Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3

ЧАСТЬ IV

МЕЗЕНСКИЕ БЫЛИНЫ (СТАРИНЫ) И ИСТОРИЧЕСКИЕ ПЕСНИ

ОТ СОБИРАТЕЛЯ

В третий том «Архангельских былин и исторических песен» входят старины, записанные мною по реке Мезени в третью мою поездку (в 1901 году). Описание последней находится во втором томе, который содержит 92 старины, записанные мною в то же лето по реке Кулою. <...> В числе приложений к третьему тому находятся: 1) ноты записанных посредством фонографа напевов почти половины мезенских старин, 2) алфавитный список мезенских старин, 3) алфавитный список мезенских старин, записанных с напевами, и 4) обзор 109 вариантов мезенских старин. Кроме того, к этому тому приложена необходимая при исследовании редакций старин карта крайнего Севера Европейской России, составленная мною на основании сборников Киреевского, Рыбникова, Гильфердинга, Истомина, Тихонравова и Миллера, Маркова, Ончукова и моего. Ей предшествует алфавитный указатель упоминаемых в этих сборниках и отмеченных на карте географических названий. <О карте см. пояснение в I томе на Ред.>

Печатание третьего тома, начатое в 1904-м году, продолжалось целых шесть лет. Причина такой медленности лежит в условиях работы Академической типографии, но некоторая вина в промедлении падает и на меня, особенно ввиду моей двухлетней заграничной научной командировки.

Желая сделать собранные мною старины доступными для ученого исследования еще до выхода их в свет, я сообщал их тексты ученым, чем и объясняются ссылки последних в своих работах на номера неизданных еще тогда старин.

Второй том предполагалось печатать в другой типографии одновременно с третьим и закончить печатанием раньше третьего, но <...> третий том выходит ранее второго. Это заставило меня приложить готовую еще в 1904 году карту не ко второму, а к третьему тому. <...>

В заключение считаю своим непременным долгом выразить искреннюю признательность Отделению русского языка и словесности Императорской Академии Наук, принявшему издание моего сборника на свой счет, академику А. А. Шахматову, содействующему выходу этого издания, и академику Ф. Е. Коршу, принимавшему участие в проверке переложенных на ноты напевов и третьего тома. Я сердечно благодарен И. М. Тарабрину, помогавшему мне в просмотре второй корректуры, и моей жене, помогавшей мне в проверке первой корректуры, а также священнику села Оксина Печорского уезда Архангельской губ. о. Вас. Тюрнину, оказавшему мне содействие при составлении карты селений Печорского бассейна.

Александр Григорьев

Москва. Декабрь 1909 года.

Лампожня

Ла́мпожня — большая деревня Дорогорской волости, лежит на большом низменном острове р. Мезе́ни, в 18 ½ верстах выше г. Мезени, в 4 верстах от деревни Николо-Закурской, стоящей при летнем тракте. Через Ла́мпожню проходит зимний тракт из г. Мезе́ни в г. Пи́негу; в ней есть училище министерства народного просвещения и церковь.

Табуев Егор Семенович

Егор Семенович Табу́ев — крестьянин дер. Лампожни, 75 лет, по ремеслу швец, любит выпить. Он женат и имеет взрослого сына. Раньше он ходил на Кеды и другие промыслы. Когда я был у него, он был болен <...> и поэтому не выходил из дому и пел мне с большим трудом, хотя и желал петь. Он пропел мне старину «Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». Так как он позабыл старину, то стал петь ее, как следует, не сразу: сначала он мне пропел было конец старины, начиная с прихода калики к матери Добрыни, но потом, после того, как я указал на ненормальность этого, он стал мне петь с начала. Кроме того, он умеет рассказывать про Ставра Годиновича, Франца Левициана и о том, как отвозили дани Батею Батеевичу, о чем слыхал у Прони (Прокопия Шуваева из дер. Нижи). Однажды, по его словам, на Кедах, когда делать было нечего, в одной избушке пристали к Проне, чтобы он спел какую-нибудь старину, но он обещал пропеть ее только в том случае, если Егор Табуев расскажет ему про Франца Левициана. Егор Табуев жил в другой избушке. Пошли за ним и позвали его в свою избу, ничего не говоря о цели зова. Когда он вошел в избу, с него сняли сапоги и заставили рассказывать про Франца Левициана. Делать было нечего. Он рассказал. Тогда Проня пропел про Батея Батеевича.

305. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

Добрынюшка да он Микитиць млад А пришол-де Добрынюшка к своей матушки: «Ах, ты матушка моя Офимья Олександровна! А нащо миня, матушка, ты спородила? 5. Спородила бы меня, матушка, дак серым камешком, Отнёсла бы меня да во синё море, — Я лёжал бы там веки да все превечныя». А и стал прощшацьсе с молодой женой: «Да прости-тко ты меня, Настасья Викулисьня! 10. А дожыдай-ко меня церес двенаццэть лет, А подожди ишше лето да ты трынадцыто, — Хош замуш тогда поди да хоть вдовой сиди. Не ходи только за Олёшу да за Поповиця, За просмешника не ходи да ёго бабьёго!» 15. Но прошло-де веть времечько двенаццэть лет, Да тринаццатой год да он прошол веть тут. (А Добрынюшка Микитиць млад Да не видели, как стремена ступил. Уехал Добрыня во чисто полё!..) 20. А-й ездил во чисто(м) поли Олёшенька Поповиць млад, А пропустил таку славушку нехорошую, Що Добрыню видел: под кустиком убит лёжыт. И прышла ета вестоцъка нерадосьня, И прышла она к Офимьи да Олёксандровны, 25. К Добрыниной да родной матушки. А ис Киева женихи да вот приехали, А Владимер стольнекиефский он веть сватовщиком. Розговарили Офимью да Олександровну: «А тепере Добрыни вот жывого нет, — 30. А спусти-ко Настасьюшку: взамуш пойдет За того же за Олёшу за Поповиця!» Она здумала Настасьюшка Викулисьня: «Просидела я типеря да вот тринаццать лет, — А тяжоло мне коротать будёт веки долгия». 35. И приехала калика перехожая, А к Добрыниной приехала родной матушки: «Я веть видел, Добрынина родна матушка, Я стоял долго с Добрынюшкой Микитицём: Он жывой веть — да он жывёхонёк!» 40. А говорыт тут Добрынина родная матушка: «А не ври-тко ты, калика перехожая! А тепере веть Добрынюжка уже жывого нет!» Говорыт ей калика перехожая: «Уш ты дай-ко, Добрынина родная матушка, 45. Уш ты дай мне-ка да-й звоньцяты гусли, — Я пойду же к Олёшеньки на свадёпку, Посмотрю у Олёшеньки дак молоду жену. Если весела сидит, запечалю ей; А печальняя сидит, я розве́селю!» 50. А Добрынина веть матушка не отказывала, А дала тут калики да звоньцяты гусли. Говорыт ишше калика да перехожая: «Уш ты ой еси, Добрынина родная матушка! Ишше дай ты мне-ка платья цветного, — 55. А не слишком хорошого, а по средьнему». Добрынина тут матушка не отказывала, Говорыла калики только таково слово: «Не попасть тибе, калика, тебе на свадёпку, Не видать у Олёши дак молоду жену: 60. У ворот ёво стоит да дваццэть сторожов — Не пропустят тибя калику да перехожую; А у дверей его стоит десеть прьщверьников — Не попасть тебе, калика, к ему на свадепку!» А взяла-де калика да скрипку пот полу 65. Да ф правое взяла ее пот пазуху. Ну прыходит калика да перехожая, Где стояло у ворот дак дваццать сторожов, Говорыла калика таково слово: «Уш вы здрастуйте, молоццы да добры молоццы! 70. Я принёс вам тепере золотых я вам А на винную, на винную на цяроц(ь)ку, — Пропустите меня на свадёпку!» Да прыходит калика где ко дверецькам, Где стояло у дверей да десеть сторожов, 75. Говорыт-де калика перехожая: «Уш вы здрастуйте, молоццы да добры молоццы! Пропустите меня, скомороха, на свадёпку, — Вам досталась да золотая вам Да на винную вам да всё на цяроцьку!» 80. А заходит калика да во светлу грыню, Она крест-от[1] кладёт да по-писаному, Да молицце калика да по-учоному, А Владимеру князю он поклоняиццэ: «Уш ты батюшко Владимер стольнекиефской! 85. А позволь мне скомороху поиграть на скрыпоцьку И розве́селить у вас пир бы навесели!» Говорыт-де Владимер стольнекиефськой: «А-й зайграй-ко, с(ко)морох да утешливой, Зайграй-ко, скоморох, ты во скрыпоцьку, — 90. Ты утешь-ко нас тепере на пиру же всех!» А стал скоро-ли дак розбиратисе: А натегает веть он струноцьку от Киева, А от Киева он натягает да до Цернигова; А другую натягает ету струночьку, 95. Да другую послал как в Ерусалим-град. Зацял-де играть да он на скрыпоцьку Да стал-де по струноцькам похажывать. А говорыт только Праксия-королевисьня: «Ах батюшко Владимер стольнекиефской! 100. А не видали вы игры такой тринаццать лет; Когда был у нас Добрынюшка Микитиць млад, От та же была игра на звоньцятых играх[2]!» А игру он сыграл да переставатъ-де стал; А тепере веть Добрынюшка, — играл как он, — 105. На остадоцьках калика да выговариват: «Ты женилса здорово, да тебе не с кем спать!» Догадался стар казак Илья Муромец, Ишше што ета скрыпоцька выговар(ив)ат: «А женилса здорово, да тебе не с кем спать!» 110. Видно сам тут Добрынюшка Микитиц млад! Говорыл тут Владимер стольнекиефской, Говорыл-де Владимер таково слово: «Молодая ты Настасьюшка Викулисьня! Ты налей-ко ты цяру зелена вина, 115. И не малу, не велику — да полтора ведра, Да подай-ко калики да перехожое: А далеко калика да переход дёржыт[3]». А принимает калика цяру единой рукой, Выпивает веть он цяру да к едину духу; 120. Да в эту во цяроцьку серебрену А кладёт-де калика свой злачон перстень: «Не узнала ты, Настасьюшка Векулисьня, А пошла ты, Настасьюшка, за другого взамуш! Я живёхонёк — да приехал я!» 125. А тут выскоцил Олёша из застолья вон Да хотел бы над каликой да росходитисе. Как Добрынюшка схватил его за русы кудри, А стал его по грынёнки поважывать. А говорыт тут калика да перехожая: 130. «Я за ето тебя да я тебя прошшу, Што ты взял мою да молоду жену; А за другое дело да тибя нельзя проститъ: Уш ты ездил, Олёша, во чистом поли, А увидел меня “видно да видно” мёртвого, 135. А привёс ты славушку вот нехорошую Ко моей ты родимой да родной матушки — Оскорбил* ты матушку мою несчасную!» А скоцил тут стар казак да Илья Муромец: «А остафьте вы Олёшеньку Поповиця!» 140. Да повёл-де из грыдьни да княженецкое Да привёл-де Добрынюшка молоду жену А ко т(ой) привёл де он к матушки родимое: «Ах ты матушка моя да ты родимая! 144. А-й я сходил теперь — нашол свою молод(у) жену!»

Дорогая Гора

Дорогая Гора — большая деревня, на правом берегу реки Мезе́ни, на высоком месте, состоит из нескольких око́лков, в длину более версты. В ней есть волостное правление, приписная к находящемуся за рекой Кимженскому приходу церковь, министерское училище и фельдшер. Она стоит на летнем тракте; от г. Мезени до нее 30 1/2 верст, а от деревни Николо-Закурской 16 верст; по р. Мезени она славится своими сказителями. Почва у самой деревни отличается плодородием сравнительно с другими местностями Севера.

Тяросов Василий Яковлевич

Василий Яковлевич Тя́росов — крестьянин дер. Дорогой Горы; 55 лет; среднего роста; умный, даже хитрый, и не трусливый человек. Он женат и имеет четырех сыновей и трех дочерей; при этом один сын уже женат, а одна дочь замужем. Во время моего пребывания в Дорогой Горе он служил сельским старостой. Он грамотен, в молодости ходил на Кеды. Мне он пропел 11 старин: 1) «Хотен Блудович», 2) «Василий Буслаевич» (молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть), 3) «Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем», 4) «Дунай», 5) «Бой Добрыни с Дунаем», 6) «Чурило и неверная жена Перемятина», 7) «Первая поездка Ильи Муромца», 8) «Сорок калик со каликою», 99) «Васька Пьяница и Кудреванко-царь», 10) «Оника-воин» и 11) «Василий Окулович и Соломан». Старинам он научился у своего отца и знает голос каждой старины. Первые десять старин он знает твердо и пропел мне их скоро. Старину же о Василии Окуловиче и Соломоне он помнил нетвердо и пропел ее через день-два после первых десяти, припоминая ее и спросив о содержании ее также своего брата Андрея (см. <№ 327>). Дойдя до половины старины, он затруднялся петь дальше, останавливался и сочинял. Он знает также старину о Голубиной книге и слышал старину про Ставра. Старину о Голубиной книге я не стал записывать, так как раньше заиисал ее у его брата Андрея. У него я записал напевы всех 11 пропетых им старин. Из напевов его особенно замечателен напев старины об Онике-воине с перерывом в середине стиха, который я обозначал вертикальной чертой.

306. Хотен Блудович

(См. напев № 1)

Во стольнём во городи во Киеви А у ласкова князя у Владимера А ишше было пированьицо-бал-почесьён стол А про тех же про князей, про бояроф, 5. А про рускиих могучиех богатырей, А про тех поленицей приудалыех, А про тех же казаков со тиха Дону, А про тех же калик было перехожые, А про тех же хресьянушок прожытосьних 10. А на етом на пиру дак было две вдовы: А перва вдова Овдотья Блудова жена, А как фтора вдова Офимья Цюсова жена. Наливала Овдотья чару зелена вина, Подносила Офимьи да Чусовой жены, 15. А сама говорыла таково слово: «Уш ты ой еси, Офимья Чюсова жена! А ишше есть у мня Хотенушко сын Блудовиць, Ишше есть у тя Чайна прекрасная; А не даш ле ты ей дак за его взамуш?» 20. Ишша это Офимьи-то за беду стало, За великую досадушку показалосе; Она вылила чяру к ей на белы груди И облила у ей портищшо да в петьсот рублей, И сама говорыла да таковы слова: 25. «А отець-от у тя дак было Блудишшо, А и сын-то родилосе уродишшо — А уродишшо родилось куря потслепоё! А на коей же день веть зерьня грянёт же, А на тот же веть день да куря сыт жывёт; 30. А на коей же день зерьня не грянет же, А на тот же день дак куря голоден!» А ишше это Овдотьи-то за беду стало, За великую досадушку показалосе; А пошла-де Овдотья-та со чесна пиру, 35. Со чеснаго-де пиру она княжевского. Да идёт она Овдотья дак по юлици. Как завидял Хотенушко сын Блудович, Он стрецяёт свою маменьку родимую: «Уш ты ой еси, маменька моя родимая! 40. Уш ты що же идёш ты со чесна пира, Со чесна пира идеш ты невесёла: Ты спустила свою буйну главу дак со могучих плець, Потопя свои оци дак в матушку сыру в землю? А ишше пьяниця над тобой ли посмеяласе? 45. А безумниця над тобой ли поругаласе? Ишше пивным кофшом тибя ли обносили? Али чярой зеленой* тебе не в доход дошли?» Говорит ему маменька родимая: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! 50. И не пьяниця надо мной и не смеяласе, Не безумниця надо мной да не ругаласе, А и пивным кофшом меня не обносили, А и цярой зеленой меня не опходили. Да была на пиру да молода вдова, 55. Кабы на имя Офимья Чюсова жена; А наливала я чяру зелена вина, Подносила Офимьи Чюсовой жены, А сама я говорыла да таковы слова: “Ишше есь у мня Хотенушко сын Блудовиць, 60. Ишше есь у тя Чайна прекрасная; А не даш ли ты ей дак за его взамуш?” — А-й ишше ето Офимьи за беду стало, А за великую досадушку показалосе: Она вылила чару-ту ко мне на белы груди, 65. Облила у мня портишшо во петьсот рублей, А сама говорила да таковы слова: “А отечь у его веть было Блудишшо, А и сын-от родилсэ фсё уродишшо! А на ко́ей же день дак зерьня грянет же, 70. А на тот же день дак куре сы́т жыве́ть; А на которой же день зерьня не грянет же, А на тот же день веть дак куря голодён!”» Ишша это Хотенушку за беду стало, За великую досадушку ему показалосе: 75. Розгорело (так) у Хотенушка ретиво серцо, Закипела у Хотенушки крофь горючая, Росходилисе его дак могучии плеча. А пошол-де Хотенушко на конюшын двор; Он и брал-де коня дак себе доброго, 80. Он брал-де седлал да он седёлышком. Он скоцил-де Хотенушко на добра коня, Он поехал по городу по Киеву, Он доехал до дому да-й до Чюсового, А он ткнул-де копьём дак в шыроки ворота, 85. Он унёс-де ворота да середи двора. Тут выглядывала Чайна прекрасная, А сама говорыла дак таковы слова: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! А отець у тебя веть было Блудишшо; 90. А и ты-то родилосе уродишшо, А уродишшо родилось куря потслепою! А на коей же день веть зерьня грянет же, А на тот же веть день да куре сыт жывет; А на коей же день зерьня не грянет же, 95. А на тот же веть день да куря голоден!» А ишше это же Хотенушку за беду стало, За великую досадушку ему показалосе: Он шып* де-ка палицей свуей буёвою, Он шып де-ка нонице во высок терем, — 100. Он <ш>шып[4] де-ка терем-от по окошечькам. Тут едва-де веть Чайна за лафку да увалиласе. А как идёт-де Офимья-та со чесна пиру, Со чеснаго пиру идёт княжевсково; А сама говорыт да таковы слова: 105. «Кажысь, не было не бури и не па́деры[5], — Фсё-то моё домишшечко розвоёвано!» А как стречает ей Чайна прекрасная И сама говорит дак таковы слова: «Уш ты ой еси, маменька родимая! 110. Приежжал-та Хотенушко сын Блудовиць; Он ткнул-де копьём дак в шыроки ворота — Он унёс-де ворота да середи двора. А выглядывала я Чайна за окошечко, Я сама говорыла ему таковы слова: 115. “А ой еси, Хотенышко ты сын Блудовиць! А отец-от у тебя веть было Блудишшо, А ты-то родилосе уродишшо — А уродишшо родилось куря потслепоё!” Он шып-де палицей во высок терем — 120. Он шшып где-ка терем по окошечкам; Я едва же веть Чайна за лафку увалиласе!» А ишша это Офимьи-то за беду стало, За великую досадушку показалосе. Тут пошла де Офимья ко князю ко Владимеру, 125. А сама говорыла таковы слова: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской! Уш ты дай-ко мне право* на Хотенушка!» Говорыт ей Владимер стольнекиефской: «Уш ты ой еси, Офимья Чюсова жена! 130. Ты найми-ко-се силы да хоша тысецю! (А у етой вдовы да было деветь сыноф!), А уш ты трёх сыновей — да-й /[6] воёводами, А посылай-ко-се их да / во чисто полё!» А тут пошла-де вдова наняла силу тысящу, 135. Она трёх сыноф дак во/еводами. А поежжают-де дети, сами плачют же: «Уш ты ой еси, маменька наша родимая! Не побить нам Хотенушка на чистом поли!» Как пошла-де фсё силушка Чюсовая. 140. Как завидял Хотенушко силу на чистом поли, — Он приехал-де ко силушку ко Чюсовое, Он сам говорыл да таковы слова: «Вы охвоця ле сила или невольняя?» Отвечаёт тут силушка великая: 145. «Мы охвоця же силушка наёмная!» Тут зацял Хотенушка по силушки поежживать: Он куда не приедёт, дак улицей валит, Он назат отмахнёт, дак тут — плошшадью; Он прыбил-де фсю силушку до единого. 150. Он трех сыновей дак фсё жыфком схватил, Он жыфком их схватил дак волосами связал, Волосами связал, церес коня бросил, — Он прывёл-де братей ко белу шатру. Как ждала Офимья силушку ис чиста поля — 155. Не могла она дождацьсе силы из циста поля: Наняла сходила силушки две тысеци, Он(а) трех сыновьей — дак воеводами. Поежжают же дети, сами плачют же: «Не побить нам Хотенушка на чистом поли!» 160. А пошла-де веть силушка во чисто полё. И завидял Хотенушко силу во чистом поли. — Он поехал-де ко силушки ко великоей. Он приехал-де ко силушки великоей, Он сам говорыл да таковы слова: 165. «А охвоця ли силушка или невольняя?» — «Мы охвоця же силушка наёмная!» Тут зачал Хотенушко по силушки поежжывать: Он куда не приедёт, дак улицей валит, Он назать отмахнет, дак тут — плошшадью; 170. Он прыбил-де веть силушку до единаго; Он трёх-де братьей жыфком схватил, Он жыфком их схватил, волосами связал, Волосами связал, церес коня бросил, — А привёс-де братей ко белу шатру. 175. Тут ждала Офимья силушку ис циста поля — Не могла она дождацьсе силы ис чиста поля: Наняла сходила силушки тры тысици, Она трёх сыновей — дак воеводами. А пошли-де веть дети, сами плацют же: 180. «Не побить нам Хотенушка во чистом поли!» Как завидял Хотенушко силу на чистом поли, — Он поехал-де ко силушки ко великое, Он спрашывал у силушки великое: «Вы охвоця ли сила или невольняя?» 185. Отвечаёт-де силушка великая: «Мы охвоця веть силушка наёмная!» А-й зацял Хотенушко по силушки поежжывать: Он куды не приедёт, дак улицей валит, Он назат отмахнёт, дак тут — и плошшадью; 190. Он прыбил-де веть силушку до единаго. Он и трёх сыновьей фсё жыфком схватил, Он жыфком их схватил, волосами связал, Волосами их связал, церес коня бросил, — А привёз где-ка братей да ко белу шатру. 195. Тут ждала Офимья силушку из чиста поля, Не могла она дождацьсе силы из чиста поля. Как сра<я>жалсэ Хотенушко ф красен Киеф-грат А вести-де деветь сыноф на выкуп фсех. Поехал Хотенушко ф красен Киев-град, 200. А повёз-де деветь сыноф на выкуп фсех. А приежжает к Офимьи да к Цюсовой жены, Он и сам говорыл дак таковы слова: «Уш ты ой еси, Офимья Чюсова жена! Выкупай-ко-се да фсё деветь сыноф!» 205. Он и ткнул де копьё дак во сыру землю, Долгомерное ратовишше семь сажон: «А ты опсыпь моё копьё дак красным золотом, Красным золотом опсыпь да чистыем серебром, — Дак отдам я тебе ноньце деветь сыноф!» 210. Да на это Офимья-та согласиласе: Покатили тут золото телегами, А опсыпали копьё его долгомерное; Не хватило опсыпать одной четверти. Говорыт тут Офимья Чюсова жена: 215. «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Ты возьми-ко у мня Чайну прекрасную, Ты возьми-ко-се ей за четверть за себя взамуш!» Согласилсэ Хотенушко сын Блудовиць: Он взял-де Чайну прекрасную, 220. Он оддал деветь сыноф на выкуп фсех.

307. Василий Буславьевич (молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть)

(См. напев № 2)

Ишше прежде Резань слободой слыла, И ноньце Резань-та словёт городом. А во той-де Резани славном городи Ишше жыл-то был Буславьюшко, состарылсэ, 5. Он состарылсэ-то Буславьюшко, представилсэ. Оставалась у Буславьюшка любима семья А люба-де семейка, молода жена — А чесны вдова Омельфа Тимофеевна. А оставалось у Буславьюшка чадо милоё, 10. Ишше милоё чядышко любимоё. Он не мал, не велик, осталсэ трёх годоф; Он ходит играть с ребятами на улицу, А играёт-де Васенька не по-доброму, Не по-доброму играет, не по-хорошому: 15. А которого Васька хватит за руку — А у того робёнка да руку оторвёт; А которого Васька хватит за ногу — Он у того робёнка дак ногу выдернёт; Он фперёт попехнёт — дак жывота лишыт. 20. Как приходят мужики новогоро́дяна, А приходят ко чесной вдовы со жалобой: «Ты чесна вдова Омельфа Тимофеевна! Ты уйми-тко, уйми своё чядышко милоё, Укроти-ко-се его серцо ретивоё! 25. Ишша ты не уймёш, дак мы сами уймём: Ишша купим мы зельица на петьсот рублей, Придаим мы веть Васьки смёртку скорую, Укоротам у Василья веку долгого, Да полишым мы у Васьки да свету белого!» 30. Ишша это Василью-то за беду стало, За великую досадушку показалосе, — Говорыт он своей маменьки родимое: «Уш ты ой еси, маменька родимая! Ты оддай-ко меня ноне за учителя 35. Как учицьсе мне грамотку тарханьскую[7] Когда выуцюсь я грамоту тарханьскую, Я тогда с мужыками при/управлюсе!» А оддает его матушка за учителя А уцицсе ему грамотку тарханьскую. 40. А и Васьки-то грамотка скоро далась, А скоре того в ум ему поняласе же. Он выуцилсе же в грамотку тарханьскую; Он брал-де казны себе бещотное, Он пошол-де Василей на цареф кабак, 45. Откупил он вина три сороковоцки. Он перву сороковоцьку на плецё здынул, Он фторую сороковоцьку взял пот пазуху, Он третью сороковоцьку ногой катит, — А прикатил-де он бочьку да до шырокого двора. 50. Он поддёрнул-де чан дак середи двора; Наливал-де он чан дак зелена вина; Он спускал-де веть цяроцьку серебрену, Он серебряную цяроцьку позолочену, Он не малу, не велику — полтора ведра. 55. Он на цяроцьки-то потписи всё потписывал: «Да хто выздынёт эту цяроцьку единой рукой, Да хто выпьёт эту цярочьку к едину духу, Состоит у Василья пот черляны́м вязом, — Тот и будёт-де Васеньки названой брат!» 60. Он писал-де ерлыки, за/печатывал, Запечатывал, по улицям розбрасывал. Тут идёт-де Фома Толстокожевникоф; Он берёт-де ёрлык да роспечатывал, А роспечатывал ёрлык дак сам просматрывал: 65. «Мне итти было к Васьки на почесьён пир — Хлеба-соли-де исть да вина с мёдом пить!» Как подходил Фома дак ко красну крыльцу, И заходил Фома на красно крыльцо, А ступаёт к Василью-то на шырокой двор. 70. Он примался за чарочьку единой рукой, Выпивал-де он цяру к едину духу, Становилсе к Василью-ту пот черленой вяс. А ишше бьёт-де-ка Васька черляным вязом, — А у Фомы-то веть кудерьцы не тряхнуцьсе, 75. Да и сам-де Фома-то не ворохницьсэ. А и стал-де Фома Васьки названой брат. А идёт-де Костя Новоторжанин; Он берёт-де ерлык дак роспечятывал, Роспечятывал ерлык, сам просматрывал: 80. «Доитти было к Васеньки на почесьён пир — Хлеба-соли где-ка исть да вина с мёдом пить!» А как подходит-де Костя ко красну крыльцу, А заходит-де веть Костя на красно крыльцо, Он ступаёт к Василью на шырокой двор. 85. Он прымалсэ за чярочьку единой рукой, Выпивал-де он чярочьку к едину духу, Становилсэ к Василью пот черленой вяс. Ишше бьёт-де Василей черляным вязом, — А как у Кости-то кудерьци не тряхнуцьсе, 90. А и сам-де веть Костя не ворохницсэ. Тут и стал-де веть Костя Васьки названой брат. А идёт-де Потанюшка Хроменькой, О клюку-де Потанюшка потпираицсэ. Да ко Васильёву двору сам прыближаицсэ. 95. Он берёт-де ёрлык да роспечятывал, А роспечятывал ёрлык, сам просматривал: «Мне идти было к Васьки на почесьён пир Хлеба-соли-де исть дак пива с мёдом пить!» Он заходил к Василью на красно крыльцо, 100. Он ступаёт к Василью на высокой двор, Он прымаицсэ веть за цяроцьку единой рукой, Выпиваёт он цяроцьку к едину духу, Становицсэ к Василью пот черленой вяс. Ишше бьёт-де Василей черляным вязом, — 105. Да у Потаньки русы кудерьци не тряхнуцьсе, А и сам-де Потанюшка не ворохницсэ. Да и стал-де Потанюшка Васьки названой брат. Тут идут мужыки новогородена, А берут они ерлык дак роспечатывают, 110. Роспечатывают ерлык, сами просматривают: «Нам идти было к Васеньки на почесьён пир Хлеба-соли-де исть да вина с мёдом пить!» Заходили-де к Васеньки на красно крыльцо, А ступали к Василью на шырокой двор, 115. А прымалисе за чярочку семёрыма же, И выпивали эту чяру десетёрыма же. Ишше это-де Васеньки за беду стало, За великую досадушку показалосе. Тут начял-де Васенька по двору похажывать, 120. Он черленым своим вязиком дак стал помахивать, Он стал мужыкоф дак поколацивать. А поползли мужыки больше о́карать[8] А которы ушли, да кои тут слегли: «Кабы не пито у Васеньки, не уедёно, — 125. Вековесьноё безвечьецё залезёно!» Собраласе тут дружинушка у Васеньки хоробрая. А говорыл он своей маменьки родимое: «Уш ты ой еси, маменька моя родимая! Ишше дай мне благословеньё идти дак за синё морё 130. А ко тому-де ко граду да Еруса́лиму, Во святой нам святыни да помолитисе, Ко гробницы Христовой прыложытисе, Во Ердани-реки нам приоммытисе, На плакуне-травы нам покататисе». 135. Говорыт его маменька родимая: «Уш ты ой еси, Василей сын Буславьевиць! А не ходи ты, Василей, за синё морё — Потеряш ты, Василей, свою буйну голову!» Ишше этому Василей не поваровал. 140. А снастили-соружали они черле́н кара́пь, Собралась их дружинушка хоробрая, Отвалили ребятушка за / синё морё. Они шли-де по морюшку по синему, Доходили до града Ерусалима, 145. Становили свой карабель черленой же, Выходили на прыстань на карабельнюю А пошли-де во святую святыну молитисе. Во святой-де святыни помолилисе, Ко гробници Христовой прыложылисе, 150. Во Ердани-реки они приоммылисе, На плакуне-травы они покаталисе, А пошли-де ребятушка на черлен карапь. Отвалили ребятушка за синё морё. А пот<д> те жа веть горы Сарацынския; 155. Потходили пот<д> горы Сарацынские. Говорыт-де Василей сын Буславьевиць: «Уш ты ой еси, Фама Толстокожевникоф! Ты прымахивай-ко парусом о круту гору; Уш ты ой еси, Костя Но/воторженин! 160. Приво(ра)чивай карапь да ко крутой горы! Уш ты ой еси, Потанюшка Хроменькой! Ты выскакивай-ко-се на крут берек<г>!» Тут выс(ка)кивал Потанюшка на крут берек<г>. Выходили дружья́-братья на крут берек<г>, 165. И пошли-де на гору Сарацынскую Ишше к чюдному кресту они помолитисе. А идут они на гору-ту Сарацынс(к)ую: И лежыт голова богатырьская. А идёт-де веть Васька, голову попиныват. 170. Говорыт тут голова дак богатырьская: «Уш ты ой еси, Василей и сын ты Буславьевиць! Не пинай голову ты; не ругайсе же: Ишше был я богатырь-от — не твоя чета, Не твоя был чета я, не твоя верста, — 175. Я умею лежать на горы на Сарачинское, А тебе же, Василей, нонь то же́ буде́т! Я тягалса с саратиной* долгополою, Я тягалсэ-боролсэ да ровно три года; А и тут же саратинушка* она перехитрила, 180. А и тут же саратинушка она перемудрила: Накопала перекопоф глубокиех; Ишше перв-от перекоп конь перескоцил, Да и фторой-от перекоп конь у мня перескоцил, А и ф третьём-то перекопи конь обрюшылсэ; 185. Тут сняла саратина у мня буйну голову!» Ишше етому Василей-от не поваровал: Он идёт, голову пушше попи́ныват. Как сходили ко кресту они, помолилисе, Помолилисе, назать они обратилисе. 190. А ф полу-то горы Сарацынское И очу́дилса ноне сер-горюч камень: А не обойдёш камня, не объедёш же. А в вышину-ту-де камень да три сажени же. Говорыт тут Василей да сын Буславьевиць: 195. «Ты скаци-ка, Фома Толстокожевникоф!» А скоцил-де Фома, дак он да перескоцил. Да скакал-де веть Костя Новоторженин[9]. Говорыт-то Василей сын Буславьевич: «Мне-ка жалко Потанюшки Хроменького, 200. У Потанюшки ножецьки коротеньки!» Как скоцил-де Потанюшка, перескоцил. Как скоцил-де Василей-от сын Буславьевичь, — Высоко камень от земли дак прызнимаицсэ: Ишше падал Василей на сер горюць камень — 205. Он скипел-де, сгорел на сер-горюцём камне. И ишше тут по Васильи славы поют, А славы-де поют — да старину скажут. Тут заплакала дружынушка его хоробрая. И пошли-де они и на черлен карапь — 210. Отвалили-де за морё за синеё... И пришли они к матушки родимое, Говорили они да таковы слова: «Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Що осталось твоё чадышко любимоё 215. А на той же на горы на Сарачынское — А скипело-згорело на сером камне!..» Тут заплакала Омельфа Тимофеёвна: «Говорыла своему чядышку любимому: ”Не ходи-ко-се, Василей, за синё море́ — 220. Потеряш ты, Василей, и буйну голову!..”»

308. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем

(См. напев № 3)

На горах, горах дак было на высокиих, Не на шоломя было окатистых Там стоял-де ноне да тонкой бел шатёр. Во шатри-то удаленьки добры молоццы: 5. Во-первых-то стары казак Илья Муромец, Во-фторых Добрынюшка Микитиць млад, Во-третьих-то Олёшенька Поповиць-от. Эх стояли на заставы они на крепкое, Стерегли-берегли они красен Киев-грат, 10. Стояли за веру християнскую, Стояли за церкви фсё за Божии, Как стояли за чесныя манастыри. К(ак) по утрыцьку было по ранному, А на заре-то было на ранноютренной 15. А-й как выходит стары казак из бела шатра. Он смотрел-де во трубочьку подзорную На фсе же на четыре кругом стороны. Он завидял-де́: во поли не дым стоит, — Кабы едёт удалой да доброй молодець. 20. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат, А не приворяциват на заставу на крепкую. Он едёт молодець дак потешаецьсе: Он востро копьё мецёть да по поднебесьё (так), Он одной рукой мецёт, другой схватыват. 25. А впереди его бежыт да два серы волка, Два серых бежит волка да серы выжлока; А на правом плеци сидел да млад есён сокол, На левом плеци сидел да млад бел кречет. А заходил стары казак во бел шатёр, 30. Говорыт-то стары казак таковы слова: «Уш вы ой еси, удалы вы добрыя молоццы! Уш що же вы спите́ да що вы думаите́? Да наехал на нас супостат велик, Супостат-де велик да доброй молодець. 35. Он прямо-де едёт ф красен Киеф-грат. А не приво(ра)циват на заставу на крепкую!» Ото сну-де рибятушка пробужалисе, Ключавою водою они умывалисе, Они белым полотенцом да ю/тиралисе, 40. Они господу Богу помолилисе, А посылали Олёшеньку Поповиця. Как выходит Олёшенька и/з бела шатра, Засвистел он коня да ис чиста поля: А бежыт его конь, дак мать земля дрожыт. 45. Как крутешенько Олёшенька седлал коня, Он седлал-де, уздал да коня доброго: Он накладывал уздиценьку тесмянную; Он накладывал седёлышко черкальскоё; Он двенаццэть пот(п)руг дак шолку белого, 50. Ишше белого шолку ша/махиньского; Он тринаццату потпругу — це/рез хребетну кось, — А не ради басы, дак ради крепости, Ишше ради окрепы дак богатырское, Ишше ради поески дак молодецкое: 55. А не оставил бы конь дак на чистом поле Ишше черным-то воронам на пограеньё, Ишше серыем волкам на потарзаньи, Только видели, молодець на коня скоцил, А не видели поески да богатырьское, — 60. Только видели: ф поли курева стоит. А выежжал-то Олёшенька на чисто полё, Он завидял молочьчя-то во чистом поли. А ревел-то Олёшенька по-звериному, Засвистел-то Олёша по-соловьиному, 65. Зашыпел-то Олёша по-змеиному: А кабы едёт от-молодец, не огляницсе. Как подумал Олёшенька Попович-от: «А кабы едёт молодец-от — не / моя чета, Не моя едет чета да не моя верста!» 70. Повернул он коня да ко белу шатру, Приежжает Олёшенька ко белу шатру, — А стречает стары казак Илья Муромец. Говорит тут Олёшенька / Поповиць-от: «Уш ты ой еси, стары казак, Илья Муромец! 75. Кабы едёт богатырь — дак не моя чета, Не моя едет чета да не моя верста!» Посылали тут Добрынюшку Микитица: Ах, кабы вежливой Добрынюшка, очесливой, — Он спросил бы о роди и о племени, 80. Он спросил бы отечесво-молодечесво, Он спросил, куда едёт да куды путь держыт. А как выходит Добрынюшка из бела шатра, Засвистел он коня да / ис циста поля: А бежыт его конь — дак / мать-сыра земля дрожыт. 85. А крутешенько Добрынюшка седлал коня, Он седлал-уздал себе коня доброго: Он накладывал уздициньку тесмянную; Он накладывал седёлышко черкальскоё; А он вязал-де потпруги шолку белого, 90. Ишше белого шолку шамахиньского; Он застегивал пряжецьки серебрены, Он серебряны пряжецьки позолочены; Он двенаццать потпруг — шолку белого, А тринаццату потпругу — церес хребетну кость: 95. «А нам не ради басы — ра/ди крепости, А ишше ради окрепы да богатырское, Ишше ради поески да молодецкое: А нам придёцсе де съехацьсе на поле с неприятелём». А как крутешенько Добрынюш(к)а на коня скоцил, 100. А не видели поески богатырьское, — Только видели: во поли курева стоит, Курева-де стоит, дак дым столбом валит. А выежжал-де Добрынюшка на чисто полё, Он на то жо на роздольицо на шырокоё. 105. Он завидял молоцца-та во чистом поли, — Заехал он к молоццу спереди-де, з глаз. А ишше слез-де Добрыня со добра коня, Он снял-де шляпу дак земли Греческой, Он не малу, не велику — дак во сорок пудоф; 110. Он ниско молоццу да поклоняицсэ: «Уш ты здрастуй, удаленькой доброй молодець! Уш ты коёго города, коей земли? Ишше коёго оцца-матери? А куда же ты едёш да куда путь держыш?» 115. А отвечаёт удалой да доброй молодець (Не сказал он роду своёго племени, Не сказал он отечесва-мо/лодечества!), А он сказал: «Куда еду да куды путь держу? Ишша прямо я еду ф красен Киеф-грат, 120. А ишша стольнё-т (так) грат да во полон возьму, А ишша князя-та Владимера жыфком схвачю, Я кнегинушку Опраксию за сибя взамуш возьму!» А надевал-то Добрыня да шляпу Земли Греческой, Он не малу, не велику — да во сорок пудоф, 125. Он и быстро скоцил на / добра коня, — Он прямо поехал ко белу шатру. Ах стрецяёт стары казак Илья Муромец. Говорыт тут Добрынюшка Микитиц млад: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромец! 130. Абы едёт богатырь — не моя чета, Не моя едет чета и не моя верста! А не сказал он роду своёго племени, Не сказал он отечесво-молоде(че)сво; А он сказал: “Куда еду да куды путь держу?..” 135. А он прямо-де едёт да ф красен Киеф-грат, А он стольне-от грат да во полон хочет взять, А он князя-та Владимера жыфком схватить, А он княгинушку Опраксию за сибя взамуш взять!» А загорело у стары казака ретиво серцо, 140. Закипела во старо́м да крофь горючяя, Расходилисе его да могуци плеця. Засвистел он коня да ис чиста поля: А бежыт его конь, дак мать земля дрожыт. Ф теменя́х-то стары казак седлал коня, 145. Он седлал-уздал себе коня доброго: Он накладывал уздиценьку тесмянную; Он накладывал седёлышко черкальскоё; Он вязал-де потпруги шолку белаго, Ишша белаго шолку шамахиньского; 150. Он двенаццать потпруг — да фсё шелковыя, Он тринаццату потпругу — церес хребетну кость; Он застегивал пряжецьки серебрены, И серебрены пряжецьки позолочены, — А не ради басы, а ради крепости: 155. Не оставил бы конь дак на цистом поли. «А мне придэтцэ де схеъхацьсэ на поле с неприятелём!» А ф теменях-то стары казак на коня скакал. И не видели поески богатырское, — Только видели: во поли курева стоит, 160. Курева-де стоит, дак дым столбом валит. Выежжат стары казак на полё на чистоё, Он на то жа на раздольицо на шырокоё, — Он завидял молочьчя во чистом поли. Заревел-то стары казак по-зверинному, 165. Засвистел-то стары казак по-соловьинному, А зашипел-то стары казак по-змеинному. Кабы едёт молодец-от, не огляницсэ. А говорыт молодец-от таковы слова: «А уш вы ой еси, мои вы два серы волка, 170. Два серы мои волки да серы выжлоки! Побежите вы-ко тепере во темны леса, — А тепере мне-ка не до вас стало: Как наехал на меня су/постат велик, Супостат-де велик дак доброй молодец. 175. А уш ты ой еси, мой да млад есён сокол! Уш ты ой еси, мой да млады бел кречя́т! Полетите-ко теперь во / темны леса, — А тепере мне-ка не до вас стало!» А как не две горы вместо (так) сотолкалосе, 180. Не две туци вместо да сокаталосе, — А как съежжаюцьсе стары казак с По/тсокольником. А они билисе палочьками буёвыма — А руковьятоцьки у палоцёк отвернулисе: Они тем боём друг друшку не ранили. 185. А съежжаюцьсе ребятушка по фторой након, Они секлисе сабельками вострыми — И у их востры-ти сабельки ишшербалисе: А они тем боём друг друшку не ранили. А съежжаюцьсе ребятушка по третьей рас, 190. А кололисе копьеми де вострыма (Долгомерныя ратовишша по семь сажон!) — По насадоцькам копьиця свернулисе: Они тем боём друг друшку не ранили. А соскоцили ребятушка со добрых коней, 195. А схватилисе плотным боём, рукопашкою. А кабы борюцце удалы, да добрые молоццы: А Потсокольницёк крычит — дак мать-земля дрожит; А стары казак скрычит — дак лесы ломяцсэ. А как по сцасьицу было дак Потсокольника, 200. По злочасьицу было Ильи Муромца: А к(ак) не правая рука да приоко́мбала[10], А к(ак) не левая нога его приокользела* — А к(ак) падал стары казак на сыру землю. Ишше сплыл-то Потсокольницёк на белы груди: 205. Он не спрашывал не роду и не племени, Он не спрашывал отечесва-молоде(че)ства; Он ростегивал латы его кольцюжные, Он вымал из нагалишша цинжалой нош; Он хоцёт порот его белы груди, 210. Он и хоцёт смотреть дак ретиво серцо. И ишше тут-то стары казак возмолиццэ: «Уш ты Спас, Спас Многомилостиф, Пресвята ты Мати Божия, Богородица! Как стоял я за веру хрестианскую, 215. И стоял я за церкви за Божии, И стоял я за чесныя манастыри!..» У стары казака силы вдвоё прибыло. Он смахнул Потсокольника со белых грудей, — А он сплыл Потсокольнику на белы груди: 220. А он ростегивал латы его кольцюжные, Он вымал из нагалишша цинжалой нош; Он и хоцёт пороть его белы груди, Он и хоцёт смотреть и ретиво серцо. А ишша сам ста́рой що-то прироздумалсэ: 225. «А не спросил я не роду и не племени, Не спросил я отечесва-молодечества». А говорыт-то стары казак таковы слова: «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець! Ешше коёго города, ты коей земли? 230. И ешше коёго ты о/тца-матери? И ешше как, молодець, тибя именём зовут?» А отвечаёт удаленькой доброй молодець: «А когда я у тебя был на белых грудях, — А я не спрашивал не роду и не племени, 235. Я не спрашивал отечества-молодечества: Уш я прямо порол бы я белы груди, И смотрел бы я да ретиво серцо!» А спросил же старой да по фторой након. Отвечаёт удаленькой доброй молодець: 240. «Я от моря-моря, я от синего, От того же от камешка от латыря, А я от той же от бабы да от Салыгорки[11]; Уш я ездил удалой да доброй молодець; Ишша есь я ей сын да Потсокольницёк, 245. По фсему я свету есь наезницок!» А ставаёт стары казак на резвы ноги, Становит Потсокольника на резвы ноги А целуёт в уста его сахарные; А называт Потсокольника своим сыном, 250. Называт-то своим сыном любимыим. (Говорыла Потсокольнику матушка родимая: «Не дошедши до старого, слезывай с коня, Слезывай-де с коня да ниско кланяйсе!..») А и побраталса стары казак со своим сын(ом). 255. А поехал стары казак во чисто полё Он во тонко́й шатёр да бел полотняной. А и спит-де стары казак он веть сутоцьки, А спит-де стары казак он двои сутоцьки. Ишше ето Потсокольнику за беду стало, 260. За великую досадушку показалосе: «Я стары казаку так унижалса же!..» Поехал Потсокольницёк ко белу шатру: «А старого казака а Ильи Муромца Ишше прямо его я копьём сколю!» 265. А и приехал Потсокольницёк ко белу шатру, Он и ткнул-де стары казака дак во белы груди. У стары казака было на белых грудях Ишше чюден крест был Госпо́ден, Не мал, не велик — дак полтора пуда: 270. А скользёнуло копьё Потсокольника. Ото сну тут старой казак пробужаицьсэ, — А он схватил Потсокольника во белы руки: Вышибал он выше лесу стояцего, Ниже облака он ходячего. 275. Иш(ш)а падал Потсокольницёк на сыру землю, И розбилсэ Потсокольницёк во / (так) крошецьки. Ишше тут Потсокольницьку славы поют, 278. А славы-де поют да старину́ скажу́т.

309. Дунай

(См. напев № 4)

А во стольнём во городи во Киеви А-й ю ласкова князя у Владимера Заводилось пированьицо-бал-почесьён стол А про тех же про князей, про бояроф, 5. А про рускиих могучиех богатырей, А про поленицей приюдалыех, И про тех же казаков со тиха Дону, А про тех же калик перехожиех, Перехожиех калик переброжиех, 10. И про те(х) же кресьянушок прожытосьних. Ишша солнышко катицьсе ко западу, А ко западу катитьсе — ко закату; А и день-то идёт, браццы, ко вечеру, А почесьён-от пир идёт навесели. 15. А и фсе на пиру приросхвастались: А иной-де хвастат красным золотом, А наез<д>ник-от хвастат добрым конём, А и сильней-от хвастат своей силою, А и глупой-от хвастат молодой женой, 20. А неразумной-от хвастат родной сестрой, А кабы умной-от хвастат старой матерью. А Владимер-княсь по грыдини похажывал, Он и белыма руками помахивал, Он собольей шубоцькой натряхивал, 25. Он и русыма кудрями принатряхивал, Он злаче́ныма персня́ми пошша́лкивал, А он сам говорил таковы слова: “Уш вы ой еси, князи вы бояра, Уш вы руськие могучие богатыри, 30. Ишше фсе же поленици приюдалыи, Ишше фсе вы казаки со тиха Дону, Ишше фсе-де калики перехожые, Перехожые калики переброжые, Ишше фсе же хресьянушка прожытосьни! 35. Кабы фсе у нас во городи поженёны, А и красны-ти девушки взамуш повыданы — А един-то Владимер я холост живу, Я холост-де жыву, нежонат слыву. А не знает ле из вас хто мне супружницы, 40. А не знает ле из вас хто мне полюбовницы: А статным-де статна была, умом сверсна, А умом-де сверсна была, полна возроста, А лицём-де бела — быф как белой снек, А у ей ясны-ти очи — как у сокола, 45. А у ей черны-ти брови — как два соболя, А ресницьки у ей — у сиза бобра, А походоцька была штобы по<а>ви́нная*, Тиха-смирная рець была лебеди́нная — А ишше можно бы назвать кого кнегиною, 50. Ишше можно кому бы покорятисе, Ишше было бы кому поклонятисе?..» Ой большой-от хороницьсе за средьнего, А средьней-эт хороницьсе за меньшего, А от меншого, браццы, там ответу нет. 55. А говорыл княсь Владимер по фторой након. И-за того из-за стола было за окольнёго, И-за той за скамеецьки белодубовой Выставал-де удаленькой доброй молодець, А кабы на имя Добрынюшка Микитиць млад. 60. Как ставаёт Добрыня на резвы ноги, Говорыт-то Добрыня таковы слова: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской! А-й Вы позвольте-ко мне-ка слово сказать, — Не позвольте меня за слово сказнить, 65. За слово меня сказнить, скоро повесити!» Говорыт-то Владимер таковы слова: «Говоры-ко ты, Добрынюшка, тибе що надобно». А говорыт-то Добрыня таковы слова: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской! 70. Как не в да́лечем, дале́чем во чисто́м поли, А во той во сторонушки во западной Ишше есь у тибя там посидельщицёк, Ишше есь у тибя там потюремшшицёк, — А сидит во глубоком темном подгребе 75. За тема за дверями за железныма И за тема же за замками за задвижныма; А кабы на имя Дунай сын Ивановиць. А и скажут, Дунай много земель прошол, А и скажут, Дунай во многих городах бывал, 80. А и скажут, Дунай ю многих королей жывал, А и скажут, Дунай много людей видал: А не знаёт ле он тебе супружницы, А не знаёт ле он тебе полюбовницы?» А ешше ети речи Владимеру при/любилисе; 85. А говорыт-то Владимер таковы слова: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Ты бери-ко-се золоты ключи, Ты поди-ко-се на конюшын двор, Ты бери-выбирай сибе коня доброго, 90. Поежжай-ко-се ты во чисто полё И во ту во сторонушку во западну, Отпирай-отмыкай ты глубок подгрёп, Ты зови-ко-се Дунаюшка на почесьён пир — Хлеба-соли-де исть, вина с мёдом пить!» 95. А ишша тут-то Добрынюшка не ослышылсэ. Ишша брал-де Добрыня златы ключи, Пошол-де Добрыня на конюшын двор, Он брал-де коня себе доброго, Он поехал Добрыня во чисто полё, 100. Он во ту во сторонушку во западну. Доежжал тут Добрыня до темного подгреба, Отмыкал-отпирал двери железныя: «А ус<ж> ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановичь! Ишше Бог тибя, Дунаюшко, помиловал, 105. Государь тибя, Дунаюшко, пожаловал: А зовёт князь Владимер на почесьён пир!» А выходил тут Дунай ис темного подгреба, Выходил тут Дунаюшко на белой свет. А садилисе ребятушка на одного коня, 110. А приехали ребятушка ф стольне-Киеф-град, Заежжали ко князю на шырокой двор, Заходили ко князю на красно́ крыльцо. А идёт тут Дунаюшко на красно крыльцо А заходил во грыдню княженевскую; 115. Он ступаёт во грыдьню ногой правою, Он и крест-от кладёт по-писаному, А он поклон-от ведёт по-учоному А он на фсе на четыре кругом стороны — Он князю Владимеру челом-де бьёт, 120. Он челом-де бьёт, ниско кланеецьсэ. Говорит-то Владимер таковы слова: «Приходи-ко-се, Дунаюшко, на почесьён пир; Ишше Бог тибя, Дунаюшко, помиловал, Государь тибя, Дунаюшко, пожаловал: 125. Ишше перво те местицько подли кнезя, А и фтороё место супротиф кнезя, А и третьё местицько — куды сам седёш!» А садилсэ Дунаюшко подли кнезя. Подносили Дунаюшку чару зелена вина, 130. Не малу, не велику — полтора ведра. А прымаицьсэ за чяру Дунайко единой рукой, Выпиваёт он чярочку к едину духу. А подносили Дунаюшку чяру по фторой-де рас<з>. А он прималса за чярочку единой рукой, 135. Выпивал-де он чяру к едину духу. Подносили-де чярочьку по третей рас<з>. Выпивал Дунай чярочьку к едину духу, А да и стал тут Дунаюшко поговарывать: «А ишше первой-то цярой я окатил серьцё, 140. Ишше фторой-то цярой я звеселил серцо, Ишше третьей-то чярой я опохмелилсэ!» Говорыт княсь Владимер таковы слова: «Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць! Да и скажут, Дунай, ты много земель прошол, 145. Да и скажут, Дунай, ты во многих городах бывал, А да и скажут, Дунай, ю многих королей жывал, Да и скажут, Дунай, ты много людей видал. А не знаеш ле ты где мне супружницы, А не знаеш ле ты мне-ка полюбовницы: 150. А статным-де статна была, умом сверсна, А умом-де сверсна была, полного возроста, А лицём-де бела — быф как белой снег, У ей ясны-ти очи — как у сокола, У ей черны-ти брови — как два соболя, 155. А ресницьки у ей были — у сиза бобра, А походоцька была штобы по<а>винная, Тиха-смирная рець была лебеди́нная, — Ишше можно бы назвать кого кнегиною, Ишше можно бы кому было покорятисе, 160. А ишше было бы кому поклонятисе?..» Говорыт тут Дунай сын Ивановичь: «А ишше есь у короля ляховинского, Ишше есь дочь Опраксия королевисьня; А лицём она бела — быф как белой снег, 165. А умом-де сверсна, полного возроста, А у ей ясны очи — как у сокола, Ишше черные брови — как два соболя, И ресницьки у ей — у сиза бобра». А ишше эти же речи Владимеру прилюбилисе; 170. Говорыт-то Владимер таковы слова: «Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць! Силы-армие бери, тибе сколько надобно, Золотой казны бери, тибе сколько надобно, — Поежжай-ко-сь ко городу ко Ляхову 175. Ко тому королю ко ляховинскому, Доставай-ко кнегинушку Опраксию!» А говорыт тут Дунай сын Ивановиць: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской! А не надобно твоя мне-ка золота казна, 180. И не надо твоя сила-армея! Только дай мне два брателка названыех: Мне стары казака Илью Муромца, Во-фторых-де Добрынюшку Мекитица!» А тут седлали-уздали коней добрыех: 185. И накладывали уздиценьки тесмянныя, И накладывали седёлышка черкальские, А вязали потпруги шолку белого, Ишше белого шолку шамахинского, А тринаццату потпругу церес хребетну кость: 190. «Нам не ради басы — ради крепости, А нам ради опору богатырьского, А ради поески молодецкое!» Только видели молоццэй, — на коня ско́чили́, А не видели поески богатырьское. 195. Только видели: ф поли курева стоит. Они здраво-де едут реки быстрыя — А доехали до города до Ляхова. А говорыт тут Дунай сын Ивановичь: 200. «Уш вы ой еси, два брателка названые! Оставайтесь-ко здесь вы по-за́ городу, Я поеду к королю ко ляховинскому: Он добром-де дас<т>, дак я добром возьму, А добром-де не даст, дак мы лихом возьмём! 205. Уш я свисну свисток вам погро́мьце же, — Вы секите тотаровей поганыех, Вы со старого секите до малого, — Не оставлейте тотарину на семена!» А поехал Дунаюшко к королю ляховинскому. 210. А он доехал до грыдьни королефское — А оставляёт коня не приказана, Не приказана коня, не привязана. А пошол-де Дунаюшко на красно крыльцо И заходил во грыдьню королефскую. 215. Он ступаёт во грыдьню ногой правою, Он крест-от кладёт по-писаному, Он поклон-от ведёт по-учоному: «Уш ты здрастуй, король ляховинское!» Говорыт тут король таковы слова: 220. «Уш ты здрастуй, Дунай сын Ивановиць! Ишше жить ты пришол ко мне по-старому, А и служыть ты пришол ко мне по-старому?» Говорит-то Дунаюшко сын Ивановичь: «А не жить к тебе пришол, не служыть пришол; 225. А приехал за Праксе́ей-королевисьней — А за нашого князя за Владимера! Ты добром-де даш, — дак мы добром возьмём; А добром ты не даш, — дак мы лихом возьмём, Ишше силой возьмём мы богатырьское, 230. А грозою увезём мы княжоневское». Говорыт тут король ляховинское: «Я не дам вам дочери Апраксеи И за вашего князя за Владимера, За того же за конюха последнего!» 235. Тут выходит Дунаюшко на красно крыльцо — А ишше свиснул Дунаюшко покрепьце же. А услыхали два братилка названые А заежжали во город во Ляхоф же: Они секли-рубили тотаровей, 240. И со старого секли до малого. А стало жалко королю ляховинскому, А он пошол-де-ка к дочери Апраксеи: «А уш ты скоро срежайсе, скоре того[12] Умывайсе водой свежо́ ключа́вое!» 245. Тут заплакала Апраксея-каралевисьна; Она скоро сряжалась, скоре того Умывалась водой свежо ключа́вое, Утиралась полотенцом полотненым. А садил-де Дунаюшко он к себе на коня. 250. Они тут с королём роспростилисе А поехали из города из Ляхова. Они здраво-де едут поля чистыя А наехали на ископыть лошадинную. А на ископыти потпись была потписана, 255. А потписано было со югрозою:[13] «А хто ззади поедёт, — дак жывому не быть!» А загорело у Дунаюшка ретиво серцо, А закипела во Дунае кровь горячая, Росходилисе его могучи плечя. 260. А говорыт он своим брателкам названыем: «Вы везите-ко Опраксею-королевисьню, Ишше здайте-ко князю Владимеру!» Посадили к Добрынюшку Микитицу, А поехали братья они ф красен Киев-град. 265. А поехал Дунаюшко по ископыти — Он завидял во поле поленицю. А увидала полениця Дуная, — А натегивала она тугой лук, А-й клала-де стрелочьку каленую: 270. Она стрелила в Дуная сына Ивановичя — А попала Дунаюшку во правой глас. Тут стреляёт Дунаюшко Ивановиць — Он вышып поленицу ис седёлышка. А подъежжал он к поленицы приудалое, 275. Слезывал-де Дунаюшко со добра коня, А он признал Настасию-королевисьню. Он брал ей за белые руки, Становил он на резвые ноги, Он и сам говорил таковы слова: 280. «Уш мы были во городи у вас во Ляхови, Уш были у короля у твое́го батюшка — Увезли сёстру-королевисьню А за нашего князя за Владимера!» А говорыт Настаси́я-королевисьня: 285. «А была бы я дома у батюшка — А не дала бы сёстры вам королевисьны!» А говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць: «Уш ты ой еси, Настасья-королевисьна! Мы поедём с тобой ф красен Киев-град 290. А и ко нашему князю ко Владимеру!» А-й на это Настасья согласиласе, А садились они на добрых коней, А поехали они ф красен Киев-грат. Приежжали они ф красен Киев-грат, — 295. А у князя Владимера почесьён пир, А почесьён пир-де нонь свадебной. А захо́дил Дунаюшко на почесьён пир. Он с той же Настасьей-королевисьней. Да и тут-то Дунаюшко он подвыпил же 300. Он с той же Настасьей-королевисьней. Говорыт та Настасья таковы слова: «А я не много жыла — я много видяла: А стары-то казак тибе сильне́ будёт, А стрелять-то тебя́ я гора́зне буду́!» 305. Ишше это Дунаюшку не пондравилось: А говорыл тут Дунаюшко таковы слова: «Уш ты ой еси, Настасья-королевисьня! — А и поедём-ко мы с тобой во чисто полё, А поправдаимсе мы с тобой по меточькам!» 310. Как садилисе с Настасьей на добрых коней, И поехали они во чисто полё. И кладёт же Дунаюшко он злаче́н перстень, Кладёт же Дунаюшко на буйну главу. А как стрелила Настасья-королевисьня, — 315. А разлетелса злачен перстень он надвоё. Как кладёт же Настасья перстень к себе на главу. Тут стреляет Дунаюшко сьш Ивановиць: А он первой рас стре́лил — перестрелил; А он фторой рас стрелил — не дострелил; 320. А он третий рас — прямо метит во белы груди. Тут змолиласе Настасья-королевисьня: «Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць! Ты прости меня бабу глупую: Ишше женьски-ти волосы долги же, 325. А и ум-то у женьшшины короткой же, Ишше есь у мня в утробы младень же И засеян тобой же!» Ишше этому Дунаюшко не поваровал: Он стрелил прямо во белы груди 330. И застрелил Настасию-королевисьню. Тут и падала Настасья на сыру землю. Вынимал же Дунаюшко цинжалой нош, Он порол-де у Настасьи белы груди, Он вынял из утроба младеня. 335. На лобу-то у младеня потпись потписана: «Ишше сильней могучей был богатырь». А ишше это Дунаюшку веть жалко стало; Оворацивал копьё он вострым коньцём, А и сам на копьё закололса же. 340. Говорыл-де Дунай таковы слова: «Протеки от меня тихие Дунай-река, 342. От жоны от моей — кры(у)ты́е берега́!..»

310. Бой Добрыни с Дунаем

(См. напев № 5)

Ишше ездил Добрынюшка по фсей земли, Ишше ездил Добрынюшка по фсей страны — А искал собе Добрынюшка наезьника, А искал собе Добрыня супротивника: 5. Он не мог же натти сибе наез<д>ницька, Он не мог же натти собе сопротивницька. Он поехал во далечо во чисто полё — Он завидял где, во поли шатёр стоит. А шатёр-де стоял рытого бархата, 10. На шатри-то-де потпись была подписана, А потписано было со югрозою; «А ишше хто к шатру приедёт, — дак жывому не быть, А жывому тому не быть, проць не уехати!» А стояла ф шатри боцька з зеленым вином, 15. А на боцьки-то — цяроцька серебрена, А серебрена цяроцька позолочена, А не мала, не велика — полтора ведра. Да стоит в шатри кроваточька тисовая; На кроватоцьки — перинушка пуховая. 20. А слезывал-де Добрынюшка со добра коня, Наливал-де он чяру зелена вина. Он перву-то выпил чяру для здоровьица, Он фтору-то выпил для весельица, А он третью-то выпил чяру для безумьица: 25. Сомутились у Добрынюшки очи ясные, Росходились у Добрынюшки могучи плечя. Он розорвал шатёр дак рытого бархату, Роскинал он-де по полю по чистому По тому же по роздольицу шырокому; 30. Роспина́л-де он боцьку з зеленым вином; Ростоптал же он цяроцьку сиребряну; Оставил кроватоцьку только тесовую — А и сам он на крова(то)цьку спать-де лёг Да и спит-то Добрынюшка ноньце суточьки, 35. А и спит-де Добрыня двои сутоцьки, Да и спит-де Добрынюшка трои сутоцьки. Кабы едёт Дунай, сын Ивановичь, Он и сам говорыт дак таковы слова: «Кажысь, не было не буры<и> и не падеры*, — 40. А фсё моё шатрышко розвоёвано, А роспинана боцька з зеленым вином, И ростоптана цяроцька серебряна А серебрена цяроцька позолочена, А оставлёна кроватоцька только тесовая — 45. На кро(ва)тоцьки спит удалой доброй молодець». Сомутились у Дунаюшка очи ясные, Розгорело у Дуная да ретиво серцо, Закипела во Дунаи крофь горючая, Росходилисе его дак могучи плечя. 50. Он берёт же свою дак сабельку вострую, Замахнулсэ на молоцца удалого... А и сам же Дунаюшко що-то прироздумалсэ: «А мне сонно́го-то убить на место мертваго — А не честь моя хвала будёт богатырьская, 55. А не выслуга бы<у>дёт молодецкая!» Закрычал-то Дунаюшко громким голосом. Ото сну-де Добрынюшка пробужаицсэ, Со великого похмельиця просыпаицсэ. А говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць: 60. «Уш ты ой еси, удаленькой доброй молодець! Ты зацем же розорвал шатёр дак рыта бархата; Роспинал ты мою боценьку з зелены(м) вином; Ростоптал же ты цяроцьку мою серебряну А серебряну цяроцьку позолочену, 65. Подаре́нья была короля ляховиньского?..» Говорыт тут Добрынюшка Микитиць млад: «Уш ты ой еси, Дунаюшко, сын Ивановиць! А вы зачем же пишите со югрозами, Со югрозами пишите со великима? 70. Нам боецьсе угроз дак богатырьскиех — Нам нецёго ездить во полё поляковать!» Ишше тут молоццы они прирас<с>порыли, А скоцили молоццы они на добрых коней, Как съежжаюцсэ удаленьки добры молоццы, — 75. А они билисе веть палоцьками буёвыма. Руковятоцьки у палоцёк отвернулисе — Они тем боём друг друшку не ранили. Как съежжаюцьсэ ребятушка по фторой-де рас, — Они секлисе сабельками вострыми. 80. У них вострые сабельки ишшербалисе — Они тем боём друг друшку не ранили. А съежжаюцьсэ ребятушка по третьей рас, — А кололисе копьеми-де вострыма (Долгомерные ратовишша по семь сажон!), 85. По насадоцькам копьиця свернулисе — Они тем боём друг друшку не ранили. А тянулисе тягами железными Церес те же церес грывы лошадинные, А железные тяги да изорвалисе — 90. Они тем боём друг друшку не ранили. Соскоцили ребятушка со добрых коней А схватилисе плотным боём, рукопашкою. А ишше борюцце удаленьки добрые молоццы, А и борюцце ребятушка они суточьки, 95. А ишше борюцце ребятушка двои суточьки, А и борюцце ребятушка трои суточьки... По колен они в землю да утопталисе — Некоторой один дру́га (так) не пере́борёт. Там ездил стары казак по чисту полю; 100. А и был с им Олёшенька Поповиць-от, Да и был с им Потык Михайло Долгополовиць. Говорыт тут стары казак Илья Муровець: «Мать сыра-де земля дак потряхаиццэ, — Где-то борюццэ удалы есь добры молоццы!» 105. Говорыт тут стары казак Илья Муромець: «Нам Олёшеньку послать, — дак тот силой лёгок; А Михайла послать, — дак непово́ротливой, А во полах-де Михайло заплетецьсе же; А и ехать будёт мне самому старому; 110. Как два руських-де борицьсе — надо розговаривать, А и руськой с неверным — дак надо помошш (так) дать, А два же неруських — дак надо прочь ехать!» А поехал стары казак Илья Муромець; Он завидял-де, на поли на чистоем — 115. Ишше борюццэ удалы-те добры молоццы. А подъежжаёт стары казак Илья Муромець. Говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць: «Во́но едёт стары казак Илья Муромець; А стары-то казак мне-ка приятель-друк<г> — 120. А он пособит убить ф поле неприятеля!..» А говорыт-то Добрынюшка Микитиць млад: «А евоно едёт стары казак Илья Муромець; А стары-то казак мне как крестовой брат — А мне пособит убить ф поли тотарина!..» 125. А приежжает стары казак Илья Муромець, Говорыт-то стары казак таковы слова: «Уш вы ой еси, удаленьки добрые молоццы! Вы оп цём же бьитесь, да оп цём вы борытесь?» Говорит-то Дунаюшко сын Ивановиць: 130. «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромець! Как стоял у мня шатёр ф поли рытого бархату; А стояла в шатри бочька з зеленым вином; А на боцьки-то цяроцька серебрена И серебрена цяроцька позолочена, 135. И не мала, не велика — полтора ведра, Подареньиця короля было ля/ховиньского. Он розорвал шатёр мой рытого бархату А роскинал-де по полю по чистому По тому же по роздольицу шырокому; 140. Роспинал он-де боцьку з зеленым вином; Ростоптал он же чяроцьку серебряну А серебреную чяроцьку позолочену!..» А говорит-то стары казак Илья Муромець: «Ты за ето, Добрынюшка непраф будёш!» 145. Говорит-то Добрынюшка таковы слова: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромец! Как стоял у его шатёр ф поле рытого бархата, А на шатри-то-де потпись была потписана, И потписана подрезь была — подрезана, 150. И подрезано было со югрозою: “Ишше хто к шатру приедёт, — жывому тому не быть, — Жывому-де не быть, прочь не уехати!” Нам боецьсэ югроз дак богатырскиех — Нам нечего ездить делать во полё поляковать!» 155. А говорыт тут стары казак Илья Муромец: «Ты за это, Дунаюшко, непраф будёш; А ты зацем же веть пишош со югрозами? А мы поедём-ко теперице ф красен Киев-град, А мы поедём ко князю ко Владимеру, 160. А поедём мы тепере на великой сут<д>!» Скоцили ребятушка на добрых коней, И поехали ребята ф красен Киеф-грат А ко тому они ко князю ко Владимеру. Приежжали ребятушка ф красен Киев-град, 165. Заходили ко князю ко Владимеру. Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановичь: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиефской! Как стоял у мня шатёр ф поли рыта бархату; Во шатри была боценька з зеленым вином; 170. А на боцьки и была цяроцька серебряна И серебряная цяроцька позолочена, Подаренья короля было ляховиньского. Он розорвал шатёр мой рытого бархату, Роспинал он-де боценьку з зеленым вином, 175. Ростоптал же он цяроцьку серебрянну А серебряну цяроцьку позолочену!..» Говорит тут Владимер стольнекиевской: «И за ето, Добрынюшка, ты непраф будёш!» А говорыт тут Добрынюшка таковы слова: 180. «Уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! И стоял у его ф поле черле́н шатёр; А на шатри-то-де потпись была потписана, И потписано-то было со югрозою: “А ишше хто к шатру приедёт, — дак жывому не быть, 185. А жывому тому не бьггь, проць не уехати!” А нам бояццэ угроз дак богатырские — Нам нецего ездить во полё поляковать!» А говорыт тут Владимер таковы слова: «И за ето, Дунаюшко, ты непраф будёш; 190. И зацем же ты пишош со югрозами?» А посадили Дуная во темной подгреб же А за те жа за двери за железные, 193. А за те же замочики задвижные.

311. Чурило и неверная жена Перемятина

(См. напев № 6)

А выпала пу<о>роха снегу белаго; А по той пу<о>рохи, по белу снегу А не заюшко скакал ноньце, не бел горносталь, А не серая куниця прорыскивала, — 5. А ишше шол-прошол Цюрило младу Пленкоф сын. А он шол ко кнегины Перемятиной. А Перемятина в доми не слуцилосе: А ушол Перемятин ко Божьей церкви, К чесной ранной заутрени воскрисеньское. 10. «Тыки-стук, тыки-стук!» — на кры(ле)цико; А он: «Бряк, тыки-бряк!» — да за колечико, А он за то же за витоё за серебряно, За серебряно колечюшко позолочено. А услыхала тут девушка-чернавушка 15. А отворяла Цюрылку воротечка, А сама говорыла таковы слова: «А тебе полно, Чюрилко, ходить к чюжой жены; Тебе полно, Цюрилко, любить чюжа жена: Потеряш ты, Чюрилко, буйную голову!» 20. А говорыт тут Чюрилко таковы слова: «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! Ты не сказывай князю Перемятину — Я куплю тебе мух<ф>ту соболиную!» А говорыт же девушка-чернавушка: 25. «Я пойду скажу князю Перемятину!» А ишше этому Цюрилко не поваровал; А как прошол-то Цюрилко ф теплу спальню же Он ко той ко кнегины Перемятиной. 30. Побежала тут девушка-чернавушка, Побежала она ко Божьей церкьви. А заходила она во Божью церкофь, А доходила до князя Перемятина, А сказала-де князю Перемятину. 35. А говорыт Перемятин таковы слова: «Уш ты глупая девушка-чернавушка! Здесь не то-де поют, не то слушают, А цитают-де святое Евангелье!» А побежала тут девушка-чернавушка, 40. Заходила ф полаты Перемятина Отошла-де тут служба воскрисеньская. А пошол Перемятин из Божьей церкьви, А идёт Перемятин ко своёму дому. Он заходит Перемятин на красно крыльцо, 45. Он захо́дил Перемятин ф теплу спальню же: А тут лежит Чюрилко на кроваточьки А он со той со кнегиной со молоденькой. Тут схватил Перемятин сабельку вострую — Он отсек у Чюрилка буйную голову, 50. Он отсек у кнегины своей дак буйну голову. Он взял де-ка девушку-чернавушку, Пошол Перемятин ко Божьей церькви, Ишше знял Перемятин он златы веньцы, Ишше принял Перемятин закон Божьей, 55. Ишше стал Перемятин по закону жыть.

312. Первая поездка Ильи Муромца (встреча с разбойниками и укрощение Соловья-разбойника)

(См. напев № 7)

Ис<з> Киева ехать до Чернигова Кабы три девеноста было мерных верст, А кругом-то дорожечка ровно деветь сот. А залёгала дорошка прямохожая, 5. Прямохожая дорошка прямоежжая: А не конному, не пешому проходу нет, А и доброму молоццу проезду нет, А и серому волку прорыску нет, А и черному ворону пролету нет: 10. А сидит Соловеюшко розбойницёк. А там срежалса удаленькой доброй молодець А стары-де казак Илья Муромець; Он клал-де веть заповеть великую А проехать и дорогу прямохожую 15. Мез<ж> заутреной-обедьней воскрисеньскою А привести Соловья ф красен Киев-грат, А не вымать из налучишша туга луку, Не вымать ис кольцюжын каленой стрелы. А он седлал-де, уздал себе коня доброго: 20. Он накладывал уздеценьку тесмянную; Он накладывал седёлышко черкальскоё; Он вязал-де потпруги да шолку белого А ишше белого шолку шамахиньского, А двенаццать потпруг да фсё шелковыя, 25. Он тринаццату потпругу церес хребетну кость: «А нам не ради басы, а ради крепости — А не оставил бы конь миня на чистом поли А и серыем волкам меня на потарзанье, А и черным-то вранам на погра́енье!» 30. А только видели: молодець на коня скоцил — А не видели поески молодецкое. Только видели: ф поли курева стоит, Курева-де стоит, дак дым столбом валит. Выежжает-де старой на чисто полё, 35. А он на то же на роздольицо шырокоё. А пот старым-то конь наубел весь бел, Грыва-хвос<т> у его дак научерн-черна; А сидит-де старой на добром кони: А голова-де седа, да борода бела; 40. А бутто скацет жемцюг да россыпаицсэ, — А у старого волосинки переменяюцсэ. А ишше едёт-де старой-от чистым полём. А не туця во поли подымаласе, А не облако ис поля накаталосе, — 45. Накрывало станисьницькоф числа-сметы нет: А хотят старика они бить и грабити, А хотят старика они испоха́бити[14]. Говорыт же им старой-от седатое-т: «Уш вы ой еси, станисьницьки фсё мелкие! 50. А ишше бить-то вам старого ноньце не по што, Да и взеть-то у старого вам нецего: Золотой казны с собою у мня не слуцылосе, И серебра у мня с собою не погодилосе, — Только взято на чяроцьку на винную, 55. А на винну на цяроцьку а подорожную А не мношко, не мало — петьсот рублей». Они стали приступать к ему пуще старого: А хотят старика они бить и грабити, А хотят старика они испоха́бити. 60. Говорыт же им старой-от, седатой-от: «Уш вы ой еси, станисьницьки фсё мелкия! Ишша ес<т>ь у мня шубоцька собо́лья Ишша черные соболей сибирьскиех; А потянута шупка хрусьцятой камкой; 65. А у шубочьки пугофки вольячьние: Кабы ли́ты во льяк[15] были красного золота А выли́ваны соловьи, птицы садовыя; А у шубоцьки петёлки шелковыя Ишше белого шолку шамахиньского; 70. А ишше стоит эта шубочька петьсот рублей: Подаренья Владимера стольняго киефского». А они стали приступать к ему пушше ста́рого. А хотят старика они бить и грабити, А хотят старика они испохабити. 75. Говорить же им старой-от, седатой-от: «Уш вы ой еси, станисьницьки фсё мелкия! А ишше бить-то вам ноньче не по што, А и взеть-то у старого вам нецего: Ишше ес<т>ь у мня кольцюжына* каленыех стрел; 80. Ишше кажная стрела стоит по пети рублей; А ишше трём я стрелам дак и цены́ не знаю́: А было врезано каменьё самоцветное, — А мне слуцицьсе-де ехать ноцью ф по́темьи, А кидают они лучи подзорные!..» 85. Они стали приступать к старому пушше старого: А хотят же старика они бить и грабити, А хотят же старика они испохабити. А и первую заповеть старой розрушивал: Он вымал из налуцишша тугой лук, 90. А он тугой-де лук да фсё розрыфцивой; Он вымал ис кольцюжын калену стрелу. Ишше стрелил-де старой-от во сырой дуп<б>: А розлетелсэ сырой дуп<б> во череньё же, Тут прибило станисьницькоф — цисла-сметы нет, 95. Цисла-сметушки нет, пересметушки. Кабы едёт-де старой-от цистым полём, А доежжал же до лесоф он до брянские; А заросла тут дорожецька прямохожая. А слезывал-де старой он со добра коня; 100. Он одной-то рукой коня ведёт, А другой-то рукой он и лес и рвёт, Он лес веть рвёт и мосты мостит. А садилса старой он на добра коня, Доежжал до Соловья он вёрст как за дваццэть. 105. А услыхал Соловеюшко-розбойницёк А он сильню поеску богатырьскую; А засвистел Соловей по-соловьиному, Зашыпел Соловейко по-змеинному, Заревел Соловеюшко по-зверинному: 110. А пот старым конь пал веть о́караць. А ишше бьёт-де старой коня по крутым бедрам: «Уш ты конь же мой, конь, да лошадь добрая! Не слыхал ле ты свисту соловьиного? Не слыхал ле ты рёву зверинаго? 115. Не слыхал ле ты шыпу змеинаго?..» А пот старым-то конь веть стал на ноги. А подъежжает стары казак Илью(я) Муромець Ко тому же гнезду ко Соловьиному: А на двенаццати дубах было на столетниех 120. Да сидил Соловеюшко-розбойницёк. А вымал-де старой из налучишша тугой лук, А он тугой-де лук свой розрыфцивой; А он вымал ис кольцюжын калену стрелу — Он стрелил в Соловья-ле да розбойника. 125. Он попал Соловью он во правой глас<з>. Тут слетел Соловеюшко-разбойницёк, Он слетел Соловеюшко, как офсяной сноп. Тут берёт стары казак Соловеюшка, А согибает его он в бора́ньей рок<г>; 130. А привешиват Соловья он ко стремяну — А повёс Соловья он ф красен Киев-град. Он едёт дорогой прямохожою — А доехал до дому до Соловьяго; А говорыт Соловья его старшая доць: 135. «А евон едет батюшко, молоцца везёт». А посмотрела да его меньшая доць: «А не батюшко молоцца везёт, молодець — батюшка!» Тут скоцила жена Соловья-розбойника: «Уш вы ой еси, детоцьки мои родимые! 140. А вы подите отмыкайте глубок подгреп, Вы берите казны фсё бещотное — А выкупайте у молоцца своего батюшка, А вы упрашивайте его и уговаривайте!» А приежжаёт стары казак к его дому; 145. А тут стрецяют Соловья дети родимые, Неучтиво со старым поговарывают. Ишше это-де старому не понравилось: Он выхватывал сабельку вострую — А пересек-перерубил Соловья породушку, 150. А не оставил Соловью он на семяна. А поехал стары казак в стольне-Киёв-грат Ко тому он ко князю ко Владимеру. Заежжаёт стары казак на шырокой двор, А становит коня ко красну крыльцу — 155. А заходит стары казак на красно крыльцо: А ступешек до ступешка да изгибаицсэ. А у князя-та Владимера идёт почесьён пир. А заходил стары казак в грыдню княженевскую — Он ступаёт во грыдьню ногой правою, 160. Он крест-от кладёт по-писаному, Он поклон-от ведёт по-учоному, Он на фсе на четыре кругом стороны, Он князю Владимеру ниско кланеицсэ, Он кнегинушки Опраксеи целом де бьёт, 165. Он целом-де бьёт, да ниско кланеицсэ. А говорит тут Владимер стольнекиевской: «Уш ты здрастуй, удаленькой доброй молодець! Ишше коёго города, ты коей земли? Ишше коего отца-матери? 170. Ишше как, молодец, тебя именём зовут?» Отвечаёт стары казак Илья Муромець: «Я из города-города из Мурома, Ис того я села Карачарова; Я кресьянской сын деревень(с)кой же; 175. А Ильей и меня зовут да и Ивановицем!» А говорыт княсь стольней киевской: «А наливайте-ко чярочьку зелена вина, Подавайте Ильи сыну Ивановичю». Тут примаицсэ старой за чару единой рукой, 180. А выпиваёт он чарочьку к едину духу. А наливали-де чарочьку по фторой-де рас<з>, Подносили Ильи сыну Ивановицю — А выпивал-де Илья цяру к едину духу. А наливали-де цяроцьку по третьей рас<з>, 185. А подавали Ильи сыну Ивановичю — А выпивал Илья чярочьку к едину духу. Ишше стал-де Илья ноньце навесели, Ишше стал же Илья поговаривать. А говорит княсь Владимер таковы слова: 190. «Уш ты ой еси, удаленькой доброй молодець! Ты которою дорогой ехал в красен Киев-грат?» Отвечяёт Илья сын Ивановиць: «Уш я ехал дорожецькой прямохожою, Прямохожою дорошкой ехал прямоежжое!» 195. А говорыт ему Владимер стольнекиефской: «Уш ты ой еси, Илья ты сын Ивановиць! А ишша как же проехал Соловья-розбойника?» Говорыт тут Илья сын Ивановиць: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! 200. Я привёс Соловья к тебе в стольне-Киеф-грат!» А говорыт тут Добрынюшка Микитичь же, Говорыт же Олёшенька Поповиць-от: «А в оцях же детинушка завираицсэ — А напилсэ детина зелена вина! 205. Ишше где ёму проехать дорога прямохожая, Прямохожая дорошка прямоежжая? Залёгла эта дороженька ровно триццать лет!» А говорит тут Владимер стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! 210. Ишше ой еси, Олёшенька Поповиць-от! Вы подите посмотрите у добра коня, Ишше ес<т>ь ле Соловеюшко-разбойницёк?..» А ставаёт Добрынюшка на резвы ноги. А пошли-де с Олёшенькой Поповичем 215. А проверить молоцца деревеньскаго, Доходили до коня Ильи Муромца: А стоит его конь Ильи Муромца, А привязан Соловеюшко ко стремяну. А пошли они во грыдьню княжоневскую 220. А сказали князю Владимеру: «Уш ты солнышко Владимер стольней киевской! А ишше правда-де, верно, доброго молоцца: И ве<и>сит Соловеюшко-розбойницёк!» А говорыт-то Владимер стольнекиевской: 225. «Уш ты ой еси, Илья сын Ивановиць! Ты застафь Соловья петь по-соловьему, А зашыпеть ёму по-змеиному Да заревети ёму по-туриному!» Тут пошли-де со князём на шырокой двор; 230. А подходил стары казак ко добру коню, А отвязал-отстёгнул он от стремена: А ишше ну-ко, Соловеюшко-розбойницёк! А засвисти, Соловеюшко, ты <в>полсвиста, Зашыпи, Соловеюшко, ты <в>полшыпа, 235. Зареви, Соловеюшко, ты <в>по́лрева; А ты потешь-ко-сь князя со боя́рами, Со могучима его со богатыреми». А засвистел Соловеюшко во весь свист, А зашыпел Соловеюшко во весь шып, 240. А заревел Соловеюшко во весь рёф: А фсе кнезья-бояра с ног попадали, Ишше сильние могучие богатыри А на карацьках по двору они заползали, А едва княсь Владимер он жыв стоит 245. Он со той душой кнегиной он Опраксией. Он едва княсь Владимер слово вымолвил: «А уш ты ой еси, стары казак Илья Муромець! Ты уйми Соловеюшка-розбойника!» Ишша стал старой унимать Соловеюшка; 250. А ишша этому Соловеюшко не веруёт, И поёт Соловеюшко громче прежняго. А на это же старой осержаицсэ; Он выхватывал в саду он столетьней дуп<б>, Он брякнул Соловеюшка-розбойника. 255. Ишше тут по Соловью славы поют, 256. А славы-де поют да старину́ скажут.

313. Сорок калик со каликою

(См. напев № 8)

Из-за того из-за озёра Маслеёва, Из-за той же пустынюшки Хвалынское А от того же креста от Леванидова А шло сорок де калик, дак со каликою. 5. А и ишше фсе эти калики наубел-белы, А един был калика ровно бел кречет. А выходили они на полё на чистоё А но(а) то же на роздольицо шырокоё: Наперёт идёт Касьян да сын Ивановичь, 10. А позади идёт Михайло сын Михайловиць. А-й выходили они на полё на чистоё, А и на то же на роздольицо шырокоё, А клюки-посохи в землю испотыкали; Они суноцьки свои дак исповешали. 15. (А и ишше суноцьки у их были рыта бархата, А подсуноцья у их да хрусьцятой камки!). И садилисе ребята во единой круг, А они клали-де заповедь великую А великую заповедь тяжолую: 20. «А ишше хто, браццы, из нас дак заворуиццэ, Ишше хто, браццы, из нас дак заблядуиццэ, А хто соврёт, ли солгёт, или укра́дет што, А или цюжюю жену дак изуродуёт, — Нам судити того, браццы, своим судом 25. А своим-де судом судить по-польскому: А нам копать по белым грудям в сыру землю, А язык-от тянуть дак ему те́менем, Ишше ясны-ти очи — фсё косицеми, А ретивоё серцо — промежду плецьми». 30. А как пошли эти калики по дорошки вдоль: А наперёт идёт Касьян дак сын Ивановиць, А позади идёт Михайло сын Михайловичь. А им настречю Владимер стольнекиевской; А как на козёлках Олёшенька Поповиць-от, 35. На запятоцьках Добрынюшка Микитиць млад. А говорыт-то Владимер стольнекиевской: «Уш вы здрастуйте, калики перехожыя, Перехожые калики — переброжия, Ой ишше вы-де калики, ясны соколы! 40. А вы куда идите да куды правитесь?» Отвечают калики перехожыя: «А мы пошли-де ко граду Еруса́лиму А во святой-де святыни помолитисе, Ко гробници Христовой приложитисе, 45. Во Ердани-реки нам приоммытисе, На плакуне-травы дак покататисе». Говорит им Владимер таковы слова: «А уш вы ой еси, калики перехожыя! А ишше спойте вы, калики, мне еленьской стих!» 50. Как запели калики-ти еленьской стих: Мать сыра-де земля да потрясаласе, И кабы реки-озёра сколыбалисе, Ищще во поли трафку залелеяло; А увалилсэ Олёшенька со козёлкоф, 55. А увалилсэ Добрынюшка з запятоцькоф, А едва княсь Владимер сидучи сидит, А едва княсь Владимер лежучи́с лежы́т. А едва княсь Владимер слово вымолвил: «Перестаньте петь, калики, вы еленьской стих!» 60. А перестали петь калики-ти еленьской стих. А говорыт им Владимер стольнекиевской: «Уш вы ой еси, калики, перехожыя, Перехожые калики переброжыя! А вам слуцицьсе идти мимо стольне Киеф-грат, — 65. А заворацивайте в город пообедати». А как пошли эти калики по дорошки вдоль: А-й наперёт идёт Касьян дак сын Ивановичь, Позади идёт Михайло сын Михайловиць. А им слуцилосе идти мимо стольне Киев-град; 70. А заворацивали в город пообедати, А подходили ко грыдьни княжоневское; А закрычали милостыню Христа ради: А со краю на край грыдьня пошаталасе, Разнолисьние напитки поплескалисе. 75. А услыхала кнегинушка Опраксея, И выскакивала она да на красно крыльцо, А она ниско каликам поклоняласе: «Уш вы здрастуйте, калики перыхожыя, А перехожыя калики, переброжые, 80. Ишше вы-де калики, ясны соколы! Заходите во грыдьню пообедати!» Ишше тут же калики не ослышылись, А пошли-де калики на красно крыльцо, Заходили во грыдьню княжоневскую. 85. Тут сажаёт кнегинуш(к)а Опраксея За те же за столы да за дубовыя И за те же за скатерти берча́тныя, А за те пе́тенья-е́денья дак разнолисьния. А ишше тут же калики пообедали. 90. Тут смотрела кнегинушка Опраксея, И смотрела на калик она перехожыех: Прилюбилса Михайло сын Михайловиць. А и взяла она цяшу фсё серебрянну, Ис которой ис цяши княсь с приезду пьет; 95. Она клала Михайлу фсё Михайловицю, А и положыла в его сунку тайно же. А ишше тут же калики пообедали, Ишше хлеба де, соли поотведали, Благодарили кнегинушку Опраксею — 100. А пошли вон из грыдьни княжоневское, А со того же крылецика со красного. Провожаёт кнегинушка Опраксея. Как пошли ети калики по дорошки вдоль: А наперёт идёт Касьян дак сын Ивановиць; 105. А позади идёт Михайло сын Михайловиць. А приежжаёт Владимер стольнекиевской; А он заходит во грыдню княжоневскую; А он и спрашыват кнегинушку Опраксею, А он и спрашыват цяшу фсё серебрянну, 110. Ис которой же цяши княсь с приезду пьет (так). Заискали тут цяшу фсё серебряну. А говорит тут кнегинуш(к)а Опраксея: «А ишше были калики перехожыя, Унесли, видно, цяшу фсё серебрянну!» 115. Посылали Олёшеньку Поповиця А ишше тут же Олёши наговаривали: «Ты найдёш если чяшу фсё серебрянну, А виноватого веди да ф столне Киев-грат». Тут поехал Олёшенька Поповиць-от, 120. Наежжал-то Олёшенька сорок калик, Закричал он своим да громким голосом: «Уш вы ой еси, калики перехожыя, Перехожые калики, переброжыя! Ой вы, где пили-ели, тут и настрали; 125. Вы зацем унесли цяшу серебряну, А ис которой ис цяши княсь с приезду пьет?» А ишше это каликам не понравилось; А воротили Олёшеньку Поповиця: «Не бирали мы чяши фсё серебряной!» 130. Воротился Олёша ф стольне Киев-грат: «Наежжал я калик веть перехожыех, Ишще спрашывал про чяшу про серебрянну!» Отвечали калики перехожыя: «Не бирали мы цяши фсё серебренной». 135. А говорыт тут кнегинушка Апраксея, Посылала Добрынюшку Микитица: «Кабы вежливой Добрынюшка, очесливой; Он спросил бы у калик дак перехожыех, Не попалась ли цяша к им серебрянна?..» 140. Как поехал Добрынюшка Мекитиць мла(д), Он настыг же калик дак перехожыех, Он заехал Добрыня спереди он, з глаз, Он слез-де Добрыня со добра коня, Он и ниско-де каликам поклоняиццэ: 145. «Уш вы здрастуйте, калики перехожые! А ишше были вы у князя у Владимера — Потеряласе цяша фсё серебрянна. А не попалась ле в суноцьки, в омецьку[16] же?» Остановились калики перехожыя, 150. Они стали искать во своих суноцьках И нашли у Михайла Михайловиця. А говорыт тут Добрыня таковы слова: «А виноватого вести да ф красен Киев-град!» А говорят тут калики таково слово: 155. «Ишше кладёна у нас заповедь великая: А судити того веть нам своим судом, А своим-де судом судитъ по-польскому». А закопали Михайла в землю по белым грудям; А язык-от тенули ему теменём, 160. А ишше ясны-ти оци — фсё косицеми, А ретивоё серцо — промежду плецьми. Как поехал Добрыня ф красен Киев-град, А он привёс де-ка цяшу-ту серебрянну. Говорит тут кнегинушка Опраксия, 165. А-й говорыла она да таковы слова: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! А и(шше) где же у тя дак виноват-от же?» А говорыт-то Добрыня таковы слова: «А у их кладёна заповедь великая 170. А-й великая заповедь тяжолая; А судят они браццы своим судом, А своим-де судом судят по-польскому: А закопали Михайла по белым грудям, А язык-от тенули ему теменём, 175. Да ясны-ти оци — фсё косицеми, А ретивоё серцо — промежду плецьми». А тут змолиласе кнегинушка Апраксея: «А я положыла чяру фсё серебрянну!» — А и змолиласе молитвою великою. 180. Ишше тут же Михайло сын Михайловиць И он выскакивал нонь ис сырой земли, — Настыгал он свою братью-дружынушку 183. Он за те за дела да за напрасныя.

314. Васька-пьяница и Кудреванко-царь

(См. напев № 9)

А ишше шли-де туры подле синё морё — А переплыли туры дак за синё морё, А переплыли туры-ти на Буян-остроф, А идут по Буяну, славному острову. 5. А им настрету турица златорогая, Златорогая туриця однорогая, А и(шше) им-то туриця родная матушка. Говорыт тут-то туриця златорогая: «Уш вы здрастуйте, вы туры вы златорогие! 10. Ишше где же были, где вы хо́дили?» Отвечают туры ей златорогие: «Ишше были мы, матушка, во Шахови, Государыня наша, мы были во Ляхови; Нам слуцилосе идти мимо стольней Киев-град, 15. Мимо Божию-ту церкофь воскрисеньскую; Выходила девица из Божьей церкви, Выносила она книгу на буйной главы. А забродила в Неву-реку по поесу, Она клала где книгу на сер-горюць камень, 20. Она клала, цитала, сама слезно плакала». А говорыт им турица златорогая, Златорогая турица однорогая: «Уш вы глупые туры, вы неразумные! Не девиця выходила из Божьей церкви, 25. А выходила Мати Божья, Богородица! Выносила она книгу Евангелье, Выносила Евангелье на буйной главы, Забродила в Неву-реку по поясу, Она клала Евангелье на сер-горюць камень, 30. А цитала-де книгу — слезно плакала: «Она цюёт нат Киевом незгодушку, Она цюёт-де нат Киевом великую!..» Подымаицьсе собака Кудреванко-царь Со любимым со зятилком со Артаком, 35. А со любимым со сыном он со Коньшыком. А у Коньшыка силушки было сорок тысицей; А у Артака силы-то было сорок тысецей; А у самого собаки дак цисла-сметы нет, Цисла-сметы-де нету, пересметушки. 40. Как стоял-то сузёмоцёк ле/су темнаго; Потходило царишшо Демьянишшо А становило шатры чернополотняны. Тут покрыло луну в поли красного солнышка От того же от пару лошадиннаго 45. А от того же от духу от тотарьскаго. А как садилосе царишшо на ременьцят стул — Он писал-де ёрлыки скорописьцяты. Не пером он писал, не чернилом же, — Вышывал-де он золотом по бархату; 50. А писал он ерлыки, запечятывал. А выходил царишшо да ис черна шатра, А скрычял он своим да громкием голосом: «Уш вы ой еси, пановье-улановье, Ишше фсе мои поганые тотаровье! 55. А ишше хто из вас съездит да ф красен Киев-грат А свезёт ерлык да скорописьцятой?» Выбиралосе Издолишшо проклятоё: Он брал-де ерлыки во белы руки, А скорёшенько скакал на добра коня. 60. Он и в город-от поехал не дорогою, Он и в Киев-от заехал не воротами, — Он скакал церес стенушки городовые, Церес те же он башонки наугольние. А он прямо-де едёт ко грыдьни княжоневское; 65. Соскоцило Издолишшо со добра коня — Оставляёт коня он не приказана, Не приказана коня он, не привязана. А скорёшенько бежало на красно крыльцо — Отворяёт ворота, двери на пяту. 70. Он господу Богу не молиццэ, Он князю Владимеру челом не бьёт, Он кнегинушки Опраксеи не кланеицсэ. А бросало Издолишшо ёрлык дак на дубовой стол, А бросал он, кинал — да сам вон пошол. 75. А берёт княсь Владимер ерлык в руки, А берёт княсь Владимер, роспечятыват, А читаёт ерлык дак сам слезно плачет. А собирал княсь Владимер бал, почесьён пир, А он про тех же про князей, про бояроф, 80. А он про руськиих могуциих богатырей, А он про тех поленицей приюдалыех, А он про тех же казаков со тиха Дону, Он про тех же калик перехожые Перехожые калик было переброжые, 85. А про тех же хресьянушок прожытосьних. А ишше фсе-де на пиру дак напивалисе, Ишше фсе же на чесном дак наедалисе, Ишше фсе же на пиру сидят пьяны-весёлы; А весёлая беседушка не на радошшах. 90. А говорит князь Владимер таковы слова: «Уш вы ой еси, князи мои, фсе бояра, Уш вы руськие могучие мои богатыри, Ишше фсе же поленицы вы приюдалые А ишше фсе же хресьянушка прожитосьни! 95. Ишше хто из вас съездит да во чисто полё А пересметит-де силушку у Скурлака, Привезёт пересмету ф красен Киев-град?» Ишше большой-от хороницьсе за средьнего, Ишше средьней-эт хороницьсе за меньшего; 100. А от меньшего там, браццы, ответу нет. А говорыл княсь Владимер по фторой након: «Уш вы ой еси, князи, вы все бояра, Уш вы руськие могуцие мои богатыри, Уш вы фсе же поленицы приюдалыи, 105. Уш фсе же казаки со тиха Дону, Уш вы фсе же калики перехожые, Уш вы фсе же хресьянушка прожытосьни! А ишше хто из вас съездит да во чисто полё, А пересметит фсю силушку Скурлака, 110. А привезёт пересмету ф красен Киев-грат?» Ишше большой-от хороницьсе за средьнего, А средьней-от хороницьсе за меньшого; А от меньшого там, браццы, ответу нет. Говорыл княсь Владимер по третьей након. 115. И-за того же з-за стола было з-за окольнёго, Из-за той з-за скамеецьки было белодубовой А выстават-де удаленькой доброй молодец, А кабы на имя Добрынюшка Микитиць млад. А ставаёт Добрынюшка на резвы ноги, 120. А говорыт тут Добрынюшка таковы слова: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! А Вы позвольте-ко мне-ка слово сказать, — Не позвольте меня за слово сказнить, За слово меня сказнить, скоро повесити!» 125. А говорыт-то Владимер стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! Говоры-ко, Добрыня, тебе що надобно». А говорит тут Добрынюшка таковы слова: «Уш ты солнышко Владимер наш стольнекиевской! 130. А на твоём на кружале есь государевом, А на твоём на царевом большоём кабаки А ишше есь где-ка Васька, горька пьяница; Он можот-де съездить да во чисто полё А пересметити силушку Скурлака, 135. Привести пересмету в красен Киев-грат!» А надевал княсь Владимер шупку собо́лью; А побежал по кружалу государеву А ко тому же ко цареву большему кабаку; А заходил тут Владимер во цареф кабак. 140. Тут и спит где-ка Васька, горькая пьяница, — Он спит-де на пеценьки на муравленой; Он спит-де, храпит, да как порок шумит. А говорыт княсь Владимер таковы слова: «Уш ты ста́нь-ко, Васи́лей, пробужа́йсе, 145. Со велиикого похме́льиця направля́йсе!» Говорыт ему Васька, горькая пьяница: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! А не могу-де я стать да головы поднять: И болит у меня веть буйна голова, 150. И шипит у меня да ретиво серцо!» А говорит княсь Владимер таковы слова, Говорит он цюмаку-человальнику: «Наливай-ко-се чярочьку зелена вина, Ты не малу, не велику — полтора ведра!» 155. А наливал цюмак чяроцьку зелена вина, — Подавали где Васьки, горькой пьяницы. А он сел-де на пеценьки Васька на муравленой, Он бутто старык дак девеноста лет; Он прималсэ за чярочьку единой рукой — 160. А выпивал-де он чярочьку к едину духу; А он слез-де со пеценьки со муравленой. А говорит княсь Владимер таковы слова, Говорит он цюмаку-человальнику: «Наливай-ко-се чярочьку по фторой же рас!» 165. А наливал цюмак чярочьку по фторой де рас, — Подавали тут Васеньки, горькой пьяницы. Как примаицсэ Василей за чярочьку единой рукой — А выпиваёт он цяру к едину духу. Говорыт княсь Владимер цюмаку да человальнику: 170. «Наливай-ко-се цяроцьку по третьей рас!» А наливал цюмак цяроцьку по третьей рас, — А подавали где Васеньки, горькой пьяницы. Как прымалсэ Василей за чяру единой рукой — Выпивал-де он цяроцьку к едину духу. 175. А он нацял по кабаку похажывать, А и белыма руками стал / помахивать, А он русыма кудрями стал натряхивать, — А он и стал молодець да дваццати годоф. Говорыт-то Василей таковы слова: 180. «Ус<ж> ты солнышко Владимер стольнекиевской! А послужыл бы я тибе я верой-правдою, Неизменушкой я тибе великою, — А заложона у мня збруюшка богатырьская, А заложон у мня нонеце доброй конь, 185. А заложон у мня ноньце тугой лук, А заложона вся збруюшка богатырская; А не во сти рублях и не ф пети же стах, А заложоно у мня веть ф пети тысецях!» А говорыт княсь Владимер таковы слова, 190. Говорыт он цюмаку-человальнику: «Ты оддай-ко-се коня Васеньки доброго, Ты оддай-ко-се ему сабельку вострую, Ты оддай-ко-се ёму копьё долгомерное, Ты оддай-ко-се ему палицу боёвую, 194. Ты оддай-ко-се ему нонеце тугой лук, Ты оддай же кольцюжыну каленыех стрел, Ты оддай же фсю збруюшку богатырскую!» А оддает человальник фсю збрую богатырскую. А пошол-де Василей да со царева кабака 200. Он со тем же со князём со Владимером А по тому по кружалу государеву А ко тому ко шырокому г<к> дому княжоневскому. А говорит-то Василей таковы слова: «А уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! 205. А ишше сходим мы с тобой на высок балхон, А посмотрим-ко ис трубочьки подзорною, А посмотрим на рать-силу великую!» А побежали со князём на высок балхон; А смотрели ис трубочьки подзорное, 210. А смотрели на рать-силу великую — А завидели шатры чернополотняны, А завидели царишша Демьянишша. Тут натегивал Васенька свой тугой лук, Он тугой свой лук нонь розрыфцивой. 215. Он клал-де-ка стрелоцьку каленую: «Полети-ко, моя стрелоцька каленая! А не на землю падай, не на воду — Ишше прямо ты к царишшу во черны груди; Роспори-ко у царишша черны груди, 220. Росколи-ко у царишша ретиво серцо!» А полетела тут стрелоцька калёная, А не на землю падала, не на воду — А она прямо ко царишшу во черны груди; А роспорола у царишша черны груди; 225. Росколола у царишша ретиво серцо. А ишше тут-то царишшу славы поют, А славы-де поют и старину скажут. А тут пошли они со князём со высока балхону. А говорит это Василей, горька пьяница; 230. Он седлал-де, уздал себе конецька доброго, А накладывал уздиценьку тесмянную, Он накладывал седёлышко черкальскоё, Он вязал-де потпруги фсё шелковыя, Он двенаццать пот(п)руг да шолку белаго, 235. Он тринаццату пот(п)ругу — церес хребетну кость: «А мне не ради басы было — ради крепости, А ишше ради окрепы богатырское, Ишше ради поески молодецкоей». А только видели: молодець на коня скоцил, 240. А не видели поезки богатырьскоей. А он доехал до силушки до великое, Он начял по силушки поежжывать, А он вострой-то сабелькой стал помахивать: Он куда не приедёт — улицэй валит, 245. А назать отмахнёт — дак тут плошшадью. Он бил-де, рубил силу трои сутоцьки; А перебил он всю силушку поганую — А не оставил тотаровям на семена. Тут поехал Василей ф красен Киев-грат; 250. А стречаёт Владимер стольнекиевской. Говорыл-де тут Васенька, горькая пьяница: «Уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! А послужил я тибе верой-правдою, 254. Неизменушкой я тебе великою!»

315. Оника-воин

(См. напев № 10)

А ишше жыл был на свети /[17] Святогор-от богатырь; А ишше жыл был на свети / Самсон-от богатырь; Да и жыл был на свети / Оника, храбрые воин. Как срежаицса Оника / а ехать во Ерусалим он град; 5. Да и хоцёт Оника / Божии-ты церкви / и под дым спустить, А злато и серебро окатити и телегою, Ишше красное золото — ордымскоё[18]. А он седлал-уздал / себе коня / а доброго: А накладывал / уздиценьку / тесьмянную, 10. Он накладывал / седёлышко / церкальскоё, А он вязал-де / потпруги и фсё / шелковыя, А он двенаццать пот(п)руг / дак шолку белого, А он тринаццату пот(п)ругу / — церес хребетну кость; А он берёт же с собой / три копейця, 15. Он берёт же с собой / три булатные; А он берёт же с собой / фсе свои доспехи / и богатырьские. Тут скоцил-де Оника / он на добра коня. А поехал Оника / а в Ерусалим он град. А выежжаёт Оника / на чистоё полё 20. А на шырокоё / а роздольё. А ишше едёт Оника / а по чистому полю А по шырокому / роздолью. А ишше стретилось Оники / и Чюдо страшноё А страшно и грозно, / вельми Чюдо непомерноё: 25. А тулово / зверино, А ноги / лошадины, А голова у Чюда / и человечеська, А власы / — до пояса. А и тут-то Оника / он приужакнулса; 30. А говорыт тут Оника, / храбрые воин: «А ишше хош ле ты, Чюдо, / я конём стопчю, А ишше хош ле ты, Чюдо, / я копьём сколю, А и хош ле ты, Чюдо, / я и голову срублю?..» Отвечяёт Оники / и Чюдо страшноё 35. А страшно и грозно, / вельми Чюдо непомерное: А тулово / зверино, А ноги ло / шадины, А голова у Чюда / а человечеська, А власы / до пояса: 40. «А я сильних-то но / нь не боюсе[19], А богатых-то я / и не стыжусе; А беру я / при пути, при дороги, А беру я / при пиру, при канпа́ньюши (так)». А-й тут-то Оника / он приужакнулсэ. 45. Замахнулсэ Оника / а саблей вострою — Во плечи его / рука и застояласе; Замахнулса Оника / по фторой након — Во локтю его рука / и застояласе; Замахнулса Оника / а он по третьей рас — 50. А в завете его рука / и застояласе. А ишше тут-то Оника / а он приужакнулса: А невидимо Чюдо / у Оники И подрезало жильё / пот<д>пятноё. А говорыт тут Оника, / храбрые воин: 55. «А хто ес<т>ь ты, Чюдо: А царь ли ты / и церевиць, А король ли ты / и королевиць, А или сильней могучей / и богатырь, А-й ли полениця / и приюдалая?» 60. А отвечаёт Оники / и Чюдо страшноё А страшно и грозно, / вельми чюдо / а непомерноё: А тулово / зверинно, А ноги / и лошадинны, А голова у Чюда / а человечеська: 65. «А не царь я / а-й не царевиц, А не король я, / не королевиц, А я не сильней / могуцей / не богатырь, А не полениця я и / приюдалая, — А уш я Смерть есь, / от Бога / посланая, 70. А на землю / попушшеная; А ишша я кого / и завижу, А ишша я кого / и заслышу, — А и тут я того / и во́зьму!» А ишше тут-то Оника / а он приужакнулса; 75. А едва же Оника / а он на кони сидит, А булатно копейцо / о-й во руках держыт. А невидимо Чюдо / у Оники / и подрезыват И жильё / пот<д>пятное. А говорыт-то Оника, / а храбрые воин: 80. «Уш ты ой еси, / Чюдо страшноё! А ишше дай мне-ка строку / хош на три года А ишше съездить мне-ка во свой-от град А с оццём, с матерью / мне проститисе, А мне роздати жывот / по своей души. 85. У меня жывота / а есь тры подгреба: А ишше первой-от подгрёп / цистого серебра, Ишше второй-от подгрёп / а красного и золота, А и третьей-от подгрёп / скатного же/мчюгу!» А говорыт тут Оники / и Чюдо страшноё, 90. А страшно и грозно, / вельми Чюдо и непомерноё: «А не дам я те строку / на три годы А ишше съездитъ тебе / во свой-от град А с оццом, с матерью / тибе проститисе, А роздати живо/т по твоей души. 95. А у тебя веть живо/т-от неправедной, А неправедной живот, / у тя жывот грабленой: А не пойдёт же живот / -от по твоей души!» А тут едва же Оника / он на кони сидит, А он булатно копейцо / во руках держыт. 100. А говорыт тут Оника, / а храбрые во/ин: «Уш ты ой есь, Чюдо, / Чюдо страшноё! А ишше дай мне-ка строку / на три месеця А ишше съездить мне-ка / во свой-от град А с оццом, с матерью / мне проститисе, 105. А мне роздати / живот / по своей души!» А говорыт-то Оники / и Чюдо страшноё: «А не дам я те строку / на три месеця А-й съездить тебе-ка / во свой-от град А с оццом, с матерью/ проститисе 110. И роздати жывот / по твоей души: А у тибя веть жывот / неправедной, А неправедной жывот / у тя / и грабленой!» А говорит тут Оника, / храбрые воин: «А уш ты ой есь, Чюдо, / Чюдо страшноё! 115. А ишше дай мне-ка строку / на три недели Ишше съездить и мне, / мне во свой-от град А с оццом, с матерью / мне проститисе, Мне роздати жывот / по своей души!» А говорыт Оники / и Чюдо страшноё: 120. «А не дам я те строку / на три недели!» А тут невидимо Чюдо / у Оники / и подрезыват А жыльё / пот<д>пятноё. А тут едва же Оника / на кони сидит, А он булатно копейцо / во руках держыт; 125. А он едва же Оника / слово вымолвил: «А уш ты ой есь, Чюдо, / Чюдо страшноё! А ишше дай мне строку / хоша на три дни!» А отвечаёт Оники / и Чюдо страшноё «А не дам я те строку / и на три дня!» 130. А говорыт-то Оника, / храбрые воин: «А уш ты ой есь, Чюдо, / Чюдо страшноё! А ишше дай мне-ка строку / хоша на т(р)и цяса!» А отвечаёт Оники / и Чюдо страшноё А страшно и грозно, / вельми Чюдо непомерноё: 135. «А не дам я те сроку / и на три цяса!» А говорыт тут Оника, / а храбрые воин: «Уш ты ой есь, Чюдо, / а Чюдо страшноё! Ишше дай мне-ка строку / хоша на три минуты!» Отвечаёт Оники / и Чюдо страшноё 140. А страшно и грозно, / вельми Чюдо непомерноё: А тулово зверино, / ноги ло/шадины, голова у Чюда / человечеська. А невидимо Чюдо / у Оники / и подрезыват А жильё / пот<д>пятноё. 145. Тут свалилса Оника / со добра коня... А ишше тут по <О>ники / и славы поют, 147. А славы-де поют / и старину скажу́т.

316. Василий Окулович и Соломан

(См. напев № 11)

А как не в да́лечем, дале́чем во Черни́-городе А у прекрасного царя у Василья Окуловичя А заводилось пированьё-бал-почесьён стол А да про тех же про пановей, про улановей, 5. Да про тех же поганыех тотаровей. А ишше фсе-де на пиру да напивалисе, А ишше фсе-де на чесном дак наедалисе; А ишше фсе-де на пиру да приросхвастались: А ишше сильней-от хвастат своей силою, 10. А богатой-от хвастат золотой казной. А наезницёк хвастат добрым конём, А ишше глупой-от хвастат молодой женой, А [ишше] неразумной-от хвастат родной сёстрой, А кабы умной-разумной — старой матерью. 15. А прекрасной царь Василей Окуловичь А он по светлое грыдыни похажывал, Он и белыма руками помахивал, А он скобоцька о скобоцьку пошшалкивал, А он русыма кудрями сам натряхивал, 20. А злаче́ныма персня́ми пошшалкивал; А он сам говорил, царь, таковы слова: «А уш вы ой еси, панове-уланове, Ишше фсе мои поганые тотарове! А не знает ле из вас хто мне супружницы, 25. А не знает ле из вас хто полюбовници: А статным-де статна была умом сверсна, А умом была сверсна, полна возроста, А лицём она бела — быф как белой снек, А у ей ясны-ти очи — как у сокола, 30. А у ей черны-ти брови — как два соболя, А ресницики у ей — да у сиза бобра, А ишше можно бы назвать кого царицэю, А ишше можно кому бы покорятисе, А ишше было бы кому поклонятисе?..» 35. А ишше большой-от хороницьсе за средьнего, А ишше средней-от хороницьсе за меньшого, А от меньшого, браццы, там ответу нет. А говорил-то веть царь-от по фторой након: «А уш вы ой еси, панове-уланове, 40. Ишше фсе мои поганые тотарове! А не знает ле из вас хто мне супружницу, А не знает ле из вас хто полюбовьницю?..» А и-за той скамейки из-за белодубовой, А з-за того-де стола из-за окольнёго 45. А выставал-де удалой доброй молодец, Кабы на имё детинушка Поваренин, А по прозванью детина Торокашко-вор. А как ставаёт детина на резвы ноги, А он ниско царю поклоняицсэ: 50. «А ты прекрасной царь Василей Окуловичь! А Вы позвольте мне-ка слово сказать; А не позвольте миня за слово сказнить А сказнити, убить, скоро повесити!» А говорит-то прекрасной царь Василей Окуловиць: 55. «А говори-ко ты, детина, тебе що надобно». А говорыт тут детина таковы слова: «А как не в далечом, далечем во Царе-граде А у пре(кра)сного царя есь у Соломана, А ишше есь-де царица Соломанида; 60. А умом она сверсна, полна возроста, А лицем она бела — быф как белой снек, А у ей ясны-ти очи — как у сокола, А у ей черные брови — как два соболя, А ресниченьки у ей — как у сиза бобра: 65. А ишше можно назвать кого царицэю, А ишше можно кому бы покорятисе, А ишше можно кому бы поклонятисе!» А говорыт-то прекрасной царь Василей Окуловичь: «А уш ты глупой же, детинушка Поваренин, 70. А по прозванью ты детина Торокашко-вор! А ишше как же у жива мужа жону отоймеш?» А говорыт-то детинушка Поваренин: «А ишше по́ло[20] у жива мужа жена отнять. А построй-ко-се мне-ка три карабля, 75. А на карабли клади по три дерева, А на дерева сади птици райския, А щобы пели они песни царьския, А звеличали прекрасного царя / и Василия Окуловичя; А на карабли грузи товар фсё заморския!» 80. А построили ноне три карабля, А на карабли-те клали по три дерёва, А на дерева садили птици райския; А поют же они песни царьския, А звеличают пре(кра)сного царя / Василья Окуловичя. 85. А ступал тут Торокашко на черлены корабли — А отвалил тут Торокашко за синё морё. А потходил Торокашко ко Царю-граду, А становилсэ на пристань карабельнюю. Он пошол-де к царю да ко Соломану. 90. А Соломана-та в доме не случилосе, А уехал Соломан во чисто полё. А говорыл он царицы Соломаниды: «А уш ты ой еси, царица Соломанида! А ишше жалую тибя я на черлен карапь 95. А опченить* товары фсё заморьския!» А тут средиласе царица Соломанида, А пошла-де она на черлен карапь. А заходила она на черлен корапь, А осмотрела товары фсё заморския; 100. А ишше где она сидела, тут и заспала. А отвалил тут Торокашко в-за синё морё — А идёт Торокашко по синю морю. А пробудиласе царица середи моря, А говорыт же она таковы слова: 105. «А уш ты ой еси, детинушка Поваренин!» А говорыт же детинушка Поваренин: «А уш ты ой еси, царица Соломанида! А я повёс тебя царицу за синё морё А за нашего царя за Василья Окуловичя!» 110. А говорит-то царица таковы слова: «А уш ты ой еси, детинушка Поваренин!» — «А ты не бойсе, царица Солома́нида!» А подходили ко граду ко Чернигову А на ту же на пристань на карабельнюю. 115. А как стречают детинушка Поваренина: А он привёс-де царицу Соломаниду. А весёлым-де пирком да и свадепкой. А приежжаёт Соломан из чиста поля, — А увезёна царица ёго да Соломанида. 120. А собиралсэ Соломан на черлен корапь, А он брал он себе силушки-армеи — А переходил Соломан за синё морё. А становил он черлен корапь не на пристань же, А выпускал-де он силушку по-за городу, 125. А он сам-де веть силы наговарывал: «А ишше бытьте вы, силушка, готовая[21] И вы услышите рожок да вы туриной же!» А пошол-де Соломан во Чернигов город, Он дошол до полат фсё до царскиех, 130. А он заходил ф полаты фсё во царские. А царя-та веть в доме не случилосе, А уехал де царь-от во чисто полё. А стречаёт царица Соломанида, А говорыт-то царица таковы слова: 135. «А уж ты ой еси, царь же Соломан же! Как приедёт веть прекрасной царь Василей Окуловичь, А снимёт у тибя веть буйну голову!» А говорит же веть царь-от Соломан-от: «А уш ты ой еси, царица Соломанида! 140. А ишше спрятай-ко меня хоша пот перынушку!» А ишше тут-то цариця не ослышылась, А навалила на него перынушку пуховую. А приежжаёт де царь ис чиста поля, А он заходит ф полаты в царьския, 145. А он садицсэ за столы за дубовыя. А говорит ему царица Соломанида: «А уш ты ой еси, Василей Окуловиць! А кабы был эта царь Соломан же, А ишше що же ты с им дак стал делать же?» 150. А говорыт-то прекрасной царь Василей Окуловиць: «Ой я отсек бы у его буйну голову!» Говорыт тут царица Соломанида — А открывала перинушку пуховую, А выпускала царя она Соломана. 155. А тут скочил прекрасной царь Василей Окуловичь, А он схватил-де веть сабельку вострую, А замахнулсэ прекрасной царь Василей Окуловиць. А говорит-то Соломан таковы слова: «Ах, ты прекрасной царь Василей Окуловичь! 160. А не цесть же твоя будёт цярьская, А що убил же царя ты Соломана! А ты поди-ко-се ноне да во чисто пу<о>лё, А станови-ко два столбышка дубовые И перекладинку клади ноньче кленовую, 165. А вяжи-ко-се три петёлки шелковые А ишше белого шолку шамахиньского, А ты повесь-ко царя нонь Соломана, — А ишше цесть твоя хвала будёт царьская!» А тут пошли-де веть нонь во чисто полё, 170. А закопали два столбышки дубовыя, А перекладинку клали кленовую, А три петёлки вязали шелковыя А ишше белого шолку шамахиньского. А выводили Соломана на улицу 175. А на ту же на улицю шырокую, А посадили на телегу на дубовую, А повезли-то Соломана во чисто полё. А говорыт-то Соломан таковые слова: «А передьни-то колёса веть конь тенёт, 180. А и задьни-ти колёса пошто идут?» А говорыт тут прекрасной царь Василей Окуловиць: «А говорят, що Соломан-от хитёр-мудёр!» А довезли тут Соломана до столбышкоф. А соходил тут Соломан со телеги же, 184. А ступал-то Соломан он на первой ступень, А говорыл же Соломан таковы слова: «А уш ты ой еси, прекрасной царь Окуловиць![22] А Вы позвольте-ко мне-ка ф турей рок зыграть». А говорыт-то прекрасной царь Василей Окуловичь: 190. «А ты играй же, царь нонь Соломан же!» — А заиграл-то царь веть Соломан-от. А услыхала его силушка великая, А зволновалась, зашумела — во поход пошла. А говорыт-то прекрасной царь / Василей Окуловичь: 195. «А ишше що это за шум да що за гам же?» А говорыт-то царь-от Соломан-от: «А що на тихиех на вешныех на заводях А <в>зволновалисе гуси и лебеди!» А как ступаёт Соломан на фторой ступень, 200. А-й говорит-то Соломан таковы слова: «А уш ты ой еси, прекрасной царь Василей Окуловичь! А-й Вы позвольте-ко мне-ка ф турей рох<г> зыграть!» А говорит тут прекрасной царь Василей Окуловичь: «А играй-ко-се ты, царь Соломан же!» — 205. А заиграл-то Соломан во турей же рох<г>. А как ступал-де Соломан на третьей ступень, А он сам-де говорыл да таковы слова: «А ты прекрасной царь Василей Окуловичь! А ишше дай-ко мине да во турей рог взыграть!» 210. А заиграл тут Соломан во турей же рох<г> — А накрывала его силушка великая; Тут схватили пре(кра)сного царя / и Василия Окуловичя, А и схватили царицю Соломаниду, А и схватили детинушка Поваренина, 215. А по прозванью-ту детина Торокашко-вор. А тут повесили прекрасного царя и Василия Окуловиця, А и повесили царицю Соломаниду, А и повесили детинушку Поваренина, По прозванью-ту детина Торокашко-вор. 220. А ишше тут по царю нонь славы поют, 221. А славы-де поют, старину скажут.

Сахаров Семен Игнатьевич

Семен Игнатьевич Сахаров или просто Сенька Сахаров — крестьянин дер. Дорогой Горы Дорогорской волости, 50 (вероятно, несколько более) лет, болезненный, худощавый старик. Он пропел мне старину «Чурило и неверная жена Перемякина»... Раньше он слышал и знал еще старины: «Сорок калик со каликою», «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», про Илью Муромца, про Дюка. Он научился старинам у своего отца и отца Василия Тяросова и пел «сзади» за Тяросовыми; поэтому он знал те старины, которые я записал уже в этой деревне в той же редакции; кроме того, он позабыл их теперь и некоторые не может уже петь: «40 калик» он только рассказывал, а «Дюка» помнит не всего. Мне его хвалили и в г. Мезени и даже еще на р. Кулое, но он обманул мои ожидания.

317. Чурило и неверная жена Перемякина

А-й выпадала-де пороха да снешку белого. А-й да по той по пу<о>роши да по белу снешку А-й не бел заюшко скакал да горносталь свистал, — А-й проежжат тут Чюрилко да млады Пленкоф сын 5. Да ён ко той ко кнегины да Перемякиной. Перемякина-та в доми да не случилосе: Да юшол Перемякин да во Божью церкофь, Ой он ко той-де к обедни да воскрисеньское. А-й — «Тики-стук, тики-хлоп!» — да Чюрилко на красно крыльцо, 10. А-й — «Тики-хлоп, тики-бряк!» — да за колецюшко Ой да (за) то же за вито было за серебрянно, За серебрено колецько да позолочоно. А-й тут выскакивала девушка-чернавушка А-й в одной тоненькой беленькой рубашечки; 15. Говорыла-де чернафка да таково слово: «Ах тибя[23] полно, Чюрилко, ходить к чюжой жоны, Тибе полно, Чюрило, да нонь любить цюжа жона; А-й по́йду скажу я ко князю да Перемякину, — Ах, ты лишиссе из-за етого свету-то бе́лого 20. А-й укороташ у сибя да веку долгого!» — «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! Ах, ты не сказывай-ко князю да Перемякину, — Ой я те куплю нонь мух<ф>ту да соболиную А-й соболиную мух<ф>ту да во петьсот рублёф!» 25. Отвечала-де чернафка да таково слово: «Да не нать мне твоя-та мух<ф>та да соболинная!» Уш как на пяту воротецька размахивал, Пробиралса Чюрилко да в ложню-спалёнку. Усмотрела-ле тут девушка-чернавушка: 30. Ишше лофко Чюрилко да обнимаицсэ, Хорошо-де Чюрилко да оплётаицьсе; И побежала де чернафка да во Божью церкофь: «Уш ты ой еси, князь да Перемякин же! Ишше що же у нас дома-то ноньче случилосе — 35. Безреме́ньицё большо да состоялосе! Ты поди-тко домой да скоро-наскоро!» — «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! Да не то теперь поют, дак не то слушают: Уш как служат-де обедьню да воскрисеньскую 40. Да цитают тут книгу да нонь Евангельё». Прибежала-де чернафка да во фторой након, — Да пошол Перемякин да из Божьей церкви. И взяла-де Перемякина за праву руку, Повёла Перемякина в ложню-спалёнку. 45. Да звилась-то веть сабля да могуче́й рукой — Укатилась глава да Чюрила Пленковича; Да во фторой-де након — да у своей жоны Да у той же кнегины да Перемякиной. И взял-де чернафку да за праву руку, 50. Да повёл-де чернафку да во Божью церкофь: «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! 52. Уш мы примём с тобой да закон Божией!»

Петров Артемий Егорович

Артемий Егорович Петров — крестьянин дер. Дорогой Горы, Дорогорской вол., 35 лет, здоровый мужчина среднего роста. Он женат и имеет малых детей. Он хороший работник, но пропивает почти весь заработок, так что жена должна принимать меры, чтобы он оставался трезвым. Живет он небогато, в небольшой низкой избе; нанимается в поденщики; знает между прочим столярное ремесло. Он пропел мне шесть старин: 1) «Оника-воин», 2) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» (или по тамошнему «Туры»), 3) «Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем», 4) «Бой Добрыни с Дунаем», 5) «Василий Буслаевич» (молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть) и 6) «Илья Муромец и Издолище в Киеве». Кроме того, он знал раньше, но теперь позабыл старины: «Сорок калик со каликою», «Дунай», «Садко», «Бутыга» (который приезжает на кораблях; хотя здесь действует также Васька-пьяница, но мне говорили, что это — особая старина, отличная от старины «Васька-пьяница и Кудреванко-царь», что Васька-пъяница не раз мог оборонять Киев). Когда я уезжал, он, уже подвыпив, хотел было мне пропеть и про Садка, но я не стал записыватъ у пьяного, тем более, что и в трезвом виде он не брался петь эту старину. Он называет знающих старины «старинщиками». Пел он в общем хорошо. Про третью старину («Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем») он говорил, что выучил ее от Прони (т. е. Прокопия Шуваева из д. Нижи на Кулое). Кроме того, он говорил, что жил год в с. Койде и от нижан (Прони и Миколая Шуваевых)[24] выучил старины; на промыслы он не ходит уже лет пять. Кажется, он пел также и с отцом Василья Тяросова. Я записал от него напевы старин об Онике, Илъе Муромце и Идолище в Киеве, а также о Ваське-пьянице и Кудреванке-царе (последнюю он пел в фонограф вместе с Андреем и Ильей Тяросовыми).

318. Оника-воин

(См. напев № 12)

Жыл-был на свети да Самсон-от богатырь; Жыл-был на свети Святогор-от богатырь; Жыл-был на свети Оника, храбрые воин. Как задумал Оника он ехать в Ерусалим-грат<д>; 5. А хочет Оника Ерусалим-город взять, Божьи-ти церкви и под дым спустить, Святые иконы да копьём выколоть, Попоф-патриархоф под мець склонить, Христианскую веру да облатынити, 10. Злато-серебро телегами повыкатить. Да срежаицсе Оника, он храбрые воин. Да пошол же Оника да на конюшен двор, Выбирал же коня да со шести цепей; А он седлал, он уздал да коня доброго, 15. А вязал он подпружецьки шолковыя, (Ишше шесть-то подпружек да едного шолку, А седьмая по(д)пруга да ис семи шолков, Та же потпруга — церес хребётну кость): А не для-ради басы, а ради крепости, 20. Ради опору да богатырского — А не оставил бы конь да во чистом поли, Не прышлось бы молоццу пешком итти! Он и брал фсе доспехи да богатырские: Он и брал три булатны копейца, 25. А он взял фсе три вострые сабли, Подвязал же Оника да себе острой меч, Надевал же налучишшо, калены стрелы, Он и брал же как тугой лук розрыфцивой. Ой только видели Онику — да на коня скоцил, 30. Да как видели Онику — да ф стремяна ступил, А не видели поески да богатырьскоей. А увидели: на поли курева стоит, Курёва где стоит, да дым столбом валит. Ишше выехал на полё на чистоё 35. Да на то же на роздольице на шырокое; А супроти́вника Они́ка да вы́зыва́ет, Как наезника Оника да выкликает. Как завидял Оника он на поли Цюдо, Цюдо страшно и грозно, вельми Цюдышко непомерноё: 40. Тулово его зверино, ноги у Цюда лошадины, Голова-то его человеческа, власы его — всё по поясу. А подъежжает Оника / к Цюду страшному и грозному, К вельми Цюдышку непомерному. А замахнулса Оника вострым копьём, 45. Хочет сколоть Чюда страшного, — Во локтю у его рука остояласе. Замахнулса Оника вострой саблей, — В завитьи́ рука́ застояласе. Понюгнул Оника добра коня, 50. Ишше хочет стоптать да Цюда страшного, Вельми и Цюдышка непомерного, — У его доброй-от конь да на колени пал. Ишше тут-то Оника и приужакнулса; Говорыт тут Оника да таково слово: 55. «Уш ты ой еси, Цюдышко страшноё, Цюдо страшноё и грозно, Вельми и Цюдышко непомерно! Уш ты хто же: ты царь але царевиць? Уш ты хто же: король или королевичь 60. Или руський могучий богатырь?» И говорит ему Цюдо, Цюдо страшно и грозноё, Ой вельми Цюдышко непомерно: «Не царь веть я и не царевиць, 65. Не король-от веть я и не королевиць, И не руський могуций богатырь, И не полениця я приудалая; А ишше сельнёго я веть нонь не боюсе, А богатого я не стыжусе! 70. Где кого я завижю, Где кого я ноньце заслышу, — Тут того я и во́зьму, При путях, при дорогах, При пирах, при беседах, 75. При весёлых канпаньях, — Ах я послана от господа Бога Смерть-то тебе престрашная!» А тут говорыт тут-то Оника да таково слово: «Уш ты ой еси, Смерть ты престрашная! 80. Уш ты дай-ка мне строку / на три мне года А съездить мне в Ерусалим-град: Хочицьсе мне Ерусалим взять, Божьи-ти церкви под дым спустить, А святые иконы да копьём выколоть, 85. Попов-патриархов под мець склонить, Христианскую веру да облатынити, Злато и серебро телегами повыкатить!» Говорыт ему Цюдо, / Цюдо страшно и грозно, Вельми и Цюдышко непомерно: 90. «Я не дам тебе строку на три года Съездить тебе в Ерусалим-град». А-й ишше тут-то Оника и приужакнулса, А тут едва же Оника да на кони сидит, Три булатных да копейця во руках держыт. 95. Тут едва же Оника да слово вымолвил: «Уш ты ой еси, Смерть ты пристрашная! Уш ты дай мне-ка строку / на три мне месеця Съездить мне к оццу, к матери, К той же мне-ка да к молодой жены. 100. («Есь у мня злата и серебра, Злата-серебра есь фсё три погреба!) — Роздать мне по нишшое братьи Да по той же убогой сироты!» А-й говорыт ему Смерть его престрашная: 105. «А не дам тебе строку на три тебе месеця!» Тут едва же Оника да на кони сидит, И он три острыя сабельки во руках держыт. Тут едва же Оника да слово вымолвил: «Уш ты ой еси, Смерть моя престрашная! 110. Уш ты дай мне-ка строку / на три недели Съездити мне к оццу, к матери И с молодою женою да роспростицьсэ, Отца-матери мне благословицсэ!» Говорыт ему Смерть его престрашная: 115. «Я не дам тебе строку на три недели Ишше съездить тебе к молодой жены, С молодой же женой роспростицсэ, С отцом, с матерью тебе благословицсэ!» Тут-то Оника и приужакнулсэ, 120. Тут едва же Оника да на кони сидит, И он тугой-от лук да во руках держыт. Тут едва же Оника да слово вымолвил: «Уш ты ой еси, Смерть моя престрашная! Уш ты дай мне-ка строку / на три мне-ка денечка 125. Съездити мне к молодой жены, Малых детоцёк мне благословити!» Говорыт ему Смерть его престрашная: «Я не дам тебе строку / на три минуты!» Увалилсэ Оника да со добра коня, 130. Да на то же, Оника, да на сыру землю, — Да и придал же дух он к сырой земли. 132. Ишше тут-то Оники славы поют.

319. Васька-пьяница и Кудреванко-царь

(См. напев № 23)

А-й ишше шли где туры подле синё морё, Да и поплыли туры за синё морё, Ишше выплыли туры да на Буян-остроф, Да идут по Бояну да славну острову. 5. А-й как настрецю — туриця златорогая, Златорогая туриця да однорогая, А им же туриця родна матушка: «Уш вы здрастуйте, туры да златорогие, Златорогия туры да однорогие! 10. Уш вы где были, туры, да чего видели?» — «Уш мы были где, матушка, во Шахове Да во славном-то городе во Ляхове; А слуцилосе идти нам мимо красен Киев-град, А мимо Божьею-то церкофь да воскрисенскою; 15. Уж мы видели цюдышко прецюдною: А-й выходила девиця да ис Божьей церкви, Выносила она книгу да на буйной главы, Забродила в Неву-реку по поясу Да и клала тут книгу на сер-горюць камень, 20. Она клала, читала да слезно плакала!..» А говорыт-то им матушка родимая: «Уш вы глупыя туры да неразумныя! А не девиця выходила да из Божьей церкви, — Выходила Божья мати да Богородица, 25. Выносила она книгу да фсё Евангельё, Забродила в Неву-реку по поясу, Она клала тут книгу на сер-горюць камень, Она клала, читала да слезно плакала: Она слышыт нат Киевом незгодушку!» 30. Подымаицсэ на Киев да Кудреванко царь А да с любимым-то зятелком со Артаком, Он с любимым-то сыном да фсё со Коньшыком. Да у Артака силушки сорок тысицей; Да у Коньшыка силы да сорок тысицей; 35. У самого Кудреванка да цисла-смету нет, Цисла-смётушку нет да пересметины. А закрыло луну да солнышко красного, А не видно веть злата светла месеця А от того же от духу да от тотарьского, 40. От того же от пару да лошадиного. Как наехала ф цисто полё силушка великая: Да натыкали копейця да фсё булатныя — А как буди сузёмок да лесу темного; А роздёрнули шатры да чернобархатны. 45. Заходил Кудреванко да во черён шатёр, Да садилсэ Кудреванко да за дубовой стол, Да садилсэ Кудреванко да на ременьчат стул А писал ёрлоки-ти да скорописьмяны. А не пером он писал дак не цернилами, — 50. Вышивал он как золотом по бархату; А-й написал ёрлыки дак запецятывал. Выходил Кудреванко да ис черна шатра, А кричял Кудреванко да громким голосом: «Уш вы ой еси, пановья-улановья, 55. Уш вы сильние могуцие богатыри, Уш вы фсе поленици да преудалыи! Ишше хто из вас съездит да ф красен Киеф-град Да к тому же ко князю да ко Владимеру, Отвезёт ёрлыки да скорописьмяны?..» 60. И да на то же Кудреванку да фсё ответу нет. Говорыл Кудреванко да во фторой након, Говорыл Кудреванко да во третей након: «Уш вы ой еси, пановья мои улановья, Уш вы скверные поганые тотаровья! 65. Ишше хто же из вас съездит да ф красен Киев-град А ко тому же ко князю да ко Владимеру, Отвезёт ёрлыки да скорописьмяны?..» Ис того же ис полцишша да ис проклятого, Ис того ис полка да из великого 70. Тут выскакивало длинноё Издолишшо, А берёт ёрлоки-ти да во белы руки. Да крутешенько Издолишшо коня седлал, Да ишше того скоре да на коня скакал. А-й да поехал тотарин-от не дорогою, 75. Он в город-от заехал да не воротами, — А скакал он церес стену да городовую, Церес те церес башонки наугольные. Он прямо веть едёт да ко красну крыльцу Да ко той же ко грыни ко княженецкое; 80. Становил он коня дак не привя(за)на, Не привязана коня да не приказана. Тут крутешенько Издолишшо на крыльцо бежал, — Он не спрашывал дверей и не придверьникоф, Он не спрашывал ворот и не приво(ро)тникоф: 85. Он прямо бежит да светлу грынёнку. Он Богу тотарын да фсё не молицсэ, Он и князю Владимеру целом не бьёт Да Опраксеи королевисьни цёху[25] не здрастуёт. Он бросал ёрлыки-ти на дубовой стол; 90. Сам крутешенько Издолишшо вон бежал, А ишше того круче да на коня скочил. Да поехал тотарин да не дорогою, Он з города поехал да не воротами, — А скакал он церес стену да городовую, 95. Церес те же церес башонки наугольние Да во те же во полки да во проклятые. Тут и брал князь Владимер ерлыки-ти во белы руки, Он брал ёрлоки-ти да роспецятывал, Он читал ёрлоки-ти да головой качал, 100. Головой он качал, сам слезно плакал же. Говорыл князь Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Опраксия королевисьня! А-й наступает на нас силушка великая; Наступаёт на нас да Кудрёванко царь 105. А да с любимым он зятёлком со Артаком, Да с любимым со сыном да он со Коньшиком. Да у Артака силушки сорок тысецей; А у Коньшика силы да сорок тысецей; У самого Кудрёванка да цисла-смету нет, 110. Цисла-смётушку нету да пересметины!» Говорыл князь Владимер да таково слово: «Соберём-ко-се мы да нонь почесьён пир Да про тех же про князей, про бояроф, Да про тех же купьцей-гостей торговые, 115. Да про руськиих могуциих богатырей, Да про тех полениц да приудалые, Да про тех же хресьянушок прожытосьних Да прожытосьних хресьян да хлебопахотных». А собирал князь Владимер да тут почесьён пир. 120. Ишше много собиралось да князей-бояроф, Да и много собиралось купьцей-гостей торговые, Ишша много собиралось хрисьянушок прожытосьних А прожытосьних хресьян да хлебопахотных, И да и много собиралось руськиех богатырей 125. Да и фсех полениц да приудалые. Да и фсе на пиру да напивалисе, Ишше фсе на чесном да наедалисе — Ишше фсе на пиру да пьяны-весёлы. Тут Владимер-княсь по грынёнки похаживат, 130. Он повесил буйну голову со могуцих плець, Потопил он оци ясны в мать-сыру землю, Ишше сам из рецей дак выговарыват: «Уш вы ой еси, пановья-улановья[26], Уш вы руськи могуци и богатыри, 135. Уш вы фсе же купци-гости торговые, Уш вы фсе же хресьянушка прожытосьни А прожитосьни хресьяна да хлебопахотны, Уш вы фсе поленицы да приудалые! Ишше хто из вас съездит да во цисто полё, 140. Приусметит бы силушку у тотарина?..» А-й больш-от хороницьсе за средьнёго, Ишше средней хороницьсе за меньшого, А от меньшого до большого ответу нет. Говорыл князь Владимер да во фторой након, 145. Говорыл князь Владимер да во третей након. А и-за той же брусьцятой да белой лавоцьки, И-за той же скамейки белодубовой. 3-за того из-за стола из-за дубового Выстават тут удалой да доброй молодець, 150. Кабы на имя Добрынюшка Микитиць млад. (А-й да во ту же пору да фсё во то время Да старого Ильи Муромца да не слуцилосе: Как уехал старой-от да во цисто полё.) Да и блиско Добрынюшка подвигаицсе, 155. Да и ниско Добрынюшка поклоняицсэ: «Уш ты солнышко Владимер, княсь стольнекиевской! А ты позволь, князь Владимер, да мне слово сказать, — Не позволь, князь Владимер, да за слово казнить, За слово меня не бить, скоро не весити!..» — 160. «И говори-тко, Добрынюшка, що те надобно!» — «Да во том во кружави* у нас восударёвом, А-й да на том же царевом да большом кабаки Ишше есь у нас Вася, горька пьяница; Да и коницёк у Васеньки весь пропитой, 165. Да и збруюшка у Васеньки призаложона Да не в многи, не в мале — да в сорок тысецях!» Ишша тут княсь Владимер да не ёслушалса, А нахватил он веть кунью шубочку собольюю, Обувал же колоши да на босу ногу 170. А побежал по кружалу да восудареву Да на тот же веть он да на цареф кабак. Прибегал тут Владимер да на цареф кабак: Да и спит Васька на пецьки да на муравленой, Да рогозкой Васильюшко приокуталсэ, — 175. Да и Васенька спит, да как порок<г> шумит. И побудил он Васильюшка, горьку пьяницю: «Уш стань-ко, Василей — да горька пьяниця, Да пойдём-ко, Василей, да на почесьён пир!» Ото сну-то Васильюшко пробужаицсэ, 180. Со великого похмелья да просыпаицсэ. Говорыт тут Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер, князь стольнекиевской! А не могу я веть стать да головы подьнять: Ишше нецим мне молоццу оправицсэ, 185. Ишше нецим Васютки да опохмелицсэ: Да и коницёк у меня да весь как пропитой, Да и збруюшка у мня фся призаложона!» А говорыл князь Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, цюмак да цоловальницок! 190. Ты налей-ко-се цяру да зелена вина, Не велику и не малу — да полтора ведра!» А наливал ему цяру да зелена вина, А не велику, не малу — да полтора ведра. Тут и брал княсь Владимер да цяру зелена вина, 195. Подавал же Васильюшку, горькой пьяници. А-й да прымал же Васильюшко единой рукой — Выпивал же Васильюшко к едину духу. Слезывал тут Василей со пеценьки муравленой. Говорыл князь Владимер да таково слово: 200. «Уш ты ой еси, цюмак да цёловальницёк! Ты налей-ко-се цяру да зелена вина, Не велику, не малу — да полтора ведра!» Наливали тут цяру да во фторой након, Подавали и Василью да горькой пьяници. 205. Да прымал же Васильюшко единой рукой — Выпивал же Василей да к едину духу. Тут Василей стал по кабацьку похажывать, Он могуцима плеце́ми да пошевеливать, Он белыма руками да прирозмахивать, 210. Ишше сам из рецей стал выговарывать: «А ишше был я старык да девеноста лет, Ишше стал молодець я дваццати годоф!» Повели же Васильюшка на почесьён пир, Да садили и Василья да за дубовой стол; 215. Наливали тут цяроцьку Васьки зелена вина, Не велику, не малу — да полтора ведра. Как прымаёт Василей-от единой рукой — Выпиваёт Василей да к едину духу. Наливали тут цяроцьку зелена вина, 220. Не велику, не малу — да полтора ведра, А подавали Василью да горькой пьяници. Да прымал же Василей да единой рукой — Выпивал же Василей да к едину духу. Тут Василей стал по грынёнки похажывать, 225. Он могуцима плецеми да пошевеливать, Он белыма руками да прирозмахивать, Ишше сам из рецей стал выговарывать: «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиефской! Да и коницёк у мня как весь веть пропитой, 230. Да и збруя богатырьска да призаложена; Ишше нецим мне съездить да во цисто полё, Приусметитъ мне силушку у тотарина». Говорыл князь Владимер да таково слово: «У кого у тя збруюшка призаложена?» — 235. «Да збруя у цюмака у цёловальника!» А говорыл князь Владимер Добрынюшки Микитицю: «Уш ты ой еси, Добрынюшк(к)а Микитиць млад! Ты пойки́-сходи да на цареф кабак Да к тому же к цюмаку да к цёловальнику, 240. Да пушшай он оддас нам збрую богатырскую!» Ишше тут же Добрынюшка не ёслушалса, Да пошол же Добрыня да на цареф кабак Да за той же за збруей богатырское. Да приходит Добрыня да на цареф кабак, 245. Говорит тут Добрыня да таково слово: «Уш ты ой еси, цюмак да цёловальницёк! Уш дай-ко, оддай да збрую богатырскую Да того же Васильюшка, горька пьяницы». Ишше тут цёловальницёк не ёслушалсэ. 250. Да и брал целовальник да золоты клюци, Отмыкал он амбары да окова́ные; Выдавал он фсю збрую да богатырскую: Оддавал он три вострых да ему сабельки, Оддавал три копейця да фсе булатные 255. (А не малы, не велики, да копья по семи сажен), Оддавал веть он тугой лук розрифцивой, Оддавал он налуцишшо каленыех стрел. Да пошол цельвальник да на конюшен двор, Выводил он коня да богатырского 260. И того же Василья да горькой пьяници, Оддават же Добрынюшки Микитицю. Как брал же Добрынюшка добра коня, Да повёл же коня да ко Владимеру; Да идёт же Добрынюшка (на) почесьён пир 265. Да со той же со збруей да богатырское. Говорыт тут Василей да горькая пьяниця: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиефской! Уш ты дай мне-ка нонь да два подрусьницька*: Во-первых-де Добрынюшку Микитиця, 270. Во-фторых-де Олёшеньку Поповиця; Да пойдём-ко-сь мы, выйдём на высок балхон Да посмотрим на силу да на тотарскую!» Говорыт князь Владимер да такового слово: «От поди-тко, Василей, да на высок балхон». 275. Тут пошол же Василей да на высок балхон; Он и брал сибе тугой лук розрыфцивой, Он брал же трубочьку подзорную. Да пошли же они да на высок балхон. Он тут гледел тут Василей ф трубочьку подзорную, — 280. Да не мог он увидеть конца силы великое: Ишше тут-то Василей да приюжакнулсэ. Усмотрел же Василей да он черной шатёр, — Натягал он как тугой да лук розрифцивой, Натягал он тетивоцьку шолковую 285. Да и клал как стрелоцьку каленую, Ишша сам он веть стрелоцькам прыговарыват*: «Уш ты ой еси, стрелоцька каленая! Полети ты ко-сь, стрела моя, по поднебесью; А не падай не на воду, не на землю, — 290. А пади Кудреванку да во белы груди Да розреш у Кудреванка да ретиво серьцё!» Полетела его стрелоцька каленая Да не пала не на воду, не на землю — Да прямо она пала Кудреванку на белы груди, 295. Росколола Кудреванка да ретиво серьцё. А ишша тут же фся силушка присмешаласе: Упал Кудреванко да со ременьчят стол. Собиралисе три удалы да добрых молоцца: Во-первых-де Василей — да горька пьяниця, 300. Во-фторых-де Добрынюш(к)а Микитиць млад, Во-третьих-де Олешенька Поповиць млад, — И брали и доспехи да они богатырские, Да поехали они да во цисто полё Да на ту же напали на силу на тотарскую. 305. Да куль да они едут, — да тут и улици, Да куда они вернут, — дак переулоцьки. Приусметили фсю силу да у тотарина, Привезли пересметку да ф красен Киев-град Ко тому же ко князю да ко Владимеру. 310. Да и даве шол пир дак не навесели, Ишше фсе же сидели головушки повесили; А тепере пошол-от пир да навесели. Тут Владимер княсь по грынёнки похажыват, Он сапок о сапог да поколачивал, 315. А он куньею шубоцькой прирозмахивал, Он русыма кудреми да принатрехивал, Он злаченыма перснями да принашшалкивал, Ишша сам из рецей да-й выговарывал: «Уш ты ой еси, Васильюшко, горькая пьяница! 320. Уш ты поди-ко возьми да золоты клюци, Отмыкай-ко сондуки да окованныя, Ты бери-ко казны, да сколько тебе надобно!» Говорыт тут Василей да таково слово: «Уш ты солнышко Владимер, княсь стольнекиефской! 325. Мне не надобно твоя да золота казна; А только дай мне вина веть пить безденежно, А покуда мне-ка веть ноньце смерти нет!» Говорыт князь Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да горькая пьяниця! 330. Ты жыви-тко-сь у мня да во служеньици, — 331. Уш ты пей-ко, съеш, да сколько надобно!»

(Поется, что он жил у него до смерти.)

320. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем

И-ай на горах-то, на горах да на высокиих, На шоломи было окатистом, Эй, там стоял-постоял да тонкой бел шатёр, Эй, тонкой бел шатёр стоял да бел полотняной. 5. И-эй во том во шатри белом полотняном И-эй тут сидит три удалых да добрых молоцца: И-эй, во-первых-де старой казак Илья Муромец, И-эй, во-фторых-де Добрынюшка Никитиц млад, Во-третьих-де Олёшенька Поповиц был. 10. Они стояли на заставы на крепкое И-эй стерегли-берегли да красен Киев-град, Они стояли за веру за христианскую, Що за те же за церквы фсё за Божьии. И поютру-ле добры молоццы пробужаюцсэ, 15. Э, они свежой водой ключавой умываютцэ, Тонким белым полотенцом ютираюцсэ. Выходил-де старой казак из бела шатра, Он смотрел же ф подзорную во трубочку Он на фсе же на четыре да кругом стороны: 20. Во первой-то стороны — да горы лютыи, И во фторой-то стороны — да лесы темныи, Во третей-то стороны — да синё морюшко, Во четвёртой-то стороны — да цисто полюшко. Он смотрел же, гледел да вдоль он по полю, 25. По тому же роздольицю шырокому Ко тому же ко морюшку ко синему. От того же от морюшка от синего Не погода-ле там да поднималасе, Що не пыль-ли во поле роспылаласе, — 30. Ишше идёт удалой да доброй молодець И не приворациват на заставу на крепкую, Он и прямо-то едёт да ф красен Киев-град. Тут заходил старой казак ф тонкой бел шатер[27], Говорыл же он братьям своим крестовыим: 35. «Уш вы ой еси, братьица мои крестовые, Во-первых ты Добрынюшка Микитиц млад, Во-третьих же Олёшенька Поповиц был! Уш вы що же седите да цего знаите? Как наехал на нас и супостат велик, 40. Супостат-то велик, удалой доброй молодець; Как и едёт молодець-от в красен Киев-град, А не приворациват на заставу на крепкую, Он и прямо веть едёт в красен Киев-град!» А-й посылают Олёшеньку Поповица: 45. «Поежжай-ко, Олёшенька, попроведай-ко!» Выходил же Олёшенька из бела шатра, Засвистел-де Олёшенька добра коня. Как бежит его конь да ис циста поля, Его доброй конь бежит — только земля дрожит. 50. Тут крутешенько Олёшенька коня седлал, Он седлал, он обуздал коня доброго, Он вязал же пат<п>ружечьки шелковые (Ишше семь-то пот<п>ружок да едного шолку; А восьмая пот<п>руга ис семи шолкоф, 55. Ише та же пот<п>руга — черес хребётну кость!) — А не ради басы, а ради крепости Да ради опору богатырского: Не оставил бы конь да во цистом поли, Не пришлось бы молоццу пешком итти. 60. Он седлал, он обуздал коня доброго, Он взял же доспехи богатырские. Только видели Олёшеньку, в стремена ступил, — А не видели поески богатырское; А увидели: на поли курева стоит, 65. Курева где стоит, да пыль столбом валит. Наежжал он удалого добра молоцца — Засвистел-де Олёша по-соловьиному, Заревел-де Олёшенька по-звериному, Зарычал же Олёшенька по-туриному, 70. Зашипел он Олёшенька по-змеиному. Ишше едёт молодечь, он не огляницсэ. Ишше тут же Олёшенька прироздумалсэ, Поворацивал Олёшенька добра коня, Поскакал же Олёшенька ко белу шатру. 75. Приежжал же Олёшенька ко белу шатру, Тут крутешенько Олёшенька во шатёр бежал, Говорил же он братьям своим крестовыим: «Уш вы ой еси, братьица мои крестовыи, Во-первых ты старой казак Илья Муромец, 80. Во-фторых-де Добрынюшка Никитиц млад! Ишше едёт молодець — да не моя чета, Не моя-де чета да не моя верста; Ишше едёт молодець да по чисту полю, Он своима доспехами потешаицсэ: 85. Он востро копьё мецёт по поднебесью, Он правой рукой мецёт да левой схватыват: На правом его плеци сидит да млат сизой орёл; На левом плеци сидит да млат белой кречат; Фпереди его бежит да два серых волка, 90. Два серых же волка да два как выжлога; Назади его бежит да две медведици!..» Посылают Добрынюшку Микитиця. Выходил-де Добрынюшка из бела шатра, Засвистел-де Добрынюшка добра коня. 95. Как бежит его конь да ис циста поля. Его доброй конь бежит — только земля дрожит. Как крутешенько Добрынюшка коня седлал, Он седлал и уздал да коня доброго, Он вязал же пот<п>ружецьки шелковые 100. (Ише деветь-то пот<п>руг да едного шолку; Как десятая пот<п>руга да ис семи шолкоф, Ишше та же пот<п>руга — церес хребётну кость!) — Не для-ради басы, а ради крепости, А для-ради опору богатырского: 105. «Не оставил бы конь миня во чистом поли, Не пришлось-де молоццу пешком итти!» Он накладывал седёлышко церкальсцето, Надевал он уздицьку да фсё тесмянную, Он и брал себе пл(ё)тку да фсё ремянную; 110. Он и брал фсе доспехи да богатырскии: Он и взял фсе три вострыя веть сабельки, Он и брал фсе три булатны копьица, А подвязал он себе веть острой мець, Он и брал же тугой лук розрыфцивой, 115. А он надевал же налуцишо каленых стрел, Надевал на главу да шляпу греческу. Он и з братьеми крестовыма прошшаицсэ: «Вы простите-ко, братьица крестовыи, Во-первых-де старой казак Илья Муромец, 120. Во-фторых-де Олёшенька Поповиц был! Уш есьле мне на поли как смерть будёт, Увезите меня да ф красен Киев-град Да предайте меня да ко сырой земли!» Тут крутешенько Добрынюшка на коня скочил, 125. Он ише того скоре да в стремяна ступил. Только видели: Добрынюшка в стремяна ступил, — А не видели поески да богатырскои. А увидели: на поли курева стоит, Курева где стоит, да пыль столбом валит. 130. Наежжал он удала да добра молоцца; Объеж(ж)ал он удалого да добра молоцца: Ишше едёт, молоццю да фсё фстречаицсе. (Кабы че́с<т>лиф* был Добрынюшка, оче<с>тливой: Он и знал же спросити, про себя сказать!) 135. Тут соскакивал Добрынюшка со добра коня, Он снимал же свою да шляпу греческу, Как ниско молоцьцику поклоняицсе: «Уш ты здрастуёш, удалой да доброй молодець! Ты куда же едёш да куда путь держыш?» 140. Говорит тут удалой да доброй молодечь, И говорит-то он да выхваляецьсе, Он своима доспехами потешаицьсэ: Он востру саблю мецёт по поднебесью, Он правой рукой мецёт, левой схватыват; 145. Ише сам из рецей выговарыват: «Уш я еду прямо ф красен Киев-град; Уш я хо́чу веть: Киев-от ф полон возьму, Я князя Владимера под мець склоню, А Опрак(с)ею-кнегину да за себя возьму, 150. Уш я Божьи-ти церкви да фсе под дым спушшу, Я святыя иконы да копьём выколю, Злато-серебро телегами повыкачю, Я попоф-потриархоф фсех под мечь склоню, Християньскую веру да облатыню фсю, 155. Ваши головы богатырей повырублю А на копьиця головушки повысажу!» Ишше тут же Добрынюшка не ёслушалсэ: Как заскакивал Добрыня да на добра коня, Поскакал-де Добрынюшка ко белу шатру. 160. Приежжал же Добрыня да ко белу шатру — Тут крутешенько Добрынюшка со коня скоцил, Тут ише того круце да во шатёр бежал, Говорыл же он братьям своим крестовыим: «Уш вы ой еси, братьиця крестовыи! 165. Как наехал на нас да супостат велик, Супостат-то велик, удалой доброй молодець; Ише едёт молодець — он да потешаицьсе: Он востро копьё мецёт по поднебесью. Он и сам из рецей да выхваляицсэ: 170. “Ише еду я прямо в красен Киев-грат; Уш я хоцю: Киев-от ф полон возьму, Уш я князя Владимера под мець склоню, Я Опраксею-кнегину да за себя возьму, Уш я Божии-ти церкви фсе под дым спушшу, 175. Я святыя иконы да копьём выколю, Я попов-потриархоф фсех под мечь склоню, Злато-серебро телегами повыкачю, Ваши головы богатырей повырублю, Как на копьиця головушки повысажу!”» 180. Ишше тут же старому да за беду стало, За великую досаду да показалосе: Сомутились у старого да оци ясные, Росходились у старого да руки белые. Выходил-де старой да из бела шатра, 185. А засвистел-де старой казак добра коня. Как бежит его конь да ис циста поля, Его доброй конь бежит — только земля дрожит. Ф теменях-то старой казак коня седлал: А он вязал же потпружечьки шелковые 190. (Как двенаццать-то пот<п>ружок да едного шолку; А тринаццата пот<п>руга да ис семи шелкоф, Ишше цистых шелкоф да шамахиньскиех; Ишше та же пот<п>руга — церес хребётну кость: Она не для-ради басы, а ради крепости; 195. Как для-ради опору богатырского Ишше та же пот<п>руга церес хребётну кость!), Он накладывал седельцё да фсё черкальцето, Надевал он уздицьку да фсё тесьмянную. Он и взял свои доспехи да богатырскии: 200. Он и взял фсе три вострыя-то сабельки, Он и брал три булатные фсе копьица, Подвязал же старой он да себе он вострой мець, Он и брал веть тугой лук розрыфцивой, Надевал же он латы да фсё кольцюжные, 205. Как на те жа на латы на кольцюжныи Надевал же налуцишшо каленыех стрел, Он и брал же цинжалишше булатноё. Тут скорешенько старой он на коня скочил, Как ишше того круце да в стремяна ступил. 210. Только видели старого: да в стремяна ступил, — А не видели поески да богатырьское; А увидели: на поли курева стоит, Курева-де стоит, да пыль столбом валит. Наежжал он удала да добра молоцца. 215. Объежжал он удала да добра молоцца. А не две-ле горы да сокаталосе, Как не два-ле сокола да солеталосе, Как не два богатыря да соежжалосе, — Соежжалисе да тут отец с сыном. 220. Во-первых они съехались вострыми копьеми: По насадоцькам копьиця изломалисе, А от рук руковятоцьки загорелисе — Они тем боём друг друга не ранили. Во-фторых они съехались вострыма саблеми: 225. По насадоцькам сабельки поломалисе, А от рук руковятоцьки загорелисе — Они тем боём друг друшку не ранили. Да тянулись на тягах да на железныих Церес те же церес грывы да лошадиные: 230. Ишше тяги железны да изломалисе — Они тем же боём друг друшку не ранили. Соскоцили они да со добрых коней, Как схватилисе они да в рукопашный бой. Они бьютсэ-деруцсэ да трои суточьки, 235. По колен они в землю да утопталисе. Окользнула у старого да ношка правая, А преуслабла у старого да руцька левая: Как упал же старой он на сыру землю. Тут наскакивал Сокольник да на белы груди; 240. А он ростегивал латы его кольцюжные, Он вымал же цинжалишшо булатноё; Он и хочот у старого пороть белы груди, Он и хочот смотреть да ретиво серьцё. Ишще тут же старой да казак возмолилсэ: 245. «Уш ты Спас, ты Спас да Многомилослиф, Пресвятая Мати Божья, Богородиця! Я стоял веть за веру да провославную, Я стоял же за церкви да фсё за Божие, Я стоял же за чесныя манастыри, 250. Я стерёг-берёг да красен Киев-град, — А лёжу я тепере да на сырой земли Пот<д> тема же руками да барсуманина, А глежу я тепере да во сыру землю!» Ишше тут же старой казак почюствовал: 255. Ишше тут же у старого вдвоё силы прыбыло. А он брал же Сокольника во белы руки, Как вымётывал Сокольника по поднебесью Выше лесу его да он стоячего, Ниже облака его да фсё ходячего. 260. Как вымётывал его, фсё потхватывал, Тут скакал же ему да на белы груди, Как ростегивал латы его кольцюжные, Как увидял на ём да крест серебряной Имянной его да Ильи Муромца. 265. Говорыл тут старой-от да таково слово: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! Ты коей же земли да коего городу? Ты какого оцца да коей матери?» И говорит же Сокольницёк таково слово: 270. «Когда был я у тя да на белых грудях, Я не спрашывал не имени, не вотцины, Не отечества я, не молодечества!» Тут и брал его старой-от да за белы руки, Поднимал тут его да на резвы ноги, 275. Цёловал его во уста да во сахарные, Называл его сыном да фсё любимыем. Тут садилисе они да на добрых коней, Тут поехали молоцьцики ко белу шатру. Тут стречяют-то братья-то его крестовые: 280. А во-первых-де Добрынюш(к)а Микитиць млад, Во-фторых-де Олёшенька Поповиць млад, Тут соходят-то молоццы со добрых коней, Становили они коней к одному корму, Ишше сами входили да ф тонкой бел шатер. 285. Говорит тут старой казак таково слово: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! Ишше как же те имя, да как те вотцина?» И говорит тут удалой да доброй молодець, Ишше стал же молодьцик да фсё росказывать: 290. «От того я от морюшка от синего, От того я от камешка от Латыря, Я от той же от бабы да от Златыгорки; Ишше имя мне, вотчина — Сокольницёк, А по чистому полю я наезницёк; 295. А лет мне от роду да фсё двенаццатой!» Говорит тут старой-он да таково слово: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодечь! Поежжай-ко ко морюшку ко синему, Ко тому же ко камешку ко Латырю, 300. Да ко той же ко бабы да ко Златыгорки, Да ко той же ко маменьки родимое; Подрости-ко-се лет ишше двенаццэть ты, Тогда и будёш по полю поляковать!» Ишше тут же молочьчику не пондравилось; 305. Выходил же Сокольницёк из бела шатра, Да скакал-де Сокольницёк на добра коня. Поскакал-де Сокольницёк ко синю морю, Как поехал он к маменьки родимое. Приежжаёт тут к маменьки родимое. 310. Да стречает его маменька родимая. Он и слова со матерью не молвил же, Он взял же копейцё да фсё булатноё, Он сколол же маменьку родимую. (Ише тут же Златыгорки славы поют!..) 315. Тут скакал же Сокольницёк на добра коня, Как поехал Сокольницёк ко белу шатру, Ишше хочот сколоть да Илью Муромца. Подъежжаёт Сокольницёк ко белу шатру. Ише в ету веть пору да и во то время 320. После же той же веть битвы да фсё великоей Приюснули тут да добры молоццы Как крепким он(и) сном да богатырскиим, Как не слышали потопу лошадиного. Как соскакивал Сокольницёк со добра коня — 325. Сомутились у Сокольника оци ясныя, Росходились у Сокольника руки белые: Ише брал же Сокольницёк востро копье(ё), Ише хочот сколоть да Илью Муромца, Ише прямо направил да в ретиво серьцё. 330. На груди у Ильи да был имянной крес<т>, И ис чистого он был как золота, Не велик и не мал — да ровно три пуда. А как попало копейцё да в имянной-от крес<т> — Скользён(ул)о оно да во сыру землю, 335. Как ушло оно в землю да фсё во пять сажон. Ото сну-ле тут старой-он да пробужаицьсе, Как с великой передряги да просыпаицсэ, Как увидял Сокольника оци ясныя. Как не мог же Сокольницёк-то справицсэ. 340. Как схватил же Сокольника в руки белые А как вымётывал Сокольника по поднебесью Выше лесу его ноньце стояцего, Ниже облака его да фсё ходяцего; А как вымётывал его — да не потхватывал. 345. И упал же Сокольницёк на сыру землю, Как едва же Сокольницёк едва дыхат. Тут скакал-де старой казак на белы груди; Как ростегивал латы его кольцюжные, Ишше взял же цинжалишшо булатноё — 350. Роспорол же Сокольницьку белы груди, Росколол у Сокольника ретиво серьцё. 352. Ишше тут же Сокольницьку славы поют.

