Eternal Night — FINIVOID

Чувствую, что внутри вулкан просыпается. Гнев вперемешку со страхом не даёт дышать. Все эти эмоции накрывают страшной по своей силе волной желания. Желания отомстить. Уничтожить. Перевернуть все, чтобы правда выплыла на поверхность.

Делаю осторожный шаг, наблюдая сквозь едва приоткрытые двери за тем, как вершится сомнительное правосудие. Как люди, возомнившие себя богами, откровенно плюют в лицо всему остальному миру. Как все, что не кажется для них важным, стирается в порошок и перестает существовать в одночасье.

Не понимаю как, но ноги сами несут меня вперед, подбираясь ещё ближе к эпицентру всего происходящего. Я вижу их всех — властных, уверенных и неудержимых. Верхушка айсберга. Высшая каста. Они не гнушаются ничем в достижении своих собственных целей. Они спокойно калечат, насилуют и убивают. И им за это ничего нет. Такие, как я, для них — пешки в игре. И это пугает и распаляет одновременно.

Медленно проскальзываю внутрь, оказываясь ещё в одном пустом помещении, из которого можно различить доносящиеся мужские голоса. Ведётся какой-то жаркий спор, но сути я уловить не способна. Мое присутствие здесь слишком опасно. Именно поэтому я приваливаюсь к стене и напрягаю слух, чтобы поймать хоть намек на разговор.

Громкие крики, маты и оскорбления перемешиваются с мелодичным тембром мужского голоса, заставляющего замирать, причем не только меня. Когда он вступает в беседу, все остальные замолкают и слушают всё то, что он говорит, безоговорочно. В одну из таких пауз я пытаюсь подвинуться чуть ближе, забираясь на деревянный короб. С такой высоты я даже могу видеть то, что происходит за дверями. Но именно тогда, когда, наконец, поднимаю голову, чтобы оценить обстановку внутри воочию, я натыкаюсь на тот самый взгляд, который заставляет пошатнуться. Моя нога соскальзывает и с громким грохотом опрокидывает стоящий рядом стул.

В помещении резко воцарилась звенящая тишина. Все голоса разом смолкли. Мое же сердце, напротив, разошлось так, что, казалось, ещё несколько ударов — оно окажется в той самой комнате среди собравшихся. Громкие шаги вытаскивают из оцепенения, заставив выйти из укрытия. Я прекрасно понимаю, что у меня нет шансов сбежать.

Дверь распахивается, пуская яркий свет, который сразу же определил мое местоположение для незнакомца. Крупный мужчина несколько секунд пристально рассматривал меня с ног до головы, а затем ухмыльнулся и кивнул в сторону комнаты, где шло собрание. Чувствуя, как заворачивает в узел все мои внутренности, медленно сжимаю кулаки и шагаю вперёд, пока не оказываюсь в помещении, заполненном мужчинами. Человек тридцать, не меньше, все они смотрят на меня оценивающе, с неким интересом и превосходством. Но я изучаю только одного человека, расположившегося по центру. Выискиваю хоть что-то знакомое. Пытаюсь понять и объяснить себе причину. Но когда он поднимает на меня глаза — все становится предельно понятным.

Unsteady — X Ambassadors

Киллиан

Не могу продрать глаза. В голове такая какофония звуков, что буквально раздирает виски. Медленно поднимаю веки, натыкаясь на яркий солнечный свет, проникающий сквозь открытые настежь шторы, и слезы застилают наверняка воспаленные белки.

Не могу сообразить, что происходит. Не понимаю, почему физически полностью разбит. Ещё не осознаю, что случилась катастрофа, но сердце почему-то заходится так же бешено, как и трещит в черепе странная мелодия.

Несколько раз моргаю и сажусь на кровати. Осматриваю залитую таким редким солнцем комнату, пытаясь найти ответы на рой собственных вопросов, но единственное, что бросается в глаза — разодранное женское платье, валяющееся тряпкой на полу. Неосознанно хмурюсь, пытаясь воспроизвести в памяти события вчерашнего вечера, но в голове словно туман спустился.

Так, Киллиан, соберись. Не может быть такого, что ты беспричинно выпал из жизни.

Громкий звон разрывает пространство квартиры, заставляя меня неосознанно вскочить с кровати. И только тогда я, наконец, осознаю, что абсолютно голый. Какая-то волна лютейшей паники начинает образовываться глубоко внутри ещё спутанного сознания. Снова пробегаю взглядом по комнате, цепляю вчерашние брюки, бесформенной кучей валяющиеся на полу, натягиваю на голое тело и широким шагом направляюсь в сторону кухни, откуда не прекращают звучать звуки звенящей посуды.

Стоит мне только переступить порог, как с бешеным треском где-то внутри обрывается единственная надежда на то, что в моей квартире хозяйничает моя женщина. Единственный взгляд на брюнетку, пытающуюся организовать завтрак, вызывает во мне огромный шквал неудержимого гнева.

Быстро прохожу вперёд и хватаю женское запястье, дёргая на себя и вынуждая обернуться.

— О, сладкий, ты уже проснулся! — холодные зрачки мечутся по моему лицу. — Я решила, что было бы неплохо что-нибудь приготовить…

— Какого хрена ты здесь забыла? — я не говорю. Буквально рычу каждое слово в испуганное лицо Майи.

— В смысле? После всего, что между нами было?

— Что ты несёшь? — отшатываюсь, как от удара, лихорадочно пытаясь вспомнить то, что произошло вчера. — Между нами ничего нет и не могло быть.

— Мы переспали, Киллиан! Мы трахались вчера! После того, как ты осушил практически всю бутылку джина! — она орет мне все это в лицо, размазывая ладонями проступающие слезы, а я не могу поверить, что это может быть правдой.

— Ложь. Я не мог к тебе прикоснуться.

— Ну, конечно, — уже откровенно смеётся, отбрасывая венчик, которым взбивала яйца. Вытирает рукавом моей вчерашней рубашки мокрые щеки и подходит ближе, утыкаясь указательным пальцем в мою обнаженную грудь. — После того, как ты примчался и застал меня в истерике, что ты сделал?! Что?! Ещё скажи, что не помнишь, Киллиан! Как ты успокаивал, как гладил по плечам, как отпаивал той самой пресловутой бутылкой! А потом и сам присоединился, разделяя всю свою боль! Что? Что ты смотришь на меня? Ещё скажи, что не помнишь, как говорил, что устал от нее. Что она обуза для тебя. Что ты не готов…

— Закрой свой рот!

Неосознанно делаю шаг вперёд и цепляю женские плечи. Понимаю, что делаю ей больно, но не могу совладать с собственным дерьмом, которое сейчас топит меня с головой, снова погружая в пучину хаоса.

— А что? Не нравится тебе, дорогой? Так слушай! — Майа буквально выплевывает все это мне в лицо. — Ты надрался, выплеснул то, что гложет, а потом мы трахались! Много и качественно, как и раньше! И ты ни разу не вспомнил о своей заморашке, когда имел меня в разных позах!

— Заткнись! — грубо встряхиваю ее за плечи, заставляя замолчать. — Я не бью женщин. Не вынуждая меня, твою мать, начать сейчас!

Отталкиваю девушку от себя и разворачиваюсь. Делаю череду маленьких вдохов, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Сжимаю кулаки, силясь вспомнить хоть что-нибудь из вчерашней ночи, но все, что отдается в памяти — истеричный вой Майи и следы ударов на двери.

— У тебя есть десять минут, чтобы собрать свои вещи и свалить из моего дома.

Тишина, которая повисла в комнате, оглашает даже больше, чем звук пульса в ушах.

— Кил… Давай поговорим.

— Тебе ещё раз повторить?

Медленно оборачиваюсь и снова цепляю ее взгляд. Больше там нет испуга — только дикая ненависть.

— Можешь говорить мне что хочешь, но это не изменит того факта, что ты все та же свинья, Киллиан Хоггард. Ты захотел — ты трахнул. Не взирая на то, что дома тебя ждала твоя недоделанная принцесса.

Стискиваю челюсти, останавливая себя от того, чтобы не свернуть эту тонкую шею. Молча киваю в сторону спальни, давая понять, что мое терпение на исходе. И только после того, как Майа исчезает за дверью, беспомощно приваливаюсь к стене и запускаю руки в волосы.

Не может этого быть.

Я не мог так поступить.

Я люблю свою женщину больше всего на свете. Я не мог так опуститься. Не мог.

Предательские мысли выжигают нутро. Выпаливают ядовитой кислотой, которая просачивается в самое сокровенное, пуская ростки сомнений. Заставляя всковырнуть болючую рану и пустить кровь, затапливающую всю систему жизнеобеспечения. Господи… Господи, я не мог так с ней поступить…

Бросаюсь в комнату в поисках телефона. Майа в драном платье выходит навстречу и пробивает ледяным взглядом, сворачивая внутренности.

— Ты можешь сколько угодно говорить себе, что ничего не было. Но факт остаётся фактом. И твоя недотрога прекрасно в этом убедилась.

А сейчас меня пополам раскололо. Не осознаю, как застываю на месте. Не могу и шага сделать — будто полностью парализовало и выкинуло из существования.

— Что ты сказала? — не знаю, как способен ещё что-то говорить. Губы на автомате шевелятся, выдавая обрывками мои мысли.

— Что слышал. Твоя девка вчера оценила наше рандеву, когда зашла на огонёк. Жаль, что ты не видел, с каким лицом она покинула твою берлогу.

Кажется, что она ещё что-то говорит, но я не слышу. Ничего не слышу, кроме гула в висках. Кроме бешеного течения крови по венам. Кроме тарабанящего пульса, заходящегося в тахикардии. Кроме разлетевшегося на куски сердца, больно бьющегося о ребра. Зрачки заволок туман, бросая то в пот, то в мороз от табуна мурашек по всему телу. Меня уничтожает это знание. Медленно, но исключительно мучительно я погибаю от озвученных слов.

Не вижу, когда Майа уходит. Не осознаю, как оседаю на пол. Не понимаю, как лютая злость заливает каждый атом моего крепкого тела. В секунду подрываюсь и несусь за телефоном. Прошариваю каждый миллиметр пространства, пока не нахожу его валяющимся за кроватью. Ожидаемо — разряжен. Пока мечусь, чтобы включить эту гребаную трубку, максимально выжимаю из собственной памяти хоть какие-то факты вчерашней ночи. Усиленно гоню от себя мысли, что это может быть правдой. Я не скотина. Я не мог. Я не хотел. Я люблю только одну женщину. Не мог я с ней так поступить. Не мог.

Когда экран наконец-то загорается, меня буквально оглушает шквал пропущенных сообщений и звонков. Трясущимися руками открываю первые, которые принадлежат Тиф. Она набирала меня весь вечер, но так и не дождалась ответа. Что-то липкое и вязкое обволакивает меня изнутри. Что-то противное и унижающее. И это что-то — вкус моего собственного предательства.

Как заторможенный набираю Тиф, но, ожидаемо, натыкаюсь только на механический голос автоответчика. Стараюсь рассуждать максимально трезво, чтобы не наворотить ещё больше дерьма. Медленно переключаю вызов на Чарли, но и там тишина. Хмурюсь, потому что сейчас в дополнение к чувству всепоглощающего стыда я испытываю ещё кое-что. И это новое ощущение с каждой минутой становится все сильнее, вытесняя самобичевание на задний план. Случилось что-то страшное.

Вскакиваю с пола и набираю младшего. Нервно тычу по экрану, пока не слышу на другом конце провода взволнованный голос Ника.

— Где Тиф? — бросаю громко, не церемонясь с приветствиями. — Она с тобой? Где-то в поместье? Дай мне с ней поговорить.

Но когда оглушающая пауза, так не свойственная брату, повисла между нами, то весь мой организм в момент резко лишился крови. Словно от удара где-то глубоко внутри, я дергаюсь в сторону.

— Ник?.. Ник!

— Я привез ее к тебе вчера ночью. Ты же сам написал ей сообщение.

И если до этого мне казалось, что я ещё способен хоть как-то дышать, то сейчас я просто захлебнулся в отчаянии.

NBA — RSAC

Киллиан

— Чарли! Чарли! — влетаю в поместье и разрываю пространство своим оглушительным криком. Сердце тарабанит, как сумасшедшее, с того самого момента, как я скинул с другого конца провода младшего брата. — Твою мать!

— Киллиан? Ты чего кричишь? — мне навстречу выходит Лиз, намереваясь возмутиться, но стоит только ей зацепиться взглядом за мой вид, то девушка тут же стопорит нотации. — Что случилось?

— Где Чарльз?

— В душе, мы недавно проснулись… Господи, Киллиан, да в чем дело?! На тебе лица нет!

— Элизабет, некогда объяснять, — подхожу к ней и цепляю хрупкие плечи дрожащими пальцами, — попроси его спуститься в отцовский кабинет. Это срочно.

Лиз кротко кивает и уносится прочь, оставляя меня в полном раздрае. Оглядываю пространство, в котором все кричит о том, что вчера здесь был праздник. Для клининга ещё рано, поэтому весь этот хаос прекрасно отражает состояние моего внутреннего мира в данный момент. Словно в каком-то лихорадочном бреду на автомате залетаю в кабинет, продолжая гнать от себя разъедающие душу мысли, но абсолютно безуспешно. Мне, мать его, дико страшно. Меня бомбит от неизвестности.

— Кил, — резко разворачиваюсь и встречаюсь с глазами брата. Чарли без лишних церемоний быстро подходит вплотную и заглядывает мне в лицо, опустив ладони на плечи. — Где она?

Всегда проницателен. Всегда прямолинеен. Всегда умён. Чарльз Хоггард — лучший экземпляр из нас троих. И сейчас он смотрит с какой-то убийственной обреченностью, загоняя меня в угол.

— Пиздец случился, — отступаю на шаг и обхватываю голову руками. Первый раз за все утро позволяю себе потерять контроль над эмоциями. Потому что больше не могу держать себя в руках.

— По порядку давай.

— Сейчас здесь появится Ник, будем разговаривать все сразу.

— Отец? — немой вопрос в голубых глазах, но я только отрицательно качаю головой.

— Я сам с ним поговорю.

Чарли кивает и отходит. Рассеянно наблюдаю за тем, как где-то внутри него происходит бурный мыслительный процесс. Все это молча, не произнося ни единого слова. Только гнетущая тишина между нами, которая ещё больше обостряет мои раскаленные до бела нервы.

Когда шум спешных шагов слышится за дверью, мы оба переводим на нее взгляд, встречаясь с запыхавшимся младшим братом. Ник без приветствий заходит в кабинет, после чего разворачивается ко мне и упирает кулак прямо в грудь.

— Мне сейчас хочется прибить тебя, Киллиан, — он усиливает давление кисти на мое тело, передавая весь свой гнев. — Что ты снова натворил?

— Ник, — Чарли медленно убирает от меня руки Ника и встаёт рядом, выступая неким буфером от самопроизвольного выражения эмоций. Но именно сегодня я не против. Мне даже нужно, чтобы меня хорошенько отмудохали. — Давай послушаем Киллиана. Что произошло?

— Вчера Николас привез Тиффани ко мне на квартиру. И она застала меня там с другой женщиной.

Говорю все это и горю заживо. Чувствую, как каждое слово в горле ожоги оставляет.

— Подожди… С кем ты там был?

Ник пытается подойти ближе, чтобы выплеснуть на меня всю свою агрессию, но Чарли по-прежнему сдерживает натиск младшего.

— Вчера вечером мне пришлось уехать с вечера, потому что Майа, — смотрю по очереди на братьев и продолжаю, — Майа — это девушка, с которой мы спали до появления Тиффани, оказалась на моем пороге прямо перед вечеринкой. Ее избили. И сделали это для того, чтобы запугать меня. Я оставил ее дома, а сам уехал. И я не стал говорить Тиф об этом… — вижу осуждающие взгляды и топлю эмоциями, — да вы ее оба видели! Куда ещё нужно было подлить информацию о левой женщине в моей квартире?!

— Дальше, — хрипит Чарли.

— Потом она позвонила. Была в дичайшей панике. Кричала про то, что дверь в квартиру выламывают. Именно поэтому я сорвался. Навел Карима и поехал домой.

— Что было потом?

— Я приехал в аппартаменты. Когда поднялся на свой этаж, то увидел отпечатки ударов на двери. Майа была в истерике, — выдыхаю и оседаю на пол. — Помню, что достал бутылку джина из бара и налил ей стопку, чтобы успокоилась. А дальше… — прикрываю глаза, — дальше пусто.

— Как пусто? — Чарли садится на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. — Что ты имеешь в виду?

— Я ничерта не помню. Знаю только, что проснулся голый. А на кухне хозяйничала эта сука.

— То есть… — начинает Ник, резко побледнев, — ты не писал Тиф этого сообщения?

— Я даже не знал, где мой телефон. Эта тварь утверждает, что мы спали. Но я клянусь, что не могло этого быть. Не могло! — закрываю лицо руками, силясь взять верх над эмоциями, но не могу. Меня трясет, словно в лихорадке. Жарит и морозит одновременно. Буквально топит в липком страхе. — Я люблю Тиффани. Я не мог этого сделать, потому что я не предатель.

— Тише, брат. Успокойся, — Чарли осторожно отнимает ладонь от моего лица. — Я верю тебе. И Ник верит. Правда? — он оборачивается на младшего брата, который в ступоре застыл по центру комнаты. — Ник!

— Чарли… Она видела все это дерьмо, как ты не понимаешь? Видела! — Николас срывается на крик, а затем лихорадочно смеётся. — Ей приходит сообщение на телефон от него, — он тычет пальцем в меня, — она, конечно же, срывается с места. Просит меня отвезти, но при этом тормозит в желании провести до квартиры. Аргумент железный — охрана, камеры, консьерж. А я, грёбаный идиот, даже не предпринял попытку сопроводить! — смех брата становится похож на истеричный лай, разгоняющий адреналин в моей крови. — Ты понимаешь, Чарли? Нет? До сих пор? Она зашла, увидела Киллиана и эту девку, сделала свои выводы. Сука, где сейчас Тиф искать?! Где? В прошлый раз мы нашли ее в какой-то сраной подворотне, где, ещё чуть-чуть, и ее бы пустили по кругу!

— Закрой рот! — вскакиваю с места, с диким напором надвигаясь на Николаса, но Чарли успевает меня перехватить. — Даже не смей, твою мать, думать об этом!

— А что ты хочешь от меня, Кил?! Она снова неизвестно где! И все опять из-за тебя! Знаешь, братец, даже при условии, что она объявлена в приз какой-то группе отъявленных мудаков, ты идеально справляешься с тем, что она и без них хапает дерьма с лихвой. И ещё остаётся сверху закинуть!

Смотрю в его глаза и варюсь заживо в котле из его ненависти. В этот момент он действительно меня ненавидит. И я не могу его за это винить.

— Я с ней не спал, — хриплю в ответ. — Я знаю, что не мог.

— Откуда такая уверенность?

— Я слишком ее люблю, чтобы распаляться, Ник, — ловлю в фокус его зрачки и продолжаю, — я ничерта не помню. В голове будто туман, густой и непроглядный.

— Подожди… — Чарли отходит в сторону, проводя пальцами по подбородку. — Ты пил вчера?

— Только виски у отца. И то, буквально несколько глотков.

— А с этой девочкой?

Хмурю брови, силясь зацепить нужные картинки из памяти.

— Мне кажется, что я выпил одну стопку. Майа истерила, не могла успокоиться, и мне пришлось составить ей компанию, чтобы унять эти вопли.

После моих слов Чарли резко разворачивается и направляется на выход.

— Эй, ты куда? — Ник выходит следом. — Чарли!

— Поехали, Киллиан, тебе нужно сдать кровь.

И только сейчас, после слов брата, меня поразило такое правильное предположение — что весь этот спектакль не случаен.

— Нужно посмотреть камеры в доме и вокруг, возможно мы что-то и обнаружим, — Чарльз бегает пальцами по дисплею своего мобильного, — на данный момент у нас нет никаких зацепок, где может быть Тиф. Я поднимаю своих людей. Кил…

— Я сделал это перед тем, как поехать сюда.

— Хорошо. Николас?

— Тоже набрал ребятам, они включились.

— Вы же понимаете, что сейчас главное — сохранять голову холодной. Особенно тебе, Киллиан.

Брат снова оказывается рядом со мной. Долго и пристально разглядывает маску, которая застыла на моем лице, а затем крепко обнимает.

— Я не делал этого, Чарли. Не делал. Ты же понимаешь?

— Понимаю. Я верю тебе. Мы найдем Тиффани. Она — наша семья.

Telling Me — Koven

Чарли

— Лиз, прошу тебя, останься в поместье, — сжимаю узкие плечи и всматриваюсь в пронзительные зрачки. — Вдруг Тиффани появится или…

— Дорогой, — Элизабет перебивает меня, накрыв губы ладошкой, — неужели ты и в правду веришь в то, что Тиффани может здесь появиться? Так просто?

Отрицательно качаю головой. Оглядываюсь на братьев, которые уже расселись по своим машинам, и снова возвращаю взгляд своей девушке.

— Я останусь, раз ты так хочешь. Но обещай, что ты будешь держать меня в курсе.

Целую ее в губы и выдыхаю. Не хочу, чтобы Лиз варилась во всем этом. Мне жизненно необходимо знать, что хотя бы она в безопасности.

Как только я оказываюсь в своем автомобиле, то спорткар Киллиана первым покидает гараж. Брат, судя по всему, выжимает педаль газа до упора, стремясь быстрее оказаться на месте. Я же до последнего набираю номер Барлоу, хотя неизменно слышу одно и то же неутешительное сообщение. Стараюсь гнать от себя тот губительный ужас неизвестности, который просачивается внутрь паразитом. Держу голову трезво, потому что из нас троих только у меня ещё на это хватает сил.

Мы условились, что встречаемся у доктора Гранта. Там Кил без лишнего шума сможет сдать кровь и в кратчайшие сроки получить результаты анализов, чтобы подтвердить или опровергнуть наше предположение. Но я уверен, что оно будет истинным. Каждый из нас выжимал всех лошадей из своих тачек, поэтому через полчаса мы спешно входили в просторный больничный холл, где нас уже ожидал наш семейный врач.

— В чем дело? — мужчина свёл брови на переносице, выдавая свое жесточайшее напряжение.

— Не здесь, мистер Грант. Давайте отойдем.

Перехватываю абсолютно пустой взгляд Кила. Он сейчас находится где угодно, но только не с нами. Машинально хватаю его за предплечье и тяну за собой, пока мы втроём не оказываемся в кабинете доктора.

— Нам нужно проверить кровь Киллиана на наличие в ней наркотиков или иных подозрительных элементов, — озвучиваю необходимое и наблюдаю, как широко распахиваются глаза мужчины. — Тиф пропала, а Киллиана, похоже, чем-то накачали.

— Боже! Как пропала? Как накачали?!

— Мистер Грант, — вступает в разговор Ник, — у нас сейчас нет времени, чтобы все разъяснять. Давайте мы сделаем все, что необходимо, а после мы обязательно вам все расскажем.

Доктор поочередно переводит взгляд на каждого из нас, пока не тормозится на Киллиане. Без слов кивает на выход. Старший брат словно в каком-то коматозе следует за ним, не оглядываясь на нас с Ником.

— Ты думаешь, что эта сука что-то ему подмешала?

— Почти на сто процентов уверен, оставлю один процент на случайное стечение обстоятельств, — продолжаю гипнотизировать дверь, за которой только что скрылись мужчины.

— Я боюсь, Чарли.

Реплика брата заставляет меня вернуться взглядом к нему. Ник выглядит не просто подавленным — ему действительно страшно.

— Я боюсь, что с ней что-то случилось. Боюсь, что мы никогда ее не найдем.

— Это не так. Все будет хорошо, братишка. Я обещаю, — подхожу ближе и заглядываю в голубые глаза напротив. Обычно озорные, сейчас они поглощены печалью. — Ты же знаешь, что я всегда держу слово.

— Знаю. Но здесь не ты владеешь ситуацией.

Мне нечего сказать на это. Николас прав. Я абсолютно не знаю, что будет дальше.

Наше густое и тягучее молчание прервали вернувшиеся мужчины. Доктор Грант что-то тихо проговаривал Киллиану, но тот, даже если и слушал, то абсолютно не реагировал на его слова. Я не видел брата в таком состоянии ни разу. Всегда нагоняющий страх, вселяющий чувство уверенности и превосходства, твердо знающий, чего он хочет — сейчас Киллиан Хоггард не просто сломлен морально. Он уничтожен собственной изменой. Изменой не только женщине, а в первую очередь себе. Ведь это он не уберег. По его вине, кто бы что ни говорил, происходит то, что происходит.

— Чарли, — поворачиваюсь к мистеру Гранту, улавливая в его взгляде свойственное доктору участие и сопереживание, — держи меня в курсе, ладно? Если я могу чем-то помочь, то все сделаю.

— Спасибо, — киваю.

— Результаты будут через пару часов. Я сразу же наберу, но лучше тебе, — он смотрит на Кила, а потом снова устанавливает зрительный контакт со мной, — будь на связи.

Пожимаю протянутую руку и тороплюсь на выход. Следующая остановка — квартира Киллиана.

Долетаем до места ещё быстрее, чем до больницы. Бросаем машины на гостевой парковке и двигаемся в сторону технических помещений. Персонал в курсе — сегодня утром Кил поднял здесь всех. Когда мы по очереди заходим в небольшую комнату, то занимаем практически все свободное пространство. К тому же, люди Киллиана уже здесь.

— Приветствую, — Карим здоровается с каждым и тормозит на своем боссе. — Дерьмо, брат.

— Показывай, — голос Киллиана хрипит, когда он подходит к мониторам, где проигрываются записи с камер. Персонал уже нашел нужный промежуток времени, нам осталось только изучить.

Мысленно собираю себя в кулак. Бросаю взгляд на Ника, который так же натянулся, словно пружина, ожидая развязки. Когда на экране вспыхнуло изображение, то ракурс позволял увидеть только холл и коридор этажа, на котором находится нужная нам квартира. Кажется, что все перестали дышать, пока Карим самостоятельно настраивал необходимую картинку.

— Я покажу все эпизоды, которые касаются нашей ситуации, — бросил Карим, не глядя на нас. — После обсудим.

На экране первым роликом вспыхивает момент, когда Кил застал Майу в холле. Дальше — Киллиан уезжает на вечеринку. После этого мужчина в толстовке, натянутой плотно на лицо, из-за чего его нельзя разглядеть хорошенько, останавливается возле двери в квартиру брата и начинает лихорадочно лупить по ней кулаками и ногами. При этом делается всё не с какой-то непомерной агрессией, словно хочется попасть внутрь, а даже с толикой лени и отсутствием интереса. Переглядываюсь с Ником и вижу, что младший думает о том же. Затем на экране снова появляется Киллиан. Запыхавшись, он открывает дверь в квартиру и пропадает из виду. Больше на изображении никого нет. Но недолго.

Когда я вижу в чёрно-белом окне съёмки видеокамеры знакомую фигуру, то покрываюсь мурашками. Тиффани быстрым шагом подходит к незапертой двери и проникает внутрь. Такая решительная, как и всегда до этого. Невероятная красавица даже на этой картинке. Но потом я понимаю, что увижу дальше, и неосознанно вскидываю глаза на Киллиана.

Брат неотрывно смотрит в монитор, наблюдая, как девушка снова показывается в коридоре. При одном взгляде на нее можно понять, что ее только что раздавили. Морально убили. Возможно и физически. А в Киллиане же от этого зрелища просто что-то громко лопнуло изнутри. Пустило такие трещины, что встряхнуло и окружающих. И только тогда я окончательно понял, что мы потеряли Тиф.

Fight Back — NEFFEX

Киллиан

Не могу отвести взгляд от монитора. Кажется, словно в белках одномоментно все капилляры воспалились, заставляя смотреть и смотреть на то, как Тиффани едва передвигает ноги, постепенно удаляясь от двери моей квартиры. Разбиваюсь об ее эмоции даже через пресловутый экран. Пульсирующей болью отзывается в мозгу осознание, что я все разрушил. Все, твою мать, просто испепелил, снова оставляя за собой только копоть и смерть.

Никто в комнатушке не проронил ни слова за эти минуты. Братья стояли рядом, такие же напряжённые и отчаявшиеся, а Карим сверлил меня своими темными глазами, будто знал что-то ещё. И это что-то мне не понравится.

— Говори, — выдаю на одном дыхании, не сводя взгляд с уже пустого коридора на изображении.

— Есть записи с камер на улице.

— Включай.

— Кил…

— Я сказал включай!

Мой рык рикошетом отлетает от стен помещения, делая образовавшуюся тишину ещё более напряженной и тягучей. Карим щелкает кнопками на клавиатуре, когда на мое плечо ложится тяжёлая рука брата.

— Киллиан, — Чарли встаёт передо мной и пронизывает нутро хмурым взглядом, — постарайся держать себя в руках.

Не отвечаю ничего, только крепче стискиваю челюсти до характерного скрежета зубов и киваю в сторону, давая сигнал брату отойти. Когда монитор снова оказался перед моим взором, на нем уже пестрело изображение улицы. Тиф медленно двигалась вперёд, при этом рассмотреть ее лицо было просто невозможно. Девичья походка ощущалась так, словно на хрупких плечах лежит такой непомерный груз, что передвигаться не просто тяжело — практически невозможно. Что-то внутри моего больного сознания буквально рассыпается от этой картинки. Отдает ударной волной в глубине раскроенного сердца.

— Вот, смотри, — Карим отвлекает меня и переключает внимание на человека, незаметно следующего за Тиффани. — Он идёт за ней.

Несведущий мог бы подумать, что это просто случайный прохожий. Но мы, кто варится в этом дерьме уже долгие годы, сразу распознаем слежку. Напряжённо утыкаюсь в крупного мужчину, на расстоянии нескольких шагов движущегося от моей женщины. Тиф была в таком состоянии, что никогда бы не заметила, что ее сопровождают. И это ещё больше выкручивает мои нервы.

— Это все? — встревоженный голос Ника раздается за моей спиной, когда изображение прерывается, так и не дав ответы на наши вопросы.

— Да, это то, что имеется в зоне доступа камер аппартаментов.

— Что-то есть в соседних домах? — Чарли выходит вперёд, сталкиваясь напрямую с Каримом. — Мы можем посмотреть архив их видеонаблюдения?

— Я занимаюсь этим вопросом. Ответ должны дать, — мужчина смотрит на наручные часы, — где-то через минут двадцать. Пока подождите, я всё уточню.

Он выходит, оставляя нас в этой маленькой комнате втроём. Атмосфера кажется такой спертой, что становится абсолютно нечем дышать. Неосознанно хватаюсь за ворот футболки и оттягиваю его как можно шире, при этом лихорадочно хватая воздух ртом. Осознание того, что происходит, лавиной той самой пресловутой паники снова сносит все выстраиваемые годами барьеры к херам.

— Киллиан… Брат, что с тобой?

Чарли хватает меня за руку и удерживает на месте, когда тело неожиданно ведёт в сторону. На его лице проскальзывает абсолютно не свойственный ему страх. Невидящим взглядом смотрю сначала на него, потом на растерянного Николаса, и резко оседаю на пол, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Кил…

— Если с ней что-то случится, то я себе не прощу, — выдаю на одном дыхании как мантру. — Как жить дальше после всего, что случилось?

— Все будет нормально, слышишь? — Ник опускается рядом, утыкаясь своим лбом в мой. — Мы ее найдем.

— Ты сам веришь в это? — выдаю задушенно, пытаясь унять дрожь в голосе.

В ответ никто из них не произносит ни слова. И я понимаю сам, что этим молчанием оба хотят мне сказать. Крепко сжимаю кулаки и со всей силы луплю ими по полу, оставляя на костяшках сбитые участки кожи вперемешку с проступившей кровью. Весь тот гнев и отчаяние, что разъедают изнутри, выплескиваю наружу единственным доступным мне способом — агрессией.

Через несколько минут мой телефон разрывает звук входящего звонка. Карим просит прийти в соседнее здание. Так же молча по очереди выходим на улицу и движемся в направлении нужного дома. Я прослеживаю весь путь, по которому вчера еле шла Тиф. Мысленно представляю, что она могла испытывать. Но даже в самых извращённых фантазиях понимаю, что это и на одну десятую не похоже на ее настоящие эмоции. На ее боль. На ее унижение. На ее разочарование.

Когда встречаемся с моей правой рукой в вестибюле соседнего от моего дома здания, то я уже понимаю, что дело не просто дрянь. Всему пришел крах. Карим смотрит на меня каким-то тяжёлым взглядом, обнажающим все его сочувствие и беспомощность. Резко дёргаю головой и подхожу к нему вплотную, прожигая зрачками видимую невозмутимость мужчины. Тот молча двигается в сторону и ведёт нас в новое служебное помещение. Так же молча включает монитор и отходит назад, предоставляя мне беспрепятственный доступ. Ощущаю, как по обе стороны встают братья. А затем сосредотачиваю все свое внимание на женщине, которая неспешно двигается по темной улице, не замечая никого вокруг. Которая переживает случившееся ранее предательство, потеряв бдительность. Которая делает неосторожный шаг в сторону и скрывается за домом, а сразу же за ней, моментально сокращая расстояние, ныряет и ее преследователь. Больше ничего нельзя увидеть, но мне и не нужно. Сердечная мышца уже оголтело несётся за ребрами, разрывая меня пополам. Все чувства обостряя до предела, мое нутро сворачивается в крохотную пульсирующую точку. Адреналин разносится по венам словно горючее топливо, плавя и обжигая каждый атом готового воспламениться тела. На автомате бросаюсь к столу, на котором установлен пресловутый монитор, упираюсь руками в деревянную поверхность, сжимаю столешницу так сильно, что ещё чуть-чуть, и она треснет под моим напором. А потом что-то внутри меня с громкой ударной волной разрывается. Сносит к чертям всю защиту. Размораживает все системы жизнеобеспечения. Выжигает пепелище в душе. И все, что я делаю — кричу. Не своим голосом разрываю эту сраную комнатушку, где только что полностью изменилась моя жизнь.

Paralyzed — NF

Тиффани

Странные ощущения заволакивают разум, словно туман. Там, где-то на уровне подсознания понимаю, что что-то не так, но сейчас, именно в эту секунду, я вижу только самые любимые глаза на свете, цвета безоблачного неба, которые все приближаются ко мне, а я не могу сделать и шага. Только бесконечно долго смотрю, как Киллиан медленно подходит ближе, но все никак не настигнет меня. И этот факт обжигает обоих. Я вижу муку, написанную на его красивом лице. Вижу, как он поднимает руку и тянется ко мне, но чем ближе мужчина подходит, тем больше сгущается темнота, которая окружает нас. Я практически ничего не могу разглядеть — только его голубые зрачки, неотрывно следящие за мной, и чувственные губы, которые что-то безостановочно говорят. Но я не слышу. Ничего не слышу, лишь дикий гул, становящийся все громче и громче. Киллиан вот-вот исчезнет, а я не могу пошевелиться. Набираю полную грудь воздуха, чтобы громко прокричать его имя, открываю рот и…

Распахиваю глаза.

Яркий свет лампы бьёт по чувствительным зрачкам, снова заставляя зажмуриться. Чувство нарастающей паники бессознательно лезет в самый центр мироощущения. Понимаю, что лежу на чем-то мягком, но это не моя кровать. Осторожно провожу ладонями рядом с собой, пытаясь совладать с эмоциями. Не спеша поднимаю веки, снова встречаясь с режущим светом, поэтому часто моргаю, пока глаза не привыкают к обстановке.

Абсолютно незнакомое место. Небольшая комнатка без окон, из которой ведёт две двери. Одинокая лампочка свисает с потолка, но ее силы хватает, чтобы подсветить всю атмосферу вокруг. Медленно сажусь, как оказалось, на односпальной кровати, застеленной зелёным велюровым покрывалом. Рядом стоит тумбочка, на которой аккуратно расположился графин, полный воды, и стакан. Стоит только увидеть его, как горло тут же перехватила дикая жажда. Трясущимися руками беру посуду и наполняю до краев, после чего опрокидываю в себя, выпивая все до последней капли.

Снова оглядываюсь. Бешеное сердцебиение, которое вторило дикому гулу в ушах, немного стихло. Именно поэтому я встаю на пол, застеленный светлым ламинатом, и замечаю, что босиком. Вскидываю взгляд на небольшой шкаф, стоящий возле одной из дверей, и подхожу ближе. Распахиваю дверцы и вижу там несколько пар джинсов, кофты и футболки моего размера. Верхняя одежда и белье, ботинки и кроссовки — все в наличии.

Лихорадочно сглатываю и захлопываю дверцы, а затем бросаюсь к двери, за которой оказывается небольшая ванная комната — чистая и аккуратная. Лавина паники, отступившая до этого, усиливается вновь. Бегом преодолеваю маленькое расстояние, чтобы схватиться за ручку второй двери, но она, ожидаемо, заперта. Вот теперь я не просто боюсь. Я в диком ужасе.

Со всей силы начинаю лихорадочно лупить кулаками по дверному полотну, раздирая горло истошным криком:

— Откройте дверь! Ээээээй! Меня кто-нибудь слышит?! — колочу поверхность что есть мочи, отбивая кожу ладоней. — Откройте эту чёртову дверь немедленно и выпустите меня!!!

Никто не откликнулся. Ни через пять минут, ни через тридцать пять. Об этом свидетельствовали раздражающе тикающие часы, висевшие на стене. Их стрелки словно замерли, пытаясь довести меня до иступления.

Пнув эту гребаную дверь, делаю глубокий вдох и падаю рядом с ней, облокачиваясь на темное дерево спиной.

Спокойно, Тиффани. Думай. Как ты могла здесь оказаться? Что происходит?

Мой взгляд лихорадочно мечется по комнате, в любой другой ситуации показавшейся бы мне даже уютной, не смотря на отсутствие в ней окон. Но сейчас она является моей тюрьмой. Вскакиваю на ноги, чтобы хорошенько осмотреть все поверхности в поисках личных вещей, но прекрасно понимаю, что тот, кто поместил меня сюда, вряд ли захотел оставить мне мой мобильник для связи с миром.

Господи, почему я ничего не помню?

Сколько я здесь нахожусь? Почему?

Что произошло?

Давай же, Тиф… Думай-думай-думай!

Шорох за дверью привлек мое внимание на уровне именно тех инстинктов, которые испытывают жертвы перед хищниками. Не ощущая слабости, а только лютый страх, я перепригыиваю кровать и забиваюсь в самый дальний угол, прислушиваясь, как в замке слышится скрежет ключа, а затем массивная, явно надёжная дверь распахивается, являя мне высокого и крупного мужчину, ни коем образом не вызывающего у меня и каплю доверия.

— Вижу, что ты пришла в себя, — слышится его грудной, разгоняющий по телу мурашки голос. — Это хорошо.

Молча наблюдаю за тем, как незнакомец проходит вперёд, держа в руках поднос с едой и кружкой чего-то горячего, судя по пару, собравшемуся сверху. По мере его приближения к тумбочке возле кровати, моя спина ещё сильнее вжимается в стену за собой.

— Да не трясись ты так. Я ничего тебе не сделаю. Вот, поесть принес.

В знак доказательства своих слов кивает на тарелку, полную картошки и мяса. Меня начинает мутить только от одного вида, а когда до рецепторов доходит запах, то я резко закрываю рот рукой.

— Что? — мужчина недоуменно смотрит на еду, а затем наклоняется и принюхивается, пытаясь определить причину моей реакции. — Все свежее, только что из духовки. Ты не ела несколько дней, пока была в отключке. Поэтому и тошнит.

— Как несколько дней? — моя бровада улетучивается после его слов, заставляя немного податься вперёд. — Как это несколько дней?!

— Обычно. Ты валялась овощем четыре дня. Уже несколько врачей успели здесь побывать.

Мое сознание раскололось после осознания этого факта. Четыре дня. Четыре, мать его, дня!

— Но… Как это возможно? Как я здесь оказалась? Кто вы такие?

Незнакомец задумчиво потёр подбородок, а затем перевел на меня взгляд своих темных, как ночь, глаз. На безымянном пальце блеснуло кольцо, на мгновение отвлекая мое внимание.

— Ты ничего не помнишь?

— Что я должна помнить?

— Тиффани, — мужской голос немного оборвался, — ты помнишь, что случилось до того момента, как ты оказалась здесь?

— Я… Я…

Хватаю губами воздух, словно рыба, выброшенная на сушу, но не могу и слова вымолвить. Нервно дёргаю головой в сторону и отворачиваюсь, силясь напрячь память. Больница, погром, меня забирают в поместье, Киллиан уезжает, вечеринка в честь дня рождения Ричарда и… Пусто. Дальше только пустота.

Снова встречаюсь глазами с мужчиной напротив. Он по взгляду все понимает. Как-то невесело улыбается и встаёт, оставив поднос на тумбе.

— Поешь, тебе нужно. Чуть позже ещё раз придет врач и осмотрит тебя.

— Подождите! — вскакиваю с места, видя, как он отправляется к выходу. — Объясните мне, что происходит, черт возьми?! Почему я заперта здесь как пленница? Что это за игры?! Если это мистер Петтифер, так мой срок ещё не вышел! У меня был ещё почти месяц! — не осознаю, как громко кричу, ещё больше раздирая обезвоженное горло. Это причиняет мне боль, но она не сравнится с тем, какой адовый кратер сейчас развернулся внутри. — Скажите мне, ради всего святого, почему я здесь? Пожалуйста…

— Я не могу, Тиффани. Нет полномочий.

— Но…

— Поешь и отдохни. Ты все узнаешь, но только тогда, когда придет время, — мужчина подходит ближе к двери, но когда видит, как я из последних сил сдерживаю слезы, с натиском сжимает кулаки и опускает голову. — Я правда не могу тебе ничего рассказывать.

— Сколько меня здесь будут держать? — выплевываю слова, борясь с едва сдерживаемой лавиной истерики. Господи, Киллиан… Он же там с ума сходит… Боже… — Я… Я в заложниках?

— Нет, Тиффани. Ты не в заложниках. Ты находишься там, где безопасно.

Едкий смешок вырвался из моего рта, разрезая пространство комнаты звонким гулом.

— Вы не ответили на мой первый вопрос: сколько меня здесь будут держать?

— Столько, сколько потребуется. А теперь отдыхай, — незнакомец в два широких шага преодолел оставшееся до двери расстояние и перед тем, как закрыть дверь, тихо бросил напоследок: — книги в тумбе. Мы подумали, что тебе пригодятся.

После чего я снова осталась одна.

Breathe — Fleurie, Tommee Profitt

Николас

Словно заторможенный смотрю то на монитор, то на братьев. Перевожу остекленевший взгляд с такого же застывшего Чарли на старшего Хоггарда. И то, что я вижу в его глазах, меня разрывает пополам.

Киллиан резко отрывает руки от стола, на котором расположился небольшой экран, после чего пулей вылетает из этой душной и в момент ставшей тесной комнаты. Намереваюсь броситься следом, но рука Чарли преграждает мне путь.

— Оставь его, Ник.

— Но…

— Не надо, — Чарльз останавливает тяжёлый взгляд на непроницаемом лице Карима. — Присмотришь за ним?

Мужчина коротко кивает и выходит следом, оставляя нас вдвоем. Практически осязаемое гнетущее молчание повисло в воздухе, пока каждый переваривал увиденное.

— Это просто гребаная катастрофа, — первый нарушаю тишину глухим голосом, отдаленно напоминающим мой собственный. Внутри такая мясорубка развернулась, что говорить физически больно. — Ее забрали. Забрали.

Брат не отвечает. Он по-прежнему задумчиво разглядывает монитор с застывшей на ней картинкой. Чарли всегда был самым сдержанным и рассудительным из нас троих. Но сейчас мы в откровенной заднице.

— Поехали домой. Нужно поставить в известность отца.

— А как же Киллиан?

— Ему нужно принять это, — Чарли отрывает взгляд от изображения и переводит внимание на меня. — У нас нет ни малейшего представления, где она может находиться. Но есть четкое предположение у кого. Поэтому нужно выезжать.

Понимаю, что он прав. Как и всегда. Быстро двигаюсь на выход, параллельно отправляя единственное сообщение с описанием ситуации. Пытаюсь отгонять от себя разрушающие мысли, но получается откровенно паршиво. Просто дико хреново.

До поместья доезжаем практически одновременно. С тяжелым сердцем паркуем машины в гараже, переглядываемся в немом диалоге, а затем быстрым шагом преодолеваем расстояние до отцовского кабинета. Ричард Хоггард уже ждёт нас. Судя по напряженному взгляду и глубокой морщине, которая залегла на переносице, он в курсе. Прохожу вперёд и плюхаюсь в кресло напротив массивного стола, пока Чарли цепляет взглядом Лиз, сидящую на диване в углу, и моментом оказывается рядом. Видимо именно она объяснила суть проблемы отцу.

— Какая информация у вас есть?

Отцовский голос режет глубже ножа. В этом они похожи с Киллианом как две капли воды — никогда не ходят вокруг да около. Все только по существу.

Пересказываю всё то, что мы видели за этот короткий промежуток времени. Когда добираюсь до главного, сердце падает вниз с такой скоростью, будто летит в свободном падении, заставляя меня на мгновение замолчать.

— Там можно рассмотреть лицо преследователя? — папа хрипит, пытаясь скрыть собственные эмоции за деловитым тоном, но у него получается так же дерьмово, как и у нас. Отрицательно качаю головой и перевожу взгляд на Чарльза, крепко обнимающего Элизабет.

— Каждый из нас уже поднял своих людей, но ты же сам знаешь, что мы ищем иголку в стоге сена, — брат оставляет свою девушку и подходит к отцовскому столу. — Папа, нужно выйти на Петтифера.

— И что ты собираешься ему сказать? — Ричард Хоггард невесело улыбнулся и откинулся на спинку массивного кресла. — Если это они забрали Тиф, то иметь дело с нашей семьёй им захочется меньше всего.

— А вдруг она… — выдаю задушенно и тут же захлебываюсь собственным осознанием происходящего. — А вдруг… Вдруг с ней что-то случилось… Вдруг ее… — у меня не хватает сил произнести то, что вертится на языке. Семья понимает, но ни один из мужчин не заставляет меня озвучить эту вероятную версию.

— Мне звонил доктор Грант, — Чарли переводит тему, чем вызывает мое облегчение, — в крови Кила действительно есть примеси инородных веществ, в частности снотворного. Это многое объясняет.

— Эта стерва все сделала специально, — зло шиплю и с силой бью кулаком по столу. — Ей нужно было, чтобы Тиффани все это увидела.

— Возможно. Представление очень хорошо сыграли, что даже такой матёрый хищник, как Киллиан, купился на него.

— Где он? — отец встаёт из-за стола и окидывает нас обеспокоенным взглядом. — Его срочно нужно вернуть домой, пока он не наворотил бед. Нужно хорошо продумать дальнейшие шаги.

— За ним смотрит Карим. Если что, то он позвонит. Киллиану… Ему нужно все осознать, папа… Потому что у нас нет абсолютно никакого понимания, где и как искать Тиф…

Чарли снова замолкает. Поворачивается к Лиз, после чего та молча покидает кабинет. Когда дверь за ней плотно закрывается, папа озвучивает то, что все мы бесконечно крутим в своем воспаленном мозгу:

— В кругах, где крутится Киллиан, все давно узнали, что появилась женщина, через которую на него можно влиять. Я очень боюсь, что то, на что мы рассчитываем, — голубые глаза отца пробирают насквозь, — а именно на тех людей, у которых, предполагаю, она находится, и реальная картина могут разительно отличаться друг от друга.

— Что ты имеешь в виду? — напрягаюсь в кресле.

— Что Тиффани может быть не только у людей Петтифера, — Чарли кладёт мне руку на плечо и крепко его сжимает. — Любовь — непозволительная роскошь в мире Кила.

— Не понимаю…

— Тиффани — тот самый рычаг, через который от Кила можно получить все, что угодно, сын. А теперь сделай выводы.

Повисает тяжелейшая пауза. Господи… Если это так, то… Нет-нет-нет, не может этого быть. С Тиф не может ничего произойти.

— Мы больше не можем сидеть без дела, — вскакиваю на ноги и прожигаю взглядом отца и брата. — Давайте уже, твою мать, что-то делать! Чем больше мы тянем, тем хуже может быть ей… Папа! Ты же можешь помочь, я точно знаю — умоляюще смотрю в его грустные глаза и мысленно считаю удары взбешенного сердца. — Ты — не последний человек в стране. Хоть что-то же можно сделать! Она — наша семья!

— Тише, Ник, тише. Я сделаю все, что от меня зависит. Я люблю ее так же, как и вы, — Ричард Хоггард подходит ко мне и крепко обнимает, вынуждая Чарли отойти. Сейчас я снова чувствую себя маленьким мальчиком, которого всегда смогут убедить в том, что все будет хорошо. Но я больше не ребенок.

— Найди ее. Пожалуйста.

Вижу обещание в голубых зрачках. Вижу отцовскую решимость. Его злость, перемешанную с отчаянием и страхом.

— И нам надо действовать быстрее, — голос Чарли отрывает нас от зрительного контакта. Оборачиваюсь не брата и понимаю, что что-то произошло. Он бегает взглядом по экрану мобильного, а затем медленно поднимает на нас глаза. — Это Карим. Киллиан узнал, что Майа его накачала. Он едет к ней.

— Блять…

Все, что вырывается у меня. Внутри такой раздрай, что голова просто не понимает, как действовать дальше.

— Поехали, Ник. Нам нужно его остановить, пока брат не наворотил ещё большего дерьма. Папа, мы привезём его. А потом перевернем весь этот город. Если потребуется, то и весь мир, но найдем Тиффани.

Lose Yourself — Eminem

Киллиан

Все во мне сейчас пылает. От кончиков волос до самых ступней тело горит адским огнем, доставая своими всполохами все, что находится в радиусе нескольких километров. Я теперь не просто чувствую — сейчас вымученно пережевываю каждую гребаную эмоцию, которая трясет сознание. Мне никогда не было так больно. Мне никогда не было так страшно. Я привык всегда держать ситуацию под собственным контролем, но сейчас просто не в силах элементарно взять себя в руки.

Одно лишь предположение о том, что с ней могло случиться, рвет на части. На кровавые ошмётки разбрасывает в разные стороны, заставляя захлебываться собственной паникой.

Не помню, как вылетаю из этой душной комнаты. Спиной ощущаю незримое присутствие кого-то рядом, но ничего не вижу. Просто на автомате перебираю ногами, лишь бы убраться подальше. Готов метаться по бескрайнему Лондону в поисках своей женщины. Хоть в каждый угол этого гнетущего города залезть, но найти. Если нужно, то весь мир на уши подниму. В бессознанке оказываюсь в тачке, со всей дури бью по педали газа и с диким визгом стартую. Вижу по зеркалам, что Карим дергается следом. Ожидаемо, машин братьев не наблюдаю.

Петляю по пробкам чисто на встроенных инстинктах, сам же даже не пытаюсь присутствовать за рулём. Все мои мысли абсолютно в другой плоскости. Вытряхиваю себе душу ещё больше, когда снова и снова прокручиваю в голове кадры с записей, начиная с той, что у меня, и заканчивая разбивающей всякое самообладание последней картинкой. Блять… Если хоть один волос, хоть один маленький шикарный волос упадет с ее головы, я не стану церемониться. Сначала сломаю каждый палец этих гнид, а затем просто скормлю им же.

Суки решили поиграть. Тогда все будет по моим правилам.

Жму на тормоз, когда вижу знакомый ангар, перед которым простирается огромное поле. Бросаю руль и выхожу на улицу, втягивая в себя колючий морозный воздух. Смотрю на мелкую россыпь камней, покрытых снегом, и чувствую у себя на сердце такую же тюрьму. Сколько раз я приезжал сюда, чтобы привести голову в порядок после очередных разборок? Не сосчитать. Я смотрел на потрясающе красивую природу вокруг и забывал, кто я и что только что сделал. Забывал, скольких людей по моему короткому слову пытали и избивали до смерти. Смотрел и забывал о том, что я по уши в дерьме. Что я больше не способен чувствовать что-то чистое, светлое и всепоглощающе сильное. Каждый раз я находил себе оправдание. Каждый раз, пока в моей жизни снова не появилась Тиф. Со своим острым языком, живым умом, невероятной красотой и потрясающими глазами. Не знаю, в какой момент своей жизни после нашей встречи я понял, что живу в бреду и в постоянной гонке. Все, чего я хотел с ней — спокойствия и безопасности. Но я не дал Тиффани ни того, ни другого.

Чувствую, что больше не один. Колючее дыхание оседает на моей щеке.

— Не стоило ехать за мной.

Мой собственный голос хрипит, словно я молчал не несколько часов, а несколько суток. Краем глаза замечаю пачку сигарет, протянутую Каримом, и медленно вытаскиваю сразу парочку.

— Я не хочу, чтобы ты наломал дров.

Молчу. Просто делаю глубокую затяжку и чувствую, как никотин наполняет лёгкие. Заволакивает каждый миллиметр сознания, но не расслабляя, как обычно, а загоняя в какую-то бешеную какофонию воспоминаний, звучащих из глубины тарабанящего как сумасшедший молот сердца.

"Когда развернулась девчонка, как-то резко и рвано, меня выщелкнуло. От глаз ее просто снесло. Мы стоим друг от друга на расстоянии примерно в пятнадцать футов, а жёлтая радужка зрачка по центру воспаленных белков светит, словно долбаное солнце. Смотрит с каким-то затаенным недоверием. Губы поджаты, нос вздернут, щеки бледные, будто откинулся не папаша, а она. Веду взглядом вниз, остановившись на бесформенной вязаной тряпке, черным пятном повисшей на груди и не дающей оценить фигуру новоиспеченной сиротки сверху. Снова возвращаю внимание к женскому лицу, подмечая для себя один факт: я помню ее нескладной прилипалой, коей она была в восемь лет, а сейчас же передо мной привлекательная женщина. Хоть и выглядит лет на шестнадцать.

— Выросла, заноза. Красивая стала."

Пульс то прерывается, то разгоняется, как на американских горках. Сигарета тлеет в пальцах, а я никак не могу перестать видеть и заново проживать картинки такого недалёкого, но самого значимого прошлого.

"… сейчас я смотрю на крохотную девчонку, согнувшуюся пополам, и меня разматывает. Дичайшие всполохи неудержимой ярости разгораются в пожары Калифорнии, когда я вижу ее лицо, покрытое фиолетовыми гематомами. Плоть воспалилась и опухла, уродуя красивую кожу. На выглядывающем запястье отчётливо проглядывается синяя пятерня, дающая понять, как сильно Тиффани хватали за руки."

Вдох. Выдох.

Вдох. Выдох.

"Тиффани стоит у окна, держа в руке бокал с шампанским. Девушка слышит, что больше не одна. Медленно оборачивается, прожигая меня незнакомым взглядом, и ловко опустошает содержимое стеклянной посуды. Ее глаза светятся неподдельным интересом, перемешанным с непринятием. Наклоняю голову, рассматривая откровенное декольте, когда Тиф молча опускает пальцы на единственную пуговицу и расстёгивает ее, позволяя полам пиджака распахнуться."

— Киллиан? Ты слышишь меня?

"Пятеро ублюдков, пьяно растянувшихся в похабной ухмылке, стояли по периметру узкой улицы и с диким хохотом гоняли между собой мою женщину. Сука. Мою. Которую я ласкал, обнимал и целовал. Которая жалась ко мне под бок в поисках защиты, и я обещал ей, что больше ни одна тварь ее не тронет."

— Кил!

"Знаешь, я думала, что предам Дерека, если в моей жизни появится другой мужчина. Никого не подпускала. Да и не хотела, а потом встретила тебя. Снова. Ты ворвался в мои будни таким бешеным ураганом, что снёс все привычные устои и принципы. Я пугалась того, что чувствую. Не признавала, отвергала. Боялась. А сейчас я не представляю без тебя себя. Без твоей улыбки. Без твоих глаз. Без рук. Без губ. Без поганого характера, без всего тебя. Ты — мой кислород, Киллиан. Катастрофически необходимый винтик в моей системе жизнеобеспечения. Ты везде пророс. Везде!

— Тиффани.

— Я не хочу расставаться. Я боюсь. Я очень боюсь всего, что будет, Кил. Но я не хочу терять ни секунды времени с тобой.

— Тиффани.

— Я захлебываюсь эмоциями, когда рядом с тобой. Без тебя я умираю от тоски. Не думала, что такое бывает. Не знала, что можно столько эмоций ощущать разом.

— Тиффани!

— Да?

— Я люблю тебя, моя Заноза. И никому тебя не отдам. Никому."

Боже… Боже…

— Киллиан!

— Как я мог это допустить? — разворачиваюсь и невидящим взглядом смотрю в лицо друга. Ничего не способен осознавать здраво. Только чувства закручивают внутри что-то колоссальное. — Карим. Как я мог позволить этому случиться?

— Брат, ты не знал…

— Я должен был все предусмотреть, — голос ровный и тихий, но звучит страшнее любого крика. — Выбирая меня, она уже была в опасности.

