, румяными устами,У сундуков незапертых на днеЛежат красавки с щучьими хвостами.Сверкни, Иртыш, их перстнем золотым!Сон не идет, заботы их не точат,Течением относит груди имИ раки пальцы нежные щекочут.Маши турецкой кистью камыша,Теки, Иртыш! Любуюсь, не дыша,Одним тобой, красавец остроскулый.Оставив целым меду полковша,Роскошествуя, лето потонуло.Мы встретились. Я чалки не отдам,Я сердца вновь вручу тебе удары…По гребням пенистым, по лебедямУдарили колеса «Товар-пара».Он шел, одетый в золото и медь,Грудастый шел. Наряженные в ситцы,Ладонь к бровям, сбегались поглядетьДосужие приречные станицы.Как медлит он, теченье поборов,Покачиваясь на волнах дородных…Над неоглядной далью острововПриветственный погуливает рев —Бродячий сын компаний пароходных.Катайте бочки, сыпьте в трюмы хлеб,Ссыпайте соль, которою богаты.Мне б горсть большого урожая, мне бБольшой воды, грудные перекаты.Я б с милой тоже повстречаться рад —Вновь распознать, забытые в разлуке,Из-под ресниц позолоченный взгляд,Ее волос могучий перекатИ зноем зацелованные руки.Чтоб про других шепнула: «Не вини…»Чтоб губ от губ моих не отрывала,Чтоб свадебные горькие огниНочь на баржах печально зажигала.Чтобы Иртыш, меж рек иных скиталец,Смыл тяжкий груз накопленной вины,Чтоб вместо слез на лицах оставалисьЛишь яростные брызги от волны!1934

К музе

Ты строй мне дом, но с окнами на запад,Чтоб видно было море-океан,Чтоб доносило ветром дальний запахМатросских трубок, песни поморян.Ты строй мне дом, но с окнами на запад,Чтоб под окно к нам Индия пришлаВ павлиньих перьях, на слоновых лапах,Ее товары – золотая мгла.Граненные веками зеркала…Потребуй же, чтоб шла она на западИ встретиться с варягами могла.Гори светлей! Ты молода и в силе,Возле тебя мне дышится легко.Построй мне дом, чтоб окна запад пили,Чтоб в нем игралзаморский гость СадкоНа гуслях мачт коммерческих флотилий!1930

К портрету Р

Кузнец тебя выковал и пустилПо свету гулять таким,И мы с удивленьем теперь тебеВ лицо рябое глядим.Ты встал и, смеясь чуть-чуть, напроломСквозь тесный плен городьбыПрошел стремительный, как топорВ руках плечистой судьбы.Ты мчал командармом вьюг и побед,Обласкан свинцом и пургой,Остались следы твоего коняПод Омском и под Ургой.И если глаза сощурить – взойдетТуман дымовых завес,Голодные роты поют и идутС штыками наперевес.И если глаза сощурить – опятьПолыни, тайга и лед,И встанет закат, и Омск падет,И Владивосток падет.Ты вновь поднимаешь знамя, ты вновьНа взмыленном Воронке,И звонкою кровью течет заряНа поднятом вверх клинке.Полтысячи острых, крутых копытВзлетают, преграды сбив,Проносят кони твоих солдатКосматые птицы грив.И этот последний, черствый закалТы выдержал до конца,Сын трех революций, сын всей страны,Сын прачки и кузнеца.Смеются глаза, и твоей рукиВерней не бывало и нет.И крепко знают солдаты твоиТебя, командарм побед.1931

Кавбригада перед атакой

Светало, нервничали кони,Косясь, кусая удила,И, как на холоду ладони,Заря чуть розова была.Кой-кто запомнил: оробелый,В дымках недвижимый лесокИ командира кудерь белый,От инея седой висок.И, мерзлые поводья тронув,Бесстрашно напрягая слух,Как будто ждали эскадроны,Что рядом запоет петух.Ударило. Коней равняли.Еще неясно было тут,Что эти звезды над бровями,Блистая острыми краями,Над битвой высоко взойдут.Ударило. Затихло. ВскореУ горизонта раздалось.Ударило – за сине мореОт родины куда-то вкось.В протяжных, яростных полетахМир колыхнулся, замелькал.Есть среди пушек толсторотыхПевцы, достойные похвал!В рядах сказали: «Наши!» Где-тоПросвистнула и стихла плеть.Дал горизонт два-три ответа,И замолчал, и начал петь.И небо в громе и обвалахТряслось, сужая полукруг.И было что-то в интервалахСпокойное, как смерти вдруг.Но издалече, издалекаОзначилось сквозь мертвый гром,Грустя и воздух вбрав глубоко,Пошло «ура-а», крестясь штыком.Нахлынувшее, человечье,Отчаянное!.. Как гора,Оно ползло врагу на плечиИ перекатывалось – «ура».И вспомнили: оно недаром —Пятнадцатый стрелковый полк,Бинтуя раны комиссару,С багровым знаменем пошел.Махнула смертная прохладаСтремян повыше, ниже грив,Стояла ровно кавбригада,Глаза клинками заслонив.Но было трудно заслонитьсяОт грохота того, и вотВдали, как пойманный убийца,Затараторил пулемет.Как ни считал, все было мало,Сбивался с счета – и опять,Вдруг сбившись, начинал сначала,И вновь не мог пересчитать.И страшно было ждать. И хриплоВ рядах сказали тихо: «Что ж,Ждать, чтоб дивизия погибла?»Но командир, смиряя дрожьКоня, который, зубы скаля,Покачивался, – ждал и ждал…И вдруг, не сдерживаясь, далиРакетный подали сигнал.Тогда он саблю вздел с разлета —Спокойный, а лицо как мел.И в первом эскадроне кто-тоНе выдержал. Стремясь, запел:«Вихри враждебные веют над нами!..»1934

«Как тень купальщицы – длина твоя…»

Как тень купальщицы – длина твоя.Как пастуший аркан – длина твоя.Как взгляд влюбленного – длина твоя.В этом вполне уверен я.Пламени от костра длиннее ты.Молнии летней длиннее ты.Дыма от пальбы длиннее ты.Плечи твои широки, круты.Но корочесвиданья в тюрьме,Но корочеудара во тьме —Будто перепелв лапах орла,Наша дружбас тобойумерла.Пусть же крик мой перепелиный,Когда ты танцуешь, мой друг,Цепляется за твою пелерину, —Охрипший в одиночестве длинном,Хрящами преданных рук.18 ноября 1934 г., Москва

«Когда-нибудь сощуришь глаз…»

Когда-нибудь сощуришь глаз,Наполненный теплынью ясной,Меня увидишь без прикрас,Не испугавшись в этот разМоей угрозы неопасной.Оправишь волосы, и вотТебе покажутся смешнымиИ хитрости мои, и имя,И улыбающийся рот.Припомнит пусть твоя ладонь,Как по лицу меня ласкала.Да, я придумывал огонь,Когда его кругом так мало.Мы, рукотворцы тьмы, огня,Тоски угадываем зрелость.Свидетельствую – ты меняОпутала, как мне хотелось.Опутала, как вьюн в цветуОпутывает тело дуба.Вот почему, должно быть, чтуИ голос твой, и простоту,И чуть задумчивые губы.И тот огонь случайный чту,Когда его кругом так мало,И не хочу, чтоб, вьюн в цвету,Ты на груди моей завяла.Все утечет, пройдет, и вотТебе покажутся смешнымиИ хитрости мои, и имя,И улыбающийся рот,Но ты припомнишь меж другимиМеня, как птичий перелет.1932

