Другие члены экипажа «Искательницы солнц»:

Джамбудвипа[1], сокращенно Джам, индиец, квартирмейстер.

Айян Али – арабка, навигатор.

Клэр Конвей – пилот.

Карл Ливан – офицер-технолог.

Мемор, Уполномоченная Астроном-Дальновзорка.

Асенат, Мудрица.

Икахаджа, Экосистем-Савант.

Оманах, Экосистем-Стаехозяйка.

Рамануджи, Биолог-Савант.

Канаматха, Биолог-Стаехозяйка.

Тхаджи, Судья-Савант.

Разнообразные существа, переселенные в Чашу Небес и интегрированные в местную экосистему.

Клифф отвернулся от тех, с кем прощался, и посмотрел на мир, который ему больше не суждено увидеть.

Вокруг шумела развеселая вечеринка. Смех, крики, песни, музыка. Слишком веселый смех, слишком громкая музыка, все немного слишком. Электрические аккорды перекрывали напутственные речи. Они простились со своими близкими на Земле, и теперь «Искательница солнц» – экипаж и пассажиры – прощалась с техниками, построившими звездолет, с легионами специалистов, натаскивавших команду, с представителями политических и экономических структур, обеспечивших кораблю запуск в непознанную пустоту.

Хотя картинка была очень четкой, он не забывал, что это всего лишь экран, изображение, подстроенное с вычетом центробежной силы, так что Земля кажется повисшей в пространстве, а от нее к докам «Искательницы» летят мириады серебристых мошек. А вот еще стайка искорок тянется от космофабрик на высоких орбитах, и еще одна – к лунным флингерам. Десятилетнее путешествие завершал сверкающий астероид, окруженный серебристыми роями робокомплексов, выгрызавших его каменную утробу и перерабатывавших вещество глыбы на строительные материалы для колонии. Покрытые отражательными слоями биокупола ожидали, пока в них ступят члены команды и продолжат терзать захваченный в плен камень. Окутанные серебристым туманом, который развеется с пробуждающим их Солнцем.

Его поразило, как похожи эти космические машины на произведения искусства. Избавленные от пут гравитации, они казались искаженными набросками многогранников и фигур евклидовой геометрии, кубов, эллипсоидов, тупоносых цилиндров, только не было привычных по скелетным моделям прутьев между вершинами; с неспешной грацией ползущего ледника перемещались они на темном фоне, кое-где расцвеченном драгоценными камнями далеких звезд. С геостационарной орбиты он не различал отдельные спутники. Задал увеличение, сузил экран, но это не помогло. В поле зрения, однако, вплыл рой роскошных отелей для богачей древности, построенных уже больше двух веков назад. Религиозные общины на орбите были многочисленней, но их адепты вели, как правило, спартанский образ жизни; так и получалось, что сновавшие туда-сюда, испещрявшие лик планеты корабли, когда попадались на глаза, оказывались преимущественно коммерческими. Земля величественно плыла в пустоте, и рои машин вокруг нее были как белая пена на гребешках волн. Он переместился чуть вбок и поймал в первой точке Лагранжа отблеск исполинской френелевской линзы, висящей между планетой и Солнцем. Отсюда он наблюдал ее затуманенную окружность почти с ребра. Заслонка отводила избыточное звездное излучение, не давая и без того разгоряченной Земле накаляться еще пуще. Вокруг линзы мерцали облачка вспомогательных механизмов.

– Знаешь, – мягко промолвила оказавшаяся позади Бет, – когда мы проснемся, во всем этом уже не останется нужды.

– А мы даже не выйдем из нынешнего возраста, – ответил Клифф, обернувшись к ней. Глаза его лучились радостью.

Она подмигнула, усмехнулась и поцеловала его.

– Ты такой оптимист, ну как я могла в тебя не втюриться?

– Если бы я заранее не обдумал, как все будет, когда мы проснемся, то и не полетел бы.

На ней было облегающее стройную фигурку, подвернутое у шеи, перехваченное парой янтарных браслетов у запястий платье, явно не предназначенное для полета к самой Глории. С правого бока поляризованная ткань открывала взгляду обнаженное тело – кожа Бет была цвета шардоне. Тон синтешелка можно было регулировать по желанию владелицы, и Клифф подумал, что она наверняка подстроила его к браслетам. Оставалось надеяться, что всю эту красоту видит он один. Впрочем, оглянувшись, он заподозрил, что окружающие попросту старательно отводят взгляды. Собственно, на вечеринке всякому нашлось бы что проигнорировать напоказ: подтяжечные бюстье, перья, маски, ожерелья, блестки – на женщинах; гульфики, едва сходящиеся на груди рубахи, высокие шляпы, придававшие сходство с хищной птицей, – на мужчинах.

– Кажись, тут сегодня вечерком выброс феромонов, – сухо заметила Бет.

Это было не в его стиле.

– Бравадой тут пахнет, скажу я тебе.

И он без лишних слов заключил ее в объятия. Они поцеловались. Он рано усвоил, что таков наилучший способ предотвратить назревающую ссору, особенно если в голову не приходит ничего поумнее. Зеленые глаза Бет сверкнули. Все продолжали притворяться, будто ничего не замечают.

А и пусть. В конце концов, он мало кого из этих зрителей еще увидит.

Кстати, сходную мысль вынесли на растяжку поперек подвесного потолка комнаты. Авторство ее принадлежало техникам, много лет трудившимся совместно с будущим экипажем над постройкой и наладкой «Искательницы солнц».

Терри и Фред перехватили парочку по дороге к бару и со смехом указали на это изречение.

– Прикольно, – заметил Терри. – Мы сегодня улетаем на Глорию, а завтра эти ребятки возвращаются ишачить на стапелях следующего ионоточника. Но такое впечатление, что они радуются даже больше нашего!

– Ага, – подтвердил Фред. – И правда, странно. Они так же счастливы дать нам пинка под зад, как и мы сами – свалить.

– Мы все тут немного психи, – сказал Терри. – Так говорят санитары, я им верю. С чего бы психам не порадоваться, что их отпускают обживать дивный новый мир?

– Вместо того чтобы восстанавливать старый, досуха выжатый? – уточнил Клифф. Странно было встревать сейчас с такой репликой, но удержаться он не смог.

Бет пожала плечами.

– Либо мы меняем климат, либо он меняет нас.

– Хорошенькие дела! – сказал Терри. – Вы же помните, что это предыдущие поколения ретерраформировали Землю. А нам достанется целая новая планета.

Мимо проползла тележка: в создаваемой слабым вращением гравитации плавающие подносы использовать не получалось. Вокруг тележки, нагруженной экзотическими фруктами, тут же сгрудились те, кому еще веками не суждено будет попробовать ничего подобного. Фред, а следом Терри бесцеремонно ввинтились в толпу, стремясь урвать и себе кусочек.

– Милый, – ласково позвала Бет, – отойдем?

Клифф посмотрел поверх голов толпы. Какой-то земной бюрократ с трудом удерживал рвущуюся с поводка собаку, формами напоминавшую утыканный шерстью тортик. Собака норовила заглотать чью-то блевотину. Трое спутников бюрократа ржали, глядя на это зрелище. Большинство участников вечеринки, сколь мог Клифф судить, отрывались куда мощней его самого.

Плевать.

Уж почти наверняка их он видит в последний раз – техников, сооружавших «Искательницу солнц», бесчисленных бюрократов, делавших вид, что причастны к проекту чем-то дельным, психологов, инженеров, испытателей, дублеров, которым не повезет открыть глаза под светом чужого солнца. Он скорчил гримасу и переждал это неприятное мгновение. Оно прошло. Все такие моменты проходят. По крайней мере большинство.

– Сердце мое полно, а стакан пуст.

Она сочувственно кивнула.

– На «Искательнице» будет не до пирушек.

– Ну да, в полете… капитан Редвинг нас по головке не погладит.

– Он не из таких. Он нас скорее через ускоритель вышвырнет.

Глаза ее смеялись. Ну же, говорили они, празднуй, пока можешь. Глядя в них, он чувствовал, как отступают сомнения, страх и… эмоции, которым вовсе не было имен.

Хорошо, пусть так.

Они стояли, сплетя руки на запястьях друг друга, и смотрели, как медленно, в молчаливом величии вертится Земля. На краю поля зрения проплывала «Искательница солнц», подобная худощавой голодной акуле.

Действительно, чем не акула, готовая ринуться в океан ночи? Вон пасть корабля – магнитная воронка, только и ожидающая запуска, когда «Искательница» разинет ее на полную и начнет медленное смещение на окраину Солнечной системы. Первый могутный зевок, однако, приведет акулу в окрестности центрального светила, где она поживится солнечным ветром – топливом для затравки. За пастью рубиново сиял перехвативший тушу обруч рубки управления, где продолжали суетиться техники. Клифф следил и за другими крохотными фигурками в скафандрах, сновавшими по всей длине длинного вращавшегося цилиндра, зажатого между хранилищами НЗ: в этом цилиндре располагались жилые зоны и колыбели криосна. Еще дальше – хлопково-белые, словно изборожденные морщинами с поверхности, напичканные интеллектроникой радиаторы двигательной системы, их цилиндрические вентканалы открываются в камеры сгорания, а оттуда, из этих жирных, перечеркнутых реброкольцами бочек, выдаются сопла выброса. Над этим участком туши нависали, как седельные попоны, кластеры крупных желтых топливных ячеек, призванные питать зверя, когда корабль с ускорением ринется в глубокую тьму и канет в неизвестность. Начиная с этого этапа столетиями будут они фильтровать жидкую ионно-протонную кашицу сквозь магнитные щиты, и акула – «Искательница солнц» примется пожирать пищу, для коей создана, – световые годы пространства.

Они уже плавали на этой рыбе в облако Оорта, испытывали двигатели, выявляли и устраняли ошибки, допущенные предшествующими четырнадцатью звездолетами. Запускали экспертные системы ИИ, искали, где плохо склепано и наискось застрочено, улучшали и прогоняли снова. Каждый корабль первых поколений межзвездного флота сам по себе явился экспериментом. Каждый чему-то учился у своих предшественников. Инженеры и ученые делали свою работу, каждый новый корабль становился все лучше. Направленная убыстренная искусственная эволюция. Теперь они считали, что готовы нырнуть на самую глубину. Глубину пространства и времени. Время это пролетит и унесет с собой всех, кого они знают.

– Какая милашка, правда? – сказал мужской голос позади них.

Это был Карл, долговязый нескладный офицер-технолог. Он обнимал за талию Мей Лин.[2] Выглядел Карл несколько непривычно для себя: глаза его туманились, лицо покраснело. Клиффу показалось, что офицер-технолог загасил косячок чего-то слишком крепкого. Мей Лин, напротив, выглядела крайне оживленной, глаза ее сверкали.

– Ага, – сказала Бет, оглядывая ее боковым зрением, – и мы надеемся, что ты ее удовлетворишь.

– Ну дык, – изрек Карл, сделав вид, что не замечает подначки. – Она такая красотка, наша «Искательница».

Мей Лин заломила бровь, кивнула.

– Прощаемся с Землей? Как думаете, что станут о нас тут думать, когда долетим?

– Хотелось бы, – сказала Бет, – установить мировой рекорд долгожительства среди женщин.

Все рассмеялись.

– А тяжело со всеми прощаться, мм? – склонилась в сторону Клиффа Мей Лин. – Ты тут ошиваешься почти весь вечер, сторонишься.

Он с опозданием вспомнил, что проницательность у Мей Лин – сильная черта. Поняла, что его нужно приободрить. Их всех стоит приободрить.

– Гм, да. Я так подумал, что я человек мира. Надо только понять, какого именно мира.

Собравшиеся жалостливо закивали.

Карл с мимолетной усмешкой исполнил свой самоновейший фокус. При низкой гравитации, созданной вращением, ему не составило труда вылить из бутылки темно-красное вино и тут же тремя быстрыми движениями ножа рассечь струю на три порции, упавшие в три подставленных Мей Лин бокала.

– Впечатляет, – признала Бет, и они выпили.

– Есть новости, – заметил Карл. – От Глории идет гравитационное излучение, ну да это все знают. Так вот, там нет сигналов. Один шум.

– И что это нам дает? – спросила Бет.

Клифф читал по ее лицу однозначный вердикт, и был этот вердикт отнюдь не в пользу Карла. Увы, Карл об этом так и не узнает.

– Во-первых – сверхцивилизации на Глории нет.

– Мы уже установили, что там нет электромагнитных сигналов, – уточнила Мей Лин.

– Ну да, – сказал Карл, – однако высокоразвитые инопланетяне могли…

– Это вечеринка, – прервала Бет ласково, – имей же ты совесть.

Принять такой явный сигнал Карл смог. Пожав плечами, он перехватил Мей Лин покрепче и удалился. Было заметно, что Мей Лин тяжело идти.

– Ты стервочка, – одобрил Клифф.

– Мы его много столетий не увидим.

– Мы его увидим на следующей неделе.

– Так говорят. А ты что думаешь насчет гравитационных волн?

Тут жужжание веселой толпы перекрыл возглас вооружившегося микрофоном спикера научников:

– Эй, ребята, у нас сигнал с Альфы Центавра! Они желают вам хорошенько разогнаться.

Кто-то захлопал в ладоши, и жужжание возобновилось.

– Милый жест, – прокомментировала Бет. – Они его четыре года назад должны были послать.

– Думаю, – сказала, подойдя со спины Клиффа, Тананарив Бэйли, – что сигнал прибыл год назад, но огласили его только сейчас.

Клифф и не заметил, как она приблизилась. На Тананарив было больше одежды, чем на многих женщинах вечеринки, что не мешало ей выглядеть поистине великолепно: она казалась живым взрывом оранжево-коричневого пламени на темном фоне открытых лица и рук. С ней был Говард Блэр, о котором Клифф вспомнил, лишь что это энтузиаст защиты животных и в прошлом фанат телоскульптуры.

Бет кивнула.

– Как только улетим, станут накапливаться задержки: переговариваться с нами будут разные поколения. Все равно что вызывать духов. А что ты там говорил про гравитационные волны?

Говард скривил губы, нашаривая мысль.

– Ага. Смотри, «Искательницу солнц» уже спускали со стапелей, когда LIGO-22 засек эти волны. Мы всю систему облетали в тренировках, пока они тщились подтвердить открытие. Старались что-то выявить в этом сигнале. И не смогли. Это даже не сигнал как таковой, просто шум. Помехи. Мы летим на Глорию, потому что там имеется биосфера. Я тут пересекся с одним астрономом, он меня уверял, что волны могли возникнуть в результате наложения случайных факторов. Возможно, где-то на другом конце Галактики друг вокруг друга обращается сладкая парочка черных дыр, а Глория просто проецируется на них, если смотреть отсюда.

– Я тоже так думаю, – сказал знакомый голос.

Они обернулись. Фред вернулся. Был он теперь краснонос и выглядел куда менее опрятно.

– Нам не удалось получить хорошее разрешение источника. Глория в самом уголке клочка небес шириной едва в градус. Гравиволны могли прийти откуда угодно, даже из другой галактики.

Бет заговорщицки покосилась на Клиффа и, делано выпучив глаза, ответила:

– Эй, бро, я ваще-т’ биолог.

Фред был немного интроверт, или, как говорили психологи, «фокусированный».[3] Некоторые полагали, что с ним чрезвычайно трудно общаться, но Клифф так не считал: ему доводилось наблюдать, как Фред в свободное время решил ключевую для систем жизнеобеспечения техническую проблему. Все члены экипажа в той или иной степени были учеными-универсалами, но у таких, как Фред, универсальность становилась основной профессией.

Излишне говорить, что во всех этих нюансах Фред совсем не рубил.

Он указал на экран.

– Трудно оторвать взгляд! Вот Мона Лиза среди планет, воплощение красы и чрезвычайной ценности! Ах!

Бет пробормотала что-то утвердительное и заговорила быстрее:

– Ну да, миров с атмосферными признаками сотни, но краше нет нигде, это правда.

Явилась Ирма Микельсон, конечно без мужа, и дернула точеной головкой на реплику Фреда.

– Это ты о чем? О данных с передового зонда?

– А, не, я…

– Пятый Передовой только что примерился, – сообщила Ирма. – Слишком еще далеко. Ни тебе карт поверхности, ни чего еще. Но. Много облаков. Размытые очертания Мирового океана. Температура атмосферы самое то. Классно, что луч пришел вовремя, нам как раз надо было проверить некоторые данные по атмо.

– Какие? – спросила Бет.

– Они говорят, что там нам может понадобиться больше CO₂,– сказал Фред так быстро, что его слова с трудом можно было разобрать. – На Глории парниковым эффектом и не пахнет. Поверхностные температуры как в Канаде. Тропики походят на земные умеренные пояса, вот.

Не успели еще ретерраформировать Землю почти до стадии двадцатого века, подумал Клифф, а тут тебе целый новый мир… Он стряхнул это настроение и вслушался в возбужденный лопот Фреда.

– Когда мы научимся извлекать углерод из воздуха, мы сможем создать климат лучше, чем тот, в котором родились. Может, лучше, чем когда-либо был у людей!

К этому моменту аудитория слушателей Фреда еще уменьшилась. С натянутой усмешкой он оглядел их, словно признавая свое поражение, отвернулся и побрел в толпу, где, вполне предсказуемо, дым стоял коромыслом.

– Сколько тут гневной энергии бурлит, – заметила Бет.

– Эмоциональная баня, – мечтательно промолвил Клифф, кивая в сторону Земли. – Обратная сторона всего этого: наши машины становятся все умнее и начинают требовать взыскания обид. Многосекционный секвенатор ДНК не думает о взносах в пенсионные фонды.

Бет рассмеялась, в глазах ее танцевали искорки.

– Меня тут осаждает канал SSC – требует, чтоб я им указала наилучшую актрису на роль самой себя для байопика.

– Ох, хорошо еще, что мы его не увидим.

Она ткнула пальцем в экран.

– Я тут начинаю думать, как мне жаль, что я в жизни больше не увижу белых кружевных штор, лениво колышущихся на теплом ветерке летнего дня. И всякое такое… Еще не улетели, а уже впадаю в ностальгию.

– А я буду скучать по серфингу.

– На Глории есть океаны. И луна тоже есть, хоть и маленькая. Не исключено, что там будут волны.

– Я не взял с собой доски для серфинга.

Он заметил в Северном Ледовитом океане следы льда и почувствовал облегчение – очередной симптом медленного выздоровления планеты после Века Перегрева. Постепенно нарастал лед и на том месте, откуда сто лет назад откололся колоссальный фрагмент антарктического щита, вызвавший Потоп. Острова Тихого океана, впрочем, еще не поднялись из вод – и, вполне возможно, никогда не поднимутся. Какой уж там серфинг.

Построилась фаланга офицеров в синей форме с золотыми галунами. Большинство этих людей служили в облаке Оорта и не должны были лететь с «Искательницей», но явились сюда на официальные проводы. Меньшая числом офицерская шеренга «Искательницы» вытянулась позади высокой мускулистой фигуры.

Человека заставлял моргать мелькающий на вечеринке свет, но он держался властно и уверенно.

– Капитан Редвинг, – возвестил лейтенант через динамики, – выступит перед экипажем.

Они вытянулись в струнку и обратились в слух. Растяжка, висевшая в этот момент над ними, провозглашала:

Редвинг был при полном параде и медалях, слегка разрумянился, но обводил всех пронзительным взглядом. Клифф припомнил, что жена собиралась было улететь вместе с капитаном, но тот дал ей развод. Подробности не всплывали. Редвинг не менял позы, если не считать легких наклонов головы к младшим офицерам. С лица его не сходила приветливая улыбка, словно капитана радовало услышанное от них. Тем не менее он оставался тем, кем был, – импозантным человеком в униформе.

– Неплохая концовочка, – пробормотал Клифф, пытаясь скрытно пробраться к двери. С экрана на него смотрела Земля. Он задержал на ней взгляд.

– У нас последняя ночка на отдельных квартирах, дорогой, – сказала Бет. – Хочешь со мной?

– О да, мэм.

– Думаю, это в обычае.

– У кого?

– У землян. В субботнюю ночь.

Они проталкивались через толпу, но раз пришедшее настроение не покидало его. Шум, гам, музыка, напитки, курения, быстрые поцелуи, печаль и веселье на лицах… стремительно проносятся мимо, а он старается задержать их, заморозить на моментальном снимке в памяти.

В определенном, мрачном, смысле все они здесь призраки. Все техники и официальные лица, приветливые и раздражительные, страшноватые и сексуальные, вскоре умрут. Останутся позади. В прошлом. Когда он в числе прочей команды проснется на орбите Глории, больше половины присутствующих сейчас в зале уже много веков как не будет на свете.

Хотя средняя продолжительность жизни выросла уже до ста шестидесяти лет, этого окажется недостаточно. Все умрут. Развеются серой пылью.

Его впервые так проняло, так прошибло. Он знал, что так будет, но прежде не прочувствовал.

Величие и торжество эти давно пройдут, а они только проснутся следующей ночью.

Клифф растянул губы в тонкой усмешке.

В последний раз я вижу Землю, подумал он.

Полюбовавшись напоследок на медленно, величественно обращавшуюся планету, он вздохнул и последовал за Бет. Ему досаждало предчувствие беды.

Как только он смог снова ходить, они отвели его в обзорную рубку. Он снова надолго потерял дар речи. Зрелище было ошеломляющее: знакомое и в то же время нет. «Искательница солнц» отдалилась от Земли на сорок световых лет,[6] и он по-прежнему мог опознать многие из созвездий, на какие любил смотреть ребенком в Бразилии. Знакомые контуры их вырисовывались на ярком фоне меньших огоньков, понатыканных там и сям. В масштабе Галактики световые годы значат мало.

Он немедленно узнал пункт назначения. Не слишком отличная от Солнца звезда – светило Глории. Оно должно было располагаться прямо по курсу, путеводным пятнышком. Оно там и оказалось, успокаивающе яркое, удаленное еще на пять световых лет. Возможно, яркость его несколько увеличилась от скорости «Искательницы солнц»? Нет, эффект этот был пренебрежимо мал. Вероятнее, что ярким оно казалось ему лишь в субъективном восприятии. Ведь этот мир так похож на Землю. Там можно дышать, смотреть, касаться – все, как на Земле. Глорией эту планету назвали из чистой надежды, прежде чем человеческое око даже окинуло ее взглядом. От пикселей и спектров мало проку. В розоватой ночи, залитой сиянием ударного фронта «Искательницы», светились и другие звезды. Ионный прямоточник перепахивал межзвездный газ, состоявший в основном из ионизированного водорода, устремляясь в бескрайнюю ночь, и на пути этом его окружало нескончаемое световое представление, словно корабль был уловлен в радужную сеть, оплетен тонкими полупрозрачными занавесями разных цветов каления. За ними лежала спектрально-сдвинутая Вселенная. Некоторые из сиявших в ней звезд заинтересовали его – очертания созвездий, слагаемых ими, уже успели исказиться. Но с ближним красным солнцем ничто не могло сравниться.

– И что, это проблема? – спросил Клифф.

Абдус кивнул.

– О да, это проблема, но есть и другая, посерьезнее. Мы как могли пытались с ней справиться, но более сложный случай может подождать капитана.

Они вообще хоть о чем-нибудь способны поговорить начистоту?

Он услышал, как с губ его срывается:

– Ладно, так расскажите мне, что не так с этой звездой?

– Мы как раз к этому и ведем. Когда мы заступили на вахту, звезды не было видно. А в том месте, где она должна была находиться, обнаружился неожиданный слабый источник рекомбинации. Странный источник, – Абдус переключил каналы и указал на диффузный плюмаж цвета слоновой кости, вырывавшийся из задней части темного объекта.

Клифф нахмурился.

– Каковы размеры этой штуки?

– Приблизительно три астрономические единицы, – ответил Абдус. – В сигнатуре виден рекомбинантный водород – после ионизации. Эта вот линия – скорее всего, струя выброса. Охлаждаясь, составляющий ее ионизированный газ превращается обратно в атомы. По этой эмиссии мне удалось приблизительно закартировать контуры объекта. Видите?

– Гм. – Клифф наморщил нос, пытаясь мыслить как астроном. – А не могла ли эта струя оказаться звездным протуберанцем? Не пришло ли вам в голову такое объяснение?

Абдус сжал губы, но в остальном не выказал никаких эмоций.

– Начнем с того, что мы этой звезды даже не видели.

Вот черт, подумал Клифф и почел за лучшее заткнуться.

– Нам было тогда что измерять. Струя не привлекла нашего внимания, показалась незначимой. Но теперь мы поняли, что она может иметь отношение к звезде. К неожиданно возникшей на экранах звезде.

Клифф кивнул, улыбнулся, стараясь не раздражать Абдуса.

– Я все прекрасно понимаю. Наши проблемы имеют внутрикорабельное происхождение, а не внешнее. Итак… звезда появилась в поле обзора, поскольку перевалила через обод этого… объекта.

– И нас это встревожило, – прошептала Майра.

– А что, звезды до тех пор никто не видел? На ранних вахтах?

– Никто не видел звезды, – ответил, медленно моргая, Абдус.

Клифф пожал плечами. В умеренном увеличении карликовое светило казалось диском, значит, оно довольно недалеко. Притулилось на краю арки света от более яркой звезды, как прыщ, вскочивший на изгибе губы. Обычная звезда. Маленькая, красноватая. Он позволил себе воздеть бровь и посмотрел на Майру.

– Спектральный класс F9[7],– услужливо подсказала та. – Плазменный плюмаж, скорее всего, свидетельствует о недавней активности светила. У молодых звезд это обычное дело. – В еще большем увеличении Клифф заметил вокруг звезды тонкую туманность выброшенной плазмы.

– Мы не знаем, молода ли звезда, – сказал он.

– Нет, но звезды этого класса обычно живут очень долго.

Клифф никогда не был особо сведущ в судьбах звезд-неудачниц после извержения и сброса вещества. Впечатляющее зрелище, ну да, такие хорошо спонсорам показывать. Биологам же требуется стабильность. Все же он незамедлительно сообразил, что вуаль эта осталась от более раннего периода жизни звезды, когда та сбрасывала горячие газовые оболочки. Неплохая догадка, но это и не его область. Детали звездной эволюции никогда его не интересовали – слишком мало общего у них было с его предметной областью, эволюцией высших форм жизни на планетах земного типа. Вплоть до колонизации системы Альфы Центавра область эта оставалась сугубо теоретической. Затем там была обнаружена несложная, но странная экология. Открытие это в конечном счете привело его в полет на Глорию. Бет проходила по разряду неожиданных бонусов.

Он только пожал плечами.

– Ну да, газовое облачко рядом с маленькой звездой. Чего ради меня будить-то?

– Вы среди нас ученый наивысшего ранга, – сказал Абдус.

– И ваша специальность может нам очень пригодиться, – добавила Майра.

Эта ремарка его просто взбесила. Он оголодал, устал и был крайне разочарован. В горле пекло, горчило и першило.

Набрав побольше воздуха, он зарычал:

– Мне вообще-то положено исследовать глорианскую биологию, а не отвечать на вопросы вахтенных!

Те настороженно переглянулись.

Он задумался, а не переборщил ли, обрушив на них кое-что покруче обычной раздражительности, сопровождавшей пробуждение. Криосон был сравнительно безопасной технологией, но выход из него – отнюдь. Каждый член экипажа или пассажир знал, что при разморозке от принудительной гибернации риск повреждения нервной системы составлял два процента и уменьшить его, несмотря на все старания, не удавалось. Неустранимая цена за полет к звездам. Пробудив его раньше срока, они, по существу, удвоили для него эту цифру. Он собирался залечь обратно в холодильник, как только сделает, что от него хотят. Заступая на должность старшего офицера по науке, он, конечно, сознавал, что делает, принимая риск многократных оживлений, но ведь тогда эта возможность выглядела сугубо теоретической.

К тому же немедленное возвращение в гибернатор было невозможно. Медики бы этого не позволили: слишком велик риск. Значит, он по крайней мере на месяц застрянет в унылых узких коридорах корабля, наполненных неустанным рыкающим клекотом, и обречен питаться безвкусной гидропонной синтетикой. Скрыться от звука, с которым ионоточник рассекал межзвездный газ, было негде. Фильтры не помогали: стереть вечно изменчивые тона турбулентного полета через сгущения и разрежения, серфинга на гребнях волн ионизации, они не могли. «Искательница солнц» подсвечивала свое окружение, став непрестанно движущимся электроразрядом.

Вообще говоря, он не планировал просыпаться, так что чувствительность к шуму его не волновала. Но теперь рыкающе-лязгающий низкий клекот его сильно раздражал. Средств приглушить его, кроме наушников с активным шумоподавлением, не имелось. Он искренне полагал, что пробудится для активной деятельности в уже оживленной команде.

Викрамасингхи снова переглянулись, словно говоря друг другу: Полегче с ним, он же старший офицер. Оба глубоко вдохнули.

– Пожалуйста, простите нам нежелание сразу раскрывать вам причину этой аномалии, – сказал Абдус. – Мы хотели бы, чтоб вы прочувствовали ее так же, как и мы.

– М-м, да.

Гнев еще не улегся, но он приказал себе сдерживаться, как подобает офицеру.

– Заметьте, что контур струи – плазменного плюмажа – очень правильный, – сказала Майра.

Клифф увеличил картинку и моргнул от удивления. Он ожидал увидеть диффузное облако разлетающегося космического мусора, снесенного вместе с внешними слоями звезды.

Струя утыкалась точно в звезду впереди.

– Это по меньшей мере красиво! Но почему контур так резок?

– Нас это тоже озадачило, – осторожно начал Абдус, – и экспертные астрономические системы не смогли дать объяснения. Однако нам пришла мысль снять инфракрасный спектр.

– Плюмажа? А зачем…

Майра вместо ответа переключилась в ближний ИК-диапазон. Он замолчал и разинул рот.

По небу раскинулся оранжевый круг. Точно из центра какой-то непостижимой структуры исходила выхлопная струя, подобная торчащей в мишени стреле.

– Эта плазменная струя, по всей вероятности, исходит из центра видимого нам в инфракрасном спектре обширного участка. Она состоит преимущественно из водорода, ионы которого в конце концов соединяются с электронами, – сказал Абдус тоном профессора, наставляющего студента-первокурсника. – Так мы и заметили линию рекомбинантного водорода в охлаждающейся струе.

– И она привлекла наше внимание к обширной области низкоинтенсивной инфракрасной эмиссии, – добавила Майра.

– Эй, я биолог!

– Мы пробудили вас, поскольку инфракрасный спектр этого круга не оставил сомнений. Это не газ, а твердое тело.

Его раздражительность как рукой сняло. Даже биолог понимал, что это значит.

– Я… э… – выговорил он. – Невозможно!

– Впервые увидев объект, – мягко сказала Майра, – я также сочла его газообразным. Но спектр доказывает противоположное.

Он вгляделся в спектральные линии, пытаясь осознать последствия.

– Это диск?.. Какой же он здоровенный!

– Да, – согласилась Майра.

– Но это не может быть планета. Она была бы крупнее любой звезды.

Абдус кивнул.

– Мы приближаемся к объекту сзади и на текущей скорости достигнем его через несколько недель. Это… оно в трех сотнях астрономических единиц от нас. – По лицу его скользнула быстрая, точно виноватая, усмешка. – Исходя из такой оценки, мы могли бы присмотреться к нему внимательней.

– И потому разморозили вас, – сказала Майра.

Он сморгнул.

– Он что, искусственный?

– Вероятно, да, – сказала Майра.

– Но как?!!

– Мы лишь недавно заметили этот объект, а до этого двигались примерно параллельными с ним траекториями. Он привлек наше внимание, поскольку эта звезда внезапно появилась в поле обзора. А до того мы ее не видели. Она была прикрыта этим… колпаком… что бы это ни было, оно закрывало от нас ее свет.

Абдус услужливо добавил:

– Инфракрасный спектр показывает, что, строго говоря, это не диск. Он закругляется. Мы наблюдаем его сзади. Плазменная струя выходит через отверстие точно в центре нижней кромки. Объект излучает с температурой тепловатой воды.

– Это… сфера? – медленно вымолвил он, когда изображение возникло перед ним в перспективе.

Перед ним был шар с дыркой в нижней части. Сквозь нее сверкала звезда.

Воображение его ухватилось за старую идею.

– Может быть, это, ну как там его…

– Сфера Дайсона? – подсказала Майра. – Мы сперва тоже так подумали.

– Значит, оно полое?

– Скорее всего, это недостроенная сфера, – кивнула она. – Полусфера. Может быть. Правда, в старинных текстах четко сказано, что Дайсон и не мечтал о создании твердотельной сферы. Он склонялся к концепции сферической зоны, заполненной орбитальными хабитатами, их должно было хватить для поглощения всей излучательной энергии светила.

Абдус вызвал на экран соответствующий документ. Ну что ж, они славно поработали, прежде чем будить его. Но если это не сфера Дайсона, что же…

Майра продолжала:

– Мы наблюдали за объектом, тщательно анализируя доплер-сдвиги. Этот полусферический колпачок вращается вокруг оси плюмажа.

– Лишь такое вращение, – пояснил Абдус, – способно придать оболочке устойчивость, в противном случае притяжение звезды разорвало бы ее.

– Совсем как корабль. – Он кивал, раздумывая над идеей Абдуса. – Центробежная гравитация. Но твердая замкнутая сфера не могла бы вращаться подобным образом, не так ли? Гравитация разорвала бы ее на полюсах.

Мужчины кивнули друг другу.

– Тем не менее конфигурация неустойчива, – сказал Абдус.

Остальные посмотрели на него, ожидая пояснений, и он продолжал думать вслух:

– Сферическая оболочка должна бы провалиться в звезду, она же не вращается. Значит, там следовало устроить подпорки, поиграть с балансом напряжений. Странная конструкция. Простого вращения недостаточно, напряжения зависят от кривизны поверхности. Им понадобились системы коррекции.

– Так думаю и я, – сказала Майра. – У меня первая степень по астрофизике, есть кое-какие идеи насчет этого объекта, но…

Она покачала головой, передернула плечами.

По мере развития событий выяснилось, что сдержанность Майры очень полезна. На следующий день, вынужденный перекусывать раз пять, чтоб поддержать себя в форме, он столько же узнал о скрытой подоплеке деликатности Викрамасингхов, сколько о странном объекте, ими обнаруженном. Они были почтительны, идеи свои излагали медленно, доходчиво, позволяя ему самостоятельно сформулировать выводы. Это ему очень помогало, ведь масштаб последствий открытия только укрупнялся.

О 3 Скорпиона он впервые спросил спустя много часов, когда Абдус и Майра уже развернули добытую информацию на стеноэкранах лекционного зала. Планета, куда они направлялись, все еще отстояла на значительное расстояние – и заслуживала своего имени Глория. В системе 3 Скорпиона был обнаружен второй ближайший к Земле (после планеты Альфы Центавра) пригодный для обитания мир. Недолговечный зонд получил данные по биосигнатурам, подтвердившие результаты более ранних – за два поколения до запуска «Искательницы солнц» – наблюдений телескопов глубокого космоса. Планета была чудесна. Несомненные линии озона, много воды, восхитительные намеки на хлорофилловую зелень. Не мир, а мечта. И никаких признаков электромагнитной активности за все десятилетия, что большие уши радиотелескопов прослушивали эту планету. Правда, оставалась еще загадка гравитационных волн – в системе не обнаружилось никаких столь массивных объектов, чтобы списать на них квадрупольные компоненты излучения.

Он смотрел на нее в сильном увеличении с нацеленных вперед телескопов, но даже так система 3 Скорпиона дрожала и расплывалась в возмущениях от ударной волны. А если б этого было недостаточно, ее почти закрывал край колоссальной структуры прямо по курсу. Еще много световых лет полета. Он оглядел экраны, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. Что все это значит? Его переполняли эмоции. Давно уже не испытывал он такого ощущения чуда.

Невообразимо. Объект был шире орбиты Меркурия,[8] просторнее всего, с чем стоило сравнивать. Эта полусфера – настоящий артефакт, первое несомненное творение иномирского интеллекта, найденное в Галактике. Не какой-нибудь слабый писк в радиоспектре, а… грохот.