321. Бой Добрыни с Дунаем

А-й как ездил Добрынюшка по фсей земли, А-й как ездил Добрынюшка по фсей Руси, А-й как ездил Добрынюшка по фсем землям, Как гулял-то Добрынюшко по цюжим странам. 5. А-й как искал как Добрынюшка супротивницька, Супротивницька искал, к сибе наезницька; А он не мог же натти себе супротивника, Супро(ти)вника натти себе наезника. Он выехал на полё на чистоё 10. Да на то же роздольицё на шырокоё; А он смотрел где, гледел в подзорну трубочьку А-й да он на фсе же на четыре кругом стороны: Во-первой-то стороны да горы лютые, Во фторой-то стороны да лесы тёмные, 15. Во третьей-то стороны да синё морюшко, Во четвёртой стороны да цисто полюшко. Он смотрел и гледел да вдоль он по полю, По тому по роздольицю по шырокому; Он завидял, как на поли шатёр стоит, 20. А шатёр-то стоит да бел полотняной. А поехал Добрынюшка ко белу шатру. Приежжает Добрынюшка ко белу шатру; А на шатри, видит, потписом потписано А-й со велики(м)а югрозами подрезано: 25. “А ишше хто к шатру приедёт — дак жывому не быть, А жывому-то не быть, проць не уехати”. И сомутились у Добрынюш(к)и оци ясныя, А росходились у Добрынюш(к)и руцьки белыя. А соскакивал Добрынюшка со добра коня, 30. Заходил де Добрыня ф тонкой бел шатёр. А-й во шатри стоит кроватоцька тисовая, На кроватоцьки лежит перинушка пуховая, На перины одеялышко черного соболя, А пот кроваткой стоит боцька да з зеленым вином, 35. А-й да на боцьки-то цяроцька серебряна, Не велика, не мала — полтара ведра. Тут и брал тут Добрыня цяру во белы руки, Как отвёртывал краны боцьки з зеленым вином А-й как нацыжывал цяру зелена вина, 40. Не велику и не малу — да полтара ведра; А ишше брал-то Добрынюшка единой рукой — Выпивал-то Добрынюшка к едину духу. А как отвёртывал краны Добрынюшка Никитиць млад А отвёртывал кран да во фторой након, 45. Как нацыжывал цяру да зелена вина, Не велику и не малу — да полтара ведра; А как брал-то Добрынюшка единой рукой — Выпивал-то Добрыня да к едину духу. Да отвёртывал краны Добрыня да во третей након, 50. Он нацижывал цярочьку зелена вина. Не велику и не малу — полтара ведра; Ишше брал-то Добрынюшка единой рукой — Выпивал-то Добрыня к едину духу: «А уш я перву чару выпил для весельичя, 55. А фтору чяру выпил для похмельичя, Ишше третью я выпил для безумьица!..» А сомутились у Добрынюшки оци ясныя, Росходились у Добрынюшки руцьки белые, Загорело у Добрынюшки ретиво серьцё, 60. Закипела вот у Добрынюшки горяця крофь: Как змахнул-то Добрынюшка рукми́ белыми, А-й как розорвал Добрынюшка тонкой бел шатёр, Ростоптал он веть бочьку з зеленым вином, А ростоптал он как чяроцьку серебряну, 65. Не велику и не малу — да полтара ведра. Ишше сам повалилсэ да на кроватку спать. Уш спит он, лежит да трои сутоцьки; На четвёртыя сутоцьки Дуна́й едёт. Подъежжаёт Дунаюшко ко белу шатру; 70. Как не видит Дунаюшко бела шатра, Только видит Дунаюшко добра коня. Сомутились у Дунаюшка оци ясныя, Росходились у Дунаюшка руки белые, А загорело у Дуная да ретиво серьцё, 75. Да закипела у Дунаюшка горяця крофь. Да соскакивал Дунаюшко со добра коня; Ун[28] хочот-то секци да буйную голову, — Во локтю его рука да остояласе. А да и тут-то Дунаюшко прироздумалсэ: 80. «Ишше що же сонного мне бить бутто мёртвого: Да не цесь моя, хвала да молодецькая, А не выслуга будёт да богатырская; Побужу я удалого доброго молоцца: “Уш ты стань-востань, невежа да ты немилой друк!”» 85. А ото сну-ле доброй молодець пробужаицсэ, Со великого похмелья да просыпаиццэ. Говорит-то Дунаюшко таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Никитиць млад! Ты нащо у мня розорвал де тонкой бел шатёр? 90. А ты нащо ростоптал боцьку з зеленым вином? А ты нащо ростоптал-то веть цяроцьку серебряну, А не велику, не малу, да полтара ведра, А и ко́я чара стоит да во петьсот рублей?» А говорыт тут Добрынюшка таково слово: 95. «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць! Нащо было страсте́ми потписывать, Со великима угрозами подрезывать? Ишше этих страстей дак нам боетисе, — Нам не надобно по полю поляковать!» 100. Ишше тут же Дунаюшку за беду стало, За великую досаду да показалосе. Ишше тут-то молоццы они прироспорили, Прироспорили молоццики, прироздорили, — А да скочили они да на добрых коней. 105. И как не две горы да сокаталосе, Да не два-ле сокола да солеталосе, — А два руських могуцих богатыр(я) съежжалисе. Во-первых они съехались вострыма копьеми: И по насадоцькам копьиця поломалисе, 110. А от рук руковятоцьки загорелисе, — Они тем боём друг друга не ранили. Во-фторых они съехались вострыма саблеми: По насадоцькам сабельки изломалисе, Да от рук руковятоцьки загорелисе. 115. Да натегивали луки да фсё дубовые Да и те же тетивоцьки шолковые, Да накладывали они да калены стрелы — Они спускали веть стрелоцьки в друг друга; А улетели как стрелоцьки ноньче по поднебесью. 120. (Почему они летели по поднебесью? Кабы руской с барсуманином-то бы и ссорылись — Да попали они бы да друг в друшку; А как руськой-от с руським, Бог дас<т> помошши) — Они тем боём друг друга не ранили. 125. А тянулись на тягах на железныех, Да и тяги железны да изломалисе — Они тем боём друг друшку не ранили. И скоцили они да со добрых коней; Да плотным они боём да рукопашечкой 130. Они бьюцсэ-деруцьсэ ноньче трои суточьки — По коленам они в землю да утопталисе. Да и в эту-то пору да и во то время Ише ездил старой казак по чисту полю Они со тем же с Олёшенькой Поповицём; 135. Да соскакивал старой-от да со добра коня, Да припадывал старой-от да ко сырой земли И говорыл тут Олёшеньки Поповицу: «Уш ты ой еси, братёлко крестовое! Ише есь у нас битва да на цистом поли, 140. Поежжай-ко, Олёшенька, попроведай-ко; Если руськой с барсуманином, то дай помошши; Если руськой-от с руським, дак розговарывай!» Тут поехал Олёшка на битву да на великую. Приежжаёт Олёшенька к битвы великое; 145. Ише тут же Олёшенька приочюствовал, А ишше видит-де два руськия богатыря: Во-первых-де Добрынюшка Никитиць млад, А во-фторых Дунай да сын Ивановиць. Ишше стал-то Олёшенька их да розговарывать; 150. Розговору молоццы да не внимают же. Да подходит Олёшенька г<к> добрым молоццам Да и хочот рознять их добрых молоццоф. Да и пнул ёго Добрынюшка Никитиць млад, Да и пнул-то его да как правой ногой, — 155. А улетел-то Олёшенька за сорок сажон, Да лежит-то Олёшенька на чистом поли, Да стоит его конь у доброх молоццоф. А тут-то молоццы да всё-тыки борюццэ, Да и тут молоццы-ти да фсё стараюццэ. 160. Ише тут-то Олёшенька очюствовал, Подкрыпил свою силу-от богатырьскии, Да приходит Олёшенька он г добру коню, Да заскакивал Олёшенька на добра коня, Да и слова-та Олёшенька не молвил же, 165. Поскакал же к старому да Ильи Муромцу; Приежжал же к старому да Ильи Муромцу, Говорит же Олёшенька таково слово: «А уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Да деруцсе Добрынюш(к)а з Дунаюшком 170. А-й да гово́ри моей да не внимают же!» Да скочил же старой-от да на добра коня. Он поехал на битву да на великую. Приежжаёт старой на битву на великую: Они слышат-то потоп да лошадиное, 175. Они слышат и крык-от богатырское, — Ише тут-то молоццы они приужакнулись, Ише тут молоццы да роступилисе, Отступились они драцьсе-воеватисе. Тут приехал старой казак на битву на великую. 180. Тут стречают удалы да добры молоццы, Да которому успетъ да г старому бежать: Да Добрынюш(к)а бежит да подпинаицсэ, А Дунаюшко бежит да подтыкаицсэ. Прибежал-то Добрьшюш(к)а Никитичь млад 185. На покорность г старому да Ильи Муромцу, Да и блиско Добрынюшка подвигаицсэ Да и низко старому да поклоняицсэ: «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Уш ездил веть я ноньце по фсей земли, 190. Уш ездил-то я ноньце по фсей Руси, — А не мог же натти себе супротивника, Супротивника натти себе наезника; Уш я выехал на полё на чистоё Да на то же роздольё да на шырокоё; 195. А да смотрел я, гледел в подзорну трубочьку Я на фсе же на четыре да кругом стороны: Во первой стороны да горы лютыи, Во фторой стороны да лесы темные, Во третей стороны да синее морюшко, 200. Во четвёртой стороны да цистоё полюшко. Я смотрел-то, гледел да вдоль я по полю, По тому я роздоль(и)цю шырокому — Как завидял-то: на поли шатёр стоит; А поехал веть я да ко белу шатру, 205. А приехал веть я да ко белу шатру — На шатре было потписом потписано, А со великима угрозами подрезано: “Ишше хто к шатру приедёт — да жывому не быть, Жывому ему не быть, проць не уехати”. 210. Ишше тех же страстей веть нам боетисе, Нам не надобно по полю ездить поляковать Да по чистому полюшку казаковать! Ише тут-то веть мне-ка да не пондравилось; Заходил же веть я да в тонкой бел шатёр, — 215. Во шатри стоит кроваточька тисовая, На кроватоцьки лежала периночька пуховая, На перины одеялышко черного соболя, Пот кроваткой стоит боцька да з зеленым вином, А на боцьки стоит цяроцька серебреная. 220. Не велика, не мала — да полтара ведра; А на цяроцьки ст(р)асте́ми было потписано, Со великима угрозами подрезано: “Ише хто же это чярочьку примет единой рукой, Ише хто цяру выпьёт да к едину духу — 225. Да тому человеку да жывому не быть, Жывому-то не быть, проць не уехати”. Ише это веть мне-ка да не пондравилось; Наливал веть я цярочьку зелена вина Не велику, не малу — да полтара ведра, 230. Выпивал же я цяру да к едину духу; Наливал же я цяроцьку во фторой након, Выпивал же я цяру да к едину духу; Наливал веть я цяру да во фторой[29] након, Выпивал веть я цяру да к едину духу; 235. Сомутились у меня да очи ясныя, Росходились у меня да ручьки белые: Я розорвал у его да тонкой бел шатёр, Ростоптал веть я боцьку да з зеленым вином, Ростоптал веть я цяроцьку серебряну, 240. Ише фсё розмётал я по чисту полю». Ише тут же старой-от да воспроговорыл: «Как поэтому, Добрынюшка, ты неправ будёш!» Да подходит Дунай да сын Ивановиць; Ише блиско Дунаюшко подвигаицсэ, 245. Да и ниско Дунаюшко поклоняицсэ: «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромець! Как стоял у мня шатёр да на цистом поли; На шатри-то у мня было потписано, Со великима угрозами подрезано: 250. “Ишше хто к шатру приедёт — да жывому не быть, Жывому-то не быть и проць не уехати”. Во шатри стояла кроватоцька у мня тисовая, На кроватоцьки лежала перина пуховая, Пот кроваткой стояла боцька да з зеленым вином. 255. А на боцьки у мня цяроцька была серебряна, Не велика а не мала — да полтара ведра; Ише та же цяра стоит во петьсот рублей, Ис которой ноньчи чары да с приезду пью; А на цяроцьки страстеми было потписано, 260. Со великима угрозами подрезано!» Ише тут-то старой-от да воспроговорил: «Дак поэтому, Дунаюшко, ты неправ будёш!» Уш сели фсе они да на добрых коней; Собралась их дружинушка хоробрая, 265. Да четыре молоцца как четыре ясных сокола; Да поехали они да в стольне Киев-град Да к тому же ко князю да ко Владимеру; Приежжают ко грыдьни ко княжонецкое, Приежжают-то прямо да ко красну крыльцу. 270. Ишше в ету веть пору да и во то время А как Владимер-от княсь да сел на княжей стол. Как грыдьни фсе княжески ростворилисе, А и фсе светлыя светлици запустили их. Да выходит Владимер-княсь на красно крыльцо, 275. Уш ниско старому да поклоняицсэ: «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Да пощо же тебя в доми да не случилосе, Не Добрынюшки у мня да не Никитица, Не Дунаюшка у мня сына Ивановичя, 280. Не Олёшеньки у мня да не Поповиця?» — «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! Уш ездил я с Оле(ё)шенькой по чисту полю, Я нашол же веть битву да на чистом поли: Как Добрынюшка з Дунаюшком деруццэ же; 285. Россуди у их да фсё розведай-ко, Ише сеть-ко-се, князь, да ты на руськой стол, Ты придумай-ко думу да нам веть крепкую, Ишше дай-ко-се нам да слово тайное, Слово тайное дай да не объявноё; 290. Я привёс как удалых их добрых молоццоф: Во-первых-де Добрынюшку Микитица, Во-фторых-де Дунаюшка Ивановичя, Во-третих-де Олёшеньку Поповичя!» Говорит князь Владимер да таково слово: 295. «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Заходи-ко-се веть к нам во грыдьню княжонеськую, Россужу веть я вас и прирозведаю; А как по господу судить — да нать жывому быть, Как по кривды судить — да быть убитому — 300. А ишше фсе пожывём мы да на белом свети!» Тут заходят молоццы-ти да в светлу грыницю. Тут подходит Добрынюш(к)а ко Владимеру. И говорит тут солнышко Владимер-княсь: «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромець! 305. Уш ты где ты их нашол — да где их выкопал?» А-й говорит тут старой-от да таково слово: «Уш ты солнышко Владимер, княсь стольнокиевской! Уш я ездил-то ноньце по полю поляковать А по цистому полюшку казакова(тъ) 310. Да и с тем же с Олёшенькой Поповицом; Да нашол же веть я но поли битву великую. Посылал я Олёшеньку Поповиця Как на ту же на битву на великую[30]; Я сказал же ему да наказал ему: 315. “Если руськой с неверным, да то дай помошши; Если руськой-от с руським, да розговаривай”. Как поехал Олёша на битву на великую. Приежжаёт Олёшка на битву на великую, Да и бьюцца два молоцца фсё руськие. 320. Да и стал он веть их да розговаривать: “Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиц! Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Вы оп цём деритесь да чого делите?” В теменях-то молоццы (так) ему ответу нет!» 325. Говорит тут Олёшенька Попович млад: «Да соскакивал я Олёшенька со добра коня, И хотел я рознять их удалых добрых молоццоф, Потходил я к удалым им добрым молоццам Да хотел захватить их белой руцькой правою; 330. Не успел захватить я руцькой правою, — Как топнул меня Добрынюшка Микитиць млад Да топнул-то миня да фсё правой ногой: Улетел-то веть я да во чисто полё Как в далечем дале́чо да за сорок сажон. 335. Ишше тут же веть я приёчювствовал, Поткрепил свои силушки молодецкии, Молодецкия силушки богатырскии; Тут прихожу веть я да ко добру коню, Да скочил веть нонь я да на добра коня 340. Да поехал г старому да Ильи Муромцу. Приежжаю г старому Ильи Муромцу, Говорю я старому да таково слово: “Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромець! Ишше бьюцьсе-деруцьсе да там Дунаюшко, 345. Там Дунаюшко дереццэ да фсё з Добрынюшкой!” Да [на] ето старому да не понравилось: Да скочил тогда старой веть на добра коня, А полетел он на битву да на великую, — Как приехал там на битву на великую. 350. Как едёт старой да по чисту полю; Как уцули веть потоп ребята лошадиное, Как услышыли крыг да богатырьское, — Ише фсе они ребятушка ноньце роступилисе, Перестали они бицсэ и дратисе. 355. А-й на покорность идёт Добрынюшка Микитиц млад А (к) тому же г старому да Ильи Муромцу, Ише ниско Добрыня да поклоняицсэ». А на ето-то Добрынюшка догадлив был: «Уш ты ой еси, Олёшенька Поповиц млад! 360. Ты позволь-ко-се молчать, мне-ка слово сказать!» Ой ишше блиско Добрыню(ш)ка подвигаицсэ, Ишше ниско Добрыня да поклоняицсэ: «Уш ты солнышко Владимер-княсь стольнокиевской! Ты позволь, князь Владимер, да мне слово сказать, — 365. Не позволь, князь Владимер, да за слово казнить, За слово меня не бить, скоро не весити!» — «А-й говори-тко, Добрыня, да що тебе надобно». — «Уш ты солнышко Владимер-княсь стольнекиевской! Уш как ездил веть ноне да я по фсей земли, 370. Я по фсей-то земли да я по фсей Руси, — А я не мог же натти себе супротивника, Супро(ти)вника натти себе наезника. Как я выехал на полё на чистоё Да на то же на роздольицё шырокоё, 375. Да увидял я — на поли шатёр стоит. А смотрел я, гледел в подзорну трубочьку Да на фсе же на четыре да кругом стороны: И во первой-то стороны да горы лютыи, Во фторой-то стороны да лесы тёмныя, 380. И во третей-то стороны синее морюшко, По четвёртой стороны да цисто полюшко. Я смотрел же, гледел да вдоль я по полю, По тому я роздольицю шырокому, — А я увидял-то, на поли шатёр стоит. 385. Приежжаю веть я да ко белу шатру, — На шатри было потписом потписано, Со великима угрозами подрезано: “Ише хто к шатру приедёт — да жывому не быть, Ой жывому не быть, проць не уехати”. 390. Я зашол же к ёму да ф тонкой бел шатёр, — Во шатри стоит кроваточька тисовая, На кроватоцьки лежит перинушка пуховая, На перины одеялышко черного соболя, Пот кроваткой стоит боцька да з зеленым вином, 395. Да на боцьки стоит цяроцька серебряна, Не велика, не мала — да полтара ведра; А на цяроцьки страстеми было потписано, Со великима югрозами подрезано: “Ише хто же эту цяроцьку примёт единой рукой, 400. Ише хто эту цяроцьку выпьёт к едину духу — Да тому человеку да жывому не быть, Жывому-то не быть и проць не уехати”. Ише это веть мне-ка да не пондравилось; Наливал веть я чяру да зелена вина, 405. Не велику, не малу — да полтара ведра, Выпивал ету цяру я к едину духу; Наливал веть я цяру да во фторой након — Выпивал эту цяру да к едину духу. Наливал я веть цяру да во третей након — 410. Выпивал эту цяру да к едину духу. Сомутились у меня да оци ясные, Росходились у меня да руцьки белые; А розорвал у его да тонкой бел шатёр, Ростоптал я веть боцьку да з зеленым вином, 415. Ростоптал я веть цяроцьку серебрянну. Не велику, не малу — да полтара ведра». Говорит князь Владимер да таково слово: «Как поетому, Добрынюшка, ты непраф будёш!» Как и блиско Дунаюшко подвигаицсэ, 420. Ише ниско Дунай да поклоняицсэ, Говорит-то Дунаюшко таково слово: «Уш ты солнышко Владимер-князь стольнекиевской! Ты позволь, князь Владимер, да мне слово сказать, — За слово меня не бить, скоро не весити!» 425. Говорит князь Владимер да таково слово: «Говори-тко, Дунаюшко, що те где надобно». — «Как стоял у мня на поли тонкой бел шатёр; На шатри у мня страстеми было подписано, Со великима угрозами подрезано: 430. “Ише хто к шатру приедёт — дак жывому не быть, Жывому-де не быть и проць не уехати”. Во шатри-то стояла кроваточька тисовая, На кроватоцьки лежала перинушка пуховая, На перины одиялышко черного соболя, 435. Пот кроваткой стоит боцька да з зеленым вином, А на боцьки-то цяроцька была серебрянна, Не велика, не мала — да полтара ведра, Ис которой я чярочьки я с приезду пил, Не велика и не мала — да полт<а>ра ведра, 440. А котора она стоила во петьсот рублей. А на цяроцьки страстеми потписано, Со великима угрозами подрезано». Говорит князь Владимер да таково слово: «Да поэтому, Дунаюшко, ты неправ будёш!» 445. Говорит тут Владимер-князь таково слово: «Уш вы слуги, вы слуги да мои верные, Мои верныя слуги да неизменные! Вы возьмите Дуная да за белы руки, Поведите Дуная да во цисто полё, 450. Вы копайте Дунаюшку глубок погрёп; Вы возьмите-тко двери да фсе железные, Вы возьмите-тко замки да фсе три крепкие, — Вы замкните Дуная да крепко-накрепко!» Ише тут его слуги да не ослушались; 455. Они брали и Дуная за белы руки, Повели же Дуная да во цисто полё А копали Дунаюшку глубок погрёп, Затворили-то двери да трои фсе железные Да замкнули замками да крепко-накрепко, 460. Ише сами тому да приговаривали: «Не бывать тут Дунаю да на белом свети, Не видать тут Дунаю да свету белого!» Тут пошли фсё ко князю да ко Владимеру, Да приходят ко князю да ко Владимеру, 465. Говорят-то веть слуги да таково слово: «Уш ты солнышко Владимер да стольнекиевской! Ишше службу твою да фсё исполнили: Как свели же Дунаюшка во цисто полё, А как копали Дунаюшку глубок погрёп, 470. Да копали Дунаюшка во глубок погрёп, Как затворили мы двери да трои фсе железные, 472. Как замкнули замки да фсё три крепкие!..»

322. Василий Буславьевич (молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть)

А дак прежде Резань да слободой слыла, А и нониче Резань да словёт городом. А во той во Резанюшки-славном городе Там жыл-был Буславьюшко, состарилсэ, 5. А состарилсэ Буславьюшко — представилсэ. Оставалась у Буславьюшка любима семья, А любимая семейка — да молода жена, Причесна вдова Омельфа да Тимофеёвна; Оставалось у Буславьюшка цядышко милоё, 10. Ише милоё цядышко любимоё — Оставалсэ Василей да сын Буславьевич. Оставалсэ от Буславьюшка Васенька трёх годоф; Да и ходит играть Васька на улицю, Да и ходит играть Васька с робятами. 15. Не по-доброму играт он, не по-хорошему: Кого за руку хватит — да руку выдернёт, Кого за ногу хватит — да ногу выхватит, А фперёт кого пехнёт — дак жывота лишит. Тут узнали мужыки-ти новогородяна; 20. Тут приходят мужыки-ти новогородяны К причесной вдовы к Омельфы да Тимофеёвны, Как приносят они на Ваську жалобу: «Причесна вдова Омельфа да Тимофеёвна! Ты уйми-тко, уйми своё цядо милоё, 25. Укроти у Василья серцо ретивоё. Ишше ты не уймёш, дак мы сами уймём: Уш мы купим как зелья на петьсот рублей, Улешим мы у Васеньки свету белого, Укоротам у Васьки да веку долгого — 30. Придаём мы Васильюшку смёртку скорую!» Ише тут-то Василью да за беду стало, За великую досаду да показалосе; Говорил тут Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, маменька моя родимая, 35. Причесна вдова Омельфа да Тимофеевна! Ты оддай меня, матушка, во училищо, Во училищо оддай меня за учителя Да учицьце мне грамотку тарханьскую А тарханьскую грамотку богатырскую! 40. Уш я выучюсь грамотку тарханьскую, Я тарханьскую грамотку богатырскую, — Я тогда с мужыками да приуправлюсе!» Ише тут его маменька не ёслушалась, Оддала его маменька за учителя 45. Как уцицьсе ему грамотку тарханьскую. Ишше скоро Васьки та грамотка в ум далась, А скоре того Васильюшку в разум понялась, — Изуцилса Васька грамотку тарханьскую. Тут выходит Василей да из уцилища, 50. Тут приходит Василей да ко красну крыльцю, Тут Василей на крылецюш(к)о да знимаицьсе — Как ступешек до ступешка догибаицьсе; По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе. Заходил же Василей да светлую светлицю, 55. Уш брал же Василей да золоты клюци — Отмыкал же Василей да сондуки-ти фсе, Ише три сондука да окованые: Как первой-от сондук да с красным золотом, Как второй сондук с окатным жемцюгом, 60. А третьей сондук да с цистым серебром. Поцерпнул он цяшу да красного золота, А фтору поцерпнул да скатного жемцюга, Ише третью почерпнул да чистого серебра. Да пошол же Васильюшко вдоль по уличи, 65. Приворацивал Васенька на цареф кабак. Забирал же Васильюшко зелена вина, Он не много и не мало — три сороковоцьки. Он и перву соро(ко)фку да на плецё здынул, Он фтору соро(ко)фку да взял пот пазуху, 70. Он и третью соро(ко)фку ногой катил. Да приходит Васильюшко к своему двору, Да приходит Васильюшко ко красну крыльчю, На красно крыльчё Васильюшко зазнимаицьсэ — Как ступешек до ступешка до(а) догибаицсэ; 75. По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе. Заходил же Василей да на шырокой двор — Как поддёрнул он чан да середи двора, Выливал в этот чан фсе сороковочьки. Как спустил в этот чан чярочьку серебряну, 80. Не велику, не малу — да полтара ведра. А на цяроцьки фсё было потписано: «А-й ишше хто же эту цярочьку примет единой рукой, Ишше хто же эту цярочьку выпьёт к едину духу, — Ишше тот же Василью будёт крестовой брат». 85. Написал он ёрлоки-ти да скорописьмянны, Розмётал он ерлоки-ти по Новому граду. Находил-де ёрлык Потанька Хроменькой, Находил-де ёрлык Ерёмка Храбрынькой, Находил же ёрлык Олёшенька Поповиц млад, 90. Находили ерлыки мужыки новогородяна. Тут приходит Потанюшка на почесьён пир; Тут Потанька на крылецюшко зазнимаицьсе — А ступешек до ступешка догибаицсэ; По новым сеням идёт, — сени выгибаюцьсе. 95. Тут приходит Ерёмка да на почесьён пир; Тут Ерёмка на крылецюшко зазнимаицьсе — А ступешек до ступешка догибаицсэ; По новым сеням идёт — сени выгибаюцьсе. Тут приходит Олёшенька на почесьён пир; 100. Олексей-от на крылецько зазнимаицьсе — Как ступешек до ступешка догибаицсэ. Тут приходят мужыки-ти на почесьён пир; Мужыки-ти на крыльцо-то да поднимаюцьсе — Да ступень-от до ступеня не догибаицсэ; 105. По новым сеням идут — сени не дрыгают. Наливал же Васильюшко цяру зелена вина, Подавал он Потанюшки-то Хромому. Как примаёт Потанюшка единой рукой — Выпиваёт Потанюшка к едину духу. 110. Наливал же Василей да цяру во фторой након. Подавал он Ерёмки да фсё веть Храброму. Как примаёт Ерёмка да единой рукой — Выпиваёт Ерёмка да к едину духу. Наливал же Василей да цяру во третей након, 115. Подавал он Олёшеньки Поповичю. Да прымает Олёшенька единой рукой — Выпивает Олёшенька к едину духу. Наливал же Васильюшко чяру во четвёртой рас, Подавал мужыкам новогородянам. 120. Как прымали мужыки-ти да они фпе́тером, Выпивали мужыки-ти да фсё десе́тером — Ишше тут фсе мужыки-ти да присвалилисе. Тут Василей-от по двору похажыват, Ише сам из рецей да выговарыват: 125. «Я тепере с мужыками да приуправлюсе!» Ише брал же Васильюшко востру саблю — Ише сек он мужыкоф да буйны головы. Ише тут мужыкам ноньче славы поют. Выходили фси молочьчики на улицу, 130. Да и стали молочьчики боротисе, Они пробовать силушку у друг друга: Во-первых-де Потанюшка с Васильюшком, Во-фторых-де Ерёмочька с Олёшенькой. Они билисе-дралисе да трои суточьки — 135. Они сами-то друг друшку не ранили. Отступились они бицьсе да больше дратисе, Назвались они братьеми крестовыма, Ишше стали срежацьсе да ф путь-дорожечьку. Да пошли же ребята да вдоль по улици: 140. Фпереди идёт Василей да сын Буславьевиць, Назади идёт Олёшенька Поповиць млад. Да идут-то рыбята путём-дорогою, Да приходят рыбятушка к огнянной горы. Говорит тут Василей да таково слово: 145. «Уш мы фсе же веть, браццы, да фсё перескоцим, Только жаль нам Потанюшки-то Хромого». Как Ерёмушка скочил фперёт — да перескочил; Как Олёшенька скочил — да фсе(ё) перескочил; А Потанюшка скочил — да он полекце фсех. 150. Да Васильюшко скоцил — не мог перескоцить: Да скоцил-то Василей на огнянну гору — Да згорел тут Васильюшко в огнянной горы. 153. Ише тут же Васильюшку славы поют!..

323. Илья Муромец и Издолище в Киеве

(См. напев № 13)

А подошло же Издолишшо проклятоё: Да и длиноё Издолишшо — семисажонно, Голова у Издолишша как фсё пивной котёл. Да заходит Издолишшо светлую грыдьницю, — 5. Он не спрашывал не дверей да не придверникоф, Он не спрашывал ворот и не приворотникоф. Да заходит Издолишшо светлую светлицю, — Да и Богу Издолишшо не молиццэ, Да и князю Владимеру целом не бьёт. 10. Говорит тут Издолишшо таково слово, Говорит-то веть он да со югрозами: «Уш ты ой еси, Владимер да княсь ты стольнекиевской! Запрети-ко просить милостину Христа ради Да и тем же каликам да перехожыем, 15. Перехожыем каликам да переброжыем! Ище ты не уймёш, дак я и сам уйму: Я тебя же то князя да под мець склоню, А Апраксею-кнегину да за себя возьму, Християнскую веру да облатыню фсю, 20. Уш я Божьи-ти церкви да фсе под дым спушшу, Я попоф-патриархоф да фсех под мечь склоню, Как богатырей головушки повырублю Да на копьиця головушки повысажу!» Ише в эту веть пору да во то время 25. Как старого-то в Киеви не случилосе: Как уехал старой-от да во цисто полё, Да уехал он по полю поляковать. Ише в ету веть пору да и во то время Да пришло как Издолишшо проклятоё 30. Ко тому же ко князю да ко Владимеру Да и к той же Апраксеи-королевисьни. Да и село Издолишшо за дубовой стол, Да и сел же Издолишшо на дубовой стул — Посадил же Апраксею подле себя 35. Да держи́т у Апраксеи руки в пазухи. Запретил он просить милостину Христа ради. Ише в эту веть пору да и во то время Да и князь-от Владимер да фсё догадлив был — Да пошол же по городу по Киеву. 40. Да настрецю идёт ему калика перехожая, Перехожая калика да переброжая. Говорит тут Владимер, княсь стольнекиевской: «Уш ты ой еси, калика да перехожая, Перехожая калика да переброжая! 45. Ты пойди-ко, сходи да во чисто полё, — Не увидиш ле где старого Илью Муромца? Как пушшай он приедёт да в красен Киев-грат, Как зашитит у нас да красен Киев-грат!» Ише тут-то калика да не ёслушалась, 50. Да пошла же калика да во чисто полё. Да идёт-то калика да по цисту полю, — Да настрецю калики-то старой едёт. Как блиско калика да подвигаицсэ А и ниско старому да поклоняицьсе: 55. «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Как во городи во Киеви зло несчасьё есь; Подошло как Издолишшо проклятоё: А и длинноё Издолишшо, семисажонно, — Запретило просить милостину Христа ради! 60. Да сидит оно во грыни во княжонецкоей Да держит у Апраксеи руки ф пазухи!» Ише тут-то старому да за беду стало, За великую досаду да показалосе, Говорит тут старой-от да таково слово: 65. «Уш ты ой еси, калика да перехожая, Перехожая калика да переброжая! Ты роздень мне-ка плать(и)цё калицькоё, Ты возьми у мня платьё да бога(ты)рскоё!» Ишше тут-то калика да не ёслушалась, — 70. Как роздела тут платьицё калицкоё, Как одела тут платьё да богатырскоё. Тут пошол же старой казак в стольне Киев-грат. Тут приходит ко городу ко Киеву, Да и прямо идёт он к светлой светлици, 75. Да и прямо идёт он под окошечько. Запросил он милостину Христа ради: Со краю на край грыня да пошатиласе, Фсе разныя напитки да росплескалисе, Ише тут-то Издолишшо приужакнулось — 80. Тут спустило Апраксею-королевисьню. Тут выскакиват Апраксея на красно крыльцо Да идёт-то к калики да перехожоей, Ише ниско Апраксея поклоняицьсе: «Уш ты здрастуёш, калика да перехожая, 85. Перехожая калика да переброжая! Заходи-ко, калика, да пообедати, Хлеба-соли у нас да поотведати. Как и князя-та в доми да не слуцилосе: Да ушол княсь Владимер по городу по Киеву 90. Запрещать-то просить милостыню Христа ради. Как во городи у нас да непорятки есь; А и фсё у нас во городи не по-старому, А и фсё-то во городи не по-прежному: Ишше есь у нас Издолишшо проклятоё, 95. Да сидит у нас во грыни во княжонецкоей, Запрещаёт просить милостину Христа ради, Ише князя Владимера хоцёт под мець склонить, А меня Апраксею да за себя замуш взять, А и Божьи-ти церкви хочот под дым спустить, 100. Християнскую веру да облатынити, А попоф-патриярхоф да фсех под мечь склонить, Ише вас же, богатырей, головы повырубить Да на копьиця головушки повысадить!» Ишше тут-то калики да за беду стало, 105. За великую досаду да показалосе: Заходил тут калика да <в> светлую светлицю, Запросил он милостину Христа ради. Ише тут-то Издолишшу не пондравилось: А он брал же цинжалишшо булатноё — 110. Он и хоцёт шарнуть калику перехожую, Перехожую калику да переброжую. Как попало цинжалишшо во белую грудь, Как попало цинжалишшо в имянной-от крест — Скользёнуло цинжалишшо да с имянна креста, 115. Как ушло оно ф пецьку да фсё муравлену, Как ушло оно ф пецьку да фсё до черёна. А как на это калика да фсё догадлив был: Да снимал он свою да шляпу греческу, Не велику, не малу — да во сорок пудоф, — 120. Направлял он в Издолишша проклятого. Увалилосе Издолишшо проклятоё Да и прямо увалилосе простенком вон. 123. И тут же Издолишшу славы поют.

Тяросов Андрей Яковлевич

Андрей Яковлевич Тя́росов, брат Василия Яковлевича Тя́росова (см. выше), — крестьянин дер. Дорогой Горы Дорогорской волости, роста выше среднего, 52 лет. Он женат, имеет детей, из коих один сын на службе во флоте. Человек он достаточный, имеет своих оленей на реке Вижасе (она впадает в Северный Ледовитый океан восточнее р. Мезени и Канинского полуострова); кроме земледелия и рыболовства (как все), он занимается еще торговлей, отправляя зимою в Петербург дичь, зады и шкуры оленей. Человек Андрей смышленый, хитрый; любит зашибить деньгу. Он бывал в Петербурге и имеет для торжественных случаев и европейскую одежду. Он пропел мне четыре старины: 1) «Васька-пьяница и Бутыга». 2) «Голубиная книга», 3) «Старина о льдине и бое женщин и небылица» и 4) «Василий Окулович и Соломан». Кроме этих, он знает еще старины: 1) «Бой Ильи Муромца с Подсокольником», 2) «Первая поездка Ильи Муромца», 3) «Оника-воин», 4) «Сорок калик со каликою», 5) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь», 6) «Василий Буслаевич», 7) «Бой Добрыни с Дунаем», 8) «Дунай» и 9) «Хотен» (последнюю — плохо) и слыхал старину «Дюк Степанович». Но так как эти последние его старины одинаковы с пропетыми уже ранее его братом Василием (он, по его словам, научился им вместе с Василием у своего отца да и теперь поет их вместе с братом не только на промыслах, но и в деревне), то я не стал их записывать. По его словам, в деревне в иных избах не позволяют петь песни, а только старины; поэтому они с братом поют старины, а другие подтягивают. С ними одинаково поет и Петр Сахаров, живущий в Нижнем конце Дорогой Горы. Старину «Голубиная книга» он слыхал у старика однодеревенца Лушакова, когда ему было только двенадцать лет, а потом у отца; теперь он не пел ее лет пять, вследствие чего под конец затруднялся петь о звере и царе. Старину «Василий Окулович и Соломан» он выучил от своего крестного отца из «Рек» (так называется та часть побережья Северного Ледовитого океана, которая орошается реками, впадающими в Чесскую губу), с р. Вижаса, из дер. Гришина; эту старину я записал раньше у его брата Василия, но так как тот сам помнил ее плохо, до пения расспрашивал о ней Андрея и фантазировал в конце ее, то я счел нужным записатъ ее во второй раз у самого Андрея. Поет он хорошо и каждую старину исполняет ее собственным напевом. Я записал у него напевы трех старин: «Васька-пьяница и Бутыга», «Голубиная книга» и «Васька-пьяница и Кудреванко-царь» (последнюю он пел вместе с Артемием Петровым и Ильей Тя́росовым; главный голос — его).

324. Васька-пьяница и Бутыга

(См. напев № 14)

И подошол где Бутыга пот<д> стольне Киев-грат<д> Он на тех же на больших черных караблях. Выходит тут Ботыга на матушку-сыру земл(ю́), И он роздергивал шатры чернополотняны. 5. И веть покрыло луну-то солнышка красного От того-де от духу от тотарского От того-де от пару-то лошадиного. И да заходит тут Бутыга во чернён шатёр; Он садилса-то Бутыга на ременьчят стул; 10. Он писал веть ёрлыки скорописьчаты; Не пером он писал, не чернилами — И вышывали тут золотом по бархату; И написали ерлыки да запечатали. И как выходит-то Бутыга нонь на белой свет; 15. И он скрычал-де, звопе́л да громким голосом: «Уш вы слуги, мои слуги, слуги верныи! Ишше хто из вас съездит ф красен Киев-грат?» И выбиралосе Издолишшо проклятоё, Оно долго Издолишшо, семисажонно; 20. И веть седлало-уздало да фсё добра коня — И да крутёшенько скакало на добра коня; А берёт ёрлыки-ти во белы руки, И как поехало Издолишшо ф красен Киев-грат. Оно ехало в горот-от не дорогою, 25. А в город-от заехало не воротами — И да скакало церес стенушку городовую, Церес те же оно башонки наугольнии; А прямо приехало ко красну крыльцу. И становило коня оно не привязана; 30. Да бежало Издолишшо на красно крыльцо И отворяло воротецька, двери на пяту. Оно господу-то Богу не кланялось, А князю Владимеру челом не бьёт И да княгинушки Опраксеи чёху не здрастуёт[31]; 35. И да кинало ёрлыки-ти на дубовой стол; А кинало-бросало, да само вон пошло. И да крутёшенько скочило-то на добра коня; А поехало из города не дорогою, — И да скакало церес стенушку городовую. 40. И да берёт княсь нонь ёрлыки-ти во белы руки; А роспецятывал ёрлыки он ноне по́части: Ишше тот-де Владимер запечалилса. Собирал княсь Владимер-от почесьён пир. И ише фсе на пиру сидят невесёлы. 45. Говорыт-то Владимер таково слово: «И уш вы слуги, мои слуги. да фсе вы верныи, Уш сильни мои ноньце богатыри! Ишше хто из вас съездит во чисто полё?» Ишше большой-от хороницьсе фсё за средьнего, 50. А средьней-от хороницьсе за меньшого; И да от меньшого-то, братцы, да нам ответу нет. Говорыт Владимер по фторой након. И-за того из-за стола из-за дубового, И-за той скамеечьки белодубовой 55. И выставаёт удаленькой доброй молодець, Кабы на имя Добрыня Микитиц млад; И кабы блиско ко Владимеру подвигаицсэ: «Уш ты солнышко Владимер наш стольнекиефской! Ты позволь-ко-се мне ноньче слово сказать; 60. За слово ты мош сказнить меня, повесити!» — «И говори-ко ты, Добрынюшка, що тебе надобно!» — «Веть у нас-то во кружале восударевом И да на том на цареви да большом кабаки И у нас ес<т>ь-де Василей да горька пъяница, 65. А он можот веть съездить во чисто полё». И тут надевает княсь шубоцьку-ту собольюю, Он те жа фсё чо́бы[32] на босу ногу; И побежал по кружалу-ту восудареву А на тот на царев на большой кабак-от. 70. И да заходит да на царев да большой кабак-от. Ишше спит-то Василей на печки на муравленой, Он спит-де, храпит, да как порок<г> шумит. А стал будить Владимер Васю, горька пьяницу: «Уш ты стань-ко, Васильюшко, горька пьяница; 75. Ты не можешь у мня съездить во чисто полё? И подошла-то под нас орда-сила неверная И веть покрыла-то лону[33] солнышка-то красного И от того-де от духу от тотарьского!» Говорыт тот Василей-от, горькая пьяниця: 80. «Уш ты солнышко Владимер стольнекиевской! А не могу веть стать да головы поднять: А болит-то моя веть буйна голова, А шипит у меня-та ретиво серцо, — И веть нецим молоццу мне-ка роспохмелиццэ!» 85. И прыказал-то Владимер чару зелена вина, И не вели́ку, не малу — да ф полтора ведра. Как подносят Владимеру цяру зелена вина А на то же[34] на печеньку на муравлену. И да прымаёт Василей да чару единой рукой, 90. Выпиваёт эту чарочку к едину духу. Он слез-де со печеньки со муравленой — И как бу́ди старык он девеноста лет. И говорыт-то Василей ко Владимеру: «Уш ты солнышко Владимер наш столнекиефской! 95. Мне веть некак веть ехать во чисто полё: И веть заложона у мня збруюш(к)а богатырская, Веть заложон у мня конь-лошадь добрая; А не во сти рублях, не во тысечи, А пропита у мня да ф пети тысечях!» 100. И ише приказыват Владимер чару зелена вина: «Ты налей-ко, чюмак, чару зелена вина, И не велику, не малу цяру — ф полтора ведра». Как подносят Васильюшку цяру зелена вина. А берецсе Василей за чярочьку единой рукой 105. И выпиваёт эту чярочьку к едину духу. И кабы стал-де Василей по кабаку похажывать, Да маленько-то Васильюшко пошатывать И приказыват Владимер цяру во третей након. И наливаёт чюмак чяру по третей након. 110. И да прымаецьсе Васи(ль)юшко (за) чяру во третей након, Уш выпил веть чарочьку к едину духу, Ишше говорыт да таковы слова: «Уш я был старык да девеноста лет, А теперь молод-де стал дваццати годоф. 115. Ну тепере, Владимер уш ты солнышко, Выкупай-ко у мня ты веть добра коня, Ишше ту веть збруюшку богатырьскую У того у чюмака у чоловальника!» А прыказыват Владимер чюмаку итти 120. И на тот веть нонце на конюшын двор. Как пошли-то топерице на конюшын двор. Выводил тут веть чюмак да фсё добра коня, Оддав(а)ёт фсю збруюшку богат(ыр)ьскую: Во-первых-то копьё было долгомерноё, 125. Во-фторых-то был нонь да ярой тугой лук, В-третих веть кольчюга* каленыех стрел, А ф-четвертых-то нонь да сабля вострая, И ф-пятых-то палочька боёвая, А не мала, не велика где — во сто пудоф. 130. Ишше тут же Васильюшко обмундерилсэ А во ту же во збруюшку богатырьскую. И пошли они ко князю-ту на почесьён пир И да заходят ко князю-ту ко Владимеру. И да челом он идёт да ниско кланеицсэ; 135. Ишше фсе-де на пиру да очунь рады фсе. И побеседовал Васильюшко на чесном пиру И хлеба-соли поел да пива с мёдом пил. Да как выходят со князём-то на высок балхон А смотрели во трубочьку подзорную 140. А на ту же на рать-силу великую: Обостала-опседлала веть красен Киев-грат, — И кабы буди сузёмё(о)к-от* лесу тёмного; И усмотрели царишша во чистом поли. И тут натегивал Васильюшко ярой тугой лук, 145. Ярой тугой-от лук крепко розрыфчивой; А вымаёт он стрелочьку свою калёную, А кладёт он ею да во налучишшо; Ишше сам ко стрелы да прыговарыват: «Ты пади-ко, моя стрелочька, не на воду, 150. Ты не на воду пади да фсё не на землю, — И ты пади ко Ботуги-то[35] во белы груди!» И как спустил-то Василей тетивочьку шолковую, — И полетела ёго стрелочька калёная, Как змея ровно да подколодная. 155. Да розлетелась эта стрелочька прямо во белы груди, И роспорола она да фсё белы груди, Росколола у Бутыги-то ретиво серцо, — И увалилса Бутыга на матушку сыру землю. После этого Васильюш(к)о веть сохажывал 160. И он на ту же на матушку сыру землю, И он седлал-де, уздал своёго добра коня, И он вязал-де подпружечьки шолковыи (И да двенаццэть пот(п)руг было шолку белого, И да тринаццата пот(п)руга — черес хребетьню кость!). 165. И да крутёшенько скочил Василей на добра коня, И он быстро поехал во чисто полё. И он приехал же к той рати-силуш(к)и великое, И он нацял поежживать со краечьку, И он начял порубливать по-прежному; 170. И он куда не приедёт, дак улицэй валит, А назать отмахнёт — да переулочьки... И он рубил это силу да челы суточьки — Изрубил эту силу да веть до семени. И которых убил, а кои и так ушли: 175. Он очистил-де нонь да красен Киеф-грат. Да от этой же силоцьки отъехал он, И становил он шатёр да рыта бархату. И он заходит во шатёр во свой белополотняной, И становил он тут кроваточьку тесовую, 180. Ишше сам повалилса да на кроватку спать. А спит-то Васильюшко челы суточьки. А Владимеру-ту князю да нефтерпёш стало; И посылаёт он Добрынюшка Микитица: «Поежжай-ко ты, Добрынюшка, попроведай уш, 185. Ишше жыв ли у нас да доброй молодец. Ежели жыв-то веть нонь, да ты вернись скоро́!» А крутёшенько Добрынюшка седлал коня, А круче того Добрынюшка веть скочил на коня, А поехал Добрыня во чисто полё 190. Ише к той же веть к рати-силы великое. Да росматривал Добрынюшка эту рать-силу: А положона эта силушка на сырой земли Ишше тем, видно, удаленьким добрым молоццом. Он стал-де смотреть ф трубочьку подзорную, 195. Недалечко увидял ноньче бел шатёр. Подъежжаёт Добрыня ко белу шатру, И он соскакивал Добрынюшка со добра коня, А заходит Добрынюшка во бел шатёр: А спит-то удаленькой доброй молодечь 200. А крепким-де он сном да богатырскиим. Ишше стал он будить да доброго молоцца: «Я приехал, Васильюшко, тя проведывать, — И ты стань-пробудись, да доброй молодечь: Мы поедём мы с тобой ноньче на радость фсё!» 205. Да ставаёт Васильюшк(к)о на резвы ноги. И да садилисе они да на добрых коней; А поехали они ко князю ко Владимеру, И со большой они поехали со ра́досью; И уш едут как два удалых добрых молоцца, 210. Они едут по Киеву-ту по городу, Уш буди как нонь да два ясныя сокола; А прямо-то едут на конюшын двор. А стречяют их слуги тут как верныи, Убирают у их да фсё добрых коней. 215. А пошли они ко князю да ко Владимеру А во те жа во ёго да светлы светличи. И стречаёт Владимер-от со радосью: И садит-де он их да за дубовой стол, А подносит им чярочьки зелена вина, 220. А даёт же им место подле нонь себя. Ишше пили где, ели да добры молоццы 222. Ишше ноньце они до глубокой ночи.

325. Голубиная книга

(См. напев № 15)

Подымаласе да туча грозная Да на ту на матушку на Сион-гору. Ис той ис тучи из грозноей Выпадала тут книга Голубиная 5. Ко тому кресту г<к> жывотворяшшему, Што на ту на славушку да на великую Собиралосе-соежжалосе Веть сорок царей, сорок царевицэй, И сорок королей, сорок королевицэй. 10. Во-первых выбиралса из их хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Вытусей-от царь, Витусей-от царь Витусеевичь; И во-фторых выбиралса из их хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Волонтоман-царь, 15. Волонтоман-царь-от Волонтоманович. «Воспрогов(ор)и-ко ты, хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Вытысей же царь, Вытысей же царь ты Вытусеевичь! Ты бери-ко книгу на белы руки, 20. Ты читай-ко книгу з доски на доску!» Как воспроговорыл хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Вытусей-от царь, Вытусей-от царь Вытысеевичь: «Мне-ка чять книга — не прочять будёт, 25. На руках мне держать — не здержать будёт: Ф толшыну-ту была книга двацати локот, И ф шырыну-ту книга сорока локот!» Воспрогово(ор)ыл тут хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Вытусей-от царь: 30. «Я про то спрошу тя, поведаю: От чого же у нас зачалса, сударь, белой свет? От чего зачалось сонцо красноё? От чего же зачалсэ млад светёл месечь? От чего же зачались звезды частые? 35. От чего же зачались ветры буйные?» Тут роспро(го)ворыл хитрой-мудрой царь, Хитрой-мудрой царь Волонтоман-царь, Волонтоман-царь Волонтоманович: «Уже я, сударь, подумаю, 40. Я подумаю, сударь, по памети, Я по памети, которо по грамоты. И как зачалса наш да, сударь, белой свет От самого Христа да лица Божьёго; Солнышко красноё — да от оцэй ёго; 45. Млад светёл месец — дак от грудей его; А звезды частые — от серца его; А ветры буйные — от воздыханьичя». — «И ишше я у тя нонь да про то спрошу, Да я про то спрошу, сударь, поведаю: 50. И веть которой царь над царями царь? И которой град над градами град? И да которо морё над морями морё? И которой зверь над зверями зверь? И котора рыба над рыбами рыба?» — 55. «Вот уже да ты дай падумати: Уже я уже, сударь, подумаю Вот я по памети, сударь, по грамоты. Ишше белой царь да над царями царь!» — «Почему-то царь веть над царями царь?» — 60. «Потому-то царь над царями царь — Веть он той крови как Адамовой! Ишше Ерусалим-град над градами грат». — «Почему тот град веть над градами грат?» — «А потому тот град над градами грат, — 65. Ишше есь ф том граде как гроп<б> Христоф! Акиан-морё — всем морям морё». — «Почему то морё — всем морям морё?» — «Потому то морё — всем морям морё: Ишше есь ф том мори пучина бескончинная! 70. Ише лев-от над зверями зверь». — «Почему тот зверь над зверями зверь?» — «Потому тот зверь над зверями зверь: У ёго рыло человеческо! Ише тит-рыба да фсем рыбам рыба». — 75. «Почему та рыба фсем рыбам рыба?» — «Потому та рыба фсем рыбам рыба, — Как жывёт во Святом мори, 78. Во святом мори во глубокоём!..»

326. Старина о льдине и бое женщин и небылица

И да сидела-то лединушка што кнегиною, До Петрова дни сидела ды ростояла. А не стало у нас в городи как управителя. А невески-ти з золовушками в роздор пошли; 5. И они билисе-дралисе орудею женьскою, И орудия у их была очунь слабая. А дралисе: у их копья были — лопаточьки, А туги-ти луки — коромысла фсё, А калёныя стрелоцьки — веретёшечька. 10. И они кашу-ту-горюху обневолили, И у их кислы-ти шти да по зарецью шли!.. Ишше это, браццы, цюдышк(о) как не дивноё, И ишше это, браццы, цюдышко-то не как дивноё! А я видел вечор чюдышко чюдней того: 15. И веть под елью корова-та белку лаяла, Она ноги-ти рошширила, глаза выпуча!.. Ише это, браццы, цюдышко-то не как дивноё! А я видел веть чюдышко чюдней того: А веть сын-от на матери дрова везёт 20. И молоду-ту жонушку на пристяш<жь> запряк<г>, — А он родну-ту маменьку настегиват, А-й молоду-ту жонушку приодярживат!.. Ишше это, браццы, цюдышко-то не как дивноё! Уш я видел как чюдышко чюдне того: 25. А по синёму-ту веть морюшку жорнова несёт!.. А это, браццы, цюдышко-то не как дивноё; А я видел веть чюдышко чюдне того: Веть по синёму-ту морю, браццы, овин несёт!.. Ише это, браццы, цюдышко-то не как дивноё: 30. И церес синё-то морюшко медведь пловёт!..

327. Василий Окулович и Соломан

И даг<к> не в далечом, далечом во Черни-городи У прекрасного царя да у Василия Окуловичя Заводилось пированьё да бал-почесьен стол Про многих купцей-гостей торговыех, 5. Про руських могуцих богатырей, Про тех же про пановей-улановей И про тех же кресьянушок прожытосьних. И уже фсе-де на пиру да напивалисе, А фсе на чесном да наедалисе; 10. И фсе на пиру да сидят-хвастают: Иной-от хвастат золотой казной, А могучей-от хвастат своей силою, А наезник-от хвастат добрым конём, А глупой-от похвастал молодой жоной, 15. Неразумной-от хвастаёт родной сёстрой, Когда умной-от похвастал старой матерью. А прекрасной царь Василей-от Окуловичь Он по светлой-то грыдьни похажыват, А белыма руками приру<о>змахиват 20. И да злаченыма перснями принашшалкиват, А сам из речей да выговарыват: «Уш вы ой еси, пановья-улановья, Уш вы те мои кресьянушка прожытосьни, А сильни могуцыи богатыри, 25. А вы те поленицы преудалые! И уже фсе у нас во городе поженёны, А красные дефки взамуш выданы; Я един-то где царь да холост хожу, Я холост-де хожу да не жонат слыву; 30. Да не знаёт ле мне хто да супружничи, Молодой-то жоны да полюбовничи: Щобы статным она статна и умом свёрсна, А умом она свёрсна да полна возроста, А личём она бела — да быф как белой снек<г>, 35. И у ей ясны-то очи — как у сокола, Щобы черны-ти брови — как два соболя, А ресницьки у ей — да у сиза бобра, А походочька у ей была пови́нная, И кабы тихая рець да лебединая... 40. Щобы можно назвать кого царыцэю, Щобы можно кому да покорятисе, Щобы можно кому да поклонятисе?.. Из-за того из-за стола из-за дубового, Из-за той же скамейки белодубовой 45. Выставал-то удалой доброй молодечь, Уш на имя детинушка Поваренин, По прозванью детина Торокашко-вор. Он блиско к царю да подвигаицсэ, А блиско царю поклоняицсэ: 50. «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Ты позволь-ко-се мне нонь слово сказать, И за слово ты мош меня сказнить-повесити!» — «И говори-ко ты, детина, що те надобно!» — «И как не в далечом, далечом в Соломи-городи 55. И у того же царя у Соломана А-й ес<т>ь же цариця Соломанида; А статным она статна и умом свёрсна, А умом-то свёрсна да полна возроста, А личём она бела — да быф как белой снек<г>, 60. У ей ясны-то очи — как у сокола, А черни-ти брови — как два соболя, А ресницьки у ей — да у сиза бобра, А походочька у ей была по<а>винная, А тихая речь да лебединая... 65. Веть можно будёт назвать-то царицэю, Тут можно тому да поклонятисе, Будёт можно кому да покорятисе!» Говорит-то тут Василей-от Окуловичь: «Уш ты глупой ты детинушка Поваренин, 70. По прозванью детина Торокашко-вор! Ишше как это можно у жива мужа жона отнеть? И как это можно?.. Не позволяицсэ!» Говорит-то тут детинушка Поваренин: «Ише по́ло у жива мужа жона отнеть! 75. И ты сострой-ко-се мне-ка ноньче три карабля; Ты на карабли сади да по три дерева; А на дерева ты сади птиц райскиих, Щобы пели они да песни царскии, Звеличали царя да Василия Окуловича!» 80. Ишше тут-то Василей прироздумалсэ. Он состроил-де нонь да веть три карабля И да на карабли садил да по три дерева, А на дерева садил птиц как райскиих: А поют они нонь да песни царскии, 85. Звеличают прекрасного царя да Василия Окуловица. А на корабли грузил товары-ти заморскии И фсяки напитки-ти разныи. И отобраласе их дружинушка хоробрая, Становиласе дружинушка на карабли, 90. Отправилась дружинушка за морё А ф то царсво к Со́ломану[36]. Повалила-то дружинушка хоробрая, Становиласе дружинушка хоробрая Що на тех же на черных бо́льших караблях, — 95. Он даёт где-ка весть по фсёму городу. И да дошла эта весть до царицы до Соломаниды: «Уже есь товары-ти заморскии, Хорошо-то Поваренин торгуёт нонь!» Как приходит-то цариця Соломанида. 100. Как примаёт Торокашко царицю-ту: Во-первых он заводит в светлы светличи Да на те же на больших черных караблях, Он доступно к царици подвигаицсэ, Он садит-то ею́ да за дубовой стол 105. А за те же напитки-ти крепкии, Уш крепкии напитки заморскии. И как подвыпила царица Соломанида, И стала царица-та похажывать А заморски товары-ти просматривать. 110. А на ту пору детинушка догадлив был: Отвалил-то детина за синё морё. И ходила царица-та по караблю, Осмотрела она фсе товары заморскии. Как вышла она да на палубу, 115. А скричела она да громким голосом: «Уш што же, купечь, да это делаёшь?» — «Ты не бойсе, царица Соломанида[37]; Я везу-то тебя да во замужество За прекрасного царя да за Василья Окуловичя!» 120. А на это царица не соглашаицсэ, Прямо в воду она да спускаицсэ. Ишше начял детина уговаривать: «И ты не бойсе-тко, царица: это фсё пройдёт!» И тут-де царица согласиласе. 125. Привалило где нонь да три карабля. А дают они знать да прекрасному царю И как выводят царицю на сыру землю И как понравилась цариця Василью-ту: А да статным она статна была, умом свёрсна, 130. А умом ле она сверсна да полна возроста, И личём она бела — да быф как белой снек<г>, У ей ясны-то очи — как у сокола, А черны-ти брови — как два соболя. И да пошли где они да во Божью церкофь, 135. Уже принели да закон Бо́жьей. Пошло пированьё да бал-почесьён стол. А тепере Торокашко-вор во славушки: Он достал веть царичю из-за моря. Хватилсэ тут царь Соломан-от, 140. Он собралсэ-де да своей силою Он на те же на своих черных караблях И отправилса где нонь да за молодой женой. А он становицсэ где не поблис<з>ку; Выходила ёго веть силушка на землю, 145. Становила шатры белополотняны. Уш хитрой-от, мудрой Соломан был, И он крепко-де своей силы наговариват: «В первой как я сыграю ф турей рок<г>, — Уш вы бытьте у мня да во снаряде* фсе. 150. И спешите вы да скоро-наскоро! Во фторой я рас сыграю как ф турей рок, — Уш вы бытьте у мня да блиско-наблиско! Я ф третей рас сыграю как в турей рок, — Уш вы бытьте у мня да при моих глазах!» 155. А пошол-де Соломан во Чернин-горот: Он по городу идёт да фсё каликою А (к) прекрасному царю да на высокой дом. А дома царя не случилосе, А уехал он ф полё за охотами. 160. А заходит-то калика на высокой дом А во те же во светлы-ти во светлицы: А лежит-то царица при постелюшки. Да скрычала тут калика громким голосом Ишше ту милостину Христа ради. 165. Ото сну тут царица пробужаицсе В одной тоненькой беленькой рубашецьки — Опознала-то царица лицо знакомоё: «И ты прости-ко меня, царь, да в первой вины. Увезли веть меня да на караблях, 170. Я хотела спустицьсе во синё морё, — Не спустили меня да во синё морё И вывезли меня да на сыру землю; И приняла веть я да закон Божии. Голову у мня руби, хоть саму казни!» 175. В эту пору, в это времецько царь приежжат. Да тут не́куда Соломану деватисе: Тут не выскочыш и не выпренёш, — Тут замкнула царица во крепкой ящик. А прекрасной царь Василей-от Окуловичь 180. Он заходит-де нонь да светлы светличи, Со любой-то жоной он розговарывал. Уш и фсё они про фсё протолковали где, — Говорит-то цариця Соломанида (А сама она сидит да на ящики!): 185. «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Ише што бы тепере стал как делать ты, Кабы привёлса ноньче у мня Соломан-царь?» Отвечаёт прекрасной царь Василей-от Окулович: «Я бы взял-де ёго да за белы руки, 190. Чёловал бы ёго в уста сахарные И садил бы ёго да за дубовой стол!» Да на то-де царица да догадлива: Отмыкаёт она да сундук крепкие, Выпускаёт она царя Соломана. 195. Говорит-де царь Василей-от Окуловичь: «А сказали, ты, царь, да хитёр-мудёр, — А сидиш где ты да у молодой жоны? У молодой-то жоны да пот<д> подолом ты!» И тут прекрасной царь Василей Окуловичь 200. Да скрычал он, звопел да громким голосом: «Уш вы слуги, мои слуги вы верныи! Вы подите-тко, слуги, во чисто полё, Уш вы делайте виселицу высокую, Вы свяжите-тко нонь две петёлки, 205. Вы ведите-тко Соломана в чисто полё, Вы повесьте ёго как во петёлку!» И как пошли ети слуги во чисто полё, Они зделали виселичю высокую, А повесили они как две петёлки. 210. А прекрасной царь Василей на кореты едёт; А Соломан-от царь как пешком идёт, А сам из речей да выговарыват: «Уш передьни-ти колёса веть конь тенёт, А задьни-ти колёса к чому идут[38]?» 215. А да приехали они как до виселицы; И да приказыват прекрасной царь Василей Окуловичь А повесить царя как во петёлку И да во ту же веть петлю да во шелковую. Воспроговорил царь-от Соломан-от: 220. «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Ты позволь-ко мне ноньче в рог зыграть, Во тот же рок как во турей рок!» А взыграл-то Соломан в турей рок: У Соломана сила шшевелиласе, 225. А блиско-то сила подвигаицсэ. А ступил как Соломан на второй ступень, Ише тут-то Соломан воспроговорил: «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Ишше дай мне зыграть да во турей рок» 230. Говорит-то цариця Соломанида: «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Не давай-ко играть ты во турей рок!» Говорит-то Василей-от Окуловичь: «Ничего, ты играй да во турей рок!» 235. Как взыграл-то Соломан в(о) фторой након, — Зашумела-то дубравушка, темны леса: Подвигаицсэ сила блиско-наблиско. А ступил-то Соломан на третей ступень, Спроговорил царь Соломан-от: 240. «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Ты дозволь-ко-се мне да сыграть-де во турей рок Мне те(пе)рече да при кончинушки, При кончинушки да веку долгого!» Говорит-то царица Соломанида: 245. «Ты прекрасной царь Василей Окуловичь! Не давай-ко играть да во турей рок!» Веть дозволил взыграть да Василей-от: «Ты взыграй-ко тепере последней рас<з>!» Как взыграл царь-от Соломан-от, 250. А взыграл и где как во турей рок, — Как накрыла-то силушка великая: Обостала-опседлала веть досуха. Тут повесили царичю во петёлку; Потхва(ти)ли пре(кра)сного царя да Василия Окуловица; 255. Добралисе они до вора где, И ко(то)рой мок<г> укрась и царичю где, Тут и делали петёлку шелковую И повесили да Торокашка где. После этого-то времени славы поют, 260. А славы-ти поют да в старинах скажут.

Потрухова Анна Васильевна

Анна Василъевна По́трухова — крестьянская девица дер. Дорогой Горы, Дорогорской волости, 35 лет, среднего роста, хромает на одну ногу. Теперь она живет с глухим старым отцом и старухой матерью у женатого брата. У них есть мелочная лавка. Анна понятлива и отличается любознательностью. Она сама очень любит старины, сказки и другие произведения народной словесности, вследствие чего раньше платила знатокам их деньги, чтобы они ей пели и рассказывали. Любит она послушать и чтение книги. Она пропела мне восемь старин: 1) «Козарин Петрович» (молодость, отъезд в поле и освобождение сестры), 2) «Братья-разбойники и их сестра», 3) «Мать князя Михайла губит его жену», 4) «Соловей Блудимирович и Забава Путятисьня», 5) «Сухмантий Одихмантьевич», 6) «Потык», 7) «Алеша Попович освобождает Киев от Тугарина» и 8) «Старина о льдине и бое женщин и небылица». Первую и четвертую старины она выучила от тетки; вторую от дорогорской старухи, ходившей по Пинежскому уезду и собиравшей там милостыню; третью от старухи из дер. Жуковой Горы (в 13 верстах выше Дорогой Горы по р. Мезени). Кроме того, она знала еще старины: 1) «Василий Буслаевич», 2) «Дунай» (здесь обычно говорят — «Женитьба Владимира», но также называют старину и про Данила Игнатьевича (Ловчанина)), 3) «Васька-пьяница» (по здешнему «Туры»), 4) «Хотен Блудович», 5) «Чурило и неверная жена» и 6) «Сорок калик со каликою». Этим старинам она научилась от матери Василия и Андрея Тяросовых, которые ей родня (вероятно, это и есть та тетка, от коей идут первая и четвертая старина). Так как эти старины я имел уже в этой редакции от Василия и Андрея Тяросовых, то не стал записывать их опять у ней. Она слыхала и ранее знала также старины: 7) «Данило Денисьевич» (Игнатьевич) и 8) «Поездка Алеши Поповича с Екимом Ивановичем в Киев», но теперь она не могла их припомнить. Наконец, она слыхала из книги про Садка. Отличаясь понятливостью и любознательностью, она приобрела навык в напевах и размерах старин. По ее словам, она слыхала старину «Мать князя Михайла губит его жену» от старухи рассказом, а не в пении, но мне она ее пропела (с рассказа я ничего не записывал). В дер. Тимшелье я узнал, что будто бы про Ивашку-белую рубашку (или епанчу), т. е. сказку о Еруслане Лазаревиче, поют стариной и эту старину должны знатъ в Дорогой Горе. В последней, когда у меня были Андрей Тяросов, Артемий Петров и Анна, я спросил их, не знают ли они этой старины. Андрей и Артемий сказали, что этой сказки стариной не поют; а Андрей прибавил, что «слов» (стихов) десятка два можно бы сложить, но всю трудно (хотя я не просил их складывать, раз не поют ее стариной). Анна же утверждала, что она певала раньше про Еруслана стариной, но петь отказывалась по недостатку, будто бы, времени (я сомневаюсь, чтобы она пелу эту сказку, но возможность такого явления допускаю). Я записал у ней напевы первых шести пропетых ею старин.

328. Козарин Петрович (молодость, отьезд в поле и освобождение сестры)

(См. напев № 16)

А со вецора-та было со тихого: От оцця, от матушки было от хитрого, А-й было ю<у> Петра, гостя торгового, — Да рожалосе цадышко малешенько, 5. Що малешенько цадышко синешенько, Молодыя Козарин-от Петрович же. Ишше стал же Козарин как веть трёх годоф, Ишше стал он ходить да фсё на юлицю; Он играт-то, фсё ходит да не по-доброму: 10. Он какого же робёнка да хватит за руку, — У того же робёнка да руку ёторвёт; Он како(го) же робёноцька хватит за ногу, — У того же робёнка ногу оторвёт; Он какого же робёноцька вперёт пехнёт, — 15. Он того же робёнка да жывота лишит. Ишше тут-то мужыкам да за беду стало, За великую досадушку показалосе; Да приходят ко Петру, гостю торговому, Приходят они да фсё веть з жалобой. 20. Отец-мати ёт Козарина ётпиралисе: «Да у нас не было не вора да не розбойницька, Не такого же шыша* да подорожного!» Уш тут стал же Козарин да лет семнаццати; Ишше стал же Козарин да фсё на возрости, — 25. Да есён сокол как бутто на возлети. Ише стал он просить да благословленьиця: «Уш вы ой еси, батюшко дак матушка! Ишше дайте-тко мне да благословленьицё Ишше съездить-то мне-ка да во цисто полё!» 30. Отець-мати Козарина розговарывали: «Ишше ты-ко-се, наше цядышко, малёшенько; Ты годами, нашо, да молодёшенько!» — «Даите́ же — поеду; не даите́ — поеду!» — Отец-мать благословлели да сами плакали: 35. «Не видать-то нам рожоного больше дитятка, Да по имени Козарина Петровица!» Да не видели поески да молодецькое, Только видели: во цистом поле курева стоит, Курева та же стоит, да дым столбом валит. 40. Да после Козаринова было да бываньица Да родиласе Козарину да родна сестрица, Отец-мати Козарина поминают же; Она стала у их да фсё выспрашывать: «Уш вы ой еси, батюшко да матушка! 45. Ишше были ле дети да впереди меня?..» — «Ишше был у нас Козарин-от Петровичь же, Да уехал Козарин да во цисто полё!» — «Уш вы ой еси, батюшко да матушка! Ише дайте-тко мне да благословленьицо: 50. Я пойду искать родимого-то братёлка, Да по имени Козарина Петровица!» Да затопила тут мамушка-та баёнку; Да <о>на мыла красну девицу веть в баёнки, Уцёсала у ей да буйну-ту голову 55. Дорогим гребешком да рыбьей костоцьки, Уплёла же у ей да трупцяту косу; Она золотом косу да перевивала, Она жемьцюгом косу да изнасадила; Да сама она косы да приговаривала: 60. «На позор ты, руса коса, достаниссе, Уш ты злым-ле тотарам да на потарзаньё, Ише злым-ле поганым да на поруганьё!» Да пошла же красна девица по цисту полю, Розошла́се она да во черне́н шатёр: 65. Да сидит во шатру да три тотарина. Уш тут-то красна девушка заплакала: «Да вецор мамушка да посли баёнки Да уцосала у мня да буйну-ту голову Дорогим гребешком да рыбьей костоцьки, 70. Уплётала у мня да трупьцяту косу; Она золотом косу да переви́вала, Она жемьцюгом косу да изнасадила; А сама мати косы да приговарывала: “На позор ты, руса коса, достаниссе, 75. Уш ты злым-ле тотарам да на потарзаньё, Ише злым-ле поганым да на поруганьё!”» Да тотарин девицю да розговарыват: «Ты не плаць, не плаць, красна руська девиця / да полуняноцька; Ишше зафтро ю нас да веть уш дел будёт; 80. На первой пай насыплём да красного золота, На другой пай насыплём да скатного жемцюга, Да на третей пай поставим тя красную девицю; Да в жеребью-ту-ле мне-ка, дефка, выпадёш, Ты в балажненно мне-ка да ты достаниссе, — 85. Я возьму тибя взамуш за брата за большого: Будёш ключьниця да коробейниця, Ты во фсей же семьи будёш розряцциця*, Ты розряцциця во фсей семьи укатцица*!» Пушше старого красна девиця заплакала: 90. «Как у вас у Ёрды-земли неверное Как не требуют не середы, не пятьници Да не светла Христова да воскрисеньиця, — Да едят-то мясо да кобылятину, Кобылятину мясо да жеребятину!» 95. Да другой тотарин девицю розговарыват: «Ты не плаць, не плаць, девиця да полуняноцька; Да и зафтро у нас да юш дел будёт; Да на первой пай насыплём циста серебра, Да на фторой пай насыплём да красного золота, 100. Да на трете́й пай поставим да красную девицю; Да в жеребью ту-ле мне-ка, дефка, выпадёш, Ты балажмянно мне-ка да ты достаниссе, — Я возьму замуж за брата за большого: Будёш клюцьниця да коробейниця, 105. Да во фсей же семьи да будёш розряццица, Да розрядциця будёш укацциця, Будёш ключьниця да коробейниця!» А-й пушше старого красна девиця заплакала: «Да ю вас у Ёрды-земли неверное 110. Да не требуют не середы, не пятьницы Да не светла Христова да воскрысеньиця, — Да едят-то фсё мясо да кобылятину Да кобылятину мясо да жеребятину!» Да третьей тотарин девицу розговарыват: 115. «Да не плаць, не плаць, девиця да полуняноцька; Ишше завтро у нас да юш дел будёт; Да на первой пай насыплём да красного золота, Да на фторой пай насыплём да скатного жемчуга, Да на третей пай поставим да красную девицю; 120. Да в жеребью ту-ле мне-ка да, дефка, выпадёш, Ты балажмянно мне-ка фсё достаниссе, — Да вцерасе у мня сабелька не южынала, Да сёгодни-то сабля не ёбедала, Да и за́втро-то са́бёлки пои́сть даю́, 125. Я поисть даю сабёлки, позафтрокать!..» Да не туця туцицьсе, не гром гремит, Да не гусей, не лебедей стадо нале́тывало, — Да приехал Козарин да ис циста поля. Да розмахнул-то Козарин да как чернен шатёр; 130. Он первого тотарина хватил за руку, — Да у того же тотарина руку ёторвал; Он другого тотарина хватил за ногу, — Да у того же тотарина ногу ёторвал; Да он третьёго тотарина фперёт пехнул, — 135. Да он того же тотарына жывота лешыл. «Уш ты ой еси, девиця да веть красная! Ты бери-тко, тибе да цёго надобно!» — «Нецого мне-ка не надобно тотарьскоё, Мне тотарскоё не надобно — жидофскоё: 140. Да и как бы попасть да во свою землю, Да во свою-ту землю да к оццю, к матушки!» — «Ты садись-ко, девиця, да на добра коня, — Я свезу-то тебя да во свою землю!» Да садилась девиця да на добра коня, 145. Да поехали они да во свою землю. Да стал он у девици да фсё выспрашывать: «Ты какого же города, какой земли? Ты цьёго же оцца да цьей же матери?» — «Ис того же я города Чернигова; 150. Я того же Петра, гостя торгового; Я пошла искать родимого-то братёлка, Я по имени Козарина Петровиця! Ты какого же города, какой земли? Ты какого же оцця да какой матушки?» — 155. «Я того же веть города и той земли, Я того же оцця да той же матушки!» Он привёс-то сестрицю ко красну крыльцю. Колотилисе они у шыроких ворот; Не услышили ихны батюшко да матушка. 160. Он оставил сестрицю да на красном крыльци: «Не ходи ты веть больше да не ишши миня!» Уш вышли как батюшко да матушка Да отворили воротецька шырокия: «Ты откуль, цядо, взялось, откуль еви́лосе?» — 165. «Да привёс-то родимой да меня братёлко, Да по имени Козарин-от Петровичь же!» — 167. Пушше старого они да фсе тут плакали.

329. Братья-разбойники и их сестра

(См. напев № 17)

А-й жыла-пожыла да пожыла вдова; А у ей-то у вдовушки было деветь сыноф, А десята была да красная девиця. А ишше фсе братья сестрицю да фсё возлюбили, 5. Возлюбили сестрицю да возна(л)еели*: Да ёдин-от брат — с рук, да другой — на руки. Ишше фсе же эти братьица в(о) розбой пошли. Да жыла-пожыла — да доцерь зростила, Она доць в(о)зростила да замуш выдала 10. За того же купца да за морянина. Да увёс-то морянин моряноцьку за морё. Они год-от веть жили да фсё другой жывут; Они прижили себе да мала детишша, Ишше малого детишша, млада юныша. 15. Да задумала морянка да в гости ехати: «Ты поди-тко, морянин, да на конюшын двор, Выбирай-ко коня да лошадь добрую!» Вот пошол же морянин да на конюшын двор, Он брал же коня да лошадь добрую. 20. Ишше взял он шатёр да бел полотняной. Он садилса морянин да на добра коня, А моряноцьку садил да позади сибя Да и малого детишша ф серёдоцьки. Да и день-от они ехали и другой едут, — 25. Да забрала-то их тут да тёмна ноценька. Да роскинули они да бел тонко́й шатёр, Да и попили-поели да они спать легли. Да не туця же туцицьсе, не гром громит, Да не гусей, не лебедей стадо налетывало, — 30. Да набежало ис циста поля деветь розбойницькоф. Они любимого-то зетёлка на копьи скололи, Они любимого племянницька ф котли сварили, Да родиму сестриценьку ф полон взели. Они попили-поели да уже спать легли. 35. Да восемь тут розбойницькоф фсё спят-храпят; Да девятой-от розбойницёк не спит, живёт Да и фсё-то у моряноцьки выспрашываёт: «Уш ты коёго города, коей земли? Ты какого же оцца да какой матушки?» — 40. «Ис того же я ис города ис Киева. Там жыла-пожыла да пожыла вдова, Да у этой у вдовушки было деветь сыноф, Да десята я была да красная девиця; Да и фси братья сестрицю да как возлюбили, 45. Возлюбили сестрицю да возналеели: Да один-от — с рук, да другой — на руки. Да и фси же эти братьиця во розбой пошли; Да жыла-пожыла вдовушка — миня зростила, Она зростила да взамуш выдала 50. Да за того же купца да за морянина; Да увёс-то морянин меня за морё. Да уш мы год-от жыли да фсё другой жывём, — Уш мы прыжили сибе да мала детишша, Мала детишша да младого юныша. 55. Я задумала веть ехать да в гости к матушки: “Ты поди-тко, морянин, да на конюшын двор, Ты бери-тко коня да лошадь добрую!” Тут пошол же морянин да на конюшын двор, Ишше брал-то коня да лошадь добрую; 60. Да садилса морянин да на добра коня, Да меня-то садил да позади сибя Да и малого детишша ф серёдоцьки. Да мы день-от ехали, друго́й едём, — Да забрала-то веть нас да тёмна ноцэнька; 65. Да роскинули же мы да бел тонкой шатёр, Уш мы попили-поели да уш как спать легли; Да не туця же туцыцьсе, да не гром громит, — Да набежало вас ис циста поля деветь розбойницкоф...» Тут скакал розбойницок на резвы ноги: 70. «Вы ставайте-тко, братьица родимыя! Мы не ма́лу-ту шу́тоцку нашу́тили, Мы не малу-ту гре́зоцьку нагрезили; Мы любимого-то зетёлка на копьи́ ско́лоли́, Мы любимого племенницька в котли сварили, 75. Мы родиму-то сестрыцэньку во полон взели!» 76. Тут скакали фсе розбойницки на резвы ноги...

330. Мать князя Михайла губит его жену

(См. напев № 18)

Поехал Михайло-молод княс<з>ь Во цисто полё гулять; Уехал — у матушки / не бласловилсэ; Он женилсэ — не спросилсэ; 5. Привёс молоду кнегину своей матушки родимой: «Уш ты матушка родима! Возьми молоду кнегину, Веди в горници высоки, 10. Во повалышши широки; Уш ты пой-корми кнегину Трёма слаткими мёдами, Россыпныма сахарами!» Ёму — матушка родима: 15. «Ты поехал — не бласловилсэ; Ты женилсэ — не спросилсэ!» Тут задумал Михайло-молод княсь Во цисто полё гулять. Он у матушки бласловилсэ: 20. «Уш ты матушка родима! Возьми молоду кнегину; Уш ты пой-корми мёдами, Россыпныма сахарами!» Тут уехал Михайло-молод княсь, 25. Тут уехал во цисто полё гулять. Ёго молода кнегина Во горницях высоких, Во повалышшах шыроких Уливаласе слезами. 30. Ёго матушка родима Не успе́ла спро́води́ти, — Парну баёнку топила; Серой камень нажыгала, Серой камень со огнями, 35. Со сыпуцыми искрами — Звала молоду кнегину В парну баёнку помыцсэ. Пошла молода кнегина В парну баёнку помыцсэ — 40. Заливаласе слезами: Его матушка родима Его молоду кнегину Повалила на брусцяту белу лафку Ко кошесцяту окошку; 45. Серой камень нажыгала — На белы́е груди клала... Выжыгала из утробы Она малого младеня; Пелёнала она младеня 50. Как во пелёны персцяты, Как во поясы шолковы. Молоду кнегину / она валила В белодубову колоду Она со малым со младенём, 55. Наводила на колоду / трои обруци железны; <О>на спустила как колоду Во синё морё Алы́ньско. У Михайла ёго конь-от подопнулсэ: Ёго ноги подломились. 60. Он зацюл, що дома неладно... Он домой назать приехал, Бежал в горници высоки, Во повалышши шыроки: «Уш ты матушка родима! 65. Где же молода кнегина?» — «Твоя молода кнегина Она го́рда и спешли́ва: Она пойдет-то — не ска́жыцьсэ, Прыдёт-то — не спро́сицьсе; 70. Твоя молода кнегина У суседа на беседы!» Он киналсэ и бросалсэ Фсё к суседу на беседу, — Нету молодой кнегины 75. У суседа на беседы. Он киналсэ и бросалсэ К своей матушки родимой: «Уш ты матушка родима! Где же молода кнегина?» — 80. «Твоя молода кнегина Придёт она — не спро́сицсэ; Пойдёт она — не скажыцьсе, — Во горьницях высоких, Во повалышшах шыроких!» 85. Он киналсэ и бросалсэ Фсё во горници высоки, Во повалышши шыроки — Не нашол свою кнегину. Он киналсэ и бросалсэ 90. Ко своим же слугам верным: «Уш вы ой еси, слуги верны! Где же молода кнегина?» Отвечали слуги верны: «Твоя матушка родима 95. Не успела тя спроводити, — Парну баёнку топила; Серой камень нажыгала Со огнями, со сыпуцима искрами; Звала молоду кнегину 100. В парну баёнку помыцсэ. Пошла молода кнегина В парну баёнку-то мыцьсе — Заливаласе слезами: Твоя матушка родима 105. Твою молоду кнегину Повалила на бл(р)усцяту белу лафку Ко ко[с]шесцяту окошку, — А на белы-ти на груди Уш как клала серой камень 110. Со огня́ми, со сыпуцима искрами... Выжыгала из утробы Она малого младеня; Пелёнала она младеня Она во пелёны персцяты, 115. Що во поясы шелковы. Она клала молоду кнегину В белодубову колоду Она со малым со младенём, Наколацивала на колоду 120. Трои обруци железны; <О>на спускала как колоду На синё морё Алыньско!» Тут Михайло молод княсь Он киналсэ и бросалсэ, 125. Ишше брал же шелкоф невод, Ишше брал свои слуги верны. Он перву тоню закинул, — Не попала тут колода; Он другу тоню закинул, — 130. Ишше мимо перебросил; Он третю́ тоню закинул, — Тут попала ёму колода. Он сколацивал с колоды Трои обруцы железны; 135. Он смотрел же во колоды Свою молоду кнегину, Сво́я ма́лого младе́ня... Наколацивал на колоду Трои обруци железны; 140. Он спускал эту колоду Во синё морё Алыньско, — Он киналсэ и бросалсэ Ишше ззади за колодой, Он бросалсэ за колодой 145. Во синё морё Алыньско. Тут остались слуги верны... Его матушка родима по колен в грези бродила: «Грех я тяшкой согрешыла, 150. Тры душы я погубила: Перву душеньку безгрешну, Другу душеньку безвинну, 153. Третью душу понапрасно!»

331. Соловей Блудимирович и Забава Путятисьня

(См. напев № 19)

А з-за моря, моря было Дунайского Выбегало из-за носу да триццать караблей, Ишше триццать караблей да без одного карабля. Да один-от карапь да изукрашон хорошо: 5. Ишше нос-то, корма да по-звериному, Ишше хоботы-ти мецёт да по-змеиному, Ишше вместо оцей врезано по камню да самоцветному, Вместо бровей прибивано по соболю-ту черному. <О>не прибегали ко городу ко Киёву, 10. Становились они ко пристани корабельнии. Выходил-то тут Соловей Блудимирович; Он на князеве(ы)х слух да́рыл золотой грывной, Он на князя-та Владимера черныма соболями И матушку кнегину да крупьцятой камкой. 15. Ишше князю-то подароцьки приглянулисе, Ишше матушки подароцьки прилюбилисе. Говорыт-то тут Соловей Блудимировичь: «Уш ты ой еси, батюшко Владимер да стольнёкиевской! Мне позволь-ко во улицю во Колачникову 20. Прям того прям терема Запавина Поставить-то мне-ка да высок терем!» Соловей же матушки понравилса; Говорит-то она князю Владимеру: «Пушшай живёт Соловей Блудимировичь 25. Да во тех полатах да белокамянных Да и пьёт-то, веть ест с нами с одного блюда!» Говорит-то Владимер да стольнёкиевской: «Уш ты ой еси, Соловей Блудимировичь! Ты живи-тко-се во наших полатах белокамянных». 30. Говорит-то тут Соловей Блудимировичь: «Да у мня-то семья да несурядлива!» Он позволил ёму ставить во улици Колачьников(ой) Прям того же прям терема Запавина. Одной ноци поставил да Соловей Блудимирович три терема; 35. Они по верьху-ту да ишше вместях свились. Пробудиласе Запава-та Путятисьня, Проходила она по терему высокому Да смотрела в-окошецьк(о) кошисьцято: Да що жа во улици Коласьниковой 40. Ишшо що жа за свецька горит, Що за свецька горит, да за цветок цветёт?» Да сряжалась она в платьё-то цветноё, Да брала-то она слуги свои верныя, Да пошла она во улицу Коло(а)сьникову. 45. Заходила вона да по новым сеням, По новым-то сеням да ко первым дверям; Припадала она ко терему высокому: Ишше ф том же терему да ишше громко говорят. Говорит-то Забава да доць Путятисьня: 50. «Ишше быть-то Соловьёвой-то семьи несуря́дливой!» Проходила она да по новым сеням, По новым-то сеням да ко фторым дверям; Припадала она к терему высокому: Ишше ф том терему да шопотком говорят. 55. «Ишше быть-то веть тут Соловьёвой матушки!» Проходила она да по новым сеням, По новым-то сеням да ко трет(ь)им дверям: Ишше тут-то веть уш да соловьи поют, «Ишше быть-то тут Соловью Блудимировицю!» 60. Брала-то ёна да двери за скобу, Розмахнула ёна да двери на пяту — Да садилась на порог да она жопою. Говорит-то тут Соловей Блудимировичь: «Да сказали, Забава-та хитра-мудра, 65. Нам сказали, Забава да оцунь хоробра; А за́право Забавы да глупей не нашол!» Говорит Забава да доць Путятисьня: «Уш ты ой еси, Соловей Блудимировичь! Мне казалось, у тебя да фсё по-небесному!» 70. Ишше брал-то он ей да за белы руки, 71. Он садил за столы-ти за дубовыя.

332. Сухмантий Одихмантьевич

(См. напев № 20)

Во стольнём было городи во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера Заводилось жырованьицё-почесьён пир. Ишше были на пиру фси веть князья-бояра, 5. Ишше были сильни могуцыи богатыри. Ишше фсе на пиру да напивалисе, Ишше фсе же на цесном да наедалисе; Ишше фсе на пиру да приросхвастались: Ишше сильний-от хвастат да сильней силушкой, 10. Да богатой-от хвастат да золотой казной, Да и глупой-от хвастат да молодой жоной, Неру(а)зумной-от хвастат да родной сестрицэй, А и умной-от хвастат да старой матерью. Ишше князь-от Владимер-от ходит по грынюшки, 15. Он серебряныма скобками принашшалкиват, Он злаченыма перснями да принабрякиват Да и русыма кудрями да принатряхиват. Уш фсе же на пиру да пьяны-весёлы, Да и фсе же на пиру да приросхвастались. 20. Говорыт-то княсь Владимер да стольнекиевской: «Уш ты што-же, Сухмантей да Одихмантьевич, Ты не пьёш же, не еш, сидиш, не кушаеш, Уш ты белой-то лебёдушки не рушаёш, Да нецем ты, Сухмантьюшко, не хвастаёш?» — 25. «Да у мня нецим у молоцца похвастати: Да и нету у мня да золотой казны, Да и нету ю мня да молодой жоны, Ишше нету у мня да родной сестрицы, — Только есь у мня да сильня силушка!» 30. Говорыт-то княсь Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Сухмантей да Одихма(н)тьевичь! Уш ты съезди, Сухмантьюшко, ко Непры-реки, Привези ты мне, Сухмантьюшко, птицю-гарлицю!» Срежалса Сухмантьюшко ф путь-дорожечьку, 35. Он отправилса Сухмантьюшко ко Непры-реки. Приежжал-то Сухмантьюшко ко Непры-реки. Как Непра-река тецёт да не по-старому, Не по-старому тецёт да не по-прежному: Как вода-та с песком да сомутиласе: 40. За ей стоят-то тотаровья поганыя. Они днём-то мостят мосты калиновы, — Ишше ноцью Непра-река повыроёт. Уш тут-то Сухмантей да Одихман(т)ьевиц Вырывал-то он дубинушку цяжолую, 45. Он поехал на тотаровей поганых же: Вперёд-от махнёт — да улицэй валит, Он назат-от махнёт — да валит плошшадью. Он перебил-то он тотаровьей поганых же, Он не мало, не много — да сорок тысиц же. 50. Приежжал-то он ко князю да ко Владимеру. Да стрецят князь Владимер да стольнекиефьской Да он со сильнима с могучима богатырьми: «Уш ты ой еси, Сухмантей да Одихмантьевичь! Ты привёс ле то мне-ка да птицю-гарлицю?» 55. Говорит ёму Сухмантей да Одихмантьевичь: «Уш ты ой еси, батюшко Владимер, княсь стольнекиевской! Ишше мне-то же молоццю не до того было. Да Непра-та тецёт не по-старому, Не по-старому тецёт да не по-прежному: 60. Да вода-та с песком да сомутиласе: Там стоели тотаровья поганыя. Они днём-то мостили мостики калиновы, А ноцью Непра-река повыроёт. Уш я вырывал-то дубинушку цяжолую; 65. Перебил-то я тотаровьей поганых же, Да их не мало, не много — да сорок тысицэй!» Да богатыри на (так) Сухмантьюшком посмеелисе. Да говорит-то князь Владимер да стольнекиевьской: «Да не пустым ле ты, Сухмантьюшко, фсё хвастаёш? 70. Да не пустым ли, Сухмантьюшко, похвалеиссе?» Посадил-то Сухмантья да ф тёмны подгребы; Сам посылал-то Добрынюшку Мекитица, Посылал-то Добрыню да ко Непры-реки Да ко Непры-то реки да попроведати. 75. Поежжал-то тут Добрынюшка Никитичь же. Приежжал-то Добрыня да ко Непры-реки, — Он увидял дубинушку цежолую... Лёжат-то тотаровья поганыя, Их не мало, не много — да сорок тысицэй. 80. Он приехал ко князю да ко Владимеру: «Уш ты батюшко Владимер да стольнекиевской! Не пустым-то Сухмантьюшко веть хвастаёт, Не пустым-то Сухмантей да похвалеицсэ; Как у матушки да у Непры-реки 85. Да лёжит-то дубинушка цежолая, Да лёжат-то тотаровья поганыя, Да не мало, не много, да сорок тысицэй!» Выпускал-то он Сухмантя да Одихмантьевичя, Он дарыл-то ёму много да злата-серебра. 90. Да говорыл ёму Сухмантей да Одихмантьевичь: «Мне не надобно твоё злато-серебро, — Уш на приезди-то гостя не уцёстовали, На поезди-то гостя да не уцёстовать!» Он фтыкнул копьё да в мать сыру-землю, 95. Он порол у сибя да груди белыя, Ишше сам проговорыл да таковы слова: 97. «Протеки от моей крови горюцэй да фсё Сухмант-река!»

333. Потык

(См. напев № 21)

Поежжал-то Потык Михайлушко да сын Ивановиц Да во Орду, в землю да он неверную. Да садилса Михайлушко дак на добра коня. Да не видели поески да богатырьское; 5. Только видели: в цистом поли курева стоит, Курева-то стоит, да дым столбом валит. Не путём-то он ехал да не дорогою, — Да церес те же он стены да городовыя, Да церес те же он веть башонки наюгольния; 10. Да приехал в Орду-землю неверную. Да он бил-топтал Орду-землю неверную; Он красно-то золото катил телегами, Он красных-то девушок табунами; Он выбрал сибе в замужесьво Марью-королевисьню. 15. Он привёс-то ко князю да ко Владимеру, Да весёлым они пирком да они свадёпкой. Да и матушка кнегина да была сватьей же. Они клали-то заповедь великую: «Да которой умрёт, другому жыфком лекци!» 20. Уш тут выслушала Опраксия-королевисьня. Поежжат-то Потык Михайлушко да сын Ивановиц Он на вёшны на тихи да он на заводи Он стрелет-то гусей-лебедей да перелетных серых утоцёк. Да уехал тут Потык Михайлушко сын Ивановиц 25. Он на вёшны на тихи да он на заводи. Тут егова Марья-королевисьня приставилась. Настрелял он гусей-лебедей да перелетных серых утицэй, Да приежжал он с вёшной со тихой да он со заводи. Да стрецят ёго Опраксея-королевисьня: 30. «Уш ты ой Потык Михайлушко да сын Ивановиц! Да приставилась Марья твоя да королевисьня; Уш я цюла же у вас, да клали вы заповедь великую: “Да который помрёт, другому жыфком лекцы”». Ходил-то Михайлушко во кузницю; 35. Он ковал-то веть прутьё железно же: Да и три-то он прута да ишше железных же, Да и три-то ишше прута да оловянных же, Да и три-то ишше прута да он веть медных же. Да выкапывали Михайлушку тёмной подгрёп 40. Да и сорок-то сажон да в шырыну же веть, Ише сорок-то сажон да в долину же веть. Звали попа-та, оцця духовного; Зарывали тут Потыка Михайлушка сына Ивановица Со своей же со Марьей да королевисьней 45. Да песком-то хрящом ёго засыпали, Завалили каменьём да ишше серым же Да заклали-то плитьём ёго железным же. Да и тут-то Михайлушку славы поют: «Не бывать-то Михайлушку да на белом свету, 50. Не видать-то Михайлушку да свету белого!» Потухла зоря-та да как вецерьня же, — Да соскакивали з гробници обруци железны же, Выставала тут Марья-королевисьня. Да на ту пору Михайлушко ухватциф был; 55. Он светил-то свещи да воскуяровы, О(н) брал шемьци-ти[39] да фсё калёны же, Ей захватывал в шемьци-ти да фсё калёны же, Он сек-то ей прутьём-то железным же, Он сек-то, обломал фсё до рук прутьё. 60. Уш стала зоря-та веть как утрянна, — Ишше пала тут Марья да во гробницу же, Тут наскакивали обруци железны же. Ишше стала потухать да зоря вецерьня же, — Да соскакивали ёбруци железны же, 65. Выставала тут Марья да из гробницы же. Да на ту пору Михайлушко ухватциф был; Да светил-то он свещи да воскуяровы, Да и брал-то шемьци-ти да он калёны же, Он захватывал Марью да королевисьню, 70. Да и сек-то он прутьём да оловянным же, Он до рук-то фсё прутьё да обломал же веть. Ише стала зоря-та да уш как утрянна, — Уш тут пала Марья да во гробницу тут, Да наскакивали обруци железны же. 75. Потухала зоря-та да как вецерьня же, — Выставала тут Марья да из гробницы-то, Да соскакивали обруци железны же. Да на ту пору Михайлушко ухватциф был; Да светил он тут свешши да воскуяровы, 80. Да и брал-то шемьци-ти да он калёны же, Да захватывал свою Марью да королевисьню Да и сек-то ей веть прутьём медным же, Да обломал-то он да до рук же фсё. Да и тут-то да ёму Марья да змолиласе: 85. «Некогда больше не буду да так веть делать же!» Заревел-то тут Михайлушко да по-звериному, Зашипел-то Михайлушко да по-змеиному, Засвисте(л)-то Михайлушко по-соловьиному. Да уцюли тут малы-ти ребята же, 90. Що ревёт-то тут Потык Михайлушко да сын Ивановиц. Побежали они ко князю да ко Владимеру: «Там ревёт-то ф тёмном подгребы Потык Михайлушко да сын Ивановиц!..» Пошол же княсь Владимер к попу, оццю духовному. Выпускали Михайлушка ис тёмна подгреба; 95. Ише прозвали «Марья Безсмёртна же!» Тут задумал Михайлушко ехать на тихи на вёшны да он на заводи Он стрелеть-то гусей-лебедей да перелетных серых утоцёк. Он уехал на вёшны на тихи да он на заводи. Тут приехал Вахрамей да Вахрамеевиць 100. Да взял силою у князя у Владимера, Увёс силою Марью-ту Безсмёртну же. Да приежжаёт-то Потык Михайлушко да сын Ивановиць Он со вёшной со тихой да он со заводи. Да стрецят-то ёго матушка кнегина Опраксея-королевисьня: 105. «Уш ты ой еси, Потык Михайлушко да сын Ивановиць! Приежжал-то Вахрамей да Вахрамеевиць Да увёс у тя Марью да Безсмёртну же!» Да скорёхонько Михайлушко сра<я>жаицсэ, Да круце того Михайлушко снарежаицсэ. 110. Говорит ему матушка кнегина Опраксея-королевисьня, Да говорит-то ёму батюшко Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Потык Михайлушко да сын Ивановиц! Ты не езди ззади за Вахрамеём да Вахрамеевицом: Потеряш ты свою да буйну голову!» — 115. «И две смерти не будёт, и без одной не миновать. Ишше малы-ти рибята миня дразнить будут: “Ишше здорово жинилсэ, да тибе не с ким спать!..”» Да и брал-то Михайлушко добра коня, Да и брал-то копьё да долгомерноё, 120. Да и брал ише сабёлку он вострую, Ишше взял-то он палоцьку буёвую; Да скорёхонько скакал он да на добра коня. Да не видели поески да молодецькоей; Да только видели: ф цистом поле курева стоит, 125. Курева-та стоит, да дым столбом валит. Не путём он пуехал да не дорогою, — Да церес те же он стены да городовыя, Да церес те же новы башонки наюгольния. Ехал он по полю-то цистому, 130. Да наехал-то он да на сырой же дуп, — Да у сыра-та дуба да и лютая змея да и тут привязана. Он хотел ссекци у змеи-то да буйны головы; Да и тут-то змея-то да ёму змолиласе: «Уш ты ой еси, Потык Михайлушко да сын Ивановиц! 135. Не секи ты у меня да буйны головы, Отвяжи ты меня да от сыра дуба; Да велико добро да я и зделаю!» Да отвязывал Михайлушко змею-то да от сыра дуба. Да поехал он по полю-то цистому, 140. Да наехал Михайлушко на бел тонкой шатёр. Да заревел-то Михайлушко да по-звериному, Да зашыпел-то Михайлушко да по-змеиному, Да засвистел-то Михайлушко по-соловьиному. Да услышила Марья да тут Бесмёртна же 145. Да срежаласе в платьё да Вахрамеёво, Выходила ёна да из бела шатра Да садиласе да на добра коня, Да брала она копьё да долгомерноё Да съежжаласе с Потыком Михайлушком сыном Ивановицом. 150. Да кони у их да розбежалисе; Да и копьеми ёни да столконулисе, — Да она вышыбла Михайлушка да из седла-та вон. Да соскакивала да со добра коня, Тут брала Михайлушка да за русы кудри, 155. Привязала Михайлушка да ко сыру дубу, Да взяла-то у Михайлушка добра коня, Да садилась с Вахрамеём Вахрамеевицом на добрых коней. Да поехали ёни по полю-ту цистому. Да ползёт-то змея-та да как веть лютая — 160. Перелизала опутинки шелковыя. Да отскакивал Михайлушко да от сыра дуба, Да фперёт-то веть он да ище отправилсэ. Ишше шол веть он да по чисту полю, — Да стоит-то же тут да бел тонкой шатёр. 165. Заревел-то Михайлушко да по-звериному, Зашипел-то Михайлушко да по-змеиному, Засвистел-то Михайлушко (да) по-соловьиному. Да услыхала тут Марья Бесмёртна же; Выходила тут Марья да из бела шатра — 170. Овёрнула Михайлушка да серым камешком. Ишше тут-то Михайлушку славы поют: «Не бывать-то Михайлушку да на белом свету, Не видать-то Михайлушку да свету белого!» Да отправились во царьсво да Вахрамеёво. 175. Да идёт-то тут Михайлушку крестовой брат, — Да на камешки потпись была потписана: «Тут лёжит-то фсё Потык Михайлушко да сын Ивановиц». Выздымал-то он камешок выше лесу-то стоячево Да пониже ён облацька ходяцёво, — 180. Он бросал-то на матушку сыру землю: Да и надвоё камешок роскололса же. Говорыт-то тут Потык Михайлушко да сын Ивановиц: «Ише долго я спал, да уш веть скоро стал!» Говорыт-то ёму тут как да крестовой брат: 185. «Ты дородно бы спал да вечно проспал бы тут!» Говорит-то тут Михайлушку крестовой брат: «Не ходи-ты-ко ты, Потык Михайлушко да сын Ивановиц, Да во то же во царьсво да Вахрамеёво: У тя ссекёт же Вахрамей да буйну голову!» 190. Не послушал крестового названа брателка, Он пошол же во цярьсво да Вахрамеёво. Он приходит во цярьсво да Вахрамеёво Да заходит в полаты да белокамянны. Да стрецят ёго Марья-та Бесмёртна же: 195. «Уш ты ой еси, Потык Михайлушко да сын Ивановиц! Да куды же веть я да тя девать буду? Да приедёт Вахрамей да Вахрамеевиц — Да ссекёт у тебя да буйну голову!» Да закинула пот перинушку пуховую. 200. Да приехал Вахрамей да Вахрамеевиц. Говорит-то тут Марья-та Бесмёртна же: «Уш ты ой еси, Вахрамей да Вахрамеевиць! Кабы был эт<т>а Потык Михайлушко да сын Ивановиц, Ише що над им да стал делать-то?» 205. Говорыт-то Вахрамей да Вахрамеевиц: «Я отсек бы у ёго да буйну голову!» Схватывала перинушку пуховую, — Тут увидял Вахрамей да Вахрамеевиц Ише Потыка Михайлушка сына Ивановиця. 210. Он хватал-то веть сабелку-ту вострую, Он хотел секци у Михайлушка да буйну голову. Говорит-то ёму Потык Михайлушко да сын Ивановиц: «Уш ты ой еси, Вахрамей да Вахрамеевиц! Это не цесть-то, хвала твоя молодецькая; 215. Ты роскуй меня на стенушку городовую, Тода пойдёт-то твоя цесть-хвала молодецькая». Росковал он на стенушку городовую Ише Потыка Михайлушка сына Ивановица. Да поехали гулеть да с Марьей Бесмёртной же 220. Да гулеть по Михайлушковой смерти-то, Да уехали уни да ф цисто полё-то. Да была у Вахрамея да Вахрамеевиця, Была доци-та Марфа да Вахрамеёвна. Говорыт-то ей Потык Михайлушко да сын Ивановиц: 225. «Уш ты ой еси, Марфа да Вахрамеёвна! Ты сойми меня со стены да городовоей, Я возьму-то тебя да фсё в замужесьво». Да сымала со стены ёго городовое, — Уш брал тут Михайлушко д(о)бра коня, 230. Да и взял-то сабёлку ту вострую, Да поехал в сугон да во цисто полё. Да наехал Михайлушко их во белом шатри — Да ссек-то он у их да буйны головы; Да отсек-то у ей нос веть з губами: 235. «Человала ты тотарына поганого!» Да отсек-то у ей да руку правую: «Обнимала ты тотарына поганого!» Да россек-то он их на мелки ре́чики[40] Да россеял-розвеял да по цисту полю 240. На потарзаньё их да птицькам-пташицям, На пограеньё их да черным воронам. Да приехал Михайлушко в Вахрамеёво царство же, 243. Да он взял-то в замужесьво Марфу Вахрамеёвну.

334. Алеша Попович освобождает Киев от Тугарина

Да и едёт Тугарин-от да Змеёвиць же, Да и едёт Тугарин да забавляицсэ; Впереди-то бежат да два серых волка, Два серых-то волка да два как выжлока; 5. Позади-то летят да два черных ворона. Да и едёт Тугарин да похваляиццэ: «Уш я город-от Киев да во полон возьму, Уш я Божьи-ти церкви да фсе под дым с(п)ушшу, Уш я руських богатырей повышыблю, 10. Да и князя-та Владимера в полон возьму, Да кнегину Ёпраксею с собой возьму!» Приежжал-то Тугарин да в стольней Киев-град, Приежжал-то ко князю да ко Владимеру. Да стрецят-то ёго батюшко Владимер да стольнекиевской 15. Да со матушкой кнегиной Опраксией-королевисьней. Заводилось пированьё да тут поцесьён стол. Да собиралисе фси князя и фсе бояра. Тут несли как Тугарина за дубовой стол, — Да несло двенаццэть слуг да веть уш князёвых 20. Да на той же доски да роззолоцёной. Да садилса Тугарин да за дубовой стол, Да садиласе матуш(к)а кнегина Ёпраксея-королевисьня. Да принесли-то веть как да лебедь белую. Она рушала матушка Ёпраксея лебедь белую 25. Да юрезала да руку правую; Тот же Тугарин-от Змеевиць же Да целком-то зглонул да лебедь белую. Да сидел-то Олёшенька Поповичь же Он сидел-то на пецьки да на мурафцятой*, 30. Он играл-то во гусли да ярофцятыя*, Да и сам-то Олёшенька-то надсмехаицсэ Да нат<д> тем нат<д> Тугарином Змеёвицём: «Ише ю нас-то у дядюшки была корова старая; Да и охоця корова да по поварням ходить, 35. Да и охоця корова ёловину[41] исть; Да оловины корова да обжораласе. Да тебе-то, Тугарин, будёт така же смерть!» Да уш тут-то Тугарину за беду пришло, За великую досаду да показалосе, — 40. Олёшу стрелил он вилоцькой серебряной. Да на ту пору Олёшенька ухватциф был, Да ухватил-то ён вилоцьку серебряну. Да и говорит-то Тугарин-от Зм(е)ёвич же: «Ише хош ле, Ёлёшенька, я жыфком схвацю; 45. Ишше хош ли, Ёлёшенька, я конём стопцю, Я конём-то стопцю да я копьём сколю?..» — Да по целой-то ковриги да кладёт на щоку. Да сидит-то Ёлёшенька Поповичь же, Да сидит-то на пецьки да на муравляной 50. Да играт-то во гусельци в ярофцятыя, Да сидит, нат Тугарином насмехаицсе: «У нас у дядюшки была собака старая, Да охоця собака да по пирам ходить, Да и косью собака да задавиласе; 55. Да тибе-то, Тугарин, будет така же смерть!» Да и тут-то Тугарину за беду пришло, Да за великую досаду да показалосе; Да ухватил-то ён ножицёк булатной же. Да ён стрелил Ёлёшеньку Поповица. 60. Да на ту пору Ёлёшенька ухватциф был, Да ухватил-то ён ножыцёк булатной же. Да говорит ёму Тугарин-от да Змеёвиц же: «Ишша хош-то, Ёлёшенька, жыфком схвацю; А хош-то, Ёлёшенька, конём стопцю, 65. Да конём-то стопцю да я копьём сколю?..» Да сидит-то Олёшенька Попович же Да сидит-то на пецьки да на муравляной, Он играт-то во гусли да ярофцятыя, Да сидит-то, нат Тугарином насмехаицсэ. 70. Да тут-то Тугарину за беду пр(и)шлось, За великую досаду да показалосе. Да бежал тут Тугарин да веть вихрём вон <Из>-за тех же столов да он дубовых же, Из-за тех же напиток да розналицьные, 75. Из-за тех же есфов сахарных же: Ишше звал-то Ёлёшу да ехать во цисто полё. Ишше тут Олёшенька не трусливой был: Да и брал-то коня да лошадь добрую, Да взял-то он сабёлку-ту вострую, 80. Ишше взял-то он палицю буёвую, Да брал он копьё да долгомерноё. Выежжали с Тугарином на цисто полё. У Тугаринова коня да крыльё огнянно, Да летаёт-то конь да по поднебесью. 85. Говорит тут Олёшенька Попович же: «Нанеси, Бох, бурсацька*[42] — да цяста дожжицька!» Нанесло тут бурсацька — да цяста дожжицька. Тут спускалса у Тугарина конь да ис поднебесья Да на матушку да на сыру землю. 90. Говорит-то Ёлёшенька Поповиць млад: «Уш ты ой еси, Тугарин да Змеёвич же! Огленись-ко назат: там стоит полк богатырей!» Оглянулса Тугарин Змеёвич же. Да на ту пору Ёлёшенька ухватциф был: 95. Ухватил-то он сабёлку-ту вострую Да и сек у Тугарина буйну голову. Да тут-то Тугарину славы поют. Он россек-то ёго на мелки речеки, Он россеял-розвеял да по цисту полю 100. Да черным воронам да на пограеньё, Да птицькам-пташицям да на потарзаньё; Да Тугаринову голову да на копьё садил Да повёс-то ей да ф стольней Киёв-грат А-й князю Владимеру ф подароцьки. 105. Да привёл(с) он ко князю да ко Владимеру, Да говорит тут Олёшенька Поповиц млад: «Да уш ты ой еси, Владимёр, княсь стольнекиевьской! Ты возьми-тко Тугаринову голову да и ф подароцьки; Да хош, рубахи буць[43] да и пиво вари!» 110. Уш тут-то князь Владимер да возрадовалса, — Дарыл-то Ёлёшеньку подароцьками, Да подарками дарыл его великима; 113. Ишше взял-то Ёлёшеньку во служеньицё.

335. Старина о льдине и бое женщин и небылица

А-й было во городи во Туеси: Да стояла лединушка кнегиною. Да стояла-то лединушка с Христова дни, А с Христова дни ледина да до Петрова дни; 5. Да о Петрове дни лединушка ростаяла. Да не стало во городи управителя: Да невески да деруцсэ да з золофками Да буёвыма палками — мутофками, Да тугима луками да самострелами. 10. Ише это же цюдышко не цюдноё, — Ише видял я цюдышко цюдней того: Да и сын-от на матери дрова везёт, Да и родну-ту матушку принастегиват, Да молоду-ту жону да приодярживат: 15. Ишше ну же, пону, да родна матуш(к)а! Ишше трпру же, трпру, да молода жена!..» Ишше ето же цюдышко не цюдноё, — Ише видял я цюдышко цюдне того: Ише белка собаку да в леси лаяла! 20. Ише это же цюдышко не цюдноё, — Да и видял я цюдышко цюдне того: Да по цистому полю да фсё карапь бежыт, Ишше темны-ти лесы да вицевой[44] идут! Да это же цюдышко не цюдноё, — 25. Да и видял-то цюдышко цюдне того: Да под поднебесью да как недветь* (так) летит, Он и ношками да принамахиват Да коротким хвостом да принаправливат! Ише это же цюдышко не цюдноё; 30. Ише видял я цюдышко цюдне того: По синёму морю да жернова несёт, Да и в жапки[45] собака муку жабала*! Это же цюдышко не цюдное, — Ише я видял же цюдышко цюдне того: 35. Ише видял я, да как ёвин горит, Безголосой-ёт да на пожар крыцит, 37. Да безрукой-безногой да заливать бежит!..

Тяросов Илья Андреевич

Илья Андреевич Тяросов — крестьянин дер. Дорогой Горы Дорогорской волости, 37 лет, среднего роста. Он женат и имеет детей, живет бедновато. В пьяном виде он груб, дерзок и нахален. Василию и Андрею Тяросовым он племянник. Я записал у него две старины: 1) «Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем» и 2) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь». Кроме них, он знал, но плохо, еще старины: 1) «Бой Добрыни с Дунаем» и 2) «Оника-воин»; поэтому (а также потому, что эти старины, кажется, восходят с пропетыми Василием Тяросовым старинами к одному источнику) я не стал их записывать, чем навлек на себя его неудовольствие (я также не стал снимать его, как ему хотелось). Пропетые старины он знал твердо; вторую пропетую им старину он выучил в избушке на р. Вижасе. Поет он грубым, резким голосом. Я у него записал и напевы обеих старин (вторую он пел вместе с Андреем Тяросовым и Артемием Петровым).

336. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем

(См. напев № 22)

А-й на горах, на горах было на окатистых, На окатистых горах было на шоломистых Там стоял-ли, постоял да тонкой бел шатёр. Во шатри где лежат тут добры молоццы: 5. Во-первых старый казак да Илья Муромец, Во-фторых-то Добрынюшка Микитиц млад, Как во-третих Олёшенька Поповиц млад. А-й що на утрянной было да ранной зорюшки, На восходи-то было красного солнышка 10. Выходил-де старой да из бела шатра; Он смотрел где, гледел ф подзорну трубочку Как на фсе же четыре кругом стороны. Он завидял-ли на поли наезницька: Уш как едёт наезник по чисту полю, 15. Уш как едёт наезник, потешаицсэ: Он правой рукой мечот копьё по поднебесью, А левой-ле рукой да фсё потхватыват; А ён на заставу на крепку не приворачиват, — А юш как едёт-ле прямо да ф крашен Киев-град. 20. А-й заходил-де старой да в тонкой бел шатёр, А-й говорил-де старой да таково слово: «Уш вы ой еси, братьица мои крестовыя! Уш вы що же вы спите да чево думаете? Уш наехал на нас да супостат велик, 25. Супостат-де велик да доброй молодец; Не путём-ле он едёт, не дорогою, Не дорогою едёт, не воротами!..» Говорил-де старой да таково слово: «Уш ты ой еси, Олёшенъка Поповичь млад! 30. Поежжай-ко, Олёша, попроведай-ко!» Ой скорешенько Олёшенька срежаицсэ: Со постелюшки Олёша поднимаицсэ, Он свежой водой ключавою умываицсэ, Тонким белым полотенцом утираицсэ. 35. И надевал-ле он латы фсё кольцюжныя, Уш брал-ле доспехи молодецкия, Выходил-де Олёша из бела шатра, Он свистел-де коня да из чиста поля. Уш как конь его бежит — да мать земля дрожит. 40. Он уздал-ле, седлал да коня доброго, Он накладывал седёлышко черкальскоё, Он застегивал двенаццэть потпруг шолковых, А тринаццату потпругу — черес хребётну кость. Столько видели: Олёша ф стремяна ступил, 45. А не видели: Олёша как на коня скоцил. А-й не видели: Олёша как ф стремяна ступил, Только видели: ф поли курева стоит, Курева где стоит, да дым столбом валит. Наежжал он удала да добра молоцца; 50. Закричал-де Олёша по-звериному, Зарычал-де Олёша по-туриному, Засвистел-де Олёша по-соловьиному, — Уш как едёт молодец да не огляницсэ; А-й юш как едёт молодец да потешаицсэ: 55. Он правой рукой мечот копьё по поднебесью, А левой-ле рукой да фсё потхватыват; Уш как сам-ле из речей да выговариват: «Уш-ле еду молодец да ф крашен Киев-град; Уш я Божьи-ти церк(в)и да фсе под дым спушшу, 60. А святы Божьи́ иконы да копьём выколю; Уш как князя Владимера жыфком зглону, А Опраксею-кнегину да за себя взамуш; У богатырей головушки повырублю, А головушки на копьица повысажу!» 65. А-й на правом плечи его сидел млад есён сокол; На левом плечи сидел да тут белой креча́т; Фпереди его бежит да два серых волка, Два серых-де волка да два как выжлога*. Уш как тут же Олёша приужакнулсэ: 70. Повёрнул-де коня да фсё <в> обратной путь Да поехал Олёшенька г белу шатру. Подъежжаёт Олёшенька близёшенько, Да соскакивал с коня да он скорешенько, Да идёт-де Олёша да ф тонкой бел шатёр. 75. Говорил-де Олёша таково слово: «Уш вы ой еси, братья фсё крестовыя! Уш едёт молодець — да не моя чета, Не моя где чета да не моя верста! Наежжал я удала да доброго молоцца; 80. Уш как едёт молодец да розговарыват: “А юш-ле еду молодец да ф крашен Киев-град; Юш я Божьи-ти церкви да фсе под дым спушшу, А святы Божьи иконы да копьём выколю; Уш я князя Владимера жыфком зглону, 85. А Опраксею-кнегину да за себя взамуш; У богатырей головушки повырублю, А головушки на копьица повысажу!”» Сомутились у старого оци ясныя, Росходилисьу старого ручьки белыя, 90. Загорела во старом да тут горяча крофь, Зашипело во старом да ретиво серцо. Как скорешенько старой да тут срежаицсэ: И надевал-ле он латы фсе кольцюжныя, Уш брал-ле доспехи молодецкия, 95. Удевал-ле он шляпу фсё-ле греческу; Выходил-де старой из бела шатра, Он свистел-де коня да ис чиста поля. Уш как конь его бежыт, — да мать земля дрожыт, Уш как лесы-ти тёмны пригибаюцсэ, 100. Как в озёрах вода да колыбаицсэ. Он уздал-ле, седлал да коня доброго. Он накладывал седёлышко черкальскоё, Он застегивал двенаццать потпруг шолковых А того же нынь шолку полубелого, 105. А тринаццату потпругу — черес хребётну кос<т>ь. Уш как сам седёлышку приговарывал: «Уш не для-ради басы, а ради крепости, Уш как ради опору молодецкого, — Не оставил бы конь да во чистом поли, 110. Не пришлось бы молоццу да мне пешком брести!» Столько видели, старой как ф стремяна ступил, А не видели, старой как на коня скочил; А не видели поески молодечькое, Только видели: во поли курева стоит, 115. Курева где стоит, да дым столбом валит. Да поехал старой да по чисту полю, Наежжал-ле удала доброго молоца; Закричал-де старой да по-звериному, Зарычал-де старой да по-туриному, 120. Засвистел-де старой да по-соловьиному. Уш как тут же молодец да приужакнулсэ, Повернул-де коня да фсё обратной путь. Говорил-де молодечь да таково слово: «Ты лети-тко от меня, да млад есён сокол; 125. Вы лети-тко[46] от меня, да фсё белой кречат; Вы бежите от меня, да два серых волка, Два серых вас волка да два как выжлога!» А уш как съехались они да на чистом поли, На чистом где поли да добры молоццы. 130. Уш как первой рас<з> съехались саблеми вострыма, — А от рук их руковятки загорелисе, По насадоцькам сабельки свёрнулисе. Во фторой они рас съехались копьеми вострыма, — И от рук руковятки да загорелисе, 135. По насадоцькам копьиця свернулисе. Соскочили удалы да со добрых коней, Уш как бьюцсе-деруцсэ да трои суточки, По колен они в землю ю<у>топталисе. По Сокольничкову нонь было по счасьицу, 140. Уш по старому было да по злочесьицу Окользила у старого ручька правая, Окатилась у старого ношка левая, Уш как пал-де старой на сыру землю. Да скочил-де Сокольник на белы груди; 145. Он ростегивал латы фсе кольцюжныя, Вынимал он цинжалишшо, булатной нош: Уш как хочот пороть да груди белыя, Уш он хочот смотреть да ретиво серцо. А уш как тут же старой да фсё возмолилсэ: 150. «Уш ты Спас, ты Спас да Многомилос(ти)в, Присвятая Мати Божья, Богородица! А-й как сказали-ле: старому смертъ не писана, Как не писана смерть на чистом поли!» Уш как тут у старого да силы прибыло; 155. Да скоцил-де старой да на резвы ноги, Он кинал-ле Сокольничка на сыру землю, Он ростегивал латы фсё кольцюжныя; Он и хочот пороть да груди белыя, Он и хочот смотреть да ретиво серцо. 160. Уш увидял-де на груди ноне чуден крест, Ой как чюден-ле крест да его собственной, Уш как стал-ле молоцца да фсё выспрашивать: «Ты откуда, молодець, да куда едёш? А-й ты коей же земли да коего царя? 165. Да которого оцца, которой матери?» Уш как тут же молодець да отвечат ему: «Уш я был же у тя да на белых грудях, — Я не спрашивал не имени, не вотчины, Я не спрашивал отечества-молодечества: 170. Я порол бы у тя да фсё белы груди, Я смотрел бы у тя да ретиво серцо!» Уш как спрашивал старой да во фторой након. Уш как спрашивал старой да во третей након. А-й говорил-де удалой да таково слово: 175. «От т(о)го же я моря да моря синёго, От того же от камешка от Ла́т(ы)ря, А я от той же от дефки от Златыгорки; А-й м<н>е по имени зовут да фсё Сокольницёк; Уш мне же Сокольницьку двенаццать лет!..» 180. Поднимал-де старой да за белы руки, Целовал-де его в уста сахарныя А-й называл-ле его да фсё — «любимой сын»: «Уш ты ой еси, Сокольницёк-наезницёк! Поежжай-ко, Сокольницёк, в обратной путь; 185. Уш-ле ты же, Сокольник, малой юныша; Пожыви-тко, Сокольницёк, у маменьки, Ты поеш-ко кашы фсё пшенисьние!» Уш-ле тут-ле удалы прирозъехались. Да поехал Сокольницёк в обратной путь, 190. Уш ехал Сокольник во свою землю Уш как к той же нонь маменьки родимое. Подъежжат-ле Сокольницёк пот<д> свой город, Подъежжат-де Сокольник ко свою крыльцу. Увидала-ле маменька родимая, 195. Выходила стречать да тут Сокольничка. Подават он копьё да не тупым коньцём — Подават-ле копьё да фсё веть матери, Подават он коньцём да фсё вострым концом. Уш-ле тут же нонь матери славы поют... 200. А-й повернул-де коня да фсё в обратной путь, А-й поехал Сокольник по чисту полю. Приежжал-де Сокольник ко белу шатру Да на ту же нонь на заставу на крепкую, — Уш спят-ле удалы да добры молоццы. 205. Заходил-де Сокольник в тонкой бел шатёр, Уш как шарнул Сокольницёк вострым копьём Уш как старому прямо да ноньче в белу грудь. Уш попало-ле старому прямо ф чюден крест; Соскочило копьё да со чюдна креста. 210. Уш как тут же старой да пробужаицсэ, От великого похмелья просыпаицсэ; Да скочил-де старой да на резвы ноги, Уш как брал-ле Сокольницька за русы кудри, Он бросал-де Сокольничка по поднебесью, 215. Поднимал-де Сокольницька — не потхватывал... 216. Уш как тут же Сокольничку славы поют.

337. Васька-пьяница и Кудреванко-царь

(См. напев № 23)

А-й дак шли где туры подле синё морё, А-й дак поплыли туры да за синё морё, Выплывали туры да на Буян-остроф И да пошли по Буяну да славну острову. 5. А-й да настречю туричя им златорогая А златорогая туричя да однорогая, И дак та же турица им родна матушка: «Уш вы здрастуйте, туры да златорогия А златорогия туры да ёднорогия! 10. Уш вы где же были да цёго слышили?» — «Уш ты здрастуй, маменька наша родимая! А-й уш мы были во городи во Шахови, А, восударына, мы были во Ляхови; А-й дак ночью мы шли да чистым полём, 15. А уш мы днём же веть шли подле синё морё. И да случилосе идти да мимо крашен Киев-град А-й мимо ту же нонь церковь воскрисеньскую, — А выходила тут девиця да из Божьей церкви, А-й выносила-ле книгу да на буйной главы, 20. Забродила в Неву-реку по поясу, Она клала-ле книгу на сер горючь камень, А ёна клала, читала да слезно плакала, Слезно плакала девица, да сама вон пошла». — «А-й юш вы глупыя туры мои, неразумныя! 25. А-й не девица выходила — как Богородица; Она книгу выносила да на буйной главы, Она книгу выносила да фсё Евангельё, А забродила в Неву-реку по поясу. Она клала, читала да слезно плакала: 30. Она чюёт нат<д> Киевом незгодушку А великую незгодушку, не малую!..» Поднимаицсэ на Киев да Кудреванко-царь Да с любимым-то зятёлком со Артаком И да с постыглыем*[47] сыном да фсё с Коньшыком. 35. Да у Артака силушки сорок тысичей, И да у Коньшичка силушки сорок тысецей, У самого Кудреванка — да числа-смету нет. Обошли-обостали да крашен Киев-град — А уш как буди сузёмочек лесу тёмного; 40. И да покрыло луну да соньця красного От того же йёт пару да лошадиного, От того же йёт духу да от тотарского. А да на утрянной было да ранной зорюшки И на восходи-то было да красного солнышка 45. А-й выходил Кудреванко да из бела шатра, Да крычал Кудреванко да своим голосом: «Уш вы ой еси, пановья мои, улановья, Уш вы сильния-могучие богатыри, Уш вы фсе же поленицы да приюдалые! 50. Ишше хто же из вас ездит да ф крашен Киев-град, Отвезёт ёрлоки да скорописцаты А-й ко тому же ко князю да ко Владимеру?» А выходило Издолишшо проклятоё, Уш как брало ёрлоки да во белы руки 55. Да уздало-седлало да коня доброго. Только видели: Издолишшо ф стремяна ступил; А не видели: Издолишшо на коня скочил, А не видели поески да молодечькое. Да поехало Издолишшо прямо ф Киев-грат. 60. А не путём оно ехало, не дорогою, И не дорогою ехало, не воротами, — Да скакало черес стены да городовыя А черес те же нонь башонки трехугольния. А-й да приехало Издолишшо ко красну крыльцу; 65. Да соскакивал Издолишшо со добра коня А-й да оставило коня да не привя(за)на А-й не привязана коня да не приказана: Да скорешенько Издолишшо на крыльцо бежыт; А-й да не спрашиват у ворот он приворотничкоф, 70. А-й да не спрашиват у дверей ён не придверничкоф. А-й тут бежит тут Издолишшо прямо в грынюшку А ко тому же к князю да ко Владимеру Да бросало ёрлоки да на дубовой стол; Да бросал он ёрлоки, да сам-ле вон пошол. 75. А дак брал ёрлоки да во белы руки Дак брал тут Владимёр да роспечатывал, А роспечатывал-ле он да головой качал. А собирал тут Владимёр-ле да почесьён пир А-й да про тех же кнезьей, многих богатырей, 80. А-й да про тех же полениць да приюдалые, Да про тех же купцей многих торговые. Дак фсе на пиру да напивалисе, А-й дак фсе на чесном да наедалисе; А-й дак фсе же сидят да пьяны-весёлы, 85. А-й дак фсе же сидят да ёни хвастают: Уш как сильнёй-от хвастат да своей силою, Да богатой-от хвастат да золотой казной, Уш как умной-от хвастат да родной матерью, А безумной-от хвастат да молодой жоной. 90. Дак стал княсь по грынюшки похажывать А-й дак стал из речей да выговарывать: «Уш вы ой еси, пановья мои улановья, Уш вы сильния-могучие богатыри, Уш вы фсе же поленици да приюдалые, 95. Уш вы фсе же купцы многоторговые! Ишше хто же из вас ездит да во чисто полё? Поднимаицсэ на нас да Кудреванко-царь Да с любимым-то зятёлком со Артаком И да с постыглыем сыном да фсё со Коньшыком; 100. Да у Артака силушки сорок тысичей, Да у Коньшычька силушки сорок тысецэй, У самого Кудреванка — да числа-смету нет; Обошли-обостали да крашен Киев-грат. Да не можот ле хто съездить да во чисто полё 105. А пересметить-де силушку неверную А привести пересмету да в крашен Киев-град?» Уш меньшей хороницьсе за средьнёго, Уш как средьней хороницьсе за меньшого, А от меньшого до большого ответу нет. 110. Дак спрашывал Владимер да во фторой након. Дак спрашывал Владимер да во третей након. Из-за тех же ис столов да белодубовых, Из-за тех же из-за скатертей берьчятые, Из-за тех же из-за есв да и сахарные 115. Выставал тут удалой да на резвы ноги, Уш как на имя Добрынюшка Никитичь млад. Говорил тут Добрыня да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимёр да красно солнышко! Ты позволь-ко, княсь Владимёр, да мне слово сказать; 120. А не дозволь-ко, княсь Владимёр, да скоро сказнить Да сказнить-то меня да бити, вешати!» А-й говорил тут Владимер да таково слово: «А-й говори-тко-се, Добрынюшка, що надобно». Говорыл тут Добрыня да таковы реци: 125. «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! Уш ес<ть>-ли-ле[48] у нас да Васька-пьяница; А-й да не можот ле он съездитъ да на чисто полё А пересметить-де силушку неверную А привести пересмету да в крашен Киев-град?» 130. А скорэшенько Владимер да тут сражаиццсэ, А скоре того Владимер да одеваицсэ; Уш взял он Добрынюшку Никитица, Да пошли-де з Добрынюшкой вдоль по городу Да к тому же к чумаку да ко кабаччику. 135. Да приходят они да на цареф кабак, Да заходят они да на цареф кабак; А говорыл тут Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, чумак да ты сидельшичок! Уш нет ле у тя Васьки да горькой пьяничи?» — 140. «А да лёжит на печьки Васька на муравленой!» А потходил от ко печьки да ко муравленой, А-й говорыл тут Владимер да таково слово: «Уш ты стань, востань, Василей да горька пьяница!» Говорил тут Васильюшко таково слово: 145. «Не могу где стать да головы поднять: Да болит-то у мня да буйна голова, Да шипит-то у меня да ретиво серцо, И дак нецим Василью мне оправицсэ, Дак нечим Василью мне опохмелицсэ!» 150. А приказал тут налить да чару зелена вина, А не велику, не малу — да полтара ведра; А подавал он на печьку на муравлену. А принимал тут Василей да единой рукой, А выпивал тут Василей да к едину духу 155. Да повалилсэ на печьку да на муравлену: «А-й не могу где я стать да головы поднять, Да не несут-то меня да ношки резвыя!» Наливал тут Владимёр да во фторой након, Подавал он на печьку да на муравлену. 160. Принимал тут Василей да единой рукой, Выпивал тут Василей да к едину духу. А-й наливал тут Владимёр да во третей након. Выпивал тут Василей да к едину духу А соскакивал со печьки да со муравленой: 165. «Уш я был же старик да девеноста лет, Я тепере молодечь да дваццати годоф!» Говорыл тут Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да горька пьяница! Ты не можош ле съездить да во чисто полё? 170. Поднимаицсэ на нас да Кудреванко царь Да с любимые зятёлком со Артаком Да с постыглые сыном да фсё со Коньшыком; И да у Артака силушки сорок тысичей, И да у Коньшычька силушки сорок тысичей, 175. У самого Кудреванка — да числа-смету нет. Да не можош ле ты съездить да во чисто полё А-й пересметить-де силушку неверную А-й привести пересмету да во крашен Киев-град?..» А-й говорыл тут Василей да таково слово: 180. «Уш нечим-ле ехать да во чисто полё: Уш фся же у мня збруюшка-та пропита, Уш как фсе же доспехи да призаложоны Дак с тем же удалым да добрым конечьком Да не в многи, не в мали — да в сорок тысецах!» 185. А приказал-ле оддать да фсё безденёжно Да тому же чюмаку да фсё седельшычьку. Да пошли-то с Васильём да вдоль по горуду, А заходили с Васильём да на высок балхон Да смотрели с Васильём да во чисто полё 190. Да на ту же на силушку неверную: Обошли-обостали да крашен Киев-грат, Да роздёрнуты шатры да черна бархата; А да замечали шатёр да Кудреванкоф-ле. Уш брал-ле Василей да фсё-ле тугой лук 195. Да натегивал тетивоцьку шолковую, Уш клал он стрелочьку калёную, Уш клал-ле он стрелочьку, приговарывал: «Ты пади-тко-се, стрелочька, не на воду Да не на воду, стрелочька, не на землю, 200. Да лети-тко ты, стрелочька, по поднебесью — Да пади-тко ты, стрелочька, во белы груди Да к тому же царю да Кудреванку-ле!» Полетела тут стрелочька по поднебесью, Дак пала-ле стрелочька во белы груди 205. Ко тому же царю да Кудреванку-ле А да застрелила царя да Кудреванка-ле. Дак фся же тут силушка присмешаласе: Да не стало-ле у их да управителя. Дак брал он Добрынюшку Никитица, 210. Дак брал он ф помошничьки Поповичя. Да поехали удалы да по че<и>сту полю Да во ту же нонь силушку прямо неверную И да заехали во силушку неверную. Дак фперёт они едут — дак валят улицэй; 215. Уш как о́ни повернут — валят переулками: Да прибили-притоптали да фсю веть силушку. А дак тут фся же силушка розмешаласе, По чисту-ле нонь полю да розбежаласе. Да на конях богатыри да прирозъехались 220. Да поехали удалы да в обратной путь — Повезли пересмету да в крашен Киев-град А-й ко тому же ко князю да ко Владимеру. Говорил тут Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да горька пьяничя! 225. Да теперице, Василей да горька пьяница, Да не запёрта тибе да золота казна, Да бери-тко, тибе да што-ле надобно!» Говорил тут Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимёр да красно солнышко! 230. Да не надо-ле мне да золота казна, А лучше дай же мне пить вина безденёжно». Говорил тут Владимер да таково слово: «Уш пей-ко, Василей, да сколько надобно, — 234. Да не запёрт-ле тибе будёт цареф кабак!..»

Потрухова Домна

Домна По́трухова — крестьянка дер. Дорогой Горы, 27 лет. Она замужем и имеет двух малых дочерей; живет рядом с Анной В. Потруховой. Она пропела мне две старины: 1) «Дюк Степанович» (здесь соединение сюжетов двух старин: старины о Дюке и старины о Ставре) и 2) «Бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». Ее старины отличаются своею краткостью сравнительно со старинами других. Кроме того, она еще знала старины: 1) «Дунай», 2) «Васька-пьяница» и 3) «Братья-разбойники и их сестра»; так как они не представляли ничего нового, то я не записывал их. Старинам она научилась у своего отца-старика из Дорогой же Горы. Теперь ее отец живет за рекой в нескольких верстах от Дорогой Горы (немного пониже по течению) в отдельном доме на пустом месте. Сюда он удалился лет 20 тому назад со своей иконой, говоря, что ему было видение (икона, кажется, не хотела находиться среди соблазна). Теперь кое-кто приходит к этой иконе на поклонение. Старины он знает в более длинном виде, чем его дочь, которая подзабыла их теперь.

338. Дюк Степанович (Дюк + Ставёр)

Как у ласкова князя да ю Владимёра Заводилось пированьицо, стол, почесьён пир. Поежжаёт же Дюк да на почесьён пир; Поежжаёт, молода жона ёму наказыват: 5. Вдвоё, втроё она Дюку да наговарыват: «Уш ты ой еси, Дюк да свет Стёпановиць! Ты поедёш же, Дюк, да на почесьён пир, Ты поедёш — молодой жоной не захвастывайсе!» Как поехал же Дюк дак на почесьён пир, 10. Как садили же Дюка да по задьней стол Как на ту же скамейку на саму задьнею. Говорил тут Владимер, княсь стольнекиевской: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодечь! Мы не имени не знам, не вотцины, 15. Не отечесьва не знам, не молодецесьва; Ишше що же, доброй молодець, сидиш — не пьёш, не еш, Ты не пьёш, не еш, молодечь, не кушаёш, Уш ты белой-то лебёдушки не рушаёш, Ты нецем, сидиш, молодечь, не хвастаёш?..» — 20. «Ишше нецим же у мня да будёт хвастати. Да помёлышка у вас да фсё сосновыя, Да лебёдушка-та у вас пахнёт на сосонку, А у миня-то помёлышка серебрянны, Я помёлышка-ти мо́чю да в мёдовой воды; 25. А у миня-то-ле дом даг<к> на семи вёрстах На семи вёрстах дом стоит с половиною, Да круг дому-ту оградоцька хрустальняя, Подворотёнка у Дюка да чистого серебра, Да воротичька у Дюка да красного золота!» 30. Да говорыл-то Владимёр, княсь стольнекиевьской: «Не пустым ле, доброй молодечь, сидиш, хвастаёш? Не можно ле добра молоцца ф тюрьму посадить?.. Поежжайте вы, слуги же, осмотрите!..» — «Поежжайте, берите бумаг вы три воза: 35. Вы описывать будете ровно (т)ри года — Вы опишете ёдну збрую лошадинную!» — Тут и брали же Дюка да за белы руки, Засадили же Дюка да ф тёмны погребы. Поежжали описывать збрую лошадинную, 40. Они брали бумаг-то веть фсё три воза. Как описывали они дак ровно три года — Описали одну збруюшку лошадинную, Да и сами тогды в домой отправлелисе. Да молодая жона ёго догадаласе: 45. «Видно захвасталса Дюк да сын Стёпановичь!» Нарежаласе она в платьи в муськом же фсё; Отправля(ла)се она ко князю ко Владимёру: «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнеки(е)фьской! У вас нет ле такого да доброго молоцьця? 50. Не даите́ ле вы мне-ка ёго подрусьником?» Пошли-то же слуги да ф тёмны погрёбы, Ишше брали ёго да за белы руки Да оддавали ёму да фсё подрусьником. 54. Увёзла она Дюка во своё местишшо.

339. Бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

Поежжаёт Добрынюшка во чисто полё, Поежжаёт, молодой веть жоны наказыват, Вдвоё, втрой-ле он маменьки наговарыват: «Уш ты ой еси, Омельфа да Тимофеёвна! 5. Как пройдёт-ле тому времецьку перва шесть лет, Да пройдёт-ле тому времени фтора шестъ лет, Да минуицсэ времецьку двенаццэть лет, Как тринаццатоё да летицько те(ё)плоё, — После эфтого бываньиця хош вдовой сиди, 10. Хош вдовой ты сиди, хош взамуш поди! Хош за князя поди, хош за боярина, За детинушку поди да ту<о>роватина*, — Не ходи-ко за Олёшеньку Поповиця: Мне Олёшенька Поповиць же крестовой брат!» 15. Как поехал Добрынюшка во чисто полё Он веть бить-то змею да злу пешшорскую. Назлетела змея ёго на синём мори, Ишше хочот Добрыню побить же на синём мори. Говорыл тут Добрынюшка таковы реци: 20. «Уш ты ой еси, змея да зла пешшорская! Уш ты хош же побить меня на синём мори; И ты побьёш же меня дак на синём мори — Да не будёт твоя цесть-хвала молодецькая; Ты побьёш же миня дак на плотной земли — 25. Ишше будёт твоя цесть-хвала молодецькая!» Назлетела змея ёго во фторой након; Назлетела змея ёго во третьей након. Как сидит-то Добрынюшка на плотной земли, На плотной же земли да на крутом бережку, 30. На крутом берешку, на сером камешку; Ише хватил-то Добрынюш(к)а сер горюць камень, Да бросал он ею да в буйны головы. Да злетело у змеи да ровно восемь голоф, И зделалосе з голов дрогоченно каменьё. 35. Ишше стала змея покорна и посло́вная[49]: «Ты пойдём-ко-се, Добрынюшка, ко теплу гнезду». Да пошли-то Добрынюшкой ко тёплу гнезду; У тёпла-та гнезда шивело́м шивелицьсе. Как вымал-то Добрынюшка сабельку-ту вострую, 40. Да отсек-то Добрынюшка веть те две главы Да зажог у змеи дак тёпло гнездышко, Он россеял попёлоцек да по чисту полю... Как во стольнём во городи во Киеви Как у ласкова князя да ю Владимёра 45. Заводилось пированьицо, стол, почесьён пир. Ише фсе-то на пир да собиралисе, Ише фсе-ли на почесьён да соежжалисе Фси пресильни-могучии богатыри; Ише фси на пиру да пьяны-весёлы, 50. Ише фси на чесном пиру приросхвастались. Как один-ле сидит молодец, не пьёт, не ест, Да не пьёт, не ест, молодец не хвастаёт. Говорыл-то Владимер, княсь стольнекиевской: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! 55. Ишше що же ты сидиш, ницего не пьёш, не еш, Ты не пьёш-ле, не еш, молодец, не кушаёш, Ты нецем, седиш, Олёшенька, не хвастаёш?» — «Уш ты батюшко Владимёр, князь стольнекиевьской! Ишше нецим у миня дак будёт хвастати. 60. Ишше фсе у нас во городе поженёны, Ишше красны-ти девушки взамуш выданы; Как один-ле Олёшенька, побе́т[50] хожу, Я побе́т хожу, Олёшенька, нежонат слову!» Говорыл-то Владимёр, княсь стольнекиевьской: 65. «Да кого же, Олёшенька, тибе надобно? Душа красна девиця ле тебе надобно, Але вдова благочестивая тебе надобно?» — «Мне-ка надобно вдова благочестивая, Причесна вдова Ёмельфа да Тимофеёвна». 70. Говорыл-то Владимёр, княсь стольнекиефской: «Уш вы слушайте, князи да многи бояра, Фсе пресильни-могуции богатыри! Как не зря ле Олёшенька седит-древит[51]? Не с огня ле Олёшенька рець говорит? 75. Он веть хоцёт у живого мужа жону отнеть!» Говорыл-то Олёшенька таковы реци: «Уш ты батюшко Владимёр да стольнекиевьской! Уш я был-то вецёр да во чистом поли; Я погрёп-то у Добрынюшки тело белоё, 80. Щобы черны-ти вороны не граели, Щобы серы-ти волки косто́к не та́скали!» Говорил-то Владимёр, княсь стольнекиефской: «Поежжайте за Ёмельфой да Тимофеёвной!» Вдруг не туця туцицьсе, не гром громит, — 85. Как нашли-то, наехали удалы добры молоцци Ко причесной вдовы Ёмельфы да Тимофеёвны. Говорил тут Олёшенька таковы реци: «Причесна вдова Ёмельфа да Тимофеёвна! Ты идёш ли — нейдёш да за меня взамуш?» — 90. «Уш ты ой еси, Олёшенька Поповиц сын! Поежжал-то Добрынюшка во чисто полё, Поежжал, веть мне-ка он наказывал, Вдвоё, фтроё-ле он маменьки наговарывал: “Как пройдёт-ле тому времецьку перва шесть лет, 95. Как пройдёт тому времени фтора шесть лет, Как минуицсэ времецьку двенаццэть лет, Как тринаццатоё да летицько тёплоё, — После этого бываньиця хош вдовой сиди, Хош вдовой ты сиди, хош и взамуш поди; 100. Хош за князя поди, хош за бояра, За детинушку пу<о>ди да ту<о>роватого, — Не ходи-ко за Олёшеньку Поповичя: Как Олёшенька Поповичь да мне крестовой брат!”» Да говорил тут Олёшенька таковы реци: 105. «Ты добром же идёш, дак мы добром возьмём; А ты добром не идёш, дак возьмём силою, Уш мы силушкой возьмём дак богатырьцьскою, А мы поеской повезём да княжеиньскою!» Тогды шевелилсэ у Добрьши на вороту же крес<т>: 110. «Да берут, видно, Омельфу да Тимофеёвну, Ише тот же Олёшенька Поповиць же!» Да поехал Добрынюш(к)а на добром кони, Да поехал Добрынюш(к)а по цисту полю. Приежжаёт Добрьшю(ш)ка ко красну крыльчю, 115. Да заходит Добрыню(ш)ка на красно крыльчё: Как стоит-то Олёшенька Поповичь млад Ишше с той же Омельфой да Тимофеёвной. Говорыл-то Добрынюш(к)а таковы речи: «Уш ты здрастуй, Олёшенька крестовой брат; 120. Те, здорово жанилсэ, да будёт не с ким спать!» Выходила Омельфа да Тимофеёвна: «Уш ты здрастуй, Добрынюшка Мик(ки)тиц сын!» Чёловала ёго-ле уста сахарныя. 124. Он поеской повёс ей да княжоиньцьскою.

Макурина Агриппина Васильевна

Агриппина (народн. Огрофена или Огрофёна) Васильевна Маку́рина, старшая сестра А. В. Потруховой, — замужняя крестьянка дер. Дорогой Горы Дорогорской волости, 50 лет. Она пропела мне старину «Михайло Ильич» (Данило Игнатьевич). Поет она громко. Я записал у ней и напев этой старины. Кроме того она знала еще старины: 1) «Хотен Блудович», 2) «Козарин», 3) «Братъя-разбойники и их сестра» (по-здешнему «Про моряночку»), которые у нее из тех же источников, что и у сестры ее Анны; поэтому я не записал их. Она слыхала также про Кострюка и про Издолиша. Из ее детей подростков я сначала видел (у Анны) ее младшего сына, который говорил, что знает про Микулу Селяниновича. На мой вопрос, не из книги ли он знает, он ответил утвердительно; поэтому я не стал у него записывать. У самой Огрофены я видел ее старшего сына (ему лет под 20). Он говорил, что знает старины: 1) «Микула Селянинович», 2) «Первая поездка Ильи Муромца», 3) «Братья-разбойники и их сестра» и 4) «Василий Буслаевич». Меня интересовала из этих старин только первая, но я не решился записать ее, имея в виду ответ его младшего брата, хотя он сам утверждал, что выучил ее не из книги. Теперь я жалею, что не записал ее на всякий случай.

340. Михайло Ильич (Данило Игнатьевич)

(См. напев № 24)

Що во стольнём было во городи да во Киеви Да у ласкова князя у Владимёра Заводилось пированьицё, почесьён пир, Да про тех же богатырей могуцих-е, 5. Да про тех полениц да приудалых-е, А про тех же купцей-гостей торговых же, Да про фсех-то хресьянушок прожытосьних. Да и фсе на пиру да напиваюцьсэ, Да и фсе на цесном да наедалисе; 10. А и фсе на пиру да приросхвастались: А и глупой-от хвастаёт родной сёстрой, Неразумной-от хвастат да молодой жоной, Да и умной похвастал старой матушкой. Княсь Владимёр по горёнки похажыват, 15. А козловы сапоги да принаскрыпывают, А серебряными латами да принабрякиват, Да злаченыма перснеми да принашшалкиват, Ишше сам таки реци да выговариват: «Уш вы сильни-могуци да фсе богатыри, 20. Уш вы те же купци-гости торговые, Уш вы фсе же хресьянушки прожытосьни! Уш вы фсе у нас в городи нонь поженёны, И красны девушки фсе взамуш повыданы, — Один я князь Владимер как холост хожу, 25. Я холост-от хожу да нежонат слову. Вы не знаете ле мне да хто обручьници: Щобы ростом велика да как лицём бела, У ей черны-ти брови — да два как соболя, У ей ясны-ти оци — два как ясны сокола, 30. Да походоцька у ей была павиная, Тиха рець у ей была бы да лебединая, Да статным бы она статнёшенька?..» И-за той же скамейки да белодубовой Выставал тут Добрынюшка Микитиц-свет. 35. Он и сам говорыл да таково слово: «Уш ты ой княсь Владимёр да стольнекиевской! Ты позволь мне тако да слово молвити, Не моги миня за слово скоро казнить, Ты скоро миня казнить, скоро повесити!» 40. Говорит княсь Владимёр да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц-свет! Говори-тко, Добрыня, що тебе надобно!» — «Що и ес<т>ь во цистом поле глубок подгрёп, Засажон тут Дунаюшко Ивановичь. 45. Он и ездил Дунаюшко по фсей земли, — Не можно ли ёго выпустить на белой свет? Да не знат ле он тебе супротивници?» Говорит тут князь Владимер да стольнекиевской: «Поежжай-ко, Добрынюш(к)а Микитиц-свет, 50. Ты вези-тко Дунаюшка Ивановица!» Тут поехал Добрынюшка Микитиц-свет А за тем же за Дунаём за Ивановицём, Он привёс ёго ко князю да ко Владимёру. Он садил его да за обраной стол, 55. Подавал ему цару да зелена вина, Он и сам у Дунаюшка выспрашывал: «Ты не знаш-ле мне да как обручницы: Щобы ростом велику да мне лицём белу, И черны-ти брови у ей да два как соболя, 60. А ясны-ти оци да как два сокола, А походоцька у ей была бы павиная, Тиха рець бы у ей была лебединая, А статным бы статна она, статнёшенька?..» Воспроговорит Дунай да сын Иванович: 65. «Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской! Ты позволь мне тако же да слово молвити, Не моги меня за слово скоро казнить И скоро меня казнить, скоро повесити. Ес<т>ь во далечём, далечём да во цистом поли 70. Там стоял же шатёр да бел полоттянной, Там жывёт во шатри Михайло Ильиц-от-свет, У ёго ес<т>ь молода жона да Василиста Викулисьня; Она ростом велика да и лицём бела, У ей черны-ти брови — два как соболя, 75. У ей ясны-ти оци — два как сокола, Да походоцька у ей была павиная, Тиха рець же у ей да лебединая!..» Тут проговорит князь Владимёр да стольнекиевской: «Уш ты ой есь, Дунай да свет Ивановиць! 80. Уш ты как же у жива мужа хош жону отнеть?» Воспроговорит Дунай да сын Ивановиць: «Уш ты ой князь Владимёр да стольнекиевской Созовём мы ёго да на поцесьён пир, Напоим мы вином ёго допьяна; 85. И он же жоной да приросхвастаицсе; Мы тогда на ёго накинём службу цяжолую: Мы отправим ёго да во цисто полё За лютым-то зверышшом — да за Буянишшом». Согласилсэ Владимер да стольнекиевской 90. А на те же на реци да Дунаёвы; Отправлял тут Дунаюшка Ивановица, Отправлял же ёго да во цисто полё А за тем же Михайлом Ильицём же свет. Тут приехал Дунаюшко ко белу шатру, 95. Заходил тут Дунаюшко во белой шатёр, Тут кланялса Дунаюшко низёхонько: «Ты по имени Михаило Ильич же свет! Тибя звал-поцитал княсь Владимёр на поцесьён пир». Тут и стал же Михайло срежацьсе на поцесьён пир: 100. Омываицьсе свежой водой ключа́вою, Оптираицьсе тонким белым полотеньцём же. Отправлят ёго Михайла молода жона И сама же ёму да наговарыват: «Ты поедёш, Михайло, на поцесьён пир, 105. Ты не пей зелена вина допьяна, Ты не хвастай же, Михайло, мной веть там: Если ты будёш хвастать, жывому не быть!» Тут поехал Михайло на поцесьён пир И к тому же ко князю да ко Владимёру. 110. Тут приехали ко князю да ко Владимёру. Тут выходит веть князь да на белы сени, Он берёт же ёго за руку за́ праву, Он садит же ёго да за дубовой стол, Оддават же ёму да три веть местицька: 115. «Ишше перво-то местицько по<д>ле́-т[52] князя, А ишше фторо-то местицько — супротиф князя, А ишше третьё-то местицько — куды сам похош!» Тут садилса Михайло супротиф князя. Наливал ёму княсь Владимёр цяру зелена вина, 120. Подносил тут Михайлу Ильицю же свет И сам говорил ёму таковы слова: «Уш ты пей-ко, Михайло, цару фсю до дна!» Уш выпил Михайло цару фсю до дна, Тут стал же Михайло весь пьян ставать 125. И тут же жоной да приросхвасталсе: «Есь у мня веть дома да молода жона, Що негде такой красавицы не обышшыцьсэ!» Говорыл князь Владимёр таковы слова: «Уш ты ой еси, Михайло Ильиц ты свет! 130. Я накину на тебя службу не малую, А не малую служопку, не великую: Тебе съездить Михайлу во цисто полё За тем же за лютым зверём-кабанишшом И вести тебе люта зверя-кабанишша ко мне; 135. Мы тогда веть уш съездим да за твоёй молодой жоной, И тогда у нас поведецце пированьё-столованьё немало же!» Ишше тут же Михайло закручинилсэ, Он пове(си)л свою буйну головоцьку: «Говорила мне веть молода жона, 140. Що по имени Василиста да доць Викулисьня — Не велела мне-ка пить да зелена вина. Не послушал я свою молоду жону!..» Тут поехал Михайло во цисто полё. Тут выходит Василиста да на красно крыльцё 145. И видит: Михайло едёт не по-старому, Не по-старому едёт да не по-прежному: Он повесил свою буйну головоцьку, Потопя же оци ясны да в мать сыру землю. Говорила Василиста да доць Викулисьня: 150. «Уш ты що же, Михайло, запечалилсэ, Запечалилсэ, Михайло, закручинилсэ?» Отвецял тут Михайло молодой жоны: «Уш ты ой еси, моя да молода жона, Ты по имени Василиста да доць Викулисьня! 155. Приказал мне князь съездить да во цисто полё А за тем же лютым зверём кабанишшом; Я слыхом не слыхал про ёго и видом не видал; Уш я где буду брать люта зверя-кабанишша, Уш я как буду имать ёго во белы руки?» 160. Говорила ёму своя молода жона: «Я даю тибе скакунка; спусти — и он о́пскацёт; Я даю ревунка — да он вет<д>ь обревёт; Я даю тибе товда да как шолкоф арг<к>ан: Ты тогда потходи да посмеле к ёму, 165. Ты вяжи-ко-се ёго да на шолкоф арг<к>ан, — Ты веди ёго ко князю да ко Владимёру! Ты тогда не вались с им некуды же спать, Если ты повалиссе, тибе жывому не быть!» Тут поехал Михайло во цисто полё 170. За тем же лютым зверём-кабанишшом И завидял люта зверя во цистом поли. Он и тут же весьма да приужакнулса. Он спускал скакунка — да скакун опскоцил; Он спустил ревунка — да ревун обревел. 175. И тогда люто зверишшо ослушалось[53]. Соходил тут Михайло со добра коня, Подходил же к люту зверю-кабанишшу, Он вязал же ёго да на шелкоф арг<к>ан, — Он отправилса ко князю да ко Владимёру. 180. Накатилась на ёго да сон-дрёмотоцка; Повалилсэ он да оддохнуть на цяс. Тут наехал Дунай да сын Ивановиц И срубил у Михайла буйну голову; Он и брал же люта зверя-кабанишша, 185. Он поехал ко князю да ко Владимёру Он с тем же лютым зверём-кабанишшом. Тут стрецял же княсь Владимёр да стольнекиевской И того же Дуная да со лютым зверём. Говорил тут Дунай да таковы слова: 190. «Уш ты ой княсь Владимёр да стольнокиевской! Теперь смело поежжай да во цисто полё И за той же за Вас(си)листой да за Викулисьней: И теперь у ей мужа да как жывого нет, И пойдёт же она да за тебя взамуш!» 195. Отправлял тут Дуная да во цисто полё И за той же за Ва(си)листой за Викулисьней. Ей омманывал Дунай да сын Ивановиць: «Ты поедём, Василиста, да ко Владимёру, Приежжал тут Михайло ис циста поля 200. И с тем же лютым зверём-кабанишшом!» Засрежалась тут Василиста да на поцесьён пир И к тому же ко князю да ко Владимёру; Снарежаицсэ она да потихошенько, Отправлялась з Дунаём да ко Владимёру, 205. Приежжала ко князю да к шыроку двору. Выходил тут веть князь да на красно крыльцё, Он стрецял Василисту да доць Викулисьну, Он и брал веть ей да под белы руки, Он и вёл веть ею да в грыню светлую. 210. И весьма же ёму да тут пондравилась. Он садил же веть ей да за дубовой стол, Угошшал ей напитками розналисьныма, А кормил ей веть есвами сахарныма И сам ей говорыл да таковы слова: 215. «Уш ты ой еси, Василиста да доць Викулисьня! И я — княсь Владимёр — как холост жыву, Я холост же жыву да нежонат слову; Ты нонь Васи(ли)ста — да молода вдова, Ты нейдёш ле ноньце да за меня взамуш? 220. И нету у тя Михайла живого же: И зашып ёго люто зверишшо-кабанишшо!» Воспроговорит Василиста тут таковы реци: «Не поверю я словам да етим вашим же; Вы свозите-ко меня да во цисто полё 225. А к тому же вы к телу Михайлову; Я увижу сама да как своим глазом, Как ёго-то жывого-то нет, я узнаю сама, — Я тогда же иду да за тебя взамуш!» Повезли Василисту да во цисто полё 230. И к тому же веть к телу Михайлову. Приежжала Василиста да во цисто полё Да увидяла тело своёго мужа. Она фтыкала тут ножыцёк в мать сыру землю, Она тот же веть ножыцёк булатной же, 235. И булатной веть ножыцёк — укладной же, И сама говорила да таковы реци: «<Г>де потухла зоря да ноньце утрянна, — И потухай тут, зорюшка, нонь, вецерьняя!..» Она падала белой грудью на булатной нош — 240. Придала себе Василиста да смёртку скорую.

Тимшелье

Ти́мшелье (т. е. Тимщелье или Тимщелья) лежит на правом, высоком берегу р. Мезени, на 7 верст ниже деревни Дорогой Горы, несколько в стороне от тракта, на самом берегу; оно довольно длинно, но узко; жители его, кроме земледелия и скотоводства, занимаются рыболовством и много зарабатывают на ловле семги в р. Мезени. По дороге из Мезени в Дорогую Гору я проехал мимо Тимшелья и приезжал сюда из Дорогой Горы.

Рычков Алексей Васильевич

Алексей Васильевич Рычков — крестъянин дер. Тимшелья, 57 лет, роста выше среднего, широкоплеч, умен. Он служил лет десятъ в военной службе в Петербурге, где был фельдфебелем в 8-м флотском экипаже. Со службы он вернулся в 1877 году, через 2—3 года женился и теперь имеет много детей. Живет он довольно хорошо. Я записал у него старину «Бой Добрыни с Дунаем». Пел он ее хорошо. Он знает еще старину «Дунай»; у него я не мог записать ее, так как он отправился на сенокос, но я записал ее потом у его брата Степана. Раньше он знал больше старин (кажется: «Ваську-горьку пьяницу» и «Неудавшуюся женитьбу Алеши Поповича»), но в солдатах не пел и позабыл их. Научился старинам он у отца.

341. Бой Добрыни с Дунаем

А-й ездил Добрынюшка по фсем землям Да по фсем же землям, по фсем странам, — А искал-де Добрынюшка поединьшыка, Поединьшыка искал себе супротивника: 5. Не нашол он Добрынюшка поединьшыцька, Поединьшичька сибе он супротивника. А ехал Добрынюшка по чисту полю, И завидял он ф полюшки черной шатёр А черной-от шатёр да рытнобархатной. 10. А у шатра-та стоял веть дубовой столб, В столбе-то колечюшко серебрянно, И у шатра лежит бочька да з зеленым вином, А на бочки лежит чарочька позолочона; А на чары веть потписи потписаны, 15. На серебрянной подрези подрезаны: «Хто не возьмёт этой чары единой рукой, И хто не выпьёт этой чары к едину духу, — А тому веть молоццу да жывому не быть, От того же шатра прочь не отъехати!» 20. А не малая та веть чарочька — ф полтора ведра. А соскакивал тут Добрынюшка со добра коня, Привязал он добра коня к золоту кольцу. И брал он веть чарочьку позолочону, Наливал он эту чарочьку дополна, 25. Принимал он эту чару единой рукой, Выпивал он эту чарочьку к едину духу. И наливал-то Добрынюшка и фтору чару, Принимал веть Добрынюшка единой рукой, Выпивал он эту чару да к едину духу. 30. Наливал Добрынюшка третью чару, Принимал он Добрынюшка единой рукой, Выпивал он эту чарочьку к едину духу. Уш он перву выпил чару — для здравьица, А фторую чару выпил веть — для похмельица, 35. Ишше третью чару выпил — для безумьица. Очи ясны у Добрынюшки смутилисе, Могучи веть его плеча да росходилисе; И за беду пало Добрынюшку за великую: «Бутто нам уш молоццам и ф поли выезду нет?!.» — 40. Ростоптал взял он бочьку з зеленым вином; И ростоптал он веть чярочьку позолочону; И весь прирвал Добрынюшка черной шатёр, Он черной-то шатёр да рытнобархатной; Фсё розвеял-розмётал он по чисту полю. 45. А где бил он, буянил, тут и улёкса спать... А как из далеча, далеча ис чиста поля Ехал веть Дунаюшко сын Ивановичь. Подъежжал как Дунаюшко ко черну шатру, И видит он чюдышко не малоё: 50. И стоял только у столба веть тут доброй конь — И лежит тут веть тулово не малоё; А нету у ево веть черна шатра, И нету веть бочьки з зеленым вином, И нету тут веть чярочьки позолочоной: 55. А фсё прибито и по полю розмётано. У Добрынюшки конь был очунь ласковой; И бил он копытом лошадиныем, И будил он своего добра хозяина. Спит-то Добрыня — не пробужаицсэ. 60. Как подъехал Дунаюшко сын Ивановичь, А розмышлял тут Дунаюшко своим умом: «И сонново мне убить — фсё равно как мёртвово: Веть не честь-хвала мне будёт молодецкая, И не выслуга веть будёт богатырская» 65. Закрычял тут Дунайко да громким голосом: «Ты ставай-ко-се, ставай веть, невежа мой!» Как скочил-то Добрынюш(к)а на резвы ноги, И заскакивал Добрынюш(к)а на добра коня. Тут розъехались рибятушка по чисту полю, 70. Они съехались копьями веть долгомерныма: По насадочкам копья да извернулисе — Некоторой некоторово не ранили, К ретиву-ту серцу раны не придали. И съежжались они саблеми вострыма: 75. Ишше востры-ти сабли ишшорбалисе — Некоторой некоторого не ранили, К ретиву-ту серцу раны не придали. Соежжалисе веть палками буявыма: А палки-ти буёвы да изломалисе — 80. Некоторой некоторово не ранили, К ретиву-ту серцу раны не прыдали. И тянулись церес грывы да лошадиные — И некоторой некоторого не вытянул. Соскочили как рибятушка со добрых коней; 85. Ухватилисе рибятушка плотным боём А плотным-то боём, веть рукопашкою. И возилисе ребятушка цельныя суточьки, И возились ребятушка и други сутки. Как на третьи-то было на суточьки 90. Как ехал во далечом чистом поли И ехал старый казак да Илья Муромець, И ехал Илья веть со товарышшами. И заслышыл он ф полюшки веть сильней потоп*; И соскакивал Илеюшка со добра коня, 95. Припадал веть Илеюшка ко сырой земли, И говорил веть Илейка таковы слова: «Уш ой еси, ребятушки товарышши! А есь веть в чистом поли велик веть топот; Лебы две силушки вмести веть сходицсэ, 100. Лебо два там богатыря съежжаюцсэ; Ишше кто у нас поедёт во чисто полё? Нам послать как двух братьей долгополыех, — Тут ф полах-то веть братья заплетуцца они И потеряют занапрасно веть буйныя головы. 105. А послать как веть Олёшеньку Поповича, — Тот веть силой не силён, очунь напуском смел, — Потеряет занапрасно да буйную голову. Мы поедем-те, ребятушка, уш фсема лучше!» Как поехали ребятушка во чисто полё. 110. И завидял тут Дунаюшко сын Иванович, Говорыл-то Дунайко да таковы слова: «Воно едёт веть мой тут названой брат, Как по имени стар казак да Илья Муромец, — Он пособит мне убить веть неприятеля!» 115. И увидел тут Добрынюшка Микитиц млад; Говорыл-то Добрынюшка таковы слова: «Во́но едёт веть мой тот крестовой брат, А по имени стар казак да Илья Муромец, — И пособит он убитъ мне тотарина!» 120. Подъежжает стар казак да Илья Муромец: «Уш вам Бох помошшь, ребятушка; оп чём бьите́сь, Вы оп чём же бьитесь да оп чём ратитесь?..» Ишше тут-то Дунаюшко росплакалсэ, И стару он казаку да розжалилса: 125. «Уш ты ой есь, веть мой ты названой брат, Ты названой брат, стар казак да Илья Муромец! Я служил у короля веть ляховинского, Я служил у короля равно двенаццэть лет: Ишше три года служил веть я ф предверниках, 130. Ишше три года служил я ф предворотниках, Ишше три года служил я ф портомойниках, Ишше три года служил я ф приключьниках; И подарил мне король веть черной шатёр, И подарил мне король бочьку з зелёным вином, 135. И подарил мне король чярочьку позолочону, Подарил он мне ишше дубовой столб И ф столбу колечушко позолочоно. Как приехал вот Добрынюшка Микитиць млад — Ростоптал у мня бочьку с зеленым вином, 140. Ростоптал у мня чярочьку позолочёну, И прирвал он у мня весь черной шатёр А черной шатёр рытнобархатной, И фсё розвеял-розмётал он по чисту полю!» Говорыл тут стар казак веть Илья Муромец: 145. «Виноват ты, Добрынюш(к)а; голову срублю!» И тут-то Добрынюшка розжалилсэ: «Уш ты ой еси, веть мой ты крестовой брат, Крестовой брат, стар казак да Илья Муромец! Уш я ездил Добрынюшка я по фсем землям, 150. Я по фсем землям и ездил по фсем странам; Искал я сибе поединьшшыка, Поединьшыка искал сибе супротивника, — Я не мог веть натти сибе поединьшычька, Поединьшычка натти сибе супротивника. 155. И ехал я Добры(н)юшка по чисту полю — Я завидял веть ф полюшки черной щатёр А черной веть да рытнобархатной. И подъехал я Добрынюшка ко черну шатру; У шатра лежыт веть бочька з зеленым вином, 160. А на бочьки-то чарочька позолочена, И на чарочьки потписи потписаны, И на чарочьки подрези подрезаны: “Хто не возьмёт этой чары единой рукой, Хто не выпьёт этой чары и к едину духу, — 165. Тому молоццу веть жывому не быть И от того же шатра прочь не отъехати!” — За беду мне-ка пало за великую И за великую досаду показалосе; Я соскакивал Добрынюшка со добра коня, 170. Привя(за)л я коня-де г<к> золоту кольцу, Наливал я эту чярочьку позолочону, Наливал эту чяру я дополна, Принимал эту чяру я единой рукой И выпивал я эту чяру к едину духу 175. (А не мала эта чяра — веть ф полтара ведра!); Наливал я Добрынюшка и фтору чару, Принимал я эту чяру единой рукой, Выпивал я эту чярочьку к едину духу; Наливал я Добрынюш(к)а и третью чару, 180. Принимал веть чярочьку единой рукой, Выпивал эту чяру к едину духу. Очи ясныя у мня тогда смутилисе, Могучи мои плечя да росходилисе, — Ростоптал я взял бочьку з зеленым вином, 185. И ростоптал я взял чярочьку позолочону, И прирвал я весь черной шатёр И фсё розвеял-розмётал по чисту полю!» Говорыл-то стар казак веть Илья Муромец: «Виноват ты, Дунаюшко; голову срублю: 190. Бутто нам молоццам ф поли выезду нет?!.» Говорыл-то стар казак им таково слово: «Вы типерице, рибятушка, побратайтесь, Золотыми крестами вы покрестовайтесь; И поедём мы фсе, ребятушка, ф стольне-Киев-грат!» 195. Ишше тут-то Дунайко и покрестовалсэ И с тем же Добрынюшкой Микитичом. И скакали рибятушка на добрых коней, Фсе поехали ребята ф стольне Киев-град Ко тому же ко князю да ко Владимеру. 200. Тут-то княсь — и для их он — пир доспел. И фсе тут на пиру тут напивалисе, Ише фсе же на пиру да наедалисе, — И фсе на пиру стали пьяны-весёлы. И тут-то Дунаюшко сын Ивановичь 205. И тут-то Дунаюшко росплакалсэ, Он князю-то Владимеру розжалилсэ: «Уш ты солнышко, веть княсь да стольнекиевской! Ты позволь-ко-се мне да слово вымолвить И не позволь-ко-се меня за слово сказнить!» 210. Говорыл ему княсь веть таковы слова: «Говоры-ко-се, Дунаюшко, що тибе надобно». Говорыл тут Дунайко таковы слова: «Я служил как королю веть ляховинскому, Я служил веть королю равно двенаццэть лет: 215. Ишше три года служил я веть ф придверьниках, И три года служил я ф предворотниках, И три года служил я ф портомойниках, Ише три года служил я ф приключьниках; И подарил мне за это король черной шатёр 220. А черной-от шатёр веть рытнобархатной, И подарил он мне бочьку з зеленым вином, И подарил он мне чярочьку позолочену, Подарил он мне ишше дубовой столб И ф столбу-то колечюшко золочёноё. 225. Как уехал веть я во чисто полё; И во ту же веть пору и во то время Как приехал Добрынюшк(а) Микитиц млад: Ростоптал у мня бочьку з зеленым вином, Ростоптал у мня чярочьку позолочену, 230. И прырвал он весь веть черной шатёр, И розмётал он фсё ето по чисту полю!» Говорил-то веть княсь тут таково слово: «Виноват ты, Добрынюшка; голову срублю!» Тут ставал как Добрынюш(к)а на резвы ноги, 235. И говорыл-то Добрынюш(к)а таковы слова: «Уш ты солнышко, княсь веть стольнекиевской! Ты позволь-ко-се мне-ка слово вымолвить, — Не позволь ты миня да за слово сказнить!» Говорыл-то ему княсь таковы слова: 240. «Говоры-ко-се, Добрынюшка, що тибе надобно» Говорыл тут Добрынюшка Микитичь млад: «Уш я ездил Добрынюшка по фсем землям, Я по фсем землям и ездил я по фсем странам: Я искал веть сибе фсё поединьшычька, 245. Поединьшычька искал я супротивничька, — Я не мог веть натти себе поединьшыка, Поедини(ь)шыка натти себе супротивника. И ехал я Добрынюш(к)а по чисту полю, И завидял я ф полюшки черной шатёр 250. А черной я шатёр да рытнобархатной, И подъехал я Добрынюшка ко черну шатру. У шатра веть лежит бочька з зеленым вином. И на бочьки лежит чярочька позолочена, И на чярочьки потписи потписаны, 255. Ну на чярочьки подрези подрезаны: “Хто не возьмёт этой чяры единой рукой, Хто не выпьёт этой чяры к едину духу, — Тому веть молоццу да жывому не быть, От того шатра прочь не отъехати!” 260. И за беду мне-ка пало и за великую, За великую досаду мне показалосе: Я соскакивал Добрынюш(к)а со добра коня, Привязал я коня веть к золоту кольцу, Ишше брал эту чярочьку позолочену, 265. Наливал эту чяру я зелена вина, Принимал я эту чяру единой рукой, — Выпивал я эту чярочьку к едину духу; Наливал я да и фтору чару, Принимал я веть чяру единой рукой, — 270. Выпивал я эту чяру к едину духу; Наливал я веть и третью чяру, Принимал я веть чяру единой рукой, — Выпивал эту чяру к едину духу (А не мала веть эта чара — ф полтара ведра!); 275. А я перву чяру выпил — для здравьица, А фторую чяру выпил я — для похмельица, Ишше третью чяру выпил — я для безумьица; Очи ясныя у меня тогда смутилиса, Могучи мои плечя росходилиса: 280. Ростоптал я взял бочьку з зеленым вином, Ростоптал веть я чярочьку позолочену, И прирвал я взял весь черной шатёр, Черной веть шатёр да рытобархатной, — Фсё розвеял-розмётал я по чисту полю; 285. И где бил я, буянил, тут и улёкса спать!» Говорил-то княсь Владимер таково слово: «Виноват ты, Дунаюшко; голову срублю!» Закричял-то Владимер громким голосом: «Уш вы ой еси, ключьники-замочьники! 290. Вы берите-тко, ключьники, золоты ключи; Вы ведите-тко Дунаюшка во чисто полё; Посадите вы Дунаюшка в глубок погрёп, Веть которой у нас погрёп сорока локот!» И тут брали веть ключьники веть золоты ключи — 295. Повели они Дунаюшка во чисто полё, Посадили Дунаюшка ф тот глубок погрёп, 297. Которой веть погрёп сорока локот.