Конь

Замело станицу снегом – белым-бело.Путался протяжливый волчий волок,И ворон откуда-то нанесло,Неприютливых да невеселых.Так они и осыпались у крыльца,Сидят раскорячившись, у хозяина просят:«Вынеси нам обутки,Дай нам мясца, винца…Оскудела сытаяВ зобах у нас осень».А у хозяина беды да тревоги,Прячется пес под лавку —Боится, что пнут ногой,И детеныш, холстяной, розовоногий,Не играет материнскою серьгой.Ходит павлин-павлиномВ печке огонь,Собирает угли клювом горячим.А хозяин башку стопудовуюПоложил на ладонь —Кудерь подрагивает, плечи плачут.Соль и навар полынныйСлижет с губ,Грохнется на месте,Что топором расколот,Подымется, накинет буланый тулупИ выносит горе своеНа уличный холод.Расшатывает горе дубовый пригон.Бычьи его костиМороз ломает.В каждом бревне нетесаномХрип да стон:«Что ж это, голубчики,Конь пропадает!Что ж это – конь пропадает. Родные!» —Растопырил руки хозяин, сутул.А у коня глаза темные, ледяные.Жалуется. Голову повернул.В самые брови хозяинуТеплом дышит,Теплым ветром затрагивает волоса:«Принеси на вилах сена с крыши».Губы протянул:«Дай мне овса».«Да откуда ж?! Милый! Сердце мужичье!Заместо стойлаЗубами сгрызи меня…»По свежим полям,По луговинамПо-птичьиГриву свою рыжуюУносил в зеленя!Петухами, бабами в травах смятыхПестрая станица зашумела со сна,О цветах, о звонких пегих жеребятахГде-то далеко-о затосковала весна.Далеко весна, далеко, —Не доехать станичным телегам.Пело струнное кобылье молоко,Пахло полынью и сладким снегом.А потом в татарской узде,Вздыбившись под объездчиком сытым,ЗахлебнувшисьВ голубой небесной воде,Небо зачерпывал копытом.От копыт приплясывал дом,Окна у него сияли счастливей,Пролетали свадебнымВеселым дождемБубенцы над лентами в гриве!..…Замело станицу снегом – белым-бело.Спелой бы соломки – жисти дороже!И ворон откуда-то нанесло,Неприветливых да непригожих.Голосят глаза коньи:«Хозяин, ги-ибель,Пропадаю, Алексеич!»А хозяин егоПо-цыгански, с оглядкой,На улку вывелИ по-ворованномуЗашептал в глаза:«Ничего…Ничего, обойдется, рыжий.Ишь, каки снега, дорога-то, а!»Опускалась у хозяина ниже и нижеИ на морозе седела голова.«Ничего, обойдется…Сено-то близко…»Оба, однако, из этих мест.А топор нашаривалВ поленьях, чистоКак середь ночи ищут крест.Да по прекрасным глазам,По каримС размаху – тем топором…И когда по целованнойБелой звезде ударил,Встал на колени коньИ не поднимался потом.Пошли по снегу розы крупные, мятые,Напитался ими снег докрасна.А где-то далеко заржали жеребята,Обрадовалась, заулыбалась весна.А хозяин с головою белойСветлел глазами, светлел,И небо над ним тоже светлело,А бубенец зазвякалДа заледенел…1932

Лагерь

Под командирами на местеКрутились лошади волчком,И в глушь березовых предместийАвтомобиль прошел бочком.Война гражданская в разгаре,И в городе нежданный гам, —Бьют пулеметы на базареПо пестрым бабам и горшкам.Красноармейцы меж домамиБегут и целятся с колен;Тяжелыми гудя крылами,Сдалась большая пушка в плен.Ее, как в ад, за рыло тянут,Но пушка пятится назад,А в это время листья вянутВ саду, похожем на закат.На сеновале под тулупомХарчевник с пулей в глотке спит,В его харчевне пар над супомТяжелым облаком висит.И вот солдаты с котелкамиВ харчевню валятся, как снег,И пьют веселыми глоткамиПохлебку эту у телег.Войне гражданской не обуза —И лошадь мертвая в траве,И рыхлое мясцо арбуза,И кровь на рваном рукаве.И кто-то уж пошел шататьсяПо улицам и под хмельком,Успела девка пошептатьсяПод бричкой с рослым латышом.И гармонист из сил последнихПоет во весь зубастый рот,И двух в пальто в овраг соседнийКонвой расстреливать ведет.1933

Любимой

Елене

Слава богу,Я пока собственность имею:Квартиру, ботинки,Горсть табака.Я пока владеюРукою твоею,Любовью твоейВладею пока.И пускай попробуетПокуситьсяНа тебяМой недруг, другИль сосед, —Легче ему выкрастьВолчат у волчицы,Чем тебя у меня,Мой свет, мой свет!Ты – мое имущество,Мое поместье,Здесь я рассадилСвои тополя.Крепче всех затворовИ жестче жестиКровью обозначено:«Она – моя».Жизнь моя виною,Сердце виною,В нем пока ведетсяВсе, как раньше велось,И пускай попробуютИдти войноюНа светлую теньТвоих волос!Я еще нигдеНикому не говорил,Что расстаюсьС проклятым правомПить одномуИз последних силГуб твоихБеспамятствоИ отраву.Спи, я рядом,Собственная, живая,Даже во сне мнеНе прекословь:Собственности крыломТебя прикрывая,Я оберегаю нашу любовь.А завтра,Когда рассвет в наградуДаст огняИ еще огня,Мы встанем,Скованные, грешные,Рядом —И пусть он сожжетТебяИ сожжет меня.1932

Мясники

Сквозь сосну половиц прорастает трава,Подымая зеленое шумное пламя,И теленка отрубленная голова,На ладонях качаясь, поводит глазами.Черствый камень осыпан в базарных рядах,Терпкий запах плывет из раскрытых отдушин,На изогнутых в клювы тяжелых крюкахМясники пеленают багровые туши.И, собравшись из выжженных известью ям,Мертвоглазые псы, у порога залаяв,Подползают, урча, к беспощадным ногамПерепачканных в сале и желчи хозяев.Так, голодные морды свои положив,До заката в пыли обессилят собаки,Мясники засмеются и вытрут ножиО бараньи сановные пышные баки.…Зажигает топор первобытный огонь,Полки шарит березою пахнущий веник,Опускается глухо крутая ладоньНа курганную медь пересчитанных денег.В палисадах шиповника сыплется цвет,Как подбитых гусынь покрасневшие перья…Главный мастер сурово прикажет: «Валет!» —И рябую колоду отдаст подмастерьям.Рядом дочери белое кружево ткут,И сквозь скучные отсветы длинных иголок,Сквозь содвинутый тесно звериный уютИм мерещится свадебный, яблочный полог.Ставит старый мясник без ошибки на треф,Возле окон шатаясь, горланят гуляки.И у ям, от голодной тоски одурев,Длинным воем закат провожают собаки.1929 (?)

На посещение Новодевичьего монастыря

Скажи, громкоголос ли, нем лиЗеленый этот вертоград?Камнями вдавленные в землю,Без просыпа здесь люди спят.Блестит над судьбами РоссииЛитой шишак монастыря,И на кресты его косыеПродрогшая летит заря.Заря боярская, холопья,Она хранит крученый дым,Колодезную темь и хлопьяОт яростных кремлевских зим.Прими признание простое, —Я б ни за что сменить не смогТвоей руки тепло большоеНа плит могильный холодок!Нам жизнь любых могил дороже,И не поймем ни я, ни ты,За что же мертвецам, за что жеПриносят песни и цветы?И все ж выспрашивают нашиГлаза, пытая из-под век,Здесь средь камней, поднявший чаши,Какой теперь пирует век?К скуластым от тоски иконамПоводырем ведет тропа,И чаши сходятся со звоном —То черепа о черепа,То трепетных дыханий вьюгаУходит в логово свое.Со смертью чокнемся, подруга,Нам не в чем упрекать ее!Блестит, не знавший лет преклонных,Монастыря литой шишак,Как страж страстей неутоленныхИ равенства печальный знак.1932