Он перевел дыхание, немного расслабился в кресле, откинулся затылком на подголовник, позволил длинноволновому клекоту корабля вползти в плоть и кости. Он размышлял. Викрамасингхи сочли, что объект может иметь отношение к биологии. И разбудили биолога!

Клифф поморщился. Он все еще немного злился на них, но Викрамасингхи, несомненно, поступили верно. Не можешь чего-то сделать сам – найди помощника. Это он не готов. Впрочем, какая разница? Ученые дискутировали о возможности существования внеземного разума веками, а зонды посещали один пустынный мир за другим. Телескопы двадцать первого века отыскали теплые каменистые планеты, немного похожие на Землю, иногда даже с линиями озона в спектрах, намекавшими на присутствие кислородной атмосферы. И на этом все завершалось: то тут, то там в глубоких пещерах плодится плесень или в океанских глубинах – простейшие формы водной жизни. Не более. Клеточные колонии, неспособные оформиться в сложные биоструктуры. Эту стадию Земля миновала миллиард лет назад. Да, конечно, там существовала жизнь. Но как скучна она была!

А теперь, столкнувшись с настолько грандиозным артефактом, он чувствовал, что рассудок его несколько мутится.

Абдус заметил почти скучающим тоном:

– Кое о чем я забыл вас известить. Собственно, по этой причине мы и рискнули пробудить вас, посчитав, что протоколы того требуют. Из окрестностей звезды исходит узкополосное микроволновое излучение.

Клифф подумал, что этого стоило ожидать.

– Кодовый сигнал?

– Да. Вероятно, его посылают откуда-то из окрестностей дыры, ведущей к центру объекта. Угол раскрытия соответствует. Мы уловили мешанину отраженных сигналов.

– Они пытаются выйти на связь?

– Мы не можем утверждать этого, – сказала Майра. – Передач очень много, мы имеем дело не с каким-то одним слитным сообщением. Похоже на… переговоры.

– Значит, они еще не заметили нас.

– Да. Мы принимаем сигналы только потому, что летим сейчас в пределах видимости самой дыры. Возможно, они исходят из внутренностей полусферы и проникают наружу. В строгом смысле слова это не широковещательная передача с целью засечь пришельцев. Так мы думаем. И нам она непонятна. По крайней мере, нам двоим.

Клифф обвел их взглядом и осторожно ответил:

– Действительно, протоколы требовали разморозить меня, но… такого никто и представить не мог в пору их разработки.

Он был жив уже день, но его по-прежнему мутило и морозило. Он потер руки, разгоняя кровь.

– А не поторопились ли вы разбудить меня? Пока ведь нет признаков наличия там растительной и животной жизни. Если оживить слишком многих…

– Да, – сказал Абдус.

– Скоро припасы истощатся.

– Припасы, – сказала Майра, – уже истощаются. Это отдельная проблема. Мы сочли необходимым разбудить капитана.

– Сразу после меня, да? Ибо моя вторая специальность – рационирование и корабельная биология. Не забывайте, однако, что прежде всего я полевой биолог. Но… да, это было правильным решением. А потом пускай капитан разбирается с тем, что на нас свалилось. Хех!

– Но покамест мы счастливы свалить обе проблемы на ваши плечи, – улыбнулся Абдус. В его улыбке не было иронии.

Майра тоже усмехнулась. Так они сидели, глядя друг на друга и чувствуя, как груз трудностей продавливает кажущееся облегчение.

Вскоре стало ясно, почему вахтенные осмелились разбудить Клиффа с капитаном.

Соблазнительная цель: артефакт размером с мириады планет.

Трудность: отклонение «Искательницы солнц» от расчетного поведения. Ионный прямоточный двигатель обеспечивал скорость 0,081 c, а не 0,095 c, как сулили разработчики.[9]

Не слишком большое отклонение, но критичное для полета меж звезд. На скорости 0,081 c путешествие заняло бы пятьсот пятьдесят лет. Запасы были рассчитаны на пятьсот лет с небольшим.

В раннюю эру космической экспансии все путешествия были таковы: с минимальным допуском на безопасность. Чудо еще, что из семи полетов на Луну целых шесть оказались успешны. Потом на четверть века – откат к примитивным челнокам, пока не удалось построить что-то получше. Два челнока взорвались.

Межпланетные путешествия по-прежнему были довольно экстремальным развлечением. А межзвездные – почти гибельным.

И все же кто-то должен был в них отправляться.

Разумеется, «Искательница солнц» перерабатывала все, что могла. И, разумеется, переработка не могла протекать со стопроцентной эффективностью. Изначальный план предусматривал, что на Глории они найдут все необходимое: планета эта изобиловала свободным кислородом, имела океаны, спектральные линии озона недвусмысленно просматривались даже с земной орбиты. В инфракрасном спектре был виден обширный астероидный пояс системы 3 Скорпиона, по счастью, достаточно удаленный от планеты, и в нем присутствовали ледяные астероиды. Итак, все элементы успеха под рукой: вода, кислород, минералы, из которых можно приготовить удобрения. Не на самой планете, так на летающих вокруг скалах.

Замедление съедало их НЗ.

Он вчитался в сводки. Пять вахт пытались разрешить проблему с ионоточником, не смея будить капитана. Причины установить не удалось. Ясно было, что она инженерная, ну так зачем ворошить командную структуру? Полет занимал века.

Магнитосиловые щиты «Искательницы» разрезали ударными фронтами межзвездный водород, ионизировали его на колоссальных энергиях, собирали ионы, смешивали с катализаторами ядерного горения и разжигали пламя ярче тысячи солнц. Но так выходило, что ядерная топка разогрета недостаточно. Не так хорошо, как разогревалась в пробных полетах по облаку Оорта. Учитывая, что релятивистская космотехника еще пеленки пачкала, удивляться этому не приходилось. Последствия были весомы.

– Мы не успеваем на Глорию, – подытожил он.

Викрамасингхи кивали.

– Итак… – начала Майра и умолкла, позволяя ему высказаться.

– Ну и сократили рационы до минимума, – вмешался Абдус, чьи глаза лихорадочно расширились. – На пяти вахтах. И только мы приняли тяжелое решение разбудить вас с капитаном.

Клифф отхлебнул еще немного кофе. Напиток богов. Коли так, значит, он продолжает возвращаться к жизни.

– Расчеты у вас уже есть. Можно ли все-таки втиснуться в…

– На тоненького, – отрезала Майра. – Последние пять вахт дежурило минимальное число членов экипажа: двое. Гидропоника на максимуме. Мы опасаемся, что ее не хватит.

– Черт! – Клифф бессильно скривился. Им угрожала голодная смерть в межзвездной пустоте. – Теперь ясно, почему никто не будил капитана. Лишний желудок, лишняя пара легких. Пока…

Пока прямо по курсу не появилось что-то очень странное.

Он отдавал себе отчет в подспудных причинах. Что может сделать капитан? Если инженеры не нашли ответа, вмешательство управленцев едва ли станет подспорьем. Инженеры следовали заученным протоколам. Выполняли приказы и надеялись на лучшее. Особенно если учесть, что малейшая оплошность повлекла бы за собой всеобщую гибель на релятивистской скорости.

Они сидели тихо и спокойно, терпеливо, выжидательно смотрели на него. Идеальные вахтенные. Он таким не был. Он слишком впечатлителен, слишком возбудим, слишком легко заводится. Так говорили психологи, но Клифф считал, что это хорошо. Ему была интересна Глория, а не межзвездная чернота. В полете пригодятся иные психотипы, спокойные, уравновешенные. Будь это не так, сито отбора отсеяло бы их еще на первом этапе.

Викрамасингхи ожидали его приказов. До пробуждения капитана кораблем командует Клифф. Он ни хрена не смыслит в происходящем? Ну и что, он же старший по званию, ему и решать.

Прежде всего надо отдохнуть, решил он. В этом отношении процедуры реактивации были так же строги, что и протоколы миссии. По крайней мере, он успеет немного подумать.

Двенадцать часов спустя они обнаружили его на камбузе. Первым делом он приказал предоставить ему исчерпывающие данные по звезде, которую они нагоняли. Викрамасингхи повиновались, на экраны хлынул поток цифр и картинок. В их числе – неспокойный лик звезды массой около девяти десятых солнечной. В Галактике их полным-полно, однако эта вела себя не так, как подобало бы благонравному оранжевому карлику-долгожителю. От центра звездного диска тянулись пылающие щупальца.

– Изображение искажается излучением плазменной струи, – отметил Абдус.

Сощурившись, он рассматривал картинку. Сперва он не понял, что означают крутящиеся лезвия света, исходившие из единственного раскаленного пятна – бело-голубой печки.

– А! Это вот пятно расположено как раз под центром искусственной… чаши.

Абдус кивнул.

– Что-то возбуждает активность звезды. Заставляет ее выбрасывать эти гигантские пламенные языки. Я бы сказал, что она крайне опасна.

Они стремительно приближались к системе.

Клифф просматривал данные: диск с очевидностью искусственного происхождения… диск? ладно, назовем его чашей, поскольку несомненно, что за пределами поля обзора объект искривляется, закругляется. Сколько там до него? Несколько сотен астрономических единиц, расстояний от Земли до Солнца. Неустанные тренировки, обязательные для любого члена экипажа, приучили их все мерить этой колоссальной единицей. Он попытался вспомнить, как это было. Много веков назад. В субъективном восприятии – словно бы несколько недель тому.

Он смотрел на экран, воображая себе колоссальную полусферу, в полость которой заключена звезда.

Огненные протуберанцы разрастались. Еще немного поигравшись с настройками, они вышли прямо на бело-голубое пятно на поверхности звезды. Свет его был яростный, актинический, пятно плевалось гневными бурями огня, как маленькое белое солнце, сердитым домовым обосновавшееся в обители более крупной розовато-красной звезды.

Над ним, как борющиеся змеи, вздымались филигранно-изящные копьепотоки плазмы, закрученные друг около друга в нижней раскаленной, близкой к пятну части. Казалось, что внутренность полусферической чаши вылизывают пламенные языки, но, не достигая поверхности, они опадали и утягивались в дыру изящной тонкой струей выхлопа. Клифф видел маленькие комки огня и яркие искровые сполохи, отлетающие прочь от звезды, роящиеся вокруг струи, что уносилась через идеально круглое отверстие в донышке чаши наружу, в космос, и мужественно продирался сквозь груду изображений.

– Давайте-ка более ранние картинки, с последней вахты.

«Искательница солнц» записывала изображения небосвода. Полуразумное программное обеспечение корабля умело выдвигать собственные, хотя и ограниченные, гипотезы насчет природы каждого замеченного им яркого объекта. Безмолвные разумы в машине неслышно переговаривались друг с другом, силясь постичь природу Чаши, бесконечно странствуя по пространству параметров в поисках плодотворных взаимосвязей.

В инфракрасном спектре донышко структуры окутывала мгла. Имевшееся на корабле оборудование бессильно было проникнуть сквозь нее с такого расстояния – до Чаши оставались еще годы, – хотя корабль приближался именно сзади. Чаша перекрывала небольшой клочок небосклона, однако с дистанции световых лет эту крохотулю никто не заметил.

Инфракрасное излучение Чаши имело температуру около двадцати градусов по Цельсию.

Комнатную температуру.

– Как она прекрасна! – воскликнул Абдус.

По всей кривизне преобладали тропические условия. Тыльная сторона была холодней и казалась скалистой, но на освещенной – температура двадцать градусов! Звезда уступала в яркости Солнцу, но, разумеется, Чаша все время купалась в ее свете, и там стояла теплынь. Никакой ночи.

В мозгу Клиффа наконец стали вырисовываться приблизительные контуры колоссальной структуры, хотя здравый смысл продолжал жалобно стонать. Когда сталкиваешься с чем-то настолько невообразимым, лучше всего приступить к его количественному изучению, а с осмыслением подождать… пока не проснется капитан, ага.

Геометрия Чаши сама по себе шокировала его. Майра выдала ему данные по расстояниям и углам, и он быстро рассчитал, что площадь части кромки, обращенной внутрь, в двести миллионов раз превосходит площадь Земли. Даже возносящийся над звездой ободок Чаши предоставлял огромное жизненное пространство. Биологу стоило бы дождаться мнения капитана, но… Воздух, вода, припасы для заглючившего корабля. Он высказал эту мысль вслух. Викрамасингхи закивали и заулыбались.

И хотя через дыру в донышке была видна лишь малая доля внутренней поверхности, Абдус засек по оптическим спектрам присутствие воды. Затем, приложив несколько большие усилия для отсева эффектов тянущейся за «Искательницей солнц» плазменной ряби, он обнаружил и кислород.

Итак, перед ними колоссальная территория, созданная для жизни.

Для чьей жизни?

Клифф проверил расстояние до Чаши. Триста двадцать астрономических единиц, около сотой светового года. Как близко! И оно быстро сокращалось.

Но они по-прежнему наблюдали структуру с тыльной стороны, из мрака.

Он смотрел на лица Викрамасингхов и размышлял. Простые и жестокие астрономические факты. Скорости, времена полета, рационы пищи.

Викрамасингхи, закончив докладывать, испытующе глядели на него в ответ.

– Я не вправе… – начал он и заметил проступившее на их лицах разочарование. Впрочем, они как могли пытались его замаскировать.

– Но ведь можно же узнать больше… – нерешительно вставила Майра.

– Не с такого расстояния, – сказал Абдус. – И я сомневаюсь, что капитан позволит подлететь к объекту ближе.

Клифф глядел на них, и мысли его были сумрачны. Пять смен не отважились разбудить капитана, поскольку не нашли ответа. Их натаскивали сохранять существующее положение вещей. Но сейчас они столкнулись с чем-то совершенно непредусмотренным. Непредставимым на Земле.

– Полагаю, у нас сейчас две проблемы, – сказал Клифф, стараясь выдерживать дипломатичный тон. – Во-первых, у нас истощаются запасы. Во-вторых, этот… странный объект. Слишком много всего на нас свалилось. Мы сами не сдюжим.

– Мы пришли к тому же выводу, – осторожно произнес Абдус.

– Смотрите-ка, – оживилась Майра, – а капитана уже скоро надо приводить в сознание.

– Я хочу, чтобы разбудили Бет Марбл.

Вахтенные моргнули.

– Она…

– Она нам нужна.

Он видел, что впереди полная задница, и не хотел застрять там в одиночестве. А кто бы хотел?

– Но протоколы не требуют…

Клифф поднял руку и обвел взглядом стол, давая им время на размышление.

– Просто сделайте, как я говорю.

– Она вам… не жена.

– Нет. Она умеет управлять кораблем. Пригодится как пилот.

– Давайте сначала спросим капитана, – сказал Абдус, дружелюбно глядя на него.

2

Когда капитан вышел из криосна – окоченевший, со слезящимися от света глазами, все еще прикованный к своему ложу, – они поведали ему о случившемся. С каждой следующей фразой глаза Редвинга моргали все чаще, выдавая тревогу.

– Вы нам не поверите, – было первое, что сказал Абдус.

Морщинки вокруг глаз капитана искривились от скептической ухмылки.

– А вы попробуйте.

Они ему рассказали, не переставая растирать стылые мышцы и вводить необходимые физиологические растворы.

Клифф отошел в сторонку и дожидался, пока Викрамасингхи выполнят свою работу.

Редвинг сел на ложе, потряс черной шевелюрой, напряг руки так, что вены заголубели на бронзовых запястьях, и бросил:

– Это точно?

Они выложили ему подробности. Показали снимки, временные отсечки, наконец, картинки с нацеленных на Чашу телескопов. Капитан смотрел на объект. Клифф так и видел, как в мозгу Редвинга эта информация укладывается в один ряд с данными о недостатке припасов.

– Двигатель глючил, и пять вахт ничего не сделали! – обвиняюще затыкал он пальцем в Викрамасингхов. – И вы тоже?

– Мы не знали, как поступить, – урезонивающе сказала Майра. – Они…

– Мы в этом режиме летим уже сколько? Десятки лет!

Абдус подался вперед с напряженным лицом, словно становясь на ее защиту.

– В протоколах такое не прописано.

– К ебеням все протоколы! Я…

– Лептонный двигатель – это одна проблема, капитан, – встрял Клифф, – а вот та штука впереди – совсем…

– Вы ученый, – прервал его Редвинг, бешено хряснув ладонью по ложу, – а они – экипаж!

Клифф сел за стол, пригубил кофе и припомнил, какие о капитане ходили слухи перед стартом. Что Редвинг из очень богатой семьи, сколотившей капитал на казино в индейских резервациях. Что он пронесся через Массачусетский технологический как ракета, собрав внушительный урожай медалей и дипломов, но нажив себе кучу врагов. Что он сделал себе имя на Марсе, в пору исследования и колонизации планеты. Что он настоящий сукин сын, но, черт же побери, лучший сукин сын в своем деле. Не самая скверная рекомендация, а? Клифф склонялся к мысли подчиняться его приказам.

– Мы не можем лететь так и дальше, – неизменно вежливо отвечала Майра. – Системы экстракорабельной диагностики работают нормально, и мы уверены, что причина не в свойствах межзвездного газа. Проблема в нашем двигателе. Мы исследовали полевую структуру ионоточника с помощью микроволнового…

– Мы сядем и вместе пересмотрим, – резко сказал Редвинг и закусил губу. – Подумать только. Прежние вахтенные… Джейкобс, Чэнь, Амбертсон, Абар, Калиш. Специалисты высшего класса!

Вместе с остальными Редвинг углубился в изматывающе дотошное обследование бортовых систем. Потоки топлива, равновесные параметры, индикаторы неисправностей. Часы бежали, но капитан оставался в такой же неопределенности, что и системы автодиагностики корабля, а эти последние были куда лучшими инженерами, чем люди. Все вроде бы работало исправно, и тем не менее улучшить скоростные показатели корабль не мог. «Искательница» выдавала полный ход первые несколько десятилетий, поддерживая предельную скорость под натиском встречных частиц на магнитощиты, уравновешиваемым тягой от термоядерного сгорания водорода. А следующие несколько десятков световых лет теряла скорость. Сначала едва заметно, затем интенсивнее.

Команда, первой обнаружившая этот эффект, проверяла очевидные объяснения. Возможно, плотность межзвездного газа недостаточна и в зону сгорания не влетает столько водорода, сколько нужно? Эта идея не выдержала количественной проверки. Термоядерный двигатель представлял собой усовершенствованную версию магнитных цилиндроловушек: совокупность вращающихся торов, заполненных плазмой. Протон-борная реакция в кишках корабля отвечала перевариванию картофеля и мяса у человека.[10] Водород был все равно что уголь, который лопатой подбрасывают в печку, чтоб приготовить на огне пищу. Вращающиеся магнитные бутылки заключали в себе плазму, альфа-частицы же вылетали в сопла, создавая тягу. Система уже много веков как вышла на равновесный режим. Все выглядело нормально.

Следующая смена вахтенных предположила, что впереди по курсу слишком много пыли и она тушит термоядерное пламя. Немало потрудившись, они произвели пробоотбор частиц пыли с границ ударного фронта и внимательно проанализировали их. Предположение не подтвердилось.

Идеи и гипотезы высказывались и отбрасывались. Теперь положение выглядело очень серьезным. Стартовала «Искательница» с немалым НЗ, но даже его, очевидно, не хватит.

– Мы уже выели свой большой толстый НЗ, – суммировал Редвинг.

«Искательница» прибудет с опозданием почти на столетие. Если утечки и потери, заложенные в расчеты, не произойдут, они, может, и втиснутся в наличный запас. Никому не хотелось рассчитывать вероятность успеха, потому что все догадывались, какой она окажется.

Они отправились спать с теми же проблемами, и на следующее кораблеутро Клифф проснулся первым. Еще один симптом оживления – иногда после выхода из гибернации бессонница продолжалась неделями. Вместе с нею являлась раздражительность – что странного? Проклятый шум не утихал. Наилучшим решением он счел отмалчиваться. Меж тем ум его корпел над загадкой Чаши, висящей исполинским ситом уже и на смотровых экранах оптического диапазона. От рефракции в плазме картинка рябила, но Клифф выхватывал оттуда чарующие, манящие фрагменты. Мир-чаша, думал он, бросив искать термины получше. Вызывающе искусственный объект. Кому могло понадобиться жить там?

Они собрали совещание, следом другое, такое же безрезультатное. Под конец очередной изматывающей беседы Клифф тихо сказал:

– Я хочу, чтоб оживили Бет. Нам требуется больше мнений по этой проблеме. Мы тут сами в тупик зайдем.

Редвинг пожевал губу и покачал головой.

– Зубы на полку.

– Это в том случае, если мы намерены и дальше ползти на испортившемся движке и надеяться, что он починится сам собой! – запальчиво выкрикнул Клифф, наконец озвучив их с Абдусом общую точку зрения. Прежде чем Редвинг дал отповедь, Абдус вставил:

– Я обнаружил, что этим утром наша скорость снова немного упала, почти на километр в секунду.

Повисло молчание, которое Редвинг выдержал, тщательно следя за своим лицом. Однако признаки его фрустрации были несомненны. Какие-то мелкие жесты, разбитая чашка, нежданное уединение или, наоборот, словоохотливость. Психологи Земли высоко отзывались о лидерских качествах Редвинга, а вот Клифф считал его в лучшем случае мастером бюрократической интриги. Сейчас менеджерам придется потесниться.

– Итак, что бы с нами ни творилось, – произнес Редвинг, – положение ухудшается.

Ответов не последовало.

Потом Клифф осторожно протянул:

– Бет прекрасна и как инженер, и как пилот.

Не успели эти слова сорваться с его губ, а он уже осознал, что выдает себя. Майра улыбнулась, но промолчала. Бет прекрасна. И, разумеется, она много лет «ассоциирована» с Клиффом, как предписывала выражаться современная политкорректность.

Редвинг, однако, позволил себе задержать на лице недолгую – несколько секунд – усмешку.

– Хорошо, давайте-ка разогреем девчонку.

Они приступили к оживлению Бет. Протоколы предписывали действовать однозначно, но для каждой ситуации есть варианты. Пока ее расхолаживали, прошло еще два дня – в бесплодных попытках решить проблему замедления. Корабль мчался вперед, рассекая молекулярные облачка и, все чаще, одиночные плазменные метелки.

– Это от той плазменной струи, которую мы наблюдаем, – сказал Абдус. – Скоро станет погорячее.

В скором времени ионоточнику понадобится навигатор, а данных для него пока еще недостаточно. Искусственные интеллекты, неустанно следившие за равновесием полевой структуры, превосходили людей в том, что касалось сбора топлива в магнитные ловушки и корректировок скорости реакции, но компетенция их оставалась навязчиво-узкой. ИИ трудились, как только могли, строили гипотезы и давали оценки, основанные на десятилетиях летного опыта, пытались докопаться до причин, однако сменить пластинку им было не под силу.

– У нас в машинном отсеке одни саванты, – заметила Майра.

Клифф задумался, а шутит ли она.

– Надо принять решение, – настаивал Абдус. – Так или нет?

– Это я должен принять решение, – уточнил Редвинг, сплел пальцы в клетку и уставился в нее. Он осунулся, побледнел, и не только вследствие постгибернационных процедур. Они все очень мало спали.

– Может, это знак свыше? – отозвался Клифф.

Редвинг покосился на него.

– У тебя всегда такое странное чувство юмора…

Они не слишком ладили на общих летучках команды и офицерского состава. Редвинг стремился интегрировать ученых в команду корабля, сделав их частью своей цепочки командования, а Клифф и остальные ему противились. У научного персонала была собственная, не столь жесткая командная структура, и лишь на вершине этой иерархии ученые пересекались с Редвингом. Собственно, из всех бодрствующих офицеров по науке у Клиффа был наивысший ранг. Разумеется, все эти протокольные детали отрабатывались десятилетия назад – нет, напомнил он себе, столетия назад, – но в его личной памяти они все еще оставались свежи.

Он попробовал перейти на теплый, доверительно-урезонивающий тон.

– Если бы мы не стали терять скорость, то и этой штуковины бы не заметили. Да мы бы даже вокруг этой звезды – как ее назвать, может, Викрамасингх? С общей честью открытия… – не получили бы шанса облететь.

Все вежливо заулыбались. Надо было немножко сбросить пар. От межзвездного предпринимательства никто на борту и гроша ломаного не наживет…

– Но теперь, замедлившись, мы могли бы позволить себе точечную коррекцию скорости. И присмотреться к этой штуке внимательнее.

Редвинг и Викрамасингхи смотрели на него без всякого выражения.

– Это искусственный объект, – осторожно продолжил Клифф. – Возможно, нам удастся…

– Разжиться помощью? – скептически скривил губы Редвинг. – Согласен, объект весьма странный, но в наши задачи не входит исследование пролетающих мимо объектов и явлений. Мы направляемся на Глорию, не так ли?

Клифф уже два дня обдумывал ответ на этот вопрос. Он протянул вперед руки, словно предлагая побиться об заклад, и свел их.

– Возможно, нам удастся совместить обе задачи.

Лицо Редвинга уже сложилось было в знакомую земную покровительственно-уверенную маску. Затем это выражение сменилось озадаченностью. Словно помимо воли, он спросил:

– Как так?

– Предположим, что у нас получится использовать плазменную струю от звезды. Мы уже влетаем в приструевую область. Плюмаж ведь богат водородом, разве нет? – Он мотнул головой в сторону Абдуса и Майры: – Причем степень ионизации этого водорода куда выше, чем у обыкновенного межзвездного газа, облака которого мы пересекаем все эти десятилетия, накапливая топливо в магнитных воронках и создавая выбросом тягу. Для ионного прямоточного движка – самое то. Давайте попробуем пришпорить нашу лошадку.

Клифф считал удары сердца: раз, два… Давай же, будь проще.

– Эта струя исходит точно из донышка объекта. Я предлагаю подняться по ней.

– Абдус, а разве скорость струи не релятивистская? – спросил Редвинг. – Притом в неверном для нас направлении? Она же замедлит корабль.

А что, если Редвинг прав? Майра тоже кивала.

– А вдруг получится? – только и сказал обессилевший Клифф.

– У меня голова раскалывается, – ответил Редвинг, – а тебе все неймется.

– Если мы и дальше собираемся лететь на имеющихся запасах, на Глорию прибудут одни мертвецы. Если нам не хватит топлива, мы все равно вынуждены будем остановиться для дозаправки. Так давайте остановимся здесь и сейчас. Выйдем на орбиту Викрамасингх. Установим Контакт с местными.

Они уставились на него, и Клифф разыграл решающую карту.

– Мы обгоняем звезду. С каждым часом сменить курс становится труднее.

Глаза Майры расширились, на миг остекленели – она ведь тоже об этом думала? – и она кивнула.

Редвинга нелегко было переубедить. Он скривил губы, возвел глаза к низкому крапчатому потолку из углеволокна, процедил:

– Приступим к расчетам.

На расчеты ушел целый день.

Пока остальные корпели у экранов и чертыхались, Клифф наблюдал, как оживает Бет: выплывает из тьмы и холода ему на руки. Он отвоевал себе право растирать ее бедные ножки, массировать кожу лосьонами и мазями, отгонять испуг, мелькавший на ее лице, когда она выныривала из беспамятного сна длиной в десятилетия. Он смотрел, как прекрасное лицо ее оживает, наливается красками, как трепещущим гало раскидываются вокруг головы рыжие волосы. Она скрывала от него неуверенность во всей этой затее (безуспешно), а теперь ее снова обуял страх. Глаза судорожно трепетали в глазницах, по щекам пробегал тик, но вскоре затуманенный взор сфокусировался, она прищурилась, выцепила парящее под керамопластовыми небесами лицо Клиффа, просияла, удивилась, улыбнулась.

– Я… холодно…

– Не говори. Дыши. Все в порядке.

Он лгал.

– Если ты тут… все… так…

Она не послушалась, потянулась к нему, болезненно поморщилась от усилия.

Ему показалось, что на борту восходит солнце.

3

Бет Марбл чувствовала, как жизнь вливается в нее теплой мутной струйкой. Все страхи, задержавшиеся в ней на десятки лет с момента, когда седативное средство охватило сознание и увлекло во мглу, рассеялись при виде Клиффа. Он здесь! Он не изменился. У нас получилось! Мы на Глории!

Несколько минут субъективного времени назад ее обуревала паника. Быть может, это последнее, что я вижу в жизни.

Адреналиновый колокол гремел в ее ушах.

А я-то думала, что готова, я была так в себе уверена…

Она улыбнулась при этом воспоминании о прежней своей личности и старательно отстранила его.

Какая там у нее водилась мантра в универе?

Будь здесь и сейчас.

Клифф заговорил теплым, уверенным голосом:

– …Все в порядке.

Она прокаркала в ответ:

– Если ты тут… все… так…

Она испытывала восхитительное ощущение, когда его руки касались ее тела. Подчинялась шепоткам приказов. Ляг. Выпей. Расслабься. Вдохни… холодный, пахнущий металлом воздух. По тканям распространялось тепло. Ее тело дергалось, извивалось, кровь разгонялась в жилах, текла с давно позабытой клетками скоростью, органы чувств пробуждались, все нервы пронизывала приятная боль.

Ха, а мне это начинает нравиться.

Затем она услышала ревущий клекот корабля.

Большая часть команды легла в криосон еще до старта «Искательницы солнц», но, будучи пилотом, Бет бодрствовала целый год, пока «Искательница» набирала скорость. Ей было хорошо. Звездолет укрывал ее, как прочный шлем голову древнего рыцаря, хотя сравнение это было тщеславно-пафосным: истинной хозяйкой корабля оставалась не Бет, а электроника, контролировавшая магнитощиты и двигатель каталитического лептонного термоядерного сгорания.

Она узнала эти протяжные гулкие басы и поняла, что корабль в полете.

Она не то чтобы услышала – почувствовала их.

А этот вот мягкий фоновый тенорок – новый звук. Его раньше не было. «Искательница солнц» замедлялась.

Она напрягла слух. Руки Клиффа ласкали ее, возвращали в мир. Но не Глория была этим миром.

Что-то не так.

По сдержанно-непреклонному лицу Редвинга можно было записывать учебные ролики.

Ни одна из выдвинутых на совещании идей ему не пришлась по душе. И никому другому. Но Клифф видел в изгибе губ капитана однозначный ответ: Редвингу не хотелось насиловать корабль, терять годы, надеяться, что лептонный движок удастся починить.

Абдус возился с планшетом. Клифф уже хорошо изучил его лицевую мимику: индиец был собран, уверен в себе, не чужд риска, но к радикально новым идеям относился с почти инстинктивным неприятием. Идеальный набор качеств для вахтенного в пору долгого сна. Тем не менее, словно помимо воли, Абдус проверял выдвинутую Клиффом идею, и предложение это ему явно нравилось. Он уже поучаствовал в великом открытии, но останавливаться на пороге не желал. Как и Клифф. В этом они сходились.

У Клиффа имелось и другое настоятельное желание – выжить. Вместе с Бет. Надо, в конце концов, жениться на ней. Таких долгих ухаживаний еще не знала история.

Клифф был достаточно информирован, чтоб не нарушать воцарившееся в кают-компании молчание. Бет заразилась всеобщим настроением, и ее участливый взгляд только добавлял напряженности: вот сидит, сложа руки, Редвинг, вот Абдус и Майра уткнулись в свои планшеты. Фоновое ворчание двигателей ионоточника служило постоянным напоминанием, что законы Ньютона не ведают жалости. Редвинг глядел в пространство. В конце концов Абдус поднял глаза.

– Да, маневр возможен. Но крайне рискован.

– Что скажешь, Бет? – мягко спросил Редвинг.

– Я уверена, что корабль можно провести с такой точностью, – отвечала девушка. – В пределах допустимого по целеполаганию и скоростям. Потребую, чтобы ИИ командной рубки срезали заусенцы. Маневр займет десять дней. Но мне хотелось бы узнать, что не так с нашими двигателями.

– Мы все хотели бы, – с сожалением проговорил, расцепив руки, Редвинг, – но придется играть теми картами, какие нам сдали.

Как будто порыв свежего ветра пронесся по каюте. Четыре лица повернулись к капитану.

Они разбудили его в надежде на такое решение, но пока что он уклонялся. Теперь же Клифф выкроил секунду поразмыслить о собственной безумной идее.

Жизнь – азартная игра.

Его преследовали предчувствие неприятностей и любопытство, от которого заходилось сердце.

Жизнь продолжается.

Редвинг стянул губы в узкую полоску.

– Начинайте.

Бет проверила, соответствуют ли целям маневра альфвеновские показатели[11], и с удовлетворением обнаружила, что корабль ее слушается, хотя и с некоторой инерционностью. На разворот курса ушло одиннадцать дней – темное время неопределенности, когда неясно было, насколько точно «Искательница» реагирует на приказы пилота. Магнитные ионосборники стонали от напряжения, но подчинялись. Абдус проверял каждое действие Бет, она из вежливости спорила с ним, однако принимала это как должное.

Клифф и Бет подолгу просиживали в своей каюте. В постели было тепло и уютно. Она предпочитала имбирные пряники: сейчас, восстанавливаясь после оживления, можно было дать себе послабление. Резковатая имбирная нотка смешивалась со сладостью сахара и шоколадных чипсов, которые она тоже ела, потому что они нравились Клиффу. Запивала их всегда какао – теплой коричневой жижей из кружки, как мама научила. Клифф ничего не пил, кроме крепкого, до горечи, кофе «кона»[12], которым подстегивал себя поутру. Печенек он не любил.

– Что тебе снилось в холодном сне? – спросила она.

Они слизывали крошки с губ друг друга.

Он сонно усмехнулся.

– Они говорят, что я должен был почувствовать легкий укол в левую руку. Так было. Мне показалось, что это забавно, я захотел рассмеяться, но не мог. Даже улыбнулся с трудом. А потом… проснулся.

Бет тоже усмехнулась и допила какао.

– Я думала ответить той же глуповатой шуткой. Знаю я эти ваши… легкие уколы. После них такой приход…

Они засмеялись чуть громче, чем заслуживала эта шуточка. Но им понравилось.

Бет тонким голосом, выделываясь, произнесла:

– Ты зна-а-аешь, глядя на эту хреновину вот под таким углом, начинаю думать, что она смахивает на огромный вок с дыркой в днище.

– Снова про хавчик думаешь? Пошли на камбуз.

В пору работы старые страхи возвращались, а общество Клиффа помогало их глушить. Он был солнцем ее личной системы, стал им в первые же дни совместных тренировок будущего экипажа. За год до того ее родители погибли в автокатастрофе, и событие это отбрасывало тень на ее успех при отборе, по крайней мере в глазах членов комиссии. Им бы хотелось видеть в команде только успешных, с долгой историей равномерного карьерного роста, без всяких там эмоциональных заплетов, которые чреваты срывами спустя много лет.

Потеряв пару центральных фигур своей жизни, она подумывала взять самоотвод, потому что радости не испытывала никакой. Она даже не думала закрутить с Клиффом роман, отгоняя горечь, но так уж получилось – волшебство, да и только. Солнце вышло из тени, затмение окончилось, и это повлияло на все ее действия. Особенно на психотестах и, менее явно, в постепенном возвращении социальных навыков. Позже ей стало известно, что примерно в то самое время, как ей встретился Клифф, ее всерьез подумывали выгнать из лагеря.

– А потом случился Клиффи, – прокомментировала она.

И действительно, явственные перемены спасли ее от вылета. А уже потом начались заметные успехи в электромагнитном пилотировании, дисциплине все еще молодой и плохо изученной. Она стала лучшей в своем деле.

Она попала сюда только благодаря ему. Она дала ему это понять в те долгие часы, когда они занимались любовью – нежно и страстно. Секс и смерть – две стороны одной монеты. Так она всегда считала. Яростное стремление оставить что-то после себя, идущее из подсознания, приглушенные, но различимые приказы эволюции. Их сладкие часы «в рюкзаке» (сравнение ей не нравилось, но в данном случае было уместно: Клифф предпочитал гамак) подтверждали такое предположение. Никогда прежде не испытывала она ничего подобного в своей скорее аскетичной личной жизни. Она опасалась, как бы не выдать себя в столовке: лицо ее неудержимо краснело при первом же воспоминании о себе прежней в сравнении с собой теперешней. Она вышла из тени. Она была счастлива. Она совсем потеряла голову.