— Я предупреждал.

— Знаю.

Снова тишина. За разбивающими эмоциями пытаюсь привести в порядок голову, чтобы понять, с чего начать поиск. Мы можем выйти на людей Петтифера через отца, но нет никаких гарантий, что они так просто пойдут нам на встречу. Мне нужен холодный ум. Но сейчас я на это просто не способен.

Выхватываю телефон из кармана и набираю доктора Гранта. После непродолжительных гудков получаю ту самую информацию, на которую и рассчитывал — эта сука накачала меня.

— Брат, только не делай глупостей, — Карим хватает меня за плечо после того, как я сбрасываю вызов. — Думаю, тебе лучше обсудить все с семьёй.

— Отпусти меня, — скриплю зубами, прорыкивая каждое слово.

— Кил…

— Либо ты едешь со мной, либо не мешаешь мне, — полосую острым взглядом лицо друга. — Выбирай.

— С тобой.

И так всегда. Карим не раз доказывал свою безоговорочную преданность и верную дружбу. Киваю и сажусь в машину. День близится к концу, знаменуя его кровавым закатом, залившим небо. Что-то подобное сейчас и внутри меня — только бесконечная кровоточащая рана. Я не знаю, где сейчас Тиффани. Что с ней. Как она. И… Господи… Даже думать об этом страшно… Жива ли она…

Мотаю головой, чтобы отогнать разрушающие мысли. С ней все хорошо. Просто не может быть по-другому. И я ее найду. Чего бы мне это не стоило.

А пока начнём с Майи. И, надеюсь, Карим не даст мне придушить ее собственными руками.

Bad Moon — Hollywood Undead

Карим

Топлю следом за Bugatti Киллиана, параллельно набирая сообщение Чарли. Надо признаться, что сейчас я боюсь впервые за долгое время, потому что увидел в глазах друга какую-то необъяснимую и незнакомую эмоцию. После того, как он завис, а я пытался докричаться до его сознания, в голубых зрачках такая буря созрела, что ее ветром и меня снесло. Именно поэтому мне страшно. Что он эту девку просто убьет.

Сумерки накрывают город, когда мы с визгом тормозим у недавно отстроенной элитки. Кил молниеносно покидает салон и широкой поступью направляется внутрь. Скидываю Чарли геолокацию и спешу следом, чтобы не потерять Хоггарда из вида. Когда на входе нас встречает мужчина в годах, то приходится притормозить с натиском.

— Добрый вечер, мистер Хоггард, — он кивает Киллиану, после чего повторяет жест в мою сторону и снова поворачивается к первому. — Меня не предупреждали, что вы приедете.

— Знаю, Джордж, я хотел бы сделать мисс Флоренс сюрприз, — вижу, с каким трудом каждое слово даётся другу. На его лице не то, что улыбки, даже подобия ее не намечается.

— Конечно-конечно, — мужчина понимающе кивнул и прошел вперёд, возвращаясь на свое рабочее место. — Проходите, она недавно вернулась.

Больше не говоря ни слова, Кил дергается вперёд, а я за ним.

— Вот это сюрприз сейчас будет, — не в силах содержать смешок, выдаю в лифте. Хоггард лишь сильнее хмурит брови и нажимает кнопку нужного этажа. Я нутром чувствую исходящее от него напряжение. Сложно представить, какой раздрай сейчас у мужчины внутри. Лишь на мгновение допускаю мысль, что с Евой бы приключилось нечто подобное, как покрываюсь омерзительными мурашками размером со слона. Дышать сразу становится сложно. Не просто сложно — невозможно. Любовь в нашем мире не блажь и не сиюминутный порыв. Это непозволительная роскошь и коллосальная ответственность. И, как оказалось, страшное и разрушительное чувство потери и беспомощности.

Пока я пребывал в своих мыслях, Киллиан уже стучал в дверь, находящуюся в отдалении от всех остальных на этаже. Легкая поступь шагов за ней заставила напрячься все мышцы друга. И когда темное полотно отворилось, являя взору темноволосую Майю, явно не ожидавшую увидеть нас на ее пороге, как Хоггард в мгновение ока сомкнул длинные пальцы на ее шее, прерывая дикий визг, рвавшийся из женского горла.

— Кил… — пытаюсь окликнуть друга, но он уже не слышит. Его кисть так сильно выделяется на светлой девичьей коже, что этот контраст режет глаза.

— У тебя есть три секунды, чтобы принять правильное решение и начать говорить, Майа, — рычит он, — или я просто переломлю тебе все позвонки

— Киллиан, — повышаю голос, когда вижу, как девушка пытается ухватить воздух губами. — Ты ее задушишь.

— Три. Две, — он ещё сильнее давит на ее горло, после чего девчонка начинает лихорадочно лупить своими ладонями по его. Хоггард медленно разжимает пальцы. Его взгляд сейчас способен разрезать что угодно похлеще ножа. — Говори все, как есть, Майа. Я пойму, если ты врешь.

Девчонку бьёт крупная дрожь. На оголенной коже ног выступили огромные мурашки. Брюнетка переводит испуганный взгляд с Кила на меня и обратно, нервно потирая шею.

— Мое терпение не резиновое, — каждую букву Хоггард не просто произносит — выплевывает с такой яростью, что пробирает даже меня. А я видел много, работая с ним плечом к плечу. — Говори!

— Киллиан…

— Майа, твою мать! Либо ты откроешь свой поганый рот и расскажешь мне все по порядку, либо я просто тебя убью!

Он орет так, что закладывает уши. Девчонка пятится назад и впадает в такую бешеную истерику, что выбивает меня из колеи. Крупные слезы катятся градом, размазывая макияж.

— У нас… Уууу… У нас ничего не было… Мы не спали…

— Дальше.

— Я п-п-подсыпала тебе снотворное в виски… Ты вырубился на кровати… Мне осталось т-т-только раздеть тебя…

— Дальше.

— Я н-н-написала ей с твоего телефона… Хотела, чтобы она у-у-увидела…

— Зачем? — голос Хоггарда похож на звериный рык. Все в нем сейчас устрашает. Но больше всего — его безумные глаза, налитые кровью. — Я спросил зачем?!

— Так было нужно.

Майа выпрямилась и посмотрела прямо на нас.

— Кому это было нужно?

— Ты сам знаешь ответ на этот вопрос, — девчонка вытерла слезы рукой и вскинула взгляд на Киллиана.

— Твое избиение — тоже фарс?

— Да.

— Кто?

Односложные вопросы и ответы. Но я прекрасно понимаю, что имеет в виду Кил. В его окружении есть ещё одна крыса. Майа молча глотает слезы и ничего не отвечает, чем заставляет Хоггарда дернуться к ней, но я успеваю перехватить его руку.

— Спокойно, брат.

Вижу по глазам, что он уже не здесь. Где-то в своем мире боли и злости, поэтому настойчиво удерживаю его от опрометчивого поступка.

— Я спросил тебя кто, Майа. И жду ответа.

— Джейсон.

А вот это действительно удар ниже пояса. Даже меня шатает от полученной информации. Джейс — проверенный временем. Сколько лет они тренируются вместе с Киллианом? Да всю жизнь. Он просто не мог. Не мог.

— Ты лжешь, — вырывается у меня быстрее, чем я успел подумать, что говорю.

На пухлых губах мисс Флоренс впервые с нашего прихода расцветает жалкое подобие улыбки.

— Не ожидали? Но это факт. Он разыграл со мной представление с взломом двери. Очень реалистично.

— Почему? — Киллиан по-прежнему пытается сохранять хладнокровие, даже после полученной информации.

— У Джейсона свои мотивы. Спроси у него сам. Мы не рассчитывали, что ты узнаешь так быстро.

— Иначе тебя бы уже не было здесь?

— Не было. Я не самоубийца, — Майа больше не плачет. Смотрит как-то дико и очень ожесточенно. — Я думала, что сейчас ты будешь разбираться со своей тихушницей, а не искать правосудия.

— Сколько тебе заплатили? Какие у тебя мотивы? — вот теперь Хоггарда повело. Лицо побледнело от осознания того, что все в этом мире так легко продаются.

В помещении повисла слишком частая за прошедший день тишина. Вязкая, обволакивающая каждый миллиметр пространства. Хозяйка дома нервно повела плечом, а затем снова посмотрела в наши глаза.

— Петтифер заплатил нам достаточно. А мотив… Я просто хотела вернуть тебя себе. Я не привыкла делиться тем, что мое по праву.

И именно сейчас Киллиан сорвался. За какие-то доли секунды оказался рядом с девчонкой и снова приложился пальцами к ее шее.

— Брат, не надо! Ты же ее убьешь!

— Я никогда тебе не принадлежал. И, тем более, никогда тебя не любил. Ты первосортная сука, которая по первому зову всего лишь раздвигает ноги, — его пальцы сильнее сжимаются на тонкой коже, а Майа нескончаемо бьёт ладонями по мужской руке. Подхожу вплотную, чтобы оттащить его при полной потере контроля. — Ты красивая, но однодневная. Пустая, корыстная и продажная мразь. За то, что ты сделала, тебя мало убить. Из-за тебя я не знаю, где сейчас моя любимая женщина и жива ли она вообще. Знаешь, — женские глаза начинают закатываться назад, и только тогда Киллиан разжимает пальцы и отталкивает безвольное тело от себя, — тебе очень повезло, что я не бью женщин. Но ты ответишь за все, что сделала. Карим, — он поворачивается ко мне и кивает в сторону заплаканной девчонки, — она едет с нами. И проследи, чтобы не успела никого предупредить. Нанесем визит ее дружку.

Nobody's Home — Avril Lavigne

Тиффани

Стрелки часов, гипнотизирующие мой взгляд, знаменуют новый день. Четвертый из тех, что я успела провести здесь в сознании.

Я не вижу и не слышу людей все это время, кроме того неразговорчивого мужчины, которого зовут Рональд, и молодой девушки, приносящей и уносящей мне еду и чистое белье. Ей категорически запрещено со мной разговаривать. А Рон просто игнорирует все мои многочисленные вопросы. Я не понимаю, где нахожусь. Не понимаю, почему. Единственное, что ясно, как божий день — отпускать меня никто не собирается.

Книги в тумбе так же регулярно обновляют. Если бы не они, то я бы точно сошла с ума. Особенно после того, что вспомнила.

Где-то два дня назад моя память, наконец-то, воспроизвела все те картинки, которые я так старательно хотела забыть. И такой лавиной эмоций окатило, что, казалось, хуже стать просто не может. Яркими всполохами в сознание то и дело вплетались глаза Майи. Ее обнаженное тело. Ее слова. И мерное дыхание моего мужчины рядом с ней.

А мой ли он? И был, вообще, им когда-то?

Чувство нестерпимого жжения где-то за ребрами перебивало все. Не было сил плакать, заниматься самобичеванием или корить себя за какие-то мотивы в поведении. Мне просто было очень больно. Словно внутри прошлись скребком и собрали все те эмоции, полученные за время пребывания с Киллианом. Собрали и выбросили в помойку за ненадобностью. Горький вкус предательства сковывал горло. Червячок здравого смысла пытался пробиться сквозь затвор из обиды и разрушительной скорби, пытаясь воззвать к разуму, заставить задуматься, то ли это было на самом деле, что мне показали, но я стойко и упорно гнала его от себя, уверенная в том, что Киллиан Хоггард обманул меня. Жестоко унизил. Бросил. Изменил.

Господи…

Но чувства так просто никуда не деть. Я тону в этой злосчастной любви к нему. Думаю и думаю, что и как с ним сейчас. Знаю, что меня ищут. Нутром чувствую. Но не уверена, что когда-нибудь найдут, даже не смотря на ресурсы семьи Хоггард.

Чарли, Ник, Ричард, Беатрис… Они же места себе не находят. Мне все равно на свое состояние — я свыклась с мыслью об условиях сделки достаточно давно. Можно сказать, подготовилась. Но они… Моя семья… Приобретенная, но такая родная. Искренне за меня переживающие, любящие, дорогие моему сердцу люди. Как и Кил…

Господи, Тиффани, да разуй ты глаза! Может он и любил тебя, но ты обуза! Всегда ею была со своими многочисленными проблемами. Он устал тащить это все — в словах Майи был здравый смысл. Ты сложная. А со сложными невозможно долго находиться.

Видимо, под эти свои мысли и засыпаю. Вижу тревожные и очень тяжёлые сны. Вижу Киллиана, снова окутанного чернотой. Он тянется ко мне, но я больше не пытаюсь идти навстречу, лишь только максимально стараюсь напитаться всем его обликом, чтобы помнить. Всегда помнить эти глаза, губы, руки. Волосы, что так любила трогать пальцами. Спину, которая сводила с ума. Всего его. Сейчас красивое лицо перекошено ужасом и болью, как и мое сердце. Но нам больше не по пути.

Когда распахиваю веки, то вижу прямо перед собой Рональда, спокойно сидящего возле кровати и ожидающего моего пробуждения.

— Привет, — говорит мужчина, наблюдая за моими попытками привести себя в порядок. Его взгляд скользит по подносу, с которого я ничего не взяла. — Ты опять ничего не съела.

— Не голодна.

— Тиффани, — если бы я не сидела под замком, то подумала бы, что его голос полон сочувствия, — надо нормально питаться. Ты слишком худая.

— Я. Не. Голодна.

Смотрю куда-то сквозь него, чтобы не цеплять темные зрачки своими.

— Ты изменилась с момента, как оказалась здесь. Ещё больше закрылась, — не реагирую на такое неожиданное количество слов в моем присутствии. — Не устала играть в молчанку?

— Помнится, что в молчанку играю как раз не я, а вы.

Рональд задумчиво потёр свой колючий подбородок. Красивый мужик, хоть и в возрасте. Высокий, статный, спортивный. И устрашающий.

— Хорошо, я готов ответить на парочку твоих вопросов, если ты ответишь на один мой, — я подскочила на кровати. Сердце зашумело ещё больше, качая кровь с бешеной скоростью. Адреналиновая встряска колыхнула организм, но тут же сошла на нет, когда я увидела глаза собеседника. — Подумай хорошо, прежде чем задавать свои два. А пока… Ты вспомнила, что произошло ночью, когда тебя забрали?

Сглатываю и отвожу глаза. Моя реакция — самый красноречивый ответ. И мужчина это понимает. Не растягивается, как я ожидала, в улыбке. Не ерничает. Просто молчит.

— Что произошло?

— Это уже второй вопрос, — неосознанно хмыкаю, — мы договаривались на один ваш и два моих.

— Верно, но ты не ответила на мой.

— Да.

— Что да? Да, не ответила?

— Нет. Да — вспомнила. Ваши вопросы закончились, теперь моя очередь.

А вот теперь Рональд улыбается. Причем очень завораживающе. По-настоящему.

— Уделала. Что ж, хорошо. Задавай свои вопросы.

— Почему вы удерживание меня?

— Все это ради твоей же безопасности, Тиф.

— Не понимаю, — выпрямляюсь на кровати и стискиваю кулаки. — Я была в безопасности.

— Нет, — мужчина снова потер острый подбородок. — Ты не была в безопасности с Хоггардами. В частности именно в ту ночь, когда попала к нам, ты была абсолютно не защищена. Следующий вопрос.

Между нами повисла неловкая пауза. Я обдумывала варианты, что именно спросить, чтобы получить максимально развернутый ответ для понимания ситуации, но страх, сидящий где-то далеко внутри, сделал свой выбор за меня.

— Вы — человек Петтифера? Все, от чего меня укрывали Хоггарды, случилось?

С дичайшим напряжением жду его ответа. Не понимаю, что в душе сейчас происходит. Просто воронка закручивается, сжимая органы в тугой комок. Пульс свой чувствую прямо в горле. Кажется, что ещё секунда тишины, и меня разорвет.

— Я не человек Петтифера, Тиффани. Я тот, кто делает все, чтобы ты не попала к нему в руки. Если быть точнее, то к его боссу. Ты находишься в этой комнате до тех пор, пока не исчезнет твое желание совершить глупость. Но ты не пленница. Ещё раз повторю, — зрительный контакт, который все внутри переворачивает, — ты здесь в безопасности.

— Но… Но… — я ожидала чего угодно, но только не этого. — Тогда кто вы?

— Потерпи, девочка, скоро ты все узнаешь. А пока поешь и отдохни.

Рон медленно встал со стула и направился к двери. Наблюдая за его широкой спиной, я снова подумала о Киллиане. О том, что он не знает, что со мной ничего не случилось. Пока.

— Рональд, — окликнула его, заставив обернуться, — Хоггарды знают, что я в… кхм… порядке? Относительном.

— Это уже третий вопрос, Тиффани.

— Пожалуйста…

Мой голос сейчас такой тихий, что я сама себя с трудом слышу. Но мужчина понял. Нахмурился, сложил руки на груди, словно боролся сам с собой.

— Им не нужно ничего знать о тебе, Тиффани. И хватит на сегодня вопросов.

Хлопок двери ознаменовал его уход, но я больше ничего не видела и не слышала. Казалось, мне должно стать легче. Но в действительности это не так. Совсем не так.

Attack — Thirty Seconds To Mars

Киллиан

Сейчас я похож на готовый извергнуться вулкан. Тот, который спал много лет, а теперь грозится спалить все вокруг к херам. Затопить раскаленной лавой и оставить после себя только боль, кровь и тонны пепла.

Не знаю, как я не свернул шею этой суке. Мои пальцы чувствовали ее пульс под белой кожей, ощущали бешеное биение тонкой жилки. И на этой почве инстинкт хищника, ко всему прочему находящегося в отчаянии, преобладал над здравым смыслом. Он над всем преобладал. Туманил мои мозги, прокручивая в голове только одну картинку — Тиф.

Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, встречаясь глазами с Каримом. Он бросил свою машину у дома Майи, а сам поехал со мной, чтобы наблюдать за нашей маленькой крысой. Собственно, сейчас Майа жмется к двери, подальше отодвигаясь от моего товарища, при этом не проронив ни слова с самого отъезда.

— Чарли и Ник тоже подъедут.

— Конечно, — хмыкаю едва слышно, — куда же без братцев.

— Они переживают, Киллиан. И ты это прекрасно знаешь.

Знаю. Поэтому и не говорю ничего в ответ. Наверное, если бы не эти трое мужчин, двое из которых родня по крови, а один по духу, то я бы, скорее всего, уже бы наворотил такого знатного дерьма, что век бы не вылез из этой кучи. И, не смотря на всю мою репутацию отъявленного говнюка, я безмерно им благодарен.

Когда торможу тачку у знакомого зала, сердце глухо летит вниз от осознания того, что мне предстоит сделать. Тяжёлой поступью вхожу внутрь, маякуя Кариму взять нашу девочку с собой. Постояльцы клуба, к созданию которого я приложил руку, улыбаются, здороваются, пытаются начать разговор, как и во все предыдущее разы моего пребывания здесь, но сегодня я не веду себя как обычно. Прорываюсь к своей цели, неосторожно расталкивая людей на пути. Игнорирую протянутые руки и обращения в мой адрес — просто давлю пространство своим присутствием и все вокруг это понимают — отступают безоговорочно.

Приближаюсь к рингу, полностью сосредоточившись на своей дикой злости. Слышу сквозь шум тарабанящей крови прорывающиеся звуки неизменного рока, который сопровождает все бои. Вижу, как Джейсон танцует со своим партнёром в разгаре поединка. Приподнимаю канаты и ступаю ногами на канвас. Чувствую, как воспаляются глаза — в белках жжет, словно от инородного мусора. Вижу, как разворачивается Джейс, когда я подхожу ближе, как распахиваются его глаза в диком непонимании. И тогда я бью. Прямиком в нос, что слышу, как ломаются под моим кулаком кости. Бью с такой силой, что мужчина отлетает на ограждение. За моей спиной начинается какая-то возня, но внимание сейчас сконцентрировано исключительно на предателе. Джейсон медленно поднимает голову, утирая кровь рукой, а затем переводит взгляд на Карима и Майю, которую тот держит за плечи. И тогда Джейс прекрасно все осознает.

— Киллиан…

Возле ринга столпились люди. Музыка как-то резко стихла, в момент делая нас центром всеобщего любопытства.

Шагаю вперёд и снова бью его по лицу. Вымещаю весь свой гнев на бывшем друге. Я ему, мать его, доверял. Всегда. Безоговорочно. Ломаю лицевые кости мужчины, но тот даже не пытается защищаться. Просто получает то, что заслужил. Крови становится больше, до меня отдаленно долетают женские визги, громкие крики, но я все бью и бью Джейсона, пытаясь залить собственное дерьмо каким-то жалким подобием правосудия, хоть и единоличного. Сколько бы я не пытался найти виноватого во всей этой гребаной истории, ни сука Майа, ни предатель Джейс не несут большей вины, чем я. Именно я зачинщик того, что произошло с моей женщиной, которую обязался защищать во что бы то ни стало.

Чувствую сильные руки, оттягивающие меня от окровавленного мужчины. В уши резко стал просачиваться гвалт окружающих меня людей, заставляя поморщится. Именно он вынудил прийти в себя и оглядеться.

— Киллиан, остановись.

Чарли. Только он мог подойти сейчас ко мне, не боясь попасть под удар. Он и Карим, но второй по-прежнему удерживает бьющуюся в истерике Майю. Перевожу затуманенный взор на Джейсона, распластавшегося на настиле. Лицо полностью опухло и кровоточит.

— Порядок? — уточняет брат, пытаясь поймать в фокус своих глаз мои. — Так ты ничего не добьешься. Нам нужны ответы.

Киваю, но продолжаю молчать. Втягиваю в себя воздух, пытаясь немного успокоиться, но воронка уже закрутилась внутри. Засасывает в свою черноту с бешеной скоростью.

— Хватит глазеть! Здесь вам не цирк! — орет Ник, разгоняя зевак от ринга. — Выходим-выходим!

— Когда вы приехали? — хриплю, наблюдая, как Джейсону оказывают помощь подоспевшие штатные медики.

— Зашли почти сразу за тобой. Кил, — Чарли медленно вздыхает и поворачивается к человеку, которого я считал своим, — выясняй все и поехали. Прошли почти сутки, как она пропала. Мы больше не можем тянуть время.

Он, как обычно, отрезвляет. Своими словами сейчас наотмашь бьёт, возвращая в реальность. Выдергивая из моего призрачного мира необоснованной агрессии. Резко разворачиваюсь и подхожу к Джейсону. Бросаю ему его же телефон, предусмотрительно поданный Ником, и сажусь на корточки перед ним.

— Зачем?

Он все понимает. Смотрит на меня долго и виновато.

— Они угрожали Вайолет. Они грозились забрать ее.

— Почему ты не пришел ко мне? — выдаю задушенно и снова давлю эмоциями. Теперь мне, хотя бы, понятны его мотивы. Но он не отвечает. Только смотрит и не говорит ни слова. — Звони.

Молчание. Лишь зрительный контакт между нами.

— Я сказал звони. Мне нужна информация, где она.

Джейсон смотрит на меня из-под нахмуренный бровей. Глаза заплыли, но можно уловить, что он в растерянности.

— Если ты сейчас не возьмёшь эту сраную трубку и не узнаешь, где Тиф, то я вырву твой грёбаный язык! И ты, блять, больше никогда ничего не сможешь сказать!

— Я не понимаю, о чем ты.

— Заткнись и звони людям Петтифера.

Он прекрасно понимает, что сейчас мне лучше не перечить. Трясущимися руками набирает номер и ставит на громкую.

В зале моментально стало тихо. Лишние люди ушли, оставив только нашу тесную компанию.

Гудок. Два. Три.

— Слушаю.

— Все получилось? — хрипит Джейсон в трубку. — Я могу быть спокоен по поводу Вайолет?

На другом конце провода повисла пауза. Словно человек хорошо обдумывал, что именно сказать. С каждой секундой этой вынужденной тишины меня буквально разрывало на миллион кровоточащих кусков.

— Все получилось? — переспрашивает Джейс, напрягаясь даже больше меня.

— К тебе мы больше не имеем претензий, — говорит собеседник, — ты выполнил свою часть сделки.

— А девчонка?

Чувствую, что Чарли, стоящий за моей спиной, застыл. В каменное изваяние превратился и я.

— Исчезла. Но это не твоя проблема.

Звонок прерывается. Как прерывается и мое тарабанящее сердце. Прерывается поступающий воздух. Пульс. Мысли. Все. Остаётся только одно слово, пульсирующее в мозгу.

Исчезла.

Она не у Петтифера.

Боже мой.

Боже…

— Киллиан, — слышу откуда-то издалека, — поехали, брат. Кил!

Чарли тащит меня на выход. Я абсолютно не в состоянии сопротивляться. Смотрю на Джейсона, что-то говорящего мне, на Ника, пребывающего в абсолютном шоке. Не соображаю ничего. Чувствую только сгущающуюся черноту вокруг.

— Что делать с этими двумя? — Карим обращается ко мне, но отвечает Чарльз.

— Реши сам. Ему сейчас не до этого. Но, — оборачивается, — с Джейсоном не жести.

— А с этой? — подтягивает Майю за локоть ближе. У нее на лице написан дикий ужас.

— Придержи пока где-нибудь, чтобы ещё больше не навертела, — брат хватает меня за плечо, — я решу вопрос.

Карим кивает и оттаскивает рыдающую девушку а Чарли выводит меня из этого душного места следом за Ником, на лице которого написано наше безвыходное положение.

Wait — NF

Киллиан

До поместья добираемся на машине Чарли. Я сейчас не в состоянии сесть за руль. Всю дорогу тупо молчу, гоняя все произошедшее за эти жалкие двое суток в своей голове. Такого раздрая в нутрянке не припомню. Трясет в те пресловутые десять баллов, снося выстроенные барьеры под чистую.

Братья выводят меня, словно слепого котенка, придерживают за плечи и подталкивают к дому. В какой-то момент в мозгу что-то екает и я отстраняюсь. Смотрю на них, действительно преданных во всем, и выдаю задушенно:

— Спасибо.

— Рано говорить спасибо, Кил. Вот когда найдем ее, тогда и скажешь.

Чарли улыбается, но все это выглядит слишком вымученно. Ему тоже охренеть как больно и тяжело. Он любит Тиффани, как ту самую желанную сестру, которой у нас так и не появилось. Пока не вернулась она.

Снова направляемся в отцовский кабинет. С тяжелым сердцем переступаю порог и смотрю на Ричарда Хоггарда, серьезного, сосредоточенного, властного. Таким я всегда его знал. На такого я хотел быть похож. Он понимает все без слов, как и сейчас. Ему достаточно только взглянуть на каждого из троих, чтобы распознать суть.

— У нас мало времени, — озвучивает то, что и так все мы понимаем. Ник безвольным мешком падает в кресло и, наконец, даёт волю эмоциям. Брат закрывает лицо руками и отчаянно воет, разгоняя мурашки по моему телу. — Сын?..

— Когда все это дерьмо прекратится, в конце концов?! Почему страдает она? Почему из-за этого урода, ее папаши, который не умеет контролировать свою неуемную жажду бабла, расплачивается Тиф?!

— Возьми себя в руки, Ник! — рявкает Чарли. — Риторикой займёмся после, когда вернём ее домой. Сейчас по делу.

Младший снова прячет лицо, но больше ничего не говорит. Я устало прислоняюсь спиной к стене и смотрю на отца, который не сводит с меня пытливого взгляда.

— Я сделал несколько звонков, — начинает он, — мне удалось выяснить, что люди Петтифера действительно планировали забрать ее сегодня ночью, для чего и было разыграно всё то, о чем нам известно, — стискиваю зубы с такой силой, что скрипит челюсть. — Их планы нарушили.

— Кто? — подаёт голос Николас.

— Все не так просто, сын. Я знаю много, но не все, — отец грустно улыбнулся, — за Тиффани следил их человек. Но когда она вышла из дома Киллиана, кто-то его оглушил. В итоге, ее увели прямо из-под носа. И это очень сильно усложняет задачу, потому что никаких зацепок они не оставили. В связи с этим у меня вопрос: ты кому-то перешёл дорогу?

Он сканирует мое лицо взглядом, а из меня вырывается неожиданный смешок.

— Ты прекрасно знаешь, в каких кругах я верчусь и что делаю. Поэтому вопрос, который ты задаешь, крайне глуп, папа, — намеренно акцентирую последнее слово. — Я всем своим оппонентам когда-то перешёл дорогу.

— Хорошо, тогда поставлю его по-другому, — Ричард встаёт из-за стола и упирается руками в столешницу. — Где ты был и что выяснял перед тем, как вернуться к моему дню рождения.

Хлопок. Клянусь, где-то внутри меня что-то натурально хлопнуло. Медленно моргаю, глядя на Ричарда, и собираю по закоулкам памяти все, что собирался обсудить по приезду из Дублина. Но случилось то, что случилось.

— Как ты узнал?

— Я вижу, слышу и знаю больше, чем ты думаешь, Киллиан. Ты мой сын, я волнуюсь.

— Ну да, точно, сын… Как я мог забыть.

— Ты ответишь?

Он прекращает этот бессмысленный пинг-понг словами.

— Я был в Ирландии. По крайней мере, туда меня завели поиски.

— Поиски чего? — вступает Чарли.

— Человека, который стоит за всем этим. За сделкой. Босса Петтифера.

Все присутствующие обратили на меня взгляды. Сейчас я чётко осознаю полную абсурдность имеющейся информации. Медленно выдыхаю и подхожу вплотную к столу.

— Мои информаторы вывели меня на человека в Дублине, который смог бы поделиться некими данными. Я поехал туда, не раздумывая. Но то, что я услышал, мягко сказать, завело меня в тупик.

— Почему?

Внимательно смотрю в идентичные моим зрачки старшего Хоггарда.

— Потому что этого просто не может быть, — делаю осознанную паузу, чтобы озвучить то, что, по моим меркам, немыслимо. — Он сказал, что… Что Виктория Барлоу, возможно, жива.

Звенящая тишина кабинета стала ещё громче. Ошарашенные братья смотрели на нас во все глаза.

— Это невозможно.

— Мы были на ее похоронах.

— Знаю, — перебил обоих взмахом руки, заставив замолчать, — именно поэтому я не рассказал об этом сразу. Этого не может быть.

Наблюдаю за реакцией отца, но, на удивление себе, не вижу ни шока, как у Ника с Чарли, ни растерянности, ни какой-то призрачно маячещей надежды. Он просто слушает меня и в какой-то момент тяжело вздыхает, закрыв глаза.

— Почему ты молчишь? — выпаливаю раздражённо. — Ты что-то знаешь?

— Знаю.

— И что же? Говори!

Отец раскрывает веки и цепляет меня полным сожаления взглядом. В этот момент я понимаю, что то, что сейчас услышу, перевернет нашу жизнь.

— Виктория Барлоу действительно жива. Ее смерть была инсцинирована, и я был тем человеком, кто помог ей в этом.

Тиффани

Казалось, что после вчерашнего откровения от Рональда, я больше ни слова из него не вытяну. Но я ошиблась. На следующий день он пришел ко мне с самого утра, принес завтрак и сел возле кровати, выжидательно наблюдая за моей реакцией.

— Что?

Смотрю на него поверх книги, которую начала читать ночью.

— Ты спокойна.

— А что мне прикажете делать? Орать в припадке? — перелистываю страницу, снова пытаясь погрузиться в строчки. — Вчера вы убедили меня в моей же безопасности. И хоть я ничерта не понимаю из того, что происходит, но больше не боюсь.

Рон молчит, по-прежнему внимательно разглядывая меня.

— Что-то ещё?

— Поешь.

— Не хочу.

— Я сказал поешь.

— Боже! — откладываю книгу в сторону и закатываю глаза. — Вы прям такой же дотошный в этом плане, как…

Осекаюсь. В голове мигом возникают голубые пронзительные глаза и самая шикарная в мире ухмылка.

— Как кто, Тиффани?

— Это больше не имеет значения. Я не голодна. Поэтому если вы пришли сюда только за тем, чтобы читать мне мораль по поводу пищевого поведения, то более не задерживаю. Если есть что-то ещё, то буду добра выслушать внимательно.

Цепляюсь своими зрачками за его. Мужчина внешне выглядит невозмутимо, но в глазах явно пляшут смешинки.

— Надо же… И впрямь слишком похожи.

— О чем вы?

— Знаешь, Тиффани. Я до последнего был убежден, что тебя ещё рано посвящать в более детальные моменты происходящего. Ты слишком сумасбродна. Но кое-кто другой считает иначе.

— Кое-кто другой? — вытягиваюсь на кровати, выпрямляя напряжённую спину. — Что за ребусы, Рональд?

Мужчина смотрит на часы, а затем на выход. Время близится к десяти утра. Каким-то непреодолимым волнением заполняется мое сердце. Жду ответа, а внутри все трещит от растущего напряжения. Рон медленно встаёт и подходит к темному полотну, за которым находится моя свобода. Бесшумно распахивает дверь и покидает комнату, так ничего и не ответив, заставляя меня вскочить с кровати и сделать шаг следом. Но я замираю, когда осознаю, что дверь никто не закрыл. Делаю ещё несколько осторожных шагов вперёд и окончательно стопорюсь, замечая аккуратную женскую кисть, показавшуюся из-за косяка. Делаю вдох. Ещё один. И ещё. Веду глазами по тонкой руке, стройному телу, узким плечам, длинной шее, копне светлых волнистых волос и, наконец, останавливаюсь на лице. Только ловлю его в фокус, как пульс начинает колотить в ушах с такой силой, что резко ведёт в сторону. Ноги подкашиваются, внутри жар заливает все внутренности, моментально превращая их в раскалённое месиво. Темнота накрывает разум с бешеной скоростью, но я все-таки успеваю произнести такое родное и забытое много лет назад слово, прежде чем потерять сознание.

— Мама… Мааам…

Royalty — Egzod, Maestro Chives, Neoni

Киллиан

То, что озвучивает Ричард, читаю, скорее, по губам. В ушах такой немыслимый звон, что по инерции ведёт в сторону. Пытаюсь сфокусировать взгляд на лице, но все расплывается на миллион смазанных фрагментов.

— Что ты сказал?

Слышу голос Чарли так, будто он не рядом со мной стоит, а кричит из какой-то неведомой глуши и никак не может дозваться помощи.

— Сказал то, что вы все трое услышали. Виктория жива.

В ответе Ричарда Хоггарда лишь сталь. Ни сочувствия, ни раскаяния — ничего. Только давно забытый холод в манере разговора. Не понимаю, каким образом у меня подкашиваются ноги. Я сейчас в таком немыслимом шоке нахожусь, что не владею собственным телом. Заваливаюсь в кресло, стоящее рядом, и только тогда замечаю проблеск беспокойства в отцовских глазах.

— Киллиан…

— Ты все это время нам врал? — хриплю задушенно, даже не пытаясь совладать с эмоциями. Дрожь разбивает ладони, что не укрывается от Чарли. Брат спешно оказывается рядом и кладёт свою руку мне на плечо. — Зная, что для меня значила ее потеря?

— Не все зависит только от меня.

— Неужели? Что же такого могло произойти, что тебе понадобилось фальсифицировать смерть женщины, которую я любил так же, как и собственную мать?! — неосознанно срываюсь на крик. Глаза печет от гнева и непрошенных слез. — Что заставило тебя пойти на то, чтобы лишить юную девочку родного человека?! Что?!

— Кил, — тихо произносит Чарли, — давай выслушаем его.

— Мы оплакивали эту утрату годами, папа, — снова акцентирую внимание на последнем слове. Не свожу с мужчины дикого взгляда и, наконец, вижу в его зрачках зачатки раскаяния. — Все мы. Все. Твои. Дети. Мама. Да даже ты, казалось, безутешен. Но все это было очередным враньём.

— Ты не понимаешь.

— Так объясни мне!

— Это было ее решение, ясно тебе?! — взревел отец, заставляя каждого из нас моментально замереть. Все в его лице выражало нестерпимую муку, словно любое слово сейчас приносило адскую боль. — Вы были детьми, которые ничего из происходящего не понимали! У нее не было выбора! Не было!

Тишина, образовавшаяся в комнате, буквально оседала на кончиках пальцев. Даже воздух вокруг трещал от напряжения между всеми нами. Натужный вздох Николаса, прерывистое дыхание Чарльза, мое бешеное сердцебиение и нервные сглатывания отца — единственные звуки в этом пронизанном невидимым электричеством помещении.

— Я расскажу, почему нам пришлось так поступить. Потому что правда уже всплыла наружу. Только прошу вас… Давайте поговорим спокойно.

Никто из нас троих не выказал сопротивления, после чего отец устало опустился в кресло и закрыл глаза ладонями. Когда он начал говорить, то его голос казался слишком подавленным.

— Эта история берет свое начало давно, но узнал я об этом именно тогда, когда Виктория просила меня помочь. Я любил ее как свою собственную семью. Всех их, — Ричард отнимает руки от лица и фокусирует взгляд на нас. — Она была слишком обеспокоена чем-то, постоянно уходила в себя и практически не разговаривала. Мы с вашей мамой сразу заподозрили неладное. На Вики это было не похоже. Когда мы осторожно расспрашивали ее об этом, то в ответ не получали ни единого вразумительного комментария о происходящем. Итон отмахивался, но что-то было не так, пока в один из вечеров Виктория не появилась на нашем пороге.

Отец делает вынужденную паузу, чтобы перевести дыхание. Он будто видит перед собой всё то, о чем рассказывает, точно так же, как и много лет назад.

— Она была в ужасном состоянии. Многочисленные синяки, ссадины и переломы. На ней буквально живого места не было, — он говорит, а меня мутит только от одной этой картины. — Когда я вспоминаю об этом, то будто снова проживаю весь тот ужас. Вики получила очень много травм. Не могла говорить, не могла плакать, едва дышала. Ее подобрала охрана, когда из машины без номеров ее выбросили возле нашего забора, как ненужное животное.

Вскакиваю на ноги. Лихорадочно моргаю, пытаясь держать голову в холоде, но просто не могу. Разворачиваюсь и со всей силы впечатываю кулак в стену, чтобы перебить душевную боль физической. Но тщетно. Ни пульсирующие вибрации в костяшках, ни вид крови на них не унимают ту гниющую дыру, развернувшуюся внутри.

— Мы с мамой хотели срочно везти ее в больницу, но единственное, что могла озвучить Вики, так это не предавать огласке случившееся. Что мы и сделали. Вызвали всех специалистов на дом, заплатили уйму денег, но скрыли это от общественности.

— Почему мы этого не помним? — встревает Ник с мертвецки бледным лицом. — Такие повреждения долго восстанавливаются.

— Для всех Виктория была у своей семьи в Ирландии. Решала семейные проблемы.

— Да, я помню этот период, — задумчиво говорит Чарли, обеспокоенно поглядывая, как я вытираю кровавую руку о джинсы.

— Что было дальше? — мне нужно знать. Все знать.

— Виктория все это время находилась у нас. Для нее была выделена комната в нашем крыле, никто не знал о ней, даже прислуга. Мы с Трис ухаживали за подругой сами, — отец тяжело вздыхает и снова прикрывает глаза.

— А как же Итон и Тиф?

— Это самое важное, Ник. Тиффани так же думала, что мама уехала в Дублин. А вот ее отец был поразительно спокоен. Нет, конечно, сначала он прискакал в поместье, заливаясь в панике. Но после его заметно отпустило. И это навело меня на определенные мысли.

— Что ты узнал?

Нетерпеливо подлетаю к столу и кладу ладони на тёмную поверхность. Отец хмурит брови, наблюдая за каплей крови, стекающей на столешницу.

— Итон Барлоу тогда впервые начал играть. В тот момент у него были и деньги, и связи, и бизнес. Эта слава была ему не нужна, именно поэтому Вики не просила огласки. Но проигрался он в то время по крупному.

— Что было дальше?

— Денег он не отдал, тогда пришли за ним. Но застали только жену. Господи, слава Богу Тиф не было дома в тот момент, — отец озвучивает эту информацию дрогнувшим голосом, а у меня внутри все обрывается от понимания того, что могло произойти. Она была маленькой девочкой. Если бы ее обнаружили… — Итон скрывался, потому что знал, что за ним придут. Наплел нам и Вики, что уезжает по очередной сделке, а сам просто сбежал, подставив под удар собственную семью.

— Вот сука… — тянет Ник с другого конца комнаты, стискивая зубы.

— Когда Виктория потихоньку приходила в себя, я стал расспрашивать все, что она знает. Женщина путалась в показаниях, потому что то говорила о долгах мужа, то о каких-то призраках прошлого. Я, если честно, так ничего и не понял. Тогда мне хотелось его просто уничтожить, — впервые за время рассказа отцовский голос срывается в непередаваемой эмоции, — я видел каждую рану на ее теле и хотел вернуть ему их все в десятикратном размере. Мы с Трис собирались решить вопрос своим силами, потому что я стал копать под всю подноготную своего… кхм… друга, но Виктория умоляла не лезть. Сказала, что разберутся сами. Не стоит выносить все в люди. Я долго не соглашался, но потом пошел ей на уступки при условии, что буду наблюдать.

— Ты так просто спустил ему все с рук? — не верю своим ушам.

— Нет, сын, не так. Дослушай меня, пожалуйста, — поднимаю ладони в воздух, молча соглашаясь, после чего отец продолжает: — Виктория вернулась домой как только все более-менее зажило. Итон не знал, что я в курсе его новых забав. Нам с мамой больших трудов давалось усилие делать вид, что все так же, как и было раньше. Пока в один из вечеров это дерьмо не вылезло наружу.

— Каким образом? — Чарли подпирает спиной стену и не сводит взгляда с отца. У всех нас просто передоз информации на сегодня.

— Мы все были у нас. Была зима, с того злополучного инцидента прошло несколько месяцев. Трис очень остро переживала случившееся, она не поддерживала решение Вики спустить все на тормозах. Виктория не хотела ничего слушать, а Итон стал ещё более дерганым и напряжённым. Он все это списывал на проблемы в бизнесе, но я то понимал, что тот не бросил своих развлечений. Завязался разговор, в котором неоднократно проскальзывала тема азартных игр. Итон понял, что мы знаем. И, конечно же, обвинил в этом Викторию. После чего случился грандиозный скандал.

— Я помню… — выдыхаю и распахиваю в удивлении глаза. — Помню все это! После этого вечера наши семьи перестали общаться.

— Да, Киллиан. Так и было. Точнее не совсем так.

— В смысле?

— Я разорвал все контракты с Итоном, тем самым лишая его огромных денег. Да, мы тоже понесли убытки, но не в таких размерах, как он. Прекратил любые отношения с этим человеком, но поддерживал связь с Викторией, как и твоя мать. Мы помогали ей и Тиф. Никогда не бросали в беде. Так же я знал, что она присылает тебе письма, — его лицо трогает слабая улыбка, когда он видит мой удивленный взгляд. — Неужели ты думал, что Максимилиан мог от меня это утаить?

Молчу, потому что не могу найти подходящих слов. Все, что слышу сейчас, переворачивает мое сложившееся представление о прошлом.

— Нам нужно было, чтобы Итон думал, что между нами нет связей. Мы очень переживали, что вы находитесь в разлуке с Тиф, но так было нужно. Надеюсь, что сейчас вы это понимаете, — его проницательные глаза по очереди остановились на каждом из нас, пытливо вглядываясь в эмоции на лицах. — Все это время я пытался понять, во что ввязался бывший друг. Но даже при моих связях это было сложно. Пока в один момент Виктория в панике не приехала ко мне в офис. Она была в диком ужасе. Умоляла ей помочь. Конечно же, я не мог отказать. Но когда услышал, что именно она просит, то испытал огромный шок.

— Ей надо было инсценировать собственную смерть?

Отец кивает и откидывается на спинку кресла.

— Оказывается, Итон давно проиграл целое состояние. Его жалкие попытки выпутаться из этой зависимости всегда заканчивались провалом. Денег больше не было, именно поэтому в один из дней он поставил на кон собственную жену.

— Твою мать… — это Чарли.

— Бляяять… — Ник.

— Что?! — рявкаю так, что, кажется, стену трясутся.

— Он не изменял собственным убеждениям, — Ричард снова растягивается в абсолютно злой ухмылке, — что в тот раз, что в этот. Виктория понимала, что ее убьют. И это будет лучший из вариантов, который мог настигнуть. Именно поэтому она просила помочь ей и уберечь Тиф. Что я и сделал.

— Но… — пытаюсь подобрать слова, однако язык просто не слушается, — каким образом?

— На тот момент я уже знал, что он играет и на что. Точнее, — сжимает челюсти, — на кого. Мои люди в этих кругах оказались достаточно информативны, но конечного оппонента я так и не выяснил. Понимал, что эти люди достаточно опасны, чтобы просто организовать Вики побег. Именно поэтому мы действовали кардинально. Подкупили людей, сфальсифицировали медицинское заключение и организовали смерть. Было сказано, что Викторию сбила машина. Тело якобы изуродовано настолько, что гроб на похоронах был закрыт, вы помните, — кивнули в знак согласия. — Он был пустой.

— Господи, папа… Боже мой, — всегда сдержанный Чарли закрывает лицо руками и даёт волю эмоциям. — Но как же так? Как…

— Мама знает? — Николас подходит к нам и встаёт возле стола.

— Нет, — отец качает головой и отводит взгляд. — Мы договорились, что об этом знаем только мы вдвоем.

— Почему ты не забрал Тиффани? Если уже был такой прецедент с этим мудаком? Ты же ей обещал!

— Не все так просто, сын, — Ричард встаёт из-за стола и подходит ко мне. Кладёт ладони на мои плечи и цепляется взглядом за глаза. — Виктория должна была оставить завещание, по которому я назначался опекуном. Мы обговорили все заранее, прежде чем втягиваться в эту авантюру.

— И что пошло не так?

— Завещания не было.

— Она могла просто не оставить его? — Чарли вздергивает бровь, переглядываясь с Ником, который задал вопрос.

— Исключено. Я сам лично видел его. Она заверяла бумагу у своего нотариуса.

Отец ждал моего следующего вопроса. Все это было написано на его лице.

— Но как тебе могли передать опеку при живом отце? — выдаю то, что, точно знаю, тревожит всех в этой комнате. И по тяжёлому взгляду отца понимаю, какой сейчас прозвучит ответ.

— Итон Барлоу не является отцом Тиффани. И именно это должно было быть озвучено в завещании.

Oh Mother — Christina Aguilera

Тиффани

Какой-то одновременно счастливый и кошмарный сон только что видела. Мама. Моя мама. Моя родная. И… Живая.

Чувствую, что лежу на кровати. Кто-то гладит меня по голове. Ласковые женские руки перебирают волосы, нежные слова пробивются сквозь завесу из посторонних звуков в ушах.

— … было ожидаемо, Вики… Надо было ее подготовить…

Мужчина. Что-то ещё говорит. Ему отвечает все тот же тихий, но такой знакомый голос. Стараюсь распахнуть веки, но какая-то невидимая сила тормозит процесс.

— … Рон, у нас больше нет времени ждать…

Тяну носом воздух, заставляя разговор в момент прекратиться. Рецепторы заполняются запахом свежей выпечки и ароматного фруктового чая. Что-то внутри подсознательно отзывается на эти забытые ощущения. Чувствую сначала абсолютное расслабление, после чего тело наполняет прилив адреналина неизвестного происхождения. Это заставляет меня резко распахнуть глаза.

Снова искусственный свет лампы бьёт по неподготовленным зрачкам. Старательно поднимаю веки, чтобы сфокусироваться на женщине, чье лицо я вижу прямо перед собой. Все те же светлые волосы, узкий подбородок, прямой нос и карие глаза. Сейчас они напряжённо вглядываются в мои, распознавая каждую испытываемую эмоцию. Когда же в моем сознании, наконец, четко вырисовывается женский образ, я, словно загнанный зверь, подрываюсь на кровати и забиваюсь в самый дальний угол. Подтягиваю колени к груди, не сводя глаз с женщины, которую столько лет считала умершей, и начинаю бесконтрольно плакать.

— Ты жива… Господи… Ты жива…

— Милая, — мама подаётся вперёд, тем самым вынуждая меня вжаться в эту пресловутую стену ещё сильнее. Когда она видит мою реакцию, то разочаровано отстраняется, оборачиваясь на Рона в поисках поддержки. — Дай мне все объяснить тебе.

— Что ты собираешься объяснять? — истеричный смешок вырывается из воспаленного горла, перемешиваясь с всхлипами. — Как ты бросила родную дочь? Позволила всем думать, что ты умерла, оплакивать тебя, пока сама преспокойно жила?

— Тиф…

— Боже! Боже! — утыкаюсь лицом в коленки, размазывая слезы. Этого просто не может быть! Я похоронила ее больше десяти лет назад.

— Я говорил, что ей нужно время, Виктория. Девочка не готова.

— У нас нет больше времени! — рявкает в ответ мама. — Они найдут нас. Надо уходить. Он знает, что я жива.

— Посмотри, в каком она состоянии, — Рональд подходит ближе к кровати и сочувственно разглядывает меня. Странно, но сейчас я больше доверяю этому почти незнакомому для меня мужчине, чем родной матери. — Как мы все это осуществим?

— Рон, дай нам поговорить. Пожалуйста.

В ее голосе столько неприкрытой мольбы, что мужчина безоговорочно оставляет нас наедине. Поднимаю глаза и встречаюсь с ее, такими родными, но стертыми из памяти временем. Виктория Барлоу, красивая, статная и свежая, какой я ее и помню, сидит передо мной и пытается подобрать слова, чтобы объясниться. Во мне же борются два диких и противоречивых в своем проявлении желания: крепко-крепко стиснуть ее в своих объятиях или кричать, что есть мочи, о том, как мне сейчас больно осознавать ее предательство.

— Я не знаю, как оправдаться, родная. То, что тебе пришлось испытать… То, какой стресс ты пережила…

Ее брови хмурятся. Красивое лицо искажается от раскаяния. Но я по-прежнему продолжаю молчать. Слезы катятся градом, не давая никакой передышки.

— Я была в безвыходном положении, Тиффани. Мне грозило то, что сейчас ждёт тебя, если этого не удастся избежать, — она ждёт моей реакции, но я лишь продолжаю слушать. — Итон подставился по-крупному. А я больше не могла терпеть весь этот ужас. Ричард помог мне сделать так, чтобы меня перестали искать.

— Ричард? — хриплю, поражённая информацией.

— Да. Только он знал, что я жива. Именно он сфальсифицировал мою смерть.

— Но как же… Как же опознание?..

— Там так же был старший из Хоггардов. Твой отец в тот момент в очередной раз скитался по стране, чтобы скрыться от тех, кому задолжал. Мы все просчитали, — наблюдаю за ее реакциями на свои же слова. Мама говорит спокойно, четко определяя рамки произошедшего. — Ричард вытащил меня из такого кошмара, что и представить страшно. И если мы сейчас же не уберемся из этого города, то тебя ждёт этот же ужас. Я не могу этого допустить.

— Почему? Что тебе мешает бросить меня ещё раз, если ты уже однажды сделала это? Оставила наедине с беспробудным пьяницей и игроманом, который почти все вытащил из дома, после чего заложил и родную дочь? — слова вылетают из меня пулями, четко попадая в цель. Виктория морщится после каждой сказанной фразы. В карих глазах застыли предательские слезы.

— Это не так, доченька, — каждая буква даётся ей с огромным трудом. — Я всегда наблюдала за тобой. Рядом были мои люди и люди Ричарда. Но когда ситуация вышла из-под контроля, мы с Роном вернулись в Лондон.

— С Роном? — выгибаю бровь.

— На данный момент это неважно. Милая, я готова вымаливать твое прощение, делать все, чтобы вновь завоевать твое доверие, но сейчас, — она протягивает ко мне свою ладонь и кладёт поверх моей, разгоняя по телу совершенно особенные мурашки, — нам нужно бежать из этого города.

— Почему? Что происходит?

— Они знают, что я жива и что я здесь. Я не смогу защитить нас от этих людей.

— Стоп, мама! — повышаю голос и выпрямляюсь на кровати. — Что за игры ты снова ведёшь? Почему мне нельзя сообщить Хоггардам, что я с тобой? Они же с ума сходят! Киллиан…

— Киллиан, — она тяжело и понимающе вздыхает, — я знала, что это могло произойти.

— Что ты?..

— Я имею в виду тебя и его. Вместе. Я знала, что вы можете притянуться друг к другу. Вы слишком похожи.

— Так дай мне сообщить ему! Если объединить усилия, то мы сможем справиться!

— Тиффани, опомнись! — она берет меня за плечи и хорошенько встряхивает. — Ты не понимаешь, что это за люди! На что они способны ради достижения целей! Это не шутки, не игры, не фарс! Они убивают и насилуют за меньшее! Раскрой ты, наконец, глаза!

— Они защищали меня все это время, в отличие от тебя.

— И тогда, когда тебя избили и бросили под забором так же, как когда-то меня? И когда гоняли ночью по одному из захудалых переулков Лондона?! — она злится. Все написано на лице — каждая гневная эмоция, каждая нецензурная мысль отпечатана. — Я всегда любила Киллиана как своего собственного ребенка, но он вырос и стал одним из них. Ему нельзя доверять.

— Ты бросила меня, мама! — ору ей в лицо, пытаясь перекричать здравый смысл в собственной голове, который упорно твердит прислушаться к ее словам. — Бросила! Оставила одну!

— А он разве нет? Он не бросил тебя?

Эти слова резко отбрасывают меня в ту пресловутую ночь, когда я застала его в постели с другой женщиной.

— Откуда ты знаешь? — голос срывается, а слезы снова катятся из глаз.

— У меня свои источники, родная, — все в ней кричит о сочувствии. — Он стал одним из этих людей: опасным, циничным и равнодушным. Они считают, что всеми остальными можно пользоваться и крутить, как им вздумается. Сломать человека для них ничего не стоит. И он сломает тебя. Выкинет за ненадобностью. Такова его суть. Он — эгоист.

— Как и ты, мама. Ты бросила меня, выбрав себя. Тебе ли говорить об эгоизме.

В комнате повисла удушающая тишина. Я не узнавала женщину, которая сидела передо мной. Внешне она все та же моя мама, а внутренне совершенно незнакомый человек.

— Я знаю, что сейчас у тебя нет доверия в мой адрес, но я очень прошу тебя, доченька, прислушайся ко мне, — несколько крупных соленых капель упали ей на щеку. — Нам нужно уезжать, пока не стало поздно. После чего мы продолжим выяснять то, в чем просели за пройденный промежуток времени. Я обещаю, что смогу объяснить тебе все. И почему я так поступила.

— Я хочу связаться с Киллианом.

— Это исключено.

— Ты не можешь диктовать мне условия после десятилетнего отсутствия, мама, — делаю упор на последнее слово и устанавливаю длительный зрительный контакт. — Дай мне связаться с ним. И я поеду с тобой.

Виктория Барлоу задумчиво нахмурила брови. Ей потребовалось около минуты, чтобы принять решение. В моей груди словно граната сдетонировала, когда она достала из кармана самый простой кнопочный мобильник и осторожно протянула мне.

— У тебя несколько секунд. После чего мы сразу же покидаем это место.

Fall Into Line — SATV Music

Киллиан

Тот разговор с отцом случился больше недели назад. Если быть точнее — прошло восемь дней. И каждый из них ещё больше приближал меня к отчаянию.

Все стало только запутаннее. С вскрывшейся правдой лопнул огромный гнойник, в котором все эти годы копилось неуёмное дерьмо двух семей. Но расплачивается сейчас только один человек. Моя Тиф.

Я точно знаю, что она жива. Чувствую это каждой клеткой своего вымотанного организма. Ощущаю ее незримое присутствие со мной, и лишь это заставляет действовать дальше, хоть мы и не знаем, где именно искать Тиффани. Гоню от себя разрушающие мысли, чтобы окончательно не слететь с катушек. Если бы не моя семья, то это бы давно случилось.

Странно осознавать, но именно в этот момент моей жизни я чётко понял, кому способен доверять и на кого можно положиться. Наконец-то прочувствовал любовь и поддержку своих близких. Засунул свой эгоцентризм глубоко в задницу и позволил мне помогать, потому что по-другому просто не вытяну.

В поместье с той злополучной ночи каждый присутствующий вовлечён в происходящее. Отец практически не появляется дома, пытаясь по своим каналам выйти хоть на какую-то зацепку. А когда всё-таки находится в поместье, то пытается вымолить прощение у мамы. Ее мы ввели в курс дела на следующее утро после случившегося. Гнев этой женщины мне пришлось видеть первый раз в жизни. Отцу можно даже посочувствовать. Элизабет с матерью должны были уехать после юбилея Ричарда, как и было запланировано, но женщина покинула поместье одна. Лиз решила остаться с Чарли и помочь. Мы с братьями разбирались с происходящим каждый в своей зоне влияния: я в соответствующих кругах, Чарли через своих людей в монополиях страны, а Ник шерстил подпольные группировки. И везде не было результата.

После нашего разговора мы все пришли к выводу, что стоит проработать версию с Викторией. Отец в определенный период времени потерял с ней связь. Сейчас же, как оказалось, найти концы старой подруги является практически невозможным. А на данный момент это наша единственная версия.