Рюмин Федор Петрович

Федор Петрович Рюмин — крестьянин дер. Тимшелья, низенький и худенький старик около 60 лет. Он побывал кое-где по свету, весьма разговорчив и большой остряк, знает много прибауток и поговорок (иногда неприличных) и любит щегольнуть ими в разговоре. Он женат; старуха-жена жива; он имеет от нее взрослого сына около 20 лет. Он занимается сапожничеством, живет бедно и выпивает. Он пропел мне две старины: 1) «Купанье и бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» и 2) «Данило Игнатьевич и его сын Михайло». Последнюю старину он выучил на «ярмонке» от зырянина Кривого (конечно, обрусевшего) с р. Вашки, верстах в 100 от ее устья. По его словам, вверху по р. Мезени (за Устъ-Вашкой) поют старины, но по р. Вашке их знают мало. Пел он свои старины хорошо и твердо, но нужно думать, что он и сам оказал заметное влияние на них. Он знает еще старину «Дунай», но согласно пропетой мне Степаном Рычковым, так как пел вместе с отцом его. Я записал у него напевы обеих его старин.

342. Купанье и бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

(См. напев № 25)

А ишше прежде Резань да слободой слыла, А да и ноньче Резань да словет городом. А да во той во Резане да было славном городе А да был-жыл Микитушка — состарылса, 5. Да состарилса Микитушка — представилса. А-й оставалась у Микиты да любима семья А-й любимая семья его, молода жена, А да на имё Омельфа да Тимофеевна. А да ишше-ле оставалось да чадо милоё 10. А-й да и милоё чадышко любимое, А да на имя Добрынюшка Микитич млад. А да ходил-де Добрынюшка на красно крыльцо, И да смотрел-де Добрынюшка во чисто полё, А да <в>здумал он ехать да во чисто полё. 15. А да пошол-де Добрынюшка во светлу грыдьню А ко своей он маменьки родимоей: «А уш ты ой еси, маменька родимая! А уш дай ты мне бласловленьицо великоё А со буйной головы да до резвыех ног; 20. А да и здумал я ехать во чисто полё А посмотреть мне людей да ноньче добрыех А показать мне Добрынюшки самому сибя!» — «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! А поежжай-ко, Добрынюшка, куда хочицсэ, 25. А куда хочыцсэ Добрынюшки, куда надобно. А да приедеш, Добрынюшка, к синю морю, А да и здумаш, Добрынюшка, купатисе, — Э там одна струя тиха, заманьцивая, А да фторая струя быстра и относливая — 30. А отнесёт тебя Добрынюшку на синё морё». А пошол-де Добрынюшка на конюшын двор, Э выводил коня да себе доброго, А-й седлал-де, уздал да скоро-наскоро А-й скоро-наскоро уздал да крепко-накрепко 35. А-й двенаццати потпрыжычок[54] он шолковыех, А-й да тринаццату потпругу — черес хребе́тную ко́сть; А-й да седлал-де, уздал да приговаривал: «А-й да не ради он басы, дак ради крепости Да и ради окрепы да богатырское — 40. А не оставил бы меня конь да на чистом поле А-й на чистом-де поле да на сырой земле Да серым-де волкам да на ростарзанье, Роспроклятыем вороньям да на поруганье!..» А-й да садилса тут Добрынюшка на добра коня. 45. А-й молода жена ноги ф стремена кладет, А-й да кладет она — да слезно плачицсэ. А-й говорыл-де Добрынюшка таково слово: «А уш ты ой еси, моя да молода жена, А да по имени Апраксея-королевисьня! 50. А уш ты жди меня домой дак ровно восем лет, А ише жди меня домой дак ровно в десеть лет, А ише жди меня домой ровно в двенаццать лет; А как выступит на лето как на тринаццато, — А ты домой меня не жди, ты тогда живым не чити́, 55. А хош замуш ты поди, а хош вдовой сиди; Хош за князя ты поди да за боярына, А хош за купца ты поди да за богатово, А хош за кресьянина поди да за прожыточново, Хош за сильнево могучево богатыря, — 60. А не ходи ты за Олёшеньку Поповича: А не люблю я веть роду фсё попофского, А да Олёшенька Поповиц да мне — крестовой брат!» Ишше видели поеску да богатырскою — Да увидели: во поле да курева стоит, 65. Курева-де стоит, да дым столбом валит. Да уехал-де Добрынюш(к)а во чисто полё; А доехал-де Добрынюшка до синя моря, А да и здумал-де Добрынюшка купатисе. А да соскочил-де Добрынюшка со добра коня, 70. А да роздел-де Добрынюшка платьё цветноё, А привязал-де Добрынюшка к стремянам коню, А говорыл-де Добрынюшка такуво слово: «А уш ты ой еси, конь мой, лошадь добрая! А да бежи-тко ты, конь, да во чисто полё, 75. А да и еш траву да ноньче шелковую, А да пей-ко воду да фсё ключе́вою!» А да пошол-де Добрынюшка к синю морю, А да и поплыл Добрынюшка на синё морё. А да и перва-та струя была заманьцивая — 80. А заманила тут Добрынюшку на синё морё. А-й втора-де струя быстра была относливая — А отнёсла-де Добрынюшку на синё морё, А заносила тут Добрынюшку по морским волнам. А надлетела тут змея да востролютая, 85. И говорила тут змея да таково слово: «А да сказали, мне от Добрынюшки смерть прыдет, — А тепере я с Добрынюш(к)ой, што хочу, зделаю: А-й да хочу, Добрынюшку — жыфком зглону; А я хочу-де, Добрынюшку — нонь зарас<з> убью!» 90. А проговорил-де Добрыня да таково слово: «А уш ты ой еси, змея да востролютая! А да не честь тебе будёт да не похвала нонь, — А на синём-де мори ты меня жыфком зглонеш, А на синём-де мори меня до смерти убьёш; 95. А да вынеси меня да на сыру землю; А да тепере, веть видиш, и нак<г> плову, Да и нету у меня да коня доброго, Да и нету у меня да сабли востроей; А тогда, што хочеш, змея, со мной ты делаеш!» 100. А подлетела змея ноньче к Добрынюшки, А схватила-де Добрынюшку в востры когти, А понёсла-де Добрынюшку на сыру землю, А да и вынёсла Добрынюшку на сыру землю, — А да и бросила Добрыню да на сыру землю. 105. А розлетелась-де змея да востролютая А да хотела-де Добрынюшку ударити, <О>на махнула крыло да своё правоё. Да на то Добрынюшка успешен был, А да схватил-де змею да за право крыло, 110. А да ударил-де змею да о сыру землю. А зговорила змея да востролютая: «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! А не убивай меня, Добрынюшка, до смерти нонь!» А говорыл-де Добрыня да таково слово: 115. «А ты скажи мне, змея да востролютая, И да скажи мне, змея, да всю веть правду нонь. А да где у тя стоит жива вода, мертвая? А-й где у тя стоит ковёр самоле́тные? А ишша как же ковру да прыговаривати?» — 120. «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! А вон, видиш ты, дом мой белокамянной? А как зайдёш на крылецюшко на правоё, — А да на правой стороны да стоит горенка; А да во той же во горёнки ковёр весит, 125. Да во той же во горёнки вода жыва, мертвая; А да садись ты, Добрынюшка, на самолет-ковер, А подними ты угол ноньче всточьние: “А подымайсе, ковёр, выше лесу темново, А выше лесу нонь темного, ниже облака нонь ходечего — 130. А опустись ты, ковёр, куда мне надобно!”» А замахнулса Добрынюш(к)а покрепче нонь, А ударил-де змею да во сыру землю, — Да и столько тут змея да и пышала нонь. Да пошол-де Добрыня да во полаты к ней; 135. А да зашол-де Добрынюшка на право крыльцо, А да зашол-де Добрыня да во праву горьницю; А да увидел тут Добрыня да самолет-ковёр, А да увидел тут Добрынюшка воду жыву, мертвую. А да взял-де Добрынюшка с собой нонь фсе, 140. А выходил-де Добрынюшка на белой нонь свет, А становилсэ Добрынюшка на самолет-ковер, А подымал он угол да ноньче фсточные, А говорыл-де Добрынюшка таково слово: «А уш ты ой еси, ковёр да самолетные! 145. А подымайсе выше лесу да ноньче темново А-й выше темново лесу да фсё стоячево А-й ниже облака нонече ходечево, А-й опустись ты веть, ковёр, да ко добру коню!» А-й да поднялса ковёр да полетел веть нонь. 150. А-й перенесса Добрынюшка цере<з> синё морё, А-й да завидял Добрынюшка добра коня, А-й да закрычал-де Добрынюшка громким голосом: «А-й уш ты ой еси, конь дак лошадь добрая! А-й ты неси-тко скоре мне платье цветноё!» 155. А-й опустилса ковёр дак на сыру землю А-й на сыру-де землю да ко добру коню. А одевалса Добрынюшка ф платьё цветноё, А поежжал-де Добрынюшка во чисто полё. А да минулось тому времецьки ноньче восемь лет, 160. А да минулось тому времечьки веть десеть лет, А да минулось тому времечьки двенаццэть лет; А да и выступило на лето да на тринаццато. А выходила-де Омельфа да Тимофеевна, А выходила Омельфа да на красно крыльцё, 165. А да смотрела-де она да во чисто полё, — А и нету Добрынюшки ис чиста поля. А да видела Омельфа да во чистом поле: А што не пыль-то ф поле да роспылаицса, А не туман с синя моря да поднимаицсэ, — 170. А там сильней богатыръ да потешаицсэ, А да и путь свое держит да на Светую Русь, А да копьё своё клонит да на Резань-горот<д>. А да приехал тут удалый да добрый молодец А да стары-де казак да Илья Муромец. 175. А говорила тут Омельфа да таково слово: «А уш ты ой еси, стары казак Илья Муромец! А не видал ле Добрынюшки там Микитица?» А отвечал-де стары казак Илья Муромець: «А да и видел я Добрынюшку вчерашной день; 180. А да лежит твой Добрынюшка на сырой земли, А да и ротом у Добрынюшки вода бежит, А на глазах у Добрынюшки цветы цветут»[55]. А да пошла-де Омельфа да во светлу грэдьню А к молодой-де Апраксеи-королевисьни; 185. А говорыла она ей да таково слово: «А уш ты ой еси, Апраксия-королевисьня! А да приехал тут удалой да доброй молодец Да стары-де казак да Илья Муромец; Да принёс нам он весточку нера́дочную 190. А да нерадочну весточку невесёлую: А да нету тут Добрынюшки жывого нонь, А да лёжит-то Добрынюшка на сырой земли, Да и ротом у Добрынюшки вода бежит, А-й на глазах у Добрынюшки цветы цветут». 195. Да уехал тут стары казак да Илья Муромец, Да уехал-де казак да в стольне Киев-град. А да прошла тут весточька по фсем странам А-й да по фсем-де странам, по разныем городам. А да узнал тут Олёшенька Поповичь млад; 200. А да садилсэ Олёшенька на добра коня, А да поехал тут Олёшенька в стольне Киев-грат А ко тому же ко князю да стольнекиевскому: «А уш ты ой еси, Владимер, княсь столнекиефской! Ах, не изволь меня за слово скоро сказнить 205. И да скоро меня сказнить да круто вешати, А-й не сади меня в погребы глубокие; Да позволь мне, Владимер, да слово молвити!» А-й говорыл-де Владимер да таково слово: «А уш ты ой еси, Олёшенька Поповичь млад! 210. А-й говори-тко, Олёша: да что те надобно, А што те надобно, Олёшенька, чево хочицсэ?» — «А уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! А у нас фсе ныньче во городе поженены, Да фсе красныя девушки взамуш выданы; 215. А да один я удалой да доброй молодец А да холост я живу да неженат слыву, — А да позволь мне, Владимёр княсь, женитисе! А да и знаю я сибе да богосужону А богосужону сибе да причесну вдову, 220. А да по имени Апраксию-королевисьню; А да не стало ноне Добрынюшки в жывых веть нонь!» А да ставал-де Владимер да на резвы ноги, А да кричал Владимер да громким голосом: «А уш вы ой еси, слуги да мои верные! 225. А да ведите скоре да коня добраго!» А да поехал тут Владимёр да во Резань-город А да со тем же с Олёшенькой Поповичом. А да приехали они да во Резань-город А да ко той же Омельфы да Тимофеевны, 230. И заходили тут они во светлу грэдьню. А-й говорыл-де Владимер да таково слово: «А уш ты здрастуеш, Омельфа да Тимофеевна! А я привёс к тибе весточьку весёлую А да весёлую весточьку харошую: 235. А ты оддай-де Апраксию в замужество А за того же за Олёшеньку Поповича!» А да ставала тут Омельфа да на резвы ноги, А говорила-де Омельфа таково слово: «А уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! 240. А ты иди-тко, Владимер, да во светлу грэдьню А ко самой-де Опраксеи-королевисьни!» А да пошол-де Владимер да во светлу грэдьню А ко самой-де Опраксии-королевисьни: «А уш ты здрастуеш, Апраксея-королевисьна! 245. А я привёс тибе весточьку весёлую А да весёлую весточку хорошую: А-й ты не йдёш ле, Апраксия, в замужество А за того же Олёшеньку за Поповича?» А отвечала тут Апраксея таково слово: 250. «А уш ты ой еси, Владимёр, княсь стольнекиевской! А када поежжал тут Добрынюшка во чисто полё, Говорыл мне Добрынюшка таково слово: “А када здумаш идти да во замужество, А не ходи ты за Олёшеньку Поповича!” — 255. А да Олёшенька Поповичь ему крестовой брат; А дак не йду я за Олёшеньку в замужество!» А говорил-де Владимер да таково слово: «А уш ты ой еси, Апраксия-королевисьня! А ты добром ноне не йдёш, дак возьмем не́чесью: 260. А умывайсе поди да побелёшенько, А одевайсе нонь ты да поскорешенько!» А да взяли тут Апраксию веть за руки, А повели-де Апраксию на шырокой двор, А посадили-де Апраксию на добра коня, 265. А повезли-де Апраксию ф стольне Киев-град, А ювезли-де Апраксию ф стольне Киев-град. А-й да севодни у их будет да рукобитьицэ, А да и завтро-то будет да зарученьицо, А запозавтрея будет у их почесьен пир. 270. А выходила-де Омельфа да на красно крыльцо: А-й да смотрела тут она да во чисто полё А да завидела там удала да добра молоцца: А да ездит молодечь да по чисту полю, А да и путь он свой держит да во Светую Русь 275. А-й да копьё своё клонит да на Резань-город. А да приехал тут удалый да добрый молодец, А что по имени Добрынюшка Микитиц млад. А да стречат его маменька родимая. А соскочил-де Добрынюш(к)а со добра коня: 280. «А уш ты здрастуеш, маменька родимая! А да што ноне у вас да не по-стараму А не по-старому у вас да не по-прежному? А да где же моя да молода жена, А да где же она? Да не стречат меня!» 285. А говорила тут Омельфа да Тимофеевна, А говорила-де она да таково слово: «А да пойдем-ко, Добрынюшка, ф светлу грэдьню; А роскажу тебе, Добрынюшка, подробно фсё». А да зашли тут они да во светлу грэдьню; 290. А-й говорила-де Омельфа да таково слово: «А-й уш ты ой еси, моё да ча... / чадо милоё! А-й да приехал тут удалый да добрый молодец А да стары-де казак да Илья Муромец, А да приехал тут казак да ис чиста поля; 295. А да розвёс ту весточку нерадочну А да нерадочную весточку невесёлую — А что и бутто бы Добрынюшки живого нет; А-й да и видял он тибя да на сырой земли, А что и ротом у тибя да тут вода текла, 300. А-й на глазах у Добрынюш(к)и цветы цвели. А-й да узнал тут Олёшенька Поповиц млад; А-й да приехали з Владимером, князём стольнекиевским, А-й увезли-де Опраксию ф стольне Киев-град А за того же Олёшеньку в замужество; 305. А што и третьего дня было рукобитьицо, Да фчерашной-от день даг богомольицо, А-й да севоднешной день даг у их свадепка». А-й заходил-де Добрынюшка по светлой грэдьни; А замахали у Добрынюшки руки белые, 310. А засвистали у его дак очи ясные; А-й говорыл-де Добрыня да таково слово: «А уш ты ой еси, маменька родимая! А да поди-тко скоре да в мой крепкой чулан, А да неси ты веть мне платье калицкоё, 315. А да неси скоре да звончеты гусли; А да поеду я к Олёшеньки на свадепку!» — «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! А да Владимер-от да стоит у его тысицким, А да стары-де казак дак бо́льшей друшкою, 320. А фсе богатыре сильные — подносчики; А не бывать тебе Добрынюшку живому назат!..» А говорыл-де Добрыня да во фторой након: «А ты неси мне скоре платье калицкоё, А-й ты неси мне скоре да звоньчеты гусли!» 325. А да принесла ему маменька платье калицкоё, А принесла-де ишше да звоньчеты гусли. Да оделсэ Добрыня да ф платье калицкоё; И да взял он с собой да звоньчеты гусли А-й побежал-де скоре да на шырокой двор 330. А-й да садилсэ поскоре да на добра коня; А-й поскакал-де Добрынюшка ф стольне Киев-град. А-й не путём он нонь ехал да не дорогою, — А-й да скакал он за заставы городовые, А да скакал он за башны да корабельные. 335. А да приехал тут Добрынюшка ф стольне Киев-град, А да спустил-де коня да во чисто полё. А да пошол-де Добрыня да на шырокой двор, — А у ворот-то стоят слуги-приворотницьки А не пускают калику да на шырокой двор. 340. А вынимал-де калика да золоту грыдьню[56] А подавал-де строгим ныньче прыворотничькам; А пропустили тут калику да на шырокой двор. А да зашол-де калика да на белы сени, — А у дверей-то стоят строги придвернички 345. А-й не пропустят калику да во светлу грэдьню. А-й вынимал-де калика да золоту грэдьню, А-й да давал-де строгим ныньче прыдверьничкам; А запустили калику да в светлу грэдьню. А-й да зашол-де калика да в светлу грэдьню; 350. А да крест-от кладёт да по-писаному, А-й поклон-от ведёт да по-ученому, А-й на фсе стороны четыре да поклоняицсэ: «А уш ты здрастуеш, Владимер, княсь стольнекиевской, Да стары-де казак да Илья Муромец 355. А да Олёшенька Поповиц да с молодой женой!» А говорил-де Владимер да княсь стольнекиевской: «А проходи-ко, калика да перехожая А перехожая калика да переброжая. А уш вы ой еси, стольничьки-подносчичьки! 360. А-й наливайте вы чару да зелена вина, А-й да не малую, не велику — да полтора ведра, А-й подавайте калики да перехожоей!» А-й да на то были подносчики не ослушливы: А-й наливали тут чару да зелена вина, 365. А-й да не малу, не велику — да полтора ведра, А-й подавали тут калики да перехожоей. А-й принимал-де калика да единой рукой, — А-й выпивал-де калика да к едину духу: «А-й благодарствуйте, Владимер, княсь стольнекиевской, 370. А-й да стары-де казак да Илье Муромец А-й да Олёшенька Поповиц да с молодой женой!» А-й говорыл-де калика да таково слово: «А-й уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! А-й да позволь мне сыграть да в звоньчеты гусли!» 375. А отвечал Владимер княсь стольнекиевской: «А да играй-ко, калика, да што те надобно, А-й што те надобно, калика, да чиво хочыцсэ!» А-й заиграл-де калика да в звоньчеты гусли, — А да Владимер-от княсь да призадумалсэ, 380. А стары-де казак да призагорюнилсэ, А да Олёшенька Поповичь да прирозсмехнулсэ, А да кнегиня Апраксия запечалилась. А-й говорил-де Владимер да таково слово: А-й да негде я игрокоф таких не слыхивал 385. А-й после молода Добрынюшки Микитича. А-й юш вы ой еси, стольничьки-подносчички! А-й наливайте вы чару да во фторой након, — А-й подавайте калики да перехожоей!» А принимал-де калика да единой рукой, — 390. А-й выпивал-де калика да к едину духу. А-й заиграл-де калика да во фтору игру, — А да Владимер-от княсь да прироздумалсэ, А да стары-де казак да запечалилсэ, А да Олёшенька Поповичь загорюнилсэ, 395. А да Опраксея-королевисьня здогадаласе. А-й говорыл-де Владимер да таково слово: «А уш вы ой еси, стольничьки-подносчичьки! А-й наливайте вы чяру да во третьей након А-й подавайте калики да перехожоей!» 400. А да на то были подносчики не ослушливы: А-й наливали тут чару да зелена вина А-й подавали тут калики да перехожоей. А-й принимал-де калика да единой рукой, А-й говорыл-де калика да таково слово: 405. «А уш ты здрастуеш, Владимер, княсь стольнекиевской, А-й да стары-де казак да Илья Муромец А-й да Олёшенька Поповиц да с молодой женой! А-й уш перву пил я чяру нонь — для здоровьица, А-й да фтору чяру пил — да для похмельица, 410. А-й да и третью чяру выпьем — да для безумьица!» А-й да выпил он чару да на единой дух. А заиграл-де калика да в звоньчаты гусли. А-й да Владимер-от княсь приросмехнулса; А да стары-де казак — да потупя глаза; 415. А-й да Олёшенька Поповичь вофсё запечалилса; А-й да Апраксея-кнегиня да з(до)годаласе, А-й из-за дубова стола да выдвигаласе, А-й и к печки-муравлёнки приближаласе, А-й да брала-де калику да за белы руки, 420. Цэловала-де калику в уста сахарные, А-й говорила-де она да таково слово: «А-й ты здрастуешь, Добрынюшка Микитиц млад!» А-й говорыл-де Добрыня да таково слово: «А уш ты здрастуешь, Апраксея-королевисьня!» 425. А дак брал тут же Добрыня да за белы руки, А-й да повёл-де Добрынюшка ис светлой грыдьни, А-й говорыл-де Добрынюшка таково слово: «А-й ты здрастуешь, Олёшенька Поповичь млад! А-й ты здорово, друк<г>, женилсэ, да тебе не с кем спать!» 430. А-й выводил-де Добрыня да на шырокой двор. А-й да хватал-де Олёша да саблю вострую А-й да бежать тут хотел да назади всугон. А-й не спустил его старый казак Илья Муромец. А да урвалса Олёшенька потихохонько, 435. А да нагнал-де Добрыню у крутой горы, А-й замахнулсэ на Добрыню да саблей вострою. А-й да на то был Добрынюш(к)а ухватчивой: А-й отмахнул у его сабельку налево нонь, А-й да схватил-де Олёшу да за русы власы, 440. А-й да бросил-де Олёшу да на круты горы. А-й да пошол-де Добрынюшка во чисто полё, А-й да и кликнул Добрыня да коня доброго; А-й прибежал тут г<к> Добры(н)юшки конь-лошадь добрая, — Да поехали они да во Резань-город 445. А-й ко своей они маменьки родимоей.

343. Данило Игнатьевич и его сын Михайло

(См. напев № 26)

А-й да во славном нонь городи во Киеви А-й да у ласкова князя да у Владимера А собиралось пированьё, да был почесьен пир Да про фсех господ да лучших бояроф, 5. А да про сильних-могучих богатырей, А да про тех палениц-девиць удалые. А да и фсе-ли на пиру были сыты-веселы, А да и фсе на чесном да напивалисе, А-й да и фсе-ли на пиру да приросхвастались: 10. А-й да богатой-от хвастаёт золотой казной, А-й да богатырь хвастат да сильней силою, А-й да наезничек хвастает добрым конём. А-й да един седит удалой да доброй молодец, — А да не пьёт, тут не ест, сидит, — не кушает, 15. Ах, да и белое лебёдушки не рушает, Ах, да нечем он, сидит, да тут не хвастает. А-й подходит к ему Владимер-княсь стольнекиевской: «А уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевич! А-й што же ты сидишь ноньче, не пьёш, не еш, 20. А-й да не пьёш ты, не еш, сидиш, не кушаеш, А-й и белое лебёдушки не рушаеш? А да ничем ты, сидишь, ноньче не хвастаешь?» А-й да ставал-де Данило да на резвы ноги, А-й говорыл-де Данило да таково слово: 25. «А уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! А-й не изволь меня за слово скоро сказнить, А-й да скоро меня сказнить да круто вешати, А-й да не сади миня ф погребы глубокие, — А-й да позволь мне, Владимёр, да слово молвити!» — 30. «А-й говори-тко, Данило, да что те надобно, А-й что те надобно, Данило, да чево хочыцсэ!» — «А уш ты ой еси, Владимер-княсъ стольнекиевской! А-й ты позволь мне-ка снять платьё бога(ты)рьскоё, А да одеть мне-ка скиму да нонь калицкую 35. А да идти мне ф манастыри спасатисе!..» А-й говорил-де Владимер-княсь стольнекиевской: «А уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевичь! А-й как навалицсэ на меня дак сила-армея, А-й сила-армея навалицсэ Орда проклятая, — 40. А-й тада (так) хто у мня будет фсё зашшитником, А-й да и хто у мня будет да сохранитёлём?..» А-й говорыл-де Данило да сын Игнатьевичь: «А-й уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! А-й остаюцса у вас сильнии богатыри, 45. А-й да не много, не мало — их двенаццэть есть: А-й сохранят они тебя да фсе твое жытье. А-й ишше есь у миня да чадо милоё А-й да и милоё чадышко любимоё, А-й да и от роду ему да фсё веть семь годоф. 50. А-й да по имени Михайло да сын Данильевичь, — А-й да он ездит тепериче на моём кони, А-й да играет моей паличей буёвую, А-й да и мечет её да по поднебесью, А-й да хватает назат её едной рукой. 55. А-й навалицсэ когда на тебя сила-армея, А-й да не будёт у тибе́ тогда защитникоф, Позови ты тогда да фсё Михайлушка А-й да Михайлушка зови — моево сына, А-й да тогда будет тебе он защитником!» 60. А-й говорыл-де Владимёр да таково слово: «А-й поежжай, Данило, да куда надобно, А-й куда надобно, Данило, да куда хочицсэ!» А-й да минулось тому времечьки ровно семь годоф. А-й навалиласе сила да ноньче армея, 65. А-й роспроклятые бурзы да фсё тотарины; А-й посылают послоф да ноньче строгиех А-й ко тому же ко князю да ко Владимеру: «А-й посылай ноньче к нам да п(о)единьшичька!» А-й тут згорюнилса Владимер-княсь стольнекиевской; 70. А-й собирал-де Владимёр нонь почесьен пир Да про фсех про купцэй, людей богатыех, А-й да про фсех же людей да знаменитыех, А-й да про фсех же про сильниех богатырей. А-й да собралосе народу да очень множество. 75. А-й да ходил-де Владимер да по светлой грыдьни: «А-й уш вы ой еси, князя да фсе боярыны! А ише хто у меня пойдёт ноньче из вас защитничьком Да и с тем же тотарином воевати-се? А-й да дам я тому да много силы-армеи». 80. А да старшой хароницсэ за среднево, А-й да средьней хороницсэ за млатшево, А-й да от млатшово Владимеру ответу нет. А-й говорыл-де Владимер да во фторой након. А-й говорыл-де Владимер да во третьей након. 85. А-й з-за того же з-за стола да белодубова А-й да со той же скамеечки кошещятой А-й да ставал-де удалой да доброй молодец, А-й да по имени Добрынюшка Микитичь млад. А-й да ставал-де Добрыня да ниско кланялсэ, 90. А-й говорыл-де Добрыня да таково слово: «А-й уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! А-й не изволь миня за слово скоро сказнить А-й да скоро-де сказнить да круто вешати, — А-й да позволь мне, князь Владимер, слово молвити!» — 95. «А-й говори-тко, Добрынюшка, что те надобно, И что надобно, Добрынюшка, чево хочыцсэ!» — «А-й уш ты ой еси, Владимер-княсь столь(не)киевской! А-й да минулось тому времечьки сем годоф: А-й отпустили Вы Данила сына Игнатьева 100. А-й да и сильнево нашево богатыря, А-й отпустили Вы его да фсё в манастыри, — А говорил тут Данило да таково слово, А-й обешшал Вам Данило да своево сына, А-й своево-де сына да Вам защитничьком!» 105. А-й говорыл-де Владимер да таково слово: «А-й уш ты ой еси, Добрынюшка Микитичь млад! А-й да бери ты скоре своего коня добраго, А поежжай ты к Михайлу сыну Данильеву, А-й да проси-тко его нонь на почесьен пир, 110. А-й да проси ты его да нонь умнешэнько, А-й чтобы ехал Михайлушко скорэшенько!» А-й да поехал Добрынюшко к Михайлушку. А-й заежжал же Добрынюшка на широкой двор, А-й заходил-де Добрыня да во светлу грыдьню, 115. А-й говорыл-де Добрынюшка таково слово: «А ушь ты здрастуёш, Михайло да сын Данильевичь! А-й просил Вас Владимер, княсь стольнекиевской, А-й да просил Вас Владимер да на почесьен пир!» А-й отвечал-де Михайло да сын Данильевичь: 120. «А-й уш ты здрастуёшь, Добрынюшка Мекитичь млад! А-й неужели у Владимера без миня пир нейдет? А-й да теперче я да фсё мальчишечко, Да от роду мне только четырнаццать лет!» — «А-й да просил Вас Владимер да ноньче чеснёшенько!» 125. А-й умывалса Михайло да поскорэшенько, А-й одевалсэ Михайло да покрутешенько, А-й говорил-де Михайло да таково слово: «А-й уш вы ой еси, слуги да мои верныи! А-й опседлайте скоре мне коня борзаво, 130. А-й выводите ево да на шырокой двор!» А-й да поехали удалы да добры молоццы, А-й да поехали они да ф стольне Киев-грат А-й ко тому же ко князю да стольнекиевскому. А-й заежжали тут они да на шырокой двор. 135. А-й да стречал тут Владимер да стольнекиевской, А-й да стречал-де Владимер со всема богатыреми. А-й заходил-де Михайло да на красно крыльчё, А-й да ступил-де Михайлушко правой ногой, А-й да приступок до приступка да догибаиццэ. 140. А-й заходил-де Михайло да во свету грэдьню. А-й говорил-де Владимер да таково слово: «А-й приходи-тко, Михайло да сын Данильевич! А-й да прошу я покорно да за почесьен пир: А-й да садись-ко, Михайло, да куда надобно, 145. А-й куда надо Михайлу, да куда тибе хочичсэ!» А-й да садилсэ Михайло да за убраной стол. А-й угощали тут Михайла разными напитками. А-й говорил-де Владимёр да таково слово: «А-й уш ты ой еси, Михайло да сын Данильевичь! 150. А-й не пособишь ле ты нонь моему горю? А-й навалилась на меня да сила-армея, А-й роспроклятыя бурзы да нонь тотарины; А-й навалилось нонь, да фсё веть сметы нет; А-й да просят от меня да поединьшычька. 155. А-й да нету в богатырях да фсё защытничька!» А-й отвечал-де Михайло да сын Данильевичь: «А уш ты ой еси, Владимер да княсь столънекиевской! А-й да какой защитник я да Вам теперече? А-й ишше от роду веть мне да только четыренаццать лет, 160. А да сбросят богатыри меня з добра коня!» А-й говорыл Владымер, княсь стольнекиевской: «А-й уш ты ой еси, Михайло да сын Данильевичь! А-й благословил мне тибя да твой родной батюшко А-й защищать нонь тибе стольне Киев-град!» 165. А-й говорил-де Михайло да сын Данильевичь: «А-й уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнекиевской! А-й да нету у мня да платья богатырского, А-й да и нету у мня нонь копья долгомерново, А ишше нету у мня да сабли востроей, 170. А-й да и нет у мня палицы буевоей; А-й да пошли ты богатыри во чисто полё А-й ко тому же ко камешку ко Латырю; А-й да и есь тут пот камешком збруя богат(ыр)ская; А-й привезли бы они мне эту збруюшку». 175. А-й поворотилсэ Владимер да ко богатырям: «А-й поежжайте-ко, сильнии богатыри, А-й поежжайте-тко во чисто полё; А-й да везите скоре платьё богатырскоё А-й с-пот<д> того же тут камешка ис-под Ла́киря». 180. А-й да поехали удалы да добры молоццы А ко тому же ко камешку ко Лакирю, А-й соскочили тут они да со добрых коней, А-й обошли тут они да фсё вокрук ево, А-й начинали тут его да подымати нонь 185. А-й фсе двенаццать нонь сильниех богатырей, А-й не могли ево тут камешка от земли поднять, А-й да поехали назад да без всево топер. А-й приежжают тут они да ф стольне Киев-град, А-й отвечяли тут они да таково слово: 190. «А уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! А-й не могли мы достать платья богатырсково, А-й не могли мы поднять да камня Ла́тыря», А-й да скочил-де Михайло да на резвы ноги, А-й говорил-де Михайло да таково слово: 195. «Ой уш вы ой еси, сильние богатыри! А-й отведите вы мне да камень Латырь нонь!» А-й говорил-де Добрынюш(к)а Микитичь млад: «А-й да поедём-ко, Михайло да сын Данильевиць, А-й да поедём мы с тобой дак во чисто полё; 200. А отведу я тибя да камень Латырь нонь». А да скочили тут они да на добрых коней, А да подъехали ко камешку ко Латырю. А соскочил-де Михайло да со добра коня А-й подошол-де ко камешку ко Латырю, 205. А-й обошол-де Михайло его три рас<з> кругом, А-й говорыл-де Михайло да таково слово: «А-й пособи мне-ка, Господи, поднять ево!» А-й да и взял тут Михайлушко едной рукой; А-й да поднял етот камешок веть стоя нонь; 210. А-й да увидял: там платье лежит нонь цветноё, А-й да и цветное платьё да богатырскоё. А-й вынимал тут Михайло да платьё цветноё, А-й одевал-де Михайло да поскорешенько; А-й вынимал-де Михайло збрую лошадиную, 215. А-й да седлал-де коня да свойво доброво; А-й да и взял он копьё да долгомерноё, А-й да и взял себе паличю буёвую, А-й да взял себе сабельку нонь вострую. А да садилсэ Михайло да на добра коня, 220. А-й говорыл-де Михайло да таково слово: «А уш ты ой еси, Добрынюш(к)а Микитич млад! А поежжай-ко, Добрынюш(к)а, в стольне Киев-грат». А-й да уехал тут Михайло да из виду веть нонь, А-й да уехал тут Михайло да во манастыри 225. И ко своёму-де батюшку родимому. А приежжал-де Добрынюшка в стольне Киев-град А-й ко тому же ко князю да стольнекиевскому; А-й говорыл-де Добрынюшка таково слово: «А-й да подъехал Михайло к камню Латырю 230. А-й да поднял ево да единой рукой; А-й вынимал нонь он платье да сибе цветное, А-й вынимал себе платьё да богатырскоё, А-й одевалсэ Михайло да нонь скорэшенько; А-й седлал-де, уздал свойво коня доброво; 235. А-й да садилсэ Михайло да на добра коня; А да сказал мне Михайло да таково слово: “А поежжай ты, Добрынюш(к)а, в стольне Киев-грат!” — А да и столько я Михайла ноньче видял тут: А да и скрылсэ Михайла да фсё из глас<з> от меня». 240. А-й приежжал-де Михайло да во манастыри, А подъежжал он к ограды да фсё высокое, А-й да крыкнул он голосом высокием: «А-й уш ты здрастуй, мой батюшко радимые! А-й да дай мне бласловленьичё великоё 245. А-й да и ехать мне нонече во рать-силу А-й да воёватцса мне с тотаринами проклятыми!» А-й услыхал тут Данило да сын Игнатьевич, А-й да открыл он веть форточку нонь маленьку, А-й говорыл-де Данило да таково слово: 250. «А-й поежжай ты, дитя моё родимоё, А-й поежжай ты, дитя; да веть Господь с тобой. А-й да подъедёш ко силы да ты ко армии, А-й да руби эту силу да ты веть с краю фсю! А-й не заежжай ты во силу да фсё ф серёдочьку: 255. А-й во серётки накопаны рвы глубокие, А-й провалиссе ты с конём да в эти рвы глубокия, — А-й да и схватят тибя прокляты тотарины!» А-й да закрыл-де Данило да свою форточку. А-й да поехал тут Михайло да в стольне Киев-град 260. А-й да во ту же во силу ноньче во армею. А-й да подъехал тут Михайло да к силы-армеи, А-й да стоит ноньче силы дак ровно темной лес. А-й да начал-де Михайло да розъежжати нонь; А-й да розъехал тут Михайло да по чисту полю, 265. А-й да подъехал тут Михайло да к силы-армеи; А-й да начал тут Михайлушко розмахивать: А-й што на ту руку махнёт — дак лежит улица; А-й на другу руку махнет — дак переулками, — А-й да рубил-де, косил дак трои суточьки. 270. А-й говорыл ему конь да таково слово: «А-й уш ты ой еси, Михайло да сын Данильевиць! А-й отъежжай ты, Михайло, да во чисто полё, А да дай мне поисть травы шолковой, А да дай мне попить воды ключевое!» 275. А-й говорил-де Михайло да таково слово: «А уш ты ой еси, конь дак лошадь добрая! А-й твоя во(л)чья нонь сыть да травяной мешок: А-й россердись-ко ты, конь, дак пушше старово!» А начинали тут опять рубить да силу-армею. 280. А-й россердилсе нонь конь да пушше старово. А-й да рубил-де, косил опять трои суточьки. А-й говорил ему конь да во фторой након: «А-й отъежжай-ко, Михайло, во чисто полё, А-й да и дай мне поисть травы шолковой, 285. А-й да попить мне коню воды ключевоей!» — «А-й уш ты ой еси, конь мой, лошадь добрая! А твоя ноньче сыть да травяной мешок: А-й розсердись-ко нонь, конь, да пушше старово!» А-й розсердилсэ веть конь да пушше старово; 290. А-й поскакали тут опять дак в силу-армию, А-й да заехали они да во серёдочьку... А-й провалилсэ его конь дак лошадь добрая, А-й провалилсэ во укопы фсё глубокие. А-й да схватили тут Михайла сына Данильёва, 295. А-й повели тут ево да ко тотарыну (А-й да запутали в опутины во крепкие!), — А-й привели тут ево да ко тотарину. А-й говорыл-де тотарын да роспроклятые: «А-й уш ты, — ах, ты мальчишко! — да ровно бестия! 300. А да попал ты теперице в мои руки; А-й да и зделайте скоре да ноньче виселичю, — А-й да повесим мы ево да на чистом поли!» А-й да и зделали тут виселицю скорёшенько, А-й повели-де Михайлушка на виселичю. 305. «А уш ой еси, Бох да ноньче Милослив! Да за що я нонь да погибать буду?..» А-й розвёрнул тут Михайло да руку правую — А-й оборвал-де опутины нонь крепкие; А-й ухватил-де тотарина нонь за ноги — 310. А-й да и начал помахивать во фсе стороны А-й да и ровно он паличей буёвою. А-й да добралса Михайло да до добра коня, А-й закрычал-де Михайло да громким голосом: «А-й уш ты ой еси, конь, моя лошадь добрая! 315. А-й да и выскочи, конь, да на сыру землю!» А-й да и выскочил конь дак на сыру землю А-й подбежал-де к Михайлу сыну Данильёву. А-й заскочил-де Михайлушко на добра коня, А-й поскакал-де Михайло да ко белу шатру — 320. А-й да схватил-де тотарина за русы власы, А отрубил у тотарина буйну голову, А-й да вздел эту главу да на востро копьё. А да скричала тут фся сила да ноньче армея: «А уш ты ой еси, удалой да доброй молодец! 325. А-й да куды нам прикажош нонь деватисе: А-й нам здесь ле стоять, ли за тобой итти?..» А-й говорил-де Михайло да сын Данильевичь: «А-й отправляйтесь, тотары да роспроклятые, А-й отправляйтесь, тотары, да во свою Орду!» 330. А-й да поехал Михайло да в стольне Киев-град. А-й да и ехал он силой да цельни суточьки, А-й да увидел там живого человека он: А-й да и ходит, по туловишшам роицсэ. А-й подъежжал-то Михайло фсё поближе к ему; 335. А-й да увидел тут Михайло да своево оцца: А да роицсэ по туловишшам по мёртвыем, А-й да и ищот тут он да свуево сына. А-й говорил-де Михайло да таково слово: «А уш ты здрастуеш, батюшко родимой мой! 340. А уш ты што же ноньче да тут делаеш?» — «А-й уежжай ты, тотарын да роспроклятые: А-й да сниму я свою шляпу да фсё пуховую А-й да и брошу ф тибя да свою шляпочьку, — А-й да слетиш ты, тотарин, да со добра коня!» — 345. «А уш ты ой еси, батюшко родимой мой! А уш верно скажу, да я твой веть сын!» — «А юш ой еси, удалой да доброй молодец! А соскочи-тко возьми со добра коня, Да роздень ты с сибя возьми платье цветное; 350. А да ес<т>ь у моево сына предметочка А пот правой-де пот пазухой две бородавочьки!» А-й соскочил-де Михайло да со добра коня, А-й да роздел он с сибя да платьё фсё цветноё А-й подошол тут к оццу своему родимому, 355. А-й показал тут ему да праву руку он. А-й увидал тут старик свои придметочьки, А-й да убнял тут старик своево сына, А-й говорил-де старик да таково слово: «А-й да и будеш, Михайло, да на почесьен пиру, — 360. А-й да не хвастай, Михайлушко, нечем веть ты, А-й да не силой своей да ты не бодросью!..» А-й роспростилсэ Михайло да со своим оццом, А-й да поехал Михайло да в стольне Киев-град. А-й подъежджает Михайлушко ко заставы. 365. А-й увидали Михайла да с высока шатра — А-й да закинули у ворот запоры крепкие. А-й закрычял-де Михайло да громким голосом: «А-й уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнекиевской! А запусти ты меня да в стольне Киев-град; 370. А я везу вам главу да фсё тотарскую!» А-й услыхал тут Добрынюшка Микитичь млад, А-й услыхал-де Добрынюшка голос Миха́йлушкоф; А-й поскакал-де Добрынюшка к воротам скорей, — А-й отворят он веть заставы нонь крепкие, 375. А-й запускал-де Михайлушка на двор к себе. А-й поскакали тут они да ко дворцу ево. А-й да увидел тут Владимер-княсь стольнекиевской; А-й выходил-де Владимер да на красно крыльцо, А-й да и брал-де Михайла да за белы руки, 380. А-й да и вёл-де Михайла да на красно крыльцо, А-й да завёл-де ёво да во светлу грэдьню. А-й да пошол у их пир да нонь навесели: А-й да и стали тут они да утешатисе, 384. А-й да и стали тут они да веселитисе.

Рычков Степан Васильевич

Степан Васильевич Рычков, брат Алексея Рычкова (см. выше), — крестъянин дер. Тимшелья, около 50 лет. Он женат и имеет взрослых сына и дочь. Человек он понятливый и способный, но одержим пьянством; все деньги, полученные за пение, он пропивал по окончании каждой старины: ни ночь, ни боязнь перед женой не могли удержать его. Он пропел мне четыре старины: 1) «Михайло Данилович», 2) «Дунай», 3) «Молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем» и 4) «Козарушка» [похищение сестры Козарушки татарами и спасение ее Козарушкой]. Поет он хорошо, с толком и громко. Кроме того, он знает старины: 1) «Бой Добрыни с Дунаем» — одинаково со своим братом Алексеем, 2) «Сорок калик со каликою» — выучил от щельенского (долгощельского) крестьянина Михаила Широкого и 3) «Дюк» — согласно с Садковым из Немнюги (см. II т.). Я хотел записать еще «Дюка»; но Степан, взяв под него вперед деньги, не явился, а уехал домой (первые три старины я записал в Тимшелье, а последнюю в Дорогой Горе, куда он приехал на храмовой праздник). Первые две пропетые старины он выучил от отца, третью на Зимнем берегу, от мезенских крестьян. О напеве второй старины у меня отмечено, что напев ее отличается от напева первой. У Алексея и Степана есть еще брат, который, по их словам, знает те же старины, что и они.

344. Михайло Данилович

Из-за поля-де, поля было чистово, Из-за роздольица было из-за широково, Из-за моря-де, морюш(к)а-де было синево Да не тучя-ле во поли да затучилась, 5. Не туман-ле со морюшка поднимаицсэ А да со ту же со стороночьку со востосьнюю, Поднималса вор-собака Кудреванко-царь. Поднималсэ вор-собака на красён Киев-град, На того-де на князя да на Владимера, — 10. А да со милыем зятёлком да со Коньшаком, Со любимыем братёлком со Коршуном. А-й да ю Коньшака силы да сорок тысицей, А-й да ю Коршуна силы сорок тысицей, У самого Кудреванка — числа-сметы нет. 15. Подходил-де Кудреванко под красён Киев-грат, А делал он высат<д>ку немалую Да на те жа на луга на княженецкия. От тово-де от пару да лошадиново Да поблёкла-де матушка луна небесная, 20. Потемнел-де веть батюшко светел месяц, Затмилосе тогда да сонцо красноё. А писал Кудреванко ерлоки скорописцаты Ко тому-де ко князю ко Владимеру, Писал он-де золотом на бархати, 25. Со угрозами писал да со великима: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиевской! Ты оддай-ко-де да красён Киев град Без бою-де, без драки, без кроволитьица. Не оддаш-де добром, — дак возьму силою; 30. Тибя князя Владимера во полон возьму, Во полон-де возьму да с Опраксией, — Увезу-де я вас да во свою землю, Во свою-де землю да ф прокляту Орду: Ишше князя Владимера слугой сделаю, 35. А кнегина Опраксея будет служечкой!» Посылал-де посла да скоро-наскоро. Да скакал-де посол да на добра коня, Поехал-де посол да ф красён Киёв-град Ко тому-де ко князю ко Владимеру. 40. Он едет не путём да не дорожечькой, — Он едёт стороной да фсё околицэй Церес те же церес стены да городовыя, Черес круглыя башни наугольныя. Подъежжает ко двору ко княженецкому; 45. Соскакивал посол да со добра коня; Ишше вязал коня ко столбику к точёному, Ко тому же ко колечку золочёному. Пробегал-де посол да по красну крыльцю, Не спрашывал у ворот он приворотничкоф. 50. Забегал-де посол да во новы сени. Пробегал-де ко князю да ко Владимеру. У дверей-де не спрашывал придверьничькоф. Забежал-де посол да во светлу грыдьню Да выметывал ёрлыки да на дубовой стол. 55. А Владимер-от княсь да на постели спал. Выходил-де Владимер в одной рубашечки, Принимал ён ёрлоки скорописьчеты, Роспечатывал ёрлоки скоро-наскоро, А прочитывал ёрлоки поскорёшенько. 60. Цитаёт ёрлоки, слезно плакучись: Со угрозами написано со великима. Говорил-де Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, посол да ты посольские! Уш ты дай-ко мне строку да на три месеця 65. Да собрать-де веть мне да силу-армию!» Говорыл-де посол да фсё посольскии: «Не дам я тебе строку да на тры месеца!» Говорыл-де Владимер во фторой након: «Уш ты ой еси, посол да ты посольские! 70. Уш ты дай-ко мне-ка строку на три неделечьки Да собрать-де веть мне да силушку-армию!» Говорыл-де посол да фсё посольские: «Не дам я тебе строку на три неделечьки!» Пошол-де Владимер ф тёплу спалёнку; 75. Накладывал торелку чистого серебра, Накладывал торелку красного золота Да накладывал торелку скатна жемчуга; Выносил-де Владимер стольнокиевский; Говорыл-де Владимер таково слово: 80. «Уш ты ой еси, посол да ты посольские! Ты прими от меня такой подароцёк; А дай мне-ка строку да на три деницька Да со руськием народом роспроститисе, Во Божиех церьквях да помолитисе, 85. Ко святым-де мошшам да прыложитисе!» Говорыл ёму посол да фсё посольские: «А дам тебе строку на три денечка Со руськием с народом роспроститисе, Во Божьих церьквях да помолитися, 90. Ко святым-де мошшам да прыложытисе!» Выходил-де посол да вон из горёнки, Скакал-де посол да на добра коня, Уежжал-де посол да во чисто полё. Говорыл-де Владимер стольнокиевской: 95. «Уш вы ой еси, братьица суздальския! Поежжайте-тко, ребятушка, во чисто полё; Собирайте фсё удалых да добрых молоццоф А сильниех-могучиех богатырей, Ишше тех полениц да приюдалыех; 100. Пушшай едут поскоре в красён Киёв-град!» Скакали-де веть братьица на добрых коней; Поехали ребятушка во чисто полё Собирать-де юдалых добрых молоццоф, Фсех сильниех-могучиех богатырей. 105. Собиралисе ребятушка ф красён Киев-грат Ко тому-де ко князю да ко Владимеру. Выкатывал Владимер-от бочьки да з зеленым вином, Напаивал удалых да добрых молоццоф, Ишше сам говорыл да таково слово: 110. «Уш вы ой еси, удалы добры молоццы, Фсе сильния могучия богатыри, Фсе злыя поленицы приюдалыя! Подошол-де веть к нам да Кудреванко-царь, Подошол-де со рать-силой великою, 115. Со милыем зятёлком со Коньшаком, Со любыем братёлком со Коршуном; У Коньшака силы сорок тысицэй, У Коршуна силы сорок тысицэй, У самого Кудреванка — числа-сметы нет. 120. Ишше хто у нас поедёт да во чисто полё Пересметить ету фсю силу неверную, Перевести пересмету на бумажной лист?» Ишше старшой хороницсэ за средьнёго, А среднёй хороницсэ за млатшово, 125. Ото младшого Владимеру ответу нет. А-й из-за того из-за стола из-за окольного Со того-де со стула да со дубового Выставал-де юдалой да доброй молодец, Да по имени Михайло фсё Даниловичь; 130. Ишше сам говорыл да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиефской! Как охочого нету, нать невольным быть: Да поеду-ле я да во чисто полё Пересметить эту фсю силу неверную, 135. Привести-де пересметочьку на бумажной лист!» Говорыл-де Владимер стольнокиевской: «Отправляйся-тко Михайло сын Даниловичь!» А да не много-де Михайло розговарывал; Выходил-де Михайлушко ис светлой грыдьни, 140. [Да скакал-де Михайлушко на добра коня][57], Ишше брал-де Михайло да збруюшку ратную, Ишше брал он себе да саблю вострую, Ишше брал-де копьё да долгомерноё, Ишше брал-де он палочьку буёвую; 145. Да скакал-де Михайлушко на добра коня, Отправлялса-де Михайло во чисто полё, Да поехал-де Михайло к Кудреванцишшу. Заежжаёт во рать-силу великую, Да выхватывал Михайлушко саблю вострую, 150. Начал-де бить-рубить да силу й армию. А да сабелька у Михайлушка запошумливала, Колецюшко у сабельки запобрякивало. Куда-де он махнёт — да тут и улиця; Назат-от махнёт — да переюлочок; 155. А половину-де бьёт, другу конём топчёт. Ишше бьёт-де Михайло да трои суточки; А фсю прибил-прирубил да силу й армию, Оставаицсэ царишшо Кудреваньцишшо; Выхватывал Михайло да саблю вострую — 160. Отрубил-де ёму дак буйну голову, Соткнул голову да на востро копьё, Ишше сам головы дак удивляицсэ: «Голова-та у ёго — да как пивной котёл, А да глазишша у ёго — да бутто цяшишша, 165. Ушишша у ёго — дак ровно блюдишша!» Поехал-де Михайло ф красён Киёв-град Ко тому-де ко князю да ко Владимеру Да поздравил-де Владимера с победою. Ишше тут-де Владимер стольнокиевской 170. Ростанавливал столы да белодубовы; Садил-де юдалых да добрых молоццоф, Фсех сильниех-могучиех богатырей, Садил за столы да за дубовыя; Напаивал ребятушок зеленым вином, 175. Ишше турима рогами мёду слатково. Пировали-де ребятуш(к)а трои суточьки; На четвёртыя суточьки розъежжалисе, Розъежжалисе ребятушка по своим делам, 179. По своим-де делам да по своим местам.

345. Дунай

Во стольном во городи во Киеве У ласкова князя у Владимера Заводилось пировань(и)цо-почесьён пир Про многих князей да многих бояроф, 5. Про рускиех могучиех богатырей А да про тех поленицей приудалые. А да фсе на пиру да напивалисе, Ишше фсе на чесном да наедалисе; Ишше фсе на пиру да пьяны-весёлы; 10. Ишше фсе на пиру да приросхвастались: Богатой-от хвастат золотой казной, А сильной-от хвастат своей силою, А да наезницёк хвастаёт добрым конём, Добрынюшка хвастаёт вострым копьём 15. Да вострым-де копьём да своей сметочькой. Один-де княсь не пьёт, не ест, не кушаёт, Своей белой лебёдоньки не рушаёт — По белоё горницы похажыват, Сапок о сапок да покалачиват, 20. Златыма-де перснями да принашшалкиват, Ишше сам говорит да таково слово: «Уш вы ой еси, юдалы добры молоццы, Вы фсе-де князья да князья-бояра, Вы фсе сильныя-могучия богатыри, 25. Вы фсе злыя поленицы приюдалыя, Вы фсе-де купцы-гости торговыя, Вы фсе-де кресьянушка прожытосьны! Ишше фсе у нас в городи поженёны, Ишше красныя девушки ф-замуш выданы, — 30. А да един-де я молодец холост хожу, Я холост-де хожу да нежонат славу. Вы не знаете ле мне да богосужоной, Да котора бы станом статна, полновозростна, Походоцька у ей да была бы павиная, 35. Тиха рець у ей да лебединая, Очи ясны ю ей — как ю ясного сокола, Брови черны ю ей — как у черново соболя?» А да старшой хороницсэ за средьнёво, А да средьней хороницсэ за млатшово, 40. Ото млатшово Владимеру ответу нет. А-й з-за того из-за стола из-за окольново Со того-де со места да богатырсково, Со того-де со стула со дубовово Выставал-де юдалой да доброй молодець, 45. По имени Добрынюшка Микитиць млад; Ишше говорыл да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиевской! Ты позволь-де веть мне да слово вымолвить, — Не казнить-де за то меня, не вешати, 50. Не ссылать-де во сылочьку во дальную!» Говорыл-де Владимер стольнекиевский: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Никитиц млад! Говоры-тко, Добрынюшка, што тибе надобно!» Говорыл-де Добрынюшка таково слово: 55. «Ишше есь у тя во далечом чистом поли, Ишше есь у тя во полюшки три погрёба: Да един-от погрёп дваццати локот, А фторой-от погрёп триццати локот, Да третей-от-де погрёп сорока локот, — 60. Там сидит-де юдалой да доброй молодець, По имени Дунай да сына Ивановичь. Ишше много Дунаюшка земель прошол, Ишше многим-де Дунаюшко царям служыл, А да царям-де он служил да он цяревицям, 65. Королям он служил да королевицям. Ишше знаёт ён Вам да богосужону, Да котора бы станом статна, полновозросна, Походочька ю ей была бы павиная, Тиха рець ю ей лебединая, 70. Очи ясны ю ей как у ясново сокола, Брови черны ю ей как у черново соболя». Говорыл-де Владимер стольнокиевской: «Уш вы ой еси, ключьничьки-замочьничьки! Вы подите-тко, ключьничьки, во чисто полё, — 75. Отмыкайте-тко, ключьники, глубок погрёп, Да которой-от погрёп сорока локот: Выпушшайте Дунаюшка Ивановича, Зовите-тко Дунаюшка на почёсьён пир!» Ише ключьники на то да не ёслушались, — 80. Пошли-де веть ключьники во чисто полё. Отмыкали-де ключьники глубок погрёп, Да которой-от погрёп сорока локот, — Ишше сами говорили таково слово: «Уш ты ой еси, юдалой доброй молодец, 85. По имени Дунай да сын Ивановичь! Ты ставай-ко-се, Дунаюш(к)о, на резвы ноги: Ишше Бох тибя, Дунаюш(к)о, повыкупил; Государь тибя, Дунаюш(к)о, повыруцил; Да Добрынюшка Дунаюш(к)а на свет спустил, 90. На свет спустил, Дунаюш(к)а — повыруцил. Поди-тко, Дунаюш(к)о, на поцесьён пир Ко тому-де ко князю да ко Владимеру Хлеба-соли-де исть да перевары пить!» Как ставал-де Дунаюшко на резвы ноги; 95. Да выскакивал Дунаюшко вон ис погрёба Да повыше-де лесу да он стоячево, Пониже-де облака ходячево. Становилсэ-де Дунаюшко на сыру землю, Пошел-де ко князю да ко Владимеру. 100. Заходит Дунаюшко на красно крыльцё, Ступешек до ступешка да догибаицсэ; Пошол-де Дунаюшко по новым сеням, Ишше новы-ти сени да помитусились*. Заходил-де Дунаюшко во светлу грыдьню 105. Ко тому-де ко князю да ко Владимеру, — Ишше крест-от кладёт да по-писаному, Поклон-от ведёт да по-учоному, На фсе стороны чотыре поклоняицсэ, Ишше князю Владимеру цэлом он бьёт, 110. Цэлом-де бьёт да ниско кланялсэ. Говорыл-де Владимер стольнокиевский: «Ишше Бох тибя, Дунаюшко, повыкупил; Государь тибя, Дунаюшко, повыручил; Добрынюшка Дунаюшка на свет спустил 115. Да на свет спустил, Дунаюшка — повыручил. А да садись-ко, Дунаюшко, на почесьён пир, Да садись-ко, Дунаюшко, за дубовой стол Пониже Добрынюшки Никитича, Повыше Олёшеньки Поповича! 120. Ишше много ты, Дунаюшко, земель прошол, Ишше многим ты, Дунаюшко, цярям служыл, Царям ты служыл да ты царевицам, Королям ты служыл да коро(ле)вичям, — А не знаёш ле ты мне да богосужоной, 125. Да котора бы станом статна, полновозросна, Походочька ю ей была бы павиная, Тиха рець ю ей да лебединая, Очи ясны ю ей — как ю ясново сокола, Брови черны ю ей — как у черново соболя?..» 130. Говорыл-де Дунай да сын Ивановиц: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиевский! Накорми-тко-се наперво тепере досыта, Да напой-ко-се меня да ты фсё допьяна, — Тогда я тебе буду посказывать: 135. Моги только, Владимер, тогда послушивать!» Наливал-де Владимер цяру зелена вина, А да не малу, не велику — полтара ведра, Ишше турей-де рок<г> да мёду слатково; Подавал-де Дунаюшку Ивановичу. 140. Принимаёт Дунаюшко единой рукой, — Вьшиваёт Дунаюшко единым духом Ишше турей-де рок<г> да мёду слатково. Наливал-де Владимер во фторой након, Подавал-де Дунаюшку Ивановичю. 145. Принимаёт Дунаюшко единой рукой, — Выпиваёт Дунаюшко единым духом. Наливал-де Владимер во третей након, Подавал-де Дунаюш(к)у Ивановичю. Принимал-де Дунаюш(к)о третью чярочьку, 150. Выпивал-де Дунаюшко единым духом. Он перву чяру выпил — для здоровьица, А фтору чяру выпил — для весельиця, А третью чяру выпил — для похмельиця. Начял-де Дунаюшко посказывать: 155. «Да моги только, Владимер, ты послушивать! Я служыл у короля да ляховинцского, Я служыл у короля ровно двенаццэть лет: Ишше тры года служыл да ф портомойницках, Ишше тры года служыл да ф подворотницках, 160. Ишше тры года служыл да я в придверничках, Ишше тры года служыл да я ф приключьничьках. Ишше есь у короля да фсё две дочери. А одна дочи — Настасья-королевнична; Та — злая поленица, приюдалая: 165. Не училасе Настасьюшка не ткать, не престь, Да училасе Настасьюшка луком стрелять, Да уциласе Настасьюшка конём владеть. А да фторая доць — Опраксея-королевницьна; Та станом-де статна да полновозросна, 170. Походочька у ей да фсё павиная, Тиха речь ю ей да лебединая, Оци ясны ю ей — как у ясново сокола, Брови черны ю ей — как у черново соболя, Та стано(м)-де статна да полнавозросна!» 175. Говорыл-де Владимер стольнокиевский: «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь! Ты бери-тко, Дунаюшко, силы-армии, Ты бери-тко, Дунаюшко, золотой казны, Ты бери-тко, Дунаюшко, зелена вина, 180. Ты бери-тко, Дунаюшко, красных девушок, — Поежжай к королю да ляховиньцскому, Привези мне Опраксию-королевьничну!» Говорыл-де Дунай да сын Ивановичь: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиевский! 185. Ишше силой мне армией не воёватисе, Золотою казной не откупатися, Зеленым мне вином не опиватися, А да со красныма дефками да не забавлятися! Только дай мне-ка братёлка названово 190. Да названого братёлка крестовово, По имени Добрынюшку Микитица, — Поедём-де мы да во чисто полё Ко тому-де королю дя ляховиньцскому А да за тою Опраксией-королевницьней!» 195. Говорыл-де Владимер стольнекиевский: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Нит(к)итиц млад! Поежжай-ко ты з Дунаюшком Ивановичом, Поежжай-ко к королю да ляховиньцкому; Вы везите мне Опраксию-королевничьну!» 200. Да не много-де ребята да розговарывали: Скакали ребятушка на добрых коней, Отправлялисе ребятушка во чисто полё. Только видели посяську[58] да молодецкую, А не видели поески богатырцкою; 205. Только видят: во чистом поли курева стоит, Курева-де стоит, да дым столбом валит. Ишше едут-де ребятушка по чисту полю, Ишше едут-де ребята трои суточьки. Подъежжают к королю к ляховиньцкому; 210. Ишше едут не путём да не дорогою, Церес те же церес стены да городовыя, Церес круглыя башни наугольныя; Подъежжают ко двору ко княженецкому, Соскакивают ребята да со добрых коней. 215. Говорыл-де Дунай да сын Ивановиц: «Уш ты ой еси, мой братёлка крестовыи, По имени Добрьшюшка Никитиц млад! Когда сабелька у мня да запошумливат, А колецюшко у сабельки запобрякиват, 220. Ты бежи-тко-се тогда да на шырокой двор, Выручай меня с Опраксией-королевничьней!» Побежал-де Дунай да сын Ивановичь, Побежал-де Дунаюшко ко красну крыльцю. Не по-старому приехал, не по-прежному: 225. У ворот он не спрашывал прыворотничкоф, Пробегал-де Дунаюшко по новым сеням У дверей ён не спрашывал прыдверьничькоф. Забегал-де Дунаюшко во светлу грыдьню Ко той же к Опраксеи-королевничьны. 230. А да Опраксея сидела за красеньцями. Ишше брал-де Дунаюшко за праву руку, Да повёл-де Дунаюшко вон из горёнки. Увидал королишшо да лях(о)виньскоё, — Начял в роги трубить да во цюлпа́ны*[59] бить. 235. А на то же дворышшо да на шырокоё Да сбежалосе пановьей-тотаровьей — Да хватают-де Дунаюшка Ивановича. Да выхватывал Дунайко да саблю вострую, Начял бить-де, рубить да силу й армию; 240. Куда-де он махнёт — да и тут улиця, А назать-от махнёт — да переюлочёк. Тогда сабелька у Дунаюшка запошумливала, А да колечюшко й-у сабельки запобрякивало. Услыхал-де Добрынюшка Никитиц млад, 245. Побежал-де Добрынюшка на шырокой двор Да навстречю Дунаюшку Ивановичю, Да выхватывал Добрынюшка саблю вострую. Начели бить-рубить да силу й армию; Фсю прибили-прирубили да сил й армию. 250. Говорыл королишшо да ляховиньцкоё: «Уш ты ой еси, Дунайко со товаришшом! Отпустите вы, ребятуш(к)а, ретивы серця, Вы остафьте мне тотарушок на семена!» Отпустили-де ребята да ретивы серця; 255. Пошли ребятушка со шырока двора, Увели-де Ёпраксию-королевьницьну, Садили-де Ёпраксию на добра коня. Да скакали-де ребятушка на добрых коней, — Поехали ребятушка во чисто полё. 260. А Настасьюшки дома да не случилосе. Как из далечя-далеченька ис чиста поля Приежжаёт Настасья да королевничьня; Ишше тут королишшо да фсё росплакалсэ А Настасьюшки своей да фсё розжалилсэ: 265. «Приежжал-де Дунайко со товаришшом, Не по-старому приехал да не по-прежному, Фсю прибил-прирубил да силушку-ярмию Да увёз-де Опраксию-королевницьну!» А Настасьюшка много не розговарыват: 270. Скакала-де Настасьюшка на добра коня, — Отправляласе Настасьюшка во сугон ззади, А поехала Настасья да во чисто полё. Да наехала Настасьюшка добрых молоццоф, — Выхватыват Настасья да саблю вострую, 275. Да ударила Дунаюшку в буйну голову, Как россекла у Дунаюшка стальной шышак*. Ише тут-де Дунай да сын Ивановичь Ише передал Опраксию-королевьничьну Ко тому-де Добрынюшки Нит(к)итичю 280. Да выхватывал Дунаюшко саблю вострую. Рубилисе ёни да саблеми вострыма, — Ишше востры-ти сабли да исшорбалисе: Некоторой некоторово не ранили, К ретивым-де серцам раны не придали. 285. Кололисе копьями долгомерныма. — По насадочькам копья да извернулисе: Некоторой некоторово не ранили, К ретивым-де серцам раны не придали. А да билисе палками буёвыма, — 290. В руковатоцьках палки да изломалисе: Некоторой некоторово не ранили, К ретивым-де серцам раны не прыдали. Тянулись церес грывы лошадиныя, — Некоторой некоторово не вытянул. 295. Скакали-де ёни да со добрых коней, А да схватилисе ёни да фсё в-охабочьку. Ишше водяцсе они да день до вечора: Некоторой некоторово не бросили. Говорыт-де Добрынюшка Никитиц млад: 300. «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць! Надо бить бабу по пелькам, пинать под жопу; Ише та-де раночька — кровавая!..» Начял бить Дунай по пелькам, пинать под жопу, — Тогда тут-де Настасьюшка росплакалась 305. Да Дунаюшку тогда да прирозжалилась. Помирилисе они да со Дунаюшком, Да поехали они да ф красён Киёв-град Играть-де ёни да чесну свадёпку Ко тому-де ко князю да ко Владимеру. 310. Ишше едут-де ёни да по чисту полю, — Ишше едут-де, со Настасьюшкой забавляюцсэ, Ишше едут-де, со Настасьей потешаюцсэ. Говорыл-де Дунай да сын Ивановичь: «Уш ты ой еси, Настасья-королевнисьня! 315. Когда будём мы во городи во Киеве У того-де ю князя да ю Владимера Да играть-столовать да чесну свадёпку, Ишше будём мы тогда да пьяны-весёлы, — Да тогда-де ты, Настасьюшка, не захвастайсе!..» 320. Приежжают во город-от во Киев-от Ко тому-де ко князю да ко Владимеру, — Начели они пир да чесну сва<д>ёпку У того ю князя да ю Владимера Да со тою Опраксией-королевнисьней. 325. Ишше фсе на пиру да пьяны-весёлы, Ишшо фсе на сва<д>ёпки росхвастались: А да богатой-от хвастат золотой казной, А да сильной-от хвастат своей силою, А да наездницёк хвастаёт добрым конём, 330. А ишше глуп-от хвастаёт молодой женой, Нерозумной-от хвастаёт родной сёстрой, Ишше умной-от хвастат старой маменькой. А ишше тут же Настасьюшка захвасталась: «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць! 335. Когда жыл ты у нас у батюшка родимово, Мы стреляли-ли с тобой во меточьку во польскую Да простреливали колецюшко золочёноё, — А ты-де, Дунаюшко, попадать не мог, А я-де простреливала колецюш(к)о золочёноё!» 340. За беду палось Дунаюш(к)у за великую, За велику за досаду показалосе: «Уш ты ой еси, Настасья да королевнисьня! Мы поедём-де с тобой да во чисто полё, Мы поедём-де с тобой да фсё потешыцсэ 345. А своима-де луками да пострелятися!» Отправлялисе оне да во чисто полё. Говорыл-де Дунай да сын Ивановичь: «Уш ты ой еси, Настасья да королевнисьня! Я положу тебе-де золочон перстень, 350. Положу я тебе-де на твою главу; Да прострелю я стрелоцьку калёную Сквозь етот-де перстень золочонои!» Говорит-де Настасья да королевницьня: «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь! 355. Как застрелиш ты меня да красну девицю, Ишше ес<т>ь у мня в утробы да фсё два отрока!» А да стрелял-де Дунай да сын Ивановиц. А перву стрелу стрелил — да он не дострелил; А да фторую стрелу стрелил — да он перестрелил; 360. А да третьюю стрелу стрелил, — да во Настасьюшку: Как попало-де Настасьюш(к)и в ретиво серьцё — Да застрелил-де Настасьюш(к)у фсё он до смерти... Вынимал-де Дунаюшко саблю вострую, Да ростегивал Дунаюшко латушки кольцюжныя 365. У той-де Настасьи да королевнисьны А роспорол-де ю Настасьи да груди белыя, Посмотрел-де у Настасьи да ретиво серцо: У Настасьюшки в утробы да фсё два отрока. За беду пало Дунаюшку за великую, 370. За великую за досаду да показалосе; Пожалел-де Дунаюшко двух отрокоф Да двух сыновьей да ёму кровныех. Скакал-де Дунаюшко на добра коня, А брал-де копьё да долгомерноё, 375. Ише брал-де копьё да во праву руку, Ише брал-де копьё да он вострым концом, — Да скакал-де Дунаюшко на востро копьё: Закололса Дунаюшко на востром копье... 379. Ишше тут-де Дунаюшку славы поют.

346. Молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем

От того-де от озёра Маслеёва, От тово-де от морюшка от синево Да от серово камешка от Латыря, От тою-де веть бабы да от Златыгорки 5. Да родилосе ю ей да чадо милоё, Ишше милоё чядышко любимоё, Как по имени Сокольничок-наезничок. Выростаёт-де Сокольничок поскорёшенько: Ишше от роду Сокольнику только шесть годоф, 10. А по росту-де Сокольнику равно дваццать лет. Ишше стал-де Сокольничок похаживать, На шыроку-де юлицу погуливать Да играть-де с ребятами боярскима. Да играёт-де Сокольничок не по-доброму: 15. Какого-де ухватит за белу руку, У того-де молоцца да руку выдерьнёт; А какого-де ухватит за резву ногу, У того-де молоцца да ногу выставить; Пос(ер)ёдочьки ухватит — жывота лишит. 20. А ишше стали-де ходить мужики-новогородьняна Да ко тою-де веть бабушки Златыгорки: «Уш ты ой еси, Марфа да ты Златыгорка! Да уйми-тко-се своё да чадо милоё; Не уймёш-ле добром, — дак уймём силою, 25. Укоротам у ёго да веку долгово!» Говорит ёму Марфа да фсё Златыгорка: «Уш ты ой еси, моё да чадо милоё, Ты по имени Сокольничок-наезничок! Не ходи-ко ты больше да на шырокой двор, 30. Не играй-ко с ребятами боярьскима!» Было от роду Сокольницьку двенаццэть лет; Говорыл-де Сокольничок таково слово: «Уш ты ой еси, моя маменька родимая! Уш ты дай-ко-се мне благословленьицё: 35. Да поеду-ле я да во чисто полё Стрелять-де гусей да белых лебедей, Перепёрныех* малых серых утицэй!» Говорыт ёму маменька родимая: «Ты тепериче, Сокольничок, молодёшенёк, 40. Умом-разумом, Сокольничок, глупёшенёк: Потеряёш понапрасно буйную голову!» Говорыл-де Сокольничок по фторой након: «Уш ты дай-ко-се мне бласловленьичё!» Говорыла ёму маменька родимая: 45. «Поежжай-ко-(с)е, моё да чадо милоё, — Не обидь ты не старово, не малово, Не проливай-ко-се крови ты напраснои!.. Не увидиш ле старово седатово — Да старого казака да Ильи Мурофця?.. 50. Не доедёш до ёго — да со коня слезай; Не дошетши до ёго — да ниско кланяйся: Он сильной-могучий-от богатырь-от!» Да пошол-де Сокольничок да на конюшын двор; Выбирал-де Сокольничок коня доброго 55. Да седлал-де й уздал да збруей ратною: Потпругивал потпругоф до двенаццати Да тринаццатою степь чересхребётную — Ту не ради басы, дак ради крепости, Тово ради й опору богатырсково. 60. Выбирал-де Сокольничёк збрую ратную: Ишше брал-де Сокольничёк саблю вострую, Ишше брал-де ён полочьку[60] боёвую, Ишше брал-де копьичё долгомерноё. Да собралсэ Сокольничок поскорешенько, 65. Попростилсэ со маменькой родимою, Да скакал да Сокольницёк на добра коня. А только видели пося́ску да молодецкую, А не видели поески да богатырскоей; Только видят: во чистом поли курева стоит, 70. Курева-де стоит, да дым столбом валит. Ишше едёт-де Сокольничок по чисту полю, Конь вымётыват ископыти по поднебесам. Подхватывал Сокольничок-наезничок Да на ископыти потписи потписыват: 75. «Ише как же я владею своим добрым конём, Да ише как же я владею своим вострым копьём, Да так бы мне владеть руським богатырём Да старыем казаком да Ильей Мурофцём». А <н>а ту-де веть пору да на то времецько 80. Ише ехал стар казак да Илья Муромець, Ише ехал стар казак да из чиста поля Да наехал на ископыть великую. Да на ископыти натписи написаны: «Ише как же я владею своим добрым конём, 85. Ише как же я владею своим вострым копьём, Да так бы мне владеть руським богатырём, Старыем казаком да Ильей Мурофцём». Прочитывал Илья да скоро-наскоро, — За беду пало Илеюшки за великую, 90. За велику за досаду показалосе: Поехал стар казак да во сугон за ним. Как наехал-де Сокольника во чистом поли, Закрычал-де стар казак да громким голосом: «Й уш ты ой еси, й удалой да доброй молодець! 95. Ты какого-де города, какой земли? Уш ты какого оцца да какой матери?..» Оввёрнулса Сокольничок-наезничок, Да выхватывал Сокольничок саблю вострую. Да рубилисе ёни да са́блеми вострыма, — 100. Некоторой некоторово не ранили, К ретивым-де серцам раны не придали: Ишше сабельки востры ишшорбалисе. Кололисе копьями да долгомерныма, — По насадочькам копья извёрнулисе: 105. Некоторой некоторово не ранили, К ретивым-де серцям раны не прыдали. Ишше билисе палками буёвыма, — В руковяточьках палки да изломалисе: Некоторой некоторово не ранили. 110. Да тянулись через грывы да лошадиныя, Некоторой некоторово не вытянул. Да скакали-де ребятушка со добрых коней, — Да схватилисе ребятушка в охабочьку Крепким-де боём да рукопашныим. 115. Ишше водяццэ ребятушка день до вечора. Некоторой некоторово не бросили, Да фтоптали ёни да по колен в землю. Ише водяцца ребятушка фторы суточьки, Да фтопталисе они да фсё по поясу: 120. Некоторой некоторово не бросили. А по Илеюшкину да по несчасьицу, По Илеюшкину да безремень(и)чю Права ношка у Илеюшки потскользнуласе, Да упал-де стар казак да на сыру землю. 125. А да скакал Сокольницёк на белы груди; А да ростегивал латы да он кольчюжныя, Как ростегивал он пугофки вольясьния; Вынимает Сокольник саблю вострую, — Ишше хочот роспороть да фсё белы груди. 130. Да змолилса стар казак да Илья Муровец: «Уш ты Спас-ле, ты Спас да ты Пречистыи, Присвята Мати Божья, Бого(ро)дица! Ише на поли-де мне да смерти не писана: Да стоял я за церкви-ти за Божии, 135. За ту-де веть веру да христианцскую, Не проливал-де я крови да фсё напрасную, — А тепериче мне да помирэть надо От такого-де тотарына неверного!..» По(т)хватила полоса да ветра буйново 140. Да збросила Сокольника на сыру землю. Ставал-де стар казак да на резвы ноги, Да скакал-де стар казак да на белы груди Ко тому-де ко Сокольницьку-наезницьку; Ишше сам говорит да таково слово: 145. «Уш ты ой еси, й удалой да доброй молодець! Ты какого-де города, какой земли? Ты какого-де оцца да какой матери?» Да на те слова Илеюшки ответу нет. Говорыл-де стар казак да во фторой након: 150. «Уш ты ой еси, й удалой да доброй молодечь! Ты скажи-де мне да таково слово: Ты какого-де города, какой земли? Ты какого-де оцца да какой матери?..» Говорыл-де Сокольничок-наезничок: 155. «Когда был я у тя да на белых грудях, — Да не спрашывал не города, не какой земли, Да не спрашывал не роду тя, не племени!..» Вынимаёт стар казак да саблю вострую; Ише хочот-де пороть да груди белыя, 160. Посмотреть у ёво да ретиво серцо. Ише тут-де Сокольничок росплакалсэ Да старому казаку да прирозжалилсэ: «От того-де от морюшка от синёво, От того-де ёт озёра Маслеёва 165. Да от серово камешка от Латыря, От тою-де веть бабы да от Латыгорки!..» Ишше брал-де стар казак да за белы руки, Поднимал-де Сокольничка на резвы ноги, Человал-де Сокольничка в уста сахарныя: 170. «Уш ты здрастуй де, моё да чядо милоё! Ишше тепере ты мне да будёш сы́н ноньче́!» Да поехали ёни да по чисту полю Со тем же со старым казаком Ильей Мурофцом. Говорыл-де стар казак да Илья Муровец: 175. «Ты поедёш-де, Сокольничок-наезничёк, Да приедёш домой к маменьки родимою, Ишше кланейсе от меня да ты большой поклон Да большой-от поклон да ниской до земли!» Попростилисе с Сокольничком-наезничком. 180. Приежжаёт-де Сокольничок ко маминьки. Ишше спрашиват-де маменька родимая: «Ты куда де, моё чядышко, поездило? Уш ты видял ле старово седатово — Да старово казака да Илью Мурофця?..» 185. Говорыл-де Сокольницёк-наезницёк: «Уш я видял там старово седатово — Старого казака да Илью Мурофця; Говорил-де он слова да нехорошыя: Да тибя зовёт блядью, миня — выблятком!» 190. Говорыл-де Сокольницёк-наезницёк: «Да фторой-де рас поеду во чисто полё, Да наеду где я старово седатово — Старого казака да Илью Мурофьця, Да за эти же слова ему голову срублю!» 195. Да скакал Сокольницёк на добра коня, Ишше сам говорыл да таково слово: «Уш ты ой еси, маменька родимая! Ты подай-ко мне копьё да долгомерноё, Да поеду-де я да во чисто полё!» 200. Подавала ему маменька родимая Ишше то-де копьё да долгомерноё. Принимал-де Сокольничок за тупой конец Да ударыл-де копьём да долгомерныем, Ударыл-де маменьку родимую; 205. И ударыл-де он да фсё вострым копьём, Вострым-де копьём да фсё вострым концом; И юдарыл-де он да напротиф серца, — Заколол-де он маменьку родимую. Да поехал-де он во чисто полё 210. Искать стара казака Илью Мурофьця. Да наехал-де Сокольничок во чистом поли Да старого казака да Илью Мурофьця. Да выхватывал Сокольничок саблю вострую, — Ишше хоцёт отрубить дак буйну голову. 215. А на ту пору Илеюшка ухватциф был: Да выхватывал свою да саблю вострую, Отмахнул у Сокольника саблю вострую Да ударил-де Сокольника в буйну голову, — Отрубил у Сокольника буйну голову. 220. Ише тут-де Сокольничку славы поют.

347. Козарушка [похищение сестры Козарушки татарами и спасение ее Козарушкой]

А да у Фёдора купца да у Чернигофца Было у ево да всё два чадышка: Одно чадо — да дочи да фсё Еленочка Да Еленочка была да фсё прекрасная, 5. Да фторо чадо-де — Козарушка-де Фёдорыч. Наежжали-де воры да всё розбойники А да ограбили купца да фсё Чернигофца, Увезли-де доць Еленочьку прекрасную. А запечалилсэ купец да фсё чернигофский. 10. Говорил ему сын да фсё родимой нонь: «Уш ты ой еси, батюшко, чернигофской купец! Не печальсе не оп<б> чём, да фсё не надобно: Да поеду-де я да во чисто полё, Отышшу-де Еленочьку прекрасную!» 15. Говорил ему папенька родимой же: «Уш ты ой еси, Козарушка Фёдорыч! Поежжай-ко ты, Козарушка, во чисто полё, Отышши-тко мне Еленочьку, дочь прекрасную; Да за то я тебе дам да золотой казны, 20. Золотою казны даю бещотною!» Да поехал-де Козарушка во чисто полё. Ише едёт-де Казарушка фсё три месеця, — Да искал он себе да поединьшицька, Поединьшицька себе да сопротивничька 25. Со своей-де он силою побратацсэ: Да не мог он натти да поединьшыка, Поединьшыка сибе да супротивника. Приежаёт Козарушка во чисто полё, Да стоит-де веть дуб да белодубовый, 30. На дубу-де сидел да фсё чернён ворон. Натягаёт-де Козарушка фсё веть тугой лук, Направляёт-де Козарушка калену стрелу, Ишше хочот застрелить да черного ворона. Ишше ворон говорит да таково слово: 35. «Уш ты ой еси, й удалой да доброй молодець, Ты по имени Козарушка-де Фёдорыч! Не стрелей-ко, не стрелей да черного ворона: Ворониной тибе крови да не напитисе, Ворониного мяса да не наестисе. 40. Ишше лучше поежжай да на круту гору: На крутой горы стоит шатёр, крыто бархатом, А во шатре-де лёжыт да фсё три тотарина, Нат тотарами стоит да красна девица, Она плачот-де девушка причитаючись». 45. Да на ети-де слова, ну, не ослышылсэ — Да поехал-де Козарушка на круту гору. Приежжаёт-де Козарушка на круту гору: На горе стоял шатёр да крыто бархатом. Да соскакивал Козарушка со коня здолой, 50. Заходил-де Козарушка во чернен шатёр, А ф шатре-де лёжит да три тотарина, Нат тотарами стоит да красна девушка. Говорыл-де Козарушка таково слово: «Уш ты бедная, ты да красна девичя, 55. Да позорна твоя да труп<б>чата коса! На позор ты, бедна девушка, досталасе, Трём тотаринам досталасе неверныем!» Ишше сам он говорил да таково слово: «Уш вы ой еси, пановья-тотаровья! 60. Вы оддайте-де мне да красну девичю Без бою-де, без драки, без кроволитьиця!» А они-де над им да посмехаюцсэ: «А да приехал мужык, шэльшына-деревеньшына; Он у трёх хочот отнять да красну девичю!» 65. Говорыл-де Козарушка во фторой након: «Уш вы ой еси, пановья-тотаровья! Вы оддайте-де мне да красну девичю Без бою-де, без драки, без кроволитьиця!» Да они-де над им да посмехаюцсэ: 70. «Да приехал мужык, шэльшына-деревеньшына, Да у трёх хочот отнять да красну девушку!» За беду пало Козарушки за великую, За велику досаду да показалосе: Ухватил-де он тотарина-де за руки — 75. Да убросил тотарина он за реку; Да другого ухватил да за резвы ноги — Ише бросил тотарина он на гору; Да третьёго ухватил да за одну ногу, Наступил-де тотарину на другу ногу — 80. Ише рвёт-де тотарина пополам надвоё, Ише сам говорил да таково слово: «Ише эстоль тотарин-от не жыловат, Ише эстоль-де тотарин-от не киловат[61]», Розорвал-де тотарина фсё-де надвоё. 85. А брал-де тогда красну девичю, Да садил-де веть он да на коленочьки: «Уш ты ой еси, моя да красна девичя! Ты скажи-де веть мне да таково слово: Ты какого-де города, какой земли? 90. Ты какого-де оцца да какой матери?». Говорыла ему девочка прекрасная: «Уш ты ой еси, й удалой да доброй молодец! Ис того-де из города я Чернигова Да того-де купца да фсё Чернигофца, 95. Тово же-де Фёдора Чернигофьска!» Поднимал-де Козарушка красну девичю, Поднимал-де Козарушка на резвы ноги; Целовал-де Козарушка в шшоку белую: «Уш ты здрастуй-де, сестра Еленочка прекрасная! 100. Ише я-де тибе буду да фсё веть брат родной: Ис того-де я из города Чернигова Да того-де сын купца Фёдора Чернигофца, Да зовут миня Козарушкой-де Фёдорыч!» Зрадоваласе Еленушка прекрасная. 105. Садил-де Козарушка на добра коня Да ту-де Еленочьку прекрасную. Поехали они да во Чернигов-грат Ко тому-де купцу да ко Чернигофцу. Как стречаёт их купец да фсё чернигофский: 110. «Уш вы здрастуйте, мои да чадышка милыя, Да по имени Козарушка-де Фёдорыч! Уш ты здрастуй, дочь Еленочька прекрасная!» Завели-де пированьицо-столованьицо: Ишшо пили де, гуляли да трои суточьки, 115. На четвёрты-де суточьки просыпалисе.

Поташов Семен Абрамович

Семен Абрамович Поташов — крестьянин дер. Тимшелья, старик 84 лет, среднего роста, худощав. От старости он трясется; а когда дождливая погода, он весь болен и ничего не может делать. Теперь он забывчив. Так как сын его умер и после него осталась невестка с малыми детьми, то теперь Семену приходится ходить еще на пожню и другие работы. Раньше он много бывал по путям. Он пропел мне старину «Мамаево побоище» [Добрыня, Окольник и Алеша Попович, по приказу княгини, освобождают Киев от Скурлавца]. «Мамаевым побоищем» называет эту старину сам Семен; мое же заглавие по содержанию стоит в скобках. Эту старину он, по его словам, выучил у нижанина Прокопия Шуваева. Он настолько был в день пения болен и жалок, что прямо жаль было заставлять его петь. Сначала он отказывался, но потом, подумавши о содержании старины, пропел ее. Он знал раньше старины: 1) «Женитьба Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», 2) «Женитьба Владимера» [«Дунай»] и 3) «Козарин» [особого рода], и слыхал старины: 4) про Садка и 5) «Камское побоище». Старину про Казарина он помнил плохо; содержание ее: У Данила была дочь Марфа, ее похитило Чудо и Данило ездил ее доставать. Этот необычный вид старины о Козарине я хотел записать; но в один день [дождливый] он был болен, а на другой день, хотя было тепло, выглянуло солнце и он был бодр, в Дорогой Горе был престольный праздник, и Семен, приехавший сюда [я тоже был уже здесь], заинтересовался выпивкой и петь отказался. Семен пропел мне в фонограф и мотив «Мамаева побоища», но очень тихо, вследствие чего его нельзя было перевести на ноты.

348. Мамаево побоище [Добрыня, Окольник и Алеша Попович, по приказу княгини, освобождают Киев от Скурлавца]

И как собралса-то, склалса да Владимер-княсь; А видно, нать ехать ему во чисто полё А во то(у) же роздольицо шырокоё: «А во цистом-де поли мне-ка показаковать, 5. Да людей посмотреть, себя повыказать!» А ушол, веть уехал в ро(з)доль(и)цё шырокоё. Оставалась как една его молода жена, Да осталасе Ёмельфа една дома нонь; А не осталисе засловники-заступники. 10. И выходила-де Ёмельфа да на высок балхон А завидяла, ф чистом поли незгодушка: И бутто тучя-та во поли затучилась, И велики туман да подымаицсэ, И видно, сила-де, армея надвигаицсэ, 15. И надвигаецсэ-де та со фсех сторон. Э веть тут как Ёмельфа запечалилась, Запечалилась она да закручинилась. Ах как искала же ёна да обороньшыкоф, А попросила же ёна Добрынюшка Микитиця[62] 20. Да Микиту просила да на замену тут. А Микита говорил да таково слово: «А веть мне-ка ёдному не ехать во чисто полё, Во чистом-де поли мне-ка не казаковать: Как едного меня тут во плен возьмут 25. Да во плен-де возьмут меня, голову срубят. А дак дай-ка мне-ка нонь помошникоф, А помошникоф дай мне-ка обороньшикоф!» И говорила-де Ёмельфа да Тимофеевна: «Ты бери-ко, Микита, хто те надобно». — 30. «Да давай-ко-се мне-ка ты Окольника, А Окольника дай скоро наезника; Дай-ко-се мне-ка Дунаюшка Ивановичя. А тогда поедём как мы во чисто полё, Во то же роздоль(и)цо шырокоё!» 35. А приходит Олешенька Поповичь млад: «Уш ты ой еси, матушка Ёмельфа да Тимофеевна! Ты какой положила гнев, да на меня ты сердиссе, И бутто я во цистом поле не казаковал? Веть я силой не силен, да напуском смел!» 40. И тогда это Омельфа ему дозволила. Собралисе эти казаки да на добрых коней. А только видели их, как на коня скочил И на коня-де скочил да во седло он сел; Да завидели: ф поли да курева стоит, 45. Курева-де стоит, да дым столбом валит. А подъежжают и они да к свиты-армеи, А поклон-от ведут да по-учоному Да и речи говорят да потихошенько: «Да отколь ты взялась, да сила-армея, 50. Сила-армея, взялась, сама надвинулась? А во нашом-то городе князя-то не случилосе: Да уехал князь Владимер во чисто полё А во ту же роздольицо шырокоё А себя показать, людей повысмотреть». 55. И сказаласе свита сила-армея, Как сказаласе она веть им поведала: «И такого-то собаки да сына Скурлафца». — «Да веть просит вас кнегина да Тимофеевна, Да просила же ёна вас на почесьен пир 60. Да веть хлеба-де, соли вас покушати А переварушки попить да и зелена вина». А веть как ихны управители и не дозволили; Говорят же ёны да таковы речи: «А хотим же как взять да красен Киев-грат 65. И красён-от Киёв-град да церкви Божеи, И да святы Божьи церкви как во дым спустить И во дым-де спустить, как их повыжек<г>чи, А святы Божьи иконы да как повыковать, На синё-де морё да их повыспускать!» 70. Как фсе тут казаки да розгоречилисе, И говорят-де казаки да едино слово. Да Олёшенька-та силой да не силен был — А не силой-де силён, сам напуском смел; Подымал-де Ёлёша да руку правую, 75. Забирал-де Ёлёша палицу буёвую, А буёвую палицю-убивицю; И говорыл-де Олёшенька Поповичь-от, Говорыл-де Окольнику-наезнику: «Уш ты ой еси, Окольничок-наезничок! 80. Объежжай-ко-се фсю силу и армею; Ты уш ой еси, Добрыня да сын Микитичь млад! Не остафьте меня да во чистом поли, Во чистом поли бы не головней лежать, Не головней мне-ка лежать да не зверья́м тарзать!» 85. А Окольник-наезник едёт по чисту полю, Объежжает эту свиту фсю и армею; Да розъехалса-от Окольник на добром кони. Ише тут с им Добрынюшка Микитиц млад; Да Добрыня говорил да таковы речи, 90. Таковы-де речи своим товарышшам: «Ужо бейте-рубите свиту-армею, Ишше колько рубите, боле конём топчи́!» Они бились-рубились много времени А добиралисе до сына да сына Скурлофца. 95. Да во той же во свиты, своей армеи Да Окольник-наезник да ёпознал его; А да наехал Окольник-от на добром кони Они билисе палками буёвыма И калолисе[63] копьеми-то вострыма, 100. А рубилисе саблеми булатныма, — Не могли они один веть друг друга из седла вышыпчи. И наскакивал Добрынюшка Микитиц млад, И наскочил тут Добрыня на добром кони; И розмахнулсэ он руками-то как белыма 105. И ударил же палицэй буёвою А буёвою палкой сорока пудоф — А отшып как у Скурлафца буйну голову. Олёшенька Поповичь тот ухватциф был И потскочил как со сабелькой со вострою 110. Да срубил голову ёго со могучих плечь. А-й фся эта сила да приужакнулась. И как зачели они силу во плен тут брать: И куда они махнут — да тут и юлица; И поворотяцся они — да переюлочки. 115. И говорят ти тотаровья-юлановья: «А остафьте силы хош немножечко Ише дать нам известия Скурлафцу!» А тут же уш как Скурлафца живого нет: А во чистом поли лёжит, да голова шаром 120. И шаром-де голова его пока́чена. Наежжает их да неприятеля Да великоё-то Цюдишшо-Юдишшо. Да его как этого тотарина Да тотарина такого, да неприятеля, — 125. Подъежжает Олёшенька Поповичь млад: Да и вострою саблей сам помахиват, А бурзоменьким же копьём да поразить хочот. И розлетелса-де Олёша на добром кони, Веть он потпёр тотарину во белу грудь — 130. И скатил-де тотарина з добра коня. А налетел-де Добрынюшка Микитичь млад — Веть срубил как его да буйную голову. Тогда поехали они по силы-армеи, Уш они зачели пленить да фсех наказывать. 135. Они бились-рубились много времени; Они много же времени соскучились, Да соскучились они да фсе опе́шали. Подъежжает Окольничок-наезничок: «Уш вы бейте-рубите фсех до единого, 140. Не оставляйте вы тотар только на се́мена — Штобы ихны-ти поротки да фсе повывести!» Да заслышил-зацюл да Владимер-княсь стольнекиевской, — Да поехал-де Владимер да по чисту полю, По тому же роздольицю шырокому; 145. Приежжает во эту силу-армею; Да говорит же Владимер таково слово: «Ушша ой еси, заступники великие, Ушша обороньшшки-зашшитники!» И спросил у Ёкольничка-наезника: 150. «Уш ты ой еси, Накольничок-наезничок! Ишше хто же послал, ли сами поехали?» — «Да поехали мы как во чисто полё Да на то же побоишшо великоё; Ишше бились-рубились много времени, 155. До того ныньце добились до краю как А до того же до краю, вышли фсе из силы нонь; Да хотим же мы, Владимер стольнекиевской, Да хотим оборону взять, оддоху дать Да на том же побоишши великоём». 160. А завидели Чюдо и пречюдноё: А заходил-де Чюдо-де семиглавоё. А Владимер-то княсь да преужакнулса; А-й эти фсе казаки да не юдрогнули: Казаки — они таки были богатыри. 165. И говорили они князю-де фсё Владимеру: «Уш ты ой еси, Владимер-князь стольнекиевской! Поежжай-ко ты ко Чюдишшу ко Юдишшу Да ко этому Чюду да семиглавому А руби-тко-се ёго да буйны головы!» 170. А Окольник-наезник рышшет на добром кони, А на добром кони он едёт ко Чудишшу; И натегаёт ён как свой-от тугой лук И вынимает калену стрелу из наю́сьника*; И кладёт эту стрелу да он каленую: 175. «Ты лети-ко, моя стрела, да по чисту полю; Ише пади, стрела, не на воду, не на землю, Да пади-ко, калена стрела, ко Чудишшу, А ко Чюду пади да в буйну голову!» И полетела-де стрела да во чисто полё, 180. И прилетела она скоро во Чюдишша: А упало-де Чюдо да со добра коня. И налетели-де казаки-те на добрых конях, А богатыри, ры́чяры юдалые; Вынимали они сабли свои да вострые 185. Да рубили у Чудишша ети головы, Ах да рубили они фсе до единою — А выни(ма)ли у Чуда из буйных голоф-то Ишше было как каменьё да самоцветноё, Самоцветно каменьё необчененноё, 190. Необчененноё каменьё з златым з золотом. Тогда били-рубили фсех до единого, Не оставили тотар да фсех на семена. Это было побоишшо великоё. А стоели как они да, бутто, три года, 195. Они три года стоели и три месеця. А тогда Владимер-от князь а им поклон ниской дал: «А спасибо же вам ныньче, засловники, Да спасибо же вам, да ёбороньшики; А постоели вы, спасибо, за Божьи церкви 200. И за те же иконы фсё за Божеи И постоели вы, спасибо, за красён Киёв-грат. Ише што, обороньшыки, вам надобно: И золото ли вам, казны да вам бещотноё? И не жаль-де Владимеру злата-серебра». 205. А просили же каменьё да самоцветноё, Самоцветно каменьё неопчененноё. Подарил-де Владимер фсем по камешку, По тому же камню да самоцветному. А отправились как с этого побоишша, 210. Со великого побоишша, рать великое Да великое рати ехать ф красён Киев-грат И ко тому же как ко князю и ко Владимеру Да ко той Ёмельфы да Тимофеевны. А и едут они да как со радосью: 215. Как веть взяли собаку да сына Скурлафца, И как взяли их фсех да до единого. У того у князя да ю Владимера А идёт цесьён (так) пир да весь навесели: Как осталса красён Киев да непобить ноньче, 220. И осталисе святы Божьи церкви да со иконами И с иконами осталисе со Божьима И со тема со церквеми со соборныма. А да осталса Владимер-княсь навесели. 224. Ишше фсё это побоишшо покончилось.

Кузьмин Городок

Кузьмин Городок принадлежит, как кажется, к Погорельской волости. Он стоит на правом, высоком берегу реки Мезени, на щели́ (щелью называется высокий и обрывистый берег, состоящий из пластов мягкого камня), в нескольких саженях от тракта и расположен несколькими порядками (т. е. рядами, улицами). В нем есть церковь, а раньше была и церковно-приходская школа, которую теперь перевели на другой берег, в д. Кильцу.

Аникиев Василий Петрович

Василий Петрович Аникиев (Оникиев) — крестьянин дер. Кузьмина Городка, 57 лет, среднего роста, грамотен. Человек он нетрусливый и бывалый: жил в Петербурге около 20 лет; кроме того, мне говорили, что он занимался чем-то и в Сибири. Теперь, на старости обеднев, он опять вернулся домой и ходит на заработки на заводы. Раньше он служил на Ружниковском заводе, что в 5 верстах от г. Мезени вниз по р. Мезени, а за несколько дней до свидания со мной перешел на Русановский завод, находящийся в 25 верстах ниже г. Мезени, где его взяли караулить лебёдку. Здесь я и записал у него 10 июля 3 старины: 1) «Женитьба князя Владимера на указанной и привезенной Добрынею греческой княжне; Илья Муромец и Удолище»; 2) «Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Романовичем во главе над войсками князя Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем; смерть в гробу и погребенье Святогора»; 3) «Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем». Я узнал о том, что Аникиев знает старины, совершенно случайно. По дороге из дер. Долгой Щели в г. Мезень я велел остановитъся у Русановского завода, где, как говорил один из гребцов, меня ожидал немнюжский сказитель Е. Садков. Садкова на заводе не оказалось, и так как ехать уже нельзя было, ибо кончился прилив, то я пошел расспрашивать по казармам [дело было вечером], не знает ли старин кто-нибудь из рабочих. В одной казарме Аникиев сказал, что он знает, но долго их рассказывать. Оказалось, что он знает три старины, но поет и рассказывает их только в определенном [вышеуказанном] порядке. В средней старине шла речь о Святогоре. Так как скоро наступала ночь и Аникиев обязан был идти на работу, то я хотел записать хотя бы только про Святогора, про которого мне еще ни разу не пришлось записать старины (с пения). Аникиев насилу сообразил, откуда ему начать, так как поет свои старины подряд. Записав старину про Святогора, я попросил г. управляющего, и тот отпустил Аникиева с работы петь мне старины. Тогда я ночью записал и остальные две. При печати я ставлю их в том порядке, в котором поет их Аникиев обыкновенно, а это длинное отступление я сделал для того, чтобы была ясна причина шероховатостей в развитии действия этих старин, которые могли произойти от необходимости пропетъ для записи сначала среднюю старину. Еще при записи первой старины про Святогора в казарму набралось несколько служащих, которые в первый раз услышали, что есть старины, и были очень удивлены тем, что их знает их работник. Когда же я стал, уже при свечке, записывать в квартире табельщика остальные две старины, то опять пришли эти служащие послушать старины и хотели досидеть до конца, пили чай, курили, но так и не дождались окончания и разошлись, ибо пришлось записывать подряд 4—5 часов до 2 часов ночи. Так как содержание пропетых им старин иногда очень отличается от обычного содержания, то его старины приводили меня сначала в недоумение. Желая узнать, не выдумывает ли он при самом пении, я иногда заставлял его повторить только что пропетый стих, а при чтении всего текста для проверки я иногда заставлял его пропеть какой-нибудь записанный стих, говоря, что не успел записать его; но он пел твердо и повторял почти без изменений [не то, что сказительница на Пинеге]. Очевидно, он или слышал эти старины в таком уже виде от кого-нибудь другого или же, если сам, переделывал их, то переделал их уже давно, так что уже успел утвердиться в переделанном тексте. В его старинах заметно и книжное влияние хотя бы в именах и названиях [напр., греческий царь]: оказалось, что он грамотен и читал «в напечатанной книге, в истории, как крестился и женился [князь Владимир] на Ольге». В его старинах бросается в глаза частое употребление им в качестве прошедшего времени также и первого причастия прошедшего времени. Кроме пропетых старин, он рассказывал обычно про детство Добрыни Никитича, но петь этого не умел.

349. Женитьба князя Владимира на указанной и привезенной Добрынею греческой княжне; Илья Муромец и Удолище

Во славном во городе во Киеви У ласкова князя у Владимера Заводилось пированьицо, был почесьён пир. Уш как фсе на пиру да напивалиса, 5. Они фсе на чесном да наедалиса, Они фсе на пиру были пьяны-весёлы; Они фсе на пиру да приросхвастались: Ишше глупой-от хвастает молодой женой, А умной-от хвастат да старой матерью, 10. А богатой же хвастат золотой казной, А сильной-могучей своей силою, Своей силою хвастат, ухваткой богатырскою. И стал же у их княсь среди горёнки; И стал их Владимер фсих выспрашивать. 15. Да стал фсё Владимер у их выведывать: «Вы ой еси, добрые мои молоццы, Уш вы сильные-могучие мои богатыри! Вы многи бывали по цюжым странам, Уш вы многи бывали да по чюжым краям; 20. Вы не знаете ли кто да мне сопружницы, Щобы взять мне было можно да молодой женой?» Выходил тут Добрынюшка Никитиц млад, Выходил он, среди стал новой горницы: «Уш ты ой еси, Владимер стольнокиефской! 25. Я бывал же, Владимер, да на чюжых странах; Я знаю тибе да фсё сопружницу, Великую княжну да царя Греции. Если хочешь ты взять ей в сопружницы; Если хочет она идти, добром возьмём; 30. А не дают ей добром, да возьмём силою. И пошли миня, царь, с своим челнобитьицом К тому же царю Великой Грецыи; Я поеду с письмом к царю там Грецыи; Если дас<т> он княжну, дак я добром возьму; 35. А не дас<т> он добром, дак я возьму силою И тою же силою богатырскою!» Сичас же тут княсь да написал письмо. Написафши письмо да царю Грецыи И великой княгини греческой, 40. Тут отправилса Добрынюшка Некитиц млад. Они видели молоцца, как на коня же сел, А не видно его было во чистом поли; Только видно же: ф поли курева стоит, Курева же стоит, да пыль столбом валит. 45. Тут ехал Добрынюшка Некитиц млад, Он тут ехал не дорогой, не околицэй. Его прямо скакал конь богатырьский же. Он приехал ко граду, ко граду Грецыи. Он поставил коня да не прывязана; 50. По прыказу своему он говорыл слова: «Уш ты конь же, конь — да лошадь добрая! Дожыдай миня, конь, да на сем месте ты, Не давайсе же, конь, да во цюжы руки!» Сам от(п)равилса Добрыня да во светлы светлицы. 55. Он зашол тут ф полаты да белокамянны, Зашол он к царю Великой Грецыи, Он подавши письмо да с челнобитьицом. Царь взяфши письмо да сам нахмурылса: «Ты какая же невежа да как зашол сюда, 60. Как зашол ты сюда да как дозволил ты?» — «Я зашол сюда да по приказу князя Владимера». Прочитафши тут царь да челнобитьицо, Он позвафши своё да чадо милоё, Чадо милоё позвафши любимоё, 65. Свою дочь Настасью-королевисьню: «Уш ты ой еси, дочь да моя милая, Милая дочь моя любимая! Пишет мне княсь да княсь стольнекиефской: Он желает тибя взять ф супружество. 70. И тем более он пишот взять с угрозами: Если хочеш, пойдёш, — дак он добром возьмёт; А не хочеш идти, — дак возьмёт силою. Хочет силою взять да богатырскою». Говорыла ему дочь Настасья-королевисьня: 75. «Ты споил-скормил, родитель батюшко; Ф том воля твоя да воля добрая!» Не пондравилось письмо царю Греции Того же веть князя Владимера; Он велел тут прызвать да сибе воиноф, 80. Ис числа он призвал их окол двадцати: «Вы возьмите сичас сего невежу сильнего, Того же Добрынюшку Некитича!» Тут схватали его да воины могучие; Они связали Добрынюшку в опутины 85. И ф те же опутины шелковые. Повели тут Добрынюшку они во тюрьму во тёмную. Вели они Добрынюшку по улицэ; Увидал он коня да своего доброго: «Уш ты конь же, конь — да лошадь добрая! 90. Свободи меня, конь, из опутин шелковыех!» Тут прыгнул к ему конь да как стрелой бежал; Он схватифшы в зубы фсе опутины, Он вырвал Добрынюшку из рук могучиех. Тут схватилсэ Добрынюшка за белу грыву. 95. Он скочил на своего да коня доброго; Он вынул ис колчана стрелочку калёную, Он стрелил этой стрелочкой воиноф могучиех — Он убил их с перваго и до последняго. Он подъехал к царю да ко красну крыльцу: 100. «Уш ты ой еси, великий царь фсей Грецыи! Ты позволиш свою дочь, дак я добром возьму За того же за князя за Владимера; А не даш ты добром, я возьму силою!» На то же веть царь не оглянулса: 105. Он начал трубить да ф свою трубочку, Ф свою трубочку трубить да в золотой свой рох. Фси по зову рога собиралися, И несметная сила фся скоплялася: Собралосе той силы только триста тысяч вдруг. 110. Они начели Добрынюшку в отаку брать. Тут начал Добрынюшка помахивать, Своей палицэй Добрынюшка побрасывать: Если фправо махнёт — дак делат улицой; А в левую махнёт — да переулками; 115. А серёдкою едёт — фсех конём побьёт. Он билса тут фсё да с силой-армией, Он билса тут три дни и тры ночи; И фсю эту силочку на перечот ей взял, На перечот ей взял на палку-сабельку. 120. Увидафши Настасья-королевисьня: «Уш ты ой еси, родитель мой батюшко! Зачем тибе губить так силу-армию? То дай миня лучше в замужество За того же за князя за Владимера; 125. Мы поедём с тобой со свитой великою Пот присмотром великого сильного богатыря!» Как было ей сказано, так зделано. Царь выдал свою дочь за князя за Владимера. На пиру фсе на свадьбы напивалисе, 130. Напивались-наедались да фсе до сытости. Когда кончилась свадьба, княсь весёло жыл. Его фсе тут богатыри могучие. Могучие богатыри сильные Поехали провожать да царя Грецыи. 135. Они ездили много времени, много множество, Много множест(в)о ездили: ровно десять месецоф. В это время явилосе Чудовищо Великой во город он во Киеф-грат К тому же ко князю ко Владимеру. 140. Ис сибя ето Чудовищо великоё: Голова у него да как пивной котёл, А уши у его да как тарелочки. Он Владимера-князя во полон же взял, Во полон его взял да во тюрьму садил; 145. Анастасию-королевисьню пры сибе имел. И сидел он с ней в зале, в зале хорошое. Тут вдруг приехал сильный-могучий Илья Муромец. Приехал же, стал ко красну крыльцу; Он оделса же сам да фсё каликою. 150. Он каликою оделса и прохожэю; Он зашол по красну крыльцу во светлу грыню: Ступень до ступешка изгибаицсэ, Ишше грынюшка з боку на бок шатаицсэ. Он стал же ко двери да к ободверынки. 155. Он спрашывал великого князя Владимера. Тут страшное Чюдовищо великоё: «Ты не спрашывай, калика перехожая, Ты не спрашывай князя Владимера; Только спрашывай миня, Чюдовища великого!» 160. В ответ ему Илья да Илья Муромец: «Если был бы здесь да княсь Владимер мой, Тогда не было-бы тибя (здесь)[64] Удолища великого». Говорыло ему Удолище великое: «Ты должен меня слушать больше, чем Владимера». 165. Говорыл ему Илеюшка Муромец: «Мы ф таких же людях не видались здесь; Ты похож верно на чучело: Голова у тибя — да воротовой котёл!»[65] На то тут Чудовищо россердилося; 170. Он схватимши кинжал да во свои руки. Он бросил в Илью, в Илью Муромца. Илья посторонилсэ тут сторону[66]. И попафши в ободверину, — ободверына выпала. Илеюшки серцо розгорелося, 175. Горячя в груди крофь роскипелася; Он бросил своей шапочкой тяжолою Ф того же Чудовища великого. Отвернувшись на то время Анастасия-королевисьня. Он попавши ф Чюдовище великоё: 180. Он с простенком тут вылетел на улицу. Тут схватифши Илья Муромец саблю вострую. Отрубифши главу Чюдовищу великому, Слободил он тут князя Владимера, Слободил он весь город от великого от Чудовища. 185. За фсё ему княсь да тут спасибо дал. 186. Наградил его княсь почестями великими.

350. Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Романовичем во главе над войсками князя Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем; смерть в гробу и погребение Святогора

Во славном во городи во Чернигове Да у ласкова-ле у князя-ле у Олеховича Собиралисе фсе его богатыри, И славный богатырь Светогор его 5. (Во главе его были двенаццэть богатырей). Они фсе тут ко князю да собиралисе. Выходил к ним веть князь да в нову горёнку. Он прыказывал им да молодеческих: «Уш вы съездите, браццы, да во чисто полё, 10. Во то же роздольицо шырокоё, Восточною да во стороночку. Там веть грозная туча да поднимаицсэ На меня-то на князя на Чернигова; Рать-силы веть, видно, там смету нет 15. Того же веть, веть князя Додонова. Он хочет Чернигоф во полон-де взять, А меня, князя Чернигова, во тюрьму садить, А мою-то княгиню ко сибе же взять. Тут стретите эту да силу сильную, 20. Силу сильную стретите, несметную рать, — Вы не дайте ей ходу до Чернигова. Вы не можете ли да ей побить-поколоть, Вы побить-поколоть, россеять по чисту полю По тому же роздольицу шырокому, 25. Слободить миня, князя Чернигова, А также мою молодую кнегиню Апраксию?» Отвечали ему да добры молоццы, Ишше сильны-могучие богатыри: «Уш ты ой еси, великий княсь чернигофский! 30. Мы постараемсе тибе служить правдой-верою, Правдой-верою служить да неизменною; Ты позволь только нам да прыказаньё дать; Мы поправимсе со фсей со силой-армией, Мы очистим то полё от силы рати-армии». 35. Говорыл им тут князь да во фторой же раз: «Вы сейчас поежжайте, мои сильны богатыри, — Веть туча-та блиско подвигаицса! — Штоб не дать им занять да нашего Чернигова!» В ответ ему — сильные богатыри: 40. «Уш ты ой еси, княсь Олек чернигофский! Ты дай нам нонь выпить по чарочки. По чарочки выпить зелена вина. Зелена вина выпить да полутора ведра!» Тут же сейчас княсь да роспоредифшись же ф том. 45. Он выкатил бочку да з зеленым вином. Наливал он по чарочке полтора ведра. Подавал он со старшого до млатшого. Кто мог из них выпить по две чарочки. А сам Святогор вьшил четыре чарочки. 50. Они седлали своих да коней добрыех. Они садились во седла черкасские, Они клали в стремена ноги уб<п>орныя И отправлялись во чисто полё. Они стретили рать-силу могучую 55. Того же князя Додона Додоныча С его же петидесетью сильными богатырями, Которые стретились, поровнялися З двенаццэтью сильными богатырями Князя Олега чернигофского. 60. Они стали в бою да среди армии, Они первые съехались и розъехались. Они кажный один и на один. А ф-первые съехался Светогор-богатырь, — Он вышып ис седла своего противника 65. Своим же копьём, только тупым концом. Тут фся ихна сила приужахнулась, Как увидела сильного своёго богатыря Побеждённого в битве со Светогором же. Они бросились фсе тут сила-армия 70. На того же на богатыря Святогора сильного. Святогор со своей да сильной палицей Он начал помахивать в обе стороны: Если ф правую махнёт — дак делат улицей: А ф леву — дак переулками; 75. Серединою ехал — конём топтал. Прыбил он тут силы много множество, Остальная же сила в бег пошла. Преследовал фсю силу Светогор Романовиц. Он очистил фсё поле от силы-армии. 80. Он приехал тогда да ф красен Чернигоф град К тому же ко князю Олеговичу. Благодарил его тут княсь чернигофской: «Чего хочешь ты взять, да Святогор Романович? Ты бери моей казны, сколько надобно; 85. Ты бери от миня да славы-почести. Ты бери от миня се(ё)ла с присёлками!» В ответ ему на то Светогор Романович: «Мне не надобно, княсь, да золотой казны, Мне не надобно, княсь, да славы-почести. 90. Мне не надобно, княсь, да сёла с присёлками, — Только позволь мне-ка, княсь, ехать во чисто полё Да ф то же роздольицо шырокоё Мне сибя показать и людей посмотреть!» — «Уш ты ой еси, мой Святогор Романович! 95. Поежжай ты, Святогор, да во чисто полё; Если нужно тибе да золотой казны, Чево нужно тибе, беры по надобью!» — «Нечиво мне не надо, княсь чернигофский: Уш я еду со своим да конём добрыем, 100. Со своей уже палицей буёвою, Со своим копейцем бурзаминскиим, Со своею сабелькой вострою!» Они стали со стульеф, попрошшалися. Он провадил тут сильного багатыря, 105. Он провадил его да на красно крыльцо. Только видял богатыря: на коня скочил; А не видел богатыря во чистом поли; Только видел: во чистом поли курева стоит, Курева же стоит — да дым столбом валит. 110. Тут ехал сильный богатырь Святогор Романович. Он завидел: во чистом поле тры шатра стоит. У шатроф же у этих три коня стоит Со фсею со збруей богатырскою. Он подъехал к шатру, с коня скочил, — 115. Привязал он коня, да куды надобно; Он дал ему ись пшеницы белояровой. Он отправилса первый во первой шатёр, В коем спит сильный-могучей Илья Муромец. Во фторой он зашол: спит Добры(н)юшка Мекитич млад. 120. Он ф третей зашол: Олёшенька Попович же. И фсе тут три богатыря от сна встали же, Они встали, со Святогором поздоровались; Они пили напиточки слаткия И закусывали ясвами сахарными. 125. «Мы куда же теперь, браццы, будем путь держать, Будем путь мы держать, да куды ехати?..» — «Мы поедём в роздольицо шырокоё И ф том же роздольи ко синю морю На те жа на воды на прохладные, — 130. Мы будём ко<у>паться в водах прохлад(н)ыех».[67] Они здумали, сели, поехали. Приехали богатыри ко синю морю, — От сильного зною, жару палящаго Они стали во синём мори купатися, — 135. Они стали во синём море забавлятися, Кто лутше и дальше мог проплыть струи. Из них же Добрынюшка Некитич млад От первой струи проплыл до двенаццатой, От двенаццатой Добрыню на пятнаццату 140. Напротиву воды клокощущей. Не мог плыть Добрынюшка в обратный путь, Отнесло тут Добрыню да во синё морё. Остальные богатыри повернуфшись фсе, И вышли богатыри ис синя моря. 145. Они сели на своих да коней добрыех, И поехали сильные богатыри. Они поехали полём, полём чистыем, Они завидели ф поле камень великий же, Они подъехали к малу ко серу камню. 150. У того же у камня гроп велик стоял. «Кому же тот гроп да прынадлежит веть он?» Говорыл тут Илеюшка Муромец: «Я сойду и померяюсь во белом гробе». Он сошол в етот гроп и розлёгсэ в нём, 155. Говорыл Светогору Романовичу: «Этот гроп же делан не по моим костям, Он велик для миня да Ильи Муромца. Ну померийсе же ты, Олёшенька Попович млад». И Олёшенька лёг во этот новой гроп: 160. И Олёшеньки гроп тоже велики есть. Тут сошол же с коня своего могучего Сильный-могучей Святогор Романович: «Ну-ка я, друзья, стану, лягу и помереюсь». Он лёг ф етот гроп: да как должно ему, 165. И подобной же гроп как бутто ему деланой. «Налоште-ко крышу гробовую здесь; Она можот ли закрыть мою грудь высокую?» Они наложыли крышку на гроб ту белую. Она закрыла же грудь сильного богатыря. 170. Он говорыл же Святогор Романович: «Вы снимите, друзья, типерь крышку белую, — Уш я выйду из гроба, из гроба нового!» Они начели брацса за крышку белую. Но не могут отнять от гроба новаго. 175. Говорыл им Святогор тут Романович: «Ударьте по гробу палицей буёвою, Рашшибите вы крышу гроба новаго!» Тут взяфши Илья Муромец за палицу, Он ударывши палицей ф конец гроба. 180. Они думали, гроб роз(о)бьётца в дребезги; Но гроб стоял как недвежим всегда, И на гробе оказалсе обруч медныи. Говорыл же Святогор да сын Романович: “Уш вы, друзья-братья мои, бытьте товарышши! 185. Вы ударьте по гробу во другой конец, — Вы не можете ли росшибить гроба нового? Ударьте ж, браццы, во последний рас!» И ударыфш(и); от удара в третий рас Как наскочифши два обруча железныех. 190. Говорыли друзья ему товарышши: «Што твоя судьба, братец, во последний рас, — Мы имеем с тобой только прощатися!» — «А мне ж, друзья, прыходит смёрточка, И смёрточка прыходит мне-ка скорая. 195. О том вы можете сказать князю Чернигову, Что помёр Святогор да сын Романович, — Пускай они поют панихиды многия, Пускай поминают Святогора сильнаго. Когда буду издыхать-помирать, друзья, 200. При последнем же здохе вы мало слушайте, Вы не много из него сибе понюхайте — Вы будете сильней в десеть рас сего!» Последния дыхания Святогорова[68], — Тогда кончилса сильный-могучий Святогор Романович. 205. Они выкоп(ов)аф могилу преглубокую И спустили в могилу гроб Святогора Романова, Засыпали песком-хрящом сыпучием; Навалили они сер камень великий же И зделали на нём — да надпись высекли: 210. «Лежит пот тем камнем сильный-могучей [богатырь] Святогор Романович; Он родившысь же был да во городе в Чернигове; По судьбе же Бога он помер во чистом поле, Во чистом же он поле, пот сим серым камнём!» Они поехали друзья да во Чернигов-град; 215. Доложыли обо фсём князю чернигофскому, О смерти жи[69] сильного богатыря, 217. Того же богатыря Святогор Романовича.

351. Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем

Типерь поехал Илеюшка во чисто полё Да ф то роздольицо широкое. Он доехал Илеюшка до чиста поля, Он роскинул на чистом поле свой белой шатёр, 5. Он насьшал коню пшеницы белояровой. Сам лег во шатре да заснул крепким сном. Он спал веть тут сутки ровно сутками. Он проснуфшись, во сне да видит дивное: Стоял возле его шатёр полотняной, 10. И конь у шатра стоял белой весь. Отгонифшы коня да Илья Муромцы От той же пшеницы белояровой. На што тут Илеюшка россердифшы был: «Кака же тут невежа приехала 15. И пустила коня к его пшеницы белояровой?» Розбудил он в шатре сильного богатыря: «Ты ставай сичас, невежа, невежа незваная; Мы поедём с тобой да по чисту полю, Мы будем там биццэ на жысть, на смерть!..» 20. Они съехались молоццы, розъехались, — Они билисе копьеми берзаминьскими. Они билисе палицами боёвыми, — От рук ихны палицы загорелися: Некоторой некоторого не ранили. 25. Они сцепилисе цепьями-то железными, — Некоторой некоторого перетянуть не могли. Под ними кони-то добрыя прыгали вдруг От сильной же битве богатырское. Сходили с коничкоф добрыех. 30. Сходили богатыри на сыру зем(л)ю, — Схватились бороцца в охабочку, В охобочку[70] бороцца по медвежьему. Они первой день ходили-боролись до вечора И другой день боролись до вечора: 35. Солнышко катилосе ко западу, Ко западу катилосе — ко закату. Тут имел же Добрынюшка Некитич млад, Он имел тут ухваточку прилофкую, Прелофкую ухваточку гимнастики; 40. Повернул Илью Муромца на кругом вокруг; Ударыл его Муромца оп сыру землю И сел к Ильи Муромцу на белы груди И стал Илью Муромца роспрашывать, Роспрашывать стал его, выведывать: 45. «Ты которого города, коей земли? И как оцца-матерь именём зовут, Именом же зовут да по отечеству?..» Отвечал тут ему да Илья Муромец: «Уш я был бы сидел да на твоей груди, — 50. Я ростегивал бы твои пугофки вольячьныя, И порол бы твою да грудь я белую, И смотрел бы я твоё да ретиво серцо!..» Тут стал же Добрынюшка Некитич млад, Он стал тут ростегивать шубочку собольею; 55. Он ростегивал пугофки вольячьния, Отворачивал латы булатныя. Увидафши он на груди крест серебряной, Соскочифши з груди он могучие, Он брал тут Илью да за белы руки, 60. Поднимал он Илеюшку на резвы ноги: «Извини меня, Илья да Илья Муромец, Извини меня, Добрынюшку Некитичя; Ф том звини, что я победил тибя: Быт<д>ь же ты мой да мой крестовой брат, 65. Ты крестовой мой брат да ты мой старшэй брат!» Они стали тут братья, покрестовались, Покрестовались братья и розъехались: Добрынюшка поехал во чисто полё, Илья Муромец поехал во Киев-град. 70. Он приехал во Киев к князю Владимеру. У Владимера сидел да тут Попович млад. Они много сидели и беседовали; Он сказал про Добрынюшку Некитича, Что видел Добрыню во чистом поле, 75. Похоронил его косточки могучия, И теперь уже Добрынюшки живого нет. Олёшенька Попович-от женицсэ стал; И стал он просить князя Владимера, Штоб женицьсе на вдове Омельфе Тимофеевне, 80. На жене Добрынюшка Некитича. И стал тут Олёшенька сватацсэ. Но Омельфа Тимофеевна не йдёт взамуш; Она помнит веть речи Добрыни Никитича, Когда поехал Добрыня во чисто полё: 85. «Если не буду я дома черес десеть лет (А теперь прошло времени пятнаццать лет), Ты тогда можеш взамуш идти, — Хош за старого пойдёш, хош за младово, Но не ходи ты за Олёшеньку Поповича, 90. Потому я Поповича не люблю фсегда!» Ну, стал тут Попович, посваталсэ; Но не шла за него Тимофеевна. Он просил Попович князя Владимера, Еще попросил он Илью Муромца, 95. Чтобы те помогли ему сосватацсэ На той же вдове Омельфе Тимофеевне. Пошол тут Владимер-княсь стольнокиефской, Пошол он к Омельфе Тимофеевне: «Ты что же, Омельфа Тимофеевна, 100. Ты не йдёш же взамуш за Олёшу Поповича? Ты иди же, Омельфа Тимофеевна, Ты иди же за Олёшеньку Поповича; Добром ты пойдёш, дак он добром возьмёт; А не йдёш ты добром, я оддам силою!» 105. Говорыла Омельфа Тимофеевна: «Уш ты ой еси, великий княсь Владимер стольнекиефской! Я не желаю изменить своему супружеству, Супругу же Добрынюшки Некитича; После времени пройдёт хоша и десеть лет, 110. После десети пройдёт и пятнаццать лет, — Он велел мне тогда выходить в замужество. Он велел выходить мне за старого, За старого велел и за младого, Только не велел выходить за Олёшу Поповича: 115. Не любил он Поповича в жызни сей!» Говорыл в ответ ей да Владимер княсь: «Уш ты ой еси, Омельфа Тимофеевна! Чем тибе вдовой сидеть? Иди в замужество: Ты в замужест(в)о иди за Олёшу Поповича!» 120. Говорыла Омельфа Тимофеевна: «Будет воля твоя, княже, вёликая; Я послушаю тибя типерь во первый рас: По твоей же по просьбе по княжеской Я выйду за Олёшеньку Поповича». 125. Они назначили день, и день свадебной, Они назначили сватьбу и черес десеть дён. Прошло время то: фсё да собиралисе, Собиралисе, на свадьбу снарежалися. Они стояли на свадьбе за дубовым столом, 130. Они фсех тут на свадьбе угощали же, — Фсем чары с вином подавалисе. Вдруг фходит калика перехожая, Он входит во грынюшку во светлую На ту же на свадёпку весёлую. 135. Он ходит и князю челом же бьёт, Челом ему бьёт да ниско кланая(яе)цса: «Уш ты ой еси, князь Владимер стольнекиефской! Ты позволь мне-ка сесть да на печной столб Посмотреть мне на младую супружницу, 140. На младую супружницу Поповича! Да позвольте мне гусли сыграть же здесь. И гусли те дайте мне Добрынюшки Некитича Помянуть мне прах Добрынюшки Некитича: Сыграю я в гусли, звончаты гусли, 145. Звеселю я Олёшеньку Поповича, Звеселю я Олёшыну молоду жену!..» Принесли тут прохожому золоты гусли. Тут начал прохожой поигрывать, И начал прохожой фсё выигрывать. 150. Догадалса Илеюшка Муромец, Догадалса притом и Владимер-княсь, Што зашол им во грынюшку и не прохожей же, Не прохожэй калика, не долгополой жэ, Но пришол к ним Добрынюш(к)а Мекитич млад. 155. Догадалась же Омельфа Тимофеевна По игре в гуслях Добрынюшки Некитича; Попросила она князя Владимера, Штобы дал он ей чарочку серебрену, Штобы серебрену чару ф полтора ведра. 160. Тут подал Владимер чарочку серебрену. Наливала Омельфа Тимофеевна, Наливала эту чару зеленым вином, Зеленым же вином да полтора ведра, — Подавала эту чару калики прохожому, 165. Подавала эту чару да на печном столбе. Принимал эту чару калика перехожэй же, Принимал эту чару он одной рукой — Выпивал эту чару к одному духу. Он снял свой перстень золотой с руки, 170. Он положыл в эту чарочку серебрену: «Ты увидиш, Омельфа Тимофеевна, Ты увидиш этот перстень, коей нам с тобой, Коей нам же с тобой да обручальной был!» Увидафши Омельфа Тимофеевна, 175. Она взяфши тот перстень на руку свою, Она обратилась к столу, к столу дубовому: «Поздравляю тебя, Олёшенька: женилса — не с ким спать!» Сама пошла она к печьки муравленой, Она брала же Добрынюшку Некитича, 180. Она брала ево за белы руки, Целовала его в уста сахарные, — Подходила она с им да к дубову столу. Поклонились они Олёшеньки Поповичю: «Поздравляём тибя, Олёшенька: женилса — не с ким спать!» 185. А еще же промолвил князю Владимеру И промолвил притом же он Ильи Муромцу: «Вы поздрафьте Олёшеньку Поповичя, Вы поздрафьте Олёшу, что не с ким спать!» На то тут Олёшенька россердифши был; 190. Выбегал тут Олёшенька на улицу, Побежал тут Олёшенька во дом во свой, Хватил тут Олёшенька остру сабельку, И бежал тут Олёша на Добрынюшку Некитича. Говорыл тут ему Илья Муромец: 195. «Не летай ты, Олёшенька, за соколом: Я же, — старык, да не тибе чета, Не тебе же чета, да не тобой зовут, Да был у мня Добрынюшка на белых грудях. А тибя-то Олёшеньку Поповича, 200. Тибя-то, Олёшу, как комара убьёт!» Тут-то Владимер приужахнулса; Узнал он про сильнаго богатыря, Про сильного богатыря Добрынюшку Некитича: «Извини нас, Добрынюшка Некитич млад! 205. По прозьбе моей твоя супружница Пошла за Олёшеньку Поповича, Как прошло тому времени пятнаццэть лет По твоёму отъезду от родины. Роскажы ты, Добрынюшка, где же был, 210. Роскажи нам, Добрынюшка, что видал!» Тут начал Добрынюшка росказывать: «Был я Добрыня на синём море; Я видел Добрыня чюдо чюдное, Я видял змея страшново, 215. Змея страшново видял троеглавого. Он хотел миня убить да на синём море. Я сказал тому змею троеглавому: “Не честь тибе будёт молодецкая, Не хвальба тибе будёт фсё змеиная, 220. Что убил бы ты богатыря во неволюшке, Во неволюшке убил бы на синём море, На синём море убил бы на быстрой воде; Помоги ты мне, Змей, да выйти на землю, Тогда убьёш меня, молоцца, на сырой земле; 225. Тогда будёт и честь тибе молодецкая, Тогда будут бояцса тибе сильные богатыри Да такого-то Змея троеглаваго Троеглаваго Змея, Змея сильнаго, Што убил-то Добрынюшку Некитича 230. И убил он богатыря могучаго И убил он богатыря на сырой земле!” — Тут на то змей, змей оглянуфшысь вдруг, Он помог тут Добрыни до сырой земли. Когда вышол Добрынюшка на сыру землю: 235. “Ты дай мне, Змей, типерь опомницсэ, Ты опомницсэ да оддохнуть с часок!” — Оддохнуфши Добрынюшка Некитич млад; Прибрафши он в руки сер горючь камень, Сер горючь камень прыбрал ф петьдесят пудоф: 240. “Ну ты можеш, Змеишшо троеглавое, Ты можеш типерь сразицьсе з Добрыней Некитичом, Ты можеш сразицьсэ на сырой земле!” — Тут стало змеишшо подвигатися; Полетело змеишшо выше фсех лесоф; 245. Полетело змеишшо под облака, Рынулосъ сверьху на Добрынюшку Некитича, Летит на Добрыню с шумом великием. Добрыня схватил сер горючь камень, Он бросил этот камень в змея лютого — 250. Оторвал у змея две главы. Упало змеишшо-то на землю: “Уш ты ой еси, Добрынюшка Некитич млад! Пощади меня, Добрынюшка, во первой рас; Я за то тибе, Добрыня, вознагражду тибя: 255. Приведу тибе, Добрыня, коня доброго, Твою збрую привезу богатырскую; Только не бей меня, Добрынюшка, до смерти!” — На что тут Добрынюшка согласён был. Тогда тут змеищо прелютоё 260. Слетало змеищо за конём доброоем, Принесло же фсю збрую богатырскую. Оделсэ Добрынюшка Некитич млад, Оделсэ Добрынюшка в цветно платьицо; Надел на сибя фсю збрую богатырскую, 265. И сел он на коничка вороного, Отнял он главу змею лютому, Покончил он жызнь змея лютаго, Очистил дорогу прохожым и проежжым здесь. Потом поехал Некитич во страны дальныя, 270. Страны дальныя ездил незнакомые; Он привёз же оттуда подарочки, Подарочки для князя для Владимера; Подарочки: еичко изумрудово, Фторо еичко брельантово 275. Из оддалённого царства Малобрунова!..» Прин[ь]яфши подарок Владимер княсь; Прин[ь]яфши подарок, благодарыть он стал, Благодарыть он стал Добрынюшку Некитича: «Ты бери же, Некитич, что те надобно, — 280. Ты сёла бери да с присёлками. Золотой казны бери себе по надобью!» Говорыл ему Добрынюшка Некитич млад: «Мне не надо сёла с присёлками, Мне не надо твоя да золота казна, 285. Мне не нужны твои да славы-почести, — Только возвратите вы мой дом белокамянной, Ф котором я буду спокойно жыть Со своею Омельфой Тимофеевной!» Говорыт ему княсь да во фторой након: 290. «Уш ты ой еси, Добрынюшка Некитич млад! Ты бери свои полаты белокамянны, Ты жыви сибе, Добрынюшка, как хочыцьсэ, — Только не забывай меня князя Владимера И не забывай фсё нашу родину 295. Со своим же ты з братом со крестовыем, Со крестовыем братом со Ильей Муромцом!» Говорыл им на то Добрынюшка Некитич млад, Говорыл ему на то Илья Муромец: «Уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнокиефской! 300. Мы будём охранять да стольно Киеф-грат, Мы будём охранять да свою родину, Свою родину спасать, свою могучу Русь; Только дай нам пожыть сичас да в городи. А потом будём ездить мы по заставам, 305. От розных наезникоф лихих-негодныех Негодныех наезникоф-разбойникоф Мы спасать буде(ё)м жысть царя великого — Тибя, князя Владимера. И за нас тибя, князя, мы царём зовём, 310. Мы царём тибе зовём — да будём клана(я)цсэ!»

Печище

Печище — довольно большая деревня, на левом высоком берегу р. Мезени, против д. Кузьмина Городка. От реки до этого высокого берега простирается шириною более версты низменный наволок, поросший ивняком и другими деревьями и называющдйся «ёрками»; раньше он был островом, но потом левый рукав реки от д. Печища до д. Кильцы засыпало, и от него остались только заливы и озера. Под деревней, которая расположена несколькими порядками, протекает ручеек.

Разсолов Иван Иванович

Иван Иванович Разсолов — крестьянин дер. Печища; низкий юркий худощавый старик, носящий летом белую войлочную шапку. Он имеет 3 сыновей: два из них в разделе, а один еще при нем. По ремеслу он печник и кладет печки по деревням; в мою бытность в д. Дорогой Горе он клал печку в лежащей на другом берегу р. Мезени в пяти верстах от Дорогой горы деревне Кимже, откуда он пришел в Дорогую Гору на престольный праздник. Здесь я записал у него две старины: 1) «Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу» и 2) «Женитьба и отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» Старинам он научился у крестьянина деревни Кузьмина городка Мардария Власова, который был портным, знал много старин и пел их при случае; он подпевал Мардарию и благодаря этому выучил две старины.

352. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу

(См. напев № 27)

А-й как во стольнём во городе во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера Да было-де пированьицё, был почесьён пир И про фсех же купцэй-гостей торговыя, 5. И про тех же хресьянушок прожытосьних, А про тех полениць да приюдалыя, А да про тех хресьянушок чорнопахотных, Чорнопахотных же хресьянушок прожы(то)сьних, Да про тех полениць да преюдалыя, 10. Да про тех же сильних-могучих богатырей, А про тех про вдов да благодарныех, Да про ту про всю веру кресцёную. Да как день-от идёт да день ко вечору, Ноньце солнышко катицьсе ко западу, 15. А да почесьён-де пы(и)р идёт навесели. Ишше фсе-де на пиру сидят пьяны-ти, весёлы, Ишше фсе же на пиру да приросхвастались: А как богатой-от хвастат да золотой казной, А как наезник-от хвастаёт добрым-то конём, 20. А богатырь-от хвастал да могучей силой, Ише глупой-от хвастал да молодой-то жоной, А неразумной-от хвастал дак он родной сестро(й), Ише умной-от хвастат старой матерью. За тема столами да убраными, 25. За тема же за есвами за сахарныма, За тема напитками разноличьныма А как сидит тут удалой да доброй молодець, Как не пьёт-то, не ест, сидит, — не кушаёт, Ишше белой-то лебёдушки не рушаёт. 30. Ишше князь-от Владимер стольнекиевской Как по светлой-то грыдьнюшки сам похажывал, Как сапок о сапок да поколацивал, И белыма руками да сам розмахивал, И злаченыма перснями да сам нашшалкивал, 35. Да как сам он из речей да выговарывал: «Уш вы ой еси, мои гости да фсе названыя, Да названые мои гости фси отобраныя! Да не съездит ле хто из вас во Большу Землю И во Большу-де Землю съездит во прокляту Литву? 40. Не свезёт ле хто от меня да дани-пошлины, За два(е)наццэть тут лет да дани-выходы?..» За тема же нонь столами да й убраными Тут сидел тут удалой доброй молодечь; А как он сидит, — не пьёт, не ест, не кушаёт, 45. Да он белой-то лебёдушки, сидит, не рушаёт. Да как князь-от Владимер да тут проговорит: «Уш ты ой еси, удалой доброй молодець! Ише що же ты сидиш, не пьёш, не кушаёш, Ише белой-то лебёдушки да не рушаёш? 50. Ише винна ле чара тибе не подана? Да братыня-та с пивом была не по́днесена?» Тут сидит-то удалой да доброй молодець, Веть сидит-то он да из рецей ноньце выговарыват: «Уш ты ой еси, князь Владимер да стольнекиевской! 55. Ты позволь-ко-се веть мне да слово молвити, Ты позволь-ко-се мне да речь гово́рити, — Не позволь миня за слово скоро-то казнить, Ише скоро-де казнить, скоре повесити!» А да спроговорил князь Владимер да стольнекиевской: 60. «Ой говори-тко-се, удалой доброй молодець; Ты не будёш казнён да скоро повешон же; Говори-тко-се ты, да що тибе надобно». За тема же столами удалой доброй молодець выговарывал: «А как-то есь ю Вас да во чистом поли, 65. Ише ес<т>ь-то ю Вас да нонь глубок погрёп; В глубину-ту погрёп да сорока сажон, В шырину-ту погрёп да сорока локоть; Да сидит тут посажон Василей Касимировичь. Да он съездит от Вас да во Большу Землю, 70. Во Большу Землю да в прокляту-ту Литву Ко Батею-то сыну да ко Батеевичю; Как свезёт веть он дани-пошлины, За двенаццэть-то лет да дани-выходы». А говорил тут Владимер да слово ласково: 75. «Уш вы ой еси, мои слуги верныя! Вы подите-то, слуги, да во чисто-ле полё, Вы берите-ко, слуги, да золоты клюци, Отмыкайте-ко, слуги, да вы крепки-то замки, Выпускайте-ко Васильюшка на почесьён пир»[71]. — 80. «И зовёт-то тебя, Василий Касимировичь, И зовёт-то тебя княсь Владимер да на почесьён пир!» Да на то же Васильюшко приослушалсэ: Да не йдёт же Василей да на почесьён пир. Ише тут же князь Владимер да роспрогневалсэ; 85. Посылат-де веть он слуг да во фторой након: «Вы подите-ко, мои слуги на ноньче верныя, И ведите-ко Васильюшка на почесьён пир!» Да на то-де Васильюшко не ослушалсэ: Да пошол же Василей да из глубокого темного погрёба, 90. А пошол-де Васильюшко на почесьён пир. Да потходит Василей да к шыроку двору, Да потходит Василей да ко красну крыльцю, А заходит Василей на лисвянку брущятую, Да берецьсе Васильюшко за вито кольчё, 95. Отпираёт Василей веть шыроки ворота Да широки ворота да с крюкоф на пяту, И заходит Василей да до тугих дверей, И заходит Василей да во светлу грыню. Как ставаёт-то он да во светлу грыню; 100. Как ставаёт Василей да середи-то грыни, Да как ставаёт-то он против матици; Ишше крест-от кладёт да по-писаному, Да поклон-от ведёт да по-учоному, Да как на фсе-ле сторонки да ниско кланеицсе: 105. Поклонилсе в-первых-де князю Владимеру Да тогда-ле на фсе четыре сторонки да ниско кланялсэ. Тогда-де княсь Владимер да стольнекиевской И проговорил он да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да сын Касимирович! 110. Да не съездишь ле у нас да во Большу Землю? Не свёзёш ле от нас да дани-пошлины, За двенаццэть тут лет да дани-выходы?..» Да князь-от Владимер наливал чару зелена-та вина, Да не малу, не велику чярочьку — полтара ведра; 115. Подавал где Владимер да стольнекиевской, Подавал где Василью да единой рукой, — Выпивал-де нонь Василей да к едину духу. Ише тут же Василей по светлой-то грынюшки запохажывал, Ише сам он из речей да выговарывал: 120. «Уш ты ой еси, княсь Владимер да стольнекиевской! Ты позволь-ко-се мне-ка да кого с собой мне-ка взять!» Да тогда же князь Владимер стольнекиевской Да спроговорил он да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да Касимировичь! 125. Ты бери-тко-се ты, да хто надобно!» Да спроговорил Василей да свет Касимирович: «Да как дай-ко мне помошшь Добрыню Микитиця!» Как наливал-де князь Владимер да стольнекиевской, Наливал-де он чяру да во фторой након, Наливал-де он чяру да ровно два-та ведра; 130. Он не малу, не велику — да ровно два-та ведра; Да тогда-ле подават Василью да сыну Касимировичю. Да примал-де Василей да единой рукой, Выпивал-то Василей да к едину духу. Ише тут-де Василей по грыни запохажывал, 135. Ише сам он из речей зачял выговарывать: «Уш ты молоды княсь Владимер стольнекиевской! Есьли надобно тибе, княсь Владимер да стольнекиевской, Если надобно, — дак мы тибе от ёго привезём, От ёго-то привезём да дани-пошлины, 140. За двенаццэть тут лет да дани-выходы!» Да тогда-ле Василей сказал да таково слово: «Подведите-ко, князь Владимер да стольнекиевской, Подведите-ко Вы к нам да коней добрэньких, Д(а) щобы нам было на ком ехать да во чисто поли, — 145. Не оставил бы нас конь да во чистом поли, Не заставил бы ходить ступью бродовою». Ноньче видели ребята, как на коня садились; Только видели они: да во чистом поли, Во чистом-то поли стоит, курева стои(т), 150. Курева-та стоит, да дым столбом валит. Приехали эти удалы да добры молотц(ы), Да приехали они да во Большу-ту Земл(ю), (А проклю(я)ту-де Литву они приехали), Во Большу-ту Землю да прокляту Литву, 155. В прокляту-де Литву да прокляту Литву, — Ко Батею они ноньче приехали, Ко Батею-ту сыну да ко Батеевичю, Безо всякого докладу да заехали Ко Батею-ту сыну да ко Батеевичю 160. Без докладу Батея сына Батеевичя. И поставили своих да коней добрыя Да поставили коней да ко белу шатру, Да зашли-де они да во белой шатёр, Повалилисе они да оддохнути же. 165. Тут-де у Батея сына Батее[е]вичя Как у его идёт пир да навесели; Ише фсе-де на пиру сидят пьяны-весёлы. И увидал тут Батей да сын Батеевиць: «И кака же невежа приехала к нам в царсво, робятушка?..» 170. (Зашли они без докладу Батейского). Батей-от Батеевичь посылат своих слуг верныя: «Вы подите-ко, мои слуги да слуги верныя, Да спросите-ко, слуги, да кака невежа приехала высокородная?» Пришли-де веть слуги, скоро спросили же: 175. «Ты кака така невежа дак к нам приехала, Без доклада нашого царску показаласе? Есь, що же приехали? Привезли разе дани-пошлины? Да Батей-от Батеевиць велел у вас спросить»[72]. Отвечяют удалы да добры молоччи: 180. «Не желам мы платить да дани-пошлины; Ищо сами желам получить с вас нониче!» Да пошли-де г<к> Батею да слуги верныя, Отвечают ёму да розговаривают: «Да не будём платить ёму да дани-пошлины, 185. За двенаццэть тут лет да дани-выходы; И желам нонь с вас получить да дани-пошлины И за двеначчэть тут лет да дани-выходы!» Ише тут же Батеюшку за беду прышло, И за велику досаду ёму да показалосе: 190. «И подите-ко вы, слуги, да вы спросите-ко, Ише ес<т>ь ли у их да таковы стрельци Ише с нами, ребятами, пострелятисе Да во ту-де во меточьку во польскую Да во то востреё да во ножовоё?..» 195. Как стал же Батей да сын Батеевиць, Ише стал-де выбирать Батей сын Батеевиць, Выбирал веть он сибе дак три стрельця. А Василей от сибя выбирал стрельця Добрынюш(к)у Микитица; Спровожал ёго стрелять во метоцьку во польскую 200. Да во то востреё да во ножовоё. Как пошли-де они стрелять да во чисто полё, Становили эту меточьку — да востреё ножовоё. Ну тогда-ле, тогда первой-от стрелил — не дострелил; Д(а) как фторой-от стрелил — да веть он перестрелил; 205. А как третёй-от стрелил — да только ушьми хватил. Ну тогда-ле Добрынюшка натегивал да тугой свой лук, Тогда-ле Добрынюшка направлял свою калену стрелу. Как запела тетивонька шелковая; Зашипела-полетела да калена стрела 210. Да во ту же во меточьку во польскую Да во то востреё да во ножовоё: Роскочиласе у нас стрела, калена стрела, Роскочилась у нас стрела, да калена стрела, Калена-де стрела роскочилась надвоё. 215. Ну, тогда-ле брал как Добрыня да калену стрелу, Да идёт-де Добрыня да г Батею сыну Батеевичю, Да ише сам он из речей да выговаривал: «Уш ты ой еси, Батей да сын Батеевиць! Ише есь ли у вас да таковы весы, 220. Таковы-ле весы да нашу стрелочьку повесити, Да котора котору половиночьку перетянёт же?» Ише клали вет(ь) стрелочьку на скалочьки: Некотора некотору половиночьку не перетягиват. Ну как кричал-вопел Батей да сын Батее[е]виць, 225. Как кричал-вопел да громким голосом: «Ишше вы нонече уланове-буланове, Ишше сильние-могучие руськи богатыри! Ишше ес<т>ь ле у вас да таковы борьчи Ише с нами, с ребятушками, да поборотисе?..» 230. Отвечал тут Василей да сын Касимировичь: «Спускаю я Добрынюшка Микитиця И спускаю веть с вами да поборотисе; Я надею-ту держу да я но(а) Господа, А спускаю тут Добрынюшку поборотисе!» 235. Ише тут-де Батей да сын Батеевич Ише стал он выбирать борьчей три сотёнки, Да ис трёх-то сотёнок выбрал триччэть борьчей, Ис триччети он выбрал да ровно семь борьц(е)й. Как проговорил Василей да сын Ка́симировичь: 240. «Ише надобно идти ноньче на чисто полё, Ише надобно идти на полё боротисе». Выходили тут удалы да добры молочьчи, Выходили они ноньче на чисто полё. Как Добрынюшка Микитичь да тут спроговорил: 245. «Уш ты ой еси, Батей да сын Батеевичь! Ише как же Вы прикажите мне с има боротисе, Ише как же бороцьсэ, как же управла(я)цьсэ? Или со всема ле вдруг боротисе, Али с кажным же порось водитисе?..» 250. Тут захотелосе Добрынюшки поборотисе; Да схватил-де Добрынюшка фсех заедино же, Да захватил он в охабочьку веть семь человек. Хто был ф серёдочьки, — того ро́жжало, И ёго ноньче только одна пена осталасе. 255. Как не с ким стало Добрынюшки управлетисе, Добрынюшки не с ким веть стало поправлетисе. Ухватил-де Добрынюшка тотарина за ногу, Да как зачял Добрынюшка тотарином помахиват(ь): Как фперёт-то махнёт, — дак ноньче уличи; 260. А назат-от махне(ё)т же, — да с переулочками. И завёрнулса Добрыня да на добра коня, Да хватил-де Добрыня тотарина за ногу, И стал-де тотарином Добрынюшка помахивать; Ише и сам Добрыня из речей зачял выговарывать, 265. Ише сам из речей да стал приговарывать: «Ише крепок тотарин на жылье — не порвицьсе!» Ише колько ветъ бьёт да силой храброю, — А вдвоё-фтроё да конём топчет же. Да тогда-ле выходит Батей сын Батеевичь, 270. Он выходит нониче на балхон к сибе, И гледит-де он, смотрит ф трубочьку подзорную. И тогда-ле Батей да сын Батеевичь И он скричал-звопел да громким голосом: «Вы уланове-булан(ов)е, сильни-могучи богатыри! 275. Вы остафьте веть мне тотар хош на семена; Я согласён вам платить да дани-пошлины, 277. За двеначчэть тут лет да дани-выходы!..»

353. Женитьба и отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

Да прежде Казань да слободой слыла Да ноньче Казань да словёт городом. Да во том-де городе славном Киеви Иш(е) жыл тут Микитушка — не старилсэ; 5. А не старилсэ Микитушка — преставилсэ. Оставалась у Микитушки любима-та семья, А любима-де семья у его — да молода-та жона, Молодая жена да чядо милоё, По прозваньицю это чядо Добрынюша Микитичь млад. 10. Оставалсе Добрынюша малолеточьком. Да как стал же он Добрынюша на возрости, — Да как три годы Добрынюша он ключьничял, Да три годы Добрынюша он блюшничял*, Да три годы Добрынюша да он чяшничял. 15. Да тогда же Добрынюша как женицсэ стал, Ише стал-де Добрынюша да стал на возрости, Ише брал-де Добрыня Настасью-королев(ис)ьню в замужесьво. Да тогда-ле Добрынюша гулять пошол Да оставил молоду жону Настасью-королевисьню; 20. Да как сам он из речей начял выговаривать, Ише стал он из речей крепко наказывать: «Проживи-ко ты, Настасья-королевисьня, перва-та петь лет, Проживи-ко ты, Настасьюшка, фтора-та петь лет, Проживи-ко ты, Настасьюшка, третья-та петь лет; 25. Дак тогда-ли, Настасьюшка, — живого нет... А тогда-ли, Настасья, да хош замуш поди, И тогда-ли, Настасья, хош вдовой сиди. Да веть будут на тебе да женихи-ти сватацьсе, Ише будут женихи да ниско кланецьсе; 30. Ише князя-бояра, сильни-могучи богатыри Ише будут веть сватацьсе да ниско кланяцьсе; Да купьци-ле, гости станут сватацьсе торговыя, Ишше фсе-ле кресьянушка прожытосьни. За кого ты нонь хош, за того пойдёш, 35. За одного не ходи только за Олёшеньку!» Прожила-де Настасьюшка перва-та петь лет, Прожила-де Настасьюшка дак веть фтора-та петь лет, Прожила-де Настасьюшка третья-та петь лет; На шеснаццатоё нонь лето ноньче выступило: 40. Да тогда-ле Добрынюшки живого-то нет. Ише стали на Настасьи женихи-ти сватацьсэ, Ише стали женихи да ниско кланецьсе; Ише стали женихи сватацьсе: купьця-гости торговые, Ише те-ле кресьянушка прожытосьны; 45. Не за кого-де Настасья не йдёт в замужесьво. Ише стал-де Олёшенька нонь сватацьсе. Не за кого-де она не пошла в замужесьво; А пошла-де она за Олёшу за Поповиця, Запоручила она свою да буйну голову, 50. И дала-ле она свою да руку правую. А спроводила ей свёкрофка, матушка богосужона, Спроводила к веньцю невестушку богосужону И садилась на лавоцьку на брусьцятую; Да как села под косесьцято да окошечько, 55. Да стала везде смотреть в окошечко, Да веть стала она да слезно плакати; Во слезах-то сидит, сама выговарыват: «Да не стало у мня дитятка родимого, А не стало невески да богосужоной, — 60. Ише некому миня стало поить-кормить!.. У мня резвы ножечьки приходилисе, Да у мня белы-ти ручушки примахалисе, Очи ясны у мня да пригледелисе, — Ише некому миня стало поить-кормить, 65. Ише некому меня стало обувать-одевать!..» Да згленула на улоньку шырокую: Вдруг идёт полениця по улици широкое, Да идёт веть полениця да долгополая. Да потходит полениця да к шыроку-ту двору — 70. Да к шырокому двору да ко красну крыльчю, Ко красну-де крыльчю поленичя дол(г)ополая. Да заходит поленичя да на красно крыльчё, Да берецьсе поленичя да за вито-то кольчё, Отпираёт вурота да нонь шырокия, 75. Да заходит полениця да во светлу-ту грыню, Да ставаёт полениця да против матици: «Уш ты здрастуй, причесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Уш ты, где же твоя невестушка богосужона? Она в пир ле ушла, или в веселу беседушку да уехала?» 80. Отвечала пречесна вдова Омельфа да Тимофеёвна: «А не на пир ёна ушла, не на беседушку, — Да ушла-де, уехала в замужесьво». — «За кого же ушла да уехала?» — «Да ушла-де, уехала за Олёшеньку за Поповичя!» 85. Ише тут у поленици смутились очи ясныя; Ише тут поленици да за беду-ту пришло, За велику досаду да показалосе: «Уш ты ой еси, пречесна Омельфа да Тимофеёвна! Ише дай-ко мне, пожалуй да звончяты гусли, 90. Да пойду-ле я к Олёшеньки на свадёпку!» Ише тут пречесна вдова Омельфа да наговариват: «Уш ты ой еси, чядо да чядо милоё! Не ходи ты к Олёшеньки на свадёпку: У Олёшеньки на свадёпки люди злы таки, 95. У ворот-то приворотники-то были зле того, А середи-то двора да караульшыки, И у тугих-то дверей были придверьнички, — Без докладу не пускают к Олёшеньки на свадёпку!» — «Да родима моя маменька, пречесна вдова Омельфа да Тимофеёвна! 100. И даёш мне бласловленьичё — ишше я пойду; И не даёш мне бласловленьиця — ище я пойду!» И дала ему маменька родимая, И дала ему матёнка бласловленьицё. Да средилсе каликой перехожою; 105. И берёт-де калика да золоты деньги; И берёт-де калика да звоньчяты гусли, Да берёт-де калика звоньчяты гусли пот праву полу, — Да приходит калика к Олёшеньки на свадёпку. Да подходит нонь калика да ко красну крыльчю, 110. А заходит калика да на лисвёнку брусьцятую, Да берецьсэ калика да за вито кольчё Да тельчи́т[73]-бренчит да у колечюшка, — И не пускают калики да перехожоей. А как вымала калика да золоты-то деньги, 115. Даваёт калика да золоты деньги И даваёт калика да при(д)ворничькам, — Пропускают калику да середи-то двора. А середи-то двора стоят караульшычьки, — Не пускают тут калику да середи-то двора. 120. Да вымаёт калика да золоты-то деньги, А даваёт да калика да караульшичькам, — Пропускают калику да до тугих дверей. Не пускают калику да нонь придверьничьки; Ты[74] вымала калика да золоты-то деньги, 125. И давала калика да золоты-то деньги, — И пропускали калику да середи-то грыни. Да ставаёт, проходит калика да середи-то грыни, Середи-то грыни стават против матицы; Она крест-от кладёт калика по-писаному, 130. Она поклон-от ведёт да по-учоному: Во-первых поклоняицсэ князю Владимеру. А фсе у Олёшеньки да люди злы таки. Доложиласе калика да перехожая, Доложилась калика у князя первобрачного 135. Да спросилась у его поиграть в звоньчаты гусли. Да тогда присудили калики поиграть ноньче в звончяты гусли. Заиграла калика да звоньчяты гусли[75] Ише фси у Олёшеньки на свадёпки, Ише фсе же на свадьбы да приёслушались; 140. А Опраксия-кнегина да приросплакалась, А сама она из речей выговарыват: «После Добрынюшки Никитича етих игор да мы не слыхивали!» Да наливали тут чярочьку зелена вина, Подавали калики да перехожоей. 145. Тут примала калика да единой рукой, Выпивала калика да к едину-ту духу. Не велика эта чярочька — равно да полведра она. Да как нонече заиграла калика в звоньчяты гусли, — Заиграла калика да лучше старого, 150. Лучше старого калика да лучше прежного. Наливали веть чярочьку, ише цело ведро, Подавают калики да перехожэнькой. <О>на примаёт калика единой рукой, Выпиваёт калика к едину духу, — 155. Заиграла калика да лучше старого, Лучше старого заиграла да лучше прежного. Да у Олёшеньки на свадёпки фсе ослушались, Да Опраксея-кнегина приросплакалась. Перву чярочьку подал ноньче да веть тысячькой. 160. Да фтору-ту чярочьку подал молодой нонь княсь. А наливали веть чярочьку во третей након, Ише дали подать кнегины да второбрачное. А-й подавала кнегина калики перехожоей. А примала калика да единой рукой 165. (Да не мала, не велика чярочька — полтара-та ведра!), Да примала калика да единой рукой, Выпивала калика чяру к едину-ту духу; Да спускала калика чярочьку злачен-то перстень, Подавала кнегины да второбрачной же. 170. А примала кнегина да чяру зелена-то вина Да вымала ис чярочьки злачон перстень, И накладыват кнегина да на праву руку. Ётсадилась кнегина от Ёлёшеньки, От Олёши отсадиласе от Поповича; 175. Ешше пала Настасья-королевисьна калики да во резвы ноги, Ну сама из рецей да выговарыват: «Да во первой-то вины да миня Бог простит; А в другой-то вины да ишше ты прости, Да прости-тко меня, ноньче помилуй-ко!» 180. Ише тут же калика берёт да за праву руку Да становит-де Настасью да на резвы-то ноги; Проздравлять стал Олёшеньку со свадёпкой, И кланеицсе Олёшеньки Поповичю Да и сам из речей да выговарыват: 185. «Ты здорово женилсэ, Олёшенька; да тобе не с ким спать!»

Разсолов Ермолай Васильевич

Ермолай Васильевич Разсолов — крестьянин дер. Печища, слепой, среднего роста, понятливый, аккуратный, 50 лет. Он — незаконный сын «дефки». Оставшись от матери 8 лет, он бедствовал и сначала ходил с коробом собирать милостыню, а потом, подросши, стал ходить на озера помогать ловить рыбу. В 1875 году его взяли в солдаты в Москву. Еще до военной службы зрение его было плохо, а на службе оно ухудшилось. Поэтому он пробыл в солдатах только 2 года; на третий год его выпустили и дали 36 рублей пенсии в год. Лет пятнадцать тому назад эту пенсию удвоили. Раньше он имел дом, но так как он был для него велик, то он его продал. Для себя он строит теперь домик в одну большую комнату с расчетом, чтобы в нем самому без посторонней помощи жить и варить. Во время моей поездки он жил в доме у своих родственников. Ермолай пропел мне 13 старин: 1) «Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего»; 2) «Илья Муромец и голи кабацкия, Илья Муромец и Издолище в Киеве»; 3) «Непослушливый молодец» [«Горе-злочастие»]; «Козарушка» [ненависть к нему родителей, отъезд его и освобождение им сестры]; 5) «Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу»; 6) «Молодость Добрыни, жалоба на него князю Владимиру, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка»; 7) «Первая поездка Ильи Муромца» [он спасает Чернигов, встречает разбойников и укрощает Соловья разбойника]; 8) «Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича»; 9) «Дунай сватает невесту кн. Владимиру»; 10) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь»; 11) «Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем»; 12) «Василий Окулович и Соломан» и 13) «Голубиная книга». Сам он в пути не ходил и свои старины выучил у разных сказителей. Первую, вторую и четвертую старины он слышал в малолетстве от печищенского старика Василия Суннова, который ходил по морям, знал и пел старины хорошим голосом[76]; при этом первую старину Ермолай выучил от него на озере Варше за 300 верст от Печища. Пятую старину (о Василье Касимировиче) он, может быть, слышал, по его словам, от портного Мардария (см. в характеристике Ивана Разсолова). Шестую старину (новую старину о Добрыне) он слыхал в д. Погорельце, когда был там на «фатеры(е)» у кр. Ивана Ив. Ружникова, у которого останавливалось много чужого народу. Седьмую старину (первую поездку Ильи Муромца) он выучил на озере Варше у верховского крестьянина Листова из дер. Пылемы (выше по р. Мезени), когда жил вместе с ним «на одном гумешке». Восьмую старину он выучил еще в малолетстве от Вани Лобаньского с р. Пезы из дер. Лобанова. Девятую старину (о Дунае) он выучил у кимженского «мужика» Грынюши Федоркова; а двенадцатую [«Василий Окулович и Соломан»] у Олешеньки и Николая Чуповых из д. Кильцы (см. ниже). Первые две старины ему было пропеть труднее, чем остальные; он останавливался и думал, а иногда пропускал какие-нибудь стихи, которые потом вставлял. Кроме пропетых 13 старин, Ермолай знает старину о льдине и бое женщин [я ее не записал, так как узнал об этом слишком поздно]; слыхал «40 калик со каликою» от тимшелъского старика Тимофея Феничева, но не решался петь, так как слыхал эту старину не в стройном виде, ибо Т. Феничев пел ее в пьяном виде; из книги (вероятно, у Е. Чупова в Кильце) слыхал про Садка; знает рассказывать, но не петь про Самсона. Кроме указанных старин, он знает, по его словам, еще 11 стихов; 1) «Егорий Храбрый», 2) «Алексей, человек Божий», 3) «Иосиф прекрасный», 4) Асаф-царевич», 5) «Вознесенье Христово», 6) «Время радости настало, из оцей...», 8) «По грехом», 8) «Умоляла мать родная», 9) «Поздо, поздо вечерами», 10) «Старец-инок, потерявший книгу», и плохо: 11) «Адам». Он умеет также рассказывать в драматической форме о свахе, которая расхвалила жениху невесту, а невесте жениха [не представляет ли этот рассказ какого-нибудь интерлюдия?]. Я записал у него также напевы девяти старин: первых семи, 12-ой и 13-ой. Первые 6 старин я записал в дер. Печище, а остальные в Кузьмине городке, куда мы перебрались с Ермолаем. О том, что я буду у него, Ермолай узнал за́годя от кузьмогородского священника, с которым я случайно познакомился в г. Мезени. Поэтому он сразу согласился петь старины, лишь бы получить какой-нибудь заработок. Получив за старины 3 рубля, он был очень доволен и отпраздновал на них свои именины; желая угостить других, он ездил с самоваром и проч. на луг, так как крестьяне в это время были заняты спешной уборкой сена. Из моих сказителей по р. Мезени он является первым по числу пропетых им старин.

354. Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего[77]

(См. напев № 28)

А во том было во городи во Муроме[78], А да во том было сели было Карачарови А ишше жыл тут хресьянин да цернопахатной, А по имени Иван да Тимофеевиць. 5. А у ёго-то веть было едно ди́тя милоё, Ише милоё дитя было любимоё, А любимоё дитя было уродливо. А сидит тут Илья седуном же тут, А не много, не мало — да тритцэть лет. 10. А ише тут где Иван да Тимофеевиць А пошол-де на роботоцьку на цяжолую, На робо(то)цьку тяжолу да хресьяньскую; А ишше набрал всё мужичкоф да ровно триццэть их А да розделывать но(а)винку да цёрнопахатну. 15. А да сидел как тут Илья един в дому же тут. А приходили где калики да перехожие, Говорили где ёму они таковы слова: «Уш ты ой еси, Илья да ноньце Муромец! А да ставай-ко-се, Илья, ты да на резвы ноги, 20. Принеси ты веть нам да пива пьяного: А да з дороги мы калики да ноньце пить хотим!» А говорыл где Илья да сын Ивановиць: «А не могу где стать да на резвы ноги, А не могу я вам да ноньце пить подать: 25. А лежу я как нонь да ровно триццэть лет». А калики тут ёму да говорят же нонь: «А ставай-ко ты, Илья; нас не омманывай!» Ише стал где Илья тут да на резвы ноги, Ише брал где братыню да фсё серебрянну; 30. Нацедил где пошол он да пива пьяного, Подавал где каликам да перехожыем. А калики от ёво пива не прымают нонь: «А уш ты ой еси, Илья да сын Ивановиць! Уш ты выпей-ко братыню да пива пьяного!» 35. А ён выпил где нонь да пива пьяного, — А оцудилась в ём как силы тут порядосьнё. Говорят калики да во фторой након: «Уш ты ой еси, Илья да сын Ивановиц! Принеси ты нам пива да ноньце пьяного!» 40. Ишше тут где Илья да сын Ивановиц Нацедил где-ка пива да он во фторой тут рас, Подавал где каликам да перехожыем. А калики-ти говорят да таковы слова: «Ише выпей-ко, Илья, да во фторой тут рас!» 45. Ише выпил Илья да во фторой тут рас, А говорят ему да таковы слова: «А каков ты, Илья да сын Ивановиц? А ише много ле в себе да силы цюфствуёш?» А говорил где Илья да сын Ивановиц: 50. «Ишше силы-то во мне тепере порядосьнё. Ишше мог я бы ехать да во цисто полё; А ишше мог я бы смотреть а людей добрые; А ишше мог я бы стоять за веру правас(лав)ную, А за те же за церкви да я за Божьи нонь, 55. А за те за поцёстные манастыри, А за тех я за вдов за благоверныех, А за ту сироту я да маломожонну. А ише нету у мня да нонь добра коня». А говорят-де калики да перехожые: 60. «А да поди-тко ты, Илья, по у(т)ру по ранному; А ише фстретиш в поли нонь одного хресьянина, А да ведёт он веть коницька селетоцька[79] А ты купи-тко за деньги, за золоту казну, А да корми ёго пшаницой да белояровой, 65. А ишше пой ёго веть нонь да клюцёвой водой, А води-тко ты на росы холодные, А давай-ко по росам ёму кататисе; А церес тын зелезной да перехажывай, — А жеребцик у тя будёт да перескакивать; 70. Ишше будёт тибе конь — да лошадь добрая, Ишше добра-де лошадь да богатырьская, А да копьё будёт тибе неизменноё, А слуга тибе будёт да конь тут верная. А да поедёш ты, Илья, да во цисто полё, — 75. А ише смерть-та тибе, Илья, не писана! А да дерись, ты борись хош с каким богатырём, — А не съежжай-се-ко ты с Самсоном тут А Самсоном тут, Святогором же: А ише тех богатырей нонь земля не несёт, 80. А ише ездят нонь они как по шшелейкам!»[80] Ише тут где калики да потерялисе. Да пошол где Илья да из двора тут вон; А пошол где Илья да к своёму оцьцю А на ту же на роботочьку на хресьяньскую, 85. Ише где его отець да тут роботаёт. А увидал где-ка Иван да Тимофеевиць; А ишше оци-ти ясны да пригледелисе, А ишше белы-ти руки примахалисе, А ише резвы-ти ноги да приходилисе, — 90. А ретиво тут серьцё стрепёскалосе. А говорил-де Иван да Тимофеевичь: «А уш ты ой еси, Спас да Многомилосливой, Присвята ты Божья да Богородиця! А уш вы ой угодники фсе Христовы нонь!» 95. А говорил де-ка Иван тут да Тимофеевичь: «А уш ты ой еси, моё дитя сердесьнёё, А по имени Илья да сын Ивановиць! А помиловал тибя да Спас Прецистой тут, Пресвята тибя да Божья Богородиця: 100. А попал ты, Илья, да на резвы ноги». А да пришол где Илья да к своему оцьцю, А говорил где Илья да сын Ивановиць: «Уш ты мой еси батюшко, мой родимой тут! А да поди-ко домой нонь пообедай же!» 105. А оставалса тут на навинки да цёрнопахотной А робить роботку да фсё хресьяньскую, А цистил поляну да цёр(но)пахатну. А приходил где-ка тут Иван Тимофеевиц А на ту на роботочьку на хресьяньскую. 110. А пошол где Илья да к своему двору, А выходил где Илья да во цисто полё: А идёт мужицёк тут деревеньшына А ведёт за собой ноньце селетоцька. А купил где Илья тут фсё селетоцька. 115. А говорил где-ка Иван тут Тимофеевичь: «Уш ты ой еси, Илья да сын Ивановичь! А да поедёш ты, Илья, да во цисто полё, — А пожалей-ко ты на поли хрисьянина, А не шшади-ка в поли всё тотарина!» 120. А ишше тут-де Илья да сын Ивановиць Ишше стал тут просить благословленьицё: Да не бела тут берёзонька г земли приклоняицьсе, — А Илья-та оцьцю своёму покоряицьсе. А говорил ёму Иван да фсё Тимофеевичь: 125. «Да поедёш, Илья, да во цисто полё, — А стой ты за веру праваславную, А за те за поцёстные манастыри, А за тех за вдов за благоверные, А за ту сироту да маломожонну!» 130. А-й да не видели, Илеюша срежаицсе: А не видели: Илья да сподобляицсэ; А не видели, Илейка как на коня скоцил, — Только видели: Илеюша ф стремяна ступил; А не видели поески да богатырьскою, 135. Только видели: и ф поли и курева стоит, Курёва-та стоит — да дым столбом валит. А ишше ехал Илеюшка по крутым горам, По крутым-де горам да по святым местам А наехал тут богатыря пресильнёго; 140. А по имени сказать да по извотцины, А-й ёго именём зовут да Святогор же тут. А они ехали по щелейки крутой же тут Да наехали тут диво да нонь предивноё, А наехали они цюдо прецюдноё: 145. А да стоят где-ка тут два добрых молоцца А строят домовищо да нонь превечноё. А спросил где-ка тут да Святогор-богатырь: «Уш вы ой удалы добры молоцци! А цего это вы ноньце строите?» 150. А говорят-де удалы да добры молоцьци: «Уш сильный-могуций нонь богатырь же! А мы строим тибе нонь домовищо тут; А соскакивай-ко ты со добра коня, А вались ты в домовищо нонь превечноё!» 155. А ишше тут же богатырь нонь могучей же Соскочил где-ка он со добра коня, Увалилсэ в домовищо да нонь превечноё. А наложили они кровлю дубовую (А те — не дородни добры молоцци, 160. А были андила да фсё Восподьни тут!) — А улетели они сами невидимо. А говорил где-ка тут Святогор-богатырь: «А уш ты ой еси, Илья да сын Ивановичь! А бери-тко ты палицю зелезную, 165. А уж ты бей-ко в конец да домовищо нонь!» А да ударил-де Илья в конець в домовищо нонь, — А наскоцил где-ка тут обруць железной веть. А говорил где-ка тут да Святогор-богатырь: «А бей-ко, Илья, да во фторой конец!» 170. А как ударил Илья да во фторой конець, — Наскоцил где-ка тут как нонь фторой обруць. А говорил где ишше тут Святогор-богатырь: «А не жалей-ко, Илья, силы могучее, — А да ударь-ко покрепьце да нонь ф серёдоцьку!» 175. А наскоцил где-ка тут да нонь третей обруць. А говорил где-ка тут, тут как Святогор-богатырь: «А верно мне-ка молоццу тут веть Бог судил!» Говорил он Ильи да ноньце Муромьцю: «Уш ты ой Илья да ноньце Муромець! 180. А пойдёт из меня сила могуця нонь: А перва пойдё, дак ты стой веть тут; А фтора где пойдё, дак ты веть тоже стой; А ишше третья пойдёт, — дак ты измойсе тут, А измойсе-ко ты да искупайсе-тко!» 185. А да стоял где Илья тут сын Ивановиц — А перва пошла сила могуцая. А фтора-де пошла сила могуца тут, А тут где Илья да нонь не выстоял, Приказанью нонь Илья да нонь не выслушал: 190. А да измылсе тут Илья, да искупалсэ он. И зделалась в ём сила необъятна тут, А да девацьсе ёму стало тут веть не́куда, — 193. А ише рвал он тут пенья да фсё как дубьё он.

