Аватар Х. Часть 2
Он очнулся через год после тяжелого ранения на фронте. Пришел в себя, как раз в тот момент, когда его семью пришли убивать. Не повезло… бандитам. Но он так ничего не вспомнил о своей прошлой жизни. Его посещали лишь смутные воспоминания, принадлежавшие, как ему казалось, совсем другому человеку. Да и человеку ли?
Глава 1
1944 г. СССР.
Москва.
Марьина роща
Новенькая «Победа», буквально на днях запущенная в серийное производство, месила колесами подтаявшую грязь кривых переулков частного сектора Марьиной рощи. Эта новенькая модель пока еще массово не выплеснулась на дороги Советского Союза, однако, настоящий предсерийный образец еще неизвестного широкой публике автомобиля уже притягивал взоры случайных прохожих и жителей деревенских трущоб.
За баранкой этого примечательного во всех смыслах «чуда техники» (пожалованного её хозяину за заслуги перед отчеством лично товарищем Сталиным) сидел сухощавый невзрачный мужчина лет пятидесяти с проницательным колючим взглядом серых глаз.
И если непримечательный внешний вид самого мужчины сразу растворялся в памяти нечаянных свидетелей, то проницательный взгляд этих серых глаз запоминался надолго. Однако, запоминался он лишь при одном условии — если водитель этого новенького, пускающего солнечных зайчиков хромированной решеткой радиатора, сам не заставлял его забыть. Раз и навсегда. Поскольку являлся одним из сильнейших Силовиков-Мозголомов Советского Союза.
Рядом с водителем «Победы» неподвижно сидел пассажир — крепкий и мощный мужчина в черном кожаном плаще военного покроя, но без каких-либо знаков различия. Его невозмутимое бледное лицо отдавало какой-то нездоровой сероватой зеленцой, словно он долгое время не выходил на улицу и не видел солнечного света. Ко всему прочему, пассажир практически не моргал, вперив взгляд своих темных глаз, в которых словно клубилась бездонная тьма, по ходу движения автомобиля.
— Что скажешь, товарищ Легион? — разорвав затянувшееся молчание, спросил пассажира водитель «Победы».
Бескровное лицо, напоминающее скульптурную маску своей бледностью и неподвижностью, наконец дрогнуло:
— Сложно всё, товарищ оснаб… Ошибиться боюсь… Понимаешь, Петр Петрович, как легко выдать желаемое за действительное…
— Понимаю. — Кивнул Головин, взглянув на утратившее каменную холодность лицо своего спутника. Сейчас его спутник практически не отличался от живого человека. — Что, совсем ничего конкретного не можешь сказать? — продолжил он допытываться до полковника и начальника секретной Некротической Службы при НКГБ СССР.
— Да есть что-то! Есть, Петр Петрович! Только я обмануться боюсь! — Наконец проявил хоть какие-то «человеческие» эмоции Высший Умрун.
С той поры, как Легион основательно возвысился и избавился от сонма «личностей» Эгрегора Хозяина Кладбища, обретя собственное самосознание, он стал куда более похожим на обычного смертного. И по мере общения с людьми степень этой «человечности» становилась все выше и выше. Коммуникабельные способности искусственной Сущности, созданной некогда Некромагом Черного Ордена СС росли с каждым днем.
— Если есть хоть призрачный шанс — мы должны его использовать, Анастасий Гасаныч! — произнес Головин, посигналив мальчишке, перебегавшему дорогу перед автомобилем.
После того, как Легиона с подачи товарища Сталина, считающего, что преступно разбрасываться подобными ценными кадрами, официально призвали на действительную службу в Наркомат Госбезопасности, встал вопрос: как же его теперь звать-величать?
Ведь правило: «без бумажки ты — букашка, а с бумажкой — человек», никто не собирался ради этого отменять. Поэтому, волевым решением Верховного Главнокомандующего СССР, Высшей Нежити, отныне классифицируемой в справочниках как Лич, были выданы документы и удостоверения на имя Анастасия Гасановича Легиона.
Свое отчество товарищ Легион получил от героически погибшего (именно так тогда считали в руководстве страны) генерала Абдурахманова Гасана Хоттабовича, который, собственно, и стал причиной «рождения» могучей Некросущности.
Имя же Анастасий, что в «переводе» с греческого означало восставший, воскресший или оживший, тоже предложил Иосиф Виссарионович. В этом он, как бывший ученик Духовной Тифлисской семинарии, разбирался, как никто другой.
Помимо полковника Легиона, официальные имена, документы, звания и должности получили все подчиненные его «маленького Некроотдела», начиная от майоров Бима и Бома, и заканчивая уцелевшими после двух эпических сражений обычными Некробойцами. Хотя, назвать их обычными безмозглыми Умрунами, уже не поворачивался язык — все они не только осознали себя, но и приобрели поистине потрясающие возможности.
— Уловил я там что-то знакомое, — нехотя признался Лич. — Но слишком слабые Эманции, да и времени после применения Силы достаточно прошло… Если бы сразу… Или, хотя бы, через пару дней мне там побывать…
— Согласен, — кивнул Петр Петрович, — слишком долго телились с этим докладом. Пока по инстанциям до товарища Берии дошло… Да и то, считай, очень оперативно — и недели не минуло. А то, могли бы и «под сукно» затереть некоторые деятели. Сам знаешь, как это бывает с такими «противоречивыми сведениями». Проверить, перепроверить, затем еще раз, и так по кругу! Но Дар Потрясателя Тверди слишком редкий в нашем мире, поэтому и побоялись бумагу «потерять».
Едва только получив от товарища Берии срочный приказ разобраться со странными событиями, произошедшими на территории Марьиной рощи, Головин выпросив себе в усиление помощь в лице полковника Легиона, стремглав кинулся на место происшествия.
Выбор помощника в расследовании был сделан не на пустом месте, ведь именно товарищ Легион утверждал, что Хоттабыч не погиб, а его Душа не отправилась в Серые Пределы. Генерала Абдурахманова и его Некротическое Создание связывала неразрывная Магическая Печать неведомых «Повелителей Хаоса».
И, как утверждал Лич, если бы Хоттабыч погиб, Печать Повелителей развоплотила бы и его самого. Но, поскольку этого не произошло, Хоттабыч до сих пор оставался жив. Однако, что с ним произошло после боя с Фюрером Вековечного Рейха, тело которого все-таки было обнаружено и идентифицировано, не знала ни одна живая, да и мертвая Душа во всем мире.
Оставалась лишь призрачная надежда на то, что героический старик сумел уцелеть в этом сражении. Вот почему, получив задание от Наркома внутренних дел, Александр Дмитриевич Головин принялся усиленно «рыть носом землю», пытаясь выяснить, что же на самом деле произошло в Марьиной роще.
Еще ни один Силовик, кроме приснопамятного столетнего старика, не обладал подобным набором разнородных сопутствующих Даров. Да и еще и таких могучих. А наряду с падением общего Магического Фона планеты, единовременный выплеск Силы подобной мощности из личного Резерва, не используя энергоемкие Кристаллы-Накопители, на сегодняшний день было чем-то совершенно фантастическим. А как следовало из доклада майора госбезопасности Потехина, задержанный субъект Накопителями не пользовался.
Посетив место происшествия с командой лучших специалистов-экспертов наркомата госбезопасности, вооруженных целой кучей современного Маго-технического оборудования, Петр Петрович согласился с выводами Потехина — задействованных задержанным субъектом Талантов оказалось несколько.
И одним из них являлся Дар Потрясателя Земной Тверди, идентичный по спектру остаточного излучения Силовому воздействию, произведенному Хоттабычем в Абакане. В результате чего единственная в своем роде тюрьма для Силовиков перестала существовать.
Пока эксперты сновали туда-сюда по опустевшему участку, делая множественные замеры (Головин даже не думал, что их будет столько), полковник Легион спокойно и неподвижно стоял в сторонке у покосившегося забора. Глаза его были прикрыты, тонкие губы плотно сжаты, а мужественный квадратный подбородок воинственно выдвинут вперед. Лишь только его ноздри хищно трепетали, когда он шумно втягивал в себя очередную порцию морозного воздуха.
В отличие от остальных сотрудников наркомата, развивших бурную деятельность на означенном участке, только Головин знал о немертвом существовании полковника Легиона. За полгода, проведенные среди людей, Лич научился искусно маскироваться, притворяясь живым. Он даже каким-то образом научился имитировать Ауру живого существа для тех Силовиков, кто умел её распознавать.
Однако, дышать для поддержания своего немертвого существования ему было не обязательно. Особенно, так демонстративно.
«Значит, — решил про себя Головин, — это полковнику для чего-то нужно. И не стоит ему мешать».
— Я закончил, Петр Петрович, — через некоторое время сообщил Головину Легион. — Большего я здесь не выясню.
— Хорошо, Анастасий Гасанович, едем дальше, — согласно ответил Мозголом.
Отдав распоряжение старшему группы экспертов, товарищ оснаб и полковник Легион загрузились в именную «Победу» Головина и направились в районный отдел НКГБ для встречи с майором Потехиным. Ну, и с задержанным, само собой.
Автомобиль неспешно катил по извилистым улицам частного сектора, которые не особо изменились с «прошлой» и основательно подзабытой жизни юного князя Головина. Сочные и красочные воспоминания далекой молодости неожиданно встали как наяву перед глазами уже давно немолодого и умудренного жизненным опытом мужчины…
Вот у этой полуразвалившейся скособоченной избушки под раскидистыми ветвями цветущей огромной яблони, от которой на сегодняшний день остался лишь поеденный древоточцами обломанный кусок гнилого ствола, он впервые поцеловался с молодой княжной Разумовской, гостившей так же, как и сам юный Сашенька, в загородном имении светлейшего Вячеслава Вячеславовича Райнгольда. А за тем поворотом и располагался небольшой особнячок старого профессора…
«Интересно, — подумалось Головину, — уцелело ли это примечательное строение после всех революционных потрясений? Сколько таких вот небольших аристократических поместий было банально разграблено восставшей чернью и предано огню? Не перечесть…»
Под напором нахлынувших воспоминаний, Александр Дмитриевич свернул в приметный проулок и, прокатившись немного остановился у того самого места, где и должен был располагаться загородный дом его престарелого учителя.
«А ведь князю сейчас было бы далеко за девяносто, — припомнив дату рождения профессора, вычислил в уме возраст Райнгольда Головин. — Нет, навряд ли бы дожил старик до сегодняшнего дня, пережив столько потрясений, — решил он, скользя взглядом по приметным с юности местам. — Вот и от его загородной дачи не осталось даже и следа…»
Горечь давней потери неожиданно встала комком в горле. Ведь Вячеслав Вячеславович был не только его учителем и старинным приятелем всей его семьи. Он стал для юного Сашеньки кем-то большим, нежели простым наставником в овладении Силой. Профессор Райнгольд стал ему настоящим другом, старшим товарищем и, после того, как князь Дмитрий Владимирович — отец Головина, погиб на фронте во время Первой Мировой, можно сказать, полностью заменил ему потерянного родителя.
И оттого такими горькими вышли эти воспоминания. После возвращения из иммиграции и поступления на службу Головин ни разу не навестил своего старого друга и учителя, хотя желал этого всем сердцем. Он знал, что старик все так же проживал на своей даче, добровольно отказавшись от остальной дорогостоящей недвижимости, как в столице Империи, так и в Москве.
Мало того, после Вооруженного Восстания, старик не раз и не два сдерживал попытки черни от захвата своей собственности. И к несказанной радости Головина у него это неплохо получалось — превозмочь одного из самых умелых Осененных-Мозголомов Российской Империи у революционных местечковых деятелей не вышло. А подключать «тяжелую артиллерию» из Силовых Наркоматов, чтобы сломать одного единственного «безобидного» старого Сеньку, который и без того на ладан дышит, они так и не решились.
Все это товарищ оснаб прекрасно знал, но встречаться с престарелым князем, успешно держащим оборону, не стал. Он боялся привлечь к старику, о котором все постепенно «забыли», повышенный интерес соответствующих органов. И, как обычно, оказался прав — после повальных «чисток» тридцать седьмого года, все контакты князя Головина были проверены с особой дотошностью, а сам Александр Дмитриевич отправился прямиком в «Абакан» — самую жуткую тюрьму для Одаренных.
Выжить в Абакане оказалось очень сложно, но Сашенька постарался не сдохнуть. Он словно чувствовал, что Родине может вновь понадобится его Талант и возможности Силовика. И не прогадал. Не так уж много времени и прошло, но руководство страны, вдруг осознало свои ошибки и перегибы, и товарища оснаба реабилитировали, выдернув из «Абакана» и вернув на прежнее место службы. Но с учителем Головин так и не встретился, резонно полагая, что к этому времени старик уже отошел в мир иной.
— Что-то случилось, Петр Петрович? — поинтересовался Лич, заметив удрученное состояние боевого товарища, не сообщившего даже о причине остановки. — Вам плохо?
— Нет, со мной все в порядке, — мотнул головой Силовик, с трудом продавливая стоящий в горле ком. — Просто с этим местом у меня связано столько светлых воспоминаний моей далекой юности…
— Простите, товарищ оснаб, но мне этого не понять, — произнес Легион. — У меня не было ни детства, ни юности. Хотя, я могу частично восстановить воспоминания бывших личностей, входящих в общий Эгрегор Хозяина Кладбища. Но проникнуться ими мне, увы, не дано…
— Спасибо за прямоту, дружище! — Оснаб крепко хлопнул пассажира по плечу. — Они у тебя еще появятся, воспоминания… Можешь поверить — я чувствую это как Мозголом. Твое эмоционально-психическое состояние на сегодняшний день очень близко к человеческому. А значит — все у тебя еще впереди! А я еще немного погрущу, и мы отправимся дальше…
— Послушайте, Петр Петрович, я чувствую здесь постоянную подпитку Энергией какого-то давнего Силового Конструкта, — неожиданно заявил Лич. — Похожего… — задумчиво произнес он, на мгновение переходя в нематериальную фазу — расплывшись дымным облаком по салону автомобиля, и вновь собравшись обратно. — Это Ментальный Морок, товарищ оснаб, — сообщил он Головину. — Я ведь, все-таки, не человек и могу распознать…
— Черт побери! — в сердцах выругался Головин, активируя свой Дар, и подпитывая его из табельного Накопителя. — Распустил нюни, дурында!
Едва Магический Поток хлынул по Энергетическим Меридианам, вымывая из мозга Осененного искусный Морок, наведенный явно опытным Мозголомом, как «картинка», стоявшая перед глазами Головина, разительно изменилась: территория, только что казавшаяся небольшим заснеженным пустырем, неожиданно раздалась «вширь», исторгнув из пустоты ухоженный и не очень большой одноэтажный особнячок в стиле «ампир» с четырьмя колоннами на высоком крыльце и резными изображениями на капителях, окруженный небольшим заснеженным садом, располагающимся за самой обычной оградой из крашенного штакетника.
Всё это — сам дом, и колонны, и деревянная «лепнина» с изящными изображениями многочисленных голов Горгоны, пегасов, гирлянд из виноградных гроздей, рогов изобилия, были хорошо знакомы князю Александру Головину, ставшему ныне товарищем оснабом и Петровым Петром Петровичем.
Особняк, словно чертик из коробочки, неожиданно выпрыгнул из его детских воспоминаний, оставшись точно таким же, как и тогда… Ну, разве немного потускнела и облупилась краска на фасаде, да кое-где отвалились «лепнина». Но в целом, это был тот же самый знакомый ему с самого детства дом, не менее родной, чем принадлежащей их семье фамильный особняк князей Головиных. Но в его особняке уже давно хозяйничают совсем чужие ему люди, а здесь…
Головин распахнул дверь и выбрался из салона авто на улицу. Внутренне трепеща, он приблизился к знакомой ограде и прикоснулся руками к калитке. Дверь особняка неожиданно распахнулась, а на пороге появился лысый и бородатый абрек.
— Гребаная тетя, как ты постарела… — пораженно выдохнул товарищ оснаб, неосознанно повторив одну из «дурацких присказок» Хоттабыча. — Ибрагим?
— И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! — приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. — Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!
Глава 2
Повышенное внимание к своему дому старый Мозголом ощутил еще до того, как на дороге напротив его особняка остановился новенький автомобиль неизвестной князю модификации.
— Кого это еще принесло по мою душу? — недовольно проворчал старик, сбрасывая с ног теплый плед и бодро поднимаясь из любимого кресла.
По прошествии нескольких дней, минувших после чудесного возвращения с того света, Вячеслав Вячеславович чувствовал себя просто великолепно. Его даже начали посещать мысли о прогулке на свежем воздухе, которые не появлялись в его голове вот уже больше десятка лет.
Вливание чужеродной Праны оказало на одряхлевший организм князя эффект, подобный разорвавшейся бомбе, и запустило какой-то неведомый ранее механизм регенерации. Буквально за неделю Вячеслав Вячеславович расцвел, сбросив со своих плеч не менее десятка (а то и поболее) лет.
Проснулся уже давно подзабытый аппетит, а застарелая язва совершенно перестала беспокоить молодеющего день ото дня старика. А вчерашним вечером он даже позволил себе наяву, а не в Ментальном Пространстве, рюмочку основательно выдержанного коллекционного коньяка еще Имперского разлива.
Молодой паренек, совершенно случайно попавший «на прием» к дряхлому Мозголому, оказался настоящим Кудесником. То, что этот юный «инвалид» прошедшей войны с ним походя сотворил, не укладывалось ни в какие рамки! Такого просто не могло быть! Старый князь не верил в сказки. Однако, против фактов не попрешь!
Выглянув в окно, старик первым делом запустил в сторону незваных гостей (а то, что они прибыли именно по его душу, старик не сомневался) Ментальный Щуп, пытаясь одновременно рассмотреть сидевших в автомобиле людей.
Несмотря на частично восстановившееся зрение, глаза старика еще пребывали в состоянии, далеком от нормы, поэтому рассмотреть сидящих в салоне людей ему не удалось. Однако, и с Ментальным Щупом все пошло не по плану — Силовой Конструкт, никогда не подводивший своего создателя, натолкнулся на такую мощную Магическую Защиту мозга, что не смог «с разгона» её преодолеть.
Такого сокрушительного фиаско старый Мозголом не терпел уже давно. Однако он благоразумно одернул Щуп, не пытаясь накачать его Энергий — на данном этапе главное, чтобы его попытки остались нераспознанными.
Он давно уже научился держать удар, а мощность установленной Ментальной Защиты незнакомца просто кричала о том, что для её преодоления потребуется чертова уйма Сил. И не факт, что её удастся пробить — ведь противостоял старому князю не менее опытный, чем он сам, Осененный-Мозгокрут. Этот нюанс Райнгольд успел моментально оценить, едва коснувшись возведенной незнакомцем Стены Отчуждения.
На его счастье пришлый Мозголом ничего не заметил. Видимо, он был в этот момент занят чем-то очень и очень важным, иначе, несомненно бы уловил осторожную попытку Райнгольда прощупать его Магическую Защиту.
«Кто бы это мог быть?» — задумался Райнгольд, никогда за последних пару десятилетий не сталкивающийся со специалистом-Мозголомом подобного Ранга.
По его скромной поверхностной оценке, этот «красный Силовик», был примерно равен ему по силам, а то и превышал. Возможно, что после ареста Мамонта Быстрова, проявившего недюжинный Талант и величину Резерва, кто-то из власть предержащих решил разделаться до кучи еще и с немощным контриком-аристократом.
А вот мысленные импульсы второго «гостя» старика нимало озадачили: ему на мгновение показалось, что тот и не человек вовсе, а какой-то богопротивный Кадавр — порождение проклятых Некромантов. Однако, насколько он знал, красная революционная власть с такими запретными Силами старалась дел не иметь, беря в этом пример с разрушенной ими же Российской Империи.
— Хозяын! — В кабинет ворвался слегка возбужденный Ибрагим. — Там госты пожаловалы! Можэт, палнуть по ным ыз винтовкы? Чтоб нэповадно было?
— Не будем спешить, Ибрагим, — осадил верного абрека Вячеслав Вячеславович. — Подождем немного. Может, не разглядят нас за Мороком и опять уберутся восвояси.
— Э-э-э, совсэм шайтаны красные никак нэ уймуца! — выругался Ибрагим. — Как Мамонта арэстовали, так и пропал джыгыт! Хороший парэн, сэстренка его мэста себе нэ находит…
— Знаю, старина… — согласился Райнгольд. — А ведь я его предупреждал, чтобы тихо сидел. Глядишь, и пронесло бы.
Дверь автомобиля неожиданно открылась, и на улицу вышел водитель автомобиля. По мере его приближения к дому, Вячеслав Вячеславович все яснее и яснее осознавал, кого к нему на этот раз принесло в этот морозный февральский день…
— Хозяын! — изумленно пророкотал Ибрагим. — Да это то же…
— Сашенька! — свистящим шепотом выдохнул Райнгольд, ноги которого неожиданно дрогнули и перестали держать старческое тело. Верный слуга едва успел подхватить хозяина на руки и усадить князя в кресло. — Зови его, Ибрагимка… — прошептал побелевшими губами старик. — Зови скорее, пока я Богу душу не отдал…
— Бэгу, хозяын! Толко нэ помырай! — И дюжий абрек с неимоверной скоростью метнулся к входной двери.
Он выскочил из дома как раз в тот момент, когда князь Головин подошел к калитке.
— Гребаная тетя, как ты постарела… — произнес гость. — Ибрагим?
— И тэбэ нэ хворат Алэксан Дмытрыч! — приветливо отозвался горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. — Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!
Князь, распахнув калитку, прошел во двор, вбежал, словно мальчишка, на высокое крыльцо и порывисто обнял постаревшего горца.
— Как же я по вам по всем соскучился, Ибрагим! — продолжая сжимать грузина в крепких объятиях, признался он.
— Я
— Учитель жив? — все еще не веря, переспросил Головин. — Ведь ему же почти сотня…
— Он — крэпкий аксакал! — с гордостью произнес Ибрагим. — Долгие ему лэта!
— Веди! — отстранившись, воскликнул Александр Дмитриевич.
Ибрагим открыл дверь и, пропустив вперед дорогого гостя, вошел следом.
— Нэ забыл, гдэ кабинэт хозяына, кыняз? — спросил он.
— Не забыл, Ибрагимушка! — выпалил Головин и, не раздеваясь застучал сапогами по старому скрипучему паркету.
— Ай, шайтан! — Покачал ему вслед лысой головой грузин. — Как малчишька… совсэм нэ измэнился — такой жэ шэбутной.
Ворвавшись в кабинет, Головин остановился на пороге, впившись взглядом в тощего бледного старика, восседающего в инвалидном кресле.
— Вячеслав Вячеславович… учитель… — только и сумел произнести он, кинувшись в ноги старику и положив голову ему на колени.
— Сашенька… — прокаркал старик, обнимая «блудного сына» и припадая к нему тщедушным телом. — Живой… живой… живой… — безостановочно шептал он, а из его глаз на лицо Головина падали крупные прохладные слезы. — Теперь и помереть можно…
— Даже не думайте об этом, Вячеслав Вячеславович! — строго произнес Головин, поднимая голову и вытирая ладонью слезы старику. — Вам еще жить и жить!
— Жить и жить? — иронически усмехнулся Райнгольд. — Ты хоть помнишь, Сашенька, сколько мне лет?
— Если мне не изменяет память, — ответил Головин, — в прошлом году вам исполнилось девяносто три.
— Помнишь, пострел! — довольно прокаркал старик. — Не забыл… Так о каком же житье-бытье ты говоришь?
— Ну, не скажите, учитель, — устроившись в кресле рядом со стариком, убежденно произнес Александр Дмитриевич, накрыв своими ладонями сухощавые руки старика. — Не так давно мне довелось воевать с фрицами, стоя плечом к плечу со старцем, перевалившим за столетний рубеж. Так вот он, хоть и постоянно ворчал, проклиная свой весьма почтенный возраст, но при этом многим молодым мог дать весьма значительную фору! Однако, помирать от старости, он совсем не спешил… Так что и вам грех жаловаться, Вячеслав Вячеславович! — печально усмехнувшись, добавил он.
— За столетний рубеж, говоришь? — произнес Райнгольд, лицо которого с момента встречи с учеником слегка порозовело. — Уж не о Хоттабыче ли ты вещаешь, Сашенька? — выдал старик к большому изумлению Головина. — О погибшем генерале Абдурахманове? — для проформы уточнил старик.
— Что? — натурально опешил Александр Дмитриевич от заявления Райнгольда. — Да откуда вы… О нашей совместной операции никто, кроме… Вячеслав Вячеславович, — укоризненно произнес он, — неужели сумели-таки взломать мою Защиту? Ну, не мог я этого не заметить
— Ага! Уел тебя старый профессор? — довольно воскликнул князь, похлопав бывшего ученика по коленке. Самочувствие старика стремительно улучшалось. — Не ломал я твою Защиту, Сашенька, — сообщил он, сияя от счастья. — Но за столь высокую оценку моих возможностей — гран-мерси! Не каждый день такое услышишь от сильнейшего Мозгокрута Империи…
— Вы меня сейчас в краску вгоните, профессор! — расхохотался Головин. — Скажете тоже…
— И скажу! — не унимался Райнгольд. — Я оценил твою Ментальную Защиту. Она безупречна! Я даже не знаю, кому под силу её проломить… А насчет Хоттабыча все просто: вычисляется даже простым дедуктивным методом…
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересованно подался к учителю Головин. — Как же я соскучился по вашим «дедуктивным методам»!
— Я тоже по тебе соскучился, Сашенька! — Не остался в долгу старик.
Головин вновь крепко обнял старика:
— Вячеслав Вячеславович, я…
— Полноте, Сашенька, полноте! — просипел старик. — Раздавишь еще! Я уже не в той форме, чтобы с тобой силушкой меряться!
— Простите, профессор… — Александр Дмитриевич отпустил Райнгольда. — Это от избытка чувств… Давно им волю не давал…
— Понимаю. — Кивнул старик. — Как же ты в Абакане выжил?
— Это долгий разговор, — открестился от подробностей Головин. — Как-нибудь я вам все подробно расскажу. А теперь вернемся к Хоттабычу? — предложил он.
— Вернемся, — не стал спорить Райнгольд. — Скажи, ты знаешь хотя бы еще одного столетнего старика, воевавшего на фронте?
— Нет.
— Что и требовалось доказать. А Хоттабыча знают все, — пояснил старик. — Я мог просто ткнуть пальцем в небо, и попасть в него. Вот и весь секрет. Принцип «бритвы Оккама» — не следует множить сущности без необходимого! — наставительно произнес он.
— Действительно просто, — усмехнулся Головин. — Как же вы с ним похожи… С Хоттабычем, — пояснил он. — Не пойму, чем… Может быть, все старики, дожившие до такого патриархального возраста и сохранившие ясность ума, приобретают что-то общее… определенные свойства души… цинизм… схожие мысли…
— Не напрягай понапрасну голову, мой мальчик, — улыбнувшись, посоветовал профессор. — Доживешь — поймешь!
— Ну, далековато мне еще до ваших лет.
— Я тоже в твоем возрасте так думал. А на самом деле не успеешь глазом моргнуть, а ты уже дряхлый, немощный и никому не нужный старикан! Да, с Хоттабычем я, конечно, утрировал, на самом деле о вашей тесной «связи» я узнал совсем из другого источника.
— Вот это номер! — вновь оживленно воскликнул Головин. — Из какого же такого источника старик, живущий затворником вот уже как больше двух десятков лет, мог узнать такую секретную информацию? Да об этом даже в Наркомате госбезопасности не все знают!
— А я вот знаю, — не без некоторой гордости заявил Райнгольд. — Не возражаешь, если мы с тобой вспомним былое?
— В смысле? — произнес Головин.
Но уже через мгновение он понял, что ответ старого учителя ему не понадобится. Окружающая обстановка вокруг него стремительно изменилась, а профессор преобразился чудесным образом — помолодел лет на пятьдесят. Они с учителем сидели друг против друга за сервированным столиком в шикарном ресторане, а где-то неподалеку заводной оркестр наяривал какую-то знакомую мелодию.
Варвара Панина, узнал знакомое низкое контральто, восхищавшее в свое время таких «матерых» ценителей исскуства, как Лев Толстой, Куприн, Чехов и Блок, а известный художник Константин Коровин, даже как-то сравнил Панину с безумно популярным Шаляпиным.
Варвара — цыганка по происхождению, начинала свою карьеру в петербургских и московских ресторанах. А в 1902-ом году она впервые выступила на сцене петербургского Благородного собрания и с тех пор больше не покидала эстраду.
— Палкин? — произнес Александр Дмитриевич, узнав самый роскошный ресторан Российской Империи, к большому сожалению уже не существовавший в настоящее время.
— Палкин, Сашенька, Палкин! — ответил Вячеслав Вячеславович, откидываясь на спинку кресла, украшенную позолоченной резьбой. — Вспомните, как это было, мой мальчик, ибо такое вы не увидите и не услышите больше никогда! Эх, Варя-Варя, как же рано ты ушла[1]…
— А вы все такой же Кудесник, Вячеслав Вячеславович, — отозвался Головин. — Если бы не резкая смена декораций, я бы ни за что не почувствовал перехода в Ментальное Пространство.
— Ну так, Сашенька, опыт не пропьешь, — довольно усмехнулся помолодевший Райнгольд, залихватски подкручивая свои и без того острые кайзеровские усы.
«А ведь он действительно когда-то носил такие усы, — припомнил Головин. — А я ведь об этом уже и забыть успел», — пронеслось у него в голове.
— Но я не для этого вас сюда притащил, Сашенька, — произнес Мозголом. — Мне проще показать один раз, чем рассказывать…
Перед Александром Дмитриевичем развернулось широкое «полотно», как в кинотеатре «Ударник» на полторы тысячи мест, в котором ему доводилось бывать до войны. Однако «полотно» созданное искусным Мозголомом выглядело просто как огромное окно в «иную реальность», и эта реальность была известна князю Головину не понаслышке.
Александр Дмитриевич стойко и молча просмотрел свою Ментальную дуэль с предателем Вревским, а после осилил еще одну часть воспоминаний с погоней в автомобиле, в которой он тоже являлся отнюдь не бессловесным статистом. Однако, момент с Хоттабычем в котловане, оставшемся после эпической битвы с Драмагаром, вообще привел его в крайнюю степень возбуждения.
— Откуда? — свистящим шепотом произнес он, когда Вячеслав Вячеславович свернул свой «кинотеатр». — Те, кто об этом знали, давно мертвы или пропали без вести!
— Оттуда, Сашенька, оттуда! — хохотнул моложавый старикан, победно поглядывая на своего ученика — типа, и мы не лыком шиты! — Но это еще не все, мон шер, что я хотел тебе показать…
— Боюсь даже предположить, что это будет, — произнес Головин, с опаской поглядывая на торжествующего старика. — Вы полны сюрпризов, Вячеслав Вячеславович.
— На том и стоим, — не переставая улыбаться, заявил старик и эффектно взмахнул рукой.
Окружающий мир неожиданно растворился в густом тумане, поглотив ментальную проекцию ресторана. Туман плотно окутывал Мозголомов. Он был везде: под ногами, по сторонам и над головой. И лишь небольшой пятачок свободного пространства не позволял им потерять друг друга из вида.
Неожиданно налетевший ветер разорвал клочья тумана, открыв взгляду Головина гигантскую каменную стену, сложенную из огромных гранитных блоков. Стена уходила вверх, теряясь где-то в низколетящих облаках и простиралась на необозримое расстояние в обе стороны…
— Солидная Ментальная Защита! — сразу определил оснаб, еще раз окинув взглядом возвышающуюся пере ним стену. — Чья?
— Кабы знать, Сашенька, — развел руками Райнгольд. — Смотри дальше…
Клубы тумана развеяло усилившимся ветром, и Александр Дмитриевичвич заметил невдалеке — у самой стены две фигуры — парня, лет двадцати пяти, знакомого по фотографиям в деле — Мамонта Быстрова и двойника Вячеслава Вячеславовича.
Участок Защитной стены, у того места, где они стояли, начал светиться. Неожиданно на месте свечения из камня начали проступать огромные двустворчатые металлические ворота, слегка тронутые рыжей коррозией.
Двойник старика подошел вплотную к одной из створок и «нарисовал» пальцем прямо по её поверхности небольшой проём, примерно человеческого роста, который мгновенно «проявился» как самая обычная дверь. Потратив еще немного времени, дубль Райнгольда нарисовал замочную скважину и немного отошел, словно любуясь на дело «собственных рук».
Затем в его руках соткался из воздуха очень сложный фигурный ключ, который был незамедлительно засунут в замочную скважину. Двойник легко провернул отмычку и толкнул рукой дверь. Дверное полотно беззвучно распахнулось, открывая темный проход за «охраняемый периметр» Защитной стены.
Но едва двойник старика вошел в проход, стена затряслась, а огромные ворота неожиданно исчезли, оставив неизменной лишь распахнутую дверь. После чего поверхность стены неожиданно «вспучилась», явив этому вымышленному насквозь миру гигантское каменное лицо разгневанного старика со всклоченной бородой.
Распахнутый дверной проем неожиданно превратился в отрытый зубастый рот, который сомкнулся в тот же миг. Только громко хрустнули несуществующие кости двойника Райнольда, а потом все погасло.
— Хоттабыч… — потрясенно выдохнул Александр Дмитриевич, опознав лик каменного гиганта.
[1] Варвара Васильевна Панина — известная исполнительница цыганских песен и романсов. Была знаменита сильным низким контральто и особой манерой пения. Умерла от болезни сердца в 39-ть лет. Слушать певицу не гнушались даже особы царской фамилии.
Глава 3
— Значит, вы с ним встречались, учитель? — вновь вернувшись в реальность, спросил Головин. — С Мамонтом Быстровым?
— А ты, никак, по его душу прибыл? — догадался старик. — Продолжаешь служить, даже после всего, что сделали с тобой эти… — Райнгольд запнулся — он не желал обидеть любимого ученика, которого уже и не надеялся увидеть живым. — … нехристи? — Наконец подобрал он эпитет, показавшийся ему наиболее нейтральным. — И даже Абакан тебя не сломал…
— А я не нехристям служу, а России! — жестко отрезал Головин. — Вот вы сами, Вячеслав Вячеславович, отчего в заграницы после Вооруженного восстания не сбежали? Как тот же князь Чавчавадзе? Капиталов у вас хватало, чтобы жить припеваючи в каком-нибудь Лондо̀не или Парѝжу до самой смерти? Да еще и осталось бы! Но, нет — на даче оборону вот уже два десятка лет держите…
— И я Россию люблю, Сашенька! И не меньше вашего, между прочим! — отбрил ученика престарелый профессор. — И помереть хочу не на чужбине, а на родной земле! Многим, как тому же Чавчавадзе, этого не понять…
— А вот я вас прекрасно понимаю, учитель! А что касаемо Абакана — мне довелось побывать там два раза, профессор, — иронично произнес Александр Дмитриевич, а старик изумленно ахнул. — Только во второй раз «сломался» сам Абакан! — Выдержав небольшую паузу, сразил старика наповал товарищ оснаб.
— Абакана не существует? — все еще не веря, переспросил Райнгольд.
— На данный момент ведутся работы по его восстановлению, — ответил Головин. — Где-то же надо содержать всякую Осененную шваль, Пробудившуюся по какому-то недоразумению…
— Попустительством Господним и по Дьявольским проискам Пробуждаются такие твари, — согласился старик. — Их не содержать под стражей, их сразу надо в расход пускать, Сашенька! — Тряхнул в воздухе свои сухим кулачком престарелый Маг.
— Полностью с вами согласен, Вячеслав Вячеславович! — ответил Головин. — Однако, с точки зрения «социалистического хозяйствования», — повторил он явно чье-то высказывание, — уничтожение подобного Силового контингента абсолютно нерентабельно! Пусть они пользу государству приносят — Ману сдают. К тому же в нынешней ситуации она на вес золота!
— А с этим уже я не буду спорить, Сашенька, — кивнул старик. — С Магическими потоками твориться черте что! Совсем невозможно стало пополнить Резерв старыми дедовскими способами — из окружающего Эфира.
— Только Накопители спасают, — произнес Александр Дмитриевич. — Но и они не вечны — скоро запасы опустеют.
— Если ничего не произойдет — бесспорно наступит такой момент, — прокаркал старик. — И человечество вновь скатится до уровня обычных простецов. Но, чему быть, того не миновать. А вторых братьев Гримм, вернувших в мир Магию, отчего-то, пока не наблюдается…
— Да, вторых братьев Гримм у нас нет, — согласно кивнул Головин, — но я открою вам одну тайну, профессор, — заговорщически прошептал на ухо Райнгольду Александр Дмитриевич, — государственную тайну! У нас есть кое-кто получше… И он, возможно, сумеет подсказать, как человечеству справиться с этой бедой…
— Неужели, Хоттабыч? — ехидно улыбнулся старик. — По моему скромному предположению, генерал Абдурахманов не погиб…
— Вы тоже так считаете, учитель? — с какой-то затаенной надеждой воскликнул Головин.
— Да, считаю! Скорее всего, при оперировании такими потоками Энергии, он должен был переродиться в нечто большее… Ну, перестать быть человеком, в общем понимании — точно!
— Открою вам еще одну государственную тайну, Вячеслав Вячеславович, он и до битвы с Гитлером уже был не совсем человеком…
Пожилой Маг пристально взглянул на обретенного ученика:
— Я об этом догадывался, Сашенька… Этот ваш Хоттабыч — Высшая Сущность? Ведь тот молодой человек, — Райнгольд пощелкал пальцами в воздухе, — Мамонт, он ведь явно его Аватар?
— Вы сейчас серьезно, профессор? Мамонт Быстров — Аватар Хоттабыча? Вы хотите сказать, что его Ранг Силовика достиг несуществующего в известной нам градации уровня Божества?
— Это я, как раз, у тебя хотел спросить, Сашенька? — весело рассмеялся старик. — Иначе, для чего ты мне все это рассказал? Старый профессор-затворник может лишь предполагать… Все, что мне остается, лишь шевелить еще не заржавевшими мозгами.
— Мозголомам болезни мозга не страшны, — произнес Головин. — Не вы ли меня этому учили, Вячеслав Вячеславович?
— Все помнишь, паразит! — Старик погрозил пальцем бывшему ученику. — Да, если Мозгокрута, не сломает в Ментальной дуэли куда более могучий коллега, либо более хитрый… и такое бывало, — добавил старик, — старческое слабоумие Мозголому не грозит. Ясность ума до самой смерти — это наше благо… либо проклятие, — немного подумав, произнес он. — Ведь как было бы здорово впасть в детство на склоне лет, чтобы забыть то, что забыть не сможешь уже никогда… И только смерть освободит нас от этой тяжелой ноши!
— Вячеслав Вячеславович, — протянул с укоризной Головин. — Что это за упаднические настроения? Выше голову! Мы с вами еще повоюем!
— Да, отвоевался я уже, Сашенька…
— А вот и нет! — безапелляционно заявил Александр Дмитриевич. — Раз уж мы с вами встретились, то я считаю преступлением разбрасываться такими кадрами! Как сказал товарищ Сталин — кадры решают всё! И не спорьте, Вячеслав Вячеславович! Вас мы покажем ведущим Целителям СССР, подлечим, и будете еще молодую поросль обучать секретам владения Силой! А теперь давайте вернемся к Мамонту Быстрову, — попросил он. — Это сейчас самое важное! И прошу, не упускайте ни единой мелочи…
Александр Дмитриевич покинул дом старого профессора примерно через час — время поджимало. Но все, что он смог у него выведать — Головин узнал. Заверив престарелого князя Райнгольда, что скоро его жизнь измениться кардинальным образом, товарищ оснаб распрощался с профессором и его слугой и, выйдя со двора, уселся за руль новенькой «Победы».
— Как все прошло, товарищ оснаб? — поинтересовался полковник Легион, терпеливо ожидавший Головина в машине.
— Лучше, чем я ожидал, — ответил Головин, заводя машину. — Мало того, что я застал живым и здоровым близкого мне человека, так еще он снабдил меня такой информацией, разжиться которой я даже и не надеялся.
— Замечательно! — невозмутимо произнес Легион. — Куда теперь?
— Посетим товарища майора госбезопасности Потехина, — сообщил спутнику Головин. — Ну, и самого Быстрова, естественно. Представляешь, Анастасий Гасанович, мой старый учитель — профессор Райнгольд, — Александр Дмитриевич указал на особняк князя, — считает Мамонта Быстрова Аватаром Хоттабыча.
— Не удивительно, — спокойно согласился Легион. — После битвы с Драмагаром Господин поглотил значительное количество Силы противника, а также его Живительной Силы. А Драмагар в свое время поглотил не одно Высшее Существо Божественного уровня, и сам, в какой-то мере, может считаться Божеством. А помните, как Хоттабыч вернул к
— Подожди, товарищ полковник! — Головин врубил первую скорость, отпустил сцепление и прибавил газу. — Не гони лошадей! — остановил он неожиданно разговорившегося Лича. О судьбе своего Господина, в котором Некрот души не чаял и был связан нерушимой Клятвой «Повелителей Хаоса», Анастасий Гасанович мог рассуждать буквально часами. — Я понял, о чем ты мне хотел сказать! Тебе самому что-нибудь известно о таком феномене, как Аватар?
— Известно, — ответил Лич. — Это земные воплощения Высших Сущностей, достигших пика своего развития. Используя подходящие Сосуды, они могут расщеплять свое сознание на несколько потоков, существуя одновременно в нескольких Ипостасях, что, собственно, и называется в просторечии Аватаром.
— Думаешь, Хоттабычу такое по плечу? — спросил Головин.
— Всецело на это надеюсь, — не стал юлить Легион. — Иначе, мы будем и дальше пребывать в неведении насчет его дальнейшей судьбы. С ним что-то случилось… Что-то очень нехорошее… Такое, с чем он сам не в силах справиться. Но он, однозначно, не мертв! Я уже говорил это тысячу раз, и могу повторить еще миллион — Хоттабыч жив! Иначе ты бы со мной не разговаривал!
— Ну, — усмехнулся Головин, объезжая по обочине глубокую колею, выбитую грузовиками в подтаявшей грунтовке, а после замершей, — ты сам не очень-то живой…
— Пусть мертв,
— Что?!! — Оснаб от такого неожиданного признания резко крутанул рулем, едва не врубившись в колодезный сруб. Машину потащило юзом по ледяной дороге, не взирая на вдавленный «в пол» тормоз и выбросило на деревянный тротуар. По счастливой случайности никаких прохожих в этот момент не было. — Что значит «отнять человеческую жизнь»?
— То и значит, товарищ оснаб, — четко произнес Лич, — мне пришлось убить Господина, чтобы он выжил. Как бы не безумно это звучало. Иначе, его человеческая сущность погубила бы его безвозвратно.
— Но ведь ты и сам мог погибнуть… Развоплотиться…
— Мог, — согласился Лич. — Но это был единственный, на тот момент, вариант спасения.
— Ты об этом никогда не говорил… Почему? — спросил Головин.
— А смысл? — Почти по-человечески пожал плечами Легион. — Вы и без этого считали его погибшим. Зачем лишние разборки и нездоровая суета?
— Ну… в общем-то логично, — подумав, согласился товарищ оснаб. — Разбирательств бы избежать не удалось. Так кто же он теперь, если не человек?
— Не знаю, товарищ оснаб. Но его Энергетическая Система претерпела значительные изменения. И еще… — Легион немного «помялся», прежде, чем сказать, что было абсолютно на него не похоже. — В том сражении Господин бился отнюдь не с Гитлером и Черным Орденом СС… И даже не с той Тварью, что они вырастили совместными усилиями…
— А с кем же? — У Головина едва челюсть не отпала от подобных откровений Легиона.
— И Вековечный Рейх, и Гитлер, и Черный Орден СС — это была лишь ширма, — произнес полковник. — Он бился с куда более могучим противником. Это было поистине Хтоническое Существо, подобное Драмагару, но куда более умное… Именно эта Тварь выращивала Рейх и собирала Силы для каких-то своих и неведомых мне целей…
— Постой-постой, братишка! — Головина словно озарило. — Хтоническое, говоришь?
— За это ручаюсь! — ответил Легион.
— А ведь мы так и не узнали, кто уничтожил Агартхи и её обитателей, — задумался Александр Дмитриевич, вспоминая свои «тибетские» приключения. — А ведь у Кощея были догадки…Это кто-то из прежних Повелителей Земли — Титанов! Кронос, либо его уцелевшие прихвостни! Черт! — выругался оснаб. — Как бы я хотел сейчас переговорить на этот счет с Кощеем! Но до него не добраться — путь в Агартхи уничтожен! — Головин дал задний ход и вернул автомобиль на дорогу.
Через полчаса Силовики уже входили в двери районного отдела Дзержинского НКГБ. Засветив на «вертушке» корочки сотрудников Народного Комиссариата Государственный Безопасности, чекисты беспрепятственно добрались до кабинета Потехина.
— Разрешите? — После предварительного стука, первым прошел в кабинет начальника Силового отдела Головин, следом за ним — Лич.
— Вы ко мне, товарищи? — недовольно взглянул на «гостей» Потехин, оторвавшись от каких-то бумаг. — Я занят, подождите немного…
— Третье Главное управление НКГБ СССР, — перебил Потехина Александр Дмитриевич, и не подумав выходить. Он подошел к столу и положил поверх бумаг специальное распоряжение, выданное и подписанное лично Лаврентием Павловичем. — У нас нет времени ждать пока вы освободитесь, товарищ майор госбезопасности, — спокойно произнес он. — Оснаб гозбезопасности Петров, Петр Петрович, — официально представился он, развернув удостоверение. А это — полковник госбезопасности товарищ Легион, Анастасий Гасанович…
Потехин, явно обалдевший от распоряжения, подписанного лично министром внутренних дел, а также званиями нежданных посетителей (о наличии звания оснаб он раньше даже не слышал, и поэтому не мог предположить насколько оно высоко), подскочил со своего места, застегивая верхнюю пуговичку на воротничке кителя.
— Майор госбезопасности Потехин! — отрапортовал он, вытягиваясь во фрунт и одергивая китель. — Начальник Силового отдела…
— Оставим формализм, Игнатий Савельевич, — произнес Головин, протягивая майору руку. — Дело общее делаем, поэтому можно на «ты».
— Присаживайтесь, товарищи, — пожав ледяную руку и Легиону, предложил Потехин. — Может, чаю? — произнес он, когда гости расселись. — Чувствую, замерзли…
— Дело не терпит, — качнул головой Александр Дмитриевич. — Это ваша докладная записка, Игнатий Савельевич? — спросил оснаб, вынимая из папки, которую захватил с собой, слегка помятый лист бумаги.
— Так точно! Моя, товарищ оснаб, — ознакомившись с документом, ответил Потехин. — Вы не подумайте, чего… Все изложенное мной в докладной — чистейшая правда! Если, что не так, — Потехин вновь вскочил на ноги, — готов ответить по всей строгости закона, товарищи!
— Успокойся, Игнатий Савельевич! И сядь! — произнес Головин. — Никто тебя ни в чем не обвиняет, хотя сведения, честно сказать, фантастичнее не придумаешь…
— Я тоже не сразу поверил, — усевшись на место, согласился с оснабом Потехин. — Но есть свидетели…
— Верю, Игнатий Савельевич, — сказал Головин. — Мы с товарищем Легионом все проверили…
— А… как… — опешил Потехин. — Там ведь…
— У нас свои источники информации, — с загадочным видом произнес Александр Дмитриевич. — Ты, кстати, шапочно знаком с этим источником, — широко улыбнувшись, добавил он. — Это Вячеслав Вячеславович Райнгольд…
— Опять этот дряхлый контрик-Мозголом? — Изумленно выпучил глаза майор. — Он у меня уже в печенках сидит, а добраться до него не могу!
— Па-а-апрашу выбирать выражения, товарищ майор госбезопасности! — с каменным выражением лица произнес Головин. — Хотя, откуда тебе знать? — тут же сменил он гнев на милость. — Информация проходила под грифом особо секретно! На контроле у Самого…
— У Самого? — ахнув, переспросил Потехин.
— У Самого, — не моргнув глазом, убедительно соврал Александр Дмитриевич. — Но скоро гриф секретности снимут, а мы, все-таки, в одной структуре служим, Игнатий Савельевич. Так вот, старый князь — наш давний секретный агент! Думаете, он просто так остался в Советском Союзе, хотя тысячу раз мог удрать за границу? Капиталов у него для этого вполне хватало, — доверительно повествовал Головин. — А вся контра недобитая, что спит и видит, как бы Советскую власть уничтожить, через него «удочки забрасывали», планируя разного рода диверсии! И сплошь Силового характера! Понимаешь, о чем я, товарищ майор госбезопасности?
— Вот оно что… — произнес Потехин. — Теперь-то, кажись, все на свои места встало! А я-то все недоумевал, на кой хер он здесь остался… Ох, прошу прощения, товарищи офицеры!
— Нечего страшного, Игнатий Савельевич! — благожелательно произнес оснаб. — Мы тоже, знаете ли, не ангелы во плоти, и любим временами завернуть крепкое словцо, — заразительно рассмеялся Александр Дмитриевич. — Так что, товарищ майор, переставайте кошмарить старенького дедушку-профессора, он столько полезного для страны сделал…
— Ага, — не сдержал эмоции Потехин, — его, пожалуй, закошмаришь! Он сам кого хочешь закошмарит, причем натурально! Лет пять назад он мою группу задержания так обработал, что ребята еще месяц спустя от ночных кошмаров вздрагивали и спать не могли!
— Ну, так-то Вячеслав Вячеславович был одним из ведущих Мозголомов царской России, — сообщил Потехину оснаб. — Это он еще к товарищам «любя»… Повезло, что не на полную катушку старик вас отваживал. Иначе, закончили бы свои дни в психушке, а то и мозги бы всем, как вы говорите, на хрен бы выжег! Этот пожилой патриах в Русско-турецкую так османов гонял — любо-дорого посмотреть! За его голову Гази Осман Нури-паша[1] такую награду обещал… Так что здорово повезло вашим ребяткам, Игнатий Савельевич! — закончил оснаб. — Но, что-то мы разговорились, а дело стоит, — неожиданно «опомнился» Головин. — Давайте, показывайте вашего задержанного…
[1] Осман Нури-паша (1832–1900), известный просто как Осман-паша — турецкий маршал и военный министр. За военные успехи был удостоен почётных прозвищ «Гази» (победоносный) и «Лев Плевны».
Глава 4
Выйдя из кабинета начальника райотдела НКГБ, чекисты направились прямиком в подвал, где и располагались тюремные камеры для содержания особо опасных преступников-Силовиков. По уже давно заведенной традиции, районные (как, впрочем, и все остальные) Силовые отделения наркомата госбезопасности старались размещать в особняках, ранее принадлежащих Сенькам-аристократам.
Ведь каждое, уважающее себя древнее семейство, имело в «своих закромах» этакие потайные казематы, напрочь блокирующие у заключенного бедолаги любые проявления Таланта. Вот и пользовались товарищи чекисты этим империалистическим наследием, оставленным бегущими за границу от Вооруженного восстания аристократишками.
«Используй то, что под рукою и не ищи себе другое», — вспомнил Головин, как, бывало, говаривал Хоттабыч.
Оно и правильно — ведь в эти Защищенные от Магии помещения вбухано столько Сил и средств на Знаки, Руны и Символы, что мама не горюй! Они ведь не только в металле, камне, да дереве воплощены, но еще и натурально в Эфир «врезаны». А о стоимости энергоемких Кристаллов-Накопителей, что подпитывают всю эту сложнейшую Артефактную Защиту, лучше просто промолчать — нет у молодого советского государства таких средств, чтобы в каждом Силовом райотделе подобное чудо сотворить.
Спустившись по узкой винтовой лестнице, камни которой были сплошь усыпаны кристалликами льда, Силовики добрались до низенькой металлической дверки, сплошь покрытой бахромой ржи и наплывами грязного рыжего льда.