— Это какая-то утопия! — Николас бросает ключи от машины на стол в гостиной. Младший брат выглядит таким же вымотанным, как и все мы. Никто в этом доме не спит больше четырех часов в сутки. — Может уже некого искать…

— Ник! Закрой рот! — Чарли гневно посмотрел на него. Лиз в это время наливала нам выпить и резко дернулась от вскрика, пролив виски на пол. — Прости, дорогая. Я помогу.

Я сидел на диване и устало наблюдал за всем происходящим. Как Ник хлещет из стакана бурбон, как Чарльз трёт лужу какой-то захудалой тряпкой, как Элизабет носится вокруг, убирая последствия. Все кажется таким обыденным, спокойным, живым. Сейчас бы я все отдал за то, чтобы ощущать себя умиротворённым. Но только вместе с ней. С Тиф.

— Мы в тупике, Кил. Я не знаю, куда ещё залезть, в какую, твою мать, дырку, чтобы что-то узнать. Это наша вина, что все происходит так. Мы не уследили.

Прекрасно понимаю, что Николас прав. Все осознаю и головой, и сердцем, но от этого ничерта не легче. От слова совсем.

Только я собираюсь хоть что-то сказать на слова брата, как в кармане куртки начинает звонить мобильник. Его вибрация такая ощутимая и громкая, что, кажется, оглушает весь дом. Медленно достаю трубку, цепляясь взглядами за глаза братьев. Они уже ничего толкового не ждут, как и я. Затем перевожу внимание на экран, где светится зашифрованный номер, и сглатываю от разбившего тело волнения.

— Алло, — выдаю хрипло, но слышу только потрескивающую тишину на другом конце провода. — Алло, кто это?

— Я столько раз набирала твой номер, что выучила его наизусть.

Огромный вулкан сейчас взорвался где-то внутри меня, мгновенно затапливая нутро раскаленной лавой. Ядовитый привкус застрял в горле, не давая сделать и вздоха.

— Родная… — выдаю задушенно, а у самого бесконтрольно брызжут слезы из моментально воспалившихся глазниц. Братья повскакивали со своих мест, стоило только этому слову слететь с моих губ, и очутились рядом со мной. На их лицах весь спектр эмоций: от облегчения до растерянности.

— У меня несколько секунд, Киллиан, — тарахтит Тиффани в трубку, — со мной все хорошо, я цела и невредима. Люди Петтифера меня не достали.

— С кем ты? Где ты? — вопросы вылетают из меня рикошетом, когда я резко подскакиваю на ноги и ставлю телефон на громкую. Чарли не нужно объяснять — он уже связывается с техниками, чтобы узнать, можно ли отследить звонок.

— Не ищите меня… — слышу в ее голосе затаенную истерику и сам еле держу себя в руках. Меня на такие жестокие эмоции сейчас разрывает, что может накрыть всех, кто рядом. — Я буду в порядке. Просто живите дальше. Я… Я… Я люблю вас всех.

— Тиффани, Солнце… — цепляюсь за ее последние слова, не давая положить трубку. — Скажи нам, ты с Викторией? Просто да или нет.

Судя по ее замешательству, мы были правы в своих суждениях. Чарли что-то лихорадочно объясняет, Ник не сводит взгляда с трубки, словно она может взорваться в любой момент, а я сейчас ничего не хочу так, как оказаться рядом с девушкой, чей голос ломается не последней фразе.

— Оставь поиски, Кил… Просто позволь себе жить, — она больше не скрывает слез, а меня убивает каждое брошенное ею слово. — Я отпускаю тебя. Будь счастлив.

— Тиффани! Родная, не смей… — но больше она ничего не говорит. Только стройный ряд гудков возвещает о том, что собеседник закончил разговор. — Алло, Тиф?! Тиф!

— Киллиан…

Ник подходит ближе, кладёт руку мне на плечо, но я вырываюсь. Со всей дури размахиваюсь и впечатываю телефон прямо в стену над головой ошалевшего Чарли. А после этого ору, срывая горло, на весь этот чертов дом.

— Решила она! Решила, блять! — горло дерет от натуги, но я только повышаю громкость. — Какого хрена?!

— Успокойся, — рявкает средний брат, заканчивая разговор. — Через несколько минут будут все данные. Надеюсь…

— У нас каждая секунда на счету! — принимаюсь расхаживать по комнате, молотя кулаками друг об друга. Больше никто ничего не говорит всё то время, что мы ждём вестей от человека Чарльза. Если до этого мне казалось, что уровень волнения в моем теле зашкаливал, то я ошибался. Сейчас меня просто трясет от разрываемых эмоций.

Как в тумане вижу, что Чарли и Ник бросаются к телефону. Понимаю, что что-то есть. Моментально вылетаю из помещения по направлению к гаражу. У меня нет координат места, откуда был сделан звонок, поэтому я нетерпеливо дожидаюсь братьев, после чего мы прыгаем в одну машину и срываемся с места.

Ник сидит за рулём своего Porshe и гонит, как невменяемый. За его спиной опыт участия в многочисленных нелегальных гонках, что всегда выводило из себя отца. На данный момент он — лучшая кандидатура для того, чтобы достичь цели максимально быстро. Любую тачку он разгонит до состояния полета. Чарли сидит рядом, погруженный в свои мысли, а я умираю сзади. Внутри настоящий костер инквизиции пылает, на котором, ещё чуть-чуть, и меня сожгут. Перед глазами проносятся пейзажи Лондона, с которого постепенно сходит снег. Город расцветает, а я же, напротив, покрываюсь льдом. Неосознанно все мысли стопорятся только на одной… Самой разрушительной, убийственной в своем существе.

Мы останавливаемся возле обыкновенного двухэтажного дома, коих в Британии тысячи, в недорогом районе туманного Альбиона. Неприметный фасад, небольшой садик, черепица на крыше. Выскакиваю на улицу вслед за братьями и хватаю ртом морозный воздух. Оглядываюсь по сторонам в поисках кого-нибудь из людей, но вижу по соседству только такие же, идентичные этому, дома. Шагаю вперёд, быстро достигнув бордовой входной двери. Намереваюсь постучать, но при первом же ударе она поддается и распахивается. Оборачиваюсь на братьев и захожу внутрь.

Ничего необычного. Гостиная, узкий коридор, лестница. Все стандартно. В доме пусто — это бросается в глаза сразу же. Но мы, на всякий случай, проверяем каждое помещение, пока из подвала не раздаётся крик Николаса.

— Что? — залетаю в маленькую комнатушку и дикими глазами смотрю на брата. — Что?!

— Вот.

Он дрожащими руками протягивает мне тарелку, на которой лежит та самая замороченная самодельная булка с маслом, беконом и яичницей, что так любит Тиффани, и меня передёргивает. Посуда со звоном падает мне под ноги, разбиваясь на мелкие осколки. Еда разлетается по вычищенному донельзя полу, а мое тело ведёт. Цепляю взглядом раскрытую книгу на кровати, аккуратно заправленную постель, мягкий плюшевый костюм, которые обожает моя Барлоу, брошенный бесформенной кучей в углу, и оседаю на пол. Уже понимаю, что это конец. А когда заходит Чарли и глухим голосом сообщает, что соседи видели, как постояльцы спешно покидали дом около часа назад, то все внутри меня выгорает дотла, оставляя за собой смерть и пепелище.

— Мы опоздали, — выдыхаю задушенно, глядя в смазанный на полу желток, — она забрала ее.

If I Lose Myself — OneRepublic, Alesso

Двадцать семь месяцев спустя

Тиффани

Медленно прохожу по маленьким улицам места, ставшего мне домом в последние два с лишним года. Каждое утро вот уже который день я преодолеваю один и тот же маршрут, возвращаясь в наш неказистый домик на окраине, где мы живем втроем: мама, я и Рон. Расслабленно наблюдаю за солнцем, встающим из-за начинающих обрастать зеленью холмов, пытаясь отвлечься от разрывающих душу мыслей, но сама просто погибаю изнутри. Казалось, что за свою недолгую по всем меркам жизнь, я уже полностью познала горечь утраты, но судьба решила иначе. Она стремилась поиздеваться надо мной, сначала неожиданно вернув мать, после чего снова забрать. Но теперь насовсем.

Разглядываю ставшие такими привычными окрестности деревни Сар, расположенной на расстояннии от Парижа примерно в семистах километрах. Я ни разу не была во Франции, но за все наше прибывание в стране так и не выехала из этих окрестностей — мама была убеждена, что для моей же безопасности лучше не покидать границы коммуны. Потрясающе красивые пейзажи скрывает место, спрятанное среди многочисленной зелени. Уже столько времени прошло, как я здесь, но восторг не уходит.

В этой деревушке у Рональда остался дом, который перешел к нему от бабушки. Именно сюда мы и направились после того, как спешно покинули Лондон. Когда я позвонила Киллиану тогда, в тот злополучный день, то думала, что не смогу вообще ничего сказать. Услышала его голос и расплакалась. Скольких сил мне требовалось взять себя в руки под гневным взором новоприобретенной матери, что торопила меня с каждой сказанной буквой. Тогда мне казалось, что я умерла. Умерла вместе с ним на другом конце провода, потому что слышала по голосу все, что происходило у него внутри. И, надо признаться, не осознавала в полной мере, какая дальше жизнь меня ждет.

Тот одноразовый телефон был уничтожен сразу после звонка. Им потребовалось не более получаса, чтобы собрать все наши вещи и разбитую меня, а затем обыкновенным мешком затолкать в неприметный черный седан, коих по городу ездят тысячи. Мама о чем-то переговаривалась с Роном, но я была абсолютно далека от реальности происходящего. В душе так детонировало и разрывало плоть, что физически заворачивало. Но до этого, к сожалению, никому не было дела. Я отпустила Киллиана, потому что люблю его. Как никого не любила. Именно поэтому оставила, дала ту самую пресловутую свободу выбора без вечной оглядки по сторонам, потому что со мной его бы ждала постоянная гонка. Опасная, разрушающая и, возможно, последняя. Я сидела на заднем сидении и оплакивала человека, которого оставила добровольно, даже не смотря на то, при каких обстоятельствах я видела его в последний раз. В конце концов, когда-то наши пути разошлись. Значит сейчас я всего лишь ускорила и так неизбежный исход.

Пока я утопала в пучине собственной скорби, мы оказались в поле, где был расположен, как стало понятно после, один из частных аэродромов. У моей матери и ее нынешнего ухажера оказались годами наработанные связи, именно поэтому мы смогли пересечь границу, не привлекая к себе лишнего внимания. Виктория Барлоу что-то не договаривала, я чувствовала это нутром, но у меня больше не было сил сопротивляться и копаться в тоннах дерьма из прошлой жизни в поисках хотя бы какой-то истины. Мне просто хотелось исчезнуть. Что я и сделала.

Население в Сар довольно небольшое, но мы достаточно легко смогли затеряться в толпе, не привлекая к себе никакого особенного внимания. В деньгах мы не нуждались, и причина этого факта скрывалась в завещании Рона, по которому он получил не только дом, но и достаточно щедрое наследство. Мама поведала мне все детали истории, произошедшей десять лет назад, и почему она так поступила. Правда сочувствия и понимания у меня это откровение так и не вызвало. Во мне кричала не своим голосом детская обида брошенной собственной матерью девочки. Но я сумела с этим смириться и научилась жить, принимая во внимание факты моего нового настоящего. Однако это шаткое спокойствие тоже не длилось долго.

Я ничего не слышала о семье Хоггард, как бы мне не хотелось подглядеть за их жизнями хоть одним глазком. Никакой информации, никаких сплетен — ничего. Они словно спрятались от всех, хотя до всей этой ситуации на первых полосах светской хроники периодически мелькал кто-то из них. Я сама отказалась от телефона, чтобы не испытывать соблазн набрать заветные цифры. Если рубить, то сразу голову. Все было спокойно, пока в журнал, который мама привезла из столицы, куда ездила встречаться по своим личным, но очень важным делам, не попала свежая новость. Не знаю, положила ли она его первой полосой на самом видном месте случайно или нет, но суть до меня дошла предельно ясно. Трясущимися руками я взяла тот чертов номер, на котором огромная фотография оповещала о свадьбе среднего из братьев на Элизабет Дэвис, дочери давней подруги Беатрис. Судя по размаху — торжество было знатное. На красивом фото счастливо улыбались виновники торжества вместе с родителями, а рядом с молодоженами внушительно расположились братья. Помню, как я неосознанно вела кончиком пальца по глянцевой бумаге, впитывая каждую черточку людей, которых я любила больше всего. Которые за этот короткий период после разлуки стали мне самыми родными. Я напитывалась их счастьем и словно сама купалась в нем, пока взглядом не зацепилась за Киллиана. Разношерстные эмоции пробили грудь, сковывая каждый напряженный донельзя мускул. Я не замечала ни наблюдающей за мной мамы, ни ожидающего какой-то реакции Рона. Я просто смотрела и смотрела на мужчину всей моей жизни, обливаясь кровью вперемешку со слезами изнутри. И только после долгого изучения каждого миллиметра этой несчастной фотографии мое внимание, наконец, осело на спутнице Кила.

Эту блондинку я помню еще с самой первой встречи. Холеная и породистая. Одна из дочерей друзей старших Хоггардов. И сейчас эта девка вцепилась пальцами в запястье Киллиана, а он же, в свою очередь, нежно обнимает ее за талию. Растерянно опускаю глаза на заголовок, где огромными буквами маячит новость о свадьбе одного из завидных холостяков, машинально открываю саму статью и в ужасе стопорюсь на многочисленных фотографиях с торжества на четыре страницы. И именно на одной из них вижу, как мой мужчина целует другую женщину. Именно эта пресловутая девица зарывается изящными пальцами в его волосы, притягивая к себе. И он отвечает. Отвечает! Боже…

Тогда меня просто уничтожило. Я отбросила этот журнал словно бомбу замедленного действия. Еле как добралась к себе в комнату, где прорыдала несколько дней подряд. Мне было так больно, что это просто невозможно хоть как-то описать. Но я же понимала, что полностью развязала ему руки. Сделала свободным от каких-либо обязательств передо мной. Понимала, но не принимала. Ни душой, ни сердцем, ни разумом.

В тот момент мне казалось, что больнее мне уже не станет. Что все, что могло случиться, уже свалилось горой мне на голову. Но я очень сильно ошиблась. Самая главная беда пришла через несколько месяцев после этой злополучной статьи. Мама и Рон тогда вернулись с какой-то экстренной встречи в Марселе, оба были морально уничтожены. И когда я села напротив, чтобы узнать, что произошло, мой мир окончательно сгорел.

У мамы обнаружили рак.

Mother — Autumn Face

Тиффани

Торможу перед одноэтажным домом из белого кирпича, на котором уютно примостилась крыша, укрытая красной черепицей. Солнечные блики окутывают здание, оставляя тень своего присутствия в едва приоткрытых окнах, в которых от лёгкого ветерка колышутся бирюзовые занавески. Делаю глубокий вдох, пытаясь унять несущееся за ребрами сердце, но не помогает. Всякий раз я испытываю одно и то же чувство, стоит мне только переступить порог.

Крепче прижимаю к себе сумку с продуктами, за которыми каждое раннее утро прогуливаюсь по деревне, и толкаю деревянную дверь. Та сразу же поддается, после чего я оказываюсь внутри.

В помещении стоит гробовая тишина. Если не знать, что здесь есть люди, то можно об этом никогда не догадаться. Но только пока из комнаты не раздается оглушающий и леденящий кровь утробный кашель. Крепко впиваюсь ногтями в ладони, чтобы унять рвущийся из груди крик. Закусываю губу, пока слушаю всю быструю суету в соседнем помещении, после чего всё-таки снимаю с плеча сумку и оставляю на столе, не разбирая. Широким шагом прохожу вперёд и толкаю межкомнатную дверь.

Я не была здесь несколько недель. И не потому, что не хотела сама. То было желанием матери. Но больше я так не могу. Смотрю на Рона, скукожевшегося у кровати, в крупных ладонях которого покоится иссохшаяся женская кисть, ещё буквально какой-то жалкий год назад сияющая здоровьем и красотой. Мужчина будто постарел на десяток лет, так осунулось его мужественное лицо. Стеклянными глазами веду по обстановке небольшой, но уютной спальни, пока не натыкаюсь на тощую фигуру своей собственной матери.

Боже…

От нее остались одни кости, обтянутые кожей. Кожей, в которой больше не осталось привычного румянца — только серость и безжизненность. Глаза впали настолько, что кажется, словно там и вовсе пустота. Тонкий платок скрывает голый череп после бесконечных сеансов химиотерапии, которые не принесли результатов. Лейкимия прогрессирует с катастрофической скоростью. За прошедший год мама увяла на глазах. Она умирает, и мы никак не можем это изменить.

— Мама… — вырывается у меня быстрее, чем мое присутствие успевают заметить. — Господи…

Тяжёлый взгляд опустевших глаз оседает на мне, но ее лицо больше не выражает никаких эмоций, кроме боли. Она до сих пор жива, а ей больно от этого. Она хочет уйти, но мы не готовы отпустить ее.

На трясущихся ногах подхожу к кровати и падаю на колени. Цепляю вторую женскую ладонь, пока Рон не выпускает из своих ласковых пальцев другую. Мужчина не просто разбит. Он умирает вместе со своей женой.

— Зачем… — мамин голос похож на скрип старой заржавевшей двери. Каждое слово даётся ей с трудом. — Зачем ты пришла? Я… Я не хочу… Чтобы… Чтобы ты… Видела меня… Так…

Сложный монолог прервал приступ очередного дикого кашля. Рональд подскочил с места, подавая маме полотенце, которое тут же пропиталось чем-то красным. Кровь… В ужасе закрываю рот руками, чтобы просто не заорать от бессилия. Я понимала, что дело плохо, но не подозревала, что это наши последние дни вместе.

— Мамочка… — слезы брызнули из глаз горячими потоками, обжигая кожу и оставляя вечные шрамы. — Почему ты не сказала, что тебе хуже? Я бы не пропустила ни одной минуты, чтобы побыть вместе.

Крепко сжимаю ее руки, которые теперь устало покоятся на впалом животе. Чувствую, как она слегка надавливает своими пальцами на мои ладони, и больше не скрываю рыданий.

— Именно поэтому… — между каждым словом она делает долгую паузу. — Мне хотелось… Чтобы… Чтобы ты запомнила меня… Здоровой… Красивой… Живой…

Целую ее кисти и утыкаюсь носом, как в детстве. Пытаюсь втянуть ее незабываемый запах, но чувствую только специфический аромат лекарств, которые заселили каждый миллиметр тела моей такой ещё молодой мамы.

— Рон… — она переводит взгляд на своего мужа, который тут же подходит ближе. — Ты не мог… Мог бы оставить… Нас…

За эти два года жизни бок о бок я прикипела к маминому новому мужу. Он оказался отличным мужчиной, который безумно любил свою жену и хорошо относился ко мне. И сейчас мне было откровенно сложно наблюдать, как сложившиеся обстоятельства выбивают почву из-под его ног.

— Конечно, Викки, — Рон быстро целует ее в лоб, после чего торопливо выходит из комнаты, оставляя нас вдвоем.

В помещении воцаряется звенящая тишина, обнажая все эмоции двух женщин, которые сидят внутри каждой и не находят выхода. Виктория Барлоу внимательно смотрит на меня, словно пытается запомнить каждую чёрточку, каждую морщинку, каждую родинку. Я, собственно, делаю абсолютно то же самое.

— Тиффани, — мама сильнее сжимает мои руки. — Моя девочка… Я столько бы хотела… Хотела тебе сказать…

— Мам…

— Подожди, — она медленно приподнимается на подушках, заставляя меня выпрямиться, — мне нужно… Нужно сказать тебе… Три вещи…

Ее снова разбивает дикий кашель. Я смотрю на женщину передо мной и не могу понять, почему жизнь дважды забирает ее у меня. Карма ли это? Судьба? Возмездие? Я не знаю. Но болит сейчас так, что передать все эти чувства я просто не способна. Однажды я уже хоронила маму. Но сейчас я действительно вижу, как она умирает у меня на глазах. И это абсолютно разные по восприятию вещи.

— Первая… И… Самая важная, — она делает глубокий вдох, после чего прожигает меня своим пустым безжизненным взглядом. — Я очень тебя люблю… Доченька… Ты выросла… В чудесную… Чудесную женщину…

Женская кисть медленно взлетает в воздух и тянется к моему лицу. Машинально подаюсь вперёд, чтобы помочь сократить расстояние, а затем чувствую прикосновение невероятно холодных пальцев к моей разгоряченной коже.

— И мне… Мне очень жаль, что я… Что я так поступила… Что тебе пришлось провести… Столько времени… В неведении и в страдании…

— Все в прошлом, мам, — буквально припечатываюсь к женской руке. Хочу приклеиться к ней своей щекой и не отходить ни на шаг. — Все прошло. Главное, что мы нашли друг друга.

— Нет… Сейчас я понимаю… Что… — снова кашель. — Что это было очень эгоистично… С моей стороны…

— Я тебя люблю, — целую ледяную ладонь и снова возвращаю взгляд к осунувшемуся лицу. — Остальное неважно.

— Тиффани…

— Да, мама?

— Ты должна знать… — в какой-то момент ее глаза проясняются, показывая давно утерянный блеск, свойственный только этой женщине. — Мне нужно было раньше рассказать… Человек, от которого я бежала… Он… Он опасен. Под ним… Тысячи… Может и десятки тысяч людей… Понимаешь меня?

Безостановочно киваю головой, ощущая соленые слезы на губах.

— Он… Он не просто так ищет тебя… В свое время Итон начал играть… По этой же причине…

— Я не понимаю тебя, мам.

— Если бы мы не увезли тебя… Мы с Роном… То… — на ее лбу выступают крупные капли пота. Каждое слово даётся ей с колоссальным трудом.

— Мамочка, погоди, — встаю и осторожно облокачиваю женские плечи обратно на подушку, но Виктория Барлоу только слабо отмахивается и качает головой в разные стороны.

— Послушай меня, Тиф… Этот… Этот человек… На него не выйти… Просто так… Он… Теневой… За ним… Большие деньги… Связи…

— Мам.

— Он хорошо защищён… Чаще всего… Люди даже не понимают… Что он голова… Скажи Хоггардам… Они помогут… Киллиан… Зря я… Не сказала раньше…

— Мама, — при родном имени все мое нутро встало на дыбы.

— Он — причина всего… Его зовут… Его зовут…

В каком-то жутком ступоре вижу, как женщина передо мной в безмолвном порыве открывает рот, пытаясь издать хоть звук, но ей это даётся с неимоверным трудом. Как в замедленной съёмке оборачиваюсь на прикрытую за Роном дверь, а затем снова возвращаю взгляд матери, но уже в душе понимаю, что это конец.

— Его зовут… — слышится последний шепот умирающей, — Габриэль Ривера…

Тяжёлые веки опускаются на закатывающиеся глаза. Виктория Барлоу в последний раз хватает ртом воздух, после чего длинные тощие пальцы разжимаются и выпускают из своего плена мои руки, которые на протяжении всего короткого монолога согревали холодную материнскую кожу.

— Мама! — вскакиваю с места, размазывая по лицу слезы. — Мама!!!

Но, ожидаемо, не получаю ответа. Моя мать только что умерла на моих глазах. И в этот раз по-настоящему.

Fighter — The Score

Киллиан

Удар.

Удар.

Удар.

Отчаянно луплю грушу, выпуская наружу все разрушительные эмоции. Время идёт, столько всего меняется, но есть вещи, которые остаются в привычном формате даже спустя многие годы. Любовь к боксу — именно этот случай. Единственное, что претерпело изменения, так это место, где теперь я отрабатываю хук справа и выплескиваю всю нерастраченную злость.

После всего, что произошло два года назад, я вышел из состава учредителей зала, где занимался вместе с Джейсоном. Продал квартиру, в которой произошли события, полностью изменившие мою жизнь, и купил свой собственный дом, последовав примеру Чарли и Лиз. Особняки расположены не так далеко друг от друга, но при этом каждый имеет возможность быть ближе к родным, и в то же время шанс на уединение.

Мое отношение к семье так же претерпело колоссальное изменение. Прежняя самоуверенность и бахвальство ушли, уступив место уважению и ценности тому, какие люди рядом со мной. Что они готовы сделать и чем пожертвовать ради моего благополучия. События прошлого — яркий тому пример. Именно поэтому я засунул в задницу весь свой максимализм и чувство, что мне все должны, и стал безоговорочно присутствовать в жизни своей семьи. Мама счастлива, братья влюблены и строят свою жизнь, даже с отцом мы более-менее наладили контакт, но откровенного разговора между нами так и не случилось. Они продолжают жить своей полноценной жизнью, а я просто им не мешаю. Потому что в моем личном мире нет той самой ценности, которая есть у них — человека, в котором весь твой мир и сосредоточен.

Что же касается людей из прошлого, то Майа получила то, чего заслуживала, Карим по-прежнему работает со мной рука об руку, а мой бывший спарринг-партнер до сих пор цел после своего предательства, но лишь только потому, что я не забываю долгов. А я был ему должен за тот случай, когда он оповестил меня о Тиффани в заснеженном переулке.

Тиффани…

Резко опускаю руки и отстраняюсь от груши, подвешенной по центру просторного спортивного зала. Трясу головой, пытаясь унять остервенело стучащее сердце, разогнавшееся до немыслимой скорости. И так каждый раз, когда мои мысли возвращаются к той самой женщине, которая была для меня целым миром.

Я умер тогда. Буквально разлетелся на кровавые разорванные куски внутри тела. Внешняя оболочка осталось невредимой, а то, что скрыто от глаз, было уничтожено. Разрушено. Раздавлено. До сих пор помню глаза братьев, переполненные сочувствием и скорбью, будто Тиф умерла. Конечно, это не так. Но для нашей семьи это было сродни ее уходу. Только из нашей жизни. Снова. За столь короткий срок ее прибывания в поместье каждый из нас прикипел к ней так сильно, как не смог за все прошедшие годы в детстве. Мы стали старше, и привязанность окрепла вместе с нами. Но есть разница в том, что для родителей она была почти ребенком, для Чарли и Ника сестрой. А я ее любил. Так сильно, что сводило каждую мышцу в этом бешеном и стремительном чувстве. Любил, люблю, и, наверное, не перестану любить. Не взирая на то, появится ли в моей жизни когда-нибудь кто-нибудь другой. Но я в этом сильно сомневаюсь. Одиночки по жизни, кем я являюсь, редко впускают в свою душу людей. И для Тиффани где-то глубоко внутри меня отведено место размером с пустыню. Сейчас оно высохло. Там не осталось никаких резервов к существованию. Я двигаюсь только на каких-то давно забытых вибрациях, позволяющих мне выплескивать всю свою ненависть и беспомощность. С семьей я стал мягче, но не с другими. С ними все стало жёстче и агрессивнее.

Новые связи.

Новые партнёры.

Новые враги.

Но сейчас у меня нет уязвимого места в виде женщины. И это открывает мне новые возможности в мире, где слабостям не место. Это даёт мне шанс отомстить всем, кто причастен к тому, что случилось с Тиф. С Викторией. Со всеми нами.

Медленно стягиваю с себя бинты, которыми были перемотаны кисти, и снимаю майку. Утираю ею потное лицо и откидываю в сторону. Упираю руки в колени, силясь остановить поток воспоминаний, заполонивших мой мозг как невидимый яд. Но все тщетно. Тщательно блокируемые сознанием мысли полезли наружу, вскрывая по новой все кровоточащие раны.

"— Сынок… Послушай же…

— Нет, мама, как ты не понимаешь?! — резко разворачиваюсь в нежных руках и отстраняюсь. — Каждая минута на счету!

— Но как ты собираешься ее искать, Киллиан?! Каким образом, если Виктории удавалось столько лет оставаться в тени?

Смотрю на потрясающе красивую женщину, которая сейчас едва сдерживает слезы, смотря на меня своими темными глазами. Маме больно. Она всей душой переживает за то, в какой дикой агонии я нахожусь все эти три дня с тех пор, как Тиффани увезли.

— Да мне плевать как! Хоть землю придется рыть, но я найду их!

Вся семья собралась в кабинете главы дома. Каждый из них молча наблюдает за тем, как я схожу с ума. Никто не говорит ни слова, они просто делают все, что в их силах. И Чарли, и Ник, и даже Ричард. Он не читает нотации, не упрекает в безрассудстве, не учит жизни. Он просто безоговорочно помогает мне.

— Киллиан, я не могу смотреть, как ты себя губишь… — мама начинает плакать, и к ней тут же подлетает отец, крепко стискивая узкие плечи в своих руках.

— А что ты предлагаешь, мама? Что? — буквально брызжу слюной, не в силах контролировать собственные эмоции. Меня кроет так, как никогда раньше. Но я и не испытывал такого глубокого чувства пустоты внутри ни разу до этого. — Предлагаешь просто оставить все как есть? Она не чужая нам! Она — наша семья!

— Я и не отрицаю этого! — Беатрис Хоггард впервые за долгое время срывается на крик, заставляя каждого мужчину в этом просторном помещении замереть в удивлении. — Но она со своей матерью! МАТЕРЬЮ! А это значит, что она в безопасности! — мама сбавляет тон, выкручиваясь из рук мужа, после чего осторожно подходит ко мне и кладет ладони на щеки, покрытые густой, отросшей до неприличных размеров щетиной. — Тебе надо поспать, родной. Ты за все эти дни и глаза не сомкнул. Мы все с тобой и всегда поддержим любое твое решение. Поможем всем, чем только сможем. Но в таком состоянии, как сейчас, ты только усугубишь положение. Все эти дни ты потратил впустую. Виктория явно научилась заметать следы, имея такой долгий опыт. А скрывается она в первую очередь не от нас… — мама ласково проводит пальцами по моим волосам, вынуждая меня прикрыть глаза. — Тебе нужны силы, Киллиан. Если ты намерен бороться, то надо быть сильным. И в трезвом уме."

Тогда маме удалось привести меня в чувства. Но не на долгое время. Первые недели я как ошалелый рыл всякую, даже маломальскую, информацию, искал возможные зацепки и связи, но они как сквозь землю провалились. С каждым днём моя уверенность таяла, пока не осела на дне стакана, в котором я решил утопить свое горе. Я по уши погряз в алкоголе и мордобое.

"— Алло! Чарли! — слышу сквозь дикий звон в ушах смутно знакомый голос и утираю от крови то, что когда-то звалось моим лицом. — Забери его отсюда. Он снова в невменяемом состоянии. Да! Адрес…

Дальше какая-то пустота: ни звуков, ни картинок перед глазами. Только ощущение чьих-то пальцев на плечах и предплечьях.

— Ээээй… — отмахиваюсь, силясь отцепить от себя чужие руки. — Отвали, а…

— Заткнись, Киллиан! — раздается рявканье Чарли, пока он тащит меня на выход. — Ник, давай реще!

— Да он же обожратый как свинья! — слышу голос младшего где-то над ухом. — Ты посмотри, как разукрасили нашего Рэмбо. Мама с ума сойдет, если увидит его в таком виде. Как будто боксом никогда не занимался…

— Эй, я здесь вообще-то… — еле шевелю челюстью, ощущая какой-то непривычный дискомфорт.

— Такое чувство, что он занимается самоуничтожением. Хочет, чтобы его побили как можно сильнее. Это который раз за неделю? Третий? — Чарли тяжело дышит, пока обхватывает меня за бок и пытается поставить на ноги. — Давай же, Кил! Помоги нам!"

Зарываю пальцы в волосы и отрешенно сверлю взглядом пол под своими ногами. Несколько месяцев я не жил, а просто разлагался морально и физически. Когда я понял, что не найду Тиффани, то разбился о собственную панику. Поддался слабости и страху, утопив все это в бухле. Но сделал только хуже.

"— Эй, Кил!

Слышу звонкий женский голос и оглядываюсь по сторонам. В дверном проёме вижу Меган, белая кофта которой больно бьёт по моим воспаленным глазам. С большим трудом фокусирую на ней свой взгляд.

— Привет, Мэг.

— Жутко выглядишь, — она демонстративно осматривает меня с ног до головы, подмечая все синяки и ссадины, которые крайне долго заживают в этот раз. — Такое ощущение, что из тебя хотели сделать фарш.

— Почти угадала, — продолжаю свой путь за кофе. Засыпаю зерна, включаю питание на машине, после чего тянусь за кружкой, но она снова окликает меня.

— Я думала, что ты теперь специализируешься только на крепких напитках.

— С удовольствием бы выпил что-то потяжелее, если бы в доме не подчистили весь алкоголь, а целомудренные братики не заперли меня в этом вытрезвителе.

Оглядываю кухню поместья отсутствующим взглядом, после чего снова останавливаю внимание на давней знакомой.

— Ты же понимаешь, что они переживают за тебя? Именно поэтому так поступают.

— Я не идиот, Мэг. У меня раскурочено сердце, а не мозг.

— Долго ты будешь убиваться по ней? — девушка делает шаг на встречу, но я резко выставляю руку вперёд, останавливая ее. — Свет клином же не сошёлся…

— Это не тебе решать, — высекаю жёстко. В ярких женских глазах вспыхивает огонек страха, поэтому она машинально отступает назад. — А теперь я хочу попить кофе, если ты не против. В одиночестве."

Почти полгода жизни я просто существовал. Снова и снова винил себя за то, что так слепо и тупо повелся на подставу, которая стоила мне будущего. Мало спал, мало ел. Двигался лишь на инстинктах выживания. А потом появился человек, который своим предложением вытащил меня из пучины дерьма, в которое я сам же себя и загнал. У меня появился шанс расширить возможности своего влияния и получения информации. Я смог, наконец-то, выйти на высшие уровни людей, которые завязаны в теневой мафии Британии. Мне пришлось собрать себя по кускам и вытащить на поверхность, чтобы если не найти свою женщину, то отомстить за нее. Именно поэтому, когда Карим передал мне предложение о встрече, я заставил себя выйти из затворничества. При этом пришлось запереть все, что так сильно триггерит катастрофические эмоции, далеко за сердцем. Вернуть старого Киллиана, которому было плевать на окружающих. Он считался только с самим собой.

Именно так я и живу по сей день: не чувствую, не жалею, не люблю. Эта установка распространяется на всех, кроме моей семьи. Но как бы я не старался гнать от себя все то, что делает слабым, возвращая в те полгода разложения по частям, самое страшное точит меня из головы. То, что до сих пор сидит где-то глубоко внутри и каждый раз нестерпимо жжёт при любой попытке всколыхнуть ту самую часть нутрянки, где я спрятал последние слова, которые услышал от Тиф.

"— Оставь поиски, Кил… Просто позволь себе жить… Я отпускаю тебя. Будь счастлив."

Нет, родная. Так просто не будет.

Если ты так решила, то скажешь мне это лично. И я все сделаю, чтобы ты забрала свои слова обратно.

My Own Miracle — Citizen Soldier

Тиффани

Со всей силы прижимаю к себе черную урну, расписанную цветами, и неосознанно глажу холодное покрытие. Не свожу взгляда с неба, которое заливает кроваво-красный закат солнца, плавно исчезающего в пучине Средиземного моря. Глаза слезятся от обилия красок, но я просто не способна отвести зрачки в сторону. Все смотрю и смотрю на то, как этот день знаменует свое окончание, и внутри себя переживаю нечто подобное.

Мама умерла.

Теперь это действительно так.

Я — последний человек, который видел Викторию Барлоу живой. Перед глазами до сих пор стоит ее потухший взгляд и отрешенный вид. Ее тонкие изможденные руки, пересохшая кожа, обескровленные губы. Но даже в таком состоянии она была. Была! А сейчас я ее потеряла. Снова.

Пальцами утираю слезы, которые за эти несколько дней катятся настолько не поддаваясь контролю, что сложно предположить, сколько я проплакала. На мгновение прикрываю веки и тяну носом свежий морской воздух, окутавший прованские фьорды. Эти крутые прибрежные скалы разных оттенков белого цвета из известняковых пород изрезаны глубокими бухтами, которые называются каланки. Мама обожала это место. Именно поэтому сейчас мы здесь.

— Готова?

Рон встаёт рядом, значительно возвышаясь надо мной, и кладет свою крупную ладонь мне на плечи. Его всегда устрашающий образ сейчас треснул по швам. Мужчина не просто убит горем. Он буквально раздавлен тяжестью потери.

— Нет, но разве это что-то изменит? — слабо улыбаюсь, после чего снова прикрываю глаза, собираясь с духом. Обнимаю урну с прахом, мысленно прощаясь с женщиной, которую я знала и не знала одновременно, после чего аккуратно опускаю пальцы Рона на носик крышки и накрываю его руку своей. — Давай покончим с этим.

Всего несколько секунд, и все, что осталось от моей мамы, забрал свежий майский ветер. Он понес прах Виктории Барлоу над Лионским заливом, доставляя ей то самое немыслимое удовольствие, которое она всегда испытывала в этом месте. По крайней мере, так мне рассказывал Рон. Пусть в последний раз, но она счастлива.

— Давай это мне, — Рональд забирает урну, после чего ловит мой взгляд. И я понимаю, что он такой же печальный, как и у мужчины напротив.

— Ты уверена, что хочешь уехать? Здесь безопасно, а в Англии нет.

— Я знаю.

— Как только ты окажешься в Лондоне, то об этом узнают обе стороны.

— Знаю, Рон.

— По-прежнему хочешь правосудия? — он долго изучает мое лицо. За эти годы мы прикипели друг к другу. Мужчина стал мне хорошим другом, и сейчас я с тяжелым сердцем собираюсь проститься с ним.

— Ты прекрасно знаешь ответ на этот вопрос, — кладу ладони на его предплечья и заглядываю в темные зрачки. — А ты уверен, что не хочешь поехать со мной?

— Если я собираюсь тебе помочь, то лучше это делать не рядом с тобой, чтобы не привлекать внимания и иметь пути к отступлению. Я не знаю, насколько осведомлены эти люди, Тиф. И что именно им известно обо мне, — он коротко пожимает плечами и опускает урну на землю. Бросает короткий взгляд на почти опустившееся солнце, а затем переводит глаза на меня. — Я обещал Вики, что всегда буду заботиться о тебе. Да даже если бы не обещал, то все равно бы не бросил. Ты — моя семья, Тиффани. Всегда помни об этом.

Чувствую, как слизистую снова начинает нестерпимо щипать, но Рональд Уайт подаётся вперёд и крепко меня обнимает. Этого ощущения защищённости со мной не было уже очень давно. Утыкаюсь носом в широкую грудь и даю волю таким разрывающим душу слезам. Я очень устала от всего, что происходило за последние годы, но у меня просто нет права сдаться. Ради мамы, ради Рона. Ради себя.

— Я сделал все, как мы и договаривались, — шепчет Уайт мне в макушку, продолжая гладить мою спину. — Только, пожалуйста, постарайся продержаться максимально дольше, чтобы о твоём возвращении стало известно как можно позже. Выбей себе фору. Они не знают, какая информация есть у тебя. Это твое преимущество.

Отстраняюсь от крепкой фигуры и киваю. Мы все это обсуждали, когда мама умерла. Именно тогда, в ту самую ночь я твердо убедилась в своем желании отомстить. За все, что произошло и с ней, и со мной.

— У тебя будет достаточно денег, по этому поводу можешь не беспокоиться. Адрес твоей новой квартиры записан на обороте, — Рон протягивает крошечную карточку с парой номеров телефонов. Переворачиваю и вижу несколько строк, выведенных аккуратным почерком. — Связывайся только с проверенными людьми. Не играй в открытую. И постарайся как можно быстрее связаться с Хоггардами. Но… Не делай все импульсивно, Тиф. Очень прошу тебя, будь осторожна.

Каждый раз, когда я слышу эту фамилию, то мое сердце пропускает разряд за разрядом. Все воспоминания, которые живы, будто это было вчера, ворочают сознание, заставляя задыхаться. Тот факт, что мне снова придется появиться в жизни этой семьи, выбивает из шаткого, но какого-никакого равновесия. И не уверена, готова ли я узнать, что в жизни Киллиана появилась другая женщина.

— Что это за номера? — обхожу опасную тему для разговора, и Рон это сразу же понимает.

— Этот, — он указывает пальцем на первый, — для непосредственной помощи в Лондоне. Звони на него, если она понадобиться в момент.

— А второй?

— Для связи со мной. Напрямую.

Снова киваю. Мы условились, что люди Рона будут наблюдать за мной в Британии, оставаясь в тени. Чтобы я хоть как-то чувствовала себя в безопасности. Однако я до сих пор не имею ни малейшего представления, чем занимался мамин последний муж, что заработал такие внушительные связи.

— Эй, — длинные пальцы обхватывают мой подбородок и заставляют поднять глаза к собеседнику. — Я уверен в тебе, Тиффани. Ты боец. Ты справишься со всем. А я никогда тебя не обманывал.

Последние слова вытаскивают из меня слабую улыбку.

— Знаю, Рон. Я обещаю, что буду осторожна.

— Очень надеюсь на это… — мужчина опускает ладони на мои плечи и слегка сжимает их в некоем подобии одобрительного жеста. Но для меня сейчас любые слова и действия практически не имеют веса. Я просто хочу, чтобы все быстрее закончилось. А тот, кто должен понести наказание, обязательно получил по заслугам. — Пора выдвигаться. Нас ждут.

Молча прокручиваюсь в крупных руках и бросаю последний взгляд на простирающееся под нами море. Солнце полностью скрылось за горизонтом, оставляя после себя только призрачную алую тень, рассекающую небо. В который раз прикрываю глаза, проглатывая душащие горло слезы, и, наконец, прощаюсь.

"Надеюсь, что теперь твоя душа нашла покой… Мама."

Чувства, что сейчас раздирают в клочья мое сознание, невозможно описать. Лондон всегда был для меня больше, чем просто город. Это место — колейдоскоп уюта, радости семейных традиций, счастья и любви. Но в последние годы ко всем этим эмоциям добавились ещё такие, как разочарование, тоска и горе. И проживала я их в разном состоянии. Но одно было неизменно — именно эти улицы всегда были со мной. Широкие проспекты и узкие переулки, шумные и опустошенные, яркие и солнечные, а затем залитые дождем и окрашенные в серость. Но я здесь жила. Жила. А в последнее время я просто существовала. Отматывала каждый день словно срок, которому нет окончания. И сейчас, снова оказавшись в Англии, мое сердце переполняет любовь к этому месту.

Неприметный черный седан медленно везёт меня в новую квартиру. Я проделала большой путь: самолёт, организованный Роном, приземлился на частном аэродроме недалеко от Уэльса. Там меня и встретил водитель, чтобы доставить до места будущей дислокации. В Лондон мы заехали ранним утром. Пока автомобиль неспеша лавирует между стройными рядами машин, я неотрывно смотрю в окно, пытаясь впитать в себя все, что вижу. Чтобы не думать, не вспоминать, не чувствовать. Получается, правда, откровенно паршиво. Сказывается усталость от двухдневной бессонницы, груз переживаний и тяжесть потери. Но раскиснуть — непозволительная роскошь для меня.

Около восьми утра я, наконец, оказываюсь в новом жилье. Мои аппартаменты находятся в Восточном Лондоне. Район, где обитает средний класс города, раньше имел имидж рабочего, но прошедшая одиннадцать лет назад летняя Олимпиада скорректировала это представление и дала толчок активной реконструкции. Медленно прохожу в глубь просторной студии и отставляю небольшой чемодан, в котором-то и вещей практически нет. За эти два года я не особо обзавелась обновками. Оглядываю светлое помещение, больно бьющее по уставшим глазам, и обессиленно оседаю на диван. Достаю из кармана телефон, который приобрела совсем недавно, и гипнотизирую дату на дисплее.

"16.05.2023 г."

День рождения Беатрис Хоггард.

"13.05.2023 г."

День смерти Виктории Барлоу.

Откидываюсь на мягкую спинку и закрываю глаза. Не хочу думать о том, что сегодня вся семья Хоггард соберется в поместье, где будет большой праздник. Все будут счастливы. Ведь они продолжают жить дальше. Ведь у них повод для радости.

Хотя…

Застать их всех в одном месте сегодня… Огорошить своим появлением… Прокричать каждому, что я больше не могу радоваться. Что я существую. У меня повод для скорби.

Но я никогда не сделаю этого. Мне нужны их связи, но не сочувствие. Я больше не хочу быть для этой семьи обузой. Не хочу втягивать их в дерьмо, из которого два года назад они так сложно выпутались.

Нужно придерживаться плана. Только это имеет значение. А пока…

Пока нужно поспать.

Calls Me Home — Shannon LaBrie

Чарли

Паркуюсь на привычном месте в родительском гараже и плавно опускаю руку на живот жены.

— Как ты, Лисенок? Не укачало?

Смотрю на Лиз, чьи рыжие волосы разметались по хрупким плечам. Токсикоз совсем ее измотал — она заметно похудела, а привычные щеки впали.

— Немного, — девушка легонько вытирает рот ладонью, после чего ей же и обмахивается. — Господи, как же душно!

— Непохоже на привычный Лондон, — ухмыляюсь и тянусь к Элизабет, чтобы нежно чмокнуть ее в лоб. — Ну, что? Идём? Уверена, что хочешь сказать новость всем сегодня?

— Уверена, — лёгкий взмах головой, после чего ее глаза останавливаются на моих. — Для твоей мамы известие о будущем внуке или внучке будет лучшим подарком.

Растягиваюсь в широкой улыбке и наклоняюсь, чтобы оставить поцелуй на скрытом белой блузкой аккуратном животике. Каждый раз, когда касаюсь бархатной кожи жены в этом месте, то неосознанно представляю себе ребенка, который спрятался внутри. И таким жаром заливает весь мой организм, так где-то на подкорке сознания машут крыльями огромные бабочки, что дыхание перехватывает.

Осторожно выпускаю Лиз из салона и двигаюсь на шум собравшихся в гостиной членов семьи. Мамин день рождения — один из самых светлых дней в году. Почему-то каждый из нас обожает этот майский день, не взирая на погоду за окном, потому что в нашем доме в это время всегда солнечно и тепло. Пропускаю жену вперёд и натыкаюсь на гвалт голосов в просторном помещении. Отец обнимает маму за талию, счастливо улыбаясь и поддерживая разговор с Катрин Дэвис, мамой Элизабет, прилетевшей в Лондон специально на праздник подруги. Как никак, мы теперь одна семья. Веду взглядом дальше и вижу Ника, со спины взявшего в плен Саманту. До сих пор удивляюсь, как они сошлись и не поубивали друг друга. Просто катастрофически взрывоопасная парочка. Николас тот еще любитель постебать, а Сэм оказалась способнее его в разы. Но, тем не менее, я вижу, что брат счастлив. А я счастлив за него.

Машинально бросаю взгляд на фотографию, висящую в большой рамке позади молодой пары, и крепче сжимаю руку жены. Стискиваю челюсти, тяжело тяну воздух и опускаю глаза в пол. Прошло уже столько времени, а я до сих пор не могу отпустить. Я до сих пор жду, что она зайдет в эти двери и от души пошутит над моей педантичностью, разгильдяйством Ника и самоуверенностью Киллиана. Мне ее так сильно не хватает.

Чувствую тяжёлый взгляд на своей макушке и встречаюсь с такими же голубыми зрачками, как и мои. Николас прекрасно все понимает. Оглядывается назад, долго смотрит на фото, сделанное в тот самый злополучный вечер юбилея отца, а после так же, как и я ранее, тяжело вздыхает. Мы думаем о Тиффани каждый день, но в моменты единения семьи эта грусть ощущается ещё весомее.

— Дети! — взмахивает руками мама, когда оборачивается и замечает нас. — Я все прослушала! Когда вы приехали?

— Только что, — Лиз проходит вперёд и обнимает сначала виновницу торжества, а затем и Ричарда Хоггарда. — С днём рождения, Беатрис.

— С днём рождения, мама, — протягиваю ей букет, все это время покоящийся у меня в руках, и ласково целую в щеку, чувствуя тепло от материнских объятий. — Мы тебя очень любим.

— И я вас, мои родные! Шикарные цветы! — она погружается носом в розы на длинном стебле и тянет потрясающий нежный аромат крупных бутонов.

— А где же многочисленные гости? Убранство и феерия? — оглядываю помещение в поисках привычной праздничной мишуры. За время исчезновения Тиф это первый праздник после нашей свадьбы, который родители решили организовать.

— Я первым же делом спросил то же самое, — вклинивается Ник, при этом успевая смачно поцеловать свою девушку в губы, оставив на ее щеках багровый румянец. — Но мама сказала…

— Сказала, что теперь мы празднуем в кругу семьи. Хватило нам последнего раза… — женщина осекается, испуганно прикрывая глаза. Но все и так понимают, что она имела в виду. — Ждём только Кила.

— Я здесь.

Брат широким шагом преодолевает расстояние через весь холл и достигает порога гостиной. В руках он держит огромный букет белых пионов, которые рассыпались по воздуху словно шарики мороженого.

— С днём рождения, мам, — он крепко обнимает эту хрупкую женщину, которая рядом с нами выглядит ещё более уязвимой. — Я тебя люблю.

Казалось бы, абсолютно простая фраза от ребенка родителю, но только не от Киллиана. Вся его надменность слетела два года назад, когда он потерял единственную женщину, которую любил. И любит до сих пор. Это видно даже самому несведущему в амурных историях человеку. Брат изменился: как физически, так и морально. И если с нами он стал мягче и терпимее, то все то, что отдает, он компенсирует в своих постоянных разборках. И сейчас мне действительно становится страшно за то, чтобы с ним ничего не случилось.

До сих пор живо стоит перед глазами каждая из многочисленных сцен, когда нам с Ником и Каримом приходилось буквально по кускам его собирать. Не только сердце и душу, но и внешнюю оболочку. Он, порой, так борщил со своим самобичеванием, что подставлялся по-крупному. Постоянные ушибы и переломы, разбитое лицо, многочисленные травмы тела. Ни одно убеждение не действовало — так он наказывал себя за то, что случилось с Тиф. Единственное, что смогло привести его в чувство, так это приступ мамы, когда в один из самых жестоких по накалу дней она увидела все, что с ним творится. Ее на несколько дней положили в больницу. Катастрофически испугались все, но Кил больше всего. Тогда он и сказал мне одну единственную фразу, которая стала концом его беспробудного пьянства и побудила взять себя в руки.

"Потерю ещё одной женщины я просто не переживу".

И он действительно не шутил.

— Ох, дорогой… — мама утирает слезы тыльной стороной ладони и чмокает старшего сына в щеку. — Спасибо тебе.

Киллиан так редко и тепло улыбается ей, а затем резко переводит взгляд на стену за нашими спинами. На то пресловутое фото, до сих пор будоражащее сознание каждого члена семьи. Голубые зрачки в момент затягивает пелена, заставляя их посереть, что не скрывается от цепкого внимания родителей.

— Лисенок, — наклоняюсь к Лиз, обнимая едва ощутимый животик, — мне кажется, что пора переключить внимание.

Жена улыбается и кивает, после чего выпутывается из моих объятий и уверенным шагом приближается к маме.

— Беатрис, — Киллиан отходит в сторону, предоставляя Элизабет все внимание старших Хоггардов, — на самом деле, у нас с Чарли есть ещё один подарок.

— Я вся во внимании.

Мама растягивается в искренней улыбке. И это она ещё даже не представляет, какой сюрприз ее ждёт. Лиз поворачивается к ней боком и слегка приподнимает блузку, обнажая слегка выпирающий бугорок.

— В этом году под ёлкой вы найдете кое-что значимое.

Николас

— Вот это конспираторы! Но, бесспорно, это лучший подарок для твоих родителей. Ты видел вообще, как они светились?! Мама аж расплакалась от счастья!

Сэм скидывает кожаную куртку, оставаясь в этом сумасшедшем платье, которое подчеркивает все преимущества ее фигуры. Я в который раз припадаю взглядом к округлой попе, обтянутой тёмно-коричневой тканью, и чувствую, как в штанах становится тесно.

— Ты правда не знал, что Лиз беременна? — Саманта резко оборачивается и вздергивает черную бровь, пытаясь уличить меня в обмане.

— Я же сказал, что нет. Чарли даже намека не давал.

— А я то думаю, почему она так осунулась! А это все токсикоз, — девушка прикрывает рукой рот, будто ее тошнит, вызывая мою улыбку. — Надеюсь, что у меня его не будет, когда я соберусь за ребенком.

— А мы уже готовы идти за ним? — вальяжно приближаюсь к брюнетке и обхватываю тонкую талию, не сводя взгляда с потрясающих темных зрачков. — Только скажи, и я сделаю нам красивых детей.

— Да что ты? — смеётся Сэм, прикусывая меня за подбородок. — Делалка не выросла ещё.

— Ой ли? Тебе напомнить о ее размерах?

Ловко перехватываю женскую ручку, целуя нежную кожу ладони, после чего перемещаю себе на пах. Чувствую мягкие губы на своих. Упиваюсь близостью своей женщины.

— Хочу тебя, — шепчу между поцелуями и задираю платье выше, — и детей от тебя хочу, бесовка моя.

Саманта резво отстраняется и растягивается в широкой ухмылке. Демонстративно опускает юбку и качает головой.

— Остынь, котик. Мне завтра на работу, нужно подготовиться. Я в душ.

— Но ты же вполне можешь не работать, детка, — кричу в удаляющуюся женскую спину, но мою реплику прерывает хлопок двери в ванную комнату. — Ну, конечно…

Скидываю с себя куртку и плюхаюсь на диван в гостиной. У нас с Сэм была очень запутанная история, и началась она как раз с того самого дня в больнице, когда в палате Тиффани все перевернули вверх дном. Эта черноволосая бестия зацепила меня с первой встречи. Но заполучить ее оказалось не так-то просто. Она своевольная, характерная, до черта упрямая, слишком независимая и очень острая на язык. Чарли как-то сказал, что я нашел себя, только в женской оболочке. Именно это, наверное, и стало финальной точкой моего понимания, что я хочу быть с ней.

Все осложнялось тем, что во время начала наших отношений мы разгребали тонну дерьма, свалившегося на нашу семью. Потеря Тиф, саморазрушение Кила, старые тайны, существовавшие до этого как клубок запутанных червей, начали, наконец, обретать хоть какую-то форму. Тогда был просто сущий ад. И не могу сказать, что сегодня ситуация обстоит намного лучше.

Никто из нашей семьи не смирился. Да, жизнь продолжается. Да, у каждого из нас что-то происходит. Мы не стоим на месте. Но ни один из нас не принял то, что произошло два года назад. Особенно Киллиан.

Я знаю своего брата двадцать пять лет, но именно в тот период жизни я боялся за него как никогда. Он долгие годы был завязан на криминале, но я ни разу не видел его в настолько отвратительном состоянии. Казалось, будто от него осталась только физическая оболочка, а душа тупо сгнила. В нем кровоточило все. И это так зримо ощущалось, что становилось не просто тоскливо, а невозможно жутко. Мы с Чарли постоянно вытаскивали его из какого-то бесконечного дерьма. То драки, то попойки. В один момент мне казалось, что его просто убьют. И тогда слегла мама. Слава Богу, хоть это было способно привести Киллиана в чувства и заставило взять себя в руки. Ради мамы, ради нас и ради Тиф.

Я не знаю, где она и что с ней. Но каким-то шестым чувством ощущаю, что Заноза в безопасности. И тот факт, что мы не можем ее найти, вселяет уверенность, что и люди Петтифера тоже. И я не перестаю надеяться, что увижу ее. Увижу, обниму и постараюсь убедить дать нашей семье ещё один шанс.

Знаю, что Киллиан связался с какой-то влиятельной шишкой. Понимаю, что он делает это для того, чтобы найти свою женщину. Страшно представить, что было бы со мной, если бы подобное случилось с Сэм. Он рискует многим, ввязываясь в эту авантюру, но сколько бы папа, Чарльз, мама или я не говорили бы ему об этом, все как об стенку горох. Поэтому нам остаётся только помогать и наблюдать.

Отец делает все, что в его силах, как и мы с Чарли. Каждый из нас выжимает максимум из своих возможностей, и год назад даже появлялась надежда, что мы нашли Тиффани. Но как внезапно она появилась, так же моментально и погасла. И с каждым уходящим днём мне все больше кажется, что мы не найдем Тиффани Барлоу.

— Ау! — внезапно пролетевшая перед моими глазами ладонь вырывает из тяжёлых мыслей, заставляя обратить внимание на девушку, замотанную в одно лишь полотенце. Сэм замечает мой тяжёлый взгляд и тут же обеспокоенно хмурится. — Все в порядке?

Цепляю тонкие запястья и осторожно тяну ее на себя, заставляя перекинуть стройные женские ноги через мои бедра и сесть сверху. Саманта обнимает меня и ласково целует в лоб.

— Я тоже скучаю по ней, Ник. Хотя знала ее всего ничего, но мы успели подружиться. Не представляю, каково вам все это время.

Крепче сжимаю хрупкую фигурку, после чего нахожу нежную кожу шеи и покрываю ее маленькими поцелуями.

