Ваше Превосходительство![1]

На прошедшей почте я получил Указ Св. Синода, коим определено: все издержки по изданию наших Якутских переводов принять на счет казны и проч. и проч. Это такая для нас милость, такое благодеяние, и следовательно, такая радость, что я и в половину не чаял всего этого. Прежде всего, слава и благодарение Господу Богу нашему; многая лета Святейшему Правительствующему Синоду и затем — искреннейшая — величайшая наша благодарность Вашему Превосходительству. Я вполне уверен, что Вы, сколько по Вашему ко мне благорасположению, а более по свойственному Вам желанию блага Церкви, много содействовали этому делу. Да воздаст Вам Господь Бог за то своими милостями!

Позвольте обратиться к Вашему Превосходительству еще с моими докуками.

Конечно, никто лучше Вашего Превосходительства не знает обстоятельств нашего края. Ибо все мои предположения и записки в руках Ваших, и следов., никто лучше Вас не может видеть наших нужд. Сделайте величайшую милость, посодействуйте нам в том, чтобы с будущего 1856 года положены были штаты на Якутскую область. Это крайне необходимо, как Ваше Превосходительство и сами изволите видеть, и с тем вместе и дозволение мне просить священников и причетников в других епархиях и проч.

От самих Якутов, конечно, никогда нельзя ожидать того, чтобы они обратились с просьбою об увеличении священников, по крайней мере, дотоле, пока они не услышат службы на своем родном языке. Напротив того, многие готовы сказать, что они не станут жаловаться и на то, если по всей области будет только два священника.

Что Якутская область есть свой отдельный мир, как я сказал в моих предположениях, — это неоспоримо: в ней свой язык, свои обычаи, свой образ жизни, даже свои особые законы, и все это только в ней одной. Якуты женят своих детей очень рано, и с платою калыма иди скота и проч., и от этого премножество у них рождается неудовольствий и ссор, и для решения всех таковых дел необходима власть духовная в самом Якутске.

И потому, сделайте благодеяние для края сего, посодействуйте открытию особой Епархии в Якутске. Это необходимо, крайне необходимо. Но не ранее того, как наши переводы будут напечатаны.

Из настоящих обстоятельств уже видно ясно, что кафедра Камчатской Епархии должна быть на Амуре, где жителей и теперь уже более 5000, кроме туземцев, а туземцев, говорят, будет от 30 до 70 т.

Ваше Превосходительство, сами изволите видеть, что управление Якутскою областью с Амура крайне затруднительно, даже неестественно — за 7000 верст.

Для сокращения расходов казны можно, как я сказал в моих предположениях, закрыть Томскую Епархию — разделив оную на три части: западную причислить к Тобольску, восточную к Иркутску, а большую часть севера к Якутску, к чему, можно сказать, уже сделано и начато: т. е. озеро Жоссей иди Иессей, находящееся в Томской Епархии, причислено к Камчатской Епархии. В Якутске штаты Консистории и Собора положить самые умеренные. Помещение для архиерея готово — монастырь; дом для Консистории тоже есть и очень удобный.

Более докучать не смею.

С совершенным почтением и глубочайшею благодарностью честь имею быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 30 дня. 1855 г. Якутск.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![2]

В последствие письма моего к Вашему Высокопревосходительству от 12 октября сего года, касательно амурских обстоятельств, честь имею уведомить, что, сверх чаяния многих, Г. Генерал-губернатор Восточной Сибири ныне возвратился с Амура не через Байкал, а через Аян; и потому я имел случай видеться с ним в Якутске и переговорить о делах амурских и камчатских в отношении к нашей части.

И вследствие того некоторые предположения мои, сообщенные Вашему Высокопревосходительству в означенном письме моем от 12 октября, должны измениться, а именно: 1) г. Генерал-губернатор полагает, — переводом штатов от Камчатского Петропавловского Собора на Амуре, впредь до решения о Камчатке дела, помедлить. Следовательно, с тем вместе надобно будет приостановиться и перенесением Духовного Правления из Камчатки на Амур, хотя это по настоящим обстоятельствам более и скорее всего нужно бы сделать.

Если не найдется других средств к построению на Амуре церквей, как я о том представляю ныне Св. Синоду, то не можно ли будет дозволить употребить на этот предмет ассигнованные на построение собора в Камчатке и хранящиеся ныне в Камчатском Казначействе на Амуре деньги, 10 тысяч рублей, которых по мнению г. Генерал-губернатора, при его содействии, конечно, едва ли не будет достаточно на построение всех трех предполагаемых на Амуре церквей, разумеется, без образов и утвари. (Последнее, а также и одежды уже есть). Что же касается до построения предполагаемого в Камчатке собора, то, так как к построению оного может быть приступлено не иначе, как по окончании войны и когда затем будет устроено на Амуре все необходимое, а тогда при тех средствах и удобствах, какие будут в руках амурского начальства, можно полагать, что остальных 10 тысяч рублей будет достаточно для построения собора в Камчатке даже и в предполагаемом виде.

О прочих же предметах, изложенных мною в том же вышеозначенном письме, я ныне же представляю Св. Синоду в особом представлении, кроме дозволения на поездку мою в Иркутск, о чем я уже представлял ранее.

С совершенным почтением и преданностью честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Декабря 2 дня. 1855. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Димитрий![3]

Посылаю Вам при сем новую жалобу на Громова[4], которую я позабыл Вам передать на Маче. Разберите, пожалуйста, это дело и решите.

Пишу Вам это письмо из Анги, куда я прибыл 24 февраля после обеда. Чрез два дня намереваюсь отправиться в Иркутск.

Что-то поделывает наш комитет? Часто, очень часто я вспоминаю об этом. Потому что его деятельность и успехи доставят мне величайшее утешение, а противное — истинное огорчение. Бога ради, умоляю Вас с о. Михаилом, [5] яко главных деятелей — приложить Ваше старание.

Затем поклон всем и благословение и, между прочим, Ив. Яковлевичу и Елене Федотовне. Прощайте, Господь с Вами.

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 25. 1856 г.

Возлюбленный о Господе, Отец Димитрий!

Что это значит, что от Вас из Якутска нет ни от кого писем ко мне, а быть не может, чтобы не нашлось ничего написать ко мне, по крайней мере, о действиях комитета. А если кто из Вас писал от 23–24 марта, то этих писем мне уже однако не получить.

Чрез два дня, т. е. 5 апреля, располагаю отправиться из Иркутска и ехать прямо в Кяхту, где думаю встретить Пасху.

Яковлев[6] приехал из Питера и привез 10 иконостасов[7] готовых и 5 недоконченных еще, а остальные 9 он ожидает из Москвы — два иконостаса я у него видел. Очень хорошие. Он говорит, что они ему стоят гораздо дороже, чем он взял с нас, т. е. 35 р. — и действительно, они стоят более 50 целковых. Он просит прибавки, и я обещал ему, но не прежде, пока будут получены иконостасы все в Якутске.

По крайней его надобности в деньгах и по усиленной его просьбе, я дал ему денег 100 р. из полученных мною на Маче от г. исправника и, если Бог даст нам денег в Кяхте, то вышлю ему и остальные деньги по его счету 140 р. И потому Вы из Дух. Правления не высылайте ему денег без особенного моего уведомления.

Что то поделывает Ваш комитет и чем-то он порадует меня по прибытии моем в Аян, куда я предполагаю прибыть около 10 июля, если только состоится мир, в чем, кажется, сомневаться уже нельзя.

Вот уже и 4 апреля, но нет ни слуху, ни духу об ожидаемых нами 6 иереях и 10 причетниках. Приехал один только смотритель. Что это значит! Ужели не нашлось желающих? а ровно не слыхать и о 4 монашествующих.

На Амур завербовано в Иркутске только 3 священника и столько же причетников, из коих последние все и первые двое уже отправились за Байкал. О. Евсевию[8] и прочим скажите от меня поклон и благословение, а также Ивану Яковлевичу и Елене Федотовне, Петру Федоровичу и прочим со включением главы градского с гласным Ильею Гавриловичем.

Я, слава Богу, здоров, прощайте, до свидания, Господь с Вами. Не забывайте в молитвах Ваших

многогрешного Иннокентия А. К.

Апреля 4 дня. 1856. Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Димитрий!

Письмо Ваше от 21 марта получил я точно там, где Вы предполагали, т. е. в Чите, в день моего туда приезда, т. е. 23 апреля.

Первое, о чем хочу писать Вам, есть наш комитет, так же, как и Вы начали письмо Ваше о нем же, а что сказать о нем! не знаю. Скажу только, что я относительно его нахожусь и в надежде, и в сомнении, в страхе и утешении. Бога ради, попросите от меня о.о. сотрудников постараться исполнить хотя половину назначенного мною к моему приезду, иначе не на радость я приеду к Вам.

Сострадаю скорби Вашей относительно Вашего домашнего положения. — Радуюсь и благодарю Бога, что Он восставил Вас с одра болезни Вашей, причиною которой были Вы сами.

Вы уже знаете, что, наконец, на земле мир — слава в вышних Богу! Но каков состряпан мир, мы еще не знаем; только видно из манифеста от 19 марта, что он для нас русских кисел и солон.

И поделом нам! Мы слишком замыкались. Не хотели никого и в грош ставить, и слава Богу, что Он смирил гордость нашу; иначе мы бы задрали голову еще выше, и, конечно, не видя ничего под ногами, хлыснулись бы в ров. Но теперь надобно поникнуть к земле, а между тем рассмотрим и под ногами и что у нас на ногах и на руках; в Москов. ведомостях от 6 марта Вы верно видели, что некоторые генералы и офицеры отданы под суд за беспорядки.

Страшная и срамная для нас русских эта вещь. Но это одна из 100 000. Говорят, Государь хочет сделать сильные реформы. Помоги ему, Господи, направить Россию на путь истины, правды, бескорыстия и проч. и проч.

Весьма хочется знать, что заключал в себе тяжеловесный пакет. Циркулярные указы, из коих Вам уже отправлена частичка, а более почти ничего. Писано мне выдать пособия едущим на Амур, а между тем в Иркутскую казенную палату не дали знать об этом, и потому я должен был сам искать деньги на означенный предмет.

На представление же мое от 2 декабря об увеличении духовенства на Амуре до 6 священников и 2 миссионера, 1 дьякона, я получил разрешение только здесь в Чите, впрочем, совершенно согласное с моими мнениями — спасибо им за это!

Радуюсь, что, наконец, ……[9] улус согласился на ругу, т. е. Петр Павлович. Да, это дело казусное.

Я, слава Богу, здоров, собираемся в путь водный, сухопутный скоро кончится. — Если все будет так, как я думаю, то я в Аян прибуду в первых числах июля, следовательно, и в Якутске могу быть в августе.

Скажите от меня пребольшой поклон и благословение многоуважаемому мною Константину Андреевичу[10], да укрепит его Господь в производимом им деле.

Поклонитесь также Ивану Яковлевичу, Елене Федотовне, Алексею Яковлевичу и Петру Федоровичу, новому главе Николаю Федоровичу с товарищи и отцам членам комитета на особицу.

Прощайте, до свидания! Господь с Вами! Мир и благословение всей Якутской пастве!

И не забывайте и в домашних молитвах многогрешного

Иннокентия, Архиеписк. Камчатского.

Апреля 25 дня. 1856. г. Чита.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич![11]

Воистину Воскресе! отвечаю Вам на приветствие Ваше в последнем Вашем письме. Целых четыре письма Ваши передо мною, на которые я еще не отвечал Вам. Какова неаккуратность! Простите, Бога ради: будьте уверены, что это не от равнодушия или забвения, а от случая. На первые два письма Ваши, от 6 февраля и от 7-го марта, я надеялся отвечать Вам лично, для чего я и прожил в Иркутске лишних три дня, в ожидании Вас до последней минуты, и очень жалею, что не остался в Иркутске еще на сутки. Тогда бы я увидел Вас лично и нареченную Вашу невесту, но этого не случилось: а быть может, для того, чтобы я увидел Вас обоих и с приращениями в Якутске… Дай бы, Господи! В письме своем от 7 марта Вы, между прочим, говорите, что «вообще много и много нужно бы передать на словах». Очень жалею, что из столь многого я ничего не знаю и, вероятно, не узнаю. Если можно, потрудитесь написать ко мне в Якутск; а в доказательство того, что я никому ничего не передам, я отошлю это письмо Вам обратно. В этом же письме Вы в первый раз сказали мне о своем намерении жениться; и для меня это была точно новость, и я очень порадовался этому, тем более, что я за несколько дней видел Вашу невесту[12], быв у них с первым визитом. Третье письмо Ваше, от 11 апреля, я получил в Кяхте, накануне Пасхи, а с ним вместе и письмо от владыки Филарета; то и другое доставило мне большое утешение и радость. Владыка утешает меня в моей скорби по делам моим в Америке, а Вы пишете о своем прибытии в Иркутск, о свидании с невестою и о мире; — к тому присовокупилось еще и письмо от А. М. Потемкина, который извещает меня, что по завещанию моей дочери Ольги Музовской, оставлено ею в полное мое распоряжение десять тысяч р. сер., и, следовательно, я встретил Пасху с особенною радостью; более же всего меня порадовал и радует мир. Слава в вышних Богу! миром сим Он благоволил смирить нашу гордость. Мы слишком замыкались и задрали голову; а в случае успеха в нынешней войне, мы бы так заломили себе головы, что не только под ногами своими, но и рук своих не видали бы — и следовательно, как раз бухнули бы в яму, а теперь, nolens volens, надобно потупить голову: а это заставит нас рассмотреть, что у нас теперь под ногами и на ногах, и куда мы идем. О получении письма от г. Потемкина я буду писать ему на следующей почте официально и пошлю доверенность на получение означенных денег. На эти три письма Ваши я не мог Вам отвечать, потому что первые три дня Пасхи я служил в Тронцюсавте и Кяхте, а на третий день отправился в Верхнеудинск, где тоже отслужив, в тот же день отправился в Читу, куда прибыл 23 апреля и получил Ваше последнее письмо, посланное с г. Чихачевым, в котором Вы ничего не сообщаете мне нового, но зато более говорите о своих сердечных обстоятельствах. Молю Господа и в особенности помолюсь ему в 29 число[13], (в которое я намерен отслужить в Читинской церкви), дабы он благословил брак Ваш благословением небесным, на радость ж утешение Вам, родным Вашим, и Церкви, и России; я же, с своей стороны, желал, желаю и буду желать от искреннего моего сердца всех благ земных и небесных, ей и аминь! — Собираемся в водный путь. Помолитесь о нас, да совершится он благополучно и без всяких неприятностей и столкновений с нашими соседями. М. С. Корсаков, которому вчера чиновное общество задало прощальный обед, сегодня вечером намерен отправиться (обед этот, говорят, еще первый). А я думаю выехать с Читы 29 вечером, т. е. в день Вашей свадьбы, как говорят. Николаю Николаевичу я теперь не пишу, а напишу на р. Амур с г. Миллером, а Вас прошу по прибытии его в Иркутск — т. е. Николая Николаевича — поздравить с прибытием и засвидетельствовать ему мое почтение. Затем прощайте, мой возлюбленный о Господе, Николай Дмитриевич! до свидания, да сохранит Вас Господь Бог на многие лета. Мир и благословение от моего недостоинства Вам, и невесте Вашей, и всем Вашим родным.

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Апреля 25 дня. 1856. Чита.

Господь с тобою, возлюбленный мой сын Гавриил!

Слава и благодарение Господу, наконец, мы добрались до Аяна; 11-го числа вечером, в 8 часов, положили якорь. Я, слава Богу, был и есмь здрав, только немного карман мой должен потерпеть. Ризница и все мои рясы, и платье, и белье подмочены при свозке с парохода на берег. «Десятка», которую мы вели на бункере, говорят, потекла вдруг, будто бы; а все мое имущество было на самом низу и оттого все подмочило; винить тут некого, да и не к чему… Конечно, если бы Гаврило мой (которого я, впрочем, послал рано) был при погрузке моих вещей, то, конечно, ризница и чемодан мой не подмокли бы, потому что он не положил бы их на низ. Но его не было на судне, — он ночевал на берегу, — и вещи грузили без него. Итак, теперь нет у меня ни одной рясы чистой и хорошей. И это мне поделом. — Жалей ты: потому что после смерти моей это досталось бы тебе. Петру Васильевичу кланяйся от меня и благодари за все, но ни чуть не говори о подмочке, да и советую тебе не говорить об этом никому, потому что это ни к чему не поведет, как только к ненавидению нас. Ты сам знаешь, что всяк своих защищает пред другим сословием, и сколько ни говори и ни ропщи, а испорченного не воротишь. Отец Арефа уехал в Якутск до меня еще. Умнее этого ничего он придумать не мог, и потому я теперь помещаюсь в своем прежнем уголке. Как ни хочется мне ехать в Якутск скорее, но приходится жить до зимнего пути. Впрочем, скучать не стану, потому что из Ситхи привезена вся почта: — дела не мало. Отец Константин едет к Вам; если «Двина» еще не ушла, то отправь его, а иначе — корми, и если он может, то пусть и служит, например, за тебя, когда ты уедешь в поход. Затем прощай, до свидания! Господь с вами со всеми. Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Р. S. Компания пожаловала мне десять тысяч рублей ассигнациями, еще в 1853 году; я это узнал только сейчас, рывшись в бумагах; поздравляю: вот тебе вознаграждение за потерю! Если грамоты на освящение храма я не успею написать, то с Богом — освящай, не дожидаясь оной, лишь только будет поставлен иконостас и престол (вышиною 1 арш. 6 вершк. и шириною и длиною по пропорции). Но, во всяком случае, ты должен мне написать рапорт о том, что церковь строится успешно и что скоро будет готова, и послать с Ив. Васильевичем. Сейчас пришел я из церкви, где рассматривал всю подмоченную ризницу, и, к удивлению нашему, только Филаретовское бархатное облачение немного пострадало, а на прочих одеждах едва заметно и на хорошей мантии ничего не заметно, — слава Богу! Значит, нечего и говорит о подмочке; только мои вещи пострадали, — но десять тысяч компанейских пожалованных мне, достаточно будет на заведение двадцати ряс бархатных. Прилагаемый при сем пакет, если можно, отправь в Калифорнию на «Двине» или каком-либо другом судне; только в последнем случае сделай на него новый конверт и попроси кого-нибудь написать по-английски.

Сентября 13 дня. 1856. Аян.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич!

Сверх всякого чаяния, я получил письмо Ваше, посланное с г. Хитрово на Амуре. Я говорю: сверх чаяния — потому, что я отправился было из Николаевска на Аян 3-го августа, а г. Казакевич прибыл в Николаевск 4-го вечером: а как это случилось, расскажу по порядку. Не без страха и опасения отправился я из Иркутска; слухи (которых не опровергал Карл Карлович), что Китайцы собрали шестьдесят тысяч войска и что в числе их немало Англичан, не могли не тревожить хотя кого. Но, как Вы уже знаете все, слава Богу! и тени похожего на это не было. Плавание наше по Шилке началось 17 мая: до Стрелки и несколько подалее я плыл большею частью вместе с Рейсом г. Мухина; потом я до места, где остановился г. Хилковский, т. е. до устья Зеи, плыл с канонирскою лодкою. До Айгуна проводил меня г. Хилковский, который был моим и толмачем, когда я был в гостях у амбаней (их было двое). Как они принимают и угощают — это Вы знаете. Я недолго был в гостях у губернатора, ибо день уже вечерел. От Айгуна я плыл уже совершенно один, без всяких лоцманов; оставя его 29-го, вечером 16 июня приплыл я в Кизе. Ночами мы никогда не плыли; Сравнивая время плавания часами по Лене с плаванием по Амуру, выходило почти одно и то же: что с Кизеса до Якутска, то от Шилки до Кизе. Так находят и другие. В Кизе я останавливался на несколько часов, — спешил скорее застать Завойку; и застал обоих адмиралов. Они ушли из Николаевска только 21, а я приплыл 19-го. Слышал я мнения и суждения об Амуре обоих адмиралов. Один чересчур хвалит (впрочем, уже убавил ходу), а другой в той же мере хулит. Аянские говорят, что они оба с этими мыслями и выехали. Последний будто бы хочет представить — бросить совсем Амур и сделать порт или в Камчатке, или в Аяне. Этого я от них не слыхал. Ужели это правда?! и ужели его послушают!.. Нет! В. С. уже не тот, каким я его знал, — т. е. он тот же самый, но прежде он слушал, когда ему говорят резонно, и удерживал свой х — х. й характер, а теперь не слушает ж слушать не хочет никаких резонов и дал полный ход своему упрямому характеру. Впрочем, не на радость себе: два, три свидания и два, три суждения — и он окажется, что он годен только работать, строить и умеет держать команду. Последнее в нем редкость, по-нынешнему. Но судить и рядить — не его дело. Говорил бы более — да некогда. По уходе адмиралов, я опять пошел в Кизе и пробыл там до 4-го июля, потом воротился опять на Амур; и плывя оттуда, заплывал в протоку Пальво, где зимовали суда наши. 13 июля отец Гавриил произведен в протоиереи. 1 августа у них родился сын, а мне внук, — и еще первый моей фамилии. 3 августа собрались было мы идти на Аян на корабле № 1 и вышли уже даже в лиман; но свежий ветер повредил нашим кораблям, и мы воротились обратно в Николаевск 7 числа. Здесь я в первый раз еще увиделся с г. Казакевичем и Посьетом. Первый мне понравился, а последнего я полюбил. Живее пошли дела Амурские и определеннее, потому что приехал сам хозяин[14]. Тотчас принялся за церковь. Живо вычистили место и 24 августа заложили. По отходу моему уже третий ряд вели. На Амуре теперь изобилие всего, — в Михайловском селе и в Богородском родился хлеб и овощи, и даже огурцы на грядах, которых досталась и нам в Николаевске не одна сотня. Значит, здесь поселения на месте. Наконец собрались мы в Аян; и зато уже не на «Иртыше» и не на Готе № 1, а на пароходе «Америка», (его еще не крестили, т. е. не освящали, вероятно, потому, что ждут разрешения, как его назвать). Пароход чудесный. Но, увы! Капитаны наши подгадили; я думаю, капитан, приведши его из Америки и шедший с нами на Аян, невыгодное сделает заключение о наших капитанах. Он в Николаевске видел множество в густых эполетах, и когда садился на пароход, наверное, думал, что капитан на нем самый лучший; да так подумает всякий. Нет! можно сказать, что рано еще нам иметь такие пароходы, — потому что ходить еще не умеем на пароходах. — Мы шли до Аяна 9 дней; впрочем, это уже не от капитана. Пройти по мелям более 300 верст (мы были еще у Лазарева, мы заезжали), конечно, скоро нельзя, когда еще нет ни вех, ни баканов; и опись самая неопределенная. Но когда мы выбрались на вольную воду, то пароход полетел, при половинных парах, по 9 и по 9½ узлов в час. Вы видите, что путь мой на Амур был счастлив и удачен; а с Амуру напротив. Первая неудача та, что я долго прожил на Амуре; вторая та, что не мог попасть на бот. Третья та, что я не мог выехать с Аяну и должен жить до зимнего пути, а главная неудача и несчастие — то, что, по милости моряков, подмочили при свозке вещей моих с парохода на берег все мое платье и хорошую ризницу. К счастью, на многих не заметно или очень мало заметно; но бархатное облачение преосвященного Филарета, которое Вы привезли, очень попортилось, и также и моя зеленая бархатная ряса; но видно, так этому надобно быть, — я об этом ни слова не писал Казакевичу и отцу Гавриилу запретил говорить об этом. Потому что пятнадцатилетний опыт научил меня, что жалобы, как бы они ни были справедливы, ни к чему не ведут. Пожалуйся я на капитана и на его помощника — то мне, и не только мне, но и всем духовным, достанется от всех моряков. Как теперь выезжают исправники на бедных Гижигитских духовных!!! Истинна пословица: «ворон ворону глаз не выколет». Бог с ними! Самое лучшее — терпеть. Брат мой в Камчатке несколько лет терпел и наконец, победил своим терпением, а стал жаловаться он — то дело дошло бы и до бумаг. Сделайте милость, если Николай Николаевич[15] услышит о подмочке моих вещей, скажите, что немного повредилось кое-что и — только. Вы, наверное, удивитесь, что я так много пишу Вам. Причина самая простая: читать вечером я не могу, а писать, как видите, еще могу, с отдыхами, — и вот, от нечего делать, давай писать Вам. Зато так навараксал, что днем и глядеть гадко! Ни об Амуре, ни о моих планах и намерениях в отношении к нему я Вам не пишу ничего. Потому что целую тетрадь намарал и послал Николаю Николаевичу: следовательно, Вы узнаете все.

Теперь перенесусь к Вам. Что-то вы поделываете? Принялись ли за Китайские дела? и что? И как будет? Неужели все бросят?! Жаль будет — очень жаль! но видно, так Господу угодно, — видно, или не пришло еще время занять нам Амур, или не нам занимать его. Вы пишете, что много обещают перемен и преобразований — после коронации. Вы теперь все или многое уже знаете; а мы здесь разве только в начале ноября услышим, что была коронация — и более ничего. Любопытно, что будет; скажу и я с Вами: дай, Господи, нашему Государю помощников и благонамеренных деятелей! Кто-то к нам приедет губернаторствовать? Дай, Господи, благонамеренного, деятельного и хозяина. У Якутов теперь хлеб есть и будет, мяса и масла довольно, рыбы тоже. Им надобно теперь заводить свои рубашки, свои зипуны, т. е. надобно научить их прежде и ткать, а прежде — сеять коноплю и разводить овец. Со дня на день и даже с часу на час ждем парохода с Амура и на нем еще человек около 6 выезжающих, а также и хозяина Аянского порта, П. П. Фуругельма; он остался от нас на Амуре, в Кизе или Кастри, для отправки в Америку солдат и для отыскания места на реке Амуре для помещения компанейских зданий. Снег в Аяне ныне выпал очень рано, и вот уже начали морозики. Так что и в ясный день очень, очень мало притаивает. Амурские дети мои Вам кланяются. Затем, призываю благословение Св. Троицы на Вас и на Вашу супругу и на всю Вашу домашнюю церковь…

Р. S. Покорнейше прошу засвидетельствовать мое почтение Вашему папеньке Сергею Петровичу[16], и я бы сердечно порадовался и порадуюсь, если, как Вы писали, милости Царя коснулись и его. Скажите от меня также поклон г. Бибикову и г. Чихачеву, если он в Иркутске, и спросите его — передал ли он от меня почтение и поклон Карлу Карловичу; а если нет, то потрудитесь сделать это Вы. Я, слава Богу, здоров, — только глаза, глаза! а писать надобно, и письма не мало. Любящий Вас искренно

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Сентября 13 дня. 1856. Аян.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Димитрий!

Наконец-то вынес меня Бог с Амура и только 11-го. Покушался я на это и ранее (3-го августа); но ботик, на котором я отправился в лимане, повредило ветром, и я должен был остаться, и ждать нового случая, который открылся только 11 сентября.

По прибытии моем в Аян я получил огромную почту в нескольких тюках и ящиках. Надобно было все разобрать, потому что надобно что-нибудь написать в Америку. И только сегодня (14) прочитал я Ваши Якутские письма. И прежде всего, славлю и благодарю Господа, порадовавши меня утешительными известиями, в числе коих первое о переводах. Слава Богу, и большое спасибо Вам — а еще большее о. Димитриану[17]. Вы называете его неутомимым; а я пока назвал его золотым. Услышав о смерти о. Лаврентия еще на Амуре, я очень жалел его и, между прочим, как знатока Якутского языка. Но Господь сугубо утешил меня известием Вашим об о. Димитриане; счастливы мы, или, лучше сказать, счастливы Якуты, что Господь приготовил им такого дорогого человека. Значит, это дело теперь, можно сказать, будет кончено.

Летел бы я к Вам в Якутск, да за небольшим дело: крыльев нет; а между тем, сегодня утром снег появился уже и на нижних горах, значит, на лошадях ехать уже нельзя, а оленей мало, да и тех займут курьеры, которых здесь набралось до 7-ми, а потому, nolens volens, я должен остаться до первого зимнего пути и вследствие того прошу Вас передать кому следует следующее:

Так как рекомендуемого Вами дьячка нельзя скоро рукоположить, то послать неволей о. Автонома пока на время, а пожалуй и совсем оставить его, ежели NB не предвидится никого другого из священников.

Прибывших священников разместить по вакантным местам пока в городе, причислив их на время; а между тем, предложите им, не согласится ли кто-нибудь из них апостольствовать в Чауне, и ежели Господь вложит такое желание, то отправляйте его с Богом и не упускайте случая.

Но если не найдется из них желающего, то что мы станем делать! Я решусь на самую сильную выходку. Изберу и назначу именно священников из проезжих, лучших по аттестатам и свидетельствам, дам им жребий и на кого падет, того пошлю силою, другого способа я не вижу.

Куда о. Аргентова? Я думаю на Сунтар отправить его, и, если можно надеяться на него, что он там не будет бесполезен, то пусть он собирается и едет.

Не было ни деньги, да вдруг пять алтын, говорит пословица, так теперь и в нашем Якутске. Был крайний недостаток в духовенстве, а теперь не знаем, куда и девать. Я это разумею о новоприбывших семинаристах Ситхинских, куда и как их поместить на первый раз! Возлагаю на Вас эту заботу. Я думаю некоторых можно поместить в монастыре или в монастырском доме, затем старших надобно поженить, где мы им наберем невест? Относительно последнего вопроса я думаю так сделать: я предполагаю ныне посетить все Якутские церкви (потому что на будущий год я уйду в Америку), взять старших из них вместо певчих, и пусть они выбирают себе невест; но до того времени надобно их кормить, а как? и чем? Подумайте. Не найдется ли возможности младших поместить в училище и пока довольствовать их казенною пищею, разумеется, за плату. Ах, как жаль, что я не могу ехать к Вам! Поговорите о последнем с о. смотрителем и с о. Наместником, но главное: надобно иметь за ними надзор. Поручаю Вам их всех, а Вы можете поручить тех, кои будут жить в училище, о. смотрителю; но главный надзор и попечение Ваши.

Я выше сказал, что ныне хочу посетить Якутов, это лучше сделать, если начать с февраля, потому что по приезде в Якутск задержат дела и главное из них — отослать переводы в С. Синод, и потому Вы не дожидайте меня и переписывайте их, а если где и какое либо нужно мое мнение или разрешение, то это можно сделать особо, потому что не одно мое мнение или разрешение нужно для окончания этого дела, а нужно еще, как Вы и сами знаете, собрать еще великий Синедрион и предложить на рассуждение и разрешение оного слова новые или нововведенные и те, кои не вполне выражают русский текст. — Позаботьтесь о собрании таковых слов.

Впрочем, возвращаясь в Якутск, можно посетить некоторые церкви, как то: Устьмайскую, Амгинскую, Мечинскую и еще кой-какую. Но как это сделать? Певчих у меня нет никого, так что я, живя в Аяне, едва ли отслужу хотя в храмовой праздник, петь некому, впрочем, об этом я еще успею написать, потому что первый по Мае я не поеду.

Скучно здесь мне не будет потому, что много бумаг, но достанет ли глаз моих! и притом выдержит ли мое здоровье одну соленую рыбу — свежей здесь нет и достать негде. Одно средство — доставать с Нелькана. Но будет ли и там, и не встретится ли какого затруднения в доставке. Впрочем, если Господу угодно, то буду жив и здоров и на одной соленой рыбе, которой здесь тоже очень скудно, и которую я привез с собою с Амура.

Скажите от меня о. Димитриану большой поклон и спасибо еще большее. Пусть он будет уверен, что я до гроба не забуду его. На переезды его из дома в Якутск и на прожитие в Якутске выдайте ему денег от 50 до 100 р. Я хотел писать ему особо, да некогда.

Очень жалею, что я не могу исполнить Вашей просьбы касательно черносливу и шампанского, вероятно, мне привезут из Америки то и другое, приеду — поделюсь.

Дорогому и дражайшему моему Константину Андреевичу поклон, благословение и спасибо. Да воздаст ему Господь, постараюсь и я вознаградить его — непременно представлю его к ордену.

Поздравьте меня с внуком, родившимся 1-го августа, 2-го сентября он именинник, и в этот день мы отправились с Амура.

Что то наши певчие! идет ли дело на лад. Если из приезжих Камчатских и Американских наших найдутся голоса, то можно им быть в хоре и за то они получат жалованье.

Вполне сочувствую Вашей домашней горести, и всеусердно благодарю Господа, что он Вас видимо укрепляет. Сочувствуйте и мне. Несчастный сын мой Иннокентий, хотя и пишет, что он исправился, но трудно верится, тем более, что он надавал заемных писем на 600 р. в надежде на меня, впрочем, резоны похожи на основательные. При сем прилагаю 650 р., перешлите их по адресу, завернув в особый пакет, и заплатите что следует на почту — возвращусь и возвращу.

Скажите от меня поклон и благословение: Матвею Матвеевичу, — главе — Петру Федоровичу, Алексею Яковлевичу, Николаю Федоровичу и его собратиям и всем, кто спросит и также о. Николаю и о. смотрителю и прочим трудящимся в деле перевода Якутского.

Посылать деньги наличные я раздумал, потому что время поздается, быть может, они как-нибудь затеряются, а взыскать будет не с кого; разумеется, затеряются против желания того, с кем бы я послал их, и потому прошу Вас, если нет у Вас своих денег, то займите где-нибудь означенную сумму 650р. и пошлите при первой возможности. Приеду, заплачу тотчас же.

Познакомьтесь поближе с о. Арефою. По журналу его и по отзывам его знающих, он чудо человек — одна его слабость: небольшой запой.

Сейчас отправляется г. Буссе, и я решаюсь за ним ехать. На Зюкзюре, говорят, снегу нет, и поэтому я думаю оставить Аян. Но не знаю, как Бог исправит, а сегодня утром очень холодно.

Призывая на Вас благословение Божие и Его Всемогущую благодать, укрепляющую Вас в скорби Вашей, имею честь быть вседоброжелательным слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Сентября 19 дня. 1856. Аян.

Мир и благословение от Господа Вам, возлюбленные мои о Господе, Вернгард Васильевич, родная моя кумушка и Васенька![18]

Да хранит и милует Вас Господь вовсе дни жизни Вашей!

По прибытии моем с Амура в Аян 12 сентября, в числе прочих получил я Ваше письмо от 7 июня, где Вы, Бернгард Васильевич, извещаете меня, между прочим, что Вы назначены Вице-губернатором в Астрахань. Искренно радуюсь я этому и тому, что Вы все живы и здоровы. Слава Богу! отвечаю Вам на последнее письмо Ваше.

Не Вы виноваты, что я не отвечал Вам на письмо Ваше, а я.

Первое письмо Ваше от июля прошлого года я получил еще до прибытия Николая Николаевича с Амура к нам в Якутск. Но медлил отвечать до прибытия его, дабы узнать лично от него о причине Вашего удаления из Сибири и, наконец, я узнал к прискорбию, а более к утешению моему. Его слова подтвердили слухи, какие до меня доходили о причине Вашего удаления — «прекрасный пол причиною, что Сибирь лишилась (а особенно Якутск лишился) Вас». Собственно же Вас и Вашей деятельности, усердия и службы и проч. Николай Николаевич по-прежнему нахвалиться Вами не мог. Это меня сугубо утешило и обрадовало. Значит Вы тот же ревностный и благонамеренный человек, что были и прежде. Значит и Н. Н. так же благонамерен и теперь любит Вас, как и прежде. Слава Богу!

Об Амуре я Вам не пишу ничего, скажу только, что Амур чудная река. Я с Айгуна плыл по нем совершенно один без всяких лоцманов и не видал никаких опасностей. Амур для нас то же, что для Европейцев Южная Америка или Соедин. Штаты. Весь излишек народонаселения в России давай на Амур, который в состоянии прокормить и обогатить миллионы. Николаевский пост есть самое худшее место по местности, но при всем том он лучше Аяна и след. Охотска и Гижиги и прочей гадости, а о местах, лежащих выше, и говорить нечего.

Письмо это я пишу из Аяна, где я невольно остаюсь в ожидании зимнего пути. В Якутске я буду не ранее декабря. На будущее лето собираюсь идти в Америку и пробыть там до предбудущего лета, а потом возвратиться в свой Якутск, а там! что Бог даст! зрение мое более и более тупеет.

Затем и паки призывая на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь благословение Святой Троицы, имею честь быть с истинным уважением и искреннею любовью, пока могу понимать себя, Ваш вседоброжелательный слуга и богомолец

Иннокентий А. К.

Октября 2 дня. 1856 г. Аян.

Партикулярно

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![19]

Представляя ныне Св. Синоду мое донесение по предмету перенесения Камчатской кафедры из Америки на Амур, я считаю необходимым в пояснение и объяснение сказанного там — изложить здесь Вашему Высокопревосходительству кое-что, потому что многого нельзя высказать в официальной бумаге так, как бы хотелось и как можно в простом письме.

В вышеупомянутом донесении моем сказано: что «и во время нападения неприятеля на Николаевск, он не безопасен от выстрелов». Это так, когда нынешнею весною готовили к обороне, то первым делом предположено было снести или сжечь многие здания в Николаевске. Следовательно, может ли быть тут и даже вблизи устроена семинария и проч.

Далее, Ваше Высокопревосходительство, изволите усмотреть, что я для помещения наших зданий указываю место не в Николаевске и не в Мариинске, но выше. И хотя причины, представленные мною там, основательны и совершенно справедливы, но есть еще причины почему надобно, или, по крайней мере, я бы хотел, поместиться отдельно.

Я с моряками знаком давно, и более чем с лицами других ведомств. Говоря вообще, они честны по службе в сравнении с прочими, и по службе исправны, даже до педантства. Это известно многим. Но эта самая честность и аккуратность по службе так надмевает их (что так и должно быть в невозрожденном человеке), что они считают себя лучше и выше всех, а также и по самому воспитанию их и по роду службы они привыкли командовать всеми и всем, в высшей степени деспоты, и в самом деле корабль в море есть свой город, свое царство, свой мир, где капитан — царь. И потому подчинение, даже тень подчинения кому бы то ни было из других ведомств, для них несносны. А живя отдельно от обществ и вращаясь большею частью в кругу своих совоспитанников, они крайне односторонни и мнения свои, каковы бы они впрочем, ни были, считают аксиомами, особенно, если одобрили их Нахимовы и Рикорды, а главное — набожных из них так мало, так мало, что из сотен мне известных, я могу указать на пять-шесть, и то с натяжкою. Есть из них много исполнительных по известной христианской обязанности, но не в чаянии спасения души своей. Они, видя при себе одних только священников и не более как (иногда) обер-священника, они не понимают власти архиерея. Они готовы и с ним обходиться, как они обходятся со священниками на кораблях, которых они считают в категории комиссаров… Этого порядка, этих понятий при нынешнем горько печальном образе мыслей о религии не изменить никакими постановлениями. И потому несравненно лучше быть от них как можно подалее; менее свиданий — менее столкновений — менее неприятностей, а когда заведутся неприятности между Архиереем и Губернатором в такой дали (которые заводятся обыкновенно отнюдь не от ревности по истине, а от оскорбления самолюбия), тогда, можете себе представить, что из этого будет!

Но если по счастью иногда и сойдутся между собою главные лица по их характерам, но между подчиненными их не может быть всегдашнего согласия, потому что Мариинск, да и самый Николаевск не скоро еще могут быть так многолюдны, чтобы число лиц Дух. Ведомства было в них как бы не заметно; но напротив того, число последних, особенно в Мариинске, будет составлять большую цифру; и оттого они будут почти всегда на глазах у светских властей; а для моряков. привыкших иметь все под своею командою, (да и для всех вообще властей), неприятно видеть при себе или подле себя людей, им не подчиненных;….а от этого, как показывает печальный опыт, заводятся тысячи неприятностей.

Да и притом, для чего в нынешние времена Архиерей в городах! Прежде паствы считали их для себя правилом — образом — учителем, с должною покорностью: а ныне?… только красноречие обращает на себя внимание публики, но какие оттого плоды, какая польза? ах, какая славная проповедь, ах, как он славно говорит! вот и все…. Попробуйте ныне, напр., заповедать пост особенный по какому-либо случаю или обличить сильного…. кроме хохота и смеха в первом случае и ссоры и неприятностей в последнем ничего не будет.

Ныне Архиереи в городах нужны почти только для… торжественного служения в известные дни, не более; а для этого Амурский преосвященный может приезжать на пароходах, куда угодно, и без прогонов…

В донесении моем несколько раз упоминается о заливе Де-Кастри. Это потому, что, так как вход в Амур чрез лиман для судов весьма затруднителен; а из Де-Кастри до озера Кизе расстояния не более 30 верст, то очень возможное дело, что Николаевск и самое устье оставят совсем и все внимание обратят на Де-Кастри, чтобы устроить там Главный Порт и оттуда до Мариинска железную дорогу (и рано или поздно это непременно будет), следов., нам нет никакого расчета строиться ниже Мариинска.

Для помещения наших зданий я указываю на место в окрестности Белер, не потому, чтобы оно было самое лучшее по Амуру (самые лучшие места от Уссури до Хинганского хребта): но как наиближайшее к Мариинску. Можно найти место несравненно лучшее за 400 и даже за 200 верст, но это будет уже далеко от Главного Порта. Будет время, когда заселится весь Амур (на протяжении более 3000 верст); на нем будет не одна Епархия.

В донесении моем, между прочим, сказано, что здания наши должны быть со всеми угодьями. Здесь я разумел, во-первых, то, что пора наконец, или, по крайней мере, мною должен кончиться этот первый раз, на основании которого я поехал в Америку и существую доныне, т. е. пора Камчатскому Архиерею иметь свой собственный угол, все свое то, что имеют преосвященные в России и Сибири, если не более по уважению к отдаленности от центра России; иначе — жизнь как-нибудь в такой дали и в неизвестном еще месте будет страшить многих, и некоторым, может, покажется даже в роде какого то испытания, если не более. И притом, ежели уже нам поселяться на Амуре, то, конечно, поселяться сколько можно на лучшем месте и в лучшем климате и со всеми возможными удобствами, тем более, что теперь можно выбрать место какое и где угодно; а впоследствии, быть может, это будет даже и невозможно. Говоря так, я отнюдь не отношу это к себе, потому что мне уже, кажется, не пользоваться теми удобствами и угодьями. Молю Бога, чтобы зрение мое позволило мне побывать еще в Америке и докончить начатое мною дело в Якутске; а там?… пора и на покой… во-вторых, я разумел то же самое и в отношении всех лиц Дух. Ведомства. Бивачная квартирная жизнь не может никого привязать к месту жительства без особенных причин. Следов., если хотите, чтобы как можно реже менялись служащие, дайте им возможность иметь хорошее помещение со всеми удобствами — с огородом, садом, полями; тогда многие согласятся остаться там навсегда; а это очень будет полезно и для службы, и для казны.

Я сказал в донесении моем, что не беру на себя отвечать на вопросы касательно постройки наших зданий на Амуре и проч. В самом деле, не рассчитывайте много на меня для замещения кафедры на Амуре. Конечно, я не прочь послужить еще и на Амуре, если только мне позволит мое зрение и на каких угодно окладах; но меня страшит постройка зданий; иное дело, если бы я был моложе годами десятью, а теперь сам быть везде не могу; надобно иметь хороших помощников; а где их взять? И притом, я должен строить не для себя, а для своего преемника… И потому, по-моему, самое лучшее возложить это дело прямо на того, кто будет жить в новопостроенных палатах; а чтобы сделать это, — стоит только открыть Якутскую Епархию и в ней оставить меня доживать дни мои или, пока служит мне мое зрение; а на Камчатско-Амурскую Епархию избрать иного, паче мене могуща. И если бы спросили меня, кого бы я думал избрать туда? Я бы указал на о. Архимандрита Аввакума, находящегося ныне в Иркутске. Он весьма хорошо знает языки китайский и манджурский, знаком с обычаями сих народов; и так же, как и я бывал на Амуре; и притом, он один из ученейших. Преосвященный Афанасий очень его любит.

Сказав, что я не беру на себя отвечать на означенные вопросы, я отнюдь не разумел тут, что ничего не хочу об этом говорить. Нет! я готов отвечать Вашему Высокопревосходительству на все, если только угодно будет Вам спросить меня о чем-либо касательно сего предмета; и в удостоверение сего позвольте мне сказать нечто.

Я полагал бы начать это дело так: прежде всего, обратиться с нужными вопросами и с просьбой об этом к Г. Генерал-губернатору, потому что, при настоящем положении Амурских дел, мы никак не можем обойтись без его содействия; (мне же лично видеться с ним, кажется, не удастся). И прежде всего, попросить его приказать выстроить в Мариинске дом, напр. на 8 или 9 саженях длины и на 6-ти ширины двухэтажный, для помещения в нем Архиерея с необходимыми для управления, служения и распоряжения по постройке лицами. Впоследствии дом этот может быть передан обратно в ведение светского начальства. Относительно же постройки самых зданий, я бы полагал, прежде всего, на том месте, которое будет избрано для возведения наших зданий, выстроить дом или лучше два небольших для помещения рабочих и домик для надзирателя за ними, расположив сии здания так, чтобы они впоследствии могли войти в общий план. Затем, прежде всего, начать строить семинарию, как более необходимую, поставив ее так, чтобы она была подле или не далеко от Архиерейского дома, дабы семинаристам не далеко было ходить в домовую Архиерейскую церковь для молитвы, чтения, пения и для практического изучения Ц. устава и сказывания проповедей.

Но кем строить? я считаю за самое лучшее и надежнейшее: все наши постройки отдать на подряд кому-нибудь, только не частному лицу, а напр. какому-нибудь полку или флотскому экипажу; а нам предоставить только надзирать за прочностью постройки (Компания, вероятно, не возьмет это на себя, а было бы очень хорошо, если бы она взяла). Архитектор же, который будет надзирать за этим делом, должен считаться в нашей службе, а если этого нельзя, то прежде всего обратиться с просьбою к Морскому начальству и, между прочим, просить от него 100 или 80 человек из команд, какие будут на Амуре, под начальством одного офицера с тем, чтобы все содержание им и одежда производимы были от казны, а также за болезнью были бы заменяемы другими здоровыми. С нашей стороны будет необходима сумма для улучшения им пищи и на выдачу порционной водки в рабочее время, и впоследствии для раздачи им в награду. Главный же распорядитель работ, конечно, должен быть наш.

Относительно же того, что будет стоить постройка всех наших зданий, теперь почти ничего нельзя сказать удовлетворительного. Лес, конечно, сам по себе ничего не будет стоить, а только вырубка и доставка его (впрочем, вниз по реке) будет стоить поденных денег. Прочие же материалы, как-то: кровельное железо (крыши все непременно должны быть железные, потому что сухого теса не найти, а сырой будет сильно драть, да они будут, кажется, и не дороже деревянных), краски, стекла и разные металлические вещи, а также и инструменты, как-то: топоры, пилы и проч. должны быть куплены в С.-Петербурге и доставлены на кораблях. Хлеб на Амуре в настоящее время стоит менее рубля сереб., говядина около 32 руб. сер., а рыба летом очень дешева. Судя по всему этому, нельзя думать, чтобы слишком дорого стоили нам наши здания, и, во всяком случае, запасных сумм нашей семинарии (которых по 1856 г. считалось более 80 тысяч руб.) весьма будет достаточно на возведение корпуса и всех прислуг с полною отделкою.

В донесении моем сказано, что необходимо начать устраивать наши здания и как можно скорее по причинам внутренним, внешним и даже политическим.

Под именем первых, я разумею все большие или меньшие беспорядки и недостатки и по Управлению, и по семинарии, в отсутствие Архиерея и по обстоятельствам самого края совершенно неизбежные. Под именем вторых, я в особенности разумел беспокойства и опасения от Колош, хотя и не от самых соседей наших, но от дальних, которые сделались слишком дерзки и потому не безопасны. Во время бывшей в Ситхе войны с Колошами, хотя наши никто и ничего не потерпели, но несколько дней ученики не могли заниматься своим делом, а подобное беспокойство и страх не только мешают успехам, но много или мало непременно действуют на самые способности и даже на характер детей; а под именем политических причин, я разумею то, что бывшая военная буря в Европе хотя, по милости Божией, и миновала Ситху, но при новой войне с Англиею, Ситхе не уцелеть; иначе мы должны будем щадить и все Английские колонии, а такая взаимность для нас невыгодна.

В заключении донесения моего я сказал также, что в Якутске должна быть особая кафедра. Это совершенно необходимо. В Якутской области, как особом мире, есть еще дела и обстоятельства, кроме сказанных мною прежде, совершенно не похожие на европейские, для решения коих необходимо пребывание Архиерея там, и за которые я, можно сказать, еще и не принимался (впрочем, потому, что прежде надобно научить и потом уже судить и взыскивать)! это дела брачные. Якуты жен себе берут за калым[20], берут рано и не по-нашему, и оттого между ними беспрестанные ссоры и расчеты; вести эти дела обыкновенным порядком невозможно, заведование же Якутскою областью с Амура явно невозможно; потому что сообщение с нею должно быть еще очень надолго только или чрез Иркутск, или чрез Аян; то и другое неудобно. — Первое — по чрезвычайной отдаленности и чрез чужую епархию, а другое — по трудности пути. Не всякий Преосвященный захочет путешествовать на верховых лошадях по грязям и лесам и привитать в палатках… Конечно, можно учредить в Якутске и викариатство и подчинить его Иркутской Кафедре, как ближайшей; но от этого немного будет пользы, а между тем, расходы на содержание викариатства немногим будут менее тех, какие потребуются на учреждение самостоятельной кафедры с небольшими штатами.

При этом случае нельзя не вспомнить и не пожелать древней простоты учреждения епархий…

Я сказал также, что необходимо быть Викарию в Новоархангельске. Здесь скажу, что если Св. Синоду угодно, чтобы дело обращения тамошних туземцев имело желаемый успех; то там необходимо пребывание Архиерея, и который бы непременно, как можно чаще, посещал миссии. Это я говорю по опыту. Для учреждения же здесь викариатства не представляется никаких препятствий и затруднений — все готово. Может быть, казна пожалеет денег на жалованье Камчатскому Преосвященному, который ныне получает оное не от казны, и которое с открытием сего викариатства должно прекратиться. Но пора, наконец, обратить внимание и на этот предмет. Едва ли Компании приятно (будет) видеть, что часть денег ее производится на жалованье вне ее колоний… На вопрос — кого туда назначить Викарием? я ничего не могу сказать; имел я в виду двух иеромонахов — Мисаила и нынешнего инспектора семинарии; но один сильно болен, а другой представил медицинское свидетельство, что он не может жить в Ситхе. Хорошо, если бы годился о. Архимандрит Герасим, как уроженец Сибири. Впрочем, кто бы ни был туда послан, он не будет в затруднении касательно управления тамошними церквами и миссиями; я передам ему все журналы миссионеров и священников, которые скоро познакомят его с ходом дед.

Скажу еще одно, и, кажется, последнее. Но вопрос — кто же должны быть служители у Архиерея Камчатского на Амуре, а также у Архиерея и монашествующих в Якутске? У последних Якуты, как я об этом писал в первой моей записке; а для первого на первый раз, пока населится Амур или пока можно будет иметь для того вольнонаемных за умеренную плату, я полагал бы посылать на Амур — на известное время по 40 человек из Забайкальских казаков при одном унтер-офицере с тем, чтобы больные и слишком недобрые переменяемы были другими по первому требованию. Другого способа я не вижу[21]. Я назначаю число людей 40 не потому, чтобы такое число было всегда действительно нужно для прислуги (мне кажется, можно обойтись и 25), но при первом обзаведении на новом месте, хотя бы и совершенно все было устроено по планам, но найдется еще очень многое, что нужно будет устроить, достроить и доделать. Следов., надолго еще потребуются лишние рабочие руки.

После всего того, что мною писано и написано ныне и прежде, касательно перенесения кафедры из Америки в Азию и вообще о благоустройстве Камчатской Епархии, я могу спокойно и не без удовольствия сказать dixi. Я высказал все, что только знал и знаю, и слышал, и видел, и высказал искренно, по чистой совести, по крайнему моему разумению, с полным убеждением в истинности и пользе, без всяких корыстных видов, словом сказать, я сказал все, что мог и как умел и как должно. Теперь от меня не зависит, можно сказать, решительно ничего.

Исполнятся мои предположения! Слава Богу! не исполнятся — да будет Его святая воля! и слава Ему всегда и за все!

Позвольте сказать еще одно слово. Дела Камчатской Епархии не могут оставаться в нынешнем порядке. Надобно, непременно надобно что-нибудь предпринимать.

С совершенным почтением и преданностью честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 2дня. 1856. Аянский Порт.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Димитрий.

Октября 1, вечер 7 ½ часов.

Сидел один себе сидел, сидел, скука страшная, дело есть, но вечером делать не могу. Глаза у меня хуже и хуже становятся и весьма заметно, что-то будет! Но да будет во всем воля Господня.

Чрез 3 дня идет к Вам почта, а когда она до Вас дойдет, Бог знает. Но все-таки дойдет и ранее 26 ноября, а мне теперь пока это только и нужно, дело вот в чем: из Аяна я думаю подняться с 9–11 ноября, к 21 хотелось бы быть на Усть-Мае, если служит не с кем, то, по крайней мере, отслужит литургию, при мне всего двое — дьякон да Гаврило[22]. К 26-му мне бы хотелось и я постараюсь попасть в Амгу и там, у храма отслужить, и потому распорядитесь, чтобы к этому дню приехали ко мне несколько певчих, 5–6. И если Бог приведет это исполнить, то в тот же день после обеда или к вечеру я марш к Вам в благословенный Якутск к чаю, о. наместнику на праздник.

