Когда мы думаем о «миссии», нам обычно представляется далекая страна, чей язык и культура кардинальным образом отличаются от нашего языка и нашей культуры. Едва ли мы думаем о людях, живущих по соседству, говорящих на одном с нами языке и живущих в тех же условиях, что и мы. Типичный западный христианин считает, что легче делиться своей верой на островах Фиджи, в Индонезии или Зимбабве, чем в Нью–Йорке, Сиднее или Лондоне. Поэтому пришло время серьезно задуматься над миссионерской деятельностью в самих западных странах.

Современные адвентисты с той же посвященностью занимаются общественным евангелизмом, что и всегда. Спутниковые евангельские кампании, семинары по библейским пророчествам и разного рода смежные программы и семинары, помогающие бросить курить, снизить вес или научиться разумнее распределять семейные финансы, ежегодно проводятся в большинстве адвентистских церквей. И мы по–прежнему несем людям евангельскую весть, причем далеко не безуспешно. Однако мы должны быть честны перед собой. Типичная адвентистская церковь не оказывает своей деятельностью существенного воздействия даже на свой город, не говоря уже о мире. Мы почти никак не влияем на существо западной культуры. Так в чем же проблема — в нас или в культуре? Неужели господствующая западная культура по самой природе своей невосприимчива к евангельской вести? Или все–таки мы сами что–то упускаем?

Многие люди предпочли бы вообще не задумываться о том, кому они проповедуют истину. Они считают, что мы не должны искать подход к мирским людям. Они придерживаются примерно такого мнения: «Истина есть истина, и ее нельзя разбавлять в угоду тем, кто не следует за Богом. Наша задача — возвестить весть в том виде, в каком мы ее знаем и ценим, а если она их не устраивает, то это их проблема. Не Дух ли Святой должен устранять препятствия между людьми?» Благовестие совершается «не воинством и не силою, но Духом Моим, говорит Господь Саваоф» (Зах. 4:6).

Конечно, без Святого Духа никакого успеха в благовестии не добиться. Пытаться выполнить рекомендации, приведенные в этой книге, без водительства и поддержки Духа было бы абсолютной глупостью. Святой Дух способен обратиться к любому человеку независимо от его происхождения! Однако в Рим. 1:18–20 указывается, что работа Духа довольно ограничена в своем содержании. Дух, как правило, не замещает человеческие усилия (см. Рим. 10:14).

В Священном Писании подчеркивается, насколько важно учитывать такой фактор, как культурная среда, в которой существует наша аудитория. Да и Елена Уайт советует:

Вторая причина, по которой нам нужно разговаривать с людьми на одном с ними языке, состоит в том, что так они смогут лучше усвоить ту весть, которую мы им несем. Мы привыкли думать о людям в категориях «умный–глупый». Мы полагали когда–то, что одни люди просто–напросто умнее других. Однако сейчас мы начали понимать, что очень большое значение для успешного усвоения информации имеет методика ее усвоения. Некоторые люди могут показаться не очень умными лишь потому, что материал им преподносится в непривычном для них стиле. Но если тем же самым людям представить информацию так, как они привыкли ее усваивать, то сразу же выяснится, что они по–своему очень даже неплохо соображают. Думается, большинство родителей, вырастивших не одного ребенка, узнали о подобном явлении не один десяток лет назад.

У меня самого трое детей. Когда они были маленькие, мы очень любили собираться вместе и читать книжки вслух. Я брал детскую книжку, в которой рассказывалось, допустим, о скачущем по лесу кролике. Я садился в свое любимое плетеное кресло, а все семейство собиралось вокруг, рассаживаясь на кушетке или прямо на ковре у моих ног.

Но дальше идиллия заканчивалась. Стоило мне начать чтение, как моя старшая дочь принималась повторять за мной прочитанное! После каждого предложения она прерывала меня и начинала пересказывать его, иногда слово в слово, а иногда по–своему. Честно говоря, меня это сильно раздражало. Я обрывал ее и говорил ей весьма строго, что я читаю рассказ, а не она. Ее дело — сидеть тихо и слушать. И мне казалось, что я хороший отец, старающийся привить ей понятие о том, как нужно себя вести, чтобы у нее не было проблем в школе! Может быть и так, но я понятия не имел, что так она лучше всего усваивает услышанное.

Спустя какое–то время я начал понимать, что моя старшая дочь лучше всего усваивает информацию на слух. Поэтому когда она повторяла за мной прочитанное, она тем самым закрепляла полученные сведения в своей памяти. Именно так новые знания лучше всего укладывались у нее в голове. К сожалению, большинство школ (и по крайней мере один отец) не предпринимают должных усилий, чтобы дети, лучше усваивающие сведения на слух, вроде моей дочери, успешно учились. В школе от детей требуется, чтобы они сидели тихо, когда говорит учитель. Тем самым обеспечивается порядок и дисциплина, однако это не самая благоприятная атмосфера для многих школьников.

А вот мой сын предпочитает учиться глазами. По некоторым подсчетам, около 60 процентов людей в основном усваивают информацию через зрение. Так что когда я начинал читать про скачущего по лесу кролика, Джоэл вскакивал со своего места, усаживался на ручку моего кресла (что тоже было строго запрещено у нас в семье) и выхватывал книгу у меня из рук! Что же все это значило? Ему нужно было посмотреть на картинку с кроликом! Поскольку он воспринимал информацию глазами, то усвоить содержание сказки ему было легче, разглядывая иллюстрации, которые можно было увидеть только с высоты моего кресла.

Увы, и здесь, в его ребяческом поведении, я видел лишь повод научить своего ребенка, как нужно вести себя в школе. Я приказывал ему вернуться на место и выговаривал ему за то, что он мешает слушать остальным. Школьные учителя в большинстве своем реагируют на подобные «выходки» примерно так же. Невозможно вести урок в классе, если все двадцать твоих учеников будут подбегать к твоему столу и заглядывать к тебе в книгу! И все же теперь я понимаю, что мой сын пытался усвоить новый материал так, как ему было всего удобней и привычней. Сказка, воспринятая не только на слух, но и визуально, навсегда врезалась ему в память.

Однако на моем сынишке беспорядок не заканчивался. Видите ли, моя младшая дочь лучше всего воспринимает новую информацию в движении. Это значит, что для усвоения информации ей нужно либо вертеться и крутиться на месте, либо носиться по комнате. Так что, когда я начинал свою сказку про кролика, скачущего по лесу, она ставала на ноги и принималась скакать и прыгать по всей комнате. Она воспринимала сказку лучше всего, когда повторяла за героями все, что они делали. Конечно, и тут не обходилось без моих попыток привести ее в порядок.

Безусловно, все эти способы усвоения новых знаний ставят учителей в нелегкое положение. Учеба в школе для всех моих детей тоже не была «легкой прогулкой». Означает ли это, что им, что называется, недостает ума? Ни в коем случае! Каждый из них добился поразительных успехов в одной или нескольких областях. Просто наилучшие результаты они показывают тогда, когда у них есть возможность применить наиболее удобный для них способ усвоения знаний.

Отсюда можно сделать вывод, что чем ближе людям язык, на котором мы к ним обращаемся — в интеллектуальном и культурном смысле, да и в том, что касается наиболее привычных для них способов усвоения материала — тем большего успеха мы сумеем добиться в проповеди Евангелия. Мы должны обращаться к людям на их языке, и не только потому, что так поступает Сам Бог, но и потому, что так им проще всего воспринять то, что мы им несем.

Третья причина, почему мы должны обращаться к людям на их языке, заключается в том, что каждому человеку свойственно сопротивляться внешнему убеждению. Об этом, в частности, пишет Джеймс Энгель в своей книге «Способы распространения информации в современном христианстве»[1]. Он отмечает, что люди крайне избирательно усваивают информацию. Другими словами, мы склонны видеть и слышать только то, что нам хочется увидеть и услышать. Люди способны противиться попыткам воздействовать на них, и нет такого волшебного зелья, которое гарантировало бы, что весть, которую вы им возвещаете, будет воспринята ими вполне серьезно.

В современном мире слишком много вещей, которые стремятся обратить на себя внимание человека. Чтобы не утонуть в этом потоке информации, нам приходится избирательно отказываться от одних источников и сосредоточиваться на других. Когда вы пытаетесь донести до кого–то евангельскую весть, вы вступаете в конкуренцию с огромной массой других явлений и понятий, претендующих на внимание этого человека. Каждый человек в отдельности быстро классифицирует поступающие сведения, выбирая то, что ему может пригодиться или принести пользу в жизни. Люди, как правило, отдают предпочтение тем сообщениям, которые считают насущными для себя на данный конкретный момент. Другими словами, у людей есть «фильтрационная система», позволяющая им отсеивать ту информацию, которая не отвечает их нуждам в данный момент времени. Если им малоинтересна ваша весть, они ее отфильтруют.

Существует еще один фактор, тесно связанный с вышеназванным. Людям присуще отвращение к переменам в привычном образе мысли. Они противятся переменам в устоявшихся убеждениях и представлениях. И в этой сопротивляемости к переменам нет ничего плохого. Не будь ее, мы бы чуть ни каждый день меняли свои религиозные убеждения. Мы бы верили всему, что нам говорят. Людей, слишком легко меняющих свои убеждения, называют легковерными простофилями. Большинству из нас быть таковыми вовсе не хочется, да мы и не такие.

Обычному человеку свойственно упорно противиться внешнему убеждению. Что происходит, когда ему навязывают представления, радикально отличающиеся от того, во что он привык верить? Возникает психологическая стена. И чем сильнее вы бьетесь об эту стену, тем крепче она становится. Энгель называет ее «богоданной защитой» от нежелательного внешнего воздействия. Если то, что говорит человек, вам не по душе, у вас есть возможность отфильтровать сообщаемые им сведения. Даже самая яркая и убедительная реклама не может заставить людей поступать вопреки их естественным желаниям.

Однако эти «кирпичные стены» можно обойти. Можно обойти этот присущий людям избирательный подход. Сделать это можно, обратившись к их прочувствованным нуждам. Прочувствованная нужда — это точка в жизни человека, в которой предлагаемая вами информация пересекается с осознанными представлениями человека о своих нуждах и интересах. В этой точке человек открыт для новых знаний, для наставления. Студенты, изучающие принципы миссионерской деятельности, называют эту прочувствованную нужду точкой контакта. Такая нужда присуща как отдельным людям, так и целым группам. Это период в жизненном опыте человека или сообщества, когда они открыты для наставления, когда Евангелие пересекается с той нуждой, которую они испытывают.

Я помню время, когда я сам испытывал огромную нужду подобного рода. Я был молодым отцом, и более всего на свете мне нужно было приучить своего ребенка к горшку. Некоторым малышам нравится ощущение чего–то теплого и мягкого у себя в штанишках! Как заставить их совершать эту «процедуру» там, где положено? Как бы я ни ухищрялся, мой ребенок все равно поступал вопреки моим желаниям. В этот момент я был полностью открыт для любой информации, которая могла бы мне помочь приучить мою малышку ходить на горшок, какой бы причудливой и невероятной она ни была! Стоило кому–то сказать: «Наш малыш тоже поначалу никак не хотел садиться на горшок. Так вот что мы сделали», как я тут же забывал обо всем на свете и весь обращался в слух. Какой бы безумной ни была высказанная идея, мы с женой испытывали ее на себе хотя бы раз, потому что для нас не было ничего важнее, чем решить эту проблему.

Примерно в тот же период времени кто–то попытался убедить меня, что «президент Роналд Уилсон Рейган — это и есть зверь из Откровения, потому что у него по шесть букв в каждом из его трех имен». Эта мысль отнюдь не поразила меня своей глубиной в то время, еще меньше она привлекает меня сейчас. Но в любом случае, даже если бы я согласился с этим мнением, на моей жизни это никак бы не отразилось. Поэтому я не проявил никакого интереса к воззрениям этого человека. А вот когда кто–то поведал мне о «музыкальном горшке», я весь встрепенулся и выслушал собеседника с огромным вниманием. Пусть сегодня «музыкальный горшок» не вызывает у меня ничего, кроме улыбки, в то время моя прочувствованная нужда сделала этот предмет достойным тщательного исследования. Моя стена, защищающая меня от чужой силы убеждения, тут же пала. С людьми в миру происходит то же самое. Когда вы прикасаетесь к ним в точке прочувствованной нужды, они с готовностью вам внимают.

В моей книге «Библейская истина в современном мире» описан один из видов служения, совершавшихся церковью в Нью–Йорке в далекие семидесятые. На одной из городских улиц стоял фургончик, где всем желающим бесплатно измеряли кровяное давление. Только один из двадцати или тридцати человек, измеривших таким образом себе давление, проявлял какой–то интерес к предлагаемым библейским буклетам. И вот кто–то разработал библейские уроки, призванные помочь людям справляться со стрессом в большом городе. Как только данные уроки появились в фургончике, количество людей, откликавшихся на предложение взять брошюрки, резко возросло — примерно до 85 процентов! Стоило им услышать: «У нас есть бесплатный набор брошюрок с библейскими уроками о том, как справляться со стрессом», как люди тут же хватали их, иногда прихватывая лишнюю парочку для своих друзей. Однажды, когда фургончик был установлен у Нью–Йоркской фондовой биржи, его за один день посетили 242 человека, и каждый из них после процедуры взял себе по уроку! Двести сорок два человека из двухсот сорока двух! Должно быть, это был не самый лучший день для фондового рынка! Но именно так бывает, когда ваше предложение отвечает прочувствованным нуждам — ваша сила убеждения не встречает никаких преград. Вот что значит говорить с людьми на одном языке.

Хочу отметить, что люди, занимавшиеся этим служением на улицах Нью–Йорка, всегда настаивали на том, что секретом их успеха было прежде всего излитие Святого Духа в ответ на молитву. Служение мирским людям может преуспеть только в атмосфере Божьего присутствия и силы. Тем не менее, внимательное отношение к нуждам людей — это одно из основных следствий влияния Духа. Молитва, даже если человек не владеет верной методикой, может творить чудеса. Но еще большие плоды приносит служение, сочетающее в себе молитву с разумным подходом к неверующим.

Однако от того, что желающие проповедовать мирским людям знают, что с ними нужно говорить на одном языке, их задача проще не становится. Мирские люди так же разнообразны, как снежинки. Пообщайтесь с двумя дюжинами человек, и вы, скорее всего, обнаружите две дюжины различных совокупностей прочувствованных нужд, многие из которых будут практически неповторимы. Однако умение разговаривать с людьми на одном языке послужит для вас большим благословением, которое обогатит вашу собственную жизнь. Итак, мы обращаемся к людям на их языке, потому что так поступает Сам Бог, потому что так люди лучше усваивают новые знания и потому что так наша весть преодолевает богоданный барьер в человеческой душе, защищающий человеческое сознание от внешнего воздействия. А если наша жизнь еще и наполнена молитвой, то это и есть основная формула успеха.

Если мы хотим обратиться к современным людям на их языке, нам нужно будет на первом этапе проанализировать свою аудиторию. Прежде чем начать говорить, нам нужно научиться слушать. У людей есть право выбора — они могут «отфильтровать» евангельскую весть. Если нам не удастся найти с ними общий язык, они не услышат нашу весть, даже если мы прокричим ее им прямо в уши. Нам нужно тщательно изучить прочувствованные нужды каждого человека в отдельности и людских сообществ в целом, прежде чем мы сможем убедить их принять Евангелие.

Я хочу привести пару историй с миссионерских полей в качестве ярких примеров того, что происходит, когда люди следуют — или не следуют — принципу, о котором мы здесь рассуждаем — говорить с людьми на одном языке. Один из этих случаев имел место в Ириан Джая, на западе острова Новая Гвинея[2]. Пара миссионеров, муж и жена, поднялись вдоль одной из рек вглубь острова и поселились вместе с сави, небольшим лесным племенем, которое дотоле не вступало в контакт с внешним миром. Миссионеры попытались понять их язык и обычаи. Они стали лечить их и обеспечили некоторыми достижениями цивилизации, такими как зеркала, ножи и топоры. В общем, они сильно облегчили повседневную жизнь этих туземцев и потому нашли у них горячий прием.

Когда супруги выучили язык племени настолько, чтобы можно было сносно общаться, они решили, что пора попробовать донести до них евангельскую весть. Муж отправился в их общинный дом, где собирались все семейства племени, и стал рассказывать им об Иисусе. Он очень старался, но сави большого интереса к Иисусу не проявляли. Их мало занимали взаимоотношения «величайшего Духа» с каким–то далеким племенем (евреями) в далекой стране. Библейская весть не трогала их, пока миссионер не заговорил о том, как Иисус был предан Иудой. Тут туземцы оживились, принялись радоваться и веселиться. Миссионер был крайне озадачен их поведением, пока не выяснилось, что для них героем всей «повести» был Иуда, а не Иисус!

Отчего так? А дело вот в чем: то, что мы привыкли называть предательством, в их глазах заслуживало величайшего уважения. Сави посчитали Иуду большим героем, которому хватило смелости предать своего лучшего друга. Его поступок произвел на них глубокое впечатление: в течение трех лет поддерживать близкие отношения с такой могущественной фигурой, как Иисус, есть с Ним за одним столом, путешествовать вместе и в конце концов предать Его в одиночку так, что другие ученики даже ничего не заподозрили, — разве это не геройство! Подобное предательство превосходило по своим масштабам все то, что они почитали до сих пор.

Как же донести Евангелие до подобного рода людей? То поведение, которое у них было принято считать весьма достойным и заслуживающим уважения, согласно евангельским представлениям совершенно не приемлемо. С точки зрения этих миссионеров их евангельская проповедь была ясной и убедительной. Однако сави увидели в евангельском повествовании подтверждение своим собственным отвратительным обычаям. Люди не способны внять евангельской вести и понять ее, пока они не воспримут ее в контексте. Но как подыскать контекст для Евангелия в такой весьма неоднозначной культуре?

Вскоре после этой попытки донести до сави евангельскую весть между ними и другим племенем, с которым тоже работала эта пара миссионеров, разразилась война. Миссионеры приложили все усилия, чтобы примирить рассорившиеся племена, но те продолжали воевать. Наконец супруги не выдержали и сказали туземцам, что они уходят к другим племенам, которые не предают и не убивают друг друга. Осознав, что они могут потерять в лице миссионеров источник своего благополучия, туземцы пообещали им заключить мир. Но как заключить мир в условиях, когда предательство считается наивысшей добродетелью?

У этих прославляющих предательство племен была в ходу весьма впечатляющая и действенная церемония заключения мира. Воины из обоих племен выстраивались на открытой поляне в ряд лицом друг к другу Оба племенных вождя выбирали из своих отпрысков своего любимого сына и отводили его к человеку с другой стороны, которому более всего доверяли. Такого ребенка называли «дитем мира». Каждое племя любило и берегло свое дитя мира. Дитя мира служило им защитой от другого племени. Пока был жив этот ребенок, они знали, что им не грозит нападение извне. Почему? Да потому, что они становились одной «семьей» со своими противниками. Можно предать друга, но предать семью нельзя. Пока были живы дети мира, два племени пребывали в мире друг с другом.

Миссионеры внимательно наблюдали за происходящим и задали туземцам немало вопросов. Вот она — аналогия с искупительной жертвой, которую они искали! И когда им представилась в следующий раз возможность обратиться к сави, они рассказали им о войне между небесами и землей. Они рассказали, что Бог так возлюбил мир, что послал людям Свое «Дитя мира». Он отдал Своего Сына человеческому «племени». И хотя мир между племенами сави длится лишь до тех пор, пока живо их дитя мира, Бог сумел заключить с ними постоянный мир в Иисусе, и потому теперь Он живет вечно. Теперь Бог на их стороне. Они стали одной семьей! Это контекстуализированное Евангелие стало доступным для их понимания, и многие из этих обитателей джунглей приняли Христа.

Подобного рода случай произошел в другой части света, далеко от Новой Гвинеи. Эд Дикерсон рассказывает о попытке Брюса Олсона принести Евангелие народности мотилон, живущей в отдаленном районе Южной Америки. Олсон выучил их язык, и аборигены смирились с его присутствием. В конце концов его самый близкий друг из этого народа стал христианином, но дело продвигалось медленно.

У мотилонов был обычай устраивать песенные марафоны, когда люди, лежа в гамаках, подвешенных высоко над землей, сообщали нараспев новости, которые каждому довелось услышать или пережить на себе за последние несколько дней. Во время одного из таких празднеств Олсон услышал, как его друг, первый мотилонский христианин, с помощью песни рассказал своим соплеменникам об Иисусе и своем обращении в христианскую веру. Он пел в течение четырнадцати часов, а за ним слово в слово, нота в ноту повторяли своим соплеменникам услышанное другие «гамачники», разнося евангельскую весть в ночи по всем джунглям.

События вроде бы развивались неплохо, но самому миссионеру было как–то не по себе от происходящего. «Все это выглядело как–то по–язычески, — писал он. — Заунывная музыка в минорной тональности, больше похожая на ведьмины завывания. Все это было, если можно так выразиться, унизительно для Евангелия. И все же, когда я посмотрел на людей, они слушали так, словно от этого зависела их жизнь. Бобби передавал им в своей песне духовные истины».

Его пение напоминало миссионеру «ведьмины завывания». Вот такая была у мотилонов музыка. Да, их музыка, как и их язык, прежде служили ложным богам. Но при этом миссионер не колеблясь перевел Библию на мотилонский язык, несмотря на присутствие в нем многочисленных терминов, связанных с языческим богослужением. Евангелие можно было донести мотилонской народности только на том языке, который они могли понять.

То же самое можно было сказать и об их музыке. Бог мог использовать в общении с мотилонами только тот музыкальный язык, которые они знали. Хоралы Баха и американские госпелы здесь бы ничем не помогли. Лаодикийская самоуспокоенность миссионера стала препятствием для проповеди Евангелия. Он считал, что во всем, что касается духовного просвещения, его методика возвещения Благой вести — самая правильная и его любимая христианская музыка лучше всего подходит для передачи Евангелия. Он оказался не способен выйти за рамки собственных устоявшихся представлений, поэтому Бог обошел его стороной и «спел» Евангелие мотилонам так, чтобы они его услышали[3].

Проблемы, с которыми столкнулись миссионеры в обоих случаях, случаются, хоть и в меньших масштабах, в жизни каждого человека чуть ли не каждый день. Люди с трудом подбирают нужные слова, чтобы донести до ближних свои мысли. Передача своих мыслей вызывает определенные трудности, потому что у каждого человека есть свой «культурный горизонт». Каждый человек на чем–то специализируется и каждый чем–то ограничен. Позвольте мне проиллюстрировать эту мысль на примере из физического мира.

В закрытом помещении физический кругозор для каждого человека ограничен четырьмя стенами и потолком. Если я выйду наружу, мой кругозор расширится, но будет по–прежнему чем–то ограничен. В городе, например, ему будут мешать здания и физический ландшафт, а в долине — деревья и холмы. В ровной степи, где нет ни возвышенностей, ни деревьев, можно увидеть дальше. Но обзор будет еще лучше, если вы заберетесь на вершину высокой горы.

У каждого человека есть еще и культурный кругозор. Он зависит от интеллекта, от эмоций, от жизненного опыта. На наши знания и на наш опыт, как правило, оказывают влияние такие факторы, как география, семейное воспитание и образование. Когда мы входим в контакт с каким–то человеком, наше общение с ним будет наиболее эффективным, если у нас есть общие интересы или общий взгляд на вещи. Образование — это интеллектуальный эквивалент подъема на гору. В этом его главная ценность. Чем лучше вы образованы, тем шире ваш кругозор и больше потенциал для влияния на ближних. Вы обретаете способность передавать конкретные мысли разными способами и в разной форме. И главное не в том, какую форму вы выберете для передачи информации, а в том, чтобы ваш слушатель отчетливо понял, что вы хотите до него донести.

Основная цель этой книги — расширить кругозор читателя, чтобы он мог понять культурный кругозор, или мировоззрение, мирских людей. Имея дело с неверующими людьми, адвентисты сталкиваются с проблемой, подобной той, что была у супругов–миссионеров в Новой Гвинее. Общаясь с мирскими людьми, мы зачастую встречаемся с представлениями, настолько отличными от наших собственных, что осмысленного взаимодействия не получается. Что же должно произойти в такой момент, чтобы общение состоялось? По крайней мере один из двух человек, ищущих общения, должен расширить свой кругозор настолько, чтобы охватить кругозор собеседника.

На чьих же плечах лежит задача расширения кругозора, когда речь идет о христианском свидетельстве? «Истина должна быть провозглашена человечеству на понятном ему языке», — писала Елена Уайт. Если это правда, то адвентистам нужно учиться говорить с мирскими людьми на одном языке. Так кто же они — эти мирские люди? Что нужно сделать, чтобы донести до них нашу весть? В последнее десятилетие эта задача еще больше усложнилась. В современном мире существуют две различные формы секуляризма. То, что сработает в общении с одним типом секулярного человека, может не сработать с другим.

Что мы имеем в виду, когда говорим о мирских людях? Вот краткое, но практическое определение: Мирским следует называть человека, который живет изо дня в день, почти или вовсе не обращая внимания на Бога и не исполняя никаких религиозных обрядов. Большинство мирских людей вовсе не атеисты, они не принимали осознанного решения быть «мирскими людьми». Они вполне могут верить в Бога, но ни Бог, ни какая бы то ни было религия не влияют на их повседневные решения или поступки. Типичный мирской человек может не испытывать враждебности к религии, но он не стремится к традиционному религиозному поведению — не молится, не посещает богослужения и не читает Библию.

Секуляризм бросается в глаза в таких местах, как Северная Америка, Европа и Австралия, но его присутствие ощущается все сильнее и сильнее во всех частях света, открытых для средств массовой информации. Влияние телевидения, кино, музыки, журналов и интернета способствует распространению секулярного мышления и поведения порой в самых неожиданных местах. К примеру, один мой африканский студент не проявлял на моих занятиях к теме секуляризма большого интереса; он считал, что это проблема западных стран. Но спустя полгода после своего возвращения домой он написал мне письмо, в котором были такие строки: «Когда я вернулся на родину с магистерской степенью, меня назначили пастором в одну из столичных церквей. В своей новой общине я насчитал 26 человек с докторскими степенями, и в ней ощущаются все виды мирского влияния, о которых вы говорили на занятиях».

С тех пор я совершил уже несколько поездок в Африку. Там очень много традиционных деревень, которые мало что знают о внешнем мире, однако африканцы в большинстве своем так же стремятся вырваться в большой мир, как и жители других континентов. Так что, хотя я и пишу эту книгу, отталкиваясь от ситуации в западном мире, изложенные в ней концепции и принципы вполне созвучны тому, что происходит в остальных частях света. Возрождение воинствующего ислама и распространение харизматического движения среди христиан вроде как ослабляют влияние секуляризма. Однако в мире по–прежнему очень много людей, которые противятся вторжению религии в их жизнь. Они могут соответствовать каким–то внешним проявлениям религиозности, но их сердца все сильнее привязываются к «религии» потребительства и мирского успеха.

В своей книге «Библейская истина в современном мире» я рассматривал мирских людей как единое явление. Конечно, мирские люди бывают разные, и даже очень разные, но у секуляризма был целый ряд общих характеристик, на которые всегда можно было опереться в своих рассуждениях. Сегодня это уже не так. Духовность и вера составляют теперь гораздо большую часть повседневного сознания, чем это было десять лет назад, особенно в средствах массовой информации. Люди с большей готовностью и более свободно говорят о своих духовных переживаниях. Та же самая тенденция просматривается в адвентистских общинах и учебных заведениях. Многие люди внутри и вне церкви жаждут прикоснуться к сути, скрывающейся за доктринами, учреждениями и формами, в которые облекается вера. Эта жажда не была столь очевидной десять лет назад.

Однако задачи, стоящие перед христианскими церквами, не стали от этого легче. Вера и духовность сегодня ценятся выше, чем в прошлом, чего не скажешь, пожалуй, о религии в целом. Принято считать, что вера и духовность нашли определенный консенсус с секулярным сознанием, так что вера и секуляризм теперь существуют бок о бок, не мешая друг другу. Однако к сильным убеждениям по–прежнему относятся с подозрением. Критика других вероисповеданий считается непозволительной. Люди оставляют «церкви» и присоединяются к независимым духовным движениям.

За последние несколько лет, на мой взгляд, понятие «мирские люди» распалось на две ярко выраженные составляющие, у которых, наряду с некоторыми сходными чертами, есть и существенные различия. Чтобы понять, как благовествовать обеим этим группам, нужно понять, чем они друг от друга отличаются.

Мирской человек традиционного типа осознанно или неосознанно живет жизнью без всякой связи с Богом. Подобные люди вполне могут верить в Бога, но при этом они не принимают Его во внимание в практических вопросах повседневной жизни. Они, как правило, не молятся перед едой, они не смотрят религиозные передачи по телевидению и крайне редко читают Библию или другую религиозную литературу. Бывает, что они верят в Бога, но лишь меньшинство регулярно посещают церковь. Они считают ненужными в повседневной практике и изжившими себя как частные, так и общинные проявления религиозной жизни.

Для традиционного секуляризма характерны четыре основных направления мысли. Лэнгдон Гилки первым изложил эти четыре аспекта секулярного мышления в своей книге Naming the Whirlwind[4] («Назовем вихрь»), а позднее развил и популяризовал эту тему Тони Камполо в своей книге The Reasonable Faith[5] («Разумная вера»). Этот обзор будет полезен, хотя обычный мирской человек с улицы, как правило, не отдает себе отчета в подобного рода воззрениях. Мы должны иметь в виду, что это общие выкладки и что мирские люди не обязательно мыслят именно так и не иначе.

1. Натурализм. Это вера в то, что все в этом мире происходит в соответствии с естественной причинно–следственной связью. Никакого Божественного вмешательства не было и нет. К примеру, если я злой, то это потому, что так меня воспитали родители. Если я богатый, то это потому, что у меня были богатые родители или я сам трудился не покладая рук. Если мне удалось исключительно выгодно купить дом или машину, то это не потому, что Бог ко мне благоволил; просто так удачно сложились обстоятельства или же я сам умею неплохо вести дела.

Придерживаться натуралистических воззрений значит жить, не рассчитывая на сверхъестественное вмешательство. Бог никак не влияет на мою жизнь и не стремится ни помочь мне, ни навредить. Вера в обратное считается предрассудком. Мирские люди ограничивают свою жизнь рамками той реальности, которую они воспринимают своими органами чувств. Соответственно, они скептически относятся к рассказам о сверхъестественном вмешательстве или чудесах.

2. Автономия. Второй важный аспект секулярного мышления называется «автономия». Слово автономия уходит корнями в греческий язык. И означает оно «сам себе закон». Если Бог не дает о Себе знать в повседневной жизни человека, значит, люди должны позаботиться о себе сами. Они должны установить собственный свод правил.

«Автономные» люди не испытывают особой нужды в Божьем водительстве. Я сам решаю, как мне жить. Я сам определяю, каким смыслом наполнить свою жизнь. Я не получаю этот смысл с небес, как, впрочем, и ответы на мои вопросы и решения моих проблем. Мирские люди живут так, как если бы они были совершенно самостоятельны и независимы в этом мире. Они уверены, что должны сами принимать те решения, которые прежде считались прерогативой Бога.

3. Относительность. С автономией тесно связано понятие «относительности», третий основной аспект секулярного образа мысли. Если нет никакого сверхъестественного вмешательства в повседневную жизнь и если люди в основном сами решают собственную судьбу, значит, смысл, ценности и истина зависят от ситуации. Что правильно для одного человека, может быть совершенно неправильно для другого. Гомосексуализм мог быть неприемлем для одного поколения людей, но при этом вполне допустим для следующего. Сексуальные отношения по взаимному согласию вполне приемлемы при условии, что никто из партнеров не испытывает чувства вины или стыда вследствие каких–то своеобразных представлений о морали. Допустимо и даже желательно все, что приносит пользу или практикуется значительным числом людей. Каких–то внешних критериев нравственности не существует. Общество само решает, что правильно, а что — нет.

4. Временность. Четвертый и последний принцип секулярного мышления и поведения можно назвать «временностью». Это слово обозначает концепцию, согласно которой за пределами этой жизни ничего нет. Мы появляемся на свет, живем короткое время, а затем исчезаем. Все, что мы делаем, существенного значения не имеет и на нашей участи после смерти никак не скажется; ни награды, ни наказания по окончании земного существования не будет. А раз кроме этой жизни ничего не предвидится, значит прожить ее нужно так, чтобы получить максимум удовольствия. Эта концепция очень ярко отражена в одном из телевизионных роликов, который рекламирует спортивную обувь: «Жизнь коротка. Играй от души». Нужно думать только о дне сегодняшнем. Завтрашний день сам о себе позаботится.

Все эти четыре секулярных концепции вкупе — натурализм, автономия, относительность и временность — составляют мировоззрение, в котором доминируют наши пять органов чувств. Для мирского человека традиционного типа реальность ограничена, по крайней мере в практическом смысле, тем, что они видят, слышат, осязают, обоняют и пробуют на вкус. Для мирского человека сверхъестественное нельзя воспринять пятью органами чувств, а, следовательно, оно не имеет ничего общего с жизнью, которую мы ведем на земле.

Поскольку люди, как правило, не могут ни увидеть, ни услышать Бога, ни прикоснуться к Нему, концепция взаимоотношений с Ним для по–настоящему мирского человека совершенно бессмысленна. Когда происходят какие–то необычные события, мирской человек традиционного типа не склонен видеть в них руку Божью. Напротив, он считает, что у всякого необычного происшествия есть причина, которой можно было бы дать научное объяснение, если бы люди обладали достаточным запасом знаний. Чудеса для них скорее следствие человеческого невежества, чем веры. Наука, опирающаяся в своих выводах на пять органов чувств, является для них высшим авторитетом в области познания.

Мы видим, насколько зависим современный мир от научного метода и с какой готовностью его исходные предпосылки воспринимаются как само собой разумеющееся, на примере Мартина Лютера, который счел необходимым написать трактат с осуждением радикальных взглядов Коперника на Солнечную систему. Лютер выступил против Коперника, потому что думал, что новая астрономическая концепция, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, противоречит Священному Писанию. Сегодня, несмотря на все наше почтение к Лютеру, ни один из знакомых мне адвентистов не станет настаивать на правоте Лютера. Совершенно очевидно, что наука открыла нам глаза на реальность с неожиданной для Лютера стороны. Но у науки, безусловно приносящей много благословений, есть и темная сторона. Когда воззрения человека на истину, в практическом смысле, ограничены реальностью, воспринимаемой пятью чувствами, они вытесняют из его жизни Бога, а интуиция и духовное восприятие рассматриваются как производное нашего стремления принимать желаемое за действительное.

Как ни странно, мирской человек традиционного типа зачастую бывает вполне «религиозен» в том смысле, что он часто посещает ту или иную церковь. Он не всегда понимает, зачем он туда ходит. Может быть, просто в угоду супруге или родителям. А может быть, просто потому, что так было всегда. Но при этом его духовная жизнь никак не отражается на существе его бытия. Он совершает определенные религиозные обряды, но не вникает в их смысл. Секулярный адвентист, к примеру, ведет себя в субботу несколько иначе, чем в прочие дни, но при этом скорее всего не следит за своими словами и не осознает особого Божьего присутствия.

Тогда как для настоящего христианина совокупность истины превосходит реальность, воспринимаемую пятью его органами чувств. Христиане верят, что за рамками нашего физического восприятия существует более широкая реальность, которая в равной степени действительна, но обычно недоступна для наших пяти чувств. Вот здесь–то и начинается самое интересное. Появилась новая форма секуляризма, вполне допускающая существование сверхъестественного и жизни после смерти. И в этом как будто есть положительный момент для адвентистской проповеди. Однако эта «постмодернистская» форма секуляризма, которую мы сейчас рассмотрим, по–прежнему основывается на секулярных принципах автономии и относительности и создает новые препятствия, еще более проблематичные для традиционных способов провозглашения адвентистской вести.

За последние лет десять–пятнадцать концепция секуляризма несколько видоизменилась. Эти перемены связаны с таким явлением, как постмодернизм (данный термин, похоже, возник в контексте новых форм архитектуры). Более молодое поколение, которое сегодня нередко называют «постмодернистским», является во многом полной противоположностью мирским людям традиционного типа. Если традиционные мирские люди живут, не обращая на Бога особого внимания, то постмодернистскому поколению свойственна сильная тяга к духовному.

Постмодернистские мирские люди могут проводить много времени в личных молитвах. Им нравится ходить на богослужения, особенно если они проходят в современном стиле и там звучит современная музыка. Они любят читать духовную литературу и учиться у людей, чей опыт веры радикально отличается от их собственного. Им нравится неформальное общение в малых группах, пока оно ни к чему их не обязывает. Другими словами, постмодернистские мирские люди нередко ищут живых отношений с Богом и поддерживают их. Духовность составляет один из важнейших компонентов их образа жизни.

В каком же аспекте, в таком случае, термин «мирские» применим к столь духовным людям? «Мирскими» их делает стойкое отвращение к религиозным формам и установлениям. У них могут быть отношения с Богом, но они никак не стремятся связывать себя отношениями с религиозными организациями! Им присущи две из четырех характерных черт традиционного секуляризма — автономия и относительность. Они верят в Бога и стремятся к взаимоотношениям с Ним, но они в целом избегают навязанных извне правил и моральных обязательств. Они предпочитают идти духовным путем самостоятельно.

«Постмодернистам», таким образом, свойственно отвергать авторитеты. Они противятся авторитету религиозных организаций. Они считают, что подобные организации используют ложь и выдумки, чтобы контролировать большие группы легковерных людей и выкачивать из них деньги на содержание своих организаций, которые, может быть, вовсе и не служат по–настоящему духовным нуждам этих людей. Постмодернистских мирских людей живо интересует истина и вера, но они не желают подчиняться чужим представлениям о правильной вере. Они могут с удовольствием вести духовные беседы, но будут сопротивляться всем попыткам обратить их в какую–нибудь веру. Кто–то назвал такую позицию «постденоминационализмом». Мы еще поговорим о сильных и слабых сторонах этих постмодернистских, секулярных тенденций в следующих главах.

С адвентистской точки зрения, постмодернистский секуляризм — это так или иначе шаг вперед по сравнению с модернистской, научной разновидностью секуляризма. С мирскими людьми постмодернистского типа проще говорить о вере и нравственных ценностях. Однако адвентистским церквям и прочим религиозным организациям становится все труднее и труднее создавать из этих верующих постмодернистских секуляристов устойчивые и эффективные сообщества. Представители этого типа мирских людей хотят верить в Бога и служить ближним, но они с большой настороженностью относятся к любым попыткам организовать группы, придерживающиеся тех же убеждений. В итоге постмодернизм, несмотря на свою духовность и приверженность вере, ставит перед адвентизмом и другими традиционными формами организованной религии весьма непростые задачи.

Размышляя о современных типах секуляризма, нужно исходить из того, что мирских людей не так–то просто разбить на категории. Различать их важно и нужно, но четкой границы между ними нет. Есть люди, которые в полной мере соответствуют одной из категорий, но есть и такие, кто демонстрирует характеристики, присущие обоим типам, и кто находится на переходном этапе от традиционного секулярного мышления к постмодернистскому подходу.

Секулярные, мирские люди обоих типов разнообразны, как снежинки, хотя для их мышления и характерны общие черты. Это разнообразие, конечно же, является неизбежным следствием относительности. Если мирские люди не придерживаются в своей жизни каких–то абсолютов, значит в их среде будет наблюдаться огромное разнообразие в убеждениях и образе жизни.

На основании всего вышесказанного можно вывести такой итог: если мы, адвентисты, действительно хотим охватить евангельской вестью весь мир, нам придется сделать поправку на эти секулярные тенденции. Привычными методами работать уже нельзя.

Каждые несколько сотен лет мир переживает кардинальные перемены, которые мы привыкли называть «сдвигами парадигмы». За какие–то несколько десятилетий общество как будто полностью перестраивается. Меняется мировоззрение, преображаются общественные и политические структуры, у людей появляются новые ценности, отличные от того, что ценило предыдущее поколение. Меняются представления людей о мире, в котором они живут. На смену старшему поколению приходит новое, и за этот сравнительно короткий срок общество входит в совершенно новый мир. Люди, родившиеся в этом новом мире, не могут даже представить себе, каким был мир во времена их бабушек и дедушек. Им даже своих родителей и то не просто понять.

Именно такой сдвиг парадигмы мы сейчас переживаем. Это переход от модернизма к постмодернизму. Некоторые социологи считают даже, что этот сдвиг только начался и что постмодернистский мир еще не принял свои окончательные очертания. Постмодернизм еще не стал каким–то устоявшимся мировоззрением или культурным явлением. Но у нас уже достаточно знаний о нем, чтобы попытаться оценить воздействие этих перемен на Церковь и ее миссию. Наверное, лучше всего будет начать с обзора предыдущих коренных преобразований, имевших место за последнюю тысячу лет.

Подобная «краткая история религиозной мысли», как правило, рискует быть слишком поверхностной, однако в данном случае она даст нам возможность составить общее представление о ключевых переменах, под влиянием которых сформировался наш сегодняшний мир. В течение последних десяти–пятнадцати лет Евангелие стало сталкиваться с совершенно новым контекстом. Основной вопрос, который будет направлять нас в нашем обзоре религиозной мысли, можно выразить следующим образом: «Как именно люди решают, что истинно, а что — нет? Как они определяют для себя, что есть истина?» За последние пятьсот лет ответ на этот вопрос претерпел целый ряд серьезных изменений.

В Средние века истина считалась достоянием привилегированных групп. Другими словами, обычный человек с улицы даже и не пытался доискиваться, что истинно, а что — нет. Простые люди не имели доступа к источникам знаний, да и не стремились к этому. Они верили, что истиной располагает только священство, или церковь. Так что, если у средневекового человека появлялось желание узнать истину, он шел к священнику. Он верил: как священник скажет, так оно и есть.

Людям и в голову не приходило ставить под сомнение то, чему учит церковь. Скажем, во время крестовых походов народ был готов убивать и умирать за «истину» в том виде, в каком ее провозгласили им священнослужители. Церковные вожди, можно сказать, имели «привилегированный» доступ к истине. Такова, якобы, была Божья воля, чтобы люди, которых Он предопределил в духовные вожди, обладали истиной и по мере необходимости передавали ее народу.

Подобные же настроения бытовали и в отношении политической власти. Народу внушали, что царям и знати лучше знать, как править страной. Простолюдинам в эти сферы был путь заказан. Считалось, что их дело — не рассуждать, а исполнять, пусть даже ценой собственной жизни.

А если человек, живший в Средневековье, обращался к двум или нескольким священникам и получал на свой вопрос разноречивые ответы? А такое вполне могло произойти. Что тогда? Не беспокойтесь. Система была устроена так, чтобы быстро улаживать подобного рода недоразумения. Если священники не могли прийти к единому мнению, последней инстанцией становился епископ. Он определял, что истинно, а что ложно. А если и епископ не мог справиться с подобной задачей или же среди нескольких епископов возникали разногласия, то окончательный вердикт выносил папа или один из «великих соборов». Таким был способ постижения истины в Средние века, и народу не нужно было отягощать себя подобными вопросами. Таким образом, привилегированные группы, а именно церковь и ее представители, выступали в качестве посредников, через которых истина поступала к людям. Считалось, что истина — прерогатива тех, кто «в курсе».

Западное общество в целом ушло далеко вперед, однако в нем по–прежнему попадаются люди, которые решают эту проблему — что истинно, а что ложно — подобным образом. Многие люди — и среди них адвентисты седьмого дня — в своих представлениях об истине по–прежнему опираются на то, что скажет пастор, священник, раввин или имам. Не говоря уже о тех развивающихся странах, где господствует культура средневекового типа, особенно в сельских районах. В подобной среде определяют, что есть истина, порой не только религиозные, но и светские лидеры, такие как вожди местных племен. Однако под влиянием средств массовой информации в большинстве развивающихся стран возникла и набирает силу тенденция к более широкому участию простых людей в решении подобных вопросов. И руководители как целых стран, так и отдельных групп, как правило, недовольно утратой поддержки и доверия со стороны людей.

С началом Реформации доверие людей к привилегированным группам стало рушиться. Они перестали считать, что истина находится в первую очередь в руках церкви или государства, и начали искать ее в логических выкладках, основанных на тщательном исследовании Библии. Люди пришли к выводу, что они имеют такой же доступ к истине, что и священники, Папа и знать. Они стали рассматривать Библию — а не церкви или епископов — как последнюю инстанцию и хранительницу истины. Поиск истины стал уделом разума и логики; обладая надлежащим усердием и талантом, любой может постичь истину самостоятельно, путем тщательного изучения Священного Писания. Я называю этот подход к истине «христианским модернизмом».

