Три повести без совести
На первый взгляд может показаться, что это бессовестное переложение мировых литературных шедевров разных эпох. Однако, автор без всякой задней мысли просто хочет донести в сокращённом виде содержание этих произведений до разных слоёв населения. Так “Божественная комедия” — это как бы путеводитель по Аду для туристов-оптимистов. “Отелло” подаётся в стиле, наиболее доступном “в местах не столь отдалённых”. А “Евгений Онегин” наоборот, адресован отдалённым районам Крайнего Севера. Но в любом случае это просто беззлобные пародии для поднятия настроения.
Итальянский поэт Данте Алигьери (1265–1321) “земную
Прогулка по Аду
Данте жилось хорошо,
Был он доволен и рад.
Но тут Вергилий зашёл:
— Пшли прогуляемся в Ад.
Как там живут, поглядим,
После того, как помрут.
Гидом буду твоим,
Гадом буду, не вру.
Плещется тихо вода,
Это река Ахерон.
Нас переправит туда
Старый паромщик Харон.
Дальше я первым пойду,
Так как прописан я здесь.
Ты ещё чайник в Аду,
Ты вперёд батьки не лезь.
Лыжи у речки стоят,
Рядом стоят сапоги,
Ласты уложены в ряд,
Кто-то отбросил коньки.
Речку осилили вплавь,
Глядь, впереди ворота.
Надпись: “Надежду оставь,
Всякий, входящий сюда”.
Здесь начинается Ад.
Здесь у него первый круг,
Где на привале сидят
Много друзей и подруг.
Тут у них как бы вокзал.
Мир ведь устроен хитро –
Те, кто наверх опоздал,
Молча поедут в метро.
Дальше у них круг второй.
Грешники делятся тут,
А демон-стрелочник злой
Им уточняет маршрут.
Но не бегут рельсы вдаль
И не плывут корабли,
Там у них как бы спираль
Прямо до центра Земли.
Третьего круга черёд.
Что тут сказать в двух словах?
Там у них Цербер живёт,
Песик о трёх головах.
Это обитель обжор.
Только за что их карать?
Ведь не убийца, не вор,
Просто любитель пожрать.
В круге четвёртом нет псов,
Там даже наоборот.
Там в одной чаше весов
И расточитель, и жмот.
В пятом лентяи живут.
Там вообще красота.
Я бы пристроился тут,
Но все забиты места.
Дальше по счёту шестой.
Кто же находится в нём?
Вышли на берег крутой,
Глядь, впереди водоём.
Фурии водятся здесь,
Всякая нечисть и сброд.
Может, и рыба тут есть,
Только совсем не клюёт.
Дальше встречает мужик
Голый, с башкою быка.
Слышится жалобный крик
Из глубины кипятка.
Красная речка бурлит.
С воплями плавают в ней
Изверг, тиран и бандит,
Жулик, насильник и гей.
А из седьмого в восьмой
Очень глубокий провал.
Демон с тройной головой
Долго туда нас спускал.
В круге восьмом десять рвов,
В них где дерьмо, где смола.
Дрючат там всех будь здоров,
Так уж им фишка легла.
Там лицемеры, льстецы,
Сводники, воры, лгуны,
Взяточники, подлецы,
Знахари и колдуны.
Все эти грешники здесь
Мило проводят досуг.
Много есть пыточных средств
В сфере загробных услуг.
Но продолжается Ад.
Глубже колодец ведёт.
Рядом титаны стоят,
Это Антей и Немврод.
Ниже там озеро льда,
Держат предателей в нём.
Вы не ходите туда,
Очень плохой водоём.
Ну, а внутри геосфер,
Как повествует поэт,
Главный сидит, Люцифер.
Там у него кабинет.
Адское пламя в глазах,
Челюсти что-то жуют.
У Люцифера в зубах
Каин, Иуда и Брут.
Но наступает финал,
Кончился этот экстрим.
Так нам поэт описал,
Как там Земля изнутри.