— Ты по-прежнему не готова делать красивых детей? — веду дорожку от уха к ключице и обратно. — Потому что я очень хочу сейчас думать о приятных вещах. И делать их.

— Тогда не буду отказывать тебе в этом.

Fired Up — Hush

Киллиан

На бегу скидываю куртку и отдаю девушке-метродотелю, которая учтиво кивает и провожает в зал спецобслуживания, где все уже собрались. Карим ждет у входа, заметно нервничая.

— В чем дело? — бросаю, немного притормаживая рядом.

— Не знаю, Кил. Здесь все. Что-то не так.

Хмурюсь, но больше ничего не говорю. Рывком распахиваю дверь и оказываюсь в большом помещении, переполненном людьми. Карим ровняется со мной, когда десятки заинтересованных глаз устремляются прямо на нас.

— Киллиан! — голос, прокатившийся по залу, тут же заглушил раздающиеся всюду голоса, погрузив помещение в критическую тишину, которая буквально резала слух. Взглядом нахожу человека, который расположился в центре огромного, не побоюсь этого слова, стола.

Давид Агилар собственной персоной. Человек, чье влияние распространяется на все, что есть в этой стране. И не только в ней, судя по всему.

— Мистер Агилар, — киваю в знак приветствия и прохожу вперед. Обвожу овальную комнату пристальным взглядом, подмечая для себя тех, кого из присутствующих уже знаю, а с кем довелось видеться впервые.

— Проходите, ждем только вас.

Неспешно устраиваемся на двух свободных креслах ближе ко входу. Ожидаемо, что официантов ресторана здесь нет — только специализированное обслуживание высшей касты. Никто из мужчин, которые находятся в зале, так и не возобновил разговоры. Женщин на таких мероприятиях не бывает. Все ждут вступительного слова человека, который собрал всех в одном месте.

Поднимаю глаза и встречаюсь с карими зрачками Агилара. Он не просто темная лошадка. Он — человек, которого нет. Сколько бы я не пытался узнать что-то из его биографии прежде чем принять его предложение о сотрудничестве, мне попадались лишь жалкие огрызки, которые будто специально слили в массы, чтобы дать то, что нужно знать. Не более.

Он сам вышел на меня. Точнее, его люди объяснили все Кариму, потому что я в тот момент морально разлагался где-то на задворках вшивых пабов Лондона и разбивал о каждый свободный кулак свою морду. И его предложение стало тем самым спасательным кругом, который протянул мне совершенно чужой человек. Но этого хватило, чтобы я собрал себя по кускам и вернулся в строй.

Никто из семьи не знает, с кем конкретно я связался. Давид Агилар — жестокий и опасный человек, чье влияние мне катастрофически необходимо. Потому что моих связей не хватает. Моей репутации, заметно пошатнувшейся два года назад, мало. Мне нужно больше, именно поэтому мне нужен Агилар.

Конечно, я слышал про него раньше. Но даже имени не знал — только лишь жалкие обрывки сплетен и домыслов. К таким людям нет выхода, если ты не находишься в их круге. Даже при деньгах и известности моей семьи. До сих пор не понимаю, что спровоцировало его выйти на меня: либо слава о моих прошлых делах, потому что ему как никому известно о том, что происходит в любых зачатках мафии подконтрольной страны, либо какой-то другой интерес. Не знаю. Но сам факт, что связь с ним играет мне на руку, неоспорим. А о том, какие опасности это может нести, я предпочитаю не думать.

Снова встречаюсь взглядом с мужчиной, который в свои… Сколько? На вид и не поймешь, сколько ему лет. Высокий, с темно-русыми волосами с едва уловимой проседью, широкими бровями, которые обрамляют тяжелый, пронизывающий насквозь взгляд темно-карих зрачков, с крупным носом и заметно отросшей, но ухоженной бородой, которая, в свою очередь, больше волос серебрится, вызывая вопросы о возрасте. Но, тем не менее, неизменный дорогой костюм всегда подчеркивает его отменную физическую подготовку, а глок, едва показывающийся из под полов пиджака при малейшем движении, буквально кричит об опасности, которая исходит от этого человека. Поэтому не удивительно, что о нем ничего нет. Никакой информации, кроме жалких объедков на потеху любопытным: что он родился в Германии и рос сиротой. Все.

За эти два года, что мы работаем вместе, я бывал во многом дерьме. Да и до этого его хватало с лихвой, но то, что происходит сейчас, отличается особой степенью извращенности. Я никогда не делаю грязную работу, коей было валом раньше. Сейчас глобальные игроки. Глобальные вопросы. Глобальные расправы, где нет места жалости и сочувствию. Где на берегу был обговорен вопрос, что я делаю все, но только при условии, что моя семья в безопасности. И хоть я никого не убиваю собственными руками, но я являюсь тем человеком, который принимает решения изменить чьи-то жизни.

— Я собрал вас здесь, чтобы закрыть один очень важный момент, — Агилар встает, по привычке поправляя пистолет, и обводит всех своим пробирающим до костей взглядом. — Вопрос с фабриками не решается.

Тишина, которая ощутимо давит на виски, не прерывается никем. Мужчины напряженно слушают человека, одним своим присутствием наводящего на людей страх. Или его подобие.

— Мне, если быть откровенным, порядком надоела эта тягомотина. Сколько я давал времени на решение проблемы? — Давид демонстративно поворачивается в сторону молодого мужчины, что сидит по правую руку от него. — Я не слышу, Майерс.

— Мистер Агилар, я…

Не знаю, как зовут этого паренька. Но ощущаю, что сегодняшний день тот запомнит надолго. Агилар едва уловимо кивает головой, после чего двое верзил отдаляются от стены позади него и подходят к человеку по фамилии Майерс. Тот понимает, что дело плохо. Глаза практически вылезают из орбит, а из горла вылетает сдавленный писк, когда его хватают под руки и уволакивают через неприметную дверь, которая явно не ведет обратно в ресторан.

Чувствую, как напрягся рядом Карим. Помню, как еще со старта предлагал ему уйти, когда я только собирался ввязаться во всю это историю. Но он не бросил меня. Как и, собственно, всегда. И я сильно ему за это благодарен. Знаю, что у него есть свои мотивы, чтобы участвовать в столь сомнительной авантюре, но не расспрашиваю, а просто уважаю его выбор. К тому же, у него есть возможность уйти. А есть ли она у меня? Большой вопрос.

— Раз уж так сложилось, — спокойно продолжает Агилар и отпивает из бокала вино, пока за дверью раздаются приглушенные крики, — что моя задача не была выполнена в сроки, мне нужен другой исполнитель, в котором я точно могу быть уверен.

На последнем слове он делает значительный акцент. Снова обводит всех присутствующих взглядом словно хищник, методично выбирающий свою жертву. И я уже знаю, на ком остановится его выбор. Именно поэтому, когда наши зрачки снова впиваются друг в друга, я прекрасно понимаю, что последует за этим.

— Киллиан, — Давид говорит тихо, но каждая буква отдает рикошетом по натянутым нервам.

— Да, мистер Агилар, — поднимаюсь со своего места. Черная рубашка натягивается на спине, причиняя ощутимый дискомфорт. На автомате поправляю то место, где еще полчаса назад висела пушка, но потом вспоминаю, что все сдали оружие при входе. При желании, Агилар мог бы положить здесь всех без раздумий, потому что лишь у него одного и его охраны есть привелегия защищаться. Мое движение рукой не укрылось от его орлиного взгляда. Мужчина едва заметно ухмыльнулся, после чего снова обратился ко мне.

— Вам что-то говорит фамилия Диетрихс?

— Да, говорит, — киваю в ответ и продолжаю сверлить мужчину непроницаемым взглядом.

— Тогда для вас не будет секретом, что у данной семьи во владении огромное количество разного рода предприятий по всей Великобритании и не только.

Снова молча киваю, давая ему продолжить.

— Так вот, — Давид снова потянулся за бокалом и пригубил вина, — Андреас Диетрихс и его новоиспеченный зять в очень большом долгу передо мной. Но когда пришло время эти долги отдавать, то оба встали на дыбы. Если быть точнее, его новый член семьи Матиас, который совсем недавно женился на дочери промышленного магната, — внимательно слушаю предисловие, которое никогда не бывает лишним. Все, что говорит Агилар, имеет вес. — А я очень не люблю, когда мне не отдают то, что должны.

— Что мне нужно сделать? — Карим рядом ощутимо завошкался в кресле.

— Все как всегда, Киллиан. Нужно забрать то, что причитается мне по праву. А сделать это необходимо через Леонор, — долгий зрительный контакт не сулил ничего хорошего. Я чувствовал это нутром. — Через любимую дочь и жену. Думаю, если с ней, не дай Бог, что-то случится, то разговор будет уже совершенно иным. Вы понимаете о чем я?

Чувствую, как земля уходит из-под ног. После сказанных слов меня автоматом откидывает на несколько лет назад, в тот ужас, который испытал каждый из членов моей семьи. В тот момент, когда у нас забрали Тиффани. Когда ее забрали у меня. Когда большего отчаяния в жизни я не испытывал.

Ошалело смотрю на Давида, отчетливо осознавая весь спектакль, который передо мной разыграли. Конечно, он в курсе. И сейчас откровенно издевается, как тот самый пресловутый кукловод, дергающий за ниточки одну из своих марионеток.

— Так что, Киллиан, — он растягивается в ленивой ухмылке, — понимаете?

Мне не хватает воздуха. Хватаюсь ладонью за столешницу, чтобы устоять на ногах. Карим подскакивает с кресла и хватает меня за плечо, все прекрасно понимая.

— Я не буду этого делать, мистер Агилар, — хриплю на пониженных, пытаясь совладать со сбившимся дыханием. — И вы прекрасно знаете причину.

Громко отодвигаю кресло и выхожу из-за стола. Очередные верзилы за спиной босса снова дергаются вперед, но он лишь взмахом ладони заставляет мужчин остаться стоять на месте. Давид ничего больше не говорит. Только пристально смотрит, а на лице нет и следа былой усмешки.

Карим выходит вперед, оглядывая публику с застывшими гримасами шока. Агилару никогда никто не перечит. И, уж тем более, не остается безнаказанным за невыполненное задание. Почему же сейчас происходит то, что происходит, мне еще предстоит понять. Но самое главное теперь ясно, как божий день.

Как только за нами захлопывается дверь ресторана, возле которой стоит очередная охрана, но так же ничего не предпринимает и дает нам с Каримом уйти, я трясущимися руками открываю дверь машины, припаркованной рядом, и закуриваю протянутую другом сигарету прямо в салоне, вопреки своим принципам относительно тачки. Делаю большую затяжку. Одну, вторую, третью. И когда в моих руках остается только фильтр, в несознанке швыряю его в окно и со всей дури выжимаю педаль газа.

Карим ничего не говорит. Просто сидит рядом, всматриваясь в сменяющийся пейзаж за окном Bugatti, и молчит. А меня дробит на части. На куски с мясом вырывает от осознания такой простой истины, которая мне не открылась, как бы я ее не пытался познать.

— Это он, — говорю спустя время, когда мы паркуемся далеко от ресторана. — Давид Агилар — босс Петтифера. Именно ему Итон Барлоу проиграл дочь. И ты тоже это понял.

Друг молча кивает, разбивая остатки моих надежд в пух и прах. Именно сейчас я, наконец, как мне казалось, увидел четкую картину целиком. Но я не понимал, как ошибался.

Leave The Lights On — Twin

Тиффани

Нервно поправляю платок, скрывающий от многочисленных взглядов мои слишком бросающиеся в глаза волосы. Приспускаю темные стекла очков, окидывая взглядом здание частной клиники, в которой два с половиной года назад я призналась в любви Киллиану Хоггарду, и сглатываю слюну, вставшую поперек горла. Допускаю лишь только одну мысль о мужчине из прошлого, как сердце начинает биться в агонии где-то глубоко за ребрами. Силясь унять напряжение, прижимаю к себе сумку, в которой покоится журнал со статьей о свадьбе Чарли. На фотографиях младший из братьев позировал в обнимку с Самантой Карлингтон, которая была в две тысячи двадцатом моей медсестрой в этой клинике. Мы быстро привыкли друг к другу и подружились за столь короткое время. В ее строптивом нраве я отчетливо видела себя. Мне было уютно и комфортно с ней, я могла ей доверять. А сейчас у меня теплится большая надежда, что девушка до сих пор работает здесь и поможет мне.

Делаю несколько глубоких вдохов, после чего уверенно шагаю вперёд и оказываюсь в просторном светлом холле. Яркие картинки огромным комом катятся по задворкам памяти, но я гоню их от себя. Сейчас мне нужна трезвая голова.

Направляюсь прямиком к стойке администратора, где виднеется светлая макушка молоденькой девушки. Подхожу ближе и, наконец, стягиваю очки. Сомнительная, конечно, конспирация, но другие варианты ещё хуже. Здесь, по крайней мере, мое появление возможно меньше всего.

— Добрый день, — блондинка растягивается в широчайшей улыбке, — чем могу помочь?

— Я ищу Саманту Карлингтон, подскажите, она ещё работает здесь?

— О, да, конечно, она здесь, — девушка ныряет под стойку и достает оттуда толстый журнал. — Саманта сейчас на обходе, подождёт немного?

— Да, хорошо, — сжимаю пальцы на ремне сумки и осторожно оглядываюсь по сторонам.

— Отлично. Как вас представить?

— Эм… — на несколько секунд зависаю в собственных мыслях, после чего нелепо, на мой взгляд, улыбаюсь. — Я ее давняя пациентка, хотела сделать ей сюрприз. Можете не раскрывать моего имени, чтобы сохранить эффект неожиданности?

Девушка задумчиво оглядывает меня с ног до головы, а затем обнажает белоснежные зубы в широкой улыбке.

— Хорошо, — она подскакивает со своего места и кивает мне идти за ней, — пройдёмте. Я обожаю сюрпризы. Думаю, что Саманта будет приятно удивлена.

"Ты даже не представляешь себе насколько…"

Пытаюсь не проецировать в своей голове предстоящую встречу, пока торопливо перебираю ногами по просторным и светлым коридорам клиники, следуя за молоденькой провожатой. То и дело ощущаю на себе брошенные проходящими мимо людьми взгляды. Каждый из них заставляет сердце болезненно сжиматься в тугой узел, потому что я не знаю, кто из них несет угрозу. Нервно прячу выбившуюся прядь обратно в платок, когда мы тормозим перед слегка приоткрытой дверью палаты. И если до этого за ребрами было так тесно, что невозможно было сделать вдох, то сейчас в груди тарабанит так, что не хватает воздуха надышаться.

— Сэм, — блондинка заглянула внутрь и окликнула девушку, которую подсознательно я очень надеялась застать. — К тебе посетитель. Могу проводить?

Не знаю, был ли ответ, потому что сейчас я не способна ничего услышать — в ушах невероятный гул стоит. Бешеная какофония звуков туманит сознание, вгоняя в еще большую нервозность. Администратор что-то мне говорит, я вижу как шевелятся ее губы словно в замедленной съёмке, но ни слова не улавливаю. Просто один сплошной вакуум. Но после этого она шире распахивает дверь, пропуская меня вперед. И я выдыхаю. Откидываю все страхи и просто делаю шаг внутрь.

Как только оказываюсь в небольшом, но залитом светом помещении, то все звуки разом обрушиваются на голову, вскрывая замурованные воспоминания. Эта палата идентична той, в которой я лежала два года назад. Веду взглядом по уютному интерьеру, пока не натыкаюсь на темноволосую девушку, стоящую ко мне спиной и что-то записывающую в свой блокнот. Сердце разгоняется до немыслимой скорости в ожидании того момента, когда Сэм повернется и увидит меня. И стоит только подумать об этом, как все и происходит.

Саманта складывает небольшой ежедневник в широкие карманы больничного халата, после чего забирает с рядом стоящей тумбы какие-то стеклянные банки, и резко разворачивается на сто восемьдесят градусов.

— Вы простите, что я так…

Это происходит. Она цепляет мое лицо своими темными зрачками и замолкает на полуслове. Ее рот открывается в непроизвольной букве "о", а пальцы моментально разжимаются на хрупкой таре. Стекло мгновенно летит вниз и с характерным звоном разлетается на мелкие осколки по всей палате.

— Не может быть… — произносимые слова дрожат так же, как и руки. — Господи…

— Привет, Сэм.

Слышу свой собственный голос, который на каждой букве вибрирует от пробиваемых внешнюю оболочку эмоций, и хочется просто разрыдаться. Смотрю на человека из прошлой жизни и не знаю, как себя сейчас вести. Так и застыла истуканом среди разбитой посуды и не могу больше и слова вымолвить. Но Саманта все делает сама.

Слышится хруст стекла под толстой подошвой. Сэм в несколько широких шагов сокращает расстояние между нами, после чего заключает меня в такие крепкие объятия, которые только может себе позволить столь хрупкая девушка.

— Господи, Тиф… — шепчет она куда-то мне в плечо, как можно сильнее прижимая к себе. — Мы думали, что не найдем тебя… Там же все с ума до сих пор сходят… Господи, — она отрывается от меня, ловит мой взгляд, заглядывает в лицо. Рассматривает. После чего стягивает с волос платок, позволяя им рассыпаться густыми кудрями по плечам. Растягивается в широкой улыбке, после чего снова притягивает меня к себе. — Невероятно! Просто невероятно!

— Я очень рада тебя видеть, — обнимаю ее в ответ, вдыхая ненавязчивый запах женских духов.

— Как ты? Где ты была все это время?! Когда ты вернулась в Лондон? — слова летят из нее как из пулемета. Брюнетка немного отстраняется от меня, но не выпускает из своих ладоней мои предплечья, словно опасаясь, что я снова исчезну. — Тиффани, Хоггарды всю Британию на уши перевернули! Боже, я до сих пор не верю, что ты здесь!

— Ты не изменилась, — за столь долгое время я первый раз так искренне улыбаюсь. Девушка такая же разговорчивая, как и была два года назад. — Сэм…

— Да?

— Я все тебе расскажу, но не здесь, — по привычке оглядываюсь назад, после чего вновь цепляю взгляд переменившихся карих глаз. Сейчас Саманта напряглась. — Мне нужна твоя помощь.

— Все, что угодно. Только мне нужно смениться. Подождешь?

Согласно киваю.

— А это? — указываю головой на разбитое стекло, на что девушка только отмахивается и без лишних промедлений покидает палату, при этом слегка сжав мои ладони в одобрительном жесте. Я не прогадала, когда пришла к ней.

Присаживаюсь на кресло в углу помещения и прикрываю глаза. Воспоминания, без моего на то ведома, сами лезут из глубины сознания, с бешеной скоростью разгоняя кровь по венам.

"— Солнце, — он шепчет, обжигая горячим дыханием мою шею, а я не могу собраться воедино. Сотрясаюсь от рыданий и всхипов, цепляясь пальцами за сильные плечи, обтянутые привычной черной футболкой, пытаюсь захватить как можно больше спасительного воздуха что ртом, что носом, чтобы хотя бы немного унять набатом бьющий в голове гул. — Тише, малышка, тише… Родная моя… Я с тобой. С тобой, Тиф.

Киллиан целует мое лицо, мокрое от слез, беспрестанно гладит волосы, передавая свое тепло мне, а затем садится на кушетку и полностью перетягивает меня на колени.

— Никто тебя не заберет, моя красивая. Слышишь? Никто! Ты — моя женщина. Моя половина. Моя любимая. Ты — часть семьи Хоггард. Мы за тебя горой. Все мы, Тиффани. Слышишь, родная? Слышишь?"

Горько ухмыляюсь и накрываю лицо ладонями. Все вышло не так, как мы планировали, Кил… Все не так.

"— Знаешь, я думала, что предам Дерека, если в моей жизни появится другой мужчина. Никого не подпускала. Да и не хотела, а потом встретила тебя. Снова. ты ворвался в мои будни таким бешеным ураганом, что снес все привычные устои и принципы. Я пугалась того, что чувствую. Не признавала, отвергала. Боялась. А сейчас я не представляю без тебя себя. Без твоей улыбки. Без твоих глаз. Без рук. Без губ. Без поганого характера. Без всего тебя. Ты — мой кислород, Киллиан. Катастрофически необходимый винтик в моей системе жизнеобеспечения. Ты везде пророс. Везде!"

А ведь я не лгала тогда. Каждое слово — безоговорочная правда. Я не живу без него. Это нечто похожее на жизнь, но только лишь существование. Без эмоций, без стремлений, без желаний. Ничего больше во мне не осталось — только жажда мести и справедливости к человеку, из-за которого все это произошло. Майа была права тогда. Я — обуза. Со мной сложно, а мужчины не любят сложных женщин. И когда-нибудь это вылезет наружу.

Я слишком сильно люблю Киллиана, чтобы мешать ему строить свою жизнь. А я прекрасно видела, что он начал собирать ее из руин прошлого. Ведь в том журнале на свадьбе Чарли он был с Меган, обнимал и целовал ее.

Я не обесцениваю его чувств ко мне. Знаю, что они были. Так невозможно сыграть. Но пришел момент, и его накрыли с головой те сложности, которые были связаны со мной.

Утыкаюсь ладонями в колени и опускаю голову. Даю себе несколько минут на саморефлексию, пока не чувствую, что рядом со мной кто-то есть.

— Тиф?

Саманта присаживается на корточки рядом и обеспокоенно заглядывает мне в глаза.

— Ты в порядке?

— Не совсем, — вымученно улыбаюсь.

— Если я не скажу о тебе Нику, то он меня никогда не простит, ты же это понимаешь?

— Понимаю, — чувствую, как сердце в груди делает тревожный кульбит, — вы живете вместе?

— Да.

— Отдельно или в особняке?

— У нас квартира недалеко от клиники, — Сэм нежно гладит мои руки. В ее глазах отражается весь спектр разрываемых ее эмоций: от колоссального облегчения до невозможного беспокойства. — Может к нам?

Беру несколько минут паузы, чтобы обдумать дальнейшие действия. Карлингтон не торопит с ответом. Она настроена на волну моей тревоги.

В моем плане это был идеальный вариант решения, чтобы встретиться сначала с Ником. Все складывается так, как я и хотела. Но сама встреча с человеком, которого я считаю братом, после стольких лет разлуки и неизвестности сейчас меня разматывает на такой сильный страх, что я не понимаю, как с этим справиться. И Сэм словно ощущает это кожей.

— Ника не будет до вечера, — говорит она тихо, — ты успеешь подготовиться. А вот он нет.

Поднимаю глаза и встречаюсь с карими зрачками. Рассматриваю красивое женское лицо, после чего крепко сжимаю ее ладонь.

— Поехали. Только скажи адрес, доберемся по отдельности. Все объясню, когда приедем.

The End Of Love — Florence + The Machine

Тиффани

— Проходи.

Саманта пропускает меня в просторную квартиру, находящуюся на последнем этаже свежей элитной высотки. Помещение заливает такой редкий для Лондона солнечный свет, словно погода радуется нашей встрече так же, как и мы.

— Чувствуй себя как дома, Тиф. Николас оборвал мне телефон, — девушка закатывает глаза и демонстративно показывает экран мобильного. — Он как нутром чувствует. Еле выкрутилась, чтобы он не нарисовался раньше.

— Это да, Нику дотошности не занимать, когда это ему действительно важно.

Улыбаюсь и, наконец, расслабляюсь. Осматриваюсь по сторонам, пока Карлингтон гремит посудой на кухне.

— У меня есть вино, водка и виски. Что предпочитаешь?

— Я не пью, Сэм.

— Ты можешь не пить сколько угодно, Тиф, но после того, что произошло, не выпить со мной ты просто не имеешь права! — брюнетка вытянула вперед руки с зажатыми в ней бутылками. — Выбирай. Или за тебя это сделаю я.

— А ты все такая же напористая, да? — отставляю сумку на темно-серый диван, занимающий большую половину гостиной, и киваю на вино. — Хочу сохранить трезвую голову.

— Без проблем.

Пока Саманта разливает по бокалам насыщенную красную жидкость, я подхожу к панорамному окну и выдыхаю. Наслаждаюсь потрясающим видом. Вспоминаю, чувствую, пытаюсь проживать эмоции, которые испытываю в данный момент — такие забытые, но очень приятные.

Женская рука мягко касается моего плеча, заставляя обернуться.

— Держи, — Карлингтон протягивает мне бокал, — я до сих пор не верю, что ты здесь. Стоишь прямо передо мной. Сказала бы, что ты совсем не изменилась, но не могу.

Карие глаза в момент потухли. Я и сама знаю, что жизни во мне больше не видно.

— Не грусти, Сэм, — цепляю ее подбородок и поднимаю вверх, вынуждая снова встретиться взглядами. — Все хорошо.

— Ты врать ни тогда не умела, Барлоу, ни сейчас, — на красивом лице растягивается очаровательная улыбка. Оглядываю Саманту с ног до головы. — Что?

— Ник все-таки тебя завоевал. Как только у него это получилось с твоим-то характером?

— Это очень длинная история, поэтому, — хозяйка дома кивает головой на большой диван и размеренно направляется к нему, — я не буду тратить твое время на эти глупости. Лучше займемся тобой.

— На самом деле, я хотела узнать, что здесь происходило за время, которое меня не было… — опускаю глаза, сглатывая застывший в горле ком. Я и хочу знать все, и боюсь. — А свою историю расскажу вам с Ником вместе, чтобы не пересказывать ее дважды. Потому что…

Отворачиваюсь. Лихорадочно моргаю, вспоминая последние вдохи мамы.

— Я понимаю, Тиф, — Сэм стучит ладонью по мягкой оббивке, приглашая сесть рядом. — Давай тогда сначала моя версия. Идет?

Киваю. Устраиваюсь рядом с брюнеткой и подгибаю под себя ноги. Ударяю бокалом о бокал. Делаю глоток терпкой жидкости. И, наконец, хотя бы немного выдыхаю сковавшее тело напряжение.

— Господи, сколько всего произошло! — откидываюсь на спинку и с удивлением замечаю, что на город опустились сумерки. Бросаю взгляд на дисплей мобильного, где стрелка часов перевалила за восемь вечера. — Вас, конечно, потрепало с Ником не хило.

Сэм на мгновение прикрывает глаза, а затем натягивает на себя дежурную улыюку.

— Ну, что было, то прошло, как говориться. Главное, что сейчас мы вместе и сильно любим друг друга.

— Я рада за вас, правда, — в моих словах нет ни капли фальши. Я действительно счастлива, что у моих близких людей все хорошо. — И то, что ты теперь врач — безусловно круто. Ты заслужила, — щеки Саманты залились таким непривычным для нее румянцем, что спровоцировало меня поменять тему. — А еще я безумно рада за Чарли и Лиз! Ребенок — это прекрасно.

— Да, фуррор был знатный, — Сэм хохотнула и осушила очередной бокал, которым я уже потеряла счет. — Беатрис и Ричард в дичайшем восторге.

— Представляю.

Улыбаюсь, воспроизводя в памяти лица дорогих мне людей. У старших Хоггардов особо ничего значительно не поменялось за то время, что меня не было в их жизни. Главная новость пришла накануне моего появления, что они впервые станут дедушкой и бабушкой.

— А я еще не могла понять, почему Элизабет так поменялась, — прдолжает говорить изрядно захмелевшая девушка. Я же, не смотря на количество выпитого, до сих пор остаюсь в трезвом уме. Скорее всего, сказывается стресс и неизбежное приближение встречи с Николасом. — Имею в виду не внешне, а как-то… эм… ментально, что ли, я почувствовала это. А оказывается вон оно что! Там в ней уже человек растет.

— Чарли будет прекрасным отцом.

Саманта резко переводит на меня взгляд. Она молчит несколько минут, внимательно разглядывая мое лицо.

— Это все, конечно, прекрасно, Тиффани, но почему ты не спрашиваешь самого главного?

— Что именно?

Конечно, я понимаю, о чем она говорит. Но намеренно избегаю этой темы.

— Почему ты не спрашиваешь о Киллиане?

Господи, когда же я перестану реагировать на это имя? Стоит только Сэм произнести его, как все мое тело покрылось огромными мурашками.

— Потому что не хочу.

— Но я знаю, что ты лукавишь, Тиф, — девушка отставляет бокал на пол и подвигается ко мне. Она накрывает мои щеки ладонями и заставляет смотреть ей прямо в глаза. — Ты его не разлюбила. Это видно по реакции твоего тела на упоминание о старшем из Хоггардов. Тебе не интересно, что было с ним, пока мы все искали тебя?

Пытаюсь опустить голову, но она не дает мне этого сделать. Карлингтон упорно вынуждает меня обнажить все те чувства, которые я пытаюсь в себе похоронить.

— Разве тебе все равно на то, что происходило с Киллианом? Знаешь, Тиф, я его совсем не знала два с половиной года назад. Но то, что он творил после твоего исчезновения, сильно отложилось в моей памяти.

Она, наконец, дает мне возможность отвернуться. Попытаться совладать со своими эмоциями, которые грозятся вырваться наружу бесконтрольным потоком.

— Я не хочу ничего знать, — хриплю в ответ, не в силах справиться с собой, — потому что не готова снова ломать его жизнь.

— Что за дурь ты несешь? — не глядя на хозяйку дома, поднимаюсь и подхожу к своей сумке. Достаю тот самый пресловутый журнал, который перевернул когда-то все мои надежды, раскрываю на статье о свадьбе Чарли и кладу на колени Саманте, указывая пальцем на фотографию, где Киллиан целует свою давнюю подружку. — Что это та..?

Она обрывает свое предложение на полуслове. На ее красивом лице появляется смесь удивления и понимания одновременно. Девушка вскидывает на меня рассеянный взгляд и открывает рот, чтобы что-то сказать, но внезапно распахнутая дверь заставляет нас обоих замереть и полностью переключить свое внимание.

Николас

— Да, Чар!

Выжимаю педаль газа, лавируя между городскими пробками, плечом прижимая телефон к уху.

— И тебе привет, братец. Ты где?

— Пытаюсь попасть домой до того, как постарею на центральных улицах Лондона, — слышу, как кто-то сигналит мне, когда перестраиваюсь в другую полосу. — Какой-то дурдом, а не дорожное движение.

— Только давай аккуратней, ладно?

— Чарли, не включай папочку, еще рановато, — слышу сдавленный смех брата на другом конце провода и снова выкручиваю руль. — Эта бесовка Саманта меня доведет.

Бросаю взгляд на кашпо с фикусом, которое устроилось рядом на пассажирском сидении и тяжело вздыхаю.

— Она динамит меня весь день. А зная Карлингтон — все это не к добру. Именно поэтому я простоял в тесной очередине за очередным горшком, которыми уже уставлена половина нашей квартиры, потому что человеческие букеты эта женщина не выносит.

Теперь Чарли уже откровенно хохочет, вызывая еще большее мое раздражение.

— Чего ты ржешь?

— Интересные создания, не правда ли? Дальше еще веселее, поверь.

— Ты что-то хотел или звонишь поглумиться?

Выезжаю на дорогу, ведущую прямиком к дому, и облегченно выдыхаю. Еще несколько минут, после которых смогу убедиться, что с Сэм все хорошо. Необъяснимое чувство тревоги не дает успокоиться с ее самого первого телефонного звонка.

— Я хотел узнать, почему ты так спонтанно сорвался. У нас была еще одна встреча.

В голосе брата сквозит явный упрек, который заставляет вину вылезти на поверхность и немного приструнить моего внутреннего смутьяна.

— Черт, Чарли… — я обязан брату многим. В том числе своим нынешним местом работы. — Прости, у меня совсем вылетело из головы.

— Это первый и последний раз, Николас. Не посмотрю, что ты мой брат. Ты сам знаешь.

— Да, я обещаю, что больше этого не повториться.

— Все, привет Сэм. Завтра жду тебя с утра без опазданий.

Чарли сбрасывает вызов, когда я заезжаю на подземную парковку. Матерю себя на чем свет стоит. Потому что в очередной раз поступил как эгоист, наплевав на обязательства и договоренности. Годы идут, а эта дурь малолетнего максималиста сидит во мне с корнями.

Не замечаю, как оказываюсь в всетибюле, пока предаюсь самобичиванию. Киваю консьержу, приятному мужчине в годах, и только после этого обращаю внимание, что тот что-то мне говорит.

— Мистер Хоггард, добрый вечер!

— Добрый, Марк, — жму жилистую руку и улыбаюсь. — Простите, я не услышал, что вы говорили до этого.

— О, ничего, — консьерж растягивается в приветливой улыбке, — мисс Карлингтон уже дома. Сегодня она рано.

— Неужели? — вопросительно поднимаю бровь. — И давно?

— Да, часа в три пришла вместе с подругой.

— С подругой? — заметно напрягаюсь. Саманта ни разу не говорила мне о друзьях за все время, что мы знаем друг друга. Она всегда сама по себе.

— Да… — заметно расстерялся мужчина. — Они поздоровались и сразу же поднялись наверх.

— Спасибо, Марк! — бросаю на ходу, практически бегом бросаясь к лифту и придерживая это дурацкое кашпо. Мало ли, с кем Сэм могла прийти домой, может это ее коллега или давняя знакомая, но тот факт, что она игнорировала и откровенно отваживала меня весь день ничего хорошего, кроме дичайшего напряжения, во мне не создает.

Гипнотизирую табло, где одна за одной сменяются цифры этажей, а сам пытаюсь немного выровнять пульс, который тарабанит уже где-то в горле, доставляя ощутимый дискомфорт. Сам не понимаю, почему я так завелся, но ощущение, поселившееся внутри, мне не нравится. Очень не нравится.

Когда створки лифта, наконец, распахиваются, и я оказываюсь на нужном этаже, буквально бегу до одной из двух дверей, а после резким рывком распахиваю ее. Слышу оглушающую тишину квартиры и на инстинктах прохожу вперед. А когда вижу, кто передо мной, то не могу поверить глазам. Спотыкаюсь о собственные ноги и роняю цветок, который тут же с оглушительным грохотом разбивается. Земля разлетается по полу, но я ничего не слышу и не вижу, кроме ярких, почти желтых зрачков, которые я видел в последний раз так давно, и которые смотрят сейчас на меня с немым страхом и возбуждением.

— Привет, братец, — дрожащий голос, который все мои и так натянутые нервы просто в узел заворачивает. — Я скучала.

Strong for Somebody Else — Citizen Soldier

Тиффани

Во все глаза таращусь на Николаса, застывшего в дверях, у ног которого рассыпалась земля в перемешку с кусками глиняного кашпо. Кажется, что звенящая тишина вокруг не просто давит на виски, а буквально взрывает внутри черепа каждую извилину, больно отдавая по зрачкам.

— Привет, братец, — выдавливаю из себя эти жалкие два слова. Голос дрожит так же, как и скачет внутри мое истосковавшееся сердце. Я ничего больше не вижу — только его ошарашенные голубые глаза. — Я скучала.

Ник ни слова в ответ не говорит. Только ошалело ведет взглядом с меня на Сэм и обратно. Делает осторожный шаг вперед. Затем еще один. После чего снова останавливается. Разглядывает меня как диковинную зверушку, но не подходит ближе. Я вижу, как его корежит изнутри. Как ему непонятно все то, что происходит сейчас. Как он сдерживает себя, потому что не осознает, как реагировать на все случившееся.

— Вы считаете, что это нормально? — наконец, Ник отвечает. Голос звенит как натянутая пружина. — Все, что я сейчас вижу, это, мать вашу, нормально?!

— Ник… — я делаю шаг к нему, но Саманта меня опережает.

— Успокойся.

— Успокоиться?! Ты говоришь мне успокоиться после того, как мы искали ее, — он тычет в меня пальцем, — несколько гребаных лет, места себе не находили, Киллиан ввобще чуть не сдох в местной подворотне! — при упоминании старшего Хоггарда замираю, не в силах пошевелиться. — А сейчас ты мне говоришь успокоиться?! Ты, Саманта?! Вместо того, чтобы сразу же мне позвонить, зная, как это важно для нашей семьи, вы спокойно распиваете вино у нас дома! И сколько это продолжается, а? Как давно вы на связи?!

Я никогда не видела Николаса в таком гневе. Он не просто зол — он в бешенстве. Глаза сверкают, ноздри раздуваются как у быка, губы крепко сжаты. Самый младший еще больше возмужал за это время. Сейчас он возвышается над нами горой, давя своей силой и авторитетом. Саманта из последних сил пытается держаться, после чего смахивает тыльной стороной ладони слезы, разворачивается и покидает гостиную. Во взгляде Ника тут же вспыхивает сожаление, и лицо смягчается. Он переводит свое внимание на меня. Понимаю, что он ждет объяснений.

Медленно шагаю к нему. Подхожу вплотную, нахожу крупные ладони и сжимаю их своими. Испытываю в этот момент такое непередаваемое чувство безопасности. Смотрю на него, а дышать сложно. Слезы заволакивают глаза, от чего приходится начать безостановочно моргать.

— Ты имеешь полное право так реагировать, Ник. Я все понимаю. Но Сэм не виновата ни в чем, — сглатываю и опускаю голову. — Я только сегодня вышла на нее в клинике. Потому что этот вариант казался мне самым безопасным. Она ничего не знала. Понимаешь?

Снова перевожу взгляд на Хоггарда и вижу безмерное облегчение на красивом лице. Мужчина на автомате сжимает и разжимает пальцы на моих руках, будто убеждая себя в том, что я действительно нахожусь перед ним.

— Я появилась тогдпа, когда пришло время, братишка. Как бы стремно это не звучало. Мне нужна твоя помощь. Очень нужна.

Больше не пытаюсь скрыть скупые слезы, которые норовят пролиться. И Ник тоже больше не сдерживается. Рывком поднимает меня в воздух, крепко обнимая в сильных руках. Утыкается носом в плечо, вдыхает запах волос.

— Если бы ты только знала, что я сейчас испытываю, когда вижу тебя. Я боялся, что никогда больше не смогу так сделать, — он находит мою мокрую щеку и оставляет на ней долгий поцелуй, в котором нет ни капли интима. Исключительно то самое чувство, которое может дать друг другу семья. — Больше ни на секунду тебя без присмотра не оставлю.

Обнимаю мощную шею руками. Кладу щеку на его волосы. Делаю глубокий вдох. Один, второй, третий. Будто не было этих долгих дней в отдалении. Будто все это было только дурным сном, не более.

— Я очень скучал по тебе, Заноза, — мужчина ставит меня на пол и снова прикладывается губами, но уже ко лбу. — Ты и представить себе не можешь, что здесь было, пока мы искали тебя. Но… — он как будто только сейчас увидел меня полностью. Пробежался яркими зрачками по совсем исхудавшей фигуре и выпирающим костям. Осторожно поднял пальцы и провел по заостренным скулам, коих у меня никогда не было. Нахмурился, сильно сжал челюсти и взял за руки. — Я надеюсь, что сейчас ты мне все расскажешь. Без уверток, Тиф.

— Я для этого здесь, Ник. Обещаю, больше никаких тайн.

— Хорошо, — он кивает, а затем ведет головой в ту сторону, где скрылась Сэм.

— Иди, — подбадриваю, поглаживая по плечу. — Она всего лишь хотела мне помочь, потому что я ее попросила. Пойми меня, пожалуйста, и не вини ее.

Николас тяжело вздыхает.

— Я подожду столько, сколько нужно. Мне некуда торопиться. Иди, она ждет.

Хоггард неловко улыбается, еще раз чмокает меня в лоб, после чего широким шагом покидает гостиную, оставляя меня в тишине залитой огнями квартиры. Снова оказываюсь рядом с окном, вглядываюсь в ночную красоту Лондона, пытаясь настроиться на долгий разговор, который снова выпотрошит всю меня. Но без этого не обойтись. Это необходимое условие, чтобы продвинуться дальше.

Оборачиваюсь, оглядывая разбросанную землю и куски глины, которые так и остались лежать на полу. Что ж… Пожалуй, я знаю, чем себя занять.

— Что ты делаешь?

Я настолько погрузилась в собственные мысли, что не заметила, как снова перестала быть одна. Оглядываюсь на хозяев дома, мирно держащихся за руки, и выдыхаю. Медленно сметаю остатки земли в совок, который нашла в ванной, и распрямляюсь.

— А на что похоже? — поднимаю вверх метелку и неловко улыбаюсь.

— Это понятно, но зачем? — Карлингтон быстро оказывается рядом и забирает у меня орудия уборки. — Я бы сама все сделала.

— Мне нужно было успокоиться, — касаюсь ее ладони и произношу вполголоса, — прости меня, Сэм. Я не хотела, чтобы тебе досталось.

— Забудь, — она ласково сжимает мои пальцы и растягивается в лукавой усмешке. — К тому же, Хоггард обещал мне кое-что очень интересное, чтобы загладить свою вину. Да, милый?

Ник только качает головой, а затем резко хватает меня за руку и утаскивает на диван.

— Ну же, Тиф, расскажи мне все, — Саманта снова наполняет наши бокалы и ставит к ним рокс для Николаса, куда ловким движением плещет виски. — Где ты была все это время? Как жила? Ты же была с Викторией, правда? Отец нам все рассказал. Что они тогда инсценировали ее смерть, чтобы…

— Ник…

— Я просто не представляю, как можно было так жестко всех нас убедить в том, чего не было! — он залпом осушает стакан и снова устремляет на меня свои пробирающие до глубины души глаза. — А ты, Боже! Совсем ребенок, который потерял мать! Ладно мы, хотя Виктория была для нас членом семьи, но тебя оставили наполовину сиротой! Уж прости, но Итон плохо справлялся с ролью любящего отца.

— Ник…

— Как Виктория? Я почти уверен, что это она тебя увезла. Тем более, раз ты сейчас здесь. Мы пробили по своим каналам, но потеряли след. Мама убедила нас, что ты в безопасности со своей матерью, но мы не переставали искать, Тиф, каждый день все эти два с половиной года мы рыли…

— Ник! — перекрикиваю бесконечный поток Николаса, заставляя его замолчать хоть на секунду. — Мама умерла.

— Ч-ч-что? — мужчина застыл в немом шоке, глядя на меня стеклянными от непонимания глазами. — Но… отец же сказал, что она была жива все это время… Что…

Саманта резво очутилась рядом и обняла его за шею, понимая, что для Ника это такой же удар.

— Мама умерла за три дня до дня рождения Беатрис, — хриплю, проглатывая очередную порцию уже порядком осточертевших слез, которых слишком много за последнее время. — И через несколько дней я прилетела в Лондон.

— Причина?

Николас не смотрит на меня. Вроде бы глаза устремлены точно на мое лицо, но зрачки пробивают сквозь кожу. Он смотрит, но не видит, потому что находится глубоко в своих переживаниях.

— Лейкимия. Она сгорела за считаные месяцы.

В гостиной снова воцарилась тишина. Я чувствовала мужскую руку на своей ладони, ощущала скорбь, которая проникла в каждый уголок пространства, заволакивая все по милиметру. Не оставляя способности дышать свободно. Спокойно. Как прежде.

— Боже, Тиф… — Хоггард потянулся ко мне и крепко сжал в объятиях. — Мне так жаль. Господи, как мне жаль.

— Здесь нет ничьей вины, Ник, — глажу мощную спину и утыкаюсь носом в плечо. — Иногда мне кажется, что это карма сыграла с ней злую шутку за то, что она бросила меня с человеком, который проиграл в карты ребенка. Но я больше не виню ее. Уже нет.

Мужчина отстраняется и ловит в плен голубых зрачков мои.

— Расскажи мне. Пожалуйста, расскажи все.

Киваю. Отстраняюсь, откидываясь на спинку кресла, и переношусь в две тысячи двадцать первый, в тот самый январский день, когда я очнулась в неизвестном мне месте. Закрываю глаза и начинаю говорить.

— Знаешь, столько времени прошло, а я помню, словно это было вчера, — грустно улыбаюсь. — Помню все: от своего состояния в разный период той жизни без вас, до мельчайших деталей нашего уединенного все эти месяцы быта.

В ответ мне звучала лишь тишина, знаменующая, что оба собеседника внимательно меня слушают.

— Вы были правы. Меня действительно забрала мама со своим новым мужем. Рон… Представляешь, мы очень сдружились с ним. Действительно сроднились так, как не смогли за все эти годы с отцом. Но сначала он показался мне не таким дружелюбным. Именно он был первым человеком, которого я увидела в совершенно незнакомом мне месте, где меня держали взаперти. Тогда мне казалось, что я пленница. К тому же, я не помнила ничего, что произошло накануне.

Сглатываю и распахиваю веки, встречаясь с двумя парами глаз.

— Мне каждую ночь снился Киллиан. Я сходила с ума от того, что вы не знаете, что со мной. Единственный ответ на вопрос, который я задала Рону, дал мне понимание, что я не в руках Петтифера и его людей. Что меня пытаются скрыть от них. Но, Боже… В какой агонии я находилась, что никак не могла сообщить об этом вам, — сжимаю кулаки, прокручивая в воспоминаниях то свое состояние. — А потом я вспомнила, что случилось в ночь после юбилея Ричарда. Но лучше бы я этого не вспоминала…

— Тиф…

— Не надо, Ник. Что было, то было. Столько времени прошло. Я не виню его.

— Тиффани, послушай меня, — Николас подвигается вплотную и разворачивает мое лицо к себе, заставляя смотреть ему прямо в глаза. — Я знаю, как это выглядело. И я бы подумал абсолютно то же самое, что и ты. Да что говорить, я именно так и подумал. Но… Понимаешь, Кил не подарок. Я всегда говорил, что у него дерьмовый характер и странные принципы, но единственное, что нужно понимать — он никогда не предает тех, кого любит. Он тебе не изменял.

Смотрю на него непонимающе. Я же точно знаю, что видела.

— Кила накачали, — Хоггард тяжело выдыхает и оглядывается на Сэм. — Та сука, Майа, все разыграла. Она и Джейсон сымитировали отменный спектакль, потому что работали на Петтифера. В ту ночь его люди должны были забрать тебя, но их опередили.

Закрываю рот руками. Пытаюсь осознать сказанное Ником, но мозг катастрофически отказывается принимать полученную информацию. Потому что я уже свыклась с той мыслью, что отпустила Килиана. Что больше не имею на него права. И сейчас отчаянно борюсь с собой, чтобы не отказаться от собственных убеждений.

— Майа появилась у дверей Киллиана как раз перед папиным юбилеем. Избитая, в подраных вещах. Кил просто не смог пройти мимо, ты понимаешь это, — неосознанно киваю головой, слушая монолог мужчины. — Она рыдала, говорила, что на нее напали. Тот велел ей оставаться в квартире, а сам уехал к нам. К тебе. Но она позвонила в разгар вечера… Якобы кто-то выбивает входную дверь. Кил поэтому и сорвался, помнишь?

— Да…

— Она напоила его. Под видом невменяемой истерики заставила пить с ней и подмешала в пойло какую-то дрянь, — мужской голос вибрирует от сквозящего в нем гнева. — А картинно выносил дверь не кто иной, как спарринг-партнер Киллиана.

— Боже… — задыхаюсь в ужасе, — он же доверял ему безусловно.

— В этом и загвоздка, Тиф, — Ник качает головой и тоскливо опускает глаза, — от него он этого не ожидал.

— Как… — сглатываю, пытаясь подобрать слова и унять дрожь, разбившую тело. — Как вы узнали обо всем?

— Когда Киллиан очнулся утром, он был в бешенстве. И эта дрянь сказала, что они переспали. Я думал он убьет ее… Он все твердил, что не мог. Что не мог тебя предать.

— Майа сказала мне тогда, что я сложная. Именно поэтому Киллиан сдался. Он просто устал, — грустно улыбаюсь, пытаясь воспринять адекватно открывшуюся реальность. — Когда-то это должно было произойти. Поэтому я безоговорочно поверила.

— Да пойми ты, Тиф! — Ник резко хватает меня за плечи и встряхивает. — Он каждый день методично уничтожал себя. После того, как увидел на тех сраных камерах, что ты пропала, ему осталось только выть от безысходности. Он готов был убить каждого, кто причастен к этому. За всю свою жизнь я не знал брата в таком отчаянии, ты понимаешь? — мужчина сверлит меня своими пронзительными зрачками, разгоняя по телу жгучий адреналин. — Он был похож на зверя, которого загнали в клетку. Я думал, что она Майу и Джейсона просто убьет, когда все вскрылось.

— Что стало с ними? — хриплю на пониженных оборотах, замечая сочувственный взгляд Саманты.

— Оба получили по заслугам.

Воцаряется оглушающая все нервные окончания тишина. Каждый переваривает озвученную информацию. Я же просто взрываюсь каждой клеткой своего тела в бешеной агонии сердца, сходящего с ума за ребрами.

— А что было с ним? — наконец выдаю почти шепотом, но Николас слышит. Грустно отводит взгляд и обнимает Сэм.

— Киллиан занимался самоуничтожением после того, как тебя увезли. Бухал напропалую, постоянно дрался. Однажды мы с Чарли вытащили его из такого дерьма… Казалось, что по кускам собирали. Тогда слегла мама, когда увидела все, что с ним происходит. Только это смогло его немного образумить, — Николас шумно выдыхает, вспоминая те тяжелые дни, а у меня душа разрывается на части от услышанного. — Вроде бы он перестал творить лютую дичь, но теперь связался с какими-то серьезными типами в своем окружении. И, думается мне, нихрена это не безобидная очередная заварушка, как раньше. Он ищет новые связи, чтобы найти тебя, Тиф… Ты понимаешь?

— Но… Я была уверена, что он наладил свою жизнь… Я видела… — пытаюсь связать обрывочные фразы в предложения, но реальность такова, что все мое нутро сжалось в малюсенький комок, пытаясь сдержать тот самый пресловутый страх за родного человека, который все это время был глубоко спрятан под замок.

— Что? Что ты видела?

Ник непонимающе смотрит на меня, после чего Саманта медленно встает и протягивает ему злосчастный журнал, который я показывала ей до прихода Хоггарда. Нужная страница, где Киллиан обнимает и целует блондинку, уже открыта. Сэм протягивает фото мужчине, который бегло мажет по нему взглядом и отборно матерится.

— В тот вечер Меган перешла все границы. Она полезла к нему перед камерами специально. Брат растерялся и не успел среагировать. Эта выскочка столько лет пытается его захомутать, но у нее все никак не выходило. Отчаянным людям — отчаянные меры.

— Так он не целовал ее? — снова шепчу, устремляя полные слез глаза в голубые зрачки.

— Как он мог целовать ее, когда все его мысли о тебе, Заноза? — Николас ласково погладил меня по волосам, после чего пальцем стер крупную каплю, стекающую с воспаленных глаз. — Он не изменял тебе. Ни тогда, ни сейчас, — мужчина указывает пальцем на фото. — Я никогда не врал тебе, Тиф. И сейчас нет смысла начинать. Киллиан Хоггард остался без своей женщины. И он готов выжечь этот чертов мир, чтобы отыскать тебя. Пускай даже от него останется только пепелище.

How You Remind Me (Nickelback Cover) — Avril Lavigne

Киллиан

— Что за срочность? — Ричард откидывается на спинку своего рабочего кресла, гипнотизируя нас с Каримом взглядом.

— Дождемся остальных. Я все расскажу.

Скольких трудов мне стоило переждать вчерашнюю ночь. Меня распирало от эмоций. Причем именно тех, что бушевали в сердце, а не в голове, хотя там тоже было о чем переживать. Причем слишком переживать.

" — Уймись, Кил! — орет Карим, не давая мне сесть за руль. — Что ты сейчас сделаешь с полученной информацией?

— Как что, мать твою?! Давид Агилар — заказчик. Теперь я знаю, кто ворошит это осиное гнездо!

— И? Что это тебе дает? Ты работаешь на него два года и не узнал ничерта! Хотя ты был достаточно к нему приближен! — друг толкает меня в плечо, остужая мою чрезмерно разбушевавшуюся кровь. — А сейчас что изменилось? Тем более, после того фортеля, что ты выкинул. Ты публично отказал ему. Такие люди этого не прощают. Вот о чем необходимо думать в первую очередь, Киллиан, и ты это прекрасно понимаешь!"

Эти слова друга стали для меня надежным предохранителем. Не знаю, почему Агилар не предпринял ни единой попытки меня остановить, но одно я понимаю точно: ничем хорошим это дерьмо не закончится.

Ричард Хоггард сложил руки перед собой и молчал вместе с нами, по-прежнему сканируя каждого взглядом. Он был слишком пронцательным человеком, чтобы не задавать лишних вопросов, видя мое состояние. А сейчас мои нервы наэлектризованы настолько, что я могу ненароком убить.

Шум за дверью ознаменовал появление одного из братьев, и спустя несколько секунд в кабинете отца оказался Чарли. Сегодня суббота, каждый хотел провести время с собственной семьей, но при этом ни один не отказал во встрече, понимая, что по пустякам выдирать родню от дел я бы не стал. Чарльз молча располагается в кресле напротив и хмурит брови. Так же, как и отец, не задает ни единого вопроса, терпеливо ожидая моего рассказа.

Бросаю взгляд на дисплей телефона, отмечая, что Ник опаздывает. Раздражение начинает закипать во мне вместе со злостью, которую нужно на кого-то выместить. Беспокойно поглядываю на часы еще девять минут, после чего резко вскакиваю на ноги.

— Где носит Ника, черт бы его побрал?! — срываюсь на крик, потому что больше не могу держать в себе весь спектр ощущений, раздирающих нутро. Мне скорее нужно действовать, а не коротать денек у камина в окружении молчаливых родственничков. — Мы же, мать его, договаривались!

— Я здесь.

У младшего есть потрясающий талант появляться тогда, когда его обкладывают такими лестными эпитетами, что уши заворачиваются. Вот и сейчас, Николас держит за руку Сэм и как-то подозрительно смиренно смотрит на меня, не пытаясь отшучиваться или огрызаться. — Прости, у меня была причина, чтобы задержаться.

— У тебя всегда она есть.

— На этот раз она правда уважительная, — брат как-то странно прикрывает глаза на последнем слове. Сегодня он вообще сам не свой.

— Давай ближе к делу, Кил. Что случилось? — Чарли поднимается из кресла и подходит ко мне.

— Я знаю, кому проигрался Итон. Знаю, кому нужна Тиф.

Оглядываю всех присутствующих и вижу застывшее непонимание на лицах. Бегло пересказываю отдельные моменты прошедших двух лет и вчерашнюю ситуацию, чтобы внести хоть немного ясности.

— Мой новый босс буквально вчера тонко намекнул о том, что всегда можно надавить на оппонента через любимую женщину или дочь.

— Куда ты влез, сын? — отец тоже встает и обеспокоенно оглядывает меня с ног до головы.

— Сейчас это не важно.

— Нет, это важно, если это касается твоей безопасности…

— Да плевать мне на нее! Понимаешь?! — окончательно срываюсь, сотрясая стены кабинета своим ревом. — Я еще предполагал, что это может иметь место, когда только начинал работать на него. Но я не мог проверить, потому что он словно чистый лист бумаги с двумя затертыми кляксами на нем. Это все, что можно узнать об этом человеке.

— Ты точно уверен, что это он? — Чарли кладет ладонь мне на плечо и крепко сжимает. — Он же не сказал тебе прямо.

— Уверен. Потому что мне хватило одного его взгляда, чтобы понять, что он имеет в виду. Единственное, что мне не совсем понятно… — прикрываю глаза и в очередной раз задаю себе этот вопрос. — Почему именно сейчас? Почему ни разу за эти два года, а только когда прошло достаточно времени? Почему?

Николас, все это время молча стоявший передо мной и крепко сжимавший руку Саманты, подал голос.

— Кажется, что я знаю, почему.

— В каком смысле?

Наши голоса зазвучали синхронно. Ни я, ни Ричард, ни Чарли не имели ни малейшего представления, что имел в виду Ник.

— Сэм… Ты не могла бы?..

Но девушка уже покидала кабинет быстрым шагом.

— Что происходит?

Чарли рядом со мной сильно напрягся. Да и сам я ощущал, что что-то не так. Пульс бешено стучал в висках, раздирая голову в очередном приступе мигрени. Я все гипнотизировал дверь, где скрылась девушка, но спустя несколько минут все стало до безобразия очевидно. Очевидно и невероятно одновременно.

Тиффани

— Ты как там, Заноза?

Ник уверенно ведет свой Porsche, молниеносно лавируя в лондонских пробках. Вчерашнее редкое солнце сменил привычный смог, застилающий город. Саманта сидит рядом и сжимает мужскую ладонь, нежно поглаживая костяшки большим пальцем. От этой картинки меня кидает в такие разномастные чувства, что невозможно передать: от жгучего страха до невыносимого желания сделать так же другому человеку.

— Ау-у-у-у!

— Я здесь, — ловлю взгляд голубых зрачков в зеркале заднего вида и еле как растягиваю губы в жалком подобии улыбки. Меня колотит изнутри так, что хочется орать что есть силы. Я невероятно боюсь. Очень боюсь предстоящей встречи. — Все в порядке.

— Ага, оно и видно, — усмехается Ник. — На самом деле я сам жутко нервничаю.