Поиск истины, таким образом, стал скорее делом отдельного человека, чем привилегированных групп, таких как церковные лидеры. Люди стали нести больше личной ответственности за свою веру. Поиском истины стали заниматься отдельные исследователи, тщательно изучавшие Библию, а затем делившиеся своими открытиями с другими. Если их доводы звучали достаточно убедительно, то вокруг их идей возникали новые движения. Однако присущий этому процессу индивидуализм приводил к раздробленности. Реформация породила множество деноминаций, каждая из которых стремилась быть верной библейским воззрениям своего основателя или основателей.

Мировоззрение, свойственное христианскому модернизму, доминировало в Америке девятнадцатого века. Его стойкий индивидуализм и опора на логику составляли стержень американской революции и ее демократических идеалов. Кроме того, христианский модернизм оказался той средой, в которой возник адвентизм и на которую он опирался, когда предложил свою логику широким слоям американцев. Пионеры адвентизма были сугубыми индивидуалистами, неустанно исследовавшими Писание. Они отстаивали свои воззрения друг перед другом, и наше движение субботствующих адвентистов вполне могло распасться на части (подобно адвентистам первого дня), если бы не объединяющее влияние пророческого дара Елены Уайт. Адвентистские учения были укоренены в библейской логике и мировоззрении Америки девятнадцатого века, поэтому адвентистская проповедь и обладала такой убедительной силой.

То же самое можно сказать и в нынешней ситуации, только в более широком смысле. Где доминирует мировоззрение, свойственное для христианского модернизма, там адвентизм по–прежнему весьма убедительно свидетельствует об истине широким слоям населения. Когда адвентистская весть впервые прозвучала на Британских островах, ближе к концу девятнадцатого века, господствующая культура в Великобритании еще оставалась в рамках христианского модернизма. Поэтому наша весть и привлекла коренных британцев, и к Церкви присоединились многие тысячи людей. По той же причине традиционные приемы адвентистского благовестил эффективны во многих местах и сегодня. Однако этот «ареал» быстро сужается. Америка девятнадцатого века осталась в далеком прошлом. В течение жизни двух поколений в американском обществе произошли грандиозные мировоззренческие перемены. Да и Великобритания тоже уже далека от христианского модернизма, именно поэтому адвентистской вести так трудно завоевывать сердца коренных британцев. То же самое происходит по всему западному миру, да и во многих других регионах эта тенденция постоянно набирает ход. По большому счету, за последние сто лет в обществе произошли гораздо более масштабные мировоззренческие перемены, чем за предыдущие два тысячелетия. И именно об этих переменах мы будем говорить далее в этой книге.

Начиная с так называемой эпохи Просвещения в Европе восемнадцатого века, мир находится в процессе перехода от христианского модернизма к секулярному модернизму. Философы и прочие интеллектуалы начали это движение еще в восемнадцатом веке, однако доминирующим в Северной Америке мировоззрением секулярный модернизм стал только в первые десятилетия двадцатого столетия. Противостояние между христианскими фундаменталистами и либералами в 1920–х годах стало своего рода поворотным пунктом, когда консервативное христианство (в его модернистском виде) оказалось на периферии американского общества.

Одной из главных целей Просвещения была борьба с предрассудками путем выявления заблуждений, свойственных всем предыдущим поколениям мыслителей. Ключом к постижению истины стало методологическое сомнение. Декарт, например, ставил под сомнение любое понятие, если не мог подтвердить его истинность с помощью убедительных логических выкладок. Он, несомненно, согласился бы с Еленой Уайт, которая писала: «Нам нужно многому научиться и от много, очень многого отучиться» (Ревью энд Геральд, 26 июля 1892 г.). Мыслители Просвещения полагали, что, когда все наносное и ошибочное будет отсеяно, останется только чистая, неповрежденная истина, на которую можно будет опираться, как на непоколебимое основание. По мере применения научного метода будет постепенно увеличиваться объем «достоверных знаний», пока человечество не обретет полную уверенность в том, что оно постигло суть вещей.

Еще одним столпом в основании секулярного модернизма стал прогресс естественных наук. Ученые, такие как Исаак Ньютон, обнаружили, что во Вселенной царит идеальный порядок и что она повинуется законам, действие которых можно проверить и подтвердить. Естественнонаучные «истины» поддаются проверке. Поэтому истина, в самом что ни на есть практическом смысле, казалась вполне достижимой — стоит только применить в ее поиске правильный подход. Все — от огромных звезд до мельчайших атомов — можно наблюдать и изучать. Во всем просматривается постоянство. Модернисты верили, что путем тщательных научных изысканий можно получить достоверные научные данные во многих областях.

Практическое следствие научного познания — это власть над природой. Поняв, по каким законам она действует, человек сможет управлять ею и использовать ее по своему усмотрению. Знание — сила, и технологии, основанные на этом знании, стали существенно улучшать условия человеческого существования. А поскольку наука так ярко проявила себя в практической сфере (например, сделала возможным создание самолетов), то люди начали доверять ей и в духовном плане.

Таким образом, представители секулярного модернизма пришли к убеждению, что истину можно найти путем применения научного метода в решении любых вопросов, в том числе и религиозного характера. По их мнению, истину нужно было искать не в церкви и не в Библии, но в научном процессе, добывая ее путем тщательных наблюдений и экспериментов. Суть научного процесса — в опоре на пять чувств. Истину можно постичь только разумом через зрение, слух, обоняние, осязание или вкус. Конечно, и здесь возможны ошибки, однако строгий научный процесс гарантирует должное наблюдение за реальным миром и его надлежащее постижение. Поэтому наука стала не только окном в естественный мир; приверженцы модернизма прониклись убеждением, что она служит источником истины и в духовном мире тоже.

Однако из–за своей веры в науку модернизм потерял интерес к сверхъестественному, которое нельзя подвергнуть научной проверке. Таким образом, «секулярное мышление» стало естественным следствием научного модернизма, его установки доверять пяти чувствам более, нежели духовным источникам истины. Вместо того чтобы подчиняться авторитету церквей или священных текстов вроде Библии, модернизм уверился, что люди, применяя научный метод, могут отыскать все истины, необходимые им для жизни. Главным источником истины стала наука, а не Библия или церковный авторитет.

Кроме того, модернизм был уверен в собственной способности к непрерывному прогрессу. Наука добывает знания, а технология дает человеку силу властвовать над средой обитания. Благодаря образованию и кропотливой работе род человеческий будет становиться все более и более осведомленным, все более и более могущественным и все более и более процветающим. Люди будут жить дольше, ездить быстрее, трудиться производительнее. Пищи будет в изобилии. Жизнь каждого человека станет лучше. Человечество создаст рай без Божьей помощи, и руководящая и направляющая роль религии сойдет на нет. Таким образом, модернизм и секуляризм шли рука об руку. Эта секулярно–модернистская философия доминировала в западном мире большую часть двадцатого века.

Однако научный модернизм не сумел доказать, что вера — это неадекватное средство постижения истины; он просто исключил ее из перечня этих средств. Вера, по определению, допускает существование реальности в этой Вселенной, которая недоступна для человеческих органов чувств. Ограничив область исследования пятью чувствами, секулярный модернизм автоматически устранил веру как источник надежных свидетельств в пользу истины. Стоит ли удивляться, что секулярный модернизм стал серьезным вызовом для христианской веры. Исключая духовную сферу из своей доказательной базы, вы неизбежно получаете истину в усеченном виде.

Но, несмотря на все эти методологические изъяны, которые представляются нам столь очевидными сегодня, секулярный модернизм был вполне уверен в своей способности познавать реальность. Наука шаг за шагом рассеивала мрак невежества. А система образования успешно распространяла это новое «евангелие» научного познания. В конечном итоге должен был появиться рай, в котором будут царить изобилие и безопасность. Секулярный модернизм конца девятнадцатого века был убежден, что так и будет. Наука и технология с таким успехом улучшали человеческую жизнь, что они стали критерием в исследовании всех аспектов истины. Ощутимые результаты научной деятельности придали жителям западного мира уверенности в том, что они сами могут распоряжаться своей судьбой, без оглядки на Бога.

Однако вскоре на пути у этих безоблачных перспектив встала суровая реальность. Бойня, сопровождавшая Первую мировую войну (1914–1918), жестокое правление Сталина в России, ужасы холокоста, ядерная угроза и рост терроризма поколебали уверенность людей в прогрессе человечества. События, подобные террористической атаке 11 сентября, бросают тень сомнения на способность людей обуздать зло, какими бы достижениями науки и технологии они ни оперировали.

Еще до всех этих событий, показавших неполноценность научного модернизма, уверенности, которой был преисполнен модернизм девятнадцатого века, бросил вызов философ Фридрих Ницше (1845–1900), «пророк» и «дедушка» постмодернизма. Он считал, что «системам» современного мышления не хватает чистоты и целостности, поскольку они всегда основываются на «самоочевидных» исходных положениях. Он предрекал, что Европа движется к жестоким войнам, поскольку секулярный модернизм успешно избавлял ее от приверженности христианским ценностям. На смену прогрессу и безопасности придут жестокость и неопределенность. При том что постхристианская философия жизни Ницше вызывает отвращение у христианских мыслителей, сила его «пророчеств» по–прежнему привлекает внимание к его критике модернизма.

Спустя какое–то время наука сама стала делать открытия, ставящие под вопрос ее собственную уверенность в предсказуемости Вселенной и в определенности ее казавшихся однозначными выводов. Теория относительности и принцип неопределенности, присущий квантовой механике, нарисовали совсем другую Вселенную, сильно отличающуюся от той, что постулировала классическая механика Ньютона, на которой основывался научный модернизм. Становилось все очевиднее, что секулярный модернизм зиждется на наивном понимании Вселенной.

В частности, квантовая физика вдребезги разбила модернистскую исходную посылку, согласно которой человечество может в полной мере постигнуть Вселенную. В субатомном мире много такого, что не только трудно описать, но даже вообразить. Как–то раз мне довелось играть в гольф с одним квантовым физиком. Я попросил его в двух словах изложить мне суть его науки. Он ответил мне примерно так: «В квантовой физике два объекта могут занимать одно и то же пространство в одной и то же время. Либо один объект может находиться одновременно в двух разных местах. Причем субатомная частица, которую я регистрирую в Небраске, может повлиять на природу и деятельность других частиц в сотнях и тысячах километров от нее». Надеюсь, я правильно изложил смысл сказанного. Таким образом, субатомный мир ведет себя так, словно Ньютона не было и в помине! Этот «внутренний космос» несет нам больше загадок, чем разгадок, и вместо того чтобы упорядочивать наши представления о Вселенной, все сильнее их запутывает.

А когда мы обращаемся к проблемам внешнего космоса, то здесь нам приходится иметь дело с теорией относительности Эйнштейна. Эйнштейн опроверг научную посылку, согласно которой существуют абсолютные стандарты измерения расстояния и времени. Хотя многие ньютоновские законы по–прежнему имеют смысл, мы сегодня начинаем понимать, что Вселенная, похоже, представляет собой сочетание закона и случайности — порядка и хаоса. Внешний космос противится научным исходным посылкам в той же мере, что и внутренний. Вместо объективного мира, который можно наблюдать и измерять, мы, по всей видимости, имеем дело с миром, который изменяется в процессе наблюдения!

Эти перемены в понимании физического мира в конце концов привели к возникновению концепции смены парадигм, выдвинутой Томасом Куном. В своей книге The Structure of Scientific Revolutions («Структура научных революций») он показал, как ученые периодически пересматривают свое мировоззрение с учетом новых идей и открытий. На смену представлениям об устойчивом, объективном прогрессе пришло осознание, что даже ученые видят только то, что хотят увидеть. Выводы, которые они делают на основании своих исследований, зависят от исходных посылок в той же мере, что и от данных, которые они получают и с которыми экспериментируют. Модернистская идея о неизбежном прогрессе рассыпалась в прах. Вместо четкого разделения на черное и белое, современная наука отличается многочисленными серыми участками, которые сопротивляются делению на стройные категории. Она перестала восприниматься как надежный источник общих представлений о реальности. Молодое поколение людей рассматривает науку всего лишь как один из многих возможных путей к истине.

Кроме того, двадцатый век развеял мечту о технологическом рае. Технология принесла человечеству неизмеримую пользу, но и не меньше вреда. Научный прогресс идет рука об руку с ростом загрязнения окружающей среды и преступности. Наша среда обитания загрязнена, мы тонем в собственных отходах. Новому поколению людей приходится иметь дело с отрицательными последствиями технологической революции — от озоновых дыр до глобального потепления. Интернет — одно из величайших достижений в истории человечества, однако его появление привело к возрастанию связанных с напряженной работой стрессов и к возникновению новых форм зависимости.

Мировые войны, холокост и другие случаи геноцида, оружие массового поражения и терроризм — все это вкупе свело на нет уверенность научных модернистов. Развитие технологии привело к созданию средств уничтожения, достаточно мощных, чтобы угрожать существованию рода человеческого и планеты Земля. Кроме того, научный прогресс, которым были отмечены девятнадцатое и двадцатое столетия, дал западному миру повод для колониализма, эксплуатации более «примитивных» народов и их ресурсов. Зацикленность на себе, на своих частных интересах заставляла думать, что других людей можно использовать как предметы и манипулировать ими в собственных целях.

История и опыт показывают, что научный прогресс вовсе не обязательно ведет к улучшению условий жизни, а повышение жизненного уровня — к личному счастью. Благосостояние не стало гарантией от болезней, зависимостей и преступности. Напротив, рост материального изобилия привел к тому, что многие люди стали жить в состоянии постоянного стресса и тревоги. Вместо нового мирового порядка с его миром, стабильностью и безопасностью мы имеем мир, жить в котором, кажется, стало гораздо опаснее, чем прежде. Вопросы, некогда вполне обыденные — с кем вступить в брак, где жить и чем зарабатывать себе на жизнь, вдруг стали чреваты большими страхами и неприятностями, и в результате целое поколение не желает «взрослеть».

Человеческая автономия, присущая секулярному модернизму, более не кажется людям той самой свободой, которая повышает качество жизни. Она все более и более представляется как досадная ошибка, лжебог, истребивший надежду и заведший род человеческий в экзистенциальный тупик. Главным итогом модернизма стала утрата смысла и цели. «Прежние ответы и старые истории более не убеждают. Вновь поднимаются элементарные мировоззренческие вопросы, которые в свое время имели элементарные, религиозного характера ответы. И подобные вопросы, как правило, вызывают ужас»[7].

Поэтому двадцатый век не принес большого удовлетворения тем, кто был убежден, что мы приближаемся к научному и технологическому раю. Напротив, новое поколение людей взирает на бога секулярного модернизма и провозглашает его лжебогом. На заре нового века человечество в поисках истины все больше отворачивается от науки, высматривая ее в других направлениях.

Начиная с «поколения икс» (людей, рожденных в Соединенных Штатах с 1964 по 1980 гг.), все большее распространение получает мировоззрение, ставящее под сомнение научный подход к истине. В эпоху постмодернизма люди ищут истину главным образом не в науке, не в Библии и не в церкви. Они ищут истину во взаимоотношениях и в обмене мнениями. В модернистский век сообщества строились вокруг правильных идей — идей, которые сообщество испытывало и находило истинными. Когда идеи менялись, люди покидали сообщество. Но с приходом постмодернизма взаимоотношения и само «сообщество» приобрели большую важность, чем идеи, которыми сообщества были скреплены. Люди могут придерживаться совершенно разных представлений и при этом принадлежать к одному сообществу.

Для людей, живущих в эпоху постмодернизма, концепция истины стала расплывчатой. Постмодернист предпочитает думать не об «Истине» с большой буквы, но о «множестве истин», о «разнообразных истинах» или об «истине для меня». Постмодернисты считают, что никто — ни ученые, ни священники с богословами — не имеют четкого представления об истине. И у тех, и у других есть в распоряжении какой–то элемент общей картины, но сама картина представляет собой огромную мозаику, состоящую из мелких кусочков, и разные люди знакомы с разными ее составляющими. Поэтому создание сообщества — это ключевой компонент в поиске истины. Каждый из нас должен делиться с другими той частью истины, которая нам доступнее всего, и тем приносить пользу остальным людям. Таким образом, процесс познания истины включает в себя обмен личными «мнениями и опытами» в рамках сообщества. Члены сообщества выслушивают и наставляют друг друга, так что общее восприятие истины становится отчетливее в открытой дискуссии, и это идет на пользу каждому.

Поначалу эта концепция «истины» кажется вполне приемлемой. Нужно быть настоящим эгоистом, чтобы претендовать на всю полноту истины. Сама Библия учит, что мы не имеем четкого о ней представления (см. 1 Кор. 13:9, 12). Люди уже давно поняли, что «успех будет при множестве совещаний» (Притч. 11:14, 24:6) и что нам всем еще многому нужно учиться. Однако постмодернистское сознание этим не ограничивается.

Хотя в целом постмодернизм всеяден и ничего не отвергает, есть три области, в которых он все–таки накладывает определенные ограничения. Во–первых, он не приемлет концепций основополагающего характера (таких как «великая борьба», например), «масштабных полотен», которые пытаются объяснить все и вся. Постмодернисты считают, что подобные концепции берут на себя слишком много и потому претендуют на исключительность, которая ведет к насилию. Ведь именно такая «всеохватывающая» вера питала жестокости средневекового папства, а сегодня движет жуткими терактами «АльКаиды».

Во–вторых, постмодернизм отвергает истину как институт, или установление (такое как «церковь», например), особенно когда такое установление считает себя уникальнее или лучше остальных («истинная церковь»). Таким образом, концепция Церкви Остатка не соответствует постмодернистской среде. Церковь у многих людей ассоциируется с такими отрицательными явлениями, как колониализм и угнетение. Постмодернистское сознание не рассматривает церковь как источник благородства и человеколюбия.

В–третьих, постмодернизм склонен отвергать Библию как источник истины. Постмодернисты считают, что Библия пышет насилием, вечно горящим адом и угнетением женщин и меньшинств. Хотя многие из этих обвинений обращены не по адресу, они представляют собой серьезное препятствие, мешающее многим людям взять в руки Священное Писание.

В большинстве западных стран основную массу постмодернистов составляют люди в возрасте до тридцати пяти–сорока лет. Это молодое поколение с готовностью воспринимает изложенные выше идеи. Люди за шестьдесят в массе своей модернисты, независимо от того, христиане они или нет. Они привыкли смотреть на вещи через призму своего логического, по–научному точного мировоззрения. Те же, кто оказался между двумя этими группами, как христиане, так и нет, пребывают просто в замешательстве; они теряются в догадках и не могут понять, что происходит.

Социологи пока еще не пришли к единому мнению по поводу постмодернизма: что это — новая философская система или просто реакция на модернизм. Если постмодернизм — это новая философская система, значит, нам, скорее всего, придется еще долго иметь с ним дело. С другой стороны, если это всего лишь реакция на модернизм, значит, мы находимся в состоянии перехода к чему–то еще — вот только чему именно? На данный момент можно с уверенностью сказать, что мы движемся прочь от модернизма, только пока точно неизвестно — куда.

Учитывая отсутствие единства по поводу постмодернизма в научных кругах, нам, видимо, следует рассматривать его не как полноценную, законченную философию, но как состояние или процесс, в котором обретают себя более молодые поколения. Эти поколения реагируют на крайности модернизма. Они обретают свою самобытность, свое лицо в отрицании. Новое поколение пока еще не нашло себя в чем–то созидательном. Поэтому далее я попытаюсь описать, в какой точке мы сейчас находимся, а не сформулировать полноценный набор идей, которые будут направлять сознание людей в течение грядущих десятилетий или даже столетий.

Как мы уже увидели, истина для постмодернизма не содержится ни в науке, ни в Библии, ни в церкви. Истину нужно искать во всякой всячине, в деталях и фрагментах, через взаимоотношения и обмен мнениями. Поэтому постмодернизм сигнализирует о кончине единственного, универсального, всеохватывающего мировоззрения. По словам Алистера Макграфа, постмодернисты отличаются «некоей культурной восприимчивостью без абсолютов, твердых убеждений или оснований, которая находит удовольствие в плюрализме и расхождениях»[8].

Одна из причин, почему постмодернизм так недоверчиво относится к истине, состоит в убеждении, что все, что человек знает и во что он верит, есть продукт его опыта и культурной среды, в которой он вырос. Истина зависит от времени, она субъективна. Она определяется авторитетными фигурами, которые решают — когда, как и что надлежит учить и познавать. Знание перестало рассматриваться как источник силы, но теперь сила определяет знание. На основополагающие вопросы нельзя дать определенный ответ. Поэтому постмодернисты относятся скептически ко всякому, кто заявляет, что знает, как «правильно» мыслить или поступать. Многие оставили поиск истины и довольствуются тем, что интерпретируют свои разного рода переживания.

Как уже отмечалось выше, сейчас люди больше доверяют сообществу, нежели идеям, которые когда–то эти сообщества скрепляли. Это в какой–то мере реакция на индивидуализм, присущий модернизму. Когда люди считают, что они вольны жить в соответствии со своими нуждами и желаниями, неизбежным итогом такой установки становятся насилие, эксплуатация других людей и уничтожение окружающей среды. Но и это еще не все. Культура, для которой свойственна зацикленность на своем «я», порождает отчужденность и одиночество. А ведь плохо человеку одному (см. Быт. 2:18)! Постмодернисты стремятся найти равновесие между индивидуализмом и нуждами общества в целом. Они хотят возродить чувство общности и общественные ценности.

С идеей сообщества как средства достижения истины тесно связана идея «истины в рассказе». Если модернизм полагался на утверждения и четкие логические выкладки, то постмодернизм придерживается более «эмоционального» подхода к истине. Истина передается в рассказе, в повествовании, которое каждый может понять и применить на своем уровне. Свобода самовыражения позволяет всем, а не только экспертам, быть учениками и учителями истины. Такой подход к истине более гибок, чем объективные и стандартизированные тесты модернизма. Он не ограничивает себя какими–то строгими рамками. Путем обмена мнениями «истины», которых придерживаются отдельные члены сообщества, постепенно становятся «истиной» всего сообщества.

Подводя итог, можно сказать, что постмодернизм смотрит на самоуверенные претензии модернизма всего лишь как на исторически обусловленную конструкцию и ценит их не выше, чем ограниченные и недалекие «достоверные данные» премодернистских или незападных культур. Как «примитивные» культуры были уверены в своей «правоте», потому что не видели общей картины мира, точно так же и модернизм черпал свою уверенность в том, что ограничивал свою доказательную и герменевтическую базу, одни свидетельства принимая к рассмотрению, а другие — нет.

Постмодернисты подобны приезжим из глубинки, обнаружившим вдруг, что их обычаи и верования — это всего лишь их местные условности, которые они считали всеобщими только потому, что так им было удобней и привычней. И теперь, когда стала видна более общая картина, у людей появилось сильное ощущение, что модернизм обманывал их, внушая неверное представление о действительности. Да и церкви, проникшиеся модернистской уверенностью в своей системе верований, тоже столкнутся с подобными же обвинениями в обмане. Ниже будет приведен краткий обзор превращений, которые претерпело общество за время перехода от секулярного модернизма к секулярному постмодернизму.

От уверенности к подозрительности. Ощущение, что их обманули, заставило людей в массе своей перейти от уверенности к подозрительности. Наука предала нас и обманула, так давайте не будем доверять ей решение своих проблем. Правительство предало нас и обмануло, так нечего ждать от него, что оно решит наши проблемы. Религиозные организации предали нас и обманули, так что не стоит искать у них ответы на наши вопросы. То, что мы привыкли называть знанием, это всего лишь теории, человеческие построения. Сегодня считается хорошим тоном все ставить под сомнение и никому и ничему не доверять в полной мере, включая и самого себя. Постмодернисты относятся с большим подозрением ко всем, кто говорит, что у них есть «все ответы».

От стабильности к дезориентации. Постмодернизм признает, что люди больше не считают этот мир безопасным и упорядоченным. Если действительность или мораль — это всего лишь человеческие построения, значит, у человека нет под ногами твердого основания, нет основы для осмысления своего бытия. Если модернистское мировоззрение было всего лишь социальной конструкцией, то на самом деле это был вовсе не взгляд на реальность, а своего рода сон, а точнее кошмар. Когда–то все западное общество прониклось надеждой на то, что наука и технология — это и есть ответ на все вопросы. Однако эта надежда привела к экологической катастрофе, неравенству, угнетению и терроризму. А кто просыпается от кошмара, тот не сразу понимает, что с ним произошло и где он находится.

От одной истины к множеству. Мысль о том, что одной–единственной, вполне достоверной концепции реальности не существует, привела многих к пониманию, что «истин много». Каждый располагает какой–то истиной, и никто — истиной во всей ее полноте. Всю истинную картину мира целиком мы охватить неспособны, однако мы все–таки можем постичь истину в более ограниченных масштабах. Взгляды на мир сегодня не высказывают и не навязывают. Их нужно «продавать» на рынке многочисленных конкурирующих мелких истин. Поэтому терпимость к разнообразию мировоззрений считается правильной и полезной в постмодернистском контексте.

От индивидуализма к личностному кризису. Если все вокруг — это всего лишь «социальная конструкция», то отсюда следует, что даже самого себя человек может воспринимать в искаженном свете. Самоуверенный, хладнокровный «ковбой» из модернистского мифа уступил место гибкому, гуттаперчевому «я», которое может принимать ту личину, которая соответствует данному моменту, но при этом не дает самому человеку понять, каково же оно, это «я», на самом деле. У этого личностного кризиса есть положительная сторона — человек начинает осознавать, что он может быть таким, каким захочет. Но есть и отрицательная сторона — у него возникает ощущение, что «всем заправляет имидж» и никому нельзя доверять. Люди жаждут подлинности, искренности, но сомневаются, что это достижимо.

От индивидуализма к коллективизму. Секулярные модернисты довели индивидуализм до той точки, когда он стал разрушать семьи и традиционные коллективные структуры. В постмодернистах общинный дух гораздо сильнее. Они реже отделяются от своих родителей, оставаясь жить с ними и после двадцати, и даже после тридцати лет. Благодаря техническим средствам, таким как электронная почта, они в большей мере, чем модернисты, поддерживают связь с друзьями детства и дальними родственниками. Они дорожат дружбой и с большей готовностью жертвуют карьерой и туристическими поездками ради общения с друзьями.

В каком–то смысле эта тяга к общинности — не столько осмысленное действие, сколько реакция. Постмодернисты ощущают себя жертвами своих родителей–модернистов, которые принесли чувство общности и человеческие взаимоотношения на алтарь процветания и успеха. С другой стороны, личностный кризис, присущий многим постмодернистам, неспособность понять, кто они, где их корни, зачастую мешает им поддерживать стабильные, близкие отношения с другими людьми. Поэтому общинность частенько превращается в смутную цель — вполне достойную, но редко достижимую.

От религиозности или нерелигиозности к духовности. Постмодернисты настроены скептически не только по отношению к религиям и религиозным организациям модернизма, но и к исходным положениям, на которые опирался победивший секуляризм. В мире, где много истин и мало достоверных фактов, обобщенная духовность считается предпочтительнее религии с ее церквями и властными вертикалями.

Поэтому данная замена секулярного модернизма на обновленную духовность заключает в себе не только благо для традиционных религиозных структур, но и немалую угрозу.

От фрагментарности к цельной картине. Модернизм все анализировал до мельчайших деталей — от свойств материи до библейских текстов, но ему было трудно увидеть вещи в их взаимосвязи. Постмодернизм отличается огромным желанием увидеть картину мира целиком, понять взаимоотношения между предметами, людьми и сообществами. Постмодернисты предпринимают настойчивые попытки составить для себя цельную картину, хотя никто не может с уверенностью утверждать, в чем она собственно заключается. Самостоятельность и индивидуализм модернизма уступили дорогу желанию взаимодействовать, поддерживать отношения. Концепция «семьи» получает новое звучание, появилось новое понятие — «семья по выбору». Семья стала рассматриваться как общность людей, поддерживающих крепкие, содержательные отношения, где родственная связь не обязательна. Молодое поколение больше заинтересовано в добрых отношениях, а не в достижении успеха. Сообщество, будь то соседи по улице, клуб, класс субботней школы, этническая община или социальный слой, — это то место, где можно пережить полноту и целостность.

От исключительности к терпимости. Этот акцент на коллективизме означает, что постмодернисты особенно ценят «миротворцев», то есть людей, которые наводят мосты, вместо того чтобы возводить стены. К примеру, они относятся с большим уважением к любым программам и проектам, которые объединяют людей из разных этнических или религиозных сообществ. Они стараются относиться к другим людям с терпением и уважением, а не сосредотачиваться на их «заблуждениях». Они устали от религий, которые самоутверждаются за счет собственной исключительности. Они стараются увидеть лучшее, что есть в людях и в их мировоззрении. Они принимают геев и лесбиянок, даже если им самим претит мысль о сексуальных отношениях с людьми одного с ними пола. Другими словами, постмодернисты относятся с подозрением ко всякому, кто проповедует свои идеи, противопоставляя «нас» и «их». Здесь адвентистам нужно проявлять особую осторожность.

От знаний к переживаниям. Модернизм превозносил «объективность», способность к познанию вещей как они есть, независимо от чьего–то субъективного восприятия. Тогда как постмодернизм ценит «субъективность», полагая, что по–настоящему объективного знания не бывает, что все существует только в рамках нашего восприятия. Истина — это не столько перечень положений, в которые мы должны верить, сколько честное и достоверное восприятие реальности в том виде, в каком мы ее переживаем. «Истина» стала тем, что «имеет смысл для меня». В то же время, опыт показывает: то, что имеет смысл для меня, может обрести смысл и для тебя, поэтому основанная на опыте истина ведет нас к множеству истин, а не к одной–единственной.

От проповеди истины к обмену мнениями. Сочетание «философии целостности» и опыта как основания истины ведет к концепции «истины в рассказе» в противовес истине как однозначному утверждению. «Рассказ» в данном случае — это попытка обрисовать целостную картину или ее часть с точки зрения самого человека. Поиск истины в постмодернистском мире подразумевает выслушивание множества рассказов и мнений. Каждое из этих мнений отражает частицу, фрагмент всей картины. В каждом из них есть какой–то изъян, какое–то искажение, но оно имеет свою ценность как необходимый элемент поиска. Поэтому адвентистский «рассказ», истина в изложении адвентистов, некогда не интересовавшая скептически настроенных богословов–модернистов, теперь находит теплый прием у большего числа библеистов–исследователей.

Постмодернистское неприятие Библии, церкви и фундаментальных теорий как пути к истине может показаться серьезным ударом по христианской вере в том виде, в каком большинство из нас ее себе представляет. Не всякий согласится увидеть в постмодернизме руку Божью. Для многих он представляется скорее порождением дьявола, чем орудием в Божьих руках.

Однако постмодернизм не столь страшен, как кажется некоторым. Будучи адвентистом седьмого дня, выросшим на пророчествах Даниила и Откровения, я не могу представить себе среду, в которой Бог перестал бы «свидетельствовать о Себе» (Деян. 14:17). Я убежден, что за всеми этими переменами в мире стоит Бог и что мы движемся туда, куда Он нас направляет. В следующей главе я расскажу о восьми причинах, которые должны убедить нас, что нынешним сдвигом в сторону постмодернизма руководит Сам Бог. Если мы воспримем и усвоим эти восемь причин, то сможем оказаться в эпицентре осуществления Божьих намерений по отношению к человеческому роду.

В предыдущей главе мы увидели, что мир за свою историю претерпел целый ряд серьезных мировоззренческих сдвигов. Последний из этих сдвигов оставил церковь на обочине западного общества и делает все труднее и труднее проповедь Евангелия основной массе людей. Текущий сдвиг представляет собой переход от секулярного модернизма к тому, что я называю секулярным постмодернизмом. И хотя некоторые аспекты этого сдвига вызывают беспокойство, я уверен, что мы можем узреть Божью руку в этих переменах. Другими словами, у постмодернизма есть черты, которые имеют положительный для подлинного христианства характер.

Постмодернисты явно не столь уверены в себе, как секулярные модернисты. Считающих себя конченными людьми среди них гораздо больше, чем среди их бабушек и дедушек. Они очень часто выходят из разбитых семей или из семей, где конфликты и унижения — обычное дело. Рассказывая своим друзьям о том, что творилось у них дома, они видят, что в других семьях дела были не лучше. В результате постмодернисты страдают от внутренней надломленности и испытывают острую нужду в исцелении души.

Мой опыт показывает, что то же самое происходит и в адвентистской среде. Мои дети учились в престижной адвентистской школе. У них было много друзей из распавшихся или смешанных семей, в которых царила напряженная, порой жестокая атмосфера. Объективные исследования свидетельствуют о том, что уровень насилия, измен и разводов в адвентистских семьях не на много ниже среднего уровня, который отмечается в обществе в целом. Приблизительно то же самое происходит повсюду в западных странах.

И хотя надломленность может привести к отчаянию, она, помимо прочего, открывает дверь для обновляющего веяния Евангелия. Чтобы исцелиться, человек сначала должен узнать, что он болен. Ему нужно осознать, что у него проблема, прежде чем он захочет искать ее решение. Осознание своей собственной испорченности — это необходимый шаг на пути к Евангелию. Смею предположить, что в этой надломленности, которую переживают секулярные постмодернисты, чувствуется рука Божья.

Живя в мире, где всем правит имидж, постмодернисты высоко ценят скромность, честность и искренность в межличностных отношениях. Они считают, что лучше быть честными и не скрывать свои слабости и недостатки, чем выдумывать себе имидж или «играть на публику». Этот принцип тесно связан с предыдущим. Постмодернисты не только чувствуют надлом в душе; они готовы искренно делиться своими переживаниями с друзьями, которым они доверяют.

Вряд ли кто–то станет спорить, что скромность и искренность — крайне важные качества, отличающие истинного христианина. Подлинное исповедание — это ничто иное как высказанная о самом себе правда. В секулярном модернизме смирение и скромность не имели большой цены. Считалось, что они унизительны для человека. Когда модернизм был в апогее своего могущества, людям надлежало вести себя скромно, только если уж им совсем нечем было похвастаться! Тогда как постмодернизм гораздо выше ценит искренность и честность. Отсюда я делаю вывод, что Бог подводит культуру к той черте, где она начинает ценить одну из величайших испытующих истин христианства (см. Ин. 3:19, 20). Это замечательный шанс, который подлинному христианству ни в коем случае нельзя упускать.

Однако при том что постмодернисты высоко ценят подлинную искренность, они, как правило, с большим подозрением относятся к тем, кто пытается казаться таковыми. Искренность — это не одежда, которую можно одеть, а потом снять. Это качество, которое человек вырабатывает на протяжении всей жизни. Многие христианские сообщества довольствуются тем, что приглаживают свой имидж, думая, что внешние ничего под этой оболочкой не разглядят. Но они ошибаются. Постмодернисты чуют фальшь за версту. Если христианское сообщество внутренне не соответствует тому, каким оно хочет показать себя людям, постмодернисты быстро теряют к нему интерес. Итак, шанс у христиан есть, но им не так–то просто воспользоваться.

Чувство надломленности тесно связано с личностным кризисом — кризисом самоопределения. Люди ощущают душевную пустоту, когда не имеют ясного представления о том, кто они и в чем смысл их существования. Это ведет к интересному парадоксу. Постмодернисты находятся в постоянных поисках себя, но при этом они сомневаются, что эти поиски увенчаются положительным результатом. Они по опыту знают, что у других эти поиски нередко кончаются либо неудачей, либо созданием имиджа. Не имея перед глазами достойных примеров, постмодернисты скатываются к жестокому кризису самоопределения. Они могут провести всю жизнь, пытаясь примерить на себя то одно «лицо», то другое, но так и не обрести своего истинного лица, так и не определиться, кто они есть на самом деле.

Этим отчасти объясняется, почему у нынешнего поколения людей так популярны художественные фильмы. Просмотр кинофильмов позволяет людям наблюдать различные «лица» в действии. По окончании фильма (или после неоднократных его просмотров) постмодернисты начинают примерять на себя различные роли или проигрывать у себя в голове различные сценарии или даже пытаются опробовать их на своих друзьях. Но поскольку эти выдуманные образы чаще всего далеки от реальности, все старания постмодернистов, как правило, оказываются тщетными, оставляя их неудовлетворенными и неспособными обрести свое собственное лицо.

Между тем данное положение вещей оставляет им шанс обрести почву под ногами. И они обретут ее, если осознают, что куплены дорогой ценой. Евангелие дает человеку возможность ощутить собственную значимость, и это ощущение его никогда не покинет. Полноценная христианская вера помогает людям узнать, зачем они живут на этой земле, откуда они на ней появились и куда идут. Священное Писание, будучи правильно понято, позволяет обрести именно то самоопределение, которого ищут постмодернисты.

С этим поиском лица тесно связано горячее желание иметь достойную цель в жизни. Постмодернистам претит жить без цели; они хотят оставить свой след в этой жизни, жить с ощущением, что их жизнь не напрасна. И это тоже открывает путь для подлинной христианской веры. Библия подчеркивает, что у Бога есть цель для каждого человека (см. Иер. 1:5). Если наше самоопределение уже вплетено в ткань нашей жизни, то нам нет нужды что–то выдумывать самим, надевать на себя маску; нам нужно лишь открыть в себе это лицо, которое уже было создано для нас.

Как я уже подчеркивал в предыдущей главе, постмодернисты испытывают острую нужду в искреннем общении, в подлинном единении с другими людьми. Я поражаюсь отношениям, принятым в среде современной молодежи. В наше время мы предпочитали делиться на пары — и не только ради романтических отношений. Парни тоже, как правило, дружили по двое — вдвоем катались на машинах, вдвоем предавались какому–нибудь хобби. То же самое и с девушками. Как мне кажется, тогда отношения были глубже, но при этом более обособлены от толпы. Если дружили, то дружба была не разлей вода.

Молодежь постмодернистского поколения делиться на пары, похоже, не очень–то любит. Они предпочитают собираться группами по пять (две девушки и три парня, например) или семь (пять девушек и два парня) человек. Они всегда вместе, но при этом отношения между ними не так уж глубоки. Они словно чего–то опасаются. Круг школьных друзей довольно часто меняется из года в год. Если предыдущие поколения поддерживали тесные связи с ближайшими и дальними родственниками, то нынешнее поколение ищет такой общности в отношениях с друзьями и приятелями. Такое впечатление, что постмодернисты стремятся к близким отношениям, но при этом почему–то боятся их углублять.

Одним из серьезных показателей потребности людей принадлежать к какому–нибудь сообществу служат крупные торговые центры. В этих торговых центрах постмодернисты удовлетворяют общую страсть, две нерасторжимые мании — шопинг и любовь к ресторанам и кафе. «Если тебе плохо, пройдись по магазинам!» Кто может это себе позволить, находят себя в потреблении материальных благ. И не только себя, но и некую общность с другими. Скажем, мои дочери терпеть не могут ходить за покупками в одиночку (а мой сын вообще не любит ходить по магазинам, за исключением компьютерных). Потребление само по себе не насыщает; делать покупки вместе с кем–то — вот что главное.

Несмотря на все его изъяны, в этом поиске общности есть нечто весьма полезное. Братское общение (koinonea) — основополагающее для новозаветной веры понятие. Если бы христианские сообщества знали, как воплощать и как выражать то самое братское общение, которое провозглашает Новый Завет, то постмодернистам было бы весьма интересно то, что они могут предложить. В этой сфере, как и во многих других, рука Божья словно подталкивает основную массу людей ближе к библейскому идеалу.

Постмодернистам свойственна удивительная терпимость к инаковыглядящим, инакомыслящим, инакодействующим и просто чем–то отличающимся от них людям. Однажды мы с женой (кто из нас точно не помню) неосторожно пошутили насчет гомосексуалистов. Моя старшая дочь тут же вспыхнула: «Нельзя так говорить! Даже если вам не нравится, как они себя ведут, они все равно люди, и к ним нужно относиться с уважением!» Я проникся гордостью за нее в тот момент. Она была преисполнена решимости не допустить, чтобы в ее отношении к людям была какая–то предвзятость. И ее гневная реплика вполне типична для многих представителей ее поколения.

Движущие силы, стоящие за постмодернистской терпимостью, — это глобализация и урбанизация. Модернизм сделал возможным возникновение огромных городов — центров промышленности и торговли. Эти мегаполисы, уровень жизни в них и рабочие места, которые они предлагали, как магнитом тянули к себе людей со всех уголков света. Эти глобальные «плавильные котлы» стали средой, в которой пришлось соприкасаться друг с другом людям с разным цветом кожи и верованиями, из разных народов и культур.

Поначалу такое сожительство приводило к серьезному напряжению, однако затем большинство людей поняли, что совместная жизнь обязывает их уважать друг друга и прислушиваться друг к другу. Поэтому постмодернисты выросли в среде, где разнообразие считалось нормой, а терпимость — наилучшим способом существования в этой среде. Такое общемировое явление, как смешение различных народностей в больших городах, указывает на то, что постмодернистское состояние тоже становится общемировым явлением, даже в тех регионах, где модернизм так и не успел серьезно укорениться.

Когда я писал свою докторскую диссертацию, интеллектуальная атмосфера в богословских сообществах была гораздо сильнее стеснена определенными рамками, чем сейчас. Можно было читать научные доклады и делать содержательные комментарии только в строгих рамках модернистского библейского критицизма. Люди излагали свои взгляды на библейский мир с большой долей уверенности в своей правоте. Любая неопределенность облекалась в научную терминологию и заумный язык. Большинство адвентистских богословов чувствовали себя как чужаки в незнакомой стране.

Однако лет двадцать назад мне довелось прослушать серию докладов по Книге Откровение. Один из них был написан на крайне сложном языке, насыщенном эзотерической терминологией. Честно говоря, я так и не понял, о чем вел речь автор, но и задавать вопросы и выставлять себя невеждой мне тоже не хотелось. Поэтому я был поражен, когда другой богослов начал обсуждение представленной работы со следующего замечания: «Я почти ничего не понял из того, о чем он говорил, но, основываясь на том, что мне все–таки удалось понять, вот что мне хотелось бы сказать».

Тогда я впервые ощутил, что грядут перемены. С тех пор богословское академическое сообщество стало гораздо более открытым для широкого спектра взглядов, включая адвентистские. Терпимость и открытость, свойственные постмодернизму, дают адвентистским богословам возможность поделиться своими уникальными адвентистскими воззрениями с остальными. И такой обмен идеями и мнениями полезен для всех. Я думаю, что эта терпимость появилась тоже не без Божьего участия.

Еще одной замечательной чертой постмодернистского сознания служит его способность быть терпимым к противоположному мнению. То, что истинно для вас, может быть очень далеко от истины для меня. И однако же оба эти взгляда на истину могут быть приемлемы и восприняты как обоснованные в постмодернистской среде. И этим она сильно отличается от логической замкнутости модернизма.

Древнегреческие философы считали, что противоположность истины — это заблуждение. Если вы принимали что–то за истину, а кто–то другой говорил нечто совершенно иное, то это означало, что тот другой заблуждается и достоин осуждения. Эта установка служила важным философским основанием для самоуверенности модернизма.

Научный модернизм отличался четкой логикой в греко–западном ее понимании. А греческая логика не допускала истинность обоих противоположностей. Поэтому в секулярном модернизме из двух конфликтующих претензий на истинность правой могла быть только одна. В сочетании с принципом, обязывающим все подвергать сомнению, это означало, что наука доказывала неправоту одних идей с тем же упорством, что и правоту других.

А вот еврейская логика, выраженная в Библии, могла рассматривать противоположные идеи не в плоскости «истинно–ложно», а в рамках напряженности между двумя полюсами. Скажем, учение о природе Христа не укладывается в греческую однозначность. Христос есть на 100 процентов человек и на 100 процентов Бог. Для греко–западной логики это недопустимо; она рассматривает такие утверждения, по определению, как полную несуразность. Тогда как Библия считает оба этих аспекта Христовой природы в равной степени истинными.

В том же ряду можно упомянуть новозаветное учение о примирении с Богом во Христе, дабы мы могли примириться с Ним (см. 2 Кор. 5:18–20). Этого греко–западной логике никак не переварить. Кроме того, Библия учит, что мы спасаемся исключительно по вере, независимо от дел, но при этом никто не будет спасен без дел. Даже христианские модернисты никак не могли этого понять и принять!