Путешествие мое на Амуре было везде, можно сказать, удачно, но возвращение оттуда напротив. Надобно же случится так, что ни один пароход из находящихся на Амуре, кроме Аргуна, не был готов. Шхуна — пароход, которая назначалась для сообщения с Аяном два раза в месяц, пролежала все лето, и более 2 месяцев за нее, можно сказать, не принимались. Большой пароход из Америки, которого ждали даже в последних мая, пришел только 7 августа — потом ходил за углями до 29. Иртыш ушел из Амура с адмиралами 21 июня, воротился в Николаевск только 29 августа, словом сказать, страшная неудача. Отправился было я с Амура 3 августа на ботике, и мы вышли уж из реки и были в лимане, но свежий ветер повредил наш ботик, и мы должны были воротиться назад в Николаевск. И наконец, собрались идти на пароходе «Знаменитом», и вместо 35, 40 часов — шли 9 дней, в Аян пришли 11-го вечером, 12-го утром подмочили все мое платье, все рясы, кроме той, которая была на мне, все подрясники, все белье и часть самой лучшей ризницы, последняя, слава Богу, и также ряса бархатная как будто не испортилась, но зеленая бархатная ряса и филаретовское красное облачение сильно испорчены. Но этим неудачи не кончились. Сильно мне хотелось к Вам, думал я и одумывался, — и, наконец, решился ехать и поехал 23 числа. Лишь только отъехали мы версты 3, начался снежок, и не переставал всю ночь, и мы могли доехать только до юрточки 18 верст, и тут ночевали с Березиным. Поутру он, которого ничего не держит — второй леший, поехал вперед, а я убоялся бездны снега, вспять возвратился и расположился на зимнюю квартиру. И тут пока, слава Богу, во всем — ах, нет! Во многом удача, только служить не с кем и писаря нет, а письма много, и непременно нужно, о. Илья пишет мое же. Гаврило мастерище, да не хочет, попался дьячок, да пишет прегадко; дьякон не здоров.

Что-то Вы поделываете? Судя по известиям Вашим о переводах — Вам едино пора и готовится в путь-дороженьку, во Москву-матушку белокаменную. В январе-то надобно выехать непременно, иначе весна задержит. Чего не успеете сделать теперь, то золотой наш Димитриан доделает и пришлет.

Ну, не знаю, разберете ли Вы. Да и разберу ли я и сам завтра, шабашу.

О. Плешивый отказывается от……[23]. Если будет случай, накажите ему, что, если он в самом деле не может ехать, то да помилует его Господь. А если он может ехать и не едет, увеличивая свою болезнь, то он непременно будет за штатом, как больной.

Св. отцам и особливо трудящимся в переводах скажите от меня искренний поклон. Завтра идет почта, пора заканчивать письмо и к Вам, да и писать пока не о чем.

Прощайте, до свиданья! Да хранит и сохранит Вас Господь, и да дарует Вам благодушие и крепость в отношении Вашего семейного положения!

Я, слава Богу, здоров. Искренно любящий и уважающий Вас, доброго сотрудника, Ваш вседоброжелательный слуга.

Иннокентий А. К.

Р. S. Не правда ли, что гадко написано! Сожгите его.

Октября 4 дня. 1856. Аян.

Господь с тобою, любезная дочь моя Дашенька, а ныне мать Поликсения.

Давно уже я получил и письмо, и посылки, посланные с монахами, именно 8 февраля. Но до сих пор мне не удавалось отвечать тебе, потому что 11 февраля я выехал из Якутска с тем, чтобы чрез Иркутск отправится на Амур, где находится брат твой Гавриил. Письмо пишу тебе, плывя по реке Амуру; а плывем мы по уже 15-й день; да до него плыли 6 дней по реке Шилке. Чрез неделю надеемся, если не будет препятствий, т. е. противного ветра, доплыть и устья оного. Оттуда я намерен, в начале июля, уйти на судне в Аян, а из Аяня опять в Якутск; а когда это письмо я отправлю к тебе — не знаю. Ты в письме ты твоем просишь меня научить спасаться. Ах, Пашенька! Сам я готов у тебя попросит совета — как мне спасаться. Давно уже начал учится, и все еще учу азы. Иногда, как будто кажется, дойду и до складов: смотришь — опять забыл старое, и опять снова за азы. А когда стану разбирать самое писание — Бог знает, и дойду ли еще до этого! Но сколько сумею, или лучше сказать, сколько припомню чужих советов и мыслей, касающихся спасения, скажу тебе. Ты говоришь, что нет у тебя смирения и послушания, и что ты ленива молиться Богу. Истинное смирение, милая моя, есть дар Божий. Следовательно, его нельзя иметь, когда хочется, его надобно достигать, а оно достигается тем, между прочим, чтобы никогда и нигде, и ни в чем считать себя выше других, — словом сказать, считать себя ниже всех. И потому не сметь какого осуждать, ни на кого не сердится, никогда не считать себя невинною или правою. Словом сказать — считать себя землею и пеплом, по которым не возбраняется ходить никому. Имея таковое смирение, послушание придет уже само собою. Ты ленива молиться, — вспомни, ты где находишься? В Борисовской. Следовательно, ты должна, всегда должна бороться с собою и со своею ленью. Не отчаивайся, если иногда и она тебя поборет, — ничего; только не лежи, а вставай. По крайней мере, употребляй все усилия вставать — и Господь, видя твое усердное желание встать, поможет тебе. Между тем, не думай и не мечтай, что здесь, на земле, можно дойти до того состояния, чтобы никогда не бороться с собою или с духом злобы. Нет! Здесь, на земле, не рай, не вечный покой, а поприще или школа. Ты говоришь еще, что ты не можешь преодолевать своего гнева. О, моя милая! Этот враг у тебя самый лютый и самый неутомимый и неотвязчивый, потому что он в твоем характере; т. е. ты от природы вспыльчива. Что тебе сказать на это? Тоже — борись сколько можно, налагай на себя зароки — после вспышки по несколько времени молчать и не говорит ничего, кроме того, чего требует должность, — а с позволения матери игуменьи, можешь не говорить даже и о деле по несколько времени. А более всего молись; а если кого оскорбишь во гневе своем, то проси прощения каждый раз по-монашески. Это весьма сильно искореняет гнев. Матери игуменье мой искренний поклон и благословение, а также и сестре Таифе, которая просила тебя написать о ней. Попроси их помолится и обо мне многогрешном. (Июня 6 дня) Ты удивишься, моя милая, что я пишу тебе с Амура и уже 27 августа. Что делать… Человек предполагает, а Бог располагает. До сих пор еще нет случая мне отправиться в Аян, и я живу у брата твоего, который с 13 июля протоиерей, по указу Св. Синода. Бог дал ему сына, а мне первого внука, Вениаминова, — который назван прежним моим именем — Иваном[24]. Он родился 1 августа вечером; я сам крестил его. Благодарение Богу! Он и мать его совершенно здоровы, и я тоже, и брат твой также. Слава Богу, Благодетелю нашему во веки веков! (27 августа, Амур). А еще удивительнее покажется, что письмо это заканчиваю 4 октября в Аяне, куда прибыл я 11 сентября и остаюсь здесь в ожидании зимнего пути. Потом поеду в Якутск. Я писал тебе, и не один раз, о том, чтобы ты поделилась твоими деньгами с братом и сестрою. Теперь скажу, что владей, что есть у тебя, потому что из имения Оленьки достанется и им; даже бы досталось и тебе кое-что, но я определил пять тысяч разослать по Греческим монастырям, на помин души ее с мужем. Это для них всего нужнее. Прощай, Господь с тобою!

Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 4 дня. 1856. Аян.

Преосвященный Иннокентий, дождавшись зимнего пути, выехал из Аяна 12 ноября, и 1 декабря прибыл в Якутск. «В этом переезде», пишет Владыка в своем путевом журнале, «еще в первый раз случились со мною неприятности замечательные. В одном месте, едучи при сильном ветре, повозочка моя опрокинулась несколько раз, что почти неизбежно в экипажах такого рода; но раз опрокинулась на камень — я ушиб бок довольно сильно. Потом едучи по Мае, по неосторожности проводника, повозка моя опрокинулась в полынью, к счастью тихую, в которой я пробыл около минуты, пока подоспели люди на помощь. И тоже — к счастью, что полынья была не глубока. Но слава и благодарение Господу, дивно хранящему меня во всех путях моих! Все прошло благополучно, бок болеть перестал уже с месяц, а платье вымоченное давно уже высохло, и все неприятное забыто». (См. книгу нашу Иннокентий Митр. Московск. М. 1883 г. стр. 378).

Милостивый Государь, Николай Димитриевич!

Наконец-то добрался я до Якутска, и только 1-го декабря, где получил, между прочим, и Ваше письмо от 12 августа, за которое и благодарю Вас искренно. Сердечно радуюсь возвращению восвояси Сергея Петровича[25] и всех прочих, с чем и имею честь поздравить его и Вас. Но узнав, что Вы оставляете Сибирь, не на шутку огорчился. Несчастная Сибирь! В нее приезжают из России и самые лучшие люди только для того, чтобы учится, и, следовательно, от них остаются памятны только их ошибки, совершенно неизбежные до приобретения опытности. Так и Вы. Вам бы только что следовало вступить в настоящую службу для блага Сибири, с приобретенной Вами опытностью, — но Вы уезжаете.

На место Ваше, конечно, поступит опять неопытный, т. е. также будет учиться и, следовательно, ошибаться — и потом та же история, — хвост покажет. Но так, видно, угодно Господу! Да будет же Его святая воля! Видно, Сибирь того и стоит за свои грехи. Итак, прощайте, возлюбленный мой Николай Дмитриевич! Примите уверение, что я Вас любил и уважал. Желаю Вам всякого благополучия. Господь с Вами и со всею Вашею домашнею церковью! Супруге Вашей мой искренний поклон, а также и Сергею Петровичу, и паки — прощайте на веки! Не забывайте в молитвах Ваших многогрешного Иннокентия.

Р. S. Если Николай Николаевич прибыл в Иркутск, прошу Вас передать ему мой искреннейший поклон. Если это письмо Вас застанет в Иркутске: то сделайте милость, доложите Николаю Николаевичу о Хмелевском, который находится теперь в Гижиге и, как сказывают, терпит немало от Липая, потому что он скромный и добрый. Он поехал в Анадырь, и именно по моему убеждению. Это у меня на совести. Он мне рассказывал, что он в Гижиге ничем и ни за что не хочет оставаться, а хочет в Анадырь. Дайте ему, пожалуйста, ход и снимите с моей совести эту заботу.

После этого даю себе слово — никогда ни об одном достойном человеке хлопотать не буду. А исправников, всех без разбору, буду хвалить и превозносить донельзя, — это самое лучшее средство для достижения мирной и покойной жизни.

Декабря 11 дня. 1856. Якутск.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь, Константин Степанович![26]

Наконец-то я, по милости и при помощи Господней, имею утешение представить к Вашему Высокопревосходительству часть наших переводов, давно-давно уже Вами ожидаемых. Будьте уверены, что не леность наша и не небрежение были причиною столь долгого Вашего ожидания, но обстоятельства, а более — желание сделать перевод сколько возможно лучше. Быть может, Вашему Высокопревосходительству покажется удивительным, если я скажу, что первое Евангелие пересматривалось несколько раз, и каждый раз делались поправки и перемены, и это — главное от того, что сами наши отцы члены комитета нашего, можно сказать, до того времени не знали языка якутского, как следует. Много говорящих по-якутски очень хорошо, и в то же время знающих русский язык как нельзя лучше. Но когда пришлось переводить с русского на якутский, то какая иногда выходит гиль! И это частью от незнания вполне русского текста, а главное — от неумения передать по-якутски сообразно складу этого языка. Все прежние переводчики, не исключая и наших отцов членов, при переводе держались русского склада и смысла. И оттого выходило, что слова, взятые сами по себе, правильны во всех отношениях и стоят на местах и переводчику казалось, что перевод его ясен, как нельзя лучше. Но для Якута он таков же, как наши церковные ирмосы. Слова наши, а понять нельзя скоро, потому что склад не русский, а греческий. Наконец, Господь вразумил и наших отцов, как нужно передавать Якутам русскую речь, и теперь дело пойдет скорее. Ход дела поверки переводов наших изложен мною в донесении Св. Синоду, а относительно материальной части, что было нужно, я имел честь сказать Вашему Высокопревосходительству в моей официальной бумаге. Здесь считаю необходимым сказать еще нечто: а) я бы желал, чтобы все книги, назначенные для употребления в церквах, были напечатаны не на простой бумаге, а на проклеенной, иначе они скоро изобьются и преждевременно, т. е. без надлежащего исправления потребуют нового издания; б) относительно переплета книг, покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство, приказать переплетать их не по-французски, т. е. гладко, а по-нашему старинному, т. е. с веревочками на корешке. Иначе, как показывает опыт, книги скоро разобьются. А здесь переплетчиков нет. А какие именно книги и в каком должны быть переплете, я предоставил посылаемому от нас для корректуры протоиерею войти об этом в свое время к Вашему Высокопревосходительству с запиской. в) Мне и многим желательно, чтобы Евангелие от Матфея было напечатано с русским буквальным переводом. Это для желающих учится тому и другому языку весьма полезно. Не думаю, чтобы набор Русского текста стоил многого. Я в донесении моем Св. Синоду, между прочим, просил: во 1-х, имеющуюся у нас на предмет издания Якутских книг сумму, простирающуюся до 2000р., оставить у нас без требования оной, для восполнения издержек по сему делу; во 2-х, дозволить нам продавать книги Якутские по умеренной цене и выручаемые за них деньги приобщать к той же сумме, для того, дабы второе издание их, которое должно быть непременно, можно было сделать уже своими способами, не прибегая к пособию казны. Помогите этому, Ваше Превосходительство, потому что получить так же легко пособие от казны, как она ныне предлагает, впоследствии, быть может, будет затруднительнее. Впрочем, не мое дело рассчитывать, когда удобнее для казны употребить свои деньги на издание сих книг — ныне, или впоследствии. Посылаемого мною для корректуры протоиерея Димитрия Хитрова честь имею рекомендовать Вашему Высокопревосходительству, как хорошего знатока якутского языка и составителя грамматики якутской и, с тем вместе, как доброго, деятельного и усердного слугу Церкви[27]; кроме того, он основательно знает весь здешний край и быт, как неоднократно бывавший даже в Колымах. Немного, очень немного у меня таких помощников, как он. Судя по тому, сколько нам желательно видеть в печати якутских переводов, одному ему держать корректуру будет не легко — по крайней мере, дело это продлится надолго. И потому я дал ему помощника — его причетника, также хорошо знающего Якутский язык, который в случае надобности может заменить в этом деле протоиерея. В заключение сего (первого по сему предмету) письма моего, позвольте сказать по совести и по моему убеждению.

Вам, Ваше Высокопревосходительство, Вам, если не единственно, то большею частью и преимущественно, мы обязаны тем, что Св. Синод так милостиво воззрел на это наше дело и начинание! Ибо Вам было представлено на рассмотрение и соображение. Не смею изъяснить того, что и сердце, и дух мой желает Вам за то! Но и без этого желания моего, Вы получите все от Великого Пастыреначальника. Довершите же это Ваше величайшее для вверенной моему недостоинству паствы благодеяние…. С протоиереем я буду иметь честь отвечать Вашему Высокопревосходительству на Ваше весьма обязательное для меня письмо от 12 сентября.

Вашего Высокопревосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Января 10 дня. 1857. Якутск.

Протоиерею Димитрию Хитрову.

Вам — как члену Комитета нашего, вполне известно, что по милости Божией и при содействии Его Благодати, наконец, мы имеем уже немало готового к печатанию и — как члену Духовного Правления — известно также распоряжение о сем Святейшего Синода — столь милостиво взирающего на это наше дело. И теперь остается только, согласно указу Святейшего Синода от 27 сентября 1855 года, отправить в Москву одного из священников, знающих Якутский язык для корректуры назначаемых к печати Якутских книг. Это очень немаловажное дело, как Вы и сами понимаете, я поручаю преимущественно Вам, как члену Комитета и как составителю Якутской грамматики, для издания коей личное Ваше присутствие очень не ненужно.

Посему Вы, по получении сего от меня, а из Духовного правления надлежащего паспорта, подорожных, прогонных и других денег на путевые расходы и призвав Бога в помощь, имеете немедленно отправиться в Москву. И, дабы, между прочим, не упустить удобств зимнего пути, на пути не останавливаться нигде без особенно важных причин.

По семейным Вашим обстоятельствам дозволяется Вам проехать чрез г. Рязань — Вашу родину. Но долго не проживать там, чтобы к 15 или 20 марта быть Вам в Москве.

Для помощи Вам в деле корректуры и для скорейшего окончания дела, для которого Вы посылаетесь, дается Вам дьячок Вашей церкви, Александр Пальцев, которому, в случае невозможности Вашей заниматься сим делом, Вы можете поручать оное, разумеется, под личною ответственностью Вашею. Следовательно, не прежде, пока Вы уверитесь, что он может заменить Вас в сем деле. И потому дьячок Мальцев, как во время пути Вашего вперед и обратно, так и во время прожития Вашего на месте должен находиться под Вашим ближайшим надзором и в полном Вашем распоряжении, под личною ответственностью Вашею в случае каких-либо беспорядков, со стороны его быть могущих.

По прибытии Вашем в Москву, Вы, согласно паспорту, который Вам дается, немедленно должны явиться куда следует и потом к Высокопреосвященному Митрополиту Московскому Филарету.

Помещение Ваше в Москве, как Вам известно, вполне зависит от распоряжения Его Высокопреосвященства, к которому в чем будет нужно и относиться по сему предмету. И вообще во время пребывания Вашего в Москве считать себя, яко подчиненным ему. И без его благословения и дозволения не делать и не предпринимать ничего, даже видимо полезного и не обходимого.

Жалованье Вам и причетнику Вашему впредь до особого о сем распоряжения остается то самое, которое Вы получаете ныне от походной церкви, кроме разъездных. На первую половину сего года следующее Вам жалованье получите здесь все. И причетнику будете выдавать не иначе, как помесячно и заслуженное. Пришлется к Вам в Москву жалованье и на вторую половину сего года; но о дальнейшем производстве оного предоставляю позаботиться Вам самим. Якутское Духовное Правление без особенного предписания Хозяйственного Управления требовать из здешнего Казначейства не будет.

Касательно самого дела, на которое Вы посылаетесь, я считаю нужным сказать следующее:

1) Само собою разумеется, что при печатании рукописей Вы не имеете никакого права изменять текст в них без сношения с нашим Комитетом; но и в отношении букв гласных печатать так, как пишут старшие члены Комитета и другие, несмотря на то, хотя бы это явно противоречило орфографии и даже словопроизведению Вашей грамматики. Ей еще не время теперь управлять этою частью. Лучше, несравненно лучше, как показывают печальные опыты, погрешить напр. против грамматики, нежели чрез строгое соблюдение ее требований, хотя бы то самых правильных и очевидных, нарушать мир с братиями и разъединиться с ними духом. Будет время, грамматика возьмет свое, сколько сможет. Но это ничуть не отнимает у Вас воли говорит в Вашей грамматике, чего требует свойство языка и проч….

2) Все якутские слова, которые не вполне выражают значение русских или славянских слов, печатать непременно курсивом, дабы тем показать всем будущим читателям Якутских книг, что слова, напечатанные так, т. е. курсивом, не равнозначащие с русскими, и употреблены только по крайней нужде, за неимением лучших слов, и тем предотвратить всякую опасность, происходящую от слепой привязанности к словам и буквам, и это надобно будет непременно высказать как можно вразумительнее и убедительнее в предисловии к первой печатной книге, которое составить предоставляется Вам самим по отпечатании первой книги. Но напечатать не прежде, как по рассмотрении якутского текста в здешнем Комитете, а русского — где следует.

NB. И напечатать предисловие на обоих языках. В нем можно высказать вкратце всю историю Якутских переводов.

NB. Само собою разумеется, что слова русские, принятые в якутский язык, как напр. «брат, голубь» и проч. печатать как следует, а не курсивом.

3) Слова и мысли в Евангелии, кои не могут быть переданы на якутском языке без особого истолкования и перефразировки, напр. как «искушение» в разных смыслах, «исповедать» и «отвергнуться» и — «оправдися премудрость от чад своих», и проч., Вы прежде, нежели приступить к печати, имеете представить Высокопреосвященнейшему Филарету и просить Его истолковать их и перефразировать как можно проще и удобнее для передачи на якутском языке, или, если он посоветует, обратиться с этою просьбою в Святейший Синод, и без предварительного разрешения его или Св. Синода отнюдь не печатать.

Это должны Вы сделать тотчас по прибытии в Москву. Иначе — будет остановка в деле.

4) Многим и мне желательно, чтобы хотя одно Евангелие от Матфея было напечатано с русским переводом. Здесь главное затруднение будет в деле тиснения; ибо, как Вы сами увидите, к однажды сделанному набору и оттиску чего бы то ни было трудно потом прибавлять что-либо другое. Впрочем, разрешение этого дела зависит от типографии или Хозяйственного Управления. И если бы на этот предмет, т. е. на напечатание русского текста вместе с якутским в Евангелии от Матфея — (не более) потребовалась особенная сумма, то разрешаю Вам употребить на это до 300 р. серебром на счет нашей суммы, собираемой на сей предмет.

Касательно же русского текста надобно напечатать не весь тот, которой напечатан в наших Новых Заветах вместе со славянским, но с изменением там, где мы держались текста славянского. И еще бы было лучше и для желающих учиться якутскому языку полезнее, если бы можно было сделать русский перевод буквальный. Само собою разумеется, что не только таковой. Перевод, но и всякое малейшее изменение русского текста, должно быть представлено на разрешение куда следует.

5) 200 экземпляров Евангелия, назначаемых для употребления в церквах и часовнях, надобно напечатать на большом формате, т. е. не в четверть листа и не в восьмую, а в пол-листа малого формата. Впрочем, для удобства при тиснении и все прочие экземпляры, назначаемые для частного употребления, можно напечатать в тот же формат, но с меньшими полями; ибо желающие читать Слово Божие с усердием и должным уважением к Нему не отяготятся большим форматом. И потому всех Евангелистов напечатать в пол-листа обыкновенных, с тою только разницею, что 200 экземпляров должны быть с большими бордюрами и в оных с означением зачал славянскими цифрами, а прочие с небольшими бордюрами или просто с каемками и без означения зачал.

Апостол, т. е. Деяния, Послания и книгу Бытия напечатать в одной книге и тоже в пол-листа, с небольшими бордюрами и с означением зачал.

Псалтирь и Часослов в четверть листа, а прочие все книги в большую иди малую восьмушку листа, смотря по объему; но те и другие без всяких бордюров.

Желательно, чтобы бумага для всех книг, назначаемых для употребления в церквах и часовнях, была употреблена клееная; иначе, книги скоро будут ветшать и могут потребовать преждевременного, т. е. еще не совсем исправленного, издания.

6) Качество переплета книг будет зависеть, конечно, от распоряжений Хозяйственного Управления. Но озаботьтесь, чтобы 200 экземпляров Евангелия, назначаемых для употребления в церквах, были так переплетены, чтобы к ним можно было приделывать деревянные доски, и около 50 экземпляров из них прислать уже с досками и некоторые из них и в оправе какою-нибудь материею, если не полубархатом.

NB. Озаботьтесь, чтобы все вообще книги были переплетены не по-французски, а по-старому, т. е. с веревочками на корешке, иначе скоро разобьются.

Апостолов и Псалтирей половину переплести в кожу, а другую в корешок; также и служебник, а из прочих ⅓ в корешок, а остальные в бумажку. А буквари все вообще в бумажку.

7) Подобного рода книги, по напечатании их, большею частью подносятся даже Государю, чего бы и я желал. Попросите на это совета у Московского Владыки. И если он присоветует и если в то же время это случится до моего возвращения из Америки; то поручаю Вам от имени моего писать об этом Г. Обер-прокурору и просить его о сем, и если будет получено благоволение Государя на принятие наших переводов, то поднести их от имени членов Комитета нашего, а если тут нужно будет и мое имя, то и от меня; но не от одного меня, а вместе.

Поднесение другим Особам будет зависеть от обстоятельств и от усмотрения Вашего, но более 12–15 экземпляров не употреблять на это, даже и в продажу не употреблять. Иначе, здесь будет недостаток.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

№ 443-й.

Января 10 дня. 1857. г. Якутск.

NB. В Казани Преосвященному Афанасию поклон и Вашему знакомому незнакомцу — профессору, писавшему Вам об якутском языке.

В Москве раздайте прилагаемые при сем письма.

В Лавре о. Наместнику поклон и узнать об учителе Светове по прилагаемому при сем письму его.

В Питере раздать письма и поклоны — Гончарову —[28] большой и со спасибом за присылку книжки его. Преосвященному Нилу — еще больше, и скажите ему, что ему не пишу, потому что сведения о числе разных народов, коими он интересовался, я еще не получил. А, наконец, если увидите — также поклонитесь духовнику Бажанову и Владыке Григорию[29].

Нашему Константину Никифоровичу поклон и спасибо за письма.

NB. Около Ялуторовска узнайте, жив ли отец протоиерей Григорий Головин, бывший в Америке! И где он? И если жив, пусть напишет.

В Ростове отцу Никите Омофоровскому поклон — и спросить, что значит, что он не пишет нам ничего!

В Москве находятся три брата родных невестки моей — Поповы. Старший Михаил уже не годится в духовную службу. Обратите, пожалуйста, внимание на меньших двух — не годятся ли они к Вам в причетники, и если они поведения не худого, то похлопочите об увольнении их из Московской в нашу Епархию и отправьте их.

Р. S. При сем прилагается копия с доклада моего в Св. Синод касательно Якутских переводов, для сведения Вашего, и в случае требования Преосвященного Московского Вы можете представить ему. Но более никому без особенной нужды и причины не казать.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![30]

Имея намерение нынешнего лета отправиться в Америку для обозрения тамошних церквей и вообще духовной части, и где я должен буду пробыть до лета будущего 1858 года, я долгом считаю обратиться к Вашему Сиятельству со следующими вопросами.

1) По слухам, до меня дошедшим, мне известно, что в Новоархангельске, где находится наша семинария, по изменившимся обстоятельствам, в последние годы очень скудно стало свежей рыбы — в зимнее время, и свежего мяса во весь круглый год. И в таком случае, или по другим большей важности причинам, могу ли я в будущем 1858 году отправить из Ситхи в Азию семинаристов, без особенного на то разрешения Св. Синода с тем, чтобы после того уже не возвращать их туда, а поместить, где будет устраиваться новая семинария. И отправить, разумеется, одних только казенных семинаристов и по рождению своему принадлежащих духовному званию. Тех и других будет не более 22 человек и с детьми протоиерея Литвинцева.

2) Если могу их отправить или взять с собою, то куда прикажете мне перевести их. На Амур или в Якутск? (Само собою разумеется, если в первом месте, т. е. на Амуре, будет возможность поместить их, о чем я ныне же постараюсь, ибо я по пути из Аяна в Ситху непременно должен быть и на Амуре). Что же касается до Якутска, то там всегда можно найти для них помещение частью даже в самом училище. Но последнее можно сделать только тогда, когда будет решено не быть семинарии на Амуре, или когда там не будет никакой возможности приготовить для них помещение и к осени будущего 1858 года.

Впрочем, если бы по причине последнего обстоятельства и надобно было семинаристов в 1858 году увезти в Якутск и впоследствии опять из Якутска перевезти чрез Аян на Амур, то можно будет это сделать без больших затруднений и будет стоить недорого.

Судя по нынешним ценам и обстоятельствам, перевозка одного человека с Аяна в Якутск будет не дороже 22 руб. серебром и с провизией, а из Якутска в Аян в июне будет стоить не дороже 30 руб. тоже с путевою провизией и дорожными вещами.

Что же касается до перевозки семинаристов из Ситхи в Аян, то мне помнится, что Компания обещала сделать это без всякой: платы за помещение на судне.

Само собою разумеется, что если я увижу и буду уверен, что семинаристы могут прожить в Ситхе без особенной нужды еще год, и если в то же время на Амуре не будет готово помещение к осени 1858 г., то я оставлю, как их, так и все как оно есть теперь, выключая наставников, из коих один ныне же должен быть уволен, как я о том имел честь писать к исправлявшему должность Обер-прокурора Св. Синода от 30 сентября 1856 г., за № 646.

Во всяком случае, покорнейше прошу Ваше Сиятельство почтить меня Вашим ответом на сие мое письмо и сколько возможно в непродолжительном времени, так, чтобы я мог получить ответ, этот в Аяне не позже 15 июня, куда бумаги из С.-Петербурга достигают не менее, как в 70 или 65 дней.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 22 дня. 1857.

Якутск.

Милостивый Государь, Андрей Николаевич![31]

Только лишь теперь собрался я отвечать Вам на письмо Ваше от 7 января 1856 г., при котором приложена Ваша записка, за три года написанная без всякой пользы, о наших духовных обстоятельствах.

Что сказать на это? С одной стороны мне кажется, что она не осталась совсем без последствий, потому что некоторые предметы, в ней высказанные, приводятся в исполнение, например, открытие класса расколистики, хождение семинаристов к преждеосвященным литургиям. А с перемещением с Казанской кафедры на С.-Петербургскую преосвященного Григория[32] (который, как Вы говорите, на читанное Вами ему мое письмо сказал, что он совершенно согласен), можно надеяться, что многое, а может быть и все, требующее непременного исправления, начнет улучшаться. Но с другой стороны, видя, что самые лучшие и необходимейшие для блага Церкви предложения не приемлются, и кем… Нельзя не сказать: видно мы русские, православные, сильно прогневали и прогневляем Господа; видно, что уже мера беззаконий наших исполняется. Иначе, чем объяснить все подобные противоречия явные — видимые всеми и каждым? Перо мое так и рвется изложить все то, что бы я мог сказать касательно сего предмета. Но нельзя дать ему воли, главное потому, что это ни к чему не поведет. Не я один вижу неустройства, беспорядки в нашей Церкви, это видят даже сами члены Св. Синода, но ничего не исходит. Быть может, по крайней мере, я сильно уповаю, что при нынешнем Государе[33] и нынешнем председателе — ах! Нет, виноват, у вас ведь его уже давно нет — при нынешнем первоприсутствующем[34] много и многое устроится к лучшему. Но что, если эта надежда наша не сбудется? Значит, мы так уже далеко зашли, что уже нет никакой возможности воротиться назад… Но оставим это…

Наконец, при помощи Божией, мы собрались печатать наши якутские переводы св. книг. Податель сего письма, протоиерей Димитрий Хитров — один из первых твоих сослужителей в Якутске — посланными на это дело. И, следовательно, если Вам будет угодно знать что-либо касательно сего предмета, он может рассказать все, как один из деятельнейших членов нашего Комитета о переводах и как составитель якутской грамматики. Покорнейше прошу Вас принять его так же, как некогда Вы приняли и принимали меня; и помогите ему, в чем можете.

Не замечаете, ли, как много сходства у нас с ним по нашим особым действиям. Я был миссионер и он тоже, я составил грамматику алеутскую, он тоже; я переводил св. книги на туземный язык, и он тоже. Я был в Питере и Москве за напечатанием книг, и он сугубо… Вы, конечно, поймете, к чему я это говорю… А скажу Вам — еще первому. Я со своей стороны согласен и даже предпочитаю его многим ректорам. Одно препятствие: у него жена жива. Но она помешанная. Это все равно, что умерла. И много лет он уже несет этот тяжкий крест и, благодарение Господу, не изнемогает. Обратите-ка Ваше благое и благочестивое внимание на него с этой стороны и поговорите, с кем нужно. Лучшего для Якутской епархии и не найти.

Вероятно, Вы бы хотели слышать от меня что-нибудь и об Амуре, по которому мне привелось сплыть прошедшего лета, о его окрестностях и проч. Погодите, я составил записку[35] о сем предмете, смотря на него с своей точки зрения, и послал на пересмотр Николаю Николаевичу Муравьеву, и когда получу от него, то сообщу Вам. Теперь скажу только: помоги, Господи, Н. Н. докончить это великое его предприятие. Всякого, кто говорит хорошо об Амуре, слушайте и верьте. И сам Невельской немного прихвастывает. А кто хулит Амур — не слушайте.

Сообщу Вам и о моей радости. На Амуре Бог даровал мне внука — Иоанна Вениаминова; это еще первый моей фамилии, которого я сам крестил. И еще — отец и мать его утешают меня своими христианскими делами. Вечно останусь благодарным Москве за то, что она дала мне такую невестку. Давно уже я не получал от них известий, потому что зимней почты еще не получено ни одной. Не знаю, удается ли мне написать Вам еще до отбытия моего в Америку, куда я непременно хочу ехать в наступающее лето с намерением на будущее время возвратиться. Но куда? Не знаю, на Амур или в Якутск. Употребите Ваше влияние и старание, чтобы мне уже не возвращаться в Якутск или, по крайней мере, не жить в нем более года, т. е. чтобы в Якутской Области была особая епархия. Это совершенно необходимо, поверьте. Якутская Область есть собой мир, где все свое особенное и где, наконец, и служба будет совершаться на своем языке. Для сокращения же расходов казны штаты можно составить самые малые. Ах, да! Вот одно, в чем я с Вами не согласен. Вы говорите в записке своей, что надобно увеличить содержание преосвященных — я думаю, напротив. Кто хочет раздавать милостыню, тот найдет и из малого. А большое содержание преосвященных, бессемейных, само собою подает повод к пересудам, ропоту, просьбам, домогательствам духовенству, имеющему семейство, и так далее. Мне бы казалось лучше даже уменьшить содержание архиереев и открыть более епархий, и особенно архимандритов. Но я опять не в свои сани сел… И чужую песню запел.

Я, слава Богу, еще не чувствую припадков старости и здоров. Только глаза по временам плохо видят и вообще при огне читать, особенно мелкого, совсем не могу.

Затем призывая на Вас благословение Божие и взаимно поручая себя Вашим молитвам, честь имею свидетельствовать Вам мое глубочайшее почтение и искреннейшую благодарность за Вашу любовь ко мне.

Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 31 дня. 1857. Якутск.

Ваше Высокопревосходительство, Константин Степанович![36]

Только теперь собрался я отвечать Вам на Ваше письмо от 12 сентября, полученное мною вместе со знаками Высочайшей милости. Никогда я не воображал себе такой высокой чести. Мне ли, не академику, не ученому, было мечтать об Александре, когда и о следующем за Анною орден мне стало приходить изредка в голову только с прошедшего года? А между тем, вместо того, удостоился получить то, о чем и на сердце моем не было. Довольно замечательны дни, когда это происходило. Орден пожалован в день моего рождения. Первую весть о пожаловании мне сего ордена я получил в день, в который меня произвели в архимандриты. Орден получен в день, когда я в первый раз служил архиереем. Возложил на себя — в день, в который меня произвели в протоиереи — и все это совершенно безнамеренно. Но извините за лишнее слово. От всего сердца моего благодарю Вас за Ваше расположение ко мне. Ваше управление за Обер-прокурора для нашей епархии весьма достопамятно многими постановлениями для блага нашего духовенства. Преемники мои, если будут внимательно рассматривать все дела мои, могут сказать: уж не родственник ли был ему Сербинович? Да воздаст Вам Господь за все подобное, сделанное, конечно, и не для нас одних! Письмо Ваше застало меня уже в Якутске и нашло совершенно здоровым. Слава и благодарение Господу, хранящему во всех путях моих! Правда в нынешнюю поездку мою с Амура со мною случилось несколько неприятностей, и это, кажется, еще в первый раз с самого начала моих путешествий. Сначала пошли мы из Николаевска на маленьком боте и чуть нас не залило, и мы принуждены были воротиться. Потом, по приходе уже в Аян, в самой гавани и в тихую погоду, при свозке вещей с парохода, все мои вещи и часть ризницы подмочили. Едучи с Аяна, зимою, в повозочке, неудачно опрокинулся и ушиб себе бок. Потом совсем с повозкой опрокинулся в полынью. Но, слава Богу, все прошло! Платье давно уже высохло и носится. Бок поболел около двух месяцев и перестал, а из полыньи давно уже вытащили меня, а платье, бывшее на мне, в ту же ночь все было высушено — значит, все прошло. Теперь опять собираюсь в дорогу: на Вилюй, в Олекму и по Якутским церквям. К Пасхе, даже к 1-му апреля, буду, Бог даст, дома. А потом располагаюсь идти в Америку, и уже в последний раз. А по Камчатке уже не думаю ехать. Правда, я еще очень мало чувствую последствий лет моих. Но все же таки, кое-что чувствуется, а через два-три года и побольше почувствуется. Вы изволите говорить в письме Вашем, что мне нужны помощники. Это правда. Но где их взять? Правда, на двух лиц я обращал внимание, в случае, ежели спросят меня, не имею ли я кого в виду, кто бы мог быть викарием. Но не вышло ничего. Оба больны — и для этого я теперь решительно никого не имею в виду. Но Вы, вероятно, удивитесь, если я скажу Вам вот что: обратите Ваше внимание на подателя сего письма, протоиерея Д. Хитрова. В действиях наших с ним весьма много сходства: он миссионер, и я был тоже. Он трудился в переводе св. книг на туземный язык, и я тоже. Он составил грамматику на языке, не имеющем еще грамоты, и я тоже. Я приехал в Питер и Москву для напечатания переводов, и он тоже. Не есть ли это — указание, что и он должен выехать из Питера тем же, чем и я? Правда, у него есть важная причина, не допускающая его до того. У него жена жива. Но она помешана: а это почти все равно, что умерла. Давно уже он несет этот тяжелый крест и, благодарение Богу, не изнемогает и не совращается на распутья мирских утешений. Что же касается до его характера, сердца, знания дела, ревности и усердия к делу и знания местных обычаев и языка, то лучшего для Якутской епархии не надобно, да и не найти. Это я на днях высказал в письме Андрею Николаевичу, и вот теперь говорю Вам — и более не скажу никому[37]. В представленном ныне отчете моем я тоже говорю, что и прежде — что в Якутской Области должна быть своя кафедра, и на это вот еще новое доказательство. Не знаю с чего вдруг просьба за просьбою ко мне, и все по брачным отношениям. Оставлять эти дела нерешенными нельзя, а решать формою суда опять нельзя. Якуты женятся не по-нашему, а как именно — если угодно, Вам расскажет податель сего письма. Итак, довершите Ваши благодеяния к нам: клоните дело к тому, чтобы в Якутске была особая епархия. Жить архиерею есть где. Штаты собора и консистории можно отделать самые умеренные. И еще покорнейшая моя просьба: решите, пожалуйста, скорее дело о положении прогонов и пособий едущим — выезжающим и переезжающим. Эта статья чрезвычайно затрудняет меня, тем более, что я не знаю, на чем основаться. Например, позвольте сказать, я вижу немалое противоречие даже и в распоряжениях Ваших, а именно: священникам Тверским выдано на 8 лошадей, прочим на две. Что священникам Тверским на их лица выдано на 4 лошади — я понимаю почему. Но на каком основании выданы четверные прогоны их женам?

Ибо и едущим в Камчатку женатым священникам выдавали прежде только на две лошади. Ибо ординарные им следуют только на одну лошадь. Сделайте милость, разрешите скорее это недоумение. Я, право, боюсь теперь, как и требовать. Но боюсь я не того, что с меня вычтут. Но боюсь замечаний, и позвольте попросить Вас: я, при составлении проекта о положении прогонов и пособий, забыл дьяконов, а это необходимо. Сделайте милость, включите их. Простите, ради Бога, что я Вам пишу так просто и без всяких оглядок. Причина этому самая простая. Я всем сердцем моим привержен к Вам. Александра Ивановича в Св. Синоде не стало. Теперь из всех, бывших при мне в Св. Синоде и при Обер-прокуроре, знакомых остались только Вы, да из членов Св. Синода знают меня только двое. Грустно подумать: кому я стану писать так просто, если и Вас переместят куда-либо, и вообще — к кому обратиться за советом, за разрешением частного недоумения, если Господь возьмет и Московского митрополита, к которому я обращаюсь всегда в подобных случаях и который никогда не оставляет меня без ответа?…. Думаю, что не я один, а многие так скорбят и поскорбят. Следовательно, не я один, а многие руководятся и будут руководиться крайним своим разумением…. Призываю благословение Божие на Вас и Вашего милого сына.

Вашего Высокопревосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга.

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 5 дня. 1857.

Ваше Высокопревосходительство![38]

Не знаю, за что прежде благодарить Ваше Высокопревосходительство. За письмо ли, посланное Вами с Юлием Ивановичем, доказывающее и подтверждающее Ваше расположение ко мне — или за самого Юлия Ивановича, т. е. за назначение его к нам. Прежде всего слава Богу, все устрояющему во благое, и затем честь, и слава, и благодарность Вашему Высокопревосходительству за все… Аделя Карловна обворожила всех своею ласковостью, своим вниманием и радушием.

Теперь можно надеяться, что Якутская Область быстро пойдет к усовершенствованию. Дай, Господи, только здоровья всем деятелям. Очень я желал, даже упрашивал г. Кутузова ехать в Читу к юнейшему нашему генералу М. С. Корсакову на помощь. Ибо мне крайне было жаль его видеть без достосовестных сослуживцев. Но я теперь очень доволен, что г. Кутузов останется у нас, и у Михайла Семеновича есть люди благонадежные.

С Юлием Ивановичем я еще не обо всем переговорил. Праздники и служба мешали.

Не могу не радоваться тому, что, наконец, наше правительство принялось за Амурское дело. И судя по обстоятельствам, в каких находится Китай — кажется, нельзя сомневаться в успехе переговоров г. Путятина. Но странное дело! С прошедшей почтою здесь многие получили известия — куда именно и для чего посылается г. Путятин, тогда как Вы передавали мне под глубоким секретом. Это я исполняю верно. Видно правду говорят, что когда знает один — то одиножды-один — вечно один. А когда скажет другому, то значит, знают уже VI, а когда скажет еще другому, то знают VII.

О поездке моей в Аян я теперь ничего не могу сказать кроме того, что готовлюсь. Потому что до меня дошли слухи и довольно верные, что меня будто бы хотят вызвать в Петербург[39].

Судя по обстоятельствам и по тому, что я писал об Амуре, Якутске и Америке — такое известие весьма вероятно. Жаль только одного, что я опять должен отложить свою поездку в Америку и, может быть, навсегда.

Я очень рад этой поездке, между прочим, и потому, что я буду иметь удовольствие видеться с Вами лично и переговорит кое о чем.

Впрочем, да будет воля Божия во всем!

Примите искреннее уверение в том, что я остаюсь и есмь, и буду с тем же уважением и тою же любовью, с какими был и доселе и с коими имею честь быть Вашего Высокопревосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 20 дня.1857. Якутск.

P. S. Покорнейше прошу засвидетельствовать мое нижайшее почтение и благодарность Екатерине Николаевне[40].

Возлюбленная моя о Господе, Татьяна Борисовна![41]

Честь имею известить Вас, что я нахожусь теперь в Москве и послезавтра думаю выехать в С.-Петербурга, где пробуду немало времени и где надеюсь лично увидеться с Вами и засвидетельствовать Вам мою искреннейшую благодарность. Позвольте попросить Вас, не найдете ли Вы возможности, на возвратном пути Вашем, взять с собою и привезти в С.-Петербург, для свидания со мною, мою Пашеньку — а ныне Поликсению — на некоторое время.

Преданный Вам Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 25 дня. 1857. Москва.

Отец Протоиерей Димитрий!

Давно я жду от Вас донесения о состоянии паствы по Вашему благочинию.

Сегодня же или завтра утром не позже пришлите мне рапорт или записку о том, где был покойный о. Лаврентий по своей обязанности в последний раз. Что сделал — много ли верст проехал, когда уехал, когда воротился и проч. У меня об этом нет ничего и вообще, что сделала Ваша миссия в прошедшем 1856 году.

Теперь Вам делать нечего — займитесь-ка переводом на русский язык Евангелия от Матфея с якутского буквально.

1857 г.

Наконец — слава и благодарение Господу Богу! Я совершил мое путешествие благополучно. С 8 часов, или по-московски с 8½ часов, 29 августа я нахожусь в Питере, где впрочем, никто меня не встретил, потому что письмо Ваше получено не 28-го, а 29-го в 12 часов.

В тот же день я был с визитами у всех Синодалов и у г. Обер-прокурора, вчера 30-го я был на празднике и видел Царскую фамилию и даже целовался с Наследником и Именинником[42]. Сегодня сижу дома в ожидании посетителей и обеда, но то и другое под большим сомнением, потому что вот уже 1-й час — первых нет, а последний, не знаю, где найдет Гаврило. Хозяйством еще не завелся, да и некем, а заводиться надобно от мутовки до десертных тарелок. Прислуги еще не нашел.

И вижу необходимость иметь кроме того и другого келейника и потому пришлите мне Вашего Звездоносцева.

Но прежде условьтесь с ним, что он возьмет с меня за то, чтобы сидеть в моих кельях, докладывать о приходящих и иногда выехать со мною и сходить купить что-либо по домашности и проч. Ответ его — что будет угодно положить мне — не принимать, а требовать ясного и решительного. Иначе и не надо его.

И если он согласится ехать ко мне, то отправьте его при первом случае на 4 рублевом месте — и велите ему привезти колокольчик столовый, который подарил мне наместник Лаврский[43] и который находится у Ложечниковых, а если готовы подрясники, то пусть привезет и их, и скоро будет нужна и шуба.

Я теперь никому не пишу в Москву — кого увидите из знакомых моих, скажите поклон.

Я, слава Богу, пока здоров. Господь с Вами.

Ваш вседоброжелательный слуга

И. А. Камчатский.

1857 г. СПБ.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на письма Ваши. Звездоносцев прибыл благополучно и все посланное с ним доставил сохранно.

О. Софрония[44] поблагодарите за его согласие послужить здесь при мне. Митрополит здешний дает мне из Лавры каких-то двух. Следовательно, отказаться от них и выписать из Москвы нехорошо.

О составлении предисловия еще рано думать. Оно должно быть составлено по окончании, по крайней мере, всех Евангелистов.

Рукописи к Вам скоро отправлены будут. Св. Синод разрешил печатать их, а также разрешил печатать и Грамматику Вашу: но на какой счет? Этого я еще не знаю. Протокол к подписанию еще не представлен.

О прибавке прогонов Вам я говорил, и обещались сделать. Странника Вотяка[45] я принять готов. Но еще не последовало разрешения Св. Синода набирать мне желающих служить в наших краях, если же он понадобится мне для переписок, то я напишу Вам.

Посылаю Вам письма, полученные мною из Якутска.

О замечаниях нашего скептика, при сем прилагаемых, спросите, если нужно, Владыку, особенно о Хосе Топтыры Орума, а также о Кытта ихо ибо. Надпись на паспорте Вашем сделана, но я желал бы, чтобы Вы, приехав сюда, привезли бы с собою все печатное Евангелие, это был бы для нас праздник.

Потрудитесь сходить к Чаадаевым и поблагодарить их за письмо и за их христианскую любовь ко мне и объявите мое благословение и поклон и сказать, что я приехал в Питер благополучно, и живу, слава Богу, хорошо, и в здоровье не чувствуется перемены. При сем посылаю Вам два креста[46] — и один получите себе и о получении донесите мне рапортом. Другой отнесите Владыке, потому что я получил следующий мне крест.

Ложечниковым скажите мой искренний поклон и благодарность.

При свидании с Владыкою попросите его благословения, и если он спросит о здоровье моем, то скажите что сказано выше, а глаза мои так же плохо видят, как и прежде — но не хуже.

Андрею Николаевичу скажите поклон, и что я его очень жду — хочу передать ему до 2500 руб. для рассылки по греческим монастырям на помин душ Музовских.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на делания Ваши, с нетерпением жду часа, когда я могу назвать Вас О. Д… и братом.

Преданный Вам И. А. К.

Сентября 13 дн. 1857 г. СПБ.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей!

Со дня на день жду от Вас известий. А более всего — ряс и подрясников, оставленных в Москве для перекраски. Узнайте и немедленно сообщите мне: а) когда будут готовы и пришлются означенные вещи? б) какого цвета будут рясы? Последнее я спрашиваю потому, что здесь Архиереи в черных рясах не ходят, и мне уже несколько раз говорили, что неприлично и даже противно установлению ходить в черной рясе. в) Если перекрашиваемые рясы мои будут черного цвета, то их почти нет надобности и присылать сюда, потому что я редко буду носить их. А, следовательно, мне надобно будет шить новую бархатную рясу и не иначе, как фиолетовую — для парадных случаев — и потому узнайте — что будет стоить таковая ряса на шелковом подкладье, и дайте мне знать как можно скорее.

А подрясники, какого бы они цвета ни вышли, прислать ко мне непременно.

Если же которая-либо из крашеных моих ряс будет светлее черного цвета, то прислать ко мне вместе с подрясниками.

Я, слава Богу, здоров, дела мои еще не начинались. О переводах наших протокол уже подписан — и, вероятно, скоро Вы получите их, а между тем и я здесь стану печатать Тунгусскую Азбуку, — которую разрешено уже печатать и, разумеется, на счет казны.

Ложечниковым мой искренний поклон, а также и Чаадаевым.

При свидании со Владыкою попросите его благословения на меня.

Затем прощайте, до свидания! Ваш доброжелательный слуга

Иннокентий, А. К.

Сентября 23 дня.1857. С.-Петербург.

Господь с тобою! Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий.

От всей души поздравляю Вас со днем Ангела Вашего. Желаю Вам всякого благополучия и здоровья.

Письмо Ваше от 22 октября я получил и отвечаю Вам.

О награждении других трудившихся с о. о. Петром и Димитрианом я еще не начинал речи, ожидаю от Вас хотя одной книги напечатанной.

Касательно продолжения печатания Евангельским шрифтом, я не спорю с Вами. Пусть идет, как идет, только бы скорее шло дело.

А относительно того, чтобы отпечатать хотя одно Евангелие с русским текстом, скажу Вам, что тут встретится затруднение: потому что думают сделать новый перевод на русский язык, а когда это будет, Бог знает. Дай Бог, чтобы ко второму изданию наших Якутских переводов был сделан новый перевод св. писания на русский язык. Печатать же с славянским текстом я не вижу особенной надобности и пользы.

Касательно дел моих, скажу Вам, что они еще, можно сказать, и не начаты, впрочем… Надобно прежде решить вопрос: согласен ли будет Государь на разделение Епархии при нынешних финансовых обстоятельствах, а это без графа сделать было некому. Граф же, хотя приехал, но в должность свою не вступал еще.

Я решился непременно ехать отсюда вначале января, несмотря на то, кончится мое дело или нет, здесь душно. Улицы узки… Если захотят сделать, то успеют все сделать, а не захотят, ничем не подвинешь, а всех протоколов Синодских не перечитаешь… подписывать их есть и будет кому и без меня. Не напрасно ли граф говорит, что в Сибири много будет викариатств, впрочем, посмотрим. А я что-то очень сомневаюсь, по крайней мере, я могу сказать то, что я, как приехал один, так, во всяком случае, уеду один и вот почему: положим, что епархия наша разделится на две: Камчатскую и Якутскую, и кроме того в Америке откроется викариатство. Викария в Америку избрать теперь нельзя, потому что надобно мне съездить в Америку и, между прочим, посмотреть тамошнего ректора,[47] не годится ли он в Викарии! Во-вторых, если в Якутск послать своего Архиерея, то мне где прикажите жить, на Амуре еще нет никакого нашего здания. И потому, если и разделится наша епархия, то до времени постройки каких-либо для нас зданий на Амуре я должен управлять обоими епархиями, чтобы иметь уголок в Якутске и, следовательно, мое (и многих) желание относительно Вас исполнится в свое время.

Открытию же викариатств в прочей Сибири едва ли не попрепятствуют финансы.

Расскажите это Владыке[48], попрося пред тем его благословения мне, и с тем вместе скажите ему вот что: я в своей домовой церкви мог отслужить только еще один раз, за неимением дьяконов, впрочем надеюсь еще раза два-три отслужить у себя. Ризницы при домовой церкви чрезвычайно мало: две ризы — и четыре ветхих стихаря.

NB. Для меня же ризница есть — два облачения: одно дали из Лавры, другое пожертвовала Т. Б. Потемкина, завел и митру, думаю заказать и другую получше, но не дешевле ли будет в Москве. Но вот что недостает: — мне из Лавры мантию дали самую полинялую — так-то мне стыдно было быть в ней в Синод при наречениях, тогда как мои собратья в светлых ризах. Попросите Владыку, не найдется ли у него мантии получше для меня — по крайней мере, на время и, если таковая милость от него последует, то скорее пришлите или привезите ее ко мне и справку о цене за митру по белому глазету, шитую золотом с несколькими камешками. Не забудьте захватить две-три ризы и 5–6 стихарей, хотя поношенных, но не ветхих.

Ложечниковым и Чаадаевым мой искренний поклон. Просьбы от рязанского будущего нашего попа я не получал. Участь Вашей Грамматики теперь зависит от Вас, она лежит у меня и ждет Вас. Затем прощайте, Господь с Вами.

Преданный Вам Иннокентий, А. Камчатский.

Завтра рукоположение в Архиерея — Архимандрита Игнатия, бывшего в Сергиевой пустыни.

Октября 26 дня. 1857. С.-Петербург.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей!

Письмо Ваше от 31 октября получено в свое время, и по нему все различные вещи — и отвечаю Вам:

Владыка дивился тому, что я писал в прошедшем письме моем. Но он, конечно, не менее того удивится, если я ему расскажу лично все то, что здесь я вижу и встречаю.

Он не одобряет моего намерения ехать обратно, не дождавшись окончания моего дела. И самому мне это не радость. Но что же делать!.. Если я останусь здесь далее начала января, то значит я должен буду ехать отсюда уже летом, а поехавши летом и приехавши в Якутск, где мне непременно надобно быть, я в Америку не успею попасть. Следовательно, целый год должен пропасть почти даром, а годы мои, быть может, сочтены уже. По крайней мере, зрение мое едва ли дослужит.

Вот основание, по которому я хочу ехать, не дождавшись решения, но, кажется, хотят покончить скоро. Я графу[49] доказал, что мне нужно ехать ранее, и он хотел приняться и, Бог даст, на днях будет доложено Государю. О прогонах и пенсиях дело уже в ходу.

Теперь дело пошло о месте кафедры и проч., но во всяком случае мне жить пока в Якутске.

Приезжайте поскорее. Владыке мой доземный поклон и благодарность донебесная.

Прощайте, Господь с Вами! подрясники получены оба.

Если Владыка одобряет печатание Евангелия с славянским текстом, то да будет тако!

Митру я уже заказал в 200 р. Слава Богу, и Вам за быстрое действование в Вашем деле, сердце радуется о Муравьеве нашем, слухи у Вас несправедливы — ей и аминь.

Ложечниковым и Чаадаевым поклон и благословение.

С.-Петербург. 7 ноября.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![50]

Весьма прискорбно было мне слышать от протоиерея Димитрия переданный им мне от Вашего Высокопреосвященства слова касательно перевода Св. Писания на русское наречие. Мне ли, без книжному и меньшему из братий моих, противоречить всем и в особенности Вам?! Это похоже на то, что как будто кто-то хотел подшутить над Вами. Но, слава Богу, все объяснится скоро.