Одна ночь

1Я, у которогоНад колыбельюКоровьи мордыСклонялись мыча,Отданный ярмарочному веселью,Бивший по конуБитком сплеча,Бивший в ладони,Битый бичом,Сложные проходивший науки, —Я говорю тебе, жизнь: нипочемНе разлюблю твои жесткие руки!Я видел, как тыГолубям по веснеБросала зерноИ овес кобылам.Да здравствуютБеды, что слалаКо мнеЛюбовь к небесамИ землям постылым!Ты увела меня босиком,Нечесаного,С мокрыми глазами,Я слушался,Не вспоминал ни о ком,Я спал подВязами и возами.Так глупый чурбанБерут в топоры,Так сено вздымаютОстрые вилы.За первую затяжкуЗлой махры,За водку, которойМеня травила.Я верю, что тыЛюбила меняИ обо мнеПеклася немало,ЗадерживалаУ чужого огня,Учила хитритьИ в тюрьмы сажала;Сводила с красоткой,Сводила с ума,Дурачила так,Что пел по-щенячьи,И вслух мнеПодсказывала самаГлухое началоПесни казачьей.Ну что ж!За все ответить готов.Да здравствует солнцеНад частоколомПодсолнушных простоволосых голов!Могучие крыльяТех петухов,Оравших над детством моимВеселым!Я, детеныш пшениц и ржи,Верю в неслыханное счастье.Ну-ка, попробуй, жизнь, отвяжиРуки моиОт своих запястий!2И вот по дорогам, смеясь, иду,Лучше счастьяНет на свете.ПерекликаютсяДеревья в саду,В волосы, в ушиНабивается ветер.И мир гудит,Прост и лучист.Весла блестятУ речной переправы,Трогает бровьСорвавшийся лист,Ходят волнойИюльские травы.Я ручаюсьТравой любой,Этим коровьимЛугом отлогим,Милая, дажеВстреча с тобойПроще, чем встречаС дождем в дороге,Проще, чем встречаС луной лесною,С птичьей семьей,С лисьей норой.Пахнут руки твоиВесною,Снегом,Березовою корой…А может быть, вовсеМилой нету?Вместо нее,От меня на шаг,Прячется камышовое летоВозле реки в больших шалашах.Так он жил,Кипел листвою, дышал,ВыкраивалГрешные, смертные души, —Мир, которыйМне видим стал,Который взял меняНа побегушки,Который дыханьемДышит моим,Работает моими руками.Кроме меня, онЗанят другим —Бурями, звездами, облаками.Да здравствуетГрустноглазый вол,Ронявший с губВ мою зыбку сено,И все, в комУчастье я нашел,Меня окружившиеПостепенно.Жизнь,Ты обступила кругом меня,Всеми заботамиОполчилась.Славлю тебя,Ни в чем не виня,Каждый твой бойСчитая за милость.3Но вот наступает ночь, —КогдаБыла еще такая ж вторая, —Так же умевшаяЗвезды толочь?Может быть, вспомню ее, умирая.Да, это ночь!Ночь!..Спи, моя мама.Так же тебя —Живу любя.Видишь расщерины,Волчьи ямы…Стыдно, ноЯ жалею себя.Мне ночамиВ Москве не спится.Кроме себяМне детства жаль.О, твои скромныеПлатья ситцевые,Руки, теребящиеСтарую шаль!Нет! Ни за что.Не вернусь назад,Спи спокойно, моя дорогая.Ночь,И матери наши спят,И высоко над ними стоятЗвезды, от горестей оберегая.Но сыновьяУмней и хитрей,Слушают трубыЛюбви и боя,В покое оставивМатерей,Споры решаютМежду собою.Они обветрели,Стали мужами,А мирРазделен,Прекрасен,Весом.Есть черное знамяИ красное знамя…И красное знамя —Мы несем.Два стана плечиСомкнули плотно,И мечетсяМежду ними холуй,Боясь получитьСмерти почетныйХолодный девическийПоцелуй.4Теперь к чертуНа кривые рогаЛетят ромашки, стихи о лете.Ты, жизнь,Прекрасна и дорогаТем, что не уместишьсяВ поэте.Нет, ты пойдешьВперед, напролом,РушитьИ строить на почвеГолой.Мир не устроен, простИ весом,Позволь мне хотьПятым быть колесомУ колесницыТвоей тяжелой.НаперекорНезрячим, глухим —Вызнано мной:Хороши иль плохи,Начисто, ровно —Все равноВымрут стихи,Не обагренныеКровью эпохи.И поплатится головойТот, кто, решивРассудить по-божьи,Хитрой, припадочною строфойБьется у каменного подножья.Он, нанюхавшийся свободы,Муки прикидывает на безмен.Кто его нанимал в счетоводыСамой мучительнойИз перемен?И стыдно —Пока ты, прильнув к окну,Залежи чувствВ башке своей роя,Вырыдал, выгадалНочь одну —Домну пустилиВ Магнитострое.Пока ты вымеривалНа ладонь,На ощупь, на вкусЗначение мира,Здорово тамХохотал огоньИ улыбались бригадиры.5Мы позабываем слово «страх»,Страх питаетПочву гнилую, —Смерть у насНа задних дворах,Жизнь орудует напропалую.Жизнь!Неистребимая жизнь,Влекущая этот мирЗа собою!И мы говорим:– Мгновенье, мчись,Как ленинская рукаНад толпою.Как словоИ как бессмертье его,Которые будутПожарами пыхать.И смерть теперь —Подтвержденье того,Что жизнь —Из нее единственный выход.В садах и восстаньяхПуть пролег,Веселой и грозной бурейОпетый.И нет для поэтаИных дорог,Кроме единственной в мире,Этой.И лучше быть ему запятойВ простых, как «победили»,Декретах,Чем житьПредательством и немотойПоэм, дурным дыханьемНагретых.Какой почет!Прекрасен как!Вы любите славу?Парень не промах.Вы бьетесь в падучейНа рукахПяти интеллигентныхЗнакомых.И я обижен, может быть,Я весь, как в синяках, в обидах,Нам нужно о мелочи поговоритьВ складках кожиГнездящихся гнидах.6Снова я вижу за пеленойПамяти – в детстве, за годами,Сходятся две слободы стеной,Сжав кулаки, тряся бородами.Хари хрустят, бьют сатанея,И вдруг начинаетОрать народ:– ВызвалиГладышеваЕвстигнея!Расступайся – сила идет! —И вот, заслоняяЯсный день,Плечи немыслимые топыря,Сила вымахивает через плетень,Неся кулаков пудовые гири.И вот они по носам прошлись,Ахнули мужики и кричат, рассеясь:– Евстигней Алексеич, остепенись,Остепенись, Евстигней Алексеич! —А тот налево и направоКучи нагреб: – Подходи! Убью! —Стенка такимОдна лишь забава,Таких не брали в равном бою.Таких сначала поят вином,Чтобы едва писал ногами,И выпроваживают,И за угломВалят тяжелыми батогами.Таких настигаютТемной темьюИ в переулке – под шумок —Бьют ЕвстигнешуГирькой в темяИли ножом под левый сосок.А потом в лачуге,Когда, угарен,В чашкахПошатывается самогон,Вспоминают его:«Хороший парень!»Перемигиваются: «Был силен!»Нам предательство это знакомо,Им лучший из лучшихБывает бит.Несметную силу ломит солома,И сила,Раскинув руки, лежит.Она получаетМелкую сдачу —Петли, обезьяньи руки,Ожог свинца.Я ненавижу сговор собачий,Торг вокруг головы певца!Когда соловейРязанской землиМертвые рукиСкрестил – Есенин, —Они на плечах его понесли,С ним расставались,Встав на колени.Когда он,Изведавший столько мук,Свел короткие с жизнью счеты,Они стихи писали ему,Постыдные, как плевкиИ блевота.Будет!Здесь платят большой ценойЗа каждую песню.Уходит платаНе горечью, немочью и сединой,А молодостью,Невозвратимым раскатом.Ты, революция,СухимБурь и восстанийХранящая порох,Бей, не промахиваясь, по ним,Трави их в сусличьихЭтих норах!Бей в эту подлую, падлую мреть,Томящуюся по любви дешевизне,Чтоб легче было дышать и петь,И жизнью гореть,И двигаться с жизнью!7Ты страшенПроказы мордою львиной,Вчерашнего дняДремучий быт,Не раз я тобоюБыл опрокинутИ тяжкою лапойТвоею бит.Я слышу, как ты,Теряющий силу,За дверью роняешьПлещущий шаг.Не знаю, какУ собеседников было,А у меняЭто было так:Стоишь средьКовровотяжелыхИ вялых,И тут же рядом,Рассевшись в ряд,Глазища людейБольших и малыхВстречаютсяИ разбежаться спешат.И вроде как стыдновато немного,И вродеТебе здесь любойСовсем не нужон.Но Ксенья ПавловнаЗаводитШипящий от похоти патефон.И юбки, пахнущиеЗаграницей,Веют, комнату бороздя,И Ксенья ПавловнаТонколица,И багроволицыЕе друзья.Она прижимаетсяК этим близкимИ вверх подымаетСтерляжий рот.И ходит стриженныйПо-английскиНа деревянныхНогах фокстрот.И мужчины,Словно ухваты,ВозлеЖенщины-помела…Жизнь!Как меня занеслаСюда ты?И краснознаменцаСюда занесла?И я говорюЕму: «Слов нету,Пляшут,Но, знаете – не по душе.У нас такоеКрасное летоИ гнутый месяцНа Иртыше,У нас тоже пляска,Только та ли?До нашихТанцоровИм далеко-о».А он отвечает:«Мы тоже плясалиНа каблуках,Но под „Яблочко“».Так пусть живут,Любовью светясь,Уведшей от бедПевца своего, —ИртышскийУщербный гнутый месяцИ «Яблочко»,Что уводило его!8Сквозь прорези этихТемных окон,Сквозь эту куринуюУзкую клетьСамое прекраснейшее далекоНачинает большимиВетвями шуметь.О нем возглашаютШеренги орудий,Сельскохозяйственных и боевых.О нем надрываютсяМедные грудиОркестровИ тяжких тракторов дых.О немНа подступах новой эры,Дома отцовОбрекши на слом,Поют на улицеПионеры,Красный кумачПовязав узлом.Я слышу егоВ движенье и в смехе…Я не умеюВ поэмах врать:Я не бывалВ прокатном цехе,Я желаю в нем побывать.Я имею в песнях сноровку,Может быть, кто-тоОт этого – в смех,Дайте, товарищи,Мне путевкуВ самый ударныйПрокатный цех.Чтоб меняКак следуетТам катали,Чтобы в работеЯ стал нужон,Чтобы песнь родиласьНе та ли,Для которойЯ был рожден?1933