Однажды вечером, после того как она направила корабль по широкой дуге в сторону Чаши, капитан дал экипажу вольную. Они устроили импровизированный мозговой штурм. Майра председательствовала и разводила сцепившихся. Идеи били ключом.

Что там, впереди? Что, черт побери, за варево в этом котле, в этой Чаше? Мыльные пузыри гипотез надувались и лопались. Бет всех веселила. Кто-то запел – предсказуемо пустил петуха, отчего все заржали еще пуще. Капитан перепил всех остальных вместе взятых, и девушка начала понимать, в каком он пребывает напряжении.

Запланированный ими маневр впечатлял. Струя из донышка Чаши была плотнее любого попадавшегося «Искательнице солнц» облачка плазмы. Не факт, что такая плотность предусмотрена спецификациями. Но, подумала Бет, никогда не знаешь, на что наткнешься в межзвездном пространстве. Не то чтобы они ожидали встретить Чашу, но «Искательницу» строили с многократным запасом прочности.

Например, окруженные газопылевыми облаками звезды могут ионизировать эти сферические оболочки – «Искательница» могла бы справиться с такой преградой, отчего бы не попробовать пробиться через чисто плазменную сферу? Носовые лазеры «Искательницы» могли распылить на атомы объекты размером с небоскреб единым гигаваттным импульсом. Такие мощности и требовались, чтобы рассеивать плазменный ураган, бушевавший вдоль фронта ударной волны.

Звезда Викрамасингх перемещалась против вращения Галактики – необычная, но не слишком редкая черта. Они летели в том же направлении, поскольку Глория располагалась дальше Солнца по спиральному роеколесу, вовлекшему большинство звезд Галактики. Потому-то странное поведение звезды и не было отмечено ранее – Чаша закрывала ее так, что Викрамасингх оставалась невидима и с Земли, и с «Искательницы». Но когда «Искательница солнц» стала обгонять светило, приближаясь к нему сзади, звезда внезапно выскользнула из укрытия и воссияла в небесах. Она была уже совсем близко.

– Мм, а как быстро она движется? – спросила Бет на следующее утро. В рубке управления было пять консолей – по одной на каждого.

– Скорость больше десяти тысяч километров в секунду, – ответила Майра.

– Это же чертовски быстро.

Майра улыбнулась.

– Ага. Я сразу заметила.

– Эта скорость близка к нашей собственной. Крайне высокая для звезды.

Абдус кивнул.

– Немного меньше нашей, так что мы ее обгоняем. Но, да, для звезды это крайне необычно.

Они переглянулись. Бет удивляло, отчего Викрамасингхи так любят тянуть резину, приоткрывая тайны. Культурная обусловленность? А может, они просто не хотели ее шокировать на первых порах, сразу после пробуждения? Ей пришлось признать, что голова у нее все еще слегка кружится, и отнюдь не от холода или лекарств. У нее концептуальная перегрузка. Если бы не видела все это на экранах собственными глазами…

Возьми себя в руки.

– А можно ли, – начала Бет, – можно ли объяснить это воздействием вон тех протуберанцев?

Майра покачала головой.

– Каким образом? Они улавливаются Чашей.

Бет непослушными пальцами начертила схематический чертеж.

– Языки плазмы вырываются в сторону Чаши, а звезда ускоряется в противоположном направлении? Да еще эта дыра…

– Я об этом думал, – сказал Абдус. – Чаша удерживается на расстоянии, а ведь звезда должна бы ее притянуть.

У нее захватывало дух от мысли о том, какие колоссальные массы вовлечены в полет, как точно надлежало выверить это равновесие, чтобы они не столкнулись. Как это возможно?

– Как вообще летит эта конструкция?

– Вырывается струя, и структура движется вперед, – лаконично ответил Абдус. Викрамасингхи снова переглянулись, покачали головами, будто диву давались ее неумению осознать очевидное.

Она теперь понимала, почему они сперва пробудили Клиффа, а только затем – Редвинга. Специальность Клиффа имела отношение к странностям и чудесам жизни, что могла таиться на Глории. Он привык мыслить гибко. Он биолог, а не астрофизик. А все же именно он предложил подняться по струе, а не Викрамасингхи. Повисло напряженное молчание, а потом у нее появилась новая мысль.

Она внезапно вспомнила, как в древнем языке обозначалось это чувство: прозрение.

Узреть.

Увидеть свет.

– Мы не учитывали… свет, – проговорила она. – Они используют свет, исходящий от Викрамасингх.

– Ну и? – скептически отозвался Редвинг.

– Дайте-ка мне побольше спектрограмм этой штуковины, – приказала Бет. – Те, что мы собираем на подлете.

Она активировала пилотские импланты, послала запрос и получила в ответ: Определенное методом спектрального синтеза содержание железа и α-элементов, именно: магния, кремния, кальция и титана…

Стало ясно, что лучше положиться на разжеванные и выплюнутые системами корабельной диагностики диаграммы. Она оказалась между двух огней, там, где корабельные ИИ столкнулись с Неведомым. Информация текла на галлюциногенных скоростях.

Она могла посоветоваться только со своей интуицией, а больше ни с кем.

У каждого есть право советоваться с интуицией, но не присваивать себе факты.

Факты пускай говорят сами за себя.

Настал черед Бет вступить в игру.

В пилотское кресло комиссию не втиснешь. Даже Редвингу оставалось лишь наблюдать и принимать решения: по магнитным волнам корабль проведет не он, а Бет.

– Пожелайте мне удачи, – сказала она с напускной бравадой. «Искательница солнц» влетела в жемчужную окантовку струи.

Клифф порывисто потянулся к ней, обнял и поцеловал – в щеку, потому что девушка уже отвернулась к запестревшим графиками и спектрами обзорным экранам, развернутым перед ее противоперегрузочным креслом.

– Удачи тебе, – шепнул он.

И повалился в собственное кресло, расположенное так, чтобы Бет была хорошо видна.

Викрамасингх пылала, как факел, как маяк, доступный взору лишь через узкий глазок, сквозь который вырывалась струя.

– Как мы назовем этот?.. – подумала вслух Бет.

– Свищ, – резко бросил Редвинг.

В областях, граничащих со странным раскаленным пятном на поверхности звезды, откуда, собственно, и вылетала струя, с неутихающей яростью извивались и перекручивались корональные разряды. Магнитные бури одна за другой прокатывались по светилу, заливая небеса жестким рентгеновским излучением. Вблизи Викрамасингх напоминала красного карлика, больного тем, что у звезд соответствует проказе.

Они поравнялись со струей и стали подниматься. Струя была направлена им навстречу, сила потока возрастала от часа к часу. Чаша кипела, как адский котел. Бет позволяла себе ненадолго вздремнуть, но действие седативных препаратов, введенных ей, в любой момент можно было прервать – она тщательно следила за этим; Абдус и Майра в итоге взялись ее подменить, когда девушка закемарила прямо посреди маневра. Рубки она не покидала, то и дело одергивая себя, чтоб не сорваться на доброхотов – разве не должен пилот быть крепче кремня? Но помочь ничем не могла, разве что выстроить какие-то предположения. Внешняя поверхность Чаши в инфракрасном спектре напоминала корку пирога и слабо поблескивала. Как черная координатная сетка, ее усеивали непонятные структурные элементы – балки, катушки, арки? Объект, казалось, просто висел в пространстве, а на деле, вращаясь, неустанно следовал за центральной звездой. Темная сторона Чаши была холодна, как космос. Лишь малая доля звездного света отражалась от нее.

– Судя по спектрам, это какой-то металлоуглеродный композит, – заявила Майра. – Но нисколько не похожий на наши сплавы.

Клиффу делать было особо нечего; он готовил поесть, мыл посуду, убирал, пока остальные самозабвенно работали в рубке. Каждую деталь плана, каждое изменение они проверяли и перепроверяли. Бет видела, что Клифф искренне восхищен тем, как тесно и слаженно они взялись за дело, стоило определить цель. По крайней мере, теперь можно было сфокусироваться на чисто технических аспектах и отстраниться от прочих проблем. Тем и счастливы.

Клифф слонялся на заднем плане; роль его существенно уменьшилась, но он все равно не мог спокойно спать. Бет читала его мысли: если нам суждено погибнуть, пускай я при этом буду в сознании.

Нескончаемый назойливый шум корабельных двигателей мешал сосредоточиться. Раздражение только нарастало, хотя она пыталась отвлечься на расчеты и маневры. Она глядела на растущее впереди пятно и фантазировала о нем на все лады, пока поля ионоточника перестраивались для маневра, в расчете на который их даже не подумали бы проектировать. Абдус и Бет мастерски воспользовались гравитационными эффектами звезды, перестраивая «Искательницу» на нужный вектор – тот самый, каким следовало и само карликовое светило.

Бет было не по себе от постоянного пребывания под чужими взглядами – а может, она уже с ума сходит от усталости? Редвинг почувствовал ее настроение и послал их с Клиффом составлять доклад Земле, с полными сводками данных и графиков. Они сидели в кают-компании одни, настраивая кормовой лазер для передачи отчета, когда ее поразила внезапная мысль. Каковы шансы, что «Искательница солнц» сразу вот так возьмет и нацелится точно на Викрамасингх, как только скорости уравняются?..

Редвинга тоже проняло, когда она ему это сбивчиво изложила.

– Они тоже направляются на Глорию! Черт!

– Хотят ее колонизировать? – спросила Майра.

– Да нет, невозможно, – возразил Абдус, войдя в комм-рубку. – Зачем? В Чаше поместятся десятки миллионов таких планет.

Возражение казалось убийственным, и все же… векторы скоростей наложились друг на друга. И корабль, и Чаша летели прямо на Глорию. Солнце стояло точно позади.

– Может, они просто странствуют от звезды к звезде? – высказал предположение капитан. – Межзвездные туристы?..

Молчание.

– Все знают про гравитационные волны? – осторожно спросил Редвинг и обвел остальных взглядом.

Те кивали.

– Нельзя утаить это шило в мешке от технически образованных людей, – прокомментировала Бет, не сочтя нужным отвернуться от меняющихся экранов.

– Вы полагаете, что эта конструкция, эта Чаша, направляется к их источнику? – спросил Абдус.

– Это имело бы смысл. Но все равно – загадка есть загадка, так? – Редвинг снова оглядывал команду.

– Когда мы улетали, – сказала Майра, – ученые сходились на том, что это просто фоновый шум.

– А есть ли шанс, что именно Чаша создает гравитационные волны? – поинтересовался капитан. – Посредством струи или?..

– Там нет масс, способных породить такое излучение, – ответил Клифф. – Я уже уточнил этот вопрос, пока оживляли Бет.

– А в системе Глории, – заметил Абдус, – столь аномальных масс тоже не отмечено. И что?

Редвинг поразмыслил.

– Не может ли быть так, что они направляются на Глорию за этим тамошним гравиволновым генератором?

Клифф пожал плечами. Ни одна идея его особо не прельстила.

– Интуиция здесь невеликая помощница, – сухо бросила через плечо Бет. За все время разговора она так и не отвела взгляда от дисплеев. Вскоре все вернулись к работе – планам, графикам, пилотированию. Изматывающая работа приносила облегчение, уводя мысли от неведомой судьбы. Бет видела, как Клифф одиноко слоняется по рубке. Он им явственно завидовал: по крайней мере, товарищам есть чем заняться.

Вектор скорости корабля утыкался точно в центр Чаши, окружавшей Викрамасингх, но они все еще держались на почтительном расстоянии. Бет регулировала скорость, сбрасывая нагрузку на двигатели.

– Может, если дать им передохнуть сейчас, – сказала она, самой себе не веря, – позже они заработают лучше.

Плазменная струя, выходившая через Свищ, содержала много быстрых ионов, устремлявшихся в ловушки ионоточника. По хребту огромного корабля прокатывались медленные судороги, не обходившие стороной рубку и палубу. Бет почувствовала себя капитаном древнего морского корабля, захваченного бурей: такое случилось с нею впервые.

Теперь струя была видна даже невооруженным глазом. В основном жемчужная, кое-где подсвеченная быстрыми синеватыми и желтыми сполохами, которые Абдус приписал процессам рекомбинации в плазме – атомы, объяснял он, конденсируются из потока и, теряя энергию, выдают наблюдателям характеристические спектры перехода из возбужденных состояний. Для лучшего обзора освещение в рубке управления сделали красновато-розовым. Но если бы заслонки опустились, струя выжгла бы пилотам глаза и залила рубку пламенем. Удаляясь от Чаши, плазменный плюмаж оставался на диво узким. Бет поигралась со снимками, увеличила разрешение.

– Похоже, что по мере приближения к Свищу струя сужается, а затем, вырываясь наружу, немного расширяется… Взгляните: в исходящем потоке заметны регулярные светлые участки.

– Зоны нестабильности, – сказал Абдус, от волнения его голос срывался, хотя он как мог держал себя в руках. – Сквозь дыру – Свищ – струю продавливают магнитными полями.

Бет заметила, что вдоль струи торчат сияющие волоконца плазмы, как шипы на ошейнике. Теперь вид на дыру, через которую вылетала пламенеющая струя, значительно улучшился, и стало понятно, что Свищ идеально круглый, диаметром больше расстояния от Земли до Луны. Майра нацелила все телескопы «Искательницы» на кромку Свища. Микроволновой спектр испещрили шумовые выбросы от раскиданных по струе ярких пятен – протестующие вопли выжатых в космос электронов.

Абдус вывел на экраны картинку Чаши под особенно удачным углом обзора, стал увеличивать разрешение, и Клифф почувствовал, как у него бешено колотится сердце.

В косых звездных лучах была видна сложная система колец или катушек с прекрасной температурой чуть подогретой воды.

– Они больше горных цепей, – прошептал Абдус.

Клиффу отчего-то пришло в голову, что, кем бы ни были создатели Чаши, они давно уже вымерли. Смерть, распад, исчезновение, вымирание – судьба видов под молотом, ударяющим по наковальне Времени, прискорбно одинакова. Видов, а не только цивилизаций. Эта конструкция должна быть очень старой – а все же она работает. Солнечный ветер Викрамасингх неустанно задувает в воронку плазменной струи, разгоняя всю структуру до колоссальной скорости. Кто же мог додуматься до такого, не говоря про воплотить на практике?

Бет выделила в микроволновом спектре более интенсивные сигналы – электромагнитные, нарастающим жужжанием сопровождавшие приближение «Искательницы солнц» к Чаше. Майра засекла на внутренней кромке, за катушками, следы воды и азота.

– Там воздух? – вслух спросила Бет. Никто не отважился ответить. Клифф вспомнил, что внутренняя поверхность Чаши в миллионы раз просторнее Земли. И даже больше того: введя поправку на рефракционные эффекты в окружавшем «Искательницу солнц» плазменном коконе, они увидели, что вся оболочка, несомненно, вращается как целое.

– Ну да, конечно, – проговорила Майра, – центростремительная гравитация.

Они свели воедино результаты измерений и построили на главном экране изображение объекта. Сияющий плазменный штырь торчал из Чаши, выходя через дыру с незашлифованными краями.

– Совсем как огромная чашка для чая, – проронил Редвинг. – Или нет, кубок. Кубок мира.

Долгое мгновение все молчали. Затем Редвинг с тщательной небрежностью сказал:

– Абдус, пожалуйста, проверь, нет ли еще ответа с Земли.

– Но сигналов не поступало…

– Сейчас, – коротко бросил Редвинг. Бет поняла: Абдуса следовало чем-то занять.

По палубе прокатилась долгая рыкающая нота прежде неслыханной вибрации, такой глубокий бас, что они его скорее почувствовали, чем услыхали.

– Мы входим во внешние слои струи, – сказала Бет лаконично. – Думаю, стоит назвать это… плазменным серфингом.

Редвинг нахмурился.

– Полный вперед. Зациклиться.

– Есть.

Бет проделала сложный маневр, не отводя глаз от экранов. Чаша стала стремительно раздуваться.

– Мы теперь заперты в потоке, – глубокая басовая нота выворачивала кишки. – И… замедляемся. Мы летим прямо вверх по струе.

«Искательница солнц» заложила отчаянный поворот. Чтобы проскочить в плазменную струю, требовались навыки конькобежца, помноженные на таланты акробата, – предстояло кружиться в трех измерениях под все возрастающими рывками. В межзвездном пространстве, где водород существует главным образом в виде газа, не разделенного на ионы и электроны, «Искательница» вынуждена была ионизировать газ ударной волной от собственных осцилляционных магнитоходов. Волны давления распространялись перед кораблем, перепахивая пространство, захватывая электроны и вмазывая их в молекулы водорода. При должном навыке (у Бет на это ушла пара мгновений) можно было спокойно расщепить водород на протоны и электроны. Газ подпитывал ионный факел, перед самым кораблем протягивалась плазменная колонна, вещество из нее собиралось в диполь-магнитные воронки и поставлялось в камеры термоядерного синтеза. Трюк был в том, как заставить корабль мчаться на хребте этой гневно плюющейся плазмой, устремленной вперед колонны.

«Искательница солнц» вихляла из стороны в сторону на несколько градусов, немного отклоняясь от звезды-цели, но тут же возвращаясь в поток, исходящий от нее. Струя сужалась, обрастая кружевными волоконцами. Последним отчаянным усилием они полностью нырнули в струю: ускорение, головокружительный рывок, перегрузка, вдавившая всех в кресла надолго… навеки…

Задать звездолету новый курс – непростая работенка. С Бет пот лил ручьем, она не глядя ткнула пальцем в консоль, повеял свежий ветерок. По всей длине «Искательницы солнц» скрипели переборки, и скрип этот эхом отдавался в коридорах. Даже закрепленные мебель и оборудование ерзали и дергались. Бет не знала, выдержит ли «Искательница» эту нагрузку, выдержит ли ее она сама.

Наконец они выровняли курс и направили исходившую от светила струю прямо в магнитосборщики. Бет кинуло вперед отдачей от замедления, ремни впились в тело. На круговом обзорном вседиапазонном экране стало видно, как нос корабля облизывают и покусывают струи раскаленной плазмы. Скорость «Искательницы» все еще была выше скорости звезды, но по мере углубления в Чашу и яростную струю в игру вступали другие силы. Она почувствовала эти силы, сперва встревожилась, потом сообразила: «Искательницу» начинало поворачивать, корабль находил себе более или менее устойчивое положение в бешеном плазменном потоке. Казалось, что их закинуло между жерновами медленно вращающейся мельницы.

– А знаете, я догадалась, отчего эта струя такая прямая, – тоном светской беседы проговорила Бет. Руки ее уверенно, стремительно танцевали над консолью индукторов. – Ее действительно сужают магнитные поля, но порождает их ток в самой струе.

– Правда? – уронил Редвинг. Он был не по этой части.

– Кто-то придумал использовать для этого поля самой звезды, втиснув их в струю. Встреченные нами геликоидальные волоконца как раз ими и образованы.

– Токи? – встревожилась Майра. – Но корабль же металлический, он проводит…

– Ага, и токи текут вокруг нас, не попадая внутрь. Закон сохранения углового момента и всякое такое. Вспомните, на Земле самолеты летают в грозовых облаках. Но… ничего себе поездочка! Эк нас потряхивает!

Бет обернулась улыбнуться остальным и увидела на их лицах тревогу. Не всем по вкусу этот серфинг. Ничего, распробуют.

– Да ладно, у меня все под контролем. Не надо так потеть. Это всего-навсего огромный соленоид. – Сперва хорошие новости, остальное подождет. – А это значит, что мы преодолеем более долгий путь, который потребует больше времени, то есть из струи выскочим, дополнительно сбросив скорость. Вот так.

Остальные не изменились в лицах.

Пассажиры, что с них взять!

Совсем не умеют прикалываться.

Их крутило в струе час за часом. Бет чувствовала растущее в команде напряжение, но отчего-то ей было по барабану. Рассекая плазменные узлы без вреда для корабля, она ловила кайф. Сердце ее колотилось от наслаждения, восторг не с чем было и сравнить. Она стала парашютистом, дайвером и серфером в одном лице, наслаждаясь собственными скоростью и мастерством.

Ништяк!

Она счастливо улыбалась, а Редвинг мрачнел. Заметив это, она поколебалась, заявила, что ей нужен отдых, отвязалась от кресла, с трудом встала, оглядела дисплеи. ИИ неустанно трудились, внося поправки в курс. К этому моменту корабль накопил немалый заряд на вершинах и элеронах, и Бет опасалась, как бы чего не закоротило. Слишком много электронов танцует на шкуре «Искательницы». В следующее мгновение, вспомнив какое-то соотношение из физики первого курса, а отчасти по наитию, она смела этот заряд с корпуса импульсом протонной плазмы. Добро пожаловать, месье Кулон.

Она продолжала стоять. Ощущения были как от серфинга на самой высокой волне во Вселенной. Вокруг вздымается пена, штормит, крутит, корежит – и пробирает до глубины души с каждым километром.

На экранах возник Свищ. Она опустилась назад в кресло.

Ну что, ништяк уже всё? Посмотрим.

Кто-то что-то говорил за ее спиной, она не обращала внимания. Умным пилотам ни к чему вслушиваться в лепет пассажиров.

Бет до боли навалилась на крепежные ремни. Впереди, за Свищом, похожим на бычий глаз, зияла внутренность Чаши – отсюда она казалась плоской. Девушка видела сложные извивы катушек у полярного отверстия – те вздымались над краем Свища, как горные гребни. Искусственные токопроводы размерами больше континентов? Кто-то должен был спроектировать полевую оболочку, отслоившую эту плазму от светила, создать те самые поля, какие теперь со слепой яростью колотились в «Искательницу». Кто-то… очень большой.

– Теперь нам легко тормозить, – сказала она обыденным тоном, желая успокоить остальных. Ей не было нужды оборачиваться: она обоняла их страх. Корабль поднимался против течения струи. Напряженность магнитных полей выходила за пределы спецификаций «Искательницы», звездолет трясся и стонал. Чаша надвигалась, по «Искательнице» прокатывались глубокие басы, кресло Бет вибрировало, да что там – все вокруг ходило ходуном…

Сфокусируйся. Она провела корабль сквозь Свищ, держась подальше от краев отверстия, где «Искательницу» вмиг испарило бы. Закрученные петлей магнитные поля на границе Свища сужали струю, как водный поток в узком месте водопровода. Скорость потока, направленная против скорости корабля, увеличивалась; здесь напряжения должны быть особенно велики, не потому ли и Чаша в области Свища толще, чем где-то еще? Вдоль краев Свища плясали молнии. Она приказала ИИ вывести карту магнитной геометрии Свища. Спустя секунду на дисплеях возникла многоцветная трехмерная картинка.

– Петля, в которую мы лезем, свита дипольными полями, – сказала девушка отстраненно. – Эти диполи перпендикулярны другому полю, так что магнитные токи не могут компенсировать друг друга. Чистая работенка.

Позади поднялся возбужденный шум. Спешные гипотезы, легкая болтовня, пререкания, смех – все это она игнорировала.

– Кроме того, дамы и господа, у нас тут радиоактивно, как в аду, – весело продолжала Бет, – но не беспокойтесь, эта доска для межзвездного серфинга для таких вод и разработана.

Они пробивались вперед и вперед, теряя скорость. Бет поерзала в кресле, подтянула ремни, поерзала снова.

Я оседлала большую волну. Такая раз в жизни попадается. Если выживу, будет что рассказать…

Нос корабля клонило в сторону, но девушка выправляла его снова и снова. С каждым разом это давалось легче. Уголком сознания она заметила, что с нее опять полил пот.

Ничего странного, что я больше не слышу, как от них воняет страхом.

Она поймала сполох, пробившийся сквозь плазменную пелену прямо по курсу – крохотная сверкающая сфера, Викрамасингх. Чаша уплощалась, горизонт опускался. Корабль выдержал испытание.

Для Бет время утратило всякий смысл. Она считала рывки и нырки, спирали и петли, выправляла курс, чертыхалась, отирала пот – и они пробились.

Они прошли насквозь.

Открылось небо. «Искательницу солнц» вынесло на серебристую равнину.

Струя продолжала молотить по кораблю, как по наковальне.

– Красота! – вырвалось у Клиффа, который подался вперед в своем кресле. Послышались торжествующие возгласы. Они неслись над бескрайней белой равниной, сбрасывая скорость, потом снова заложили поворот.

– Выходим из струи, – проговорила Бет тоном человека, предлагающего масло к тостам.

Если сейчас остаться в плазменном плюмаже, корабль еще больше замедлится, его отнесет обратно к Свищу и вышвырнет наружу.

– Нам шкурку на сопротивлении здорово разогрело, – скованным от тревоги голосом отозвался Абдус.

– Я едва держу вектор, – тихо присоединилась Майра. Клифф уже научился улавливать в ее голосе чуть слышимое напряжение.

Раскаленная добела струя стала истончаться, потом развеялась и пропала. Накатила турбулентность, вдавила людей обратно в кресла, выжала из бедной «Искательницы» новые металлические крики.

– Вышли! – заорала Майра. – Мы вышли!

– Я бы сказал, – заметил Редвинг, – что мы, напротив, вошли.

Дружный смех, и обзорный экран приковал все взгляды. Теперь они видели Чашу изнутри… как бескрайнюю сегментированную равнину света. Корабль медленно набирал высоту, отдаляясь от струи, плазменные факелы опадали, обзор расчищался. Вдали, в дымке, координатной сеткой проглядывали изящные серебристые дуги охватом с планеты. Ячейки сетки разграничивались темными тонкими линиями, отмечавшими участки различной кривизны исполинского… зеркала. И глаза подсказывали, что фокальная точка его лежит очень далеко.

Повисло молчание.

– Зеркала отражают свет назад, внутрь, на звезду, – прошептал Абдус. – Вот почему там появляется это раскаленное пятно.

Бет кивнула, пораженная. Да… так и есть. Иначе колоссальные искривленные зеркала в первый же миг ослепили бы их.

Они забрали в сторону, повернули, экраны перестроились, захватили колоссальную кривизну возносящейся к небесам конструкции и… проблески зелени.

Она задала телескопам увеличение, нацелив их внутрь, к самой кромке полусферы. Нижние широты внутренней зоны Чаши изобиловали яркой зеленью и водной синевой. Озера? Нет, океаны! Разум бессилен был осмыслить увиденное глазами. Они летели вдоль оси струи, не в силах оторваться от величественного ландшафта.

Бет прикинула углы и расстояния.

Любая из ячеек сетки была просторнее целой Земли. Каждая кишела уловленными в паутину зеленовато-коричневыми континентами и безбрежными морями-океанами.

И тут у нее помутилось в глазах от усталости, все тело сковала боль.

– С меня довольно, – сказала Бет. – Мы достаточно сбросили скорость, поднимаясь против течения струи. Чаша и система Викрамасингх движутся довольно быстро, мы теперь в их инерциальной системе отсчета. Фактически мы провалились в гравипотенциальный колодец звезды.

– С тебя?.. – переспросил капитан Редвинг.

– Капитан!..

– Нет-нет, – осекся он, – все в порядке. Бет, я… размах этой структуры поражает, от него голова идет кругом. Чаша ведь размером с небольшую звездную систему, не так ли? Значит, можно спокойно оставить корабль на орбите вокруг центральной звезды. Ведь верно? Мы не слишком близко, нас не сожжет?

– Все в порядке.

Она с усилием выпрямилась и поджала побледневшие губы. Последнее усилие.

– Я оставляю ионоточник в равновесном состоянии, поля широко раскинуты, радиация нас не захлестнет. Она тут довольно жесткая, ну да что же поделать. Мы уравняли скорость со скоростью системы, так что если у нас и появятся какие-нибудь проблемы, то до них еще месяцы. Мы выходим на эксцентрическую орбиту, правильно, Абдус? Я вернусь за пульт, прежде чем что-то может случиться, но все равно, побудьте кто-нибудь на шухере, а?

Редвинг озадаченно глядел на девушку. Бет слабо улыбнулась ему.

– Я спать хочу, кэп.

Она побрела прочь.

За спиной Редвинг не выдержал:

– Да как вообще можно уходить от этого?

А потом появился Клифф, поддержал ее, повел за собой. Правда, его и самого слегка мутило.

4

Бет вздрогнула и проснулась, гамак дернулся. Руки и ноги ее ныли – от предплечий до кончиков пальцев, от бедер до пяток.

Сон слетел с нее. Под пальцами не было консоли, корабль не ревел, прорываясь сквозь раскаленную до звездных температур струю плазмы. Она свернулась клубочком и попыталась забыться снова. Клиффа рядом не оказалось. Как долго она спала?

В конце концов она выбралась из гамака и побрела в командную рубку. Звук шагов помог ей полностью прийти в себя, но руки все еще подрагивали. Не лучший отходняк у пилота…

– Привет! – улыбнулся ей Клифф. – Редвинг оставил меня на вахте. Абдус рассчитывает орбиту, если только сам не клюет носом.

Бет проголодалась. Поглощая хлеб и фрукты, она оглядывала экраны.

Ее пронзила мимолетная зависть к остальным, которые, должно быть, созерцали это величественное и прекрасное зрелище часы напролет.

От Свища расходились структурные сочленения. Она уже видела их с другой стороны, и теперь глаза, оглядывавшие бескрайний муравейник, обманывали девушку: ей казалось, что все эти сооружения совсем рядом, только руку протянуть стоит… как если бы под ними простиралась Земля… но нет, расстояния были не меньше межпланетных. Узлы координатной сетки в окрестностях Свища превосходили размерами континенты. Далеко внизу под кораблем тянулась зеркальная поверхность, формой походившая на вок, возносилась в небо, по кромке запятнанная зеленью и охрой. «Искательницу солнц» от этой кромки отделял мерцающий слой – атмосфера? Как она там удерживается?

Она прищурилась, и ей почудилось, что звездный свет отражается от какой-то прозрачной перегородки – что это, мембрана? Как будто миллионы квадратных километров Чаши затянуты пластиковой пленкой, упакованы на манер бутерброда. Диффузный слой уходил вдаль, к землям пригодного для жизни пояса, к толстому цилиндрическому гребню… Кубка мира? Ей не нравилась эта Редвингова шуточка, но что-нибудь получше придумать она сейчас была бессильна. Зеркал на кромке не было видно. Континенты, затянутые облаками, в разрывах облачных слоев проглядывает зелень. Пустыни сверкают в сиянии нескончаемого дня: звезда Викрамасингх никогда не садилась. Во всей колоссальной конструкции нет места, куда могла бы заползти ночь.

Что же там обитает? Ее руки снова затряслись, даже сильнее прежнего. Размах Чаши подавлял. Бет с трудом отвела глаза.

– Они создали себе мир… хабитат… на краю Чаши, – изумленно сказала Майра, – вон там – обширная зелень, видите?

Бет глубоко вздохнула. Пилот ты или кто? Сфокусируйся. Ради своей же безопасности. Она отняла руки, дернувшиеся к консоли.

Клифф потянулся за планшетом.

– Мы тут склепали более или менее полное схематическое изображение этой штуки. Гляньте.

Она внимательно рассматривала картинку. Накатывало головокружение.

– Да. Все верно. Вы разметили области гравитационного эквипотенциала вдоль оси вращения.

– Ага. Вот эти загогулины на кромке – какие-то топологические особенности. Каляки-маляки больше планет, существенно больше.

Он с притворной беспомощностью всплеснул руками и усмехнулся, потом снова нахмурился, встревоженный ее усталым безразличием.

– Ну да, так тяжело осознать масштаб всего этого – непостижимо! Наброски хоть как-то помогают. Ты теперь видишь, как струя, раздуваясь, выплескивается со звезды?

Она повертела рисунок.

– Похоже, ею управляют магнитные поля, придавая форму пучка соломы… и он медленно разлохмачивается…

– Вок с неоновой струей, льющейся через дырку в днище, с пригодной для обитания внутренней кромкой – и даже эта кромка, связанная центробежной гравитацией, обширнее всех планет в тысяче звездных систем!

– Они не стали заселять всю Чашу, они живут на ее ободе, – сказал Клифф, – остальную поверхность покрывают зеркала. Но это куда больше, чем просто хабитат. Чаша ускоряется! Взгляни на струю: она куда-то летит. Это корабль. Корабль-звезда. Мы, люди, сумели построить всего лишь звездолет.

Челноки «Искательницы солнц» не отличались особенными излишествами. Конструктивно их оформили в виде стопки модулей: вместо пассажирских можно было по желанию воткнуть грузовые или дополнительные топливные баки.

Еще имелось два флайера, «Хокинг» и «Дайсон», увесистые близняшки.

– Использовать аппараты для плотных слоев атмосферы не станем, – рассуждал Редвинг. – Что бы ни удерживало там воздух, мы его продырявим.

– Капитан, – заметил Абдус, – это по сути танкеры.

– «Церера» и «Эрос» – тоже ведь танкеры, для астероидов, – сказал Редвинг. – Просто прицепим бак.

– Здесь нет ни астероидов, ни комет, – отозвалась Майра, – и я думаю, оттого, что местные расчистили всю систему от угрожавших хабитатам объектов. А может, даже использовали это вещество для постройки Чаши.

– В самом деле?

– Мы ничего не нашли, – ответила Майра.

– За четыре дня? В звездной системе, которую тысячелетиями можно картировать?

Викрамасингхи пропустили мимо ушей сарказм Редвинга. Действительно, автоматические сканеры не обнаружили признаков астероидного пояса.

– Систему как будто пропылесосили.

– Гм, – протянул Редвинг. – Значит, с Чашей ничего не может столкнуться?

Клифф слушал вполуха, не его это было дело. Автоматические сканеры быстры и сообразительны, и, наверное, Майра таки права: всю систему вычистили от мусора уже очень давно. Впрочем, ему не хотелось особо перечить Редвингу: лучше уж сохранить кредит доверия, выданный вспыльчивым капитаном, до лучших времен. Капитан спал очень мало: Клифф то и дело встречал его по ночам обходящим коридоры. Редвинг проверял и перепроверял корабельные системы, отдавая этому почти все отведенное для сна время. Хотелось бы ему поговорить об этом с кем-то еще, но Викрамасингхи держались особняком. Бет отсыпалась: после оживления и жестокой встряски Свища у нее наступил полный упадок сил. Редвинг рубанул воздух ребром ладони.

– Ладно, примем это как данность: ни астероидов, ни комет. Мы прицепим бак к «Эросу», там поместится вода, а если не хватит, то где-то по дороге достанем, не может же ее не быть. Он даже способен опуститься на поверхность: выдвижные шасси, высокоскоростной двигатель. Мы считали, что там будут спутники…

– Капитан, где именно вы планируете высадку? – бесстрастно уточнила Майра.

– Вон там, – махнул Редвинг в сторону зеленоватой кромки Кубка мира.

– Я так и думала. Если бы мы высадились у Свища, от источников воды нас отделили бы миллионы километров, притом мы бы оказались по соседству с системами контроля электромагнитов. Наше появление могли бы принять за вражескую атаку.

– Вы правда так думаете? – прищурился Редвинг.

Майра смотрела на него без всякого выражения, очевидно, пытаясь на свой лад выглядеть дипломатично.

– Мы понятия не имеем, насколько гостеприимны создатели этого объекта.

Клифф не выдержал:

– По крайней мере, они не стали нас обстреливать.

Редвинг скорчил гримасу. Он был, по совести говоря, человек небоевой. Не за это его назначили.

– Они даже не пытались выйти с нами на связь. Мне это не нравится.

– Но, капитан, – настаивал Клифф, – на кромке сосредоточены вода и все пригодные для культивации земли. Они должны обитать именно там.

– Кроме того, – прибавила Майра, – эта конструкция вращается со скоростью тридцать четыре километра в секунду.

Редвинг кивнул:

– Это выше нашей орбитальной скорости, да? Следует ли пополнить запас топлива, чтобы разогнаться до этого значения?