Вчера мы так долго говорили. Практически целую ночь не могли передать друг другу все, что происходило за последние годы. Мы и сильно смеялись, когда Ник рассказывал очередные смешные истории, и сильно плакали, когда дело доходило до трагедий. Я так невозможно соскучилась по всему этому: по нормальной жизни, задушевным разговорам, элементарному чувству такой забытой радости. Да, мы с мамой и Роном жили семьей, но душа в наших отношениях, к сожалению, появилась только под самый конец.

Речи о том, чтобы я вернулась к себе, даже не стояло. Ник действительно вырос перед дверью и сказал, что не отпустит меня от себя больше ни на шаг, пока не передаст в целости и сохранности Киллиану. Он оперировал тем, что старший брат его просто убьет, если узнает, что он отпустил меня. Потом добавит средний. Отец будет третьим. А мама даст контрольный пинок. В принципе, когда я шла на встречу с Сэм, я знала, что так и будет, поэтому закинула в свою большую сумку лишь самое необходимое. Потому что хорошо знаю Хоггардов. Именно за это и люблю каждого из них.

И я осталась. Ранним утром нашла листок с двумя номерами, который дал мне Рон еще во Франции, и набрала короткое сообщение на тот, что должен был связать меня непосредственно с Уайтом. Я знаю, что он волнуется. Поэтому отправила весточку, что достигла первой цели и встретилась с одним из Хоггардов.

Я не сомкнула глаз за тот остаток ночи, что была предоставлена сама себе. Мне выделили отдельную спальню — просторную, красивую, с окнами в пол, как и по всей квартире, но ею я так и не воспользовалась. Провела все свободное время в гостиной перед пейзажем встающего солнца, которое можно было увидеть на рассвете, с кружкой горячего чая, подготавливаясь к предстоящей встрече. В том, что она будет сложной в проявленных эмоциях, сомневаться не приходилось.

Мы договорились, что к обеду отправимся в особняк. Николас подготовит почву для встречи. Не было смысла ее оттягивать, потому что чем дальше, тем хуже могла быть реакция Хоггардов, если бы они узнали, что их брат так долго меня скрывал. Единственное, о чем я попросила — это встретиться со всеми по очереди, при этом Киллиана оставить напоследок. Но у судьбы свои планы.

Кил позвонил Нику, когда мы завтракали. Судя по односложным ответам и нахмуренным бровям младшего из братьев, что-то случилось.

" — Он мог узнать, что я в городе? — крепко сжимаю столовые приборы, сверля серьезное лицо мужчины.

— Не знаю. Но вряд ли Кил с его темпераментом просто бы мне звонил, если бы узнал, что ты в Лондоне. Тем более у меня. Он бы уже вынес эту чертову дверь.

Саманта весело засмеялась, провоцируя и меня улыбнуться, но Николас, что на него совсем не похоже, так и оставался серьезным.

— Он собирает всех в поместье сегодня. Голос у брата был, мягко сказать, не очень, — многозначительный взгляд на меня, который прекрасно доносил смысл его мыслей. — Встречи по одному не получится, Тиф.

— Я понимаю.

— Справишься?

— У меня нет выбора."

Когда спорткар подъезжает к знакомому забору, огораживающему внушительную территорию поместья, я перестаю дышать. Воздух едва поступает в легкие. Крепко сжимаю пальцами ручки своей пресловутой сумки и пытаюсь привести в порядок пульс, чтобы успокоиться. Закрываю глаза, а перед ними все равно вижу ошарашенные лица членов семьи и самого главного человека, с которым я совершенно не понимаю, как сейчас надо будет себя вести и как он поведет себя со мной. По шуму колес чувствую, что мы уже на территории. Николас направляет машину в гараж, где у каждого из Хоггардов есть свое место. Все ощущаю нутром, вспоминаю каждую мелочь, но до сих пор не решаюсь открыть глаза.

— Тиф, — Николас глушит двигатель. — Посмотри на меня.

Распахиваю веки. Вижу понимающее лицо Сэм и серьезный взгляд Хоггарда.

— Все будет хорошо. Я обещаю. Главное, не бойся. Ты — наша семья, и это неизменный факт, — он протягивает ладонь, а я вкладываю в нее свою. — Подожди здесь немного. Мне нужно понять, что там происходит. Саманта придет за тобой, ок?

Не могу ничего выдавить из себя, всего лишь киваю ему в ответ. Расцепляю пальцы и складываю ладони в замок. А через несколько секунд остаюсь в машине одна.

Почему время так любит издеваться? Когда человек счастлив, то оно бежит куда-то с неимоверной скоростью, не давая шанса на замедление, и, напротив, секунды, минуты, часы и дни тянутся резиной или и вовсе тормозят, чтобы в сложный период жизни максимально позволить прочувствовать всю тяжесть положения.

Так и сейчас. Кажется, что мгновение просто застыло. Я отсчитываю про себя секунды, пытаясь унять дичайший по накалу мандраж, который сковал тело. Прокручиваю в голове все, что скажу ему, но слова никак не хотят выстроиться в адекватные фразы, которые спосбны хоть что-то прояснить. Я так сильно боюсь его увидеть, особенно после того, что рассказал мне Ник… После того, как он жил все это время. Мне казалось, что это я морально умирала каждый день, а ему было еще хуже. По большей части от неизвестности и непонимания. Не представляю, что бы было со мной, будь я на его месте.

Не знаю, сколько по итогу прошло времени, когда Сэм открыла дверь с моей стороны. Без слов кивнула и подала ладонь, в которуя я несмело вложила свою. Спустя несколько мгновений мы оказались внутри фамильного поместья семьи Хоггард. Снова. Ничего не изменилось в обстановке с моего последнего пребывания здесь, за исключением того, что в тот раз в доме была вечеринка в честь юбилея Ричарда, и он был украшен как подобает стилистике вечера. Не оглядываюсь по сторонам, просто на автомате двигаюсь за Самантой, которая ведёт меня прямиком в кабинет хозяина дома. Оттуда не раздается ни звука, но я нутром чувствую всех, кто там находится. И в этот момент мое сердце развило такую катастрофическую скорость, что стало физически больно. Все во мне закручивалось в самые тугие узлы, из которых просто так не выпутаться.

Мы тормозим перед прикрытой дверью. Как в замедленной съёмке вижу руку Карлингтон, толкающую полотно. Наблюдаю, как она скрывается внутри, бросая на меня подбадривающие взгляд. А затем настает и мой черед показаться всем на глаза и, наконец, покончить с этой постоянной гонкой.

Киллиан

Саманта заходит внутрь, а следом за ней через какие-то секунды появляется…

— Не может быть!

— Господи…

Как из чертова вакуума слышу голоса отца и брата. Ноги подкашиваются, когда я вижу, кто стоит передо мной.

— Родная…

Глаза в глаза. Мое небо и ее солнце, спустя столько долгих и одиноких дней. Она не смотрит ни на кого — только я в центре ее внимания. А мне больше ничего и не нужно. Тело само несет меня к ней.

В жалкие доли секунды бегом преодолеваю помещение и падаю ей в ноги. Обнимаю острые коленки, обтянутые узкими джинсами, утыкаюсь носом в шероховатую ткань и беззвучно плачу. Потому что жива. Потому что здесь. Потому что со мной. Потому что вернулась.

Ощущаю нежные ладони у себя в волосах. Эти давно забытые ощущения разрывают на атомы все мое существо. Чувствую, как Тиффани сползает ко мне, не прекращая касаться меня руками, пока не встречаюсь с ее заплаканными глазами.

— Киллиан… Родной… — она обхватывает пальцами мое лицо, рассматривает его с такой маниакальной дотошностью, как в свою очередь я рассматриваю ее, вытирает пальцами слезы. Я же крепко прижимаюсь, трусь щетиной об ее щеки, получая множество маленьких поцелуев по всему, до чего она может дотянуться. — Мой родной…

Меня трясет в ее миниатюрных ручках. Буквально подбрасывает на месте, не давая возможности собраться. Я так долго надеялся снова увидеть ее в этом доме, что когда это действительно случилось, не могу поверить в происходящее. Трогаю каждый миллиметр женского тела, не в силах насытиться ею. В голове такой бешеный стук разбушевавшейся крови стоит, что все остальные звуки словно испарились.

— Оставим их, — откуда-то издалека слышу приглушённый голос Чарли, — мы ещё успеем все…

Удаляющийся топот ног, хлопок двери и долгожданная тишина, знаменующая, что мы вдвоем.

— Моя хорошая, — цепляю пальцами женский подбородок и топлю самые красивые на свете зрачки в своей синеве. Ласково пробегаю языком по картинным губам, которые призывно раскрываются на мои движения, и целую свою женщину. Целую трепетно, чувственно и неспешно, вкладывая в этот поцелуй весь спектр эмоций, которые сейчас разрывают меня на куски и которые я до сих пор не осознавал в полной мере. — Я без тебя умирал, Красивая…

— А я без тебя… Без тебя не жила…

Тиффани отвечает на поцелуй, при этом соленые слезы, которые катятся из ее глаз, каждой каплей на моем сердце оставляют кровоточащие рубцы.

— Детка… — немного отстраняюсь и собираю губами крупные горошины. — Не плачь, пожалуйста… Не рви мне душу, родная…

— Я не могу остановиться. Не могу, — она тянется ко мне и крепко обнимает за шею. Утыкается носом в кожу, а я не могу ею надышаться. Трогаю светлые волосы, которые всегда сводили с ума, глажу крупные волны, перебираю пальцами и дурею от их запаха. От того, что в моих руках снова моя Тиф. Худее и изможденнее, чем прежде, но от этого не менее любимее и желаннее.

— Я люблю тебя, Тиффани, — шепчу ей на ухо и целую аккуратную мочку, — я не изменял тебе и никогда бы не сделал этого, потому что я с ума по тебе сходил, схожу и буду сходить. Я…

— Я знаю, Киллиан, знаю, — она перебивает меня и отстраняется, но не убирает руки с моей шеи. — Я верю тебе. Обещаю, что больше не буду сомневаться. Обещаю, что больше никуда не денусь. Я не хочу быть без тебя. Не хочу. Я люблю тебя.

— Ты моя женщина, у тебя нет шансов провести эту жизнь без меня, — снова запечатываю красивые губы, но уже с большим напором и страстью. И Тиффани с той же жадностью отвечает мне.

Мы так и сидим на этом гребаном полу посреди отцовского кабинета, не в силах отлипнуть друг от друга. Не можем насмотреться. Не можем насытиться прикосновениями. Не можем нацеловаться. Нам многое предстоит обсудить, но все это такие мелочи по сравнению с тем, что она снова в моих руках. Маленькая, хрупкая, уязвимая, но такая сильная. Это сейчас самое важное. А остальное подождёт.

Slave To Your Love — Hurts

Тиффани

Вижу его.

Только его одного, игнорируя всех присутствующих. Ощущаю, как внутри вулкан из чувств извергается, затапливая эмоциональной лавой все мое тело.

— Родная…

Этот голос… Боже… Глубокий, хриплый от шока, сводящий с ума.

Киллиан бросается вперед и падает передо мной на колени. Я даже понять ничего не успеваю, как ощущаю крупные ладони на своих ногах. На автомате запускаю руки в короткие темные волосы, зарываюсь в них пальцами и буквально стекаю, словно самая тягучая жидкость, к мужчине своей жизни.

— Киллиан… Родной… — не могу унять слезы, брызжущие из глаз, когда вижу его красные белки и припухшие веки. Цепляю красивое лицо, вглядываюсь в каждую черточку, в каждый шрам, в каждую деталь внешности. Вытираю соленые капли с колючей щеки и ощущаю, как Кил прижимается ко мне. Целую все, до чего могу достать. Мечу его всего. Как я могла подумать, что смогу без него? Что протяну? Никогда бы не получилось. — Мой родной…

Не понимаю, когда мы остаемся в кабинете одни. Сидя на полу, обнимаясь так, словно больше такой возможности нам не представится. Ощущаю, как Киллиана трясет. Его дрожь передается на меня, и я не могу с ней справиться. Ни с чем не могу. Эти эмоции меня на части крошат.

— Моя хорошая… Я без тебя умирал, Красивая…

— А я без тебя… Без тебя не жила…

Наши губы встречаются. Мы целуемся так неспешно, глубоко, передавая друг другу все свои страхи, надежды, ожидания. Все отдавая, ничего не требуя взамен.

— Детка… — Киллиан сцеловывет с моего лица крупные соленые капли, которые не поддаются контролю. Сейчас я — один сплошной сгусток напряжения и истерики одновременно. — Не плачь, пожалуйста… Не рви мне душу, родная…

— Я не могу остановиться. Не могу.

Обвиваю мощную шею, которая всегда сводила с ума. Кадык, щетина, спускающаяся с щек и контрастирующая с нежной смуглой кожей. Господи, неужели это правда не сон?

— Я люблю тебя, Тиффани, — слышу горячий шепот, который разгоняет мурашки по телу. Чувствую осторожные поцелуй, — я не изменял тебе и никогда бы не сделал этого, потому что я с ума по тебе сходил, схожу и буду сходить. Я…

— Я знаю, Киллиан, знаю, — топлю взглядом. — Я верю тебе. Обещаю, что больше не буду сомневаться. Обещаю, что больше никуда не денусь. Я не хочу быть без тебя. Не хочу. Я люблю тебя.

— Ты моя женщина, у тебя нет шансов провести эту жизнь без меня.

Мы снова целуемся. Жадно, долго. Изучаем друг друга, будто знакомимся заново после такого долгого расставания. Трогаем кожу, волосы, тремся носами и губами, при этом молчим. Просто даем своим чувствам говорить громче слов. Они ни к чему сейчас. Единственное, что важно — руки Киллиана, которые, наконец, крепко держат меня. И теперь я точно знаю, что он не даст мне оступиться или упасть. Киллиан Хоггард всегда меня защитит. А я сделаю все, чтобы ему больше никогда не пришлось испытать того ужаса, что происходил в последние два года нашей жизни.

— Больше всего на свете я хочу поднять тебя на руки и унести в наше крыло, закрыться там и не выходить как минимум неделю, — Кил спускается губами по моей шее, разгоняя такую дикую волну жара по телу и напоминая о том, что я вообще могу так чувствовать. От меня не укрылось то, как он назвал свою часть дома нашей, и какая-то детская радость затопила сердце. Наклоняю голову, подставляя тонкую кожу под его рот. — Но бешеная родня скоро вынесет двери в кабинет. Я понимаю, что будет слишком эгоистично забрать тебя у них сразу.

— С каких пор ты перестал быть эгоистом? — издаю хриплый смешок и впиваюсь пальцами в мужские плечи, когда он делает какой-то невероятный фортель своим языком.

— С тех пор, как потерял тебя.

Киллиан говорит тихо, но мне достаточно этого, чтобы снова начать переживать. И он понимает. Крепко прижимает спиной к своей груди, гладя пальцы и предплечья шершавыми ладонями.

— Я хочу, чтобы ты ни минуты не грустила, родная. Хватит. Сейчас мы все обсудим, когда я позову сюда весь наш цыганский табор, а потом, уже наедине, ты расскажешь мне все, что чувствуешь. Что чувствовала тогда. И что испытываешь сейчас. И больше мы никогда, — он запечатывает мои губы своими, — никогда не будем к этому возвращаться, потому что больше этого не будет. Понимаешь?

Легко киваю. Тянусь к его подбородку и оставляю на колючей коже быстрый поцелуй.

— Знаешь, меня будто снова домой вернули после долгих лет скитаний. Так я себя ощущаю в твоих руках.

— Потому что все так и есть. Ты дома, Тиффани, — Кил растягивается в упомрачительной улыбке, заставляющей мое сердце сделать кульбит в груди. — Ну, что? Зовем остальных?

Он бросает взгляд на прикрытую дверь, за которой слышится отдаленный гомон. Я киваю, ощущая долгожданное приятное предвкушение, лишенное страха и опасений, потому что с человеком, чьей реакции я боялась больше всего, все разрешилось. Киваю, улыбаясь в ответ.

— Мама, тебя слышно громче всех, — повышает голос Кил, продолжая меня обнимать. — Можете заходить, все равно еще немного и вы вынесете дверь.

Темное полотно в момент распахнулось, впуская в кабинет толпу возбужденных людей. Беатрис, Ричард, Чарли, Лиз и Ник с Сэм. Позади всех спин показался Максимилиан, дворецкий, скромно улыбающийся мне.

— Боже мой! — женщина-ураган Трис подлетела ко мне, как только я поднялась с дивана, продолжая держать за руку Киллиана, и, оттолкнув сына, заключила меня в крепчайшие из объятий. — Не могу поверить, что снова обнимаю тебя, моя милая!

— Ты ее задушишь, — слышу недовольный голос старшего из братьев и счастливо улыбаюсь, обхватывая Беатрис ладонями. Вскидываю взгляд поверх ее спины и цепляю Чарли. Задыхаюсь от того, что вижу его. Моего друга. Моего брата. Мою семью.

— Ну-ну, дорогая, давай очередь следующим, — Ричард потеснил жену и крепко меня обнял. Все тот же рассудительный, статный и серьезный. Я уткнулась носом в его плечо, обтянутое привычным пиджаком, и тяжело выдохнула. — Ты не представляешь, какое облегчение сейчас я испытываю, зная, что ты дома.

Он проговорил все это очень тихо, чтобы слышала только я. Погладил меня по голове как маленькую девочку, коей я всегда для него являлась, и отступил, давая дорогу Чарли.

Мы с мужчиной смотрели друг на друга неотрывно. Горячие слезы снова собрались в глазницах, потому что я так сильно соскучилась по нему, что не могла выразить это никакими словами. Хоггард все понимал. Мужчина сделал несколько широких шагов вперед и протянул руки, а мне не нужно было приглашения.

Я с такой силой впечаталась в его широкую грудь, что стало даже больно. Но больше ныло от боли сердце, заставляя лить непроизвольные слезы, которых за сегодня образовалось столько, что хватило бы на одно небольшое море.

— Не плачь, Тиф, — хриплый голос разогнал мурашки по телу. Крупные руки гладили спину и затылок, я же мертвой хваткой вцепилась пальцами в его рубашку, не в силах совладать с эмоциями. Я так любила эту семью, что сейчас из последних сил пыталась не впадать в истерику, граничащую с безмерным счастьем, но по-другому свои ощущения просто не могла выразить. Чарли поцеловал меня в макушку и стиснул в сильных руках. — Я знал, что однажды ты снова вернешься.

Киваю, словно китайский болванчик, и рыдаю, уткнувшись в грудь Чарльза. Моя спина вздрагивает настолько сильно, будто позвоночник грозится выскочить наружу и показать на всеобщее обозрение растерзанное от переживаний нутро.

— Иди ко мне, — Киллиан собственическим жестом забирает меня из объятий младшего брата и прижимает к себе. В этой процедуре передачи меня от одного мужчины к другому замечаю Лиз, которая стоит чуть дальше своего мужа и смотрит на меня со смесью сочувствия и сожаления. Легко киваю ей, слабо улыбаясь, и она отвечает мне тем же, поглаживая свой пока еще невидимый для публики живот. В прошлом мы так и не нашли с ней точек соприкосновения, чтобы бросаться друг другу в объятия сломя голову, но, какие-то призрачные недоговоренности, все же, преодолели. Сейчас я просто рада за них с Чарли.

— Макимиллиан! Нужно подготовить большой обед! — защебетала Трис, сияя ярче, чем начищенное до блеска столовое серебро. — Праздник, наконец, пришел в наш дом!

— Конечно, миссис Хоггард, всенепременно все сделаю.

Дворецкий тепло мне улыбнулся и поспешил выйти, когда я одарила его ответной улыбкой. Все присутствующие окружили нас с Киллианом, разбившись по парам, но никто из них не задавал никаких вопросов. Все ждали, когда я заговорю сама.

— Если ты не хочешь, то мы можем отложить разговор на другое время, — Киллиан заботливо поддерживал меня за талию, потому что мои ноги подкашивались от обилия испытываемых эмоций.

— Нет-нет… Чем раньше, тем лучше, чтобы отпустить все…

Поднимаю глаза и встречаюсь с невероятно теплым взглядом Кила. Он ласково провел пальцем по моему подбородку, заглядывая при этом своими пронзительными зрачками прямо в душу, будто безмолвно спрашивая, действительно ли я готова говорить, либо просто угождаю семье.

— Все правда хорошо, — отнимаю его ладонь и целую прямо посередине, после чего разворачиваюсь ко всем присутствующим. — Вчера мы с Ником много говорили, — перевожу внимание на самого младшего Хоггарда, где ловлю поддержку в его взгляде, и продолжаю. — И да, ваши предположения были верны. Меня действительно увезла мама.

Шумные выдохи наполнили комнату.

— А как Ви..? — предупреждая вопрос, который хочет задать счастливая Трис на тему того, как поживает ее давняя подруга, поднимаю руку, заставляя ее замолчать.

— Виктория Барлоу умерла неделю назад.

И если до этого в кабинете то и дело раздавались звуки облегчения, то сейчас здесь воцарилась звенящая от напряжения тишина. Я почувствовала, как обмякли рядом со мной руки Кила, и резко развернулась. На мужском лице было написано столько боли, которую я пережила сама. Для него моя мать была такой же важной фигурой в жизни, как и для меня.

— Родной, посмотри на меня, — его голубые глаза затянула пелена скорби. — Ее было не спасти.

— Что произошло? — Трис привлекла мое внимание. Ее изящные ладони закрывали рот. Она была в шоке. — Мы так надеялись, что все хорошо. Что после этой… инсценировки, — она метнула взглядом в мужа, а потом вернула его мне, — что она счастлива. Здорова…

— У мамы была лейкимия. Она сгорела буквально за несколько месяцев. Ничего не помогало.

Говорю и вспоминаю. Переживаю вновь. Чувствую всю показывающуюся наружу боль.

— Думаю, что всем лучше присесть, — Чарли усаживает Лиз в мягкое кресло, намеренно задевая ладонью живот, — разговор предстоит не из приятных.

Киваю и ощущаю пальцы Киллиана на своих. Они тянут меня за собой в глубь мягкого дивана, стоящего позади. На удивление, в этой комнате достаточно строго назначения места хватило всем. Ричард занял свое рабочее кресло, а Беатрис устроилась напротив, Чарли предпочел стоять рядом с женой, обнимая ее за плечи, а Ник плюхнулся на свободный стул и усадил Сэм к себе на колени.

— Продолжай, Тиффани, мы все внимательно слушаем, — Ричард сложил перед собой руки в замок и опустил на них подбородок. — Постарайся не упустить ничего, сейчас важна каждая деталь.

Его голос наполнен тоской. Моя мать была когда-то для этой семьи не просто другом. Они любили ее как члена собственного клана. Так же, как сейчас и меня. Откидываюсь на мускулистую руку Кила, который обнимает меня за плечи, закрываю глаза и начинаю говорить.

— Если честно, начало вы знаете и так. Я увидела то, что мне показали, и потеряла бдительность. Не помню, как оказалась на улице. Куда шла, как передвигала ногами. До сих пор не могу сложить картинку воедино. Единственное, что четко сидит в памяти, так это то, с каким ужасом я очнулась в абсолютно незнакомом месте, — Кил напряжен за мной настолько, что я чувствую каждую мыщцу, которая мечется в агонии в его теле. — Первым увдела Рона, маминого мужчину. По внешнему виду он производил впечатление не очень благодушного человека, но все оказалось наоборот.

Останавливаюсь, чтобы наполнить грудь воздухом, и распахиваю веки. Обвожу взглядом всех присутствующих, которые напряжены не многим меньше, чем я.

— Тогда-то он и сказал мне, что я не у людей Петтифера. Конечно же, я подумала в первую очередь о нем. Но держали меня отнюдь не в плохих условиях, единственное, что смущало, так это запертые двери и отсутствие окон. Я не понимала, где нахожусь.

— Мы были в том доме, — хрипит за моей спиной Кил, стискивая мое плечо. — Сразу после того, как ты позвонила.

— Знаю… Ник рассказал мне вчера, — встречаюсь взглядом с младшим братом. Его голубые глаза не сияют как раньше. — Рон ухаживал за мной несколько дней, пока, видимо, не пришло время бежать. Тогда мама, наконец, пришла ко мне.

— Но я не понимаю! — Беатрис вскакивает на ноги и начинает ходить по кабинету. — Почему Виктория ничего не сообщила? Она же знала, как мы относимся к тебе! Что оберегаем, защищаем. Что будем искать.

— Знаете, я вообще не могу сказать, что понимаю ее мотивы. Даже сейчас, — я грустно улыбнулась. — Казалось бы, что после ее удивительного воскрешения я должна быть счастлива, но на деле меня распирала жуткая обида на то, что она оказалась такой эгоисткой, чтобы бросить меня с человеком, который проиграл собственную дочь в карты как товар.

— Вообще-то… — начинает Ричард, но Киллиан прерывает его.

— Не сейчас, я сам.

Он смотрит на Николаса, который небрежно качает головой, и возвращает внимание мне.

— Одну вещь я скажу тебе сам, но наедине. Доверяешь мне? — его глаза сейчас не голубые, а насыщенного серого цвета. Не задаю лишних вопросов, просто киваю. Если так нужно, то я успею узнать все позже.

Несколько секунд молчу. Пытаюсь выстроить в голове все, что требуется рассказать Хоггардам. И меня никто не торопит.

— Я задала ей этот же вопрос, Беатрис. Почему она бежит и не дает мне возможности выбирать. Единственное, что она ответила, что Киллиан, как бы она его не любила, стал таким же. Таким же как тот человек, от которого она скрывалась все это время. Что он погубит меня, и я пострадаю. Если не хуже. Я надеялась, что получу больше информации, которая объяснит мне все то дерьмо, которое в моей и вашей жизни происходило, но Виктория Барлоу себе не изменяла. Мы бежали из страны за считанные часы. Меня привезли на какой-то частный аэродром, где нас уже ждал самолет. У Рона оказались большие деньги и большие связи, но каким путем они были наработаны я не знаю. Так мы и оказались во Франции.

— Но мы же искали там, — Чарли задумчиво потирает подбородок.

— Мы осели в маленькой деревушке, Сар, там у Рональда оставался неприметный домик от родни. Так и началась наша жизнь новой семьей. Но… — я опускаю голову, — честно, мне кажется, что я до сих пор ее не простила. Даже тогда, когда она умерла.

— Родная.

Киллиан гладит мои волосы, а я не могу собраться. Меня по кускам растаскивает от старых воспоминаний. Потому что каждый день за эти прошедшие годы был похож на жалкое существование, о чем я и говорю пристуствующим людям.

— Я не жила толком. Не знала, что происходит. Не знала, как вы. Тот звонок из меня всю душу вытряс, но я не могла иначе. Я пообещала, что поеду с ней, если она даст мне связаться с Киллианом. Чтобы я тогда не видела, но я знала, что меня будут искать. И что ты, — я поворачиваюсь к своему мужчине, — можешь наделать непоправимых ошибок.

Киллиан целует меня в лоб и притягивает к себе. В кабинете стоит оглушающая тишина, потому что все переваривают услышанное.

— Мама и Рон часто ездили по Франции. Как потом выяснилось, потому что у нее уже тогда было подозрение на рак. Мы не особо-то и разговаривали. Особенно по поводу того, что случилось много лет назад, — я бросаю многозначительный взгляд на Ричарда, и он прикрывает веки, понимая, о чем я, — она толком ничего не рассказала. Всего лишь, что так было нужно. А я при этом осталась без матери.

Нахожу пальцы Киллиана и крепко сжимаю.

— В один из дней они вернулись из поездки и на самом видном месте положили свежий выпуск бизнесового журнала. У меня не было телефона и выхода в интернет сознательно, чтобы не травить себе душу. Но мама, видимо, сильно хотела, чтобы я увидела статью о твоей свадьбы, Чарли, потому что понимала, что я не забыла и не отпустила. Там-то мне и попались фотографии Киллиана и Меган. Надо понимать, что после них я не хотела больше ничего. Вообще ничего.

Смотрю на старшего из братьев. Вижу, в какой агонии из собственных чувст он сейчас находится. Понимаю по сцепленным намертво челюстям, по ходящим желвакам на скулах, по непроницаемому взгляду, в котором полыхает пожар.

— Честно, я жила как в вакууме. Если до этого я хотела хотя бы что-то узнать от матери, почему она так поступила, какой человек настолько сильно ее напугал, что она решила инсценировать собственную смерть и бросить все и всех. Но после этого пресловутого журнала я вообще выпала из жизни. Просто автоматические движения каждый божий день, пока меня не огорошили новостью про то, что на этот раз моя мать действительно умирает, — я сглатываю слюну, вставшую в горле. — Я была с ней в последние минуты ее жизни. Она превратилась в живую мумию. От былой красоты не осталось и следа. Все ей давалось с трудом, даже дыхание. Будто карма наказывала ее за то, как она поступила со мной.

Беатрис громко всхлипнула и закрыла лицо руками. Ричард тут же оказался рядом, обнимая жену с такой невыразимой любовью, что у меня очень сильно застучало за ребрами сердце.

— Я думала, что простила ее. Но понимаю, что это не так. Я любила свою мать, но не понимала, как она могла так поступить. Не понимала и не понимаю до сих пор. Последнее, что она смогла сказать, так это то, что она жалеет. Что мне необходимо срочно найти вас и сказать, что человек, от которого она бежала — теневой. Я не сильно понимаю, что это значит, но, судя по всему, вам не потребуется объяснение.

— Имя, — хрипит Кил, напряженно переглядываясь с братьями. — Она назвала имя?

— Да. Габриэль Ривера. Его зовут Габриэль Ривера.

Baby I Wanna Touch You — DDF

Киллиан

— Да. Габриэль Ривера, — Тиф замолкает, а потом снова повторяет имя. — Его зовут Габриэль Ривера.

Ни у кого из мужчин в комнате картинка не складывается воедино. Я был уверен, что заказчик — Давид Агилар, мой босс. Смотрю на Чарли, который так же как и я не понимает, каким образом собрать этот пазл. Наши мысли озвучивает Ник.

— Теперь я вообще нихрена не могу связать, — брат поднимает Саманту с колен, усаживает на стул, а сам встает и подходит к отцовскому столу. — Ты сказал, что твой новый босс вчера предельно ясно дал тебе понять, что он в курсе про ситуацию с Тиффани.

Киваю, крепче прижимая к себе Барлоу. Вообще боюсь ее отпустить от себя даже на минуту, потому что сразу же кажется, что она исчезнет.

— В моем представлении все выглядит так: это сыч с горы узнал, что Тиф вернулась в город, поэтому наитончайше намекнул тебе об этом. Только какие цели преследовал — не совсем понятно. И почему, с его связями, он не мог найти ее раньше.

— О чем вы говорите? — Тиффани переглядывается между мужчинами, пытаясь осознать все, что происходит.

— Сам расскажешь, сын? — Ричард смотрит на меня в упор. Он прекрасно понимает, какие мысли сейчас разрывают мою голову.

— Позже, — рычу в ответ и сжимаю талию девушки пальцами, — я все объясню, когда останемся наедине.

— То есть, — продолжает Ник, расхаживая взад и вперед по кабинету, — ей дали вернуться. Значит это было нужно тем, кто сверху все решает. Но кто такой, мать его, этот Габриэль Ривера?!

Знал бы я, братишка. Сейчас мои извилины готовы в узел завернуться, потому что я так лихорадочно пытаюсь собрать все, что мы узнали, в одну более-менее понятную картинку, что голова вскипит.

— Мама сказала, что под этим человеком тысячи людей. Он очень опасен. Но она не успела объяснить, почему она бежала от него. Что он сделал. Единственное, что я поняла, так то, что он связан с тем, что происходило в этот короткий промежуток времени перед тем, как меня увезли.

Сжимаю и разжимаю кулаки, потому что сейчас мне очень хочется что-нибудь разбить или сломать пару костей. Вот моя женщина, она снова рядом со мной, я могу обнимать и целовать ее, но по-прежнему не могу защитить.

— Единственное, что сейчас понятно, и я думаю, что всем присутствующим, — Чарльз отходит от жены и встает прямо перед нами, — что вся семья снова переезжает в поместье. Нам нельзя подвергать опасности наших женщин, а самим будет проще разобраться во всем, когда будем находиться рядом. Это во-первых. А во-вторых, если принять во внимание то, что рассказал до этого Кил, то его новоиспеченный босс не спускает выпадов неповиновения. Есть риски, причем большие. Поместье защищено достаточно, всем вместе будет надежнее. Бежать смысла нет. Есть возражения?

Он обводит всех взглядом, но не встречает сопротивления.

— Тогда переезжаем. Сегодня же. Дорогая, я попрошу, чтобы привезли все твои вещи.

— Неужели вся семья будет снова в сборе, — мама взмахивает руками, утирая слезы, — я счастлива. Правда, очень бы хотелось, чтобы обстоятельства для этого были другого рода.

— А как же работа? — Саманта встает на ноги и сверлит Ника своим невероятно тяжелым взглядом. Даже я проникся к этой девчонке, которая держит брата в узде.

— Детка…

— Я знаю, что ты сейчас собираешься сказать, Николас. Я перееду, но не брошу своих пациентов. И ты это знаешь. Решай вопрос как хочешь, но я должна ездить в клинику каждый рабочий день.

У Тиф вырывается звонкий смешок. Все в удивлении поворачиваются к ней, а Барлоу начинает громко хохотать.

— Простите, — черех смех, больше похожий на истерику, выпаливает она. — Ты здорово попал, братец.

— Ха-ха, смешно, Тиф, — раздраженно бросает Ник и хватает свою девушку за руку. — Пошли, надо поговорить.

Они первыми покидают кабинет. Чарли помогает поднятся Элизабет, чье лицо приобрело какой-то сероватый оттенок. Похоже, ее снова стошнит.

— Дорогой, — она прикрывает рот ладонью и направляется к выходу, — простите…

Брат спешно следует за женой, а мы остаемся вчетвером.

— Все снова повторяется, — грустно произностит Тиффани, переводя взгляд между родителями. — Все снова вынуждены лишаться привычного комфорта из-за меня.

— Нет, родная, сейчас это по большей части из-за меня. Ты не причем.

— Тиф, — мама подходит ближе и берет Барлоу за руки, — мы же семья. Мы, наконец, снова тебя нашли. Поэтому я планирую сегодня закатить такой праздник, которого наш дом не видел последние пару лет, не считая свадьбы Чарльза. Потому что мы снова все вместе, не взирая на внешние обстоятельства. И пусть эта радость будет только в этих стенах и между нами, но каждый из нас это заслужил, а в особенности вы двое, — Беатрис Хоггард берет мою ладонь и кладет на аккуратную ручку Тиф. — А теперь дуйте к себе и наслаждайтесь друг другом. Но к семи вечера жду в гостиной.

Отец подмигнул, а Тиф залилась огненно красным румянцем, что так ей не свойственен. А я, в кои-то веки, счастливо улыбаюсь, что, не смотря ни на что, она рядом со мной.

— Кил, поставь меня, — Тиф крепко обнимает мою шею, пока я несу ее на руках через весь дом, ловко преодолевая многочисленные лестницы и двери. — Киллиан!

— Нет, Красивая, теперь только так перемещаемся. И ты не можешь меня винить.

Она замолкает. Ласково оглаживает мое щеку, после чего припадает к ней губами. Медленно целует, разгоняя мурашки по всему моему напряженному телу. Затем перемещает ладошки и обнимает голову, прижимаясь своим виском к моему.

— Я так по тебе скучала… Я даже не знаю, как передать все то, что я сейчас чувствую.

Отнимаю ее ладонь и кладу себе на сердце. Тиффани чувствует, как бешено оно бьется под ее кожей. Мне кажется, что его даже слышно, так оголтелая мыщца тарабанит за ребрами от невозможного счастья, в котором сейчас купается.

— Я понимаю все, что ты испытываешь, потому что твои эмоции идентичны моим.

Толкаю ногой дверь в крыло, которое занимал до того, как переехал в собственный дом. Прямым ходом двигаюсь в комнату, в которой все осталось так же с того самого дня, как Тиф пропала. Я ничего не трогал и не разрешал прислуге что-либо менять. И это не скрывается от внимания Тиффани, когда мы заходим внутрь.

— Боже мой, — девушка ловко спрыгивает с моих рук и обводит помещение ошалелым взглядом. — Киллиан… Здесь все лежит ровно на тех же местах, как я и оставила.

Она оглядывается на меня, пытаясь считать эмоции. Но единственное чувство, которое прорывается из меня сейчас, это безусловная любовь.

— Это твоя спальня, Тиффани. И ты сама примешь решение, что и как здесь менять. Иди ко мне.

Протягиваю руку. Тиф смотрит на мою ладонь, после чего поднимает взгляд на меня и тяжело вздыхает. В ее глазах снова собираются слезы, которые меня обезоруживают. Осторожный шаг вперед, затем еще один и еще. И вот, мы стоим друг напротив друга, прожигая тела разгоряченными взглядами, но не предпринимаем никаких действий. Смотрим и смотрим, пока женская ручка не взметается вверх, начиная осторожно расстегивать пуговицы на моей рубашке. Стольких сил мне требуется, чтобы не плюнуть на все и не наброситься на свою женщину, но я терплю. Позволяю ей неспешно трогать меня, вспоминать, изучать. Тиффани справляется с пуговицами и цепляет взглядом линии показавшейся татуировки. Пальцами проводит по границам, заставляя все внутри меня напрячься и взорваться одновременно. Больше не могу сдерживаться. Цепляю тонкие пальчики и тяну на себя, впечатывая грудью в свою. Я и забыл, какая она хрупкая рядом со мной.

Ощущаю ее возбуждение через тонкую ткань джемпера. Распаляюсь так сильно, что трясет. Цепляю ее подбородок и запрокидываю голову, а светлые волосы рассыпаются тяжелым грузом по узким плечам. Наконец-то целую свою женщину, как того требуют обстоятельства и мое еле собранное из осколков сердце.

— Кил… — шепчет Тиф, кусая мои губы. Ее ногти впиваются мне в кожу живота, пока спускаются к бляшке ремня. Женские движения резкие и хаотичные. — Я так скучала по тебе…

Каждое ее слово разбивает внутри броню, которую я возводил все эти дни на расстоянии от самого дорогого для меня человека. Кусок за куском отваливается с каждой произнесенной буквой, обнажая незащищённое сердце. Перехватываю девичьи ладони. Прожигаю ее всю диким взглядом, а после снова подхватываю на руки и несу в ванную.

Губы Тиф осторожно блуждают по моей шее, оставляя горячие следы языка на разгоряченной коже. И когда я, наконец, опускаю ее в душевую кабину, в ярких глазах проскальзывает понимание.

— Я хочу тебя как в тот самый первый раз. Когда увидел и слетел с катушек от того, какая ты, — Тиффани медленно стягивает с себя кофту, обнажая полную грудь, прикрытую простым хлопковым лифчиком черного цвета. — Охрененные…

Неосознанно кладу ладони на манящие полушария и сжимаю их, вырывая хриплый стон Барлоу, сносящий все мои стопы. В секунду оказываюсь внутри этой пресловутой душевой коробки и захлопываю дверцу. Тиф не медлит — врубает воду на максимум. Холодные капли мощным потоком обрушиваются на нас сверху, но мы слишком горим, чтобы это стало помехой.

— Я люблю тебя, — глаза в глаза. Дыхание в унисон. Сердце к сердцу, плоть к плоти. — Люблю тебя, Кил…

Она нажимает спусковой крючок моего сумасшествия. Впечатываю хрупкую фигуру в стенку кабины, позволяя рукам, наконец, взять желаемое. Стягиваю по влажному телу мокрый насквозь бюстгальтер и цепляю пальцами набухшие соски. Рот наполняется слюной от желания попробовать их на вкус, когда Тиф выгибается дугой, подставляя под мои губы тонкую шею. Рывком смахиваю регулятор температуры воды, прибавляя градусов, а потом прохожусь языком от острой скулы до самой груди с розовыми ореолами.

— Боже…

Тиффани больше не видит меня. Ее веки прикрыты, а пальцы лихорадочно раздирают кожу спины там, где ещё секунды назад болталась рубашка.

— Киллиан… Пожалуйста…

— Твою мать! — рычу сквозь зубы, в которых зажата аккуратная горошина, а сам уже стягиваю мокрые джинсы со стройных ног своей женщины. Член в штанах натянул ширинку так, что физически больно. Все практически так же, как тогда, в тот самый первый раз. За исключением дичайшей любви, которая разрывает меня на части.

"Смотрю на изящную шею, по которой катятся капли воды, где пульсирует в агонии выступающая вена, и не могу удержаться. Зализываю место, приложенное ранее зубами. Девушка глухо стонет, а меня в пружину закручивает. Дотрагиваюсь пальцами до твердого розового соска, продолжая водить языком по нежной коже."

Воспоминания из прошлого вспыхивают в голове яркими картинками, накладываясь на текущие реалии.

"— Не играй со мной, Солнце, иначе мне придется трахнуть тебя прямо здесь.

— А разве ты не для этого сюда пришел? — в глазах читается вызов.

— Я пришел забрать тебя.

— И поэтому залез ко мне в душ? Странные методы переговоров, не считаешь?

Резко убираю руку с шеи и кладу ее на плоский живот, спускаясь к промежности. Когда нахожу факт возбуждения девчонки, размазываю вязкую влагу по набухшим складкам, не отрывая взгляда от перекошенного ужасом лица.

— Что… Что ты делаешь?.. Кил… Ох…"

Проделываю то же движение ладонью, спускаясь к тонким трусикам, и запускаю под мокрую ткань пальцы. Тиф прижимает меня крепче, не позволяя отстраниться, чего я сам бы не сделал никогда.

— Помнишь? — обдаю аккуратное ушко горячим шепотом и проникаю внутрь нее двумя пальцами, ощущая долгожданное тепло ее тела. — Помнишь все, что было тогда?

Барлоу в несознанке кивает, поскуливая и насаживаясь мне на руку, а у меня бошка плывет от переизбытка эмоций вкупе с теми картинами, что подбрасывает издевательская память.

"Женское тело начинает бить мелкая дрожь, а я просто упиваюсь тем, как люто может трясти. Загоняю сразу два пальца в нее, закидывая стройную ногу на свое бедро, и лихорадочно трахаю уже бесстыдно стонущую давнюю подружку. Яйца грозятся взорваться, разметав сперму по всей, мать его, спальне, но я не могу остановиться. Хочу, чтобы кончила, чтобы орала от того, что я с ней делаю. Цепляю узкий подбородок и, до боли стискивая, разворачиваю к себе.

— В глаза мне смотри, — рычу на низких оборотах, — в глаза, сказал!"

Трахаю Тиффани пальцами, зацеловывая ее всю. Упиваюсь ее стонами, касаниями, ласками. Нас заливает водой, но я кроме нее в своих руках ничего больше не чувствую. Только ее.

Когда Тиф достигает оргазма, ее начинает трясти в моих руках. Не в силах оторвать от девушки взгляда, буквально топлю себя в ее удовольствии. Для меня ее пик наслаждения ничем не уступает собственному. Нахожу острый подбородок и обхватываю рукой, заставляя встретиться со мной глазами. Сталкиваюсь с затуманенными зрачками цвета солнца и плыву вместе с ней. Рывками спускаю штаны, освобождая член, и, подхватывая Тиффани на руки, резко опускаю на себя, выбивая из обоих задушенные вздохи.

— О-о-о-ох…

— Твою мать…

Глаза в глаза. Все эмоции вскрыты. Все чувства оголены.

"Ещё несколько минут бешеных движений, и она взрывается с громким протяжным криком. Ее плоть до боли сжимает мою при сокращении мышц, но мне охуенно. Самого потряхивает вместе с тем, как колошматит ее. Горячие брызги ее удовольствия напористой струёй вылетают из влагалища после того, как резко вытаскиваю руку.

— Красиво кончаешь."

Двигаюсь. Заполняю Тиф до основания, с каждой фрикцией выбивая из нее сладкие стоны. Чувствую ее руки и губы на теле, ощущаю ее сладкую кожу под своим языком, ее попку под ладонями, ее до одури обжигающую тесноту мышц вокруг меня. И этого хватает, чтобы разорвало. Кончаю так громко и бурно, что колени подкашиваются. И Тиффани не отстаёт. Кричит настолько сильно, что нас, кажется, слышно в крыле Чарли.

Как только последние волны оргазма стихают, Тиф обмякает в моих руках, утыкаясь лбом в плечо и крепко обнимая за шею. Я по-прежнему впиваюсь пальцами в ее ягодицы, что, скорее всего, на них останутся пятна. Боюсь, что если ослаблю хватку, то она исчезнет из моих рук, как мираж.

— Родная? — хриплю на пониженных, снова возвращая наш зрительный контакт. Барлоу поднимает голову и смотрит так проникновенно, что мое сердце, раздробленное и измученное, снова в надежде оживает. — Красиво кончаешь.

Нереальная улыбка, по которой я охренеть как соскучился, озаряет ее лицо. Она тоже вспоминает. Я знаю. В прошлый раз эта женщина зарядила мне по морде после аналогичных слов, а сейчас крепко обнимает, оставляет поцелуй на подбородке, после чего перемещается к губам и проникновенно целует.

— Люблю тебя, Киллиан Хоггард. Я очень сильно тебя люблю.

— А я тебя сильнее, моя Заноза, — крепче обхватываю девушку в своих руках и выхожу из душа, чтобы продолжить начатое в кровати. — И сейчас собираюсь тебе это доказывать.

Numb — Linkin Park

Тиффани

Размеренно дышу, уютно устроившись поверх широкой спины Киллиана, и вывожу пальцами витиеватые черные узоры переплетающихся линий татуировки.

— Тебе не тяжело?

Наклоняюсь к красивому лицу. Кил лежит левой щекой вниз, повернув профиль ко мне. Глаза блаженно прикрыты после марафона, который состоялся между нами. Не смотря на долгое воздержание у меня откуда-то взялись силы, но сейчас ноги с трудом соединяются вместе. Тело болит, а душа, напротив, голосит во все горло от счастья.

— Шутишь? — Хоггард приоткрывает один глаз, вытягивает губы трубочкой, требуя поцелуя, а после того, как получает его, рывком переворачивается и подминает меня под себя. — Ты была миниатюрной, Солнце, а сейчас совсем кроха. И меня это очень тревожит.

Он проводит шершавыми ладонями по моим выпирающим ребрам и хмурится. Поднимаю пальцы, чтобы разгладить образовавшиеся складки между бровями, а затем обхватываю колючий подбородок.

— Ты стал каким-то другим… — всматриваюсь в голубые зрачки, пытаясь уловить изменения. — В тебе нет больше того безудержного драйва. Агрессии… Ты сейчас больше похож на Чарли.

— Многое поменялось за это время, Тиф, — мужчина перехватывает мою ладонь и оставляет поцелуй на внутренней стороне, разгоняя мурашки по обнажённому телу. — Обстоятельства, люди. И я.

Киллиан удерживает зрительный контакт долго. Рассматривает мое лицо с маниакальной жаждой запечатлеть каждую чёрточку.

— Все, что произошло, заставило меня по-другому посмотреть на многие вещи и, наконец, начать ценить и дорожить людьми, которые рядом.

Обхватываю мощную шею и притягиваю к себе, целуя выпирающий кадык. Только с Хоггардом эта часть тела стала казаться мне безумно сексуальной.

— Ник рассказал, что… Что происходило с тобой первое время… Он… Я…

Скатываюсь в шепот, потому что не могу подобрать слов, чтобы выразить всю свою боль за самого дорогого человека. Просто утыкаюсь в ямочку между шеей и плечом, невольно всхлипывая. Ощущаю горячую кожу на своей талии. Мужские руки крепко обвивают меня, согревая своим теплом.

— Все прошло, родная. Сейчас важно то, что ты здесь. Рядом со мной, — ласковые губы оставляют след на моей макушке, пальцы запутываются в волосах. — Лучше расскажи, как ты жила все это время? Было страшно?

— Наверное, я слукавлю, если скажу, что не было. Было. Но только тогда, когда мама заболела. До этого я была просто в каком-то энергосберегающем режиме. Ничего не хотела знать, видеть или слышать. Плыла по изменчивому течению собственной жизни.

Отстраняюсь от Кила и тяжело выдыхаю. Ловлю в плен своих зрачков его глаза, серьезные и очень печальные. Заворачиваюсь в одеяло, словно в кокон, будто ищу в нем защиту, и продолжаю говорить.

— Я осознанно решила не искать поводов, чтобы знать, как ты живёшь, Кил. Как все вы живёте. У меня не было мобильного телефона и интернета. Просто полнейшее отсутствие социальной жизни. Но это был мой выбор, понимаешь? — он едва заметно кивает. — Мне было очень плохо и больно. Все эти картинки из твоей квартиры, слова Майи…

Я осекаюсь, когда вижу стиснутые челюсти мужчины.

— Я до последнего не хотела верить, но я видела все своими глазами и…

— И ты подумала, что я так легко мог променять тебя?

В его голосе нет ни капли упрека. Только безмерная горечь.

— Я сложная, Киллиан. Майа говорила именно то, что на уровне подсознания торчит меня изнутри, понимаешь? Все эти заморочки, которые постоянно происходят со мной, заставляют думать о том, что я тебе не подхожу. Что я обуза.

— Не смей больше так говорить! — Кил протягивает руку и касается моей щеки очень ласково. Почти невесомо. — Я за тебя душу продам. Ты ведь знаешь это.

— Знаю… Теперь знаю, мой хороший. Но тогда… А фото в журнале со свадьбы Чарли меня и вовсе уничтожило. Ну… То, где ты и Меган…

Отворачиваюсь. Восстанавливаю свой разбушевавшийся пульс, чтобы снова начать говорить, но Киллиан меня опережает.

— Я думал, что убью ее. В тот день, — резко вскидываю взгляд на Хоггарда. — Все случилось моментально. Да, мы фотографировались коллективно, а Мэг все время вилась рядом. Приобнять ее — простой этикет. Но, видимо, Уоттс решила по-другому и решила проявить инициативу прямо перед камерами. Тогда меня остановил только Ник, который вовремя оттащил ее в сторону, иначе я бы прибил ее на месте. Мама очень разозлилась. Я не видел её такой никогда. Она выгнала все семейство.

Он замолкает. Просто смотрит на меня, ожидая ответной реакции.

— Когда я увидела это фото, то развалилась на части морально. Наверное, именно тогда я приняла решение тебя отпустить, потому что думала, что ты живёшь дальше. Что тебе хорошо. Я никогда не сомневалась в том, что между нами все было по-настоящему, но… Наверное, хотела, чтобы ты был счастлив. С более далёкой от проблем женщиной. Именно поэтому я отпустила тебя, но не переставала любить.

Взгляд Киллиана выражает столько смешанных эмоций, что от них в водоворот собственных чувств закручивает. Мужчина протягивает ладони, сгребает меня в охапку и усаживает к себе на колени. Колючая щека касается моей, а родной запах заполоняет рецепторы.

— Я тебя люблю. Ты — мой свет, Тиф. И мне не нужен никто, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты всегда помнила об этом. Никакие проблемы и трудности не помешают мне, — он делает паузу и кладет руки на мои щеки, — тебя любить.

— Киллиан Хоггард стал романтиком, — нервный смешок вырывается из моего горла, заставляя мужчину напротив улыбнуться. — Ад замерз.

— Похрен, Красивая. Хоть рай испепелится, но мне так хочется.

Снова целуемся: жадно, напористо, развязно. Руки блуждают по телам, разрывая нутро на части от испытываемых эмоций.

— Если мы продолжим в том же русле, то на ужин не придем, — накрываю пальцами мужские губы и отстраняюсь. — Я не хочу расстраивать других.

— Значит не будем расстраивать.

— Расскажи мне, о чем говорил Ник? Что за история с твоим новым боссом?

Киллиан хмурится. Вижу, как крутятся шестерёнки в его голове, как он подбирает слова, чтобы объяснить мне происходящее.

— Говори как есть. У нас уже было много недосказанностей, которые по итогу привели к печальным последствиям. Лучше горькая, но правда.

— Ты прекрасно знаешь, чем я занимаюсь, — киваю, подтверждая его рассуждения. — Когда тебя увезли, спустя несколько месяцев на меня вышел человек, который занимает очень высокое положение в кругах, где я верчусь. Он предложил сотрудничество. Я согласился, потому что надеялся через его связи и влияние найти тебя.

— Но?

Прекрасно понимаю, что всегда есть это пресловутое "но".

— Но он не прощает ошибок и неповиновения. А я не стал делать то, что от меня просили. Причем отказал ему прилюдно.

Вскидываю брови и замираю. Рассматриваю мужчину и в-первые подмечаю мелкие шрамы на скуле, которые скрыты щетиной.

— Что это? — провожу пальцами по неровности и испуганно вглядываюсь в голубые глаза. — Кил?

— Это моя работа, Тиффани.

— Это опасно.

— Я всегда ходил по краю. Ты знаешь это. Но сейчас мне важно уберечь тебя.

— Я понимаю. Но, Киллиан… Если с тобой что-то случится, то я…

— Ничего со мной не случится, — он притягивает меня ближе к себе и целует в лоб. — Как и с тобой. Никто тебя не тронет.

Не знаю, сколько мы так сидим. Просто молча обнимаем друг друга, наслаждаясь таким мнимым спокойствием. И я, и Кил прекрасно понимаем, что оно очень недолговечно.

— Почему ты вообще этим занимаешься? — выдаю шепотом спустя некоторое время, по-прежнему прячась в тепле мужских рук. — Почему ты связался с мафией?

— У меня всегда было две причины.

Мы впервые говорим откровенно на эту тему. Сколько бы раз раньше я не пыталась задать подобный вопрос, он никогда не получал должного и прямого ответа.

— Первая — то, что, как нам всем казалось, случилось с твоей матерью, — Киллиан снова замолкает на секунду, а после продолжает. — Я очень ее любил. И тогда, когда Итон заявился к нам на порог, чтобы сообщить ту страшную весть, я поклялся отомстить за все, что с ней произошло. Я ещё не знал всех подробностей, но понимал, что все не так, как нам показали. Меня обуревала такая дикая злость и горе, что эти эмоции в тандеме сделали меня таким, каким ты увидела в октябре двадцатого.

Про то, что для старшего из братьев значила Виктория Барлоу, мне уже довелось слышать. Но после всего, что произошло за эти два с небольшим года, сложить все в одну картинку становится сложнее.

— Знаешь, мы с мамой практически не говорили о тебе. Мне было больно, а она, наверное, щадила мои чувства. Но однажды она сказала, что ты напоминаешь ей того самого человека из прошлого, — спина Киллиана напрягается под моими ладонями. — Что ты стал таким же, поэтому она и увезла меня.

Хоггард ничего не говорит. Не комментирует, не возражает. Мужчина просто молчит, переваривая где-то в глубине души то, что задело его за живое.

— А какая вторая причина? — возвращаю рассеянное мужское внимание на себя. — Ты сказал их две.

— На втором курсе убили моего лучшего друга. Я только-только стал немного приходить в себя, но тут случилось это. Райана расстреляли, когда в городе происходили очередные разборки двух группировок. Он просто оказался в ненужное время в ненужном месте. Из него сделали решето. А все потому, что я опоздал. Мы договаривались встретиться в определенное время, но меня задержал отец. По итогу я не приехал к назначенному часу и случилось то, что случилось.

Я в ужасе накрываю рот руками. Смотрю во все глаза на человека, который поломан внутри, и сама сгораю в своем сочувствии к нему.

— У него остался маленький ребенок, Тиф. Кайл. Он растил его один, потому что матери сын оказался не нужен, представляешь? — Кил хмыкает и утирает воспаленные глаза. — Парень, ещё совсем зелёный, взял на себя ответственность за маленького человека, когда мать хотела сделать аборт. Его родители достаточно обеспеченные люди. Они приняли внука, которого теперь растят сами. А я… Я помогаю.

— Боже… Боже мой…

— Я его лицо до сих пор вижу. И никакое время не способно стереть эту картинку из памяти.

— Почему ты не рассказывал мне?

— Не мог. Это мое слабое место. Об этом знает только Ричард. И то потому, что я ужрался в хлам и устроил в доме показательную порку, заливая собственное горе. Мамы и братьев не было, они улетали в отпуск.

— Теперь я понимаю, почему ты так общаешься с ним.

— Мне проще было сделать виноватым Ричарда Хоггарда из-за его проволочки. Но проблема в том, что я не знаю, как бы все сложилось, не задержись бы я.

Без лишних слов приподнимаюсь на его коленях и запускаю пальцы в короткие волосы. Киллиан утыкается носом в район моих ключиц и шумно выдыхает.

— Это перевернуло мое представление о том, что хорошо и что плохо. Именно поэтому я нахожусь в той самой точке, о которой ты спрашивала. Это мой осознанный выбор, родная.

Теперь я понимаю. Теперь я все знаю, не осуждаю и принимаю.