Не помню — в конце ли сентября или вначале октября было докладываемо о сем деле, и по прочтении митрополит сказал, что это дело надобно рассмотреть каждому по домам, и тем все кончилось. Вчера я собирался было писать Вашему Высокопреосвященству это письмо, но мне помешали. И недаром. Вчера (18 ноября) митрополит привез в Синод упомянутое дело и прежде, нежели сели все на места, он передал его следующему по нем преосвященному Афанасию для прочтения, и притом сказал, что нечего много толковать, надобно приступить скорее к делу и просить преосвященнейшего митрополита Московского написать, как приняться за это дело и проч. Все единогласно подтвердили это.

NВ. Протопресвитеров обоих не было вчера.

Итак, Владыко Святый, изволите видеть, что дело стояло отнюдь не за мною. Напротив того, позвольте сказать, от Вас будет зависеть участь его.

Приношу мою искреннейшую благодарность Вашему Высокопреосвященству за поклон, посланный мне с о. протоиереем и также за мантию и ризницу. Прошу прощения, что я не писал Вам еще ни одного письма отсюда. Это отнюдь не потому, что я забыл и забывал Вас когда-нибудь. Нет! Но я не смел беспокоить Вас пустыми письмами.

Приношу мою благодарность и за дозволение Ваше отслужить мне в Вашей церкви Преподобного Сергия, которое передал мне Андрей Николаевич еще 16 числа.

При сем осмеливаюсь представить Вашему Высокопреосвященству мою записку о викариатствах. Это отнюдь не проект, а простые мысли, набросанные на бумагу и не по моему желанию, а по желанию Константина Степановича Сербиновича, с которым я говорил, между прочим, двукратно и о сем предмете. Он попросил меня записать то, что я говорил, и я исполнил его желание, написав почти в том порядке и теми словами, какими я говорил. А конец записки доказывает, что она не кончена.

Дав записку Константину Степановичу, я в то же время передал сию самую тетрадку преосвященному Филофею, к которому лежит душа моя, с просьбою раскритиковать ее. Через 3 дня он возвратил мне ее с одобрением почти во в сем и потом спросил меня: видели ли это старшие из нас? Я сказал, что нет, и я не намерен казать. Но вышло напротив. После сего же заседания я сверх всякого чаяния заехал к преосвященному Нилу совсем по другому делу. И между разговором я слышал его резкие суждения о предметах, близких к викариатствам, и я еще более утвердился в том, что мысль моя о викариатствах решительно будет им отвергнута, и потому не хотел давать ему моей записки. Но речь зашла о самых викариатствах, предполагаемых в Ситхе и Якутске. И я, чтобы показать какого я мнения о викариях, вынул записку из-за пазухи и начал читать об обязанности викария. Преосвященный Нил спросил, что это такое? И я должен был сказать что такое, и затем оставил ее у него. Назавтра же я приехал к нему потолковать о моем главном деле; и он мне отдал записку с своими замечаниями, которые при сем представляются в подлиннике, как они есть.

Не буду ничего говорить Вашему Высокопреосвященству ни о моих мнениях, ни о замечаниях преосвященного Нила. Все передаю на суд Ваш. Скажу только, что в случае, если бы потребовали у меня сии мнения вроде проекта, то я, кажется, только бы прибавил относительно служения викария в сельских церквах, если не каждогодно, то, по крайней мере, однажды в два года прослужить литургию в каждой церкви. Впрочем, не стану спорить и в других случаях, если мне докажут неудобство, или несообразность, или невозможность.

Замечания преосвященного Нила видел граф и мною сообщены К. С. Сербиновичу.

Представляя упомянутую записку Вашему Высокопреосвященству, осмеливаюсь изъявить мое желание слышать Ваше мнение о ней вообще и в частности, и с тем вместе и желание Ваше — сообщить ли Ваше мнение К. Степановичу и графу или нет. Во всяком случае, покорнейше прошу возвратить мне сию записку.

Имею честь поздравить Ваше Высокопреосвященство с наступающим днем рождения Вашего. День достопамятный и для меня открытием Епархии Камчатской и утверждением меня быть епископом. Молю Господа, да продлит Он дни Ваши и подаст Вам силы направить и совершить великое дело переложения св. книг.

Надеюсь, или, по крайней мере, обнаруживают, что вначале января оставлю Петербург.

Поручая себя и все мое дело молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с глубочайшим почтением и сыновнею преданностью, и любовью, Вашего Высокопреосвященства, нижайший послушник,

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 19 дня1857.С.-Петербург.

На это письмо преосвященного Иннокентия последовал следующий ответ Филарета, Митрополита Московского от 25 ноября 1857 года:

Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат! Простите, что я с доверием принял неверный слух о Вашем мнении относительно перевода св. Писания на русское наречие. Он пришел ко мне таким путем, что я имел причину доверять ему.

Изволите говорить, что меня спросят, как приняться за сие дело? Но, кажется, на что бы останавливать и длить дело сим вопросом? На сей вопрос Владыки Киевского я отвечал в моем мнении, что главные правила и предосторожности в определении Св. Оно да изложены. Когда сие утвердится, тогда будет время подумать о подробностях. И что спрашивать меня, когда я один, а Вас много? Спасение во многих советах. По истине, мне часто трудно бывает по недостатку совета. Но положим, что я представлю Вам проект и назову лица, через которые можно приняться за дело. Пока Вы о сем рассуждаете и представляете на Высочайшее усмотрение, кто-нибудь, назначенный мною, может умереть, между тем, как его назначение Высочайше утверждено. Вам надобно опять рассуждать и представлять Ваше рассуждение на Высочайшее утверждение. Сие возвращает меня к моему мнению, чтобы представить на Высочайшее усмотрение составленное определение, а подробности исполнения остались быв распоряжении Св. Синода. Впрочем, да будет воля Св. Синода.

Смотря на записку о викариатствах и на замечания преосвященного Нила, удивляюсь. Неожиданно для меня, что таким тоном говорит преосвященный архиерей, присутствующий в Св. Синоде, преосвященному архиерею, присутствующему в Св. Синоде.

Мнение, что в первые времена были епископы, не более значащие, как-то, что ныне значат священники, не знаю, как докажет преосвященный историею и как согласить с церковными правилами и с православными понятиями о иерархии.

Вы правду говорите, что у нас епископов мало. Но что и понятие о надзоре за паствою у нас потеряно, это Вы сказали не без обиды для Российской иерархии и дали преосвященному Нилу причину прогневаться.

Правда, что действование духовенства на раскольников во многих местах неудовлетворительно, частью по недостатку знания и ревности; но это частью, а другою и большею частью, по причинам, против которых и знание, и ревность ведут бесплодную борьбу. Деньги, деньгами купленное покровительство, мирские выгоды, господство богатых раскольников, вольность и ненаказанность преступлений, вот подпоры раскола. В один приход, зараженный расколом, вместо недеятельного я определил усердного и деятельного священника, впрочем, кроткого и осторожного. Через немногие месяцы уже и в то село, из которого он переведен, пришел слух, что его сожгут, и через недолгое время дом его сожжен, и виновного не открыто. Раскольники радуются и ободряются к подобным поступкам.

Полюбопытствуйте прочитать в Св. Синоде извлечение из донесений о расколе в Нижегородской и Черниговской епархии.

Духовные училища не Иркутскою ли мерою меряете вы все? Можно сметь сказать, что эта мера неверна.

Правда, что должно желать духовным училищам более духовного возбуждения. Но какой комитет вдохнет во все их дух жизни? Надобно, чтобы духовное возбуждение от архиереев простиралось на начальников Училища, а оттоле на учеников. Проповедуйте епископам, сообщайте им свою ревность и одушевление, предлагайте подобное действование Св. Синоду, и сообразный с сим выбор ее епископы. А если не так, то составьте какой угодно комитет, выдумайте какой угодно устав: он будет мертвая буква, и новое будет слабее старого, которое разорите. Одно для духовных Училищ потребно и очевидно: устраните чуждые предметы учения, насильно навязанные и без пользы обременяющие.

Вы требуете на каждые 150 или 200 церквей викария, следственно требуете 150 викариев. Думаете ли, что легко найти для сего требуемое число людей с желаемыми качествами. Что легко устроить для них пребывание, свиту, содержание, определенный круг действования? Во образ им викария, епископа Богородицкого и Бронницкого, или епископа Верейского и Можайского: у них не будет ни училищ, ни духовного правления. Викарий подле местного архиерея — единство. Местный архиерей и несколько викариев по уездным городам — разделение, которое не легко привести в гармонию.

Вы требуете, чтобы викарий, епископ 200 церквей, непременно в каждой церкви хотя единожды совершал священнослужение в течение одного или двух лет. Следственно, Вы требуете, чтобы он треть года или более был в походе, на квартирах со свитою, хотя небольшою, для священнослужения и дел. Очень ли это удобно? Приедет он в село в праздничный день, помещик или управляющий немец, или поляк, или бурмистр-раскольник нашлет крестьян на работу, а может быть, и они сами пожалеют потерять рабочий день, и архиерей будет молиться и поучать в церкви, почти пустой. Будет ли это полезно?

Вы думаете поселить викариев в монастырях. Но многие города не имеют монастырей. Викарий в монастыре, в лесу или в деревне, будет не очень у места.

Образ путешествий преосвященного Камчатского по епархии неудобоприменим в России.

Чтобы нынешнее положение викариев не соответствовало сану и власти епископа, сего признать не могу. А спорить о сем не стану.

Преосвященный, который назвал Викария только благочинным, по моему мнению, погрешил и забыл, что епископы братья.

Вы говорите, что крайне необходима инструкция викарию. Может быть. Я же не довольно сие знаю. Потому что, имея ныне десятого викария, не слыхал ни от одного о сей крайности. У нас, при вступлении викария, консистория, на основании прежних распоряжений, составляет определение, какие уезды особенно подчинены викарию, где и его имя должно быть возносимо, какие дела он решает окончательно, по каким требуется утверждение местного архиерея. Эта инструкция, когда нужно, дополняется в личных свиданиях викария с местным, без помощи пера и бумаги. К слову: представляю Вам печатную инструкцию, которую я дал от себя своему ныне моему викарию.

Может быть, там, где викариатства новы, нужно наставление, и местному, и викарию. Но желательно, чтобы дела опирались на духе, а не на письме, которое убивает.

Вы полагаете, что отношения викария к местному должны быть те же, как в древние времена отношения между епархиальными епископами и окружными архиепископами и митрополитами. Нельзя с сим согласиться. В сем случае было бы столько епархий, сколько викариев, действование разделилось бы, и местный архиерей не мог бы отвечать за свою епархию. Отношение св. Григория Богослова, когда он, будучи епископом Сасимским, но не могши быть в Сасимах, исправлял должность викария при отце своем Григории, епископе Назианском, не было к сему последнему такое же, как отношение св. Амфилохия, епископа Иконийского, к св. Василию Великому, архиепископу Кесарийскому.

Устал я от состязания с Вами и Вам наскучил. Простите и благословите.

Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга Филарет, М. Московский.

Ноября 25 дня. 1857 г.

Р. S. Не желал бы я, чтобы Вы скоро оставили Петербург, прежде нежели дела, Вас озабочивающие, довольно созреют. Простите, что неправильно изъяснился, говоря о моем желании, когда думаю об общеполезном.

Но вот заключение. Открывать и обличать недостатки легче, нежели исправлять. Несчастие нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления. Посему, необходимо восставать не вдруг против всех недостатков, но в особенности против более вредных и предлагать средства исправления, не вдруг все потребные, но сперва преимущественно — потребные и возможные.

Записку возвращаю.

Возлюбленный мой о Господе, о. Протоиерей Димитрий.

Третьего дня получил я письмо Ваше, а сегодня от Владыки, на которое подробно буду отвечать. А теперь пишу коротенькое, и за неимением времени. Завтра отправляется к Вам о. Парфений, с ним я отправляю к Вам письмо это и письмо от о. протоиерея Громова с приложением к тому 17 тетрадей. Я нахожу, что мне здесь начать это дело неудобно, по краткости предполагаемого мною здесь для прожития времени, а Вам это удобнее будет, так пишет мне и о. протоиерей Громов.

Вчера послал я бумагу в Московскую Синод. Контору с требованием Св. Мира, которого просят в Якутск. Я просил отпустить 4 бутылки в прием Вам, позаботьтесь об этом, и к 1-му январю чтобы было все готово для того, чтобы мне можно было взять это миро с собою.

Быть может, спросят, почему я много требую мира. Скажите на это, что мы недавно получили бутылку, и она уже, как пишут, выходит.

Медаль Павлову получена мною и будет отправлена на днях.

О награде Константину Андреевичу еще не слыхать ничего. А также ничего не слыхать и об окончании моего дела. Вероятно, составляется или переписывается протокол, который я просматривал и дополнял.

Третьего дня был я на церемонии во дворце и закусывал там, а сегодня с о. Парфением обедали у Наследника. Так угодно было Государыне Императрице, которую я, впрочем, не видал сегодня.

Письмо Владыки я еще не прочел хорошенько, а пробежал так и ничего не могу сказать о нем. Но, кажется, что замечания его не везде неопровержимы. Получил я письмо и от Сергея Михайловича[51] с уведомлением, что он исполнит мою просьбу.

Ложечниковым и Чаадаевым поклон и благословение.

Узнайте — есть ли в Синодальной лавке Вашей в продаже книжки мои «Указание пути в Ц. Н.». Если есть, то купите 300 экзем. для меня, а, пожалуй, и все 500.

Затем прощайте, до свиданья. Господь с Вами!

Преданный Вам Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 28 дня. 1857. С.-Петербург.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![52]

Прежде всего, и паки имею честь поздравить Ваше Высокопреосвященство с днем Ангела Вашего. Присовокупляю и к числу прочих мое желание и мою мольбу. Да укрепит Господь Бог Ваши силы духовный, душевные и телесные и да продлит дни Ваши еще надолго для блага Церкви!..Чем более я всматриваюсь в ход дел наших, тем более вижу, как дорога жизнь Ваша для Церкви нашей. Это отнюдь не комплимент только.

Затем приношу мою благодарность за письмо Ваше от 25 ноября, которое я получил вчера, но не имел еще возможности прочесть его как следует. Не знаю, успею ли я ответить на замечания Ваши касательно викариатства. Если успею, то постараюсь, а иначе буду иметь честь лично объясниться по сему предмету, если только угодно будет Вашему Высокопреосвященству выслушать меня.

Теперь скажу нечто только о главном предмете письма Вашего, т. е. о деле перевода Св. Писания.

Из первых слов Ваших видно, что Вашему Высокопреосвященству желательно, чтобы это дело не останавливалось за ответом от Вас на предполагаемый вопрос. Не знаю, как в Ваше время, но теперь дела в Синоде идут очень небыстро, lento graduo, т. е. лениво грядут. Дело это еще и по сие время находится у Преосв. Афанасия, т. е. у второго. По крайней мере, до меня четвертого и среднего еще не дошло, а между тем приближаются уже праздники. Я одно только и могу сказать, что мне уже не придется участвовать не только в подписи окончательного протокола, но даже и в суждении о том: как и в каком виде предложить первый вопрос Вашему Высокопреосвященству касательно того, как приступить к делу.

Вы изволите говорить, что Вы одни, а нас много, и что спасение во мнозе совете. Последнее может быть так только тогда, когда у советников или у советующихся сердце едино и душа едина о Господе. А у нас?!..

Да, и у нас бывает некое единство, только не во мнениях и суждениях, а в подписании протоколов, да и тут у всякого свой почерк. Положим, что для начертания подробного плана у помянутого дела нужно мнение или совет многих. Но вести и направлять это дело по мнению моему должен один кто-нибудь, разумеется, со многими помощниками и подпомощниками, иначе будет то же, что стало с Исакием[53]

сакиемЂ.

Драгоценностей, трудов и искусства много, но выходит то, что, быть может, нет нигде храма с большими неудобствами и недостатками для служения (ризницы нет, забыли сделать место для певчих и проч.)

В настоящее же время кто лучше Вас может исправлять дело перевода? Я той веры, что Господь хранит Вас именно для этого великого дела.

Относительно же мнения моего о викариатстве я скажу только, что умножение викариев нужно во-первых для того, чтобы, не раскольников только обращать, нет! Их может обратить Сам только Бог, но чтобы служением Архиерейским и живым словом их сохранять в православии тех, кои еще считаются нашими.

б) Так как умножить число епархий ныне почти невозможно по недостатку денег, то, по мнению моему викариатства могли бы составить нечто вроде Епархий шестого разряда. Потому то я и сказал, что отношения викариев к епархиальным должны быть те же, какие были прежде между простым Епископом и Архиепископом.

в) Дела меньшей важности, которых так много в Синоде, передать Архиепископам, которые с учреждением викариата в свою очередь большую часть дел своих могут передать викариям, и наконец, так сказать, заместить то расстояние, которое ныне находится между Архиереями и священниками, викариями.

Но простите, Бога ради, что я Вас утомляю таким предметом, который, конечно, никогда не осуществится, о котором и я сам готов не говорить никому ни слова.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью Вашего Высокопреосвященства, Милостивого Архипастыря и Отца, нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 29 дня. 1857 г. СПБ.

PS. Вчера мы с о. Парфением обедали у Государя Наследника.

На днях получил я письмо с Амура от невестки своей с приложением письма, писанного ей мужем ее (протоиереем Вениаминовым) с реки Амгунь, что он окрестил из туземцев (по 1 июля) всего 102 человека и думает ехать еще далее. Это еще первое на Амуре событие такого рода. Слава и благодарение Господу. Благословите, Владыко, трудящегося и помяните в молитвах его и его труды.

16 декабря 1857 года, Преосвященный Иннокентий, вследствие накопившихся Камчатских и Амурских дел, стал ходатайствовать об увольнении его обратно в свою епархию и по этому поводу подал в Св. Синод прошение следующего содержания: «Государю Императору благоугодно было в 28 день сего года Высочайше повелеть вызвать меня для присутствования в Св. Синоде. Главное и, можно сказать, единственное для ближайшего участия моего при обсуждении предположений моих по предмету устройства и управления вверенной мне Епархии.

А как дело это я считаю со своей стороны оконченным, ибо я не полагаю уже, чтобы от меня потребовалось еще что-нибудь касательно упомянутого предмета, что я готов пояснить и на бумаге, если угодно будет Святейшему Синоду. А между тем, если я пропущу зимний путь, удобнейший для проезда в Сибирь, то я должен буду дожидаться здесь уже летнего пути. А отправясь летом, я уже не застану на Амуре первоотходящего судна в Камчатку, где мне необходимо быть по многим делам и обстоятельствам. Ибо с 1852 года я там не бывал. Пропустивши же случай быть в Камчатке наступающего лета, я должен буду ехать туда не ранее, как уже летом 1859 года, т. е. целым годом позже.

И потому честь имею покорнейше просить Святейший Правительствующий Синод сделать зависящее от него распоряжение об увольнении меня навсегда в вверенную мне епархию, и так, чтобы я мог отправиться из С.-Петербурга никак не позже 15-го наступающего января. Иначе очень возможное дело, что меня встретит дорогою распутица, последствия коей могут быть все те же, если бы я выехал отсюда по первому летнему пути. И — о сем учинить милостивейшую резолюцию. Вашего Святейшества, нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский, Курильский и Алеутский».

Подлинное прошение это любезно передано нам Обер-прокурором Св. Синода, Константином Петровичем Победоносцевым.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Имею честь поздравить Ваше Высокопреосвященство с наступившим Новым годом и всеискренно пожелать Вам: да продлит Господь дни Ваши на многа лета в здравии и благодушии, для блага Церкви нашей.

Дела мои, можно сказать, уже кончены. Вчера, я полагаю, была представлена Государю на утверждение записка об устройстве Камчатской епархии. В 29 число, после обедни я имел счастие представиться Государю Императору. Следовательно, я теперь уже, наверное, могу сказать, что я между 12–16 января оставлю Петербург. Остается мне только повторить мою покорнейшую просьбу к Вашему Высокопреосвященству о дозволении мне по прибытии в Москву поместиться в Чудовом монастыре.

Сегодня я получил почту с Амура от 26 сентября, и, благодарение Господу, там все хорошо и благополучно. Протоиерей Вениаминов не имел возможности исполнить вполне мое поручение: с Амгуни перейти на р. Бурею. Но в тех местах, где он имел случай быть по р. Амгуни, жители все до одного приняли христианство и окрестились всего 154 души, и приняли, слава Богу, с усердием и преданностью, как это видно из путевого журнала протоиерея Вениаминова, который я буду иметь представить Вашему Высокопреосвященству лично в Москве.

Поручая себя и всю паству мою молитвам Вашего Высокопреосвященства, честь имею быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 1 дня. 1858. С.-Петербург.

На это письмо последовал такой ответ Филарета, Митрополита Московского от января 4-го, 1858 года: «Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат! Здравствуйте в новое лето, и здравствуйте многолетно. Благодарю, что Вы меня вспомнили в праздник. Радуюсь, что предначертания Ваши утверждаются. Да принесут оные Церкви Божией плод многий. Благодарю, что располагаетесь остановиться в Чудове. Милости просим. Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга. Филарет, М. Московский».

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей!

Поздравляю Вас с Новым годом. Дай, Господи, Вам доброго здоровья! Давно я с Вами не беседовал. В Рязань писать Вам было не о чем. Касательно формата Евангелия будет трактация послезавтра. Но вот что, мне кажется, прежде всего, надобно приняться за азбуку и за требник служебный. Евангелие у нас есть, а в меньшем формате может напечататься и после всего, и это сделать можно и без Вас.

И так, принимайтесь-ка с Богом за букварь и за требник, и, пожалуй, и за Апостол вместе.

Около 15 января думаю выехать из Питера, 13–14-го отправлю Звездоносцева с кладью.

Остановлюсь в Чудове; имею уже на то и приглашение от Владыки. Сегодня еду к вдовствующей Императрице, с Государем уже раскланялся, тоже и с Наследником, остается быть еще у Государыни Императрицы Марии Александровны, на что имею уже и официальное приглашение.

Евангелия будут готовы к 10-му. К этому дню я хлопочу и о представлении к наградам — не знаю, исполнят ли, а обещают.

Затем прощайте, до свидания! Господь с Вами!

Преданный Вам Иннокентий, А. Камчатский.

Января 8 дня.1858.

Если о. Евсевий приедет до 15-го, то удержите его в Москве до прибытия моего.

Господь с тобою, возлюбленная моя Поликсения!

Радуюсь и благодарю Бога за то, что благополучно возвратилась в свою мирную обитель. Дай, Господи, чтобы ты всегда имела в ней мир. Но не забывай и ты, что в Борисовке нельзя жить без борьбы: борись, борись с собою — и, с помощию Божиею, поборешь себя. Трудно начало. А чем далее, тем будет легче. Я получил от тебя два письма из Москвы и из Борисовки. И отвечаю тебе на них, только не так, как бы тебе хотелось: т. е. коротенько, потому что не имею времени. Собираюсь в дорогу. Около 15 января думаю выехать из Питера. Я, слава Богу, здоров. Куша родила дочь Анну 1-го января. Я получил письмо с Амура. Там все здоровы и тебе кланяются. Затем прощай, Господь с тобою! Теперь скоро письма от меня не жди. Из Москвы написать я не успею. Матери игуменье Макарии мой искренний поклон. Я очень рад, что познакомился с нею. При свидании и Владыке вашему скажи от меня поклон. Письмо я его получил, и отвечать теперь не могу, а напишу уже из Иркутска. Портрета моего никто не дождется.

Отец твой Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 11 дня. 1858. С.-Петербург.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Спешу уведомить Вас, что все предположения мои Высочайше утверждены, и с тем вместе имею честь поздравить Вас кавалером ордена Св. Анны 2-й степени, к какой причислен и о. Протоиерей Евсевий, — а о. Никита, Димитриан, Петр и Михаил к тому же ордену 3 степени. О. Карамзину крест, а прочим камилавки и скуфьи.

Ордена из Капитула получатся не скоро и потому Вы имеете купить два аннинских креста для себя и о. Евсевия — и ленты пошире — приличное количество — так, чтобы я при свидании с Вами мог возложить на Вас.

Вчера я был у Государыни Императрицы Марии Александровны, а 8-го у Государыни вдовствующей.

В четверток отправится Звездоносцев с кладью. А я, кажется, ранее воскресенья не успею.

Владыке при свидании скажите от меня поклон, тоже и Ложечниковым.

Затем прощайте, до свидания. Господь с Вами!

Преданный Вам И. А. Камчатский.

Января 12 дня. 1858. С.-Петербург.

В бытность преосвященного Иннокентия в Москве, было получено им от Константина Степановича Сербиновича следующее письмо, от 29 Января 1858 года, из С.-Петербурга:

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь. Долго шло сюда письмо Вашего Высокопреосвященства. Я получил его третьего дня. Благодарение Господу, что Вы благополучно прибыли в Москву, и хорошо, что еще могу писать к Вам в Москву.

Все желания Ваши исполняются. Указ, ежели еще не получили, то должны получить, хотя в дороге. К Г. Ген. Губернатору отправляется отношение. О наградах Ваших духовным уже послано к Вам в Москву уведомление третьего дни, ордена также. Письмо Графа Путятина при сем прилагается. Думаю, что и Его Высокопреосвященству Митрополиту интересно будет прочесть это письмо.

Что касается собственной Вашей записки, то нельзя же не сказать Его Высокопреосвященству об ней, когда уже Владыка, конечно, знает об ней от А. Н. Желалось бы только, чтобы в ней в некоторых местах поумеренне был решительный тон, как бы осуждающий всех бывших делателей на поприще нашего Духовного образования. Это не может понравиться. А не сказать об ней нельзя. Но можно бы прислать с дороги в смягченном виде, предуведомить же теперь, ибо нужно представить не в черновом виде, а в чистом экземпляре. Впрочем, как знаете лучше. Мой же совет — от доброжелательства.

Покорнейше прошу, при первом удобном случае, засвидетельствовать Его Высокопреосвященству мое глубочайшее почтение. Ежели Ваше Высокопреосвященство не писали еще к Графу, моему начальнику, то не изволите ли написать. Мне совестно было прочесть ему Ваше письмо, а к нему ни слова. Он же так любит и уважает. Видите мою откровенность: знаю, что этого требует сердце Ваше.

О, даруй же, Господи, Вам на пути все, что нужно к успеху Вашему, и сохрани Вас в наилучшем здоровье. Вместе с моим Сережей поручаю себя Вашим святым молитвам, и с чувством совершенного почтения и душевной преданности имею честь быть, Вашего Высокопреосвященства, Милостивого Государя и Архипастыря покорнейший слуга К. Сербинович.

P. S. Сегодня утром уже отправлено к Вашему Высокопреосвященству от Графа конфиденциальное письмо, на которое, если трудно отвечать из Москвы, то хотя с дороги. Но при том, изволите поподробнее написать, что заслуживать будет внимания Вашего о наблюдениях, какие случатся по дороге.

Ваше Превосходительство, Милостивый Государь, Андрей Николаевич!

Слезы Ваши, коими Вы согрели мое сердце при расставании нашем[54], по сих пор лежат на нем. Да воздаст Вам Господь, мзду проповедника за любовь Вашу ко мне, носящему имя проповедника.

Говорил я Моск. Владыке и о состоянии и нашего Синода, и о людях, и о моей известной Вам записке, которую впрочем, еще не передал ему, оставляя это сделать протоиерею Хитрову и не ранее как на 2-й неделе поста. Но говорил с ним кое о чем, в ней написанном. О первом Владыка сокрушается крайне, не видя никого, кто бы мог быть во главе нашего духовенства. На Преосвященного Исидора[55] надежды мало. Пр. Нила он (Владыка наш) очень не жалует и говорит, что если он возьмет силу в Синод, то перевернет всю иерархию. Об Афанасии согласен со мною.

Об анатомии Владыка не соглашался со мною, но, наконец, когда я ему доказал, что без знания человеческого состава никакой лечебник не будет понятен священникам, он сделался уступчивее.

Вчера я говорил с ним еще о многом, и он, кажется, соглашается, что нынешнее воспитание нашего духовенства неудовлетворительно и не может так оставаться. Он сказал мне, наконец, когда я ему сказал, что я в записке моей старался показать способы, какими, я думаю, можно поправить настоящее наше положение «не браните много нас за прежний порядок». Я сказал на это, что кто может посягнуть на это! Ибо кто будет спорить, что уставы прежние составлены по возможности весьма хорошо. Но время, обычаи, дух века извратили все или ослабили и проч. Любопытно будет знать, что он скажет и будет говорить о моей записке после прочтения ее. Впрочем, я предупредил его, что она писана резко, ибо иначе я не умею говорить о подобных вещах.

Был я у Преподобного[56]. Завтра пойду в Успенский Собор и около 10 часов отправлюсь в свой путь. Я, слава Богу, здоров. Извините, что я так дурно и нескладно пишу: беспрерывно развлекаюсь.

О викариях моих я говорил Владыке. Прежде я указал на Леонида[57]. Он сначала не соглашался, но потом, когда я ему сказал, что Новоархангельский викарий со временем должен занять мое место, он согласился, и Леонид очень не прочь. Но здоровье его слабо. Потом я указал на Савву[58], и он тоже не соглашался, но наконец мы положили так: в сентябре я представлю Св. Синоду трех кандидатов: Леонида, Савву и Петра, нынешнего ректора Ситхинской семинарии, и затем предам все на волю Божию. Прошу Вас в свое время похлопотать об этом. Владыка Савву не хочет отпустить потому, что в случае поступления Леонида в викарии он хочет сделать его ректором[59]. Но у него много найдется других, могущих занять это место, а мне где взять. А если я предоставлю Св. Синоду, то пожалуй пр. Нил навяжет бывшего Рязанского, а нынешнего Орловского ректора[60]. Но, да будет во всем воля Божия!

Прошу Вас засвидетельствовать мое искреннее почтение и благодарность Г. Юзефовичу[61] за его усердное содействие моему делу. Я это вполне понимаю. И пусть он велит прислать мне печатных копий с указа, какой будет о новом устройстве Камчатской епархии. Иначе я не буду иметь их. И если можно, то пусть благоволит прислать мне печатный список преосвященных, какой выйдет в нынешнем году.

Затем, поручая себя Вашей любви о Господе и молитвам Вашим, имею честь быть с искренним почтением и братственною любовью Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Февраля 3 дня. 1858. Москва.

При сем честь имею послать к Вам ящичек чаю в гостинцы. Не знаю, каков будет, но мне прислали за самый лучший. Покорнейше прошу принять и не осудить.

На это письмо преосвященный Иннокентий получил от Андрея Николаевича Муравьева следующий ответ, от 19 Февраля 1858 г., помеченный собственноручно Владыкою так:

Получ. 29 марта. Очень утешило меня письмо Ваше, а я уже было усомнился, что Вы уехали, не простясь со мною из Москвы, что было бы для меня весьма грустно. Благодарю и за присланный Вами ящик чаю. Теперь же Вы далеко от нас странствуете, и получим известие разве только из Иркутска, спешу Вам писать, чтобы письмо мое Вас там застало, и я надеюсь, что Вы еще напишете мне письмо до отъезда на Амур.

Что Вам сказать о здешних делах? Экзарх наконец назначен в Киев, но он будет ждать до весны приезда своего преемника, Евсевия Подольского. Он вовсе не так тучен, как описал его владыка Московский, и очень усердно служит, жаль только, что Грузия его лишается, а здесь он в Синоде полезен будет. Владыка Григорий в восторге от Вашего преосвященного Евсевия, по случаю обращения Бурят и хочет дать ему Викария, но Монгольский и тут портит и настаивает, чтобы это было в Н ечинске, потому именно, что Н. Н. желает сего для Читы.

Касательно Ваших викариев скажу, что Леонид вовсе Вам будет неспособен и он полезнее для столицы. Савва иное дело, но трудно ему решиться в такую даль. Держитесь для Америки у Вашего ректора, а для Амура имейте в виду Гурия, который назначен в Пекин и по знанию Манжурского языка может быть весьма полезен. Когда устроится кафедра, можно будет вызвать его из Китая, а теперь Вы с ним познакомьтесь.

Нельзя ожидать от Владыки Московского, чтобы он изменил свое мнение касательно Духовного образования. Он его создал и с ним состарился, а если и признает недостатки, то думает, что ему некогда им заняться на своем веку. Людей же он выбирать вовсе не умеет: на днях прибыл сюда Ректор Костромской семинарии, уже пожилой человек, которого назначал он в Царьград и его здесь удержали, потому что он вовсе туда не способен, нельзя из Кабинета управлять Церковью, а по несчастью у нас все так делают. О Монгольском я здесь много говорил, чтобы его спустили на Волгу. Хорошо, что миновали его Киев и Грузия, на которые он рассчитывал. Юзефовичу передам Ваше поручение, и он всегда будет Вам верным слугою. Грустное получил я известие из Египта, что скончался ревностный Патриарх Александрийский Иерофей, который сделал так много пользы для своей паствы и только что известил меня, что помирился с Синайскими монахами и разрешил им службу в Каире на их подворье, которой там не было 400 лет. Его потеря незаменима. Между тем в Сирии 500 семейств обратились в Алеппе из унии в Православие, и Наш Епископ Кирилл принят был отлично патриархами в Царьграде, служил с ними и теперь уже в Иерусалиме. Вот все известия, какие теперь могу Вам сообщить, пишите мне чаще сколько можно и не забывайте меня в своих молитвах. Остаюсь с душевным уважением, Ваш покорный слуга А. Муравьев.

P. S. Кланяйтесь преосвященному Евсевию. Когда читали рапорт пр. Евсевия о обращении Бурят, и о недостатке священников и церквей, то Монгол все возражал, чтобы указали местность, где их нет, ибо он все знает. Но когда прочли, что в течение 20 лет было только два посвящения Архиерейские по епархии, то он весьма смутился, ибо явно был обличен и умолк, не прерывая более чтения.

Февраля 19 дня. 1858. С.-Петербург.

Возлюбленный мой о Господе, Отец протоиерей.

Вчера получил я от Вас письмо с фактурою. Невеселое Ваше письмо, но не захохочете и прочитавши мое это письмо.

На 23 февраля настоятельские кельи со всеми находившимися в них вещами, как моими собственными, так и с архивом и делами, сгорели. Полагают, что причиною тому неосторожность столяра, жившего в бане для отделки дома, которого не нашли. Думают, что и он сам сгорел.

Хотя, конечно, заводить все вещи не очень легко. Думаю, что тысячею целковых не отделаться. Но я много о них не жалею, жаль некоторых бумаг и записок, а дела — и должны были сгореть с землею по апокалипс. Земля и яже на ней дела сгорят.

Сожалеющим о сем несчастии я говорю, что ежели бы кельи и не сгорели, то их должно было сжечь, как старые — у нас теперь все новое: а) начнется служба на якутском языке; б) Якутов принялись учить по-якутски; в) Д. правление наше село в консисторские сани, и г) скоро будет Епископ Якутский.

А между тем, благодаря нашим золотопромышленникам — они мне накидали уже до 2400 р., и надеюсь, что будет и все 3000 р. Следов. строиться есть на что. И я теперь буду строить уже прямо для Викария… Дионисия или Даниила.

Знаете ли, что! Охромел и я, только не по-Вашему, а по-своему. В пути между Казанью и Пермью, я застудил жилу в ступне правой ноги, и она теперь разболелась, и вот заставила сидеть дома. Впрочем, может ли нога командовать головою! Думаю 1 апреля отправиться из Иркутска, куда я приехал 12 марта, и ехать на Амур.

Ответ на Ваше письмо:

Ну что Вы слишком хныкаете и скучаете в Москве. Скорбли есте, но печаль Ваша в радость будет, и радости Вашея никтоже возьмет от Вас: ей и аминь.

О деньгах за сосуды я писал о. Никите, строжайше, деньги за напечатание свидетельств 19 р. и 4 р. прогонных, и на пересылку первых 2 р., всего 25 р. при сем прилагаю.

О жалованье Вам я велю справиться. Сергею Михайловичу[62] и Владыке я буду писать из Читы.

Об Указании пути Вы отзываетесь не совсем мне по сердцу. Не лучше ли напечатать несколько, т. е. лист или два, и прислать в Якутск на рассмотрение. Если можно так сделать, то сделайте.

Ответ на письмо кончен, которое я целиком посылаю о. Никите.

Всем моим знакомым при свидании и при спросе обо мне скажите от меня поклон. Из Читы надеюсь написать Вам, если получу от Вас письмо. Любопытно мне, что говорит Владыка о моей записке касательно воспитания нашего юношества. Прощайте, до приятного свидания. Господь с Вами. Преданный Вам и любящий всею душою Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Марта 29 дня. 1858 г. Иркутск.

Ваше Превосходительство, возлюбленный мой о Господе и многоуважаемый Андрей Николаевич![63]

Лишь только я собрался писать Вам письмо и придумывал, что бы утешительного сказать Вам в отношении к нашей Церкви (а неутешительного много, много), как получаю письмо Ваше, писанное 19 февраля, за которое, или лучше сказать, за любовь Вашу ко мне недостойному, приношу мою искреннейшую благодарность.

Из Москвы я выехал 4 февраля, а в Иркутск приехал 12 марта. На пути я останавливался у всех преосвященных на сутки, кроме Владимирского[64], у которого я пробыл только 6 часов, а в Казани[65] и в Томске[66] я ночевал по две ночи.

Что сказать Вам утешительного? Преосвященный Парфений мне пришелся по сердцу: деятелен, внимателен, опытен и главное искренно благочестив. Я читал ему записку о воспитании, и он вполне согласен со мною и кроме того имеет свои собственные, весьма замечательные и полезные мысли. Но он же поведал мне некоторые вещи крайне печальные: а) весьма значительное число наших православных отрекается от православия на том яко бы основании, что они никогда не имели общения с нашею Церковью, а были на откупу, т. е. платили попам за запись в росписи бывшими у исповеди. Преосвященный старается всячески удержать их, но едва ли успеет. б) Я полагал, по некоторым случаям, что в Томске единоверие настоящее. Но Преосвященный говорит, что из всех так называемых единоверцев едва ли наберется и 100 настоящих, а прочие все то же, что раскольники. К сему присоединю и слышанное мною в Иркутске, что после литургии, которую служил преосвященный Афанасий у забайкальских, так называемых единоверцев, ревностнейшие из них предлагали сломать церковь, яко оскверненную шапконосцами (у них, говорят, все святители на иконах без митр), но решили только окропить богоявленскою водою. Вот Вам и пресловутое единоверие, которое, полагали, будет переходным состоянием от раскола в православие, а выходит наоборот. И мне сказывали и в Перми, и в Томске, что число единоверцев много увеличилось бывшими православными.

Что Академии наши, и по преимуществу Казанская, заражены духом вольномыслия — это не подлежит ни малейшему сомнению. В последний проезд мой через Казань начальствующие в Академии[67] говорили мне, что они, т. е. рясоносцы, учат воспитанников так, а куцые (фрачники) — напротив, и что из всех воспитанников нет ни одного желающего поступить в монашество. Обо всем этом я пишу ныне графу[68]. Я писал ему и гораздо более этого. Но Вам писать не буду.

Во время пути моего я как-то застудил правую ногу, и боль так усилилась, что я сижу дома, дабы дать свободу ноге придти в нормальное положение. А между тем 1-го апреля думаю и надобно отправиться за Байкал. А сижу я в доме г. Генерал-губернатора.

Как я Рад, что наш Монгол не попал ни в Киев, ни в Грузию! Я думаю, что это он понял. Если же к тому ныне уволят его и от присутствования в Св. Синоде, то Нил решительно впадет в Волгу.

Месту для кафедры Камчатского или, лучше сказать, Амурского Архиерея мы с Н. Н.[69] решили быть на устье Зеи — выше манджурского города Айгуна верстах в 30–35. Если Господу будет угодно, чтобы, наконец, и мы, православные, принялись за проповедь Евангелия соседям нашим, подданным Китая, то лучшего места для этой цели не найти. А управлению епархиею это не помешает много. Ведь управляли же из Иркутска даже Америкою, а между тем с Зеи сообщение с Россиею гораздо удобнее. Последняя почта оттуда в Иркутск пришла в две недели (а из Якутска ходит обыкновенно в 16 дней), а когда улучшится сообщение, то почта будет ходить еще скорее.

Теперь мы придумываем, как прозвать этот город, который со временем должен быть губернским. Ник. Никол, предлагает: Благовещенск. Но это название не везде будет ловко. Я предлагаю: Зеймур, или Зейград, или Зейгород.

Прошу передать мое искреннее почтение г. Юзефовичу. Затем, призывая на Вас благословение Божие и взаимно поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с глубочайшим уважением и искреннею любовью Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Марта 30 дня 1858 Иркутск.

Со мною случилось небольшое несчастие: настоятельские кельи в якутском монастыре, в которых я помещался, на 23 февраля ночью сгорели дотла со всеми находящимися в них вещами и бумагами казенными.

О своих вещах я немного жалею, но не могу не жалеть о записках некоторых незаменимых.

Ваше Высокопревосходительство![70]

Слава Богу, я уже в Посольском. Путь наш был благополучен. На Байкале нас сильно беспокоил только ветер противный. Нога моя нисколько не хуже, даже лучше, но все еще побаливает.

Если погода будет такова же стоять, как была сегодня, т. е. пасмурная, то Байкал еще простоит долее. Но с другой стороны, если ветра усилятся, то на Байкале откроется более и более разносов, т. е. полыней или полых мест. А тогда при тонком льде скоро может прекратиться сообщение. Но, конечно, Вас перенесут и на руках.

Честь имею поздравить Ваше Высокопревосходительство с листом Пекинским. Любопытно, что в нем пишут.

Я сегодня остаюсь ночевать в Посольском, а завтра буду ночевать в Троицком монастыре.

Затем честь имею принести Вашему Высокопревосходительству мою искреннейшую благодарность за Ваше ко мне расположение и свидетельствовать мое глубочайшее уважение и почтение к особе Вашей и быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиеп. Камчатский.

Апреля 2 дня

Посольский Монастырь.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![71]

Первее всего имею честь принести Вашему Высокопреосвященству мою сыновнюю глубочайшую благодарность за все Ваши милости ко мне. Простите, Бога ради, что я так долго не писал Вам. По приезду в Иркутск (12 марта) я вскоре отправился в Вознесенский монастырь, где и пробыл до дня Св. Пасхи, проводя, время в обычных молитвословиях и говении. На Пасхе я вдруг захворал правою ногою (от простуды главного нерва в дороге), так что три дня не мог и ходить, и теперь я еще чувствую сию боль иногда во время ходьбы, и оттого прихрамываю.

После Пасхи вскоре, а именно 1 апреля, я отправился за Байкал, который от бывшей в последних числах марта теплоты очень становился плох. Но мы, слава Богу, переехали оный (по льду) благополучно.

Теперь я сижу в с. Бянкине (за Нерчинском) у реки Шилки и жду, когда она очистится от льда, с тем, чтобы немедленно по очищении оной плыть на устье Амура.

Проехав вторично всю нашу Россию и видевшись с 8-ю преосвященными — с каждым не на короткое время, я еще более уверился, что раскол наш — язва неисцельная, заражающая и считаемые нами здоровыми члены Церкви, и что так именуемое единоверие, можно сказать, ни к чему не ведет. Думали и думают, что оно есть переходное состояние, но опыты показывают и, как я слышал в Перми и Томске, оно точно есть переходное состояние, только не от раскола к православию, но наоборот. (Мне говорили, что если единоверцы и увеличились и увеличиваются числом, то большею частью бывшими православными). Последнее подтверждается, между прочим, тем, что в Томской епархии отрекаются от православия несколько тысяч человек, представляя предлогом то, что они никогда не бывали у исповеди и Св. Причастия, и что они были на откупу, т. е. за записку в церковные росписи бывшими у исповеди и Св. Причастия они платили попам известную плату. Преосвященный Парфений (человек чрезвычайно деятельный, внимательный, ревностный, опытный) всячески старается удержать их, но едва ли успеет. В первый проезд мой через Томск (тогда преосвященного Парфения там не было, он ездил по епархии) некоторые из единоверцев подходили ко мне под благословение, и я из этого заключил, что в Томской епархии единоверие настоящее, но преосвященный Парфений сказал мне, что из всех единоверцев его епархии едва ли наберется и 100 человек настоящих единоверцев, а прочие то же, что раскольники!!!

Это подтверждают мне и в Иркутске. Говорят, что после того как преосвященный Афанасий (в 1855 г.) отслужил в одной из единоверческих церквей за Байкалом, то ревностнейшие из единоверцев решились разломать церковь, яко оскверненную шапконосцами (у них, говорят, все святители на иконах без митр); но наконец решились только окропить ее Богоявленскою водою. Неутешительны сказания и о миссионерах раскольнических.

В Иркутской епархии утешительно то, что Буряты и большею частью ламисты (есть еще и шаманисты) начинают принимать христианство. Замечательно, что в числе православных Забайкальских, подходивших ко мне под благословение, подходили и даже подбегали с ними и буряты некрещеные — наклонив голову и сложив руки ладонями вместе, и отходили от меня только тогда, когда я касался рукою их головы.

Не вхожу и не хочу входить в причины, побуждающие бурятов креститься. Но радуюсь тому и срадуюсь с Иркутским Владыкою в надежде, что если не второе, то третье поколение будут православными и не по имени только, судя по Якутам, из коих многие крещены силою. Но скорблю вместе с ним о том, что нет в Иркутской епархии людей, которых бы можно сделать священниками при бурятских церквах и из духовных еще менее, несмотря на то, что в Иркутской семинарии давно учат по-монгольски. Последнее служит доказательством тому мнению, что в училищах нельзя выучиться говорить на каком бы то ни было иностранном языке. Я предлагаю Владыке Иркутскому мысль: предложить всем духовным, живущим вблизи Бурят, учить своих детей говорить по-бурятски, и ежели кто из них представит сына своего знающим разговорный язык бурятский или другой какой, то за это будет он принят на казенный счет во всяком случае. Протоиерей, у которого я теперь квартирую, находит эту меру весьма действительною. Я думаю, что на это будет согласно и Духовно-учебное Управление.

Без сомнения, Ваше Высокопреосвященство изволите знать от протоиерея Хитрова, что настоятельские кельи в Якутском монастыре, где я помещался и намерен был поместиться — на 23 февраля ночью сгорели дотла со всеми бывшими в них моими бумагами, делами, книгами и другими вещами. О последних я много не жалею, а о первых не могу не жалеть, ибо некоторые из них незаменимы, но да будет воля Божия во всем!

Еще одно. Каждый раз, когда я вспоминаю о моей записке касательно воспитания Духовного юношества, представленной мною Вашему Высокопреосвященству, мне камнем ложится на сердце мысль, что я, быть может, много оскорбил Вас своими мнениями и предположениями, если не всеми, то многими. Простите, Бога ради, меня. Конечно, стоило бы только не представлять мне записки сей к Вашему Высокопреосвященству и не говорить о том ни слова. Но мне и грешно, и стыдно утаивать от Вас что-либо подобное, пусть лучше падет на меня гнев Ваш, нежели поступать мне против совести. Эта мысль будет мучить меня, конечно, до тех пор, пока я не получу от Вас милостивого слова.

Поручая себя и всю паству, вверенную мне, молитвам Вашим, честь имею быть с сыновнею покорностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Апреля 16 дня. 1857 г.

с. Бянкино при р. Шилке.

Возлюбленному моему о Господе, Всечестному Отцу Протоиерею Димитрию о Господе радоватися!

Сижу на берегу Шилки в селении Бянкино (за Нерчинском в 28 верстах) и жду, когда она очистится от льда.

Когда я приехал в Иркутск, Вы уже знаете. Из Иркутска выехал я 1-го апреля, 2-го переехал Байкал еще по льду и, слава Богу, благополучно. Шилку начало ломать со вчерашнего дня.

Не знаю, писал ли я Вам, что я стал хромать в Иркутске от простуды. Хромота эта еще не прошла и теперь. Надобно бы поставить мушку, да некогда.

Наши Якуты туристы[72] приехали в Иркутск в Великодесятую пятницу и ехали всю дорогу молодцами, каковыми остались и от меня в Иркутске.

Гг. золотопромышленники наши удивили меня своею щедростью, они накидали мне на построение кельи для будущего Преосвященного Якутского до 2500 р. сер… Спасибо им! Но однако же об этом посекретничайте, а если увидите Рукавишникова, то скажите ему об этом генерально в выражениях таких, которые бы задели за карман его. Думаю на месте бывших келий поставить дом, пожертвованный А. Я. Шестаковым, подведя под него другой этаж из нового леса, о заготовлении коего уже сделано распоряжение. Только еще не решился — как устроить церковь и баню. Решился и составил уже план.

В Камчатку я едва ли ныне поеду, надобно спешить в Якутск скорее приняться за устроение для себя квартиры и для семинаристов помещения.

Китайское правительство принимает нашу Миссию в Пекин по-прежнему, да оно и не отказывало. Если наша Миссия и продлила год лишний в Иркутске, то это совсем от других причин. Кафедру Камчатскую мы положили пока основать на устье Зеи[73], в видах действования на Манджуров, которые тут и есть — но об этом пока знайте про себя, и если решимся на это, то ныне же заложим архиерейский дом, который к предбудущей осени, пожалуй, будет и совсем готов. За семинарию думаю приняться уже по переселении на Амур. Следовательно, некоторое время они должны будут оставаться под непосредственным надзором Вашим, и потому поприглядите ка, не найдете ли Вы кого в ректоры в нашу Семинарию, а в случае, если выбор в викария Новоархангельского падет на о. Петра архимандрита, но все это делайте, не оглашая.

Вы знаете, что мне разрешено принимать желающих послужить на поприще миссионерства и до открытия вакансии — на жалованье монаха на 200, а благо с семейством на 400.

Огласите это и в своей Рязани и где можете, не найдутся ли избранники. Я могу принять даже троих вдруг, и если найдутся, то обнюхайте их вокруг — какого они духу, и благонадежных обнадежьте и велите писать ко мне просьбы, которые Вы и перешлите.

Не найдете сами таковых — пишите Вашим знакомым, куда угодно или через знакомых — хоть в Киев.

Г. Корнилову мой поклон, пусть он не сетует на меня за то, что я не скоро пришлю ему билет, но зато проценты на него я причту в его пользу с 1-го марта сего года.

Ложечниковым тоже поклонитесь и расскажите обо мне что знаете. Прилагаемые при сем письма раздайте по адресам. Завтра едва ли мы не отправимся в путь наш, и потому я заканчиваю письмо это.

Затем призывая благословение Божие на Вас и на все Ваше, остаюсь и останусь навсегда с теми же чувствами, с какими был вседоброжелательный слуга Ваш

Иннокентий, Архиеп. Камчатский.

Апреля 21 дня. 1858. с. Бянкино.

Достаньте экземпляр или более печатных указов об открытии двух викариатств в Камчатской епархии. Я думаю, их не пришлют нам.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![74]

Честь имею поздравить Ваше Сиятельство с окончанием дела нашего с Китаем относительно Амура. 16 мая сего года в Манджурском городе Айгуне заключен между Россиею и Китаем уполномоченными трактат, по силе коего — вся левая сторона Амура в количестве миллиона квадратных верст отныне остается во владении русских, и открыто свободное плавание русским судам по рекам: Амуру, Сунгари и Уссури.

Вашему Сиятельству известно, что мне предоставлено избрать место для устроения кафедры Камчатского архиерея и семинарии. Сим честь имею уведомить Ваше Сиятельство, что по первом рассмотрении и сравнении всех местностей Амурского края и в особенности, когда теперь Амур наш, следовало бы выбрать для сего место в самой лучшей части, напр. на Бурее и ниже, где родится виноград, дуб и проч. и притом — чем ниже по Амуру будет место пребывание архиерея, тем ближе к нему будет устье Амура, Камчатки и Америки.

Но принимая во внимание не столько удобства жизни и угодья мест, сколько одну из главных целей нашего звания, т. е. обязанность проповедовать Евангелие и большое удобство к исполнению сей обязанности, которая, по словам преосвященного Евсевия, лежит преимущественно на России, яко Православной, лучшее по многим отношениям для водворения архиерея место, по мнению моему, есть нынешний Благовещенск близ устья р. Зеи на левом берегу Амура. Здесь соседи наши, Манджуры, живут весьма близко. Одни из них только на другой стороне реки в нескольких селениях очень больших, распространяющихся за Айгун и далее к югу и юго-западу, а другие — в 40–50 селениях, находящихся на нашем, т. е. на левом берегу Амура на расстоянии от 3 до 80 верст, где они по силе упомянутого трактата могут оставаться, пока им будет угодно. Сообщение с теми и другими всегда возможно и удобно, как зимою, так и летом и тем более, что они сами весьма охотно и посещают, и принимают наших у себя (прошедшей зимою наши ездили к ним внутрь правого берега верст за 15 и более, а священник проезжал через их селения по левому берегу до Хингана и обратно).

Здесь в Благовещенске, как самом удобнейшем месте, предполагается быть городу и главному управлению всею внутренностью Приамурья, а в торговом отношении — перегрузке товаров с больших пароходов на меньшие, и где уже и в настоящее время находится 95 домов и до 1,500 жителей; в будущем же лете то и другое должно увеличиться.

Климат и растительность здесь, хотя и не могут сравниться с лучшими местами Приамурья, но в сравнении с верховьем и устьями Амура, гораздо лучше. Так напр., температура воздуха с 10-го мая днем постоянно бывает от 18 до 23° в тени, вода в реке от 11 до 15°. Летом же то и другое будет еще более. Касательно растительности можно сказать, во-первых, что у Манджуров в изобилии родится ячмень, просо и всякие овощи, коими наши пользовались зимою за самую дешевую цену (пшеницы и ржи они не сеют); а во-вторых, то, что при каждом Манджурском доме имеются сады, впрочем более для тени, чем для плодов. Но по этому можно заключить, что можно иметь сады и с плодоносными деревьями. Главное неудобство Благовещенска есть только то, что вблизи его нет лесов, кроме дубняку-кустарника, редкой березы и кое-где черемухи и яблони и потому, как строевой лес, так со временем и дрова, надобно будет получать с верху реки. Следовательно, то и другое будет подороже, чем где-либо в другом месте Приамурья. Но чтобы иметь то и другое в изобилии и дешево, надобно или подняться выше, или спуститься ниже к устью Амура, но то и другое отдалит от главной цели. Ибо ни тут, ни там Манджуры не живут. Но судя по тому, что по обеим берегам рек Шилки и Амура на протяжении более 1000 верст лесу строевого находится в изобилии, и сплав по реке на плотах и паромах всегда может быть удобен, то нельзя думать, чтобы когда-либо лес и дрова в Благовещенске были очень дороги, особливо, когда население в верховье Амура увеличится.