Постмодернистское неприятие однозначных категорий греческой логики возвращает мир к более еврейским логическим построениям. Благодаря этому постмодернистам, пожалуй, проще понять Библию, чем предыдущим поколениям. Случаи некоторой логической напряженности библейской мысли воспринимаются более естественно в постмодернистском контексте. И это тоже играет свою положительную роль.

Хоть я и считаю, что постмодернизм следует включить в общее понятие секуляризма, у меня нет сомнений, что нынешнее молодое поколение более духовно, чем предшествующее. Двадцать пять лет назад, если кто–то из спортсменов, политиков или голливудских звезд говорил о своей вере, на него смотрели с ужасом, а иногда и подвергали остракизму. Считалось хорошим тоном не упоминать в публичных высказываниях ни о религии, ни о политике. Во многих богословских сообществах было непринято молиться и говорить о своей вере, поскольку это могло оскорбить богословов иного вероисповедания или вовсе без оного.

Однако это повсеместное стремление умалчивать о Боге — уже в прошлом, по крайней мере в Северной Америке. Спортсмены, политики и актеры открыто говорят о своей вере. В богословских сообществах люди все более искренне высказывают свои личные религиозные убеждения — чего я от них совсем не ожидал. Хотя постмодернисты с большим подозрением относятся к традиционным религиозным институтам и Библии, они открыты для духовных дискуссий со всяким, кто знает Бога и кто может научить других, как Его узнать. Формы постмодернистской духовности бросают вызов традиционной религии, но в целом в западном мире сейчас гораздо больше веры, чем несколько десятков лет назад.

Поэтому, благовествуя постмодернистам, необходимо начинать с личного опыта. Если истины, которые вы стремитесь выразить, не изменили вашу собственную жизнь, не рассчитывайте, что постмодернисты ими всерьез заинтересуются. Если же то, чему вы учите, повлияло на вас самих и принесло заметные результаты, постмодернисты с меньшей вероятностью отвергнут ваши попытки донести до них суть Евангелия. Какую бы духовную истину вы ни открывали постмодернисту, она должна быть практической и достоверной.

Как мы уже увидели, постмодернисты не ищут истину в церкви, в Библии (в традиционном ее понимании) или в науке. Они ищут истину в сообществе и в обмене мнениями, «рассказами», с другими людьми. Но и это не так уж плохо. Концепция истины как рассказа позволяет нам внести существенную поправку в традиционное для модернизма использование Библии.

В эпоху модернизма люди относились к Библии как к золотоносному руднику, а не как к повествованию. Она воспринималась как залежь руды, из которой можно было добыть «доказательные тексты» или самородки вечных богословских истин, а затем «собрать» их в стройные системы. На практике Библия как таковая истиной не была; истину нужно было «добывать» из Библии. Увы, в процессе «добывания» слишком часто случалось так, что библейские «истины» принимали образ их толкователя.

Модернистов часто удручало, что люди с трудом воспринимают истины Библии. Их бы больше устроило, если бы Библия была написана в форме систематического богословия или как четкое и последовательное изложение фундаментальных доктрин. Что говорить: ведь мы и вправду, открыв Библию, не сможем найти там четко прописанные двадцать восемь основных пунктов адвентистского вероучения. Напротив, Библия представляет собой собрание повествований, поэм и разрозненных личных писем. Библия предлагает нам рассеянные по ее страницам фрагменты общей картины, и ей зачастую не хватает той черно–белой определенности, которой требуют от нее многие христиане. Многие отрывки и учения Библии смутны и туманны. Порой так и хочется воскликнуть: вот если бы Бог был чуть более последователен в изложении Своей истины!

Я не знаю точно, что было у Бога на уме, когда Он руководил формированием библейского канона, но смею предположить, что Библия вышла именно такой, какой Он ее задумал. И лучше не сетовать о том, отчего она не такая, как мне хочется, а воспринимать ее такой, какая она есть, и стараться понять, что она говорит нам о Боге. В провидении Своем Бог решил сделать ее в основном сборником рассказов, а не последовательным перечнем тщательно очерченных учений. А если так, то постмодернизм может дать нам прекрасную возможность в полной мере изучить, что говорит нам Библия о Божьем характере и Его намерениях. Я не могу не увидеть в этом руку Божью.

Однако имейте в виду, что постмодернисты ценят свои собственные выводы более, нежели ваши. Поэтому они уверуют только в тот «рассказ», который стал реальностью для них лично. С помощью Духа Святого они смогут воспринять наш искренний, пропущенный через сердце рассказ о вере и наши переживания как свои собственные. Когда люди принимают то, что говорит другой, они становятся учениками, и у них появляется желание все больше и больше походить на рассказчика.

По причине немалых трудностей, которые доставляет постмодернизм традиционному христианству, многие искренние верующие считают, что его надлежит отвергнуть как орудие великого обольстителя. Но, как мы увидели в этой главе, в постмодернистской эпохе есть много аспектов, способных сыграть для христианской проповеди положительную роль. Бог не прекращает свидетельствовать о Себе, какая бы эпоха ни была у нас на дворе. Ныне, как и в прошлом, Он производит сдвиг в современном мировоззрении. И нам нужно суметь воспользоваться возможностями, открывающимися у нас на пути. Ради этого, собственно, я и пишу эту книгу.

Несмотря на то что постмодернизм более терпим, чем модернизм, большинство христианских мыслителей и авторов ужасаются тому, в каком направлении движется этот мир. Нельзя позволять, чтобы положительные аспекты постмодернизма заслоняли от нас некоторые очевидные и весьма серьезные опасности, которыми он чреват. Как отмечалось в одной из предыдущих глав, постмодернизм заключает в себе три главных проблемы для традиционного христианства. Давайте повнимательнее рассмотрим эти проблемы и попробуем дать несколько рекомендаций, как можно решить их во взаимодействии с постмодернистами.

Для адвентистов немалыми трудностями в работе с постмодернистами чревата концепция великой борьбы. Тема великой борьбы считается самым большим вкладом адвентизма в христианское богословие. Это безусловно ключевой элемент нашего традиционного адвентистского самоопределения. Однако для постмодернистского сознания подобные «масштабные полотна» — это просто человеческие построения, надуманные теории, с помощью которых люди пытаются упорядочить историю и заставить ее служить себе.

Постмодернисты с большим подозрением относятся к людям, у которых есть «все ответы». Они считают, что любая всеохватывающая концепция мира и его истории от начала и до самого конца слишком много на себя берет и выходит за рамки того, что может знать человек. Почему? Да потому, что все известные большинству постмодернистов «масштабные полотна» утратили их доверие. Их доверие утратила сама идея всеохватывающих концепций. Они считают, что раз человеческий ум ограничен по определению, значит, он не способен выдвинуть концепцию, вмещающую в себя полноту истины.

Постмодернисты считают, что всеобъемлющие концепции с их претензиями на объяснение всего и вся приводят к угнетению и насилию по отношению к тем, кто их не принимает. Отвергая достоверность всех «масштабных полотен», секулярные постмодернисты полагают, что тем самым они помогают уничтожить насилие на нашей планете. Они предпочитают жить в среде, где у каждого свой «кусочек» правды, чем мириться с великими идеями, которые так часто оказываются жестоким самообманом. Они вряд ли станут искать один большой набор верований, которые все объясняют. Напротив, они открыты для множества частных концепций — «рассказов», которые показывают, как воспринимают мир люди, принадлежащие к небольшим сообществам. Однако если истина основывается на мнении сообщества, то она зависит от того сообщества, с которым ассоциирует себя человек.

В искусстве данный взгляд находит выражение в технике коллажа — наложении на общую основу разнородных изображений. Подобные коллажи дают зрителям широкий простор для толкований. В архитектуре постмодернизм отражается в структурах, которые пытаются совместить несовместимые стили, детали, формы и текстуру.

В постмодернистской художественной литературе и в постмодернистском кинематографе часто невозможно понять, к какому времени какая часть произведения относится; мысль теряется и скачет, и зачастую трудно сказать, где для героев реальность, а где — игра их воображения. Смешение фактов и фантазий даже в документальных книгах и фильмах размывает черту между реальностью и иллюзией. В качестве классического постмодернистского произведения можно назвать кинофильм «Матрица», в котором человеческий опыт сводится к электрическим сигналам в головах коматозных человеческих существ. В этом фильме трудно понять, какие события реальны, а какие сгенерированы компьютером.

В поп–музыке такие приемы, как аллюзия, выборка музыкальных фрагментов и ремикс, стирают различия между оригинальными композициями и их копиями. Люди, приходящие сегодня на концерты, не только слушают музыку и смотрят на музыкантов; они наблюдают видеоряд и спецэффекты, стирающие различия между живым исполнением и записанными произведениями. Постмодернистская мода требует, чтобы на одежде были яркие ярлыки с названиями известных брендов. Этим стирается грань между модой и сбытом. Эти фирменные ярлыки не столько указывают на стоимость одежды, сколько служат имиджу, который создает система сбыта.

И хотя постмодернистское неприятие «масштабных полотен» представляется нам опасной тенденцией, в нем есть нечто на удивление адвентистское. Адвентистская книга «Великая борьба», к примеру, проводит читателя через всю христианскую историю, показывая, как многообразные всеобъемлющие концепции становятся средством угнетения и подавления. Если бы «Великая борьба» не предлагала свое собственное «масштабное полотно», ее можно было бы вполне обозначить как постмодернистскую «пророческую» книгу, которая сумела предсказать современные тенденции задолго до их появления. Если учесть, как много было в человеческой истории великих теорий, погубивших множество людей, то нет ничего удивительного в том, что постмодернисты почитают за лучшее вообще не иметь никаких всеобъемлющих концепций, чем пасть жертвами одной ошибочной. Возможно ли предложить современным людям по–настоящему постмодернистскую всеобъемлющую концепцию? И могла бы «Великая борьба» стать таковой?

Для начала необходимо признать, что все «масштабные полотна», включая адвентистское понимание великой борьбы, в большей или меньшей степени грешат изъянами. Любое другое мнение будет воспринято как высокомерное и надменное; более того, оно и вправду не соответствует действительности. Библия ясно учит, что «мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем» (1 Кор. 13:9). Было бы нелепо утверждать, что раз мы имеем Библию, значит, нам открыты все тайны Вселенной. Библия дает нам знания, достаточные для спасения, но она не отвечает на все вопросы, терзающие любопытные души. Наше восприятие истины будет всегда страдать от ограничений, которые накладывает на нас как библейское откровение, так и наша человеческая способность к его постижению. Если мы признаем существование таких ограничений, постмодернисты в большинстве своем оценят честность и беспристрастность такого подхода.

В контексте завоевания доверия у постмодернистов адвентисты могут взять себе на заметку, что, несмотря на свое неприятие великих идей, постмодернизм не сумел избежать создания своей собственной великой идеи. Утверждение: «Все всеобъемлющие концепции ложны» само по себе есть всеобъемлющая концепция. Подобное умозаключение не выходит за пределы логического круга. Отрицая всеобъемлющие концепции, постмодернизм делает относительными все прочие мировоззрения, превращая их в «рассказы» местного масштаба, которые не имеют веских оснований, чтобы считать себя описанием действительности. Таким образом постмодернизм сам незаметно для себя становится всеобъемлющей концепцией. Радикальный постмодернизм отвергает всеобъемлющую истинность любых других убеждений, выдвигая как единственно верное свой собственный фундаментальный принцип.

В желании избежать насилия и угнетения нет ничего плохого, однако всеобъемлющие концепции как таковые здесь на самом деле ни при чем. Не они источник насилия. Они могут приносить как зло, так и благо — все зависит от того, как их используют. Если их употреблять во зло, то они принесут насилие и угнетение; а если во благо, то справедливость и исцеление. Вопрос не в том, основывается ли христианская вера на какой–то всеобъемлющей концепции; вопрос в том, какого рода всеобъемлющую концепцию заключает в себе Священное Писание.

По Писанию подлинная проблема, ведущая к насилию и угнетению в мире сем, это не всеобъемлющая картина мира, но гордыня, свойственная человеческому сердцу. Чтобы победить насилие, необходимо средство, гораздо более радикальное, чем отказ от всех масштабных концепций, объясняющих бытие нашей Вселенной. Чтобы победить насилие и угнетение, необходимо преобразование человеческого сердца. Человек должен перестать думать только о себе и начать думать о других. Постмодернизм выявил симптомы болезни (угнетение и насилие), но не предлагает способа ее лечения (избавление от гордыни и эгоцентричности).

Признав правоту постмодернистского диагноза, поставленного современному обществу, мы можем пригласить секулярных постмодернистов присоединиться к нам в поиске лучшей универсальной концепции. Жизнь без ответов на фундаментальные вопросы бытия ничем не лучше в сравнении с угнетенностью и смятением, характерными для прошлого. Вполне возможно, мы так и не узнаем истину в абсолютном смысле, однако абсолютная истина воплотилась в Иисусе Христе и ее можно вкусить в реальном и осмысленном общении с Ним. Павел согласен, что далеко не все мы достигли (см. Флп. 3:12), но мы можем встать на путь более глубокого осознания Божьей картины мира. У нас есть такое орудие, как молитва. Мы можем попросить Бога проникнуть глубоко в сознание секулярного постмодерниста и явить ему силу Своего откровения. Бог может открыть и разум человека, и сердце для восприятия чудес Его великого библейского повествования, если мы приступим к этому человеку в духе смирения и наставления. «Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым, с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю» (2 Тим. 2:24–26).

Существуют два вида власти. Есть власть над, которая используется для господства над другими и для принуждения их к исполнению чьей–то воли. А есть власть для — власть учителя над учеником, власть, которая приносит другим пользу и дает им возможность возрастать и учиться. Евангельское «масштабное полотно» отличается тем, что оно основывается на самоотверженной любви, а не на мирской власти (см. Ин. 15:13; 18:36, 37). Речь в евангельском повествовании идет не о власти над другими; Евангелие не порождает насилие. Евангельский Царь сходит с креста, а не поднимается с трона. Он — побеждающий лев, который оказывается закланным агнцем. Евангельское «масштабное полотно» не грозит опасностью, потому что в его основании — самопожертвование. Сила Евангелия не причиняет вреда, это сила созидающая, а не разрушающая.

Люди постмодернистской эпохи отвергают не столько существование абсолютной истины, сколько претензии на абсолютное знание. В этом Библия с ними вполне согласна, ибо и она тоже говорит, что мы не можем претендовать на абсолютное знание (см. Иер. 17:9; 1 Кор. 13:9, 12). По большому счету, в своем стремлении отстоять абсолютное знание мы отнюдь не отстаиваем библейскую истину; на самом деле мы отстаиваем модернистский рационализм. Говорить об абсолютной истине в мире, наполненном людьми, которые не могут в полной мере ее понять, значит говорить загадками.

Кроткий евангельский подход к постмодернистскому неприятию всеобъемлющих концепций отражен в подчеркнутых словах Елены Уайт, обращенных к некоему проповеднику, чья скрытая гордыня привела его к самоуверенности и высокомерию:

Постмодернисты живо интересуются такими вопросами, как вера и духовность, но большинство из них решительно не желают иметь дело ни с какой «религией». Под религией я подразумеваю формы, структуры, установления и обряды, посредством которых верующие в Бога организуют то, что они считают делом Божьим на земле. В эпоху постмодернизма такая «организованная религия» все дальше отодвигается на обочину общественной жизни. Постмодернисты предпочитают искать религиозный смысл вне церковных институтов и присущей им деятельности. Их склонность к духовным исканиям уравновешивается их желанием держаться подальше от религиозных структур с их правилами, церковниками и доктринами.

Господствующее в постмодернистской среде недоверие к авторитету в целом порождает недоверие и к духовному авторитету в частности. Как модернистские, так и постмодернистские секулярные люди считают, что организованные формы религии практикуют принуждение и манипуляцию. Они полагают, что религиозное принуждение — самое тревожное и мучительное из всех покушений на человеческую свободу. Поэтому когда секулярные люди приходят к вере, они выбирают те формы религиозной жизни, которые оставляют им значительную свободу мысли и действия. Можно сказать, они предпочитают «активно участвовать» в процессе своего обращения и присоединения к сообществу.

Говоря о подозрительном отношении к организованной религии, я имею в виду прежде всего христианские церкви в западных странах. Постмодернистская культура не видит в христианских церквах ни пользы, ни смысла, полагая, что они намеренно сторонятся превалирующих в обществе культурных тенденций и проблем, которые эти тенденции ставят. Они видят в церкви прежде всего прибыльное предприятие, а не духовное учреждение. Христиан зачастую рассматривают как экстремистов, не уважающих различия между людьми и нетерпимых к любым идеям, отличным от их церковных традиций.

Влияние этого предубежденного отношения на поместные христианские церкви у многих социологов принято называть постденоминационализмом. Многие поместные общины пытаются дистанцироваться от церковных властей, чтобы быть более привлекательными в глазах постмодернистов. Организованная церковная структура считается скорее пережитком модернизма, а не воистину духовным институтом. Чуть ли не по определению деноминации вроде Церкви адвентистов седьмого дня существуют потому, что претендуют на истинное знание универсального характера. Поэтому многие постмодернисты не видят смысла обращаться к подобным церквам в своих поисках истины. Как ни печально, последнее место, где постмодернисты рассчитывают найти духовность, это церковь. А вот синагоги, мечети и храмы, напротив, могут вызывать у ищущего постмодерниста немалый интерес.

Это серьезное испытание для традиционного адвентизма. Нам нужно честно признать: не многие христианские церкви имеют такую жесткую административную структуру, как Церковь адвентистов седьмого дня. Я не раз имел возможность убедиться, что организационные моменты и процедуры, которые мы зачастую воспринимаем как само собой разумеющееся, вызывают у пришедших из мира людей недоумение и тревогу, когда они впервые сталкиваются с ними в начале своей воцерковленной жизни. К примеру, мы побуждаем людей к образованию, а сами ожидаем от них, что они откажутся от критического мышления во всем, что непосредственно касается церкви. Свежие, творческие идеи мы зачастую встречаем репликами типа: «Мы раньше так никогда не делали…» или «Елена Уайт говорит…», хотя, может быть, она такого вовсе и не говорила.

Кроме того, то, как конференции обычно производят замену пасторов и как они относятся к мнению поместных общин, тоже сказывается на тех людях, которые привыкли к большему взаимопониманию и взаимодействию и к более внимательному отношению, скажем, у себя на работе. Люди рассчитывают, что в религиозной организации с ними будут обходиться по крайней мере не хуже, чем в других учреждениях. К тому же, если из местных церковных фондов идет постоянный отток средств куда–то в конференцию, то постмодернисты ожидают, что конференция будет отчитываться перед ними, и никак иначе. Церкви адвентистов седьмого дня еще предстоит многому научиться в том, как обращаться с постмодернистами как с финансовой, так и со структурной точек зрения.

Помимо прочего адвентистская Церковь предъявляет к своим членам высокие требования в том, что касается убеждений и образа жизни. Нарушение каких–то писанных и неписанных правил обычно приводит к тому, что какой–нибудь собрат берется вразумить или вывести на чистую воду того, кого считает нарушителем. Каким бы открытым и искренним ни был местный пастор, постмодернисты, столкнувшиеся с осуждением или почувствовавшие, что их собратья пытаются ими манипулировать, скорее уйдут прочь, чем станут бороться за свои убеждения. Они знают, что всегда найдется какое–нибудь другое сообщество, которое будет более приветливым и терпимым. В отсутствие крепких доктринальных уз, удерживающих постмодернистов в каком–то определенном сообществе, они выбирают для себя церковь исходя из того, насколько она открыта и доброжелательна, а не на основании того, чему она учит. В большинстве случаев не играет большой роли, был молодой человек рожден в адвентистской семье или же обращен из мира — атмосфера в церкви гораздо важнее для него, чем ее учение или практика.

Впрочем, положение отнюдь не безнадежно. Я отметил для себя растущую открытость со стороны церковных администраторов, которые стараются быть внимательнее к запросам поместных церквей, налаживать с ними более доверительное взаимодействие. Есть в нашей церкви администраторы и структуры, которые приветствуют тех, кто хочет творчески подходить к служению или вести миссионерскую работу самостоятельно. С другой стороны, есть креативные, самостоятельные миссионерские организации, которые поддерживают конструктивные, ответственные отношения с церковью. Генеральная Конференция выискивает способы снизить расходы, чтобы можно было больше средств оставлять на местном уровне, где, собственно, и осуществляется большая часть работы.

В любом случае, постмодернистская неприязнь к организованной религии может оказаться скрытым благословением. Адвентистская Церковь не должна бояться творческих инициатив и оригинальных идей, возникающих на местах. Это творческое начало имеет глубокие корни в нашей собственной церковной истории. Адвентистская Церковь начиналась как неформальное движение. Она состояла из выходцев из других церквей, оставивших своих бывших собратьев, потому что те отказались следовать за Библией; адвентизм уходит корнями в радикальные преобразования. Нам нет нужды опасаться, что новые миссионерские методики каким–то образом подорвут «систему». Мы всегда считали, что организация существует для миссии, а не наоборот. Постмодернистская среда предоставляет нам замечательную возможность реформировать структуру, которая невольно стала эгоцентричной, сосредоточившейся на самосохранении — по крайней мере в глазах многих из тех, кто смотрит на нее со стороны.

Возможно, нам удастся хотя бы отчасти возродить радикальный дух пионеров адвентизма, не утратив тех преимуществ, которые может дать развитая организация. Настало время церковным руководителям понять, что им нет необходимости контролировать все, что происходит в церкви. Нам нужно дать творчески мыслящим рядовым членам и администраторам свободу создавать и развивать более эффективные структуры, чем те, что мы имеем ныне. Один лишь косметический ремонт «системы» не поможет нам привлечь секулярных постмодернистов. Нам нужно снова выйти на передний край, призвав мир к радикальному ученичеству и позволив некоторые «вольности» благочестивым и инициативным людям.

Однако никакие кардинальные перемены на верхних организационных уровнях церкви не помогут изменить к лучшему положение на местном уровне, если сами члены церкви не горят желанием что–то менять. Если поместная церковь довольствуется лишь теми методами, которыми она пользовалась в прошлом, секулярные пост модернисты в ней надолго не задержатся. У такой церкви нет серьезных перспектив в работе с мирскими людьми.

Я стремлюсь содействовать успешной евангельской работе среди мирских людей всеми фибрами своей души. Однако мой собственный непростой опыт заставил меня понять, что мой успех или неудача зависит от соответствующей атмосферы в местной церковной общине гораздо сильнее, чем от методик, которыми я пользуюсь, или от добросовестности моих усилий. Если атмосфера в вашей общине будет работать против вас, то вам лучше выждать более благоприятный момент или создать новую церковную группу, где мирским людям будет комфортней и где им будут рады. Церковь, желающая проповедовать среди постмодернистов, должна быть готова оградить их от упреков и критики со стороны своих членов. Молитесь о Божьей мудрости, чтобы Он помог вам преодолеть постмодернистское предубеждение по отношению к церкви.

Нынешнее поколение людей имеет весьма превратное представление о том, чему учит Библия. Наши современники считают, что все идеи, которых придерживаются и которым следуют известные им христиане, почерпнуты из Библии — священного текста, лежащего в основании христианской веры. Другими словами, они полагают, что библейские идеи равнозначны верованиям и обычаям, которых придерживаются те, кто заявляет о своей приверженности Библии.

Поэтому людям из мира свойственно думать, что Библия заключает в себе множество вызывающих страх и отвращение идей. Они полагают, к примеру, что Библия учит о вечно горящем аде. «Что это за Бог такой, — рассуждают они, — что прячется за малопонятными письменами, а Сам требует от всех и каждого, чтобы они понимали Его и следовали за Ним, иначе Он подвергнет их вечному наказанию в огненной печи?» Сама эта мысль звучит просто нелепо для обычного мирского человека. Хуже того, она наполняет его гневом на Бога и на благонамеренных христиан, которые не понимают, насколько дурно влияет это учение на остальной мир.

Многие мирские люди считают также, что Библия учит насилию над детьми и «второсортности» женщин и разного рода меньшинств. Такие представления не вызывают у нас ничего, кроме улыбки, однако людям из мира хорошо известно, как южно–африканская церковь оправдывала Библией апартеид и как многие церкви сегодня принижают роль женщин в обществе на основании Священного Писания. Кроме того, они хорошо помнят, что рабство тоже зачастую обосновывалось Священным Писанием. Да и попустительство некоторым католическим священникам, совершившим отвратительные проступки по отношению к детям, тоже, по их мнению, зиждется на Писании. Другими словами, людям из мира бывает очень трудно отделить поступки христиан от библейских учений.

Помимо прочего, секулярные люди отмечают для себя, насколько деспотичной и жесткой была церковь на протяжении христианской истории. У них вызывают оторопь невероятные жестокости инквизиции, крестовых походов и охоты на ведьм. Эти исторические «перегибы» запечатлены в документальных фильмах и голливудских драмах. Эксцессы, сопровождавшие правление римских пап, тоже получили широкую известность.

Подобные обвинения у адвентистов чаще всего вызывают возмущение: «Как смеют эти невежды поносить Слово Божье!» Но подобная реакция не вполне уместна. Постмодернисты здесь ни при чем. В их превратном мнении нет злого умысла, просто они судят о Библии по верованиям и обычаям, принятым у христиан. Точно такую же ошибку совершают сами христиане в своих суждениях об исламе. Большинство христиан полагают, что радикальные и жестокие идеи мусульманских экстремистов зиждутся на учениях Корана. Однако подобное мнение столь же ошибочно, как и постмодернистские представления о Библии. Коран не более жесток, чем Книга Судей или Откровение Иоанна Богослова. Людям свойственно относиться настороженно к тому, что они не знают или не понимают. Поэтому постмодернисты не более предубеждены в религиозных вопросах, чем многие христиане.

На первый взгляд, многие из этих постмодернистских упреков в адрес Библии вполне справедливы. Исход евреев из Египта и завоевание ими Ханаана действительно сопровождались большим насилием. Очень много жестокостей описано и в Книге Судей, и в Книгах Царств. История Израиля и Иудеи полна жестоких убийств и кровавых войн. И на протяжении всей библейской истории жертвами насилия зачастую становились именно женщины (см. Суд. 17–21; 1 Тим. 2:11–15; Откр. 17:16).

Наиболее остро некоторые постмодернисты воспринимают тот явный восторг, который вызывает у некоторых христиан жестокое истребление Вавилона в Книге Откровение. Жестокости, описанные в Откровении, уже не спишешь на то, что эта книга появилась до рождения Иисуса, Князя мира. По сути дела в Откровении уже Сам Агнец стоит над этим насилием и одобряет его (см. Откр. 14:10, 11; 19:11–21).

Однако у адвентистов есть много общего с постмодернистами в отношении к этим непростым вопросам. Вся наша история началась с того, что мы поняли: традиционная религиозная мудрость не соответствует тому, что мы находим в Библии. Адвентизм на заре своего существования отошел от прочих церквей, когда стало понятно, что их богословие и церковная практика не отвечают тому свету, который изливает на нас Библия. Поэтому адвентистам не привыкать проводить различие между библейскими учениями и учениями и практикой основных церквей.

Однако, если мы хотим, чтобы постмодернисты к нам прислушались, мы сами должны быть готовы выслушать от них множество претензий к Библии, не вставая при этом в оборонительную стойку. Мы привыкли отстаивать Библию любой ценой. Когда кто–то поднимает неприятные вопросы относительно Библии, мы сразу же бросаемся на ее защиту. Апологетика вполне уместна в каких–то определенных случаях, но не стоит заниматься ею в разговоре с теми, чей опыт и знания подсказывают им, что у христиан заготовлены ответы на все вопросы. Вот только эти ответы их не вполне устраивают. Хуже того, многим людям из мира довелось на собственном опыте пережить нападки со стороны слишком ретивых христиан, отстаивавших правоту Библии.

Всякий, кого коснулся дух Христов, поймет, что лицемерие со стороны христиан представляет собой самое большое препятствие для постмодернистов, пытающихся исследовать и понять Библию. Изменить отношение, а не найти аргументы поубедительнее — вот что нужно, чтобы изменить положение к лучшему. Если христиане будут прислушиваться к мирским людям и сопереживать им, вместо того чтобы сразу же бросаться в контрнаступление, то они со временем смогут донести до них иной взгляд на Священное Писание. Традиционное христианство за многое в ответе. Да и адвентизму тоже есть за что ответить — ведь мы тоже далеко не всегда правы перед другими людьми. Оскорбленным людям из мира нужно время, чтобы прийти к такому состоянию души и ума, когда они смогут выслушать христианина и признать, что Библия, вполне возможно, предлагает более здравый подход к жизни, чем тот, который они увидели у ее приверженцев.

Не так давно мне впервые удалось побывать у одной моей родственницы в Германии. Это веселая и жизнерадостная женщина, но она крайне отрицательно относилась ко всему христианскому. Поначалу она все удивлялась, как я могу работать в церкви. Я решил не перечить ей и соглашался с ней всякий раз, когда в ее нелестных замечаниях была хоть какая–то доля правды. Как ни странно, через несколько часов она уже более терпимо относилась к Библии, и с ней можно было вести разговоры на духовные темы. У нее появился неподдельный интерес, она стала задавать вопросы, а не только отпускать презрительные замечания. Я решил дать ей почитать свою книгу The Day That Changed the World («День, изменивший мир»), в которой Евангелие изложено в том виде, в каком его легче понять и оценить мирским людям. Она читала ее весь вечер, и ее воодушевление и восторг не знали границ. Я уверен, точно так же на открытость и уважительное отношение откликнутся многие постмодернисты.

Когда мирские люди обнаружат, что Библия вовсе не такова, как им говорили, они захотят узнать о ней побольше. При этом вряд ли они откликнутся благожелательно на наш традиционный метод доказательных текстов, который они воспринимают обычно как произвольный и недобросовестный. Они знают, что люди умеют жонглировать текстами, как им угодно, и доказать с их помощью, что угодно. Поэтому, вместо того чтобы обращаться к традиционным доказательным текстам, открывайте постмодернистам библейские учения так, как оно было изначально задумано библейскими авторами, — с помощью более индуктивного (от частного к общему), более повествовательного подхода. И будьте готовы к неожиданным, затруднительным вопросам, на которые может подвигнуть мирского человека сам библейский текст. Обжегшись некогда на чужих представлениях о Библии, постмодернисты будут с большим подозрением относиться к любому новому взгляду на Писание и не примут его, пока не разберутся.

Хотя адвентистам привычен более систематический подход к изучению Библии с заинтересованными людьми, я бы отдал предпочтение более экзегетическому подходу, особенно в работе с постмодернистами. (Более подробное разъяснение, чем экзегеза отличается от систематического богословия, изложено в моей книге The Deep Things of God («Глубины Божьи»).) Мы должны уделять больше времени рассмотрению ясных библейских текстов в контексте, а не спорам по поводу тех или иных тонкостей и неясностей. Ясные евангельские учения преображают жизни силой Духа Божьего. Если мы будем открывать людям ясные, однозначные тексты, это позволит нам избежать споров о трудных библейских местах.

Когда мирские люди будут отклоняться о темы, чтобы рассказать о своих неприятных переживаниях или случаях из жизни, не спорьте с ними, но признайте, что в их словах есть доля правды, а затем, выждав момент, снова обратитесь к исследуемому тексту. Если вы будете с ними спорить, это приведет к тому, что на их пути к библейской истине возникнет еще один барьер. Такое отношение лишь подтвердит уже сложившееся у них впечатление о нетерпимости христианства. Вам потребуется много терпения и такта.

Изучение Библии с мирскими людьми безусловно окажется улицей с двухсторонним движением. Высокомерный подход типа: «Я учитель, а ты ученик, поэтому заткнись и слушай» с мирскими людьми не сработает. Они предпочитают учиться в режиме обсуждения. Всякому, кто будет изучать Библию с мирскими людьми, придется столкнуться со свежими идеями и неожиданными вопросами. И на них придется терпеливо отвечать. Как я уже отмечал ранее в этой главе, Павел утверждает, что людей, настроенных против истины, лучше всего переубеждать собственной мягкостью и смирением, а не спорами и жесткими наставлениями (см. 2 Тим. 2:24, 26). Дух Божий всего успешнее проявляет Себя там, где учитель мягок, восприимчив и дружелюбен.

Мы уже увидели, что Елена Уайт тоже выступает за такой подход:

Постмодернистская среда, безусловно, расставляет много ловушек на пути церкви. Но на этом пути есть не только опасности, но и возможности. Можно сказать, распространение постмодернизма в мире представляет много «опасных возможностей» для миссии церкви. Однако самая опасная позиция — отрицать, что постмодернизм существует или что он открывает новые миссионерские возможности.

Секулярный постмодернизм ставит перед нами серьезные проблемы. Но они вполне преодолимы. С более продуктивными структурами на разных уровнях церкви и более индуктивным подходом к изучению Библии есть надежда, что секулярные постмодернисты увидят в адвентистской вести насущность и новизну. Временами нас будут постигать разочарования, и нам придется проявить немало терпения, но мы будем учиться, и наши взаимоотношения с людьми будут углубляться ко взаимной пользе. Этот путь принесет нам больше радости, чем разочарований.

Но и проблемы могут оказаться глубже, чем мы думаем.

Прежде чем начать разговор о возможных решениях проблемы секуляризма, как модернистского, так и постмодернистского, будет полезно более внимательно взглянуть на процесс превращения адвентиста в мирского человека. Как и в случае с набором веса и ростом, обмирщение не случается вдруг, обычно это продолжительный процесс. Редко так бывает, чтобы посвященный адвентист просто встал однажды утром с постели и полностью отошел от церкви. Большинство адвентистов покидают церковь постепенно, шаг за шагом, в течение какого–то периода времени. Они могут по–прежнему верить в основные церковные учения, но при этом они все меньше и меньше участвуют в активной повседневной религиозной жизни.

Когда я писал книгу «Библейская истина в современном мире», я подробно расписал процесс, как адвентисты переходят от полной посвященности Христу и церкви к сугубо мирскому подходу к жизни. Я назвал этот процесс «секулярным дрейфом». При наличии некоторых положительных моментов в секулярном модернизме (Бог никогда не перестает «свидетельствовать о Себе»), в целом это отрицательный для веры процесс. Переход от модернизма к постмодернизму не столь однозначен и четок, поэтому мне придется на нем ненадолго остановиться. Но прежде я хотел бы описать, как этот изначальный сдвиг сказывается на жизни типичного адвентиста. Я использую здесь настоящее время, потому что многие адвентисты, особенно в Южном и Восточном полушариях, по–прежнему крепко держатся взглядов, присущих христианскому модернизму, который был характерен для адвентистской Церкви в начале ее истории.

Первый шаг в процессе «секулярного дрейфа» происходит на уровне личной молитвенной жизни. В силу того, что эта часть жизни скрыта от чужих глаз, она служит наиболее точным показателем духовного состояния человека. Когда человек проникается секулярным научным мышлением, тайная молитва обычно становится первой его (секулярного мышления) жертвой. От этого не застрахованы даже пасторы. Мне не раз доводилось слышать от пасторских жен: «Мой муж вот уже двадцать лет молится только на людях». Конечно, это крайние случаи, однако далеко не все адвентисты могут сказать о себе, что у них в этом смысле нет никаких проблем.

Следующей жертвой обычно становится та часть жизни, которая связана с изучением Библии, хотя некоторые, особенно пасторы, продолжают ее исследовать, даже если тайной молитвы в их жизни уже давно нет. Однако без осмысленной, содержательной молитвы подобное исследование Библии будет значить в жизни человека все меньше и меньше. Оно просто превратится в своего рода обряд либо станет всего лишь частью служебных обязанностей. Содержательная молитва и глубокое изучение Библии могут исчезнуть из жизни человека на многие годы, и никто об этом не будет знать, пожалуй, кроме самых близких людей. Пастор может стать последним, кто узнает, что насыщенная духовная жизнь пресвитера уже в прошлом.

На третьем этапе секулярного дрейфа начинают размываться личные критерии поведения человека. Зачастую это первый признак, который становится заметен посторонним людям, а не только близким. Мой пасторский опыт свидетельствует о том, что когда человек начинает иначе оценивать, что хорошо, а что плохо, это явный признак духовного упадка. И не суть важно, правильные у человека были критерии или нет до того. Но если он долгое время считал, что какая–то конкретная линия поведения неверна, а затем вдруг стал поступать именно в этом духе, то это явно говорит о том, что у него серьезные проблемы в духовной жизни. Подобный сдвиг может произойти в его отношении к драгоценностям, десятине, употреблению алкоголя или развлечениям. Будучи пастором, я, получив такие сигналы, расспрашивал человека о его духовной жизни. Такому сдвигу в личных критериях поведения обычно предшествует духовный спад.

На четвертом этапе секулярного дрейфа человек начинает реже посещать богослужения. Иногда люди пропускают богослужения по достаточно веским причинам. Однако если частое отсутствие человека в церкви сопровождается другими признаками секулярного дрейфа, значит, этот процесс уже зашел довольно далеко. Пропуски богослужений обычно идут по нарастающей. Сначала человек отсутствует раз в месяц, потом два раза в месяц, а затем он начинает появляться в церкви от силы раз в два месяца. Спустя какое–то время посещение церкви вообще теряет для него всякий смысл.

Пятый этап обмирщения состоит в том, что человек начинает сомневаться в Библии, в реальности жизни после смерти и даже в существовании Бога. Он берет в руки Библию, а ему как будто кто–то нашептывает: «Зачем ты это читаешь? Это просто бумага с напечатанными на ней словами. Такая же точно книга, как и все остальные». Этот «голос» — результат секулярного дрейфа. Это результат влияния модернистского, секулярного общества, которое уводит нас прочь от Бога и от веры в Его Слово.

Шестой этап, и последний, характеризуется ростом недоверия к организациям и учреждениям, особенно религиозным. У человека все меньше желания позволять авторитету сообщества влиять на его духовные решения. Самое интересное в этом аспекте обмирщения заключается в том, что зачастую он ярче всего проявляет себя в группах, которые принято называть «правым крылом», то есть там, где люди будут упорно отрицать, что секуляризм оказывает на них хоть какое–то влияние. Вопреки этим возражениям, в консервативных группах порой просматриваются примерно те же последствия секуляризации, что и у их более «левых» оппонентов. Своим все возрастающим недоверием к адвентистским организациям адвентистские группы правого крыла и их члены невольно показывают, что они отнюдь не застрахованы от влияния секуляризма.

Секулярный дрейф не всегда происходит именно в том порядке, который я описал. В некоторых обстоятельствах порядок этапов может быть иным, и даже обратным. К примеру, если человек удручен и обижен какими–то действительными или вымышленными проступками со стороны церковной организации, то это может сразу же сказаться на его посещении богослужений и доверии к церкви, тогда как молитвенная жизнь, изучение Библии и поведение будут какое–то время оставаться прежними. С другой стороны, молодой человек, только–только поступивший в светский университет, может отбросить всю духовную жизнь за такой короткий срок, что этапы его секулярного дрейфа будут едва различимы. Выше я привел наиболее типичный порядок, в котором протекает этот процесс, занимающий, как правило, довольно продолжительное время.

Можно ли утверждать, что адвентисты более восприимчивы к секулярному модернизму, чем другие христиане? Многие мыслящие адвентисты, включая по крайней мере одного бывшего президента Генеральной Конференции, склонны полагать, что да. Чем больше вы узнаете доверяющих Библии христиан из других деноминаций, тем больше вы убеждаетесь, что адвентисты в западных странах, скорее всего, более обмирщены, чем христиане в целом. Если так, то секуляризм нанес нам двойной ущерб: он не только затруднил наше общение с внешним миром, но еще и подорвал нашу собственную веру.

В середине девятнадцатого века адвентизм в западном мире считал себя реформаторским движением в рамках христианской церкви в широком смысле слова. Большинство людей, с которыми работали адвентисты, не нуждались в том, чтобы им говорили о необходимости христианской духовности. Поэтому наши пионеры делали акцент на совокупности логически обоснованных аргументов, которые могли бы на уровне разума убедить людей в конкретных библейских доктринах. В мире, где большинство составляли христианские модернисты, это вполне имело смысл. Однако данный подход привел к тому, что к 1888 году появилось целое поколение адвентистов, знавших назубок все эти аргументы, но утративших связь с живым Богом. И несмотря на всю силу вести, провозглашенной в 1888 году в Миннеаполисе, в большинстве общин отличительным адвентистским доктринам по–прежнему уделяется больше внимания, чем живым отношениям с Богом.

Оценить, как у адвентистов обстоят дела с постмодернизмом, на мой взгляд, гораздо сложнее. Во–первых, мне представляется, что люди редко «дрейфуют» от модернизма к постмодернизму. Хотя адвентисты, рожденные в пору расцвета секулярного модернизма (им ныне от шестидесяти пяти лет и выше в западных странах), по–прежнему мыслят и поступают в модернистском духе, одной части из них ближе христианский модернизм, а другой модернизм секулярный, описанный выше.

С другой стороны, адвентисты, которым сегодня меньше сорока, не «дрейфовали» в постмодернизм; по сути дела, они в нем родились — это утверждение справедливо не только по отношению к западным странам, тот же процесс набирает силу по всему миру. Эти люди впитали данное мировоззрение с детства. Ко времени их рождения обе мировые войны стали уже историей, и для многих в самом разгаре была холодная война с ее ядерной угрозой. Квантовая физика и теория относительности уже подорвали некогда непоколебимые основы модернистской науки.

Движение хиппи с его бунтом против всех авторитетов и восприимчивостью к восточным религиям уже повлияло на мировоззрение их родителей. Многочисленные экологические организации уже боролись с издержками и крайностями модернизма, приведшими к повсеместному загрязнению окружающей среды. Чуть позже на культуре стало сказываться сильное влияние так называемого движения «Новый век». Хотя персональные компьютеры, интернет, DVD–проигрыватели, МРЗ, мобильные телефоны, «наладонники» и прочие ставшие сегодня привычными электронные устройства были еще в будущем, тенденции, сформировавшие постмодернизм, давали о себе знать уже к 1970 году.

Поэтому поколение моложе сорока не знает другого мира, кроме мира секулярного постмодернизма. Адвентистская Церковь в целом, может быть, и смещается в сторону характерного для секулярного постмодернизма состояния, но этот процесс идет не на уровне отдельных членов. Этот сдвиг идет на поколенческом уровне, возможно, это величайший «разрыв поколений» за всю историю. Родители постмодернистов едва осознали, что им делать с секулярным модернизмом, как начался уже новый грандиозный сдвиг. А если это поколенческий сдвиг, то он никуда не денется; его роль будет усиливаться по мере ухода старшего поколения и нарождения нового.

Промежуточное поколение, примерно от сорока до шестидесяти пяти, то есть «бэби–бумеры» — люди, родившиеся в западных странах во время демографического взрыва послевоенных лет, чувствуют себя зажатыми в тисках между теми, кто старше, и теми, кто моложе. И так случилось, что это как раз то поколение, к которому принадлежит большинство церковных руководителей. Руководство церкви ощущает себя в тисках, причем давление это постоянно возрастает. С одной стороны, от них требуют остановить всякого рода преобразования, выкинуть всех, кто «дрейфует» или принадлежит не к тому поколению, и подтвердить, что христианский модернизм столь же истинен, что и новозаветное Евангелие, и в него нельзя привносить никакие изменения. Старшее поколение (нередко при поддержке части молодежи, которая чувствует себя «не в своей тарелке» в постмодернистском мире) стремится решить эту проблему установлением и насаждением строгих правил. И хотя это может помочь сохранить атмосферу церкви, в результате может начаться «дрейф» в сторону папского стиля руководства со всеми его последствиями.

В то же время, несмотря на всю привлекательность христианского модернизма, церковное руководство вполне осознает необходимость понять происходящие перемены, нести весть молодому поколению, говорить с ним на одном языке. Все громче звучат голоса, призывающие ставить под сомнение все, что пришло к нам из мира христианского модернизма, — как в христианской, так и в модернистской его части. Все больше и больше конференций отдают руководящие посты людям, приобретшим опыт в молодежном служении (в этом нет ничего плохого, просто это симптом, свидетельствующий о давлении обстоятельств). Церковь испытывает острую потребность в переменах, но она не знает, как их осуществить, не отказавшись от существа нашей веры и не подорвав церковное единство.