All Out Of Fight — P!nk

Тиффани

Мы так долго говорили. Обо всем. Киллиан расспрашивал о маме, потому что его разрывало от эмоциональных качель, я рассказывала о нашей жизни в Сар и Роне, которому я позвонила сразу же после наших откровений. Я соскучилась. Мне было важно услышать, что с ним все хорошо.

" — Я в порядке, Тиф. Куда я денусь? — хриплый голос на другом конце провода сначала разогнал сердце на максимум, а затем резко замедлил, погружая в умиротворение. — Не переживай.

— Я хотела тебя услышать.

— Знаю. Я тоже, — понимаю, что Рон улыбается. — Будь осторожна, малышка. Ты знаешь, что я всегда приду на помощь.

— Знаю."

Киллиан рассказал свою версию событий, о которых ранее поведал мне Ник. С каждым его словом меня заворачивало. Было больно, грустно, обидно. За нас с ним. Что мы оказались в такой безвыходной ситуации, где наши чувства проходят всевозможную проверку. Единственное, что стало понятно — необходимо доверять. Вылезти, наконец, из своей раковины, в которую я залезла много лет назад, и раскрыть глаза. Доверять близким людям, которых я люблю. Не полагаться только на себя.

Хоггард немного больше рассказал о том мальчике, Кайле, который остался сиротой. Сейчас он подросток со сложным характером, для которого Киллиан является очень близким человеком. Парень знает, что произошло на самом деле, а Кил пытается всеми способами оградить его от бездумных поступков. Про своего друга мужчина толком ничего не рассказал, потому что его до сих пор гложит вина. И точно не мне его переубеждать, так как я сама по-прежнему не могу справиться со своими демонами из-за Дерека. Я не забыла. Не вычеркнула. Не переменила мнение. Я, так же как и Киллиан, переживаю эту часть своей жизни в одиночестве.

Кил говорил, а я до сих пор не могла поверить, что вижу его. Могу касаться, обнимать, целовать. И все это происходит в действительности, а не в моем воображении. Бесконечно льнула к мужскому телу, пытаясь выразить все, что чувствую. Все, что накопилось внутри и разрывало на части. И Киллиан безоговорочно принимал. Между нами установилась такая прочная связь, которая сотрясала каждую клетку тела, что я не представляла, как может быть по-другому. Как я вообще могу жить без него.

Около восьми вечера мы, наконец, были готовы выбраться из спальни. Все мои вещи висели в гардеробе так, как я и оставила их. Мое любимое платье цвета бургунди обтянуло тело, делая фигуру, даже не смотря на худобу, очень соблазнительной. Это подтвердил и мой мужчина. Подошёл сзади, когда я крутилась перед зеркалом и поправляла распущенные локоны. Высокий, в своей черной рубашке с расстегнутыми у шеи пуговицами, мощными руками, широкой грудью и длинными ногами, он был великаном по сравнению со мной. Но, надо отдать должное, друг с другом мы смотрелись идеально.

— Нереально красивая, — Киллиан опускает голову и оставляет поцелуй на моей шее, после чего обнимает за талию и прижимает к себе. — До сих пор не понимаю, почему мне так повезло.

— Потому что ты — это ты. Без каких-либо причин.

Улыбаюсь нашему отражению в зеркале, а затем тяну крупную ладонь, чтобы покинуть комнату и спуститься ко всем. Преодолевая лестницы, рассматриваю обстановку поместья, до которой мне не было дела несколькими часами ранее по понятным причинам. Все на тех же местах, что и пару лет назад. Все по-прежнему выражает колоссальное спокойствие и дарит уют, которого мне не хватало. Киллиан крепко сжимает мои пальцы, словно опасается, что я испарюсь. Постоянно бросает на меня полные обожания взгляды. Я ментально ощущаю любовь, которая плещется в нем и заполняет меня. Я могу уверенно сказать, что счастлива. Сейчас, в этот самый момент, я переполнена счастьем.

— Наконец-то, а то мама не разрешает есть, пока вы двое не переступите порог столовой, — Ник шутливо возводит глаза к небу, когда мы с его братом показываемся в помещении. Все уже заняли свои места. — Хотяяяя… Это вы ещё быстро управились.

Младший Хоггард подмигивает мне, а Сэм в этот момент шлёпает его ладошкой по макушке.

— Ай! Детка, я же могу косым остаться, что делаешь?

— Если рот не закроешь, то ещё и немым станешь, — Кил растягивается в приторной улыбке и проходит к столу, отодвигая мне стул. — Саманта, угомони своего шута.

— Не переживай, он свое ещё получит.

Все за столом рассмеялись, когда Ник в притворном ужасе сполз на стуле под стол. Киллиан по-прежнему ждал, когда я сяду, а я так и застыла, обводя взглядом, полным обожания, каждого из членов семьи. Моей семьи. Без оговорок.

Делаю шаг в сторону Ричарда, сидящего во главе стола. Вижу недоумение на его лице. Подхожу со спины и крепко обнимаю. Стискиваю в объятиях, пытаясь выразить переполняющую меня благодарность. Чувствую его руку, похлопывающую мои предплечья.

— Спасибо! Спасибо вам. Я вас люблю.

Все сказано шепотом, но этого хватило, чтобы мужчина услышал. Он ничего не сказал, но я чувствовала все, что он имел в виду в этот момент.

Я прошлась по каждому. Беатрис, Чарли, Лиз, Ник, Сэм. Всем я говорила одно и тоже. И с каждым произнесенные словом груз прожитого горя немного отступал, позволяя, наконец, вдохнуть полной грудью. Я очень благодарна этим людям. И для них я сделаю все.

Когда я вернулась обратно к Киллиану, в его глазах что-то промелькнуло. Какая-то неведомая мне ранее эмоция. Мужчина ласково взял меня за руку и усадил на пустующий стул рядом с Чарли, а сам занял место возле матери. Беатрис до сих пор утирала слезы, потому что сильно расчувствовалась от моего проявления любви.

— Ох, Тиф, ну и устроила! — женщина пальцами растирает влагу в уголках глаз. — Я не планировала рыдать.

Неловко пожимаю плечами и улыбаюсь. Оглядываю стол, на котором разместилось многообразие блюд, но есть не хочу совсем. Внутри все то бушует, то спускается в штиль. Ричард медленно поднимается, протягивая стакан, наполненный виски, и призывает всех последовать его примеру.

— За воссоединение семьи, — он топит меня в своих особенных глазах, пробирающих до самого основания. — За то, что теперь все будет по-другому.

Звон стекла. Подбадривающие слова. Улыбки с каждого уголка. Неимоверное тепло. Уют. Любовь.

— Ты должна есть, — шепчет мне на ухо Киллиан, когда видит, что я практически ничего не тронула из еды. — Как ты собираешься рожать мне детей, если не будешь хорошо питаться?

Глоток вина, который я только что сделала, встал поперек горла после мужских слов. Я резко закашлялась и перевела ошалелый взгляд на Хоггарда.

— А что? У меня на тебя большие планы.

Вот так просто и непринужденно. В шуме других счастливых голосов, переговаривающихся между собой, на нас никто не обратил внимания. Мы просто смотрели друг на друга, и в этот момент я окончательно осознала, что увязла по самую голову в Киллиане Хоггарде.

— Тиф, — глава семьи переключает на себя мое внимание. — Ник обмолвился, что во Франции ты много времени уделяла лошадям. Это так?

Киваю, улавливая заинтересованный взгляд Кила на себе. Этот факт я не упоминала.

— Думаю, пора привести в порядок нашу конюшню. Тем более с учётом новых вводных… Кхм… Думаю, тебе будет чем заняться, пока мы решаем проблемы.

Я прекрасно понимаю, о чем он. Лошади будут отвлекать меня в период заточения в поместье. С благодарностью снова киваю, давая согласие. Эти животные вытаскивали меня из дичайшей депрессии, пока я жила в деревне.

— Что ж… С этим вопросом решено. Я подумаю, что ещё можно придумать, чтобы сделать ваше прибывание здесь, девушки, крайне комфортным.

— Думаю, мистер Хоггард, мы сумеем себя занять, — Сэм поднимает бокал с вином и лукаво подмигивает мне и Элизабет по очереди. — Лиз, для тебя уготовано безалкогольное веселье.

Девушка со смешком прикрыла рот ладонью, а вторую опустила на животик. В этот момент мне отчётливо захотелось почувствовать, какого это… Носить в себе ребенка от любимого мужчины. Я слишком резкого развернулась к Киллиану и прочитала в его глазах понимание. И обещание, чем мы займёмся сразу же по возвращению в собственное крыло. Его рука осторожно погладила меня по оголенному бедру, распаляя все внутренние резервы. И пускай я хоть годами буду закрыта за этими стенами, главное, чтобы люди, находящиеся в этой комнате, были в безопасности.

Get Out Alive — Three Days Grace

Киллиан

Дни в поместье полетели с бешеной скоростью. Ричард утроил охрану периметра, подняв лучших и проверенных людей, Ник заручился поддержкой своих гоночных группировок, которые стали нашими ушами. У брата среди них огромный авторитет, но не благодаря деньгам, а только из-за его таланта. Мы трое прекрасно справляемся с тачками, но младший делает это настолько виртуозно, что даже мне — великому скептику — было чем восхититься.

С Чарли мы пробивали всевозможные варианты того, кто такой Габриэль Ривера. Я остался без поддержки со стороны моего круга вращения, потому что все люди, что были подо мной, теперь работают на Агилара. За прошедший месяц ни на меня, ни на Карима никак не вышли. Конечно, я соблюдал осторожность, но причина далеко не в этом. И если мама этому факту была сильно рада, то мужчины семьи понимали, что здесь что-то не так.

Ни один человек, который обладает властью, не позволит по отношению к себе публичного унижения. А Давида за эти годы я достаточно хорошо изучил. Этот человек упивается своим превосходством над другими. Пустить пулю в лоб за малейшую провинность для него бы не стало сложностью. Тогда почему не трогают меня?

В один из первых дней пребывания Тиффани в поместье в кабинете Ричарда состоялся тяжёлый разговор, где старшему Хоггарду пришлось рассказать Барлоу то, что известно об отношениях ее родителей.

" — Родная, — усаживаю Тиф в кресло и бросаю короткий взгляд на братьев и отца. — Нужно поговорить.

— В чем дело?

Девушка неосознанно напрягается. Эта ее реакция из прошлого так сильно стопорит меня в собственных страхах, что становится не по себе.

— Я хотел рассказать тебе сам, но… Наверное, лучше тебе услышать все один раз и со всеми подробностями, в которых я не силен.

Принимаю ее обеспокоенный взгляд на себя. Встаю рядом и сжимаю хрупкое плечо. Ее худоба меня убивает. Такое ощущение, что ее можно пополам сложить без особого труда, переломав все позвонки и кости.

— Тиффани, — отец садится за стол и складывает руки в замок. Он всегда так делает, когда нервничает. — Виктория рассказала тебе, почему решила инсценировать свою смерть?

Лёгкий кивок головы и волосы, едва коснувшиеся моей кожи. Я не вижу девичьего лица, но чувствую абсолютно все, что испытывает Барлоу. Мне не нужно смотреть ей в глаза, чтобы понимать, что с ней происходит.

— Что конкретно ты знаешь?

— Эм… Что отец начал играть. Тогда он проиграл бизнес. Что он поставил маму так же, как и меня.

Тиффани цепляет мою ладонь своей.

— Ещё? — отец сверлит ее напряжённым взглядом. Невольно засматриваюсь на цвет его зрачков и не понимаю, как он не может быть моим отцом при условии, что мы во многом так катастрофически похожи.

— Маму сильно избили. И что вы помогали ей. Отцу было наплевать. Она сказала, что вы были в курсе. Объяснила, почему наши семьи разошлись.

— Она что-то говорила про завещание?

— К-к-какое завещание? — Тиф оборачивается, чтобы посмотреть на меня. В ее взгляде полный раздрай. Присаживаюсь на корточки и крепко сжимаю ее ладони.

— Твоя мать обещала мне, что оставит завещание, по которому я назначался опекуном. Я должен был позаботится о тебе, Тиффани. Это был наш негласный уговор.

— Но?.. У меня же был папа. Не было никакого завещания.

— Нет, оно было. Я сам лично видел его. Она заверяла его у своего нотариуса. При мне.

Гнетущее молчание повисло в кабинете. Тиф была не глупой девушкой. Она готовилась задать тот же самый вопрос, что задал отцу я, когда впервые слышал всю эту историю.

— Он… Он не мой отец?

Барлоу с какой-то дикой обреченностью обвела взглядом всех присутствующих. Даже не услышав ответ, он был уже предельно понятен. Ричард осторожно покачал головой. После этого Тиффани накрыла лицо руками и расплакалась."

Эта картинка до сих пор стоит перед глазами. Сильная женщина эмоционально снова уничтожена. Да, мы вернулись к этому разговору позже, когда чувства улеглись. Но очень сложно принять тот факт, что человек, которого ты всю жизнь считал семьёй, по факту тебе никто. Тиф не понимала, почему Виктория ничего не сказала ей. Итон мертв, скрывать факт отсутствия родства не было никакого смысла. Зато теперь стало ясно, почему он так легко поставил на кон собственного ребенка. Потому что она для него никто. И я уверен, что он знал об этом.

" — Так может этот Ривера и есть мой отец? Это выглядит логично. И что мать бежала от него так же не лишено смысла."

Тиффани однажды спросила меня об этом после очередного проявления любви, когда мы лежали в кровати и обнимались. Мы с братьями и Ричардом тоже остановились на этой версии, потому что других зацепок у нас больше не было. И теперь всяческими путями пробиваем эту историю. Мне нужно понимать, кто за всем этим стоит. Что это за человек, который заставил Викторию Барлоу бежать без оглядки? Ситуацию осложнял тот факт, что я не мог полноправно пользоваться своими связями. Раньше мне было доступно очень много информации, а сейчас нет и десятой части того, с чем раньше можно было работать. И это откровенно выводило меня из себя.

Я обещал Тиф, что буду осторожен. И я держал свое обещание, но дело так и не двигалось с мертвой точки.

— Кил! Ты здесь?

— Да, проходи!

Карим входит в кабинет, в котором мы с Ником просматриваем список ирландских фамилий. В последнюю поездку в Дублин я вышел на определенных людей, которые были связаны с Викторией Барлоу и могли что-то рассказать о ее прошлом. И, возможно, о Габриеле Ривера.

Друг поочередно пожимает нам с братом руки и как-то слишком напряжённо смотрит.

— В чем дело?

— У нас гости.

Выпрямляюсь во весь рост и хмурюсь. Про это место практически никто не знает. Много лет назад Карим и я здесь начинали свои дела.

— Кто?

Его молчание красноречивее слов. Стискиваю челюсти и разворачиваюсь к брату.

— Уходи.

— Ещё чего!

— Я сказал уходи отсюда, твою мать! — рявкаю на Ника, маскируя под агрессией первобытный страх за родного человека. — Здесь два выхода. И через один ты сейчас же свалишь!

— Я уже не ребенок, которого надо защищать, Киллиан! — шипит Николас, прожигая меня взглядом идентичных моим зрачков. — И я тебя не брошу!

Я хотел было возразить, но не успел. В небольшое помещение неспешно заходят порядка десяти человек. Всех я знаю лично.

— Чем обязан? — выдаю с чуть большей злостью, чем планировал.

— И тебе привет, Хоггард.

Самый взрослый из всех, Адам Линдерман, выходит вперёд и растягивается в надменной улыбке. На автомате тянусь к пушке, скрытой от посторонних глаз под футболкой, но новоиспеченный посетитель лишь медленно качает головой.

— Не стоит, Киллиан, мы все равно будем быстрее.

Понимаю, что он прав. Обвожу взглядом толпу бугаев, заполонивших помещение, и шумно, даже как-то обречённо, выдыхаю.

— Дайте уйти другим, — говорю сквозь зубы, еле уловимым движением махнув в сторону брата и друга. — Они не при чем.

— Киллиан! — Ник.

— Брат… — Карим.

Линдерман невидящими глазами провел по двум мужчинам за моей спиной, а затем сделал то, чего я ожидал меньше всего. Он поднял руки в примирительно жесте.

— Остынь, Киллиан. Я здесь не для того, чтобы вершить сомнительное правосудие, — Адам сделал шаг вперёд и выдернул прямо из под моего носа стул. Размеренно уселся передо мной и сложил руки на груди. — Я пришел поговорить.

Моя бровь поползла вверх в унисон тому, как оголтелое сердце несётся за ребрами. Адам Линдерман не тот человек, который будет "просто разговаривать". Его репутация опережает его поступки.

— И о чем же? — оборачиваюсь, чтобы обменяться взглядами с Каримом и братом. Оба так же, как и я, пребывают в недоумении.

— О твоей выходке на общем сборе, — мужчина достает из внутреннего кармана пиджака толстую сигару и раскуривает прямо в кабинете. — Ты произвел фурор. По крайней мере, среди молодняка. Хотя… — он делает паузу и глубокую затяжку, — не буду лукавить, старая гвардия тоже впечатлена.

Молчу, призывая его продолжать.

— Агилар теряет хватку. Раньше он никогда не спускал подобного. Но тебя он почему-то не трогает. Это наводит меня на определенные мысли.

— Если ты ждёшь, что я буду задавать наводящие вопросы, то боюсь тебя разочаровать.

Линдерман запрокинул голову и громко рассмеялся. Мужчины позади него образовали плотное кольцо. Всех я знаю достаточно неплохо, потому что с каждым пришлось поработать. Это не шестерки, а главные в своих группах, просто Адам имеет верх над всеми. В наших кругах есть свои законы иерархии.

— Не дерзи, сынок.

— При всем уважении, — а это действительно так, — для твоего сынка я слишком староват.

— Не передергивай, Хоггард. Я пришел предложить помощь.

А вот это уже интересно. Снова переглядываюсь с Каримом, получая ответ на свой немой вопрос. Друг тоже удивлен.

— Ты остался один. И я отлично осведомлен, что сейчас тебе как никогда нужна информация Без нас у тебя ничего не получится, — мужчина снова сделал затяжку и выпустил дым мне в лицо. — Проследить за тобой не проблема, не смотря на твои осторожные замашки. Ты это понимаешь. Если ты хочешь что-то найти, то тебе нужны связи и люди. Мы, — он оборачивается и обводит позади стоящих мужчин рукой, — готовы тебе это предоставить.

— Почему?

— В тебе есть сила. Агилар не трогает тебя, значит ты представляешь ценность. А, как следствие, можешь стать хорошим противником, — Адам стряхнул пепел на пол. — Давид откровенно перегибает в распространении своего влияния и методах профилактики, и это понимаю не только я. Именно поэтому готов пойти против него.

— Почему же ты не сделаешь это сам? Для чего тебе я?

— Зачем марать собственную репутацию, когда за тебя это может сделать кто-то другой? — он хищно улыбается, потирая массивную печатку на мизинце. — Мне нужно влияние, Киллиан. В последствии, когда корона Давида с треском пробьет землю под его же ногами. И ты его предоставишь взамен на нашу помощь.

— А ты не боишься, что Агилар все поймет? — облокачиваюсь на стол, но больше не чувствую прежнего напряжения в теле.

— Не боюсь. У меня достаточно ресурсов и мозгов, чтобы сделать все чисто, — Линдерман встаёт и отступает назад, в кольцо из выстроенных у двери мужчин. — Не думаю, что тебе стоит размышлять над моим предложением. Ты в слишком большой жопе, чтобы выбирать.

Я старался сохранить невозмутимое выражение лица, но меня выдавали плотно сжатые скулы. Страх ушел, а на смену ему пришло подозрение.

— Как я могу знать, что все это не очередная провокация?

— Никак, Хоггард, — Линдерман разводит руками и демонстративно поправляет пистолет, показавшийся из-под полы пиджака. — Ты либо принимаешь мое предложение, либо нет. Где твой хвалёный адреналин?

Он достает из кармана визитку и опускает на стул, на котором сидел несколько секунд назад.

— Свяжешься со мной по этому номеру. Даю тебе двадцать четыре часа чисто для проформы. После этого срока предложение аннулировано. Я не предлагаю дважды. И ты это прекрасно знаешь.

Сцепляю ладони в кулаки, пока наблюдаю, как помещение покидают люди. По сути, Линдерман прав. Он предоставил мне выбор, которого, по факту, у меня и нет.

Deadman — Smash Into Pieces

Киллиан

С момента появления Адама Линдермана на моей территории прошло чуть больше недели. Конечно, у меня не было шанса отказаться, поэтому на следующий же день, заручившись поддержкой близких, я связался с ним. Тиффани до последнего была не в восторге, потому что не понимала, что от него ожидать, но других вариантов у нас не имелось. Я видел, как она переживает, но не мог позволить, чтобы с ней снова что-то произошло, поэтому цеплялся за любую возможность.

Барлоу вышла на мужчину, с которым последние годы жила ее мать, Рона, и в лоб спросила про Итона. Тот поклялся, что ничего не знал об этом. Пообещал помочь. Тиф договорилась, что Рон лично посетит Дублин и побеседует с теми людьми, которых я приметил в прошлый приезд. Никому из нас сейчас не стоит светиться, чтобы не навлечь ещё большие подозрения, а Рон — идеальная кандидатура для этого дела.

Наша семья же, в свою очередь, пыталась отыскать иголку в итоге сена. Ни отец, ни кто-то из нас троих ни на йоту не приблизился к разгадке того факта, что представляет из себя этот Габриэль Ривера. У нас даже не было зацепок. Никаких, мать его, ниточек, чтобы размотать этот грёбаный клубок.

Но жизнь не стояла на месте. И именно в этот день она сделала ещё один крайне неожиданный поворот, чтобы привести к очень эмоциональной встрече.

Чарли позвонил мне полчаса назад и попросил вернуться с заднего двора, где Тиф занималась верхом, а я жадно наблюдал за потрясающей грацией и выносливостью своей женщины. Ничего толком не объяснив, он как-то сумбурно выдал свою просьбу, хотя это на него абсолютно не похоже.

— В чем дело? — Тиф останавливается возле меня, заметив сведённые вместе брови. — Киллиан?

Машинально глажу морду Сириуса, белого коня, который является любимчиком Барлоу. Он и меня признает: каждый раз тычет носом в мою ладонь в надежде, что я погляжу его.

— Чарли попросил прийти. Он какой-то всполошенный.

Тиф резво соскакивает с седла и приземляется рядом со мной. Пышные волосы собраны в хвост, щеки раскраснелись от прохладного вечернего воздуха и ветра. Снова невольно засматриваюсь на ее красоту

Девушка спешно отводит Сириуса в стойло, после чего цепляет меня за ладонь и чуть ли не бегом тащит к дому.

— Воу, Солнце, притормози, — легко смеюсь, послушно следуя за ней, — ты уже с лошади слезла, а все галопом несешься.

— Мне неспокойно.

Всего два ее слова, и я замолкаю. Ускоряю шаг, ровняясь с женской фигурой, и вижу машину, заезжающую во двор. В груди что-то неприятно екает от волнения. Тиф тоже замечает гостей. Бросает на меня нервный взгляд и рывком открывает заднюю дверь.

Добираемся до гостиной за считанные секунды. В поместье непривычно тихо. Знаю, что все дома, но разбрелись по собственным территориям. Все, кроме Чарльза, который нервно вышагивает по помещению.

— Что случилось?

Обнимаю Тиф и останавливаюсь перед братом. Подмечаю его взволнованный вид. Вижу, как он бесконечно трет подбородок — ещё один жест, указывающий на мужское беспокойство.

— Думаю, тебе лучше присесть, Тиффани.

Таак, это мне вообще нихрена не нравится. Чувствую, как Барлоу жмется к моему боку и мотает в разные стороны головой.

Все словно в какой-то замедленной съемке происходит. Недоумевающе смотрю на брата, который как-то странно косится на дверь гостиной.

— В чем дело, Чарли?

Голос Тиф звенит от раздирающего его напряжения. Я плавно запускаю ладонь в копну вьющихся в высоком хвосте кудрей, нахожу в их густоте тонкую шею и слегка сжимаю, давая сигнал о том, что я рядом. Но Тиффани не реагирует — она не сводит пристального взгляда с проема, в котором через каких-то несколько секунд появляется мужчина.

Высокий брюнет оглядывает комнату, лишь слега цепляя меня темными зрачками, после чего стопорит все свое внимание на моей женщине. Не оглядывает с ног до головы, не рассматривает фигуру, а исключительно топит ее глаза в своих.

— Джеймс, — Чарли переключает гостя на себя, заставив разорвать зрительный контакт. Мужчина расплывается в улыбке и крепко обнимает брата, но все в его поведении буквально кричит о том, как он напряжен. — Где она?

Джеймс оборачивается на дверь, где уже показался хрупкий силуэт, после чего в комнату осторожным шагом бесшумно проскользнула миниатюрная девушка. Вот тут-то и началось то, чего я никак не мог ожидать.

— Господи… — чувствую, как нежная кожа девичьей шеи больше не греет мою ладонь и понимаю, что Тиффани упала на колени рядом со мной. — Господи…

Растерянно поднимаю взгляд на мужчин, которые, в свою очередь, не сводят глаз с развернувшейся картины. И Чарли, и Джеймс напряжены настолько, что невооружённым взглядом видно, как скрипят челюсти у каждого из них. Судя по всему, я единственный, кто не понимает, что здесь происходит.

— Тиф, — опускаюсь рядом с Барлоу и, наконец, замечаю мокрые дорожки, омывающие бледные щеки. Слез столько, сколько я не видел у нее никогда. Эта сильная женщина не любит показывать слабость, но сейчас из нее все эмоции наружу хлещут безостановочным потоком. Тяну руки, чтобы обнять и успокоить, но меня опережают — хрупкие ладони обхватывают трясущиеся плечи Тиф, крепко обнимая. В своей растерянности я не сразу заметил, как новоприбывшая гостья оказалась рядом и опустилась на один уровень.

— Тише… — слышу дрожащий шепот брюнетки, который все внутренности в узел завязывает. — Тише, дорогая… Все в прошлом. Правда, все хорошо. Я так долго ждала встречи с тобой.

Оборачиваюсь к Чарли в надежде, что мне хоть кто-то что-то объяснит. Брат молча кивает головой, давая мне знак оставить девушек наедине. Они сплелись в какой-то невообразимо тесный клубок на ковре в отцовской гостиной, который при желании разлепить сейчас было бы невозможно. Обе плачут так громко и горько, что всем присутствующим здесь становится неловко наблюдать за столь личной сценой.

Поднимаюсь с колен и подхожу к мужчинам. Оборачиваюсь и понимаю, что Джеймс не сводит взгляда с брюнетки. И в его глазах столько боли, которую он хочет с ней разделить, что сразу становится ясно — он такой же, как и я: хищник, которого когда-то приручили. Таких видно. Их чувствуешь нутром.

Медленно, один за одним, мы покидаем гостиную, предоставляя девушкам необходимое уединение. Следуем за Чарли в отцовский кабинет. Молча проходим в темное помещение, так же, не говоря ни слова, располагаемся, а брат достает коллекционный виски и с грохотом ставит на рабочий стол Ричарда.

— Не знаю, как вы, — он разливает бурбон по стаканам и продвигает в сторону каждого из нас, — но мне нужно выпить после увиденного.

— Кто-нибудь может мне объяснить, что тут, черт возьми, происходит? — протягиваю ладонь за роксом и залпом опрокидываю в себя содержимое.

— Киллиан, позволь тебе представить Джеймса Тернера, моего партнера и по совместительству друга.

Гость поднимается из кресла и протягивает руку. По комплекции и росту не уступает нам с братом. Весь его облик источает колоссальную уверенность.

— Джеймс, это Кил, мой старший брат, — Чарли ухмыляется. — Ты о нем уже достаточно наслышан.

Закатываю глаза и отвечаю на рукопожатие.

— Девушка в комнате — моя жена. Ее зовут Диана, а девичья фамилия — Уильямс. Тебе это о чем-то говорит?

Резко вскидываю взгляд и впиваюсь в темные зрачки. В голове всплывает давний разговор, который намертво засел в моей памяти.

"— Ты сильно любила Дерека? — осторожно начинаю опасную тему, проводя ладонью по обнаженной женской спине, которая моментально вздрагивает. Пауза между нами затягивается. — Можешь не отвечать, если не хочешь. Просто эта часть твоей жизни важна для меня.

— Да, я сильно его любила. Знаешь, — Тиф переворачивается и обнимает меня за шею, утыкаясь носом в мое плечо. Она прячется, и я прекрасно понимаю это, но даю такую возможность. — Он меня с первого взгляда покорил… Прям как ты.

Чувствую, что она улыбается. Глажу шелковистые волосы, рассыпавшиеся по хрупкой фигуре, тяну ноздрями их запах, а сам слушаю, затаив дыхание.

— Они постоянно кусались с сетрой, но ближе друг к другу, чем эти двое, я никого в жизни не видела. Один и в правду будто кожей ощущал, что происходит со вторым. Диана вечно подкалывала Дерека за его зазнайство, а он называл ее заучкой. Я говорила, что они были двойняшками? — рассеянно качаю головой, продолжая обнимать Тиф. — Да, она маленькая, как я, а он здоровый, как ты. Инь и Янь. Уильямс, но такие разные, и в то же время очень похожие характером. Я и познакомилась с ними в очередную их перепалку. И полюбила обоих. Его как мужчину, ее как сестру, — она сглатывает, затихая на мгновение, а затем снова продолжает рассказ. — Я бы вышла за него, Кил… Тогда я просто испугалась. Мне нужно было время, чтобы взвесить за и против. Но я бы вышла за него замуж. А сейчас я понимаю, что его семья никогда меня не простит за то, что произошло."

— Вижу, что говорит, — Тернер так же опустошает стакан за один раз, а затем снова протягивает Чарли. — Диана все эти два года ждала вестей, что Тиффани нашлась. Для нее твоя женщина не просто связь с братом. Она ее любит как члена семьи.

— Тиф в этом не уверена.

Снова пересекаюсь с темными, почти черными зрачками гостя. Поднимаюсь с дивана и подхожу ближе, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— Все, что произошло тогда, оставило на ее психике очень весомую отметину.

Ухмылка, больше похожая на оскал, исказила лицо Тернера.

— Уж, поверь, мою жену случившееся потрясло не меньше, — киваю в знак согласия, на мгновение представив, что одного из моих братьев убили бы на моих глазах. Джеймс замечает, как меня передергивает лишь от одной этой мысли. — Я знаю, что ты хочешь защитить Тиффани. Ты такой же, как и я, когда дело касается любви. Но им обеим это нужно. Уверен, ты это понимаешь.

Ничего не отвечаю, потому что в этом нет необходимости. Мы дадим им столько времени, сколько потребуется.

— Джеймс, — Чарли поднимается из-за стола и подходит ближе, — сможете остаться подольше? Двери моего дома всегда открыты для вашей семьи. С кем дети?

— С бабушками, — Тернер закатывает глаза и странно морщится. — Готовься, друг, когда родится твой наследник или наследница, эти женщины, которые являются вашими матерями, сойдут с ума. Мне иногда кажется, что они готовы близнецов сожрать.

— У вас тоже близнецы? — под смешки Чарли вскидываю брови и оборачиваюсь к Тернеру. — Мальчик и девочка?

— Да, двойняшки, если быть точнее. Мэтью и Хлоя, — смотрю, как меняется выражение лица мужчины, когда он рассказывает о своих детях. С сосредоточенного и серьезного оно в момент расплывается в улыбке и безусловной благодарности. И именно в эту минуту, глядя на человека, который похож на меня во многих аспектах, я безоговорочно понял, что хочу ребенка от женщины, которую люблю.

— Сколько им? — хриплю, выдавая свое волнение. И Чарли это замечает. В удивлении поднимает бровь, но деликатно ничего не озвучивает.

— В августе полгода будет. После всего, что мы пережили, эти ребята для меня — подарок судьбы.

Тернер замолкает. Прикрывает глаза, погружаясь в свои воспоминания. Во что-то очень личное, что все внутри на дыбы поднимает. Ни я, ни брат не нарушаем тишины, которая образовалась в кабинете. Каждый просто переваривает то, что произошло, пытаясь собрать собственные эмоции в кучу.

Теперь уже я разливаю виски по трем стаканам и протягиваю мужчинам. Осушаю одним глотком, пытаясь услышать хоть что-нибудь из того, что происходит в соседней комнате.

— На самом деле, — Чарли обращается ко мне, — у Джеймса в разработке новый проект. Я бы хотел выступить инвестором. Но, — он многозначительно поднимает брови, — думаю, что тебя тоже заинтересует.

— И что же это?

— Сеть бойцовских клубов, — Тернер опустошает бокал. — США, Европа, Россия. Все легально. Чтобы молодое поколение официально могло выпустить пар, а не воротить всякой дичи на улицах.

На раздумия мне потребовалось не более пары секунд.

— Я в деле. Предлагаю обговорить все сейчас, потому что времени, как я понимаю, у нас вагон.

Love The Way You Lie — Eminem feat. Rihanna

Тиффани

— Тише… Тише, дорогая… Все в прошлом. Правда, все хорошо. Я так долго ждала встречи с тобой.

Дичайшая дрожь разбивает тело под теплыми маленькими ладонями. Меня колбасит от распирающей горечи и стыда. Эти две эмоции закручивают где-то глубоко внутри такую лютую противоборствующую силу, что дышать физически невозможно. Давлюсь воздухом, словно чем-то инородным. Каждый вдох застревает в горле, вынуждая плакать еще больше.

— Тиффани… — голос человека из моего прошлого меня обезоруживает. Эта девушка не просто какой-то случайный свидетель моего предательства. Она — главный пострадавший. — Не плачь, пожалуйста. Не плачь.

Хотя она сама вся в слезах передо мной. Вижу сквозь свои распухшие глаза такое родное, но давно потерянное лицо, и опять захлебываюсь. Какая-то бесконтрольная, жуткая истерика нутро выворачивает. Цепляюсь за узкие плечи Дианы и притискиваюсь к ней так тесно, что между нами нет ни миллиметра. Мне очень необходим сейчас этот контакт. Не просто необходим, а жизненно важен.

— Ну, вот… — Уильямс гладит меня по волосам, которые выбились в разные стороны из хвоста, пока я реву на ее груди. Чувствую знакомый девичий запах, вдыхаю его полной грудью и снова давлюсь эмоциями. — Тиффани Барлоу, когда ты стала такой плаксой?

— Мно… Много… Много времени пр-пр-прошло, — выдавливаю через силу, вызывая легкий смешок у гостьи. — Я не ве-ве-верю… Что… Это ты… Как ты… Что ты…

— Тише, милая, тише. Мы обо всем поговорим, но сначала успокойся.

Диана отстраняется от меня. На том месте, где раньше было тепло ее тела, в момент образовалась леденящая пустота, будто кричащая о том, что все это мираж. Иллюзия моего больного воображения. Но Уильямс возвращается спустя несколько секунд и протягивает мне большой стакан воды.

— Выпей.

Трясущимися руками забираю у нее посуду и залпом опустошаю содержимое. Дыхание выравнивается, зрение снова обретает фокус, и я, наконец, могу четко увидеть ее. Призрак моего прошлого.

Диана крепко держит мои ладони в своих и широко улыбается, сидя на коленях передо мной посреди гостиной Хоггардов. В карамельных глазах, которые идентичны тем, которые однажды покорили меня, блестят предательские слезы, но девушка лучится радостью. Повзрослела, еще больше похорошела. Стала яркой брюнеткой в противовес своему прошлому образу невинной девчушки. Она всегда была красивой, а сейчас от нее невозможно глаз оторвать. Видно, что Уильямс счастлива.

— Диана… Я… — сжимаю тонкие пальцы в ответ, ища в ее взгляде хоть малейший отблеск осуждения, но не нахожу ничего. Лишь облегчение, тоску и любовь.

— Не надо, Тиф. Не смей извиняться. Ты не виновата ни в чем.

— Но мы обе знаем, что это не так, — слезы снова льются из меня, как из рога изобилия. — Я так сильно виновата перед тобой, перед родителями, перед… Перед ним. Я даже не смогла найти в себе силы прийти на похороны. Что я за человек после этого?

— Дорогая, — девушка обхватила мои щеки и стерла ладошкой соленые капли, — ни я, ни ты не виноваты в том, что так сложились обстоятельства. Отпусти это. Тебе нужно жить дальше.

— Ты смогла?

Устанавливаем долгий зрительный контакт. Ловлю в карамельных зрачках отголоски дичайшей печали.

— Да, но только благодаря нужному человеку. Если бы не Джеймс, то не знаю, чтобы со мной было, — она печально улыбается и заправляет пальцем мне за ухо выбившуюся из хвоста длинную прядь. — Это период навсегда со мной, но если его не прожить и отпустить, то дальнейшые моменты твоей жизни потеряют весь своей свет под гнетом этих обстоятельств. Я здесь, Тиф, для того, чтобы ты смогла простить себя. Потому что ни я, ни мама с папой… Никто тебя не винит, понимаешь? — тихий голос выбивает дух похлеще самого сильного удара. — Мы очень переживали, когда ты исчезла. А сейчас родители безмерно хотят встретиться с тобой, когда вся ситуация прояснится. Мы любим тебя, родная. Ты — наша семья и всегда ею была.

В ее словах отражаются и мои чувства. Я люблю Хоггардов всем сердцем, как семью, которой я была лишена долгие годы, но Диана… Она действительно тот самый человек из прошлого, который переворачивает любое восприятие о родственных чувствах.

— Ты не знаешь всего… — шепчу задушенно, не в силах справится с собственным голосом.

— Что ты имеешь в виду?

— Дерек и я… — не могу смотреть ей в глаза. Под этим взглядом вся моя хваленая выдержка слетает, обнажая окроваваленное, искалеченное сердце. — В тот вечер он сделал мне предложение. Он… Я ничего не ответила, понимаешь?! — вскидываю голову и снова устанавливаю зрительный контакт. А потом выпаливаю на одном дыхании: — он ушел на эту треклятую вечеринку, потому что я не смогла дать ему хоть какой-то ответ! Это из-за меня он оказался там! Понимаешь?! Еси бы я хоть что-то ответила, то, возможно, все бы сложилось по-другому. То он мог быть жив! Жив!

Но после моей тирады в ее глазах не отражается никаких из ожидаемых мной эмоций: ни непонимания, ни неверия, ни злости или обиды. Снова одна тоска.

— Я знаю, Тиф.

— Как знаешь? — вот сейчас я действительно перестаю плакать.

— Его друг рассказал мне. Макс, помнишь? — киваю, прекрасно представляя в голове высокого светловолосого парня. — Я узнала не сразу, потому что тогда мне, мягко сказать, было не до этого, — сглатываю слюну, вставшую поперек горла. Диану тогда изнасиловали, а брата забили на ее глазах. Не понимаю, как она пережила этот ужас. — Дерек рассказал Максу все, что случилось, прежде чем уйти на вечеринку. Про ваш разговор в частности. Но проблема в том, что он бы пошел туда в любом случае.

— Почему?

— У них там была какая-то своя история, но факт остается фактом. Макс подтвердил. Он бы пошел туда либо с тобой, либо один. Это не твоя вина.

Ошалело моргаю. Кажется, что глаза моментально высохли. Там не осталось ни слез, ни каких-либо других естественных жидкостей.

— Не понимаю…

— Тиффани, — Диана тянется ко мне и крепко обнимает. — Я знаю, что он точно не винит тебя. Как и вся моя семья. Поверь и прими это. И продолжай жить, милая. Просто живи.

Наверное, именно эти слова мне было жизненно необходимо услышать. Я буквально физически ощущаю, как моя оставшаяся броня трескается под гнетом новых знаний. Неосознно подаюсь вперед и прижимаю к себе девушку так крепко, как только могу.

— Я безумно соскучилась. Диана Уильямс. Не было ни дня, чтобы не думать о вас с братом.

— Больше я не Уильямс, — брюнетка немного отстраняется и растягивается в шикарной улыбке. — Тот мужчина, который приехал вместе со мной, мой муж. Джеймс Тернер. И мне тебя не хватало, Тиф.

— Как вы вообще оказались знакомы? И Чарли, засранец, так мне ничего и не сказал.

— Это я его попросила. Переживала, что ты не захочешь меня видеть, — на лице Дианы появился легкий румянец, знаменующий ее стеснение. — Поэтому он молчал, но тут же сообщил нам, как только ты вернулась. Мы выбрались сразу, как дети отпустили.

— Дети?

— Дети.

И снова эта улыбка: широкая, шикарная, заставляющая кровь в венах вскипать от ощущений. Диана медленно потянулась к телефону, лежащему рядом с нами на ковре, а затем протянула экраном ко мне, демонстрируя изображение двух очаровательных младенцев, мальчика и девочку, уютно примостившихся на руках у мамы с папой. Я невольно засмотрелась на идиллию счастливой семьи. Диана и Джеймс не смотрели в камеру, а неотрывно пожирали глазами друг друга. Даже не осведомленный человек сразу бы понял, что эти двое по уши в любви.

— Двойняшки… — тяну медленно, не отрывая взгляда от фотографии. — Они оба очень сильно похожи и на твоего мужа, и на твоего брата одновременно. Такие красивые, Ди… — перевожу глаза на миссис Тернер. — Я очень рада за тебя. Нам, судя по всему, много чего есть друг другу рассказать. Как их зовут?

— Хлоя и Мэтью. Они названы в честь своих крестных и наших лучших друзей. Без них, наверное, и нашей семьи бы с Джеймсом не было.

Протягиваю подруге руку и поднимаю нас, наконец, с пола. Диана переводит взгляд за мою спину и кивает.

— Все началось с этого фото, — она заставляет меня обернуться и увидеть снимок, который был сделан прямо перед моим исчезновением. На нем Ричард, Трис, я и братья позируем на камеру в день юбилея хозяина дома. — Чарли очень помог нам, когда у Джеймса были сложности. Мы прилетели в Лондон и посетили этот дом. Тогда я даже не подозревала, что партнер моего мужа стенет ключом к тебе. Но когда я увидела эту фотографию, то меня словно обухом по голове ударили. Так я и выяснила, что наши судьбы пересеклись даже после всего случившегося. Чарли сдружился с Джеймсом, ну а дальше, — девушка пожимает плечами, — мы здесь.

— Я столько хочу у тебя спросить. Как ты жила все это время, как справлялась с трудностями, как познакомилась с мужем, — тараторю, не в силях перестать касаться Дианы. Она все понимает — открыто улыбается в ответ и держит мою холодную ладонь в своей. — Ты же расскажешь мне все?

— Конечно, не волнуйся, мы точно задержимся на пару дней. Правда меня магнитом тянет домой к детям, но наши бабушки выгнали нас пинками. На удивление, мои родители нашли общий язык с родителями Джейми. Но, — ее зрачки мгновенно темнеют, — я хочу и твою историю, Тиф. Не от Чарли, а от тебя. Я хочу знать все. И помочь, если у меня будет возможность.

— Конечно, я все тебе расскажу, Диана. Мне и самой нужно выговориться. Возможно, так я частично исповедаюсь. Судя по всему мужчины предоставили нам возможность поговорить по душам, — оглядываю комнату, силясь вспомнить, в какой момет они оставили нас одних.

Лицо Уильямс приобрело какое-то лукавое выражение.

— Особенно один мужчина, — она хихикнула, — который с тебя глаз не сводил. Напомнил мне моего мужа. Такой же бешеный, когда дело касается его второй половины.

Теперь мои щеки заалели. Я не была готова обсуждать нынешние отношения с сестрой своего умершего парня.

— Не тушуйся, Тиф. Новая любовь — это самое важное в моем напутствии о том, чтобы ты снова жила. Единственный вопрос, который я очень хотела тебе задать прежде, чем мы начнем рассказывать друг другу собственное прошлое, — она теряется и отводит взгляд, но я возвращаю его, аккуратно повернув девичье лицо за подбородок. Молча киваю, призывая озвучить то, что хотела. — Каков бы был твой ответ?

Сразу же осознаю, что она имеет в виду. Дерек ушел от меня без какого-либо понимания моих мыслей по поводу его предложения. Его сестра имеет право знать.

— Я только недавно четко уяснила для себя, что это было "Да". Я была в шоке, для меня его слова были неожиданностью, да мы еще совсем дети. Его первый и мой второй курс, какая свадьба? Но сейчас я понимаю, что да. Я бы вышла за твоего брата.

На напряженном лице Дианы после моих слов отразилось облегчение. Его никак нельзя было описать, не подобрать никакие слова. Но я прекрасно могла рассказать одним словом то, что осязала каждой клеточкой кожи сама после оглашения признания. И это чувство — свобода.

Want To — Dua Lipa

Диана

Вижу Джеймса, облокотившегося на перила на заднем дворе поместья Хоггардов. Время далеко заполночь, а мы только закончили говорить. Изливали с Тифани друг другу душу, выплескивая все душащие эмоции. Озвучивали недосказанности и разрушали сформировавшиеся убеждения. И просто слушали друг друга.

— Привет, — подхожу со спины и обхватываю его мощный торс руками. Муж слегка ежится от морозного воздуха, а потом, почувствовав на себе мои ладони, сразу же разворачивается.

— Почему ты раздетая? На улице холодно.

Он моментально укутывает меня в своих объятиях, которые теплее любого одяла.

— Искала тебя.

Темные зрачки впиваются в мои в поисках какой-то информации. Знаю, что белки глаз у меня воспалены от слишком эмоционального разговора. Это не скрывается от взгляда Джеймса даже в темноте. Он невольно качает головой в разные стороны, а потом оставляет на моем лбу нежный поцелуй.

— Я в порядке, правда.

— Знаю. Вам обеим это было нужно.

Киваю в ответ, теснее прижимаюсь к груди мужчины. Не знаю, почему люди перестают со временем чувствовать друг к другу былое влечение и привязанность. Я просто действительно не понимаю, как это может произойти у нас, но очень боюсь, что такое возможно.

— Она такой ужас пережила, Джейми…

— Как и ты, Маленькая. Вы — две израненные души.

Мой муж сильно изменился. В нем иногда проскальзывает тот прожигатель жизни, коим он являлся до встречи со мной, но только в рабочих делах. И это выражается не в транжирстве или пофигизме, а в том же самом пресловутом азарте, который так и плескался в нем несколько лет назад.

— Я тоже побеседовал и с Киллианом, и с Чарли. Многое стало понятно.

— Киллиан очень сильно напомнил мне…

— Меня? — Джеймс слабо улыбнулся и посмотрел на небо. Странно, но в больших городах звезды практически невозможно увидеть, а здесь, на территории поместья, ими усыпан каждый кусочек темного пространства, который мы способны лицезреть.

— Да, тебя.

— Знаю. А после общения с ним так и подавно в этом убедился.

— Как думаешь, мы сможем помочь? Возможно твой отец мог бы где-то найти хоть какую-то зацепку… — мне неловко просить мужа об этом. Томас Тернер имеет огромное влияние. И когда я говорю огромное, это именно это и значит. Он помог нам с Джейми, помог нашему другу. Но Мэт и для него не чужой, а Тиф ему никто.

— Я перерговорю с папой. Может что и узнаем. Хоггарды известная семья, но их связей не хватает. Тиффани и Киллиан, может, для моего отца и никто, но Чарли — мой друг. А я никогда не бросаю друзей в беде.

Я знаю это. Прошлые ошибки научили мужа ценить людей, которые рядом. И, надо отдать должное, Джеймс умеет дружить. Ради людей, которые для него близки, сделает все и даже больше.

— Все, пойдем в дом, ты вся дрожишь, — теперь мужской голос звенит властными нотками. Спорить бесполезно, да и не очень хочется. — Чарли предоставил нам комнату.

— Сколько мы пробудем в Лондоне?

— Сколько захочешь, любимая. Я сделаю свои дела в один день, а ты общайся вдоволь. Хозяева дома рады нашему пребыванию.

— Знаю… — крепко цепляю ладонь Джеймса, поднимаясь по лестнице. Поместье невероятное: как территория, так и сам дом. На удивление, я чувствую себя здесь так же уютно, как у родителей. — Я просто так скучаю по малышам.

— Понимаю, Маленькая. Я звонил за сегодня раз десять, пока твоя мама тактично не отправила меня куда подальше и не положила трубку.

Звонко смеюсь, не боясь разбудить кого-либо, потому что в этом огромном особняке это просто невозможно.

— И я трезвонила. Каюсь, — Джейми широко улыбается и подхватывает меня на руки. — Мы достали бабушек.

— Тогда давай брать от этой ситуации максимум, родная, — темные зрачки в миг становятся почти черными. И я прекрасно понимаю, что это значит. — Мы, наконец, вдвоем. И я собираюсь по полной этим воспользоваться.

Тиффани

Жизнь вернулась в более-менее привычное русло. По крайней мере, без каких-либо сшибающих с ног новостей. Это и хорошо, и плохо одновременно. Потому что информации про Габриэля Ривера или Давида Агилара нет никакой.

Рон пообещал узнать что-нибудь в Ирландии, но вернулся ни с чем. Он вышел на меня несколько дней назад, когда снова оказался во Франции. Его поиски не дали никаких результатов.

" — Прости, Тиф. Я прошелся по всем фамилиям в списке, двоих не смог найти. Остальные оказались бесполезными, — мужской голос был пропитан разочарованием. — Я очень хотел помочь."

Лететь к нам было слишком опасно, поэтому мужчина вернулся в Сар. Киллиан слишком эмоционально отреагировал на неудачу, и я его понимаю. У нас совершенно не было мыслей, откуда можно заново начать копать. Его бывший босс никак не проявлял себя, что казалось подозрительным уже абсолютно всем. Неожиданные сподвижники из старых кругов тоже пока не принесли ничего, что дало бы какой-то ощутимый толчок. И вообще… Этот Линдерман не вызывал у меня ничего, кроме отторжения. Я нутром чувствовала, что он обманет. Говорила об этом Киллиану и ни раз, но тот только гневно сжимал челюсти и не произносил ни слова. Потому что нас просто загнали в угол.

Джеймс и Диана пообещали, что попытаются помочь. Насколько я поняла, отец Тернера имеет выход на какие-то правительственные организации Штатов. Из того, что говорила вскользь Диана, стало понятно, что там очень влиятельный человек. И это дало нам хоть какую-то надежду. Они улетели спустя три дня пребывания в Лондоне. Как бы нам не хотелось быть ближе друг к другу, но это было невозможно. Диана в первую очередь мама. Она дико соскучилась по детям.

После нашего разговора у меня словно огромный булыжник с души свалился. Так легко, не смотря на весь гнет других обстоятельств, я себя не чувствовала в последние годы никогда. И это заметили все члены семьи.

Дни проходили до жути однообразно, потому что мы с Лиз добровольно были заточены в поместье. Сэм все-таки выторговала себе право посещать работу, но при условии, что к ней будет приставлена охрана, а отвозит и забирает ее оттуда Ник. Беатрис было чем заняться из дома, потому что вся ее работа построена на удаленных проектах, а мужчины старалась по-максимуму находится рядом с нами. Но были моменты, когда они вынуждены отлучаться. И тогда мое сердце замирало от волнительного ожидания вперемешку с затаенным страхом, что что-то может произойти. Как бы мне не хотелось, но эти опасения никуда не исчезли. Более того, они были обоснованы.

В один из таких дней, когда никого из мужской половины Хоггардов не было дома, мы с Элизабет расположились на балконе нашей с Килом комнаты и много разговаривали. Девушка поглаживала уже хорошо заметный животик, положив на него ладони, а я не могла отвести глаз от этой картины. Но мой телефон громкой вибрацией прервал зрительный контакт.

— Сэм? — прикладываю трубку к уху, протягивая Лиз кружку с горячим чаем. Не смотря на то, что на дворе стоит июнь, погода не радует теплыми деньками. Особенно вечером. — Ты чего такая заведенная?

— Где ты? — голос брюнетки на другом конце провода звенит от переполняемых ее эмоций. Только я не совсем понимаю каких.

— У себя. Лиз со мной.

— Сейчас поднимусь к вам.

Она отключается. Каким-то настороженным взглядом смотрю на девушку передо мной.

— Что случилось? — Элизабет заметно напряглась в кресле. Каждый из нас подсознательно ждет, что что-то может произойти.

— Не знаю. Сказала сейчас прийдет.

Молчание повисло между нами. Я прикидываю в уме возможные варианты развития событий, но дверь на балкон распахивается, впуская в наш уголок вихрь по имени Саманта. Девушка оглядывает нас каким-то заполошенным взглядом, после чего поднимает вверх руки, в которых зажаты пакеты. Я понимаю, что там алкоголь.

— Я чего-то не улавливаю? — Лиз поднимает бровь, переводя внимание от Сэм на меня и обратно. — По какому поводу вечеринка?

— Прости, куколка, но у тебя безалкогольная история, — брюнетка бесцеремонно отодвигает со стола мою кружку, вытаскивая на столешницу бутылки шампанского. Не одну. Не две. А четыре. Лихорадочно хлопаю ресницами, замечая, как рядом с дорогим алкоголем появляется различного рода закуска, и вообще не знаю, что говорить. Но Сэм опережает. Отходит так, чтобы ее было видно нам обеим, вытягивает вверх левую ладонь, на безымянном пальце которой сверкает роскошный бриллиант, и приглушенно выдает.: — я выхожу замуж.

— Хоть за Ника, надеюсь? — мои тупорылые шутки вылетают из меня быстрее, чем адекватные мысли, но Сэм начинает так дико хохотать, видимо на нервах, что я сама расплываюсь, наконец, в улыбке.

— Куда же я без него?

И вот тогда началась настоящая девичья вакханалия: с морем слез, литрами алкоголя и очень большой дозой любви к каждому слову, сказанному между нами.

Киллиан

— Кил, а малый-то подрос до взрослого и ответственного человека, — хохочет Чарли, сжимая плечо младшего брата. — Не боишься, что Сэм тебе не покорится?

— Она уже покорена, — Ник гордо выпячивает вперёд грудь, шутливо раздуваясь. — Согласилась же.

Братья заходят в дом из гаража первыми, я иду следом, прогоняя в мозгу случившееся. Я безусловно рад за Николаса, Саманта для него — лучшая партия. Так почему меня факт женитьбы младшего из нас так задевает?

Наверное, я знаю ответ, но сам боюсь себе признаться.

— Просто Сэм крепко держит твои яйца в своих пальчиках, — выдавливаю из себя смешок, поднимаясь по главной лестнице, ведущей в общий холл, где разделяются части дома. — Поэтому покорен точно ты, а не она.

— Ой, Кил, ты такой душка, не могу, — Ник демонстративно выкатывает мне средний палец. — Все, вы как хотите, а я пошел к своей будущей жене.

С этими словами младший Хоггард разворачивается на пятках и устремляется к своему крылу. Чарли долго изучает мое лицо, считывая разрывающие мою душу эмоции, а потом кладет руку на плечо.

— Никто не опередил тебя, Кил. Николас с Самантой вместе уже долгое время, а вы с Тиф недавно воссоединились. Логично, что ты не торопишь события. Но если ты хочешь, а я знаю, что ты хочешь, сделать Барлоу своей, то никакие предрассудки не могут тебе помешать.

Чарли устало потёр лицо, а затем крепко сжал мое плечо.

— Тиффани не та девушка, которой нужны яркие пустые жесты. Ей нужен ты и твоя искренность. С учётом обстоятельств, которые были в ее прошлом, тем более. Поэтому если хочешь, то делай. И не думай ни о чем. Кольцо купить всегда успеешь.

Брат всю жизнь чувствовал меня лучше всех остальных вместе взятых. Хоть мы и разные по характеру, но думаем во многом одинаково. Своей короткой тирадой он обнажил мои страхи, закапывающиеся под гнетом обстоятельств где-то внутри сознания. И если я сейчас ничего не предприму, то дальше будет только хуже.

Киваю Чарльзу. Мы расходимся по своим частям дома на встречу к любимым женщинам. Но как только я переступаю порог общего коридора моего крыла, то слышу громкую музыку, ведущую из нашей с Тиф спальни. Девичий хохот разрывает пространство, заставляя меня невольно улыбнуться.

Приоткрываю дверь и облокачиваюсь на косяк, складывая руки на груди. Смех машинально вырывается изо рта, когда я вижу Сэм и Тиф, пляшущих посреди спальни с бутылками шампанского в руках, а Лиз сидит на кровати и шевелит ножкой в такт музыке, хлопая в ладоши. Девчонки такие счастливые и пьяные, что мне совсем не хочется их останавливать. Достаю из кармана телефон и делаю фото, пока меня никто не видит. Отправляю его Чарли и Нику, а после продолжаю наблюдать.

Одна песня сменяет другую. Тиффани выдает такие пируэты своей попой, что у меня моментально в голове пошлые картинки возникают. И она словно чувствует. Поворачивает голову и замечает меня. Расплывается в сексуальной улыбке и пальчиком подзывает к себе.

— Родной… Ик… А мы тут… Ик… Празднуем.

— Да вижу, — смеюсь, когда Тиф в очередной раз громко икает, перебивая музыку. — Поздравляю, Сэм. Ты точно лучшее, что было в его жизни.