Что же касается до того, что с помещением архиерея в Благовещенске, от него будет далее Камчатка и Америка, то так как сообщение с сими местами бывает только летом, то при пароходном движении по Амуру ни в получении, ни в отправке бумаг не встретится никакой остановки. А зато сообщение Благовещенска с Россиею, особливо в зимнее время, гораздо удобнее, чем из других нижних мест. И притом, да будет позволено сказать, что со временем, когда население Амура увеличится (а это будет непременно и не в долгом времени), то на нем, по пространству мест, должно быть не менее двух кафедр — одна Камчатского архиерея не далеко от устья Амура близ Уссури, а другая в Благовещенске для Манджур.

И потому я, призвав Бога в помощь, решился лучше пожертвовать некоторыми выгодами и удобствами жизни, дабы открыть большую возможность и удобство к перенесению Евангелия соседям нашим, еще неведущим Спасителя мира, нежели жить в лучшем месте преимущественно для своего наслаждения и действовать на Манджуров издали, и потому изъявил г. Генерал-губернатору мое желание и согласие основать кафедру Камчатского архиерея в Благовещенске, а между тем и способы, и средства к построению наших зданий, в распоряжении г. Генерал-губернатора находящиеся, здесь гораздо больше, чем в других местах.

Впрочем, если почему-либо Св. Синоду будет благоугодно изменить это мое мнение и приказать начать устройство кафедры где-либо в другом месте на Амуре, то это будет возможно сделать весьма удобно. Потому что к построению Архиерейского дома в Благовещенске будет приступлено только осенью будущего 1859 года, и в таком случае покорнейше прошу Ваше Сиятельство почтить меня Вашим уведомлением, сколько возможно ранее, так, чтобы и я, с своей стороны, мог известить о том г. Генерал-губернатора заблаговременно.

К сему честь имею присовокупить, что я, отправясь из Шилкинского завода вместе с г. Генерал-губернатором в катерах 26 апреля, 5 мая вечером прибыл в (нынешний) Благовещенск. А завтра 21 мая намереваемся отправиться далее тоже на катерах.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Мая 20 дня.1858. Благовещенск на реке Амуре.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![75]

Долгом считаю довести до сведения Вашего Сиятельства нижеследующее:

1)16 мая сего года в Манджурском городе Айгуне (что на реке Амуре) подписан трактат между Россией и Китаем уполномоченными, по силе коего, между прочим, вся левая сторона Амура отныне остается во владении России.

2) Близ устья реки Зеи в бывшем Усть-3ейском посте, а ныне наименованном Благовещенск где в настоящее время находится главное управление Амурскою линиею и предполагается быть городу, положено мною основание храма (деревянного) во имя Благовещения Пресвятой Богородицы.

3) Как для сообщения между Забайкальскою областью и устьями Амура, так и для первоначального заселения берегов оного, отстрелочного караула (последней точки Иркутской епархии) по левому берегу Амура на протяжении более 2,500 верст устроены селения, заселяемые пока казаками и солдатами, которых в настоящее время 15. Главное из них Благовещенск, где находится 95 домов и до 1,500 жителей. А к осени сего года селения эти увеличатся числом домов и жителей и построится еще новых 5 селений. А всего к будущему 1859 году на берегу Амура будет всех жителей, кроме находящихся на устьях оного, до 4,000 чел. муж. пола, а с семействами их более 8,000; и кроме того предполагается с будущего лета начать устроение еще до 30 селений на последней половине Амура для новых переселенцев.

Посему настоит видимая необходимость сверх находящихся ныне при устьях Амура 3-х церквей и одной походной в Благовещенске и при них состоящих 9 причтов, устроить по берегам Амура еще несколько церквей и определить к ним причты.

Число первых признается необходимым на первый раз, т. е. пока усилится народонаселение желающими, не менее десяти, полагая расстояние между ними от 100 до 250 верст. Причтов при них одиннадцать; а именно:

1 протоиерей в Благовещенске, 10 священников, 1 диакон тоже в Благовещенске, 11 дьячков, 10 пономарей и столько же просфорен.

N. В. Число пономарей предполагается равное числу церквей, между прочим, потому, что священники с одним причетником нередко должны отлучаться от своих церквей надолго для исправления треб в службе в часовнях по отдаленным селениям, и потому, если при них будет по одному причетнику, то в отсутствие их церкви должны оставаться без молитвословия и в большие праздники.

Оклады жалованья причтам должны быть не менее тех, какие определены ныне Амурским причтам. И кроме того необходимо, по крайней мере, на несколько лет, определить на разъезды вновь предполагаемым священникам всем вообще не менее 1,600 р. сер. в год, которые должны быть производимы и употребляемы на тех же основаниях, на каких это делается ныне на Амуре. Потому что в настоящее время все население состоит и, конечно, еще несколько лет будет состоять почти из одних военных чинов, которые, если бы и желали уделить из своих доходов что либо в пользу причтов или перевозить священников от селения к селению, но они делать этого не в состоянии, особенно в первое время. А между тем многие вещи и припасы при начале открытия торговли должны быть не дешевы, и в особенности плата работникам.

Но так как вышеозначенное число причтов не может быть определено и размещено в один год по многим причинам, а между тем нет никакой возможности находящимся ныне на Амуре священникам исправлять требы между всеми переселенцами, то на будущее лето можно ограничиться 5-ю или 6-ю священниками и столькими же причетниками, из которых не менее 3-х должны быть избраны в других епархиях. То же должно сказать и относительно построения церквей.

Что же касается до того, на какое иждивение должны и могут быть построены церкви, а в малых селениях часовни, то последние, конечно, должны и могут быть устроены усердием самих жителей, но церквей устроить они не в состоянии, даже при всем возможном содействии начальствующих, и потому необходимо ассигновать на сей предмет особую от казны сумму, которая при самых умеренных размерах и при всем том, что есть надежды на значительные пожертвования частных лиц, должна быть определена не менее 3000 р. на каждую церковь, кроме основанной в Благовещенске. Для возведения и приличного украшения есть особые средства. А всего потребно ассигновать не менее 27 тыс. р. сер., и то при тех только способах, какие предлагает г. Генерал-губернатор, т. е. казенными рабочими. Впрочем, в случае, если частные пожертвования будут превышать наши ожидания, то можно будет часть суммы казенной возвратить к своему источнику.

К построению церкви в Благовещенске будет приступлено нынешнею же осенью. А к построению других церквей предполагается приступить не позже наступающего года, и посему необходимо в будущем же году ассигновать на постройку церквей амурских не менее 15 000 р. сер.

Доводя о сем до сведения Вашего Сиятельства, я покорнейше прошу Вас, Сиятельнейший Граф, исходатайствовать перед кем следует, как о назначении окладов жалованья всем вновь предполагаемым причтам и об ассигновании суммы, потребной для построения там церквей, а также о разрешении меня приискивать в других епархиях желающих служить на Амуре и, в случае надобности, требовать мне и другим преосвященным из казначейств прогонные деньги и другие пособия едущим на Амур — по положению, и о последующем почтить меня Вашим уведомлением.

Со совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

20 мая 1858. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Наконец я добрался до Якутска, и писем от Вас получил кучу одно другого приятнее. Слава Богу, конец виден. Но одно меня огорчает: Вы не одобряете перевода Указание пути в Ц. Н. Зачем же вы его не исправите! Лучше получить некие косые взгляды или славу от переводчика, нежели пустить в народ непонятное или худо переведенное. Жалею об этом, но видно так угодно Богу.

Отвечать на все Ваши письма я теперь не имею времени, скажу только: 1-е. Вы просите совета — оставить ли Вам свою недужную или везти ее с собою — оставьте — оставьте — оставьте. Вы уже привыкли теперь быть без нее, и она Вам здесь не утешение и не отрада, а печаль и опасность.

О деньгах на выезд я просил ныне же, и просил самым убедительнейшим образом и просил не мало. Копии с бумаги пришлю на следующей почте, просил также и Вашему помощнику, и если ему дадут то, что я просил, то ему не будет надобности занимать денег в Д. Правлении, и скажите ему, что жениться в Москве я ему не советую. Пусть он женится в Иркутске.

За содействие Вам Графа и Капеевского в печатании я ныне же благодарил, сколько сумел.

Владыке Московскому я ныне не пишу, некогда — напишу на следующей почте ему, Андрею Николаевичу и другим. А теперь потрудитесь передать им каждому приличный от меня поклон и скажите, что я возвратился в Якутск здоров.

В Якутске я всех нашел здоровыми и благодушествующими. Только я сам в хлопотах — и квартира, хотя хороша, но я все как будто не дома. Еще нет ни одного ни шкафа, ни комода. Все на стульях и на полу — ровно как на станции. Видно суждено мне не иметь пребывающего зде дома, а грядущего взыскать и искать не умею.

За слова Ваши в последнем письме касательно известного предмета и сана, не могу не уважить Вас, и не могу не согласиться с ними. Но мне все думается, что желание мое исполнится так или иначе, рано или поздно.

Затем прощайте, до свидания. Писать ей-ей некогда и мешают. Господь с Вами! Преданный Вам многогрешный

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Сентября 6 дня. 1858. Якутск.

Указы я возвращаю Вам назад, у меня их куча — а с этими, куда хотите.

Возлюбленный мой о Господе, о. Протоиерей Димитрий!

Вот передо мною целых 4 письма Ваших, от июня 10, 20 — июля 2 и 17, последнее получено 10 сентября, есть и еще Ваши письма, на которые а не отвечал. Но там Вы жаловались на медленность хода Вашего дела, а в последних не знаете, как нахвалиться и нарадоваться Вашему успеху в деле, следовательно, на первые письма и отвечать нечего, да и на письма от 10 и 20 июля нечего отвечать, потому что там говорится преимущественно о способах к Вашему возвращению и даже с угрозою поступить на службу в Питер. Но об этом дело уже решено, и я писал везде, куда можно. Прибавлю только, что я от нового иерея Константина Григорьевича еще не получал ни черточки, ни от его попадьи, впрочем я радуюсь его возвышением и месту, слава Богу.

На письме от 2 июля не могу не остановиться. Оно достопримечательно и поучительно Вашим ответом на известное Вам мое предложение и желание мое и многих. Нельзя не повторить Вашей пословицы: умные речи любо слушать — прибавлю — и полезно. Сам я также думал и думаю. Но, как я писал в последнем письме моем, я не покидаю или, лучше сказать, меня не покидает мысль, что желание мое и многих исполнится. И потому, если Господь возьмет Вашу подругу еще при Вас, то вы не трогайтесь из Москвы и ждите моих распоряжений, а между тем подавайте просьбу в монахи. То же сделайте, если услышите о ее смерти на пути до Казани или в Казани, то воротитесь в Москву. Но если она будет жива, то советую Вам и прошу Вас, не берите ее с собою в Якутск, она Вас свяжет и Вы будете сам не свой.

Вы пишете, что записка моя о воспитании нашего юношества, между прочим, нашу Академию поставила против меня. Радуюсь этому, скажите им это: радуюсь искренно, из этого я вижу — авось дело подвинется вперед. Прежде то и надобно, чтобы об этом заговорили, хотя бы то и вкось и вразлад — лишь бы только не молчали. Вот худо, коли не будут говорить ни слова, а еще хуже, если похвалят да оставят. Не жалею и не пожалею о том, если меня причтут и к невежам, и неукам, и даже к д-м — ничего! Лишь бы только говорили, авось, если — только Господь не совсем прогневался на нас, найдутся люди, которые возьмутся за это дело и поведут его, как следует.

Значит преосв. Нил не был у Моск. Владыки, и значит, его спровадили из Питера, несмотря на то, что он взял на себя корректуру своих монгольских переводов. Не могу не пожалеть от искреннего сердца, что такой умный человек имеет направление кривое, и даже хуже. Не знаю я, найдется ли еще кто-нибудь из сторонних архиереев, кроме Московского, умнее Нила, но с другой стороны, слава Богу, что его спровадили. Его доконал преосвященный Евсевий своим донесением о Забайкальском крае. Спаси его, Господи, и помилуй, и прости его и всех нас! При случае отсвидетельствуйте ему и от меня глубокое почтение и поклон. Владыке Московскому и кн. Сергею Михайловичу я не пишу и на этой почте, некогда: завтра опять перебираюсь на новую квартиру — поменялись с о. Евсевием. Потрудитесь им при случае сказать от меня приличный каждому поклон.

О викарии в Ситху я пишу с этою почтою. Представляю трех — и подставляю четвертого. 1. О. Аввакума, 2. Ректора Новоархангельской семинарии, а о прочих Вы удивитесь — и никак не догадаетесь кто. Красноярский священник Петр Попов — человек высокой добродетели и жизни; а подставный — Архимандрит Иннокентий, настоятель Старорусского монастыря, бывший некогда тоже в Пекинской Миссии. Я его не знаю, но мне его рекомендовал о. Аввакум. Я писал тоже графу, что в случае, если жребий служения падет на нашего Ректора, то на место его определить Вас исправляющим должность до переселения семинарии на Амур. Не отрицайте и не оттирайтесь.

Судя по последнему письму Вашему, мне приходить на мысль — уж застанет ли Вас в Москве и это письмо. У Вас дело так кипит, что того и смотри, что Вы выедете из опостылой Вам Москвы. И потому поспешаю скорее навалить на Вас новые комиссии.

1. Билет, при сем прилагаемый, передайте Корнилову за образ, разумеется, с распискою, которую и пришлите мне.

2. Бывшие у меня в Якутске рипиды сгорели. Где хотите и как знаете, достаньте для Якутской кафедры рипиды, хоть железные, и пришлите при первой возможности — а на покупку их деньги, где хотите, возьмите.

NB. Рипиды нужны еще и для Новоархангельской кафедры — достаньте непременно.

3. От кафедры и от монастыря посылаются Вам вещи серебряные, передайте их Корнилову — трикирий для исправления, а серебро на 3 сосуда с прибором и на крест.

4. Закажите Корнилову сделать Архиерейский жезл медный посеребренный с позолоченным яблоком и привезите его с собою.

NB. Вот Вам два билета по 100 р. каждый на рипиды, на жезл, на поправку трикирий и на орлецы и на прочее (рассчитаемся здесь).

5. Кроме этих трикирий надобно будет еще приобрести хотя медные для Якутской кафедры. Позаботьтесь об этом.

NB. Прежде всего, не лучше ли будет предложить Владыке обо всех этих нуждах в виде ли просьбы, или жалобы на меня, что я велю Вам приобретать вещи, а для покупки послал только 100 руб. Сами рассудите и поступите, как знаете, а мне писать ему об этом совестно, я и без того очень много получал от него.

6. Вы знаете, какая ризница у нас в Якутском соборе. Попросите и от меня, и от себя у о. наместника Лаврского: не пожалует ли он нам хотя поношенных риз и стихарей. У Преподобного Сергия многое множество есть и будет.

7. Да и моя собственная ризница или рясница небогата: хотелось бы иметь хорошую рясу бархатную фиолетовую или синего бархату. Но теперь финансы мои (домашние) плохи. Напишите моим детям в Питер, пусть они возьмут в Главном Правлении Р. А. Компании из моих денег 200 или 300 рублей, и если дадут, то прошу Вас — привезите мне рясу бархатную — и голубого муаре на другую рясу. Но во всяком случае привезите фиолетового бархату на 3 камилавки.

8. Все, какие у меня были, грамоты сгорели: при первой возможности купите и пришлите мне по почте:

25 грамот священнических

40 — дьяконских

40 — причетнических.

И по стольку же нынешних новых присяг и подписок, если он есть в печати.

9. Купите мне две скатерти суконные на столы в гостиную — старые у меня сгорели, колокольчик настольный, 5–6 книг пробелых от 1 до 3 дестей в листе, 3 книги от 1 до 1½ дестей в четверку, 3 карманных в ⅛, и 4 — в 16.

Ну, кажется, довольно комиссий.

NВ. Не забудьте поднести по экземпляру Якутских книг Владыке Московскому. Большое одно Евангелие Якутское я пришлю в Пуб. библиотеку вместе с Алеутскими книгами по получении оных на будущий год, а больше послать не из чего.

Мои комиссии пока все. Но за то комиссия Вам от собора — заказать белую ризницу. Постарайтесь, пожалуйста, чтобы она как можно лучшая и как можно дешевая.

С этою почтою я писал к Сербиновичу, Канеевскому и новому тайному советнику. Первым о делах и последнему с поздравлением тайности.

В Петербурге Вы, конечно, еще будете, засвидетельствуйте от меня почтение преосвященному Филофею в особенности и Киевскому и Казанскому, поспопутности Андрею Николаевичу Муравьеву, поклон Ложечниковым и Чаадаевым, Поленовым.

Затем прощайте, до свиданья. Господь с Вами и с Вашею недужною. Преданный Вам слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 19. Вечер 1858 г. Якутск.

Сегодня заложили кельи мои в монастыре.

NB. Выписка из отчета Графу о Вас: Ваше Сиятельство изволите знать, как я дорожу этим человеком и сколь он полезен в настоящее время и для меня, и для края, и потому покорнейше и убедительнейше прошу исходатайствовать ему прогоны и суточные по расстоянию и по чину, и на подъем и обзаведение годового оклада, получаемого им ныне в количестве 47.0 р. сер., и кроме того, как за труды по делу печатания, так в особенности в вознаграждение издержек, понесенных им в пути его из Якутска в Москву во время распутицы и с больною женою, выдать ему единовременно около 800 р. Милость эту к нему я почту наградою себе.

Ваше Высокопревосходительство![76]

От искреннего моего сердца и с душевною радостью имею честь поздравить Ваше Высокопревосходительство с благополучным возвращением в Иркутск, слава и благодарение Господу за то! И за все!

И я, наконец, слава Тому же Господу и благодарение, добрался до Якутска 2 сентября. Из Николаевска вышли мы 10 августа, а в Аянь пришли 16-го, — 19-го я выехал оттуда.

О погибели несчастной Джонки Ваше Высокопревосходительство уже изволите знать от Ивана Васильевича со всеми подробностями. Кто тут виноват? По-моему — все, начиная с самого Путятина, а кто более всех? Не знаю. Да простит Господь всех, паче же погибших в волнах на глазах наших!

Затем, призывая благословение Божие на все Ваши дела и начинания, имею честь быть с совершенною преданностью и с чувствами высокого уважения, почтения и благодарности.

Вашего Высокопревосходительства покорнейший слуга.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Сентября 20 дня. 1858 г. Якутск.

Милые-любезные дети мои, утешение и надежда моя!

Не знаю, когда это письмо дойдет до Вас, и когда я получу от Вас письмо и в особенности на это! Но все равно, будем живы — получим когда-нибудь. Наконец я добрался до Якутска, только не 26 августа, как желал, а 2 сентября в 10 часов утра, и, слава Богу, здоров. Путешествие наше с Аяна до Якутска было очень хорошее. Так что я по Аянской дороге ехал только 4 суток (выехав 19 августа вечером), с устья Маи до перевозу на Лене почти тоже 4 суток. О плавании же нашем от Вас до Аяна Вам уже известно, — если только возвратился к Вам пароход благополучно. Мы еще не получили почты из Охотска и потому не знаем, был ли он в Охотске или нет и проч. новостей никаких не могу сообщить Вам, кроме весьма немногих. Паша или Поликсения наша здорова, об этом извещает меня преосвящ. Илиодор. Зять наш Молчанов, Кушеньки муж, священником в Петергофе при соборе: об этом извещает меня отец Д. Хитров. Печатание Якутских книг скоро кончится. С этою почтою пишу в Св. Синод об избрании викария в Ситху. Семинария переведена в Якутск, а 18 началось уже учение. Вчера, 19, заложил я себе кельи в монастыре. Более не знаю, чего писать. Да! Мы видим комету с большим хвостом; видите ли вы? Она с каждым днем видимо приближается к земле. В Якутске лето было бездождливое, но сена премножество запасено и хлеба урожай порядочный. Отец Кати Вашей был у меня вчера и благодарил меня преусердно, что я хорошо сделал в отношении его дочери. Это передайте ей. И пусть она отложит попечение ехать в Якутск вдовою. Пропадет ни за копейку. Пусть лучше ищет себе жениха. Затем прощайте, до свидания! Господь с Вами всеми. Еще благодарю Вас за угощение и еще повторяю: умели Вы родить и выкормить сына своего, сумейте воспитать его в христианском духе.

Отец Ваш Иннокентий, А. Камчатский.

Петру Васильевичу и прочим кому знаете, скажите от меня поклон.

Сентября 20 дня. 1858 г. Якутск.

Ваше Высокопревосходительство, Константин Степанович![77]

Вместе с сим я пишу его сиятельству и прошу его (не официально) предложить Святейшему Синоду о избрании викария в Ситху. Я, со своей стороны, 3-х кандидатов представляю, а четвертого подставляю. Не удивитесь, Ваше Высокопревосходительство, что первым представляю отца Аввакума. Причина, которую Вы изволили мне представлять к устранению от кандидатства, можно сказать, уничтожилась. Он во все путешествие последнее, говорит, держал себя, как следует. Если Вашему Высокопревосходительству угодно знать о нем подробнее, об нем скажет все И. В. Хуругельм, назначаемый главным правителем в Колонии и находящийся ныне в С.-Петербурге. Он отца Аввакума знает коротко.

Не удивитесь также, что я представляю в кандидата священника или уже протоиерея. Этот человек высоко уважаем всеми и каждым за его характер, жизнь и добродетели. Впрочем, я повторю и здесь то же, что сказал я в письме его сиятельству: что для меня совершенно все равно, кого бы ни прислали мне в помощники. Я все предаю Господу. Но позвольте попросить Ваше Высокопревосходительство поспешить этим делом и в особенности уведомлением меня о том, как будет решено, дабы я мог благовременно сделать по сему свои распоряжения. Инструкцию Новоархангельскому викарию я составил, но оставляю еще при себе, для внимательного обсуждения; но долго не задержу. Очень бы желал предварительно представить ее Вашему Высокопревосходительству и Владыке Московскому. Но, к сожалению, время не позволит. Впрочем, я вполне уверен, что Ваше Высокопревосходительство исправите и дополните ее при составлении о ней протокола. Отец протоиерей Хитров пишет мне, что записка моя о воспитании юношества нашего ходит по Москве и произвела многие толки рго и contra, и академию нашу поставила против меня. Я нисколько не оскорбляюсь этим, напротив — радуюсь. Пусть их толкуют вкось и впрямь. Лишь бы только не замолчали: авось найдутся люди, которые поведут это дело. Далее и лучше меня. Ваше Высокопревосходительство! Господа ради, положите дополнительные оклады причтам Якутской области. Крайне необходимо. Например, в Вилюйском округе теперь жителей до шестидесяти тысяч, а священников только 9 и из них кто стар, кто слаб. Я, слава Богу, здоров и живу в городе на квартире. В монастыре жить негде. 12 сентября прибыли в Якутск ректор Новоархангельской семинарии с наставниками и учениками, а 17-го началось учение. Из Америки прислали мне 120 руб. сер. денег, пожертвованных тамошним духовенством на военные издержки. Что прикажете с ними делать? Не обратить ли их, например, на Иерусалимскую миссию?

Вашего Высокопревосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга,

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 20 дня. 1858 г. Якутск.

Ваше Превосходительство, Андрей Николаевич.

Давно, давно я не писал Вам, и, конечно, не стал бы писать Вам даже до получения от Вас письма (для меня всегда интересного и утешительного), если бы не встретилась нужда, а какая? Это Вы увидите из приложенных при сем бумаг.

Впрочем, Вы теперь уже знаете все то, о чем бы я мог писать Вам, и быть может, даже лучше меня, т. е. об Амуре. Я вполне уверен, что и Вы порадовались тому, что Амур опять наш. Прежде всего, слава и благодарение Господу, так дивно устроившему это дело, даровавшему силы и терпение мирному герою нашему Николаю Николаевичу преодолеть все препятствия, и в особенности, представлявшиеся ему в вашей столице, и слава и благодарение Господу за то, что Он и мне помог устоять против Нила. Из всего этого ясно можно видеть и даже нельзя не видеть, что видно приходит время просвещения истинным светом наших давних соседей, даже более. Кивот православной церкви должен соблюстись на земле даже до пришествия Господня. Он, доныне находится у нас на святой Руси. Мы видимо становимся недостойными иметь такое сокровище у себя, и вот Господь хочет перенести его туда, где он еще не бывал — в Манджурию, Монголию и Китай…

Теперь остается только, между прочим, желать, чтобы Господь помог Николаю Николаевичу по возможности устроить этот новый, обширный и благодатный край, а мне устроить мою кафедру и семинарию и положить хотя начало просвещения наших самых ближайших соседей (между ими и нами только река). Храм уже начинается и к лету наверное будет готов. Осенью 1859 г. примутся за построение дома для меня, а в 1860 я думаю переехать туда и начать строить семинарию, в которую будем принимать манджуров.

Предположено в будущем же лете приступить к постройке 5 храмов, а если можно, то и более. Всех их на первый раз предполагается 10, — и это, конечно, только на первый раз, ибо, что значат 10–20 церквей на расстоянии почти 4000 верст, не говоря уже о манджурах.

Вы, конечно, узнаете трактаты[78], заключенные Путятиным[79] и нашим героем. 8-й пункт в первом есть самый важный и самый благодетельный, т. е., что Китайцы не будут преследовать своих подданных за исполнение христианских обязанностей и дозволяют миссионерам нашим проникать внутрь их земли, куда угодно, без всякого препятствия. На основании этого, конечно, католики бросятся во все углы Китая. Было бы и грешно, и стыдно нам, если бы мы не стали ничего предпринимать касательно сего. Мне бы хотелось как можно скорее и как можно подалее в Манджурию послать миссионера нашего, дабы по возможности преградить путь западным миссионерам в Манджурию. Для этого у меня есть деньжонки и находится даже и человек — иеромонах Пекинской миссии[80], имеющий выехать оттуда в 1859 году. Я писал об этом Г. Обер-прокурору. Помогите и Вы мне в этом. Мне хочется, по крайней мере, Манджурию удержать за нами. Если же мы пропустим западных миссионеров в Манджурию, то тогда не скоро их выживем оттуда, да, пожалуй, и не выжить, ибо у них средства огромные, а у нас? Рублишки, да и в тех давай отчеты и расписки… И непременно каждый месяц.

Кого-то Господь пошлет на кафедру Новоархангельскую? Я представил троих и еще одного подставил.

1-й — Аввакум, бывший с Путятиным в Китае; 2-й — ректор нашей семинарии[81]; 3-й — Красноярский протоиерей[82], человек высокой духовной жизни, и 4-й — Архимандрит Иннокентий[83], настоятель Старорусского монастыря, тоже бывший в Пекине и, следовательно, знающий манджурский язык. Я его совсем не знаю, а мне его рекомендовал А. Аввакум. Что можете, помогите мне и в этом случае. Для меня все равно, тот или другой, 3-й или 4-й будет викарием. Я все и всех предаю Господу.

В Якутск я возвратился только 2 сентября и, слава Богу, здоров.

Владыке нашему я теперь не пишу, не успел еще, да и поджидаю от него письма. Он сказал протоиерею Хитрову, что будет мне писать. При свидании попросите от него благословения мне.

Приложенные при сем бумаги сами о себе скажут. Сделайте милость, разрешите вопросы, как Господь вложит в мысли. Я ни в чем претендовать не стану.

Поручая себя благорасположению и молитвам Вашим, имею честь быть с совершенною преданностью и искреннею любовью и уважением Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 4 дня. 1858 г. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Прежде, нежели буду отвечать на Ваше последнее письмо от 28 июля, поручаю Вам заказать в типографии отпечатать для нашей епархии 30 антиминсов на белом, голубом и желтом атласах, деньги за них, если можете, заплатите, а если нет, то пусть контора пришлет мне их при отношении: и я не замедлю послать деньги.

Отвечаю Вам на две мысли.

а) Верим, что Вы не можете своими средствами отправить Якутские книги. И потому с настоящею же почтою Вы получите на этот предмет 500 руб.

б) Вам хочется поучаствовать в первом служении на Якутском языке. Верю этому и я полагаю, что это и будет, мне хочется только, когда соберутся в город Якуты (в ноябре), собрать их в собор, сказать им приличное слово и потом отслужить благодарственный молебен на их языке. И затем велеть по улусным церквям читать Евангелия по-якутски, а когда придет время отправлять Литургии, то к той поре Вы подъедете[84].

Относительно испрошения у Св. Синода дозволения читать и петь все, что имеет быть переведено теперь, я считаю неблаговременным. Я притом, вот что скажу: здесь не на шутку собираются завести типографию. И потому не худо Вам запастись Якутскими буквами обоих печатей. И когда здесь точно будет типография, тогда мы выпросим дозволение печатать все, что нам будет угодно.

Владыке Московскому я опять не успею написать, впрочем, потому более, что поджидаю от него письма, а без того, у меня немного материй, о которых могу с ним говорить и то совсем не новые.

Ложечниковым и Непениным мой поклон.

О новостях наших не пишу, да, кажется, и не о чем, кельи свои я заложил, и уже 5-й ряд ведут — будет два этажа.

Г. Поленову при свидании скажите от меня большой поклон и спасибо за его письмо от 27 июля — напишу и я к нему, поуправившись своими делами.

Еще комиссия: купите 5 экземпл. Устава Духовной Консистории.

Прилагаемый при сем пакет доставьте по адресу непременно — тут деловые бумаги.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела, намерения и мысли, остаюсь в отношение Вас с теми же чувствами, с коими был, и с тою же главною мыслью о судьбе Вашей

Преданный Вам слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 4 дня. 1858 г. Якутск.

Из 500 р., ныне посылаемых, Вы можете употребить на покупку вещей, нами заказываемых, потому что прошедшего года с нас ничего не взяли, а доставщики-то, кажется, те же.

Возлюбленная моя о Господе дочь и мать Поликсения.

Давно я не писал тебе. Но давно и от тебя не получал писем. Преосвященный Илиодор[85] писал мне, что ты здорова и живешь в своей келье. Последнее обстоятельство меня беспокоит. Не огорчила ли ты своей доброй матери игуменьи? Не выгнала ли она тебя? Или не каприз ли твой выгнал тебя из ее келий? И если так, то сожалею, но бранить не буду, потому что победить страсти можно не скоро, а своими силами — никогда. Я сожалею о том, что ты, видно, худо молишься. Молись, дружок мой, молись! Хоть лень тебе, но вставай на молитву, и если не хочется и читать молитвы — стой, пока не прочитаешь. Дремли, да стой. Я это говорю о келейной молитве. Без келейной молитвы не будет истинной молитвы и общественной. Борись, борись с собою: ведь ты живешь в Борисовке! Я, слава Богу, здоров. В Якутск приехал только 2 сентября. Братья твои и сестры, их дети, на Амуре все здоровы и живут не худо. Все с большою заботливостью и любовью спрашивали о тебе, и я всем им казал твой портрет, подаренный мне Татьяною Борисовной. Матери твоей и моей возлюбленной матери игуменье мой искренний поклон и благословение.

Господь с тобою! Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 18 дня. 1858. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Краткое письмо Ваше от 9 августа с приложением трех прошений от кандидатов в миссионеры я получил с доверием и верою. Потрудитесь им сказать, что я ранее 1860 года не могу их вызывать к себе, потому что они напрасно должны приехать в Якутск почти для того только, чтобы иметь удовольствие ехать из него обратно на Амур. Я думаю, будет гораздо лучше им ехать прямо туда. А я на Амур думаю переехать в начале 1860 года, где полагаю тоже и мне самому придется несколько месяцев пожить, где случится. Ибо хотя дом для меня начнут строить осенью 1859 года, но и не надеюсь, чтобы он готов был совсем к лету 1860 г. А между тем, пусть они испытают себя основательнее. Готовы ли они будут принять на себя должность миссионера где бы то ни было в Америке — у Ледовитого моря — в Приамурье.

Не забудьте, пожалуйста, купить дюжины 2–3 пакетов листовых, т. е. в которые можно бы было вкладывать бумаги в лист, у меня их немного, только разве до прибытия Вашего хватит.

Купите также 25 или 30 книжек святительских поучений, даваемых от Архиерея новопоставленным иереям. Уже не последнее ли это письмо к Вам? Оно должно отправиться отсюда 18 октября, а так как теперь распутица, то Вы получите его около нового года.

Впрочем, если будет о чем писать, то я буду писать и от последних ноября.

Новостей у нас никаких пока. А об Амурских новостях Вы знаете не хуже меня из газет.

Любопытно знать, что говорит Владыка Наш об Амурских делах, я ему буду писать на будущей почте письмо, из которого, наверное, большая часть пойдет в печать.

Затем призываю благословение Божие на Вас и на Вашу недужную. Имею честь быть с уважением и любовью

Ваш покорный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 18 дня. 1858. Якутск.

Ложечниковым и Непениным, при случае, поклон от меня.

Ваше Высокопревосходительство[86]

Приношу мою искреннейшую благодарность за письмо Вашего Высокопревосходительства от 6 сентября, на которое я не отвечал в свое время, не имея ничего особенного писать Вам.

То, что Кокорев[87] взял откуп на Сибирь, не повредит ли Амурской компании как-нибудь и чем-нибудь? Это меня очень беспокоит, а если нет, то для Амурского края, пожалуй, будет еще кой-какая и особенная польза.

Препровождая ныне к Вашему Высокопревосходительству план и фасад предполагаемого Архиерейского дома в г. Благовещенске, я считаю необходимым сказать нечто о сем предмете.

Да не покажется Вашему Высокопревосходительству предполагаемый мною дом слишком громадным! Я предполагаю его в таком размере потому, что в нем должны поместиться на первый раз певчие от 8 до 12 человек, секретарь, эконом, миссионеры не менее 3-х, послушники или дьячки и кто-нибудь из монахов, необходимых для служения и для образования консистории, которая на первый раз может быть в моей канцелярии. Принимая все это во внимание, по мнению моему, нельзя сделать дома менее того, какой я предполагаю.

Кроме этого дома, надобно будет еще построить службы: кухню, баню и людскую в одной связи и потом амбар или кладовую и под ним ледник с выходом.

О семинарском доме я теперь не завожу и речи. Потому что за нее приняться я думаю не ранее того времени, когда я упомещусь сам, а переехать на Амур совсем мне бы хотелось в 1860 году. Но это должно быть так, как будет благоугодно Вашему Высокопревосходительству.

14 октября у нас был сугубый праздник. Праздновали о рождении В. К. Константина Константиновича[88] и тезоименитство Вашего Высокопревосходительства, с которым и имею честь поздравить Вас. Да продлит и сохранит Господь дни Ваши для блага России и преимущественно Амура!

Аделаида Карловна, несмотря на то, что лишь только разрешилась от бремени, уговорила Юлия Ивановича принять у себя гостей, и мы были и пировали. Готовимся к пиру о Высочайшей награде Вашему Высокопревосходительству. Но ранее 23 или 25 едва ли это будет.

Из Св. Синода я еще ничего не получал касательно предполагаемых на Амуре новых церквей. Впрочем, это так должно быть. Потому что до 1-го сентября члены Св. Синода были на вакации в своих епархиях.

От 20 сентября я представил Св. Синоду о викарии для Ситхи. Кандидатами с своей стороны я указывал 1) на о. Архимандрита Аввакума, 2) на нашего ректора Арх. Петра и 3) на Красноярского священника, а ныне протоиерея Петра Попова и еще подставку 4-го) Архимандрита Иннокентия, настоятеля Старорусского монастыря Новгородской епархии.

Вы, жители Иркутска, узнаете об этом ранее меня, а мы здесь узнаем не ранее половины января.

Н. В. Буссе писал мне, что в сентябре Ваше Высокопревосходительство изволили сильно заниматься по комитету Амурскому. Да поможет Вам Господь устроить это дело как можно лучше. Мы об этом узнаем, я думаю, не ранее Пасхи. Вероятно, в Петербурге долго будут рассуждать об этом.

Мне бы хотелось только знать прежде того, что именно Вы изволите предполагать касательно духовной части на Амуре. Впрочем, если только будет возможно, Ваше Высокопревосходительство, уведомьте меня.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела и начинания, имею честь быть с глубочайшим уважением, благодарностью и искреннею преданностью Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 18 дня. 1858 г. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 21 августа, полученное мною 25 октября.

Приятно слышать, что Графу[89] нашему по сердцу письмо мое с Амура. Но для меня этого пока еще мало, мне нужно пособие действительное и скорое. Но вот уже ноябрь, а я еще ничего не получил на два письма мои, к нему писанные 19 мая из Благовещенска.

Вы говорите, что Граф не осуждает избираемого мною места для кафедры, а Вы другого мнения — а какого — не сказали, любопытно знать.

Радуюсь, читая о быстром движении Вашей работы. Слава Богу. Допечатывайте скорее и приезжайте к нам. В случае, если бы Св. Синод не дал Вам всех тех пособий, какие я у него для Вас просил, то по возможности можно будет дать здесь из суммы, на напечатание книг собираемой, а если даст более, то пополам.

Видно Владыка Московский проживет еще долго, что так скоро его уже было и схоронили у Вас в Москве[90].

Слава Богу, что он еще здравствует. Пусть он проживет то время, когда освобождение крестьян совершится, а я ему опять не пишу ныне. Жду известия с Амура с часу на час и тогда уже напишу все, что нужно.

Относительно Вашей недужной я Вам писал, оставьте ее в Москве, иначе она здесь свяжет Вас и, пожалуй, чего доброго, как-нибудь еще и уходит, либо сожжет. Оставите ее в Москве, горе будет одно и горе ровное, не возмущающее, спокойное. А возьмете с собою — горе не прекратится, но с ним придут в товарищество его собратья: опасение, смущение, печаль различных видов, скорбь, бессонница, мучительные порывы сердца и проч. и проч., а утешения, ни на минуту.

Что же касается до совета Ваших родных остаться там, то и грешно, и стыдно будет Вам оставить нас, и тогда ни одной строки не напишу Вам и письма Ваши буду отсылать назад, не читавши, но этого не будет, я уверен. На этой же почте я посылаю билет в 215 р. О. Прокопию Громову с тем, чтобы он вынул по нему деньги из приказа О. П. и послал их к Корнилову. Скажите ему об этом и напишите мне, сколько ему еще следует выслать денег за икону[91].

И еще NB. Не у Вас ли дело об этой иконе, если нет у Вас, то я затерял его, и тогда Вы постарайтесь уладить это, как следует, т. е. узнать от Корнилова из-под руки, какие у нас были с ним условия и проч. и написать все это. Впрочем, если он все сделал и сделал хорошо и денег не возьмет более 1000 р. совсем с отправкою, то нечего и начинать дела. Останется только взять от него счет и расписку в получении от нас денег.

Скоро ли мы дождемся Ваших книг, по крайней мере, по нескольку экземпляров. Это необходимо, между прочим, и для того, чтобы поскорее составить устав службы на Якутском языке, без чего нельзя, иначе всяк в свою потянет.

Владыку М. предупредите, что я ныне не получил от колониальных священников ничего, кроме двух журналов миссионеров Квихпакского и Кенайского, случайно бывших в руках у протоиерея. Бумаги же на мое имя были все запечатаны в одном пакете и лежали у священника на столе. Это многие видели. Но так как отправка судна случилась сверх чаяния вдруг и не в назначенный день, то все засуетились и застонали, и пакет остался на столе.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела и делания, пребываю верно преданный Вам Ваш всеусердный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 31 дня. 1858 г. Якутск.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец[92]

Простите, Бога ради, что я так давно не писал к Вашему Высокопреосвященству. И это отнюдь же по небрежению или чему-либо подобному. Но более потому, что, дабы было что написать, я ожидал известия с Амура от сына моего, вторично предпринявшего путешествие на Ангунь к крещеным им в прошедшем году. Но не мог дождаться и ранее половины декабря не получу.

Относительно же действий Американских миссионеров, к крайнему моему сожалению, я ныне не получил почти никаких сведений, несмотря на то, что ныне приехали из Ситхи ректоры тамошней семинарии старый и новый с наставниками и учениками, и это произошло от внезапного приказа губернатора отправиться ранее назначенного им же самим дня. Странный этот приказ вышел не более, как за час отправки совершенно неожиданно, и от этого произошла суетливость, торопливость, беготня. И в этих попыхах пакет, в котором были все бумаги и письма на мое имя, остался на столе у священника.

И надобно так случиться, что и из Камчатки я не получил всех сведений; а это оттого, что пакет был адресован в С.-Петербург, куда он, вероятно, и провезен.

И потому я и в отчетах моих в Св. Синод должен ограничиться весьма немногими сведениями и то, большею частью, прошлогодними, которые буду иметь честь сообщить и Вашему Высокопреосвященству в свое время.

К сведениям об Амуре, какие Ваше Высокопреосвященство изволите иметь по настоящее время, я почти ничего не могу прибавить особенно замечательного, кроме следующего:

По окончании дел в Благовещенске, откуда я имел честь писать Вашему Высокопреосвященству от мая, мы отправились далее вниз по Амуру 21 числа и 10 июня приплыли в Николаевск на устье Амура.

19 июня Николай Николаевич Граф Амурский отправился в обратный путь. Пошел и я с ним для освящения вновь созданных церквей в Мариинске и в Михайловском селе, которое и совершено мною 22 и 26 июня.

Кроме того 24 числа освящено место для храма во имя Софии Прем. Божией выше Мариинска в 35 верстах (прямо залива де-Кастри) у мыса Джай, где предполагается быть городу Софийску. Откуда будет дорога в де-Кастри на расстоянии 65–70 верст. Здесь мы расстались с Николаем Николаевичем: он пошел на пароходе вверх, а мы на другом — вниз.

29 июня совершено мною освящение храма в Николаевске при госпитале, а 27 июля и главного храма там же во имя Св. Николая, украшенного весьма благолепно, а г. Рукавишников пожертвовал к нему все колокола, из коих большой 127 пудов, 2-й 60 и так далее.

Итак, в настоящее время на реке Амуре находится 4 церкви освященных, две заложены и до 8-ми предполагается построить вновь на главнейших местах.

Преосвященный Иркутский Евсевий сделал предложение настоятелям всех церквей со старостами поделиться утварью и ризницею с новосозидаемыми на Амуре церквами, и слышно, что и гг. директоры Амурской компании и в С.-Петербурге делают сбор в пользу тамошних церквей. Слава Богу за все!

В Якутске ничего особенного я еще не предпринимал и до суждения напечатанных в Москве якутских книг не предприниму. Теперь, кстати сказать и о трудившемся в сем деле.

Но прежде, нежели я буду говорить о нем, позвольте, Высокопреосвященнейший Владыко, принести Вам нашу общую искреннейшую, глубочайшую благодарность за Ваши советы и наставления, которыми пользовался редактор Якутских переводов по сему делу. Я считаю великим для нас и для сего дела счастьем, что Господь привел совершить его при Вас и при Вашем участии. Слава Богу за все!

Намерения и желания моего иметь означенного редактора викарием в Якутске я и поныне не изменяю, и даже предпочитаю его самым ученейшим ректорам, разумеется, в настоящее время, когда нужно будет вводить в употребление напечатанные книги между Якутами, и пока устроятся повсюду часовни и разместятся причты, а он, как совершенно знающий язык, быт и обычаи Якутов, был бы весьма полезен.

Но позвольте сказать откровенно: я вообще в подобных случаях поступаю не иначе, как по указанию Божию. При первой мысли о нем я положил, если Господу угодно, чтобы он был викарием в Якутске, то жена его помрет, но, если она останется жива, то значит нет воли Божией на избрание его в викарии. И потому, как ни кажется, что он был бы весьма и более других полезен Якутской пастве, я считаю не согласным с волею Божьею усиливаться развести его с женою, несмотря на весьма уважительные и законные причины, а между тем время еще терпит. Ибо я ранее весны 1860 г. из Якутска не выеду, а хиротония его может быть и в Иркутске, если Богу угодно.

Итак, да будет во всем воля Божия! К утешению моему, и сам он не хочет самовольно сложить с себя сего тяжкого креста.

Поручая себя и всю паству, вверенную моему недостоинству, святым молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с глубочайшим уважением и сыновнею преданностью и любовью Вашего Высокопреосвященства, Милостивого Архипастыря и Отца, нижайший послушник Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 13 дня. 1858. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 5 сентября, полученное мною 6 ноября.

Вы пишете, что Вы бываете в восторге, когда какая-нибудь книга окончится печатанием. Верю и понимаю! Слава и благодарение Господу за успехи по Вашему делу. Радуюсь и я, что, наконец, Вы скоро выедете из Москвы, и, следовательно, мы скоро увидимся. Но основываясь на том, что Вы хотите выехать из Москвы около 20 января, можно будет Вам написать еще и от 27 ноября. Потому что зимою почты ходят скоро и исправно, впрочем, буду ли писать я Вам от 27-го или не буду, не могу сказать теперь.

Но теперь мы пишем Вами возлагаем на Вас комиссию вот какую.

Почетные гражданки и другие почетные дамы города Якутска по предложению г. губернатора пожертвовали на выписку Архиерейского облачения для меня 1400 р. сер. Вы, Вероятно, об этом уже знаете — из них 200 употреблены на покупку митры, а на остальные деньги я предполагаю завести для Якутской кафедры все необходимое: как-то жезл, лампаду или подсвечник, рипиды, орлецы, ковры, подушку на кафедру, чиновник, блюдо, кувшин или рукомойник и — полное Архиерейское облачение, кроме митры.

Облачение должно быть такое, которое можно бы было надеть в первый день Пасхи.

Соображаясь с сим, прошу Вас распорядиться заказать сии вещи тотчас же, разумеется, через г. Корнилова. Облачение послать как можно скорее по почте, так чтобы оно могло дойти до Якутска по зимней дороге, прочие же вещи могут быть присланы и в конце 1859 по удобнейшему пути.

Жезл, рипиды, блюдо и подсвечник должны быть, конечно, медные посеребренные, но кувшин не худо бы сделать серебряный, хотя небольшой. Ковры должны быть хорошенькие, например: по синему или зеленому фону с цветами розовыми или красными, и их понадобится, я думаю, не менее 40 аршин.

Чиновник должен быть нового издания, орлецы писанные масляными красками на полотне (шитые, кажется, дороже).

А облачение, я думаю, можно будет сделать совсем белое, или с розовым отливом, впрочем, отдаю это на вкус Москвичей. Только бы все эти вещи с облачением не превышали 1200 р. сер.

Денег теперь посылаем мы 800 р., остальные пришлем по требованию.

NB. Если бы, например Вам, пожертвовал кто-нибудь что-нибудь из вышеупомянутых вещей, то несмотря на то, Вы закажите сделать все, что мы Вам назначаем, ибо теперь вместо одного жезла надобно три, также и всего прочего нужно для трех кафедр.

Опять обращаюсь к Вашему письму. Вы недоумеваете, как Вам ехать, но я думаю, что уже Вы многое решили. О деньгах я писал уже Вам и относительно подруги Вашей я изложил Вам свое мнение, оставить в Москве — там более удобств и на случай не далеко и родные.

По случаю возвращения Амура и Графа, Иркутск, как пишет о. Прокопий, неусыпно балует. И Наш Якутск по своим силенкам тоже веселится. о. Никита, наверное, опишет Вам все.

С Аяна от 5 октября почта пришла, но, к сожалению, бумаг с Амура не привезла. Потому что с Амура пароход еще не пришел к тому числу.

И потому я уже решился написать Владыке письмо, которое и прошу доставить.

Кн. Сергею Михайловичу при Вашем прощании скажите от меня поклон большой и отдайте письмо.

Также скажите поклон и благословение Свербеевым, скажите им, что на два письма от Николая Дмитриевича буду писать на следующей почте Ложечниковым и Непениным, оо. Архимандритам Леониду, наместнику Чудова и Савве и многотруднику Капитону Ивановичу[93].

Затем, призывая благословение Божие на Вас, на подругу Вашу и на предстоящий Вам обратный путь, пребываю к Вам с теми чувствованиями души и духа вседоброжелательный слуга Ваш

Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 13 дня. 1858 г. Якутск.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич![94]

Вот предо мною Ваших три письма ж сильно упрекают меня в моем молчании. Не могу и не хочу оправдываться — виноват! Впрочем, были некие и вины или причины, по коим я откладывал писать Вам. Первое письмо Ваше, писанное из Парижа 23 марта, я получил на Амуре пред самою моею отправкою на Аян. Второе, писанное Вами из Бадена от 1 августа, дошло до меня 13 октября, когда было много дела. А последнее от 27 сентября, получил я 2 декабря — и начинаю отвечать Вам по порядку. Благодарю Вас за приветствие с праздником Пасхи, который я провел в Иркутске. Сколько завидна материальная сторона Парижа, столько же не завидна духовная. Но все это для меня как будто не ново. Хотя я сам не видал ничего подобного. Но искренно радуюсь тому, что блеск Парижа не прельщает Вас, и что Вы смотрите на все с настоящей точки. Слава Богу! Доброе перенимайте и вникайте в себе глубже, подробнее, до самых мелочей: авось пригодится это и Вам лично, и нам, Русским. Вы желаете знать о нашем путешествии по Амуру и о прочих Амурских делах, — об этом особенно Вы говорите во втором Вашем письме, и из слов Ваших видно, что это Вас крайне интересует, даже более, чем сведения о Московских событиях. И я понимаю, отчего это. Спросите Вы меня об этом лично и ранее, о, я бы рассказал Вам все и со всеми подробностями и с увлечением. Но говорить теперь, когда Вы уже все знаете до малейшей подробности и даже более, чем я (потому что Вы ранее и основательнее меня можете знать о всех распоряжениях касательно Амура), — теперь говорить об Амуре и о путешествии по нему слишком поздно и нисколько не интересно для Вас. И потому я скажу Вам только то, что более касается до меня.

В нынешнем Благовещенске (на устье Зеи) я располагаюсь поселиться и поставить тут и семинарию. С будущей осени будет приступлено к построению дома для меня, и церковь в Благовещенске, я полагаю, будет готова к весне наступающего года. Графа Амурского мы с Казакевичем проводили до мыса Джай, где освятили место для города Софийска. Но, судя по последним сведениям о реке Уссури, едва ли этот Софийск осуществится. Потому что от вершины Уссури до моря только 60 верст, и места для дороги и поселения хороши. После того мы воротились в Николаевск, где я прожил до 10 августа. Во время пребывания моего на Амуре мною совершено освящение 4-х церквей: в Мариинском, в Михайловском селе, в Николаевске госпитальная и главная. 10 августа я отправился на пароходе «Америка» в Аян, куда и прибыли 16-го вечером. 19-го я выехал и 2-го сентября прибыл в Якутск, где и живу доныне, на квартире и где же думаете? Там, где жил Константин Никифорович. Причину этого Вы, я думаю, не знаете: на 24 февраля кельи мои в монастыре сгорели. Что Вам сказать о самом Якутске? В нем замечательны теперь новые здания: собор и начинающаяся каменная колокольня в монастыре. Собор у нас вышел теперь, благодаря старосте Е. А. Балкашину, великолепнейший, обширнейший (холодная церковь аркою соединена с теплою). Затевается детский приют на пожертвованный капитал, всего до двадцати тысяч. Торговля упадает и от Русских переходит к Якутам. С тех пор, как Новогородов и другие перестали ездить в Удское, Якуты некоторые разбогатели. Но улучшилось ли через это состояние Тунгусов? Бог знает, а кажется — нет, а, напротив, с водворением в Удском исправника, Тунгусы бегут оттуда. Но я пустился уже не по своей дороге. От 20-го сентября я представил Св. Синоду о назначении викария в Америку, и потому, быть может, что я нынешнею весною буду в Иркутске, для участия в хиротонии Епископа. Но, во всяком случае, если только буду жив и здоров, в исходе февраля 1860 года думаю оставить Якутск навсегда, и стану перебираться на Амур, в Благовещенск. Перебравшись туда, примусь строить семинарию и разводить сады — и как бы я был восхищен, если бы имел утешение видеть и принять Вас там в своем доме! А еще лучше, если бы не гостем только, а…. Но будущее, скажу с Вами, в воле Господа. Сын мой Гавриил с своею подругою и сыном своим живут и поживают в Николаевске и, слава Богу, здоровы и счастливы, и Вам кланяются. Отец Гавриил в поездку 1857 года окрестил 154 Нейдальцев и Самогирцев, а в поездку нынешнего года взял от них несколько мальчиков для обучения, на что родители охотно согласились. Пароход «Амур» по реке Амуру ныне сделал три рейса от Николаевска до Благовещенска. На протяжении берегов Амура предполагается устроить на первый раз до 8-ми церквей, кроме существующих ныне — и к постройке 5-ти приступим на будущее же лето. Вот Вам все, что, по мнению моему, может для Вас быть любопытно. Теперь опять обращаюсь к Вашим письмам. Очень благодарен Вам за обещание Ваше прислать мне брошюру сельского духовенства. Это для меня очень интересно и авось как-нибудь послужит к делу, — разумеется, не самая книжка, которую я понимаю, как нужно держать, а факты и мысли, в ней высказанные. Вы опасаетесь послать эту книгу преосвящ. Филарету. Напрасно. Пошлите, если можно. Пусть он увидит, что я правду ему говорил о нашем духовенстве, которую он едва ли от кого слышал. Завидно описание быта заграничных Ваших знакомых и незнакомых. И как оно резко отличается от быта наших Русских, и Бог знает, будем ли мы когда-нибудь такими же, как описываемые Вами Немцы! Я что-то отчаиваюсь, потому что у нас упадает деятельность. Люди делаются ленивее и оттого равнодушнее. В заведениях во всех учатся только теориям, и то кой-как, особенно в наших заведениях. И оттого чрезвычайно редки люди истинно образованные. Все это видят. Но никто не принимается за реформу, даже не принимают мнений о том!.. Вот почему я отчаиваюсь. Вы просите моего совета: куда направить Вам молодые Ваши силы? Приезжайте в Сибирь на службу. Вы здесь со многим ознакомились основательно, опытно. Следовательно, Вам легче будет служить. А между тем, Вы здесь будете полезнее и на виду. А в России много народу… И все идут почти по одной дороге. Там нельзя не только идти против их, но даже нет возможности и остановиться, иначе собьют с ног и затопчут. А здесь, у нас, просторнее, по крайней мере. Можно не только останавливаться, но даже и против идти. А дела не мало. А сколько еще непочатого!.. В последнем письме Вашем очень интересно то, что французское правительство собирается отправить в Иркутск своего консула. Да! Рано, или поздно на Амуре разовьется торговля, только население поскорее бы увеличилось. Я той веры, что дело об освобождении крестьян, во всяком случае, как бы оно ни кончилось, даст на Амур народу. Затем, призывая благословение Божие на Вас, подругу Вашу и двух птенцов Ваших и на все Ваши намерения и предприятия… Господь с Вами

Иннокентий, Арх. Камчатский.

Декабря 11 дня. 1858. Якутск.