Однако, из под ледяной шубы четко просвечивали переливающие заковыристые знаки, складывающиеся в замысловатые формулы Магической Защиты.
Товарищ оснаб прошелся наметанным взглядом по обледенелой дверке, выхватывая знакомые светящиеся Руны. Судя по их качественной проработке, не утратившей своих свойств за длительное время, изготавливались они настоящими специалистами своего дела.
— Солидная Блокировка, — произнес Головин, потирая пальцами замерзающий кончик носа — температура возле двери в каземат была чрезмерно низкой. Даже на улице мороз так не давил, как в этом древнем подвале.
— Так Дом Кюри перед самой Империалистической все здесь обновил, — выдыхая облака пара, сообщил Потехин. — Едва ли не на каждом Символе их Магическое клеймо присутствует, — похвалился майор госбезопасности, пристукивая ногу об ногу — его хромовые сапоги тоже не держали мороза.
Лишь один Легион никак не реагировал на низкую температуру — его мертвое тело холода не ощущало. Это только на примитивных Ходячих низкие температуры могут хоть как-то влиять, промораживая мертвые ткани и замедляя ихдвижения. Высшие же Умертвия функционировали на совершенно иных принципах жизнедеятельности, пребывая порой и в абсолютно невещественном состоянии. Поэтому даже большие перепады температур не могли им причинить какого-либо ущерба.
— Слушай, Игнатий Савельевич, — произнес Головин, — у тебя в подвале всегда такой холод стоит? Неужели вся эта Защита настолько энергоемка, что жрёт тепло, как бык помои? Тут как на северном полюсе! Ты бы хоть предупредил… — И оснаб зябко передернул плечами.
— Так нет же, товарищ оснаб, не в Защите дело! — Мотнул головой Потехин, дыша теплым парящим воздухом в кулаки, чтобы немного согреть руки. — Это все чертов Мамонт, будь он неладен! Сначала, вроде, никаких проблем с ним не возникало.
— А теперь, значит, возникли? — усмехнулся Александр Дмитриевич.
— Аккурат со вчерашнего дня такая оказия творится, — подтвердил майор. — Я ведь поначалу, когда его сюда определил, как рассуждал: посидит немного под стационарным Блокиратором — большой беды с ним не приключится… Сами же представляете, товарищи, что будет, если его редкий Дар Потрясателя «вразнос» пойдет? Я-то помню секретную разнарядку сорок третьего года, когда несколько серьезных «толчков» во время Инициации генерала Абдурахманова таких бед в Подмосковье наделали… Меня, как раз за неделю до этого, на должность начальника Дзержинского Силового отдела госбезопасности назначили — и такого я геморроя хлебнул…
— Погоди, Игнатий Савельевич, — перебил Потехина оснаб, — а с чего ты взял, что это Инициация Абдурахманова была? Такого в разнарядке не было — сам её сочинял.
— Ого! — Признание такого факта моментально прояснило степень высоты неизвестного майору звания «оснаб». — Так это, Петр Петрович, догадаться-то не сложно… — пожал плечами Игнатий Савельевич. — Правда, только после Победы осознание пришло, — признался он. — Как только вместо Рейха одна лужа осталась, так и пришло. О других Силовиках-Потрясателях на советской земле мне не известно. Ну, кроме, вот, Мамонта…
— Ну, что же, в логике тебе не откажешь, Игнатий Савельевич. Молодца! — похвалил Головин майора. — Не буду скрывать — все правильно рассчитал. Думаю, стоит тебя на повышение отправить… — задумчиво произнес оснаб. — Переговорю насчет тебя, майор, с Лаврентием Павловичем — сейчас вменяемые кадры, как воздух нужны!
— Ы-ы-ы! — только и смог выдавить из себя Потехин, не ожидавший подобного заявления. — С Генеральным комиссаром государственной безопасности? Обо мне?
— Не ссы в трусы, Игнатий Савельевич! — Вновь вспомнив шутки-прибаутки Хоттабыча, по-свойски хлопнул майора по плечу Александр Дмитриевич. — Быть тебе со временем генералом, майор, если не дурак, конечно! Но я-то знаю, что не дурак, — произнес оснаб, пристально взглянув в глаза Потехину.
Майор почувствовал, как в его сознание что-то осторожно ввинчивается, невзирая на установленную Ментальную Защиту, что в штатном порядке устанавливалась каждому сотруднику НКГБ. А для руководящего состава она снабжалась еще и своеобразной сигнализацией.
Не будь её, Игнатий Савельевич даже и не заметил бы умелых действий «кремлевского» Мозголома. «Районные коновалы» действовали настолько грубо и болезненно, воздействуя на мозг, что после их ежегодных вмешательств по обновлению Магической Защиты, у сотрудников Потехина (да и у него самого) головы трещали минимум неделю, словно с жутчайшего перепоя.
Легко считывая мысли майора, Александр Дмитриевич с трудом удерживал невозмутимое выражение лица. Ведь Головин специально активировал «сигнализацию» Ментальной Защиты, чтобы обозначить свое присутствие в сознании Игнатия Савельевича. Он легко бы мог распотрошить всю его, так называемую Защиту, совершенно себя не выдав.
А вот с работой «местечковых» специалистов-Психокинетиков, нужно было срочно что-то делать. Ибо их выучка и умения, действительно находились где-то на уровне плинтуса, а то и еще ниже. Мало того, что при работе с «объектами воздействия» (которые, вот ведь какая незадача, являлись живыми людьми) они причиняли последним невыносимые страдания и боль, так еще и качество их Защиты оставляло желать лучшего.
На этот счет у товарища оснаба после неожиданной встречи со своим старым наставником, появились определенные мысли. Мозголомов, свободных от несения службы, в стране постоянно не хватало. Да что там говорить — их было крайне мало. А уж опытных учителей — и подавно.
Так что оставить и дальше старика Райнгольда влачить жалкое существование затворника, Головин попросту не мог. Не имел права. Осталось лишь договориться с руководителями страны и устроить престарелого князя на должность «воспитателя» юных Мозголомов. Опыта ему не занимать, а качество обучения — на уровне лучших мировых университетов! А то, что обличенные властью товарищи не откажут Райнгольду, а вообще схватятся за это предложение обеими руками, Александр Дмитриевич даже не сомневался.
— Это, м-майор, ты д-двери-то отопри, а то з-замерзнем мы здесь к е. ене-фене! — Головина от мороза уже начало основательно подтряхивать. — Ты з-задержанного не заморозил часом в этом гребаном к-каземате? — поинтересовался он, когда Потехин принялся деактивировать Магическую Защиту, навешанную на дверь.
— Да ч-чего ему сделается, то-товарищ оснаб? — произнес Игнатий Савельевич, которого тоже ощутимо била морозная дрожь. — Это в-ведь он здесь свободной Силой истекает… Мне над этим казематом пришлось пятерых Силовиков усадить, чтобы Энергию аккумулировали в Накопители.
Светящиеся Формулы, наконец, потухли, вот открыть примерзшую к косяку дверь у майора никак не получалось.
— Черт! — выругался Игнатий Савельевич, саданув несколько раз каблуками сапог в ледяной нарост. — Заиндевела совсем… Отогревать придется… Комаров! — громко заорал он дежурному, чей пост находился этажом выше, у самого входа в подвал.
— Что случилось, товарищ майор госбезопасности? — В «предбаннике» пред дверью в каземат нарисовался напряженный молоденький сотрудник ГБ с «пустыми погонами» и мягким пушком под верхней губой, нервно сжимающий в руках потертый ППШ.
— Ты автомат-то опусти, Комаров! — прикрикнул на подчиненного Потехин. — А то не дай Бог, попотчуешь нас свинцом! Найди мне лейтенанта Звеняцкого, быстро!
— Так точно, товарищ майор госбезопасности! — Неуклюже закинув автомат на плечо, Комаров умчался выполнять распоряжение начальства, громко топая не по размеру великими сапогами по каменным ступеням.
— Не убейся тут мне! — крикнул ему в спину Игнатий Савельевич. — Скользко!
— Есть, не убиться тут вам! — донеслось до чекистов откуда-то сверху.
— Набрали неумех, — чертыхнулся Потехин, когда гулкие шаги рядового затихли. — Приходится нянчиться, как с дитями, товарищ оснаб. Всех остальных война вычерпала… А у этих слабенький Дар едва-едва прорезался, а в голове… А! — Нервно махнул рукой майор. — Пока уму-разуму научишь…
— А как ты хотел, Игнатий Савельевич? — слегка подковырнул Потехина оснаб. — Как говорится, сам себе накопай… — вспомнил Александр Дмитриевич очередную шуточку Хоттабыча, обращенную в свое время Легиону в ипостаси Хозяина Кладбища.
— Что вы сказали, товарищ оснаб? Как это, сам себе накопай? — Выпучил глаза майор госбезопасности, шутки, естественно, не понявший.
Зато Легион довольно улыбнулся, во все тридцать два — он-то этот посыл прекрасно понял.
— Воспитай, конечно же, — «поправился» товарищ оснаб, незаметно подмигнув Личу, — оговорился я, майор.
«Хорошо еще, что Потехин не обратил внимания, что у товарища полковника пар на холоде от дыхания не идет, — подумалось Александру Дмитриевичу. — Вот этот странный парадокс я, как раз, объяснить и не сумею. Хорошо еще, что Лич рот понапрасну лишний раз не разевает».
— Фух! — облегченно выдохнул Потехин. — А я подумал, что у меня от постоянного недосыпа, совсем фляга свистнула… Как этого Мамонта приняли, так одни проблемы у меня. Я уже дома неделю не был — все здесь в отделе, на диванчике приходится…
— Не переживай, Игнатий Савельевич, — постарался успокоить майора оснаб, — все у тебя с флягой в порядке. Это я тебе, как специалист в области психиатрии и нормального функционирования головного мозга говорю. А вот отдохнуть и выспаться тебе необходимо!
— Да я бы рад, но сам понимаешь, товарищ оснаб — служба…
— Скоро мы с товарищем полковником твою головную боль у тебя заберем, — пообещал Александр Дмитриевич. — И ты, наконец, выспишься, как следует! В отпуске. Думаю, что пары недель будет достаточно…
— Какой отпуск? — Вновь выпучил глаза Потехин. — Да кто же меня отпустит, товарищ оснаб?
— Вот товарищ Берия тебя и отпустит, — усмехнулся Головин, — ввиду полного истощения моральных и физических сил.
— Так… как я? — опешил Потехин. — Кого я вместо себя на своем посту оставлю? Ответственный же пост!
— А скажи мне, Игнатий Савельевич, — Головин подошел к майору вплотную, взял его пальцами за пуговицу на кителе и проникновенно заглянул в глаза, — кому будет лучше, если ты такими темпами через пару месяцев на своем очень ответственном посту в ящик сыграешь от какого-нибудь кровоизлияния в мозг?
— В какой ящик, товарищ оснаб? — От холода, нервов и постоянного недосыпа Потехин в последнее время действительно стал плохо соображать. Да и голова у него непрестанно болела, мешая как следует сосредоточиться.
— Не знаю, — пожал плечами Александр Дмитриевич. — А в каком ты больше предпочитаешь? Хошь — в сосновом, хошь — в березовом. Хотя, это тебе лучше в ритуально-мемориальной конторе уточнить, в каких гробах у нас нынче чекистов хоронят…
— Чё так прям сразу и хоронить? — неожиданно возмутился Потехин. — Я на тот свет пока не собираюсь!
— Хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах! — Рубанул с плеча Головин мудрой цитатой, что тоже слышал когда-то от Хоттабыча. И её формулировка нравилась ему больше расхожей русской мудрости: человек предполагает, а Бог располагает. — Ты уже на грани, Савельич! Понимаешь, о чем я?
— А я по-другому и не умею, — немного пафосно, но честно ответил Потехин. — Помру если, найдется, кем заменить. Незаменимых у нас нет.
— Вот, вроде бы, и умный человек ты, Игнатий Савельевич. И образование имеется, а рассуждаешь, как темный крестьянин с двумя классами церковно-приходской школы! Ты хоть представляешь себе, сколько ресурсов наше социалистическое государство тратит, чтобы воспитать хоть одного грамотного специалиста? Да еще и Одаренного? А? Чего молчишь, товарищ майор госбезопасности, как рыба об лед? — продолжал распекать Потехина товарищ оснаб. Он даже согрелся слегка, а вылетающий из его рта горячий пар тут же осыпался на пол каземата мелкими кристалликами льда — мороз в подвале становился все крепче.
— Я как-то не подумал… — попробовал «отбояриться» от Головина Игнатий Савельевич.
— А должен был! — Словно хлыстом стеганул словом Александр Дмитриевич. — Ты думаешь, что твое здоровье, это только твое личное дело? А вот накося-выкуси, Игнатий Савельевич! — сунул ему головин в нос фигуру из трех пальцев. — Оно не твое, и даже не моё! Оно — общественное! Ты — представитель закона! Сотрудник государственной безопасности! Твоя задача — защищать простых советских граждан, от всякой расплодившейся мрази, паразитирующей на теле нашего социалистического общества! — словно на митинге рубил правду-матку Головин. — А если ты просто сдохнешь на своем посту, кто этим будет заниматься? Кто-то другой? А если такого не найдется? Сколько у нас ребят на фронте полегло? А? Миллионы! Так вот ты, Игнатий Савельевич, должен жить и служить Родине за себя и за того парня, который до этого дня не дожил! Да, живота своего не жалея, но и не дохнуть так тупо от какого-нибудь сердечного приступа! Поскольку твой приступ — настоящее преступление! А дохнут пусть наши враги!
— Ох, ну и макнул ты меня, товарищ оснаб, прямо рожей, да в собственное дерьмо… Я аж вспотел… — Потехин вытер выступившие на лбу капли пота.
— Отдых тебе нужен, Игнатий Савельевич, — уже вполне спокойно продолжил Головин. — У тебя голова уже сколько дней болит?
— А откуда… — заикнулся, было, майор, но вовремя вспомнил, с кем разговаривает. Этому Мозголому, похоже, ничего и пояснять не надо было — он «читал» у Потехина в голове, словно в открытой книге, невзирая на установленную Защиту.
— И ведь лекарства никакие от головной боли не спасают, — продолжил выговаривать районному начальству Александр Дмитриевич. — Только Медик ваш из госпиталя — Рыжов Лазарь Елизарович, эту боль унять на время мог. Но просить его каждый раз о помощи — зазорно тебе. Сила нынче дорога…
— Пощади ты меня уже, Петр Петрович! — взмолился наконец Потехин. — Понял я, что дурак! Понял!
— Вот и ладушки, — довольно потер озябшие руки Александр Дмитриевич, после чего прикоснулся пальцами ко лбу Потехина. — Боль я тебе снял — хоть выдохнешь немного.
— Ух, — счастливо мотнул головой майор, просияв от облегчения, — и вправду отпустило! Спасибо, Петр Петрович! — сердечно поблагодарил он товарища оснаба.
— Боль-то я тебе снял, — отмахнулся от благодарностей Головин, — но не вылечил. Просто отключил на время…
— На сколько? — тут же поинтересовался Потехин.
— Сутки, не больше. Ведь боль — это сигнал о том, что с организмом что-то не в порядке. И сигнал этот надо воспринимать серьёзно! Как мы уедем — сразу пиши раппорт на имя вышестоящего начальства, а я прослежу, чтобы не затеряли! И это — приказ, товарищ Потехин! Я тебе еще и письменно его продублирую.
— Спасибо, товарищ оснаб!
— Слушай, ты своего солдатика за смертью моей послал? — опомнился оснаб, которого вновь начал пробирать нешуточный морозец. — Где этот твой спец по открыванию замороженных дверей?
— Звеняцкий-то? — переспросил майор. — Так он простой Огневик…
— Так давай же его быстрее сюда, а то мы здесь сейчас дуба дадим! У меня уже и без Звеняцкого причиндалы звенят!
Глава 5
К счастью, ожидать специалиста-Огневика долго не пришлось. Он появился буквально через несколько минут, чуть не вприпрыжку спустившись в промороженное подземелье. Младший лейтенант Звеняцкий тоже оказался довольно юным парнем, едва-едва разменявшим второй десяток.
Мазнув по Головину с Легионом внимательным взглядом, и не найдя на них искомых знаков различия, молоденький летеха вытянулся по стойке смирно перед Потехиным.
— Товарищ майор госбезопасности! — отчеканил он звенящим от напряжения голоском. — Младший лейтенант госбезопасности Звеняцкий по вашему приказанию прибыл!
— Так, Николай, слушай задачу… — Тут же запряг подчиненного «в работу» Игнатий Савельевич. — У тебя, кстати, как с Резервом? — поинтересовался Потехин.
— Полнехонек… — Довольно осклабился младший лейтенант, но взглянув в суровые глаза оснаба, стер с лица улыбку. — Заполнен до отказа, товарищ майор госбезопасности, — поправился он. — Не успел еще в Накопители перекачать.
— Вот и хорошо, что не успел, — обрадовался начальник Силового отделения. — Вольно, — распорядился он. — Помощь твоя нужна, Коля — надо эту чертову наледь растопить, — пояснил он задачу лейтенанту. — А то примерзла намертво, и я товарищей к задержанному не могу провести. Сможешь?
— Так точно, смогу, Игнатий Савельевич! — кивнул Звеняцкий. — Вы только отойдите в сторонку, чтобы я не зацепил ненароком, — попросил он, оглядывая ледяную корку на двери.
— Товарищи, давайте отойдем, — произнес Потехин, смещаясь за спину младшему лейтенанту. — Как бы и вправду не зацепило…
Головин и Легион без возражений тоже отошли к лестнице, оказавшись позади Силовика, обладающего Огненным Талантом.
— Давай, Коля, жги! — распорядился Игнатий Савельевич.
И Коля отжег: вытянув в сторону покрытой льдом двери обе руки, он жахнул струей огня такой силы, что лед мгновенно испарился, обдав горячим паром окружающие дверь камни. Невольным наблюдателям даже пришлось прикрыть лица руками, настолько жарким было Магическое Воздействие Пироманта.
Промороженный воздух, стремительно насыщенный перегретым паром, буквально через несколько секунд превратил небольшой предбанник каземата в спертую и душную атмосферу парилки. Металл двери моментально высох и раскалился до вишневого состояния, временами плюясь шипящим кипятком, когда в щелях начал вскипать лед.
— Коля-Коля, достаточно! — перекрикивая гудение потока Магического Огня, облизывающего дверь в камеру, и громкое шипение испаряющейся воды, выкрикнул Игнатий Савельевич, продолжая прикрывать лицо ладонью. Жар в подвальном посещении стоял неимоверный, так что пришлось хватать перегретый воздух открытым ртом.
Поток раскаленной плазмы сначала опал, а после исчез, словно его никогда и не было. Только на раскрасневшейся двери, постепенно снижающей интенсивность свечения, продолжала шкворчать оставшаяся влага.
— А вот теперь жарковато стало, — рассмеялся оснаб. — А молодец у тебя парень! Какой у него Ранг? — полюбопытствовал Александр Дмитриевич?
— Пока средний — Контролер Силы, но едва на шестой натягивает, — ответил майор. — Но потенциал несомненный. Тренировок бы ему побольше — и отличный Силовик получится! Но с Силой, сами знаете, какие сейчас проблемы…
— Так вам Мамонт не только геморрой принес, но еще и Магией щедро «поделился», — заметил Головин.
— Что есть — то есть! — согласился Игнатий Савельевич. — Я вот одного понять не могу, товарищ оснаб, откуда у него такой Резерв? Если посчитать исход Сырой Силы в госпитале, уничтожение банды братьев Глазьевых, где он тоже не слабо так «потратился»… Да еще и наше ведомство успело столько Кристаллов-Накопителей наполнить… Резервы сотрудников туда же… Я в кои-то веки полон энергией под завязку… Если суммарно прикинуть, на глазок — несколько миллионов Эрг выйдет! Это же уму непостижимо, товарищ оснаб! Не бывает такого! Он же ничем не примечательным Силовиком до сего времени был…
— Вот мы как раз с этим и прибыли разобраться, — ответил Александр Дмитриевич.
— Сейчас дверь остынет, и я вам его покажу, — пообещал Потехин. — Только он это, товарищ оснаб, в слегка невменяемом состоянии находится… — виновато разведя руками, признался Игнатий Савельевич.
— Как это? — не понял Головин. — Почему в невменяемом-то?
— Ну… так… я посчитал его чрезмерно опасным, Петр Петрович, — пояснил свою позицию майор. — Во-первых, взяли мы его аккурат у закрытого Мороком особняка князя Райнгольда… Я же не знал тогда, что старик наш человек…
— Он же сам к вам вышел, Игнатий Савельевич, — напомнил оснаб. — А это явная демонстрация благих намерений. Если бы не этот «жест доброй воли» со стороны Мамонта, вы бы его никогда не арестовали.
— Понимаю… Но служба у нас такая — во всем подвохи искать, — честно признался Потехин. — А вдруг это происки врагов?
— Каких врагов, Игнатий Савельевич? Окстись! — фыркнул Александр Дмитриевич. — Парень вам за один день две банды уничтожил! Да его к ордену представить нужно, да не к одному!
— Вот поэтому я к нему помягче, — закивал, соглашаясь, Потехин. — И не арестовал, а задержал, до выяснения… Случай-то совсем не ординарный! А если, что не так? Сами знаете каково бывает… Да еще такая мощь… А тогда даже и не представлял, какая она на самом деле… С меня бы тогда точно голову сняли…
— Спорить не буду, — помрачнев, ответил оснаб, — у нас с этим лихо. Дальше что?
— А как принял я этого странного паренька «под белы ручки», так в индивидуальные Блокираторы и заковал. В таком виде в отделение и доставил, — продолжил отчитываться Потехин. — Поместил в каземат этот — сами видели, какая Магическая Защита у него! Так он, Мамонт, эту Защиту играючи продавил! — почти шепотом произнес майор. — Это мой спец по Маго-техническим Артефактам случайно заметил, когда приборы тестировал.
— Интересно, — покачал головой Александр Дмитриевич, которому эта история напомнила первую встречу с Хоттабычем. Тогда старик тоже умудрился продавить Защиту нескольких Блокираторов, где в числе прочих находился и стационарный.
— Я, грешным делом решил, что Накопители, питающие Блокировку каземата, разрядились. Да не тут-то было — вполне рабочими оказались! Ну, и перетрухал я тады маненько, товарищ оснаб… — признался майор. — А что, если он сейчас со всей дури влупит, и не останется на месте отдела даже ямки? Тогда я его решил Коктейлем Збарского[1] попотчевать, в довесок к индивидуальным и стационарным Блокираторам. Двойной дозой… И потом еще… И в течение вчерашнего дня еще несколько раз вводил… — Потупившись, произнес Потехин. — Ведь не брало его ничего, товарищ оснаб! — с тоской в голосе, воскликнул он, не поднимая глаз.
— Твою мать! — выругался Головин. — Ты таким Макаром мог ему все Энергетические Каналы нахрен выжечь!
— Мог… — не стал отрицать майор. — Только нихрена ему не сделалось! Иначе, откуда столько Сырой Энергии в Эфире?
— Ну, да, — подумав, произнес Головин. — Каким бы Резервом не обладал Силовик, без нормальных Меридианов её не вывести.
— А у этого Мамонта, похоже, Каналы толщиной с корабельный канат! — поделился соображениями Игнатий Савельевич. — Сила хлещет, словно у пожарников из брандспойта! И Блокираторы, и Коктейль Збарского — все ему нипочем! — восторженно добавил Потехин.
— Ну, ты-то на этом ведь не остановился, Игнатий Савельевич? — уже успев подсмотреть в голове майора продолжение истории, усмехнулся оснаб. Но ему было интересно, что же сам майор скажет по этому поводу. — Давай уже — отступать некуда!
— Так точно, товарищ оснаб… Не остановился… — повинился Потехин. — Я ему в Коктейль Збарского снотворного набухал…
— Угу… — вытянув губы трубочкой, выдохнул Александр Дмитриевич. — Сразу лошадиную дозу? Да, Игнатий Савельевич? Да еще и не один раз, наверное?
— Не один… — не стал отрицать Потехин. — Лучше ж перебдеть, чем недобдеть…
— Ага, и угробить такого перспективного Силовика? Да он ведь потенциальный Первый Ранг! Если уже не перешагнул во Внеранговые… Показатели весьма впечатляют… Даже меня… Ну что, остыла дверь?
Потехин осторожно прикоснулся кончиками пальцев к потемневшему металлу:
— Терпимо…
— Давай уже, открывай! — нетерпеливо произнес Александр Дмитриевич. — А то мы столько времени потратили, чтобы в эту камеру попасть.
— Уже! — Майор потянул за теплую ручку.
Ржавые петли, в которых перегорела смазка, издав протяжный стон, позволили дверце «приветливо» распахнуться. Первым в небольшую камеру, пригнув голову, чтобы протиснуться под низенькой притолокой, прошмыгнул Потехин. Следом за ним вошли в каземат, так же пригнувшись, и Легион с оснабом.
Подобных казематов Головин насмотрелся по самое «не могу», от маленьких и неказистых, в которых едва-едва поместится один узник, до огромных — в которых можно одновременно содержать пару десятков Одаренных, да еще и для пыточного арсенала место останется.
Да-да, любили в свое время его благородные коллеги-аристократы с Талантливыми врагами развлекаться, выпытывая тайные родовые Знания. А после изгнания высокородных Осененных за рубеж, да тщательного прореживания их оставшегося на Российских просторах поголовья, Советская власть, экспроприировавшая да национализировавшая многочисленные аристократические особняки, не придумала ничего лучшего, чтобы использовать казематы, защищенные от Магии, по прямому назначению.
Тюремная камера в Силовом отделе Дзержинского района НКГБ оказалась не из самых маленьких, и вполне себе вместила всех присутствующих офицеров, вновь обдав их морозной волной.
Оснаб внимательно оглядел заиндевевшие стены и низенький потолок, под которым болталась тусклая электрическая лампочка, невесть каким образом продолжавшая работать в этом выстуженном каменном мешке.
Посередине камеры было расположено кованое металлическое ограждение, в структуру которого были искусно вживлены наполненные Магией Руны и Знаки, складывающиеся в законченные Формулы. Работу известного на весь мир Дома Кюри Александр Дмитриевич узнал, едва бросив взгляд на филигранную решетку.
А на жестком и тоже металлическом топчане, вокруг которого и было выстроено кованое ограждение, святящееся разнообразием Магических Конструктов, лежал без сознания молодой и беспомощный красноармеец Мамонт Быстров. Его руки были не только пристегнуты друг к другу с помощью браслетов-Блокираторов, но еще и прикованы обычными наручниками к решетке.
— Ну ты и перестраховщик, Игнатий Савельевич! — Изумленно произнес Головин. — И как только не угробил парня?
— Подожди, Петр Петрович, меня укорять… — поспешно ответил майор, поэтапно отключая контуры Блокирующей Магию Клетки. — Что на это скажешь? — И Потехин вынул из специального гнезда подпитывающий Защиту Энергокристалл.
Потоком Сырой Энергии Головина едва не сбило с ног. Источник словно взбесился, черпая дармовую Силу, плотность которой в тюремной камере превысила все мыслимые пределы. Резерв «распух» и «затрещал», едва не лопаясь, а Энергия все продолжала вливаться полноводным потоком в опешившего от такого напора Мозголома.
Неожиданно волна Сырой Силы ослабла, словно кто-то резко перекрыл вентиль — это Потехин вернул Накопитель на место и восстановил один из контуров Защиты.
— Спасибо, Савельич! — немного отдышавшись, поблагодарил майора Александр Дмитриевич. — Что это вообще сейчас было?
— Да кабы знать, товарищ оснаб? — Пожал плечами начальник отдела. — Но Клетка Кюри, пусть и не окончательно, но не дает этой Энергетической Волне мощно распространяться. Не думал, что вас так накроет… Вон, товарищу полковнику все нипочем…
«Еще бы! — мысленно усмехнулся Александр Дмитриевич. — Товарищ полковник — Лич, и простой Силой не „питается“, ему особая Энергия нужна — Некротического характера. Сила мертвая, обратная Живительной Пране. Такой на местах кровавых преступлений с лихвой, на полях сражений, да на древних погостах. Вот и перенес он этот Поток безо всяких последствий. А мне умней надо быть и осторожнее».
— Похоже, чем выше Силовой Ранг, тем сильнее воздействие Потока, — предположил Александ Дмитриевич. — Слушай, майор, а ведь Клетка Кюри совсем же по-другому принципу работает, — заметил Головин. — Она Силы Оператора Блокировать должна, а не препятствовать их распространению!
— Так и я о том же, товарищ оснаб! — согласно закивал Потехин. — Этот важный момент очень хорошо в спецшколе разбирали. Но не Блокирует железяка Силовые способности этого говню… товарища! Так же, как и Коктейль Збарского! А я его столько в этого… товарища закачал — на целую роту Силовиков бы хватило! Теперь-то вы меня понимаете, товарищ оснаб?
— Теперь понимаю… И что, таким Потоком Силы от него разило с самого момента задержания?
— Никак нет, — ответил майор, — сначала ничего подобного не происходило. Просто Дар не Блокировался — и все. А вот после того, как снотворное подействовало — понеслось…
— Хм… Интересный эффект… — Задумчиво потерев подбородок, произнес оснаб. — Что же, интересно, такое ему снится…
Александр Дмитриевич просунул руку сквозь решетку и прикоснулся к голове спящего парня кончиками пальцем. Ментальный Импульс не проходил сквозь клетку, видимо, купировался системой Формул. А вот физический контакт неожиданно принес свои плоды — появился устойчивый контакт, скользнув по которому Александр Дмитриевич погрузился в дремлющее сознание молодого красноармейца Быстрова…
[1]Коктейль Збарского — химико-магический препарат, разработанный в данной реальности известным в СССР магобиофизиком Борисом Ильичем Збарским. В зависимости от введенной дозы этот препарат временно лишает Осененного Магических способностей.
Глава 6
— Товарищ оснаб! Товарищ оснаб! — сквозь шум в голове услышал Александр Дмитриевич. — Очнись! Да что же это твориться-то⁈
Голос, который настойчиво его звал, казался каким-то далеким, гулким, идущим, словно из металлической бочки. Но, несомненно, знакомым. Головин явно знал, кому он принадлежит, но припомнить, отчего-то не мог. Чувствовал товарищ оснаб себя отвратительно: голова пульсировала острой болью, а в ушах, кроме неясного шума, еще и основательно звенело. И ко всему прочему, Александр Дмитриевич никак не мог понять, что же с ним произошло.
— Товарищ оснаб, держись! Помощь скоро будет! — От громкого голоса, продолжающего терзать слух Головина, голова просто разламывалась на части. — За медиком я уже послал…
— Что… со мной… случилось… — с трудом разомкнув спекшиеся губы, прошептал Головин и попытался разлепить глаза. Но с первой попытки ему это сделать не удалось.
— Фух! Очнулся! — с облегчением выдохнул знакомый незнакомец. — Ты в обморок упал, товарищ оснаб! Там, в тюремном каземате…
Наконец глаза удалось открыть. Но понять, что же с ним происходит, Александр Дмитриевич не сумел — все двоилось и расплывалось перед его взором, а стены и потолок принялись захороводить вокруг него свои «веселые танцы». Так что глаза пришлось срочно закрыть — во рту неожиданно стало «кисло», а желудок выдал несколько рвотных судорог.
«Словно с жутчайшего перепоя, — пришло на ум Головину отличное сравнение. — Еще блевануть не хватало! Вот только не пил я сегодня…» — припомнил он.
— В каком каземате? — Нашел он в себе силы, чтобы переспросить.
— Ну, как же? — продолжал теребить Головина тот же несносный голос, хозяина которого он все никак не мог вспомнить. — Вы же с товарищем полковником за Мамонтом Быстровым в наше отделение приехали, Петр Петрович! А он у нас в подвале, в стационарном Блокираторе… Неужели забыли, товарищ оснаб?
— Вот оно что⁈ — В голове Александра Дмитриевича наконец-то все встало на свои места, и звучавший голос обрел свою «фактуру». — Потехин, ты, что ли? — И оснаб аккуратно приоткрыл один глаз.
На этот раз ничего не раздваивалось, хотя стены и потолок ощутимо двигались по кругу. Но терпеть было можно, без опасности опустошить желудок на пол кабинета начальника Джержинского Силового отделения НКГБ. Именно там он и находился. В горизонтальном положении. Расплывшись желеобразной амебой на кожаном диване с высокой «каретной» спинкой. А под головой у товарища оснаба обнаружился твердый валик подлокотника дивана.
— Я-я, товарищ оснаб! — обрадовано завопил майор. — Ну и напугал ты нас, Петр Петрович, когда рухнул в камере без единой кровинки в лице!
— Не кричи, Игнатий Савельевич… — вяло произнес Головин, скрипя от боли зубами. — Голова раскалывается, да и сил нет никаких…
— Эко он тебя приложил, товарищ оснаб, — снизив «на пол-тона», почти прошептал Потехин. — Если этот Мамонт такое во сне отчебучить могёт, чего же от него в полном сознании ожидать, если вдруг вздумает взбрыкнуть? Вовремя я его в каземат-Блокиратор запихнул…
— Ой, да не истери, Игнатий Савельевич, — со стоном усевшись на диване, произнес Головин. — Ничего он мне не сделал… Тут, похоже, проблема совсем в другом… Сейчас боль притушу и будем разбираться…
Головин осторожно огляделся, в поисках своего спутника. Легион обнаружился в самом темном углу кабинета, умостившись на одном из стульев. Он неподвижно и невозмутимо восседал, не подавая признаков жизни. Только встретившись глазами с оснабом, едва заметно кивнул — дескать, все в порядке. А форс-мажор, случившийся с Головиным, не в счет.
Неожиданно скрипнула входная дверь и в кабинет Потехина ворвался пожилой сухощавый мужчина с белоснежными усами и аккуратной бородкой клинышком, словного у «всесоюзного старосты» дедушки Калинина. Темное драповое пальто на нем было расстегнуто, а мутоновая шапка-пирожок в виде пилотки с глубоким продольным замином, что были популярны в среде русской интеллигенции с начала 20-го века, лихо сбита на затылок. В руках старичок сжимал большой кожаный саквояж, крепкий, проклепанный металлом на углах, но основательно потертый.
— Лазарь Елизарович! — стремглав бросился к старику Потехин. — Как хорошо, что вы так быстро приехали…
— Еще бы! — добродушно усмехнулся благообразный старичок, на ходу сбросив с плеч пальто на руки Игнатия Савельевича. — Вы же меня, как какого-то, прости Господи, опасного преступника на «черном воронке» вмиг до сюда домчали! И где наш больной? — по-деловому осведомился Лазарь Елизарович, сдвигая в сторону ворох бумаг и выставив на столешницу саквояж.
— Вот, Лазарь Елизарович, — поспешно указал на Головина Потехин, — товарищу оснабу госбезопасности неожиданно стало худо. Он даже сознание потерял!
— Товарищу оснабу? — Удивленно приподнял брови старичок, проницательно окинув взглядом Александра Дмитриевича. — И когда это, интересно, в ЧК вернули звание «оснаб»?
— Не вернули, — морщась от головной боли, ответил Головин. — Это персональное звание — такого больше ни у кого нет!
— Очень интересно… Персональное… — произнес Лазарь Елизарович, раскрывая саквояж и натягивая на руки хирургические перчатки. — Никогда о таких не слышал. Давайте-ка, любезный товарищ с индивидуальным званием, — ехидно сказал он, подходя к Головину, — я вас для начала осмотрю…
— Вы доктор? — обессилено откинувшись на спинку дивана, поинтересовался Александр Дмитриевич.
— Лазарь Елизарович — Силовик-Целитель! — прояснил ситуацию Потехин. — Главврач нашего военного госпиталя. Единственный практикующий Медик на всю Марьину рощу.
— Не нужно вам было отрывать Лазаря Елизаровича от дел, — попытался отнекаться от осмотра Головин. — Не больной я… Сейчас сам боль уйму… Делов-то…
— А вот этого не нужно, милейший! — строго произнес Медик, подтянув вплотную к дивану стул и усевшись напротив Головина. — Вы, хоть и опытный Силовик, но ведь не Целитель, товарищ оснаб?
— Не Целитель… — согласился Головин.
— Давайте, я попробую угадать вашу специализацию, — между делом произнес дедок, заглядывая Головину в глаза. — Мозголом? Не так ли? Простите, не имею чести знать ваше имя-отчество.
— Петр Петрович, — ответил Головин. — А угадали верно, Лазарь Елизарович — Мозголом. Откуда такие познания?
— У-у-у! — деловито протянул старичок, оттягивая веко на правом глазу оснаба и оценивая полопавшиеся сосудики «белка». — У меня обширнейшая практика, да и опыт Целительства полувековой, дорогой мой Петр Петрович, — продолжая осмотр, ворковал старичок, изучая симптомы «болезни». — Приходилось мне и Мозголомов пользовать… Откройте рот, скажите «а»… Ага, — довольно продолжил Целитель, заглянув в рот пациента, — просто замечательно! И таких Мозголов лечил, скажу я вам, каких и в вашем наркомате днем с огнем не сыскать… — Целитель что-то такое сделал, Головин лишь почувствовал Силовой импульс, который заставил боль в голове мгновенно потерять свою остроту. — Так лучше?
— Лазарь Елизарович, попросил бы… — подал голос Потехин, предупреждая главврача, чтобы не болтал лишнего.
— Постойте, уж не вы ли Вячеслава Вячеславовича Райнгольда лечите? — догадался Головин.
— А что, если и так? — с неким вызовом произнес «доктор Айболит». — Я, знаете ли, Магическую Клятву Гиппократа давал! А это, на минуточку, обязывает…
— Лазарь Елизарович, да я вам в ноги поклониться должен, — неожиданно для Целителя заявил Головин, — что не дали такому человеку от болезни сгинуть!
— Да уж, — повеселел Рыжов, — язва у профессора преизряднейшая была! Но до конца её побороть у меня так и не вышло… А вы что же, знакомы с Вячеславом Вячеславовочем? Постойте-постойте! Вы — Мозголом, и он — Мозголом… Если прикинуть по возрасту, то начинать осваивать Силовую специализацию вы должны были еще до Империалистической. Он ваш учитель? Не правда ли? — На раз выкупил Головина главврач. — Он ведь наставник от Бога! Один из лучших Мозгокрутов Российской Империи. До сих пор не понимаю, отчего профессор забросил научную деятельность? Такие специалисты всегда на вес золота!
— Так он же князь! — Вновь не смог спокойно усидеть на месте Потехин. — Контрик недобитый… Простите, товарищ оснаб, но все, что вы мне рассказали не перечеркивает его родословную!
— А при чем тут происхождение⁈ — разгорячился Целитель. — Да чтоб вы знали, уважаемый Игнатий Савельевич, — слово «уважаемый» доктор произнес таким тоном, что Головину стало ясно, это уже не первый (да и не последний, наверное) яростный спор на заданную тему, — ваше заблуждение, это один из главных мифов советской действительности, что после Вооруженного восстания в стране осталась лишь чернь, да подлый люд! А все потомственные дворяне либо эмигрировали, либо попали в лагеря, либо уничтожены во время Гражданской…
— Все правильно сказали, Лазарь Елизарович, — примирительно ответил Потехин. — Ни разу это и не миф!
— Да не так это! Совсем не так! — Горячился Рыжов. — Фактически СССР, как величайший и передовой оплот науки, появился во многом благодаря именно дворянам!
— Ну, скажете тоже! — презрительно фыркнул Игнатий Савельевич. — Кто там, в советской науке, из дворян-то будет?
— Вы хотите фамилий? — Доктор аж на дыбки встал. — Их есть у меня! Сколько угодно! Только пальцы успевайте загибать: Климент Аркадьевич Тимирязев — происхождением из старинного дворянского рода Тимирязевых, находившегося на службе у московских царей задолго до петровского времени! Русский естествоиспытатель, специалист по физиологии растений, крупный исследователь фотосинтеза, один из первых в России пропагандистов идей Дарвина об эволюции… А ведь это — центральный тезис о ведущей роли естественного отбора в эволюции, а не Божественного происхождения человечества! Вот вы, Игнатий Савельевич, согласны с материалистическим происхождением человечества?
— Конечно! Ведь я — коммунист, а, следовательно — атеист! Нету на небе никакого Бога!
— Вот! — победно воскликнул Рыжов. — А вы говорите контра недобитая! Наш человек…
— Живой? — неожиданно выдал Потехин.
— Кто живой? — не понял Целитель.
— Ну, этот, Тимирязев ваш?
— К сожалению Климент Аркадьевич умер в двадцатом году в преклонном возрасте…
— Ну и чего вы тогда мне голову морочите, Лазарь Елизарович? — возмутился майор. — Назовите, хотя бы одного, кто тридцать седьмой пережил. Вот когда основных недобитков в Союзе повычистили!
— Помолчите, пожалуйста, Игнатий Савельевич! — не сдерживая чувств, воскликнул Целитель. — Сколько достойных людей сгинуло! Академик Николай Иванович Вавилов, умер в прошлом году в заключении от упадка сердечной деятельности! Учёный был арестован по ложному доносу и незаконно обвинён во вредительстве и связях с оппозиционными политическими группами! Да к нему даже Целителя не пустили, а ведь можно было спасти такого человека!
— Осудили, значит, враг народа! Нечего больше сказать, Лазарь Елизарович? — торжествовал Игнатий Савельевич.
— Отнюдь! Владимир Иванович Вернадский — здравствует и по сей день! Дворянин и действительный статский советник, но лауреат сталинской премии, между прочим! Академик! Да вы хоть знаете, что слова гимна СССР написал потомственный дворянин Сергей Михалков? Да что там говорить, Вождь Мирового пролетариата Владимир Ильич Ульянов-Ленин — тоже из дворян! — решил добить Потехина Лазарь Елизарович.
— Ты, гад, товарища Ленина мне не замай! — заревел майор, налившись дурной кровью. По его подрагивающим рукам пробегали небольшие электрические всполохи. Волосы, наэлектризовавшись, встали дыбом, а из ушей едва дым не валил. — Какой он тебе дворянин?
«Громовержец, — понял Головин. — Главное, чтобы не шарахнул Целителя своим Талантом! — Мелькнула мысль в его голове. — Ведь Потехин нормальный мужик, даром, что темноват…»
Успев заметить краем глаза, как подобрался тихо сидящий в уголке Легион, Александр Дмитриевич слегка расслабился, зная об отменной реакции Лича на опасность. То, что Высший Некрот успеет вырубить раздухарившегося майора, до того, как тот попотчует врача своим Даром, оснаб ни капельки не сомневался.
— Потомственный дворянин, вот какой! — Целителя, похоже, тоже понесло во все тяжкие — запугать майору его не удалось, даже такой вот визуальной демонстрацией своего весьма боевого Дара.
Товарищ оснаб прекрасно знал, что опытный Медик не только способен легко исцелять людей с помощью своего Таланта, но он еще и способен их так же легко убивать. Ведь Жизнь и Смерть всегда рука об руку ходят, являясь противоположными гранями одного и того же искусства, одной Силой, только с разным направлением векторов.
Так что постоять за себя Лазарь Елизарович вполне способен. И неясно еще, кто выйдет победителем из этого противостояния. А может статься и так, что победителя вообще не будет. Поэтому Головин решил дать Силовикам еще немного времени, чтобы они выпустили пар, а потом погасить этот, всё набирающий обороты конфликт, пока чего плохого не случилось. А способов это сделать у одного из сильнейших Мозголома страны советов тоже хватало.
— И не только Владимир Ильич был выходцем из дворян! — продолжал долбить Потехина Лазарь Елизарович. Видимо, накипело — слишком долго терпел Целитель, не имея возможности высказать вслух свое мнение. — Из членов политбюро, кроме Ленина: Жданов, Куйбышев, Крестинский и Орджоникидзе — дворяне! — сыпал известными фамилиями Рыжов. И некоторые обладатели этих фамилий все еще были живы и находились у самого кормила Советской власти.
Потехин, лицо которого стало напоминать цветом вареную свеклу, молчал набычившись, и искрил, словно неисправная электропроводка, а Лазарь Елизарович продолжал рубить правду-матку, совсем потеряв тормоза:
— Из руководства ВЧК-ГПУ-НКВД-НКГБ: Феликс Эдмундович…
— Дзержинский? Не верю! — рявкнул Игнатий Савельевич, засверкав, как новогодняя елочная иллюминация.
— А меж тем, Глава ряда народных комиссариатов, основатель и руководитель ВЧК Железный Феликс — происходит из польского католического шляхетского рода! Менжинский — тоже польский дворянин, только православного толка! Меркулов — отец русский дворянин, мать — дворянка из грузинского княжеского рода! И так я могу еще долго продолжать…
— Ложь! Убью, контра! — разгневано завопил Игнатий Савельевич, «вооружившись» толстой изломанной молнией, что, извиваясь, словно змея, билась в его руках.
— Сам дурак! Дубина стоеросовая! А дураки — они хуже врагов! — выплюнул в ответ старичок, и неожиданно лицо майора побурело еще больше, а под глазами образовались темные синяки. Похоже, что Лазарь Елизарович в сердцах тоже воспользовался своим Даром. Только его «темной» стороной.
Глава 7
— А-атставить балаган! — командным голосом рявкнул Александр Дмитриевич, уловив, что, наконец, пришло время и его выхода «на сцену»: ссора между Силовиками — Громовержцем и Целителем, приняло совсем уж скверный оборот. — Всем замереть! Не шевелиться! Не болтать! Таланты и Магию не применять!
Противники неподвижно застыли друг против друга, не в силах сдвинуться с места, и продолжали пожирать друг друга глазами. Молния, бившаяся в руках чекиста, «опала» и истончилась, а вскоре и исчезла совсем. Несколько слабых искорок пробежали по его всклоченной шевелюре и тоже растворились в наэлектризованном воздухе.
Ослушаться приказа Мозголома не смог никто из противоборствующих сторон. Противиться его воле было выше человеческих сил, и даже Сил Одаренных. Лицо Игнатия Савельевича свежело на глазах, смертельный Дар Целителя тоже прекратил свое действие, повинуясь распоряжению Головина. Вернее, повиновался сам Целитель.
— Ну и натворили вы дел, дорогие товарищи! — Головин поднялся с дивана и встал между спорщиками, переводя взгляд с одной застывшей фигуры на другую. — Не ожидал я такого ни от тебя Игнатий Савельевич, ни тем более от вас, Лазарь Елизарович. Как же вы до такого дошли, что чуть друг друга не поубивали? — со скорбью в голосе произнес товарищ оснаб. — Вы же Целитель, клятву Гиппократа давали… Магическую, — Головин заглянул в глаза Медику, что не мог произнести ни слова. — А сами чуть товарища майора к праотцам не спровадили! Как, интересно, это ваша клятва работает?
Головин развернулся, теперь впившись взглядом, не предвещающим ничего хорошего, в глаза Потехину.
— А ты, Игнатий Савельевич, уперся, как баран! Никаких доводов слушать мы не хотим? А ведь Лазарь Елизарович тебе чистую правду сказал! Ни капли не приукрасил! И ты за правду, готов был его молнией испепелить? Так чем же вы, товарищи дорогие, отличаетесь от того отрепья, что на улице простых людишек грабит, да убивает? А выходит, что и ничем… — печально закончил он. — И что же мне теперь с вами делать? — Оснаб, старательно изображая на лице глубокие раздумья, прошелся перед застывшими в неподвижности фигурами Потехина и Рыжова.
— Ну что, товарищи дорогие, осознали всю аморальность своего поведения? Не ожидал я, что такие серьезные и уважаемые люди будут творить настоящую дичь! Майор государственной безопасности, Силовик-Громовержец и настоящий Целитель, главный врач военного госпиталя! Это же уму не постижимо… Стыд и позор! — Головин остановился, поочередно взглянул на каждого из противников. — Надеюсь, что этого больше не повторится. — И Головин звонко щелкнул пальцами. — Отомри!
Сковывающий мышцы людей Ментальный приказ Мозголома наконец прекратил свое действие. Едва напряжение исчезло, Игнатий Савельевич покачнулся, едва-едва успех ухватиться за кромку стола, возле которого стоял. А пожилой Целитель, охнув, едва не свалился на пол, но был вовремя поддержан под локоть товарищем оснабом и усажен на диван.
— Вы меня простите, товарищ оснаб, — сипло произнес Лазарь Елизарович, — просто не знаю, что на меня нашло… Прямо, как с цепи сорвался… Или муха какая покусала…
— Очень близко к истине, товарищ Целитель, — грустно улыбнулся Головин. — Иначе другого объяснения я не нахожу.
— А ведь Лазарь Елизарович прав… — подал голос Потехин, потянувшись за графином с водой, стоявшим на столе. — Не мог я сорваться… вот так… безо всяких на то причин…
Головин, без труда читающий мысли майора, понял, что тот не врет. Такое поведение ему точно не свойственно, как, впрочем, и Рыжову. В чем же заключался секрет подобного неадекватного поведения, Потехин не представлял.
Игнатий Савельевич звякнул стеклянной пробкой графина и набулькал себе полный стакан воды. Опустошив его буквально за пару глотков, он наполнил стакан вновь и протянул его Рыжову.
— Выпейте, Лазарь Елизарович… И ради всего святого, не держите на меня зла! Я тоже не знаю, какая меня муха покусала…
— Да, ладно, Игнатий Савельевич, — виновато произнес доктор, — оба хороши! Целитель взял стакан из рук Потехина и выпил его мелкими глотками. После чего, вернув обратно опустошенную тару, в изнеможении откинулся на спинку дивана. Его мысли Александр Дмитриевич тоже читал, не напрягаясь, а Медик мучительно размышлял о том, что могло быть причиной его фееричного срыва. Ведь за все прожитые годы он никогда себе не позволял использовать «темную» сторону своего Целительского Дара… А тут сорвался. И если бы не вмешательство товарища оснаба, могло бы произойти непоправимое!
— Спасибо вам, Петр Петрович! — искренне поблагодарил Головина Рыжов. — Не будь вас… случилась бы трагедия…
— Я рад, что вы все осознали, Лазарь Елизарович, — произнес Александр Дмитриевич. — И ты, Игнатий Савельевич. Однако, не все так просто, как мне казалось поначалу, — товарищ оснаб решил озвучить вслух тайные мысли, бродившие в головах бывших оппонентов.
— Что вы имеете ввиду, Петр Петрович? — вскинулся Целитель, которого просто сжигала изнутри мысль, что он мог запросто убить человека с помощью своего Дара.
— Ни одному из вас не свойственно такое поведение, — ответил Головин. — Вы, уважаемый Лазарь Елизарович никогда бы не посмели причинить вред ни простецу, ни Одаренному. Для вас клятва Гиппократу — не простой звук…
— Воистину так! — произнес Целитель, немного расслабляясь.
— И ты, Игнатий Савельевич, никогда бы свой Дар против Целителя бы не применил.
— А вы-то откуда это знаете, товарищ оснаб? — задался вопросом Лазарь Елизарович, но через секунду и сам понял. — Так вы же Мозголом! Запамятовал со всей этой нездоровой суетой! — по-старчески дребезжаще, рассмеялся он. — А ловко вы нас спеленали, Петр Петрович! Я прямо-таки почувствовал себя женой праведника Лота, которая вопреки ангельскому запрету обернулась назад и превратилась в соляной столп[1]… И скажу честно, весьма неприятные ощущения! Ни рукой пошевелить, ни ногой… Да что там, я даже сморгнуть не смог!
— Такая же история, — слегка оттаяв, добродушно прогудел Потехин. — Тело, словно чужое… Б-ррр! — Передернул он плечами. — На редкость неприятные ощущения! Знать бы, отчего с нами оказия такая произошла?