Я всем сердцем сочувствую нынешнему высшему руководству Церкви. Становится все очевиднее, что ни один из подходов, взятых по отдельности у модернистского и постмодернистского поколений, работать не будет. Руководить сегодня Церковью — это все равно что держать тигра за хвост, причем делать это все труднее и труднее. Для этого потребуются три качества, которые далеко не всегда проявляются у одного и того же человека или организации. Во–первых, нам потребуются живые отношения с Богом, как на личном уровне, так и на уровне сообщества. Во–вторых, мы должны быть готовы бросить свежий экзегетический взгляд на Священное Писание и выяснить, до какой степени наше понимание Библии находится в плену у западного и модернистского мировоззрений. И в–третьих, нам потребуется не меньшее желание познавать реальность, изучать перемены в мире, учиться различать Божью руку в мировых событиях и тенденциях, дабы мы могли применять Слово Божье так, чтобы нас смог понять тот мир, который направляет Его рука.

Эта книга представляет собой мою попытку поделиться тем, что я узнал о трех этих процессах за последние двадцать пять лет моей жизни. Я не беру на себя смелость утверждать, что я все понимаю. Но на основании опыта, охватывающего все шесть населенных континентов, и широкого спектра академических исследований по этим вопросам, я могу с большой долей уверенности сказать, что диагнозы и решения, здесь предложенные, станут хорошей отправной точкой на пути, который нам всем придется пройти, если мы хотим остаться верными Богу, Который не знает перемен, но при этом правит постоянно меняющейся Вселенной.

Прежде чем мы придем к каким–то решениям, нам будет полезно рассмотреть некоторые основные методики, которые могут помочь нам поддерживать живые отношения с Богом в этом секулярном мире. В современном мире одной интеллектуальной веры уже не достаточно, чтобы противостоять секулярному дрейфу или отрицательным последствиям постмодернизма. Адвентисты отчаянно нуждаются в живом общении с Богом и в ощущении Его присутствия. Существует множество проблем, которые не разрешить одними лишь усилиями разума или изучением Библии. Мы нуждаемся еще и в живом водительстве Святого Духа. Доктринальные построения сами по себе не трогают сердце. Нам — и как Церкви, и каждому в отдельности — необходимо выйти на более глубокий духовный уровень, если мы хотим завоевать доверие современных людей.

Поэтому в следующей главе я попытаюсь показать, как можно оживить и сделать более реальными наши отношения с Богом в секулярном мире. Без глубокой духовности нам во все более постмодернистской среде не прожить. Ведь нельзя поделиться с другими тем, чего сам не имеешь.

В предыдущей главе мы вкратце рассмотрели тенденции, угрожающие единству нашей Церкви. А в этой главе я хотел бы кратко обрисовать то, что считаю ключом к объединению Церкви пред лицом этих тенденций. Как мы уже увидели в предыдущей главе, проповедование мирским людям — задача более сложная, чем просто общение с ними. Оно чревато для нас определенными опасностями. Благовествование другим людям — это улица с двусторонним движением. Взаимодействуя с людьми, мы многое узнаем и обретаем новый опыт. Мы наблюдаем за поведением, которого сами избегали в прошлом. Эти встречи меняют и нас тоже.

Опасности, которыми чревато благовествование секулярным людям, не ограничиваются мировоззрением и богословскими представлениями. Благовествование секулярным людям побуждает нас опробовать пределы наших собственных критериев и обыкновений. Мы порой оказываемся в среде, от которой в противном случае старались бы держаться подальше. О размерах этой опасности можно судить хотя бы по тому, что немалое число пионеров–адвентистов пережили распад своих семей, пока занимались служением в миру. Стремление благовествовать секулярным людям требует напряжения всех сил, которое может сделать нас уязвимыми для нападок врага душ человеческих.

Это значит, что благовествовать в миру, как модернистским, так и постмодернистским секуляристам, под силу не каждому. Для некоторых это служение может оказаться опасным, поставив по угрозу их собственные души. Если вы принадлежите к числу таких людей, то вам лучше прочитать эту книгу, постараться понять, что с вами происходит, и помолиться за тех, кто выходит в мир и рискует ради Христа. И если вы знаете о себе, что у вас уязвимая душа, не идите на риск, на который идут другие. Во всяком случае, прежде чем принять решение о благовестии мирским людям, вы должны очень серьезно изучить эту главу и две последующие.

Поскольку служение мирским людям чревато немалыми опасностями, нет ничего удивительного, что Библия описывает две основных модели этого служения. Эти две модели можно найти в Мф. 5:13–16. В 14–м стихе описывается модель служения, с которой большинство адвентистов хорошо знакомы: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы». Город, стоящий на возвышенности, хорошо виден издали; он прекрасен, и он влечет к себе людей. «Какое красивое место! Давайте взойдем туда и посмотрим, что там». Людей тянет к нему; он как бы служит центром притяжения.

Эту метафору служения иногда называют «крепостной моделью». Это типичная для адвентистов модель благовестия. Адвентистская Церковь служит пророческим маяком для общества, подобно тому как служили маяками для трудившихся по ночам рыбаков освещенные города на склонах гор вокруг Галилейского моря. Укрепленный город окружен толстыми стенами, защищающими его жителей от опасности извне. В нем есть свои школы и клубы следопытов, оберегающие детей от внешнего влияния. Жителям этой крепости ничего не грозит.

Время от времени обитатели подобной крепости посылают за стены свою армию, захватывают несколько пленных и вводят их внутрь через ворота, которые сразу же захлопываются на крепкий засов. Город завоевывает души, но не за счет усилий тех, кто остается в его стенах. Такова крепостная модель служения. Распространение Евангелия продолжается, однако от большинства обитателей крепости не требуется постоянно контактировать с «внешними».

Хотя в прошлом Церковь адвентистов седьмого дня склонялась в основном к крепостной модели, Иисус ею отнюдь не ограничивается. Еще одна модель открывает новые перспективы для тех, кого не устраивают более традиционные подходы. Обратите внимание на 13–й стих: «Вы — соль земли». В чем заключается эта модель?

Как действует соль? Она проникает в пищу и растворяется в ней. Она становится, так сказать, частью общей массы. А каков результат такого «служения»? Все блюдо становится вкуснее. Соль влияет на пищу в целом. Она действует незаметно, ее проникновение не бросается в глаза. Она изменяет мир по чуть–чуть. Вот как описывает «соляное» служение апостол Павел:

Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его (1 Кор. 9:19–23).

«Крепостная» модель действует вполне успешно в некоторых сообществах, однако «соляная» модель служения охватывает более широкий спектр людей, чем «крепостная». Она усиливает влияние Божьего Царства в этом мире. Она побуждает нас нацеливаться на конкретных, определенных людей и на конкретные сообщества. Но при этом она выводит нас за стены укрепленного города. А это опасно не только для тех, кто участвует в этом служении, это опасно для самого служения. В Мф. 5:13 об этом говорится вполне определенно. Иисус говорит, что, если соль потеряет вкус, она станет бесполезной. Соль, утратившая свои свойства, более ни на что не способна.

Наглядными примерами двух эти моделей служат Павел и Иаков. Павел стремился быть «всем для всех». В свою очередь, Иаков оставался в Иерусалиме и «удерживал» крепость. Он хвалился перед Павлом тысячами иудеев в Иерусалиме, соблюдавших закон и не придерживавшихся крайних взглядов, которые вроде как отстаивал Павел. Да и сам Иаков как будто не всегда был доволен тем, что делал Павел[9]. Если уж между апостолами время от времени возникало недопонимание, то стоит ли удивляться, что самое серьезное сопротивление служению секулярным людям сегодня исходит именно из среды наших собратьев.

Примерно так же отличалось служение Иисуса Христа от служения Иоанна Крестителя. Иоанн Креститель жил вдали от людей, в пустыне. Ему было бы некому проповедовать, если бы люди не приходили к нему сами. Иисус трудился иначе. Он жил, по крайней мере какое–то время, в Капернауме. Он вращался среди людей. Он переходил из города в город. Он шел туда, где люди.

Суть же всего вышесказанного состоит в том, что у нас есть выбор. Если нам стало ясно, что Бог не призывал нас к благовествованию в миру, мы можем выполнять свою миссию более традиционным способом. Бог может призвать нас к служению по образцу, оставленному Иаковом или Иоанном Крестителем. С этим вариантом адвентисты седьмого дня, безусловно, знакомы лучше всего. И это неплохой вариант. Но если Бог действительно призвал нас благовествовать людям везде и всюду, мы не можем не признать, что нам нужен более широкий подход.

Адвентисты не в первый раз пытаются предпринять что–то новое. В самом начале истории нашего движения, в 1840–х годах, адвентисты проповедовали только бывшим адвентистам. Затем наши пионеры расширили свой подход и стали охватывать своей проповедью людей, не слышавших миллеритской вести. Затем они осознали свой долг проповедовать американцам — выходцам из других стран. И наконец, Дж. Н. Эндрюс отправился в Европу и положил начало распространению Евангелия по всему миру. Я считаю, что мы вступили в тот период, когда назрела необходимость разработки новых подходов.

Идеальную философию жизни для заинтересованных в проповеди Евангелия мирским людям я называю, за неимением лучшего термина, «радикальным консерватизмом». Определение «радикальный» в данном случае указывает на смешение с людьми, рассеяние среди них. Оно означает готовность пойти на любой риск ради спасения погибающих. «Радикальный» значит говорящий с людьми на одном языке в духовном, культурном и лингвистическом смысле.

С другой стороны, термин «консерватизм» в данном случае подчеркивает верность миссии, к которой Бог призвал адвентизм, дабы мы с большим уважением относились к Священному Писанию и трудам Елены Уайт. Это значит поддерживать живые отношения с Богом, неся Евангелие тем, кто Его не знает. «Консерватизм» означает, что секулярные люди могут встать на твердое основание и начать другую жизнь.

Радикальный консерватизм звучит как абсолютный оксиморон, сочетая в себе противоположные по смыслу слова. Однако в Библии немало таких бросающихся в глаза противоречий, в которых обе части уравнения в равной степени истинны и необходимы. Например, Христос на 100 процентов человек, но при этом и на 100 процентов Бог. С точки зрения голой логики, это невозможно, и все же Библия однозначно указывает, что это именно так. Мы спасаемся верой помимо дел, но при этом и без дел нам не спастись. В течение многих веков люди, мыслящие логически, пытались разрешить эти несоответствия в Писании, но безуспешно. Жизнь полна подобного рода несоответствий.

Определение «радикальный» в данной формуле связано с тем, как именно мы проповедуем мирским людям; а «консерватизм» относится к тому, насколько твердо мы держимся своей веры в процессе благовествования. В этой главе и двух последующих мы сосредоточимся на «консерватизме» — как сохранить и даже развить и укрепить свою веру в секулярном окружении. А затем мы обратимся к «радикальному» аспекту этого понятия — как успешно благовествовать людям, которые считают ваш мир совершенно чуждым и непостижимым.

Павел представляет собой библейский пример радикального консерватора. Он описывает радикальный аспект своего подхода в 1 Кор. 9:19–23 — в том тексте, который мы уже вкратце рассмотрели. «Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его» (ст. 22, 23). С какой стороны ни посмотри, это радикальная методика. Безусловно, именно подобного рода высказывания не раз причиняли Павлу много неприятностей (см. 21:17–21; 2 Кор. 1, 2; 2 Петр. 3:16). Вот если бы нам можно было спросить сейчас у Павла: «Павел, что значит сделаться всем для всех? Как воплотить этот текст в жизнь современному адвентисту седьмого дня?»

Как–то раз мы обсуждали этот текст со студентами на занятиях, и один из них поднял руку. Его звали Клифтон Дэвис, обращенный голливудский актер. Когда я дал ему слово, он сказал: «Я недавно навещал одного своего старого друга в Калифорнии. Понимаете, в голливудской среде наркотики выполняют примерно ту же роль, что и кофе у обычных людей. На этом построено все их общение. Вот и мне мой друг предложил выкурить косячок (сигарету с марихуаной). Как вы думаете, что бы мне посоветовал апостол Павел: брать или не брать?» (На самом–то деле он, конечно, не взял.)

Если мы будем следовать совету Павла быть всем для всех, то рано или поздно окажемся в деликатном положении! Учитывая многочисленные духовные опасности, и так подстерегающие нас на каждом шагу в секулярном мире, зачем адвентисту подвергать себя еще большей опасности в попытке спасти тех, кто оказался в ловушке мирского образа жизни? Ответ Павла однозначен: «Сие же делаю для Евангелия» (1 Кор. 9:23).

Что такое Евангелие? Евангелие включает в себя весть о том, что Иисус Христос не остался в Своем приятном небесном окружении, предоставив нам спасаться самостоятельно. Он сошел на землю, стал одним из нас и соединился с нами в нашем грешном мире, в мире, враждебном ко всему, что Ему так дорого. Он совершил ради нас то, что нам самим совершить не под силу. Когда Павел делал что–то «для Евангелия», он стремился поделиться с погибающими теми великими благословениями, которыми наделил его Христос. Он не мог сидеть сложа руки во свете великого спасения, которое он получил. Поэтому в 1 Кор. 9 Павел призывает христиан последовать его примеру и, став «радикалами», благовествовать погибающим.

Павел вполне осознавал опасности, которыми был чреват его радикальный подход. Если вырвать 1 Кор. 9:19–23 из контекста, этот отрывок станет духовно опасным. В стихах 24–27 Павел совершенно четко говорит о том, что служение мирским людям таит в себе немало угроз для нашего духовного состояния: «Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного» (ст. 24, 25).

Тленный венец, о котором ведет речь Павел, это лавровый венок, который возлагали на голову победителя Олимпийских игр, то есть древний эквивалент нынешней золотой медали. «Все эти спортсмены, — говорит Павел, — выбиваются из сил, и все ради какой–то золотой медали. А христиане стремятся к медали, которая никогда не потускнеет — эта медаль будет сиять вечно». Что он хотел этим сказать? Если атлеты во всем себя обуздывают ради чемпионского звания, то как же должны вести себя мы, кто ищет вечного венца, который обеспечит нам вечное спасение? Таким образом, вместе с «радикализмом» Павел утверждает и «консерватизм». Эти два понятия нельзя разделять, иначе служение в миру не будет иметь успеха.

Павел расставляет все точки над «и» в стихах 26, 27: «И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным».

Павел, должно быть, любил спорт, потому что он часто использует иллюстрации из мира спорта. В данном случае он смешивает метафоры, позаимствованные из соревнований по бегу и по кулачному бою. В своем благовестническом служении он не просто бьется с тенью или бегает по кругу; все, что он делает, он делает с определенной целью. В своем благовестии людям его эпохи он стал «всем для всех» — весьма радикальная методика! При этом он осознавал, что это не безопасно. Постоянные встречи с людьми, которым вы хотите благовествовать, непременно на вас скажутся. Павел понимал, что так оно и будет, и разработал для себя программу постоянных «тренировок» для сохранения собственной душевной чистоты. Он сравнивал свою духовную дисциплину с тренировками атлетов–олимпийцев. Я предложу вам подобную «тренировочную» программу в следующих двух главах.

Выражение «радикальный консерватизм» выражает то напряжение, которое вызывает в жизни подлинного христианина благовествование в секулярном обществе. С одной стороны — насущная необходимость содержать в порядке свой собственный духовный дом. Сосредоточенность на этой задаче нередко называют «консервативностью», а тех, у кого она особенно заметна, относят к «правому крылу». С другой стороны, когда мы идем благовествовать миру, мы неизбежно сталкиваемся с серьезными соблазнами: посещаем такие места и делаем такие вещи, от которых у консервативных христиан возникает ощущение неловкости. И в результате за нами может закрепиться «либеральный» ярлык, а нас самих будут относить к «левому крылу». Нам некуда деваться: человек, стремящийся служить мирским людям, вряд ли найдет понимание среди своих единоверцев.

Однако мы не должны отмахиваться от консервативной реакции на служение секулярным людям. Благовествование людям в секулярном окружении может представлять для христианина немалую угрозу. Служение в мирской среде может быть опасно для вашего духовного здоровья. Поэтому оно не для всех. Многим адвентистам лучше «оставаться дома» — ради их же собственного душевного благополучия. Зачем же я тогда пишу книгу, поощряющую благовествование постмодернистскому обществу? А затем, что тысячи адвентистов седьмого дня чувствуют призыв внести свою лепту в евангельское просвещение секулярного мира, включая родственников, друзей и соседей. Затем, что Библия ясно говорит, что мы должны проповедовать мирским людям. Затем, что этого требует глобальная миссия нашей Церкви.

Служение в миру далеко не всегда приносит радость и удовольствие. Каждый день в секулярном мире приходится принимать неприятные решения. К примеру, я терпеть не могу кофе. Несколько раз в моей жизни мне доводилось пробовать кофе, и каждый раз у меня тут же начинала болеть голова. Я стараюсь не прикасаться к кофе — нигде и никогда. Однако я вполне понимаю, что кофе в наше время стало непременным элементом межличностного общения. Современные мирские люди не мыслят жизни без кофе. Иногда после моего отказа выпить чашечку кофе с человеком между нами возникал барьер, который мне так и не удавалось полностью преодолеть. Я знаком с людьми, которые владеют искусством вежливого отказа лучше, чем я, но и они признают, что всегда немного теряются в подобных ситуациях. Все очень просто, когда речь идет о выборе между добром и злом. Однако в миру очень часто приходится сталкиваться с выбором между большим и меньшим злом или добром. Подобные случаи требуют жестких и мужественных решений.

В следующих двух главах я хочу углубиться в «консервативную» составляющую благовествования в секулярном обществе. Сохранение веры в мирской среде напрямую связано с таким понятием, как границы. Чтобы благовествовать мирским людям и приобретать их для Бога, нам нужно преодолеть определенные границы, характерные для веры в «укрепленном городе». Полновесные консерваторы держат свои границы на замке и не допускают никаких проломов. И они по–своему правы. Это самый надежный и безопасный путь для нас лично. Однако столь консервативный подход мешает нам «больше приобрести» (1 Кор. 9:19). Когда эти границы слишком строги и неподатливы, служение миру может легко себя изжить и стать никому не интересным. Бывают времена, когда нам нужно оставить свои уютные «крепости» и пойти на определенный риск, если мы действительно хотим благовествовать людям.

Проблема в том, что раз уж вы позволили себе перейти одну или несколько своих границ, то легко преодолимыми могут стать и все остальные ваши границы. Эту тенденцию у некоторых принято называть «смещением влево». Если вы позволяете себе гибкость в одном вопросе, то вам уже проще позволить себе ту же гибкость и в других. Это чревато для человека, благовествующего в миру, немалыми опасностями. В последние годы наблюдается большой рост разводов среди тех, кто пошел на риск и погрузился в мирскую среду ради благовестил секулярным людям. Люди, некогда весьма успешные в границах «крепости», не справились с жизнью с более открытыми границами. Их начинает тянуть к коллегам по работе, и служение их заканчивается крахом, даже, по сути, не начавшись.

Эту проблему можно решить, не упуская из виду ни радикальную, ни консервативную составляющую жизнь благовестника. В нашей жизни есть границы, которые нужно будет смягчить, дабы служение в миру было успешным («для Евангелия» — 1 Кор. 9:23). Мы должны четко понимать, что это за границы и почему их можно сделать не столь жесткими. Есть и другие границы, особенно те, что касаются нашей личной веры и семейной жизни, которые нужно укреплять, дабы служение в миру было успешным. Если мы не будем обращать внимание на эти границы или будем плохо себе представлять, какие границы нужно смягчать, а какие укреплять, то нас ждет полная неудача.

В следующих главах мы сосредоточимся прежде всего на укреплении границ в нашей духовной жизни. Говоря об укреплении, я имею в виду прежде всего их прочность, а не жесткость. Жесткие границы ультраконсерватора могут стать хрупкими, когда он окунется в секулярный мир. Границы должны быть гибкими, эластичными, чтобы принять удар, а затем вернуть себе изначальные очертания. Хрупкие границы могут рассыпаться, не выдержав напора. Поэтому идеальный вариант — это нечто среднее между жесткими границами и их полным отсутствием. Нам нужны границы осмысленные, постоянные, твердые и упругие, а не жесткие, хрупкие и неосознанные.

В каком–то смысле следующие главы — самые важные во всей книге. Нельзя поделиться с другими тем, чего не имеешь сам. Если мы, благовествуя мирским людям, сами станем мирскими, то нам некуда будет их вести. В следующей главе я сосредоточусь на духовной стороне нашей «тренировки». В ней я перечислю ряд инструментов, которые помогут вам сохранить веру в секулярной среде. А за ней последует глава, в которой мой лучший друг Эд Дикерсон поможет мне прояснить для вас вопрос с границами — какие из них можно преодолевать, а какие лучше оставить нетронутыми. Радикальный консерватизм — нелегкая наука, но освоить ее вполне возможно. Другого способа преуспеть в такого рода служении нет. Нельзя выходить на труд неподготовленными.

Если мы хотим привести секулярных постмодернистов к более глубоким отношениям с Богом, нам нужно прежде самим научиться поддерживать такие отношения. Но это проще сказать, чем сделать. Мы живем во времена усугубляющейся духовной неопределенности. Начало нового тысячелетия ознаменовалось лихорадочными переменами во всех аспектах жизни. Жизненный темп быстро растет, жизнь становится все сложнее. Люди теряют почву под ногами, им не на что опереться. Электронная почта, текстовые сообщения, мобильные телефоны и пейджеры лишают людей частной жизни, растягивая рабочее время и вынуждая их оставаться в доступе круглые сутки и без выходных. Кроме того, современные средства связи обостряют конкуренцию на рынке труда, ведь на ваше место может претендовать кто угодно из любой точки планеты. Люди редко видятся из–за повышенной занятости, и это лишает семьи стабильности и постоянства. Людям приходится чаще переезжать с места на место, и не всегда по собственной воле. Рвутся родственные связи.

В то самое время, когда у людей словно почва уходит из–под ног в повседневной жизни, церкви и другие религиозные сообщества стремительно теряют свою аудиторию. Одни восприняли мирской образ жизни в попытке жить в ногу со временем. Другие сопротивляются переменам, замкнувшись в том образе мысли и поведения, который постмодернисты считают неуместным и себя изжившим. Когда повсюду ощущается отчаянная нужда в духовной жизни, многие говорят, что религиозные организации — это последнее место, куда они обратятся за помощью. Поэтому очень важно, чтобы христиане, стремящиеся благовествовать секулярным постмодернистам, служили образцом духовной жизни, к которой стремятся мирские люди.

Что мы можем противопоставить разрушительному духовному влиянию секулярного дрейфа? Как сохранить веру в секулярном постмодернистском мире? Нам нет смысла выстраивать вокруг себя оборонительные укрепления и жить в страхе, с подозрением глядя на каждого, кто хоть чем–то от нас отличается. Напротив, нам нужно смело постигать реальность истинного Божьего присутствия посреди этого нового мира. Это значит поддерживать с Ним живые отношения повсюду, где Его присутствие либо отрицают, либо понимают превратно. Но как поддерживать живые отношения с Тем, Кого мы не видим, не слышим, к Кому не можем прикоснуться?

Начинать нужно с молитвенной жизни. Как я уже говорил ранее, усугубляющаяся немощь в личной молитвенной жизни составляет первых два шага в секулярном дрейфе. Поэтому нам нужно остановиться и подумать и стать более восприимчивыми к Его присутствию. Самая отчетливая весть о Боге, которую только могут услышать мирские люди, — это весть, которую провозглашают своей жизнью знакомые им христиане.

Успешные взаимоотношения строятся на двустороннем общении — на диалоге. Мы узнаем другого человека, слушая, что он говорит, и в свою очередь открываем ему себя, говоря о вещах, которые нас волнуют. Все мы знаем, что такое молитва, ведь каждый из нас так или иначе обращался к Богу. Однако одностороннее общение быстро ветшает и наскучивает. Когда мы общаемся с Тем, Кого мы не видим и не слышим, нам бывает трудно понять, что Он нам отвечает. Поэтому один из ключевых моментов в живых отношениях с Богом в секулярной, постмодернистской среде — это научиться внимать Голосу, который большинство людей никогда не слышали. Чаще всего верующие внимают гласу Божьему через чтение Библии и других книг и статей, в которых говорится о Боге.

Итак, громче всего голос Божий звучит сегодня в Его Слове и в других высокодуховных произведениях, таких как труды Елены Уайт. Но не все в Библии полезно для нашего духовного состояния. Поэтому отбор тем для исследования может оказаться столь же важным, как количество времени, которое мы этому исследованию уделяем. Ниже даны несколько советов, которые помогут вам избежать некоторых ошибок, которые совершил я сам в поисках более тесных отношений с Богом.

1. Изучаемая тема должна быть актуальна для вашей повседневной жизни. Если вы стремитесь избавиться от алкоголизма или вам не дает покоя болезненное прошлое, то, может статься, самое лучшее на данный момент для вас духовное чтение — это литература, описывающая «двенадцать шагов» на пути к избавлению от зависимости. С другой стороны, если вы испытываете глубочайшую потребность лучше понимать Библию, то вам будут очень кстати какие–нибудь духовные библейские комментарии. Ваша духовная жизнь должна быть сосредоточена на тех проблемах, которые тревожат вас в настоящий момент. Иначе она вряд ли окажет положительное влияние на вашу повседневную жизнь.

2. В центре вашего исследования Библии должна быть личность Иисуса Христа. Именно через Иисуса Бог наиболее явно взаимодействует с родом человеческим. Поэтому людям, желающим познать Бога, крайне важно сосредоточиться на личности Иисуса. В выборе материалов для чтения отдавайте предпочтение тем, что помогают вам лучше Его понять. Что касается Библии, то больше всего внимания нужно уделять изучению четырех Евангелий и посланий Павла. А что касается Елены Уайт, то такие книги, как «Желание веков» и «Путь ко Христу» были специально созданы для того, чтобы помочь нам ближе познакомиться с Иисусом.

3. Чтение духовной литературы не терпит суеты. Духовные чтения должны приносить отраду. Постарайтесь устроить так, чтобы, берясь за духовную книгу, вам не нужно было засекать время или устанавливать для себя строгие временные рамки. Книга, прочитанная в спешке, может принести больше вреда, чем пользы. Лучше потратить целый час на тщательное исследование одного текста, чем перелистывать одну страницу за другой, не особо вдаваясь в их содержание. В наш технологический век нам нужно научиться снижать темп, чтобы поразмыслить о происходящем и критически оценить свою жизнь. Иначе мы будем все дальше и дальше отходить от личных взаимоотношений с Богом, даже если будем совершать церковное служение.

4. Ведите читательский дневник. Один из самых важных уроков в моей жизни я почерпнул в старой поговорке: «Бумага помнит, люди забывают». Я заметил: когда я размышляю над какой–нибудь духовной книгой, мне в голову порой приходят очень важные мысли, которые, вспыхнув как озарение, быстро меркнут и исчезают в глубинах памяти. Однако не даром говорят: «Запиши, а то забудешь». Прежде чем записать, я проговариваю эти мысли у себя голове. Я мысленно представляю, как я записываю их на бумаге. Я чувствую ручку у себя в руке, я стараюсь задействовать разные способы запоминания. Все это помогает мне лучше воспринять усвоенное, сделать его более существенной частью того, что я есть как личность.

Я считаю, что один из лучших способов сблизиться с Богом — это вести читательский дневник, записывать мысли, которые появляются у вас при чтении Библии или других религиозных книг. Лучшая духовная книга, которую вам доведется прочесть, это книга, которую вы написали для себя сами. Все люди разные. Сборник мыслей, которые тронули вас когда–то в прошлом, может стать мощным средством, которое поможет вам сохранить и возродить отношения с Богом в будущем. Можно писать на бумаге, а можно воспользоваться компьютером. Таким образом вы сможете собрать свои содержательные духовные мысли воедино и составить собственную книгу духовных размышлений, которая поможет вам ощутить присутствие Божье в своей жизни и услышать Его голос в Его Слове.

5. Ведите дневник духовных размышлений. Есть еще один тип дневника, который тоже помогает мне услышать Бога. Это своего рода дневник духовных размышлений. Я называю его своей «книгой опыта». Многие гиганты духа, жившие в разные времена, вели духовные дневники. Такой дневник был у Елены Уайт, а также у Лютера, Уэсли и многих других. В этих дневниках они описывали свою внутреннюю борьбу. Они открывали свои переживания, связанные с непосредственным общением с Богом. Они отмечали свои нелегкие шаги на жизненном пути.

Мне нравится открывать свой дневник на пустой странице и задавать Господу, скажем, такие вопросы: «Как Ты считаешь, правильно ли я поступил со своим сыном вчера? А с женой? Как мне помирить двух моих поссорившихся сослуживцев?» После чего я начинаю писать и записываю все, что приходит мне в голову. Мои мысли зачастую уводят меня туда, куда я совсем не собирался, но явно не без Божьего водительства. Бывает так, что Бог побуждает меня более внимательно относиться к моим студентам. А иногда Он дает мне знать, что я слишком требователен к своим детям или что я пренебрег человеком, который действительно нуждался в моей помощи. Ведение подобного дневника может сыграть крайне важную роль в ваших взаимоотношениях с Иисусом.

Когда речь заходит о взаимоотношениях с Богом, на ум сразу же приходит молитва, а не попытки расслышать Божий голос. Тем не менее, личная молитвенная жизнь — это, наверное, самая проблематичная часть духовной жизни у большинства христиан. На мою долю выпало немало неудач в молитвенной жизни. Но на протяжении своей жизни я усвоил несколько полезных вещей. Я думаю, что некоторые из этих советов помогут и вам тоже.

1. Молитесь в том положении, в каком вам удобней. Единственно правильного положения во время молитвы не существует. Обязательно найдутся люди, которые скажут вам, что молиться нужно непременно на коленях с закрытыми глазами и сложенными вместе руками. И, если честно, я именно так по большей части и молюсь. Однако в Библии записано много молитв, и люди, их произносившие, далеко не всегда стояли на коленях. Они могли, скажем, стоять прямо или лежать ниц. Кто–то молился с открытыми глазами, а кто–то — с закрытыми. Кто–то со сложенными вместе руками, а кто–то с поднятыми вверх. Разговор с Богом в молитве гораздо важнее, чем положение, которое вы при этом занимаете. Принимайте такую позу, какую вам удобнее. Главное, чтобы у вас была возможность сосредоточиться на Боге и ничто вас не отвлекало.

2. Сосредотачивайтесь па Боге с помощью дневника. Еще один способ сосредоточиться — это записывать все, что вы хотите сказать Богу. Все, что вы пишете, должно быть обращено непосредственно к Нему. Записать молитву — это все равно что написать Богу письмо. Уверяю вас, вы не зря потратите время. На собственном опыте могу сказать: когда я не ленюсь тщательно оформить в слова все, что я хочу сказать Богу в молитве, сама молитва получается гораздо более осознанной и содержательной. Сам процесс написания помогает мне извлечь из сознания именно то, что мне действительно хочется сказать Богу, то, о чем в другом случае мне, может быть, сказать не удалось бы.

Если мысль о «молитвенной книге» кажется вам несколько странной, вспомните, что большая часть псалмов в Псалтири — это записанные молитвы. Если у вас есть компьютер, то вы можете изложить свою молитву в форме электронного письма. Электронная почта приучила нас к мысли, что можно строить отношения с другими людьми даже на большом расстоянии. И так уж получается, что в электронной переписке люди бывают более искренни, чем в личном общении или в обычных почтовых письмах. Поэтому с помощью электронных посланий Богу можно существенно обогатить свою молитвенную жизнь.

3. Молитва должна идти из глубины души. Бывает так, что мы в своих торопливых молитвах просим за миссионеров и книгонош, но не касаемся сути своих взаимоотношений с Богом. Чаще всего наши молитвы оказываются оторванными от повседневной жизни именно потому, что мы не открываем Богу то, что для нас по–настоящему важно. Молитва становится по–настоящему значимой только тогда, когда мы открываем Богу свою душу, когда мы делимся с Ним своими самыми сокровенными мыслями. Богу можно рассказывать все — даже то, что вы не скажете своему спутнику жизни. Ведь чтобы вы Ему ни поведали, вы не удивите Его и не повергнете в шок. Он и так уже знает все, что вы можете Ему сказать, и от этого Его любовь к вам не становится меньше.

4. Дайте Богу возможность ответить на ваши молитвы. Очень важно дать Богу возможность ответить на ваши молитвы. Что может быть проще, чем пробежаться по своему молитвенному списку, а затем вернуться к своим повседневным делам, даже не думая о том, что Бог вам может ответить. Поступите иначе. Положите перед собой бумагу и ручку и, закончив свою молитву, возьмите ручку и ждите. А затем запишите все, что пришло вам в голову. Что–то из записанного вами может оказаться глупостью, а что–то — как говорится, ни к селу, ни к городу. Однако иногда бывает так, что Бог, улучив спокойную минуту, внушает сердцу по–настоящему Божественные мысли.

Я как–то поделился этой мыслью на занятии в семинарии. Один студент из Канады решился опробовать этот способ в тот же вечер. После молитвы у него в голове засела мысль о том, что ему обязательно нужно связаться с одной женщиной в Канаде. Поскольку его жена на тот момент была в Канаде, неподалеку от того места, где проживала эта женщина, он решил позвонить жене и попросить с этой женщиной связаться. На следующий день жена позвонила ему и сообщила, что ей никак не удается до нее дозвониться. Он попросил ее звонить еще. Он проникся уверенностью, что Господь побуждает его связаться с этой женщиной и на это у Него есть веская причина.

Жена канадца позвонила ей еще раз. На этот раз та ответила. Ее слова поразили жену моего студента до глубины души. «Неделю назад у меня умер муж. Сама я только что от врача. Он сказал мне, что у меня рак. И вот я сижу у телефона и думаю: есть в этом мире хоть один человек, который может мне посочувствовать?» Мой канадский студент теперь не сомневается, что Бог по–прежнему общается со Своим народом!

5. Акцент на благодарности. Гленн Кун, один из моих любимых проповедников, любил повторять текст из Книги Неемии: «Радость пред Господом — подкрепление для вас» (8:10). Он считал, что секрет духовной силы кроется в радости, которая приходит с духом благодарения и хвалы. Нельзя долго предаваться унынию и грусти, когда ты постоянно вспоминаешь, как Бог благословил тебя и обогатил твою жизнь.

Кун предлагал каждое утро записывать по десять вещей, за которые вы благодарны Господу, а в течение дня совершать краткие молитвы благодарности за каждое из этих благословений. «Спасибо Тебе, Господи, за воздух». «Спасибо Тебе, Господи, за кошку (или собаку)». «Спасибо Тебе, Господи, за розы». То есть благодарить Бога за самые обыденные, практические вещи. Такая метода выглядит чрезмерно упрощенной, однако могу подтвердить на собственном опыте — она действует! Когда мы благодарим Господа за какие–то конкретные вещи, непосредственно влияющие на нашу жизнь, наше сердце наполняется невероятной уверенностью и радостью. Ничто не в состоянии озарить нашу жизнь так, как дух благодарения и хвалы.

Как найти время для изучения Библии и молитвы в суете забот, которыми обременен почти каждый из нас? Не много среди нас найдется людей, у которых хватало бы времени выполнить все, что запланировано на день. А это значит, что нам нужно решать, на что стоит тратить время, а на что нет. Сутки не резиновые: если хочешь что–то добавить, придется так или иначе от чего–то отказаться.

Беда в том, что большинство из нас предпочитает уклоняться от подобных решений. Мы пытаемся решить все вопросы, которые ставит перед нами жизнь, но у нас все равно ничего не получается. В результате мы неизбежно приносим на алтарь нерешительности либо семью, либо духовную жизнь — а то и все вместе. Поэтому сейчас, когда меня просят занять какую–то должность или выполнить какое–то поручение, я спрашиваю себя: «От чего мне придется ради этого отказаться? Насколько это важнее и интереснее? Стоит ли оно того?» Если мы сами не сделаем выбор, жизнь сделает его за нас. И не факт, что мы будем этим выбором довольны.

Все это имеет большое значение для духовной составляющей нашей жизни. Наше общение с Богом зачастую отходит на второй план под давлением менее важных дел. Поэтому первый шаг на пути к более тесному с Ним общению — сделать это общение первостепенным жизненным приоритетом. Сила воли замечательна тем, что чем больше вы ее применяете, тем крепче она становится. Решите для себя, что Бог будет для вас на первом месте. Скажите это во всеуслышание. Напишите об этом вашим друзьям. Определитесь, от чего вам нужно будет отказаться, чтобы уделять больше времени духовному возрастанию. Хорошенько подумайте, прежде чем принимать на себя новые обязанности или задачи. В своей духовной жизни мы должны прежде всего стремиться к цели, к почести вышнего звания во Христе Иисусе.

Живые отношения с Богом начинаются, конечно же, с общения с Ним, когда мы внимаем Его голосу, звучащему в Его Слове, и обращаемся к Нему в молитве. Однако если отношения с Богом будут ограничиваться только молитвенной жизнью, они не окажут того воздействия, в котором мы нуждаемся. Без твердой, практической, воплощающейся в делах веры опыт общения с Богом может легко стать оторванным от действительности. Это приведет к шизофреническому существованию, когда вера будет влиять на вашу жизнь лишь на короткое время каждый день, а остальное время вы будете вести вполне секулярную жизнь. Если мы хотим привнести какие–то перемены в секулярный мир, наши отношения с Богом должны быть видимы для людей. К этой практической стороне общения с Богом мы сейчас и обратимся.

В своей книге The Human Puzzle («Человеческая загадка») Дэвид Дж. Майерс подтверждает то, чему сто лет назад учила Елена Уайт: то, во что верит человек, может оказывать сравнительно небольшое влияние на то, как он живет. Исследования, проведенные в консервативных христианских церквях, показывают, что уровень супружеских измен, физического и сексуального насилия, алкоголизма и наркомании в них примерно такой же, что и в остальном обществе.

Разница лишь в том, что эти проблемы в церковном окружении меньше бросаются в глаза.

То, во что вы верите, может и не оказывать серьезного влияния на ваш образ жизни, а вот то, как вы живете, сильно сказывается на вашей вере. Эта тема хорошо раскрыта в главе «Излечение психики» в книге Елены Уайт «Служение исцеления» (с. 241–259). Поступки, совершаемые в повседневной жизни, оказывают огромное влияние на то, во что верят люди, на их чувства и мысли.

В этом и состоит ценность адвентистского образа жизни. Он заставляет нас подчинить Богу все аспекты нашего бытия. Когда вы составляете ваш семейный бюджет, первая строка в нем отведена десятине. Это напоминает вам о том, что Бог находится в центре вашей финансовой жизни. Когда вы делаете покупки в магазине одежды, о чем вы думаете? Если я надену этот костюм, поможет это моему христианскому свидетельству или помешает ему ? Какую роль будет выполнять эта одежда — прославлять меня или указывать на то, что Бог совершает в моей жизни? Когда вы приходите в продуктовый магазин, вы читаете, что написано на упаковках. Почему? Потому что вы не хотите, чтобы в ваш организм попадало то, что не служит к славе Божьей (см. 1 Кор. 10:31). Адвентистский образ жизни привносит Бога во все аспекты нашей повседневной деятельности.

Самая надежная гарантия от секулярного дрейфа — об этом вам скажет любой мирской психолог, если вы его спросите — это религия, практикуемая семь дней в неделю. Полноценный адвентизм — это вера, оказывающая на нас влияние каждую секунду каждый день нашей жизни. Возможно, нам было бы лучше называться «адвентистами семи дней» (кстати, так адвентистов очень часто называют на Багамах). Адвентизм не может себе позволить стать чисто умозрительной верой. Чтобы воздействовать на секулярный мир, он должен влиять на все аспекты нашего бытия в этом мире.

Этот образ жизни вовсе не означает, что мы отвергаем оправдание верой. Он лишь свидетельствует о том, что Христос, предлагая дар спасения, заявляет еще и определенные требования. Мы живем так, а не иначе, потому что уже приняты Им, а не потому, что хотим завоевать Его расположение. Хотя апостолы однозначно утверждали, что спасение — это дар, христианская церковь первого века громко возвещала: «Иисус есть Господь». Под этим первые христиане подразумевали: «У Него есть право указывать мне, что делать и как жить».

Взаимосвязь между оправданием и владычеством ярко проиллюстрирована в истории, рассказанной Иисусом Своим ученикам. В Евангелии от Матфея 18:23–35 царь прощает своему рабу долг в десять тысяч талантов (по некоторым подсчетам, около десяти миллиардов долларов в современной валюте!). Прощенный раб по идее должен был с радостью простить такого же раба, как и он сам, задолжавшего ему небольшую сумму, равную плате за сто рабочих дней. Но поверг в шок всех окружающих, когда этого не сделал. Эта притча говорит о прощении Божественном и прощении человеческом. То, как поступает с нами Бог, должно стать образцом для нас в наших отношениях друг с другом. Крепкая, живая вера включает в себя как молитвенную жизнь, так и действие.

Итак, духовные упражнения крайне важны для поддержания живых отношений с Богом, однако они не достигнут своей цели, если наша жизнь с Богом не проникнет во все аспекты нашего бытия в этом мире. Благодаря адвентистскому образу жизни у нас есть возможность ощутить и увидеть Бога во всех проявлениях нашей жизни. Когда мы воплощаем нашу веру в дела, она становится крепче и весь наш жизненный путь мы проходим вместе с Богом.

Воплощая свою веру в дела, мы сможем укрепить свои отношения с Богом, но нельзя при этом зацикливаться на самих себе — все время думать о себе, о том, что я делаю, о том, как я своими делами укрепляю свои отношения с Богом. Наши дела веры не будут совершенны, пока мы не начнем делиться своим духовным опытом с другими. Чтобы сохранить веру, нужно ею поделиться. Чем чаще мы ее выражаем в словах и делах, тем глубже она становится. Говорите о вере, и ее станет у вас больше. Вот как ярко выражена эта мысль у Елены Уайт:

Что меня (Джона Паулина) больше всего расстраивает со времен выхода в свет моей книги «Библейская истина в современном мире», так это высокий уровень духовных катастроф среди адвентистов, которые некогда решили благовествовать в миру. Одни перестали доверять учениям адвентистской Церкви и увели организованные ими церкви в сторону более «евангелического» мировоззрения. У других распались семьи. Третьих эта нелегкая задача привела в такое замешательство, что они совершенно потеряли веру.

Благовествование в миру несет в себе явную угрозу для нашей нравственной чистоты. Пытаясь благовествовать секулярным людям, мы оказываемся в гуще светской культуры, мирского общества со всей его свободой и распущенностью. Неверующие могут себе позволить одеваться и вести себя вызывающе. Они бросаются словечками, которых мы, может быть, не слышали многие годы. Они любят смотреть передачи и фильмы, пропагандирующие насилие и беспорядочные половые связи. Поэтому благовествование в мирской среде сопряжено с множеством искушений, которые могут сокрушить духовные щиты и подорвать веру и христианский образ жизни. Мы выходим в мир ради того, чтобы его изменить, но увы, бывает и так, что мир меняет нас, а не мы его.

Насколько я знаю от своих коллег, проводящих исследования мозга, та область мозга, которая задействована в богопоклонении, непосредственно примыкает к тому участку, который возбуждается во время сексуальной активности. Другими словами, Бог сотворил нас так, чтобы наша сексуальность, в лучшем ее проявлении, отражала наши взаимоотношения с Ним в богопоклонении (см. Еф. 5:31, 32). Может быть, поэтому многие мирские люди просто поклоняются сексу. Но если это так, то пасторы и другие верующие, которые решили благовествовать в миру, находятся в большой духовной опасности в сфере сексуальных отношений. И благовестие мирским людям лишь повышает степень этой опасности. Поэтому я повторяю то, что уже говорил прежде: служение в миру — не для всех. Если вы с трудном справляетесь со своей сексуальностью, то вам, может быть, будет разумнее не браться за служение в секулярной среде.

Однако границы нужно устанавливать не только в сексуальной сфере. Адвентистский образ жизни включает в себя принципы, касающиеся употребления алкоголя, табака и кофе, соблюдения субботы, пищевых запретов и многого другого. Когда вы окажетесь в светской среде, ваши убеждения в этих вопросах будут каждый день подвергаться испытанию. В секулярном мире принято поддерживать отношения с помощью алкогольных напитков и кофе. Как благовествовать мирским людям и сохранить при этом в чистоте свое тело и душу? Как оставить неприкосновенными границы, установленные вами в образе жизни и чувственности, и не положить прежде времени конец отношениям с секулярными людьми? Пора дать на эти вопросы прямые и честные ответы.