Охота с беркутами

Ветер скачет по стране, и пыльВылетает из-под копыт.Ветер скачет по степи, и никомуЗа быстроногим не уследить.Но, как шибко он ни скакал бы,Все равно ему ни за чтоСтепь до края не перескакать,Всю пустыню не пересечь.Если он пройдет ПавлодарИ в полынях здесь не запутается,Если он взволнует БалхашИ в рябой воде не утонет,Если даже море АралЕму глаз камышом не выколет, —Все равно завязнут его копытаВ седых песках Кзыл-Куум! Ое-й!Если в Иртыше человек утонет,То его оплакивать остается.Солнце ж множество множеств днейКаждый день неизменно тонет,Для того, чтоб опять поднятьсяИ сиять над нашею степью,И сиять над каждой юртой,И над всем существующим сразу,И сиять над нашей охотой!Начинаем мы нашу охотуПод рябым и широким небом,Начинаем мы наш промыселНа степи, никем не измеренной.Начинаем мы нашу погонюПод высоким, как песня, солнцем,Пусть сопутствуют нашей охотеВетер и удача совместно,Пусть сопутствуют нашему промыслуЕще раз удача и ветер,Пусть помогут нашей погонеВетер, дующий на нас, и удача!Так смотри же, молодой беркутенок,Как нахохлился старый беркут,Так смотрите, беркуты наши, зорко —Вы охотники и мужчины!Оба вы в цветных малахаях,Остры ваши синие клювы,Крепки ваши шумные крылья,И хватаетесь вы когтямиЗа тяжелую плеть хозяина.Так смотрите, беркуты наши, зорко —Над полынями кружит коршун.Вы не будьте ему подобны:Не охотник он, а разбойник;Лысый хан прожорливых сусликовБеркутам нашим не товарищ!Вон взметнулась наша добыча,Длинная старая лисица,Чернохребетная, огневаяИ кривая на поворотах.Вон, как огонь, она мчится быстро.Не давайте огню потухнуть!Горячите коней, охотники!Окружайте ее, охотники!Выпускайте беркутов в небо!Мы забыли, где Каркаралы,Мы забыли, где наш аул,Мы забыли, где Павлодар.Не четыре конца у степи, а восемь,И не восемь, а сорок восемь,И не столько, во много больше.И летит молодой беркутенокМалахаем, сброшенным с неба;И проносится старый беркут,Как кусок веселого дыма;И проносимся все мы сразу —Ветер, птицы, удача, всадники —По курганам за рыжим пламенем.Мы настигли свою добычу,Мы поймали ее: лисицаМчится с беркутом на загривке,Мчится двадцать аршин и падает,И ноздрями нюхает землю.Ой, хорош молодой беркутенок!Научил его старый беркут.Эй, хорош ты, дующий ветер!Ты помог нам выследить зверя.И привязывают охотникиК поясу пламя рыжее.1931

Переселенцы

Ты, конечно, знаешь, что сохранилась страна одна;В камне, в песке, в озерах, в травах лежит страна.И тяжелые ветры в травах ее живут,Волнуют ее озера, камень точат, песок метут.Все в городах остались, в постелях своих, лишь мыИщем ее молчанье, ищем соленой тьмы.Возле костра высокого, забыв про горе свое,Снимаем штиблеты, моем ноги водой ее.Да, они устали, пешеходов ноги, ониШагали, не переставая, не зная, что есть огни,Не зная, что сохранилась каменная страна,Где ждут озера, солью пропитанные до дна,Где можно строить жилища для жен своих и детей,Где можно небо увидеть, потерянное меж ветвей.Нет, нас вели не разум, не любовь, и нет, не война,Мы шли к тебе словно в гости, каменная страна.Мы, мужчины, с глазами, повернутыми на восток,Ничего под собой не слышали, кроме идущих ног.Нас на больших дорогах мира снегами жгло;Там, за белым морем, оставлено ты, тепло,Хранящееся в овчинах, в тулупах, в душных печахИ в драгоценных шкурах у девушек на плечах.Остались еще дороги для нас на нашей земле,Сладка походная пища, хохочет она в котле, —В котлах ослепшие рыбы ныряют, пена блестит,Наш сон полынным полымем, белой палаткой крыт.Руками хватая заступ, хватая без лишних слов,Мы приходим на смену строителям броневиков,И переходники видят, что мы одни сохранимЖелезо, и электричество, и трав полуденный дым,И золотое тело, стремящееся к воде,И древнюю человечью любовь к соседней звезде…Да, мы до нее достигнем, мы крепче вас и сильней,И пусть нам старый Бетховен сыграет бурю на ней!1931