Здесь, в Якутске, преосвященный Иннокентий получил следующее письмо от Обер Прокурора Св. Синода, графа А. П. Толстого, из С. Петербурга, от 19 декабря 1858 года: «Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь. С приближением дней великого праздника Рождества еже по плоти Господа и Спаса нашего Иисуса Христа и с наступающим Новым летом Благодати, спешу принести Вашему Преосвященству искреннее мое приветствие, разделяя с Вами радость сердца о Божественном Искупителе, благоволившим прийти в мир для спасения человеческого рода, и усердно молю Его, да Всемогущая сила Его хранит Ваше здравие и укрепляет Вас в трудах священного пастырского служения на пользу Его Церкви и нашего Православного Отечества.

Испрашивая Святых молитв Ваших, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства, Милостивого Государя, и Архипастыря, покорнейший слуга.

Гр. Толстой».

Высокопреосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат![95]

Имею честь поздравить Вас с Новым годом, и от искреннего сердца моего пожелать Вам всяких благ и благих успехов.

С тем вместе примите мою благодарность за письмо Ваше, посланное с Лебедевым, который приехал к нам лишь только пред праздником.

Завидую Вам. Вы уже много знаете нового из Питера, знаете уже — кто будет викарий Новоархангельский, а я, а я узнаю об этом никак не ранее 22 января или 6 февраля.

Некто из моих приятелей из-за границы пишет мне, что там появилась брошюра на русском языке, напечатанная за границею и переведенная уже на главные европейские языки: «О воспитании нашего юношества», и, говорят, написанная очень резко и верно. Я давно думал, что рано-поздно мы дождемся подобной вещи, и вот она явилась и как торжественно!!!

Изволили, Ваше Высокопреосвященство, слышать что-нибудь об этой брошюре? С одной стороны желательно, чтобы прочел ее Владыка Московский, дабы уверился, что не один и не двое уже говорят о неудовлетворительности нашего воспитания, а есть и еще кой-кто. Но с другой стороны опасно, как говорит и мой заграничный приятель. Ибо очень рельефно изображено многое.

Глубоко сожалею я не о том, что говорят об этом, но в особенности о том, что это будет известно вдруг по всей Европе…

Ужели же и после этого ничего у нас не будут предпринимать к улучшению воспитания?…

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с искренним уважением и сердечною преданностью

Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга,

Иннокентий, А. Камчатский.

Января 8 дня. 1859 г. Якутск

Высокопреосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат!

Слишком медленно спешат у нас в Питере. Вот уже и вторая половина февраля, а я все еще не имею официальных бумаг о Новоархангельском викарии. А между тем время течет и зимнюю дорогу уносит. А если же мне ждать летнего пути, то я в Иркутск приехать могу никак не ранее первых чисел июля. Следовательно, тогда викарий может не попасть в Ситху сего лета.

И посему я, основываясь на письме протоиерея Хитрова, писанного им по поручению графа, решаюсь ехать в Иркутск и взять с собою архимандрита Петра, разумеется, уговорившись с ним на дорогу. И располагаю выехать 26 февраля, если не получу прямого отказа — не ездить.

Квартира для меня готова будет, но лишь только для меня с келейником. Не возможно ли будет, Владыко, о. архимандриту приказать дать помещение в деревянном доме, находящимся прямо южных ворот дома Вашего. Ему желательно, да и необходимо иметь квартиру близ собора. Решение, какое Вашему Высокопреосвященству благоугодно будет дать на сию мою просьбу, прикажите сообщить правителю Российско-американской Компании, г. Титову.

Вчера отправились из Якутска на Амур два новопосвященных иерея, которым приказано мною как можно поспешнее ехать, дабы успеть переехать Байкал еще вовремя.

Не без опасения затруднений жду я ответа от Вашего Высокопреосвященства на просьбу мою — дать мне взаймы 3-х добрых священников, и что я стану делать, если таковых не окажется? Но Бог милостив! Ему угодно было дать нам Амур. Он и пошлет пастырей добрых. Новостей у нас ровно никаких нет.

Затем, поручая себя и паству мою молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с искренним уважением и преданностью Вашего Высокопреосвященства покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 18 дня. 1859. г. Якутск.

Сиятельнейший Граф![96]

Не нахожу слов, которыми я мог бы изъявить Вашему Сиятельству мою благодарность за Ваши величайшие ко мне милости, далеко-далеко не заслуженные мною. Что же я такое сделал, за что бы меня награждать? Два раза проплыл по Амуру, и только!?… А Ваше Сиятельство изволите ходатайствовать о награждении меня таким знаком (мне писали из Питера от 4 декабря), который едва ли имел кто-либо из Архиепископов. И потому (не скрою от Вашего Сиятельства моих чувств), если сопричисление меня к ордену Св. Александра Невского возродило зависть даже в лучших по сердцу моих собратиях. То, что же произведет сопричисление меня к такому ордену, которого никто из них не имеет!? Если уже Вашему Сиятельству угодно было не лишить Вашего внимания и меня, как нечто сделавшего для Амура, то весьма бы достаточно было мне и одного крестика на клобук.

Точно также я бы сказал и в отношения: к сыну моему. Довольно бы было для него и Анны 3-й степ., а 2-й за глаза.

Но при всем том, какие бы чувства во мне и в других не производили милости и внимание Вашего Сиятельства ко мне, я непременным долгом поставляю себе до конца дней моих благодарить Ваше Сиятельство и в чувствах благодарности молить Господа о Вашем здравии, и спасении, и благопоспешении и заповедать молиться о Вас и детям моим. Ибо причиною тому, что меня будут порицать и унижать завистники, не Вы и даже не они (завистники). А я сам — мое недостоинство, мои недостатки и проч.

Слишком медленно спешат у нас в Питере. Вот уже половина февраля, а я еще не имею официальных бумаг о Новоархангельском викарии. Впрочем, я уже решился ехать в Иркутск и взять с собою Архимандрита Петра. Иначе надобно будет ехать уже по летнему пути и в Иркутск приехать не ранее первых июля. Следовательно, тогда викарий может и не попасть в Ситху нынешнего лета.

Итак, я, основываясь на письме протоиерея Хитрова, и, дабы не потерять зимней дороги, намерен отправиться из Якутска 26 февраля, если только на ожидаемой почте не будет явного отпора, и в Иркутск прибуду между 17 и 20 марта.

Ваше Сиятельство в прошедшем лете изволили приглашать меня опять иметь квартиру у Вас. И я дал слово, позвольте, Ваше Сиятельство, взять мне это слово назад, потому впрочем, что Вы в исходе марта или в первых изволите оставить Иркутск; а я намерен и должен пробыть там до первых мая.

Вчера отправились из Якутска два новопоставленных мною священника на Амур Верещагин и Сновидов. Оба из кончивших курс в Новоархангельской семинарии. Оба привыкли несколько к делу. Старшего из них я, на случай, если Ваше Сиятельство не найдете лучшего, назначаю за Хинган к церкви Николо-Екатерининской. Он смыслит и портное, и сапожное, и лекарское ремесло и не худой хозяин, и притом терпеливый и кроткий.

Позвольте попросить Ваше Сиятельство наградить их Вашим вниманием и приказать кому следует доставить им случай сплыть по Амуру на каких-либо казенных баржах. Люд они небогатый. Всякая лишняя копейка пригодится им на обзаведение на месте.

Призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела и начинания, имею честь быть с глубочайшим уважением и искреннею благодарностью и преданностью Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Февраля 18 дня. 1859. г. Якутск.

Милые, любезные, уважаемые мною, дети мои, Ганя и Катя!

Господь с Вами! Я, слава Богу, здоров, думаю ехать в Иркутск 26 февраля, если только не будет прямого отказа в том из Синода. Вот и февраль проходит, а от Вас все нет еще писем. Что это значит? А между тем до нас достигли через Аян слухи, что будто бы у Вас в Николаевске был пожар и сгорело много домов. Это меня не мало беспокоит на счет Вас. Не потерпели ли Вы? (если слухи справедливы) и не от Вас ли начался пожар? Имение — Бог с ним, лишь бы Вы все были живы и здоровы. С нетерпением буду ожидать от Вас писем — дотоле, пока не получу достоверного известия о Вас и о Ваших обстоятельствах. На Амур отправляются от нас два иерея: Отец Власий Верещагин и Отец Петр Сновидов — оба делают честь нашей семинарии. Вообразите себе, что, может быть, через два месяца все архиереи наши будут указывать на меня пальцами, а некоторые — а может быть, и многие — находить во мне недостатки всякого рода. Причина тому та, что по ходатайству графа нашего (через Обер-прокурора нашего) Государь Император хочет удостоить якобы «Владимиром» 1-й степени. Дело, едва ли бывалое, чтобы архиепископы имели сей орден. Правду сказать, это меня тяготит: я был бы доволен и крестиком на клобук. Но, да будет воля Божия! Впрочем, имя мое в Питере и Москве имеет еще свое действие. Это испытал протоиерей Хитров. Слава Богу! Что наш Ваня? Жив ли, здоров ли? Любит ли молиться? Говорит ли? И проч. и проч. Затем более писать ничего не имею. Прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всею Вашею домашнею церковью. Отец Ваш

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 18 дня. 1859. Якутск.

Возлюбленный о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Поздравляю Вас с прибытием в Якутск и со вступлением в новую должность и с наступающим Светлым Праздником. Да дарует Вам Господь вся благая, паче же утешение в скорби Вашей, которая видна и в последнем Вашем письме.

Прошу передать мой поклон и благословение всем знаемым мною, как духовным, так и мирским, а кому именно Вы знаете сами.

Вы говорили мне, что семинария наша должна быть на общих положениях. Я этого не вижу из положения св. Синода, Высочайше утвержденного, о перенесении семинарии на Амур и потому до прибытия моего не отвечайте никому ни на какие бумаги. И я, кроме графа, никому не буду отвечать.

Не будьте скупы для учеников в отношении пищи, особливо в Пасху.

Не забудьте же распорядиться после Пасхи отправить о. Димитриана по ближайшим церквям для научения причтов чтению Якутских книг. Выдайте Якутских ему прогоны на 2 лошади из сумм на напечатание книг. Ежели почтете нужным отправить куда и Мальцева, то и ему выдайте прогоны на 1½ лошади.

Возлюбленный наш князь Сергей Михайлович[97] около 10 февраля скончался.

В газетах, говорят, есть, что К. С. Сербинович перешел из Синода в Комиссию принятия прошений. Что это значит и кто его заменил?

От Ончукова я получил три места: чемодан, ящик и короб. А остальное, он мне говорил, будет переслано 1-го мая.

О. Александр Сизой нуждается в деньгах, и правду сказать, он не мало изъездил в прошедшие осень и зиму. И потому в нынешнем 1859 году следует выдать ему разъездных не менее 200 р., распорядитесь при первой возможности послать ему 100 руб. А другие 100 р. поступят в уплату в конце года в попечительство, из которого ему будет выдано ныне же 300 р. заимообразно — или пошлите ему разъездных 200 и из попечительства столько же.

Две книжки, взятые Вами у меня на Маче: Последние дни земной жизни I. X. пришлите при первой возможности для переплета.

Еще одно поручение Предтеченским и Преображенским Агабытам: предложите или, лучше сказать, попросите их от имени моего, чтобы они занялись Катехизическими поучениями с Фоминой недели. Ходя со крестом, они и все прочие отцы пусть говорят и убеждают родителей посылать детей своих обоего пола для слушания Катехизических поучений. Но будут ходить дети или не будут, Агабыты пусть делают свое дело. Если захотят заняться этим и соборные, не воспрещается. Катехизические свои поучения пусть они начинают с самых первых понятий христианских, т. е. как стоять в церкви, как делать на себе крестное знамение и пр. И преподавая это, требовать от мальчиков исполнения, на первый раз, этих уроков, довольно. Я хотел об этом лично поговорить с отцами пред отъездом. Но не удалось, потрудитесь Вы сделать это.

С прибавлением к тому, что лучшей встречи или лучшего подарка для меня они никакого не могут сделать, как это.

Кого же определить на место Ваше к походной церкви! Я думаю о. Петра Попова Предтеченского. Кедроливанский еще молод и не знает языка.

Относительно жалованья и всех окладов, получаемых Вами от походной церкви, следует дать предложение, потому что невозможно Вам при новой Вашей должности быть и миссионером. Но это можно сделать при самом определении Вашего преемника, а Вы рассчитайте себя по 15-е марта.

Мальцев пусть ищет себе невесты, но не иначе, как из духовных, и женится так, чтобы по прибытии моем в Якутск сейчас можно было приняться за него, место ему я думаю дать при Мачинской церкви на место о. Петра, который поступит к Предтеченской церкви на место своего соименника, имеющего поступить к походной церкви.

Смотрите, чтобы жених Мальцев как-нибудь не выказался с худой стороны, иначе я вправе взять обратно свое обещание, данное ему — сделать его иереем, несмотря на его заслуги.

Сегодня было нарекание во епископа. И в самом деле, было нарекание, только не архимандриту Петру. Ему было наречение, а нарекание Вам. А какое! Скажу после, когда спросите — и нарекание несправедливое.

Отцам наместнику, протоиереям Евсевию и Никите мой поклон, прощайте, до свидания. Преданный Вам

Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 27 дня.1859. Иркутск.

Пречестные Отцы, Протоиереи Евсевий, Димитрий, Никита.

Мир и благословение Вам и всем Вам вверенным и сущим с Вами!

Наконец Отец Архимандрит Петр с 29 марта Еписк. Новоархангельский. Хиротония происходила в церкви Воскресения Христова или у Тихвинской.

При наречении он держал речь, а при вручении жезла — аз многогрешный.

В Пасху располагаем служить все трое, старшинство примет местный, в чем я успел убедить его.

Приехал М. С. Корсаков 29 марта в 3 или 4 часу дня.

Граф еще не уехал за Байкал, дожидается Китайского посланника Игнатьева, который, говорят, 4-го или 5-го апреля будет.

На место Сербиновича поступил, говорят, какой-то князь Урусов.

1-го апреля давали обед в честь М. О. Корсакова, звали и нас, но Владыка Иркутский не пошел на обед, потому что обед для многих приготовлялся скоромный, и как его ни убеждали, он остался на своем, следовательно, никого из духовных не было.

Граждане этим чрезвычайно довольны.

Если бы обед был не официальный и не в такие дни, когда нет разрешения и на рыбу, то он, конечно бы, поехал.

Вот Вам все новости.

Потрудитесь сходить к Юлию Ивановичу и передать ему и Аделаиде Карловне мой искренний поклон. Писать ему особого письма не о чем, потому что новостей, кроме вышеозначенных, не было никаких. Отцу наместнику скажите от меня поклон и благословение.

Николаю Федоровичу, Аполлону Александровичу и Лаврентию Федоровичу мой искренний поклон и благословение.

А затем Г. Прокурору Ив. Яковлевичу (которого поздравляю с прошедшим днем Ангела), Алексею Яковлевичу и прочим с супругами мой поклон и благословение.

Жду от Вас новостей и Ваших, и питерских, т. е. писем и указов, привезенных на предпрошедших двух почтах.

По указу, при сем прилагаемому, сделайте, что от Вас зависит. Но не присылайте ко мне. Приеду, покончу. Только бы с Вашей стороны было все готово.

При отправке ко мне бумаг имейте в виду то, что я в Иркутске не пробуду долее 3-го мая, и если управлюсь, то выеду, может быть, даже и 28 апреля и буду проживать в Анге до 13-го числа. Затем, прощайте до свидания. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш доброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 4 дня. 1859. г. Иркутск.

О.о. Александру и Петру поклон и благословение.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вы, я думаю, помните, что в записке моей о воспитании духовного юношества, между прочим, сказано, что гораздо лучше размещать учеников для жительства в комнатах не по классам, а по нравственности и для этого иметь в бурсах три главных отделения, а где можно, там и с подразделениями. В первом помещать учеников лучшей нравственности, не разбирая, кто где обучался, в последнем требующих исправления, а в среднем, коих поведение еще не известно.

Итак, пока семинария наша еще в моем распоряжении, рекомендую Вам разместить учеников таким образом, как сказано выше. Попробуем на опыте, что из этого выйдет, а Бурачек это расхвалил. И Московский Владыка не осуждал.

Итак, призвав Бога в помощь, разместите учеников посему и, если нужно, то и с подразделением. Худого из этого быть не может; может быть, будут некоторые затруднения, но если Вы сочувствуете мне в этом, то найдете возможность устранить их. Благословение учащим и учащимся. Преданный Вам

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 4 дня. 1859. г. Иркутск.

В Иркутске преосвященным Иннокентием было получено следующее поздравительное письмо от графа Александра Петровича Толстого, из Петербурга от 7 апреля 1859 года: «Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь. Сретая великий праздник Воскресения Христова, спешу принести Вашему Преосвященству, от глубины души моей, поздравление с сим пресветлым торжеством Христианского мира.

Примите, Милостивый Государь и Архипастырь, с сим вместе и сердечное желание мое, да Воскресший из мертвых Начальник жизни и Спаситель Наш — обильно изольет дары Божественной благодати Своей на Ваше святительское служение Его возлюбленной Церкви и да продлит жизнь Вашу, укрепляя Вас в многотрудных подвигах пасения Своего словесного стада.

Испрашивая Святых молитв Ваших, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть и проч».

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь, Константин Степанович[98]

онстантинР!тепановичЂ

!корбьюР8РCдивлениемР?ораженРOР1ылР?оР?рибытииР<оемР2Р

Скорбью и удивлением поражен я был по прибытии моем в Иркутск, услышав, что Вы оставили поприще служения Вашего по духовной части. Долго я не мог этому верить, ибо не мог придумать причины, по которой бы Вам нужно было оставить эту службу; тем более, что я не мог придумать, кто бы мог Вас заменить, разве г. Соломонов. Но не мое дело входить в рассуждение об этом, хотя мне очень жаль, что Вы оставили нас. Но примите уверение, Ваше Высокопревосходительство, что я никогда, никогда не забуду Ваших благодеяний ко мне и, в особенности к делу Якутских переводов. Я постараюсь, чтобы и те, кои будут слышать сии переводы, в числе прочих, помнили и Ваше имя. Я только что собирался писать Вашему Высокопревосходительству, по прибытии моем в Иркутск, и, между прочим, покорнейше просить Вас прислать мне список с устава католических семинарий во Франции, который Вы изволили мне давать прочесть, и если можно, то позвольте попросить Вас об этом. Позвольте спросить, Ваше Высокопревосходительство, о книжечке, напечатанной за границею о сельском духовенстве. Кто ее писал? И что об ней думают наши первоиерархи? И нет ли каких-либо перемен, кроме главного священника вместо Обер-священника? Позвольте спросить, Ваше Высокопревосходительство, еще об одном: почему А. С. Норов и его товарищ уволены? О последнем я догадываюсь, но о первом ничего не слыхал. Но видно, что недаром что-то. О себе скажу, что я, слава Богу, здоров. В Иркутск приехал 17 марта. 27 было наречение, а 29 и самое рукоположение во епископа архимандрита Петра, который отправился отсюда на Амур и оттуда уже в свое место. А я располагаюсь оставить Иркутск около 1-го мая и ехать опять в Якутск, где проведу зиму и весною опять приеду в Иркутск, с тем, чтобы ехать в свой Благовещенск. Протоиерей Хитров возвратился в Якутск. Мы с ним встретились дорогою и потому я не успел у него выспросить всего. Впрочем, он не забыл передать мне поклоны, а, между прочим, и от Вашего Высокопревосходительства, за который приношу мою благодарность. Преосвященный Евсевий получил от г. Обер-прокурора бумагу (которой я не видал у него и сам не получал), которою требуется мнение его и ректора о том, чтобы они считали нужным изменить относительно воспитания нашего духовенства во всех отношениях. Это меня очень порадовало. И я полагаю, что такой вопрос сделан, вероятно, вследствие вышеупомянутой книжки о сельском духовенстве. И если так, то нельзя не сказать спасибо отважному писателю. Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, иногда написать Вам. Призываю благословение Божие на Вас и на Вашего милого сына.

Вашего Высокопревосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга.

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 8 дня. 1859. г. Иркутск.

12 апреля 1859 года преосвященному Иннокентию Высочайше пожалован был алмазный крест для ношения на клобуке при рескрипте Его Императорского Величества, в коем изображено: «Посвятив с самоотвержением всю жизнь свою на трудный подвиг благовествования Слова Божия племенам языческим, в суровом климате, на огромных пространствах, вы не щадили сил к прочному учреждению Св. Веры в юной пастве, установлением по церквям непрерывных поучений, преложением Богослужебных книг на местные языки и грамотным образованием детей. Камчатская Епархия, обязанная и учреждением своим вашей пастырской деятельности, ныне получает заботливостию вашею новое устройство в управлении своем, недавно благословением Божиим распространенная в пределах Китая, где также насаждаете ревностно вертоград Господень. Вполне ценя многополезное Церкви и Отечеству служение ваше, Всемилостивейше жалую Вам алмазный крест и проч.»

Ваше Превосходительство, Милостивый Государь, Андрей Николаевич!

Христос Воскресе!

Лишь только я собирался отвечать Вам на письмо Ваше от 22 декабря, по прибытии моем в Иркутск, как получил от Вас и другое от 16 февраля, посланное с ген. Корсаковым и при нем книжки: Сношения с Востоком[99], о Севастополе[100] и 3 книги жития святых, за которые приношу мою благодарность, а главное за Вашу добрую память обо мне.

В первом письме Вашем Вы извещаете меня, что С. — Петербургский Владыка[101] устраивает академию благовестников. Нельзя не порадоваться этому. Но вопрос (которого мы не можем решить): чему будут учить в этой академии? Языкам? Но каким именно? Их у нас так много, что нет возможности учить всем. Монгольскому? Но каков бы профессор ни был знаток, он будет учить только книжному языку, который нужен будет впоследствии, а прежде нужно учить языку разговорному, ибо прежде, чем начать проповедовать, надобно познакомиться с теми, кому нужно или хотят проповедовать, а для этого нужен язык разговорный, а не книжный, которого большая часть Монголов не поймет. Конечно (по теории), знающему книжный язык легко выучиться разговорному, но так ли это будет на деле? Но это мое частное мнение.

Дай Бог, чтобы Владыка достиг своей цели и как можно скорее.

Вы пишете, что Иннокентия[102] пришлют ко мне для проповеди Манджурам. Это меня радует. Но по сие время мне никто ничего не пишет об этом. И потому может случиться то, что он приедет в Иркутск и проживет там даром до тех пор, пока я могу распорядиться касательно его, а этого ранее 4-х месяцев сделать нельзя. На днях я опять писал г. Обер-прокурору партикулярно о дозволении оставить в Иркутске иеромонаха Евлампия[103], имеющего ныне выехать из Пекина и желающего послужить на Амуре, а с тем вместе и о средствах. Желательно, чтобы мне отвечали как можно скорее. Если дадут средства мало-мальски достаточные, то я бы нашел дела и Архимандриту Иннокентию и иеромонаху Евлампию. Мне хочется (и граф Амурский согласен со мною) послать одного миссионера как можно далее внутрь Манджурии, если не поселиться там, то хотя показаться на время, дабы тем загородить дорогу в Манджурию католическим миссионерам, которые, владея огромными средствами, не преминут захватить и Манджурию[104]). И тогда нам придется иметь дело только с нашими соседями. Другому же миссионеру можно поручить проповедь окольным Манджурам, живущим вблизи Благовещенска. Но тому и другому нужны будут деньги на угощение и подарки, ибо другого способа знакомиться с Манджурами они не имеют.

Вы пишете, чтобы я не забыл перевести на манджурский и другие языки краткое изложение веры, написанное Вами, но я этого не могу сделать потому, что оно в числе других моих книг погибло в пожаре и потому потрудитесь прислать другое, и тогда я исполню Ваше желание.

Вы просите уведомить о моих предположениях. Одно из главных моих предположений, т. е. послать миссионера как можно далее в Манджурию, Вы уже знаете. Затем я предполагаю и хочу представить, чтобы в Амурской семинарии преподавать, между прочим, медицину вполне, потому, что миссионеры наши будут встречать, с одной стороны, шаманов и лам, которые тем только и держатся, что лечат или, по крайней мере, считаются знахарями. А с другой — миссионеров иноверных, знающих, между прочим, и медицину. И потому необходимо знать ее и нашим миссионерам и знать основательно, дабы тем приобресть расположение и доверенность туземцев. А без этого, т. е. с одною только проповедью, нельзя ожидать успехов. Пример тому Апостолы, которые почти всегда прежде врачевали и потом уже учили. С этим мнением моим совершенно согласен и Владыка Евсевий. Он считает необходимым ввести это и в Иркутской семинарии, тем более, что его миссионеры в Монголы и должны встречаться на каждом шагу с ламами. На будущий год я предполагаю переселиться на Амур в свой Благовещенск, а для Якутска просить викария. Но кого именно? Я еще не решил и решение этого отложил до сентября.

По возвращении моем ныне в Якутск предполагается по отправлении торжественного молебна на якутском языке в первый раз[105] дозволить с этого времени по якутским церквям отправлять службы вместо славянского на якутском языке. Следовательно, нынешний год для якутского края будет весьма замечателен и в истории Якутов должен составить эпоху. Помолитесь Господу, чтобы Он благословил это наше дело. Ну, вот Вам и все мои главные предположения.

Благодарю Вас и за сообщение Ваших предположений относительно Ваших путешествий и желания приобрести место и домик вблизи Киева. Да устроит Господь все к лучшему!

Позвольте спросить Вас о книжке, напечатанной за границею о нашем сельском духовенстве. Вы без сомнения ее читали. Читал ее и я, и Владыка Иркутский, и многие другие. И самые жаркие защитники ныне существующего порядка воспитания не много находят в ней преувеличения. Весьма любопытно мне знать мнение о ней Владыки Московского и мнение других Владык и Ваше. А главное, что она произвела в Св. Синоде? Нам кажется, что изменение названия Обер-священника на Главного священника последовало вследствие замечания сочинителя сей книжки. И кто этот сочинитель? Говорят, священник московской епархии. И еще. Скажите мне, не знаете ли Вы, по какому поводу писано к Иркутскому Владыке — представить мнение ректора и его касательно воспитания нашего духовенства. Ужели тоже вследствие этой книжки? Если так, то большое спасибо сочинителю.

Хиротония епископа Новоархангельского Петра[106] совершена 29 марта в Иркутске, где он пробудет до половины мая, а потом отправится в свое место через Амур.

Простите и не забывайте меня в молитвах Ваших. Искренно Вас уважающий и преданный Вам душою, Вашего Превосходительства покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 16 дня. 1858 г. Иркутск.

Христос Воскресе!

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше из Якутска первое, от 18 марта, немало удивило меня.

Что Вы, вступя в дом свой, были особенно растроганы, этому я не удивляюсь, зная Ваше сердце, душу и любовь, какую Вы имеете к своей подруге. Но отчего и откуда напала на Якутск осторожность и неоткровенность, и в таком большом размере! Ужели лошадиный эскулап так усилился! Уж не хандра ли напала на тебя? Но впрочем, объяснимся при свидании.

Наконец получил я уведомление от Г. Обер-прокурора об определении Вашем испр. долж. Ректора. Но тут ни слова не сказано, чтобы нашей Семинарии быть на общих основаниях. И потому, если Вы будете относиться или доносить куда-либо помимо меня, то я протестую и откажусь от всякого участия по Семинарии. Если Вам будет писано от кого-нибудь касательно оной.

Счет Ваш я получил и по приезде в Якутск расплачусь.

Хорошо сделали, что не послали орлецы.

Деньги, потребные на содержание Семинарии, Вы берите из конторы только по самой необходимости тогда, когда у Вас не будет никаких денег, потому чтобы не терять напрасно процентов. И в случае, если бы у комиссионера в это время не случилось денег, то не принуждайте его занимать. Это было условие с моей стороны — можно позаимствоваться в Дух. Правлении.

Наконец и Сибирь восточная обагрилась кровью дуэлистов, и один убит, другой убил, и десятки того хотели. Первый Неклюдов, второй Беклемишев, а прочие приезжая молодежь, а быть может и постарше. Чем это кончится — узнаем дней через пять, т. е. останется ли убивший здесь на своем месте или уедет.

Граф Амурский переехал Байкал и всего вернее, сказал он, что он вернется через Якутск.

В 1-й день Пасхи мы все трое служили, первенствовал местный.

Вчера все трое были на молебне у креста и в том же порядке.

Говорят, преосвящ. Афанасий уволен из Синода, так писали ректору из Казани, и Аркадий Олонецкий якобы на покой уволен.

Хотелось бы мне в Олекме отслужить, и если будет возможность послать ко мне на встречу необходимых для сего людей, то пришлите, а время прибытия моего в Олекму Вы рассчитаете сами; в Качугу я отправлюсь около 13, в Киренске ночую ночь.

Затем скажите и сказывайте от меня поклоны нашим протоиереям, Ивану Яковлевичу и прочим более знакомым моим.

Господь с Вами, прощайте, до свидания, преданный Вам слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 18 дня. 1859. г. Иркутск.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич!

Три письма Ваши предо мною: из Неаполя, из Albano и из Рима! С одной стороны, они служат новым доказательством Вашего ко мне искреннего расположения; а с другой — укоряют меня, что я давно уже не писал Вам. Простите, Бога ради! Виноват. Я уверен, что это письмо мое застанет Вас уже в Москве, а, пожалуй, даже в Сибири, или, по крайней мере, на пути туда. Потому что теперь при Николае Николаевиче открылось не одно место по случаю несчастной дуэли, о которой Вы уже, конечно, знаете. И если только Ваши родители благословят Вас на служение в Сибири, то за местом дело не станет, а Николай Николаевич готов Вас принять, как он мне говорил в Иркутске, только нет места. Но как раз оно открылось. И ежели все это сбудется, то я надеюсь на будущий год видится с Вами, при перемещении моем из Якутска в Благовещенск. Вы мне в Ваших письмах столько интересного и любопытного сообщили о виденных Вами местах и лицах, а я, напротив, почти ничего не могу Вам сообщить такого. Скажу только, что с 26 февраля по 5 июня я путешествовал в Иркутск для рукоположения во епископа в Новоархангельск архимандрита Петра, бывшего инспектором в Иркутской семинарии, а потом ректором в Новоархангельской. Николая Николаевича мы проводили за Байкал в самый первый день Пасхи, а в день отъезда моего из Иркутска, 3 мая, получено известие от него из Кяхты, что трактат подписан и Богдыханом. В Якутске у нас перемен нет никаких, идет все по-старому. Юлий Иванович уехал на Аянский трактат. Травы и хлеба местами хороши, а местами выгорели и вымерзли. Об Иркутских переменах и новостях я не пишу Вам: Вы уже знаете все, и даже более. Николай Николаевич, при прощании, сказал мне, что всего вероятнее, что он возвратится в Иркутск через Аян. Цель же его путешествия Вы, конечно, уже знаете, т. е. решить дело о границах с Япониею и о части границы с Китаем от Уссури до моря. Ему весьма желательно, чтобы остров Сахалин весь был наш. Иначе, если южная часть будет Японская, то возможное дело, что у них выманят Англичане и сделают свои поселения. Тогда мы будем под караулом у них. Затем прощайте, до свидания! Да будет благословение Божие на Вас, на чадах Ваших и подруге Вашей.

Иннокентий, А. Камчатский

Июня 27 дня. 1859. г. Якутск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич[107]

Долгом считаю изъявить Вам мою искреннюю благодарность за Ваше усердное исполнение всех наших комиссий. Да воздаст Вам Господь за то Своею милостью! Благодарю Вас покорнейше и за подарок, или лучше сказать, приношение Ваше нашей кафедре, посланный с отцом протоиереем Хитровым. Позвольте к Вам обратиться с моею собственною просьбою: Вы, может быть, знаете, что я удостоен Высочайшей награды крестом на клобук. Но этот крест, по его драгоценности, нельзя носить всегда. И потому покорнейше прошу прислать стразовый простой крест, но сделанный прочно и, разумеется, с 4-мя по концам ушками, для прикрепления к клобуку. Крест должен быть точно такой же величины, как и подлинник, и с 15-ю стразами крупными. При сем прилагаю снимок с пожалованного мне креста. Покорнейше прошу прислать крест, как возможно поскорее, и адресовать его в Якутск на мое имя. О деньгах, какие будут следовать за крест, пришлю тотчас по получении мною креста. Затем, призываю благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь…

Имею честь быть Вашим покорнейшим слугою.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Июля 7 дня. 1859. г. Якутск.

P. S. Позвольте попросить Вас, Гаврило Матвеевич, потрудиться купить и прислать мне крестиков, какие обыкновенно носят наши православные, а именно: пять тысяч медных или томпаковых, или какой-либо композиции, но не дорогих ценою. Впрочем, чтобы изображения на них были не худы. Пятьсот крестиков серебряных небольших; сто позолоченных.

Возлюбленная моя дочь, Мати Поликсения!

Давно, давно я тебе не писал, и даже не отвечал и на последнее письмо твое, писанное тобою не знаю когда: месяца и числа нет (на котором приписала мать игуменья). Не думай, что я оттого редко пишу письма, что забываю тебя. Нет, моя возлюбленная, нет! А потому что мне или некогда, или меня дома не бывает, да и притом монахам и монахиням почти и не следует писать писем, дабы не развлекать их. Весьма я утешился тем, что ты живешь у матушки твоей игуменьи под крылышком. Дай, Господи, ей здоровья и спасения души за ее к тебе внимание и терпение. Спасибо и тебе за твое послушание и за то, что ты помнишь мои слова. Благо тебе, если ты отсекаешь свою волю и исполняешь волю матушки. Чем более ты будешь послушна ей, и чем менее будешь исполнять свою волю, какова бы она ни была, тем ближе будешь ты ко спасению. Матушке игуменье скажи от меня мой искренний поклон и благодарность за ее приписку на письме твоем. Весною я ныне был в Иркутске, для рукоположения архимандрита Петра во епископа Новоархангельского, которое и совершено 29 марта. Из Иркутска я опять возвратился в Якутск, куда и прибыл 5 июля, где и живу теперь. Здоровье мое, слава Богу, не худо. Конечно, уже не по-старому: начинает иногда то там, то сям побаливать помаленьку. Это так и должно быть, потому что я не молодею, а старею. Не удаляюсь, а приближаюсь к смерти. С Амура я давно уже не получал писем. Последнее письмо оттуда писали они от 16 января. Говорят, что будто бы почта, от них шедшая, потонула, и этому можно верить. Иначе, давно бы уже надобно получить письмо. Но слышно, что все они здоровы. Более писать не знаю что. Ты просишь меня научить тебя, как спастись. Эх, дитя мое! Я сам готов просить тебя об этом. Одно, что могу тебе сказать, и что я говорю другим и себе: молись, молись и молись — и Господь наставить на путь спасения. Затем прощай, моя возлюбленная, до свидания там, в обителях Отца Небесного! Будем этого желать, искать и достигать. Отец твой

Июля 23 дня. 1859. г. Якутск.

Возлюбленный, дорогой и уважаемый сын мой Гавриил!

Почти сейчас получил я письма от Вас через Аян с Стручковым. И прежде всего, благодарю Бога от всего моего сердца, что Вы здоровы все. Сегодня отходит почта, и я, рассчитав, что ответ мой может придти к Вам еще водяным путем через Иркутск, отвечаю на письмо твое. (Впрочем, напишу еще и от 20 августа через Аян, на случай). Конечно, нельзя сказать, что я не сетовал на Вас за то, что Вы не пишете. Но получив от Вас извинение, прощаю Вам все. Ну, каков будет теперь дом Ваш? Тепел ли? Главное. И в случае, если бы мне пришлось проводить у Вас зиму, найдется ли для меня помещение? А я думаю на будущее лето переселиться на Амур. Но об этом после. Жаль, что Вы не встретили графа. Но любопытно знать: как он Вас и тебя встретил! Не менее тебя и я радуюсь и благодарю Господа за Ваню. Слава и благодарение Ему Всеблагому! О будущей его судьбе рано еще думать. Теперь заботьтесь только о лучшем воспитании его и неослабном надзоре, дабы он не видал и не слыхал худых слов и примеров.

Радуюсь искренно и благодарю Бога и трудящихся за катехизические поучения. Жду от тебя официальных донесений об этом и обо всем.

Если Адмирал откажется от всякого участия в постройке и отоплении церквей, то примите это на счет церковных сумм и делайте, что будет возможно и по мере способов. В случае недостатка, ходите с листами по прихожанам, пренебрегая насмешки и оскорбления — делайте все, что можно, но с любовью, и тогда Господь будет с Вами и все пойдет ладно сверх чаяния.

Нечего удивляться, что Адмиралу надоела постройка церквей. Это так и должно быть. Надобно удивляться тому, что он так долго несет эту обязанность на себе, во всяком случае, нельзя на него сердиться за это, а молить Бога, да воздаст ему Господь за его старания и заботы выше его усердия.

О. Илью вместе с тобою поместить я и не думал и не думаю, Елисавета Ваша еще не являлась ко мне, и не знаю, прибыла ли она в Якутск или нет. Радуюсь о том, что Пувсин наш. Дай Бог, чтобы он был христианином не по имени только.

Относительно получения тобою жалованья Камчатских причтов: Гижигинского и даже Удского, я не могу сделать никакого распоряжения без разрешения Св. Синода. Напиши в Камчатку и Гижигу, пусть они от себя пишут в казначейство о выдаче тебе денег, сколько надобно. Но забота о снабжении церквей и причтов необходимыми припасами пока должна лежать на тебе, и неси эту тяготу, несмотря ни на какие неприятности. Что делать! Иначе, там останутся без всего. А это ляжет на нашей душе.

Ссыльных, подвергнутых эпитимии, венчать можно. Более писать ничего не имею, потому что почта еще не пришла. А здесь ничего нет стоящего внимания.

Затем прощайте, до свидания. Господь с Вами и со всеми тебе вверенными!

Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Августа 8 дня. 1859. г. Якутск.

Петру Васильевичу и г. Хитрово скажи от меня поклон. Писем от первого я не получил. На следующей почте думаю писать о Викарии Якутском,

О. отцам нашим и их семействам мое благословение и искренний поклон, занимающимся катехизическими поучениями.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[108]

В определении Святейшего Синода, Высочайше утвержденном в 11-й день января 1858 года, о новом устройстве Камчатской епархии, между прочим, в 5 пункте сказано, что Викариатство в Якутске открыть по перенесении епархиальной кафедры на Амур.

По сведениям же, мною полученным из Благовещенска, (куда по Высочайшему повелению, последовавшему в 21 день декабря минувшего года, должна быть перенесена кафедра), видно, что дом для помещения Архиерея уж начат строением и по обещанию тамошнего Губернатора, под ведением коего производится постройка, можно надеяться, что в наступающем 1860 году он будет готов. А в нем, кроме меня, удобно могут поместиться и все необходимые для меня лица.

И потому я полагал бы: в лете наступающего года переселиться мне на Амур с несколькими самыми необходимыми для меня лицами. И переселиться даже и в таком случае, если бы дом не был еще готов совсем, потому что, по настоящим обстоятельствам Якутска и Амура, мне необходимее и полезнее для службы проживать на Амуре, чем в Якутске. Ибо в первом месте народонаселение увеличивается, а с тем открываются новые нужды духовные. Сношения с соседями нашими — Манджурами и язычниками, оставшимися в наших владениях, делаются чаще, обширнее и теснее, и где потому надобно как можно скорее обратить духовное внимание, как на новопоселяющихся из России и Сибири всякого рода и всякой веры людей, так и в особенности на соседей наших. Дабы, между прочим, как я имел честь писать Вашему Сиятельству, предупредить католиков и протестантов водворением миссионеров наших между Манджурами. А для всего этого необходимо мне быть как можно ближе к местам действий. В Якутской же области, благодарение Господу, в настоящее время по всем частям Духовного управления многое из новых предположений или приведено, или приводится в исполнение и действие. Или, по крайней мере, ясно обозначено по возможности везде: что и как надобно делать, а для этого требуются уже годы, и, следовательно, это будет делом уже местного преосвященного.

В случае же, если бы дом для меня на Амуре не был готов, или в нем по причине сырости нельзя будет жить зимою, я зиму 1860 года могу провести или в том же Благовещенске на квартире, или в Николаевске, или даже в Камчатке (где я не был с 1850 года). Т. е. там, где пребывание мое будет более необходимо, и где с тем вместе будет удобнее. Только в этом случае, да и во всяком, полною обстановкою кафедры надобно помедлить, по крайней мере, до 1862 года, по той причине, что в первое время в Благовещенск помещение, особенно для семейных, будет затруднительно, если только возможно.

Конечно, для обозрения церквей на Амуре и для других распоряжений в том крае можно в будущем лете сделать и обыкновенную поездку на Амур, т. е. с возвратом к зиме опять в Якутск. Но этим можно только отдалить перенесение кафедры на Амур, и без всякой видимой причины и пользы. И притом, чтобы во время пребывания на Амуре иметь мне более времени в своем распоряжении, надобно ехать не иначе, как опять через Иркутск, как это было в 1856 и 1858 годах, и для этого находиться в отлучке от 6½ до 7 месяцев, т. е. с половины февраля до первых сентября, и проехать не менее 8000 т. верст. И потом, проживши в Якутске до половины февраля (без всякого особенного дела), опять ехать на Амур тем же путем через Иркутск.

Правда, можно съездить на Амур ближайшим путем — через Аян. Для совершения коего нужно не более, 4-хмесяцев и проехать не более 6000 т. верст. Но, не говоря о том, что этот путь несравненно труднее и что относительно прогонных денег не будет никакой выгоды, потому что за 5½ т. верст надобно платить двойные прогоны — главное неудобство то, что времени для поездки по Амуру в моем распоряжении будет не более 1½ месяцев. А этого времени при случайных плаваниях пароходов не только для обозрения всех церквей, но и для того, чтобы побывать в Благовещенске, (где мне необходимее всего быть) будет недостаточно. Более же времени я не могу иметь в своем распоряжении. Ибо с Аяна на Амур в Николаевск и при самых лучших обстоятельствах я могу быть не ранее последних июня. А к 10 августа я опять должен быть в Николаевске, чтобы к 15–20 августа прибыть в Аян. Иначе тут придется ждать зимнего пути, и для того прожить до последних ноября и без всякого дела.

Итак, судя по видимым обстоятельствам, по мнению моему, нет никакой причины откладывать переселение мое или перенесение кафедры Камчатской на Амур. Напротив того есть немало причин, и очень не маловажных, поспешить этим делом. Между прочим, и потому что и самая постройка или отделка дома Архиерейского при мне может идти скорее и лучше.

Если и Святейшему Синоду благоугодно будет утвердить это мое мнение, то в таком случае представятся или представляются два главных предмета, требующие распоряжений и безотлагательно, а именно, во-первых: избрать кандидатов во Епископа Якутского — Викария Камчатской епархии, во-вторых — назначить полный штат Камчатского епархиального управления.

Относительно последнего предмета я нужным считаю сказать, что положением полного штата Камчатского епархиального управления, как сказал и выше, можно помедлить года два и даже более, т. е. дотоле, пока будет удобнее устраивать здания Духовного Ведомства и потребные для духовных лиц. В настоящее время я считаю необходимым только: а) иметь полное, положенное штатом 1858 года, число священно- и церковнослужителей в Благовещенске, т. е. к находящимся ныне там священнику и причетнику прибавить протоиерея, диакона и двух причетников. NB. С дозволением мне, напр., в случае неудобства в помещении вместо протоиерея иметь на этом месте кого-либо из монашествующих лиц. б) Кроме 3-х лиц (положенных вышеупомянутым определением Св. Синода), желающих посвятить себя служению на миссионерском поприще, иметь при Архиерейском доме еще двух иеромонахов или вдовых священников, иеродиакона и двух послушников для отправления богослужений, с окладами, соразмерными вышеупомянутым лицам. в) Вместо полного хора певчих (чего до перенесения семинарии на Амур иметь почти невозможно) иметь пока 5–6 человек и с регентом с достаточными окладами, г) Для управления епархиею учредить в г. Благовещенске, на первый раз, Духовное правление с правами, какие имеет ныне Якутское, членами коего в числе 3–4 могут быть из наличных священнослужителей. А для делопроизводства иметь столоначальника в качестве секретаря и двух писцов с окладами и нравами, какие имеют гражданские чиновники, служащие в Благовещенске, и наконец, д) положить оклады, какие будет угодно Св. Синоду, собственно мне, оставя притом оклады 1500 р. и 228 р. 57 к. и лиц с окладами, положенные 5 и 7 пунктами упомянутого определения Св. Синода.

Такового штата духовных лиц в Благовещенске впредь до большего развития края и дел, по мнению моему, будет достаточно и для управления епархиею, и для проповеди Слова Божия. Если же Святейшему Синоду благоугодно будет единожды навсегда положить полный штат епархиального управления, то в таком случае дозволить мне восполнять число лиц оного по мере способов и возможности, и кроме того: все оклады, какие будут оставаться от неполного комплекта в соборе и Консистории, употреблять на устройство помещений для соборян и служащих в Консистории сверх той суммы, какая будет положена на этот предмет. Относительно же того, кого бы именно я думал иметь в Якутске викарием, я бы отвечал во-первых говоря вообще, что я нахожу более полезным для края иметь там преосвященного такого, который бы не имел повода думать о переводе его на епархиальную кафедру, и не мог считать себя обходимым, если он останется там и на всю жизнь, потому что Якутский край, по своим особенным обстоятельствам, требует особого изучения и для сего времени не один год. И притом, как я вижу на опыте, преосвященному самому почти необходимо знать Якутский язык, а для всего этого и при тех обязанностях и власти, какие предположены мною (в проекте инструкции, представленной Св. Синоду) дать и Якутскому преосвященному, то 3–5 и даже 10-ть лет будет недостаточно для того, чтобы принести всю пользу краю и Церкви.

Во-вторых, говоря в частности, я со своей стороны указал бы на следующих лиц:

Протоиерея Димитрия Хитрова (бывшего в Москве по делу печатания Якутских книг), если только будет возможно развязать узы, связывающие его с миром (известные Вашему Сиятельству, т. е. больная жена его). И Высокопреосвященнейший Митрополит Московский, к которому я обращался за советом по сему предмету, указывает на него первого, как это изволите, Ваше Сиятельство, усмотреть из прилагаемой при сем выписки из письма его ко мне. При настоящем положении духовных дел в Якутской области, где начинает вводиться Богослужение на туземном языке по ново и первонапечатанным книгам, и где посему неминуемо должна возникнуть национальная грамотность, и главное — где постепенно должны измениться даже и самые обычаи туземцев, особенно относительно браков, заключающихся (почти без исключения) еще по-язычески и проч., лучшего человека в архипастыри для сего края не найти, как сей человек, который опытно и основательно знает и край, и язык, и характер, и обычаи, и худую, и добрую сторону туземцев, и который всегда пользовался и доныне пользуется отличным уважением всех вообще жителей, как человек с отличными качествами, потребными для лиц Духовного сана, и который с тем вместе, конечно, никогда не может иметь никакого повода думать о перемещении его на епархиальную кафедру.

2. Красноярского протоиерея Петра Попова, который поданным ко мне прошением изъявил желание служить в Камчатской епархии где бы то ни было, и которого я предназначаю в Новоархангельск к тамошнему собору. Этот человек высоко уважаем в Красноярске за его истинно христианские и пастырские добродетели и за его скромный характер, любивое сердце и здравый и основательный ум.

3. Бывшего Охотского протоиерея Стефана Попова, который ныне служит в г. Иркутске, как человека мне вполне известного с самой лучшей стороны и по духу, и по характеру, и по уму, и в особенности по усердию его к службе. Он кроме того известен Св. Синоду переводами своими на Тунгусский язык некоторых молитв, Евангелия от Матфея и краткого Катехизиса и составлением грамматики и словаря сего языка.

Некоторою препоною, если только можно считать это препоною, к избранию его в кандидата на епископское место может представиться то, что он не кончил полный курс семинарский. Но служба в Якутске не потребует глубокой учености. Тут нужно только основательное знание христианского учения, благочестивая жизнь, ревность, благоразумие, деятельность и любовь. А он все это имеет.

4. Архимандрита Герасима, ректора Харьковской Семинарии, уроженца Иркутской епархии, которого я знал, как человека благочестивого, ревностного, деятельного и благоразумного и на которого указывает и Высокопреосвященнейший Митрополит Московский после протоиерея Хитрова. Но, во-первых, как слышно, он очень не желает служить в Якутске, и притом он, яко имеющий ученые и учебные заслуги и достоинства, будет иметь и повод, и право желать перевода на епархиальную кафедру, а потому в случае долгого оставления его в Якутске он может иногда почесть это невниманием к нему начальства. А при таком расположении духа служение его в Якутске, при всей его учености, не принесет всей пользы, а во-вторых, в бытность мою в С.-Петербурге в Св. Синоде дважды был подаваем голос разными лицами к избранию его в кандидаты во епископа на Кавказ и в Новоархангельск, и в оба раза двое из постоянных членов Св. Синода не соглашались на избрание его …

Указав на лица, которых я с своей стороны нахожу способными к служению в Якутске в сане епископском (и кроме которых я никого не знаю такого, который бы с большим для него и для службы удобством мог занять скромный жребий служения сего), и сказав об них со всею искренностью все то, что считал необходимым, я в то же время и с тою же искренностью имею честь сказать Вашему Сиятельству, что кто бы ни был избран Святейшим Синодом, на кафедру Якутскую и викарием Камчатской епархии — из указанных ли мною лиц, или кто-либо из других, мне неизвестных, я приму его, как брата и сослужителя, без предпочтения и дальнего рассуждения со всею искреннею братскою любовью, как посланного от Самого Великого Пастыреначальника. Ибо и Якутская паства есть Его тяжание, Его звание, Его стадо. А я только служитель Его недостойный, или сказать правильнее — ленивый и лукавый наемник.

Затем позвольте, Ваше Сиятельство, изложить мне и другие мои мнения касательно последнего предмета.

а) Если жребий служения в Якутске падет на одного из трех первых лиц, то я со своей стороны нахожу более удобным во многих отношениях — хиротонии быть в Иркутске. В этом случае и прогонных денег для избранного потребуется менее, т. е. только с места до Иркутска и оттуда в Якутск. Что же касается до меня, то особенных прогонов для меня не потребуется, потому что я и без этого случая должен буду ехать через Иркутск как ближайшим, по денежному расчету, путем до Благовещенска.

б) Преосвященному Новоархангельскому Петру не было отпущено никакой суммы на подъем. И за то я назначил выдать ему половинный оклад получаемого мною жалованья, со дня прекращения ему окладов ректорских и до прибытия его в Ситху, т. е. с 25 февраля по 15 сентября (а после того он будет получать полный оклад); с будущим Якутским преосвященным я не могу поделиться своим жалованьем (настоятельским). И потому я полагал бы выдать ему сверх прогонных и на подъем от 400 до 600 рублей серебром.

в) В случае избрания в кандидаты протоиерея Хитрова, исправляющего должность ректора Новоархангельской Семинарии, находящейся в Якутске, я полагал бы, управление Семинарией, впредь до перенесения оной на Амур, предоставить ему же с полною ответственностью по оной (это не помешает его прочим обязанностям). Придав ему в качестве помощника ректору протоиерея Запольского или кого другого по усмотрению и соглашению нашему с ним. И ректорское жалованье производить обоим.

г) В случае, если избран будет архимандрит Герасим или кто-либо другой из Российских, то необходимо так распорядиться, чтобы он прибыл в Иркутск не позже первых марта. Дабы я мог иметь достаточно времени для свиданий и собеседований наших с ними.

Наконец, во всяком случае честь имею покорнейше просить Ваше Сиятельство приказать поспешить решением этого дела так, чтобы я мог получить ответ на эту мою бумагу не позже первых января и, если не официальный, то, по крайней мере, партикулярный. Для чего ответ сей должен быть отправлен ко мне не позже 10 ноября. Иначе я напрасно могу потерять время на прожитие в Иркутске для ожидания летнего пути через Байкал и, следовательно, прибыть на Амур не ранее июля.

При сем прилагаю, на случай, послужные списки о первых трех кандидатах и отзыв протоиерея Хитрова[109].

О последнем же, списка представить не могу за неимением оного.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 21 дня.1859. г. Якутск.

По поводу избрания викариев в Якутск, приводим выписку из письма Филарета, Митрополита Московского, от 5 июня 1859 года к преосвящ. Иннокентию:

… Вы желаете, чтобы я разделил Вашу заботу о назначении кандидатов в викария. Если бы не было препятствия со стороны супружества назначить протоиерея, бывшего в Москве. Не нужно было бы искать другого. Но трудно отстранить это препятствие. Для сего надобно, чтобы супруга его изъявила согласие отделиться от него и остаться где-нибудь в монастыре. Но по роду ее болезни не представляется возможным получить ее согласие. Другим средством Отделения могло бы быть объявление врачей о неизлечимости ее; но и сей способ сомнителен.

Что касается до архимандрита Герасима, я давно думал, что Вы имеете на него виды. И недоумевал, когда, казалось, Вы перестали обращать на него внимание. Не так давно в проезде его через Москву я говорил с ним и, между прочим, почему не благоволит к нему покойный Преосвященный…. Вообще, и в сие время, как и в прежние встречи я находил Архимандрита Герасима благорасположенным… Посему, если бы я был при избрании, то не затруднился бы подать голос в пользу Герасима.

Относительно протоиерея Иркутского, мне неизвестного, мне можно рассматривать только одно обстоятельство, что он не совершил семинарского учебного курса. Это, по моему мнению, не есть препятствие для Вас (хотя и было бы некоторым препятствием в отношении к более образованным епархиям), как скоро Вы уверены, что он человек благочестивый, основательный в вере и ревностный к доброму делу. С подлинным верно. Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![110]

Воздав возможное благодарение Господу вместе с моею паствою Якутскою за то, что наконец Он благоволил, дабы и на их языке славилось имя Его и провозглашалось слово спасения во храмах Якутской области, долгом считаю и имею честь принести искреннейшую, усерднейшую благодарность и Вашему Высокопреосвященству и от себя, и от имени той же паствы моей за все, что Вы изволили сделать относительно этого дела. Без Ваших советов, наставлений и указаний оно было бы несравненно менее совершенным, а главное — нас самих более бы беспокоила мысль: так ли мы везде выразумели текст Писаний.

19-е число июля останется для Якутской области незабвенным навечно. И главноначальствующие над якутами тоэны и головы именно об этом и взошли ко мне с просьбою, т. е. исходатайствовать где следует, чтобы 19 июля посвящен был в празднике для якутов[111], потому что в этот день в первый раз была отправлена литургия на их языке. Это происходило в г. Якутске в соборе. Пред нею, по окроплении святою водою книг якутских, подносимых ко мне священниками, был отправлен мною благодарственный молебен на том же языке. И с того времени дозволено повсюду, где понятен сей язык, вводить по возможности употребление якутских книг в церквах. И во многих приходах среди якутов, где священноцерковнослужители из здешних уроженцев, отправляются уже литургии и совершаются требы.