— Могу сказать, что на физическом уровне наше организмы вполне себе здоровы, — произнес Целитель, — и нормально функционируют. А вот на Энергетическом наблюдаются определенные проблемы у каждого присутствующего в этой комнате Силовика, — продолжил Рыжов. — Ваши Меридианы, друзья мои, находятся в весьма нестабильном и «разбалансированном» состоянии — они… они… Не может быть! — ахнул Целитель, «разглядев», наконец, что происходит с Энергетическими Системами Одаренных. — Они растут! Из-за чрезмерного давления Силы в переполненном Резерве не только увеличивают пропускную способность, но еще и ветвятся… Просто чудеса какие-то!
— Теперь понятно, — произнес Головин, — что с нами со всеми только что произошло.
— И что же, по-вашему? — прищурился главврач.
— Вспомните, как происходила раскачка Одаренного перед Инициацией, — накинул товарищ оснаб идею для размышления.
— Вы о методике «психического расшатывания» Инициируемого Силовика? — уточнил Медик.
— О ней самой! — кивнул Александр Дмитриевич. — Вот и со всеми нами сейчас произошло нечто подобное…
— Вы это серьезно? — не поверил Потехин. — С чего бы это? Мы все уже давно Инициированные Силовики!
— У вас рабочий Силомер в отделении имеется? — спросил оснаб.
— Конечно имеется, — ответил майор, — и не один.
— Можете его подключить? — попросил оснаб.
— Легко! — Майор подошел к массивному сейфу, раскорячившемуся в углу кабинета. Отперев замок, он вытащил из несгораемого ящика довольно массивный прибор, снабженный несколькими тумблерами, проводами и стрелочным индикатором. Измерительная шкала прибора была разукрашена в разные цвета: от небесно-голубого до предупреждающе — кровавого.
Пока оснаб разглядывал прибор, Потехин привычно размотал провода, оканчивающиеся присосками.
— Вот, прошу! — произнес он, установив Силомер на столе и подключив его к электропитанию. — Прибор к работе готов! Только чего ты этим доказать хочешь, товарищ оснаб?
— У тебя, Игнатий Савельевич, какой Ранг?
— Контролер Силы[2] четвертого ранга, — ответил Потехин. Чуть-чуть до Высшего Уровня не дотянул, — с очень тщательно запрятанным сожалением, добавил Майор, но от опытного Мозголома это, конечно, не укрылось. — Буквально какой-то шажок… Но, это мой потолок… — И он тяжело вздохнул. — Весь свой потенциал я давно уже вычерпал.
— Вот ты первым и будешь! — Довольно потер ладони Головин. — Садись, Игнатий Савельевич, проверим, на месте ли твои Господства[3]?
— Куда им от меня деться? — усаживаясь возле прибора, буркнул майор. — Так с этими Господствами и помру!
Александр Дмитриевич привычно щелкнул тумблером и подкрутил рукоятки настроек Силомера. Потехину стало ясно, что учить товарища оснаба основам работы Силомера не придется — опыта у него, как бы не больше, чем у майора.
Товарищ оснаб поднял со стола провода, снабженные присосками. Затем ловко прилепил резиновые чашечки на виски и лоб Игнатия Савельевича.
— Готов, Савельич? — ради проформы поинтересовался он у майора.
— Готов! — Кивнул Потехин.
— Тогда, погнали наши городских! — Головину опять вспомнилась одна из присказок пропавшего Хоттабыча. — Первая протяжка! Старт! — воскликнул он и нажал на большую красную кнопку, запускающую процесс снятия параметров «подопытного» Силовика.
Силомер загудел, перемигиваясь лампочками, а стрелка индикатора резко дернулась. Она скользила туда-сюда по разноцветной шкале, не собираясь останавливаться. Александр Дмитриевич, внимательно следя за показаниями, очень аккуратно крутил ручки настроек.
— Вторая протяжка! — произнес он, повторно нажимая на красную кнопку.
Прибор загудел интенсивнее, а лампочки начали чаще перемигиваться. Зато стрелка перестала гулять по шкале и твердо замерла напротив одного из делений, отмеченного желтым цветом. — Ну, что и требовалось доказать! — довольно произнес Головин. — Поздравляю, Игнатий Савельевич, с переходом на Первый Уровень! Ты теперь — Владеющий силой второго Ранга!
— Как Владеющий Силой? — Майор реально «выпал в осадок». Он подскочил со стула и впился взглядом в стрелку индикатора, застывшую в желтой зоне шкалы напротив цифры «два». — Не может такого быть! Просто не может… — Повторял он, не в силах поверить в происходящее. — Второй ранг, это же… Это же через Ранг прыгнул… Не в порядке что-то с прибором, товарищи! Надо перемерить! — Он содрал присоски со лба и выскочил за дверь кабинета.
— Куда это он? — спросил Лазарь Елизарович.
— Думаю, что за другим Силомером, — отозвался со смехом Головин. — Только зря он это затеял — только время потеряем.
— Но это же действительно немыслимое дело, Петр Петрович. Нельзя прыгнуть через Ранг, если уже использовал весь заложенный от рождения Потенциал Силовика.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам! — ответил известной на весь мир фразой Головин.
— Гамлет, — улыбнулся Лазарь Елизарович, тоже читавший Шекспира. — Согласен, что многое в этом мире нам неизвестно и неизведанно. Однако, ранее никогда подобных «скачков» не фиксировали, Петр Петрович, — все-таки возразил оснабу Целитель.
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — философски ответил Александр Дмитриевич. А если учесть… — Закончить фразу ему не удалось — в кабинет ворвался возбужденный Потехин с очередным Силомером в руках:
— Вот, на этом попробуйте замерить, товарищ оснаб! Прибор новенький, даже ни разу в ремонте не был!
Головин не стал спорить и перечить майору. Он быстро подключил агрегат к сети, настроил его и замерил текущий Ранг начальнику Силового отделения. Как он и предполагал, никаких существенных изменений не произошло — Силомер вновь уверенно повторил предыдущий результат.
— Владеющий Силой второго Ранга! — озвучил вслух товарищ Оснаб. — Или «Херувим» согласно старорежимной «Ангельской Иерархии» Осененных Божественными Дарами.
— Но… как так-то? — Оторвав от кожи присоски второго Силомера, потрясенно прошептал Потехин. — Таким Рангом и в наркомате не каждый похвастать может…
— Радуйся, Игнатий Савельевич, — хлопнул его по плечу Головин. — Теперь твоя служба куда как бойчее в гору пойдет. Я и без этого о твоих достижениях с товарищем Берией хотел поговорить. Ну, а теперь и сам Бог велел!
— Не могу поверить, товарищ оснаб! — мотнул головой Игнатий Савельевич, пытаясь привести мысли в порядок. — А давайте еще Лазаря Елизаровича на Силомере поверим, — неожиданно предложил он.
— Так я не против, — пожал плечами Головин. — Лазарь Елизарович, окажем честь товарищу майору госбезопасности?
— С превеликим удовольствием! — Целитель поднялся с дивана и поменялся местами с Игнатием Савельевичем.
Как и предполагал Головин, Ранг Целителя тоже скакнул. Только в отличии от майора, он просто повысился на одну ступень, а не перепрыгнул сразу на две. Но этот результат заметно удивил Рыжова.
— Занимательно выходит, — пытаясь справиться с волнением, произнес Медик. — Не думал уже, что на старости лет еще в Ранге подрасту… Это же какая перспектива для Силовиков открывается… Представляете, Петр Петрович?
— Более чем, Лазарь Елизарович! — согласился Головин. — Более чем…
— Это что же, выходит, все из-за него? — спросил Потехин, указав пальцем в пол, в сторону подвального помещения. — Так ведь Лазаря Елизаровича с нами не было, когда выброс пошел.
— Простите, товарищи, а о ком это вы? — с интересом вмешался в разговор главврач.
— Это я о Мамонте… Постойте, но ведь и вы тоже попадали под выброс его Сырой Силы? В госпитале? Не так ли?
— А, так это вы о том молодом инвалиде войны — Мамонте Быстрове? — догадался Медик.
— Он нем, Лазарь Елизарович, — подтвердил Потехин.
— Да, было такое дело, — не стал скрывать Рыжов. — И не только я, к слову… Постойте, так вы хотите сказать, что все мои Силовики-Медики свой Ранг повысили?
— Не факт, — покачал головой оснаб. — Ведь у вас с ним был самый тесный «контакт», а вы прыгнули всего лишь на одну ступень… — Договорить ему не удалось — сначала раздался какой-то низкоутробный гул, а затем здание Силового отделения НКГБ основательно тряхнуло.
[1] Соляной столп или Соляной столб — цельный столб из каменной соли, в который, по библейской Книге Бытия, превратилась жена Лота при бегстве из Содома, когда ослушалась ангельского запрета и оглянулась назад
[2]Согласно Советской традиции, Силовиков было принято делить на ступени Дара согласно «табелю о Рангах» в следующем (нисходящем) порядке:
Внеранговые Силовики.
Первый уровень (Владеющие Силой):Первый, Второй, Третий.
Второй уровень (Контролеры Силы): Четвертый, Пятый, Шестой.
Третий уровень (Оператор Силы): Седьмой, Восьмой, Девятый
[3] Старорежимное название Контролера Силы четвертого Ранга, согласно «Ангельской иерархии».
Глава 8
Потехин и Рыжов неосознанно втянули головы в плечи после первого толчка, с опаской ожидая продолжения «землетрясения».
— Что это, Петр Петрович? — воскликнул Целитель, расширившимися глазами наблюдая за медленно ползущей по стене трещиной. Не особенно опасной — так, слегка штукатурка полопалась, обнажив деревянную штукатурную дрань.
— Похоже, что наш подопечный разбушевался, — стараясь не поддаваться панике, невозмутимо произнес Александр Дмитриевич.
Хотя он, как никто другой, мог оценить и спрогнозировать последствия применения Дара Потрясателя Тверди. Приходилось видеть и канувший в «адское пекло» Абакан, и плескающееся вместо Вековечного Рейха «Кладбище арийских надежд», и пропавшую в мгновение ока бандитскую малину… Последний случай применения Таланта особенно не впечатлял, однако, проваливаться «в тартарары», даже в подобном локальном катаклизме, Головину абсолютно не хотелось.
— Неужели очнулся и решил все тут разнести? — предположил майор. — Это же надо срочную эвакуацию провести…
— Сомневаюсь, что очнулся, — покачал головой Александр Дмитриевич. — Не тот он человек… Но эвакуацию сотрудников — однозначно проводи! — распорядился оснаб. — Мало ли чего?
— А вам откуда знать, какой он, этот Быстров? — направляясь к двери, произнес Потехин. — Озлобился после ареста — и всего делов-то!
— Ты, Игнатий Савельевич, не забыл, кто я таков? — усмехнулся Головин, не желая вдаваться в подробности своего решения. — У меня все ваши помыслы, как на ладони.
— Черт! Точно, Мозголом! — Потехин звонко хлопнул себя ладонью по лбу и резко распахнул дверь. — Комаров! — зычно заорал в коридор майор. — Комаров, твою медь!
— Товарищ майор госбезо… — донесся знакомый голос молоденького чекиста.
— Быстро эвакуировать из здания всех сотрудников и посетителей! — распорядился Потехин. — Одна нога здесь… Чего встал, Комаров! Выполнять!
— Есть быстро эвакуировать всех! — По деревянным половицам коридора дробью застучали сапоги рядового. — Внимание…
— А нам что делать, товарищ оснаб? — Потехин закрыл дверь и повернулся к Головину, ожидая дальнейших распоряжений.
— Сухари сушить, Потехин! — с самым наисерьезнейшим выражением лица, произнес Головин. — Шутка! Расслабься, майор! — поспешил добавить он, заметив, как побледнел и напрягся Игнатий Савельевич. — Абакан еще не отстроили, — не удержался и добавил оснаб, — а простых тюрем со стационарными Блокираторами на всех Одаренных не хватает. Если только тут же в отделении тебя запереть… — словно задумавшись взял продолжительную театральную Головин, наблюдая, как постепенно уходит напряжение из взгляда Потехина. — По соседству с Мамонтом, а?
— Все бы вам шутить, Петр Петрович! — теперь уже не выдержал Лазарь Елизарович, произнеся с небольшой укоризной. — Тут настоящим катаклизмом попахивает!
— А если серьезно, товарищ оснаб? Что делать-то будем? — поддержал Целителя Потехин. — А если еще раз тряхнет? Только сильнее?
— Во-первых: отставить панику! — отбросив шутки в сторону, принялся командовать Головин. — Во-вторых: вам тоже лучше покинуть помещение! Ну, и в-третьих: а я попытаюсь разобраться со всем эти безобразием!
— Подождите, товарищ оснаб, — «подобрался» майор, перейдя на «вы», — но как вы собираетесь это сделать⁈
— Постараюсь разбудить Мамонта, — как само собой разумеющееся, ответил Александр Дмитриевич. — Похоже, нашего весьма могучего паренька мучают кошмары, а он их проецирует в реальность…
— Так это все из-за Мамонта Быстрова? — До Целителя тоже начало доходить, кто является центром пугающих земных толчков. — Он что, еще и Дар Потрясателя заполучил? Всё-таки мои предположения о его странной связи с погибшим генералом Абдурахмановым…
— Увы и ах, Лазарь Елизарович, — не дал договорить медику товарищ оснаб, — вы были правы.
— Но откуда? Ах, да — Дар Мозголома…
— На этот раз нет, — ответил Головин, — я читал ваш доклад академику Виноградову.
— Я не понимаю, как этот доклад мог попасть в ваши руки? — Не унимался главврач.
— Лазарь Елизарович, давайте потом… — ответил Головин. Но, взглянув в глаза Целителя, умоляющие открыть эту «тайну за семью печатями», передумал. — Мне отдал его Лаврентий Павлович, — честно признался он, — а товарищу наркому — Иосиф Виссарионович, а уже товарищу Сталину и передал ваш доклад Владимир Никитич Виноградов. Устраивает такая цепочка, Лазарь Елизарович?
— Как товарищу Сталину? — Ноги пожилого Целителя подломились, и он вновь плюхнулся на диван.
— Так, Лазарь Елизарович, — прикрикнул на Медика Головин, — стенать и посыпать голову пеплом будете позже! А сейчас — марш на выход!
— Но это же Сам товарищ Сталин…
— Да, хоть бы и он! Это не повод впадать в коммунистический экстаз! Игнатий Савельевич, берите нашего доктора и уё отседова, пока опять не началось! — выругался товарищ оснаб.
— Нет! — неожиданно заартачился Потехин. — Я с тобой пойду, товарищ оснаб! Ты же без меня Защиту с каземата не снимешь!
— Хорошо, — слегка поморщившись, но принимая доводы майора, произнес Головин. — Только передай кому-нибудь Лазаря Елизаровича, жаль, если такой хороший человек погибнет…
— А что с Мамонтом случилось? — немного успокоившись, спросил Целитель. — Вы сказали, что он спит?
— Спит, — ответил Потехин. — Я его на всякий случай снотворным накачал…
— И Коктейлем Збарского до кучи! — добавил Головин.
— Снотворное, значит, подействовало, а Коктейль нет? — начал допытываться Медик. — Раз уж нас так трясет, значит Магические способности не заблокированы?
— Как видите, Лазарь Елизарович! — нервно ответил майор, хватая доктора под руку, и поднимая его с дивана. — Подействовал бы Коктейль Збарского, трясло бы нас так? — вернул он ответку Целителю.
— И как вы собираетесь возвращать Мамонта в сознание? — продолжал въедливо допытываться старичок. — Это, знаете ли, не так уж и просто!
— Ради Бога, Лазарь Елизарович, уходите! — воскликнул Головин. — Как-нибудь попробую разбудить. Мозголом я или нет?
— Не скажите, Петр Петрович! — возразил Медик. — Не забывайте, он находится под сильнодействующими препаратами… А кстати, — спросил он Потехина, — а какую дозу вы ему дали?
— Э-э-э… — Замялся майор. — Много… — признался он. — Очень много…
— А точнее: очень и очень много, Лазарь Елизарович! — присовокупил к признанию майора товарищ оснаб.
— Да вы с ума сошли! — Разгневано сверкнул глазами Целитель. В прямом смысле сверкнул — его глаза начали натурально источать яркое голубоватое сияние. — Загубите хорошего парня! Я с вами иду! — безапелляционно заявил он в итоге.
— Лазарь Елизарович, погибнете же ни за грош… — воспротивился, было, Потехин.
— И слышать об этом не хочу! — Старикан так люто засверкал своими глазищами, что майор не решился ему перечить, а Головин согласно произнес:
— Пусть идет с нами, Савельич! Сейчас любая помощь не помешает! А если не сможем пробудить этого чертова Мамонта — всем может не поздоровиться! А эвакуировать целый район, можем и не успеть!
— Воля ваша, Лазарь Елизарович, — недовольно проворчал Потехин. — Только будьте осторожны!
— Не учите меня осторожности, молодой человек! — фыркнул Медик, выдернув локоть из руки майора. — Где у вас тут тюремный блок?
Пока здание мелко дрожало, а сильных толчков не наблюдалось, команда «спасателей» стремительно достигла подвала. С Защитой Потехину вновь пришлось повозиться, чтобы её отключить. Правда, на этот раз звать Пироманта не пришлось. Низенькая дверца, ведущая в каземат, не успела обмерзнуть с прошлого раза. Хотя вновь начала прорастать причудливыми морозными узорами.
Внутри тюремного блока все осталось без изменений: так же светилась Блокирующими Формулами клетка Кюри, так же бессознательно лежал на топчане задержанный молодой красноармеец, так же пощипывал уши и нос основательно выстуженный в камере воздух. Однако, мороз никаким образом не влиял на задержанного. Даже наоборот, его щеки полыхали нездоровым горячечным румянцем.
На этот раз Головин поостерегся наобум влезать в голову Мамонта, боясь вновь утратить сознание. Как действовать, оснаб еще окончательно не решил, поэтому мучительно перебирал в голове различные вариации Ментального Воздействия, которые помогут разбудить этого «Аватара Хоттабыча», как обозвал Быстрова Райнгольд.
Александр Дмитриевич терпеливо дожидался, пока майор не деактивирует Защитные Конструкты с перегораживающей камеру решетки. После того, как Блокировка отключилась, и очередное погружение в океан Сырой Силы перестало кружить голову, Головин решил осторожно запустить Ментальный Щуп в сознание Мамонта. Причем, сделать это так, чтобы при малейшей опасности потерять сознание, этот Магический Щуп должен был самостоятельно «отвалится», как хвост у ящерицы.
Едва Головин настроился для проникновения «под черепушку» спящему Силовику, как Лазарь Елизарович, водящий руками над неподвижным телом Мамонта, хрипло произнес:
— Не поможет!
— Что? — Из-за собственной сосредоточенности на предстоящей сложной операции, Александр Дмитриевич не расслышал слов Целителя.
— Я говорю — не поможет, товарищ оснаб! — повторил, но уже громче, Лазарь Елизарович, не отрывая от «пациента» своих светящихся глаз. — Ваше Ментальное Воздействие ему сейчас как слону дробина! Он даже его не почувствует! В его жилах столько химии бродит, что я удивляюсь, как он до сих пор еще жив? Это же чистая физиология! И никакими Ментальными Техниками вы этого бедолагу из такого состояния не выведете! Его мозг не сможет адекватно воспринимать ваши команды! Вам когда-нибудь доводилось выводить людей из наркотического или алкогольного опьянения?
— Нет, — мотнул головой оснаб.
— Здесь нечто подобное — ведь снотворное, это некое подобие…
— Что вы предлагаете, доктор? — перебил Целителя Александр Дмитриевич. Время поджимало, а мелкая противная дрожь земли набирала свои обороты.
— Я постараюсь подстегнуть его метаболизм, — пояснил Медик. — До критических оборотов. Нужно вывести из него эту снотворную заразу, да и Коктейль Збарского до кучи! Иначе, ничего у вас не получится…
— Действуйте, Лазарь Елизарович! — понимая обоснованность доводов Рыжова, согласился Головин.
Целитель замолчал, сосредоточенно водя руками над телом парня. Его руки начали потихоньку излучать то же сияние, что и светящиеся глаза, насыщенность свечения которых нарастала с каждым мгновением. Через минуту на светящиеся руки Целителя уже невозможно было смотреть раскрытыми глазами, настолько оно усилилось.
Подрагивание пола, стен и потолка тюремной камеры меж тем увеличивало амплитуду колебаний. Оно становилось интенсивнее, мощнее, и уже откровенно напрягало стоявшего без дела Потехина. Быть похороненным под разрушенным зданием ему страсть, как не хотелось. Но и спраздновать труса перед лицом доктора и высокого кремлевского начальства он тоже не желал. Поэтому, сжав зубы, и молясь про себя, продолжал стойко ждать, чем же закончиться реанимация задержанного.
Медик, тем временем, основательно взялся за ускорение метаболических реакций спящего парня. Головин легко следил за его действиями, легко считывая мысли Целителя. Он не испытывал никаких затруднений в применении своего Дара, поскольку плотность Магического Потока вблизи Мамонта после отключения всех мыслимых и немыслимых Блокирующих Защит, просто зашкаливала.
Энергию можно было в фигуральном смысле резать ножом и намазывать на хлеб толстым слоем. Это обстоятельство позволяло и Медику не размениваться по пустякам, поскольку и в его работе с Силой никаких ограничений не было. Он щедро поглощал сотни тысяч Эрг Магии и, переработав их с помощью Источника, формировал настолько сложные Целительские Конструкты, что Александр Дмитриевич только диву давался.
В обычных условиях он, конечно бы, ничего этого не рассмотрел. Но, «подключившись» к мозгу Рыжова с помощью простаивавшего Ментального Щупа, видел все его «глазами». Этот фокус он «подглядел» у Хоттабыча, когда в Абакане старик сумел просочиться в сознание Хама Атойгаха и увидеть Духов-Тесь, которыми повелевал почивший Шаман.
Лазарь Елизарович не щадил ни Магической Энергии, ни собственных сил, стараясь как можно быстрее поставить на ноги молодого человека. И его воздействие постепенно начало приносить свои плоды. Сначала, не смотря на жуткий холод в подземелье, Мамонт начал потеть. Много, обильно, да просто чудовищно исходить влагой, при этом глубоко, но часто дыша.
В мгновение ока его одежда промокла и напиталась горячим потом, который начал парить в промозглом помещении, словно парня облили кипятком. Пот выступал крупными каплями и на его лице, прочерчивая мокрые дорожки на его щеках. Под лежащим на спине Мамонтом уже скопилась целая лужа.
Но и это было еще не всё: влаги вскоре стало на порядок больше. В своем стремлении побыстрее очистить организм пациента от бурлящей в его крови химии, Целитель задействовал еще и мочевыводящие пути. А неприятный звук, сопровождающийся не менее неприятными запахами, сообщил присутствующим, что Лекарь использовал для «своих нужд» еще и желудочно-кишечный тракт «бедолаги».
Все действия Лазаря Елизаровича лежали у Мозголома словно на ладони. И это притом, что большую часть происходящих в теле Мамонта процессов, Головин просто не мог понять. Нет, Александр Дмитриевич, конечно, понимал, что Целитель запустил и теперь старается максимально ускорить процесс разрушения и обезвреживания различных токсических веществ подвластными ему биологическими методами.
Эти методы крутились в голове Лазаря Елизаровича, а товарищ оснаб их прекрасно считывал: естественное и полное опустошение кишечника влечет за собой очищение крови, что облегчает функционирование органов, отвечающих за детоксикацию организма — печени, почек, легких. Форсированный диурез. Гипервентиляция легких за счет учащенного и глубокого дыхания насыщает кровь кислородом. Так же для ускорения метаболизма и детоксикации, Целитель применял гипотермию — поднял температуру тела Быстрова до критических величин, переваливших за сорок градусов.
«Цитохромоксидазная система печени — окисление… иммунная система — фагоцитоз… связывание с белками крови… экскреторная — выведение с помощью печени, почек, кишечника, кожи и легких…» — Метались обрывки мыслей в голове Силового Медика, за которыми следить у Головина уже не осталось никаких сил — Рыжов свое дело знал крепко, и ни в каких помощниках не нуждался.
Осторожно «свернув» Ментальный Щуп, Головин оставил Рыжова один на один со своими мыслями — помощник в этом деле Лазарю Елизаровичу не требовался. Поглощенный процессом скорейшего восстановления Мамонта, товарищ оснаб как-то перестал следить за продолжающимися по сию пору толчками. А они и не думали утихать, земля гудела, тряслась, а откуда-то сверху на головы людей сыпался какой-то мусор и кристаллики льда.
— Ты бы шел на улицу, Игнатий Савельевич, — произнес Головин, обращаясь к майору. — Все равно от нас здесь толку никакого.
— А как же ты, товарищ оснаб? — ответил Потехин, старясь всеми силами выглядеть невозмутимым.
В принципе, у него это неплохо получалось, но опытного Мозголома не провести — Александр Александрович прекрасно чувствовал страх чекиста. Однако, несмотря на его накатывающиеся волны, Игнатий Савельевич прекрасно с ним справлялся.
«Все боятся, — подумал Головин, — только дураки ничего не боятся! А Потехин — молодец, прекрасно справляется! Жаль, если ни за что погибнет! Но ведь не уйдет же, гад! — раздраженно подумал оснаб. — Если только приказать…»
— Есть! — неожиданно завопил Целитель. — Получается! Еще немного времени и очнется наш герой!
Забыв все, о чем думал прежде, Александр Дмитриевич подбежал к завозившемуся на топчане Мамонту. Его лицо осунулось. Складывалось такое ощущение, что паренек основательно схуднул с момента Целительного воздействия. Хотя и до этого он был худым словно палка. А сейчас, так и вовсе — глаза ввалились, а скулы и нос заострились, словно у мертвеца. Некоторых куда краше в гроб кладут.
— Что с ним? — поинтересовался у Рыжова оснаб.
— С таким метаболизмом все в топку со свистом улетает, — пояснил Рыжов. — Но не бойтесь, помереть от истощения я ему не дам. Вот только очнется… — Договорить Целитель не успел — Мамонт неожиданно открыл невидящие глаза, в которых бушевали такие Магические «страсти», что даже Головина пробило холодным потом.
Одновременно с этим тюремный каземат так тряхнуло, что старое перекрытие не выдержало такого издевательства над собой и провалилось, похоронив под грудой обломков четверых Силовиков.
Глава 9
Все произошло настолько быстро, что никто из людей, находящихся в подвале, не успел среагировать на опасность, пусть и ожидаемую. Несмотря на то, что Одаренные зачастую сильнее и быстрее обычных простецов, но выскочить из каземата не удалось бы никому.
Перекрытие обрушилось, оборвав электропроводку, и в камере воцарилась кромешная темнота, щедро сдобренная витающей в воздухе пылью. К большому изумлению Александра Дмитриевича, его ничем не придавило. Как, впрочем, и его помощников — майора Потехина и Целителя Рыжова.
Как сильный Мозголом с огромным опытом использования Ментального Таланта, Головин без особого труда мог прочитать мысли запертых с ним людей. И в этих мыслях тоже сквозило изумление, ничуть не меньшее, чем испытывал он сам. Чекист и врач тоже особо не пострадали, если не считать надсадного кашля от набившейся в горло пыли и легкого испуга. Но никаких тяжелых повреждений они, слава Богу, не получили.
А вот мысли четвертого Одаренного, запертого с ними в одном подвале, товарищ оснаб прочитать с первой попытки так и не сумел. Вернее, сумел, но царивший в голове Мамонта Быстрова фантастический хаос, в котором смешались реальность и мучившие молодого красноармейца кошмары, грозил вновь вышибить товарища оснаба из сознания.
Не рискнув больше копаться в голове младшего лейтенанта, Головин «осадил» свой Ментальный Дар и взволновано произнес вслух:
— Все целы?
— Так точно, товарищ оснаб! — тут же отозвался майор Потехин, находящий где-то совсем рядом с Головиным.
— Лазарь Елизарович? — ради проформы окликнул Целителя оснаб, он ведь точно знал, что с Рыжовым все в порядке.
— Кхе-кхе… — Сипло прокашлялся Медик. — Дьявольская пыль! — тут же выругался он, яростно отплевываясь от мусора, хрустевшего на зубах. — В целом нормально, товарищи…
— А как наш подопечный? — произнес Головин, прикрывая лицо платком, вытащенным из кармана френча — пыль была настолько плотной, что на слизистой рта и носа моментально выросла толстая корка.
— Вполне, — просипел Медик. — Должен был проснуться перед обрушением. Я чувствую, что его организм полностью очистился от всей химии — снотворного и коктейля.
— Да и землю больше не потряхивает, — тоже немилосердно кхекая отзабившей все и вся пыли, сообщил Потехин. — Точно проснулся наш Потрясатель!
— Только не видно ни черта! — просипел в темноте Рыжов.
— Сейчас… — проскрипел Игнатий Савельевич. И со стороны, откуда доносился его голос, начал разгонять тьму слабенький огонек.
Магический Светоч, сияние которого временами прерывалось слабыми всполохами электрических разрядов, сумел, наконец, пробиться через клубящуюся после обвала перекрытия пыль, и Головин смог рассмотреть окружающую обстановку. Все они оказались заперты на небольшом пятачке возле топчана с изможденным Мамонтом. Вокруг высились нагромождения камней, из которых был выложен свод тюремного каземата, во все стороны торчали размочаленные обломки досок и подгнивших толстых бревен — перекрытия старого здания оказались сплошь деревянными. Только облицовка стен и потолка каземата была выполнена из дикого камня, да и то, несла только «эстетическую нагрузку», призванную запугивать заключенных, а вот физической нагрузки совсем не держала.
«Руки бы оторвать этим бракоделам! — мысленно выругался Александр Дмитриевич. — Глядишь, качественнее бы строили!»
Но предаваться унынию товарищ оснаб не спешил. Ведь, по сути, всем им неслыханно повезло — рухнувшие перекрытия могли их всех запросто раздавить. И мокрого места бы не осталось. А так никто даже и царапины не получил! Чудо, не иначе!
Однако, при более внимательном рассмотрении оказалось, что чудом здесь вовсе не пахнет — вся эта груда строительного хлама удерживалось на одном месте, не давая заполнить собой всю тюремную камеру, исключительно посредством Магии. Головин отлично рассмотрел переливающийся слабым светом «пузырь» Силового Кокона, защищающий людей от смертельной опасности.
— Вы это видите, товарищи! — изумленно воскликнул Целитель, тоже рассмотревший мерцание Энергетического Купола.
— Видим, Лазарь Елизарович, — отозвался Потехин, в руке которого продолжал полыхать созданный им же Магический Светильник. — Не будь этой Защиты — нам всем крышка! — возбужденно добавил он, водя светящейся рукой из стороны в сторону. — Это кто же нас всех спас? Кто создал этот Купол?
— Похоже, что это я создал… — Донесся до Головина слабый и незнакомый прежде голос. — Младший лейтенант Быстров… Только оно само как-то получилось…
— Батюшки! — воскликнул Медик, поворачиваясь к лежащему на топчане парню. — Слава Богу, пришел в себя наш спаситель!
— Лазарь Елизарович? — слегка приподняв голову, произнес младший лейтенант. — Что вы здесь делаете? И вообще, что здесь происходит?
— Нас завалило, как видите, — соизволил объяснить Лазарь Елизарович. — Старые перекрытия не выдержали вашего Таланта…
— Моего Таланта? — переспросил парень.
— Увы, но это так, — огорошил лейтенанта Целитель.
— Но я же ничего не делал… Голова совсем не работает — не помню ничего, — признался Быстров.
— Как бандитскую малину под землю закатал, помнишь? — спросил майор.
— Это помню, — не стал отнекиваться Мамонт.
— Как я тебя задержал?
— И это помню, — медленно кивнул лейтенант. — А потом вы мне сделали укол… И я, вроде бы, уснул… — словно сомневаясь, произнес Быстров. — Кошмары какие-то меня мучили… Гитлер… Кронос… Море бушующей Магической Энергии вокруг… Полный бред!
— Так и было, — подключился к разговору товарищ оснаб, чтобы остановить неожиданные признания Быстрова. Этой секретной информацией об еще одном участнике эпической битвы — древнем титане Кроносе в СССР не владел никто, и не стоило её безответственно распространять направо и налево. — Тебе сделали инъекцию Коктейля Збарского и погрузили в сон, окружив всеми возможными Блокираторами, чтобы купировать смертельные последствия применения твоих Даров.
— Судя по происходящему, ничего у вас не вышло? — догадался лейтенант.
— Даже накачанный по брови Коктейлем, и окруженный лучшими Артефактами Дома Кюри, ты даже в «спящем режиме» умудрился развалить здание районного отделения НГГБ и всех нас перепугать! — усмехнулся Головин.
— Я и сам побаиваюсь своих Талантов, — честно признался Быстров. — И совсем не понимаю, откуда они взялись… Да я даже самого себя вспомнить не могу! И это, товарищи, отчего мне так худо, что я даже руки поднять не в состоянии? Я опять в «овощ» превращаюсь, Лазарь Елизарович? — дрожащим голосом поинтересовался у Целителя лейтенант. — Все вернулось?
— Нет, что вы, молодой человек! Ваша непомерная физическая слабость совсем не от этого! На этот счет с вами все в порядке! — заверил Мамонта Рыжов. — Ваше состояние за прошедшее с нашей последней встречи время заметно улучшилось! Это я вас как Силовик-Целитель высшей квалификации заверяю!
— Тогда отчего?..
— Нам нужно было срочно вас разбудить, дорогой мой, — пояснил доктор. — Для этого мне пришлось ускорить ваш метаболизм чудовищным образом. Вы сейчас просто катастрофически истощены и обессилены…
— То-то у меня такой зверский аппетит, — произнес Быстров. — Слона бы съел… Вот только голова сильно кружится, — пожаловался он Рыжову.
— Так это абсолютно естественно! Слабость… Господи! — неожиданно воскликнул Лазарь Елизарович. — А если вы вдруг потеряете сознание, и Защитный Купол рухнет?
— Черт! — выругался Потехин. — Если он потеряет сознание, нас всех здесь раздавит! Ведь подпитывать Защитный Конструкт станет некому.
— Нам нужно срочно отсюда выбираться! — заявил Лазарь Елизарович. — Мамонта хватит максимум на полчаса! Дольше я его в сознании не удержу — ресурсы организма не безграничны!
— Так здесь же столько Магии, товарищ врач! — произнес майор. — Неужели не хватит?
— Мне-то вполне хватит, даже слишком, — ворчливо ответил Целитель. — Не хватит ресурсов организма Мамонта. Я и так их основательно вымотал и опустошил. И никакая Магия ему сейчас не поможет! Ему нужно основательно подкрепиться и отдохнуть!
— Что же делать будем, товарищ оснаб? — не придумав ничего лучшего, переадресовал вопрос старшему товарищу Потехин. — Ведь задавит же…
— Только без паники! — невозмутимо отозвался Головин. — Если мы сами ничего сделать не сможем, специализация не та, — выдал он после небольших раздумий, — значит, нужно задействовать Талант товарища младшего лейтенанта, пока он в сознании. Хоть и говорят, что ломать, не строить, но попробовать нам никто же не мешает. Товарищ младший лейтенант, — обратился к Мамонту Головин, — я понимаю, что ваше состояние сейчас хуже некуда, но сможете попробовать пробить нам своим Даром дорогу к свободе?
— Я попробую, товарищи… Только обещать ничего не могу… Я даже не знаю, как этот Талант вообще работает…
— У Мамонта амнезия, — подтвердил Рыжов, — обширнейшая потеря памяти. Он даже имени своего вспомнить не мог. Он словно заново родился, когда из комы вышел — чистый лист!
— Да-а-а, ситуация хуже не придумаешь… — задумчиво протянул Александр Дмитриевич. — Но другого выхода у нас все равно нет.
— Я попробую, товарищи! — клятвенно пообещал лейтенант, с помощью Целителя кое-как усевшись на своем ложе. — Как же от меня чудовищно несет… — пробормотал он, шумно втянув носом пыльный воздух, пахнувший свежими нечистотами. — Словно нужник прорвало, или в канализацию с головой нырял.
— Мне нужно было срочно очистить ваш организм, юноша, — виновато произнес Медик. — И кишечник, и мочевой пузырь… А раздевать вас времени, увы, не было! Вы тут во сне такое своим Талантом вытворяли… Вас нужно было срочно остановить…
— Не надо оправдываться, Лазарь Елизарович, — произнес Мамонт. — Я все это знаю.
— Откуда? — удивился Целитель.
— Дар Мозголома, — ответил вместо лейтенанта Александр Дмитриевич. — Мне о вас, товарищ лейтенант, профессор Райнгольд рассказал!
— Вячеслав Вячеславович? — обрадовано произнес Быстров. — Вы его знаете? Очень хороший человек! Зря его товарищи из органов достают…
— Это мы обязательно изменим, — пообещал Головин. — Если, конечно, выберемся из этой ловушки.
— Тогда не будем тянуть, — произнес лейтенант. — Я готов попробовать.
Мамонт закрыл глаза и неожиданно навалился на стоящего рядом Целителя. Его расслабленное тело совсем обессилело и не могло самостоятельно удерживать вертикальное положение. Лазарь Елизарович обнял юношу руками, которые слабо засветились в темноте.
Минут пять ничего примечательного не происходило и ждущие настоящего чуда Силовики постепенно отчаивались в своих несбывшихся надеждах на спасение. Это явственно читал в их мыслях товарищ оснаб.
Однако, по прошествии этого времени, Защитный Полог внезапно замерцал и несколько изменил свое положение, вытягиваясь в сторону засыпанной камнями двери. В груде мусора, что давила на Купол своей тяжестью, что-то громко затрещало, и она несколько просела, уменьшив высоту свободного пространства.
Полог постепенно вытягивался, словно гигантская змея, продавливая в груде каменного и деревянного мусора этакий своеобразный тоннель, ведущий к такой пока еще далекой и недоступной свободе.
Однако, через некоторое время стало ясно, что внутренний объем свободного пространства не меняется — «потолок и стенки» удлинившегося Защитного Кокона постепенно приближались друг к другу, практически не оставляя места заключенным в нем людям.
— Так, понятно, — первым понял суть проблемы Головин. — Мамонт не сможет пробить тоннель. Нам необходимо одновременно с ним двигаться в сторону выхода. Иначе, мы рискуем застрять здесь навечно. Давай, товарищ майор, бери парня за ноги. Я возьму за руки — и потащим. А Лазарь Елизарович пусть следит за его состоянием. Ты как, лейтенант, сумеешь на ходу своим Даром управлять?
— Постараюсь, — вяло кивнул Быстров, не открывая глаз. — Пока удается удерживать концентрацию…
Подхватив парня, Силовики медленно потащили его безвольное и костлявое тело к наметившемуся впереди выходу. Со всех сторон что-то громко трещало, ломалось и шумно осыпалось, когда «воздушный пузырь», окруженный со всех сторон Магической Защитой, смещался в пространстве. Но вся команда постепенно двигалась к выходу.
Вот Защитный Полог «раздвинул» камни, завалившие проход в районе стальной двери, стирая крепкое препятствие буквально в порошок. Оснаб помимо воли оценил мощь примененного Силового Конструкта, пробивающего дорогу к свободе через сплошные завалы. Если так и дальше пойдет — то они точно сумеют выбраться из этого гадского подвала.
Однако, неизвестно, что их еще ждет наверху. Ведь, если от толчков не устояло и само здание, то шансы на успех будут стремительно приближаться к нулю. Такой нагрузки Мамонт не выдержит, он уже и сейчас практически не подает признаков жизни.
— Лазарь Елизарович, как он? — словно прочитав мысли оснаба, хотя это было невозможно, шепотом осведомился у Лекаря Потехин.
— Пока тянет, но плох совсем, — шепнул ему в ответ Рыжов. — Магической мощи ему вдосталь, а вот обычных сил почти не осталось. Я его поддерживаю, как могу… Но такими темпами его организм скоро сам себя пожирать начнет… А пожирать-то уже и нечего — сплошные кожа, да кости!
Это факт Головин ощущал, так сказать, визуально, поддерживая лейтенанта под мышки и сцепив ладони замком у него на груди. Возникало стойкое ощущение, что тащат они не живого человека, а какую-то высохшую египетскую мумию, либо эксгумированный скелет, похороненный не менее, чем добрую сотню лет назад. И еще Александ Дмитрикевич чувствовал, как под проступившими ребрами все тише и тише бьется истерзанное непосильной нагрузкой сердце младшего лейтенанта.
«Держись, дружок, держись! — мысленно подбадривал Мамонта товарищ оснаб. Однако, стараясь при этом не залезать ему под черепную коробку. — Ты и сам понимаешь, сколько ты с таким Даром можешь сделать полезного для нашей Родины! Если выживем, в лепешку расшибусь, но обвешаю тебя орденами как новогоднюю елку игрушками!»
Защитный Полог уже докатился до первых ступенек лестницы, ведущей на выход из подвала. Однако, вместо того, чтобы подниматься наверх, Силовой Конструкт легко раздавил несколько первых ступеней и принялся вгрызаться в каменную основу лестницы.
— Ты что, делаешь, дружище? — предупреждающе крикнул Потехин. — Нам наверх надо!
— А? Что? — с превеликим трудом приоткрыв один глаз, прошептал Быстров.
— Наверх, говорю, поворачивай! Нам туда надо! — Майор ткнул указательным пальцем в потолок. — А не то мы сейчас еще одну ветку метро пробурим, а наверх так и не выберемся!
— Хорошо… сейчас… поправлю… — из последних сил выдавил лейтенант и, закрыв глаз, вновь обвис грудой грязного тряпья на руках Головина и майора.
Однако, свое обещание Быстров выполнил: светящийся Магический Полог вновь сконцентрировался вокруг Силовиков идеальным шаром, а затем, яростно сверкнув переливами всех цветов радуги, стремительно вытянулся, рванув со скоростью света куда-то вертикально вверх.
— Да не так же быстро! — только и успел просипеть Игнатий Савельевич, когда вытянувшиеся столбом стенки тоннеля резко прижали людей друг к другу. Только кости хрустнули.
Хуже всего, конечно, пришлось самому Мамонту, пребывающему в горизонтальном положении на руках Силовиков. Его сложило едва не пополам, прижав ноги к голове. Но он, похоже, уже ничего не чувствовал и не понимал, полностью выложившись в этом последнем рывке.
Наверху что-то загрохотало, и завал «распался», пропуская в этот рукотворный тоннель, с удерживаемыми при помощи Магии стенками, робкие солнечные лучи. Сквозь открывшийся пролом сразу стали слышны какие-то звуки и голоса. А еще через мгновение в отверстие появилась чья-то голова.
— Здесь есть кто⁈ — крикнули сверху.
— Комаров, ты⁈ — обрадовано узнал подчиненного Потехин.
— Я! Товарищ майор госбезопасности? Вы живы? А мы-то уже вас и похоронили…
— Не каркай, Комаров! — не скрывая слез счастья, отозвался Игнатий Савельевич. — Давай, вытаскивай нас отсюда! — продолжал надрываться он.
— Сейчас веревку сброшу… — Голова рядового скрылась за пределами видимой зоны, а следующий момент в образовавшийся колодец упал конец толстого каната.
— Ну, выжили, кажись… — облегченно выдохнул Игнатий Савельевич, подтягивая веревку.
А Головин, продолжающий удерживать сложенного пополам Быстрова, почувствовал, как сократившись в последний раз, остановилось его сердце…
Глава 10
— У парня сердце остановилось! — Едва ли не быстрее Головина среагировал на смерть Мамонта Целитель. — Наверх его! Срочно! — истерически завопил Лазарь Елизарович. — И меня вместе с ним! Его еще можно реанимировать!
— Мать вашу так! — выругался Игнатий Савельевич, косясь на тускнеющие стенки тоннеля — однако Защитный Конструкт, установленный мертвым лейтенантом, все еще держался.
Чекисты — Головин с майором, быстро обвязали Мамонта сброшенным тросом.
— Комаров, — закричал Потехин. — Тяните парня! Быстро, но аккуратно — он без сознания! — Не стал сообщать коллегам по службе о смерти задержанного Игнатий Савельевич.
Когда тело Мамонта унеслось наверх, майор произнес:
— А почему Конструкт еще стоит?
— Мозговая деятельность еще не прекратилась, — отрывисто произнес Целитель. — Этот пацан даже после остановки сердца, продолжает держать Защиту! Потеря сознания наступает обычно не сразу, а через десять-двадцать секунд от начала фибрилляции или асистолии желудочков[1], по этой причине человек может ещё совершать простые действия даже после остановки сердца. Но это — у обычных простецов. Одаренный может дольше продержаться… Но гипоксия[2] головного мозга все равно его доконает!
В упавшую сверху веревку Лазарь Елизарович вцепился, словно клещ — не оторвать. Однако, ради безопасности, чекисты обмотали Целителя концом троса вокруг пояса. И Потехин отдал очередную команду на подъем. Веревка натянулась и поползла наверх.
— Быстрее! Быстрее! — торопил подчиненных майора Лазарь Елизарович.
Головин легко прочел в его мыслях, что Целитель до сих пор надеется спасти молодого офицера от неминуемой гибели и готов отдать ради этого не только все свои силы, но и саму жизнь. Ведь по мнению Рыжова, это именно из-за его грубого вмешательства паренек может окончательно расстаться с жизнью. Однако, шанс его спасти еще имеется. Пусть, невысокий, но он все-таки есть!
Едва Целитель перевалил через «бортик», он принялся раздавать распоряжения свободным от работы чекистам.
— Что ж вы положили-то его так? Сюда несите… Осторожно! — Глухо доносился сверху до оставшихся в ловушке чекистов голос целителя.
— Теперь ты, Петр Петрович! — когда веревка вернулась в яму в очередной раз, произнес майор. — Защита уже совсем истончилась… Вдруг не сумеет пацан выкарабкаться, а тебя раздавит…
— А тебя, значит, не раздавит? — усмехнулся Головин, понимая причину предложения майора. Не будь Головин Мозголомом, он все-равно понял бы посыл Игнатия Савельевича, который был написан у него на лбу аршинными буквами. — А ты у нас, выходит, бронированный?
— Не бронированный, конечно, — квело усмехнулся в ответ Потехин. — Но кое-какой Силовой Доспех в арсенале тоже имеется, — заверил он оснаба. — Глядишь, и успеете еще живым откопать… Да ты сам подумай, Петр Петрович, что со мной сделают, если ты погибнешь, — уже не скрываясь, озвучил он свои доводы оснабу, для которого они уже совсем не являлись секретом.
— Ничего хорошего не будет, — согласился Головин, хватая веревку, чтобы больше не тратить времени на пустые разговоры.
— Комаров, тащи! — во всю мощь легких заорал Потехин.
Веревка дернулась, стремительно утаскивая Головина к свободе. Глядя сверху на Потехина, товарищ оснаб ощущал, как сильно майор хочет жить, и как из последних сил надеется успеть выбраться на поверхность до того, как стены «тоннеля» обрушаться, лишившись Магической поддержки.
Фигура Игнатия Савельевича заискрила небольшими сиреневыми разрядами, одеваясь Силовой Броней. Вот только дышать ему под завалом, даже облаченным в крепкий Магический Доспех, будет совершенно нечем. Если только ему не повезет оказаться в какой-нибудь полости.
Читая мысли майора словно в открытой книге, оснаб знал, что Игнатий Савельевич вполне понимает степень опасности. Но, тем не менее, поступил так, как поступил. И другого выхода у него, по сути, не было — погибни Головин, конец карьеры в НКГБ ему обеспечен.
И это — в лучшем случае. А в худшем — длительное заключение, а то и расстреляют, как злостного вредителя. Так что выбирать майору, в общем-то, было из чего: бесславно сгинуть в лагерях, обретая его семью влачить жалкое существование, либо погибнуть героем. И Потехин чувствовал, можно даже сказать — знал, случись так, товарищ оснаб приложит все силы, чтобы его семья ни в чем не нуждалась и гордилась своим героическим мужем и отцом.
Вывалившись на поверхность, Александр Дмитриевич моментально столкнул веревку в яму. Защитный Полог уже слабо-слабо пульсировал, словно предупреждая о своем скором исчезновении. Кое-где в стенке тоннеля уже образовались пока еще небольшие проплешины, свободные от Силовой Пленки, из которых на голову Потехина сыпался разнообразный мусор. Благо, что не крупный, и Силовой Доспех, активированный майором госбезопасности, позволял играючи переносить эту неприятность.
Но если Силовой Конструкт исчезнет, Игнатию Савельевичу придется несладко. Быстро его откопать, увы, не получится. Головин стремительно просканировал сознания сотрудников Силового отдела госбезопасности, что суетились внутри разрушенного землетрясением здания, но никакого подходящего Дара для проведения спасательных работ, если все-таки тоннель обрушится, не обнаружил.
Ни одного, хотя бы самого завалящего Силовика с Магией Земли среди чекистов не наблюдалось. Оно и понятно, с такими способностями в органы не идут — им прямая дорога в колхозы и совхозы, да на стройки советского хозяйства. Там Одаренным с такими Талантами всемерный почет и уважение.
А Мамонту, тем временем, становилось все хуже и хуже. Александр Дмитриевич отчетливо чувствовал, как медленно угасает его сознание, несмотря на просто-таки железную волю младшего лейтенанта и его непомерную жажду жизни. Однако старания Целителя, который вливал в угасающий на глазах Головина истерзанный организм Быстрова просто чудовищное количество Энергии, не приносили желаемого эффекта.
Сердце юноши, невзирая на усилия опытного Медика, никак не желало запускаться. И мозг, начавший испытывать кислородное голодание, постепенно затормаживался, а вместе с ним прекращали свою работу и остальные жизненно важные органы — Мамонт умирал. И ничего поделать с этим было решительно невозможно. Спасти младшего лейтенанта теперь могло лишь только настоящее чудо.
Отвлекшись на умирающего товарища, Головин совсем забыл о Потехине, которого из последних сил тащили наверх его подчиненные. А рваные края тоннеля, лишившиеся Магической «поддержки», начали стремительно осыпаться, грозя похоронить под тоннами строительного мусора Игнатия Савельевича.
Недолго думая, Головин схватил канат, присоединяясь к слаженной работе сотрудников Силового отделения, вытягивающего из западни последнего участника «подземного похода». Потехина удалось вытащить буквально на последних мгновениях, после чего тоннель «схлопнулся», оставив на поверхности лишь небольшое углубление.
— Фух! — облегченно выдохнул Игнатий Савельевич, отбежав подальше от все еще шевелящейся кучи строительного хлама. — Едва успел! — возбужденно хлопая себя по карманам подрагивающими руками, воскликнул он, усаживаясь на сломанную деревянную балку, торчащую из щебенки. — Комаров, есть закурить? А то я свои папиросы где-то посеял… Да у меня сердце едва не выскочило из груди, товарищ оснаб! Чуть-чуть бы — и все, даже хоронить бы не пришлось!
— А вот у парня сердце так и не запустилось… — К чекистам подошел «потерянный» Целитель. На него просто жалко было смотреть. — Всех моих умений не хватило, чтобы завести это «пламенный мотор»… — виновато опустив глаза, произнес он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Он спас нас всех, но сам… Это я виноват! Понимаете? Именно мое Воздействие истощило его настолько… — Старик, совсем расчувствовавшись, шмыгнул носом. — Что он этого не пережил!
Неосознанно прикоснувшись к сознанию Лазаря Елизаровича, товарищ оснаб тут же поспешил его покинуть, поскольку горечи от осознания потери ему хватало и своей. Пусть он и не успел, как следует познакомиться с младшим лейтенантом Быстровым, но тот оказался настоящим мужиком. Боролся до конца, спасая, в общем-то, совершенно чужих ему людей. Которые, к тому же, еще его и арестовали, держали взаперти, пичкая Магической и химической бурдой. Можно было подумать, что Мамонт испытывал чувство благодарности только к Целителю, но товарищ оснаб точно знал, что это не так.