– Разгон съест значительную долю оставшихся бортовых ресурсов, – сказал Абдус, – прежде всего воду для термоядерной ракеты.

Редвинг фыркнул.

– У нас все бортовые суда на термояде. Если зачерпнем из Кубка водички, сможем летать, куда захотим. И так для любого из них: увидели, скажем, озеро, вывели «Искательницу солнц» на ближайшую орбиту, опустили туда модуль… Бет знает, что делать… Клифф!

Тот подскочил от неожиданности.

– Где нам лучше высадиться?

Они апеллировали к его навыкам биолога.

– Там вроде бы имеются пахотные земли, леса и луга, – сказал он, – на разных типах хабитатов… А видите вон там ледяные поля? Не знаю, как им удалось их сформировать… Наши телескопы не в состоянии разглядеть отдельные деревья, все, что они дают – это оптический спектр. По отраженному свету похоже, что в растениях присутствует хлорофилл. Капитан, я бы рекомендовал первым делом высадиться вблизи любого источника воды на кромке и пополнить запас топлива.

– Где высаживаемся? – спросила Майра. – Изнутри Чаши или снаружи?

– Конечно, изнутри, – свел брови Редвинг. – Они же там живут.

Майра поджала губы.

– Несомненно, что именно с наружной поверхности объекта они запускают свои космические корабли, – сказала она ровным тоном. – Это сравнительно несложно. Достаточно погрузить корабль в лифтовую шахту, опустить на уровень ближайшего шлюза и вытолкнуть. В тот же момент корабль приобретет начальную скорость, грубо говоря, тридцать четыре километра в секунду. Отпадает необходимость пробиваться сквозь атмосферу или мембрану, которая эту атмосферу удерживает.

Клифф усмехнулся: Майра не меньше его самого ломала голову над принципами работы колоссального артефакта.

– Думаете, можно пробиваться через воздушные шлюзы? Снизу? Не исключено, что вернувшиеся или прилетевшие суда они притягивают магнитными вершами. Мы могли бы использовать…

Майра пожала плечами.

– Предположим, что мы это сделали. А как нам постучаться в дверь?

– Ну должна же там быть какая-то охрана… – начал Редвинг смущенно.

– Если мы постучим в дверь и нас впустят, – сказал Клифф, – с тем же успехом они могут заблокировать шлюзы и поймать нас в ловушку.

Вот это Редвинга проняло. Он откинулся в кресле и одарил присутствующих непроницаемой улыбкой.

– Выбор облегчается, да? Нам необходимо удерживать свободу маневров, пока не узнаем, с кем – с чем – мы имеем дело. Спускаемся через атмосферу.

– Нам придется пробиваться через мембрану, – заметил Клифф.

– Это они могут счесть проявлением агрессии, – добавил Абдус. – Я бы на их месте счел.

– Вас не удивляет отсутствие реакции? – рассудительно спросил Клифф. – Они должны были нас заметить. Отчего они никак не дали о себе знать?

– Хороший вопрос, – сказал Абдус. – Я не зафиксировал никаких электромагнитных сигналов. Вообще никаких.

– Странно, – сказал Редвинг. – Хоть широковещательного радио можно было ожидать…

– Возможно, они не используют радио, – ответила Майра, – а обходятся пиринговыми сетями с маршрутизацией по лазерным лучам. Как и мы.

Редвинг выпрямился в кресле и командирским голосом рыкнул:

– Абдус, у нас осталось время на размышления? Успеваем выбрать место высадки?

– Не слишком много.

– Тогда берем «Эрос», – решил капитан Редвинг. – Подготовьте его к вылету как можно быстрее. Сколько еще трупиков должны оттаять?

Интересно, это у Редвинга такой способ достижения консенсуса? Теперь на курсах повышения лидерских качеств такому учат?

– Как минимум двадцать, – озвучил очевидный ответ Клифф, – для мало-мальски сложной операции на поверхности.

– Размораживайте.

5

Они не сводили зорких приборов и беспокойных глаз с Кубка мира, занимаясь реконфигурацией вспомогательных кораблей. Бет перевела «Искательницу солнц» на удобную для запуска «Эроса» орбиту. Маневрировала она очень осторожно; впрочем, расстояние от поверхности, пускай даже различимой в превосходных деталях, оставалось огромным. Даже орбитальные встречи потребуют здесь недель подготовки. Это вам не планета…

За время маневра оживили тех, в ком нуждалась будущая экспедиция: инженеров, техников службы поддержки, «почвенников» – всех, кто призван был трудиться на планетах. Редвинг стремился минимизировать число участников вылазки: коль скоро нынешняя команда в полном составе отправится в Чашу, ей тоже потребуется замена, и плохо, если разбуженных не удастся подготовить.

Оттаявшие пришли в крайнее изумление, что было неудивительно.

От одного взгляда на корабельные новостные ленты у вновь очнувшихся захватывало дух. Редвинг быстро усвоил, что полезнее для психики попросить очередную партию разбуженных провести инструктаж следующей. Да и Клифф совсем вымотался от неустанного повторения сведений о невообразимой ситуации.

Он целые дни напролет исследовал озера, реки и океаны Кубка мира – или, как некоторые говорили, Чаши. Попытавшись изобрести не менее информативное, но не столь приземленное наименование, Клифф потерпел неудачу. Что до голубых и синих пятен, усеивавших поверхность, то в их размещении намечался несомненный порядок. Крупных пустынь или бесплодных земель не обнаруживалось. Все территории получали вдоволь влаги и ветра.

Первым разбудили Фреда Ояму, чтобы Клифф мог поработать с геологом при картографировании.

– Это же не геологическая структура, – было первое, что сказал Фред. – Это, м-м, здание.

– Здание размером с внутреннюю область Солнечной системы, – подтвердил Клифф. – Но кто-то же его спроектировал, разве не так? Взгляни, как неукоснительно соблюдается фрактальное распределение озер, рек и морей.

Фред размышлял.

– Оптимальный способ распределения воды. Они стремятся избегать пустынь? Но вот участок… выглядит совсем как пустыня. А этот лес может быть… ладно, пустое.

– Похоже на символы, – согласился Клифф. – На письменные знаки. Кто-то закодировал сообщения в ландшафте, гм? Совсем как в «Путеводителе по Галактике для путешествующих автостопом», там еще парень дизайном фьордов занимался, помнишь?

Фред непонимающе глядел на него.

Редвинг, кстати, не слишком охотно согласился разморозить Фреда Ояму. Биография Фреда недвусмысленно аттестовала его как ярко выраженного аутиста, почти лишенного социальных навыков. Росточка он тоже был не ахти какого, едва укладывался в требования. Его, по существу, близко никто особо и не знал. Понятное дело, в экипаж набирали не одних только экстравертов – психологи требовали разнообразия. Редвинг как-то заметил, что веселая вечеринка, на которой все говорят одновременно и никто не слушает, годится только для записи эталонно зашумленного спектра, и провел аналогию с командной работой; однако та же биография содержала длинный перечень оригинальных идей Фреда, суммированный заключением, что в интеллектуальном аспекте он почти гениален. Это-то Клиффу и нужно было.

Клифф указал на переходную зону изящного закругления от цилиндра к обширному зеркальному куполу.

– Я все пытаюсь сообразить, каково это – обитать на поверхности, которая у тебя из-под ног уходит. Вся конструкция вращается согласованно, и как только уклон меняется, центробежная сила тяжести оказывается направлена под углом.

Фред увеличил этот участок.

– В этой области реки текут вверх и попросту исчезают в песках. – Он щелкнул пальцами. – Я понял! Центробежная сила тяжести работает против кривизны высоких широт Чаши, направленной внутрь. Вода не заливает зеркала, потому что не может туда подняться. Самой по себе гравитации достаточно, чтобы очистить это обширное пространство от всех следов жизни. И, может быть, даже от воздуха.

Фред, как всегда, попал в яблочко. На борту «Искательницы солнц» дураков не было. Лишь люди с иным складом ума или люди, с которыми ты мог не согласиться. Стоило об этом помнить.

– Похоже, что ты прав. Зеркала играют важнейшую роль, и строители не хотели, чтоб они поросли лишайниками или чем-то в этом роде.

– Вся структура жестко разграничена: цилиндр для жизни, зеркала для фотонной тяги, – покачал головой Фред. – Какая превосходная идея!

– Интересно, кто мог вообще до нее додуматься?

– Кто-то, кому нет нужды спешить. Конструкция ускоряется очень медленно. – Фред посмотрел на блестевшую вдалеке струю – колонну из алмаза и слоновой кости, оплетенную вечно шевелящимися щупальцами. – Эта плазма толкает вперед звезду.

– Согласен, странно у них мозги работали. Но… инженерная мысль везде одинакова: если что-то не фурычит, его надо модифицировать.

– Хочешь заняться обратной разработкой этой штуки? – усмехнулся Фред, повертел лысой головой, словно желая поймать далекий свет. – Отлично, отлично…

Клифф задал большое увеличение участка, где свет центральной звезды отражался от атмосферной мембраны. Они с Фредом продолжали болтать о том о сем, а Клифф всматривался в картинку. Сверкающая поверхность должна быть довольно тонкой, но все же она удерживает воздух – а это именно воздух, 19 процентов кислорода, 72 процента азота, следы углекислого газа и благородных газов.

Потом он увидел это: клочок мембраны, от которого свет не отражался.

Они увеличили картинку до предела разрешающей способности телескопов и вызвали Редвинга.

– Думается, мы нашли неприкрытый участок, – сказал Клифф, указывая на темный, словно выгоревший кружок. – Он примерно сто километров в диаметре.

– Как они это терпят? Разве воздух не улетучивается?

– А если они открыли его совсем недавно? – заметил Фред. – Для нас. Структура таких размеров может и потерять немножко…

Редвинг по очереди отсмотрел все снимки, во всех спектральных диапазонах, и наконец произнес:

– Открытые зоны… Ну что же, это имело бы смысл. Для посадки из космоса?

– Мы так и поняли, – сказал Фред.

– Значит, проблема поиска места высадки отпадает, – с тонкой самодовольной усмешкой ответил Редвинг. – Спускаемся.

6

Если сердце твое огромно, думал Мемор, и вдоволь у него силы одолеть супостатов, тогда в игру вступает мудрость. Изведав помыслы врагов, избегнешь их атак. Как только сердце твое одолеет противников, можно будет направить их на путь истинный, указанный многотрудно завоеванной мудростью.

Он встряхнулся. Рассуждение это всплыло из потаенной доселе части сознания… неутомимой части, что вскоре преобразует его разум в ее разум. Мемора ныне охватила лихорадка Перемен.

Не лучшее время улаживать кризис, подобного коему не видели предшествующие восемь в квадрате поколений. Жизнеформы следует лепить в мире и спокойствии, но, видать, не суждено это Мемору. Минует несколько кратких циклов, и он сделается женской особью; впрочем, он еще не вполне утратил присущее мужским особям чувство радости и всемогущества, чувство Танца. Он даже обонял аромат Перемены, распространявшийся от него. Гормоны лютовали, молекулы ярились, сражаясь за превосходство в кровяном потоке. Накатывали и отступали волны лихорадки, подобные записанным химическими символами докладам с поля битвы. Перемены эти внедрялись еще Основателями и теми, кто наследовал Им: бесчисленные эпохи придали трансформации сакральный статус. Мемор понимал, что нынешнее переменчивое настроение и раздражительность – неотвратимая плата за обретение высшей мудрости. Цена высока. Сколь нелегко уплатить ее в разгар кризиса!

– Нисходит Повеление, – возгласила Префект в собрании Астрономов, играя тонами древнего языка.

– Повеление пребудет, – отвечал хор. Собравшиеся занимали отведенные им места под куполом.

Мемор пропустил мимо сознания докучливые детали обсуждений. Тело его оставалось неподвижно, разум же бурлил от подаваемых изменявшейся личностью импульсов. Даже Подсознание, обыкновенно смирное и послушное, покрылось коростой ароматов и овевалось будоражащими ветрами. Размеренные течения его заузливались от беспокойства.

Технические подробности он, однако, выслушал со всемерным вниманием. Сзади приближался звездолет довольно примитивной конструкции. Диагностические сенсоры показывали, что корабль предпринял разворот и пошел на сближение, как если бы первоначальный курс уводил его прочь от Чаши. Возможно, пришельцы направлялись к звезде, сиявшей впереди, к светилу, откуда исходило гравитационное излучение?

По собранию Астрономов прокатился шум. Из возбужденного гогота рождались все новые предположения. Отслеживая сигналы с приближавшегося судна, они заметили, как звездолет послал вспять несколько импульсов. Спутники зафиксировали их, однако лингвистам не удалось извлечь ничего, кроме простых правил грамматики и контекстуальных конструкций. Отраженный в языке интеллект этих существ не отличался сколько-нибудь интересными чертами. Линейная логика рассуждений, несколько слоев смысла. Они напоминали свой корабль – примитивные, но амбициозные. Предпринять настоящее космическое путешествие на столь утлом суденышке! Инженеры-консультанты – крохотули рядом с полнорослыми Астрономами – обратили внимание на любопытные характеристики магнитополевой конфигурации и предложили исследовать удлиненный тонкий кораблик детальнее.

Возобновилась жаркая дискуссия. Мемора начало раздражать творившееся вокруг. Снова и снова воспроизводится давний диспут: Наблюдатели (их презрительно называли Сидельцами) против Танцоров. Префект предъявила собранию старинные записи и даже дала слово голосам далекого прошлого. Опыт предков, сделал вывод Мемор, говорит в пользу Танцоров. Неудивительно. Истории перемен всегда захватывают более, нежели истории стазиса. Перемены – суть Истории, так велит эволюция. Этот приказ цепко внедрен в мозг.

Астрономы древности запускали множество кораблей, в основном через Гамма-Пику. Они посетили множество планет, обследовали их – и забросили. Об этих случаях сложено мало историй, однако Наблюдатели продолжали апеллировать к ним. Мемор потянулся, желая показать, что следит за происходящим. Наблюдатели так напыщенны и скучны, но… Мемор оставался мужской особью, а Танцорам нравились увлеченность и разнообразие. Мудрость является позднее: Наблюдатели почти поголовно женского пола.

Мемор ныне пребывал посередине между ними. Он ощущал надвигавшиеся Перемены, но мужское мировосприятие еще сохранялось.

Ассамблея довольно долго ковырялась в пыльных архивах. Мемор плыл на волнах историкоморя, переживал записи так, словно они относились к его личному опыту. Красочные, увлекательные, снабженные аннотациями древних трюков и смелых эксплойтов. Он искренне восхищался.

Чаша Небес избегает приближаться к солнцам. Она слишком величественна, слишком массивна, способна столкнуть с орбит обитаемые миры. Она посылает корабли. Телескопы у Астрономов, впрочем, всегда были великолепны; точная природа мира или его спутника выяснялась задолго до запуска корабля с ободка Чаши к интересовавшей исследователей системе. Путешествия к планетам отнимали не одну сотню долгих циклов. Один или несколько крейсеров комплектовались модулями для высадки на поверхность, а иногда приходилось сооружать орбитальные лифты и доки.

Мемор выпрямился, издал фыркающий звук, сфокусировался на становящихся однообразными записях. Ну вот, скажем, более или менее захватывающая история. Чаша пролетела поблизости от массивной планеты, слишком массивной, чтобы высылать туда экспедицию. Кораблематка расположилась в квазиустойчивой точке недалеко от крупнейшего спутника; суда странных угловатых очертаний поднялись с поверхности массивного мира, подобные розовым искрам: ракетные двигатели. Орбитальных лифтов не оказалось. Простейшие технологии. И как только пальцезмейки вышли в космос – изобретательные же они существа! Сотни долгих циклов миновали во взаимном изучении. Маленькие пальцезмейки в результате несколько усовершенствовали свою технологию, но ничем таким, что могло бы угрожать Чаше, не разжились. Чаша, конечно, получила взамен самые крохи.

Затем двести пятьдесят шесть пальцезмеек отправились в Чашу на борту кораблематки. Небольшая колония интегрировалась легко, не потребляя значительных ресурсов. Они оказались куда способнее к тонкой работе, нежели большинство Птиценарода. Искусные ремесленники, великолепные техники-ремонтники. В эти дни их редко удавалось увидеть: обитали они в основном под землей. Мемора поразило уже то, что столь крошечные существа вообще вышли в космос, принимая во внимание их страстную привязанность к подземным укрытиям.

Уроки эпох развертывались и прокручивались в мозгу Мемора. Вокруг него остальные Астрономы также бороздили глубины истории. Одну из старых особей сморил сон. Из уважения к ее мудрости все сделали вид, что ничего не замечают.

Вот история о том, как некие бандиты атаковали приближавшиеся исследовательские корабли Астрономов. Астрономы дали отпор. Оборонительные комплексы Чаши проявили себя достойно. Астрономы продолжили свою миссию. Несколько отрядов Захватчиков заманили на поверхность, взяли в плен, использовали в евгенической программе, натаскали на покорность. Ныне эти существа с четырьмя конечностями неплохо проявили себя в земледельческой экосистеме.

Существа, именуемые силами, явились как мародеры. Они воспринимали Чашу как средоточие высокотехнологической цивилизации и желали вкусить ее тайн. Первые циклы после их пленения оказались весьма суматошными, но постепенно волшебство тренировочных программ победило. Силы проявили себя умелыми работниками, ныне – практически бесценными. Адаптированные к их анатомии космоскафандры позволяли им выполнять сложные задания в инфраструктуре Чаши. Впрочем, даже теперь, спустя двенадцать миллионов долгих циклов, их преданность оставалась несколько неустойчивой.

Мемор продолжал листать историю за историей. В воздухе вокруг него реяли изображения. Голоса мертвых возбужденно повествовали о давно забытых триумфах.

А вот – исполинская газовая планета, родной мир живых дирижаблей. Зонды сумели захватить достаточно молоди, чтобы дать начало устойчивой популяции. Существа эти жили и плодились в воздухе, лишь изредка спускаясь на поверхность. В плотной атмосфере Чаши им было уютно и безопасно. Биоинженеры искусно перенастроили их гены на физическую выносливость и повиновение. Спустя миллион долгих циклов дирижабли превратились в неоценимо важный элемент цивилизации Чаши. Они предоставляли возможность воздушных путешествий без затрат топлива. Такое наслаждение было доступно всем особям на высших ступенях иерархии Птиценарода.

Мемор погружался в анналы истории, одновременно сражаясь с обуревавшими его судорогами, спазмами, приступами.

А оно вообще того стоит – превратиться в женскую особь?

Трудно судить сейчас, в нескончаемой агонии. Он как мог сфокусировался на главном. Разум воспарил над исстрадавшейся плотью. Подсознание сбросило маску и вышло на бой с болью и лихорадкой, пока Сознание укрылось в глубинах прошлого.

Вот иномирские существа не сумели должным образом адаптироваться к новой экологической нише. Генетические модификации не дали результата, однако их удалось трансформировать в новую форму жизни – скрикоров, ценную и приятную на вкус добычу. Этих животных можно было употреблять в пищу необработанными, удовольствие оттого не умалялось. Мемор тут же сильно проголодался, внутренности его заныли: от одного лишь соприкосновения с сенсорно сладостными концептами погони и добычи ему нестерпимо захотелось отведать такого скрикора.

Истории успеха развертывались, всплывая из глубины веков. Они породили достигнутый ныне идеальный политико-экологический баланс. Чаша была не статичным инструментом, не артефактом, а живым существом. Впервые за миллионы долгих циклов нагрянули гости. Конечно, их можно испепелить, хотя и не без труда: это потребует мастерского обращения с колоссальными энергиями. В прошлом такое уже случалось.

– Гамма-Пика нацелена, – сообщила старшая и указала на звездную чашу. Корабль пришельцев намеревался влететь прямо в струю. Вот дебилы! добавила от себя старуха.

Мемор, покачиваясь на непослушных ногах, поднялся было, намереваясь вступить в спор.

Что мы, в конце концов, теряем? Это корабль-ионоточник, построенный по необычным дизайнерским принципам и с немалой конструкторской смелостью. Он позволит ознакомиться с новыми режимами интеллекта. Странными, увлекательными режимами.

Приключение!

Высказавшись, Мемор сел. Остальные затянули свои подвывающие песни: дискуссия продолжилась.

Мемор пытался отслеживать дискурс, никак не выдавая смятения от борьбы с самим собой. Разум его переполняли диковинные эмоции, древние истории укладывались с ними в странное симфоническое мыслеединство. В избранных историях ничего не говорилось о поддержании стазиса. Перемена значит действие. Действие значит приключение. Наблюдатели следят за равновесием Чаши, но авторы лучших песен – сплошь Танцоры. Разумеется, случалось, что незваных чужаков попросту уничтожали. Но разве это не скучно?

Возможно, Мемор и его соседи слишком уж увлеклись героческими историями о переменах и подвигах. Время покажет. Но пока что Мемор еще Танцор. Он должен действовать сообразно.

Его так захватила сопровождавшаяся жаркими приступами лихорадки внутренняя борьба, что он едва отметил, как Танцоры побеждают на голосовании. Лишь когда кто-то из друзей Мемора обратился к нему с сердечным приветствием, Мемор понял, что его избрали Руководителем Операции. Это означало, что именно Мемору предстоит разбираться с чужаками, если те отважатся высадиться в Чаше.

– Но почему я? – вопросил он приятельницу из Наблюдателей.

– Ибо у тебя острый ум. И полно врагов.

– Мои враги…

– О да, они жаждут твоего провала.

Мемор смолчал, но решил, что лучше пока плыть вместе с приливом.

Напыжившись из последних сил, он возгласил – на мужской речи – благодарности всем присутствующим.

Да прибудут чужаки!

Последний этап долгого снижения с орбиты выдался нелегким. В каютах так и воняло страхом: все были уже на пределе. Странно было спускаться навстречу бескрайнему, уходившему во все стороны ландшафту, сознавая при этом, что находишься в космосе.

Чаша поглотила их.

Торможение не когтило, воздух не пел приветственных песен. Клифф уставился на стеноэкраны: один дисплей показывал висящую над ними на бледно-синей нитке пламени «Искательницу солнц»; другой демонстрировал приближавшуюся бесструктурно-черную вершину бьюта. Еще один экран был занят обзорным изображением струи.

Клифф лениво следил, как извиваются огненные плети – оранжевые и цвета слоновой кости. Внезапно ему явилась идея.

– Абдус!

Индиец лежал в противоперегрузочном кресле. Лицо его было мертвенно-бледным, а самочувствие – несомненно хреновым.

– Ты ведь изучал струю?

– А? А, да… Клифф…

– Что именно она излучает?

– Рентген. Микроволны. В ИК-диапазоне тоже… много.

– И?

– В видимом свете – не сильно. Много микроволнового и широкополосного… радиочастотного… шума.

Прикованный к креслу Абдус явно радовался возможности отвлечься от мыслей о грядущей посадке.

– Она… такая красивая. Такая… громкая.

– Готов побиться об заклад, что именно поэтому мы и не услышали их передач. Они избегают радиочастотного и видимого диапазонов. Используют связь напрямую по лазеру – и по боковым лепесткам зацепить сигнал невозможно.

– А, да, они… умные, – ответил Абдус, умолк и уставился в летевший навстречу ландшафт. Губы его неслышно двигались.

Овал озаряли молнии. Какой-то электрический процесс, подобный каскадным световым занавесям, исходящим из земной ионосферы? Клифф следил за быстрыми оранжевыми разрядами, скользившими по бьюту, как сверкающие пальцы.

Удерживающая атмосферу светло-синяя мембрана простиралась теперь прямо под ними. Видна она была лишь под определенным углом зрения. Свет Викрамасингх отражался от длинноволновых фронтов, рябивших по мембране, уподобляя ее прозрачному океану. Клиффа поражало, как легко обмануть мозг: кряжистые горы и длинные глубокие зеленые долины, казалось, лежат на океанском дне. Отчего-то конструкция выглядела и удивительной, и знакомой, родной, почти как обычная планета.

Они летели под углом к поверхности, двигатели рычали, у Клиффа сводило зубы. Челнок мчался над мембраной, как скейт, Клифф видел медленно перекатывавшиеся по ней волны, величественно пульсирующие складки. Чем движим этот механизм?

Как похоже на океанские приливы Земли. Вероятно, волны порождаются вращением огромного артефакта и в свою очередь влияют на погоду под мембраной. Так и в земной атмосфере – ураганы возникают из-за вращения планеты относительно полюсов. Каких еще удивительных аналогий можно ожидать в столь колоссальном масштабе?

Он наблюдал за длинной вереницей дождевых облаков, зацепившихся за гребень волны. Гневные сине-серые облака кучились к высокому светлому пику, как если бы, поднимаясь, остывали и теряли влагу. Клифф проследил, как окруженный тучами гребень удаляется к горизонту. Дождевые фронты маршировали, как солдаты полка на плацу: по позвоночнику Клиффа побежали мурашки. Сама мысль о дождевом фронте, распространившемся по территории обширней земного континента, сбивала дыхание от изумления.

Они оказались прямо над черной колонной и начали снижение. Желудок Клиффа взбунтовался, порываясь вывернуться через горло. Он стиснул зубы. «Эрос» швыряло и выкручивало, но Бет удерживала курс. Их вжало в кресла.

– Останец! – вдруг вскрикнула она. – Твою мать!

– Что? – крикнул в ответ Абдус. – Что там?

Пауза.

– Все будет в порядке, – ответила Бет, насилу успокоившись. – Я справлюсь. Держитесь крепче, хлюпики. Кто-то должен был это заметить. Черт.

Бет говорила теперь сквозь сжатые зубы.

– Что?.. – прорезалась складка между бровей Абдуса.

– Нет там никакой скалы. Это труба! Полая труба! Поверхность… я не вижу поверхности, она затенена, но до нее семь километров. – Тряска поутихла. – Не хотела бы я спалить все топливо. Остается надеяться, что у этой трубы есть дно и что она не заканчивается, скажем, в лесу. Абдус, можешь подсветить мне путь радаром?

У Клиффа пересохло в горле. Он каркнул:

– Дно? А какие еще могут быть варианты?

– Ну, у трубы может не оказаться дна. Вдруг она проходит через весь Кубок мира – и в космос?!

– Что?! – выговорил Абдус. Глаза его закатились, радужек почти не было видно.

– Я так думаю, что эта труба проходит насквозь. Им так проще, чем лететь вокруг Чаши. – Бет указала на перетасованную колоду спектрограмм. – В полном спектре она именно так и выглядит. – На некоторых спектрограммах через трубу проглядывали звезды.

– И?

– Мы могли бы пролететь в эту трубу. Что там на радаре? Посчитай угол.

Абдус кивнул и подтянул к себе планшет. С него катился пот.

– Ну, – сказал Клифф, – ничего же страшного, «Искательница» нас подберет.

– В том случае, – отозвалась Бет сдавленным голосом, – если на полпути трубу не законопатят.

– Здесь есть дно, – сказал Абдус. – Сама глянь. Радар показывает, что это дно искривлено. – Двигатель снова рыкнул, а челнок скрипнул и застонал. Клифф не отваживался заговорить. Если кому сейчас и надо было выговориться, так это Бет, иначе у нее сдадут нервы.

– Нет, Абдус, оно плоское. В нем дыра. Ловчая яма, полная звезд! А нам ведь нужно высадиться, так? Пролететь Чашу насквозь мы не хотим. Эй, смотри, на дне свет! Вон оно что…

«Эрос» еще раз дернуло, а потом потащило в сторону кориолисовой силой.

Бет посадила челнок, спустившись вдоль стены скалы-останца немногим менее, чем на два километра, на выступе шириной километра четыре. Оказалось, что внутри трубы возведена еще одна стена, а уже за ней из дыры десятикилометрового диаметра выглядывает Вселенная. Под управлением Бет челнок бешено плясал на струях огня, пока не отыскал себе свободное местечко. Они бухнулись в объятия центробежной гравитации.

Бет оглядывала останец: снизу, из ряда окон, широких и узких, лился бледный свет оттенка слоновой кости.

Если бы осталось хоть немного времени на рефлексию, всех придавило бы значимостью момента. Они понятия не имели, что ждет их за пределами челнока, и разговоры ничуть не увеличивали это нулевое знание.

Они выбрались наружу в полном космическом обмундировании. Клифф вполуха слушал, как Фред докладывает Редвингу. Задержка прохождения сигнала составляла уже семнадцать секунд и продолжала расти. Они стояли у трапа «Эроса», в неясном свете, и смотрели на ряд забранных чем-то вроде стекла ящиков возрастающего диаметра. По ту сторону тянулся лес.

– Это воздушные шлюзы, – со счастливым смешком сказал Фред. – С прозрачными стенками. – Увидев, что веселье никто не разделяет, он перестал смеяться. – Вы прикиньте, вон тот шлюз на дальнем конце, он в пятьдесят или шестьдесят раз крупнее «Эроса»! Я догадывался, по размерам артефакта, что им понадобится пропускать внутрь огромные машины, но такого… – Он снова рассмеялся, не найдя слов. – Мне нелегко описать увиденное. Капитан Редвинг, работают ли наши шлемокамеры?

– Нам сгодится и один из шлюзов поменьше, – сказал Клифф.

Огромные сооружения вызывали у него не смех, а трепет. Ближайший шлюз, отнюдь не самый крупный, легко мог пропустить «Эрос».

С задержкой, вносимой скоростью света, Редвинг пробурчал из динамика:

– Камеры работают. Разрешение не очень. Фред, ты говори, я внимательно слушаю. Нам тут одиноко.

– Нас тоже никто не рвется встречать, – вставила Бет.

Самый маленький шлюз им бы явно не сгодился – в него бы едва пролез ребенок. Клифф указал на другой, куда без труда прошествовала бы пара слонов. Бет согласилась. Они вывезли из «Эроса» по пандусу роверы, нагрузили и выстроили перед шлюзом. В меньшей по сравнению с земной гравитации Чаши скафандры казались легкими.

Бет было не по себе от одного взгляда на деревья за двойной стеной светло-синей пленки. Как странно – черные тонкие ветви, мягкие розовые листья, верхушки крон словно морковки. Но все же это были именно деревья. Люди попытались открыть шлюз.

Это им не удалось.

– Майра, – окликнул Фред, – ты сфотографировала вон ту цепочку пузырей?

Майра поглядела на него.

– Это здания, – сказала она, – купола, а не просто полусферы. Мы на Луне тоже такие строили. Я засняла на комм, что успела, но я думала, ты тоже что-то заметил…

– Я устал, – ответил Фред, – и хочу есть. Я не обратил внимания.

– Ну, мы же вдоль гребня летели, миновав… пузыри. Ты гребень-то видел? Он же прямо там.

Вмешалась Бет:

– Неважно, оставь. Мы в тюрьме. Ты думаешь, нас собираются уморить голодом?

– Раз мы в парке, тут есть еда. Кролики?

Клифф проснулся и обнаружил, что на соседнем дереве сидит Ирма, залихватски сдвинув панаму набок и зорко вглядываясь в лес. Она подмигнула ему, но смолчала.

Непривычно было просыпаться в нескончаемом дневном свете. Люди эволюционировали в условиях ритма смены дня и ночи, и пока что самой странной особенностью Чаши выступало именно это постоянство освещения. Танца часов не было, свет не сменялся тьмой. Солнце стояло в одной и той же точке небосвода, заливая мир ровным сиянием. По углу падения его лучей ничего нельзя было сказать о времени. Клифф остро затосковал по закатам на калифорнийском побережье: жизнь в нескончаемом дне представлялась ему чем-то вроде постоянного выходного. Из проведенных на Земле перед сооружением звездолета экспериментов он знал, что в условиях постоянного светового потока людям свойственно спать дольше.

Над кронами деревьев перечеркивала небеса царапина Струи. Он видел тонкие гибкие волоски, которыми она обросла, и поражался мысли о яростной энергии танцующих вокруг плюмажа пламенных мотыльков. Неужели именно так выглядит со стороны галактический джет[19]? Ярче всего Струя была возле солнца, а на подходе к Свищу несколько остывала, отбрасывала в листву диффузную розовую тень.[20] Зрелище было не столь впечатляющее, как закат, но по-своему интересное и интригующее.

Ирма передала, что барсук ушел. Они выждали еще час, чтобы убедиться, что тварь не залегла в засаде, после чего слезли с деревьев и пошли дальше, несколько освеженные пережитым по прихоти судьбы первобытным сном. Их поглотила чаща, несколько напоминавшая дождевые леса Земли. Распушенные кроны и сплетения ветвей скрыли небо. Почва была мягкая, с тонкой суховатой подстилкой. Ему вспомнились сухие эвкалиптовые леса Калифорнии, напоенные ароматом и шелестом. Пахло в лесу как-то странно: резковато-пьяняще, совсем непохоже на медицинский эвкалипт. Путь землян пересекали тропы всякой живности, местами попадались крупные грязновато-коричневые кучки. Он понюхал и без особого удивления отметил, что в этом мире дерьмо тоже воняет отвратительно. Та же базовая химия, надо полагать.

Но не только мелкие животные могли пользоваться этими тропками. Не исключено, что кто-то пробирается параллельно им. Он махнул рукой остальным, и они, не без некоторого ворчания, направились в сторону от троп.

– Там могут затаиться плотоядные, – шепотом пояснил Клифф. – Что, если мы напомним им обычную дичь?

– Мы приматы, – с достоинством ответил Говард.

– А что, на обезьян в Африке никто не охотится? – отпарировал Клифф.

Начиная вылазки в глушь в старших классах школы, он едва отличал следы енота от следов рыси. Сейчас же по следам и помету он почти не задумываясь составил ментальную карту живности, которая могла тут обретаться. Тропы иномирских зверей в общем напоминали земные, их можно было классифицировать по тем же основным типам: лапы нелетающих птиц, лапы крупных зверей, копыта травоядных (?). Но встречались и невиданные отпечатки шестиугольной формы, которым в памяти Клиффа не было земных аналогов. Дерьмо, конечно, выглядело в точности как дерьмо.

Кое-где дичь попадалась им на глаза. Меж стволов и подлеска мелькали какие-то проблески, высовывались и пропадали коричневатые и желтые бока – естественный в условиях этого мира камуфляж. Стояла нарушаемая лишь слабыми шепотками тишина. Так, Говард сообщил, что, по его мнению, одного зверька можно застрелить.

– И как мы его на себе потащим? – возразил Клифф. – Нет смысла охотиться, пока не разобьем лагерь.

– У воды? – уточнила Ирма. Он кивнул.

Отряд прошел под деревом с высокими ветвями, откуда исходило особенно интенсивное чириканье, и остановился. Они воззрились наверх через бинокли.

– Обезьяны, – сказал Говард. – Длиннохвостые, гибкие.

– Правда? – Клифф вспомнил посещение зоопарка в Сан-Диего. Он попытался поймать одну обезьянку в фокус бинокля. Горло красно-розовое, с рыжинкой, зубы большие, желтые, глазки красные, маленькие, но… – Действительно, совсем как обезьяны. Я бы не сказал, что это млекопитающие. Не вижу наружных гениталий или сосков на груди.

– Значит, эволюция независимо породила здесь приматов? – Говард позволил вопросу зависнуть в молчании.

– Может, они только начинают развиваться, – ответил Клифф мягко после паузы. Интересно, удастся ли через несколько миллионов лет протообезьянам сместить птицеобразных чужаков с престола владык этого мира? Едва ли. Как только уже наделенные разумом существа заметят, что в среде приматов появились конкуренты, они примут меры. Застабилизировавшиеся жизненные формы в таких ситуациях обычно наделены преимуществом, а в приматах нет ничего эволюционно чрезвычайного.

– Гляньте туда, – шепнул Айбе. В тени деревьев струился зеленовато поблескивавший ручеек.

Клифф решил, что они устремились туда слишком поспешно, и зашикал на своих. Хищники любят устраивать засады у водоемов. Это, конечно, не Земля, где рассвет и закат, когда травоядные тянутся на водопой, – естественные времена охоты. Плотоядные здесь наверняка охотятся в любое время.