Поэтому я обратился к моему лучшему другу, Эду Дикерсону, организовавшему немало общин в Айове, и попросил его поделиться некоторыми своими мыслями по этому поводу. Эд уже давно исследует такой сложный вопрос, как психологические и эмоциональные границы; его исследование имеет огромное значение для целей этой книги. Кое–что из написанного ниже будет поначалу сложно воспринять, но вы не пожалеете, если прочитаете эту главу и хорошенько над ней подумаете. Внимательно изучив изложенные далее принципы, те из вас, кто занимается благовествованием в миру, смогут избежать многочисленных ловушек и болезненных ошибок.

(Все, что идет далее в этой главе, написано Эдом и от его лица.)

«Мне нравится, как об этом сказано в Евангелии от Иоанна», — проговорил он. Привлекательная, молодая мать–одиночка придвинулась к нему поближе, заглядывая ему через плечо, пока он перелистывал библейские страницы. Чуть ли не на ухо она сказала ему: «У вас замечательные руки. Такие сильные».

Это настоящий кошмар для всякого, кто стремится благовествовать секулярным модернистам или постмодернистам. В своем искреннем стремлении послужить человеку он оказался в безвыходном положении. Если он промолчит, то молодая женщина, с которой он изучает Библию, будет действовать в соответствии с сигналами, которые, как ей кажется, он ей посылает. Если же он даст явный отпор ее заигрываниям, то тем самым сильно смутит ее и даже обидит. Не исключено, что она даже поменяется с ним ролями и обвинит его самого в приставаниях. Ни один из этих вариантов не сулит продолжения здоровых отношений любого рода, и уже тем более продолжения библейских занятий. А ведь этот сценарий — не выдумка. Это реальный случай из моей жизни. Чтобы не доводить до беды, я установил границы.

«Границы» — это ограничительные рамки поведения, в которых должны развиваться взаимоотношения. Здоровые границы способствуют здоровым отношениям. А прорванные границы ведут к разбитым сердцам, распавшимся семьям, краху на работе и в служении. Сколько церковных работников пострадало от катастрофических последствий размытости установленных ими границ! (Для удобства я впредь буду именовать «благовестником» всякого адвентиста, будь то пастор или рядовой член церкви, который благовествует в секулярном обществе.)

В этой главе я хочу показать благовестникам, что такое здоровые границы, как их устанавливать и содержать в целости и сохранности. Я буду делать акцент на профилактике — как вам защитить ваш христианский опыт, ваши взаимоотношения и ваше служение. Опыт показывает, что всякий, кто работает с секулярными модернистами и постмодернистами, обязательно столкнется с попытками испытать их границы на прочность, причем с самой неожиданной стороны.

Например, как разумно отреагировать, когда человек, которого вы пригласили на ужин, приносит с собой бутылку вина по заведенному у мирских людей обыкновению? Что делать, когда друг, живо интересующийся духовными вопросами, очень хочет сыграть с вами партию в гольф, вот только другого времени, кроме субботы, он найти не может? Что делать, когда неадвентист, регулярно посещающий вашу церковную программу, хочет принести блюдо из свинины на братский ужин? А как быть с вашим неверующим другом, который отстоял несколько часов в очереди, чтобы купить вам билет на новый фильм, премьера которого должна состояться в субботу утром? А затем, когда узнал, что утром у вас богослужение, поменял билеты на обеденный сеанс? Что делать, когда молодая женщина начинает подавать сигналы о имеющихся у нее на вас видах?

С подобными ситуациями приходится сталкиваться любому благовестнику, который совершает служение в секулярном постмодернистском обществе. Каждая из этих ситуаций представляет собой покушение на границы благовестника, и в каждом случае, умело задействовав соответствующие границы, он сможет укрепить отношения и утвердить их на здоровой основе. Устанавливая здоровые границы во взаимоотношениях, вы обеспечиваете их (взаимоотношений) сохранность.

Так что же было дальше с той молодой женщиной, которая прильнула ко мне и принялась расхваливать мои «сильные руки»?

«Да, моя жена всегда просит меня открыть ей банки, когда готовит на кухне», — ответил я. Не обратив внимания на ее заманчивую позу, я рассказал ей, как замечательно готовит моя Мэвис, что у нас принято подавать на стол и как нам хорошо вместе. Шэннон потихоньку отодвинулась, сказала несколько приятных слов, и мы стали заниматься дальше. Когда я упомянул о своей жене и рассказал, какая она у меня замечательная, это стало для Шэннон ясным сигналом, что я дорожу своим браком и что для нее я могу быть духовным наставником, но не более того.

Я по сей день не знаю, что заставило эту женщину так себя вести. Это могло быть что угодно — от невинной потребности в мужской поддержке (ведь она все–таки была матерью–одиночкой) до желания почувствовать себя привлекательной, а то и чего–то более предумышленного. Вполне возможно, она просто не осознавала, что делает. Однако мои похвалы собственной жене установили границу в наших отношениях и избавили нас обоих от неприятных последствий того, что она, может быть, сама того не понимая, готовилась сделать. Мы остались друзьями и продолжили наши библейские занятия.

К нам на занятия в церковь ходила еще одна молодая женщина, которая тоже стала подавать мне знаки внимания сомнительного свойства. Как и у многих молодых женщин на пороге зрелости, у нее были трудности в отношениях с отцом. Когда она дала мне игривое прозвище, я сказал ей: «Отлично! Нам с Мэвис тоже будет приятно думать о вас как о своей приемной дочери». Затем я предложил ей подружиться с моими дочерьми примерно одного с ней возраста. Я снова установил определенную грань, позволившую удерживать наши отношения в здоровых рамках. Я мог быть ей как отец — и не более того.

Я мог бы повести себя в этих ситуациях иначе — с самыми катастрофическими последствиями. Я мог бы бросить тень осуждения на первую женщину, сказав ей что–то вроде: «Зачем это вы ко мне так придвинулись?» или «Не пристало приличной женщине так себя вести». А второй я мог сказать: «Что это с тобой? Ведь я тебе в отцы гожусь!» Такая реакция, скорее всего, разрушила бы наши отношения, оставив после себя только язвительные замечания и взаимные обвинения. Однако мне удалось установить здоровые границы, которые обратили потенциально опасные ситуации в здоровые, крепкие отношения.

Давайте вкратце рассмотрим динамику развития обеих ситуаций. В первом случае я осознал, что женщина пытается подвигнуть меня к нездоровым отношениям — может быть, даже не отдавая себе в том отчет. Прямое предложение вступить в романтическую связь было бы, несомненно, отвергнуто. Поэтому она постаралась защитить себя в эмоциональном плане, скрыв свой интерес за туманными намеками. Если бы я отреагировал положительно, она принялась бы потихоньку «прощупывать» меня, насколько далеко я готов продвинуться в наших отношениях. Если бы я отреагировал отрицательно, она бы ни за что не созналась в своих намерениях и обвинила бы меня в том, что я не за ту ее принимаю. Для меня эта ситуация в обоих случаях не сулила ничего хорошего.

Однако против нашей воли никто нами манипулировать не сможет. Поэтому, вместо того чтобы и дальше получать неоднозначные сигналы, я отреагировал на ее скрытое предложение, установив скрытую, то есть не оформленную в резкую отповедь границу. Я не сказал: «Я женатый человек» — это была бы уже откровенная отповедь. Я просто заговорил о своем семейном положении, упомянув свою супругу и описав свой брак в положительном свете. Вместо того чтобы громко провозгласить: «Я счастлив в браке и потому у вас ничего не выйдет», я передал ту же мысль несколько иначе, с помощью намека, вызволив нас обоих из неловкого положения. И получилось это настолько удачно, что я даже сомневаюсь, вспомнит ли она сегодня о том, что тогда случилось.

Во втором случае я понимал, что за поведением этой молодой женщины скрывается стремление найти замену одобрению и любви отца, с которым у нее был полный разлад в отношениях. Я постарался предупредить нежелательные отклонения в наших отношениях, повернув их в здоровое русло и нарочито включив в них мою жену и дочерей. В игривом прозвище, которое она мне дала, не было скрытого предложения; скорее в нем была невыраженная потребность в мужской любви. Установив скрытую границу, я лишь помог ей выражать свои потребности в более приемлемой форме.

Устанавливать и поддерживать в сохранности действенные границы может каждый — нужно только знать как и хотеть этого. Следующие несколько страниц будут посвящены данной «технологии». Но сначала нужно дать ряд определений.

Благовестнику необходимо устанавливать границы в восьми областях, а именно:

Обратите внимание: все эти восемь областей, или сфер, можно разделить по двум осям — по вертикальной, отделяющей жизненно важные границы от прикладных, и по горизонтальной, отделяющей внутренние границы от внешних (чуть ниже я объясню это деление подробнее). Кроме того, они пронумерованы в порядке убывания их значимости для духовного и эмоционального здоровья человека. Верования — граница №1 — самая важная категория; жизнь — граница №2 — вторая по важности и т. д.

Границы в правой колонке приведенной выше таблицы представляют собой практическое расширение границ из левой колонки. К примеру, убеждение (граница №1) в том, что что–то идет неправильно, зачастую проявляет себя в форме чувства (граница №5). Жизненно важные решения (граница №2) нередко отражаются в предпочтениях (граница №6).

Будучи здоровыми, прикладные границы действуют как система раннего предупреждения, надежная защита по всему периметру. Мы уже отмечали, что появление тревожного чувства (граница №5) может говорить о потенциальной угрозе для наших убеждений (граница №1). Введение в действие прикладной границы, как правило, таит в себе меньшую угрозу, чем применение жизненно важных границ; прикладные границы можно задействовать с упреждением и с меньшими потерями. Например, в словах: «Мне это не по душе» будет заключено меньше веса — или скрытой угрозы — чем если вы скажете: «Я считаю, что это неправильно». Конечно, бывают ситуации, когда нужно устанавливать резкие границы, но в большинстве случаев стоит начинать с границ помягче и устанавливать их пораньше.

Нарушение внутренних границ обычно требует нашего недвусмысленного согласия. Поэтому люди, желающие нами управлять, почти всегда начинают с наших внешних границ (тело, время, репутация и имущество), где у них больше свободы действий и где наша реакция подскажет им, насколько сложно будет манипулировать нами дальше.

Адвентистские нормы в таких сферах, как питание и одежда, включают в себя как жизненно важные, так и прикладные границы. Они служат внешним выражением наших убеждений и внутренней жизни, но при этом зависят еще и от времени и места. Например, к некоторым конкретным элементам моды нельзя относиться с однозначной категоричностью — о чем свидетельствует опыт самой Елены Уайт, пропагандировавшей «реформу одежды». В большинстве стран открытые женские лодыжки считаются совершеннейшей обыденностью, но есть страны, где они просто недопустимы. В странах со строгими мусульманскими устоями обнажение даже нескольких прядей женских волос считается непристойным, тогда в большинстве стран непокрытая женская голова воспринимается как должное и не вызывает никак отрицательных эмоций.

Итак, основные принципы, которыми мы руководствуемся, выбирая себе одежду, это простота, бережливость и скромность. Эти принципы действуют на уровне верований (граница №1) и жизни (граница №2). Отступление от этих принципов поставит под угрозу наши души. Однако практическое воплощение этих принципов (на уровне чувств, граница №5; предпочтений, граница №6; и репутации, граница №7) может отличаться в зависимости от времени и места. Поэтому, когда речь заходит об адвентистских нормах, благовестники должны сохранять в неприкосновенности эти ключевые принципы на уровне «верований» и «жизни» и одновременно быть гибкими в том, что касается их практического воплощения. Далее мы дадим несколько определений, с помощью которых читателям, интересующимся благовестием секулярным модернистам и постмодернистам, будет проще понять, о чем идет речь.

Признание. Мы сможем устанавливать здоровые границы, если будем принимать других людей такими, какие они есть. Это безусловная любовь, которую я могу сформулировать примерно так: «Я люблю вас такими, какие вы есть. Вам не нужно менять себя, чтобы заслужить мою любовь. И какие бы перемены в вас ни произошли, вы ее не лишитесь». В этом суть Евангелия, а также существо любых здоровых отношений. Пытаться изменить людей значит манипулировать ими, а это полная противоположность признания. Признание не бывает без конфронтации. Без этого аспекта признание становится просто попустительством. Наше благовестие секулярным людям должно строиться на признании, на искренней любви к погибающим — на любви, которая не зависит от того, как наш ближний реагирует на наше благовестие.

Границы. Границы — это ограничения в поведении — и в нашем поведении, и в поведении других, — которыми определяются взаимоотношения. Естественные границы функционируют подобно совести, отличая хорошее поведение от плохого, добрые помыслы от дурных. И, подобно совести, если мы позволяем эти границы постоянно нарушать, они перестают действовать как необходимая нам защита. Границы возникают и существуют у нас в сознании. Мы сами решаем, как мы будем относиться к другим и как позволим относиться к себе. У границ всегда есть две стороны. То, что мы позволяем себе по отношению к другим, мы, в конце концов, позволим другим по отношению к себе.

Установление границ. Установление границ происходит в тот момент, когда мы уведомляем других о рамках поведения, которые мы уже установили в своем сознании. Границы можно устанавливать в строгом соответствии с этикетом, а можно и более непринужденно. Мы можем сделать их резкими и отчетливыми, а можем оставить их скрытыми, подразумеваемыми. Установление границ способствует поддержанию здоровых отношений и возвращению испорченных отношений на верную стезю. Установление границ должно быть как можно менее болезненным, но при этом границы должны быть в меру четкими и определенными, потому что у границ всегда есть две стороны. И прежде всего эти границы должны обрести четкость в нашем собственном сознании. Нам нужно знать, какие принципы имеют жизненно важное значение для нашей адвентистской веры, а какими можно поступиться в конкретной ситуации. Вот тогда и можно будет устанавливать границы — по возможности безболезненно и по необходимости четко и определенно.

Противостояние (конфронтация). Противостоять кому–то значит выяснять отношения. Вступать в конфронтацию вовсе не означает выводить другого человека «на чистую воду». Это не значит выговаривать ему или пытаться исправить его поведение. И тем более конфронтация не подразумевает конфликт. Она заканчивается конфликтом, только когда между нами накопилось столько проблем, что конфликт неизбежен.

Установление границ — это тоже своего рода конфронтация, потому что границы тоже помогают прояснить отношения. Границы, установленные мною в отношениях с двумя упомянутыми выше женщинами, внесли ясность в наши взаимоотношения — какими они могут быть и какими они никогда не будут. Взаимоотношения без конфронтации — это взаимоотношения без границ. Поэтому без конфронтации здоровых отношений не бывает.

КОД. Я использую акроним КОД для обозначения трех качеств, которые призваны поддерживать у человека высокую самооценку. Человек имеет высокую самооценку, или осознает свою ценность в Божьих глазах, когда он знает, что он (1) квалифицированный (способный, полезный для Бога и ближних в свете тех даров, которые он получил от Духа), (2) особенный («Другого такого, как я, в мире нет») и (3) драгоценный (имеющий ценность в глазах Бога и других людей). Когда мы осознаем умом и чувствуем сердцем, что мы способны, уникальны и драгоценны, значит, у нас полный КОД.

Полный КОД — это постоянное осознание нашей безмерной ценности в Божьих глазах (драгоценный), достославное™ и важности нашего уникального призвания (особенный) и постоянного Божьего присутствия в наших усилиях (квалифицированный). Этот КОД можно заполнять по–разному, но для этого нужно как минимум поддерживать границы и уделять достаточно времени молитвенной жизни, семье, физической нагрузке и сну. Чем полнее КОД, тем крепче будут наши естественные границы.

С другой стороны, у людей, привыкших к тому, что их попирают и подавляют, этот КОД пустой и границы у них очень слабые. Если мы однажды дадим слабину перед кем–то, то в следующий раз возобладать над нами ему будет еще проще. Для человека с пустым КО Дом попытка организовать церковь или благовествовать секулярным людям скорее всего закончится полным крахом. Как ни странно, люди с пустым КОД ом нередко берутся за подобного рода служение, видя в нем возможность восполнить свой КОД. Но если КОД пустой, то это служение не принесет им ни удовлетворения, ни успеха. Сначала нужно попросить Господа заполнить наш КОД, и только тогда мы сможем помочь своим ближним. Только так, и никак иначе.

Явные границы. Явная граница — это ясно выраженное, «прямо в лицо», ограничение. Подобные границы можно оформить в письменном виде — в виде объявления или перечня правил; а можно озвучить неформально — в ходе беседы. Явные границы более уместны, когда речь идет о каком–то внутреннем распорядке, перечне правил для сотрудников или членов сообщества. Тогда как в межличностных отношениях они чаще приводят к разладу, чем скрытые границы, особенно если отношения не столь глубоки. В личных отношениях их нередко используют для решения каких–то конкретных проблем: «Я должен попросить тебя не звонить мне позже девяти вечера».

Формальные границы. Формальные границы включают в себя программные документы, заявления о целях и задачах и основных ценностях. Хотя заявления о целях и задачах и формальное изложение основных ценностей играют позитивную роль в сплочении усилий всех членов того или иного сообщества, в большинстве случаев формальные границы устанавливаются в результате каких–то сбоев в личных отношениях. Обычно к установлению какого–то правила — формальной границы — приводит неверное поведение одного из членов сообщества. Таким образом, из–за поведения одного устанавливается правило для всех. Это обычная практика, но она по большей части ошибочна. Избегая прямой конфронтации с отдельным человеком, не решая возникшую проблему в поведении с ним индивидуально, мы распространяем нездоровые личные отношения на все сообщество.

Секулярные люди чаще всего не жалуют формальные границы в личных отношениях, поэтому эти границы нужно применять с большой осторожностью и только в том случае, если другие виды границ оказались недейственными.

Скрытые границы. Скрытые границы нужно устанавливать в том случае, когда мы хотим донести до человека — прямо или косвенно — какими должны быть между нами отношения. Скрытая граница сводит к минимуму риск разрыва отношений. Из создавшейся конфронтации каждый может выйти, не потеряв лица. Это можно сделать с юмором, не прибегая к прямым отказам и запретам. Люди, сами обладающие крепкими границами, уважительно относятся к границам, которые устанавливают другие. Тогда как люди, пренебрегающие чужими скрытыми границами, как правило, сами крепких границ не имеют, потому что у границ всегда две стороны. Благовестник должен быть настороже всякий раз, когда сталкивается с теми, кто пренебрегает скрытыми границами, потому что это глубоко уязвленные люди, которые могут нанести глубокие раны другим.

Неформальные границы. Если это не трудовой договор, не межевание частных владений, не брачный контракт и не какой–нибудь другой официальный документ, то практически все границы между двумя людьми в их личных взаимоотношениях имеют неформальный характер. Как правило, границы в отношениях между людьми приобретают формальный характер только после того, как в отношениях возникает какая–нибудь брешь. Например, люди официально оформляют развод только после продолжительных и неоднократных размолвок и разрывов в отношениях.

Прикладные границы. Прикладные границы — это практическое, повседневное средство, которое мы используем, чтобы реализовывать и выражать наши жизненно важные границы. Эти прикладные границы зачастую предупреждают нас о возможной угрозе более глубокого вторжения. Например, мы можем «почувствовать» (граница №5), что нам навязывают что–то не то (посягательство на наши убеждения, граница №1), еще до того, как осмыслим предлагаемые на наше рассмотрение идеи. Хотя чувства — ненадежный показатель интеллектуальной истины, ими нельзя пренебрегать или безнаказанно их подавлять. У человека с полным КОДом и здоровыми границами чувства — это замечательная система раннего предупреждения о возможном сбое в отношениях.

Подобным же образом, такие жизненно важные решения, как выбор супруга и профессии (граница №2), представляют собой глубинное отражение наших предпочтений (граница №6). Мы утверждаемся в своем выборе, когда кто–то относится с уважением к нашим предпочтениям. А тот, кто их беспечно попирает, скорее всего будет навязывать нам свою волю в решении наиважнейших для нас вопросов. Супружеских измен (нарушение границы №3, тело) было бы гораздо меньше, если бы совершающие их больше заботились о своей репутации (граница №7).

Манипулирование. Манипулирование нарушает границы исподволь. Манипулятор пытается лишить выбора тех, кем он манипулирует, причем незаметно для них самих. К примеру, змей манипулировал Адамом и Евой, заставив их сделать выбор в пользу сатаны, а не Бога. Будучи следствием греха, манипуляция стала обычным приемом в человеческих взаимоотношениях. Она проникла даже в благовестие с самыми печальными последствиями. Побуждать людей ко крещению, запугивая их карами небесными, значит привносить этот страх и привычку манипулировать в церковь. Стоит ли удивляться, если однажды найдется более умелый манипулятор типа Дэвида Кореша, который с помощью того же страха заставит их уйти из церкви.

Борьба с манипулированием в жизни и в служении напоминает борьбу с одуванчиками, которую ведут все, у кого есть газон перед домом. Эту борьбу приходится вести постоянно, потому что привычка к манипулированию размывает границы и рано или поздно поставит под угрозу целостность вашего служения. Как и у границ, у манипулирования есть две стороны. Манипулятор также подвергается манипулированию.

Существуют три основных способа манипулирования (согласно книге Стивена Карпмана «Театральный треугольник» (Stephen Karpman, Drama Triangle)). «Преследователь», чтобы добиться своего, использует запугивание и шантаж. «Спаситель» манипулирует людьми с помощью добрых намерений. А «жертва» пользуется собственными страданиями, заставляя других реагировать на них так, как ей нужно. Умелые манипуляторы по мере необходимости быстро переходят от одной роли к другой. Один такой манипулятор, призванный к ответу за махинации со сдачей в аренду школьных помещений, умудрился применить все три способа в одном предложении: «Школьный совет вам не подотчетен [попытка запугать, причем ничем в данном случае не подкрепленная, поскольку школьный совет был подчинен церковному совету]. Я руководствовался одним желанием — помочь школе [добрые намерения]. Я очень много делаю для школы, и потому не заслуживаю этих нападок [страдания]». И все это было сказано в ответ на простой вопрос: «А вы поставили в известность церковный совет…?»

Исправительные границы. Брешь во взаимоотношениях требует установления исправительной границы, явно выраженной и нередко облеченной в форму запрета: «Пожалуйста, не звони мне поздно вечером». Или в форме определенной меры, точно так же направленной на исправление: «Отныне мне придется покидать наши занятия ровно в 3 часа дня».

Установление исправительной границы чревато огромным риском, поскольку отношения могут превратиться в настоящее противостояние. И все же, при том ущербе, который они уже потерпели, исправительные границы становятся единственной надеждой на истинное примирение. Без них не обойтись, но при этом устанавливать их крайне тяжело и неприятно. Лучше вступить с другой стороной в конфронтацию прежде, чем отношениям будет нанесен серьезный ущерб, будут нанесены взаимные обиды и тем самым сильно затруднен путь к примирению.

Боль, которую вызывает нарушение границ, может пробудить в вас желание отомстить, воздать тем же. («Мне до смерти надоело, что ты звонишь мне в любой час дня и ночи и начинаешь ныть!» или «У меня нет времени переливать из пустого в порожнее!») В подобной мести не просто нет ничего хорошего; она существенно осложняет отношения и делает примирение крайне затруднительным. Однако отношения, выдержавшие как нарушение границ, так и установление исправительной границы, станут крепче, чем были прежде. Восстановившись по–настоящему, разорванные отношения уподобляются сломанным костям, которые после разлома срастаются крепче, чем до него.

Роли и взаимоотношения. В своей жизни мы только и делаем, что меняем роли. Каждая роль — пастор, прихожанин, отец, муж, сотрудник — имеет свой собственный набор границ. Многие проблемы во взаимоотношениях возникают от того, что мы забываем, какую роль в данный момент играем. Например, если я дома буду вести себя по отношению к супруге как пастор, ничего хорошего из этого не выйдет.

Неуравновешенные отношения. По–настоящему неуравновешенные отношения по определению не могут быть здоровыми. Однако этим термином можно обозначить и такие отношения, где одна сторона обладает большей силой и властью, чем другая, например, родитель–ребенок, учитель–ученик и пр. Чтобы сохранять подобные отношения здоровыми и удерживать их в равновесии, мы компенсируем избыток силы и власти, возлагая на более сильную сторону больше ответственности. Отношения между благовестником и его подопечными относятся к той же категории, а это значит, что благовестник несет дополнительное бремя ответственности в общении с людьми. Чем сильнее этот стресс, тем больше благовестник должен заботиться о полноте своего КОДа.

Жизненно важные границы. Четыре упомянутые в таблице сферы (Верования, Жизнь, Тело и Время) образуют своего рода святилище, в котором сокрыта наша жизнь. В каком–то смысле, они и есть наша жизнь. Этими границами можно поступаться только в самых крайних случаях. Например, можно согласиться на ампутацию своей конечности или органа, если это поможет сохранить жизнь. А кому–то, возможно, придется отдать саму жизнь, чтобы остаться верным своим убеждениям.

Убеждения — самая важная для нас граница, которой поступаться ни в коем случае нельзя. Но это как раз та самая область, где может возникнуть наибольшая путаница. Мы должны уметь отличать убеждения от чувств, предпочтений или даже репутации. Человек, придающий чувству или предпочтению статус убеждения, может кончить тем, что умрет за нечто незначительное, не стоящее того, чтобы за это умирать. А еще мы не должны допускать, чтобы наши убеждения становились обязательными для других. Моя вера обязывает меня, но ничего не требует от других.

Когда вы решаетесь стать благовестником. Решение стать благовестником в секулярном мире уходит корнями в самые сокровенные убеждения человека. Кроме того, это выбор, который определяет его жизнь. Другими словами, я отзываюсь на призыв потратить свою жизнь на проповедь своей веры среди неверующих людей. Поскольку убеждения — это та ценность, за которую не жалко умереть, а в решениях, определяющих жизненный путь, отражены вещи, ради которых мы живем, то это очень мощный стимул. Чтобы достичь успеха, благовестник должен быть готов пожертвовать чем–то из приоритетов второго порядка (границы №№5–8), дабы оставить неповрежденным самое важное.

Одна из проблем, с которой сталкивается адвентист, выходящий в большой секулярный мир, заключается в том, что адвентисты часто приравнивают специфические нормы к жизненно важным верованиям. Благовестник должен быть готов к потоку критики со стороны людей, пребывающих на ином уровне аналитического мышления. Благовестникам нужно быть терпимыми к своим собратьям не менее, чем к секулярным модернистам и постмодернистам.

Убеждения, чувства и предпочтения. Крайне важно, чтобы благовестник понимал разницу между своими убеждениями и чувствами, решениями, определяющими жизненный путь, и предпочтениями. Поклоняясь Богу, мы руководствуемся убеждением, а вот как именно мы поклоняемся — это вопрос предпочтения. Как мы молимся — стоя и раскинув руки? Или распростершись на молитвенном коврике? Будьте уверены: органная музыка, которая кажется вам «величественной», кому–то может показаться «похоронной». В нашем служении секулярным постмодернистам нам придется отказаться от многих наших предпочтений. И чтобы как–то восполнить эти потери, мы должны будем уделять больше внимания этим предпочтениям в своей частной и семейной жизни. Иначе у нас возникнет ощущение, что наш КОД начал пустеть.

Как бы тщательно вы ни готовились, предугадать все трудности, с которыми вы столкнетесь в своем благовестии, невозможно. Поэтому крайне важно, чтобы вы точно знали, кто вы есть как христианин адвентист седьмого дня, чтобы вы обладали здравыми и устойчивыми богословскими воззрениями и способностью проводить различие между убеждениями, чувствами и предпочтениями. Многие церковные «нормы» — это просто чьи–то предпочтения, выдаваемые за убеждения.

Упругие, а не жесткие. Говоря о прочных и надежных границах, нужно иметь в виду: это ни в коем случае не значит, что мы должны составить подробный перечень соответствующих дел и обстоятельств. Подобные перечни грешат категоричностью: вкл./выкл.; да/нет; светлый/темный; живой/мертвый; или/или. Тогда как реальная жизнь многогранна, она представляет собой непрерывный спектр от наихудшего до наилучшего. На новой земле у нас будет только самое лучшее. А вот в этом сломленном и грешном мире благовестнику порой приходится спускаться до самых низов, где «хуже не бывает», чтобы донести Евангелие до погибающих.

Такое понятие, как компромисс, безусловно, настораживает. Но даже Бог идет на компромисс, чтобы общаться с людьми на одном с ними языке. В Пятикнижии Моисеевом Бог пошел на компромисс в вопросе рабства (см. Исх. 20:10, 17) и развода (см. Втор. 24:1–4; ср. Быт. 2:24). Хотя и то, и другое однозначно противоречило Его изначальным намерениям, Он оставил эти установления в силе, воспрепятствовав лишь злоупотреблению ими (см. Исх. 21:1–6; Втор. 24:1–4). Следует признать, этот подход, который можно назвать «скользящей шкалой», чреват серьезными опасностями.

Совершая служение для секулярных модернистов и постмодернистов, вы будете сталкиваться с сопротивлением буквально на каждом шагу. Но это и хорошо. Поскольку без конфронтации здоровых отношений не бывает, подобное служение предоставит вам массу возможностей для личного роста. Те самые испытания, которые так осложняют нам служение, в немалой степени способствуют нашему духовному возрастанию. Они заставят нас больше полагаться на Бога и меньше доверять себе. И когда наши границы укрепятся и закалятся под натиском обстоятельств, мы обретем такую радость в жизни и такую веру, какую не знали прежде.

Служение в миру — не для всех. Оно станет нелегким испытанием для наших границ. Но для тех, кто услышал призыв Божий стать благовестником в секулярном мире, оно может оказаться дорогой к более глубокой и более насыщенной духовной жизни.

Как мы уже увидели, Библия описывает две основных модели служения. В Евангелии от Матфея 5:14 мы видим образ укрепленного города, который используется для описания общины, видимой для всех, привлекательной и одновременно хорошо защищенной. Город влечет к себе людей; он притягивает их взоры. Он не пытается изменить мир вокруг себя; он вызывает людей из этого мира. А вот в Мф. 5:13 используется другой образ — образ соли для описания сообщества, которое выходит в мир и смешивается с людьми, чтобы принести им благо. Как соль выполняет свою роль, растворяясь в пище, так и церковь, подобно соли, проникает в мир и изменяет его (см. 1 Кор. 9:19–23).

Модель служения под условным названием «укрепленный город» безопасней для тех, кто внутри этой «крепости», зато «соляная» модель может охватить большее число людей. Никто не говорит, что одна модель правильная, а другая нет. Обе они полезны, и обе нужны. Для тех, кому нужны надежность и безопасность, предпочтительней, конечно, служение в «укрепленном городе», как это по большей части и бывает у адвентистов седьмого дня. Однако эта модель естественным образом ограничивает действенность благовестнического служения. Многие сегменты общества в настоящее время можно охватить проповедью только с помощью «соляного» подхода. И это тем более верно по отношению к целевой аудитории, о которой мы ведем речь в этой книге, — модернистам и секулярным постмодернистам. Если мы хотим нести весть широким слоям западного общества, нам необходимо узнать, что значит быть солью в этом мире.

Призыв к «соляному» служению — это призыв к радикальному консерватизму. Это призыв стать более консервативными, чем когда–либо в вашей жизни, дабы справиться со всеми трудностями, с которыми вам придется столкнуться, когда вы окажетесь на территории «секуляристов». Это призыв последовать примеру апостола Павла, который старался быть «всем для всех». Это призыв последовать примеру Иисуса, Который общался с блудницами и мошенниками, ходил из города в город, говорил с людьми на одном языке и при этом оставался чистым сердцем. Это призыв последовать примеру Еноха, Иосифа, Даниила и Есфири. Это путь не из легких, однако любовь к погибающим будет побуждать нас вступить, если нужно, на эту трудную стезю, дабы приобрести для Царства Божьего как можно больше людей.

Суть же всего вышесказанного в том, что у нас есть выбор. Если для нас ясно, что Бог не призывал нас к служению в миру, то мы можем с чистой совестью выполнять нашу миссию более традиционным способом. Но если Бог действительно призвал нас благовествовать людям везде и всюду, нам так или иначе придется расширить наш подход. Мы будем следовать примеру таких людей, как Дж. Н. Эндрюс, Л. Р. Конради и Елена Уайт, которые оставили привычную и комфортную для них среду и отправились благовествовать в дальние страны, где им пришлось иметь дело с другими обычаями, а порой и с незнакомыми языками, ставившими перед ними немало проблем.

Переход к постмодернистскому мышлению естественным образом влияет на отношение людей к вере и религиозным организациям. Церкви адвентистов седьмого дня в постмодернистском мире придется менять свои подходы к служению. Я отнюдь не предлагаю полностью отказаться от «крепостной» модели евангелизации. Она была крайне эффективной в эпоху христианского модернизма и продолжает быть таковой там, где проживает большое число христианских модернистов, включая места компактного проживания иммигрантов в Северной Америке, Европе и Австралии. Однако усиливающемуся влиянию секурялизма и постмодернизма на основную массу мирового населения лучше противостоять с помощью «проникающей» модели благовестил.

«Соляная» модель указывает путь служения среди постмодернистов, ведущий к плодотворному взаимодействию церкви и общества. Эта модель обладает потенциалом заново разжечь огонь благовестия, который почти угас в западных странах. Всегда есть опасность, что мы зайдем на этом пути слишком далеко и утратим собственную веру либо увязнем в бесплодных и дорогостоящих усилиях. Однако нам грозит еще большая опасность, если мы будем избегать всяких перемен и пытаться сохранить то, что нам удобно и хорошо знакомо.

Поэтому я не стану отстаивать кардинальную смену нашей стратегии перед лицом секулярного постмодернизма. Я хотел бы предложить девять конкретных переделок, которые могут дать нам, при соответствующих усилиях с нашей стороны, неплохой шанс быть услышанными. Каждая следующая будет несколько «радикальней» предыдущей. Каждому адвентисту, каждой церкви, каждой конференции, которые хотят благовествовать мирским людям, нужно будет решить, насколько далеко они могут позволить себе зайти в этом служении. Несмотря на определенный радикализм некоторых из этих девяти пунктов, они отнюдь не плод воспаленного ума. Каждый из них построен на конкретных библейских текстах или исторических прецедентах. Каждому, кто будет выбирать, какой из этих принципов применить на практике, нужно будет непременно заручиться водительством Святого Духа.

Прежде чем идти дальше, я хотел бы прояснить еще один момент. Применение этих девяти «внедрений» не требует отказа от «крепостного» подхода к христианскому свидетельству. Эти «внедрения» предлагаются как вариант для тех, на кого Бог возложил бремя проповедовать постмодернистам. «Соль» и «укрепленный город» не следует рассматривать как взаимоисключающие подходы. В большинстве местных церквей они вполне могут уживаться вместе. Я делаю особый акцент на этих девяти принципах, потому что ими пренебрегали в виду недавнего возрождения подходов, ориентированных на модель «укрепленного города». Настоящие постмодернисты вряд ли отреагируют на ваши усилия, если вы не будете учитывать то, что изложено ниже.

У адвентистов традиционно принято использовать публичные собрания как ключевой фактор духовного воздействия на людей. Однако постмодернисты на подобного рода мероприятиях чувствуют себя не в своей тарелке. Их не зазвать на типичные адвентистские евангельские программы, а если они и приходят, то эти программы их особо не трогают. Опыт показывает, что лучше всего проповедовать постмодернистам один на один, наладив с ними дружеские отношения и отношения в рамках «учитель–ученик». Личное общение позволяет людям познавать непривычные для них идеи постепенно, не торопясь, да еще и в комфортной среде. Общественное евангельское мероприятие может стать частью такого подхода, однако само по себе оно на обычного постмодерниста повлияет мало. Работая с секулярными людьми, христиане должны прежде всего сосредоточиваться на личных отношениях, завоевывая их доверие, а не на агрессивных подходах, требующих незамедлительного решения. Весть, переданная через отношения, звучит гораздо убедительнее, чем весть, оформленная только в словах.

Индивидуальный подход находит полную поддержку в Священном Писании. Такие понятия, как учительство и ученичество, составляют суть Великого поручения, провозглашенного Иисусом в Мф. 28:19, 20. В этом Великом поручении есть только один основной глагол, и глагол этот не содержит в себе повеление проводить общественные евангельские программы. В нем даже нет повеления учить и крестить. Основной глагол в Великом поручении содержит повеление «приобретать учеников». Да, общественные собрания могут способствовать укреплению отношений, однако сами эти отношения и есть основной евангельский прием, который предлагает Иисус в этом отрывке. И, если верить Елене Уайт, именно этим приемом пользовался Он Сам, когда жил на этой земле:

Традиционный адвентистский евангелизм — это, как правило, краткосрочный проект. Поместная церковь вкладывает средства в общественные собрания, пытается убедить людей принять крещение за три–пять недель, а затем облегченно вздыхает и успокаивается на год или два. Подобным образом можно проповедовать людям, находящимся на переходном этапе, как в случае с большинством иммигрантов. Однако нью–йоркский проект, запущенный после трагедии 11 сентября, ясно показал, что типичный американец не присоединится к адвентистской Церкви ни за четыре, ни за шесть месяцев, не говоря уже о четырех–шести неделях. На это нужны годы (по крайней мере от трех до пяти лет), чтобы повлиять на них в рамках современной западной культуры.

В прошлом адвентистам не хватало терпения, чтобы применять такого рода подход. Однако образец, оставленный нам Иисусом в Его земном служении, говорит о том, что такое «терпеливое» благовестие должно быть нормой, а не исключением. Сам Иисус, Учитель, успешнее Которого не было на земле, потратил три с половиной года всего лишь на двенадцать учеников, да и то один из них оказался предателем. Не стоит думать, что с постмодернистами в современном мире дело будет идти быстрее.

Традиционное адвентистское благовестие основывается на четких представлениях о том, что именно «внешние» должны от нас узнать. И мы передаем им нашу весть в том виде, в каком они, по нашему мнению, должны ее услышать, а если они не принимают ее, то значит, это их «проблема». К сожалению, постмодернисты проявляют мало интереса к той пище, которую мы традиционно готовим для их душ. Они не считают, что ответы, которые мы даем, сообразуются с теми вопросами, которые ставит перед ними жизнь.

Мы добьемся большего успеха, если выслушаем человека, прежде чем начнем говорить сами. Выслушав его, мы сможем выяснить его прочувствованные нужды и восполнить их в силе Евангелия. Под «прочувствованными нуждами» я имею в виду не те нужды, которые у них должны быть по нашему мнению, а те, что они ощущают сами. Апостол Павел сформулировал этот подход в 1 Кор. 9:19–23, указывая, что мы должны стать всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых.

Одна из основных прочувствованных нужд секулярных постмодернистов — иметь возможность помогать, играть какую–то положительную роль в жизни других людей. Если мы поможем им приложить свои силы там, где, скажем, кормят голодных или дают кров бездомным, то этот совместный труд будет способствовать установлению прочных отношений с мирскими людьми. В результате между нами может установиться крепкая духовная связь. Церкви, занимающиеся практической социальной работой по месту расположения, сумеют найти взаимопонимание с мирскими людьми.

Постмодернисты хотят отдавать не только свои деньги, но и самих себя. Их вполне может заинтересовать предложение совершить краткосрочную поездку с какой–то определенной миссией — по месту или даже за границу. Постмодернисты любят путешествовать. Они любят знакомиться с другими культурами и любят менять жизнь других людей к лучшему. Все это можно совместить в благотворительных поездках, которые свяжут верующих и неверующих людей общим духовным опытом. Когда постмодернисты увидят, что подлинная вера побуждает к подлинному служению, они утвердятся в истинности и действенности христианской веры и скорее всего постараются углубить свои отношения со Христом и Его народом.

Эти первые три принципа благовествования секулярным людям на самом деле не столь уж радикальны. Их соблюдение отнюдь не помешает и тем, кто занимается общественным евангелизмом. Мне думается, всякий, кто хочет расширить свой подход к проповедованию истины, может применять их, не встречая серьезных возражений со стороны тех, кто противится переменам. А вот что касается нижеследующих принципов, то некоторым будет труднее их воспринять.

В рамках типичного адвентистского подхода к благовестию евангельские программы принято проводить в церковном здании. Даже если собрания поначалу проводятся в каком–нибудь общественном зале, то их стараются как можно скорее переместить в церковь. Однако постмодернисты крайне неохотно ходят в церковь, даже если им интересны темы, которые мы им представляем. С другой стороны, эти люди живут рядом с нами и работают рядом с нами. Чтобы добиться успеха в секулярном мире, нам самим нужно идти к людям и говорить с ними на одном языке. Поэтому шаг навстречу живущим и работающим рядом с нами людям — это шаг в верном направлении.

Именно к такому подходу прибегал Павел, когда занимался своим ремеслом палаточника, чтобы быть ближе к простым людям своего времени. Он проводил немало времени в палаточной мастерской, то есть в гуще городской жизни, и это позволяло ему знакомиться с множеством людей, которым и в голову не приходило пойти в синагогу. Павел встречался с ними в привычной для них среде и говорил на одном с ними языке. Пример Павла, а также реалии постмодернистского мира, указывают на то, что мы должны перейти от сосредоточенной на церкви миссии к сосредоточенной на миссии церкви. Не нужно рассматривать церковь как единственную цель нашей миссионерской деятельности; скорее, это инструмент, с помощью которого эта деятельность осуществляется.

Благовестие в своей округе и на рабочем месте требует творческого подхода. Один из вариантов — это создание своего рода клубов единомышленников — в кафе, где люди перекусывают во время обеденного перерыва, или у кого–то дома — для обсуждения тем, представляющих общий интерес: скажем, защита окружающей среды, проблемы семейной жизни, отношения на работе и многих других. Пусть это будет даже общая любовь к футболу. Однажды мне удалось донести Благую весть до человека, который был горячим футбольным болельщиком. Ради этого мне пришлось провести несколько вечеров вместе с ним у телевизора, наблюдая за футбольными матчами. Завязавшаяся дружба породила доверие, а вместе с доверием пришла открытость к новым духовным истинам.

В настоящее время мы с женой переезжаем в Южную Калифорнию, в район новостроек. Моя супруга вдруг поняла, что один самых тяжелых ударов в жизни человека — это продажа дома, в котором ты прожил много лет. Когда первые появившиеся в нашем мичиганском доме потенциальные покупатели завели речь о цене, моя жена просто–напросто расплакалась. Она не была готова прилепить ценник к своей неминуемой утрате. Каждая комната, каждая царапина на стенах навевала какие–то дорогие сердцу воспоминания. Моей жене пришло в голову, что все женщины в нашем недавно отстроенном микрорайоне, должно быть, испытали то же самое, прежде чем поселиться на новом месте. Поэтому она собирается обойти соседок с угощением (свежеиспеченным хлебом или печеньем) и пригласить их в наш новый дом, чтобы поговорить о своих переживаниях. Вполне возможно, что спустя какое–то время у многих из них откроются сердца для восприятия духовных истин. Подходите творчески к тем возможностям, которые у вас под рукой.

Типичный адвентистский подход к благовестию мало чем отличается от модели, начало которой положил еще евангелист по фамилии Симпсон в 1902 году. С тех пор появились, конечно, какие–то вариации, но общий подход по сути остается прежним. Те, кому он подходит, реагируют на него очень даже неплохо, однако доля людей в процентном отношении, кто на него откликается, становится, пожалуй, все меньше, по крайней мере в западных странах.

Постмодернисты столь же многообразны, как и снежинки. Слава Богу, на это многообразие мы можем ответить не меньшим разнообразием, вверенным нам Святым Духом (см. 1 Кор. 12–14). По–настоящему одухотворенные христиане тоже вырезаны не по одному лекалу; напротив, они бывают непредсказуемы, как ветер (см. Ин. 3:8). Разнообразие духовных даров должно вести к многообразию подходов, соответственных самым разным складам ума и прочувствованным нуждам, присущим постмодернистам.

Более всего на роль благовестников для секулярных людей подходят члены церкви, обладающие глубоким жизненным опытом. Они много пережили, на их долю выпало немало трудностей. Они преодолели эти трудности с Божьей помощью, шли по жизни с Ним рука об руку и пришли к осознанию, кто они есть во Христе. Они знают, ради чего живут, и мудрость их не укроется от глаз неверующих людей. Их соседи и коллеги по работе будут искать у них наставления. И эти христиане будут стремиться употребить все дары, которыми наделил их Дух Божий, для сближения с людьми, которые не откликаются на традиционные подходы. Другие члены церкви, вполне может быть, будут критиковать их за некоторую нетрадиционность, потому что она не укладывается в их представления о «старой, доброй вере». Но люди, движимые Духом, будут использовать свои дары с твердостью, приходящей с осознанием Божьего одобрения.