— Крепитесь, Лазарь Елизарович! — К Целителю подошел майор Потехин и обнял его одной рукой за худые плечи, видимо, пытаясь утешить старика. — В этом нет вашей вины…
— Ой! — Целитель дернулся как от удара, когда остаточный фон от деактивированного Силового Доспеха ужалил Рыжова слабеньким разрядом электрического тока.
— Извините… — Быстро убрал руку от врача Игнатий Савельевич. — Остаточное электричество…
— Постойте, Игнатий Савельевич! — неожиданно воскликнул Медик, словно в его голову пришла какая-то идея. — А вы можете ударить током его…
— Кого «его»? — не понял с первого раза майор.
— Мамонта! — выпалил на одном дыхании старик. — Нужно ударить Мамонта током[3]! — с каким-то безумием в глазах добавил он.
— Да вы с ума сошли, Лазарь Елизарович! — отшатнулся от Целителя Потехин. — Он же мертв!
— Понимаете, товарищи… — сбивчиво затараторил старик, вцепившись пальцами в свои жиденькие седые волосы. — … наше сердце, помимо всего прочего, является еще и электрическим органом, который вырабатывает импульсы для собственного сокращения. Эти импульсы вырабатываются в синусовом узле, проходят по предсердиям к атриовентрикулярному узлу, затем через пучок Гиса и ножки пучка Гиса на правый и левый желудочки сердца…
— И что? — Пока еще не понял майор, к чему Медик завел этот, никчемный, с его точки зрения, разговор. — К чему все эти объяснения? Никакой удар током не поможет воскресить умершего парня! Воскрешать мог лишь Господь Бог, но как нам с вами известно — его не существует! Вам надо принять эту потерю, Лазарь Елизарович! — взывал к рассудку Целителя Игнатий Савельевич.
— Сердце — орган автономный и самодостаточный, — не слушая Потехина, продолжал быстро тараторить пожилой Медик, — оно работает абсолютно без нашего участия. Его заставляют сокращаться и толкать кровь по сосудам так называемые «водители ритма» — синусовый и атриовентрикулярный узлы…
— Лазарь Елизарович? — уже обеспокоенно попытался привлечь к себе внимание майор Потехин. — Вы вообще меня слышите?
— Это области скопления клеток, которые продуцируют электрические импульсы, — продолжал скороговоркой талдычить свое главврач госпиталя. — Под воздействием этих импульсов и сокращается наше сердце. Еще до войны — в тридцать девятом году, мне довелось присутствовать на эксперименте по импульсной дефибрилляции сердца на животных, проведённых довольно молодым, но весьма заслуженным кардиологом-простецом Наумом Лазаревичем Гурвичем[4]…
— Для чего вы нам все это рассказываете⁈ — не выдержав, сорвался на крик Игнатий Савельевич.
— Да для того, чтобы вы поняли — с помощью электрического разряда можно вновь запустить остановившееся сердце! — брызжа слюной, выкрикнул прямо в лицо чекисту Лазарь Елизарович. — Это я и пытаюсь до вас донести!
— Как он это делал этот ваш Гурвич?
— Сначала в исследованиях дефибрилляция осуществлялась непосредственным разрядом конденсатора через грудную клетку животного… — попытался «на пальцах» объяснить Рыжов, но его остановил товарищ оснаб, положив одну руку на лоб Целителю, а вторую — на голову майора:
— Не говорите, лучше как можно четче вспомните, как проходил тот опыт!
Целитель замолчал, подчинившись распоряжению Мозголома, и закрыл глаза. Потехин слегка вздрогнул, застыв на месте. Его взгляд «потускнел», а глаза закатились «в подлобье», выставив на всеобщее обозрение лишь испещрённые красными прожилками белки.
Игнатий Савельевич словно бы сам очутился в том самом исследовательском институте, где в тридцать девятом году кардиолог Наум Лазаревич Гурвич и проводил один из первых удачных опытов по дефибрилляции. Принцип и примерные параметры электрического разряда, применяемого в опытах на животных, майор уловил буквально с первого раза — как-никак, а он был опытным Силовиком-Громовержцем и в электричестве (пусть и активируемом с помощью Магических Конструктов) отлично разбирался.
Выйдя из Ментального транса, Потехин молча направился к бездыханному, и уже начавшему синеть, телу Мамонта Быстрова.
— Комаров, Угрюмов! — окликнул Потехин первых попавшихся ему на глаза подчиненных и указал на труп красноармейца. — Раздеть его до пояса! Быстро!
— Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности! — Бойцы, не привыкшие задавать лишних вопросов начальству, быстро стянули гимнастерку с младшего лейтенанта, оставив тело лежать на груде строительного мусора с обнаженным торсом.
Открывшаяся картина изможденного до крайней степени истощения тела красноармейца, буквально скелета с торчащими наружу ребрами, заставила Потехина невольно вздрогнуть. Быстров был похож на узников фашистского Бухенвальда, заморенных голодом проклятыми фрицами.
Однако, рефлексировать времени совсем не оставалось — прикинув «на глазок», насколько может отличаться величина электрического импульса, применяемого к человеку от импульса, применяемого к животному, Потехин потер одну ладонь о другую, активируя свой Дар. Между ладоней заискрило, а когда майор оторвал их друг от друга, образовалась яркая электрическая дуга.
Лазарь Елизарович, так же активировавший свой Талант Целителя, уже сидел на корточках рядом с майором, вновь водя светящимися руками на безжизненным телом молодого красноармейца.
— Ты мне только его сердце запусти, Игнатий Савельевич! — сипло произнес он. — А дальше я вытяну…
— Действуй, майор! — поддержал Целителя товарищ оснаб. — И не бойся ничего — Мамонту хуже уже не будет.
— Ну, с Богом! — прошептал старик-Медик, и его глаза полыхнули неземным светом.
Головин почувствовал, как стремительно всасывается Сила Источником Медика. Такого массированного океана Целительной Силы, что сейчас бурным водопадом омывала синеющее тело Быстрова, Александр Дмитриевич никогда не видел, даже присутствуя при Лечебных сеансах таких корифеев Силовой Науки, как академик Виноградов. Да и уровень Лазаря Елизаровича поражал своей мощью — похоже, что прямо сейчас, буквально на глазах Головина, пожилой Целитель скакнул еще, как минимум, на одну ступеньку Ранга.
— Лазарь Елизарович, готов? — Уточнил Потехин.
— Давай! — крикнул Целитель, и сияние, льющееся из его рук и глаз, увеличило свою интенсивность. Хотя, казалось бы, больше уже и некуда.
Потехин наклонился, и приложил руки к груди Мамонта. Его тело не успело окончательно остыть, и было слегка теплым.
— Разряд! — завопил доктор, как оглашенный.
Игнатий Савельевич сосредоточился, пропуская рассчитанный загодя заряд сквозь ладони, а лежащее неподвижно тело неожиданно дернулось.
— Еще разряд…
[1] Фибрилляция сердца — состояние сердца, при котором отдельные группы мышечных волокон сердечной мышцы сокращаются разрозненно и нескоординированно, вследствие чего сердце теряет способность совершать согласованные сокращения, что приводит к неэффективности работы этого органа.
Асистолия — это прекращение электрической и механической деятельности сердца.
[2] Гипоксия — это состояние, при котором к тканям и органам не поступает количество кислорода, достаточное для того, чтобы они могли поддерживать нормальную жизнедеятельность. Если насыщение кислородом сильно нарушено, в тканях начинаются необратимые разрушительные процессы, а органы постепенно утрачивают свои функции.
[3] Вопреки распространенному мнению, дефибрилляцию не проводят при остановке сердца. При этом эффективна только сердечно-легочная реанимация (непрямой массаж сердца и искусственное дыхание). Однако, это альтернативный Мир Магии. И совместные усилия Силовика-Целителя с применением дефибрилляции в исполнении Силовика-Громовержца, возможно, принесут свои плоды.
[4] Наум Лазаревич Гурвич (1905–1981) — советский врач-кардиолог, пионер в разработке дефибрилляторов.
Глава 11
Возвращение «назад» было неприятным, резким и отчего-то весьма и весьма болезненным. Перед моим взором вновь замаячила гнусная рожа заключенного в Безвременье Кроноса, по которой так хотелось врезать кулаком со всей дури. Ему, похоже, хотелось того же — растерзать меня на куски, на клочки, на тряпочки, да еще и сделать это с особой жестокостью.
Но, не тут-то было! Ничего с этим «безобразием» поделать не мог ни я, ни он — ведь наши глобальные «игры» со Временем закончились таким вот постыдным заточением нарушителей устоев Вселенной в Капсуле Вечного Стазиса. Похоже, что наше заточение было организовано самим Мирозданием для спасение пространственно-временного континуума этой реальности, которую мы с гребаным Титаном едва не разрушили к хренам в своем безумном противостоянии.
Мы залипли в Безвременье друг против друга, словно мухи в янтаре. Вынужденные вечно полыхать ненавистью, но лишенные возможности нанести друг другу хоть какой-то ущерб. Да мы даже ни моргнуть, ни пёрнуть были не в состоянии.
По идее, все процессы, проходящие как вокруг нас, так и в наших организмах, тоже должны быть «заморожены» — ведь Времени в нашем с Титаном окружении не существует. Однако мыслить, как бы это не показалось странным, я не перестал. Да и Кронос, к моему глубокому сожалению, тоже.
Похоже, что мысль существует вне пространственно-временного континуума, которого мы с этой древней сволочью Кроносом внезапно оказались лишены. Оно и понятно — сами виноваты! Приговорили нас Законы Мироздания на «вечное поселение без права переписки», хорошо еще, что просто не стерли, чтобы и памяти о нас не осталось.
Хотя, если честно признаться, я был к этому полностью готов. Миссию свою — выполнил! Гадского фюрера с его гребаной сворой — прижучил, а стоявшего за его спиной Кроноса, что хотел на его горбу въехать в собственное «царствие небесное» — вывел из игры. Пусть, и не удалось уничтожить этого мерзкого древнего выползня из Тартара, но кайф я ему здорово обломал!
А если сдохнуть нам вместе придется — буду только этому рад. Еще одной чертовой Тварью на Матушке Земле меньше станет! Ну, а мне чего жалеть — пожил свое, еще там, в родном старом мире. Да и в этом не без дела сидел! Все пользу Родине приносил: вот война на пару лет раньше закончилась, чем в моем мире. А ведь это сотни тысяч, а то и миллионы спасенных жизней! Теперь и помереть спокойно можно! Еще бы этого уродца Кроноса с собой на тот свет прихватить… Да только не знаю, как…
Сколько мы так пожирали друг друга глазами (которые, кстати, закрыть было невозможно), я был оценить не в состоянии. Может, мгновение, а быть может, тысячи и миллионы лет. В какой-то момент, перепробовав тысячи способов выбраться из заточения, я заметил «тонкую струйку» Ментальной Энергии, отходившую от Кроноса и исчезающей где-то у границ Капсулы Безвременья.
Не будь у меня сопутствующего Дара Мозголома, я бы никогда не заметил этого странного истечения Энергии. Ведь не могут же в лишенном времени пространстве идти любые Энергетические процессы? Или могут? Но оставить это без внимания я просто не мог. Поэтому и решил незаметно проникнуть в мозги гребаного Титана, как когда-то залез в голову Хаму Атойгах.
Да, был огромный риск, что Кронос сумеет отследить мои поползновения. Как-никак Высшее Существо — целый Титан, и какими-такими обладает Талантами, кроме влияния на Время (с которым он уже успел облажаться, не без моей, правда, помощи), я и понятия не имел. Но все-таки, я решил попробовать.
Эх! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! — привычно начал я оправдывать свои действия. Но припомнил, что, как раз ко мне это выражение абсолютно не подходит. Так-то я уже минимум два раза умудрился окочуриться: в своем родном мире, и в этом, когда мне «помог» отбросить коньки Легион…
Кстати, интересно, как у него сложилось после моего исчезновения? Такими кадрами грех разбрасываться! Думаю, командир это прекрасно понимает, и убедит товарища Сталина принять майора Легиона на службу со всем его «мертвячьим войском».
Так что, не мудрствуя лукаво, но стараясь действовать предельно аккуратно и осторожно, я скользнул в сознание древнего Монстра. И, к моему великому изумлению и счастью, эта падла моего присутствия у себя в головёшке, так и не заметила.
Однако, не все оказалось так просто, как хотелось бы мне — я сразу потерялся в полном хаосе мыслей, стремлений и желаний этого мифического мастодонта. У меня возникло стойкое впечатление, что его мыслительный процесс абсолютно «не линеен». Одновременно в его голове циркулировало несколько мысленных потоков, как будто в одном теле присутствовало несколько разных личностей.
С одной стороны, было очень сложно разобраться со всем этим дерьмом, а с другой — затеряться в разы проще. Я, прикинувшись ветошью, засел в самом дальнем и темном уголке его сознания, осторожно, пласт за пластом вскрывая память Кроноса. И в одном «пыльном закутке» мне удалось найти заброшенный архив, проливающий свет на творящейся в голове Титана хаос.
Как оказалось, большинство Высших Существ, достигших определенной точки развития, были способны расщеплять свое сознание на несколько параллельных потоков для решения определенных задач. А некоторые даже умели создавать целые отдельные «личности» и переселять их в Сосуды — специально выращенные или «заимствованные» для этого тела. И эти автономные сущности, несущие часть сознания Высшего Существа, назывались Аватарами.
А ведь это действительно возможно, — вспомнив клон Кощея, выращенный в лаборатории Агартхи, понял я. Правда, свое сознание Кощей не расщеплял, но не думаю, что это было ему не под силу. Хотя, мой уродливый друг (хотя я от него тоже недалеко ушел), тот еще перестраховщик. Он из тех хитровымудренных деятелей, кто, умея считать до десяти, обязательно остановится на семи. Жаль, что я в тот момент был не в курсе таких возможностей…
Внимательно изучив найденную «документацию», я присмотрелся к сознанию Титана повнимательнее, а особенно ту самую «струйку» Энергии, которая неведомым мне образом просочилась за пределы нашего заточения.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это нечто иное, чем Ментальный Щуп, используемый Мозголомами в своей работе с Силой. Эта незаметная даже в Магическом Зрении «струйка» оказалась одним из самостоятельных потоков сознания Кроноса, который чертов ушлепок каким-то образом умудрился вытолкнуть за пределы нашей Безвременной Капсулы.
«Вот ведь скотина! — Не без некоторой зависти, подивился я его изобретательности. — Без мыла в любую щель пролезет!»
Но и оставлять без последствий этот финт Кроноса было нельзя. Неизвестно, чего он сумеет натворить за пределами нашей совместной тюрьмы, когда подберет для своего Аватара подходящее тело.
Да-да, эту информацию я сумел получить, хоть и с большим трудом. Радовало меня одно, что заточенный в безвременье вместе со мной Кронос, некогда низложенный с божественного пьедестала своими же детьми, до сих пор не видел во мне соперника или врага. Так, мелочь пузатую. Неожиданно заговорившее «насекомое», которое лень даже тапком прибить.
Он, на самых серьезных щах, считал меня ничтожной песчинкой, которая, лишь по какому-то недоразумению попала в шестеренки хорошо отлаженного механизма и сломала его. Он даже и подумать не мог, что я сумею так основательно пошариться в закромах его напрочь отмороженной башки. А они действительно были весьма туповатыми, эти древние повелители земли — Титаны.
Даже по прошествии бесчисленных веков заточения в Тартаре, Кронос реально считал Силу основным показателем крутости. Типа, Сила есть, ума не надо! Не так утрированно, конечно, кое-какие интриги он научился плести. Надо, все-таки, отдать ему должное — сумел же он вырастить Гитлера и «заточить» его деятельность чисто под свои нужды. И если бы не мое случайное вмешательство в этот процесс, думается, что все бы у него обязательно получилось.
Хоть течение Времени в нашем совместном узилище и не ощущалось, однако за его пределами оно вполне себе шло. Это я узнал, когда часть расщепленного сознания Кроноса, не найдя в очередной раз подходящего Сосуда, вернулась обратно, так сказать, для очередной «перезарядки» и слива информации.
К моему изумлению, в реальном мире прошло не так уж и много времени — чуть более полугода, а то мне казалось, что там должна была пройти целая вечность. Я выдохнул с облегчением: знать, что все твои друзья, боевые товарищи и хорошие знакомые живы — это же самое настоящее счастье!
А вот замыслы Кроноса мне совершенно не понравились. Хотя, в его-то планах никаких изменений и не произошло: он до сих пор грезил о реванше и мировом господстве, как никогда желая вернуть себе титул Верховного Божества этой реальности. И настрой у него был самый решительный, несмотря на временное поражение.
Как мне стало ясно, он рассчитывал вырваться из ловушки в самое ближайшее время (хотя для этого древнего Монстра и тысяча лет не срок) На его искушенный взгляд, наша Капсула Безвременья, была куда как пожиже, чем Тартар, в котором ему довелось торчать и вовсе неизмеримо долгое время.
Пока мне крупно везло, что Титан не обращал внимания (либо до сих пор не обнаружил) на мое внедрение в его «Божественное» многопотоковое сознание. И я был в курсе практически всех его планов, попутно узнавая и о событиях, происходящих в реальности.
Однако вечно это продолжаться не могло, поэтому и мне, волей-неволей, пришлось научиться дробить сознание на несколько «параллелей». Ни скажу, чтобы это было легко, но, в конце концов, у меня все получилось. Правда, максимум, чего на этот момент удалось достичь — это «разделиться надвое», и то, выделив не более десяти процентов «мощностей» собственного сознания на отдельный поток. Но для начала и этого было достаточно. А дальше, используя найденную в ловушке «брешь», я, двигаясь след в след за кусочком разума Кроноса, тоже отправился в реальный мир с целью создать себе полноценного Аватара. А там посмотрим, кто кого!
И вот мой кусочек сознания, отправленный в автономное плавание, неожиданно вернулся назад. Принеся с собой не самые лучшие ощущения — осознание собственной смерти. Хотя, там, на земле, умер лишь мой Сосуд — найденное частью моего разделенного разума тело Аватара. Но ощущения были такие, как будто откинулся я сам. Сложно передать словами ощущения неотвратимой смерти…
Распаковка информации в мою «основную матрицу» произошла практически мгновенно. Не знаю, как определить течение времени в Безвременном Пространстве… Хотя, может и не такое оно безвременное, как это может показаться.
Вот только информация оказалась совсем безрадостная — там, в реальном мире, окончательно умерло не простое безмозглое тело, а совсем юный паренек (если судить с высоты моего столетнего возраста) — младший лейтенант Мамонт Быстров, настоящий герой минувшей войны, ставший инвалидом по ранению. Именно в него, пребывающего в коме, и вселился автономный кусок моего сознания, и сделавший из него этакое подобие настоящего Аватара.
Однако, как я понял, считав это с вернувшейся части своего собственного сознания, создать полноценного Аватара у меня, отчего-то, не получилось. Созданный мною «голем» страдал обширными провалами памяти, в результате чего, так и не смог идентифицировать себя со мной.
Разобраться в причинах этого «дефекта» мне тоже удалось, пусть и не без трудностей. Оказалось, что из-за моего «вселения» в тело этого паренька, его изуродованное страшным ударом вражеского Мозголома сознание, неожиданно начало восстанавливаться просто ударными темпами. Однако, присутствие двух разных сознаний в одном теле, одного искалеченного, а второго — не совсем неполноценного (ну, не мастер я еще в создании Аватаров), породило «конфликт интересов», произведя на свет некий «усредненный разум».
Возможно, восстановившись окончательно, сознание Быстрова и выдавило бы мою внедрившуюся в него часть, но это далеко не факт. Все-таки моя нынешняя Сущность «Нового Асура», как обзывал меня в Агартхи Кощей, куда как посильнее будет, чем разум обычного Одаренного. Однако, все это уже позади — носитель моего разума, так и не восстановившись окончательно, погиб… И, скорее всего, бесповоротно… Жаль, отличным был парнем и бойцом, мир его праху…
Я всерьез размышлял, уж не поднять ли мне его в виде Нежити? Но это были всего лишь предположения, я не был уверен, что подобное удастся провернуть всего лишь кусочку моего сознания. Вариант подъема Аватара из мертвых, подобно майору Легиону, был не таким уж и плохим. По крайней мере я, хотя бы таким образом попытаюсь дать знать о себе старым друзьям…
Неожиданно меня основательно тряхнуло, словно ударом тока. Мою грудь ожег высоковольтный разряд электричества, а мышцы судорожно сократились. Хотя этого просто не могло быть! Даже в принципе! Ведь мое тело находится в Безвременье и никаким образом не реагирует на внешние раздражители! Какой к едрене фене, удар током и сокращение мышц?
Так-так-так! — Основательно поковырявшись в собственных чувствах, я понял, что это — ложные ощущения. Чужие. Фантомные. Не мои, в общем. Это — ощущения моего неудавшегося Аватара, связь с которым по какой-то причине не прервалась окончательно…
Но тогда выходит, что он еще не успел окончательно погибнуть. Ведь его тело реагирует на раздражители, а удар током… Так это же выходит, реанимация что ли? Но, насколько я знал, в моем родном мире дефибрилляторы начали применять не ранее 1953-го года. Да и то, в качестве эксперимента. А в этом, выходит, по-другому пошло? Или это работа Одареного, с которым мой Аватар попал в ловушку?
А я еще раз пробежался по памяти вернувшегося потока сознания. Кстати, ведь именно из-за несовершенства созданного мною Аватара и произошла эта чудовищная катастрофа, погубившая Сосуд… Да какой, к чертям, Сосуд⁈ Ведь это же живой человек! Герой, стоявший, как и мы все, плечом к плечу не давая гребаному бесноватому Алоизычу воплотить в жизнь свои бесчеловечные амбиции!
Конечно, не будь меня, этот Быстров, возможно, так и остался бы бессловесным овощем до конца своих дней. И только мои все эти Чудотворные примочки и прибамбасы и заставили его организм регенерировать чудовищными темпами. Но раз уж это произошло, то я ни за что не дам ему погибнуть в очередной раз!
И пусть мое создание и несовершенно, но оно позволит Мамонту Быстрову окончательно восстановиться и вновь осознать себя. А дальше я что-нибудь придумаю… Ну, получалось же раньше? Пусть и действовал я больше по наитию и опираясь в основном на наш русский авось.
Сказано-сделано — и часть моего разделенного сознания, основательно заряженная Магией и Живительной Силой, которых у меня сейчас, словно у дурака махорки, отправилась в обратный путь. И если тело Мамонта Быстрова еще не умерло окончательно, и подлежит реанимации — он обязательно будет жить!
Да и убить его после очередного моего «подарочка» будет весьма и весьма непросто! Хотя, как я понял, регенерация у моего Аватара и без того была на высоте. Сумел же он зарастить ножевое, а провернуть такой фокус не каждый Одаренный сумеет.
Были у меня, конечно, сомнения, как поведет себя Аватар, если Сосуд к моменту вселения осколка моей Сущности будет уже необратимо мертв. Но, думаю, разберусь по месту. Вернее, он разберется — Аватар, который тоже я, но не совсем я…
Одним словом, лети, голубь сизокрылый, а то у меня уже чердак от таких мыслей съезжать начал, и фляга вот-вот засвистит!
Глава 12
Остановку сердца я почувствовал сразу — мне как будто железный костыль в грудь забили. Дыхание перехватило, тоскливо зазвенело в ушах, а в голове изрядно помутилось. Но я продолжал удерживать Защитный Полог. Ведь без него погибнут люди. Пусть, я и не мог назвать товарищей из органов, арестовавших и пичкавших меня разнообразной бурдой, своим друзьями-товарищами, но они же наши, советские, а не какие-нибудь фашисты проклятые! Да все правильно гэбешники сделали — я и сам на сегодняшний день не знал, чего от себя ожидать.
А вот погубить такого замечательного Целителя, как Лазарь Елизарович, я вообще не имел никакого морального права! Ведь именно его усилиями поправляются в госпитале тяжело раненые бойцы. Вот его-то в первую очередь я и должен был спасти — пропади он под завалом вместе со мной и чекистами, сколько бойцов-инвалидов не получат шанса на восстановление и нормальную жизнь? Ведь я это реально прочувствовал на своей шкуре.
Поэтому и держал я Защиту изо всех оставшихся сил, понимая, что со мной уже все кончено. Гул в ушах постепенно нарастал, а сознание вообще уплыло в какие-то туманные дали. Одним словом, соображал я все хуже и хуже, уже почти не ощущая ни рук, ни ног — тело абсолютно перестало мне подчиняться. Но я корячился до последнего, накачивая Силу в Защитный Покров, уже балансируя на грани жизни и смерти.
В конце концов, муки мои закончились, и я словно бы «воспарил» над собственным бездыханным телом, которое мои спасенные спутники тоже умудрились вытащить на поверхность. Порадовавшись от души, что никто из них не расстался с жизнью, я с интересом бросил взгляд на разрушения, виновником которых оказался, конечно же, ваш покорный слуга.
Пускай мой Талант Потрясателя и порезвился пока я пребывал в бессознательном состоянии, но все-таки мне сейчас было как-то не по себе. Ведь то же самое могло произойти и тогда, когда я был в полном рассудке. Ведь управлять Даром я так и не научился.
Прав был майор Потехин, когда изолировал меня от общества в Стационарном Блокираторе. Вот только, думается мне, он и представить не мог, что мой Талант окажется настолько мощным, что играючи продавит даже специзделия и Магические Конструкты Дома Кюри.
Меня поднимало все выше и выше. Я легко пролетал сквозь уцелевшие перекрытия, словно был каким-нибудь сказочным привидением. А ведь, собственно, так оно и было — я умер, и теперь свободен от всего материального и земного.
Это что же выходит-то, а? — заметались в моей голове заполошные мысли. — Что я теперь самый всамделишный дух? Вернее, душа… А попы-то насчет этого, выходит, и не врали совсем? Ведь тянет меня какой-то силой все выше и выше… Не иначе, как к Святым Небесам несет? Ведь не разверзлась же земля после моей смерти, и черти хвостатые не утащили мою грешную душу в подземный и огненный Ад, погоняя своими острыми трезубцами…
А если и вправду на Небо? Как мне, атеисту и комсомольцу тогда в глаза Господу Богу, которого, вроде, как и быть не должно, смотреть? Да и не должен я, по идее, на небеса попасть — грешник я еще тот. Хоть и не помню точно, когда, где и сколько грешил.
Город лежал уже где-то далеко внизу, превратившись в чрезмерно реалистичное подобие физической карты. Хотя, при желании, я мог легко рассмотреть самое сердце нашей Родины — древние стены Кремля и даже рубиновые звезды на пяти его башнях.
Неожиданно меня охватило какое-то умиротворение — волнение и тревоги остались позади, а впереди — лишь волнующая неизвестность. Лишь один раз я отвлекся от созерцания окружающих неземных красот, когда заметил летевшую рядом с собой какую-то темную «тень», похожую на сильно разряженное грозовое облако. Однако, когда я вонзился в слой облаков, то потерял из виду это сопровождавшее меня «явление». Что это было, я так и не понял.
Неожиданно, из памяти всплыли незнакомые мне ранее строчки:
Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой[1]…
Возможно, что летит вслед за мной мой «печальный Демон», что сбивал меня с праведной дороги всю мою сознательную жизнь, которую я и не помню совсем.
Меня несло в густом тумане с чудовищной скоростью и в неизвестном направлении еще какое-то время, пока, наконец, я не почувствовал, что приближаюсь к чему-то… вернее, к кому-то «большому», родному и обладающему просто чудовищной Силой.
Я как будто бы был небольшой частичкой этого «великана» и, во чтобы то ни стало, стремился соединиться с ним в единое целое. Если это и не Господь Бог, то что-то явно Сверхъестественное, как те Древние Боги из саг и легенд. По мере приближения к этому Высшему Существу, мое сознание помутилось, а вскоре и вовсе померкло…
Сколько я пребывал в таком состоянии, и что в это время со мной происходило — в памяти не отложилось. Но вот в себя я пришел от жгучей боли, которая ожгла меня, словно удар гигантского огненного хлыста. Помутненное сознание никак не могло очухаться, а болезненные удары продолжали хлестать меня где-то в районе сердца, не давая вновь погрузиться в блаженное беспамятство.
Полноценно соображать я начал в тот момент, когда с чудовищной скоростью, несопоставимой даже с предыдущим «взлетом», помчался обратно к земле.
«Ну, вот, свершилось, — на ум пришла единственная внятная мысль, — нет места для тебя в Раю, Мамонт Быстров! Низвержен с Небес, как Падший Ангел. Скоро врата Ада распахнут пред тобой свои жаркие объятья!»
«В Раю, конечно, климат получше, зато в Аду компания поинтереснее!» — неожиданно произнес уже знакомый слегка надтреснутый голос. Я слышал его в Ментальном Пространстве, куда затянул меня Райнгольд, чтобы разобраться с моим «наследием» — потерянной памятью.
— Кто ты? — попытался воззвать я к этому голосу. — Хоттабыч? Ответь мне!
Но никакого ответа не последовало. Зато я, не притормаживая ни на мгновение, врезался со всего маху в собственное распластанное на земле тело, окруженное склонившимися надо мной людьми. Яркая боль, лишь слабое подобие которой хлестало меня, когда я парил под облаками, заполонила меня без остатка, заставляя биться в конвульсиях. Не выдержав этой муки, я надрывно закричал, срывая голосовые связки.
— Стоп! — резко скомандовал Целитель, когда умерший уже несколько минут назад «пациент» неожиданно закричал. — У нас получилось, товарищи! Вы понимаете?
Я приоткрыл глаза — так и есть, надо мной нависал Медик со светящимися руками. Да и глаза его тоже мерцали «неземным» светом.
Получилось! — не скрывая слез, воскликнул Лазарь Елизарович. — В сторону! Не мешайте! — бросил он гэбешному майору, который обнаружился рядом.
По фигуре чекиста пробегали сиреневые молнии, а между его трясущимися от напряжения руками и вовсе проскакивали мощные и толстые разряды, как при электродуговой сварке.
Вот, значит, кто доставил мне столько непередаваемых ощущений, — сразу понял я причину своих мучений. Однако, из услужливо приоткрытой памяти вновь вывалился очередной кусочек знаний, и мне стало понятно, что Талант майора Потехина был использован в роли банального дефибриллятора (прибора, причем еще не существующего в природе — типа знаний из будущего, накрывающих меня время от времени) для запуска моего остановившегося сердца. Так что я еще, выходит, и спасибо сказать ему должен.
— Теперь я его точно не отпущу! — заверил Целитель собравшихся вокруг меня людей и принялся с еще большим рвением водить надо мной светящимися руками. — И принесите какой-нибудь пищи! Лучше жидкой, типа куриного бульона! — попутно отдавал распоряжения Лазарь Елизарович. — Он очень сильно истощен…
— Комаров! — рявкнул майор, наконец-то переставший искрить, изображая испорченную динамо-машину. — Срочно дуй в ближайшую столовую! И без куриного бульона не возвращайся! Понял?
— Так точно, товарищ майор госбезопасности! — Мгновенно среагировал на распоряжение начальника рядовой. — А простой суп не подойдет? Если куриного бульона не найдется?
— Не нервируй меня, Комаров! — выпалил Потехин. — Тащи, что найдешь! Только быстрее давай!
Комаров убежал, а я почувствовал, как в меня вливается целый океан Целительной Энергии, омывая буквально каждую клеточку моего тела, распространяя тепло по всему истерзанному и истощенному организму.
— Спасибо, доктор! — просипел я в очередной раз сорванными связками.
— Помолчи! — Недовольно зыркнул на меня светящимися глазами Целитель. — После поговорим…
Я послушно заткнулся, пытаясь рассмотреть стоявших рядом людей. Картинка двоилась, так что пришлось приложить усилие, чтобы сфокусироваться. Несколько человек в форме сотрудников государственной безопасности, среди которых обнаружился знакомый мне майор Потехин, меня не заинтересовали.
А вот серьезный мужчина в запыленном военном френче без каких-либо знаков различия и с абсолютно простой и незапоминающейся внешностью, заставил меня напрячься. С ним я уже встречался — в подвале, когда нас всех завалило. Но в тот момент я не смог его, как следует разглядеть — там было темно и пыльно. Да и не до этого было…
А ведь его лицо мне определенно знакомо… Да, точно — я его знаю! Это же Сашенька! Князь Александр Головин — тот самый ученик Вячеслава Вячеславовича Райнгольда, которого я видел в своих видениях вместе с погибшим генералом Абдурахмановым! Точно, он ведь сам в разговоре со мной признался, что хорошо знает старого Мозголома. Но ведь и Головин, как считал тот же Райнгольд, уже давно погиб в Абакане. Выходит, что не погиб? Тогда, может, и героический старик Хоттабыч жив?
Додумать до конца эту мысль мне не удалось: пришедший неизвестно откуда мощный поток Энергии выбил все мысли у меня из головы. Я, буквально на секунду, почувствовал себя настолько всемогущим, что, казалось, одним своим взглядом мог гасить и зажигать звезды!
Но это ощущение быстро схлынуло, уступив место настоящей эйфории, которая захлестнула меня без остатка. Слабость и немощность исчезли, как будто их никогда и не было. Я ощущал, как мои мышцы распирает неведомой силой! Да что там распирает, я реально чувствовал, как они восстанавливаются, растут, возвращая утраченные ранее свойства.
Я наклонил голову и, уткнувшись в грудь подбородком, оглядел свой обнаженный торс. А посмотреть было на что — на месте изможденного дистрофика с выпирающими во все стороны ребрами находился самый натуральный атлет! С перекатывающимися под восстановившейся от ожогов кожей пластинами грудных мышц и четкими кубиками пресса. И я готов был прямо сейчас вскочить на ноги и реально свернуть Рипейские горы своими собственными руками!
Из-за нахлынувшего возбуждения, на странную мысль, что на самом деле горы-то — Уральские, я совершенно не обратил внимания.
— Это немыслимо… — ошеломленно прошептал Целитель, воочию наблюдая происходящие со мной изменения. — Нет! Так не бывает!
— Лазарь Елизарович, — прогудел стоявший рядом Потехин, — не знал, что вы на такое способны! Да вы просто кудесник какой-то!
Все находившиеся поблизости сотрудники тоже сгрудились вокруг меня, застыв едва ли не с раскрытыми ртами. Оно и понятно, настолько кардинального преобразования никто из них никогда в глаза не видел.
— В том-то и дело, что это не я! — Словно извиняясь, развел руками Целитель. — На такое Воздействие мой Талант совершенно неспособен! Возможно, что какой-нибудь Внеранговый Целитель и сумел бы… Хотя я в этом очень сильно сомневаюсь…
— Тогда кто? — Кашлянул в кулак Игнатий Савельевич, видимо, подвальная быль до сих пор першила у него в горле.
— Не знаю, — пожал плечами Рыжов. — Я даже не знаю, как это было сделано! Могу сказать только одно, его Жизненная Энергия одномоментно скакнула на недосягаемую высоту, словно кто парню фашистский Пранотрансфузер подключил…
— Какой Пранотрансфузер? — подался вперед майор Потехин, делая «стойку». — Где? У нас? Откуда? — засыпал он вопросами Целителя.
— Нету никакого Пранотрансфузера, Игнатий Савельевич! — произнес доктор. — Я сказал — «словно подключил»! Поскольку о других вариантах по перекачке Праны, да еще и бесконтактным способом мне не известно!
— Может, получше поискать? — как бы между прочим, пробурчал майор, внимательно огладывая мое видоизменившееся тело.
— Не говорите глупостей, товарищ Майор! — Поморщился Целитель. — Если бы здесь был Пранотрансфузер, то, уверяю вас, я бы его обнаружил! Но всего лишь минуту назад Жизненная Энергия Мамонта была на нуле… — Да, чего там говорить, он уже умер от истощения! А сейчас смотрите — он просто в идеальной физической форме! Вы можете подняться на ноги, голубчик? — поинтересовался у меня врач.
— Легко, Лазарь Елизарович! — произнес я, мгновенно меняя положение с лежачего на стоячего.
— Ох, и резок ты стал, дружище! — Покачал головой Потехин, не ожидавший от меня такой прыти.
Зато доктор с удовлетворением меня осмотрел, обойдя по кругу и исследуя изменения светящейся ладонью правой руки.
— Идеально! Просто идеально! — не преставал он восторгаться. — Право слово, я не знаю, что с вами произошло на этот раз, но вы находитесь в своей самой наилучшей форме! Я обязательно напишу на этот счет монографию…
— А вот этого я бы вам настоятельно не советовал, Лазарь Елизарович, — неожиданно вмешался в разговор князь Головин, беря целителя под руку. — По крайней мере, без консультации по этому вопросу с академиком Виноградовым. Все, чему вы стали невольным свидетелем, я вынужден присвоить статус гостайны! — безапелляционно заявил он. — Я обладаю подобными полномочиями, — добавил он. — Товарищ майор госбезопасности, — официально обратился оснаб к Потехину, — возьмешь подписку о неразглашении со всех своих сотрудников!
— Есть, товарищ оснаб! — мгновенно откликнулся Игнатий Савельевич.
— Простите, товарищ оснаб, — я повернулся к Головину, — разрешите обратиться?
— Обращайтесь, товарищ младший лейтенант.
— Запамятовал, как ваше имя-отчество? — Вот почему-то не давал мне покоя этот вопрос, а прочитать в голове князя я не мог — его Дар Мозголома был куда сильнее моего сопутствующего Таланта. Основным я решил считать Дар Потрясателя Тверди, поскольку именно его мощность и теоретические возможности меня до сих пор ужасали, особенно после всего происходящего. — Я ведь уже не на службе, — пояснил я товарищу оснабу свой вопрос, — комиссован по инвалидности.
— Можете обращаться ко мне Петр Петрович, — отчего то назвался чужим именем князь Головин. — Или товарищ оснаб, хоть вы уже и не на службе, — добавил он, впиваясь внимательным взглядом в мои глаза.
Следом за этим взглядом я почувствовал у себя в мозгах легкую «щекотку».
«Это чего же, он меня сейчас пытается сломать своим Даром?» — мелькнула заполошная мысль, после которой я попытался закрыться и выбросить Мозголома из своей головы.
Потому что я тут же получил ответ от улыбнувшегося еще шире Головина:
Похоже, несмотря на воздвигнутую мной Защиту, Головин чувствовал себя у меня в голове как дома, раз уж принялся отвечать на невысказанные мной вопросы. А вопросы, конечно, имелись…
— Послушайте, товарищ оснаб, — неожиданно опомнился майор Потехин, — а где ваш сопровождающий? Полковник Легион? Ведь он вместе с нами спускался в подвал…
[1] Строчки из поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон».
Глава 13
— Точно… — свистяще произнес Лазарь Елизарович, сдуваясь, словно продырявленный воздушный шар. — Как же мы про него забыли? Товарищи… Игнатий Савельевич, товарищ оснаб, надо срочно что-то делать! — Засуетился, словно ужаленный Целитель. — Делать… делать… Надо завалы разгребать! Немедля! Да что же вы все стоите-то! — Не выдержав напряжения последних событий, сорвался он на окружающих его сотрудников НКГБ.
— И правда, Петр Петрович… — Словно очнулся Потехин. — Может, жив еще товарищ полковник… И у нас же теперь такой Силовик имеется… — Игнатий Савельевич резко повернулся к Мамонту. — Выручай, лейтенант! Человека надо срочно спасать! А с твоим Даром мы его враз…
— Что за шум, а драки нет? — Послышался слегка насмешливый голос Легиона. — Уж не меня ли вы спасать надумали?
— Товарищ полковник, — чуть ли не с распростертыми объятиями кинулся к нему Медик, — слава Богу, вы живы! — Но, приблизившись к Личу на расстояние вытянутой руки, Целитель неожиданно «споткнулся» и буквально застыл с приоткрытым ртом. — Но… вы же товарищ… еще и мертвы…
Еще до того, как Рыжов произнес эти слова, Головин успел прочитать в голове Медика, отчего он так опешил. Несмотря на все Магические примочки, с помощью которых Высший Умрун мимикрировал под обычного Одаренного, опытного Целителя ему провести не удалось. Лазарь Елизарович банально его выкупил с помощью своего Дара. И чтобы оставить в тайне секрет Легиона, товарищу оснабу пришлось применить уже свой Талант Мозголома.
— Фух! — Облегченно выдохнул Потехин, размазывая грязь по вспотевшему лбу. — Обошлось! Лазарь Елизарович, смотрю, вас тоже основательно потрепало? Ну какой же он мертвец?
— А? — вздрогнул Медик, приходя в себя после незаметного воздействия Мозголома. Для него теперь полковник Легион выглядел обычным Одаренным человеком. Ни более, ни менее. Как все. — Какой мертвец?
Легион незаметно подмигнул Головину, сразу разобравшись в происходящем.
— Как же вы выжили, товарищ полковник? — продолжил Рыжов. — С вами все в порядке? Помощь не нужна?
— Спасибо, товарищи дорогие! — громогласно произнес Лич. — Со мной все в порядке и помощь не нужна! Когда все начало рушиться, нас с вами разделило упавшее перекрытие. Но мне повезло — в завале с моей стороны образовались пустоты, через которые я, собственно, и выбрался.
— Вы уж простите нас, товарищ полковник, что мы о вас не вспомнили, — повинился перед ним Лазарь Елизарович.
— Не переживайте, товарищ Целитель, — постарался успокоить Рыжова Лич, — ничего страшного ведь не случилось. Вам досталось куда больше моего! Хорошо, что все живы-здоровы!
— Это точно! — нервно хохотнул майор. — Я уж думал — нам конец! — признался он, закуривая папиросу, которую уже давно держал в руке, нервно разминая дрожащими пальцами.
— Да, согласен с вами, Игнатий Савельевич, — поддержал майора Медик, — мы все по самому краю прошли… А молодой человек, так и вовсе… — Бросив на меня беглый взгляд Лазарь Елизарович «прикусил язык». — Я поверить в это до сих пор не могу.
—
—
— Товарищи офицеры, Лазарь Елизарович, — произнес вслух Головин. — Мы с товарищем полковником отлучимся на некоторое время. А все пострадавшие, включая товарища младшего лейтенанта — пусть отправляются в госпиталь. Там и встретимся. Последите, Лазарь Елизарович? — попросил Головин Медика.
— Так точно, товарищ оснаб! — ответил Потехин. — Только немного боязно младшего лейтенанта вот так без «пригляда»… — И майор госбезопасности бросил в мою сторону обеспокоенный взгляд.
— Хочешь сказать, Игнатий Савельевич, что у тебя с приглядом лучше получилось? — усмехнулся Головин, указав пальцем на окружающие чекистов разрушения.
— Признаю, — удрученно кивнул Игнатий Савельевич, — нехорошо вышло. Но кто ж знал, что так получится? Готов понести заслуженное наказание, вплоть до…
— Отставить, товарищ майор гозбезопасности! — пресек самоедство Потехина Александр Дмитриевич. — Тут, понимаешь, случай уж очень неординарный. Любой бы на твоем месте облажался.
— Да понимаю я все, Петр Петрович, — уныло произнес майор, — а только все-равно душа не на месте! Ведь не появись вы так вовремя, я просто и представить боюсь, что бы тогда приключиться могло? Сколько бы жертв, разрушений…
— А Магия, брат, штука такая — опасная и непредсказуемая временами! — жестко произнес товарищ оснаб. — Поэтому, сопли подтереть и отставить нытье! Я в твоих действия состава преступления не увидел! Все было исполнено по уставу Силовой Службы и Инструкциям! А то, что товарищ Мамонт сможет такие Блокираторы своей Силой продавить — это уже настоящий форс-мажор…
— Форс-что, простите? — переспросил, видимо, не знакомый с таким термином Потехин.
— Форс-мажор, — терпеливо повторил товарищ оснаб, — неожиданное обстоятельство, освобождающее стороны от ответственности. В общем так, ты, Игнатий Савельевич, оставайся здесь — наводи порядок во вверенном тебе районе. А Лазарю Елизаровичу с Мамонтом выдели машину — пусть в госпиталь едут…
— Товарищ майор госбезопасности! — неожиданно раздался за спиной майора запыхавшийся голос. — Куриный бульон по вашему приказанию доставлен!
— Комаров, твою медь! — Вздрогнув, резко повернулся к подчиненному Потехин. — Ты меня когда-нибудь заикой сделаешь!
— Так я это… доложить… — переминаясь с ноги на ногу, произнес рядовой. — Вы сказали, чтобы мухой…
— Давай уже свой бульон! — буркнул майор, забирая у Комарова слегка помятый армейский котелок, закрытый крышкой. — Как там? — Он мотнул головой, указывая на улицу.
— На первый взгляд жертв и разрушений нет! — бодро доложил Комаров. — Только у нас внутри рухнуло… Ну, и с фасада чуток… Старое-то здание было — вот балки и подгнили!
— Иди уже, умник! — Отмахнулся от подчиненного майор и с котелком наперевес подошел к Целителю. — Вот бульон, Лазарь Елизарович, — протянул он котелок Медику.
— А я уже и не знаю, — пожал плечами Рыжов, — нужен он или нет.
— Лейтенант, ты есть хочешь? — не придумав ничего лучшего, окликнул меня майор.
Я «прислушался» к своему организму, который за последний десяток минут преобразился кардинальным образом — я чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил! У меня совершенно ничего не болело!
Я нагнулся, поднимая с кучи мусора запыленную гимнастерку, которую с меня стащили, когда я был без памяти… Какое там без памяти? Мертв я был! Мертв! Окончательно и бесповоротно! Иначе, как объяснить те полеты в облаках?
Я просунул голову в ворот гимнастерки, а руки в рукава. Гимнастерка, висевшая на мне раньше, как на пугале, теперь трещала по швам на мощных плечах. Да я просто атлетом стал, могу на раз в цирке, или, там, на соревнованиях спортивных выступать… Я теперь и со второй половиной тела, прежде парализованной, спокойно управляюсь! И хромать перестал! И пускай у меня ничего и не болело, и чувствовал я себя отлично — жрать, тем не менее, мне хотелось неимоверно!
— Хочу! — пусть, немного и запоздало, но я ответил на вопрос майора госбезопасности. — Очень хочу!
— Ну, хоть Комаров не зря за похлебкой бегал! — довольно улыбнулся Потехин, всучив мне еще теплый котелок. — Ложки уж извини, нема! — развел он руками. — Но там отвар куриный — можешь и через край…
Недолго думая — живот уже начало подводить от голода, я открыл крышку и припал к краю котелка. Теплый бульончик показался мне просто манной небесной, которую я начал поглощать гигантскими глотками. Насытиться, конечно, я не насытился, но приступ голода приглушить мне удалось.
— Как же мне хотелось бы вас изучить, мой юный друг… — В глазах Лазаря Елизаровича зажегся маниакальный огонек настоящего исследовательского интереса. — Это же настоящее Чудо! — произнес он, обходя меня по кругу. — Чудо с большой буквы…
— Лазарь Елизарович, мы с вами обо всем договорились! — добродушно напомнил ему князь Головин, называющий себя Петровым.
— Я помню, — горестно вздохнул Целитель, — но и вы меня поймите, товарищ оснаб.
— Обещаю, — произнес Головин, — что сообщу о вашем желании академику Виноградову.
— Правда, сообщите? — Прямо-таки воспрял духом Рыжов. — Владимир Никитич, он… Ладно, я буду надеяться, что он не забудет обо мне.
— Спасибо, друг! Выручил! — Когда котелок опустел, я вернул его Комарову, который оказался поблизости.
— А! Не стоит благодарностей! — отмахнулся от меня парнишка. — Так-то ты вон, моего начальника спас… И себя не пожалел…
— А это хорошо? Или… — И я хитро подмигнул Комарову.
— Да ты чего, паря? — возмущенно протянул рядовой, предварительно стрельнув глазами по сторонам — не подслушивает ли кто. — Майор у нас мировой! С таким и в разведку можно! Так что спасибо тебе, дружище! — И он протянул мне руку, которую я с чувством пожал.
— Вот что, — неожиданно произнес князь Головин, подойдя ко мне. — Ты как себя чувствуешь, Мамонт?
— Словно заново родился! — не кривя душой, ответил я. — Еще никогда себя так не чувствовал… Ну, с того момента, как дома очнулся. А до этого не помню, — пришлось мне честно признаться. — И еще, товарищ оснаб, — немного смущенно добавил я, ополоснуться бы и портки сменить…
— Комаров! — неожиданно гаркнул над ухом Потехин.
— Да туточки я, товарищ майор госбезопасности!
— Найди, где нашему герою можно помыться, — распорядился Игнатий Савельевич. — И еще Пилипчуку передай, чтобы подобрал ему что-нибудь… Каптерка его, вроде уцелеть должна!
— Приводи себя в порядок, дружище, а поездка в госпиталь отменяется, — произнес Александр Дмитриевич. — С нами поедешь, лейтенант!
— Прямо так по-матери и посылать? — изумился майор госбезопасности.
— Можно, конечно, и по-матери, но лучше ко мне посылай, Игнатий Савельевич! — рассмеялся Головин. — А я уж разберусь, кому это неймется. В общем, бывай, майор! — Александр Дмитриевич пожал руку Потехину. — И не забывай, о чем мы с тобой говорили. Скоро встретимся.
— До встречи, товарищ оснаб! — ответил Потехин, прощаясь с высоким кремлевским Силовиком.
Пока они прощались, мне удалось привести себя в порядок и переодеться в подобранную Пилипчуком новенькую форму НКГБ. После чего я с князем Головиным и незнакомым мне полковником с каким-то весьма нездоровым и землистым цветом лица, как будто он несколько лет провел в тюремных застенках без единого лучика солнца, уселись в новенький автомобиль незнакомой модели.
— Повезло, что машинка моя не пострадала! — обрадовался Головин, заметив несколько больших пластов штукатурки на тротуаре, отвалившейся с фасада пострадавшего здания. — Неудобно было бы перед товарищем Сталиным… — произнес он, занимая водительское место.
— А товарищ Сталин здесь причем? — Не смог я сдержать своего удивления, плюхаясь на мягкий кожаный диван. — Неужели бы он ваш автомобиль, даже такой вот «с иголочки», проверять стал?
— Так товарищу оснабу эту «Победу» лично Иосиф Виссарионович и вручил, — пояснил мне полковник, усаживаясь на пассажирское кресло рядом с водителем. — Она — наградная, как вот этот пистолет, например, — полковник протянул мне свое табельное оружие, которое только что вынул из кобуры.
Я принял из его рук ТТ, который привычным грузом лег в мою ладонь. Я не помнил ничего из своей прошлой жизни, но ощущение того, что с этой смертоносной игрушкой я знаком не понаслышке, меня не покидало. Причем, очень и очень хорошо знаком — мышечная память, в отличие от обычной, меня во время болезни не покинула.
Приглядевшись внимательнее, на вороненом металле затворной рамы я увидел мелкую витиеватую гравировку:
— А Легион А Гэ, это вы, товарищ полковник? — уточнил я.
— Анастасий Гасанович, — произнес полковник, протягивая мне руку, которую я с уважением пожал. Не каждый же день встречаешься с людьми, награжденными лично товарищем Сталиным.
Рукопожатие у Анастасия Гасановича оказалось железным, словно моя рука угодила в большой медвежий капкан, а рука ледяной, словно он снежки на морозе лепил. Мои кости поначалу захрустели, но вскоре адаптировались, справившись с нагрузкой.
— Силен ты, Мамонт! — довольно кивнул полковник Легион и широко улыбнулся. Правда его лицо, отчего-то, оставалось каким-то каменным и неживым. Только в темных глазах проблескивал какой-то опасный «огонек». — Вот такую же надпись, как на пистолете, я предлагал нанести на дверь этой «Победы» с водительской стороны, — забирая у меня наградное оружие, вполне добродушно усмехнулся Легион, но ледяной огонек из его глаз никуда не ушел.
— Шутник, да? — фыркнул из-за баранки товарищ оснаб. — Представляешь, Мамонт, как мне с такой надписью по Москве-то ездить?