Повествование о реке Кульдже

Мы никогда не состаримся, никогда,Мы молоды, как один,О, как весела, молода вода,Толпящаяся у плотин!Мы никогдаНе состаримся,Никогда,Мы молоды до седин.Над этой страной,Над зарею встаньИ взглядом пересекиПесчаный шелк – дорогую ткань.Сколько веков седел Тянь-Шань,И сколько веков пески?Грохочут кибитки в седой пыли.Куда ты ни кинешь взор —Бычьим стадом камни леглиУ синей стужи озер.В песке и камне деревья растут,Их листья острей ножа.И, может быть, тысячу весен тутТомилась река Кульджа.В ее глубине сияла грозаИ, выкипев добела,То рыжим закатом пела в глаза,То яблонями цвела.И голову каждой своей волныМозжила о ребра скал.И, рдея из выстуженной глубины,Летел ледяной обвал.Когда ж на зареТабуны коней,Копыта в багульник врыв,Трубили,Кульджа рядилась сильней,Как будто бы Азия вся на нейСтелила свои ковры.Но пороховойДевятнадцатый год,Он был суров, огнелиц!Но тяжелей снарядов полетТяжелокрылых птиц!Тогда Кульджи багровела зыбь,Глотала свинец она.И в камышах трехдюймовая выпьПротяжно пела: «В-в-ой-на!»Был прогнан в пустыню шакал и волк.И здесь сквозь песчаный шелкШел Пятой армии пятый полкИ двадцать четвертый полк.Страны тянь-шаньской каменный садОт кровиИ от знамен алел.Пятнадцать месяцев в нем подрядОктябрьский ветер гудел.Он шел с штыками наперевесДорогою Аю-Кеш,Он рвался чрез рукопожатья и чрезТревожный шепот депеш.Он падал, расстрелян, у наших ногВ колючий ржавый бурьян,Он нес махорки синий дымокИ запевал «Шарабан».Походная кухня его, дребезжа,Валилась в приречный ил.Ты помнцшь его дыханье, Кульджа,И тех, кто его творил?По-разному убегали года.Верблюды – видела ты? —Вдруг перекидывались в поездаИ, грохоча, летели туда,Где перекидывались мосты.ЗатемСо штыками наперевесШли люди, валясь в траву,Чтоб снова ты чудо из всех чудес,Увидела наяву.Вновь прогнан в пустынюШакал и волк.Песков разрывая шелк,Пришел и пятый стрелковый полкИ двадцать четвертый полк.Удары штыка и кирки ударНе равны ль? По пояс гол,ИмиРуководит комиссар,Который тогда их вел.И ты узнаешь, Кульджа: «Они!»Ты всплескиваешь в ладоши, и тутОни разжигают кругом огни,Смеются, песни поют.И ты узнаешь, Кульджа, – вон тот,Руками взмахнув, упал,И ты узнаешьДевятнадцатый годИ лучших его запевал!И ты узнаешьДевятнадцатый год!Высоким солнцем нагрет,Недаром октябрьский ветер гудет,Рокочет пятнадцать лет.Над этой страной,Над зарею встаньИ взглядом пересекиПесчаный шелк, дорогую ткань.Сколько веков седел Тянь-Шань,И сколько веков пески?Но не остынет слово мое,И кирок не смолкнет звон.Вздымается дамб крутое литье,И взята Кульджа в бетон.Мы никогда не состаримся, никогда.Мы молоды до седин.О, как весела, молода вода,Толпящаяся у плотин!Волна – острей стального ножа —Форелью плещет у дамб —Второю молодостью КульджаГрохочет по проводам.В ауле Тыс огневее лисОгни и огни видны,Сияет в лампах аула ТысГроза ее глубины.1932

Принц Фома

Глава 1Он появился в темных селах,В тылу у армий, в невеселыхПолях, средь хмурых мужиков.Его никто не знал сначала,Но под конец был с ним без малаКосяк в полтысячу клинков.Народ шептался, колобродил…В опор, подушки вместо седел,По кованым полам зимы,Коней меняя, в лентах, в гике,С зеленым знаменем на пике,Скакало воинство Фомы.А сам батько в кибитке прочной,О бок денщик, в ногах нарочныйСкрипят в тенетах портупей.Он в башлыке кавказском белом,К ремню пристегнут парабеллум,В подкладке восемьсот рублей.Мужик разверсткой недоволен…С гремучих шапок колоколенЛетели галки. Был мороз.Хоть воевать им нет охоты,Все ж из Подолья шли в пехоту,Из Пущи – в конницу, в обоз.В Форштад летьмя летели вести,Что-де Фома с отрядом вместеВ районе Н-ска сдался в плен,Что спасся он, – и это чудо, —Что пойман вновь, убит, покудаНе объявился он у стенФорштада сам…И город старыйГлядит с испугом, как поджарыйПод полководцем пляшет конь.Грозят его знамена, рея,И из отбитой батареиФома велит открыть огонь.С ним рядом два киргизских хана,Вокруг него – его охранаВ нашитых дырах черепов.Его подручный пустомелет,И, матерясь, овчину делятПять полковых его попов.Форштад был взят. Но, к сожаленью,Фомы короткое правленьеДля нас осталося темно —Как сборы он средь граждан делалИ сколько им ночных расстреловВ то время произведено?И был ли труд ему по силам?Но если верить старожилам(Не все ж сошли они с ума),Признать должны мы, что без споруХодили деньги в эту поруС могучей подписью: Хома.Глава 2Так шел Фома, громя и грабя…А между тем в французском штабеО нем наслышались, и вотПриказом спешным, специальнымПо линии, в вагоне спальном,Жанен к нему посольство шлет,И по дороге капитануВсе объясняет без обмануОсведомитель: «Нелюдим,Плечист и рыж. С коня не слазит.Зовет себя мужицким князем:И все ж – губерния под ним».А конквистадор поднял шторы,Глядит в окно – мелькают горы,За кряжем кряж, за рядом ряд,Спит край морозный, непроезжий,И звезды крупные, медвежьиУгрюмым пламенем горят.Блестят снега, блестят уныло.Ужели здесь найдут могилуВеселой Франции сыны?..Рассвет встает, туманом кроясь,На тормозах подходит поезд,Дымясь, к поселку Три Сосны.Оркестр играет марсельезу,Из двадцати пяти обрезовДан дружественный вверх салют.Стоят две роты бородатых,В тулупах, в валенках косматых…Посланцы вдоль рядов идут.И вызывают удивленьеИх золотые украшенья,Их краги, стеки и погон,И, осмелев, через ухабыБегут досужливые бабыШтабной осматривать вагон.Стоят кругом с нестройным гуломИ с иноземным карауломЗаводят торги: «Чаю нет?»А в это время в школе местной«Мужицкий» князь, Фома известный,Дает в честь миссии обед.Телячьи головы на блюде,Лепешки в масляной полуде —Со вкусом убраны столы!В загоне, шевеля губою.Готовы к новому убою,Стоят на привязи волы.Пирог в сажень длиной, пахучий,Завязли в тесте морды щучьи,Плывет на скатерти икра.Гармонь на перевязи краснойИграет «Светит месяц ясный»И вальс «Фантазия» с утра.Кругом – налево и направо —Чины командного состава,И, засучивши рукава,Штыком ширяя в грудах снеди,Голубоглаз, с лицом из меди,Сидит правительства глава.И с ужасом взирают гости,Как он, губу задрав, из костиОбильный сладкий мозг сосет.Он мясо цельными кускамиБерет умытыми рукамиИ отправляет сразу в рот,Пьет самогон из чашки чайной.Посол Жанена чрезвычайный,Стряхнув с усов седую пыль,Польщен, накормлен ради встречи.На галльском доблестном наречьеТак произносит тост де Билль:– Prince![1] Скрыть не в силах восхищенья,Вас за прием и угощеньеБлагодарить желаю я.Россия может спать спокойно.Ее сыны – ее достойны.C'est un[2] обед – Гаргантюа…С народом вашим славным в миреРешили мы создать в СибириПротив анархии оплот,И в знак старинной нашей дружбыСемь тысяч ящиков оружьяВам Франция в подарок шлет.Три дня назад Самара взята.Marchez![3] В сраженье, демократы,Зовет история сама.Я пью бокал за верность флагу,За вашу храборость и отвагу,Жеу салю[4], мосье Фома!Глава 3Страна обширна и сурова…Где шла дивизия Грязнова?Дни битв ушедших далеки.Бинтуя раны на привале,Какие песни запевалиТогда латышские полки?Тысячелетья горы сдвинут,Моря нахлынут и отхлынут,Но сохранят народы ихВ сердцах,Над всем, что есть на свете,Как знамя над Кремлем и ветер,Как сабли маршалов своих!Местами вид тайги печален —Сожженный, набок лес повален, —Здесь падал некогда снаряд,Средь пней крутых, золотолобыхВ глухих запрятаны чащобахСледы утихших канонад…Лишь ветер помнит о забытых,Да на костях полков разбитыхОгнем пылает псиный цвет,Бушуют травы на могиле…Снега непрочны. Весны – смылиФомы широкий, тяжкий след.Он все изведал: бренность славы,Ночные обыски, облавыИ мнимость нескольких удач…По-бабьи, в плач шрапнель орала,До Грязных Кочек от УралаБежало войско принца вскачь.Попы спились, поют в печали,Степные кони одичали,Киргизы в степи утекли.И Кочки Грязные – последнийПриют – огонь скупой и бледныйТуманной цепью жгут вдали.Владеют красные Форштадом…Конь адъютанта пляшет рядом,И потемнелый, хмурый весь,Фома, насупив бровь упрямо,Велит войскам:– Идите прямо,А я здесь на ночь остаюсь,В селенье, по причинам разным. —Он стал спускаться к Кочкам ГрязнымВитой тропинкой потайной —И на минуту над осокойВозник, сутулый и высокий,Деревню заслонив спиной.Окно и занавес из ситца.Привстав на стремени, стучитсяФома:– Алена, отвори!– Фома, сердешный мой, болезный.Слетает спешно крюк железный,Угрюмо принц стоит в двери,В косматой бурке, на пороге:– Едва ушел. Устал с дороги,Раскрой постель. Согрей мне щей.Подруга глаз с него не сводит.Он, пригибаясь, в избу входит,На зыбку смотрит: – Это чей? —И вплоть до полночи супругиШумят и судят друг о друге,Решают важные дела,В сердцах молчат и дуют в блюдца.И слышно, как полы трясутсяИ шпор гудят колокола.Не от штыка и не от саблиРук тяжких кистени ослабли,Померкла слава в этот раз.Фома разут, раздет, развенчан, —Вот почему лукавых женщинКоварный шепот губит нас.На Грязных Кочках свету мало.Выпь, нос уткнувши, задремала,Рассвет давно настал – все тьма.Щи салом затянуло, водкаСтоит недопитая…. .Вот какИсчез мятежный принц Фома.1935–1936, Рязань. Тюрьма