Традиционное адвентистское благовестие сосредоточено на обращении и крещении. Представьте себе шкалу от–10 до +10 (см. пример подобной шкалы в главе 14). Левый ее край (-10) соответствует человеку, который совершенно ничего не знает о Боге, а правый (+10) — в полной мере посвященному Божьему последователю. Ровно посередине (0) располагается точка обращения и крещения. Традиционное благовестие ставит перед собой задачу перетянуть людей из отрицательной области до–2 в область положительных значений. Отсутствие крещений считается признаком провала всей работы. Однако большинство мирских людей находятся гораздо ниже по шкале, чем типичный для наших евангельских кампаний слушатель. А это значит, что мы не оказываем почти никакого воздействия на типичных представителей современного общества.

В свою очередь «соляной» евангелизм может иметь место даже там, где в ближайшей перспективе нет никаких крещений. Если человек сдвинется с–8 до–6, это уже успех. Ключевая задача такого благовестил «в движении» — побудить людей, с которыми мы работаем, начать, или продолжить, свой путь по направлению к Иисусу. Причем подобного рода благовестие не ограничивается только секулярными людьми. Идея движения, или процесса, вполне уместна и по отношению к тем, кто находится в «положительной» части спектра, в которой уже крещенные святые возрастают к более полному и посвященному ученичеству.

В книге «Желание веков» показано вполне определенно, что Иисус занимался именно благовестием «в движении». Самый яркий библейский пример такого «процесса» — это отношение Иисуса к Иуде и к Петру. И тот, и другой не раз останавливались на своем пути, отклонялись в сторону и заходили в тупик. И все же Иисус продолжал работать с ними обоими и в конце концов преуспел с Петром. Терпеливое отношение Иисуса к тем, у кого долог путь к обращению, это достойная модель, которой нужно следовать тем, кто служит постмодернистам.

Я написал книгу «День, изменивший мир», которая была призвана сдвинуть постмодернистов по шкале с–8 до–5 или–6. В адвентистском контексте это сделать не так–то просто. Книга, интересная для постмодернистов, может оставить равнодушными самих адвентистов, которые по идее должны ее распространять. Всякий раз, когда я давал почитать эту книгу соседям по креслу во время своих многочисленных перелетов, люди буквально через несколько минут погружались в чтение, и их было не оторвать. А вот у адвентистской аудитории книга так и прошла незамеченной. Ее быстро забыли.

Если мы хотим как–то повлиять на секулярный мир, нам нужно писать так, чтобы наши книги были интересны людям и чтобы они побуждали их ставить духовные вопросы. «День, изменивший мир» (11 сентября) заставляет читателей перенести интерес с текущих событий и войны с терроризмом на внутренний поиск смысла в случившейся трагедии. В конце концов, эта книга подводит читателя к тому дню, который действительно изменил мир — к пятнице накануне Пасхи в Иерусалиме. Она приглашает его изучить сказанное Иисусом о Самом Себе.

Есть еще одна книга, написанная с тем же подходом. Это книга моего друга Эда Дикерсона Grounds for Belief' («Основания для веры»). Он использует язык и вопросы, волнующие молодое поколение, чтобы постепенно пробудить в них интерес к тому, что могут предложить им Иисус и Его религия. Если мы хотим нести евангельскую весть обычным мирским людям, нам придется смириться с тем, что это процесс, и возможно, долгосрочный процесс. Причем процесс, через который должны пройти мы все на своем пути к Богу.

Эти последние три принципа более трудны для восприятия, чем первые три. А следующие три еще труднее. Вы или ваша церковь, может быть, еще не готовы рассматривать их в качестве возможного варианта. И уж тем более не стоит их применять, если у вас нет уверенности, что по этому пути вас будет вести Сам Бог. Однако кому–то именно эти принципы помогут понять, почему нам никак не удается оказывать существенное влияние на новое поколение людей.

Адвентисты привыкли думать, что сообщество верующих должно собираться в здании, которое называется «церковь» и выглядит как церковь. Однако на постмодернистов церковные здания редко производят приятное впечатление. Они склонны считать их вычурными с архитектурной точки зрения. А еще им кажется, что они только зря занимают место. У многих остались неприятные воспоминания о времени, когда–то проведенном в здании церкви, где их либо обидели, либо им было смертельно скучно. В какой–то момент их жизни мысль о церкви стала вызывать у них полное отвращение.

В Великобритании и некоторых других странах многие постмодернисты предпочитают переходить на другую сторону улицы, лишь бы не проходить мимо церкви. Их отпугивает сам облик церковных зданий. Поэтому адвентистскому сообществу, проявляющему серьезный интерес к благовестию среди постмодернистов, стоит рассмотреть новые модели религиозного объединения. Кафе, центры здоровья, гимнастические залы и «домашние церкви» — вот лишь некоторые из них.

Возможно, это для вас слишком радикально — может быть, даже настоящая ересь. Но вы, наверное, удивитесь, когда узнаете, что древнейшее из известных церковных зданий в Римской империи датируется примерно 250–300 гг. нашей эры. Оно расположено в ДураЕвропос в Сирии. Таким образом, более двух столетий ранне–христианская Церковь процветала вообще без церковных зданий. Наша нынешняя защищенность на подобных постройках — это наследие Константина, персонажа, который обычно не вызывает у нас восторга в качестве образца здравого новозаветного мышления! В новозаветные времени большинство общин, скорее всего, собирались в самом большом доме, которым располагали верующие в той или иной области. Поэтому прочие виды сообществ не противоречат Писанию.

Сулят ли подобные идеи смерть традиционной общине? Ни в коем случае. Прежде всего, обратите внимание на всемирную миграцию народов. Она означает, что большинство сообществ в западном мире будет испытывать постоянный приток людей из самых разных регионов. Среди них будут как мирские люди, так и христианские модернисты. Люди, оторванные от своих корней, будут искать сообщества, разделяющие ту же веру, которую они исповедовали у себя на родине. Поэтому в обозримом будущем традиционная община в традиционном церковном здании никуда не денется.

Такие общины по–прежнему способны влиять на модернистское и постмодернистское секулярное общество настолько, насколько их члены готовы соприкасаться и проникать в окружающую культуру. Если традиционное церковное сообщество переживает о погибающих людях и готово следовать Божьим принципам и обращаться к людям на их языке, то секулярные люди их услышат и будут с течением времени к ним присоединяться. Однако результаты будут существеннее, если приводить секулярных людей в сообщество, настроенное на нужды и ожидания господствующей культуры. Подобное сообщество может стать так называемой расширенной семьей («родственным кланом»), которую многие из них потеряли. Подобное сообщество может обеспечить близкие, проникновенные отношения, которые были вытеснены из их жизни спешкой и суетой, свойственной для нашей эпохи. Не забывайте, что постмодернисты должны прежде ощутить себя «своими», и только потом у них возникнет желание исследовать, во что они должны поверить.

Подобного рода перемены волнуют и пугают одновременно. Переход к долговременному, неформальному, ориентированному на продолжительный процесс евангелизму ставит перед нами немало проблем. Если религиозное сообщество более не привязано к церковному зданию, то контролировать его будет еще труднее. Но разве не в этом смысл выражения «отдайте все в руки Божьи»? Ведь именно Он, а не мы, держит в руках процесс духовного возрастания. Ведь только Он может безопасно провести человека по этому пути — в верном направлении, не слишком быстро, но и не слишком медленно.

Традиционное благовестие прилагает все силы, чтобы вести людей от первого контакта через появление интереса к евангельской кампании и крещению. Эта практика вполне себя оправдывает с христианскими модернистами. От нее церкви будет очень трудно отказаться. И все же со временем может наступить такой момент, когда у нас не останется выбора. Процесс обращения постмодерниста, как правило, труднее отследить и просчитать. Я вижу это даже на примере собственных детей. А у тех, кто не был воспитан в традиционной церкви, этот процесс вполне может включать в себя организации, не связанные с церковью, а то и вовсе попутное знакомство с другими религиями.

Когда имеешь дело с постмодернистами, особенно важно позволить им думать самостоятельно и не торопить их с ростом. Нужно доверить их Святому Духу. Доверяем ли мы Духу Святому настолько, чтобы отдать их в руки Божьи? Или же нам нужно давить на людей и добиваться от них решения прежде, чем оно созреет? Способны ли мы оставить место для влияния Духа, дабы слава за обращение принадлежала Богу, а не евангелисту и не тому, кто засвидетельствовал о своей вере? Церкви, измеряющие успех прежде всего количеством крещеных, не получат большого удовлетворения от работы с секулярными людьми.

Нам будет не просто отказаться от контроля над процессом обращения. Нам, скорее всего, будет трудно смириться с тем, что Бог воспользуется нашими усилиями для славы Своей, даже если нам так и не доведется увидеть зримые плоды наших трудов. Именно такую библейскую модель контроля имел в виду апостол Павел, когда писал: «Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог» (1 Кор. 3:6). Иногда нам доведется собрать урожай, посеянный другими. А иногда другие пожнут плоды наших усилий. Возможно, в наше время так называемая «кража овец» перестанет быть постыдным деянием и будет признана нормальной для духовного роста и развития. Когда овцам предоставляется выбор, они предпочитают прямому пути окольные.

В чем прелесть отказа от власти над процессом обращения и передачи ее в Божьи руки? В том, что мы яснее увидим Бога в действии. Когда мы возложим на Него все свое упование, Он станет для нас более реальным. Отдать все в Божьи руки бывает по–настоящему страшно, но это самое действенное противоядие от нашего личного и корпоративного эгоизма. Так мы привлечем, а не оттолкнем тех, кто устал от масок и корпоративного эгоизма. Когда другие признают и одобрят наш духовный труд, мы сможем произнести величайшие слова, когда–либо сказанные человеком: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3:30).

Прошло уже более десяти лет с тех пор, как я почувствовал, что Церковь адвентистов седьмого дня переживает кризис самоопределения. С одной стороны, многие из нас хотят иметь сравнительно небольшую, сконцентрированную, доктринально чистую церковь с устойчивыми критериями веры и образа жизни. С другой стороны, мы верим, что Бог повелевает нам идти в мир и проповедовать Его Евангелие самым разным людям. Однако для подобного рода проповеди необходимы гибкость и открытость, делающие первую цель труднодостижимой.

Мы сталкиваемся с противоречием между закрытостью и открытостью, между сосредоточенностью на чистом учении и всеохватностью, свойственной для благодати Божьей. Если мы сконцентрируемся на чистоте, то сократимся в числе и еще более обособимся. В своем крайнем проявлении подобный подход может привести к тому, что мы станем похожи на амишей[10] и полностью закроемся от влияния современной культуры. А если мы сосредоточимся на том, чтобы «стать всем для всех» (см. 1 Кор. 9:23, 24), то можем превратиться в огромную массу, придерживающуюся самых разных стилей богопоклонения и норм. По ходу дела мы можем просто потерять свое лицо.

Мне представляется, что мы как сообщество пытаемся выбрать какой–то средний путь, таким образом теряя потенциальные преимущества как одного подхода, так и другого. Вполне возможно, что Божий идеал состоит в том, чтобы мы использовали оба эти подхода одновременно, хоть они и кажутся противоречащими один другому. Но если Бог действительно приложил Свою руку к появлению постмодернистской культуры, то нам так или иначе придется стать более открытыми в общении с людьми. Наверное, пора обратить больше внимания на слова Иисуса: «Кто не против вас, тот за вас» (Лк. 9:50; ср. Мк. 9:40).

Есть в Ветхом Завете удивительные слова о подобного рода открытости. Они записаны в 56–й главе Книги Исайи. В этой главе говорится об иноплеменниках и евнухах, которых Бог допускает к служению во святилище (см. ст. 3–7). Эти слова тем более удивительны, что подобный «либерализм» недвусмысленно запрещен Моисеевым законом. Во Втор. 23:8 ясно сказано, что иноплеменники могут быть допущены к служению во святилище только в третьем поколении. А во Втор. 23:1 запрещено участвовать в поклонении Богу людям с изувеченными половыми органами. И вот Исайя идет супротив написанного в законе, предлагая «внешним» полный доступ к Богу Израилеву. Каковы бы ни были причины, по которым Бог наложил столько запретов во времена исхода, они уже не имеют силы в последние времена, о которых пишет Исайя. В одном из последующих отрывков Исайя провозглашает, что некоторые из иноплеменников будут даже призваны священниками (см. Ис. 66:19–21). В Книге Исайи Бог проводит заново границы Израиля, соответственные широте Его характера, а не ограниченным представлениям Израиля.

Всему свое время — в том числе и исключениям. Установлению границ и охранению своего самоопределения превыше всего — тоже свое время. Однако Писание свидетельствует, что Божий идеал — это переход от закрытости к открытости. Писание свидетельствует, что в конце времен Бог сметет барьеры и поможет людям по–новому взглянуть на Свои намерения. Главная помеха для открытости — не в Божьем сердце, а в сердцах людей. Истинная верность Богу откроет путь для невероятной открытости, которая охватит великое множество людей из каждого «племени и колена, и языка, и народа» (Откр. 14:6). В конце времен дом Божий будет «домом молитвы для всех народов» (Ис. 56:7; Мк. 11:17).

Подобный дух открытости будет крайне притягателен для современных постмодернистов. Слишком часто им приходится сталкиваться с жестоким обращением или просто пренебрежением со стороны своих работающих родителей, озабоченных прежде всего собственной карьерой. Не самые приятные воспоминания вызывают у них и религиозные учреждения. Они чураются всякого, кто говорит: «Я прав, а ты нет». Прежде чем они будут готовы откликнуться на призыв Евангелия, им нужно ощутить его радушие.

Эти девять пунктов указывают основное направление, в котором должна идти проповедь истины секулярным людям в современном мире. Нам необходим «соляной» подход, который сильно отличается от подходов, успешно применявшихся в работе с христианскими модернистами. Мы как церковь должны становиться гибче и приобретать то мышление, которого придерживался Павел вместе с Петром и Иаковом (см. Гал. 2:1–10). Осознав, что иудеям и язычникам нужно проповедовать по–разному, Павел и иерусалимские апостолы сошлись на том, что они пойдут в своем служении разными путями. Однако между ними не было доктринальных разногласий; различия в их подходах служили миссионерским целям. Павел и остальные апостолы были едины в том, что касается сути евангельской вести. Они отличались лишь методами ее подачи.

Когда вы будете совершать служение для секулярных людей, как модернистов, так и постмодернистов, труднее всего вам будет с теми, кто уже в церкви. Они будут противодействовать не из упрямства (в большинстве случаев по крайней мере), а из опасения, что Евангелие будет представлено людям в неверном свете. И это опасение не так уж безосновательно. Авантюры в новаторских подходах могут привести к размытости богословских представлений и невнятной религиозной практике. Те, кто намерен проповедовать «радикально», должны быть подотчетны тем, кто знает евангельскую весть и живет по ней. Пусть собратья отмахиваются от новаторских методов, кто из страха, кто из осторожности, однако они могут сыграть и определенную положительную роль, не дав вам в вашей миссионерской деятельности слишком сильно уклониться в сторону.

Поэтому людям, занятым «соляным» служением, нужно поддерживать связь с менее «рисковыми» собратьями и дать им понять две вещи: 1) что они также переживают о миссии и вести Церкви адвентистов седьмого дня, как и те, кто придерживается «крепостной» модели благовестил; и 2) что они отнюдь не отвергают эту модель «укрепленного города». И тот, и другой подходы нужны и важны, чтобы говорить с людьми на одном языке. Тем, кто проповедует в миру секулярным людям, просто необходима поддержка из «укрепленного города». И они, в свою очередь, должны отвечать «горожанам» тем же.

Как нам проповедовать свою веру в модернистском и постмодернистском секулярном мире? Как преодолеть многочисленные барьеры, воздвигнутые мирскими людьми для защиты от нежелательного религиозного влияния? Прежде всего, нужно научиться поступать с мирскими людьми так же, как обращался с людьми Иисус. А это значит встречаться с ними в точке их прочувствованной нужды, то есть в том месте, где они ищут нечто лучшее, чем то, что у них было до сих пор: «Лишь метод Христа принесет подлинный успех в проповедовании Божьей истины. Находясь среди людей, Спаситель общался с ними, желая им добра. Он проявлял к ним сочувствие. Он служил их нуждам и завоевывал их доверие. И только после этого Иисус говорим им: "Следуй за Мною"» («Служение исцеления», с. 143).

Что интересно: судя по этой цитате, Иисус ставил прямой духовный призыв на последнее место в серии из пяти шагов. Находясь среди людей, Он (1) общался с ними, (2) проявлял к ним сочувствие, (3) служил их нуждам и (4) завоевывал их доверие. И только после этого Он (5) обращался к ним с призывом. И это по–прежнему наилучший метод благовестил.

Обратите внимание, насколько близко эта цитата соответствует «соляной» колонке в таблице на предыдущей странице. Иисус служил людям, каждому в отдельности, находя их там, где они жили и работали. И служение это было отнюдь не краткосрочным. Он потратил более трех лет на горстку учеников, и большинство из них так ничего и не поняли, пока Он не умер и не воскрес. В Своем подходе Иисус делал акцент на нуждах людей, иначе Он не смог бы до них достучаться. Метод Христа подразумевает продолжительный процесс. Цель четко определена, однако на пути к ней нужно пройти много шагов. И наконец, Иисус, безусловно, был одним из самых открытых и отзывчивых людей из когда–либо живших на земле.

Существуют ли у секулярных модернистов и постмодернистов какие–то общие нужды? Нужды, непосредственно связанные с духовными интересами? Нужды, которые могут открыть доступ для духовного влияния? Если да, то подобные нужды могут стать ключом, отправной точкой для индивидуального благовестил.

А сейчас я посоветовал бы вам перевернуть несколько страниц и обратиться к 16–й главе, где говорится о нескольких этапах дружеских отношений. Там дан краткий обзор различных уровней таких отношений — от первоначального знакомства до самой сокровенной дружбы. Большинство обычных людей считают духовное общение на начальном уровне знакомства неприемлемым. Это посягательство на их право на пространство. Это одностороннее проникновение в те области, которые обычно отведены для более близких друзей. Зная этапы дружбы, мы сможем лучше понять, когда человек будет готов к более глубокому и тщательному исследованию своего внутреннего мира. Если вы будете двигаться слишком быстро или слишком напористо, то тем самым можете отбросить ваши отношения на месяцы, а то и на годы назад.

Я знаю, что некоторые христиане применяют такой метод: подходят к незнакомцам на улице и рассказывают им о Боге. Бытует много историй о том, как подобные свидетельства приводили людей к обращению. Чем больше людей вы такой проповедью охватываете, тем больше вероятность, что среди них попадется человек, который окажется восприимчивым на тот момент к такого рода методе. У меня самого было несколько случаев, когда я, будучи побуждаем Святым Духом, вступал в духовную беседу с незнакомцем, и не без доброго плода. Поэтому нам нужно быть постоянно готовыми засвидетельствовать о своей вере, дабы не упустить возможность, которую может предоставить нам Дух в любой момент.

Не знаю, учитывают ли уличные «проповедники» отрицательные последствия подобного бесцеремонного подхода в секулярной среде. Обойдя сотню людей, вы сможете пробудить духовный интерес у одного или даже пяти человек. Ну а как же остальные? А что если их сопротивление духовным истинам только усилится? А что если они только утвердятся в своей неприязни к «религии»? Что если они придут на работу и расскажут девяносто девять (или девяносто пять) новых анекдотов про бестолковых христиан с их «дурацким» Евангелием? «Соляное» служение сосредоточено не только на индивидуальном отклике, но на общем отношении к Евангелию в сообществе. «Имидж» Евангелия — немаловажная вещь, когда мы работаем с людьми в господствующей секулярной культуре.

Приведенная выше цитата из книги «Служение исцеления» показывает, что Иисус обычно не пользовался таким вот «уличным» подходом, хотя был, безусловно, на него способен (см. Мф. 23, например)! Иисус ходил среди людей, общался с ними, узнавал, в чем они нуждаются, что их беспокоит, завоевывал их доверие и уже потом переходил непосредственно к духовным проблемам. Если вы попытаетесь обойти естественное развитие отношений, не будучи всецело под влиянием Духа, то тем самым принесете больше вреда, чем пользы. Поэтому нам нужно как следует понять этапы отношений и как эти отношения могут сказаться на продолжительности духовного общения с мирскими людьми (см. главу 16).

Все мы, христиане и атеисты, вступаем в великое множество поверхностных контактов — с людьми, которых мы регулярно встречаем в метро или в автобусе, с коллегами, с которыми общаемся изредка, не каждый день, с соседями по безликим жилым застройкам, столь характерным для западного мира… Спустя какое–то время мы начинаем замечать, что некоторые из этих знакомых интересуются тем же, чем и мы. Нам становится любопытно. Мы вступаем с этими людьми в своеобразную игру, «забрасываем удочки», пытаясь нащупать обоюдное согласие на углубление отношений. Если такое согласие «нащупывается», то мы можем идти дальше, пока не достигнем того уровня, когда можно будет заговорить о духовных нуждах, не ставя под угрозу наши отношения. Чтобы иметь духовное влияние на мирских людей, нельзя ограничиваться поверхностным уровнем отношений. Духовная сторона жизни не должна быть единственным нашим общим интересом.

Существует целый ряд прочувствованных нужд общего порядка, которые встречаются у большинства модернистов и постмодернистов. Далее идет примерный перечень этих нужд, наиболее тесно связанных с духовным интересом. Помимо них у большинства людей есть более конкретные прочувствованные нужды, которые можно будет выявить только при близком знакомстве. Однако те, что перечислены ниже, могут послужить хорошей отправной точкой для духовного общения с неверующими людьми. Вы увидите сами, что адвентизму вполне по силам восполнить многие из этих нужд.

Мирские люди, как правило, испытывают нужду в причастности, в приверженности какой–то идее, группе или человеку, более значимому, чем они сами. Люди не могут довольствоваться бесконечной каждодневной рутиной. Эта обыденность должна наполняться смыслом из какого–то внешнего источника. Люди пытаются восполнить эту нужду, становясь болельщиками футбольных или баскетбольных команд. Конечно, успехи или неудачи какого–нибудь спортивного коллектива вряд ли стоят того, чтобы делать из них смысл своей жизни. Однако подобное боление служит символом гораздо более важной потребности — потребности быть приверженным чему–то, что гораздо больше и величественнее, чем ты сам. Шум стадиона и боление за команду помогают утолить эту глубинную и неистовую жажду.

Менее тривиальными заменителями веры можно считать патриотизм и защиту окружающей среды. Появляется все больше и больше людей, озабоченных переработкой отходов и снижением потребления, дабы не перегружать экосистему земли. Защита природы, безусловно, большая и достойная цель. И все же, если копнуть поглубже, думаю, люди ищут чего–то более существенного, чем экология.

Адвентизм в этом смысле занимает уникальнейшее положение. Наше мировоззрение охватывает величайшую Личность и величайшие идеи, каким только может посвятить себя человек. Евангелие предлагает людям целую Вселенную на все бесконечные века. Адвентистская проповедь может открыть перед ними самую величественную перспективу, но сделать это будет нелегко.

Постмодернисты относятся с большим подозрением к «величайшим идеям». Поэтому нам нужно выяснить, как можно связать проблематику великой борьбы с теми проблемами, которые мирские люди привыкли воспринимать серьезно. Люди воспримут нас с нашими глобальными концепциями серьезно, если мы сможем показать, что наше мировоззрение может положительно сказаться на тех проблемах, с которыми им приходится бороться каждый день. Секулярные постмодернисты, в частности, стремятся к познанию истин практического свойства и терпеть не могут теоретические, абстрактные построения. Они воспримут концепцию великой борьбы настолько, насколько она меняет мир в сфере повседневного опыта.

Хотя мирские люди не очень любят слово «вина» в свете его иудео–христианских коннотаций, они тяготятся тем, что не способны оправдать собственных надежд. Многие уже не воспринимают на полном серьезе Десять Заповедей, однако их не оставляет чувство, что они не могут исполнить даже того, что установили для себя сами, не говоря уже о критериях, установленных для них извне. Даже нерелигиозные люди нуждаются в избавлении от ощущения собственной несостоятельности — неспособности воплотить свои надежды, свои мечты и свои благие намерения.

Так уж получается, что в душе мы предъявляем к себе, по крайней мере, не меньшие требования, чем к другим. Если я грожу вам пальцем и говорю: «Не стоит вам это делать», то что я при этом говорю самому себе? Что ж, если у меня хватает наглости критиковать за это других, то уж мне самому этого делать точно никак нельзя. У мирских людей, как правило, очень развито чувство долга, они знают, чего хотят добиться в этой жизни. Если им не удается осуществить задуманное и, другими словами, соответствовать собственным ожиданиям, у них возникает душевный надлом, с которым нужно как–то справляться. Многие стараются делать вид, будто его вовсе нет, либо «лечат» его алкоголем, наркотиками или беспорядочной половой жизнью, однако залечить его по–настоящему можно только с помощью Евангелия.

Вот здесь–то и открывается возможность донести до мирских людей подлинное Евангелие Иисуса Христа — на живом и понятном им языке. Если адвентисты хотят послужить людям в этой нужде, то им прежде всего нужно самим по–настоящему понять и принять Евангелие. А до тех пор мы не сможем ничего поделать с этой сокровенной потребностью, которую испытывают все люди, а не только мирские. Мы не сможем принести исцеление модернистам и постмодернистам, если мы не понимаем, как нам исцелиться самим. Я постарался отразить соответствующий подход к Евангелию в книгах Knowing God in the Real World («Богопознание в современном мире») и Meet God Again for the First Time («Бог, Которого я не знал»).

Секулярные люди сегодня испытывают крайнюю потребность в искренних взаимоотношениях. Они жаждут реальных отношений с реальными людьми — неравнодушными, честными и верными. Жизнь у современных людей шумная и беспокойная. Они мечутся взад–вперед, ни во что особо не вникая, потому и взаимоотношения между ними становятся все поверхностнее. Чуткий христианин, готовый на искренние, доверительные отношения, будет встречен ими с распростертыми объятьями.

Здесь перед церковью открывается замечательная возможность благовествовать потерявшим душевный покой мирским людям. Многие избегают церковь, потому что у них сложилось впечатление, будто верующие люди неискренни и поверхностны и потому неспособны восполнить их нужду в подлинных человеческих отношениях. Однако в наш высокотехнологичный век людям становится все труднее поддерживать содержательные взаимоотношения, поэтому они открыты для подобного рода связей и готовы согласиться на разные их формы.

Одна из причин, почему люди в западных странах так изголодались по человеческим взаимоотношениям, заключается в утрате так называемой расширенной семьи. На протяжении большей части человеческой истории было принято, чтобы несколько поколений одного рода — в том числе двоюродные братья и сестры, тетки и племянники и пр. — жили неподалеку и поддерживали близкие отношения. Тогда как в наши дни братья и сестры, отцы, матери, дедушки и бабушки оказываются разбросанными по всей стране, а то и по всему миру. Люди в Северной Америке все больше живут «на колесах» и чуть что срываются с места — туда, где есть работа или более подходящее жилье.

Но зато в результате открываются дополнительные возможности. Каждый год вводятся в строй более миллиона новых домов в предварительно распланированных микрорайонах. Каждому, кто переезжает в такой микрорайон, приходится рвать прежние связи. Все эти новые микрорайоны сверкают свежестью и новизной, но они заселены людьми, ставшими одинокими после переезда. У верующих, переехавших в такое место, появляется, причем ненадолго, замечательная возможность завязать близкие отношения с людьми, оторвавшимися от своих корней, заменив им в какой–то степени их родных. Святой Дух может воспользоваться нашими усилиями, чтобы пробудить них нужду в таких отношениях, которые может дать только Бог.

У секулярных людей есть потребность в «космической», универсальной философии, хотя те же постмодернисты уже отчаялись подобную философию найти. Большинство людей хотят быть уверены, хотя бы подсознательно, что в мире есть какая–то гармония, что они живут во Вселенной, в которой есть порядок и смысл. Адвентисты порой даже не знают, что такая потребность существует, потому что они воспринимают подобную «вселенскую» философию как само собой разумеющееся. Задумайтесь только, какова была бы наша жизнь, если бы мы не имели представления, откуда взялся этот мир, к какому концу он идет и что там во Вселенной за пределами обозримого пространства.

Для адвентистов концепция великой борьбы служит великим организующим принципом для личных представлений о Вселенной и нашем месте в этой Вселенной. Мирской человек смотрит в небо, не имея понятия о том, что там собственно происходит. Для него это пустота, вакуум. Все, что ему известно, находится в рамках восприятия пяти чувств. То, что мы называем «эсхатологией», учение о событиях последних дней — универсальная философия, упорядочивающая все, что происходит вокруг нас, — чужда большинству людей.

Поэтому в какой–то момент любой мирской человек может ощутить острую необходимость в осмыслении своего места в этом огромном мире. С учетом того, что уже было сказано о глобальных концепциях, эта потребность чаще возникает у секулярных модернистов, чем у постмодернистов. Секулярные модернисты могут и не иметь религиозных представлений о Вселенной, но они по–прежнему считают, что подобная глобальная концепция имеет право на существование. Тогда как постмодернисты полагают, что само существование такой универсальной философии весьма проблематично, хотя в глубине души они нуждаются в ней, как и все остальные люди.

В наши дни мирские люди упорно ищут указаний, как им жить и что делать в этой жизни. Не даром самые продаваемые книги сегодня — это сборники практических советов — как починить сантехнику, как отремонтировать дом, как удачно выйти замуж или жениться, как приучить ребенка к горшку и пр. Современная молодежь по большей части не знает, что им делать с собственной жизнью, куда себя деть. Они готовы принять любую помощь, особенно если она непосредственно касается их прочувствованных нужд и оказывается на знакомом для них языке.

Честно говоря, ни одно вероисповедание не определяет образ жизни человека так, как это делает адвентизм. Мы не всегда представляем людям адвентистский образ жизни на доступном и приемлемом для них языке, однако наш стиль жизни, который приносит реальные плоды, весьма привлекателен для мирских людей. Его необходимо пропагандировать как систему, основанную на разумных и логичных принципах, а не как набор строгих запретов. Людям в миру хорошо известно, что продолжительность жизни в адвентистской общине Лома–Линды, штат Калифорния, возможно, самая высокая среди всех подобных человеческих сообществ на земле (см. National Geographic за ноябрь 2005 г.). И они активно интересуются принципами, способствующими долгой и счастливой жизни. Нам еще многому нужно научиться, чтобы правильно пропагандировать присущий нам образ жизни, и такая возможность у нас есть.

Этот краткий обзор некоторых основных прочувствованных нужд, свойственных мирским людям, показывает, что у адвентистов седьмого дня есть замечательная возможность проникать в секулярное общество и завоевывать доверие людей. В трех из пяти перечисленных выше областей наши возможности даже в какой–то мере превышают возможности прочих христианских деноминаций. Адвентистам, желающим благовествовать мирским людям, лучше всего начинать с прочувствованных нужд в сфере образа жизни с акцентом на здоровье, умении справляться со стрессами и распоряжаться личными финансами и временем.

Кроме того, мы, адвентисты, научились совмещать частные принципы нашего образа жизни со всеобъемлющим мировоззрением, способным придать смысл всем сферам человеческого бытия. В этом сила адвентизма, свойственная ему от начала. Мы обладаем комплексной вестью и комплексным мировоззрением. Если мы сможем научиться выражать наши убеждения на современном языке, то к нам присоединятся такие люди, о которых мы и помыслить не могли.

Далеко не каждый сможет работать с секулярными людьми, не вызывая у них подозрения или отторжения. Для этого нужен человек, что называется, «с двумя горизонтами» — тот, кто чувствует себя своим как в традиционном адвентистском окружении, так и во внешнем, секулярном мире. Если вы намерены наладить взаимопонимание между секулярными людьми и традиционным адвентистским народом, вам нужно быть глубоко восприимчивыми к обеим этим категориям людей, иначе у вас ничего не получится.

Существуют по крайней мере четыре качества, которые позволяют адвентисту расширить свой горизонт и охватить им мир секулярных модернистов и постмодернистов. Большинство адвентистов во всех этих четырех качествах поначалу вряд ли преуспеют, однако каждому из нас по силам развить свои навыки во всех этих сферах. Чем искуснее в них будет благовествующий христианин, тем успешней будет его свидетельство.

Первое качество хорошего благовестника для мирских людей — это способность быстро отождествлять себя с другими людьми, почувствовать себя своим среди них. Эти люди обладают сверхъестественной способностью быстро налаживать отношения. Они способны быстро сближаться с другими людьми, у них есть интуиция, позволяющая им ставить себя на место других и смотреть на мир чужими глазами.

В одной из своих предыдущих книг я рассказывал о Джо, пасторе из той же конференции, где работал и я сам. Я всегда завидовал отточенному умению Джо сконцентрироваться на каком–нибудь человеке и быстро ухватить, чем тот живет. Я никогда не забуду то время, когда нас обоих назначили в бригаду маляров для покраски летнего лагеря, принадлежавшего конференции. Как–то в воскресение, часов около десяти, к нам привели молодого человека со словами: «Вот вам подмога».

Джо тут же откликнулся: «Привет! Меня зовут Джо». Вскоре выяснилось, что молодой человек только что прибыл из Восточной Европы.

«Вот как! — сказал Джо. — А ты здесь с семьей или один?»

«Один. У меня на родине осталась сестра».

Джо подошел поближе, посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Ты ведь переживаешь за свою сестру, правда?»

И тут же глаза у парня наполнились слезами. А Джо не долго думая предложил: «А почему бы нам не помолиться о ней прямо сейчас?»

Мы все опустились на колени прямо на заляпанный краской настил и стали молиться за сестру этого паренька. А ведь он не пробыл у нас в комнате и пяти минут! Я по–прежнему не устаю удивляться способности Джо так быстро находить подход к людям.

Если вы понимаете, что вам трудно отождествлять себя с людьми, обратитесь с этими проблемами к Господу. Дух Божий в силах наделить нас дарами, которые необходимы нам для служения людям. Но даже те, кто не находит в себе соответствующего дара, могут научиться с большим успехом находить общий язык с людьми. Нужно только немного попрактиковаться. Задайтесь целью подмечать свои ошибки и учиться на них. У постмодернистов есть одна хорошая черта — они легко прощают вам промахи, которые вы допускаете в отношениях с ними — если только вы честны и искренни. Они почти всегда готовы научить вас, как нужно разговаривать с ними, если только вы покажете, что вы этого искренно хотите.

Как я уже неоднократно указывал, служить секулярным людям дано не каждому. Но если вы читаете эту книгу, то вы, скорее всего, ощущаете Божье призвание отправиться в мир на служение. И для начала будет совсем неплохо, если вы разовьете свою способность отождествлять себя с людьми и понимать внутренние мотивы, которые движут их поступками.

Второе качество, отличающее людей с «двумя горизонтами», — это способность выдавать свежие и оригинальные решения, когда этого требуют обстоятельства. Заранее «упакованный», уже сложившийся подход может охватить своим воздействием только тех немногих, кому интересно содержимое именно этой «упаковки». С секулярными людьми приходится импровизировать гораздо больше, чем большинство из нас привыкли. Подходить к христианскому свидетельству творчески значит обладать способностью в определенных обстоятельствах сказать то, что вы никогда прежде не говорили. И способность эта будет проявляться в нас только том случае, если мы будем восприимчивы к водительству Святого Духа. Дух в силах внушить вам нужные слова в нужный момент, как это было с Иисусом, когда Он ходил по этой земле.

Мне вспоминается, как я оказался однажды в гостях у человека, который говорил о себе, что он атеист. Я назову его Зак. По его словам, он не мог уверовать в Бога, потому что у него была масса вопросов, на которые никто не мог дать ему ответ. Он стал засыпать меня этими вопросами. Мы с моим другом взялись отвечать по мере сил на его вопросы, но Заку было трудно угодить. Многие из его вопросов звучали вполне тривиально. Однако я чувствовал себя несколько неуютно. Всякий раз, когда брал слово мой друг, я начинал молить Господа о том, чтобы Он помог мне найти нужные слова и донести Его весть до этого человека.

И тут я почувствовал сильное побуждение от Святого Духа сделать нечто, чего я никогда прежде не делал. Хотя я был знаком с этим человеком не более получаса, мне пришло на ум поговорить с ним по душам, напрямую. «Знаете, что меня более всего занимает в ваших вопросах?», — спросил я.

«Нет, а что?»

«У меня нет ответов на многое из того, о чем вы спрашиваете, но меня это нисколько не смущает. В отличие от вас».

«Ну и что же?», — насторожился Зак.

«А то, что даже если бы мы ответили на все ваши вопросы сегодня, завтра у вас появилась бы сотня новых. А на следующий день — еще сотня, и так далее».

«И что с того?»

«Я думаю, дело не в вопросах. Они лишь способ уйти от самого главного».

«И в чем же состоит это "самое главное", по–вашему?», — спросил Зак с опаской.

«Я уже не раз убеждался, что если человек задает один вопрос за другим, вот как вы сейчас, значит, когда–то в прошлом у него была нравственная проблема, которую он так и не разрешил».

Зак стал похож на оленя, застигнутого светом фар. Он молчал, наверное, минуты две. Его жена сидела у него за спиной, так что он ее не видел. Она энергично кивала головой, показывая, что полностью согласна с тем, что я только что сказал.

Помолчав немного, Зак сказал: «Мне нужно поразмыслить над этим».

Помолчав еще немного, он повторил: «Я подумаю над тем, что вы сказали».

Наша беседа потекла дальше, мы обратились к другим темам, но вопросов Зак больше не задавал. Остаток времени он вел себя довольно тихо. Провожая нас к машине, он отвел меня в сторонку и еще раз заверил: «Я обязательно подумаю над тем, что вы мне сказали».

Я редко иду напролом. Я не люблю прижимать собеседников к стене. Это довольно рискованный подход. Я бы и в тот раз не стал этого делать, если бы не был уверен, что руководим Святым Духом. Все наши попытки дать исчерпывающие ответы на многочисленные вопросы Зака ни к чему бы не привели. Он так и не понял бы, что проблема гораздо глубже. Если Дух Святой с вами и сердце ваше восприимчиво к нуждам людей, то вы, вполне возможно, сумеете понять, что и когда нужно сказать, даже если недостаточно хорошо знаете своего собеседника. Я думаю, точно так же поступал и Сам Иисус. Подходить творчески к христианскому свидетельству значит обладать способностью взглянуть на людей и на решение проблем в общении с ними под совершенно иным, непривычным для нас углом.

Третье качество, необходимое для тех, кто благовествует мирским людям, — это хорошее знание Библии. Знать Библию вовсе не значит выучить серию уроков о Библии. Нужно знать саму Библию, ее многочисленные сюжетные линии, как одна идея перетекает в другую. Нужно чувствовать разницу между Евангелиями от Матфея, Марка и Луки. Такое знание Библии нельзя приобрести за один вечер. Чтобы работать с мирскими людьми, крайне важно знать содержание всех библейских книг назубок. Они редко когда задают вопросы, которые можно найти в типичном комплекте библейских уроков. Они задают такие вопросы, которые вы и представить себе не могли.

Большинство наших традиционных библейских уроков были разработаны для людей, которые уже знают Христа и знакомы с Библией. Тогда как люди мирские находятся на другом уровне библейского знания. Знать хорошо Библию — значит быть готовым к неожиданным, порой обескураживающим своей нелепостью вопросам. В этом случае нужно постараться перенастроить свое мышление и выдать такой ответ на основании Писания, который превосходит все, что вы знали до того, как услышали этот вопрос.

На первый взгляд, это невозможно, однако непомерный размах этой задачи не должен вас пугать. Если кто–то поставил вас в тупик, то можно просто сказать: «Заковыристый вопрос! Вы не возражаете, если я пойду домой и подумаю над ним на досуге? На такой вопрос сразу не ответишь. Дайте мне немного времени на размышление». Секулярные люди не станут требовать от вас, чтобы вы отвечали не раздумывая. Пожалуй, они даже могут отвернуться от вас, если вы дадите им понять, что у вас наготове все ответы на все вопросы!

Больше всего мне нравится стиль благовестил, который я называю «открытым форумом». Я даю людям возможность прерывать меня в любое время вопросами или замечаниями. Получается что–то похожее на ток–шоу на телевидении. Мирские люди находят «открытый форум» и занимательным, и заставляющим думать. Оживленный обмен мнениями, пикировка острыми репликами во время интеллектуальных дебатов вызывают у них немалый интерес. Вести такой «открытый форум», конечно же, задача не из легких, ведь вы никогда не знаете, с чем столкнетесь в следующий момент, поэтому нужно хорошо знать Библию и быть восприимчивым к водительству Духа.

Чтобы благовествовать мирским людям, дипломированным богословом быть вовсе не обязательно. Главное — проводить побольше времени со своей Библией. Я вовсе не против чтения книг о Библии или изучения библейских уроков. Просто я за изучение самой Библии. Проводите за чтением Библии времени больше, чем вы посвящаете симфонии или разного рода комментариям. Чем обширнее ваши библейские знания, тем успешнее вы будете применять эти знания на практике в любой ситуации.

Четвертое качество хорошего благовестника для мирских людей — это умение представить Евангелие на доступном, повседневном, привычном для них языке. Существует язык, привычный для каждого, — тот, на котором пишутся статьи в популярных газетах и журналах. Эти средства массовой информации задействуют от восьми до десяти тысяч слов, понятных практически каждому человеку. Тогда как мы, адвентисты, очень часто говорим на своем собственном, церковном «жаргоне», понятном только нам самим.

Адвентисты, получившие образование и работающие в офисах, знают, как говорить с мирскими людьми на одном языке. Однако этот язык мы оставляем для мирской части своей жизни, а когда мы хотим выразить свои духовные нужды и переживания, то переключаемся на другое «наречие». Мы описываем нашу духовную жизнь такими словами, как «оправдание» и «освящение». Мы «видим свет». Мы знаем о «закрытии двери благодати» и «времени скорби».

Все эти понятия полезны и важны. Но они не несут в себе никакого смысла для тех, кто вырос вне адвентизма. Чтобы адвентизм был понятен для секулярных модернистов и постмодернистов, его нужно «перевести» на повседневный язык. И это не просто. Мы должны побуждать друг друга выражать свои чувства на повседневном языке даже в стенах церкви. И тогда мы не будем испытывать затруднений, благовествуя вне церковных стен обычным людям.

В свою бытность пастором в Нью–Йорке, одной из интеллектуальных столиц секулярного мира, я изо всех сил старался составлять свои проповеди так, чтобы они были понятны обычному человеку с улицы. В ходе подготовки я спрашивал себя на каждом шагу: «Поймет ли эту фразу человек, зашедший к нам в церковь "на огонек"? Как сделать ее по возможности ясной и понятной без ущерба для ее содержания?» Я постепенно выучился говорить о сложных вещах, не прибегая к сложному языку. И далось мне это совсем не просто.

Я с болью вспоминаю одну супружескую пару, которая ходила ко мне в церковь, когда я еще только учился говорить простым языком. Я как–то приготовил проповедь «специально для них». Не прошло и десяти минут, как я понял: все, что я говорю, не имеет для них никакого смысла. Они просто не понимают, о чем речь, а я впал в отчаяние, потому что не знал, как исправить положение. Больше они в церковь не приходили. У меня ушло несколько лет, пока я научился говорить на общепринятом языке, и еще несколько лет на то, чтобы превозмочь влияние моей докторской степени на мой вокабуляр. Чем лучше мы владеем обычным, повседневным языком, тем шире будет влияние, которое мы сможем оказать на «разномастную» аудиторию.

Основной принцип всякого блавестия состоит в том, чтобы говорить с людьми на одном языке. Если вы хотите благовествовать секулярным людям, вам нужно начать с изучения их общих потребностей и интересов. Это будет хорошей отправной точкой для выявления нужд конкретных мирских людей.

А еще нужно быть таким человеком, которого они готовы будут слушать! И здесь без описанных выше четырех качеств вам не обойтись. Кроме того, вам не обойтись без водительства Святого Духа, кропотливого труда и большого опыта. Однако, чтобы начать благовествовать в мирской среде, обладать сразу всеми этими способностями и качествами вовсе не обязательно.

Не стоит унывать: Бог дает силы тем, кого призывает на служение. Если вы чувствуете призвание благовествовать для модернистов или постмодернистов, я приглашаю вас посвятить себя Господу и постараться приобрести знания и опыт, необходимые для успешной работы. Лучше всего учиться в процессе благовестия. С чего лучше начать, мы узнаем в следующей главе.