Брюнетка растягивается в широкой улыбке и поднимает руку, демонстрируя шикарное кольцо. Брат не поскупился, уважаю. Киваю в ответ, а будущая невестка пытается присесть в неуклюжем реверансе и с размаху валится на пол. Девчонки хохочут без остановки, пока в комнате не появляются Чарли и Ник.

— О-о-о-о, и опять без меня, — младший подходит ближе и ловким движением поднимает невесту на руки. — Сколько вы выпили, бестия?

— Одну или две…

— Или четыре, — сдает их Лиз под одобряющий свист Николаса, когда Чарли опускается рядом с ней и целует в лоб. — Но нам было очень весело.

— Заметно. Как ты, Лисенок?

— Все хорошо, я давно так не смеялась. Но уже можно пойти спать, — Лиз бросила на Чарльза очень красноречивый взгляд, что я даже отвернулся.

— Родной… — Тиффани протянула руки и обвила мою шею, а затем влажным языком прошлась по шее. — Я соскучилась…

— Мы ушлииии! — слышу издалека крик Ника, а затем дверь с грохотом захлопнулась, оставляя нас наедине.

— Я тебя хочу, — шепчет Барлоу мне на ухо, разгоняя мурашки размером со слона по разгоряченной коже. — Боже, как я тебя хочу!

— Тиф…

Но девушка уже не слушает меня. Она лихорадочно стягивает футболку, под которой нет белья. Безупречная грудь покачивается в такт ее движениям, сводя остатки моего самообладания с ума.

— Давай без разговоров, Кил. Я. Тебя. Хочу.

Без разговоров так без разговоров.

Резко опускаюсь на колени и припадаю ртом к розовым горошинам. Чувствую женские пальцы, вырывающие мои волосы, но не могу оторваться. Стягиваю домашние штаны по стройным ногам, отодвигаю трусы и спускаюсь к изнывающей плоти языком.

— О, Боже…

Она расставляет ноги шире, давая мне больше возможности для маневра. Мои пальцы присоединяются к языку, погружаясь в такую вязкость, от которой сам в момент дурею. Запах девичьего возбуждения сносит крышу, заставляя орудовать рукой и ртом с бешеной скоростью до того момента, пока Тиф не трясет в моих ладонях. И я чувствую на губах вкус ошалелого оргазма. Капли стекают по подбородку, когда я отстраняюсь и ловлю в фокус затуманенные жёлтые зрачки. Не знаю, что движет мной в этот момент, но я на одном дыхании выдаю то, что сидит со мной с того момента, когда я увидел Тиф в кабинете отца спустя два года разлуки:

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Сначала девушка никак не реагирует. Просто приводит в порядок дыхание после лихорадочного удовольствия, а потом до нее словно доходит смысл моих слов. Она фокусирует на мне взгляд, ее брови взлетают вверх. Ладони опускаются, вынимая пальцы из моих волос.

— Что ты сказал?

Голос хрипит от волнения. Щеки раскраснелись от настигшего оргазма. Волосы крупными волнами легли на плечи. Обнаженная, удовлетворенная и безумно красивая.

— Ты прекрасно меня слышала, — приподнимаюсь на одно колено, — у меня нет кольца сейчас, но есть огромное желание быть с тобой. Потому что я очень сильно тебя люблю, Солнце. Я думаю об этом с тех пор, как ты вернулась. Я хочу от тебя детей. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне по закону. Чтобы все знали об этом. Но в силу обстоятельств, которые нас преследуют, я думал, что это неуместно. Мне было страшно, что ты можешь отказать. Потому что… Ты понимаешь… Но когда оба мои брата воплощают те самые заветные желания, которые просто разрывают мой мозг, я больше не могу сражаться с этими ветряными мельницами в моей голове. Я хочу тебя. Только с тобой. Я очень тебя люблю, Тиффани Барлоу. И поэтому прошу стать моей женой. Да, так сумбурно и нелепо, но в этом весь я. И не хотелось бы, чтобы в такой момент ты видела какую-то несуществующую мою сторону. Я куплю тебе самое лучшее кольцо на свете, отвезу туда, куда захочешь, сделаю все, что ты попросишь. А сейчас… Что ты скажешь, родная?

Выдаю все это как на духу и перестаю дышать. Вижу ошалелое лицо Тиф. Замираю в дичайшем страхе отказа. Но сказанного не вернёшь. Так и сижу перед ней на одном колене, пока она возвышается надо мной и молчит. Смотрит долго и пристально, а потом опускается рядом.

— Да… — она тянется ко мне руками и залезает на колени, обнимая за шею. Покрывает поцелуями все мое лицо, а после спускается к пуговицам на рубашке и начинает лихорадочно расстёгивать их. — Да, да, да, да, да. Миллион раз да. Я стану твоей женой, Киллиан. Это то, чего я очень сильно хочу.

И только тогда я, наконец, могу сделать вдох.

Lullaby — Nickelback

Киллиан

После той ночи, когда я сумбурно позвал Тиф замуж, все сильно остро стало ощущаться между нами. И до этого отношения были на пределе эмоций, а сейчас каждое движение, каждое слово и действие воспринималось иначе. Как что-то запредельное. Космическое. Нереальное вовсе.

Все, что произошло каких-то пару недель назад, до сих пор яркими всполохами проносится в памяти: как Тиффани смотрела на меня, как, не отрываясь, слушала, как обнимала и шептала на ухо тысячное "Да", заливающее мое сердце таким вязким медом, что там незапятноного места просто не осталось. Все в Тиффани. Я весь в ней.

" — Давай пока не будем никому ничего говорить? — все еще Барлоу крутит в воздухе левой ручкой и неотрывно смотрит на безымянный палец. Я скрутил из мюзле, оставшегося от бутылок шампанского, маленькое колечко, которое девушка шустро нацепила на себя.

— Почему?

Удивленно приподнимаю бровь, отрываясь от женской ножки, которую только что покрывал поцелуями. На светлой коже тот час высыпали предательские мурашки.

— Пусть Ник и Сэм вдоволь насладятся этим временем единолично. Я не хочу сбивать их эйфорию.

Молча киваю головой. На самом деле я тоже не горю желанием сейчас афишировать изменения в статусе наших отношений. Пока мы имеем дело с большими рисками извне. Сначала нужно разобраться со всеми проблемами. Мне достаточно того, что она согласилась стать моей — это важно.

— Знаешь, что я понял? — выдаю хрипло, на что Тиф переводит на меня свой задумчивый взгляд. Всматриваюсь в красивое лицо и окончательно убеждаюсь в своем решении. — Я очень хочу от тебя ребенка, родная.

Она моментально краснеет. И не просто краснеет, а буквально багровеет на глазах, заставляя меня рассмеяться.

— Я даже не знаю, как воспринимать твою реакцию, Солнце.

— Я… — она опускает взгляд, — я не пью таблетки… перестала, когда меня забрали. Нечего было… Да и не зачем.

Осторожно цепляю пальцами острый подбородок и возвращаю себе взгляд желтых зрачков. Касаюсь румяной щеки, прикидывая в уме, сколько мы уже занимаемся сексом без защиты. Читаю в ее глазах спрятанные внутри эмоции: радость, страх и неверие перемешаны друг с другом и плещутся через край.

— Ну и славно, Красивая. Предлагаю приступить к репитиции."

Этот разговор стал катализатором нового рубежа нашей любви. Тиф призналась, что хочет детей. Видит Лиз и задается вопросом, сможет ли она быть хорошей матерью. А для меня это не требует докозательств — я знаю, что Тиффани Хоггард станет идеальной женой и мамой. Моей женой и мамой моих детей.

Единственное, что омрачает всю ситуацию, так это просьбы Тиф выйти с территории особняка. Я понимаю ее как никто. Она из одного заточения перебралась в другое. Да, они оба мало похожи на тюрьму, но все-таки это не полноценная свобода. Девушка хочет это сделать исключительно со мной, чтобы быть в безопасности, но проблема в том, что я больше не способен эту безопасность ей гарантировать. Я не могу так рисковать. Прошло почти два месяца, как она здесь, а Тиф ни разу не была в городе. Только в тот день, когда вернулась. Я знаю, что она тоскует. Но не могу пойти на уступки. Просто не могу.

Вот и сейчас, сидя в кабинете Ричарда и просматривая последнюю информацию от Линдермана, я киплю внутри. Мы поругались на этой почве несколько часов назад. Тиф хлопнула дверью и покинула поместье, направляясь в конюшню. Я наблюдал за ней, пока она выгоняла Сириуса, проводила его по корду, который отец велил подготовить специально для нее, а после сама взлетела в седло и поскакала на высокой скорости, словно выплескивала всю свою невысказанную злость. Не знаю, сколько бы я еще так стоял, если бы не мобильный, который разорвал пространство своим внезапным звонком. Вглядываюсь в дисплей, на котором светится имя Джеймса Тернера, и на момент замираю. Сердце разгоняется и начинает молотить по ребрам, предчувствуя тревогу.

— Джеймс, — бросаю без приветствий. Если Тернер звонит, значит они что-то узнали.

— Киллиан, есть новости.

Мужской голос на другом конце провода не выражает ничего. Я не так хорошо знаю этого человека, чтобы разгадать его эмоции в момент, как это происходит с членами моей семьи.

— Говори.

— В общем… Отец выянил, кто такой Габриэль Ривера. Но, боюсь, это не слишком поможет.

— Тернер, давай без ребусов, — чуть ли не кричу в трубку, с силой сжимая левую руку в кулак.

— Он мертв, Кил.

— Что?

Меня сейчас словно обухом по голове пришибло. Ноги подкосились, вынуждая упасть в отцовское кресло.

— Я не ослышался только что?

— Боюсь, нет. Он умер одиннадцать лет назад. Причем ситуация там очень непростая, — Джеймс прокашлялся, — какие-то местные разборки. Ему было тридцать четыре года на момент гибели.

— Это точная информация?

Я не говорю. Хриплю.

— Судя по всему, да. Отчеты о вскрытии, показания свидетелей, репортажи прошлых лет. Отец поднял все по своим каналам. Была крупная перестрелка. Там сотни людей полегло. Ты должен быть в курсе… Вроде делили Южный район. Или как он правильно называется.

Смутно припоминаю давнюю бойню. Но нигде не фигурировало необходимое нам имя.

— Тиффани?

Сейчас действительно изо рта вырываются одни хрипы.

— Мы не нашли никакой информации по поводу того, что он может являться ее отцом. Как и связей с Викторией. Но… Сам понимаешь, очень много времени прошло. По свежим следам рыть проще.

— Понимаю…

— Тут еще один вопрос. Параллельно с именем Ривера фигурировала одна фамилия. — Джеймс замолкает. — Петтифер.

Я моментально подрываюсь с места.

— Как ты сказал?

Кажется, что трубка сейчас взорвется в моих руках от напряжения.

— Микаэль Петтифер всюду фигурирует в делах Габриэлья Риверы. Он был его правой рукой.

— Я понял, Тернер, — бросаю на ходу, выбегая из кабинета и отправляясь на задний двор. — Огромное спасибо тебе и твоему отцу. Дальше мы сами. Я твой должник.

— Без вопросов, Хоггард. Звони, если ещё будет нужна помощь. Фото пришлю на почту.

Джеймс скидывает звонок, когда я покидаю дом. Слышу свист Тиффани и почти бегу за особняк. В голове такой колоссальный рой мыслей, что я попросту не знаю, за что мне ухватиться.

Вижу прямую девичью спину и густую копну светлых волос, рассыпавшихся по плечам. Она сидит верхом на Сириусе без привычного шлема. Все ее движения дерганые и рваные. Даже я, который никак не связан с лошадьми, понимаю, что в таком состоянии лучше не садиться в седло.

— Тиф! — кричу, быстрым шагом подходя ближе. Барлоу осознанно меня игнорирует, направляя лошадь дальше. — Тиффани!

— Дай мне остыть, Киллиан!

— Нам нужно поговорить. Да стой же ты, мать твою! — перехожу на бег, но девушка только сильнее отдаляется. — Тиф, черт тебя возьми!

— Мы уже поговорили, теперь я хочу немного побыть одна! — она оборачивается. Ее глаза полыхают огнем негодования.

— Да остановись ты и послушай меня! Звонил Тернер и…

Я на успеваю договорить. Весь ужас происходит прямо на моих глазах. Тиффани резко оборачивается. Как-то неестественно дёргается в седле, ударяя ногой в бок лошади, после чего Сириус мгновенно встаёт на дыбы. Тиф покачивается, пытаясь ухватить поводья, которые выпустила от неожиданности, но не успевает — конь начинает нестись вперёд. И я как в замедленной съёмке вижу, что Тиффани откидывается назад и кубарем валится на землю.

— ТИФ!

Ору что есть мочи, выжимая из своей скорости максимум. Внутри все замерло, пока я несусь к девушке, застывшей на земле в одной позе. Что-то внутри оборвалось, когда я слышу дикое ржание лошади в глубине участка. Не могу вздохнуть, не могу моргнуть. Тупо умираю, потому что понимаю, что она не двигается. Потому что она была без защиты. На взводе. Из-за меня.

— Тиффани… Нет-нет-нет… — падаю перед ней на колени, лихорадочно убирая с лица волосы. — Давай же, родная, очнись.

Но она не слышит. Ничего не слышит.

Scare Myself — Nessa Barret

Киллиан

— Давай же, родная, очнись, — перебираю светлые пряди, чтобы открыть девичьи глаза. Моему облегчению нет предела, когда я вижу ее распахнутые веки. — Господи, Тиф…

— Кажется, я сломала руку… — она хрипит и морщится, силясь повернуться. — Болит… Ай…

— Не двигайся, я сам все сделаю.

Очень осторожно поднимаю невесомую фигурку. Аккуратно провожу по правой руке и понимаю, что дело плохо — плоть раздувается и синеет в запястье и переходит на кисть прямо на глазах.

— Сильно болит? — целую ссадины на бледных щеках и прижимаю девушку к себе. Мое сердуе тарабанит так сильно, что готово пробить ребра навылет.

— Угу. Пальцы немеют.

Тиффани силится, чтобы не заплакать. Но через какие-то секунды ее белки наполняются предательскими слезами, после чего соленые капли струятся по стертой коже. Это раздирает меня на части. Ласково провожу пальцем, стирая слезу, а потом целую ее в каждую кровоточащуюю царапину.

— Что-то еще болит? Кроме руки? Голова? Ты упала с охренеть какой высоты.

— Немного кружится, — Тиф медленно прислоняется к моей голове своей. Запах крови заполоняет рецепторы. — Я инстинктивно выставила руки и упала на них. Мне еще повезло.

— Прости меня, родная, это я виноват. Ты была взвинченной, когда поехала верхом.

Я спешу к дому, чтобы позвонить нашему семейному врачу. Мистер Грант должен исключить другие травмы.

— Это не твоя вина, а моя. Никогда нельзя идти к лошади в таком состоянии. Я это знала, а Сириус почувствовал. С самого начала он был сам не свой.

Она неуклюже поворачивает голову в ту сторону, куда ускакал конь. Территория поместья настолько огромна, что Сириус давно уже скрылся из вида.

— Не переживай, мама разберется, — толкаю ногой дверь и вхожу в дом. Беатрис Хоггард раньше занималась конным спортом, именно поэтому на территории есть все для содержания лошадей. После рождения Ника она перестала ездить верхом совсем. Не знаю, что тогда произошло, но она категорически отказывалась заводить лошадей, пока это не потребовалось Тиффани. Именно мама проводила с ней большое колличество времени в конюшнях. Я впервые увидел в ее темных зрачках столько энергии, любви и огня к делу, которым она занята.

Устраиваю Тиффани на диване в гостиной и быстро набираю знакомый номер. Обрисовываю ситуацию мистеру Гранту, а он в свою очередь обещает приехать как можно быстрее. Все, что необходимо сделать мне, так это обеспечить Тиф покой. Что я и делаю. Сажусь напротив нее и ласково разглаживаю вьющиеся волосы.

— Я обещаю тебе, что как только ты поправишься, мы поедем в город. Ты и я. Проведем время вместе за пределами этих стен, — вижу, как на ее лице появляется мимолетная улыбка. — Обещаю, Солнце. Больше ни при каких обстоятельствах я не хочу ссориться с тобой.

— И я не хочу, — тонкие пальчики здоровой руки тянутся к моей щеке и нежно обхватывают ее. Правая кисть стала какого-то невероятного размера. — Прости меня, любимый. Я была неправа. Понимаю, что ты беспокоишься о моей безопасности. Просто…

— Я знаю. Знаю. Не надо объясняться. Ты забыла? Я чувствую тебя так же, как и ты меня.

За разговорами время пролетает быстро. Тиффани все время лежит, давая покой больной руке. Кроме нас в доме только Лиз, но она отдыхает у себя. Не считая прислуги, конечно. Сэм на работе, Ник везде с ней, а Чарли, Ричард и мама решают свои вопросы в городе. Жизнь, какие бы сюрпризы она не приподносила, идет своим чередом. Я рассказываю Барлоу все, что узнал от Джеймса. Наши мысли по поводу всего схожи: выйдем на Петтифера — отгадаем большую часть головоломки.

Через полтора часа приезжает мистер Грант. Конечно, он в прятном удивлении, что девушка снова в семье, потому что мы никому не распространялись об этом факте. Затем осматривает Тиф, при этом первым делом фиксируя травимированную руку, расспрашивает о самочувствии. После достаточно дотошного исследования с хмурым видом разворачивается ко мне.

— Нужно в больницу, Киллиан, — его брови сведены к переносице, весь вид выражает серьезное беспокойство. — Сотрясения, слава Богу, нет, но мне необходим рентген, чтобы определить, есть ли смещение кости.

Шумно выдыхаю. Умом я понимал, что от его приезда не будет особого смысла, потому что перелом нужно в любом случае светить. Но сердце в своей тревоге затмило разум. А по итогу мы только потеряли время, откладывая неизбежное.

— Это неотложный вопрос.

В голосе Гранта звучит сталь. Не мне с ним спорить. Лишь киваю и перевожу внимание на девушку, свернувшуюся в клубок на диване.

— Родная, надо ехать.

Она понимает без лишних слов. Медленно выпрямляется, но я не даю ей встать. Подхватываю на руки и несу в гараж.

— Мы за вами следом. Она поедет только в моей машине.

Мистер Грант уже много лет является лечащим врачом нашей семьи не только потому, что он первоклассный специалист, но и потому, что не задает вопросов. Мужчина складывает свои вещи и идет на выход, где его провожает Максимиллиан. Понимаю, что от внимания доктора не укрылось увеличенное количество охраны и досмотр на въезде в поместье, но ни единого замечания по этому поводу озвучено не было.

Осторожно усаживаю Тиффани на переднее сидение Bugatti, прыгаю рядом и выжимаю скорость на максимум. Барлоу молчит и смотрит в окно, поглаживая травмированную руку. Я знаю, что она наслаждается сменяющимися картинками, любуется сумерками, опускающимися на город. Девушка дико соскучилась по жизни вне стен поместья, где можно спокойно перемещаться.

Скидываю сообщение Чарли о том, что мы были вынуждены уехать. Предупреждаю охрану, все-таки беременная Элизабет осталась дома одна. На всякий случай отправляю месседж и ей. Господи, когда я стал таким ответственным?

— И все-таки мы едем в город, — с пассажирского сидения раздается приглушенный голос. Тиф разворачивается ко мне, на губах блуждает слабая улыбка, но желтые зрачки излучают тоску. — Я все равно добилась своего, да?

Ничего не отвечаю, потому что это не требуется. В воздухе витает одна горечь. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида, где вижу два мерседеса, следующих на небольшом расстоянии. Охрана.

Заезжаем на территорию клиники быстрее, чем наш лечащий врач. Я осторожно вывожу Тиффани на улицу, поддерживая за талию. Но стоит нам зайти внутрь, как мы сталкиваемся лоб в лоб с Николасом и Самантой, которые, судя по всему, караулили нас на входе, чтобы не пропустить. Сэм уже не в медицинском халате, а Ник вертит в руках ключи от своего Porsche. Странно, у нас в доме есть свой личный доктор, а я даже не подумал об этом.

— Тиффани! Как ты?! — Саманта бросается к подруге и остороджо осматривает руку. Надо полагать, что Грант сказал ей. Затем она резко разворачивается ко мне, выпуская весь свой адреналин. — Почему ты игнорируешь мои звонки? Я бы сразу же приехала, наскреби ты мозгов меня набрать…

— Попридержи коней, воительница. Я тебя уважаю, но всему есть предел. Ник.

Я смотрю на брата, и он понимает. Что-то шепчет ей на ухо, после чего брюнетка только гневно сводит вместе темные брови, затем целует Тиф в щеку и пулей вылетает из клиники.

— Ждем дома, — Николас осторожно обнимает Барлоу и выходит следом за своей невестой, по пути встречая в дверях мистера Гранта.

— Нрав у нее, конечно… Бедный братец.

Тиф пытается шутить, но я вижу, что ей больно. Дома она выпила обезболивающее, однако прошло уже достаточно времени, и острые ощущения вернулись.

Все время, что Тиффани была сначала в рентген-кабинете, а потом на осмотре, я мерил шагами больничный корридор, параллельно втолковывая Линдерману, что мне срочно нужно выйти на Петтифера. Адам работает с Агиларом намного дольше меня. Он имеет доступ к той информации, к которой мне никогда не подобраться. И я по-прежнему убежден, что человеком, которому Итан проиграл Тиф, является именно Давид. А если так, то он однозначно имеет или имел дела с Петтифером.

Заканчиваю разговор, когда из палаты появляется Тиффани с несуразным гипсом, сковывающим ее тонкую ручку.

— Перелом со смещением. Пришлось вправлять кость, — Грант шагает следом, отдавая мне снимки и заключение. — Если все будет хорошо, то походить придется от четырех до шести недель. Затем ко мне на контроль. И… Тиффани.

— Да, доктор Грант?

— Никакой верховой езды. Надеюсь, это понятно?

— Конечно, — она обреченно усмехается, — у меня же травма руки, а не головы.

Прощаемся и покидаем клинику. На улице уже совсем темно. Молча садимся в машину, но я не спешу трогаться с места.

— Почему мы не едем?

Смотрю на Тиф и не могу сформулировать мысли в слова. Наружу столько всего просится, когда вижу ее: совсем крошечную по сравнению со мной, которую так легко сломать, повредить, обидеть. Веду взглядом по треклятому гипсу, сковывающему правую руку, по щекам, на которых поселились обработанные, но все еще выделяющиеся ссадины. Я не могу защитить ее от всего. Просто не могу.

Резко подаюсь вперед и сжимаю ее лицо в своих ладонях. Жадно целую пухлые губы, наслаждаясь их особенным вкусом. Самым неповторимым для меня.

— Ты чего? — она отстраняется и внимательно смотрит. Так, что внутри все к чертям воспламеняется и горит. Полыхает…

— Я так тебя люблю. Никогда в жизни ничего подобного не чувствовал. До одури просто, родная.

Столько раз признавался ей в чувствах, а сейчас почему-то дичайше кроет. Самому впору разревется как девчонке от того, что у меня внутри в этот момент творится. Заворачивает и крутит все внутренности в водовород страхов и ощущений. Долбит по каждой воспаленной клетке.

Тиффани крепко сжимает мою руку своей здоровой. Ничего не говорит, но мне и не нужно знать — я все читаю по глазам, что снова светят словно гребаное солнце, которое сияет ярче всех в нашей галактике. Возвращаю взгляд к приборной панели, а затем выжимаю педаль газа до упора. Хочу быстрее оказаться дома, чтобы полноценно обнять свою женщину.

Снова цепляю охрану по зеркалам и немного скидываю скорость, чтобы не сильно оторваться. В тишине добираемся до поместья, каждый пребывая в своих мыслях. Но когда мы, наконец, выезжаем на гравийку, ведущую к особняку и скрытую от посторонних глаз высокими деревьями, что-то идет не так.

Молниеносно жму по тормозам, когда перед нами выскакивает машина и преграждает дорогу. Тиф дергается в кресле, но привычка пристегиваться спасает ее от удара. Оборачиваюсь назад и вижу, что мы отрезаны от охраны. Не знаю, в какой момент они отстали. Вижу, как дверь в тачке открывается, и на встречу выходит здоровый бугай со стволом прямо в упор.

— Киллиан… — голос Тиф дрожит. При всем желании я не успею достать глок. Обреченно поворачиваюсь к Барлоу и вижу застывший ужас в ярких зрачках. — Нет-нет-нет!

Резко бросаюсь за пистолетом, спрятанным под бомбером, но не успеваю. Оглушительный выстрел разрывает пространство. Как в замедленной съемке вижу разбивающееся на миллион осколков стекло, пронзенное пулей, как она целенаправленно устремляется ко мне, как пробивает грудь. Все это наблюдаю словно со стороны. А затем чувствую боль, разрывающую тело на части. По инерции откидываюсь на спинку сидения. Ощущаю, как что-то вязкое заливает футболку, но не могу пошевелиться. Затуманенными зрачками смотрю на Тиф, чье лицо залито слезами. Она безмолвно кричит, протягивая ко мне здоровую руку. Я хочу коснуться ее, хочу удержать, но не могу пошевелиться. Вижу, как Тиф вытаскивают из машины, словно тряпичную куклу. Она бьется, кусается и снова в немом крике открывает рот, но я ничего не могу предпринять. Я падаю. Я не чувствую тела. Я больше вообще ничего не чувствую.

Несколькими днями ранее

Мужчина стоит к окну лицом и вглядывается в серые тучи, захватившие Лондон. Его руки убраны в карманы дорогих брюк. Часы на запястье предательски тикают, отсчитывая и так уходящее время.

— Пора забирать ее, — говорит он человеку, стоящему позади.

— Вы уверены?

Он медлит с ответом. Уверен ли он? Точно ли он понимает, что готов к этой встрече?

— Я не привык обсуждать свои решения ни с кем. Делай то, что тебе говорят.

Звук удаляющихся шагов и хлопок двери знаменует, что он, наконец, один. Шумный выдох вырывается из его рта. Все, что происходит в последнее время, требует от него максимальной выдержки и отдачи. Эти бесконечные притязания на власть, войны и разборки уже порядком ему осточертели. Пора реализовывать то, что он вынашивал годами. Потому что устал.

Пора с этим кончать.

Father — Jeremy Camp

Ричард

Смотрю на сына, лежащего на больничной койке, а все внутри захлебывается в крови. Его смуглая от природы кожа сейчас бледная как никогда. Губы плотно сомкнуты, а глаза закрыты. Устало тру веки и откидываюсь на спинку кресла.

Чарльз увез Беатрис несколько часов назад, чтобы она могла поспать. Жена не сомкнула глаз в течение всего времени, что Киллиана оперировали. Пуля едва не задела сердце и раздробила ребра. Я даже думать боюсь, что бы произошло, если бы не Николас… Воспоминания о жутчайшем моменте нашей жизни прокатываются в голове, не давая шансов забыться.

" — Папа! — младший сын орет в трубку, заставляя волосы на теле встать дыбом. Случилось что-то плохое. — Срочно езжайте в клинику!

— Господи, Николас, что произошло?

Мы с Трис возвращались с города, когда тревожный звонок перевернул наши жизни с ног на голову.

— Киллиан… Папа… Здесь столько крови… — голос Ника дрожит. Он не может связать слова в предложение. — Сэм остановила кровотечение… Мы едем к доктору Гранту…

Как в бреду скидываю вызов и разворачиваюсь к жене. Беатрис сверлит меня своими карими глазами и ждет ошеломительной правды. Я в очередной раз подмечаю, как старший сын похож на нее.

— Родж, в клинику Гранта, пожалуйста, — задушенно прошу водителя развернуться от дома, при этом не отвожу взгляда от Трис. — Дорогая, дела очень плохи.

— Киллиан?

Слезы начинают литься бесконтрольно. Дикий звук вырывается из ее горла, когда я из последних сил киваю. Жена закрывает лицо руками и воет навзрыд, разрывая меня на части. Она всегда говорила ему, что все его дела плохо кончатся. Она этого просто не переживет.

Да кого я обманываю? Я сам не переживу.

Когда автомобиль тормозит перед клиникой, нас уже встречают. Лиз, накрывая живот рукой, стоит у стойки администратора и сверлит дверь стеклянным взглядом. Но стоит ей увидеть меня на улице, как девушка тут же бросается на встречу.

— Он в реанимации, — тараторит невестка на одном дыхании. — Сердце не задето, слава Богу, но он потерял много крови.

Беатрис уносится вперед, оставляя меня наедине с Элизабет.

— А Тиффани? — каждую букву с трудом проговариваю. Язык просто не ворочается во рту.

Девушка молчит и опускает глаза. Я знал, какой будет ответ, еще не задав вопрос.

Мы поднимаемся на третий этаж. Ноги одревенели настолько, что мне буквально больно переставлять их, делая шаги. В голове набатом тарабанит одна мысль: хоть бы живой.

Когда оказываемся в коридоре, то меня шатает. Лиз машинально ловит мою руку, чтобы удержать на месте. Я вижу Чарли, который гладит мать по волосам, а она рыдает на его груди. Лицо среднего сына застыло в маске полного отчуждения и непонимания. Ему больно. Но когда я вижу Ника, то задыхаюсь.

Сын сидит на полу, запустив руки в волосы. Рубашка перепачкана кровью, как и предплечья, которые выглядывают из-под закатанных до локтя рукавов. Сэм сидит рядом, такая же грязная, как и Ник, и застывшим взглядом смотрит на дверь реанимации.

— Что произошло?

Николас поднимает голову. Глаза, идентичные моим, красные и опухшие, а выражение лица сбивает с ног. Он в шоке.

— Тиф сломала руку… — начинает Саманта, потому что сын молчит. И от этого становится еще страшнее. — Сириус сбросил ее. Пришлось ехать в больницу, чтобы сделать рентген. Мы встретились здесь, когда Киллиан привез ее. Мы с Ником уже собирались домой. Когда мистер Грант все осмотрел, они вдвоем отправились в поместье. Кил как чувствовал… — Сэм оборачивается и смотрит на своего жениха. — Он будто чувствовал, что что-то может случиться. Написал Нику сообщение о том, что они скоро будут, но он не видит охрану… Мы сразу же выехали после этого.

Девушка как-то отстраненно оглядывает свою заляпанную футболку. А меня мутит. Это кровь моего сына.

— Когда мы приехали, Тиф уже не было… Кил… — Саманта доктор, но она же и человек, чьего близкого почти убили. — Там было столько крови, Ричард. Я… Я… Я остановила кровотечение, Ник гнал так, как никогда раньше… Главное, что мы успели. Он жив… Мистер Грант справится, я уверена. Он же мастодонт медицины…

Она пытается успокоить меня, но девушку так сильно трясет при каждом слове, что я невольно подаюсь вперед и крепко стискиваю ее в объятиях.

— Спасибо, — шепчу на ухо, — спасибо тебе за то, что ты спасла моего сына. Я счастлив, что ты станешь членом нашей семьи, дочка.

Сэм начинает рыдать на моем плече. Скопилось все: напряжение, стресс, ужас и застарелые травмы детства. Я глажу ее по мягким волосам, мысленно благодаря Бога, что она у нас есть. Затем Саманта отстраняется и уступает место Нику. Сын поднимается с пола и подходит вплотную. Его глаза сверлят мои, а я вижу в них такой водоворот опасных эмоций, что становится страшно. За него страшно.

— Ты сделал все, что мог, мой дорогой, — притягиваю его за шею и тоже обнимаю. — Ты не виноват ни в чем.

— Парни из охраны, папа… — его голос скрипит, раздавливая мои и так смятые нервы под душераздирающие рыдания Беатрис. Чарли не отходит от нее ни на шаг. — Все облава… Карим нашел машины и восемь трупов. У них жены. У всех дети…

Для Николаса все, что произошло — колоссальный удар. Он самый добрый и сердобольный из нас. Любитель пофорсить на треке, он может решать проблемы в своей зоне ответственности, но сын не жесток, в отличие от Киллиана, у которого смешались понятия добра и зла, в отличие от Чарли, который может быть жестким и хлестким, если того требуют обстоятельства. И в отличие от меня… На чьем веку не мало грехов.

Так и ждем вердикта: я с Ником и Сэм, а Трис с Чарли и Лиз. Ждем и абсолютно точно верим, что сейчас доктор Грант выйдет и скажет: все хорошо."

С того момента прошло почти сорок восемь часов. Я гипнотизирую кровать, на которой пластом лежит Киллиан, проклинаю все к чертям и одновременно молю Бога о помощи. В своей жизни мне пришлось творить такие страшные вещи, что не мне обращаться к Всевышнему, но когда человек в отчаянии, он готов найти веру там, где до этого даже не пытался.

Устало поднимаюсь из кресла и выхожу в коридор. Услужливая молодая медсестра интересуется, не принести ли мне кофе. Но единственное, чего я сейчас хочу, чтобы сын открыл глаза.

Направляюсь к своему давнему другу, чтобы немного отвлечься от мрачных мыслей, потому что одна хуже другой. Помимо Киллиана, балансировавшего где-то на грани, Тиффани снова неизвестно где. В том, что она жива, у меня нет сомнений.

— Ричард, — приветствует меня главный врач клиники, когда я вхожу в кабинет Рика Гранта и падаю на диван для посетителей. — Тебе надо поспать.

— Не могу.

— Понимаю, но это необходимо.

Мужчина встает из-за рабочего стола и поправляет сползающие на нос очки. Подходит ближе и присаживается рядом. Мы многое прошли рука об руку. Ни я, ни он никогда не отступали и не предавали друг-друга, поэтому Рик — один из тех немногих людей, которым я безоговорочно и всецело доверяю.

— Что происходит в вашей семье, дружище?

Его серые глаза светят меня рентгеном.

— Как бы в этот раз мы не попали в такую яму, из которой невозможно выбраться. Киллиана чуть не убили, Тиф забрали, Ник получил психологическую травму, Беатрис вообще себя не контролирует. Я не знаю, за что хвататься.

Чувствую, как на мои плечи и спину навалилась колоссальная усталость от всего происходящего. Больше не могу ей сопротивляться. Меня ломает. Я единственный, кто не уезжал из больницы за эти двое суток.

— Поспи, — слышу голос друга откуда-то из вакуума. В ушах стоит невероятный гул. — Я разбужу тебя, если что-то изменится.

— Ричард! Ричард!

Кто-то трясет меня за плечо, вырывая из беспокойной дремы. Распахиваю веки и вижу Рика, слишком возбужденно рассматривающего мое лицо. Сразу же вскакиваю на ноги.

— Он пришел в себя. Иди.

Куда там идти. В свои годы несусь как пацан через несколько ступенек, лишь бы быстрее добраться до нужной палаты. Но перед заветной дверью торможу. Все внутри клокочет от возбуждения и счастья. Тем не менее, страх просачивается через эти эмоции и заполняет все собой. Тот ли я человек, которого он захочет видеть первым?

Не даю себе время на самоедство. Толкаю дверное полотно и вхожу.

Киллиан полусидит на кровати и сканирует помещение пустыми глазами. Медсестра колдует рядом, проверяя приборы, а я не могу от него оторваться. Вот он! Мой мальчик. Живой. Даже в таком беспомощном положении он производит очень опасное впечатление.

— Сын.

Голос дрожит как и каждая клетка напряженного тела. Он устанавливает со мной зрительный контакт, но молчит. Просто смотрит долго и пристально, не говоря ни слова.

— Как ты себя чувствуешь? — делаю несколько шагов вперед, пока не останавливаюсь рядом с кроватью. Медсестра тактично покидает палату, оставляя нас наедине.

— Где мама?

Он звучит непривычно тихо. Раньше, когда Киллиан начинал говорить, его обойти вниманием было просто невозможно. Сейчас же он сильно не похож на себя прежнего. Ни голосом, ни взглядом.

— Я отправил всех домой. Беатрис нужно поспать, — осторожно сажусь на стул справа от сына. — Она не отходила от тебя ни на шаг.

— Чарли?

— Увез Лиз и остался с ней. Сам понимаешь.

Киллиан слабо кивает.

— Ник?

— Он и Саманта увезли маму. Николас тебя привез. Саманта остановила кровотечение. Если бы не они… — сглатываю слюну, которая резко застряла в горле, — все было бы по-другому.

Киллиан ничего не говорит на это. Опускает глаза и рассматривает собственную грудь, перевязанную бинтами. Я знаю, о чем он думает. И в кои-то веки боится спросить. Поэтому я говорю сам.

— Тиффани не было в машине.

— Знаю. Я помню, как ее тащили наружу словно марионетку. С ее поломанной рукой.

И столько горечи в этих словах, что меня их волной захлестывает. Хочется раздавить каждую гниду, причастную к тому, что несчастен мой сын и девушка, которая для меня как дочь.

— Я обещаю тебе, сынок, что мы все исправим. Я даю тебе слово.

Опасливо поднимаю руку и накрываю ею его ладонь. За последние годы мы стали слишком далеки друг от друга. Я боюсь, что он оттолкнет меня. Но Киллиан не предпринимает никаких попыток освободиться. Он вообще не двигается. Его пальцы холодные и безжизненные.

— Перед тем, как все случилось, мне позвонил Джеймс Тернер. Его отец выяснил, что Габриэль Ривера давно мертв. Но человек, с которым тот имел дело, нам хорошо знаком. И это Микаэль Петтифер.

— Значит здесь два варианта развития событий: либо Ривера все еще жив, либо Петтифер работает на Агилара, раз тот сделал тебе прямолинейный намек на то, что он знает о Тиффани.

Киллиан кивает.

— Тернер должен был прислать мне на почту зашифрованные файлы с фото. Мне нужен мой телефон.

— Хорошо, я попрошу, чтобы кто-то из братьев привез его, — не убираю руку. Буквально кричу внутри себя, чтобы сын взглянул на меня. Мне катастрофически сильно нужно его внимание. И он делает то, что мне необходимо — встречается глазами-близнецами с моими.

— Дерьмово выглядишь.

— Я здесь двое суток. По-другому и не могу выглядеть.

— Почему?

Этот вопрос повисает между нами. Он тикает у меня в мозгу, как бомба замедленного действия, разгоняя в крови адреналин.

— Что значит почему? Ты мой сын.

— Да ладно тебе. Я все знаю.

Киллиан вытаскивает руку из-под моей ладони и слабо улыбается. — Когда-то давно я стал невольным свидетелем занимательно разговора.

— Какого еще разговора?

— Я знаю, что ты не мой родной отец.

В этот момент в моей голове действительно что-то разорвалось. Смотрю на сына, свою кровь и плоть, и не могу поверить, что слышу этот бред.

— Киллиан… Что ты такое говоришь?

Он начинает смеятся, видя мой ошалелый взгляд.

— Много лет назад я стал свидетелем вашего с мамой разговора. Скандала, если быть точнее. Вы не знали, что я подслушиваю. А я… Я сделал это не нарочно. Просто мама так сильно кричала и плакала, а я был дома один. Братья тогда уехали в Уэльс… — он замолкает, словно погружаясь в те болезненные воспоминания. — Помнишь, вы в то лето постоянно ругались? Меня это с ума сводило. А потом я услышал, что у тебя была другая женщина. Во время мамы. И что ты бы никогда не согласился взять ее и ребенка если бы знал, что произойдет. Это сидит во мне уже очень много лет. И каждый раз я прокручиваю в голове твои слова и понимаю, почему ты любил братьев больше, чем меня.

Смотрю на взрослого мужчину, а вижу перед собой маленького ребенка, который все эти годы жил с тяжким грузом обиды внутри и не мог поделиться. Теперь я ясно осознаю, почему он стал таким, какой есть сейчас: закрытый, не слушающий никого вокруг, озлобленный. Он сам придумал себе собственную парадигму мира и сам же в нее поверил, но был слишком гордым, чтобы прийти и просто спросить.

Чувствую, как глазницы жгут отравляющие душу слезы. Я потерял столько времени. Я упустил своего сына из виду. Я так перед ним виноват.

Поднимаюсь со стула и подхожу вплотную к Киллиану. Обхватываю его голову руками и целую в макушку так же, как всегда делал в детстве. Это выбивает из него любой дух сопротивления.

— Знаешь, я всегда думал, что ты так холоден со мной из-за того, что произошло с твоим другом. Но только сейчас понял, что все началось намного раньше. Мой родной мальчик, — глажу спутанные волосы, наслаждаясь такой забытой близостью, которая была для меня недоступна, — ты вырос в сильного и стойкого мужчину. Ты храбрый, заботливый, когда есть для кого, умный… Но иногда ты такой дурак…

Отстраняюсь и смотрю в свои же глаза.

— Помимо того, что у тебя тот же цвет зрачков, что и у всех твоих братьев, ты же даже смотришь как я. Ты вертишься в таких кругах, но не додумался сделать тест ДНК?

— Я боюялся увидеть подтверждение этого факта… — впервые голос сына срывается от неуверенности и страха. — А потом просто забил.

— Ты бы увидел, что ты мой сын. Мой первенец. Моя гордость. Моя безусловная любовь. Как ты мог, вообще, допустить такие мысли, Киллиан?! Ничего не спросить ни у мамы, ни у меня…

— Мне было страшно. Я слышал все собственными ушами. Этого для подростка было достаточно.

— Но ты вырвал все из контекста. У меня никогда не было другой женщины, когда появилась твоя мать. Потому что я не только безмерно ее люблю, но и уважаю ее и свой собственный выбор. Ты можешь себе представить, что у тебя будет кто-то, кроме Тиф? — сын медленно качает головой, не отводя от меня глаз, полных тоски. — И я не могу. И это есть совесть и собственное принятие.

— Но тогда что это были за слова про женщину с ребенком?

Я замолкаю, проваливаясь в далекое прошлое, которое всковыривает старые раны, заставляя их кровоточить.

— Твоя мать была беременна, когда мы познакомились. Она занималась конным спортом, участвовала в профессиональных заездах. Я делал ставки, как и многие бизнесмены в Лондоне. Ее тренер был отцом ребенка, — вижу, как расширяются зрачки Киллиана, когда он слышит правду. Не знаю, имел ли я право рассказывать ему, ведь это касается не только меня, но уверен, что Трис простит. — Беатрис была совсем юной, ей не было и двадцати двух. Тот… кхм… человек сделал ей ребенка, а когда узнал, что она беременна, то бросил ее. Участие в заездах, как и сам спорт, был под вопросом. Как ты знаешь, мама не из богатой семьи. И скачки были ее полноценным доходом. А она была хороша.

Я вспоминаю девушку, чьи темные волосы развивались по ветру. Изящную фигурку. Грацию, осанку, манеры. Меня мурашит как много лет назад. Так же жена действует на меня и сейчас.

— Наша история долгая и запутанная, как и у каждого из вас. Но мы вместе. Я готов был принять и ее ребенка, потому что она категорически не воспринимала аборт. Мы планировали, как назовем его. Для меня не было разницы, что это не мое дитя. Но тот мужчина решил по-другому.

— Что он сделал? — впервые за время нашего разговора в выражении лица сына проявляется привычная жесткость.

— Он был тем еще куском дерьма. Как только тот узнал, что мы с Трис вместе, то сразу начал вымогать денег. Решил поиграть на моей репутации. Но ты меня знаешь — мне все равно. Родителей на тот момент уже не было в живых. А когда его угрозы не увенчались успехом, то он избил Трис. Она потеряла ребенка.

Киллиан молчит. Стискивает челюсти, но не произносит ни звука. Да, это было давно. Но он слишком любит свою мать, чтобы оставаться к этому равнодушным.

— После этого Беатрис долго не могла забеременеть. Мы прошли круги ада, чтобы ты появился на свет, сынок. И то, что я тогда сказал, а ты имел неосторожность услышать, так это то, что твоя мать осталась покалеченной и физически, и морально из-за того, что я появился на горизонте. Все это было озвучено в приступе гнева, который никак не связан с тобой. Я люблю твою мать и тебя.

Сажусь к Киллиану на кровать, крепко его обнимаю. И, наконец, чувствую неуверенные прикосновения ладоней к своей спине.

— Порой, я люблю тебя даже больше, чем твоих братьев. Потому что ты очень напоминаешь мне меня. Никогда не сомневайся в том, что ты моя кровь и плоть. Никогда. Не бойся что-то спросить, если не понимаешь. Не бойся быть отвергнутым, потому что этого не будет.

Отстраняюсь и снова ловлю в фокус голубые зрачки, подернутые пеленой.

— Я тебя люблю. И этого ничего никогда не изменит. И я даю тебе слово, что сделаю так, чтобы мой сын был счастлив. Обещаю тебе, родной.

Eternal Night — FINIVOID

Тиффани

— Отпустите меня! Выпустите!!! — ору, что есть мочи, стараясь выбить ногами стекло на заднем сидении внедорожника, в который меня затолкали какие-то минуты назад. Ситуацию осложняет то, что у меня сломана рука и я полностью без сил. Окровавленное тело Киллиана и его пустой взгляд раздирает мою душу на обезображенные ошмётки. — Он же умрет!!! Он умрет!!!

— Она заткнется когда-нибудь или нет? — один из здоровых амбалов с пренебрежением бросает взгляд на мое зареванное лицо и тут же отворачивается. — Жаль, что нельзя ей в этом помочь.

— Ну, почему же… — тянет с водительского кресла другой голос, холодный и надменный, — мы можем немножко прикрыть ей рот.

— Ему не понравится.

— Ничего из ряда вон.

Бугай снова поворачивается ко мне, и его глаза не сулят мне ничего хорошего.

— Только попробуй хоть пальцем ко мне прикоснуться… — начинаю говорить, но горло сковывает предательский спазм. Однако мужчина не даёт мне закончить. Он резко прикладывает меня рукояткой пистолета по голове. И я проваливаюсь в пустоту.

Моргаю. При каждом движении век по зрачкам больно бьёт свет. Осторожно открываю глаза и испытываю чувство дежавю.

Боже, опять… Как меня все это откровенно задолбало!

Только в этот раз это не уютная маленькая комната без окон и с запертой дверью, а огромные аппартаменты. Богатый интерьер, дорогая техника и мебель. Теперь я совсем ничего не понимаю. Осторожно поднимаюсь и поправляю загипсованную руку. Боль ушла.

Тяжелая мысль простреливает голову. Киллиан! Господи! Нет-нет-нет…

Чувствую тошнотворный вкус желчи, подступающей к горлу. Закрываю рот здоровой рукой и бегу к чуть приоткрытой двери, за которой показывается белый кафель ванной комнаты. Падаю перед унитазом и изливаю все, что ела в обед. Пот стекает по лбу и вискам, а рвота все не заканчивается.

Когда желудок стал пустым, а во мне не осталось никаких сил, кое-как поднимаюсь с пола и бреду к раковине. Холодной водой умываю лицо, а затем с трудом фокусирую взгляд на зеркале.

Волосы растрепаны. На бледных щеках по-прежнему ссадины от падения, губы обескровлены. Я не знаю, сколько времени здесь. Что это за место. Но сейчас мне плевать на себя. Мне необходимо узнать, что с Киллианом.

Собираю последние силы в кулак и возвращаюсь в комнату. Обвожу ее взглядом в поисках телефона, хлопаю карманы джинс, но, ожидаемо, не нахожу ничего из личных вещей. А затем утыкаюсь в другую дверь. И она тоже не заперта.

Какое-то дикое возбуждение отодвинуло страх на задний план. Решимость и злость заполнила мои вены, подпитывая бегущую по ним кровь. Я со всей силы толкнула дверное полотно и оказалась в длинном пустом коридоре.

Ноги сами ведут меня. Словно интуиция включилась в самый последний момент и помогает найти правильный путь. Быстро шагаю по длинному узкому помещению без каких-либо дверей, кроме той, из которой я вышла. Достигаю широкой витиеватой лестницы и спускаюсь по ступеням, по-прежнему не встретив никого.

Дом потрясающе красив. Лепнина на стенах — настоящее произведение искусства. Пушистые ковры, картины, свисающие канделябры. Все это не создаёт впечатление старого света, а выдает в своем владельце истинного ценителя.

Когда преодолеваю последнюю ступень, то вижу ещё одну лестницу, но уже меньше. Она ведёт куда-то вниз, откуда слышатся приглушённые мужские голоса. Судя по отдаленному звуку, то его источник находится далеко. Но если он доходит до места, где я стою, значит мужчины кричат.

Меня снова начинает мутить, но я делаю глубокий вдох, прогоняя тошноту, а затем решительно спускаюсь по ступеням вниз. Опрометчиво? Да. Но мне нечего терять. Сейчас мое единственное желание — посмотреть в глаза этим ублюдкам и понять почему. Почему они методично уничтожали мою жизнь.

Голоса становятся все громче, когда я, наконец, оказываюсь внизу в ещё одном коридоре, но уже намного темнее. Это помещение больше похоже не подвал или погреб. Оглядываясь по сторонам, осторожно пробираюсь на звук, крепко прижимая к себе гипс. В крайнем случае можно кого-нибудь хорошо приложить им по башке.

Наконец, я дохожу до источника шума. Мужской хохот разрывает пространство и закладывает мне уши. Пытаюсь прислушаться к разговору, но ничего не понимаю. Звучат какие-то фамилии, варианты наказаний, от которых кровь стынет в жилах, и сомнительных поощрений, бесконечные перепалки и похабщина. Мне становится противно, будто я в грязном белье копаюсь. Но тут один из мужчин достаточно громко выдает:

— С Хоггардом эта тема нихрена не прокатит. Тот ещё черт. Надеюсь, что сегодня эта заноза в заднице испустит последний вздох.

Чувствую, что внутри вулкан просыпается. Гнев вперемешку со страхом не даёт дышать. Все эти эмоции накрывают страшной по своей силе волной желания. Желания отомстить. Уничтожить. Перевернуть все, чтобы правда выплыла на поверхность.

Делаю осторожный шаг, наблюдая сквозь едва приоткрытые двери за тем, как вершится сомнительное правосудие. Как люди, возомнившие себя богами, откровенно плюют в лицо всему остальному миру. Как все, что не кажется для них важным, стирается в порошок и перестает существовать в одночасье.

Не понимаю как, но ноги сами несут меня вперед, подбираясь ещё ближе к эпицентру всего происходящего. Я вижу их всех — властных, уверенных и неудержимых. Верхушка айсберга. Высшая каста. Они не гнушаются ничем в достижении своих собственных целей. Они спокойно калечат, насилуют и убивают. И им за это ничего нет. Такие как я для них — пешки в игре. И это пугает и распаляет одновременно.

Медленно проскальзываю внутрь, оказываясь ещё в одном пустом помещении, из которого можно немного лучше различить доносящиеся мужские голоса. Ведётся какой-то жаркий спор, но сути я уловить не способна. Мне плохо. Меня знобит и мутит одновременно. Мое присутствие здесь слишком опасно. Именно поэтому я приваливаюсь к стене и напрягаю слух, чтобы поймать хоть намек на разговор, в котором надеюсь услышать ещё одно упоминание о Киле.

Громкие крики, маты и оскорбления перемешиваются с мелодичным тембром мужского голоса, заставляющего замирать, причем не только меня. Когда он вступает в беседу, все остальные замолкают и слушают всё то, что он говорит, безоговорочно. В одну из таких пауз я пытаюсь подвинуться чуть ближе, осторожно забираясь на деревянный короб. Со сломанной рукой это сделать намного труднее. С такой высоты я даже могу видеть то, что происходит за дверями. Но именно тогда, когда, наконец, поднимаю голову, чтобы оценить обстановку внутри воочию, я натыкаюсь на тот самый взгляд, который заставляет пошатнуться. Моя нога соскальзывает и с громким грохотом опрокидывает стоящий рядом стул.

В помещении резко воцарилась звенящая тишина. Все голоса разом смолкли. Мое же сердце, напротив, разошлось так, что, казалось, ещё несколько ударов — оно окажется в той самой комнате среди собравшихся. Громкие шаги вытащили меня из оцепенения, заставив выйти из укрытия. Я прекрасно понимаю, что у меня нет шансов сбежать.

Дверь распахивается, пуская яркий свет, который сразу же определил меня для незнакомца. Крупный мужчина несколько секунд пристально рассматривал меня с ног до головы, а затем ухмыльнулся и кивнул в сторону комнаты, где шло собрание. Чувствуя, как заворачивает в узел все мои внутренности, медленно сжимаю кулаки и шагаю вперёд, пока не оказываюсь в помещении, заполненном мужчинами. Человек тридцать, не меньше, все они смотрят на меня оценивающе, с неким интересом и превосходством. Но я рассматриваю только одного человека, расположившегося по центру. Выискиваю хоть что-то знакомое. Пытаюсь понять и объяснить себе причину. Но когда он поднимает на меня глаза — все становится предельно понятным.

— Не может быть…

Отшатываюсь. Голова страшно кружится вместе с мыслями в моей воспаленной голове, которая все ещё болит после удара пистолетом в машине. Упираюсь спиной в широкую грудь мужчины, стоящего позади меня, но не могу отвести взгляда от мужских зрачков. Таких же жёлтых и ярких, как мои. А это настоящая редкость. И это не может быть совпадением.

— Может, — самый главный из них встаёт. Его внимание полностью приковано ко мне. — Все вон.

Мужской голос не громкий и не тихий, но в нем столько власти, что толпа сидящих вокруг него людей разных возрастов беспрекословно поднимается с кресел и по очереди выходит из помещения. Здесь, в отличие от того места, где меня обнаружили, идеальная чистота. Комната больше похожа на зал для переговоров, чем на подвал. Когда позади меня больше не чувствуется другое тело, я звучно выдыхаю скопившийся в груди воздух. Сама того не замечая, я почти не дышала все это время.

Статный мужчина сканирует меня орлиным взглядом. Со своими, точнее с моими желтыми глазами, он действительно похож на птицу. На хищника. Его внимание оседает на загипсованной руке, а рот кривится. И я не пойму, то ли это улыбка, то ли гримаса.

— Тебе не сделали больно?

Эхо отлетает от стен пустого помещения. Нас разделяет большой круглый стол, вокруг которого расположились многочисленные стулья.

— Если не считать приклада по голове, чтобы я не орала, то физически не сделали.

Вглядываюсь в лицо с крупными чертами лица, в волосы с едва пробивающейся проседью. Мужчина красив, и возраст его ни капли не портит. Костюм сидит на нем как влитой. Дорогие часы блестят циферблатом, отражаясь от потолочного света. Оформленная борода только придает ему стати.

— Как вас зовут? — буквально скриплю, а не говорю. Горечь оседает на языке, отравляя своей правдой.

— Габриэль.

— А фамилия Ривера?

Он молчит. Глаза его все выражают так же, как и мои. Они не врут.

— Вы умерли. Причем достаточно давно.

Он как-то устало выходит из-за стола. Медленно сокращает между нами расстояние, после чего встаёт напротив меня и облокачивается на спинку стула. Он выше и намного крупнее. Но я его не боюсь.

— Мне пришлось, Тиффани. Не всегда то, что видишь, является истиной. И да, — он прикрывает на секунду глаза, — Киллиан жив. Его никто не стремился убить.

Чувствую, как начинает кружиться голова. Пытаюсь удержать равновесие, но крупная теплая ладонь цепляет мое здоровое запястье. Прикосновение, на удивление, не вызывает у меня отторжения.

— Откуда вы знаете?

— Ты должна понять, что от меня в этом городе очень сложно что-то скрыть. Тем более факт смерти Хоггарда. Он в больнице. С ним все в порядке.

Волна дикого облегчения захлёстывает меня с головой. Я не хочу показывать этому человеку свою слабость, но слезы сами по себе начинают струиться по раненым щекам, пощипывая кожу.

— Ты очень похожа на мать. Такая же бойкая, своенравная… И несомненно красавица.

Габриэль на миг будто в себя провалился. В свое прошлое.

— Вы мой родной отец, так?

Задаю вопрос и не знаю, какой ответ я хочу услышать. Я понимаю, что этот человек — сам дьявол. Но почему мне не страшно? Ривера на удивление ласково тянет меня вперёд и подставляет стул, чтобы я села. А сам располагается напротив.

— Я всегда наблюдал за тобой. С того момента, как узнал.

Он замолкает. Затем делает очень глубокий вдох, будто готовясь к чему-то тяжёлому. И начинает длинный монолог.

— Я встретил Викторию, когда только начал заниматься тем, в чем верчусь по сей день. У меня были хорошие данные для старта. Что-то вроде Киллиана Хоггарда, — он ухмыляется, а я застываю. — Твоя мать уже была замужем. Но против любви не попрешь, да? Она сама решает, кого и как связать. Я ее любил. Действительно любил. Вики обожала Булгакова, и я подарил ей коллекционный экземпляр "Мастера и Маргариты" с дарственной.

Он видит по моим глазам, что я знаю, о чем он. Удовлетворённо кивнув, мужчина продолжает:

— Моя Победа, она всегда была яркой звездой на моем небосклоне. Но я был беден, Тиффани. У меня не было богатых родителей или положения, которое я мог ей дать. Зато все это было у Итона Барлоу: и деньги, и связи, и репутация. Молодой наследник известной семьи. А я всего лишь пешка в британской мафии. Плебей без рода и племени. И хоть твоя мать говорила мне, что не любила мужа и не хотела жить с ним, как ты думаешь, кого она выбрала?