Прощание с друзьями

Друзья, простите за все – в чем был виноват,Я хотел бы потеплее распрощаться с вами.Ваши руки стаями на меня летят —Сизыми голубицами, соколами, лебедями.Посулила жизнь дороги мне ледяные —С юностью, как с девушкой, распрощаться у колодца.Есть такое хорошее слово – родных,От него и горюется, и плачется, и поется.А я его оттаивал и дышал на него,Я в него вслушивался. И не знал я сладу с ним.Вы обо мне забудете, – забудьте! Ничего,Вспомню я о вас, дорогие мои, радостно.Так бывает на свете – то ли зашумит рожь,То ли песню за рекой заслышишь, и верится,Верится, как собаке, а во что – не поймешь,Грустное и тяжелое бьется сердце.Помашите мне платочком, за горесть мою,За то, что смеялся, покуль полыни запах…Не растет цветов в том дальнем, суровом краю,Только сосны покачиваются на птичьих лапах.На далеком, милом Севере меня ждут,Обходят дозором высокие ограды,Зажигают огни, избы метут,Собираются гостя дорогого встретить как надо.А как его надо – надо его весело:Без песен, без смеха, чтоб ти-ихо было,Чтобы только полено в печи потрескивало,А потом бы его полымем надвое разбило.Чтобы затейные начались беседы…Батюшки! Ночи-то в России до чего ж темны.Попрощайтесь, попрощайтесь, дорогие, со мной, я едуСобирать тяжелые слезы страны.А меня обступят там, качая головами,Подпершись в бока, на бородах снег.«Ты зачем, бедовый, бедуешь с нами,Нет ли нам помилования, человек?»Я же им отвечу всей душой:«Хорошо в стране нашей, – нет ни грязи, ни сырости,До того, ребятушки, хорошо!Дети-то какими крепкими выросли.Ой и долог путь к человеку, люди,Но страна вся в зелени – по колени травы.Будет вам помилование, люди, будет,Про меня ж, бедового, спойте вы…»Стихотворение написано после осужденияП. Васильева на 1,5 года в августе 1935 г.1935

Семипалатинск

Полдня июльского тяжеловесней,Ветра легче – припоминай, —Шли за стадами аулов песниМертвой дорогой на Кустанай.Зноем взятый и сжатый стужей,В камне, песках и воде рябой,Семипалатинск, город верблюжий,Коршуны плавают над тобой.Здесь, на грани твоей пустыни,Нежна полынь, синева чиста.Упала в иртышскую зыбь и стынетВерблюжья тень твоего моста.И той же шерстью, верблюжьей, грубой,Вьется трава у конских копыт.– Скажи мне, приятель розовогубый,На счастье ли мной солончак разбит?Висит казахстанское небо прочно,И только Алтай покрыт сединой.– На счастье ль, все карты спутав нарочно,Судьба наугад козыряет мной?Нам путь преграждают ржавые грудыКамней. И хотя бы один листок!И снова, снова идут верблюдыНа север, на запад и на восток.Горьки озера! Навстречу зноюТяжелой кошмой развернута мгла,Но соль ледовитою белизноюНам сердце высушила и сожгла.– Скажи, не могло ль все это присниться?Кто кочевал по этим местам?Приятель, скажи мне, какие птицыС добычей в клюве взлетают там?Круги коршунья смыкаются туже,Камень гремит под взмахом подков.Семипалатинск, город верблюжий,Ты поднимаешься из песков.Горячие песни за табунамиИдут по барханам на Ай-Булак,И здорово жизнь козыряет нами,Ребятами крепкими, как свежак.И здорово жизнь ударяет метко, —Семипалатинск, – лучше ответь!Мы первую железнодорожную веткуДарим тебе, как зеленую ветвь.Здесь долго ждали улыбок наших, —Прямая дорога всегда права.Мы пьем кумыс из широких чашекИ помним: так пахла в степях трава.Кочевники с нами пьют под навесом,И в меру закат спокоен и ал,Меж тем как под первым червонным экспрессомМост первою радостью затрепетал.Меж тем как с длинным, верблюжьим ревомГород оглядывается назад…Но мы тебя сделаем трижды новым,Старый город Семи Палат!1931

Сердце

Мне нравится деревьев стать,Июльских листьев злая пена.Весь мир в них тонет по колено.В них нашу молодость и статьМы узнавали постепенно.Мы узнавали постепенно,И чувствовали мы опять,Что тяжко зеленью дышать,Что сердце, падкое к изменам,Не хочет больше изменять.Ах, сердце человечье, ты лиМоей доверилось руке?Тебя как клоуна учили,Как попугая на шестке.Тебя учили так и этак,Забывши радости твои,Чтоб в костяных трущобах клетокТы лживо пело о любви.Сгибалась человечья выя,И стороною шла гроза.Друг другу лгали площадныеЧистосердечные глаза.Но я смотрел на все без страха, —Я знал, что в дебрях темнотыО кости черствые с размахуПрипадками дробилось ты.Я знал, что синий мир не страшен,Я сладостно мечтал о дне,Когда не по твоей винеС тобой глаза и души нашиОстанутся наедине.Тогда в согласье с целым светомТы будешь лучше и нежней.Вот почему я в мире этомБез памяти люблю людей!Вот почему в рассветах алыхЯ чтил учителей твоихИ смело в губы целовал их,Не замечая злобы их!Я утром встал, я слышал пеньеВеселых девушек вдали,Я видел – в золотой пылиУ юношей глаза цвелиИ снова закрывались тенью.Не скрыть мне то, что в черном дымеБежали юноши. Сквозь дым!И песни пели. И другимСулили смерть. И в черном дымеРубили саблями слепымиГлаза фиалковые им.Мело пороховой порошей,Большая жатва собрана.Я счастлив, сердце, – допьяна,Что мы живем в стране хорошей,Где зреет труд, а не война.Война! Она готова своройРвануться на страны жилье.Вот слово верное мое:Будь проклят тот певец, которыйПоднялся прославлять ее!Мир тяжким ожиданьем связан.Но если пушек табуныПридут топтать поля страны —Пусть будут те истреблены,Кто поджигает волчьим глазомПороховую тьму войны.Я призываю вас – пора нам,Пора, я повторяю, намСчитать успехи не по ранам —По веснам, небу и цветам.Родятся дети постепенноВ прибое. В них иная стать,И нам нельзя позабывать,Что сердце, падкое к изменам,Не может больше изменять.Я вглядываюсь в мир без страха,Недаром в нем растут цветы.Готовое пойти на плаху,О кости черствые с размахуБьет сердце – пленник темноты.1932

«Сибирь!..»