Одним из доказательств того, что переведенное на сей язык не непонятно для желающих слышать, может служить то, что некто из почетнейших наших граждан, русский, но уроженец Якутска, после литургии говорил мне и другим, с видимо растроганным сердцем, что часы читали сегодня так хорошо, понятно и выразительно, что лучше и нельзя. И точно чтец читал, как следует. Но этого же самого чтеца, всегда читающего хорошо, несколько раз слышал наш гражданин, и несколько тысяч раз слыхал он читавших часы (он старичок и один из усерднейших к церкви), и быть не может, чтобы кто-нибудь из читавших не читал внятно и выразительно. Но видно старичок наш не понимал или худо понимал чтение по-славянски. Чтение же по-якутски он понимал с первого раза. И это его умилило. Таковые же отзывы слышаны были от многих вообще обо всем, что они слышали во время служения. И особенно понравилось весьма многим, а может быть и всем, чтение из Евангелия от Матвея главы 5 и последующих, которые читались во время причастна священником, лучше всех понимающих язык и дух его и народа. И вообще ясно видно было, что все, особенно женщины, во время службы были очень внимательны к пению и чтению — и часто клали поклоны.

Итак, слава и благодарение Господу за все!

Теперь главною заботою мне предстоит переселение мое на Амур, устройство Архиерейского там дома и проч. Но прежде, нежели я туда перееду, необходимо озаботиться и, сколько от меня зависит, решить дело о кандидатах во епископа Якутского. С этою же почтою писал я к г. Обер-прокурору письмо, представив с своей стороны в кандидаты четырех. Первым — известного Вам протоиерея Хитрова, бывшего в Москве; вторым — красноярского протоиерея Петра Попова, высокоуважаемого за его христианские и пастырские добродетели. Третьим — Иркутского протоиерея — недоучившегося, о котором я имел честь писать Вашему Высокопреосвященству, и четвертым — архимандрита Герасима, высказав о каждом из них все то, что я узнал, а о последнем и то, что дважды в Синод подаваем был голос в кандидаты на Кавказ и в Новоархангельск, и в оба раза двое из постоянных членов не соглашались на это. К письму к графу я приложил и выписку из последнего письма Вашего Высокопреосвященства ко мне, умолчав впрочем, о том, что и как Герасим говорил о покойном преосвященном своем. И затем остаюсь совершенно покойным, ни мало не заботясь и не размышляя о том, кого изберут в ректора мне. И кто бы ни был избран, всякого приму, как посланного от Самого Великого Пастыреначальника, со всею любовью, как брата, без всякого предпочтения и дальнейшего размышления.

При сем имею честь представить Вашему Высокопреосвященству выписку из письма Нушегакскаго миссионера иеромонаха Феофила (поступившего из Лавры) о некоем событии, не блестящем и не поразительном, но назидательном и для имеющих веру, любовь и преданность к Заступнице всех христиан весьма занимательном и утешительном. Стоит эта статья печати или нет — честь имею представить Вашему Высокопреосвященству на Ваше рассуждение. Но в первом случае. кажется, надобно будет слог исправить.

Я, слава Богу, здоров, и глаза мои лучше. Но начинаю прихварывать, чувствуя боль то там, то сям, но более в левом боку.

Затем, поручая себя, всю вверенную мне паству и все дела и намерения молитвам Вашего Высокопреосвященства, моего Милостивейшего Отца, имею честь быть с глубочайшим уважением и сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 22 дня. 1859. Якутск.

P. S. При случае, примите, Владыко, на себя труд сказать от меня искренний поклон Андрею Николаевичу Муравьеву и преосвященному Леониду.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[112]

Воздав должное благодарение Господу за то, что, наконец Он благоволил, дабы и на языке Якутов славилось имя Его и провозглашалось слово спасения в храмах их, долгом считаю и имею честь принести искреннейшую благодарность и Вам, Сиятельнейший Граф, за все то, что Вы изволили сделать относительно переводов якутских.

19 число июля останется для Якутской области незабвенным на веки тем, что в этот день в первый раз была отправлена литургия на якутском языке в г. Якутске в соборе. Перед нею по окроплении св. водою книг якутских, подносимых мне священниками, был отправлен мною благодарственный молебен Господу Богу на том же языке. И с того дня дозволено: повсюду, где только понятен сей язык, вводить по возможности употребление якутских книг в церквах. И во многих церквах улусных, где священно и церковнослужители из здешних уроженцев, литургия и многие требы исправляются уже на природном языке, к удовольствию и утешению слушающих.

Одним из доказательств того, что переведенное на сей язык не непонятно для желающих слышать, может служить то, что некто из почетнейших наших граждан, русский, но уроженец Якутска, после литургии говорил мне и другим с видимо растроганным сердцем, что часы чтец читал так хорошо, внятно и выразительно, что лучше и нельзя. И точно чтец читал, как следует (по-якутски). Но этого же самого чтеца, всегда читающего хорошо, слышал несколько раз наш гражданин, и несколько тысяч раз слыхал он читавших часы по-славянски (он один из усерднейших к церкви), но видно он их не понимал или плохо понимал. А из читанного в первый раз по-якутски он понял многое, и это его умилило. Подобные отзывы слышаны от многих.

Итак, слава Господу, благоволившему устроиться этому делу!

Теперь главная забота моя о переселении на Амур, о чем я и имею честь писать ныне Вашему Сиятельству. Здесь я ни слова не скажу об этом предмете, только позвольте повторить мою просьбу: поспешить этим делом, дать мне знать, хотя партикулярно, поранее, т. е. отправить ко мне письмо не позже 10 ноября. Иначе у меня может пропасть без дела целое лето.

При сем имею честь представить Вашему Сиятельству выписку из письма одного миссионера о некоем событии, не поразительному, но назидательном и для имеющих веру и любовь к Заступнице христиан весьма занимательном и утешительном[113].

С совершенным почтением, искреннею благодарностью и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 22 дня. 1859. Якутск.

Вы, конечно, удивитесь, прочитав это письмо, и, пожалуй, пожалеете о том, что я вступаюсь за себя. Но позвольте сказать Вам, что я об этом никому не писал, т. е. никого не просил о вознаграждении меня, и пишу только к Вам, представляя решение этого вполне Вашему усмотрению.

Занимаясь семинарскими делами и счетами, и выкладками сумм, ей принадлежащих, я открыл довольно важный факт, при сем прилагаемый. Взглянув на цифру 20,000 руб., самолюбие и своекорыстие мое спрашивают меня: за какую же милость я тружусь, хлопочу и стараюсь об умножении семинарских интересов? Кто мне велит, и что меня заставляет делать дело в течение 15 лет такое, которого, конечно, ни один архиерей не делает, да и из ректоров семинарий — очень редкий. А между тем, каждый из последних, после службы своей 5–6 лет, сверх жалованья получает еще и денежный награды, а ордена уж непременно, а я вот уж 15 год исправляю дело эконома и ректора, и не только деньгами и даже листом бумаги не воспользовался от семинарии. А пользу ей принес такую, какой, смею похвастать, ни один Ректор не мог бы принести. Я разумею в отношении накопления процентов. В других отношениях я не хочу и не смею равняться с ними. Я приобрел семинарии пользы 20,000 руб. сер. Это я могу сказать смело, во-первых, потому, что совершенно от меня зависело пустить семинарские деньги в оборот и не пустить. Ибо никто от меня этого не требовал. Во-первых, от меня зависело даже и всю эту прибыль обратить в свою пользу — по крайней мере, половину. А между тем было не без трудностей для меня отдать семинарские деньги в оборот Компании. Надобно было делать это осторожно, слегка и не вдруг. Потому что Компания принимает в свой капитал деньги только от тех лиц, которые служили у нее или нужны ей.

Конечно, могут сказать мне, что де и Ректор мог сделать также. Но, во-первых, он приступил бы к этому не ранее того, как когда бы накопилось у него до 10,000 руб. И он бы начал, конечно, испрашиванием разрешения у Духовно-Учебного Управления. А это потребовало бы времени 2 года, и потому он, при всем своем усердии, накопил бы не более половины. А у меня так дела велись, что можно сказать, ни дня не лежали деньги даром, т. е. не принося процентов.

И потому, говоря по всей справедливости, нисколько не было неуместным, если бы из числа 20,000 процентов дали бы мне в награду тысячу — другую — третью. Больше этого брать стыдно. А для меня это составило бы значительный расчет, особенно при теперешних моих обстоятельствах, настоящих и предстоящих на Амуре при новом обзаведении. Да притом есть и дети, и внуки.

Если бы это сделал Ректор, то, конечно, он был бы представлен к денежной награде, но кто обо мне представит. Писать самому? Как-то неловко. Да, пожалуй, почтут еще чем-нибудь неблаговидным. А еще хуже могут оставить без всякого ответа.

Писать партикулярно я не решаюсь никому.

Вам, только Вам, решился написать об этом. Ибо сердце и душа моя лежит к Вам. Обсудите хорошенько об этом деле и, если найдете возможным и удобным, то скажите об этом графу на словах, но только на словах. А если же Вы, почему бы то ни было, сочтете это неудобным, то в ту же минуту бросьте это письмо в печь — и делу конец!

Бога ради, простите меня, что я Вас утруждаю чтением такой выходки моего своекорыстия.

Затем, призывая благословение Божие на Вас, на всю Вашу домашнюю церковь и на все Ваши дела и предприятия, имею честь быть и проч.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ваше Сиятельство, Милостивый Государь![115]

Полагая, что по силе 458 статьи межевых законов, и Якутский архиерейский дом имеет право, наравне со всеми архиерейскими домами, получить от казны в свое владение известный участок земли с мельницею и рыбными ловлями. Долгом считаю обратиться к Вашему Сиятельству с покорнейшею просьбою об исходатайствовании таковой милости и Якутскому архиерейскому дому, который еще нисколько не имеет собственной своей земли (находясь в монастыре), и для которого необходимо иметь участок своей земли вблизи города, между прочим, и потому, что в летнюю жару среди города воздух бывает не совсем здоров. Почему все жители, имеющие возможность, на лето переселяются за город, на так называемые заимки. А между тем, таковая дача может быть полезна и для учеников духовных училищ тем, что в случае надобности и они могут также проводить там вакантное время и иметь на ней участок земли для своей фермы.

В настоящее время вблизи г. Якутска (верст за 5) имеется казенная оброчная статья, именуемая ытыке-кель, т. е. озеро, окруженное сенокосными и удобными для пашни и выгона скота местами, и заключающая в себе всего пространства 215½, десятин. В числе коих неудобной земли, находящейся под озерами, болотами и дорогами, и сухих песчаных мест — 126¼ десятин; 832/3 десят. мест, годных для выпуска скота, и затем годной для пашни и сенокоса только 552/3 десят. Но если к количеству удобной земли причислить и годную для выпуска скота, то и тогда лишней земли, против положенной законом архиерейскому дому, будет только 79 ⅓ десят., которая годна именно только для выпуска скота. А за десятину таковой земли город платит в казну только по 117/18 коп. серебр.

Статья сия ныне находится и по условию должна находиться в арендном содержании одного семейства до 1867 года, за которую платится в казну ежегодно оброку по 21 р. 42¼ коп. сер., т. е. не более 15½ коп за каждую десятину удобной земли.

Лучшего и удобнейшего места, как это, для архиерейского дома нет нигде вблизи города, даже и из находящихся во всегдашнем владении дач или заимок. Оно совмещает в себе с удобными землями и рыбной ловли в озере (изобилующем карасями) и, можно сказать, имеет даже и мельницу, которая впрочем, не действует и, по местным обстоятельствам здешнего края, с весьма большими издержками может быть приведена в действие и то только в летнее время. Но зато есть порядочный дом с службами, который по условию, по истечении срока, должен поступить в казну без возмездия.

И потому, не возможно ли будет, Ваше Сиятельство, исходатайствовать у кого следует, чтобы вышеозначенная статья ытык-кель была отведена Якутскому архиерейскому дому вся без всякого отделения, ибо со оделением какой-либо части упомянутой статьи, много потеряет главная статья и мало принесет пользы казне и отделенная. Да и самое озеро по ловле в нем рыбы может подвергаться спорам.

Если же не может быть отведена вся статья во владение Архиерейского дома, то нельзя ли будет излишнюю землю 79 ⅓ дес. причислить к даче Якутского монастыря, имеющего удобной земли ныне 60 десят., и которому по силе той же вышеозначенной статьи закона может быть отведено земли и более той пропорции, и который состоит под настоятельством архиерея. Но если нельзя этого, то не возможно ли будет испросить, чтобы излишняя часть выгонной земли была оставлена навсегда за архиерейским домом, со взносом в казну ежегодно той цены, какой стоит в настоящее время удобная земля, т. е. по 12 р.25 к. сер. в год за все 79⅓ дес.

И с тем вместе исходатайствовать, чтобы статья сия была отведена архиерейскому дому в непродолжительном времени, дабы не допустить до разрушения или разорения находящихся на ней строений, которые в настоящее время за смертью владельца хозяина остаются пустыми.

Что же касается до остального времени, в которое наследники владельца имеют право пользоваться всей статьей, т. е. 6 или 7 лет, то представить архиерейскому дому войти об этом в сделку с наследниками и решить по обоюдному согласию, но с тем, чтобы со времени передачи сей статьи во владение Архиерейского дома прекращено было требование оброчных денег по 21 р. 423/4 к., или требовалось бы не более вышеозначенных12 р. 25 к. сер.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 13 дня. 1859. г. Якутск.

Ваше Превосходительство, Милостивый Государь, Андрей Николаевич!

Давно уже я не получал от Вас писем, но давно и сам не писал Вам. Первое говорю я отнюдь не в упрек Вам — нет! У Вас есть с кем беседовать и кроме меня, но во извещение, что я не получал от Вас писем давно уже. Последнее же сказал я с тем, чтобы и Вы знали, что я давно не писал к Вам, а не писал потому, что нечего было писать, да и теперь не имею ничего интересного сообщить Вам, кроме того, что с 19 июля у нас начались кое-где отправляться литургии на якутском языке. Но это Вы уже знаете и помимо меня.

Из Америки я ничего особенного к сведению не получал, кроме случая спасения мальчика в Нушегаке. Но это Вы уже тоже знаете. Поздно также писать мне и о том, что я от 21 августа представил кандидатов во епископа Якутского, потому что Вы, конечно, знаете уже и то, кто именно назначен во епископа. И мне остается только присовокупить к сему, что я здоров и в наступающее лето думаю переселиться на Амур в Благовещенск. Итак, изволите видеть, что нисколько не интересно для Вас письмо мое. Но я и пишу его не с тем, чтобы заинтересовать Вас чем-нибудь своим, но хочу вызвать Вас на труд сообщить мне кой-какие сведенья, для меня очень интересные.

Об увольнении Сербиновича и о самой причине я уже знаю. Но, кажется, нет в Св. Синоде и почтеннейшего Юзефовича. По крайней мере, я давно уже не вижу его подписи. Мне весьма интересно знать Ваше мнение о заграничной книжке о состоянии нашего духовенства. Что Вы изволите сказать о ней, и что говорили о ней власти наши? А правды в ней очень много.

Я знаю, что требовали от ректоров и от Преосвященных мнений касательно воспитания духовенства. От меня не требовали, вероятно потому, что мое мнение уже у них. Скажите, пожалуйста, что думают и что придумали доброго, и кто особенно занят этими думами? И что на вышеозначенный требования отвечал Владыка наш, если только требовали и от него? Никто ничего мне не пишет о наших духовных новостях, да и некому. Зять мой далеко, да и где ему знать? Только на Вас вся моя надежда в этом отношении. Сделайте милость, сообщите, что знаете. Что и как крестьянское дело?

Графа Амурского мы ждем в Якутск при возвращении его из Японии. Но теряем надежду. Следовательно, и самые наши новости до нас дойдут не скоро.

Призывая на Вас благословение Божие и взаимно поручая себя молитвам Вашим и благорасположению, имею честь быть с душевною преданностью и искреннею любовью

Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 17 дня. 1859. г. Якутск.

Милостивый Государь, Гаврило Матвеевич!

Посланные Вами вещи, означенные в счете Вашем от 12 сентября, как-то: крестики серебряные и медные, тесьму, ленты и два креста на клобук, мною получены в Якутске 3-го ноября в целости и сохранности. О чем Вас уведомляю и при сем досылаю Вам следующие по означенному счету деньги, 181 р. 75 к., с присовокуплением к ним 4 р. 25 к. от отца протоиерея Д. Хитрова, а всего — 186 р. сер. За труды же Ваши по комиссии моей свидетельствую Вам искреннюю мою благодарность. Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь.

Имею честь быть Вашим, Милостивого Государя, вседоброжелательным слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 7 дня. 1859. г. Якутск.

P. S. Вам следуют еще деньги 120 р. 83 к. за икону, отправленную в Камчатку. Об уплате их я сделал свое распоряжение. Но ни ответа, ни денег еще не получали. Позвольте Вас попросить этот долг не считать лично за мною, и в случае смерти моей, прошу Вас требовать его не с моих наследников, а от Камчатского Петропавловского собора, в который поступила та икона.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич!

На два письма Ваши (от 15 июля и от 26 августа), отвечаю Вам благодарностью, искреннею благодарностью за память Вашу обо мне. Последнее письмо Вы писали мне в день моего рождения (не понимаю, как Вы это узнали). А это письмо я пишу Вам в день тезоименитства Вашей маменьки и Вашей сестрицы. Примите мое сердечное поздравление с именинницами, и прошу им передать мое искреннее желание всяких благ, а паче всего — спасения души. Благодарю Вас и за поздравление меня с царскою наградою, которою я очень доволен, ибо она и приличнее, и виднее, и красивее, чем орден, а главное — выгоднее для кармана. Вместо того чтобы заплатить 180 р., я получаю вещь, стоящую по кабинетной цене 1409 р. Жду со дня на день известия о том, куда Вы поступаете на службу. Приезжайте, приезжайте, пожалуйста, к нам в Сибирь, туда или сюда. Ужели же Вы будете все ждать графа нашего? А он приедет к Вам, как он мне пишет от 15 сентября, только на будущее лето, с тем, чтобы ехать на минеральные воды. Не помню, писал ли я Вам, что в наступающем лете я думаю переселиться на Амур, в свой Благовещенск; впрочем, пока еще только думаю, — ибо решения об этом я еще не получил из Св. Синода. С тем вместе будет и решение вопроса, когда и кому быть викарием моим в Якутске. Дела Амурской компании начинаются что-то неудачно. Кругосветные корабли ее пришли на Амур только в сентябре, а ждали их в июне, и первое из них, «Иннокентий», разбилось в Де-Кастри. Это было 8 сентября. Тут же стояли и другие суда. Но все отстоялись. Моряки говорят, что оно разбилось потому, что стало не на месте. Но спрашивается: почему же помощник капитана над портом, бывший в декабре, не предупредил капитана разбившегося судна, пришедшего в первый раз, что он стоит не на месте? Плохо наши моряки помогают нашим купцам…. Кроме этого, у компании сгорела баржа с грузом, плывя по Амуру, и главное: А. В. Белоголовой отказывается служить в компании, по нелепости распоряжений главного их правления, а Геннадий Иванович[116] еще лучше сделал: написал Н. В. Буссе, чтобы он надсматривал не только за приказчиками, но и за самим А. В. Белоголовым. После этого кто же у них будет служить? А жаль, очень жаль особенно нам, приамурцам, что так плохо начинаются дела нашей компании. Все это доказывает, что мы, Русские, ничего еще не умеем делать — нам надобно начать с азов, а между тем толчек, данный преобразователем России, отуманил наши головы, и мы думаем, что мы уже звезды хватаем. Но довольно об этом! Прощайте, Господь с Вами и со всею Вашею домашнею церковью.

Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 24 дня. 1859. г. Якутск.

Ваше Сиятельство!

Прежде всего, позвольте поздравить Вас с возвращением (и, надеюсь, благополучным) в Иркутск.

Письмо Вашего Сиятельства ко мне из Николаевска от 15 сентября, а мною полученное 17 ноября, весьма обрадовало нас (т. е. меня и Юлия Ивановича) тем, что Вы благополучно возвратились из Вашего морского путешествия. И тем приятнее было получить оное, что с этой стороны, т. е. с Аяна, мы уже не ждали ничего от Вас. Но слова Ваши в письме Вашем, что Вас зовут минеральные воды — заставили нас призадуматься, а Юлий Ив. и в самом почерке Вашем видит признаки возвращения прежней Вашей болезни. Что вы намерены ехать в Петербург, это естественно и необходимо по многим причинам и обстоятельствам. Но что, если Вы уже не возвратитесь к нам? Что тогда будет с Амуром? И что с нами, приамурцами? Тогда, как видно, дело о границах не кончено, и новые Амбани, соседи наши, смотрят на нас и на Амурское дело иначе. По крайней мере, до нас доходят слухи об этом очень неутешительные.

Но я надеюсь, что Господь, по благоизволению Коего Вы начали Амурское дело, возвратит Вас к нам, или устроит все по Вашему желанию.

Приношу мою благодарность Вашему Сиятельству за поздравление и за самое исходатайствование мне Монаршей награды, которою я очень доволен. Она та самая, которую я желал. Она, по-моему, и приличнее, и виднее, и красивее, чем орден. А между тем, и выгоднее для моего кармана (ибо я не только не плачу 180 руб., но еще получил вещь, стоящую 1409 руб. сер.), а главное менее будет завистников.

Кстати не могу не пожалеть, что Гаврилу моему, несмотря на Ваше сильное ходатайство, отказали в пенсионе, на который, признаться, и он, и я рассчитывали. Но видно так надобно быть этому.

Ваше Сиятельство изволите говорить: когда мы опять увидимся? Это очень просто и скоро может быть. Даже, быть может, Вы уже и знаете, что я в марте опять буду в Иркутске. Потому что я еще в августе писал в Св. Синод о намерении моем в наступающем лете переселиться на Амур и представил кандидатов во епископа Якутского. И потому я вполне надеюсь, что я еще буду иметь честь лично засвидетельствовать Вашему Сиятельству мое искреннейшее и глубочайшее почтение и переговорить об Амурских делах и обстоятельствах.

В настоящее же время я желал бы только знать распоряжение Вашего Сиятельства: сколько, и куда именно потребуются священники в будущем лете? Я же со своей стороны давно уже писал в Св. Синод и просил, чтобы на будущий 1860 год была сделана ассигновка жалованья и прочих окладов на все 19 Амурских причтов, определенных прежними положениями оного. Желающих же ехать на Амур из духовенства очень много во всех концах России, нет почти ни одной почты, которая бы не привозила мне 2–8 прошения таковых искателей переселения. И потому позвольте попросить Ваше Сиятельство уведомить меня поскорее: куда именно будут нужны священники в будущем лете. Впрочем, Н. В. Буссе давно уже просил меня прислать священника в Кумару даже зимою. Но я распорядился так, что Кумарцев будут посещать соседние священники. А в исходе января или в феврале туда приедет Наш Якутский миссионер протоиерей Запольский, во второй раз отправившийся по Алдану через Зюкзюр на р. Зею для посещения обитающих там наших Тунгусов. И ему велено по исполнении своих обязанностей между ими, выехать на Кумару и там жить до лета или до ожидания меня и исправлять все обязанности приходского священника.

Как жаль, особенно нам, приамурцам, что дела нашей Амурской компании начинаются очень неудачно! И Бог знает, что будет с нею? Даже устоит ли она при таких неудачах и таких распоряжениях! Впрочем, да будет воля Божия во всем!

Затем усердно призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела, начинания и намерения, имею честь быть с глубоким уважением и искреннейшею преданностью Вашего Сиятельства покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 25 дня. 1858. г. Якутск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич.

Не знаю, дополучили ли Вы следующие Вам деньги за икону, посланную Вами в Камчатку (и которою, скажу мимоходом, пребывающие в Николаевске на Амуре чиновники остались очень довольны)? Но чтобы скорее разделаться с Вами по сему предмету и не быть у Вас в долгу, при сем препровождаю Вам следующие Вам по счету Вашему (14 янв. 1859 г.) деньги, 120 руб. 83 коп., с приложением искренней благодарности за труды и обождание денег. О получении денег прошу меня уведомить. В случае же, если следующие Вам за икону деньги Вами уже получены от кого-либо помимо меня, частью или все, то покорнейше прошу деньги сии (все или частью) отправить от имени своего прямо в Камчатку, в Петропавловский порт, на имя тамошнего благочинного, священника Георгия Ивановича Логинова, с прописанием всех обстоятельств, и не оставить и меня своим уведомлением. Призываю на Вас благословение Божие, имею честь быть с совершенным почтением и преданностью Вам, Милостивого Государя, Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Декабря 23 дня. 1859.

Якутск.

P. S. Письмо на имя мое прошу адресовать в Иркутск: купцу Николаю Егоровичу Черных, для передачи мне.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вот я и опять в Иркутске. Сюда прибыл я 29 февраля вечером, и вот уже совершилось и наречение во Епископа Якутского Иеромонаха Павла. А послезавтра, т. е. 6 марта, предположено совершить и хиротонию. Следовательно, можно надеяться, что новый и первый Епископ Якутский к Пасхе прибудет в Якутск, ибо не предвидится никаких причин удерживать его здесь в Иркутске далее 15 марта. Распорядитесь о встрече его. Судя по моей езде, он, выехав из Иркутска15марта, к 29 и даже к 28-му может быть в Олекме. Ибо он нигде, кроме Мачи, останавливаться не имеет надобности. Въезду в город Якутск приноровите быть или в четвертом после обедни, или лучше в субботу пред вечернею. Но отнюдь не в пятницу великую. Часы в субботу могут быть отправлены в 9 часов. Между 10 и 2 часом может быть въезд и встреча. Последнее должно быть в Соборе, куда должны собраться все священно- и церковнослужители. При входе преосвященного в Собор его должны встретить на крыльце протоиерей без епитрахили и церковный староста. По входе в Собор ему подадут на обычном месте мантию. Ключарь или соборный священник поднесет ему крест. Протодьякон с дьяконами с кадилами и трикириями, и дикириями станут на своем месте. А священники все до одного будут стоять в ризах на местах, где обыкновенно стоят священники при встрече Архиерея, прибывшего к служению.

Выезжая на встречу Владыке, не берите с собою никаких различных вещей, кроме стихарей для трех певчих, потому что все это будет у Владыки.

Преосвященный, поцеловав крест, положит его на блюдо, держимое ключарем, и абие священницы поклонятся Архиерею, пойдут к Алтарю и, не доходя до амвона или солеи, станут по обе стороны. Певчие должны петь «Не рыдай мене Мати», начав тогда, когда Преосвященный положит крест на блюдо, и будут петь дотоле, пока он не приложится прежде к плащанице, потом к иконам при Царских вратах и храмовым, которые должны лежать на налоях по обе стороны Царских врат. Преосвященный, приложившись к ним, обратится к народу, и певчие тотчас должны перестать петь.

По окончательном обычном благословении народа, священники должны подходить под благословение к Преосвященному и, получив оное, проходят в Алтарь и потом разоблачаются и тотчас же выходят из Алтаря без риз и епитрахилей для провождения Преосвященного до кареты, в которую он сядет в мантии и с жезлом и поедет в монастырь, где также должны его встретить казначей с поддьяконом у кареты, а наместник с братиею в церкви. Вход в церковь и прочее должно быть так же, как и в Соборе. По благословении Преосвященным братии и других он в мантии с жезлом пойдет в свои кельи провождающими его братиями в мантиях.

По входе в кельи, он зайдет в домовую церковь. И там, приложившись к плащанице и иконам, пройдет в кельи и там совлачится, и казначей поведет его в гостиную и попросить садиться на приготовленное место.

Вечерню Преосвященный может слушать или в домовой церкви, или в монастырской.

Утреню и Литургию, и потом вечерню он будет отправлять непременно в Соборе. А затем все прочее будет зависеть уже от воли его.

Я думаю, что не лишнее будет, если он тотчас по уходе народа, из его келий, или после вечерни съездит к Губернатору с визитом.

Ну, удружили Вы мне попом! Хорошо, что я узнал его еще вовремя. Я еще на первой станции заметил, что у него глаза пьяные, но я полагал, что это тем и кончится. Потом я тоже заметил на Маче, и последнее я ему заметил с любовью и с убеждением не пить водки.

В Анге я заметил, что он опять не трезв; но он служил всенощную безошибочно и читал Евангелие (даже) очень хорошо.

Но в Манзурне он выказал себя: каков он пьяный. Несмотря ни на чьи убеждения, ни на то, что я нахожусь в том же доме и могу все слышать, он изволил кричать на кого-то очень повелительно, и проч. проч. проч.

Я решился возвратить его вспять и не жалею. Потому что он, как мне сказывали, там, вместо того, чтобы служить в церкви, пьет и спит.

Итак, вот еще новый экземпляр монастырской коллекции.

Что-то наш о. Масюков? Но об этом довольно.

О новом Владыке Вашем я могу сказать теперь только то, что он решительно ничего хмельного не пьет и не пил никогда, даже и пива пивал мало. Смеяться он, кажется, совсем не умеет, в пище он невзыскателен, словом сказать, монах. Но к делам, кажется, он не скоро привыкнет, и потому в первое время все управление паствою и делами должно большею частью пасть на Вас, и я благодарю Бога, что Вы, а не другой кто будет руководителем Вашего Владыки, ибо я вполне уверен, что Вы не злоупотребите его доверенностью Вам, — и все, что будет хорошо или худо в управлении Вашем, я прямо буду приписывать именно Вам, т. е. тебе, мой возлюбленный о Господе!

Но вот что считаю нужным сказать Вам: хот Вы и Хитров, но хитрить не мастер, у Вас все на лице написано: и весьма часто, что на уме, то и на языке. И от того не знающему Вас иногда ответы Ваши, или обращение Ваше могут показаться неучтивостию, а для подозрительного, пожалуй, и хуже еще. И потому зарубите себе на нос: никогда при других не говорить ничего против мнений Владыки, и оказывать ему вежливость. А в служениях, не делать косвенных поклонов (что нередко у Вас бывает), дабы не подать никому ни малейшего повода, что Вы руководите Владыку, да и наедине будьте осторожны, дабы как-нибудь не подать повода Владыке думать, что Вы хотите править им. И даже при вызове с его стороны быть вполне откровенным, старайтесь передавать Ваши мысли и замечания в виде позолоченных пилюль — но sat sapienti!.

Знаю, что не совсем иногда будет легко Вам поступать так: но зато, не скажу более — Вы меня будете одолжать, радовать и утешать.

Но — довольно пока. Надобно написать что-нибудь и другим.

Прощайте, но не смею сказать до свидания, хотя и искренно желаю (ибо мысль — быть Вам вторым — еще более укрепляется во мне).

Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

О. Инспектору мое благословение и искренний привет. Хотел было написать многим из Якутских моих знакомых, но едва успел написать кое-что Юлию Ивановичу, посетители не дали времени, и потому поручаю Вам передать мой поклон всем, начиная с о. Евсевия. На будущей почте постараюсь исполнить это мое желание.

Марта 4 дня. 1860 г. вечер. Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Димитрий.

В последнем письме моем я сказал Вам, когда предположена быть хиротония, т. е. 6 марта, она так и была. После того была обычная трапеза в доме архиерейском, гости были только духовные и 2–3 купца, а из чиновников ни одного.

С 7 числа я начал передавать новому Владыке, или, сказать прямее, учить его служению по чиновнику и давать наставления разные.

9 числа он служил Литургию Златоустого в домовой церкви. Завтра (12) он опять будет служить там же. А в воскресенье (13) мы предполагаем служить с ним вместе в Соборе, а 15-го он отправится в свой град.

Я в последнем письме моем говорил, что все, что будет хорошо или худо по управлению Вашей Епархии, я отнесу именно к тебе. То же повторяю и теперь.

Я Преосвященному Павлу сказал и еще скажу, чтобы он впредь, пока не узнает людей и край, вполне верил только Вам, и слушался бы Ваших советов. Итак, видите, что бремя управления Якутскою паствою не миновало Вас. Оно, в сущности, ложится на Вас первого. Я вполне уверен, что Вы оправдаете таковую доверенность его, а более мою.

Но сделайте милость, передавайте Ваши советы Владыке как можно осторожнее и незаметнее другими Вашими сослуживцами, иначе может возродиться недоверчивость со всех сторон.

Владыка Ваш решительно ступить не умеет, — ни где, ни куда. Он чистый Павел препростой, и потому Вам придется ему подсказывать даже в самых простейших действиях служебных.

С первого раза пусть подъдьянит Доримедонт и, так сказать, учит Владыку — как и где стоять, куда идти и что, и как делать. Но научите его, чтобы он это делал как можно незаметнее от народа (от своих скрыть все невозможно).

А Вы учите его: как обращаться с Волостями Якутскими, когда ездить к Губернатору, о каких предметах писать, не переговоривши — впрочем, мой совет — всегда переговорить прежде с Губернатором, а потом уже писать ему.

Познакомьте его с почетными нашими, я ему говорил, чтобы при первых визитах он взял Вас с собою.

Кажется, придется Вам писать и самые бумаги официальные. Он, кажется, никогда и никому не писал ничего, словом сказать, Вам приходится заняться управлением паствы, церквами и делами в обе руки, и, может быть, надолго.

Уменья, ревности, усердия и искренности у Вас хватит, только бы хватило сноровки — не выказывать себя. А при Вашем характере это для Вас подвиг и немалый, будете убо мудры и целы…

Еще одно: не пересужайте никогда и другим не давайте пересуживать его действия — но sat sapienti.

Первое и главнейшее дело предстоит Вам вводить постепенно богослужение на Якутском языке, второе — усиливать Катехизические поучения, третье — определить места для посещения причтов при часовнях. Это поручите о. Никите, и четвертое — решите окончательно дело о церковных старостах.

11 Марта. Вечер.

Опять пришлось торопиться заканчивать письмо и опять не удалось мне написать всем Якутским моим, кроме Ив. Яков., и потому прошу Вас при развозе визитов в Пасху передавать и от меня поклон и благословение.

Владыка Ваш через час отправляется восвояси.

Все, что нужно было и что я считал более необходимым я передал ему и последнее с повторением, которого, как я заметил, нередко он требует. Примите это к сведению и потому о предметах необходимых Вы повторяйте ему в одно и то же время. И потом так или иначе узнавайте, понял ли он.

Затем прощайте, мой возлюбенный о Господе! Заклинаю тебя Богом и Господом не употребить в свою пользу, а тем менее во зло мою тебе доверенность и доверенность того, кого Вы должны руководить.

Прощай, Господь с тобою!

Благословение мое учащим и учащимся и служащим на Якутском языке. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 15 дня. 1860. г. Иркутск

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий.

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 2 марта.

Вы поместили учеников в Архиерейских келиях и учеников лучших. Первое хорошо, а последнее еще лучше. Но не сыро ли будет! Велите топить подольше, даже и летом протапливать, дабы не заводилось сырости.

Но ведь нельзя же иметь квартирантов даром. Сообразите с городскими квартирантами: что бы стоило Семинарии, если бы нанимать квартиры для 20 человек в частном доме. Если нужно будет, то спросите о том и Думу и представьте мне о том.

О перестройке Богородской церкви я не совсем согласен с строителями. Я не понимаю, почему о. Евсевию не совсем приятно, что о. Александр принял на себя заботу о построении придельного храма и проч… Мне помнится, что и сам он указывал на него. Что же касается до инструкции, то я не вижу со своей стороны в том надобности, а в чем встретится затруднение — можно представить Преосвященному.

Книги Якутские и Алеутские послать г. Корфу не ранее, как Вы получите от о. И. Гомзякова с Аяна книги на Кадьякском языке, и когда получите последние книги, то, приложив к ним и Тунгусских по паре или по одной — отправляйте с Богом — прямо в Публичную Библиотеку от имени моего.

Марью Леонтьевну поздравьте от меня с дочерью.

Ерумнозов, пишет ко мне Свербеев, уже священником, и тоже останавливался за прогонами.

После последнего письма моего к Вам нового ничего не произошло. Одно, что, быть может, будет кому-нибудь интересно знать, то: А. В. Белоголовой возвратился с Амура вчера и довольно здоровым и думает опять ехать туда же.

Ваш инспектор (не видящий) пишет мне о своем житье и состоянии здоровья жены своей и проч. и просить продолжать ему выдачу денег на прислугу и освещение. Я согласен. Но нужно с Вашей стороны представление или от него официальные бумаги. Присылайте скорее то или другое — и он будет удовлетворен. Скажите ему от меня поклон и благословение. О племяннике же его Суханове я теперь ничего не могу сказать.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, пребуду с любовью к Вам

Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 18 дня. 1860. г. Иркутск.

Христос Воскресе!

Прошу Вас, о. п. Димитрий, прилагаемые при сем письма раздать по принадлежности.

Тем же лицам, коим нет писем, как-то Алексею Максимовичу, Ивану Михайловичу, Атаману и другим объявите от меня искренний поклон и благословение, а Авдотье Васильевне, кроме того, и благодарность за приготовленные ею для меня сушеные щи.

Я полагаю, что почта к Вам придет в первый день Пасхи вечером. И потому большую часть писем Вам придется раздавать лично вместе с праздничными визитами. Не забудьте еще сказать от меня поклон Петру Максимовичу и А. М. Свиридову, обоим с приложением благодарности за их одолжения.

Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными!

Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 19 дня. 1860 г.

Иркутск.

Любезные, милые, дорогие дети мои! Ганя и Катя!

Давно я от Вас не имею письма. Но зато я имею живое письмо — слушаю рассказы Андрея Васильевича, прибывшего сюда, кажется, 17 вечером, и который опять собирается к Вам. Здоровье его, слава Богу, очень в хорошем состоянии.

Он много рассказал мне о Вас утешительного и приятного. Слава Богу, и Вам спасибо.

О себе скажу, что я с 21 марта по 29 был нездоров и очень серьезно, и именно от того, что я застудил ноги дорогою из Якутска, и постоянно простужал их, так что наконец от этого сделалась рожа на лице моем, которая рассталась со мною только 30-го, и кроме того постигла меня лихорадка. Но слава Богу! Все минуется, и надеюсь в первый день Пасхи участвовать в церк. торжестве, только не там, где я располагал, т. е. не в Верхнеудинске, а в Иркутске.

В Иркутск приехал я накануне 5 марта; 6 ч. совершена хиротония преосвященного Епископа Павла, а я предполагал 26 марта отправиться из Иркутска и Пасху проводить в Верхнеудинске. Но вышло иначе и, конечно, все к лучшему, а именно, во-первых: если бы простуда ног моих не разразилась вышеозначенными болезнями, то я, отправясь из Иркутска в назначенное время при переезде через Байкал, опять бы дрожал, как это было в оба раза. И тогда я мог бы сильно поплатиться. Итак, слава и благодарение Богу за все!

На вопрос, когда я выеду из Иркутска, я не могу ответить решительно. Хотелось бы выехать в последние дни праздника. Но, во всяком случае, постараюсь переехать Байкал еще по льду, который ныне очень толст.

Не могу сказать и того, когда я поплыву по Амуру, быть может, задержит меня катер, строящийся для меня в Шилкинск. заводе. Скажу только, что я по ночам не поплыву, и буду останавливаться в каждой деревне. В Благовещенске, конечно, я побуду подольше, а когда буду к Вам, и где я проведу зиму, ничего не могу сказать. Быть может, в Благовещенске, или у Вас и, быть может, даже и в Камчатке.

Затем призываю благословение Божие на Вас и на чад Ваших, остаюсь здоров и со всею моею любовью к Вам

Отец Ваш Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 31 дня. 1860 г.

Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вот уже больше двух недель прошло, как отправился к Вам Ваш Владыка Якутский, и, следовательно, больше двух недель, как у Вас начался более или менее новый порядок во многом. Дай Бог, чтобы только было все к лучшему.

Вот уже и великий Четверток. А я все еще не выхожу и не выезжаю после болезни моей, бывшей следствием простуды ног.

С самого отбытия моего из Якутска у меня начали зябнуть ноги, и как я их не кутал, ночью почти каждый раз зябли. По прибытии моем в Ангу, я, хотя их отогревал, но не прогревал, как следует. По прибытии моем в Иркутск в первые дни я забыл о них, хотя и чувствовал иногда по вечерам озноб. Но я это приписывал воздуху. На 13-е же число марта я во время всенощной, стоя в домовой церкви Преосвященного, окончательно простудил их, так что назавтра меня бросило в озноб, перехватило голос и сделался насморк, который продолжался всю неделю. Но я все это приписывал внешнему воздуху. 20 числа я был на обеде у Г. Хаминова, а перед тем у обедни в соборе, не снимая калош, думая этим предохраниться от простуды. Но этим самым, т. е. не снимая калош ни на улице, ни в доме, я еще больше застудил ноги, и вследствие этого в понедельник 21 у меня показалась на лице рожа; во вторник она усилилась. Но после бывшего ночью пота я в теле чувствовал бодрость, только не было никакого аппетита с самого понедельника.

И поэтому я в среду поутру занимался несколько письмом, сидя на обычном месте у окошка и без калош. Но через 2 или 2½ часа я почувствовал в себе лихорадку, которая знобила меня более 3 часов.

Потом я согрелся, вспотел и опять стал бодрее утром в четверток. Но рожа моя бросилась на голову. Однако же я опять сел на прежнее место и занимался более 2½, часов, тоже без калош в одних сенаторских сапогах, к которым ноги у меня уже привыкли, и вследствие этой неосторожности меня опять посетила лихорадка, и знобило ровно пять часов — стали ноги зябнуть, даже как будто мерзнуть, и рожа на голове производила боль. Я старался согреть ноги одеялом и проч., но не мог. Наконец принужден был натереть их ромом и обуть в унты. И лишь только я это сделал, как тотчас же ноги мои стали согреваться, а с тем вместе показался небольшой пот по телу, и болезнь на голове вдруг ослабела. Тут-то я догадался, что все это происходило со мною от простуды ног. Прогрелись ноги, пошел пот, и рожа стала ослабевать.

Доктор, чтобы произвести более испарину, дал мне потогонное лекарство, и я пятницу и субботу сильно потел, к вечеру в субботу появился у меня аппетит и пошло все лучше и лучше. Вчера на 30 марта рожа совсем прошла, и язык сделался довольно чист. Но пот все-таки возбуждается и очень скоро. Завтра думаю сходить в баню и, если не будет хуже, то в первый день Пасхи думаю поучаствовать в торжестве.

Вопрос, когда же я поеду за Байкал. Не знаю еще, а желательно переехать еще по льду. Свита моя давно уже в Верхнеудинске, а я сам — третей остаюсь еще здесь.

Вчера я сверх всякого ожидания получил указ, вследствие которого и посылаю Вам предписание мое. Спасибо графу за такую милость, какой я не ожидал. О 2–3 тысячах я мечтал и то только мечтал, а о 5 т. мне и в голову не приходило. Можно полагать, что это сделалось не без участия г. Поленова. Дай Бог ему здоровья.

В упомянутом указе наша семинария названа Камчатскою, и это справедливо. Потому что теперь Камчатская Епархия имеет полное штатное управление, равное с другими епархиями, следовательно, и семинарии следует называться Камчатскою.

И я уже и начал называть ее так, но с прибавлением Новоархангельской. Начинайте теперь и Вы, где можно, прививать новое прозвище и вводить мало-помалу название Камчатской.

Прочитавши Ваш рапорт о Гермогенове, мне вот что пришло в голову. Представлять теперь о нем Св. Синоду, мне кажется, рано. Ибо за 1000 руб. кроме благословения ничего не может быть. Не согласится ли он помедлить представлением. А между тем, не даст ли ему Бог возможности и желания исправить капитально одну из Покровских церквей, тогда можно бы было представлять его смело к медали. Напишите мне, сколько Вам ныне будет нужно денег на содержание семинарии. А между тем в августе пишите в Главное Правление о высылке Вам денег, разумеется, круглым числом.

Ныне я никому не пишу писем в Якутск и потому прошу Вас сказать от меня поклоны всем, начиная с Владыки и Губернатора.

Вчера я получил Якутскую почту, заключающуюся в одном письме Ив. Яковлевича, которому и прошу объявить мою благодарность за его письмо и память обо мне.

Скажите в Д. Правление, чтобы мне прислали ведомости или расписания о жалованье духовенству Камчатской Епархии на сей 1860 год, если они получат.

Вы, может быть, будете затрудняться относительно требования прогонов свите моей — не зная, кого куда причислить. Дьякона Ухватова причислить на протодьяконское место (по новому штату), Н. Верещагина на дьяконское, Гаврила моего на иподьяаконское, а Егора и Покровского просто на причетнические места к Амурским церквям.

О. Ерумнозова нет еще в Иркутске, нет даже и того причетника, который определен был Синодом на Амур, не явился еще и иеромонах Евлампий, готовящийся миссионером к Манджурам.

Затем прощайте, до свидания, Господь с Вами со всеми, Вам вверенными.

Остаюсь в неизменном к Вам благорасположении Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 2 дня день въезда Вашего Владыки в Якутск.

1860 г.

Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вот Вам и История исправленная и дозволение напечатать ее! И, следовательно, Вот Вам еще новые хлопоты и новый труд!

Я бы со своей стороны полагал лучше напечатать Историю славянскими буквами, если только можно будет достать таковые буквы.

Если же встретятся к тому препятствия, неудобопреодолимые, то можно печатать и гражданскими буквами, разумеется, с дополнением якутских букв.

Деньги, потребные на это, употребить, разумеется, те, кои собираются на напечатание Якутских книг.

Чтобы о. Димитриана долго не держать в Якутске для рассматривания перевода, пошлите ему домой. Пусть он там хорошенько исправит.

Наконец я решаюсь ехать из Иркутска и думаю отправиться завтра, т. е. 9 апреля.

Нового и интересного нет ничего ни в Иркутске, ни из России.

И теперь я никому не пишу в Якутск и до тех пор, пока не получу писем из Якутска, не буду писать.

Потрудитесь передать от меня поклоны всем, кого увидите, начиная с Владыки Вашего.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, остаюсь с прежним расположением к Вам, Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий. А. Камчатский.

Апреля 8 дня. 1860. Иркутск.

P. S. Если о. Никита в Якутске уже, то нечего и читать это письмо, а прямо изорвите.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вчера Отец Никита отправился на пароходе в Аян, и с ним отправил письма, в числе коих и Вам. На всякий же случай я пишу Вам еще и сегодня, именно для того, чтобы Вы, Якутские, знали, куда девался с Амура о. Никита.

Он пошел на пароходе — Америка, т. е. самом лучшем из всех пароходов, здесь находящихся. Но о капитане парохода надобно сказать совсем противное, хотя ему и дан человек опытный и знающий. Но он может и не послушаться его, а от этого пароход может где-нибудь и засесть на зиму, если не хуже еще.

Пароход должен зайти прежде в Удское, т. е. не в самое селение, которое отстоит от устья реки Уди в 90 верстах, но подойти к устью и сдать груз для тамошних жителей. Рейд[117] же там, надобно прибавить, очень не завидный. И притом прежде, нежели пароход пойдет в Удское, ему надобно выйти из лимана. На что он употреблял времени в 1856 году около 5, а в 1858 около 6 дней.

Из Удского он должен идти в Аян, и потом в Охотск. Очень бы я рад был, если бы это письмо до Вас дошло гораздо позже прибытия о. Никиты к Вам, потому что, при благополучном и удачном плавании парохода, он к 30 числу августа непременно должен быть в Аяне, даже к 26-му, а из Аяна в 8–10 дней быть в Якутске.

Прошу передать от меня поклоны: Вашему Владыке, Юлию Ивановичу, Ивану Яковлевичу и М. Матвеевичу (всем им я писал с о. Никитою), Николаю Федоровичу и всем прочим.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, имею честь быть Вашим вседоброжелательным слугою

Иннокентий, Архиеп. Камчатский.

Апреля 20 дня. 1860.

Николаевск.

На случай скажу о себе. Я решился ехать в Камчатку, и зимою проехать по Камчатке, Гижигинским и Охотским округами и в последних февраля прибыть к Вам. Прошу усугубить Ваши молитвы обо мне.

Сиятельнейший Граф![118]

Пред отбытием моим из Иркутска на Амур я имел счастье получить Указ Св. Синода, из коего видно, что Государь Император Высочайше соизволил выдать мне в пособие, при обзаведении на Амуре, 5000 руб. сереб. из экономических сумм Камчатской Семинарии.

Здесь нет места вопросу: кому именно я обязан первою мыслию об исходатайствовании и самом назначении мне такой великой, нечаемой и незаслуженной мною милости.

Вам, Сиятельнейший Граф, Вашему благорасположению ко мне обязан я всем этим и премногим другим.

И потому поставляю себе непременным долгом и от полноты сердца моего имею честь принести Вашему Сиятельству мою искреннейшую и глубочайшую благодарность за таковое Ваше милостивейшее внимание, которое всегда было и пребудет для меня весьма драгоценно, и которое много ободряет и поощряет меня на моем поприще служения.

При сем случае считаю не излишним сообщить Вашему Сиятельству нечто о себе.

По отбытии из Иркутска нового епископа Якутского к месту своего назначения 15 марта, я намеревался отправиться на Амур 26 марта. Но небывалая у меня и довольно серьезная болезнь, происшедшая от простуды ног, удержала меня в Иркутске до 9 апреля. 10 числа я благополучно переехал через Байкал. С 12 по 19-е проживал в Верхнеудинске; а в настоящее время живу в Нерчинске в ожидании удобного пути по реке Шилке.

И думаю, что около 12 мая я буду иметь возможность отправиться к новому месту своего будущего пребывания в Благовещенске. А оттуда далее по Амуру до самого устья, а если здоровье мое позволит, то и в Камчатку.

С совершенным почтением и искреннейшею преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Мая 4 дня1860. г. Нерчинск.

P. S. Позвольте напомнить Вашему Сиятельству о моих книжках, у Вас оставленных мною в 1858 году (Приписка карандашом).

Возлюбленный мой о Господе Отец, Протоиерей Димитрий!

Я вполне уверен, что Вы и все Якутские желаете знать кое-что обо мне. Писать же ко всем невозможно. И потому поручаю Вам сказать тем, кто спросит обо мне, что я из Якутска выехал 9 апреля, закусывал на фабрике и ночевал в Листвитинском. Назавтра благополучно переехал Байкал при тихой погоде, в Посольском монастыре ночевал, отправился далее (на тарантасе). В Троицком монастыре также ночевал, и уже 12 час. Приехал в Верхнеудинск, где я, прожил до 19 числа.

Квартиру имел у Курбатовой. Знакомый наш Александр Андреянович и все его домашние здоровы.

Здесь я опять был нездоров, и не выезжал никуда дня три. Следствие той же рожи показалось у меня на щеке и голове небольшою опухолью на первой и болью с краснотою на коже головы. Первое к 17-му числу прошло. А последнее не совсем. Даже и сейчас я чувствую на коже головы боль. Вероятно, к ненастью, или от бани.

17 числа я служил в Верхнеудинском Соборе. И это останется надолго в памяти горожан, потому что, от большого стечения народа, в нижнем этаже церкви лопнула связь во время моления (служба была в верхнем).

19 числа отправился из Верхнеудинска, 21 прибыл в Читу, где и прожил сверх расчета моего до 25, проживая на хлебах и квартире у о. Протоиерея Ильинского. Причина долгого здесь пребывания та же, т. е. боль на коже головы.

26 приехал я в Нерчинск, где и нахожусь поныне. Здесь я нашел нашего знакомого М. Е. Капарина, у которого остановилась и доныне пребывает моя свита; а я сам живу у А. А. Зинзинова.

Завтра думаю ехать в Сретенск, где готовится для меня катер. До 3 дня мая в реках вода была чрезвычайно мала, так что и старики не помнят. Но с того дня прибыла, и из Читы плывут баржи и плоты.

Долго ли я пробуду в Сретенске, не знаю. Но думаю, что около 12 числа я буду иметь возможность плыть далее.

Потрудитесь сказать от меня искренний-сердечный поклон всем, начиная от первых и до последних.

Члены свиты моей все здоровешеньки. И я всем здоров. Только кожа на голове напоминает о себе, особенно, когда сниму с головы шапочку.

Здесь в Нерчинске доктора нет, посоветоваться не с кем. Но мне кажется, что эта боль долго будет у меня — если только не навсегда.

Граф Амурский наверное воротится в Сибирь в июне.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, остаюсь с прежним моим к Вам расположением Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 5 дня.1860 г. Нерчинск.

Постарайтесь отправить в Аян посылаемый мною ныне пакет как можно скорее.

Ваше Превосходительство, Возлюбленнейший о Господе и высокоуважаемый мною Михаил Семенович![119]

Приношу Вам мою искреннейшую благодарность за Вашу любовь ко мне недостойному.

По милости и заботливости Вашей я имею прекрасный и поместительный катер, на котором я приплыл в г. Благовещенск 24 мая благополучно и преспокойно, при катере я получил и вельбот со всеми принадлежностями: лодку же Манджурскую я не взял. Потому что я нашел возможность поместиться на одном катере.

Путешествие мое доселе, по милости Божией, было благополучно и спокойно. Только в Верхнеудинске я дня три хворал тою же болезнью, что и в Иркутске. Но гораздо в меньшей мере, и это случилось после бани, и кажется, что эта болезнь не скоро расстанется со мною. Ибо и теперь я чувствую кое-что на лице.

Письмо Ваше от 18 апреля я получил еще в Чите, где я прожил три дня, в то же время получил я письмо и от Н. Д. Свербеева (посланное с тем же г. Бюцовым), который довольно подробно пишет мне и о своих делах, которые он при протекции В. К. Елены Павловны и Графа нашего устроил весьма хорошо и скоро, и о положении Николая Николаевича нашего, и об отношениях его к Петербургским вельможам.

Теперь позвольте мне сказать Вам кое-что о здешнем крае.