355. Илья Муромец и голи кабацкия, Илья Муромец и Издолише в Киеве

(См. напев № 29)

А пошол молодець на цюжу сторону — На злодеюшку — парень пошол незнакомую: «Не несут молоцца, меня, ноги резвыя, Не гледят у молоцца да оци ясные, 5. А катицьсе буйна голова со могуцих плець!..» А настрецю молоццю — гуня сарацинская; Говорила к ёму гунюшка сарацинская: «Уш ты здра(сту)ёш, удалой да доброй молодець! А куда ты идёш, куда ты прависсе?» — 10. «А я иду как ко городу ко Киеву, А ко ласкову князю да ко Владимеру, А ко той же к Опраксеи-королевисьни; А мне Осподу Богу помолитисе, Ко святым-де мощам надо прыложытисе, 15. А князю Владимеру покоритисе, А Опраксеи-кнегины да извинитисе. А ты давно ле нонь, гунюшка, ис Киева? А ише фсё ле во Киеви по-старому, А ише фсё ле во Киеви по-прежному? 20. А ише нет ле у нас в Киеви цёго нового?» А говорила ёму гунюшка сарациньская: «Уш ты ой удалой да доброй молодець! Да большо у нас в городи смешеньицё, А велико у нас в Киеве потресеньицё: 25. А ко нашому ко городу ко Киеву А ко нашому князю ко Владимеру А подошло где Издолишшо поганоё, А поганоё Издолишшо проклятоё! А голова-та у Издолишша как пивной котёл, 30. А мезду носом глаза́ нонь — да калена стрела, Да в плецях-то Издолишшо — фсё коса сажень. А сидит он во грынюшьки столовой тут А за тем же за столиком за кленовым же А с той же с кнегиной да со Опраксеей; 35. А ишше князь-от Владимер да ёго потчуёт. А да ишше у нас в Киеве заповедано: “А хто поменёт у нас да Илью Муромьця, — А да такового у нас да нонь судом судить, А судом где судить, да жывому не быть: 40. Оци ясны вымать ёго косицеми, Да язык бы тянуть да ёго теменём!”» А спросил где Илья да ноньце Муромець: «А где как руськие богатыри?» Отвецяла ёму гуня да сарациньская: 45. «А богатырей в Киеве не слуцилосе, А сильних-могуцих не погодилосе: А Добрынюшка уехал на тёплы воды, А Илеюшка уехал да тут на родину!..» Говорил где-ка удалой да доброй молодець: 50. «Уш ты ой еси, как гунюшка сарациньская! А уш дай-ко мне клюку́ да фсё чыгунную, Я пойду-де в украинку в Поморскую!» А дала где она клюку чугунную. А ише тут-де удалой да доброй молодець 55. А пошол-де украинку Поморьскую А во ту-де во лавоцьку во питейную, А на тот пошол парень на цареф кабак, А где пьют де-ка голи да фсё кабацкие А те-де калики да перехожые. 60. А говорыл где удалой да доброй молодець: «А уш вы ой еси, голи да фсё ко(а)бацькие А те же калики да перехожие! А опохмельте меня вы да доброго молоцца А со дороги меня да вы со дальнее, 65. С перегару вы меня да со великого!..» А тут же как голи да фсё кабацкие, А тут-де калики да перехожые А скинулись с денёг по полтинушки; Назбирали они, голи, на полтара ведра; 70. А купили они, голи, фсё зелена вина, А наливали где-ка цяроцьку зелена вина, Да не малу, не велику — полтора ведра, А подавали где дороднёму доброму молоццу. А берёт молодець-от единой рукой, 75. А пьёт молодець-от к едину духу. А хмелинушка в башки тут проевиласе; А говорил где удалой доброй молодець: «А уш вы ой еси, голи да фсё кабацкие А те фсё калики перехожые! 80. А опохмелили вы миня доброго молоцца. А у мня денёк с собой тут не слуцилосе, Серебра-та с собой не погодилосе. А у мня ес<т>ь на груди да тут цюдён тут крес; А у мня крест-от тенёт да полтара пуда; 85. А цена-та кресту была назнацёна, А не много, не мало — да тут петьсот рублей: А в кресту-ту веть цясть была цистого серебра, А больша половина — красного золота, А третья-та цясть — да скатного жемцюга. 90. А уш вы ой еси, голи да фсё кабацькие! А подите вы во лавоцьку серебряну А к тому же к купьцю да ко торговому, А вы продайте этот крест мой за петьсот рублей; А по цены не возьмёт, да крест в заклад возьмёт!» 95. А ише тут как голи да рады-весёлы, А пошли где во лавоцьку во серебряну А к тому же к купьцю фсё торговому; А говорят они сами да таковы слова: «А уш ты ой еси, купець да фсё торговой нонь! 100. А-й возьми ты у нас да тут цюдён же крест; А по цене не возьмёш, да крест в заклад возьми. А у нас крест-от как тенёт да полтора пуда; А цена-та кресту была назнацена, А не много, не мало, да фсё петьсот рублей: 105. Половина-та была да цистого серебра, А третья-та цясть да красного золота, А меньша-та цясть была скатного жемцюга». А тут же купець да фсё торговой тут Говорил-де он им да таковы слова: 110. «Уш вы ой еси, голи фсё кабацкие А те где калики перехожые! А уш вы где этот взяли да нонь цюдён тут крест?» А говорят где-ка голи да фсё кабацкие: «А мы пьём-де во лавоцьки во питейное, 115. А пришол к нам удалой доброй молодець А принёс де-ка нам этот цюдён тут крест!» А ише тут же купець да фсё торговой тут А да за крест-от им дал да фсё петьсот рублей, А награды он дал им ровно трыста им; 120. А говорил где-ка сам таковы слова: «А обогрело-осветило красно солнышко, — А откуль где-ка взялса да доброй молодець!..» А ише тут-де голи да рады-весёлы; А пошли они во лавоцьку во питейную 125. А пить-де они фсё зелена вина. А ишше тут купець да фсё торговой тут А положыл этот крест на блюдо серебряно, А да пошол-де ко городу ко Киеву А к тому же ко князю ко Владимеру, 130. А принёс-де ему ноньце подароцьки, А говорил где-ка сам таковы слова: «А уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! А прими мои подароцьки не малые, А не малые подароцьки — во петьсот рублей!» 135. А выходил где тут купець на шырокой двор. А выходил где Владимер за им сам веть вон, Говорил где Владимер да стольнёкиефской: «А послушай-ко, купець да фсё торговой тут, А где эти взял нонь подароцьки?» 140. Говорил где-ка купець да фсё торговой тут: «А ис той же из лавоцьки ис питейное А ис той стороны из украйное Приходили ко мне голи фсё кабацкие; Приносили они мне фсё цюдён тут крест». 145. А говорил-де Владимер таковы слова: «А просветило тут веть ноньце красно солнышко, — А провещаецьсе как тут доброй молодець!» А ише тут-де Владимер стольнёкиевской А да срежалса тут Владимер по-подорожному; 150. А да пошол-де украинку Поморскую[81], А на тот-де пошол на цареф кабак, А где пьют де-ка голи фсё кабацькие, А где сидел где-ка тут доброй молодець. А-й да заходит Владимер-княсь на цареф кабак, 155. Отпираёт-де двери да с крюкоф на пяту. А голи кабацьки испугалисе, По углам-то как голи розбежалисе; А сидит только один доброй молодець. А говорил где-ка тут доброй молодець: 160. «Уш ты здрастуёш, Владимер стольнекиевской! А уш фсё ле у вас в городи по-старому? А нету ле у вас в Киеве цёго нового? Ише фсё ле у вас в Киеве по-прежному А по прежному в Киеве по-досельнёму?» 165. А говорил-де Владимер, слезно плакал сам: «Уш ты ой еси, удалой доброй молодець! Да у нас-то во городи во Киеве А большо у нас в Киеве смешеньицё, А велико у нас в Киеве потресеньицё. 170. А ко нашому ко городу ко Киеву А ко мне фсё ко князю, ко Владимеру, Подошло-де Издолишшо поганоё А поганоё Издолишшо проклятоё; А овладел-де у нас крашон Киев-град 175. А ише со своей-де силой неверной тут. А седит он во грынюшки во столовой тут А со той же Опраксеей-королевисьней А за тем же за столиком за кленовыем; А я князь Владимер его поччую. 180. Да назавтро-то мне да смерть назначона. Да ишше у нас в Киеве заповедано: “А хто поменёт ноньце Илью Муромьця, — Да такого бы из нас щобы судом судить, А судом-де судить, жывому не быть: 185. Оци ясны вымать ёго косицеми, А язык-то тянуть бы ёго теменём, А рубить бы, казнить буйна голова!”» А ишше тут молоццу за беду пришло, За велику досаду показалосе; 190. Говорыл молодець таковы слова: «А уш вы ой еси, голи фсё кабацькие! А скиновайте-тко платьё, которо хуже фсех, А одевайте моё платьё хорошоё. А уш вы ой еси, калики перехожые! 195. А дайте вы мне хто-ле корзиноцьку. А я пойду-де ко князю ко Владимеру А просить-де Христа ради милостину, А хоть не ради тут Бога, ради Ильи Муромьця!» А ишше как тут-де голи догадалисе, 200. Извинялись они Ильи Муромьцю. А он пошол-де со князём со Владимером. А тут-де-ка князь рад и весёл тут. А наложил корзинку на леву руцушку, А ф праву руку — клюку цыгунную, 205. А он пошол-де со князём со Владимером. А приходят тут к воротам ко кленовыем, А приходят тут они к шыроку двору, — А вороцьця были тут призапёрты, А призапёрты ворота призаложоны. 210. А ише слуги где-де были фсё неверные, А те же тотара, фсё неруськие; Запустили тут князя фсё Владимера, — А не пустили калики перехожое, А заложили вороцьця фсё кленовые, 215. А задвинули задвижоцьки фсё серебряны, А закинули запоры фсё чыгунные. Говорила калика тут перехожая: «Уш вы ой тотара фсё поганые! Запустите калику перехожую 220. А хоть не д’ради[82] миня, ради Ильи Муромьця!» Говорят тут как слуги фсё неверные: «Уш ты ой еси, калика фсё проклятая! А уйди ты, калика, от ворот здолой; А у нас тут в городе заповедано: 225. “А хто поменёт у нас Илью Муромьця, — А такого бы у нас казнить-весити, А судить-то веть нам да своим судом!”» А ише тут-де калики за беду пришло, За велику досаду показалосе, — 230. А топнул калика левой ножечько(й), А толконул-де калика правой ручушкой — А ише петёлки серебряны поломалисе, А позолоцёны защолочки извихалисе, Улетели вороцьця середи двора. 235. А зашол-де калика на шырокой двор, — Проходя́ идёт калика по новым сеням, Проходя́ идёт калика во светлу грыдьню, А где сидит где Издолишшо поганоё. А крест-от кладёт по-писаному, 240. А поклон-от ведёт по-уцёному, А говорил он веть сам таковы слова: «Уш ты ой еси, Владимер столънёкиевской! Уш ты здрастуй-ко, Владимер стольнёкиевской, Да со той же с кне(г)иной со Опрак(с)еей! 245. А подай мне Христа ради милостину А той же калики перехожое Хоть не д’ради меня — ради Ильи Муромьця!» А ише тут-де Владимер стольнекиевской Ише брал где-ка блюцьцё да фсё серебряно, 250. А насыпал где-ка злата, цистого серебра, Насыпал где-ка злата ноньце дополна, Подавал калики перехожое. А берёт тут калика единой рукой, — А высыпал тут калика тут ф корзиноцьку. 255. А да сидит-де Издолищо проклятое, А да сидит, на калику фсё поглядыват. Говорил Издолищо поганоё: «Уш ты ой еси, калика перехожая! А знаш ле веть ты как Илью Муру(о)мьця?» 260. А отвецяла калика перехожая: «А как я не знаю да Ильи Муромьця?» — «А много ле у вас Илья хлеба-соли ест?» — «А хлеба-та он ест по колацику». — «А ишше много ле у вас Илья воды тут пьёт?» — 265. «А воды-то он пьёт по стоканчику». Говорил тут Издолишшо поганоё: «Ише мало у вас Илейка хлеба-соли ес<т>, Ише мало он Илеюшка воды тут пьёт; А я хлеба-та ем по кулю за рас, 270. А говядины я ем по быку за рас, А воды-то я пью по сороковоцьки!» Говорила тут калика таковы слова: «А у моёго было фсё у батюшка А была-де корова большобрюхая; 275. А объелась она сена, опилась воды, Опилась-де воды — брюхо лопнуло!» Ише тут же Издолишшу за беду пришло, За велику досаду показалосе: А хватил-де Издолишшо нонь булатной нош, — 280. А шыбал он ф калику перехожую. А на то-де калика он догадлив был, Отскоцил-де калика ф праву сторону: А ише тут-де-ка нонице булатной нош Да зашол в ободверинку кленовую — 285. А зашол в ободверину вплоть до церёна. А ишше тут же калика перехожая А поднял-де-ка тут клюку чыгунную А стукнул Издолища ёго в голову. Ише тут-де Издолищо поганоё 290. А высы(у)нул он язык он до вилок тут, А глаза его больши вон повылетели, А свалилсэ со стула да со кленового, А упал-де Издолишо на крашон пол. А схватил-де Илейка за цесны кудри, 295. А тащил он ёго веть вон ис комнаты, Вытаскал он ёго тут на шырокой двор, А бил ёго тут, сколько надобно, — Отрубил у Издолища буйну голову, А тушу розрубил он на мелки куски, 300. Розбросал он ёго по фсёму городу. Закрыцял-де калика громким голосом; А услыхал его конь-лошадь богатырьская, Прибегал к калики перехожое. А садилса тут калика на добра коня, 305. А фтыкал он буйну голову на востро копьё; А ехал калика по фсёму городу, А выехал калика по-за городу А на то же как полё на шырокоё; А фтыкал он главу на зелезной прут, 310. А сам говорил таковы слова: «Уш ты ой еси, глава да фсё Издолищова! А дуй тебя, главу, да ветры буйные, А секи тебя, главу, да цясты дожжы нонь, А грайте на<д> тобой вороны церные!» 315. А тут-де Издолищу славы поют.

356. Непослушливый молодец (горе-злочастие)

(См. напев № 30)

Да и едино было цядо да нонь спорожоно, А едино было цядо нонь спорощоно. А забрала где-ка нужда, бедность нонь А та где велика, больша, крайная; 5. А пошло где-ка цядо на цюжу сторону, На злодеюшку цядо да незнакомую, А отец-мати цяду да тут наказывают, А ишше род-племя цяду наговарывают: «А пойдёш ле ты, цядо, на цюжу сторону, 10. На злодеюшку, цядо, да незнакомую, — Не ходи как, цядо, да на цареф кабак, А не пей-ко ты, цядо, да зелена вина, А не вежись-ко со дефками с курвяшками, Не вяжись ты со жонками со блятками, 15. Не вяжись со старухами с колотофками: Нажывёш как ты, цядо, цветно платьицё, Нажывёш де-ка, цядо, да золотой казны Золотой-де казны, да фсё бесцётное, Нажывёш де-ка, цядо, да золоты персни, 20. А ишше купиш сибе, цядо, сибе цюдён тут крес!..» А пошло де-ка цядо на цюжу сторону, На злодейку-ту веть цядо незнакомую; А не вязалось-де со дефками с курвяшками, Не позналось со жонками со блятками, 25. Не созналось со старухами с колотофками: А ишше нажыло сибе да платьё цветноё, Ишше нажыло сибе да золотой казны, А ишше нажыло сибе да золоты персни, А ишше нажыл сибе да нонь цюдён тут кре(ст). 30. А да спозналось со дефками с курвяшками, А спозналось со жонками со блятками, Да спозналса со старухами с колотофками, А стал тут ходить да на цареф кабак А допьенёшенка пить стал зелена вина. 35. А на кабак-от цядо идёт — ровно макоф цвет; А с кабака где идёт — да ровно мать родила. Потерял тут с сибя он платьё цветноё, А с рук потерял персни злаченые, А з груди потерял да тут цюдён же крес, 40. А ишше пропил-проматал фсё золоту казну 41. А золоту где казну да тут бесцётную.

357. Козарушка (ненависть к нему родителей, отьезд его и освобождение им сестры)

(См. напев № 31)

А был-жыл Козарушка Петрович млад. А отец-мать Козары да не (в) люби держат, А ишше род-племя Козары да ненавидели. А вырос Козарушка, стал на возрости, 5. А есён сокол Козара как стал на возлети; А вырос Козара — стал конём владать А конём-де владать, стал копьём шу́рновать[83]. А да пошол-де Козара на конюшын двор, А ише выбрал коня сибе лошадь добрую, 10. А да накладал уздицьку да фсё тесмянную, А накладывал где седёлышко треска́льцято*[84]. А не видели Козара, как коня седлал; Только видели Козарушку: со двора съежжал. А поехал ф цисто полё да во роздольицё, 15. А ездил он в поли ровно триццэть лет, — А не видял Козарушка фсё не конного, А не конного Козара фсё не пешого. А увидял Козара церного ворона, Церна ворона Козара на сыром дубу. 20. А соскакивал Козарушка со добра коня, А тугой-от свой лук стал натегивать, А калену-ту стрелоцьку стал направливать. А спроговорит ворон, птиця вольная: «А не стрелей меня, Козарушка свет Петрович млад! 25. А тебе моим мясом не наистисе, А моёй горяцей крови не напитисе. Поежжай-ко, Козарушка, во чисто полё А на те же на шолони окатисты[85]. Да на тех же на шолонях окатистых 30. А да стоит тут да их нонь три шатрика. А во шатру-ту лежат три тотарина, А три тотарина лёжат три поганые, Ты поганы лёжат фсё неруськие; А мезду има стоит да дефка руськая». 35. А на это Козарушка приослушалса; Да садилса Козарушка на добра коня; Поежжал-де Козара во цисто полё А на те же на шолони окатисты, Где стоят тут ноньце три шатрика, 40. А во шатрах-то лёжат три тотарина, А мезду има стоит дефка руськая. А как стоит тут Козарушка у белых шатроф, А стоит тут Козарушка, фсё выслушыват. А обнимаёт девиця труп<б>цяту косу, 45. А прицитаёт девиця де́вьей кра́соты, А ронит девиця горюци слезы. А первой-от тотарин слово говорит: «А не плаць, не тужи, дефка руськая! А если ты мне з делу нонь достаниссе, — 50. А у мня будёш в доми неукашшиця, А у мня будёш в доми нерозряшшиця!» А другой-от тотарин слово говорит: «А не плаць, не тужи, дефка руськая! Когда ты мне з делу ноньце достанисьсе, — 55. А у мня есь-де лёжыт востра сабелька, А лёжыт-то она да ровно триццэть лет, А лёжыт тут она — да фся поржавела, А буйной-то главы она не секивала, А да горяцей-то крови не пропускивала!» 60. А третей тотарин слово го́ворит: «А не плаць, не тужы ты, дефка руськая! Когда ты мне з делу ноньце достанисьсе, — А я бы нонь Вас да нонь на волю спустил!» А у Козары крофь-то роскипеласе, 65. А могуци-ти плеця росходилисе, А ретиво сердецько стрепёскалосе. А заехал Козарушка во белой шатёр конём: А ишше первого тотарина под мець склонил, А у другого у тотарина голову срубил, 70. А третьёго тотарина на во́лю спусти́л. А он брал-де к сибе он дефку руськую, А садил как тут девушку на добра коня, А сам у девици фсё стал спрашывать: «А да которого ты города, коей земли? 75. А какого оцца, какой ты матери?» А говорит тут девиця ему красная: «А у нас был-жыл Козарушка Петровичь млад, Да отец-мать Козары не в любви дёржать, А ишше род-племя ненавидели!..» 80. А ише видели Козара, как ко двору едёт; 81. А не видели Козара, как наза́ть поеха́л[86].

358. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу

(См. напев № 32)

А во стольнеём городе во Киеве А у ласкова князя у Владимера А было пированьё-стол-почесьён пир А про многих хресьян, про руських бояроф, 5. А про тех же про руськиех богатырей, А да про тех полениц да приюдалые, А про тех же наезникоф пресильниех. А фсе на балу сидят, пьют, кушают; А два молоцца — не пьют, не кушают 10. А где белой лебёдушки не рушают. А говорил тут Владимер стольнёкиевьской: «А уш ты ой еси, Василей да сын Ка́симировиць! А сослужи ты мне-ка служопку церьковную: А шше съезди-тко, Васильюшко, во Большу Ёрду, 15. Во Большу-де Орду, да ф прокляту землю, А к тому же ко Батею г<к> сыну Батеевицю; А да свези где-ка дань, свези фсё пошлины А да за те за двенаццать лет вы́ходных; А да свези где ему ноньце подароцьки: 20. А во-первых-де двенаццэть ясных соколоф, А во-фторых-то двенаццэть белых лебедей, А во-третьих-то двенаццэть да серых крецятоф!» А шше тут-де Васильюшко призадумалса; Говорыл где Васильюшко таковы слова: 25. «А уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской! А у нас много где ездило во Большу Ёрду, Во Большу-де Ёрду, да прокляту землю, А к тому же ко Батею сыну Батеевичю; А назать тут они не приежжывали!» 30. А говорыл тут Владимер да стольнёкиевьской: «А уш ты ой еси, Васи́льюшко сын Ка́симеровиць! А тебе надо ехать во Большу Ёрду, Во Большу да Ёрду тебе, в прокляту землю; Да бери-тко ты от меня да золотой казны, 35. А бери от миня да силы-армеи!» Говорил тут Василей да сын Ка́симировичь: «А уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевьской! А не надо мне твоя да золота казна, А не нать мне твоя да сила-армея, 40. А не нать мне твои ноньце подарочьки; А только дай мне-ка братилка крестового, А на мо́лода Добрынюшку Микитиця!» Говорыл тут Владимер да стольнёкиевской: «А сряжайтесь-ко вы, руськие богатыри, 45. А сряжайтесь, богатыри, по-подорожному; А возьмите-тко с собой тут да дань-пошлину А за те за двенаццэть лет как выходных; Вы возьмите ише ему подароцьки!» А говорил-де Васильюшко сын Касимировичь: 50. «А не надо где нам да дань веть пошлина, А не надо веть нам ёму подарочьки!» А средились богатыри по-подорожному, А седлали-уздали своих добрых коней, А на сибя надевали латы кольцюжные, 55. А брали луцёк, калёну стрелу, А ту ише палоцьку буёвую, А ту ише саблю да ноньце вострую, А то где копейцё да брусоменьцято; А ише падали в ноги князю Владимеру. 60. А ише падал Добрыня Василью Касимировичю: «А уш ты ой еси, братилко крестовой нонь! А да поедём мы с тобой во путь-дорожечьку, — А не бросай ты меня да середи поля, А не застафь ты меня ходить бродягою!» 65. А да не видели поески богатырьскою; А только видели: ф поли курева стоит, Курева где стоит — да дым столбом валит. А едут дорошкой да потешаюцьсе: А Васильюшко стрелоцьку постреливат, 70. А да Добрынюшка срелоцьку потхватыват. А приехали во царсьво да во Большу Ёрду. А не дёржала стена их городовая А та где-ка башня цетвёроугольняя. А заежжали они да нонь в ограду тут, 75. А становились молоццы да ко красну крыльцю; А вязали коней да г золоту кольцю, А заходили они да во светлу грыню. Говорыл где Васильюшко сын Касимировичь: «А здрастуй[87], царь Батей Батеевиць!» 80. А говорил где-ка царь Батей Батеевиць: «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Касимировичь! А приходи-тко ты, Васильюшко сын Касимировичь, А садись-ко, Васильюшко, за дубовой стол!» А ише тут где-ка царь угошшать их стал. 85. А говорил где-ка царь Батей Батеевичь: «А ты послушай-ко, Василей сын Касимировичь, А да привёс ле мне дань, привёс ле пошлину За двенаццэть как лет да ноньце выходных? А привёс ишше ноньце подароцьки: 90. А тех же двенаццэть ясных соколоф, А во-фторых двенаццэть белых лебедей, А во-третьих двенаццэть серых крецятоф?» А говорил Васильюшко сын Касимировичь: «А уш ты ой еси, царь Батей Батеевиць! 95. А не привёс я к тибе нонь дани-пошлины А за те как за двенаццэть лет как выходных; А не привёс я к тибе ноньце подароцёк: А тех же двенаццэть ясных соколоф, А во-фторых-де двенаццэть белых лебедей, 100. А во-третьих-де двенаццэть серых крецятоф». А говорил где-ка царь Батей Батеевиць: «Уш ты ой еси, Василей да сын Касимировичь! А есь ле у вас да таковы стрельци А с моима стрельцями да пострелетисе 105. А во ту где во меточьку во польскую А во то востреё да во ножовоё? А-й есьли нету у вас да таковых стрельцей А с моима стрельцами пострелетисе, — А не бывать те, Васильюшко, на светой Руси, 110. А не видать цетья-петья церьковного, А не слыхать тебе звону колокольнёго, А не видать те, Васильюшко, бела свету!» А говорил где Васильюшко сын Касимировичь: «А уш ты ой еси, царь Батей Батеевиць! 115. Я надею дёржу да я на Господа, А надеюсь на Матерь на Божью, Богородицю, А надеюсь на званого на братилка А на молоды Добрынюшку на Микитиця!» А ише тут Батей царь Батеевиць 120. А выбрал он ровно триста стрельцёф, А ис трёх сот он выбрал одну сотёнку, А ис сотни он выбрал да только три стрельця. Да пошли как они как тут стрелетисе, А пошли где они да во цисто полё; 125. А стрелели во меточьку во польскую А во то востреё во ножовоё. А первой тут стрелил — да он не выстрелил; А фторой-от тут стрелил — да он не дострелил; А третей-от стрелил — да он перестрелил. 130. А Добрынюшка стрелил — да фсё во меточьку: А калена-то стрелоцька роскололасе. А ише тут у царя да фся утеха прошла. А собрал он где пир да ровно на три дня, А ише тут богатырей утощать тут стал. 135. А пировали-столовали да ровно по три дня, А на цетвёртой-от день стали розъежжатисе. А говорил где Батей сын Батеевиць: «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Касимеровичь! А есь ли у тебя д(а) таковы игроки 140. А с моима игроками поиграти нонь А во те же во картоцьки, во шахматы? А ише неть у тя таковых игрокоф, — Не бывать тут тибе да на святой Руси, А не видать тибе тут будёт бела свету, 145. А не слыхать-то цетья-петья церковного, А не слыхиватъ звону колокольнёго!» А говорил тут Василей да сын Касимеровичь: «А я надею дёржу да я на Господа, Я на Матерь на Божью, на Богородицю; 150. Я надеюсь на званого на братилка А на молоды Добрыню на Микитича!» А ише тут же как царь Батей Батее[е]вичь А ише выбрал игорокоф он одну сотёнку, А ис сотёнки выбрал да ровно триццэть их, 155. А ис триццэти выбрал да ровно пять тут их. А они сели играть во карты-шахматы, А играли они да ровно сутоцьки. А Добрынюшка тут фсех их поигрыват. А ише тут у царя да фся утеха прошла. 160. А собрал он пир да ровно на три дня, А тут-де богатырей угощать тут стал. А пировали-столовали да ровно три тут дня, А на цетвёртой-от день стали розъежжатисе. А говорил где-ка царь Батей Батеевиць: 165. «А уш ты ой еси, Василей да сын Касимировичь! А есь ле у тебя тут таковы борьци А с моима борьцями да поборотисе? А есьли нет у тя да таковых борьцей, — Не бывати тибе да на святой Руси, 170. А не видати тибе да нонь бела свету, Не слыхать тут цетья-петья церковного, А не слыхивать звону колокольнёго!» Говорил тут Василей да сын Касимеровичь: «А надею дёржу да я на Господа, 175. Я на Матерь на Божью, Богородицю, Я надеюсь на званного на братилка Я на молоды Добрынюшку на Микитица!» А тот как царь Батей Батеевиць А ишше выбрал борьцёф одну веть сотёнку, 180. А из сотёнки выбрал ровно триццэть их, А ис триццэти выбрал да ровно три борьця. А да пошли где они тут фсё боротисе А во то-де как полё да во роздольицё. А говорил где Васильюшко сын Касимировичь: 185. «А послушай-ко, Батей ты царь Батеевиць! А как им прикажош тут боротисе: А по одиноцьки ле им или со фсема тут вдруг?» А говорыл тут Батей да сын Батеевиць: «А уш ты ой Васильюшко сын Касимировичь! 190. А боритесь-ко вы нонь, как нонь знаите!» А ише тут-де Добрынюшка Микитиц млад А ише два к сибе взял ноньце в охабоцьку, А третьёго взял да по серёдоцьку; А фсех он тут трёх да жывота лишил. 195. А богатырская тут крофь да роскипеласе, А могуци ёго плеця росходилисе, А белы ёго руки примахалисе, А резвы ёго ноги приходилисе, — Ухватил он тотарина фсё за ноги, 200. А стал он тотарином помахивать: А перёд тут махнёт — а фсё как улками; А назад-от махнёт, — да переюлками; А сам где тотарину приговариват: «А едрён где тотарин на жылки — не порвицьсе, 205. А могутён на косьи — не переломицьсе!» А ише тут где-ка царь Батей Батеевиць А говорил где-ка царь Батей Батеевиць: «А уш вы ой еси, руськие богатыри А те же удалы добры молоцци! 210. А укротите свои да ретивы серьця, А опустите-ко свои да руки белые, А остафьте мне тотар хотя на семяна! А я буду платить вам дань и пошлину А фперёт как за двенаццать лет как выходных: 215. А буду я давать вам красного золота, А буду дарить вам цистым серебром, А ише буду веть я скатным жемцюгом! А присылать я вам буду нонь подарочьки: А тех же двенаццэть ясных соколоф, 220. А тех же двенаццэтъ белых лебедей, А тех же двенаццэть серых крецятоф!..» А шше где-ка тут царь Батей Батеевиць А шше тут где-ка царь да им веть пир доспел. А пировали-столовали да ровно десеть дней, 225. А на одиннацатой день стали розъежжатисе. А ише зацели богатыри срежатисе, Ише стали могуци сподоблятисе, — А спроводил их Батей тут сын Батеевиць. А да приехали они ко городу ко Киеву 230. А к тому же ко князю да ко Владимеру, — А стрецят их Владимер да стольнекиевьско(й), А стрецяёт веть их да фсё тут с радосью. 233. Росказали они князю да фсё Владимеру.

359. Молодость Добрыни, жалоба на него князю Владимиру, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка

(См. напев № 33)

А во том же во городи во Цернигови А ишше жыл-был Мекитушка — не старылсэ; А не старылса Мекитушка, жыл — представилсэ. А оставалась у Микиты фсё любима семья, 5. А любима где семья: осталась молода жона, А по прозванью-ту Омельфа да Тимофеёвна. Оставалось у ей ишше цядо милоё, А ишше милоё цядо у ей любимоё, А по прозваньицю Добрынюшка-свет Микитиц млад. 10. А ише от роду Добрыни тольки двенаццэть лет. А да ходил он гулять да нонь на улицю, А он на улицю ходил да на шырокую, На дорожецьку ходил фсё да на проежжую А заходил он гулять на дворы на барские 15. А на барские дворы да фсё на князевьские, А играл он з детьми да князенецькима, А со тема же с рыбятами со барскима. А играл он с им(а) да нонь во рюхи[88] нонь, — А да избил где он их да фсех измуцил нонь; 20. А ише та им игра нонь не понравилась. А играл он с има во карты-шахматы, — А он веть выиграл у их да платьё цветноё, Платьё цветно у их да кнезеневскоё, Кнезеневско веть платьё да фсё веть барьскоё: 25. А ише та им игра да фсё не подравилась (так). Они стали Добрыню фсё журыть-бранить А обносить-то веть рецьми ёго нехорошыма, И ише бить-то стали палками фсё шаровыма, А говорят они сами да таковы слова: 30. «А не оцьцёф ты как сын да нонь не материн, А нет у тя оцьця да настоящого!..» А ище ёму шутка да не пондравилась: А ухватил он дитей да князеневскиех — А он руки-ти у их из плець повыхватил 35. А тех же детей фсё веть барскиех, А ноги-ти у их веть он повыставил. А ише собрал веть, взял да платьё цветноё, Платье цветноё собрал да князеневскоё, Князеневско тут платьицё тут барскоё. 40. А да приходил-де Добрыня да к своему двору А заходил где Добрыня во теплу спалёнку, А бросил как тут платьё цветноё А на ту же на кроваточьку на тисовую А на ту на перинушку на пуховую. 45. А сам пошол где-ка Добрыня да во светлу грыню, А где сидит где как родна его матушка А ишше та где Омельфа да Тимофеёвна. А тут же Омельфа да Тимофеёвна А становила она стол ёму кленовой же, 50. А наносила она пищи да фсё мёдовое, А принесла где ему да хлеба-соли тут, А говорила где сама ему таковы слова: «А да поеш-ко, Добрыня, да сет<д>ь, покушай-ко!» А пошла где сама она в теплу спалёнку 55. А ише с<т>лать где Добрыни да тёпло местицько. А да увидяла Омельфа тут платьё цветноё, Платьё цветноё увидяла князеневскоё, Князеневскоё платьё да фсё тут барского. А приудрогло у Омельфы да ретиво серьцё, 60. А приусмякло у Омельфы да лицё белоё, А подломились у Омельфы да ноги резвые, А опустились у Омельфы да руки белые, А покатились у Омельфы да горюци слёзы. А выходила где Омельфа да во светлу грыню, 65. Говорила где она сама таковы слова: «А уш ты ой еси, моё дитя серьдесьнёё! А ты куда нонь ходил гулять на улицю? А где ты веть взял да платьё цветноё, Платьё цветноё взял да князеневскоё, 70. Князеневьскоё платьё да фсё веть барскоё? А убил ле ты кого али ограбил тут?..» А говорил тут Добрынюшка свет Микитиць млад: «А ой еси, родима моя маменька! А стыдиш ты меня да нонь бесцестиш тут: 75. А состила ты миня за вора, за розбойника А за носьного меня ты полуносьника!» А пошол где Добрыня да ф теплу спалёнку, — А спал-де Добрынюшка ноньце крепким сном. А ишше те же как дети да нонь веть барские 80. А барьские дети да князеневские А приходят веть они по своим домам А по своим где домам они, по своим оцьцям; А говорят тут они ноньце да своим оцьцям: «А приходил к нам Добрынюшка Микитичь млад, 85. А да играл он веть с нами не по-робецьёму, А играл он веть с нами по-богатырьскому: Да какого хватит за руку — руку выставит, А какого хватит за ногу — ногу выставит, А по серётки возьмёт — нас жывота лишит; 90. А отобрал он у нас он платьё цветное, Платьё цветно у нас фсё князеневскоё... Ише та нам веть шутка да не понравилась!» А ише тут где-ка нонь да князя-бояра А пошли где ко городу ко Киеву 95. А к тому же ко князю да ко Владимеру. А говорят они сами да таковы слова: «А послушай-ко, Владимёр да стольнёкиевской! А прыми-тко от нас да ноньце жалобу: А жывём мы во городи в Цернигови 100. А во том-де во городи во Цернигови; А тут есь-де вдова благоцестивая А та же Омельфа да Тимофеёвна; А есь-де у ей да цядо милоё; А ходит гулять да нонь на улицю, 105. А заходит на дворы наши на барские, А играть-то с ребятами со малыма, А шутить где шутоцьки не малые: А шше руки-ти у их да он повыдергал, А шше ноги-ти у их да он повыставил, 110. А по серёдки возьмёт — да жывота лишит. А та ёго шутка нам не надобно: А прыкажи ты, Владимер, да ёго выслать вон; А не выйдёт где он, дак мы сами выйдём тут: А ише та нам веть шутка да нонь не надобно!» 115. А говорил тут Владимер да стольнекиевской: «А послушайте-ко, князи вы веть бояра! А подите-тко вы да по своим домам, По своим где домам, тут по своим местам; А на зафтреё Добрынюшку сам повызову, 120. А у Добрынюшки Владимер-княсь фсё повыспрошу!» А поутру как нонь было фсё по ранному, А по восхожу-ту было ту солнышку красному А ставал тут Владимер да стольнекиевьской. А омывалса Владимер да клюцевой водой, 125. А тонким шытым полотеньцём да утираицьсе, А сам говорил он да таковы слова: «А уш ты ой еси, гонець да доброй молодець! Одевайсе-ко-се ко ты по-подорожному; А садись как ты да на добра коня, 130. А поежжай-ко ко городу ко Цернигову А к той-де вдовы благоцестивое А к Омельфы как тут да Тимофеёвны; А не доежжывай, гонець, да нонь с коня скоци, А не дохаживай до ее, да ей целом ударь, 135. А говори-тко-се с ей да потихохонько, А спрашивай у её да поумалёхонько, А скажы: “Княсь тебя просил да скоре требовал А с тем з Добрынюшкой с Микитицём!”» А на это гонец-от не ослушалсэ, 140. А седлал где, уздал да коня доброго, А да садилсэ тут нонь да на добра коня, А поехал ко городу ко Цернигову А ко той же к Омельфы да Тимофеёвны. А та где вдова благоцестива тут 145. А та же Омельфа да Тимофеёвна А скрывала окошецька немножецько — Увидала где гоньця тут доброго молоцьця. А выходила-де она да на красно крыльцо, А ише кланялась ему ниско до пояса: 150. «А-й добро жаловать, гонець, ко мне, доброй молодець!» А приежжал тут гонець да ко красну крыльцю, А вязал где коня да г золоту кольцю, А сам вошол где во грынюшку столовую. А стрецят ёго Омельфа да Тимофеёвна: 155. «Добро жаловать, юдалой доброй молодець! А куда веть тут едёш да куда прависьсе?» А говорил где гонець да доброй молодець: «А ежжу я ноньце до Вашой милости: А ишше княсь тибя просил да скоро требовал 160. А да со тем где Добрынюшкой Микитицём!» А тут-де Омельфа да испугаласе, А тут Тимофеёвна перепаласе. А пошла где она во теплу спалёнку, А будит где-ка Добрыню нонь от крепка сна. 165. А ише спит тут Добрынюшка крепко-накрепко, А спит тут Добрыня да двои суточьки, А спит тут Добрыня — да не пробудицсэ. А не могла розбудить ёго от крепка сна, А заходила где сама она во светлу грыню, 170. А говорила молоцьцю да таковы слова: «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець! А проходи-тко ты сам во теплу спалёнку, А буди-тко Добрыню нонь от крепка сна». А они тут стали будить его всяко-навсяко. 175. А ише тут-де Омельфа да Тимофеёвна Она пала ко Добрыни на белы груди, Она стала ронить да горюци слёзы А ише пала слёза на лицё бело тут: А ише звёл где Добрыня да оци ясные, 180. А поднял где Добрыня да буйну голову, А ставал где Добрынюшка на резвы ноги. А он увидит свою матерь, да во слезах стоит, А перед им-де стоит да доброй молодець; А говорил-де Добрыня да таковы слова: 185. «А уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! А да куда ты идёш, куда ты прависьсе? А цего от миня тибе нонь надобно?» А поклонилса тут ёму гонець, доброй молодець: «А да послушай-ко, Добрынюшка Микитиць млад! 190. А ише ежжу веть я до Вашой милости: А ише княсь тебя да скоре требовал А со той-де Омельфой да с Тимофеёвной». А умывалса тут Добрыня клюцевой водой; А он шытым полотеньцём да утираицьсе, 195. А во козловы-ти сапошки да обуваицьсе А-й ишше кунью-ту шубу одеваицьсе; А ишше сам он говорит да таковы слова: «А поедём мы с тобой, гонець, доброй молодець, А ише мать моя старуха нонь пешком прыдёт». 200. А они сели как тут добры молоцци, А садились они на добрых коней, А поехали ко городу ко Киеву А ко ласкову князю ко Владимеру. А приехал тут Добрыня да ко красну крыльцю; 205. А тот-де Владимер да стольнёкиевьской А скрывал-де околёнки немножечко, А сам говорыл да таковы слова: «А не про́велик детинушка — очень крепко толст, А ише оци-то у Добрыни — да как у сокола, 210. А ише брови-то у Добрыни — да как у соболя, А ресници у Добрыни — да два цисты бобра, А ягодници — бутто ёго макоф цвет, А лицо бело у Добрыни — да ровно белой снек<г>». А зашол где Добрынюшка на красно крыльцо, 215. А проходя идё Добрыня да по новым сеням, Отпираёт-де двери да с крюкоф на пяту; Ише крест-от кладёт да по-писаному, А поклон-от ведёт по-уцёному, А нынь князю Владимеру целом тут бьёт: 220. «А уш ты здрастуй, княсь Владимер да стольнекиевьской! А для цего меня зовёш, для цёго требуёш?» А говорил тут Владимер да стольнекиевской: «А послушай-ко, Добрыня свет Микитиць млад! А тибе сколько, Добрынюша, от роду лет?» — 225. «А от роду-ту мне только двенаццэть лет, А на тринаццато лето я веть нынь пошол». — «А уш ты знаёш, Добрыня, да ноньце грамоту?» А говорил тут Добрынюшка Микитиць млад: «А я в уцилищи уцилса да ровно пять тут лет, 230. А от уцителя имею да я похвальней лист». А ише тут-де Добрынюшка Микитиць млад А вымал где-ка листик ис корманьцика А подаёт где-ка нонь князю Владимеру, А ишше брал-де Владимер да во белы руки, 235. А цитал где-ка листик, сам головой кацял: «А послушай-ко, Добрынюшка, що я скажу; На тибя есь, Добрыня, да ноньце жалоба; А приходили ко мне да князя-бояра, А на тебя где они да ноньце жаловались: 240. А ходиш гулять нонь ты на улицю, А на дорогу где ты да на проежжую; А заходил на дворы да фсё на барьские А на барьски на дворы да фсё на князефски, А играл ты з детьми да нонь со барьскима 245. А с тема же детьми да с княженевскима; А да избил ты детей да ноньце барскиех А барьских детей фсё княженевскиех: А руки-ти у их да ты повыставил, А ноги-то у их да ты повыдерьгал, 250. А по серёдки где брал, тут жывота лишил; Отобрал где у их ты платьё цветноё, Платьё цветно у их да князеневскоё. А приходили ко мне да князя-бояра, Приносили на тебя да ноньце жалобу, 255. А велели тебя да ноньце выслать вон; А не выйдёш-де ты, дак они сами выйдут тут!» А говорил тут Добрынюшка Микитиц млад: «А послушай-ка, Владимер да стольнекиевьской, А послушай ты, Владимер, да нонь, що я скажу. 260. А ходил я гулять да нонь на улицю; А заходил я на дворы да нонь на барские А на барьски дворы на князеневские; А играл я з детьми да князеневскима А с тема же з детьми да фсё со барскима. 265. А во первой рас играл во рю́хи нонь, А избил я веть их да нонь измуцил нонь; А ише та им игра да не пондравилась. А играл я с има во карты-шахматы, А отыграл я у их да платьё цветно, 270. Платьё цветно у их да князеневьскоё; А они тут-де меня стали журить-бранить, А бить-то меня палками шаровыма, — А ише то я сносил им фсё за шутку же; А обносить стали меня рецьми нехорошыма: 275. “А не оцьцёф как сын да ты не материн, А ищше нет у тя оцца да настояшшого!” А та мне-ка шутка не пондравилась: А уш руки-ти у их да нонь повыставил, А уш ноги-ти у их да нонь повыдерьгал». 280. А говорил тут Владимер да стольнокиевской: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Да садись-ко ты, Добрынюшка, за дубовой стол!» А было во ту пору, во то время А пришла тут Омельфа да Тимофеёвна. 285. Да берёт веть ей княсь да за праву руку, А садит веть ей княсь да за дубовой стол. А тут-де Владимер угошшать их нонь стал, А говорил где-ка Добрынюшки Микитицю: «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! 290. А ты жыви-тко у мня в дому придверьником, А жыви-тко у мня да воёводою, А жыви ты у мня хоть за лакея нонь, А жыви в городу ты управителём, А жыви ты, Добрыня, хош казнацеём нонь!» 295. А говорил он Омельфы да Тимофеёвны: «А ты остафь мне Добрыню да во служеньицё». А говорила Омельфа Тимофеёвна: «А послушай-ко, Владимер да стольнекиевской! А ишше хто меня старуху будёт поить-кормить?» 300. Говорил тут Владимер да стольнекиевьской: «А кормить я Вас буду ноньце досыта, А поить я Вас буду ноньце допьяна, А золота тибе казна от меня не запёрта!» А говорила тут Омельфа Тимофеёвна: 305. «А спусти ты Добрыню ко мне на три месеця». А отпускал-де Владимер тут стольнекиевьской, Отпускал тут Владимер их веть с радосью. А поехали ко городу ко Цернигову А к своёму-де двору тут ко шырокому. 310. А ише тут Добрынюша Микитиць млад А жыл где-ка дома да ровно десеть дней, А на одиннацатой день тут фсё гулять пошол. А ёго тут ноньце родна сёстра А та как Марья да фсё Микитисьня 315. А говорила сама она таковы слова: «А да послушай-ко, Добрыня, що веть я скажу; А пойдёш ты гулять да нонь на улицю А по тому же по городу по Цернигову; А не ходи ты во улицю во Игнатьефьску 320. А во цясты переюлки да во Демидофски А к той же к Марынки да злой безбожници А к лютой-де змеи да потколодьници; А не гледи ты на ейны на окошецька: А на окошецьках сидят у ей тут голубы, 325. А голубы сидят фсё нонь кормлёные; А не стрелей ты в околёнку в хрустальнюю, — А не застрелить тибе голуба кормлёного!» А ише тут-де Добрынюшка Микитиць млад А он ходил-де, гулял по фсем-де нонь улицям; 330. А зашол он во улицю Игнатьефьску А во цясты переулки да во Демидофски А к той где г<к> Марынки да злой безбожници А лютой-де змеи да потколодьници; А да увидял он голубоф кормлёные. 335. А натянул Добрынюшка тугой он лук, А он стрелил в кошесьцято окошецько — А изломал он околёнку хрустальнюю, А не застрелил он голуба кормлёного: А улетела стрела да нонь во грынюшку. 340. А пошол-де Добрыня да на красно крыльцё. А ёго стретила Марынка да на новых сенях: А овёрнула она его гнедым туром, Отвела где ёго да во цисто полё, А приказала ёму исть и рвать мураву-траву: 345. «А ходи-тко ты, Добрыня, да век тут по веки!» А Добрынина была тут родна сестра А ишше та где как Марья да фсё Микитисьня А да пошла-де к Маринки, злой безбожници, А к лютой-де змеи да потколодницы: 350. «А уш ты ой еси, Маринка да зла безбожница А люта где змея да потколодниця! А оддай ты мне-ка братилка родимого; А не оддаш мне-ка братилка родимого, — А овёрну я, Маринка, да тибя сукою 355. А псам-то тибя на потарзаньё, А малым рибятам на пограеньё; Оверну тебя кобылой подорожною А ходить по путям да по дорожецькам А збирать будёш ты селеминоцьки[89]!» 360. А тут же Маринка, зла безбожниця, Овёрнулась Маринушка лютой змеей, Полетела Маринка да во цисто полё, А села-пала к туру она на правой рок<г>, А говорила сама она таковы слова: 365. «Уш ты ой еси, удалой доброй молодець, А по имени Добрыня свет Микитиць млад! А будёш ле, Добрыня, ты женитисе, А возьмёш ле, Добрыня, нонь меня взамуш? А если будёш как ты ноньце женитисе, 370. А возьмёш ле как тут да нонь меня взамуш, — Оверну я тебя да из гнеда тура, А зделаю я тибя да добра молоцца! А не будёш как если ты женитисе, А не возьмёш если ты как нонь меня взамуш, — 375. А вечно будёш ходить да по цисту полю, А шшыпать будёш, рвать да мураву-траву!» А ишше тот где Добрынюшка свет Микитиц млад: «А уш ты ой Маринка, зла безбожниця! А буду я нонице женитисе, 380. А возьму я, Маринка, да нонь тибя взамуш!» А овернула тут Маринка да нонь гнеда тура, А зделала Маринка да доброго молоцца. А ставал-де Добрыня да на резвы ноги, А брал во белы руки саблю вострую — 385. Отрубил у Маринки да буйну голову, А изрубил он Маринку да на мелки куски, А розбросал он Маринку по цисту полю... 388. А тут-де Маринки да нонь славы поют.

360. Первая поездка Ильи Муромца (он спасает Чернигов, наказывает коварную девицу, встречает разбойников и укрощает Соловья-разбойника)

(См. напев № 34)

А-й не дорого не злато, не цисто серебро: Когда злато, где-ка серебро минуицьсе; Дорога́ где любовь не позабы<у>дицьсэ!.. Ише перва-та поеска да богатырьская, 5. Ише перва-та поеска да Ильи Муромця: У Илеюшки-то конь-от да как сокол летит, А Илья-та на кони как молоцьцём сидит. Отправлялсэ стары казак Илья Муромець Он на ту на славу да на великую, 10. Он на ту похвалу да на предивную; А ишше заповеть-то клал сибе великую: «А-й мне-ка ехать бы дорогою — не подорож(н)ичеть, Не подорожницеть, ехать — не кроволитъницеть, Мне-ка Осподу Богу да помолитисе, 15. Ко святым-де мощам мне-ка приложытисе!» А-й он веть заповеть-то клал себе великую А на тот де-ка на лук, на калену стрелу, А на ту де-ка на сабельку на вострую, А на ту де-ка на палоцьку на буёвую, 20. А на то де-ка копейцё да брусоменьцято; А прикаивал* ко стремени ко булатному, А не откаивать* до города до Киева. А не видели: Илеюшка срежаицсэ, А не видели старыка — да сподобля(и)цсэ. 25. А седлал где-ка, уздал тут да коня доброго, А потстегивал двенаццэть да потпруг шолковых, А тринаццату потпружечку — черес хребёт, А не для-ради басы, да ради крепости: «Не оставил бы миня конь да во цистом поли, 30. Не заставил бы миня ходить бродя(го)ю!» А да поехал-де Илеюшка во цисто полё. А не видели, Илейка що на коня скочил, Только видели: Илеюшка ф стремяна ступил; А не видели поески тут богатырьскою, 35. Только видели: ф поли курева стоит. А доехал тут до города до Цернигова. А пот тем же пот городом пот Церниговым А стоят тут три царя, тут три цяревичя, А стоят три короля, три королевичя, 40. А да стоят тут тотара да фсё поганые, А поганые тотара да фсё неруськие. А во том же во городе во Цернигови А ворота городовы кругом фсе запёрты А фсе запёрты ворота да тут заложоны; 45. А звонят тольки один да тут плаку́н-колоко́л; Да попы-ти веть поют в церкви, мешаюцьсе, А дьецьки-ти поют, тут заекаюцьсе, А мужики-ти во слезах тут да захлёбаюцьсе. А говорыл тут веть Илья да ноньце Муромець: 50. «А прости ты меня, Осподи, в таковой вины У мня заповеть-то кладёна великая “Мне-ка ехать бы дорогою, не подорожницеть”, — Да на тот де-ка лук, на калену стрелу Да на ту де-ка на сабельку на вострую! 55. А ише ноньце мне сабля да нужно-надобно!» А ишше брал он веть саблю да во белы руки, А обнажил где-ка Илеюшка саблю вострую, А он веть сек-рубил тотар да фсё поганые, А прибил-прирубил фсю силу неверную; 60. А он веть сколько их бил, вдвоё конём топтал; А он прибил-прирубил фсю силу неверную, А оставил три царя да три неверные, Ише сам говорыл да таковы слова: «А уш вы ой три царя да три неверные! 65. А да под мечь ле вас склонить, у вас голова срубить, Голова ле срубить, ле вас на волю спустить? А да подите-ко вы нонь да по своим местам; Да Свята-та нонь Русь да не пуста стоит, А ес<т>ь на Руси тут да церкви Божьи нонь, 70. Ише те же поцёсные манастыри, Ише ес<т>ь где-ка сильние богатыри!» А вороцьця городовы фсё отворилисе; А выходили мужыцьки да фсё цернигофци А ишше те же как тут да князи-бояра, 75. А поклонялись тут Ильи да свету Муромцю; А выносили они тут к ёму подароцьки: Во первой рас принесли да цяшу серебра, А во фторой рас принесли тут цяшу золота. А не берёт тут Илья да цяшу серебра, 80. Не берёт-де Илья тут да цяшу золота: «А уш вы ой мужики да фсё цернигофци! Не возьму я от вас да цяшу серебра, Не возъму я от вас да цяшу золота!» Говорят мужики да фсе цернигофци: 85. «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! А-й ты жыви-тко у нас в городи атаманом тут, А ты жыви-тко у нас в городи управителём!» — «А не живу я у вас да нонь атаманом тут, Не живу я у вас да управителём: 90. Я поеду молодець-парень во цисто полё А ко тому же ко городу ко Киеву, А к тому же ко князю да ко Владимеру. Мне-ка Осподу Богу нонь помолитисе, Как святым-де мощам нонь приложытисе!» 95. А да поехал-де Илеюшка во цисто полё А доехал-де до ростанушок до великия. А на ростанушках лёжал тут да сер горюць камень, А на камешки было фсё тут потписано: «А во праву дорошку ехать — да жывому не быть, 100. Жывому де-ка не быть — да фсё жонатому быть; А во леву дорошку — да фсе богатому быть». А ише тут-де Илейка думу думаёт: «А во котору мне дорошку идти-ехати? А да поеду я дорошку[90], где жонатому быть». 105. А да поехал-де Илеюшка во цисто полё, А доехал тут Илеюшка нонь до теряма. А стоит тут веть нонице высок терем, — А ише города-то нонице поменьше тут, А села-то веть терём нонь больше тут. 110. А приехал-де Илеюшка ко красну крыльцю, А вязал где-ка коня да г<к> золоту кольцю, А зашол где-ка Илеюшка во светлу грыню. А во том же как было да тут во тереми А сидит где девиця да душа красная, 115. Говорыла где она ёму таковы слова: «Проходи-ко-се, удалой ты доброй молодець, Скиновай-ко, сбавлей ты платья цветного, А садись-ко, молодець, ты за дубовой стол, А поеш-ко ты, молодець, хлеба, покушай-ко!» 120. А шше тут где Илья попил-покушал же. А говорила-де девиця да душа красная: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! Не угонно ле тибе будёт женитисе А на мне на девици-души красное? 125. А вались-ко, молодець, да на кроватоцьку, На кроватоцьку вались ты на тисовую; На перинушку вались ты да на пуховую!» Говорил где-ка стары казак Илья Муромец: «Не приводицьсе мне спать да на кроватоцьки, 130. На перинушки лёжать да на пуховоё: А стары-де казак Илья — оду́шливой»[91]. А ише тут-де Илеюшки за беду пришло, За велику досаду показалосе: А ухватил тут девицю да фсё в охабоцьку, 135. А бросил он девицю да на кроваточьку На кроватоцьку бросил да на тисовую, На перинушку бросил на пуховую. А перинушка была тут ноньце ложная, А провалилась она во погреп глубокие. 140. А ишше тут же Илья да сын Ивановиць А искал где ходил да золоты клюци, А отмыкал где Илья да темны подгрёба. А да у той-де девици-души красное А седит-де двенаццэть да добрых молоццоф. 145. А он выпустил нонь их да нонь на белой свет, А ише сам веть им да наговаривал: «Уш вы ой еси, удалы добры молоцци! А поежжайте-тко как вы по своим домам А по своим где домам да по своим местам, 150. А да не ездите-тко боле во цисто полё А к той-де девици нонь ко красное!» Он оставил тут девицю да одну красную, А заморил он веть тут да е́ю голодом. А поехал-де Илеюша во цисто полё 155. А к тем же к ростанушкам к великием, А к тому где ко камешку ко серому. А на камешки тут было да где потписано. А он розбил-приломал да весь горюць камень. А да поехал-де Илейка, где богатому быть. 160. Да стоят мужики да славны выборьци[92], А по-руськи назвать, да злы розбойники; А хотят старика да бити-грабити, А хотят старого да испохабити. Говорил где Илеюшка таковы слова: 165. «А уш вы ой мужики новогороцьцята, А по-руськи назвать — да злы розбойники! А по що хотите стара бити-грабити, А по що старого да испохабити? А уш как бить-то миня вам да ноньце не по що, 170. А взять у Илейки вам нонь нецего: Золотой казны у стара да не слуцилосе, Серебра-та с собой не погодилосе; Только есь-де у стара да с собой жывота: А да на коницьки уздицька есь тесмянная, 175. А ише есь у мня луцёк да калена стрела, А ише есь у мня сабелька тут вострая, А ише есь у мня палоцька буёвая, А ише есь у мня копейцё да брусоменьцято!» А приступают мужыки да пуще старого, 180. А по-руськи назвать, да злы розбойники. А говорил где Илеюшка по фторой након: «А уш ой мужыки да славны выборьци, А по-руськи назвать, да злы розбойники! А по що хотите стара бити-грабити, 185. А по що старого да испохабити? А бить-то меня вам ноньце не по що, А взять у Илейки да вам нонь нецего: Золотой казны у стара да не слуцилосе, Серебра-та с собой не погодилосе. 190. Только есь-де у стара да с собой жывота: А есь у мня шубоцька енотова, А ише кажна-та пугофка во льяк[93] лита А во льяк лита пугофка цистого серебра Циста серебра пугофка позолоцёна, 195. А шше ф пугофках-то было по доброму молоцьцю, А шше ф петёльках-то было по красной девушки; А когда застёгнуцсе, тогда они обоймуцсе, А ростегнуцьсе, когда они поцёлуюцьсе, — А стоит эта шубоцька восемьсот рублей; 200. А есь у мня шапоцька, стоит сотёнки; А есь кушацёк у мня — педьдесят рублей; А да перчятоцьки у старого да ровно дваццать пять; А по корманам-то казны у мня цисла-смету нет!» Говорят мужыки новогороцьцята, 205. А по-руськи назвать, да злы розбойники: «А уш ты старой, ты старой да старой глупой нонь! А мы у тя у старого не спрашывам, А ты веть, старой, да фсё веть сказываш!» Говорил где Илья да нонь стары казак: 210. «А уш вы ой мужики да славны выборьци, А по-руськи назвать, да злы розбойники! А дайте мне-ка старому поправицьсе — А будите вы старому нонь кланицьсе!» А приступают мужыки да пуще старого. 215. А говорил где Илеюшка во третей након: «А уш вы ой мужыки новогороцьцята, А по-руськи назвать, да злы розбойники! А по що хотите стара бить и грабити, А по що старого да испохабити?» 220. А приступают мужыки тут пуще старого. А говорил де-ка Илеюшка таковы слова: «А прости меня, Осподи, ф таковой вины: У мня заповеть кладёна великая А на тот-де на лук, на калену стрелу; 225. А шше нонице лук мне нужно-надобно, Понужне этого надо калена стрела!» А ишше брал где луцёк да во белы руки, А стрелял где Илья да во сырой во дуп. А мужики-ти с испугу да нонь попадали; 230. А лёжали они на поли полтора цяса, А да ставают тут они да на резвы ноги, Говорят-де они да таковы слова: «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець! А бери-тко от нас да злата-серебра, 235. А бери-тко от нас да платья цветного, А бери-тко от нас да нонь добрых коней!» А говорил где стары казак Илья Муромець: «А уш вы глупы мужыки, вовсё неразумные! Ише брал бы от вас я злато-серебро, — 240. Не прикопатъ бы мне-ка ямоцёк глубокие; Ише брал бы от вас я платьё цветноё, — А стояли бы за мной горы высокие; А ише брал от вас я нонь добрых коней, — А бежали бы за мной ноньце стада коней. 245. А уш ой мужики да злы розбойники! А отведите мне дорошку да прямоежжую, А по которою ездят ф крашен Киев-грат, Мне Осподу Богу да помолитисе, Ко святым-де мощам надо приложитисе!» 250. Говорят мужики-новогороцьцята: «А путём ехать, дорогой, — тут три месеця; А не путём, не дорогой ехать, — три цяса; А проехать три заставы да три великие: А перва застава — лесы темные, 255. А фтора-та застава да грези церные, А третья застава — река Смородинка; А запала ета дорошка, замуравилась, А лёжит-то напусти да ровно триццэть лет: А да у той-де реки было у Смородинки 260. А сидел Соловеюшко-розбойницёк, — А не конному, не пешому проходу нет!» А ише тут-де Илья да нонь стары казак А поехал-де по дорошки прямоежжое. А он темны лесы рвал, тут грези мост мостил. 265. А проехал две заставы да две великиех, А доехал до реки тут до Смородинки. А у той-де реки было у Смородинки У ей нет переходу да цясто уского, У ей нет переброду да цясто мелкого. 270. А стоял только у рецьки един калиноф мост, А у того у мостика у калинова А да стоял где у мостику большащой дуб. А на том где было да на сыром дубу А сидел Сол(ов)еюшко розбойницёк. 275. А да поехал тут Илейка да на калиноф мост, — А заревел Соловей да по-звериному, А зашипел Соловей да по-змеиному, Засвистел Соловей да по-соловьиному: А темны-ти лесы да г<к> земли приклоняюцьсе, 280. А с крежоф-то земля в воду осыпаицьсе, Ише мать-та земля да содрягаицьсе, А у Илеюшки конь-от да на коленьци пал. А он веть бил-ломил коня да по крутым ребрам, А ише сам он к коню да приговарывал: 285. «Уш ты конь-ле мой, конь да травяной мешок! Не бывал ле, конь, да во темных лесах? Не слыхал ле ты рёву да тут звериного? А не слыхал ле ты шипу-ту змеиного? Не слыхал ле ты свиску да соловьиного?..» 290. Говорил де-ка Илеюшка таковы слова: «А прости меня, Осподи, в таковой вины; У мня заповеть кладёна великая: “Мне-ка ехать дорогой — не подорожницеть, Не подорожницеть, ехать — не кроволитьницеть”, — 295. А да на тот-де на лук, на калену стрелу; А ишше нонеце лук да нужно-надобно, Понужне этого надо калена стрела!» А брал где луцёк во белы руки, А натягал где Илья да фсё тугой-от лук, 300. А направлял где Илья да калену стрелу, А сам ко стрелы стал приговаривать: «А лети, моя стрелоцька каленая, А выше лесу лети да выше темного, А пониже ты облака ходецего; 305. А пади, моя стрелоцька каленая, А не на воду пади, стрела, не на землю, А не на леса, стрелоцька, не на людей, А пади Соловеюшку во правой глас!..» А-й да запела тетивоцька шелковая, 310. Зашипела-полетела тут калена стрела. А пала-де стрелоцька не на воду, А не на воду стрелоцька, не на землю, А не на леса стрелоцька, не на людей, — А пала Соловеюшку во правой глас. 315. А полетел Соловей да з девети дубоф. А на то где Илеюшка догадлив был: А брал Соловья да во белы руки, А прикаивал ко стремени ко булатному, — А он зделал дорожецьку прямоежжую. 320. А поехал Илеюшка во цисто полё. А на пути-то как было, на дорожецьки А у того у Соловья у нонь розбойника А стоял на пути тут веть шырокой двор. А у ёго тут веть было тут две доцери, 325. А две доцери, тут было веть два зетя. А старша была да оцень глупая; А скрывала окошецька немножецько, А гледела она да во цисто полё, Говорила сама да таковы слова: 330. «А летит где как нонь да наш веть батюшко, А везёт мужыка фсё деревеньшыну!» А млатша была да оцень хитрая; Погледела ф кошефцято окошецько: «А едёт мужицёк да деревеньшына 335. А ише тащит-везёт нашего батюшка!..» Говорыла сама она таковы слова: «Уш вы ой мужовья вы наши милые! А вы рогатины берите да фсё зелезные, А вы колите мужика да деревеньшыну, 340. А отоймите подите нашого батюшка!» А ишше тут мужовья фсё не ослушались, А хватили зелезные рогатины, А выбегали они да во цисто полё. А говорил Соловей да фсё розбойник тут: 345. «Уш вы зетевья мои вы милые! А не травите вы удалого доброго молоцца А того де-ка сильнёго богатыря; А да несите-тко вы да злата-серебра, Да несите-ко вы да красна золота; 350. А выкупите меня у добра молоцца!» А говорил где Илья да ноньце Муромець: «Не возьму я от вас да злата-серебра, — Не возьму я от вас да красна золота; Повезу я Соловья да в крашон Киев-град». 355. А поехал тут Илья да в крашон Киев-град. А приехал ко городу ко Киеву А к тому где ко князю ко Владимеру, А приставал-де Илья да ко красну крыльцю А вязал де-ка коня да г золоту кольцю. 360. А пошол де-ка Илья да во светлу грыню; А крест-от кладёт да по-писаному, А поклон-от ведёт да по-уцёному, Ише князю Владимеру целом тут бьёт, А Опраксеи-кнегины тут веть кланеицьсэ. 365. А у то́го у князя у Владимера А было во ту пору, во то время А собран тут был да нонь поцесьён пир: А много хресьян да руських бояроф, А тех же купьцей, людей торговыех, 370. А тех же удалых добрых молоццоф, А руських могуцих нонь богатырей, А тех полениць да приудалыех. А говорил где Владимер да стольнёкиевской: «Уш ты здрастуй-ко, удалой доброй молодець! 375. А которого ты города, коей земли? А какого оцца, какой ты матери? А как тебя, молодець, именём зовут?..» А говорил где Илья да свет тут Муромець: «А ис того я из города из Мурома, 380. А ис того я села да Карачарова; А я во том-де во городе во Муроме А я стоял где заутреню воскрисеньскую, А и к-обед(е)ньки поспева(л) я ф крашен Киев-град, — А моя-то дорошка да призамешкалась!» 385. А говорил где Владимер да стольнёкиевской: «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець! А которой ты дорогой шол, ты ехал тут?» Говорил где Илья да тут веть Муромець: «А ехал дорошкой да прямоежжое, 390. А процистил дорогу прямоежжую». Да у того у князя у Владимера А много-много сидит да добрых молоццоф А те же как руських нонь богатырей; Они стали над Ильёй да надсмеятисе: 395. «А уш ты ой мужицёк нонь нахвальшына! А да запала где дорошка, замуравилась, А да запала она да ровно триццэть лет; А не конному, не пешому проходу нет! А много богатырей тут ездило, 400. А нехто тут назватъ да не приежживал: А сидит тут Соловей да ес<т>ь розбойницёк, А не конному, не пешому проходу нет!» А говорил где Илья да тут веть Муромець: «А послушай-ко, Владимер да стольнёкиевьской, 405. А послушай, Владимер, да що нонь я скажу! А поди-ко, Владимер, да на красно крыльцо, А смотри ты Соловья да фсё розбойника!» А на ето Владимер да не ёслушалса. Они вышли тут фсе да на шырокой двор, 410. А смотрят Соловья да фсё розбойника, А велят свистеть да по-соловьиному, А велят они реветь да по-звериному, А велят они шипеть да по-змеиному. А говорил Соловей да тут розбойницёк: 415. «А не вашо я ем, не вашо кушаю, А не вас нонь как я да и послушаю; А я слушаю удалого добра молоцца А да того же Илью да ноньце Муромьця!» А выходил где Илья да на красно крыльцё 420. А завертел где-ка ф шубу князя Владимера А ту-де Опраксею-королевисьню; А приказал он Соловью да в полсвиска свистеть. А засвистел Соловеюшко во весь свисток: А руськи богатыри фсе тут попадали, 425. А мужики-ти лёжат тут веть замёртво. А князю ета шутка да не пондравилась; А сказал где-ка тут Ильи нонь Муромьцю: «А послушай-ко, удалой доброй молодець! А обери ты Соловья да со двора здолой, — 430. А нам эта шутка боле не надобно!» А садилсе-де Илья тут на добра коня, А выежжал где Илья да на цисто полё; А ише тут Соловья бил да муцил он, А ише сам к ёму да приговарывал: 435. «А уш ты много погубил да добрых молоццоф, А уш ты много розорил да молодых жоноф, А сирота<ть>-де спустил да малых детоцёк!» Он срубил у Соловья да буйну голову, А изрубил Соловья он на мелки куски, 440. А розбросал Соловья да по цисту полю. 441. А ишше тут Соловью да нонь славы поют.

361. Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

А во том-де во городи во Цернигови А жыл-был Добрынюшка Микитиць млад. А у ёго где-ка была мати родимая, По прозванью-ту Омельфа да Тимофеёвна. 5. А у ёго ишше была да молода жона А ишше та же Настасья да фсё Микулисьня. А поежжал где-ка Добрыня да во цисто полё А на ту же на заставу на Тобольскую; А молодой жоны Настасьи да он наказывал, 10. А он Микулисьны своей да наговарывал: «А прожыви, жона Настасьюшка, перва петь лет, А прожыви, жона Настасьюшка, фтора петь лет, А прожыви, жона Настасьюшка, третья петь лет, А выходит тому времецьку пятнаццать лет, — 15. На шоснаццато лето хош замуш поди, А хош замуш ты поди тогда, — вдовой сиди. А за фсех поди хресьян да цёрнопахотных, А за князя ты поди хош за барина, А за то́го за руського богатыря; 20. А за моёго не ходи ты да неприятеля А за того же за Олёшу за Поповиця: А Олёша не роду да хрестияньского, А Олёша-та роду да фсё попофьского, — Ише руки у Олёши да заграбущие, 25. А глаза у Олёши да завидущие; А окстит тут Олёша да златом-серебром — Потеряёш-ка ты свою буйну голову!» А да не видели: Добрынюшка срежаицьсе, — А не видели: Добрыня да сподобляицьсе. 30. А да поехал Добрынюшка во цисто полё А на ту на заставушку на Тобольскую А хранить-берекци тут крашон Киеф тут. А прожыла жона Настасьюшка перва петь лет, А прожыла жона Настасьюшка фтора петь лет; 35. Да выходит этому времецьку ровно десеть лет. А прошла эта славушка до Киева, А от Киева славушка до Питера, А от Питера прошла слава по фсея земли; А сказали, що Добрыни нонь живого нет: 40. А мимо ту-де заставушку Тобольскую А проежжал-де стары казак Илья Муромець, А он веть видял Добрыню да на цистом поли, А на цистом поли лёжыт да ноньце мёртфой тут; А-й да видали Добрынина добра коня, 45. А видали Добрынюшкины косточьки. А из-за того из-за поля да ноньце цистого, А из-за того где роздолья было шырокого А выежжал где Олёшенька с циста поля А вывозил-де главу да на востром копьи. 50. А сам он по городу розъежжаицьсе, А да Добрыниной главой он похваляицьсе: «А ише эта глава была Добрынина!» А ише тут же Настасья да нонь Микулисьня А ише стала Настасья да ноньце плакати. 55. А женихи-ти на ей да стали сватацьсе: А ише сватались тут князя да ноньце бояра, А ише те же как руськие богатыри, — А не за кого она не йдёт да нонь не думаёт. А приходил где стары казак Илья Муромець 60. А ише сваталсэ за Олёшу за Поповиця; А ише тут где Настасья да сумлёваицьсе, — А замуш Настасья да собираицьсе. А-й да Добрынина мати да приросплакалась: «А ише некому миня стало поить-кормить, 65. А ише некому миня стало обувать-одевать: А не стало-то у мня цяда милого, А у мня нету невески да богосужоной; А оци-то ясны да пригледелисе, А белы-то руки примахалисе, 70. А резвы-ти ноги приходилисе!..» А да идёт полениця да ис циста поля; А идёт она, ступаёт потихохонько, Отпираёт-де двери с крюкоф на пяту; Она крест-от кладёт да по-писаному, 75. А поклон-от ведёт да по-уцёному: «А-й уш здра[й]стуй-ко, Омельфа да Тимофеёвна! А ише где у тя невеска богосужона А ише та где Настасья да нонь Микулисьня? А во пиру она, ушла во гуляноцьки?..» 80. А говорила тут Омельфа да Тимофеёвна: «А уш ты ой полениця приудалая! У мня нету невески богосужоной, А ушла-де она да за Олёшу замуш!» Говорила полениця да преудалая: 85. «Уш ты ой еси, Омельфа да Тимофеёвна! А уш дай-ко мне Добрынины звоньцяты гусли: Я пойк(д)у как к Олёшеньки на свадепку!» Говорыла тут Омельфа да Тимофеёвна: «А уш ты ой полениця преудалая! 90. А у Олёшеньки на свадепки люди злы таки, А приворотники, придверники — ишше зле того!» А говорила полениця преудалая: «Если даш ты, — пойду; дак и не даш, — схожу». А вымала-де Добрынины звоньцяты гусли, 95. Оддала поленици да приудалое. А наредилса тут каликой перехожою А пошол-де к Олёшеньки на свадепку. А не пускают калику да приворотники, А не пускают калику да фсё придверьники. 100. А давал тут калика да золотой казны, — А зашол тут калика да середи грыни. А у Олёшеньки ведецьсе да тут и свадепка: А ише тысицьким стоит ноньце Илья Муромець, А ише сватьей-то Опраксея-королевисьня, 105. А на углу-ту сидит да князь Владимер тут. А да спроговорит стары казак Илья Муромець: «А уш ты ой Олёшенька Поповиць млад! А возьми-тко стоканьцик да тут серебряной, А налей-ко, Олёша, зелена вина, 110. А подай ты калики да перехожое; А подай ты, Олёша, да во первой тут рас, А во другой де-ка рас да нонь как я подам, А во третьей-от рас — у тя молода жона, — А подавайте калики да перехожое!» 115. А говорила где калика-де перехожая: «А уш ты ой Олёшенька Поповиць млад! А позволь-ко мне сыграть да во звоньцяты гусли!» — «А ты играй-ко, калика да перехожая, А ты играй-ко, калика, да сколько надобно!» 120. А вымал-де калика да звоньцяты гусли. А ишше люди-ти тутотка забаели: «А-й давно еких гуслей да нонь не видывали, А после Добрынюшки гуслей таких не слыхивали!» А заиграла калика перехожая, — 125. А Олёшина-та мати прирослушалась, А родна́-та сёстра да призадумалась, А-й молода жона Настасья приросплакалась. А да играёт калика да приговарыват: «А-й не совесно ли тибе ноньце, стары казак, 130. А стоять-де тибе да ноньце тысецьким? А не стыдно ли тибе, да князь Владимер, тут А-й да сидеть тибе оцьцём выда́вальним? А не совестно ле тибе да стоять сватьюшкой А той же Опраксеи-королевисьни? 135. А не стыдно ле тибе, да молода жона, А та же Настасья да фсё Микулисьня? А ишше тут же Олёша ты Поповиць млад! А здорово ты женилсэ, да тибе не с ким спать!» А ише та где Олёшына молода жона 140. А выходила она из-за стола тут вон А ишше падала калики да во резвы ноги: «А уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! А ты прости-тко меня да таковой[94] вины!» А ише тут-де Добрынюшка Микитиц млад 145. А ише брал где жону да за праву руку 146. А вёл где жону да к своему двору.

362. Дунай сватает невесту князю Владимиру

Да во стольнеём городе во Киеве А у ласкова князя да у Владимера Заводилось пированьё, был стол-почесьён пир А-й да про многих хресьян, про руських бояроф, 5. Да про тех же хресьянушок прожытосьних, Да про тех же про руськиех богатырей, А про тех полениць[95] да приудалыех, А-й да про тех наездиницькоф пресильниех, А да про ту где сироту да маломожонну. 10. У нас день-от идёт да день ко вечеру, А катилось красно солнышко ко западу А ко западу катилосе — ко закату; А ишше пир-от ведецьсе, да пол-цесна пиру. А уш как фсе на пиру да напивалисе, 15. А уш как фсе на цесном да наедалисе, А уш как фсе на пиру да пьяны-весёлы; А уш как фсе на пиру да сидят-хвастают: А-й да богатой-от хвастат да золотой казной, А-й да богатырь-от хвастат своей силою 20. Ише силою-порою да богатырьскою, А да наезник-от хвастаёт добрым конём, А хресьянин-от хвастат да шыроким двором, А ише глупой-от хвастат молодой жоной, А неразумной-от хвастаёт родной сёстрой, 25. А ише умной-разумной — да старой матушкой. А-й да Владимер-княсь по грынюшки похажывал, А да козловыма сапошками да поколацивал, А ише менныма-то скопками по... / побрякиват, Ише белыма руками сам прирозмахиват, 30. А злаченыма перснями да принашшалкиват, Ишше русыма кудрями да принатряхиват; Ишше сам из рецей так выговариват, Ишше сам говорил да таковы слова: «А уш вы ой еси, гости да мои гос<т>ьи фси, 35. А вы названые гости фсе отобраные! Ише фсе у нас во городе фсе поженёны, А девици-души красны замуш повыданы; А един я один молодець холост хожу, А холост-де хожу да я нежонат слову. 40. А не знаете ле вы мне-ка где обрусьници, А обрусьници мне-ка да супротивьници, Супротивници мне да красной девици: А котора бы девиця да нонь стадном стадна А стадном бы стадна бы да ростом высока, 45. Тиха-модна походоцька павиная, А тихо-смирна где рець была лебединая, Оци ясны у её — бутто у сокола, Церны брови у её — бутто у соболя, А ресьници у её — да два цистых бобра, 50. А ишше ягодници — да бутто маков цвет, А лицё бело у её — да ровно белой снек<г>, А руса коса у её до шолкова пояса?..» А тут большой-от кроницьсе за средьнёго, А ише средьней-от кроницьсе за меньшого, 55. А от меньшого, сидят, долго ответу нет. А да един тут молодець сидит-призадумалсэ. А и-за то́го стола иза окольнёго И-за окольнёго стола и-за передьнёго, А из-за тех же скамеецек белодубовых, 60. А из-за тех как ествоф как сахарныех, А из-за тех же напиткоф да розналисьниех, А и выставаёт удалой да доброй молодець, А по имени назвать да по извотцины — А што по имени Добрыня да свет Микитиць млад. 65. А он поближе ко Владимеру подвигаицсэ, А пониже он Владимеру поклоня(и)цсэ, Ишше сам говорит да таково слово: «А уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевьской! А позволь-ко-се мне да слово молвити, 70. Слово молвити мне да рець говорити, — Не увольте меня за слово скоро сказнить А скоро меня сказнить, скоре повесити, Не сылать меня во сылоцьки во дальние, А не садить во глубоки да темны подгреба!» 75. А говорил тут Владимер да стольнекиевьской: «А говори-тко ты, Добрынюшка Микитиць млад, Говори где, Добрыня, цево те надобно; Не сошлю я тя во сылоцьки ф те во дальние, Не срублю, не сказню у тя буйной головы, 80. Не посажу я тибя да ф темны подгрёба!» — «А да послушай-ко, Владимер да стольнекиевьской! А во том где поли было во роздольици А у тя есь нонь ф цистом поли глубок погрёп; А в глубину где погрёп сорока сажон, 85. А ф шырину-ту где погрёп да сорока локоть, А в о<у>жыну* где-ка погрёп да фсё коса сажень. А <и>шше ес<т>ь в погребу у тя поте<ю>рёмшицёк, А що по имени Дунай да сын Ивановиць; А да сидит он у тя ровно пятнаццать лет; 90. А бывал где-ка Дунаюшко по фсем землям А по фсем где землям, по разным городам, А служил где-ка Дунай да ноньце фсем королям, А ише знать тут Дунай да людей фсякиех!» А говорил де-ка Владимер да стольнёкиевской: 95. «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець, А по имени Добрынюшка Микитиць млад! А говорил бы ети реци не с уговоркою, — А срубил я сказнил твою буйну голову!» А на босу ногу башмацьки да он нахватывал, 100. На одно плецё солопцик фсё натегивал, Поскоре того брал да золоты клюци, А выходил где Владимер да на красно крыльцё, — А закрыцял где Владимер да громким голосом: «А уш ой еси, клюцьницьки-замоцьницьки! 105. А возьмите-тко вы да золоты клюци, А откатите каменьё да фсё веть сероё, А розбросай(те)-тко плитки да фсё зелезные, А отмыкайте замки вы фсё булатные, А отпирайте двери да фсё укладные, 110. А выпускайте-тко Дунаюшка на белой свет А на белой-от свет да на поцесьён пир!» Да на то ети слуги да не ёслушались: Да пошли где они да во цисто полё, Откатили каменьё да фсё горяцеё, 115. Роскинали тут плитки да фсё залезныя, Отмыкали замки тут фсё бы<у>латные, Отпирали тут двери да фсё укладные, А они звали Дунаюшка на поцесьён пир: «А уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць! 120. А пойдём-ко, Дунаюшко, на белой свет А на белой где свет да на поцесьён пир А ише хлеба-де, соли тут покушати, Перевару где пить али зелена вина, А со князём со Владимером дума думати, — 125. А бес тебя-де, Дунаюшко, нонь пир не йдёт!» А первой ногой ступил тут на с(ту)пенек он, А фторой ногой ступил на мать сыру землю. А проходя идёт Дунай да по цисту полю, А проходя идёт Дунай да ко красну крыльцю, 130. А проходя идёт Дунай да по новым сеням, А проходя идёт Дунай да во светлу грыню. Он веть крест-от кладёт тут по-писаному, А поклон он ведёт тут по-уцёному; А ише князю Владимеру целом не бьёт, 135. А целом где не бьёт да головы не гнёт; А только падал в ноги брату крестовому: «А те спасибо те, братилко крестовой тут А на[96] молоды Добрынюшка Микитиць млад! А не ты мне-ка братилко крестовой был, — 140. А не бывати-то мне, брат, на Святой Руси, А не видать тут как мне было бела свету, А не слыхать-то цетья-петья церковного, А не слыхивать звону да колокольнёго!» А говорыл тут Владимер да стольнёкиевьской: 145. «А проходи-ко, Дунай да сын Ивановиць, А садись-ко-се, Дунай, да за дубовой стол А за дубовой где стол да на поцесьён пир, — А выбирай сибе место, где те надобно!» А ише тут-де Дунай да сын Ивановичь 150. А ише выбрал где место, где ёму надобно, А он пониже-то Илеюшки стары-казака, А повыше-то Добрынюшки Микитичя. А наливал-де Владимер да зелена вина А подавал де-ка Дунаю сыну Ивановицю. 155. Ише стал тут у Дунаюшка фсё тут спрашывать: «А уш ты выпей-ко, Дунай да сын Ивановиць!» А наливал где-ка цяру да во фторой тут рас, Наливал где ему да фсё во третьей рас: «А-й да послушай-ко, Дунай да сын Ивановиць! 160. «А ишше фсе у нас во городе тут поженёны, А девици-души красны замуш выданы; А един я только молодець холост хожу, А холост-де хожу, я нежонат слову. А не знаёш ле ты мне-ка да где обрусьници, 165. А обрусьници мне тут супротивници, Супро(ти)вници мне да красной девици: А котора щобы девиця стадном стадна А стадном где стадна да ростом высока, Тиха-модна походоцька павиная, 170. А тихо-смирна где рець была лебединая, А оци ясны у её — бутто у сокола, Церны брови у её — бутто у соболя, А ресници у её — да два цистых бобра, А ишше ягодници — да бутто макоф цвет, 175. Лицё бело у её — да бутто белой снек, А руса коса у ее до шелкова поеса?..» А говорил тут Дунай да сын Ивановиць: «А послушай-ко, Владимер да стольнокиевьской! А во том же во городе во Ляхови 180. У того короля у ляховиньского А ишше ес<т>ь тут Опраксея-королевисьня; А сидит она во горёнки едне́шенька, Она ткёт фсё красеньця да фсё шелковые; По тобу́роцькам[97] у ее да сизы голубы, 185. А по набилоцькам у ее да ясны соколы, А по подножецькам у ей да церны соболи!» А говорил де-ка Владимер да стольнекиевской: «А юш ты ой еси, Дунай да сын Ивановичь! А поежжай-ко ты ко городу ко Ляхову 190. А к тому королю да ляховиньцьскому!» А говорил тут Дунай да сын Ивановиць: «А послушай-ко, Владимер да стольнёкиевьской! А ишше как я поеду городу ко Ляхову А к тому королю да ляховиньскому? 195. А ише нету у мня да платья цветного, А ише нету у мня да фсё добра коня, А ише нету у мня збруи да лошадиное». А да спроговорил Владимер стольнокиевьской: «А уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиць! 200. А срежайсе, Дунай, по-подорожному; А дам я тибе да платьё цветное, А дам я тибе да коня доброго!» А говорыл тут Дунай да сын Ивановиць: «А мне-ка дай как братилка крестового 205. А на молоды Добрынюшку Микитиця!» А ише зацели богатыри срежа(т)исе[98], Ише зацели могуци отправлятисе; А седлали где, уздали они добрых коней. А у князя-та у Владимера спросилисе, 210. У ёго-де они благословилисе. А садились добры молоццы на добрых коней, А поехали они во путь-дорожецьку. А да приехали ко городу они ко Ляхову А к тому королю да ляховиньцькому, 215. А вязали тут коней они ко красну крыльцю. Да пошол-де Дунай да в нову горницю А к тому королю да ляховиньскому: А он крест-от кладёт да по-писаному, А поклон-от ведёт да по-уцёному. 220. А да стрецят ёго король да ляховиньской тут: «А проходи-ко-се, Дунай да сын Ивановиць! А во роботники пришол ко мне, во служаноцьки? А у мня тебе роботка да не цяжолая — А не цяжола роботка, да заботлива!» 225. А говорил тут Дунай да сын Ивановиць: «А не в роботнички пришол я, не в служаноцьки, — Я пришол я к тибе ноньце посватацьсе А за то́го за князя за Владимера А на той же Опраксеи-королевисьни!» 230. Ише тут королю-ту за беду пришло, А за велику досаду показалосе: «А не оддам я за вора, за розбойника, Не оддам я за плута, за мошенника, Не оддам за носьнёго* полуносьника*, 235. Не оддам я за князя за Владимера!» А говорил тут Дунай да сын Ивановиць: «А да добром ле ты даш, дак мы добром возьмём; А добром не даш, дак возьмём силою!» — А брал короля да во белы руки, 240. А метал короля во полы кирписьние. А ишше тот-де король да ляховиньской же А отпирал тут окно да фсё кошесьцято, А заиграл где-ка он да он во турьей рок<г>: «А уш вы ой еси, тотара фсё поганые 245. А те же мурзы́-ки фсё неверные! А собирайтесь ко мне вы да на шырокой двор А возьмите-тко руськиех богатырей!» А ише тут-де Дунай да сын Ивановиць А пошол-де во грынюшку во столовую, 250. А где сидит где Опраксея-королевисьня, А она ткёт красеньця фсё шелковые. А говорыла тут Опраксея-королевисьна: «А проходи-ко, Дунай да сын Ивановиць! А садись-ко, Дунай, да за дубовой стол, 255. А бери-тко, Дунай, ты звоньцяты гусли А утешай-ко меня да красну девушку!» А говорил где Дунай да сын Ивановиць: «А ты послушай-ко, Опраксея-королевисьня! А не играть я пришол к тибе звоньцяты гусли, 260. А не утешать я тибя да красну девушку; А я пришол я к тибе ноньце посватацьсе А да за то́го за князя за Владимера; А ставай-ко, Опраксея, на резвы ноги, А бери-тко, Опраксея, золоты клюци, 265. А одевайсе, Опраксея, по-подорожному». А Опраксея-кнегина тут не ослушалась; А ставала она да на резвы ноги, А брала где она да золоты клюци, А отпирала-де двери да фсё укладные. 270. А по новым-то сеням тут руцьи бежат, А тут руцьи бежат крови горяцее. А да Опраксея-кнегина стала плакати: «А да умел меня батюшко засеети, А умела меня маменька спородити; 275. А умел меня батюшко споростити, А умел миня батюшко воспоить-скормить, А умел миня батюшко хорошо средить, А умел миня батюшко всёму выуцить, — А не умел миня батюшко взамуш оддать 280. А без бою нонь меня да фсё без драки тут Без большого великого кроволитьиця!..» А ише тут-де Добрынюшка Микитиць млад А он прибил-прирубил фсю силу неверную, А пропустил он, пролил да нонь горяцю крофь. 285. А снаредилась Опраксея по-дорожному. А выводили они ей на красно крыльцё, А-й да садили они ей да на добры́х коней, А повезли где ко городу ко Киеву 289. А к тому же ко князю ко Владимеру.

363. Васька-пьяница и Кудреванко-царь

Тут ишли где туры да одинаковы, Одинаковы туры шли — да одногнедые, Одногнедые туры шли да златорогие, Златорогие туры шли да одношорсные. 5. А настрецю-ту идёт тура одинакова, Одинакова туриця, — одногнедая, Одногнеда туриця, златорогая, Златорогая туриця шла, одношорсная, — А ише тем турам туриця да родна матушка. 10. А говорила тура да златорогая: «А уш вы где, туры, были, цего вы видели?» А-й говорили туры тут да златорогие: «А уш были во городи во Ляхови А во Ляхови во городи во Шахови; 15. А юш Киев-от град да во полночь прошли. А уш мы видели диво да мы предивноё, А уш мы видели цюдо да мы прецюдноё: А ис той-де церкви да ис соборное Не душа-ле выходила да красна девиця, 20. А выносила она книгу да на буйной главы, А да спускаласе она сама пот круту гору, Пот круту где гору — сама ко синю морю, Забродила сама она полколен воды, Ише клала ету книгу на сер горюць камень, 25. А цитала ету книгу, сама слезно плакала». А говорила где тура да златорогая: «Уш вы глупые туры вофсё неразумные! А ис той-де ис церкви да ис соборное Не цариця выходила — фсё Богородиця; 30. А выносила она книгу да фсё Евангельё; А когда цитала ету книгу, сама слезно плакала: «Ише цюла она про незгоду великую!» А прослышылсэ царищо да Кудреванищо, — А богатырей-то в Киеве не слуцилосе, 35. А ише сильних-могуцих не погодилосе. А перебиралса вор-собака церес синё морё, А становилса Кудреванко-царь во цисто полё. А-й помертвело-побледнело красно солнышко, А потеряласе луна тут светлого месеця 40. А да от то́го-де от жару лошадиного, А от того от здоху да от тотарьского. А садилса Кудреванко-царь на ременьцят стул; А написал он ёрлаки да скорописьцяты, А не пецятаны ёрлаки, да фсё написаны; 45. А выбирал себе гоньця да доброго молоцьця. А выставаёт Издолишшо поганоё, А поганоё Издолишшо проклятоё. Ише сам он Издолишшу наказыват, Ише сам он поганому наговаривал: 50. «Да пойдёш ле ты, Издолишшо, в крашон Киев-град, — А Богу ты как нониче не мо́лисе, А ише князю-ту Владимеру целом не бей, А да Опраксеи-кнегины да головы не гни, — Только брось ёрлаки да на дубовой стол!» 55. Да пошло-де Издолишшо ф крашон Киев-град, — А ише Богу-ту как нонице не молицсэ, А ише князю-ту Владимеру целом не бьёт, А Опраксеи-кнегины фсё головы не гнёт, — Только бросил ерлоки да на дубовой стол. 60. А ише тут-де Владымер да стольнеки(е)вской А ише брал ерлаки сам во белы руки, А цитал ерлоки, сам плакалса: «А-й да богатырей-то в Киеве не слуцилосе, У нас сильних-могуцих не погодилосе; 65. А-й подошол где-ка под нас тут Кудреванко-царь А возьмёт-де у нас да крашон Киев-град!» А ише тут княсь Владимер да вскоре пир доспел А-й про фсех же купцей, людей торговые, А про тех же хресьянушок прожытосьних, 70. А-й да про тех же как могуциих богатырей, А про тех же наезникоф пресильние. А-й нехто на балу не пьёт, не кушаёт А белой лебёдушки не рушаёт. Говорил тут Владимер да стольнёкиевьской: 75. «А уш вы ой еси, гости да мои гос<т>ьи фсе, А названы гости и отобраные! А-й ишше хто из нас поедёт да во цисто полё А к тому к царю да к Кудреванку тут?..» А да тут большой-от кроницьсе за средьнего, 80. А средьней-от кроницьсе за меньшого; А от меньшого, сидят, долго ответу нет. А-й из-за то́го стола и-за передьнёго, Из-за переднёго стола и-за окольнёго, Из-за окольнёго стола из-за дубового 85. А выставаёт удалой доброй молодець, А що по имени Михайло да сын Даниловиць. А говорил он веть сам таковы слова: «Ты послушай-ко, Владимер до(а) стольнокиевской! А-й да поди-тко, Владимекр, да на цареф кабак; 90. А там лёжыт где-ка Васька да ниска пьяниця, А рогозонкой Васенька приокуталсэ, В зголов[ол]ьях-то у Васьки да сер-горюць камень!» А да на то-де Владимер не ослушалсэ; А одевалсэ Владимер по-подорожному; 95. А пошол-де Владимер да на цареф кабак, А ґде лёжит тут веть Васька да горька пьяниця. А приходит тут Владимер да на цареф кабак; Говорил тут Владимер да таковы слова: «А уш ты ой еси, Васька да ниска пьяниця! 100. Тибе полно, Васька, спать, тибе пора ставать, А пора где ставать, время, Васька, зафтрокать, Время зафтрокать, Васька, да по́ра ехати; А пойдём-ко ко мне, Васька, на поцесьён пир Ишше хлеба где, соли ко мне покушати 105. А со мною со князём да думу думати!» А говорил где-ка Васька да горька пьяниця: «Я не мо́гу я стать да головы подьнять: А болит-шумит у Васьки да буйна голова, А у мня ноёт-шипит да ретиво серьцё: 110. Ише нецим мне-ка Васеньки оправицьсе, Ише нецим мне Василью да опохмелицьсе!» А-й да спроговорил Владимер да стольнекиевской: «А уш ты ой еси, цюмак да цёловальницёк! А налей-ко Васька(и) цяроцьку зелена вина, 115. А не малу, не велику, хош полтара ведра!» А на то где цюмак-от не ослушалса, Наливал где-ка цяроцьку зелена вина, Подавал где-ка Васьки да горькой пьяници. А берёт тут Васильюшко единой рукой, 120. А выпиваёт-де Васька к едину духу, — Повалилса на пецьку на муравлёну, А рогозонкой Васька приокуталсэ. А спроговорил Владимер тут стольнокиевской: «А уш ты ой еси, Вась(к)а, горька пьяниця! 125. Тибе полно, Васька, спать, тибе пора ставать, Да пора-де ставать да время завтрокать, Время завтрокать, Васька, да пора ехати; А пойдем-ко ко мне, Васька, на поцесьён пир А хлеба-де, соли ко мне покушати, 130. Перевару где пить али зелена вина, А со мной с молоццом надо дума думати!» Говорил где-ка Васька да горька пьяниця: «А не мо́гу я стать да головы подьнять: А болит-де у Васьки буйна голова, 135. А ноёт-шипит у мня ретиво серьцё!» А спроговорил Владимер стольнёкиевьской: «А уш ты ой еси, цюмак да цёловальницёк! А налей Васьки цяроцьку зелена вина, А не малу, не велику — ровно два ведра!» 140. А наливал где цюмак да цёловальницёк, Подаёт где-ка Васьки, горькой пьяници. А берёт тут Васильюшко единой рукой, А пьёт-де Василей к едину духу, — Повалилсэ на пецьку на муравлёну, 145. А рогозонькой Васька приокуталсэ, В зголовья-то у Васьки — сер-горюць камень. А спроговорил Владимер стольнёкиевьской: «А уш ты ой еси, Васька, горька пьяниця! А тибе полно, Васька, спать, тибе пора ставать, 150. А пора где ставать да время зафтрокать, Время зафтрокать, Васька, да пора ехати; А пойдем-ко ко мне, Васька, на (по)цесьён пир А хлеба где, соли ко мне покушати, Перевару где пить але зелена вина 155. А со мною со князём да дума думати!» — «А не мо́гу я стать да головы поднять: А болит-де, шумит у мня буйна голова, А ноёт-шипит да ретиво серьце: А нецим мне-ка Васеньки оправицьсэ, 160. А нецим Васильюшку опохмелицьсе!» А спроговорил Владимер стольнокиевской: «А уш ты ой еси, цюмак да цёловальницёк! А налей Васьки цяру зелена вина, А не малу, не велику — ровно три ведра!» 165. Наливал где-ка цюмак да цёловальницёк, Подавал где-ка Васьки, горькой пьяници. А берёт тут Василей единой рукой, А пьёт тут Васильюшко к едину духу; Повалилсэ на пеценьку на муравлёну, 170. А рогозонкой Васька приокуталсэ; В зголовьях-то у Васьки да сер-горюць камень. Роспроговорил Владимер стольнёкиевской: «А уш ты ой еси, Васька да горька пьяниця! Тибе полно, Васька, спать, тибе пора ставать, 175. А пора-де ставать да время зафтрокать, Время зафтрокать, Васька, да пора ехати; А пойдём-ко ко мне да на поцесьён пир А хлеба где, соли ко мне покушати, Перевару где пить али зелена вина 180. А со мною со князём да дума думати!» — «А не мо́гу где стать да головы подьнять: А болит где, шумит у мня буйна голова, А ноёт-шипит да ретиво серцё: А нецим мне-ка Васеньки оправицьсе, 185. А нецим Василью тут опохмелицьсе!» Роспроговорит Владимер да стольнёкиевьской: «А уш ты ой еси, Васька, горька пьяниця! А соскакивай со пецьки со муравленой, А припадай, Васька, г<к> боцьки к сороковоцьки, 190. А пей, Васька, вина тибе сколько надобно!» А да ставал тут Васька да горька пьяниця, Соскоцил-де со пецьки да со муравленой: А-й да в окошках ставеньки покосилисе, А листики из рамоцёк посыпа́лисе, 195. Сорокофки тут по полу роскатилисе. Припадал Васька г<к> боцьки к сороковоцьки, А пил Васька вино, да сколько надобно. Ише тут де-ка Васька да запохажывал, Ише тут де-ка Васька запоговаривал: 200. «Да послушай-ко, Владимер да стольнокиевской! А я не йду нонь к тибе да на поцесьён пир, А я не пью-де твоёго да зелена вина!» А говорил тут Владимер да стольнокиевской: «А уш ты ой еси, Васька, горька пьяниця! 205. Поежжай-ко ты, Васька, да во цисто полё А к тому же царю да Кудреванку нонь, А уш ты бей-ко тотар да фсё поганые, А уш ты бей-ко-се их, да сколько надобно!» А спроговорит тут Васька да горька пьяниця: 210. «А уш ты ой еси, Владимер да стольнокиевьской! А уш ты выкупи миня да добра молоцца; А у мня не с цим нонь ехать во цисто полё; А у мня нету на мне да платья цветного, А нету у мня збруи да лошадиное, 215. У мня нету у Васеньки добра коня: А у мня пропито-заложоно в сорока́ тысиц!» А-й да спроговорит Владимер да стольноки(е)вской: «Уш ты ой цюмак да цёловальницёк! А-й оддай-ко ты Васьки да фсё безденёжно 220. А безденёжно Васьки да бескопеёсьнё!» А ишше оддал цюмак фсё цёловальницёк. А ишше стал как тут Васенька срежатисе, А стал как тут пьяниця сподоблятисе[99]. А поехал тут Васенька во цисто полё 225. А к тому же царю да Кудреванку же А говорил где царю да Кудреванку тут: «А уш ты ой царищо Кудреванищо! А спусти-ко тотар да ф крашон Киев тут; А бар-то у нас казните-вешайте, 230. А берите-ко злата, циста серебра, — А не ворошьте вы князя фсё Владимера А ише той-де Опраксеи-королевисьни!» А на это Кудреванко приослушалсэ, А спустил где тотар да ф крашон Киев-град. 235. А били они бар, ноньче вешали, А нагромили они да злата-серебра, — Не ворошили они князя Владимера А той же Опраксеи-королевисьни. А тут же Владимер да стольнокиевской 240. Говорит он веть тут да таково слово: «А те же тотара фсё поганые А убили где Ваську да горьку пьяницю, А розорили у нас да крашон Киев-град». А ише спал тут-де Васенька, горька пьяниця. 245. А <и>шше те-де тотара да тут поганые А принесли они опутины шелковые, А связали у Васьки да руки-ноги нонь. А принесли где они тут злата-серебра, А стали делить да злато-серебро. 250. А фсем росклали они тут ноньце поровну. А говорил тут царищо Кудреванищо: «А уш вы ой тотара фсё неверные! А фсем дели́те вы злато-серебро, А уш вы Васьки не дали злата-серебра!» 255. А говорят ищо тотара тут поганые: «А теперице Васенька у нас в руках, А у нас в руках Васька: неку́да уйдёт!» А тут где-ка Васьки за беду пришло, За велику досаду показалосе. 260. А <и>шше зацял где Васенька потягатисе, — А опутины шелковы да фсе прилопали. А ставал где-ка Васенька на резвы ноги, А ухватил он Издолища нонь за ноги, А стал он Издолищом помахивать: 265. А фперёт-от махнёт — да тут и улками, А назат-от махнёт — да переюлками; А сам-де Издолишшу приговарыват: «А едрён где на жильи — тут не порвисьсе, А могутён на косьи — не переломисьсе!» 270. А ише тут-де царищо Кудреванищо Говорил где царищо таковы слова: «Уш ты ой еси, Васька да горька пьяниця! А упусти-тко-се, Васька, да руки белые, А укроти-тко ты, Вася, ретиво серьцё, 275. А бери-тко, Василей, фсю золоту казну, А остафь хотя тотар мне на семяна; А ишше буду платить я дань веть пошлину А тому же как князю да фсё Владимеру А за те за двенаццать лет как выходных!» 280. А ише тут-де-ка Васька да горька пьяниця Закрыцял-де Василей да громким голосом, — А бежит ёго конь да ис циста поля. А садилсэ тут Васька на добра коня А поехал ко городу ко Киеву 285. А к тому же ко князю ко Владимеру. А стрецят ёго Владимер стольнокиевьской: «А уш ты ой еси, Васька, горька пьяниця! А що тибе, Васенька, за то надобно́? Села ли тибе, Васька, с приселками? 290. Города ли тибе, Васька, с пригоротками? Золота тибе казна, Васька, не запёрта». Говорил как тут Васька, горька пьяниця: «А не надо мне села твои с приселками, А не надо города да с пригоротками, 295. А не надо мне твоя да золота казна; 296. А только дай мне-ка виньцё безденёжно!»

364. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем

А от то́го от морюшка от синёго, А от того от камешка от Златыря, А от той как от бабы от Златыгорки А родилсэ тут Сокольницёк-наезницёк. 5. А ише от роду Сокольнику двенаццэть лет. А-й да пригрело-припёкло тут красноё солнышко; А выходил тут Сокольницёк на красно крыльцё, А посмотрел он во дутоцьку подзорную А на то же на по́солонь соньця красного. 10. А во-первы́ он гледел да на синё морё, А во фторы́ гледел он да во цисто полё; А заздрил-засмотрел ф поли три шатрика. Заходил где-ка Сокольницёк во светлу грыню А ише падал своей матери во резвы ноги: 15. «А уш ты ой еси, родима моя матушка! Ише дай-ко-се мне благословленьицё, — Я поеду молодець-парень во цисто полё!» Говорила тут родима да ёго матушка: «Уш ты ой еси, моё дитя сердесьнёё! 20. А годами-то веть ты еще молодёхонько, А умом-разумом ты нонь глупёхонько!..» А говорит тут Сокольницёк-наезницёк: «А уш ты дай-ка мне ехать благословленьицё; А да не даш ты как нонь — да я поеду же!» 25. А да дала где ему благословленьицё. Да пошол-де-ка Сокольник да на конушын двор, Ише брал сибе коня да лошадь добрую, А да седлал-де, уздал да коня доброго, Надевал на сибя латы кольцюжные, 30. Ише брал сибе луцёк да каляну стрелу, А ише брал сибе сабельку тут вострую, Ише брал сибе палоцьку буёвую А ише то же копейцё да брусоменьцято, А да седлал-де, уздал да тут коня доброго. 35. А мать-та ему да нонь наказыват, Молодому-ту ему да наговариват: «А ты поедёш, моё дитятко, во цисто полё; А ты наедёш, моё дитятко, на три шатрика: А во первом шатри Илеюшка-стары казак, 40. А во фтором шатри Добрынюшка Микитиц млад, А во третьём шатри Олёша фсё Поповиць млад. А у Илеюшки конь-от да наусиф где сиф, Ише сам-от Илейка да наубел где бел, Голова-та у Илеюшки седым-седа, 45. А борода-та у Илеюшки нонь белым-бела; А не доежживай, дитятко, — с коня скаци, Не дохаживай, дитятко, — целом ударь: Ишше тот как тибе да родной батюшко!» А да садилсэ Сокольницёк на добра коня, 50. А поехал Сокольницёк во цисто полё. А ездит он ф поли да розъежжаицьсе, А своим вострым копейцём да потешаицьсе: А кинал востро копьё кверьху по поднебесью, Правой руцюшкой он бросит — да левой потхватит. 55. Ише сам он ко копейцю да приговариват: «Уш я сколь бы я лёкко тобой копьём владел, — Ише так бы мне владать бы да старым казаком!.. А-й да Илеюшку я Муромьця конём стопьцю, Уш я руських-то богатырей повысмотрю, 60. А на востру тут их сабельку повырублю, А на белу их бумажецьку повыпишу, Уш я Киев-от град да во полон возьму, Уш я Божьи-то церкви да на огни сожгу, А у князя у Владимера голову срублю, 65. А Опраксею-кнегину да за себя возьму!» Ише было во ту пору, во то время Выходил где Илеюшка из бела шатра; А гледел он во дутоцьку во подзорную А на то́ же на по́солонь со́ньця кра́сного. 70. Во-первых он гледел на крашон Киев-грат, А во-фторых он гледел да на синё морё, Во-третьих он гледел сам во цисто полё; Он завидял где ф поли да неприятеля — А того же дороднёго добра молоцца. 75. Заходил где Илеюшка во белой шатёр, Закрыцял где Илейка тут громким голосом: «А уш вы ой еси, удалы добры молоцци, Уш вы руськие могуцие богатыри! Ишша полно-ко вам спать, да вам пора ставать: 80. Я завидял где ф поли да неприятеля — А того же дородьня да доброго молоцца; А ишше надо молоцца да принаехати, Принаехати надо да приокликати. А ише хто из нас поедёт да во цисто полё? 85. А Олёши-то ехать — да не доехати, Не доехать Олёши да не окликати... А Добрынюшка было дитятко умноё: А ґшше можот молоцца он да принаехати, Принаехати ёго можот приокликати?» 90. Ише стал тут Добрынюшка срежатисе, Ише стал тут Микитиць да сподоблятисе: А надевал на сибя латы кальцюжныя; Ише брал сибе луцёк да калену стрелу, А ише ту-де как сабельку нонь вострую, 95. А ише тут-де как палоцьку буёвую, А ише то же копейцё да брусоменьцято; А седлал где, уздал да коня доброго. А да поехал-де Добрынюшка во цисто полё А да к тому же ко дороднёму доброму молоцц(ю), 100. А наехал молоцця тут на цистом поли, — А стал у молоцца да фсё выспрашивать: «Уш ты здрастуёш, удалой да доброй молодець! А которово ты города, коей земли? А какого оцьця, какой ты матери? 105. Ише как тибя, молодець, именём зовут? Да куда же ты едёш да ку́да прависьсе?» А спроговорит Сокольницёк наезницёк: А еду я от морюшка от синёго, А от то́го от камешка от Златыря, 110. А от той-де от бабы да от Златыгорки; А зовут меня Сокольницёк наезницёк; А Илеюшку я Муромьця конём стопцю, А уш я руських-то богатырей повысмотрю, А на востру их сабельку повырублю, 115. А на белу их бумажецьку повыпишу; Уш я Киёв-от град да во полон возьму, Уш я Божьи-то церкви фсе на огни сожгу, А у князя у Владимера голову срублю, А Опраксею-кнегину да за себя возьму!» 120. А ишше тут же Добрыня да свет Микитиць млад А поехал-де Добрыня да ко белым шатрам. А стрецят ёго Илья да нонь стары казак. А говорит-де Добрыня да таковы слова: «А едёт, робята, да не моя цёта, 125. Не моя цёта едёт и не мне родня: А он едёт от морюшка от синёго, А от того от камешка от Златыря, А от той-де от бабы да от Златыгорки; А зовут ёво Сокольницьком-наезницьком». 130. А говорит-де стары казак Илья Муромець: «А ише преже Резань да слободой слыла, А ише ноньце Резань да словёт городом; А ише неким мне-ка старику заменитисе, А неким мне-ка старику роспоредитисе!..» 135. А стал тут Илеюшка срежатисе, А ише стал-де стары казак сподоблятисе: А надевал на сибя латы кольцюжные; Ишше брал сибе луцёк тут да калену стрелу, Ишше ту где сабельку нонь вострую, 140. Ишше ту где-ка палоцьку буёвую, Ишше то же копейцё да брусоменьцято. А поскоре он садилсэ да на добра коня; А поехал Илейка да во цисто полё А к тому-де дороднёму доброму молоццю. 145. Ише сам говорит тут да таковы слова: «А не застрелил ты гуся, нонь теребиш тут; А не спробовал молоцьця, да ноньце хвастаёш!» А не золото з золотом сливалосе, А не серебро з серебром стекалосе, 150. А не две-де горы вместях сокаталосе, — А [не] два молоцьця вместях соежжалосе. А да розъехались на сабельки на вострые, — А сабельки у их тут пошшорбалисе. А розъехались на палоцьки на буёвые, — 155. А тут они друг друга не ранили, А палоцьки у их в руках розвиха́лисе. А розъехались на копейця тут на вострыи, — А копейця-ти у их в руках поломалисе. А стрелели тут они да ноньце друг друга, — 160. Они сами сибя да тут не ранили. А соскоцили они да со добрых коней, А да схватились они да тут в охабоцьку. А водились они с утра день до вецёра, А со вецёра они да до полуноци, 165. А с полу где ноци да до бела где свету; А забродили они да ф полколен грези. А по Илеюшкину было нонь да по нещасьицю, А по Сокольникову было да ноньце сцасьицю Ише права-та руцюшка промахнуласе, 170. Ише лева-та ножецька извернуласе; А бросал-де-ка Сокольник на мать сыру землю, А скакал-де Илейки да на белы груди, А ростегивал латы да фсё кольцюжные, А хоцёт пороть да фсё белы груди, 175. А хоцёт вымать да ретиво серьцё. Говорил тут Илеюшка стары казак: «А не ланно у святых отьцей написано, А не ланно у святых отьцей удумано, Що Илеюшки быть тут да не убитому!» 180. А говорил где Сокольницёк наезницёк: «Уш ты старой, ты старой да старой глупой нонь! А ише неким те-ка старому заменитисе, Ише неким те-ка старому роспоредитисе; А поставил бы, старой, ноньце ты келейку 185. Ф край где-ка, старой, да край дорожецьки, — Ише стали бы тя старого поить-кормить!» А говорил где стары казак Илья Муромець: «А не выдай меня, Осподи, на поруганье, А нецистому тотарину на потарзаньё; 190. А не стоял ле я за церкви да я за Божьи нонь, А за те за поцёсьные манастыри, А за тех я за вдов за благоверные?..» А у Илеюшки силы вдвоём прибыло, У Соколъника силы вдвоём убыло: 195. А шибал где Сокольника со белых грудей, А скакал где ёму да на белы груди, А ростегивал латы да фсё кольцюжные, А вымал-де из-за малуцья[100] свой булатной нош, Ише хоцёт пороть да фсё белы груди, 200. Ише хоцёт вымать да ретиво серьцё. А увидял-де Илейка свой старинной крес<т>, — А брал молоцца да за белы руки, Подымал молоцца да на резвы ноги, Ишше стал у молоцца да фсё выспрашывать: 205. «А которого ты города, коей земли? А какого оцьця, какой ты матери? А как тибя, молодець, именём зовут?» А говорил тут Сокольницёк-наезницёк: «Кабы был, кабы жыл я на твоих грудях, — 210. А не спросил бы я не имени, не вотцины, Не отецесьва я, не молодецесьва!» А ишше тут-де Илейки за беду пришло, За велику досаду показалосе. А вынял Илейка саблю вострую — 215. Отрубил у Сокольника буйну голову. А поехал Илеюшка ко белым шатрам, А воткнул где главу да на востро копьё, А сам он Илейка да похваляицьсе: «А на веку́ такого цюда я не видывал, 220. На веку́ такого цюда да я не слыхивал!..» 221. Ише тут же Сокольницьку славы поют.

365. Василий Окулович и Соломан

(См. напев № 35)

А было во царсьви да в Золотой Орды А у того же у Василья сына Окуловиця А заводилось пированьицё, стол-поцесьён пир, А про многих хресьян, про руських бояроф, 5. А про тех же купьцей, людей торговыех, А про тех же про сильние богатырей. Ише фсе на пиру да напивалисе, Ише фсе на цесном да наедалисе, Ише фсе на пиру да пьяны-весёлы, 10. А ише фсе на пиру да сидят-хвастают. Ише день-от идёт да день ко вецёру; Красно солнышко катицьсе ко западу, А ко западу катицьсе — ко закату. А богатой-от хвастат золотой казной, 15. А богатырь-от хвастат да своей силою Ише силою-порою да богатырьскою. А Васильюшко по грынюшки похажыват, Ише сам из рецей да выговарыват, Ише сам говорит да таковы слова: 20. А уш как фсе у нас во городи поженёны, А девици-души красны взамуш выданы; А только я один Васильюшко холостой хожу, А холостой-де хожу, я не жонат слову; А не знаете ле вы мне-ка где ёбручьници 25. А той-де души да красной девици?..» А тут большой-от кроицьсе за средьнёго, А средьней-от кроицьсе за меньшого; А от меньшого, сидят, долго ответу нет. Из-за то́го стола и-за передьнёго 30. Из-за передьнёго стола и-за окольнёго, Из-за тех же как есфоф из-за сахарные, А из-за тех же напиткоф розналисьниех А выставаёт удалой доброй молодець, А що по имени Торокашко да сын Заморенин. 35. А он поближе ко Васильюшку подвигаицьсе, А он пониже тут Василью поклоняицьсе: «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Окуловиць! А я знаю где тибе ноньце обруцьницю, А только не душу не красну девицю, — 40. А во том во царьсви да во Соломаном А тут есь Соломадина Прекрасная!..» А говорил тут Васильюшко сын Окуловиць: «Уш ты ой Торокашко да сын Заморенин! Ише как можно у мужа жона отнеть?» 45. А Васильюшку реци прилюбилисе, По ретивому серьцю да роскатилисе. А говорил Торокашко да сын Заморенин: «А уш ты ой Васильюшко сын Окуловиць! А оснашти[101]-нареди церных три карабля: 50. Ише перв-от карапь да с плисом-бархатом, А второй-от карапь да со напитьками, А треть-ёт карапь да со кане́леми А со тема же со разныма со закусками, — А я пойду-де во цярьсьво да ко Соломану, 55. А привезу те Соломадину Прикрасную!» А ише тут-де Василей да сын Окуловиць Нагрузил тут Василей три церных карабля. А выкатали якоря-та тут була́тные, А подымали паруса белы полотняны. 60. А им веть по́ветерь пала да фсё великая, А великая по́ветерь юдобная А приходят ко царю они ко Соломану, А приходят ко стены да городовое; Опускают паруса белы полотняны, 65. А кинают якоря да нонь булатные, А вымётывают сходёнки дубовые. А ише тут Торокашко да сын Заморенин А пошол-де во цярьсьво да ко Соломану; А ише взял сибе подароцьки не малые, 70. А не малые подароцьки — во петьсот рублей. А приходит ко царю фсё да ко Соломану, — А стават-де на место да на гостиноё, А где стоят тут веть гости да фсё заморьские. А Соломана царя в доме не слуцилосе, 75. А выходила тут цариця фсё Соломадина. А говорыл Торокашко да сын Заморенин: «А уш ты здрастуй, цариця фсё Соломадина! А где же Соломан да сын Давыдовиць?» А отвецяла тут цариця да Соломадина: 80. «А Соломана царя в доме не слуцилосе: А уехал Соломан да на теплы воды А на те же на тихи на вёшны заводи А стрелеть-де гусей да белых лебедей А тех же пернастых да малых утоцёк!» 85. А говорил тут Торокашко да сын Заморенин: «А уш ты ой еси, цариця да Соломадина! А прими мои подароцьки не малые, А не малые подароцьки — во петьсот рублей; А да пойдём-ко-се со мной на три карабля 90. А мои-то товары да фсё опценивать А заморски товары да фсе прописывать! А ише первой карап у мня с плисом-бархатом, А фторой карап у мня со напитками, А третей карапь да со канелеми; 95. А по пошлины у вас в городи торговать буду!» А на ето цариця да соглашаласе, А ф цветно платьё да одеваласе, А пошла с Торокашком тут на три карабля А те же товары да фсё обценивать 100. А заморьски товары да фсе прописывать. А тут Торокашко да вор догадлив был: А не на тот ведёт карап, которой с плисом-бархатом, А не на тот ведёт карапь, который со канелеми, А на тот ведёт карап, которой со напитками. 105. А садил де-ка царицю да за дубовой стол, А ише тут-де царицю он угощать тут стал: «А уш ты выпей-ко, цариця да Соломадина: А веселе тибе товары наши опценивать, А веселе тибе товары наши описывать, 110. А како́му товару да нонь кака́ цена А кака где цена, кака фсё пошлина; А по пошлины я в городи торговать буду. А уш ты выпей-ко, цариця фсё Соломадина, А ише перву-ту цяроцьку — для весельиця, 115. А фтору выпей цяру фсё — для смелости, А третью выпей цяроцьку — для сладости!» А ише тут-де цариця да Соломадина А ише где пила-ела, да тут и спать лёгла. А ише тут Торокашко да вор догадлив был: 120. Обирал он как сходёнки дубовые, А выкатал он якоря фсё булатные А подымал паруса белы полотняны. А ёму поветерь пала да фсё великая. А спала тут цариця да двои сутоцьки, 125. А на третьи-ти сутоцьки пробужаицьсе, От великой-то хмелинушки просыпаицьсе. Говорила сама она таковы слова: «А уш ты ой еси, удалой доброй молодець! А куда ты везёш меня жо́ну му́жнюю? 130. А за князя ты везёш меня, за барина, А за того за руського богатыря? А за сибя ли везёш, да доброй молодець? А за Василья ле везёш сына Окуловичя?..» А говорил Торокашко да сын Заморенин: 135. «А не тужи ты, цариця Соломадина! А не за князя везу я, не за барина, Не за то́го за руського богатыря, Не за сибя как за дородьнёго добра молоцца, — А вёзу тибя за Василья за Окуловиця!» 140. А на это цариця да соглашаласе. А приходят во цярьсво да в Золоту Ёрду, А приставают тут в гавань да в городовую А к той же стены да белокамянной, Опускают паруса белы полотняны, 145. А бросают якоря да тут булатные, А вымётывают сходёнки дубовые. А приходят как Василей тут сын Окуловиць, А берёт тут царицю да за праву руку, А ведёт тут царицю да во Божью́ю церькофь. 150. А весёлым тут пирком да фсё веть свадепкой; А пировали-столовали тут ровно десеть дней. — А приежжаёт Соломан тут сын Давыдовиць; А не стрецяёт Соломана молода жона, Не снимаёт Соломана со добра коня, 155. А не цёлуёт Соломана в уста сахарные. А выходит только девоцька-цернавоцька, А ёго нонь слуга да была верная. А говорыл где Соломан да сын Давыдовиць: «А уш ты ой еси, девоцька-цернавоцька! 160. Ише где тут у мня да молода жона, Ише та Соломадина Прекрасная: Не стрецяёт меня царя Соломана, Не цёлуёт меня в уста сахарные, Не снимаёт миня да со добра коня? 165. Во пирах ле она але во беседушки, А заморьски товары але прописыват?..» Говорит ёму девоцька цернавоцька: «Уш ты ой еси, Соломан да сын Давыдовиць! А у тя нет Соломадины Прекрасное: 170. А приходил Торокашко тут сын Заморенин А увёс у тя Соломадину Прекрасную!» А ише тут-де Соломан да сын Давыдовиць А ише стал набирать силы охоцёе, А нагрузил он как силой тут три карабля, 175. А пошол где во цярсьво дай в Золоту Ёрду. А выкатал он якоря да нонь булатные, А подымал он паруса белы полотняны. А ёму поветерь пала да фсё великая. А оставлял свою силу да он по трём местам 180. А по трём-де местам да нонь по трём руцьям; А сам он пошол да в Золоту Ёрду, В Золоту где Ёрду сам, прокляту землю; А тут своей силы да фсё наказывал, А тут своей могуцей наговарывал: 185. «А ой тут как сила моя могуцяя! А я пойду где во цярсьво да в Золоту Ёрду А ко тому же ко Василью сыну Окуловицю; А повезут-де меня да фсё на виселицю; Заиграю я во турей рок<г> веть первой рас, — 190. А вы, моя сила, шевелитесь-ко; А заиграю я во турьёй рок<г> фторой тут рас, — А вы, моя сила, да нонь — в дороги быть; А заиграю я во турьёй рок<г> третей тут рас, — А вы, моя сила, — щобы тут фся при мне!..» 195. А пошол-де во цярсьво да в Золоту Ёрду А к тому же к Василью сыну Окуловицю. А идёт-де Соломан да ко красну крыльцю, А идёт-де Соломан да на красно крыльцё, А отпираёт тут двери да с крюкоф на пяту, 200. А крест-от кладёт да по-писаному, А поклон-от ведёт да по-уцёному. А не стрецяёт Соломана молода жона, А не целуёт Соломана в уста сахарные. Говорил тут Соломан да сын Давыдовичь: 205. «А уш ты ой Соломадина Прекрасная! А где тут Васильюшко сын Окуловиць?» Отвецяла как тут ёго молода жона: «А Васильюшка дома да не слуцилосе, — А ушол-де к обедьни да воскрисень(с)кое!» 210. А ише тут-де Васильюшко сын Окуловиць А идёт от обедьни да воскрисеньское. А говорил тут Соломан да сын Давыдовиць: «А уш ты ой Соломадина Прекрасная! А ты куда будёш девать меня — Соломана?..» 215. А говорила Соломадина Прекрасная: «А я откину перинушку пуховую А повалю тя на кроватоцьку тисовую, А я закину перинушкой пуховое, А зберегу я тебя — царя Соломана!» 220. А идёт-де Васильюшко во светлу грыню. А повалилса тут Соломан да сын Давидовиць. А ише тут-де цариця да Соломадина А закинула перинушкой пуховое, Сама села на кроватоцьку тисовую. 225. А приходит Василей да сын Окуловиць. А говорит тут царица да Соломадина: «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Окуловиць! А кабы был где Соломан да сын Давыдовиць, А що бы над им тут стал ты [стал] делать нонь?» 230. А говорил тут Василей да сын Окуловиць: «А кабы был как Соломан да сын Давыдовиц(ь), — А скоцил бы я молодець на резвы ноги, А схватил со спицьки да саблю вострую — Отрубил бы у Соломана буйну голову!» 235. А скоцила на кровать она тисовую А откинула перинушку пуховую: «А руби-ко у Соломана буйну голову!» А ише тут-де Василей да сын Окуловиць А скоцил-де, Васильюшко, на резвы ноги, 240. А схватил где со спицьки да саблю вострую, А хотел у Соломана срубить голову... А ише тут-де — Соломан да сын Давыдовичь: «А послушай-ко, Васильюшко сын Окуловиць! А не цесть тибе хвала будёт голова срубить, 245. А не бещёсно ле тибе будёт мою крофь пролить? А у нас-де цари-ти да не казняцьсе нонь, Не казняцьсе они — да фсё тут вешаюцьсе. А ты сострой-ко ты рей да превысокую; А повесь тут, Васильюшко, три петёлки: 250. А перву ты петлю повесь шелковую, А фтору веть петёлку пенькову же, Ише третью повесь да петлю липову; А ты дави-тко меня царя Соломана, А ты дави-тко миня да нонь при публики, — 255. А пройдёт эта славушка по фсея земли: А задавил ты миня — царя Соломана!» А на то Васильюшко соглашаицьсе. А тут-де ёго да молода жона А та Соломадина Прекрасная 260. Говорила она да таковы слова: «Уш ты ой-де Васильюшко сын Окуловиць! А руби ты у Соломана буйну голову: А Соломан-царь да нонь хитёр-мудёр, А розорит фсею у нас да Золоту Ёрду!» 265. А ише тут-де Васильюшко сын Окуловиць Он повесил на спицьку да саблю вострую, А сел-де Васильюшко на кленовой стул А тут-де Соломана угощать нонь стал. А устроил-де рей да превысокую, 270. А повесил Васильюшко тут три петёлки. А поехали давить они Соломана: А поехал тут Васильюшко сын Окуловиць А со той же Соломадиной Прекрасное, А поехал Торокашко да сын Заморенин. 275. А говорил тут Соломан да сын Давыдовиць: «А передни-ти колёса да ноньце конь везёт, А ише задьни-ти колёса да ноньце цёрт несёт!» А говорил тут Васильюшко сын Окуловиць: «Нам сказали, Соломан да нонь хитёр-мудёр; 280. А наконец того Соломана глупе тут нет!» А приехали ко реи да ко высокое. А ише тут-де Соломан да сын Давидовиць А ступил где Соломан да на первой ступень, А говорил где Соломан да таковы слова: 285. «А уш ты ой-де Васильюшко сын Окуловиць! А дай-ко мне сыграть да нонь во турей рок<г>!» Говорыл где Васильюшко сын Окуловиць: «А играй-ко, Соломан, да сколько надобно!» А та Соломадина Прекрасная 290. Говорыла она да таковы слова: «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Окуловиць! А дави ты скоре царя Соломана: А розорит-де у нас фсю Золоту Ёрду!» А заиграл тут Соломан да сын Давыдовиць, 295. А да заиграл-де Соломан, сам приговарывал: «А за тема же за руцьями да за прегрубыма[102] У мня ес<т>ь де-ка тут да ясны соколы!» А ступил где-ка Соломан да нонь фторой ступень, А говорил-де Соломан да таково слово: 300. «А уш ты ой еси, Василей да сын Окуловиць! А позволь-ко-се мне сыграть во турьей рок<г> А во последни мне рас, во остадоцьни!» А ёго-де как тут да молода жона А та Соло(ма)дина Прекрасная: 305. «А уш ты ой Василей да сын Окуловиць! А ты дави-тко скоре царя Соломана: А Соломан-царь да нонь хитёр-мудёр, — А розорит-де у нас да Золоту Ёрду!» А заиграл-де Соломан тут во фторой рас: 310. «А за тема же за горами да высокима, А за тема же за лесами да фсё за тёмныма А у мня есь де-ка голубы кормлёные!» Ише тут-де Соломан да сын Давыдовиць И ступил-де Соломан да на третей ступень: 315. «А уш ты ой еси, Васильюшко сын Окуловиць! А позволь-ко мне сыграть да ноньце третей рас А третей рас сыграть да мне во турей рок<г> — Во последней мне раз, да в остадоцьний!» А ёго где-ка тут да молода жона 320. А та Соломадина Прекрасная: «А уш ты ой Василей да сын Окуловиць! А дави-тко скоре царя Соломана: А Соломан-от царь да нонь хитёр-мудёр, — А розорит-де у нас да Золоту Ёрду!» 325. Говорил-де Василей да сын Окуловиць: «А уш ты ой Соломан да сын Давыдовиць! А играй-ко, Соломан, да сколько надобно, А во последней ты рас, да в остадоцьний!..» А заиграл-де Соломан да сын Давыдовиць, 330. А заиграл-де Соломан, сам приговарыват: «А посмотри-ко ты, Василей да сын Окуловиць! А мои-ти как голубы кормлёные А твою-ту пшаницю белоярову А они нацели клёвать ноньце без милости!» — 335. А у того у царя да у Соломана А навалилась тут как сила могуцяя, А прибили-прирубили силу неверную. А ише тут-де Соломан да сын Давыдовиць А повесил Торокашка тут ф петлю липову, 340. А царицю Соломадину в пеньковую, 341. А Васильюшка повесил да фсе(ё) <в> шелковую.

366. Голубиная книга

(См. напев № 36)

А на ту на гору было на Фаорскую Выпадала тут книга да Голубиная. Ф шырина(у) эта книга да сорока локоть, Ф во<у>жыну эта книга да фсё коса сажень; 5. У ей буквы-слова да золоты были, Ишше доски у книги были серебряны. А на ту на гору да на Фаорьскую, А на ту на славу да на великую А на ту похвалу да на предивную 10. А съежжалисе цари, тут царевици, Собирались короли, фсе королевици. А промеш-то собой они думу думали, Они сами с собой да рець говорили: «А кому эта книга да ноньце брать будёт? 15. А ишше хто ету книгу да нонь цитать будёт?» А тут большой-от кроицьсе за средьнёго, А средьней-от кроицьсе за меньшого; А от меньшого, сидят, долго ответу нет. А хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць 20. А говорил где-ка царь Давыд Оксеевиць: «А уш ты ой Волотон-царь Волотоновиць! А ты бери-возьми книгу ты на белы руки, А цитай ету книгу да з доски на доску!» Говорил цярь Волотон тут Волотоновиць: 25. «Хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць! На руках-то мне-ка книга да не дёржать будёт, На ногах мне-ка с книгой да не стоять будёт, З доски на доску книга мне не цитать будёт!..» Да цитали они книгу да ровно три года. 30. Процитали они книги да ровно три листа. Хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць Говорил где-ка царь Давыд Оксеевиць: «Уш ты ой Волотон-царь Волотоновиць! От кого где зацялса да у нас белой свет? 35. От цёго зацялось у нас соньцё красноё? От цёго зацелись у нас зори светлые? От цёго зацелись у нас звезды цястые? От цёго где зацялса да млад светёл месець? От цёго стали дуть у нас ветры буйные?..» 40. Говорил тут Волотон-царь Волотоновиць: «А зацялса у нас свет от самого царя, От самого-де царя, от самого Христа А от самого-де Христа, от Бога Вышного; Зацялось соньцё красно да от оцей ёго; 45. Зацелись зори светлы от Божыих рис<з> ёго; Зацелись звезды цясты да от бровей ёго; А зацялса млад светёл месяць от рецей ёго; Зацели ветры дуть у нас от <в>здохоф ёго!» А-й да цитали они книгу да ровно три года — 50. Процитали они книги да ровно три листа. Хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць Говорил где-ка царь Давыд Оксеевиць: «Уш ты ой Волотон царь да Волотоновиць! А бери-возьми книгу ты на белы руки, 55. А цитай эту книгу да з доски на доску!» А говорил тут Волотон-царь да Волотоновиць: «Хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць! На руках-то мне-ка книга да не дёржать будёт, На ногах мне-ка с книгой да не стоять будёт!..» 60. Да цитали они книга да ровно три года — Процитали они книги да ровно три листа. А хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць Говорил где-ка царь Давыд Оксеевиць: «Уш ты ой Волотон-царь да Волотоновиць! 65. Да какой у нас да над градами град? Да како у нас да фсем морям — морё? А кака же у нас да фсем рыбам — рыба? А кака же у нас да фсем горам — гора? А кака же у нас да фсем птицям — птиця? 70. А како же у нас да фсем древам — древо?..» А говорил тут Волотон-царь Волотоновиць: «Хитрой-мудрой-де царь Давыд Оксеевиць! А Русали́м-от веть град да над градами — град!» — «А поцёму Русалим-град да называицьсе?» — 75. «А потому Русалим-град называицьсе: Испостроёна была тут да церкофь новая, Церькофь нова была — сама богомольняя, А там лёжит фсё гробниця да фсё Христовая, Ише свешши горят они сами собой, 80. А сами собой горят они негасимо нонь; Потому Русалим-град да называицьсе!.. Окиан-от веть морё — да фсем морям морё!» — «Поцёму окиан-морё называицьсе?» — «Потому окиян-морё называицьсе: 85. В-окияни-то мори да есь веть тит-рыба!..» — «Поцёму тит тут рыба да называицьсе?» — «Потому тит веть рыба да называицьсе: А на трёх-то титах мать-земля основана, На девети-то титах мать-земля поставлёна, 90. Потому веть тит-рыба да называицьсе!.. А Фаор-от гора да фсем горам — гора. Вострого́р-от птиця да фсем птицям — птиця!» — «А поцёму вострогор-птиця называицьсе?» — «А потому вострогор-птиця называицьсе: 95. Вострогот(р)-птиця да вострыпёщицьсе, — А Фаор-от гора фся да восколыблицьсе... Потому вострогор-птиця называицьсе!.. А кипарис-от древо да фсем древам — древо!» — «Поцёму кипарис-древо называицьсе?» — 100. «Потому кипарис-древо называицьсе: На кипарисном-то древе да сам Господь роспят, Сам Господь-де роспят да тут небесной царь, — Потому кипарис-древо называицьсе!..» — «А збегалосе на полё два заеця: 105. А первой-от заець да оцюнь белой был, А фторой-от заець да оцюнь серой был; А промежу́ они собой да подиралисе, А дралисе они да ровно три года; А <и>шше серой заець белого побивать тут стал: 110. А <и>шше Правда была — на небеса ушла; А <и>шше Кривда-та пошла да по темным лесам, По темным где лесам да по святым местам, По святым где местам, фсё по манастырям 114. А по злым где серьцям по цёловецеським!..»

Кильца

Кильца — довольно большая деревня, стоит на левом высоком берегу реки Мезени (от реки до высокого берега простирается тот же наволок, что и под деревней Печищем); в 2-х верстах от д. Печища (ниже по течению реки); у деревни впадает в Мезень небольшая речка; деревня расположена глаголем в несколько порядков; сюда переводят церковно-приходскую школу из д. Кузьмина городка; жители деревни хвалятся своим не только мужским, но и женским пением[103].

Чупов Иван Алексеевич

Иван Алексеевич Чу́пов — крестьянин дер. Кильцы, роста среднего или несколько выше, лет около 30. Он женат, имеет нескольких маленьких детей и держит при себе старуху-матъ. Живет он посредственно, отдельным домом. Кроме земледелия, он занимается кузнечным ремеслом, которое перенял от отца; кроме того, он лечит лошадей. Своею понятливостъю он произвел на меня приятное впечатление. У него есть еще братья: Афанасий и Николай. Оба живут отдельными домами и семейны. Первый живет рядом с Иваном, а второй, лесник, живет на конце деревни. Они также занимаются кузнечным ремеслом и переняли у отца старины, но знают их, по-видимому, хуже, чем Иван; по крайней мере, Николай упорно отказывался петь старины, ссылаясь на забывчивость, хотя образцы напевов пел охотно. Все они обладают приятными грудными голосами, старинам научилисъ от отца и частью от дяди Ивана Егоровича Чупова. А. И. Чупов пропел мне шесть старин: 1) «Дунай» (без конца), 2) «Рождение Сокольника, отъезд и бой его с Ильей Муромцем», 3) «Васька-пьяница и Кудреванко-царь», 4) «Купанье и бой Добрыни со Змеем». 5) «Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» и 6) «Василий Окулович и Соломан». По словам его и его брата Афанасия, старины поют у моря иногда и хором. Поэтому я записал на фонографе мотивы первых четырех и последней старины с пения двух лиц: Ивана и Афанасия.

367. Дунай

(См. напев № 37)

А во стольнём было городи во Киеви А у ласкова князя да у Владимера Уже было пированьицё-почесьён пир, А про многих кнезей, про многих бояроф, 5. А про тех руських сильних про богатырей, А про тех же полениць да приудалых-е, А про тех про купьцей, людей торговых-е, Ише пир-от идёт нонь пир навесели; Ише день-от идёт день ко вечору, 10. Красно солнышко катицьсе ко западу, А ко западу катицьсе — ко закату. Ише фсе на пиру нонь напиваюцса, Ише фсе на чесном нонь наедалисе; Ише фсе на пиру да пьяны-весёлы, 15. Ише фсе на чесном нонь приросхвастались: Ише сильней-от хвастат своей силою, А богатой-от хвастат золотой казной, Ише средней-от хвастат шыроким двором, А наезницёк хвастаёт добрым конйм, 20. А веть глупой-от хвастаёт молодой жоной, Неразумной-от хвастаёт родной сёстрой, Уш как умной-разумной старой матушкой: «У ей, що было, не было — нонь фсё прошло!» А Владимер-княсь по грынюш(к)и погуливат, 25. Он сапок о сапок сам поколачиват, Сереберьчятыма скопками набрякиват, Он и белыма руками прирозмахиват, Он злаченыма перснями принашшалкиват, Ише сам из рецей он выговарыват: 30. «А уш вы ой еси, князя, мои бояра, Уш вы руськия сильния богатыри, Уш как фсе поленици приудалыя, Ише те же купьци, люди торговыя! У нас фсе нонь во городи поженёны, 35. А красны девушки взамуш фсе повыданы, — Я один-ле нонь молодець холост хожу, Я холост-де хожу да нежонат жыву. Вы не знаете ле где-ка мне обручьници А обруцьници вы мне-ка красной девици: 40. А котора бы девиця красотой красна, Красотой бы красна и ростом высока, Да лицё-то у ей — да как и белой снек, У ей ягодници — как-бутьто алой цвет, Очи ясны у ей — как у ясна сокола, 45. Брови черны у ей — как у черна соболя, А ресници-ти у ей — как два чистых бобра, А походочька у ей была павиная, А тиха-смирна рець бы лебединая?..» Тут и большой-от кроицьсе за средьнёго, 50. А тут средьней бороницьсе за меньшого, А от меньшого, сидят, долго ответу нет. И-за того где стола было окольного Выставал тут удалой доброй млодець, А по имени Добрынюша сын Микитич млад. 55. Он поближе ко Владимеру подвигаицьсе, Он пониже Владимеру поклоняицсэ: «Уш ты батюшко Владимер, князь стольнекиевский! Ты уволь-ко, Владимер, мне слово сказать, — Не уволь миня за слово скоро казнить, 60. Ты скоро где сказнить, скоре повесити, Не сылать меня ф сылоцьки во дальния, Не садить во глубоки темны подгрёбы!» Да говорит тут Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка сын Микитиць млад! 65. Говори-тко-се, Добрынюшка, що те хоцицьсе; А не будёш у мня за слово ты скоро сказнён А скоро ты сказнён, скоро повешон же, Не сошлю я тя ф сылоцьки во дальния, Не посажу во глубоки ф тёмны подгрёбы!» 70. Да говорил тут Добрынюш(к)а таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевской! У тя ес<т>ь где двенаццэть темных подгрёбоф; У тя ес<т>ь там сидит да пу<о>терёмщицёк, А по имени Дунаюшко сын Ивановиць; 75. Он веть много бывал нонь во других землях, Он много служил, Дунай, другим кнезьям, А кнезьям где служил фсё кнезевицям, Королям он служил и королевичам. Он не знаёт ле где тибе обручници, 80. А обручници не знаёт ле красной девици: А котора бы девиця красотой красна, Красотой бы красна и ростом высока, А лицё-то у ей — да ровно белой снек, У ей ягодьници — как-бутьто алой цвет, 85. Очи ясны у ей — как у ясна сокола, Брови черны у ей — как у черна соболя, А ресници у ей — как два чистых бобра, А походочька у ей была павиная, А тиха-смирна бы рець лебединая?» 90. А Владимеру тут реци прилюбилисе; А да закричял он своим да громким голосом: «Уш вы ой еси, слуги мои верные! Да вы берите-тко ключи да фсё железные, Отмыкайте-тко подите глубоки темны подгрёбы, 95. А берите Дунаюшка за белы руки, А ведите вы Дуная на поцесьён пир!» А на то ёго слуги не ослушались; Они брали ключи да фсё железные, Отмыкали бежали глубоки темны погрёбы, 100. Они брали Дунаюшка за белы руки, А вели они Дуная на поцесьён пир. Проходя идёт Дунай на красно крыльцо, Проходя идёт Дунай в нову горницю. Он и двери отпирал с крюкоф на пяту. 105. Он и крёст-от кладёт по-писаному, Он поклон-от ведёт по-учоному; Он кланялса на все чотыре стороны: Во-первы-ти он князю-ту Владимеру; Во-вторы-ти он кланялса крестовому — 110. А крестовому он братёлку названому, Он веть молоду Добрыни сыну Микитичю. Во-третьи-ти он кланялса фсё старому, Во четво(ё)ртой рас кланялса весёлым гостям. Говорыл тут Владимер-княсь таково слово: 115. «Уш вы ой еси, слуги мои верныя! Вы налейте-тко цяру зелена вина, А не малу, не велику — ф полтара ведра, — А подайте-тко Дунаю сыну Ивановичю!» А на то ёго слуги не ослушались, 120. Наливали ету чярочьку зелена вина А подавали Дунаю сыну Ивановичю. Принимал Дунай цяру единой рукой, Выпивал эту цяру к единому духу. Говорил тут Владимер-княсь таково слово: 125. «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановиць! Уш ты много бывал нонь во других землях; Уш ты много служил нонь другим кнезьям, Ты кнезьям где служил и фсё кнежевичям, Королям ты служил и королевичям. 130. Ты не знаёш ле где-ка мне обручьници, Ты обручьници не знаш ле красной девици: А котора девиця бы красотой красна, Красотой бы красна и ростом высока, А лицо-то у ей — аки белой снек, 135. У ей ягодьници — как-бутьто алой цвет, Очи ясны у ей — как у ясна сокола, Брови черны у ей — как у черна соболя, А ресници у ей — как два чистых бобра, А походоцька у ей была павинная, 140. А тиха-смирна бы речь лебединая?..» Говорит тут Дунаюшко таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиевский! Я сидел во тюрьме у тя двенаццэть лет: Уш я где не бывал, да нонь фсё забыл!» 145. Наливал Владимер чярочьку зелена вина, Он не малу, не велику — ф полтара ведра, — А да подавал он Дунаю сыну Ивановичю. Принимал Дунай чяру единой рукой, Выпивал ету чярочьку к едному духу. 150. Говорил тут Владимер-княсь таково слово: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановичь! А не знаёш ле ты где-ка мне обручьници?» Говорил тут Дунаюшко таково слово: «А во том где-ка в Цярьсве в Ляховиньском где, 155. А во том же во городе-то Ляхове, У того у короля у ляховинского У ёго ноньче было нонь две дочери: Уш как первая доць была Наста́сея, Уш как фторая доць была Опраксея. 160. Ишше та Настасея-королевисьня Ишше та где, Владимер-княсь, не тибе чота, Не тибе чота, Владимер-княсь, не тибе ровня, Не тибе ровня, Владимер-княсь, не тибе жона: Ише та — полениця преудалая. 165. А веть фторая дочь была Опраксея, Ише та Опраксея-королевисьня; Ише та где, Владимер, и тибе чота, А тибе чота, Владимер-княсь, та тибе ровня, А тибе ровня, Владимер-княсь, пусть тибе жона: 170. А красотой она красна и ростом высока, А лицо-то у ей — бутьто-аки белой снек, У ей ягодьници — как бутьто алой цвет, Очи ясны у ей — как у ясна сокола, Брови черны у ей — как у черна соболя, 175. А ресници у ей — как два чистых бобра, А походочька у ей была — павиная, А тиха-смирна речь — да лебединая!» А Владимеру тут речи прилюбилисе, По ретивому серцу роскатилисе: 180. «А дак ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановичь! Ты бери-тко у меня силу-рать великую, Колько надобно, беры ты золотой казны; Поежжай только ф Чярьсьво в Ляховиньскоё А за той Опраксеей-королевисьней; 185. А добром как король даст, дак ты добром бери, А добром не даёт — бери силою!» А говорил тут Дунаюшко таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнекиефьский! Мне не нать твоя сила-рать великая, 190. А не надо твоя и золота казна, — Уш ты дай мне брателка крестового, Дай крестового мне брателка названого, Дай мне молоца Добрыню сына Микитичя! А поедём мы с им ф Цярьсьво в Ляховиньскоё 195. А за той мы Опраксеей-королевисьней; Нам добром король даст, дак мы добром возьмём, А добром нам не даст, мы возьмём силою!» А тут стали молоцци где снарежатисе, А поскоре того удалы стали сподоблятисе: 200. Надевали на сибя они платьё цветноё, Одевали они збрую фсю богатырьскую, Выводили они ноньче добрых коней, А седлали-уздали они добрых коней. А садились молоцьци тут на добрых коней, 205. А поехали они в Цярьсьво в Ляховиньскоё. Тут не видели поески богатырьское, Только видели: ф чистом поле дым столбом валит. Не путём они ехали, не дорогою, — Они ехали дорожечькой прямоежжою. 210. Они приехали ф Цярьсьво в Ляховиньскоё. Они заехали в город не воротами, — Они скакали черес стены городовое, Церес те они башни наугольние. Они приехали к королю тут к шыроку двору — 215. А скакали молоцьци тут со добрых коней; Они оставили коней не привязаных, Не привязаных оставили не приказаных. А пошол тут Дунаюшко на красно крыльцо, — А пошол он, Добрыни наговарывал: 220. «Уш ты ой еси, Добрынюшка сын Микитичь млад! Ишше що мне в короля в грыдьни не понравицсэ, — Закрыцю я своим да громким голосом, Уш я стукну двереми в ободьверины. Ты поди ты тогда по городу по Ляхову; 225. Поди бей ты тотар да фсех до едного: Не остафь ты на улици не курици, Не единого тотарина для семени!» А ушол тут Дунаюшко на красно крыльцо, Проходя идёт Дунаюшко ф светлу грыню, 230. Становилса он на место на гостинноё. Выходил тут король веть ляховиньские: «Уш ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановичь!» Говорыл тут Дунай таково слово: «Уш ты здрастуй, король ляховиньские!» 235. Говорит тут король таково слово: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Иванович! Уш ты жить ле пришол але служить ко мне? У миня тибе робота не цяжолая — А играть-де тибе нонь в звоньчяты гусли, 240. Утешать Опраксею-королевисьню!» Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановичь: «Уш ты ой еси, король ляховиньские: Я не жыть-де пришол и не служить тобе; Я пришол-де, король, к тибе посватацьсе 245. Я на той Опраксеи-королевисьни Я за нашого князя за Владимера!» А король-от скричел, аки зверь зревел: «Не оддам я за плута, за мошенника; Не оддам я за вора, за розбойника, 250. Я за вашого князя за Владимера!» Говорил ёму Дунаюшко во фто́рой рас: «Уш ты ой еси, король-де ляховиньские! Я пришол веть, король, к тибе посватацьсе; А добром ты нам даш — дак мы добром возьмём, 255. А добром не даёш — мы возьмём силою!» Заревел тут король по-звериному, Зашипел тут король по-змеинному, Засвистел тут король по-соловьёму: «Не оддам я за плута, за мошенника; 260. Не даю я за вора, за розбойника Я за вашого князя за Владимера!» Ише тут-де Дунаю за беду стало, За велику досаду показалосе. Говорил ёму Дунаюшко во третей рас: 265. «Я пришол веть, король, к тибе посватацьсе Я за нашого князя за Владимера Я на той Опраксеи-королевисьни; А добром ты нам даш — дак мы добром возьмём, А добром нам не даш — дак возьмём силою!» 270. А король-от скричел тут, аки зверь зревел: «Не оддам я за вора, за розбойника; Не даю я за плута, за мошенника, Я за вашого князя за Владимера!» А тут-де Дунаю за беду пришло: 275. Его ясны-ти очи сомутилисе, Богатырьско ёго серьцё розъерилосе, А могучи ёго плечя росходилисе. Затоптал он во середы кирпичьние, — А посыпались тут пецьки фсе муравлёны. 280. А пошол тут Дунаюшко ис светлой грыни, Он и стукнул двереми в ободьверины. Выходил тут Дунаюшко на новы сени — Он пошол к Опраксеи-королевисьни. Он на сенях-то прыбил двенаццать сторожоф, 285. Он замки-ти веть шы́плёт аки пугофки. Заходил он к Опраксеи во светлу грыню. Тут сидит-ткёт Опраксеюшка золоты́ красна́; По кобылоцькам[104] у ей сидят сизы голубы, По набилочькам у ей — да ясны соколы, 290. По подножечькам у ей — черны куночьки. У ей сизы-ти голубы розлеталисе, У ей ясны-ти соколы роспрятались, У ей черны-ти куночьки рос<с>какалисе. Говорил тут Дунаюшко таково слово: 295. «Уш ты ой еси, Опраксея-королевисьня! Ты срежайсе, Опраксеюшка, по-дорожному; Ты, получше коё платьё, то с собой бери, А похуже которо, то и здесь остафь!» Говорит тут Опраксея таково слово: 300. «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановичь! У мня нет ноне крылышка-та правого, Нету правого крылышка прави́льнёго, Ише нет у мня ноньче родной сёстры Ише той Настасеи-королевисьни; 305. А была бы она — с вами приуправилась!» А тут ето Дунаюшку за беду прышло, За велику досаду показалосе, — Говорил тут Дунаюшко таково слово: «Уш ты ой еси, Опраксея-королевисьня! 310. А была мне своя бы вольня волюшка, Я за эти твои речи прегрубыя Я сказнил бы, срубил тибе буйну голову!» Тут и стала Опраксеюшка снарежатисе, А поскоре-де того она сподоблятисе, 315. А получше коё платье, то с собой брала. А тут брал ей Дунаюшко за белы руки, А повёл ей Дунаюшко и-светлой[105] грыни. А выходят они да на новы сени, — А по сеням текут ручьи кровавыя. 320. Говорит тут Опраксея таково слово: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановичь! Ише ес<т>ь <г>де-небудь в других землях, Ише ес<т>ь <г>де-небудь и у других кнезей А из-за хлеба давают, из-за соли[106]; 325. А миня-де родитель схо́жой[107] батюшко Со великого дават меня кроволитея!..» А пошли где они тут со красна крыльца. А во ту где-ка пору и во то время Ише тот-де Добрыня сын Микитиць млад 330. Он и ходит по городу по Ляхову, Он и бьёт-де тотар да фсех до едного. А во ту где-ка пору и во то время Услыхал тут король веть ляховиньские, Выходил тут король на красно крыльцо, 335. Говорил тут король веть таково слово: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановичь! Просим милости ко мне хлеба-соли кушати, А гусей, белых лебедей порушати!» Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановичь: 340. «Уш ты ой еси, король веть ляховиньские! На приездинах ты гостя не употчовал, — На отъездинах гостя не учостовать!» А да говорил тут король да ляховиньские, Говорил ишше король тут таково слово: 345. «Уш вы ой еси, удаленьки добры молоцци! Вы остафьте мне на улици хош по курици, Вы единого тотарина — для семени!» И садил ей Опраксеюшку на добра коня, — Посадил он веть ей нонь позади себя, — 350. А поехали они да нонь ис цярьсьва вон. А поехали, они ехали ноньче в стольней Киев-град. Они ехали молоцьци где по чисту полю, А наехали они на ископыти[108] лошадиные. А на тех ископытях было потписано: 355. «А поежжала тут полениця преудалая, 356. Ише та Настасея-королевисьня».

Далее певец не знал.

368. Рождение Сокольника, отъезд и бой его с Ильей Муромцем

(См. напев № 38)

А да ко тому было ко морю, морю синёму А ко синёму как морюшку Студёному, Ко тому было ко камешку-ту ко Латырю, А ко той как бабы да ко Златыгорки 5. А к ней гулял-ходил удалой веть доброй молодець, А по имени старой казак Илья Муромець. Он ходил-гулял Илеюшка к ней двенаццэть лет, Он веть прижыл ей чадышко любимоё. Он задумал стары ехать во чисто полё; 10. Он веть стал где Златыгорки наговарывать Наговарывать как крепко ей наказывать, Оставлял он веть ей ноньче свой чудён крес, Он ище оставлял с руки злачен перстень: «Уш ты ой еси, баба да фсё Златыгорка! 15. Если сын у тя родицьсе, оддай чудён крес(т); Если дочь у тя родицьсе, оддай злачен перстень!..» А поехал тут старой казак во чисто полё. Много-мало тому времени минуицьсе, — А от той-де от бабы от Златыгорки 20. От ней рожаицсэ молоденькой Сокольницок. Он не по годам ростёт Сокольник — по часам: Каковы-то люди в людях во сёмнаццать лет, А у нас был Сокольницёк семи годов. Ишше стало Сокольнику двенаццэть лет. 25. А тут стал выходить да на красно крыльцо, Он зрить-смотреть стал ф трубочьку подзорную: Во-первы-ти он смотрел нонь по чисту полю, Во-фторы-ти он смотрел нонь по синю морю, Во-третьи-ти он смотрел на соломя (так) окатисто, 30. Во-последни он смотрел на стольне Киев-град. Он задумал съездить взять веть крашен Киев-град. Он веть стал просить у маменьки благословленьиця: «Уш ты дай мне-ка, мать, благословленьицё Мне-ка съездить добру молоцьцю на чисто полё!» 35. А даёт ёму маменька благословленьицё, А даёт ёму родима, наговариват: «А поедёш, моё дитятко, во чисто полё; А наедёш ты ф чистом поли на старого: А борода-та у старого седым-седа, 40. А голова-та у старого белым-бела, А пот старым-то конь был наубел он бел, Хвост-от, грыва у коня была черным-черна; До того ты до старого не доежживай, Не доежживай до старого — с коня скаци; 45. До того ты старого ты не дохажывай, А тому где старому ниско кланейсе: А веть тот тибе старой казак — родной батюшко!» А веть тут ето Сокольнику за беду пришло, За велику за досаду показалосе. 50. А снарежалсе тут Сокольник ф платьё ф цветноё, Одевал он на себя збрую богатырскую. Выводил тут Сокольничок добра коня; Он седлал-уздал Сокольничок добра коня: Он на коничька накладывал сам потничьки, 55. Он на потнички накладывал фсё войлучки, Он на войлучки седёлышко черкальскоё О двенаццэти пот(п)руженьках шелковых-е, Он тринаццату потпругу — церес хрибётну кость Церес ту церес степь лошадиную. 60. Тут заскакивал Сокольник на добра коня. А не видели, Сокольник как на коня скоцил, Только видели, Сокольник как ф стремяна ступил; А не видели поески богатырьское, Только видели: во полюшки курева стоит, 65. Курева где стоит — да дым столбом валит. А тут выехал Сокольник на чисто полё, Он и стал по чисту полю розъежживать. Он и ездит во поли, потешаицьсе, Он тотарьскима утехами забавляицьса: 70. Он и свищот копьё своё по поднебесью, Он и правой рукой бросит, левой потхватит; Он веть сам ко копейцю приговарыват: «Уш я коль лёкко владею нонь тобой, копьё, Столь лёкко мне повладеть старым казаком!» 75. А по утрицьку-утру было ранному, По восхожому солнышку как было красному Выходил тут стары казак из бела шатра. Он зрил-смотрел во трубочьку ф подзорную: Он первы-ти смотрел на стольне Киев-град, 80. Во-фтори-ти он смотрел да по чисту полю; Он завидял во чистом поли неприятеля. А да заходил тут старой казак во белой шатёр: «Уш вы ой еси, удалы добры молоцьци! А готово[109] те спать, да вам пора ставать, 85. А пора вам ставать, дак время ехати, Уш нам ехать веть надо во чисто полё: В поли ездит ес<т>ь удаленькой доброй молодець. У нас ехати Ивашку Долгополому, — У нас то было дитятко едрёноё 90. А едрёно оно дитятко непроборноё, — Понапрасно погубит свою буйну голову. У нас ехать Олёшеньки Поповичю, — У нас то было дитятко несильнёё, Умом-раз(ум)ом дитятко заплыфьциво, — 95. Понапрасно погубит свою буйну голову. У нас ехать Добрыни сыну Микитичу, — У нас то было дитятко едрёноё А едрёно было дитятко то вежливо Было вежливо дитятко очесливо, — 100. Он и можот добра молоцьця принаехати, Он и можот ёго да приобъехати, Он и можот добру молоцьцю и цесь воздать!» Тут и стал где Добрынюшка снарежатисе: Надевал он на себя латы кольцюжныя, 105. Надевал он где платьцё-то цветноё, Надевал он на сибя збрую богатырьскую. А пошол тут Добрынюшка из бела шатра, Выходил тут Добрыня из бела шатра, Он седлал-уздал Добрынюшка добра коня, 110. А заскакивал Добрынюшка на добра коня, Он поехал Добрыня во чисто полё. Выежжал тут Добрынюшка на чисто полё, Он наехал Сокольника во чистом поли. Он наехал ёго да приобъехал же, 115. Он соскакивал Добрынюшка со добра коня, Он тому где молоцьцю сам ниско кланялса: «Уш ты здрастуй, удаленькой доброй молодець! А которого ты города, коей земли? А которого оцьця ты, коей матери? 120. Тибя как, молодець, нонь именём зовут, Тибя как величают по извотчины? А куда ты нонь едёш, куда путь дёржыш?» Отвечал тут удалой доброй молодець: «Уш я еду к вам на славной крашен Киев-град, 125. Уш я руських богатырей повысмотрю, Я на сабельку богатырей повырублю, На бумажечьку богатырей вас повыпишу, Я на быстру на реченьку повысвищу. Уш я старого казака конём стопчю, 130. Я Владимеру князю голову срублю, А кнегину-ту Опраксею за себя возьму, Уш я Киев-от горот весь огнём сожгу, Уш я церкви-ти Божьи фсе под дым спущу!..» А тут заскакивал Добрынюшка на добра коня, 135. А поехал Добрыня ко белым шатрам. А приехал Добрынюшка ко белым шатрам, Заходил тут Добрынюшка во белой шатёр, Говорил тут Добрыня таково слово: «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромець! 140. Уш там ездит в поли молодець — не моя чота, Не моя чота ездит, не моя ровня. А да он того-ле он от моря да моря синёго, Он от синёго веть морюшка Студёного, От того он от камешка от Латыря, 145. Да от той он от бабы от Златыгорки; А зовут ёго молоденьким Сокольником. Он веть едёт к нам на славен крашен Киев-град, Он и хочот нас богатырей повысмотреть, Он на сабельку богатырей нас повырубить, 150. На бумажечьку богатырей повыписатъ, Он на быстру на реченьку повымётать, Тибя старого казака конём стоптать, А Владим(ер)у князю голову срубить, А кнегину-то Опраксею за себя взамуш взять, 155. Хочот Киев-от горот весь огнём сжекчи, А как церкви-ти Божьи фсе под дым спустить!» А тут-де старому за беду пришло, За велику за досаду показалосе. Тут и стал где стары казак снарежатисе, 160. Поскоре того Илеюшка сподоблятисе: Надевал он на себя латы кольцюжныя, Надевал на себя он платьё цветноё, Он и брал с собой збрую фсю богатырскую. А пошол тут старой казак из бела шатра, 165. А седлал-уздал стары казак добра коня, Он поехал старой казак ф чисто полё, Он наехал Сокольника на чистом поли. Заревел тут Сокольник по-звериному, Засвистел тут Сокольник по-соловьёму, 170. Зашипел тут Сокольник по-змеиному: Тут и матушка сыра земля потряхаласе, А сыры-ти тут дубы погибалисе А вёршиной за комель заплёталисе, А сухи-ти веть дубы поломалисе, 175. У Илеюшки доброй конь пал накарачь. Он и бил стар коня нонь по крутым бедрам, Он и сам ко коню стар приговарыват: «Уш ты ой еси, конь мой, травяной мешок! Не слыхал ле ты порёву звериного, 180. Не слыхал ле ты пошыпу змеиного, А того где ты свисту соловьиного?» У Илеюшки конь тут осержаицсэ, От сырой земли конь дак отделяицсэ. Он наехал Сокольника на чистом поли, 185. Он наехал ёго и приобъехал же, Он и сам говорил стар таково слово: «Уш ты ой еси, удалой доброй моодець! Не застрелил ясна сокола — теребиш же; Не убил добра молоцца — ездиш-хвастаёш!» 190. А не две тут грозных тучи сокаталосе, — А два сильних богатыря соежджалосе. Они съехались на сабельки-ти вострыя, — У их востры-ти сабли пощорбалисе: Они тем боём друг друга не ранили. 195. Они съехались на копья брусаменьчяты, — По насадочькам копья повертелисе: Они тем боём друг друга не ранили. Они съехались на палици боёвыя, — А боёвы у их палици поломалисе: 200. Они тем боём друг друга не ранили. А скакали молочьчи тут со добрых коне(й) А схватились крепким боём-рукопашкою. А боролись они с утра день до вечора, А со вечора боролись до полуночи, 205. Со полуночи боролись до бела свету; А фсёго они боролись трои суточьки. А по щасьицю тут было по Сокольникову, По нещасьицю было по Илеюшкину Поткатилась у старого ношка правая, 210. Промахнулась у старого нога левая, А тут падал-де старой казак на сыру землю. А заскакивал Сокольник на белы груди; Он не спрашивал не имени, не вотчины, Не отечества не спрашывал, не молодечества, 215. Вынимат из-за налучья свой вострой нош, Он ростегиват пугофки вольячныя, Он и хочот пороть ёго груди белыя, Он и хочот смотреть да ретиво серцо. А веть тут-де старому за беду пришло, 220. За великую досаду показал(ос)е; А змолилса тут старой казак Илья Муромець: «Уш ты ой еси, Спас да Многомилослиф, Присвята мати Божья, Богородичя! Не стоял ле я за веру православную? 225. Не стоял ле я за черкви-ти за Божыя? Не стоял ле за намастыри (так) покрашоны? Не стоял ле я за славен крашен Киев град? А сказали, що старому ф поле смерть не писана, А теперече старому, верно, смерть прыдёт; 230. Ты не выдай меня, Восподи, на чистом поли А поганому тотарину на поруганьё!» А у старого силочьки где прыбыло А тут прыбыло силочьки вдвоём-фт(р)оём, А вдвоём-фтроём прибыло — ровно фпетером: 235. Он смахнул-свёрнул Сокольника со белых грудей, Он заскакивал Сокольнику на белы груди. Он и сам говорил да таково слово: «Уш ты ой еси, удалой доброй молодечь! А которого ты города, коей земли? 240. А которого оцьця, которой матери? Тибя как, молодець, именём зовут, Тибя как величают по отечесьтву?» Отвечат тут удалой доброй молодець: «Уш ты ой еси, старая старэ́льшына! 245. Я когда был у тибя веть на белых грудях, — Я не имени, не вотчины не спрашывал, Не отечества не спрашывал, не молодечесьва: Вынимал из-за налучья свой вострой нош, Я хотел у тя пороть да груди белыя, 250. Я хотел у тя смотреть веть ретиво серьцо». Говорит ёму старой казак во фторой рас: «Скажи, молодець, как тя именём зовут!» Отвечял ёму удаленькой доброй молодець: «Когда был я у тебя веть на белых грудях, — 255. Я не спрашивал не имени, не вотчины, Я хотел твои пороть веть груди белыя». Говорил ёму старой казак Илья Муромець: «А скажи ты, молодець, как тя именём зовут, Тибя как величяют из отечесьва?» 260. Отвечал тут малоденькой Сокольничок: «От того же я от моря, моря синёго, От синёго я морюшка Студёного, От того я веть от камешка-та Латыря, Да от той я бабы от Златыгорки; 265. А зовут меня молоденьким Сокольником!..» А ставал тут стары казак на резвы ноги, Он веть брал где Сокольника за белы руки, Становил он Сокольника на резвы ноги, Цёловал ёго в уста он во сахарные, 270. Он и сам говорил таково слово: «Уш как я тобе веть нонь родной батюшко!» Тут скакали молоцьци на добрых коней, А поехали они тут ко белым шатрам. А приехали они ко белым шатрам, 275. Соходили молоцьци тут во белой шатёр, Они пили во белом шатри трои суточьки. А поехал тут Сокольник во чисто полё Ко тому же он ко морюшку ко синёму, Ко своей он к родимой-то ко матушки. 280. А завидяла ёго веть мать родимая, Выходила она веть на красно крыльцо А стречала как Сокольника ис чиста поля, Она стретила Сокольника у красна крыльця. Тут соскакивал Сокольницёк со добра коня, — 285. Он сказнил веть, срубил ей буйну голову. Много-мало (так) тому времени минуицсэ, — Он поехал опять веть во чисто полё, Он наехал во чистом поли белой шатёр. Тут и спит ф шатре стары казак Илья Муромець. 290. Не зашол тут Сокольничёк во белой шатёр: Он и брал копьё своё-то ноне востроё, Он кинал ёго старому во белы груди. И прилетело копьё старому ноньче ф чюдён крест. И спробудилса тут старой казак Илья Муромець, 295. Он выскакивал стары казак из бела шатра, Он хватал где Сокольника за чесны кудри, Он метал ёго над вышину небесную, Он мётал где Сокольника — не потхватывал. Тут и падал Сокольник на сыру землю... 300. Да и тут-де Сокольнику славы поют, А славы поют Сокольнику — старины поют.