Сибирь!Все ненасытнее и злейКедровой шкурой дебрей обрастая,Ты бережешьВ трущобной мгле своейЗадымленную проседь соболейИ горный снегБесценных горностаев.Под облаками пенятся костры…И вперерез тяжелому прибою,Взрывая воду,Плещут осетры,Толпясь над самойОбскою губою.Сибирь, когда ты на путях иныхВстаешь, звеня,В невиданном расцвете,Мы на просторахВздыбленных твоихБерем ружье и опускаем сети.И город твой, наряженный в бетон,Поднявшись сквозь урманы и болота.Сзывает вновьК себе со всех сторонОт промыслов работников охоты.Следя пути по перелетам птиц.По голубым проталинам тумановНесут тунгусы от лесных границМех барсуков и рыжий мех лисиц.Прокушенный оскаленным капканом.Крутая Обь и вспененный ИртышСкрестили крепкоВзбухнувшие жилы,И, раздвигая лодками камыш,Спешат на съездОт промысловых крышНахмуренные старожилы…И на призыв знакомый горячейСтрана охотыМужественно всталаОт казахстанских выжженных степейДо берегов кудлатого Байкала.Сибирь, Сибирь!Ты затаилась злей,Кедровой шкурой дебрей обрастая,Но для республикиНайдем во мгле твоейЗадымленную проседь соболейИ горный снегБесценных горностаев!..1930

«Сибирь, настанет ли такое…»

Сибирь, настанет ли такое,Придет ли день и год, когдаВдруг зашумят, уставши от покоя,В бетон наряженные города?Я уж давно и навсегда бродяга,Но верю крепко: повернется жизнь,И средь тайги сибирские ЧикагоДо облаков поднимут этажи.Плывут и падают высокие закатыИ плавят краски на зеленом льду,Трясет рогами вспугнутый сохатыйИ громко фыркает, почуявши беду.Все дальше вглубь теперь уходят звери,Но не уйти им от своей судьбы.И старожилы больше уж не верятВ давно пропетую и каторжную быль.Теперь иные подвиги и вкусы,Моя страна, спеши сменить скорейТе бусыИз клыков зверей —На электрические бусы!..

«Снегири взлетают красногруды…»

Елене

Снегири взлетают красногруды…Скоро ль, скоро ль на беду моюЯ увижу волчьи изумрудыВ нелюдимом, северном краю.Будем мы печальны, одинокиИ пахучи, словно дикий мед.Незаметно все приблизит сроки,Седина нам кудри обовьет.Я скажу тогда тебе, подруга:«Дни летят, как по ветру листье,Хорошо, что мы нашли друг друга,В прежней жизни потерявши все…»Февраль 1937.Лубянка, Внутренняя тюрьма

Сонет

Суровый Дант не презирал сонета,В нем жар любви Петрарка изливал?..А я брожу с сонетами по свету,И мой ночлег – случайный сеновал.На сеновале – травяное лето,Луны печальной розовый овал.Ботинки я в скитаньях истоптал,Они лежат под головой поэта.Привет тебе, гостеприимный кров,Где тихий хруст и чавканье коровИ неожидан окрик петушиный…Зане я здесь устроился, как граф!И лишь боюсь, что на заре, прогнав,Меня хозяин взбрызнет матерщиной.

Старая Москва

У тебя на каждый вечерХватит сказок и вранья,Ты упрятала увечьеВ рваной шубе воронья.Твой обоз, груженный стужей,Растерял колокола,Под одежею дерюжьейТы согреться не могла.Все ж в подъездах у гостиницВновь, как триста лет назад,Кажешь розовый мизинецИ ледяный синий взгляд.Сохранился твой народец,Но теперь уж ты вовекУ скуластых богородицНе поднимешь птичьих век.Ночи глухи, песни глухи —Сколь у бога немоты!По церквам твоим старухиЧертят в воздухе кресты.Полно, полно,Ты не та ли,Что рвала куниц с плечаТак, что гаснула свеча,Бочки по полу катались,До упаду хохоча?Как пила из бочек пиво?На пиру в ладоши била?И грозилась – не затронь?И куда девалась сила —Юродивый твой огонь?Расскажи сегодня ладом,Почему конец твой лют?Почему, дыша на ладан,В погребах с мышами рядомМастера твои живут?Погляди, какая малостьОт богатств твоих осталась:Красный отсвет от пожара,Да на птичьих лапах мост,Да павлиний в окнах яроКрупной розой тканый хвост.Но боюсь, что в этих кручах,В этих горестях со злаТы вдобавок нам смоглаМертвые с возов скрипучихГрудой вывалить тела.Нет, не скроешь, – их немало!Ведь подумать – средь снеговСколько все-таки пропалоИ лаптей и сапогов!И пойдут, шатаясь, мимоОт зари и дотемна…Сразу станет нелюдимаОт таких людей страна.Оттого твой бог овечий,Бог пропажи и вранья,Прячет смертные увечьяВ рваной шубе воронья.1932

Стихи в честь Натальи

В наши окна, щурясь, смотрит лето,Только жалко – занавесок нету,Ветреных, веселых, кружевных.Как бы они весело леталиВ окнах приоткрытых у Натальи,В окнах незатворенных твоих.И еще прошеньем прибалую —Сшей ты, ради бога, продувнуюКофту с рукавом по локоток,Чтобы твое яростное телоС ядрами грудей позолотело,Чтобы наглядеться я не мог.Я люблю телесный твой избыток,От бровей широких и сердитыхДо ступни, до ноготков люблю,За ночь обескрылевшие плечи,Взор, и рассудительные речи,И походку важную твою.А улыбка – ведь какая малость! —Но хочу, чтоб вечно улыбалась —До чего тогда ты хороша!До чего доступна, недотрога,Губ углы приподняты немного;Вот где помещается душа.Прогуляться ль выйдешь, дорогая.Все в тебе ценя и прославляя,Смотрит долго умный наш народ,Называет «прелестью» и «павой»И шумит вослед за величавой:«По стране красавица идет».Так идет, что ветви зеленеют,Так идет, что соловьи чумеют,Так идет, что облака стоят.Так идет, пшеничная от света,Больше всех любовью разогрета,В солнце вся от макушки до пят.Так идет, земли едва касаясь,И дают дорогу, расступаясь,Шлюхи из фокстротных табунов,У которых кудлы пахнут псиной,Бедра крыты кожею гусиной,На ногах мозоли от обнов.Лето пьет в глазах ее из брашен,Нам пока Вертинский ваш не страшен —Чертова рогулька, волчья сыть.Мы еще Некрасова знавали,Мы еще «Калинушку» певали,Мы еще не начинали жить.И в июне в первые неделиПо стране веселое веселье,И стране нет дела до трухи.Слышишь, звон прекрасный возникает?Это петь невеста начинает,Пробуют гитары женихи.А гитары под вечер речисты,Чем не парни наши трактористы?Мыты, бриты, кепки набекрень.Слава, слава счастью, жизни слава.Ты кольцо из рук моих, забава,Вместо обручального одень.Восславляю светлую Наталью,Славлю жизнь с улыбкой и печалью,Убегаю от сомнений прочь,Славлю все цветы на одеяле,Долгий стон, короткий сон Натальи,Восславляю свадебную ночь.Май 1934 г.