В предыдущей главе мы выяснили одну интересную вещь. Оказывается, самым большим препятствием в нашем общении с секулярными людьми может стать наше неумение говорить о вере на простом, повседневном языке. На первый взгляд, это довольно странно, ведь все мы вроде бы говорим на одном наречии. Однако мирские люди говорят совсем иначе, чем привыкли говорить между собой адвентисты, и вопросы ставят совсем другие. Без серьезных усилий с нашей стороны пропасть между адвентистской речью и мышлением и речью и образом мысли мирских людей преодолеть будет совсем непросто.

Поэтому, если мы хотим перейти от теории к практике и действительно наладить отношения с секулярными людьми, нам нужно будет выучиться говорить по–новому. Нам нужно будет понять, как они думают, что их беспокоит и те потребности, которые заставляют их стремиться к чему–то лучшему в своей жизни. Как это осуществить на практике? Точно так же, как это делают дети — прислушиваться и говорить. Если мы не будем взаимодействовать с мирскими людьми, то так никогда и не выясним, как донести до них Евангелие. Если же мы будем регулярно общаться с ними какое–то время, то постепенно узнаем, как с ними нужно работать.

Как лучше налаживать общение с мирскими людьми? Нужно уметь их слушать. В это понятие я включаю искусство задавать наводящие вопросы, чтобы мягко, ненавязчиво выяснить, что по–настоящему волнует вашего собеседника в этой жизни. Научиться слушать не так–то просто. Лично я больше привык говорить, чем слушать. Но без готовности их выслушать нам с людьми не сблизиться.

При этом выслушивать нужно внимательно и стараться направлять разговор в нужное русло. Если вы просто дадите мирскому человеку говорить, о чем ему вздумается, то в итоге вам придется выслушать много разной всячины, не имеющей отношения к делу, а то и чего–нибудь непотребного. Подобный разговор может вылиться в так называемый «поток сознания». Поток сознания даже стал чем–то вроде формы самовыражения в постмодернистском мире. Поэтому, если не придать беседе определенную направленность, большинство современных людей будут говорить обо всем на свете, даже не осознавая, что разговор–то на самом деле ни о чем.

Одной из интересных иллюстраций умения слушать можно считать описание беседы Иисуса с женщиной–самарянкой в книге Елены Уайт «Желание веков» (с. 184–190). В какой–то момент разговора Иисус дает ей возможность самой повести беседу, «как она хотела» (с. 188). Когда Он заговорил о ее муже, она попыталась уклониться от этого неприятного вопроса, завязав с Ним богословскую дискуссию. И тут Он Сам вдруг меняет тему (см. с. 187). Все дело в том, что Иисус начал эту беседу с определенной целью, пусть даже Ему и пришлось на какое–то время позволить этой женщине немного углубиться в «поток сознания». Умение слушать подразумевает способность скорее предвосхищать, чем реагировать на сказанное. Ведь у любого разговора должна быть цель, гораздо более значимая, чем просто провести время.

Умение слушать должно быть использовано для того, чтобы выявить прочувствованные нужды, которыми движим собеседник. Это значит, что вы должны задать ему такие вопросы, которые помогли бы ему рассказать вам о том, что более всего волнует его в этой жизни. У моего друга Джо это очень хорошо получалось. Ему нужно было, как правило, не более пяти вопросов, чтобы выяснить, что заботит того или иного человека. Хотел бы я, чтобы и у меня был такой дар.

Умение слушать включает в себя умение задать нужный вопрос в нужное время. Большинство людей любят поговорить о самих себе, и они располагаются к тем, кто готов терпеливо их слушать. Своими вопросами мы как бы приглашаем мирского человека рассказать о себе, своей семье, своей работе, своих надеждах и мечтах. По мере сближения с ним можно спросить также о его страхах и тревогах. Мы даем ему возможность эмоционально раскрыться. Эти вопросы позволяют мягко и без нажима вести разговор в нужном направлении.

Научиться слушать бывает непросто. Большинству людей претит вмешиваться в чужие дела, нарушать чей–то покой. Будут ли у вас ошибки и промахи в процессе учебы? Да, безусловно. И чужие границы придется время от времени переступать, и в неудобном положении не раз окажетесь. Однако иного способа научиться разговаривать с мирскими людьми помимо практического, пожалуй, не существует. Однако есть пара приемов, которые помогут вам свести к минимуму ваши промахи в постижении науки общения.

Прежде всего, нужно тщательно отслеживать стадии дружбы (см. гл. 16). Добрый друг должен уметь слушать. Добрый друг не станет форсировать события, пытаясь ускорить естественное развитие отношений. Когда отношения находятся на второй стадии (факты и сообщения), к примеру, нельзя принуждать человека к разговору о его чувствах (четвертая стадия) без соответствующего повода (смерть родственника, больной ребенок и т. п.). Хороший друг всегда отслеживает, на какой стадии находятся его отношения с человеком в тот или иной момент.

Во–вторых, у нас не будет серьезных проблем с умением слушать, если мы сами открыты и честны. Как мы уже отмечали ранее, как модернисты, так и постмодернисты жаждут подлинных отношений. Человек, готовый поговорить о своих чувствах (четвертая стадия) и неудачах (пятая стадия) открывает дверь для более глубоких отношений. Другой человек может «отклонить предложение» и заморозить отношения на второй или третьей стадии. Если так, не нажимайте на него, предоставьте ему пространство. И все же большинство мирских людей воспользуются возможностью углубить отношения. И вы поймете, что умение слушать приносит свои плоды, когда не один и не два секулярных человека объявят во всеуслышание, что вы их лучший друг!

Даже если вы застенчивы по природе, вам не нужно бояться этого процесса. Секулярные люди как правило снисходительны к чужим промахам, если человек, который как–то не так повел себя с ними, честен и открыт. Если вы совершили промах, скажите просто: «Думаю, мне не следовало так говорить», или «Простите, я сказал лишнее». Если мы не будем распускаться, общение с секулярными людьми будет занятным и интересным.

Кто–то может возразить: «А разве Иисус не сказал богатому юноше напрямик, в чем его нужда? Почему Он не стал особо его слушать?»

Иисус и вправду нередко бил прямо в цель. Однако между мной и Иисусом есть существенная разница — Иисус умел читать сердце (см. Ин. 2:23–25) гораздо лучше меня. Чтобы быть настолько же прямолинейным, каким бывал порой Иисус, я должен пройти через продолжительный, двухступенчатый процесс. Во–первых, я должен удалить все барьеры, которые мешают Святому Духу открывать чужие сердца. Во–вторых, мне нужно как следует выслушать людей. Я не смогу понять большинство незнакомцев, не выслушав внимательно, что они мне могут сказать.

Дух Божий порой ускоряет процесс развития отношений, однако чаще всего Бог дает возможность этому процессу развиться естественным путем. Если бы конечный замысел Божий потребовал бы, чтобы благовестием занимались ангелы или даже Сам Дух, то они с радостью взялись бы за это служение. Но Бог предпочел поручить выполнение этой задачи нам. Почему? Потому что, проходя через трудоемкий процесс общения с мирскими людьми, мы узнаем о самих себе нечто, что не смогли бы узнать никак иначе. А еще Он доверил эту работу именно нам потому, что умение слушать — это замечательный способ продемонстрировать христоподобную любовь. Послушайте, что пишет по этому поводу Джон Стотт: «Диалог — это знак подлинной христианской любви, потому что он указывает на нашу твердую решимость избавить свое сознание от предубеждений и предрассудков по отношению к другим людям; на наше стремление услышать сказанное их ушами и посмотреть на мир их глазами, чтобы понять, что мешает им внять Евангелию и увидеть Христа; на наше сопереживание им во всех их сомнениях, страхах и тревогах»[11].

Как известно каждой благополучной супружеской паре, любовь и умение слушать — это две стороны одной медали. Поэтому наши методики и приемы ни в коем случае не должны подменять собой подлинную любовь к погибающим людям. В постмодернистском мире любое благовестие, подстегиваемое стремлением получить деньги, заработать репутацию или укрепить организацию, обречено на неудачу. Чтобы благовествовать секулярным людям, одной правильной стратегии недостаточно. В основе всего, что мы делаем, должна быть подлинная любовь. Ею должны быть продиктованы все наши поступки. А это невозможно вне взаимоотношений с Богом. Только Бог может помочь нам преодолеть наш природное себялюбие, наполнив наши сердца любовью к мирским людям. Когда мы будем обладать такой любовью, тогда и стратегия сможет стать действенным средством ее воплощения.

Таким образом, умение слушать с любовью — это и есть отправная точка для благовестия секулярному миру. Внимательно выслушивая людей и понимая, какими этапами развиваются наши с ними отношения, мы сможем сблизиться с мирскими людьми. Такому же методу следовал и Сам Иисус, Который «общался с ними, желая им добра». Отношения растут и развиваются, когда обе стороны видят, что эти отношения могут принести им пользу. Ну а в чем цель построения отношений с точки зрения благовестия?

Эта цель состоит в том, чтобы выявить прочувствованные нужды, которые могут открыть доступ к человеку извне. Какие фундаментальные потребности человека заставляют его искать истину и стремиться к самосовершенствованию? Какие у него трудности на данный момент? Что тревожит его? Какие проблемы в его настоящей жизни пробуждают в нем стремление к чему–то лучшему?

Конечно, между подлинными потребностями и прочувствованными нуждами человека может существовать определенная разница. У каждого человека есть нужды, которые он не осознает. Величайшая из всех потребностей человека — это познание Христа. Однако большинству людей даже невдомек, что они нуждаются во Христе, и они отрицают свою потребность в Евангелии. Поэтому начинать работу с ними нужно именно с их прочувствованных нужд.

Как уже было отмечено в первой главе, у каждого человека есть внутри барьер, препятствующий внешней силе убеждения. Люди по природе своей не любят менять сложившееся у них мнение. И это хорошо. Не имей мы этого свойства, мы меняли бы свои религиозные убеждения чуть не каждый день. Мы всякий раз верили бы последнему, что нам было сказано о Боге. Есть люди, которые по природе своей или вследствие полученного воспитания не имеют надежной защиты от внешнего влияния и крайне легковерны. Наверное, и вам такие встречались. Они меняют свои убеждения как перчатки и никогда ни в чем по–настоящему не утверждаются. Они слывут простофилями, которых легко обмануть.

Однако большинство людей легковерными назвать никак нельзя. Они противятся внешнему воздействию. Их не так–то просто заставить изменить свое мнение по любому вопросу. Когда появляется человек, который высказывает идеи, кардинальным образом отличающиеся от того, во что они верят, то сразу же возникает крепкая психологическая стена. И чем сильнее вы бьетесь в эту стену, тем крепче она становится. Но эти стены можно обойти. И этот обходной путь состоит в том, чтобы сблизиться с ними на основе их прочувствованных нужд. Прочувствованная нужда — это та точка в жизни человека, где он восприимчив к наставлению. Люди, занимающиеся миссиологией, называют такую прочувствованную нужду точкой контакта — той точкой в жизни человека или группы людей, в которой тот или иной аспект Евангелия пересекается с их осознанными нуждами и интересами.

Однако принцип опоры на прочувствованные нужды несколько усложняет процесс благовестия, потому что мирские люди очень разные. Если вы поговорите с десятью разными людьми, то, вполне возможно, обнаружите у них десять совершенно разных прочувствованных нужд, которые вы никогда раньше не встречали именно в таком виде. Без свежего, творческого подхода такое положение выглядит безнадежным. И хотя успех в ваших стараниях наладить отношения с мирскими людьми может перемежаться с неудачами, это очень интересное и увлекательное дело, которое обогатит жизнь всякого, кто за него возьмется.

Каким образом можно применять принцип прочувствованной нужды, скажем, на уровне евангельского служения церковной общины? Прежде всего нужно выяснить, чем живет то сообщество людей, которому вы собираетесь благовествовать. Лучше всего начать с демографического исследования. Попросите нескольких молодых людей из своей общины поработать в интернете и выудить оттуда все возможные сведения о вашей целевой аудитории, будь то люди, живущие в вашем районе, конкретная этническая группа или люди определенного возраста (например, молодежь от восемнадцати до двадцати одного или старше). Вы можете поговорить также со своим пастором или руководством конференции о маркетинговых исследованиях, связанных с конкретными районами или населенными пунктами. Эти исследования помогут вам получить представления, каким образом конкретное сообщество людей отреагирует на адвентистское благовестие. Либо вы можете обратиться за помощью в Институт церковного служения в Университете Андрюса.

Общие сведения, которые вы получите с помощью демографических исследований, могут стать основой для следующего шага, который я называю «опросом от двери к двери». Основываясь на том, что вашей церковной группе удалось узнать о целевой аудитории, составьте небольшую анкету, которая поможет вам выяснить более конкретные прочувствованные нужды, наиболее распространенные среди людей, с которыми вы собираетесь работать. По мере поступления результатов опроса, нужно будет видоизменять саму анкету на основе полученных откликов. Получив определенное представление об интересах и нуждах целевой аудитории, местная церковь или группа может проанализировать, какую из этих прочувствованных нужд она может восполнить. В идеальном варианте план евангельской работы должен быть сосредоточен на точке пересечения потребностей мирского сообщества с возможностями, имеющимися у церкви для их восполнения.

Позвольте мне привести один пример. Мне как–то довелось провести выходные в большой общине при адвентистском медицинском центре в городе, где располагается крупный университет. Я представил ее членам некоторые из принципов, изложенных в этой книге, после чего мы организовали своего рода мозговой штурм, в ходе которого руководители общины попытались сопоставить то, что они знали о нуждах горожан, с теми умениями и дарами, которыми располагала церковь. В этой церкви было много профессиональных медиков. Проанализировав дары и интересы членов церкви, мы сделали вывод, что идеальным вариантом в данных условиях был бы вегетарианский ресторан на пешеходной улице в центре города.

На следующий день я прогулялся по этой улице и обнаружил, что там уже имеются два подобных ресторана (один предлагал индийскую кухню, а другой был оформлен в стиле, который можно охарактеризовать как «духовность Нового Века»). Я сообщил инициативной группе, что прочувствованная нужда горожан в вегетарианском питании в общем–то уже неплохо восполнена. Тогда члены церкви решили исследовать другие возможные сферы, в которых пересекаются имеющиеся в церкви дары и нужны жителей города. Одной из таких сфер оказалось доступное медицинское обслуживание для местных студентов. У церкви для этого были все возможности. Наилучшие варианты для благовестия мирским людям возникают именно в точке пересечения общественных потребностей и даров, которыми располагает церковь.

В одном из микрорайонов Милуоки молодежи в возрасте от десяти до двадцати лет нечем было занять себя после школы. В самом центре этого микрорайона располагалась адвентистская начальная школа, которую крепко–накрепко запирали (по вполне понятным причинам) по окончании уроков. (Ученики в эту школу съезжались по большей части из других районов.) Несколько молодых членов церкви решили помочь местной молодежи. Будучи сами увлеченными спортсменами–любителями, они обратились в общины, содержавшие школу, с просьбой позволить им вести спортивные секции в школьном спортзале несколько вечеров в неделю. Этому евангелизационному проекту уже несколько лет. Не так давно новый молодежный руководитель местной церкви провел программу для молодежи, занимающейся в этом зале. В тот момент, когда я пишу эти строки, более двадцати ребят готовятся ко крещению, а многие члены их семей изучают Библию. Благовестие приносит наилучшие результаты там, где пересекаются нужды людей и возможности церкви восполнить эти нужды.

А что если вы живете в городском районе, где одни многоэтажки, в которые так просто с улицы не зайдешь? Здесь тоже можно многого добиться, если благовестием займутся настойчивые люди, горящие желанием принести пользу обществу и засвидетельствовать о своей вере там, где трудятся, делают покупки или отдыхают их ближние. Вот еще один пример. Как–то раз мы в нашей церкви решили собрать группу и отправиться в один из проблемных микрорайонов в Южном Бронксе. В то время Южный Бронкс напоминал Берлин в 1945 году — мусор на улицах, пустые глазницы окон, сгоревшие здания и несколько прильнувших друг к другу высоток. Картина неприглядная и малообещающая.

Был ясный, солнечный день; люди высыпали на улицу — кто сидел на ступеньках, греясь на солнышке, кто стоял, неспешно переговариваясь с соседями. Мы обошли весь район, беседуя с людьми и пытаясь выяснить прочувствованные нужды местных жителей. Автор этой книги разработал анкету с целым рядом интересных вопросов, например: «Довольны ли вы состоянием вашего квартала?» На этот вопрос 100 процентов жителей ответили: «Нет». Далее следовал такой вопрос: «Если кто–то возьмет на себя инициативу по наведению порядка в вашем квартале, готовы ли вы оказать какую–то помощь?» К моему удивлению, 90 процентов ответили «да» — и это в районе, славившемся своим безразличием!

Никто из этих людей не просил нас провести евангельскую кампанию. Просто у человека с христоподобным сердцем появилась возможность переехать в этот квартал и помочь местным жителям наладить нормальную жизнь. Такой человек мог бы заставить людей поверить в свои силы и очистить улицы от мусора, засадить пустыри цветами, урезонить хулиганов и т. д. Все это можно было сделать. Люди в большинстве своем боятся брать на себя инициативу. Но если найдется инициативный человек, они за ним пойдут. Если удастся восполнить эту прочувствованную нужду, у людей возникнет немалый интерес ко всему остальному, что сможет предложить им церковь.

Бьюкенен в Мичигане представляет собой более традиционный тип жилого района, застроенного одноэтажными коттеджами на одну семью с небольшими приусадебными участками. Здесь вполне уместен традиционный опрос от дома к дому. Я возглавил группу студентов–семинаристов, которая отправилась в эту местность проводить опрос для выявления прочувствованных нужд местных жителей. Анализ результатов этого исследования показал, что для Бьюкенена характерны три основных прочувствованных нужды — стресс, личные и семейные финансы и, как и в Милуоки, молодежный досуг, особенно летом. Наша церковь пришла к выводу, что ей вполне по силам предложить местным жителям семинары по управлению стрессом и финансами, а также организовать каникулярную библейскую школу.

Все эти программы пользовались в округе большой популярностью.

Поэтому, выслушав местных жителей, будет полезно выяснить, какими ресурсами и возможностями обладает церковь. Опрос от дома к дому помогает выявить, где находятся «плодородные поля», то есть определить, какие интересы и потребности местных жителей открывают доступ к их сердцам. И когда выяснятся их прочувствованные нужды, Дух Божий обязательно подвигнет верующих к действию! И либо они сами обнаружат в себе необходимые дары, либо Бог поможет им найти людей с такими дарами.

Есть еще один способ узнать мнение людей, помимо демографических исследований и опросов и личных отношений. Бывает крайне полезно познакомиться с местными влиятельными и авторитетными людьми. Каким бы ни был город — большим или маленьким, в нем обязательно есть влиятельные лидеры, которые держат руку на пульсе сообщества. Здесь можно упомянуть о мэре небольшого городка или руководителе муниципального образования. Это могут быть директора начальных и средних школ, шеф полиции или начальник местного полицейского участка. Изучив местные газеты, можно узнать о других влиятельных людях — от журналистов до тренеров местных спортивных команд, от врачей до бизнесменов. Лучше всего, если с подобными людьми поговорит пастор или влиятельный член общины, способный составить квалифицированное мнение о том, чем живет конкретное сообщество людей.

Чем больше вы будете знать о прочувствованных нуждах людей, тем более точным будет ответ церкви на вызовы господствующей культуры. Чтобы заслужить право учить, мы должны прежде выучиться сами.

Теперь поговорим о следующем шаге. Один из таких шагов, способных помочь адвентистам наладить контакт с модернистским и постмодернистским большинством, можно назвать «служением доброты». В мире, насквозь пропитанном рекламой, люди относятся с некоторой подозрительностью к любому предложению чем–то им помочь. Они будут пытаться понять, в чем «подвох», какую выгоду может из этого извлечь человек, предлагающий какую–то услугу. Многие церкви из любви к погибающим людям совершают служение доброты и приносят обществу пользу, не ища для себя никакой выгоды. Елена Уайт называла это «бескорыстной благотворительностью». Мы служим обществу не для того, чтобы увеличить свое членство, и не ради влияния, а просто потому, что это правильно. В постмодернистском контексте это важно как никогда.

Мне вспоминается, как моя нью–йоркская церковь собирала по улицам средства на всемирную миссию, а также для местных проектов, связанных с питанием и медицинским обслуживанием для бедных и программами по управлению стрессом. Я сидел за рулем машины с усилителем звука и колонками, из которых звучала рождественская музыка, а члены церкви под этот «аккомпанемент» шли от двери к двери и приглашали людей совершать пожертвования. Я тоже то и дело вылезал из машины, чтобы обойти несколько дверей.

В этот вечер мы обходили район, где живут представители верхнего слоя среднего класса. Дома были просто загляденье. Одну из дверей открыл мужчина, пришедший в ярость от нашего «наглого вторжения». Он высказал мне все, что думает о жадных до денег церквях и благотворительных организациях, и без обиняков заявил, что он слишком беден, чтобы на что–то там жертвовать.

Я поборол в себе искушение сказать ему, что он выглядит гораздо лучше, чем голодные дети, изображенные на брошюре, которую мы раздавали. Вместо этого я открыл брошюру и показал ему вкладыш, где были описаны многочисленные учебные программы и услуги, которые предлагают наши местные церкви. «Мне искренно жаль, что дела у вас идут не так хорошо, как хотелось бы. Вот почему мы и предлагаем перечисленные здесь программы. Просмотрите эту брошюру повнимательнее. Может быть, вы найдете что–нибудь полезное для себя?»

Я оставил его в дверях, а сам вернулся к машине. Несколько минут спустя он догнал меня на улице. Он извинился за свое неблаговидное поведение и вручил мне несколько долларов. «Я посмотрел вашу брошюру. Вы делаете доброе дело», — сказал он.

Порой у мирского общества складывается не самое лучшее мнение об адвентистской церкви. И происходит это по самым разным причинам. Переломить ситуацию можно как раз с помощью служения доброты. Мы должны предложить обществу свою помощь без каких–либо условий. Это может быть репетиторство для детей из местной школы. Это может быть бесплатное такси для инвалидов, не имеющих машины. Это может быть раздача солнцезащитных экранов людям, наблюдающим за парадом в День независимости на жарком солнце, или освежающих напитков бегунам во время марафонского забега.

Служение доброты не требует ни серьезной подготовки, ни каких–то особых навыков. Участвовать в нем может каждый; все, что от вас требуется, это желание сделать что–то доброе и приятное для своих ближних. Служение доброты поднимает дух, придает силы и помогает членам церкви осознать свою миссию. Оно помогает церкви получить признание и приобрести доброе имя у местных жителей, даже когда она не делает никаких попыток привлечь к себе внимание. Служение доброты позволяет принести добро ближним, показав им на деле Божью любовь.

Я знаю церковь, состоящую из десяти человек, которая в течение года осуществляла миссионерскую программу с бюджетом около полутора тысяч долларов. За этот год они вступили в контакт с двадцатью тысячами человек. Каждый такой контакт включал в себя улыбку, доброе слово и нередко рукопожатие. Другими словами, эти двадцать тысяч контактов подразумевали реальное взаимодействие с людьми. Каким же образом членам этой очень маленькой церкви удалось выполнить такую объемную работу? Они начали с того, что установили стол в местном колледже в день открытых дверей и стали раздавать компьютерные диски, блокноты, карандаши, сладости, печенье, пластиковые стаканчики, миссионерские журналы и билетики бесплатной лотереи. Они сидели за столом, одаривали проходящих улыбками, отвечали на вопросы и уверяли студентов, что все совершенно бесплатно. Таких контактов у них было около пятидесяти за час, причем многие студенты взяли себе миссионерские материалы.

Кроме того, они раздавали детям угощения и наклейки в день города, разносили цветы по больницам в День матери и рождественские украшения и печенье по местным пожарным и полицейским участкам на Рождество. Они раздали тысячи валентинок с текстами о Божьей любви. На День отца они подарили мужчинам множество маленьких рулеток. В зависимости от ситуации они снабжали людей солнцезащитными экранами, туалетной бумагой, лампочками и линейками.

Люди, участвующие в служении доброты, обычно возвращаются к нему снова и снова, потому что испытывают подлинную радость, делая добро другим. Кроме того, проходит немного времени, и многие из тех, кому они помогли, начинают задавать вопросы и интересоваться церковью, будучи благодарны за эти вроде бы невеликие добрые дела. Когда такая церковь размещает приглашение в газете или вывешивает свой постер на доске объявлений, многие, кто видит эту рекламу, уже не испытывают неприязни или отторжения по отношению к церкви. Служение доброты в сочетании с социологическими исследованиями — это замечательный способ узнать людей и дать им узнать себя. Более подробно служение доброты описано в таких книгах Стива Сьогрена (Steve Sjogren), как Conspiracy of Kindness: A Refreshing Approach to Sharing the Love of fesus With Others; Changing the World With Kindness и Irresistible Evangelism: Natural Ways to Open Others to Jesus.

Терпение — чрезвычайно важное качество для работы с мирскими людьми. Переход из полностью мирского окружения в традиционную адвентистскую среду — это дело не двух и не трех недель. Исходя из собственного опыта, могу сказать, что в большинстве случаев на это уходит не меньше двух лет. Это долгосрочное «соляное» служение, и оно больше подходит рядовым членам церкви, чем пасторам, поскольку пасторов часто переводят с места на место. Люди, поддерживающие отношения с мирским человеком, должны быть рядом с ним на всем протяжении его пути ко Христу.

Мне вспоминается одна крещенная мною супружеская пара. Я служил у них на бракосочетании, а год спустя крестил. Когда настал день их крещения, вся церковь была в шоке: они думали, что эти люди уже давно члены церкви. Они участвовали во всех церковных мероприятиях, праздниках и молитвенных собраниях — и везде были не менее активны, чем другие верующие. Но прошло целых два года, прежде чем они решились всецело посвятить себя Христу в рамках адвентистской церкви. Они стояли на своем: «Сначала мы хотим как следует узнать, на что мы идем. Мы планируем принять крещение в адвентистской церкви, но мы станем адвентистами седьмого дня, только когда в полной мере осознаем, что это будет для нас значить».

Засилье рекламы в средствах массовой информации привело к тому, что образованные мирские люди стали относиться с сомнением ко всему, что навязывается им со стороны. Они не меняют своих планов, вкусов и мнений легко и быстро. Они знают, что «пропаганда» не заинтересована в истине, а только в убеждении. По этой причине любая группа, убежденная в правоте своих воззрений, будет иметь немало сложностей в работе с секулярными людьми. Если мы хотим оказать существенное влияние на мирских людей, особенно постмодернистов, нам необходимо смягчить нашу убежденность искренностью и открытостью к новым идеям.

В век интернета «грязное белье» любой организации может легко оказаться на веб–страничке всем на обозрение. Скрывать наши церковные пороки и ошибки более нет смысла. Однако положение можно вполне исправить, если церковь признает свои недостатки и продемонстрирует готовность учиться на своих ошибках. Мирские люди, узнав, что наша церковь несовершенна, скорее всего, не отвернутся от нас, а наоборот, проникнутся к нам симпатией, если мы будем открыто признавать и обсуждать наши несовершенства. Они скажут: «Ну хоть вы не считаете себя безупречными всезнайками, имеющими ответы на все вопросы».

Однажды ко мне на семинар пришел один евангелист. Он остался недоволен тем, что услышал. Он сказал: «Если хочешь обращать людей, то должен быть сам вполне уверен в том, чему учишь. А у вас во всем, что вы учите, сквозит какая–то неуверенность, неопределенность».

В этот миг я понял, что все это время держал в голове и ориентировался на мирскую аудиторию. Мирские люди нуждаются отнюдь не в категоричных утверждениях. Их нужно вести к истине шаг за шагом, давая им возможность задавать вопросы, сомневаться и переиначивать ваши мысли.

Я ответил этому евангелисту так: «Раньше адвентисты считали, что для успешного благовестил они должны быть абсолютно уверены в своей правоте по любому пункту вероучения. И люди будут покорены уверенностью, которую демонстрирует благовестник. Возможно, так оно и есть до сих пор для многих людей, особенно для тех, кто принадлежит к рабочему классу. Однако этот подход, как правило, оказывается малоэффективным, и даже вредным, когда дело касается более образованных людей, и тем более постмодернистов».

Мирские люди чаще всего прислушиваются к тем, кто готов признать, что их понимание истины сопряжено с определенными ограничениями и искажениями. Открытый форум для них гораздо убедительнее, чем утвердительная лекция. Выслушивая их, ведя с ними диалог, мы выказываем уважение к их точке зрения и заручаемся подобным же уважением к себе. Такой подход потребует немалого терпения. Работая с секулярными людьми, нужно постоянно подстраиваться, настраиваться на их «волну». Все они очень разные, их нельзя мерить одной меркой. Не рассчитывайте, что они тут же обратятся в христианскую веру, отбросив свои секулярные воззрения.

Образованные «белые воротнички», как правило, не занимаются поисками «истинной церкви». Однако они с удовольствием присоединятся к сообществу, которое всем сердцем посвящает себя искреннему, честному и непрекращающемуся поиску истины. Кто знаком со Словом Божьим, тот знает, что мы смотрим как бы через тусклое стекло (см. 1 Кор. 13:12) и что мы будем возрастать в познании истины до самого конца (см. Притч. 4:18).

Эта «справочная» глава была вынужденно схематической, в ней были отображены лишь основные принципы. Многие захотят услышать более конкретные советы, как успешнее работать с секулярными людьми. Поскольку лучшая книга, которую я когда–либо читал на эту тему, это «Способы распространения информации в современном христианстве» Джеймса Энгеля, а ее уже давно не переиздавали, то я почел за лучшее поделиться с вами некоторыми наиболее полезными советами из этой книги. Что и будет сделано в следующей главе.

В своей книге «Способы распространения информации в современном христианстве» Джеймс Ф. Энгель приводит скользящую шкалу, которую он называет «процессом принятия духовного решения». Каждый человек, по его представлениям, находится в одной из точек этой шкалы, на одном конце которой «умозрительное знание о существовании Высшего Существа», а на другой — хорошо образованный, всецело посвященный, воцерковленный последователь Христа. Одна из целей умения слушать состоит в том, чтобы определить, в какой точке шкалы пребывает человек. Метод благовестил, вполне применимый к человеку, занимающему одно положение на шкале, может оказаться совершенно неуместным для другого человека, находящегося на другом участке шкалы. Скажем, совершенно неприемлемо призывать к покаянию в грехах человека, который еще даже не слышал Евангелия!

Благовестие «лицом к лицу» имеет успех лишь в том случае, если помогает человеку двигаться по шкале в сторону решения в пользу Христа. Достижение конечной цели — полное посвящение Христу и Его Церкви — скорее всего, займет немало времени, как мы уже отмечали в предыдущей главе. Читая эту главу, пожалуйста, сверяйтесь со шкалой Энгеля на с. 260.

Что именно способствует продвижению людей по шкале духовного прогресса? Энгель отмечает несколько элементов:

1. Духовный прогресс может начаться в момент осознания человеком прочувствованной нужды (Энгель называет это активацией нужды). Люди не меняются, пока не увидят, что перемены принесут им ощутимую пользу. Когда человек ощущает какую–то конкретную нужду, он становится восприимчивым к информации, которая поможет ему восполнить эту нужду.

2. Когда люди начинают осознавать свою нужду, они предпринимают поиск информации. В это время они особенно восприимчивы к уместному, ориентированному на их нужды благовестию.

3. Если в ходе поиска информации они видят, что некоторые элементы Евангелия или церковной программы повлияют в положительную сторону на их жизнь, то результатом обычно становится смена убеждений.

4. Если Евангелие произвело положительные перемены в их жизни и убеждениях, то за ними обычно следует сдвиг в отношении к Богу, к церкви, к людям и т. д.

5. Перемены в отношении ведут к переменам в поведении. Мирские люди обычно крайне неохотно получают информацию или принимают помощь от любого рода религиозных организаций, особенно от христианских. Когда взаимодействие с христианами и с христианскими идеями восполняет их нужды и производит позитивное влияние на их жизнь и убеждения, эта антипатия сходит на нет и человек готов для перемен в поведении. В этот момент он близок к решению, которое, когда оно будет принято, повлечет за собой духовный рост.

Как модернистские, так и постмодернистские секуляристы лучше всего реагируют в том случае, когда процесс, ведущий к принятию решения, идет медленно и с уважением к их личности. Решения в пользу Христа обычно принимаются на протяжении всей жизни и под влиянием многих обстоятельств. Подобным решениям обычно предшествует определенное понимание Евангелия и того, как оно соотносится с жизнью. Таким образом, нам необходимо огромное терпение в работе с людьми, которые подобного понимания еще не имеют.

Вспомните свой собственный духовный путь. Сколько времени ушло у вас на то, чтобы достичь того уровня христианской зрелости, на котором вы пребываете ныне? Сколько людей сыграли ту или иную роль в вашей христианской жизни на разных ее этапах? Как вы себя чувствовали, когда благонамеренные христиане лезли к вам с непрошенными советами? Как часто вы останавливались или даже отступали назад в своем духовном росте? Лучший способ понять, как чувствуют себя мирские люди при встрече с Евангелием, это вспомнить свой собственный духовный путь.

Большинство секулярных постмодернистов находятся где–то в районе–7 на шкале процесса принятия духовного решения. У них есть кое–какие представления о Боге, но они, в большинстве своем, знают сравнительно мало о Евангелии. Поэтому первичная цель благовествования таким людям состоит в том, чтобы помочь им получить базовые знания о Евангелии. С учетом барьеров, с помощью которых все мы защищаемся от внешнего убеждения, это продолжительный процесс, начинающийся с построения отношений, за которым следует сугубое внимание к прочувствованным нуждам. С течением времени и после многочисленных экспериментов можно будет подготовить секулярного постмодерниста к восприятию основ Евангелия. Однако призывать его к принятию решения на ранних стадиях этого процесса совершенно неприемлемо.

С другой стороны, секулярные модернисты чаще всего оказываются на ступени–6 или даже–5 в своих познаниях о христианской вере или церковных делах. Но дело тут не столько в объеме знаний или даже убеждениях, сколько в отрицательном отношении к Евангелию или к тем, кто уже благовествовал им в прошлом. С человеком, пребывающим в таком состоянии, иметь дело по крайней мере не легче, чем с откровенно неверующими людьми, даже если этот человек крещен и ходит в церковь. В подобных случаях задача благовестника состоит не столько в том, чтобы научить человека, сколько в том, чтобы он освободился от прежнего негативного «знания и опыта».

Между модернистами и постмодернистами существуют определенные различия в данном отношении, хоть они и не велики. Секулярный модернист может быть лучше постмодерниста знаком с христианской верой и Евангелием, зато постмодернист может сочетать относительное невежество с враждебностью к христианской вере, которая «витает в воздухе» в секулярной культуре. Модернист может отвергнуть Евангелие на основании своего негативного опыта, тогда как постмодернист просто «знает», что Евангелие не способно решить проблемы, с которыми он сталкивается по жизни.

Поэтому на практике благовествование людям, находящимся ближе к верхнему краю шкалы Энгеля, подразумевает в значительной мере отучивание и переучивание независимо от того, с кем ведется работа — с модернистами или постмодернистами. Желание благовествовать мирским людям должно сочетаться с восприимчивостью к их рассказам и к их опыту, говорящему о недостатках христианской веры и церкви. То, чем вы более всего дорожите, они вполне могут воспринимать как лжебогов или несбыточную мечту. Мы должны быть готовы, что наши предположения и доводы будут поставлены под сомнение, и не терять самообладания.

Одна из проблем, связанных с благовестием мирским людям, состоит в относительном недостатке литературы или сформулированных подходов к людям, находящимся на этих стадиях духовного прогресса. И большинство христиан оказываются неготовыми к общению с людьми, чьи знания о Евангелии или интерес к нему находятся в зачаточном состоянии. Я написал книгу «День, изменивший мир» специально для заполнения этой ниши. Она охватывает темы, представляющие жгучий интерес для современных людей и шаг за шагом ведущие мирского человека к пониманию, что Евангелие стоит того, чтобы его изучать. Она может оказать существенную помощь людям, еще не открывшимся для прямого благовестия.

Лучший источник соответствующих материалов для секулярных модернистов и постмодернистов — это методика под названием LIFEdevelopment, разработанная в Великобритании. LIFEdevelopment представляет собой долговременную евангельскую стратегию, нацеленную на людей, «изначально не испытывающих никакого интереса к организованным формам религии». LIFEdevelopment помогает найти подход к людям, находящимся на разных стадиях духовного интереса либо не имеющим его вовсе. Первая фаза включает в себя установление дружеских отношений и организацию специализированных, ориентированных на определенный контингент малых групп («Завязка»). Вторая фаза включает в себя серию телевизионных программ с Дуайтом Нельсоном, затрагивающих такие жизненные вопросы, как стресс и прощение, и ненавязчиво знакомящих с христианской верой («Свидетельство»). На третьей фазе («Заполняем пробел») используются дополнительные видеопрограммы, которые знакомят людей с Евангелием в мягкой, доходчивой манере. Кроме того, разработчики LIFEdevelopment издают миссионерский журнал для постмодернистов. Он называется LIFE.info. Эти и другие материалы доступны на веб–сайте www.adventistresource. org.uk или www.lifedevelopment.info.

Более поздние фазы программы LIFEdevelopment включают в себя обучение и духовное наставление, дабы мирские люди, обретшие Христа, могли, в свою очередь, стать лидерами и свидетелями в церкви. Кроме того, они содержат информацию по богослужебным новациям, дабы церкви стали более созвучны постмодернистскому поколению. LIFEdevelopment по сути своей не просто программа, это цикличный процесс, путь, ведущий людей к спасительным взаимоотношениям с Иисусом Христом.

Как мы уже отмечали, обсуждая различия между «крепостным» и «соляным» подходами к служению, успех благовестия более нельзя измерять лишь количеством обращенных людей. Многие из тех, кто благовествует секулярным модернистам и постмодернистам, никогда не увидят большое число крещений, потому что они имеют дело с людьми, находящимися в верхней части шкалы. Благовестие следует считать успешным, если удалось «сдвинуть» человека в нижнюю ее часть, независимо от того, принято решение в пользу Христа или нет. И это наиболее сложная и трудоемкая часть процесса. Если вы уже преподали основы Евангелия и заручились расположением человека, то движение от–5 до–2 идет, как правило, гораздо быстрее. Это стадии, где уже могут иметь место подвижки к принятию решения, при условии, что они будут предприниматься с большой осторожностью и с учетом чувствительности мирских людей. Люди, положительно относящиеся к Евангелию (-4), — это люди, которые уже на подходе к принятию решения.

Каким же образом будет идти процесс движения людей вниз по шкале Энгеля на практике? Когда мы встречаем человека, находящегося у верхнего конца этой шкалы, мы можем воспользоваться своим умением слушать, чтобы помочь ему осознать свои прочувствованные нужды (и это вовсе не обязательно должна быть нужда в Евангелии). Духовный прогресс почти наверняка не начнется до тех пор, пока человек не ощутит потребность в переменах. Осознание человеком своих прочувствованных нужд открывает путь к исходному решению о том, что определенная перемена в жизни принесет ему ощутимую пользу. Признав необходимость определенных перемен в своей жизни, люди становятся восприимчивыми к информации о том, как эти перемены произвести.

Открытость к переменам. Мирские люди в большинстве своем едва осознают свои прочувствованные нужды, пока не столкнутся с каким–то катастрофическим событием, например, финансовым крахом, серьезной болезнью, разводом или смертью близкого человека. На разных стадиях жизни люди в разной степени открыты к переменам. Наибольшая открытость подобного рода характерна для двух стадий — для стадии «вырывания корней» (18–25 лет в большинстве случаев) и для «кризиса среднего возраста» (где–то от 35 до 50 лет). При планировании работы с какими–то конкретными возрастными группами мирских людей лучше всего ориентироваться именно на эти две фазы.

В течение первой из двух «стадий открытости» в жизни человека (от восемнадцати до двадцати пяти лет) молодые люди перестают опираться на верования и убеждения своих родителей и переходят к собственной, выбранной или созданной ими самими, системе убеждений. Для этой фазы нередко характерен кризис идентичности, самоопределения, который усугубляется в постмодернистской среде. С другой стороны, средний переходный возраст (от тридцати пяти до пятидесяти лет) — это время, когда люди переоценивают мечты и ценности, которые они когда–то усвоили. В этот момент они окончательно отбрасывают негодные и неподходящие ролевые модели (включая те, что были усвоены ими у родителей и учителей). В этот период они либо ищут личностного обновления (включая смену религиозных убеждений и практик), либо смиряются и плывут по течению дальше.

В течение прочих фаз жизненного цикла люди сравнительно закрыты для перемен, если только они не столкнутся с личным или семейным кризисом. В возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет люди заняты тем, что пытаются воплотить в жизнь свои юношеские мечты (в профессиональном плане, в выборе спутника жизни, в обустройстве своего быта). Если они преуспеют, то довольство жизнью может помешать возникновению альтернативных потребностей, а если их постигнет неудача или разочарование, то это откроет путь для открытости, свойственной для кризиса среднего возраста.

В зрелом возрасте (от сорока пяти до шестидесяти лет) у людей, как правило, становится меньше тяги к переменам, они стремятся к постоянству, к жизни, соответствующей тому набору ценностей, которые они прояснили для себя в среднем возрасте. Они заинтересованы в личных отношениях и в получении удовлетворения от жизни, но в рамках того мировоззрения и тех убеждений, которые они усвоили или в которых утвердились в течение кризиса среднего возраста. В старости (от шестидесяти и далее) фокус смещается в сторону пенсии, что порой приводит к очередному поиску обновления в жизни, но гораздо чаще — к успокоению на достигнутом.

Таким образом, наиболее восприимчивы к благовестию подростки и молодые люди до двадцати с небольшим. Если люди не приняли Евангелие в этом возрасте, то впоследствии им будет легче всего принять его во время кризиса среднего или пожилого возраста. Кризис может наступить в любое время и по любой причине, однако чаще всего он проявляет себя около сорока или при вступлении в пенсионный возраст. Поэтому евангельские программы для мирских людей имеют больше шансов на успех, если они нацелены на молодежь, на средний возраст или на пожилых людей. Впрочем, отношения с истинным христианином, основанные на прочувствованных нуждах, способны открыть сердце человека для евангельской вести в любом возрасте. Однако люди в «закрытый для перемен» период жизни потребуют больше времени, умений и навыков со стороны христианина, пытающегося донести до них Евангелие.

Добывание сведений. Когда люди обнаруживают у себя невосполненные нужды, они приступают к поискам информации, которая помогла бы эти нужды удовлетворить. Процесс поиска охватывает все доступные для человека источники, включая телевидение, интернет, книги, журналы, советы друзей и, если сильно поджимает, даже незнакомцев. Наши шансы донести евангельскую весть до секулярных постмодернистов многократно увеличиваются, когда мы предоставляем необходимую им информацию в нужный момент. Поэтому умелое использование объявлений в прессе или на местных радиостанциях, а также интересные справочники и руководства могут вызвать интерес у людей, начавших поиски информации под влиянием какой–либо прочувствованной нужды.

С другой стороны, распространение брошюрок и трактатов — это по большей части напрасная трата времени и денег, если только эти трактаты не нацелены на прочувствованную нужду человека, получающего конкретный трактат. Но даже в этом случае трактат будет прочитан с гораздо большей вероятностью, если человек получит его из рук друга или человека, которому он доверяет, а не от незнакомца на улице.

Христианское телевидение может сыграть определенную роль в предоставлении информации находящимся в поиске людям. Кроме того, оно способно сдвинуть человека на пару ступеней вниз по шкале Энгеля. Но церквям не следует тешить себя иллюзиями, будто человека можно подвинуть к принятию решения с помощью одних только телепередач и прочих видео–и аудиоматериалов. Для большего эффекта телепрограммы нужно сочетать с личным общением в различных его формах.

Домашние или общественные собрания тоже могут сыграть немаловажную роль на этой стадии развития духовного интереса. Люди пойдут на собрания, посвященные конкретно их прочувствованным нуждам, если они убедятся, что у тех, кто ведет эти собрания, есть что сказать. Поэтому крайне важно, чтобы те, кто проводит собрания в мирской среде, были честны, искренни и откровенны. Нами должно двигать подлинное желание изменить жизнь людей к лучшему независимо от того, присоединятся они в конце концов к нашей церкви или нет. И мы должны быть готовы говорить с теми, кому стремимся помочь, на одном языке.