369. Васька-пьяница и Кудреванко-царь

(См. напев № 39)

Да уш как плыли туры черес окиян-морё, Выплывали туры да на Буян-остроф, Они шли по Буяну, славну острову. Им настрецю туриця златорогая, 5. Златорогая им туриця одношорсная — Уш как та ихна матушка родимая. Говорила тут туриця златорогая, Говорила туриця таково слово: «Уш вы з(д)растуйте, туры вы златорогие, 10. Златороги туры вы одношорсные! Уш вы з(д)растуйте, деточьки родимые! Уш вы где-ка, туры, были, где вы побыли? Говорят тут туры да златорогие: «Уш ты здрастуй, наша матушка родимая, 15. Уш ты та же туриця златорогая, Златорога туриця одношорсная! Уш мы был где, маменька, во Шахове, А служили мы, родимая, во Ляхове; Крашон Киев-от мы горот-тот в полночь прошли. 20. Только видели мы в Киеви чюдо чюдноё, Чюдо чюдноё видели диво дивноё: Как ис той же нонь было Божьей церкви, Как ис тех же дверей было черковных-е И-за той было стены веть городовое, 25. Как ис тех же ворот было шыроких-е Выходила тут душа да красна девица, Выносила святу книгу на буйной главы; А спускалась она да пот круту гору, Забродила ф синё морё ф полколен воды; 30. Она клала святу книгу на Алтын-камень, А читала святу книгу, слезно плакала, А сама говорила таково слово: “А у нас-то во городи-то Киеви — А про то не знат нехто, ноньче не ведаёт — 35. А зло несцасьицо, брацьци, состоялосе, Безременьё велико постречалосе: Подошол пот Киев горот Кудреванко-чарь. Он со тем сам со зятёлком племянником, Он со тем же со зятёлком любимым-е, 40. Он со тем со племянником с родимым-е; А у затёлка много силы, множесьво, У пле(мя)нницька силы — три тысици, У самого Кудреванка — цисла-смёту нет: От того нонь от пару лошадиного 45. А поблёкло-помёркло красно солнышко, От того где-ка духу-ту тотарьского Потемнела веть луна да фся небесная!”» Говорит тут туриця златорогая: «Уш вы глупы туры, вы туры малыя! 50. А не душа выходила красна девиця, — Присвята Мати Божья Богородиця; Выносила она книгу на буйной главы, А спускалась она веть пот круту гору, Она клала святу книгу на Алтын-камень, 55. А цитала святу книгу, слезно плакала, А сама говорила таково слово[110]: “А у нас-то во городи-то Киеви А про то не знат нехто ноньче, не ведаёт — А зло несцасьицё, братьци, состоялосе, 60. Безременицё велико посречалосе, — Подошол пот Киев-город Кудреванко-чярь...”» А и становилса Кудреванко на чистом поли, Становил он шатры белы полотняны: И полотно под им, земля, да подгибаицьсе. 65. Становил он столы новы дубовые, Он садилса на стульё на ременьчято, Он писал ёрлоки да скорописьчяты. Не на ербовом писал листу бумажечьки, Не пером он писал их, не чернилами, — 70. На атласе он писал, на плиси-бар(х)ати, Он писал ёрлуки да красным золотом: Он и просит у князя супротивника. Написал ёрлуки он скорописьчяты, Посылал он гоньця да ф стольне Киев-грат 75. Он вести ёрлуки да скорописьцяты, Посылал он гоньця да скоро-наскоро. Тут и седлал где, уздал гонець добра коня, Он садилса гонець да на добра коня, — Он поехал гонець да ф стольне Киев-грат, 80. Он повёс ёрлуки да скорописьчяты. Тут и приехал гонець да в стольне Киев-град Ко тому где ко князю к шыроку двору; Установил он коня да ко красну крыльцю, Ко красну крыльцю поставил г<к> дубову столбу; 85. Привязал он коня да г<к> золоту кольцю. А пошол тут гонець да на красно крыльцё, Проходя идёт гонець да по новым сеням, Проходя идёт ф грыни княженецькие, Ёрлуки кладёт на стол да и сам вон идёт. 90. Увидал княсь ёрлуки да скорописьчяты, Увидал ёрлуки — он приужакнулса. Он и брал ёрлуки их во белы руки, Он смотрел ёрлуки, сам призадумалса. Стал читать ёрлуки он — приросплакалса: 95. «А у нас нонь во городи-то Киеви А богатырей ю нас в доми не случилосе, — А розъехались они фсе во чисто полё!..» А у нас-то во городи во Киеви А у нас у ласкова-та князя Владимера 100. А собиралось пированьицё, почесьён пир, А про многих про князей, про многих бояроф, А про тех про купцей, людей торговых-е. Уш как пир-от идёт нонь навесели; Уш как день-от идёт да день ко вечору, 105. А красно солнышко катицьсе ко западу, А ко западу красноё — ко закату. Уш как фсе на пиру да пьяны-весёлы. А Владимер-княсь по грынюшки погуливат, Горючима слёзами умываицьсе, 110. Тонким беленьким платочком утираицьсе. Говорил тут Владимер таково слово: «Уш вы ой еси, князья, мои бояра, Уш как те же купьчи, люди торговые! А у нас-то веть во городи-то Киеви 115. А зло нещастьицё, брачьчи, состоялосе, Безвременьё велико посречалосе: Подошол под Киев-горот Кудреванко-чярь Он со тем же со зятёлком племянником, Он со тем же со зятём со любимые, 120. Он со тем со племянником с родимым-е; А у зятёлка много силы, множесьво, У племянницька силочьки — тры тисичи, У самого Кудреванка — числа-смету нет!..» Отказалисе князя, ёго бояра, 125. Уш как те же купчи, люди торговые: «Мы не можом со князём думу думати, Мы не можом со князём мысли мыслити». А у нас опять во городи во Киеви А у князя у ласкова Владимера 130. Собиралось пированьицё, почесьён пир, А про тех про хресьян, людей рабочих-е. Уш пир-от идёт-то нонь навесели; Уш как день-от идёт да день ко вечору, А красно солнышко катицьсе ко западу, 135. А ко западу солнышко — ко закату. Ише фсе на пиру да пьяны-весёлы. А Владимир-княсь по грынюшки погуливат, Горючима слёзами умываицьсе, Тонким платочьком поттираицьсе; 140. Говорит тут княсь Владимер таково слово: «Уш вы ой еси, хресьянушка прожытосьни! А у нас-то во городи-то Киеви А про то нехто не знаёт, нонь не ведаёт — А зло нещасьицё, брацьци, состоялосе 145. А безремень(и)цё велико посречалосе: Подошол пот Киев-горот Кудреванко-чярь Он со тем же со зятёлком племянником; А у зятёлка много силы, множесьво, У пле(мя)нника силочьки — три тысичи, 150. У самого Кудреванка — числа-смёту нет; Пособите вы мне князю думу думати!» Иза того где стола было окольнёго Выставаёт тут удалой доброй молодець; Ох не про́велик детинушка, плечьми плечист. 155. И сговорит тут детина таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнекиевьской! У нас ес<т>ь во чистом поли украинка, У нас ес<т>ь на украины чяреф кабак, У нас там ф кабаки Васька, ниска пьяниця, — 160. Он веть пьёт тут веть Васенька три месечя!» А зрадовалса княсь Владимер стольнеки(е)вьской. Одевал-обувал он сапошки на босу ногу, Одевал кунью шубу на едно плечо, — Он бежал во чисто полё на украинку. 165. Прибежал он во чисто полё на украинку, Заходил он веть в этот ноф чяреф кабак. А и тут лёжит Васька на печьки на муравлёной, Он рогозонькой Васенька закуталса; А в зголовьях-то у Васьки — сер-горючь камень. 170. Говорит тут княсь Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, Васька, ниска пьяниця! Ты пожалуй ко мне, Вася, на почесьён пир Уш ты хлеба-ле, соли ко мне кушати!» И говорил тут Василей таково слово: 175. «Уш ты ой еси, Владимер, княсь стольнеки(е)вьской! Я не могу где встать и головы поднять, Потому у мня болит да буйна голова, А шипит, у мня ноёт ретиво серьцё». Говорит тут Владимер таково слово: 180. «Уш ты ой еси, чюмак нонь чоловальничок! Ты налей-ко-се чяру зелена вина, Ты подай-ко-сь Васьки, ниской пьяници!» А на то где чюмак да не ослушалса, — Наливал он эту чяру ф полтора ведра. 185. А слезывал Васька со печьки со муравлёной, Выпивал эту чярочьку фсю досуха, Заскочил упеть на печьку на муравлёну, Он рогозонькой опять и приокуталса. Говорил тут Владимер таково слово: 190. «Уш ты ой еси, Васька, ниска пьяниця! Ты пожалуй ко мне, Васька, на почесьён пир Уш ты хлеба-ле, соли ко мне кушати, А гусей, белых лебедей порушати!» Говорит тут Васька, ниска пьяниця, 195. Говорил тут Василей таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнеки(е)вьский! Я не могу веть стать и головы поннять, А ти* потому: у мня болит буйна голова, Ише ноёт-шипит да ретиво серьцё!..» 200. Говорил тут князь Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, Васька, ниска пьяниця! Слезывай, Васька, со пецьки со муравлёной, Ты поди, Васька, за стойку белодубову, Поди пей-ко-се вина, сколько те хочи́тьсе!» 205. А тут и Васенька скакал, аки сокол слетал; Заходил Васька за стойку белодубову, Нацедил Васька чярочьку тут фторую, Выпивал эту чярочьку фсю досуха; Нацедил Васька чрочьку тут тре́тьюю, 210. Выпивал эту чярочьку фсю досуха; Нацедил Васька чярочьку четвёртую — Он поставил ей на стойку белодубову. Выходил тут Васька на чяреф кабак, По чярефу кабаку он стал погуливать: 215. А ти тут дубовы половици подгибаюцьсе, Со краю на край чяреф кабак шатаицьсе, Э да во боцьках зелено вино колыбаичьсе. А говорил тут князь Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, Василей, ниска пьяниця! 220. А ты пожалуй ко мне да на почесьён пир Уш ты хлеба-ле, соли ко мне кушати!» И говорит тут Василей таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнекиефской! Я не мо́гу со князём думы думати, 225. Я не мо́гу со князём мысли мыслети! Потому — у мня нету платья чветного, Потому — у мня веть нет ноньче добра коня, Потому — у мня нет збруи лошадиное, У мне нет фсей збруи богатырьское, 230. У мне нет ноньчи сабельки-то вострое, У мне нету копейця-та булатного, У мне нету веть палици боёвое, У мне нет ноньче лука-та веть крепкого Со тема ёго с тетифками шелковыма 235. Со тема же со стрелками калёныма: У мня пропита чюмаку, фсё чоловальнику, У мня фсё где со всем — ф тритцети тысичях!» Ах говорил тут Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, чюмак, наш чоловальничок! 240. Ты оддай возьми Васьки фсё безденёжно, — Заплачю я тибе деньги со покорносью!» А на то где чюмак не ослушалса; А выносил Васьки платьичё-то чветноё, Выносил он фсю збрую богатырьскую, 245. Он выносил Васьки сабельку-ту вострую, Выносил он копейчё брусоменьчято, Выносил он веть паличю буёвую, Выносил он фсю збрую лошадиную, Выводил он веть Васьки и добра коня. 250. А снарежалса тут Васька ф платьё ф чветноё, Он надел на себя фсю збрую богатырьскую. Говорил тут князь Владимер таково слово: «Ты пожалуй ко мне, Вася, на почесьён пир Уш ты хлеба-ле, соли ко мне кушати!» 255. И говорит тут Василей таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер-княсь стольнекиефьский! Мне не хлеба-ле, соли хочицьсе кушати: Мне-ка надобно ехать во чисто полё, Мне-ка надо бить силу-рать великую!» 260. Выпивал он ету чярочьку четвёртую — Он стал-де срежацьсе во чисто полё. Он седлал-де, уздал да коня доброго; Он садилса Василей на добра коня, Он поехал Василей во чисто полё. 265. Он доехал Василей до белых шатроф. Вынимал он из-за налучья свой крепкой лук, Он натягивал тетивочьку шолковую, Он накладывал стрелочьку калёную, Он стрелял Кудреванка во белом шатри, — 270. Он сострелил Кудреванка во белом шатри, Он тогда поехал бить силу-рать великую. Он куда Васька едёт — валит уличей; Поворотицьсе куда — переулочьком. Он веть много прибил да силы множесьво. 275. Он тогда где поехал ко белым шатрам, — Он соскакивал где Васька со добра коня, Он спустил коня пшеницю исть белоярову, Он веть пошол где Васенька во белой шатёр. Заходил тут веть Васька во белой шатёр. 280. Говорил тут веть Васька таково слово: «Уш вы з(д)растуйте, зятёлко, племянницёк! Уш вы з(д)растуйте, пановья-юлановья! Уш вы ой еси, пановья-юлановья! Вы подите тепере ф стольне Киев-грат; 285. Уш вы грапьте кнезей да ноньче бояроф, Уш вы тех же купьчей, людей торговых-е; Уш вы грапьте у их да золоту казну; Не ворошите только князя-та Владимера, Уш вы той-де кнегиной-то Опраксеи!» 290. А тут пошли где-ка пановья-юлановья, А пошли они грабить стольне Киев-град. А приходят они да стольне Киев-град, Они грабят купьцей да князьей-бояроф; Они множесьво награбили золотой казны 295. Да пошли упять да во чисто полё. Они приходят упеть-да ко белым шатрам, Они много принесли веть золотой казны, Они стали делить да золоту казну. Они стали делить ей промежду́ собой, — 300. Не давают они Васьки, ниской пьяници. Говорят тут веть зятёлко, племянничёк: «Уш вы ой еси, пановья-юлановья! А в(ы) науки-то у вас-то был Васька больше фсех, А тепере у вас Васьки и паю́ нету!» 305. Говорят тут веть пановья-юлановья: «А тепере у нас Васенька — у нас в руках!» Да тут ето Васьки за беду пришло, За велику за досаду показалосе: Его ясны-ти оци сомутилисе, 310. Богатырьско ёго серьцё розъерилосе. Он скакал тут веть Васька на резвы ноги, А хватил он тотарина-та за ноги, Он веть зачял тотарином помахивать. Он куда махнёт Васька — валит уличей; 315. Повор(от)итсэ куда — да переулочьки. Он прибил фсех тотар да нонь до едного, Он убил етих зятёлка, племянника, Он и взял с собой веть ету золоту казну. Он седлал-уздал тогда Васька добра коня, 320. Он поехал тогда Васька в стольне Киев-град. Он веть идёт Василей в стольней Киев-град, Тут приехал Василей в стольне Киев-град К тому он ко князю к шыроку двору. Тут соскакивал Василей со добра коня, 325. Он поставил коня да г дубову столбу, Привязал где коня да г золоту кольчю. А стречял ёго Владимер-княсь стольнекиевьской; Он веть нёс ёму подарочьки не маленьки, Он веть нёс ёму много злата-серебра, 330. Он веть нёс ёму фсяки вещи разныя. Не прымат тут Василей злата-серебра, Не прымат он вещей етих разных-е; Он просил-де у князя-та такой приказ: «Уш ты дай мне, Владимер-княсь, такой прикас, 335. Щобы пить по кабакам вино безденёжно!..» Тут веть дал Владимер-княсь такой прикас 327. Да ище пить по кабакам вино безденёжно.

370. Купанье и бой Добрыни со Змеем

(См. напев № 40)

А во славном было городе во Киеви А тут жыл веть был Микита княсь Романовичь. Он не старылса Микитушка — преставилса. Оставалось у ёго да дитя милоё, 5. Ёго милоё чядышко любимоё, Ёго молоды Добрынюшка сын Микитичь млад. Много-мало тому времени минуицсэ. Он задумал веть ехать во чисто полё Он на тихия вёшныя на заводи 10. Он стрелять где гусей да белых лебедей, Перепёрыстых серых малых уточок. Он и стал просить у маменьки благословленьиця, Он и падал своей маменьки в резвы ноги: «Уш ты дай мне-ка, мать, благословленьицё 15. Мне-ка съездить добру молочьчю во чисто полё А на тихи мне на вёшныя на заводи Пострелеть мне гусей, веть белых лебедей, Перепёрыстых серых малых уточок!» А даёт ему маменька благословлен(ь)ицё, 20. А даёт ёму родима, наговариват: «А поедёш, моё дитятко, ф чисто полё, А приедёш на тихи вёшны заводи, Настреляш ты гусей, веть белых лебедей, Перепёристых серых малых уточок; 25. А пригрет тя, прижарыт красно солнышко, Навалицьсэ на тя лень-тягость великая — Ты поедёш купацьсе ко синю морю. Не купайсе, моё дитятко, на синём мори, На синём-то мори ты на первой струи: 30. А перва-та струя быстра-относлива — Отнесёт молочьчя тя на фтору струю; А фтора-та струя быстре-отно́сливе — Отнесёт молоцьця тя на третью струю; А третья-та струя быстра-относлива — 35. Отнесёт молоцьця тя на синё морё, Понесёт веть молоцьця тя по синю морю, Понесёт тибя под горы белокамянны. Увидат з гор Змеищо превеликоё Превеликоё Змеищо троёглавоё 40. Троёглавоё Змеищо троёхоботно, А налетит молочьчя тя на синём мори — Укоратат у тибя она веку долгого, А лишит молочьчя тя свету белого!» А поехал тут Добрынюшка во чисто полё. 45. Он приехал на тихи вёшны заводи, Он веть стал где стрелетъ гусей, белых лебедей. Настрелял он гусей, белых лебёдушок, Перепёрыстых малых серых уточок. А пригрело, тут прыжарыло красно солнышко, 50. Навалилась на ёго лень-тягость великая; А поехал Добрыня ко синю морю. Он приехал Добрыня ко синю морю; Роздевал он с сибя веть платьё цветноё; Он веть стал тут купацьсе на синём мори, 55. На синём мори купацьсе стал на первой струи. А перва-та струя быстра-относлива, Отнёсла тут Добрыню на фтору струю. А фтора-та струя быстре-относливе, Отнёсла тут Добрынюшку на третью струю. 60. А третья-та струя быстро-относлива, Отнёсла молочьчя тут на синё морё. Понёсло молочьчя тя по синю морю. Увидала з гор Змеищо превеликоё, Привеликоё Змеищо троёглавоё — 65. Налетела Добрынюшку на синём мори, А сама говорила таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка сын Микитичь млад! А святы оцьци писали, те прописалисе А сказали: “От Добрынюшки змеи смерть прыдёт”, 70. А тепере от змеи Добрыни смертъ прышла!» Говорил тут Добрынюшка таково слово: «Уш ты ой еси, Змеищо превеликоё, Превеликоё Змеищо троёглавоё! Уш ты дай мне-ка строку на три годика!» — 75. Не даёт Змеищо строку на три годика. А просил Добрыня строку на три месеця: «Уш ты дай мне, Змеищо, на три месеця!» — Не даёт ёму Змеищо на три месеця. А просил Добрыня строку на три неделецьки: 80. «Хош ты дай мне, Змеищо, на три неделецьки!» — Не даёт ёму Змея на три неделецьки. Тут просил у ей Добрынюшка на три денецька, — Не даёт ёму Змеищо на три деницька. А просил у ей Добрыня на три цясика: 85. «Хош ты дай мне, Змеищо, на три цясика А мне-ка выплыть добру молоцьцю на крут бережок, А дотти хош мне до платьиця до цветного!» А дала ёму Змеищо на три цясика. А тут поплыл Добрыня на крут бережок, 90. Выходил тут Добрыня на крут бережок, Да пошол он ко платью фсё ко цветному. Не дошол он до плать(и)ця до чветного, Увидал он сибе в ношу сер-горючь камень. Он хватал где-ка етот сер-горючь камень — 95. Он мётал ёго в Змеища троёглавого; Он отшып у Змеища фсе три головы, Он три головы отшип у ей — три хобота. Он и сам говорил да таково слово: «А святы оцьци писали, те не прописалисе: 100. А сказали: “От Добрыни змеи смерть прыдёт!” — А тепере ну от Добрынюшки змеи смерть прышла!» А веть тут где Змеищу и славы поют, 103. А славы-ти поют — да старину скажут.

371. Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

А во стольном было городи во Киеви А тут жыл-был Добрынюшка Микитиц млад. А т(ут) он задумал где ехать во чисто полё, Он веть стал просить у маменьки благословленьиця: 5. «Уш ты ой еси, маменька родимая, Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Уш ты дай мне-ка, маменька, благословленьицо Мне-ка съездить добру молоцьцю во чисто полё». А даёт ёму маменька благословлень(и)цё. 10. А тут стал где Добрынюшка снарежатисе, Поскоре того Никитиц стал сподоблятисе; Он и стал своей жоны ноньче наказывать, Он наказыват ей, крепко наговарыват: «Ты жыви, жона Настасея, первы пять лет, 15. А жыви, жона Настасея, фторы пять лет, А жыви, жона Настасея, третъи пять лет; А пройдёт тому времени пятнаццэть лет, А не будёт как Добрынюшки ис чиста поля, — А ты тогда хоть, Настасея, вдовой жыви, 20. Хоть вдовой жыви, Настасея, хош замуш поди; Хош за князя ты поди, хош за боярина, За купьця хоть ты поди гостя торгового, Хош за руського за сильнёго богатыря, — А не ходи ты за Олёшу сына Поповича, 25. За Добрынина большого неприятеля!» А тут поехал Добрынюшка во чисто полё. А много-мало тому времени минуицьсе, А жывёт жона Настасея тут первы пять лет, А жыла жона Настасея фторы пять лет, 30. Прожыла жона Настасея третьи пять лет, А как выступило летичько на шошнаццато, — А как нет фсё Добрыни ис чиста поля, На Настасеи сватовья стали сватацьсе; Стали сватацьсе на ей веть князи-бояра, 35. Уш как те же купчи-гости торговые, А ишше руськия сильния богатыри. А не йдёт она за князя, за боярына, А не йдёт и за купьця-гостя торгового А за руського сильнёго богатыря. 40. А стал свататьсе Олёша сын Поповичь-от. А не йдёт она за Олёшу и за Поповичя. Приневаливат ей богоданна-та родна матушка А чесна вдова Омельфа Тимофеёвна. А во ту где-ка пору и во то время 45. По тому где-ка городу-ту Киеву А проехал тут старой казак Илья Муромець. Он ехал старой казак ис чиста поля, Он и сам говорил, стары, таково слово: «Уш я видял во поли чюдо чюдноё, 50. Чюдо чюдноё я видял, диво дивноё, Диво дивноё я видял, тело белоё, Тело белоё я видял молодечькоё, Тело молода Добрыни сына Микитичя; Уш как ро́том у Добрынюшки трава росла, 55. А глазами у Добрынюшки чветы чьвели!» А во те поре Настасья-лебедь белая А пошла где она нонь во замужесьво За того она Олёшу сына Поповича. А сёгодни-не (так) у их да, верно, свадьбы быть; 60. А ушли они топерице ко Божьей черкви, А прымать они пошли ноньче Божьей закон. А во ту где-ка пору и в то время По тому где-ка городу-ту Киеву А по той же по улочьки шырокое 65. А идёт тут калика перехожая Она прямо г Добрынюшки на шырокой двор. Проходя идёт калика на красно крыльцо, Проходя идёт калика по новым сеням, Проходя идёт калика в нову горницю; 70. Говорила тут калика таково слово: «Уш ты здрастуй, Добрынина родна маменька А чесна вдова Омельфа ты Тимофеёвна! У вас ’де же Добрынина молода жона А веть та где Настасья-лебедь белая? 75. А ф пиры ушла але беседушки? Але она ушла нонь во замужесьво? Але ей топе́ре в жывоти́ нету?..» Говорит тут Добрынина родна маменька А чесна вдова Омельфа Тимофеёвна: 80. «Уш ты ой еси, калика перехожая! А как та где Добрынина молода жона А ушла она где ноньче во замужество За того она Олёшу сына Поповича; А ушли они топере ко Божьей церкви, 85. Ко Божьей черкви, к Олёши на шырокой двор!» Говорит тут калика перехожая: «Уш ты ой еси, Добрынина родна маменька, Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Уш ты дай мне Добрынина платья цветного 90. А сходить мне к Олёшеньки на свадёпку!» А на то где Омельфа-та ослушалась, Не выносит калики платья цветного; А сама говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, калика перехожая! 95. У Олёшеньки свадьба идёт строгая: У ворот у Олёши прыворотники, У дверей у Олёшеньки прыдверники, — Не пропустят калики на шырокой двор!» Говорыт тут калика-та во фторой рас: 100. «Уш ты ой еси, Добрынина родна матушка, Ты чесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Уш ты дай мне Добрынина платья цветного, Не хорошого мне платья, — хош дай по-среднёму!» А на то где Омельфа не ослушалась, 105. Выносила ёму да платья цветного. Да брала тут калика платьё чьветноё, Надевала калика платьё чьветноё; Одеват тут калика, приговарыват: «А замолода платьицё завожоно, 110. А на старость верно — платьё прыгодилосе!» Э говорыт тут калика таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынина родна маменька А чесна вдова Омельфа ты Тимофеёвна! Уш ты дай мне Добрыниных звоньчятых гуслей; 115. Мне сходить нать к Олёшеньки на свадёпку, Посмотреть у Олёши нать молоду жону, Какова у Олёши молода жона; Есле весёла она, да мы роспе́чалим, А печальня она, ей прирозвеселим!» 120. А на то где Омельфа не ослушалась, Выносила калики звоньчяты гусли. А тут брал-де калика звоньчяты гусли, Он положыл веть гусли под леву полу, — Он пошол-де к Олёшеньки на свадёпку. 125. А приходит к Олёшину к шыроку двору — У ворот у Олёши прыворотники: Не пропустят калику на шырокой двор... Вынимал тут калика тры златых деньги, Оддавал тут калика прыворотникам — 130. Пропустили калику на шырокой двор. У дверей у Олёши фсе прыдверничьки: Не пропустят калики в нову горницу. Вынимал тут калика три златы деньги — Пропустили калику в нову горницю. 135. Ишше злы у Олёшеньки весёлы гости: Не пропустят калики среди горници. Вынимал тут калика три златых деньги, Оддавал тут калика весёлым гостям, — Пропустили калику среди горничи. 140. Проходила калика среди горничи, А садилась калика среди горничи, Ише склала калика ноги под жопу. Вынимал тут калика звоньчяты гусли, Заиграл тут калика в звоньчяты гусли,. 145. А играл тут калика жалко-жалосно. А тут князь-ёт Владимер был веть тысичьким, А кнегина-та Опраксея большой сватьюшкой, А стары-ти казак был болъшой друшкою. А тут княз-ёт Владимер призадумалса, 150. А кнегина-то Опраксея росплакалась, У Олёши молода жона запечалилась. Говорит тут Владимер стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Олёша сьш Поповичь млад! Ты налей-ко-се чяру зелена вина, 155. Ты подай-ко-се калики перехожое Для того ей для Добрыни сына Микитичя!» А на то где Олёша не ослушалса, Наливал он где чяру зелена вина, Подавал он калики перехожое. 160. А ставал тут калика на резвы ноги, Прынимал ету чяру единой рукой, Выпивал ету чяру к единому духу, А садилса опять он среди горьници. А играл тут калика в звоньчяты гусли, 165. А играл тут калика пуще старого, Пуще старого играл он жалко-жалосно. А кнегина-та Опраксея росплакалась, Говорила тут кнегина-та Опраксея: «А давно етих гуслей да мы не видали, 170. Мы давно етой игры ноньче не слыхали Посли того где Добрыни сына Микитичя». Говорит тут Владимер-княсь стольнекиевьский: «Уш ты ой еси, Олёша сын Поповичь млад! Ты налей-ко-се чяру пива пьяного, 175. Ты подай-ко калики перехожое Для того ей для Добрыни сына Микитичя!» А на то где Олёша не ослушалса — Наливал он где чару пива пьяного, Подносил он калики перехожое, 180. Тут ставал где калика на резвы ноги, Выпивал ету чярочьку фсю досуха, А садилса опять он среди горьничи. Он играл-де калика в звоньчяты гусли, — А играл он калика пуще старого, 185. Пуще старого играл он жалко-жалосно. Говорит тут стары казак Илья Муромечь, Говорил тут Илеюшка таково слово: «Уш ты ой еси, Олёша сын Поповичь млад! Ты здорово женилса, тибе не с ким спать!» 190. Говорил тут Владимер княсь таково слово: «Уш ты ой еси, Олёшенька сын Поповичь млад! Ты налей-ко-се чяру мёду слаткого, Уш эту-ту чярочьку жоны оддай; А подаст она калики перехожое 195. Для того она Добрыни сына Микитичя!» А на то где Олёшенька не ослушалса, Наливал он чяру мёду слаткого, Он велел ету чярочьку жоны подать. А брала тут Настасья чяру мёду слаткого, 200. Подносила калики перехожое. А ставал тут калика на резвы ноги, Принимал он калика чяру мёду слаткого, Выпивал ету чярочьку фсю досуха. Он снимал со правой руки злачон перстень, 205. Он спускал где-ка перстень в эту чярочьку, Подавал он Олёшыной молодой жоны. А брала тут Олёшына молода жона, Вынимала ис цяроцьки злачён перстень А наложила перстень на праву руку; 210. А скакала она тут на резвы ноги, А пошла тут она где из застолья вон. Выходила она да среди горничи, Она падала Добрынюшки во резвы ноги, Она сама говорыла таково слово: 215. «Ты прости меня, Добрыня, во первой вины!» А тут брал ей Добрыня за белы руки, Чёловал он в уста ей во сахарные: «Во первой вины, Настасья, тибя Бох простит!» А пошол он веть тут ис светлой грыни. 220. А скакал тут Олёша на резвы ноги, А хватил он со спичьки саблю вострую, — Он и хочот казнить ёму буйну голову. Говорит тут стары казак Илья Муромечь: «Уш ты ой еси, Олёшенька Поповичь млад! 225. Уш как я-то бы нонь веть — не тибе чота, 226. Уш как был у мня Добрыня на белых грудях!..»

372. Василий Окулович и Соломан

(См. напев № 41)

А во славной было главной Золотой Ёрды У прикрасного Василья сына Окуловичя Собиралось пированьичё-почесьён пир А про многих про пановей-улановей, 5. А про тех было мурзоф и тотаровей. Уш как пир-от идёт нонь пир навесели, Уш как день-от идёт да день ко вечёру: Ише фсе на пиру нонь пьяны-весёлы — Ишше фсе на чесном пиру росхвастались. 10. А Васильюшко по грынюшки погуливат, Он веть куньей-то шубочькой розмахиват, Золотым костыльком ф пол поколациват; Ише сам из рецей он выговарыват: «Уш вы ой еси, пановья-юлановья, 15. Уш вы те же мурзы да фсе тотарыны! У нас фсе нонь во городе поженёны, Красны девушки взамуш фсе повыданы; А один я Васильюшко холост хожу, Я холост-де хожу и нежонат слыву. 20. Вы не знаите ле где-ка мне обручьници?» А тут большой-от кроицьсе за средьнёго, А тут средьней бороницьсе за меньшого; От меньшого, сидят, долго ответу нет. Иза того нонь стола было окольнёго 25. Выставал тут удалой доброй молодець, А по имени Торокашко сын Заморенин. Он поближе к Василью придвигаицьсе, Он пониже ёму да поклоняицсэ: «Уш ты батюшко Василей сын Окуловичь! 30. Уш я знаю тибе ноньче обручьницю; Уш я знаю не девицю-душу красную, Уш я знаю тибе нонь жону мужнюю А во том же во Чярьсви с Ерусолином У того где чяря ноньче Соломана, 35. Ише та где чяричя Соломадина; Красотой она красна и ростом высока». Говорил тут Василей сын Окуловичь: «Уш ты ой еси, Торокашко сын Заморенин! Как нам можно у живого мужа жона отнять? 40. А Соломан чярь Давыдовичь хитёр-мудёр, Розорит-попленит фсю Золоту Ёрду». А на то Торокашко-вор догадлив был, Говорил Торокашко таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! 45. Без бою возьмём, без драки, мы без сеценья, Безо всякого возьмём мы кроволитея! Нагрузи ты мне топере три черных карабля: Уш как первой карапь ты со товарами, Уш как фторой карапь со плисом-бархатом, 50. Уш как третей-от карапь ты со напитками, А со фсякима со разныма закусками!..» А на то где Василей не ослушалса; Нагрузил он топере три черных-е карабля: Уш как первой карапь он со товарами, 55. Уш как фторой карапь со плисом-бархатом, Уш как третей карапь и со напитками А со фсякима со разныма закусками; Он и дал ёму на корабли товарыщоф. А пошли они здраво за синё морё. 60. Ёму пала тут веть поветерь способная, — Поднимала паруса белы полотнянны: Он здраво перешол черес синё морё. Он приходит во Чярьсво в Ерусолим-грат; Становицьсе он на пристань карабельную, 65. Опускал он паруса белы полотняны, Он вымётывал якори булатныя, Он вымётывал сходёнки дубовыя; Он и брал с собой подарочьки не маленьки, Он не маленьки подарки брал — ф петьсот рублей; 70. Он пошол где к чяру-ту ко Соломану. Он приходит к Соломану к шыроку двору, Проходя идёт Торокашко на кра(с)но крыльцо, Проходя идёт Торокашко в нову горьничю. А выходит тут девушка-чернавушка. 75. Говорил тут Торокашко таково слово: «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! Ишше дома ле Соломан-чярь Давыдовичь?» Отвечат ёму девушка-чернавушка: «У нас Соломана-чяря в доме не случилосе, 80. А уехал Соломан во чисто полё Он на тихи на вёшныя на заводи Он стрелять-де гусей да белых лебедей!» Говорил тут Торокашко таково слово: «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! 85. У вас дома ле чяричя Соломадина?» Отвечат ёму девушка-чернавушка: «У нас дома чяричя Соломадина!» Говорил тут Торокашко таково слово: «Уш ты ой еси, девушка-чернавушка! 90. Ты пошли сюда чяричю Соломадину!» Выходила тут чяричя Соломадина. Говорил тут Торокашко таково слово: «Уш ты здрастуй, чяричя Соломадина!» Он вымал тут подарочьки не маленьки, 95. Он не маленьки подарочьки — ф петьсот рублей; Он дарыл где чяричи Соломадиной; Он и звал ей теперече на тры черных карабля Он опченивать товары фсё заморския, С которого товару коя пошлина: 100. «А по пошлины в городи торговать буду!» А на то где чяричя не ослушалась, Поскорёшенько она тут снарежаласе. А пошли они с Торокашком на три черных карабля. Он на то Торокашко-вор догадлив был: 105. Не на тот ведёт корапь, ко́ей со товарами, Не на тот ведёт карапь, коей с плисом-бархатом, — Он на тот ведёт карапь, коей со напитками, Он со всякима разныма со закусками. Он садил ей за столы нонь за дубовые 110. Да он за те ей за скатерти персцятые, Он за те где напитки розналисьние. Подавал он ей напиткоф розналисьних-е, Он и сам говорил да таково слово: «Выпей-выкушай, чяричя Соломадина; 115. Веселей тибе товары наши опченивать, Со которого товару котора пошлина: Я по пошлины в городи торговать буду». А на то где чяричя не ослушалась, Выпивала эту чярочьку-ту первую. 120. Наливал Торокашко чяру фторую: «Ище выкушай, чяричя Соломадина, — Веселей тибе товары наши опченивать!» А на то где чяричя не ослушалась — Выпивала эту чярочьку-ту фторую, 125. Выпивала эту чярочьку фсю досуха. Где пила чяричя, ела, тут и спать лёгла. Он на то Торокашко-вор догадлив был: Обирал он веть сходёнки ду(б)овыя, Он выкатывал якори булатныя, 130. Поднимал он паруса белы́ полотнянны. А ёму пала поветерь способная, — Он отправилса здраво за синё морё. Ишше тут-де чяричя пробужаицьсе, От великое хмелинушки протвержаицьсе, 135. А сама говорит она таково слово: «Уш ты ой еси, Торокашко сын Заморенин! Ты куда миня везёш веть жону мужнюю? Ты за князя ле везёш миня, за кнезьевичя? За короля ле везёш миня, королевичя? 140. За сибя ле, за дородня добра молочьчя?» Говорил тут Торокашко таково слово: «Я везу тибя чяричю Соломадину Я во славну во главну Золоту Ёрду За прикрасного Василья сына Окуловичя!» 145. А приходят они здраво в Золоту Ёрду; Приставаёт на пристань он карабельнюю, Опускал он паруса белы полотняны, Он вымётывал сходёнки дубовые. Тут стречял-де Василей сын Окуловичь, 150. Он и брал где чяричю за белы руки, Чёловал он в уста ей во сахарные, Он повёл ей чяричю во шырокой двор. А чесным у их пирком да ноньче сватьбы быть. А во ту где веть пору и во то время 155. А приехал Соломан-чярь Давыдовичь, А приехал Соломан-чярь из чиста поля. Не выходит чяричя Соломадина, Не стречят-де Соломана из чиста поля, Не берёт где Соломана за белы руки, 160. Не снимат где Соломана со добра коня, Не чёлуёт в уста ёго сахарные. А выходит тут девушка чернавушка, А берёт где Соломана за белы руки, А снимат-де Соломана со добра коня. 165. Говорит тут Соломан-чярь Давыдовичь: «Уш ты ой еси, девушка чернавушка! У нас ґде же чяричя Соломадина? А ф пиры она ушла але в беседушки? Але она топере во гульбу ушла? 170. Але она топерече больна лёжыт? Але ей топере в жывоти нет?» Отвечят тут-де девушка-чернавушка: «У нас нет ноньче чяричи Соломадиной; Приходил Торокашко нонь з-за синя моря 175. Он на трёх же черных-е караблях; Приходил он с товарам(и) з заморскима; Он увёл ей Торокашко на три черных карабля Он опченивать товары фсё заморьские, Со которого товару коя пошлина, 180. Он по пошлины в городи торговать хотел; Он увёс ей чяричю за синё морё Он во славну во главну в Золоту Ёрду За прикрасного Василья сына Окуловичя!» А веть тут ето Соломану за беду при(ш)ло, 185. За велику за досаду показалосе; Он и падал где батюшку в резвы ноги, Он и стал просить у батюшка благословленьичё А сходить где Соломану в Золоту Ёрду А за той же чяричей Соломадиной. 190. Говорил тут Давыд ёму родной батюшко: «Уш ты ой еси, Соломан чярь Давыдовичь! Ты пойдёш-де во славну в Золоту Ёрду, Насидисьсе под гузном ты под бабьим же!..» А тут стал где Соломан снарежатисе, 195. Он и брал с собой где силушку-рать великую, Он отправилса с силой за синё морё. А ёму пала поветерь способная; А счесливо перешол он черес синё морё. Не дошол он до славной Золотой Ёрды, 200. Он оставил свою тут нонь фсю силочьку; Он пошол тут Соломан в Золоту Ёрду, Он пошол, своей силушки наговарывал: «Уш ты ой еси, моя сила-рать великая! Я пойду теперь во славну в Золоту Ёрду; 205. Заиграю я во турьей рок во первой рас — Вы тогда, моя сила, снаредитисе; Заиграю я во турьей рок во фторой рас, — Вы тогда, моя силочька, подвиньтесе; Заиграю я во турьей рок во третьей рас, — 210. Вы тогда, моя силочька, фсе бытьте тут!» А пошол тут Соломан в Золоту Ёрду. А приходит Соломан в Золоту Ёрду Он к тому где к Васильюшку к шыроку двору. Проходя идёт Соломан на красно крыльцо, 215. Проходя идёт во грыдьню княженечькую. А Васильюшка тут в доми не случилосе, А уехал Василей во чисто полё; Уш как дома чяричя Соломадина Говорит ёму чяричя Соломадина: 220. «Уш ты ой еси, Соломан-чярь Давыдовичь! А приедёт как Василей-сын Окуловичь, А приедёт Василей из чиста поля, Я тогда-то куда тибя девать буду?» Говорит тут Соломам(н) чярь Давыдовичь: 225. «Открой-ко ты перинушку пуховую, Повалюсь я на кроваточьку кисовую, Ты закинь миня перинушкой пуховою!» А тут приехал Василей сын Окуловиць, А приехал Василей из чиста поля. 230. А веть та где чяричя Соломадина А того где чяря да фсё Соломана Повалила на кроваточьку кисовую А закинула периночькой пуховою, А пошла она стречеть-то Василья сына Окуловичя 235. А снимать она Васильюшка со добра коня. А брала она Васильюшка за белы руки, А снимала Василья со добра коня, Чёловала ёго в уста сахарныя, А вёла ёго Василья во светлу грыню. 240. А розделса тут Василей сын Окуловиць. Говорит тут чяричя Соломадина: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Кабы был здесь Соломан чярь Давыдовичь, Уш ты що бы над им нонь как стал делати?» 245. Говорил тут Василей сын Окуловичь: «Я сх(в)атил бы со спичьки саблю вострую, Я сказнил бы Соломану буйну голову!» Тут ставала где чяричя на резвы ноги, Потходила ко кроваточьки кисовое, 250. Она откинула перинушку пуховую: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Ище здесь же Соломан-чярь Давыдовичь!» А скакал тут Василей на резвы ноги, А схватил он со спичьки саблю вострую, 255. Он и хочот казни́ть ёму буйну го́лову. А Соломан-чярь Давыдовичь хитёр-мудёр; Говорит тут Соломан таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! А чярей не казнят — да ноньче вешают. 260. Ты сруби возьми рель[111] да привысокую; Ты полош-ко на рель да перекладинку; За перекладинку повесь-ко ты три петёлки: Ишше перву-ту петёлку шелковую, Уш ты фторую петёлку пеньковую, 265. Уш ты третью петлю повесь липову. А в шолкову-ту веть петёлку полош праву руку, А в пенькову-ту петёлку буйну голову, Уш как в липову петёлку леву руку. Уш ты зделай корэту приу<о>громную 270. А вести миня на рель нонь превысокую, Посади-тко миня ты фпереди сибя! Розойдецьсе ета славушка по фсей земли: “А повесил Василей сын Окуловичь А того же чяря да фсё Соломана!”» 275. А на то где Василей не ослушалса, Он повесил на спичьку саблю вострую. Говорит тут чяричя Соломадина: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Ты казни возьми Соломану буйну голову: 280. А Соломан-чярь Давыдовичь хитёр-мудёр, Розо́рит-попленит фсю Золоту Ёрду!» Говорил тут Василей сын Окуловичь: «А тепериче Соломан-от у нас в руках!» Приказал рубить он рель нонь привысокую, 285. Он положыть на рель нонь перекладинку; За перекладинку повесить велел он три петёлки: Уш как перву-ту петёлку шолковую, Уш как фторую петёлку пеньковую, Уш как третью-ту петёлку он липову; 290. Приказал делать корэту он приу<о>громную. А срубили эту рель да привысокую; Уш как зделали корэту приу<о>громную. Да запрягали ф корэту они добрых коней А вести где чяря нонь фсё Соломана 295. А на ту где-ка рель да превысокую. Посадил ёго Василей фпереди сибя; А поехали они нонь на рель да превысокую. Говорит тут Соломан чярь Давыдовичь, Говорил тут Соломан таково слово: 300. «А передни-ти колёса те веть конь тенёт, Уш как задьни колёса пощо чорт несёт?» Говорит тут чяричя Соломадина: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Ты казни-тко Соломану буйну голову: 305. А Соломан-чярь Давыдовичь хитёр-мудёр, — Розорит-попленит фсю Золоту Ёрду!» Говорит тут Василей сын Окуловичь: «А теперече Соломан-от у нас в руках!» Привёзли ёго ко рели превысокое, 310. Уш как брали Соломана за белы руки А снимали со корэты приу<о>громное, Повели ёго на рель да привысокую. А ступил тут Соломан на первой ступень, Говорил тут Соломан таково слово: 315. «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Ты позволь мне взыграть ф турьей рок во первой рас: У мня есь за горами за высокима, У мня есь за ручьями за прегрубыма, У мня есь за лесами за дремучима 320. У мня ноньче голубы кормлёныя, — А пускай мои голубы послушают А ф последний они да во остадочьний!» Приказал играть Василей ф турьей рок во первой рас. Заиграл тут Соломан ф турьей рок во первой рас; 325. Он играл-де Соломан жалко-жалосно, — Уш как тут ёго сила снаредилася. А ступил тут Соломан на фторой ступень, Говорил тут Соломан таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! 330. Ты позволь мне взыграть ф турьей рок во фторой рас: У мня есь за горами за высокима, У мня есь тут веть голубы кормлёныя, — А пущай мои голубы послушают А ф последний они нонь, во остадочьний!» 335. Приказал играть Василей в турьей рок во фторой рас. Тут играл-де Соломан пуще старого, Пуще старого играл он жалко-жалосно, — Уш как тут ёго силочька прыдвинулась. А ступил тут Соломан на третей ступень, 340. Говорил тут Соломан таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Ты позволь мне взыграть ф турьей рок в последний рас: У мня есь за горами за высокима, У мня есь нонь веть голубы кормлёныя, — 345. А пускай мои голубы послушают А ф последней они нонь, во остадочьний!» Приказал играть Василей ф турьей рок ф последний рас. Заиграл тут Соломан ф турьей рок ф последней рас, Заиграл тут Соломан жалко-жалосно, — 350. Уш как тут ёго сила фся нагрянула: Тут хватали Васильюшка за белы руки, Ишше ту где чяричю Соломадину А того же Торокашка сына Заморенина. Повели их на рель да превысокую 355. Их весить-то фсех ноньче ф три петёлки. А ф шолкову-ту повесили Васильюшка, А ф пенькову-ту чяричю Соломадину, Уш как в липову Торокашка сына Заморенина. Говорит тут Соломан-чярь Давыдович, 360. Говорил тут Соломан таково слово: «Розойдецьсе типерь славушка по фсей земли: “А повесил Соломан-чярь Давыдовичь А того же Василья сына Окуловичя, Ище ту где чяричю Соломадину 365. А того же Торокашка сына Заморенина!”» Ишше тут им типерече славы поют, 367. А славы им поют — фсем старины скажут.

Чупова Анна Петровна

Анна Петровна Чу́пова — крестьянка дер. Кильцы, жена крестъянина Ивана Егоровича Чупова, 72 лет. Она родом с реки Вижаса, впадающей в Чесскую губу, из дер. Гришиной. Оттуда она приезжала в дер. Кильцу, где крещена, и здесь вышла замуж за Ив. Ег. Чупова. Она понятлива и старательна; несмотря на старость, она летом «обряжается» с хозяйством, варит обед, печет хлеб и доит коров. Старинам, по ее словам, она научилась на реке Вижасе от отца: она любила старины и заставляла отца петь. Она пропела мне пять старин: 1) «Хотен Блудович», 2) «По́тык», 3) «Ванюшка Маленькой (Иван Годинович) и Настасья Митреевична», 4) «Данило Игнатьевич» и 5) «Дунай». Кроме того, она раньше знала старины 1) про Михаила Даниловича и царя Скурлавца и 2) про Ивана Додоровича (Сухматия), но пропеть теперь не могла, так как уже забыла. Я записал у нее напевы трех первых старин и еще какой-то одной, слов которой разобрать в фонографе нельзя. Она слыхала также кое-какие старины у своего мужа. Платой за старины она была очень довольна, так как за неполный день ей пришлось более рубля.

373. Хотен Блудович

(См. напев № 42)

Во стольнём-то городе во Киеви У ласкова князя у Владимера <У> ёго было пированъё, был поцесьён пир. Да и было на пиру у ёго две вдовы: 5. Да одна была Офимья Цюсова жона, А друга была Овдотья Блудова жона. Ише ф та поре Овдотья Блудова жона Наливала цяру зелена вина, Подносила Офимьи Цюсовой жоны, 10. А сама говорила таково слово: «Уш ты ой еси, Офимья Цюсова жона! Ты прими у мня цяру зелена вина Да выпей цяроцьку фсю досуха. У меня ес<т>ь Хотенуш(к)о сын Блудовиць, 15. У тебя ес<т>ь Цейна прекрасная. Ты даш, ли не даш, или откажош-то?» Ише ф та поре Офимья Цюсова жона Принела у ей цяру зелена вина, Сама вылила ей да на белы груди, 20. Облила у ей портищо во петьсот рублей, А сама говорила таково слово: «Уш ты ой еси, Овдотья Блудова жона! А муж-от был да у тя Блудищо; Да и сын-от родилсэ уродищо, 25. Он уродищо, куря потслепоё: На коей день гре́нёт, дак зерьня найдёт — А на тот-де день да куря сыт жывёт, На коей день не гре́нёт, зе́рьня не найдёт — А на тот-де день да куря голодно!» 30. Ише ф та поре Овдотье за беду стало, За велику досаду показалосе. Пошла Овдотья со чесна пиру, Со чесна пиру да княженецкого; И повеся идёт да буйну голову, 35. Пото<у>пя́ идёт да оци ясные И во матушку и во сыру землю. А настрету ей Хотенушко сын Блудовиць; Он и сам говорит да таково слово: «Уш ты мать, моя мать и государына! 40. Ты що идёш со чесна пиру не весёла, Со чесна пиру да княженецкого: Ты повеся идёш да буйну голову, Пото<у>пя идёш да оци ясные И во матушку да во сыру землю? 45. Але место тибе было от князя не по вотцины? Але стольники до тибя не ласковы, Але цяшьники да не приятливы? Але пивным стоканом тя обносили, Але цяры з зеленым вином да не в доход дошли? 50. Але пьяниця да надсмеяласе, И безумниця ле навалиласе, Ле невежа нашла да небылым словом?» Говорит ёму Овдотья Блудова жона: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! 55. Мне-ка место от князя фсё было по вотцины; Миня пивным стоканом не обносили, И цяры з зеленым вином да фсе в доход дошл(и); И не пьяниця и не надсмеяласе, Не безумниця не навалиласе, 60. Не невежа не нашла и небылым словом. Нас было на пиру да только две вдовы: Я одна была Овдотья Блудова жона, А друга была Офимья Цюсова жона. Наливала я цяру зелена вина 65. Подносила Офимьи Цюсовой жоны; Я сама говорила таково слово: “Уш ты ой еси, Офимья Цюсова жона! Ты прими у мня цяру зелена вина, Да ты выпей цяроцьку фсю досуха. 70. У меня ес<т>ь Хотенушко сын Блудовиць, У тибя ес<т>ь Цейна прекрасная. Ты уш даш, ле не даш, или откажош то?” Ише в та поре Офимья Цюсова жона Приняла у мня цяру зелена вина, 75. Сама вылила мне да на белы груди, А облила у мня портищо во петьсот рублей; Да сама говорила таково слово: “Уш ты ой еси, О(в)дотья Блудова жона! Да муж-от был да у тя Блудищо; 80. Да и сын-от родилосе уродищо, Уродищо, куря потслепоё: На коей день гренёт, дак зерьня найдёт — А на тот-де день да куре сыт жывёт, На коей день не гренёт, зерьня не́ найдёт — 85. А на тот-де день да куре голодно!”» Ишше ф та поре Хотенушко сын Блудовиць, Воротя-де он своя добра коня, Он поехал по стольнему по городу. Он доехал до терема Цюсовьина. 90. Он ткнул копьём да ф шыроки ворота, На копьи вынёс ворота середи двора, — Тут столбики да помитусились, Цясты мелки перила приосыпались. Тут выглядывала Цейна прекрасная 95. И выглядывала да за окошецько, А сама говорила таково слово: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Отець-от был да у тя Блудищо; Ды и ты родилосе уродищо, 100. Ты уродищо, куря потслепоё: Ты уш ездиш по стольнему-ту городу, Ты уш ездиш по городу, уродуёш, Ты уродуёш домы-ти вдовиные: На коей день гренёш, дак зерьня найдёш, — 105. Ты на тот-де день да, куря, сыт жывёш; На коей день не гренёш, зерьня не́ найдеш, — А на тот день да, куря, голодно!» Он и шып как палицей в высок терям, — Он шшып терям да по окошкам здолой, 110. Одва цють она за лафку увалиласе. Ише ф та поре Офимья Цюсова жона Идёт Офимья со чесна пиру, Со чесна пиру да княженецького; А сама говорит да таково слово: 115. «Кажысь, не было не бури и не падёры, — Моё домишко фсё да розвоёвано!» Как стрецят ей Цейна прекрасная, А сама говорит да таково слово: «Уш ты мать, моя мать и восударына! 120. Наежжало этта Хотенушко сын Блудовиць; Он ткнул копьём да ф шыроки ворота, На копьи вынёс ворота середи двора, — Тут столбики да помитусились, Цясты мелки перила да приосыпались. 125. Я выглядывала да за окошецько И сама говорила таково слово: “Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Отець-от был да у тя Блудищо; И ты родилось уродищо, 130. Ты уродищо, куря потслепоё: Ты уш ездиш по стольнёму-ту городу, Ты уш ездиш по городу, уродуёш, Ты уродуёш домы-ти вдовиные!” Он и шып как палицэй в высок терям, — 135. Он шшып терям да по окошкам здолой, Одва цють я за лафку увалиласе». Ише тут Офимьи за беду стало, За велику досаду показалосе. Ушла Офимья ко князю ко Владимеру, 140. Сама говорила таково слово: «Государь князь Владимер стольнекиевской! Уш ты дай мне суправы* на Хотенушка, На Хотенушка да сына Блудова!» Говорит княсь Владимер стольнекиевьской: 145. «Уш ты ой еси, Офимья Цюсова жона! Ты хош, и тысецю бери; да хош, и две бери; А сверх-де того, да ско́льки надобно. Отшыбите у Хотенка буйну голову: По Хотенки отыску не будёт же!» 150. Ишше ф та поре Офимья Цюсова жона Пошла нанела силы три тисици, Посылат трёх сыноф да воёводами. Поежжают дети, сами плацют-то, Они сами говорят да таково слово: 155. «Уш ты мать, наша мать и государына! Не побить нам Хотенка на цистом поли, Потереть нам свои да буйны головы! Веть когда был опсажон да стольне Киев-град И той неволею великою 160. И злыма поганыма тотарами, — Он повыкупил да и повыруцил Ис той из неволи из великое, Из злых ис поганых ис тотаровей». Пошла тут сила-та Цюсовина, 165. Пошла тут сила на цисто полё; Поехали дети, сами плацют-то. Ише ф та поре Хотенушко сын Блудовиць Он завидял силу на цистом поли, Он поехал к силы сам и спрашыват: 170. «Уш вы ой еси, сила фся Цюсовина! Вы охоця сила ли невольняя?» Отвецят тут сила фсё Цюсовина! «Мы охоця сила фсё наёмная!» Он и уцял тут по силы как поежжывать: 175. Он куда приворотит — улицей валит, Назад отмахнёт — дак це́лой пло́щадью. Он прибил тут фсю силу до едного; Он и трёх-то братей тех жывьём схватал, Живьём-то схватал да волосами связал, 180. Волосами-ти связал — да церес конь смётал, Церес конь смётал и ко шатру привёс. Ждала Офимья силу ис циста поля — Не могла она силы дождатисе... Пошла нанела опять силы три тысици, 185. Посылат трёх сыноф да воёводами. Поежджают дети, сами плацют-то: «Уш ты мать, наша мать и восударына! Не побить нам Хотенка на цистом поли, Потерять нам свои да буйны головы!» 190. Говорит тут Офимья Цюсова жона: «Уш вы дети, мои дети фсё рожоные! Я бы лутше вас родила деветь ка́меней, Снёсла каменьё во быстру реку, — То бы мелким судам да ходу не было, 195. Больши суда да фсё розби́вало!» Поехали дети на цисто полё. Завидел Хотенушко сын Блудовиць, Поехал к силы он к Цюсовиной; Он у силы-то да и сам спрашыват: 200. «Вы охвоця сила ли невольняя?» Отвецят тут сила фсё Цюсовина: «Мы охоця сила фсё наёмная!» Он и у́цял тут посилы-то поежжывать: Он куда приворотит — улицей валит, 205. А назат отмахнёт — дак целой площадью. Он прибил тут фсю силу до едного; Он трёх-то братей тех жывьём схватал, Жывьём-то схватал да волосами связал, Волосами-ти связал — и церес конь смётал, 210. Церес конь смётал и ко шатру привёс. Ждала Офимья силу ис циста поля — Не могла опять силы дождатисе... Опеть пошла наняла силы три тысицы, Посылат трёх сыноф да воёводами. 215. Поежджают дети, сами плацют-то: «Уш ты мать, наша мать и восударына! Не побить нам Хотенка и на цистом поли, Потереть нам свои да буйны головы! Веть когда был опсажон да стольне Киев-грат 220. И той неволею великою И злыма поганыма тотарами, — Он повыкупил да и повыруцил Ис той из неволи из великое, Из злых ис поганых ис тотаровей». — 225. «Уш вы дети, мои дети рожоные! Я бы лутше вас родила деветь ка́меней, Снёсла каменьё во быстру реку, — То бы мелким судам да ходу не было, Больши-ти суда да фсё розбивало!» 230. Пошла тут сила фсё Цюсовина; Поехали дети, сами плацют-то. Ише ф та поре Хотенушко сын Блудовиць Завидял силу на цистом поли; Он приехал к силы-то к Цюсовиной, 235. Он у силы-то да и сам спрашыват: «Вы охоця сила или невольняя?» Говорит тут сила фсё Цюсовина: «Мы охоця сила фсё наёмная!» Он и уцял тут по сило(ы)-то поеждживать: 240. Он куда приворотит — улицей валит, Назат отмахнёт — дак целой площадью. Он прибил тут фсю силу да едного; Он и трёх-то братей тех жывьём схватал, Жывьём схватал да волосами связал, 245. Волосами-ти связал — да церес конь смётал, Церес конь смётал да ко шатру привёс. Ждала Офимья силу ис циста поля — Не могла она силы дождатисе... Пошла она к Хотенку сыну Блудову, 250. А сама говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Ты возьми мою Цейну прекрасную, Ты оддай мне деветь сыноф на выкуп фсех!» Говорит тут Хотенушко сын Блудовиць: 255. «Уш ты ой еси, Офимья Цюсова жона! Мне не нать твоя Цейна прекрасная. Ты опсыпь моё востро копьё; Ты опсыпъ возьми да златом-серебром Долможа́но[112] ёго ратовищо семи сажон 260. От насадоцёк до прысадоцёк; Ты опсыпь возьми да златом-серебром, Златом-серебром да скатным жемцюгом, — Я оддам те деветь сыноф на выкуп фсех!» Ише ф та поре Офимья Цюсова жона 265. Покатила цисто серебро телегами, Красно золото — да то ордыньскою; Опсыпала она у ёго востро копьё, Опсыпала она да златом-серебром, Златом-серебром да скатным жемцюгом, — 270. Не хватило у ей да одной цетьверти. Говорит тут Офимья Цюсова жона: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Ты возьми мою Цейну прекрасную, Ты оддай мне деветь сыноф на выкуп фсех!» 275. Говорит тут Хотенушко сын Блудовиць: «Мне не нать твоя Цейна прекрасная; Уш ты фсё опсыпь да златом-серебром, Златом-серебром да скатным жемцюгом, — Я оддам те деветь сыноф на выкуп фсех!» 280. Говорит кнезь Владимер стольнекиевьской: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блудовиць! Ты возьми у ей Цейну прекрасную!» Говорит тут Хотенушко сын Блудовиць: «Я возьму у ей Цейну прекрасную; 285. Я возьму ею́ не за сибя замуш, А за своёго да слугу верного А за того же за Мишку фсё за пара<у>п<б>ка!» Говорит кнезь Владимер стольнекиевьской: «Уш ты ой еси, Хотенушко сын Блу[ло]довиць! 290. Ты возьми ею да за сибя замуш; Ише, право, она да не худых родоф, — Она веть уш да роду царьского!» Тут и взял Хотенко за сибя взамуш, Ей оддал деветь сыноф на выкуп фсех. 295. Затем-то Хотенушку славы поют, 296. Славы поют да старину скажут.

374. Потык

(См. напев № 43)

А день-от идёт да нонь ко вечору; Красно солнышко катицьсе ко западу, Ко западу катицьсе — ко закату. А Владимер-от княсь да стольнекиевьской 5. Пошол кнесь Владимер да ф тёплу ложню спать Со своей-от кнегиной да со Опраксеей, Ише с той Опраксеей да с королевисьней. А пир-от идёт да пир навесели. А фсе на пиру да сидят, пьют, едят; 10. А фсе на цесном да пьяны-весёлы. А един на пиру сидит — не пьёт, не ест, А не пьёт, он не ест — сидит, не кушаёт Ише Потыки Михайло и сын Ивановиць; Нецем же Михайло, седит, не хвастаёт. 15. Ише нецем ле у Михайла да нонь похвастати: Ише нет ле у Михайла да золотой казны, Ише нет ле у Михайла да платья цветного, Ише нет ле у Михайла да коней добрыех, Ише нет ле у Михайла да в поли выслуги? 20. Ише злы были бояра да злы подвот<д>чики; Они подмолвили князю да фсё Владимеру: «Ише Потыки Михайло сидит — не пьёт, не ест, А не пьёт, он не ест — седит, не кушаёт: На тибя-ле он на князя да лихо думаёт!» 25. Говорыт Потыки́ Михайло да сын Ивановиць: “Кабы был у Михайла да у мня доброй конь, — Я бы съездил Михайло да в землю дальнюю, Я во дальнюю землю да фсё во лямьскую! Я бы стару-ту силу да фсю конём стоптал, 30. Я воистых молоццей бы да ф пень повырубил; Я бы цисто-то серебро телегами катил, Я бы красно-то золото — ордыньскою; Я бы красных-то девушок — станицеми, Молодых молодиць — да табуницеми; 35. Я бы добрых коней да табунами гнал!..”» Тут пошол кнесь Владимер да стольнекиевьской, Он сам говорит да таково слово: «Уш ты ой Потыки́ Михайло да сын Ивановичь! Скажут: “В оцях ты, Михайло, да нонь не хвастаёш, 40. По-за воцью, Михайло, да похваляисьсе!” Скажош: “Был бы у Михайла да у мня доброй кон(ь)”, Скажош: “съездил бы Михайло да в землю в дальнюю, А во дальнюю Землю да ты во Лямскую!” Скажош: “стару-ту силу да фсё конём стоптал, 45. Ты воистых молоццей бы да ф пень повырубил”; Скажош: “цисто-то серебро телегами катил”, Скажош: “красно-то золото — ордыньскою; Ишше красных-то девушок — станицеми, Молодых молодиць — да табуницеми”; 50. Скажош: “добрых-то коней — да тех табунами гнал!”» Говорыт Потыки Михайло да сын Ивановиць: «Таковых-то я рецей да не говарывал; А и що к цёму придёт, дак я не пе́тюсе!» Той будёт Михайло да на конюшын двор; 55. И седлал, он уздал да коня доброго И подвязывал потпруги да шолку белого (А двенаццать потпруг да шолку белого, А тринаццата потпруга — церес хребётну кость): «А не ради басы, да ради крепости, 60. А фсё ради храбрости молодецькое Да для-ради опору да богатырьского, Не оставил бы конь да во цистом поли, Не заставил бы конь миня пешу ходить!» Тут поехал Михайло да в землю в дальнюю 65. А в дальнюю Землю да фсё во Лямьскую. А смотрели бояра со стены да городовое, А смотрели поеску да богатырьскую; А не видели поески да богатырьское, Они тольки веть уш видели, как на коня он сел. 70. Из города поехал не воротами, — А церес где стену да городовую А церес-де башни да наугольние: А тольки лиш ф поли да курева стоит, Курева-та стоит — да дым столбом валит. 75. Здраво стал-де Михайло да полём цистыем; Здраво стал-де Михайло да реки быстрые; Здраво стал-де Михайло да ф землю в дальнюю, Во дальнюю Землю да фсё во Лямьскую. Он уш стару-ту силу да фсю конём стоптал, 80. И воистых молоццей да ф пень повырубил; Он цисто-то серебро телегами катил, Он уш красно-то золото — ордыньскою; Он уш красных-то девушок — станицеми, Молодых молодиць — да табуницеми, 85. Он уш добрых коней да табунами гнал. Он уш прибрал сибе да полюбовницю А прикрасную Марью да королевисьню (Ище сколь-то (так)-де Марья да лебедь белая!) А садил он ею да на добра коня, 90. На добра коня садил да фпереди себя; И поехали они да по цисту полю. Они едут как по полю по цистому. Не из далеця-далеця да ис циста поля, Ис того же роздолья да ис шырокого 95. И ползёт-де змея, да змея лютая, А люта змея да потколодная; Она ползёт веть к Михайлу да ко добру коню, А сама говорит да таково слово: «Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановичь! 100. Соскоци-тко ты, Михайло, да со добра коня, Ты разуй-ко-се, Михайло, сапок да со правой ноги, Ты сходи-тко-се, Михайло, да во синё морё, Зацерпни-тко-се воды свежо-ключевое, Ты залей мать-зеленую дубровушку: 105. Есь горит-де ф цистом поли ковыль-трава, А ф цистом-то веть поли есь цяс ракитоф кус, А ф кусту у змеи да ес<т>ь тёпло гнездо, А в гнезди у змеи ес<т>ь да дети малые. Я на нужно тибе время да пригожусь когда-небудь, 110. Я на нужно тибе время да неминуцёё!..» Говорила тут Марья да королевисьня: «Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Не слезывай ты, Михайло, да со добра коня, Не розувай ты, Михайло, да веть сапожецёк, 115. Не ходи ты, Михайло, да во синё морё, Не зацерпывай воды свежо-ключевое, Не заливай мать-зеленую дубровушку, Не отнимай у змеи да ты малых детей!» Веть тому-то Михайло да не поваровал: 120. Он и скоро соскоцил да со добра коня, Он и скоро бежал да во синё морё, Зацерпнул он сапок да ключевой воды, Заливал мать-зеленую дубровушку. Они поехали опеть по полю по цистому, 125. Они доехали до стольнёго до города И до стольнёго до города до Киева. Тут оставил Марью-королевисьню, Он оставил у бабушки-поляноцьки. Нагонил-де Михайло да коней добрые, 130. А навёс-де Михайло да злата-серебра. Тут и делал Владимер-княсь поцесьён пир. Сидеци тут Михайло да на цёсном пиру, Он и сам говорит да таково слово: «Государь ты кнесь Владимер да стольнекиевьской! 135. Бласлови, государь княсь, да мне женитисе». Говорит кнесь Владимер да стольнеки(е)вьской: «Тибе Бог бласловит Михайлу женитисе!» Говорит Потыки Михайло да сын Ивановиць: «У миня полюбовниця ес<т>ь прибрана, 140. А оставлёна у бабушки-поляноцьки!» Весёлым-де пирком да то и свадёпкой Поженилсэ Потыки Михайло да сын Ивановиць. Повели-де Михайла да на потклеть же спать Со своей-де ёго да с молодой жоной, 145. С той с прекрасной же с Марьей да королевисьней. Марья долго не валилась да на постелю спать, Она долго по горёнки похажыват. Говорит Потыки Михайло да сын Ивановиць: «Що ты долго со мной, Марья, не валисьсе да на постелю спать?» 150. Говорила тут Марья да королевисьня: «Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Мы положим таку заповеть с тобой тяжэлую: «А которой ю нас с тобой наперёт помрёт, А другому-ту да жывому лекци!» 155. Они положыли таку заповеть тяжэлую: А которой ю их да наперёт помрёт, А другому-ту дак жывому лекци... То скольки времени они пожыли, Тут поехал Михайло гулять во цисто полё 160. А на вёшны на тихи да он на заводи. Он стрелеть-де гусей да белых лебедей, Переперистых серых да малых утицей. Как уехал Михайло гулеть ф цисто полё, — Помёрла у ёго тут да молода жона. 165. Нанимал кнесь Владимер да стольнеки(е)вьской, Нанимал копать могилу да фсё глубокую, Повелел делать гробницю да белодубову. Схоронили у Михайла да молоду жону А ту же веть Марью да королевисьну. 170. Когда приехал Михайло да ис циста поля Да с тихих веть вёшных да он заводей, Ёго стрецят кнесь Владимер да стольнеки(е)вьской. Он сам говорит да таково слово: «Уш ты ой Потыки́ Михайло да сын Ивановиць! 175. Помёрла ноньце твоя да молода жона, Ище та веть Марья да королевисьня!» Говорит Потыки́ Михайло да сын Ивановиць: «Помёрла коли моя да молода жона, А надоть веть мне-ка да жывому лекци; 180. У нас положона была така заповеть, така тяжэлая: “Що которой ю нас дак наперёт помрёт, А другому у нас дак жывому лекци!”» Тут пошол же Михайло да в нову кузьницю; А сковал где Михайло двои клёщи железные, 185. А третьи-ти клёщи да купил медные; А и набрал Михайло свещ да воскуяровых. Ему зделали гробницю да белодубову; Ише выкопали могилу да фсё глубокую А к той же гробници да ёму к Марьиной; 190. Схоронили тут Потыка Михайла сын[113] Ивановиця. Засветил он много свещ там да воскуяровых, А стоит-де уш он да Богу молицсэ. А от той же гробници да фсё от Марьиной А [не] люта змея пользе<т>-извиваицсэ, 195. Она хоцет Михайла да фсё ожарити[114]. А на ту пору Михайло да он ухфатциф был: Ухватил он веть клёщи да фсё железные, Зажымал он змею ф клёщи в железные Да бьёт-де, секёт прутом железныем, — 200. Да железни-ти клёщи возьмут роскоцяцьсе, Да железно-от-де прут да переломицсэ. Зажымал-де Михайло да во фторы клёщи, Во фторы-ти он клёщи да во железные, Да секёт-де он прутом да фсё железныем, — 205. А фторы-ти клёщи возьмут роскоцяцьс(е), А фторой-де прут да переломицьсе. Зажымал-де Михайло змею да ф клёщи в медные А бьёт-де, секёт ей да прутом медныем, — Ише медны-ти клёщи гнуцсе — не роскоцяцьсе, 210. Ише медн-от-де прут гнецсэ, да не ломицсэ. Стало са́тко[115] змеи да доставатисе; Тут змолиласе змея да змея лютая: “Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Ты прости меня бабу да фсё глупую, 215. Прости меня женьшину в первой вины: Ише женьски-ти волосы долги, да у́мы коротки!” А Владимёр-от княсь да стольнеки(е)вьской Он и цясто ходил к Михайлу на могилу же, Ходил же уш он да слезно плакалсэ. 220. Тут вопил-де, крыцел Михайло громким голосом, — Услыхал кнесь Владимер да стольнекиевьской, Прыказал розрывать скоро могилу да фсё глубокую. И розрыли могилу скоро глубокую, — Выходил тут Михайло да с молодой жоной. 225. То и скольки-ли времени они пожыли, — Опять уехал Михайло гулять ф цисто полё. А прошла товда слава да фсё великая, А що бссмёртна ес<т>ь Марья да королевисьня. Как заслышэли цари, много царевицей, 230. Да заслышэли короли да королевици, — Они съехались на полё на цистоё, Они бьюцьсе-деруцьсе да на цистом поли, Да делят они Бесмёртную Марью да королевисьню. Да не много их, не мало, — триццэть богатырей. 235. Когда приехал Михайло да ис циста поля, Говорит тут кнесь Владимер да стольнеки(е)вьской: “Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Как приехало веть ноньце триццэть богатырей; Они бьюцьсе-деруцьсе да на цистом поли; 240. А делят-де твою они молоду жону, Ту Бесмёртную Марью да королевисьню!» Нарежалсэ Михайло да ф платьи в Марьином; Он пошол-де Михайло да на цисто поле, Он и сам говорит да таково слово: 245. «Вы оп цём деритесь-де, бьитесь да на цистом поли?» Отвецяют Михайлу сыну Ивановицю: «Мы оп том ноньце бьемсе-деремсе да на цистом поли: Мы делим ту Бесмёртную Марью да королевисьню!» Говорит Потыки́ Михайло да сын Ивановиць: 250. «Ище то ес<т>ь я — Бесмёртная Марья да королевичьня! Я уш выстрелю фсем да вам по стрелоцьки; А которой со стрелой ко мне наперёт прыбежит, — За того-то вет<ь> я дак взамуш иду!» Он и выстрелил фсем да им по стрелоцьки; 255. А которой со стрелой к ёму наперёт прибежит, Он тому веть придаст да смерть-ту скорую; Он и фсех их прибил да до единого. То и скольки времени они пожыли, — Опеть уехал Михайло да во цисто полё. 260. Как прошла товда слава про Марью фсё великая, Що Бесмёртна ес<т>ь Марья да королевисьня. Как заслышэли цари, много царевици, А заслышэли короли да королевици; Наежджал как Ефремей тут да Вахрамеевиць, 265. Он увёс ту Бесмёртную Марью да королевисьню. Когда приехал Михайло да ис циста поля, — Его стрецят кнесь Владимер да стольне(к)киевьской, Он и сам говорит да таково слово: «Уш ты ой Потыки́ Михайло да сын Ивановиць! 270. Наежджал как Ефремей-то Вахрамеевиць, Он увёс-де твою да молоду жону!» А тепере-то Михайлу да делать нецего: Он уш скоро садилсэ да на добра коня, И поехал Михайло ф сугон за Марьею. 275. Наежджал веть уш он их да на цистом поли, На цистом-де поли да при белом шатри; Не доехал тут Михайло да до бела шатра, Он и вопит-крыцит своим громким голосом: «Уш ты ой Ефремей ты да Вахрамеевиць! 280. Выходи-тко ты на поле на цистое: А кому у нас на поли будёт Божья помошшь, Кому достанитсе Бесмёртная Марья да королевичьня?» А киналсэ-бросалсэ Ефремей тут да во белом шатри, Выходил он веть на поле на цистое; 285. Выходила тут Марья да королевисьня. Да припетили они Михайла да ко сыру дубу, Привязали опутинками шелковыма; Сами уехали они да во цисто полё, Увели у Михайла да коня доброго 290. И со фсей ёго со збруной да з богатырьскою. Лёжоцись тут Михайло да пот сырым дубом, — Не из далеця-далеця да ис циста поля А ползёт тут змея как да змея лютая, Змея лютая ползёт да потколодная[116]. 295. Приползла она к Михайлу да ко сыру дубу, Перелизала опутинки шелковые, — Тут отскакивал Михайло да от сыра дубу, И пошол-де Михайло ф сугон за Марьею. Он нашол-де уш их да на цистом поли. 300. На цистом поли настыг да при белом шатри; Он и вопит-крыцит своим громким голосом: «Уш ты ой Ефремей ты Вахрамеевиць! Выходи-тко ты на полё на цистоё: А кому будёт на поли Божья помошш, 305. Кому достаницьсе Бесмёртная Марья да королевисьня?» Говорила тут Марья да королевисьня: «Уш ты ой Ефремей ты да Вахрамеевиць! Уш тибе-ка с Михайлом да делать нецего!» Выходила сама к Михайлу на побытоцьку, 310. А брала-де Михайла да за русы кудри — Овёрнула ёго да серым камешком, Сами уехали они да во цисто полё. А на этот-де веть да на сер-горюць камень Наежджал тут Добрынюшка Микитиць млад, 315. Сам слезно нат камешком расплакалсэ. Не из далеця-далеця да ис циста поля, Ис того-де роздолья да ис шырокого, Идёт веть уш тут да стар-матёр целовек; Говорит тут Дубрынюшки Микитицю: 320. «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! Ты уш що же нат камешком росплакалсэ?» Говорит тут Добрынюшка Микитиць млад: «Потому я нат камешком росплакалсэ, Що во камешки ес<т>ь да мне названой брат!» 325. Ише взял уш веть этот да стар-матёр целовек А взял-де уш он да серой камешок, Да вызнял веть он выше своей буйной головы, Да бросил веть он да о сыру землю, — А надвоё камень да росколу́пицьсе, 330. Тут выскакивал Михайло да сын Ивановиць. Говорит ёму Добрынюшка Микитиць млад: «У(ш) ты ой Потыки́ Михайло да сын Ивановиць! Не ходи ты веть боле да уш за Марьею: Потеряш ты свою да буйну голову!» 335. Говорит Потыки Михайло да сын Ивановиць: «А хоша веть уш мне-ка да жывому не быть — Не поступлюсъ я Бесмёртною Марьей да королевисьней: А как я нонь выйду да на святую Русь, — Меня малы-ти рибята да нонь дразнить станут, 340. Скажут: “Потыки Михайло да потерял жену, А жену потерял да и со добрым конём И со всей ёго со збруной да з богатырьскою!”» А пошол опеть Михайло ф сугон за Марьею, Он дошол тут до города Ефремеёва. 345. По-за городу ездила-гуляла тут Марфа да Ефремеёвна; Прибрала она Михайла сына Ивановиця, Посадила <о>на ф повоску да сибе в тёмную, Завёзла-де она да веть во свой горот<д> А во свой она горот<д> да на широкой двор. 350. Заходил тут Михайло да ф светлу светлицю. А Ефремея Вахрамеевиця в доми да не слуцилосе, — Он уехал гулеть да во цисто полё. А стрецяла тут Марья да королевисьня; А садила его <о>на за дубовой стол, 355. Напоила-накормила да ёго досыта, А сама говорила да таково слово: «Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Как приедёт Ефремей тут да Вахрамеевиць, Я куды веть уш нонь тибя девать стану?» 360. Говорит Потыки Михайло да сын Ивановиць: «Ты закинь-кось пот перину миня да пот пуховую!» Она закинула пот перину ёго да пот пуховую. Как наехал Ефремей тут да Вахрамеевиць, Заходил-де уш он да во светлу грыдьню, 365. А садилсэ веть он да за дубовой стол А хлеба-де, соли да он кушати. Говорыла тут Марья да королевисьня: «Уш ты ой Ефремей ты да Вахрамеевиць! Кабы был Потыки Михайло да сын Ивановиць, 370. А що ты над им да стал бы делати?» Говорит Ефремей тут да Вахрамеевиць: «Я бы ссек у его да буйну голову!» И откинула Марья перину скоро пуховую. Ише ф та поре Ефремей тут да Вахрамеевиць 375. Он схватил со стены да саблю вострую, Он и прямо скоцил да церес золот стол Да церес свои есвы да фсё сахарные. Говорит Потыки Михайло да сын Ивановиць: «Уш ты ой Ефремей ты да Вахрамеевиць! 380. Ты мне дай строку до утра да хош до ранного А до ранного утра да до светлой зори. Ты ссекёш нонь у мня да буйну голову — И нехто то не знат да не ведаёт; Ты роскуй меня на стену да городовую, — 385. А пройдёт тода слава да фсё великая: “Росковал Ефремей да Вахрамеевиць Ише сильнёго руського могуцёго богатыря”, — И тепере-то веть я дак у тибя в руках!» Ише ф та поре Ефремей да Вахрамеевиць 390. Росковал ёго на стену да городовую. А ноць-та прошла, да Бох и день даёт. Поежджат Ефремей тут да Вахрамеевиць, Поежджат он гулеть да во цисто полё, По Михайловой по смерти да он потешицьсе 395. Со своей он веть с Марьей да с королевисьней. Он зовёт веть свою доцерь любимую, Ище ту-де уш Марфу да Ефремеёвну: «Уш ты ой еси, Марфа да Ефремеёвна! Мы поедём гулеть да во цисто полё 400. Мы со сво́ей со силой да со военною; Ты поедём же с нами да во цисто полё!» Говорит тут веть Марфа да Ефремеёвна: «Не могу я с вами ехать да во цисто полё, По Михайловой по смерти да я потешицьсе; 405. Вы остафьте мне вы Михайлова добра коня И со фсей ёго со збруной да з богатырьскою; Буди дас Бог мне полекце, дак я и выеду; А не дас Бог полекце, дак и не выеду!» Тут поехал Ефремей гулять ф чисто полё, 410. По Михайловой по смерти да он потешицьсе. Как уехали они да во цисто полё, — Еще ф та поре Марфа да Еремеёвна Она снимала Михайла со стены [и] да з городовое, Выводила она ёму добра коня. 415. Тут поехал Михайло да во цисто полё Да к тому же Ефремею да Вахрамеевицю. Как увидял Ефремей тут да Вахрамеевиць, Говорит своей Марьи да королевисьни: «Эвон едёт моя доци любимая, 420. Молодая едёт Марфа да Ефремеёвна». Говорит ёму Марья да королевисьня: «Это едёт Потыки Михайло да сын Ивановиць». Говорит Ефремей тут да во фторой након: «Уш ты глупая, Марья да королевисьня! 425. Это едёт моя доци любимая, Молодая едёт Марфа да Ефремеёвна». Говорит тут веть Марья да королевисьня: «Это едёт Потыки Михайло да сын Ивановиць!» Говорит Ефремей тут да Вахрамеевиць: 430. «Уш ты ой еси, Марья да королевисьня! Кабы ты у меня да не в люби была, — Я бы ссек у тебя да буйну голову!» Тут приехал Михайло до силы Ефремеёвой. Он и уцял по силы да тут поеждживать: 435. Он куда приворотит — да улицей валит, А назат отмахнёт — да целой площадью; Он доехал до Ефремея до Вахрамеевиця — Он ссек у Ефремея да буйну голову. Говорила тут Марья да королевисьня: 440. «Уш ты ой Потыки Михайло да сын Ивановиць! Ты прости меня бабу да фсё глупую, Ты прости меня женьшину ф второй вины: Ишше женьски-ти волосы долги, да умы коротки!» А тому-то Михайло да не поваровал: 445. Он отсек веть у Марьи да руку правую. Он и сам говорит да таково слово: «Мне-ка ета рука боле не надобна, — Обнимала поганого тотарина!» Он отсек веть у Марьи да нос и з губами: 450. «Мне-ка ети веть губы боле не надобны, — Цёловали поганого тотарина!» Он отсек веть у Марьи да ногу правую: «Ище эта нога мне боле не надобна, — Оплётала поганого тотарина!» 455. А затем-то Михайлу да и славы поют, 456. А славы ёму поют да и старины скажут.

375. Ванюшка Маленькой (Иван Годинович) и Настасья Митреевична

(См. напев № 44)

Во стольнём-то городи во Киеви Да у ласкова кнезя да у Владимёра У ёго было пированьё, да был поцесьён пир. Да фсе на пиру да напивалисе, 5. Да фсе на цёсном да наедалисе; Да фсе на пиру да приросхвастались: А иной-де уш хвастат да золотой казной, А иной-де уш хвастат да платьём цветныем, А и сильн-ёт уш-де хвастат да своей силою, 10. А наезницёк хвастат да тот добрым конём, А средьн-ёт хвастат да шыроким двором. А един на пиру седит — не пьёт, не ест, А не пьёт, он не ест, сидит — не кушаёт; А на имя — Ванюшка Маленькой, 15. А княжьней любимой да он племянницёк. Да злы были бояра да злы подму́тчики; Подмутили они князю-ту Владимеру: «Ишше Ванюшка сидит, да не пьёт, не ест, А не пьёт, он не ест, сидит, не кушаёт, — 20. На тебя-ле он на князя да лихо думаёт». Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Ванюшка Маленькой! Уш ты що же сидиш да нонь не пьёш, не еш?» Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: 25. «Государь ты родитель да мой дядюш(к)а! На тя я на дядю лиха не думаю, — Я-то-де сижу да призадумалсэ. Бласлови мне, сударь дядюшка, женитисе; У меня полюбовниця есь прибрана 30. А во далецём-далецём да на украины — А во хо́рошом-хоро́шом да во Черни́-городи[117] У Митрея да сына Гурьевиця; Да есь у ёго доци любимая, Молодая Настасья да Митриевисьня». 35. Говорит тут княсь Владимер да стольнекиевьской: «Тибе Бог благословит, Иван, женитисе! Уш ты силы-то бери, да скольки тибе надобно, — Поежджайте за Настасьей да Митреевисьней». Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: 40. «Мне-ка силы-то твоей боле не надобно; Тольки дай ты мне старого казака Да фторого Добрыню сына Микитиця!» То и будут они да на конюшын двор; Да седлали-уздали да коней добрые: 45. Да накладывали седёлыш(к)а черкафские, Да потвязывали потпруги да шолку белого (Двенаццэть потпруг да шолку белого, Тринаццата потпруга — церес хребётну кость): «И не ради басы — да ради крепости, 50. А фсё ради опору да молодецького: Не оставил бы конь да во цистом поли, Не заставил бы конь миня пешом ходить!» Да стоели бояра на стены да городовое — Не видели поески да богатырьское, 55. А то́льки лишь видели, как на коне́й са́дились. А из города поехали не воротами, — Они прямо церес стену да городовую А церес те-де башни да наугольние: А только лиш ф поли да курева стоит, 60. Курева стоит ф поли, да дым столбом валит. Здраво стали они да полём цистыем, Здраво стали они да реки быстрые. Оставалса тут Ваня да во цистом поли. Здраво стали они да во Черни-горот 65. А ко Митрею да ко красну крыльцю, Становили они коней да не приказаных, Не приказаных коней да не привязаных. Тут пошол старой казак да на красно крыльцё, Проходя он идёт да по новым сеням, 70. Отворят он у грыдьни да шыроки двери; Наперёт он ступат да ногой правою, Позади он ступат да ногой левою. А и крест-от кладёт да по-писаному, А по(к)лон-от ведёт да по-уцёному; 75. Поклоняетсе на фсе на цетыре да кругом стороны: Во-первых он Митрею сыну Гурьевицю: «Уш ты зрасвуёш (так), Митрей сын Гурьевиць!» Говорит тут веть Митрей сын Гурьевиць: «Уш ты зрасвуёш, старой казак Илья Муромець!» — 80. «Мы уш ездим от стольнёго города от Киева, От ласкова кнезя да от Владимера, От того же от Ванюшки от Маленького; Мы о добром дели ездим да фсё о сватосви». Говорит тут веть Митрей сын Гурьевиць: 85. «У миня веть уш доци-та просватана За синёё морё да за холодноё За царя-де она да за царевица Да за того короля за королевица; А зафтре у нас дак веть уш сватьбы быть, — 90. А вот придёт король з-за синя моря На двеннацати черленых да бо́льших караблях Со своей со силой да со военною». Говорит старой казак да Илья Муромець: «Уш ты ой еси, Митрей сын Гурьевиць! 95. Ты добром буди даш, дак мы и добром возьмём; Добром-то не даш, — дак возьмём силою А силой возьмём мы да богатырьскою, Грозою увезём да княженецькою!» А тут-то веть Митрей да приросплакалсэ: 100. «У меня веть уш доци да нонь просватана За синёё морё да за Холодноё За царя-де у мня да за цяревиця А за того короля за королевиця; А вот придёт король из-за синя моря 105. На двенаццати черленых да больших караблях...» Тут пошол старой казак да веть из грыдьни вон; А пошол-де уш он да по новым сеням, По новым сеням пошол да ко третьим дверям. Заходил он к Настасьи дак Митрееви(с)ьни, 110. Он брал-де Настасью да за белы руки, За ее же за персни за злаченые; И повёл он Настасью да вон из горёнки. Она будёт супротиф да дверей батюшковых, Говорит тут Настасья да Митреевисьня: 115. «Государь ты родитель да мой батюшко! Ты по що же меня да не добром оддаёш, Не добром оддаёш да меня силою? Веть уш я у тебя была просватана Я за синёё морё да за Холодноё 120. За того я царя да за царевица, За того короля за королевица; А зафтре у нас да веть уш свадьбы быть; Да вот придёт король из-за синя моря На двенаццати черленых да больших караблях 125. А со своей со силой да со военною. А есь же веть где-ле да у других оцьцей А есь же у их да веть и доцери, Фсё из-за хлеба давают да из-за соли; А и ты меня даваш нонь да не из-за хлеба, 130. Не из-за хлеба даваш ты да не из-за соли!..» А́ тут-то веть Митрей приросплакалсэ. Тут повёл старой казак да вон на улоцьку, Да садил он Настасью да на добра коня, На добра коня садил он фпереди себя. 135. Да поехали они да вон из города; Они доехали до Ванюшки до Маленького. Тут вопел старой казак своим громким голосом: «Уш ты ой еси, Ванюшка Маленькой! Уш ты скоро ставай да нонь скоре того 140. Умывайсе ты нонеце свежой водой, Утирайсе ты нонеце белым полотном. А вот тибе дело да ноньце зделано, А вот тибе служба да нонь сослужона, А вот тибе Настасья да Митреевисьня. 145. Уш она была у батюшка просватана За синёё морё да за Холодноё За царя-де она да за царевица, За того короля за королевица; А зафтре у их дак уш веть сватьбы быть: 150. А придёт король из-за синя моря На двенаццати черленых да больших караблях!» Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: «Уш ты старой казак ты да Илья Муромець! Поежджайте вы на тихи да вёшны заводи; 155. Настрелейте гусей да белых лебедей, Переперистых серых да малых утицей. А я-то веть нонь да приостанусе». Тут оставили Настасью да Митреевисьню, Да поехали они да в стольне Киев-град; 160. Приворотили они на вёшные на заводи Да стрелеть-де гусей да белых лебедей, Переперистых серых да малых утицэй. Когда пришол король там из-за синя моря, — А стрецят тут веть Митрей сын Гурьев(и)ць, 165. А сам-де уш он да приросплакалсэ: «Уш ты зрасвуёш, король, король неверные! Приежджали от стольнёго города от Киева А два сильних могуцих да два богатыря, Увезли у меня доцерь любимую: 170. А один-от — старой казак Илья Муромець, А фторой-от — Добрынюшка Микитиць млад». А тут королю да за беду пришло, За велику досаду да показалосе; И сам говорит да таково слово: 175. «Я узнаю фсех руських могуциех богатырей: Во-первых я Илью да веть уш Муромця, Во-фторых-то Добрынюшку Микитиця!» Заревел тут король как по-звериному: «Уш вы слуги, мои слуги да слуги верные! 180. Скоро дайте-подведите да мне добра коня И со фсей ёго со збруной да с богатырьское; А хоша веть уш мне-ка да жывому не быть, — Не поступлюсь я Настасьей да Митреевисьней!» Тут поехал король да за Настасьею. 185. Он сустыг где веть Ваню да на цистом поли, На цистом поли Ваню да при белом шатри. Он и вопит-крыцит своим громким голосом: «Уш ты ой еси, Ванюшка Маленькой! Уш ты скоро ставай да нонь скоре того 190. Уш ты скоро выходи да из бела шатра: А кому будёт на поли Божья помошшь, Кому достанецьсе Настасья да Митреевисьня?» Ише ф та поре Ванюшка Маленькой Выходил-де уш он да из бела шатра. 195. А и нацели они да тут боротисе; Некоторо́й некото́рого одоли́ть не мо́жот. Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: «Уш ты ой еси, Настасья да Митреевисьня! Поди пособи одолеть да мне-ка короля: 200. За королем жыть — потеряеш фсю веру крещоную!» Говорит тут король да король неверные: «Уш ты ой еси, Настасья да Митреевисьня! Поди пособи одолеть да мне-ка Ванюшку: За мною веть быть, да и веть царыцэй слыть, 205. А за Ванюшкой жыть — да сиротиной слыть!» Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: «А за мною веть быть — да не в меньших же слыть!» Выходила тут Настасья да Митреевисьня. Да брали они Ваню да за русы кудри, 210. Да припетили Ваню да ко сыру дубу, Привязали опутинками шелковыма; А сами они стали да опочеф дёржать. А Ваня лёжыт да пот сырым дубом. Налетали как два сизых два голуба; 215. А садились они к Ванюшки на сырой дуп, А поу́ркивают да погова́рывают. А король с Настасьей тоже розговор говорят; Говорит тут король, король неверные: «А по що они сели к Вани на сырой дуп? 220. Они сели бы к нам да веть на бел шатёр. Я возьму веть уш выйду (так) да свой ярой лук, Я наложу веть две стрелы каленые — Я сострелю веть этих да сизых голубей!» Выходил веть король да из бела шатра, 225. Да брал веть уш он да свой ярой лук, Он натегивал тетивоцьку шелковую, Он накладывал веть две стрелы калёные, Он и хоцёт стрелеть да сизых голубей. Захватила Настасья да Митреевисьня: 230. «Не стрелей веть уш ты да сизых голубей, — Ты прямо мети Вани пот сырой дуп: Роспороло бы у Вани да грудей белые, Роскололо бы у Вани да ретиво серьцо!» Говорит тут король, король неверные: 235. «Уш ты глупа-ле, Настасья да Митреевисьня! А сизы-ти голубы улетят веть, А Ваня от сыра дуба не у́рвицсэ!» И опеть король метит да ф сизых голубей. Захватила Настасья да во фторой након: 240. «Не стрелей-де уш ты да сизых голубей, — Ты уш прямо мети Вани пот сырой дуп: Роспороло бы у Вани да груди белыи, Роскололо бы у Вани да ретиво серцо!» А спустил-де король стрелы ф сизых голубей, — 245. А сизы-то голубы улетели. А когда эти срелы назать воротяцьсе, — И одна стрела падала не на гору, А не на гору падала, не на воду, — Она падала к королю во черны груди. 250. Тут и падал король да на сыру землю, — Да тут заплакала Настасья да Митреевисьня. Фтора стрела падала не на гору, Не на гору падала, не на воду, — Она падала Ванюшки пот сырой дуп, 255. Пересекла опутинки шелковые. Тут отскакивал Ваня да от сыра дубу, Да сам говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, Настасья Митреевисьня! Уш ты скоро собирай да ноньце бел шатёр; 260. Поедём мы ноньце да в стольне Киев-град!» Собирала Настасья да веть уш бел шатёр. Да поехали они да по цисту полю; Да доехали они да до Почай-реки. Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: 265. «Уш ты ой еси, Настасья Митреевисьня! Ты сходи-тко-се ноньче да во Почай-реку: Уш я долго стоял нонь да пот сырым дубом, Загорело моё да ретиво серьцо; Принеси веть уш ты да мне напитисе, 270. Принеси мне-ка воды свежой ключевое!» Говорила Настасья да Митреевисьня: «Не воды ты пить хош свежой ключевое, — Ты хош пить моей крови горяцее!..» Он отсек у Настасьи да руку правую: 275. «Мне-ка эта рука боле не надобна, — Обнимала поганого тотарина!» Он отсек у Настасьи да нос и з губами: «Мне-ка эти веть губы боле не надобны, — Цёловали поганого тотарына!» 280. Он отсек у Настасьи да ногу правую: «Мне-ка эта нога боле не надобна, — Оплётала поганого тотарына!» Тут поехал веть Ванюшка в стольне Киев-град. Говорит кнесь Владимер да стольнекиевской: 285. «Ты здорово, Ваня, женилсэ, да, видно, не с ким спать?» Говорит тут веть Ванюшка Маленькой: «У мня осталась любавушка у Почай-реки!..» Говорит кнесь Владимер да стольнекиевьской: «Со глупости, Ваня, да оставаисьсе: 290. Ише как же король в сугон не погониццэ?..» Затем-то веть Ванюшки славы поют, 292. А славы-ти поют да и старины скажут.

376. Данило Игнатьевич

В стольнём-то городи во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера У ёго было пированьё, да был поцесьён пир Про многих хресьян да про богатырей 5. Да про фсех полениц да преудалыех. Да фсе на пиру да сидят, пьют, едят, Да фсе на пиру да пьяны-весёлы. Владимер-от княсь ходит весёл и ра́доцён; По светлой-то грыдьни да князь похажыват 10. Да белыма руками да прирузмахиват, Злаченыма перснями да принащалкиват, Серебряныима скопками ф пол побрякиват, Да сам из рецей да выговариват: «Уш вы ой еси, князи да ноньце бояра! 15. А и фсе у нас в городе нонь поженёны, За вас красны-ти девушки повыданы; Един я веть нониче холост жыву, Холост я жыву да нежонат хожу. Вы не знаете ле где-ка да мне обручьници 20. А обрусници мне-ка да супротивници, Супротивници мне-ка да красной девици: Щобы ростом велика да лицём хороша И крепка умом бы да совершенная?..» А больши-ти хоронятьсе за средьниех, 25. А средьни хоронятьсе за меньшиех, А от меньших бояр долго ответу нет. А из-за того стола из-за середьнёго, Из-за той же скамейки да белодубовой Выставаёт удалой да доброй молодець, 30. А по имени Мишата да сын Лазурьевиць. Он и сам говорит да таково слово: «Государь ты кнесь Владимер да стольнекиевско(й)! Позволь-ко-се мне-ка да слово молвити, — Не вели миня за слово скоро сказнить 35. А скоро миня сказнить, скоре того повесити, Не ссылать миня во сылоцьки во дальние, Не садить во глубоки да тёмны подгрёбы!..» Говорит кнезь Владимер да стольнекиевьской: «Уш ты ой еси, Мишата да сын Лазурьевиць! 40. Говори ты слово реци да безопальнёё: «Не велю я тибя за слово скоро сказнить А скоро тибя сказнить, скоре того повесити, Не сошлю я тя в сылоцьки во дальние, Не сажу во глубоки да тёмны подгрёбы». 45. Говорит тут Мишата да сын Лазурьевиць: «Есь во далецём-далецём да на украины, Есь во хо́рошом-хоро́шом да во Черни в городи, А есь у Данила да у Игнатьевица А есь у ёго да молода жона, 50. Молода жона Марфа да доць Викулисьня. Она ростом велика да лицём хороша, Она крепка умом да совершенная: Ише есть где кого да уш кнегиной назвать, Ише есть-де кому да поклонитисе!» 55. Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевьской: «Я дивуюсь ноньце тем рецям Мишатиным: «Ище как можно у мужа жона отнять, Ище как можно жива мужа з женой розлуцить?..» Говорит тут Мишата да сын Лазурьевиць: 60. «Право, плохо есь у мужа жона отнять, Право, плохо есь жива мужа з жоной розлуцить. Ты уш делай, Владимер-княсь, почесьён пир; Созовём мы Данила да на почесьён пир, Посадим мы Данила да за окольней стол 65. И с тема ёго детеми да со боярьскима Ише пити-исть есвы да ожурёные[118]. Ище много нонь Данило с тобой в супор заговорит: “Мне-ка перво место моё Данилово — А сидеть подли князя да по праву руку, 70. А фторо бы место моё Данилово — А сидеть подли князя да по леву руку; Не сидеть бы мне за столом да за окольнием А с тема мне детеми да со боярьскима А пить и исть есвы да ожурёные!” 75. Скажош: “Много ты, Данило, со мной в супор заговорил!” Ты накинь на ёго службу тяжэлую Ёму съездить Данилу да во цисто полё, Во цисто полё Данилу да на Буян-остроф, Поимать ёму Данилу да дикого вепря, 80. Привести вепря не бита и не ранёна И нецем-де вепря не бесцестёна!» А поехал Мишата да во Черни-горот<д> А к тому же Данилу сыну Игнатьевицю. А приехал веть он да во Черни-горот<д>, 85. Он и сам говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевиць! Тебя звал-жаловал Владимер-княсь на почесьён пир!» Говорит тут Данило да сын Игнатьевиць: «Уш я рат, су, гото́ф ехать ко князю да на почесьён пир». 90. И поехали с Мишатой да в стольне Киев-грат. Молода ёму жона да наговариват: «Уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевиць! Ты поедёш веть нонь ко князю но<а>[119] почесьён пир, — Ты уш много со князём в супор не говори: 95. Веть не нать быть добру, да нать быть прелести, — А фсё ради гузна да ради женьского Погибают удалы да добры молоцьци!» Тут поехали они да в стольне Киев-град. Тут и делал Владимер-княсь почесьён пир 100. Про многих хресьян да и про бояриноф, А садил тут Данила да за окольней стол А с тема он детьми ёго со боярьскима А пить и исть есвы да ожурёные. Говорит тут Данило да сын Игнатьевиць: 105. «Не сидеть мне за столом бы за окольнием А с тема ноньце детеми да со боярьскима А пить и ись есвы да ожурёные!.. Мне-ка перво бы место моё Данилово — А сидеть подли князя да по праву руку, 110. А фторо бы место моё Данилово — А сидеть подли князя да по леву руку, А не сидеть мне-ка з детеми да со боярьскима!..» Говорит тут кнесь Владимер да стольне киевьской: «Уш ты много нонь, Данило, в супор заговорил; 115. Я накину на тибя службу тяжелую — Тибе съездить Данилу да во цисто полё, Во цисто полё Данилу да на Буян-остроф, Поимать тибе Данилу да дикого вепря, Привести вепря не бита и не ранёна 120. И нецем-де вепря не прибесцестёна!» Ище ф та поре Данилу да за беду пришло, За велику досаду да показалосе; Как поехал тут Данило да во Чернигов-грат Ко своей-де он Марфы да ко Викулисьни. 125. Тут стрецяёт ёго да молода жона, Ище та же веть Марфа да доць Викулисьня. Говорит тут Данило да сын Игнатьевиць: «Княсь накинул на меня службу тяжэлую: Ище съездить мне Данилу да во цисто полё, 130. Во цисто полё Данилу да на Буян-остроф; Привести мне-ка Данилу да дикого вепря, Привести ёго не бита да мне не ранёна И нецем-де вепрёнка не прибесьцестёна!..» Говорит веть ёму да молода жона, 135. Еще та же веть Марфа да доць Викулисьня: «Ты поедёш, Данило, нонь во цисто полё, Во цисто полё поедёш да на Буян-остроф, — Ты возьми с собой кота (так) и рёвула (так), Ты возьми с собой суцьку-насле́дьницю (так); 140. Ты завидиш нонь, Данило, да дикого вепря, — Ты спусти своя кота и рёвула, Ты спусти свою суцьку-наследьницю; Ище дик-от веть вепрёнок да уполохницсэ, Ко сырому дубу гузном да приворотицсэ, — 145. Ты приди-ткось возьми да вепря за уши, Ты уш выздынь вепрёнка выше своей буйной головы, Ты спусти-тко вепрёнка да во сыру землю, Отшыби у ёго хо́робрость великую; Ты поедёш, Данило, как по цисту полю, 150. Тебе стретицьсе на поли триццэть недругоф, — Ты уш выстрели им да фсем по стрелоцьки; Тибе стретицьсе на поли един недруг, Он и станёт просить у тя востро копьё, — Не подавай ёму востро копьё тупым конъцём, 155. Ты подай ёму востро копьё вострым коньцём!» Тут поехал Данило да во цисто полё, Во цисто полё Данило да на Буян-остроф. Как увидял Данило да дикого вепря, — Он спустил своя кота и рёвула, 160. Он спустил свою суцьку-наследьницю. Ище дик-от вепрёнок да уполохницьсе, Ко сырому дубу гузном да приворотицьсе, — Он пришол, как уш взял вепря за уши, Он и вызнял вепрёнка выше своей буйной головы, 165. Да спустил он вепрёнка да о сыру землю, Он отшып у ёго хоробрость великую. Тут поехал Данило по цисту полю, — Ёму стретилось на поли триццэть недругов. Опеть стретилса на поли один недруг, 170. Он и просит у ёго да веть востро копьё. Подават ёму Данило своё востро копьё, Подават ёму копьё да он вострым коньцём. Говорит тут Мишата да сын Лазурьевиць: «Уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевиць! 175. Ты по що подаваш мне своё востро копьё, Подаваш ты копьё мне-ка вострым коньцём? Уш я, право, не видал твоя востра копья, — Подавай ты мне востро копьё тупым коньцём!» Ище ф та поре Данило да сын Игнатьевиць 180. Он и подал востро копьё ёму тупым коньцём. А на ту пору Мишата да он ухватциф был — Потпирал он Данила да на востро копьё. Ище тут-то Данилу да смерть слуциласе. Тут поехал Мишата да в стольне Киев-грат; 185. Он приехал ко князю да ко Владимеру: «Государь ты княсь Владимер да стольнекиевьской! Скажут: “Приставилса Данило да на цистом поли!” Я поеду нонь за Марфой да за Викулисьней». Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиефьской: 190. «Ты загрезил нонь, Мишата — да нонь догреживай!» Тут поехал Мишата да во Черни-горот Ище к той веть Марфы да ко Викулисьни. Говорит он веть Марфы да доцери Викулисьни: «Скажут: “Приставилса твой Данило да на цистом поли!” — 195. Ты идёш ле, не йдёш ле да ноньце за князя А за князя да за Владимера?» Говорит тут веть Марфа да доць Викулисьня: «Ты свози миня г<к> Данилову белу телу — Мне с Даниловым белым телом проститисе; 200. Дак тогда бы уш дак и замуш уш ушла». Говорит тут Мишата да сын Лазурьевиць: «Я свожу тебя г<к> Данилову белу телу». Нарежаласе тут Марфа да доць Викулисьня; Она ф пазуху клала да веть два ножыка 205. А два ножыка клала да два булатные; Тут поехала с Мишатой да веть с Лазурьевицём. А уш возит ей Мишата да нонь туда и сюда А туда он и сюда да и неведомо куда. Говорит тут Марфа да доць Викулисьня: 210. «Уш ты ой еси, Мишата да сын Лазурьевиць! Ты уш прямо вези г<к> Данилову белу телу — Со Даниловым белым телом мне проститисе; Ише тут меня вези, да где-ка вороны-ти грат!..» Он привёс ею г<к> Данилову белу телу. 215. Да пришла она г<к> Данилову белу телу; Да и пала она да на сыру землю, Да й пала она да не востала же: Поткололасе на два ножа булатные. Тут поехал Мишата ко князю ко Владимеру: 220. «Я привёс ею г<к> Данилову белу телу, А и пала она — да не востала же!..» А затем-то Мишаты тут да славы поют, 223. А славы-де поют да и старины скажут.

377. Дунай

Во стольнём-то городе во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера У ёго было пированьё, да был поцесьён пир. А-й было на пиру у ёго собрано: 5. Кнезья и бояра, купьци-гости торго́вы И сильни могуции богатыри Да фсе поленици да приудалые. Владимер-от княсь ходит весёл-радочён, По светлой-то грыдьни да он похажыват 10. Да сам из рецей да выговариват: «Уш вы ой еси, князи да ноньце бояра Да фсе же купьци-гости торговые! Вы не знаете ле где-ка да мне обрушници, Обручьници мне-ка да супротивници, 15. Супротивници мне-ка да красной девици: Красотой бы красна да ростом высока, Лицё-то у ей да было б — белой снек, Оци у ей да — быф у сокола, Брови черны у ей да — быф два соболя, 20. А ресьницки у ей — да два цистых бобра?..» Тут и больш-от хороницьсе за средьнёго, Да средьн-ёт хороницьсе за меньшого; От меньших, сидят, долго ответу нет. А из-за того стола из-за середьнёго, 25. Из-за той же скамейки да белодубовой Выставал тут удалой да доброй молодець, А не про́велик детинушка, плецьми шырок, А по имени Добрынюшка Микитиць млад. Выстават уш он да ниско кланеицсэ, 30. Он и сам говорит да таково слово: «Государь ты кнесь Владимер да стольнекиевской! А позволь-ко-се мне-ка да слово молвити, — Не вели миня за слово скоро сказнить, А скоро миня сказнить, скоре того повесити, 35. Не ссылай миня во сылоцьку во дальнюю, Не сади во глубоки да тёмны подгрёбы! У тя ес<т>ь нонь двенаццэть да тюрём темныех; У тя ес<т>ь там сидит как потюрёмшицёк, Потюрёмшицёк сидит ес<т>ь да доброй молодець, 40. А по имени Дунай да сын Ивановиць: «Уш он много бывал да по другим землям, Уш он много служил да нонь многим царям, А царям он служил, много царевицам, Королям он служил да королевицам. 45. А не знат ле веть он тибе обручницы А обручьници тибе да супротивници, Супротивници тибе да красной девици?» Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевской: «Уш вы слуги, мои слуги да слуги верные! 50. Вы сходите-тко веть ноньце да ф темны подгрёбы, Приведите вы Дуная сына Ивановиця!» Тут и скоро сходили да ф тёмны подгрёбы, Привели тут Дуная сына Ивановичя. Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевской: 55. «Уш ты ой еси, Дунай ты да сын Ивановиць! Скажут, много ты бывал, Дунай, по фсем землям, Скажут, много живал, Дунай, по украинам, Скажут, много ты служил, Дунай, многим царям, А царям ты служил, много царевицам, 60. Королям ты служил да королевицам. Ты не знаш ли веть где-ка да мне обручьници, Обручьници мне да супротивници, Супротивници мне-ка да красной девици?..» Говорит тут Дунай как да сын Ивановиць: 65. «Уш я где не бывал, да ноньце фсё забыл: Уш я долго сидел нонь да ф те́мной те́мници». Ише ф та поре Владимер да стольнекиевской Наливал ёму цяру да зелена вина, А котора-де цяра да полтара ведра; 70. Подносил он Дунаю сыну Ивановицю. Принимал тут Дунай цяру да единой рукой, Выпивал он веть цяру да к едину духу; Он и сам говорит да таково слово: «Государь ты кнесь Владимер да столънекиевьской! 75. Уш я много нонь жыл Дунай по фсем землям, Уш я много нонь жыл да по украинам, Много служивал царям да я царевицам, Много служивал королям я да королевицам. Я уж жыл-де был в земли да в земли в дальнее, 80. Я во дальней жыл в Земли да Ляхови́ськое Я у стремена у короля Данила сына Манойловица; Я не много поры-времени — двенаццэть лет. Ище ес<т>ь у ёго да как две доцери. А больша-та веть доци да то — Настасея, 85. Ище та же Настасья да королевисьня; Ище та же Настасья — да не твоя цёта, Не твоя цёта Настасья и не тибе жона: Ище зла полениця да приудалая. А мала-та доци да то — Опраксея, 90. Ище та Опраксея да королевисьня; Красотой она красива да ростом высока, А лицё-то у ей — дак ровно белой снек, У ей ягодьници — быф красные ма́зовици[120], Ясны оци у ей да — быф у сокола, 95. Брови черны у ей да — быф два соболя, А ресницки у ей — быф два цистых бобра: Ище ес<т>ь-де кого дак уш кнегиной назвать, Ище ес<т>ь-де кому да поклонитисе!» Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевской: 100. «Уш ты ой тихой Дунай да сын Ивановиць! Послужы ты мне ноньце да верой-правдою; Ты уш силы-то бери, да скольки тибе надобно, Поежджайте за Опраксеей да королеви(с)ьней: А добром король даёт, дак вы и добром берите; 105. А добром-то не даст, — берите силою А силой возьмите да богатырьскою, А грозою увезите да княженецькою!» Говорит тихой Дунай да сын Ивановиць: «Государь ты кнесь Владимер да стольнекиевьской! 110. Мне-ка силы твоей много не надобно, Тольки дай ты мне старого казака А фторого Добрыню сына Микитица: Мы поедём за Опраксеей да королевисьней!» То и будут богатыри на конюшын двор; 115. А седлали-уздали да коней добрыех; И подвязывали седёлышка черкафские; И подвязывали пот(п)руги да шолку белого, Двенаццэть пот(п)руг да шолку белого, Тринаццата пот(п)руга — церес хребетну кость: 120. То не ради басы, да ради крепости, А фсё ради храбрости молодецькое Да для-ради опору да богатыръского: Не оставил бы конь да во цистом поли, Не заставил бы конь меня пешом ходить!» 125. Тут стоели-смотрели бояра со стены да городовое, А смотрели поеску да богатырьскую; И не видели поески богатырьское, А тольки они видели, как на коней садились: Из города поехали не воротами, — 130. Они церес ту стену да городовую А церес те башни да наугольние; Тольки видели: ф поли да курева стоит, Курева-та стоит, да дым столбом валит. Здраво стали они да полём цистыем; 135. Здраво стали они да реки быстрые; Здраво стали они да в землю в дальнюю А во дальнюю Землю да в Ляховиськую А ко стремену ко королю ко красну крыльцю. Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: 140. «Уш вы ой еси, два брата названые, А старой казак да Илья Муромець А фторой-де Добрынюшка Мекитиць млад! Я пойду нонь к королю как на красно крыльцё, Я зайду к королю нонь на новы сени, 145. Я зайду к королю как ф светлу да светлицю; А що не тихо, не глатко уцинитьсе с королем да на новых сенях, — Затопцю я во середы кирписьние; Поежджайте вы по городу ляховиському, Вы бейте тотаровей со старого, 150. А со старого бейте да вы до малого, Не оставлейте на семяна тотарьские!» Тут пошол тихой Дунай как на красно крыльцё, — Под им лисвёнки-ти да изгибаюцьсэ. Заходил тихой Дунай да на новы сени; 155. Отворят он у грыдьни да шыроки двери; Наперёт он ступат да ногой правою, Позади он ступат да ногой левою; Он крест-от кладёт как по-писаному, Поклон-от ведёт он да по-уцёному; 160. Поклоняецьсе на фсе на цётыре да кругом стороны, Он во-первы-то королю ляховиському: «Уш ты здрастуёш, стремян король Данило да сын Манойловиць!» — «Уш ты здрастуёш, тихой Дунай да сын Ивановиць! Уш ты ко мне приехал да на пиры пировать, 165. Але ты ко мне приехал да нонь по-старому служить?..» Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: «Уш ты стремян король Данило да сын Манойловиць! Ище я к тибе приехал да не пиры пировать, Ище я к тибе приехал да не столы столовать, 170. Ище я к тибе приехал да не по-старому служить. Мы уш ездим от стольнёго города от Киева, Мы от ласкова князя да от Владимера; Мы о добром дели ездим да фсё о сватосьви На твоей на любимой да нонь на доцери, 175. На молодой Опраксеи да королевисьни! Уш ты даш, ли не даш, или откажош-то?» Говорит стремян король Данило Манойловиць: «У вас стольн-ёт веть город да быф холопской дом, А кнесь-от Владимер да быф холопищо, — 180. Я не дам нонь своей доцери любимое, Молодой Опраксеи да королевисьни!» Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: «Уш ты ой стремян король Данило да сын Манойловиць! А добром ты даёш, дак мы и добром возьмём; 185. А добром-то не даш, — дак возьмём силою, А силой возьмём мы да богатырьскою, Грозой увезём мы да княженецькою!» Пошол тут Дунай да вон из горёнки, Он стукнул дверьми да в ободверины, — 190. Ободверины-ти вон да обе вылетели, Кирьписьни-ти пецьки да россыпалисе. Выходил тут Дунай как да новы сени, Заревел-закрицел да громким голосом, Затоптал он во середы кирьписьние: 195. «Уш вы ой еси, два брата названые! Поежджайте вы по городу ляховиському; Вы бейте тотаровьей со старого, Со старого вы бейте да и до малого; Не оставлейте на семена тотарьские!» 200. Сам пошол тихой Дунай тут да по новым сеням, По новым сеням пошол да ко третьим дверям; Он замки-ти срывал да бутто пугофки. Он дошол до Опраксеи да королевисьни: Опраксеюшка сидит да веть красеньця ткёт, 205. А ткёт она сидит да золоты красна. Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: «Уш ты ой Опраксея да королевисьня! Ты получше которо[121], дак нонь с собой возьми, Ты похуже которо, да то ты здесь остафь: 210. Мы возьмём-увезём да тибя за кнезя А за кнезя да за Владимера!» Говорит Опраксея да королевисьня: «А нету у мня нонь да крыла правого, А правого крылышка прави́льнёго; 215. А нету сестрици у мня родимое, Молодой-де Настасьи да королевисьни; Она-то бы с вами да приуправилась». Ище ф та поре Дунай тут да сын Ивановиць Он брал Опраксею да за белы руки, 220. За е́е же за перстни да за злаченые; Повёл Опраксе́ею да во́н из го́рёнки. Она будёт супротиф как да дверей батюшковых, А сама говорит да таково слово: «Государь ты родитель да мой батюшко! 225. Ты по що же миня нонь да не добром оддаёш, А не добром ты оддаёш, да веть уш силою; Не из-за хлеба даваш ты да не из-за соли, Со великого даваш ты да кроволитея? Ище ес<т>ь где веть где-ле да у других царей 230. А ес<т>ь-де у их да веть и доцери, — Фсё из-за хлеба давают да из-за соли!» Говорит тут король да ляховиськие: «Уш ты тихой Дунай ты да сын Ивановиць! Тя покорно-де просим хлеба-соли кушати!» 235. Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: «На приездинах гостя не употчовал, На поездинах гостя да не уцёстовать!» Выходил тут Дунай да на красно крыльцо; Он спускалса с Опраксеей да с королевисьней; 240. Садил-де он ей да на добра коня. На добра коня садил да фпереди себя. Вопел, он крицел своим громким голосом: «Вы ой еси, два брата названые! Мы пойдём же нонь да в стольне Киев-град!» 245. Тут поехали они да в стольне Киев-град. А едут-де они да веть цистым полём, — Церес дорогу тут лошать да переехала, А на ископытях у ей потпись потписана: «Хто-де за мной в сугон погоницсэ, 250. А тому от миня да жывому не быть». Говорит тихой Дунай тут да сын Ивановиць: «Уш ты ой старой казак ты да Илья Муромець! Ты возьми у мня Опраксею да на своя коня, На своя коня возьми ты да фпереди себя; 255. А хоша веть уш мне-ка да жывому не быть, Не поступлюсь я поленици да на цистом поли!» А сам он старику да наговариват: «Уш ты ой старой казак да Илья Муромець! Ты ус цёсно довези до князя до Владимера 260. Ище ту Опраксею да королевисьню!» А тут-то они да и розъехались; Поехал Дунай за поленицею, А богатыри поехали в стольне Киев-грат. Он сустыг поленицю да на цистом поли. 265. А стали они да тут стрелетисе. Как устре́лила полениця Дуная сына Ивановиця — А выстрелила у ёго да она правой глас; А стрелил Дунай да поленицю опять, А выстрелил ей[122] — да ис седёлка вон: 270. Тут и падала полениця да на сыру землю. А на ту пору Дунаюшко ухватциф был; Он и падал поленици да на белы груди, Из-за налуцья выхватывал булатной нош, Он хоцёт пороть да груди белые, 275. Он хоцёт смотреть да ретиво серьцё, Он сам говорит да таково слово: «Уш ты ой полениця да приудалая! Ты уш коёго города, коей земли, Ты уш коее дальнее украины? 280. Тебя как, полениця, да именём зовут, Тебя как звелицеют да из отецесьва?..» Лёжоцись полениця да на сырой земли, А сама говорит да таково слово: «Кабы я была у тя на белых грудях, — 285. Не спросила бы не имени, не вотьцины, Не отецесьва я, не молодецесьва: Я бы скоро порола да груди белые, Я бы скоро смотрела да ретиво серьцё!» Замахнулса тут Дунай да во фторой након; 290. А застоялась у ёго да рука правая; Он и сам говорит да таково слово: «Уш ты ой полениця да приудалая! Ты уш ко́ёго города, кое́й земли, Ты уш коее дальнее украины? 295. Тибя как, полениця, да именём зовут, Тибя как зве(лиц)цеют да из отецесьва?..» Лёжоцись полениця да на сырой земли, А сама говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, тихой Дунай сын Ивановиць! 300. А помнишь ли ты, але не помнишь ли? Похожоно было с тобой, поежджоно, По тихим-то вёшным да фсё по заводям; А постреляно гусей у нас белых лебедей, Переперистых серых да малых утицей!» 305. Говорит тут тихой Дунай сын Ивановичь: «А помню-супо́мню да я супа́мятую; Похожоно было у нас с тобой, поежджоно, На белых твоих грудях да приулёжано. Уш ты ой еси, Настасья да королевисьня! 310. Увезли веть у вас мы нонь родну сёстру. Ище ту Опраксею да королевисьню, А за кнезя да за Владимера. А поедём мы с тобой в стольне Киев-град!» Тут поехали они как да в стольне Киев-град 315. А ко князю Владимеру на свадёпку. А приехали они тут да ф стольне Киев-грат, Пировали-столовали да они у князя. Говорит тут веть тих(о)й Дунай сын Ивановиць: «Государь ты кнесь Владимер да стольнекиевской! 320. Ты позволь-ко-се мне-ка да слово молвити; Хош ты взял нонице меньшу сёстру, — Бласлови ты мне взеть ноньце большу сёстру, Ише ту же Настасью да королевисьню!» Говорит тут кнесь Владимер да стольнекиевьской: 325. «Тибе Бог бласловит, Дунай, женитисе!» Весёлым-де пирком да то и свадёпкой Поженилса тут Дунай да сын Ивановиць. То и скольки-ли времени они пожыли, Опеть делал Владимер да княсь почесьен пир. 330. А Дунай на пиру да приросхвасталсэ: «У нас нет нонь в городи сильне миня, У нас нету нонь ф Киеви горазне миня!» Говорила тут Настасья да королевисьня: «Уш ты ой тихой Дунай да сын Ивановиць! 335. А старой казак будёт сильне тибя, Горазне тебя дак-то и я буду[123]». А ту́т-то Дунаю да не зандравилось; А тут-то Дунаю да за беду прышло, За велику досаду да показалосе. 340. Говорит тут Дунай да сын Ивановиць: «Уш ты ой еси, Настасья да королевисьня: «Мы пойдём-ко с тобой нонь да во цисто полё; Мы ус<ж> станём с тобой да нонь стрелетисе, Мы во дальнюю примету да во злачен перстень!..» 345. И пошли-де они да во цисто полё. И поло́жила Настасья перстень да на буйну главу А тому же Дунаю сыну Ивановицю; Отошла-де она да за три попрыща; А и стрелила она да луком-ярым-е, — 350. Ище на́двоё перстень да росколупицьсе, Половинка половиноцьки не у́бьёт же[124]. Тут и стал-де стрелетъ опеть Дунаюшко: А перв-от рас стрелил — дак он не дострелил, А фтор-от рас стрелил — дак он перестрелил. 355. А и тут-то Дунаю да за беду прышло, За великую досаду да показалосе; А мети́т-де Настасью да он уш третей рас. Говорыла Настасья да королевисьня: «Уш ты ой тихой Дунай ты да сын Ивановиць! 360. А-й не жаль мне кнезя да со кнегиною, И не жаль сёго мне да свету белого: Тольки жаль мне в утробы да млада отрока!» А тому-то Дунай да не поваровал; Он прямо спустил Настасьи во белы груди, — 365. Тут и падала Настасья да на сыру землю. Он ус<ж> скоро-де падал Настасьи на белы груди, Он ус<ж> скоро порол да груди белые, Он и скоро смотрел да ретиво серьцё; Он нашол в утробы да млада отрока: 370. На лобу у ёго потпись-та потписана: «А был бы младень этот силён на земли». А тут-то Дунаю да за беду стало, За велику досаду да показалосе; Становил веть уш он своё востро копьё 375. Тупым-де коньцём да во сыру землю, Он и сам говорил да таково слово: «Протеки от меня и от жоны моей, Протеки от меня, да славной тихой Дон!..» Потпиралсэ веть он да на остро копьё, — 380. Ище тут-то Дунаю да смерть слуциласе. А затем-то Дунаю да нонь славы поют, 382. А славы-ты поют да старины скажут.

Чупов Иван Егорович

Иван Егорович Чу́пов — крестьянин дер. Кильцы, Погорельской волости, роста выше среднего, бодрящийся старик 72 лет. Он грамотен, имеет трех сыновей: старшие женаты, младший сын грамотен и имеет печатную книжку со старинами под названием: «Илья Муромец, наибольший богатырь... Иван Ивин. М. 1898. Изд. Е. А. Губанова». Занимается он также кузнечеством. Он дядя Ивана, Афанасия и Николая Алексеевичей Чуповых, которые говорили, что он знал ранее много старин. Но когда я был в деревне, у него трудно было записывать старины. С одной стороны, он подзабыл их от старости, а с другой ему было не до пения. Выдалось сухое время. Был сенокос. И. Е. Чупов, несмотря на старость, ходил косить и грести сено: уходил он на работу часа в три утра, а возвращался в сумерках, около восьми часов сильно уставшим, так что трудно было его заставить петь да и было жаль его. Поэтому я старался, что было можно, записать у его племянника Ив. Ал. Чупова, знавшего эти старины в той же редакции, а к старику приставал с просьбой пропеть только старины, не пропетые племянником. Он пропел мне две старины: 1) «Василий Бруславлевич» (путешествие и смерть) и 2) «Добрыня и Маринка». Первую старину я записал ночью при свечах. Начав ее, он не мог продолжать пения, так как у него все слиплость во рту; чтобы немного его подбодрить, пришлось поднести ему рюмку водки, а перед пением в фонограф другую. Задушевное пение надтреснутым старческим голосом в связи с интересным напевом производило на меня захватывающее впечатление. При пении этой старины ему приходилось припоминать и вставлять пропущенные по забывчивости стихи. Кроме пропетых, он знает еще старины: 1) «Купанье Добрыни», 2) «Васька-пьяница», 3) «Василий Окулович и Соломан» — все три согласно с Ив. Алекс. Чуповым, а также 4) «Батый Батыевич» (= Батей Батеевич), где вместо Василия Казимировича действует Дунай (я записал ее уже у двух Разсоловых из соседней деревни Печища); раньше он знал, но теперь позабыл; 5) «Старину о льдинушке» и 6) «Ссору Ильи Муромца с Владимиром из-за шубы»; кроме того, он умеет рассказывать 7) о встрече Ратая и О́льга. Он слыхал также старины про 1) Святогора, 2) Сокольника, 3) Дуная, 4) Дюка, 5) Илью Муромца и Издолища, 6) Соломана, 7) Первую поездку Ильи Муромца, 8) Три поездки Ильи Муромца. Рассказ его о мезенских местностях напечатан выше, в примечании <к описанию дер. Кильцы. — Ред.>

378. Василий Бруславлевич (путешествие и смерть)

(См. напев № 45)

Не на Волхови зеленой нонь сат<д>[125] шатаицьсе, — Да по морской волны караблицёк похажыват. По караблицьку Васильюшко погуливат. Що не белая берёска г<к> земли клоницьсе, 5. Не кудрява до сырой да догибаицьсе, — Да ише сын-ле стоит да перед матерью. Он низёшенько матушки поклоняицьсе Да русыма кудрями вплоть до пояса, А ище того пониже — до сырой земли; 10. Да он веть просит у матушки бласловле[н]ьицё, Бласловленьиця просит он великого, Да он весьнёго-де просит до сырой земли, От востоку он просит вплоть до запада. Да как давала ему матушка бласловлень[и]це[ё], 15. Она с нёба давала до сырой земли Да з буйной главы и до резвых ног; Да ище ёму матуш[к]а наговариват: «Да уш ты ой еси, дитятко родимоё, Уш ты молод Василей сын Бруславлевиць! 20. Да уш ты будёш в Ерусалиме-городи? — Во Ердане-то реки люди не купаюцьсе: Да во Ердане-то реки люди омываюцьсе Для того-де для здравьи(ц)я оцей ясныех; Да на плакуне-траве люди да не катаюцъсе: 25. Да плаконом-травой люди утираюцьсе Да для того-де для здравья тела белого!» Да шше ёму матушка наговариват, Да но(а)говариват матуш(к)а — наказыват: «Уш ты ой еси, дитятко родимоё, 30. Да уш ты молоды Василей сын Бруславлевиць! Да на той на / дорошки ес<т>ь сулой быстёр Да що солой-от быстёр, да ес<т>ь розбой востёр. Да как ес<т>ь там веть горы Сорокиньские; Да на тех горах да на Сорокиньскиех 35. Да тут стоят-то кресты да Леванидофски. Там есь сарачина нонь премудрая Да що премудра сара́чина прехитрая: Да нехто сарацины да не перехитривал, Да що нехто долгополой не перемудривал». 40. Говорит тут Василей сын Бруславлевиць: «Да уш ты ой еси, матуш[к]а родимая Да чесна вдова Омельфа Тимофеёвна! Да как сулой-от быстёр да мы перегребём, А розбой-от востёр да мы поклонимсе!» 45. Да тут стал-де Василий снарежатисе да он ехать молицьсе в Ерусалим-город. Да он брал-де дружину фсё хоробрую: Да он веть брал Костю-Лостю Литурженина, А-й да брал он Фому Толсторемянников[а], 50. А шше брал-де Потаню малого хромого; Да брал он с собой да звоньчяты гусли. Да шше заходил они да на черной корапь. Становил он Костю-Лостю ноньце на корму, Да Фому Толсторемянникова на нос же. 55. А-й Потаньку мала хрома около парусоф. А-й да выкатывали якори булатные, Подымали они парусы полотняны, Они з[д]раво пошли церес синё морё. Да Васильюшко по караблицьку похажыват, 60. Да в звоньцяты гусли Васильюшко поигрыват. Да пошли они здраво за синё морё. Да шше пала им ти́шина способная. Да завидели горы Сорокинские Да на горах-то кресты да Леванидофски. 65. Говорит тут Василей сын Бруславлевиць: «Да уш ты ой еси, Костя сын Литуржени[н]! Ты дёржи-тко-се на горы Сорокиньские: Да на горах-то да кресты оказуюцьсе, Ливанидофски цесны да знамянуюцсе; 70. Да вот веть нам крестам да помолитис[е], Ливанидофским чесным да приложитисе». Да подъежджали-де под горы Сорокинские; Опускали-де парусы полотняны, Да що выкатывали якори булатные, 75. Да вымётывали сходёнки дубовые, Да соходили они да с черна карабля. Ф полгоры лёжыт голова да богатырьская, Ф толщину голова да как пивной котёл. Да тут-де Василей сын Бруславлевиць 80. Да он как нацял головушку попинывать, Он попинывать, головушку побрасывать. Да говорит голова да богатырьская, Говорит голова да таково слово: «Да уш ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць! 85. И нецёго тебе надо мной галицьсе. Да уш я был богатырь да на своих ногах; Да служил-то-ле я да сороким царям Да сороким-то царям да я царевицям, Королям-то я служил да коро[ле]вицям; 90. Да уш я дралса с сорочиной да ровно три года. А-й да та-де сорочина прехитрая Да прехитра сорочина веть премудрая Накопала она перекопы глубокие Да що наставила подрези ножовые. 95. У мня перв-от перекоп конь перескочил, Да ище фтор-от перекоп конь перескочил, И ф треть-ёт перекоп конь обрюшылсэ. Тут опутала в опутиньки шелковые Да потом отрубила буйну голову. 100. Да уш ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць! Да уш ты ой еси, Василей сын Бруславлевиць! Да уш ты будёш лёжать да со мной поряду!» Да пошол тут Василей на чернен карап. Да выкатывали якори булатные 105. И здергивали сходёнки дубовые Да подымали-то парусы полотняны; И пошли-де они в Ерусалим-горот. Да во Ёрдани-то реки да он купаицсэ, На плакуне-то травы да катаицсэ; 110. Да шше тут-де Василей поворот дёржыт, Заходил-де Васильюшко на чернен карапь. Да що выкатывали якори булатные, А здергивали сходёнки дубовые Да подымали белы парусы полотняны. 115. Потходили веть пот горы Сорокинские, — Да как веть тут карапь да остоялсэ у их. Говорит тут Васильюшко Бруславлевиць: «Да уш вы ой еси, дружья-братья-товарыщи! Вы берите-ко щупы да долгомерные: 120. Да мы на кошецьку нашли, ле на камешок!» Да берут они щупы да долгомерные: Да не на кошечьку нашли мы, не на камешок!» Говорит тут Василей сын Бруславлевичь: «Да уш вы ой еси, дружья-братья-товарыщи! 125. Мы фперёт шли, з головушкой россорились; Да, видно, нать нам з головушкой поладицьсэ. Вы дёржите на горы Сорокинские!» Да у их сад-от[126] пошол, да как сокол полетел. Потходили под горы Сорокинские 130. Да опускали-то парусы полотняны, А-й выкатывали якори булатные Да що вымётывали сходёнки дубовые; Выходили они да на сыру землю, Да подымалисе они да на круту гору. 135. Да на той на дорошки ес<т>ь горюць камень, Да що на етом на камешки потписано: «Ище хто етот камешок не перескоцит, — Да тому-ле на свети жывому не быть». Говорит тут Василей сын Бруславлевиць: 140. «Да уш мы фсе етот камешок перескоцим; У нас горё-беда Потаньки Хромому, — Да как ёму этого камешка не перескоцитъ». Да скакал тут Костя-Лостя Литурженин, Да он веть этот-ле камешок перескоцил; 145. Да скакал тут Фома Толсторемянникоф, Да уш тот веть этот камешок перескоцил; Да скакал тут Потанька малой Хроменькой, — Да он веть етот камешок да перескоцил; Он скоцил церес камешок и назат отскоцил[127]. 150. Да скакал тут Василей сын Бруславлевиць, — Да он веть этот камешок перескоцил, Он перескоцил камешок и назать отскоцил, Да на этом на камешки обрюшылсэ... 154. А-й тут-те Васильюшку славы поют.

379. Добрыня и Маринка

Да во стольнём во городи во Киеви И да жыл-был Микита да сын Романович. Да было у его чадо любимоё И мо́лоды Добрынюшка Микитич млад. 5. Да стал-ле Добрыня да лет пятнаццати; Да он хочот идти гулять в красен Киев-грат, Да он просит у батюшка благословленице: «Мне сходит(ь) гулять по городу по Киеву, Посмотреть мне-ка нонь людей добрыих, 10. Показать-де себя дородня молоцца!» Да давали ёму отець-мать бласловленицё Да сами ему да наговарывали: «Уш ты ой еси, дитятко родимоё! Ты пойдёш гулять по городу по Киеву, — 15. Не загуливай во улици ты Игнатьёвы, Во часты переулки да во Марынкины: Да та-ле Маринка — зла безбожниця, А люта-ле змея да подколодниця!» Да на то-де Добрынюшка[128] ослушалсэ: 20. Он пошол гулять по городу по Киеву; Он зашол-де во уличи Игнатьёвы, Во часты переулки да во Марынкины. Да та-ле Маринка, зла безбожниця И люта-ле змея да потколодниця, 25. Овёрнула Добрыню да туром гнедыем Да спустила Добрыню да во чисто полё. Да ходит Добрынюшка во чистом поли, Да ходит туром Добрыня гнедыем. Тут хватились Добрыни да отець-матушка: 30. «Да некуда Добрыни нонь деватисе; Он ушол, видно, во улици Игнатьёвы, Во часты переулки да во Маринкины Да к той-де Маринки, злой безбожници Да к лютой-ле змеи да потколодници!» 35. А была у Добрынюшки родима сёстра, Именём звали Марфа свет Микитисьня. Да пошла она во уличи Игнатьёвы, Во часты переулки да во Маринкины; Говорила Маринки, злой безбожници 40. Да лютой-де змеи, да потколодници: «Уш ты ой еси, Маринка, зла безбожниця Да люта-ле змея да потколодниця! Ты оддай мне-ка братилка родимого, Ище молода Добрыню сына Микитиця! 45. Да ежеле мне ты да не оддаш его, — Овёрну я тибя сукой да волотяжною, Я спущу тибя по городу по Киеву Да малым ребятам да на поруганьё И псам ле кычка́м[129] да на потарзаньё!» 50. Да тут-де Маринка испугаласе; Овёрнулась Маринка змеей лютою, Полетела Маринка да во чисто полё Да нашла-ле Добрыню да во чистом поли. Да садиласе Добрыни она на правой рок<г>, 55. А сама говорит да таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Да хош ле на свети ноньце жи́вой быть, — Отвёрну я тибя да доброго молоцца. Да возьмёш ле ты меня да за себя взамуш?.. 60. Да ты станёш ле меня да веть бить-мучити?..» Отвечял Добрынюшка Микитич млад: «Я возьму тибя, Маринка, да за себя взамуш. Я не стану тибя нонеце бить-мучити. Только дам поученьё да молодецькоё!» 65. Да во ту-ле веть пору да и во (то) время Отвёрнула Маринка да тура гнедого. Да тут стал-ле Добрыня да на резвы ноги, Да схватил он Маринку да за белы руки, Да мётал он под вышыну небёсную — 70. Да сам-ле веть ей да не потхватывал... Да тут-де Маринки злой славы поют, 72. Да славы-де поют да старину скажут.

Погорелец

Деревня Погоре́лец стоит на правом берегу реки Мезени, — в 14—15 верстах от Кузьмина Городка; в ней, кажется, есть волостное правление. На мой вопрос о причине названия деревни, мне ответили, что она названа так, может быть, потому, что часто горит; за го-два перед моим приездом, она опять погорела и не успела вполне отстроиться к моему приезду: рядом с большими домами стояли еще временные низкие избы.

Ружникова Маремьяна Михайловна

Маремьяна Михайловна Ру́жникова — крестьянка дер. Погорельца, 80 лет. Родом она из Погорельца, замужем не была, но имеет детей. По ее словам, их было шесть сестер; пять вышли замуж, но несчастливо; поэтому мать ее — шесту не неволила выходить замуж, и она принесла «сколотного» (незаконнорожденного) и, по-видимому, не одного. Теперь ее сын сельским старостой. Старины она выучила в своей же деревне. Она пропела мне старины: 1) «Василий-королевич» (Козарин), 2) «Мать князя Михайла губит его жену», 3) «Небылицу» и 4) часть «Старины о льдине и бое женщин». Первую старину она выучила у зятя, когда тот пел ее детям по вечерам.

380. Василий-королевич (Козарин)

И во городе было королефьскоём, Во земли было да королефьское Истопили да парну баёнку; Они мылись-умывалисе. 5. Вышла Елена в сени простудитисе, А во новы прохлонутисе, — И приежджало да три тотарина: Увезли Елену да королевисьню По цисту полю шырокому. 10. Тут отец-мати Василья да не возлюбили, Ище род-племя Василья да ненавидели. Тут пошол Василей-королевиць-от, Тут пошол он на конюшын двор Выбирать себе лошадь добрую. 15. На перво́го коня руку кинул — кон(ь)-от с ног же пал; На фторого коня кинул — да во землю́ зашёл; На третьёго коня кинул — не пошавелилса. И наложил Василей уздицю-ту тесмянную И выводил коня — да лошадь добрую 20. И опседлал седёлышком тесмянныим. Тут садилса Василей да королевиць-от, Он садилса на добра коня. Тут и поехал Василей да по цисту полю, По цисту полю шырокому. 25. И приехал Василей да королевиць-от Ище к той да реки огнянной. И удробело[130] у Василья да ретиво серьцё, И опустились да руки белыя, Подломились да ноги резвыя. 30. Тут и спроговорит конь да лошадь добрая Он тем же языком руськиим: «Ты не бойсе, Василей да королевиць-от; Ты дёржысь-крепись да за добра коня!» Конь скоцил — он перескоцил 35. Он ту же да реку огнянну. Тут и ехал Василей да королевиць-от А по цисту полю шырокому. Тут и подъехал Василей да королевиць-от Он ко той же да крутой горы: 40. Как крута гора в нёбо ввиваицьсе. И удробело у Василья да ретиво серьцё, И подломились у Василья да ноги резвыя, И опустились у Василья да руки белыя. Тут спроговорит конь да лошадь добрая: 45. «Ты не бойсе, Василей да королевиць-от, Ище той да крутой горы; Ты дёржись-крепись да за добра коня!» Конь скоцил да полгоры[131] зашол, Он другой рас скоцил — да на гору зашол. 50. Тут поехал Василей да королевиць-от Он по той же да по крутой горы И по цисту полю шырокому. Тут увидял Василей да королевиць-от: Во чистом поли стоит да белой шатёр. 55. Тут и подъехал Василей да ко белу шатру. Ф том белом шатру сидит да три тотарина; Они сидят, они дел делят: На первой пай кладут да цисто серебро, На фторой пай кладут да красно золото, 60. На третей пай кладут да красну девицю. Как девиця сидит, слезно уливаицсэ А труп<б>цятой косой да утираицсэ. И первой тотарин тешит девицю: «Ты не плаць-кось, девиця да душа красная; 65. Если ты мне-ка, девиця, да ты достаниссэ, — А я увезу тебя в землю неверную, Да ты будёш меньша сноха да поломойниця!» Тут девиця сидит, слезно уливаицьсе, А трупцятой косой да поттираицьсе. 70. Как фторой тотарын тешит девицу: «Ты не плаць, девиця да душа красная; Если ты мне-ка достаниссе, — Ушь ты будёшь больша сноха да платомойниця!» Тут девиця сидит, слезно уливаицьсе. 75. А трупцятой она косой да поттираицсэ. Как трете́й тота́рин да тешыт девицю: «Ты не плаць-кось, девиця да душа красная; Если ты мне-ка достанисссе, — А увезу тебя в землю неверную; 80. Ище есь у мня состроёна нова горниця, В новой горници кро́вать тоцёна, А нат кроватью три спицьки да позолоцёны: А (на) первой-то сп(и)ц(ь)ки ве́снёт белой плат, А на фторой-то сп(и)ц(ь)ки веснёт да плётка шолкова, 85. А на третьей-то сп(и)ц(ь)ки да сабля вострая; Я срублю те буйну голову, Уш я буду да тебя жарити, Уш я жарити буду — кушати, На дубовом столи да буду рушати!» 90. И тут у Василья розболелось да ретиво серьцё; И роскипелась да крофь горечяя И у того же коня да лошадь доброе. Конь скоцил да на белой шатёр... Как первого-то тотарина конём стоптал, 95. А фторого-то тотарина копьём сколол, Уш как третьёго тотарина — саблей вострое. Тут выходила девиця да душа красная Ис того же она да из бела шатра; Она падала добру коню во резвы ноги 100. И добру молоцьцю во резвы ноги. Они собрали золоту казну И склались и поехали. Они ехали по цисту полю; Не видели и они дак не крутой горы, 105. И не видели они да реки огнянной. Ище стала их веть ноць сустыгать. Тут проговорит Василей да королевиць-от: «Уш мы будём-ко, девиця, и ужну́ варить, Мы ужну варить да будём грех творить!» 110. Тут отвецяла девиця да душа красная: «Ты как хош дак, доброй молодець!» Они сели веть кушати, Они стали друг у друшки спрашывать: «Ты какого города, какой земли?» — 115. «Я из города королефьского!» — «Из земли-то я королефьское!» Дак Василей говорит девици да души красное: «Ище видно же, девиця да душа кра(с)ная, Ище ты мне-ка родна сёстра!.. 120. Тут сёстра родна поедёт г<к> дому да благодатному. И увидают нас из окошоцька И выскоцят, отворят воротецька, Отфёрнут вереюшки точёныя И отворят воротецька стекляныя; 125. Ще выскоцит отець-матушка, Тут потхватят Елену да королевисьну И вытащат те в нову горницу, И оставят миня, да добра молоцьця, Ище с тем же конём да лошадь доброе!..» 130. Тут и приехал Василей да королевиць-от К своёму-ту дому да благодатному. Увидали они да из окошецька: И выскоцили — отець-матушка, Отвёрнули вереюшки тоцёные 135. И отфореют воротецька стекляные; И тут стрецеют Елену да королевисьню, И потхватили ей за белы руки И утащили да в нову горницю... «А меня, добра молоцца, тут оставили...» 140. Тут говорила Елена да королевисьня: «Вы зачем же ёго да вы оставили? Кабы не братилко мой, — дак не бывать мне-ка да на Святой Руси, На Святой Руси и живой не быть!» Тут побежали и отець-матушка 145. Они стрецеть Василья да королевиця. Им сказал Василей да королевиць-от: «А на приездинах гостя да не употчовали — А на поездинах гостя да не употчовати!» Тут выводил Василей да королевиць-от 150. Он и своёго коня — да лошадь добрую, Тут садилса Василей да королевиць-от, — 152. И не видали, куды поехал же.

381. Мать князя Михайла губит его жену

Тут поехал князь Михайло да на страшную службу же И не успел князь Михайло да со широка да двора съехати, — Его маменька родима да парну баёнку затопила же, А на серой камень да нажыгала же 5. А ко кнегины на груди клала же И выжыгала из утробе-то младенецька, И приносила дубову колоду же, Тут и клала кнегину да во колоду же, И набивала два обручя железныих 10. И спустила во синё морё Хвалыньскоё. И тут ехал княсь Михайло да по дорожечьки, — И подоп(ну)лса конь да лошадь добра же, И сорвалса княсь Михай(ло) да со добра коня. И говорит-то княсь Михай(ло): «Що-ли в доме да есь неладно же!» 15. И воротилса княсь Михай(ло) да со дорожечьки; Он приехал г<к> дому да благодатному, Он зашол же княсь Михайло да в нову горницю: «И уш ты маменька родима, да где моя молода жона кнегина же?» — «Твоя молода жона кнегина у воскресень(с)кое обедьни же!» 20. Тут металса Михайло к воскресень(с)коей обедьни же; И прибежал-то князь Михайло к мамушки родимой же: «Уш ты маменька родима, да где моя молода жона кнегина же?» — «Твоя, твоя молода кнегина да у суседа да на беседи же!» Тут мёталса княсь Михайло ко суседу да на беседу же. 25. Ёму суседи-ти говорили же: «Не успел ты, князь Михайло, да со шырока двора съехать же, — Твоя маменька родима да парну байну затопила же, Серой камень да нажыгала же А ко кнегины да на грудь клала же — 30. А выжыга(ла) из утробе-то младеня же. И принёсла она дубовую да колоду же, Ёна клала кнегину да во дубовую колоду же И набивала два обручя жалезныих И спущала во синё морё Хвалыньскоё!..» 35. Тут бросалса князь Михайло во сфой же дом; Он брал же княсь Михайло да шолковыя да нёводы, — И он мёталса ко синю морю Хвалыньскому Он ловить свою молоду жону кнегину же. Перву тоню замётал же, — да он не выловил. 40. Фтору тоню замётал, — дак он выловил, Он выловил дубовую-ту колоду же. И захватилса княсь Михайло за дубовую колоду же, И он спустилса во синё морё Хвалыньско же. Его маменька родима да вдоль по берешку ходила же, 45. Вдоль по берешку ходила да громким голосом крычала же: «Уш я три душы да погубила же: Пе́рву ду́шу по́губила бе́спови́нну же: Фтору душецьку я погубила безгрешну же, 49. А тре́тью душецьку ницим непричи́нну же!..»

382. Небылица

А старину скажу — да старика свяжу, А старика свяжу да со старухою, Со старухою да с веслоухою! Ище то, браццы, не чюдо, да я чюдне скажу: 5. А по цисту полю, браццы, карабь бежит, А темны-ти лесы да вичёвой идут. Ище то, браццы, не чюдо, да я чюдне скажу: Во темном лесу кобыла да белку лаяла!.. Ище то, браццы, не чюдо, да я чюдне скажу: 10. По синю, браццы, <морю>[132] цюхарь пловёт!.. Ище то, браццы, не цюдо, да и цюдне скажу: А на синём мори, брацци, овин горит, А овин-от гори(т) да, брацци, с репою, 14. А брацци, с репою, да отнеть некому!..

383. Старина о льдине и бое женщин (начало)

Що во славном было городи во Туесе Тут была-жыла кнегинушка-лединушка; А о Петрови дни лединушка росто(а)яла. 4. И не стало в етом Туесе управителя...

Азаполё

Азаполё — большая деревня, имеющая более 500 жителей обоего пола; она лежит на возвышенности левого берега р. Мезени (ниже ее на несколько верст песчаная отмель) и расположена несколькими порядками. В ста саженях выше ее по течению находится отдельный околок; тракт на другом берегу. В ней есть приходская церковь и две ветряные мельницы.

Прокопьев Леонтий Кузьмич

Леонтий Кузьмич Прокопьев (Прокофьев) — убогий крестьянин дер. Азаполя, низкого роста, 82 лет. Он имел двух сыновей. Но один из них умер; умерший был женат и оставил после себя малых детей. Другой сын немного помешан и в мою бытность в Азаполе был пастухом. Когда старик устает работать на пожне, то пасет вместо этого сына скот. Старик пропел мне две старины: 1) «Дунай» и 2) «Данило Игнатьевич и его сын Михайло». Когда я уже садился в двуколку, чтобы ехать дальше, пришел Прокопьев и хотел было пропеть старину: «Купанье Добрыни, бой со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича»; но мне было неудобно остаться, и я уехал, не записывая ее. Старины свои он выучил у Прокопия Шуваева из Нижи (у меня есть отметка об этом при второй старине).

384. Дунай

Во стольнём во городи во Киеви Да у ласкова князя да ю Владимера Ище было пированьице, был почесьён стол А про многих кнезей да руських бояроф, 5. А про могучих про тех же да про богатырей, А про тех же палениць да преудалыех, А про тех же хресьянушок прожытосьних, А про тех про купьцей-гостей торговыя А про тех же калик да перехожыя. 10. А Владимер-от по грыдни да сам похажыват, Ище с ношки на ношку да переступыват, А белыма руками да прирозмахиват Да злаченыма перснями принащалкиват, Да сам из речей да выговарыват: 15. «А фсе у нас во городе нонь поженёны, Красны девици у нас да нонь повыданы. А един-то князь да нонь холост хожу, А холост хожу — нежонат слову. А не знаете ле хто мне да богосужоной, 20. Не знаете ле хто мне да богоряжоной — Еще той же веть мне да красной девици: Щобы ростом была да высока была, Очи ясны-ти были — да как у сокола. Брови черны и были — да как у соболя, 25. А руса-де коса была до пояса?» А тут большой-от хороницьсе за средьнёго, А средьней хороницьсе за меньшого. И-за того же стола и-за окольнёго, Ис того же из местицька богатырьского 30. Выставал тут Дунай, Дунай Дунаевичь: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевьской! Ты позволь мне-ка да слово молвити, Ты позволь-ко мне-ка да речь говорити, — Не рубить бы со плець у мня буйной головы, 35. Не садить бы во глубоки во темны погрёба, Не ссылать бы во сылоцьки ф цюжи в дальния!.. А жыл я во городе нонь во Шахови У того короля у ляхоминьского, А жыл я, служил у ёго двеначчеть лет. 40. А ес<т>ь у ево да нонь две дочери. Ище первая дочи да ес<т>ь Настасия, А пресильня удала богатыриця-та. А фторая дочь да ес<т>ь Опраксия, Да Опраксия ес<т>ь королевисьна: 45. Она ростом статна да ростом высока, А очи у ей — да как у сокола, Брови черны ю ей — да как у соболя, А руса-де коса — до шелкова пояса!..» А то-де Владимеру по уму прышло 50. Да по разуму ему да показалосе: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець! А що же тебе да ноньче надобно?.. А бери-тко-се ты да силочьки сильнею, А бери-тко-се ты да золотой казны!» — 55. «А не надо мне твоя да сила сильняя; А не надобно твоя да золота казна: Я поеду ей нонь веть — да не купить стану, Да не надобна твоя да силочька сильняя: Поеду-де я нонь ей посватаюсь. 60. А дают-то ей, так я добром возьму; А не дают-то ей — да лихотой возьму! Только дай-ко мне-ка да два богатыря, Ище дай-ко мне-ка да два могучого: А первого дай мне-ка Добрынюшку, 65. А фторого дай да Олёшеньку Поповичя, — (А он хош силой-то не силён, да хош напуском смел)!» Наливал ему Владимер цару зелена вина, Да не малу, не велику — да полтора ведра. Принимает Дунай да единой рукой, 70. Выпивает Дунай к едину духу; Пьёт-(т)о он цару да пьёрт веть досуха, А пьёт-(т)о, сушит да цару да досуха. Наливал ему Владимер да во фтору цару, Не малу, не велику — да полтора ведра. 75. Да прымает Дунай да единой рукой, Выпивает Дунай да к едину духу Да пьёт-то, сушит да цару досуха. Наливал ему Владимер да во третью цару, Да не малу, не велику — да полтора ведра. 80. Прымает Дунай да единой рукой, Выпивает Дунай да к едину духу, Пьёт-то, сушыт да цару досуха. Наливал ему Владимер да мёду с патокой, Наливал он мёду ёму с патокой, 85. Наливал ему нонь ему турей рок<г>. А тут пошли молоцьци вон ис (с)ветлой светлици, А пошли молоцьци да ко красну крыльцю, — А ступешек до ступешка да догибаицьсе, Светлы светлици нонь да пошеталисе. 90. А не видели у молоцьцей посадочьки, А не видели, молоцьци как на коней скочили; Только видели: молоцьци да во полё поехали, Только во поли нонь да курёва стоит, Курёва-де стоит — да дым столбом валит. 95. А доехали они да нонь до Шахова Да доехали до города до Ляхова — Заскоцили за стену да городовую. А пошли молоцьци да нонь по городу, А бьют молоцьци со старого до малого. 100. А пошол-де Дунай к королю посватацьсе. А сидит-де король да за столом сидит. А пришол-то Дунай, Дунай Дунаевичь, Пришол же к тому королю да ляхоминьскому: «Уш ты зрастуёш, король да ляхоминьской же!» — 105. «Уш ты зрастуй, Дунай да сын Дунаевичь! Ты по-старому пришол ли да нонь по-прежному А пришол ли ко мне да во служеньицё?..» — «А я пришол-то к тибе да нонь не по-старому, Не по-старому пришол к тибе, не по-прежному: 110. Я пришол-то к тибе да нонь посватацьсе А на той же на доцери на Опраксии!» Говорил-то король да он таково слово: «А ище был при себе у мня бы вострой мечь, Я срубил бы у тебя да буйну голову!» 115. А был при себе у ёго булатной нош, — А шып-то Дуная вострым ножыцьком. А на то же Дунай да как увёрток был, — Увёрнулса за печьку да за муравлену; Ухватил-де Дунай да ноньче вострой нош 120. А шып короля да ляхоминьского: А попало королю да нонь во правой глас. А сам побежал как Дунай да по новым сеням, А побежал-де Дунай да по новым сеням. А сидела Опраксия за трёма дверьми 125. А за тема за замками да нонь за крепкима. Ище рвал-то Дунай двери с ободверинами; Вырывал-то он двери — да нонь вырвал веть, Забегал тут ноньче к Опраксии, Говорил-де Опраксии таково слово: 130. «Уш ты ой еси, Опраксия-королевисьня! А срежайсе-тко ты да ф путь-дорожецьку; А дорожно-то платьё на себя оболокай, А подвинесьнеё платьицё с субой бери!..» А выходил тут король да на красно крыльцё: 135. «А возьми-тко, Дунай да сын Дунаевичь, А возьми-тко мою да ноньче дочерь возьми, А возьми-тко-се дочерь да с собой повези! А не бей-ко во городе со старого, Да со старого не бей да нонь до малого, — 140. А остафь-ко мне лутше на семяна!» А садил он Опраксию на добра коня, Повёс-де Опраксию ф красной Киев-град. А поехали молочьчи да нонь чистым полём, Наехали как на поли следы великия: 145. А ехала полениця да приудалая, Да ворочял конь ископыть с печь лютую. А тут богатырьско серьцё заплыфьциво; Оддавал он кнегину Опраксею, Передавал как ей нонь Добрыни Микитичю: 150. «Ты вези-тко Опраксию в красной Киев-грат; Я поеду и ети следы поищу веть!» А поехал Дунай да во чисто полё... Как едёт полиничя да преудалая И едёт по честу полю, потешаицьсе: 155. А вымётыват паличю буёвую А вымётыват и выше лесу да выше темного, А левой ручыкой вымётыват, А правой ручькой потхватыват. А наехал Дунай на полиничю преудалую. 160. Они паличеми да нонь ударылись, А тем-де боём да друг друга не ранили, — А палици по руковетьям сломалисе. А розъехались они да на фторой након; А бились, они кололись на копьиця булатныя, — 165. Они тем же боём друг друга не ранили. А да скакали они да со добрых коней, А тянулись они да через добра коня. А на то-де Дунай да как нонь он ухватчиф был, — А бил поленицю да по поджылки бил: 170. Упала полениця да на сыру землю. А стал ей Дунай нонь на белы груди, Вынимал у себя да нонь чынжалой нош А ище хочот пороть у ей белы груди, Ище хочот смотреть у ей ретиво серьцё. 175. Говорила тут полениця преудалая: «Уш ты ой еси, Дунай да нонь Дунаевичь! А не порь-ко ты у мня да нонь белы груди Да не смотри-ко у мня да ретиво серьцё; Да возьми-ко меня лучше в замужесьво!..» 180. А брал ей Дунай да за праву руку, А чёловал-то Дунай ей в уста сахарныя, Да брал ею да на добра коня. Да поехали за Добрынюшкой за Микитичом; А поехали, ехали по чисту полю. 185. А поставили шатёр да белополотненной, А тут же в шатри да опочевать стали. А поехали они да ф красен Киев-грат, А поехали они да ф красен Киев-грат. Говорил-то ей да таково слово: 190. «А приедём как мы да ф красен Киев-град, А седём как мы за столы да за окольния, — А ты собой нонь — да не похваляйсе-тко!» А приехали они да ф красен Киев-град; Привезли они кнегину да нонь Опраксию, 195. Привезли-де Опраксию ф красен град Ко тому же ко князю да ко Владимеру. А у князя-то нонь да не пиво варыти, Да не пиво варить, не вино курити, — Весёлым-де пирком да ноньче свадёпкой: 200. А тут же у князя да зделалса почесьён пир. Ище фсе на пиру да стали пьяны-весёлы, Ище фсе на пиру да напивалисе, А фсе на чесном да наедалисе. А тут как Настасия да приросхвасталась. 205. Тут же Дунаюшку за беду прышло, За великую досаду да показалосе. Говорил-то Дунай он таково слово: «Выходи-тко-се ты да из-за стола-та, Из-за то же стола да из-за окольнёго, — 210. А пойдём-ко-се мы да во чисто полё, А пойдем-ко-се мы да ноньче пострелеимсе, А пострелеимсе во стрелочьки во метныя А во те же во луки да нонь во тугия!» А стали они во стрелочьки стрелетисе: 215. А она ему годит да нонь во правой глас, А он ей годит да в ретиво серьцё. А говорила она: «Уш ты ой еси, Дунай Дунаевичь! Не стрелей-ко во стрелочьку во метную, Не стрелей-ко-се мне да во белы груди: 220. Есь да у меня нонь засеяно, Есь два отрока-младеня-та: Ище руки-ти нонь да у серебри, А ноги у их да как во золоти!..» А тому же Дунай да не поваровал, — 225. А стрелил он стрелочьку нонь калёную: А застрелил-де ей да во белы груди, Во белы-ти груди и в ретиво серьцё. А да порол он у ей да нонь белы груди А смотрел-де у ей да ретиво серьцё: 230. А засеяно у ей да два отрока. А засеяно у ей ноньче два отрока: А ручьки-ти по локтям у их во серебри, По коленям у их ноги во золоти. А тут же Дунаюшку за беду стало, 235. За великую досадушку по(ка)залосе. А вынял-то Дунай да как нонь булатной нош, Становил-то Дунай ножыцёк череном в сыру землю, А падал Дунаюшко на вострой нош, — И тут же Дунаюшко призарезалсэ. 240. Говорил-то Дунаюшко таково слово: «Уш ты ой еси, протеки с моей крови, А прот(ек)и-ко от моей крови, река Дунаефка!..» А протекла тут река да нонь Дунаефка. «Да свейсе-вырости, берёзонька, 245. А вырости, берёзонька кудрёватая, — Уш ты свейсе-сплетись да ф три берёзоньки!..» А ноньче-теперече славы поют 248. Да славы-ти поют, да Дуная ф старинах поют.