Но у ручейка никого не оказалось, и люди позволили себе как следует напиться. Вода была холодная, вкусная. Повинуясь внезапному порыву, Клифф окунулся в нее с головой и с наслаждением смыл пыль и пот последних нескольких… дней? Но здесь не было дней. Следует изобрести новое слово.

Он припомнил проделанные Викрамасингхами на борту «Искательницы солнц» расчеты. Возьмите Землю, размажьте ее сплошным слоем по внутренней поверхности Кубка мира. Слой окажется от силы сантиметровой толщины.

Здесь же он видел прорезанные потоками холмы, слои почвы – конгломераты перегноя, напоминавшие цветом размолотые меж скальных жерновов зерна кофе. Но, разумеется, ни о каких геологических стратах речь идти не могла. Настоящей геологической истории тут не существовало. Он заключил, что, возводя холмы высотой сотни метров, Строители (наверняка стоило писать это слово с большой буквы) переработали немало планет весом с Юпитер. Да что там, немало звездных систем. Вот почему в окрестностях Викрамасингх нет ни астероидов, ни обычного космического мусора. Его оттуда изъяли, чтобы не допустить столкновений с Чашей и образования сквозных кратеров, через которые неминуемо утекла бы атмосфера. Надо завязывать с восприятием окружения на планетарный лад. Это не планета, это… огромная экспериментальная установка. И кто знает, что за странные существа в ней живут. На ней.

Отдохнув у ручья, люди пошли вниз по течению. Холмы тоже понижались. На берегах обнаруживались новые и новые валуны, конгломераты скал, подозрительно круглые, желтоватые, словно бы зафиксированные в песке. Клифф удивлялся, каким образом здешние ландшафтные дизайнеры уложили почву и распределили воду на вечно крутящейся великанской карусели. Вероятно, им потребовалась подложка – метр-другой камня или водной толщи, чтобы поглощали космические лучи. Но масштаб… вновь и вновь возвращался он в мыслях к необозримому простору этого места. Идея его постройки отдавала сюрреализмом и гаргантюанством. Молчаливое свидетельство поистине чуждой природы его создателей. Кто на такое способен? Что способно? Птицы? Едва ли. Они не казались ему настолько развитыми интеллектуально.

Спустя какое-то время они вышли через довольно плотную рощицу к озерцу. В тростниках носились крупные насекомые, да и просто набрать оттуда воды было бы нелегко. Клифф задумался, каково там плавать, и его кожа покрылась мурашками. Может, попозже.

Насекомое подлетело к самому лицу Клиффа. Шестикрылое. Размером с воробья. Он подумал, что в изобилующих проточной водой местах такие могут соответствовать оводам. Конвергентная адаптация. На берегах росли деревья вроде ив, но выше, с причудливо, спирально закрученными стволами. Конвергентная эволюция породила опыление, но у цветов тычинки были крупнее, изогнутые пестики выше, при сходной стратегии. Высокие деревья, отдаленно напоминавшие пинии, перемежались кустарниковидными, наподобие лавровых сумахов. Здесь попадались и более странные деревья, с постоянно нацеленными к звезде шатрами крон и пучками листьев, как параболические антенны. Встречались мхи, бриофиты, высшие споровые.

Говард завороженно шептался с диктофоном коммуникатора. Он был в совершеннейшем восторге.

Раскинули лагерь, но разводить костер Клифф пока не разрешал. Немного поспали, впрочем, плохо и беспокойно, оставив Ирму с Говардом на страже. В лесу чирикали, фыркали, рычали, жужжали, щелкали и пели. Чужие мелодии, странно приятные.

Они обошли озерцо, держась поодаль от кустарников и деревьев. Барсук научил их держаться так, чтобы всегда располагать четким полем обстрела. Пока двое перемещались, трое прикрывали их, затем менялись ролями. В любой момент две или более пары глаз следили за движениями под покровом окрестной растительности. Пробегала дичь, но земляне не стали стрелять. Отовсюду шли резкие запахи, на озерце шумно плескались водоплавающие птицы. Звуки, издаваемые ими, временами напоминали крики диких гусей, а иногда – сирены пожарной тревоги. Клифф отметил, что в буше носится множество мелких пташек, суя клювы меж длинностеблевых ароматных цветов. Он, разумеется, не мог определить виды, но поведенческие мотивы распознавал безошибочно. Нектарницы и колибри придерживались сходной стратегии. Испуганные чем-то, существа эти ерошили перья, чтобы выглядеть крупнее, издавали странные крики – эти инстинкты территориальной защиты проявлялись у крупных нектароедов, внешне сходных с иволгами. Остальные выхватывали острыми удлиненными, как у крапивников, клювами насекомых или подбирали семена короткими треугольными, как у воробьев или ласточек. Эволюция наделила их поведенческими программами, сходными с таковыми у земных существ; Клиффа это немного успокаивало. При меньшей силе тяжести хищным птицам явно легче охотиться за мелкими наземными животными. И действительно, эти птицы – крупнее земных – казались сытыми и довольными. Баланс форм жизни заметно сместился, а ведь гравитация переменилась процентов на двадцать[21] или около того.

Он решил при первой же возможности посоветоваться с Говардом.

От ручейков к ветвям выпрыгивали лягушки, преодолевая значительные расстояния скачками перепончатых ног. Хищные птицы долго парили в высоте, прежде чем нырнуть к поверхности, – удерживаться в небе им помогали широкие, лениво взлетавшие и опускавшиеся крылья. Насекомые Чаши были куда крупнее земных, но разделяли избранную земной эволюцией многоногость. Как велико разнообразие здешней экосистемы! Как подлинно она чужда, как много еще предстоит о ней узнать…

Да еще эти высокоразумные птицы. Не впал ли он в преступную для биолога гордыню, сочтя маловероятным существование разумных птиц? Ну, конечно, они только похожи на птиц, и он ни разу не видел, чтоб они летали. Возможно, так выглядели бы земные страусы, займись они вместо полетов технологией.

Говард вскинул руку, указал куда-то и опустился на корточки. Они предпочитали теперь общаться жестами.

На узком каменистом пляжике лежали длинные, красновато-коричневые существа вроде крокодилов и нежились на незаходящем солнышке. Перемещаясь с места на место, они издавали низкое ворчание. Тела их были узкими, вытянутыми, с короткими тупыми мордами. Один из крокодилов лениво зевнул, в пасти показались желтые пилообразные зубы.

– Питаются, отрывая куски от большой добычи, – прошептал Клифф. – Наши крокодилы едят рыбу, кур, свиней. Эти пожирают кого-то крупнее.

– Ну так давайте подальше от них, – пожала плечами Ирма.

– А это еще что за хрень? – вырвалось у Айбе.

Из темной глубокой воды восстало что-то огромное, длинношеее, показав плоскую кожистую морду с торчащими из пасти стеблями тростника. На людей существо поглядело с ленивым интересом во влажно поблескивавших коричневых глазах, но ближе не подобралось.

– Травоядное, – пораженно выговорил Клифф, – но похожее на…

– На динозавра, – подсказал Говард. – Мать вашу, да что ж это за место такое?

– Конвергентная эволюция, – автоматически бросил Клифф, но объяснение показалось ему самому неубедительным. Существо еще немного приподнялось из вод.

Склизкая гора, темная сверху, светлая снизу, ноги подобны храмовым колоннам, шея длинная, узкая, головка маленькая.

– Это и есть динозавр, – произнес Клифф, его бросило в холодный пот. – С Земли.

– Ты хочешь сказать, что эти инопланетяне посещали Землю? – спросила Ирма.

– Во всяком случае, корабли должны были посылать. Возможно, отобрали пробы местной – земной – флоры и фауны, – сказал внезапно Говард, дико озираясь, тоном пророка. – Так поступаем и мы. Перевозим усыпленных зверей в зоопарки. Масштаб не тот.

– Оно нами заинтересовалось, – отступил на шаг Айбе.

– А оно мясо не ест? – уточнила Ирма.

– А мы не знаем, – Терри развернулся с явным намерением в случае чего убежать.

– Вероятно, местная экосистема была вытеснена привозными формами жизни. Клифф, это место… такое приятное, оно так хорошо приспособлено для нас. Оно так похоже на Землю. И теперь ясно почему. Они завезли сюда земную жизнь.

– Может быть, может быть, – страдальчески скривился Клифф. – Это как-то даже успокаивает, не? Если это верное объяснение.

Ирма тоже пятилась.

– Парни, валим отсюда.

Клифф улыбался.

– Хорошенько выучите этот урок. Мы можем питаться некоторыми формами здешней жизни. А они могут питаться нами.

– Ты знаешь, – сказала Ирма, – если эти динозавры вывелись, в конечном счете, из яиц, привезенных сюда среди прочего на кораблях, которые посещали Солнечную систему, то этот визит был чертовски давно.

Клифф кивнул, с восторгом созерцая медленно надвигавшуюся на них кривобокую гору.

Динозавр заворчал.

– А это значит, что земные формы жизни располагали достаточным временем, чтобы оккупировать Чашу и закрепиться в ней.

Исполин вразвалочку перемещался к людям, останавливаясь, чтобы подкрепиться тростниками и лилиями. Дул мягкий ветерок, доносивший от зверя илистый запах. Двигался динозавр медленно, но верно. Клифф дал знак отступать.

– Как я уже сказал, это почти наверняка травоядное, но мы ему интересны.

– Не станет же оно нас есть, – с возмущением заметил Говард. – Зачем тогда мы ему?

Айбе быстро взялся за пояс заворчавшего Говарда и сильно потянул его на себя.

– Если оно тебя растопчет, – наставительно сказал инженер, – тебе уже будет все равно.

Люди убрались подальше. Ирма шла первой и смотрела, не появится ли какой-то хищник перекрыть отступление, но этого не случилось. Земляне укрылись в лесу.

Клиффа охватило дурное предчувствие. Внезапно до него дошло, что, коль скоро они условились приравнять это место псевдо-Земле (и во многих аспектах оправданно), то здесь могут обитать существа, в коих воплотились древнейшие страхи приматов. Никто из них ни разу не видел живого динозавра, только в кинореконструкциях, но при виде зверя всех с головами окунуло в бездонный колодец обезьяньей тревоги.

– Нам теперь больше известно о траектории Кубка мира, – прикидывал Айбе. – Если экстраполировать наивную прямолинейную, внести поправку на смещение звезд… Получается, что он пролетал рядом с Землей шестьдесят миллионов лет назад, или немного раньше.

– Рядом – это как? – спросила Ирма.

Айбе демонстративно выпучил глаза, заломил панаму, пожал плечами.

– Скажем, на расстоянии пяти световых лет. Когда развились динозавры, Клифф?

– Вероятно, сто миллионов лет назад или около того. Я сейчас не припомню всю классификацию с точностью до дат. Я вообще-то полевой биолог, а не палеонтолог. – Он внезапно залился смехом. – В жизни не думал, что мне пригодится в полевых условиях универовский курс палеонтологии.

Они вышли на относительно свободное пространство. Ирма автоматически переместилась на правый фланг отряда и задумчиво произнесла:

– Парни, вы кое о чем забыли. Сто миллионов лет назад Земля находилась в другой области Галактики. А значит, Кубок летел по какой-то иной траектории, совсем не по прямой линии между его нынешним положением и Землей.

– Ну да, – сказал Говард. – Звезды за это время существенно переместились.

Ирма подняла на него усталые глаза и сбилась на шепот.

– Вы только подумайте. Мы понятия не имеем, зачем это им. Чужакам. В смысле тем, разумным. Чем они заняты? Странствуют по Галактике в утлом челне? Да что же за разум способен на такое?

– Медленный разум, – ответил Терри. Клифф давно уже сделал для себя вывод, что Терри высказывается редко, но метко. – Возможно, бессмертный?

– Как биолог, – сказал Клифф, – я очень сильно сомневаюсь, что бессмертие реализуемо в принципе. Как только останавливается размножение, перестает работать естественный отбор. Краткосрочные выгоды оборачиваются против тебя.

– Но с таким биотехнологическим изобилием… – начала Ирма.

– Да, козыри биты, – признал Клифф. – Ладно. Что у нас есть? Строители – я так буду называть тех, кто создал эту штуку, – могли жить вечно. А Кубок мира летит своим путем по крайней мере миллионы лет, может быть, даже шестьдесят миллионов – с тех пор, как вымерли динозавры.

Вглядываясь в подступавший лес, они поднимались по склону и размышляли о том грустном, что вытекает из этой беседы. Клифф вспоминал, как в бытность свою аспирантом отправился в эквадорский дождевой лес. Инструктор пообещал, что трехнедельное путешествие по Амазонке позволит им «познать себя». И нисколько не преувеличил. В экспедиции узнаешь себя лучше, нравится тебе это или нет. Как правило, самопознание это нелицеприятно.

На Айбе без предупреждения налетело существо размером с борзую. Бежала тварь быстро и уверенно, и Клифф успел еще подумать, что она, наверное, охотилась на сходных с людьми существ в прошлом. Айбе выстрелил в нее с метра, прямо в лоб. Лазерник пропалил в морде зверя круглую дыру. Большие желтые глаза дико задергались, «борзая» упала, засучила лапами и испустила последний вздох. Она напоминала рептилоидную собаку, если б такие существовали. Тело зверя покрывала толстая чешуя, задние ноги были толстыми и мощными, челюсти – крепкими.

Земляне разглядывали тушу.

– В яблочко! – прокомментировал Терри.

– А теперь-то можно разложить костер и поджарить пару больших кусков мяса? – с надеждой спросила Ирма.

Клиффа по-прежнему беспокоило, как бы их не выдал дым, но остановить своих людей от собирания хвороста он уже не смог. Аминокислотные сканеры указывали на биохимию, в общих чертах сходную с земной, при аналогичной структуре ДНК. Возможно ли, что эти структурные основы и вправду универсальны? Ему припомнилась старинная фольклорная песенка об ужине на костре в лунном свете.

Не бери ты дерево гнилое и зеленое, по дыму сразу как выдаст паленое…

– Свежеопавшие ветки не берите, – крикнул он, – выбирайте сухие.

Терри поглядел на него с некоторым презрением, но остальные кивнули: в сборе хвороста они мало что понимали. Клиффу все еще приходилось шикать на них, чтоб меньше говорили: он-то как биолог-экспедиционщик усвоил это правило накрепко.

Костер разложили под плотным лиственным пологом, чтобы серый дымок не поднимался в безоблачное небо. Рассевшись кружком, они отведали свежезажаренного мяса из ляжки «борзой».

Терри рассмешил всех, вслух замечтавшись о бокале красного вина.

После трапезы спать не хотелось, так что отряд двинулся дальше, в поисках более безопасного источника воды, возле которого легче будет отстреливаться. Спать на деревьях особого желания ни у кого не было, но какая уж тут альтернатива? Клифф все еще толком не понимал, что делать, постоянно шикал на весело галдевших товарищей и злился сам на себя. Лидерство – тяжкая ноша, признался он себе. Я словно в школьную училку превратился.

– Мы вот о чем должны прежде всего помнить, – сказал Клифф, ведя отряд вверх по крутому склону в тени высоких деревьев с толстой изумрудной листвой. – Здешние звери нас не боятся.

– Разве это не значит, что нам легче будет на них охотиться? – спросил Айбе.

Клифф покосился на него.

– Не спорю. А еще это значит, что нас не боятся здешние хищники.

Мемор решила изолировать пленников от многовидового разнообразия Мира. Стоило идее всплыть из Подсознания, Мемор сразу же приняла ее как руководство к действию. Она видела влажные сине-зеленые логические связи и прослеживала всю мыслецепочку. Безусловно, роскошь Мира ошеломит их: сколь небывалым покажется примитивным видам это сине-зеленое великолепие. Не исключено, что, невыносимо пристыженные, они совершат массовое самоубийство. Поэтому она приказала сделать их клетки относительно приемлемыми для жизни, но не более того.

Подчиненные докладывали: существа проверили все пути к бегству и убедились, что те перекрыты. Изоляция пойдет на пользу как им самим, так и науке. Несложно было переместить их на десятки миллионов миль от естественного воздуха, воды, растительности, дивной прелести Мира. В Давних Анналах указывалось, что такие меры когда-то уже были приняты против последних на данный момент пришельцев и сработали хорошо, обеспечив их повиновение. Оставалась проблема, чем их кормить.

Она вскоре нашла превосходное решение. Теплица. Цепь благодатных зеленых холмов недалеко от оси вращения и тяги Мира. В ярком небе тянется путеводная белая Струя, указывая в сторону Звезды. Здесь было солнечно и уютно: уникальный заповедник, место, где Астрономы могли отдыхать от повседневных забот и предаваться созерцанию. Разумеется, как существа, ответственные за благополучие Мира и выверявшие его курс, Астрономы вполне заслуживали обладать местом беспечально роскошного уединения, да и прислужников своих туда допускали. С незапамятных времен там простирались равнины, обитали животные и птицы, тщательно модифицированные и приспособленные к условиям микрогравитации. Такова была мудрость Древних.

В пышном раю Мемор позволила Захватчикам некоторое послабление. Она не отняла у них бывшее с ними оборудование, опасаясь, что, лишившись чего-либо из своей техники, те погибнут. Вероятно, какие-то из этих приспособлений, грубые и несовершенные, обладали для Захватчиков сакральной значимостью или служили предметами развлечения. Ну что ж, Мемор милосердна.

Совместно с прислужниками из числа Меньших она наблюдала, станут ли Захватчики высвобождаться из своих скафандров. Они раздели пострадавшего сородича, но выводов из увиденного явно не сделали. По каким-то (безусловно, примитивным) соображениям остальные Захватчики оставались в своих скафандрах, даже забываясь сном.

Они проводили во сне вдвое больше времени, чем Астрономы, а просыпались более или менее одновременно. Вероятно, так проявлялся внутривидовой защитный механизм.

Они наконец разделись до нижнего слоя одежды. Какие тощие! Мемор сомневалась, что они от нее прикрываются. Возможно, одежда служит им примитивным средством ограничения рождаемости, сдерживая первобытные сексуальные импульсы. Не исключено также, что она способствует терморегуляции в менее благоприятном для жизни окружении. Низшие виды Мира выработали сходные защитные механизмы. Некоторые из них способны были использовать простейшие орудия труда.

Мемор внимательно наблюдала, как Захватчики обнаружат туалет и воспользуются им. Она отметила, что совместное удаление отходов для этих существ нехарактерно. Вероятно, очередность пользования туалетом отражала ритуальный статус индивида.

Они испытали многие предложенные Мемор продукты, которые она разложила перед Захватчиками изящным массивом в форме полумесяца, желая заодно преподать им урок биологии Мира. Пришельцы не ели травы, древесины или тростника, зато проявили способность питаться на диво разнообразной высокобелковой пищей. Всеядные! Мемор полегчало: она сперва сомневалась, а смогут ли они вообще питаться самостоятельно. В Мире обитали существа, не умевшие даже этого: они нуждались в помощи видов, которые бы переваривали и подносили им пищу. Поток жизни выбирает странные русла.

У некоторых Захватчиков имелись при себе маленькие камеры. Мемор смотрела, как они регистрируют все увиденное. Большую часть времени они проводили, изучая предложенные им образцы пищи и доискиваясь ее новых источников. Поняв, что они мясоедные и могут пользоваться ножами, она предложила им неразделанные трупы. Они сфотографировали не только их, но также разделанные туши и приготовленное мясо. Они снимали все подряд: необработанные и очищенные растения, прислужников Мемор, саму Мемор.

Меньшие вернулись с докладом о клеточных культурах, выращенных после пробоотбора у Позднейших Захватчиков. Оказалось, что генетические мотивы их в целом сходны с видами Мира. Итак, ДНК универсальна? Мемор понимала, как это малоправдоподобно, и рассудила, что Захватчики, вероятнее всего, явились с одного из Посевных Миров, куда занесли жизнь Древние.

Интересно, умеют ли Позднейшие Захватчики генетически трансформировать виды и биомеханизмы так, чтобы те не распадались в биосфере? Древние овладели этим искусством, подчинили ферменты и заставили их синтезировать различные устройства, и теперь Мир выращивал аппараты, необходимые Народу.

Высший Путь пролегал там, где в машины превращались солнечный свет и вода. Едва ли Позднейшие Захватчики продвинулись этой дорогой к величию. Скорее всего, они умеют редактировать гены и пересаживать их в другие формы жизни – это несложно. Но устройства их не выглядели так же элегантно, как техника, выращенная естественным путем. Вероятно, они питаются простейшей пищей и ведут примитивный образ жизни. Зато строят корабли с ионными прямоточниками.

Мемор решила обдумать эту странность попозже и занялась рыбой. Она приказала доставить пленным в их просторную тюрьму образцы рыбы с различными химическими свойствами. Отчего бы не проявить щедрость? Пускай проведут последние свои дни в комфорте.

Влажная, рыхлая, странно пахнущая земля тянулась во все стороны, раскроенная серой металлической сеткой. Бет подумала, что здесь, почти при нулевой силе тяжести, ее вряд ли можно называть почвой. Больше всего она напоминала кусок штукатурки, из которого тянутся растения. Илистые листы уходили вдаль, казалось, на тысячи километров.

Она залезла на треугольное дерево с тонким стволом и принялась обозревать окрестности. Вдали, может быть в нескольких десятках километров, уходила ввысь стена теплицы. Бет полагала, что тянется она до пластиковых небес.

– Все равно как если бы нас отправили на каторгу в Австралию, – сказала Майра. – Скучную, влажную, коричневых оттенков Австралию. Полно места, есть где спрятаться.

– Мы скоро с голоду помрем, – ворчал Абдус.

– Я над этим работаю, – улыбнулась ему жена.

– Вылезайте из этих проклятых скафандров, – сказал Лау Пинь, – так будет удобнее перевязать Тананарив.

Несколько ранее у них состоялась недолгая отрывочная беседа с большой птицей, возглавлявшей группу и называвшей себя Астрономом – вероятно, обозначение ранга. Она – да, наверняка она, судя по характерной щели меж венков розовых перьев, – наладила общение с людьми, начав со звездных карт и рисунков и медленно произнося слова собственного языка: ворчливые, писклявые, напевные. Четвертую разновидность Птиценарода Бет окрестила Носильщиками.[22] Как и прочие разновидности, эту составляли бескрылые пернатые птицы, но телосложением Носильщики скорее напоминали ящериц. Конечности их были длинными, суставчатыми. В теплице, почти в свободном падении, они оставались неспособны к полету, но прыгали на значительные расстояния. Астроном, имя которой звучало примерно как Мемор, не преминула это сейчас же и продемонстрировать. Бет подумала, что тем самым она хотела исподволь приучить людей к покорности: во всяком случае, долгие гудящие крики, издаваемые Мемор, звучали радостно и властно. Остальные Астрономы, как правило, носили нечто вроде жилетов и складывали туда разные вещи.

Большая Птица третьей разновидности, за которой они следовали, была Охотником. Какого он – она, оно? – пола? Где у них гениталии? Анальное отверстие под хвостом, как и у земных птиц. Условно обозначим Охотника «он» – он нес длинноствольное ружье и был вооружен сверкающими кривыми клинками. Выглядел он мастером убийства.

Им не позволяли выходить за стены – все доставляли Носильщики. По первому же приказу Астронома они таскали небольшие туши животных, более крупные куски мяса, коренья, фрукты, зерно, ветки. У Астронома были большие четырехпалые руки, но казалось, что она ими редко пользуется: за нее большую часть работы делали Носильщики, чьи длинные руки были искусны и проворны. Они раскладывали груз длинной дугой, растения слева, мясо справа. Бет, глотая слюнки и слушая урчание в желудке, ждала, пока они закончат.

Носильщики отступили. Астроном вышла вперед – так могла бы двигаться иноходью лошадь – и стало видно, какая она в действительности огромная. Бет поразилась, что птица без труда способна подцепить маленькие предметы длинными руками, которые все время подергивались. Астроном взяла несколько горстей зерна, несвежего вида трупик зверька, похожего на мускусную крысу, и маленький шаровидный фрукт, напоминавший полосатую дыню. Поднимая тот или иной предмет с земли, подвижная гора плоти и перьев издавала ворчание или щебет, подносила к толстогубому крупному клюву и заливалась плаксивой трелью. Трель каждый раз была неизменна.

– Есть? – вслух подумала Бет. Астроном отозвалась глубоким басом и сделала рукой жест.

Их обучали.

Не выдержав, Лау Пинь пробормотал проклятие, порывисто подался вперед, встал между ног Астронома и потянулся вверх. Земляне застыли. Бет ожидала, что Лау Пиня сейчас убьют.

Астроном уронила маленькую дыню.

Лау Пинь поймал ее, поднял и взмахнул ножом, вполне пригодным, чтобы кого-то зарезать.

– Дыня. Нож.

Он рассек дыню.

– Резать, – и вгрызся в ломтик.

– Вкусно, – сказал он, погрузив лицо в оранжевую мякоть. – Есть.

Лау Пинь отшатнулся назад, показав Астроному спину, и отрезал ломтик для Тананарив.

– Возьми. Ешь, – приказал он. Та повиновалась.

Остальные тоже жадно принялись за еду.

Каждый раз, как Лау Пинь что-нибудь произносил, высоченная птица, называвшая себя Астрономом, издавала подобный мычанию крик и чертила в воздухе линии. Бет подумала, что эти символы воспроизвести будет явно проще, чем звуки. Тананарив полностью пришла в себя и с жадностью следила за происходящим, шевеля руками в подражание языку жестов Астронома.

Если свобода воли действительно существует, значит, она сделала правильный выбор.

Если свободы воли в действительности не существует, сделать неправильный выбор ей тем не менее было невозможно, за отсутствием такового.

Следовательно, вне зависимости от существования свободы воли выбора как такового у нее не остается.[28]

В этом Народ и Позднейшие Захватчики ничем не отличались.

Маленькие приматы жили насыщенной ментальной жизнью. Та была даже глубже, чем казалось им самим. Они неспособны обозреть ее в целом, окинуть мыслеоком обширные континенты адаптивного бессознательного. Им не дано узреть величие ландшафта разума, отрезвляющее и пылкое одновременно. В своем забавном маленьком корабле они странствовали в окружении, разительно отличном от их родного мира. Вероятно, они даже не рассматривали возможности постройки Звездокорабля для более основательного исследования Галактики. Впрочем, более вероятно, что они попросту не могли его построить и вынуждены были ограничиться простыми машинами. Они молоды, неопытны, обречены на страдания.

Ситуация, в которую они попали, трагична.

Они выбрались к звездам с мозгами, которым эволюция даровала способность управляться с миром, лишь отдаленно напоминавшим бескрайние запутанные ландшафты их нынешней уродливой архитектуры разума.

В таком случае смерть, скорее всего, станет для них избавлением от столь чудовищной пытки.

Сообщение от Редвинга несколько взбодрило их, но затем они снова упали духом, задав себе простой вопрос: И что дальше?

Лучевик Лау Пиня не мог достичь «Искательницы солнц». И это неудивительно: у Редвинга была в распоряжении мощь мегаваттного излучателя на частоте 14,4 ГГц, а вот трансивер Лау Пиня, даже полностью заряженный, выдавал лишь ватт или два нефокусированного сигнала.

Они зашли в тупик. Бет наблюдала, как группа на это отреагирует, но тут Абдус, после целого дня ленивой возни по хозяйству, сотворил чудо.

– У меня есть чем вас порадовать! – воскликнул он. В руке у него была одна из тех полезных фляг, которыми Сервы снабдили узников для кухонных работ. Теперь, когда рутину добывания и готовки еды, обычно отнимавших львиную долю походной жизни, удалось стряхнуть с плеч, у них появилось свободное время. Люди собрались в круг, ничего особенного, впрочем, не ожидая. Абдус расставил перед ними маленькие чашки, изготовленные Сервами, и разлил туда мутную жидкость.

– Тост! – провозгласил он громогласно.

Те выпили.

– Самогон! – удивился Фред.

Абдус выглядел уязвленным.

– Нет, вино. Это вино, я его сделал из перебродивших фруктов, которые они нам приносят.

– Бормотуха! – в один голос воскликнули Лау Пинь и Майра. Майра даже за живот схватилась в показном жесте.

А все-таки им понравилось. Бет показала, что ей больше не наливать, и оглядела остальных. Они гримасничали, но пили, вкус их не останавливал. Смех становился громче и визгливей, шутки – забористей, небылицы – вопиющими. Глаза разгорались, веселье переходило в откровенный ржач. После всего случившегося им надо хоть как-то расслабиться, может, само по себе это и не так плохо. Алкоголь – простейший выход. Пускай себе отрываются, подумалось ей. Она глянула на Фреда Ояму, но у того сделался еще более апатичный вид, чем обычно. В этот момент он как раз промямлил:

– Я не буду.

И отставил чашку.

На следующее утро почти все проснулись с жутким похмельем, долго потирали виски и трясли головами. Когда с работами по хозяйству было покончено, гладкоперые Сервы вразвалочку притащили какие-то цилиндрические канистры и поставили у ног Майры. Она осторожно открыла сосуды и сморщилась.

– Это… это пахнет алкоголем.

Бет скорчила гримасу. Чужаки быстро смекнули, что к чему. Чтобы узники сидели тихо, напоить их сваренным по старому рецепту пойлом, несущим утешение без облегчения. Умно. Тревожно умно.

Лау Пинь, к его чести в глазах Бет, сказал:

– Не нравится мне, что они за нами следят. Это показывает, что они пытаются…

Он не закончил.

– Что пытаются? – спросила Бет. – Держать нас на успокоительных?

Майра возмущенно замахала руками.

– Да они же просто угощают нас!

Лау Пинь скривился в сардонической усмешке.

– Все гораздо хуже. У них тут явно неплохие химики-органики. Мы не гости, мы лабораторные зверьки. Алкоголь принесли эксперимента ради: посмотреть, как мы отреагируем.

Бет согласилась с ним.

Группа разделилась, поскольку подходило уже, если верить хронометрам скафандров, время обеда (к бесконечному полудню это не имело никакого отношения). Бросили жребий. Лау Пиню пришлось расширять и углублять отхожую яму, остальные жарили рыбу и овощи, которые уже научились ловить и собирать. Но даже простейшая работа здесь требовала некоторых навыков: при 0,1 g мышцы работали совсем не так, как заучил организм. Люди как-то управлялись, но не сказать чтобы рьяно.

Бет тревожилась: от Редвинга ни слова, а они по уши в рутине. Обязанности распределены, рутина покатилась.

Лау Пинь вдруг вскрикнул и побежал к остальным оттуда, где рыл яму.

– Идите взгляните! Слой почвы толщиной едва метр!

Так оно и оказалось. А разве стоило ожидать иного? На Чашу был нанесен тонкий слой, обращенный к центральной звезде и призванный улавливать ее излучение. Но его нельзя было делать чрезмерно толстым, в противном случае от этой нагрузки в Чаше возникли бы слишком сильные напряжения. Каждая экосистема здесь укоренялась ровно настолько, насколько требовали условия. А Лау Пинь откопал металлические пластины и трубы, подстилавшие это удивительное сооружение, размерами больше любой планеты.

За обедом они обсуждали открытие.

– А что, если прорыть туннель насквозь? – предложила Майра. – Это возможно?

Фред уничижительно усмехнулся.

– Ага, щас. Вылетим в вакуум, только нас и видели. Конечно, чужаки залатают дырку, и довольно быстро, но мы уже погибнем.

Люди закивали. Бет обвела взглядом их поскучневшие оплывшие лица и подумала:

Нельзя вот так сидеть без цели, иначе превратимся в пассивных узников.

Она знала, что делать. Ее этому учила жизнь.

Сфокусировать их.

Следующий правильный поступок необходим прямо сейчас.

Конечно, это так. В затруднительной ситуации бездействие кажется предпочтительнее или комфортнее, но потакать ему нельзя. Ни в коем случае не застревать в пассивности. Те, кто сидят сложа руки, погибнут.

Абдус о чем-то говорил, и Бет отвлеклась от своих дум.

– …вот эти нити паучицыной сети, паучица их, наверное, отбросила, когда чинила сеть. Они их просто выбрасывают, как Бет и говорила, что они должны… Видел, как одна так делала. Странно. В любом случае, я сумел склеить нити.

– Как? – жадно потребовала Бет.

– Лазером расплавил кончики и слепил друг с другом.

Абдус улыбнулся, явно радуясь, что оказался чем-то полезен. Он полез в рюкзак и извлек оттуда двухметровые куски белой гладкой пряжи, слагавшей паучицыну сеть.

– Вот видите? Их можно соединить нагреванием. Я думаю, они как-то эти сети перекусывают…

– Значит, из них можно сплести веревки, – произнес Лау Пинь, не сводя глаз с Бет. – Значит, они нам пригодятся.

Бет улыбнулась.

– Пригодятся, чтобы отсюда сбежать.

Никогда еще Тананарив так отчаянно не мечтала о ночи.

Они понемногу приспосабливались к жизни при постоянном освещении, находя себе укрытие в тени огромных гибких росистых листьев на гигантских ветках. Майра изготовила из подручного материала маски, которые они накладывали на глаза, желая поспать. Впрочем, сон оставался проблемой, Тананарив то и дело вскидывалась на случайные шорохи, ворчание и карканье. И когда пленники наконец уговорились бежать, она чувствовала себя вялой и разбитой.

Основная трудность состояла в том, чтобы прокрасться мимо Сервов. Это оказалось нелегко. Лау Пинь вел группу по ранее разведанным потайным дорожкам. Тананарив настояла, чтобы ей позволили идти самой, хотя ей по-прежнему было трудно пробираться в непролазной чащобе. Из-за тонкого слоя почвы деревья раскидывали корни по поверхности, а не уходили ими вглубь.

Абдус рисковал жизнью, добывая длинные гибкие нити паучицыной сети. Он отшагал много километров по плоской залесненной террасе, где соорудили клетку, чтобы в случае поимки его действия не связали с планами остальных. Простая мера предосторожности – вдруг паучицы обнаружат его за работой? Он нарезал длинные сегменты паучицыных нитей и оттаскивал их по прядекоридору, прежде чем паучицы успеют залечить повреждение. Как правило, на это у них уходили считаные минуты. Рассечь одну нить означало подать сигнал по всей сети, и огромные насекомые мигом прибегали по тревоге. Выглядели они порождениями кошмара кофеинового наркомана и двигались соответственно.

– Пора удирать на индейскую территорию! – весело сказала Тананарив, когда все уже были в сборе. Фред улыбнулся. Остальные отсылки к «Приключениям Гекльберри Финна», похоже, не просекли. Они выглядели напряженными и сосредоточенными.

Пора идти, но ритм бегства вышибал из нее дух. Тананарив даже вровень с Фредом и Лау Пинем, тащившими прослоенные листьями мотки толстых нитей на плечах, затруднялась держаться. Рука у нее кое-как срослась, но локоть продолжал ныть, со лба у девушки градом катился пот, затекал в глаза, застывал на коже с жалящим ощущением. Потная работенка в полной тишине. Они удалялись от лагеря. Сервы, скорее всего, никогда не засыпают все одновременно, и в обязанности Тананарив входило наблюдение за ними – она старалась вычислить, когда их бодрствует меньше всего. Циркадный цикл Сервов растягивался, по ее оценкам, приблизительно на три земных дня.

Они скрытно пробирались в чаще, оставив в лагере обернутые листьями куклы. Никто из Сервов не поднял тревоги.

Перемещение в тишине требовало концентрации. Воздух словно впивался ей в носоглотку, заполнял легкие густым мускусом. Как только Тананарив начало откровенно подташнивать, они очутились у барьера. Рука разнылась. Лау Пинь полагал, что высокая гладкая стена здесь немного ниже, чем в остальных местах, чуток просела, когда с той стороны обрушилось огромное дерево. К сожалению, это место находилось в неприятной близости от одного из коридоров паучицыной сети.

Люди быстро разгрузились, Лау Пинь с Абдусом начали соединять мотки нитей. Для этого они оплавляли лазером концы и склеивали их. Запахло сбежавшим подгоревшим молоком. Они предварительно потренировались и теперь без труда склеивали два мотка за пару секунд, направляя лазерники на кончик нити, пока та не начинала пузыриться.