Строителю Евгении Стэнман

Осыпаются листья, Евгения Стэнман, пора мнеВспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора.Не осталось от замка Тамары камня на камне,Не хватило у осени листьев и золотого пера.Старых книг не хватило на полках, чтоб перечесть их,Будто б вовсе не существовал Майн Рид;Та же белая пыль, та же пыльная зелень в предместьях,И еще далеко до рассвета, еще не погас и горитНа столе у тебя огонек. Фитили этих ламп обгорели,И калитки распахнуты, и не повстречаешь тебя.Неужели вчерашнее утро шумело вчера, неужелиШел вчера юго-западный ветер, в ладони трубя?Эти горькие губы так памятны мне, и похоже,Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои;И едва прикоснешься к прохладному золоту кожи, —В самом сердце пустынного сада гремят соловьи.Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Над нимиТо же старое небо и тот же полет облаков.Так прости, что я вспомнил твое позабытое имяИ проснулся от стука веселых твоих каблучков.Как мелькали они, когда ты мне навстречу бежала,Хохоча беспричинно, и как грохотали потомСредь тифозной весны и обросших снегами привалов,Под расстрелянным знаменем, под перекрестным огнем.Сабли косо взлетали и шли к нам охотно в подруги.Красногвардейские звезды не меркли в походах, а тыВсе бежала ко мне через смерть и тяжелые вьюги,Отстраняя штыки часовых и минуя посты…Я рубил по погонам, я знал, что к тебе прорубаюсь,К старым вишням, к окну и к ладоням горячим твоим,Я коня не зануздывал больше, я верил, бросаясьВпереди эскадрона на пулеметы, что возвращусь невредим.И в теплушке, шинелью укутавшись, слушал я снова,Как сквозь сон, сквозь снега, сквозь ресницы гремятсоловьи.Мне казалось, что ты еще рядом, и понято все с полуслова,Что еще не раскрыты глаза, не разомкнуты руки твои.Я готов согласиться, что не было чаек над пеной,Ни веселой волны, что лодчонку волной унесло.Что зрачок твой казался мне чуточку меньше вселенной,Неба не было в нем – впереди от бессонниц светло.Я готов согласиться с тобою, что высохла влагаНа заброшенных веслах в амбарчике нашем, и вотВесь июнь под лодчонкой ночует какой-то бродяга,Режет снасть рыболовной артели и песни поет.Осыпаются листья, Евгения Стэнман. Пора мнеВспомнить весны и зимы, и осени вспомнить пора.Не осталось от замка Тамары камня на камне,Не хватило у осени листьев и золотого пера.Мы когда-то мечтали с тобой завоевывать страны,Ставить в лунной пустыне кордоны и разрушать города;Через желтые зори, через пески КазахстанаВ свежем ветре экспресса по рельсам ты мчалась сюда.И как ни был бы город старинный придирчив и косен, —Мы законы Республики здесь утвердим и поставим на том,Чтоб с фабричными песнями этими сладилась осень,Мы ее и в огонь, и в железо, и в камень возьмем.Но в строительном гуле без памяти, без переменыБуду слушать дыханье твое, и, как вечность назад,Опрокинется небо над нами, и рядом мгновенноЯ услышу твой смех, и твои каблучки простучат.1932

«Так мы идем с тобой и балагурим…»

Гале Анучиной

Так мы идем с тобой и балагурим.Любимая! Легка твоя рука!С покатых крыш церквей, казарм и тюремСлетают голуби и облака.Они теперь шумят над каждым домом,И воздух весь черемухой пропах.Вновь старый Омск нам кажется знакомым,Как старый друг, оставленный в степях.Сквозь свет и свежесть улиц этих длинныхБылого стертых не ищи следов, —Нас встретит благовестью листьев тополиныхОкраинная троица садов.Закат плывет в повечеревших водах,И самой лучшей из моих находокНе ты ль была? Тебя ли я нашел,Как звонкую подкову на дороге,Поруку счастья? Грохотали дроги,Устали звезды говорить о боге,И девушки играли в волейбол.13 декабря 1930 г.

«У тебя ль глазищи сини…»

У тебя ль глазищи сини,Шитый пояс и серьга,Для тебя ль, лесной княгини,Даже жизнь не дорога?У тебя ли под окошкомМорок синь и розов снег,У тебя ли по дорожкамГоревым искать ночлег?Но ветра не постояльцы,Ночь глядит в окно к тебе,И в четыре свищет пальцаЛысый черт в печной трубе.И не здесь ли, без обмана,При огне, в тиши, в глуши,Спиртоносы-гулеваныДелят ночью барыши?Меньше, чем на нитке бусин,По любви пролито слез.Пей из чашки мед Марусин,Коль башку от пуль унес.Пей, табашный, хмель из чарок —Не товар, а есть цена.Принеси ты ей в подарокБашмачки из Харбина.Принеси, когда таков ты,Шелк, что снился ей во сне,Чтоб она носила кофтыСиневой под цвет весне.Рупь так рупь, чтоб падал звонокИ крутился в честь так в честь,Берегись ее, совенок,У нее волчата есть!У нее в малине губы,А глаза темны, темны,Тяжелы собачьи шубы,Вместе серег две луны.Не к тебе ль, моя награда,Горюны, ни дать ни взять,Парни из погранотрядаЗаезжают ночевать?То ли правда, то ль прибаска —Приезжают, напролетЦелу ночь по дому пляскаНа кривых ногах идет.Как тебя такой прославишь?Виноваты мы кругом:Одного себе оставишьИ забудешь о другом.До пяты распустишь косыИ вперишь глаза во тьму,И далекие покосыВдруг припомнятся ему.И когда к губам губамиТы прильнешь, смеясь, губя,Он любыми именамиНазовет в ответ тебя.1932

«Я сегодня спокоен…»

Я сегодня спокоен,ты меня не тревожь,Легким, веселым шагомходит по саду дождь,Он обрывает листьяв горницах сентября.Ветер за синим морем,и далеко заря.Надо забыть о том,что нам с тобой тяжело,Надо услышать птичьевздрогнувшее крыло,Надо зари дождаться,ночь одну переждать,Феб еще не проснулся,не пробудилась мать.Легким, веселым шагомходит по саду дождь,Утренняя по телуперебегает дрожь,Утренняя прохладаплещется у ресниц,Вот оно утро – шепотсердца и стоны птиц.1932

«Я тебя, моя забава…»

Я тебя, моя забава,Полюбил, – не прекословь.У меня дурная слава,У тебя – дурная кровь.Медь в моих кудрях и пепел,Ты черна, черна, черна.Я еще ни разу не пилГлаз таких, глухих до дна,Не встречал нигде такогоПолнолунного огня.Там, у берега родного,Ждет меня моя родня:На болотной кочке филин,Три совенка, две сестры,Конь – горячим ветром взмылен,На кукане осетры,Яблоновый день со смехом,Разрумяненный, и брат,И в подбитой лисьим мехомКрасной шапке конокрад.Край мой ветренен и светел.Может быть, желаешь тыНад собой услышать ветерЯрости и простоты?Берегись, ведь ты не домаИ не в дружеском кругу.Тропы все мне здесь знакомы:Заведу и убегу.Есть в округе непутевойСвой обман и свой обвес.Только здесь затейник новый —Не ручной ученый бес.Не ясны ль мои побудки?Есть ли толк в моей родне?Вся округа дует в дудки,Помогает в ловле мне.1932