385. Данило Игнатьевич и его сын Михайло

Во стольнем во городи во Киеви У ласкова князя да ю Владимера А было у ёво было пированьицё, Пированьицё было, да был почесьён пир 5. А про многих кнезей да руських бояроф, А про тех хресьянушок прожытосьних, А про тех про купьцей-гостей торговыя, А про тех про богатырей могучие, А про тех полениць да приудалыя, 10. А про тех про казакоф да с тихого́ Дуна А да про тех про калик да перехожия. А фсе на пиру да напивалисе, Они фсе на чесном да наедалисе, — Они фсе на пиру да пьяны-весёлы. 15. А Владимер-от по грыдьни да сам похажыват, А с ношки на ношку да переступыват, А белыма руками да прирозмахиват, А злаченыма перснями да принащалкиват; А сам таки речи да выговариват: 20. «Ище фсе на пиру у мня пьяны-весёлы, Ище фсе на пиру у мня роспотешылись; А един-то сидит да как доброй молодець, А сидит молодець-от, да он не пьёт, не ест, А не пьёт-то, не ест, да как он не кушаёт 25. И белого лебедя не рушает!..» Говорил-то Владимер стольнекиевской, Говорил-то Владимер таково слово: «Ище що ты сидиш, удалой доброй молодець, А сидиш, молодець, да как ты не пьёш, не еш?.. 30. А на меня ли на князя да лихо думаёш, На мою кнегину да на Опраксею?..» Говорил-то юдалой да доброй молодець: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнеки(е)вской! Позволь-ко мне-ка да слово молвити, 35. Да позволь-ко мне-ка да речь говорити, — Не рубить бы со плечь как буйной головы, Не садить во глубоки да темны подгрёба, Не ссылать бы во сылоцьки цюжы дальния!» Говорил-то Владимер стольнекиевьской: 40. «Уш ты ой еси, юдалой да доброй молодець! Говори, молодець, да що те надобно!» — «Уш ты батюшко Владимер да стольнекиевской, Спусти-тко меня ф три келии Богу молитисе А во три-де манастыря душу спасать: 45. У мня много-де было да бито-граблёно, Ище много занапрасно кровей проливано». Говорил-то Владимер таково слово: «Не спущу я тя ф три кельи молитисе А во три манастыря душу спасать: 50. Да пройде(ё)т же тут славушка великая, Великая славушка по фсей земли, — Да пройдёт нонь славушка ко Шкурлаку!..» — «Уш ты, батюшко Владимер стольнекиевской, Да позволь-ко ище да слово молвити 55. Да ище же мне да речь говорити! А есь у меня да чадо милоё А чадо-то мило, чадо любимоё. От рожденьица зовут его Михайлушком; От рожденьица Михайлу нонь двеначчеть лет; 60. А владеет Михайло да нонь добрым конём, А владеет Михайло да палицой боёвою, А владеет Михайло да копьём вострыим, А владеёт Михайло он сабелькой вострою А владеет фсема успехами богатырскима. 65. Ище будёт тебе да нонь тут — надеюшка, Ище будёт тебе — да неизменушка, А будёт тебе — стена городовая». Говорил-то Владимер стольнекиевской: «Поди-тко ф три кельи Богу молитисе 70. Да во три во манастыря душу́ спасать!» Прошла же тут славуш(к)а не малая Да не малая славуш(к)а по фсей земли, — А прошла-то тут славуш(к)а нонь ко Шкурлаку, Що не стало во городе богатыря, 75. А не стало во Киеве могучого, — Да не стало стены городовою. А садилсэ Шку(р)лак на рыменьчят стул, Он писал ерлыки да скорописьчяты; Не пёром он писал да не чернилами, — 80. А роспечатывал камку да чистым золотом. Оддавал он любимому зятилку А любимому зятилку ноньче Конщичьку, Оддавал ище Конщичьку-наезничку: «Поежджай-ко ко князю да ко Владимеру; 85. Поежджай не путём нонь, не дорожечькой, — Церес те церес стены да городовыя, Церес башни-наугольники нонь рублёныя!» Поехал любимой ноньче зятёлко; Поехал не путём он да не дорожечькой, — 90. А быстрыя реки конь перескакивал, А дыбучия болотечька перерыскивал. А заехал как конь ф красен Киев-град Ко тому же ко князю да ко Владимеру. А не спрашывал у ворот да прыворотничкоф, 95. Да не спрашывал у дверей да нонь придверьничкоф. Пудъехал ко князю да ко красну крыльцю, — А вязал-де коня за золото кольцё, Сам бежал-де веть он да на красно крыльчё. Идёт-де ветъ, Богу да он не молицьсе 100. А ласкову князю челом не бьёт, Опраксии-королевисьни головы не гьнёт. Он мётал-де ёрлык сам на дубовой стол, Сам пошол-де веть вон ис светлой светлици. А скоро Владимер ерлык роспечатывал, 105. Поскоре того ерлык да веть он прочитывал; А читал, прочитал да слезно проплакал же: «А хто у нас поедёт да во цисто полё? Ище просит Шкурлак у нас поединьщичка». А собирал-то Владимер да нонь почесьён пир 110. Да про тех про хресьян да нонь прожытосьних, Да про тех про купцей-гостей торговыя, А про тех про богатырей могучия, А про тех полениць да приюдалыя, Про тех про казакоф да с тихого с Ду<о>на. 115. Они фсе на пиру да напивалисе, Они фсе на чесном у нас наедалисе, А фсе на пиру да пьяны-весёлы. А иной-от-де хвастат да золотой казной, А богатырь-от хвастат да силой сильнею, 120. А наезничок хвастает добрым конём, А мудрой-от хвастат да старой матерью, Неразумной-от хвастат да молодой жоной. А Владимер-от по грыдни да сам похажыват, А с ношки на ношку да переступыват, 125. А белыма руками да прирозмахиват, А злаченыма перснями да принащалкиват, Сам таки речи да выговариват: «Ище хто, браццы, поедёт во чисто полё? А просит Щкурлак у нас поединьщичька, 130. Ище просит Щкурлак у нас постояльщичька!.. А у Щкурлака силушки много множесьво: Пот правою рукой — да сорок тысицей, Пот левою рукой — да сорок тысицей, Назади у ёго силочьки — да числа-смету нет, 135. Назади-то как силочьки — числа-смету нет». А тут большой-от хороницьсе за средьнёго, А средьн-ёт хороницьсе нонь за меньшого. А от меньшого брата да нонь ответу нет. А выставал-то юдалой да доброй молодець 140. Ис того же из места да богатырьского, Богатырьско(го) места да ис последняго. Говорил молодець да таково слово: «Уш ты батюшко-ли Владимер да стольнекиевской! Ты позволь-ко мне-ка да слово молвити, 145. Ты позволь мне-ка да речь говорити, А не рубить бы со плечь у мня буйной головы, Не садить во глубоки да темны подгрёба, Не ссылать бы во сылочьки ф цюжы в дальния!..» Говорил-то Владимер да таково слово: 150. «Уш ты ой еси, юдалой да доброй молодець! Ище ты, молодець, да нонь молодёшенёк: А не знаеш поески богатырьскою, А не знаеш ты посвисту лошадиного». Говорил-то Владимер да стольнекиевской. 155. Говорил-то Владимер во фторой након: «Ище хто-то, брацьци, поедёт з вас в чисто полё?» А большой хороницьсе за средьнёго, А средней хороницьсе за меньшого, От меньшого брата да тут ответу нет. 160. Выставал-то юдалой да доброй молодець: «Уш ты батюшко Владимер да стольнекиевьской! А спусти-тко меня да во чисто полё!» Ище спрашывал Владимер да во третей након: «Ище хто, брацьци, поедите во чисто полё? 165. Ище просит Щкурлак у нас поединьщичка!..» А большой хороницьсе за средьнёго, Ище средьней хороницьсе нонь за меньшого, А от меньшого братилка ответу нет. Ис того же из места да богатырьского, 170. Богатырьского места да ис последьнёго Выставает удалой да доброй молодець, Выставает молодець да на резвы ноги, — Говорил молодець да таково слово: «Уш ты батюшко Владимер да стольнекиевьской! 175. Спусти-тко миня да во чисто полё; А съежджу-де я да во чисто полё И фсю ету силочьку да повырублю, А конём ету силочьку повытопьцю, Вострой сабелькой силочьку повырублю, 180. А спишу ету силу на востру сабельку!» Говорыл-то Владимер стольнекиевьской: «Ище ты же нонь, видно, — надеюшка, Ище ты же веть нонь — неизменушка, Ище ты, видно, — стена да городовая!» 185. Наливал ему Владимер цару зелена вина, Да не малу, не велику — да полтора ведра. Прымает Михайло да единой рукой, Выпивает Михайло да к едину духу. Наливал-де Владимер да во фтору цару, 190. Да не малу, не велику — да полтара ведра Прымает Михайло да единой рукой, Выпивает Михайло да к едину духу: А он пьёт-де, сушит да цару досуха. Наливал ему Владимер да во третью цару, 195. А не малу, не велику — да полтора ведра. Прымает Михайло да единой рукой, Выпивает Михайло к едину духу. Наливал ему Владимер да ноньче турей рок<г>, Ище турей-де рок<г> да мёду с патокой. 200. А пошол молодець да из фатеры вон; А пошол молодець да как по красну крыльцю. — А ступешек до ступешка да догибаицсэ, А светлы-ти светлици пошаталисе. А не видели молоцьця, как ф стремяна ступил. 205. Только видели молоцьця: ф чисто поле поехал. А поехал молодець да во чисто полё, А поехал-де он: только курёва стоит, Курёва-де стоит — да дым столбом валит. А заехал Михайло во силу во толстешеньку. 210. А куды едёт Михайло — да тут и улиця; Оворотицьсе Михайло — да переулками. Ище ездил по силы да трои суточьки, Не пиваючи доброй молодець, не едаючи, Свету белого мало да он видаючи. 215. А спроговорил коничёк руським языком-ту: «Выежджай, Михайло, ис силы ис тол(с)тешенькой, Выежджай-ко ис силы да ис тол(с)тешенькой: Забрызгало кровью горячею у мня глаза, Ес<т>ь накопаны перекопы глубокия 220. А задёрнуты камкой да белохрущятой!..» А тому же Михайлушко не варуёт, А бьёт-де коня да по крутым ребрам: «Уш ты ой еси, коничок, травяной мешок!» Да поехал Михайлушко по силочьки. 225. А первой перекоп коничок перескочил, А во фтором перекопи конь пробрюшылса. Наскакивали пановья-улановья, А намётывали арканы да фсё шелковыя, — А здерьгали-то Михайла да со добра коня: 230. Отбивали у Михайла да коничка доброго. Отбивали у Михайла да паличю буёвую, Отбивали у Михайла да копьё востроё, Отбивали у Михайла да сабельку вострую; А да сковали у Михайла да руки белыя, 235. Да сковали у Михайла да ноги резвыя: Повезли-то Михайла да нонь ко Щкурлаку. А змолилса Михайло Спасу Пречистому. А змолилсэ Присвятой он да Богородици: «Уш ты ой еси, Мати да Божья, Богородиця! 240. Я стою-де за веру да за крещоную, Я стою за церкви за Божыи, Я стою за три-де манастыря!» А спали у Михайла с ног худы железишка. А спали у Михайла да с рук худы железишка, — 245. Тут хватал Михайлушко Щкурлака за ноги, Ище начал он Щкурлаком помахивать. А куды он махнёт — дак тут и улиця; Оворотитьсе Михайлушко — с переулками. А да добилсэ Михайло до палици буёвое 250. И выхватил палочьку боёвою, А он начял как палочькой помахивать; А куды он махнёт — да тут и улиця; Оворотицьсе Михайло — с переулками. Добилсэ Михайлушко да (до) добра коня, 255. А выхватил Михайло да нонь добра коня, Как заскакивал Михайлушко нонь на добра коня, — А начял по силочьки он поеждживать, Он начял-де силочьку он потаптывать. Добилсэ он нонь до сабельки вос(т)рое, 260. А выхватил он да сабельку вос(т)рую — А начял как сабелькой помахивать. И добилсэ до копья до бурсоменьского, — Ище начял он силочьку помахивать, Ище начял-де силочьку порубливать. 265. Ище выломил у сабельки тры щорбика: Ище первой-от щорбицёк — как гром громит, А фторой-от щорбицёк — как змей шыпит, А третей-от щорбицёк — как ерети́к скрыжёт. А прошла тут-де вёсточька ф три манастыря, 270. А прошла тут славушка ко оццу ево. А услы шал отец да ево батюшко, Що много было у Щкурлака силы бито; А пошол-то богатырь с келеи, А пошол-де он нонь да во чисто полё. 275. А поехал Михайло да настречю ему. А идёт-то богатырь, розговарыват: «Уш ты здрастуёш, поганоё нонь Скурлачишко! А скажи-тко-се ты, да где мой сын убит, А <г>де мой сын-от убит, да <г>де убит лежит?.. 280. А фсю я силочьку огнём сожгу А огнём-де сожгу да головней спалю!» Слезывал тут юдаленькой доброй молодець, Слезывал молодець да со добра коня; А падал он ёму во резвы ноги: 285. «Уш ты ой еси, батюшко родименькой! Прости-тко меня да парня глупого, Прости глупого меня да неразумного: А я поехал-де нонь я да во чисто полё, Ище не взял у батюшка бласловленьиця!..» 290. Говорил ему Данило да во фторой након: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодец(ь)! Скажи-тко, где мой да сын убит лежит?..» А падал Михайло да во фторой након: «Уш ты ой еси, батюшко родименькой! 295. А прости-тко меня парня глупого: А поехал-де я во чисто полё, Ище не взял у батюшка бласловлень(и)ця!..» А тут у ёго могучи плечя росходилисе, А горечяя крофь да закипела же, 300. А очи ясны у его да сомутилисе, — Говорил-де веть он да таково слово: «Уш ты ой еси, моё да чадо милоё А милоё чадо моё любимоё!» А тут же у<о>ни да поздоровались. 305. А взял он у батюшка бласловлень(и)цо А напретку-де ездить во чисто полё. А да поехал Михайло ко князю Владимеру. Приежджает ко князю да ко Владимеру, Приежджаёт ко князю да ко красну крыльцю 310. А вяжот коня доброго да золото кольцё. А пришол он ко князю да ко Владимеру А пришол-де ко князю да ф светлу светлицю: «Уш вы здрастуйте, фсе удалы да добры молоцьци! Уш ты здрастуй, Владимер стольнекиевской! 315. Ище съездил-де я да нонь во чисто полё; Ище фсю я как силочьку повырубил, Ище фсю я-де силу конём повытоптал А списал ету силу на востру сабельку; А выломил у сабельки три щорбика: 320. Первой-от щорбичок как гром громит, А фторой-от щорбичок как змей шипит, 322. А третей-от щорбичок как еретик скрежот!..»

Фофанова Марья Григорьевна

Марья Григорьевна Фо́фанова — крестьянка дер. Азаполя, среднего роста, 29 лет. Она была замужем 5 лет, но теперь уже второй год вдовеет. После смерти мужа у нее на руках остался ее малый сын и четверо детей от первого брака ее мужа: 2 сыновей и 2 дочери. Так как малые-дети оказывают не много помощи, то ей одной приходится управляться с домом, полем и пожнями. Она пропела мне 4 старины: 1) «Князь, княгиня и старицы», 2) «Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», 3) «Голубиная книга» и 4) «Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем». Старинам она выучилась у своего покойного отца, крестьянина этой же деревни. Она слыхала много старин, но знает их по большей части в кратком виде. Во время моего пребывания в деревне она должна была с зари до зари работать на пожне, поэтому у нее было мало времени для пения, а то бы она вспомнила еще что-нибудь; ранее она знала старину про Илью Муромца. Первые три старины я записал у нее поздно ночью, когда она усталая вернулась с работы, а последнюю утром на следующий-день, когда она еще не успела отправиться на работу и обряжалась с коровами и обедом.

386. Князь, княгиня и старицы

(См. напев № 46)

Уш ты ой еси княсь да девеноста лет И выбирал себе кнегину да девити годоф, Девети годоф — да лет двеннаццэти. И тут поехал княсь да во цисто полё, 5. И во цисто полё да во роздольицо. Ему сретилось да три манашыны: «И ты придёш, княсь, да к шыроку двору, И к шыроку двору да ко красну крыльцу — И прывяжи добра коня да г<к> золоту кольцю. 10. И тут те выскоцит кнегинка да девети годоф И-девети годоф — да лет двенаццэти, И бес цюлоцикоф, в одных башмациках, И бес летницька, в одной рубашоцьки. И ты выми, княсь, да саблю вострую, — 15. И ты секи по плець да буйну голову. И отвези кнегину да во цисто полё, И во цисто полё да во роздольицо — И церным воронам да ты на курканьё, И белым лебедям да на изжо́ранъё. 20. И ты придёш, княсь, да к шыроку двору. И ф перву горьницю зайдёш, — да колыбель веснёт, И в фтору горьницю зайдёш, — да как друга веснёт, И в третью горьницю зайдёш, — да как третья́ веснёт. И в конюшну зайдёш, — добры кони стоят да по колен в назьму, 25. И то^урны дорошки да приутоптаны, И мурава-трава да приукатана, И крепки замки да приуломаны, И золота́ казна́ да приустро́цона!..» И тут приехал князь да к шыроку двору 30. И к шыроку двору да ко красну крыльцу И привезал добра коня да г<к> золоту кольцу. Ему выскоцила кнегина да-девети годоф И девети годоф — да лет двенаццэти. И тут вынял княсь да саблю вострую; 35. И он ссек по плець да буйну голову; И он отвёз кнегину да во цисто полё, И во цисто полё да во роздольицо — И церным воронам да он на ку́рканьё, И белым лебедям да на ижжо́раньё 40. И тут приехал князь да к шыроку двору. И в перву горницу зашол: «Да сколько шыто, да столько и плакано И фсё миня князя было дожыдано»; И фтору горницу зашол: 45. «Да сколько шыто, да стольки было плакано И фсё миня князя было дожидано»; И ф третью горницю зашол: «Да сколько шыто, да столько было плакано И фсё миня князя было дожидано!» 50. И ф конюшну пошол, — Добры кони стоят да по колен во золоти, И то^урны́ дорошки да не утоптаны, И мурава-трава да не укатана, И крепки замки да не уломаны, 55. И золота казна да не устро́цона. И тут садилса княсь да на добра коня; И тут поехал княсь да во цисто полё — И во цисто полё да во роздольицо. И ему стретилось да тры манашыны. 60. Он веть перву-ту манашыну конём стоптал, А он фтору-ту манашыну копьём сколол; А третья-та манашына змолиласе: «Уш ты ей еси, князь да девеноста лет! 64. И оживлю тибе кнегину да девети годоф!»

387. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

И тут срежаицсэ Добрынюшка во цисто полё И от своей жоны Настасьи Викулисьни. И он своей жоны крепко наказыват, И он Настасьи Викулисьни наговарывал: 5. «И как шесть лет пройдёт, да хош замуш поди, И хош замуш поди да хош вдовой сиди, — И не ходи тольки за Олёшеньку сына за Поповица: Олёша силой не силён, да он напуском смел». И тут жыла-пожыла Настасья Викулисьня, 10. Она не много и не мало, да как ровно шесь лет. И тут стали на Настасьи да сваты сватацьсе И тут стали на Викулисьни ниско кланицьсе И за того же за Олёшеньку сына за Поповица. И тут не здумала Настасья да во замуш итти. 15. Она жыла-пожыла да как друга шесть лет. И опеть на Настасьи да стали сваты сватацьсе И опеть на Викулисьни стали ниско кланицьсе И за того же за Олёшеньку сына за Поповица. И тут надумалась Настасья да во замуш итти 20. За того же за Олёшеньку сына за Поповица. И веселы́м пирком ды и свадепкой. И тут не пыль во цистом поли да не пыля́ пылуицьсе, — Ище конь бежит, да как земля дрожджит: И едёт тут Добрынюшка Микитиц из циста поля. 25. И заходил тут Добрынюшка к родной маменьки: «Уш ты здрастуй, — говорит, — да как веть бабушка!» — «Приходи-ко-се, удалой да доброй молодец». — «Ище где же у тебя, бабушка, да молода вдова И молода вдова Настасья да как Викулисьня?» — 30. «И молода у мня вдова да возамуш пошла; А тепере уш где-ли да у веньца стоит, А не у веньца стоит, дак уш за столом стоит. А не видел ли ты, удалой да доброй молодець, моёго сына 35. И моёго сына Добрынюшки Микитица? И како́ у Добрынюшки было зна́мецко?» — «А пот правой-то пот пазушкой цорно пятнышко!» И скиновалса тут удалой доброй мо́лоде́ць донага́ он весь; 40. И тут признала родима да ёго маменька. «И ты неси-ко мне-ка, маменька, платьё подвинесьнёё И подвенесьнёё платьё да как злоця́н перстень!» И тут средилса Добрынюшка Микитиц-от; И пошол тут Добрынюшка-та Микитиц-от. 45. И тут садилса Добрынюшка на песьне́й веть столб: «Уш ты ой еси, Олексей да сын Поповиц-от! И ты налей мне-ка цару да зелёна вина, И ты не малу, не велику — да полтара ведра!» И наливал тут Олексей да сын Поповиц-от. 50. И тут дёржала Настасья Викулисьня в обе́ руки, И подавала она Добрынюшки Микитицу. И он как брал эту цару да веть как одной рукой, И выпивал он эту цару да на один-от дух; И положыл он ф цару да как злоця́н перстень. 55. И слезывал тут Добрынюшка Микитиц да на белы полы, И потходи́л тут Добрынюшка ко столу́ блиско́, И тут брал он Настасью Викулисьну за белу руку И за белу руку да за злоцян перстень: 59. «Уш ты весёло женилса, ды и не с ким спать!»

388. Голубиная книга

Со востосьнюю / со стороноцьку, Со востосьнюю, / со полуденну Подымал(а)се / туця грозная, Туця грозная, / не милослива. 5. Що из этой туци выпадала книга Голубиная. Собиралосе сорок царей, сорок царевицей, Королей-то сорок да королевицэй. Выиска́лосе два хитры́х-мудры́х: Хитрой-мудрой царь Вытусеевиць, 10. Що ище хитре Волотоновиц. «Ты бери-ко книгу да на белы руки, Ты цытай-ко книгу да з доски на доску!» — «<М>не дёржат книги — да не здёржать будёт, <М>не цитать-то книги — да не процэсть будёт!» — 15. И он цитал веть книги да ровно три годы И процитал-то книги да ровно три листа, — И хитрой-мудрой царь Вытусеевиц. «Я у те спрошу; ты скажы-ко мне Ищо по старой-то, / сударь, памети 20. И по памети, / архи-по-грамоты: О-цого зацалса / да вольней белой свет? О-цего зацелось / соньцё красноё? О-цего зацалсэ / млад светёл месец? О-цего зацали́сь / луци светлыя? 25. О-цего зацались / ветры буйныя? Ищо какой-от зверь / над звереми зверь? И кака рыба / фсем рыбам — рыба? И кака птиця / фсем птицям — птиця? И кака река / фсем рекам — река? 30. И кака трава / фсем травам — трава?» — «И вольней белой свет зацалса от глагол Его, Соньцё красноё / — от оцей Ёго, И млад светёл месец / — от ушей Ёго, И луци светлыя / как от рис<з> Ёго, 35. И ветры буйныя / — да воздыханьицо, И воздыхань(и)цо / — да самого Христа; И как лев-от зверь / над звереми зверь, И санфирс-птиця / фсем птицям — птиця, Ище тит-рыба / фсем рыбам — рыба, 40. Окиян-река / фсем рекам — река, И плакун-трава / фсем травам — трава!..» — «И от цего лев-зверь / над звереми зверь?» — «И как на трёх зверях / фся земля стоит, И фся земля стоит, / фся основана». 45. «И от цого санфирс / фсем птицям — птиця?» — «И сидит санфирс / в окиян-реки, В окиян-реки / на сером камешки». — «И от цого плакун фсем травам трава?» — «И ходила Пресвята / мати, Богородиця / во плакун-травы, 50. Как ронила слёзы / да на плакун-траву!..»

389. Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем

Тут срежаицьсе Илья Муромец во цисто полё И во цисто полё да во роздольицо И от своей же он да молодой жоны, Молодой жоны да от Златыгодки. 5. Она жыла-пожыла Златыготка несколько времени, И стала ставать она беременна. И родилосе да цядо милоё, Из милых-то цядышко милоё, Из любимых-то цядышко любимоё. 10. И собиралисе да по́пы-дьяконы. Они не знают ёму дать да како имецько; Они стали намекать: «Нать дать Сокольницком-наезницком!» И они дали ёму имецько Сокольницком-наезницком. И тут ростёт Сокольницок-наезничок; 15. Не по годам ростёт — да по цесам веть он, Не по цесам ростёт он — по минутоцкам. И тут рос тут Сокольницок мало времени. И тут пошол тут Сокольницок на улицю И он с малыма робятами шаром играть. 20. И фсё стали на Сокольницка судацыти. И какого он хватит — дак руку оторвёт; И какого он хватит — дак и ногу оторвёт; И у какого он хватит — дак голову сверьнёт; И тут не стало с Сокольницком постоя́телей. 25. И он просит у маменьки бласловленьиця: «Уш ты дай мне-ка, маменька, бласловленьиця, И бласловленьиця да как добра коня — И мне сходить, как съездить во цисто полё, Мне-ка сильных-то богатырей посмотретиньки, 30. И самому мне-ка собе да показатеньки, Мне-ка сильню-ту силоцку поспроведати!» И говорит ему родима да жалка мамушка: «Уш ты ой еси, дитятко, у мня малёхонько; Уш ты ой еси, серьдесьнё, да как глупёхонько!» — 35. «Уш ты даш, родима мамушка, бласловленьицо, Уш ты даш, — я пое́ду; и́ не да́ш, — поеду!» (И она думала да как подумала: «Ище цем не дать, да, видно, надоть дать!») «И ты поедёш, моё дитятко, да во цисто полё; 40. На того, моё дитятко, не нахажывай, И на того, моё сердесьнё, да не наежжывай, — У которого конь-от бел, да наубел он бел, У ёго хвост-от, грива да наусиф-сива, Наусиф-от сива, да голова седа, 45. И голова-та седа, да борода бела!» Тут садилса Сокольницок на добра коня. И тут поехал Сокольницок во цисто полё. И скольки много богатырей собиралосе, И не могли они с Сокольницьком состоетиньки. 50. И приежджали ти богатыри к Ильи Муромцю: «Уш ты ой еси, да Илья Муромец! И како-то мальцишко да похвалеицсэ, И нехто не могли да состоетиньки!» И поехал сам да Илья Муромец: 55. «И, како́, эко́ мальцишко, ты похвалеиссе?» А заредил тут Сокольницом луцок ды стрелоцку, Он попал Ильи Муромьцю-ту ф правой глас, Он выстрелил у Ильи Муромьця правой глас. Они сходились-съежджались да на крутой горы; 60. Они копьеми кололись ды и ру́жьями стрелелись, — Они некак не могли друг друшки да победитеньки. Ста́ли до́брыма реце́ми да розгова́рывать. И говорил Илья Муромец таково слово: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодец! 65. Ис какого ты города, какой земли? Уш ты цьёго же да оцьця-матери?» — «А я ис того же веть города ис Киёва; Я ис той же земли да как ис Киёва; Я от той же вдовы да от Златыгодки!..» — 70. «Уш ты мне-ка сын, да я тобе родной отец». И тут падал Сокольницок Ильи Мурамцу, Он падал Ильи Муромцу во праву ногу: «Уш ты прости меня, татенька, виноватого: Нагонула мне-ка маменька, да не сказала же!» 75. И тут садились они да на добрых коней И поехали да во свою землю, Во свою землю да как ко Киёву 78. И ко той же вдовы да ко Златыгодки.

Конец старины певица забыла, но ей кажется, что Соколъничек убил свою мать за то, что она не сказала ему, что Илья Муромец его отец.

Авдушев Яков Тихонович

Яков Тихонович Авдушев — крестьянин отдельного околка деревни Азаполя, — среднего роста, 63 лет. Он имеет внучат. По ремеслу он плотник и строит между прочим малые северные мельницы. Кроме того, он откармливает в Азаполе скот и продает его в г. Пинеге на Никольской ярмарке. Я записал у него четыре старины: 1) «Василий Буславьевич» [путешествие и смерть], 2) «Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем» [особая редакция], 3) «Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем» и 4) «Исцеление и первая поездка Ильи Муромца». Первую старину он перенял от азапольского крестьянина Григория Васильевича Максимова, а вторую и третью от соянского крестьянина Митрея. Раньше он пел старину о Дунае (женитьба князя Владимира и Дуная); теперь он ее только рассказывал, а пропеть сразу не мог, хотя, вероятно, и припомнил бы, если бы я хотел записать ее; так как его вариант ничем особенным не отличается, то я не стал настаивать на его пении.

390. Василий Буславьевич (путешествие и смерть)

(См. напев № 47)

Не по Волхову флигарочка шатаицсе, Да не белая березонька изгибаицьсе, Да не сырой где дуп<б> да поклоняицьсе, — Да [не] сын перед матушкой прощаицьсе: 5. «Ище дай мне-ка, матушка, бласловленьицё Да сходить бы, сходить да во святой-от град Ище Господу Богу да помолитисе А ко Христовой гробницы да прыложытисе, Во Ёрдане-реки да покупатисе, 10. На плакуне-травы да покататисе!..» — «Да не дам я тебе да бласловленьица. Ище ес<т>ь там заставушки великия: Ище ес<т>ь-де там горы да Сорочинския, Ище ес<т>ь сорочины долгополыя; 15. Да убьют-погубят тебя понапрасно же. А твой-от отець дак не ты уш был, Да не ты уш где был да не тобой уш слыл!..» — «Ище моя маменька родимая! Я возьму сибе товарышшоф хорошых-я: 20. Да Фому-де, Ерёму, сыновей уш Безременниковых; Да возьму я Потанюш(к)у хромого, Да возьму я где девушку Чернигофку!..» Ну, дала ему матушка бласловленьицё Да з буйной главы ему до резвых ног, 25. А с резвых-то ног дак до сырой земли. Дак поплыл Васильюшко по Волхову Да на тоё на озёро да на Ладу<о>шско, Да поплыл Васильюшко по матушке Неве-реке, Да выплыл Васильюшко на синё морё. 30. Да поплыл Васильюшко по синю морю, Потплывает пот горы да Сорочинския, — Набежали сорочища долгополыя На того на Васильюшка на Буславьевица. Выхватил Васильюшко чернен-от вяз, 35. Начял-де Василюшко боронитисе И начял черным вязом помахивать, Тех сорочинищоф похлапывать. Поплыл Васильюшко и дальше там. И поплыл Васильюшко пот круту гору 40. И завидял: на горы стоит чюден же крес<т>. А пошли они на гору да на высокую: А не чюден-от где крест стоит, — голова лёжыт. И начял Васильюшко голову попинывать Да попинывать голову побрасывать. 45. «Уш ты ой еси, Васильюшко Буславьевиц! Ище я голова да не тобой слыла!..» По горы-де головушка катиласе, А ишше полгоры да становиласе: «Да не будёш ле, Васильюшко, са мной лёжать?» 50. Да пошли они на гору да на высокую. Да пришли они ко камешку горючему. Да на том же на камешки потписано, Да на том-де камешки да подресовано: «Ище хто же этот камешок да перескочит?» 55. И начял-де Васильюшко поскакивать И лёкко церес камешок перескочил; И скакали его тогда товарышши: И Фома и Ерёма, сыновья уш Безременниковы, И скакал тут Патанюша хроменькой, 60. И скакала где-девушка чернигофка. Говорыл-де Васильюшко Буславьевиц: «Ище фсе у мня тово(а)рышши харошыя; Ишше станем-те скакать и ишше вза́т пятмы!» Первой рас скочил — дак он перескочил; 65. А фторой-от рас скочил — дак он не доскочил Да хлопнул головушкой о камешок. Тут же Васильюшко славы поют. А фсе-де товарышши обращаюцьсе, Да к маменьки его они евляюцьсе: 70. «У нас помер Васильюшко Буславьевиц, А ударылсэ о камешок горючей же!» Плакала маменька родимая: «Ишше ты мне, дитятко, малешенько, 74. Умом-разумом веть ты, дитя, глупешенько!..»

391. Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем (особая редакция)

(См. напев № 48)

А преждже Резань дак слободой слыла, А ишше нониче Резань дак словёт городом. А ф том же во Резани да славном городи Да жыл где Микитушка Романовиц. 5. Жыл где Микитушка — состарылсэ, Во Резани, славном городи, преставилсэ. Оставалась у Микитушки любима семья — Любимая семеюшка, молода жена; Оставалось у Микитушки чядо милоё, 10. Ище милоё чядышко любимоё — Оставалсэ у Микитушки где одинакой сын. Да по имени Добрынюшка Микитиц млад. А ясной сокол уш стал на возлети. А бодрой-от конь дак стал на бодрости, 15. Да стал-де Добрынюшка на возрости. Начял ходить на улицю шырокую Да с малыма рибятами боротися; А с малого борёт и до средьнёго, А со средьнёго борёт фсех до старого: 20. А ф том городу дак постояльцей нет. А прошла где тут весточка до города до Мурова. До села-де, села да Карачарова, До стара казака до Ильи Муромьця. Говорил где Илеюшка таково слово: 25. «Там како тако бахвалишко проевилосе?..» Да бежал-де Илеюшка на конюшын двор; А седлал где, уздал да коня доброго: А застегивал потпруг он до двенаццэти, Да тринаццату потпружечку потстегивал 30. Церес ту где степь дак лошадиную, — Да не ради басы, дак ради крепости: Не оставил бы конь да во чистом поли. Скиновал он с сибя да платьё цветноё, Одевал на себя да платьицо жы́ляно, 35. А застегивал застёжок до двенаццати, Да тринаццату застёжечку застегивал, — Да не ради басы, да ради крепости: Да для-ради опору да богатырьского. Да садилсэ Илеюшка на добра коня. 40. Да не видели Илеюшкиной поездочьки; Только видели: Илеюшка ф стремяно ступил, Ф стремяно где ступил дак на коня скочил. Да садилсэ на коня дак думу думаёт: «Стороной ли мне ехать, ли дорогою?.. 45. А дорогою ехать — петьсот веть вёрст; А стороной мне ехать — полтараста вёрст». А поехал стороной, уш не дорогою: А темны-де лесы конь промеш ноги берёт, А дыбучия болота перерыскиваёт, 50. А глубокия реки конь перескакиваёт. Выехал Илеюшка на шоломя окатисто Да на то же на шоломя, круту гору. А зрил-де, смотрел во трубочьку подзорную. Да завидял Илеюшка Резань-горот; 55. А ф том же Резани да славном городи Ф том же народу да много множество: А конны-ти едут темным лесом, Пешоходом идут нарот станицеми, Черным караблём бежат дак по синю морю. 60. Соскочил где Илеюшка со добра коня Да спускат-де коня дак во чисто полё: «Ище ой еси, конь да травяной мешок! Ты ходи-тко-се, конь, да во чистом поли, А своёго времени не прохажывай 65. Да миня доброго молоцца не забы́дивай». А пошол-де тут старенькой пехо́тою — А пехотою, ступью бродовою. Да приходит-де старой во Резань-город А к тому же г<к> Добрынюшкину к округу: 70. «А пустите-ко миня, рибятушка, подальше ф круг!» — «Ище где же тибе старому пробратися? Не тибе ишше, старой, дак не пробратися!» Ище тут где старому за беду стало, За великую досаду-досаду да показалосе: 75. Он на ту руку махнёт — да тут и улица, А оверьницьсе где — да с переулками. Да скочил-де старенькой во самой круг Да схватил-де Добрынюшку за ворот. Говорыл-де Добрынюшка таково слово: 80. «Не спросилсэ ты у гузна — ды за голову, Не спросилсэ у молоцца — ды за ворот; Я же тебя не беру наперёт за ворот, Покуда с тобой дак не условились. На твою ли пойдём, ли на мою пойдём? 85. На твою пойдём, я брошу, — на мою пойдём; А на мою пойдём, ты бросиш, — мы розойдимсе!»[133] А ясныя соколы слеталисе, — Не удалы добры молоцци схваталисе. Да боролись они да-день до вечора. 90. Тут же Добрынюшки за беду стало, За великую досаду да показалосе; Розгорелась у До/брынюши (так) горячя крофь, Росходились у До/брынюши могучи плеча. Да замётывал Добрынюша леву ногу, 95. Да потхватывал Добрынюша правой рукой — Да бросил где старого о сыру землю: Ишше пряшки серебряны фсе переломалисе, А шпенёчки булатны перегибалисе, Платьё веть жыляно фсё уш лопнуло. 100. Поднимаёт он старого на резвы ноги. Говорил где тут старой таково слово: «Ище ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Не на однакого, Добрынюша, навернисьсе! Да поди-ко, Добрынюша, своей матушки; 105. Ишше пей где, ты еш кашу варёную, А слушай, Добрынюша, говорёному!» Да лишной народ дак росходицьсе стал, А конной народ дак розъежжацьсе стал. А пошол где Добрынюша своей матушки; 110. А пошол где Илеюшка во чисто полё Да искать-де своего коня бодрого. Да нашол-де своего коничка бодрого Да поехал где Илеюшка во своё место. Да приехал где Илеюшка в горот Муров жэ. 115. А стал нарот у ёго уш спрашивать, А стал нарот у его выведывать: «А с кем же ты, Илеюшка, боролсэ там?..» — «Да боролсэ с удалым да добрым молоццом А с тем же Добрынюшой Микитичом; 120. А бросил-де Добрынюшка о сыру землю!» 121. Да народу тому дак это не любо.

392. Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем

Из-за морюшка-моря да было синего, Из-за полюшка-поля да было чистого, Из-за камешка-камешка горючего Да от той от вдовы да у Златыгорки 5. А родилсе у вдовы одинакой сын. А ревёт он, ревёт да по-звериному, А шыпит он, шыпит да по-змеиному, А крычит он, крычит дак по-тотарьскому. А начал ходить на улицю шырокую; 10. А шутки шутил дак не хорошыя: А ухватит-де за руку, — рука уш прочь, А ухватит-де за ногу, — нога уш прочь, Посерёдки ухватит, — да жывота лишит. Да рибята-ти звать стали сколотныем. 15. Он приходит же да к своей матушки: «Уш ты ой еси, мать моя родимая! Ишше где же веть мой-от как батюшко?» — «Да батюшко уехал да за синё морё Да во тоё во славноё Чернигово». — 20. «А ты спусти-тко, спусти искать уш батюшка!» — «А батюшка твоёго жывого нет!» А ребята фсё ишше зовут сколотныем. «Ты спусти-тко, спусти меня искать батюшка А во то же во славноё Чернигово 25. Да во далечо-далечо да во чисто полё». Говорила ёго родима матушка: «Как поедёш во славноё Чернигово, Как во далечо-далечо да во чисто полё, — А сретитсе тебе удалой молодець: 30. А конь где белой да наубел весь бел, А хвост-де грива да научерн-черна, Научерн-черна, да голова седа, Голова-та седа, дак борода бела. Слезывай з добра коня, бей цэлом о сыру землю 35. Да ниско ему да ноньце кланейсе!» Да поехал-де Сокольницок во чисто полё Да во тоё же во славноё Чернигово. А ездит-гулят дак по чисту полю: А мечот он сабельку вострую 40. А повыше где лесу да лесу темново А пониже-пониже облака ходечево, А потхватыват сабельку едной рукой; А мечет-де палицю буёвую А повыше-повыше да лесу темного 45. А пониже-пониже облака ходячого, А пот(х)ватыват палицю буйной головой: «А лёкко я владею да саблей вострою, А лёкко я владею паличей буёвою, — А так же владеть бы мне Ильей Муромцём!» 50. А видят из города из Киева: А ездит-гулят дак доброй молодець, Ище ездит-гулят дак потешаицьсе, Небылыма словесами сам похваляицсэ. «Да кому из нас, браццы, ехать по чисту полю? 55. Да хто такой ездит по чисту полю: Да удалой ли ездит да доброй молодець Ли та полениця преудалая? А поежджай-ко, Алешенька Поповичь-то!» Говорыл-де Добрынюшка Микитичь млад: 60. «Он силой не силён, да только напуском смел; А погинёт-пропадёт да понапрасно он!» — «Поежджай-ко, Добрынюша Микитичь млад; А сила не возьмёт, дак ты откланейсе!» А поехал Добрынюша во чисто полё 65. Да узнать-де, узнать дак доброго молоцца; Он ездит-гулят дак по чисту полю, Ище добрым конём он забавляицсэ. А завидял Добрынюшка Микитиць млад А того же удала да добра молоцца, 70. А не смел же, не смел дак с им уш съехатьсе; А приежджаёт во славной во Киёв-град. А спрашыват и стар казак Илья Муромец: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад! Ище хто такой ездит-потешаицьсе: 75. А удалой ли ездит да доброй молодець А-й та ли палениця зла уш преудалая?» — «Уш ты ой еси, стар казак Илья Муромець! Ездит-гулят да доброй молодець, Ездит-гулят дак потешаицьсе, 79. Небылыма словесами да похво(а)ляицьсе. Ище мечот-де саблю да свою острую А повыше где лесу да лесу темного А пониже-пониже облака ходечего, Да потхватыват сабельку единой рукой; 85. А мечот он палицю буёвую А повыше-повыше лесу темного А пониже только облака ходечево, А потхватыват палицю бу(й)ной головой: “А лёкко я владаю саблю острую, 90. А лекко владаю палици буе́вую, — А так же владать старым казаком да Ильей Муромьцём!..”» А тут-де Илеюшки за беду стало, За великую досаду да показалосе; Росходилась-розгорелась ёго горячя крофь, 95. Росходились у Илеюшки могучи плечя. А седлал он, уздал да коничка бодрого, Ище бодрого коничка белого; И поехал Илеюшка во чисто полё, А с товарышшами своима не прошшаицьсе 100. (Как на поли смерть дак ему не писана!), А направил коня на удала добра молоцца. А ездит-гулят дак доброй молодець, А быстро и шустро ездит по чисту полю. А завидял Илеюшка Муромечь, 105. Що сильней-могучей да доброй молодець; Направил коня на доброго молоцца. А завидял-де Сокольничок да добра молоцца, Що едет-держи́т дак прямо на его коня, И направилсэ ехать на стара казака да на Илью Муромця, — 110. А съехалсэ удалой да доброй молодець. Да ударились копьями да брусаменьскими, — Да вышып Сокольничок-наезничок Да вышып ис седла из лошадиного А стара казака да Илью Муромьця. 115. Говорыл где Илеюшка Муромець: «Да какого оцьця да какой матушки?» — «Я из-за моря, уш моря я дак синёго, Из-за поля-де, поля я да чистого, Из-за камеш(к)а-камешка горючего 120. А от той от вдовы дак от Златыгорки!» — «А куда же поехал, куда путь-держыш?» — «А я поехал-поехал искать уш батюшка!» — «А маменька тибе разе не сказала же?» — «А ходил я на улицю шырокую 125. А с малыма ребятами потешацьсе стал: А ухвачю я за руку — рука уш прочь, А ухва́чю я за ногу — нога уш прочь; А рибята-ти стали звать меня сколотныем. Я спрашывал у родимой своей матушки: 130. “Ишше где же мой родимой-от батюшко?” А уехал где батюшко во славно Чернигово. — Я просилсэ уш ехать во чисто полё Да натти бы, узнать дак родимого батюшка. А сказала же мне дак родна матушка: 135. “Ты поедёш-поедёш да во чисто полё, — А устретицсэ удалой да доброй молодець: А конь-от веть бел да наубел весь бел, А хвост-от-де грива да научерн-черна, Научерн-о(т)-черна, да голова седа, 140. Голова-та седа, дак борода бела; Бей ты целом дак о сыру землю”». — Говорил-де стар казак Илья Муромець: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодечь! Я веть тебе дак, видно, батюшко!.. 145. А поедём с тобой дак ф стольне-Киев-грат А ко тому же ко князю да ко Владимеру А узнать-показать тебя доброго молоцца!» А ставаёт Сокольницёк и на резвы ноги, Поднимаёт он старого-то за руку. 150. А завидял Илеюшка злачан перстень, А завидял Илеюшка хорошой крес<т>: «Ну верно, ты верно да мне родимой сын!» А садились они на коней бодрых-я, А поехали они дак ф стольней Киев-грат 155. Ко тому же ко князю да ко Владимеру. А заходят ко князю да во светлу грыню, — А Господу-ту Богу моляцсэ, А крест-от кладут да по-писаному, А поклон-от ведут да по-учоному, 160. А кланелись Владимеру стольнекиевскому. «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! Уш ездил я, гулял дак во чисто полё А нашол где, нашол удала добра молоцца. А жалаёт служыть тибе силой-правдою. 165. А верно где, он мне-ка родной-от сын!..» А ставал же Владимер да на резвы ноги, А ниско-де им дак он уш кланялсэ А просил покорно хлеба исть да соли кушати: «Ему первоё место подли миня, 170. А фтороё место напротиф миня, А третьё где место: куды хош, садись!» А садилсэ Сокольницок среди лавици Да напротив Владимера стольнекиевского. А сильни богатыри стали собиратисе, 175. На такого человека да удивлятисе: А очунь хорош да силой силён же, А силён где, силён, сильне уш Ильи Муромца. Наливаёт Владимер зелена вина, Не большу где чарочьку — полведра. 180. Принимаёт-де чару единой рукой, Выпиваёт он чару к едину духу. Наливаёт он чарочьку во фторой након. А перва-та чярочька — для здоровьичя; А фтора-та чярочька — для смелости: 185. Щобы съехацьсе с удалым добрым молочьчём, Щобы съехацьсе с им — дак не розъехацьсе, Не розъехацьсе с молоццом — посватацьсе 188. Да посватацьсе с молоццом — побратацьсе.

393. Исцеление и первая поездка Ильи Муромца

(См. напев № 49)

А запала дорожецька прямоежжая Ис того же из города ис Киева До того же до города Чернигова, А запала дорожецка прямоежжая. 5. А во том же во Мурове, Во селе-то, селе да Карачарове А был же Илеюшка Муромець. А сидел где Илеюшка триццэть лет, А как пень где сидел да край дорожецьки. 10. Да одне́жжа-однежжа[134] как в жаркой день А приходит под окошко где старой человек: «А стань-ко, стань, да доброй молодець; Ты подай-ко, подай да мне напитисе». Говорыл где Илеюшка Муромець: 15. «Не могу я где встать дак и подвинуцьсе». — «А стань-ко ты, стань, дак доброй молодець!» И стал он ставать дак понатужылсэ; А взял он где цяшецьку медную, Наливаёт где квасу холодного, 20. А подаёт он где чяшу квасу старому. А напилсэ старой, благодарствуёт: «А напоил ты меня квасом холодныем; А на-ко ты, выпей из моей бутылоцьки!» А выпил Илеюшка из бутылочьки, — 25. А силушки у Илеюшки фтроё прыбыло: Стал он ходить — дак не шатаицьсе, Ище за углы он не запинаицьсе, А пнёт он о угол — да вот и угол прочь. А задумал где Илеюшка съездить во Чернигово, 30. А во тот же во славной во Киёв-грат А ко тому же ко князю да ко Владимеру. А шол Илеюшка на конюшын двор; Да седлал где, уздал да коничка доброго А застегивал потпруг дак до двенаццати. 35. А тринаццату потпружечьку потстегивал Церес ту же где степь дак лошадиную, — А не ради басы, дак ради крепости: Не оставил щобы конь да во чистом поли. А брал он с собой дак уш тугой лук 40. А тугой-от лук да со заналучьём, А каленыя стрелочьки со напольничком*; А брал он-де шубочьку соболью же (Дарёна была князём стольнекиевьским). А садилсэ на коня дак думушку думаёт: 45. «Я поеду дорошкой да прямоежжою А во те во леса-леса во Брям<н>ские!» А не видели Илеюшкиной поездочки; Только видели, как Илеюшка ф стремяна ступил, Ф стремя(на)-ти ступил дак на коня скочил; 50. Видят: во чистом поли курёва стоить, Курева-та стоит, дак дым столбом валит. А заехал в дорожечьку ф прямоежжую. Как запала дорошка прямоежжая, А запала дорошка полтараста лет. 55. А поехал Илеюшка леса дремучия Да во те леса-леса дак он во Брям<н>ские Да наехал на розбойничькоф на станисьничкоф. Да не вёшная вода дак розливаицьсе, — <О>не разбой(ни)цьки к Илеюшки подвигаюцьсе. 60. А нацели Илеюшку подергивать, А нацели Илеюшку пошыньгивать[135]. «Уш вы ой еси, разбойничьки-станисьнички! А взять-то у мня дак вам уш нечего: А цветно-де платьё да у мня не взято, 65. Золотой-то казны у мня не случилосе; Только взять у мня дак един тугой лук, Да взята у мня дак шубочька соболья же — Подареньиця князя Владимера». Нечево же разбойничьки не верили, 70. А фсё уш к Илеюшки подвигаюцьсе, Фсё крук<г> Илеюшки опсыпаюцьсе. А соскочил где Илеюшка со добра коня, Ухватил же тотарина за ноги; Нацял тотарином помахивать, 75. Нацял тотарином похлапывать; Сам же к тотарыну прыговарыват: «Крепок тотарин — не сломицьсе, А жильё же крепко — не сорвицьсе!» А бьёт и казнит дак их до е́дного. 80. А тут же тотаришка испугалисе И ниско доброму молочьчю поклонялисе: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодечь! Ты остафь нас хош семеро на семяна!..» А бил где Илеюшка фсех да едного: 85. «Не оставлю вас семеро на семяна!» А садилсэ Илеюшка на добра коня А прибил-де разбойницькоф фсех до едного. Да поехал-де Илеюшка по дорожечьки прямоежжои И заехал во леса дак во дремучия, 90. Во те во леса да он во брамские; Наежджаёт на Соловья дак на розбойничька (А свито гнездо дак на двенаццати дубах!) — А заслышыл Соловеюшко-разбойничок, А какой-такой веть едёт удалой-доброй молодець; 95. И начял свистатъ дак он уш полсвиста. А этому Илеюшка не варовал. А надувалсэ Соловеюшко-разбойничок, А нацял свистать дак он во весь-от свис<т>: А лисьё со древ дак фсё посыпалось, 100. А в озери вода да колыбаицьсе. А Илеюшка к Соловью да прыдвигаицьсе, Да не можот же конь терпеть да свисту соловьиного; А бьёт же коня да по крутым ребрам: «Конь, ты мой конь да травяной мешок! 105. Не слыхал разе крыку тотарьского, Не слыхал разе свисту да соловьиного?» А бежал-то, бежал его коничок бодрой же. А фпал, шше стал да конь шше бутто фкопаной. А снимаёт Илеюшка тугой лук; 110. Вынимаёт-де лук дак из-за налучья, А каленыя стрелочьки из напольничька; А накладыват тетивочьку шелковую Да фкладыват стрелочьку калёную, Направляёт на Соловья дак на разбойничька. 115. А стрелил в Соловья дак во разбойницька, — А попало Соловью дак ему ф правой глас, Да упал Соловей дак со своим гнездом, Да упал Соловей дак на сыру землю, А притиснул же конь да ко сырой земли. 120. А скочил-де Илеюшка со добра коня, Хватил Соловья дак уш он за ноги — Хлопнул Соловья дак о сыру землю, А змолилсэ Соловей даг<к> он разбойничок: “А остафь-ко, удалой да доброй молодець, 125. Да остафь-ко, остафь да живого миня; А поедём ко мне да хлеба-со́ли кушати!» А садилсэ Илеюшка на добра коня, Приковал Соловья к седлу да ко черкаскому Да поехал по дорожечьки прямоежджои. 130. А завидял-де Илеюшка прибогатой двор. Ес<т>ь у Соловья там-де две дочери; Ес<т>ь у Соловья-де там два зятилка: Они сильни могучие богатыри, А кони у их да были бодрыя, 135. А копья у их да очунь долгия; А едут отнимат(ь) да Соловья-разбойничка Да убить-де, убить дак доброго молоцца. Говорыл Соловеюшко-разбойничок: «Уш вы ой зетья да мои милыя! 140. Не сердите удала да добра молоцьця, Поворотите коней вы своих бодрых-я Да зовите ёго да хлеба-соли кушати!» А вышли дочери, ниско кланеюцьсе; А отворили варота шырокия, 145. А поднели подворотёнки цяжелыя; А как поедёт удалой да доброй молодець, А спустили подворотни цяжэ́лые На того на удала да добра молоцца. А завидял Илеюшка Муромець; 150. А снимат он где тугой лук да со налучья А каленую стрелочьку да из напольничька*, Да натягиват тетивочьку шелковую Да фкладыват стрелочьку каленую, Направлят на подворотню цяжэлую 155. Да стрелил ф подворотёнку цяжелую, — Полетела подворотня цяжолая А убила где две сёстры родимых-я. А те же зетья дак россержалисе, На Илеюшку туго да направлялисе. 160. Говорил Соловей дак им разбойничок: «Не сердите удала да добра молоцца, А кланейтесь да очунь ниско же, — Не оставит ли вас ище во жывности?..» Направляёт стрелу дак он каленую 165. На одного на сильнёго богатыря, Застрелил он сильнёго богатыря. А поехал ще Илеюшка на стольне-Ки(е)в-грат, А не спущаёт Соловья дак он разбойничька. Приежджаёт Илеюшка ф стольне-Киев-грат; 170. Заежджаёт Илеюшка на боярской двор И с тем Соловьем дак со разбойничком, Привязал он коня да г золоту кольцю. А идёт же Илеюшка во светлу грыню Ко тому же ко князю да ко Владимеру, 175. А крест-от ведёт дак по-писаному, А поклон-от ведёт дак по-учоному. Да кланялса удалой да доброй молодець А тому же веть князю Владимеру А той же кнегинушки Апраксеи. 180. Говорыл веть князь Владимер стольнекиевьской: «А приходи-тко ты, удалой да доброй молодець. А какого оцца, какой ты матушки? А куда же ты идёш, куда путь-держыш?» — «Ис того же я из города из Мурова, 185. Ис села-та, села да Карачарова; Уш я стар же казак дак Илья Муромечь. А ище ехал я дорожечькой прямоежжою, А прыбил я розбойничькоф сто(а)нисьничкоф, А прыбил я Соловья дак я разбойничька». 190. А бояра-ти фсе дак осмехнулисе: «Не напрасно ли хвасташ, дак доброй молодець? А заросла уш дорошка да прямоежджая, Заросла уш дорошка да полтараста лет!» — «А не верите, боярышка косопузые, — 195. Привезен у мня Соловей да веть разбойничок, А прикован разбойничок ко стремянам. А не хотите ли вы дак его видети?» А пошол же Илеюшка ко добру коню, Отомкнул-де разбойничька от стремяноф 200. Да повёл-де разбойничька во светлу грыню, А приказал ему засвистеть уш как полсвиста. И начал Соловеюшко надуватисе, Засвистел Соловеюшко во весь-от свис<т>: Да боярышка фсе они попадали, 205. А князь-от Владимер одва уш не оглох веть тут. Россердилсе где стар казак Илья Муромечь Да выхватил Соловья дак на шырокой двор, А хлопнул Соловья дак о сыру землю — А убил Соловья дак он до смерти тут. 210. А перва поеска была Ильи Муромьчя Ис того же из города ис Киева 211. До того же до города Чернигова.

Юрома

Бешенкин Ефим Васильевич

Ефим Васильевич Бешенкин — крестьянин дер. Юромы, Юромской волости, среднего роста, 89 лет. Он был женат три раза; последняя жена его умерла 2 года тому назад. Он имеет взрослых сыновей и замужних дочерей. Ранее это был ходовой старик: он был 50 раз на озере Варше и в 30 путях у моря. Теперь он тоже любит ходить по лесам и озерам; но, понятно, в нем нет прежней силы, хотя он бодрится и отпускает шутки, иногда и сальные. Он пропел мне четыре старины: 1) «Камское побоище», 2) «Василий Окулович и Соломан», 3) «Выезд и бой Сокольника с Ильей Муромцем» и 4) «Старину о льдине и бое женщин», а также неприличную песню о сове, которую, кроме него, знает по р. Мезени еще только один старик (именно на перевозе через р. Вашку под селом Вашкой). Кроме этой песни, он знает еще много других. Старину о Василии Окуловиче и Соломане он выучил от отца, а остальные три у посторонних крестьян у моря. У моря он слыхал старину о Кострюке. Он говорил, что когда пел Проня (Шуваев из Нижи), то в избушку набиралось много народу. Ефим рассказывал, что в Юроме были богатыри Пашка и Тишка, по имени которых прозвали околки (ранее — отдельные деревни) Пашково и Тишково; эти же богатыри строили и церковь (следовательно, здесь другая версия предания о постройке церкви).

394. Камское побоище

(См. напев № 50)

Поднималса вор-собака да веть как Калин-царь. Поднималса вор-собака да не три года, Подымалса вор-собака не три месеца, — Подымалса вор-собака да ровно триццэть лет. 5. И подошол он под славной да стольней Киёв-град. Как и тут же Владимер приужак(нул)са А пошол-ле в пещоры сорочинские Да служить же молебны да со овветами*, Как щобы его Господи помиловал. 10. Как по ту же по счасью да по великому А во славной главной да стольне Киев-град Как евилса стары казак Илья Муромец. А заходил он во церкви-ти во Божьия, Да крест-от клал да по-писаному 15. А поклон-от вёл да по-учоному, Уш бил же веть князю да челом Владимеру Да молоды кнегинушки Опраксеи: «И уш ты здрастуй-ко, Владимер, княсь стольнекиевской!» Подходил-ле Владимер да к стару казаку; 20. Он бил-ле целом да стару казаку И сам говорил ёму таково слово: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромец, Илья Муромець, стары казак, сын Ивановиць! Ты стоял-ле за веру да за крешшоную, 25. За крещоную веру да православную; Ты стоял за манастыри поче́сныя, Ты стоял же за церкви да нонь за Бо́жьия, — Ты постой-ко за нас да стольнё Киёв-град, За меня же за князя да за Владимера!» 30. Говорил тут стары казак Илья Муромец, Илья Муромец, стары казак, сын Ивановиць, Говорил ему да таково слово: «Уш ты ой еси, княсь Владимер стольнекиевской! Для тебя для князя да Владимера 35. Кабы стольнё-от город да я руками здал; Постою за кнегину да за Опраксею. А уш на поли-поли да на чистом поли Накатай ты мне сорок бочок зелена вина Да сорок-де бочок да пива пьяного, 40. А-де сорок-де бочок да меду слаткого: Я поеду топерь да ко синю морю Собирать-ле дружину свою великую!» И ехал дорогами по посторныма; А мётал ёрлоки да скорописьчята: 45. А писал он веть письма да фсё веть надобны, А писал им веть по братьям да по товаришшам. Узнавали они да мои словы верныя; Собирались ко старому ко казаку, Собрались они ко старому ко казаку. 50. «Уш вы ой еси, дружина да превеликая! А как приходит нам тучя да прытяжолая: Как поднялсэ веть он да как Калин-царь А под славной под главной да стольне Киев-грэт!..» Собралисе богатыри: сорок без богатыря; 55. А не нашол он веть брателкоф Петровичей А Петровичей брателкоф Бродовичей. А как поехали на шоломя окатисто А на ту-де попойку да на великую Да на угощеньё да на Владимерово. 60. Они пили веть, ели да веселилисе, И гуляли они да трои суточьки. И тут же старой да пробужаицсэ, Со великой хмелины да просыпаицсэ, Как зычит-ле, крычит да громким голосом: 65. «Как вы ой еси, сильния богатыри! Нам полно-де спать, — да нам пора ставать, Выступать-ле на грозу да на великую, На войну ту-ле веть да претяжолую, Претяжолую войну да нам на смёртную!» 70. И садилсэ старой да на добра коня, И клал-ле старой да ноги резвыя Как во те стремена да во черкальския, А брал сибе палицю-ту боёвую И брал-ле востро копьё булатноё, 75. Да и сам говорил да таково слово Уш своим-ле братьям да он товарыщам: «Я поеду старой да серединою, А доеду царя-та да каг до Калена, Я срублю у его да буйну голову, 80. Засвистит моя сабелька-та вострая, Запоёт моя палоцька боёвая, Зазвенят мои колечька да бурзаменьския, — Уш та моя дружинушк(а) велика(я), Поежджайте-ко вы / да по посторонью 85. И рубите вы старого и малого, Вы не спрашывайте не имени, не вот(ч)ины, Не отечесьва, не молодецесьва!» Да они бились-боролись да трои суточьки. А как помог им веть Бог побить силу великую 90. Как того же царя-та да веть Калина. А собиралисъ они ф<в> партию способную, Как поехали на шоломя окатисто Ко тем же к напиткам да розналисьниям. И приежджали они как веть по-старому, 95. И напивались они да пьяны-весёлы. И гуляли они да трои суточьки; И тут же они да успокоились, И тут же они да оддыхать легли. Как о ту-де веть пору да как о то времё 100. Приежджали тут братилка Бродовичи, Как Бродовичи брателка Петровичи; Как будили дружину да всё великую, Как во-первых стары казака да Илью Муромца: «Уш що вы спите да що те думаете? 105. Как мы-то веть нонине, топереце Да набили мы силы да много множество!» Говорил тут Илья да сын веть Муромець: «Уш вы ой еси, братилка крестовыя Да крестовыя братилка названыя 110. Да Петровичи братилка Бродовици! Вы глупыма речами да занимаитесь: Как услышит же нынче да веть Господи Как не ту ж веть правду да превеликую!» Говорыли они да таково слово: 115. «Кабы был-ле стоял да в земли дубов столп И было колечько да позолочоно, — Повёрнули потселенну да фсю великую!» Как спрогневалсэ нончэ как веть Господи: И хто рублён был да веть как надвоё,[136] 120. А как ище веть рублен да веть он натроё, — Да ныниче их веть как три стало. И говорил-ле стары казак И(лья) М(уромець): «Уш вы ой еси, братилка Бродовичи, Вы Бродовичи братилка Петровичи! 125. А вы не хвастай[с]те словесами да небылыма ж <в>эть». А как стал же Илья да веть как И(лья) М(уромець), Илья М(уромець), стары казак, сын Ивановичь Как на ту же войну да превеликую, Как стал он срежацьсе да как по фторой рас. 130. А садилсэ старой да на добра коня, Он брал-ле веть палочьку боёвою, Он стал-ле веть брать да саблю вострую Да то же копейцо да бурзоменьскоё. И видели старого: ф стремяно ступил; 135. И не видели уески да богатырьскоей. Россердилсэ старой да вот по-старому; И наежджал он веть силу да превеликую И билсэ-боролсэ, да сколько можыцьсе, По своей же удачи да молодечькоей; 140. И прибили веть силу да превеликую. Отварочял[137] своёго да коня доброго Во свой же во славной да Киёв-град, А доежжал же он веть до той стены да городовою А до тех же ворот да как до княжеських. 145. И как окаменел Илья да на добром коне. И тут же Ильюшочьки славы поют, 147. Ище нонь же старого в старынах скажут.

395. Василий Окулович и Соломан

(См. напев № 51)

Как во славной во главной Золотой Орды У прикрасного Василья сына Окулова Кабы было пированьё, да был почесьён стол Как про многих пановей-улановей, 5. Как про фсех про мурзоф да про тотаровей. Кабы фсе на пиру да напивалисе, Кабы фсе-де на чесном да наедалисе. А как прекрасные царь да сын Окуловиць Да по светлоей грынюшки похажывал, 10. Он белыма руками да сам розмахивал, Он злацяныма перснями да наколачивал, Сереберцятыми скопками ф пол нащалкивал, Ище сам из рецей он выговарывал: «У нас фсе-де во городе нонь споженены, 15. У нас красные-девици взамуш выданы; Я один-то Василей да царь холост хожу, Я холост-де хожу да нежонат жыву. Вы не знаите ле мне-ка обручьници, Мне обручьници веть да красной-девици, 20. Красной-девици мне да супротивници: Как котора бы-девиця лицём бела, Умом-разумом она весьма довольня фсем, Брови черны у ей — как у черного соболя, Очи ясны у ей — как у ясна сокола, 25. А ресници у ей были — осистыя*[138], А походочька у ей была — повинная, Тиха речь же у ей — да лебединая?» Кабы большой-от кроицьсе за средьнего, Как середьней хороницьсе за меньшого; 30. А от меньшого, сидят, долго ответу нет. Из-за того же стола-та да из-за задьнего, Из-за задьнего стола из-за окольнёго, Из-за той же скамейки да белодубовой Выставаёт удалой да доброй молодець, 35. Как по имени Торокашко да сын Заморенин. Он ниско царю да поклоняицсэ: «Уш ты ой еси, Василей да сын Окуловиць! Кабы за морём-морём, за синим морём Да за синиим морём за Турэчькиим 40. Да во том же во чярьсви во Ерусолими У того же царя-та да у Соломана Уже ес<ть> ле царица да Соломанида: А лицём-де бела да ростом высока, Умом-разумом она весьма довольня фсем, 45. Брови черны у ей — как у черного соболя, Оци ясны у ей — как у ясного сокола, А ресници у ей — да два бобра осостыя*, А походоцька у ей была повинная, Тиха речь же у ей — да лебединая!» 50. А говорит Василей да таково слово: «Уш ты ой ес<т>ь, Торокашко да сын Заморенин! Говорил бы веть ты да не с уговоркою, — Я срубил у тебя да буйну голову. Ище как у жива мужа жону отнять, 55. У того же царя-та да у Соломана? Как Соломан-от царь да он хитёр-мудёр — Розорит-де фсю нашу да Золоту Орду!» Наконечь ети реци да прылюбилисе, По Васильёву серцю да роскатилисе. 60. Говорыл Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, Торокашко да сын Заморенин! Говорыл <бы> веть ты да не с уговоркою, — Я срубил у тебя да буйну голову. Ище как у жива мужа жону отнять, 65. У того же царя-та да у Соломана? Как Соломан-от царь да он хитёр-мудёр — А розорит-де фсю-де нашу да Золоту Орду!..» А наконечь ети речи да прылюбилисе, По Васильёву серцю да роскатилисе. 70. Говорыл Торокашко да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да сын Окуловичь! Нагрузи-тко три черныя три карабля: Как первой-от карабь да со канелеми, Как фторой-от карабь да с плисом-бархатом, 75. Как третей-от карабь да со напитками. Я пойду-ле веть здраво да за синё морё — Привёзу-ле царицю да Соломаниду Без бою-ле, без драки да я без сецэнья, Бес того же ножа́ва кроволитьиця». 80. И тут же Василей да сын Окуловиць Нагружал он три черныя три карабля: Как первой-от карапь да со канелеми, Как фторой-от карапь да с плисом с бархатом, А третьей-от карапь да со напитками. 85. И отправилса Торокашко да сын Заморенин, Отправилсэ веть он да за синё морё А за то же за морё за Турэцькоё Да во то же во царсьво во Ерусолим-град. Ёму пала веть тишина способная, 90. Поветёрна-та пала да фсё хорошая. Прыходил он во цярьсво в Ерусолим-град; Опускал он веть парусы полотняны, Он мётал он веть якори булатныя, Он клал-ле веть сходёнки дубовыя; 95. Он брал-ле подароцьки заморския, Он пошол же во царсьво в Ерусолим-град; Ко тому же царю-ту да ко Соломану. Как Соломана-царя в доме не случилосе, Как одна-ле цариця да погодиласе: 100. Как уехал на тихи да вёшны заводи Как стрелэть-де гусей да белых лебедей, Кабы сизых пернастых да малых утицэй. Он тут Торокашко да злой догадлив был, — Он ниско царици да поклоняицсэ: 105. «Уш ты ой еси, цариця да Соломанида! Ты прыми-тко подарочьки заморския Да заморския подарочьки немалыя Да немалыя подарки — да во петьсот рублёф!» Приняла-ле цариця да Соломанида 110. Уже те жа подарочьки заморьския. Уш тут-то Торокашко да злой догадлив был, — Он ниско царици да поклоняицьсе, Он сам говорит ей таково слово: «Как Соломана-царя в доме не слуцилосе, 115. Да одна-ле цариця да погодиласе, — Ты пожалуй-ко на наши да черны карабли Обченить-ле товары нашы заморския, Со какого товару да кака пошлина: Мы по пошлины товарами торговать будём!» 120. Уш тут же царыця да не сослышылась; Снарэдилась царыця да поскорёшенько, Поскорёшенько снаредилась хорошошенько. Уш тут-то Торокашко да злой догадлив был, — Он не на тот-ле карапь ведёт со товарами, 125. А на тот-ле карапь ведёт со напитками. Заводил он цариця(ю) да на черле́н карапь; Наливал он веть цару да зелена вина, А не малу, не велику — да полтара ведра; Подавал он царици да Соломаниды. 130. Говорил он веть ей да таково слово: «Уш ты выпей-ко цару да зелена вина: Веселя будёт товары нашы опченивать, Со какого товару да кака пошлина: Мы по пошлины товарами торговать будём!» 135. Она выпила цяроцьку-ту первую, Наливал он веть цяроцьку-ту фторую, Подавал-ле царици да Соломаниды: «Кабы первая цяроцька — для смелости, Кабы фтора-та цяра — да для весельиця!..» 140. Она выпила цяроцьку-ту фторую. А тут Торокашко да злой догадлив был, — Наливал он веть цяроцьку-ту третьюю, Подавал он царыци да Соломаниды, Говорил он веть ей да таково слово: 145. «Как Соломана-царя в доме не случилосе, Как одна же веть ты да погодиласе; За себе-ли ты веть выпила, — за царя испей!» Она выпила цяроцьку-ту третьюю; А где пила, где бы ела, — да тут и спать лёгла, 150. Спать-де лёгла, да и дыра мокра. Тут Торокашко да злой догадл(ив) был, — Обирал он веть сходёнки дубовыя, А да катал он веть якори булатныя, Подымал он веть парусы полотняны. 155. Ёму пала поветёрна-та способная. Он пошол-ли веть здраво за синё морё Как во славну во главну да Золоту Орду Ко прикрасному Василью сыну Окулову. Ёму пала поветёрна-та хорошая. 160. Приходили во славну главну Золоту Орду Ко прикрасному Василью сыну Окулову. Опускал он веть парусы полотняны, Он кидал веть и якори бы<у>латныя[139], Он клал-ле веть сходёнки дубовыя. 165. Увидал-ле прекрасныя царь да сын Окуловиць: Как пришол Торокашко да сын Заморэнин, Как привёс-ле царицю да Соломаниду. Как пошол-ле Василей да сын Окуловичь А сретал-ли царицю да Соломаниду. 170. А приходил он веть он (так) да на черлен карапь, Брал он веть ей да за белы руки, Целовал-миловал в уста ф сахарныя И вёл-ле ф полаты да белокамянны И садил-ле царицю да за дубо(во)й стол. 175. Как о ту веть пору да о то времё Прыежджаёт Соломан-царь Давыдовичь Как со тех же со тихих да вёшных заводей, А зычит-ле, крычит да громким голосом. Не выходит его да молода жена, 180. Не снимат же его да со добра коня, Не челует его в уста ф сахарныя, Не ведёт же во грыни да княжоневския. Выходила тут девушка-чернавушка; Она ниско царю да поклоняласе, 185. Говорила ему да таково слово: «Уш ты ой еси, Соломан-царь Давыдовичь! У те нет же топере да молодой жоны, Молодой жоны Опросеньи да нынь цяревисьны. Прыходил же на черныех на кораблях 190. Из славной главной Золотой Орды, Прыходил Торокашко да сын Заморэнин; Как увёс веть фсё да он омманами Как во славну во главну да Золоту Орду Ко прекрасному Василью сыну Окулову». 195. Как о ту веть пору да как о то времё[140] Отворацивал своёго да коня доброго От своёго от крута да от крылецюшка, Набирал сибе силу, силу охвочую Да охвочую силу да неневольнюю 200. И отправилса с силой да сухопутною, Как с своей же со силой да с превеликоей. Не дошол он до славной главной Золотой Орды, Как по-нашому, по-руському, ровно за семь вёрст, А по-ихному, богатырьскому, за семь попрыщоф. 205. Сам своей силушки наказывал, Он наказывал силы да наговарывал: «Оставайсе, моя веть сила, сила охвочая Да охфочая сила да неневольняя. Я пойду-ле веть здраво во прекрасну да Золоту Орду 210. Ко прекрасному Василью сыну Окулову!» А как Василья-та в доме да не случилосе, Да одна-ле цариця да погодиласе; Приняла веть царя-та да как Соломана, Приняла веть она веть его по-старому; 215. А садила его да за дубовой стол И потчовала она, да как следно следуёт. И говорит-ле Соломан-царь Давыдовичь: «Уш ты ой еси, цариця да Соломанида! Мы которой типерь да лучше кажымсе?» 220. Говорит-де она да таково слово: «Уш ты ой еси, Соломан-царь Давыдовичь! Мне прекрасны Василей да сын Окуловичь Как он же топерече да лучше кажыцьсе!» Как о ту-де веть пору, как о то времё 225. Как едёт прекрасны царь да сын Окулов(ичь) Как со тех же со тихих да вёшных заводей. Как ужакнул(с)а Соломан-царь Давыдовичь, Говорыл-ле кнегины да Соломаниды: «Я куды же топереце-деваюсе?» 230. Как скоцила со кроваточьки тисовоей А как откинула перинушку пуховую; А падал как Соломан-царь Давыдовиць А на ту же кроватоцьку на тисовую, — А закинула перинушкой пуховоей. 235. Как крычит-ле, зычит Василей сын Окулович А у своёго он да шырока двора, У того же у кру́та да у крылецюшка. И пошла же кнегина да Соломанида Как прикрасного Василья сретать Окулова. 240. А снимала его да со добра коня. Человала-миловала в уста в сахарныя, Как вёла во грыни да княжо(н)евския, А как садила его да за дубовой стол, И потчовала она, да чем веть следуёт. 245. И говорыла она да таковы речи: «Уш ты ой еси, прикрасны царь да сын Окуловичь! Как был-ле при етом поры-времечьки, Как был-ле Соломан-царь Давыдовиць, — Уш що же над им да стал бы-делати?» 250. Говорил-ле Василей да сын Окуловиць: «Я схватил со стены да саблю вострую, Я срубил у его да буйну голову!» А как скоцила со кроваточьки тисовоей, Как откинула перинушка(у) пуховую, — 255. Да скакал-ле Соломан на резвы ноги. Да скакал-ле Василей сын Окуловиць Да хватал со стены да саблю вострую, Да хотел же срубить да буйну голову. И говорыл-ле Соломан-царь Давыдовичь: 260. «Уш ты ой еси, Василей да сын Окуловичь! Не казнят-ле царей да по-шашыльския[141], А казнят-ле царей да с цесью, с славою. Прыкажи ты веть пановям своим улановям И на поли-поли да на чистом поли 265. Да на той же долины да на шырокоей Кабы выстроить рэль да прэвысокую Да положыть на рэль да перекладинки, Как на ети перекла(ди)нки повесить нонь три петёлки: Да первую петёлку злачоную, 270. Да фтору-ту петёлку шелковую, Да третью-ту петёлку хош липову: Да где было мне-ка, царю, повеснуцьсе Да вам же, тотаровям, погалицьсе!» Как построили рэль да превысокую. 275. И как стал же Василей да нонь срэжатисе, И тут же веть он да сподоблятисе Повозить же царя-та да как Соломана: И посадили на телегу да на ордынскую. И срежалась его да молода жена. 280. И сел-ле Соломан царь Давыдович А на ту на телегу да на ордынскую И сам говорыл да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да сын Окуловичь! Как передни-ти колёса да как кони тянут, 285. А задни-ти колёса да как веть цёрт несёт»[142]. И прекрасные царь да удивляицьсе: «Как сказали, Соломан-царь хитёр-мудёр, — Я Соломана ноньце дице не нашол!» Говорыт ее ... его да молода жена, 290. Кабы та же кнегина да Соломанида: «Уш ты ой еси, царь да сын Окуловичь! Не давай ты повольки да ему не на цасок, Как вези-тко ко рели да превысокоей!» А привозили ко рели да превысокоей. 295. Как ступил-ле Соломан на первой ступень, Говорыл-ле Соломан таково слово: «Уш ты ой еси, Василей да сын Окуловичь! Уш ты дай мне-ка цару да зелена вина, А не малу, не велику — да полтара ведра; 300. Уш ты дай мне тепере при последнём времени потешыцьсе, Кабы вашым тотаровям погалицьсе! У мня ес<т>ь за горами да за высокима У мня-ле веть там голобы кормлёныя — Да пущай мои голубы послушают!» 305. Он выпил как чару зелена вина, Как не малу, не велику — да полтара ведр(а); А он взыграл-ле во свой да во ф турей рок, — А уш тут его сила да шшевелиласе. И кабы спрашывает Василей да сын Окуловичь: 310. «Уш ты ой еси, Соломан да царь Давыдовичь! Уш що же топер да это зделалось?» Как ответ-ле-держит Соломан-царь Давыдовичь: «Да на тихих на вёшных нынь на заводях Гуси-лебеди нонь да зволновалисе, 315. Как Соломановой смерти да удивлялисе». Он ступил-ле Соломан на фторой ступень, Говорыл-ле Соломан таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловичь! Мне-ка дай-ко-се чярочьку-ту фторую, 320. Как не малу, не велику — да ф полтара ведра; Ты дай мне зыграть да как по фторой рас. У мня ес<т>ь за горами да за высокима, У мня ес<т>ь-ле веть голубы кормлёныя — А пущай мои голубы послушают!» 325. Говорит же ему да молода жена: «Ты не давай ему чары да зелена вина, Ты не давай-ко-сь ему да играть ф турей рок: Веть Соломан-от царь веть он хитёр-мудёр, У тебя же веть он да как извэрницьсе!» 330. А не слушат же он да молодой жены, Той же кнегины да Соломаниды. А говорит-ле Василей сын Окуловиць: «Ты пей-де гуляй, да как те хочицьсе!» А как ступил веть он на третей ступень, 335. Говорил-ле Василью да таково слово: «Уш ты ой еси, Василей сын Окуловиць! Уш ты дай при послёднём времени припотешыцьсе, А вашым тотаровям погалицьсе!» Говорыл-ле Василей таково слово: 340. «Уш ты ой еси, Соломан-царь Давыдовичь! При последнеём времени — припотешыцьсе, А вам[143] же — тотаровям — погалицьсе!..» И выпил он цяроцьку тут третьюю, И зыграл он во свой да как во турей рок, — 345. И тут его сила да навалиласе. И скакал Соломан-царь Давыдовичь Как со той же со рели да превысокоей, Как хватил-ле Василья да во праву руку, А кнегину Соломаниду во леву руку, 350. А Торокашка-сына пот пазуху. И забежал он на рэль да превысокую, И в злацёную тут петёлку положыл Василья сына Окулова, А ф шелк(ов)ую петёлку — царыцю Опраксею, А в липову-ту петлю — Торокашка сына Заморенина. 355. Сам говорыл да таково слово: «Милой — с милым, да уш сводник тут!» А как тут Торокашка да славы поют, 358. А тут Торокашка да <в> старинах (так) скажут.

396. Выезд и бой Сокольника с Ильей Муромцем

А как от моря-де, моря да моря синего, Как от синего моря да от Студеного, От того же от камешка от Латыря Да от той же бабы да от Златыгорки 5. Поежджаёт молоденькой Сокольничок А молоденькой Сокольничок-наезницёк. Говорит ёму матушка родимая, Как цёсна вдова Омельфа да Тимофеёвна; Говорила она да чяду милому: 10. «Уш ты милоё чядо моё любимоё! Ты поедёш гулять да во чисто полё, Ты наедёш-де на поли стара казака; Как стары казаку да ниско кланейсе; От меня же о(т) бабы ему ниской поклон, 15. Как ниской-от поклон да с онижэньицём!» А не послушал Сокольник да рецей мате́рыных, — Он поехал гулять да во чисто полё. Он и едёт по чисту полю, потешаицьсе; Он и всякими речами да похваляицьсе. 20. Высоко-де мечот копьё под облако, Единой-ли рукой копьё потхватыват, Он до полу копейця да не ураниват; Он сам из рецей да выговариват: «Уш я Киёв-от град да я ф полон возьму, 25. Уш я церкви-ти Божьи да я во дым спущу, У Владимера-князя да голову сказню, Я у старого казака голову срублю!» А как от славного города от Киева Как стояло на заставы три богатыря: 30. Как во-первых стары казак Илья Муромэц, Как во-фторых Добрынюшка Микитиц млад, Как во-третьих Олёшенька Поповиц млад. Выходил-ле Олёша да из бела шатра, А как завидел Олёша поленичю преудалую. 35. Она едёт нонь по полю, потешаицьсе; Она фсякима речами да выхваляицьсе, И говорит-ле она да таково слово: «Уш я Киёв-от град да я ф полон возьму, Уш я церкви-ти Божьи да я во дым спущу, 40. У Владимера-князя да голову сказню, Я у старого казака голову срублю!» Заходил-ли Олёша да во свой бел шатёр, Говорил-ли Олёша да таково слово: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромечь, 45. Илья Муромец, стары казак, сын Ивановиць! Как не тученька веть, право, затучилась, Да не оболоко да накаталосе, — Как от морюшка-моря да моря синего Да от синего моря от Холодного, 50. Да от того же от камешка от Латыря Да от той же от бабы да от Златыгорки Уш едёт поленичя да хоробра́ добрэ. Она всякима утехами потешаицьсе, Как дворянскима утехами молодецкима, 55. Молодецкима утехами богатырскима: Высоко-де мецёт копьё под облако, Единой-ли рукой копьё потхватыват, Кабы до полу копейця да не ураниват. Как сама из речей да выговарыват: 60. “Уш я Киёв-от град да я ф полон возьму, Уш я черкви-ти Божьи да я во дым спущу, У Владимера князя да голову сказню, Я у старого казака голову срублю!”» Уш тут же старой да осержаицьсе, 65. И говорит-ли старой да таково слово: «Кабы ехать Олёшеньки Поповицю; А Олёша-та Поповиц не силой он силён, да он напуском смел: Он напустит (так) во свою ровню великую, Утерят-загневит[144] да буйну голову. 70. Кабы ехать Добрынюшки Микитичю; Как умет-ле Добрынюшка-та съехацьсе, Как умет-ле Добрыня прирозъехацьсе, Как умет-ле Добрынюшка-та цесть воздать!» Уш стал-ле Добрыня снарежатисе, 75. Поскоре того Добрыня сподоблятисе: Как седлал-ле, уздал да коня доброго, А двенаццэть потпружынок потстегивал А тринаццатую — церес хребётну степь, — А не ради басы, ино ради крепости, 80. Кабы для-ради укрепы да богатырьскоей: «Не оставил бы конь меня во чистом поли!» Только видели молоцца: ф стремено ступил, А не видели поески да богатырьскоей; Только видят: ф поли да курева стоит, 85. Курева-де стоит — да дым столбом валит. Уш тут же Добрыня да приужакнулса; Он не смел-ле Добрыня да приокликати, Он не смел-ле Добрыня да поздоровацьсе, Он не смел-ле Добрынюшка-та цэсть воздать. 90. Отворацивал своёго да коня доброго Ко своёму же он да ко белу шатру. Заходил-ли Добрыня да во свой бел шатёр, Говорил-ли Добрыня да таково слово: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромець! 95. А кабы едёт полениця да хоробра добрэ. Она едёт полениця да выхваляицьсе: “Кабы Киёв-от град да я ф полон возьму, Уш черкви-ти Божьи да я во дым спущу, У Владимера-князя да голову сказню, 100. Я у старого казака голову срублю!..”» Уш тут-ле старой да осержаицьсе: Оци ясны у старого сомутилисе, Могуци где веть плечя да росходилисе. Ишше стал-ле старой да снарежатисе, 105. Поскоре того старой да сподрблятисе: Как седлал-ле, уздал да коня доброго, А двенаццэть потпружынок потстегивал Кабы не ради басы, да ради крепости, Кабы для-ради укрепы да богатырьскоей, — 110. Не оставил бы конь во чистом поли. Только видели старого: ф стремяно ступил, А не видели поески да богатырьскоей; Только видят-ле: ф поле да курева стоит, Курева где стоит — да дым столбом валит. 115. Наежжал поленицю да приудалую, Он крычял-ле, зычял да громким голосом: «Уш ты ой есь, полениця да приудалая! И нам с тобой на поле ноньче съехатьсе, Кабы съехацьсе на поле, поздоровацьсе, 120. Как друг-ле веть другу да ноньце цесть воздать!..» Как билисе-боролись да трои суточьки, Они палками бились, да друг друга не ранили — В руковяточьках палки да роспоялисе. Они сабельками секлись да трои суточьки — 125. У их востры-ти сабли да прищорбалисе. Они копьеми кололись да трои суточьки — По насадоцькам копейця свернулисе. Как скочили богатыри со добрых коней, Суховы́м[145] боём, да рукопашноём, — 130. Они тем же боём друг друга не ранили. По тому по злоцесью да по великому У того же у старого у казака Кабы права нога да окатиласе, Кабы лева нога да подломиласе, — 135. Кабы падал старой да на сыру землю. А наскакивал молоденькой Сокольничок А молоденькой Сокольницёк-наезницёк Как тому же веть старому на белы груди, И вынимает из-за налучья цинжалой нош, 140. И хочот смотреть да ретиво серьцё, И хочот пороть да он белы груди. Как и тут же старой да воз<г>лаголуёт: «Я стоял-ле за веру да за крещоную, За крещоную веру да православную; 145. Я молилсэ веть Спасу да фсе Пречистому, Кабы Матери Божьей да Богородици. Не оддай меня веть, Господи, тотарину на поруганьё». А как по то же по старого по учести, По Божеской било да фсё по милости 150. Прыбывало у старого силы вдвоём-фтроём, Как вдвоём-фт(р)оём да силы фпетером. Как сшибал Сокольника со белых грудей, Как вымётывал-де выше-дерева стоячево, Ишше ниже-то он да облака ходячего: 155. Как падал Сокольник да на сыру землю. Как скакал-ле старой да на резвы ноги, Как со резвых же ног — да на белы груди. Говорил-ле старой да таково слово: «Уш ты ой есь, полениця да приудалая! 160. Уш ты коёго города, коей земли, Уш ты какой дальней украины? Уш как тебя молоцьця именём зовут?» Да ответ дёржыт полениця да преудалая: А был у старого на белых грудях; 165. Не спросил бы не имени, не вотчины, Не отецесва твоёго, не молодецесьва; Я порол бы у старого белы груди А смотре(л) у ево да ретиво серьцё!..» И нанёс-ли стары казак Илья Муромець, 170. Илья Муромець, стары казак, сын Ивановиць Как свой же веть он да как киньжа́лой нош. И хватил же Сокольник да рукой правою, А хватил же веть он да цинжалой нош. А увидал-ле Илья да веть как Муромець, 175. А увидал же он да как злачян перстень. Он скакал-ле с ево да со белых грудей; Он и брал же Сокольника за белы груди, Выздымал-ле Сокольника на резвы ноги, Чёловал-миловал в уста в сахарныя: 180. «Уш ты чядо, ты чядо да моё милоё, Уш ты милоё чядушко любимоё! Ты не ладно веть едёш да по чисту полю, Не во свою ты веть ровнюшу великую: Утеряш-загневиш да буйну голову. 185. Ты пожалуй ко(а)к ко мне да во свой бел шатёр, Во свой бел шатёр на угошшеньицо!» Кабы сели они на добрых коней, Как поехали ко старому ко белу шатру, Заходили веть ко старому во свой бел шатёр. 190. И садил-ле веть старой Сокольника да за дубовой стол; И стали они тут пить-жыть да веселитисе. Угостил-ле старой да тут Сокольника, Уш стал-ле его да спровожа́теньки. Они тут же они да распростилисе. 195. А как со той же со устали великоей Повалилсэ как старой да оддыха́теньки. Как тут же молоденькой Сокольницёк Он понёс на старого злобушку великую. И розоспалсэ старой да Илья Муромець, — 200. Он соска(ки)вал с своёго да коня доброго, И забегал-ле Сокольник к старому в бел шатёр, Он ткнул-ле копьём да старому во белы груди. (А потом же старой да Илья Муромець — На грудях веть был у его чуден крес!) 205. Он и ткнул-ле старому во белы груди. Со того же чюдна креста копьё окользилосе Да ушло веть в середу кирписьнюю. Он бежал-ле Сокольник из бела шатра. И тут же старой да пробужаицьсе, 210. Как увидял удачю да принемалую. И скакал-ле старой да Илья Муромечь, Одевалсэ он да поскорэшенько, Как заскакивал (так)[146] своёго да коня доброго; Как поехал старой да во чисто полё — 215. И нагонил-ле Сокольника на чистом поли; Не спросил он не имени, не вотчины, Не отецесва веть, не молодецесьва — Срубил у Сокольника буйну голову. Уш тут же Сокольника славы поют, 220. Как славы-де поют да в старинах скажут.

397. Старина о льдине и бое женщин

Как во славном во городе во Туесе Да жыла-была лединушка кнегиною. Да до Петрова дни царила — да там ростояла: Да не стало у нас в городи управителя. 5. Роздралисе невески да со золофками А боёвыма палками — мутофками, Да вострыма копьями — да фсё верётнами. Пироги они, шаньги да во полон брали, Они кашу-горюшу да обневолили. 10. Кабы кислы-ти шти да на ухот ушли... «Ище ес<т>ь ли хозяин да во своём дому? Прыкажи, сударь-хозяин, да старину сказать, Старину-де сказать да стародавную Кабы синёму морю да на утишину, 15. Кабы добрыим людям да на послышэньё, Как черным-ле воронам да на пограеньё 17. Да лайцивым собакам да на полаяньё!..»

Удин

Удин (кажется — Афанасий; отчества не помню) — крестьянин с. Юромы, лет около 50. Он содержал во время моего пребывания в Юроме земскую станцию. Начав петь старину «Василий Васильевич» (Дунай), он не мог ее кончить, так как пел ее давно и поэтому забыл. Проверить ее мне с ним не пришлось.

398. Василий Васильевич (Дунай)

Да во стольнём было городи во Киеви Да у ласково(а) князя у Владимера Да заводилось пированьицо, был почесьён стол Да про многих царей и про царевицей, 5. Да про фсех королей и королевичей, Да про многих князей и со кнегинами, Да про сильних про могучих про бога(тырей), Да про тех же полениць да приудалыя, Да про многих купьцей-гостей торговыя, 10. Да про многих хресьянушок прожытосьных, Да про бедных калик да перехожыя. Да перехожы калики переброжыя Перешли калики полё чистоё, Переехали калики морё синёё — 15. Дак попадали фсё ко князю да ко Владимеру, Дак ище фсе на пиру За дубовы-ти столы да становили, А как гости-ти чесны за стол садилисе. Дак тогда фсе веть на пиру тут наедалисе, 20. А фсе дак на чесном напивалисе; Да во хмелю они тогда фсе приросхвасталис(ь): Дак богатой сидит, хвастат золотой казной, А как веть сильней — могучей хваткой, А удалой сидит, хвастат в поле выслугой, 25. А наезничок-от хвастат коничками добрыма, А веть как глупой сидит — хвастает родной сестрой, А неразумной сидит, — хвастает молодой женой, А как хитрой сидит — мудрой хвастат матерью старой. Тогда Владимер-князь по грынюшки похажыват; 30. Он веть с ношки на ношку переступыват, Каблучками-то, скобочками ф пол пощалкиват; Могучима он плечами поворачиват, Он веть белыма-то руками, Золотыма он перснями принащалкиват, 35. А веть ясныма очами за стол посматриват. Из речей тогда Владимер выговарыват: «Дак ище у мня во городи пожэнены, А веть красны-ти-девушки замуш выданы; Да и фсе ко Владимеру на пир собраны. 40. Да как один я, князь Владимер, холо(с)той живу, Холостой я живу да неженат слыву. Да не знает ле хто мне богосужону А душу-ли красную веть-девицю: Да станом бы статна да ростом высока, 45. А походочька-та была павлиная, Ейна тихая речь да лебединая, Да веть я ясны бы очи — как у сокола, Были черныя брови как у соболя?..» Да ис того из-за стола из-за окольнёго 50. А з-за окольнёго стола да из-за заднёго, Да из местичька-та было ис последнёго, Да из той было скамейки белодубовой Да выставаёт дородней доброй молодець, Да по имени Васильюшко Васильёв сын. 55. Да выставаёт Василей на резвы ноги, А веть сам говорит да таково слово: «Да уш ты ой еси, Владимер стольнекиефской! Ты дозволь мне-ка, Владимер, слово молвити, Слово молвити, Владимер, речь говорити, — 60. Дак не застафь-ко миня за слово скоро сказнить, Не казнить миня за слово, не весити, Не сылать миня во сылочьки во дальния На цюжу миня на дальнюю стороночьку!» А тогда веть Владимер слово вымолвил: 65. «Уш ты ой еси, Васильюшко Васильёф сын! Говори-тко ты, Василей, што тебе надобно!» — «Да уш ты ой еси, В(ладимер) ст(ольнекиефской)! Я веть знаю тебе веть богосужену А душу-ту красную-ту-девицу: 70. А станом она статна и ростом высока, А веть личико у ей — да бутто белой снек<г>, А веть ясныя очи — как у сокола, Ейны брови черныя — как у соболя А походочька у ей была павлиная, 75. Ейна тихая речь — да лебединая; За тема веть морями-то за синима, За тема за горами за высокима У того же царя да Золотой Орды, 79. З(олотой Орды) у В... Арх...»

Защелья

Заще́лья — на правом берегу реки Мезени, на две версты ниже Юромы по течению реки; в самой-деревне я не был.

Федькушов Афанасий Михайлович

Афанасий Михайлович Федькушо́в — крестьянин дер. Защельи Юромской волости, 40 лет. Он женат и имеет трех сыновей и дочь. По ремеслу он плотник; в бытность мою в Юроме он со своим братом Василием набирал потолок в строившейся школе. Благодаря содействию тамошнего священника он пропел мне хорошую старину: «Осада Пскова королем (польским при Иване IV)», известную до сих пор в одном плохом варианте. Среди старины ему стал подтягивать и брат. Оба они пропели ее потом в фонограф.

399. Осада Пскова королем (польским при Иване IV)

(См. напев № 52)

Вот копил-то, копил да король силушку, Да он копил-то, собака, двенаццэть лет. И накоплёфши он силушки — сметы нет (Много: сметы нет! Сорок тысеч полкоф!) — 5. И накоплёфши он сорок тысеч полкоф, Сорок тысеч полкоф накоплёфши он силушки — на Русь пошол, Дак он на Русь пошол — дак на три города, И на три города на три стольния: Он на первый на город — на По́лоцкий, 10. И на фторый он город и на Велики Луки И он на третьей город — на Опскоф град. И он Полоцкий город мимоходом взял, И он Велики Луки насквось прошол. И подходил он ко городу О́пскову, 15. И становилса он, собака, на зелены луга — И на зелены луга государевы. И он садилса собака во золот стул, И он сцитал свою силушку по три дни — Да и по три дни, по чотыре же: 20. «Да и много-ле у мня силушки убыло? Да и много-ле у мня силушки прибыло? У мня убыло силушки сорок сот, Да и прыбыло у мня силушки сорок полкоф!» И посылал он собака слугу вернаго, 25. И посылал он, с им крепко наказывал: «Ты возьми своего коня-бахмута*; И ты въежджай, слуга, во город — не спрашывай, И ко дворцу приежджай — не докладывай, И заходи во полаты — не бей цэлом, 30. И ты клади ерлаки на дубовы столы!» За столами сидит воевода царев Тут Шуйский-княсь, Иван Петрович. «И ты оддай нам город без бою, без драки великия, И без того уголовьица смёртного!» 35. Отвечал ему Шуйский-княсь, Петровичь: Не оддам я города бе́з бою И без бою я, без драки великия И бес того уголовьица смёртного!» И как со вечора ратны причащалисе, 40. И со полуночи ружья чыстили. И как ко бе́лой зори ку́ры пропе́ли, — И да не тучя с тучей сходилисе, Да не зоря с зорей сомыкаласе: И соходилисе два войска великия. 45. Тут и ездили удалы да добры молоццы. Шуйский-князь, Иван Петро́вичь. И как побили фсю силу королефскую И фсех ратницькоф-улатницькоф. И оставалсэ тольки один король 50. (Да и тот одва насилу бегом убежал!) — И бежучи он, собака, заклинаицсэ: «И не дай, Боже, мне боле во Руси бывать! И не детям-ле моим и не внучятам, 54. И не внучятам и не правнучятам!..»

Федькушов Василий Михайлович

Василий Михайлович Федькушо́в, брат Афанасия, — крестьянин дер. Защельской Юромской волости, 37 лет. Он женат на дочери Асафа́ из Кесломы, который знает старину про Михайла Козарина. Он грамотен, по ремеслу плотник. Он пропел мне короткую старину «Илья Муромец освобождает девицу от татарского плена» (Михайло Козарин).

400. Илья Муромец освобождает девицу от татарского плена (Михайло Козарин)

А как поехал стар казак Илья Муромец; А он поехал во чисто полё, Во чисто полё к трём неверным богатырям А к трём богатырям, к трём тотарынам. 5. А они дел делят, казну Микольскую: А на перв-от пай они кладут чистое серебро, А на друг-от пай они кладут красное золото, А на треть-ёт пай кладут красну девицу Красну девицю полоненную. 10. А как перво-от тотарин девицу утешал: «А ты не плачь, не плачь, красная девица: А когда ты на мой пай-де досталасе, Я у тя сниму буйну голову!» А как фтор-от тотарин девицю утешал: 15. «А ты не плачь, не рыдай, красная девица: А когда ты на мой пай мне досталасе, А я срублю твою головушку по твоим плечам!» А как треть-ёт тотарин девицю утешал: «А ты не плачь, не горюй, красная девица: 20. А когда ты на мой пай да досталасе, А я тебя спущу на свою волю А на свою волю, к оццю, к матери!» А розгорелось ретиво серцо у стара казака А у стара казака Ильи Муромца: 25. А он схватил первого-то тотарина — А он бросил его о землю до смерти; А ухватил он фторого-то тотарина — Он бросил же его о землю до смерти. А он взял красную девицу полонённую, 30. А посадил он её на своя добра коня — А и повёс он её да во свою землю, А и спустил ей на свою волю, 33. На свою волю, к оццу, к матери.

Тиглява (Тигляева)

Тигля́ва — большая деревня на левом берегу р. Мезени, в 3—4 верстах от Юромы. Она расположена несколькими «порядками» и находится в стороне от тракта, который проходит по другому берегу р. Мезени, через с. Юрому. Между деревней и р. Мезенью широкий наволок; под самой деревней речушка, впадающая в реку Мезень. В ней есть приписная к Юромскому приходу церковь.

Титова Афанасья Ивановна

Афанасья Ивановна Титова — крестьянка дер. Тигляевой Юромской волости, из верхнего конца, бойка, 24 лет. Она замужем за Данилом Петровичем Титовым и имеет годовалого сына. Афанасья пропела мне старину «Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». Конец она позабыла и останавливалась, чтобы вспомнить его. Пропеть конец помог ей ее родственник (кажется, дядя), крестьянин Михаил Михашын, знавший эту старину в той же редакции. Она слышала еще старину о том, как Роман сын Васильевич убил Настасью Ондреяновну; но пропеть не могла, так как забыла.

401. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

А-й тут срежаицьсе Добрыня да сын Микитиць же, Он срежаицьсе-сподоблеицьсе во цисто полё. Он своей-то жоны дак он наказыват, Он Настасьи Викулисьни наговарыват: 5. «Ты сиди-ко, Настасьюшка, шесть лет поры, Просиди ты-ко, Викулисьня, друга шесть лет — Да минуицьсе Настасьюшки двенаццэть лет; Да вдовой хош сиди, да хош замуш поди, — За Олёшу за Поповиця взамуш не ходи: 10. Ой, Олёша силой не силён, да только-ле напуском смел!» Тут прошло-ле Настасьюшки шесть лет поры; Тут прошло-ле Викулисьны друга шесть лет — Ой, миновалисе друга шесть лет. Ой, тут веть стали на Настасьюшки сваты сватацьсе; 15. Ой, как Олёшенька приехал да сын Поповичь же. Тут веть здумала Настасьюшка взамуш не тти, За Олёшенька Поповица взамуш не тти. «Тут веть так-же не йдёш, да я-ли тибя силой возьму!» Тут веть здумала Настасьюшка взамуш идти 20. За Олёшеньку она да-ле за Поповица, Тут оставляёт-оставляёт Добрынину родну маменьку. Тут сидит, тут сидит-ле Добрынина родна маменька, Ой, она сидит, тут сидит на кирьписьней жаркой пеценьки: «Ой, ище хто-ле миня же будёт поить-кормить? 25. Ой, ище хто-ли миня будёт опшывать-омывать? Ой, ище хто-ле миня же будёт тёплом огревать?..» Ой, слезываёт-слезываёт Добрынина родна маменька, Ой, слезываёт-слезываёт с кирьпесьней жаркой пеценьки; <О>на ступат, тут ступат на глатки полы, 30. На глатки-ти полы да-ли на дубовыя, Ой, на перекладинки ступат да-ли на сосновыя; Ой, она проходит-проходит по дубову полу; Ой, она садицсе-садицсе на брусцяту белу лавоцьку; Ой, <о>на гледит-то, смотрит во стекляну тут околёнку, 35. Ой, она гледит-то, тут смотрит да-ле во цисто полё, Во цисто-то полё да-ле во роздольицо. Ой, во цистом-то поли да-ле курева стоит, Ой, курева-та стоит — да-ле дым столбом валит; Ой, ище цёрному ворону пролету нет, 40. Ой, ище серому-ту заюшку проскаку нет, Ой, ище доброму коню да-ле как пробе́гу нет. Ой, приежджаёт-приежджаёт да к шыроку двору, Ой, к шыроку-ту двору да-ле ко красну крыльцю. Ой, он веть доброго коня да-ле сам прывязыват, 45. Ой, на кры(ле)цюшко идёт да-ле потихохонько, Ой, на передызбицё ступат да-ле помалёхонько. Ой, светлу светлицю заходит да Богу молицсэ: Ой, он веть крест-от кладёт да-ле по-писаному, Ой, он поклоны-ти гнёт да-ле по-уцёному, 50. Ой, он молитву творит да-ле право Су́сову. «Ой, ты здорово, ты здорово, Добрынина родна маменька!» — «Ой, ты здорово, ты здорово, удалой доброй молодець! Ой, не видал-ле ты Добрынюшки ты Микитица?» — «Ой, како́ у Добрынюшки было зна́мьицо?» — 55. «Ой, пот правой-то рукой была бородавоцька!» —[147] «Ой, ты здорово, ты здорово, Добрынюшка Микитиц же!» — «Ой, уш ты маменька родима, да у тя где друга семья, Ой, где друга-та семья-ле Настасьюшка Викулисьня?» — «Ой, как Настасьюшка Викулисьня возамуш ушла, — 60. Ой, за Олёшеньку она да-ле за Поповица!» — «Ой, уш ты маменька родима, да сходи в тёмны подгрёба; Ой, ты вы́ми мне, вынеси платьё цёрноё, Ой, платьё цёрно мне вынеси сирооцкоё; Ой, ты ище же мне вынеси злоцян перстень, 65. Уш ты тот же перстень, которой обруцённой-от, Мы которой с Настасьюшкой обруцэлисе!» Ой, тут срежаицсэ Добрыня да сын Микитиц же, Он походит к Олёшеньки на свадёпку. Тут пошол же Добрыня да сын, сын Микитиц же. 70. Он приходит-приходит да к шыроку двору, К шыр(о)ку-ту двору да-ле ко красну крыльцю. Ой, по кры(ль)цю що идёт да-ле потихохонько, Ой, по передызбицю ступат да-ле помалёхонько. Ой, в светлу светлицу заходит да Богу молицсэ: 75. Ой, он веть крест-от кладёт да-ле по-писаному, Ой, он поклоны-ти гнёт да-ле по-уцёному, Ой, он молитву творит да-ле право Су́сову. «Вы здорово-те, здорово-те, фсе-ли люди добрыя! Ой, ты здорово, ты здорово, Олёша Поповиц же! 80. Ой, ты здорово, ты здорово, Настасьюшка Викулисьня! — «Ой, уш ты здрастуёш, здрастуй, калика перехожая!» — «Ты, Олёшенька Поповиц, да дай мне местицько!» — «Ой, как хороши-ти места да-ле фсе прызаняты; Ой как веть есь-ле там местицько на песьнём столбу!» 85. Ой, тут веть сел-ли калика да перехожая, «Ой, уш вы, ой-ле еси-ле, Олёшенька Поповиц же! Ой, ты позволь-ко калики да во гусли сыграть!» — «Ой, ты играй-играй, калика, да скольки хоцицьсе!» Ой, как первой раз заиграл — Настасьюшка подумала; 90. Ой, как другой раз заиграл-ле — Настасьюшка-та сплакала; Ой, как третей раз заиграл-ле — Настасья рець спроговорыла: «Ой, уш вы, ой-ле еси-ле, Олёша сын Поповиц же! Ты налей-ко калики да зелёна вина, Ой, ты не много, не мало — да цару полтора ведра; 95. Ой, ты пой-ко калики да перехожоей!» — «Ой, ты уш ты пей-ко-се, кушай, калика перехожая!» Ой, тут примаёт калика да перехожая Ой, одиной-то рукой да одным мезёнышком, Ой, выпиваёт калика да на единой дух. 100. Ой, как веть умны-ти люди да фсё дозналисе, Ой, как глупы-ти люди да росмехалисе. Ой, говорыла тут Настасьюшка тут во фторой рас: «Ой, уш ты ой-ле еси-ле, Олёшенька Поповиць же! Ой, ты налей-ко калики да зелёна вина, 105. Ты не много, не мало — да полтора ведра; Ой, ты подай-ко калики да перехожое!» Ой, наливаёт Олёшенька зелена вина, Ой, подаваёт калики да перехожое. Ой, тут прынимаёт калика да единой рукой, 110. Единой-то рукой и едным мезёнышком; Ой, выпиваёт калика да на единой дух. Ой, говорит же Настасьюшка во третей рас: Ой, ты налей-ко цару да зелёна вина, Ой, ты подай-ко калики да перехожое!» 115. Ой, наливаёт Олёша да сын Попович же, Подаваёт калики да перехожое. Прынимаёт калика да единой рукой, Единой-то рукой, едным мезёнышком; Ой, выпиваёт калика да на единой дух. 120. Ой, тут скоцил же калика да со песьня столба, — Ой, как Олёшыны хоромы да пошаталисе, Ой, как веть есвы на столах да-ле сколыбалисе. Ой, тут веть брал-ле Настасьюшку за праву руку, Как повёл-то Настасьюшку он из грыни вон. 125. Ой, как умны-ти люди да фсё дозналисе; Ой, как веть глупы-ти люди фсё росмехалисе: «Ой, ты здорово жанилсэ, да тебе не с ким спать!» Ой, ище тут же Олёшеньки да за беду палось, Ой, за великую досаду да тут показалосе: 130. Ой, как хотел-то Олёшенька назади бежать...

Михашын, Михаил Гаврилович

Михаил Гаврилович Миха́шын — крестьянин дер. Тигляевой Юромской волости, 44 лет. Он женат и имеет малых детей. Михаил ходил по путям, но на стороне далее г. Мезени и г. Пинеги нигде не был. Живет он бедно. В оконных рамах всей избы щели, через которые сильно дует; в избе грязь и до того спертый воздух, что я еле вытерпел записать все его старины. Во время моего пребывания в деревне, у него дети болели корью. Он пропел мне шесть старин: 1) «Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Кудреванища-царя», 2) «Дунай», 3) «Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира», 4) «Иванушко Козаревич» [ненависть к нему родителей, добывание им коня и доспехов и освобождение сестры], 5) «Непослушливый молодец» [Горе] и 6) «Князь Роман, убивший свою жену». Кроме того, он знает старину «Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», которую мне пропела с его помощью его родственница Афанасья Титова. Старины он выучил большею частию у своей матери, которая была родом из дер. Бугаевой (выше с. Юромы на 1 версту). Пел он довольно громко и с толком. По его словам, голос у его старин один.

402. Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Кудреванища-царя

Как у ласкова князя да у Владимера Заводилось пированьицо-стол, поцесьён пир. Они фсе были на пир у их собраны: И как сильни-могуция богатыри, 5. Как фсе паленици да преудалыя, Ище фсе же купци-гости торговыя, Ище фсе же хресьянушка прожытосьни. Они фсе на пиру да напивалисе, Они фсе на цесном да наедалисе. 10. И где-ка пили, где ели, да тут и спать легли. Напивалсэ Илеюшка тут допьяна, Наедалсэ Илеюшка досыта. Он выходит на се́ряду[148] кирьписьную, И он ходит по серяды кирьписьнее; 15. Он сапок во сапок да поколациват, Он скопка во скопку нащалкиват, Ище белыма руками намахиват, Злоцяныма перснями да он нащалкиват; Он сам из рецей да выговарыват: 20. «Волоцю я, толоцю шубу собольнею, — Ишше так я волоцить буду царища Кудреванища Как за те его за волосы за дол(г)ия, Я за долгия волосы за цёрныя!» И как слуги-ти были подмутцивы*; 25. Намутились* они князю Владимеру, Они той же кнегинушки Опраксеи: «Уш ты ой княсь стольнекиефской! Тибя хоцёт волоцить Илеюш(к)а Мурамець Как за те жа за волосы за цёрныя!» 30. И говорил же тут князь да стольнекиевской: «Как перву-ту вину и Бог простит». И говорили же слуги и во фторой рас: «Уш ты ой еси, и князь да стольнекиевской! Ишше хоцёт волоцить да вас Илеюшка 35. Как за те жа за волосы за цёрныя!» Говорыл же тут князь да стольнекиевской: «Как фтору-ту вину ишше Бог простит». И говорили же тут слуги и во третьей рас: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевьской! 40. Ишше хоцёт волоцить да вас Илеюшка Как за те жа за волосы за долгия, Как за долгия волосы за цёрныя!» И собирал тут он фсех же богатырей. Они думали думу да за единоё: 45. «Как куда же станём да старого девать? Нам весить старого — да не повесити; И казнить нам старого — да не сказнить будёт!» Да придумали фсе они заединоё — Ище выкопать во далечом во чистом поли, 50. Как во том во роздольици во шыроком же, Как выкопать подгрёп да сорока сажон, Посадить старого казака да Илью Муромца. Они выкопали подгрёп да сорока сажон, Посадили Илеюшку-старого казака Муромца. 55. Запирали они двери да тут жалезныя, Задвигали задвижочки жалезныя, Замыкали замки они заморския; Навалили хрящу тут — белого каменья, Накатили каменья да серодикого: 60. «И не бывать тебе, старой казак, на белом свету, Не видать тебе, старому, да свету белого!» И как сидит Илеюшка ф темном подгреби. Да тут кнегинушка Опраксея добра была, Как добра-та была она добродетельна: 65. Нанимала она пьяницей кабацких жа Как копать-то ходы да подземельния Ко тому же ко старому да во темной подгрёп. И тут выкопали ходы да подземельния, Как ходила кнегинушка ко старому поцясту, 70. Как сидела у старого она подолгу; Що пила, що и ела, да то и ёму нёсла. Как сидел тут-ле старой ф тёмном подгреби, Он не много, не мало — да ровно трыццэть лет. И подымаицьсе туця — да туця грозная, 75. Туця грозна подымаицьсе немилослива Как на тот же на этот да стольне Киёв-грат: Подымаицьсе царищо да Кудреванищо, Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Хоцёт сильнюю силоцьку повырубить, 80. Хоцёт малых робят во углы повысвистать, Хоцёт старых старух да фсех под гору срыть, Хоцёт Божьи-ти церкви в огонь спустить, Как светы-ти иконы хоцёт во гресь стоптать, А как кнегину Опраксею за себя хоцёт взеть. 85. Ище тут князь Владимер да закручинилса, Закручинилса Владимер да запечалилса; Он повесил свою да буйну голову. Говорыла же кнегинушка Опраксея: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! 90. Уш мы сходим-ко во далецё чисто полё Мы во то же во роздольицо шырокоё, Как свалим-ко каменьё да серодикоё, Уш мы сроём хрящи да белокаменьё, Отомкнём-ко замки да мы заморския, 95. Отодвинём-ко задвижочки жалезныя, Мы отфорым-ко двери жалезныя. У нас нет ле ф подгрёбу да ста́рого́ жывого́?» — «Уш ты глупая кнегинушка Опраксея! Кабы ты мне, кнегина, да не люба была, — 100. Уш я ссек бы у тя да буйну голову Я за те жа за реци не за хорошыя!» Говорыла же кнегинушка Опраксея: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Уш мы сходим-ко во далецё цисто полё 105. Мы во то во роздольицо во шырокоё, Мы свалим-ко каменьё да серодикоё, Мы розроём-ко хрящи да белокаменьё, Отомкнём-ко замки да мы заморския, Отодвинём-ко задвижочки жалезныя, 110. Мы отфорим-ко двери жалезныя. У нас нет ле в подгрёбу да ста́рого́ живого́?..» — «Уш ты глупая кнегинушка Опраксея! Кабы ты мне, кнегинушка, не люба была, — Я бы ссек у тебя да буйну голову 115. Как за те же за реци не за хорошыя!» Говорыла же кнегинушка во третьей рас: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Уш мы сходим-ко во далечё во цисто полё Мы во то во роздольё да шырокоё, 120. Мы свалим-ко каменьё да серодикоё, Мы розроём-ко хрящи да белокаменьё, Мы отодвинём задвижочки жалезныя!» И как на то же князь Владимера не ослышалсэ. Как пошли-то во далецё цисто полё, 125. Как во то во роздольё да во шырокоё; Как свалили каменьё да серодикоё, Как срыва́ли хрящи́ да белока́меньё; Отмыкали замки да фсё заморския, От<д>вигали задвижоцьки жалезныя, 130. Отпирали тут двери жалезныя. Он крычал-то своим да громким голосом: «Уш ты ой еси, стар казак Илья Мурамец! Тебя нет ле ф подгрёбу да старого жывого? Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: 135. Наступат на нас царищо да Кудреванищо — Хоцёт сильнюю силоцьку повырубить, Хоцёт малых робят во углы повысвистать, Хоцёт старых старух и ф гору срыть, Хоцёт Божьи-ти церкви он в огонь спустить, 140. Как светы-ти иконы во гресь стоптать, Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Как кнегину-ту Опраксею в замужесьво взеть!..» Ище нету от старого ответу же. Закрычал тут княсь и во фторой рас: 145. «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец! Тибя нет ле ф подгрёбу да старого жывого?.. Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: Подымаицьсе царищо да Кудреванищо, Как на нас, на тот да стольне Киёв-град — 150. Хоцёт сильню-ту силу да фсю повырубить, Хоцёт малых ребят во углы повысвистать, Хоцёт старых старух и ф... под гору срыть, Хоцёт Божьи-ти церкви в огонь спустить, Как светы-ти иконы хоцёт во гресь стоптать, 155. Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Как кнегинушку Опраксею в замужесьво взеть». Как ответу от старого да тут и не было. И как крычал же князь да своим громким голосом, Он крычал же тут во третьей рас: 160. «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец! Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: Подымаицьсе царыщо да Кудреванищо Как на наш же на тот да стольне Киёв-град, Хоцёт сильню-ту силоцьку повырубить, 165. Хоцёт малых ребят во углы повыбросать, Хоцёт старых старух да фсех под гору срыть, Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Как кнегинушку Опраксею в замужесьво взеть!» Как ответу от старого да тут и не было. 170. Как веть тут князю Владимеру за беду пало: «Уш ты глупая кнегинушка Опраксея! Кабы ты мне, кнегина, да не люба была, — Я бы ссек у тебя да буйну голову Как за те же за реци не за хорошыя». 175. И закрычала кнегинушка своим громким голосом: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамець! Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: Подымаицьсе царищо да Кудреванищо Как на тот же на наш да стольне Киёв-град, 180. Хоцёт сильню-ту силу повырубить, Хоцёт малых робят во углы повысвистать, Хоцёт старых старух да фсе(х) под гору срыть, Хоцёт Божьи-ти церкви в огонь спустить, Как светы-ти иконы хотят во гресь стоптать, 185. Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Как кнегинушку Опраксею в замужесьво взеть!» Как ответу от старого да тут и не было. Как крычала кнегинушка во фторой рас: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец! 190. Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: Подымаицьсе царищо да Кудреванищо Как на тот же на наш да стольне Киёв-град, Хоцёт сильнюю силоцьку повырубить, Хоцёт малых робяток о углы повысвистать, 195. Хоцёт старых старух фсех под гору срыть, Хоцёт Божьи-ти церкви у нас в огонь спустить, Как святы-ти иконы хотят во гресь стоптать, Как князя Владимера под мечь склонить, Кнегинушку Опраксею за себя-ле хоцёт взеть!» 200. Как ответу от старого да тут и не было. Крычала кнегинушка Опраксея: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец! Пожалей-ко-се нужды да нашой бедности: Подымаицьсе царыщо да Кудреванищо 205. Как на тот же на наш на стольне Киев-град, Хоцёт сильнюю силу да фсю повырубить, А малых ребят о углы повысвистать, Хоцёт старых старух да фсех под гору срыть, Князя Владимера под мець склонить, 210. А кнегину Опраксею за собя хоцёт взеть!» Да выскакивал стары казак Илья Мурамец Он ис того же ис тёмного-то подгребу. Заревел-то-ле он да по-звериному, Засвистел-то-ле он по-соловьиному. 215. Ище падали князь и во резвы ноги Как с той же кнегинушкой Опраксеей Ко тому же старому казаку да Ильи Мурамцу: «Как прости же, старой казак Илья Мурамець. Не остафь-ко ты нашой да нужды-бедности, 220. Ты постой-ко за силу за православную, Постой-ко за церкви за Божьи же; Хоцёт сильню-ту силу да он повырубить, Хоцёт малых робят о углы повысвистать, Хоцёт старых старух да фсех под гору срыть, 225. Хоцёт Божьи-ти церкви у нас в огонь спустить, Как светы-ти иконы хоцёт во гресь стоптать, Хоцёт князя Владимера под мець склонить, Кнегинушку Опраксею за собя хоцёт взеть!» Да и тут же стары казак Илья Мурамец 230. Не положыл он гнев на князя на Владимера: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Уш ты дай же мне погулять да трои суточьки!» — «А ты гуляй, и стары казак Илья Мурамец, Ты гуляй-ко-се ты, тибе скольки хочицьсе!» 235. Как гуляли они да трои сутоцьки... Тут приходит князь да стольнекиевской Ко тому же казаку да Илью Муромцу: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Муромец! Тут и ездит невежа да просить поединьщычка. 240. Не остафь ты как нашей да нужды-бедности; Ты бери-ко-се силы, да сколько надобно!» — «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Мне не надо же силы да твоей множесьво; Уш ты дай же мне Добрынюшку Микитица, 245. Уш ты дай же мне Олёшеньку Поповица». — «Поежджайте вы, сила, да во цисто полё, — Уш ты стой, твоя сила, да у стороноцьки; А я поеду тут я дак поединьщицьком! Забреньцит у мня сабелька-та вострая, 250. Завоюёт у мня да палиця жалезная, Зареву-то веть я да по-зверыному, Засвищу-то веть я по-соловьиному, — Поежджайте ко мне, да как вы можете. Не забренцит у мня сабелька-та вострая, 255. Не завоюёт у мня палиця жалезная, Не закрыцю тут веть я да по-зверыному, Не засвищу то веть я по-соловьиному, — Поежджайте вы, да куда можете!» Как приехал старой казак поединьшицьком. 260. Как махнул тут царищо да Кудреванищо, — Увёрнулса стары казак за конину грыву. Как махнул-то стары казак Илья Мурамець, — Как смахнул у царища да и голову с плець. Забренцела тут сабелька-та вострая, 265. Завоёвала тут палица жалезная; Закрыцел-то Илеюшка по-зверыному, Засвистел-то Илеюшка по-соловьиному. Как наехал Добрынюшка Микитиц млад, Как наехал Олёшенька Поповиць сын, — 270. Как они били ету силу да трои сутоцьки. Как поехали они и путём-дорогою назать, — Как лёжыт-то этой силы да много и премножесьво. Они тут же и сами себе да удивилисе: «Как ище бы естолько силы, дак то бы мы выбили!..» 275. И как которого они рубили на один-от рас, Ис того же тотарина и два стало... Как которого рубили да они на три рас, Ис того же веть стало да три тотарына... Как уцюдилосе силы — вдвоём-фтроём: 280. Как уцюдилось етой силоцьки премножесьво. Как кругом они силы да тут и стали же, Как воёвали они ище тут трои сутоцки, Потом прыбили они эту сильню силоцку. Они бились-воёвались, да тут и заспали, — 285. Они спали же тут да трои сутоцьки: Как прошло этого времени деветь сутоцёк. Потом проснулись, приехали ко князю Владимеру А ко той же кнегинушки Опраксеи. Как ставал-то князь Владимер на резвы ноги, 290. Он и цесть-ту им воздал, поклон отвесил им.

403. Дунай

Как во стольнём во городе во Киеви Как у ласкова князя да у Владимера Заводилось пированьицо-стол-почесьён пир Дле многих кнезей, дле многих бояроф, 5. Как для сильних-могуцих богатырей, Как для фсех же купьцей-гостей торговых же, А для фсех палениц да преудалых же Да для фсех же хресьянушок прожытосьних. Эти фсе были на пир да у их собраны; 10. Напивались тут фсе да они допьяна. Ище ходит княсь Владимер да по́ полу дубовому, Он сапок во сапок да поколациват, Он скопоцька во скопоцьку нащалкиват, Он и белыма руками да где намахиват, 15. Злоцяныма перснями нащалкиват, Он и сам из рецей да выговарыват. И говорыл князь Владимер да таковы реци: «Уш вы ой еси, фсе да мои дружецки, Уш вы сильни-могуция богатыри, 20. Уш вы фсе паленици да преудалыя, Уш вы фсе же купци-гости торговыя, Уш вы фсе же хресьянушка прожытосьни! У нас фсе были в городи пожэнены, У нас красныя девушки взамуш повыданы; 25. Как один-то-ле я да княсь холост хожу, Я холост-де хожу да нежонат брожу. Вы не знаете ле мне да богосужоной, Богосужоной мне да красной девицы: Как котора бы девица была станом ровна, 30. Стано́м где ровна, а ростом вы́сока, У ей брови-ти церны — да как у соболя, У ей оци-ти ясны — да как у сокола, У ей ягодници — да бутьто макоф свет, Как бело-то лицё у ей — ровно белой снек<г>, 35. Как руса-та коса у ей до пояса?..» Ище большой-от кроицьсе за средьнёго, Ище средьн-ёт кроицьсе за меньшого; Как от меньшого и ответу нет. Говорыл князь Владимер и о фторой рас: 40. «Уш вы ой еси, фси да мои дружецьки, Уш вы сильни-могуция богатыри, Уш вы фсе паленицы да преудалыя, Ишше фсе же купцы-гости торговыя, Уш вы фсе же хресьянушка прожытосьни! 45. У нас фсе были во городи поженены, У нас красныя девушки взамуш повыданы; Как один князь Владимер да я холост хожу, Я холост-де хожу да нежонат брожу. Не знаете ле мне да богосужоной, 50. Богосужоной мне да красной девицы: Как котора бы девица станом ровна. Станом-то ровна да ростом высока, У ей брови-ти церны — да каг у соболя, У ей оци-ти ясны — да каг у сокола, 55. У ей ягодницы — да бутто макоф свет, Каг бело-то лицо у ей — бутто белой снек, Каг руса-та коса у ей до пояса?..» Каг тут бо́льш-от кроицьсе за средьнёго, И как средний-от кроицьсе за меньшого; 60. От меньшого тут же ответу нет. И говорыл же князь Владимер во третей рас: «Уш вы ой еси, фсе да мои дружечьки, Уш вы сильни-могуци богатыри, Уш вы фсе поленици да преудалыя, 65. Уш вы фсе же купци-гости торговыя, Уш вы фсе же хресьянушка прожытосьни! Фсе у нас в городи поженёны, У нас красныя девушки взамуш повыданы; Как один-от-ле я да княсь холост хожу, 70. Я холост-де хожу да нежонат брожу. Вы не знаете ле мне да богосужону, Богосужоной мне да красной девицы: Котора бы девиця станом ровна, Станом-то ровна да ростом высока, 75. У ей брови-ти церны — да как у соболя, У ей оци-ти ясны — да как у сокола, У ей ягодници — да бутьто макоф свет, Бело́-то лицо у ей — бутьто белой снек, Как руса-та коса да у ей до по́яса?..» 80. <И>ще больш-от-де кроицьсе за средьнёго, Среднёт-от кроицьсе за меньшого; Как от меньшого тут же ответу нет. И-за того же стола из-за дубового Как выскакивал Тороканушко Заморенин: 85. «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Ты позволь-ко-се мне-ка слово молвити, Слово молвити мне-ка да рець говорыти, — Как за то же меня слово да не казнить тебе, Не казнить-то тебе, меня не вешати!» 90. Говорыл тут князь Владимер да таковы реци: «Говори-ко, Тороканушко Заморенин, Говори-ко, тибе да сколько хоцицьсе!» — «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Ище есь у вас во далецём цистом поли, 95. Как во том во роздольици во шыроком же, У вас выкопан подгрёп да есь глубокой же. Посажон у вас в подгреби Дунаюшко Ивановиц; Ище он-то веть был мне-ка названой брат, Он везде-то бывал да фсёго видал!» 100. Как на то князь Владимер да не ослышылсэ. Отредил он своих слуг да слуг он верных же, Он и верных-то слуг своих неизменных же Как сходить во далецё цисто полё, Тут и выпустить Дунаюшка Ивановица 105. Ис того же ис тёмного ис подгрёбу. Как пошли-то, пошли ёго слуги верныя, Ище верныя слуги да неизменныя. И они выпустили Дунаюшка Ивановица Ис того же ис тёмного ис подгрёбу, 110. Приводили Дунаюшка к князю ко Владимеру. И принимал тут веть княсь и стольнекиевской Как себе же Дунаюшка во резвы (так) руки, Он садил-то Дунаюшка во передьней угол, Угощал-то Дунаюшка Ивановица. 115. Он и спрашывал у Дунаюшка Ивановиця: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановиц! Ты не знаш ле ты мне да богосужоной, Богосужо(но)й мне да красной девицы: Как котора бы девица станом ровна, 120. Станом-де ровна, она ростом высока, У ей брови-ти церны — да как у соболя, У ей оци-ти ясны — дак как у сокола, У ей ягодници — да бутьто макоф свет, Бело́-то лицо — да бутьто белой снек, 125. Как руса-та коса у ей до пояса?» Говорыл же Дунаюшко ис своих рецэй: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! Ище жыл-то я, жыл во городе во Ляхови, У того же короля жыл ляховиньцкого. 130. Ище есь у ёго и две доцэри: Как перва доци — Настасья, поленица преудалая, Фтора доци — Опраксея-королевисьня. Оцунь она была прекрасная: И станом-то ровна да ростом высока, 135. У ей брови-ти церны — да как у соболя, У ей оци-ти ясны — да как у сокола, У ей ягодници — да бутьто макоф свет, Как бело-то лицо — бутьто белой снек, Как руса-та коса у ей до пояса!..» 140. Как на то же князь Владимер да не ослышылсэ; Говорыл он Дунаюшку Ивановицю: «Уш ты ой еси, Дунаюшко Ивановиц! Ты бери-ко-се силы, да скольки надобно; Ты бери-ко-се себе да золотой казны, 145. Золотой бери казны, казны бесцётноей. Поежджайте по Опраксею королевисьну!» — «То не нать, то не нать да золота казна, — Только дай-ко-се мне-ка силы тры товарыща: Уш ты дай мне старого казака да Илью Мурамца, 150. <И>ще дай же Добрынюшку Микитица». — «Да бери-ко-се коней, которы тебе надобно!» А как отпили-отъели, от их поехали. Как ехали до города до Ляхова Да до той же стены да городовоей. 155. А до той же до крепости до крепкоей. Да тут у короля да было фсё запёрто, Тут запёрто фсё было прызаложоно. Как не дёржат тут их да ихны заложоцки, И заежжают они во горот во Ляхоф же 160. Ко тому же королю да ляховиньскому. Они ставят коней своих ко красну крыльцу, Они вяжут коней своих к золоту кольцу. Говорыл же Дунаюшко Ивановиц: «Уш вы ой еси, мои да вы товарыщи! 165. Вы подите, вы подите да етой улицэй, Уш вы бейте народа да у́лками-пе́реу́лками Уш вы бейте-машыте на обе стороны, Некого вы во городе не оставляйте же; Я пойду на Опраксеи-то сватацьсе!». 170. Он заходит во грынюшку во светлую, Он цэлом-то не бьёт, ниско не кланеицсэ. Тут стават тут корол(ь) да на резвы ноги: «Уш ты здрастуй, Дунаюшко сын Ивановиц! Ты идёш ко мне по старому ле по-прежному, 175. Ты служыть ко мне идёш верою и правдою?..» — «Не служыть к тибе иду не верой и не правдою: Я иду на Опраксеи-то сватацьсе. Ты добром-то не даш, дак возьмём силою; Как мы три дня прожывём, дак весь твой град згубим!» 180. И тут выходит король да на красно крыльцо, Он смотрит по улици по шырокой же: И лёжыт у ёго силы да у́лками-переу́лками, И лёжыт у ёго силы да ровно грези фсё. И заходил тут король да ляховиньской же, 185. Заходил же он король да во свою грыню; Говорыл же король да таковы реци: «Уш ты ой еси, Дунаюшко сын Ивановиц! Ты остафь мне-ка народу да хоть для семяноф; Вы возьмите у мня Опраксею-королевисьну!..» 190. Как на то же Дунаюшко не ослышылсэ; Выходил-то Дунаюшко на красно крыльцо, Закрычал-то Дунаюшко громким голосом: «Уш вы ой еси, мои дружья-товарыщи! Вы остафьте тотариноф дле семеноф: 195. Как возьмём мы Опраксею-королевисьню!» Как брали Опраксею-королевисьню — Они брали за белы за руцюшки, Говорыла же кнегинушка Опраксея: «Ище нету у мня да постоятеля, — 200. У мне нету тепере родной сёстры, Как родной-то сёстры Настасьи-королевисьны, Ище той же паленицы приудалоей: Не дала бы она меня в обиду же!» Как садили г Дунаюшку на добра коня, 205. Повезли-то из города из Ляхова. Они ехали путём себе дорогою, Как наехали на ископыти на лютыя: Тут ехала невежа проклятая — Выворацивались ископыти — да бутьто пе́цища. 210. Говорыл тут Дунаюшко сын Ивановиц: «Уш ты ой еси, стары казак Илья Мурамец! Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц млад! Вы возьмите Опраксею-королевисьну, Вы пристафьте ко князю ко Владимеру!» 215. Как садили Опраксею на добра коня Ко тому же старыку Ильи-то Мурамцу; Повезли-то Опраксею-королевисьню. Ище тот же стары казак Илья Мурамец. Как пристави-ли Опраксею-королевисьню 220. Ко тому же ко князю да ко Владимеру. Ище тут же Дунаюшко сын Ивановиц Он поехал-поехал по етим ископытям Догонять он, догонять невежу проклятую. Ехал по далецю цисту полю, 225. По тому же по роздольицу по шырокому, — Как наехал-наехал тонко́полотняной шатёр. Он спускал-то своёго да он добра коня Как к тому же, к тому же к тонкополотняну шатру, Отбил-то пшаницу да белоярову 230. У того же коня да у невежына. Как зашёл же во етот да во тонкополотняной шатёр, — Как тут спит же невежа, роскинулась. Нецёго он не спросил — да два он отрока сотворыл, И повалилсэ тут он с ею сряду спать. 235. Как стават тут невежа проклятая: «Как коня напоил да и колоцьця не закрыл!» Схватила она сабельку вострую, Как хотела она у ёго да как главу смахнуть: «Как сонного мне-ка бить, дак ёго лутше побудить!..» 240. Будила-будила — да розбудить не могла, Тут же она да повалиласе. Просыпалсэ Дунаюшко сын Ивановиц; Розбудил он невежу проклятую, Ище ту же паленицу приудалую. 245. И тут же они да согласилисе, Согласилисе они да тут и брак принеть. Садились они да на добрых коней, Как поехали они да цистым полём же. Ище ехали-ехали — тут росхвастались. 250. Говорил же Дунаюшко таковы рецы: «Как нет же меня да едрене богатыря!» Говорила же Настасья-королевисьня, Ище та же паленица преудалая: «Как в метоцьки метить дак ище нет лучше меня!» 255. И тут же Дунаюшку за беду пало; Говорыл же Дунаюшко сын Ивановиц: «Я поставлю пе(р)стень в лоб, да и ты мош ле попасть?» Как метила она, дак нарас попала же!.. «Уш ты стафь-ко ты пе(р)стень ты себе и в лоп. 260. Неужеле, ты попала, дак мне не попасть?..» Тут же Дунаюшко метит(ь) меткой стал: Как первой рас он стрелил — и не дострелил. Говорыла же Настасья да королевисьня: «Уш ты ой еси, Дунаюш(к)о Ивановиць! 265. Уш мы бросим-ко с тобой да ету заповедь!» Да тут же Дунаюшку и за беду пало; Он метил же в метоцьку во фторой рас: Он фтор-от рас и стрелил — перестрелил. Говорыла Настасьюшка-королевисьня, 270. Ёго фсяко улещала Дунаюшка Ивановица: «Уш мы бросим, бросим да ету заповедь!..» Ишше тут же Дунаюш(к)о [не] ослышылсэ: А метил-то он в метоцьку во третьей рас. Он метит-то, метит дак и во белу грудь, 275. Он во белую грудь да в ретиво серцо, — Он застрелил палиницу да преудалую. Он вымал-то, вымал да как булат-ножык, Он ростегивал бантоцьки серебряны, Он порол-то, порол у ей белы груди; 280. Он смотрел-то, смотре(л) у ей во белой груди: И затворёно у ей есь да два отрока — И два отрока у ей, сын да доци же, Ище у сына у ей да по колен ноги в золоти, Как у доцери-то у ей по локоть руки в серебри. 285. Да и тут же Дунаюшку за беду пало, За велику досадушку показалосе. Он ставил копьё да во сыру землю, Он ставил копьё и тупым коньцём, — Он валилсэ на копьё своей белой грудью; 290. И тут же он, тут да прыговарывал: 291. «Протеки-протеки да-ле тут, Дунай-река!»

404. Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира

Как из-за моря-моря да моря синёго, Из-за синёго морюшка шырокого Тут пловёт-выплываёт да трыццэть караблей. Заплывают во матушку во Невесь[149]-реку; 5. Они ставят свои да церны карабли, Они ставят ко прыстани карабельни же, Они сходёнки-ти клали да на крутой бережок. Они походят ко князю да ко Владимеру. Как пошли-то, пошли да на круту гору, 10. Как прышли они, прышли да к шыроку двору. Как заходят тут во грынюшку они во светлую, <О>не целом-то не бьют, ниско не кланеюцсэ. Как стават князь Владимер да на резвы ноги: «Уш ты здрастуёш, проклятой большой Жы́довин! 15. Пировать ле к нам прышол, але столовать прышол, Уш ты пива ле пить да хлеба кушати?» — «Не пировать я к вам пришол, не столовати к вам, А не пива к вам, не хлеба кушати, — Я пришол тут на Марфушки сватацьсе!» 20. Говорил князь Владимер да таковы реци: «За себя ле ты берёш але за брата? Как не за брата берёш, да, буват, за друга?» — «Не за себя я беру и не за брата, Я не за брата беру и не за друга, — 25. Я за короля за Гре́бина Замойловица. И ты добром не даш, — дак возьму силою; Уш мы силой-то возьмём дак богатырскою, Мы грозой-то возьмём да королевскою: У вас три дни прожывём — да весь ваш град згубим!» 30. Умывалсэ князь Владимир да побелёшенько, Снарэжалсе князь Владимер да поскорёшенько; Как походит он к Марфушки на высок терям. Увидяла Марфушка в окошецки: «Как давно красно солнышко не всходило, 35. Не много, не мало, ровно двенаццэть лет; Как сегодни красно солнышко высоко взошло Как на Марфушкин да на высок терям, — Как сегодни-то братилко ко мне в гости подошол. Пировать ле к нам идёш, али столовать идёш, 40. Але пива ко мне пить, але хлеба кушати?..» — «Не пировать я к тибе иду, не столовать иду, Я не пива к тибе пить, не хлеба кушати. Как приехали на Марфушку сваты сватацьсэ, Приехал проклятоё Издолищо. 45. Как добром ты не йдёш, — дак возьмут силою; Они три дни прожывут, дак весь наш град згубят!..» Умываласе Марфушка побелёшенько, Снарежалась тут Марфушка поскорёшенько. Как пошли-то ко князю да во высок терям, 50. Заходят во грынюшку во светлую: «Уш ты здрастуй, проклятоё Издолищо! Пировать ли к нам пришол, але столовать прышол, Але пива к нам пить, але хлеба кушати?..» — «Не пировать я прышол, не столовати к вам, 55. Я не пива к вам пить, не хлеба кушати; Я пришол же на Марфушки сватацьсе!» — «За себя ты берёш але за брата? А как не за брата берёш, да, буват, за друга?» — «Не за себя я беру дак и не за брата, 60. Не за брата беру дак и не за друга, — Я за короля за Гребина Замойловица. Ты добром-то не йдёш, — даг возьмём силою; И мы три дни прожывём, дак весь ваш град згубим!» Говорила же Марьюшка таковы слова: 65. «Как для бабьёго-то гузна да не весь град згубить!» Умываласе Марфушка белёшенька, Снарежаласе Марфушка хорошохонько; Говорила же Марфушка таковы слова: «Уш ты ой еси, князь да стольнекиевской! 70. Уш ты дай же мне три да спровожателя: Первого спро(во)жателя — старого казака да Илью Мурамца, Фторого спро(во)жателя — Добрынюшку Микитица, Как третьёго спро(во)жателя — Олёшеньку Поповица. Уш ты дай же мне, братилко, боцьку зелена́ вина; 75. Ты дай же мне, братилко, боцьку пива пьяного; Уш ты дай мне-ка, братилко, боцьку мёду слаткого!» Пошли они из грынюшки из светлоей. Провожают тут Марфушку силы множесьво: По праву руку пошло силы сорок тысицей, 80. По леву руку пошло силы сорок тысецей, Фпереди-то ей идёт силы — цисла-смету нет, Позади-то ей идёт сила — цисла-смету нет. Как светла-та луна да потеряласе, Как красно-то солнышко помертвело. 85. Как зашли они во етот да во цернен карапь, Они якори катали — сами отправились. Тут бежали они своима и церныма ка́рабли. И говорыла же Марфушка ис своих рецей: «Уш ты ой еси, проклятоё Издолищо! 90. Как нельзя ле остановить свои церны карабли? Как сегодни-то Марфушки спроводинной день!..» Как на то же тут проклятой да не ослышылсэ; Остановил они свои да церны карабли. Тут наливала Марфушка цару зелена вина, 95. А наливала тут веть Марфушка цару пива пьяного, Наливала она цароцьку мёду слаткого, Подавала проклятому Издолищу: «Уш Вы кушайте, проклятой большой Жыдовин: Как сегодни-то Марфушки спроводинной день!» 100. Как прымаёт проклятоё Издолищо — Выпивает ети цары да на единой дух. Наливаёт тут Марфушка во фторой рас, Наливаёт тут цару да полтретья ведра, Подаваёт проклятому Издолищу: 105. «Вы выкушайте. проклятой большой Жыдовин: Как сегодни-то Марфушки емени́нной день!» Тут прымаёт проклятоё Издолищо — Выпиваёт проклятой да на единой дух. И как свалилсэ проклятоё Издолищо, 110. Он свалилсэ во свой да во цернен карапь. Добрынюшка Микитиц тут догадлив был, Как Олёшенька Поповиц да тут он сме́лы был, А стары казак Илья Муромец едрёной был: Они секли у проклятого Издолища, 115. Они секли у ёго да буйну голову. Да убросили они тут и в морё ёго. Збортыхалосе то туловищо в синём мори, — Сколыбалосе синё морё со краю на край, Со краю-ту на край да ис коньця ф конець, 120. Пошата́лись и ихны да церны карабли. Как пошли ети ихны да церны карабли, Как пошли они во свою да нонь стороноцьку. Как пошли-то Илеюша Мурамець Как с той же со Марьюш(к)ой Владимеровной, 125. Ну пошли-то, пошли да во свою землю, 126. Во свою-ту землю да во свою грыню.

405. Иванушко Козаревич (ненависть к нему родителей, добывание им коня и доспехов и освобождение сестры)

Отсудили Иванушка от батюшка, И от батюшка Иванушка — от матушки; Присудили Иванушка ко бабушки, Как ко той же ко бабушки-задворёнки. 5. И как просила же бабушка-задворёнка, Как кормила кусоцьками прошоныма; А кормила молоцьком она козловым же. Ище тут Иванушко годоф пети-шести; А стал тут по улоцьки похажывать, 10. Он с малыма робятками поигрывать: А которого робе́тина схватит за ногу, — У того же робетина ногу оторвёт; Как которого робетина схватит за руку, — Да того же робетина руку оторвёт; 15. Как которого робетина хвати(т) за жывот, — А того же робетина жывота лишыт. Тут же Иванушка приунели Занимацьсе етима шутками нехорошыма. Ище стал тут Иванушко на возрости. 20. Ище стало Иванушку охота ехать во цисто полё, — Как нету по плецю ёму коня доброго. Он сходит ко батюшку на конюшын дом; На которого коня руку накинёт, да и тот с нок падаёт. Ище ходит по улоцьки, похажыват, 25. И закруцынилсэ Иванушко, запецалилсэ: Он повесил свою да буйну голову, Повесил буйну голову со могуцих плец. Как идёт же настрету дак ёму бабушка: «Уш ты здрастуй, Иванушко Козаревиц!» — 30. «Как уйди проць, и бапка да синя шапка же! Я те дам тебе в ухо — да будет в жопы сухо!..» Увёрнуласе бабушка-задворёнка; Из-за народу, из-за народу — и опеть настрецю: «Уш ты здрастуй, Иванушко Козаревиц!» — 35. «Отойди проць, и бапка да и синя шапка! Я те дам в ухо — да будёт в жопы сухо, Будёт-то в жопы сухо и в глазах зелено!» Из-за народу, из-за народу — и опеть настрецю: «Уш ты здрастуй, Иванушко Козаревиц!» — 40. «Уш ты здрастуй, и бап<б>ка — да си́ня ша́пка! Ище ты що ты заходиш да ко мне третей рас? Уш ты що-ле, бабушка, верно, знаёш же?..» — «Ты спросил бы, моё дитятко, я давно скажу. Ище есь у вас, у батюшка стары-ти хоро́мины, 45. Они фсе стоят у их да прироссыпались; Ище есь у их тут подгрёп глубокой же, Ище есь во темном-то да у их ф подгреби Как стоит-то у их доброй конь, И он тут тебе будёт слуга верная; 50. Ище есь тут фся збрунюшка (так) богатырская. Как не то що тебе знать, дак и отец твой не знат!» Как на то же Иванушко не ослышылсэ — Поблагодарыл он тут бабушку — синю шапоцьку. Как пошол-то он, пошол как на стары-ти хоро́мины; 55. Он роскапывал подгрёп да тут глубокой же, Как кото́ро он роскаапыват, ново́ и конь ломат: Ище выскоцил конь да из етого подгребу. Наложыл тут Иванушко на добра коня руку, — Да не то що согнулсэ — не пошев(ел)илсэ он. 60. «Ну тут-тут мне слуга будёт веть верная, Ище тут-тут слуга будёт надейная!» Он и вынял тут збруню да богатырскую, Опседлал-обуздал своёго коня доброго. Он пошол-то ко батюшку, ко матушки 65. Попросить он у батюшки, у матушки; Попросил он великого бласловленьица: «Ище дай же мне, батюшко и матушка, Ище дайте вы мне-ка да бласловленьица Мне-ка ехать во далецё цисто полё, 70. Мне во то во роздольё да шырокоё, И людей посмотреть да и самого (так) показать!» Ище батюшко и матушка оцми́ не звели. Как пошол-то, пошол да из грынюшки вон, И сам-то пошол он тут ко бабушки: 75. «Уш ты пусть мне-ка, бабушка, вместо батюшка, Вместо батюшка, бабушка, вместо матушки! Ище дай же великоё бласловленьицо Мне-ка ехать во далецо цисто полё, Мне во то во роздольицо во шырокоё, 80. Мне людей посмотреть дак и себя показать!» И дала же ёму бабушка бласловленьицо Как з буйной-то главы да и до резвых ног. И как пошол-то, пошол Иванушко Козаревиц. Когда видели, Иванушко да на коня как сел 85. Когда не видели поески да богатырское. Он и ехал во далецём цистом поли А во том во роздольици во шыроком же, — И нецего он не видал да и нецего не слыхал. Как наехал он только да цёрного ворона: 90. Сидит церной ворон да на толстом дубу. Он натягиват свой-от тугой же лук, Он направливат стрелоцьку калёную, Он и хоцот потстрелить да цёрного ворона. Проговорыл же тут ворон руським языком же: 95. «Не стрелей-ко, Иванушко, церного ворона: Ворониного мяса да ты не исть будёш, Ворониной-то крови да ты не пить будёш, Воронино-то мясо горьким-горько, Воронина-та крофь ище горьце. 100. Поежджай-ко, поежджай дале по цисту полю. Там увидиш: тут есь три тотарина. Они дел-от делят да на паи кладут: Как первой-от дел делят да цисто серебро, Как фторой-от дел делят да красно золото, 105. Как треть-ёт дел делят да красну девицю!» Как на то же Иванушко не ослышылсэ; Поехал-поехал да по цисту полю. Он увидял, тут увидял да три тотарына; Они дел-от делят да на паи кладут: 110. Как первой-от дел делят да цисто серебро, Как другой-от дел делят да красно золото, Как треть-ёт дел делят да красну девицю. Как перв-от тотарын роспроговорыл: «Ты не плаць-ко, не плаць, да красна девица; 115. На делу-ле ты мне-ка достаниссе, В жеребью ты мне-ка и выпадёш, — Я ссеку-то, ссеку уте буйну голову!» Как фтор-от тотарин да роспроговорыл: «Ты не плаць-ко, не плаць, да красна девица; 120. На делу-ле ты мне-ка достаниссе, В жеребью ты мне-ка и выпадёш, — Я ссеку-то, ссеку у те буйну голову!» Как треть-ёт-де тотарин да роспроговорыл: «Ты не плаць-ко, не плаць, да красна девиця; 125. На делу-то ты мне-ка достаниссе, В жеребью-ле ты и мне-ка выпадёш, — Ише вывезу те да на свою землю, На свою-то землю да к оцю, к матери». Закипело у Иванушка ретиво серцо; 130. Как первого-то тотарына конём стоптал, Как фторого-то тотарына копьём сколол, Он третьёго-то тотарына жыфком спустил А жывком-то спустил: «Да куда хош, поди!» Он садил-то, садил да красну девицу, 135. Он садил-то да на добра коня, На добра-та коня да позади себя. Как поехали они да цистым полём. Ишше тут у девици да он-ле стал выспрашывать, Ишше стал у девици да он выведывать: 140. «Ты какой же земли. какого города? Ты какого оцця, какой и матери?» — «Я того же оцця да той и матери!» — «Пусть ты мне сёстра родна: Я того же оцця да той я матери!» 145. А повёс-то, повёс да на свою землю, — Он прывёс-то, прывёл да коццю, к матери. Да оддал он свою-ту родну сёстру, Он оддал тут им да оцьцю-матери. Как отец-от и мати на его оцьми не звели. 150. Как пошол-то, пошол Иванушко из грыни вон; Он и хлопнул в стену палицэй жилезноей, — А ихны-ти хоромы да пошаталисе, Пошаталисе — одва да не россыпались. Ишше тут отець-матушка испугалисе, 155. Побежали за Иванушком назади они. 156. И тут же Иванушко оцьми не звёл.

406. Непослушливый молодец (горе-злочастие)

Как едино было цадышко у батюшка Спорожоно, цадышко спорощоно. Забрала та их нужда да нужда бедная, Нужда бедна забрала да больша хлебная. 5. Как походит молодец на цюжу сторону На злодеюшку походит да незнакомую. Ище матушка сыну наказыват, Как родима ёму да наговарыват: «Ты пойдёш, моё дитятко, на цюжу сторону, 10. На злодеюшку пойдёш дак незнакомую, — Не вяжысь ты со дефками со курвыма, Не вяжысь ты со жонками со блятками, Не вяжысь ты со вдовами да з горё-горькима; Не вяжысь ты со пьяницеми кабацькима: 15. На кабак голи идут — да фсё казну несут, С кабака голи идут — да фсё шатаюцсэ, Фсё шатаюцсэ они, фсё валяюцсэ!..» Как пошол-то, пошол да-ле доброй молодець, Он ушол-то, ушол на цюжу сторону, 20. Он на ту же злодеюшку незнакомую. Ище жыл молодець на цюжой стороны, Он не много, не мало — да ровно триццэть лет. Он нажыл себе казны бесцётноей, Он нажыл себе да платьё цветноё, 25. Он нажыл себе да велик цюдён крес, Велик цюден-от крес<т> да во петьсот рублей, — Он не нажыл себе брата крестового. Ему <в>спала на ум да своя сторона, Ёму <в>спала на ум да отець-матушка. 30. Он пошол же, пошол себе путём-дорогою. Он идёт же, идёт да думу думаёт: «Уш я жыл молодець на цюжой стороны, На злодеюшки жыл да незнакомоей; Уш я нажыл себе да платье цветноё, 35. Уш я нажыл себе казны бесцётноей, И уш я нажыл себе дак велик цюдён крес<т>, Велик цюдён-от крес<т> да во петьсот рублей, — Я не нажыл себе брата крестовово. Ище хто бы на дорожоцьки этта стретилса, 40. Хто бы стретилса, — с тем бы я побраталсэ, С тем побраталсэ я бы да покрестовалсэ!» Как идёт ёму настрецю да стар большой цоловек: Голова-та бела, да-ле борода седа: «Уш ты здрастуй, удалой да доброй молодець!» — 45. «Уш ты здрастуёш, старой большой цоловек!» — «Уш ты що же идёш дак думу думаёш?» — «Уш я думушку думаю, мышли мышлею: Я как жыл молодець на цюжой стороны, Как на злодеюшки я жыл да незнакомоей; 50. Уш я нажыл себе казны бесцётноей, Уш я нажыл себе да платьё цветноё, Уш я нажыл себе дак велик цюдён крес<т>, Велик цюдён крес<т> да во петьсот рублей, — Я не нажыл себе брата крестового. 55. Ище хто на дорожоцьки етта стретилса, Хто стретилса, — с тем бы я побраталсэ, С тем побраталсэ я бы, покрестовалсэ!..» И тут же они да с им да побратались, Тут побратались они с им, покрестовались. 60. Как идут себе путём-дорогою, — Как стоит на дорожецьки цереф кабак. Как заходят они да во цяреф кабак, Как забирают бадейку да зеляна вина, Забирают бадейку да пива пьяного, 65. Забирают бадеецьку мёду слаткого. Как сидят же они и выпивают же, — А где пили, где ели, не помнят, где и заспали. Просыпалсэ удаленькой добр-от молодець Как на той же на пеценьки на муравлёной: 70. И он нагой тут спит и нагохонёк. Да говорыл же удалой да доброй молодець: «Ище стыдно мне стать да голова поднять!» Онуцькой он, тряпоцькой овертелса тут, Он лыцьком-мацалышком потпоясалсэ; 75. Как пошол-то, пошол да доброй молодець, Он пошол-то, пошол да сибе путём-дорогою. Говорыл же удалой да доброй молодец: «Как худому-то горюшко не прывяжыцсэ; Как прывяжыцсэ горюшко ко хорошому, 80. Как которой можот горюшко преызмыкати». Он пришол-то, пришол — да пришол к озёру, Овернулсэ он рыбою-щукою, 83. И ушол-то, ушол да он — и в озёро[150].

407. Князь Роман, убивший свою жену

«Уш ты батюшко Роман да сын Васильевиц, Куды мамушку девал Марью Ондреяновну?» — «Ты не плаць-ко, не плаць, да князьё дитятко: Как ушла-то. ушла да ваша маменька, 5. Как ушла-то, ушла да в лес по яготки!» — «Уш ты батюшко, Роман да сын Васильевиц, Куды мамушку девал Марью Ондреяновну?» — «Ты не плаць-ко, не плаць, да князьё дитятко: Как ушла-то, ушла да ваша маменька, 10. Как ушла-то, ушла да во Божью церкофь!» Как пошол-то, пошол да князьё дитятко, Он пошол-то, пошол да во Божью цэркофь, — Не нашол, не нашол да своей маменьки. «Уш ты, батюшко Роман да сын Васильевиц, 15. Куды маменьку девал Марью Ондреяновну?..» — «Ты не плаць-ко, не плаць, да князьё дитятко: Как возьму-то, возьму да вам молоду матерь!» — «Как не нать-то, не нать да молода мати; Нам нать, нам нать Марья Ондреяновна! 20. Уш ты, батюшко Роман да сын Васильевиц, Куды мамушку девал Марью Ондреяновну?..» — «Ты не плаць-ко, не плаць, да князьё дитятко: Я возьму-то, возьму вам молоду матерь!» — «Не нать-то, не нать нам молода матерь: 25. И нать-то, нам нать Марья Ондреяновна!»

Мартюшина Парасковья Ивановна

Парасковья Ивановна Мартю́шина — крестьянка дер. Тигляевой, Юромской волости, 58 лет (по ее словам; а по метрическим записям у священника, 64 лет). Она очень бойкая старуха, за словом в карман не полезет, любит шутить. Она замужем: муж ее жив, старшему их сыну 33 года, среднему 32 и младшему 30. Один их сын служит во флоте и бывал в чужих странах. Она пропела мне две старины: 1) «Купанье и бой Добрыни со Змеем» и 2) «Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». Старины она выучила у своего дяди в Кельцемгоре, откуда родом (выше Юромы по течению р. Мезени). Кроме того, она знала старины: 1) «Дунай», 2) «Василий Буслаевич» («Не на Волхове»), а также про Змея Горынища (Егорий спасает девицу от Змея, — т. е. духовный стих); но «Дуная» я не хотел уже записывать. Пела она громко и с толком.

408. Купанье и бой Добрыни со Змеем

Да было во городи в Романови Ище был-жыл Микита-то Романовиць. А состарылса Микита да и преставилса. Как осталась у Микиты дак любима семья, 5. Любима-та семья да молода жона; Как осталось у Микиты да цядо милоё, Ище милоё цядышко любимоё, Молодой-ле тут Добрынюшка Микитиц млад. Ище стал-ле тут Добрынюшка на возрости, 10. Бытьто младой есён сокол на возлети. Он и просит у матушки бласловленьиця: «Бласлови-тко меня, мамушка родимая, Мне-ка съездить Добрынюшки во цисто полё Посмотреть мне Добрынюшки людей добрые, 15. Показать мне Добрынюшку самому себя!» Как дават-ле ему да бласловленьицо: «Ты поедёш, моё дитятко, во цисто полё Ты ко синёму морю да ко Студёному, К самофирю*, белу каменю, ко Латырю. 20. Как захоцицьсе, дитятко, купатисе, — Ты купайсе, Добрынюшка, на первой струи, Уш ты плавай, Добрынюшка, на фторой струи, Ты не плавай, моё дитятко, на третью струю: Как третья-та струя да тут отностива!» 25. А пошол-ле Добрынюшка наконюшын двор; Выбирал тут Добрынюшка коня доброго; Он седлал-ле, уздал да скоро-наскоро, Он двенаццэть потпружынок потстегивал, Он тринаццэтую — церес хребётну сте<п>ь*[151], 30. Он не ради басы, да ради крепости. Только видели: Добрынюшка в стремяна ступил, А не видели поески да богатырьскоей. Как приехал Добрьшюшка во цисто полё Как ко синёму морю да ко Студёному, 35. К самофиря[152], белу каменю, ко Латырю. Он веть ставил коня да ко сыру дубу. Скиновал он своё платьё да богатырьскоё, Ище клал тут он платьицо пот сырой дуп<б>, Оставлял на буйной главы пухоф колпак. 40. Ище плавал Добрынюшка на первой струи, А плавал Добрынюшка на фторой струи. Боготырьско-то серьцё заплыфьциво: Выплывал тут Добрынюшка на третью струю. Как третья-та струя была относлива: 45. Отнёсло тут Добрынюшку на синё морё Как под горы-пешшоры да г змею лютому. А не темная туця да накатиласе, Как не оболоко да навалилосе, — Налетело Змеищо да зло Горынищо. 50. Ище сам он говорит да таковы слова: «Как святы оцци писали, да прописалисе: Как сказали: “От Добрынюш(к)и змее смерть прыдёт”, А тепереце Добрынюшки смерть случаицьсе». Говорыл-ле тут Добрынюшка таковы слова: 55. «Уш ты ой еси, Змеищо да зло Горынищо! А над нагим ругацьсе — да що над мёртвым же; Ище дай-ко мне выплыть да на крут бережок, Ище дайте мне Добрынюшки поправицьсе!» Выплывал тут Добрынюшка на крут бережок; 60. Зацерпал тут пухоф колпак полон пяску, Ище шып он Змеища по хоботам, — Он отшып у люта змея три хобота: Ище пало Змеищо да на сыру землю. Как садилсэ Добрынюшка на люта змея, 65. Он веть хоцёт пороть да груди церныя, Он веть хоцёт вымать да ретиво серьцё. Говорит тут Змеищо да таковы слова: «Не пори-тко мои да груди церныя, Не вымай-ко моё да ретиво серьцё. 70. Подарю тебе подароцьки великия: Подарю тебе рубашику полотняну, Ище ввек та рубашка да не износицьсе; Подарю тебе сапошки сафьяныя, Ище ввек сапоги эти не истопцюцьсе; 75. Подарю я тебе да тут добра коня; Подарю я-ле тебе да красну девицю, Ище князю Владимеру племянницю!..» Роспорол тут Добрынюшка груди церныя, Как вымал тут Добрынюшка ретиво серьцё; 80. Он розрезал веть тулово змеиноё Как во те же цереньё да во ножёвоё, — Розметал он по далецю цисту полю. Ище взял тут Добрынюшка добра коня, Ище брал тут Добрыня да красную девицю. 85. Они сели на добра тут коня, поехали Ко своей-ле он матушки родимоей. 87. Ище были тут радости великия.

409. Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

А срежаицьсе Добрынюшка во цисто полё, Сподоблеицьсе Микитиць да во роздольицо. Он своей-то жоны да право наказыват, Он Настасьи Викулисьни наговарыват: 5. «Пожыви-тко ты, Настасьюшка, шестъ лет поры. Как не мош ты Добрынюшу дождатисе, — Хош взамуш поди, да хош вдовой сиди. Ты за князя поди, хош за боярина, Хош за сильнёго-могучёго богатыря, 10. За того же мужыка да за богатого; Не ходи ты за Олёшу да за Поповиця: Олёша силой-то не силён, да он напуском смел, Он напустит на ровнюшку спесивую!» 15. Ище прошло-ле тому времецьку шес<т>ь лет поры. Ище стали на Настасьи да сваты сватацьсе За того же за Олёшу да за Поповица, — Как не здумала Настасьюшка взамуш идти За того же за Олёшу да за Поповица. 20. Миновалось тому времецьку двенаццэть лет. Ище стали Настасью[153] да сваты сватацтсе За того же за Олёшу да за Поповица, — Как задумала Настасьюшка взамуш идти. Ище тысецьким у Олёши да был Владимер-княсь, 25. А кнегина Опраксея была сватьюшкой; А хоро́бры-ти друшки: да был веть стары казак, Ище стар-ле казак да Илья Мурамец, А фторая была друшка Дунай да сын Ивановиц. Пировали-столовали да з двора съехали, — 30. Как оставили Добрынину родну матушку. Она горюцима слёзами да уливаицсэ: «Ище хто же миня будёт да нонь поить-кормить? Ище хто же миня будёт да обувать-одевать? Ище хто же миня будёт да нонь тёплом обогревать?..» 35. А потходит кошефцяту окошецьку А скрываёт окошецька немножецько. Она здрила-смотрела да во цисто полё: Во цистом-то поли да курева стоит, Курева та-ле стоит, да дым столбом валит; 40. Ище ясному-ту соколу пролету нет, Ище церному-ту ворону пропорху нет, Ище серому-ту волку да тут прорыску нет, — Проежджаёт-пролётает да доброй молодець. Он добра-та коня правит да в стольне Киев-град, 45. Он веть едёт по Добрынюшкиным жолтым сукнам; Он веть ставит коня да г дубову столбу, Он веть вяжот коня да г золоту кольцу. Он заходит на цястую на лесницю, Тут заходит Добрынюшка во светлу грыню. 50. Он веть крест-от кладёт да по-писаному, Он поклон-от ведёт да по-уцёному; Он веть молицьсэ Спасу-ту Прецыстому, Он веть Матери Божьей да Богородицы. «Уш ты здрастуй, Добрынина родна матушка!» — 55. «Уш ты здрастуй, юдалой да доброй молодець, Перехожой-переежджой да из циста поля! Не видал ле ты моёго да цяда милого, Ище милого-то цядышко любимого, Молодого ты Добрынюшки Микитица?» — 60. «Мы тепереце з Добрынюшкой розъехались!» — «Уш ты здрастуй, родима да моя мамушка!» — «Уш ты здрастуй, моё да цядо милоё, Молодой ты Добрынюша Микитиц млад!» — «Уш ты ой родима да моя мамушка! 65. У те где же нонь не видно да другой семьи, Как другой-ле семьи моей да молодой жоны, Молодой жоны Настасьи Викулисьни?» — «А тепереце Настасья да з двора съехали[154] За того же за Олёшу да за Поповиця; 70. А ище нонице Настасья да где-ли у стола стоят...» — Говорит тут Добрынюшка Микитиц млад: «Я возьму-ле себе да свой злоцян перстень, Мы которым с Настасьей да обруцелисе; Я ище-ле возьму да звонки гусельци!» 75. Как пошол тут Добрынюшка на Олёшын двор. У ворот-то у Олёши да были прыворотницки, У дверей-то стоят были прыдверницки, Середи-то двора да стоят сто́рожи; Не пускают калику да на шырокой двор. 80. Ище фсем он даёт да по пети рублей, А заходит калика да во светлу грыню. Он идёт-то, Богу да сам не (так) молицьсе, На фсе стороны калика да поклоняицсэ: «Уш ты здрастуй, Олёша да первображной* княсь! 85. Ище здрастуй, кнегина да первображная! Уш ты здрастуй, Владимер да стольнекиефьской! Уш ты здрастуй, Опраксея-королевисьня! Уш ты здрастуй, Илья да ты сын Мурамец!» — «Уш ты здрастуй, калика да перехожая, 90. Перехожая калика да переежджая!» Говорит тут кнегина да первображная: «Уш ты ой еси, Олёша да первображной княсь! Ты налей-ко мне-ка цяру да зелена вина!» Говорит тут калика да перехожая: 95. «Вы позвольте мне, кнезья́, да во гусли сыграть, Мне при вашой пирушки да роспотешыцьсе!» — «Ты играй-ко, калика, до[155] сколько хоцицьсе!» Во первой раз заиграл — тут Настасьюшка подумала. Во фторой раз заиграл — Настасья-та спромолвила: 100. «Уш ты ой еси, Олёша Поповиц млад! Ты налей-ко мне цару да зелена вина, Ты не малу, не велику — да ф полтара ведра: Ище тут же калики да припоте́лосе, Как испить тут калики да захотелосе!» 105. Подават она цару да зелена вина, Подават она калики да перехожоей: «Ты прымай-ко-се цару да зелена вина!» Принимаёт он цару да единой рукой, Выпиват он веть цару да к едину духу. 110. Ище сам он из рецэй да выговарыват: «Наливайте мне-ка цару да зелена вина!» Ище тут же Олёша да не отслушалсэ; Он веть налил тут цяроцьку зелена вина. Как берёт тут калика да перехожая, 115. Подават он кнегины да первображноей: «Уш ты пей-ко-се эту цару да фсю до дна — Увидаш ты, Настасьюшка, много добра!» Она выпила цяру да уш как ф всю до дна. Как положыл Добрынюшка свой зоцян перстень, 120. Да с которым с Настасьей да обруцэлисе. Говорит тут Настасья да таковы слова, Как правой-то ногой да тут да на золот стол, А левой-то ногой да и-застолья вон: «Уш ты здрастуй! Женилса, Олёша, — тебе не с ким спать!» 125. Они ниско веть фсем да поклонилисе. Как пошол тут Добрынюшка со двора здолой Со своей-ле супругой да первображною Ко своей-ле ко мамушки родимоей. 129. У их были тут веть радости великие.

Попов Терентий Иванович

Терентий Иванович Попов — крестьянин дер. Тигляевой Юромской волости, 41 года. Он женат, имеет 2 детей, живет бедно. Мне нахвалили его, говоря, что он знает много старин; но оказалось, что он знает много сказок и песен, а старин мало. Он пропел мне две старины: 1) «Небылица» и 2) «Сватовство царя Гремина на сестре князя Владимира». Знал он их неважно. Первую старину он слыхал у какой-то старухи, а вторую пел вместе с Михайлом Михашыным и выучил, вероятно, от него или от его отца.

410. Небылица

Как по цисту полю да нонь карабь бежит!.. Ище это не цюдышко — цюдняя есть: А-й да на синём мори да нонь овин горит! А ище это не цюдышко — цюдняя есть: 5. Кобыла на ели да белку лаяла! 6. Да ище ето не цюдышко — цюдняя есть!..

411. Сватовство царя Гремина на сестре князя Владимира

А да плыло-выплывало да триццать караблей. Ох они плыли-заплывали да во Унепь-реку, Во тот же город да славно Киёв-град. Становилисе они да пристань карабельнюю. 5. А выходило Издолищо на землю туда Ко тому же ко князю да ко Владимеру; Он заходит во грынюшку столовую Ко тому же ко князю да ко Владимеру: «Уш ты здрастуёш, Владимер да стольнекиевской!» 10. А-й да ставал то-ле княсь да стольнекиевской: «Пировать ле ты пришол, столовать сюда?» — «Не пировать я к вам пришол, не столовать сюда, Не хлеба кушати, не гуся рушати; Я хожу то-ле к вам о добром деле, сватосве 15. На той же на Марфы-королевисьны. Есле добром-то не оддаш, дак возьмём силою; А не силою возьмём, дак грозой грозною, А грозой-то мы возьмём да богатырьскою!» Тут ставал то-ле княсь да славнокиевской, 20. Он ставал покрутёшенько на ножецьки; А поскорёшенько из грыни столовое Ище к той же ко Марфы да королевисьны, Ко своее к родной да ко сестриценьки, А во то же во грынюшку столовую: 25. «Уш ты здрастуёш, сёстра да моя любимая!» — «Уш ты дваццэть лет, солнышко, не сходило, А тепере зашло да обогрело же. А садись со мной да думу думати. А пировать ле ты пришол да столовать ко мне, 30. Але хлеба кушати, гуся рушати?» — «Не пировать я к вам прышол, не столовать сюда; Я хожу то-ле к вам, да не очунь ндравицсе: А да о том же хожу да о добром деле — сватосве. А такой у нас веть ес<т>ь да король Греминов. 35. Не жалаш ле за ёго дак ты в замужесьво? А добром-то ты не йдёш, дак возьмёт силою; А не силою возьмёт — даг грозой грозною, Он грозой то-ле возьмёт даг богатырьскою!» — «Уш ты ой еси, Владимер столь(не)киевской! 40. А как дле бабьего гузна да не весь град губить!» А тут ставала Марфа-ле да королевисьня, А ставала покрутёшенько но[156] резвы ноги: «А пойдём-ко-се мы да поскорёшенько, Поспешим-ко-се, братилко, скарэшенько 45. Ко тому королю да ко Гремину!» А идут-то они во грынюшку столовую Ко тому королю да нонь ко Гремину, Ко тому Издолищу проклятому, «Уш ты здрастуёш, да ноньце король Греминов! 50. Пировать ле ты пришол с нами, столовать сюда?» — «Ой не пировать я к вам пришол, не столовать сюда: Я заехал сюда да за прекрасною А за той же я за Марфой-королевисьной. А добром-то ты не йдёш, дак возьму силою; 55. А не силой-то возьму — да грозой грозною, А грозой-то я возьму да богатырьскою!» — А зачем же у нас дак грозой грозной брать, А и силой ю нас дак силой сильнёю, А грозой-то у нас дак богатырьскою? 60. А нельзя ле у нас дак всё добром зделать?» — «А когда ладиссе добром, дак зделам дело с тобой. — Обратимсе с тобой тако неманение[157] Обрутимсе в тако с тобой неманеё[158], Обручимсе златыма-то перснями нонь!» — 65. «Ох мы долго с тобой дак думу думали; Мы придумали с тобой дак ётправлятисе На те на карабли дак на мае пойдём!» — «А ты позволь-ко-се мне, да король Греминоф, Ты позволь-ко-се мне дак слово молвити. 70. А да мы пойдём-ко с тобой дак пристань карабельнюю; А мы возьмём-то с собой два спроводетеля: А мы возьмём-то с с собой Олёшеньку Поповица, А мы возьмём-то с собой Добрынюшку Микитица: Мы тогда-то с тобой не забоимсе веть, 75. Мы отправимсе с тобой дак во синё морё!» Выходили ёни из грынюшки столовоей: А как по праву-ту руку — да сорок тысицей, А по левую руку — да цисла-смету нет. И заходили ёни на корабли товда, 80. И отправились они дак ез Онепь-реки. Поднимали ёни паруса цёрного бархату, И отправились они дак на синё морё. И тогда-то ёни шли по синю морю, Але стоят со Марфой-королевисьнёй. 85. А тому то-ле думала: «Он овёс[159] неё». А и Олёша Поповиц нонь ухватциф был, А Добрыня Микитиц-от догадливой: А срубил у ёво да буйну голову — У тово короля дак нонь у Гремена. 90. И выхватывали да нонь Издолища И выбрасывали дак во синё морё: Сколыбалосе да вот синё морё, Сколыбалосе синё морё со краю на край. И товда-то ёни фсе зрадовалисе. 95. И прыбили ёни неверну силушку; И отбили ёни да триццэть караблей, Поворацивали да тридцэть караблей И во то же ёни да во Онепь-реку И во тот же-ле город славной Киёв-град 100. И ко тому-ле князю ко Владимеру И на ту-то же присталь карабельнюю. А поднимали они флаки да ноньце руськия. А увидал то-ле княсь да стольнеки(е)вьской, 104. А тому-то-ле он да очонь рад был.

Парыгин Григорий Михайлович

Григорий Михайлович Парыгин — крестьянин дер. Тигляевой Юромской волости, 52 лет. Он женат и имеет детей; кажется, он грамотен. Он пропел мне старину «Бой Добрыни с Дунаем». Когда я записывал, он торопился отправиться на пожню.