Тананарив, как и было условлено, стояла на страже, глядя вдоль барьера. Стена была гладкая и прозрачная. Вероятно затем, чтобы животные по ней не перелезали. Высотой добрую сотню метров. Она смотрела сквозь стену на джунгли по ту сторону. Материал стены напоминал старинное стекло, его усеивали трещинки и каверны. Она вдруг сообразила, что это и есть стекло – такое древнее, что часть его оползла вниз под собственной тяжестью. Ведь стекло на самом деле – жидкость… Наверное, это какая-то более или менее стандартная постройка для загона животных. Не слишком умных животных, стоило полагать. Работая быстро и слаженно, Лау Пинь с Абдусом привязали конец связки сплавленных нитей к деревяшке, которую Лау Пинь наметил и вырезал несколькими днями ранее. Он оказался неплохим дровосеком, да и вообще много кем. Упругие, крепкие, словно канаты, пряди он связал на манер катапульты – гибкие нити, метательная консолька, искусно выгнутые опоры. Мужчины, кряхтя и чертыхаясь, потащили творение Лау Пиня к стене. Они уже успели попрактиковаться и были уверены, что задумка сработает. Вместо ковша в катапульте был использован длинный широкий лист, усаженный галлами. Нити натянулись, удерживая деревянный блок. Лау Пинь начал обратный отсчет, группа рассредоточилась по заранее отведенным позициям.

Тананарив не могла не восторгаться смекалкой Абдуса и Лау Пиня. Конструкция выглядела вполне достойным подобием средневековой катапульты, а они ее с нуля смастерили.

– Огонь! – шепотом заорал Лау Пинь.

Энергия, накопленная в сжатых пружинами нитях, послала пробный груз Абдуса высоко в небеса. Груз по изящной арке перелетел барьер и начал снижаться с другой стороны. При 0,1 g метательное усилие катапульты в десять раз превосходило земное. Казалось бы, простая физика – а сколько шишек они себе набили, приучаясь передвигаться и работать здесь, на Террасе. Теперь за эти усилия воздалось сторицей. Взметнувшийся блок гладко разматывал паучицыну нить из мотков, пока не ударился о землю с едва слышимым сквозь стену стуком.

– Вперед! – скомандовал Лау Пинь.

Бет вцепилась в нити, сложив руку на руку. Бледные волокнистые пряди казались липкими на ощупь, но очень прочными: как раз выдерживали ее вес. Она без труда перелезла на ту сторону в низкой гравитации.

И тут за спинами людей что-то мелькнуло.

Тананарив обернулась на это движение. Менее чем в сотне метров по прядям бежала пара паучиц.

Откуда они узнали? успела подумать девушка. По колебаниям? По запахам?

Паучицы накинулись на них.

Абдус развернулся и выстрелил из лазерника. Паучиц это не остановило. Он попал одной в четыре глазостебля, тварь отскочила и разинула пасть, полную сходящихся рядами черных иглозубов. Паучицы перемещались бесшумно, однако теперь раненая зашипела, словно желая устрашить нападавших. В этот момент выстрелила Тананарив. Луч угодил паучице в брюхо. Тварь опрокинулась, земля под ногами задрожала. Больше она не пошевельнулась.

Но вторая паучица (или это была мужская особь?) не останавливалась. Монстр несся меж высоких деревьев, выдирая их с корнями, словно молодые ростки. Абдус остался у катапульты, а остальные перебирались на ту сторону, поочередно цепляясь обеими руками за нить. Тананарив снова выстрелила, но второе чудовище казалось неуязвимым. Оно выдержало несколько попаданий в упор без малейшего вреда. От паучицы исходил тонкий высокий визг, резавший Тананарив уши.

– Беги! – заорал Абдус. – Вверх!

Она выпалила напоследок в паучицу – та замедлила продвижение, но была уже метрах в двадцати. Засунув лазерник за пояс, Тананарив развернулась и залезла в катапульту. Руку пробило острой болью. Тананарив, не обращая внимания, лезла вверх по нити, отталкивалась ногами от стены, чтобы набрать момент импульса.

Паучица, конечно, без труда взберется по нити… Тананарив только сейчас это сообразила. Они-то тревожились насчет Сервов и Мемор, но пауки представляли куда более реальную угрозу.

На полпути вверх она услышала дикий вопль. И поневоле оглянулась.

Паучица накрыла собой Абдуса. Вопль перешел в вой и захлебнулся. Паучица на этом не остановилась. Она приподняла тушу и сгребла нить передней парой ног, а потом принялась по ней взбираться. Лапы были длинные, мощные, движения их сливались в рябь.

Паучица лезла вверх. Останки Абдуса выглядели так, словно их кто-то отхаркнул при насморке и растер ногой.

Тварь приближалась. Режущий уши визг становился громче.

Тананарив яростно цеплялась за нить и отталкивалась от стены ногами. От стремительных движений паучицы снизу подуло ветерком. Под весом твари нить дергалась. Девушка подняла глаза и увидела Лау Пиня, тянувшего ей руку с верхушки барьера. Воздух разорвало резкое стонущее шипение. У Тананарив от натуги туманилось зрение. Тварь зашипела снова, Тананарив со свистом вдохнула и подтянулась еще выше. В плече и локте что-то щелкало. Ей было не до того.

Лау Пинь потянулся к ней, Тананарив ухватилась за его руку и перебросила свой вес с нити. Одной рукой тот вытаскивал Тананарив на верхушку барьера. Она бессильно повисла, потом закрутилась, чтобы не мешать ему.

– Никогда бы не… – начал Лау Пинь, и тут совсем рядом с рукой Тананарив, опущенной вдоль стены, снова раздалось сердитое шипение. Тананарив ухватилась за нить, ладонь вспотела… наконец перевалилась через край барьера. Лау Пинь сгреб ее в охапку и поставил на кромке стены. Серо-коричневая паучица тоже почти достигла края. Тананарив с силой откачнулась и стукнулась о возносившийся выступ стены, разбив нос. По лицу девушки заструилась кровь.

Она оглянулась: Лау Пинь повис на нити, пытаясь разрезать ее лазером. Наконец та подалась, и паучица с Лау Пинем улетели вниз по обе стороны, визуально уменьшаясь при падении. Падая, тварь не издала ни звука. Тананарив, пошатываясь, стояла на стене, глядя, как монстр с гулким звуком ударяется о землю. Паучица упала, сплющилась, выпрямилась, подскочила – грациозно, ловко, словно кошка. Заскрежетала когтями по стене, издала долгий недовольный крик. Разогнавшись, подскочила – целясь в Тананарив. Промахнулась, упала, подскочила, попыталась снова.

Девушка обернулась, оберегая увечную руку и придерживаясь за выступ стены, прислонилась спиной, осторожно оперлась. Снизу на нее уставились обеспокоенные лица. Нить упала, смоталась в витки. Остальные только и глядели на девушку. Падать было долго, более сотни метров. Они махали руками и что-то кричали, но Тананарив ничего не слышала от бешеного стука крови в ушах. Паучица снова пошла на приступ. Наверное, сумела зацепиться за стену. Девушке не хотелось это проверять.

Метрах в пятидесяти виднелась верхушка дерева. Вроде бы толстая и густо обросшая листвой, с небольшим числом ветвей. В такой низкой гравитации… нет, времени на расчеты не оставалось. Она оттолкнулась и прыгнула на дерево.

Ее сносило в сторону, но она постаралась упасть на ноги. Ударилась. Ее облекли листья. Ветки цеплялись за ноги и руки, одна нацелилась выколоть глаза. От удара о крупный сук ребра словно током шибануло. Было еще больней оттого, что сперва она летела головой вперед, в пустоту, и только потом умудрилась перекувыркнуться вперед ногами.

Ее с силой приложило о землю. Она скорчилась, отползла, подняла голову – где там паучица?

Тварь была уже на дереве, ломилась вниз, сметая толстые ветви, осыпая людей дождем листьев и сучьев. Проложив себе путь вниз, чудовище грянулось оземь совсем рядом с ней.

Бет выстрелила прямо в жуткую, усаженную гроздьями фасеток башку. Паучица дернулась, издала высокий жалобный стон и застыла.

Тананарив нашла в себе силы поглядеть сквозь стену. То, что осталось от Абдуса, было так же неподвижно, как и туша паучицы.

– Но послушайте, – начал Терри, – мы же едем в никуда.

Ирма фыркнула и придвинулась поближе к разбрызгавшему фонтанчики искр костерку. Здешний хворост, по счастью, почти не дымил.

– Мы живы. Тебе этого мало? По всему, что случилось на прошлой неделе, шансов у нас было чуть.

Айбе тоже фыркнул, широкогубый рот его скептически искривился.

– Неделе? В этом проклятом месте время ничего не значит.

Ирма помахала ему коммуникатором.

– Неделе стандартного времени.

Все они по натуре были гаджетники и привыкли сверять время с показаниями электроники. На борту «Искательницы солнц» их то и дело приходилось исправлять, поскольку вклад релятивистских эффектов по сравнению с нормальным земным временем стал уже значителен. Айбе пренебрежительно отмахнулся и склонился к огню, где поворачивались на импровизированных шампурах куски темного мяса очередной ящерицы.

– Это место так и создано – чтобы уничтожать время. Что за существо могло его таким задумать? Без времен года, без перемен, без разнообразия…

– Существо, которое стремилось к предсказуемости, – мягко ответил Клифф.

– Да! – оживился Терри. – Что-то действительно странное. Вон те огромные пернатые твари, которых мы видели. Они же управляют этим местом. А мы от них сбежали!

– Они пытались захватить нас в плен, – спокойно пояснил Говард.

Он шевельнулся, устраиваясь возле огня. При этом движении его лицо перекосила судорога – заныло место очередной травмы.

– Может, они просто хотели с нами поговорить? – возразил Терри.

– Непохоже это было на дружеское приветствие, – ответила Ирма.

– Одна интересная штука насчет чужаков, – сказал Терри, – состоит в том, что они чужие. Вполне возможно, что мы их не так поняли.

Айбе помотал головой.

– Неважно. Мы не можем тут до скончания века торчать. Что у нас по плану?

Клифф тяжело вздохнул, не забыв прикрыть рот рукой, чтобы его не услышали. Все смотрели в его сторону.

Ирма оказалась права.

Хотелось бы ему чувствовать себя увереннее, но…

– Мы спускаемся, – сказал он. – Направим песчаный корабль в сторону зеркал. Скорость у нас хорошая. До начала зеркальной зоны доберемся, может быть, за месяц.

– Месяц здесь – ничто, – возразил Айбе.

– Слушай, ну надо же нам как-то отмерять время, – сказала Ирма. – Если хочешь, можешь говорить «миллион секунд».

Земляне дружно фыркнули.

В тот момент это было, пожалуй, единственное доступное им выражение групповой идентичности.

Клифф обвел взглядом лица спутников и, воспользовавшись моментом, продолжил:

– Я надеюсь отыскать какой-то доступ в Зеркальную Зону. У Свища огромные конструкции. Что бы ни управляло этим местом, оно, скорее всего, там.

Терри яростно потряс головой.

– Нет. Нам надо пообщаться с чужаками. Вы только взгляните, что они тут создали!

– И? – сказала Ирма.

Терри откинулся назад и подмигнул ей.

– Давайте подберемся поближе к одной из обитаемых зон. Хватит тут по пустыне шнырять.

– Согласен, – отозвался Говард.

– Мне не нравится идея играть по их условиям, – сказала Ирма. – А что, если они считают таких, как мы, достойными только истребления? Э?

Айбе нахмурился и выпятил подбородок.

– Мы от них сбежали, помните? Им это, скорее всего, не понравилось.

Терри снова помотал головой.

– Все, что я знаю, так это что мы куда больше узнаем и пронаблюдаем здесь, нежели за миллионы километров у Свища, куда еще добраться надо.

– Как? – напирала Ирма.

– Я вчера влез на это большое скелетное дерево, – показал Айбе. – В той стороне темный клочок. Зеленый. Я думаю, это лес.

– Там больше дичи и возможностей укрыться, – сказал Терри. – Давайте отправимся туда и посмотрим, удастся ли отыскать местных. Понаблюдаем за ними. Может, что и выясним.

Пока спутники препирались, Клифф наблюдал за ними. Терри напомнил ему одного университетского знакомого. У того было в обычае садиться поблизости, напиваться и философствовать. Основательно приняв на грудь, тот типчик принимался в подробностях рассказывать, что может ожидать в жизни такого поца, как его собеседник. Клифф полагал, что в подобной дыре это поведение сойдет за стандарт. Когда команду только набирали – столетия назад в реальном времени, – он встречался с Терри всего пару раз. Теперь ему стало ясно, что Терри именно из таких. Счастье, что алкоголя под рукой нет. Напившись, человек вроде Терри мог немало дров наломать в маленькой группе. А может, и на трезвую голову, кто знает? Терри оказался в ситуации, для которой был очень плохо приспособлен. Бегство по невообразимо огромной клетке с ловушками. Клифф видел, что он старается не падать духом: для него это означало держать, вскинуть подбородок, заломить брови выше пилотских очков, источать крайнюю уверенность в себе. Опасную самоуверенность. Уверенность перед лицом неизведанного – полезное качество для лидера. Но нужно еще и мозгами раскидывать.

– А давайте голосовать, – предложил Айбе.

– Ага, – сказал Говард – первая его реплика за много времени. Он озабоченно потирал скверно выглядевшую царапину на голени.

– Поднимите руки все, кто согласен с Терри, – сказал Клифф.

Три руки: Айбе, Говард и Терри.

Клифф вздохнул.

– Ладно. После завтрака разворачиваемся туда.

– Хотела б я сейчас оказаться на «Искательнице солнц», – мечтательно проронила Ирма, – ни от кого не укрываться и не бегать.

Все скорбно кивнули.

Клифф немного позднее позволил себе признать, что Ирма права, но… Есть свои преимущества. Они изучают проблему непосредственно, исследуют это место, стремятся его понять, а не просто наблюдают с летящего по орбите корабля. Да и скука им явно не грозит.

Приключение, подумал Клифф, это когда кто-то другой рискует своей задницей очень-очень далеко.

Кроме того, он только что обсох после купания в теплом прудике и чувствовал себя превосходно. Выпив кружку воды, он откусил один из плодов, которые они с Ирмой обнаружили сегодня, – те свисали на шелковых нитях, как сладкие коконы тутового червя. Химические тесты показывали, что уже известных возбудителей кишечных инфекций здесь нет. Вода была куда вкуснее, чем переработанная на «Искательнице солнц», воздух пах свежестью.

Редвинг, надо полагать, уж точно ничем таким не дышит.

До далекого леса они добирались два дня. Песчаная корка стонала и пела под напором корабля. Поверхность ее была точно глазурь. Когда отряд остановился, Клифф отобрал себе несколько образцов для микроскопического исследования. Глазурь оказалась живая – бактерии, лишайники, мхи, смешанные с песком. Вероятно, ждут следующего дождя, чтобы выйти из спячки. Они на собственном нелегком опыте научились огибать слишком темные участки – те были довольно твердыми и однажды продырявили корпус. Лучшая скорость достигалась на участках цвета загара. Отчего-то у Клиффа возникло ощущение крайней древности этого места. Даже попадавшиеся время от времени дюны казались ровными, будто отполированными. Параболические, звездчатые, отвесные с радиальными гребнями.

Чем пустыннее местность, размышлял Клифф, тем изощреннее и цветастее названия для особенностей ее рельефа.

Они миновали выжженный коричневато-желтый утес. Неожиданно в отвесных каменных стенах открылся каньон.

– Там зелень, – показала Ирма.

Паруса безжизненно обвисли с заветренной стороны утеса.

– Ладно, – сказал Говард, – давайте сделаем перерыв. Прогуляемся, что ли.

Земляне кивнули друг другу. У всех изрядно затекли руки и ноги от сидения в тесном кораблике и манипуляций с веревками.

Говарда оставили на борту, поскольку у него все еще не зажила ушибленная нога. Два километра вверх по каньону дались нелегко даже здоровым: идти приходилось против течения серовато-коричневого песка, струившегося по широкому руслу. Мягкий ветерок подсушивал их пот.

Боковые каналы выглядели древними.

Клифф внимательно следил, не выскочит ли что оттуда из теней. Развалины – камни, гнутый металл, поеденный эрозией. Терри пытался понять, что это такое, вытаскивая наугад фрагменты из песка, но большая часть проржавевших находок рассыпалась у него в руках. Вокруг вздыхали бризы. Наконец они наткнулись на относительно крупные руины: неплохо сохранившееся здание из длинных, замысловатой формы камней, бледно-дымчатого оттенка, обожженных по краям.

– Здесь что, пожар был? – спросил Айбе.

– Выглядит заброшенным, – сказала Ирма, без труда вытащив из стены один камень.

Следом отвалилась целая секция, устрашающе громыхнув и вынудив людей отскочить.

– А это что?

Айбе заинтересовала погребенная в песке конструкция. Пятнадцать минут они откапывали находку. Корпус у нее оказался толстый, металлический. При частичном обвале его оцарапало, но не пробило.

Айбе рассек штуковину лазером, но не до конца. Даже в режиме лезвия на самой высокой рабочей частоте импульсов материал оказался тверже лучшей стали. Края разреза насилу подавались, издавая стонущий скрип. Внутри обнаружились тонкие металлические сетки в полимерной обмотке и какие-то загадочные черные ящики с разъемами и крышками.

– Что бы это могло быть? – ткнул пальцем Терри. – Никак электрическое.

– Что эта штука делает? – спросил Клифф. Он мало в этом смыслил. Айбе вытащил металлические сетки и разложил их на бледно-дымчатом камне.

– Неважно, что она делает. Важно, для чего мы ее можем использовать.

– И для чего же?

Айбе улыбался. Настроение в последние дни у него было скверное, однако техническая задачка его увлекла.

– Сработает как антенный усилитель, я надеюсь. Для лучевых трансиверов.

– Придется немало помучиться с подстройкой импеданса.

– Я люблю такие задачки.

Помимо давно обвалившихся построек, в каньоне не нашлось больше ничего примечательного. В том числе и припасов. Будь они героями бесталанного кино, среди руин непременно рыскали бы дикари. Дикарей тоже было не видать.

Электроустановку полностью унести не удалось, она была слишком тяжелой. Айбе упросил забрать сетки.

– Как хочешь, – сказал Клифф[30],– но понесешь ты их на себе.

В походе самое важное – распределить вес.

По дороге к песчаному паруснику Клифф размышлял, как образовалась эта огромная пустынная зона, какими климатическими потребностями продиктовано существование просторных, практически безводных областей. Он уже понял раньше, что в Чаше должен существовать крупномасштабный атмосферный круговорот воды, вроде ячеек Хэдли на Земле, но по временами пробегавшим над головой облакам не мог составить полного представления о видах туч и общих механизмах работы атмосферной циркуляции. Земной воздух перемещается несколькими циркуляторными мотивами, все так или иначе сводится к полюсам. У Чаши только один полюс – область Свища. Как это меняет дело? И Чаша, и Земля вращаются, значит, сила Кориолиса здесь тоже вступает в игру, принося осложнения вроде ураганов. Исполинский масштаб Чаши заставлял Клиффа усомниться в применимости обычных эмпирических правил определения погоды. Дело ведь не только во вращении, а в температуре, в составе атмосферы – этого и на Земле хватает, чтобы осложнять предсказание. Здесь же характерный масштаб явлений по крайней мере тысячекратно выше.

А значит, некоторые представления могут обманывать интуицию на Земле, но не здесь. Люди зачастую полагают (и ошибаются), что в северном и южном полушариях Земли вода закручивается в сливное отверстие в противоположных направлениях. Забавно, если в Чаше это окажется так.

Обратный путь под незаходящим солнцем показался очень долгим. Люди обменивались краткими репликами, но большую часть времени просто молчали и смотрели в оба. Клифф отметил, что животные тут, как правило, не показываются без надобности, не считая птиц – а эти были подозрительно крупнее земных. Осторожность – универсальная политика.

Он тянул за веревки, помогая перемещать парус, потом забирался на борт, слушал жужжащий шелест, с каким борта парусника рассекали песчаное море, – и все это время размышлял. Смотрел на свою команду – с людей градом лил пот, – думал, сколько они еще продержатся. На «Искательницу солнц» не брали склонных к эмоциям, брани, перепалкам, оскорблениям, дракам, слезам и вообще драмам, громогласным изъявлениям любви и ненависти, гневному стучанию ботинком о кафедру. Не брали гениев и больных биполярным расстройством. Предпочитали тех, кто скуп на слова, но непреклонен и держит голову холодной. Практичных до того, что каждую скрепку считают, привыкших закладываться на вероятные провалы. Уравновешенных, спокойных, скучноватых, как овсянка на воде, скептически настроенных, но востроглазых до каждой новой идеи, несгибаемых и, самое главное (это и отсекало будущих членов экипажа от прочих кандидатов из обширного списка с такой же легкостью, с какой нож режет масло), жадных до приключений. Странное сочетание качеств. Реалисты, готовые тем не менее слить себя в воронку столетий на пути в неизвестное будущее в неведомом новом мире. Готовые к опасностям и лишениям, алчущие награды. Скупые на объятия и комплименты, непритязательные к комфорту, всегда настороженные.

Из темного клочка на горизонте лес разросся до плотной стены деревьев, и люди воспрянули духом, хотя еда и вода у них уже заканчивались. Укрыв парусник возле опушки, они двинулись вперед с лазерами наготове и вскоре обнаружили ручей. В темных глубоких заводях водилась желтая рыба с длинными плавниками. Говард поймал пять рыбин на обыкновенную палку с крючком, даже без наживки. Они закатили пир на весь мир, и вода ручья была им слаще лучшего шампанского. Еще через километр потянулись ароматные кустарники, такие плотные, что там развилось некое подобие экосистемы со сменой дня и ночи. Они прикорнули в тени и немедленно провалились в сон.

На завтрак наловили еще рыбы. Терри сказал:

– Пора нам раскинуть лагерь, разгрузить рюкзаки. Мне надоело все на себе тащить.

– И оглянуться немного, – кивнул Айбе. Клиффу не хотелось оставлять слишком заметные следы, но он понимал, что товарищи правы. Даже в пониженной гравитации лямки рюкзаков больно врезались в плечи под конец дневного марш-броска.

Они разгрузились под сенью угловатых скелетных деревьев, пометили это место едва заметными значками и двинулись дальше обычным ходом: Айбе с Терри смотрели налево и направо соответственно, Клифф и Говард – вперед и назад, а Ирма шла посередине. Общались без слов, жестами, держались подальше от просветов в чаще.

Здешняя растительность удивляла его. Лианы и лозопрутья поворачивали под правильными углами, словно бы стремясь оттолкнуться от толстой лесной подстилки. В кронах деревьев чирикали и пищали маленькие невидимые зверьки. Птичьи крики были как хлопки, совсем неземные. Затем впереди раздалось низкое зловещее гудение. Они рассредоточились и осторожно окружили подозрительное место. Тесное скопление переплетенных коричневых растений с яркими, крутящимися на ветру листьями, от которых исходил звук, подобный пчелиному жужжанию.

Клифф не мог взять в толк, чему служат эти движения растений, если только…

– А что, если это ветряки, генерирующие электроэнергию? – шепнул он Ирме.

– Для чего?

– Не знаю…

Они обошли гудящую растительную энергосеть длиной около сотни метров. Клифф подумал, не пользуется ли вся эта искусственная экосистема напрямую генерируемой растениями и реакторами электроэнергией, а не просто черпает ее от звезды. Весь лес мог представлять собой исполинскую электростанцию, отделенную считаными метрами от космического вакуума. Сокрытая под их ногами металлическая структура могла доставлять электричество в далекие места. На естественный вопрос зачем он ответа не нашел.

– Там какой-то странный шум, – прошептал Терри, указывая влево. Оттуда доносились фырканье, клацанье, визг. Они направились в указанную сторону.

Спустя несколько минут Ирма определила:

– Вон там, за холмом. Держитесь деревьев. Надо глянуть, что это.

Они поднялись на несколько метров. На вершине холма росли изогнутые зигзагами деревья. Говард остановился на полпути и сообщил:

– Птицы.

Клифф влез на дерево. Его кололи тонкие иглы – естественный механизм защиты от какого-то хищника. Он увидел в некотором отдалении луг. Там парили странные предметы. Четыре аэролета держались в метре или двух над изумрудно-зеленым ковром травы. Колпаки кабин были откинуты, внутри сидели Птицы – две или три. Аэролеты облетали луг по кругу, и Клифф заметил внутри круга добычу – какого-то крупного зверя, который бегал по лугу, всполошенный приближением аппаратов. Зверь передвигался на трех ногах и танцующим поскоком уходил от охотников, но было ясно, что он надежно окружен. Большая шерстистая башка запрокинулась к небесам в поисках выхода.

Из одного аэролета вылетело нечто вроде копья. Оружие ударило большого зверя в ляжку. Тот истошно взвизгнул от боли и отпрыгнул в сторону.

Большая Птица поднялась в охотничьей машине и швырнула в добычу второе копье. Промазала. Аэролеты кружили над лугом в определенном рисунке, то отлетая, то снова приближаясь. Было похоже, что для Птиц это игра или ритуал. Зверь снова взвизгнул и застонал, когда очередное копье пронзило его насквозь в середине туловища.

Он повалился наземь и жалобно завопил – так громко, что Клифф слышал отдельные вопли. Еще одно копье оборвало его мучения. Зверь обмяк и не издал больше ни звука. Птицы приземлились. Клиффа удивило, что аэролеты перемещаются совершенно бесшумно. Возможно, магнитная левитация? Да, если на борту каждого судна мощный электромагнит. Действительно, у корпусов имелись утолщения на днищах. Всего в нескольких метрах под луговой травой залегают токопроводы, обегающие всю Чашу: аэролеты могут держаться над поверхностью за счет магнитного отталкивания.

– Этот зверь был плотоядным, – шепнула Ирма, тоже поднявшаяся посмотреть. – Одни кости да мускулы. Птицы охотятся забавы ради!

Клифф понял, что так оно и есть. Девятка Птиц расположилась кольцом вокруг убитого зверя и начала танцевать. Танец был странный: Птицы крутились волчком, выбрасывали к небу тонкие руки, судорожно дрыгали ногами. Потом воспоследовал могучий трубный вопль. Птицы стянули круг, извлекли из туши копья и опять трубно заухали. Ритуал производил впечатление примитивного, но вполне доступного пониманию.

– Это что, примитивные охотники? – сказал Терри. – Не может быть.

– Они не пользуются огнестрельным оружием, вроде крупнокалиберных винтовок, – задумчиво протянул Говард. – Длинные копья, стрелы, гарроты…

– Вероятно, они не хотят повредить основание Чаши, потому и не используют оружие с высокой проникающей способностью, – рассудила Ирма. – Местами до подстилающей энергосети от силы несколько метров.

Люди кивнули друг другу и стали спускаться по склону холма прочь от Птиц. Клифф подумал, а не может ли весь этот огромный мир оказаться парком.

Охотничьим парком. Для Птиценарода.

Несколько часов они брели между высоких деревьев и кустарников, возвращаясь к месту, где оставили снаряжение. Оттуда двинулись в другую сторону. Рискованно было оставлять что-то без присмотра. Не исключая и парусника, их спасательного круга в пустыне.

Ирма с Клиффом делали заметки, кратко описывая встреченные формы жизни. Попался им крупный зверь вроде южноамериканского броненосца, который крался, низко припадая к земле. Лап у него не было: животное передвигалось на пластинках, которые выдвигало из брони и втягивало обратно.

– Бронированная змея, – сказала Ирма.

Терри хотел было убить змею ради мяса; Клифф отговорил его: неизвестно, съедобно ли оно вообще. Клифф вообще ненавидел убивать животных, даже будучи голоден. Пришлось обойтись привычными кожистыми ящерицами, которые между камней у ближнего ручейка водились в изобилии. Ящерицы вели себя агрессивно, но глупо: стрелять их было плевым делом. Айбе собрал хворост, почти не дающий дыма, и разложил костер. Поджаривая покрытое маслянистой пленкой мясо на маленьком огне и трапезничая, люди строили предположения насчет виденных Птиц и мотивов их поведения. Не сказать, чтобы эти разговоры успокаивали.

Они прикорнули, пробудились со своеобычной болью в спинах. На завтрак снова было мясо ящериц. Затем отряд выступил в гущу леса. Миссия состояла не только в поиске, но и в попытке понять найденное, и Клифф двигался хотя и осторожно, однако отринув нерешительность. Вдалеке раздался высокий визгливый крик, раскатившийся меж высоких деревьев. Слева: скрииии! Земляне озадаченно повернулись туда и прокрались на звук. Басистое ворчание, потом снова: скрииии! Они заметили широкую поляну и, неслышно рассредоточившись, окружили ее. Терри сделал всем знак пригнуться.

Над ними в кроне деревьев поднялся возбужденный гогот. У Клиффа сильно стучало сердце, пока он по-утиному крался в низком кустарнике.

Теперь по лесу разносились высокие, оживленно-восторженные крики, перекрывавшие гогот сверху, и Клифф узнал их: крики исходили от уже встреченных людьми прежде приматов. Те были, помнится, совсем как обезьяны, только крупнее, и вели себя довольно странно. Впрочем, вопли скрииии! обладали отчетливым звуковым рисунком, внутренней структурой, в них прорезались незнакомые нотки. Он почти различал напевные слова. Нет, это разные приматы – те, что кричат, и те, что гогочут высоко в листве. Он продирался сквозь кусты какого-то стелющегося растения, когда заметил резкое движение. Поднес к глазам бинокль и присмотрелся к его источнику.

Это были Птицы. На сей раз они передвигались на ногах. Примерно в двухстах метрах, перемещаются справа налево по широкой каменистой равнине перед опушкой леса. Они перешли на бег. Бежали восьмерками, вприпрыжку, неся какие-то предметы в выставленных вперед длинных руках. По птичьим оперениям проносились переменчивые желто-фиолетовые узоры. Головы держали склоненными набок, нацелив длинные широкие клювы вперед, сверкая крупными глазами. Грациозными прыжками шишковатых членистых ног пожирали расстояние, отделявшее их… от добычи.

Те, на кого нацелились Птицы, были недалеко от Клиффа. Приматы тоже бежали, и также размашистыми, не лишенными изящества скачками. Они были высокие, с удлиненными руками и еще более длинными ногами. Казалось, что выбежали они из-под зигзагодеревьев, которые росли на небольшом участке равнины в нескольких сотнях метров по правую руку Клиффа. Угловатые скособоченные головы приматов лихорадочно дергались, то и дело обращаясь в сторону преследующих Птиц. Гонители приближались, срезая угол. Приматы истошно, негодующе завопили, прибавили прыти и разбились на тройки.

Сперва Клиффу померещилось, что бегством спасаются заросшие, перепуганные люди. Но, разумеется, он ошибся: приматы ростом не уступали Птиценароду, а рук у них было целых четыре. Разделившись на тройки, они изготовились к обороне. Одна группа быстро развернулась к Птицам и обстреляла их из примитивного оружия вроде арбалета. Стрелы были нацелены неточно, и Птицы легко увернулись. Тройка продолжала бежать, на ходу стреляя: первый примат, который сначала и орудовал арбалетом, направлял бегство, второй останавливался, прицеливался, стрелял и разворачивался, третий подносил стрелы и перезаряжал.

Стрелы летели уже со всех сторон. Приматы и Птицы кричали, ухали, стонали. Поднялся дым коромыслом. Одна из троек поразила свою цель, но стрела застряла в толстом оперении. Птица легко вырвала ее и отбросила прочь. Стрелок побежал, а следующий за ним остановился и выстрелил снова: классический отвлекающий маневр. В этот раз гонимым повезло. Птица, пронзенная стрелой, опрокинулась наземь и задрала ноги к небесам. Остальные Птицы издали долгий крик – трубное уханье, сменившееся сердитым каркающим ворчанием. Преследователи ускорились, совершая длинные прыжки на мощных ногах. Стая Птиц перегруппировалась, снова разделилась, нацелилась на приматов и пошла окружать их с флангов.

Там, где бежала одна группа особо рослых Птиц, что-то яростно сверкнуло, и по равнине раскатился гул. Несколько Птиц выстрелили одновременно, а нескольких приматов сожрало пламя. Еще крики. Падали тела, дергались руки и ноги.

Клифф унюхал резкий ядовитый запах и увидел, как уцелевших приматов охватывает паника. Они рассыпались, разбив построение тройками. Некоторые продолжали стрелять, остальные очертя голову пустились наутек.

Птицы легко загнали их. Тех, кто до последнего отстреливался, они не стали убивать быстрыми молниями, а вместо этого принялись хватать, подбрасывать высоко в воздух и, дождавшись, пока примат с грохотом рухнет наземь, давить ногами. Клифф слышал треск костей. Последний примат остановился, повернулся к Птицам и бессильно зарычал. Те раздавили его, накатившись живой волной и утрамбовав тело в кровавую кашу.

Когда противников не осталось, Птицы исполнили танец победы. Широко разевая рты, они испускали резкие высокие крики, подобные сиренам пожарной тревоги. Раз за разом после крика головы опускались, утолщенные клювы смыкались и резко утыкались в трупы приматов. Некоторые топтали ногами тела. Длинные тонкие руки вздымались к небу, яростное веселье звучало в пронзительных воплях. Затем стая еще раз сомкнулась, выстроилась кольцом и быстро заплясала под новое, уже относительно мелодичное пение.

Клиффа неудержимо затрясло, и он отстранился. Потом, овладев собой, выпрямился, постоял так, припал к земле и по-утиному попятился назад. Терри, случившийся рядом, прошептал:

– Б-бож-же мой.

– Да, – выдохнул Клифф, – да. Боже мой.

Он все еще не вполне осознал увиденное.

Отряд соединился и поспешил обратно, влекомый единственной целью – поскорее убраться подальше.

Клифф вспомнил, что готов был принять этот мир за своеобразный парк.

Если и так, то в парке этом нет места приматам.

Редвинг методично поглощал блюдо, проходившее в корабельном меню под номером 47: длиннозерный коричневый рис с овощами и искусственным мясом, сдобренный гранатовым соусом. Вкус блюда номер 47 ничуть не изменился с того момента, как его подали впервые: острый, насыщенный, пикантный. И неимоверно приевшийся: капитан отведал его столько раз, что уже сбился со счета. Впрочем, в гулких пещерах «Искательницы солнц», где глазу было не на чем остановиться, сенсорное восприятие несколько притуплялось, и даже этот вкус, взывавший к нему, был в радость. Увы, каждая трапеза напоминала о неуклонно таявших бортовых ресурсах.

Любое напоминание о богатой сенсорными раздражителями жизни, сколь угодно бледное, радовало его в керамопластовом средоточии клаустрофобии. Пока корабль прорывался сквозь межзвездный газ, наушники с активным шумоподавлением отсекали большую часть раздражающего шума. Но не сейчас: «Искательница солнц» тяжко трудилась, бозонный двигатель Рейнольдса от натуги то и дело заходился электромагнитным кашлем. Некоторые члены экипажа утверждали, что им удается забыть о мерном рокоте двигателей, но у Редвинга это не получалось. Он никому об этом не говорил. Он вообще старался не проявлять никаких эмоций: держаться спокойно, сдержанно, уверенно, наплевав на отчаянное положение.

Единственным проблеском удачи за все это время оставался контакт с группой Бет. До того как он был установлен, Редвинг всерьез подумывал списать всю экспедицию в потери. Только этого еще не хватало командиру корабля, не имевшего шанса высадиться на поверхность и донимаемого постоянными глюками навигации.

Вошла и села у стола Айян Али. Редвинг вопросительно поднял бровь, увидев, что женщина почтительно ждет, пока он закончит с едой. Айян была арабкой по происхождению, на борту носила стандартную униформу, но иногда, за обедом, облачалась в стильную паранджу и надевала со вкусом подобранные изумрудные сережки. Наверное, ей так было легче.

– Приветствую, – формальным тоном произнес Редвинг. – Докладывайте.

– Мы сумели перенастроить и собрать в кластер высокочастотные антенны…

– Как там с сигналом от Бет?