— Зато ни один угонщик на твой драндулет не покусится! — поддел Головина полковник. — А босота воровская будет его третьей дорогой обходить — мало ли каких Артефактов в машину напихали. Да и гнев товарища Сталина не каждый сумеет пережить!
— Ну, вот, скажи, Мамонт, как с этим шутником прикажешь бороться? — деланно возмутился товарищ оснаб. — Вроде и взрослый человек, целый полковник, а иногда ей-ей, как дитя малое! — продолжал ругаться на своего спутника князь Головин, но мне уже стало ясно, что он нисколько на него не злится.
Вся эта их пикировка была настолько необременительной и беззлобной для обоих моих спутников, принося им явное удовольствие. И самое странное, что, оказавшись в их окружении, мне отчего-то стало так хорошо и беззаботно, как будто я оказался среди самых лучших и верных друзей, которых только можно себе представить. И это возникшее вдруг чувство никак не хотело меня отпускать. Да и я сам не хотел, чтобы оно меня отпустило.
— Товарищ оснаб, разрешите обратиться? — Я постарался отвлечься от нахлынувших меня чувств. — А куда мы сейчас?
— В Кремль, — просто, как будто не сообщил мне ничего особенного, отозвался Головин, не отрывая взгляда от дороги.
— В Кремль? — Сказать, что я удивился — это ничего не сказать. Бывать в самом сердце столицы, да и всей Родины, мне как-то еще не доводилось. — А зачем?
— Как зачем? — Повернулся ко мне полковник Легион. — Ты что же, с товарищем Сталиным не мечтаешь познакомиться?
— Да ладно тебе, Анастасий, не смущай юношу раньше времени! — высказал полковнику Александр Дмитриевич, который сейчас был Петром Петровичем. — Насчет товарища Сталина обещать не буду, а вот с товарищем Берией однозначно придется познакомиться.
— Товарищ Берия? А это кто? — Пропавшая после болезни память молчала. И названное мне имя, в отличие от имени товарища Сталина, я вспомнить не мог.
— Серьезно не помнишь? — Вновь обернулся ко мне Агастасий Гасанович. — Как же так? Берия, Лаврентий Павлович? Ну?
— Не помню… — Я на секунду завис, пытаясь вызвать из памяти хоть какие-то ассоциации. Но, ничего — глухо, как в танке. — Нет, — наконец с уверенностью произнес я, — совсем ничего.
— Интересное кино! — вновь ненатурально хохотнул полковник Легион. — Товарища Сталина, значит, помнишь, а товарища Берию — нет?
— Так это же — товарищ Сталин! — Я пожал плечами. — А этот ваш Берия — кто? — вновь повторил я свой вопрос.
— Действительно, кто? — усмехнулся полковник. — Всего-лишь Генеральный комиссар государственной безопасности, нарком внутренних дел, зампред Совета министров, Маршал Советского Союза… Ну, и еще там по мелочи всякого наберется…
Глава 14
Я удивленно качнул головой, но никаких ассоциаций имя Генерального наркома госбезопасности у меня не вызывало. Даже чужая память молчала, не желая вновь раскрывать свои тайны. Может, оно и к лучшему? Устал я уже от таких вот нежданчиков.
— И что, все это один и тот же человек? — произнес я, так и не «воскресив» в памяти этот образ. — Ну, этот ваш товарищ Берия? Жаль, что не помню, — пожал я плечами, — достойный, должно быть, и интересный человек.
— Вот ты, Мамонт, точно интересный человек, — произнес полковник, продолжая пристально меня изучать.
От его немигающего взгляда у меня даже мурашки по всему телу побежали. Хоть, Легион и не предпринимал против меня никаких агрессивных действий, от него веяло какой-то опасностью, что ли… А еще могильным холодом и смертью… словно в распахнутое свежее погребение заглянул…
В общем, какой-то потусторонней жутью от него несло, что озноб бежал до самых кончиков пальцев. И, вместе с тем, я отчетливо понимал, что мне его бояться не следует. Словно мы с ним одной веревочкой связаны… Вот, только бы знать, какой?
Но, что он мне не враг — это однозначно. И не друг — тоже. Он — нечто большее… Словно, чуть подзабытая, разделенная полями, лесами и километрами, подзабытая «за давностью», но очень близкая «родня»… Как такое может быть, и с чем все это связано — а хрен его знает? Может, нахлынет на меня в очередной раз «откровение» чужой памяти, и все прояснится само собой. А пока и не буду даже голову над этим ломать.
А вот товарищ оснаб, что молчаливо рулил, не отрывая глаз от дороги, вызывал у меня абсолютно иные чувства — словно знакомы мы с ним давным-давно. Вот он, как раз, мне самый близкий друг и соратник, с которым мы вместе не один пуд соли без хлеба стрескали. И за него я пройду, не задумываясь ни на мгновение, сквозь огнь, воду, да и медные трубы в придачу! И не усомнившись, что он сделает для меня то же самое! Вот такие ощущения, ребятки… Как хочешь, Мамонт, так их и принимай.
— Товарищ оснаб… — когда автомобиль подъехал к повороту на частный сектор, окликнул я Головина.
— Слушаю, дружище, — мгновенно отозвался Александр Дмитриевич.
— А мы не можем заехать по дороге к Вячеславу Вячеславовичу? — попросил я. — Когда меня Потехин арестовал, у меня сестра у него оставалась. Узнать бы, как она? Да и весточку подать, что со мной все в порядке… Переживает, бедная…
— И, правда, не дело это — родного человека в неведении держать, — согласился Головин. — Только когда я у него был, никакой девушки не видел, — сообщил он, притормаживая перед поворотом.
— Ну, хотя бы спросим… — с надеждой произнес я. — Думаю, Вячеслав Вячеславович знает, что у нее на уме в тот момент было. Он же, как и вы — опытный Мозголом. От его «взгляда» ничего не укроется.
— Ладно, заедем. — Кивнул товарищ оснаб, сворачивая в знакомый проулок. — Может, действительно в курсе, что с ней.
Возле примечательного (но не для всех) особняка князь Головин остановил свой автомобиль и вылез из салона. Я поспешил последовать его примеру и тоже покинул новенькую «Победу».
«А ведь изначально её хотели назвать „Родина“, — вновь всплыло в моей голове неожиданное воспоминание. — Вернее существует такая версия, что когда Сталину показали готовый предсерийный образец, тот спросил: „И почём, товарищи“ мы будем Родину продавать?»
— Ерунда все это! — неожиданно вслух заявил Александр Дмитриевич.
— Вы это о чем, товарищ оснаб? — не понял я поначалу.
— О «Родине», — добродушно усмехнулся Головин. — Простите, Мамонт, что я нечаянно «подслушал» ваши мысли, — виновато развел он руками. — Но вы слишком явно их «транслировали» в Ментальном диапазоне. — Что же касается «Родины», то на самом деле это не так — с самого начала проектирования будущего автомобиля, в него было заложено официальное название «Победа», в честь нашей скорой победы над Вековечным Рейхом. А название «Родина» лишь предлагалось при обсуждении следующей модели, но Иосиф Виссарионович ничего такого не говорил… Постойте, но откуда вам вообще об этом известно?
— Давайте меня на «ты», товарищ оснаб, — предложил я Головину. — А то как-то неудобно мне ваши выканья выслушивать — ведь ни возрастом, ни званием я не вышел… Да и привык я на службе-то по-простому… — немного косноязычно попытался я объясниться.
— Не проблема, — согласился Александр Дмитриевич. — Так откуда? — Вновь вернулся он к интересующей теме.
— Так не знаю! — немного нервно произнес я. — Вон, и учитель ваш — Вячеслав Вячеславович, и то не смог разобраться. Хотя и пытался…
Из машины на улицу выбрался и полковник Легион.
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Ага, как же! Вот чем-чем, а старческим склерозам Мозголомы абсолютно не подвержены. Он мне сам об говорил.
—
А старик-то, действительно, со времени нашей последней встречи весьма и весьма ожил. Хохмит, вон, как не в себя. Похоже, что концентрация эндорфинов в его головном мозге весьма и весьма увеличилась…
Ну, вот — опять началось! Вновь ересь какая-то в голову лезет! Эндорфины какие-то вспомнились, тудыть их в качель. И самое странное, что ничего не зная об этом словце, я знаю, что оно обозначает! Эндорфины или нейрогормоны — химические вещества, вырабатывающиеся в головном мозге, служат для передачи и переноса информации, поступающей из головного мозга к клеткам органов и тканей. Их еще называют «гормонами счастья». Вот старика и шпилит не по-детски! Ну, вот опять фигня какая-то из меня полезла — «шпилит» и «не по-детски».
—
—
Но я отчетливо осознаю, что он безумно рад за своего учителя, вернувшего наконец давно потерянную тягу к жизни.
—
Едва мы оказались за забором, дверь особняка распахнулась, и на пороге появился Ибрагим, сверкающий широкой белозубой улыбкой:
— Вах, генацвале! Проходите, гости дарагие! Эсли бы знал заранеэ, что так бистро вернетэсь — шашлык из барашка бы приготовил!
— Спасибо, Ибрагим! — поблагодарил абрека товарищ оснаб, первым поднимаясь на крыльцо.
— Алэксан Димытрыч, — Ибрагим распахнул дверь пошире, пропуская Головина в дом. — Вай, Мамонт, рад, что с тобой всё в порядкэ! — Здоровяк, который ростом был лишь немногим ниже, крепко меня обнял. — Вах! — сжав меня в объятиях, удивленно воскликнул он. — Слюшай, Мамонт, когда успэл таким крэпким стать? Чэм тэбя у чэкистов потчэвали? Настоящим бумбэрази[2] стал! Э-э-э? Тоже такой кюшать хочу!
— Так вышло, дружище. — Я неопределенно пожал плечами, когда абрек меня отпустил.
— Проходи, Мамонт! Проходи, дарагой! — Вновь приветливо распахнул он дверь пошире. — Ну, и ты тоже нэ стой — проходи, э! — Обращаясь к полковнику, произнес Ибрагим. — А то совсэм хозяйский сакля выстудим — нэ май на дворэ!
Я еще не успел ступить за порог, как смерзшаяся земля возле самого крыльца пошла странной зыбкой волной, а потом раздалась в стороны, исторгая из себя настоящее страшилище — закованного в костяную броню, сплошь покрытую шипами, уродливого Демона.
Мы: я и опешивший абрек, судорожно сжимающий висевший на поясе кинжал, с которым он никогда не расставался, открыв рты, наблюдали как коренастая фигура, гротескно напоминающая человеческую, постепенно поднимается из земли все выше и выше. Словно с комфортом едет на невидимом нам лифте.
— Это чито за Дэмон? — Ибрагим резко выдернул кинжал из ножен, свернув на солнце доброй закаленной сталью. Другого оружия у него под рукой не оказалось. Но я был уверен, что он, не задумываясь, встанет на защиту хозяина даже с этой тоненькой полоской металла, которая для появившейся Твари, как для меня зубочистка.
Едва когтистые лапы этого Кадавра крепко утвердились на поверхности земли, которая мгновенно затянулась, не оставив и следа, существо низко проревело:
— Товарищ полковник! Майор Бом прибыл по заданию Верховного главнокомандующего!
От его рева у меня даже в ушах зазвенело, а Ибрагим громко выругался по-грузински.
— Спокойно, ребятки! Спокойно! — Лич осторожно придержал руку абрека с зажатым в ней оружием. — Свои!
— Что случилось, майор Бом? — обеспокоенно произнес Головин, вновь появившись на крыльце.
— Товарищ оснаб, — проревело Существо, — хорошо, что вы тоже здесь…
— Ты бы сбросил боевую трансформацию, старина! — попросил товарищ оснаб. — А то от твоего рева уши закладывает. Да и товарищей наших такой рожей пугать…
— Э-э-э! Алэксан Дмитрыч! — обиженно произнес абрек. — Зачэм обижаеш, дарагой? Ибрагима страшной рожэй нэ запугать! Ибрагим сам кого хочэш запугает!
— Я в тебе и не сомневался, Ибрагимушка! — Улыбнулся Головин, обнимая здоровяка за плечи. — Но лучше, накинь шкурку человечью…
Полковник Легион молчаливо кивнул. Адское чудовище, буквально на мгновение рассыпалось «черным туманом», явив нам в следующую секунду крепкого серокожего офицера с погонами майора, чем-то неуловимо похожего на самого полковника.
— Докладывай! — коротко бросил Анастасий Гасанович.
— Товарищ оснаб! Товарищ полковник! — холодным голосом, продирающим до костей словно колючим снегом, произнес странный посланец. — Ваше присутствие необходимо в Ставке Верховного Главнокомандующего! Срочно…
— Да что случилось-то, Бом? — перебил майора Александр Дмитриевич.
— Буквально час назад, — доложил трансформировавшийся в обычного человека Кадавр, — частично разрушив Внутреннюю Кремлевскую Блоктемницу, из-под стражи сбежал Степан Бандера…
[1] Бета-эндорфин — нейропептид из группы эндорфинов, образующийся во многих клетках ЦНС и являющийся эндогенным лигандом-агонистом опиоидных рецепторов. Впервые описан в 1976 году.
[2] Бумбэрази — богатырь, исполин (грузинск.).
Глава 15
— Как сбежал? — Вид изумленного Головина меня нимало «позабавил». Он был еще красноречивей ошарашенного вида Ибрагима, узревшего выползающую из земли смертоносную Тварь, которая после чудесным образом превратилась в некоего человека. — За всю историю «от обретения Магии», вырваться из кремлевских застенков не удавалось никому!
— Не могу знать, товарищ оснаб! — четко отрапортовал майор со странной фамилией Бом.
Хотя, странность его фамилии — сущая мелочь по сравнению со всем остальным! Это он что же, как крот может передвигаться под землей? Только эта земля уж больно мерзлая, чуть-чуть до крепости камня не дотягивает. Видать, парнишка тоже каким-то Магическим талантом не обделен. А судя по его «трансформирующимся» комплекции и доспехам — этот Дар у него не единственный.
— Но вам с полковником Легионом срочно предписано явиться в Кремль, оставив все текущие дела, — продолжил этот странный, как и он сам, «доклад» майор.
— Да это я уже понял, раз тебя вместо гонца послали… — задумчиво наморщив лоб, произнес товарищ оснаб. — Вы же, братцы, всегда можете найти своего командира, где бы он ни находился.
— Как же он вывернуться-то сумел? — почти без эмоций на землистом лице произнес Лич. — Я ведь внимательно изучил Блокировку темницы — вырваться оттуда не смогли бы и некоторые Высшие Сущности. Даже для меня это стало бы определенной проблемой. А уж для какого-то Одаренного смертного — и вовсе… — тоже вслух принялся размышлять Анастасий Гасанович.
— Не могу знать, товарищ полковник! — вновь повторил гонец.
— В общем так, ребятки, — не стал тратить лишнего времени на принятие решения товарищ оснаб, — руки в ноги — нас руководство страны уже заждалось!
— Все-то у вас, молодых, не как у людей! — ворчливо произнес самолично появившийся на крыльце старый князь. — Все куда-то торопитесь, бежите, даже чаю со стариком выпить некогда…
Вячеслав Вячеславович зябко поежился, запахнув на груди накинутый на острые худые плечи овчинный полушубок. И хотя он болтался на худосочной фигуре князя, словно на вешалке, я с удивлением отметил, насколько изменился Райнгольд. Он, конечно, не превратился в пышущего здоровьем сорокалетнего мужика, но и старой развалиной, стоящей в могиле уже двумя ногами, тоже не выглядел. Да только один тот факт, что он сумел добраться до крыльца без инвалидной коляски, говорил о том, что чувствует он себя куда лучше, чем несколько дней назад.
— Это я-то молодой? — весело рассмеялся Головин. — Скажете тоже, Вячеслав Вячеславович! Это Мамонт молодой, а я, как говорил один мой боевой товарищ — в меру упитанный мужчина, в самом расцвете сил.
— Эх, ребятки, да по сравнению со мною, — проскрипел старый князь, — все вы — дети малые! И не будем больше бередить эту рану! Мамонт, мальчик мой, — взглянув на меня своими блеклыми пронзительными глазами, поклонился Вячеслав Вячеславович, — спасибо тебе! Я с содроганием думаю, что, если бы тебя в тот день не привела в мой дом сама Судьба, я так же и продолжал бы медленно разлагаться и умирать в своем инвалидном кресле, забытый всем миром. И еще я подумал, что наша встреча была не случайной, ведь следом за тобой Судьба привела в мой дом и горячо любимого мною Александра, которого я и живым уже не чаял увидеть! И если мне придется вскоре умереть, я умру по-настоящему счастливым человеком! Но умирать я не собираюсь! — поспешно и весело добавил старик. — И не надейтесь, оглоеды!
— Вячеслав Вячеславович, — расчувствовавшись, я тоже обнял старика, — не нужно благодарностей! И вообще меня к вам не судьба прислала, а ваш знакомый Целитель — Лазарь Елизарович…
— Не спорь с князем, мальчишка! — Нахмурил седые брови Райнгольд. — Говорю, Судьба — значит, Судьба!
— Не спорь, с ним, — шепнул мне на ухо товарищ оснаб, — это совершенно бесполезно! Он и раньше был упрямым, а с возрастом стал просто невыносим!
— Ох, Сашенька-Сашенька! — театрально покачал головой профессор. — Мало я тебя в детстве порол!
— Так вы же вообще на меня и голос никогда не поднимали, а не то, чтобы пороть, — изумился Головин.
— Так вот, а теперь жалею, что не порол… Ладно, господа хорошие, оставим шуточки! — старик подобрался и распрямил сгорбленную спину. — Если Отечество в опасности — надо его спасать! Ты был прав, Сашенька — не важно, кто в данный момент у власти: царь-батюшка или большевики! Хотя последние мне совсем не импонируют, — ворчливо добавил он. — Но и с ними можно смириться, к тому же они вполне обучаемы… — И старик хитро улыбнулся. — А вот Родина — она одна, и другой уже не будет!
— Немного пафосно, но суть передана верно, — весело подначил старого учителя Головин. — Мне нравится ваш настрой, Вячеслав Вячеславович! Так держать! Советую вам освежить в памяти начальный курс — «Введение в Мозгокрутные практики», думаю он вам скоро понадобится…
— Как тебе не стыдно, мальчишка, сомневаться в профессионализме своего старого наставника? — деланно обиделся Райнгольд. — Тут, — он прикоснулся кончиками пальцев к своему лысому черепу, покрытому шелушащейся пергаментной кожей, — ничего не исчезает бесследно! Такова уж планида всех Мозголомов, и тебе от нее тоже не уйти, мой мальчик! Однако, повеселились — и будет! — самым серьезным тоном произнес Вячеслав Вячеславович. — Я всегда тебя учил, Сашенька, дело прежде всего!
— Я помню, как будто все это было только вчера, — с тихой печалью произнес товарищ оснаб.
— Теперь с тобой, Мамошка! — Райнгольд вновь пристально посмотрел мне в глаза. — Твоя сестра до сих пор у меня… С того момента, как тебя забрали… Каюсь… — Вячеслав Вячеславович опустил голову, словно что-то его томило. — Я немного «подчистил» ей память… Пришлось… Она не помнит, как тебя забирали. Иначе, наделала бы девчушка много глупостей, да и сама бы пострадала… Горячая у тебя девица — собиралась чуть не штурмом брать местное отделение ЧэКа!
— Да, — кивнул я, вспомнив, как во время «первой» нашей встречи она бесстрашно бросилась голышом на бандитов, — она у меня такая! С ней точно все в порядке?
— Не беспокойся, в полном порядке! — заверил меня Райнгольд. — Кусочек памяти о твоем аресте я просто заблокировал, чтобы не нервничала зазря. Сейчас я его быстро на место верну.
— Спасибо, Вячеслав Вячеславович! — поблагодарил я старика. — Не знаю даже, что я бы без вас делал!
— А девчушка твоя у меня хоть отъелась и отоспалась вволю, а то от нее одна кожа до кости остались. Да и мне старику веселее с ней, а то от Имбрагимки уже взгляд воротит! Столько лет одна и та же бородатая рожа перед глазами маячила… Обрыдла до чертиков!
— Э-э-э! Хозяын… — обиженно засопел абрек.
— Не в обиду тебе, Ибрагимка, сказано! — успокоил верного слугу Райнгольд. — Я ж без тебя, как без рук! Мы с тобой, старина, одной веревочкой давным-давно повязаны!
Даже такая неказистая похвала из уст старого князя заставила здоровяка расплыться в довольной улыбке.
— Так она от вас и все это время и не выходила никуда? — уточнил я у старика.
— Да как же я её бы выпустил? — произнес Мозголом. — Я же аккуратно с ней работал, чтобы ничего в голове невзначай не повредить. А если бы она вспомнила, а я далеко?
— Так выходит, ей все это время на работе прогулы ставили? — переполошился я. — Как же теперь быть-то?
— А вот это дело поправимое, — произнес Александр Дмитриевич. — Я ей сейчас такую бумагу выпишу, с которой ей никто слова лишнего не скажет!
— Спасибо, товарищ оснаб! — поблагодарил я Головина.
— Ибрагим, проводи парнишку к сестре, — распорядился Вячеслав Вячеславович, — пусть попрощаются… И это, Мамонт, может, уговоришь её у меня пожить? Аленка твоя для меня прямо как весеннее солнышко в окошко… — отчего-то смущенно произнес старик. — Просто хочу, чтобы она по своей воле решила… Не-не, не подумайте чего такого, ребятки… Просто опять один на один с Ибрагимкой оставаться… А она, как внучка мне будет… Жаль, своих завести не удалось… А я, да и Ибрагим, присмотрим за ней — пусть только кто обидеть её попробует! — Раздухарился старикан, потрясая худыми кулачками.
— Не позавидовал бы тому, кто князя Райногольда врагом бы заимел, — усмехнулся Александр Дмитриевич. — Как решишь, Мамонт? То, что сильнейший Мозголом просит — на самом деле дорогого стоит! Он, ведь, если бы захотел, никто бы никогда и не узнал, как оно на самом деле.
— Конечно, поговорю, Вячеслав Вячеславович! — обрадовано произнес я.
У меня на самом деле прямо камень с души свалился — боязно мне было Аленку одну оставлять. Хотя, она одна еще и меня на себе тащила, когда я полным овощем после ранения валялся. Но все равно я был рад. Только бы согласилась. А за старым князем, да за его верным Ибрагимом, как за каменной стеной! Когда еще я обратно вернусь? Может статься, что и никогда.
Распрощавшись с Аленкой, которой Вячеслав Вячеславович хитрым образом «вернул» заблокированную память (она даже и не поняла, отчего так спокойно провела несколько дней после моего ареста), с самим хозяином и его слугой, мы вновь загрузились в автомобиль Головина и продолжили свой путь.
Миновав дровяные трущобы Марьиной рощи с подмерзшими колдобинами, автомобиль прибавил скорость, направляясь в самый центр города. Прошло не так уж и много времени, когда впереди по курсу замаячили рубиновые звезды Кремля.
— Так сразу и в Кремль? — Мне, отчего-то, стало немного не по себе.
— А то! — Подмигнул мне обернувшийся на мгновение Александр Дмитриевич. — Ты у нас, товарищ младший лейтенант, очень ценный экземпляр! Талантов не перечесть, да еще и обладаешь непомерным Резервом! Куда же еще тебя везти, как не в Кремль?
— Может, не надо сразу в Кремль? — несмело произнес я. — Там ведь такие люди… Наркомы… Да и сам товарищ Сталин… Да и видок у меня еще тот… Нет, товарищи! Куда я в таком затрапезном виде?
— А ты зря не переживай, старичок — уже не оборачиваясь, ответил Головин. — Мы тебя сначала в порядок приведем, а уже потом перед светлы очи ответственных товарищей доставим.
Мы остановились у поста охраны Боровицких ворот, где Александр Дмитриевич показал свой пропуск. Что у него там была за бумажка, я не знал. Но охрана вопросов не задавала, «взяла под козырек» и быстро освободила дальнейший проезд.
Проскочив на внутреннюю территорию, автомобиль промчался мимо Оружейной палаты по Боровицкой улице. Сделав крюк и оставив по левую сторону Ивановскую площадь с Царь-колоколом и Царь-пушкой, мы проскочили мимо Спасской Башни и вдоль крепостной стены Кремля, а после свернули на Сенатскую площадь.
Я с интересом пялился сквозь дверное стекло машины на пролетающие мимо кремлевские достопримечательности. И, несмотря на то, что я никогда не был за защитными стенами этой древней русской крепости (по крайней мере, совсем этого не помнил), названия того или иного объекта сами собой выстреливали в моей голове, стоило только мне бросить на него беглый взгляд.
Причем информация изобиловала такими подробностями, которые я точно не мог знать. Ну, вот откуда бы мне было известно, что Большой кремлевский дворец, бывший некогда новым императорским дворцом Николая I, был построен в 1838−1850-ом годах на месте разобранного дворца императрицы Елизаветы Петровны. А тот, возведенный в XVII веке дворец Елизаветы, в свою очередь, стоял на месте древнего великокняжеского дворца Ивана III?
А здание Оружейной палаты, входившее в ансамбль Большого Кремлевского дворца, было построено в 1851-ом году на месте разобранного Конюшенного двора ХVII века. Оружейная палата предназначалась для хранения и экспонирования сокровищ царской казны и являлась одним из первых в России зданий специального музейного назначения?
И не только за царские дворцы я был в курсе, но и за церкви, в изобилии разбросанные по внутренней территории Кремля: и Двенадцати Апостолов, и Ризоположения, и Успенский с Благовещенским соборами, и Верхоспасский собор с теремными церквями, которого по дороге я даже и не видел!
Ну откуда скажите, советскому комсомольцу так в церквях разбираться? А? То-то! А я все это откуда-то знал! И меня эти неизведанные знания откровенно пугали! Ну, кто его знает, что из меня в следующий момент вылететь может?
Ведь не даром меня товарищ оснаб с товарищем полковником под белы рученьки-то сюда притащили? Не даром! Ведь выпрыгнули из меня, как из мифического рога изобилия многочисленные Таланты, к коим у меня раньше, по утверждению моей родной сестренки Аленки, никаких склонностей замечено не было.
А ведь должны же были меня проверять в Силовом отделе НКВД? Должны! И потенциал должны были замерить, и предрасположенность к той или иной «стихии» определить. А тут вдруг раз, откуда ни возьмись: и Морозилка, и Мозголом, и Потрясатель Тверди нарисовались, хер сотрешь! Понятно, что у товарищей из органов должны были серьезные вопросики на этот счет образоваться: а на самом деле тот ли ты товарищ, за которого себя выдаешь?
Хоть и разгромили мы фрица, но врагов у нашего Советского государства еще столько наберется — на сотню лет вперед отбиваться хватит! Те же пиндосня, черт бы их побрал! Это сейчас они нам напрочь фальшивой улыбочкой улыбаются, союзнички гребаные! А пройдет немного времени, столько от них говна хапнем, никакой совковой лопатой не отгрести!
От гуляющих в черепушке мыслей, зачастую мне абсолютно не понятных (ну, не знаю я, кто такие пиндосы, и почему они — союзнички гребаные?), вновь сильно разболелась голова. Можно было попробовать разобраться с возникшими непонятками и поглубже нырнуть в этот темный и чрезвычайно глубокий омут чужой памяти, но я боялся спровоцировать очередной выброс сырой Силы, либо чего хуже — Талан Потрясателя. Не хотелось, знаете ли, в самом сердце нашей Родины обрушить что-нибудь в Тартарары!
Краем глаза я заметил, что прежде абсолютно невозмутимый полковник Легион, сидевший на переднем пассажирском сиденье, как-то нервно начал бросать на меня колючие взгляды, повернув голову в пол-оборота.
— Мамонт, с тобой все в порядке? — наконец проронил он, когда меня прошиб очередной острый приступ головной боли.
— Да, спасибо, в порядке! — Постаравшись ничем себя не выдать (не хотелось грузить своими проблемами старших товарищей — у них и так проблем выше крыши), вымученно улыбнулся я.
— Нет, я же чувствую, что с тобой что-то происходит! — Покачал головой Анастасий Гасанович, не купившись на мою тупую уловку.
— У меня голова разболелись… — нехотя признался я, прижав ладони к вискам. — Как тогда…
— Как когда? — Резко подался ко мне полковник Легион, и только спинка сиденья не позволила ему приблизиться ко мне вплотную.
— Сначала, как в госпитале у Лазаря Елизаровича… — постарался объяснить я свое состояние.
— Это, когда ты сырой Силой жахнул? — Донеслось с водительского сиденья.
— Так точно, товарищ оснаб! — стараясь не трясти головой, ответил я. — Потом, как во время схватки с бандитами, когда я целой пачкой неизвестных Талантов вдруг разродился…
— И бандитскую малину со всем гребаным отродьем к дьяволу в преисподнюю и отправил? — уточнил Головин.
— Да, — больше скрывать от товарищей мне было нечего, и я продолжил. — И потом, когда меня майор Потехин… — приступ особо острой боли, словно разрядом молнии стеганул меня по мозгам.
— Есть! — возбужденно воскликнул полковник Легион. — Есть, Петр Петрович! Четкая связь наблюдается при каждом болевом приступе!
— Какая еще связь? — морщась от боли, поинтересовался я.
Но объяснить, какая-такая четкая связь у меня обнаружилась, никто из спутников не успел — машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась, а товарищ оснаб громко выругался:
— Вот, тля! Не думал, что все так хреново!
Глава 16
Из-за резко остановившейся машины меня по инерции бросило вперед, и я воткнулся в спинку пассажирского сиденья. А вот полковника швырнуло на торпедо, и он едва не расквасил себе нос, основательно приложившись о лобовое стекло. Однако, скорость «Победы», хоть и была высокой, но не настолько, чтобы вышибить крепкую стекляшку лбом.
Один лишь Головин сумел усидеть на своем месте, крепко вцепившись в баранку побелевшими от напряжения пальцами. Его изрядно ошеломленный вид говорил о том, что он оказался абсолютно не готов к тому зрелищу, что сейчас развернулось перед нами во всей красе.
Все мысли и «несуществующие» воспоминания мигом вылетели у меня из черепушки, словно их и не было, а голова тут же перестала болеть. Я вытянул шею, пытаясь рассмотреть с заднего сиденья, что же послужило причиной экстренной остановки и слегка неадекватной реакции вечно спокойного товарища оснаба. Да, и вообще, оба моих спутников отличались редким железобетонным хладнокровием. И вот — на тебе…
Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять, отчего так «перенервничал» Александр Дмитриевич — дорога перед автомобилем оказалась заблокирована каменными обломками частично разрушенного здания Арсенала.
Складывалось такое ощущение, что это историческое сооружение, заложенное еще императором Петром Первым в самом начале восемнадцатого века, пережило настоящую воздушную бомбардировку. Ну, либо в него угодило одновременно несколько крупнокалиберных артиллерийских снарядов, или кто-то умудрился его незаметно заминировать, а после еще и подорвать эту туевую кучу взрывчатки.
Если это спланированная врагами Советской власти диверсия, то уровень диверсантов — просто запредельный. Я сам, как бывший фронтовой диверсант, хоть и не помнил, но чуял какими-то неведомыми мне «фибрами души», что провернуть такую операцию на территории Кремля было просто нереально — потому как безопасность здесь поддерживалась на самом высоком уровне.
Как-никак, а все высшее руководство Союза, включая и самого товарища Сталина, если и не живет, то частенько обитает в Кремле. А кабинет Иосифа Виссарионовича, находится в Сенатском дворце, от которого до Арсенала рукой подать — на другой стороне узкой Троицкой улицы. Я даже отсюда видел, что стена Сената, обращенная к Арсеналу, тоже пострадала, пусть и незначительно.
Поэтому оставалось только одно — это Магия. Кто-то без зазрения совести применил свой Талант… К тому же разрушения, что я видел из салона авто, были очень похожи на разрушения, причиненные мною зданию Силового отдела НКГБ Марьиной рощи. Только развалили Арсенал куда как серьезнее. Ну, ведь это же не я натворил, правда?
— Нет, Мамонт, — печально улыбнулся товарищ оснаб, — на этот раз точно не ты!
— А я что, вслух это произнес? — спросил я Головина. Могло статься, задумавшись, я и не заметил, как озвучил собственные опасения.
— Нет, не вслух, — успокоил меня Александр Дмитриевич. — Но вот в Ментальном пространстве от твоих мыслей такой шум идет, что не захочешь, а услышишь! — попенял мне Мозголом. — Для Одаренного с Даром Мозголома — очень недальновидное поведение.
— Забылся, товарищ оснаб. Прошу прощения, — я постарался взять себя в руки и выстроил небольшую Стену Отчуждения, которой обучил меня Вячеслав Вячеславович. — Так лучше?
— Для Одаренного средней руки — сгодится, а тебе, Мамонт, учиться надо закрывать свои мысли настоящим образом. А то у тебя в голове такое творится…
— Вы что-то увидели? — поспешил я поинтересоваться.
— И не только я, — утвердительно кивнул Мозголом, — но и Анастасий Гасанович тоже. Но мы с тобой позже об этом поговорим — в особо защищенном месте, — многозначительно намекнул Головин. — После того, что здесь произошло — лучше поостеречься.
— А что тут произошло? — наивно спросил я. — Диверсия? Такое ощущение, что это здание просто подорвали.
— Почти угадал, — ответил Головин. — Только никакого оружия в этом здании уже больше ста лет как не хранили, даром, что Арсенал. Музейные экспонаты устаревшего оружия и давно не работающие Артефакты — вот и весь скарб. Но у Арсенала было и второе предназначение — в его подземных казематах приимператоре Александре Втором была устроена темница — внутренняя тюрьма для особо опасных государственных преступников. Естественно, Одаренных. Подобной тюрьмой может похвастать, разве что, Замок Иф во Франции, да, еще, пожалуй, Тюрьма Его Величества Белмарш в Англии, — продолжал просвещать меня насчет мировых тюрем для Одаренных Александр Дмитриевич. — И только после того, как был заключен договор между Хамом Абакана и Российской Империей, значение Арсенала, как места содержания опасных преступников отошло на второй план. А в Абакане в свое время и мне довелось, как говорят матерые урки — чалиться… Даже неоднократно… — Воспоминания о мытарствах в самой страшной тюрьме для Силовиков превратило лицо товарища оснаба в застывшую каменную маску. Видимо нелегко ему там приходилось.
— А сейчас, как я слышал, Абакан разрушен?
— Да, — подтвердил Головин, — и ваш покорный слуга был тому свидетелем. От него не осталось и камня на камне — только огромный каньон…
— Генерал Абдурахманов? — уточнил я.
— Он, самый, юноша, — печально ответил Александр Дмитриевич. — Могучий был старик! А Абакан оказался для него лишь легкой разминкой…
— А что с ним случилось? — Не знаю, отчего и почему, но меня очень интересовал ответ на этот вопрос. — С самим Абдурахмановым?
— Не знает никто… — Мотнул головой товарищ оснаб. — Но с твоим появлением у нас появился шанс, разузнать об этом. Ведь тебя же посещают «нечаянные» видения, относящиеся к Хоттабычу?
— Да, — не стал я скрывать и без того известную Головину информацию — все, что можно, он уже узнал от Райнгольда. — И не сказать, чтобы это были приятные воспоминания… Да еще, временами, и весьма болезненные… И не только для меня — Вячеслав Вячеславович, когда пытался мою память восстановить, едва не умер… Вернее, умер… — немного бессвязно промямлил я, не зная, как бы поточнее рассказать об этом случае Александру Дмитриевичу.
— Я в курсе произошедшего, Мамонт, — остановил мой невразумительный лепет опытный Мозголом. — Просто не успел тебя поблагодарить за спасение моего старого друга и учителя. Спасибо тебе, лейтенант! От всей души!
— Я сам нее знаю, как это получилось, товарищ оснаб… Как бы само собой вышло… — не стал я кривить душой, принимая незаслуженные благодарности.
— Позже обсудим! — Заметив, как к нашему автомобилю приближается один из офицеров комендатуры Московского Кремля в запыленной шинели капитана государственной безопасности, приложил к губам указательный палец Головин.
Похоже, что все сотрудники комендатуры, не задействованные на постах охраны, в данный момент разбирали завалы, оставшиеся от разрушенного Арсенала. При приближении офицера Головин опустил стекло и выглянул на улицу.
— Валентин Михайлович, — узнал Мозголом капитана госбезопасности, — что у вас произошло?
— Здравия желаю, товарищ оснаб! — В свою очередь узнал часто бывающего в Кремле Головина офицер, прикладывая ладонь к форменной шапке-ушанке. — Черт его знает, но Силовой Конструкт был такой мощи, что половину Арсенала разнесло! Даже в сорок первом, когда в Арсенал попала фугасная бомба, и то таких разрушений не было. Вот сейчас разбираем завалы — мало ли, может, кто уцелел? А вас, я так понимаю, по этому поводу к Хозяину дернули?
Александр Дмитриевич по привычке заглянул не только в поверхностные мысли, но и в глубины подсознательных желаний офицера. Мало ли чего…
— Похоже, что да, — доверительно произнес он, не обнаружив ничего предосудительного — преданный, честный, открытый служака. Только таких и отбирали Мозголомы для охраны Кремля и первых лиц государства. — Много там наших? — На лицо товарища оснаба словно упала черная тень.
— Хватает, товарищ оснаб… — Желваки на скулах капитана заходили ходуном. — В этом крыле у нас как раз казармы размещались… И жахнуло, как раз, ночью, когда почти весь не задействованный личный состав отдыхал!
— Твою же мать! — выругался в голос Александр Дмитриевич. — Помощь нужна?
— Справимся! — ответил офицер. — Уже прибыла подмога из Инженерного корпуса, а там Силовиков со Стихиями Земли хватает. Да и Накопителями нас снабдили, не скупясь. Если кто живой остался — обязательно вытащим. А в госпитале сам академик Виноградов дежурит — а он, разве что из мертвых не поднимает.
— Слушай, Валентин Михайлович, дорогой, подскажи, где мы сейчас можем вот этого хлопца, — Мозголом указал на меня, — помыть, побрить, приодеть? Мне его представить Лаврентию Павловичу надо, — пояснил он за свой вопрос. — А то, еще гляди, и сам Хозяин к себе затребует.
— Хм?.. — сдвинув шапку на затылок и задумчиво почесав лоб, произнес капитан. — А езжайте-ка вы, товарищ оснаб, прямиком в кремлевскую «амбулаторку» к Виноградову. У него в госпитале на Воздвиженке свой небольшой вещевой склад имеется, в котором не только халаты, да простыни хранятся. Исподнее, обмундирование тоже мал-мала имеется. Отправит гонца за вещевым, если понадобится. А ваш товарищ пока в баню сходит — знаете же, там хорошая имеется.
— Точно! — обрадовался Головин. — Думаю, что Владимир Никитич не откажет нам в столь маленькой просьбе.
— Не за что! — отмахнулся капитан. — Удачи вам, товарищи! — от души пожелал Валентин Михайлович. — Сейчас, что Лаврентий Павлович, что Иосиф Виссарионович — сильно не в духе. Но так-то их тоже понять можно… В общем, держитесь, товарищи офицеры! Честь имею! — Капитан вновь приложил ладонь к шапке в воинском приветствии.
— Держись и ты, Валентин Михайлович! — произнес, сдавая назад, товарищ оснаб.
Развернув автомобиль, Александр Дмитриевич направил свою машину к зданию Потешного дворца, расположенного на Дворцовой улице между Комендантской и Троицкими башнями Кремля. Именно в Потешном дворце в октябре 1918-го при ВЦИК были организованы амбулатория, которую к концу года преобразовали в приемный покой и больницу на 10-ть коек. В течение следующего года количество коек постепенно увеличилось до 30-ти, а к концу 1920-го года до 50-ти коек.
И даже после перевода больницы из Кремля летом 1925-го года в здание на углу Воздвиженки и Грановского, куда одновременно перевели основную часть сотрудников Кремлевской амбулатории, организовав Кремлевскую поликлинику, несколько коек в Потешном дворце все же оставили.
Эта, ранее неизвестная мне информация, ненавязчиво всплыла из потаенных глубин моей памяти, не причинив на этот раз особой головной боли. Я даже «припомнил» однокомнатную палату с выбеленными кирпичными стенами и скрипучей металлической сеткой кровати, на которой лежал под присмотром соблазнительной и пышногрудой молодой Медички Анечки…
При воспоминании об этом очень славном, во всех смыслах, моменте, я почувствовал приятную тяжесть внизу живота и непроизвольно сглотнул слюну. Жаль, что это приключилось не со мной… Но картинка, вставшая перед моими глазами, была яркой, сочной и максимально реалистичной, как будто все происходило именно со мной! И я, черт возьми, был этому несказанно рад, а то совсем задолбали меня чужие проблемы!
Оставив «Победу» возле роскошного отделанного фасада дворца, оставшегося в кремле единственным представителем «боярских палат», мы всей компанией вывались из салона на улицу. В старину в этом здании устраивались различного рода «потехи» — увеселения для царской семьи, отчего комплекс, собственно, и получил название — Потешный дворец.
В девятнадцатом веке к нему пристроили новые здания: со стороны кремлевской стены — балкон, а с улицы — великолепный резной белокаменный портал с полуколоннами. Верхний же ярус дворца образовывал терем, или вышку, с византийскими арками.
При царе Федоре Алексеевиче Потешный дворец был возобновлен и украшен, а в тереме верхнего яруса устроили домовую церковь. Над трапезной церкви еще сохранилась башенка на четырех столбах, которая в свое время использовалась как колокольня и дозорная вышка.
Особенно меня восхитила уникальная орнаментная роспись стен Потешного дворца. Потрясающие резные сюжеты, на которых были изображены настоящие и мифические птицы, сказочные растения и животные, рыцарские турниры и многое другое, были выполнены гениальными мастерами своего дела.
— Мамонт, догоняй! — окрикнул меня Головин, остановившись на Парадном крыльце и придержав открытую дверь. — Успеешь еще насмотреться на местные красоты!
— Бегу, товарищ оснаб! — С трудом оторвав взгляд от архитектурного великолепия древней постройки, я нырнул в темный коридор.
— За мной держись, — произнес Александр Дмитриевич, когда мы вышли из «предбанника» в просторный холл древней постройки.
Не останавливаясь, мы повернули в правое крыло здания, и шли до тех пор, пока не оказались в некоем подобии регистратуры стандартного лечебного учреждения. Пока мы шли, в моей голове всплывала масса информации о сём интересном месте, ведь помимо иных функций, Потешный дворец проектировался, как жилые палаты. И даже к сему времени в нем совершенно официально (с пропиской и записями в домовой книге) проживали некоторые советские граждане.
Ленин, перебравшийся в Кремль весной 1918-ого года и позже прописавшийся в квартире № 1 бывшего здания Сената, хотел, чтобы все его соратники были, что называется, «под рукой». Причем при Владимире Ильиче были заселены не только жилые корпуса, но и кремлевские башни, гауптвахты, соборы и даже колокольня Ивана Великого.
Естественно, что рядом с основателем ленинизма, так сказать, «в шаговой доступности» поселились Сталин, Троцкий, Зиновьев, Дзержинский, Калинин, Ворошилов, Каменев, Свердлов, Бухарин, Рыков, Томский, Молотов, Цурюпа, Микоян, Луначарский, Клара Цеткин и другие важные совграждане.
Я даже «припомнил» такой, ну очень любопытный и пикантный факт: в здании Потешного дворца, правда, в противоположной от нашего движения стороне — по левую руку, очень приличные апартаменты были предоставлены известной деятельнице женского движения — Инессе Арманд.
Откуда-то всплыла даже откровенная цитата соратника Ильича — Молотова, брошенная с максимальной откровенностью: «Конечно, это необычная ситуация. У Ленина, попросту говоря, любовница. А Крупская — больной человек».
После смерти возлюбленной Ильича освободившаяся жилплощадь Инессы Арман пустовала всего несколько месяцев. Зимой 1921-го года с подачи Ленина, Сталин с супругой переехали из своей тесноватой «каморки» во Фрейлинском коридоре Большого Кремлевского дворца в просторную квартиру № 1 Потешного дворца.
Квартира, по некоторым сведениям, оказалась «нехорошей». Именно в ней Надежда Аллилуева свела счеты с жизнью. Сразу после самоубийства жены Иосиф Виссарионович сменил жилплощадь, переехав в другую квартиру в Потешном дворце, а потом и вовсе перебрался в 1-й корпус Кремля. Правда, бывал он в своей кремлевской квартире нечасто, поскольку окончательно переселился на Ближнюю дачу в Волынском.
От нежданно открывшихся мне во всей своей «красе» кремлевских тайн у меня даже волосы встали дыбом. Ведь за разглашение таких вот «сведений» о нелицеприятных секретах первых лиц государства, могут легко и к стенке поставить. А оно мне надо? Но, прекратить поток информации, впитывающейся моим мозгом, словно сухим песком пустыни Сахара, не представлялось возможным. Да еще и голова вновь начала раскалываться от жесточайшего и острого приступа боли.
Первым на мое состояние среагировал идущий впереди полковник Легион.
— У Мамонта опять началось, — сообщил он между делом Головину. — Прослеживается четкий «оттенок» Ауры Хозяина! Мы на верном пути, Петр Петрович!
— Какого еще Хозяина? — У меня даже голос от нервного напряжения просел, поскольку мне было известно, что ближайшие соратники Вождя промеж себя называли его именно Хозяином.
— Да не переживай ты так, лейтенант! — обернувшись, по-отечески хлопнул меня по плечу князь Головин. — Иосиф Виссарионович здесь абсолютно не причем, — заверил он меня. — Хотя то, чем сейчас набита твоя голова, меня, откровенно говоря, действительно поразило. Но, зная Хоттабыча, еще и не таких откровений можно было ожидать. — И товарищ оснаб мне подмигнул совершенно хулиганским образом. — Так что не пугайся, Мамонт, когда накроет очередным приступом, — посоветовал мне Александр Дмитриевич.
— Да что со мной такое творится-то⁈ А, товарищи дорогие⁈ — с надрывом произнес я, с трудом превозмогая все усиливающиеся болевые приступы. — Кто я на самом деле⁈ Я Мамонт Быстров или… — Дыхание неожиданно перехватило на середине фразы, а сердце, словно заполошное, заколотилось у меня в груди, чудовищным образом нагнетая давления в жилах.
Стены коридора, по которому мы следовали в этот момент, мелко задрожали. А качнувшаяся на цепи большая люстра, звякнула хрустальными висюльками.
— Ну, вот, — обреченно просипел я, сквозь стиснутое спазмом горло, — теперь точно началось…
Глава 17
Когда я открыл глаза, то сначала увидел над собой только высокий побеленный потолок. Я покрутил головой, осматриваясь: небольшая палата, кирпичные выбеленные стены, жесткая металлическая кровать-кушетка, на которой и я и лежал.
Рядом с кроватью обнаружилась небольшая деревянная тумбочка и высокий металлический штатив для капельницы, с закрепленной перевернутой бутылочкой с какой-то жидкостью. Жидкость в бутылочке слабо светилась мягким «солнечным» светом и, временами, переливалась всеми цветами радуги.
От бутылочки ко мне тянулась тонкая прозрачная трубка. Скосив глаза, я заметил, что трубка заканчивалась блестящей металлической иглой, которая торчала в моей руке, где-то в районе сгиба.
Светящаяся жидкость, пробегая по трубке, медленно вливалась в меня через иглу, глубоко вонзенную в вену. Я даже чувствовал, как с каждой каплей волшебной светящейся жидкости мое состояние стремительно улучшается. Тупая боль в голове постепенно уходила, да и чувствовал я себя уже довольно сносно.
Решив, что хуже уже не будет, я осторожно оторвал голову от подушки и повернул её в противоположную от капельницы сторону. И едва ли не носом ткнулся в крепкую женскую задницу, обтянутую белым халатом. Аппетитная такая, ядреная, что твой орех!
И, черт возьми, у меня прямо руки зачесались отвесить ей смачного такого поджопника, да еще и ухватить, сжать в своей крепкой ладони эту сочную булочку, так чтобы пальцы впились в подкожный жирок, а потом гладить по бархатной нежной коже…
Стоять!!! А ведь это со мною уже было! Вот, прямо, один в один! Дежа вю в самом лютом своем состоянии. Все повторилось: помещение, ощущения, даже заполошно бегающие мысли в моей голове! Ну, и эта примечательная во всех смыслах оттопыренная крепкая попка!
А, может, это и не реальность вовсе? Может быть очередное видение, что накрывали меня в последнее время с завидной регулярностью? А если не видение, то как я сюда попал-то? Где товарищ оснаб? Где полковник Легион? И, вообще, где я? И что вообще со мною произошло?
— Ой, очнулся, родненький? — Отвлек меня от заполошных мыслей мелодичный приятный голосок.
И медсестричка, чего-то там перекладывающая на нижней полке медицинской тележки, разогнулась, а после повернулась ко мне лицом, лишив радости созерцания своей выдающейся упругой прелести. Ан нет — с другой стороны прелести оказались ничуть не хуже, чем с обратной! К тому же их у нее целых две!
Дьявол! — Мысленно застонал я, ведь именно те же самые мысли меня посещали в предыдущий раз — тот, которого у меня никогда не было. Да и милое личико девушки я уже имел честь лицезреть — Анечка?
— А мы знакомы, молодой человек? — Удивленно изогнула она одну бровь. — Что-то я не припомню такого случая!
Похоже, что я неосознанно произнес её имя вслух.
— А я бы обязательно запомнила такого бравого и симпатичного лейтенанта. — Анечка игриво мне подмигнула, прикусив белоснежными зубками пухлую нижнюю губу, и расстегнула одну пуговицу на халате.
От такого недвусмысленного жеста меня даже озноб пробрал, дыхание сбилось и прошибло холодным потом. И еще кое-что произошло, так сказать, ниже пояса… Вот, что значит, давно женщины не было! А я, вообще-то, и не помню точно: было у меня
— Лежите спокойно, больной! — Медсестричка, заметив, какой ошеломительный эффект она произвела на меня своей сногсшибательной красотой, молодостью и весьма примечательными кондициями, довольно улыбнулась. — А то у вас иголка из вены выскочит!
С головой погрузившись «в беседу», будоражащую воображение и приятно ласкающую органы зрения (хотя я бы не отказался еще испытать еще и тактильные ощущения, потому как выдающиеся прелести девушки прямо-таки просились в мои руки) мы с Анечкой пропустили появление в палате еще одного персонажа — плотно сбитого уже немолодого мужчину, примерно лет шестидесяти-семидесяти, облаченного в белоснежный халат. Точнее определить его возраст на глазок, я оказался не в состоянии.
— Ну-с, как наш пациент, Анечка? — Отвлек нас от взаимных любезностей доктор.
Я мотнул головой, отгоняя очередной «приступ» дежа вю. Ведь именно эту фразу я (или не я) уже слышал когда-то. И произнесена она была этим же самым человеком — я легко узнал его голос.
Бросив беглый взгляд на вошедшего врача, пощипывающего кончики седоватых усов, залихватски закрученных кверху, словно у гусара, я мгновенно его опознал — академик Виноградов, Владимир Никитич. Личный Силовик-Медик Иосифа Виссарионовича собственной персоной! И где? У меня в палате!
— Только что очнулся! — отрапортовала Анечка, слегка заалев щеками и кончиками ушей, потянулась рукой к расстегнутой верхней пуговице своего халатика. Раз-два — и пуговка оказалась застегнутой.
Но на все это, так сказать, «безобразие», академик Виноградов не обратил никакого внимания — выглядел он весьма и весьма усталым и каким-то осунувшимся, что ли. Вокруг его глубоких и мудрых глаз залегли черные круги, веки набрякли, явственно проглядывали надувшиеся и дряблые мешки под глазами.
Похоже, что денек для Целителя выдался крайне трудным. Да и Анечка, взглянув на Виноградова, как-то затихла и сникла, видимо, вспомнив что-то очень нехорошее. А я, неосознанно раскрутив свой еще не совсем освоенный Дар Мозголома, сумел без труда прочитать всё в её голове: диверсия, унесшая жизни почти десятка сотрудников кремлевской охраны.