412. Бой Добрыни с Дунаем

Ишше прежде Резань да слободой слыла, Ишше ноньце Резань да словёт славным городом. Ишше был-жыл Мекитушка — состарилса; И как состарылса Мекитушка — преставилса. 5. Ище было ю Микитушки любима семья, Как любимая семеецька, молода жона И молода-ле жона О́льфа Тимофеёвна. Ише было у Микитушки цядо милоё Дак где милоё цядышко любимоё. 10. Отправлялса тут Добрынюшка на конушын двор. Выбирал-ле тут Добрыня да коня доброго, Коня добр(о)голе нонеце стоялого; Ище брал-ле нонь уздиценьку тасмянную, Обуздал-ле он коня да коня доброго; 15. Выводил он нонь коня да на шырокой двор А-й потстегивал коню да двенаццэть шолковых потпругоф А-й тринаццату тянул черес хребетну степь, — А не ради он басы, да ради крепости. Как не видели нонь срядоф да богатырьския; 20. Как увидели Добрынюшку: в поли курева стоит, Курева-ле нонь стоит — да дым столбом валит. Как поехал нонь Добрынюшка во цисто полё, Как выехал Добрынюшка на роздольицё. Как увидял нонь Добрынюшка во цистом поли, 25. Как увидял нонь Добрынюшка нонь черной шатёр. На шатри-то были потписи потписаны, А глубоки ети подрези подрезаны; Ище ети ёму потписи не пондравились, А глубоки ети подрези не пондравились: 30. «Ище хто к шатру приедёт, да жывому не быть». И прырвал он, притоптал да фсё черной шатёр, Розорвал он шатёр да во ласкутьицо; Розбросал он нонь ласкутьицо по цисту полю. И стояла-ле тут боцька да зелена вина, — 35. Ростоптал он ноне боцьку да з зеленым вином. Тут стояла нонь братынюшка серебряна, И не мала, не велика — да полтора ведра. Он перву выпивал да для весельиця, И фтору выпивал да для здоровьиця, 40. И третью выпивал да для похмельиця. И ложылса тут Добрынюшка на перинушку; И подушецьки-ти клал да фсё тасмянныя, Одиялышко тако да черна соболя. И едёт тут Дунаюшко ис чиста поля. 45. И гледел-смотрел Дунаюшко по чисту полю И по тому-ле полюш(к)у, по роздольицю, Как не видит тут Дунаюшко черна шатра. Подъежджаёт тут Дунаюшко ко черну шатру: И прирвал-приломал ноньце черной шатёр 50. И спит-ле, лёжыт тутдоброй молодець, Спит-ле тут Добрынюш(к)а на перынушки. Как потходит тут Дунаюшко на кроватоцьки: «Как сонного те губить — да аки мертвёго, — Ну не цесть мне хвала будёт молодецькая, 55. Ну не выслуга мне будёт да богатырьская! «Ты ставай-ко-се, Добрынюшка, от крепкого сна Да омойсе ты водиценькой ключевоей, Оботрись-ко-сь полотёнышком шолковым же; Ты садись-ко-се, Добрынюшка, на добра коня; 60. Мы поедём-ко, Добрынюшка, на цисто полё, Уш мы выедём, Добрынюшка, на поединочку!..» Они выехали, они на поединочку — Они секлись ноне сабельками-ле вострыма: У их сабли-ти в руках да пощорбалисе. 65. Они билисе нонь палками буёвыма: У их палоцьки в руках да загорелисе. И тянулись они тягами жалезныма И церес ту-ле ноне степь да лошадиную: У их тяги-ти в руках да изорвалисе. 70. И сходисе они на рукопашней бой, И боролись они тут да три дни, три ноци. Ище ехал тут стар казак да Илья Муромець И по тому же нонь по полю да по шырокому. И завидял тут Илья, стар казак Илья Муромець, 75. Ище бьюцьсе деруцьсе да нонь два воина: «Ежели руськой с неверным дерецьце, дак надо “Бог помощь” дать; А если неруськой с неверным дерецьсе, надо смерть придать!» И приехал тут стар казак да Илья Муромець, И приехал он к им да ко черну шатру. 80. И спросил он у их: «Вы оп цём нонь дерите́сь-борите́сь?» И говорыл-ле тут Добрынюшка стару казаку да Ильи Муромцю: «И стар казак да Илья Муромець! На шатри-то были потписи потписаны, А глубоки были подрези подрезаны; 85. Ище ети мне-ка подрези не пондравились!» — «Ты ставай-ко, Добрынюшка, на Дунаюшка!..» И ставал-ле тут Добрынюшка на Дунаюшка: И ростегивал он у ёго да фсё застёжецьки, Вынимал-ле ноньце нож ноньце булатной же; 90. И колол он нонь ножом да в ретиво серьцё. И повезли-ле тут Дунаюшко(а) ф темны погребы, А во те же ноне погребы глубокия; Засыпали ёго в погребы глубокия И закатали ёго плитьеми железныма... 95. Ище тут ноньце Дунаюшку славы поют.

Малые Нисогоры

Малые Ни́согоры — средняя деревня, лежат на левом берегу р. Мезени, на тракте из Мезени в Пинегу, в трех верстах ниже Больших Нисогор, имеют несколько порядков.

Мартынов Александр Михайлович (Олёкса Малый)

Александр Михайлович Марты́нов, по обычному названию Олёкса Малый, — крестьянин дер. Малых Нисогор, 68 лет, еще бодр и крепок. Он, как и его брат Олёкса Большой, — человек бывалый (он был в 7—8 путях на Кедах, но чаще ходил «на камбалы» на Канин полуостров и за рыбой на озеро Варшу) и не трусливый, любит выпить и попеть. Петь он согласился скоро и пришел для этого, по моей просьбе, в Большие Нисогоры. Он пропел мне в течение дня четыре длинных старины: 1) «Потык» [бой Алепш Поповича с татарами и игра его с королем], 2) «Иван Горылович» (Годинович), 3) «Камское побоище» [Илья Муромец и Калин-царь] и 4) «Бой Добрыни с Дунаем». Он знает еще старины: 1) «Бой Ильи Муромца с Сокольником», 2) «Непослушливый молодец», 3) «Соломан и Василий Окулович» и плоховато 4) «Васька-пьяница и Издолище». Но этих старин мне не удалось записать. В недавно восстановленной в 12 верстах от Б. Нисогор обители св. Иова был на следующий день праздник; он отправился туда, запил там и не возвращался; собираясь на праздник, он не хотел и вечером посидеть подольше и еще пропеть мне что-нибудь. Свои старины он слышал от печищан и кильчан. Старины он знает тверже своего брата Олёксы Большого, в чем я убедился, когда на следующий день стал записыватъ старины у его брата. Кроме старин, оба брата знают много песен и славятся как песенники в окрестности. Я записал у Олёксы Малого также мотивы первой, третьей и четвертой старины. Но напев четвертой старины не напечатан, так как он тожествен с напевом третьей старины.

413. Потык (бой Алеши Поповича с татарами и игра его с королем)

(См. напев № 53)

Да во том же во городи во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера Заводилосе пированьё, почесьён пир, Да про многих князей да многих бояроф, 5. Да про сильних-могущих про богатырей, Да про тех палениц было преудалыя, Да про тех же купцей-гостей торговые, Да про тех же прожытосних хрысьянушок, Да про тех же про вдов благочестивыя. 10. Ище долог день-от идёт ко вечору; Красно солнышко катилосе ко западу Да ко западу катилосе — ко закату; Да весёл-от пир шол навесели. Все на пиру дак напивалисе, 15. Все на чесном было наедалисе. Да сидит три удалых да добрых молоцца, — Да не пьют, не едят, они не кушают, Белой лебёдушки не рушают; Да сидят они, промеш собой думу думают. 20. Да спроговорит Владимер стольнеки(е)вьской: «Уш вы ой еси, удалы да добры молоццы! Що же не пьете́, не едите́ да вы не кушаете, Моей беленькой лебёдушки не рушаете? Да обнёс-ле вас тут чарой да зелёным вином? 25. Да из мла́дых над вами надсмеялса хто?..» Да ставают удалы да на резвы ноги, Понижешенько ему да поклоняюцьсе: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! Не обнёс ты нас чарой да зелёным вином, 30. Да из мла́дых тут над нами не смеялисе. Дай ты, Владимер, да бласловленьицё: Мы хотим тут-то ехати во чисто полё Да во то где роздольицо во шырокоё!» Да спроговорит тут Потык да сын Ивановиц: 35. «Уш ты ой еси, Владимёр стольнекиевской! Дай ты мне тепере да бласловленьицо: Я хоцю тут ноне да я женитисе!» Да спроговорит Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, ты Потык да сын Ивановиц! 40. Да бери ты, у кого да тебе надобно: Хош у князя, хош веть ты да у боярина, Хош у руського могущого богатыря, Хош у тех палениц да преудалых же, У тех у купцей-гостей торговых же, 45. Дак у тех у прожытосних у хрисьянушок, Хош у тех же у вдов благочестивых же!..» Да спроговорит тут Потык да сын Ивановиц: «Ес<т>ь у мня невеста да богосужона У того короля дак у заморьского, 50. Ес<т>ь-то тут Марья да Копейщина!» Да спроговорыт Владимёр да стольнеки(е)вской: «Уш ты ой еси, ты Потык сын Ивановиц! Она не будёт тут тебе, она не будёт жена, — Она будёт тут тебе она пот<д>пазушна змея!» 55. Тому слову тут Потык да не ослышылсэ. Да ставали удалы да на резвы ноги, Понижешенько-ли они дак поклонялисе, Да пошли тут они дак из застолья вон; Крест тут клали да по-писаному 60. Да поклоны вели да по-уцёному, Благодарность приносили да за почесьён пир; Да пошли бы удалы да ис светлой грыни. Выходили они дак на конюшын двор, Брали своих да коней добрых же 65. Да седлали-уздали да коней добрых-то, Да застегивали двенаццэть да потпруг шолковых (Шпёнечки у их да были фсе булатныя!), Да тринаццату тянули да церес сте́пну да конну збрую да богатырскую, — Да не ради басы, дак ради крепости, 70. Ради укрепы да молодецкое: Не оставили бы их кони дак во чистом поли. Да поехали робятушка во чисто полё. Да пошли тут поеску да богатырьску смотреть; Да не видели, ф котору они стороночьку поехали, 75. Тольки видят: во чистом поли курёва стоит, Курёва где стоит, дак дым столбом валит. Выехали они дак во чисто полё, Приежджают к тому кресту к Лёванидову; Тут-то они дак остое́лисе. 80. Говорыл-де Добрыня таково слово: «Уш вы ой еси, братея названая! Я поеду, Добрыня, тут я г Дюку ко Стёпановичю, Я поеду у Дюка тут именьё смотреть». Говорил-де Олёша таково слово: 85. «Я поеду тут, братея, во чисто полё; Да проехало тут на полё три тотарина, — Я срублю тут у их да буйну голову, Ограблю у их даг золоту казну, Розделю ету казну дак на трёх на фсех!» 90. Говорил-де тут Потык таково слово: «Я поеду, братья, да за синё морё Ко тому королю да ко заморьскому; Да возьму тут-то Марью да я Копейщину, Да возьму тут ею дак за себя взамуш!» 95. Фсе тут ребятушка разъехались По своим тут-то они да по дорожечькам. Приежджаёт тут Потык да ко тому королю да ко заморскому, Приежджаёт тут к ёму да по красну крыльцю; Не привязывал коня дак, не прыказывал, 100. Да соскакивал тут Потык з добра коня. Да пошол бы тут Потык на красно крыльцё; Да идёт-де тут Потык ко красну крыльцю, — Да ступень до ступеня да догибаицьсе, Да красно-де крыльцё оно шатаицьсе. 105. Да ступил-де тут Потык на новы сени, — Да новы-ти сени да сколыбалисе. Да ступил-де тут Потык да во светлу грыню, — Да светла-де грыня да потряхаицьсе. Да зашол-де тут Потык да во светлу грыню, 110. Крест тут клал да по-писаному Да поклоны-ти вёл да по-учёному: «Здрастуй, король дак ты заморской же!» — «Приходи-тко ты, Потык да сын Ивановичь. Ты прышол, ты приехал ко мне по-старому, 115. Да по старому приехал ты по-прежному? Да во слуги ты приехал ко мне во верныя Да во верны-ти слуги да неизменныя?..» Говорил-де тут Потык таково слово: «Уш ты ой еси, батюшка ты король даг заморьской же! 120. Я пришол веть к тибе да не по-старому, Не по старому пришол дак не по-прежному; Я не в слуги тут к тебе пришол в верныя Да во верны во слуги да неизменныя. Я приехал тут о добром дели́ — о сватосви: 125. Ес<т>ь у тя Марья да тут Копейщина, Я сам-от Потык я сам жених. Не даш ле ею да ты в замужесьво, Не даш-де добром, — дак возьму силою!» Говорил-де тут король дак таково слово: 130. «Уш вы ой еси, мои да думны фсе боя́рины! Вы берите-ко Потыка за белы руки, Да ведите-ко его дак на новы сени, Да срубите тут у его да буйну голову!» Да ставали бояра да на резвы ноги, 135. Стали тут прымацьсе тут за Потыка. Да хватил тут-то Потык боярина-та за ноги, Начал боярином помахивать, — Сам-от король да убираицьсе за пецьку да за кирьписьню же. Говорил-де король да таково слово: 140. «Уш ты ой еси, ты Потык да сын Ивановиц! Да остафь мне боярина на семяна Да на се́мина боярина, на плоть людей!» Дак пошол же тут Потык да из светлой грыни; Да заходит он во горницу столовую 145. Да ко той же ко Марьюшки Копейщины, Крест-от кладёт да по-писаному Да поклоны ведёт да по-уцёному: «Уш ты здрастуй-ко, Марьюшка Копейщина!» Говорила тут-то Марья таково слово: 150. «Приходи-ко ты-ле, Потык да сын Ивановиц. Ты приехал тут к нам да ты постарому Да по старому ле веть ты да по-прежному? Да во слуги ты приехал к нам во верны же Да во верны-ти слуги неизменныя?» 155. Говорил же тут Потык таково слово: «Уш ты ой еси, ты Марьюшка Копейщина! Я приехал тут тепереце не по-старому, Не по старому приехал, не по-прежному; Я приехал тут о добром дели, о сватосви: 160. Да не йдёш ли за меня дак ты в замужесво? Дак не йдёш-де добром, дак возьму силою!» Тому слову тут Марьюшка не ослышылась: Стала бы она дак снарежатисе, Поскорешенько она дак сподоблятисе. 165. Да средиласе она дак, сподобиласе. Да пошли бы тут они дак веть из горници столовое; Да заходит она дак во светлу грыню, Говорыла бы она да таково слово: «Уш ты ой еси, ты батюшко, ты родитель мой! 170. Ты умел тут меня тут споить-скормить, Не умел ты взамуш меня повыдати!» Да пошли же тут да ис светлой грыни, Выходили тут они было на улицу. Да садились тут они дак на добра коня: 175. Ище Потык тут сел даг наперёд же он, Посадил бы ею дак тут назад за себя. Поехали бы они дак во чисто полё. Ехали они дак о синё морё. Загорелса тут, увидели, цяст ракитоф куст; 180. Бегат у куста да змея лютая. Говорыла бы она да таково слово: «Уш ты ой еси, ты Потык да сын Ивановичь! Да слезай-ко ты, Потык, да ты з добра коня, Зачерпни-ко ты, Потык, да ключевой воды, 185. Да залей-ко-се ты да чяс ракитоф кус: В этом кусту у мня было дак тёпло гнездышко, Ес<т>ь во кусту дак дети малыя. Я на нужно тут время да прыгожусь тебе!» Говорыла тут ёму Марья-та Копейщына: 190. «Не слезай-ко-се, Потык, да ты з добра коня, Да не черпай воды дак ты холодное, Не заливай тут у ей дак цяст рокитоф кус<т>: <О>на где тут тебя да тут омманёт же!» Тому слову Потык да не послушал ей; 195. Да слезал тут Потык да з добра коня, Да зацерпывал воды дак он холодной же, Да за́лил тут Потык да цяст рокитоф куст, — Сохранил у змеи дак тёпло гнездышко. Да садилсэ тут Потык на добра коня, 200. Да поехали да они дак тут обратно да в стольне Киев-грат. Да сустыгла тут их дак вот темна́я ночь. Розоставил тут Потык дак свой-от бел шатёр, Да легли они с Марьюшкой во бел шатёр. Марья была она волшебница, 205. Овёрнула бы его дак ясным соколом. Пролетал бы тут Потык да фсю ту ночь тут он, Фсю ночь тут он дак до свету было белого. Отвёрнула бы она ёго назат тут веть. Собирал тут Потык да свой-от бел шатёр. 210. Садились бы они дак на добра коня, Да опеть же они фперёт поехали. Ище ехали тут долог день до вечора; Забрала тут их и было темна́я нощь. Розоставил тут Потык да свой-от бел шатёр, 215. Стали они с Марьюшкой опочовать они. Овёрнула бы она его серым волком — Пробегал он Потык фсю ночь же веть, Да фсю ночь проскакал дак он до свету. Прыбегаёт тут он было г белу шатру — 220. Отвёрнула бы она его назат же веть. Собирал бы тут Потык свой-от бел шатёр. Да садились они дак на добра коня Да поехали обратно да тут-то в Киев-грат. Ехали они долог день до вечора; 225. Да сустугла[160] их ноне да была третья ночь. Розоставил бы Потык-ли бел шатёр, Да легли бы тут с Марьюшко(й) поцёвать они. Овёрнула бы она ёго маленьким горностаюлшком — Поскакал тут маленьким горносталюшком, 230. Проскакал бы фсю ночь тут он до свету: Копал-де тут матушку сыру землю, Розвережа́л он свою да буйну голову. Прибегал ко своёму к белу шатру — Отвёрнула бы она ёго назат же веть. 235. Собирали тут они да тут-то бел шатёр, Да садились они дак на добра коня, Да поехали они дак в стольне Киёв-грат. Приежджают тут они да ко тому кресту да Леванидову. Фсе они робятушка вместях съехались: 240. Да Добрынюшка приехал тут от Дюка от Степановича; Да Олёшенька приехал тут ис чиста поля, Да убил-де Олёшенька три было тотарина, О́брал у их даг золоту казну, Обрал он у их да тринаццать тысеч же, 245. Розделил ету казну на фсех на трёх же он. Забрала тут веть их тут темная нощь; — Розоставили они свои белы шатры. Говорил-де Добрыня таково слово: «Уш ты ой еси, ты Потык сын Ивановичь! 250. Ты ложысь-ко, ты Потык, в мой-от бел шатёр; Ле́гу я с Марьюшкой в твой-от бел шатёр. Если ты с ей и легёш, она ухо́дит тибя!» Тому слову Потык да не ослышылсэ; Согласилсэ лекци тут веть в Добрынин шатёр. 255. Лёг бы Добрыня тут-то с Марьюшкой. Тут-то Добрынюшка не заспал же. Накинула тут Марьюшка-ле тут палицю буёвую Ко тому же г Добрынюшки на белу шею, Хотела бы Добрынюшку решить его до смерти 260. Да на место бы Потыка Ивановича. Добрынюшка Микитичь-от не заспал же: Да скакал бы Добрыня на резвы ноги, Выхватил тут Марьюш(к)у из бела шатра (Запасёно у Добрыни было три прутика: 265. Один-от был прут дак он жалезной же, Да друг-от был прут да был медной же, Треть-ёт тут прут да оловянной же!), Зачял тут Марьюшку лупить тут веть. Да опсек тут он было прут железной же, 270. Да опсек тут фторой дак прут медной же; Да стал бы лупить прутом оловянным тут: Оловян-от прут он гнецьсе, да он не ломицьсе — Тут-то Марьюшка да воскаялась. Да тянул бы тут Добрыня ей во бел шатёр, 275. Уходил тут он ей дак до полусмерти. Да прошла тут была дак тут темна́я нощь. Собиралисе робятушка да срежалисе, Собрали они да тут белы шатры. Да садились тут фсе да на добрых коней, 280. Да поехали они дак в стольне Киев-град, Приежджают они да в красён Киёв-град, Приежджают ко Владимеру ко красну крыльцю; Да соскакивали они фсе дак з добрых коней, Да пошли были дак во светлу грыню. 285. Да заходят они дак на новы сени, Да заходят они дак во светлу грыню, Кре(с)т-от тут клали по-писаному, Да поклоны вели дак по-учоному: «Уш ты здрастуй, Владимер да стольнекиевской!» — 290. «Приходите, удалы да добры молоццы». Говорыл-де Добрынюшка таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! Уш ты що гледиш да ты невесёло? Закручи(ни)лса ты що-то запечалилса, 295. Весиш дак буйну голову?..» Говорил-де Владимер таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитичь же! Приежджал-де король да ляховиньской же; Играли мы во карты да с им — во шахматы; 300. Проиграл тут я триццэть тысечь да золотой казны, Проиграл я пятнаццать руських богатырей!..» Говорыл-де Добрыня таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! Не кручинъсе-ко ты да не печалуйсе, — 305. Зделай-ко ты свадёпку великую, Да и пошлём тогда Олёшеньку Поповича Ко тому к королю да ляховиньскому Да играть-де во карты было — во шахматы: Да такого игрока тут на свети нет!» 310. Тому слову да Владимер да не ослышылсэ; Зделал он тут свадёпку великую. Они[161] зделали тут с Марьюшкой они залог великой же: «Которой тут з нас тут наперёт помрёт, — А которой з нас тут останецсе, 315. Да тогда тут с мёртвым жыфком лекчи!» Повеньчял он тут Потыка Ивановичя С той же тут Марьюшкой с Копейщиной. Отошла бы тут сватьба их весёлая. Да отправили Олёшеньку Поповичя 320. Ко тому к королю да ляховиньскому Да играть-де во карты-ти шахматны. Да поехал Олёшенька Поповичь же Ко тому к королю да к ляховиньскому. Приежджаёт к королю к ляховиньскому, 325. Приежджаёт к ёму да ко красну крыльцю; Привязывал своёго да коня доброго, Да пошол бы Олёша да на красно крыльцо. Да заходит Олёша да на новы сени, Заходит Олёшенька во светлу грыню 330. Крест-де кладёт да по-писаному, Да поклоны ведёт да по-уцёному: «Здрастуй, король дак ляховиньской же!» — «Приходи-ко, Олёшенька Поповичь же. Ты зачем ты пришол ко мне приехал же?..» 335. Отвечал бы Олёшенька Попович тут: «Я приехал бы, король, к тебе погостити веть: Да охота поиграть с тобой во карточки, во шахматы!» Говорил где король да таково слово: «Уш мы седём-ко, Олёша, с тобой на трои суточьки, 340. Станём играть во карты-шахматы. О каком мы с тобой да об залоги же? Много ле у тебя дак золотой казны?..» Отвечал бы Олёша таково слово: «Уш ты ой еси, король даг ляховинской же! 345. Ты клади-тко, король, да золоту казну на стол ею. Я стану об залоги тут играть с тобой, О великом залоги да о своей главы: Если ты тут меня да обыграш же веть, Я навечно иду в слуги во верны-ти!..» 350. Тут-то король да зрадовалса же. Они стали играть во карты-шахматы — Обыграл бы Олёша короля да ляховинского, Да не много, не мало, да триццэть тысеч же. Стали играть они во фторой рас — 355. Отыграл у ёго дак фсех руських богатырей. Опеть и стали играть опеть они О таковом же залоги, о триццэти они оп тысечих, Да Олёша тут опять да о своей главы, — Отыграл бы Олёша да триццэть тысеч же. 360. Тут-то король дак закручинилсэ Да прогнал тут Олёшу да из застолья вон. Да ставал бы Олёша да на резвы ноги: «Да прощай-ко, король да ляховиньской же! Не сердись на миня дак ты не гневайсе: 365. Не свой тут охвотой я приехал же, Послан тут от князя да от Владимера Воротить-де назад да золоту казну Да своих тут руских было богатырей; Супротив миня да игрока дак тут на свете нет!» 370. Да пошол бы Олёша да из светлой грыни, Да выходит Олёшенька на улицю. Брал он своёго да коня доброго А поехал да в стольне Киёв-грат. Приежджаёт Олёша да в красён Киев-град, 375. Приежджаёт Олёша ко красну крыльцу. Да соскакивал Олёшенька з добра коня, Да пошол бы Олёша да на красно крыльцё. Да заходит Олёша на новы сени, А заходит Олёша во светлу грыню; 380. Крест-от кладёт да по-писаному, Да поклоны ведёт да по-уцёному: «Здрастуй-ко, княсь да ты Владимер же!» — «Приходи-ко, Олёшенька Поповичь же. С какой же ты с радосью приехал веть?» 385. Отвечаёт Олёшенька Поповичь же: «Я приехал, Владимер я стольнекиевьской, Да с великою приехал я тут с радосью. Отыграл я по первости назад да триццэть тысеч твоих; Я играл же с им да тут о своей главы, 390. Клал тут ею главу в залоги же: “Если ты тут миня где обыграш же веть, Я буду тебе тут да навечно слуга!” Во-фторы тут играли во карты-шахматы, — Отыграл я руських сильних богатырей. 395. Да треть-ёт рас играли о великом залоги опеть, Фсё о своей да буйной головы; Он положыл дак триццэть тысеч же. Обыграл я у его дак трыццэть тысеч же. Тут на миня он роспрогневалсэ, 400. Да прогнал он миня да из засто́лья вон!» И вымал ис кормана да триццэть тысеч же, Клал тут Олёша да на дубовой стол; Из другого вынимал дак триццэть тысеч же, Клал же и те дак на дубовой стол. 405. Говорил тут Владимеру таково слово: «Получай-ко, Владимер, фсю да золоту казну!» Тут-то Владимёр да зрадовалса он: «Да спасибо, Олёшенька Поповичь же. Вывёл меня да из печали же: 410. Мне бы не жалко было дак триццэть тысеч же, Только жалко было мне руских своих богатырей!» Его тут жена была волшебница; Она во то тут время преставилась. Говорил-де Добрынюшка Микитичь же: 415. «Уш ты ой еси, ты Потык сын Ивановичь! Закажи тут-то зделать ты гробницю-ту великую, Щобы было тут тибе да сишко́м сидеть Да сишком-де сидеть да веть стойком стоеть, Было щобы где да розмахнутисе!» 420. Зделали гробницу тут великую, Щобы можно тут Потыку сишком сидеть, Да сишком где сидеть было — стойком стоеть, Было-де ему да розмахнутисе. Повалили тут Марьюшку во гробницу же; 425. Лёг бы тут Потык-от жыфком с ею́. Погребли их тут в матушку сыру землю. Да лёжали бы они да во сырой земли. Да когда он тут ехал во синё морё, Заливал у змеи да чяс рокитоф кус; 430. Да сказала бы она: «Я тут на нужно тут на времё да прыгожусь тебе!» Да приходит змея да было лютая Да ко той же к могилы тут ко Потыковой, Прокопала она матушку сыру землю, Пролизала тут гробницу она дубовую, 435. Заходила бы она тут во гробницу да во дубовую. Да здохнула она Марьюшки Копейщины, Да здохнула бы она во ухо правоё, Тут-то веть Марьюшка жыва стала. Да ходил-де Добрыня на могилу же, 440. Да ходил он Добрыня да фсё веть слушать же; Дак услышыл: пищит в земли три голоса. Розрывал-де Добрынюшка да могилу фсю, Роскрывал-де Добрыня з гробници да дубову доску — Выпущал он Добрыня да из гробници вон. 445. Выходили они дак тут на белой свет. Да заставил Добрыня тут-то Потыку Ивановичю Да срубить у ее да буйну голову (У) той же Марьюшки Копейщын(ы). Тому слову тут Потык да не ослышылсэ: 450. Да махнул он своей да саблей востроей — Да срубил тут у Марьи да буйну голову. Да тода бы положили в гробницу да ей в дубовую, Хоронили тут Марьюшку во один конець. 454. Тут-то про Марью да нонь славы поют.

414. Иван Горылович (Годинович)

А во стольнём городи во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера Заводилосе столованьё, почесьён пир, Да про многих князей дак многих бояроф, 5. Да про сильних-могущих про богатырей, Да про тех палениц да приудалыя, Да про тех же купцей-гостей торговыя, Да про тех про прожитосьных хресьянушок Да про тех же про вдов благоцестивые. 10. Да долог-от день шол ко вечору, Красно солнышко катилосе ко западу, Ко западу катилосе — ко закату; Да весёл-от пир да шол навесели. Фсе на пиру дак пьяны-весёлы; 15. Фсе на пиру дак приросхвастались: Да вельможа-та хвастат да золотой казной, Сильней-могущой да хвастат силою, Да наезник-от хвастат да ко́ними добрыма, Да глуп-от-де хвастат да тут родной сёстрой, 20. Безпелю́га[162] где хвастат да молодой жоной, Да безумн-от-де хвастат да красной девицей, Мудр-от-де хвастат да оццом-матерью. Да сидит на пиру удалой молодець, Да по имени Иван да сын Горыловиц. 25. Он не пьёт где, не ест, сидит, не кушаёт, Своей белой лебёдушки не рушаёт. Да спроговорит Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, удалой да доброй молодець, Да по имени Иван да сын Горылович! 30. Що же сидиш ноне, не пьёш, не еш, Да не пьёш-де, не еш, сидиш, не кушаеш, Моей белой лебёдушки не рушаёш? Я обнёс тебя цярой да зеленым вином, Ли з младых нат тобой да хто-ли тут надсмеялисе?..» 35. Да ставаёт бы Иван дак на резвы ноги, Понижешенько он да поклоняицьсе: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! Не обнёс миня цярой да зелёным вином, Да и млады надо мной да не смеелисе, — 40. Я хоцю тут, Владимер, да я женитисе. Дай мне, Владимер, да бласловленьицо!» Говорил-де Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Иван да сын Гориловиц! Да бери ты, кого дак тебе надобно: 45. Хош у князя, хош ты дак у боярина Да у сильнёго-могущого у богатыря, Хош у той паленици где-ли преудалое, Хош у купцей-гостей торговых же, Хош у тех у прожытосьних у хрисьянушок, 50. Хош у тех-де у вдов у благочестивых же»! Говорил где Иван дак таково слово: «Уш ты ой еси, Владимёр да стольнекиевской! Ес<т>ь у мня невеста да богосу́зона Да во том же во городи во Муроми 55. У того короля да муроменьского, Есь бы Овдотья да лебедь белая!» Спроговорит Владимер да стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Иван да сын Горылович! Не велю да брать Овдотью да лебедь белую: 60. Она не будёт тебе она нонь не бу́дёт жона, Будёт фсё ровно да как потпазушна змея!» Тому слову Иван дак не ослышылсэ. Да ставал бы Иван да на резвы ноги, Да пошол бы Иван дак из застолья вон. 65. Да выходит Иван дак из застолья вон, Крест-де кладёт дак по-писаному Да поклоны ведёт-де по-учоному, Благодарность приносил да за почесьён пир. Да пошол бы Иван да тут из грыни вон. 70. Да выходит Иван дак на конюшын двор; Брал он своёго да коня доброго, Да седлал где, уздал да коня доброго, Да застегивал двенаццать да потпруг шолковых (Шпёночьки у их были булатныя!), 75. Да тринаццату тянул да черес степну да конну збруню да богатырскую, — Он не ради басы, дак ради крепости, Ради укрепы да молодецькое, Ради поески да богатырьское: Не оставил где конь тут во чистом поли. 80. Да поехал тут Иван да сын Горылович. Да пошли бы поеску да богатырску смотре́ть; Да не видели, ф котору да он стороночку поехал же; Только видят: на чистом поли курёва стоит, Курёва где стоит — дак дым столбом валит. 85. Ехал Иван дак по цисту полю; Цисто где полё дак приизъедучи, Приежджаёт к королю да к мурамецькому*, Приежджаёт тут к ему дак ко красну крыльцю. Да соскакивал Иванушка з добра коня, 90. Не привязывал коня дак — не прыказывал. Дак пошол бы Иван дак на красно крыльцё, Да заходит Иван дак на красно крыльцё; Заходил где Иван дак на новы сени. Заходил где Иван дак во светлу грыню, 95. Крест-от кладёт дак по-писаному Да поклоны ведёт-де по-уцёному: «Здрастуй, король дак мураменьской* ты!» — «Приходи-ко, Иван да сын Горыловиць. Ты пришол-ле ко мне, приехал ты по-старому 100. Да по-старому пришол ко мне, по-прежному? Да во слуги пришол ко мне во верныя Да во верны-ти слуги да неизмен(н)ыя?..» Говорил-де Иван да сын Горылович: «Уш ты ой еси, король дак мураменьской же! 105. Я пришол-де к тибе дак не по-старому, Не по-старому пришол дак не по-прежному; Не во слуги я пришол к тебе во верныя Да во верны-ти слуги да неизмен(н)ыя. Я приехал тут о добром дели, о сватосви: 110. Есь у тебя Овдотья лебедь белая, Я сам-от приехал тут-то сам жених. Да не даш ле за меня ею в замужесьво? Да не даш добром, — дак возьму силою!» Говорыл-де король дак мураменьской же: 115. «Уш ты ей еси, Иван да сын Горыловиц! Да вцера было погано тут Издолищо, Я просватал тут Овдотью да за Издолища!..» Оворацивалса Иван — дак он сам вон пошол. Да выходит Иван дак и-светлой грыни; 120. Да пошол он во горёнку столовую, Да заходит во горёнку столовую, Крест-де кладёт он по-писаному Да поклоны ведёт-де по-уцёному. Да сидит бы Овдотьюшка да лебедь белая 125. Да сидит на скамейки да белодубовой. Да здоровалса Иван да сын Горыловиц: «Уш ты здрастуй, Овдотья да лебедь белая!» — «Приходи-ко, Иван да сын Горылович. Звать тут-де гостя — да не дозватисе, 130. Ждать бы его — дак не дождатисе; Да тепереце да гость дак он и сам — на двор. Да тепереце пришол к нам ле по-старому Да по-старому пришол ко-к нам, по-прежному Да служыть ты во слуги ты во верныя 135. Да во верны-ти слуги да неизмен(н)ыя?» Да спроговорит Иван да сын Горыловиц: «Уш ты ой еси, Овдотья да лебедь белая! Я пришол где к тибе не по-старому, Не по-старому приехал, не по-прежному; 140. Не во слуги я приехал служ(и)ть да слуги верныя, Не во верны-ти слуги не [в] изменныя. Я приехал о добром дели, о сватосьви: Я приехал тут тепереце я сам жених, За себя я тут приехал тебя сватацьсе. 145. Не йдёш ле за миня дак ты в замужество? Да добром где не йдёш — дак возьму силою!» Тому слову тут Овдотья да не ослышылась; Стала Овдотья снарежатисе, Поскорэшенько она да сподоблятисе. 150. Да средиласе она да сподобиласе. Да пошли бы тут из горници столовое. Приворотила тут она дак во светлу грыню, Да прощалась он(а) с батюшком с родителём: «Да умел ты меня, батюшко, споить-скормить, — 155. Не умел ты ладом замуш повыдати!» Да пошла бы она дак и-светлой грыни. Выходили тут они да тут на улицу; Да садились они дак на добра коня: Да садилса Иван-от напереди ее, 160. Посадил тут ею даг за себя назад. Да отправились они дак тут поехали, Выехали они дак на чисто полё. Едут они да по чисту полю, По тому по роздолью по шырокому. 165. Да сустугла нонь была темна́я нощь. Розоставил-де Иван-от свой-от бел шатёр; Да легли оддыхать они во бел шатёр. Нынь было да как во ту пору Да во ту где пору было во то времё, 170. За которого просватана была дак за Издолиша, Дак приехало оно дак за Овдотьей лебедь белое, Да сказал бы король дак ему мураменьской ж(е): «Уш ты ой еси, Издолищо поганоё! Приежджал тут из города из Киева, 175. Приежджал где Иванушко Горыловиц Да увёс где Овдотью да лебедь белую, Да увёс тут ею дак за себя взамуш!» Тому же Издолищу за беду стало, За велику досаду да показалосе; 180. Да поехал Издолищо в су́гон за има. Да ехал где Издолищо по чисту полю, Да завидял Издолищо-ле бел шатёр, — Приворацивал Издолищо г белу шатру. Приежджаёт Издолищо г белу шатру. 185. Да соскакивал Издолищо з добра коня. Заходил бы Издолищо во бел шатёр: Да спят тут Иван да сын Гориловиц, Спят бы они с Овдотьей-лебедь белое. Замахнулса Издолищо саблей вострое, 190. Да хотел он срубить у Ивана тут буйну голову. Сам-от Издолищо роздумалсэ: «Да сонного убить — да как тут мёртвого; Лучше его да побудить будёт. Цья-то тут на поли будет дак Божья помощь?..» 195. Да скрычял-де Издолищо да громким голосом: «Уш ты ой еси, Иван да сын Горылович! Полно те спать, тут пора ставать. Выдём тут мы на поеди́ну веть; Цья-то тут на поли будёт да Божья помощь?..» 200. Тому слову Иван дак не ослышылсэ; Пробужалсэ Иван дак от крепкого сну, Выходил-де Иван дак он на улицю, Да садилсэ Иван да на добра коня. Выехали они на поеди́ну же. 205. Не два ясных тут сокола слеталосе, — Два удалых тут молоцца съежджалисе. Они съехались робята, поздоровались. Да воткнул где Иванушко Издолища вострым копьём Да вострым-де копьём ёго тупым коньцём, 210. Вышып Издолища из седла тут вон, — Попа́дал Издолищо на сыру землю. Наступал Издолищу Иванов-от конь на полы. Да соска(ки)вал Иванушко з добра коня Да зас(ка)кивал тут Издолищу на белы груди, 215. Да ростегивал он латы-ти булатныя Да хотел бы пороть ёго белы груди Да смотреть у Издолища ретиво серцо, — Да забыл тут в шатри свой цинжалён нош. Да скрычал тут Иван да громким голосом: 220. «Уш ты ой еси, Овдотья да лебедь белая! Да неси-тко из шатра да мой булатён нош!» Тому слову Овдотьюшка не ослышылась, Да тащит бы она да тут булатён нош. Говорил тут Издолищо таково слово: 225. «Уш ты ой еси, Овдотья да лебедь белая! Да схвати-ко Иванушка ты за волосы, Здерьни Иванушка с миня здолой: Да за мною будёш жыть — только царицей слыть[163], За Иванушком будёш жить — дак судомойницей!» 230. Овдотьи те речи да прыглянулисе, Да весьма тут ее дак прылюбилисе: Да сфатила бы она Иванушка-ле за волосы, Здёрнула она да тут с Издолища, Здёрнула она бы тут с его здолой... 235. Да скакал бы Издолищо на резвы ноги; Да опутали Иванушка в опутинки шелковыя, Прывязывали бы Иванушка к сыру дубу, Прывязывали бы они ёго жыфком же веть. Да легли бы тут с Овдотьей в Иванов-от во бел шатёр, 240. Легли бы тут они да тут спать-оддыхать. Да Издолищо погано тот призаспало. Да Овдотьи-лебедь белой да не спицьсе же; Выходила-де она была на улицу; Да смотрела тут она дак веть на сырой дуп, 245. На того же Иванушка Горыловича; Да завидяла она дак на сыром дубу, Показалосе е: сидит два голуба. Заходила тут она была во бел шатёр; Говорыла бы Овдотья таково слово: 250. «Уш ты ой еси, погано да ты Издолищо! Выходила тут-то я была на улицю; Смотрела тут я да тут на сырой дуп, За которой-де привя(за)н от-Иван Горылович; Да завидяла на етом да на сыром дубу: 255. Да сидит было нонече два голуба. Мне-ка голубинки да захотелосе; Выходи-ко ты, Издолищо, на улицю, Да бери-ко ты, Издолищо, свой-от тугой лук, Натягай-ко тетёвочьку шолковую, 260. Да бери-тко-се ты да калену стрелу, Да застрель-ко-се ты да етих голубоф: Мне-ка так голубинки веть хочицьсе!» Тому слову Издолищо не ослышылсэ; Да пошол бы Издолищо из бела шатра, 265. Брал бы Издолищо свой-от тугой лук, Натягал-де тетёвочьку шолковую, Брал бы Издолищо калену стрелу, Да стрелял веть Издолищо в этих голубов. Тут не голубы сидели, — крылаты ангелы. 270. По воле тут было да нонь по милости, По Ивановой было дак, верно, учести Залетела тут она дак во сырой дуп, От сыра от дуба да отпрянула назад Да залетела тут Издолищу во белу грудь 275. Да рострелила у Издолища белу тут фсю грудь. Тут про Издолища славы поют. Тут-то Овдотьюшка росплакалась: «От одного я берешку отъехала, Да к другому я тепере не пристала же». 280. Говорыл-де Иванушко таково слово: «Уш ты ой еси, Овдотья да лебедь белая! Приходи-ко, Овдотьюшка, к сыру дубу Да отпутай-ко опутинки шелковыя; Да тогда мы поедём с тобою в стольне Киёв-град, 285. Тут-то поедём да овеньцеимсе!» Тут-то Овдотьюшка зрадоваласе; Да пошла бы Овдотьюшка к сыру дубу Да отпутала опутинки шолковыя, Отвязала бы Иванушка от сыра дуба. 290. Да пошол бы Иванушко г белу шатру, Да брал он своёго да коня доброго, Собирал он Иванушко-то бел шатёр. Да садилсэ Иван-от на добра коня, Посадил где Овдотью да за себя назат; 295. Да поехал Иванушко к синю морю. Приежджаёт Иван да ко синю морю, Говорыл-де Иван-от таково слово: «Уш ты ой еси, Овдотья да лебедь белая! Слезывай ты, Овдотьюшка, з добра коня, 300. Да бери-ко, Овдотьюшка, братынецьку серебряну, Поцер(п)ни ты, Овдотьюшка, клюц(е)вой воды Да напой-ко миня да ты Иванушка!» Слезывала Овдотья да тут з добра коня Да брала тут брытынечьку серебряну, 305. Говорила Овдотья да таково слово: «Уш ты ой Иван да сын Горылович! Ты не пить, видно, хош, только меня губитъ!» Поцерпнула тут она да клюцевой воды, Подавала бы Иванушку Горыловичю. 310. Да напилса Иван-от ключевой воды; Ухватил он свою да саблю вострую Да срубил у Овдотьи да буйну голову. Да соскакивал Иванушко з добра коня, Выбросил голову дак на синё морё, 315. Сам тут ее дак прыговаривал: «Полетай тут, глава, дак на синё морё; Ты мне теперице не надобна: Цоловала ты уста да ты поганого Издолища!..» Да отсек у Овдотьи да руку правою 320. А выбросил руку дак на синё морё: «Полетай ты, рука, дак на синё морё; Обнимала ты, рука, дак ты поганого Изд(о)лища: Мне ты тепереце не надобна!..» Да отсек у Овдотьи да ногу правую, 325. Выбросил ногу дак на синё морё: «Полетай ты, нога, дак на синё морё; Мне теперице нога твоя не надобно: Заплётала ты ногой да ты поганого Издолища!..» Ухватил он товда дак ззади тулово 330. И выбросил-то дак на синё морё, Сам где ему дак приговаривал: «Полети-тко ты-ле, тулово, на синё морё: Забавляласе с поганым да тут с Издолищом!..» Да заскакивал Иванушко на добра коня 335. Да приехал Иван да стольне Киев[164]-грат. Едёт тут Иван да он по городу по Киеву; Пожылы-ти люди да фсе удивляюцсе, Малы-ти робята над им дак надсмехаюцсе: 339. «Ты здорово, Иванушко, женилсе, да ноне не с ким спать!»

415. Камское побоище (Илья Муромец и Калин-царь)[165]

(См. напев № 54)

Подымалса вор-собака да злодей Калин-чярь Да на наш на хорош да стольне Киёв-гра(т), Он по три года собака да по три месеця. Не доехал он до города до Киёва, 5. Да не много тут-не мало — да ровно за семь вёрст, Да по-ихному, по-тотарьски, да за семь попрыскоф, За семь попрыскоф было да лошадиных же. Становиласе собака край болотинки, Край болотинки собака да край щорлопинки[166]. 10. Да садилсэ собака да на ременьчятой стул; Да писал он ерлык да скоропищатой, Не на ербовой лист, не на гумажечку, — Он печатал тут на тоненько полотёнышко. Говорыл-де собака да таково слово: 15. «Уш ты ой еси, Борис да королевиц сын! Ты бери-ко ерлык да скорописцятой, Да садись-ко, Борис, дак на добра коня, Поежджай-ко, Борис, да стольне Киев-град; Поежджай-ко, Борис, дак не дорогою, 20. Не дорогою, Борис, дак не воротами, — Да скачи ты, Борис, да на добром кони Церес ту где стену да городовую, Церес круглу-ту башонку наугольнюю. Ты приедёш, Борис, да стольне Киев-град, 25. Ты приедёш ко Владимеру да на посольней двор Ко тому ко Владимеру ко красну крыльцю, — Не вяжи ты коня за золото кольцо — Золото где кольцо да то Владимерьско, Не вяжи ты коня к кольцю серебрянну — 30. Да серебряно кольцо тут князей-бояроф, Не вяжи ты коня кольцо за медноё — Медно кольцо руських богатырей; Не привязывай коня дак не прыказывай — Да спущай ты коня где на Божью волю. 35. Сам же поди дак на красно крыльцо, — Сам не спрашывай у ворот дак прыворотничкоф, У дверей-де ты нонь прыдверницкоф. Да зайдёш ко Владимеру во светлу грыню, — Не крести ты свою рожу тотарьскую, 40. Да не бей ты целом да во весь Владимерской дом; Да выбрасывай ерлык да на дубовой стол, Понижешенько сам да поклоняйсе же, Воротись ты назат — дак и сам вон поди!» Тому слову Борис да не ослышылсэ. 45. Брал-де ерлык да скоропищатой, Да садилсэ Борис дак на добра коня, Да поехал Борис да в стольне Киёв-град. Ехал Борис дак не дорогою, Не дорогою Борис да не воротами, — 50. А скакал он Борис дак на добром кони Церес ту где стену да городовую, Церес круглу-ту башонку наугольнюю. Приежджаёт да в стольне Киев-град, Приежджаёт тут Борис дак на посольней двор, — 55. Не вязал он коня за золото кольцё, Не привязывал коня кольцо серебряно, Не вязал он коня колечко медноё[167]. А соскакивал Борис дак он з добра коня, Не привязывал коня дак не приказывал. 60. Да соскакивал Борис дак он з добра коня, Да пошол где Борис дак на красно крыльцо. Да заходит Борис да на красно крыльцо, — Да не спрашывал у ворот он прыворотничькоф, У дверей где Борис да тут придверьничкоф. 65. А заходит Борис дак во светлу грыню, — Не крестил он свою рожу тотарьскую, Да не бил он челом во весь Владимерской дом; Да выбрасывал ерлык да на дубовой стол, Понижэшенько он да поклоняицсэ, 70. Оворачивалсэ назат — да сам и вон пошол. Да ходил-де Владимёр по светлой грыни, Говорыл-де Владимёр таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюш(к)а Микитиц свет! Да ставай-ко ты, Добрыня, да с кроваточьки 75. С той же кроваточьки тисовое, С той же перины ты с пуховое; А садись ты, Добрыня, за дубовой стол; Роспечатывай печети да фсе тотарьския Да читай ерлык ты да скоропищатой, 80. Що в ерлыки было написано, Що в ерлыки дак напецятоно». Тому слову Добрыня не ослышалсэ. Да ставал же Добрынюшка с кроваточки, С той же перины да он пуховое; 85. Да садилсэ Добрыня за дубовой стол, Роспечятывал печети фсе тотарьския, Да читал он ерлык да скоропищатой. Да написано в ерлыки дак напечатано: «Подымалса вор-собака да злодей Калин-чяр 90. Он по три года собака, по три месечя Да на тот на хорош да стольнё Киев-град. Не доехал он до города до Киёва, Не доехал он до города ровно за семь вёр(с)т, — Становиласе собака да край болотинки, 95. Край болотинки собака, край шорлопинки Да на те где на шоломя на ровныя. Да по праву он руку поставил силы сорок тысечей, Да по леву-ту руку — сорок тысечей, Да позади, попереди — цисла-смету нет. 100. Просить из города поединьщика: “Если нету в городи поединьщика, — Божьи-ти церкви да я во дым спущу, Да почесны манастыри я розорю, Силу крещону да фсю привырублю, 105. Да Владимера князя дак я под мечь склоню Да кнегину Опраксею дак за себя возьму!”» Тут-то Владимёр закручинилса, Стольнёкиевской наш тут-то да запечалилса, Повеся́ буйну голову со могучих плеч, 110. Потопя очи ясны да в мать-сыру землю, Пот сибя руки белы к ретиву серьцю. Да пошол он к обедьни да воскрисеньское. Заходил-де Владимер на крепку стену, Посмотрел он во трубочьку подзорную 115. Да во далечо-далечо во чисто полё. Да завидял тут Владимер во чистом поли: Да не темна где тучя поднимаиццэ, Стар где казак да Илейка Муромець И(з) чиста поля да вынимаиццэ. 120. Да сходил бы Владимёр-от да с крепкой стены. Да не бел-от где кречат перепархивал, — Да стар-от где казак на добром коне перескакивал. Он приехал ко Владимеру стольнекиевскому: «Уш ты здрастуй, Владимер стольнекиевской!» — 125. «Здрастуй, Илеюшка ты Муромечь!» Да спроговорит Илейка да Илья Муромец: «Уш ты що же ты, Владимер, запечалилсэ, Повеся́ буйну голову со могущих плеч, Потопя очи ясны да в мать сыру землю, 130. Пот себя руки белы к ретиву серьцю?» Да спроговорит Владимер стольнекиевской: «Уш ты ой еси, Илейка да Илья Муромец, Илья Муромец да сын да был Иванович! Как тут мне нынь да не кручиницсэ, 135. Не кручиницсэ мне дак не печалицсэ? Да приехал ко городу ко Киеву Да приехал вор-собака да злодей Калин-цярь; Становиласе собака край болотинки, Край болотинки собака, край щорлопинки; 140. Да по праву-ту руку поставил сорок тысечей, Да по леву-ту руку — да сорок тысечей, Дапозади, попе́реди — цисла-смету нет». Говорил где Илеюшка таково слово: «Уш ты ой еси, Владимёр стольнекиевской! 145. А не мог я тут силу да приобъехати, Да не мог я фсю тут силу пере́сцитать; Не могу на силу да лиха думати, Лиха думати на силу, зла помыслити!» Оворачивал своёго да коня доброго, 150. Да поехал Илеюшка во цисто полё. Приежджаёт Илеюшка ко той силы тотарьское; Не доехал он до их — дак ниско кланялсэ. Приежджаёт-то он к собаки да тут Калину-чярю Да просил у его строку на три года, — 155. Не давал-де собака он строку на три года. Да просил тут он строку да на три месеця, — Не давал он тут строку на три месеця, Да давал только строку на трои суточьки. Да садилсэ Илеюшка на добра коня, 160. Да поехал Илейка стольнё Киев-град. Приежджаёт Илейка стольнё Киев-град, Приежджаёт ко Владимеру по красну крыльцу. Он привязывал своёго да коня доброго, Да пошол бы Илейка на красно крыльцо. 165. Да заходил Илеюшка на красно крыльцо, Заходил-де Илейка на новы сени; Зашол бы Илейка во светлу грыню, Крест бы клал да по-писаному Да поклоны-ти вёл да по-уцоному: 170. «Здрастуй, Владимёр да стольнекиевской!» — «Приходи-ко, Илеюшка ты Муромец!». Стал бы Илеюшка росказывать: «Ездил я, Владимер, во цисто полё. Доежджал я до той силы тотарьское, 175. До того до собаки тут до Калина-царя Да просил у ёго строку на три года, — Не давал тут мне он строку на три года; А просил я тут строку на три месеця, — Не давал он мне строку на три месеця, 180. Тольки дал он тут строку на трои суточьки!» Говорил-де Илейка таково слово: «Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиц-свет! Поскорэшенько, Добрыня, снарежайсе ты, Снарежайсе, Добрынюшка, сподобляйсе ты; 185. Поежджай-ко, Добрыня, во чисто полё, Собирай-ко друзей, братьей, товарыщоф. Если ты тут, Добрыня, не застанёш да на чистом поли, — Поежджай-ко, Добрыня, ко Бару́-граду, От Бара где града да ко Царю-граду 190. Собирай ты их скоро да их-ли наскоро, Собирай-созывай дак им росказывай, Щобы съежджалисе к моёму да тут г белу шатру!» Тому слову Добрыня не ослышылсэ. Поскорэшенько он да снарежалсэ веть; 195. Выходил-де Добрыня на конюшын двор, Брал он своёго да коня доброго Да седлал ды уздал да коня доброго, А застегивал двенаццать да потпруг шолковых (Да шпёночки были да фсе булатныя!) 200. Да тринаццату теґнул да церес степну кость конну, збруню да богатырьскую — Да не ради басы, дак ради крепости. А поехал Добрыня во цисто полё Да во то где роздольё во шырокоё. Выехал Добрынюшка во чисто полё 205. Да на то же роздольё на шырокоё, — Не нашол он своих друзей-товарыщоф. Да поехал Добрынюшко(а) ко Чяру́-граду, От Чяра где града да ко Бару-граду. Он зыскал тут фсё друзьей, братьей, таварыщоф, 210. Он не много, не мало — да он тут семьдесят богатырей. Говорил-де старой да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевьской! Уш дай мне сорок сороковочок зелена вина, Да ище тут сорок сороковок да пива пьяного, 215. Да третья́-та тут сорок да мёду слаткого!» Говорил-де Владимёр таково слово: «Уш ты ой еси, Илеюш(к)а-ле Муромец! Тебе подгрёбы нунь были незамкнуты, Золота где казна не запечатана». 220. Отвязывал от пояса золоты ключи, Оддавал он Илейки да во белы руки. Да пошол бы Илеюшка из грыни вон; Отмыкал тут Илейка да золоты замки От тех подгрёбов да от глубоких же. 225. Стал он носить да зелено вино: Да одну сорокофку да на плечо бросал, А другу сороковочку да он пинком пинал. Да третью сорокофку да он пинком пинал. Выкатал он сорок сороковок да зелёна вина, 230. Выкатал он сорок сороковок да пина пьяног(о), Да третья та-ле сорок да мёду статкого Ко своёму тут Илеюшка г белу шатру. Фсе тут робята соежджалисе, Соежджались они дак собиралисе. 235. Пили они дак зелено вино, Пили же они дак пиво пьяноё, Сладк-от-де мёдом закусывали. Тут-то робята да фсе призаспали; А старому казаку ему не спицсэ же... 240. Едёт собака да по чисту полю, Скричал-де собака громким голосом: «Уш ты ой еси, Илейка да Илья Муромец! Тебе полно тут спать, ноне пора ставать: Выежджай-ко, Илеюшка, на цисто полё; 245. Да давай-ко, Илейка, да супротивника, Супротивника тут мне да постановника. Цья будёт на поли Божья помошш?..» Заходил бы Илеюшка во бел шатёр, Да скрычал бы Илейка громким голосом: 250. «Уш вы ой еси, дружья-братья-таварыщи! Вам полно тут спать, ноне пора ставать: Надо тут, робята, снарежатисе, Ехати тепере воёватисе!» Тому слову молоччики не ослышылись: 255. Скакали они дак на резвы ноги; Выходили тут фсе они на улицу, Брали своих коней добрых же Да седлали-уздали коней добрых же; Фсе садились они дак на добрых коней. 260. Говорил-де Илейка таково слово: «Уш вы ой еси, дружья-братья-таварыщи! Кому же нам остацься да караульщиком?..» Говорил бы Илеюшка во фторой рас: «Нам оставить нать Добрынюшку Микитичя; 265. Он ездил Добрынюшка по чистому полю, Собирал он фсю бра́тею названую: Ёго добр-от тут конь да приуска́калсэ, Сам на кони да приустал сидеть!..» Да спроговорит Илеюшка во третьей рас: 270. «Уш вы ой есь, дружья-братья-таварыщи! Да кому же из нас дак передом ехать?..» Стар-от хороницьсе на средьнёго, Средьн-ёт надеицьсе на меньшого, Да от меньшого нонь было ответу нет. 275. Да спроговорыл Илеюшка во фторой рас: «Уш вы ой еси, дружья-братья-таварыщи! А кому же тут из нас дак передом ехать?..» Стар-от надеицьсе на средьнёго, Средьн-ёт надеицсе на меньшого, 280. Да от меньшого тут было ответу нет. Да спроговорит Илеюшка во третьей рас: «Уш вы ой еси, дружья-братья-таварыщи! Да кому же из нас дак передом ехать?» Стар-от надеицьсе на средьнёго, 285. А средьн-ёт надеицьсе на меньшаго, Да от меньшо(го) тут было ответу нет. Да спроговорит старой Илейка Муромец: «Ище, видно, старику дак надо передом ехать. Уш вы ой еси, дружья-братья-таварищи! 290. Да приедём тут ко той силы тотарьское; Зазвонит ле моя да сабля вострая, Да забрякают колецюшка жемцюжныя, — Уш вы бейте-тко силы, да скольки можите. Если етого у меня да не слуцицсе веть, 295. Поежджайте вы тогда, да куда знаите!..» Поехали робята во чисто полё, Приежджают ко той силы тотарьское. Да с(к)рычал бы Илейка громким голосом: «Уш ты ой еси, собака да злодей Калин-чяр! 300. Уш ты дай мне тепере поединьщыка, Поединьщыка тепере супротивника. Цья будёт на поли Божья помощь?..» Фся сила у собаки тут с коней попадала. Да проскакивал Илеюш(к)а-то Мурамец 305. Фсю он ту силу тотарьскую, Доежджал до собаки да он до Калина-царя. Да сидит тут собака на добром кони; А махнул он Илейку да саблей вострой же, Да хотел он срубить ёго буйну голову. 310. Стар-от казак да он ухватцив был: Увёрнулса коню дак он-ле под брюхо. Да рошширил-де собака тут собачьи глаза, Куда покатилась тут у Илейки голова, А вывёрнулса Илеюшка у коня дак он ис-под брюха, 315. Да махнул он своей да саблей вострой же По той собаки да по черной шеи — А срубил у собаки да буйну голову: А слетела у собаки да фсё-ровно как была пугвица. Зазвонила бы Илейки да сабля вострая, 320. Да забрякали колецюшка жемчюжныя. Тут-то начали удалы да фсе поеждживать, Стали бы они силу рубить же веть; Да прыбили ету силу да ровно в три чеса. Тогда тут опеть поехали г белу шатру. 325. Да Поповици были да долгополыя: У их волосы-ти долги, да умы коротки. Посли дела тут они были росхвастались: «Кабы было зако(ло)чоно в матушку сыру землю, Заколочоно ле в ей было жалезно кольцо, — 330. Фсю бы исцеле́нну* да вверх дном повернули бы! Кабы на небо была даг ноне лисвица, — Да прибили бы фсю силу небесную!» Небесна сила их тут потхи́тила, Окоянна-ле их да пожора́ла веть: 335. Не приехали они были г белу шатру. Фсе тут робятушка собиралисе К тому же к Илейкину г белу шатру, Да негде тут Поповичоф не случилосе. Они пили-гуляли трои суточьки. 340. Фсе же они тут призаспали; Да старому казаку да веть не спицьсе же. Выходил-де старой дак тут на улицу, Брал-де он трубочьку подзорную, Да смотрел бы старой на чисто полё 345. А на ту же силу да на тотарьскую. Показалось старому да цюдо цюдноё: Стоит тут-то на поли силы да много-намного; Да которого рубили дак они надвоё, А сидит и ровно их да было два на кони; 350. А которого рубили дак они натроё, Ка́жот им, да ровно три сидит. Заходил бы Илеюш(к)а во бел шатёр, Да скрычал бы Илейка громким голосом: «Уш вы ой еси, дружья-братъя-таварыщи! 355. Вам полно тут спать, ноне пора ставать!» От крепкого-де сну да пробужалисе. Говорил-де Илеюшка таково слово: «Уш вы ой еси, дружья-братья-таварыщи! Кто-то бы из вас да тут небылью да ноне хвастал же. 360. Выходил я теперице на улицу, Я смотрел бы во трубочьку подзорную Да во далечо-далечо да во чисто полё Да на ту где силу дак на тотарьскую: А рубили вы которого-то надвоё, 365. Тут сидит ровно их да тут два на кони; Да которого рубили да вы веть натроё, Тех их да ровно три сидит. Надо нам тепере опять снарежатися, Ище ехати нам будёт во чисто полё 370. Да с тотарьской-де силой да фсё поратиць(с)е!» Они стали робята снарежатисе, Поскорэшенько они да сподоблятисе. Выходили они дак из бела шатра, А садились они дак на добрых коней, 375. А поехали молоччики во чисто полё. Да приежджают тут ко той силы тотарьское, Они били эту силу да фсё рубили веть. Они скольки тут ею дак они бью́т ею, — У́были ею да тут веть нету же! 380. Пресвята-де Богородица Илеюшки глас гласит: «Уш ты ой еси, Илеюшка тут Мурамец! Нам жывым, верно, с мёртвыми не наратицьсе!» Да скрычал бы Илейка громким голосом: «Уш вы ой еси, дружья, братья, таварыщи! 385. Нам жывым, видно, с мёртвыма не наратицьсе! Тут поедём, робятушка, обратно назат!» Фсе тут робятушка обратилисе Ко тому-де к Илейкину г белу шатру. Да скопилисе они да фсе-ли съехались, — 390. Да Поповичи ище нигде не очудились.

416. Бой Добрыни с Дунаем[168]

Да три года жыл Добрынюшка да конюхом; Да три года жыл Добрынюшка придверьничком; Да три года жыл Добрынюшка-ле ключником, Ключником Добрынюшка-замочьником, 5. Золотой-де казны да жыл учотщиком. Тому времени минуло да ровно деветь лет. На десят-от год тут здумал ехать во чисто полё Да во то где роздольицо во шырокоё. Да пошол где Добрынюшка-ле на конюшын двор, 10. Брал он своёго да коня доброго, Да седлал-де, уздал да коня доброго, Да застегивал двенаццэть да потпруг шолковых (А шпёночьки у их были булатныя!) Да тринаццату тянул да церес степну кость да збруню богатырьскую, — 15. Он не ради басы, дак ради крепости, Ради убору да лошадинного, Ради бы поески да молодецькое: Не оставил бы конь дак во чистом поли. А садилсэ Добрынюшка на добра коня, 20. А поехал Добрынюшка во чисто полё. Темны леса да приизъедучи, Черны-ти грязи да приискакучи, Выехал Добрыня да на чисто полё А на то где роздольё да на шырокоё, 25. Да на те где шоломя на ровныя Да на ровны-ти шоломя окатисты. Да завидял тут Добрынюшка на чистом поли Да завидял он, тут на поли стоит черн шатёр. А поехал Добрынюшка к черну шатру. 30. Приежджаёт Добрыня да ко черну шатру, — Да стоит тут у черна шатра бочька да з зелёным вином, Да на бочьки бы положена братынечька бы серебрянна. А соскакивал Добрынюшка з добра коня; Заглянул бы Добрынюшка во черны шатёр, — 35. А в черном-де шатри да никово веть не случилосе. Брал он братынечьку серебряну, Да нацедил он братыню да зелёна вина (Да не мала, не велика — да полтара ведра!); Выпивал-де Добрынюшка братынечьку к едину духу. 40. Нацедил он братыню да он-ле фторую, Выпивал он братынечку-ле фторую. Нацедил он братынечьку-ле третью же, Выпивал он братыню-ле третью же. Тут-то Добрынюшка хмелён он стал. 45. Да написано на бочьки было подрезано, Да подрезаны-ти подрези глубокия: «Ишше хто же приедёт тут к моёму тут к черну шатру А напьецьсе тут з бочьки да зелёна вина, Розобьёт мою бочьку да з зелёным вином, 50. Да ростопцёт-ле братынецьку серебрену Да прырвёт-притрёпать да мой-от черн шатёр, — Да тому же на свети да жывому не быть». Тут-то Добрыни за беду стало, За велику-де досаду да показалосе. 55. Он розбил тут-то бочьку да з зелёным вином, Ростоптал-де братынечьку серебряну; Да прирвал-притрёпал да он тут черн шатёр, Да на то место поставил да свой-от бел шатёр. Повалилсэ тут Добрынюшка во бел шатёр, 60. Тут-то Добрынюшка веть заспал же. Да ездил Дунай-от по чисту полю. Приежджаёт-де Дунай да из чиста поля. Приежджаёт Дунай да ко своёму-ту черну шатру: Да черна где шатра дак не слуцилосе, 65. Да на то место поставлён да стоит бел шатёр; Да розбита тут-то бочька да з зелёным вином; Да ростоптана братынечька серебряна; Да прирван-притрёпан да его черн шатёр, Да на то место поставлён тут-то бел шатёр. 70. Тут-то Дунаюшку за беду стало, За велику досаду показалосе. Да соскакивал Дунай-от з добра коня, Забежал-де Дунаюшко во бел шатёр, Выхватил он свою да саблю вострую, 75. Да хотел он срубить дак буйну голову. Сам же Дунаюшко роздумалсэ; Да сонного губит — да що тут мёртвого; Лутше тут его да побудит будёт!..» Да будил он Добрынюшку Мекитичя: 80. «Тебе полно тут спать, ноне пора ставать. Выходи-тко, Добрыня, да ты на улицу; Мы теперице с тобой да нынь побратаимсе; Чья же тут на поли да будет Божья помощь? Ты зачем ты розбил мою бочьку да з зелёным вином, 85. Ростоптал где тут братынечку да серебрену, Прирвал-притрёпал да мой-от черн шатёр?» Пробужалса Добрыня от крепкого сну, Выходил-де Добрынюшка на улицю Да има́л-де своёго да коня доброго. 90. Да садились молоччики на добрых коней; Они съехались робята, поздоровались. Не два сокола вместях они слеталисе, — Да два молоцца они да тут съежджалисе. Они съехались робята да поздоровались, 95. Они вострыма-ти копьеми кололисе, — По насадочькам у их копейца посвёртывались: Не один они друг друга не ранили. Они бились тут палицеми буёвыма, — В руково(я)точьках палочьки розгорелисе: 100. Не один они друг друга не ранили. Они острыми-ти саблеми рубилисе, — Фсе они сабли да прищорбали веть: Не один они друг друга не ранили. Нецим удалым стало воёватисе; 105. Да соскакивали они тут да з добрых коней, Схватывались они да тут плотным боём, рукопашкою. Они билисе-водились да целы суточьки Да сворочали тут матушку сыру землю, Фсё ровно тут зделали желтым песком. 110. Нынече было да во ту пору Ездил бы Олёшенька по чисту полю; А завидял он-ле драку тут куласьней бой, Одёржал он своёго да коня доброго, Да думал-де Олёшенька тут думушку. 115. Сам-от Олёшенъка роздумалсэ: «Это хто же на поле деруцце же? Как руськой-от дерецьсе тут не с верным же, Надо бы тогда руському-ту помощь дать. Да обе-ти деруцьсе дак они руськи же, 120. Надо их тут будёт рознеть же веть!..» Да поехал Олёша да к ихной драки же. Приежджаёт Олёшенька тут к им же веть Да завидял: деруцьсе да обе руськи же. Да соскакивал Олёшенька з добра коня, 125. Ростолкал ихну драку тут, куласьней бой. Стал где Олёшенька выспрашывать: «Да оп цём деритесь да оп цём ссоритесь? Стал-де Добрынюшка росказывать: «Ездил тут я дак по чисту полю 130. Да увидял, тут на поли стоит черн шатёр. Я приехал тут веть я тут да к черну шатру, — Да стоит у черна шатра бочька да з зелёным вином, Да на бочьки тут положона братынечька была серебряна. Брал я братынечьку серебряну, 135. Нацедил я братыню да зелёна вина — Выпивал я братыню да зелёна вина; Нацедил я братыню ту-ле фторую — Выпил братынечьку ту фторую; Нацедил я братыню ту-ле третью же — 140. Тут-то стал да я хмелён же веть. Да написано на бочьки было подрезано, Были подрези на ей да тут глубокия: “Хто приедёт тут к моёму тут к черну шатру, Нацедит тут из бочьки да зелёна вина, 145. Да роз(о)бьёт-розломат мою бочьку да з зелёным вином, Да ростопчот братынечку серебряну, Розорвёт-рострёпат да мой-от черн шатёр, — Да тому же бы на свети да живому не быть!” Тут-то веть мне да за беду стало, 150. За велику досаду да показалосе. Да розбил тут я бочьку да з зелёным вином, Ростоптал я братынечьку серебряну, Да прырвал-притрёпал дак его черн шатёр, Дак на то место поставил да свой-от бел шатёр». 155. Росудил Олёшенька Поповичь веть; Овинил он Дуная сына Ивановича: «Наши руськи не ставят тут черных шатроф!» Дак опутали Дунаюшка во путинки шолковыя, Повезли тут его да в стольне Киев-град. 160. Да прывозят ко Владимёру да стольнекиевскому. Стал бы Владимёру Добрынюшка росказывать: «Я выехал тут, Добрынюшка, да во чисто полё Да во то где роздольицо во шырокоё Да на те где на шоломя на ровныя 165. А на ровны-ти шоломя окатисты; Да завидял, тут на поли стоит черн шатёр; Да поехал тогда было к черну шатру. Я приехал к ему тут веть к черну шатру, Да соскакивал тут я дак тут з добра коня; 170. Я взглянул-посмотрел да я во черн шатёр, — Во черном-де шатри дак некого дак не случилосе, Да стоит у черна шатра бочька да з зелёным вином, Дак на бочьки тут положона братынечька серебряна. Брал я тут братынечьку серебряну, 175. Нацедил я братыню да зелёна вина — Выпил я братыню да зелёна вина. Нацедил я братыню-ту-ле фторую — Выпил братыню да я ле-фторую. Нацедил я братыню ту-ле третью же — 180. Выпил братынечьку-ли третью же. Тут-то веть я дак веть хмелён стал. Да написано на бочьки было подрезано, Да подрезаны тут подрези глубокия: “Хто приедёт тут к моёму тут к черну шатру, 185. Розобьёт мою бочьку да з зелёным вином, Да ростопчот братынечку серебряну Да прирвёт-притрёпат да мой-от черн шатёр, — Да тому бы на свети да жывому не быть”. Тут-то веть мне да за беду стало, 190. За велику досаду показалосе. Я розбил тут-то бочьку да з зелёным вином, Ростоптал я братынечьку серебряну; Да прырвал-притрёпал да я-ле черн шатёр, Да на то место поставил да свой-от бел шатёр. 195. Повалилсе я во свой-от во бел шатёр, А выпыфши тут я да веть и заспал же. Он приехал, Дунай, дак ис чиста поля, Розбудил он меня да от крепкого сну, Стал он тут звать дак он на улицю: 200. “Уш мы съедимсе с тобой — дак поздороваимсе; Чья будёт на поли Божья помошш?..” Пробужалса тут я да от крепкого сну, Выходил тут я да из бела шатра, Выходил тут веть я дак на улицю. 205. Да садились мы, удалы, на добрых коней, Тут съехались мы — дак поздоровались: Вострыма копейцеми кололисе; По насадоцькам они у нас посвёртывались — Не один мы тут друга да не ранили. 210. Билисе тут палицэми буёвыма, В руков(ят)очьках палочьки розгорелисе — Не один мы веть друг друга да не ранили. Вострыма-ти саблеми рубилисе — Не один мы веть друг друга да не ранили. 215. Нецим нам, удалым, да стало воёватисе; Да соскакивали мы было з добрых коней, Схватывалисе мы тут плотным боём Да плотным-де боём дак рукопашкою Да билисе-водились да челы суточьки. 220. Да приехал бы Олёшенька из чиста поля, Ростолкал нашу драку — да тут куласьней бой. «А суди ты, Владимёр, коей пра́ф, винова́т!» Россудил бы Владимёр, да овинил да он Дуная сына Ивановичя. Собирал он бояр дак своих думных же: 225. «Уш вы ой еси, бояра да мои думныя! Уш вы думайте-тко думу да за ёдиное. Ище наши-ти веть руськи да ездят по чисту полю, Дак не ставят бы они дак тут черных шатроф, А возят с собой бы они белы шатры. 230. Мы куда тут Дуная будём девати же? Да сослать ёго во сылки-ти во дальния Да во ту же ёго силу неверную, — Он приедёт тут с неверныма в столн-ёт Киев-град, Выпленит тут наш да стольне Киев-град! 235. Дак повесить тут на виселицю высокую, Ле посадить-де ёго во темны подгрёба?..» Они думали тут думу да за единоё, Да придумали они да тут посадить Дунаюшка во погрёбы: «Уш ты ой еси, да Владимёр стольнекиевской! 240. Собирай ты голей да ты кабацких же Да копай-ко-се ты да веть глубок погрёп, Засади-тко Дунаюш(к)а в темён погрёп!..» Собирал он голей да тут кабацких же. Да копали голи они темён погрёп, 245. Посадили Дунаюшка во глубок погрёп, Задергивали тут полосы жалезныя, Засыпали хрящом дак — мелким каменьём. 248. Тут-то Дунаюш(к)о и кончилсэ.

Мартынов Александр Михайлович (Олёкса Большой)

Александр Михайлович Мартынов, по обычному названию Олёкса Большой, — брат Олёксы Малого (см. выше), крестьянин Малых Нисогор, худощавый, живой старик 73 лет. Он имеет в Больших Нисогорах крестового брата, с которым поменялся крестами; с ним он, по его словам, выпил не одну бочку вина. У Олёксы Большого есть 4 замужние дочери и женатый сын. Как и брат его, Олёкса Малый, он не труслив и любит попеть и попить. Согласился петь он скоро и прибыл для этого, по моей просьбе, в Б. Нисогоры. Он пропел мне 4 старины: 1) «Выезд Сокольника и бой его с Ильей Муромцем», 2) «Встреча и поездка Ильи Муромца со Святогором, смерть Святогора и освобождение Ильей Муромцем Киева от Издолища», 3) «Васька-пьяница отвозит дани Ордянному королю» и 4) «Дунай». Кроме того, он слыхал про 1) Дюка, 2) Соломана и 3) непослушливого молодца. Свои старины он выучил от крестьян дер. Смоленца (выше Б. и М. Нисогор верст на 20, между тем как брат его почерпнул свои старины у крестьян деревень Печища и Кильцы, которые ниже Нисогор), Василия Шылова (теперь ему 80 лет) и Михаила Попова (этот еще старше), с которыми ходил вместе на охоту. На одного из его учителей (Василия Шылова) мне указывало несколько человек, как на хорошего знатока старин. Свои старины Олёкса Большой знает хуже своего брата.

417. Выезд Сокольника и бой его с Ильей Муромцем

Нонь от морюшка-моря да моря синёго, От того же от морюшка Холодного, От того же от камешка от Латыря Да от той же бабы-дефки Латыгорки 5. Поежджаёт Сокольник да на цисто полё Да просил же от матушки бласловленьицё. Бласловляла ёго матушка по цесности; На поезди Сокольнику наказыват: «Уш ты ой еси, моё да цядо милоё! 10. Уш ты выедёш нонь да на цисто полё, Увидаш ты-де старого-седатого, — Да соскакивай ты да со добра коня, Да снимай ты-ко шляпоцьку пуховую Да ниско старику да ниско кланяйсе: 15. Да старой-ёт седатой — тебе родной отець!» Тому слову Сокольник да не ослышылсэ. Да пошол где Сокольник да на конушын двор, Выбирал он себе да коня доброго, Да накладывал уздицю да нонь тасмяную, 20. Да застегивал двенаццэть пот(п)руг шолковых Да тринаццату — церес степь было, лошадинну кость, — Да не ради басы, да ради крепости, Ище ради укрепы да богатырьскоей, Ище ради поески да молодецькоей: 25. Не оставил бы доброй конь ф цистом поли. Да пошли смотреть поеску да богатырскую; Только видели: удалой да в стремена ступил; Да не видели саждженьица на добра коня; Да завидели: ф поли да курева стоит, 30. Курева-де стоит, да дым столбом валит. Выезжджал бы Сокольник да на цисто полё Да на ето роздольицо шырокоё, Да на ети на шоломени ровныя Да на ровны на шоломя окатисты, 35. Да на ту же на свалку да богатырьскую. Ище ездит Сокольник да потешаицьсе Да дворянскима утехами занимаицсэ: Он выбрасыват копьё да высоко под верх, Высоко где под верх мецёт под облако; 40. Да клонит где копьё на стольне Киев-град; Да правой где рукой копьё выбрасывал, Да левой где рукой копьё потхватывал. Нонь не ф то где время было, не в ту пору За крепкой-де стеной да во белом шатри. 45. Да сидел где старой да со дружиною, Да со етима сидел да со товарышшами. Выходил где старой на шыроку улицю; Заходил где старой да на крепку стену; Да смотрел где во трубочьку в подзорную 50. Да во то же колецюшко жемцюжноё Да на фси-ли на четыри дальни стороны: Да на перву сторонку да ко синю морю, Да на фтору сторонку да ко Бару-граду[169], Да на третью сторонку да на востосьнюю, 55. На цетвёрту сторонку да на цисто полё, — Да увидел где на поли супротивника, Супротивника на поли постановника. Соходил где старой да со бела шатра, Заходил где старой да в бел хорош шатёр. 60. Говорил где старой да таковы реци: «Уш вы ой еси, бра́тея названая! Да кого нам послать да на цисто полё Ище сведацьсе с невежой да переведацьсе? Да послать где Цюрила да Голощапого: 65. Он силой-то не силён, да как напуском смел, — Да напустит где на поли не свою ровню Не свою где ровню да не свою чоту, Потерят заневи́д[170] свою буйну голову. Да послать где Олёшеньку Поповица: 70. Он силой-то не силён, дак напуском смел, — Потерят заневид свою буйну голову. Да послать-де Добрынюшку Мекитица: Не уцёна его вежь-да да[171] спорожоная, Он умет на цистом поли сотти-съехацьсе, 75. Да умет где Добрыня да поздоровацьсе, Да умеёт Добрынюшка как цесть оддать». Ище стал-то Добрыня да снарежатисе, Ище стал где удалой сподоблятисе. Да пошол где Добрыня на конушын двор, 80. Выбирал где Добрыня да коня доброго Да того же он бурка да неежджалого, Да накладывал уздицю да нонь тасмяную, Да застегивал двенаццэть потпруг шолковых, Да тринаццата церес степь была, лошадинну кость, — 85. Да не ради басы, да ради крепости, Ище ради укрепы да молодецькоей, Ище ради поески да богатырьскоей: Не оставил бы доброй конь ф цистом поли. Да пошли смотреть поеску да богатырьскую. 90. Ище видели: Добрынюшка ф стремяно ступил, Да не видели саждженица на добра коня; Только видят: нонь ф поли да курева стоит, Курева где стоит — да дым столбом валит. Да изъедуци Добрыня да грези церныя, 95. Да изъедуци Добрыня да лесы темныя, Да изъедуци Добрыня да реки быстрыя, Выежджаёт Добрыня да на цисто полё Да на то же роздольё да на шырокоё, Да на те же на шоломени ровныя 100. Да на ровныя шоломя окатисты, Да на ту же на свалку да богатырьскую. Да завидял он Сокольника на цистом поли. Ище ездит невежа да потешаицьсе Да дворянскима утехами занимаицьсе: 105. Он выбр(ас)ыват копьё да высоко под верхь, Высоко где под верхь мецёт под облако; Да правой где рукой копьё выбрасыват, Да левой где рукой копьё потхватыват; Да клонит где копьё на стольно-Киев град, 110. Ище сам где копью да прыговарыват: «Увидать где бы старого-седатого, Да старо́го где казака Илью Мурамца Да срубить у его да буйна голова, Изрубить бы его да в мелки цереньё, 115. Розметать бы его да по цисту полю Да церным-то вранам да на пограяньё Да серым-то волкам да на ростасканьё!» Ище конь его бежыт — только земля дрожджыт; На правом плеци сидит да как есён сокол; 120. К леву стремяну сприкован да нонь как серой волк; Да ископыти лёжат да как пеценьки веть лютыя, Ище лютыя пецьки да нонь кирписьния. Да сос(ка)кивал Добрыня да с коня доброго, Да снимал он где шляпоньку пуховую, 125. Да ниско-де Добрыня да поклоняицсэ: «Уш ты здрастуй, удалой доброй молодец! Ты которого города, коей земли Да которой веть дальнее украины?..» Отвецял ему Сокольник да громким голосом: 130. «Да добром как ты спрашываш, дак буду сказывать. Я от морюшка-моря да нонь Холодного, Я от той же бабы дефки Латы́горки; Ище есь я Сокольничок молоденъкой, Да Сокольничок-молоденькой розбойничок!» 135. Говорыл где Сокольник да таковы реци: «Увидать где мне старого на цистом поли Да срубить бы у его да буйна голова, Изрубить бы его да в ме́лки це́реньё, Роскинать бы его да по цисту полю 140. Да церным воронам да на пограеньё Да серым где волкам да на ростасканьё!» Да накладывал он шляпоньку пуховую, Да садилсэ Добрынюшка на добра коня, Да поехал он вобрат да в стольне Киев-грат. 145. Заходил где Добрыня да в бел хорош шатёр, Отвецял он старому да вести скорыя. Помутились у старого да оци ясныя, Розгорелось у старого да ретиво серьцё, Росходились у старого да могуци плеця. 150. Побежал где старой да на конушын двор, Выбирал он собе да коня доброго, Да накладывал уздицю да он тасмяную Да застегивал двенаццэть потпруг шолковых Да тринаццата — церес степь была, лошадинну кость, — 155. Да не ради нонь басы, да ради крепости, Ище ради где укрепы да молодецькоей, Ище ради поески да богатырьскоей: Не оставил бы доброй конь ф цистом поли. Да пошли смотреть поеску да богатырскую. 160. Ище видели: стар да в стремяно ступил, Да не видели саждженица на добра коня; Только видят: нонь ф поли да курева стоит. Да изъедуци старой да грези церныя, Да изъедуци старой да ле́сы темныя, 165. Да изъедуци старой да реки быстрыя, Выежджал где старой да на цисто полё, Да на то же роздольицо шырокоё, Да на те же на шоломя на ровныя Да на ровныя шоломя окатисты, 170. Да на ту же на свалку да богатырьскую. Закрычал где старой да громким голосом: «Уш ты ой еси, ворона да перелетная! Не уловила ты сокола, — теребишь нонь!» Ище съехались рибята да поздоровались: 175. Вострыма саблеми рубились, один одного да там не ранили; Во руках у их сабли да розгорелисе — На сыру где землю они попадали, Они палицеми бились да нонь буевыма; Во руках у их палици розгорелисе — 180. На сыру где землю да нынь попадали. Ище копьеми они вострыма кололисе, По насадоцькам копейца у их свертелисе — Ище тем боём друг друга не ранили. Соскоцили веть они да со добрых коней 185. Да схватилисе плотным боём, рукопашкою. Ище бились они да тут водилисе; Да не много тому времени минуло нонь, Ище не много — ровно деветеро суточьки. Ище тут-то старому да бес подму́тивал: 190. Да права-та нога у старого окатиласе, Да лева нога у стара да подломиласе, — Да упадал старо́й да на сыру́ землю. Да наскакивал Сокольник да на белы груди; Вынимал где Сокольник да как булатен нош, 195. Ище хочот пороть да где белы груди. Ище тут-то старой да как роздумалсэ; Да змолилса он Спасу да нонь Прецистому, Пресвятой Матери Божьей да Богородици: «Да стоял где за веру да нонь крещоную, 200. За крещону веру да бласловлёную Да за те же манастыри почесныя, — Ище фсе нонь святы дак отступилисе!..» Ище стало у старого силы прибыло, Ище стало как силы нонь вдвоём-фтроём: 205. Не услышыл Сокольника на белых грудях, — Он выкидывал Сокольника высоко под верхь. Да скакал бы старой да на резвы ноги Да потхватил Сокольника на белы руки; Опущал бы Сокольника на сыру землю; 210. Да наскакивал бы Сокольнику на белы груди; Да ростегивал латы нонь булатныя Да хотел где пороть дак как белы груди, Вынимать у Сокольника ретиво серьцо, — Поималсэ Сокольник да за булатен нош, 215. Поималсэ Сокольник да как правой рукой. Увидал-то старой да у Сокольника на правой руки, Увидал где старой да имянной перстень; Ище брал где Сокольника за белы руки, Становил где Сокольника на резвые ноги; 220. Цоловал где старой в уста сахарныя: «Уш ты ой еси, ты молодец удалой нонь! Ище ты где-ка мне-ка да нонь родимой сын!..» Розоставили они да бел хорош шатёр. Ище тут-то они с побоища великого 225. Ище нацели они да опоцеф доржать. Засыпал где старой да ноне крепким сном. Ище тут-то Сокольнику стало думацьсе: «Ище как мне-ка старого згубить будёт?..» Выходил-то Сокольник да из бела шатра, 230. Да садилсэ Сокольник да на добра коня Да поехал к родимой да своей матери. Выходила егова матушка на сходёнки Да на те же на сходни да нонь дубовыя, Говорила его мати да таково слово: 235. «Уш ты ой еси, моё да чядо милоё! Как из дому-ту поехал, да как мать родила, Да из дому-ту поехал да как-быть макоф свет, — Ис циста поля едёш, да сам шатаишсе!..» Отвецял-де Сокольник да своей матушки: 240. «Ище былью стар хвастат да але небылью? Ище былью как хвастат, да нонь тебя убью; А как небылью, да нонь ёго убью!» Да воткнул-де свою матушку вострым копьём, Да вострым-де копьём да нонь тупым коньцём, — 245. Да упадала со сходёнок дубовыих, Ище нонь его матушки славы поют... Оворацивал Сокольник да коня доброго Да на то же поехал да на цисто полё; Приежджал где к старому да ко белу шатру; 250. Да воткнул где старого да нонь вос(т)рым копьём Да воткнул где старому да в груди белыя, Да хотел его зашыпци да ноне до смерти. Ище тут у старого-седатого Ище крест-от веть был да полтара пуда, 255. Ище латы-ти были да шезьдесят пудоф, — Да ушло где копьё да по рукам[172] в землю. Пробужалса тут старой да от крепкого сну; Выходил где старой да из бела шатра Да хватал где Сокольника за белы руки, 260. Да выбрасывал Сокольника высоко под верх — Ище выше его дерева стоецёго, Ище ниже нонь облака ходецёго; Ище тут где старой да не потхватывал. Да упал где Сокольник да на сыру землю, 265. Ище тут где Сокольник да весь россыпалсэ. Розрубил где старой да в мелки цереньё, Розбросал где Сокольника по цисту полю Да церным где вранам да на пограеньё Да серым где волкам да на ростасканьё. 270. Да прославил-де стар Бога нонь Великого 271. Да поехал-де вобрат да в стольнёй Киев-град.

418. Встреча и поездка Ильи Муромца со Святогором, смерть Святогора и освобождение Ильей Муромцем Киева от Издолища

Поежджал-де старой да нонь ис Киева, Поежджал где старой дак на цисто полё Да на то же роздольицо шырокоё, Да на те же на шоломени ровныя 5. Да на ровныя шоломя окатисты. Ище выехал старой да на цисто полё, Да поехал старой да на Светы горы, Да наехал старой да как богатыря: Ище ездил где он да по Светым горам 10. (Не нёсла где его да коня доброго Ище мати не нёсла да как сыра земля!), Да сидит на кони да засыпат-сидит. Да ударыл старой да железной палицэй; Да ударыл старой да как по первой рас, 15. Да ударыл старой да как по фторой рас, Да ударыл-де старой да нонь по третьей рас... Овернулсе тут сильней да тут богатырь-от Да хватил где старого да со добрым конём Да засунул где ёго да во глубок корман. 20. Ище едёт Светыгор да по Светым горам, — Ище конь у его да проступацьсе стал. Ище бил он коня да по крутым рёбрам, Ище сам где коню да приговарывал: «Уш ты конь-ле, ты конь да лошадь добрая, 25. Ище волцья ты сыть да травеной мешок! Ище що же ты у меня да проступаиссе: Иле слышыл незгоду да мне великую?..» То сказал ему конь да руським я́зыком: «Не один ты сидиш, да как в кормани ес<т>ь!» 30. Ище сунул богатырь да руку правую, Ище вытянул ис кормана старого со добрым конём. Ище едут они да разговор ведут. Ище тут где-ка старой да ёму хресник был, Окрепил где-ка руку да нонь на хрёсного. 35. Говорыл Светыгор да таково слово: «Ище много я ежджу да по Святым горам — Не видал где себе да супротивника. А да утвержоно бы кольцо да во сыру землю, — Повёрнул бы я треть да мать сырой земли. 40. На небеса была нонь да бы как лисвиця, — Да с небесною силой да я бы сведалсе, Ище сведалсэ с ей да переведалсэ!» Да не ф то-ле как время да нонь не ф ту пору Да идёт где старик да нонь седатой-от, 45. Ище весь где старик да исутулилсэ; Да несёт где старик да нонь три ташоцьки[173], Да одну-ту веть ташку да уронил с плеча. Говорил где старик да таково слово: «Ты соскакивай-ко, сильней удалой доброй молодець, 50. Ты соскакивай нонь да со добра коня; Ты подыми-ко у мня ташку на могучо плечо!» Да соскакивал Святыгор да со добра коня Да хватил ету ташку да единой рукой, Да не мог где-ка нонь да оторвати нонь 55. Да от той же земли да ноне матери; Да хватил-де где-ка нонь да в обе руки ей, — По колен-де осел да во сыру землю. Да не ф то времё нонь да не ф ту пору Да потсунули ему плиту жалезную[174]. 60. Говорил где седатой таково слово: «Ище езди нонь, молодец, не хвастай нонь: Ище в этой где ташки да нонь — как треть земли!» Посадились они да на добрых коней, Да поехали они да как прямым путём, — 65. Ище строят домовищо да белодубово. Приежджали где они да г добрым молоццам, Да давали бы они да как Божью помо́ш. Говорил Святогор да таково слово: «Да кака у вас идёт да ноне зароботка?» 70. Отвецяли бы ему да таково слово: «Ище ездит-де нонь да на цистых полях, Да названьё ему да добру молоцьцю, По названью где он да ноне Святыгор; Про ёго-де роботам домовищо белодубово!» 75. Говорыл где Светыгор да таково слово: «Уш вы как где-ка нонь да как вы знаите, Да велико ле мало, да как пример нонь взять?» Да соскакивал он нонь со добра коня Да ложылса в домовищо да белодубово. 80. И закрывали дошочьки белодубовы; Говорили бы они да таково слово: «Ище лёг, дак тепереце не выйдёш нонь!» Говорыл Светыгор да таково слово: «Ростяну веть я нонь да ногу правую, — 85. Да улетят веть ваши нонь укрепы фсе; Да роскину веть я нонь руку правую, — Росшибу я домовищо белодубово!» Говорили бы строители таково слово: «Ище мош ле веть ноне да как поде́стовать (так)?» 90. Ростенул-де веть нонь да ногу правую, — Как права-та нога да нонь не де́стуёт. Ростянул где Святыгор да руку правою, — Как права-та рука да нонь не де́стуёт. Говорыл Светыгор таково слово: 95. «Уш ты ой еси, Илеюшка ты Мурамец! Ухвати-тко-се палицу буёвую, Розбивай домовищо да белодубово!» Тому слову где старой да не ослышылсэ, — Ухватил он веть палицу буёвую, 100. Как ударыл домовищо да белодубово: Как ударыл где старой, — да обруць наковал; Как ударыл где старой да ноне фторой рас, — Ище фторой ноне обруч да веть как наковал; Как ударыл старой-от да ноне треть-ёт рас, — 105. Ище треть-ет старой да обруць наковал. Загорело у старого да ретиво серцо, Росходились у старого да могучи плеця, — Заковал домовищо да белодубово. Ище тут Святыгору да не бывать на Руси, 110. Не видать Святыгору да свету белого. Говорил Светыгор да таково слово: «Уш ты ой еси, стар казак Илья Муромец! Да пойдёт где у меня да пена жолтая, Ище ту где пену да здолой згреби; 115. Да пойдёт где у мня да пена смёртная, Ище ту ноне пену да как здолой згреби; Ище третья пойдёт да пена белая — Ище ту же нонь пену да как три рас лизни: Ище той где нонь силы будёт довольнё ей!» 120. Да слизал где эту пену да Илья Мурамец Да слизал эту пену да ноне белую, — Ище стало у его силы вдвоём-фтроём. Ище тут-де старой да розосталсэ с им; Да пошол где старой да во цисто полё, 125. Поимал где своёго да коня доброго, Да садилсэ старой да на добра коня, — У добра коня подломилась как хребётна кость. Да пошол где старой да нонь пехотою. Да идёт где старой да по городу по Киеву, — 130. Ище стретилась калика да перехожая, Перехожая калика да переброжая. Ище стал-де старой да калику нонь пошыньгивать[175] Да пошыньгивать, ведь ей да стал пошуцивать. Говорыл бы калика да таково слово: 135. «Уш ты ой еси, старой казак Илья Муромец! Ты не знаш, що нонь в Киеве у нас деицьсе? Да приехало Издолищо проклятоё, У кнегинушки Опраксеи держит руки в пазухи, Ище князя-та Владимера он в замки садил. 140. Запретило бы оно да просить милостину, Запретило бы оно просить для фсех богоф: Ище просят для поганого Издолища. Ище дай мне-ка платьё да богатырьскоё, А возьми-тко се платьё да нонь калицкоё!..» 145. Тому слову где старой да не ослышылсэ; Одевал он веть платьё да нонь калицкоё, Да пошол где старой да в стольне Киев-град. Приходил где старой да ко светлой грыни; Да крычал где старой да громким голосом — 150. Попросил веть старой да он веть милостину Ище ради Христа, чяря небесного, Ище ради нонь Спаса да как Пречистого. Услыхало Издолшцо проклятоё, Говорило бы оно да таково слово: 155. «Не больша она калика, да громогласна нонь; Вы ведите калику да во светлу грыню!» Заходил где старой да во светлу грыню, Становилсэ у пеценьки кирписьнее. Ище тут-де Издолищо розговаривал: 160. «Ты откуль идёш, калика, да откуль прависсе?» Говорил где старой да таково слово: «Я иду где топере да ис циста поля». — «Ище где же ты видал да его старого, Ище старого ты его седатого?» 165. Отвецял где старой казак Илья Муромець: «Ище знам где мы его довольнё нонь; Ище наш где старой да не велик в росту». Говорил где невежа да таково слово: «Ище много ле старой да можот де́стовать? 170. Ище я-ле нонь съедаю да полтара быка, Ище я столько выпиваю да пива пьяного, Ище столько приедаю да мёду слаткого!..» Отвецял где старой да ему напрямо: «Как у нашого было да нонь у батюшка 175. Да была-де поварня да испостроёна, Да варили они тут да пи́ва пьяноё; Да корова-та была да нонь обжорыста, Обжоралась оловины да ею лопнула. Не узнаш, Вам веть нонь да как смерть прыдёт!..» 180. Ище тут как Издолищу за беду стало, За велику-ту досаду да показалосе; Да влепил ёго вилками булатныма. Тому делу старой да как догадлив был; Увёрнулса он к пецьки нонь кирписьнеей, — 185. Улетели ети вилки, да как простенок вон. Говорыл где старой да таково слово: «Уш ты ой еси, невежа да ты неруськая! Да как кинул меня да не вертись нонь сам!» Да снимал он старой да шляпу-ту калицькую, 190. Да влепил он проклятого Издолища, — Да слетела у его да буйна голова, Ище вышып нонь он да как простенок весь, Улетело фсё на улицу шырокую. Да хватил где старой да ето тулово, 195. Да выбрасывал веть он на шыроку улицу. 196. Ище тут у Издолища славы поют.

419. Васька-пьяница отвозит дани Ордянному королю

Ище ехал где Васька из Неметчины. Ище ехал бы Васька по цисту полю; Ище ехал где Васька да не дорогою, Не дорогою он да не воротами, — 5. Церес ту же стену да городовую, Церес круглу нонь башню да наугольнюю; Приежджал ко чяреву да нонь кабаку. Да соскакивал он да со добра коня, Ище схватывал збруню да лошадину фсю 10. Да спущал где коня да но(а) Божью волю, Ище сам где пошол да на цяреф кабак. Да сидит-ле Васька на цареви кабаки. Ище пил-то, сидел, да зелено вино Да поил где голей да нонь кабацких фсех; 15. Да не много он устукал — да как свою збруню, Да не много он устукал — ф сорок тысицей. И не ф то-ле нонь время да нонь не ф ту пору У того же у князя да у Владимера Заводилосе столованьё, почесьён пир, 20. Да про многих-то князей да многих бояроф, Да про тех же про сильниих богатырей Да про тех палениц да приудалыя, Да про тех же купцей, людей торговые, И да про тех про хресьянушок прожытосьних. 25. Ище долог-от день идёт ко вечору, Ище весёл-от пир идёт навесели, Красно солнышко катилосе ко западу Да ко западу катилосе — ко закату. Наливал-де Владимер во цяры первоей, 30. Наливал-де Владимер по цяры фтороей, Наливал где Владимер по цяры третьей нынь Ище та же веть цяшка да полтара ведра. Ище фсе на пиру да пьяны-весёлы; Они фсе на пиру да приросхвастались: 35. Ище сильней-от хвастат да многой силою, Да наездник-от хвастат да коньми добрыма, Да вельможа-та хвастат да золотой казной, Ище глупой-от хвастат да красной девицэй, Да безумной-от хвастат да молодой жоной, 40. Ище умной-от хвастат да старой матерью. Говорил-то Владимер да таково слово: «Уш вы ой еси, сильни-могучи фси богатыри, Ище те же бояра да мои думныя, Ище те поленици да приудалыя. 45. Ище вы же купци, люди торговыя, Ище те же хресьянушки прожытосьни! Ище хто из вас съездит да в Ордяну́ Землю Отвести королю дары да троёгодныя: Да двенаццэть ноне да добрых молоццэй, 50. Да двенаццэть нонь да красных девицэй, Да двенаццэть нонь а́нкрыков* золотой казны, Да двенаццэть нонь пар да белых лебедей Да двенаццэть нонь пар да белых крецятоф?» Ище спрашывал Владимер-от по первой раз, 55. Ище спрашывал Владимер-от по фторой раз, Ище спрашывал Владимер нонь по третьей раз. Ище большой-от хороницьсе за средьнёго, Ище средьней-от хороницьсе за меньшого, Да от меньшого нонь да как ответу нет. 60. А ис того же из места да из высокого Выставаёт-де удалой да на резвы ноги, Да по имени Добрынюшка Микитиц млад. Говорил-де Добрыня да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевьской! 65. Не изволь меня казнить да за слово скоро, Не сади ты меня во темны погребы, Не ссылай ты миня во сылки в дальния. Ище некому ехать да во большом столи. Ище есь у мня названой брат, да горька пьяниця; 70. Да сидит-ле нонь Васька на цареви кабаки, Ище пьё-то сидит да зелено вино». Тому слову Владимер да не ослышылсэ; Да нахватывал башмацьки да нонь тасьмяныя, Побежал-де Владимер да на чяреф кабак. 75. Приходил-де Владимер да на чяреф кабак, — Ище спит то-ле Васенька, горька пьяниця, Ище спит-то на печьки да он кирписьнее, Приокуталсэ гуней да нонь кабацкоей. Закрыцял-де Владимер да громким голосом: 80. «Уш ты ой еси, Васька, да горька пьяниця! Пробужайсе-тко, Васька, да от крепкого сну Да пожалуй-ко ко мне да на почесьён пир!» Отвецял ему Васька, да горька пьяниця: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! 85. Не могу к вам итти да на почесьён пир: Как болит-то, болит да буйна голова, Да щипит-то, щипит да ретиво серьцё». Наливал где Владимер цяру зелена вина (Ище та же была цяшка — да полтара ведра!), 90. Подавал-де нонь Васьки, да горькой пьяници. Принимал ноне Васька да единой рукой, Выпивал ноне Васька да к едину духу. Говорыл где Владимер-от по фторой рас: «Ты пойдём-ко-се, Васька, да на поцесьён пир!» 95. Отвецял ему Васька, да горька пьяниця: «Как болит-то, болит да буйна голова, Да щипит-то, щипит да ретиво серьцё!» Говорил-де Владимер да таково слово: «Уш ты ой еси, Васька, да горька пьяниця! 100. Ты соскакивай с пецьки да нонь с кирписьнеей, Припадай-ко-се г боцьки да ноне ли́вером*, Ище пей-ко-се, Васька, да сколько требуёш!» Тому слову Василей да не отслышылсэ; Соскоцил он веть с пецьки да нонь кирписьнеей. 105. Да припадывал г боцьки да он веть ливером, Да тянул он из боцьки да сколько следуёт, — Да пошол где нонь Васька да на поцесьён пир: Да Владимер-от идёт да как попереди, Ище Васька идёт да позади нонь. 110. Да приходят они да ко красну крыльцю, Да пошли где они да во светлу грыню. Да пошол где нонь Васька по красну крыльцю, — И да ступень-от до ступеня догибаицьсе, Да красно-де крыльце да пошатаицьсе; 115. Во светлу грыню зашол да цяжоло ступил, — Да дубовы-ти столы да отряхалисе, Фси напитки на столах да розливалисе. Посадили его в место да нонь высокоё. Наливал где Владимер цяру зелена вина 120. (Ище та ж была цяшка да полтара ведра!); Принимал где нонь Васька да единой рукой, Выпивал где нонь Вася к едину духу. Наливал где Владимер да цяру фторую, Наливал где Владимер да цяру третью нынь. 125. Ище тут где Владимер да выговарывал: «Уш ты ой еси, Васька, да горька пьяниця! Да не можош-ле съездить да в Ордянну Землю Отвести нонь дары да троёгодныя: Да двенаццэть удалых да добрых молоццэй, 130. Да двенаццэть и нонь да красных девицей, Да двенаццэть нонь анкирков*[176] золотой казны, Да двенаццэть нонь пар да белых лебедей Да двенаццэть нонь пар да белых кре́льцятоф?» Тому слову нонь Васька да не ослышылсэ. 135. Говорыл где Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнёкиевской! Добрыма молодцеми нам не заминятисе, Красныма девицеми нам не надаритисе, Золотой где казной не откупитисе, 140. Ище белыма лебётками не наедатисе, Ище белыма крельцятыми не наслаждатисе!..» Говорыл где Василей да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! Ище дай мне-ка названого брата Добрынюшку Микитица». 145. Посидели удалы да на цёсном пиру, Да пошли они веть нонь да ис цёсна пира. Ище стали где удалы да собиратисе, Да поехали рибята да во дорожечьку. Приежджали бы они да в Ордянну Землю 150. Ко тому же королю да ко ординьскому; Приежджали бы они да на шырокой двор Да соскакивали где да со добрых коней. Ище Васенька нонь, да горька пьяниця, Как оставил Добрыню да в шыроке дворе 155. Ище тут-то с татарами боротисе. Ище сам где пошол да во светлу грыню, — Да ступень-от до ступеня да догибаицьсе, Да красно где крыльцё да росшатаицьсе. Заходил где бы Васька да во светлу грыню, 160. Ухватил где тотарина нонь за ноги, Ище нацел он тотарином помахивать, Ище сам где тотарину приговарыват: «Ище жилы у его дак не сорвуцьсе Да копьё-то у его дак не сломицьсе». 165. Ордянной-от король да перепалсэ нонь, Да бежит он за пецьку да за кирписьнюю. Говорил где король да таково слово: «Уш ты ой еси, Васька, да горька пьяниця! Ты остафь мне-ка на семяна, на плот людей!» 170. Ище тут где нонь Васька да приохитил фсех; Ище тут где Васька нонь да поворота дал, Выходил на шыроку да он на улицю; Погледел нонь веть Васька да в шыроке дворе, — Да прыбил где Добрыня фсех тотаровьёф, 175. Ище тут-де жывого да не видать нигде. Да пошли где рибятушки ф торговой ряд; Нагрузили они да ровно три сумы Да того ноне платья да драгоце́нного Да поехали вобрат да в стольне Киев-грат. 180. Приежджали ко князю да ко Владимеру. Да не ф то где нонь времё да не ф ту пору Собирал он Владимер да как поцесьён пир. Полуцили рибятушка благодарность фсю От того же от князя да от Владимера 185. Да от той же кнегинушки Опраксеи, Да от тех от бояр да фсех от думныя, Ото фсех от купцей, людей торговыя, Да от тех палиниц да приудалыя 189. Да от тех от хресьянушок прожытосьних.

420. Дунай

Во стольнём во городи во Киеви Да у ласкова князя да у Владимера Заводилосе столованьё-поцесьён пир Да про многих-то князей да многих бояроф, 5. Да про сильних-могущих фсих богатырей, Да про тех палениц да приудалыя, Да про тех про купцей, гостей торговыя, Да про тех про хресьянушок прожытосьних. Ище долог-от день идёт ко вечору; 10. Красно солнышко катицьсе ко западу Да ко западу катилосе — ко закату. Подавал где Владимер по цяры пе́рвоей, Подавал где Владимер по цяры фто́роей, Подавал где Владимер по цяры третьей нонь. 15. Наливал-де Владимер цяру зелена вина (Ище та же нонь цяшка да полтара ведра!), Принимал где Владимер да единой рукой, Выпивал где Владимер да к едину духу. Ище тут где Владимер-от весёлой стал: 20. По светло́й где грыни да запохажывал, Сам он резвыма ногами да принатаптывал, Он как русыма кудреми да принатрехивал Да как белыма руками да прирозмахивал, Он веть нежныма перстами да натшевеливал, 25. Он златыма перснями да принащалкивал. Из рецей где Владимер да выговаривал: «Уш вы ой еси, мои да княязя-бояра, Руськи сильни-могущи фси богатыри, Ище те паленици преудалыя, 30. Ище вы же купци-гости, люди торговыя! Ище ездите, торгуете по иным местам, По иным где местам да по иным странам. Да не знаите ле невесты мне богосужоной: Да ростом она да как с миня вышком, 35. Брови церны у ей — да как у соболя, Оци ясны у ей — да как у сокола, Ище рець-та у ей — да лебединая?..» Ище спрашывал Владимер-от по первой рас, Ище спрашывал Владимер да нонь по фторой рас, 40. Ище спрашывал Владимер-от по третьей рас. Ище больш-от хороницьсе за средьнёго, Ище средьн-ёт хороницьсе за меньшого; Да от меньшого нонь да как ответу нет. Ис того же из места да из высокого, 45. Ис того же из места да се́ред ла́вици Выставал-то удалой на резвы ноги, Да по имени Добрынюшка Микитиц млад. Говорил где Добрынюшка да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнёкиевской! 50. Не изволь ты миня да казнить за слово: Не сади-тко миня да ф темны погреба, Не ссылай-ко миня во сылки дальнея Я не сам где видал, да от людей слыхал, Да слыхал от Дуная да от Иванова!» 55. Тому слову Владимер да не ослышылсэ; Нарежал он голей да фсё кабацкия, — А выпущали Дуная да вон ис погреба. Выходил-то Дунай да на белой свет Да на белой где свет да на светую Русь. 60. Приходил-то Дунай да во светлу грыню; Он крест-от веть клал да по-писаному Да поклоны-ти вёл да по-уцёному: «Ище здрастуй, Владимер да стольнекиевской! Ище здрастуйте, фсе да князя-бояра, 65. Ище сильни-могущи да фси богатыри, Ище те паленици да приудалыя, Ище те же хресьянушка прожытосьни!» Да садил где Владимер да за дубовой стол, Наливал ему чяру да зелена вина 70. (Ище та была цяшка — да полтара ведра!). Принимал где Дунай да единой рукой, Выпивал где Дунай да к едину духу. Наливал где Владимер да цяру фторую, Наливал где Владимер да цяру третью нонь. 75. Да Владимер-от нонь да розговаривал: «Ище ой еси, Дунай да сын Ивановиц! Да бывал-то ты, Дунаюшко, во фсех местах, Да бывал-ле, Дунаюшко, во фсех землях, Да бывал где, Дунаюшко, во фсех ордах. 80. Да не знаш ле ты невесты да богосужоной: Брови церны у ей — да как у соболя, Оци ясны у ей — да как у сокола, Ище рець-та у ей — да лебединая, Ище ростиком нонь — да как с миня вышком?..» 85. Говорыл-то Дунай да таково слово: «Уш ты ой еси, Владимер стольнекиевской! Не изволь ты миня да казнить за слово, Не сади-тко миня да ф темны погреба, Не сылай-ко миня во сылки дальния!.. 90. Ище жыл я во городи во Шахови Да во Шахови в городи во Ляхови Да служыл королю да ляховиньскому; Да немного я жыл — да ровно деветь лет. Ище было у короля да нонь две доцери: 95. Ище перва Настасея да королевисьня, Ище фто́рая Опраксея да королевисьня. Настасея-короле(ви)сьня поленицей есь, Ище ездит-де она да на цисто полё. Опраксея-та сидит да она в горници: 100. Ище не́как до ей да как добрацьсе там!..» Говорил где Владимер таково слово: «Окроме Вас, как ехать да боле некому». — «Уш ты ой еси, Владимер да стольнекиевской! Ище дай мне-ка Добрынюшку Микитица!» 105. Ище стали удалы да собиратисе. Отправлелись они да нонь ис Киева, Приежджали нонь ко городу ко Шахову Да ко Шахову городу, ко Ляхову, Ко тому королю да ляховиньскому. 110. Становили бы они да как добрых коней, Заходили бы они да во светлу грыню. Заходил-де Дунай да во светлу грыню, — Ище крест-от кладёт да по-писанному Да поклоны-ти ведёт да по-уценному: 115. «Ище здрастуй, король, да нонь по-старому!» — «Да поди-тко-се, Дунай да сын Ивановиц; Да служи-тко, Дунай, да ты по-прежному». — Говорил-де Дунай да таково слово: «Уш ты ой еси, король да ляховиньской мой! 120. Не по-старому приехал да не по-прежному, Да приехал нонь я к тебе как сватацьсе. Ище есь у мня жених да Владимер стольнекиевской, Есь невеста Опраксея у тя королевисьня; Да нельзя ле будёт да их вместо свести?..» 125. Отвецял ему король да ляховиньской нонь, Отвецял где король да яму з грубосью. Ище тут-де Дунай да призадумалсэ; Говорыл где Дунай да таково слово: «Да не даш нам добром — да возьмём силою». 130. Да пошли где они да как из грыни вон, Отпирали фсе двери да нонь шырокия Да взели Опраксею за белы руки, Повели где Опраксею из горници. Ище тут где она да слезно плакала: 135. «Ище ой еси ты, как отець родной! Да умел-то ты да где споить-скормить, Не умел-то ты в замужесьво повыдати!» Повели Опраксею на шыроку улицю; Да пошли где они да как ф торговой ряд; 140. Нагрузили они ей да платья светноё, Нагрузили они платья да как три сумы. Ище сел-де Добрынюшка попереди, Опраксею посадил да как позади нонь; Отпустились они в дорогу дальнюю. 145. Ище едут-де они да по чисту полю; Да увидели они, да на чисто[177] поли Ище ископыти лёжат да ровно люта печь*: Да проехала поленица да приудалая. Ище тут-то Дунай да ему передал, 150. Сам отправилса Дунай да позади за ей. Ище ехал Добрыня да в стольне Киев-град, Приежджал бы Добрыня в стольно Киев-град. Собирал где Владимер-от поцесьён пир, Да повёл где Владимер-от как сватьбы быть. 155. Повенцяли Владимера с Опраксеей; У Владимера так сватьбу да так веть концили. Наежджал бы Дунай да на чистом поли Ище ту же поленицу да приудалую[178]. Розоставили они да бел хорош шатёр, 160. Ище нацели они да опоцеф держать. Пробужалса Дунай да от крепкого сну. Загорел-то веть тут да как рокитоф кус<т>[179], Да кругом-ле куста да как рокитова Ище лютая змея да увиваицьсе. 165. Говорыла бы змея да руським языком: «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиц! Розувай-ко ты, Дунай, да со правой ноги сапог, Заливай-ко ты, Дунай, да как ракитоф кус<т>, Ище вынеси ты маленьких змеёнышкоф!» 170. Тому слову Дунай да не ослышылсэ. Говорыла Настасея да таково слово: «Ты не делай, Дунай, цто не надобно». Не послушал Дунай да как ее реци, — Поцерпал где сапог да клюцевой воды, 175. Заливал-де Дунай да цяс рокитоф куст; Он и выхватил маленьких змеёнышкоф, Он и выхватил их да нонь как в жывности. Говорила бы змея да таково слово: «Уш ты ой еси, Дунай да сын Ивановиц! 180. Когда будёт нужда, да ты меня спроси!» Посадилса где Дунай да на добра коня, Посадил Настасею да королевисьню. Приежджал-то Дунай да в стольне Киев-град; Ище принели они да каг<к> законной брак. 185. Да не в то время было да не ф ту пору У того же князя да у Владимера Заводилосе столованьё, почесьён пир, Да про фсих где князей да нонь про бояроф, Да про сильних-могущих да нонь богатырей, 190. Да про палениц да приудалыя, Да про тех же купцей, людей торговыя, Да про тех же хресьянушок прожытосьних. Подавал где Владимер по цяры зелена вина, Подавал где Владимер-от по фтороей, 195. Подавал где Владимер-от по третьей нонь. Ище долог-де день идёт ко вечору, Ище весёл где пир идёт навесели; Красно солнышко катилось ко западу, Ище г западу катилосе — ко закату. 200. Как Дунай-от з хозяйкой да приросхвастались Да во метоцьки они да как стрелятисе; Выходили на шыроку да они улицу. Да застрелила она да как метне ёго. Ище тут-то Дунаю да за беду стало, 205. За великую досаду да показалосе. Да один-от бы рас до ей не дострелил, Ище втор-от бы рас да ей перестрелил, Ище треть-ёт-де раз да всю застрелил Да рошшиб у ее да око правоё. 210. Ище с этого она да помирала нонь. Ище заповеди кладёны у их не малыя: «Да которой-де помрёт, другой живой лекци́». Да построили домовищо да белодубово, Щобы лекци и обоим нонь да как и стать можно. 215. Закопали бы Дуная да во сыру землю, — Ище нонь у Дуная да где славы поют... Приходила тут к ему да змея лютая, Протоцила бы землю да нонь норой прошла. Выходил-то Дунай да нонь на белой свет. 220. Да ушла его хозейка да нонь беремянна; Да родилосе у ей да там два мальцика: По локоть у их да руки в золоти, По колен где у их да ноги в серебри. 224. Ище тут где Дунаю да делать нецего.

Большие Нисогоры

Большие Ни́согоры — большая деревня на левом берегу р. Мезени, расположены несколькими порядками и отличаются длиной, лежат на пересечении двух трактов, пинежско-мезенского и пинежско-печорского; в них есть церковь, почтовая контора и волостное управление.

Чуркина Варвара Гавриловна

Варвара Гавриловна Чу́ркина — крестъянка Б. Нисогор, 55 лет. Родом она из дер. Пылемы (выше Нисогор по течению р. Мезени). Она пропела мне старину «Князь Роман и его верная жена Марья Юрьевна». Ее она выучила в д. Пылеме и знала твердо. Я записал у нее и напев этой старины.

421. Князь Роман и его верная жена Марья Юрьевна

(См. напев № 55)

Жыл князь Роман Васильевиц. И стават-то по утру-ту по ранному, Он пошол во чисто́ полё гулятисе Он со Марьей-то со Юрьёвной. 5. Как во ту пору да и во то времё Потхватил Возьяк да Котобрульевиц, Потхватил он Марью-ту дочь Юрьёвну; Он увёс-увёл да во свою землю, Во свою Землю да во Литовскую, 10. Ва Литовскую да во Ножовскую. Он прывёс ко матушки Оруды Бородукувны: «Уш ты ой еси, матушка Оруда Бородуковна! Я слугу прывёл тебе, роботницу, Я роботницу тебе, пособницу!» 15. Говорит тут матушка Оруда Бородуковна: «Не слугу привёл мне, не роботницу, Ты привёл себе да сопротивницу: Она сидя́ть будёт у тя во горьници Сопротиф твоёго лиця белого». 20. Тому Возьяк да не ослышылсэ. Он заходит во грынюшку столовую; Он берёт ей за белы руки, Ище хочот цоловать да в сахарьни уста. Говорит тут Марья-та дочь Юрьёвна: 25. «Уш ты ой еси, Возьяк да Котобрульевиц! Не бери меня да за белы руки, Не целуй меня да в сахарны уста. Ище греёт ле у вас да по два солнышка, Ище светит ле у вас да по два месеця, 30. Ище есь ле у одной жоны по два мужа? Ты сходи-съезди ты во ту землю, Ты во ту Землю да ва Литофскую, Ва Литофскую да во Ножофскую; Ты не увидиш ле там кня́зя Рома́на Васильевица? 35. Ты ссеки у ёго да буйну голову. Я тогда тебе буду молода жона!» Тому Возьяк да не ослышылсэ; Он ушол во ту Землю да ва Литовскую, Ва Литофскую да во Ножофскую. 40. Как во ту пору да и во времё Здумала Ору́да себе бал собрать. Наварила она да пива пьяного, Накурила она да зелёна вина; Назвала себе тотароцёк-углавноцёк, 45. Посадила тотароцёк тут фсех за стол. И тут садила Марью-ту доць Юрьёвну. Ище фсе на пиру да напивалисе, Ище фсе на цёсном да наедалисе, Ище фсе на пиру да пьяны-веселы; 50. Как одна сидит Марья-та невесёла, Буйну голову сидит-повесила. «Уш ты ой еси, Марья ты доць Юрьёвна! У́ш ты що́ сиди́ш, наша́, неве́сёла, Буйну голову сидиш-повесила? 55. Ище рюмою ле те обнёсла, Ище цярою ле те обделила?» — «Ты не рюмою меня не о́бнёсла, Ты не цярою ты не обделила; Ище нет у вас да зелёных садоф, 60. Ище негде мне да прогулятисе!» Говорит тут матушка Оруда Бородуковна: «Уш ты ой еси, ты Марья дочь Юрьёвна! Ище есь у нас да зелёны сады; Ты поди гуляй, да сколька хоцицьсе, 65. Сколько хоцицьсе да сколька можыцьсе, Сколько можыцьсе да докуль я велю!» Тут брала веть Марья золоты клюцы; Отмыкала тут Марья золоты замки, Вынимала пёрлышка жемчужныя, 70. Россыпала ефти пёрлышка-ти по полу. Тут веть стали тотарочьки збиратисе; Котора позбира́ёт, та и о́слепнёт, Тут веть фсе тотароцьки-ти ослепли. Тут и стала Марья думу думати, 75. Ище как попасть да на Святую Русь. И пошла тут Марья дочь Юрьёвна, Дошла до лесоф да до дремуциих; От земли сто́ят лесы-ти веть до́ нёба; Не можно Марьи умом подумати, 80. А не то попасть да на Святую Русь. Поклонилась лесам она низешенько: «Уш вы ой еси, ле́сы дремучия! Розодвиньтесь вы, ле́сы-ти, на двоё, Пропустите меня да на Святую Русь; 85. Ище за труды-ти я вам за́плачу!» Говорят тут ле́сы-ти дремучия: «Уш ты ой еси, Марья ты дочь Юрьёвна! Ты стояла, Марья, за зако́н Божей, Не стронила ты з главы да златых веньцей!» 90. Розодвинулись лесы-ти веть на двоё. Тут прошла Марья-та доць Юрьёвна, Положы́ла ша́поцьку́-ту зо́лоту, И поклонилась лесам она низешэнько: «Уш вы ой еси, лесы дремучия! 95. Вы задвиньтесь, лесы, пуще старого, Пуще старого да пуще прежного, Щобы не прошол Возьяк да Котобрульевиц!» И пошла тут Марья доць Юрьёвна, Дошла до гор да до высокиих; 100. От земли тут сто́ять горы-ти до́ нёба; Не можно́ Марьи́ умом подумати, А и не то попасть да на Святую Русь. Поклонилась горам она низешэнько: «Уш вы ой еси, горы вы высокия! 105. Розодвиньтесь вы, горы-ти, на двоё, Пропустите вы меня да на Святую Русь; Ище за труды-ти я вам за́плачу!» Говорят тут горы-ти высокия: «Уш ты ой еси, Марья-та доць Юрьёвна! 110. Ты сто́яла, Марья, за закон Божей, — Не стронила ты з главы да золоты веньци!» Пропустили тут Марью-ту доць Юрьёвну. Она поло́жыла тут платьицо им за́ труды; Поклониласе горам она низешэнько: 115. «Уш вы ой еси, горы вы высокия! Вы задвиньтесь, горы, пуще старого, И пуще старого да пуще прежного, Щобы не прошол Возьяк да Котобрульевиц!» Тут пошла тут Марья-та доць Юрьёвна, 120. <О>на дошла до матушки Бузы́нь-реки. Тецёт матушка Бузы́нь-река: Кру́ты бе́решки да у́рыва́юцьсе, А жолты́ пяски́ да унываюцьсе, Со́ дна ка́меньё да по́вора́цива́т; 125. Не можно́ Марьи́ умом подумати — Не то попасть да на Святую Русь. Поклонилась тут Марья-та доць Юрьёвна: «Уш ты ой еси, Бузынь-река! Становись ты, матушка Бузынь-река, 130. Переходами ты цястыма, Перебродами-ти мелкима; Пропусти меня да на Святую Русь! И́ще за́ труды́-ти те за́плачу!» Говорыт тут матушка Бузынь-река: 135. «Уш ты ой еси, Марья ты доць Юрьёвна! Ты стояла, Марья, за закон Божей, — Не стронила ты з главы да золотых веньцей!» И становилась матушка Бузынь-река Переходами-ти она цястыма, 140. Перебродами-ти она мелкима. Тут прошла веть Марья-та доць Юрьёвна; Поклонилась она матушки Бузынь-реки: «Ты тецы́-тецы́, матушка Бузынь-река, Пуще старого да пуще прежного: 145. Круты берешки да урываюцьсе, А желты пяски да унываюцьсе, Со дна каменьё да поворациват...» Она скинула рубашоцьку бумажную. Тут пошла веть Марья-та доць Юрьёвна; 150. <О>на дошла до батюшка синя моря, — На синём-то мори плават тут коло́динка. — «Уш ты ой еси, гнила колодинка! Приплови к мне да ты ко берешку, Перевези меня да на ту сторону!» 155. Как приплыла гнила колодинка. Она се́ла Марья-та доць Юрьёвна, Она се́ла тут да на колодинку. Перевёзла да ей колодинка На свою да ей веть тут на сторону. 160. Как по утрыцьку тут по ранному Тут стават веть князь Роман Васильевиц, Умываицсэ да клюцевой водой, Утираицсэ да полотёнышком; Говорит тут веть нянюшкам веть, 165. Он веть верным-то своим служаноцькам: «Уш вы ой еси, вы нянюшки, вы манюшки, Уш вы верныя мои служаноцьки! Я поймал бутьто оленя златорогого, Златорогого да златошорсного!» 170. Говорят ёму нянюшки-ти, манюшк(и), Ище верны-ти ёго служаноцьки: «Уш ты ой есь, княсь Роман Васильевиц! Не придёт ле у нас Марья-та доць Юрьёвна?..» Он пошол тут княсь Роман Васильевиц 175. Во цисто полё да за охотами. Он приходит тут ко батюшку синю морю, — На синём тут мори плават веть колодинка, На колодинки сидит веть Марья-та доць Юрьёвна. Тут берёт веть князь Роман Васильевиц, 180. Он берёт веть ей да за белы руки, Ище хоцёт целовать да в сахарны уста. Говорит тут Марья-та доць Юрьёвна: «Не бери меня да за белы руки, Не целуй меня да в сахарны уста: 185. Я была во той земли да во проклятоей, Во проклятой и бледи́ безбожноей; Ище всякой-то я по́гани наеласе, Я поганого-то духу нахваталасе. Уш ты ой еси, князь Роман Васильевиц! 190. Если я тебе да во люби прышла, — Ты неси ты платьицо тригне́вноё, Ты тригневноё, не обновле́нноё. Если я тебе да не в люби пришла, — Принеси ты платьицо мне цэрноё!..» 195. Тому веть княсь Роман Васильевиц Он тому да не ослышылсэ. Он пошол веть к нянюшкам, тут к манюшкам; Он принёс тут платьицо тригневноё, Он тригневноё, не обновле́нноё. 200. «Ты своди меня да во Божью́ церкву — 201. Я тогда тебе буду молода жона!»

Поташова Прасковья Антиповна

Прасковъя Антиповна Поташо́ва — слепая крестьянка Б. Нисогор, родом из дер. Копылихи (ниже Нисогор верст на 30 по тому же берегу), 57 лет. Она пропела мне старины: 1) «Мать князя Михайла губит его жену» и 2) «Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича», но настоящего напева уже не могла припомнить. Кроме того, она знает духовные стихи: 1) «Алексей, человек Божий», 2) «Егорий», 3) «Вознесение Христово», 4) «Жил старец в пустыни» и 5) «Ходили на вольном свету». В дер. Копылихе, по ее словам, живет ее отец старик, который знает много старин. Он дядя Мих. Михашына из Тиглявы, в которой я был, и поэтому странно, почему Мих. Михашын не сказал мне про него. Возвратиться же в Коплиху я не мог, так как это был последний день моего записывания.

422. Мать князя Михайла губит его жену

Поежджат тут Михайло-князь богатой, Он срежаицьсе во цисто полё Да во то во роздольицо шырокоё. Да не успел тут Михайлушко з двора съехати, — 5. Затопила его маменька жарку баёнку, Да повёла она обрусьню кнегину Катер(ин)у же И во жарку во парну да ей во баёнку. Она з белым тут светом да роставаласе, Со свои́ма со слугами роспрощаласе. 10. Тут завёла она во парну да в жарку в баёнку; И валила на полки она на дубовыя, Да на те же переводинки сосновыя, Да на те же как на столбышки тоцёныя; Она клала ей на груди да сер горюць камень — 15. Выжыгала из утробы да вон у ей младенецьк(а); Выкопала ей колоду нову дубовую; Выносила ей ис парной да жаркой баёнки И валила ей в колоду нову дубовую; Она клала ей на груди ейна младенецька, 20. Наводила трои обруци она железныя; Отвёзла она ей прямо да во синё морё, И спускала она прямо тут ей да во синё морё, Да пот те же ес<т>ь заструги[180] да под глубокия... Под Михайлушком ф цистом поли конь потпялса же, 25. Ище пал тут Михайло пал прямо со добра коня: «Ище есь у мня в доми тут що-то не исправно же: «Подо мной ты веть, конь, нонеце потпялса же. И у мня маменька, видно, да нонь хвараёт же, И обрусьня кнегина Катерина помираёт же!..» 30. Тут воротилсэ Михайло, поехал во своя́сы же. Приежджаёт Михайлушко ко двору-ту, що ко городу, Ко своим-то избам, да що ко те́ряму, И ко тем же ко повалышшам* ко шыроким же. И выходит ёго маменька, сретаёт же; 35. И не выходит тут обрусьня кнегина Катерина же. Воспроговорит Михайло да княсь богатой же: «Уш ты ой еси, маменька родимая! Ище где моя обрусьня кнегина Катерина же?» Она воспрогов(ор)ит ёгова да родна маменька: 40. «Она спесива-гордлива, лёжыт во горницах На твоей же перинушки пуховоей, На твоём же зголовьици шолковом же Под твоим одеялым да соболиным же!» Пошол тут Михайло да князь богатой же, 45. По своим пошол по горницям высоким же, — По своим по повалышшам пошол шыроким же, — И нигде не нашол обрусьней кнегины Катерины же И выходит тут Михайло да княсь богатой же И во ту же поветоцьку тесовую 50. И на те на перекладинки сосновыя И на те же на столбы-ти да на тоцёныя; И воспроговорит Михайлушко таково слово: «Уш вы ой еси, слуги да слушки верныя! Я нигде не нашол обрусьну кнегину Катерину же!» — 55. «Уш ты ой еси, Михайло да княсь богатой же! Не успей ты нас сказнить, скоре повесити. Не успел ты, Михайлушко, з двора съехати, — Затопила твоя маменька парну баёнку, Повёла твою обрусьну кнегину Катерину же 60. Она во ту же во парну да в жарку баёнку. Она з белым тут светом да роставаласе, Она со-с (так) нами со слугами роспрощаласе. Заводила она в парну да жарку баёнку; Да валила на полки она на дубовыя 65. Да на те на перекладинки сосновыя, Она на те же на столбышки на тоцёныя; Она клала ей на груди да сер-горюць камень, Выжыгала из утробы да вон у ей младенецька; Она выкопала колоду нову дубовую, 70. Выносила тут обрусьну кнегину Катерину же Да во ту валила ф колоду нову дубовую, Наводила трои обруци жалезныя — Отвёзла ей тут прямо да прямо во синё морё И пот те же под заструги спустила под глубокия. 75. Ты сходи-ко-се, Михайло, поди ф торговы лавоцьки, Ты купи-ко, Михайло, тонкой невод-от, Ты поежджай-ко, Михайло, прямо да во синё морё; Ты перву тоню закинёш — нам не по́падёт; Мы фтору тоню закинём — да нам не по́падёт; 80. Мы третью тоню закинём — да нам попадёт же Нам веть та же колода нова дубовая, Ище те же трои обруци железныя...» Он пошол где Михайло да князь богатой же Он во те же во лавоцьки торговыя, 85. Он купил где Михайло шолковой нёвод же. Он поехал Михайло да прямо ко синю морю. Он перву тоню закинул — ёму да не попало же; Он фтору тоню закинул — да ёму не попало же; Он третью тоню закинул — ёму попало же 90. Ище та же колода нова дубовая, Ище те же трои обруци жалезные. Он веть снял трои обруци жалезные, Досмотрел свою обрусьну кнегину Катерину же Со своим он тут з младеньцом со маленьким. 95. Наводил тут трои обруци жалезныя, Он спускал ей веть прямо да во синё морё И пот те же под заструги да под глубокия. Выходил тут Михайлушко на круту гору, На круту-ту гору вышол на высокую; 100. Он скакал тут Михайлушко прямо во синё морё. Тут ёго́ва-та ноньце да родна маменька Она по крутому берешку ходила же. Она тонким голосоциком водила же: «Ище тяшко душа моя согрешила же; 105. Я три-то души, видно, погубила же: Ище перву душу-ту да занапрасно же, Уш я фтору-ту душу да я безгрешную, Уш я третью-ту душу да бесповинную. И хто меня будёт да нонь поить-кормить? 110. Уш вы ой еси, слуги да слушки верныя, Уш вы верныя слуги да неизменныя! Вы пойте меня, ноньце кормите же, 113. Вы до старости меня, ноньце до древности!..»

423. Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича

А срежаицсэ Добрынюшка во цисто полё, Сподоблеицсе тут Микитиц во роздольицо. Он своей-то тут жоны сам право наказыват, Он Настасьи доць Викулисьны наговарыват: 5. «А пройдёт тому времени шесть лет поры, — Хош вдовой ты сиди, только хош взамуш поди; Не ходи только за Олёшеньку за Поповица: Олёша силой-то не силён, только напуском смел, Он напустит на старого, только нонь на малого, 10. Он напустит на ровнюшку на свою спесивую!..» Как жыла же тут Настасьюшка шесть лет поры, Да приехала из-за моря-моря синёго Ище те же дружья-братья Настасью сватацьсэ, — И не здумала Настасьюшка за их нонь замуш итти. 15. И жыла где Настасьюшка друга шесть лет, Да выходит етому времени двянаццать лет; Да приехал Олексей-от Настасью сватацьсе. Она здумала Настасьюшка за ёго замуш итти. Пировали-столовали они — да з двора съехали, 20. Оставлели Добрынину родну маменьку Да на той же на кирписьней да жаркой пеценьки. Она сидит на пеци, слезно улива́юци, Во слёзах-то сама сидит прицитаюци: «Ище хто же меня будёт ноньце поить-кормить? 25. Ище хто же миня будёт да обувать-одёвать? Ище хто же миня будёт ноньце тёплом обогревать?» Она соходит со кирписьней да жаркой пеценьки На те же на полы свои на дубовыя Да на те на перекладинки свои сосновыя 30. Да на те как на столбышки на тоцёныя Да потходит ко кошефцяту окошецьку; Открыват она стекольцяту-то околёнку, Она зрит тут, смотрит там да во цисто полё Да во то же во роздольицо во шырокоё. 35. Во цистом-то поли там да курёва стоит, Курёва-та стоит — да-ле дым только столбом валит, Из ушей-то, из ноздрей тут да искры сыплюцьсэ; Тут не церному ворону пропорху нет, Тут не ясному соколу пролету нет, 40. Тут не серому волку прорыску нет, — Проежджаёт-пролетаёт тут доброй молодець. Он веть едёт тут прямо г Добрынину высоку Те́ряму, Ище прямо ко Добрынюшкиным жолтым сукнам; Он веть ставит коня-та да ко круту крыльцю, 45. Он веть свяжот коня-та да ко золоту кольцю. Он заходит тут во грыднюшку во столовую, Он веть крест-от веть кладёт тут да по-писанному, Он поклон-от тут ведёт у их по-уцёному, Он молитву-ту творит у их право Сусову. 50. «Уш ты здрастуёш, Добрынина родна маменька!» — «Уш ты здрастуёш, удалой тут доброй молодець!» — «Ище где у вас не видно да ноньце другой семьи, Как другой-то семьи, Добрыниной молодой жоны?..» — «Ковда ты-то у мня-ле да стал выспрашывать, 55. Ковда ты у миня-ле да стал ноньце выведывать, — Не видал ле Добрынюшки у мня Микитица?..» — «И како́ у те у Добрынюшки было знамецько?» — «И пот правой-то пот пазушкой была бородовоцька!» Скинываёт он своё тут платьё церноё, 60. Он веть цёрноё платьицо дорожноё; Он веть здерьгиват рубашецьку тут нонь бумажную; Выздымаёт свою только руку правую, Он повыше своей тут да буйной головы. Ище тут-ле она ноньце восьма зрадоваласе: 65. И не знат она, с им как да поздороваццэ, И не знат она, с им слезно заплакати. «Уш ты здрастуёш, Добрынюшка Микитиц млад!» — «Уш ты здрастуёш, родима да моя мамушка!» — «Да тепереце Настасъюш(к)а под веньцём стоит, 70. Да тепереце с Олёшенькой где-то овеньцяласе!» — «Ты ой еси, маменька родимая! Да возьми-ко-се ты, мамуш(к)а, мои золоты клюци, Отомкни-ко-се мои поди больши сундуки, Принеси-ко-се ты мне-ка да платьё це́рноё; 75. Во-фторы мне принеси-ко-се ты мне-ка злацян перстень, Я которым перснём с Настасьей овеньцялса же, Я которым с Викулисьней обруцялса же; Ты ище мне принеси-ко-се звонки гусельци. Уш я пойду там к-Олёшеньки, пойду на почесьён пир!» 80. Воспроговорит ёму маменька таково слово: «У их фсе там веть места где-то призаняты, У их фсе там веть места где-то призаси́жоны; У их одно только будёт место тебе на песьнём столбу. У их у ворот-то наставлёны прыворотники, 85. У дверей у их наставлёны придверники!..» И срежалсе тут Добрынюшка крутёхонько, Сподоблялса тут Микитиц да поскоре того. Он пошол же тут к Олёшеньки на поцесьён пир: Он не спрашывал у окошоцькоф ответчикоф, 90. У ворот-то веть не спрашывал приворотникоф, У дверей-то не спрашыват ихных прыдверьникоф. Он заходит тут во грыднюшку тут во столовую, — Онветь крест-от тут кладёт у их по-писаному, Он поклон-от ведёт у их по-уцёному, 95. Он молитву-ту творит тут да право Сусову. «Уш ты здраствуёш, Олёшенька Попович млад!» — «Уш ты здраствуёш, калика ты перехожая, Перехожая калика ты переежджая!» — «Уш ты здраствуёш, Настасьюшка Викулисьня!» — 100. «Уш ты здраствуёш, калика да перехожая, Перехожая калика ты переежджая! У нас фсе же места ноньце призаняты, Ище фсе у нас места-ти да призасижоны; И как одно только есь местицько на песьнём столбу!» 105. Тут садилса калика да на песьней на столб. Воспроговорит калика да таково слово: «Уш ты ой еси, Олёшенька Поповиц млад! Не угодно ле, Олексей, тебе во гусли сыграть Да тепере тебе, Олёшенька, при пирушецьки?» 110. Воспроговорит Олёшенька Поповиц млад: «Ты играй-играй, калика, да колька тебе хоцицьсе!..» Во-первы-ти заиграл — Настасья подумала. Во-фторы-ти заиграл — Настасья проплакала. Во-третей-ти заиграл — Настасья спромолвила: 115. «Уш ты ой еси, Олёшенька Поповиц млад! Ты налей-ко, налей цяру-ту мне-ка зелена вина, Ты не малу, не велику-ту мне-ка — полтара ведра: Да тепереце калики-то шыпко угорелосе, Со великой-то дорожецьки выпить захотелосе!» 120. Он наливал ей веть цяру да зелена вина, Он не малу, не велику ей — полтара ведра. Подават она калики да цяру зелена вина. Прымат тут калика да цяру-ту, зелено вино; Одною где тут рукой берёт, одным мезёнышком; 125. Выпиват ету цару да зелена вина — Выпиват ету цару да к одному́ духу. Он спускат тут ей ф цяру да свой злаця́н перстень, Оддават тут Настасьюшки-то Викулисьни. Тут берёт где Настасья да доць ноньце Викулисьня; 130. Воспро(го)ворит Настасьюшка тут таково слово: «Уш я етим перснём з Добрыней овеньцяласе, Уш я етим перснём с Микитицём обруцяласе!» Она сымат тут калику да со песьня столба И цолуют[181] тут калику да в сахарны уста: 135. «Уш ты здрастуёш, Добрынюша Микитиц млад!» — «Уш ты здрастуёш, Настасьюшка доць Викулисьня!» — Они Богу помолились, из грыднюшки-то вон пошли: «Да спасибо те, Олёшенька, — ноньце под веньцом стоял; Да женилса, Олёшенька, тебе больше не с ким спать!» 140. Ище мудры-ти люди да фсе засмеелисе, 141. А ище глупы-ти люди фсе ноньце подумали.

Сахарова Олёна Алексеевна

Олёна Алексеевна Са́харова — крестьянка дер. Больших Нисогор, 45 лет, отличается живостью. Она замужем и имеет нескольких детей. Отец ее был объездчиком и жил в Дорогой Горе. Она там вышла замуж за крестьянина Степана Никитича Сахарова, с которым потом поселилась на своей родине. Она пропела мне старину «Братья-разбойники и их сестра». Муж ее раньше пел две старины: 1) «Дунай» и 2) «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича». Когда я спросил ее про князя Романа и познакомил ее с содержанием этой старины, она сказала, что в дер. Больших Нисогорах ее поют девушки в качестве песни на играх. Эта старина у них длиннее. Содержание ее: молодец поит лошадь у колодца и думает, когда убить свою жену: утром, вечером или ночью; жена просит убить ночью; он так и делает. Утром просыпается ребенок и спрашивает отца, где мать; отец обманывает его несколько раз; наконец ребенок говорит: «ты обманываешь, наша мать в лесу» и так далее.

424. Братья-разбойники и их сестра

А во стольнём во городи во Киеви Тут жыла-пожыла да молода вдова. У ей было ю вдовушки деветь сыноф, Как десята-та была да как едина́я доць. 5. А фсе веть брателка сестриценьку возлюбили И возлюбили сестриценьку возлелеели: А-й как один-от — с рук, да другой — на руки. Посли етого братьица во розбой ушли, А и во розбой братья ушли да во розбойницки. 10. После эфтого вдовушка доци зростила А-й доцерь зростила ёна да взамуш выдала За такого же гостя, гостя-морянина. Как повёз же морянин да за сини моря, За сини он моря да за Валынски острова. 15. Они год жывут и другой жывут; Они прижыли себе да мала детища, Мала детища себе да мала юмныша*. Захотелосе моряноцьки в гости ехати На свою-ле на родиму да на стороноцьку 20. Ко своей же к родимое ко маменьки, Ко своёму же она да к роду-племени. Тут пошол же морянин да на конюшын двор; Выбирал же морянин да ворона коня, Ворона он коня да лошадь добрую. 25. Тут садилса морянин да на добра коня; И кладёт же морянин да ноги в сремяна, Позади себя садил да молоду жону, Как ф серёдоцьку садил да мала детища Мала детища садил да млада юмныша. 30. Они день едут и другой едут. Забрала тут морянина ноцька тёмная, Ноцька тёмна морянина осённая. Тут роздёрнул морянин да бел полотняной шатёр, Бел полотняной шатёр да полубархатной; 35. Привязал он коня да г бел-полотняну шатру. Попили они, поели да и спать легли. Как не туця же туциццсе, не гром гремит, — Нашло же к морянину деветь розбойницькоф, Ище тут же морянина убили же, 40. Как моряноцьку они да во полон взели, Мала детища ёни да во котли сварили. Попили они, поели да и спать легли. Как удин-от розбойницёк не спит, не лёжыт; У моряноцьки он да фсё выспрашыват, 45. У моряноцьки он да фсё выведыват: «Ты которого города, коей земли?» — «Уш я стольнёго города веть Киёва. Тут жыла-пожыла да молода вдова. Как было у вдовушки деветь сыноф, 50. Как десята-та была да как едная доць. Фсе братьица меня сестрицэньку возлюблили, Как возлюблили меня да возлелеели: Как один у меня — с рук, да другой — на руки. Посли эфтого братьица во розбой ушли, 55. Во розбой братья ушли да во розбойницьки. После эфтого меня да взамуш выдала За такого же купца-гостя морянина. Как повёс же морянин да за сини моря, За сини он моря да за Валынски острова. 60. Уш мы год жыли и другой жыли; Уш мы прыжыли себе вот мала детища, Мала детища себе да мала юмныша. И захотелосе мне да в гости ехати Ко своей же к родимое ко маменьки, 65. Ко своёму роду да к свою племени. Как пошол же морянин да на конюшын двор; Выбирал же морянин да ворона коня, Ворона он коня да лошадь добрую. И садилса морянин да на добра коня, 70. Ище клал тут морянин да ноги в стремяна, Позади себя садил да молоду жону, Как в серёдоцьки садил да мала детища Мала детища да мала юмныша. Уш мы день едём и другой едём. 75. Забрала тут морянина ноцька тёмная, Ноцька тёмная нас да ноць осённая. Да роздёрнул морянин да бел полотня(но)й шатёр, Бел полотняной шатёр да полубархатной; Привязал он коня да г<к> бел-полотняну шатру...» — 80. «Вы ставайте-ко, братьица родимыя! Вы немалу себе шутоцьку нашутили: Вы родимого-то зетёлка убили же. Вы родиму-ту сестрицэньку во полон взели, Мы любимого племянницька в котли сварили!» 85. И скоцили фсе братёлка заплакали, И родимые они да фсе возрыдали: «Ты пощо нам, сестрицэнька, не ска́зала, Ты пощо нам, родимая, не поведала? И мы вместях же с тобой бы в гости ехали. 90. На родиму свою да на стороноцьку, На любимую свою на воло́стоцьку, И ко своей же г<к> жаланное ко маменьки 93. И ко своёму же мы да роду-племени!»

ПРИМЕЧАНИЯ

В примечаниях помещено только то, что может иметь значение для исследователя языка или метрики (редко — сюжетов) старин. <...>

(306). Стихи 24—31 были пропеты по окончании всей старины.

(307). 64: я не знаю, должно ли стоять здесь де, так как этот стих записан так: «А рос — дак сам просматрывал».

(319). Не является ли в этой старине «Издолище» — нарицательным именем (в смысле «великан»), и не следует ли его писать с малой буквы?

(326). 23: «некак»: не следовало ли напечатать во всех случаях вместе, понимая его как лигатуру слов: «не есть как»?

(334). 63, 64: для меня не ясно, куда относить то: к хош или к следующему предложению.

(347). 20: Меня затрудняет написание здесь «даю». Следует ли здесь видеть наст. время «даю» вместо будущего «дам», или же здесь древний винительный падеж женского рода от местоимения и — ю?

(367). 305: я принимаю весь стих за одно предложение, считая «была бы.. приуправилась» сложной формой (ср. А. И. Соболевского «Лекции по истории русского языка». Изд. 2, стр. 212).

(376). 179: не ясно, как читать первое слово: «Ишще», «Шще» или «Ище».

(378). 137: не ясно: Ище или Шще.

(413). 306: Да и (можно прочесть также: Дак); 344 даг (можно прочесть: дак).

Напевы мезенских былин (старин) и исторических песен

От переводчика напевов[182]

Исполнение в большинстве случаев хорошее. Самостоятельных напевов — не более десяти; остальные представляют их повторения и варианты.

Вот перечень этих напевов:

1 (306)[183], 2 (307), 4 (309), 9 (314), 28 (354), 30 (356), 31 (357), 32 (358), 33 (359), 34 (360), 35 (365), 36 (366), 41 (372), 47 (390), 48 (391), 49 (393), 50 (394), 51 (395) (более или менее близкие варианты); 46 (386) и 52 (399) (отдаленное сродство); 5 (310), 10 (315), 13 (323), 14 (324), 17 (329), 23 (319 и 337), 24 (340), 25 (342), 26 (343), 27 (352), 36 (366), 37 (367), 38 (368) и 40 (370) (минорные варианты предыдущих);

3 (308) и 22 (336) (почти тождественны);

42 (373), 43 (374) (близкое сродство);

53 (413), 54 (415) (близкое сродство);

6 (311), 7 (312), 8 (313), 39 (369) (родственны); 55 (421) (отдаленное сродство);

15 (328), 18 (330), 20 (332) и 21 (333) (родственны); 19 (331) (отдаленное сродство).

Остальные напевы: 11 (316), 12 (318), 15 (325), 44 (375), 45 (378) вариантов не имеют.

Примечание. Напев 44 (375) родственен с 6 (311), 7 (312) и 8 (313) по каденции.

Все напевы обнимают одну строку; только напев былины «Василий Буслаевич» № 45 (378) — двустрочный.

Петое женщинами звучит так, как написано; а петое мужчинами — на октаву ниже.

И. Т<езавровский>.

Дорогая Гора

Тяросов Василий Яковлевич

1. Хотѣнъ Блудовичъ.

2. Василій Буславьевичъ.

3. Наѣздъ на богатырскую заставу и бой Подсокольника съ Ильей М..

4. Дунай.

5. Бой Добрыни съ Дунаемъ.

6. Чурило и невѣрная жена Перемятина.

7. Первая поѣздка Ильи М..

8. Сорокъ каликъ со каликою.

9. Васька пьяница и Кудреванко царь.

10. Оника воинъ.

11. Василій Окуловичъ и Соло́манъ.

Петров Артемий Егорович

12. Оника воинъ.

13. Илья М. и Издо́лище въ Кіевѣ.

Тяросов Андрей Яковлевич

14. Васька пьяница и Бутыга.

15. Голубиная книга.

Потрухова Анна Васильевна

16. Козаринъ Петровичъ.

17. Братья разбойники и ихъ сестра.

18. Мать князя Михайла губитъ его жену.

19. Соловей Блудимировичъ и Забава Путятисьня.

20. Сухмантій Одихмантьевичъ.

*) Попорченъ валикъ.

21. По́тыкъ.

Тяросов Илья Андреевич

22. Наѣздъ на богатырскую заставу и бой Сокольника съ Ильей М..

Тяросов Андрей, Петров Артемий и Тяросов Илья

23. Васька пьяница и Кудреванко царь.

ПРИМѢЧАНІЕ 1. Пѣли трое, но складъ одно-и двухголосный. Третій голосъ пристаетъ то къ одному, то къ другому; запѣваетъ одинъ.

ПРИМѢЧАНІЕ 2. Первый голосъ принадлежитъ Андрею, второй — Артемію, а третій — Ильѣ. А. Г.

Макурина Аграфена Васильевна

24. Михайло Ильичъ (Данило Игнатьевичъ).

Тимшелье

Рюмин Федор Петрович

25. Купанье и бой Добрыни со змѣемъ и неудавшаяся женитьба Алеши П..

26. Данило Игнатьевичъ и его сынъ Михайло.

Печище

Разсолов Иван Иванович

27. Василій Казимировичъ отвозитъ дани Батею Батеевичу.

*) Слова „всякихъ“ я не слышу. А. Г.

Разсолов Ермолай Васильевич

28. Исцѣленіе Ильи М., встрѣча его со Святогоромъ и смерть послѣдняго.

29. Илья М. и голи кабацкія, Илья М. и Издолище въ Кіевѣ.

30. Непослушливый молодецъ (Горе).

31. Козарушка.

32. Василій Казимировичъ отвозитъ дани Батею Батеевичу.

33. Молодость Добрыни, жалоба на него князю, оправданіе Добрыни; Добрыня и Маринка.

34. Первая поѣздка Ильи Муромца.

35. Василій Окуловичъ и Соло́манъ.

36. Голубиная книга.

Кильца

Чуповы Иван Алексеевич и Афанасий Алексеевич

37. Дунай.

ПРИМѢЧАНІЕ. си вездѣ простое (не пониженное), точно также, какъ и фа (не повышенное). Концы (гдѣ фермата) тянутся очень долго.

38. Рожденіе Сокольника, отъѣздъ и бой его съ Ильей М..

*) Дѣйствительно такъ.

39. Васька пьяница и Кудреванко царь.

*) воспроизведено точно, как пѣто.

40. Купанье и бой Добрыни со змѣемъ.

*) записано точно.

**) Соль во всѣхъ аналогичныхъ мѣстахъ простое.

41. Василій Окуловичъ и Соло́манъ.

Чупова Анна Петровна

42. Хотѣнъ Блудовичъ.

43. По́тыкъ.

44. Ванюшка Маленькой (Иванъ Годиновичъ).

Чупов Иван Егорович

45 Василій Буслаевичъ.

Азаполё

Фофанова Марья Григорьевна

46. Князь, княгиня и старицы.

Авдушев Яков Тихонович

47. Василій Буслаевичъ.

48. Молодость Добрыни и бой его съ Ильей М.

49. Исцѣленіе и первая поѣздка Ильи М..

Юрома

Бешенкин Ефим Васильевич

50. Камское побоище.

51. Василій Окуловичъ и Соло́манъ.

Защелья

Федькушовы Афанасий и Василий

52. Осада Пскова королемъ (польскимъ при Иванѣ IV).

Малые Нисогоры

Мартынов Александр Михайлович (Олёкса Малый)

53. По́тыкъ.

54. Камское побоище (Илья М. и Ка́линъ царь).

Большие Нисогоры

Чуркина Варвара Гавриловна

55. Князь Романъ и его вѣрная жена Марья Юрьевна.

Приложения

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОК МЕЗЕНСКИХ СТАРИН

Цифры обозначают здесь номера старин.

Точка с запятой (между цифрами) разделяет разные редакции одной и той же старины.

Алеша Попович:

Алеша Попович освобождает Киев от Тугарина: 334. См. еще: Добрыня <...неудавшаяся женитьба Алеши Поповича>, Мамаево побоище, Потык <...бой Алеши Поповича с татарами>, Святогор <...купанье с Алешей Поповичем>.

Братья-разбойники и их сестра: 329, 424.

Ванюшка Маленькой, см.: Иван <Горылович>.

Василий Буславьевич (Бруславлевич):

Молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть: 307, 322

Путешествие и смерть: 378 [Василий Бруславлевич], 390.

Василий Васильевич, см.: Дунай.

Василий Касимирович отвозит дани Батею Батевичу: 352, 358.

Василий-королевич, см.: Козарин.

Василий Окулович и Соломан: 316, 327, 365, 372, 395.

Васька-пьяница:

Васька-пьяница отвозит дани Ордянному королю: 419.

Васька-пьяница и Кудреванко-царь: 314, 319, 337; 363, 369.

Васька-пьяница и Бутыга: 324.

<Владимир-князь>

Женитьба князя Владимира на указанной и привезенной Добрынею греческой княжне; Илья Муромец и Удолище: 349. См. еще: Гребин <Сватовство царя Гребина...>, Дунай <Дунай сватает невесту...>.

Голубиная книга: 325, 366, 388.

Горе-злочастие, см.: Непослушливый молодец.

Гребин (Гремин):

Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира: 404, 411

[Гремин].

Данило Игнатьевич: 376.

Михайло Ильич (Данило Игнатьевич): 340.

Данило Игнатьевич и его сын Михайло: 343; 385.

Михайло Данилович: 344.

Добрыня:

Бой Добрыни с Дунаем: 310, 321, 341; 412; 416.

Добрыня и Маринка: 379.

Молодость Добрыни, жалоба на него князю Владимиру, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка: 359.

Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем (особая редакция): 391.

Купанье и бой Добрыни со Змеем: 370, 408.

Бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: 339.

Купанье и бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: 342.

Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: 361.

Отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: 305, 371; 387, 401, 409, 423.

Женитьба и отьезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: 353.

Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем: 351.

См. еще: Владимир<-князь>, Святогор.

Дунай (два сюжета): 309, 345, 367 [без конца], 377, 384, 403, 420.

Василий Васильевич (Дунай): 398.

Дунай сватает невесту князю Владимиру: 362. См. еще: Добрыня.

Дюк Степанович (Дюк + Ставёр): 338.

Иван Горылович (Годинович): 414.

Ванюшка Маленькой (Иван Годинович) и Настасья Митреевична: 375.

Иванушко Козаревич, см.: Козарин.

Илья Муромец:

Исцеление и первая поездка Ильи Муромца [исцеление, встреча с разбойниками и укрощение Соловья-разбойника]: 393.

Первая поездка Ильи Муромца: 312 [встреча с разбойниками и укрощение Соловья-разбойника], 360 [он спасает Чернигов, наказывает коварную девицу, встречает разбойников и укрощает Соловья-разбойника].

Илья Муромец и Издолище в Киеве: 323.

Илья Муромец и голи кабацкие; Илья Муромец и Издолище в Киеве: 355.

Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Кудреванища-царя: 402.

См. еще: Владимир-князь, Добрыня, Камское побоище, Козарин, Святогор, Сокольник.

Сорок калик со каликою: 313.

Камское побоище: 394, 415 [Илья Муромец и Калин-царь = Мамаево побоище].

Князь, княгиня и старицы: 386.

Козарин (Козарушка, Козаревич):

Молодость, отъезд (Козарина Петровича) в поле и освобождение сестры: 328.

Ненависть к Козарушке родителей, отьезд его и освобождение им сестры: 357.

Похищение сестры Козарушки татарами и спасение ее Козарушкой; 347.

Ненависть к Иванушке Козаревичу родителей, добывание им коня и доспехов и освобождение сестры: 405.

Василий-королевич (Козарин): 380.

Илья Муромец освобождает девицу от татарского плена (Михайло Козарин): 400.

Льдина:

Старина о льдине и бое женщин: 383 [начало], 397.

Старина о льдине и бое женщин и небылица: 326, 335.

Мамаево побоище (Добрыня, Окольник и Алеша Попович по приказу княгини освобождают Киев от Скурлавца): 348. См. еще: Камское побоище.

Мать князя Михайла губит его жену: 330, 381, 422.

Михайло Данилович, см.: Данило Игнатьевич.

Михайло Ильич, см.: Данило Игнатьевич.

Небылица: 382, 410. См. еще: Старина о льдине.

Непослушливый молодец (Горе-злочастие): 356, 406.

Оника-воин: 315, 318.

Осада Пскова королем (польским при Иване IV): 399.

Подсокольник, см.: Сокольник.

Потык: 333, 374; 413 [+ бой Алеши Поповича с татарами и игра его с королем].

Князь Роман и его верная жена Марья Юрьевна: 421.

Князь Роман, убивший свою жену: 407.

Старина, см.: Льдина.

Святогор:

Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего: 354.

Встреча и поездка Ильи Муромца со Святогором, смерть Святогора и освобождение Ильей Муромцем Киева от Издолища: 418.

Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Романовичем во главе над войсками князя Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем, смерть в гробу и погребение Святогора: 350.

Сокольник (Подсокольник):

Выезд и бой Сокольника с Ильей Муромцем: 396, 417.

Молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем: 346.

Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем: 308 [Подсокольник], 320, 336; 364.

Рождение Сокольника, отьезд и бой его с Ильей Муромцем: 368.

Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем: 389, 392.

Соловей Блудимирович и Забава Путятисьня: 331.

Сухмантий Одихмантьевич: 332.

Хотен Блудович: 306, 373.

Чурило и неверная жена Перемятина: 311, 317 [Перемякина].

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОК МЕЗЕНСКИХ СТАРИН, ЗАПИСАННЫХ С НАПЕВАМИ

Цифры обозначают здесь номера напевов, в скобках — номера соответствующих словесных текстов.

Братья-разбойники и их сестра: 17 (329).

Ванюшка Маленькой (Иван Годинович): 44 (375).

Василий Буславьевич: 2 (307), 45 (378), 47 (390).

Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу: 27 (352), 32 (358).

Василий Окулович и Соломан: 11 (316), 35 (365), 41 (372), 51 (395).

Васька-пьяница и Кудреванко-царь: 9 (314), 23 (319 и 337), 39 (369).

Васька-пьяница и Бутыга: 14 (324).

Голубиная книга: 15 (325), 36 (366).

Горе-злочастие (=Непослушливый молодец): 30 (356).

Данило Игнатьевич и его сын Михайло: 26 (343).

Добрыня:

Бой Добрыни с Дунаем: 5 (310).

Молодость Добрыни, жалоба на него князю, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка: 33 (359).

Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем: 48 (391).

Купанье и бой Добрыни со Змеем: 40 (370).

Купанье и бой Добрыни со Змеем и неуавшаяся женитьба Алеши Поповича: 35 (342).

Дунай: 4 (309), 37 (367). См. еще: Добрыня.

Иван Годинович (= Ванюшка Маленькой) 44 (375).

Илья Муромец:

Исцеление и первая поездка Ильи Муромца: 49 (393).

Первая поездка Ильи Муромца: 7 (312), 34 (360).

Илья Муромец и Издолище в Киеве: 13 (323).

Илья Муромец и голи кабацкие; Илья Муромец и Издолище в Киеве: 29 (355).

См. еще: Добрыня, Камское побоище, Святогор, Сокольник.

Сорок калик со каликою: 8 (313).

Камское побоище: 50 (394), 54 (415) (Илья Муромец и Калин царь).

Князь, княгиня и старицы: 46 (386).

Козарин Петрович: 16 (328), 31 (357) (Козарушка).

Мать князя Михайла губит его жену: 18 (330).

Михайло Ильич (Данило Игнатьевич): 24 (340).

Непослушливый молодец (Горе-злочастие): 30 (356).

Оника-воин: 10 (315), 12 (318). Осада Пскова королем (польским при Иване IV): 52 (399).

Подсокольник, см.: Сокольник.

Потык: 21 (333), 43 (374), 53 (413).

Князь Роман и его верная жена Марья Юрьевна: 55 (421).

Святогор:

Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего: 28 (354).

Сокольник:

Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем: 3 (308), 22 (336) (Сокольник).

Рождение Сокольника, отьезд и бой его с Ильей Муромцем: 38 (368).

Соловей Блудимирович и Забава Путятисьня: 19 (331).

Сухмантий Одихмантьевич: 20 (332).

Хотен Блудович: 1 (306), 42 (373).

Чурило и неверная жена Перемятина: 6 (311).

ПРИМЕЧАНИЯ К ТЕКСТАМ

МЕЗЕНЬ

Самой результативной оказалась третья поездка Григорьева. На Мезени и ее притоках он нашел так много талантливых сказителей, что из-за нехватки времени далеко не у всех успел записать все известные им эпические песни. Примечательная особенность фольклорной традиции этого края — почти полное отсутствие сугубо местных версий и редакций былинных сюжетов; в композиционно-стилистическом плане большинство текстов примыкает к записям из соседних районов. Особенно много схождений со старинами кулойских и печорских певцов; с репертуаром Зимнего берега и особенно Пинеги точек соприкосновения гораздо меньше. Для мезенской традиции характерны многочисленные отступления от эпических канонов: обилие перенесений из одной былины в другую, заимствования из волшебных сказок и легенд, контаминации сюжетов. Иногда в состав одного произведения включаются эпические песни о разных героях, что приводит к его композиционной рыхлости и неустойчивости. В то же время в этом регионе записаны наиболее полные и цельные по художественному замыслу старины о столкновениях русских богатырей между собой («Бой Добрыни с Дунаем», «Поединок Добрыни с Ильей Муромцем»). Исследователи считают их сравнительно поздними по происхождению; не исключено, что они сложены именно на Мезени.

Редкая былина «Алеша Попович и Тугарин» записана Григорьевым в одном варианте, по содержанию и стилю он близок к другим текстам из Архангельско-Беломорского края. Исполнительница, видимо, была знакома и с другой версией сюжета, рассказывающей о поединке переодетого богатыря с Тугарином в чистом поле, но наиболее вероятный источник забытой ею старины — книга.

Сюжет «Василий Буслаев и новгородцы» занимал периферийное место в репертуаре местных певцов. В обоих вариантах сохранились лишь начальные эпизоды, они лишены новгородского колорита, даже местом действия в них оказывается Рязань (механическое перенесение из былин о молодости Добрыни). Сюжет «Поездка Василия Буслаева в Иерусалим» бытовал в той же редакции, что и на Печоре: герой и его спутники отправляются в путь на корабле, распределяют между собой обязанности, преодолевают различные препятствия. Мезенские сказители уделяли большое внимание героическому прошлому богатыря, череп которого «попинывает» ногой Василий Буслаев; описание его борьбы с «сорочиной прехитрой» превращается порой в самостоятельный вставной рассказ. Уже в конце XIX века оба сюжета нередко объединялись в одну эпическую песню.

Местная редакция старины «Василий Игнатьевич и Батыга» примыкает к печорской и кулойской редакциям (общие детали в запеве о турах, подробное описание приезда татарского посла в Киев, развернутая сцена в кабаке и др.). Но в большинстве текстов богатырь не только не приводит татар в Киев, но даже притворно не выражает такого намерения; он убивает стрелой вражеского предводителя, а не его зятя или сына. Главного героя обычно называют «Васькой, горьким пьяницей», имя этнического противника варьируется («Кудреванко», «Скурлак», «Демьянище», «Бутыга»).

В отличие от соседних регионов былина «Добрыня и Алеша» занимает в мезенском репертуаре первое место. В местных редакциях сюжета основное внимание сосредоточено на событиях, происходящих в Киеве; лишь отдельные сказители включали в повествование рассказ о победе богатыря над Змеем (ср. некоторые записи с Кулоя и Зимнего берега). На свадебный пир Добрыня является в платье «калики перехожей», ему указывают место на печном столбе. Настасья узнает мужа по игре на гуслях или по его именному перстню. Во многих текстах важное место занимают психологические переживания персонажей (лирические мотивы в сцене расставания, реакция слушателей на игру Добрыни-гусляра и др.). Варианты с нижней и средней Мезени отличаются по набору оригинальных деталей и формул, что позволяет выделить две самостоятельные редакции сюжета.

В местной редакции сюжета «Добрыня и Василий Казимирович» главная роль отводится Добрыне — он выигрывает все состязания, а Василий лишь номинально возглавляет русское посольство, даже в избиении вражеского войска не принимает участия. Богатыри отказываются брать у князя Владимира дани-пошлины для Батея, еще в Киеве решая избавить Русь от этой тягостной повинности. Признаки забвения былины проявились в конспективности некоторых ключевых мотивов (описание непомерно тяжелого царского лука, игра в «карты-шахматы») и механическом перенесении ряда деталей из других эпических песен.

Мезень — один из главных центров бытования сравнительно редкой и поздней по происхождению былины «Бой Добрыни с Дунаем». Некоторые исследователи отказывали этой эпической песне в оригинальности. Между тем в ней немало сюжетных ситуаций, развернутых формул и деталей, характерных только для данной старины (описание пышного шатра Дуная, буйства захмелевшего Добрыни, третейского суда Ильи Муромца и др.). Мезенские варианты отличаются наибольшей сюжетной полнотой и идейно-художественной цельностью. Сказители неизменно признают моральную правоту Добрыни, не желающего мириться с посягательствами Дуная на свободу действий других богатырей.

Все тексты «Добрыни и Змея» принадлежат к архангельско-беломорской версии сюжета. Действие происходит в Рязани, нередко рассказывается о молодости богатыря. Змей нападает на Добрыню в море, но обычно позволяет ему выбраться на берег. Герой сражается со своим противником один раз, вступает в бой безоружным, побивая его «серым камушком» или сапогом, в который он нагреб песку. В отличие от соседних регионов на Мезени не записано ни одного варианта, в котором Добрыня отпустил бы Змея. Местные певцы охотно использовали сказочные мотивы и образы, прибегали к контаминации сюжетов (№№ 339, 342, 351).

Былина «Поединок Добрыни с Ильей Муромцем» зафиксирована лишь в Архангельско-Беломорском крае; по мнению исследователей, краткий вариант, записанный в Московской области, занесен был в нее с Севера. Этот сюжет считается сравнительно поздним, возникшим на основе мотивов старших эпических песен. Но ему нельзя отказать в известной самостоятельности. Оригинальна стержневая сюжетная ситуация, часто встречающаяся в эпосах многих народов (юный богатырь ни в чем не уступает, а порой и превосходит прославленных героев). В ряде мезенских вариантов (№№ 351, 391) борьба изображается как спортивное состязание по строгим правилам, приводятся такие подробности, которых нет в аналогичных эпизодах других былин. Поединок богатырей в разных текстах завершается по-разному; верх чаще берет Добрыня, а не Илья, причем кулойская, золотицкая и пинежская традиции знают оба варианта развязки, а мезенская — только первый. Старший богатырь побеждает младшего только в тех текстах, которые испытали сильное влияние былины о бое Ильи Муромца с Сокольником. Поэтому правомерно предположить, что в данном сюжете, входящем в цикл старин о Добрыне, победа исконно отдавалась ему.

Оба варианта былины «Добрыня и Маринка», как и записи с Кулоя и Зимнего берега, относятся к краткой редакции сюжета — без эпизодов убийства любовника Маринки и заговаривания следов Добрыни с целью «присушить» его. Их композиция предельно упрощена — не описываются поиски пропавшего богатыря, не упоминаются другие молодцы, пострадавшие от колдовских чар Маринки. Начало былины осложнено рассказом о молодости героя, который мезенские певцы обычно соединяли с былиной «Поединок Добрыни с Ильей Муромцем».

Былина «Дунай-сват» — одна из самых популярных в Архангельско-Беломорском крае. На Мезени, как и в соседних регионах, она не дает «резко очерченных традиционных районных композиций» (А. М. Астахова). В текстах почти нет оригинальных элементов, нестабилен набор эпизодов, сюжетообразующих мотивов, поэтических формул; лишь некоторые из них не встречаются в записях из других областей. Местные сказители обычно не акцентировали внимание на прежней службе Дуная у «короля ляховинского», не пытались соединить разные былины об этом герое. Дунаю отводится решающая роль в сватовстве; реакция отца невесты на брачное предложение резко отрицательна, свой отказ он нередко сопровождает оскорбительными отзывами о князе Владимире. На Мезени не зафиксировано бытование второй части сюжета (состязание Дуная с Настасьей в стрельбе из лука) в качестве самостоятельной эпической песни. В двух вариантах (№№ 309, 377) акцент переносится с необыкновенной внешности младенца (ср. волшебные сказки и духовный стих о Егории Храбром) на его богатырские качества (надпись на лбу о необыкновенной силе), что органичнее для героического эпоса.