– Он сильный и…

– Видеоканал есть?

– Черт, капитан, они с коммуникатора передают!

– Сперва дайте ответ на мои вопросы, затем жалуйтесь на судьбу, сколько вам вздумается.

Лицо Айян застыло, повисла продлившаяся три удара их сердец тишина.

– Нет, сэр, – сказала Айян медленно, – пока что видеосигнал получить не удалось. Едва ли у нас хватит ширины полосы для таких поисков.

– Проблема в ширине полосы, шумовом соотношении или когерентности?

– Пока что трудно установить это со всей определенностью, сэр.

– Так.

Опять настало молчание. Айян развернула перед Редвингом колоду изображений. Тот просмотрел их.

– Хорошо. Жаловаться будете?

– Никак нет, сэр, – губы Айян сжались в полоску. – И приносить извинения – тоже.

– Превосходно, превосходно. – Редвинг, не выдержав, усмехнулся.

Айян перебросила ему на планшетник диаграмму и указала местоположение смонтированного ею кластера антенн относительно капитанской рубки и опорных структур корпуса.

– Как только сгладим кинки, развернем все тарелки и оптимизируем прием от Бет, будет вам ваша когерентность.

– А Клиффом можно будет заняться?

– Да, сэр. Но помните, мы даже не знаем, какое у них оборудование.

– Как мне помнится, те же стандартные полевые коммуникаторы.

– Но что, если они их потеряли? Я вообще не смогла засечь ответных пингов. Ни одного.

Редвинг достаточно смыслил в этом деле, чтобы понимать, насколько тяжело сгруппировать в кластер все наружные микроволновые антенны и ориентировать синфазно. Над этим трудились совместно железячники и программисты. Можно надеяться, что в конце концов когерентность по фазе будет достигнута и кластер станет единым огромным ухом, нацеленным в Чашу.

Не стоило забывать, что смонтирован он на платформе, постоянно движущейся относительно Чаши, что следить приходится за крохотными деталями ландшафта… и так далее, и так далее. Сам бы он не осилил и малой толики проблемы.

– Отличная работа, Айян. Я понимаю, как это трудно. Но все же постарайтесь их запинговать.

Айян от неожиданности даже заморгала. Редвинг редко кого-нибудь хвалил.

– Слушаюсь, сэр.

Редвинг кивнул и быстрым, пружинистым шагом (он старательно следил за своей походкой, которая тоже должна была навевать уверенность) преодолел пять метров до главного обзорного экрана капитанской рубки. Полусферу основательно переделали, превратив в сложный многоуровневый дисплей, способный совмещать изображение в реальном времени с тактическими оверлеями. Глядя на бесперечь снующие по экрану картинки и диаграммы, Редвинг ловил себя на легком головокружении.

Он распорядился установить на центрифужном гравигенераторе стандартную для ободка Чаши силу тяжести, 0,8 g, с тем чтобы экипаж постепенно привыкал действовать в таких условиях. Вдруг понадобится высадиться на поверхность и развернуть полномасштабную операцию? Но нет, он поклялся, что никого туда не пустит, пока не выяснит, что творится в Чаше.

Внезапно палуба начала уходить у него из-под ног, вставать на дыбы, потом вернулась на место и успокоилась.

Редвинг отошел к техконсолям.

– Что с индуктором? – спросил он у пилота, коротышки Джамбудвипы, которого все называли просто Джам.

– Перебои. Я скорректировал за счет ускорителей третьей зоны. У нас едва хватает плазмы сбивать паразитные колебания.

– Черт, а дельту вытащим?

Джам сморщился и пожал плечами.

– Наверное.

Большую часть сверкающего полусферического дисплея занимало изображение Чаши. Каждый раз, проходя мимо, Редвинг просто останавливался и долго смотрел.

Корабль на орбите выдавал относительно Чаши десять километров в секунду, поэтому ландшафт на дисплее менялся с галлюцинаторной скоростью. Капитана потрясало его разнообразие. Зеленые манящие леса, облачные ярусы высотой много сотен километров над мелководными морями, бесплодные пустыни золотистого песка, илистые речушки, змеящиеся по долинам меж низких холмов, дождевые фронты и ураганы, бушующие над континентами – каждый обширнее самой Земли. Невообразимый простор. Несомненно искусственный. Этот объект спланирован и создан. Кем? Для чего?

Он сверился с показаниями коммуникаторов.

Сигнал от Бет был сейчас почти на нуле, но ее группа выходила на связь несколькими минутами раньше. Чтобы удерживать контакт с Бет, Редвинг и Джам постоянно маневрировали и вынуждены были привлечь на вахту третьего члена экипажа, тонкую изящную блондинку Клэр Конвей. Метелок звездного ветра едва хватало, чтобы пополнять запасы плазмы, индукционные камеры балансировали на грани допустимого режима. Пространство вокруг Викрамасингх было превосходно расчищено, однако сила потока частиц от красной звезды уступала солнечной. Обычно звезды выгорают, испуская плазму, но для маленького красного солнца Чаши все каким-то образом вывернулось наоборот: сверкающая Струя разгоняла звезду. Как именно этого удалось достичь, инженеры так до конца и не поняли. Строились лишь предположения о магнитной фокусировке. Впрочем, подумалось Редвингу, Чаша сама по себе – пощечина людскому самомнению. Что такое «Искательница солнц» в сравнении с нею? Детская игрушка. Исполинский кубок вращался так быстро, что заметал площадь, сопоставимую с площадью орбиты Земли, всего за девять дней.

Сейчас основные усилия Джама уходили на то, чтобы удерживать корабль как можно ниже и принимать проходивший сквозь атмосферу Чаши слабый сигнал коммуникатора Бет. «Искательница солнц» временами спускалась так низко, что поверхность Чаши казалась плоскостью, уходившей в бесконечность сине-зеленой стеной, перекрещенной облачными валами, каждый в несколько сотен километров над морями просторнее любой известной планеты; а над всем этим неутомимо сияли Викрамасингх и ее Струя, заливая светом разного оттенка атмосферу, расчерчивая Чашу координатной сетью излучения и теней.

Редвинг видел по лицу индийца, что Джам на пределе усталости, но не хочет об этом даже заикаться.

– Сколько мы еще продержимся в этом… вальсе?

– День. Может, два.

– А потом?

– Реактивные двигатели.

– Нельзя нам сжигать невосполнимое топливо.

– Знаю.

Слезящиеся глаза Джама пытливо уставились прямо в лицо Редвинга.

– Я бессилен против законов механики.

– Для меня, Джам, это звучит как ерундовая отговорка или издевка. Пора нам как следует почесать затылки, иначе потеряем контакт с нашими людьми.

Редвинг чуть не сказал моими людьми, но в последний момент выкрутился. Слишком надменно бы это прозвучало, даже для капитана. Капитан должен оставаться сдержанным, сфокусированным на главном и прозревающим дальние перспективы через завесу дыма из котелка, где заварена текущая каша.

Оставив Джама чесать затылок, Редвинг прошелся по всей рубке, глядя на экраны – нет ли тревожных индикаторов. Каждый здесь работал за нескольких, чтобы как-то экономить ресурсы. Головы вздергивались и опускались, когда он проходил мимо. Редвинг следил за своим лицом. Оно должно было выражать умеренный интерес и задумчивую отстраненность.

Дойдя до двери, ведущей в биоотсек, он, поддавшись внезапному импульсу, открыл ее. Оттуда ударило темным острым запахом животных. Сбежавшая из выгородки свинья заинтересовалась капитаном, подбежала к нему, обнюхала, взвизгнула, хрюкнула. Не успел Редвинг понять, к чему это все ведет, как свинья высунулась на палубу, наложила кучу, развернулась и триумфально удрала. Редвинг не собирался убирать кучу, а потому воззвал к полевому биологу Кондит, дежурной по биоотсеку.

Когда та явилась, капитан обвиняющим жестом ткнул в дерьмо. Кондит пожала плечами.

– Простите, кэп. Я им как раз корм задавала.

– А что они едят?

– Все. От объедков до мусора на воздушных фильтрах. Наверное, даже собственный навоз могли бы сожрать, если им его предложить.

– Может, и стоило бы. Дело за сервировкой.

Кондит не поняла шутки и кивнула.

– Отличная идея, кэп. Я думаю, это поможет нам сократить потери питательных веществ. Пока что нам удается возвращать восемьдесят процентов азота из мочи, но переработка твердых отходов представляет трудности. Возможно, следует скармливать свиньям и наши собственные экскременты.

На Редвинга накатила истерическая веселость. Идея ему понравилась.

Если нет хлеба, пусть едят дерьмо! Мария Антуанетта была бы в восторге.

– Подумаю над этим, – сказал он с непроницаемым выражением лица.

И ушел в центральный коридор, с облегчением вдохнув спертый безвкусный корабельный воздух. В будущем чувство юмора придется держать на коротком поводке.

Он надеялся, что никто здесь еще не добрался до записей о его старых выходках. За много десятков лет до сооружения «Искательницы солнц» он в пух и прах раскритиковал идею звездных ковчегов и отправил авторам проекта едкое письмо, в котором предложил попросту послать в космос автоматические корабли, несущие единственное послание такого содержания:

Изготовьте десять точных копий этой таблички, поместив имя своей расы в конец списка, и разошлите десяти известным вам разумным расам. Через четыре миллиарда лет ваше имя выберется на вершину списка, и станете вы властелинами Галактики.

Шуточка быстро забылась. Комиссия, распределявшая бортовые ранги, не приняла ее всерьез или просто не заметила. Теперь он не может себе такого позволить.

Когда Редвинг вернулся, Джам поднял глаза:

– Капитан, я думаю, мы сможем… – Он замялся, словно не решаясь озвучить свое предложение. – Сможем набрать еще немного плазмы, подойдя к Струе снова.

– Слишком опасно. Мы тогда чуть не потеряли все, поднимаясь по ней.

– Можно приблизиться, но не входить в турбулентное сердце.

Редвинг улыбнулся. Турбулентное сердце – слабоватое описание тех ощущений.

– Набрать плазмы и заполнить баки?

– Вероятно, если выдвинуть перекрестный ионозаборник…

– Это снова уведет нас от Чаши. Мы наберем большую дельту по скорости.

– По моим расчетам получается, что мы восполним ее за счет отобранной из Струи плазмы.

Твой выход, говорили спокойные глаза Джама.

– Но ведь мы потеряем контакт с Бет, не так ли? И, конечно, не сможем вызвать группу Клиффа через кластерную антенну Айян.

– Увы, это так, – кивнул Джам. – Однако, заложив дугу вдоль полуокружности Чаши, мы наберем хороший разгон и вернемся дней через десять.

– Тогда за расчеты, – медленно произнес Редвинг. – Хочу дать Айян шанс связаться с Клиффом, а там посмотрим.

– Есть, сэр.

Редвинг пошел на новый обход рубки, мечтая об альтернативах. Он снова и снова жалел, что не высадился в Чашу сам вместе с экспедицией. Совесть вцепилась в него, как сторожевая собака. Но он отогнал ее. Решение было верным, пускай даже теперь вынуждает его торчать здесь взаперти.

На предполетных семинарах, когда их готовили к журналистским допросам, Редвинг просмотрел сводку древних концепций межзвездных полетов. Прикольную и удручающую одновременно. В одном из наиболее ранних проектов, восходивших еще к Эпохе Завышенных Аппетитов, капитану вменялось в обязанность спускаться на каждую вновь открытую планету с исследовательской экспедицией. Никто даже не подвергал сомнению такую практику!

На мусорной свалке истории Редвинг раскопал еще много завораживающих идей – сверхсветовые путешествия (после Эйнштейна!), инопланетяне, говорящие на безукоризненном английском, телепортация в любое желаемое место (кажется, это называлось джантированием)[31]. Очевидно, воплощение любой из них породило бы бездефицитную экономику. Никто из фантастов не утруждал себя объяснениями, почему этого не случилось.[32] В конце концов, телепортатор мог копировать не только людей, но и продукты, технические устройства, деньги…

О, в Эпоху Завышенных Аппетитов люди мечтали о многом. Они просто не давали себе труда задуматься, насколько тяжело будет эти мечты воплотить и насколько вероятнее гибель в неизвестности.

Прогуливаясь по рубке, Редвинг улыбался, подбадривал дежурных и, как обычно, держал истинные мысли при себе.

Клифф видел по лицам спутников, что те ошарашены.

– Я вот думаю, – проронила Ирма, когда отряд расположился перекусить неизменным мясом ящерицы возле песчаного парусника, – а не могло ли быть так, что Птицы изначально планировали устроить на нас охоту? Еще тогда, возле шлюза?

Айбе презрительно фыркнул.

– Да нет, конечно! Они отнеслись к нам как к равным…

– …и пытались захватить нас в плен, – закончил Терри.

– Мы ведь не дали им даже шанса на переговоры, – настаивал Айбе.

– Они схватили группу Бет, – сказала Ирма. – А теперь эти несчастные приматы – ты только посмотри, что с ними сделали! Приматы тоже используют орудия труда!

– Нельзя полагаться на то, что к нам станут относиться иначе, – мягко произнес Говард.

– Согласен, – заявил Клифф. – Давайте подумаем, что нам делать дальше.

– Думаю, нам стоило бы внимательнее присмотреться к их обществу, но с безопасного расстояния, – начал Терри, – а уж потом…

– Это слишком опасно, – перебил Клифф.

Говард кивнул.

– Но и мчаться на паруснике по пустыне не менее опасно. Чему это нас учит? Не слишком многому.

С этим все согласились.

– Я устал сидеть в этом корыте, перетаскивать его через выходы породы, искать воду в пустыне! – воскликнул Терри. – Как меня достали эти пылевые бури! Надо нам раздобыть посудину получше, иначе нас в конце концов загонят.

С этим тоже согласились. Клифф подумал, что от зрелища жутких убийств может получиться и какая-то польза. Страх способствует концентрации внимания.

– Надо раздобыть мяса, поспать немного, а с утра в путь.

Говард с Терри просияли – им охота на уродливых ящериц доставляла искреннее удовольствие. Их и послали к ближайшему песчаному участку. Черно-коричневые ящерицы обитали под каменными пирамидками, которыми умело закрывали входы в норы. Трюк состоял в том, чтобы застать их снаружи, и Терри в этом немало преуспел. Быстроногих, грозно шипевших ящериц он приманивал остатками предыдущей добычи. Похоже, существа эти ничего не имели против каннибализма.

– Наверное, они тут все равно что адвокаты, – сказала Ирма со смешком.

Айбе выудил из рюкзака ранее найденные сетчатые фрагменты, разложил на камне и принялся увлеченно орудовать инструментами. Ирма отправилась искать съедобные растения, но, как и требовал распорядок, оставалась на расстоянии крика. Клифф постарался расслабиться. Он последнее время очень плохо спал. Вечно залитый солнцем, неизменно раскаленный ландшафт обещал стать его новой повседневностью, нормой жизни.

Он попытался смириться с этим и задремал.

Крик Айбе вскоре разбудил его.

– Чего там? – простонал Клифф, выныривая из сна. Ему привиделась Бет, и не так-то легко было покидать теплый уют иллюзии.

– Я поймал! – Айбе подвесил сеть на дереве, прикрепил к трансиверу и энергично замахал Клиффу своим коммом. – Я получаю передачу с «Искательницы солнц»!

Клифф стряхнул сон.

– Ты можешь поговорить с нашими?

– Мощности не хватает, аудио не фурычит. Только текст. Я им сообщение пошлю.

Клифф наблюдал за лицом Айбе. Тот просиял.

– Они отвечают! Это сам Редвинг!

Айбе уставился на дисплей комма.

– Пересылка файла!

Тянулись долгие минуты. Данные медленно закачивались в коммуникатор, Клифф и Айбе пожирали взглядами экран. Наконец устройство призывно пискнуло, и появилась картинка. Большой пурпурный шар. В правом нижнем углу экрана возникло еще одно изображение – зеленого поднятого большого пальца.

– Я видел эту штуку, – сказал Айбе. – Наверное, зеленый палец означает, что есть ее безопасно?

– Пролистни страницу, – попросил Клифф. Еще дюжина страниц с картинками различных уже съеденных ими растений и одобрительными знаками.

– Откуда это у Редвинга? – подумал он вслух.

– Возможно, от группы Бет, – сказал Айбе, – а они просто ретранслируют через «Искательницу».

– То что надо! – воскликнул Клифф. – Я видел вот этот плод. И вот этот тоже. Погодите… Я понял! Это меню!

На следующей странице рисунки растений и животных сопровождались перекрещенными красными пальцами – явным знаком предупреждения.

– А вот пошло антименю, красные есть опасно. Синие пока не проверены.

Он поднял лицо к небу и яростно улыбнулся.

– Лау Пинь, ты молодчинка!

Просматривая меню, Клифф размышлял, какие цвета характерны для полезной еды Чаши. Эволюция придала людям и животным склонность соотносить с определенными оттенками пользу или доброкачественность – скажем, синий для неба и чистой воды, белый для снега. Люди инстинктивно сторонятся коричневых и темных оттенков, которые ассоциируются с дерьмом и гнильем, а также разных оттенков красного, которые могут быть свойственны слишком пряным или ядовитым растениям. Естественная система мимикрии растений также опирается на эти соотнесения. Оставалось надеяться, что Бет и ее группа не испытывали их для всего меню, рискуя жизнью. Но как же тогда…

– Погоди-ка, – сказал он Айбе. – Готов побиться об заклад, что они получили эту информацию напрямую от чужаков.

– Значит, группа Бет все еще в плену? Гм.

– Не исключено. Важнее другое. Мы наконец восстановили контакт.

– Типа того. – Айбе испустил тяжелый вздох. – Я опять потерял сигнал с «Искательницы».

– Они ведь перемещаются по орбите. Не так-то просто удерживать луч, даже с нашими узкополосными коммами.

– Хорошо еще, что они дальнобойные, – фыркнул Айбе и с сожалением добавил: – Хотя никто всерьез не рассчитывал, что их придется использовать на межпланетных расстояниях.

Сообщение от группы Бет оживило в Клиффе воспоминания о том, к чему он не хотел бы возвращаться: единократном быстром сексе с Ирмой.

Он с тоской припомнил старую поговорку:

Совесть – это часть организма, которая болит, даже если всем остальным хорошо.

Сидя в развилке ветвей высокого дерева, она смотрела на гребень. До него было уже недалеко, от силы пара-другая километров. Они находились подле длинного, плавно понижавшегося отрога. Передвижение по верхушкам деревьев напоминало скорей плавание, чем прыжки. В низкой гравитации это оказалось несложно. Как в замедленной съемке, перелетали они с одной кроны на другую. Даже не без изящества.

Бет обозревала колоссальные расстояния: ландшафт был вогнутый, неземной. Открывались весьма далекие объекты. В гребне гор ее что-то настораживало. Подобный окаменелому скелету огромного зверя, он протянулся под неистово ярким небом, хребет каменной твари был всего в четырех-пяти километрах. Ослепительное выбеленное небо, ярко-розовое солнце, неутомимо перечеркивает свод Струя. По мере приближения к Чаше Струя несколько остывала, метелки и снопы плазмы окрашивались ярко-красным и янтарным. Мелкие волоконца заплетались геликоидами, точно змеи под музыку факира.

Невдалеке от гребня люди остановились скоординировать план.

– Это космопорт, – сказала Бет, – и нам во что бы то ни стало нужно назад в нормальную силу тяжести. Как у нас нынче с консенсусом? Фред, в какой стороне тот ряд куполов?

Фред закатил глаза, поразмыслил и ткнул влево.

– Да, скорее всего, налево, – сказал Лау Пинь.

– Люди, вы что, не видите? – спросила прильнувшая к биноклю Тананарив. – Вон там, словно черная пена. Налево. Как ты и говорил, Лау Пинь.

– У вас отличное зрение. А справа что?

Все посмотрели в том направлении. Гребень тянулся, тянулся… в никуда.

– Космопорт, – спокойно скомандовала Бет. – Еще бы знала я, как нам лучше себя прикрыть. Мы у них прямо под носом. – Она вдруг дернулась. Крупная черная птица с ярко-желтыми спинными перьями слетела вниз, пронеслась над отрядом, с любопытством присмотрелась к людям и умчалась прочь, издав презрительный свист.

– Улетел наш обед, – констатировал Фред.

Лау Пинь расхохотался.

– Ты не понял: это наше спасение. В небе таких пташек полно – значит, Астрономам бесполезны тепловые сканеры. А если мы вдобавок нескольких таких поймаем, то вырядимся в их перья для камуфляжа!

Клифф карабкался по склонам, остальные взбирались указанным путем. Тяжело дыша от усталости, он наконец долез до входа в одну из пещер. Интересно, Строители Чаши перенесли сюда частичку своего родного мира?

Он моргал, привыкая к сумраку. Свод и стены пещеры были покрыты розовато-красными рисунками. Примитивными картинами, какие мог бы нацарапать ребенок. На них были показаны грузные приземистые животные. Одно, впрочем, напоминало Птицу, у него была удлиненная узкая шея и выставленные руки. За ним бежали животные поменьше. Птица несла… копье? Трудно различить…

Что-то подсказывало Клиффу, что картины очень древние. Ему припомнились рисунки аборигенов Австралии. На тех были кенгуру, рыбы, люди. Не такие сложные и мастерские, как рисунки французских пещер, но гораздо древнее, отстоящие на пятьдесят тысячелетий.

А эти? Как давно созданы эти произведения чужого искусства? Невозможно сказать. Наверное, они уже существовали, когда создавалась Чаша, и Строители принесли скалы сюда, поместив на плоскую невыразительную равнину. В качестве памяти о мире, откуда происходил Птиценарод. О потерянной в глубинах времен родной планете.

Подоспели остальные.

Земляне стояли, зачарованные странными картинами, в почтительном молчании. В пещере господствовал странный резковатый запах, как в музее, где поддерживается сухая атмосфера.

Насмотревшись, они молча вышли на солнце, точно опасаясь потревожить обитавших в бездне времен призраков далекого мира.

Мемор отклацала положенные ритуалом шаги, взъерошила перья в предписанном узоре, поклонилась и села. Теплые воды струились по стенам огромной палаты, журчали и разбивались о камни. Звук этот успокаивал в преддверии битвы. Заседание планировалось не слишком значительным, чистые формальности, но Министр изъявил желание посетить церемониальный зал лично. Вероятно, с тем, чтобы лишний раз сделать акцент на ошибках Мемор.

Единственная подруга Мемор в собрании, Сарко, устремилась ей навстречу, приветственно вихляя бедрами.

– Привет, бедняжка. Позволь тебе помочь?

Сарко была высокая, элегантная – редкость для Птиценарода, в котором преобладали особи пирамидального силуэта. И дружба их тоже являла исключение из правил: Мемор была сложена крепче и ростом уступала подруге. Сближало их иное: кулуарные переделки. Тонкая и легкая, Сарко умела располагать к себе других и порождать отзывчивость, везде заводила знакомых и предупреждала Мемор об опасностях. Взамен Мемор ограждала Сарко от обвинений в общественной бесполезности – та, дескать, ленится выдвигать новые идеи. Общественные слепни тоже нужны: они как смазка во всеперемалывающем механизме иерархии Птиценарода. Начало приятельству Сарко и Мемор было положено еще в те незапамятные времена, когда обе они оставались мужчинами. Сколько скандалов и неприятностей они втихомолку отвели друг от друга! Сколько сплетен чудом пережили!

Ах, добрые старые дни!

– Спасибо, подруга, – сказала Мемор. – Что поведаешь?

– Вначале предусмотрена обычная говорильня – ты ее просто пересиди. Адаптов – твои приматы ведь еще к ним не относятся? – номинально должны судить по Кодексу. Особенно если… – Сарко игриво взъерошила перья, – они носятся туда-сюда, сея опустошение на своем пути.

– Они неглупы, – заметила Мемор.

– О, их трудно поймать! На прошлом заседании нам предоставили несомненные доказательства. Жаль, что тебя там не было. Захватывающе! Клянусь, эти приматы совсем не таковы, как наши, что по деревьям лазают. Ничего удивительного, что они от тебя удрали! Такие умные! Прелесть. Они ускользнули уже от нескольких крупных поисковых команд, и… – Сарко внезапно прервала своеобычный оживленный щебет, – убили кое-кого из наших? Захватили машину? Это правда?!

Мемор подняла перьеволну неохотного признания истины.

– В достаточной мере. Информация утекла. Они довольно умело обходят типовые для существ их рода ловушки.

Сарко заглянула в глаза Мемор.

– Ты должна смириться с тем, что единственный способ спасти тебе карьеру – уничтожить их всех.

– Увы.

– Так ты согласна? Отлично.

– Я считаю, что в их лице мы играем с огнем. Нам следует проявить осторожность.

Мемор заранее продумала эту фразу. Стоит прежде проверить ее на подруге.

– Премудрым это мнение может не понравиться, старая подруга.

Взгляд искоса.

– Подруга, могу я полагаться на твою помощь?

Скромный поклон.

– У меня не так много возможностей, но – да.

– В таком случае воспользуйся теми, какие у тебя есть. Помни: я выжила в Цитадели Воспоминаний, хотя мне выдернули немало перышек.

– Тогда здесь ты выживешь тем паче! – ответила Сарко, вернув перья в обычный безмятежный узор, где вихрились синие глазки.

Следуя за подругой, Мемор миновала церемониальный лабиринт. Сарко шла быстро, почти прыгая, как мелкая пташка, и Мемор нравились эти движения. Ум у Сарко был острый, хотя и неглубокий. Она предпочитала поверхностную беспечальность, однако при необходимости могла открыться и ментальным безднам.

Явилась Экосистем-Савант, и Сарко отступила.

– Желаешь ли ты есть или пить? – формальное предложение.

– Не прежде, чем насытится любая другая, – ответила Мемор машинально. Экосистем-Савант подняла перья в узоре рутинного одобрения. Вводная часть завершена.

Вслед за этим вошла Стаехозяйка, уселась, приветствовала всех, подняв шейный плюмаж авторитетной аркой, и возгласила:

– Начнем же разбирательство.

Во влажном воздухе палаты согласно зашелестели перья.

Первой на повестке дня шла довольно неприятная проблема. Докладывала Экосистем-Инженер.

В зоне 28-94-4578 осуществлялось контролируемое орошение террас, так чтобы водными ресурсами не могли полностью завладеть племена, живущие выше по течению, тем самым ввергая в нищету соседей ниже по течению. Тем не менее наилучшие методы экологического контроля не давали результатов: количество осадков уменьшалось. Требовалось удержать горцев от захвата водных ресурсов, не расшатывая при этом социальные опоры.

В Храмах Влаги на такой случай проводились обычные ритуалы субак – единение общин, принудительное скрещивание, полная церемония смешения вод. В противном случае племена бы вцепились друг другу в перья. Если единение не будет достигнуто, урожай погибнет. Древние леса отступят под вторжением дровосеков, пастухов, гончаров и воров, которые везде ищут, как бы урвать кусок побольше. Развертываясь, кризис охватил бы территории обширнее многих планет.

Биология этих земель корректировалась своевременно: неустанные лишения, какие терпели эти существа от природы, понукали их эволюционным кнутом. Адаптируйся, эволюционируй или вымри – гласило древнее правило. Внезапная засуха еще ужесточила тамошние условия.

Мемор наблюдала, как несколько Премудрых крутят меж собой эту проблемку. Труден был их выбор, и старательная болтовня выступающей не могла это скрыть. Милосердного решения не видать. Сообразно с этим Стаехозяйка, скорее всего, решит заслушать каждую сторону, чтобы те изложили свои аргументы и выпрашивали помощь сами.

Затем Стаехозяйка подняла оперение полумесяцем резолютивного суждения. Дурной знак…

– Домен, пребывающий в опасности, не получит гериатрических снадобий, – молвила она. – Исключений не будет ни для кого.

Вот оно что! В палате повисло молчание. Мемор слышала, как струятся по стенам тихие теплые ручейки. Стаехозяйка только что обрекла миллионы на вымирание от естественных причин. Отныне средства, отвращающие старость, станут им недоступны.

После этого Стаехозяйка выкликнула перерыв. Сарко немедленно объявилась рядом с Мемор.

– Вероятно, столь суровое решение поможет разрешить ситуацию.

– Или, – сухо уронила Мемор, – задаст тон.

– Ходят слухи… – Сарко всегда начинала излагать заманчивую перспективу, ероша перья в уголках глаз. – Говорят: раз ты лучше остальных знакома с чужаками, то кому же еще возглавить охоту?

– Ты уверена?

– Да. Те, кто вообще осмеливаются говорить на эту тему, все как одна настроены дружелюбно к тебе.

– Я не искала должности главной охотницы.

Перьевой воротник Сарко расщеперился.

– Однако ты обладаешь глубокими познаниями о странных…

– Тебе не пришло на ум, что я могу потерпеть неудачу?

– Нет, нет. У тебя безукоризненная…

– Это первое вторжение чужаков за бесчисленные дюжинокубы Оборотов. У нас нет личного опыта. Никто из нас прежде не сталкивался с настолько злокозненными маленькими тварями.

Элегантная головка Сарко покачалась из стороны в сторону, перышки затенили фиолетовые ободки изумленных глаз.

– Но ты! Все говорят…

– Они не прошли моим путем. Я не стремлюсь менять одну дорогу к смерти на другую. Охота может и не дать результата. Чужаки способны причинить немалый урон. Жертвы будут. Среди нас.

Радость Сарко померкла.

– Но ведь ты не…

Вокруг послышались писклявые сигналы, призывающие делегатов вернуться к работе. Слушая, как отдаются они в палате, Мемор вдыхала мягкий воздух. В глотке у нее был странный горький привкус. Не ее ли собственная желчь?

Потекли своим чередом выступления экологов. Некоторые племена Птиценарода отклонили пути от Плана. Мемор слушала без особого внимания, дав Подсознанию свободу.

Жизнь есть движение по великим равнинам Чаши Небес. Были в Народе особи крупнее прочих ростом, да вот интеллектом не вышли – они вели примитивное существование, питались кустарниками, папоротниками и листвой. Этих недоразвитых следовало переместить с нынешних мест, чтобы дать возможность травоядным пастись на равнинах, возникших по сведении примитивными племенами кустарников и папоротников. Поскольку сами выращивать растения примитивные Птицы не умели, их надлежало оставить в нынешнем диком состоянии.

Они должны двигаться с места на место, не разбивая лагерей и не селясь в постоянных деревнях.

Стаехозяйка быстро отдала приказы, велев Подстрекателям снести примитивные лагеря и принудить племена субНарода к миграции.

У них свое место в Плане. Необходимо напомнить им о нем.

Стаехозяйка в который раз процитировала собравшимся Великие Истины Первопредков: если предоставить довольно земли, Народ быстро вторгнется туда, заполнит, истощит ресурсы и начнет воевать с соседями. В Первобытную Эпоху, когда население взрывоподобно возрастало, землю либо заставляли работать, либо истощали и забрасывали. Мелиорация и загрязнение в конечном счете превращали земли в поля битв. Лишь после того как истощение ресурсов стало угрожать всей Чаше, Саванты разработали Кодексы. Альтернативы постоянному поддержанию Порядка Жизни не осталось. Другое откровение состояло в том, что ни одному существу Чаши не позволено выводить себя из Цикла. В некоторых обществах Чаши Народ пытался отрицать свои роль и место в великом Плане, помещая мертвых в гробы и мавзолеи, сжигая на кострах, а иногда замораживая для воскрешения в будущем. Все эти методы были ошибочны. Чаша нуждалась в мертвецах.

– Черви и падальщики должны пожирать нас, – изрекла Стаехозяйка. – Таков Цикл. Ему необходимо подчиняться. Ибо так велит План. Кодекс не ограждает земли и воды от Народа, но скорее для Народа. В долгосрочной перспективе. Кодекс учит бережливости, ибо она вовлекает нас в вечный танец Природы совместно с остальными формами жизни.

Мемор нахохлилась от такой банальщины и задумалась, какое отношение болтовня Стаехозяйки имеет к ней самой, к ее… процессу? Может, и не слишком точное определение, но собравшиеся выглядели как-то напряженно.

В этот момент чирикнула Сарко:

– Я так понимаю, суть ваших рассуждений сводится к тому, что невозможно предсказать поведение системы, которая устроена сложнее тебя самой. И если желательно направить ее по пути, который бы остался неизменным даже после твоей кончины, не следует предоставлять бразды контроля тем, кто повернет ее по своему усмотрению.

Ага, подумала Мемор. Сарко подливала масла в огонь, желая разрядить накопившееся в палате напряжение. Прием сработал. Соседки Сарко издали презрительное фырканье, хотя кое-кто лишь взъерошил перья.

– Разумеется, – прогудела старая Савант, – такое толкование чрезмерно упрощено.

Остальные просто выразили смех.

Стаехозяйка позволила волне раздражения прокатиться по ее роскошной перьекороне.

– Для нас – Савантов, Премудрых, всех, кто ярусом ниже Астрономов, – искажение цели означает мошенничество, непотизм, залихватство. Однако для низших особей Народа, длящих век свой в гарантируемом Чашей постоянстве, коррупция означает несколько иное. А именно проступок, состоящий в стремлении разделить возложенные обязанности с теми, кто связан с тобой любыми формальными узами зависимости.

– Разумеется, это можно спрогнозировать… – начала Сарко.

– Наше видение коррупции обретает смысл в рамках законов и должностных институтов, – перебила ее Стаехозяйка. – Их же мир мал, связующими структурами его выступают долг или верность общественному порядку. Для них не дать работу родственнику, пускай даже другие лучше с нею справятся, и есть коррупционный поступок. Преступно также не иметь дела с племенами Народа, мотивируя это тем, что где-нибудь найдутся лучшие условия. Коррупцию такого рода необходимо искоренять… – Стаехозяйка понизила голос до мрачного низкого тона, – резолютивно.

Те, кто понимали, к чему идет дело, настороженно притихли.

– Полезно будет напомнить, как суровы бывают наши меры воздействия, – продолжила она, отобразив серо-синей бледной аркой перьев сожаление. – Хотя некоторое расхождение во взглядах иногда допустимо, я подчеркну, что по нашей территории – не слишком далеко от тех земель, где церемония в Храмах Влаги оказалась бессильна восстановить нарушенное равновесие, – свободно перемещаются… разбойничьи элементы. – Тут она бросила значительный взгляд на Мемор. – Молю вас, внимательно вглядитесь, в каком плачевном состоянии ныне пребывают те, кого мы приговорили за преступления сходной тяжести, и сделайте выводы. – Колыхнув всем телом, Стаехозяйка подала знак помощницам. В то же мгновение свод палаты засиял, словно налившись бушующей энергией, и на нем во всю ширь возникло изображение. Когда Мемор поняла, что там показано, у нее перья встали дыбом от ужаса.

Самое тяжкое превентивное наказание, применяемое Астрономами лишь против тех, чьи действия непосредственно угрожали экологии и судьбе Чаши: низвержение в Преисподнюю. Навеки. Одно упоминание о такой возможности могло утихомирить взбеленившуюся толпу.

Разумы нарушителей Кодекса картировались, а тела уничтожались. После этого личности их предавали реактивации в виртуальной реальности. В Аду. Выхода оттуда не было. Они обречены были оставаться там вечно.

Мемор однажды подвергли сенсорной вытяжке бытия в одной из Преисподних. Всего в одной. Она никогда не забывала этого урока. А ныне зрелище это явилось ей вновь, расплескалось по сводам. Сверкающее, простреленное красными и янтарными пятнами небо. Под ним – бескрайняя равнина, потоки дымящейся лавы. И запах! Стаехозяйка включила сенсориум на полную мощь; вонь в палате стояла такая, что забивались не только ноздри, но, казалось, сам мозг.