Вот и закончился круг,
Помни, надейся, скучай.
Данте и призрачный друг
Дальше отправились в Рай.
Отелло на киче
На кичмане как-то нам
Занесли маляву, блин,
Где по фене наш Вильям
Вспоминал за нафталин
(про старые времена).
За его репертуар
Не гоните порожняк.
Отвечаю за базар,
Дальше будет всё ништяк.
Книга понравилась.
Жил на острове араб,
Паханом он местным был.
Он чужих не клеил баб,
Он жену свою любил.
Отелло с Дездемоной проживали на Кипре.
За нормальных корешей
Честно мазу он держал,
А для рыбинки своей
Он лепёху подогнал
(подарил жене платочек).
Кучеряво жил пахан
И по-чёрному балдел.
Но один гнилой баклан
На малине уши грел.
За ним следил его подчинённый Яго.
С паханом он как-то раз
Тоже лямку оттянул.
А теперь ловил сеанс
На паханову жену.
Он следил и за Дездемоной.
А пока мотал он срок,
Разве ж мог он угадать,
Что какой-то фраерок
Станет кайф ему ломать.
Заместителем Отелло
был назначен Кассио.
Он баланды не хлебал,
На параше не сидел
И нормальных погонял
На кичмане не имел.
Кассио был новичком в их среде.
Ну в натуре, западло —
Через твой пердячий пар
Вдруг какое-то фуфло
Тебе делает зашквар.
Яго обиделся, что его
место занял другой.
Развести пора лоха.
И решил тогда жиган,
Что борзого фраерка
Надо пялить на кукан.
Яго решил отомстить Кассио.
Как-то тёлка пахана
Вышла воздухом дышать.
Учудила, блин, она
Там лепёху потерять.
Однажды Дездемона потеряла платок.
А жиган уж на посту.
Чтоб борзого зачушить,
Порешил лепёху ту
Ему в хазу подложить.
Яго подбросил платок в дом Кассио.
А пахан, когда смекнул,
Что у шмары нет платка,
Фраерка того вальнул
Как позорного волка.
Отелло уволил Кассио и назначил
Яго на его место.
А ишак стал заливать
Про неверности жены.
Век, мол, воли не видать,
Всё в натуре, пацаны.
Подхалим Яго намекал на порочную
связь Дездемоны с Кассио.
Перепутались рамсы
В чердаке у пахана.
И последние часы
Дожила его жена.
Отелло обезумел от ревности.
Он ей баню учинил.
Взял он рыбинку свою
И на шконку завалил.
Сверху крякнул и адью.
Он допросил и потом задушил её.
Спит, зажмурившись, жена.
В небе светится лысак.
Гложет совесть пахана,
Что попал в такой просак.
Светит месяц. Дездемона умерла.
Подлый бывший корефан
На мокруху побудил.
Запечалился пахан
И перо себе всадил.
Отелло умер.
И собрался там сходняк,
И на нём решили так,
Что из этого чушка
Будут делать петушка.
Зачинщика Яго ожидал суровый приговор.
Вот такой у нас финал.
Больше нечего сказать.
Я ни слова не соврал,
Век свободы не видать.
Евгений Онегин
Эугэн Анэгын
(чукотская версия)
I
Мой дядя сам нечестно правил,
Ведь честно править он не мог,
И вовремя не предоставил
Он на недвижимость налог.
Его пример другим наука.
Ну и короче, этот сука
Однажды ночью со всех ног
Сбежал на северо-восток.
Однако, долго он скитался,
Как заяц путая следы.
И в результате оказался
В районе вечной мерзлоты.
И там под северным сияньем
Прошли все лучшие года,
А служба доброго взыманья
Не добралась ещё туда.
Его кормили и поили
И местных девушек водили,
И дядя вклад весомый внёс
В демографический вопрос.
Но покарали его боги
За то, что не платил налоги.
Он захворал. Лежал, потел
И даже кушать не хотел.