Судя по свидетельствам Григорьева, за несколько десятилетий до его приезда на Мезень былина «Дюк Степанович» была здесь сравнительно популярной. Ему же удалось зафиксировать лишь единственный фрагментарный текст, по содержанию и стилю близкий к кулойским. Более поздние по времени записи подтвердили бытование в этих регионах единой редакции сюжета, заметно отличающейся от печорской. Оба варианта старины «Иван Годинович» принадлежат к той же версии, что и традиционные тексты с Кулоя, Зимнего берега и Печоры. Герой силой увозит невесту, она с самого начала относится к нему враждебно; почти все сказители сохраняют архаичный мотив расправы у воды. В деталях повествования мезенские варианты примыкают к кулойским и золотицким, заметно отличаясь от печорских.

Сюжет «Исцеление Ильи Муромца» бытовал на Мезени в стандартной общерусской редакции этого сюжета, на формирование и распостранение которой большое влияние оказали печатные источники. Зависимость от них обнаруживается уже в записях Григорьева (см. прим. к № 354). Из цикла старин о главном герое русского эпоса центральное место занимает сюжет «Илья Муромец и Сокольник». Все тексты принадлежат к единой для Архангельско-Беломорского края версии, для которой характерно подробное описание богатырской заставы на подступах к Киеву (в мезенских вариантах перечень богатырей не столь обширен, как в печорских или золотицких), активное включение в действие матери юного героя, устойчивое имя сына Ильи Муромца — «Сокольник» или «Подсокольник». Местные певцы, как и сказители с Кулоя, подробно излагали предысторию юного богатыря. Устойчив по вариантам мотив узнавания сына по именному перстню или кресту.

Былина «Илья Муромец и Соловей-разбойник» занимает в местном репертуаре сравнительно скромное место. Преобладает тот же композиционный тип, что и на Печоре: подробно рассказывается о столкновении богатыря с родственниками Соловья, обычно не упоминается об освобождении осажденного врагами русского города. В качестве вставного эпизода в этой старине нередко используется сюжет «Илья Муромец и разбойники», который не зафиксирован на Мезени в качестве самостоятельной эпической песни.

Как и в сопредельных районах, сюжет «Илья Муромец и Идолище» обычно входит в состав контаминированных былин; единственное исключение — № 322. Содержание и композиция большинства вариантов устойчивы, варьирование проявляется лишь в деталях повествования. Все тексты примыкают к архангельско-беломорской редакции сюжета (запрет просить милостыню ради Христа или «для всех богов», упоминать имя Ильи Муромца; подробности унижений, которым подвергаются князь Владимир и его жена). На Мезени не зафиксировано никаких следов «цареградской» версии сюжета, распространенной в Прионежско-Каргопольском крае и изредка фиксировавшейся на Пинеге, Зимнем берегу и в Архангельском уезде. Влияние данного сюжета ощущается в ряде былин о татарском нашествии на Киев (перебранка Ильи с вражеским царем и расправа с ним).

Сравнительно редкая былина «Камское побоище» на Мезени обычно контаминировалась с сюжетами о татарском нашествии; в композиционно-стилистическом плане местные варианты примыкают к записям из сопредельных регионов. Повествование нередко осложняется эпизодами ссоры и последующего примирения Ильи Муромца с князем Владимиром. Гнев небесных сил вызван хвастовством двух богатырей, как правило, не участвовавших в первой битве с врагами. Второе сражение также завершается победой богатырей или прекращается Ильей ввиду бессмысленности борьбы («живым с мёртвыма не наратитьсе»); возмездие настигает лишь братьев-хвастунов. Зафиксирован на Мезени и трагический финал (№ 304 и некоторые более поздние по времени записи).

Несмотря на сравнительно большое количество записей, былина «Козарин» не занимает в эпическом репертуаре Мезени столь заметного места, как в Поморье и особенно на Пинеге. В большинстве текстов мотивы социально-бытового характера играют скромную роль или вообще отсутствуют, лишь в одном варианте, записанном Григорьевым, возникает опасность инцеста (№ 380). Как правило, не развернут конфликт сына с родителями, а в двух текстах с нижней Мезени (№№ 328, 347) отношения богатыря с ними вполне благополучны. Гораздо устойчивее мотив неблагодарности родителей в финале былины — почти все варианты, в том числе и один нижнемезенский, завершаются отъездом героя из дома. О плаче полонянки обычно упоминается, но лишь однажды приводится его текст (№ 328); в половине мезенских записей нет эпизода с вещим вороном. Наибольшее разнообразие наблюдается в том, какую судьбу предрекают полонянке «на делу́»; соответственно варьируется и развязка этого эпизода — от уничтожения всех трех татар до помилования одного из них, обещавшего отпустить девушку на родину.

Все варианты сравнительно редкой былины «Михайло Данилович» по содержанию и стилю близки к записям из соседних регионов и принадлежат к единой общерусской редакции сюжета. В мезенских текстах «Михайла Потыка», как и в сопредельных районах, используются разнородные мотивы и эпизоды, позаимствованные из других былин («Иван Годинович», «Дюк Степанович», «Добрыня и Змей», «Дунай-сват» и др.), из сказочного эпоса (спасение героем змеенышей и помощь благодарной змеи; подмена супруга превосходящим его по силе побратимом и укрощение жены-богатырши; колдовские действия героини и т. п.). За исключением мотива благодарной змеи, встречающегося в большинстве северо-восточных записей, все эти заимствования по-разному комбинируются друг с другом. Многие популярные в Прионежье эпизоды опущены или сохраняются в редуцированном виде. Такая пестрота содержания приводит к образованию самостоятельных редакций сюжета, иногда представленных одним-двумя текстами.

На рубеже XIX и XX веков былина «Соловей Будимирович» не входила в активную часть репертуара сказителей Архангельско-Беломорского края. Практически все тексты либо дефектны, либо зависимы от книги. В единственном мезенском варианте повествование обрывается, не получив логического завершения.

Северо-восточные записи былины «Соломан и Василий Окулович» образуют особую редакцию сюжета, которая по содержанию близка к принежско-кенозерской, отличаясь от нее оформлением отдельных эпизодов, меньшей насыщенностью метафорическими и символическими образами. В них нет вещего сна Соломаниды и его толкования, испытания воинов перед походом. В царство Василия Окуловича Соломан с дружиной плывет на кораблях, что выглядит логичнее, так как похитители увезли его жену морем. Соломанида прячет бывшего мужа под перину, а не в сундук или ларь; она выдает Соломана, как только убеждается, что ему не сносить головы. Василий Окулович не понимает иносказаний Соломана и удивляется его мнимой глупости.

Архангельско-беломорские тексты образуют единую редакцию сюжета «Сорок калик», специфические элементы которой наиболее полно представлены в былинах Кулоя и Мезени. Главным героем обычно является Михайло Михайлович, Касьян иногда упоминается как один из его спутников. Паломники начинают свой путь «от того от озера Маслеева»; в «заповеди великой» специально оговаривается, что калики не признают над собой царского или княжеского суда. По просьбе князя Владимира они исполняют «Еленьской [то есть эллинский, греческий] стих»; от их громогласного пения «потрясается» земля, колышется море, Добрыня и Алеша валятся со своих мест. Задетые бесцеремонностью Алеши, паломники не только отказывают ему в праве на обыск, но и подвергают богатыря унизительному наказанию. Только в кулойских и мезенских записях княгиня уговаривает героя навсегда остаться в Киеве, нанявшись в услужение к князю Владимиру.

Мезенские записи «Хотена Блудовича» занимают промежуточное положение между более древними по характеру прионежско-каргопольскими редакциями сюжета и сравнительно поздними его модификациями, зафиксированными на Печоре, Пинеге и в Поморье. Местные сказители сохранили традиционные для этой старины имена персонажей; гораздо активнее роль Чайны и ее братьев. Архаичный мотив обсыпания копья златом-серебром получил дальнейшее развитие: у Офимьи не хватает казны, и она выкупает сыновей, предлагая богатырю в жены свою дочь. В мезенских текстах особенно ярко проявилась характерная для всего Архангельско-Беломорского края тенденция к героизации Хотена: сыновья Офимьи с плачем отправляются на битву, заранее отдавая ему победу, а в одном из вариантов (№ 373) припоминают былые заслуги богатыря, спасшего Киев от нашествия татар. Сказители использовали целый ряд оригинальных мотивов и подробностей: описывается, как Хотен на копье «вынес» ворота «середи двора», «сшиб» терем «по окошечкам»; как связал побежденных сыновей Офимьи за волосы и «сметал» их через коня. Выразительно передано удивление Офимьи: «Не было ни бури, ни падеры, — всё-то мое домишечко розвоёвано». В записях из других регионов эти детали встречаются лишь изредка и не развернуты.

Записанные Григорьевым варианты «Чурилы и Катерины» относятся к нижнемезенской редакции сюжета. В них отсутствуют развернутые описания, троекратные повторы с нарастанием, пререкания обманутого мужа с женой по поводу вещей Чурилы, не названа по имени главная героиня. Некоторыми деталями нижнемезенские тексты перекликаются с кулойскими: служанка именуется «девушкой-чернавушкой», она предрекает, что любовные похождения доведут Чурилу до смерти. В отличие от других архангельско-беломорских записей в зачине не подчеркивается, что снег выпал не вовремя — поздней весной, ранней осенью или в середине лета. В обоих текстах супруги названы князем и княгиней; приход Чурилы в их дом описан с помощью звукоподражательных междометий («тики-стук, тики-хлоп, тики-бряк...»).

Баллады, исторические песни и духовные стихи А. Д. Григорьев записывал на Мезени выборочно, не имея времени на фиксацию всех предлагаемых ему вариантов. Тексты баллады «Братья-разбойники и сестра» примыкают к беломорской редакции сюжета: сестра именуется «моряночкой», на родину она и ее муж едут верхом, ночуют в шатре; полонянка подробно рассказывает о себе, повторяя первую часть баллады, и т. д. Мезенские певицы описывают, как братья «лелеяли» малолетнюю сестру, передавая ее с рук на руки (ср. текст с Зимнего берега — БПЗб, № 120). Необычайно жесток способ расправы разбойников с младенцем: они «племенницька в котли сварили». Традиционный сюжет старинной баллады «Молодец и Горе» сохранился в усеченном виде (см. прим. к №№ 356 и 406).

Оба варианта сравнительно редкого духовного стиха «Аника-воин» записаны в дер. Дорогая Гора; они близки по содержанию и стилю. В местной редакции сюжета Аника изображается как захватчик-иноверец, намеревающийся разграбить православный Иерусалим, надругаться над религиозными святынями. Наряду с лексическими оборотами, характерными для христианской книжности («вельми Чудо непомерное», «Смерть, от Бога посланная» и т. п.), в текстах широко используются былинные стереотипы (подробное описание выезда Аники, его угрозы разорить Иерусалим, тщетные попытки расправиться с «Чудом» и другие фольклорные формулы). Сюжет «Голубиная книга» бытовал на Мезени в единой редакции; ссылаясь на это, собиратель записал не все предлагавшиеся ему варианты. В текстах стабильно повторяются экспозиционная часть произведения и диалог о происхождении и иерархическом соотношении объектов живой и неживой природы, оформленный как серия вопросов и ответов. Притча о борьбе Правды и Кривды кратко изложена лишь в № 366. Имена персонажей, пытающихся прочитать Голубиную книгу, традиционные названия священной горы, царь-птицы и царь-рыбы варьируются и нередко деформируются.

Мезень — основной район бытования «Старины о льдине и бое женщин». Местные сказители обычно соединяли эту скоморошину пародийного характера с небылицами. Особый интерес представляет № 397: обращение к хозяину дома с предложением «старину сказать» роднит этот текст с обрядовыми песнями, исполнявшимися во время праздничных обходов дворов.

№ 305. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Текст зависим от книги. С местной традицией связаны лишь отдельные формулы и второстепенные подробности; важнейшие сюжетообразующие мотивы восходят к обонежским редакциям сюжета (подробнее см.: Указ., 12, № 41). Кроме этой былины Григорьев ничего от Табуева не записал, упомянув, что он «умеет рассказывать» еще две старины, в том числе про Ставра — сюжет, практически забытый на Мезени.

№ 306. Хотен Блудович. Типовой вариант местной редакции сюжета; по композиции и набору эпических формул близок к № 373, уступая ему в детализации повествования. Сказитель придерживается традиционного формульного стиля, умело строит отдельные стихи и тирады, охотно пользуется повторами. В тексте немало лексических архаизмов («портишшо» — в старом значении этого слова; «ратовишше» и др.). Эпитет «чара зелена» появился в результате неудачного усечения формулы «чара зелена вина». В ст. 197 чрезмерное внимание к особенностям произношения привело собирателя к искажению смысла фразы (Хотен «сражалсэ в красен Киев-град» вместо «сряжался»).

№ 307. Василий Буславьевич. Контаминированный текст, в котором первый сюжет о Василии Буслаеве изложен фрагментарно: не описываются пир-братчина, кулачный бой на мосту через Волхов, столкновение Василия с крестным отцом. В то же время оба мезенских варианта (см. также № 322) насыщены оригинальными бытовыми деталями (новгородцы угрожают отравить Василия; вино для гостей богатырь целыми бочками закупает в кабаке). Оба сказителя с юмором описывают, как новгородцы всемером принимаются за богатырскую чару с вином и вдесятером выпивают ее. Упоминание Рязани в начальных стихах — механический перенос из былин о молодости Добрыни (горожане последовательно именуются новгородцами). Рассказ о поездке Василия в Иерусалим дан в обычной для Мезени редакции, но одна деталь уникальна и знаменует собой неотвратимость трагической развязки: когда приходит черед Василия прыгать, «высоко камень признимаицсэ».

№ 308. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем. Один из наиболее цельных и полных вариантов былины. В деталях повествования он примыкает к другим нижнемезенским записям (богатыри свистом подзывают своих коней; противника они называют «супостат велик»; завидев Подсокольника, свистят и ревут, подобно Соловью-разбойнику). Другие оригинальные подробности данного текста отмечались по всей Мезени (состав богатырской заставы; признание Алешей и Добрыней превосходства их противника — «не моя чета, не моя верста» и др.). Сознавая опасность предстоящего поединка с Ильей, Подсокольник отпускает «охоту»; этот мотив в архангельско-беломорских записях редок. Выразительные гиперболы использованы в описании боя богатырей и расправы Ильи с соперником. В отличие от большинства мезенских вариантов в былине нет сцены убийства матери Подсокольником, а с его предысторией связаны лишь две лаконичные фразы.

№ 309. Дунай. В данном варианте Дунай изображен как бывший слуга «короля ляховинского», после поединка он легко узнает Настасью-королевичну. Некоторые оригинальные подробности совпадают с № 367 и особенно с № 377 (на ископыти богатырского коня подписана «подпись со югрозою», на лбу младенца — подпись, свидетельствующая о его воинских качествах; Настаья-поляница попадает стрелой Дунаю в правый глаз, а тот ответным ударом вышибает ее из седла; использован не характерный для северо-восточной традиции и обычный в Прионежье эпитет «тихие Дунай»). «Походочка повинная» — фонетическая вариация традиционного эпитета «походочка павиная» (ср. № 345 и др.).

№ 310. Бой Добрыни с Дунаем. В тексте четко реализуется идейно-художественный замысел создателей былины: справедливый гнев Добрыни, поддержанный авторитетом Ильи Муромца и «великим судом» князя Владимира, вызвала хвастливая надпись на шатре Дуная. Смысловая доминанта заключена в краткой и выразительной формуле: «Нам боецьсе угроз дак богатырьскиех — нам нецёго ездить во полё поляковать» (ср. №№ 321, 341). Типичные для мезенской традиции поэтические образы использованы сказителем для того, чтобы передать постепенную потерю захмелевшим Добрыней контроля над собой, для описания «развоёванного шатришка» Дуная.

№ 311. Чурило и неверная жена Перемятина. Типичный образец нижнемезенской редакции сюжета, охарактеризованной в преамбуле. Многие фрагменты даже на лексическом уровне почти идентичны варианту С. Сахарова, односельчанина сказителя (см. № 317); лишь некоторые стихи отличаются по содержанию и стилистическому оформлению.

№ 312. Первая поездка Ильи Муромца [Илья и Соловей-разбойник]. В тексте наиболее полно представлены особенности местной традиции. Уже в начале произведения не только описана перекрытая Соловьем-разбойником прямоезжая дорога, но и говорится, что Илья положил заповедь за день проехать по ней и привезти Соловья в Киев. Благодаря этому сюжет «Илья и разбойники», предшествующий основному, органично вплетается в ткань повествования, превращается в рассказ о предварительном испытании героя. Былина исполнена в лучших традициях классического формульного стиля, насыщена развернутыми описаниями, повторами, лексическими архаизмами; некоторые мотивы и формулы не встречаются в других мезенских текстах. Это — портрет Ильи, описание внешнего вида его коня; чудесных стрел с «каменьём самоцветным»; рассказ о том, как Илья расчищает заросшую за тридцать лет дорогу. Есть в былине и отдельные алогизмы. Она посвящена первой поездке богатыря, в Киеве его никто не знает, а при встрече с разбойниками Илья хвастает шубой, подаренной ему князем Владимиром. Обещание героя пленить Соловья-разбойника не вяжется с его зароком не пользоваться в пути оружием (обычно Илья связывает себя «заповедью великой», ничего не зная о предстоящих опасностях).

№ 313. Сорок калик со каликою. Текст традиционен за исключением одного момента — опущено описание попыток княгини обольстить калику, что потребовало существенного изменения содержания заключительных эпизодов. Апраксия не знает о «тежолой заповеди» калик; подкладывая серебряную чашу в сумку Михайлы, она стремится вернуть в Киев приглянувшегося ей молодца. Отсюда — ее раскаяние, необычная развязка событий (по молитве княгини закопанный в землю Михайло освобождается и догоняет «свою братью-дружинушку»). Как и другие былины В. Тяросова, вариант отличается стройностью композиции, отточенностью стиля, выразительностью поэтического языка.

№ 314. Васька-пьяница и Кудреванко-царь. Типовой образец мезенской редакции сюжета, в деталях повествования близкий к №№ 319, 337.

№ 315. Оника-воин. Типичный образец мезенской редакции сюжета, в которой переплетаются элементы былинного и книжного стилей (см. преамбулу). Высокая техника исполнительского мастерства, богатый запас традиционных формул позволили сказителю максимально приблизить свой вариант к устной эпической поэзии. Этому способствует даже немотивированное упоминание в первых строках Святогора и Самсона, поставленных в один ряд с «Оникой, храбрыим воином».

№ 316. Василий Окулович и Соломан. Вариант не выходит за рамки печорско-мезенской редакции сюжета, охарактеризованной в преамбуле. Как и в былине брата сказителя (№ 327), в роли похитителя выступает «детинушка Поваренин, Торокашко вор», Соломан правит в Царьграде, а Василий Окулович — в «Чернигороде», который осознается как нерусский и нехристианский город (на пиру здесь сидят «пановья, улановья, поганые татаровья»).

№ 317. Чурило и неверная жена Перемякина. Как и былина В. Тяросова (№ 311), текст принадлежит к нижнемезенской редакции сюжета. Композиционно-стилистическая близость обоих вариантов во многом объясняется единством источника: сказитель былинам «научился у своего отца и отца В. Тяросова и пел «сзади» за Тяросовым» (с. 70).

№ 318. Оника-воин. По композиции и стилю вариант примыкает к № 315 и, вероятнее всего, восходит к тому же источнику. А. Петров подробнее, нежели В. Тяросов, описал выезд Аники и воспроизвел его угрозы разорить Иерусалим, «облатынити» христианскую веру. Однако центральный эпизод произведения (диалог героя с «чудом», его безуспешные попытки отсрочить смертный час) изложен не так обстоятельно, как В. Тяросовым.

№ 319. Васька-пьяница. Былина близка к № 314 и, видимо, восходит к тому же источнику. В основном придерживаясь традиционной сюжетной схемы, сказитель ввел в свой текст ряд необычных деталей. Василий пропивает в кабаке целый оружейный арсенал; выкупает его Добрыня, а не князь Владимир; в избиении вражеского войска герою помогают «подрусьницьки» — Добрыня Никитич и Алеша Попович. Не свойственное былинному лексикону слово «колоши» явно диссонирует с «куньей шубочкой собольею» (ст. 166—169).

№ 320. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Текст принадлежит к тому же изводу, что и № 308, отличаясь от него более развернутой предысторией Сокольника, включением сцены убийства Златыгорки сыном и некоторыми мелкими подробностями. В описании «охоты» усилен акцент на том, что Сокольник приручил диких зверей и птиц (ср. № 417, а также печорские тексты). Илья узнает сына по своему именному кресту; враждебные чувства молодого богатыря подогреваются тем, что отец считает его мальчишкой и советует подрасти. Сказитель хорошо владел былинным слогом, употребил ряд редких формул и деталей (угрозы разорить Киев и «облатынить» христианскую веру; символический знак примирения богатырей — «становили они коней к одному корму»; оригинальная гипербола — соскользнувшее с креста копье Сокольника «ушло в землю во пять сажон»). Некоторые отклонения от традиции, видимо, связаны с новациями певца, не всегда удачными (отправляясь навстречу Сокольнику, Добрыня просит Илью похоронить его в Киеве, «если мне на поли смерть будет»; уже назвав Сокольника сыном, Илья продолжает расспросы о роде-племени).

№ 321. Бой Добрыни с Дунаем. Типовой вариант местной редакции сюжета, близкий к №№ 310, 341. Некоторые мотивы и детали перенесены из других эпических песен (осматривание окрестностей с горы — «Илья и Сокольник»; неудачная попытка Алеши Поповича примирить богатырей — «Сорок калик»).

№ 322. Василий Буслаевич. Контаминированная былина Петрова содержит те же оригинальные подробности, что и текст его односельчанина В. Тяросова (№ 307) и, очевидно, восходит к тому же источнику. Необычен состав дружины Василия: традиционного для Мезени Костю Новоторженина заменил Алеша Попович, а Фому Толстокожевникова — Ерёмка Храбрынький (вероятно, под влиянием сказок и песен о Фоме и Ереме). В нарушение традиции Василий саблей убивает захмелевших новгородцев, а вместо кулачного боя с ними изображается спортивная борьба богатыря и его дружинников между собой. Сказитель почти полностью забыл второй сюжет, удержав в памяти только кульминационный его эпизод.

№ 323. Илья Муромец и Издолище в Киеве. Один из немногих в северо-восточных районах и единственный мезенский неконтаминированный вариант этой былины содержит все основные эпизоды, кроме диалога мнимого калики с Идолищем. В начале текста заметно влияние старин о татарском нашествии; сказитель подробно описывает появление врага, приводит его развернутый монолог-ультиматум (ср. № 402 и др.). Необычна роль князя Владимира — он посылает калику разыскать Илью Муромца в надежде на его помощь. Брошенный Идолищем нож попадает в «имянной-от крест» — очевидный перенос из «Ильи и Сокольника».

№ 324. Васька-пьяница и Бутыга. По всем основным параметрам текст чрезвычайно близок к № 314, записанному от родного брата сказителя. Однако его начало и конец не имеют аналогов в других мезенских записях. В былине А. Тяросова нет запева о турах; вражеское нашествие возглавляет «Бутыга» (ср. прионежско-каргопольские редакции сюжета); татары прибывают в Киев на кораблях, как в варианте из Архангельского уезда. «Кольчуга каленых стрел» вместо «колчана» — оговорка или ошибка певца.

№ 325. Голубиная книга. Обычный для местной традиции текст. «Вытусей Вытусеевиць» заменил «Давида Евсеевича», а «Тит-рыба» — «кит-рыбу».

№ 326. Старина о льдине. Скоморошина пародийного характера, в которой комический эффект достигается благодаря применению стилистики классических былин для изображения подчеркнуто сниженных бытовых ситуаций. Текст близок к другим записям из Мезенско-Кулойского края (ср. № 244 во втором томе).

№ 327. Василий Окулович и Соломан. Вариант близок к былине брата сказителя (№ 316); некоторые фрагменты совпадают почти дословно. Вместе с тем в нем обнаруживаются существенные отклонения от печорско-мезенской редакции сюжета. Отсутствует эпизод спаивания Соломаниды — ее просто заманивают на корабль и увозят; царица прячет своего первого мужа не под перину, а в «крепкий ящик» (ср. записи из Прионежься, с Кенозера и Зимнего берега); в отличие от других северо-восточных записей Василий Окулович готов принять Соломана как дорогого гостя (правда, это не вяжется с дальнейшим развитием событий). Некоторые оригинальные элементы, видимо, являются новациями сказителя. Соломан царствует в «Соломи-городи»; поначалу Соломанида не соглашается идти замуж за Василия и даже готова броситься в море; Василий насмехается над своим соперником, оказавшимся у царицы под подолом. В зачине былины есть логическая неувязка: во дворце Василия Окуловича пируют и русские богатыри, и «пановья-улановья».

№ 328. Козарин Петрович. Один из двух текстов, представляющих нижнемезенскую редакцию сюжета, в которой практически снят семейно-бытовой конфликт; родители с неохотой отпускают Козарина на поиски похищенной сестры. В отличие от большинства своих земляков сказитель использовал развернутый плач полонянки, дополнив его негативной характеристикой татарских обычаев. Нежелание героя оставаться в родном доме ничем не мотивировано. Описание «недобрых игр» малолетнего богатыря со сверстниками, вероятно, перенесено из былины о молодости Василия Буслаева (ср. №№ 307, 322).

№ 329. Братья-разбойники и их сестра. Текст содержит все специфические мотивы и подробности, свойственные беломорской редакции сюжета и ее мезенской модификации (см. преамбулу).

№ 330. Мать князя Михайла губит его жену. По содержанию и стилю вариант примыкает к среднепинежской редакции сюжета (см. ее характеристку в у Михайла конь-от подопнулся...») воспринимается как тревожный сигнал об уже случившейся беде, а не как ее предзнаменование. Ненависть свекрови к невестке косвенно мотивируется своеволием князя Михайла («он женился — не споросился...»); этот мотив популярен в Прионежско-Каргопольском крае и редок в северо-восточных регионах.

№ 331. Соловей Будимирович и Забава Путятисьня. Вариант содержит ряд традиционных элементов, отсутствующих или переосмысленных в устных по происхождению архангельско-беломорских записях. Действие приурочено к Киеву, героиня названа Забавой Путятичной, сохранен комплекс мотивов, связанных со строительством теремов. В былину удачно включены бытовые детали (Соловей отказывается жить в княжеских теремах, потому что у него «семья да несурядлива»), оригинальны отдельные формулы (сравнение теремов Соловья с горящей свечой и распуствишимся цветком, иронический отзыв героя о Забаве). Некоторые важные действия персонажей не описаны, сказано лишь об их результатах. Опущены финальные эпизоды, поэтому данный вариант трудно даже квалифицировать как былину о сватовстве.

№ 332. Сухмантий Одихмантьевич. Сюжетная схема, ключевые формулы мезенского варианта близки к пудожским записям и кулойскому тексту, что свидетельствует о бытовании на Севере единой редакции этой былины. Некоторые детали не имеют аналогий в других текстах. Сухмантий говорит, что ему нечем хвастать, кроме «сильней силушки»; князь Владимир поручает ему привезти «птицю-гарлицю». Необычен для данного сюжета способ самоубийства богатыря, обусловленный тем, что в тексте ничего не говорится о его ранении татарами.

№ 333. Потык. Целый ряд сюжетообразуюших мотивов роднит данный вариант с № 374. В них рассказывается о спасении «раскованного» на стене богатыря дочерью его соперника, Потрухова упоминает и о согласии героя жениться на своей спасительнице. Как и в некоторых прионежско-каргопольских записях, воскресшую королевичну прозвали «Марьей Бессмертной». В описании борьбы богатыря с похитителем его жены ощущается влияние былины об Иване Годиновиче (ср. кулойские записи «Потыка» — №№ 262, 272, 277). В измененном виде обе мезенские певицы использовали мотивы из «Соломана и Василия Окуловича» (Марья прячет своего мужа под перину, он сам предлагает расковать его на стене городовой и т. д.). В тексте есть и оригинальные детали, отсутствующие в № 374. Потык спасает не змеенышей из огня, как обычно, а отвязывает от дуба саму змею; в могиле Марья не превращается в змею, а просто трижды встает из гроба; ее укрощение перекликается с аналогичным сказочным эпизодом. Потрухова удачно использовала популярную пословицу: «И две смерти не будёт, и без одной не миновать».

№ 334. Алеша Попович освобождает Киев от Тугарина. Вариант содержит ряд редких деталей: Тугарина вносят на раззолоченной доске (возможный отголосок старинного восточного обычая, запрещающего владыкам ступать на землю); разозленный насмешками богатыря, Тугарин «стрелил» в него вилочкой серебряной. Оригинальный поэтический образ использован для характеристики коня Тугарина — у него огненные крылья (обычно — бумажные). Есть в тексте и очевидные приметы забвения традиционного сюжета: не упоминается побратим или слуга Алеши Еким; неуместны угрозы затколоть богатыря копьем, затоптать конем, произносимые Тугарином в княжеских палатах, и др.

№ 335. Старина о льдине и бое женщин и небылица. Типичное для Мезени соединение скоморошины пародийного характера с фрагментом небылицы.

№ 336. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Вариант близок к №№ 308, 320, а с первым из них, видимо, связан генетически. Сказитель — племянник В. Тяросова; в их былинах немало текстуальных совпадений. Если в первой своей части вариант Тяросова-старшего богаче по содержанию и разнообразнее по стилистическому оформлению, то во второй части картина обратная — племянником сохранены некоторые традиционные мотивы, опущенные дядей. В критический момент Илья вспоминает, что ему смерть «на поли» не писана; он узнает сына по нательному кресту; кратко описывается убийство Сокольником матери. Обида сына на отца мотивируется не только тем, что тот не признает его богатырских качеств (ср. № 320), но и откровенно насмехается над ним, советуя вернуться к матери и поесть «каши пшенисьные». В ст. 194—199, возможно, отразился древний обычай встречать «с поля» воина и принимать у него оружие.

№ 337. Васька-пьяница и Кудреванко-царь. По композиции и стилю вариант примыкает к другим нижнемезенским записям былины (№№ 314, 319), что подтверждается также совпадением ряда нестандартных подробностей. Богородица забредает в Неву-реку по поесу» (обычно — в море или в речку Смородину); упоминается «турица однорогая».

№ 338. Дюк Степанович. Сюжетную основу текста составляют два эпизода из «Дюка», дополненные отдельными мотивами из «Ставра» (героиня наказывает мужу не хвастаться молодой женой; переодевшись в мужское платье, она получает Дюка в «подрусьники» и увозит его домой). Эти мотивы не развернуты, что не позволяет судить о принадлежности прототекста к какой-либо редакции «Ставра». Эпизоды из былины о Дюке (хвастовство героя на пиру и «описывание» его имущества княжескими слугами) изложены подробнее и выдержаны в духе архангельско-беломорской традиции. Посланцы князя Владимира за три года издержали три воза бумаги и сумели описать только сбрую лошадиную (ср. кулойские варианты — №№ 257, 302 и др.); дом Дюка стоит «на семи верстах».

№ 339. Бой Добрыни со змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Несмотря на небольшой объем контаминированной былины, обе ее части содержат ряд оригинальных и даже уникальных деталей. Как и в ряде других мезенских записей, Змей великодушно позволяет богатырю выбраться из воды на «плотну землю». Это — единственный вариант, в котором Добрыня во время поездки догадывается о готовящейся свадьбе его жены; в этой сцене использован легендарно-христианский мотив («знаком беды» становится шевельнувшийся на вороте крест).

№ 340. Михайло Ильич [Данило Ловчанин]. Вариант относится к архангельско-беломорской версии сюжета, примыкая к той ее редакции, которая завершается гибелью героя. В тексте имеются существенные отклонения от традиции. Частично они обусловлены влиянием популярной на Мезени былины о Дунае (начальные эпизоды), частично — индивидуальными новациями А. Макуриной или ее учителя (Дунай вероломно убивает Михайла Ильича, вопреки запрету жены уснувшего после удачной охоты). Отчество героя «Ильич» свидетельствует о возможных контактах мезенцев с печорскими сказителями, которые считали этого богатыря сыном Ильи Муромца и именовали «Староильевичем».

№ 341. Бой Добрыни с Дунаем. Вариант близок к № 310, уступая ему в детализации некоторых описаний и монологов. Певец подчеркнул, что в награду за службу Дунай получил от иноземного короля «черной шатёр рытнобархатной» (то же в №№ 412, 416); четко сформулировал суть претензий Добрыни к нему: «Будто нам молодцам в поле выезду нет». Слово «невежа» употреблено как нарицательное, а не собственное имя существительное («вставай, ведь невежа мой»).

№ 342. Купанье и бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Самый полный из группы мезенских вариантов, в которых объединены сюжеты «Добрыня и Алеша» и «Добрыня и Змей». В обеих частях былины, кроме типичных для местной традиции эпизодов и образов, есть и оригинальные детали, известные по единичным записям (укор Змее, нападающей на плывущего по морским волнам богатыря; описание стычки Добрыни и Алеши, крутой расправы героя со своим соперником; формула «молода жена ноги в стремена кладет»; постоянный эпитет «Змея востролютая» и др.). Необычны действия Змеи, пытающейся убить Добрыню ударом крыла. Финальные сцены первого сюжета разработаны в сказочном духе (упоминание живой и мертвой воды, «ковра самолётного» и т. п.). Подобно И. А. Чупову (№ 371), сказитель подробно указывает на распределение свадебных «чинов» между киевлянами, а распространителем ложных слухов о смерти Добрыни делает Илью Муромца. Особый интерес представляет описание игры героя на гуслях и постепенно меняющегося настроения князя Владимира, Ильи Муромца, Алеши Поповича и «Апраксеи» (так названа в былине жена Добрыни).

№ 343. Данило Игнатьевич и его сын Михайло. Традиционный в своей основе вариант содержит немало оригинальных деталей. Некоторые из них известны по другим записям, а некоторые не имеют близких аналогий и, возможно, являются индивидуальными новациями певца. К первой категории следует отнести характеристику малолетнего богатыря (хоть и молод, но уже ездит на коне Данилы, «играет» его палицей), приезд героя в Киев с головой побежденного врага на копье, и др. С личным творчеством Рюмина правомерно связывать нежелание юного богатыря явиться на княжеский пир, выступить против врага (это не соответствует представлениям о его раннем возмужании и диссонирует с дальнейшим развитием событий). Необычно помилование вражеского войска, которое после гибели своего предводителя готово повиноваться победителю. Узнавание сына по особой примете, скоре всего, навеяно былиной «Добрыня и Алеша», а эпизод с добыванием богатырского снаряжения из-под камня — волшебными сказками о силачах.

№ 344. Михайло Данилович. Текст лишь условно можно отнести к данному сюжету: за исключением имени главного героя в нем нет оригинальных мотивов и подробностей, характерных именно для этой старины. Отсутствуют все эпизоды, связанные с отцом Михайлы Даниловича, он даже не упомянут в тексте; не говорится о юном возрасте богатыря. Исполнитель сохранил в своей памяти в основном общеэпические ситуации и формулы, встречающиеся во всех былинах об отражении вражеского нашествия. Не исключено, что данный текст генетически связан с ними и просто прикрепился к имени богатыря-малолетки. Сказитель использовал оригинальную формулу: «Как охочого нету, нать невольным быть», редкое упоминание о том, что победитель привез на копье голову Кудреванки.

№ 345. Дунай. В своей основе текст традиционен; некоторые отклонения от мезенских стандартов правомерно рассматривать как новации исполнителя или его учителя. Опущены переговоры Дуная с отцом невесты, сватовство заменено ее похищением. Настаья отправляется «во сугон» за киевскими богатырями после того, как узнает от отца о случившемся (в других мезенских вариантах она встречается в Дунаем случайно). Оригинальна формула, противопоставляющая королевских дочерей друг другу. В описании поединка Дуная с Настасьей использован редкий мотив, зарегистрированный собирателями в разных районах (спутник героя подсказывает ему, как победить женщину-богатыршу).

№ 346. Молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Первая часть былины заметно отличается от других нижнемезенских текстов и близка к записям со средней Мезени и Кулоя. Повествование начинается с подробного рассказа о детстве Сокольника и его отъезде из родного дома; молодой богатырь похваляется «владеть» Ильей Муромцем так же легко, как он владеет «вострым копьем» (ср. №№ 288, 389 и др). Отсутствует обычное для архангельско-беломорских вариантов описание богатырской заставы. В дальнейшем события развиваются по традиционной схеме, за исключением финального эпизода, где изображается не вероломное нападение сына на спящего отца, а повторный их поединок.

№ 347. Козарушка. Краткий вариант нижнемезенской редакции сюжета, в которой освобождение девушки-полонянки не осложнено семейным конфликтом — родители даже готовы вознаградить Козарина за спасение сестры и в финале устраивают трехдневный пир по этому поводу. Действие приурочено к Чернигову. Имя сестры «Еленочка прекрасная» позаимствовано из сказок. В тексте встречаются неточности словоупотребления (вещий ворон сидит на «дубе белодубовом»; «шатер крыто бархатом» — вместо «рыта бархата».

№ 348. Мамаево побоище. Единственный неконтаминированный вариант «Ильи и Калина», однако и в нем просматривается влияние «Камского побоища»; заглавие «Мамаево побоище» принадлежит исполнителю. В самой былине имя Мамая не упоминается, вражеский предводитель назван «Скурловцем». Сказитель неплохо владел былинным стихом, эпическими формулами, использовал ряд оригинальных синонимичных словосочетаний («засловники-заступники», «палиця-убивиця»). Есть в тексте и отклонения от традиции, связанные с индивидуальными новациями певца или его учителя. Они коснулись и словоупотребления («свита-армия», «казаки да разгоречилисе» и др.), и сюжетосложения (персонажи попадают в такие ситуации и совершают такие действия, которые не свойственны русскому эпосу). Иногда эти дополнения удачны (Алеша Попович обижается на княгиню за то, что она не посылает его биться с врагами), но гораздо чаще входят в противоречие с устоявшимися характеристиками героев. (Князь Владимир уезжает в чистое поле «показаковать», отпор врагу организует княгиня; Добрыня отказывается в одиночку биться с захватчиками, опасаясь плена и смерти, и т. п.). Имя Окольника-наездника, видимо, появилось в результате искажения «Сокольника-наездника».

№ 349. Женитьба князя Владимира на греческой княжне; Илья Муромец и Удолище. От Аникеева записаны три былины, которые он воспринимал как своеобразную трилогию, исполняя их в том порядке, в каком они опубликованы Григорьевым. Особой необходимости в этом нет — тексты вполне самостоятельны и по содержанию не связаны друг с другом (см. №№ 350, 351). В них очевиден отпечаток личного творчества сказителя и книжного влияния, использованы нетрадиционные имена, сюжетные ходы, чуждая народно-поэтическому словарю лексика. В данной былине, открывающей «трилогию», механически объединены сюжеты «Дунай-сват» (первая его часть — добывание невесты для князя Владимира) и «Илья Муромец и Идолище». Несмотря на очевидное знакомство певца с летописным сказанием о женитьбе великого киевского князя Владимира на греческой царевне Анне (см. с. 244), рассказ о женитьбе былинного князя Владимира в основном повторяет сюжетную схему «Дуная» в местной редакции. Текст изобилует отклонениями от эпических канонов (невеста названа Настасьей; Добрыня заменил Дуная в роли свата, выполняет он эту миссию в одиночку и т. п.). Во второй части произведения («Илья и Идолище») главным героем является другой богатырь, что противоречит законам былинного сюжетосложения.

№ 350. Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Ром. во главе над войском кн. Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем; смерть во гробу и погребение Святогора. Тяжеловесное название, которое вынужден был дать произведению собиратель, — прямое свидетельство его нетрадиционности. Это — результат индивидуального творчества Аникеева или его предшественника; лишь в рассказе о победе богатырей над ратью «князя Додона» обнаруживаются глухие отголоски былин о татарском нашествии на Киев. Сказитель использовал множество небылинных слов и выражений, имена из лубочных изданий сказок, русских летописей. Не владея традиционными формулами, он заменил устойчивые «общие места» неуклюжими по форме и путаными по содержанию описаниями и монологами собственного сочинения. Текст пестрит логическими неувязками,.

№ 351. Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем. В тексте соединены три сюжета: «Добрыня и Змей», «Поединок Добрыни с Ильей Муромцем» и «Добрыня и Алеша». В отличие от других былин Аникеева их содержание в основном не выходит за рамки мезенской традиции. Единственное серьезное отклонение от эпических стандартов состоит в том, что сюжет «Добрыня и Змей» изложен в ретроспективном плане: о своих приключениях рассказывает сам герой. Сказителю не удалось до конца выдержать избранный им принцип — начиная с 231-го стиха, он перешел на обычную форму повествования от третьего лица. Во втором сюжете необычны обстоятества встречи богатырей: проснувшийся в своем шатре Илья Муромец видит рядом шатер Добрыни и т. д. Видимо, эти подробности, не имеющие аналогов в других записях, сочинены Аникеевым или его предшественником. Некоторые детали (упоминание «отдаленного царства Малобрунова», «преловкой ухваточки гимнастики», очевидно, навеяны петербургскими впечатлениями певца (он прожил в столице около 20 лет) или почерпнуты из книг.

№ 352. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу. Односельчане Иван и Ермолай Рассоловы (см. № 358) считали своим учителем М. Власова из Кузьмина Городка. Их варинты, несомненно, принадлежат к одному изводу, хотя и отличаются в деталях повествования. Характер разночтений свидетельствует о том, что Иван Рассолов усвоил прототекст нетвердо, некоторые эпизоды ему пришлось дорабатывать по собственному разумению. В начале былины заметно влияние «Дуная» (Василий Касимирович посажен в погреба; поручить ему посольство предлагает безыменный молодец, что не свойственно русскому эпосу). Татарская орда заменена условным названием враждебного царства — «Больша Земля, проклята Литва». Вместе с тем вариант не лишен известного своеобразия. Развязка конфликта намечена уже в начале былины (богатыри не только не берут дань для иноземного короля, но и намерены его самого сделать данником киевского князя); оригинальные художественные образы использованы в описании стрельбы из лука и борьбы.

№ 353. Женитьба и отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Вариант выдержан в традиционном духе, содержит ряд оригинальных поэтических образов. Настасья «запоручила свою буйну голову, дала свою руку правую»; явившись в наряде калики на свадебный пир, Добрыня становится «середи грыни против матицы»; Алеша именуется «князем первобрачным», а Настасья — «княгиней второбрачной» (на Мезени эти эпитеты встречаются редко). Выразительны предупреждение Омельфы Тимофеевны о том, что на свадьбу Алеши трудно попасть, и ее причитание после ухода невестки из дома.

№ 354. Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего. Контаминация сюжетов «Исцеление Ильи» и «Святогор и Илья»; первую былину Рассолов «слыхал рассказом» и пропел ее в ответ на настоятельные просьбы собирателя (с. 278). Именно в этой части его текст определенно зависим от книги, так как компилятивен по характеру, сединяет редкие и уникальные элементы старых записей, сделанных в разных областях России (Прионежье, Поволжье и др.). Вторая часть былины содержит ряд мотивов, характерных для печорской и мезенской традиций (ангелы «строят домовище» для Святогора; нет его попыток хитростью извести спутника; нарушив запрет умирающего богатыря, Илья получает такую чудовищную силу, что не может с ней совладать и рвет с корнями деревья).

№ 355. Илья Муромец и голи кабацкие, Илья Муромец и Издолище в Киеве. Обычная для севернорусской традиции комбинация сюжетов «Илья и Идолище» и «Илья и голи кабацкие». Второй сюжет органично вплетен в рассказ об освобождении Киева от чудовища и выполняет функции вставного эпизода. Появление в кабаке неузнанного киевлянами Ильи не приводит к конфликту с целовальниками или князем Владимиром, как это бывает в самостоятельное былине об Илье и голях. После встречи с богатырем князь настолько осмелел, что в присутствии Идолища нарушает его запрет и дает мнимому калике милостыню «ради Ильи Муромца». Сказитель использовал ряд оригинальных подробностей: описание креста Ильи, наименование одной из слобод Киева «украинкой Поморской»; рассказ о том, как слуги Идолища, пропустив во двор князя, безуспешно пытаются задержать его спутника. Некоторые детали позаимствованы из других эпических песен. Посещение кабака Владимиром навеяно былиной «Василий Игнатьевич и Батыга»; наказание, предусмотренное за произнесение имени Ильи — стариной о сорока каликах; оба сюжета были известны Е. Рассолову. Заключительная сцена близка к финалу единственной мезенской записи «Алеши и Тугарина» (№ 334).

№ 356. Непослушливый молодец (Горе-злочастие). Сюжет баллады до предела упрощен. Стержнем произведения служит наказ родителей, отступления от которого приводят героя к нищете. Горе-злочастие в тексте не упоминается.

№ 357. Козарушко. Традиционный сюжет изложен с предельным лаконизмом, что не свойственно Е. Рассолову. В центре повествования основная тема былины — освобождение полонянки, осложняющие мотивы не развернуты. Не объясняются причины разлада Козарина с родителями, не рассказывается о похищении его сестры. Тем не менее вариант производит впечатление удивительной цельности своей динамичностью, композиционной стройностью, отточеностью формул. Богатырь отпускает татарина, обещавшего освободить полонянку (ср. №№ 400, 405).

№ 358. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу. Лучший мезенский вариант этой былины; от родственного по происхождению № 352 отличается более стройной композицией, обилием живописных деталей. Гораздо подробнее описан выбор Батеем лучших стрелков из лука, борцов и игроков в шахматы; трижды повторена отсутствующая в тексте И. Рассолова развернутая формула угрозы киевским богатырям; оригинальные художественные образы использованы в описании молодецкой «потехи» — стрельбы из лука в воздух и подхватывания стрелы, подарков иноземному царю, приезда киевских послов во вражескую столицу («не дёржала стена их городовая») и др.

№ 359. Молодость Добрыни, жалоба на него князю Владимиру, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка. В своей традиционной части вариант близок к № 379, лишь некоторые формулы Рассолов дает в более развернутом виде и описывает неудачную стрельбу богатыря из лука (он не попал в «голуба кормленого»). Обычно краткое вступление о детстве героя превратилось в самостоятельный сюжет со своей интригой и развязкой; многие мотивы и подробности не имеют аналогов в других записях и, вероятнее всего, сочинены сказителем или его предшественником. В этой части текста былинная фразеология нередко соседствует с фразеологией новейших времен («карты-шахматы», лакеи», «казначей» и даже «похвальный лист», который Добрыня предъявляет князю). Вопреки традиции действие в большинстве эпизодов приурочено к Чернигову. Певец использовал мотив, позаимствованный из сказок или духовного стиха «Егорий и Змей» (богатыря разбудила слеза матери, упавшая ему на лицо).

№ 360. Первая поездка Ильи Муромца. В качестве вставных эпизодов в былину включены рассказы о столкновении богатыря со станичниками (восходит к самостоятельному сюжету «Илья и разбойники») и королевной-обманщицей (вторая часть «Трех поездок Ильи»). В сюжете «Илья и Соловей» элементы местной редакции сюжета переплетаются с мотивами и целыми эпизодами, лишь изредка фиксировавшимися собирателями, но далеко за пределами Мезени. Рассказ о пленении и помиловании осаждавших Чернигов трех царевичей и наказ Ильи помнить, что «Святая Русь не пуста стоит», известны по единственному нижегородскому варианту из сборника Киреевского. К сборнику КД восходит формула «нам эта шутка не надобно». В заключительном монологе Ильи близко к тексту передана знаменитая формула Т. Рябинина из Кижей; описание свиста Соловья-разбойника почти буквально совпадает с вариантом пудожанина Фепонова и т. д. Столь обширный реестр схождений можно объяснить только знакомством Рассолова с печатным источником компилятивного характера. В сюжете «Илья и разбойники» обнаруживаются уникальные детали двух симбирских и одного рязанского вариантов из сборника Киреевского. О знакомстве сказителя с печатными изданиями былин свидетельствовал Григорьев.

№ 361. Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Сюжетная канва варианта обычна для местной традиции, но некоторые мотивы и детали не встречаются в других мезенских записях. Действие перенесено в Чернигов; Добрыня отправляется «на заставу на Тобольскую» и др. Негативная характеристика Алеши Поповича дополнена оригинальной деталью: он разъезжает по городу с насаженной на копье головой, выдавая ее за «Добрынину главу». Видимо, этот мотив перенесен из былины об Алеше и Тугарине, где он органичен (см. № 334).

№ 362. Дунай сватает невесту князю Владимиру. Сказитель исполнил только первую часть былины и, вероятно, в таком виде ее усвоил (Настасья-поляница в тексте вообще не упоминается). Вариант выделяется продуманностью композиции, эпической обстоятельностью описаний, обилием бытовых и психологических подробностей (описание работы Опраксеи на ткацком стане и др.). В художественную ткань былины удачно вплетены некоторые детали, отсутствующие в других ее записях. (Князь Владимир недоволен тем, что сватовство приходится поручать опальному богатырю, и оставляет дерзкий ответ Добрыни без последствий только потому, что «ети реци» говорились «с уговоркою»; Дунай «челом не бьет» князю и благодарит Добрыню, вызволившего его из темницы.) Е. Рассолов, как и И. Чупов из соседней деревни (№ 367), изображает Дуная искусным гусляром. Упоминание о том, что у Дуная нет коня и платья, видимо, навеяно популярной на Мезени былиной о Василии-пьянице.

№ 363. Васька-пьяница и Кудреванко-царь. Образец взаимодействия соседних эпических традиций в контактных зонах. До 224-го стиха сказитель повторил местную редакцию сюжета, опустив или видоизменив некоторые второстепенные детали (не упомянуты зять и сын татарского царя, нет описания богатырской поездки Издолища; Богородица забредает в море, а не в Неву-реку и др.). В заключительных эпизодах чувствуется влияние печорской традиции: Василий берется провести татар в Киев с условием «казнить-вешати» бар, но «не ворошить» князя Владимира и Апраксию. Обойденный при дележе добычи богатырь расправляется с татарами. Как и в золотицком тексте (Марк., № 77) недоумение по поводу несправедливого дележа трофеев высказывает сам Кудреванко-царь.

№ 364. Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Хотя повествование начинается с выезда Сокольника из родного дома, сказитель не отказался от описания богатырской заставы, привел размышления Ильи о том, кого послать против «неприятеля», мотивированный отвод Алеши Поповича и т. д. Текст отличается высокими художественными достоинствами, содержит редкие мотивы и формулы (портрет Ильи Муромца и описание внешнего вида его коня; перебранка богатырей до поединка и во время боя). Оригинально дополнен один из традиционных мотивов: после молитвы у Ильи силы втрое прибыло, а у Сокольника — втрое убыло. Финал былины скомкан и не совсем логичен: нет сцены узнавания и нападения сына на спящего отца; хотя Илья увидел «свой старинный крес» у Сокольника, он все-таки убивает его за отказ назвать свое имя.

№ 365. Василий Окулович и Соломан. Вариант содержит некоторые детали и подробности, сближающие его с №№ 372, 395. Василий правит в Золотой Орде, имя похитителя — Торокашко Заморенин; во всех текстах устойчиво перечисление товаров, которыми он нагружает корабли; использована формула «по пошлины в городи торговать буду». Для похода Соломан набирает «силы охоцёе» (то же в № 395), оставляя ее в засаде «по трём местам, по трём руцьям». Метафорическое описание избиения вражеского войска подоспевшей на выручку дружиной (голуби клюют пшеницу белоярову) не встречается в других печорско-мезенских записях, но оно традиционно в Прионежье, на Кенозере, отмечено на Пинеге (№ 92).

№ 366. Голубиная книга. Единственный мезенский вариант, в котором хотя бы конспективно изложена притча о борьбе Правды с Кривдой. «Гора Фаорская» — слегка измененное название «Фавор-горы»; «Давид Оксеевиць» — от «Давыда Евсеевича».

№ 367. Дунай. Ориентируясь на обычные для местной традиции мотивы, певец иногда дополнял их новыми подробностями. Дунай благодарен Добрыне за освобождение из заточения — он кланяется ему раньше, чем «старому», то есть Илье Муромцу; оскорбительный отзыв ляховинского короля о киевском князе трижды повторяется. Использованы в тексте и сравнительно редкие в мезенских записях ситуации и характеристики. Опраксея-королевична активно противится сватовству, чем вызывает гневную реплику Дуная. Как и в № 362, подробно описывается ее работа за ткацким станом; Дунай изображается гусляром. Некоторые детали роднят былины И. Чупова и А. Чуповой, жены его дяди (№ 377). Только в них богатырь поначалу отказывается помочь князю Владимиру, мотивируя это тем, что за годы заключения в погребах он «все забыл»; Дунай «замки щиплё, аки пуговки»; Апраксии он предлагает одеваться подорожному, получше платье с собой забрать, а похуже — оставить в родном доме; невеста сетует, что ее отдают замуж «со великого кроволитея». Выразительна формула наказа Добрыне: «Бей татар до единого: не оставь ты на улици не курици». Вторую часть былины сказитель не запомнил.

№ 368. Рождение Сокольника, отъезд и бой его с Ильей Муромцем. По содержанию и стилю текст близок к № 364, некоторые формулы совпадают и на лексическом уровне. И. Чупов уступал земляку в исполнительском мастерстве, но традиционные элементы сюжета представлены в его былине гораздо полнее. Во всех подробностях сохранены заключительные эпизоды; обстоятельнее рассказывается о детстве Сокольника; шире перечень богатырей, отведенных Ильей Муромцем; как и в некоторых других среднемезенских вариантах, сообщается о любовной связи Илья с «бабой Златыгоркой», о кресте и перстне, которые он оставил для сына или дочери.

№ 369. Васька-пьяница и Кудреванко-царь. Текст во многом близок к № 363, представляя собой такую же контаминацию мезенской и печорской редакций сюжета. У И. Чупова она получилась не столь удачной, как у Е. Рассолова: сказитель переступил ту грань, до которой соединение разнородных обработок былины не вызывало внутренних противоречий (Василий убивает Кудреванку, истребляет часть татарского войска, а затем предлагает свои услуги царскому зятю и племяннику).

№ 370. Купанье и бой Добрыни со Змеем. Один из немногих мезенских вариантов, в которых мать предупреждает Добрыню о подстерегающей его опасности, а богатырь сразу убивает Змея. Подвергнувшись нападению, Добрыня просит у Змея отсрочки. Возможно, это — перенос из былин о татарском нашествии, но не исключено, что данный мотив исконно присущ одному из мезенских изводов сюжета. В нарушение местной традиции сказитель полностью перенес действие в Киев (здесь жил Микита Романович, здесь родился и вырос Добрыня).

№ 371. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Рядом оригинальных мотивов вариант перекликается с № 342 (роль Ильи Муромца в распространении слухов о смерти Добрыни; распределение свадебных «чинов»; сходная мотивировка запрета Настасье выходить замуж за Алешу Поповича; описание стычки соперничающих богатырей и др.). Явным отступлением от традиции выглядит поведение матери героя, которая «приневолила» Настасью нарушить запрет мужа. Некоторые детали фиксировались на Мезени очень редко, а за ее пределами вообще не отмечены (Добрыня просит, чтобы мать принесла ему для переодевания «не хорошого платья, по-среднёму» — ср. № 305; отправляясь на свадебный пир, он намеревается «роспечалить» невесту, если она весела, и «прирозвеселить», если она печальна — ср. № 305).

№ 372. Василий Окулович и Соломан. Текст очень близок к №№ 365, 395, а с первым из них, очевидно, связан генетически. Вариант Чупова беднее подробностями, в нем не столь выразительны некоторые описания и диалоги. (Василий Окулович не реагирует на иносказательную сентенцию Соломана о колесах, которые «чёрт несёт»; герой все три раза одинаково объясняет свое желание сыграть перед казнью в турий рог и др.) В былине упомянут отец Соломана Давыд, предупреждающий сына: «Насидишься под гузном ты под бабьим же».

№ 373. Хотен Блудович. Самый полный архангельско-беломорский вариант этой былины; принадлежит к той же редакции сюжета, что и № 306. Чупова еще более усложнила финальную сцену (Хотен намеревается выдать Чайну замуж за своего слугу; князь Владимир уговаривает его жениться на ней, напоминая, что невеста «не худых родов, роду царьского»). Выразительные детали и подробности, отсутствующие в тексте В. Тяросова, использованы и в других эпизодах (описание богатырской «шуточки» Хотена с воротами; поощрение князем планов Офимьи расправитьься с героем — «по Хотену отыску не будёт же»; упоминание о былых воинских заслугах богатыря перед Киевом). Как и в большинстве печорских записей, Офимья проклинает своих сыновей, уклоняющихся от битвы с Хотеном.

№ 374. Потык. Текст принадлежит к той же редакции сюжета, что и былина А. Потруховой, содержит все характерные для нее мотивы и подробности (см. прим. к № 333). Вместе с тем он стройнее и логичнее, богаче по содержанию. Это — единственный архангельско-беломорский вариант, в котором описывается расправа переодетого в женское платье богатыря с незваными женихами; превращенного в камень Потыка «отворачивает» не безымянный крестовый брат, а «стар матер человек». У Чуповой меньше заимствований из других былинных сюжетов и сказок, шире представлены специфические приметы местной эпической традиции. Богатырь заливает водой горящий куст со змеиным гнездом, а не отвязывает змею о дерева; в могиле он укрощает змею, в которую превратилась сама Марья-лебедь белая. Певица отлично владела традиционной стилистикой (см., напр., формулу хвастовства в ст. 26—35, исполненный чувства собственного достоинства ответ богатыря князю: «Таковых-то я рецей да не говаривал, а що к цёму придёт, дак я не пе́тюсе»).

№ 375. Ванюшка Маленький (Иван Годинович) и Настасья Митреевична. Оставаясь в рамках мезенско-кулойской редакции сюжета, вариант содержит ряд необычных для нее подробностей. «Ванюшка Маленький» — племянник князя Владимира; в сватовстве участвуют Илья Муромец и Добрыня; «сослужив службу», они отправляются на охоту. Настасья уговаривает короля стрелять не в голубей, а в связанного богатыря, но тот не считает его опасным; одна из стрел перерубает «опутинки шелковые», которыми герой привязан к дубу. Соперник героя наделен чертами врага-захватчика — он едет с войском «на двенадцати больших кораблях».

№ 376. Данило Игнатьевич [Данило Ловчанин]. Один из лучших архангельско-беломорских вариантов былины. Действие развивается в строгом соответствии с традиционной сюжетной схемой; оформление большинства эпизодов близко к записям с Кулоя, где эта старина пользовалась особой популярностью. Однако развязка принципиально иная — герой и его жена погибают. В сцене убийства Данилы использован архаичный мотив: герой нарушает неписаный закон — встретив в чистом поле «недруга», подает ему копье тупым концом, а не острым., чем и воспользовался Мишата. Оригинально описано психологическое давление на богатыря: на пиру его садят «за окольней стол, с детьми боярьскима», кормят объедками. Оскорбленный Данила начинает «в супор» говорить, что дает повод князю поручить ему смертельно опасное задание. Необычен и способ укрощения дикого вепря, использованный героем. Называя охотничьих собак, певица допустила искажение — «ти возьми с собой кота и рёвула» (обычно «скокуна, рёвуна»). Не характерны для северо-восточной традиции имя княжеского советчика «Мишата» и упоминание «Черни-города», в котором живет главный герой былины.

№ 377. Дунай. Текст содержит мотивы и подробности, роднящие его как с № 367, так и с № 309 (эпитет «тихий Дунай», подписи на ископыти богатырского коня и на лбу младенца, нестандартное описание поединка Дуная с Настасьей). Количество схождений и их характер позволяют говорить об Анне Чуповой как о певице творческого склада, сумевшей объединить в своем варианте элементы по крайней мере двух разных изводов былины. Есть в этом тексте и оригинальные детали, отсутствующие в других мезенских записях (редкий в русском эпосе эпитет «лук ярый», указание на прежнюю любовную связь Дуная с Настасьей).

№ 378. Василий Буславлевич. Типовой вариант мезенской редакции сюжета. Интересен развернутый наказ матери героя, содержащий не только запрет купаться в Иордан-реке и кататься во плакун-траве, но и предупреждение о хитростях «сорочины премудрой».

№ 379. Добрыня и Маринка. Сказитель сохранил в памяти лишь наиболее важные элементы сюжета, без которых невозможен связный рассказ о столкновении Добрыни с колдуньей. Превращение богатыря в тура мотивируется нарушением родительского запрета появляться «в переулках Маринкиных». В обоих вариантах из сборника Григорьева использован оригинальный мотив — Маринка оборачивается змеей и летит в чистое поле «отворачивать» Добрыню (ср. № 359). Видимо, он появился в результате буквального осмысления метафорической формулы — «зла безбожниця, люта змея подколодниця». Как и у Е. Рассолова, героя спасает его сестра; во всех других архангельско-беломорских записях — представители старшего поколения (мать, тетка, крестная Добрыни или «бабушка-задворенка»).

№ 380. Василий-королевич (Козарин). Текст содержит ряд необычных элементов. Герои принаждлежат к королевскому роду; подробно описывается, как Василий преодолевает огненную реку и крутую гору; включение этих эпизодов ничем не оправдано. Богатырский способ испытания коней, видимо, позаимствован из волшебных сказок (ср. № 405). В остальном текст традиционен, богат оригинальными деталями. Выразительны монологи татар, рисующих полонянке все более мрачные картины ее будущего — вплоть до перспективы быть зажаренной и съеденной. Брат и сестра лишь случайно избегают инцеста — Василий предлагает сестре «ужну варить, грех творить», на что она отвечает согласием. В финале драматизм повествования усиливается тем, что сын в точности предугадывает поведение родителей, которые даже не пустят его в дом.

№ 381. Мать князя Михайла губит его жену. Как и другие мезенские записи, текст примыкает к среднепинежской редакции сюжета. О преступлении матери князю сообщают соседи, а не слуги, как в большинстве архангельско-беломорских вариантов.

№ 382. Небылица. Обычный для Пинежско-Мезенсккого края вариант. «Цюхарь» — «чухарь», глухарь.

№ 383. Старина о льдине и бое женщин (начало). Фрагмент скоморошины. В более полных вариантах далее следует пародийное описание боя женщин.

№ 384. Дунай. Сказитель во многом отступает от традиционной для северо-восточных регионов сюжетной схемы. Дунай с самого начала присутствует на пиру, а не сидит в заключении; он сам вызывается добыть невесту для князя; приехав в город Ляхов, киевские богатыри сразу начинают избивать всех «со старого до малого». Стычка Дуная с королем, метание ножа и т. д. напоминают соответствующий эпизод из «Алеши и Тугарина»; в финальной сцене стрельба Дуная и Настасьи из лука изображается как смертельный поединок, а не спортивное состязание. Индивидуальный характер этих нововведений и переносов очевиден.

№ 385. Данило Игнатьевич и его сын Михайло. Вариант близок к другим записям с Мезени и соседних районов. Отдельные подробности роднят его с кулойскими текстами, что объясняется творческими контактами исполнителя с кулоянами. Параллели к некоторым редким деталям обнаруживаются далеко за пределами Мезенского края. Вражеское войско возглавляет «Шкурлак», «Скурлачишко» — это имя почти не встречается в местных старинах, но популярно у печорских певцов. В разгар боя конь просит передышки, так как вражеской кровью ему забрызгало глаза (то же в текстах с Терского берега и прионежском варианте). Прокопьев особо подчеркивает чудесный характер освобождения скованного героя (оковы спадают с его ног по молитве). Смысл фразы «не знаешь ты посвисту лошадиного» становится понятным, если учесть, что в ряде нижнемезенских былин богатыри свистом подзывают своих коней (№№ 308, 320, 336).

№ 386. Князь, княгиня и старицы. Вариант не выходит за рамки севернорусской редакции сюжета. Поддерживаемый княгиней идеальный порядок подчеркивается с помощью необычной детали — добры кони стоят «по колен во золоти» (обычно — «по колен в шелку»; в одном из поморских вариантов «по колен в серебру» — см.

№ 387. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Краткий вариант, содержащий отдельные детали, характерные для среднемезенской редакции сюжета (мотивировка запрета Настасье выходить замуж за Алешу), а также мотивы и подробности, общие для большинства мезенских записей (мать узнает Добрыню по «знамецку» под пазухой; упомянут печной столб, на который садится богатырь; выпив чару вина, он опускает в нее перстень). Прождав мужа урочные 6 лет, Настасья еще 6 лет отказывает жениху уже по собственной инициативе; этот популярный в других регионах мотив на Мезени редок (см. №№ 409,

№ 388. Голубиная книга. Текст не выходит за рамки местной редакции сюжета, охарактеризованной в преамбуле.

№ 389. Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем. В дефектном тексте Фофановой лучше сохранилась первая часть былины, посвященная детству Сокольника; ключевые эпизоды скомканы. Неудавшимися попытками певицы восстановить позабытую старину можно объяснить упоминание огнестрельного оружия, а также необычный ход поединка — Сокольник стрелой выбил Илье правый глаз (видимо, заимствование из местной редакции «Дуная» — ср. №№ 309, 377).

№ 390. Василий Буслаевич. Фрагментарный текст, в котором опущены некоторые традиционные эпизоды и подробности (нет купания героя в Иордан-реке, без обычной для мезенских былин детализации описана гибель Василия).

№ 391. Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем. Классический вариант той редакции сюжета, в которой победа безоговорочно отдается Добрыне. Поединку предшествует перебранка борцов, сам он носит характер спортивного состязания — борьба «на носок», а не битва боевым оружием (см. также интересное пояснение певца к этому эпизоду). По словам Авдушева, он перенял эту старину от крестьянина из дер. Сояна на Кулое (с. 485), однако с обеими записями Григорьева из этой деревни (№№ 254, 266) его текст имеет лишь самое отдаленное сходство.

№ 392. Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем. Отдельные фрагменты свидетельствуют о несомненном мастерстве сказителя (портрет Ильи, описание молодецкой «потехи» Сокольника), однако в целом его вариант заметно уступает лучшим мезенским записям. В традиционном духе выдержано лишь начало былины, затем следует серия эпизодов импровизационного характера. Вопреки обыкновению богатыри находятся не на заставе, а в Киеве; Алешу Поповича отводит Добрыня, а не Илья; Сокольник сразу выбивает Илью из седла. После примирения с отцом молодой богатырь приезжает в Киев в качестве почетного гостя князя Владимира. В мезенских текстах нет близких параллелей к этим эпизодам.

№ 393. Исцеление и первая поездка Ильи Муромца. Контаминация былин об исцелении Ильи, о его встрече с разбойниками и победе над Соловьем-разбойником. Первый сюжет изложен схематично. Как и в большинстве поздних мезенских записей, героя исцеляет «старый человек», а не калики перехожие. Оригинально сравнение богатыря-сидня с пнем, «сидящим» у дороги. Сюжет «Илья и разбойники» близок к варианту В. Тяросова (№ 312), но передан конспективно; характер расправы со станичниками нетрадиционен. Как и в былине Тяросова, впервые выехавший из дома богатырь упоминает шубу, подаренную ему князем Владимиром. О близком родстве этих вариантом свидетельствует и развитие событий в последней части текста (сюжет «Илья и Соловей»), но у Авдушева нет отмеченных в былине Тяросова перекличек со сборником КД.

№ 394. Камское побоище. Единственный вариант, в котором рассказ о первой битве с татарами не приобрел доминирующего значения. Однако его генетическая связь с популярной в этих краях развернутой редакцией былины о татарском нашествии очевидна — сказитель просто опустил некоторые эпизоды. Само имя вражеского предводителя — «Калин», редко встречающееся в мезенских былинах, косвенно свидетельствует о контаминации двух сюжетов. Видимо, индивидуальным нововведением Бешенкина является вытеснение других богатырей Ильей Муромцем (он, а не Добрыня, собирает богатырскую дружину; во второй части прослеживается только судьба Ильи, об участи его соратников ничего не сообщается). Некоторые мотивы не имеют аналогий в других мезенских записях, свободных от книжного влияния (Илья оповещает богатырей о нашествии татар, разбрасывая по дорогам «ёрлоки да скорописчаты»; после второй битвы он «окаменел на добром коне»).

№ 395. Василий Окулович и Соломан. По содержанию и стилю вариант близок к №№ 365, 372. Есть в нем и оригинальные мотивы и формулы, лишь изредка встречающиеся в архангельско-беломорских записях или вообще не имеющие в них аналогий. Соломан живет «за морем Турецким в Ерусолими»; на поиски похищенной жены он отправляется не на кораблях, а «сухопутою»; для похода набирает «силу охвочую». Уникален диалог Соломана с бывшей женой о том, котрый из двух мужей «теперь да лучше кажется». На редкость выразительно описывается беспомощное состояние споенной Торокашкой Соломаниды. Архаичное слово «попрыщо» осмысляется сказителем как элемент особого «богатырского» языка: не доходя до Золотой Орды Соломан оставляет свое войско «как по-нашому, по-руському, ровно за семь вёрст, а по-ихному, по-богарьскому, за семь попрыщов».

№ 396. Выезд и бой Сокольника с Ильей Муромцем. В тексте преобладают стандартные элементы местной редакции сюжета, его начало близко к № 364. Некоторые детали необычны: Сокольника обнаруживает Алеша, а не Илья; после неудачного покушения на него Илья на коне догоняет и убивает сына. Интересное развитие получил один из типовых мотивов — Илья увидел свой именной перстень в тот момент, когда Сокольник перехватил занесенный над ним нож (ср. № 417).

№ 397. Старина о льдине и бое женщин и небылица. Обычная для Мезени контаминация «Старины о льдине» с небылицей дополнена обращением к хозяину дома с просьбой разрешить «старину де сказать да стародавную». Редкая формула «Кабы синёму морю да на утишину, // Кабы добрыим людям да на послышаньё» идентична былинной концовке, зафиксированной в разных регионах — от Заонежья до Северного Урала (Гильф., №№ 6, 40 и др.; Григ., № 285; Онч., № 20 и др.; КД, № 3).

№ 398. Василий Васильевич [Дунай]. Начало былины, с трудом припомненное исполнителем. Добрыню-посредника и Дуная-свата заменил Василий Васильевич, а место традиционного «царства Ляховинского» заняла «Золотая Орда».

№ 399. [Оборона Пскова от Стефана Батория]. Редкая историческая песня об осаде Пскова польским королем Стефаном Баторием. Многие общеэпические формулы (особенно в начале текста и в финальной сцене) позаимствованы из былин. По мнению Б. Н. Путилова, сказитель мог усвоить песню из книги. Об этом свидетельствуют некоторые оригинальные детали, упоминание «коня бахмута», замена воеводы Карамышева Шуйским.

№ 400. Илья Муромец освобождает девицу из татарского плена [Козарин]. Текст представляет собой центральный эпизод «Козарина», прикрепившийся к имени Ильи Муромца. О судьбе третьего татарина, обещавшего девушке свободу, ничего не сказано, но по логике вещей богатырь должен его помиловать (ср. №№ 357, 405). Начальные стихи зависимы от баллады «Молодец и казна монастырская» (татары делят «казну Микольскую»).

№ 401. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Один из самых полных вариантов среднемезенской редакции сюжета. В тексте подчеркивается насильственный характер сватовства (ср. №№ 339, 342, 351). Оригинальная формула использована для описания реакции слушателей на игру Добрыни-гусляра («умны люди дозналисе, глупы люди россмехалисе» — ср. № 423). Просьба героя принести «платье цёрноё, сироцкоё», очевидно, продиктована его стремлением до определенного момента оставаться неузнанным. Этот мотив встречается еще в нескольких мезенских текстах, но, кроме № 423, оформлен иначе.

№ 402. Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Кудреванища-царя. Обычное для местной традиции соединение былины о татарском нашествии с «Камским побоищем»; второй сюжет передан кратко. С особой обстоятельностью изложены причины конфликта Ильи с князем Владимиром и все его перепетии. Выразительно сказано о физическом превосходстве богатыря над князем и его слугами («весить старого да не повесити, не сказнить будёт»). «Слуги подмутцивы» трижды клевещут на Илью, два раза Владимир воздерживается от крутых мер («как втору-ту вину ище бог простит»). Троекратные повторения — излюбленный прием сказителя. Михашину принадлежит одна из самых развернутых формул, содержащих вражеские угрозы Киеву. Сюжет «Камского побоища» упрощен и частично переосмыслен. Нет никакого вызова небесным силам; богатыри-победители (а не пассивные свидетели первой битвы) своим хвастовством провоцируют оживление вражеского войска, но в конце концов истребляют и его.

№ 403. Дунай. В основном придерживаясь традиционных стандартов, сказитель иногда отступал от них. На Дуная указывает не Добрыня, а «Тороканушко Заморенин» — персонаж былины «Соломан и Василий Окулович»; киевские богатыри еще до начала переговоров с отцом невесты избивают его «силу» (ср. № 384); поединок Дуная с Настасьей заменен сказочным по происхождению эпизодом в шатре; не описано возвращение богатыря в Киев, обычно предшествующее финальным сценам. Сравнение «лютой ископыти» богатырского коня с «пецищей» типично для местной традиции (см. №№ 384, 420 и др.).

№ 404. Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира. Вариант близок к печорским записям: в нем акцетируется самоотверженность Марфы, ее готовность пожертвовать собой ради спасения Киева. Издолищо (он назван также «проклятым большим Жидовином») — сват, а не жених, как в текстах с Зимнего берега; в его облике отчетливее проступают черты великана. Вопреки эпическим стандартам Илья, Добрыня и Алеша втроем рубят голову врагу.

№ 405. Иванушко Козаревич. Единственный мезенский вариант, в котором мотивы разлада героя с семьей проходят через всю былину. Невзлюбившие сына родители отдают его на воспитание бабушке-задворенке, утаивают богатырского коня и вооружение, отказывают в благословении перед опасной поездкой и даже после спасения сестры «на его оцьми не звели». Иванушко платит им такой же неприязнью, а в финальной сцене едва не разрушает палицей родительские хоромы. И хотя о семейных раздорах всякий раз говорится лаконично, психологическое напряжение все время нарастает, возникает второй сюжетный план, в какой-то мере затмевающий основную тему. В эпизоде поисков богатырского коня использованы мотивы волшебных сказок (ср. № 380); оригинальная по стилю и язвительно-хлесткая по содержанию бранная формула (ст. 35—37), видимо, тоже позаимствована из сказок. Как и в некоторых других вариантах (№№ 357, 400), герой щадит третьего татарина, проявившего великодушие по отношению к полонянке. В зачине былины искажение одного слова привело к переосмыслению всей фразы: «отсудили Иванушка от батюшка, присудили Иванушка ко бабушки» (ср. в одном из пинежских текстов: «остудили Михайлушка от батюшка...» — № 89).

№ 406. Непослушливый молодец (Горе). Вариант М. Михашина полнее № 356, однако заключительный эпизод изложен сбивчиво и схематично, ключевые поэтические образы в нем переосмыслены. В описании внешнего вида молодца использованы детали, которыми обычно характеризуется антропоморфный персонаж — Горе-злочастие. Финальные строки навеяны попытками героя с помощью превращения в зверей, птиц и рыб уйти от «привязавшегося» к нему Горя.

№ 407. Князь Роман, убивший свою жену. Текст баллады обычен для севернорусской традиции.

№ 408. Купанье и бой Добрыни со Змеем. Первый по времени записи мезенский вариант, в котором Добрыня побивает Змея колпаком; видимо, в начале XX века такой способ расправы с чудовищем начал вытеснять более архаичные. Оригинально мотивируется просьба богатыря об острочке поединка: «над нагим ругацьсе — да що над мёртвым». Обещание Добрыне чудесных подарков и их характеристика восходят к волшебным сказкам, а отождествление освобожденной девушки с племянницей князя Владимира правомерно считать сравнительно поздним нововведением (в местной традиции былина о Добрыне-змееборце не включена в киевский цикл). Обычный для северо-восточных вариантов топоним «Рязань» заменен на «город Романов» (по отчеству Микиты Романовича).

№ 409. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Вариант отличается стройностью композиции, отточенностью формульного стиля; принадлежит к среднемезенской редакции сюжета. Певица использовала некоторые редкие мотивы и детали. Подробно говорится о распределении свадебных «чинов» (ср. №№ 342, 361, 371); оригинально описание решительных действий Настасьи, узнавшей своего мужа — «правой ногой на золот стол, а левой ногой из застолья вон». Только в данном тексте встречается популярная в других регионах Русского Севера формула «Пей до дна, увидишь добра», а также диалог матери с неузнанным сыном о том, не видел ли он Добрыню. Настасья ошибочно названа «кнегиной первобрачной» (по другим вариантам — «второбрачная»).

№ 410. Небылица. Фрагмент небылицы, содержащий типовые для пинежско-мезенских записей образы.

№ 411. Сватовство царя Гремина на сестре князя Владимира. По свидетельству Григорьева, Попов пел эту былину вместе с Михашыным «и выучил, вероятно, от него или от его отца» (с. 565). Варианты обоих сказителей чрезвычайно близки, многие стихи и тирады совпадают в них почти дословно (ср. № 404). По исполнительскому мастерству Попов явно уступал своему односельчанину: в его тексте немало прозаизмов, гораздо меньше удельный вес эпических формул, встречаются нетрадиционные гидронимы («Унепь-река», «Езонепь-река»), пропущен важный в сюжетном отношении эпизод спаивания Издолища-Гремина. Вместе с тем в данном варианте убрана одна логическая неувязка: хоть и кратко, но сообщается о судьбе несметной «силы», сопровождающей Гремина.

№ 412. Бой Добрыни с Дунаем. Вариант полностью укладывается в рамки местной модификации сюжета. Моральная правота Добрыни подчеркивается тем, что взявший на себя роль третейского судьи Илья Муромец казнит Дуная. (Кровавые развязки в принципе не свойственны былинам, повествующим о конфликтах между русскими богатырями.) Упоминание Рязани и кончины отца Добрыни — обычное для северовосточных регионов прикрепление рассказа о молодости Добрыни к разным сюжетам. Дунай, служивший на чужбине, ставит «чёрный шатер» (ср. №№ 341, 416). Как и в большинстве мезенско-кулойских вариантов, Илья раздумывает о том, как ему поступить после выяснения этнической принадлежности сражающихся богатырей («русский с неверным — надо «бог помощь» дать» и т. д.).

№ 413. Потык. Вместе с вариантами сказителей с Зимнего берега А. Чекалева и Ф. Пономарева былина «Олёксы Малого» образует особую версию сюжета, отличающуюся сложностью структуры, использованием необычных для устной поэзии приемов сюжетосложения. Традиционные эпизоды «Потыка» дополняются рассказом о приключениях побратимов главного героя. Мартынов кратко упоминает о том, что Добрыня едет «к Дюку Степановичу именье смотреть»; описывает, как Алеша Попович убивает «трех татаринов», отыгрывает у «короля ляховинского» проигранные князем Владимиром деньги и «пятнадцать русских богатырей». Нарушения принципа непрерывности повествования усугубляются тем, что рассказ Алеши переплетается с сообщениями о действиях Потыка. Как и золотицкие певцы, сказитель акцентирует в облике Марьи колдовские черты, используя для этого сказочные мотивы. Некоторые детали, полнее представленные в золотицких текстах, Мартыновым переосмыслены или сохранены в усеченном виде. Видимо, он был знаком и с другой версией сюжета, близкой к прионежской, и под ее влиянием частично переработал финальные сцены. В результате появилась логическая неувязка: Марью оживляют только для того, чтобы тут же срубить ей голову.

№ 414. Иван Горылович (Годинович). Вариант относится к мезенско-кулойской редакции сюжета. Уже в начале былины князь Владимир предсказывает неудачный исход сватовства, сравнивая Овдотью с «подпазушной змеей»; богатырь силой увозит невесту; в решающий момент она предпочитает ему Издолище. Как и в ряде других северо-восточных вариантов, герой изображается бывшим слугой отца своей избранницы. От пут его освобождает Овдотья, не теряющая надежды на прощение (ср. печорскую редакцию сюжета; в других архангельско-беломорских записях этот мотив не встречается). Сказитель употребил популярную в других регионах, но не характерную для северо-восточной версии сюжета формулу: «От одного я бережку отъехала, да к другому я не пристала же». Оригинально описание единоборства богатырей. Многие имена собственные в данном варианте нетрадиционны («Иванушко Горылович», «город Муром», «король Муроменьский»).

№ 415. Камское побоище. Контаминированная былина «Олёксы Малого», в которой объединены сюжеты «Ильи и Калина» и «Камского побоища», — лучшая мезенская старины об отражении татарского нашествия на Русь. Она выделяется не только обстоятельностью повествования, обилием выразительных формул, но и редкими, подчас уникальными деталями. Ультиматум Калина привозит в Киев «Борис да королевиць сын» (ср. КД, № 50 и былину пинежанки Кривополеновой — № 111). Сказитель учитывает существование языкового барьера («по-ихному, по-тотарски, да за семь попрысков»), упоминает золотое, серебряное и медное кольца, к которым вяжут коней люди разного социального статуса. Последний мотив изредка фиксировался собирателями в разных районах — от Пинеги и Печоры до Восточной Сибири. Описание поединка Ильи с Калином близко к соотвествующему фрагменту из былины «Алеша и Тугарин» печорского певца П. Маркова. Особенно показательно сравнение отрубленной головы с отлетевшей пуговицей и недоумение противника по поводу «пропажи» богатыря, которого он считает убитым. Важная роль отведена Добрыне: он читает вражеский ультиматум, оповещает богатырей о грозящей Киеву опасности; его же во время первой битвы оставляют у шатра караульщиком, поскольку и сам он устал, и конь его «приускакалсэ». Как и в других мезенских записях, перебитое вражеское войско воскресает; сказитель использовал здесь оригинальную деталь: «которого рубили надвоё, а сидит их два на кони...» Необычен финал былины — по совету Богорордицы Илья отзывает богатырей с поля битвы: «Нам живым, видно, с мёрвыма не наратитьсе».

№ 416. Бой Добрыни с Дунаем. Сказитель в основном придерживался типовой для Мезени редакции сюжета; единственное существенное отступление от нее — замена Ильи Муромца Алешей Поповичем в роли третейского судьи. Дунаю вменяется в вину следование иноземным обычаям («Наши руськи не ставят черных шатров» — ср. №№ 341, 412); более того, он осознается как потенциальный изменник («придет с неверными в Киев-град, выпленит Киев-град» и т. п.).

№ 417. Выезд Сокольника и бой его с Ильей Муромцем. Один из лучших мезенских вариантов, отличающийся продуманностью композиции и стилистической отшлифованностью. «Олёкса Большой» расцветил традиционную сюжетную схему оригинальными подробностями, афоризмами, сравнениями и эпитетами. Некоторые из них известны по другим записям, хотя встречаются довольно редко. Это — описание «охоты» Сокольника; перебранка богатырей перед боем; меткая характеристика Добрыни («не уцёна его вежь да спорожоная») и т. д. Параллели с другими нестандартными элементами обнаруживаются лишь за пределами Мезенского края, в том числе в северноуральском сборнике Кирши Данилова (в числе отведенных Ильей богатырей упомянут «Цюрило да Голощапое» — ср. КД, № 1, где соперником героя является «голой щап Давид Попов»). Как и в № 392, Илья видит свой именной перстень, когда Сокольник поднимает руку, пытаясь перехватить занесенный над ним нож. Есть в былине логическая неувязка: уезжая из дома, Сокольник уже знает, что Илья — его отец, а вернувшись после встречи с ним, вновь допытывается у матери, былью хвастал «старой» или небылью.

№ 418. Встреча и поездка Ильи Муромца со Святогором, смерть Святогора и освобождение Ильей Муромцем Киева от Издолища. Контаминация былин «Святогор и Илья Муромец», «Святогор и тяга земная» «Илья и Идолище» В сюжетах о Святогоре сохранен ряд архаичных деталей. Святые Горы иногда упоминаются архангельско-беломорскими певцами, но только А. Мартынов уточнил, что в других местах «не несла бы» богатыря-великана «сыра земля». Святогор изображается дремлющим в седле — единственная фиксация этого мотива в северо-восточных районах. То же можно сказать о целом сюжете — «Святогор и тяга земная» (если не принимать во внимание книжные по происхождению тексты). В былине ему отведена роль вставного эпизода. Вариант интересен уникальными подробностями: Святогор с самого начала обещает повернуть не всю землю, а только треть ее; чтобы он не провалился, пытаясь поднять чудесную «ташоцьку», под него «подсунули плиту жалезную». Оригинальна связка между сюжетами о Святогоре и Илье и Идолище: получив часть силы великана, Илья вынужден идти пешком, так как у его коня «подломилась хребётна кость». Сказитель продемонстрировал высокий уровень исполнительского мастерства. В сюжетах о Святогоре нет столь обычных в северо-восточных записях прозаизмов, некоторые фрагменты могут служить эталонами эпического формульного стиля (ст. 76—77, 84—87, 98—110 и др.).

№ 419. Васька-пьяница отвозит дани Ордянному королю. Традиционный сюжет подвергся существенной переработке, от него остались только ключевые мотивы. Все остальное либо перенесено из других эпических песен, либо сочинено сказителем. Из старины «Василий Игнатьевьич и Батыга» позаимствованы сцена пиршества Василия с голями кабацкими, совет Добрыни обратиться к его названому брату, рассказ об опохмеливании богатыря князем Владимиром. В тексте не описываются состязания, богатыри сразу начинают избивать татар — Добрыня во дворе, а Василий в королевском дворце. Такое развитие событий обычно в местной редакции «Дуная». Обращают на себя внимание самая развернутая в архангельско-беломорских вариантах характеристика «даров троёгодных» и исполненный достоинства ответ богатыря князю (ст. 136—141).

№ 420. Дунай. Первая часть былины выдержана в классическом формульном стиле. Эпизоды, повествующие о Дунае и Настасье, сказитель припоминал с трудом. Попытки восстановить содержание полузабытой старины привели к механическому включению в нее мотивов из «Потыка» (спасение змеенышей из горящего куста, помощь благодарной змеи, упоминание о заповеди супругов живому ложиться в могилу с умершим). Вопреки традиции повествование завершается оживлением Настасьи, но из текста не ясно, как Дунаю удалось этого добиться. Оригинальна бытовая подробность — перед отъездом из Ляхова Дунай и Добрыня пошли «в торговой ряд» и «нагрузили три сумы» цветного платья для княжеской невесты.

№ 421. Князь Роман и Марья Юрьевна. Один из лучших вариантов этой сравнительно редкой баллады. Как и в других мезенских текстах, в нем немало сказочных мотивов и образов (ослепление служанок-татарок, преодоление героиней дремучих лесов, высоких гор и «Бузынь-реки»). Идейная доминанта произведения — моральная стойкость Марьи, сумевшей даже в плену сохранить супружескую верность. Ее отказ от второго брака при живом муже покрепляется ссылками на противоестественность второго солнца и второго месяца. В изображении иноземного царства переплелись представления северян о татарской орде и Литве.

№ 422. Мать князя Михайла губит его жену. По содержанию и стилю текст близок к другим записям А. Д. Григорьева (см. №№ 330 и 381). Откровенная неприязнь свекрови к невестке проявляется и в том, что она без какого-либо повода называет ее «спесивой-гордливой». «Заструги» — вымытые прибойной волной ямы.

№ 423. Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Текст содержит все элементы, характерные для среднемезенской редакции сюжета; особенно близок он к № 401, с которым обнаруживаются многочисленные схождения на лексическом уровне. Необычно для местной традиции агрессивное поведение переодетого Добрыни (в большинстве текстов богатырь подкупает слуг Алеши Поповича). Как и в №№ 387, 409, Настасья ждет мужа вдвое дольше условленного срока.

№ 424. Братья-разбойники и их сестра. Типовой вариант местной модификации сюжета, охарактеризованной в преамбуле. Как и в ряде других севернорусских текстов, действие приурочено к Киеву.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

Григ. — Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Т. I. — СПб.: Тропа Троянова, 2002; Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Т. II. — СПб.: Тропа Троянова, 2003.

Гильф. — Онежские былины, собранные А. Ф. Гильфердингом в 1871 году. Изд. 4-е. Т. 3. — М. — Л., 1949—1951.

КД — Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. — СПб.: Тропа Троянова, 2000.

Онч. — Ончуков Н. Е. Печорские былины. — СПб., 1904.

Указатель — Новиков Ю. Былина и книга. Аналитический указатель зависимых от книги и фальсифицированных былинных текстов. Изд. 2-е, доп. — СПб.: Европейский Дом, 2001.

УКАЗАТЕЛИ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН

Указатели собственных имен для удобства, в отличие от первого издания, размещены по томам и имеют пять рубрик:

I. Географические и топографические имена в былинах

II. Личные собственные имена в былинах

III. Географические и топографические имена в небылинных текстах

IV. Личные собственные имена в небылинных текстах

V. Алфавитный список прочих наименований (административные и иные учреждения, торжища, предприятия, монастыри, церкви, памятники культуры и т. д.)

В указателях использованы сокращения помет: дер. (деревня), гор. (город), губ. (губерния), ж. д. (железная дорога), р. (река), сказ. (сказитель, -ница), у. (уезд).

Цифры указывают страницу данного тома.

Нумерация страниц по настоящему изданию осуществлена М. А. Матвеевой.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ И ТОПОГРАФИЧЕСКИЕ ИМЕНА В БЫЛИНАХ

Акиан-морё: 121. См. Окиан-море.

Алыньско море: 137—139.

Бар-град: 565, 566, 578.

Больша Земля: 254, 256, 257.

Больша Ёрда: 283, 284.

Большая Орда: 283.

Боян-остров: 78.

Бузынь-река: 602, 603.

Буян-остров: 56, 78, 159, 360, 413—415, 620, 626, 627, 633, 674.

Валыньски острова: 612, 613.

Волхов, р.: 461, 529, 637, 678.

Греция (Грецыя), государство: 235—238. Грецыя, город: 236. Грецыя Великая, государство: 235, 236.

Демидовски переулки: 296.

Дон, река: 13, 31, 32, 58, 59 (родит. падеж — Дуна: 446, 449).

Дунаефка-река: 446.

Дунай-река: 39, 519.

Дунайское море: 139, 625.

Ердан(ь)-река: 22, 53, 428.

Ерусалим-град: 11, 22, 53, 63, 74, 76, 121, 428, 430, 661, 662.

Ерусолим-град, царство: 378, 482.

Ерусолим-царство: 481.

Ерусолино царство: 377.

Ёрдан(ь)-река: 430, 461.

Золота Ёрда: 335, 336, 338—340, 377, 378, 380, 381, 383, 384.

Золотая Орда: 332, 480, 482, 484, 485, 497, 631, 635, 640.

Игнатьевы улицы: 432.

Игнатьефьска улица: 296.

Казань, город: 260.

Карачарово, село: 50, 266, 307, 463, 471, 476, 629.

Киев (Киеф), город: 9, 10, 13, 15, 18, 24, 25, 27, 31, 34, 37, 38, 43, 46, 49, 50, 53—59, 62, 74, 78, 79, 85, 86, 89, 90, 92, 101, 110—113, 117—119, 141, 149, 154—156, 159—164, 168, 170, 181, 189, 191—192, 195, 198—201, 203—209, 217, 227, 229, 232, 235, 238, 247, 252, 253, 260, 265, 271, 272, 274, 275, 282, 288, 290, 293, 298, 300, 304, 306, 307, 309, 312, 319—321, 325, 326, 328, 344, 353—358, 361—364, 367, 369, 371—373, 386, 390, 391, 396, 404, 406—408, 411, 412, 414, 416, 417, 421, 423—425, 431, 432, 440, 443—446, 448, 448, 467, 469, 471, 475—478, 490, 495, 505, 510, 512, 532, 541, 546—548, 550, 553, 557, 561—565, 574, 576—578, 580, 581, 584, 587, 593, 596, 598, 611, 617—619, 622, 625, 628—630, 632, 634, 636, 641, 645—647.

Киёв-град (Киёф-град): 49, 134, 139, 149, 152, 205—207, 209, 217, 229, 232, 233, 329, 460, 468, 471, 477, 480, 490, 492, 507—509, 535, 538, 547, 548, 550, 559, 561—563, 612, 639, 641, 642.

Коласьникова улица: 140.

Колачникова улица: 140.

Ладушско озеро: 461.

Латырь-камешек: 93, 489.

Леванидов крест: 52, 547, 660.

Леванидофски кресты: 428, 429.

Лёванидов крест: 543.

Литва проклята, государство: 255, 257.

Литовская Земля: 599, 600.

Ляхов-город: 36, 37 (Ляхоф), 57, 78, 159, 317, 320, 348, 349, 352, 361, 442, 515, 517, 596.

Малобруново царство: 251.

Маринкины (Марынкины) переулки: 432.

Маслеёво озеро: 52, 218, 222, 620.

Муров, город: 463, 466, 471, 475.

Муром, город: 50, 266, 307, 554, 629.

Нева, река: 57, 78, 160, 461.

Невесь-река: 519.

Новый град: 108.

Ножовская Земля: 600.

Неметчина: 589.

Непра-река: 142, 143.

Окиан-морё: 342, 633.

Окиян-морё: 342.

Окиян-река: 458.

Онепь-река: 538. См. еще: Унепь-река.

Опский город: 640.

Опсков-град: 498.

Ордянна Земля: 590, 592.

Питер, город: 309.

Полоцкий город: 498.

Поморская украинка: 272, 275.

Почай-река: 411.

Резань, город: 18, 106, 184, 188, 190, 191, 195, 330, 463, 464, 538, 617, 628, 638, 639.

Резанюшка: 106, 638.

Романов, город: 529.

Русалим-град: 342.

Русь: 99, 103, 252, 299, 498, 499, 586, 640.

Русь Святая: 188, 191, 285, 286, 299, 316, 401, 437, 595, 601, 602.

Святое море: 121.

Светыя горы: 584.

Святыя горы: 584.

Сион-гора: 119, 622.

Смородинка, речка: 304.

Соломано царство: 333.

Солом-город: 123.

Сухмант-река: 143.

Тобольская застава: 309, 310.

Туес, город: 152, 439, 495.

Турэцькое море: 482.

Турэчькое море: 481.

Унепь-река: 535. См. еще: Непра-река, Онепь-река.

Фаворская гора: 340, 632.

Хвалынская пустыньюшка: 52, 620.

Хвалыньско(ё) море: 438.

Царь-град: 68, 566.

Цернигов-город: 11, 266, 288, 290, 291, 296, 299, 309, 631.

Чернигово: 466, 469, 471.

Чернигов, город: 46, 69, 133, 226, 222, 239—241, 245, 298, 415, 471, 476, 619, 646.

Чернигород: 621.

Чернин-город: 126.

Чернь-город (Чернь, город): 66, 122, 405, 406, 413, 414, 416.

Чусовой дом: 15.

Чяр-град, см.: Царь-град.

Шахов-город: 57, 78, 159, 320, 361, 441, 442, 596.

ЛИЧНЫЕ СОБСТВЕННЫЕ ИМЕНА В БЫЛИНАХ[184]

Адам, праотец: 121, 266.

Алексей, человек Божий: 604.

Алёша Попович: 8, 9, 149, 167, 184, 227, 239, 245, 260, 309, 371, 456, 501, 531, 607, 628, 645—647. Алёшенька Попович: 467. См. еще: Ёлёша; Олёша Попович.

Анастасия (Настасья) королевична, дочь греч. царя, жена кн. Владимира: 238, 239.

Апраксея: 37, 37, 55, 56, 110—112, 475.

Апраксия (королевична, княгиня), жена Добрыни: 189—191, 193, 194. Апраксея-королевична: 185, 189, 190, 194.

Апраксия-княгиня, жена кн. Чернигова: 240.

Артак, зять Кудреванки-царя: 57, 78—81, 160, 161, 163.

Асаф-царевич: 266.

Батей-царь: Батей: 257, 258. Батей Батеевич: 8, 253—255, 257—260, 282—288, 629, 630, 645, 647. Батеюшко: 258. Батый Батыевич: 427.

Безременниковы Фома и Ерёма, см.: Фома Безременников и Ерёма Безременников.

Блуд, отец Хотена: Блудище (Блудишшо): 13—16, 387—389.

Блудова, см.: Овдотья Блудова.

Бог: 23, 34, 64, 80, 97, 110, 151, 179, 211, 244, 264, 270, 276, 321, 376, 396, 398, 403, 405, 425, 447, 448, 470, 479, 493, 499, 502, 503, 506, 533, 540, 562, 589, 611.

Бога (Божий, Божьи): закон: 45, 73, 125, 126, 373, 601—603; иконы: 155, 156, 229, 232, 233, 507; лицо: 120; помощь: 401, 409, 557, 567, 568, 573, 575, 585; ризы: 341; церковь: 24, 29, 44, 45, 57, 63, 72—74, 76, 78, 86, 89, 90, 92, 110, 112, 125, 149, 155, 156, 159, 207, 222, 229, 232, 233, 267, 299, 328, 329, 331, 336, 356, 357, 358, 361, 373, 452, 476, 490, 492, 507—510, 528, 563, 604.

Богородица: 29, 57, 78, 157, 160, 320.

Божья Богородица: 268.

Божья Мати: 29, 78.

Борис-королевич, посол: Борис-королевич: 561. Борис: 561, 562.

Ботуга, царь: 117.

Ботыга, царь: 114.

Будимирович Соловей, см. Соловей Будимирович.

Буславьюшко: 19, 106, 617.

Бутыга, царь: 113, 114, 117, 622, 645, 647.

Буянище-зверище: 172.

Ванюшка Маленькой (Иван Годинович), племянник кн. Владимира: 386, 404—411, 636, 645—647. Ванюшка: 405, 409—411. Ваня (Маленькой): 406, 409—411.

Василиста Викулична, жена Мих. Ильича (Данилы Игнатьевича): 172—175. Василиста: 174—176.

Василий Бруславлевич: 427—431 Василей Б.: 428, 430, 431. Василей: 428, 430. Васильюшко Бр.: 430. Васильюшко: 427—431.

Василий Буслаевич: Василий: 19—24, 106—109, 162, 163. Василий Буслаевич: 106, 170, 529. Василий Буславьевич: 18, 22—24, 106, 109, 461. Василей Б.: 19—24. Васильюшко: 107—109, 462. Василюшко Буславьевич: 462. Васька: 19—23, 106, 107. Васенька: 19—21, 106, 107.

Василий Васильевич (Дунай): 495. Василей: 497. Васильюшко Васильев: 497.

Василий Казимирович: 427. Василей Касимирович: 255, 256, 259, 282—286. В. Касимерович: 286. Василей: 255, 256, 258. Василий Касимирович: 253, 255, 282, 284. Васильюшко: 255, 283—285. Васильюшко Касимерович: 283, 286, 287. Васильюшко Касимирович: 283—285, 287.

Василий (Василей) королевич (Козарин): 434, 436, 437. Василей: 434—437.

Василий Окулович: 66—69, 72, 122—125, 128, 332, 377, 480, 487, Василий Окулов: 480, 484—486, 489. Василий Окульевич: 12. Василей: 124, 125, 127, 128, 333, 377, 382—385, 481, 482, 485, 487—489. Василей Окулович: 67, 70—72, 126—128, 332, 333, 335—338, 339, 340, 378, 380—385, 481, 482, 484—488. Васильюшко: 333, 337, 338, 340, 377, 382, 385. Васильюшко Окулович: 333, 337—339.

Васька-пьяница: 12, 56, 60, 78, 113, 159, 162, 319, 322—326, 360, 364, 365, 368. Васька: 60, 82, 83, 162, 322—326, 365—368, Васенька-горька пьяница: 60, 62, 325. Васенька: 61, 62, 82, 322—326, 364, 365, 367, 368. Василий-пьяница: 62, 83—86, 115, 162, 163, 365. Василий (Василей): 60—62, 82, 84, 86, 115—118, 163—165, 322—324, 326, 365—368. Васильюшко-горька пьяница: 82, 83, 85, 115. Васильюшко: 82—84, 85, 116—119, 162, 322, 323. Васютка: 82. Вася-горька пьяница: 115. Вася: 82, 326, 364, 366.

Вахрамей-царь, похититель: 146—149. Вахрамей Вахрамеевич: 146—148.

Владимер-князь: 9, 10, 11, 13, 16, 27, 31—34, 43, 44, 47, 49—55, 58—62, 79—85, 89, 90, 101—106, 110, 112, 114—116, 119, 140—146, 149, 152, 155, 156, 160—168, 170—172, 181, 189—199, 204—214, 217, 227, 229, 231—233, 235—239, 247—249, 251—256, 263, 271, 274—277, 282—284, 288, 291, 293—295, 300, 306—308, 311, 326, 328, 329, 344—348, 350, 356, 357, 363-, 368, 375, 376, 386, 389, 393, 394, 396—400, 405, 412—414, 416—423, 425, 440—442, 445—450, 453, 470—472, 475, 477, 478, 490, 492, 495, 496, 505—515, 517, 519, 520, 531—533, 535, 536, 538, 541, 542, 548—551, 553, 554, 562—566, 587.

Владимёр-князь: 152, 161—166, 168, 170—175, 189, 195, 197, 199, 290, 404, 542. Владымер: 321.

Владимир-князь: 227, 235, 288, 312, 363, 535. В(ы)ладимир: 617, 625, 636.

Возьяк Котобрульевич: 599, 600, 602. Возьяк: 600.

Волонтоман: 119, 120. Волонтоман Волонтоманович: 119, 120. Волотон Волотонович: 341, 342. Волотонович: 457.

Володимир, см.: Владимёр.

В(ы)ладимер. см.: Владимёр.

Восподь: 270, 358. См. ещё: Господь.

Вытусей-царь: 119. Вытусей Вытусеевич: 119. Вытусей Вытысеевич: 120. Вытысей Вытусеевич: 120. Вытусей: 120. Витусей Витусеевич: 119. Вытусеевич: 457.

Горе (Непослушливый молодец): 279, 526, 630.

Горынишшо: 530. Горинище: 529.

Господь: 101, 200, 259, 285, 286, 343, 477, 479, 493, 585; Господь Бог: 25, 58, 76, 114, 461, 470; Господь, царь небесный: 343; Господень ангел: 585; крест: 31.

Гребин Замойлович, царь: 504, 519, 520, 645. Гребин: 645. Гремин царь: 535, 645. Гремин король: 536. Гремен король: 568. Греминов король: 536.

Давыд Оксеевич: 341, 342. Давыд, отец Соломана: 381.

Данило Игнатьевич, муж: 129. Данило Денисьевич (Игнатьевич): 129. Данило: 414—417.

Данило Игнатьевич, отец Михайла: 195, 196, 201, 446. Данило (Игн.): 195—197, 201, 453. Данило Игнатьев: 197.

Данило (Козарин), отец Марфы: 227.

Данило Мамойлович, король: 419, 421.

Демьянище-царь: 57, 61.

Добрыня Никитич, богатырь: Добрыня: 8, 9, 12, 27, 32, 33, 39, 40, 55, 56, 59, 83, 90, 94—95, 103, 118, 143, 154, 162, 167, 169, 171, 177, 178, 184, 186, 187, 189, 192—195, 197, 204, 216, 229, 230, 234—236, 239, 243, 245, 247, 250, 251, 258—261, 284, 288—290, 292—294, 295—297, 309—311, 314, 329, 349, 356, 370—374, 376, 431—433, 456, 463, 491, 501, 529, 531, 532, 537, 538, 540, 543, 547—549, 552, 563, 565, 566, 571—573, 579—581, 590, 592, 597, 604, 607, 618, 628, 631, 634, 638, 645. Добрыня Микитич: 115, 229, 286, 294, 297, 314, 329, 347, 349, 352, 355, 372, 375, 406, 420, 432, 444, 501, 503, 537, 611. Добрыня Некитич: 250. Добрыня Никитич: 247. Добрынюжка: 9. Добрынюша: 259, 260, 293, 465, 466, 467, 531. Добрынюша Микитич: 260, 290, 293, 295, 345, 466, 467, 533, 611. Добрынюшка (Добрынюшко): 8, 11, 12, 26, 27, 32, 33, 39—41, 43, 50, 53, 55, 59, 81, 83, 88, 89, 94—97, 99—103, 104, 115, 118, 162, 167—169, 177—195, 197, 200, 201, 204, 209, 210, 215, 237, 243, 247, 250—251, 258, 259—261, 284—286, 290—296, 309, 310, 312, 329, 346, 356, 370—373, 376, 432, 441, 456, 457, 463, 465, 466, 491, 502, 529—534, 538—540, 547, 548, 552, 563, 565, 571, 579, 594. Добрынюшка Мекитич: 35, 55, 143, 198, 242, 249, 420, 572, 579. Добрынюшка Микитич: 8—11, 24, 26, 27, 32, 37, 41, 42, 51, 53, 55, 56, 59, 81, 83, 85, 87, 88, 92, 101, 102, 118, 154, 169, 171, 180—182, 184, 185, 187, 188, 191—194, 197, 200, 201, 204, 210, 214, 228—230, 258—260, 283, 285, 286, 288, 290, 291—296, 297, 309, 312, 314—317, 319, 328, 329, 346, 349, 352, 369—371, 401, 408, 418, 431, 433, 443, 456, 457, 463, 465, 468, 490, 491, 502, 511, 515, 517, 521, 522, 529, 531, 533, 537, 548, 549, 551, 563, 565, 567, 590, 592, 594, 596, 607—609, 618, 626. Добрынюшка Некитич: 236, 237, 243, 246—251. Добрынюшка Никитич: 86, 88, 95—99, 101, 143, 162, 164, 210, 212, 214—216, 235, 247, 263, 371; Дубрынюшка Микитич: 401. Доб(ы)рынюшка: 658. Добрынина глава: 310; мать: 310, матушка: 8, 9, 374; молода жона: 373, родна маменька: 373, 374, 502, 502. Добрынино платье цветное: 374. Добрынин добр конь: 310. Добрынины звонцяты гусли: 311, 374; Добрынюшкины косточки: 310.

Додон-князь: 239, 646. Додон Додоныч: 241. Додонов князь: 240.

Дунай, богатырь: 31, 33—35, 37, 39, 40, 44, 96, 104, 105, 172, 175, 177, 209, 216, 312, 314, 315, 317, 318, 344, 346, 347, 350, 417—419, 421, 445, 495, 512, 529, 540, 571, 572, 575, 593—598, 618, 632, 645, 647. Дунай Дунаевич: 441—445. Дунай Иванович: 33, 34—40, 97, 98, 100, 101, 172, 173, 175, 211—214, 216—218, 314—319, 347, 418—426, 532, 574, 576, 595. Дунай Иванов: 595. Дунайко: 34, 178, 179, 181, 215. Дунаюшко (Дунаюшка): 33, 34, 36—40, 43, 44, 96, 97, 98—101, 103, 104, 106, 171, 172, 177, 179, 181, 183, 211, 218, 314, 316, 346—352, 424, 426, 445, 446, 515, 516, 519, 539, 540, 572, 574, 576, 595. Дунаюшко Иванович: 33, 36—39, 41—43, 101, 171, 172, 178, 179, 181, 211, 212, 214, 215, 228, 346, 347—352, 514—518.

Дюк + Ставёр: 165, 645.

Змей: 167, 184, 187, 250. Змеишшо: 251.

Егорий Храбрый: 529, 604.

Елена-королевична, сестра Василия-королевича: 434, 437. Елена: 434.

Еленочка прекрасная, сестра Козарушки: 224, 226. Еленочка: 224. Еленушка прекрасная: 227.

Ерёма Безременников, товарищ Василия Буслаевича: 461, 462.

Ерёмка Храбренькой, названый брат Василия Буслаева: 108. Ерёмка Храбрый: 108. Ерёмка: 108. Ерёмочька: 109. Ерёмушка: 109.

Еруслан Лазаревич: 129.

Ефремей Вахрамеевич, похититель: 400—404. Ефремей: 403, 404. Ефремеёв город: 402.

Ёкольничек-наезничок: 231. Ёкольничек-наезник: 231.

Ёлёша (Алеша Попович): 151, 229. Ёлёшенька: 150—152, 264. Ёлёшенька Попович: 150, 151.

Ёмельфа, жена кн. Владимира: 228; Емельфа Тимофеевна: 228, 233. Тимофеевна: 229.

Ёмельфа Тимофеёвна, жена Добрыни: 169.

Ёпраксия (Епраксия)-королевична, княгинушка, жена кн. Владимира: 149, 150, 215. Ёпраксея: 150. Ёпраксия: 215.

Забава, дочь купеческая: 141. Забава Путятисьня: 139—141, 625, 647. Запава: 140. Запава Путятисьня: 140.

Запава, см. Забава.

Збродовичи братья, см.: Петровичи-Юбродовичи.

Златыгорка, мать сына Ильи Муромца: 93, 158, 218, 219, 342, 329, 330, 353, 356, 466, 469, 489, 490, 633. Златыгодка: 458, 460. Златыготка: 458. См. ещё: Марфа Златыгорка.

Иванушко Козаревич (Козарин-спаситель): 504, 522—524, 646. Иванушко: 522—526.

Иван IV: 498, 640.

Иван Годинович, русский богатырь: 386, 404, 553, 636. Иванушко Годенов: 493. Иван Горилович: 554, 557. Иван Горылович: 553—560, 646. Иванушко: 558—561. Иванушка: 555. Иван (Горылович): 554—561. (Маленькой): 405.

Иван Годинович, см. еще: Добрыня.

Иван Додорович (Сухматий): 386.

Иван Тимофеевич, отец Ильи Муромца: 266, 268, 269, 629.

Ивашка-белая рубашка (епанча): 129.

Ивашко Долгополый: 355.

Идолище: 74. Издолище: 74, 110, 271, 555, 557, 558, 584. Издолище Поганое: 272, 277, 278. Издолищо: 58, 79, 110—112, 114, 114, 160, 272, 277, 278, 321, 326, 555—559, 588, 622. Издолищо длинное: 79, 110, 111, 622. Издолищо поганое: 272, 275—278, 320, 555, 557, 559, 560, 587. Издолищо проклятое: 58, 110—112, 114, 160, 272, 275, 277, 321, 588, 622.

Илья Муровец: 222, 223. Особые формы: Ильи Мурофця: 220. Илью Мурофця: 223. Илью Мурофьця: 223. Ильей Мурофцём: 220, 221. Ильей Мурофцем: 223.

Илья Муромец: 11, 24, 26, 27, 29, 31, 35, 43, 46, 81, 86, 88, 89, 92—94, 98, 99, 101—103, 110, 111, 154, 179—181, 188, 189, 191, 193—195, 218, 235, 238, 239, 242—247, 249, 252, 267, 271, 298, 301, 327, 353, 458, 463, 466, 468, 471, 479, 489, 490, 506, 510, 522, 561, 564, 567, 584, 587, 618, 619, 622, 626, 631, 633, 638, 639, 645—648. Илье Муромец: 193. Илья Муромець: 26, 42, 43, 46, 48, 50, 51, 101—103, 179, 188, 220, 271, 272, 276—277, 298—299, 303, 306—308, 310, 329—331, 353, 356, 360, 372, 406—408, 420, 423, 460, 463, 467—469, 479, 480, 491, 493, 494, 540, 588. Илья Мурамец: 460, 508—511, 515, 517, 532, 534, 580, 587. Илья Мурумець: 277. Илья Муромечь: 376, 475, 490, 494. Илия Муромец: 619, 626, 631. Илейка Муромец: 564, Илейка: 179, 269, 277, 278, 298, 300—302, 304, 328—331, 564—570. Илеюша Мурамец: 522, 568. Илеюша: 269, 301. Илеюшка Муромец: 239, 243, 248, 328, 329, 469, 471, 474, 506, 565, 566, 569, 639. Илья Муромечь: 468, 564. Илеюшка Мурамець: 506, 570, 586. Илеюшка: 179, 221, 222, 239, 245, 246, 270, 278, 298—303, 305, 316, 328—332, 353, 357, 358, 376, 463, 464, 466, 468—475, 505—507, 511, 564—570. Ильюшечька: 480. Илья: 50, 94, 179, 221, 238, 239, 246, 247, 266—271, 277, 298, 300—301, 303—308, 330, 480, 540. Илья Ивановиць (Ивановичь): 50, 51, 267, 269, 271, 301. Илья Муромец (Муромець) сын Иванович (Ивановиць): 477, 480, 490, 493, 564.

Илья Муромец (Михайло Козарин): 500.

Иосиф Прекрасный: 266.

Калин-царь: 477—479, 561, 563—565, 568, 639, 641, 646. Кален-царь: 478.

Касьян Иванович, калика: 53, 54.

Катерина, кнегина, жена кн. Михайла: 605—607.

Козар: 630. Козар Петрович: 630.

Козара: 280—282.

Козарин: 129, 130, 132, 282, 434, 645, 646. Козарин Петрович: 129—131, 133, 623, 646. Козарушка: 204, 224—227, 280—282, 630. Козарушка Петрович: 280, 282. Козарушко Фёдорыч: 224—226. См. ещё: Михайло Козарин.

Константин, богатырь: 23.

Константин Новоторжский, св.: 23.

Коньшак, зять Кудреванки-царя: 205, 207.

Коньшичек, сын Кудреванки, 160, 161, 163. Коньшык, сын Кудреванки: 57, 78, 80, 160, 161, 163. Коньшичек, зять Шкурлака: 448.

Коршун, брат Кудреванки: 205, 207.

Кострюк: 170, 476.

Костя-Лостя Литурженин: 429, 431. Костя-Лостя: 429. Костя Литурженин: 429.

Костя Новоторжанин: 20, 23. Костя Новоторженин: 22, 23. Костя: 21.

Кудреванищо: 320, 325, 326, 505, 507—511. Кудреванко: 56, 57, 78—80, 85, 160, 161, 163, 205, 207, 320—321, 324, 325, 360, 362—364, 367, 620, 633, 645. Кудреванцищо: 208, 646.

Латыгорка-девка, мать Сокольника: 577, 580. Латыгорка, баба: 222. См. еще: Златыгорка.

Литурженин, см.: Костя-Лостя Литурженин.

Маринка: 288, 296, 431—433, 631. Маринушка: 297. Марынка: 296. Маринка-зла безбожница: 296, 297, 432. Марынка-зла безбожница: 296.

Марьюшка=Марфушка, сестра кн. Владимира: 520. Марьюшка Владимеровна: 522.

Марья Копейщина, невеста Потыка Ивановича: 543, 544, 546. Марья: 545, 546, 552. Марьюшка Копейщина: 545, 549, 552. Марьюшка: 545—549, 552.

Марья-королевична, жена Потыка: 144—148. Марья Бессмертная: 146—148. Марья: 145—147.

Марья-королевична: 395—400, 402—404. Бессмертная Марья-королевична: 418—421. Марья-лебедь белая: 395. Марья: 397—402, 404.

Марья Микитична, сестра Добрыни: 296.

Марья Ондреяновна, жена Романа Васильевича: 528, 528.

Марья Юрьевна, жена кн. Романа: 599—603, 642, 646. Марья: 600—602.

Марфа Вахрамеевна, дочь Вахрамея Вахрамеевича: 149.

Марфа Викулична, жена Данила Игнатьевича: 413, 415, 417.

Марфа, дочь Данила (Козарина): 227.

Марфа Ефремеевна, дочь Ефремея Вахрамеевича: 402, 403.

Марфа Златыгорка, мать Сокольника; 219. См. ещё Златыгорка, Латыгорка.

Марфа-королевична, сестра кн. Владимира: 536, 537.

Марфа Микитична, сестра Добрыни: 432.

Марфушка (Марьюшка), сестра кн. Владимира: 519—521.

Мати Божья Богородица: 29, 57, 92, 157, 222, 285, 286, 452, 493, 533. См. Богородица.

Микита: 228. Микитушка: 228.

Микита Романович, отец Добрыни: 431, 529. Микита Романович, князь: 369, 634. Микита: 184, 288, 529. Мекита: 631. Микитушка Романович: 488, 638. Мекитушка Романович: 638. Микитушка: 184, 260, 369, 463, 538, 634, 639. Мекитушка: 288, 628, 631, 635.

Микула Селянинович: 170.

Митрей Гурьевич, отец Настасьи: 405—407, 409. Митрей: 406—408.

Михаил Данилович: 386.

Михайло Данилович, малолетний богатырь: 204, 205, 208, 645, 685. Михайло Данилович: 196—200, 201, 203. Михайло Данильев: 198, 202. Михайло (Данилович): 195, 198—204, 208, 209, 446, 397, 450, 628, 645. Михайлушко: 196—198, 200—204, 208, 447, 452.

Михайло Данилович, приятель Васьки-пьяницы: 321.

Михайло Иванович: 399, 401. Михайло: 393—404. Михайлушко: 143—149, 625. Михайло Потык Долгополович: 42. См. ещё Потык.

Михайло Ильич (Данило Игнатьевич), муж: 170, 172, 173, 628, 645, 646.

Михайло Козарин: 499, 646.

Михайло (Михайла), князь: 135—138, 438, 604. Михайлушко: 605—607, 624.

Михайло Михайлович, калика: 52—56.

Михайло (Данило Игнатьевич), муж красавицы: Михайло Ильич: 170, 172, 173, 668. Михайло (Ильич): 173—176.

Мишата Лазурьевич: 412, 416, 417. Мишата: 413, 414, 416, 417.

Мишка-паробок: 393.

Муромец (Илья): 246.

Накольничок-наезничок: 231.

Настасья Викулисьна: 8, 456, 457, 501, 531, 533, 608, 610. Настасья: 456, 503, 532—534, 608, 610. Настасьюшка Векулисьня: 11. Настасьюшка Викулисьна: 9, 11, 503, 503, 610. Настасьюшка Викулысьна: 501. Настасьюшка: 9, 11, 502, 503, 504, 531, 532, 534, 608—610. Настасья-королевисьна: 260, 264. Настасья: 260, 264. Настасьюшка: 260. Настасья-лебедь белая: 373. Настасья: 376. Настасея: 371, 372. Настасья Микулисьна: 309—312. Настасья: 310, 312. Настасьюшка: 309.

Настасья-королевична: 38, 419, 422, 425, 426, 517, 518. Настасья-королевнична: 213, 215, 217, 218. Настасья: 38, 39, 216—218, 419, 425. Настасея-королевична: 348, 351, 353, 596, 598. Настасея: 348, 419, 597. Настасия-королевична: 38, 39. Настасия: 419, 441, 445. Настасьюшка-королевична: 518. Настасьюшка (королевнична): 213, 215—218. Настасья-паленица преудалая: 515.

Настасья-королевична, дочь греческого царя: 236, 237.

Настасья, невеста Ванюшки Малого: Настасья Митреевична: 386, 405, 407—410, 684. Настасья: 407—411.

Настасья Ондреяновна, жена Романа Васильевича: 501.

Некитич (Добрыня): 251.

Овдотья Блудова вдова, мать Хотена: 13, 386—388. Овдотья: 13, 387.

Овдотья, невеста Ивана Горыловича: Овдотья-лебедь белая: 554—559. Овдотья: 555, 558—560. Овдотьюшка лебедь белая: 556. Овдотьюшка: 558, 560.

Озьвяк Кутобрульевич: 642.

Окольник: 228—232, 646. Окольник-наезник: 228—232. Окольничок-наезничок: 229, 231.

Окулович (Василий Окулович): 70, 480, 484—487.

Олегович: 241. Олек: 240. Олехович: 239.

Олёша Попович: 9, 247, 248, 261, 264, 309, 310, 312, 328, 372, 373, 375, 491, 501, 503, 532—534, 537. Олёша: 9, 10, 11, 26, 55, 87, 102, 154, 155, 189, 231, 248, 249, 309, 311, 312, 329, 373—376, 490, 501, 504, 532—534, 543, 549, 550, 573, 608. Олёшенька Попович: 9, 12, 24—26, 42, 51, 53, 55, 84, 86, 89, 92, 101—102, 108, 109, 150, 152, 154, 167, 168, 169, 179, 186, 189—194, 212, 228—230, 242, 243, 247—250, 262, 264, 311, 355, 376, 441, 456, 490, 491, 501—504, 511, 521, 522, 537, 549, 550, 574, 579, 608, 610, 618. Олешенька Попович: 84. Олёшенька: 9, 25, 26, 42, 53, 55, 87, 88, 98, 101—102, 108, 109, 151, 154, 155, 168—169, 189, 190, 192, 195, 229, 249, 261—264, 310, 311, 373—376, 503, 504, 547, 549—551, 574, 609, 610. Олёшка: 98, 102. Олёксей Попович: 457. Олексей: 108, 608, 610. См. ещё: Алёша Попович.

Ольга-княгиня, жена кн. Владимира: 234.

Ольфа Тимофеевна, мать Добрыни: 538.

Омельфа Тимофеевна, жена Добрыни: 167, 170, 247—249, 252. Тимофеёвна: 247.

Омельфа (Ёмельфа Тимоф.), жена кн. Владимира: 228.

Омельфа Тимофеевна, мать Василия Буслаева: 19, 24, 107. Омельфа Тимофеевна, мать Василия Бруславлевича: 428.

Омельфа Тимофеевна, мать Добрыни: 184, 188, 190, 191, 262, 288—292, 295, 309—311, 371—374. Омельфа: 188—191, 262, 289, 292, 373, 374. Тимофеёвна: 291.

Омельфа Тимофеевна, мать Сокольника: 489.

Оника-воин: 63—65, 74—77, 621, 622.

Опраксея-кнегина: 89, 90, 156, 206, 263, 272, 277, 307, 319, 321, 328, 329, 356, 357, 367, 375, 393, 443, 447, 477, 507, 508, 510, 532, 564. Опраксея-кнегинушка: 50, 54, 58, 477, 506—512, 517, 587, 593. Опраксея-княгинушка: 114. Опраксея-королевична: 38, 80, 144, 146, 150, 271, 275, 308, 311, 312, 317—319, 325, 348—351, 393, 515—517, 533, 596. Опраксея: 319, 348, 351, 352, 516, 517, 596, 597. Опраксея-королевична, дочь короля Данилы Манойловича: 351—353, 422. Опраксея-королевнична: 213, 214. Опраксея: 215, 217. Опраксеюшка: 351—353. Опраксея-кнегина: 51, 264, 444. Опраксия, кнегинушка: 27, 35, 56. Опраксия: 206, 443, 444. Опраксия-королевична: 35, 80, 144, 213—217, 441, 443, 448. Опраксия: 441—443.

Опраксея, жена Соломана: Опраксея царица: 489. Опросенья-царевична: 484.

Опраксея-королевична, жена Добрыни: 190, 194. Опраксия: 191.

Оруда Бородуковна: 600, 601. Оруда: 600.

Отрепьев, см.:

Офимья Олёксандровна, мать Добрыни: 9.

Офимья Цюсова жена: 13, 18, 386—392, 636. Офимья Чусова жена: 13. Офимья Чюсова жена: 13, 14, 16, 18. Офимья: 14—18, 389, 390, 392.

Пашка, богатырь: 476.

Перемякина, кнегина: 72, 73.

Перемякин: 72, 73, 647.

Перемякин Василий, см.: Василий Перемякин.

Перемякин Данило, см.: Данило Перемякин.

Перемятин: 12, 44, 45, 619, 647, 648.

Петровичи-Бродовичи: 478—480.

Петр Первый: 115.

Петр, купец: 129, 133.

Поваренин, Торокашко-вор: 68, 72, 123. Поваренин: 67—69, 124. Торокашко: 68, 124, 125, 128.

Подсокольник: 12, 24, 618, 646, 648. См. ещё: Потсокольник, Сокольник.

Попович (Олёша): 165, 247, 248.

Поповичи, богатыри: 569, 570.

Потанька, названый брат Василия Буслаева: Потанька Хроменькой: 108. Потанюшко Хромой: 108, 109. Потанюшка Хроменькой: 21, 22, 24. Потанюшка: 21, 22, 24, 108, 109. Потанька: 21, 108. Потанюшка Хроменькой: 462. Потанюша Хромой: 461. Названый брат Василия Буславлевича: Потанька Хромой, Хроменькой: 429, 431. Потаня Хромой: 429.

Потсокольник: 29, 30. Потсокольницёк: 29—31.

Потыки Михайло: 394, 401. Потыки Михайло Иванович: 394, 396—399, 401—404. Михайло: 42.

Потык: 143, 386, 393, 541—547, 552, 625, 636, 641, 645, 646, 648. Потык Иванович: 542, 544—549, 551, 552. Потык Михайло (Михаил) Иванович: 397. Потык Михайлушко Иванович: 143—148, 625. См. ещё: Михайло Иванович, Потык.

Потык Михайло Долгополович: 42. Михайло: 42.

Праксея-королевична: 36. Праксия-королевична: 11.

Пресвятая Богородица: 452, 570. Пресвята Мати (Матерь) Богородица: 458. Присвята Божья Богородица: 268. Присвята Мати Божья Богородица: 92, 222, 358, 362, 582.

Разин Стенька, см.:

Рахманов Соловеюшко, см.:

Роман (Васильевич): 528, 611, 646. Роман Васильевич: 501, 527, 528.

Роман, муж верной жены: 599, 642, 646, 648. Роман Васильевич: 599, 600, 603, 642.

Садко: 74, 129.

Салыгорка, бабка: 30.

Самсон: 268. Самсон-богатырь: 63, 74, 621.

Святогор-богатырь: 63, 74, 239—242, 266, 268, 270, 584, 621. Светогор-богатырь: 239, 241. Светыгор-богатырь: 239, 241, 584—586. Святогор сильный: 244. Святогор Романович: 239, 241—245. Святогор Романов: 244. Светогор Романович: 241, 243. Святогор: 244, 586, 629, 645—648. Святыгор: 586, 587. Светыгор: 584—587.

Скурлавец-царь: 386. Скурлавец: 227, 229, 230, 233, 646. Скурловец: 229. Скурлак-царь: 59. Скурлачишко: 452.

Сокольник: 74, 86, 91—94, 154, 157, 158, 218, 219, 221, 222, 327, 331, 332, 353—360, 483, 460, 466, 489, 493—495, 577, 580—584, 626, 633, 646—648. Сокольницёк: 92—94, 158, 159, 219, 220, 222, 223, 327, 332, 354, 360, 460, 470, 494. Сокольницёк Наезницёк: 158, 222, 223, 327, 329—332, 493. Сокольницок: 353, 459—460, 467, 470. Сокольницок-Наезницок: 459. Сокольничек: 460. Сокольничёк: 220, 360. Сокольничок: 157—159, 219—223, 354, 359, 468, 489, 493. Сокольничок-наезницёк: 489. Сокольничок-наезничёк: 223. Сокольничок-наезничок: 219—223, 469. Сокольничок молоденькой: 580. Сокольничок-молоденькой разбойничок: 580. Сокольничково счасьицо: 157.

Соловей Блудимирович: 129, 139—141, 625, 647, 648. Соловей: 140. Соловьёва матушка: 140. Соловьёва семья: 140.

Соловей-разбойник: 298, 646. Соловей-розбойник: 49, 50, 306, 308. Соловей-разбойницёк: 473; розбойницёк: 307, 308; разбойничёк: 473—475; Соловей-разбойничок: 474—475. Соловей-розбойничёк: 307, 308, 473, 473. Соловей: 46, 48, 49, 50, 52, 304—306, 474, 476. Соловейко: 48. Соловеюшко-разбойницёк: 49, 51. Соловеюшко-разбойничок: 473, 474. Соловеюшко-розбойницёк: 46, 48, 49, 51, 304. Соловеюшко-розбойник: 52. Соловеюшко: 48, 49, 51, 52, 305, 308, 476. Соловий дом: 49. Соловьиное гнездо: 48.

Соломадина, царица: 334—335, 337, 340, 377—385. Соломадина Прекрасная: 333, 336—340. Соломадина Прикрасная: 333.

Соломанида-кнегина, жена Соломана: 486—488. Соломанида, царица: 68—72, 123—126, 128, 481—487.

Соломан-царь: 66—71, 122—128, 332, 334—340, 377, 378, 380—385, 480—484, 486—488, 621, 631, 635, 640, 645, 647. Соломан Давыдовиць: 338. Соломан Давыдовиць, царь: 334, 336—340, 487. Соломан Давыдовичь, царь: 485—489. Соломан-чярь Давыдовичь: 378, 380—385. Соломан-чярь Давыдович: 383. Соломан Давыдовичь: 337, 339.

Спас: 29, 92, 157, 222; Спас Многомилослив: 29, 92, 157, 268, 358; Спас Пречистый: 222, 269, 451, 493, 533, 582, 588.

Ставр: 13, 165. Ставр Годинович: 8.

Сухмантей Одихмантьевич: 144, 142. Сухмантей: 143. Сухмантий Одихмантьевич: 129, 141, 625, 647, 648. Сухмантий: 143. Сухмант Одихмантьевич: 143. Сухмантьюшко: 142, 143.

Сухматий (= Иван Додорович): 386.

Тишка-богатырь: 476.

Толстокожевников Фома, см.: Фома Толстокожевников.

Толсторемянников Фома, см.: Фома Толсторемянников.

Торокашко-вор (Поваренин): 68, 72, 123, 125, 128. Торокашко Заморенин: 333—336, 339, 377, 380, 385, 482, 484, 485, 489. Торокашко: 68, 334, 340, 378—381, 482—484, 489. Тороканушко Заморенин: 514, 514.

Тугарин: 129, 149—152, 645. Тугарин Змеевиць: 150. Тугарин Змеёвиць (Змеёвичь): 149—152.

Удолище: 234, 645. Удолище великое: 238.

Хотен: Хотен Блудович: 13, 129, 386, 617, 636, 647, 648. Хотенко: 390, 391, 393. Хотенко Блудов: 392. Хотенушко: 14—17, 389, 392. Хотенушко Блудович: 13—15, 18, 386—393. Хотенушко Блудов: 390. Хотенышко Блудович: 15.

Христос: 23, 54, 110—112, 120, 126, 276, 277, 341, 458, 588.

Христов день: 152. Христоф гроб: 121. Христово Вознесенье: 604. Христово Воскресеньицо: 132. Христова гробница: 22, 53, 342, 461. Христовы угодники: 269.

Цейна прекрасная: 386, 388, 389, 392, 393. См. Чайна.

Цюрило Голощапый, богатырь: 579.

Цюрило младу Пленкоф сын: 44. Цюрилко млад Плёнкоф сын: 619. Цюрылко: 44. Цюрилко: 45.

Цюсовина сила: 390, 391. Цюсовьин терем: 388, 389.

Чайна прекрасная: 13—15, 18. Чайна: 15. См. Цейна.

Черниговец Федор, купец, отец Козарушки: 224, 226.

Чернигов Олег, князь: 240, 244.

Чурило: 44, 72, 129, 619, 647, 648. Чюрило: 73. Чюрило Пленкович: 73. Чурилко: 44, 45, 72. Чюрилко млады Пленкоф сын: 72.

Чюсовая силушка: 16; Чюсовый дом: 15.

Шишок Васька, см. Васька Шишок.

Шкурлак царь: 448, 449.

Шуйский И. П., князь: 499.

Щкурлак царь: 449, 450, 452.

Федор Черниговец купец, отец Козарушки: 224. 226. Федор, черниговский купец: 227.

Фома Безременников, товарищ Василия Буслаевича: 461, 462.

Фома Толстокожевников, названый брат Василия Буслаевича: 20, 23. Фама Толстокожевников: 22. Фома: 20, 23.

Фома Толсторемянников, товарищ Василия Бруславьевича: 429, 431.

ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ И ТОПОГРАФИЧЕСКИЕ ИМЕНА В НЕБЫЛИННЫХ ТЕКСТАХ

Азаполе: 439, 440, 454, 460, 637.

Архангельская губ.: 7.

Березник Верхний на Мезени: 465.

Бугаева (выше Юромы): 505.

Варша (Варш), озеро: 265, 476, 541.

Вашка (Важка), р.: 184, 476.

Вашка, село: 476.

Вижас, р.: 113, 153, 368.

Гришино на р. Вижасе: 113, 386.

Долгая Щель, село: 16, 234.

Дорогая Гора, село: 12, 72, 74, 113, 128, 129, 153, 165, 170, 176, 205, 227, 253, 611, 617.

Дорогогорская волость: 8, 72, 74, 113, 128, 153, 170.

Европейская Россия: 7.

Жукова Гора 129.

Зимний Берег: 205.

Защелья, дер.: 498, 499.

Канин полуостров: 113, 541.

Кеды, местность: 8, 12, 541.

Кельчемгора (Кельцемгора) на р. Мезени: 529.

Кемский уезд Архангельской губ.: 47.

Кеслома, дер.: 499.

Кильца, дер.: 233, 252, 266, 343, 344, 386, 427, 577, 632.

Кимжа, дер.: 253.

Кимженский приход: 12.

Койда, село: 74.

Копылиха: 604.

Кузьмин Городок: 233, 252, 266, 343, 433.

Кулой: 7, 72, 74.

Лампожня, село: 8.

Ледовитый океан: 113.

Мезенский уезд: 519.

Мезень, гор.: 8, 12, 72, 176, 233, 266, 504, 541.

Мезень, река: 7, 8, 12, 113, 129, 176, 184, 233, 252, 265, 266, 343, 427, 433, 439, 476, 498, 501, 529, 541, 599.

Москва, гор.: 265.

Немнюга, Немнега (Кулойская), дер.: 205.

Несь, река: 519.

Нижа, дер.: 8, 74, 440, 476.

Нижний Конец Дорогой Горы: 113.

Никола (Николо-Закурская), дер.: 8, 12.

Нисогоры Большие: 541, 577, 599, 604, 611, 642.

Нисогоры Малые: 541, 577, 641.

Оксино, село: 7, 8.

Пашково, околок Юромы Мезенской: 476.

Петербург, гор.: 113, 176, 233, 476.

Печище, дер.: 252, 265, 266, 343, 427, 577, 629.

Пёза, река: 265.

Пинега, гор.: 8, 460, 504, 541.

Пинега, река: 234.

Погорельская волость: 233, 427.

Псков, гор.: 498, 640, 646, 648.

Пылема, дер.: 265, 599.

Ружниковский завод: 234.

Русановский завод: 234.

Реки, местность: 113.

Сибирь: 233.

Смоленец на Мезени: 577.

Север: 7, 12.

Тверская губ.: 23.

Тигляева (Тиглява), дер.: 501, 504, 529, 535, 538, 604.

Тимшелье, дер.: 129, 176, 184, 204, 205, 227, 628.

Тишково, околок Юромы Мез.: 476.

Торжок, гор. Тверской губ.: 23.

Усть-Вашка, дер.: 184.

Чесская губа: 113, 386.

Югрин ручей у Кильцы: 343.

Юрома, дер. на Мезени: 465, 476, 476, 495, 498, 501, 505, 529, 639.

Юромская волость: 476, 498, 499. 501, 504, 529, 535, 538.

Юромский приход: 501.

ЛИЧНЫЕ СОБСТВЕННЫЕ ИМЕНА В НЕБЫЛИННЫХ ТЕКСТАХ

Авдушев Як. Тимоф., сказ.: 460, 465, 638.

Аникеев В. П., сказ.: 233, 234.

Бешенкин Е. В., сказ.: 476, 679.

Вишняков Афан. Вас., сказ.: 16.

Власов Мардарий, сказ.: 253, 265.

Григорьев А. Д.: 7, 627, 629.

Григорьева Л. Д., первая жена собирателя: 7.

Губанов Е. А., издатель: 427.

Еким Иванович: 129.

Ерин Василий Суннов, сказ.: 265.

Ермолай (Разсолов): 265, 266.

Ивин Иван, издатель: 427.

Истомин Ф. М.: 7.

Иов святой: 541.

Киреевский П. В.: 7.

Корш Ф. Е., акад.: 7.

Кривой, зырянин, сказ.: 184.

Листов, сказ.: 265.

Лобаньский Ваня, сказ.: 265.

Лушаков, сказ.: 113.

Максимов Гр. Вас., сказ.: 461.

Макурина Агрип. (Огрофена) Вас., сказ.: 170, 628.

Мардарий Власов, см.: Власов М.

Марков А. В., этнограф: 7.

Мартынов Ал. Мих. (Олёкса Большой), сказ.: 541, 577.

Мартынов А. М. (Олёкса Малый): 541, 641.

Мартюшина П. Ив., сказ.: 529.

Микола, см.: Шуваев Николай.

Миллер В. Ф., профессор: 7.

Митрей, соянский крестьянин: 461.

Михашын Михаил Гав., сказ.: 501, 504, 535, 604.

Огрофёна (Макурина Агрип. В.): 170.

Олёкса Большой (Мартынов): 541, 577.

Олёкса Малый (Мартынов): 541, 577, 641.

Оникеев, см.: Аникеев В. П.

Ончуков Н. Е.: 7.

Парыгин Г. М.: 538.

Первухин А. Г.: 23.

Петров А. Е.: 74, 113, 129, 153, 621, 626, 627.

Подвысоцкий А.: 47.

Попов Михаил: 577.

Попов Т. И.: 535.

Поташов С. А.: 227, 227.

Поташова П. А.: 604.

Потрухова Анна В.: 128, 129, 165, 170, 623.

Потрухова Домна: 165.

Прокопьев (Прокофьев) Л. К.: 440.

Проня (Прокопий Шуваев): 8, 74, 476.

Разсолов Е. В.: 265, 266, 669.

Разсолов И. И.: 253, 265, 669.

Разсоловы, кр-не: 427.

Ратай: 427.

Ружников И. И.: 265.

Ружникова М. М.: 433.

Рыбников П. Н.: 7.

Рычков А. В.: 176, 204, 205.

Рычков С. В.: 176, 184, 204, 205.

Рюмин Ф. П.: 184, 628.

Садков Е. Д., сказ.: 234.

Сахаров П., сказ.: 113.

Сахаров С. Иг.: 72.

Сахаров Ст. Н.: 611.

Сахарова Олена Ал.: 611.

Сенька Сахаров, см.: Сахаров С. Иг.

Суннов Василий: 265.

Табуев Е. С.: 8.

Тарабрин И. М.: 7.

Тезавровский И. С., музыкант Императорского Московского Большого театра: 616.

Титов Д. П., муж Афанасьи: 501.

Титова Афанасья Ив.: 501, 505.

Тихонравов Н. С., профессор: 7.

Тюрнин Василий, священник: 7.

Тяросов Андрей Як., сказ.: 13, 74, 113, 129, 153, 622, 626, 627.

Тяросов В. Як., сказ.: 12, 72, 113, 129, 153, 617.

Тяросов И., сказ.: 74, 113, 153, 626, 627.

Тяросовы, крестьяне: 72.

Удин Аф.: 495.

Франц Левициан: 8.

Федорков Грынюша, сказ.: 265.

Федькушов Аф. Мих., сказ.: 498, 499, 640.

Федькушов В. М., сказ.: 498, 499, 640.

Феничев Тимофей: 266.

Фофанова М. Г., сказ.: 454, 637.

Чупов Аф. Ал: 344, 427, 632.

Чупов Е.: 266.

Чупова А. П., 386, 636.

Чупов И. А.: 344, 527, 427, 632.

Чупов И. Е.: 344, 386, 427, 637.

Чупов Н. А.: 265, 344, 427.

Чупов Олёшенька: 265.

Чуркина В. Г., сказ.: 599, 642.

Шахматов А. А., академик: 7.

Широкой Михаил, сказ.: 204.

Шуваев Николай (Миколай), сказ.: 74.

Шуваев Прокопий (Проня), сказ.: 8, 74, 227, 440, 476.

Шылов Василий, сказ.: 577.

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОК ПРОЧИХ НАИМЕНОВАНИЙ

(административные и иные учреждения, торжища, предприятия, монастыри, церкви, памятники культуры и т. д.)

Академическая типография в Петрограде: 7.

Архангельские былины: 7.

Вознесенье Христово: 266, 604.

Голубиная книга: 12, 113, 119, 265, 340, 454, 457, 622, 623, 632, 645, 647.

Императорская академия Наук: 7.

Камское побоище: 227, 476, 477, 541, 561, 639, 641, 646, 647.

Мамаево побоище: 227, 561, 646.

Мезенские старины: 7, 645, 647.

Микольская казна: 500.

Никольская ярмарка в Пинеге: 460.

Обитель св. Иова на р. Мезени: 541.

Петров день: 121, 152, 439, 495.

СЛОВАРЬ

(Архаические, диалектные и др. малопонятные слова (словоформы), выражения, наименования реалий).

Анкрык (собственно: анкерок), анкирок — сплюснутый бочонок.

Арган — аркан.

Баса — красота.

Бахмат — породистый, дорогой татарский конь.

Берзаминьские — мурзавецкие, восточные.

Бес(з)пелюга — разиня.

Блюшничать — подавать блюда за столом.

Бурсацек — буря.

Вежь (вежество) — культурная искушенность, знание этикета.

Вобрат — обратно.

(В)ожина — ужина́ (узкое место, противоположное ширине).

Возналея(е)ть — взлелеять.

Волотяжная — распутная.

Вострогор-птица — сказочная, волшебная.

Выжлог (выжлок) — гончий пес.

Жабать (зобать) — есть, жрать.

Жырованьицё — пир.

Заналучье — чехол для лука, налушен.

Исцеленна — вселенная.

Канели — гладкие шелка вишнево-зеленой расцветки.

Кольцужи(ы)на, кольчюга — здесь: колчан.

Красеньця, красна — кросна.

Крельцят — кречет.

Кружаво — кружало, питейный дом.

Крутёшенько — скорёшенько.

Ливер — насосик для высасывания напитков из бочек.

Мазовици красные — румяна.

Мацалышек — обрывок мочалки.

Мураменьской, мурамецькой — мурзавецкий, татарский, восточный.

Мурафцята — муравчатая, муравленая, облицованная глазурью.

Намутиться — налгать, наклеветать.

Напольничек — колчан.

Наусьник — колчан (вероятно, из: налучник).

Недветь — медведь.

Носьной — ночной.

Овветы — религиозные обеты.

Ожурённая (еда) — угощение, сопровожденное журбой-бранью, унижением.

Опченить — о(б)ценить.

Осистые (осостые) ресницы — как остья бобрового меха.

Оскорбил — довел до скорби.

Откаивать — отвязывать.

Падера — метель, вьюга.

Первображной — первобрачный.

Перепаться — испугаться.

Перепёрные (утицы) — полосатые, рябые через перо; оперившиеся.

Персцяты (пелены) — бранные.

Песьнёй (столб) — печной.

Печки (пеценьки) лютые — печки огромные.

По(а)винная — как у павы.

Повалышша — повалуша, летняя холодная спальня под избой или в отдельном помещении.

Повысвистать — выбросить.

Подмутивать — портить, вредить.

Подмутцивы — подмолвчивы, подговорщики.

Поигрывать — обыгрывать.

Полуносьник — ночной разбойник.

Помитуситься — покривиться, скособочиться.

Пословная — добрая, послушная.

Постояльцы — соперники в борьбе.

Постоятель — защитник.

Постыглый — постылый, проклятый.

Потоп — потаптыванье, топот.

Право — управа.

Приговаривать — вершить заговорное действо, творить наговор.

Прикаивать — привязывать.

Приокользнуть — поскользнуться.

Приунеть — приунять.

Путерёмщицёк, потерёмщицек — потюремщичек, заключённый.

Ратовище — древко копья.

Рель — виселица.

Розряцциця — разрядчица, распорядительница, домоправительница.

Самофирь — сапфир, яхонт — голубовато-синий, синий рубин, лал.

Санфирс — сказочная птица.

Саратина, саратинушка — сарацины (собирательное).

Сбавлеть — избавлять (в т. ч. освобождать от одежды).

Сколотный, сколотыш — внебрачный, приблудный ребенок, безотцовщина.

Снаряд — боевое снаряжение.

Состить — счесть, сосчитать.

Сражатьсэ — сряжаться, собираться, отправляться.

Стадном стадна — станом становита, стройна.

Степь — шейное продолжение конской хребтины.

Ступь бродовая — резвый шаговый ход коня.

Сузём, сузёмё(о)к — дремучий лес.

Супор — спор; в супор заговорить — заспорить, противоречить.

Суправа — управа.

Ти — ведь.

Трескальцято седёлышко — черкасское (искаж.) седло.

Туроватый — тароватый, щедрый; туроватин — богатый купец.

Удробеть — о(б)робеть.

Укатцица — указчица.

Цёх (чох) — чих, чиханье, требующее ритуального пожелания здоровья.

Цюлпаны (чулпаны) — скорее всего искажение: тимпаны (бубны, барабаны).

Чара (чяра, цяра) зеленая — чара зелена вина.

Честлив — очестлив, вежлив.

Ши(ы)ш подорожный — разбойник.

Ши(ы)шак — шлем с заострением и шишкой наверху.

Шыпнуть — ударить, стукнуть.

Шэльшына — сельщина, деревенщина.

Юмныш — юноша; здесь: младенец.

Ярофцятые (гусли) — яровчатые, из явора (южнорусского клена).

АЛФАВИТНЫЙ СПИСОК ВСЕХ СТАРИН: ПОМОРСКИХ (т. I), ПИНЕЖСКИХ (т. I), КУЛОЙСКИХ (т. II) И МЕЗЕНСКИХ (т. III)

Цифра обозначает номер старины, причем поморские старины заключают №№ 1—36 (Пом.), пинежские 37—212 (Пин.), кулойские 213—304 (К.), мезенские 305—424 (М.). Точка с запятой между цифрами разделяет разные редакции одной и той же старины.

Авдотья Тимофеевна выручает своих родных (см. еще: Омельфа): Пин. 130.

Адрик: К. 265.

Алеша Попович:

Алеша Попович и сестра Микитушки: Пин. 78.

Алеша Попович и сестра Петровичей: Пин. 97, 100, 118, 128, 173.

Олёша-князь и сестра Петровичей (рассказ): Пин. 83.

Алеша Попович и сестра Петровичей-Бродовичей: Пин.: 104.

Алеша Попович и сестра Петровичей-Збродовичей: Пин. 85. (См. еще Молодец и сестра, Чурило и сестра).

Поездка Алеши Поповича в Киев: Пин. 43.

Поездка Алеши Поповича в Киев и бой его с Гогарином: Пин. 212.

Приезд Алеши Поповича в Киев и убиение им Тугарина: Пин. 50. (См. еще Добрыня, Потык, Святогор).

Аника (см.: Оника).

Брат спасает царя от смерти: Пин. 132.

Братья-разбойники и их сестра: Пом. 30. — Пин. 42, 42а, 46, 49, 53, 57, 67, 75, 77 [отец-крестьянин]. — М. 329, 424.

Двенадцать братьев, их сестра и отец: Пин. 181.

Вавило:

Путешествие Вавилы со скоморохами: Пин. 121.

Ванюшка Маленькой (см.: Иван).

Василий Буславьевич: Пин. 39.

Молодость, учение, расправа с новгородцами, путешествие и смерть Василия Буславьевича: М. 307, 322.

Путешествие и смерть Василия Буславлевича: М. 378, Василий Буславьевич: М. 390.

Василий Васильевич (см.: Дунай).

Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу: М. 352, 358.

Василий-королевич (см.: Козарин).

Василий Окулович и Соломан: М. 316, 327, 365, 372, 395.

Князь Василий, княгиня и старица: Пин. 82, 86, 108.

Васька-пьяница:

Васька-пьяница и Бутыга: М. 324.

Васька-пьяница и Кудреванко-царь: Пин. 105. — К. 214. — М. 314, 319, 337; 363, 369.

Васька-пьяница и Кудреванко — Курган-царь: К. 222.

Васька-пьяница и Курган-царь: К. 219, 250, 270.

Васька-пьяница отвозит дани Ордянному королю: М. 419.

Васька-пьяница и царь Баканище: К. 237.

Проделки Васьки Шишка: К. 243.

Сватовство царя Вахрамея на племяннице князя Владимира: Пин. 69.

Вдова, ее дочь и сыновья-корабельщики: Пом. 6.

Вдова и три дочери: Пин. 74.

Женитьба князя Владимера на указанной и привезенной Добрынею греческой княжне;

Илья Муромец и Удолище: М. 349. (См. еще Гребин, Дунай).

Голубиная книга: Пин. 88, 199, 207, 210 [из рукописи]. — К. 260, 283. — М. 325, 366, 388.

Горе-злочастие (см.: Непослушливый Молодец: М. 356, 406).

Сватовство царя Гребина Замойловича на сестре князя Владимира: М. 404, 411 [Гремин].

Данило Игнатьевич: К. 216, 234, 252. — М. 376.

Данило Перемякин: К. 256, 275.

Мекитушко Егнатьевич: К. 292, 296.

Михайло Ильич (Данило Игнатьевич): М. 340.

Данило Игнатьевич и его сын Михайло: К. 231, 289, 293. — М. 343, 385.

Михайло и его сын Михайло: К. 258.

Михайло Данилович: М. 344.

Князь Дмитрий и его невеста Домна: Пом. 10, 11, 14, 23. — Пин. 62, 101, 107, 117, 125, 127, 134, 135, 147, 151, 174, 175, 182, 184, 200, 203. (См. еще Кощавич-царь, Князь Михайло).

Добрыня:

Бой Добрыни с Дунаем: К. 226; 233, 246, 253; 281, 286. — М. 310, 321, 341; 412; 416.

Добрыня и Маринка: К. 249, 271. — М. 379.

Молодость Добрыни, жалоба на него князю Владимиру, оправдание Добрыни; Добрыня и Маринка: М. 359.

Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муромцем: Пин. 113 [Муровичем], 186. — К. 229, 235; М. 391 [особая редакция]. — Бой Добрыни с Ильей Муромцем: 254, 266.

Купанье Добрыни: К. 269.

Купанье и бой Добрыни со Змеем: Пин. 87. — М. 370, 408.

Купанье Добрыни и бой его со Змеем Горынищем: Пин. 114.

Молодость Добрыни, купанье, бой со Змеей и Ильей Муромцем и приезд его в Киев; состязание Дюка с Чюрилой сменными платьями: К. 213.

Купанье Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: Пом. 19.

Купанье и бой Добрыни со Змеей и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: К. 228. — М. 342.

Бой Добрыни со Змеем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: М. 339.

Отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: Пом. 3. — М. 305, 371; 387, 401, 409, 423.

Отъезд Добрыни, похищение его жены Черногрудым королем и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: Пин. 109.

Подвиги Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: Пин. 52.

Охрана Добрыней Киева и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: К. 247.

Добрыня на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. К. 294. — М. 361.

Купанье, бой со Змеей, женитьба на избавленной девице и стояние Добрыни на заставе и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: К. 301.

Бой с богатыршей, женитьба на ней и отъезд Добрыни за данью и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: К. 280.

Женитьба и отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича: М. 353.

Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем: М. 351. (См. еще Владимир, Молодец Добрыня, Святогор).

Дунай:

Дунай (весь): Пом. 18. — Пин. 37. — К. 217, 220, 245, 282, 284, 298. — М. 309, 345, 367, 377, 384, 403, 420.

Василий Васильевич (Дунай): М. 398.

Дунай и Настасья королевична (Молодец и королевична): Пом. 17.

Дунай сватает невесту князю Владимиру: Пин. 63 [отрывок]. — К. 227. — М. 362.

Женитьба молодца: К. 291. (См. еще Добрыня).

Дюк Степанович: К. 230, 302; 257, 263, 295. — М. 338 [Дюк + Ставёр]. (См. Добрыня).

Егорий: Борьба Егория с царем Кудреванкой: Пин. 93.

Иван Горденович: Пин. 170. — К. 218, 300 [Годинович]. — М. 414 [Горылович].

Женитьба Добрыни (Иван Годинович): К. 279.

Ванюшка Маленькой (Иван Годинович) и Настасья Митреевична: М. 375.

Мать продает Ивана Гостиного сына: Пом. 24.

Иван Грозный и его сын: Пом. 12, 16, 22. — Пин. 115.

Иванушко Козаревич (см.: Козарин).

Илья Муромец:

Первая поездка Ильи Муромца: Пин. 38. — К. 224, 248, 264, 285, 297. — М. 312 [Встреча с разбойниками и укрощение Соловья-разбойника], 360 [Он спасает Чернигов, наказывает коварную девицу, встречает разбойников и укрощает Соловья-разбойника].

Исцеление и первая поездка Ильи Муромца [Исцеление, встреча с разбойниками и укрощение Соловья-разбойника]: М. 393.

Две поездки Ильи Муромца: Пом. 21, 32.

Три поездки Ильи Муромца: К. 304.

Встреча Ильи Муромца со станичниками: Пин. 141, 153, 155, 158, 161, 162, 206, 208. — Илья Муромец и станишники: К. 232, 278.

Бой Ильи Муромца с сыном: Пом. 5. — Пин. 40 [с Сокольником].

Получение Ильей Муромцем силы, связь его с женщиной и бой с сыном: Пом. 8.

Наезд на богатырскую заставу и бой сына Ильи Муромца с отцом: Пом. 2 (см. еще Подсокольник).

Встреча Ильи Муромца с Добрыней, Святыгоркой и со своим сыном: Пин. 129.

Встреча Ильи Муромца с Егором-Святополком и с поленицей (рассказ): Пин. 166.

Илья Муромец и Идолишшо: Пин. 90.

Илья Муромец и Издолище в Киеве: М. 323.

Небылица: Илья Муравец и Издолищо: Пин. 138.

Илья Муромец и голи кабацкие; Илья Муромец и Издолище в Киеве: М. 355.

Калика и голи кабацкие: К. 240.

Илья Муромец и Чудище проклятое в Цареграде: Пин. 112.

Заключение оклеветанного Ильи Муромца в погреб и спасение им Киева от Чернигова-царя: К. 267. — М. 402 [от Кудреванища-царя].

Илья Муромец освобождает Киев от Калина-царя: Пин. 111.

Илья Муромец покупает коня, воюет с Полубелым, ловит и казнит Соловья-разбойника: Пин. 180. (См. Владимир, Добрыня, Камское побоище, Козарин, Подсокольник, Святогор, Сокольник).

Калика:

Сорок калик со каликою: Пин. 44. — К. 215, 221, 223, 239, 255, 259, 287, 290. — М. 313.

Калика (см. еще: Илья Муромец).

Камское побоище: К. 276, 303. — М. 394, 415 [Илья Муромец и Калин-царь = Мамаево побоище].

Князь, княгиня и старицы: Пом. 4, 9, 13, 15, 27, 35. — М. 386.

Козарин:

Козарин: Пом. 25 [Казарянин]. — Пин. 56, 60, 70, 76, 148; Михайло 84; Михайло Козаренин: 89; без имени: 157, 187, 204, 205; Молодость, отъезд (Козарина Петровича) в поле и освобождение сестры: М. 328.

Ненависть к Козарушке родителей, отъезд его и освобождение им сестры: М. 357.

Похищение сестры Козарушки татарами и спасение ее Козарушкой: М. 347.

Ненависть к Иванушке Козаревичу родителей, добывание им коня и доспехов и освобождение сестры: М. 405.

Василий-королевич (Козарин): М. 380.

Илья Муромец освобождает девицу от татарского плена (Михайло Козарин): М. 400.

Кострюк: Пин. 59, 116, 137, 156.

Кощавич-царь и его невеста Домна: Пин. 91. (См. еще Князь Дмитрий, Князь Михайло).

Кутузов (см.: Платов).

Льдина:

Старина о льдине и бое женщин: К. 244. — М. 383 [начало], 397.

Старина о льдине и бое женщин и небылица. М. 326, 335.

Мамаево побоище (Добрыня, Окольник и Алеша Попович, по приказу княгини, освобождают Киев от Скурлавца): М. 348. (См. еще Камское побоище).

Мекитушка Егн. (см. Данило Игн.).

Князь Михайло (Дмитрий) и его невеста Домна: Пин. 177. (См. еще Князь Дмитрий, Кощавич-царь).

Князь Михайло губит свою первую, а его мать вторую его жену: Пин. 120.

Мать князя Михайла губит его жену: Пом. 20, 31. — Пин. 47, 55, 64, 71, 79, 80, 95, 99, 106, 110, 133, 136, 139, 142—146, 152, 160, 167, 171, 176, 178, 183, 185, 188, 191, 195, 201, 202. — К. 225, 251, 261. — М. 330, 381, 422.

Михайло (см. Козарин).

Михайло Данилович (см. Данило Игнатьевич).

Михайло Ильич (см. Данило Игнатьевич).

Непослушливый молодец (Горе-злочастие): М. 356, 406.

Молодец Добрыня губит свою невинную жену: Пин. 119.

Молодец и сестра Данилы Васильевича: Пин. 72; Молодец и сестра Петровичей-Гордовичей: Пин. 81.

Отправление молодца в царство Кудревана: Пин. 168.

Состязание молодца конями с князем Владимиром: Пин. 163.

Состязание молодца конями с князем Владимиром и бой его с Чудищем поганым: Пин. 126, 165. (См. еще Добрыня, Дунай).

Небылица: Пин. 51, 66, 73, 140. — К. 241. — М. 382, 410.

Небылица в лицах: Пин. 123. (См. еще Илья Муромец, Старина о льдине).

Олег (см. Святогор).

Олёша (см. Алеша).

Омельфа Тимофеевна выручает своих родных: Пин. 94. (См. еще Авдотья).

Оника-воин: Пом. 7. — М. 315, 318.

Паскевич: Граф Паскевич и смерть генерала: Пом. 1.

Петр I на молебне в Благовещенском соборе: Пин. 154, 159, 169; 169а.

Жалоба солдат Петру I на князя Долгорукого: Пин. 192. (См. еще Рига).

Платов:

Платов и Кутузов: Пин., 96.

Платов казак в гостях у француза: Пин. 48.

Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем: Пом. 26. — М. 308. (См. еще Илья Муромец, Сокольник).

Потык: К. 262, 272, 277. — М. 333, 374; 413 [+ бой Алеши Поповича с татарами и игра его с королем].

Псков:

Осада Пскова королем (польским при Иване IV): М. 399.

Рига:

Взятие Риги русским императором: Пин. 209.

Роман (Васильевич) и его дочь Настасья: Пин. 149, 172, 189, 193, 196, 198; — ...Марья: 179. — М. 407 [Князь Роман, убивший свою жену]. (См. еще Князь Михайло губит...).

Князь Роман и его верная жена Марья Юрьевна: М. 421.

Румянцев:

Войско Румянцева берет в плен королевичну: Пин. 164.

Садко: К. 236.

Святогор:

Встреча с Ильей Муромцем и смерть Святогора (рассказ): К. 273.

Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего: М. 354.

Встреча и поездка Ильи Муромца со Святогором, смерть Святогора и освобождение Ильей Муромцем Киева от Издолища: М. 418.

Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Романовичем во главе над войсками кн. Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем; смерть в гробу и погребение Святогора: М. 350.

Сокольник (Подсокольник):

Выезд и бой Сокольника с Ильей Муромцем: М. 396, 417.

Молодость Сокольника, добывание им коня (и доспехов) и бой его с Ильей Муромцем: К. 288, 299.

Молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем: М. 346.

Наезд на богатырскую заставу и бой Сокольника с Ильей Муромцем: М. 320, 336; 364.

Рождение Сокольника, отъезд и бой его с Ильей Муромцем: М. 368.

Рождение, молодость и бой Сокольника с Ильей Муромцем: М. 389, 392.

Соловей (Будимирович): Пом. 34.

Соловей Будемерович и Запава Путевисьня: Пин. 124.

Соловей Блудимирович и Забава Путятисьня: М. 331.

Соломан и Василий, король прекрасный: Пин. 92.

Старина (см. Льдина).

Стенька Разин:

Сын Стеньки Разина в темнице и взятие Стенькой Астрахани: Пин. 58, 103.

Кончина Стеньки Разина: Пин. 102.

Сухматин Етихматович: К. 274. — Сухмантий Одихмантьевич: М. 332.

Терентий-муж: Пин. 41.

Теща, ее дочь и зять-турок: Пин. 150.

Туры: Пом. 33, 36.

Усища грабят богатого крестьянина: Пин. 122. — Усы: К. 242.

Филин:

Ловля филина. Пин. 190, 194, 197.

Нашествие французов в 1812 году: Пом. 28, 29.

Хотен Блудович: Пин. 211. — М. 306, 373.

Цюрильё-игуменьё (Чурилья-игуменья): Пин. 61, 65, 68, 98.

Чурило:

Чурило и неверная жена Племяши: Пин. 45. — ...Перемяки: К. 238, 268. — ...Перемятина: М. 311, ...Перемякина: М. 317.

Чурило и сестра Бродовичей: Пин. 54. (См. еще Алеша Попович, Непослушливый молодец, Добрыня).

СПИСОК ИСПОЛНИТЕЛЕЙ БЫЛИН

Римские цифры обозначает номер тома настояшего издания, арабские — номер страницы указанного тома.

Авдушев, Яков Тихонович: III, 460.

Аггеев, Иван Васильевич: I, 191.

Акулина Ивановна: I, 264.

Аникиев, Василий Петрович: III, 233.

Анна: I, 415.

Анна Пантелеевна: I, 244.

Бешенкин, Ефим Васильевич: III, 476.

Буторин, Василий: II, 343.

Буторин, Яков Ильич: II, 383.

Верусский, Прокопий Григорьевич: II, 48.

Вишняков, Афанасий Васильевич: II, 415.

Глухарева: I, 259.

Дементьева, Агриппина Григорьевна: I, 86.

Денисова, Огрофёна: I, 269.

Дрокина, Акулина: I, 263.

Дрокина, Иринья Ефремовна: I, 266.

Елисеева, Наталья Васильевна: I, 71.

Емельянов, Семен Кирьянович: II, 121.

Игнатьева, Дарья: I, 250.

Иконников, Иван: I, 173.

Каменева, Анна Григорьевна: I, 64.

Кликачова, Авдотья: I, 147.

Кобелева, Дарья Григорьевна: I, 407.

Коппалина, Авдотья Лупентьевна: I, 105.

Красиков, Ивон Васильевич: II, 82.

Кривополенова, Марья Дмитриевна: I, 338.

Кропивина, Степанида Евграфовна: II, 278.

Крычаков, Никита Прокопьевич: II, 64.

Крычакова, Марфа Александровна: II, 117.

Лейнова, Авдотья Ильинична: I, 95.

Лемехова, Марья Петровна: I, 207.

Лисицына, Настасья Васильевна: I, 394.

Лобанов, Артемий Иванович: I, 217.

Лобанова, Марья Ефимовна: I, 220.

Локтев, Михаил Петрович: II, 124.

Макурина, Агриппина Васильевна: III, 170.

Манухина, Парасковья Трифоновна: I, 413.

Мартынов, Александр Михайлович (Олёкса Большой): III, 577.

Мартынов, Александр Михайлович (Олёкса Малый): III, 541.

Мартюшина, Парасковья Ивановна: III, 529.

Матвеева, Авдотья Семёновна: I, 206.

Мелехов, Ефим Кириллович: II, 322.

Михашын, Михаил Гаврилович: III, 504.

Негодяев, Григорий: I, 58.

Некрасов, Егор Григорьевич: I, 313.

Нечаев, Иван Давидович: II, 283.

Нечаев, Максим Иванович: II, 227.

Нечаев, Петр Александрович: II, 249.

Нечаева, Иринья Ивановна: II, 269.

Новосёлова, Оксенья Федосеевна: I, 246.

Орехов, Иван Иванович: II, 43.

Ошуркова, Маланья Федотовна: I, 304.

Ошуркова, Устина Петровна: I, 271.

Ошуркова, Федосья: I, 302.

Пайкачова, Настасья: I, 144.

Парыгин, Григорий Михайлович: III, 538.

Пашкова, Екатерина Ивойловна: I, 252.

Пашкова, Марья Петровна: I, 226.

Петров, Артемий Егорович: III, 74.

Петухов, Федор Матвеевич: I, 57.

Полузёров, Василий Семенович: I, 72.

Попов, Василий Ефимович: II, 341.

Попов, Терентий Иванович: III, 535.

Попов, Яков Федорович: II, 385.

Попова, Анна Федоровна: I, 137.

Попова, Ирина Степановна: I, 82.

Попова, Надежда: II, 414.

Попова, Парасковья Филипповна: I, 84.

Посникова, Парасковья Васильевна: I, 89.

Поташов, Алексей Агафонович: I, 77.

Поташов, Семен Абрамович: III, 227.

Поташова, Прасковья Антиповна: III, 604.

Потрухова, Анна Васильевна: III, 128.

Потрухова, Домна: III, 165.

Прокопьев, Леонтий Кузьмич: III, 440.

Пупцев, Василий Афанасьевич: II, 85.

Разсолов, Ермолай Васильевич: III, 265.

Разсолов, Иван Иванович: III, 253.

Ружникова, Маремьяна Михайловна: III, 433.

Рычков, Алексей Васильевич: III, 176.

Рычков, Степан Васильевич: III, 204.

Рюмин, Федор Петрович: III, 184.

Савелий: I, 273.

Садков, Егор Дмитриевич: II, 149.

Сахаров, Семен Игнатьевич: III, 72.

Сахарова, Олёна Алексеевна: III, 611.

Сивкова, Анна Павловна: I, 194.

Синицына, Анна Гавриловна: I, 149.

Скоморохова, Матрена: I, 392.

Соболева, Марфа Федоровна: I, 402.

Старопопова, Степанида Петровна: II, 103.

Старуха: I, 216.

Сычов, Андреян Яковлевич: II, 235.

Сычов, Иван Дмитриевич: II, 298.

Табуев, Егор Семенович: III, 8.

Титова, Афанасья Ивановна: III, 501.

Тотолгина, Марья: I, 210.

Тяросов, Андрей Яковлевич: III, 113.

Тяросов, Василий Яковлевич: III, 12.

Тяросов, Илья Андреевич: III, 153.

Удин: III, 495.

Федькушов, Афанасий Михайлович: III, 498.

Федькушов, Василий Михайлович: III, 499.

Фофанова, Марья Григорьевна: III, 454.

Цюхнина, Ульяна Петровна: I, 260.

Чащина, Анна: I, 334.

Чащина, Варвара: I, 315.

Черемшина, Оксенья: I, 417.

Чупов, Иван Алексеевич: III, 344.

Чупов, Иван Егорович: III, 427.

Чупова, Анна Петровна: III, 386.

Чуркина, Варвара Гавриловна: III, 599.

Чуркина, Наталья: I, 308.

Шибанов, Тимофей: I, 181.

Шилова, Настасья Петровна: I, 414.

Широкой, Павел Никифорович: II, 431.

Широкой, Трофим Ильич: II, 364.

Шубина, Авдотья Никифоровна: I, 265.

Шуваев, Степан Григорьевич: II, 472.

Шуваева, Фёкла Константиновна: II, 457.

Шумова, Анна Гавриловна: I, 140.

Шумова, Опросенья Филипповна: I, 139.

Юдина, Оксенья Антоновна: I, 276.