– Узрите! – скомандовала Стаехозяйка. Некоторые не выдерживали, отворачивали головы, уводили глаза. Мемор смотрела – помимо воли. В едкой вонючей жиже плавали… приговоренные Птицы. Они пищали, кричали, вопили тонкими пронзительными голосами. По телам их плясали языки пламени, прокатывались мучительные судороги. Вырваться из огня они не могли, и все их перья дергались в агонии, точно листва дерева на сильном ветру. Глаза умоляли зрителей смилостивиться – о да, приговоренные знали, что за ними наблюдают, ибо это входило в наказание. Сжалиться, освободить от нестерпимых мук – но она лишь глядела, не в силах помочь несчастным. С раскаленного неба в горячую жижу время от времени с плеском обрушивались камни.

В первый раз ей показали это зрелище в учебных целях, и с той поры она никак не могла надолго от него отрешиться. Теперь же Стаехозяйка приводила ее к повиновению. Мемор затрясло: послание было недвусмысленно адресовано именно ей.

Кивок Стаехозяйки – Преисподняя сгинула вместе с вонью. В палате слышались шепотки и вздохи. Стаехозяйка медленно устраивалась на своем насесте. Вид у нее был очень довольный.

Тянулось ожидание, Стаехозяйка не без умысла позволяла напряжению нарастать. Она забавляется со мной, подумала Мемор.

Наконец Стаехозяйка угнездилась и начала:

– Бюро по делам Адаптов представлено на этом заседании Министром по Науке, Премудрым наивысшего ранга. Сейчас достопочтенный Министр изложит свое видение проблемы, а наша гостья Мемор ответит на вопросы. Внемлите же. Будут представлены свежайшие результаты глобального исследования и анализа природы этих… чужаков.

Мемор глядела, как Премудрый – конечно же, это мужчина, ибо у молодых самцов особо развито стремление раздвигать границы познанного, – занимает место и начинает довольно-таки торопливую речь. Желая подчеркнуть тот или иной тезис, он имел привычку нахохливать крупную голову и ерошить шейные перья. Слова его так и бурлили мужской энергией.

– Эти существа смышлены, и живой формы, подобной им, в Чаше еще не возникало, – сказал Премудрый, склонив голову в сторону аудитории. В его глазках играло веселье. – Это может объясняться их ролью дичи на ранних стадиях эволюции вида, но… – Грянул всеобщий хохот. Присутствующие рады были сбросить напряжение, сковавшее их после жуткой экскурсии в Ад. – … но мы можем решить обратную задачу и вывести заключения об условиях их эволюции из доказательств их незаурядного интеллекта.

Мемор понимала, куда он клонит. Она сама не так уж далеко отошла от мужской фазы личности, сохранила умение оценивать каналы мужского мышления. В конце концов, не самый ценный ли это дар для самки? Базовая теория эволюции позволяла предсказать поведенческие мотивы чужаков, а самцы всегда доверяют теории. Селекционное давление, характерное для определенного мира, благоприятствовало оформлению разума у древолазов, но затем что-то сместилось, и древолазы спустились на землю. Там они научились охоте. С развитием и усложнением групповых охотничьих стратегий развились формы социальной коммуникации, необходимые, чтобы отыскивать добычу и координировать атаки. Это подтолкнуло развитие речи и языка. Интеллект, в свою очередь, плодоносил на общественных делянках: группы, достигшие такого уровня, стали доминировать над остальными охотничьими сообществами того же вида, вступили в конфликты. Средством разрешения конфликта выступило сотрудничество. Постепенно естественный отбор отделил харизматичных лидеров от ведомых и аналитиков от анализируемых. Общественная пирамида разброса по способностям, образно говоря, вспучилась в середке.

– Все это общеизвестно, – вмешалась Мемор. Рассчитанное движение: она понимала, что идет на риск, и у нее быстро колотилось сердце. В дыхании ощущался вкус ее дурных предчувствий. – Нам всем понятно, куда вы ведете разговор. Мы сами эволюционировали сходным образом – в Исходном мире. – Упоминание Исходного мира было изрядной наглостью, но Мемор не могла без него обойтись. Придав оперению цвета раздраженного беспокойства, она заявила:

– Эти существа так малы! Они не обладают преимуществом телесного размера и не могли бы развиваться успешно.

Премудрый дернул головой и разукрасил оперение цветами презрительной насмешки.

– С увеличением размера растет и неустойчивость, как должно быть известно даже неспециалистам. – Эта колкость вызвала в палате тихое чириканье. – Достаточно просто вырасти огромным и тупым, оставаясь в безопасности из-за своих размеров. Нам – Народу – удалось найти точку баланса. Мы обрели разум, но вместе с тем наш телесный размер позволяет обустройство подлинной цивилизации. Наши общества высокоразвиты. Мы овладели величайшим искусством социальной регуляции. Мы адаптируем иные формы жизни к нашим потребностям посредством другого великого искусства, а именно генетической инженерии. Впрочем, даже Адаптам время от времени требуется… повторная калибровка.

Мемор воздвиглась во весь рост, готовя возражение. Поднимаясь, она понимала, что этот жест может быть расценен как оскорбительный. Выбора не было: на кону стояла ее жизнь. Стаехозяйка показала им вечную Преисподнюю именно с тем, чтобы дать ей это понять, не озвучивая напрямую.

– Вы рассуждаете о стратегиях, доскональное понимание которых нам фактически недоступно. Да, здесь мы применяем стратегию адаптации видов. Но, смею напомнить достопочтенному Премудрому, мы понятия не имеем, как эволюционировали мы сами!

Мемор и не ожидала, что этим саркастическим выпадом смутит Премудрого.

Тот ответил:

– Стандартная теория эволюции утверждает, что это умение, вместе с нашей исключительной способностью к общественной когерентности, сыграло решающую роль. Я не удивлен, что вам это неизвестно. В конце концов, вы не являетесь экспертом в эволюционных науках.

– А вы-то сами знаете, из какого мира мы произошли?

– Разумеется. Лучшие места его весьма напоминают нашу Чашу.

– Какие именно места? Великие Равнины, Свищ, Зона Отражений или?..

Он сдал назад:

– Это вопрос к специалистам, он выходит за пределы…

– Итак, вы не знаете?

– Я этого не говорил. Я полагаю, что к делу это не относится.

– Прошу запротоколировать, что Премудрый не ответил на мой вопрос.

– Хватит! – вмешалась Стаехозяйка. – Мы отвлеклись от причины вашего присутствия здесь, Мемор, и я прекрасно понимаю, что вы это намеренно спровоцировали, чтобы затянуть обсуждение.

Мемор поняла, что заходит слишком далеко, исполнила церемонный поклон вежливого извинения – три перьехлопка и радуга самоуничижения. Ассистенты Стаехозяйки склонили головы в знак, что извинение принято, а некоторые даже послали в ответ быстрые поздравления с искусным исполнением трудного поклона. Это вроде бы всех успокоило, но Мемор отдавала себе отчет, что поздравления их – пустая вежливость.

Премудрый медленно, с нотками глубокой скорби начал:

– Присутствующая здесь Мемор позволила сбежать единственной группе чужаков, захваченной нашими силами безопасности! Надо отметить, что чужаки проявили хитрость, несопоставимую с умениями прочих приматов. Те сбегали сразу, как только им предоставлялась лазейка.

– Как такое произошло? – спросила старшая.

– Непростительная непредусмотрительность. Я хотел бы добавить, что командующие отрядами, допустившими ее, уже отправлены на переработку.

– Это, пожалуй, поспешный шаг, – сказал кто-то на задних насестах. – Мы не привыкли к вторжениям чужаков. Никто из ныне живущих не обладает опытом их отражения.

– Верно, однако молва о переработках распространяется и способствует поддержанию дисциплины, – неторопливо ответствовал Премудрый.

Тишина. Потом старшая сказала:

– Как насчет тех чужаков, что сбежали через воздушный шлюз? Их тоже не удалось задержать?

– Нет, и они представляют прямую угрозу. Эти приматы воинственны. Они уже убили нескольких наших. Несомненно, существа эти в эволюционном отношении крайне примитивны, однако их адски сложно выследить, поймать или убить.

– Вы хотите сказать, что не задержан ни один чужак? – На голове старшей поднялся гребень изумления.

– Именно так. – Стаехозяйка мотнула головой. – И этим мы обязаны Мемор. Единственный мертвый примат, которого нам удалось обнаружить, был убит крупным хищником. Этого хищника, в свою очередь, приматы уничтожили, а тело своего сородича оставили. Все эти события имели место при их побеге от Мемор. – Перья на плечах Стаехозяйки встали торчком в знак укора, и она завершила ответ пристальным взглядом на Мемор.

Мемор очень не понравились эти нападки, но она сохраняла спокойствие. Собравшиеся все как одна повернулись и оглядели ее. Мемор сочла наилучшей тактикой принять взгляды и выдержать их.

Премудрый не колебался.

– Это еще не всё. Существа эти мыслят нерационально. Собственные Подсознания им недоступны. Они сами не понимают, кто они такие.

В палате раздались вздохи и взметнулись перья. Мемор среагировала на хамское вторжение в ее личную область исследований:

– Позвольте, но ведь я…

Премудрый заткнул ее.

– У приматов всегда имеется невидимый партнер, разделяющий с ними разум. Этот партнер способен входить в контакт с их Надсознанием. О да, мы обязаны этим выдающимся открытием Мемор. Но! Подсознания говорят с приматами лишь во сне, через видения. Мемор показала, что идеи являются им как бы ниоткуда. Ни слов, ни четко оформленных мыслей! Одни лишь смутные ощущения и образы!

– Очевидно, идеи эти не слишком значимы? – спросила старшая. – Подсознания чужаков ведь немотивированы.

Премудрый повел головой в театральном жесте печали, от которого Мемор в ярости сжала клюв.

– К великому сожалению, я должен сообщить вам, что молчаливый партнер этих приматов снабжает их идеями превосходного, как для их примитивного уровня развития, качества. Честь этого открытия также принадлежит Мемор.

– Но это неэффективно! – настаивала Савант.

– Очевидно, нет. Иначе бы эти приматы не то что корабль не построили – с деревьев не слезли бы. Эволюция извлекла преимущества из разделения их умов на сознательное и бессознательное отделения.

У Савант был совершенно потрясенный вид. Глаза навыкате, шейное оперение ярко-красное, голова скошена под диким углом.

– Но ведь столь урезанные в своих возможностях существа, даже располагая технологиями, не могут причинить нам вреда!

Премудрый отдал перьевую команду, и под сводом возникло изображение. Приматы-чужаки собрались у костра.

Аудитория зашумела.

– Эти существа выглядят беспомощными, – сказала Савант.

– Это не так, – возразил Премудрый и продемонстрировал следующее изображение. Трое мертвых из Народа. Снаряжение с их тел было сорвано, много перьев на голове и шее сожжено. В неподвижных глазах мертвецов застыло изумление. На песке вокруг запеклась коричневая кровь.

– А теперь мы подходим к истинной причине всех этих злосчастий, – заявил Премудрый тихо.

Мемор узнала изображения, которые отсылала прикрепленными к отчетам. Разумеется, Премудрый истолковал данные мозгосканов так, как ему самому хотелось. Не выдержав, Мемор поднялась.

– Я не причина ваших злосчастий, Премудрый. Я всего лишь исследовательница.

– И что же вы исследовали?

– Печальные последствия появления этих приматов для существующих теорий нашего собственного разума.

– Чушь.

– Вы мужчина, дорогой Премудрый, а раз так, должны быть открыты новым идеям, в особенности учитывая ваш юный возраст. Вторжению чужаков мы обязаны болезненным откровением. Эти существа непостижимым образом увернулись от рисков, какие несет бесконтрольное функционирование интеллекта. Последствия…

– Разнообразны, а урон видится несомненным, – перебил ее Премудрый. – Вы позволили им сбежать. Единственные достоверные сведения, которыми мы оперируем, почерпнуты из аутопсии трупа этого примата. Честно говоря, хоть они и примитивны, но уж похоронить-то его могли бы?.. Так вот, исследование этого тела показало, как архаично они устроены. У них имеются органы, которые едва функционируют, очевидные атавизмы, особенно в области пищеварительного тракта. Естественный отбор не успел устранить эти просчеты. И, уж разумеется, не обнаружено ни малейших следов отбора искусственного.

Сообщение было встречено клацающими возгласами радостного недоверия.

– Как они могли вылезти в космос, не отредактировав свои тела? – спросила старейшина Савантов.

– Они очень спешили, – сухо ответила Мемор.

Глаза Премудрого сузились.

– Вероятно, они прибыли с какого-то относительно близкого мира, и только это позволило им достичь нас в таком простом корабле. Однако, сверившись с Астрономами, я не обнаружил ни одной обитаемой планеты в радиусе нескольких световых лет.

Мемор видела, что оратор сознательно отклоняется от темы, стремясь успокоить собравшихся.

– Они заметили нас и сбросили скорость, а затем высадились, – сказала она. – Совершенно очевидно, что, в отличие от прежних визитеров, они движимы отнюдь не уважением или почтением. Обычно всё происходит иначе. Мы пролетаем мимо звезды, и если в ее системе имеются технологически развитые формы жизни, их представители являются к нам выразить уважение и преклониться перед величием Чаши. Я очень, очень сильно сомневаюсь, что эти существа, которые явно обнаружили нас волею случая, могут быть адаптированы без колоссальных трудностей.

Глаза Премудрого блеснули: он увидел возможность.

– Ага. Так вы согласны, что их следует уничтожить?

– Разумеется. Однако сложности, созданные…

– А какая разница? Чужаки будут истреблены.

– Вы так говорите, как будто это очень просто. Я настаиваю, что такое мнение ошибочно. Чужаки располагают способностями, которые для меня остаются непостижимы.

– Это еще предстоит продемонстрировать, – нарочито зевнул Премудрый.

– Если мы соберемся…

– Я полагаю, что вы получаете отчеты от различных общин Народа. К сожалению, среди них нет сведений о сбежавшей от вас группе. – Премудрый выдал мимолетный пренебрежительный узор. – Однако среди других общин Народа отмечено перемещение группы чужаков, похитившей воздушную машину. Их заметили издали.

– В таком случае… Постойте. Почему чужаков не атаковали?

– Потому что они перемещаются в малонаселенной области. Никто из свидетелей их перемещения не располагал оружием необходимой дальнобойности. Причины этого, полагаю, очевидны.

Общинам Народа не разрешалось иметь мощное оружие. Достаточно сильный взрыв мог пробить стенки Чаши и впустить внутрь смертоносный вакуум. Да и попади такое оружие к Адаптам (а им иногда случалось поднимать мятежи), воспоследовала бы катастрофа.

Мемор ощутила перемену в настроении аудитории. Старшая Савант сказала:

– Если встать на вашу точку зрения, Премудрый, получается, что лучше использовать тех, кто уже контактировал с чужаками.

Премудрый озадаченно обернулся к ней.

– Но у меня предписание предать казни…

– Только Мемор знает, как они мыслят. Да?

– Я не стану притворяться, что знаю, – сказала Мемор, – но, по крайней мере, мне удается предугадать их реакции.

Теперь озадачилась уже старшая Савант, выразив недоумение классически: воркованием со вздыбленными перьями.

– Но я тоже способна предсказать многие поступки приматов, даже не понимая, что ими движет.

Корона Премудрого обрела узор концентрических колец золотых и лазурных перьев.

– Мне представляется очевидным, что Мемор подтверждает свою неспособность…

– У нас больше никого нет, – внезапно оживилась Стаехозяйка. – Она ведь изучала чужаков.

– Мы рискуем! – воскликнул Премудрый и развернулся к аудитории, словно бы бросая всем вызов. – С Первобытной Эпохи нам ведомо, что чужаки прибывают с планет, влекомые планетарными представлениями о Порядке Жизни. Это их уродует. Разумеется, узрев Чашу Небес во всем ее величии, обогатив себя опытом здешнего бытия, чужаки признают свои ошибки и послушно занимают определенное Равновесием положение. Адапты приносят несомненную пользу и улучшают качество жизни, как только их удается привести к устойчивому послушанию. Тем не менее побудительные мотивы этих чужаков прочно закреплены в их геноме. Их снедает ностальгия по планетам, по бесполезной и неэффективной смене дня и ночи или наклона оси вращения, по неконтролируемой и зачастую разрушительной погоде. Адаптов так легко совратить, отклонить от должного пути! Позднейшие Захватчики способны обратить ностальгию Адаптов в ярость, разжечь насилие и даже…

Стаехозяйка воздела руки, в палате стало тихо.

Визуальным дискурсом она не воспользовалась, а вместо этого повернулась к Мемор и смерила ее долгим взглядом.

– Ты отыщешь способ изгнать их.

Мемор колебалась.

– Но как я…

– Ты знаешь их. Ты видела, как у них возникают социальные связи. Ты сведуща в этой их странной лицевой речи. Ты первая выдвинула идею несовершенно контролируемого интеллекта, при котором лицевая мимика выдает остальным намерения, доподлинно неизвестные самому говорящему! Воспользуйся ею! Две банды чужаков рыщут по великой Чаше. Они ведь общественные животные?

– Да. В периоды бодрствования они встречаются, переговариваются и…

– Превосходно. Используй это.

– Заманить их в засаду?

– Разумеется, если твоя мудрость позволит отыскать приманку.

– Дозволено ли мне прибегнуть к услугам Небесной Армии? Флайеры помогут быстрее обыскать территорию. Не говоря уже про летучих рыб.

– Да пожалуйста. – Стаехозяйка фыркнула.

Мемор, помедлив, отвесила поклон.

Осторожность требовала ее не заходить слишком далеко, но…

– Как там обстоят дела с их кораблем?

– Что? – Стаехозяйке редко задавали вопросы.

– Корабль на орбите вокруг нашей звезды. Что, если он располагает неведомым нам оружием?

– Этот вопрос следует адресовать Астрономам.

Стаехозяйка неожиданно встряхнулась, точно ее застали врасплох.

– Я слышала на Совете, что наши зеркала, к сожалению, не успевают переконфигурироваться достаточно быстро, чтобы сжечь корабль. Он отлично маневрирует и способен увернуться от луча.

– Разумеется, такой маленький корабль не в состоянии причинить Чаше никакого вреда, – добавила старшая Савант.

– Приятно слышать, – не удержалась Мемор, но тут же исполнила поклон, сопроводив его, во изъявление скромности и покорности, шелестом хохолка. Разгибаясь, она вдруг сообразила, как поступить.

Когда отряд остановился отдохнуть после долгого путешествия в маглеве, Клифф приступил к поискам еды. Приятно было вылезти из машины и окунуться в «типа природу», как выразилась Ирма.

Он автоматически отметил, что следов зверей или их же дерьма тут маловато. Отыскал съедобные ягоды – он уже научился их различать. Странность здешних деревьев: плоды на некоторых росли прямо из стволов, и Клифф этим охотно воспользовался. Вместе с Говардом они вырезали лазерником из древесины несколько на пробу. Он собрал небольшой полевой детектор ядов, используя захваченное еще с корабля оборудование.

Казалось, что высадка – попытки пробиться через воздушный шлюз и затем начало бегства – произошла в немыслимо далеком прошлом. Он-то рассчитывал провести в Чаше всего пару дней, проделать биотесты и вернуться на «Искательницу солнц».

Корка фрукта была розовая, сам он походил на плоды земных суккулентов, а на вкус оказался превосходен. Однако сок плода привлек мелких насекомых, которые попытались высосать влагу из глазниц Клиффа, забрались в уши и стали вгрызаться в плоть изнутри. Десятки их танцевали в воздухе в поисках удобных целей. Лишь поспешное бегство спасло людей от гнуса, и то ненадолго: мошки просто перелетели на остальных землян, которые в бешенстве отмахивались от жужжащих истязателей. Поняв, что дело плохо, люди ретировались в машину. Айбе пришлось хуже всех, ему искусали всю шею. Злость он вымещал, «упражняясь в динамике» – так он называл акробатические маневры. Говард занялся измерением магнитных полей в окружении машины и обнаружил структуру асимметричного диполя, причем под самым днищем машины поле заметно сужалось. При полной загрузке машина полетела быстрее, почти царапая корпусом поверхность: они неслись едва в метре над Чашей. Чем выше была нагрузка, тем быстрее летел маглев.

– Противоречит интуиции, – заметил Говард. – Вероятно, поля крепче охватывают металлическую подструктуру.

Айбе кивнул.

– Мне кажется, что подструктура Чаши сплошь металлическая, а значит, с внедренными магнитными полями.

– Может быть, это те самые линии «координатной сетки», что мы видели с той стороны? – спросила Ирма. – Это могут быть гигантские сверхпроводники… Говард, какова напряженность магнитного поля на уровне почвы?

– Большая. Мой простой магнитометр зашкаливает. По крайней мере сто земных, если не больше?

Вскоре впереди поднялся горный хребет. Айбе направил машину прямо на него.

– Это место не так удалено от пересечения координатных линий, – сказала Ирма. – Может быть, оно обитаемо и там город?

– Тогда лучше бы нам туда не соваться, – заметил Говард.

Но в бинокль возносящийся гребень выглядел совершенно обычно – скала как скала. Признаков присутствия местных не было.

Айбе облетел узкие каньоны, ведущие к основанию гребня.

– Ни следа жизни, – заключил он. – Возможно, гребень исполняет структурную функцию?

– Сверху перспектива откроется лучше, – мягко вмешался Клифф. Ему хотелось обозреть колоссальный объект на большее расстояние, но пока он не придумал лучшего способа это сделать, чем захват воздушного судна. Увы, летали они редко и далеко.

Внутри оказалось огромное пустое пространство.

Новые вмятины в полу указывали, где проползла неведомая громада. Они пошли вдоль цепочки следов, постоянно оглядываясь. В середине исполинского вестибюля с высоченными потолками на пьедестале стояла статуя. Размером с высокорослого мужчину. Она медленно вращалась на магнитной подвеске. Казалось, что статуя покрыта бесчисленными фасетками, и проникавший в вестибюль свет отражался от них, рябил всеми цветами радуги. Клифф повертел головой, пытаясь разглядеть, что изображает памятник. Перед глазами взорвались синие и желтые фейерверки. Камни вроде бы двигались сами собой, постоянно меняя форму. Перемещались и фасеточные зеркала. Вся поверхность статуи неустанно сдвигалась и меняла конфигурацию.

– Гипнотизирует, а? – сказал Айбе.

Статуя не просто отражала падавший свет, а словно бы преобразовывала его, придавая бриллиантовую яркость, нежную мягкость и пленительную вечную красоту. Ирма вытащила из кобуры лазерник, перевела в низкоэнергетический режим фонарика и провела лучом по статуе. На пьедестал пролились водопады радужного света.

– Как красиво, – прошептала она.

Очень, согласился Клифф мысленно, а…

– Выключи лазер. Вдруг сработает тревога?

Ирма отвела лазерник и попятилась. Статуя успокоилась, сияние разбилось на осколки и потускнело.

Похоже, она питается падающим светом.

– Пошли дальше, – скомандовал Клифф.

Они миновали статую и прошли вдоль рытвин в полу к высокому арочному проходу. За ним обнаружилась огромная пещера, а в ее конце – огромная дверь о двух секциях.

– Никак и впрямь лифт, – сказал Терри.

– Тут нет кнопки вызова, – отметила Ирма.

– Какая может быть кнопка вызова за миллионы километров? – покачал головой Айбе. – Эта система должна работать на манер поездов подз…

Сзади донеслись слабые звуки. Клацанье, звяканье. Клифф торопливо огляделся.

– Вон там, в левом нижнем углу дальней стены. Похоже на дверь.

Они поспешили туда. На бегу Клифф заметил, что дверь куда крупнее обычных человеческих дверей и украшена вырезанным орнаментом в середине. Может, он выполняет функции замка?

Клифф остановился. Айбе запротестовал:

– К чему бежать? Давайте защищаться.

– Чем? – бросила Ирма.

Клифф игнорировал товарищей. Дверь не реагировала на простые прикосновения. Лазерами вырезать ее, кажется, будет нелегко – что это за металл вокруг? Бронза? Железо? Нет времени думать… Сзади продолжался шум, перешедший теперь в тупое буханье. В центре орнамента имелось отверстие сложной формы. Он слышал за дверью звенящие по камню шаги, скрежет чего-то тяжелого.

Он завозился с обрамлявшим отверстие металлическим воротником. Ирма сказала:

– Позволь.

Вытащив набор, она испытала по очереди несколько тонких инструментов. Клиффа насмешило предположение, что замок может быть аналоговым. Он хотел было отогнать Ирму, но подумал: А действительно, что здесь уцелело бы? Никакой электроники – элементы цифровых сетей подвержены глюкам. Нет. Просто металл. Ирма налегла на дверь, попробовала новый инструмент. Третий, четвертый. Позади усиливался шум. Клифф слышал кваканье, подозрительно похожее на связную речь, но не отвлекался на мысли о нем. Ирма с натугой прокрутила инструмент в отверстии (сложно устроенный замок имел два язычка), и дверь подалась.

Она оказалась тяжелой и заскрипела, когда Ирма с Терри отодвинули ее с дороги. За ней была непроглядная тьма. Земляне ступили за порог и аккуратно притворили дверь за собой. Ирма снова включила лазерник в режиме фонарика, и они присмотрелись к механизму замка внимательнее: он казался шероховатым, грубым. Терри просунул в прорезь замка один из поданных Ирмой инструментов, желая проверить, удастся ли заблокировать запор на случай ловушки. Все налегли на дверь и переместили ее в раму. Щелчка не последовало.

– Умно, – заметил Клифф. – Так можно определить, что кто-то прошел в дверь.

– А вполне может быть, – нахмурилась Ирма. – Они так быстро примчались; полное впечатление, что вблизи сработал сигнал тревоги.

– Если они заботятся о своем хозяйстве, наверняка обыщут его, – сказал Айбе. – Возможно, статуя предназначена для захвата изображений входящих. Тогда они смогут извлечь их оттуда и узнают, как мы выглядим.

– Тогда закрывай дверь, – велел Клифф.

Они разблокировали запор и толкнули дверь на место. Раздался громкий щелчок.

– А теперь-то что? – спросил Терри.

Они развернулись и стали вглядываться во мрак. Вдоль одной стены помещения была протянута закрепленная цепями лента конвейера, и по ней перемещались какие-то крупные механизмы. От висящей в воздухе пыли тянуло чихать и облизывать губы. Пыль была мелкая, кислая на вкус и казалась древней, тысячелетней. Отчего-то он себя превосходно чувствовал в этом месте, точно в роскошной резиденции. Захотелось остаться. Он и не понимал, как сильно напоминает ему родной мир шелковая завеса долгожданной тьмы.

– Клифф, пошли, – прошептал Терри.

Он повиновался.

Они очутились в служебном помещении, которое, видимо, опоясывало всю «станцию». Тут, похоже, хранилось оборудование для ремонта. Сквозь исполинские прозрачные стены видна была сама станция. Совсем как на земных железных дорогах метро, по центру широкого коридора протянулись две пары рельсов. Они лежали прямо на дне туннеля, без платформы, и убегали вдаль. Железнодорожный туннель обрамляли бледно светившиеся синим и люминесцентно-белым полосы.

– Это для больших поездов, – заметил Айбе.

– Вагоны размером с дом, – согласился Клифф.

– Белый свет стал ярче, – указала Ирма.

– Я чувствую ветерок, – сказал Терри.

Вечно молчаливый Говард закашлялся: с пола взметнулась пыль.

Клифф увидел, как четыре завитых по своду туннеля полосы налились светом. Ветер усилился. Белые полосы продолжали разгораться. Ослепительно засияли. Потом мимо промчалось что-то огромное. Сдавленное уумп!! возвестило, что поезд пронесся на колоссальной скорости. Окна задребезжали. Затем по боковым помещениям прокатился сокрушительный толчок. Все полетели на пол. Это случилось очень быстро, почти сразу после того, как промчался поезд. Только полетев кувырком и ударившись спиной о пол, Клифф сообразил, что произошло. Он лежал на полу и моргал, вглядываясь в слабо освещенный сумрак.

Потом поднялся, потер голову: он сильно ушибся ею о пыльный пол. Чихнул.

Остальные тоже поднимались, пошатываясь.

Ирма стояла, широко расставив ноги и опустив голову, и тяжело ловила ртом воздух: ей дыхание вышибло. Говард тер голову и чертыхался. Терри с трудом встал, прислонился к стене подле огромного окна и с усилием продышался. Глаза его лезли на лоб. Айбе поднялся последним, отряхнулся, неуверенно выпрямился. Глаза его блуждали, он тяжело дышал и мотал головой.

– Видите? – выдохнул он, указывая на тонкие блестящие волоконца в изоляционной обмотке, торчащие из стен. – Это разрядники. Молния… даже через толстое окно… у меня волосы встали дыбом. Наверное, электродинамическая система.

Клиффу вспомнились электродинамические лифты на Земле, работавшие по тому же принципу: набрали заряд на ленту и переместили груз в стоячей волне электромагнитного поля.

Здесь все должно быть почти так же.

– Ты почувствовал, как тряхнуло? – спросил Айбе. – Это не просто от разряда, сам пол чуточку просел. Поезд, похоже, тяжеленький.

– Ну и как мы туда заберемся? – поинтересовался Терри.

– Сначала надо его остановить, – сказал Клифф.

Терри улыбнулся.

– А потом? Куда мы отправимся?

– Хороший вопрос, – сказал Клифф. – Подальше отсюда. Мы только этим последнее время и заняты. Бежим, укрываемся, стараемся что-то понять.

Связь с Фредом прервалась. Устройство, которое Клэр определила как пушку, продолжало перемещаться, выцеливая «Искательницу солнц». Джам и Клэр меняли курс, пытаясь уйти от пушки. Ионоточник дергался и вихлял, конфигурация плазменной ловушки менялась; «Искательница» выскребала любую кроху звездного ветра. Наконец корабль с трудом перевалил через ободок обратно внутрь Чаши.

– Не бывает таких огромных телескопов, – сказала Клэр. – Правильно, капитан?

– Джам, как ты думаешь, она права?

– Я сбрасываю высоту, – ушел от ответа Джам, сосредоточившись на траектории. По кораблю прокатывались низкие басовые раскаты. – Телескопы не должны быть очень длинными, чтобы захватывать свет. Лучше широкими. А вот чтобы излучать…

Они скользили над Великой Равниной, сбрасывая скорость и удаляясь от края Чаши. Клэр сказала:

– Порядок. Пушка больше нас не выцеливает.

– Наверное, не хочет стрелять по Великой Равнине, – проронил Редвинг. Интуитивная догадка превратилась в уверенность. Ему немного полегчало.

– Думаю, и не может, – сказал Джам. – Если это оружие… если бы оно могло выкрутиться так, чтобы ударить по обитаемой зоне… гражданская война здесь была бы действительно ужасна, так?

Редвинг не нашелся что ответить и промолчал.

– Мой счастливый день, – сказала Айян. – От команды Клиффа тоже сообщение. Зашумленное и отрывочное, но мои программы его подчистили. Желаете прочесть? – Она вывела довольно длинный текст на все имевшиеся в рубке экраны.

Клифф сообщал, что они: 1) обнаружили подземную транспортную систему и научились по ней перемещаться; 2) встретили разумных чужаков и побывали как их союзники на войне; 3) скрылись вместе с этими чужаками в подземельях Чаши.

Прилагались скверного качества снимки. Отряд хорошо питался и передавал благодарность Бет за меню.

– Короче, они живы и на свободе, – сказал Редвинг. Вокруг заулыбались. – Прекрасные новости.

– Хотя они и на свободе, но движутся в никуда, – добавила Айян.

Редвинг уже почти отдежурил свою вахту и воспользовался этим, чтобы свалить оставшиеся дела на Карла и уединиться в тесной каюте. За время, проведенное по ту сторону Чаши, корабль успел поймать несколько долгожданных сообщений из Солнечной системы. Искусственные интеллекты расшифровали их и загрузили в личный компьютер Редвинга. Он приказал зачитать сообщения вслух и сел обедать – шриланкийский рис и цыпленок в пряном соусе. Одна из самых тяжких сторон существования на борту звездолета – своеобразная сенсорная депривация, и вкусная еда помогала с нею сражаться. Как, впрочем, и секс, но капитан знал, что не может себе его позволить. В гибернаторе покоилась женщина, которую он мечтал разбудить, но не в таких обстоятельствах. Может, позднее, когда понадобится высадить в Чашу больше людей. У них не было официального соглашения или обручального контракта – ничего такого. Кроме того, непохоже, что сейчас уместно десантировать в Чашу крупные отряды планетных специалистов… Редвинг повздыхал, глядя, как далеко внизу развертывается панорама артефакта, и вернулся к сообщениям.

Поступила новая информация по вопросам гравитационных волн. Редвинг бегло прокрутил ее и переслал Карлу: пускай разбирается. Впрочем, за прошедшие века на Земле мало что узнали. Судя по длинам волн и профилю пакетов, в системе Глории присутствовали огромные массы, обращавшиеся друг около друга по сложным орбитам. Однако оптическое исследование системы с помощью телескопов с большой апертурой не выявило ничего подобного. В одном сообщении предполагалось, что неверна вся теория гравитации. В другом выдвигалась мысль, что источник просто проецируется на Глорию, а в действительности расположен в том же уголке небосклона, но гораздо дальше.

…окончательное слияние пары черных дыр в двойной звездной системе высвобождает больше энергии, чем совокупное видимое излучение всех звезд в наблюдаемой Вселенной. Энергия эта излучается главным образом в форме гравитационных волн, которые несут волновую сигнатуру слияния, говорилось там. Мощность этого излучения теоретически была бы слишком высока, чтобы приписать сигнатуру системы Глории такому явлению, но волновой профиль примерно соответствовал слиянию черных дыр.

Или же, сообщалось в заключение, эффект следует признать фиктивным, сымитированным с целью ввести нас в заблуждение.

Фиктивным? Наверное, язык изменился.

Фактам не обязательно быть правдоподобными, а вот фикции – пожалуйста. Редвинг насмешливо фыркнул.

Приветственные сообщения за последнее столетие или около того в целом повторяли друг друга. Странноватый рефрен проповеди. Сколь славна ваша миссия, так поскорей же к цели! Когда-то уже случалось «Искательнице» получать неуместно религиозные послания, но эта стопка выделялась даже на их фоне – молебен экологической секты, да и только. Капитан скормил ее искусственным интеллектам, пускай выжмут хоть какую-то полезную информацию.

Он перешел к новостям. Говорилось там почти исключительно о проблемах биосферного контроля. Проект связывания атмосферного углерода, который так хорошо работал на Земле, обернулся неожиданными побочными эффектами. Разогретые, раздувшиеся океаны растворяли углекислый газ, связывая его в форме карбонатов и так захоранивая ранее накопившиеся в атмосфере излишки. Теперь этот углекислый газ возвращался. Инженеры занимались колонизацией «мертвых зон» океана: их специально засевали, чтобы перехватывать этот CO₂. Такие меры принесли лишь временное улучшение; климатологи не в силах были кардинально повысить их эффективность.

На Земле вовсю били тревожные колокола. Кошмары, развеянные на несколько столетий, вернулись. Из всех долгосрочных, многовековых проектов человечества однозначно успешным оказался только один. Флот звездных ковчегов.

Редвинг стоял в рубке и смотрел, как на стеноэкране проплывают далекие пейзажи – низкие горы, местами покрытые снежком, просторные леса, речные долины размером с континенты Земли.

Как умудряются чужаки управлять своей Чашей Небес? Задачка на порядки сложнее, чем климат-контроль маленькой планеты.

Сможет ли Чаша научить Землю прорывным технологиям планетоформирования? Если да, то уже ради одного этого стоит задержаться здесь. Редвинг принудил себя пролистать остаток стопки сообщений. Обновления для бортовых ИИ, рекомендации по аппаратному обеспечению, рецепты модификации тех или иных систем. Большей частью эта информация поступала с других кораблей флота. «Искательнице солнц» тоже было чем поделиться с кораблями-коллегами. Он был уверен, что информация о Чаше произведет подлинный фурор. Такого там наверняка еще не слыхивали.

Он, Редвинг, капитан звездолета внутри исполинского артефакта, движимого звездой. Звезда – ее Струя – была двигателем колоссальной структуры. Принцип тот же, что и на «Искательнице солнц»: термоядерное горение.

Чаша – это такой же корабль. Корабль-звезда.

Кто же его капитан?