Отделение Приморской области от Иркутского Генерал-губернаторства дело весьма полезное — об этом и говорить нечего. Но с тем вместе необходимо, по крайней мере, года на 3–4, т. е. пока на Амуре будет свой хлеб, предоставить приморскому начальству искать хлеба для всей своей области, в том числе и для Камчатки из других источников, и, конечно, всего вернее доставить из Финляндии кругосветным путем, потому что необходимо, весьма необходимо, дать отдохнуть Забайкальской области, находящейся в напряженном состоянии по выражению Завалишина (с которым я не виделся). И сохрани Бог, если там будет неурожай…

Плывя по Амуру, я приставал к каждой станице, начиная с Покровской, и везде, кроме одного бедного Амазира, видел большие огороды, засаженные и засаживаемые картофелем и другими овощами, и везде говорили мне, что ныне посеяли хлеба более прежнего. Сам я видеть пашен не мог. Они всегда почти вдали от селения, и везде говорили мне, что прошедшего года урожаи хлеба и овощей (кроме капусты) были отлично хороши, особенно картофелю, который родится повсюду отлично хорошо. Капусту же поедают черви или бухарки.

И потому можно надеяться, что если засуха не повредит хлеба, то осенью много снимется своего хлеба, особенно в Албазине, где и прошедший год питались своим хлебом, и даже снабжали Тунгусов.

Никто нигде, кроме Амазира, не жаловался на местность в отношении плодородия и помещения, кроме того только, что в Албазине телята родятся голые и с зобами. Далее родятся только с зобами, а еще далее только одни овцы родятся с зобами, а телята все здоровы. Близ же Благовещенска и в самом Благовещенске нет зобов, только овцы слепнут.

Станицы почти все устроены довольно хорошо, выключая тех, кои начались устраиваться в прошедшем году. У них нет еще ни дворов, ни амбаров.

Жалобу свою изъявляли казаки только на один разгон лошадей. Но и это с умножением станций и лошадей исправится, без всякого сомнения.

И потому можно надеяться, что когда Вы поедете осматривать Амурскую область, найдете изобилие во всем, по крайней мере, полный достаток. Только бы дал Бог здоровья жителям и благовременных дождей полям. Инеев здесь бояться нечего, и прошедшей осени, весьма ранней по-здешнему, первые инеи пали в половине сентября, а в предпрошедших годах они падали в исходе сентября.

В нескольких станицах пред Благовещенском и в самом Благовещенске жаловались на засуху. Но 24 и 27 были порядочные дожди, по крайней мере, в последнем месте.

Видел я и строящийся для меня дом. Но при осмотре оного мы порешили быть ему только одноэтажным. А вместо второго этажа построить флигель (на будущее лето). И потому можно надеяться, что к осени дом мой будет совсем готов.

Почты с верху еще нет. Вероятно, ветра задерживают. И потому мы здесь не имеем никаких сведений ни политических, ни о Николае Николаевиче, кроме тех, кои Вы мне сообщили. Да, вот уже неделя, как я здесь. А с верху никого нет еще. Вероятно, тоже за ветрами или маловодием.

В следующее воскресенье, т. е. 5 июня, предполагаем совершить освящение храма приходского (а не соборного) во имя Свят. Николая, очень прилично устроенного. Бог послал сюда живописца очень и очень порядочного по искусству, так что есть надежда, что он напишет иконы для всех Амурских церквей, и при том иконы будут стоить очень дешево. Слава Богу!

Я здесь намереваюсь пробыть до 10 июня. И потом думаю отправиться на низ до самого Николаевска, а где буду зимовать, и сам не знаю.

Более писать ничего не имею — но не могу повторить еще того же, чем начал мое письмо, т. е. не могу не изъявить и не изъявлять Вам моей искреннейшей благодарности за Вашу любовь ко мне: да воздаст Вам Господь за то своею милостью!

И позвольте повторить еще о необходимости предоставить Приморскому начальству искать хлеба из других источников, по крайней мере, для Николаевска и Камчатки. Иначе, и при изобильном урожаев Забайкалье, хлеба будет недостаточно на Амуре при умножающемся числе переселенцев. Доставать хлеба из Финляндии дело будет уже не новое. Р. Американская Компания доставала, и очень за сходную цену. И притом вспомните, что сплавы наши по Амуру не всегда достигают своего назначения…

Позвольте попросить Вас — поблагодарить от моего имени г. Будогосского за подаренные им мне карты. Мне крайне совестно, что мне не удалось лично побывать у него.

По всей Вероятности, я не увижусь лично с Графом нашим нынешнего лета, а если он не останется более году в Сибири, то мне не видаться с ним никогда, и потому позвольте попросить Вас засвидетельствовать ему от меня глубочайшее почтение. Писать же ему я буду уже из Николаевска, т. е. по обозрении мною всех церквей.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела, намерения и желания, имею честь быть с полным уважением и искреннею преданностью Вашего Превосходительства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Мая 30 дня. 1860 г. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 31 марта я получил в Благовещенске 24 мая, тотчас по прибытии моем сюда, значит, оно пришло сюда еще до меня.

Поздравляю Вас и всех Якутских и Якутов с Новым Владыкою! Утешительно для меня слышать такой отзыв о нем, какой Вы делаете. Слава и благодарение Богу за все! Значит, скоро меня забудут Якутские, и хорошо, я этого и желаю, лишь бы только не забывали в молитвах своих — это мое всегдашнее и постоянное желание, т. е. я желаю, чтобы никто никогда обо мне не говорил ни худого, ни доброго. Ибо то и другое для меня больно, первое потому, что оно колет и душу, и сердце по своей природе. А другое колет потому, что доброе мое совсем не таково, каким его представляют, а если оно иногда и точно походит на истинно доброе, то оно не мое, а чужое… Одного желаю и об одном прошу, чтобы не забывали меня в молитвах своих.

Вчера пришла почта опять, но от Вас из Якутска ни одного письма: это как и должно быть по причине распутицы, и даже едва ли от Вас будут письма и на следующей почте, имеющей придти 14–15 июня! Следовательно, я получу от Вас письмо уже не ранее половины июля.

Весьма любопытно знать о всех Ваших обстоятельствах, последовавших и имеющих последовать по прибытии нового Владыки, а также и об отношениях его к другим и других к нему…. etc… etc… etc…

Я, слава Богу, здоров, только бывшая болезнь на лице дает себя чувствовать, особенно после бани, щекотанием на щеке.

Вам уже известно, где и как я провел время за Байкалом, т. е. в Верхнеудинске жил я неделю, в Чите 3 дня у о. прот. Симеона, в Нерчинске 10 дней, в Сретенске 3 дня; о том, как плыли по Амуру и что видели, расскажет или напишет Вам о. Никита.

Всем Якутским моим знакомым скажите от меня поклон. Прощайте, до свидания, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 31 дня. 1860 г.

Благовещенск.

Относительно постройки придельного храма у Богородицы я писал Владыке Вашему.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вчера я получил почту и с устья и с верху Амура, в числе бумаг оказались и от Вас, а в числе простых писем — от Ив. Я. Шилова, П. Ф. Павленкова, А. Я. Шестакова и от Л. Ф. Титова, и завтра отправляется почта и вещи вверх, а между тем надобно еще хлопотать о деньгах и пробежать газеты, потому, что после завтра думаем отправиться вниз по Амуру. И потому я не имею времени теперь писать всем.

Письмо Ваше от 16 апреля с описанием Ваших входов и исходов, визитаций служебных и праздничных и проч. и проч. Меня на первый раз очень утешает, тем более, что и Владыка Ваш, как видно, тобою доволен. Отвечать же подробно на письмо Ваше некогда.

Прошу Вас объявить мой поклон Вашему Владыке, вышепоименованным лицам, Юлию Ивановичу с семейством и всем прочим, и окажите им, между прочим, что войны с Китаем у нас не будет, да и не думали заводить, а только Манджуры собирают войска для устрашения нас, дабы мы отказались от заселения на Уссури. Но по последним сведениям на Уссури все хорошо.

Затем прощайте, до свидания! Господь с Вами, и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательвый слуга Иннокентий, А. Камчатский

Июня 14 дня. 1860 г.

Благовещенск.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[120]

Получив штат Камчатского архиерейского дома и всего управления, Высочайше утвержденный в 16 день ноября минувшего года, и не получая доныне никакого особого дополнения к нему, ни ассигнования сумм, положенных по определению Св. Синода, Высочайше утвержденному в 11 день января 1858 года, на письмо водителя, писца и проч. и на жалованье членам Братства, я не вижу никакой возможности принимать желающих служить в Благовещенске ни при соборе, ни при консистории, ни даже при домовой моей церкви, потому что оклады жалованья, положенные по упомянутому штату соборянам и особенно имеющим служить при архиерейском доме совершенно недостаточны. И притом, не говоря уже сравнительно с гражданскими чинами, они гораздо менее и тех окладов, какие ныне производятся служащим на Амуре священно- и церковнослужителям, так например: ключарю собора положен оклад 120 р. 3 к., а причетники на Амуре получают ныне 121 р. 20 к.

А при таких окладах, очевидно, что никто даже из посредственных людей по доброй воле не изъявит желания служить в Благовещенске ни при соборе, ни даже при консистории, выключая отчасти певчих и писцов.

Конечно, при тех средствах, какие имеются теперь, можно иметь в Благовещенске столько священно- и церковнослужителей, сколько необходимо для отправления священнослужений архиерейских, а особливо, если будут отпускаться оклады, положенные определением Св. Синода (изложенным в Указе от 20 ноября 1858 года), протоиерею, диакону и причетникам. Но чтобы открыть консисторию и начать в ней делопроизводство, надобно, сверх находящегося ныне в Благовещенске священника, иметь еще не менее 5 священников, потому что один из них постоянно должен быть в разъездах по отдаленным селениям, принадлежащим к соборному приходу, а другой должен быть занят исправлением треб в самом городе, имеющем жителей ныне более 3000.

И потому честь имею покорнейше просить Ваше Сиятельство, если возможно, исходатайствовать новые оклады жалованья по прилагаемому при сем проекту, если не в полном составе лиц, то, по крайней мере, с сокращением до того, чтобы возможно было в консистории иметь трех членов постоянных и одного употреблять по делам миссионерским, а иначе, очевидно, что управление епархиею должно производиться по-прежнему через Якутское духовное правление, отстоящее от епархиального архиерея за 5000 верст.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

31 июля 1860 г.

Николаевск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич.

Препровождая при сем трикирий с дикириями, панагию, Аннинскую звезду, крест и две булавки с ножницами, покорнейше прошу Вас приказать исправить их, как возможно получше и попрочнее: и по исправлении возвратить их ко мне в г. Благовещенск, что на Амуре. Следующие же за исправление деньги покорнейше прошу получить от г-жи Ложечниковой, которой и передать прилагаемое при сем письмо мое. Затем, призываю благословение Божие на Вас, имею честь быть с искренним почтением Вам, Милостивого Государя, вседоброжелательным слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 5 дня. 1860. Николаевск.

Мир и благословение тебе, мой возлюбленный о Господе О. Протоиерей Димитрий.

Целых три письма Ваши предо мною от 30 апреля, 14 мая и от 27 мая, начинаю по порядку отвечать Вам на них.

Болезнь моя, бывшая у меня в Иркутске, не оставляет меня. Когда было тепло, я не чувствовал никаких признаков ее; а вот вчера стало похолоднее. И по лицу моему стало, как бы щекотать. Жаль будет, если Сновидов помрет. Но, да будет воля Божия во всем!

Радуюсь, что Владыка Ваш принялся со всею ревностно за приведение во исполнение наших намерений касательно Богослужения на Якутском языке. Значит, года через два везде будут отправлять службы и требы на местном языке.

Досадно и жаль, что диакон Черных не оправдал сделанного ему доверия. Я думаю, не столько он тут виноват, сколько бабье, и хорошо, что скоро открылось.

О принятии Компаниею наших денег семинарских буду писать.

О принятии Владыкою на себя дела постройки церкви Богородской я писал ему уже давно.

Не худо Вы вздумали купить старый дом на снос, но едва ли 300 руб. отделаетесь. Впрочем, все же будет выгодно для казны, ибо я думаю семинарию строить в Благовещенске каменную, следовательно, в Якутске семинария пробудет не менее еще 4 лет.

К первому письму Вы приложили еще цедулку с просьбою о Вашем племяше, дабы оставить его учителем. Я совершенно согласен с этим. Вы сами знаете, какого мнения я о нем. Пока довольно! Иду к обедне.

10 августа.

На письмо второе. Для меня непонятно: отчего же не состоялись торги на монастырский остров, когда объявление послано было еще при мне. О. наместник точно младенец по делам административным да и другим подобным. Хорошо, что порешили дело одним годом.

Не понимаю, какое нужно от меня разрешение в отношении финансов для построения Богородской церкви!

Ай да дьякон Черный! Как быть, таки Вам залез в карман. Он — или страшный неряха — или сидит под башмаком у баб. Но плутом он быть не может. Плуты начинают воровать с маленького. Матвею Матвеевичу скажите — издалека — что представление о нем будет непременно, но не прежде, как кончится постройка церкви.

На третье письмо: бумага о Гермогенове возвращена в Д. правление официально. Радуюсь, что работа при Богородской церкви идет успешно. Но о снятии сводов, пусть и не думают. Это может подействовать даже и на холодную церковь. Скажите доброе слово и от меня Доримедонту, если он точно обучал знанию учеников по-якутски. Вы говорите, что Вы живете неразлучно с своими скорбями. Значит Вы на настоящем пути. Дай, Господи, только Вам терпения.

Теперь буду говорить кое-что о себе и кое о чем.

Я решился ехать в Камчатку и зимою — по Камчатке через Гижигу, Охотск и следовательно через Якутск. И это потому, что зимовать я в своем доме не могу, хотя он и будет готов, да и надобно непременно побывать в Камчатке. Думал было сходить в Петропавловск с возвратом. Но не на чем было. У казны пропасть судов всяких, но порядка нет, много распорядителей.

Ну! слава Богу! наконец о. Никита отправляется восвояси, т. е. в Аян, и у меня как гора с плеч!

При настоящем случае посылается Вам бумага об определении о. Никиты наставником или учителем. Я написал в скобках (или пока в училище) для того, чтобы не затруднить Вас в случае, если не будет места в семинарии. Потому что без особых причин нет надобности вымещать занимающих должности. Впрочем, мне кажется, лучше будет для Вас и для племяши Вашего, если Вы определите вместо его в семинарию о. Никиту, а того в училище. Иначе могут подумать и говорить, Бог знает, что!

Николаю Федоровичу и Лаврентию Федоровичу, сегодняшнему имениннику, мой искренний поклон. А если и Апол. Александрович находится еще в Якутске, то ему. Ну, пока довольно.

Прилагаю Вам при сем дивную бумагу, которую бросить жаль и исполнит нельзя. Покажите Вашему Владыке и сделайте, что заблагорассудите. Но не оставляйте без внимания.

Только что хотел запаковывать письма в Якутск, как увидали идущий Амур и на нем получена почта, в числе оной и письмо от Вас, писанное 11 июня. Не много в нем нового, но и не мало — по содержанию.

Приятно слышать, что Владыка Ваш настоятельно приводит в действие предположение о введении Богослужения на туземном языке. Но неприятно мне слышать, что о. Донской взялся не за свое дело и тем обесславил себя. Казалось, что он не способен на такие вещи. Выходки о. Евсевия меня немало огорчают. Если Владыка Ваш, хотя сколько-нибудь изъявит неудовольствие на него, то я его почетным образом отстраню от благочиннической должности. Ныне приедут к Вам студенты Иркутские. Что Вы будете делать с ними! Но позаботьтесь, чтобы они не оставались без какой-либо должности, хотя даже пономарской.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, остаюсь с прежним к Вам расположением Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Августа 12 дня. 1860.

Николаевск.

Милостивый Государь, Николай Димитриевич.

Много, даже вокруг я виноват пред Вами в том, что не отвечал на последние Ваши письма — от 1 января, 17 февраля и 21 марта. Первые два получены мною в Иркутске, а последнее в Благовещенске — новой моей резиденции. А отвечать на них пришлось из Николаевска, где я живу уже с 14 июля, в ожидании случая отправиться в Камчатку с тем, чтобы зимою проехаться по всей Камчатке и через Гижигу и Охотск выехать в Якутск. Искренно поздравляю Вас с приобретением хорошего имения, со вступлением в службу и с надеждою получить желаемое место. Не могу не радоваться всему этому, но не могу и не посетовать, что Вы не будете в нашей Сибири. Но, с другой стороны, и хорошо Вы сделали, что не поехали к нам. В Иркутске теперь совсем не то, что было при Вас[121]…. Одно мне только очень и очень жаль, а именно: бедный Новогородов, торговавший в Удском, по сию пору страдает, дошел до нищеты и от меня остался болен. Дело его признают напрасным, но не решают, кажется, потому, что не знают, с кого взыскать прогоны, истраченные на кучу следователей. И уж, конечно, он никогда не поправится, а по-человечески судя, конечно, он не благословляет Вас. А Вы были обмануты. Всему причиною подторговцы Якуты. Они настроили Тунгусов, им нужно было только удалить русских торговцев из Удского, и они успели. И зато они теперь богачи. Так что Павлов сделал пожертвований разных более пятнадцати тысяч руб. сер., другой деньги отправлял в банк. Словом сказать, Удская торговля теперь в руках Якутов, и они богатеют, но лучше ли Тунгусам — Бог весть!

Отвечать подробно на Ваши письма было бы очень долго. И потому скажу одним словом — слава Богу за все то, что у нас в России и лично у Вас есть хорошего! И избави, Господи, Россию, и в частности Вас и все Ваше доброе семейство, от всяких бед и зол! Теперь скажу Вам кое-что о себе и об Амуре. С Якутском я распростился 10 февраля с тем, чтобы переселиться в новое мое место — в Благовещенск. 29 марта приехал в Иркутск, 6 марта был при хиротонии бывшего Красноярского протоиерея Петра Попова, а в монашестве Павла, во епископа Якутского, викария Камчатской епархии, который с 31 марта находится уже на своем месте, и теперь Якутская область имеет своего Архиерея. Итак, у меня теперь два викария: в Ситхе Петр, а в Якутске Павел. С 18 марта по 1 апреля я в Иркутске хворал: была рожа на лице и на половине головы, и хотя излечился, но признаки или следствия этой болезни чувствую и ныне изредка. 10 апреля я выехал из Иркутска, 5 мая прибыл в Сретенск, где и пробыл до 11-го в ожидании катера. Жил я долго в Верхнеудинске (где, между прочим, виделся часто с нашим общим добрейшим знакомым А. А. Третьяковым) и в Нерчинске. 24 мая прибыл я в свой Благовещенск, где прожил я до 16 июня, а потом поплыл вниз и 14 июля прибыл в Николаевск. Плывя по Амуру, я приставал ко всякому селению или ко всякой станице, в том числе и Свербеевой (которую Вы, без сомнения, наградите иконою в имеющую строиться там часовню. Если Вы успеете прислать икону ранее закладки часовни, то часовня будет называться Дмитриевскою, потому что Вы, конечно, икону пришлете Вашего Ангела) — и, между прочим, смотрел житье-бытье поселенцев. Живут мало-мальски. Все говорят единогласно, что все, что они сеяли прошлого года, родилось очень хорошо. Но только сеяли мало. Ныне же, говорят, посеяли по 3 десятины на семью. И потому, если будет урожай, хотя средний, то верхние поселенцы, и даже до Катерино-Никольской, будут сыты своими произведениями. На почву, местность и климат никто не жаловался. Жаловались на проезды курьеров. Но ныне, наверно, не будут жаловаться, потому что число станиц увеличено и лошадей подбавлено. Пароходов на Амуре много. Одних казенных 6, кроме Шилки и Аргуни. Четыре из них, мелкосидящие, привезены в июне и уже все готовы. Два уже ушли на верх, частных пароходов 2, третий на стапене. Частные пароходы уже были вверху, и опять ушли. Сплавы идут плохо, впрочем, сегодня пришло несколько барж с хлебом и ждут еще. Казакевич едет в Иркутск и в Питер. В Благовещенске для меня строится дом, не малый — к осени можно будет переходить в него. Строится же он не в самом Благовещенске, но при реке Зее, в расстоянии 4½верст, на месте очень хорошем. В Николаевске теперь до 350 домов, в числе коих есть очень хорошие. И в Благовещенске не мало домов, но там затрудняет лес и — страхования военные: так что неизвестно, почему Манчжурцы привели к Айгуну монголов, говорят, до двадцати тысяч; боятся вторжения нашего в Айгун, которыми их наши стращают при каждом случае.

У сына моего Гавриила, который Вам низко кланяется, теперь уже два сына. Я его перевожу в Благовещенск. Ну, кажется, обо всем я сказал Вам. Но, конечно, не все, — всего не пересказать. Затем призываю на Вас и на всех Вам близких благословение Божие.

Вашим родным от меня искренний поклон. Выбросите, пожалуйста, из головы и памяти мысль о переводе меня в Россию. Нет, нет и нет, — не хочу и не буду. Иннокентий, А. Камчатский.

Августа 23 дня. 1860 г. Николаевск.

Сиятельнейший Граф. Милостивый Государь![122]

Имея намерение отправиться вначале сентября в Камчатку (откуда я могу возвратиться в Благовещенск не ранее августа наступающего года), долгом считаю, на случай могущих быть справок, довести до сведения Вашего Сиятельства, что я еще и по сие время не получил никаких разрешений или уведомлений на нижеследующие мои отношения, донесения и представления.

a) На донесение мое Св. Синоду от 3 октября 1858 года за № 803, с представлением проекта инструкции Епископу Новоархангельскому, викарию Камчатской епархии.

b) На представление мое Вашему Сиятельству от 16 октября 1858 года за № 809, о награждении орденом бывшего ректора Новоархангельской семинарии, протоиерея Петра Литвинцева, который вновь изъявляет желание послужить еще на поприще миссионерском, и которому я ныне же предлагаю таковое место в Николаевске.

c) На представление мое Св. Синоду за № 813, о награждении палицею Камчатского благочинного, священника Георгия Логинова, при производстве его в протоиереи, что имеет последовать ныне же вскоре по прибытии моем в Петропавловск.

d) На представление мое Св. Синоду от 22 января 1859 года за № 850, касательно порядка выдачи жалованья причтам Камчатской епархии.

е) На отношение мое г. исправляющему должность Обер-прокурора от 25 июля 1859 года за № 881, с испрашиванием разрешения о разделе 1500 р., отпускаемых мне вместо угодий, и о прочем по сему.

f) На отношение мое ему же за № 882, об исходатайствовании милости Св. Синода пожалованием денег на достройку монастырских келий, назначаемых для архиерея.

g) На отношение мое ему же за № 908, о венчиковых суммах.

h) На отношение мое ему же от 13 октября за № 912, об исходатайствовании наделения землею якутского архиерейского дома.

i) На донесение мое Св. Синоду за № 914, о 156 рублях 28½ коп., пожертвованных американским духовенством на военные издержки.

j) На отношение мое Вашему Сиятельству от 5 января текущего года за № 923, о том, в каком количестве переслать деньги преосвященному Петру, присланные в добавок к полученным им прогонам.

k) На отношение мое Вашему же Сиятельству за № 924, с ходатайством о додаче прогонных инспектору Новоархангельской семинарии, священнику Виноградову.

i) На отношение мое Вашему Сиятельству от 31 января 1859 года за № 851, с ходатайством о выдаче пособий 14 ученикам, поступившим на службу при церквах. Хотя мною и было получено уведомление духовно-учебного управления от 29 сентября того же года за № 9921, что Св. Синод определением 12 августа, между прочим, постановил: 1344 р. 78 коп. отнести на счет сумм, назначаемых на прогоны и пособия по духовному ведомству, и отпустить их в ведение мое из Якутского областного казначейства, но до сих пор денег сих мною не получено.

Кроме того я имел честь ходатайствовать пред Св. Синодом о награждении производством пенсий:

1) в 1857 году за № 727, протоиерею Стефану Попову.

2) в 1858 году за 812, священникам: Михаилу Коллегову и Михаилу Масюкову.

3) в том же году за № 819, жене священника Лаврентия Винокурова.

4) в том же году за № 827, священнику Алекеею Логинову.

5) в 1859 году за № 917, шести священникам, служившим и служащим в Камчатке и Охотском округе. И хотя по первым трем представлениям моим, я получил некоторые указы, но окончательные решения еще не последовали ни на одно.

Доводя о сем до сведения Вашего Сиятельства, я имею честь покорнейше просить Вас, Сиятельнейший Граф, явить мне Ваше благоволение исходатайствованием просимых мною милостей представляемым мною лицам.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 23 дня. 1860 г. Николаевск.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[123]

Долгом считаю довести до сведения Вашего Сиятельства, что я, по обозрении церквей и причтов, находящихся на Амуре, имею намерение около 1-го сентября текущего года отправиться на одном из казенных судов в Камчатку, где я не был уже почти ровно 10-ть лет, и в течение зимы по-прежнему проехать по всей Камчатке и через Гижигу и Охотск прибыть в Якутск (около первых марта). Из Якутска же в Благовещенск я предполагаю отправиться не иначе, как уже по наступлении лета.

Уведомляя о сем Ваше Сиятельство, я честь имею покорнейше просить, приказать кому следует: все указы и другие бумаги, какие следуют и будут следовать мне, адресовать с сего времени и до апреля наступающего года в Якутск на имя тамошнего преосвященного Павла для передачи мне. А с апреля и в последующее затем время адресовать их уже в Благовещенск на Амуре.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 23 дня. 1860 г.

Николаевск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич.

Позвольте и еще утрудить Вас моею искреннейшею просьбою: закажите, пожалуйста, и пришлите в Якутск, на имя тамошнего преосвященного Павла, епископа Якутского, для передачи мне, нижеозначенный вещи, на приобретение коих прилагаю при сем сто рублей сер., — остальные же затем деньги, какие причтутся, тотчас вышлю по получении от Вас уведомления. При сем нужным считаю сказать, что я на зиму отправляюсь в Камчатку и около 1-го марта намереваюсь прибыть в Якутск, где проживу уже до лета. И потому, если просимый мною вещи не могут быть высланы в Якутск к половине мая или, все равно, если они не могут быть отправлены из Москвы ранее 15 марта, то прошу Вас адресовать их в Иркутск, на имя тамошнего купца Николая Егоровича Черных, для передачи мне. А желательно было бы получить их в Якутске, хотя половину. Затем, призывая на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь благословение Божие, имею честь быть с искренним почтением Ваш вседоброжеланнейший слуга Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 27 дня. 1860 г. Николаевск.

Реестр вещам, нужным преосвященному Иннокентию.

Икон финифтяных, овальной фигуры, с изображением Спасителя или Божией Матери:

25 в серебряной оправе с сразами, ц. от 2 р. 50 к. до 3 р. — сер.

25 — /- без сраз от 2 р. — до 2 р. 50 к.

50 — /- от 1 р. — до 2 р.

итого — 100.

До 1000 крестиков серебряных маленьких, грудных, без позолоты, чистой работы.

Иннокентий, А. Камчатский.

Возлюбленный мой о Господе Отец Протоиерей Димитрий.

Получив такой огромный пакет, Вы, наверно, недоумевали: что бы такое было тут! А тут просто дела и бумаги, посланные мною к Вам на сохранение до прибытия моего в Якутск, и только.

Наконец виден конец и моего пребывания в Николаевске. Хлеб сверху пришел и нагружается на судно «Манджур», на котором отправлюсь и я в Камчатку, а в который именно день отправимся — этого нельзя сказать, да и никто не скажет.

Здоровье мое не хуже прежнего. Получил, наконец, и я жалованье, на последней почте получено распоряжение из Министерства выдать мне 10 т. рублей на заведение ризницы и прочего и 5191 р. 28 к. на жалованье мне, соборянам и прочим.

Нового у нас здесь ничего нет, кроме того, что привезенные ныне в казну 4 парохода все уже готовы. Два ушли уже вверх, на третьем отправляется эта почта 1-го сентября, а 5-го числа пойдет и последний и повезет на себе г. Казакевича, военного губернатора, едущего в С.-Петербург.

Кажется, это письмо мое последнее к Вам с Амура, а когда буду писать Вам, не знаю, разве из Гижиги, а Вам заповедую писать мне о всех новостях Ваших и русских в Охотске а не далее, так, чтобы я, приехавши туда, нашел кучу Ваших писем.

Потрудитесь сказать от меня поклон Вашему Владыке, г. Губернатору, Н. Федоровичу и прочим всем моим знакомым, которых я всех помню, вспоминаю и поминаю.

Затем, призывая на Вас благословение Божие и на всех, Вам вверенных, остаюсь с прежними моими к Вам чувствами Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Августа 28 дня. 1860 г. Николаевск.

P. S. Сын о. протоиерея Бородина почти уже совсем поправился: но еще не решено, пойдет ли он в Камчатку.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![124]

Хотя я не имею ничего особенного, достойного Вашего внимания, писать Вашему Высокопреосвященству, но, отъезжая в Камчатку на долгое время, не могу не сказать Вам, хотя что-нибудь и, быть может, в последний раз… Чем старше стою, тем делаюсь трусливее. Боюсь моря, а, быть может, это и оттого, что давно уже не бывал в море.

С Якутскою паствою я расстался 10 февраля; 29 приехал в Иркутск, где и проживал до 10 апреля. Во время прожития моего в Иркутске я, как уже известно Вашему Высокопреосвященству, участвовал при наречении и хиротонии бывшего Красноярского протоиерея Петра, а в монашестве Павла, во епископа Якутского, который уже с 31 марта вступил в служение действительное. Не так случилось с преосвященным Петром Новоархангельским. Он хиротонисован 29 марта 1859. А в Ситху прибыл 8 февраля текущего года, о чем, быть может, Вы уже изволите знать и даже с большими подробностями, потому что я не получил еще его полного письма, посланного им через Калифорнию и С.-Петербург, а что мне известно, скажу тоже. Теперь буду продолжать о преосвященном Якутском.

Из бумаг, полученных мною из Якутска, видно, что он принялся за дело со всею ревностью и в особенности за введение Богослужения и требоисправления между Якутами на их языке. Довольно им и светское начальство, как это видно из письма тамошнего губернатора ко мне, где он пишет со всею откровенностью. Из писем других видно, что он живет совершенно по-монашески: решительно ничего не пьет (он никогда ничего не пивал), и ест очень мало даже в гостях, служит часто и проч. Итак, на первый раз слава Господу, пославшему в Якутскую паству именно такого пастыря, какого я желал!

Во время прожития в Якутске я хворал с 20 марта по 15 апреля и довольно серьезно. От простуды и застужения ног у меня была на лице и на половине головы летучая рожа, которой признаки и следы я чувствую по временам даже и ныне. Плавание мое по Амуру началось 11 мая и кончилось 14 июля. Я плыл на большом катере со всею моею свитою, состоявшею из 7 человек, в том числе диакон, 4 певчих и 2 келейника. В пути моем, начиная от Усть стрелки (т. е. от слияния рек Шилки и Аргуни), откуда начинается наша епархия, я приставал к каждому селению или так называемым станицам, где живут семейные казаки, входя в их духовные нужды, и, между прочим, обращал внимание на их житье-бытье. И нельзя не порадоваться тому, что я у них видел и что от них слышал. Решительно никто из них не жалуется ни на почву земли, ни на удобство местности (кроме одного селения — второго сверху), ни на климат. Везде говорили, что все, что они сеяли прошедшего года, родилось очень хорошо, особливо картофель. (Только росту капусты мешали черви и бухарки). Только сеяно было везде понемногу. Но ныне огород везде большой и хлеба, по словам жителей, посеяно по три десятины на семью. Всходы, которые мне случилось видеть, были очень хороши. Но в некоторых местах жаловались на засухи. Полагают, что если будет по верховью Амура и средний урожай, то все они будут сыты своими произведениями. Неурожаи же здесь могут быть только от засухи или других каких-либо еще неизвестных причин. Но раннего мороза быть не может, потому что и прошедшего года, когда зима наступила ранее обыкновенного — первые инеи пали 12 сентября.

Всех селений по Амуру сверху и до Хабаровки или до устья Уссури находится до 50, кроме Благовещенска, и в них до 1000 домов. Начали устраиваться селения и по р. Уссури в 25 местах на протяжении 700 верст. Сколько же именно всех жителей на Амуре и на Уссури, с точностью определить нельзя, потому что то и дело, что подселяются новые жители, но никак не менее 8000, кроме Николаевска. В Благовещенске, где в 1856 году я не видал даже кола, воткнутого твердо, теперь более 120 домов больших и малых. А о Николаевске и говорить нечего. Он смотрит уже настоящим городом, в котором более 300 домов и 2 церкви (одна при больнице).

В Благовещенске две церкви. Одна приходская освящена в нынешнее мое пребывание в нем, а другая соборная — строится еще. Отстраивается дом и для меня тоже с церковью, но не в самом городе, а в 4½ верстах от оного, на берегу реки Зеи. К осени в него можно будет перейти. В прочих местах по Амуру заложено и отстраивается 7 церквей.

Преосвященный Петр пишет мне в кратком письме своем от 14 мая, что во время пути его из Азии в Америку в минувшем октябре, все его имущество и архиерейская ризница (в числе коих были прекрасных 2 облачения, пожалованные Вашим Высокопреосвященством) потонули и частью изорваны в мелкие тряпки. Трикирии и дикирии изломаны, которые он хотел и, вероятно, послал в Москву для исправления, рипиды измяты. Хорошо, что в Ситхе оставались ризничные вещи и облачения. Только мантия осталась самая ветхая, и, как говорит преосвященный, неопределенного цвета, и в которой он по необходимости должен являться в церкви, потому что в Ситхе нет материалов для новой мантии.

К сожалению, я ничем не могу ему помочь ныне, и главное потому, что нет случая отправить отсюда в Ситху ничего. Но я уверен, что главное правление Российско-Американской Компании доставит ему вокруг света все необходимое.

Сведения от Американских миссионеров я получил самые скудные, потому все официальные донесения и отчеты их должны поступать к преосвященному Викарию, а он, вероятно, не счел нужным отправить их потому, что от нынешнего. лета располагался посетить все миссии. Да притом очень заметно, как я говорил прежде в моих отчетах, что они, давно не видя Архиерея, начали ослабевать в своих действиях, а Квихпакский хворает.

Около 7 сентября я отправлюсь в Камчатку на одном из казенных судов. Во время зимы думаю посетить все Камчатские церкви и прежним путем проехать через Гижигу и Охотск и около 1 марта приехать в Якутск, где и остановлюсь до лета, а в Благовещенск могу прибыть не ранее августа. И, конечно, эта поездка моя, если только Господь поможет совершить ее, будет уже последняя.

Сын мой Гавриил и его подруга, слава Богу, живут по-прежнему. Бог им даровал ныне другого сына.

Пароходство на Амуре развивается; на будущий год будут ходить 6 пароходов казенных, 3, а быть может и более — частных.

Затем, поручая себя, детей моих и всю паству, вверенную моему недостоинству, святым молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, и глубочайшим уважением Вашего Высокопреосвященства нижайший послушник Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 30 дня1860 г.

Николаевск на Амуре.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич.

Вините себя, что Вы так добры. И оттого я опять с новою моею к Вам просьбою. Потрудитесь купить 3000 крестиков грудных маленьких бронзовых (без тесьмы) и прислать их в Иркутск на имя тамошнего купца, Николая Егоровича Черных. Следующие же деньги за них, так и за другие вещи, будут мною высланы при первом получении от Вас уведомления.

Призывая благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь, имею честь быть с искренним почтением Вам, Милостивого Государя, покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Сентября 5 дня. 1860 г.

Николаевск на Амуре.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Завтра после обедни отходит последний пароход из Николаевска в Благовещенск и если можно, то и далее. А затем почта пойдет уже не ранее ноября, т. е. по зимней дороге. И потому я, хотя еще пробуду здесь, может, дня 2–4, а, пожалуй, и более (ждем сверху спирту), но берусь за перо, чтобы Вам написать что-нибудь.

Новостей у нас нет никаких, сверху почты давно уже не получали.

Здоровье мое, слава Богу, не хуже прежнего. Вещи наши уже все перевезены на судно. Но мы остаемся еще на берегу. Певчий Бердомеев поправился совершенно и едет с нами в Камчатку.

Василий наш уехал в Благовещенск хозяйничать при моем доме.

Егор остается в Николаевске обучаться бить колокола и гасить свечи, дабы потом поступить куда-либо профессором сих наук.

Деньги, 10 т. рублей, пожалованные от казны на обзаведение Архиерейского дома и на приобретение ризницы, я получил здесь и перевел в С.-Петербург.

Губернатор Казакевич завтра едет на пароходе в верх в Иркутск и далее.

Вот что я Вам скажу. Платья много я с собою из Петропавловска не могу по известной причине. Ряса у меня будет с собою черная хорошая, но подрясник надобно будет сшить в Якутске, выпишите[125] какой-нибудь шелковой материи получше не черного и не яркого цвета, так чтобы к приезду моему она у Вас была готова, а если почему-либо я к Вам не доеду — сами износите на здоровье.

Затем более писать нечего. Прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Я тот же в отношении к Вам, что и прежде, вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Потрудитесь засвидетельствовать от меня поклон преосвященному Павлу (писать ему особо совершенно не о чем) губернатору и его супруге, Н. Федоровичу, А. Федоровичу, Хрисанфу Ивановичу, И. Яковлевичу, Алексею Яковлевичу, М. Матвеевичу, П. Ф. Поливанову, Константину Андреевичу и прочим, и о. Никите. Верно, он уже отдохнул с дороги.

Николаевск на Амуре1860 г.

Сентября 7 дня. Вечер 9 часов.

Значит я писал при огне и потому не взыщите на маранье. Утром же писать будет некогда.

Возлюбленные — милые дети мои!

Не из Дуи, а из Кастри пишу Вам письмо, где мы уже третий раз, а именно: в первый раз пришли мы вечером в субботу. Назавтра вышли и опять воротились, побоясь небольшого ветра, (а, между тем, после оказалось, что в Дуе была тишина). В понедельник в 9 часов вышли, взяв дров и сена; к вечеру пришли в Дую, и тотчас же приступили к работе, которая продолжалась всю ночь и утром до 10 часов. Потом начавшийся ветер от S воспрепятствовал. Ночью стихло и опять работали. Но в среду утром начался ветер с берегу и дул довольно свежо, впрочем, с перетишьями, во время которых грузили уголь. И в это же время капитан с инженером уехали на берег, и лишь только они доехали до берега, а баржи с углем пристали к нам, как заревел ветер с берегу. К вечеру отошел к Зюйду, и если не с большею, то с тою же силою начал дуть, и тем прекратилось всякое сообщение с берегом. А, между тем, начало подниматься волнение, так что было очень небезопасно стоять, и то с помощью паров. Но к утру волнение усилилось, ветер не стихал. И мы принуждены были баржи отрубить и пустить по ветру на волю Божию (принесет их к берегу — ладно, не принесет — прощай, и Дуя должна лишиться своих гребных судов), и сами выпустить канат и идти в море, и вот вчера целый день ходили по пустякам в надежде, не стихнет ли ветер, и он не стих, и мы пришли сюда, в Кастри, в пятницу, в 8 часов утра. Здесь мы нашли шхуну «Восток», возвращающуюся с описи, с которою и посылаю это письмо.

Теперь скажу о себе: меня почти не укачивало даже и вчера, когда ужасно виляло судно, только в воскресенье немного мутило, и, вероятно, вырвало бы, если бы мы не поворотили назад — и тем и прошло. Вчера утром я долго лежал в постели и NB: вчера не варили на судне никому от сильной качки, и этому причиною не качка, а худое устройство котлов, а от этого мой Гаврило проморил меня до 10 часов. И я принужден был выпросить у него закусить. И закусил сухарями с рыбою. Потом, когда мы поворотили на другой галс, качка сделалась менее, и начали варить. И Гаврило вызвался сварить мне так называемую селянку из кислой капусты и рыбы, и я велел. И что же вышло? Он положил три или четыре премаленьких кусочка рыбы и ложки две, не больше, капусты, а остальное наворотил соленых огурцов. И оттого, как ни хотелось мне есть, я не мог есть живую соль. Потом сказал он мне, что сейчас подаст чаю. И вот я ждать-пождать: нет ни Гаврила, ни чаю! А, между тем, питье смертельно долит. Спасибо, в каюте компании пили чай, и я выпросил стакан и утолил немного свою жажду. А потом через час и Гаврило приехал с своим чаем. Вечером он сварил мне суп из картофеля с рыбой, а сегодня день начинается как следует. Здоровье мое, слава Богу, не худо. Только щека, которую я закрываю, немножко, будто горит. И то, кажется, более от трения самой покрышки или подушечки. Вчера, когда мы качались в море, на меня напало страшное уныние: потому что вот мы уже целую неделю плаваем, и почти ничего еще не сделали. Уголь, который успели взять, сожжен при переходе из Дуй в Кастри, а груз сдали на берег — не более 500 пудов муки. Чтобы взять полный груз угля и сдать груз весь, нам надобно не менее 3-х дней тихих. А теперь ждать таких дней трудно. Правда, ветра, может быть, будут тихие, но западные, и потому работать будет нельзя, ибо Дуя открыта западным ветрам. Все это разбирая и рассуждая, я чуть было не решился воротиться назад в Николаевск. Но, по долгом борении, решился остаться еще, и ежели мы еще раз вернемся в Кастри, и особенно около 1 октября, то едва ли я не решусь остаться тут. Но, да будет воля Господня! Если бы Ему было не угодно, чтобы я отправился в Камчатку, то, конечно, этого бы и не было. Конечно, придти в Камчатку, мы придем. Но, кажется, очень поздно.

Не знаю, говорил ли я Вам или нет, но скажу теперь: когда я, еще в 1838 году, выезжал из Ситхи в Питер, брат мой, находясь в лесном селении, видел сон, в котором ему Святитель Иннокентий сказал, что он увидится со мною три раза, и мы точно виделись три раза: в 1841, 1845 и 1850 годах. Вопрос: увидимся ли в четвертый раз? А если нет: то один из нас должен помереть, или я не попаду в Камчатку ныне — дело очень возможное! Судно наше качеств очень нехороших, вся надежда на машину, а машина стукает сильно. Испортись машина — судно наше не в состоянии лавировать: грота нет, и у прочих парусов нет буленей, а при таком положении нам в Петропавловск при N ветрах не войти, и мы, пожалуй, уйдем на Сандвичевы, как это было с Б……в 1850 году. Но, да будет воля Божия во всем! Надобно же когда-нибудь умереть. Скажу еще одно: кажется, на воскресенье я видел сон, в котором, между прочим, ясно обозначилось число 69; что это значит? Проживу ли я до 1869 года? или до 69 года своего возраста? Или мы в море пробудем 69 дней? А, во всяком случае, сон этот очень замечателен и знаменателен. Ветер в Кастри тихий. Мы стоим, и долго ли простоим, не знаю. Но, кажется, не прежде уйдем, пока нарубим дров.

Но, чтобы не упустить случая отправить это письмо к Вам, я заканчиваю его пожеланием всяких благ Вам и детям Вашим. Затем, прощайте, до свидания. Господь с Вами!

Шхуна отошла к маяку. Не знаю, возвратится ли она оттуда, а если нет, то письмо это Вы получите уже после ея. Отец Ваш Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 23 дня. 1860 г.

Де-Кастри.

О пребывании преосвященного Иннокентия в порте Де-Кастри мы имеем следующий рассказ, записанный со слов вдовы командира этого порта, капитана 1-го ранга, Прасковьи Димитриевны Слепцовой:

Порт стоял в уединении, по близости почти не было селений, за исключением жалких лачуг туземцев. Сообщение с главным портом Благовещенским было раза 4 в год, и жизнь в Де-Кастри шла мирно и безмятежно. Жили там 3–4 офицерских семьи да сотня матросов. В один солнечный день, при полной красоте моря, показалось в виду порта судно. Все жители порта по обыкновению бросились навстречу судну. Каждый ожидал с нетерпением получить или весточку о дорогой родине, или свежую провизию, которая была редкость в Де-Кастри. Но какова была радость жителей Де-Кастри, когда на вельботе подъехал к берегу Архипастырь Иннокентий. Весь берег огласился радостными криками, все пали ниц, и маститый Святитель по-архиерейски осенил всех. Все бросились целовать его дорогие руки, другие же просто лобызали его стопы, но он по своему великому смирению отстранял эти почести. Владыку сопровождала свита, и первым делом Владыки было возблагодарить Бога за благополучное прибытие. После краткого молитвословия Архипастырь двинулся в дом командира, где его принимали, как родного, смотрели на его прибытие, как на какую-то особенную благодать Бога. Владыка с первых минут пребывания в доме стал как бы своим: он расспрашивал о родных, о нуждах, в одном случае наставлял, в другом подкреплял, подавал глубокие духовные советы. Особенно дороги были для хозяев те три вечера, когда при рокоте бушующих волн, дующего ветра и дождя, хлеставшего в окна, Владыка за стаканом чая вспоминал свои путешествия, свои приключения. Конечно, все офицеры были постоянно в сборе и слушали речи маститого иерарха и Апостола. Даже простые матросики и те стояли у дверей комнаты и ловили слова. Владыка не забыл и их, он обошел все казармы, милостиво беседовал с ними и подкреплял своими словами веру. Днем Владыка поучал туземцев и сам служил обедницу. Все были в восторге. Но время шло, три дня пребывания Владыки прошли, как бы час.

Приехал Владыка в прелестную погоду, но к отъезду разыгралась буря, и пошли дожди. Владыка не мог переждать непогоды, он должен был ехать в глубь страны. Тогда жена Слепцова предложила сделать Владыке одеяние из клеенки. Она сшила его наподобие рясы, а на голову капюшон. Владыка был ад такой изобретательности. Получив одеяние, надел его и примерил, как оно будет сидеть на нем. Тут же в Де-Кастри не было подходящего экипажа, да дорога была так плоха, что Владыка решился ехать верхом. На память о своем пребывании он оставил радушным хозяевам образки, крестики и проч. проч. мелкие священные предметы. Хозяева и вообще все жители порта чуть не со слезами провожали своего гостя. Он обещал их не забывать в своих святых молитвах и как-нибудь еще раз посетить их. Благословил всех поочередно, расцеловав своих хозяев, он медленно вышел на крыльце дома, где еще раз осенил всех, сел на лошадь, и караван двинулся. Тяжело было жителям расставаться со своим архипастырем, но они благодарили Бога, что Господь удостоил их недостойных посещением великого иерарха, Апостола дальнего Востока и Севера. Когда же Владыка, будучи Московским митрополитом, бывал в Петербурге, то вдова Слепцова не раз его посещала. Он милостиво ее принимал и всегда вспоминал о клеенчатой рясе, которая потом не раз спасала его от дождя и таким образом и от простуды.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![126]

Долгом считаю довести до сведения Вашего Сиятельства, что путешествие мое в Камчатку (как о том я имел честь уведомлять Ваше Сиятельство от 23 августа за № 967-м), хотя и было мною предпринимаемо, но по причине неблагоприятных обстоятельств не состоялось.

16 сентября отправились мы из Николаевска на казенном винтовом транспорте, в чаянии достигнуть Камчатки через 15–20 дней, но судно наше, плавая по Татарскому заливу ровно 17 дней без всякого успеха, наконец принуждено было зайти опять в Де-Кастри для исправления повреждений.

И так как капитан в случае новых неудач имел намерение идти на зимовку в Императорскую гавань (где мы уже были ныне), и где находится только один дом для помещения всех. И потому я признал за лучшее отложить мое намерение побывать ныне в Камчатке и возвратиться в Николаевск. И 4-го октября, оставя судно, 12-го того же месяца со всею моею свитою через Мариинск прибыл благополучно в Николаевск, где и нахожусь ныне и намерен провести зиму.

В наступающем же году я намерен при первой возможности отправиться вверх по Амуру в Благовещенск с тем, чтобы побывать прежде и на реке Уссури, где я еще не был и где находится 26 станиц или селений казачьих.

Уведомляя о сем, я имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство приказать кому следует все следующие ко мне казенные бумаги адресовать в город Благовещенск на Амуре.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

28 октября 1860 года.

Николаевск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Путешествие мое в Камчатку не состоялось, хотя и было предпринимаемо: 17 дней (с 16 сентября по 3 октября) плавали мы взад и вперед по Татарскому проливу из Де-Кастри на Сахалин и обратно без всякого успеха, и наконец принуждены были опять придти в Де-Кастри для исправления повреждения в машине, и я признал за лучшее: возвратиться в Николаевск, потому, что капитан намерен был еще попытать нагрузиться углем, и ежели не удастся (что всего вероятнее), то идти на зимовку в Императорскую гавань, где находится один только дом с 4-мя человеками. Следовательно, мне оставаться на судне не было никакого резону.

И вот я теперь нахожусь опять в Николаевске, где и буду зимовать.

О чем уведомляю Вас и прошу Вас: при первой возможности прислать в Благовещенск на имя о. Александра пакет, посланный Вам от 29 августа, с делами за № 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11. Непременно, он очень нужен.

Позаботьтесь также, чтобы были отправлены и отправляемы ко мне все бумаги, особенно указы и отношения Обер-прокурора, без всякого задержания, с адресом в г. Благовещенск.

Первая почта от меня отправляется самая легчайшая, и потому я теперь никому не пишу в Якутск, а прошу Вас сказать от меня поклон и благословение всем моим знакомым, начиная с губернатора.

Да человек предполагает, а Бог располагает! Думал я в наступающую зиму побывать в Камчатке и доехать до Вас, но вышло не так. Когда я буду у Вас и буду ли когда-нибудь! Господь знает! Но, то верно, что на будущее лето я в Камчатку не пойду.

Ассигнованы штаты и еще на 7 причтов приамурских, следовательно, открылись еще места на Амуре, но при всем том мне крайне необходимо будет на будущий год не более двух священников и 4–5 причетников.

Не найдется ли охотников у Вас в Якутске, а лишние люди у Вас есть и именно: кончившие курс в Иркутской семинарии.

Из них я бы не желал ни одного, потому что они, как знающие Якутский язык, будут полезнее в Якутской области. А не найдутся ли хорошие люди из причетников, не знающих Якутского языка.

Я об этом буду писать Вашему Владыке, а Вы предварительно благовестите.

Новостей здесь нет никаких, река Амур встала совсем на 1 ноября. Якут Соловьев скот догнал на Амгунь благополучно, значит можно гонять скота, а мясо здесь менее 6 руб. сер. пуд быть не может.

Что Ваша типография?

Я полагаю, что на будущую весну или лето, если только судно, на котором я пошел было в Камчатку, пойдет оттуда в Аян, то привезут на ней детей для отправки в Ваше училище. Напишите О. И. Гомзякову и распорядитесь предварительно о доставке их из Аяна в Якутск, расходы по сему случаю должны пасть на училищные суммы.

Что о. Никита? Отдохнул ли он от морского пути уже не на Маче ли он? Что Ваш о. Дальновидящий? Какова его благоверная! Но таких что — можно много надавать Вам, так что Вы не в состоянии будете и отвечать на них.

Жду от Вас много новостей. Затем призываю благословение Божие на Вас и на вверенный Вам рассадник, остаюсь с теми же к Вам чувствами, что и прежде Ваш доброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 11 дня1860 г. Николаевск.

Письмо это отправляется с курьером Болтиным. С тем самым, который ныне оставял Охотский округ без хлеба.

Я пишу Владыке об оставленной мною карете. Уладьте дело так, чтобы и я, и монастырь были довольны.

Я бы не прочь достать ее и к себе. Но провоз в Иркутск будет дорог, впрочем примите это в рассуждение и спросите корабельщика, что бы он взял доставить ее на судне в Иркутск или до Жигаловой.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец[127]

Приношу искреннюю благодарность Вашему Высокопреосвященству за письмо Ваше от 13 февраля, посланное со священником Ерумнозовым, которое до меня дошло 12 октября, и в особенности за Вашу заботливость о причетнике Попове. Священник Ерумнозов приехал на место служения своего только что в августе. Пропустив удобный зимний путь, как он пишет, за болезнью жены своей, он ехал в самую распутицу, и от того он не только ничего не мог сберечь из полученных им прогонных денег, но позаимствовался еще более — 300 р… Жаль его, но помочь нельзя, потому что и без того ему выдано прогонных денег почти вдвойне, так что можно ожидать, что с него потребуют обратно излишне взятые, если только обратят на это внимание.

Не совсем справедливо сказал Вашему Высокопреосвященству граф Амурский, что я строю себе дом трехэтажный. Я хотел иметь дом двухэтажный и во втором этаже, в трех комнатах, сделать верхние комнаты, или что называют здесь антресолями. Но на деле дом вышел только одноэтажный, а вместо второго этажа предполагаем выстроить еще флигель.

Получая постоянно новые журналы: «Душеполезное чтение» и «Православное обозрение» без коей подписки, я недоразумевал, что бы это значило, и хотел было отправить за них деньги. Но из письма Вашего Высокопреосвященства я увидел, что я Вам обязан таковою посылкою — за что и приношу мою благодарность. Я в последнем письме моем к Вашему Высокопреосвященству, между прочим, сказал, что я собираюсь в Камчатку. И действительно, я собрался было совсем, так что уже и вышли в море 16 сентября на одном из казенных паровых судов. Но проплавав ровно 17 дней по Татарскому заливу без всякого успеха (т. е. не могли получить угля, без которого судну идти в такое позднее время довольно рискованно), я решился наконец отложить мое намерение побывать ныне в Камчатке. И вот я опять, с 12 октября, нахожусь в Николаевске, где по неволе должен и провести зиму и где, скажу откровенно, менее всего мне бы хотелось зимовать и по климату, и по тесному помещению, и главное потому, что здесь народ все нового направления, так что напр., не устыдились сделать публичный бал на день Пятидесятницы, несмотря на просьбу благочинного…. То как, после таких поступков, ожидать скорого и искреннего обращения туземцев! Чем оправдывать своих и что говорит чужим на вопрос о подобных делах? Признаюсь, я начинаю малодушествовать, когда придет на мысль, что туземцы немного лучше увидят и между прочими нашими поселенцами на Амуре.

Со вскрытием Амура предполагаю плыть вверх на первом пароходе до Благовещенска и на пути думаю зайти и на реку Уссури, где находится уже 26 станиц или поселений казачьих, как о том доносит мне священник, которого я посылал туда, и где я еще не бывал.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, нижайший послушник Иннокентий, Архиепископ Камчатский

Ноября 22 дня. 1860 г.

Николаевск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше, писанное 6 августа, (и коим Вы, между прочим, приглашаете меня к себе после обедни на пирог), я получил 15 декабря. На приглашение Ваше скажу: Ваши гости, буду непременно.

В письме своем Вы сообщаете мне Ваше хорошее и нехорошее. Первому не могу не радоваться. Слава Богу. Но о последнем скорблю.

Скажите, пожалуйста, почему и за что Его Превосходительство Вас перестал жаловать и так плохо рекомендовал Владыке, и, конечно, после такой рекомендации естественно Владыке усомниться в Ваших советах.