— Отлично… — тускло произнес Владимир Никитич, подойдя к моей кровати.
Вытянув надо мной светящиеся руки, он быстро провел обследование моего состояния.
— Что со мной произошло, доктор? — задал я вопрос Медику. — Я опять потерял сознание?
— Нет, молодой человек, — нашел в себе силы печально улыбнуться Виноградов, — вас намеренно лишил сознания товарищ Петров. А то бы вы здесь такого натворили… Чуть нашу амбулаторию по камешку не разнесли. Хотя это помещение защищено от Магии, как никакое другое! Когда стены Потешного дворца заходили ходуном, я уже, грешным делом, подумал, что это очередная диверсия…
— Я не хотел… чтобы так… — Оправдываться смысла не было, но попытаться объясниться, не помешало бы.
— Я знаю, — кивнул академик, — Петр Петрович поставил меня в известность о вашем, так сказать, «состоянии». А вы, оказывается, очень опасный молодой человек, — неожиданно широко улыбнувшись, подначил меня Целитель, закончив осмотр.
Его руки погасли, и он, сгорбившись, засунул ладони в карманы своего халата. И я понял, коснувшись сознания академика, что жизнь все равно продолжается, несмотря на выпадающие на нашу долю тяжелые испытания.
— А с вами, на данный момент, все в порядке, юноша, — продолжил Виноградов. — Вы в отличной физической форме. Можно даже сказать — в абсолютной. Я еще в жизни не встречал настолько здоровый организм, — признался он. — Есть, правда, небольшие проблемы с головным мозгом — повреждены некоторые нейронные связи. Мне сообщили, что это последствия травмы, нанесенной вражеским Мозголомом. Но они у вас мощно регенерируют! Можно сказать, прямо-таки на глазах! Хотя, есть авторитетное мнение, чересчур распространенное среди моих коллег, что нервные клетки не восстанавливаются даже с помощью Силового Воздействия. Но мне думается, что это, скорее, миф. Нервная система вообще очень пластична, — пустился в пространные объяснения академик, видимо оседлав любимый конек. — В нашем мозге постоянно образуются новые нервные клетки: у человека — по семь сотен каждый день! Но так происходит не повсеместно в мозгу, а только в нескольких особых областях — нейрогенных нишах… Но вам, наверное, это не интересно, осекся он, встретившись со мной взглядом.
— Очень интересно, Владимир Никитич! — произнес я, усаживаясь на кровати и приваливаясь спиной к холодной металлической спинке. Я, неуклюже повернулся, дернув рукой, в которую была вставлена капельница.
— Осторожно! Штатив уроните! — заметив «непорядок», пискнула Аннушка, кидаясь к пошатнувшемуся инструменту. — Фух! Поймала! — выдохнула она, не позволив штативу свалиться.
— Извините… — смущенно произнес я, пока она поправляла воткнутую в вену иголку.
— А откуда вы знаете мое имя? — спросил академик, пристально вглядываясь в мое лицо.
— И мое, кстати тоже? — ввинтила свои пять копеек медичка.
— Я вам не представлялся, а ранее мы не встречались, — добавил Виноградов.
«Вот же, какой внимательный академик!» — мысленно чертыхнулся я и продолжил уже вслух:
— Мне о вас много рассказывал главный врач нашего военного госпиталя в Марьиной роще — товарищ Рыжов. Знаете такого?
— Лазарь Елизарович? — уточнил академик, но ждать моего ответа не стал:
— Как же — как же, — натуральнейшим образом знаком с этим достойнейшим представителем нашей профессии Медиков-Силовиков!
— Он вам привет передавал, Владимир Никитич! — произнес я. — И вам, Анечка, тоже!
— Да, жаль, что редко встречаемся, — с тоской в голосе произнес академик, — очень много вопросов которые хотелось бы обсудить… Да и просто вспомнить былое…
Я хотел было встать на ноги, но заглянув под простынку понял, что пока полежу в кровати — под простыней на мне ничего не было, даже трусов.
— Спасибо вам огромное, товарищ Виноградов! — протянул я Целителю руку, продолжая сидеть на кровати.
Виноградов протянул мне свою крепкую ладонь, которую я пожал с чувством огромной благодарности. Не знаю почему, но очень уж импонировал мне этот пожилой академик, хоть я и не был с ним знаком. Но вот присутствовало во мне какое-то дружеское восприятие к этому весьма выдающемуся человеку.
Неожиданно меня разко «накрыло», точь-в-точь, как в тот момент, когда я вытаскивал с того света старого князя Райнгольда. Мои Энергетические Каналы, которые престарелый Мозголом называл, не иначе, как Меридианами, внезапно переполнились такой прорвой Энергии, как Магического толка — Маной, так и Живительного наполнения — Праной, которая полноводной рекой устремилась в мою правую руку, продолжающую крепко сжимать ладонь Владимира Никитича.
Глаза Целителя широко распахнулись, когда мои Меридианы натурально «переплелись» с его Энергетическими Каналами, образовав единую «сеть» в которую и хлынул этот Чудотворный поток.
— Что это⁈ — недоумевающее воскликнул Медик, попытавшись выдернуть ладонь из моей руки.
Но не тут-то было — наши руки словно бы срослись, причем намертво! Такой вот «гусь-гусь, приклеюсь, как возьмусь». Дернувшись несколько раз, академик Виноградов застыл соляным столбом, не пытаясь больше выдернуть ладонь.
Я чувствовал, как поток двойственной Силы перетекает в истощенный организм Целителя. Ведь, спасая людей, высвобожденных из-под завалов Арсенала, он потратился практически в ноль, истощив не только свой Магический Резерв, но и основательно подорвав собственное здоровье. Сейчас ему самому бы не помешало посетить Целителя. Иначе с таким перенапряжением он и сам долго не протянет!
Я видел, как стремительно исчезает синева вокруг его глаз, залечиваются лопнувшие сосудики белков, подтягивается кожа лица, и сдуваются мешки под глазами. А когда землистая бледность кожных покровов сменилась здоровым румянцем, я почувствовал, что Поток Сил иссякает.
После этой неожиданной «встряски» академик даже помолодел, сбросив с плеч, словно не один десяток лет. Ссутуленные плечи развернулись, а острые ухоженные усы воинственно встопорщились. Когда Энергия окончательно прекратила поступать, я сумел разжать сведенную судорогой руку и отпустить ладонь Владимира Никитича.
Неожиданно входная дверь резко распахнулась и в мою палату ворвался взъерошенный Головин и полковник Легион.
— Ну, на секунду его нельзя оставить, чтобы чего-нибудь не приключилось! — выругался товарищ оснаб, бешено вращая глазами. — Что тут произошло?
— Я вообще не понимаю, как такое возможно? — обескуражено прошептал Владимир Никитич, пожирая меня глазами. — Это настоящее Чудо, товарищи! — взволнованно воскликнул он. — На моих глазах случилось невозможное! Прямое переливание Праны, без каких-либо Маготехнических приспособлений! Вы понимаете! Это же настоящее открытие! Перекачка Живительной энергии без Пранотрансфузера! Мне никто не поверит… Это мистика какая-то… — потеряно бормотал Владимир Никитич. — Коллеги меня на смех поднимут…
— Фух! — Облегченно выдохнул Александр Дмитриевич. — Вон, вы о чем? А я-то подумал, что опять Мамонт Кремль тряхнуть решил! — И товарищ оснаб расплылся в счастливой улыбке. — А насчет насмешек, Владимир Никитич, я вам так скажу — есть у меня еще один свидетель, испытавший на себе прямое переливание Праны. Только он, в отличие от вас, к тому моменту уже был мертв! Путь, недолго, но мертв!
— И кто же это? — нервно дернув щекой, уточнил Виноградов.
— Не знаю, знакомы ли вы с профессором Райнгольдом, — ответил Головин, — или с его работами, но личность в Императорской Академии Магических Наук была весьма известная…
— Профессор Райнгольд? — Брови академика едва ли не взлетели к потолку. — Вячеслав Вячеславович? Один из самых могучих Мозгокрутов Российской Империи?
— Именно! — произнес товарищ оснаб.
— Мы были представлены друг другу… А он что, еще жив? — не поверил Виноградов. — Ему же под сотню должно быть?
— Благодаря нашему пареньку — да, жив! — Кивнул Александр Дмитриевич. — Но, в то же время, благодаря именно ему, он чуть и не отошел в мир иной, — криво усмехнувшись, тут же добавил товарищ оснаб.
— Понимаю… — Вспомнив, что с ним только что произошло, кивнул Владимир Никитич.
— И вот еще что, — подумав, добавил товарищ оснаб, — не удивляйтесь, если немного помолодеете…
— Что, простите? — с удивлением переспросил академик Виноградов. — Помолодею? Если это шутка, Петр Петрович, то весьма неуместная!
— Анечка, — обратился Мозголом к медсестричке, которая до сих пор не понимала, что, в конце концов, тут происходит, — а не найдется ли у вас зеркала?
— Зеркала? Да-да, найдется… — кивнув, заторможено произнесла девушка и попятилась к выходу из палаты.
Анечка, не отрывая взгляда от действительно заметно помолодевшего и посвежевшего академика, продолжала пятится к двери, затем толкнула её плечом и стремглав выбежала из палаты.
— Занимательную вы мне историю рассказали, товарищи дорогие! — Владимир Никитич нервно подкручивал кончики и без того острых усов. — Надо же было такое придумать? Вот от кого от кого, а вот вас я такого не ожидал, Петр Петрович! — укоризненно покачал головой академик. — Вы же прекрасно знаете, сколько усилий мы тратим для решения этого вопроса! Руководство страны стремительно стареет, а мы, кроме общей поправки здоровья, ничего не можем им предложить. Да, под присмотром Целителей они здоровы, но только согласно своего возраста…
Входная дверь вновь распахнулась и в палату вернулась Анечка, державшая в руках небольшое круглое зеркало, с каким девушки обычно «колдуют» над своей неземной красотой.
— Вот, Владимир Никитич… — как-то едва слышно пискнула она, протягивая зеркальце академику.
Виноградов взял его в руки и, не без некоторой опаски, заглянул в «зазеркалье».
— Ох, ёп! — Не пристало, конечно, академику ругаться как сапожнику, но, вероятно, увиденное в зеркальце его основательно впечатлило. — Этого не может быть! — то приближая, то отдаляя от себя стеклянную и поблескивающую в лучах солнца поверхность, бормотал Виноградов, разглядывая морщинки на своем лице. Вернее, отсутствие этих самых морщинок. Не всех, конечно, но большей их части — точно. А его лихо и по-гусарски закрученные усы основательно потемнели, практически избавившись от благородной седины.
Глава 18
Кабинет Вождя тонул в табачном дыму. Трагические события, произошедшие на территории Кремля в тайных казематах Арсенала, в самой защищенном и охраняемом пространстве на территории Советского Союза, больно ударили по самолюбию Иосифа Виссарионовича.
За все годы Великой Отечественной Войны в этот «руководящий оплот» Советской Власти не мог пробраться ни один вражеский диверсант. И в тот момент, когда уже, казалось бы, никто и ничто не может угрожать победителям нацисткой заразы, был нанесен такой коварный и подлый удар!
Конечно, далеко не факт, что подобная диверсия смогла бы уничтожить такого могучего Внерангового Силовика, каким являлся товарищ Сталин. И не факт, что Силовой Конструкт, используемый неизвестным врагом, смог бы уничтожить и большинство его соратников. Но тот факт, что в результате этой беспрецедентной и наглой диверсии Советскому Союзу был нанесен чудовищный урон репутации — этакий обидный и болезненный щелчок по носу — является бесспорным!
Кто бы ни был этим врагом, но он вызывающе заявил на весь мир: что ничего еще не закончено, и никакие Зачарованные Стены Кремля не станут для него препятствием. И если будет нужно, то он придет в следующий раз и закончит то, что по каким-то причинам не завершил…
Иосиф Виссарионович в раздражении бросил в пепельницу трубку, наполнившуюся никотином, и вытащил папиросу из распечатанной пачки «Герцеговины Флор», лежавшей на столе. Чистить «булькающий» курительный инструмент не было никакого желания, и товарищ Сталин прикурил папиросу.
Его мысли все время возвращались к насущному вопросу: кто же это мог быть? Ведь чтобы совершить подобную акцию, нужно было обладать Силой, превышающей на голову возможности самого Иосифа Виссарионовича. По общим прикидкам, сам товарищ Сталин провернуть такую показательную акцию, оказался бы не в состоянии.
— Кито, Коба? — вопрошал он сам себя, буквально рыча от бессилия. Именно в такие минуты горский акцент Вождя проявляя себя во всей красе. — Кито это сдэлал? Набичвари! Бозепс ра? — Наедине с собой он мог позволить себе грязно выругаться. Однако, никто из ближайшего окружения не должен видеть его таким.
Несколько раз глубоко затянувшись, Иосиф Виссарионович постарался взять себя в руки. Папироса, стреляя огоньками, мгновенно сотлела до бумажной гильзы и отправилась в пепельницу.
Вытащив очередную папиросу из пачки, и воспламенив её кончик одним лишь взглядом, стареющий Вождь вновь глубоко затянулся. Нервный накал наконец-то удалось взять под железный контроль — что-что, а держать себя в руках товарищ Сталин умел, как никто другой. Иначе, удержать власть над самым большим государством в мире, и выиграть Великую Войну, он никогда бы не сумел.
«Старею, — подумал Иосиф Виссарионович. — Годы, похоже, берут своё…»
От печальных мыслей его отвлек телефонный звонок.
— Сталин у аппарата, — невозмутимо произнес Вождь, не дрогнув голосом, вновь превратившись в настоящего «человека из стали».
— Товарищ Сталин, — донесся до него слегка искаженный связью голос (хотя его обладатель сидел в приемной через стену) его бессменного секретаря Александра Николаевича Поскребышева, — к вам товарищ Берия.
— Пуст заходыт, — несмотря на то, что Иосифу Виссарионовичу удалось взять себя в руки, нервное напряжение все еще сказывалось — от резкого акцента избавиться не удалось.
— Разрешите, товарищ Сталин? — Входная дверь открылась и на пороге кабинета Вождя появился нарком внутренних дел. Пришибленный, осунувшийся, даже стекла его пенсне блестели тускло, словно покрывшиеся каким-то мутным налетом.
— Заходы, Лаврэнтий Павлович. Присаживайса… — Сталин на мгновение отвлекся, вытаскивая из пачки очередную папиросу.
Погрузившись в табачный смог, некурящий Лаврентий Павлович едва заметно поморщился, но так, незаметно, чтобы не видел Вождь, прошел к совещательному столу и занял привычное место.
— Ест информация, товарищ Берия? — пыхнув папиросой несколько раз, раскуривая слежавшийся табак, спросил Иосиф Виссарионович, впившись остекленевшими тигриными глазами в лицо своего ближайшего соратника. — Кто, Лаврэнтий⁈ Кто посмэл⁈ Ты это выяснил⁈ — Воздух в кабине стремительно похолодал и начал покалывать кожу слабыми электрическими разрядами.
— Так точно, товарищ Сталин! — мгновенно почуяв, «откуда дует ветер», поднявшись на ноги доложил Берия. — Есть такая информация!
Несмотря на внешнее спокойствие Вождя, нарком прекрасно понимал клокотавшее у него внутри бешенство. Да и он сам был поначалу просто взбешен. Однако, проведя стремительное расследование трагедии буквально по горячим следам, он понял, что все в этом деле не так просто, как казалось на первый взгляд. И это нужно было тактично разъяснить метающему молнии (метающему в самом прямом смысле слова) Вождю.
— Докладывай, — коротко бросил товарищ Сталин, впечатав окурок в переполненную пепельницу. — И сяд уже, нэ маяч перэд глазами! — Гортанные звуки горского акцента никак не желали исчезать из речи Иосифа Виссарионовича.
— Слушаюсь, товарищ Сталин! — Берия вернулся на свое место и положил на стол папку, которую принес с собой.
Сталин едва заметно шевельнул пальцами руки, что значило: пора начинать. И Берия распахнув папку, принялся озвучивать результаты расследования, которое удалось провести за столь короткое время:
— Первые признаки чужеродного вражеского вторжения в наши Защитные Силовые Конструкты произошло где-то в двенадцать сорок семь пополудни. Старший лейтенант госбезопасности Нефедов, дежуривший в тот момент на «вертушке подземного этажа», отметил странную флуктуацию нескольких Центральных Формул, врезанных непосредственно в каменный свод темницы Арсенала, и образующих основной костяк Защиты.
— Откуда информация, товарищ нарком? — потребовал ответа Иосиф Виссарионович. — Этот лейтенант жив?
— Никак нет, товарищ Сталин, лейтенант госбезопасности Нефедов — мертв, — не дрогнув ни единым мускулом, доложил Лаврентий Павлович. — Геройски погиб смертью храбрых на своем посту, как, впрочем, и весь наряд дежурных Силовиков. Но ценой своих жизней они сумели сохранить «Журнал дежурного Силовика», окружив его максимальным Защитным Коконом, как того предписывал Устав. Сами знаете, товарищ Сталин, насколько «специфичны» содержащиеся в подземелье Арсенала узники…
— Да, я в курсе, — качнул головой Вождь.
— При существовании Абакана мы о таких проблемах и не задумывались, товарищ Сталин, — продолжил Лаврентий Павлович. — А вот после его… кх-м… исчезновения, пришлось восстанавливать… Да что там восстанавливать — заново разрабатывать правила несения караульной службы для особо опасных Операторов Силы…
— Как, кстати, продвигаются дела у товарища Арыхпая с восстановлением отцовской «вотчины»?
— Пуск «первой очереди» восстановленного Абакана намечен на второй квартал сорок пятого года, — тут же ответил Берия. — Товарищ Арыхпай к тому времени обязуется взять под контроль основную массу Духов-Тёсь, вырвавшихся «на свободу» после смерти его отца — Хама Атойгаха. Согласно последнему его докладу, уже под его контролем находится более половины Энергетических Сущностей…
— И вот еще что, Лаврэнтий, — произнес Иосиф Виссарионович, — в границах СССР болшэ нэ должно появица нэзависимых тэрриториалных образований! Абакан должэн войти в пенитэнциарную систэму Совэтского Союза! Только на таких условиях ми согласны на его восстановление! И никак иначэ! — сказал, как отрезал Вождь трудовой черни и подлого люда.
— Именно так и действуем, товарищ Сталин, — согласно кивнул нарком внутренних дел, — я помню о вашем распоряжении на этот счет. Больше не будет никаких, — Берия криво усмехнулся, — независимых областей на нашей территории.
— Хорошо, Лаврентий Павлович — продолжай! — Из голоса Вождя начал исчезать резкий грузинский акцент.
Берия облегченно выдохнул — это хороший знак, и продолжил доклад с того места, на котором остановился в прошлый раз:
— Поскольку узники, содержащиеся в подземелье Арсенала, несколько «специфичны», информация о всех нестандартных ситуациях должна иметь максимальную сохранность…
— Я понимаю, товарищ Берия, чем вызвана необходимость сохранения подобной информации, — мягко перебил наркома Иосиф Виссарионович, вынимая из почти опустевшей пачки очередную папиросу. — И понимаю, на какие жертвы приходиться временами идти, чтобы её сохранить. — Сталин прикурил очередную папиросу обычным образом — от зажжённой спички. — Мы не забудем героев, не пощадивших своих жизней, — продолжил он, выпустив в потолок сизую струю ароматного дыма. — Проследите за этим, товарищ нарком!
— Так точно, товарищ Сталин! — ответил Берия. — Лично проконтролирую!
— Давай дальше, Лаврентий! — Иосиф Виссарионович откинулся на спинку, но расслабляться не спешил.
— Дальше, судя по записям в том же журнале, произошло следующее, — четко поставленным голосом продолжил Лаврентий Павлович, — сотрудники дежурного наряда, следуя Уставам и Инструкциям Силовой караульной службы, осознав, что Защитный Контур не выдерживает нагрузки, запитали Силовые Формулы Энергией из аварийных Кристаллов-Накопителей. Одновременно с этим они попытались связаться с центральным постом, но не смогли этого сделать ни Магическим способом, ни с помощью обычной телефонной связи, ни с помощью радиосигнала, ни с помощью звуко-световой электро-сигнализации.
— Причину выяснили? — Иосиф Виссарионович сердито нахмурился. — Слишком много всего и сразу отказало. Не исключаю возможность диверсии и предательства.
— Никак нет, товарищ Сталин, — мотнул головой Берия, понимая, что ему может сейчас основательно прилететь, — причину выясняем. На месте происшествия сейчас работают наши лучшие специалисты, как в Силовых отраслях, так и в обычных…
— Мэдлэнно работаете, товарищ нарком! — пытаясь удержать себя в руках, процедил Иосиф Виссарионович сквозь сжатые зубы. — Это нападэние — плевок нам в лицо! — Он с силой воткнул недокуренную папиросу в переполненную пепельницу, окурки из которой высыпались на стол. — Но мы нэ будэм стыдливо утираться украдкой! И чэм скорее мы на него отвэтим, то тем жосче будэт наш отвэт… — Сталин неожиданно замолчал и закрыл глаза.
Лаврентий Павлович почувствовал, как могучие силы, сконцентрировавшиеся в кабинете, тяжелым могильным камнем упали ему на плечи, едва не размазав в кровавые ошметки. Оконное стекло затянуло морозным узором, а из стремительно охладившегося воздуха выпадают кристаллики льда.
Неожиданно давление исчезло — Иосиф Виссарионович сумел обуздать свой горячий кавказский нрав, а Берия понял, что вновь прошел почти по самому лезвию ножа. Хоть Лаврентий Павлович и был ни в чем не виноват, но Могучие Внеранговые Силовики, каким, несомненно, являлся и товарищ Сталин, могли попросту не рассчитать своих Сил, и походя размазать Силовика Рангом пожиже.
— Прости, Лаврэнтий Павлович! — Искренне произнес Вождь, открыв глаза, в которых еще играли всполохи молний. — Похоже, старею…
— Даже не думайте об этом, Иосиф Виссарионович! — воскликнул нарком. — Вы просто устали! Вам нужно отдохнуть…
— Какой отдых, Лаврентий? Ты, о чем это? — Сталин усмехнулся в усы, встопорщенные Магическим электричеством. — Страна в руинах после войны! Люди недоедают и влачат жалкое существование! Бандиты распоясались… Тебе ли об этом не знать, как наркому внутренних дел? Плохи наши внутренние дела, хоть со внешними мы худо-бедно и расхлебались, спасибо Хоттабычу! Только вопрос: надолго ли очередная передышка? А ты о каком-то отдыхе… Э-э-э, шутник ты, товарищ Берия! — И Сталин, «весело улыбаясь,» погрозил наркому пальцем.
Берия, облегченно выдохнув в очередной раз, все-таки возразил Вождю:
— Все равно я останусь при своем мнении, товарищ Сталин — вам обязательно надо отдохнуть! Хотя бы чуть-чуть, несколько дней…
— Не будем пока поднимать эту больную тему, товарищ Берия! — жестко отрезал Иосиф Виссарионович, но Берия, хоть и не имел Дар Мозголома, отлично чувствовал, что прав.
Вождь сильно устал и выдохся, волоча на своих плечах непосильную ношу под названием Советский Союз. Даже победив в Великой Войне, передышку несгибаемому Иосифу Виссарионовичу никто и не думал давать: ни враги внешние, ни враги внутренние. Ведь они, как многоголовая Гидра из древних мифов, отруби одну голову и на её месте вырастет две!
И пройдет не так уж и много времени, когда место уничтоженного Вековечного Рейха займет кто-то другой… Да уже и так, в принципе, ясно, кто это будет… Даже не заглядывая в засекреченные воспоминания погибшего Хоттабыча — пришельца из альтернативного мира будущего. Да такого, которого и врагу не пожелаешь!
— Есть, не поднимать больную тему! — послушно ответил нарком.
— Есть что-нибудь еще, товарищ Берия? — Сталин потянулся к пачке «Герцеговины Флор», но на полпути одернул руку — количество выкуренного за сегодняшний день, превысило все мыслимые пределы.
Конечно, академик Виноградов поправит товарищу Сталину покосившееся здоровье, правда, насколько это возможно. Ведь Владимир Никитич, все-таки, не Господь Бог, которого нет…
Или он все-таки есть? — Все чаще и чаще стареющий Вождь трудовой черни и подлого люда, безжалостно насаждающий среди своего народа атеистическое учение Марксизма-Ленинизма, задумывался над этим вопросом. Но ответить ему было некому, а безбожный Марксизм-Ленинизм с политической точки зрения был куда полезнее для Советского народа веры в «несуществующего» Создателя Всего Сущего.
— Так точно, товарищ Сталин, — вновь вернулся к животрепещущей темы нападения на внутреннюю тюрьму Кремля нарком внутренних дел, — вредоносный Поток Энергии оказался настолько велик, что разрушение Защитных Конструктов было лишь делом времени. Полностью уничтожив Защиту тюрьмы, враг направил Силовой Поток на одну единственную камеру… Вернее, на одного единственного человека — заключенного под номером триста двадцать один…
— Кто этот набичвари, Лаврэнтий? — нервно спросил Сталин и, наплевав на всё, достал-таки из пачки последнюю папиросу.
— Бандера, Степан Андреевич, — ответил на вопрос Вождя товарищ Берия. — Один из руководителей Организации Украинских Националистов, переброшенный товарищем Абдурахмановым в сорок третьем из концлагеря Заксенхаузен.
— Я помню, кто это, Лаврэнтий, — кивнул Иосиф Виссарионович, вновь раскуривая очередную папиросу и глубоко затягиваясь. — Думаешь, это как-то связано с последними событиями на Украине?
— Уверен в этом, товарищ Сталин! — четко ответил на поставленный вопрос Берия. — После того, как в конце прошлого — начале этого года в районы деятельности УПА пришли регулярные части нашей армии, нам удалось занять значительную часть Волыни. Войсками 1-го Украинского фронта и силами 13-ой и 60-ой армий, удалось провести Ровненско-Луцкую операцию, захватив два этих важных областных центра, сопротивление националистов ушло в глубокое подполье…
— Не надо повторять вчерашние сводки, товарищ Берия, — недовольно заметил Иосиф Виссарионович, — я пока еще нэ страдаю склэрозом! Если за этим нападением стоят УПА и ОУН, я хочу знать, откуда у них Сила, способная вскрыть лучшую Магическую Защиту на всей территории Советского Союза?
— Мы занимаемся выяснением…
— Плохо занимаетесь, товарищ нарком внутренней безопасности! — рыкнул Вождь, неосознанно влив в голос толику Силы — что-что, а свой Резерв товарищ Сталин всегда держал заполненным без остатка. От его голоса, наполненного Мощью, задребезжали даже письменные принадлежности, стоявшие на столе и стекла в окнах кабинета.
— По агентурным данным, полученным от внедренных в структуры УПА разведчиков, — «невозмутимо» выдержав очередной нервный выпад Вождя в его сторону, продолжил Лаврентий Павлович, — националисты получили доступ к каким-то секретным материалам, оставшимся от уничтоженных эсэсовцев Черного Ордена. Вполне возможно, Товарищ Сталин, что именно это и позволило им вскрыть нашу Магическую Защиту…
Глава 19
Пока академик удивленно пялился в зеркальце на свою слегка омоложенную физиономию, Анечка принесла мне чистую и отутюженную одежду, включая ни разу не надёванное исподнее, и такую же канолевую[1] армейскую форму.
Я такую уже видел за свое недолгое вменяемое состояние, но сам не носил. Гимнастерочка-то моя была полевой, ношенной-переношенной, выстиранной аж добела. Да еще со «старорежимными» петлицами и погон не имела. А форма, что приготовила мне эта весьма фигуристая деваха, была явно парадной — однобортный китель цвета хаки с пятью блестящими медными пуговицами и стоячим воротничком с красными петлицами с одной золотистой полосой.
Никаких карманов китель не имел, зато по обшлагам он был обшит ярким красным кантом, и имел золотистую металлическую галунную петлицу — «катушку», указывающую на принадлежность к офицерскому корпусу. А золотые погоны с красной выпушкой и просветами, с одной звездочкой младшего лейтенанта, смотрелись просто сногсшибательно! В такой форме можно и помирать, и жениться! Все девки теперь моими будут!
На «груди» кителя я еще заметил прикрученные мои ордена и медали, а также нашивки за ранения, по всей видимости, перешитые на новую парадку, пока я пребывал без сознания. Видимо, постарался кто-то из медперсонала академика Виноградова. Похоже, что мне действительно предстоит серьезная встреча, как «пророчил» товарищ оснаб. А в таком виде, не зазорно и перед самим товарищем Сталиным предстать, а не только перед другими ответственными товарищами — наркомами.
К кителю прилагалась фуражка, синие галифе с тонкими красными лампасами и начищенные до зеркального блеска сапоги. Мягкие, хромовые, офицерские. Новье, даже муха не сидела! Причем, это были сапоги для высшего офицерского состава! Ведь мало кто знает, что и хромовые сапоги тоже отличаются, в зависимости от того, какого именно статуса офицер.
Например, лейтенант будет носить одни хромовые, а вот какой-нибудь полковник или, вообще, генерал — уже совсем другие. А весь фокус в том, что хромовые сапоги изготавливают из различных типов кожи: выростка, яловка, полукожник, хромовая опойка и хромовая свиная кожа.
Самым лучшим и дорогим материалом для изготовления сапог считается хромовый опоек. Он изготавливается из шкур телят, которых еще не кормили травой. А вот те, которые уже перешли на травяной корм и возрастом немного постарше, идут на изготовление выростка. Ну, а на полукожник уже идут шкуры телят возрастом примерно полтора года. Вот такая нехитрая градация.
Откуда, только, я про все это знаю? Похоже, что оттуда, откуда и про все остальное. Сдается мне, что и Сила, и Талант, и Резерв — все происходит из одного источника. И имя ему — генерал Абдурахманов. Я надеялся, что эта тайна когда-нибудь будет для меня раскрыта. Ведь, не зря же тащат меня к такому высокому руководству товарищ оснаб и полковник Легион. Ох, не зря…
— Как? — Владимир Никитич, наконец, вновь обрел дар речи. — Как вы это сделали, молодой человек? Это же уму непостижимо! Я обязательно должен всесторонне исследовать этот эффект… Нам с вами, юноша, срочно нужно в мою лабораторию…
— Владимир Никитич, — товарищ оснаб подошел к академику и мягко взял его под руку, — нам с этим прекрасным молодым человеком нужно срочно к товарищу наркому внутренних дел. Поэтому, поход в лабораторию, увы мне и ах — откладывается до лучших времен.
— Да как же… — Опешил от такого заявления академик Виноградов. — Это же настоящее открытие! Понимаете вы это? Или нет? — По-настоящему разволновался Целитель. — Никогда до этого заёмная Прана не омолаживала организм! Все эти Маго-технические приспособления и Артефакты, созданные по типу Пранотрансфузера, никогда не оказывали настолько потрясающий и революционный эффект на человеческое тело! Мне необходимо до конца исследовать изменения, произошедшие лично со мною, чтобы сделать окончательные выводы. Но уже сейчас я с уверенностью могу сказать — состояние моего физико-биологического организма откатилось минимум на десяток лет! А то и больше…
— Вот и хорошо, Владимир Николаевич, — вкрадчиво, словно уговаривая непослушного ребенка, произнес Головин, — вы пока себя изучите. А там, глядишь, и Мамонт освободится…
— Кокой еще мамонт⁈ — Нервно дернул щекой академик, не понимая, о чем ему толкует товарищ оснаб. — Причем тут какие-то ископаемые животные! Я вам толкую о, возможно, величайшем открытии в новейшей истории человечества, способном продлить жизнь самым достойным членам нашего общества! А вы мне о каких-то шерстяных слонах… — Владимир Николаевич даже «задохнулся» от нахлынувшего возмущения.
— Простите Петра Петровича, товарищ Целитель! — произнес я, в попытке уберечь князя Головина от разгневанного академика Виноградова. — Вы все не правильно поняли: Мамонт, это не шерстяной вымерший зверь — это я.
— Что значит «я»? — Не понял моих сумбурных объяснений академик Виноградов.
— Зовут меня так — Мамонт, — поспешно добавил я. — Мамонт Быстров… Родители так назвали… — И я виновато развел руками, дескать, такие вот дела.
— Ох, молодой человек, это вы уж меня извините! — Теперь уже виновато потупился Владимир Никитич. — Я ведь и подумать не смог…
— Да ладно, товарищ доктор, — я беспечно отмахнулся, — мне не привыкать. Хоть горшком зовите, только в печку не ставьте! — Ввернул я шуточку, чтобы немного разрядить «сгустившуюся» обстановку. — Так-то я не в обиде.
— Вот что, юноша, — улыбнулся Целитель, поддавшись на мою «провокацию», — я вас обязательно жду после встречи с…
— С товарищем наркомом внутренних дел, — подсказал Головин.
— Вот-вот, — закивал академик, — сразу после встречи с Лаврентием Павловичем — прошу ко мне! И это, товарищ оснаб, — Виноградов повернулся к Головину, — даже не обсуждается! Я, чтобы вы знали, доложу о сем Чуде лично товарищу Сталину в ближайшее время!
— Обязательно сделайте такой доклад, Владимир Никитич! — поддержал стремление академика Головин. — Ведь это по-настоящему революционное открытие! И если вы сумеете поставить его на службу советскому народу — вам при жизни памятник поставят!
— Не надо мне никаких памятников! — отмахнулся Владимир Никитич. — Но если у меня… А вернее — у нашей исследовательской группы получится это повторить… — И он пораженно замолчал, обдумывая последовательность своих дальнейших шагов.
А вот у меня сразу несколько вопросиков на этот счет появилось: а откуда, извините, товарищи ученые, вы собираетесь брать эту Живительную Энергию — Прану, да еще и в «промышленных» масштабах?
Этак недолго и на скользкую дорожку нацистского «Наследия предков» ступить! Они ведь тоже у этой развилочки когда-то стояли: пускать в оборот Пранотрасфузер, или нет? Ведь для того, чтобы у кого-то Праны прибавилось, надо, чтобы у кого-то этой Живительной Энергии убавилось. Закон сохранения Энергии, однако!
И гребаные наци эту проблему для себя решили с максимальной эффективностью, определив себя, как высшую расу, а всех остальных — унтерменшами-недочеловеками, которых, если что, и на убой не жалко. В кратчайшие сроки настроили концлагерей, этаких «заводов смерти», где и выкачивали из этих низших существ с помощью Праноранфузеров Жизненную Энергию.
И ведь эти нелюди, по-другому не сказать, употребляли и осваивали в своих целях эту Прану с радостью, улыбками, чуть ли не с песнями и плясками. И ни один из них даже не поморщился, несмотря на то, что Прана-то «грязная»! Безжалостно отобранная у низших существ. Но Энергия, как и деньги, совсем не пахнет.
Поэтому и нельзя нам в такую же пропасть сорваться, пусть и с самыми лучшими намерениями, которыми, как известно, вымощена дорога в Ад…
Я осекся, встретившись взглядом с товарищем оснабом. По его многозначительному взгляду я понял, что все мои предыдущие мысли были для него как на ладони. И самое главное, я это понял сразу — он был со мной полностью согласен. Не надо нам такого «счастья». Пусть лучше все идет своим чередом.
Головин взглянул на часы, охнул и схватился за голову:
— Владимир Никитич, вы уж нас простите — опаздываем!
— А? — Ушедший в свои мысли Целитель, не расслышал последней фразы Александра Дмитриевича.
— Опаздываем на прием к наркому, — повторил товарищ оснаб. — Я так понимаю, ваш подопечный вполне здоров? — поинтересовался он.
— Не то слово! — улыбнулся Целитель. — Как бык!
— Нет, доктор, — покачал я головой и тоже улыбнулся, — как мамонт!
— Тогда руки в ноги, боец! — распорядился Александр Дмитриевич. — Одевайся, нас уже ждут!
— Товарищи, давайте покинем палату! — призвал всех следовать к выходу академик Виноградов. — Пусть молодой человек спокойно оденется!
Все присутствующие в моей палате потянулись к выходу, только Анечка, выходя в коридор, бросила на меня жгучий плотоядный взгляд. Прекрасно её понимаю: при росте под два метра и нынешней весьма впечатляющей даже для меня самого атлетической кондиции, я сам был не прочь самого себя основательно рассмотреть.
Буквально через несколько мгновений я остался в одиночестве и отбросил простыню в сторону, оставшись полностью обнаженным. Да, мощные рельефные мышцы без единого грамма подкожного жира, смотрелись внушительно! Теперь я совсем не был тем дистрофическим задохликом, которым пришел в сознание, после полугода проведенных в лежачем положении. Теперь я был настоящим мужиком! Практически непобедимым мифическим Титаном! Хоть сейчас на обложку «Красного спорта[2]».
Я сбросил босые ноги на холодный пол и уселся на кровати. Продолжая наслаждаться легкостью, с которой мне удалось это провернуть. Ничего не тянуло, не болело и не ныло. Пошевелив пальцами ног, я понял, что до конца избавился от хромоты и онемения половины тела. Тело слушалось моих команд, как хорошо отлаженный механизм. Теперь я точно забуду о донимавшей меня хромоте. Хватит мне уже под рубль-двадцать припечатывать.
К моей несказанной радости, мое тело оказалось чистым и благоухающим. По всей видимости, пока я пребывал без сознания в очередной раз, меня вымыли. Интересно, кому поручили такое деликатное дельце? Уж, не Аннушке ли? Недаром она бросала на меня такие взгляды… И, думается мне, ей реально было, на что посмотреть, и за что подержаться… Жаль, я этого совсем не помню!
— Так, забыли! — тут же скомандовал я сам себе, заметив, что от таких мыслей у меня что-то начало подниматься и, отнюдь, совсем не в моей душе.
Погасить реакции молодого и здорового организма, в последнее время совсем не избалованного женским вниманием, оказалось весьма непросто. Но мне, все-таки, пусть и с большим трудом, удалось вернуть себе былое «душевное равновесие».
Натянув чистое и новое исподнее — нательную рубаху и кальсоны, распространяющее умопомрачительный забытый аромат свежести, я взялся за темно-синие офицерские галифе. Где-то в глубине души я боялся, что подобранная для меня форма, окажется мне не по размеру. Все-таки я — двухметровый детина, да еще в солидной кондиции.
И если исподнее из-под формы не видать, то маленькие китель и галифе — вызовут только неуместные насмешки. Я этого не помнил, но чувствовал всеми «фибрами души», что в прошлом подобные казусы со мной частенько случались. А вы попробуйте одеть такую версту коломенскую, сразу узнаете, почем фунт лиха!
Но я зря переживал — все приготовленное для меня обмундирование село как влитое! Прямо, как на меня шитое! И галифе, и китель! У кого-то в хозяйстве Владимира Никитича глаз-алмаз. Застегнув сверкающие пуговицы, я одернул парадку, звякнув заслуженными потом и кровью медалями и орденами.
Эх, жаль, посмотреться не во что — не держат в больничных палатах зеркал во весь рост. Но я чувствовал, что смотрюсь, как и положено бравому боевому красному командиру. И форма на мне сидит как положено, а не как на корове седло. Можно хоть на парад, а хоть и перед светлы очи самого Вождя трудовой черни и подлого люда предстать. В грязь лицом теперь уже точно не ударю!
Намотав на ноги портянки, я натянул мягкие сапоги, которые тоже оказались мне в самый раз. Черт возьми, надо будет поинтересоваться при случае у Аннушки, каким чудом удалось все это подобрать? Так точно и без примерки? Не иначе, есть у них в штате Одаренный специалист-Силовик, способный на такое.
Притопнув подкованными каблуками хромовых сапог, я неторопливо прошелся по палате. Отлично выделанная кожа ласкала слух, поскрипывая при ходьбе, приятно облегала ноги и дарила непередаваемые ощущения легкости. После грубой, тяжелой и растоптанной кирзы, в этих, поистине выдающихся сапогах хотелось пуститься в пляс!
Я радовался, словно маленький ребенок, получивший в подарок то, о чем давно мечтал. И вот эти мечты сбылись. Ведь на самом деле человеку для счастья не так уж и много надо: чтобы не было войны, чтобы были живы и здоровы его близкие люди, чтобы никто не голодал, был одет, обут, имел крышу над головой и возможность созидательно трудиться на благо общества. Всё остальное — от лукавого!
Застегнув на прямоугольную медную пряжку с рельефной звездой, в центре которой были изображены серп и молот, такой же новенький, как и все остальное, поясной ремень коричневого цвета, я надел на голову фуражку, выровняв её по центру лба указательным пальцем. Все, я готов! Как к новым подвигам, так и ко встрече хоть с самим чертом лысым — не Иосифу Виссарионовичу в укор, просто к слову пришлось.
Вновь одернув китель, немного встопорщившийся под застегнутым ремнем, я подошел к двери и, открыв её вышел в коридор.
— Ах, какой красавчик! — ахнула Аннушка, первой заметив мое появление. — Товарищ младший лейтенант, я просто сражена наповал!
— Спасибо! — Я слегка «зарделся» — как-то не привык к подобным комплиментам от противоположного пола, а особенно таких красивых. — Но, так-то, правильнее девушкам комплименты говорить: это вы, Аннушка, потрясающе выглядите! А я так — погулять вышел…
Я заметил, как товарищ оснаб добродушно улыбнулся и весело мне подмигнул.
— Краса и гордость Красной Армии! — произнес он вслух. — Именно такие парни и поломали фрицам хребет!
— Да, вижу, — согласился академик Виноградов, рассмотрев мой наградной «иконостас», — настоящий герой! Только не забывайте, товарищ Мамонт Быстров, о чем мы с вами договорились…
— А мы о чем-то договорились? — переспросил я, поглядывая на реакцию Головина.
— А как же? — хитро прищурился Владимир Никитич. — Мы обязательно должны разобраться с эффектом передачи Праны! И не вздумайте мне отказывать — я до товарища Сталина с этим вопросом дойду!
— Хорошо, товарищ Целитель, обязательно к вам загляну, — заметив разрешающий кивок товарища оснаба, пообещал я.
— Как только у товарища младшего лейтенанта появится свободное время — сразу к вам! — немного расплывчато подтвердил Александр Дмитриевич сказанное мною.
Так-то, вроде бы, и не отказал, но поди, узнай, когда это свободное время появится? Думается мне, что по поводу этого вопроса он должен непременно поставить в известность свое руководство. А то, мало ли что там ученые понапридумывают, а потом разгребай!
— Я тоже буду ждать вас, товарищ младший лейтенант! — томно произнесла медсестричка.
Ну, точно на меня запала, даже не буду свой Талант Мозголома подключать — и без того все ясно. Обязательно надо будет с ней повстречаться… Но, желательно, на нейтральной территории, а не в качестве подопытной мыши у академика Виноградова.
Распрощавшись с Целителями мы втроем вышли на улицу.
— Ситуация немного изменилась, Мамонт, — произнес Головин, остановившись возле оставленного на дороге автомобиля. — Тебя хочет видеть Сам…
— Сам? Это, товарищ Сталин, что ли? — немного прифигел я от такого нежданного поворота событий.
— Сам товарищ Сталин, — подтвердил Александр Дмитриевич. — Он встретится с тобой вместе с наркомом внутренних де…
Закончить свою фразу он не успел. Буквально в одном метре от меня воздух засверкал, словно преломляясь сквозь стеклянную призму, и пошел «волнами». Я, наверное, как и мои спутники, почувствовал бушующие и сплетающиеся в могучие Конструкты на этом светящемся пятачке чудовищные Энергии. А затем они просто разорвали пространство в клочья, закружив и погрузив меня с головой в эти потоки Силы.
[1] Каноль — сокращение от КАтегория хранения НОЛЬ, новая вещь (армейский жаргон).
[2] «Советский спорт» — ежедневная советская и российская газета; старейшее из ныне выходящих спортивных периодических изданий в России. Издание начало своё существование 7 июля 1922 года, когда вышел первый номер журнала «Известия спорта». С 1924 года его переименовали в журнал «Красный спорт». В формате газеты он стал выпускаться с 20 июля 1924 года. 19 марта 1946 года газета сменила название на «Советский спорт».
Глава 20
«Что, черт возьми, происходит⁈» — Было первой моей мыслью, когда я стремительно погрузился с головой в неистовую Энергетическую «реку».
Бурлящие потоки Силы захлестнули, закрутившись вокруг моего тела с безумством стремительного речного водоворота. Через мгновение я почувствовал, что утратил опору — под моими ногами ничего больше не было. Меня завертело как осенний лист на ветру и куда-то резко поволокло. Голова закружилась, и я полностью потерял ориентацию в пространстве.
В глазах потемнело, словно кто-то выключил свет, исчезли все звуки и отказали остальные органы чувств. Я сказал бы, что опять потерял сознание, однако я продолжал мыслить — значит, ничего подобного в этот раз со мной не произошло.
Мне показалось, что нечто подобное я уже испытывал в своей жизни. Но, что конкретно со мной (или не со мной) в тот момент происходило, память на этот раз не выдала. Однако давление неведомых Сил продолжало нарастать до тех пор, пока я, наконец, окончательно не вырубился.
На этот раз возвращение в сознание происходило, так же мучительно, как и во все предыдущие разы. Когда же это, в конце концов, закончится? Честно говоря, постоянно валящиеся на мою голову неприятности, начали утомлять. В голове болезненно бухал гигантский набат, отдаваясь в висках… Или это я так остро ощущал биение своего сердца? Металлический привкус во рту перебивался отвратительным запахом рвоты. Похоже, что пока я был в полном отрубе, меня еще и выворачивало наизнанку.
Отчего-то я почти не чувствовал рук, а ноги, при попытке ими пошевелить, отозвались таким букетом неприятных колючих ощущений, как будто я их основательно отсидел. А вот руки так до сих пор и не отзывались, словно я их лишился навсегда. Я с трудом разлепил глаза, пытаясь хотя бы понять, куда меня занесло. Да и вообще, мать его за ногу, где я?
Поначалу ничего увидеть так и не удалось — вокруг царила кромешная темнота. И только перед глазами плавали какие-то разноцветные круги. Но это, я думаю, последствия моего плохого самочувствия — голова раскалывалась так сильно, что хотелось выть от боли.
Но я «не дрогнувшей рукой» задавил малодушный стон, рвущийся сквозь сжатые зубы, и продолжил вглядываться в окружающий меня мрак. Слезящиеся глаза (голова трещала так, что выдавливала влагу из глаз) постепенно привыкали к темноте. Я начал постепенно улавливать какие-то смутные очертания предметов, находящихся неподалеку от меня.
Напрягая зрение и борясь с головной болью, я попытался подняться на ноги, упираясь в какую-то шершавую преграду, расположенную за моей спиной. К собственной радости мне удалось встать и даже распрямиться. Правда, такое телодвижение наградило меня очередным приступом головной боли, но я уже к ней почти притерпелся. Ни скажу, что легко, но мне удалось сдержать рвущийся из глотки крик.
Рук же я до сих пор не чувствовал. Однако, когда я поднялся на ноги, то услышал металлический звон, и легкие удары по бокам собственного тела. Я слегка повел плечами из стороны в сторону и ощутил, как, позвякивая металлом, по обеим сторонам от меня безвольно качаются какие-то расслабленные «резиновые шланги».
— Твою же мать! — тихо прошипел я, осознав, что болтающие из моих плеч тряпичные конечности, и есть те самые руки, которых я до сих пор не чувствовал.
Я дернулся в сторону, но мои движения что-то существенно ограничивало в районе онемевших рук и врезавшись в кожу в затекшей шеи. И еще что-то продлжало раздражающе позвякивать. Такое ощущение, что я… Я что, реально в цепях?
Пока я дергался, стараясь разобраться со своим физическим состоянием и «расположением в пространстве», в руках начала появляться какая-никакая чувствительность. Сначала по рукам пробежали едва заметные «мурашки», а затем пошла болезненная колючая волна. Но я этому только обрадовался, ведь это означало, что с руками у меня все в порядке, и кровообращение восстанавливается!
Буквально через какие-то мгновения я уже мог шевелить пальцами, а вскоре и вовсе пришел в норму. Первым делом я пробежался пальцами по запястьям, на которых действительно болтались толстые металлические браслеты, прикованные к каменной стене короткой, но мощной цепью. В такой же металлический ошейник, только больших размеров, была закована и моя шея. И от него точно так же тянулась к стене толстая цепь.
Я присел на корточки и понял, отчего у меня онемели руки. Цепи были настолько короткими, что я мог сидеть только с поднятыми руками. Да еще и впивающиеся в запястья железки мешали нормальной циркуляции крови. Вот и результат отсутствия чувствительности в верхних конечностях.
Интересно, сколько времени я провел в подобном положении? Так-то, мог бы и вообще без рук остаться! Но, вроде бы пронесло! Я вновь поднялся на ноги и откинулся спиной на холодный и дикий камень. Поводив ладонями по стене, я понял, что это цельный каменный массив, а не каменная или кирпичная кладка. Меня, похоже, приковали к стене в какой-то большой штольне или пещере.
Вот только нахрена? Ответов на этот вопрос у меня не было. Но, думаю, что вскоре все проясниться, иначе зачем городить такой огород? Понятно, что меня сюда не пряниками угостить притащили. Это явно происки врагов… Только на кой хрен именно я им сдался?
Какой-то младший лейтенант, да еще комиссованный из доблестных рядов Красной Армии по инвалидности. Да у меня ведь еще и с головой проблемы. А ведь у них была возможность захватить в плен кого повесомее такой мелкой сошки — товарища оснаба, например. Или полковника Легиона…
Хотя, почем мне знать, что с ними не случилось подобного «казуса». Может, они тоже здесь, прикованные металлическими цепями где-нибудь по соседству? Просто в темноте не разглядеть… И вообще, каким образом я сам-то сюда перенесся?
Стоило озадачиться подобным вопросом, как в моей голове мгновенно сформировался готовый ответ — Силовой Портал. Честно говоря, ни о каких «Силовых Порталах» я никогда раньше не слышал. Однако, чувство, что это был именно подобный Магический Конструкт, неподвластный ни одному Силовику Советского Союза, и вообще ни одному Оператору Магии на всем белом свете, меня не покидало. Ни одному, кроме…
Да-да, кроме Хоттабыча. Только об этом знало всего несколько человек во всем мире. И среди этих посвященных были как раз князь Головин и полковник Легион. Странное совпадение, не так ли? А, может, как раз наоборот — это совсем и не совпадение…
Тот я, который совсем не я, как будто бы презрительно усмехнулся где-то в глубинах моего сознания:
Видели бы меня «со стороны», уже давно вызвали бы неотложку и санитаров со смирительной рубашкой. Уже голоса слышу! Скоро и разговаривать с
Я помотал головой, стараясь выкинуть из головы эти бредовые и ничего не значащие для меня названия каких-то лекарств.
Пусть, он каким-то странным образом и прописался у меня в голове, но мы не гордые — нам по коммуналкам жить — не привыкать. Так даже веселее! А если еще и поможет чем, как в случае с бандитами (а то, что это был именно Хоттабыч, я уже и не сомневался ни капельки — ну, какой из меня Потрясатель?), так я только рад буду! А то заигрались, сволочи, не по-детски!
Ведь, если я все правильно понял, это те же самые твари, что разрушили кремлевский Арсенал? Мало того, что поубивали кучу народа, так они еще и повторно вернулись! Совсем обнаглели и потеряли страх, ублюдки! Ну, ничего, придется хорошенько объяснить оборзевшим гадам политику партии, чтоб им и на том свете икалось!
После того, как я смирился с присутствием этого ехидного голоса в моей голове, и безоговорочно принял его нахождение в моем сознании, я и слышать его стал на порядок лучше — словно обычную беседу веду, а не выуживаю какие-то обрывки, как при плохой радиосвязи. А может, на меня так «купание» в Портальном Энергетическом Потоке подействовало? И все на свои места встало, разделив наши сознания на две отдельные единицы?