Позвали местного шамана.
Но тот был, как обычно, пьяный
И всю ярангу провонял,
Пока злых духов изгонял.
Короче, сифилис, чахотка,
А также прочие дела…
Вот так суровая Чукотка
Бедного дядю извела.
II
Так думал молодой балбеса,
Гоня собачек восьмерых
В санях со скоростью экспресса
По тундре средь снегов седых.
Казалось бы, чего бы ради
Без всяких видимых причин
Задумался об этом дяде
Чукотский парень Анэгын.
Но Анэгын был добрый малый,
Хотя и молодой пока
И всё, что с детства наблюдал он –
Яранга, тундра и тоска.
Но предаваться праздной лени
Наш добрый малый не любил,
Он тупо разводил оленей
И в глаз песца из лука бил.
Набил песца писец как много,
На нарты некуда совать
И вот собрался в путь-дорога
Себе невеста покупать.
Эугэн имел большой яранга,
Но на хозяйстве был один
И вот поехал спозаранка,
Чтобы навын рагтат гыргын
Географ был Эугэн хреновый,
Не изучил он атлас новый.
Куда собачек погонять?
Кругом же тундра, твою мать.
Но подсказали ему духи,
Где обитают молодухи.
Куда летит его стрела,
Туда упряжка понесла.
III
На севере разнообразно.
Там проживают всяко-разно:
Коряки, чукчи, алеуты,
Нанайцы, ненцы и якуты,
Кереки, кеты, нганасаны,
Саамы, ульчи и долганы,
Селькупы, тазы негильданцы,
Чулымцы, шорцы и челканцы,
Тувинцы, нивхи, удэгейцы,
А также прочие индейцы.
Сойоты, ханты, камчадалы,
Орочи, манси, тофадары,
Эвенки, вепсы, ительмены,
Ну и другие джентльмены.
А чтобы не было вопросов,
Не позабыть бы эскимосов,
Эвенов, энцев и чуванцев…
Да сколько там ещё засранцев?
Там кумардинцы, теленгиты…
Но мы уже по горло сыты.
Хотя ещё пяток остался,
Но я, простите, за…бался.
А вот теперь спросить уместно,
Как среди них искать невесту?
Но у девиц из того края
Была особенность такая –
Их лица круглы как Луна
И глаз не видно ни хрена.
И вот с таким ориентиром,
Покинув тёплую квартиру,
Мчит Анэгын полярной ночью.
Он сильно очень озабочен.
IV
Но в нартах это не на тачке,
А тундра это не хайвей.
Устали бедные собачки,
Бежали столько много дней.
И вот достиг он поселений,
Где было множество оленей.
Там местный вождь устроил бал.
Он дочек замуж выдавал.
Там и якуты на собаках,
И алеуты на каяках,
Пара эвенков на олене
И ещё много всякой хрени.
А было у вождя две дочки.
Такие милые цветочки,
Такие нежные бутоны
Арктической полярной зоны.
Но были эти две сестрицы
Немножко разные на лица.
Там много девочек родится
После заезда экспедиций.
Дочь Татанэ была стройна,
Но одинока и грустна.
А дочь Олгын была моложе,
Но веселей и с круглой рожей.
А что сказать тут о фигурах?
Они там все в оленьих шкурах.
Торчат наружу только лица,
И нет ни грудь, ни ягодица.
Возьмёшь такой кота в мешке,
Потом мытаришься в тоске.
Что делать, ведь стоят без дамы
Яранги, чумы и вигвамы.
V
Хороших девок маловато,
На десять вёрст один-два штук.
Здесь, извините, не экватор,
А северный полярный круг.
Татьяны, русские душою,
Давно бы задали вопрос:
"А как там ходят по-большому
В сорокаградусный мороз?"
Но местной бабе дай лишь повод,
Она медведю пасть порвёт,
За рог оленя остановит,
За хрен моржа приволокёт.
С такою жить — ну просто счастье.
Хозяйство на её плечах.