Перемена убеждений и отношения к Богу и к церкви. Когда человек уже занят поиском информации, у него появляется возможность внести определенные коррективы в свои убеждения и начать иначе относиться к Богу, христианской вере и церкви. Когда какая–то идея производит положительные перемены в его жизни, она, скорее всего, станет частью его текущей системы верований. А если эта идея связана с отдельным христианином или христианским сообществом, то и отношение человека к христианской вере, скорее всего, станет более позитивным. Однако в большинстве случаев секулярные модернисты и постмодернисты меняют свои убеждения постепенно, мелкими шажками, а не скачкообразно.

Как раз на этой стадии и должен оказаться под рукой христианин «с двумя горизонтами». Масштабы перемен, которые он может произвести в сознании мирского человека, напрямую зависят от степени доверия, которым он у этого человека будет пользоваться. А доверие к свидетельству христианина определяется не столько его словами, сколько характером его собственной жизни. Если мы заслужим доверие мирского человека, он обязательно обратится к нам за советом, когда перед ним встанет вопрос о смене убеждений.

Как подтолкнуть к решению. В процессе принятия решения немалую роль играет психология, однако обращение — это все–таки работа Святого Духа. Задача христианина в этом процессе состоит в мягком, дружеском ободрении. Обратится мирской человек к истине или нет — зависит только от Бога. «Рабу же Господа не должно ссориться, но быть приветливым ко всем, учительным, незлобивым, с кротостью наставлять противников, не даст ли им Бог покаяния к познанию истины, чтобы они освободились от сети диавола, который уловил их в свою волю» (2 Тим. 2:24–26).

Когда идет речь о принятии решения, Библия призывает нас не убеждать, а, скорее, мягко увещевать и самим быть восприимчивыми к учению, памятуя о том, каким долгим и многотрудным был наш собственный путь к вере. Что и говорить, люди, придерживающиеся пагубных воззрений, редко когда делают осознанный выбор в пользу подобного образа действий. Они попали в ловушку сатаны. Нам самим не по силам вызволить их из этой ловушки, сколько бы мы ни старались. Нажим в этот момент может только повредить и заглушить спокойный, тихий голос Духа. Но своей любовью и кротостью мы можем способствовать созданию атмосферы, в которой Святой Дух может подвигнуть мирского человека к решению.

Весь процесс движения в сторону принятия решения основывается на общем осознании прочувствованной нужды. Люди в большинстве своем не станут меняться, если не ощутят нужды в переменах. Однако Энгель отмечает, что в западном обществе многие люди довольны существующим положением и не видят необходимости что–то менять. Поэтому первым шагом, способствующим духовному прогрессу людей, может стать так называемая активация нужды. Донести Благую весть можно до каждого — главное работать с человеком в аспекте одной из его прочувствованных нужд. Ну а что делать, если человек вроде как всем доволен и ни в чем не нуждается?

Многие ученые и мыслители анализировали человеческие потребности, но наибольшую известность получил анализ, проделанный Абрахамом Маслоу. Маслоу разработал целую иерархию из пяти человеческих потребностей: 1) физиологические потребности; 2) безопасность; 3) чувство принадлежности и любовь;

4) уважение и 5) самоактуализация личности. Все эти пять пунктов очень важны, однако человек не осознает свои высшие потребности (4 и 5), пока не восполнены низшие.

Вторая основополагающая потребность — это нужда в безопасности. Когда у людей достаточно еды и есть во что одеться и где укрыться, они начинают беспокоиться о том, как защитить свое имущество. В сообществе, где преступность или неблагоприятная среда угрожают физической безопасности, люди опасаются за свои физические потребности, даже если эти потребности на данный момент удовлетворены.

Хотя западному обществу удалось достичь беспрецедентного уровня комфорта, большинство людей в мире по–прежнему живут в странах, где жизнь сопряжена с материальными трудностями и невзгодами. Люди, оказавшиеся в подобном положении, зачастую глубоко несчастны; они ведут унылую, безрадостную жизнь. В этих условиях первейшая обязанность церкви — сделать все возможное, чтобы помочь людям в их незавидном положении (см. Лк. 4:18, 19). В таких местах пища и кров как раз и становятся Евангелием Божьей благодати и милости для тех, кто в Нем нуждается. Однако когда угнетение или другие обстоятельства не позволяют в полной мере восполнить основные человеческие потребности, то остается только делать упор на воздаянии в жизни грядущей. Там, где вопрос безопасности стоит настолько остро, что церковь ничем не может помочь, Евангелие по–прежнему способно предложить людям свободу от чувства тревоги, покой и уверенность в Божьем водительстве и попечении о них.

Когда удовлетворены физиологические потребности людей и когда они чувствуют себя в безопасности, у них появляется возможность сосредоточиться на потребности любить и быть любимыми, на потребности принадлежать к какой–то общности. Во времена Великой депрессии все только и думали о том, как найти пропитание и крышу над головой. А когда Америка вышла из депрессии, люди стали больше задумываться о безопасности. Они стали копить деньги и упорно трудиться, чтобы оградить себя от повторения чего–либо подобного в будущем. Пока они были заняты зарабатыванием денег, потребности в любви и общности порой не уделялось должного внимания. В результате постмодернистское поколение, перед которым в западном мире не стоит проблема физического выживания, целиком и полностью сосредоточилось на любви и общности, обвиняя своих родителей в том, что те слишком поглощены основополагающими потребностями в ущерб любви и человеческим отношениям.

У церкви есть возможность восполнить эту потребность в принадлежности с помощью ощущения подлинной общности. Всякий раз, занимаясь благовестием, мы должны спрашивать себя, в какого рода сообщество мы собираемся привести людей. Мирские люди не задержатся надолго в общине, где царят притворство и лицемерие, или в церкви, разделившейся по вопросам, которые они считают малозначительными.

Постмодернисты постараются оценить качественный уровень сообщества верующих, прежде чем станут оценивать идеи, которыми это сообщество скреплено. Для них на первом месте стоит потребность в принадлежности, и только потом — вера. А для того, чтобы люди ощутили себя единой общностью, одного богослужения мало. Для этого недостаточно пары часов в неделю. Чтобы сообщество стало важной составляющей жизни человека, необходимы малые группы, миссионерские проекты, общественные мероприятия и многое другое.

Четвертый уровень потребностей связан с самооценкой, осознанием собственной ценности, уникальности и одаренности. Эта потребность также вступает в действие только после того, как удовлетворены базовые нужды. Вопрос самооценки стоит достаточно остро в современном секулярном мире. Ничто так не восполняет эту нужду, как Евангелие, о чем я уже писал в десятой главе своей книги Meet God Again for the First Time («Бог, Которого я не знал»). Мирские люди пытаются придать себе значимости с помощью каких–то материальных приобретений, достижений в какой–либо сфере или отношений с другими людьми. Но ничто из этого не дает продолжительного эффекта. Нашу потребность в высокой самооценке могут по–настоящему восполнить только взаимоотношения с Иисусом Христом.

Наивысший уровень потребностей в изложении Маслоу очень тесно примыкает к потребности в Евангелии; он называет это потребностью в самоактуализации. По Маслоу потребность в самоактуализации удовлетворяется с помощью творческой деятельности высшего порядка. Будь это так, знаменитые актеры, музыканты, художники и писатели были бы самыми счастливыми и довольными собой людьми на земле. Однако дела у них обстоят, мягко говоря, несколько иначе.

Евангелие учит нас, что подлинная самоактуализация возможна только в жизни, посвященной осуществлению Божьих намерений. Когда мы осознаем свою ценность в глазах Божьих, когда мы посвящаем свою жизнь цели, ради которой Он нас создал, тогда только мы и достигаем высшего уровня самооценки и самореализации. По большому счету эту потребность нельзя восполнить одними только успехами в творческой деятельности. Она восполняется совокупным ощущением, что твоя жизнь соответствует Божьему замыслу о тебе и Его целям. Увидеть эту потребность в надлежащем ракурсе может помочь книга Рика Уоррена «Целеустремленная жизнь» (Rick Warren, The Purpose–Driven Life), хотя в ней есть несколько спорных с адвентистской точки зрения моментов.

Осознание той или иной потребности зачастую приходит в связи с каким–то катастрофическим событием в личной жизни. Такие события, как развод, смерть супруга или лишение свободы, могут серьезно подорвать уверенность человека в своем месте в этой жизни. Они могут привести к разрушению защитного механизма, за которым скрывалась та или иная прочувствованная нужда. Попавшие в беду люди гораздо более восприимчивы к Евангелию, особенно если благовестник возвещает его осмотрительно, с учетом создавшегося положения. Бывают в жизни человека и другие события, сопряженные с немалым стрессом, скажем, смена работы, окончание учебного заведения или покупка дома, однако они не настолько тягостны, как перечисленные выше. Впрочем, если не столь значительные события происходят одновременно или в тесной последовательности, то они в совокупности своей могут вызвать серьезный кризис в жизни человека. Люди как никогда открыты для новой информации и новых отношений, когда они подверглись сильному стрессу.

Поэтому Энгель предлагает также шкалу социальной приспособляемости, позволяющую оценить уровень стресса, в котором находится человек на данный момент. Чем выше совокупное число, указывающее на стрессовые события в жизни того или иного человека, тем выше уровень стресса. А чем выше стресс, тем глубже человек осознает свои прочувствованные нужды. Люди, испытывающие большой стресс, будут более восприимчивы к благовестию, если правильно его преподнести. С другой стороны, потребуется немало евангельского терпения, чтобы трудиться с теми, кто никаких, или почти никаких, нужд не испытывает.

В завершение этой главы я хочу привести шкалу социальной приспособляемости, а также шкалу Энгеля, отражающую процесс принятия духовных решений. Если совокупное число, полученное при подсчете по шкале социальной приспособляемости, превышает 300, значит, человек испытывает серьезный стресс.

Событие в жизни Средний показатель

Наверное, благовествовать секулярным модернистам и постмодернистам нам было бы куда проще, окажись мы с ними на необитаемом острове, где кроме камней и растительности ничего больше нет. Однако служить мирскому обществу нам приходится отнюдь не в вакууме. В какой–то момент каждый из нас неизбежно сталкивается с напряжением, неким несоответствием между тем, как ведет себя церковь, и тем, как мирские люди на это поведение реагируют. Нам нужно решить для себя вопрос, как совместить адвентистский горизонт с мирским горизонтом, не пожертвовав при этом лучшими качествами, присущими им обоим. Поэтому рано или поздно нам придется спросить себя, что именно может сделать местная церковь или конференция, чтобы оказывать более существенное влияния на свое секулярное окружение.

Прежде всего, необходимо просвещать церкви и адвентистские группы относительно проблем и новых задач, которые ставят перед христианством как секуляризм, так и постмодернизм. Многие по–прежнему верят в действенность устаревших методик. Вся проблема, думают они, в недостатке веры и упорства. Однако при всей необходимости веры, молитвы и принципиальной приверженности адвентистским доктринам и стандартам, если церковь ничего не поменяет в своей стратегии, свою задачу она не выполнит. Как мы уже увидели, секулярные постмодернисты нуждаются в совершенно новом подходе к благовестию.

Кроме того, нам нужно просвещать церковь относительно проблемы горизонтов. Членам церкви нужно знать, что без умения слушать и учиться нам не добиться успеха в благовестии нашим неверующим соседям, друзьям и родственникам. По ходу дела полезно будет отметить, что Библия не дает некой единичной, строгой модели благовестил и евангелизма. Поскольку люди в большинстве своем очень настороженно относятся к переменам, то им будет полезно узнать, что смена подхода к благовестию приведет нас в согласие с Писанием, а не наоборот.

Частью подобного образовательного процесса в церкви должны стать поощрение и поддержка различных видов служения. Мирские люди очень разные. Они по–разному реагируют на евангельскую весть, и большими группами их не обратить. Поэтому плюрализму общества нужно противопоставить плюрализм Святого Духа, взрывной рост всякого рода евангельских миссионерских служений, вдохновленных Духом (см. Ин. 3:8). Исходить они должны не столько от церковного руководства, сколько от рядовых членов церкви, открывающих для себя те уникальные задачи, которые Бог определил каждому верующему.

Ничто так не окрылит рядовых членов общины, как осознание того, что у Бога для жизни каждого человека есть Свой план — и не только для жизни, но и для благовестия. Ни один пастор не способен нести мирскому обществу евангельскую весть в одиночку. Для этого нужна целая армия людей, трудящихся под водительством Духа. Когда церковь наполняется силой Духа, то какие только служения в ней не появляются! Многочисленные виды служения, вызванные к жизни влиянием Духа Божьего, — это лучший ответ на невероятное разнообразие секулярного постмодернизма.

Благовествовать мирским людям лучше всего на рабочем месте. Именно на рабочем месте, а не в церкви, адвентисты седьмого дня соприкасаются с обычными представителями современного секулярного общества. Однако мы теряем множество возможностей для миссионерской деятельности на своих рабочих местах, потому что либо неправильно их используем, либо вовсе не замечаем. Нельзя позволять, чтобы наши неудачные или неэтичные попытки благовествовать своим коллегам помешали нам использовать эти возможности наилучшим образом. Рабочее место позволяет нам поддерживать постоянные отношения с секулярными постмодернистами. Кроме того, оно позволяет показать преимущества христианской веры в нерелигиозной среде.

Если лучшее место для благовестия — это работа, то чем шире будет круг профессий у адвентистов седьмого дня, тем лучше. Возможности повлиять на секулярное общество особенно велики у журналистов, преподавателей и представителей творческих профессий. Профессионалы подобного рода оказывают наибольшее воздействие на людей. Адвентисты, работающие в средствах массовой информации или занимающиеся гуманитарными науками, могут столкнуться с серьезными проблемами, включая активную критику со стороны собратьев. Но им следует прислушаться к совету, который дала Елена Уайт много лет тому назад:

Публичный евангелизм позволяет крестить множество людей, однако далеко не всегда эти массовые крещения выливаются в устойчивый рост церкви. И одна из причин, почему это происходит, заключается в том, что люди неохотно посещают утренние субботние богослужения. Они присоединились к церкви, которая проводила по пять вечеров в неделю, использовала множество красочных пособий, а для музыкального сопровождения приглашала замечательных профессиональных исполнителей. После крещения людям оставляют одно собрание в неделю, от силы несколько пособий, а в качестве музыкального сопровождения — рояль или заунывный орган. Нетрудно догадаться, что качество субботних богослужений играет чрезвычайно важную роль в поддержании церковного роста — и не только среди мирских людей.

Многие адвентистские церкви уясняют для себя, что способное вызвать отклик у людей, живое богослужение обладает огромной силой, оно привлекает людей, молва о нем переходит из уст в уста и достигает людей невоцерковленных. Люди, переставшие ходить в церковь из–за того, что церковные богослужения казались им скучными, навязчивыми и оторванными от реальной жизни, зачатую охотно дают церкви второй шанс, когда ее служения становятся интересными и созвучными действительности.

Это обновление включает в себя использование современного языка и музыкальных стилей. Кто–то видит в этом определенную угрозу, однако история свидетельствует, что возрождение веры нередко сопровождается и возрождением христианского песенного творчества. На необходимость свежих мелодий, стилей и текстов указывает тот факт, что вера должна быть тесно связана с реальностью и войти в повседневную жизнь людей, без чего им секулярный дрейф не одолеть. Современные мирские песни, хоть и несут в себе нередко смысл, противоречащий Евангелию, тем не менее отражают те жизненные перипетии, с которыми повсеместно сталкиваются сегодня люди. Когда христианская музыка показывает, что ей не безразличны эти перипетии, эта жизненная борьба, которую ведут современные люди, она становится мощным инструментом влияния, указывая евангельский путь решения этих проблем.

Никто из нас не избавлен вполне от реалий современной жизни. Даже если мы не смотрим телевизор и не слушаем радио, мы все равно не свободны от влияния извне. Когда вы звоните в банк, в магазин или в другое учреждение, вас просят не вешать трубку и, пока вы «висите» на линии, включают вам какую–нибудь развеселую современную мелодию, чтобы вам не было скучно. Когда вы приходите в продуктовый магазин или делаете необходимые покупки в торговом центре, там тоже крутят для покупателей популярную музыку. Современная культура проникает все и вся, отгородиться от нее совершенно невозможно. Поэтому когда мир, в котором мы живем, не находит отражения в богослужении, мы можем начать жить двойной жизнью. Одна жизнь — когда мы в церкви или общаемся со своими братьями–христианами. Другая — когда мы работаем или развлекаемся. Такая поделенная на «отсеки» жизнь не спасет нас от секулярного дрейфа и не позволит нам заинтересовать мирских людей нашей верой.

Однако перемены могут оказаться крайне мучительными для собратьев, даже когда налицо ощутимые положительные результаты. Многие люди по–настоящему дорожат традиционным стилем богослужения. У нас есть много замечательных церковных гимнов, которые по–прежнему глубоко трогают душу и сердце. Радикальные перемены в этой сфере могут принести больше вреда, чем пользы в традиционной церкви. Но есть целый ряд простых элементов, которые могут не только улучшить качество богослужений в глазах традиционалистов, но и создать более приемлемую и комфортную среду для мирских людей.

1. Повседневный язык. Богослужение можно улучшить, используя в молитвах, прославлениях и проповедях привычный для всех, повседневный язык. И это не вызовет существенных противоречий. Возможно, члены церкви научатся этому не сразу, однако им вполне по силам выражать все аспекты нашей веры на языке, понятном людям с улицы, а не на специализированном адвентистском «жаргоне». Бывает крайне огорчительно, когда ты пытаешься найти Бога, а по ходу дела выясняется, что для этого тебе нужно освоить новый язык, без которого тебе не понять, что говорит о Нем Его народ! Бог говорит с людьми на одном языке, поэтому, когда мы обращаемся к людям на повседневном языке, мы следуем Его примеру.

Более того, используя обиходный язык, мы показываем людям, что мы к ним неравнодушны. Когда мы общаемся с людьми на их языке, мы тем самым даем им понять, что принимаем их такими, какие они есть. Они важны для нас. Когда люди знают, что они для кого–то важны и значимы, им легче поверить, что они важны и для Бога. Использование повседневного языка одушевляет Бога для тех, кто живет в мире, сильно отличающемся от замкнутой церковной среды.

2. Практическая ценность. Кроме того, сделать богослужение более привлекательным в глазах секулярных постмодернистов можно, повысив его практическую ценность; другими словами, нужно сделать так, чтобы все, что люди узнают в субботу утром, можно было применять на практике в другие дни недели. Людям нужно услышать в субботу нечто, что они могут воплотить в жизнь в понедельник, вторник и среду. Показав людям на деле живое христианство, мы привлечем их к Богу, заставим их глубже задуматься о практическом благочестии. Увы, адвентистские богослужения редко влияют на жизнь людей вне субботы. Здесь будет вполне уместно привести следующий горестный упрек: «Как это ни печально, многие слишком много внимания уделяют теории и слишком мало — практическому благочестию по той лишь причине, что Христос не живет в их сердцах. У них нет живой связи с Богом» («Свидетельства для Церкви», т. 4, с. 395, 396).

Мы сможем гораздо убедительнее показать, как прожить понедельник по–христиански, если мы живем так сами, преодолевая те же трудности — дома, в обществе, на работе — что и все остальные люди. Когда мы знаем сами, что значит ходить с Богом каждый день на протяжении недели, нам будет не трудно научить этому и остальных. Церкви, пользующиеся наибольшим влиянием в современном секулярном обществе, делают упор на практическом христианстве. Я вовсе не призываю отодвинуть доктрины на задний план. Однако доктринальное учение должно производить перемены в самой жизни, а не только в сознании.

3. Совершенство. Третья сфера, перемены в которой могут в положительную сторону сказаться на отношении к нам мирских людей, — это совершенство, высокое качество во всем, что мы делаем как церковь. Слишком часто все, что происходит в адвентистских церквях, имеет вид убогий и отсталый. Богослужения организуются наспех, бывают нестыковки проповеди и музыкального сопровождения. Для самих адвентистов эта убогость, может быть, вполне терпима, тогда как люди мирские воспринимают ее как оскорбление в лучших чувствах, а такое богослужение — как напрасную трату времени.

Мы требуем качества от продуктов, которые покупаем, от гостиниц, в которых останавливаемся, от телепередач, которые смотрим, а сами хотим, чтобы нецерковный человек довольствовался вялой проповедью и нестройным пением. Увы, мирские люди в наше время очень требовательны. И музыка, и чтение библейских текстов, и молитва и даже объявления — все должно быть на высшем уровне.

Один из лучших способов повысить качество всех аспектов церковного служения — это регулярный их критический разбор. Если мы всерьез обеспокоены качественным уровнем нашей работы, нам нужно постоянно получать отклики людей о качестве наших усилий в Божьем служении. Церковное служение нужно почаще соизмерять со Словом Божьим и с нуждами людей, которым мы служим. Никто не должен считать себя неприкосновенной фигурой, даже пастор. Критический анализ всегда болезнен, но он поможет сделать служение более действенным и плодотворным.

4. Овладевайте вниманием людей. Четвертая область, которая может повлиять на привлекательность богослужения, напрямую связана со средствами передачи информации. Богослужение необходимо сделать более ярким и притягивающим внимание. В наш информационный век так просто внимание людей не привлечь. Постмодернисты в особенности проводят все меньше времени за книгами и все больше у телевизора или компьютера. Многие читают больше документов в цифровом формате, чем в напечатанном, бумажном виде. Постмодернисты предпочитают картинку тысяче слов. Если вы будете убеждать их пространными предложениями, то они, пожалуй, даже и не запомнят, что вы сказали. И совсем другое дело, если вы предложите им яркую метафору или нарисуете картинку с подписью — так они скорее вас поймут и лучше запомнят вами сказанное.

У постмодернистов с детства так много развлечений на выбор, что им очень даже просто наскучить. Думаю, вам нетрудно представить себе молодого человека, блуждающего по необъятному телеэфиру с пультом дистанционного управления в руках. Современным людям нужно не более пяти–десяти секунд, чтобы решить, стоит ли воспринимать проповедь серьезно. Однако при правильном, здравом подходе к применению визуальных средств можно создать среду, которая поможет модернистам и постмодернистам воспринять ту весть, которую мы хотим до них донести. Церковь должна стать трехмерной, используя образы — но не вместо слов, а им в помощь.

Музыка в хорошем исполнении тоже может привлечь внимание к богослужению. Визуальные виды искусства могут в значительной мере способствовать усвоению духовных уроков. Если у членов вашей церкви слово спектакль вызывает резкое отторжение, то попробуйте воспользоваться для этой цели детским рассказом. Согласуйте его с проповедью, гимнами и чтением Писания; пусть все служение станет единым целым. Взрослые любят детский рассказ — порой даже больше, чем сами дети! Уверяю вас, богослужение можно сделать более интересным, никого при этом не оскорбив и не обидев.

В модернистскую эпоху перед богослужением ставилась задача помочь людям узнать о Боге. В наш постмодернистский век богослужение нужно строить так, чтобы помочь людям прежде всего ощутить Бога. И для этого есть серьезное библейское основание. В служении ветхозаветного святилища были задействованы все органы чувств; поклоняющиеся приходили к храму не для того только, чтобы выслушать проповедь. У них на глазах разворачивалось впечатляющее священнодействие, они вдыхали курения, вкушали приношения, в общем, были активными участниками. Во время некоторых праздников народ играл на ударных инструментах и исполнял ритуальные танцы (см. Пс. 150). Конечно, мужчины и женщины танцевали при этом раздельно. Храмовое богослужение было ярким, запоминающимся событием. Кроме того, приковывая внимание людей, мы следуем примеру Христа, Который очень умело задавал тонкие риторические вопросы, например: «Который из двух [сыновей] исполнил волю отца?»

5. Мощная духовная интонация. Если вы хотите вдохнуть новую жизнь в ваши богослужения, вам не обойтись без мощной духовной интонации. Одной только истины сегодня недостаточно, чтобы удержать людей в церкви. Они должны встретить здесь живого Бога. Секулярные постмодернисты только тогда решатся ходить в церковь, когда увидят, что там присутствует живой Бог. Их привлекают те церкви, где люди знают Бога и знают, как научить других богопознанию. Все, что происходит во время богослужения, будь то проповедь, музыкальный номер или молитва, должно быть заряжено духовной энергией тех, кто в нем участвует. Мирских людей «на мякине не проведешь». Если в церкви едва теплится духовная жизнь, это видно невооруженным глазом — и не только людям со стороны, но и церковной молодежи.

6. Подлинность. Здесь мы подходим к крайне важному для совершенствования адвентистского богослужения вопросу, может быть, даже самому важному. Современным людям как воздух нужны примеры подлинного, настоящего христианства. В адвентистских церквях нередко царит рутина, люди служат Богу по привычке, без сердца. Однако у секулярных постмодернистов как будто нюх на неискренность и подлог. Они чуют фальшь в христианах за версту.

Подлинность строится на духовности. Это качество приобретается в ежедневном молитвенном общении с Богом. Кто если не Христос может помочь вам увидеть себя глазами своих ближних! Только Он может научить нас быть самими собой в истинном смысле этого слова. Работая с мирскими людьми, мы обнаружим, что один из наилучших способов завязать отношения с другим человеком — это искренно поделиться с ним своей собственной нуждой. Люди неохотно откровенничают с другими. Они не хотят показывать свои уязвимые места. Но если мы сами будем с ними откровенны, не боясь показать свою уязвимость, то они откроют нам в ответ свои души и поделятся с нами своими сокровенными нуждами и тревогами. Гораздо более подробно я изложил эту тему в своей книге «Богопозпание в современном мире».

В силу своего скептического отношения к авторитетам и авторитетным учреждениям постмодернисты могут воспринять христианство только через отдельных христиан, завоевавших их уважение и доверие. Они не поверят христианину на слово; они сначала посмотрят, как он живет. Если этот человек, преодолев смущение, признает свое несовершенство, то это произведет на них гораздо более благоприятное впечатление, чем если он будет за маской приличия скрывать изъяны и пороки, присущие ему в повседневной жизни. Когда постмодернисты соприкасаются с религией, их беспокоит не столько ее истинность, сколько подлинность. Они не требуют от церкви совершенства, они хотят, чтобы она была искренней.

Мне посчастливилось в жизни — вот уже более двадцати лет я имею возможность наблюдать за процессом развития современного богослужения в церкви Пайонир Мемориал (Университет Андрюса). Это лучший из известных мне примеров применения изложенных выше принципов в адвентистской церкви. Под руководством Дуайта Нельсона и его сотрудников университетская молодежь сумела отыскать нужное соотношение между твердой приверженностью традициям прошлого и полным признанием современного языка. В течение двадцати с лишним лет этот процесс продвигается вперед усилиями все новых и новых поколений студентов.

В результате получился дивный ансамбль из органа, фортепьяно, гитар и, по временам, скрипок, труб и негромкой ударной установки. Старые добрые гимны приобрели свежее звучание. Обо всех нововведениях совершаются молитвы, они подробно разъясняются приверженцам более традиционных форм. Проводящие богослужение тщательно следят за своим облачением и поведением на церковной кафедре. Богослужения в этой церкви порой производят на меня воистину неизгладимое впечатление. Им присущи просто удивительные яркость и глубина. А более всего поражают и впечатляют прямота, сила, глубокомысленность, юмор и духовная страсть, которыми Бог одарил Дуайта Нельсона. Вы можете сами убедиться в этом, посмотрев еженедельную трансляцию богослужения в его церкви на сайте www.pmchurch.tv. Каждую субботу эта церковь заполнена молодыми людьми. Каждую неделю постмодернистское поколение приходит к Богу.

Однако хочу вас предупредить. Богослужение в церкви Пайонир Мемориал стало таким далеко не сразу. Дуайт Нельсон занимается его совершенствованием уже более двадцати лет. Случаются проколы, ему приходится выслушивать и критику, и недовольство. Одни жалуются, что процесс перемен идет слишком медленно. Другие жалуются, что он зашел уже слишком далеко. Этот процесс приходится постоянно выверять и корректировать. Но при этом сочетание таланта, настойчивости, молитвы и неизменной приверженности своему делу (со стороны служителей и общины) позволяет проводить богослужения, которые из недели в неделю оказывают мощнейшее влияние на жизнь участвующих в них людей. Мои собственные дети, переживающие сейчас пору становления личности, утверждаются в своей адвентистской вере не в последнюю очередь благодаря служению этой церкви.

Поэтому будьте терпеливы, когда речь идет от совершенствовании богослужения. На это уйдет немало времени. Причем единого рецепта, который позволил бы улучшить богослужебную практику, не существует. Везде есть свои особенности, которые нужно учитывать. Я участвовал в замечательных и по–настоящему интересных для постмодернистов богослужениях не только в Северной Америке, но и в таких местах, как Фиджи, Австралия, Западная и Южная Африка, Германия и Норвегия. И везде они проводятся по–разному. Каждая церковь должна прийти со своей жаждой спасать погибающих к подножию креста и открыть свои сердца для Божьего водительства. Церковь существует ради миссии, а не миссия — ради церкви.

Каким бы «дружественным» к мирским людям ни было богослужение, в традиционных церковных общинах есть много такого, из–за чего как модернистам, так и постмодернистам трудно почувствовать себя в этой среде своими. Особенно на том этапе, когда они находятся в процессе поиска. Поэтому крайне важно, чтобы люди, проповедующие в секулярном обществе, могли предоставить своим подопечным своего рода «убежище» на полпути между миром и церковью. Нужно создать определенную «субкультуру» или «дверь», через которую секулярные люди могут войти в церковь. В качестве такой «субкультуры» могут выступать малые группы, особые богослужения или нетрадиционные собрания (например, вечеринки или семинары на определенные темы) на нейтральной территории.

Идея «убежища на полпути» позаимствована мною из психиатрической практики. У психиатров существует методика, помогающая душевно больным людям, освобождаемым из лечебниц со строгой изоляцией, полноценно адаптироваться в обществе. Было признано, что им крайне трудно преодолевать огромный разрыв между двумя этими социальными средами без существенной помощи со стороны. В «убежище на полпути» создается привычная для них по лечебнице обстановка, но при этом их учат определенным навыкам, которые им потребуются в «большом мире». Я применил эту метафору, чтобы показать, насколько важно создать привычную, удобную для секулярных людей среду, чтобы облегчить им переход из мирского общества в церковь и помочь им стать вполне посвященными членами религиозного сообщества. Термин субкультура призван показать, что в этом «доме на полпути» присутствуют определенные элементы церкви, но в таком контексте, чтобы не оттолкнуть ищущих истину мирских людей.

Духовный «дом на полпути» — это среда, где заинтересовавшиеся верой, но еще не приспособившиеся к церкви ни в социальном, ни в организационном плане мирские люди могут получить духовное наставление, в котором они так нуждаются. Если «церковь» обычно ориентирована на нужды и интересы церковных традиционалистов, то цель «субкультуры» состоит, прежде всего, в том, чтобы учитывать в своей деятельности нужды и интересы целевой аудитории. «Субкультура», нацеленная на людей с мирским мировоззрением, должна по возможности избегать разного рода мелких раздражителей, которые отвращают секулярных людей от церкви.

С помощью этих «субкультур» можно открыть дверь в церковь людям, которые в противном случае не смогли почувствовать себя там как дома. С течением времени многие мирские люди шаг за шагом совершат переход из «субкультуры» в основное церковное тело как таковое. Другие будут посещать «субкультуру» и два, и три года, не проявляя повышенного интереса к церкви. Девизом настоящего «дома на полпути» определенно должно быть «Терпение!» Выходцам из секулярного общества нужно немало времени, чтобы вписаться в адвентистский образ мысли и жизни. Но когда мы поймем, как терпелив с нами Бог, нам захочется относиться к людям так же, как Он относится к нам самим.

Это терпение должно иметь в своем основании любовь, которой наделяет нас Бог к тем, кто Его не знает. Мы должны быть терпеливы к мирским людям, потому что это те, «за кого Христос умер» (Рим. 14:15). Бог одухотворяет нас Своей любовью, располагает нас к людям и дает нам навыки, необходимые для налаживания отношений с теми, кто Его не знает (см. 1 Кор. 12:8–11). Мы обращаемся к людям на их языке, потому что именно так поступает Сам Бог. В итоге возникает сообщество верующих, где люди разного происхождения, обладающие разным жизненным опытом, учатся угождать Богу и менять к лучшему этот мир.

Это новый вид дружеских отношений.

Один из самых сложных аспектов служения секулярным модернистам и постмодернистам — это благовестие один на один, отнимающее немало времени и усилий. У общественных собраний своя задача, но работа с мирскими людьми немыслима без личных отношений. А для этого нужно уметь точно определить, в каком состоянии эти отношения находятся и какую стадию проходят. Поэтому будет весьма полезно сделать обзор стадий дружеских отношений и показать, как они будут сказываться на нашем благовестии людям из секулярной среды.

На эту тему писали многие авторы, и у каждого был свой подход. Я отдаю предпочтение семиэтапному подходу, разработанному моими друзьями — Биллом Ундервудом и Эдом Дикерсоном[12]. С помощью этой концепции вы сможете точно определить, на каком этапе находятся ваши отношения с тем или иным мирским человеком. Кроме того, вы будете точно знать, что нужно делать, чтобы ваши отношения перешли в следующую стадию.

На каждом этапе дальнейшее развитие отношений зависит от обоюдного желания сторон. Если одна из сторон притормаживает на определенном уровне, то выше этого уровня отношения не поднимутся. Если вы попытаетесь вырваться на один–два этапа вперед, не учитывая желание и готовность другого человека (что нередко бывает при благовестии), ваши отношения, скорее всего, прервутся, если только вы вовремя не одумаетесь.

При первой встрече люди обмениваются приветствиями и замечаниями о погоде либо затрагивают темы, по которым, как им заведомо известно, у них обоих есть что сказать. Они бегло оценивают лицо собеседника, его фигуру и лежащие на поверхности личные качества, взвешивая, стоит ли углублять отношения или лучше оставить все как есть. На этом этапе происходит, так сказать, «шапочное знакомство». Обе стороны ничем или почти ничем не рискуют.

Мы общаемся на этом уровне с массой людей чуть не каждый день. В большинстве случаев мы даже не знаем их имен, и дальше приветствий дело, как правило, не идет. При определенном стечении обстоятельств наши отношения могут несколько углубиться, но переход в следующую стадию обычно означает, что в этом заинтересована по крайней мере одна из сторон. Когда речь идет о христианском свидетельстве, заинтересованной в углублении отношений стороной выступает, безусловно, тот, кто желает донести до другого человека евангельскую весть.

Вторая стадия дружеских отношений подразумевает обмен фактами и сообщениями. На этой стадии вы открываете другому человеку то, что вам интересно, что представляет для вас какую–то важность. Другими словами, вы открываете что–то личное, но не сокровенное. Риск на этой стадии отношений невелик, но он все–таки есть. Вы «забрасываете удочку» — делитесь какими–то важными мыслями, открываете частичку себя в попытке прощупать ваши отношения. Если другая сторона не проявляет интереса к тому, что вы ей открываете, это может причинить вам некоторую боль.

Если говорить о свидетельстве, или благовестии один на один, то именно на этом этапе впервые появляется возможность установить точку контакта. Отношения смогут развиваться дальше, если у обеих сторон есть общие интересы. Прочувствованные нужды — вот где могут пересекаться интересы людей. Если вы проявите интерес к нуждам другого человека и у вас найдется что сказать по этому поводу, ваши отношения быстро минуют первую стадию и войдут в стадию номер два — обмен полезной информацией.

Когда отношения между людьми достигают третьей стадии дружбы, уровень риска существенно повышается. Когда вы узнаете кого–то чуть лучше, у вас появляется некоторое представление о том, как с ним нужно обращаться. Если вы хотите пойти на сближение с другим человеком, вы должны быть готовы поделиться с ним некоторыми своими мнениями и суждениями. Просто поболтать о погоде будет недостаточно. Заведите разговор о политике или о последних событиях в мире и внимательно следите за реакцией своего собеседника, отмечая для себя, можно ли продвигаться дальше. Если вы найдете в человеке «родственную душу», с которой у вас много общего, то ваши отношения, скорее всего, будут развиваться дальше.

Именно на этой стадии можно начать затрагивать религиозные вопросы, поскольку мирской человек относит веру к области мнений и суждений, но никак не фактов. Если от вас отвернутся, не согласившись с вашим мнением, то такое неприятие будет для вас гораздо болезненнее, чем чье–то нежелание общаться с вами из–за того, что вы как–то не так поздоровались или перепутали какие–то факты. Наши мнения и суждения в гораздо большей степени отражают наше существо. Поэтому крайне важно, чтобы, неся христианское свидетельство, мы не ставили под угрозу наши отношения с людьми из–за каких–то мнений, которые не играют ключевой роли в процессе созидания веры. Наши миссионерские усилия могут легко пойти прахом, если мы позволим каким–то второстепенным, не имеющим прямого отношения к библейскому мировоззрению идеям разрушить наши отношения с мирскими людьми.

Люди входят в четвертую стадию дружеских отношений, когда у них появляется желание делиться не только фактами и мнениями, но и чувствами. На этом этапе отношений люди бывают крайне ранимы и уязвимы. Если вы расскажете кому–то о своих чувствах, а в ответ получите равнодушие, насмешку или неприятие, то это может нанести вам серьезную душевную травму. Поэтому люди зачастую вступают в эту стадию очень осторожно. По мере углубления отношений люди раскрываются, они охотнее делятся тем, что их радует и что огорчает. Они готовы открыть вам, что их приводит в гнев и что пугает. Поделиться с кем–то своими эмоциями — значит поставить себя в уязвимое положение. Если стороны с уважением относятся к чувствам друг друга, значит, можно развивать отношения еще дальше.

Во многих культурах считается нормой, скажем, открыто выражать свой гнев, тогда как такие чувства, как страх, радость или печаль, принято держать при себе, а то и вовсе подавлять. Если кто–то хочет поделиться с вами своими сокровенным чувствами, открыть вам свою душу, значит, этот человек проникся к вам большим доверием. В Библии есть много эмоциональных отрывков, написанных с большим чувством, от души. Если мы хотим по–настоящему влиять на души других людей, нам нужно не бояться открывать свои собственные чувства и переживания.

Пятая стадия нередко становится переломным моментом в отношениях людей. На пятой стадии люди открываются настолько, что начинают делиться не только мнениями и суждениями, не только радостями и страхами, но и неудачами и промахами. Мы должны проникнуться немалым доверием к человеку, прежде чем у нас повернется язык сказать ему: «Я был неправ». Чтобы не выходить на этот уровень отношений, мы начинаем выискивать себе оправдание или обвинять тех, кто вступает с нами в конфронтацию. Если человек начинает обороняться, когда вы задаете ему наводящие вопросы, то в этом случае вам лучше отступить на предыдущий уровень отношений и дать ему время понять, что вам можно доверять на более высоком уровне. На пятой стадии мы становимся по–настоящему уязвимы друг для друга.

На этой стадии уровень взаимного доверия настолько высок, что мы готовы позволить другому человеку указывать нам на наши ошибки и недостатки. Эту стадию можно назвать стадией подотчетности. Мы готовы позволить другому человеку нести долю ответственности за нашу жизнь. Мы дозволяем ему обличать нас, то есть говорить нам напрямую, когда мы неправы, когда наше поведение вредит нам самим, другим людям или нашим с ним отношениям. Мы дозволяем другому человеку в какой–то степени контролировать нашу жизнь.

Одна из проблем, с которыми мы сталкиваемся в браке, состоит в том, что мы обращаемся друг с другом, как если бы мы были на шестой стадии отношений, тогда как защитная реакция одного из супругов говорит о том, что мы не оставляем друг за другом права поддерживать отношения на данном уровне. Схожая проблема возникает и при личном благовестии. Мы чувствуем потребность указать другим на изъяны и недочеты в их поведении или убеждениях, но с их стороны подобную откровенность отнюдь не приветствуем. В результате наши отношения становятся односторонними, возникает непонимание и неприятие. Когда другая сторона переходит в оборону, нам нужно отступить на предыдущий уровень и молиться о смягчающем влиянии Святого Духа как на наше сердце, так и на сердце нашего мирского друга.

На седьмой стадии возникает самая тесная дружба, когда друг от друга нет никаких тайн. Для этой стадии характерны полная открытость и прозрачность. В этом мире такие отношения — большая редкость, хотя они стоят того, чтобы к ним стремиться как в дружбе, так и в браке.

Рассказав об этих семи стадиях на очередном семинаре, Эд любит задавать своим слушателям один и тот же вопрос: «Если применить эти семь ступеней дружбы к нашим отношениям с Богом, то на какой из этих стадий происходит обращение?» Сам Эд считает, что обращение происходит на пятой стадии отношений с Богом, то есть на той стадии, когда мы готовы признавать пред Ним свои ошибки и недостатки или, другими словами, исповедовать свои грехи. Таким образом, умение слушать должно помочь нам дойти с мирским человеком до той стадии дружбы, когда этот человек будет достаточно «уязвим», чтобы принять Евангелие. Имея в своем распоряжении эту семиэтапную систему, мы сможем проследить, как развиваются наши отношения, чтобы не торопить события, но и не упускать время. Она помогает свести к минимуму серьезные препятствия, которые нередко возникают на пути духовной дружбы.

Есть во всем этом один момент, который меня крайне тревожит. Когда я спрашиваю своих единоверцев, на какой стадии дружбы находится большинство адвентистских церквей, они, как правило, отвечают мне: «На третьей». Другими словами, отношения в типичной адвентистской общине строятся вокруг мнений и суждений. Большинство адвентистов весьма неохотно переходят в стадию номер четыре (чувства) и пять (готовность признать свои промахи). Но при этом те же самые члены церкви верят и надеются, что они находятся в спасительных взаимоотношениях с Богом (стадия номер пять).

Короче говоря, создается впечатление, что типичный адвентист имеет с Богом более тесные отношения, чем с другими членами церкви. Мы говорим, что наши отношения с Богом находятся на пятой стадии (исповедание греха), и при этом довольствуемся третьей стадией в своих взаимоотношениях с собратьями по вере.

Священное Писание предостерегает нас, что так быть не должно. Согласно 1 Ин. 4:20, «кто говорит: "я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» Другими словами, человек не может поддерживать с невидимым Богом близкие отношения и при этом держаться на расстоянии от окружающих людей — друзей и знакомых. Если нам трудно наладить доверительные отношения с ближними, то не следует обольщаться, будто с невидимым Богом отношения у нас гораздо глубже.

Отсюда я делаю вывод, что всем нам не помешает проанализировать наши отношения с Богом и ближними и что–то в них изменить. Научиться любить и быть любимым — это очень важно, и не только для нашего благополучия как социальных существ, но и для нашей способности поддерживать глубокие отношения с Богом. Ведь от того, насколько близки мы с Богом и ближними, зависит, насколько успешно мы сможем помочь ближним обрести столь же тесные отношения с Ним.

Всему сказанному в этой книге, наверное, можно подвести такой итог: мы не можем поделиться с ближними тем, чего у нас нет. Мы не сможем привести к Богу мирских людей, если не знаем Его сами. Мы не сможем привести к Богу мирских людей, если мы не готовы вступать с ними в глубокие, искренние отношения. Наша способность влиять на жизнь других людей к лучшему зависит от того, насколько мы позволяем Богу и ближним влиять на нас.

Эти заключительные строки касаются меня самого в не меньшей степени, чем, может быть, и вас. Некоторое время назад я решил никогда больше не проповедовать о том, что не пережил прежде сам, в своей собственной жизни. По мере того как Бог меняет меня, я становлюсь орудием в Его руках, с помощью которого Он меняет других. Благовестие секулярным модернистам и постмодернистам требует немалых интеллектуальных усилий. Но подлинный успех в этом деле зависит более от того, кто мы во Христе, чем от наших планов и стратегий. Стратегия без веры и молитвы пуста и никчемна. Но и без внятной стратегии наше миссионерское служение будет напоминать поставленный на подпорки автомобиль с вывешенными и потому без толку вращающимися колесами. Ключ к сердцу секулярного постмодернистского мира — это и вера, и стратегия вместе. Наш здравый смысл и тщательное планирование должны трудиться рука об руку с силой и водительством Святого Духа. Мы приносим евангельскую весть одним людям, они передают ее другим. И так по благодати Божьей вечное Евангелие преобразит вечно меняющийся мир.