Что ж, посмотрим — как говорится, одна голова хорошо, а две лучше, хоть и в одном чердаке… Если я, конечно, и вправду, этим самым чердаком не двинулся…
Если бы его не было в моей голове, его следовало бы выдумать. Меня даже нервный мандраж отпустил и голова болеть перестала… А может, это Хоттабыч постарался — ведь в его арсенале и Целительский Талант присутствует. Воодушевление неожиданно достигло своего апогея — сейчас я был готов и горы свернуть.
Я слегка опешил, когда меня вновь «придавил» очередной кусочек памяти боевого старика: а ведь он и вправду не врал про Кощея и его яйцо. Мало того, Хоттабыч был лично знаком с этим персонажем древнерусских сказок. И даже в чём-то считал этого былинного супостата своим наставником и учителем!
—
Я утвердительно «кивнул», и потянулся к Силе, которая, как мне казалось, переполняет мой Резерв, грозя его разорвать на мелкие клочки. Хотя, я даже не представляю, может вообще такое быть, либо это просто боязнь неизвестного.
—
—
Спасибо, успокоил.
—
Решив больше не предаваться «праздному безделью», я попытался сформировать простенький Конструкт, чтобы разбить, к хренам, эти чертовы оковы, уже успевшие основательно натереть мне кожу на шее и запястьях рук. Но к моему великому изумлению у меня ничего не получилось. Магия вроде бы и была рядом, да еще и с избытком, да вот только «зачерпнуть» её у меня не получалось. Что-то этому мешало.
—
—
—
— А-а-а! — истошно заорал я вслух, не придумав ничего лучшего.
Я рванулся к Силе, реально разрывая «жилы» и нисколько не жалея себя. Мне казалось, что внутри меня с хрустом лопаются Каналы, словно перетянутые гитарные струны. А все я все давил, давил, давил своей «несгибаемой» волей на эту непробиваемую и невидимую стену, что стояла у меня на пути и не давала мне прикоснуться к Магической Энергии.
Мне показалось, что из моих глаз брызнула какая-то жидкость и потекла дорожками по моим щекам. Только это были, отнюдь, не слезы. Влага была тягучей и горячей, а глазные яблоки защипало от боли. Похоже, что от напряжения лопались кровеносные сосуды в моих глазах. Но я не переставал долбить чертово препятствие. И, в какой-то момент почувствовал, что стена слегка дрогнула и прогнулась.
Я чувствовал, как стена, выстроенная Блокиратором, дрожит все сильнее и сильнее. На браслетах и цепях, сковывающих мои руки, начали проступать и разгораться незнакомые Магические Формулы, бывшие до этого незаметными. Таких знаков я никогда раньше не видел. Блокираторы, повсеместно поставляемые Домом Кюри, работали на абсолютно иных Символах и Знаках. Но задумываться над этим фактом у меня просто не было сил. Во что бы то ни стало, мне надо было прорваться к вожделенной Силе. И я это сделаю, или сдохну…
—
И я поднажал…
Глава 21
Сказать, что Иосиф Виссарионович разгневался, так это, вообще ничего не сказать. Наэлектризовавшийся воздух в его кабинете ежесекундно искрил, пробивал изломанными мелкими молниями близко расположенные металлические предметы, поднимал дыбом волосы на головах тех присутствующих в кабинете товарища Сталина, кто еще их окончательно не лишился. Причем, сейчас существовала, пусть, и гипотетическая, но вероятность лишится волос и всем остальным, правда, вместе с головой.
И, помимо всего этого, Сила, исходившая от Вождя, давила на плечи собравшихся в кабинете первого лица страны с медленной и неотвратимой тяжестью гидравлического пресса, грозя размазать весьма могучих Силовиков в лепешку, если вдруг разозленному донельзя товарищу Сталину неожиданно придет в голову «такая идея».
Однако, собравшиеся «на разнос», были людьми весьма тертыми (а полковник Легион и вовсе человеком не считался), пожившими, неоднократно смотревшими в глаза смерти и видевшими в жизни такое, чего и быть-то не должно на белом свете. Поэтому каждый из них стойко переносил нервное Силовое давление Вождя, не дрогнув при этом ни единым мускулом.
Товарищ Сталин же, наоборот, всем своим видом показывал, как велико его недовольство нерадивыми соратниками. Он нервно грыз крепкими и желтыми от табака зубами деревянный мундштук любимой трубки, гоняя её из одного уголка рта в другой.
Головину казалось, что Иосиф Виссарионович вот-вот перегрызет изящный мундштук деревянного изделия английских мануфактурщиков[1] и, наконец-то, обратит свой гнев на нерадивых товарищей, проворонивших очередное нападение врага. Однако минуты шли, а Иосиф Виссарионович все так же нервно грыз набитую табаком трубку, но отчего-то не спеша еёраскуривать.
За его осунувшейся, побитой оспой и враз постаревшей физиономией неотрывно следило три пары внимательных глаз: наркома Берии, князя Головина и полковника Легиона. Именно эта троица тихо сидела за совещательным столом напротив Вождя всего советского народа, ожидая его обвинительного вердикта.
Наконец из трубочной чаши пошел легкий дымок. Товарищ Сталин, воспламенивший табак одним лишь взглядом, глубоко втянул дым в легкие «крепким моряцким затягом», и давление Силы на плечи «провинившихся» соратников и подчиненных неожиданно ослабло.
— Закуривай, таварищ Петров, — вместо ожидаемой отповеди неожиданно произнес Иосиф Виссарионович, выпуская в потолок густой столб дыма и подвигая к товарищу оснабу распечатанную пачку «Герцеговины Флор». — Дэло серъёзное — вмэстэ думу думат будэм… Остальным нэ прэдлагаю — у вас и бэз табака мозги как надо работают, — зная, что Берия с Легионом не подвержены пагубной привычке заядлых курильщиков, добавил он.
Судя по четко проявившемуся гортанному акценту, до конца успокоиться товарищу Сталину так и не удалось. Это отчетливо понимали все присутствующие, поэтому спорить в этот момент с Вождем никто не решился.
— Спасибо, товарищ Сталин! — сдержано поблагодарил Иосифа Виссарионовича Головин, внимая из пачки папиросу. — Мне это сейчас действительно необходимо.
Слегка размяв слежавшийся табак пальцами, Александр Дмитриевич дунул в бумажную гильзу «Герцеговины», выдувая мелкие крошки, а затем прикусил её зубами. Поскольку кроме Таланта Мозголома он больше не обладал никакими сопутствующими Дарами, то прикурить папиросу ему пришлось с помощью обыкновенных спичек, коробок с которыми по обыкновению лежал рядом с пачкой на столе.
Глубоко затянувшись, товарищ оснаб ощутил на языке знакомый сладковатый привкус, который постепенно вытеснили древесные и ореховые оттенки. Табак в папиросах Вождя оказался отменного качества. Недаром же его так уважал Иосиф Виссарионович, набивая свою трубку преимущественно табаком сорта «Герцеговина Флор».
— Ну что, таварищи дарагие, — после нескольких глубоких затяжек произнес Верховный Главнокомандующий самыми могучими вооруженными силами на планете, — как жэ ми с вами так жестоко облажались[2]?
Александр Дмитриевич автоматически отметил это «ми», произнесенное Вождем. Выходило так, что он заведомо ставил себя на одну ступеньку с ними, так сказать, проштрафившимися специалистами.
— Почэму никто из нас нэ ожидал от этого нэизвестного врага повторного нападэния? — неторопливо попыхивая трубкой, продолжал «рассуждать» Иосиф Виссарионович, словно бы сам с собой. — Как ви думаете, товарищ Берия, почэму? — Вождь вытащил трубочный мундштук изо рта и, буквально, ткнул им в наркома внутренних дел, словно указкой.
— Потому что это нелогично, товарищ Сталин! — Не полез за словом в карман Лаврентий Павлович.
— Отчэго же нэлогично? — прищурился Вождь.
— Судите сами, Иосиф Виссарионович… И вы, товарищи, тоже подключайтесь к обсуждению, — предложил нарком Головину с Легионом, — может быть, я что-то не беру в расчет…
— Товарищ Берия верно говорит, — благосклонно кивнул товарищ Сталин, — ваши замэчания, как и взгляды на проблэму с разных сторон, будут вэсма полэзны. Особэнно мнэние товарища Лэгиона, по причине его нэчэловеческой сущности, — пояснил Иосиф Виссарионович. — Продолжайтэ, Лаврэнтий Павлович.
— Итак, — продолжил нарком внутренних дел, — ситуация мне видится следующая: некие враждебные нам Силы, устраивают беспрецедентную акцию по освобождению из заточения одного из лидеров и организаторов украинского националистического движения Степана Бандеру…
— То есть, ви считаете, товарищ Берия, что именно освобождение Бандеры являлось целью этой акции? — перебив наркома, уточнил Вождь.
— Так точно, товарищ Сталин! — четко ответил Лаврентий Павлович. — Все остальное — и попытки нас унизить, и нанести как можно больший вред — лишь следствие этой акции. Основной задачей врага, я повторюсь, являлось именно освобождение Бандеры!
— И с какой же целью была провэдэна столь «беспрэцэдэнтная акция»? — повторил слова Берии товарищ Сталин. — Мнэ казалось, что на данный момент роль Бандеры в ОУН — ничтожна. Всэм отрэпьем сэгодня рулит его зам — Роман Шухевич, которого ви, товарищ нарком, никак нэ можэте задэржат, либо, на худой конэц, безжалостно ликвидироват! — И всех присутствующих вновь придавилочудовищной Силой Вождя.
— Мы работаем над этим, товарищ Сталин, — просипел Берия, рванув тугой воротничок — неожиданно воздуха ему стало не хватать.
— Извинитэ, таварищи! — Давление схлынуло, а Вождь потянулся к очередной папиросе. — Мы с вами с Рэйхом управились, а тут какое-то шакальё нэ можэм додавить… Продолжай, Лаврэнтий!
— Буквально на днях, действуя по наводке местных информаторов и наших агентов, вооруженный отряд НКВД произвел в Коломыйском районе нападение на штаб СБ — «Службы безпеки» — контрразведки украинского националистического подполья. В Силовом и огневом противостоянии нашим сотрудникам удалось захватить живым начальника районного штаба контрразведки ОУН, известного нам ранее под оперативным псевдонимом Яромир. Я вам докладывал в конце января, Товарищ Сталин, о выходе на след его группы…
— Взяли-таки этого набичвари? — оживился Иосиф Виссарионович.
— Так точно, товарищ Сталин! Взяли! Более того — в составе специальной оперативной группы наших сотрудников, просто по какому-то счастливому стечению обстоятельств, оказался Силовик-Мозголом. Высокоранговый! Вы же знаете, Иосиф Виссарионович, как нам не хватает высококвалифицированных специалистов подобного профиля в оперативных группах, — поспешно добавил нарком.
— Да, это большая проблэма, — согласился Вождь. — Но слишком уж рэдок подобный Дар, да и хороших учитэлей взять негдэ, — посетовал он. — А у таких спэциалистов, как товарищи Петров, Мордовцев и Капитонов, вечно нэт врэмэни, чтобы новым сотрудникам опыт пэрэдать…
— Товарищ Сталин, разрешите, раз уж мы затронули эту тему? — Александр Дмитриевич понял, что появился шанс разом устроить судьбу его старого учителя — профессора Райнгольда.
— Что у вас, Петр Петрович? — Иосиф Виссарионович перевел взгляд с наркома внутренних дел на князя Головина.
— Буквально несколько часов назад я встретил одного Одаренного — не просто Высокорангового специалиста, а, по моему скромному мнению, сильнейшего из Мозголов на сегодняшний день…
— Что же, его Дар превосходит даже ваш, товарищ оснаб? — Как-то недобро прищурился товарищ Сталин.
— Мы не сходились с ним в Ментальной Дуэли, но его опыт весьма превосходит даже мой.
— Так почэму же, — вкрадчиво произнес Иосиф Виссарионович, — в тот момэнт, когда мы испытываем острую нэхватку Мозголомов, этот Силовик отсиживаэтся на пэчи? В глазах Вождя вновь заплясали крохотные молнии.
— Есть одна проблема, товарищ Сталин, — спокойно пережив очередную волну гнева Вождя, продолжил Головин, — ему почти сто лет. Это мой учитель, светлейший князь Вячеслав Вячеславович Райнгольд, профессор Ментальных Наук Императорской Академии Магии, герой Русско-Турецкой и Русско-Японской войн…
— Надо жэ, жив еще монкхутси к’атси[3]? — Удивленно покачал головой Иосиф Виссарионович. — Так он, выходит, нэ сбэжал к буржуям после Восстания семнадцатого?
— Так вы о нем слышали, Иосиф Виссарионович? — Удивлению Головина не было предела.
— Даже «встречаться» доводилось, — усмехнулся Вождь. — Я тогда совсем мальчонкой был, когда он в составе императорского двора Александра Третьего следовал в Абастуман через Тифлис… Ладно, нэ об этом сэйчас. Так что ви прэдлагаете, Петр Петрович?
— Я тоже думал, что Райнгольд умер давно, — признался Головин. — Или уехал куда-нибудь в Париж. А он, оказывается, все время после Восстания в своем загородном особнячке просидел. Прямо под носом у всех — в Марьиной роще! Помереть, сказал, в России, хочу!
— И нэ экспроприировали у него княжеский особняк? — не поверил Иосиф Виссарионович.
— Да какой там особняк — небольшая дачка, — пояснил Головин. — Все остальное он сам московским, да питерским реввластям сразу после революции и отдал. А вот с дачей не пожелал расставаться. А насчет забрать… А забрать, по-первости, некоторые товарищи пытались, но ни у кого не получилось. Мозгокрут такого уровня, как Райнгольд, может так мозги запудрить — в трех соснах заблудишься! Вот и блудили экспроприаторы вокруг его небольшого домика несколько десятков лет. Да так найти и не смогли.
— Жаль, что раньше с профессором Райнгольдом общего языка ми найти нэ смогли, — подытожил Иосиф Виссарионович. — Нэ дэло, товарищи, такими ценными кадрами разбрасываца! — покачал головой Вождь. — К тому жэ, патриотически настроенными кадрами! Кадры в нашэ врэмя рэшают все! Петр Петрович, кто у нас сэйчас Школой Красных Мозголомов руководит?
— Майор госбезопасности Капустин, товарищ Сталин, — ответил Головин, бывший в курсе всех Мозголомных дел в стране.
— А, Поликарп Никодимыч, — припомнил Вождь.
— Так точно! — подтвердил Александр Дмитриевич.
— Добрый Мозголом, — произнес Иосиф Виссарионович. — Значит так, товарищ оснаб, приводите вашего профессора в Школу, — больше не раздумывая, произнес Иосиф Виссарионович. — Но помните, что вы за нэго в отвэте!
— Ручаюсь, товарищ Сталин! — обрадовано воскликнул Головин. — Старик не подведет!
— Так что там у нас с Яромиром, товарищ Берия? — вернулся к насущной теме Иосиф Виссарионович.
— Из сведений, добытых Мозголомом, стало ясно, что националистам что-то перепало «в наследство» от одномоментно издохших эсэсовцев. В том районе работала какая-то особо секретная группа Высших Магов Аненербе. Не менее шести Жрецов Черного Ордена! Они готовили нечто грандиозное… Не знаю, насколько точно наш Мозголом смог запечатлеть этот момент, но Яромир считал, что немцы готовились к Ритуалу Вызова очередной Темной Сущности, куда сильнее Воплощения Вия, устроившего настоящую кровавую резню на Волыни.
— Почэму я об этом узнаю толко сэйчас? — Нахмурился Иосиф Виссарионович, но на этот раз сумев удержать себя в руках.
— Сведения поступили только вчерашним вечером, товарищ Сталин, — ответил Лаврентий Павлович. — Я хотел доложить вам сегодня с утра, но случившаяся диверсия смешала все планы…
— Понятно, — кивнул Вождь, туша очередной дымящийся окурок в переполненной пепельнице. — Продолжай, Лаврэнтий.
— Напомню, что еще до нашей победы над Рейхом Шухевич принял активное участие в подготовке III Чрезвычайного Сбора ОУН, который в августе 1943-го года принял новую политическую платформу «двухфронтовой» борьбы ОУН(б) и УПА против «Империализма Берлина и Москвы». Шухевич на Сборе был избран председателем Бюро Провода ОУН. На съезде националисты поняли неизбежность поражения Германии. Но собственные силы они явно переоценивали…
— Ближэ к тэлу, Лаврэнтий Павлович! — перебил наркома Сталин.
— Шухевич, по данным наших агентов глубоко внедрения в УПА, являлся одним из участников организованного Некромагами Аненербе Волынского Призыва Вия и последующей кровавой трагедии… Но никто не ожидал, даже мы с вами, товарищ Сталин, — напомнил нарком, — что с Рейхом и всеми Черными Братьями СС будет так стремительно покончено. Одним разом! Однако, немцы на Украине готовили что-то весьма серьезное, и Шухевич опять оказался посвященным в проведение этого Обряда…
— Что имэнно готовили эсэсовцы? — Вновь вклинился в доклад Сталин.
— Яромира не посвящали настолько глубоко, — ответил Берия. — Он что-то слышал, но только в общих чертах. И вот, после одномоментной смерти всех эсэсовцев, всё их проклятое Некромантское наследие оказалось в руках украинских коллаборационистов.
— Так ви считаете, товарищ Берия, что нанесенный по Кремлю удар — проба тех Сил и разработок немцев, что случайно достались Шухевичу?
— Да, товарищ Сталин, — подтвердил нарком внутренних дел. — И именно с помощью этой неизвестной Магии и был освобожден Степан Бандера.
— Мнэ казалось, что Шухевич и сам способэн управиться со своим сбродом, — возразил Иосиф Виссарионович. — Зачэм ему еще один конкурэнт?
— Ну… — замялся Берия, размышляя над столь очевидным вопросом, которым он сам отчего-то не задался. — Соратники, как-никак…
— Допустим, — кивнул Вождь. — Но тогда поясните мнэ такую вэщь: зачем, затратив столько сил на освобождение Бандеры, узник вновь вернулся обратно, спустя неэсколько часов? Есть у кого-нибудь прэдположэния на этот счет?
— Разрешите, товарищ Сталин? — неожиданно произнес полковник Легион, не проронивший до этого момента ни слова.
— Конэчно, товарищ Легион, — согласно кивнул Иосиф Виссарионович. — Ми вас очень внимательно слушаем. Так зачэм же он вернулся, по вашэму мнэнию?
— Точнее будет задать вопрос: за кем он вернулся, товарищ Сталин? — технично поправил Вождя Лич. — Он вернулся за Мамонтом Быстровым.
— Это не тот ли Воздушник, Мозголом, Пиромант и Потрясатель Тверди в одном флаконе? — удивленно уточнил Иосиф Виссарионович. — И вы его проворонили?
— Так точно, товарищ Сталин! — невозмутимо доложил полковник. — Никто из нас не ожидал повторного нападения. Чем враг умело воспользовался.
— Да как они вообще про нэго узнали? — продолжал допытываться Вождь. — Дажэ я нэ знал на тот момент, что это «молодое дарование» ужэ в Кремле… Хотите сказать у нас крот?
— Сильно сомневаюсь, Иосиф Виссарионович, — высказался, покачивая головой, Берия. — На тот момент никто не знал о присутствии Быстрова в Кремле. Здесь что-то другое…
— Можете и это пояснить, товарищ Легион? — Вновь адресовал вопрос Личу Иосиф Виссарионович.
— Могу лишь предположить, товарищ Сталин, — почти по-человечески пожал плечами полковник, — и то — лишь на уровне ощущений…
— Слушаю вас… — Сталин потянулся к пачке папирос, но она оказалась пустой. Нервно отодвинув её от себя, он уставился пронзительным взглядом в застывшее бледное лицо Лича, напоминающее в этот момент неподвижную посмертную гипсовую маску.
— Если Мамонт — это Аватар Хоттабыча, — неторопливо произнес Легион, наблюдая, как вытягиваются от изумления лица Вождя и наркома, — и я в этом абсолютно уверен. То есть подозрение, что Степан Бандера с большой вероятностью может являться Аватаром Кроноса…
— Что? Какой еще Аватар Хоттабыча? — не понял Иосиф Виссарионович.
— Немного позже, товарищи! — возбужденно воскликнул полковник Легион, неожиданно теряя свою мертвецкую невозмутимость. — Я вновь уловил потерянные после похищения Мамонта Эманации Аватара! — неожиданно низким голосом добавил Лич. — Возможно, мне удастся определить место его заточения…
[1]Известно, что у Иосифа Виссарионовича Сталина была огромная коллекция курительных трубок. Подарить вождю трубку стремился каждый дипломат или гость, лидеры иностранных государств. Но в основном, судя по портретам вождя это были классические трубки английских мануфактур, исключительно бенты. Причем только ½ бенты, классические и строгие. Бент — различие трубок по степени изогнутости: full bent (ось мортиза параллельна оси камеры), ½ bent (45 градусов), ¼ bent и тд.
[2] Казалось бы, выражение «облажаться», является довольно современным и жаргонным, и его нереально услышать из уст товарища Сталина, однако это, оказывается совсем не так. Кому интересно происхождение этого термина — сюда https://vadim-galkin.ru/business-basics/interesting-facts/o-proisxozhdenii-vyrazheniya-oblazhatsya/
[3] Монкхутси к’атси — старик (грузинск.)
Глава 22
От перенапряжения в глазах потемнело, но я продолжал рваться к Силе, запертой Блокираторами, которые, буквально, раскалились добела на моих запястьях и шее. В воздухе повис отвратный запах паленой кожи, но я уже не обращал на него внимания. Даже страх, что мои руки обгорят до самых костей, а раскалившийся ошейник пережжет глотку, куда-то испарился, видимо, сам убоявшись моей непоколебимой решимости освободиться, во что бы то ни стало.
Я уже чувствовал, как слабеет сопротивление Магических Оков, и как вскипает Сила в моем Резерве, пробивая себе дорогу по иссохшим Энергетическим Каналам. Раскалившиеся Блокираторы уже светились не слабее мощных электрических прожекторов, выжигая из металла запечатленные в нем Магические Формулы и Знаки.
Когда в ушах звонко запищало, а по губам и подбородку побежало что-то тягучее и горячее, капающее мне на грудь, я реально перетрухнул. Испугался, что не смогу продавить этот гребаный Блок, преграждающий дорогу к Силе, а так и подохну в этой пещере.
Но сквозь звон в голове донесся едва слышимый «далекий» возглас Хоттабыча:
И столько было в этом возгласе неистовой ярости, ненависти к врагам и стремления к победе, что я, мгновенно воспрянув духом, вложил в последний рывок, всю ту Жизненную Силу, что у меня еще оставалась. Если и это не поможет, я, скорее всего, сдохну прямо на месте. Не знаю почему, но я это отчетливо почувствовал.
По рукам и шее стегануло нестерпимым жаром, как будто какой-то гад окатил меня расплавленной магмой, а после по освобожденным Меридианам хлынул сокрушающий все преграды стремительный поток Силы — Магические Оковы не выдержали моего убийственного натиска и расплавились, оросив меня раскаленными каплями. Расплавленный металл, прожигая одежду и плоть, стек на каменный пол пещеры.
Я истошно заорал от нестерпимой боли и переполняющей меня радости. Одновременно. Не понимая до конца, отчего больше, и безжалостно срывая глотку до свистящего хрипа. Мое истерзанное тело пылало, а на мои сожжённые до костей запястья невозможно было взглянуть без содрогания и слез.
Можно сказать, что рук у меня больше не было. Кожа, мышцы, сухожилия — все сгорело без остатка! Даже сами кости обуглились до черноты. Я попробовал пошевелить пальцами, но вообще их не почувствовал — нервные окончания, как и мышцы, тоже приказали долго жить! Вот теперь, без рук, я стал самым настоящим инвалидом, который даже подтереться в отхожем месте сам не сможет.
— Да как так-то, а? — Попытка закричать тоже окончилась лишь едва слышным сипом.
А ведь, по идее, моя шея должна была представлять такую же страшную и удручающую картинку, как и обугленные запястья. Ведь на ней тоже висел чертов Магический Блокиратор! Тогда, вообще, как я умудряюсь дышать, кричать, да и вообще жить, если вместо шеи у меня один позвоночный столб и остался?
Страх стеганул меня по мозгам и осыпал ледяным крошевом, заставив шевелиться даже волосы на голове… Ну, по крайней мере, мне так показалось в тот момент. Возможно, это вообще последние моменты моей жизни, и я пока еще не помер только лишь от нервного шока.
Я попытался разглядеть, чего же такого умудрился увидеть старикан, но расплавленные Магические браслеты уже перестали светиться, вновь погрузив пещеру в первозданную тьму.
—
Окружающий меня вековечный мрак внезапно расцвел цветным великолепием. Однако картинка, которую мне довелось лицезреть, была несколько… необычной, что ли. Я вроде бы и видел все окружающее, но разобраться, что здесь к чему, было весьма непросто.
Я согнул руки в локтях и поднес изуродованные запястья к самым глазам. К слову сказать, боль меня донимать совсем перестала. Видимо, Хоттабыч постарался. С первого взгляда мне показалось, что я вижу в руках разветвленную кровеносную систему, полыхающую в темноте насыщенной голубизной.
—
Не каждый Одаренный умеет визуально рассмотреть не то, что чужую, но и собственную Волшбу! А пока есть возможность, нужно как можно больше сведений выудить у этого поистине волшебного старика-Чудотворца.
—
—
—
Магическое зрение все еще работало, и я, как наяву (хотя, так оно и было), увидел, как мои Меридианы, тянущиеся к ярко полыхающему сгустку Энергии, расположенному где-то в районе моего сердца, начинают светиться все интенсивнее и интенсивнее.
—
—
Наибольшая струйка Магии хлынула к моим искалеченным рукам, которые я уже вполне себе чувствовал и легко мог ими управлять. Однако сейчас управлял моими конечностями засевший в моей голове старик. Мои кисти, под жвак напитавшиеся Магией, без какой-либо «команды» с моей стороны, приблизились к другу и начали катать в ладонях изливающийся из них «свет», словно банальный снежок.
—
Плотность Магической Энергии, спрессованной моими ладонями, управляемыми старым Магом, достигло настолько немыслимой концентрации, что уже резало ярким светом даже мое обычное зрение. Сколько Эрг Силы он туда закачал, даже было представить страшно! А ну, как сейчас взорвется? Тогда точно без рук останусь. А вот вырастут ли они обратно, даже с обещанной Хоттабычем «чудовищной регенерацией»? Это бабка надвое сказала. Думаю, что нет.
—
Неожиданно мне открылась еще одна ячейка памяти застрявшего в моей голове героического старца:
Когда чуждые воспоминания схлынули, и я пришел в себя, старик, ехидно поинтересовался:
К моему изумлению, все прекрасно получилось: Энергетический Светильник неторопливо поднимался вверх, пока не достиг потолка гигантской пещеры. Не такой гигантской, как Агартхи из воспоминаний старика, вместившей в себя целую Благословенную Страну Древних Асуров, но, тем не менее, не такой уж и маленькой.
Светляк, зависший в самой верхней точке пещеры, позволил рассмотреть её самым внимательнейшим образом. А посмотреть здесь было на что. В самом центре пещеры, не знамо каким образом (явно здесь без Магии не обошлось) вырубленная из одного куска горной породы, стояла огромная статуя.
Нет, не так! Это была не просто огромная статуя — это был настоящий каменный истукан — Идол какого-то древнего Божества, или Демона, упирающийся каменной макушкой, увенчанной острыми массивными рогами в самый потолок пещеры.
Его грубые черты лица, вырубленные в камне, навевали какой-то неосознанный иррациональный ужас, идущий словно бы из каких-то неведомых глубин души. А из-под его толстых губ, словно бы искривленных в презрительной насмешке, торчали здоровые и острые каменные клыки.
Левая сторона идола была, словно бы, одета в чешуйчатый доспех, тогда как правая «топорщилась» тяжелой меховой шкурой, застывшей на его плече оскаленной медвежьей пастью. На груди же истукана был выбит приметный знак, состоящий из двух наложенных друг на друга трёхлучевых звёзд, представших в виде одной шестилучевой.
Пока старый генерал меня просвещал по историческим вопросам, мы постепенно приближались к самому подножию гигантского Идола Велеса. Изначальное место моего заточения, оказалось далековато от центра огромной пещеры. Поэтому, чтобы приблизиться к Истукану, «нам» потребовалось некоторое время.
Однако, по мере приближения к грубому произведению древних мастеров, у меня на голове волосы натурально начали шевелиться: все подножие Идола было усыпано многочисленными человеческими останками. Десятки, а, может быть, и сотни истерзанных тел громоздились друг на друге.
Одни трупы выглядели старыми и высушенными до состояния вяленой воблы, другие — относительно свежими, словно их умертвили не так уж и давно. И еще я заметил одну странность — невзирая на ужасающее количество мертвых тел в пещере, смрада гниющей плоти совсем не ощущалось.
Я не успел поделиться этим наблюдением со стариком, когда ближайший к нам мертвец резко содрогнулся и открыл глаза, мертвые и белесые, словно у дохлой рыбы. Резко придав телу в вертикальное положение, он уселся на каменном полу, сверля «нас» взглядом снулых глаз.
Его движения были какие-то угловатые и дерганые, словно у марионетки, которую неведомый кукловод тянул за невидимые обычному глазу ниточки. Я напрягся, ожидая от ожившего покойника любой каверзы.
— Ну, наконец-то я тебя нашел, Мамонт! — к моему величайшему изумлению замогильным голосом выдал Некрот. — Но, как ни странно, во плоти мне в это место проникнуть не удалось. Пришлось воспользоваться подходящей «шкуркой»…
Глава 23
Сказать, что я реально охренел, это вообще ничего не сказать! Да я просто в осадок выпал, услышав от восставшего Мертвяка подобное заявление. Ну, вы сами-то, прикиньте на себя подобную ситуацию. Каково, а? Вот-вот, и я о том же!
Однако, совершенно без моего участия мои губы шевельнулись, и я произнес в ответ:
— Легион, дружище, ты что ли?
И к моему еще большему изумлению, восставший на моих глазах Некрот, резво подскочивший на ноги, отрапортовал, как заправский вояка, приложив ладонь к виску:
— Так точно, Господин! Полковник Легион наконец-то обнаружил своего потерянного генерала! — радостно, но не без некоторого ехидства отрапортовал странный Мертвяк.
Это полковник Легион? Да у меня мозг после этого едва не взорвался! Какой, нахрен, Легион? Что я его раньше не видел, что ли? Это какой-то совершенно посторонний и полуразложившийся труп, поднятый неведомой Силой, и совершенно не похожий на полковника! Ну, вот ни капельки!
— Гребаная тетя, как ты постарела! — Вновь абсолютно без моего участия воскликнуло мое тело. — Ну, в смысле, ты сам на себя сегодня не похож! Наверное, не выспался? — весело подкалывал Ходячего перехвативший управление моей тушкой Хоттабыч. — Но, как же я рад тебя снова видеть, приятель! — Мое тело самостоятельно преодолело разделявшее расстояние между мной и трупаком и крепко обняло мертвую тушку Некрота.
Я с трудом выдержал накативший приступ отвращения — видок у мертвеца был еще тот. Ладно, потерплю, раз уж тут такие «нежности».
— Прости, командир, что в таком виде, — ответно обнимая меня произнесло Некросоздание, — но пробиться в это древнее Святилище Велеса даже мне оказалось не под силу.
— Все-таки Велес? — впустив из объятий мертвое тело, спросил Хоттабыч.
— Да, это он, — подтвердил догадку старика Мертвец. — Велик был Темный Владыка, велик и могуч! Мне до такого Могущества еще далеко. Но навыки Хозяина Кладбища я не забыл — удалось залезть вот в эту шкурку, — ухватив себя за грудки, произнес Легион.
— Опыт не пропьешь! — Согласно кивнул моей головой Хоттабыч.
— А вы, Господин, тоже не похожи сами на себя, — заметил между делом Мертвец.
— У меня тоже не все удачно сложилось с Сосудом, — усмехнулся мой «сожитель». — Мне не удалось создать нормально функционирующую версию Аватара, как и не удалось полноценно осознать себя в этом теле, чтобы подать вам хоть какой-нибудь знак, что я выжил в той схватке с Кроносом… Эта сволочь, кстати, тоже не откинулся — мы заперты с ним в одной Аномалии, где закапсулировалось само время. Похоже, что наше противостояние поставило на паузу само Мироздание.
— Не мудрено, — согласился Легион, — когда задействованы столь Могучие Энергии, начинают действовать совсем другие Законы. Но я чувствовал, что вы живы, Господин! — с полупоклоном, произнес Мертвец. — Многие сомневались, даже князь Головин и товарищ Сталин… Но они надеялись, Господин. Но я — точно знал!
— Печать Повелителей Хаоса?
— Да, Господин, — ответил полковник, каким-то образом проникший в лежалую мертвую плоть, как, впрочем, и в меня генерал Абдурахманов. — Ваша смерть потянула бы за собой и мое развоплощение в нынешней Ипостаси. А раз со мной ничего страшного не случилось — вы живы!
— Хех, элементарно, Ватсон! — гулко рассмеялся генерал. — А теперь докладывай, куда это нас с Мамонтом занесло? — потребовал старик.
— А парнишка все еще здесь? — заглянув мне в глаза, поинтересовался Легион.
— А куда же ему деваться? — вопросом на вопрос ответил мой «сосед» по черепной коробке. — Самое интересное, что я сумел себя осознать, лишь попав в эту пещеру.
— Святилище Велеса, — поправил старика полковник. — В нем еще чувствуются остатки его былой Силы. Как-никак, а Проводник Душ… Может быть именно поэтому вам и удалось осознать себя именно в этом месте, Господин.
— А у меня такое ощущение, что кто-то специально накачивает это место Силой, — произнес Хоттабыч. — Что это, если не жертвоприношение? — Моя рука поднялась и указала на гору мертвых тел, сваленных у ног гигантского Идола.
Я, не прилагая никаких усилий для управления собственным телом, обошел вокруг Истукана. Количество трупов ужасало! Я смотрел на эту кучу, внутренне содрогаясь, поскольку оказался банально лишен доступа управления собственным организмом. Всем сейчас рулил генерал Абдурахманов, пока еще не собирающийся отдавать мне бразды правления.
А я продолжал тихо сидеть и не отсвечивать. Старик он суровый, но справедливый. Да и с Магией управляется куда как лучше такого неуча, как я. Вот выберемся из этой передряги — тогда и поговорим с Хоттабычем по душам. Ведь где-то же существует его собственное тело? Может, сообща и удастся его вытащить…
— Так и есть, — обойдя Идол по кругу, сипло произнес Мертвяк, вновь уставившись мне в глаза своими мутными пугающими зенками. — Кто-то явно хочет возвращения побывавшего в Забвении Божества. Вот и пытается приманить его Сущность, обильно проливая реки крови.
— Думаешь, это может сработать? — поинтересовался старик.
— Вероятнее всего сработает, — ответил Легион. — Не знаю, правда, куда попадают в Забвении Старшие Божества, и насколько сложно их Возродить, ведь своего Эгрегора, как у Хозяина Кладбища, у них нет.
— Как мне в свое время поведал Кощей, — произнес Хоттабыч, — после такого Возрождения многие Боги натурально сходят с ума. Превращаются в безумных Тварей, не способных к созиданию. Вернувшись в наш мир, они могут только убивать и разрушать. Именно так и произошло с Вием…
— Не совсем согласен с подобной трактовкой, — возразил Легион. — Через какое-то время они должны будут прийти «в себя», насытившись Праной невольных жертв и зарядившись Магией.
— Только кто бы им позволил бесноваться хрен его знает сколько времени? — риторически произнес старик. — Те же фрицы, осознав свой грубый просчет, уничтожили безумного Бога… — Старик неожиданно замолчал, к чему-то явно прислушиваясь. — Чу! — шикнул он на попытавшегося что-то произнести Мертвяка. — Ты это слышал, Легион?
— Да, Господин, — едва слышно прошелестел полковник, и указал обескровленным пальцем куда-то в дальний угол пещеры. — Там есть кто-то живой!
К тому моменту и я уже услышал какое-то далекое позвякивание, очень сильно напоминающее мне звон ненавистных Магических кандалов, от которых мне с таким трудом удалось освободиться.
— Пойдем, дружище, посмотрим, кому это еще не спится в ночь глухую? — обращаясь то ли ко мне, то ли к Легиону, то ли к обоим вместе, произнес Хоттабыч.
Я почувствовал, как тягуче всколыхнулся мой Резерв, разгоняя по Меридианам Магическую Энергию. Старик, на всякий случай, готовился к схватке, «подвешивая» на кончики пальцев заготовки убойных Силовых Конструктов. Такого я еще не видел. Это были не законченные Формулы, а словно бы их «эфемерные проекции», которые оставалось лишь заполнить Силой. Нужно будет перенять у генерала технологию их изготовления.
— Я пойду первым, Господин, — тихо произнес Мертвяк. — Мне терять нечего, кроме этой, не самой удобной, шкурки. К тому же, подобного материала здесь хватает — подниму следующего.
— А где, кстати, два наших брата-акробата? — между делом поинтересовался старик, пристроив мою тушку за спиной трупа, механически шагающего в сторону раздающегося звука. — Бим и Бом?
— Я их оставил недалеко от Святилища, — сообщил Легион, — дожидаться наши основные ударные силы. Слишком далеко от места базирования наших Некробойцов мы залетели. К тому же они так и не смогли прорваться сквозь Божественную Защиту Велеса — их Ранг еще весьма далек от моего.
— Мы ведь на Украине? — спросил старик.
— Так точно, Господин! — ответил Мертвец, продолжая мерно двигаться в заданном направлении. — На территории бывшей в оккупации…
— Wer ist hier?[1] — Неожиданно раздался осипший голос, в котором я расслышал явные нотки тщательно скрываемого страха.
Голос доносился как раз из того темного угла пещеры, куда мы и направлялись нашей странной компанией. Что характерно, по-немецки. Неужели уцелел кто-то из эсэссовцев, курирующих этот безумный проект Возрождения Велеса.
— Wann werde ich entlassen?[2] — Продолжал голосить из темного угла фриц, а мы постепенно подтягивались к месту, откуда доносился голос.
— Легион, мне кажется, — прошептал Хоттабыч, — или…
— Вы абсолютно правы, Господин, — так же тихо ответил Мертвяк. — Мне тоже кажется…
— Ich habe schon sehr lange nichts mehr getrunken oder gegessen![3]— Продолжал голосить немец, заглушивголосполковника. — Ich fordere die Einhaltung der Genfer Konvention![4]Kriegsgefangene haben das Recht auf Achtung ihrer Person und Ehre![5] — Зачастил он, глотаясловаисбиваясь. — Nimm mir die Handschellen ab — ich spüre meine Hände nicht mehr![6] — Плаксиво добавил он в тои момент, когда мы, наконец, подошли к месту его заточения.
Истощенный узник, прикованный, как и я, к каменной стене пещеры Магическими кандалами, действительно оказался немцем. По крайней мере, потрепанная форма, в которую он был одет, принадлежала офицеру СС высокого ранга — целый оберфюрер!
Первым, практически вплотную, к нему подошел полковник Легион. От увиденной бледной, и основательно изуродованной рожи Мертвяка, узник испуганно дернулся, но как-то заторможено, что ли. Видимо, его уже давненько приковали, а каково это я прочувствовал на своей собственной шкуре.
— Willst du mich an einen toten Mann verfüttern?[7] — ощерившись, воскликнул он.
— Ну, а что я говорил? — обрадовано воскликнул я (вернее, Хоттабыч в моем обличье), отодвигая Ходячий труп в сторону. — Узнаю брата Колю! — И он распахнул руки, заключая узника немца в крепкие объятия.
Такого поступка от старика я никак не ожидал, а вот Легион, похоже, ничуть этому не удивился.
— Was… was ist das? Wer bist du?[8]— Заторможенно произнес фриц, находясь в полном шоке. — Кто ти… ви есть такой… такие? — на ломанном русском, наконец, выдохнул он.
— Я не понял, Робка? — Резко отстранился от немца генерал, разжав объятия. — Чё за дебильный акцент, фриц ты недобитый? Я ж тебя нормально русскому языку учил?
Я наблюдал, как по лицу узника пробежала гамма противоречивых чувств. Его глаза широко распахнулись, едва не выскочив из орбит, а нижняя челюсть опала, едва не громыхнув о камни пещеры.
— Х-хот-т-табыч? — наконец несмело произнес он. — Это ты? — Немец с такой надеждой заглянул мне в глаза, что мне на секундочку его стало жалко, даже, несмотря на то, что это наш заклятый враг. Эсэсовец!
— Ага! — во всю глотку завопил старикан, вновь сграбастав узника объятия. — Узнал, чертяка! Думал всё, кранты старому пришли? А не поспешил ли ты меня хоронить?
— Хоттабыч… Хоттабыч… Твою мать! — неожиданно выругался оберфюрер, отчего-то практически забыв про иностранный акцент. — Так и знал, старый, что ты не склеил ласты!
— Рад тебя видеть, старина! — произнес генерал, вновь отстраняясь от узника.
После чего я почувствовал резкий прилив Силы, возмущение окружающего Эфира от сформированных разрушительных Конструктов, повисших у меня на пальцах. После этого Зачарованные Браслеты и цепи, которым оказался прикован к стене немец, рассыпались горсткой черного праха.
Я едва успел подхватить оберфюрера на руки, а не то бы он свалился на каменный пол древнего Святилища — физические силы, похоже, его окончательно покинули. Однако, буквально через мгновение, в изможденный организм эсэсовца полилась нескончаемым потоком Живительная Энергия. Хоттабыч решил не размениваться по пустякам, и Праны было столько, что она, наверное, и любого мертвеца подняла бы на ноги и заставила пуститься в пляс.
Из обрывочных сведений памяти генерала Абдурахманова я уже понял, что спасенного нами из Магических Оков немца звали Робертом Хартманом. Он был, ни много, ни мало, одним из друзей Хоттабыча, его боевым соратником, что наряду с товарищем оснабом и полковником Легионом очень много сделали в тылу врага для нашей скорейшей победы. И это, не смотря на тот факт, что сам Хартман был самым настоящим эсэсовским оберфюрером и одним из Рыцарей Черного Ордена, которому благоволил глава СС — Генрих Гиммлер.
Бледное лицо Роберта порозовело, и он, наконец, сумел самостоятельно крепко встать на ноги.
— Неужели это вы, герр Абдурахманофф? — воскликнул он, когда в его голове основательно прояснилось. Так измениться… Поверить не могу!
— Слышь, Робка, твою медь, — сердито прикрикнул на него старикан, и без всяких объяснений отвесил Харману «шутливую» затрещину, — ты мне эти свои «херы» забудь! Если, как друга — то Хоттабычем кличь… Или напомнить? — ехидно поинтересовался он.
— Оу! Nеin! Нет, не надо! — потирая затылок, поспешно произнес и по-русски, и по-немецки оберфюрер. — Я все понял, Хоттабыч!
— Вот, теперь другое дело! — Довольно улыбнулся старик. — А если так уж хочется официоза, морда ты бюрократическая: товарища генерала будет вполне достаточно. Ферштейн, Робка?
— О, ja-ja! — Словно китайский болванчик закивал фриц. — Ich verstehe!
А славно его Хоттабыч выдрессировал! Сразу видно старую гвардию! Мне так никогда не суметь. К тому фриц, судя по регалиям, тоже почти генерал, а не молоденький унтерштурмфюрер.
— То-то! — Старик еще шире растянул губы в улыбке.
— Как же мне всего этого не хватало, Хоттабыч! — Теперь уже сам Хартман повис на мне в объятиях. — Я надеялся, что ты выживешь в той эпической битве с фюрером! — Он так крепко сжал меня в объятиях, что почувствовал, как захрустели ребра и позвонки в позвоночнике.
— Хрен дождетесь, чтоб я помер! — Ответил мой «сожитель».
— Как это было? — когда объятия закончились, спросил Роберт. — Хотя, нет, о чем это я? Что с тобой, мой старый друг? Ты теперь, отчего-то, не такой уж и старый… И вообще сам на себя не похож — как будто другой человек… И товарищ полковник, — оберфюрер повернулся к Легиону, — я тоже совсем не узнаю вас в гриме? Так и подмывает спросить: а кто вы такой?
— Молодец Робка! Нахватался приколов! Моя школа! Хоть и не понимешь до конца всей шути юмора… Никто пока не понимает, — тихо добавил он. — Но юмор — это хорошо! Обо все остальном — позже, — отмахнулся Хоттабыч. — Будет еще время покалякать. А вот как ты сюда попал? Неужели эта сволочь и тебя тоже Порталом зацепила?
— Не знаю, о чем ты, а я на Украине уже несколько месяцев, — ответил Хартман. — Выполняю ответственное задание Центра…
— Постой, — неожиданно произнес Легион, до которого, похоже, дошло, в чем заключается нынешняя миссия бывшего нациста, — так это ты тот самый агент, которого внедрили в ОУНовское подполье?
— Догадливый ты, товарищ полковник! — улыбнулся Роберт, крепко хлопнув Мертвяка по плечу. При этом немец не испытывал к изуродованному трупу никакого отвращения. — Сразу после окончания войны начала поступать информация, что местные националисты умудрились прибрать к рукам кое-что из того, что осталось от исчезнувшего в один миг Черного Ордена. Эсэсовские ученые из «Аненербе» разрабатывали в этом районе какую-то убойную штуку, позволившую бы им переломить наступление Красной Армии и поправить пошатнувшееся положение на фронте после Курской битвы.
— А тебя, я так понимаю, сосватали бандеровцам, как некоего «свадебного генерала»? Чудом сохранившегося после поголовного мора, вдруг напавшего на Черный Орден СС?
— Так точно, товарищ генерал, — ответил Роберт.
— Небось, Берия придумал? — прищурившись, спросил старик. — Кто у нас еще такой выдумщик?
— Он, — согласился Роберт. — Но не без моего участия. План внедрения мы разрабатывали совместно с комиссаром ГБ третьего ранга Фитиным.
— Павел Михайлович[9]? — переспросил Хоттабыч. — Дельный мужик, — среагировав на положительный кивок Хармана, добавил он. — Внешняя разведка — это вам не фиги воробьям показывать…
Неожиданно пещеру сотряс мощный толчок, едва не поваливший нас на землю, а после этого Идол Велеса расцвел Силовыми Узорами, отлично видимыми мне в Магическом Спектре.
[1] Wer ist hier? — Кто здесь? (нем.)
[2] Wann werde ich entlassen? — Когда меня освободят? (нем.)
[3] Ich habe schon sehr lange nichts mehr getrunken oder gegessen! — Я уже очень давно ничего не пил и не ел! (нем.)
[4] Ich fordere die Einhaltung der Genfer Konvention! — Я требую соблюдения норм Женевской конвенции! (нем.)
[5] Kriegsgefangene haben das Recht auf Achtung ihrer Person und Ehre! — Военнопленные имеют право на уважение своей личности и чести! (нем)
[6] Nimm mir die Handschellen ab — ich spüre meine Hände nicht mehr! — Снимите с меня наручники — я уже не чувствую рук!
[7] Willst du mich an einen toten Mann verfüttern? — Мертвяку меняскормить хотите? (нем.)
[8]Was… was ist das? Wer bist du? — Что… что это? Кто ты? (нем.)
[9] Павел Михайлович Фи́тин — советский государственный деятель, руководитель внешней разведки СССР (ИНО ГУГ НКВД-НКГБ) (1939–1946).
Глава 24
По гигантской каменной фигуре Велеса пробегали изумрудные всполохи, перемежающиеся сиреневыми разрядами мелких молний. Но это лишь то, что было заметно «невооруженным» взглядом в обычном, физическом зрении. В Магическом же плане Идол древнего Божества «светился» многочисленными Магическими Конструктами, которые со свистом поглощали разлитую в пространстве Некроэнергию.
Воздух, а вернее Эфир, наполняющий огромное по своим размерам Святилище, был под завязку насыщен Эманациями Смерти многочисленных жертв, умерщвленных во славу уродливого Истукана. И сдается мне, что та жуткая куча, что разлагалась у ног бородатого Скотьего Бога, была не единственной.
Незнакомые мне Заклятья, сложенные по кругу в цепочки Магических Формул, раскручивались с каждым мгновением все сильнее и сильнее. Они полыхали в темноте пещеры как маленькие злые звезды, очищая Эфир от тлетворного «привкуса» страданий и тяжелого духа насилия, которым всегда смердит проклятая всеми Некроэнергия.
Не знаю, откуда у меня такие знания о сортах гов… э-э-э… Некроэнергетики, но я был абсолютно не в восторге от подобных внутренних ощущений. Моему «сожителю» тоже это не нравилось, но он стойко переносил все лишения, выпавшие на его долю. И еще я понял один факт, что он, каким-то образом, навсегда повязан с этой проклятой Мертвячей Силой — и ему придется с этим существовать до конца своих дней.
А вот полковнику Легиону, наоборот, эта Богопротивная Энергия, как мне показалось, даже придала сил. Изуродованный Мертвяк неожиданно избавился от всех своих повреждений, его движения перестали носить характер дерганной марионетки, приобрели какую-то тягучую плавность и уверенность. А после того, как он залез рукой в центр одного из раскучивающихся Конструктов, его тело начало медленно трансформироваться в нечто и вовсе невообразимое!
Бледная кожа приобрела совсем мраморный оттенок, и начала отсвечивать в темноте изумрудом. Казалось, что Мертвец постепенно втягивает в себя всю эту Некротику, концентрируемую вращающимся Магическим Конструктом.
— Можешь перехватить Поток Силы, Легион? — неожиданно осведомился Хоттабыч, все еще не выпуская из своих рук управление моим телом.
— Уже перехватил и поглощаю, Господин! — мгновенно отозвался полковник. — Еще немного этой Силы и я, наверное, сумею преодолеть Защитный Барьер в Святилище! — поделился с нами Легион.
— Отлично! — произнес Хоттабыч, наблюдая, как стремительно бледнеют вращающиеся Формулы Конструкта, в который Мертвяк засунул свою костлявую руку.
По мере истончения Концентратора Магии Смерти полковник Легион преображался все сильнее и сильнее — его фигура становилась все зыбче и эфемернее, превращаясь в подобие темного дыма, только сотканного, казалось, из самой вековечной Тьмы.
Наконец крутящаяся Фигура померкла окончательно, растворившись в воздухе, словно её и не было. А вот на месте Мертвяка неожиданно соткался из тумана полковник Легион собственной персоной, таким, каким я его запомнил во время нашей предыдущей встречи. Единственным отличием оказался надетый на его тело «Плащ Тьмы» из струящегося Мрака. Он трепетал на плечах полковника, словно под порывами несуществующего ветра, выстреливал дымными струйками и, казалось, жил собственной жизнью.
— Прорвался-таки, стервец! — ворчливо заметил старец, но я чувствовал, что Хоттабыч доволен сим фактом.
— Прорвался, Господин! — подтвердил его догадку Легион. — Узнал меня теперь, Роберт? — спросил он фрица, который после всего пережитого смирно стоял в сторонке и не рыпался.
— Узнал, дружище! — Расплылся в улыбке Хартман. — Похоже, что вся наша веселая компания опять собирается вместе? Только князя Головина не хватает!
— Петр Петрович остался в Москве, — сообщил Легион, — а мне пришлось сорваться за нашим юным приятелем прямо из кабинета товарища Сталина.
— Это Хоттабыч-то «юный приятель»? — весело подначил моего «соседа» оберфюрер.
— Нет, не Хоттабыч, — мотнул головой полковник, — а настоящий хозяин этого тела.
— Так он там не один? — изумился Роберт, пристально вглядываясь мне в глаза, словно надеясь рассмотреть и мою сущность.