А сколько затаённой страсти
Скрывается в косых очах…
Но вышло солнце и короче,
Пришёл конец полярной ночи.
И вот обкуренный шаман
Херачит палкой в барабан.
Тут старики и малышня,
И суета, и толкотня,
Как будто вся эта фигня
У олимпийского огня.
Но началось соревнование.
И забрались с утра поранее
В собачьи и оленьи сани
Джигиты с узкими глазами.
И кто на лыжах, кто на нартах,
В пылу спортивного азарта
Поматюгались, покричали
И все за горизонт умчали.
VI
Остались те, кто должен вскоре
Начать другой тип многоборья.
Там, где стоит большой вода,
В местах, свободных ото льда.
Гребцы пошли к своим каякам
И в ожидании встали раком,
Но получив удар волны,
Умчались в море гребуны.
И всё в арктических условьях.
Такое вот у них здоровье.
Такие виды многоборий
У них на суше и на море.
Но вот уж наступает вечер.
Иных уж нет, а те далече.
Их, может, унесла пурга
До самого Петербурга.
Круг конкурентов сокращался,
Но Анэгын не сомневался.
Он лучше всех постиг науку
Стрельбы из северного лука.
Ну и к тому же, всех скорее
Тынзян бросал он на хорея.
(Тынзян — аркан, хорей же — палка,
Собак, оленей погонялка).
А если у стихотворений,
Хорей — размер и ритм строк,
Который пушкинский Евгений
От ямба отличить не мог.
А Пушкину, сказать к примеру,
Я бы ответил дифирамбом,
И переняв его манеру,
Пишу четырёхстопным ямбом.
VII
С утра турниры продолжались.
Уже немногие остались,
Чтобы рискнуть ещё разочек
Заполучить вождёвых дочек.
Два здоровенных якута
Тягают шест туда-сюда,
А рядом мальчики-нанайцы
Друг другу отрывают яйцы,
Подпрыгивают через нарты
И в цель бросают топоры.
Вот только не играют в карты.
Ну нет у них такой игры.
Пока там все творили это,
Один Олень нарисовался.
Он в рамках русского сюжета
За младшей дочкой увивался.
У Пушкина он звался Ленский,
А здесь предположить неловко,
Оленьский он или Тюленьский,
А может быть, Зеленьский Вовка.
Он как-то тихо появился,
Как все не бегал, не скакал.
Он за невестой волочился
И в уши ей стихи толкал.
Как там олень по тундре ходит,
Как ягель радостно цветёт.
А это девушку заводит
И она сразу же даёт.
Такую хитрую подлянку
Подкинул этот мелкий бес,
Залез в доверие, в ярангу
И ещё дальше к ней залез.
VIII
Вы спросите, а где Татьяна,
Ну Татанэ, как её там…
Но в рамках этого романа
Она не интересна нам.
Она ведь не училась в школе,
Так что ещё о ней сказать?
“Я к вам пишу — чего же боле”
Не может даже написать.
Оно для местного масштаба
И вовсе даже ни к чему.
Должна быть в доме просто баба,
Тогда всё будет по уму.
Вот так Эугэн, в смысле Евгений,
Её тогда и застолбил.
Он не читал стихотворений,
Зато из лука метко бил.
И в доказательство, что это
Важнее, чем духовный мир,
Он самозваного поэта
Однажды вызвал на турнир.
Они сошлись, волна и камень,
Стихи и проза, так сказать.
И вот, кто луком, кто стихами,
Друг друга стали оскорблять.
Один заплёван. Только это
Его не может огорчить,
А вот у бедного поэта
Стрела из задницы торчить.
И Пушкин пал, стрелой пронзённый,
И Лермонтов ему вослед.
И я, хотя и отдалённо,
Но тоже всё-таки поэт.
Ну, не совсем поэт, признаюсь,
Но зад подняв из-за стола,
Я тоже как-то опасаюсь,
Не прилетела бы стрела.