Сглатываю и опускаю глаза в пол. Если я раньше не поверила бы ни единому слову, то сейчас в моей душе полнейший раздрай, потому что я понимаю, что все, что услышу сегодня, будет правдой.

— Я готов был сделать для этой женщины все и даже больше. Я ее боготворил. Но если для меня она была смыслом, то для нее я был всего лишь молодым любовником. И только.

В его голосе столько неприкрытой горечи, что мне тошно. Мне тошно от того, что я боюсь узнать о женщине, которую, как оказалось, я совершенно не знаю.

— Она сказала, что между нами все кончено. Что у нее будет ребенок от любимого мужчины, и это не я. Меня это признание раздавило тогда. Перекрыло все какие-либо теплые и светлые чувства, мысли, эмоции. Знаешь, когда внутри все выжжено до основания? Вот, тоже самое происходило со мной. Сломанный и выброшенный. Я остался сиротой в четырнадцать, а пришел к местным воротилам в пятнадцать. У меня, наверное, не было шансов стать нормальным человеком. Либо один, но совсем мизерный. Но я не захотел его увидеть.

Он замолкает. А я перевариваю. Перевариваю все, что слышу от совершенно незнакомого мне человека, который является моей семьёй.

— Один раз я пересилил себя и появился на пороге ее дома. Я не верил, что ты его ребенок. До последнего не позволял этой мысли поселиться в воспаленном мозгу. Но Виктория не захотела разговаривать. Зато много чего сказал мне Итон, — мужчина встаёт, достает из кармана пиджака сигару и вопросительно смотрит на меня. — Не возражаешь?

Отрицательно качаю головой, подсознательно желая узнать, что было дальше. Габриэль делает долгую затяжку и выдыхает в сторону от меня безупречные кольца дыма.

— Как мне тогда хотелось сломать этому заносчивому мажору шею. Он смешал меня с грязью под своими ботинками. Чтобы драться не было и речи — Итон Барлоу не мог позволить себе мараться о такое отребье, как я. В отличие от Ричарда Хоггарда, с которым они уже тогда поддерживали тесные отношения, твой… — его передергивает, — отец был брезгливым и высокомерным. А Хоггард, не смотря даже на большее влияние в элите Лондона, оставался крайне простым парнем, готовым помогать, не взирая на социальный статус. И за это я уважаю его семью. Но не делаю скидок, когда мне переходят дорогу. Сейчас не делаю.

Чувствую, как бешено колотится сердце в груди. Тошнота снова подбирается к горлу, а живот скручивает неприятным спазмом. Но я не подаю вида, чтобы дослушать все до конца.

— У меня тоже есть гордость. И очень много. Я ушел. Исчез из их жизни и строил свою империю. Иногда успешно, иногда не очень. Но добился того, что имею, сам. Без помощи влиятельных предков. И каково было мое удивление, когда твой непутёвый папаша спустя много лет стал играть в карты до зависимости. Причем не с каким-то случайным встречным, а с моими людьми. Эта жадная скотина не могла остановиться и совладать с собственными эмоциями. Ну, а мне откровенно доставляло удовольствие давить его в его же дерьме кончиком своих дорогих туфель.

— Так оскорбился, что не погнушался даже отправить своих людей, чтобы избить мою мать? — не замечаю, как перехожу на "ты". — Женщину, которую, как ты говоришь, безумно любил.

— Очередное враньё, — Ривера снова затягивается. На этот раз дым выходит не так эффектно. — Я никогда не запугивал Итона через Викторию. Мне это было не нужно. Он и так готов был наложить в штаны. Трусливый и ненадежный человек. Ее избили не мои люди. Этот идиот умудрился отметиться везде. Проиграть все свое состояние, которое у него не хватило мозгов приумножить. Он просто транжирил деньги, оставшиеся от родителей.

Я вспоминаю нашу жизнь до разорения и понимаю, что Габриэль не лжет. Отец действительно любил красивый фасад, но никак его не подкреплял.

— Я не мог закрыть глаза на то, что произошло. И из-за этого случилась другая глава моей истории, но о ней позже.

Габриэль Ривера медленно достает телефон и что-то набирает на дисплее. Судя по всему, сообщение. А потом снова переводит на меня пронзительный взгляд.

— Итак… Итон Барлоу оказался в огромной выгребной яме. Люди, которым он был должен, давили его со всех сторон. Решили пойти через жену, но проблема в том, что ему уже тогда было плевать на нее. А может и всегда было. Разыграл представление, что твоя мать улетела в Ирландию, хотя прекрасно знал, что все это время ее выхаживали их давние друзья Ричард и Беатрис.

— С чего ты взял, что он знал?

— Потому что твой непутёвый папаша получил прекрасную фотокарточку, где Вики лежала возле забора у поместья Хоггардов, — в этот самый момент единственный раз за весь разговор его выражение лица меняется. Оно искажается от злости. — Там, где однажды оставили тебя. И так не должно было быть. Тот человек поплатился за содеянное. К ни го ед. нет

Он произносит эти слова, а меня волной какого-то кровожадного удовлетворения топит. Что это твари получили по заслугам.

— Сам же он просто сбежал, подставив вас под удар. Тогда-то я и заинтересовался тобой. Знал, что у них родилась дочь, но никогда не лез дальше, хотя мог узнать все. А после всего случившегося решил понаблюдать. И каково было мое удивление, когда я увидел девочку с потрясающими платиновыми кудрями, как у матери, но с такими же уникальными глазами, как у меня. Это не могло быть совпадением. В тебе нет ничего от этого куска дерьма, Тиффани, — мужчина, наконец, теряет самообладание. С лица слетает маска холодного спокойствия, наполняя его черты страстью и нуждой. — Ты — исключительно мое творение. Моя кровь. Моя плоть. Мой характер. Мои мысли. И насколько я могу судить по своим наблюдениям, это все действительно передалось тебе.

— Ты чужой человек для меня. Я росла с другим, пусть и не настоящим отцом. Но он любил меня.

Его брови насмешливо ползут вверх.

— Из большой любви он поставил тебя на кон, как корову?

Тут же теряюсь. Этот человек не церемонится. Говорит так, что тебе действительно нечем возразить.

— Но если я твоя дочь, зачем все эти многоходовки? Зачем страдания, боль? Неужели нельзя было решить вопрос иначе, вместо того, чтобы превратить последние годы моей жизни в сплошной ад?

Он устало прикрывает глаза. В этот момент в помещение заходит молодая женщина, в руках которой поднос с двумя чашками дымящегося кофе и аппетитные круассаны. Живот на автомате начал урчать, когда учуял еду.

— Благодарю, Сильвия. А теперь оставь нас.

Ривера берет с подноса тарелку с круассаном и протягивает мне. Даже не думаю сопротивляться — вряд ли он захочет меня отравить. Вгрызаюсь в воздушное тесто и чувствую нереальное удовлетворение.

— Такие ли плохие были твои последние годы, Тиффани? Ты снова обрела мать. Нашла любовь. В этом были и свои плюсы, — он делает глоток американо, — просто ты уже больная девочка и должна понимать, что не всегда все на самом деле так, как выглядит. На чем я остановился? Ах, да. Твоя мать знала, кому должен ее муж. Но лично мы с ней так и не встретились. Я передал ей привет через своего доверенное лицо. А она испугалась. Испугалась так, что решила бежать. Потому что понимала, что я знаю о тебе все.

— Но она бросила меня. Сказала, что отец поставил ее на кон…

— Ложь. Ложь. Ложь, — мужчина встаёт. Делает несколько шагов по кабинету, после чего возвращается на исходное положение. — Когда долги Итона достигли баснословных размеров, я встретился с ним лично. И каково же было мое удовлетворение, что он сразу узнал меня. Оцепенел. Ужаснулся. Понял, что по уши в дерьме. Но я предложил ему сделку: списание долгов взамен на дочь. В тот момент, надо отдать ему должное, он категорически отказался. Видимо, действительно испытывал к тебе теплые чувства, пока не узнал, что ты не его ребенок. Он понимал это уже тогда, когда смотрел в мои глаза. Странно, что он раньше не увидел этого отличительного сходства.

Ривера замолкает. Я накладываю его слова на мамины, что эхом отдаются в голове, и совсем не могу зацепится за ту пресловутую истину.

— Знаешь, Тиф, — от моего короткого имени, произнесенного его ртом, что-то в груди предательски екает. — Итону потребовалось всего двенадцать часов, чтобы согласиться на мое предложение. Пока твоя мать готовилась к побегу, потому что прекрасна знала, кем я стал, и что мог сделать за то, что она скрыла от меня правду о тебе, ее муженёк успешно поставил тебя на кон. Ещё ребенка. Ты это понимаешь?

— Но откуда мама могла узнать об этом? — давлюсь этой пресловутой булкой, потому что мне тяжело жевать после услышанного. — Он что… Пришел и прямо спросил?

— Итон разозлился, как и любой адекватный мужчина, что жена его обманывала столько лет. Причем в таком важном вопросе. Он всегда ненавидел меня, поэтому, возможно, эти чувства перекинулись и на тебя. Поэтому он с лёгкостью принял мое предложение, чтобы в итоге остаться без долгов и без чужого ребенка. И все было бы так, но Виктория оказалась умней. У Хоггарда-старшего было влияние в этом городе, он мог помочь ей кардинально решить проблему, поэтому она скормила ему нужную сказку. А он ей доверял. Слепо. Только на кон ставили не ее, а тебя. Об этом факте она умолчала.

— Ричард сказал, что она должна была оставить завещание, которого не было… Но он видел его…

Я блею как паршивая овца. Оказывается, я абсолютно не знала собственную мать.

— Она ничего не оставила. Всё-таки хоть какое-то уважение к людям, которые ей помогли, у нее было. Если бы она оставила документ, по которому Ричард Хоггард назначался опекуном, я мог бы легко его оспорить. Тот бы стал сопротивляться, потому что в отличие от Итона, он тебя действительно любил. И тогда семье Хоггард пришлось бы очень не сладко. Поэтому нужно было действовать радикальнее. У Вики уже на тот момент был другой мужчина. Но не тот, с которым она проводила последние годы перед смертью. Что ты так смотришь? — он вопросительно вскидывает бровь. — Ты же не думала, что я не знал об этом? Я узнал о том, где ты, спустя пару дней после твоего выезда из Лондона. Я привык наблюдать за всем, Тиффани. Без должного внимания не построить империю. Я знал, что она больна. Ваши последние два года были для нее своего рода возможностью искупить грехи. И я ждал того момента, когда ты вернёшься в Лондон после ее смерти. Понимал, что это обязательно произойдет. Но до последнего рассчитывал, что Виктория объяснится с тобой.

— По твоим словам моя мать чудовище.

— А разве ты это ещё не поняла?

Я даже не могу объяснить, что я сейчас чувствую. Меня трясет внутри как помойную псину, а все органы, начиная с сердца, давно прекратили жизнеобеспечение. Я мумия. Я застыла во времени, не желая видеть очевидного.

— Мы, наконец, подошли к той самой главе, о которой я говорил выше. Помнишь? Что твою мать избили и выбросили как бездомную собаку. Я не мог спустить это. С теми людьми, которым ещё был должен Итон, мы не имели дела до этого момента. И твоя мать открыла шкатулку Пандоры.

— В каком плане?

Хлопаю глазами, ощущая, что меня сейчас стошнит. Делаю глубокий вдох, но Габриэль будто не видит этого. Он полностью в себе.

— Виктория Барлоу развязала войну.

Габриэль, наконец, обращает внимание на то, что я ничего не понимаю. После чего садится прямо на стул напротив меня и соединяется в тягучем зрительном контакте.

— Из-за нее я погнушался своими принципами и влез на чужую территорию, когда пытался отомстить. За женщину, которая этого не стоила. А в наших кругах такого не спускают. Но мой разум затмила моя гордыня. Мне хотелось переломать пальцы каждой гниде, которая сделала с ней такое. Потому что, как ни крути, я действительно в прошлом очень любил твою мать. Так и началась бойня за Южный район.

— Кил говорил что-то… — силюсь вспомнить наш последний разговор в поместье. — Кажется, там тебя убили.

Он растягивается в какой-то жуткой улыбке.

— Почти убили. Но меня действительно собирали практически по кускам, что изрядно подправила мою внешность.

— Подожди… — кажется, я начинаю понимать. — Все это произошло с разностью в несколько дней, я видела… Смерть, — делаю кавычки в воздухе, — мамы и твоя смерть… Все почти одновременно…

— Мне пришлось фальсифицировать документы, чтобы в той войне стёрлось мое прошлое. Она шла ещё много лет после. Меня объявили официально погибшим, но моя правая рука на тот момент все сделал безупречно чисто.

— Петтифер? — еле слышно хриплю, проглатывая приступы подкатывающей желчи.

— Да. Твоя мать скормила Хоггарду нужную ей сказку, чтобы бежать, но сделать это максимально эффектно, что не подкопаешься. Чтобы закрыть этот этап своей жизни и не бояться, что когда-нибудь ее не просто изобьют, а убьют. Или что хуже. С пристрастиями мужа это было максимально вероятно, потому что неизвестно, кому он поиграется в следующий раз. Именно поэтому были предприняты такие кардинальные меры. А ребенок это балласт. Она думала, что я докажу отцовство и заберу тебя. И что тебе ничего не будет угрожать, а получилось наоборот. Я был вынужден склеивать себя заново, начинать абсолютно новую жизнь и восстанавливать все былое, чтобы в один момент вернуть тебя. Пока она жила полной жизнью, ты осиротела, а Итон топил свое горе в бутылке. Поэтому да, она — чудовище.

— Ты говоришь, что начал новую жизнь. Каким образом? — обхватываю себя здоровой рукой и крепко закрываю глаза.

— Микаэль Петтифер перевез меня в Германию. Там меня собирали по частям. В частности мое лицо, — мужчина вертит шеей в разные стороны, демонстрируя едва уловимые шрамы по всему периметру. — Внешность претерпела значительные изменения. Габриэль Ривера умер по всем документам, что значительно облегчало многие аспекты, потому что бойня за Южный район не прекращалась много лет. Возвращаться сразу было опасно. По факту я до сих пор существовал без какой-либо идентификации для общества. Поэтому, мне пришлось выбрать себе новое имя.

Я на дышу. Дикий спазм закрутил горло от понимания сути.

— И… И какое же имя теперь ты носишь?

Он смотрит на меня долго и пристально. Я до последнего борюсь с остатками самообладания, но мои силы на пределе возможностей.

— Мое новое имя — Давид Агилар.

Как только слова слетают с его губ, последняя часть головоломки встаёт на место. И в этот момент меня рвет.

New Divide — Linkin Park

Тиффани

Все, что происходит со мной в данный период времени — какой-то дикий сюр. В один момент на моих глазах чуть не убили моего мужчину, я познакомилась с родным отцом, выяснила, что моя мать, оказывается, совершенно незнакомый мне человек.

После долгого признания Габриэля… Или Давида… Я ещё не решила, как мне его называть, я больше не могла сдерживать рвотные позывы. Круассан, который казался таким чертовски вкусным, встал поперек горла и полез наружу вместе с желчью, которая скопилась, кажется, везде. Меня полоскало на пол прямо перед дорогими туфлями новоиспеченного отца. А он испугался. На его лице действительно отразился ужас от того, что со мной происходило. Его ладони гладили меня по плечам и спине, пока я пыталась хоть как-то выровнять дыхание, а затем он ловким движением подхватил меня на руки и лично отнес в выделенные для меня апартаменты. Он не подпустил ко мне никого. И это сильно поразило меня.

" — Как получилось, что спустя столько лет вы с отцом снова пересеклись? Ты же уже был известен как Давид Агилар.

Я уютно устроилась на кровати, а Габриэль присел рядом. Тошнота немного прошла, уступая место дикой слабости.

— Итон превратился в алкоголика. Ты знаешь об этом, — киваю, вспоминая те жуткие дни, когда мне приходилось разрываться, чтобы пытаться контролировать его, находясь в Америке. — Он просаживал остатки денег в захудалых картежных павильонах, пока мои люди сами не вышли на него.

— Но зачем? Я просто не понимаю, почему ты не мог связаться со мной сам? Объяснить все, поговорить. А не втягивать меня в эти ваши тупорылые мафиозные штучки.

— Это эгоизм, Тиффани. И я не лишен его так же, как и гордыни. Мне очень хотелось увидеть, как этот человек сам себя уничтожит. Причем не без моей помощи, — мужчина обвел меня задумчивым взглядом. — Я с тобой максимально честен сейчас. В тот момент я правда не думал о твоих чувствах. Для меня первостепеннее была личная вендетта.

— Что ж… Спасибо, — невольно усмехаюсь и кладу руку на живот. — Ты хотя бы откровенно в этом признаешься, в отличие от матери, которая даже перед смертью не смогла сказать мне правду.

— Скорее всего, она просто не понимала, что говорить.

Какие-то минуты мы молчим. Синхронно поворачиваемся к окну, за которым показались ранние лучи восходящего солнца.

— Знаешь, какой вопрос до сих пор не даёт мне покоя? Что не сходится в твоём отутюженном рассказе?

Ривера сталкивается со мной взглядом. В нем виден неподдельный интерес. Он вопросительно поднимает одну бровь.

— Если отец ещё тогда узнал, что я не его дочь, то почему же после побега матери продолжал растить меня? Виктория якобы "умерла", ты тоже "погиб", — я рисую в воздухе кавычки, — и, судя по всему, он знал об этом, потому что это было очень громкое дело. Мне рассказывал Киллиан…

Осекаюсь. Сердце болезненно екает.

— А по итогу он вырастил меня, ещё и отправил учиться. Не сходится.

Габриэль растягивается в опасной улыбке. Вокруг глаз образовываются морщинки.

— Потому что он получил кругленькую сумму на свой счёт, чтобы ты росла нормально. В любви и в какой-никакой заботе. А он, в свою очередь, перестал играть. Петтифер позаботился об этом. Вот и все.

— Ч-ч-что? — я смотрю на мужчину, которого считала дикарём и зверем, даже не зная его. А по итогу этот человек единственный, помимо Хоггардов, по-настоящему заботился обо мне. Как умел. Коряво. Неуклюже. Но все время был рядом. — Ты дал ему денег?

— Тиффани, Итон проиграл все ваше состояние. У него не было средств даже на то, чтобы оплатить счета. Как ты думаешь, каким образом вы смогли жить в нормальном доме? Не в таком роскошном, конечно, как прошлый особняк, но тем не менее. Ты находилась в комфорте и тепле, сыта и одета, — Габриэль как-то сочувственно разглядывает мое ошалелое лицо. Я правда не была готова к такому количеству информации. — Мне было катастрофически важно, чтобы ты оставалась с Итоном, пока я буду восстанавливаться. Потому что когда пришло бы время, я смог бы беспрепятственно вернуть тебя в семью. К родному отцу. Он хоть и узнал, что ты не от него, но был привязан к тебе. Что меня сильно поразило, как я уже и говорил. Тогда им двигало чувство страха за собственную шкуру, поэтому он так легко согласился обменять тебя на списание всех долгов. А в силу новых обстоятельств для него все сложилось ещё лучше: и долги простили, ещё и денег сверху дали. И, надо отдать ему должное, он действительно обращался с тобой достаточно хорошо. Он, пожалуй, действительно был лучшим человеком, чем Виктория.

— Господи, какой кошмар, — закрываю глаза руками и надавливаю пальцами на веки, чтобы снять напряжение, — меня бросали друг от друга как товар. Почему ты не позволил Ричарду забрать меня? Он готов был стать моим опекуном.

— Потому что вернуть тебя от Хоггардов было бы сложнее, — эта простая истина осела между нами. В коротком предложении столько разношерстных эмоций спрятано, что по коже бежит холодок. — Как я уже сказал, эгоизм и гордыня мои верные спутники. Уж, как есть. Особенно когда тебе подчиняется много людей. Мне нужно было, чтобы ты была доступна для меня. А семья Киллиана, как видишь, готова пожертвовать собственным комфортом и безопасностью, чтобы тебя постоянно прятать.

На мгновение он замолкает, а после тяжело вздыхает. Будто он устал от этого разговора.

— Вернёмся к событиям трехлетней давности. К тем, в которых тебе огласили завещание и ты узнала, что он тебя проиграл. Как я уже говорил, мои люди нашли его в захудалом картежном павильоне. Дали выиграть достаточное количество денег, так сказать посадили на иглу его наркомании. А дальше по накатанной. Он вечно был пьян и просаживал мои же средства. Это выводило меня из себя, потому что наши договоренности этого не предполагали. Деньги ему были даны в первую очередь для тебя, а не для гребаного казино в обнимку с бутылкой. Петтифер наблюдал за ним, докладывал мне всю информацию. И в какой-то момент меня перемкнуло. Все было сделано так, чтобы в момент его наибольшего везения он, наконец, проиграл. Потом включился пресловутый азарт. И когда было потеряно все, вплоть до последней вшивой ложки, он сделал новую ставку. Поставил тебя на кон.

Ежусь. Каждый раз эта история внутри все замораживает.

— Это было озвучено под воздействием достаточного количества алкоголя. Он не соображал, что делает. Но сказанного не вернёшь. И когда ставка сыграла не в его пользу, я вступил в игру. Под новым именем, с новой внешностью. Глаза я всегда прятал под линзами, поэтому и Киллиан ничего не заподозрил. Потому что я прекрасно понимал, что мои зрачки меня выдадут, а мне действительно не желательно было поднимать прошлое. Иначе все труды пошли бы насмарку, и снова бы начались очередные разборки. Я устал от этого всего. Заработал себе авторитет новой личностью, и это меня вполне устраивало. А вот Итон был в ужасе. Он не понимал, с кем имеет дело. Осознал, что проигрался по-крупному. Умолял меня о возможности отыграться. Просил отсрочку. А меня забавлял его взявшийся из ниоткуда энтузиазм. И я согласился. Мне хотелось поиграть. Тем более ты заканчивала университет, я хотел дать тебе возможность получить диплом.

— Как благородно, — вылетает из меня насмешливо, на что он только пожимает плечами.

— Итон же побежал к старому другу, пока я дал ему возможность отыграть все назад. Точнее он так думал. Барлоу наступил себе на горло и попросил Ричарда о помощи. И знаешь, я до сих пор не понял: либо он действительно боялся за тебя, либо он боялся за себя, что когда люди Габриэля Риверы вернуться, чтобы забрать его дочь, а ее не окажется, потому что этот идиот снова проиграл ее в казино… Чтобы интересно с ним сделали?

— Ты хоть понимаешь, сколько судеб было покалечено из-за ваших игр? — срываюсь на крик и дергаюсь на кровати, чтобы приблизить к его лицу свое. — Сколько проблем, сколько травм было нанесено? Сколько людей убито? Неужели тебе все равно?

Габриэль неотрывно смотрит в мои глаза. Я пытаюсь прочитать его, но у меня не выходит.

— Я такой человек, Тиффани. Жестокий, хладнокровный, алчный, не умеющий прощать. Меня этому научила жизнь, которую пришлось прожить. Преимущественно все люди для меня — куклы. Марионетки, которых можно поставить так, как удобно мне. Не все вокруг белые и пушистые, ты должна понимать это. Не всегда то добро, что является им в твоём понимании, может быть добром в моем. И наоборот. Ты взрослый человек. И на мир нужно смотреть другим взглядом, если ты хочешь в нем выжить. Я всегда защищаю свои интересы. Если надо — иду по головам. И мне плевать на сопутствующие потери. А на протяжении большей части жизни ты — мой главный интерес, — он отстраняется от меня и встаёт. Подходит к окну, вглядываясь в рассветное солнце, а я сверлю напряжённым, непримиримым взглядом его широкую спину. — А Киллиан ведь такой же, Тиффани. Он очень похож на меня. Со смешанными понятиями, с импульсивными решениями, со страстью к делу. Я был таким же, когда встретил твою мать. А он тебя. Любовь — непозволительная роскошь в нашем мире. И ты оказываешься под прицелом. Становишься уязвимым. И тебя обязательно накажут за то, что ты позволил себе это пресловутое чувство.

— И что же? Ему нельзя любить меня?

Ривера снова замолкает. За всю свою продолжительную речь он всего несколько раз позволил себе настоящие эмоции. Они вспыхивали в его глазах, придавая безупречному лицу живое выражение. И в этот раз в нем что-то зажглось и практически сразу потухло.

— Почему же… Можно. Как и тебе его. Но если вы останетесь вместе, то обязательно пострадаете. Именно от этого я пытаюсь уберечь тебя, дочь."

Тот разговор перевернул в моем сознании все. Я захлебывалась в отрицании, непринятии и отторжении. Принципы новоиспеченного отца раздирали меня на части от отвращения. Но в то же время я подсознательно понимала, что вру себе же. Киллиан ничем не отличается от Габриэля. Он такой же. И я все равно люблю его. И не могу винить. Это мой выбор.

Когда врач оказалась в моей комнате, Ривера и не подумал выходить. Присутствовал все время осмотра, слушал все вопросы и ответы, в частности и по поводу руки, но как-то заметно побледнел, когда женщина уточнила дату последних месячных.

— Эм… У меня нестабильный цикл, — чувствую смущение, что обсуждаю столь пикантную тему в присутствии мужчины, но он даже сейчас не планирует уйти.

— Половая жизнь?

— Регулярно… — тут мои щеки вообще вспыхнули огнем.

— Тест не делали?

Смотрю на нее ошалело. Я об этом даже не подумала. Качаю головой в разные стороны.

— Погодите, — доктор запускает руки в свой рабочий чемодан, из которого вытаскивает тонкую длинную коробочку и протягивает мне. — Давайте сразу либо подтвердим, либо исключим беременность, чтобы понимать, какое лечение назначать дальше. Кровь я в любом случае возьму.

В несознанке забираю тест. Чувствую во рту очередной приступ рвоты. Сердце заходится в оголтелом грохоте. Мне кажется, что его слышат все присутствующие. Машинально перевожу взгляд на Габриэля и пугаюсь. В первый раз за все наше пребывание вместе я действительно боюсь того, что он может сделать, если беременность подтвердится.

На ватных ногах встаю с кровати, а мужчина придерживает меня за поясницу, чтобы я не потеряла равновесие. С трудом передвигаю ноги. Кажется, будто дорога до ванной комнаты тянется несколько километров. Физически устаю, пока дохожу до двери, пока распахиваю и с грохотом захлопываю.

Распаковываю маленькую белую полоску и смотрю. Не понимаю, что вообще надо сделать. На инструкции нахожу индикатор, который показывает результат. Выдыхаю. Задерживаю дыхание. И так несколько раз, пока, всё-таки, не собираюсь с духом.

Ожидание подобно смерти. Нет ничего хуже, чем ждать. Вот и я постоянно бросаю взгляд на кусок бумажки, лежащий на раковине. Даже не знаю, что надеюсь увидеть. И когда вторая бледная полоска проявляется на индикаторе, я начинаю рыдать. Не просто плакать, а реветь от осознания, что в происходящем дурдоме в довесок ко всему у меня под сердцем поселился ребенок. Долгожданный, желанный малыш, который выбрал такой сложный период жизни, чтобы заявить о себе.

Киллиан

В неизвестно какой раз просматриваю фотографии, которые скинул мне Тернер. Здесь и документы, и архивные больничные записи, и фото самого Риверы. Если Петтифера я узнаю сразу, то Габриэль абсолютно мне не знаком. Единственное, что подмечаю — его яркие жёлтые глаза. Даже через отвратительное качество фото они светятся так же, как и у его дочери. Сомнений быть не может. Он отец Тиф.

Меня забрали домой несколько дней назад. В больнице валяться мне уже просто осточертело. Но никто из семьи особо не сопротивлялся и не уговаривал меня, а папа договорился с Грантом. Теперь он сам приезжает в поместье, чтобы проводить осмотр раны. Мне повезло, что возраст даёт поблажку на заживление. Уже могу нормально двигаться и сам себя обслуживать, хотя мама так и норовит со мной поняньчиться.

Мама и папа… Господи, какой же я грёбаный придурок. Столько лет в задницу из-за своей тупорылой гордыни и обиды. Я признаю и принимаю это. И, если честно, очень сожалею об упущенном времени. Именно поэтому мы с отцом сейчас его наверстываем. Он практически все время со мной. Мы очень много разговариваем. И под очень я именно это и подразумеваю. Папа отвлекает меня от мыслей, которые точат мой мозг подобно жуку-короеду. Потому что я все время думаю о Тиф. Знаю, что с ней все в порядке. Уверен на ментальном уровне как и в прошлый раз, потому что она нужна Агилару живой. Сомнений в том, что она у него, нет. Я выяснил это, сразу же связавшись с Линдерманом, как только предоставилась возможность. Слухи о том, что на Хоггарда было совершено покушение, разлетелись по городу быстрее, чем меня довезли в больницу.

"— Надо же, — Адам тянет слова как жевательную резинку, нервируя меня ещё больше, — цел и невредим.

— Не так уж и цел, — крепко сжимаю трубку дрожащими пальцами. Чарли привез мне телефон в тот же вечер, когда отец попросил его. И сразу же посыпались звонки. — Расскажи мне все, что знаешь.

— Киллиан, ты же прекрасно понимаешь, что Давид держит свои острые вопросы при себе.

Да, я это осознаю. И ни у кого из нас не возникло сомнений, кем совершено покушение. Но мне катастрофически нужно знать, что с Тиф.

— Но… — он усмехается и замолкает. Знаю, что специально заворачивает мне нервы в узел, провоцируя на срыв. Он тот ещё манипулятор.

— Адам, говори уже, хватит этой театральщины, — не сдерживаюсь и повышаю голос.

— Из достоверных источником осведомлен, что девчонку, которая была с тобой в машине, доставили к нему. Куда не знаю, сразу предупреждаю.

Чувствую, что все это время не дышал, когда тяжело вздыхаю. Меня располняет облегчение и тревога одновременно, потому что я не понимаю, что этот кусок дерьма собирается делать с моей женщиной. О том, где находится его резиденция, знают только избранные, но у меня к ним нет доступа.

— Кстати, кажется я готов тебя порадовать. Есть вероятность, что к концу недели ты сможешь наведаться к тому, кого ищешь.

— Ты серьезно сейчас? — резко дергаюсь и приподнимаюсь на кровати, но острая боль пронзает тело, заставляя с глухим выдохом упасть обратно.

— Я похож на шутника? — Адам откровенно забавляется, раздражая меня ещё больше. — Когда все будет готово, то скину тебе информацию. И да, — он замолкает. Повисает какая-то тягучая пауза, и почему-то мне она не предвещает ничего хорошего. — Я нашел управу на Агилара. Этот старый козел меня достал. Он не подпускает меня ближе, не погружает в острые вопросы. Я ему не мальчик на побегушках. Хочет ответку — он получит ее.

— И что же это?

— Ооооо, это сюрприз. Но ты будешь в восторге, я тебе обещаю. Пора воевать открыто, Киллиан."

Он скидывает вызов, а у меня на душе какой-то катастрофически тяжёлый осадок остаётся."

Прокручиваю в голове этот разговор. Что-то не даёт мне покоя. Но никаких взрывоопасных историй за эти дни не происходило. Все тихо и спокойно.

Медленно иду к задней двери. Выхожу на свежий воздух, окутавший поместье после прошедшего дождя, и смотрю на Сириуса, которого гладит по морде мама. Тоска затапливает меня с головой, когда я вспоминаю наш крайний день с Тиф и это же самое место.

Господи, ну почему все так? Почему? Это за мои грехи? Тогда почему и она страдает? Да я ради нее на все готов. Откажусь от всего, лишь бы была жива, счастлива и здорова. Только, пожалуйста, помоги!

И стоило этой мысли пронеслись в моей голове, как телефон в кармане оповестил о входящем сообщении.

"Сегодня. 20:00. Твой старый ангар. Он будет ждать."

Автоматом поднимаю глаза к небу и твердо убеждаюсь в том, что это мое последнее дело. Лишь бы это все закончилось скорее.

All We Need Is Faith — 30 Seconds to Mars

Киллиан

Подхожу к своему старому ангару, в котором только начиналась вся моя активная деятельность, и думаю о ее завершении. Больше правда не хочу. Не только ради Тиф. Ради себя. Это не приносит никакого удовлетворения. Если раньше мне нужно было заглушить дыру в груди, затереть в памяти факт того, что меня не любили, и я справлялся со всем как мог, то сейчас в этом нет необходимости. Если бы Тиффани была рядом, то я с полной уверенностью мог бы сказать, что исключительно счастлив и гармоничен. И мне больше не нужно доказывать это миру. Осталось только вернуть мою женщину обратно.

По обоим сторонам от меня стоят Карим и Чарли. Николас до сих пор пребывает в какой-то прострации, и я не могу его винить. Если бы мне пришлось вытаскивать с того света собственного брата, неизвестно, что бы случилось с моей больной головой. Ветер остужает разгоряченную кожу, обдавая открытые руки прохладным вечерним воздухом.

Возле черных ворот вырисовывался одинокий силуэт, пока его обладатель не сделал несколько шагов вперёд, выступая из тени. Микаэль Петтифер собственной персоной. Тот же безупречный стиль, острый взгляд и огромная уверенность в собственных силах, раз он пришел один.

— Хоггард, — его голос раскатисто проносится между нами.

— Петтифер.

В прошлом между нами были острые стычки. В больнице у Тиффани я чуть его не задушил. Не могу сказать, что сейчас не испытываю того же желания.

— У тебя есть вопросы, — он утверждает, а не спрашивает. — Задавай.

— Так просто? — поднимаю бровь и осматриваю его на наличие оружия. Рукоять, ожидаемо, выпирает из-под пол пиджака. — В чем суть? Зачем тебе помогать мне?

— Я не тебе помогаю, а ему и себе.

— Кому ему?

Петтифер улыбается. Растягивается в широкой улыбке, разгоняя на сердце волнение.

— А о ком ты хотел узнать?

— Ты работал и с Габриэлем Ривера, и с Давидом Агиларом. Я хочу знать о них обоих.

— Все, что тебе нужно знать, так это то, что Давид и Габриэль — один и тот же человек.

Тиффани

Любовно поглаживаю живот и мысленно разговариваю с маленьким человечком, поселившимся внутри меня. Даже не понимаю, как описать все, что со мной происходит. Это какая-то нереальная эйфория вперемешку с колоссальным страхом. Теперь я несу ответственность не только за себя.

Давид, он же Габриэль, никак не отреагировал на новость о моей беременности. Когда я появилась в комнате с трясущимися руками и зареванным лицом, он сохранял хладнокровное спокойствие. По моему лицу было понятно, что я ни при каких обстоятельствах не дам обидеть моего ребенка. И он это осознавал. Я унаследовала от него тоже пресловутое упрямство и отстаивание своего.

Меня повторно осмотрели, но каким бы влиянием не обладал Давид Агилар, гинекологического кабинета, лаборатории и кабинета УЗИ в его доме точно не было. А это означало, что мне нужно в больницу. Женщина-врач объяснила ему нюансы, но новоиспеченный папочка не был в восторге. А я мысленно ликовала от того, что все идёт не по плану.

Мне до смерти хотелось рассказать все Килу. Всмотреться в его потрясающие глаза и ошарашить невероятной новостью. Но Агилар не дал возможности связаться с ним. На все мои попытки договориться он только молча покидал аппартаменты. Единственное, о чем он удосужился мне сообщить, так это о том, что Киллиана выписали, и он проходит реабилитацию дома. Колоссальное облегчение обрушилось на мои плечи. И, скорее всего, это было озвучено для того, чтобы я меньше нервничала в своем положении, дабы не навредить малышу.

За те восемь дней, что нахожусь здесь, я присматриваюсь к Габриэлю. Да, так мне нравится называть его больше. Как будто я действительно стала частью его прошлого. Мужчина проводит со мной практически все свое время. Я не вижу никого из других людей, кроме молодой женщины, что в первый день приносила мне круассаны. Она помогает мне переодеваться и мыться. Но практически всегда молчит. Габриэль тоже не сильно разговорчив. После его длинного монолога, который погрузил меня во все перепитии моего детства, Ривера только слушал. А мне нужно было говорить. Я рассказывала о Хоггардах, о Диане и Дереке, и это больше не приносило мне того жуткого дискомфорта. Много говорила о Киле. Но если я упомянала, что хочу связаться с ним, то непременно получала отказ.

— Но почему?! — в один из таких моментов я, наконец, взорвалась. — Ты не можешь и моей жизнью управлять! Я не кукла! Я твой ребенок! И мне нужно, чтобы ты поддержал меня! Почему ты не даёшь мне возможности поговорить с Киллианом?

— Потому что он не сможет тебя защитить.

— А что он делал, по-твоему, все это время?

Гневно топаю ногой и падаю в кресло. Эти выяснения отношений меня утомляют. Я постоянно хочу спать.

— Тиффани, — Габриэль посмотрел на меня, как на ребенка, — все изменилось. Правила игры поменялись. Ты — уязвимое место. И его, и мое. И защитить тебя в этой войне смогу только я.

— Но ты же понимаешь, что оставляешь ребенка без отца… — отвечаю на его взгляд. В жёлтых глазах усталость. — Делаешь абсолютно то же, что сделала моя мать. Она лишила тебя ребенка. И ты обрекаешь нашего с Килом на ту же участь. Знаешь, — на момент осекаюсь, подбирая правильные слова, — если ты останешься при своем, то этого я тебе никогда не прощу. Я, возможно, могу понять мотивы твоих прошлых поступков. Пусть даже они мне и не нравятся. Но то, что ты решишь жизни троих людей, один из которых — твой внук или внучка… Я не прощу тебя.

Он крепко стискивает челюсти. Да так, что я слышу скрип его зубов. Неужели мне удалось достучаться? Но Ривера размашистым шагом покидает мою комнату, оставляя наедине со своими мыслями.

Он не появился у меня ни вечером, ни следующим утром. Я могла спокойно перемещаться по дому, но уйти, ожидаемо, было невозможно. Территория охранялась как Букингемский дворец. Я слонялась по коридорам, рассматривая многочисленные произведения искусства, читала, много думала о том, что узнала. Пока вечером следующего дня Габриэль снова не пришел ко мне.

— Собирайся, — без приветствий проговаривает он, сканируя меня непривычными карими зрачками. Родные спрятаны под линзами. — Сейчас Сильвия поможет тебе переодеться.

— Зачем?

— Мы едем к врачу. Нужно сделать УЗИ.

Киллиан

— Что, прости?

Кажется, что у меня нервный тик. Я так часто моргаю, что ещё одну волну воздуха образовываю.

— Что слышал. Давид Агилар и есть Габриэль. После бойни за Южный его собирали по частям. Я увез его в Германию, там мы сделали ему новую внешность и новое имя.

— Он отец Тиффани?

Чарли позади меня испускает тяжёлый вздох. Петтифер кивает.

— Ты думаешь для чего все это? Он хотел вернуть собственного ребенка.

— Но… — теряюсь. Я ко многому был готов, но только не к этому. — Почему ты об этом рассказываешь? Это же бомба. Если Давид все сделал для того, чтобы об этом не узнали, то сейчас ты откровенно сдаешь его мне.

— Габриэль заигрался в короля. Его эго погубит и его самого, и окружающих. В частности, Тиффани. Знаешь, Киллиан, ты не особо мне нравился, — мужчина наклоняет голову и окидывает нас каким-то задумчивым взглядом. — Все это дерьмо было твоим сознательным выбором. А вот Тиффани не выбирала быть пешкой в бесконечных разборках. Но я не буду тянуть резину, это она расскажет тебе сама. У вас очень мало времени.

— Что ты имеешь в виду?

— Как ты успел заметить, мы с Габриэлем больше не работаем вместе. Я знаю, что ты искал информацию. А все из-за того случая с избиением Тиффани. Когда ее кинули под ваш забор. Ривера думает, что это моих рук дело. Но это был не я.

— Ты же контролировал этот вопрос.

Перебираю костяшками, а затем сжимаю ладони в кулаки.

— Да, но в машине были не мои люди. Это вскрылось намного позже. Я пытался объяснить Габриэлю, что под него роют, но тот не хотел слушать. Все, что касается его дочери, он воспринимал как личное оскорбление. И я его понимаю. Дети, пожалуй, единственное, что может заставить поступиться собственными принципами. Я ушел тогда. Потому что для меня было недопустимо, чтобы человек, которого я считал другом на протяжении многих лет, которого вытащил с того света, перестал мне доверять. А несколько дней назад он позвонил мне. Сам. Спустя два с лишним года.

Петтифер замолкает. Достает из кармана сигарету и протягивает мне. Качаю головой, ожидая продолжения, но уже понимаю, что оно мне не понравится.

— Адам Линдерман. Знаешь такого?

Ощущаю горечь во рту. Сука. Сука. Сука! Чувствую, как дергается рядом со мной Карим.

— Конечно. Он же организовал нашу встречу.

— А ты знаешь, что он был за рулём той машины, которая увезла Тиффани, когда ты получил это? — мужчина демонстративно обводит взглядом мою грудь, а меня взрывает. Я знал, что влез в петлю, когда согласился работать с ним. А этот ублюдок ее же и затянул. — Вижу, что нет. Адам работает на два фронта, Киллиан. Твоими руками проворачивает грязное дело, сталкивая вас с Ривера лбами. И Габриэль позвонил, когда узнал, что тот организовывает нам с тобой встречу.

— Он сказал, что не имеет прямого доступа к секретам Агилара.

— Ложь. Он всегда знал о Тиффани. Просто не понимал, кем она приходится Давиду. А теперь знает. Именно поэтому я здесь. Линдерман думает, что мы с Давидом на ножах. Именно поэтому организовал тебе эту встречу. Он отводит от себя подозрения. Но Агилар всегда на шаг впереди. Мои слова всё-таки осели у него на подкорке сознания, и он начал искать крысу. И нашел ее, когда тот заявился к тебе. Этот идиот настолько уверен в себе, что даже не думал о том, что его пасут.

— Почему Агилар сказал тебе встретиться со мной? Что ты должен передать?

— Потому что Линдерман готовит облаву. И тебе срочно нужно ехать. Габриэль привезет Тиффани. Только быстрее. Все нужно сделать тихо. Если остальные поймут, что у Агилара есть слабое место, то это начало конца. И пострадает твоя Барлоу.

Он быстро проговаривает адрес. Чарли и Карим бросаются к машине, а я и шага не могу сделать.

— Спасибо, — тяжело выдавливаю и протягиваю ладонь.

— Поторопись. Покажи этому козлу, с кем он связался.

Мужчина пожимает мне руку в ответ. И только тогда я срываюсь с места.

Тиффани

— Я, конечно, совсем тебя не знаю, но рискну предположить, что ты нервничаешь.

Вот уже минут двадцать мы едем по какой-то просёлочной дороге, окружённой деревьями. За все это время Габриэль не сказал ни слова. Он стучит пальцами по своему колену и постоянно поглядывает на часы. На город спустились сумерки.

— Тебе не кажется, что для приема врача как-то поздновато?

Бросаю взгляд на мужчину, который действительно сам на себя не похож. Постоянно вглядывается в лобовое и заднее стекло. Машина тонирована в круг, снаружи очень сложно понять, кто сидит в салоне.

— Габриэль!

Но в этот момент Мерседес резко тормозит. Мужская ладонь ложится на мое плечо, а возбуждённый голос выдает его волнение. В кои-то веки Габриэль Ривера нервничает. А значит дело плохо.

— Выходи, живо!

Жизнь с Киллианом научила меня тому, что нужно без лишних вопросов выполнять, когда требуют. Это может спасти жизнь в критической ситуации.

Распахиваю дверь и оказываюсь на свежем июльском воздухе.

— Давай, Тиффани, — его ладонь цепляет мою и ведёт по направлению к машине, которая спрятана от посторонних глаз в тени деревьев.

— У меня какое-то непрекращающееся чувство дежавю.

Ступаю по шуршащему гравию, подмечая про себя ещё несколько автомобилей, которые выстроились в ряд по дороге. Габриэль что-то безмолвно передал самому крупному из мужчин, который вышел на улицу. Я все поняла по тому, как изменилось его лицо.

— Что происходит? — теперь я начинаю нервничать. — Мы же не в больницу едем, так?

Но он молчит. Открывает дверь неприметного седана и садится за руль, а мне велит расположиться на заднем сидении. Когда Ривера трогается с места и выезжает на основную дорогу следом за одним из первых автомобилей его свиты, остальные не двигаются, будто ждут, пока мы уедем.

Так и происходит. На развилке мы сворачиваем налево, а весь остальной кортеж летит прямо.

— Габриэль, что происходит?

— Все в порядке. Просто не нервничай.

Всю дорогу и я, и он ехали молчали. Ривера напряжённо вглядывался в зеркало заднего вида, а я смотрела по сторонам. Через минут сорок, если верить часам на приборной панели, мы заехали в достаточно оживленный район. После чего Ривера тормозит машину около невысокого здания мне незнакомого. Но когда я вижу в окно людей, которые ждут возле, то практически налету выбегаю наружу.

Киллиан

— Это точно тот адрес?

Чарли напряжённо ходит взад-вперед перед трехэтажным супермаркетом. Рядом снуют толпы людей, а я взволнованно всматриваюсь вперёд, даже не зная, чего ждать.

— Ох, не нравится мне это все. Ох, не нравится, — Карим выкуривает уже третью сигарету, безостановочно делая затяжки. — Почему мы не допускаем мысль, что это ловушка?

— Допускаем. Но у нас нет выбора, — потираю грудь, где ноет заживающая рана.

Бросаю взгляд на часы. Не знаю, чего я жду. Мы здесь уже почти час, но никто так и не появился.

— Кил, я вижу, что тебе плохо… — начинает Чарли, но тут же отсекается, когда замечает остановившуюся рядом машину.

Задняя дверь резко распахивается, и меня бросает в дрожь. Я вижу ее, вижу свою Тиф, которая придерживает все ту же пресловутую загипсованную руку и несётся ко мне со всех ног. Ступни сами отрываются от места, на котором стою. Не обращая внимания на боль в груди, несусь к ней на встречу, моментально сокращая расстояние. И когда она влетает в меня, привычно обнимая за шею здоровой рукой, даже не чувствую кровоточащую рану. Я захлебываюсь ее запахом, ее близостью, ее теплом.

— Боже, любимый… — ее откровенно трясет в моих руках. — Ты цел… Цел…

Она трогает меня пальцами, метит мое лицо, плечи, грудь, но замечает кровь на футболке и в ужасе закрывает рот ладонями.

— Киллиан…

Но я снова притягиваю ее к себе. Целую пухлые губы, по которым так сильно истосковался. Глажу обожаемые мной волосы. Знаю, что пулевое ранение снова кровоточит. По-хорошему бы его обработать, но я не могу заставить себя оторваться от нее.

— Родная моя… Любимая… Цела…

Снова обнимаю свою женщину. Наслаждаюсь близостью, которой мы были лишены. Утопаю в ней, как в собственном раю. А потом боковым зрением вижу его.

Давид.

Мужчина подходит ко мне, смеряя своим самым непонятным из взглядов. Автоматом смотрю на зрачки, которые спрятаны под линзами. И почему-то именно сейчас остро вижу сходство отца и дочери. Не по глазам — по характеру.

— Ты в безопасности, — говорит он Тиф. — Я поехал.

— Куда ты? — в ее голосе сквозит неприкрытое волнение. Меня это понимание разматывает. Что-то произошло между ними, если она беспокоится за него.

Мужчина не выражает никаких эмоций. Только подходит к ней и целует в щеку. И это ещё больше меня добивает.

— Нужно решить вопрос с одной крысой.

— Я с тобой, — отстраняю Тиф от себя, а затем обхватываю ее щеки ладонями. — Останься с Чарли и Каримом, родная. Я заберу тебя. Они позаботятся о твоей безопасности. Даю слово.

Она не отговаривает меня. Не настаивает ни на чем. Только поднимается на цыпочки, находит губами мое ухо и горячо шепчет:

— У нас будет ребенок. Поэтому вернись не только ради меня, но и ради него.

После слов, произнесенных едва уловимым шепотом, во мне как будто огромный вулкан просыпается, который много лет спал. Он бурлит, пенится изливается в невероятный по своей силе поток любви, который я к этой маленькой женщине испытываю. Впиваюсь в ее губы, поглощая полностью. Всю её присваивая до основания.

— Вернусь, родная. Ради вас всегда вернусь.

Она разворачивается к отцу. Смотрит долго и пронзительно.

— И ты вернись. Я буду ждать, — Давид заметно сглатывает ком, застывший в горле. Непривычно видеть его таким уязвимым. — Прекратите эту войну. Хотя бы ради меня.

Мужчина лишь коротко кивает, а затем переключает внимание. Указывает головой в сторону автомобиля и уходит, устраиваясь на водительском сидении. Я разворачиваюсь к брату и другу и осторожно передаю в руки Чарли Тиф. Он тут же крепко ее обнимает.

Ухожу, больше не оглядываясь. Сажусь в машину, после чего Давид резко выжимает педаль газа и мы срываемся с места.

Габриэль

Еду к месту происшествия. Я знал, что сегодня нас ждёт облава. Адам настолько тщеславен, что даже не подумал, что я могу быть в курсе его двойной игры. Поменял машину специально, чтобы не подставить под удар дочь. Ребята доложили, что мой личный автомобиль, в котором должны были ехать мы с Тиф, по касательной задела фура. И то благодаря тому, что за рулём сидел мой лучший гонщик. И он был в курсе возможной опасности. Водителя сразу же сняли с машины. А другие ребята вышли на Линдермана с помощью жучка, помещенного в его BMW. И сейчас мы направляемся прямо к нему.

— Будешь? — протягиваю Киллиану сигарету. Затем замечаю пятно в районе груди на его футболке и убираю руку. — Тебе бы в больницу

— Подождет.

Он не сводит напряжённого взгляда с дороги. А я впервые задумываюсь, что сплоховал. За столько лет дал промах. Всегда был уверен, что лучше меня дочь никто не защитит, но сильно ошибся. Если она будет рядом, то ее ждёт постоянное хождение по краю. А я не готов с этим смириться.

— Сильно любишь?

Киллиан разворачивается ко мне. Смотрит оценивающе.

— Я-то да. А ты?

Гаденыш понимает меня. Залезает в самые потоенные уголки души, куда я никого не пускаю.

Ничего не отвечаю. Продолжаю следить за дорогой по навигатору, пока Хоггард снова не задает вопрос.

— Зачем убить пытался? За то, что ослушался при всех?

Я усмехаюсь. Да, мне никто не перечит. Не в этом статусе. А его показательное выступление было выше всех похвал, но я сам его спровоцировал.

— Я не планировал тебя убивать, Киллиан. Никогда. Ты мне нравишься, уж слишком мы похожи. И именно по этой причине я до сих пор считаю, что ты не пара моей дочери. Но Тиффани, увы, считает иначе, — понимаю, что мы подъехали. Вижу столпотворение машин своих ребят. — И в тот вечер стрелять в тебя никто не должен был. Как и убивать охрану. Линдерман проявил самодеятельность.

Киваю в сторону моего главного из парней, который идёт в нашу сторону. Полностью разворачиваюсь к Хоггарду и протягиваю ему свой пистолет.

— Ты или я?

Он прекрасно понимает, чем закончится для Адама его сегодняшняя выходка. Молча протягивает ладонь и забирает ствол, а затем покидает салон.

— Мистер Агилар, — кивает мне Рейган, главный у охраны, после чего видит Хоггарда. Мужчина удивлен, но старается не подать вида. — Он там.

Рукой указывает нам на небольшое здание, примостившееся недалеко от дороги. Вокруг ни единой души. Мы молча направляемся в сторону одноэтажного барака. Идём нога в ногу, каждый думая о своем. А когда переступаем порог, то слышим сдавленный хрип предателя.

Через секунду оказываемся в комнате, где на стуле сидит Линдерман. Ноги и руки связаны, лицо покрыто ссадинами. Мои ребята его хорошенько приложили.

Стоит мужчине нас увидеть, как его глаза бешено округляются. Из горла вырывается хриплый стон, но это единственное, что он успевает произнести. Потому что в этот момент Киллиан стреляет.

Один выстрел. Точно в лоб.

Тело с жутким грохотом падает на пол. А по мои венам растекается жидкое удовлетворение, что каждый получил того, чего заслуживал.

Чувствую, как Киллиан протягивает мне пистолет. Сейчас здесь все уберут подчистую, и человека по имени Адам Линдерман больше никогда не найдут. Молодой мужчина безразличным взглядом осматривает огромную лужу крови, растекающуюся из проломленного черепа.

— Это было мое последнее дело. Я ухожу.

Хоггарду не требуется мое мнение. Он просто покидает дом и переворачивает черную страницу своей жизни, чтобы вернуться к Тиффани. Он сделал тот выбор, который, увы, в свое время не совершил я.

Forgive Me — Harry Styles

Три года спустя

Две хрупкие девушки стоят у калитки кладбища города Таллахасси штата Флорида. Одна сжимает в руках белые розы, а вторая белые лилии.

— Точно готова? — Диана неуверенно смотрит на подругу, чье сердце заходится в истошном крике где-то внутри. Но блондинка решительно кивает, поправляя платок, скрывающий ее густую косу.

Много лет понадобилось, чтобы Тиффани Хоггард решилась посетить это место. Сначала ей мешали собственные страхи, затем рождение дочери Маргарет, которая забирала себе всю любовь и время ее и мужа. Она появилась на свет мартовским утром, озаряя жизнь своих родителей непередаваемым светом.

У Тиффани и Киллиана, наконец, началась спокойная жизнь, далёкая от бесконечных разборок и разгадок тайн. Они сыграли скромную свадьбу, на которой присутствовали только близкие люди, включая Рональда Уайта. Он стал полноценным членом их клана, особенно после того, когда узнал горькую правду о своей умершей возлюбленной. Виктория не изменяла себе и унесла свои секреты в могилу.

Тиффани продолжила работать в издательстве Чарли, а Киллиан Хоггард отошёл от дел, как и обещал. Теперь он вместе с Джеймсом Тернером занимается крупными инвестиционными проектами и курирует сеть бойцовских клубов, получивших известность во всем мире. Мужчина обожает свою дочь, которая невероятно похожа на него и бабушку, но унаследовала от матери уникальные зрачки. Теперь Киллиан может со всей уверенностью сказать, что семья на первом месте. Без преувеличений. Его прошлое, если и всплывает на горизонте, то своевременно делегируется тестю, который, в свою очередь, находится на своем месте.

Габриэль практически не видится с кланом Хоггардов, чтобы не навлекать беду на семью дочери. Ведь кроме случая с Адамом Линдерманом, когда все обставили как борьбу за власть, больше никто не знает о Тиффани. И кем она ему приходится. Но сильнее всего Ривера опекает свою внучку. Такой любви этот мужчина действительно никогда в жизни не знал. И все остальное меркнет рядом с этим чувством. После рождения Маргарет он основательно задумался о том, чтобы уйти на покой.

Поэтому когда жизнь молодой семьи вошла в стабильное русло, Тиффани набрала Диану. Она была готова.

Поэтому сейчас, пока мужья проводят время с детьми, две женщины идут по узкой дорожке сквозь стройные ряды могил, расположившихся на огромной территории, и молчат. Если Диана бывает здесь каждый год, то для Тиффани это первый болезненный опыт. Но ей необходимо объясниться.

Спустя некоторое время Диана, идущая впереди, поворачивает направо и останавливается через несколько метров. Тиффани тяжело сглатывает, поправляя охапку белых лилий, и встаёт рядом с подругой.

Классическая плита, на которой крупными буквами высечено имя и годы жизни. Тиффани смотрит на посеревший от времени камень и проглатывает ожидаемые слезы. Девушку разбивает на застоявшиеся, скопившиеся в душе эмоции, которые удерживают в том самом пресловутом дне, когда ее сердце треснуло.

— Ну, привет, дорогой, — блондинка осторожно кладет лилии поверх белых роз Дианы и присаживается на корточки, не сводя глаз с надгробной плиты. — Мне потребовалось много времени, чтобы прийти, да?

Тишина кладбища сопровождается только одинокими каплями редко моросящего дождя.

— Мне так много хотелось бы тебе сказать, Дерек. Объясниться. Покаяться. Но я в первую очередь очень сильно хочу попросить у тебя прощения.

Тиффани слышит, как хлюпает носом Диана, поэтому поднимается и цепляет ее ладонь в свою.

— Прости меня, дорогой, за то, что все так сложилось. За мое молчание, за мою нерешительность и трусость. За то, что бросила тебя в такой сложный момент. Прости меня… Очень тебя прошу.

После озвученных слов над головами девушек моросящий дождь сменился солнечными лучами, которые через силу пробивались сквозь густые тучи, захватившие город на все те дни, что Тернеры и Хоггарды гостили здесь. Диана и Тиф синхронно посмотрели на небо. И так же синхронно улыбнулись.

— Простил… — шепчет Ди, стирая слезу, одиноко скатывающуюся по щеке.

— Простил… — вторит ей Тиффани, и в самой отдаленной части ее души, наконец, наступает такой долгожданный покой.

Больше книг на сайте — Knigoed.net