— А ну-ка, орлы, слухай сюды! — неожиданно гаркнул старикан. — Что-то не ко времени вы языками зацепились! Тут у нас, на минуточку, намечается Возрождение древнего, злобного и, скорее всего, напрочь отмороженного на голову Божества! Давайте-ка мы сначала с ним вопросы закроем, а после расслабимся, как следует! Я понятно объясняю? — Вкрадчиво поинтересовался Хоттабыч.
— Так точно, товарищ генерал! — Не сговариваясь, в один голос отчеканили Легион с Хартманом, вытянувшись при этом во фрунт.
Неожиданно, однако! По крайней мере, для меня.
— Ну, вот, другое дело! — Удовлетворенно произнес Хоттабыч. — Значица так: Робка — ты пока стой подальше от этой дуры, — старик ткнул пальцем в Идолище, все расцветающее Магическими Формулами, — толку от тебя все-равно никакого. Хоть ты и везучий жучара. А ты, Легион, давай, не стесняйся — оттягивай побольше от него Энергии! Она ведь у тебя нормально усваивается?
— Еще как усваивается, Господин! — подтвердил Легион, выстреливая дымными «щупальцами» своего плаща в направлении вращающихся Печатей Силы. — Если так дело пойдет, я еще и майоров своих «подкормлю»! А то давненько они свой уровень не поднимали. Как Возвысились после поглощения Драмагаровой Силы, так дальнейший прогресс и остановился.
По извивающимся дымным щупальцам в сторону Легиона хлынули изумрудные потоки Энергии, лишая Идола большей части Силы. Я отчетливо это видел в Магическом Зрении. И, по всей видимости, это не очень-то понравилось хозяину каменного Изваяния — Велесу. Скульптура неожиданно вздрогнула, утратив былую неподвижность.
Грубое лицо Идола неожиданно начало стремительно «разглаживаться», приобретая вполне себе человеческие черты. Ну, в смысле, начало походить не на угловатую каменную маску, вырубленную с нарочитой небрежностью, а на живую плоть. Даже волосы, ниспадающие на мощные плечи Бога, и длинная борода, лишь прочерченные в камне острым инструментом неведомого резчика, на моих глазах превращались в натуральные.
Даже одежда Идола на моих глазах превращалась из каменной имитации в домотканую рубаху, а наброшенная на плечи шкура гигантского медведя встопорщилась настоящим звериным мехом. Огромные лопатообразные руки Божества, в которых он удерживал резной посох, согнулись в локтях, а затем резко опустились, с силой вбивая подкованный металлом наконечник посоха в каменный пол.
Во все стороны брызнули яркие искры, я даже ослеп на несколько мгновений. Святилище покачнулось, а по огромной пещере пошло гулять гулкое эхо, разнося звук удара по самым дальним уголкам. Я с трудом удержался на ногах — небольшое локальное землетрясение, возникшее от соприкосновения посоха с камнем, имело весьма существенную амплитуду.
— Твое же коромысло! — в сердцах выругался Хоттабыч, который так и продолжал рулить моим телом. — Похоже, не успели!
А я и не сопротивлялся, и не возмущался сложившимся положением вещей — вообще старался не лезть «под руку» генералу и не отсвечивать. В такой момент лучше уступить бразды правления тому, кто в состоянии разобраться с Возрождающейся Тварью. Я такого борова не вывезу ни разу!
А вот у Хоттабыча, похоже, настрой совершенно другой. Я это чувствовал, несмотря на массивную «Стену Отчуждения», разделяющие незыблемым барьером наши сознания. Я даже боюсь предположить, что могло бы случиться со мной не будь у старика столь Мощной Ментальной Защиты? Скорее всего, я бы просто перестал существовать, растворившись в Хоттабыче полностью.
— Не успели, Господин, — спокойно согласился с генералом Легион. — Но Энергию у этого Великана я все еще продолжаю отнимать. Еще немного, и в Святилище сумеют проникнуть Бим и Бом.
— Я уже соскучиться по ним успел, — признался Хоттабыч. — Ну, с Великаном разберемся, мало, что ли, мы таких Тварей извели? — риторически произнес старик. — Помнишь, Робка, как мы Гипериона уработали? — спросил он у немца. — А Драмагара? А Гитлера и его свору? Что же мы с еще одним древним утырком не справимся?
— ЭТО ТЫ КОГО УТЫРКОМ НАЗВАЛ, СМЕРТНЫЙ⁈ — Неожиданно громыхнул Возрожденный Бог, вонзая полыхающий (в прямом смысле этого слова) огнем взгляд в наши с Хоттабычем глаза.
От его низкого рычащего голоса пещера мелко задрожали каменные стены Святилища, и слегка заложило уши. Мне стало неуютно смотреть в эти глаза, полыхающие багровыми углями Преисподней. Но Хоттабычу на этот неистовый и громогласный рык было откровенно наплевать.
— Вы только посмотрите, ребятки, — не испугавшись грозного облика Великана, произнес старик, — а этот, похоже, вменяемым из тысячелетнего коматоза вышел! Слушай, старина, может не будем пипирками меряться, а просто договоримся? А? — не мудрствуя лукаво предложил он Велесу. — Предлагаю разойтись полюбовно!
— ЧТО? РАЗОЙТИСЬ? С ТОБОЙ ЧТО ЛИ, КОЗЯВКА? — Огонь в глазах Велеса разгорелся ещё сильнее. — СЛЫШЬ, УПЫРЬ, — Велес перевел свой горящий взгляд на полковника, продолжающего тянуть Силу Смерти из Возрождающих Печатей, нимало не смущаясь присутствием самого ожившего хозяина Святилища, которому она и предназначалась, — ЗАВЯЗЫВАЙ МОЮ ЭНЕРГИЮ ПОЖИРАТЬ, КАК СВИНЬЯ ПОМОИ!!! НЕ ЗАКОНЧИШЬ — ПРИХЛОПНУ, КАК НАВОЗНОГО ЖУКА!!!
— Сам такой! — И не подумав прекращать свое занятие, флегматично отозвался Легион — работающие «пылесосы Энергии» исчезали один за другим. — Я, к твоему сведению, не Упырь, а Лич!
— ДА ТЫ БЕССМЕРТНЫЙ, ЧТО ЛИ?!!! — Опешил от такого наглого заявления Велес. — ДА ТЫ КТО ТАКОЙ ПРЕДО МНОЮ?!!! ПРЕД ИСТИННЫМ БОГОМ?!!! ЖАЛКИЙ ГНИЮЩИЙ ОТБРОС, КОТОРОГО Я РАЗМАЖУ ПОДОШВОЙ СВОЕГО…
— Эй, твое высокомерие! — воскликнул Хоттабыч, перебивая Велеса, надеющегося нас банально запугать. Исполин даже ногу поднял, пытаясь визуально показать, как он нас размажет, если что. — Не шуми, будь другом! А то от твоей луженой глотки уже ухи болят! — Это старик точно заметил! От громогласного рыка Велеса из ушей, того и гляди, кровь пойдет.
— А ТЫ КТО ТАКОВ? — Оживший Древний Демон слегка наклонился, чтобы получше меня рассмотреть. — Понять никак не могу… — Отчего-то решил он снизойти к просьбе генерала и существенно «убавил громкость» своего голоса. — С виду, вроде, обычный смерд с задатками Владеющего… — Он шумно втянул шевелящимися ноздрями промозглый воздух пещеры. — Но ощущение такое, как будто чем-то, до боли знакомым, от тебя веет…
Неожиданно взгляд Гиганта скользнул мне за спину, где тихо и молча стоял фриц. Огонь в глазах Велеса неожиданно полыхнул, а затем резко погас, открыв его большие и черные глаза с отсутствующей радужкой и белком. Великан резко упал на одно колено и оперся кулаком о каменный пол пещеры.
Наклонившись еще ниже, он приблизил свою огромную косматую башку едва ли не вплотную к замершему оберфюреру, а жесткие волосы его бороды рассыпались вокруг сапог Хармана. Замер и я (вернее Хоттабыч), даже полковник Легион отвлекся от поглощения остатков Некротической Энергии.
Все ждали, что же сейчас отчебучит Гигант. Уж слишком необычным было его поведение. Мощное дыхание Возрожденного Бога взъерошило волосы на голове немца, а затем Велес радостно заревел:
— РОБКА?!!! ХАРТМАН?!!! ТЫ?!!!
Немца отбросило воздушным потоком метра на три от Великана, да еще и протащило кувырком по скальной породе.
— Ой! — Сбавил децибелы Велес, когда понял, что немного не рассчитал силы. — Пардоньте, товарищи дорогие!
Я увидел Магическим Зрением, как от него отделился небольшой Силовой Поток, подхвативший упавшего фрица, словно сетью, а затем еще и поставивший его на ноги и подтащивший обратно на то же место с которого он улетел.
Пока Хартман приходил в себя — оглушило его знатно, оживился Хоттабыч, сумевший быстро восстановить наш организм за счет своей неподражаемой регенерации, да еще и немца упел попользовать Целительским Конструктом.
— Меня терзают смутные сомнения… — Внимательно взглянув на приходящего в себя оберфюрера, задумчиво произнес Хоттабыч. — Варианта у меня всего два: в голове открылся люк — не пугайтесь это глюк… Либо, что совсем уж невероятное…
Велес после этих слов резко обернулся ко мне и вновь впился пронзительным взглядом в глаза, хищно шевеля раздувающимися ноздрями.
— Это ты, что ль, твое бессмертие? — Неожиданно огорошил старик шумно дышащего Великана.
— Ахм… — Хлопнул отвисшей челюстью Гигант, глаза которого стали размером с пару баллонов от полуторки.
— Только больше не надо так глотку драть! — продолжил Хоттабыч. — Я еще в Агартхи чуть было не оглох!
— То-то мне показалось, что знакомым душком понесло… — неуверенно произнес Велес, в глазах которого проступило некое понимание. — Хоттабыч?
— Ну, а кто еще, бессмертная ты оглобля! — выдал старикан.
— Хоттабыч! — Обрадовался Гигант, стараясь в очередной раз нас не оглушить. — Ты как в этого сопляка умудрился залезть, старый черт? — Распахнул свои могучие объятия Возрожденный Бог.
Как я понял из открывшейся мне еще одной частички памяти старика, в возрожденном Древнем Повелителе Славянских племен Хоттабыч разглядел совершенно другой былинный персонаж — Кощея Бессмертного. У меня от таких сведений просто голова пошла кругом. Бред какой-то, не иначе! А может, это у меня, как сказал Хоттабыч, в голове открылся люк?
— Не поломай только парнишку! — предупредил старик, бросаясь Велесу на шею. — Мне хотелось бы оставить ему все в сохранности…
— Как же я по всем вам соскучился! — выпустив меня и осторожно заключив в объятия Хартмана, заявил Кощей. — Так какого хрена ты пребываешь в таком затрапезном виде? — резанул он правду-матку.
— Да вот, — развел я руками, — попытался Аватара себе сотворить. Были на то определенные причины…
— Аватара? — громогласно рассмеялся Велес. — Неуч ты, да еще и косорукий, Хоттабыч! Вот настоящий Аватар! — И Гигант широко разбросал в стороны свои огромные ручищи. — Учись, пока я жив! А твой Аватар — лишь курам на смех!
— А каким это образом Велес твоим Аватаром стал, твое бессмертие? — полюбопытствовал старик.
— То дела давние, дюже древние — сам уже о них забыл… — попытался съехать Кощей, но старик не поддался на его провокацию:
— А все-таки?
— Вот, ты прилипчивый Хоттабыч, словно банный лист! — проворчал Гигант. — Это после Кромешного Проклятия мне так изгаляться пришлось, — нехотя признался он. — Тогда никто из Асуров и Богов понятия о нем не имел. Но многие сразу от меня и Яги отстранились.
— Заразиться боялись? — догадался старик.
— Похоже на то, — ответил Великан, и я даже сумел уловить зачатками своего Ментального Дара, что горечь тех давних дней до сих пор приносит ему страдания. — Яга навечно ушла в Заповедные Леса, которые сама и создала… Ну, а мне вот так изворачиваться пришлось. И скажу не без некоторой гордости — возможности применения Аватара — это всецело моя разработка! А остальные так — много позже присоседились!
Открывшийся мне на мгновение еще один пласт памяти старика, «напомнил», что Кощей действительно был выдающимся ученым-экспериментатором в области Магии. Одно его изобретение Вечной Иглы, переносящее сознание Древнего Асура в любое подходящее тело, дорого стоило. Так что и насчет изобретения «эффекта Аватара» он, скорее всего, не придумал.
— А про то, что Велес — это я, — продолжал разглагольствовать Кощей, видимо, соскучившийся по общению, — до сей поры ни одна живая душа не пронюхала! Да и я сам, честно признаться, совсем о нем позабыл. А тут, вдруг, целая прорва дармовой Энергии хлынула! Ну, и как ей было не воспользоваться? — риторически вопросил Асур. — Я-то пыль со старого Сосуда сдул, влез в «забытый кожушок», а тут вы, всей веселой гоп-компанией! И вообще, — пророкотал он, вперившись в меня своими черными зенками, — кто-то обещался ко мне на учебу явиться, как только… Неужели еще не разобрался со своим супостатом?
— Со своим, как раз, разобрался, — ответил старик. — Только за его спиной обнаружился еще один супостат. И на этот раз уже твой, — добавил он.
— Мой? — В недоумении почесал лохматый затылок Велес. — С чего бы? Погоди… — Черты его лица неожиданно «закостенели», вновь превратившись в страшную языческую маску, и Гигант недобро оскалился. — Не хочешь ли ты сказать, что это гребаный Кронос?
Я медленно кивнул в подтверждение его слов, большего Кощею и не потребовалось.
— ГДЕ ЭТА ПОДЛАЯ ТВАРЬ?!!! — заревел великан, поднимаясь на ноги во весь свой немалый рост. — УНИЧТОЖУ УБЛЮДКА!!!
Глава 25
На этот раз от Магического Рева Велеса (он же Бога, он же Гога, он же Коша, он же Кощей Бессмертный) не только уши заложило. Пещера содрогнулась, так что устоять на ногах не было никакой возможности. Мы со стариком больно долбанулись о камень, хоть генерал и успел ловко сгруппироваться при падении. Я бы так точно не сумел, хоть и лет мне куда как поменьше, чем столетнему старцу. Но опыт, как видно, не пропьешь!
Ощущения были такими, словно рядом разорвался небольшой заряд. Хорошо еще, что Хоттабыч, как бывалый фронтовик, рот догадался открыть и зажать уши руками. Но даже после этого в глазах потемнело, а в голове поселился нескончаемый «колокольный звон». Да еще и сверху сыпануло на голову какой-то каменной крошкой. Слава Богу (только не этому), что она была довольно мелкой. А так ведь могло какой доброй каменюкой и башку в легкую размозжить!
Хуже всего пришлось немцу — оберфюрер, хоть и тоже был весьма тертым калачом, но похвастать такой мгновенной реакцией, как у Хоттабыча, явно не мог. То ли не восстановился после предыдущего радостного рева Велеса, то ли старикан по физическим кондициям бил фрица по всем параметрам. И думается мне, что именно мое второе предположение — и есть истинное.
Из носа и ушей упавшего на спину Хартмана, не устоявшего на ногах, как и мы со стариком, хлынула кровь. Он неподвижно лежал на спине, уставившись в высокий и темный свод гигантской пещеры полураскрытыми глазами. И лишь пальцы на его руках мелко-мелко подрагивали. Видимо истошный вопль легендарного Божества, оказавшегося еще к тому же и былинным злодеем Кощеем Бессмертным, напрочь вышиб из него дух.
А вот с кем практически ничего страшного не произошло, так это с полковником Легионом. На него рев Велеса не произвел никакого воздействия. Он даже на ногах умудрился устоять, правда, на мгновение окутавшись своим призрачным «Плащом Тьмы» и рассыпавшись дымным черным туманом.
— Твою же медь… — Проскрипел Хоттабыч, тряхнув гудящей словно колокол головой. — Ты чего творишь, б. ядская образина⁈ — матерно выругался он, поднимаясь на подрагивающие ноги. — Всех нас в гроб загнать хочешь⁈
Я почувствовал, как по нашему совместному организму волнами пробегают Целительские Конструкты просто неимоверной мощности, помогая разогнаться чудесной регенерации старика, выдавливая из тела предательскую слабость, звон из ушей и плавающие в глазах звезды. Сразу стало легче дышать и, вообще, жить стало намного веселее.
Но Хоттабыч на этом не остановился, едва только ему стало легче, он просто затопил Лечебными Заклинаниями «бездыханную» тушку немца. Буквально через сущие мгновения немец, вздрогнув, слабо завозился на полу пещеры и открыл глаза. Но старик продолжал шпиговать его Целительскими Конструктами и Живительной Энергией, пока Хартман полностью не восстановился.
— Danke… — Выдавил оберфюрер, окончательно придя в себя.
— Ну, сука, твое бессмертие… — Старик в сердцах погрозил Гиганту кулаком. — Ну, удружил-уважил, паразит! Чуть в могилу не свел!
— Ребятки! — Схватился за голову Кощей, продолжающий находится в образе своего Аватара — Возрожденного из небытия Бога Велеса. — Сознаю свою вину…
— Ага: меру, степень, глубину? — язвительно фыркнул Хоттабыч. — Я же предупреждал: только не надо так орать! Мы и без этого все прекрасно слышим!
— Я же сказал — простите, друзья! — Чистосердечно повинился Кощей. — Накрыло меня…
— Похоже, твое бессмертие, что ты совсем от одиночества одичал в своей Агартхе! — Неодобрительно покачал головой старик. — Пора тебе к людям выходить… Ну, не в такой, конечно, Ипостаси… Но ты же можешь себе нового Аватара создать? Чтобы от обычных людей не отличаться? И кстати, ты ведь нас не простым ревом приложил?
— Еще бы! — Довольно подбоченился Велес. — Это моя особая разработка именно для этого Аватара — «Ошеломительный Глас» называется! Я и забыл, какими он свойствами обладает…
— Этот «глас» тебе на жопу бы натянуть, твое бессмертие! — Вновь выругался Хоттабыч, но уже беззлобно. — Чтобы помнил в следующий раз, чего такого убийственного себе понапридумывал!
— Так столько веков уже с тех пор прошло, Хоттабыч! — Продолжил оправдываться Кощей. — Ты вон, и после первой сотни уже не помнишь ни хрена! А тут, почитай, тысячелетия пробежали!
— Ладно, забыли! — Наконец «смилостивился» старикан. — Но, блин, в следующий раз не надо на эмоциях — думай прежде! Я-то, может, и выкарабкаюсь со своей Регенерацией, а ты тех, кто пожиже, пожалей! Робка, ты как? Живой? — участливо поинтересовался Хоттабыч у фрица.
— Ja-ja! — Мотнул головой оберфюрер. — Ихь бин нихт больной! Фсё ф порядке, Хоттабыщь — мешая русскую и немецкую речь, ответил Хартман. — Я есть почти софсем хорошо…
— Ага, — ядовито добавил старик, — вижу уже, как тебе хорошо. Еле-еле лопочешь… — И он зарядил в немца еще одну Лечебную формулу, которую направил куда-то в район головы.
— Ух! — Еще активнее мотнул головой Хартман. — Вот теперь совсем хорошо, командир! — произнес почти без акцента. — Спасибо, старина!
— Так-то оно получше будет! — удовлетворенно ответил Абдурахманов. — Ну, Кощеюшка! Ну, удружил!
— Да ладно, забудем уже! — Отмахнулся Гигант. — Я же повинился уже перед всем честным народом. Да и обошлось, вроде… Хорош уже меня третировать!
— А чего ж с тобой еще делать? — ехидно прищурился старикан. — Понять и простить, штоль?
— Ага, точно! — Закивал своей бородатой бочкообразной головой Велес. — Понять и простить!
— Ох, твое бессмертие… — со вздохом произнес Хоттабыч. — Придется простить.
— Ну, раз со мной разобрались, — Кощей, нисколько не стесняясь показаться смешным, гулко плюхнулся задницей на каменный пол, положив рядом и свой примечательный посох, — тогда расскажи поподробнее, старый, как это тебя угораздило такого кривого Аватара сляпать? И, вообще, поведай, как жил-поживал после нашего расставания? И как ты умудрился с Кроносом схлестнуться? Ведь этот гребаный Патриарх столько лет шкерился после Агартхи…
Мне болезненно резанула ухо нехарактерная речь Древнего Божества. По моему скромному разумению, такой допотопный персонаж должен изъясняться совсем иначе. Хотя бы по-старославянски, что ли… Типа: «И ркоша боляре князю: 'О Руская земле! Уже за шеломянемъ еси!». Уж, не знаю, откуда из меня эта строчка на старославянском вылезла… А этот Велес, знай себе, загибает, чуть ли не по фене! И от кого только нахвататься успел? Не от моего ли соседа? Вот отчего-то, не покидат меня подозрения, что у героического старичка и лагерный опыт имеется…
— Да мне вообще по жизни со всяким дерьмом везет! — рассмеялся Хоттабыч в ответ на замечание Великана. — Постоянно в него вляпываюсь!
— Вляпаться в дерьмо — хороший знак, Хотабыч! — Весело пробасил Гигант. — Это к богатству! Как Небесный Покровитель этого самого Богатства тебе говорю! Давай уже, рассказывай о своих приключениях! — Нетерпеливо потеребил Хоттабыча Кощей.
— Может, потом? А? — Попытался отнекаться старик, но не тут было — Кощей так насел, что хоть караул кричи.
И он рассказал. Быстро, кратко, без излишних подробностей. Но от услышанного у меня едва ум за разум не зашел! Я и не представлял, что окружающий нас мир настолько велик и разнообразен.
Что кроме людей на нашей планете обитали, да и обитают еще такие странные и сказочные Существа, как Хозяин Кладбища, Возвысившийся до Лича, и, несмотря ни на что, несущий службу в доблестных рядах Красной Армии. Очень древние Чудовища подобные уничтоженному Хоттабычем Драмагару. Да и самого Кощея, пребывающего в Аватаре «собственной сборки», назвать обычным Существом не поворачивался язык.
А от пройденного боевого пути столетнего генерала Абдурахманова у меня и вовсе захватывало дух! Одно дело прочитать скупые строчки в газете, и совершенно другое — услышать все «своими ушами» от непосредственно участника событий. А ведь я не только слышал — перед моим внутренним взором, как по мановению волшебной палочки, открывались целые пласты его памяти!
Я видел покосившуюся высокую башню — «Великий член Хоргыза», стоявшую на краю бездонного провала, бывшего некогда самой жуткой тюрьмой для Одаренных во всем мире, в который извергался водопад, блистающий в лучах заходящего солнца. Я побывал в Костяной Усыпальнице Кощея, полной сокровищ, как пещера Али-Бабы из 'Тысячи и одной ночи.
Меня переносили Магические Порталы. Я побывал в Благословенной Стране погибших Асуров — Агартхи, где сражался с Огнеподобным Титаном Гиперионом. Я противостоял целой орде Ходячих, создал Хозяина Кладбища и победил Чудовищного Драмагара.
Я низверг в Ад Вековечный Рейх, со всей его сворой нацистов из СС, и видел последние мгновения несущегося в Бездну фюрера, в глазах которого царил не просто банальный страх — в них безраздельно владычествовал настоящий Ужас. И память об этом моменте я пронесу через всю свою жизнь, пусть, и не такую длинную, как у моего героического соседа.
А вот последние мгновение схватки со странным лысым азиатом в зеленых перчатках вышли какими-то смазанными и нечеткими — они проступали, как будто сквозь густой туман. Однако, я уже «видел» часть этой эпической битвы двух настолько Могучих Адептов Силы, равным которым, наверное, будет трудно отыскать. Ну, разве что товарищ Сталин, или, вон — Кощей-Велес.
— Повеселил ты меня, Хоттабыч! — наконец удовлетворенно произнес Кощей. — Даже жалею теперь, что с тобой не отправился! Сейчас было бы что вспомнить! Значит, говоришь, замуровало тебя во Временной Аномалии вместе с Кроносом?
— Вот так вместе и влипли — глаза в глаза! — подтвердил я. — Только мне одно непонятно, если само Время в созданной нами Аномалии замерло, отчего мой мыслительный процесс тоже не остановился? Как по мне, так совсем нелогично выходит.
— Хм… — Велес задумчиво покрутил пальцами длинный ус, а потом принялся его покусывать крепкими зубами. — Вопрос, конечно, интересный… Но Время настолько неизученная величина, что я не готов тебе сейчас ответить на этот вопрос, — признался Кощей. — Сам же знаешь, старый, что нет у меня подобного Таланта, чтобы его течением управлять. Но тема дюже интересная! У меня даже руки зачесались кое-какие исследования на этот счет провести! Вот разберемся со всеми твоими проблемами…
— Твоими, кстати, тоже, — напомнил я ему. — Сдается мне, что я своими силами Кроноса не прибью.
— Не прибедняйся, старичок! — фыркнул Кощей. — С Гиперионом же как-то разобрался?
— Случайность… — пожал плечами Хоттабыч. — Стоило немного ошибиться и от всех нас остался бы лишь невесомый пепел. К тому же, я сейчас, как бы это сказать, не совсем здесь. И, похоже, пропускная способность Энергетического Канала связи оставляет желать лучшего.
— Ну, это-то я уже понял, — Кощей согласно кивнул. — Так и Кронос тоже присутствует в этом мире в сильно урезанном виде. Конечно, Аватара он себе сотворил не такого убогого, как ты, дружище. Но и его возможности совсем не те, что в Истинном Обличье… И вообще, его Аватар еще нужно будет постараться найти.
— А вот мне кажется, что он сам нас найдет, — возразил старик. — Кто еще, кроме тебя и меня умеет управляться с Порталами?
— А причем здесь Порталы? — удивился Кощей.
— Ты просто не дослушал мою историю до конца, — произнес старик. — Ведь меня, вернее моего Аватара, забросили в это твое «святилище» именно с помощью Портала. Думаю, что возрождение Велеса, мое появление здесь — лишь звенья одной цепи. Удивляюсь, почему Кронос до сих пор еще не появился?
Словно в подтверждение моих слов, темнота на том конце пещеры, где я пришел в себя, прикованный к стене, расцвела замысловатым Силовым Узором. Свечение прибавило интенсивности, проявляя себя четко очерченными границами, размером со стандартную дверь. Самое интересное, что пылающие границы не рассеивались в пространстве — в темноте сиял только этот прямоугольник.
— И правда, Портал… — выдохнул Кощей. — Накаркал, старый! — резво подскочив на ноги, произнес Великан, со свистом раскрутив посох в руках. Он явно готовился к предстоящей битве с тем, кто бы ни вышел из Магического Пространственного Перехода.
— Ты ведь этого хотел, братишка? — ехидно поддел гигантского приятеля Хоттабыч. — У тебя появился такой шанс!
— Я буду только рад пришибить этого ублюдка! — глухо прорычал Велес, а его густая борода встопорщилась. — Пусть только…
— Слушай, дружище, а ты можешь вновь прикинуться каменюкой-Истуканом? Ну, типа не возродился еще? Или находишься где-то там, «на подходе»?
— Могу. — Мотнул патлатой башкой Древний Исполин. — Только зачем это тебе?
— Удивим ублюдка, — настороженно следя за открывающимся Порталом, ответил старик. — Ведь неожиданность легко может стать частью победы.
— Ха! — довольно громыхнул Велес. — А ты хитер, старикашка! Давай удивим ублюдка!
Бородач оперся о посох и окаменел в прямом смысле этого слова, вновь превратившись в грубый каменный Идол Скотьего Бога. Только по его неподвижной фигуре время от времени пробегали огоньки затухающих Магических Печатей, не до конца «выпитых» полковником-Личем.
— Легион! — окликнул Мертвяка (а то, что даже изменив форму, полковник не изменил содержание, так и оставшись абсолютно неживым субъектом. И сейчас я это прекрасно улавливал) Хоттабыч.
— Да, Господин! — отозвался Лич.
— Что у тебя с нашими неразлучными акробатами? — поинтересовался старик. — Они уже могут прорваться сквозь Защиту Святилища.
— Уже могут, Господин, — подтвердил Легион. — Призвать их сюда?
— Не спеши! — остановил его порыв Хоттабыч. — Прибережем резерв — пущай в засаде посидят! Незачем сразу все козыри доставать.
— Слушаюсь, Господин!
Пока старик занимался расстановкой сил, прямоугольник Портала «раскалился» добела и болезненно резал глаза. Но вот, на фоне яркого Перехода нарисовалась темная тень — какой-то «бочонок» на тонких ножках. Бочонок сделал несколько шагов вперед, покидая границу Портала, и сложный Магический Конструкт, которым владело всего несколько человек (вернее один — Хоттабыч, остальные людьми не являлись) во всем мире, потух за его спиной.
Когда яркий свет погас, мне удалось рассмотреть человека, неожиданно появившегося в пещере. Им оказался неказистый человечек, не идущий ни в какое сравнение с Гигантом-Велесом. Невысокий, тщедушный, с большими залысинами на лобастой голове. Степан Бандера, всплыло имя пришельца в сознании Хоттабыча. Ведь именно он «освободил» этого гада из концлагеря «Заксенхаузен», переправив Порталом в Москву.
Возникло разительное несоответствие между ожиданием и действительностью — ведь я готовился увидеть настоящего Титана Кроноса таким, каким его описывали в легендах и мифах Древней Греции, а великие скульпторы и художники запечатлевали в скульптурах и на холстах: высоким привлекательным Гигантом, обладающим внушительной мускулатурой, а также с огромными крыльями за спиной.
А здесь из Портала выползло какое-то сущее недоразумение, которое и я, наверное, соплей перешибу. Или это все-таки не Кронос, а кто-то из его приспешников? Возможность разбираться с этим недомерком я оставил продолжающему рулить моим телом Хоттабычу, посчитав, что не стоит ломать то, что и без моего вмешательства хорошо работает.
Но старик тоже пока особой активности не проявлял, внимательно наблюдая за вышедшим из портала человеком. В руках пришелец держал огромных размеров камень, подозрительно похожий на Кристалл-Накопитель, только очень уж гигантских размеров. По глыбе, которую он притащил с собой, временами пробегали Энергетические всполохи, подтверждающие мою догадку, что это не просто банальный кусок скалы.
Глава 26
Однако, мое первоначальное суждение о том, что появившегося в пещере недомерка, можно было легко перешибить соплей, оказалось весьма поспешным. Даже на глазок, глыба, которую он тащил в руках, весила, если не под тонну, то несколько сотен килограмм, однозначно! А у него даже ноги не дрожали, когда он неторопливо приблизился к нам! Я бы такую тяжесть не то, что тащить, я бы её и от земли оторвать не сумел. А у этого гада даже дыхание не сбилось!
Подойдя едва ли не вплотную к Идолу, Бандера разжал руки, и глыба всей массой рухнула на каменный пол. Во все стороны брызнули искры, а камень под ногами дрогнул.
— Насилу отыскал! — недовольно проворчал коротышка[1], стряхивая бурую пыль с одежды. На нас он пока не обращал никакого внимания.
— Омфал, что ли? — хрипло произнес Хоттабыч, признав в доставленном в пещеру камне Алтарь Гитлера из Вевельсбурга.
Бандера, закончив приводить одежду в порядок, неторопливо поднял голову и, столкнувшись со мною колючим взглядом, в котором полыхало что-то потустороннее, произнес:
— Он самый. Мне попотеть пришлось, чтобы достать Артефакт из той задницы, в которую ты его запихал.
— Так там, вроде, море теперь? — удивился старик. — А ты и не намок совсем…
— Так долго ли обсохнуть, если умеючи? — Фыркнул человечек. — А ты, слизняк, уже и освободиться успел? И даже приятеля своего освободил…
— Так долго ли освободиться, Степа, коли умеючи? — Старик тоже не полез за словом в карман, передразнив Бандеру. — Или тебя теперь Кроносом звать-величать надобно? — перейдя на «высокий штиль», спросил Хоттабыч.
— Так маловат Сосудец-то для Великого Кроноса, — приняв стиль общения старика, небрежно отмахнулся Бандера. — Слабоват для настоящего Аватара — не выдержит и десятой доли моих Сил.
Ну, вот, ни дать, ни взять — дружеская беседа двух старинных приятелей.
— А чего ж лучше не сыскал? — Продолжал «добродушно» подначивать Кроноса мой «сосед».
— На тот момент ничего лучшего под руку не подвернулось, — честно ответил Титан. — А этот слизняк, — произнес бывший узник Тартара, имея ввиду не иначе, как самого Степана Бандеру, — так молил всех Древних Богов снизойти к нему и помочь отомстить, что даже я — Отец Всех Асуров, услышал эти молитвы. А больше, в принципе, и услышать их было некому, — добавил он, — ведь Прежние Боги и Титаны — все бывшие Повелители этого мира пали в битве за Благословенную Агартхи…
— Слышь, папаша Богов, — ехидно произнес старик, — а про Гипериона ты, похоже, забыл? Но можешь не беспокоиться — не жилец он больше!
— Тоже ты постарался? — больше ради проформы, чем за интерес, спокойно поинтересовался Кронос.
— Я. — Согласно мотнул моей головой Хоттабыч, абсолютно не теряя присутствия духа.
— Я так и думал, — произнес Кронос. — Время от времени Мироздание внедряет в свою упорядоченную структуру некий элемент Первозданного Хаоса. Маленький, неказистый и на первый взгляд абсолютно никчемный. Но эта «песчинка», этот случайный и абсолютно непредсказуемый элемент, попав в хорошо отлаженный механизм, подчас может разрушить даже Незыблемое и Нерушимое. И тогда исчезают в Небытие Великие Империи и низвергаются со сверкающих Небесных Престолов сами Вершители Судеб, мнящие себя…
— Много текста, Степа! — беспардонно перебил Кроноса старик. — Много, высокопарно и пафосно! У меня даже скулы от скуки свело! — У меня возникло такое ощущение, словно Хоттабыч специально старается разозлить Древнего Повелителя. — Лучше скажи, для чего ты так убивался, вытаскивая Омфал из Бездны?
Но, к моему несказанному изумлению, выходка Хоттабыча никоим образом не разозлила Кроноса. Такое ощущение, что у него нервы толщиной с корабельный канат, свитый из металла.
— В нем еще осталось достаточно Энергии, — ответил Кронос. — Но не той, что сам того не зная, собирал для меня Гитлер. А моей собственной, Первозданной, которой я был переполнен на самой Заре этого мира. Я слишком долго носил его в своем чреве, вместо моего непутевого сына — Зевса.
— Непутевого? — рассмеялся старик. — Как по мне, так он правильно сделал, что сверг тебя с Престола. Ты — настоящее Чудовище, мой заклятый друг! Ни одно разумное живое существо не будет жрать собственных детей! Зевс ошибся лишь в одном…
— Это в чем же? — Кронос вновь с интересом взглянул в мои глаза.
— Тебя нужно было просто уничтожить, а не запирать в Тартаре!
— Думаешь, это так просто? — Теперь уже расхохотался Кронос. — Если бы он мог, то поступил бы именно так. Но, слабоват оказался наследничек — поэтому и запер меня в Вечной Бездне. Думал, что навсегда, но я сумел оттуда выбраться! Меня ничто не удержит взаперти, старик! Ибо я — Кронос! Истинный Владыка…
— Ну вот, — деланно расстроился Хоттабыч, — опять началось. И каким же образом ты из нашего общего узилища надеешься выскочить? Попытаешься разрушить Временную Аномалию? — продолжал допытываться Абдурахманов.
— Э, нет — не буду я её разрушать! — погрозив мне пальцем, произнес Титан. — Она должна будет удерживать тот самый разрушительный элемент, что постоянно мешает мне добиться успеха…
— Это ты про меня, что ли?
— Конечно! — Лицо Бандеры расплылось в хитрой улыбке. — Ты останешься там навсегда с моей пустой оболочкой, когда я полностью переселю свою Сущность в подходящий Сосуд! — победно произнес он.
— И где ты найдешь подходящий Сосуд? — Старик продолжал забрасывать вопросами Кроноса, пытаясь предугадать его дальнейшие шаги.
— Так я уже нашел! — Улыбка Бандеры начала напоминать волчий оскал. — Вот он! — И Аватар Кроноса ткнул пальцем в каменный Идол Велеса. — Я чувствую, как он пробуждается от вековечного сна. Его оболочка послужит мне подходящим Сосудом, пока я вновь не наберу достаточно Сил, чтобы повернуть время вспять!
— Ух, ты, как все запутано… — Хоттабыч задумчиво почесал затылок. — А ты не думаешь, что, очнувшись, именно он тебя уделает, а не наоборот? А Возрожденному Велесу твой Аватар будет на один зубок? Может быть, у тебя и вышло что, — продолжал рассуждать старик, — если бы ты был здесь полностью…
— А ты, должно быть, думаешь, что я совсем без мозгов? — Начал потешаться над моим «соседом» Кронос. Похоже, что Хоттабыча он совсем не боялся. Видимо, этот допотопный говнюк точно представлял на что способен Аватар старика в моем теле. — Даже, если этот никчемный Божок Возродится полностью вменяемым, я просто сделаю ему чик-чик моим любимым инструментом…
— Чего ты ему сделаешь? — Не понял намеков Кроноса Хоттабыч.
— Обрежу ему все Энергетические Связи! — Довольно произнес Титан в человеческом теле. — Как когда-то обрезал их своему папаше Урану!
Коротышка похабно ухмыльнулся и выдернул из-за спины некое подобие изогнутого дугой меча, подвешенного в специальной ременной петле. Черное, острое и раздвоенное возле острия лезвие, выкованное из неизвестного мне металла, тускло отразило светящиеся Магические Печати, окружающие Идол Велеса. Больше всего меч походил на какую-то жутковатую смесь огромного серпа с деревенской косой.
— На хопеш[2] похож, — произнес Хоттабыч. — Неужели это тот самый Артефакт, которым ты оскопил своего отца?
— Тот самый, старик! — Утвердительно кивнул Титан. — Только это не примитивный египетский медный хопеш презренного Атум-Ра[3], а настоящий адамантовый[4] Харп[5]! Единственный в своем роде! — с гордостью произнес он. — Чтобы его вернуть, мне тоже пришлось постараться, — похоже, что на забытого всеми Титана напал приступ настоящего словоблудия, — после моего низвержения Зевс утопил Харп в море у мыса Дрепан. Но его умудрился отыскать мой внучок — Персей с помощью хитровымудренного мудака Гермеса. После того, как любимый внучек отрубил моим оружием башку Медузе Горгоне, он упрятал эту Святыню так, что я насилу отыскал! Но Харп помнит своего первого хозяина… — Кронос с любовью провел пальцами по черному лезвию. — И он отозвался, как послушная собачонка!
— Ну и серпентарий у вас там был! — Качнул головой старик. — Так ты хочешь теперь и Велеса оскопить, как своего папашку? — Продолжал выпытывать намерения Титана Хоттабыч. — И зачем тебе такой ущербный Аватар?
— Ты не понимаешь, червяк, насколько универсален этот Инструмент, — ответил Кронос, уверенно покачивая Харпом в руке. — Он не только лишает Сил и Бессмертия — после его применения невозможно восстановиться! Горгона, с её чудовищной регенерацией, могла запросто отрастить себе отрубленную башку, но Харп этого не позволил!
— Никогда не слышал, что она так могла, — удивленно произнес старик.
— Да ты вообще не понимаешь, насколько отличались друг от друга Изначальные Существа! Это потом, много позже, Энергетические Системы моего многочисленного помета, да и других пащенков Высших и Дивных Существ, начали походить одна на другую, за небольшими особенностями.
— Это как? — Поднятая Кроносом тема, отчего-то очень заинтересовала Хоттабыча, я это прямо реально почувствовал. — Типа Источник Асура завязан на его сердце? А человеческий — на мозг?
— Грубо, — ответил Кронос. — Но верно в общих чертах.
— Значит, Сила твоего отца Урана и его Источник были завязаны на…
— На его, сука, гребаные яйца! Да! — воскликнул Кронос, бешено сверкнув глазами.
А его, похоже, до сих пор напрягает этот момент, вдруг понял я. И Хоттабыч был в этом вполне со мной согласен.
— И только лишив его причиндалов, мне удалось занять его место! Мне пришлось это сделать, чтобы выжить самому!
— Да уж, папашу серпом по яйцам — это круто! — хохотнул Хоттабыч. — Жаль, что Зевс, в свою очередь, просто вспорол тебе брюхо обычным мечом, а не этим Харпом, — Хоттабыч продолжал нагнетать, выводя Древнюю Тварь из равновесия. — А лучше бы — кастрировал на хер!
Я понял, что еще немного и Аватар Титана перейдет к решительным действиям, уж слишком его накалило последнее замечание старика.
— Скоро я верну все назад! — неистово проревел Титан, резко взмахивая Харпом. — И вновь займу покинутый трон! Никто, кроме меня недостоин править этим миром!!!
От его крика тоже вздрогнули стены, но эффекта, подобного Гласу Велеса, он произвести не смог. То ли, действительно, Аватар слабоват, то ли это совсем не его «фишка».
Кронос нервно бросил ладонь на вершину стоящего рядом Омфала и на секунду прикрыл глаза. В толще Алтаря начала разгораться маленькая искорка, постепенно охватывая сиянием всю каменную глыбу. Я видел Магическим Зрением, как Потоки Силы, концентрирующиеся где-то в глубине этого забытого Богами булыжника, начали стекаться небольшими струйками к ладони Титана.
Когда эти потоки скрутились в один «полноводный ручеек» и впитались в ладонь Бандеры, его глаза вновь открылись. Только вот в них в этот момент не осталось ничего человеческого. Они были подобны черным глазам Велеса, только полностью кровавого оттенка. Как будто все сосуды в его глазах лопнули, залив кровью и зрачок, и радужку, и весь белок. Жуткая картина, одни словом — меня даже озноб пробил.
—
Когда в Алтаре не осталось ни Эрга неизвестной Энергии, Кронос отнял от него руку и направил её ладонью к Истукану Велеса, все еще пребывающему в каменной неподвижности. С его ладони сорвались яркие изумрудные искры, ударившие в центры почти затухших и остановившихся Печатей, заставив их с прежней энергией раскрутиться вновь.
Хоттабыч пока никак не проявлял себя, явно чего-то ожидая. Может быт, он хотел, чтобы Кронос потратил как можно больше сил, оживляя и без того ожившего Велеса. А, может быть, в его бездействии был какой-либо иной резон. Не знаю, на этот раз почувствовать его мысли мне не удалось. Он, словно бы, отгородился от меня, да и от всего мира, похоже, незыблемой Ментальной стеной.
Раскрутившиеся Печати вновь обрушили на Идол Скотьего Бога целый океан Энергии. Не знаю что, послужил ли этот Поток толчком к разрушению «инкогнито» Велеса, но он вновь стремительно начал оживать. Мне казалось, что Кощей всемерно сопротивляется этому процессу, поскольку черты его лица уродливо искажались, меняясь рывком от каменного к живому, и обратно.
Но, Кронос продолжал усиленно скармливать ему Энергию, удовлетворенно наблюдая, как Гигант возвращается к жизни. Наконец, Кощею надоело бессмысленно тратить силы на сопротивление, и он стремительно вышел из окаменевшего состояния, продолжая хлебать вливающуюся в него Энергию, как бык помои. А что, Силы много не бывает! Особенно такой, Могучей, Изначальной. Такой уже и не осталось во всем мире!
— Отлично! — воскликнул Титан, пытаясь оборвать поток идущей от него Энергии.
Ха, но не тут-то было! Кощей каким-то образом умудрился нивелировать попытку Кроноса лишить его дармовой Силы и продолжал всасывать Магическую Энергию Древнего Существа со скоростью взбесившегося пылесоса. Я видел, как усилиями вновь ожившего Идола вокруг струи Силы образовалось некая «турбулентность», не позволяющая Кроносу оборвать Поток утекающей, как сквозь пальцы, Энергии. Да еще и утекающей со свистом.
— Не трожь!!! — Вновь рыкнул Кронос, вызвав небольшое сотрясение под ногами. — Моё!!! — Пусть и с огромным усилием, но ему удалось развеять Волшбу Велеса и, наконец-то, отрезать его от потока.
— Я — БОГ ВЕЛЕС ВСЕМОГУЩИЙ!!! — не сдерживаясь, громыхнул Исполин своей луженой глоткой. — И В ЭТОМ СВЯТИЛИЩЕ ВСЕ МОЁ!!! А ТЫ КТО ЕСТЬ, ЧУЧЕЛО?!!!
Хорошо, что Хоттабыч и Хартман, уже наученные горьким опытом тут же закрыли уши руками, рты раззявили, и припали «к земле», как по команде «воздух». И не прогадали: очередной Глас Велеса по мощности переплюнул даже предыдущее его применение.
Мы с соседом едва удержались на месте, сопротивляясь ураганному ветру, ударившему по нашему распластанному тело, словно воздушным кулаком. Фрица, хоть не отбросило кувырком, но все-таки протащило по полу пару метров, мохратя и без того растрепанный мундир.
Но основной удар Гласа конечно же пришелся по совершенно не ожидавшему такого эффекта Кроносу. Его сорвало с места и, закрутив штопором, буквально расплескало о ближайшую стену пещеры. Только красные брызги красиво разлетелись по сторонам. Смертное тело Степана Бандеры, в котором оказался заперт древний Властелин, не выдержало чрезмерной нагрузки.
— Неужели всё? Спёкся засранец? — осторожно рыкнул Исполин, видимо, пытаясь уберечь наш слух. А в ушах, нужно сказать, звенело весьма солидно, несмотря на предпринятые меры самосохранения. — А я был о нем куда более высокого мнения, — презрительно процедил Кощей. — Как же — сам Кронос…
— Не говори гоп, твое бессмертие! — осадил здоровяка Хоттабыч, указывая на искалеченное тело, в этот самый момент и в самом прямом смысле слова само собирающее себя по частям.
Да у меня бы челюсть отпала от такого зрелища, если бы я в этот момент владел собственным телом. Раздолбленный в кашу череп оторвался от стены и с хрустом повернулся в нашу сторону. Один глаз, вылетевший из глазницы, болтался на какой-то сопле, а второй, похоже, просто лопнул от запредельной силы удара. Однако, эти окровавленные останки каким-то образом продолжали жить и двигаться каким-то чудом.
Расплющенная в кровавый блин голова начала с противным хрустом раздуваться и принимать объем, словно кто-то изнутри накачивал её воздухом. Глаз, висевший на ниточке, втянулся обратно в восстановившуюся глазницу и загорелся рубиновыми углями Преисподней. Переломанные кости срастались с неприятным хрустом, занимая положенные им места. И даже кровь, в изобилии оросившая окружающие камни, собираясь в черные тягучие ручейки, побежала к встающему на ноги Титану, заключенному в человеческое тело.
— Живучий ублюдок, — согласился Кощей, со свистом раскручивая гигантский резной посох. — Титаны — они такие… Сдохни, тварь! — Подскочив к покачивающемуся телу, бородатый Исполин нанес чудовищный удар своей окованной металлом деревяшкой.
Мне показалось, что истерзанное тело Степана Бандеры от удара гигантского бревна вернется обратно в состояние кровавой каши. Но не тут-то было — исполинский удар Велеса был со звоном отбит в сторону. Оказалось, что, даже утратив «целостность» смертного тела Аватара, Кронос так и не выпустил из руки свой Адамантовый Харп, которым сейчас и отвел от себя посох бородача. Мало того — изогнутое лезвие Харпа начисто срезало окованный металлом наконечник.
— Чё, съел, дубина? — с кровавыми брызгами изо-рта выхаркал Кронос, скорчив неимоверно жуткую гримасу. — Ты всего лишь жалкая пародия на Верховное Божество! Куда тебе до меня? — прохрипел он, настороженно наблюдая одним глазом (второй только-только восстановился в глазнице, невидяще пялясь в воздух пока еще мутным бельмом) за Гигантом. — Но твоя шкурка меня вполне устраивает — она куда лучше моего смертного тела! — Кронос оскалился окровавленными зубами. — Я буду заботиться о ней, как о своей собственной…
— Берегись! — неожиданно заорал Хоттабыч, зачерпывая из Резерва просто чудовищное количество Силы. — Он заговаривает тебе зубы!
Хоттабыч оказался прав, выгадав момент, Кронос взмахнул своим Серпом… Я не понял, как так произошло, но Харп который только что был в правой руке, оказался в левой и только чудо уберегло Кощея от смертельного удара. Помощь пришла в виде «дымных щупалец» полковника Легиона, застивших Кроносу глаза и толкнувших Титана под руку.
Хотя, из доносящихся до меня мыслей старика, становилось ясно, что даже таким способом самого Кощея не убить, и не уничтожить. Но отрезать его от управления Аватаром — вполне. А ведь именно этого и добивается вернувшийся из Тартара безумный Титан. И, завладей он телом Велеса, свалить его будет куда как проблематичнее.
Рука Бандеры, вокруг которой обвилось щупальце Лича, неожиданно почернела и начала усыхать на глазах. Плоть сходила с костей гниющими кусками и, отваливаясь, падала на пол.
— А ты что еще за неведома зверушка, мертвяк? — шаря по округе полыхающим глазом, рявкнул Кронос. — Отродие Старого Харона? Или дешевая Некроподелка моего старшенького — Аида? Вам не справиться со мной даже всем вместе! Вам не победить Повелителя Кроноса! — Полыхнувшие в неожиданно сгустившейся темноте оба восстановившихся глаза Титана, сказали мне о многом.
Вернее, не мне — Хоттабычу, продолжающему тянуть откуда-то извне и накачивать наше общее тело просто неимоверным количеством Силы. Но я еще чувствовал, что примерно так же сейчас поступает и загнанный в угол Титан. Его Чудовищная Сила буквально заставляла Эфир стонать от непосильного напряжение. Магическое Зрение отчего-то сбоило, лишь временами выхватывая из Энергетических Искажений насыщенного Магией пространства какие-то обрывки информации.
Увиденное меня пугало: смертное тело Кроноса менялось, искрило и полыхало плазменными протуберанцами Энергии, которую я был не в силах опознать. Оно росло в размерах и уже почти сравнялось с противостоящим ему Велесом.
— Он решил идти ва-банк! — догадавшись о намерениях одного из Прародителей Всех Чудовищ, воскликнул Хоттабыч, дублируя обычную речь и в Ментальном диапазоне. — Еще немного, и он полностью переселится в свой Аватар! Навались, ребятки! Иначе, не сдюжим…
Сознание вернулось рывком, как это уже не раз бывало со мной. Я уже и со счета сбился, сколько раз я терял сознание в этом мире, куда Великое Провидение забросило меня после смерти. Что же произошло на этот раз?
Мое тело лениво и плавно покачивалось, словно колыхаясь на пенных волнах морского прибоя. А рядом шумело, словно на берег действительно накатывалась волна за волной. Я открыл глаза и осторожно огляделся. Я действительно лежал в теплой морской воде у самой кромки песчаного пляжа.
Вот только морские воды, окружающие меня, имели весьма необычный изумрудный окрас и источали слабое сияние…
КОНЕЦ СЕДЬМОЙ КНИГИ
[1] Рост Степана Бандеры составлял 158 см.
[2] Хопеш — египетский серп-меч, который произошел от боевых топоров.
[3] Атум-Ра — один из верховных древнеегипетских богов, сущность бога-солнца Ра с хопешем в руке.
[4] Адамант — мифический металл, служивший материалом для орудий богов, сверхпрочный и лёгкий материал (адамантий, адамантиум, адамантин).
[5] Харп — тип меча или серпа; так назывался особый вид меча с серповидным выступом вдоль одного из лезвий, около острия. Харп упоминается в греческих и римских источниках, почти всегда в мифологических контекстах. Меч харп прежде всего идентифицируется как оружие, которое использовал Кронос, чтобы убить своего отца, Урана. Так же данное оружие классифицируется как более традиционные серп или коса.