Но не унывайте и не ослабевайте духом и при этом искушении — да будете искушены по всяческому. Забудьте и забывайте — и нисколько не изменяйте Вашего расположения к Владыке, говорите и советуйте ему от чистого сердца, рано или поздно, но он увидит свою ошибку и Вашу доблесть.

Прочитал я протест Ваш на постановление законника и удивляюсь его смелости или правильнее его дерзости и понять не могу: почему же Владыка допустил привести в исполнение такое постановление.

Я писал Владыке, что Правление прислало мне распорядительные журналы за 1868 год, к которым, конечно, должен быть приложен и Ваш протест, который я и возвращаю Вам и о котором (да и ни о чем) я ни слова не писал Владыке Вашему.

Об Алданском скотолюбце он писал мне.

Не найдете ли Вы какого-либо случая сказать Владыке Вашему, чтобы он писал мне покрупнее, а то, право, я едва прочел его письмо и многое по догадке.

Спасибо Вам за то, что ученики Ваши на экзамене отвечали хорошо. Об этом писал мне и Владыка.

Не могу не похвалить Вашего намерения обратить строгое внимание на училище. Дай, Господи, Вам только терпение и на это.

Ах, виноват, я и забыл Вас поздравить с получением креста. Поздравьте также от меня и о. Никиту.

Спасибо подьячим С. С., что уважили мою просьбу.

Я полагаю, что кресты пошлются ко мне, и я их еще не получил. И, если это мнение мое справедливо, то долго Вам придется ждать их, и потому я писал Владыке дозволить Вам носить кресты, если Вы найдете их у кого-нибудь.

Здоровье мое, слава Богу, не худо. А в ноябре начинал было болеть у меня бок мой по-прежнему, но, благодарение Господу, прошло.

Когда Вы получите это письмо от меня? Разве к Пасхе, а я уже отчаиваюсь получить от Вас письмо ранее лета, потому что Вы считали меня отбывшим в Камчатку и, вероятно, готовились встретить меня в Якутске, но Господь судил иначе.

Потрудитесь сказать от меня поклоны всем, начиная с Ив. Яковлевича, Алексея Яковлевича, и до последнего знакомого.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на вверенных Вам, остаюсь с теми же к Вам чувствами, что и прежде.

Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Декабря 18 дня1860. Николаевск.

Не видящему, а ныне на сажень видящему, мой искренний поклон.

Отчего случилось, что я не попал в Камчатку и писал Вам с курьером? Тут же писал я Вам прислать ко мне при первой возможности пакеты с делами за №№ 1, 2, 3, 4… 11 и проч. Пришлите непременно. Очень нужно![128]

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Поздравляю Вас и сослуживцев Ваших по Семинарии с Новым Годом! Письмо Ваше от 2 сентября мною получено 20 декабря, и вот мой ответ на оное.

Заботливость Ваша об определении к должности кончалых хороша и похвальна. Но справедливо ли Вы поступили, отрешив от должности предместников их? Если одна кончалость будет давать право на поступление в должность наставников, то никто из них не может быть уверен, что он не будет сменен сверх его ожидания. Но сделанного уже не переделывать. Очень желательно, чтобы новоопределенные Вами были не хуже своих предшественников. Что же касается до Вашего нового эконома, то я бы определил его до нового года помощником, а не прямо экономом. Правда, Охлопковы все добрые хозяева. Но будет ли хозяин и этот ученый, впрочем, мой карман не заденет.

Не оскорбитесь моею резолюциею, данною на Ваше представление об учителях. Я это сделал потому, чтобы Вы вперед никого не определяли прямо к местам наставников и кто бы они ни были — а старых учителей не отрешали бы только потому, что нужно дать место приехавшему.

Очень желательно, чтобы и о. Ксенофонтов Новонюрбатский был порядочным, но не могу не сказать, что я бы не так скоро сделал его попом, с полгода продержал бы его дьячком, но делать уж нечего.

Относительно перевода учеников в высшие классы, скажу Вам, что не я учредил порядок и время сидения учеников в классах, и не у нас одних такой порядок. Сделайте так, как делают обыкновенно: переведите готовых в семинарский класс и учите их чему и как можно.

Вы говорите, что будто я велел переводить учеников училища через два года. Что-то не помню, а кажется, это в уставе нашей семинарии. А что такой распорядок не сходится, это мне давно не нравится. И я даже думаю изменить его и приноровить к семинарскому, когда у нас будет решено: держать Якутских учеников в училищах дольше положенного.

Ах, уж этот голубь о. Наместник! Он, непременно, так или иначе, но напроказит. Спасибо Нейману, что он поправил дело.

Я писал Вашему Владыке, чтобы он смотрел за бумагами Наместника, которые он посылает к светским властям.

Спасибо о. Димитриану большое за переделку Св. Истории, но что же Вы ничего не пишете мне — открылась ли у Вас типография, и можно ли будет напечатать Св. Историю в ней.

О награждении набедренником Вашего о. Инспектора я писал Вашему Владыке в прошедшем письме, напомните ему. Значит я помню отца не видевшего, а ныне видящего за сажень.

Что Ваш племяша? И его я нередко вспоминаю как он действует и трудится?

Я, слава Богу, вот уже более месяца боли в боку не чувствую. Дела мало, скучаю. Книги и журналы перечитал. Хорошо еще то, что ныне почты ходят — лучше прежних годов.

Интересно знать, какое действие и какие толки произвело между нашими законниками и подзаконниками о моем прибытии в Якутске.

Видно Господу не угодно было, чтобы я был у Вас. Впрочем я не бросаю намерения этого, но не иначе, как через год.

Потрудитесь передать от меня поклон и благословение всем моим Якутским знакомым.

Остаюсь с прежними к Вам чувствами, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Января 2 дня. 1861.

Николаевск.

Прилагаемые при сем двадцать рублей отдайте о. Роману[129], я ему должен.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь[130]

На письмо Вашего Сиятельства от 11 октября минувшего года за № 1267, последовавшее по поводу прилагаемой при сем бумаги, имею честь ответствовать моею покорнейшею просьбою — не только отказать совершенно просящемуся из Нарыма на Амур, по следующим причинам, но………………[131].

Нарымский проситель от меня получает каждогодно на свое содержание по 200 р. сер. и от 25 до 50 р. от своего брата. А, между тем, сам он умеет писать иконы, и ежели он не может или, лучше сказать, не умеет обеспечить себя таким пособием и в таком месте, где все несравненно дешевле, чем на Амуре. То, без сомнения, на новом месте ему далеко не будет доставать тех денег. Прибавить же ему много ни я, ни брат его не в состоянии. И притом он не малою будет помехою для брата и для меня.

Надобно полагать, что не край и не способы пропитания заставляют его переменить место, а скука, происходящая от праздности и беспорядочной жизни.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства Иннокентий, А. Камчатский.

№ 910:

3 января 1861.

Николаевск.

Письмо это было ответом на следующее письмо графа Н. Н. Муравьева-Амурского:

Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Государь. Находящейся в Нарымском крае мещанин Иннокентий Вениаминов обратился ко мне с письмом, в котором просит сделать распоряжение о перемещении его на жительство в Приамурский край. Препровождая при сем письмо это к Вашему Высокопреосвященству, я покорнейше прошу почтить меня уведомлением, признаете ли Вы со своей стороны возможным дозволить переселение просителю на Амур?

Поручая себя молитвам Вашим, с искренним уважением и совершенною преданностью имею честь быть, Вашего Высокопреосвященства, покорнейший слуга

Г. Николай Муравьев Амурский.

Сиятельнейший Князь, Милостивый Государь![132]

Управление вверенною мне епархиею через Якутское Духовное Правление (исполняющее ныне обязанности Консистории) при трудности сообщений более и более становится затруднительным, а, между тем, дела увеличиваются. И потому более и более оказывается необходимым, во исполнение доклада Святейшего Синода, Высочайше утвержденного в 16-й день ноября 1859 года, открыть в Благовещенске на Амуре Духовную Консисторию.

Но при приведении сего в исполнение мне представляются следующие недоумения:

а) Можно ли будет приступить к открытию Консистории без особого о том представления Святейшему Синоду, и если не можно, то покорнейше прошу Ваше Сиятельство представить о том Святейшему Синоду.

б) Можно ли будет открыть присутствие Консистории, когда членами оной можно будет определить не более трех? Ибо в Благовещенске при тамошнем Соборе теперь нет ни одного священнослужителя, да и едва ли кто, особенно из порядочных людей, согласится служить при нем на таких окладах, какие положены по нынешнему штату. А без этого в Благовещенске могут быть не более двух приходских священников, одного миссионера и двух диаконов.

в) Можно ли будет к исправлению должности секретаря Консистории допустить диакона или протодиакона? Ибо, вероятно, что никто из добропорядочных чиновников не согласится принять на себя сию должность при нынешних окладах и без особенных преимуществ. Тогда как здесь самый последний чиновник гражданского ведомства может иметь более и жалованья, и преимуществ.

г) И если можно будет допустить, то можно ли будет производить ему полный секретарский оклад сверх получаемого им оклада по настоящей должности.

Но если при таком устройстве существование Консистории будет признано несообразным с достоинством оной, или по каким либо причинам нельзя будет допустить ни того, ни другого из вышеизложенного, то нельзя ли будет, по крайней мере, впредь до времени, вместо Консистории открыть в Благовещенске Духовное Правление с перенесением обязанностей Консистории с Якутского Духовного Правления на него, т. е. Благовещенское.

Но, во всяком случае, т. е. Консистория ли будет открыта в Благовещенске, или Духовное Правление с правом исправления обязанностей Консистории, право выдачи метрических свидетельств, предоставленное Новоархангельскому Духовному Правлению определением Святейшего Синода (§ 8), Высочайше утвержденным в 11 день января 1858 года, необходимо будет представить и Якутскому Духовному Правлению по тем же уважениям и на тех же основаниях, что и Новоархангельскому Духовному Правлению.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 19 дня. 1861 г.

Николаевск.

Здесь в Николаевске Архиепископ получил от барона М. Корфа следующее официальное письмо от 15 Февраля 1861 г. за № 165: «Ваше Высокопреосвященство, Милостивый Архипастырь! Города Якутска Преображенской церкви протоиерей Димитрий Хитров, по приказанию Вашего Высокопреосвященства, доставил в Императорскую Публичную Библиотеку, при отношении от 22-го декабря прошлого года, № 81, по одному экземпляру следующих изданий: Четвероевангелия на Якутском языке и на Алеутско-Кадьякском языке — Евангелия от Матфея, Катехизиса и азбуки.

Таковое приношение Вашего Высокопреосвященства на пользу отечественного книгохранилища, как знак просвещенного внимания Вашего к сему общеполезному учреждению, налагаете на меня приятный долг изъявить Вам, Милостивый Архипастырь, искреннейшую признательность, а вместе с тем выразить теплую надежду, что и на будущее время, Ваше Высокопреосвященство, не оставите Вашим содействием к пополнению имеющейся в Библиотеке коллекции Евангелий и Библии на всех существующих языках теми изданиями, которые печатаются, по распоряжение Вашему и для воздвижение веры православной среди Сибирских инородцев, обязанных своим духовным бытием высоким и истинно христианским подвигам Вашего Высокопреосвященства на пользу пасомой Вами Церкви.

В заключение, вверяя себя молитвам Вашим, пользуюсь настоящим случаем для засвидетельствования Вам, Милостивый Архипастырь, совершенного моего почтения и преданности».

Возлюбленная моя о Господе, дочь и мати Поликсения!

Письмо твое (от которого числа, месяца ж года, и где писано — не видно) я получил, и по нему исполняю. Ты просила меня написать отцу наместнику Киевской лавры и поблагодарить его за оказанные им тебе милости. И вот я исполняю твою просьбу. Но так как из письма твоего нельзя понять, как зовут его: Иоанн или Иона, и потому я посылаю это письмо через тебя. Изволь сама написать адрес. Я, слава Богу, здоров. С июля минувшего года и по сие время нахожусь в г. Николаевске на Амуре. Думал было побывать в Камчатке, но Господь не велел. На весну отправлюсь в свой город Благовещенск вместе с братом твоим Гавриилом, которого я перевожу из Николаевска на службу тоже в Благовещенск. Он и подруга его тебе посылают поклон. У них два сына: Иоанн 4½ лет и Евсевий[133] 10 месяцев, и все они, слава Богу, здоровы. Сестра твоя Екатерина 5 февраля выдала вторую свою дочь Параскеву в замужество за офицера Бутакова, да едва ли не вышла тоже замуж и старшая дочь ее Александра, находящаяся в Иркутске (кончившая курс в духовном училище). Вот тебе и все наши новости. Возлюбленной и почтеннейшей матушке игуменье поклонись от меня до земли и поблагодари ее за меня за все ее оказанные тебе милости и благодеяния. Счастлива ты, что Бог послал тебе такую мать. Да воздаст ей Господь Бог Своими милостями! Затем, прощай, Господь с тобою! Молись, молись и молись и борись. Помни, что ты живешь в Борисовке. Письма твоего, писанного в Киеве, я не получал.

Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 17 дня. 1861 г. Николаевск.

Возлюбленный мой о Господе. Отец Протоиерей Димитрий.

Когда то и скоро ли я дождусь от Вас ответов на мои письма, посланные Вам в затылок?

Да! Все Вы обратили Ваши взоры на восток ожидая от меня с той стороны весточки — как вдруг с запада сверх сякого ожидания и расчета, приползло к Вам мое письмо и, кажется, к Вам первому.

По моему расчету Вы получили от меня означенное письмо около 20 января и, конечно, с первою почтою отвечали мне и отправили требуемые мною бумаги.

Это письмо я посылаю с тяжелой почтой, которая, по трудности сообщения, едва ли достигнет Благовещенска зимним путем. По всем вероятностям она засядет в Хабаровске или где-нибудь до парохода.

И потому я намерен писать Вам к Вашему Владыке с эстафетою, имеющеюся отправиться около 25 февраля.

Но, во всяком случае, когда бы ни пришло это письмо к Вам, потрудитесь передать мой поклон всем моим знакомым Якутским.

Я, слава Богу, здоров, погода у нас стоит отлично хорошая. Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 18 дня1860 г.

Николаевск.

В ящичке, посланном Я. Д. Правлению вместе с знаками отличий, послан в Вашу семинарию отчет г. Обер-прокурора за 1858 год.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Поуправясь с деловыми бумагами, принимаюсь отвечать на письма и прежде все на Ваши. Так как первые письма, которые прочли, были Ваши. Но прошу извинить, мое письмо будет недлинно, полный ответ на них передам лично, если только Господь благословит мне быть у Вас в грядущее лето; предполагаю опять предпринять путешествие мое в Камчатку.

Грязна проделка Масюкова с диаконом, и я Рад бы был, если бы он убрался от нас. Держать не станем, лишь бы только приняли его от нас.

Напишите, пожалуйста, Певцову, чтобы он унялся. Пусть он сколько-нибудь пожалеет меня: потому что мне больно слышать худое обо всех тех, кои мною рукоположены. Спасибо Николаю Федоровичу, что воротил бумагу.

Благодарю за поздравление с двадцатилетием моего архиерейства. Слава Богу за все!

Приятно слышать, что моя записка о воспитании нашего духов. юношества не брошена. Слава Богу, буду рад, если и сотая доля моих мнений пойдет в дело. Капитону Ивановичу, этому искреннему и скромному труженику, мой сердечный поклон!

Жаль бедного о. Инспектора, что подруга его хворает, ну зато ему денег досталось не мало из следовавших преосв. Петру.

Да, очень неловкая вещь вышла от объявления рекомендаций монашествующим, впрочем, не на зеркало пенять, коли рожа коса.

Радуюсь и благодарю Вас за старание по семинарии. Значит, надежды мои на Вас оправдываются во всем. Искренно благодарю. Спасибо и детям, объявите им мое благословение.

Доброе дело, что Вы перестали пить вино и водку. Но я не могу идти в Вашу компанию.

Крайне жалею я, что Владыка отказался от заимки Валя. Я хлопочу, чтобы она досталась нам, и дело идет немножко к исходу.

Якутское служение Ваше меня много утешает, не знаю, как и благодарить Вас всех. Впрочем, что моя благодарность! Вас наградит Господь, слава и благодарение Ему за все!

Об уменьшении титула Вашего буду писать.

О. Роман еще не посылал ко мне просьбы на перемещение сюда.

Целую Вас за христианские чувства к Вашему благоприятелю. Но Вы поторопились заключить, что письмо мое к Вам было у него, Бог даст все уладится и уладится уже прочно.

Паки и паки благодарю Вас и всех Ваших сотрудников по Якутскому служению. Слава Богу за все!

Напрасно Вы скучаете о том, куда Вы денетесь по перенесении семинарии на Амур, до этого много воды утечет. Я думаю строить семинарию каменную, но еще нет рук и они будут не ранее 2-х лет, следовательно, постройка ее может начаться не ранее, как в 1864 и продолжаться не менее 2-х лет, а там Бог знает, что будет с Вами и со мною, может быть, Вы будете и без того здесь. Итак, эту заботу Вашу о своей участи после перенесения семинарии на Амур положите в долгий ящик.

Вот видите, что письмо мое, посланное к Вам с курьером, побывало в Питере, от Болтина лучшего и нельзя было ожидать. Спасибо и за то, что он доставил.

Из едущих от Вас к нам Агабытова, Лебедева я назначаю в Черняеву, другого Михайловско-Семеновского Некрасова в Благовещенск, для наблюдения, между прочим, за о. протодиаконом, которого я оставляю здесь.

Решающие опять своды у Богородской церкви, конечно, позаботятся и о средствах к тому, впрочем дела об этом я еще не получил, но буду доволен, если свод оставят.

Пусть Сновидов Ваш потерпит до моего прибытия, а если можно, пусть женится и подает в диакона.

Спрашивается, какого Вы решения дожидаете от меня на передачу семинарских денег в комиссионерство? Передавайте и только, если есть лишние деньги.

Тюк с делами моими мною получен.

Это письмо получено после всех, и оно удивило меня Вашею жалобою на мое долговременное молчание и последующими оттого недоразумениями. Ларчик просто открывался: с февраля прекратились почты по причине распутицы, и первые письма пошли вместе со мною на пароходе. Вышедши из Николаевска 16 мая, в Хабаровске он взял, кажется, едва ли еще не январскую нашу почту, и она чуть ли ни с этим письмом пойдет в Иркутск. Итак, киньте Вы все Ваши сомнения и недоумения. Если бы и точно я был чем-нибудь недоволен Вами, то я бы не постыдился (не заочно) написать Вам. Нет, будьте уверены, что я тот же в отношении к Вам.

Радуюсь, что обстоятельства монастыря поправляются. Жалею только, что заимка Валя не в его еще распоряжении. Большое спасибо Павлову! Я ему напишу письмо, если не ныне, то из Николаевска непременно, а, между тем, скажите ему от меня искреннюю благодарность, а г. Леймана попросите от меня потрудиться, и долгом составлю засвидетельствовать о его трудах.

Журнал Владыки Вашего и Ваши семинарские отчеты я получил. И пока благодарю Вас за заботливость и попечение об учениках и об училищах. Да жаль Н. Д. Свербеева, все собирался в Сибирь. На главнейшие предметы ответы кончены. Теперь следует сказать кой-что о себе. Я, слава Богу, теперь чувствую себя почти совершенно здоровым. Из Николаевска отправляясь, я все-таки чувствовал признаки болезни моей. Но лишь только вступил в средину Амура, все прошло.

В Благовещенск мы пришли 8 июня (выезд из Николаевска 16 мая). Шли долго потому, что пароход тащил большой буксир, в числе коего и мой катер. 10 я отправился вверх и доходил до Кумары, хотел быть в Албазине. Но пароход туда не пошел, и я возвратился в Благовещенск 15 числа вечером, где и нахожусь в ожидании почты с верху и готовлю почту в Россию и к Вам. Но, во всяком случае, я далее 26 не буду жить в Благовещенске, отправлюсь на низ и буду поспешать, чтобы поранее приплыть в Николаевск для того, чтобы поранее отправиться в Камчатку.

В Благовещенске остается на год о. протоиерей Литвинцев, а Гавриил мой в Николаевске.

От февраля я писал Вашему Владыке немного жестко и жалею, потому, что далеко не все так по Вашим письмам, как писали в Николаевск, от Вас, впрочем, я ему напишу касательно сего.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на вверенных Вам, остаюсь с теми чувствами к Вам, как и был неизменно Вас вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Июня 20 дня. 1860 г. Благовещенск.

Вечер. На катере, который немного покачивался.

О. Инспектору мой поклон и благословение.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![134]

Вашему Сиятельству уже известно, что путешествие мое, которое я предпринимал было в минувшую осень в Камчатку, не состоялось. Но это дело еще исправимо. Но вот что очень важно: Камчатка и в особенности жители Петропавловска, как известно официально, прошедшую зиму терпели крайний недостаток в первейших потребностях жизни. А что оставалось в запасе, вздорожало неимоверно. Потому что судно, на котором я хотел было плыть туда и на котором были все жизненные припасы и первой необходимости вещи, не могло попасть в Камчатку и прозимовало на здешнем берегу (в Императорской гавани). Пишут, что очень многие из жителей Петропавловска, во избежание голода, разъехались по селениям. Едва ли будут иметь возможность остаться там до прихода судна с хлебом и наши духовные.

И до получения таких неприятных сведений, я предполагал отправиться нынешним летом в Камчатку. Но теперь я непременно должен побывать там и тем более, что Петропавловское духовенство оставалось без денег. Ибо большая часть денег, следовавших в жалованье Камчатскому духовенству за минувший год, а также и церковные припасы, т. е. вино, свечи и пр. для всех вообще Камчатских церквей находились на том же судне.

В настоящее время я нахожусь в Благовещенске, куда я прибыл 8 июня, отправясь из Николаевска 16 мая. По окончании здесь необходимых дел, отправлюсь обратно в Николаевск, побывав по пути на реке Уссури где находится уже 24 селения наших казаков, и где я еще не бывал.

Ваше Сиятельство, до меня дошли слухи, что наша Американская Компания, с окончанием данных ей привилегий, прекратит свое существование, и наши Американские колонии будут предоставлены купцам на общих положениях.

И если это справедливо, то, во-первых, не говоря уже о жалованье нашему духовенству, которое, конечно, примет на себя Правительство (и которое, надобно прибавить, при неопределенном существовании колоний должно быть увеличено), кто будет снабжать вообще тамошние церкви и духовенство необходимыми припасами и вещами? Кто будет перевозить священников с острова на остров для исправления треб? И проч. Во-вторых, какие купцы будут ездить в наши колонии? Конечно, если бы у нас в России, как например, в других государствах, существовал купеческий флот, тогда могло бы составиться товарищество купцов, и колонии могли бы быть обеспечены. Но у нас, кроме нескольких судов, принадлежащих большею частью Финляндцам и плавающих в Европе, нет ни на каких морях купеческих судов. И потому, по окончании привилегий Компании, туда наплывут купцы Соединенных Штатов, более других знакомые с нашими колониями, и следствия этого очевидны…

В-третьих, так как большая часть наших колоний совсем не имеет дорогих мехов и производит только вещи, необходимые для потребностей алеута, потому не могут привлекать к себе купцов и тем более, что и плавание к таковым местам труднее, чем в другие места. А между тем, в этих местах много крещеных туземцев, и находятся церкви с причтами, то спрашивается, кому будет поставлено в обязанность снабжать таковые места жизненными припасами, где, не говоря уже о хлебе, и самые простейшие овощи родятся плохо, и где нет возможности развести домашний скот, и, словом, где пища и одежда получается почти только от царства животных, малоценных по торговле. Следовательно, если колонии наши будут предоставлены на волю купцам, то самая большая часть их (колоний) на несколько лет могут оставаться даже без сообщения с лучшими местами.

Да и самые богатые мехами места немного выиграют или, по крайней мере, не долго будут пользоваться своими преимуществами. Ибо купцы, как известно по опытам, прежде всего и более всего будут привозить туда водку, до которой все Американские туземцы падки, и следствием этого будет то, что и самые лучшие места в колониях обеднеют и даже могут обезлюдеть. Стоит только года 2–3 не привезти к Алеутам напр., сивучьих кож, и им не из чего будет сделать байдарки. А без байдарки Алеут все равно, что без рук и без ног. Заменить же Алеута в промысле бобров, решительно нельзя никем.

Мне могут сказать, что снабжение мест, небогатых дорогими мехами, будет поставлено в обязанность Сибирскому морскому начальству. На это я скажу, что морское начальство, при нынешнем составе Сибирской флотилии, решительно не в состоянии исполнить этой обязанности.

Доказательством тому не одна Камчатка, которая находится, можно сказать, подле, и в которой лежит одна из лучших в свете гаваней. Если и Американская Компания, имея главную резиденцию в Ситхе, где плавание открыто круглый год, и откуда транспорты по колониям могут отправляться даже в марте, для снабжения отдаленных мест имеет не менее 4-х судов. То морское начальство, находящееся на устье Амура, где плавание начинается не ранее последних мая, для этого предмета должно иметь вдвое более судов, ибо расстояние колоний от Амура почти вдвое далее, чем от Ситхи. Или, оно должно иметь в Ситхе особую флотилию со всею обстановкою. Но, то и другое казне будет стоить больших издержек, почти ничем не вознаградимых.

Крайне будет жаль, если Правительство наше послушает возгласов и односторонних суждений и мнений людей, подобных моряку, г. Попову (напечатанных в Морском Сборнике), основанных на одних неверных слухах или давнишних цитатах, и по некоторым фактам, не совсем правильно понятым, и не уважить мнений и представлений людей, знающих дело опытно. Не знаю, более ли приобретет выгоды наше отечество от уничтожения привилегий нашей Компании; но, то несомненно, что Правительство, которому существование колоний со всем их устройством, можно сказать, нечего не стоит теперь, по принятии на попечение свое колоний должно тратить на них не менее того, чего стоят они теперь Компании. Или должно отказаться от владений своих в Америке, чего, конечно, и думать нельзя.

Если Вашему Сиятельству угодно знать мое мнение касательно колоний, то вот оно: или они должны существовать на тех основаниях (главных), как ныне, т. е. в ведении Р. А. Компании, или, если Правительству угодно принять их на свое попечение, то вместо существующего ныне управления Компании в Ситхе, там должно быть казенное управление (и, мне кажется, всего удобнее передать это кабинету) с теми же правами, с тем же по рядком и с тою же обстановкою, т. е. с тем же числом судов, служащих и проч. и даже с такими же простейшими формами управления, потому, что главное то, что решительно во всех колониях наших в Америке хлеб родиться не может. И скот развести можно только в Кадьяке и около него. Следовательно, существование колоний зависят почти только и единственно от промыслов звериных, а чтобы промыслы сии не уменьшались, нужно хозяйство и, следовательно, единство управления. А иначе, если Компании откажут в привилегиях, и колонии будут предоставлены купцам, то утвердительно можно сказать, что через 5–6 лет колонии наши окончательно разстроются во всех отношениях, так что мы волею-неволею должны будем или оставить наших новопросвещенных без церкви и без пастырей на волю Божию, по крайней мере, там, куда изредка будут приходить купцы, или употреблять огромные средства для поддержания их.

Но каково бы ни было будущее положение колоний наших в Америке, но если только колонии будут предоставлены на волю купцам, то нам необходимо подумать о будущем существовании тамошних наших церквей и даже взглянуть на вопрос: продолжать ли нам проповедь Евангелия там, где существование миссионеров, оставленных самим себе, будет неопределенно, ибо наша православная Америка, не католическая Америка. Там на каждом шагу плодоносные деревья, а у нас, кроме диких ягод, кое-где растущих, нет никаких плодов. Там иногда и самая легчайшая одежда излишня — в тягость, а у нас… И главное, там есть люди, готовые на всякие самопожертвования, а у нас нельзя найти людей и в те места, где нет ни малейшей опасности ни от людей, ни от зверей, ни от климата.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть

Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

22 июня. 1861 г.

Благовещенск.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![135]

Честь имею принести искреннюю благодарность Вашему Сиятельству за почитание, которым Вы изволили почтить меня, от 23 декабря минувшего года, в котором Вы изволили поздравить меня с праздником Рождества Христова. Да воздаст Вам Господь Бог Своею милостью за все Ваши милости, постоянно оказываемый мне смиреннейшему, и очень мне особенно покровительствующему, что я …..

Июня 22 дня. 1860 г.

Благовещенск.

Письмо это писано в ответ на письмо Обер-прокурора Св. Синода, графа А. П. Толстого, такого содержания:

Преосвященнейший Владыко, Милостивый Государь и Архипастырь. Принося Вашему Преосвященству искреннее поздравление с наступающими святыми и благодатными днями Рождества Господа нашего Иисуса Христа и с приближающимся Новым годом, усердно желаю, да пришедый в мир для обновления нашего Искупитель Наш обновит и укрепит душевные и телесные силы Ваши на священном поприще Архипастырского служения Вашего Православной Церкви, в утверждение и утешение вверенной Вам паствы.

Испрашивая Святых молитв Ваших, с совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Преосвященства, Милостивого Государя и Архипастыря, покорнейший слуга.

С.-Петербург.

22 декабря 1860 г.

3 июля, ночь

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 27 июля.

Постройку особой паперти к монастырской церкви отложить до будущего года.

Если о. Михаил поправился, то, во-первых, слава Богу, а потом, если он продаст дом, то пусть сам разделит детям своим, как знает, и что он даст им, то пусть возьмет опека и более ничего.

О. Роману сказать, что если он не перестанет пить, то я велю подать рапорт, и дело его подымется все — и он будет выслан из монастыря и тогда он наверное погибнет душою и телом.

В Мачинск. церкви беспорядок.

Затем прощайте. Господь с Вами. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Всем, всем провожавшим меня большой и искрений поклон.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 15 апреля, полученное мною в Благовещенске 23 июня, откуда я отвечать не успел, потому что 24 отправился в путь.

Получив от Вас известие об определении новых учителей и об увольнении старых, мне пришло в голову: не насильно ли Вы выслали старых с тем только, чтобы дать место приехавшим, из уважения к тому только, что они были в семинарии, а о том, что о. Андрея мы предположили еще прежде уволить, я совсем забыл. Что же касается о. Романа, то мне и в голову не приходило, что увольнение его от экономной должности будет обидно ему, и притом у меня была мысль еще другая, но об ней после.

Очень приятно слышать, что Вы довольны Новым экономом своим.

Ах, этот негодный Певцов. Распоряжения Ваши относительно его вызова в Якутск основательны. Но мне кажется, что туда возвращать его не следует. По испытании дать ему место где-нибудь поближе.

Отчего же Якутская типография не состоялась? Ведь говорили, что уже выписана и летом (1860 г.) привезут. Св. Историю пока можно дозволить и давать переписывать желающим, а о напечатании оной потолкуем, Бог даст, при свидании.

Бог Вас благословит переводить и употреблять при служениях св. песни! Только смотрите, чтобы при переписке не было допущено и допускаемо каких-либо погрешностей, но и об этом потолкуем при свидании.

Жаль бедную Александру Васильевну. Дайте ей, пожалуйста, на мой счет 25 р. сер., при свидании заплачу, только напомните.

Павлову я напишу непременно, если успею, то завтра же. Он мне писал опять письмо.

Вижу я и без того, что формальность и мелочность много делают труда всем участвующим в делопроизводстве, и я кое-что писал Вашему Владыке, не знаю, послушает ли. Молитесь Богу, чтобы Он благоволил мне побывать у Вас, и тогда авось направится дело. Признаться, с первого раза и я тоже хватился за мелочи, и хотя не строго держался формалистики, но все-таки держался, пока не всмотрелся хорошенько.

И пока благодарю Вас за попечение и заботливость об учениках. Своих детей Вам Бог не дал, и зато много будет у Вас воспитанников, которые будут вспоминать и поминать, и помнить Вас.

Перемещение о. Александра Усть-Майчинскаго на Мачу я предоставил Вашему Владыке.

Ответы кончены на письмо Ваше, а своего ничего не имею сообщить Вам, кроме того, что из Благовещенска отправился я 24 июня на устье Уссури, прибыл 3 июля. В Амуре вода ужасная, залило много луга. Хлеба везде отлично хороши, и если верхом Бог скрасит, то все будут с хлебом. Народ по Амуру с верху до сего места все здоровы, значит климат не худой.

Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Отцу видящему и другим наставникам, по Вашему усмотрению, объвите от меня благодарность за старание по учению. Пусть продолжают также, и, Бог даст, приеду, похвалю официально и представлю к денежной награде.

Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский

Июля 5 дня. 1861 г.

Устье Уссури.

Ст. Казакевичи.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![136]

Прежде всего честь имею поздравить Вас со вступлением в полное управление нашего края. Это меня весьма радует и утешает, а почему? Это Вы сами знаете; я Вам высказал отчасти при последнем нашем свидании. Молю и буду молить Бога, чтобы Он сохранил Ваше здоровье и укреплял Вас Своею силою в прискорбные и неприятные минуты, и да не приближается не только к Вам, но и к дому Вашему дух уныния со своею свитою. Искренно жалею об одном, т. е. что Вы опять приехали без подруги.

Приношу Вашему Высокопревосходительству мою сердечную благодарность за письма Ваши, посланные ко мне — одно с курьером, а другое с г. Моллеровым, с приложением к ним газетных листков с интереснейшими известиями, а к последнему Вашего фотографического портрета.

Благодарю и за сообщенные мне Вами сведения о разных предметах Сибирских наших, а наипаче о нашем графе. Сделайте милость, посредственно или непосредственно, благоволите мне сообщать сведения о нем, о его дальнейшей службе и о всем, что до него касается. Я думаю написать ему уже тогда, когда он сядет на какое-либо место, и не иначе, как через Вас же, а теперь прошу Вас покорнейше при случае приписать ему от меня искренний поклон. Не знаю, получил ли он от меня письмо, отправленное мною с нашим курьером г. Болтиным.

Ах, как я был обрадован, получив от Вас известие о заключении дополнительного договора с Китаем в Пекине. Слава Богу! А то, признаюсь, все как-то было неловко. Часто приходило на мысль, что, хотя нас из Благовещенска и не прогонят, но надолго могут остановить устройство этого края. Но теперь мы дома и стоим твердо на обеих ногах.

Письмо это я пишу на устье Уссури, куда прибыл 3июля, отправясь из Благовещенска 24 июня. Живу здесь в ожидании какого-либо парохода. Думаю побывать на Уссури, а потом плыть прямо в Николаевск с тем, чтобы опять отправиться в Камчатку на каком-нибудь судне, хоть на частном, только уже ни на Манджуре, который не может ходить под парусами. Довольно Вам сказать одно, чтобы судить о его качествах. При ветре не очень свежем с берегу в Татарском проливе, где потому волна далеко не океанская, под всеми косыми парусами и под парами мы летели 2 ³/₄ узла с дрейфом до 5 румбов. Извольте плавать на таких судах! А валяет его так, что ни стоять, ни сидеть нельзя. Я той мысли, что Господь спас и нас, и судно, не пустив нас в море. Иначе мы погибли бы непременно.

Если Господь благоволит достигнуть мне Петропавловска, то думаю по первому зимнему пути отправиться по старой дорожке в Гижигу и далее через Охотск в Якутск, здесь дождусь летнего пути, и потом через Иркутск и Байкал отправлюсь восвояси — в Благовещенск.

Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, попросить Вас еще в последний раз приказать приготовить для меня в Сретенске катер и пожаловать его мне в вечное и потомственное владение. Живя в Благовещенске, нельзя не иметь своего катера и своей при нем шлюпки для поездок вниз и вверх. Поездка и помещение на самых пароходах далеко не так удобна, как на катере. Это я испытал ныне, идя из Николаевска в Благовещенск на буксире при пароходе «Амур». И притом почти всегда бывают пассажиры на них. За все материалы, какие будут употреблены для постройки и отделки катера я готов заплатить. Длина и ширина катера и весь размер может быть та же самая, какая была у катера, приготовленного для меня в прошедшем году. Только я желал бы иметь на нем другую мачту в корме пред входом в каюту, пониже передней мачты и с реем, или рейковым парусом. Он мне понадобится не ранее, как в половине июля.

О состоянии Амурского края я теперь не пишу ничего. Бог даст, при личном свидании в Иркутске скажу все, что знаю, теперь скажу только, что люди везде здоровы, говоря вообще. Значит климат на Амуре не худой, хлебами везде хвалятся; только вода в Амуре грозит затопить пашни, находящиеся на низких местах.

Церкви, заложенные в Катерино-Никольске, на устье Уссури, и в Софийске, надобно сломать, да и в самом Благовещенске собор, перезаложенный г. Кукелем, едва ли не подвергнется той же участи. Очень жаль! Впрочем, надеемся, что нынешнею осенью будут готовы церкви в Кумаре, в Иннокентьевской и в Михайло-Семеновской, где заложена церковь вновь попроще.

Мой дом в Благовещенске более я более устраивается, жаль только, что крыша деревянная. Я просил Николая Николаевича, в свое время, чтобы покрыть железом, и он запишет это. Но видно нельзя было достать железа. Нельзя достать его ныне? Мы бы перекрыли снова.

Ваше Высокопревосходительство, Вероятно, уже слышали о нашем горе и большом горе. А именно, что вся ризница моя и приготовленная для Амурских церквей, составлявшая не менее 800 вещей, подмочена, и винить некого, просто несчастие. Некоторые вещи и особенно моя лучшая ризница, приготовленная и подаренная мне в Охотске усердием покойного Ив. В. Лярского, стоящая более 1000 р. сер., годны только на выжигу. Чтобы завести опять ризницу для всех церквей, надобно будет убить почти половину капитала, пожертвованного благотворителем нашим, г. Рукавишниковым! Вся надежда на г. Бернадаки, авось, не пожертвует ли сколько-нибудь на заведение ризницы в оборону от нарекания своей компании. Имея в виду это, я еще никому не писал о нашей потере. Не замолвите ли, Ваше Высокопревосходительство, словцо с Вашей стороны г-ну Бернадаки!

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все Ваши дела и начинания, имею честь быть с искренно-сердечным уважением и любовью Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Июля 6 дня. 1861.

Ст. Казакевичи на устье р. Уссури.

P. S. На бумагу Вашу о иеромонахе Евлампии я не писал Вам, потому что писать было уже поздно, и Я очень рад, что он может быть полезен Вам. Прошу покорнейше меня уведомить в свое время о том, какое он теперь получает от Вас жалованье и до какого времени оно будет ему производиться.

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь![137]

Долг имею донести Вашему Сиятельству, что Новоархангельская (Камчатская) семинария, находящаяся ныне пока в Якутске, и подведомственные оной Якутские Духовные училища, в течение минувшего 1860 года, как видно из отчета Преосвященного Якутского, (которому я поручал по случаю выезда моего из Якутска иметь неослабное отеческое попечение о них), находилась в следующем состоянии.

1). Число всех вообще учеников было 74, из числа коих 20 считались в семинарии, 29 в уездном училище и 25 в приходском, кроме того один умер и трое исключены за урослостью.

2). Нравственность учеников, как семинарии, так и училищ, как говорит Преосвященный, «меня очень радует»: во все время пребывания его в Якутске (с 30 марта 1860) ни один ученик не был замечен в каком-либо предосудительном поступке.

3). Успехи учеников по наукам весьма удовлетворительны. При бывших в июле и декабре испытаниях учеников семинарии высшего отделения, которые производились в присутствии его, Преосвященного, по словам его, наиболее хорошие успехи оказали ученики этого отделения по Догматическому Богословию, преподаваемому исправляющим должность Ректора, протоиереем Димитрием Хитровым, а именно: 3 ученика отвечали весьма хорошо, 4 очень хорошо и 1 довольно удовлетворительно, и по всем прочим предметам успехи учеников высшего отделения оказались при испытании весьма удовлетворительными, а равно и всех прочих классов, как видно из журналов семинарского правления.

Для уроженцев Якутской области, в 1860 году введено преподавание Якутского языка. Для большего навыка в чтении и пении на этом языке, ученики постоянно летом все, а зимою по очереди, ходили к ранней литургии, совершаемой по воскресным дням на Якутском языке при Преображенской церкви (при которой Преосвященный бывает постоянно), и принимали там участие в чтении и пении.

Кроме того ежедневно ученики всех классов по очереди ходили к Богослужениям в домовую церковь и исправляли службы, а ученики семинарии Высшего отделения, кроме того, каждый раз во время литургии произносили печатные проповеди.

4). Хозяйственная часть, как по семинарии, так и по училищам, находится в должном порядке. Выдача денег производилась всегда по журналам правления, утверждаемым Преосвященным. Деньги хранились в Якутском областном казначействе, свидетельства сумм производились своевременно. По экономическим отчетам видно, что ученики имели одежду весьма достаточную и приличную, пищею пользовались всегда свежею и по возможности лучшею.

5). Здоровье учеников в минувшем 1860 году находилось очень в хорошем состоянии. Только в августе (вероятно, вследствие засухи) появилась было между ними довольно опасная болезнь — кровавый понос. Но только один умер от оной.

6). Что же касается, говорит Преосвященный, лиц начальствующих и учащих, то все они в настоящее время поведения весьма хорошего и к должности очень усердны. По случаю прибывших из Иркутской семинарии окончивших там курс учения, последовала перемена в наставниках низших классов, вместо прежних поступили новые, и протоиерей Никита Запольский, по возвращении своем из дальнего путешествия, согласно отношению Духовно-учебного управления ко мне, от 17 марта 1860 года, за № 2720, определен наставником в семинарию.

Донося о сем Вашему Сиятельству, при сем честь имею представить семь формулярных списков о начальствующих и наставниках, бывших при должностях своих до поступления новых. Отчеты же о суммах семинарских и училищных представлены мною, от 24 числа июня, при отношении за № 1001.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть, Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

№ 1012-й

21 июля 1861 г.

На реке Амур.

Милостивый Государь, Гаврило Матвеевич.

Покорнейше прошу Вас принять на себя труд заказать сделать для наших церквей шесть сосудов с полными приборами, но чтобы все это стоило сколько возможно дешевле. Из серебра велите сделать одни только чаши у сосудов и тарелочку у дискоса. А ручки у сосудов и поддоны, а также и поддоны у дискосов и звездицы сделать медные. Но чаши, ручки и поддоны у сосудов, а также и звездицы позолотить; а поддон у дискосов высеребрить. Тарелочки и чашечки для теплоты сделать из олова или какой-либо композиции. Лжицы должны быть серебряные и на конце позолоченные. Копьецы простые. Сосуды величиною должны быть несколько поменьше средних и без всяких украшений, только с вырезкою обычных икон на чашах, а также и на дискосах. Кроме того, пришлите 6 медных кадил посеребренных и сколько возможно прочных. 6 Евангелий 7 и 6 вершковых, в бархате, с медными чеканными наугольниками посеребренными; 4 дароносицы медных; 20 служебников в 8 листах и 1 чиновник архиерейский, нового издания, в бархатной лучшей оправе и в папке. Все сии вещи пришлите в г. Благовещенск на имя мое. На заготовление оных посылаю Вам теперь только сто пятьдесят рублей. А остальные прошу получить из Московской конторы Российско-Американской Компании, которая, без сомнения, заплатит Вам по Вашему счету. Затем, призывая на Вас благословение Божие, имею честь быть с совершенным почтением и благодарностью за Ваши труды Ваш, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Августа 5 дня. 1860 г.

Николаевск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Через 2–3 дня предполагается нам отправиться в Камчатку на казенном морском военном судне — клипер «Гайдамак». Думаем зайти в Южные гавани и даже в Японию — но что будет, Бог знает. Судно, впрочем, очень хорошее — новое, еще году нет, как спущено на воду, винтовое и один из лучших ходоков. Но все это не поможет, если Господу не угодно, чтобы я был в Камчатке, а следовательно и у Вас.

Вчера у нас была свадьба — внучка моя Александра, которую я увез в Иркутск, вышла замуж за второго сына о. протоиерея Литвинцева, Иннокентия, которого я беру с собою в Камчатку и думаю сделать его пока дьяконом.

Новостей Вам я никаких не сообщаю, скажу только, что я нынешнее лето плавал по рекам Амуру и Уссури.

Здоровье мое дозволяет мне решится на такой дальний путь.

Думаю я, что письмо мое, писанное в феврале к Преосвященному Павлу, огорчило его, если не более. Правду сказать, что я отчасти и сам с сожалением вспоминаю об этом. Ибо сведения, достигшие до меня касательно Преосвященного, не все совсем справедливы.

Но, не с намерением опечалить или огорчить его, высказал я ему, что считал нужным сказать, а именно из желания ему доброй славы и успеха в управлении.

Впрочем, я просил у него прощения по-христиански, и если, Бог даст, увидимся лицом к лицу — то объяснимся и наверное помиримся.

Никому из Якутских я не пишу на этой почте, некогда. Прошу Вас при случае сказать от меня поклон и благословение всем моим Якутским знакомым и Гаврилу Павлову, благотворителю монастыря нашего.

Сообщу Вам за новость: по случаю невозможности достать Камчатских детей в Якутское училище я представляю открыть училище в Благовещенске в замен Якутского, соединенного ныне с семинарией, в котором бы, кроме детей Камчатского духовенства, могли бы обучаться и дети Амурского духовенства, а, быть может, и дети Манджуров. Бумага эта пойдет вместе с этим письмом.

Более писать ничего особенного не имею. Прощайте, до свидания, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Августа 17 дня. 1861 г. Николаевск.

Любезные дети мои!

Слава и благодарение Господу, хранящему меня во всех путях моих, как зеницу ока! Я жив, здоров и сух вышел из воды — так сух, что ни одна капля, буквально ни одна, не пала на меня во все время бедствия корабля нашего. За день перед тем я простудил горло, и потому 28 августа я совсем не выходил из каюты ни днем, ни во время бури, ни тогда, когда судно наше село на мель. Только утром 29 (августа) вышел я, когда был ветер гораздо тише. Судно наше я нашел уже недалеко от берега, стоящим плотно и в совершенной безопасности со стороны волны. Тотчас начали перебираться на берег. Первые сошли певчие и больные судовые, затем доктор с аптекою, а за ними и я. Вошел я на судно с парадного трапу, а сошел по шторм-трапу и то с гальюка. Но зато сошел благополучно, и не замочив ноги. Меня из катера вынесли. Во время бедствия я, по милости Божией, был в спокойном положении — особенно, когда судно наше стало совсем на мель. И если бы не стук волны, бившей в корму, то я мог бы и уснуть. Остальное все расскажет Вам податель сего письма, бывший во все время наверху. Что же касается до вещей наших, то они не все вышли сухи. Митру и еще кое-что подмочило. Но из собственных моих вещей решительно ничего не подмокло, кроме сахару и других кой-каких запасов. Но у бедного отца Григория весь чай подмочило и почти все вещи. Долго я колебался (как теперь пароход наш, идущий под парами): идти ли мне в Камчатку, или нет. Но сегодня я решился на первое. Да будет воля Божия! Если мне суждено умереть в Камчатке, или в море, то никак не избежать. Впрочем, время еще не позднее. Из Кастри мы пойдем в Ольгу и оттуда прямо в Хакодате. Здесь я пересяду на какое-нибудь казенное судно, которое пойдет прямо в Камчатку.

Все находящиеся со мною до одного живы и здоровы, и я, слава Богу, не могу много жаловаться на нездоровье. Бок мой меня не беспокоит, только щека чуть-чуть напоминает о себе, что ее надобно беречь от ветра и помазывать маслом. Затем, прощайте, до свидания! Господь с Вами! Петру Васильевичу и Павлу Алексеевичу и прочим мой искренний поклон.

Поздравляю Вас с именинником[138], желаю ему здоровья и ума-разума.

Отец Ваш Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 2 дня. 1861 г.

На пути из Дуи в Кастри.

Сиятельнейший Князь, Милостивый Государь![139]

Честь имею довести до сведения Вашего Сиятельства, что я, во исполнение предположения моего посетить в наступающую зиму Камчатку и прилежащие к ней округи, отправился из Николаевска 22 августа со свитою моею, состоящею из восьми лиц, (в числе коих Камчатский протоиерей Георгий Логинов) на клипере «Гайдамак» — одном из лучших судов нашего Русского флота, принадлежащих к эскадре, состоящей под начальством Г. Контр-Адмирала, Ивана Феодоровича Лихачева.

Плавание наше из Николаевска до острова Сахалина, где обыкновенно запасаются углем, было благополучное и спокойное, а также и стоянка на якоре у Сахалина с утра 26-го до полдня 28-го числа была спокойна и безопасна. Но после полдня ветер начал усиливаться, и вскоре так сделался крепок, что судно наше сорвало с якорей и бросило на берег и в продолжение 7–8 часов сильно било его волнами, и брызгами окатывало палубу.

Все бывшие на судне и, особенно из пассажиров были в сильном страхе и даже отчаянии, и не без основания, ибо вода в трюме, несмотря на беспрерывное действование всеми помпами, видимо прибывала, а главное то, что мы были без якоря, а при таком положении судна его могло отнести от берега в море или выкинуть на каменистый риф, находившийся от нас в нескольких саженях, и тогда гибель наша была бы неизбежна.

Но слава и благодарение Господу! судно наше стало плотно на песок и, когда вода убыла в море, его перестало бить волнами, и ни один человек не пострадал нисколько.

29-го числа рано утром начали перевозить людей на берег — прежде больных, потом свиту мою, а за ними съехал и я. Почти все бывшие на судне или перемокли во время бури от вливавшихся волн, или подмочились при выходе на берег; но что касается до меня собственно, то решительно ни одна капля не упала на меня, когда я был на судне, и на берег вступил я сухими ногами!

Что же касается до вещей церковных и принадлежащих мне и свите, то некоторые из них при выгрузке или подмочены, или разбиты. Особенно много понес убытку протоиерей Логинов. Немало также утратилось вещей и из путевых моих запасов.

По выходе на берег все мы разместились по квартирам весьма удобно в казенных домах находящегося здесь селения.

Встретив неудачу и в нынешнем году, я уже думал совсем отложить мое намерение посетить Камчатку и возвратиться в Благовещенск. Но 1-го сентября пришел к Сахалину пароход и на нем Г. Контр-адмирал Лихачев, начальник отряда судов, находящихся в здешнем море. Он предложил мне отправиться с ним в Японию, где он обещал дать нам одно из состоящих в его распоряжении судов для отвоза нас в Камчатку, и я решился принять его предложение, иначе надобно было отложить поездку в Камчатку и по Камчатке еще на Год, а быть может и навсегда. И вследствие сего я со всею свитою моею перебрался на пароход «Америку».

2-го числа в полдень отправился наш пароход в предпринятый им путь. На пути заходили мы в Кастри и в гавань Св. Ольги, находящуюся прямо Японии. 9-го числа утром вошли в гавань Хакодате.

Я тотчас же отправился со свитою моею на берег и поместился в доме консула нашего, Г. Гашкевича, где и остаюсь в ожидании прибытия судна, назначенного для отвоза нас в Камчатку.

К сему честь имею присовокупить, что, как я сам, так и все другие со мною, остаемся здоровы. С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

12 сентября 1861 года

г. Хакодате

на острове Иезо в Японии.

Любезные дети мои!

Вот я и в Японии, куда мы прибыли 9 числа, утром рано. Здесь мы нашли одно только наше судно — «Абрек», но и то сегодня ушло куда-то, говорят, дней на шесть или на 7. И потому, Бог знает, когда и на чем мы отправимся в Камчатку; а когда уйдет «Америка», то мы решительно не будем видеть ни одного судна Русского. Но, да будет воля Господня во всем! Не по своей воле, а по Его указанию я предпринял путь из Кастри сюда. Я поместился в доме консула, а свита моя привитает у отца Николая, а едим все консульскую шею. Я позволил отцу Николаю из состоящего на нем долгу в вашу церковь выдать 100 р. свите моей на покупки нужных им вещей, и потому вы получите от него материй не на 500 р., а только на 400, а 100 р. он возратит Вам бумажками. Путь наш от Сахалина и до самого Хакодате был самый спокойный и счастливый (только Гаврило потерпел убыток). Качки решительно никакой не было. Погода стояла хорошая, и меня нисколько не укачало. У Гаврила сожгло вещей рублей на 70 кислотами, да на разбитии пропало шампанское и вино. Конечно, не без убытка и я буду — и это неизбежно, ибо надобно трижды погрузить и столько же выгрузить.

Отец Николай хорошо живет, имеет до 16 человек учеников Японцев. Стол имеет у консула, квартира очень хорошая и просторная.

Я нигде еще не был и ничего не видал. И потому ничего не могу вам сообщить нового. Скажу только, что грусть начинает нападать на меня оттого, что время идет и ведет к осени глубокой; а мы еще и не знаем, когда и на чем пойдем и когда и как придем.

Любопытно знать: как и что передали Вам — жителям Николаевска, бывшие на Сахалине Ваши плаватели о нашем разбитии, и, без сомнения, не без преувеличения или не без уменьшения. Кто что ни говори, но я всегда скажу, что мы были очень в опасном положении, потому что не имели никакого якоря в воде и ничем не были привязаны к берегу, и потому наше судно могло быть выкинуто на риф, находившийся от нас в нескольких саженях, или отнесено в море, и тогда наша погибель была бы неизбежна. Я последнего очень боялся во время разбития нашего. А о первом я и не знал, потому что я не выходил из каюты. О капитане нашем скажу только, что вперед он подобного не сделает; но если бы даже и осудили его за это, то надобно пощадить его, ради его редкого характера, чрезвычайно ровного и спокойного. Он и во время разбития говорил и распоряжался тем же самым тоном, как и во время лучшего плавания. Впрочем, по мнению моему, судно не совсем пропало. Лишь бы только не снесло его осенними льдами. Зимою могут зачинить пробоины и весною привезти в Николаевск, а там могут исправить его как следует.

Итак, ни на кого и ни на что нельзя надеяться и рассчитывать наверняка. Казалось, что мы как раз достигнем Камчатки. Судно новое, прочное, удобное, лучшее из всего отряда судов здешних, ходок и под парами, и под парусами, команды много, капитан из лучших, словом сказать, лучшей обстановки быть не может. Но дунул ветер, и все расстроилось и рушилось! Пока довольно.

Свита наша во время плавания из Кастри до Японии пользовалась пищею судовою в течение 8 или 9 дней на 5 порций. И потому заплати в казну, что потребуют, что будет следовать. Вчера я с адмиралом и консулом был в гостях у здешнего губернатора. Нас угощали: супом, рыбою и наливкою.

Гостинцев здешних я Вам ничего не посылаю. Главное потому, что нет денег, пустяков послать не стоит. Впрочем, я Гавриле велел купить шелку, который здесь очень дешев. Затем, прощайте, до свидания! Господь с вами. Отец Ваш Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 13 дня. 1861 г. Хакодате.

Ваня, верно, начал уже учиться грамоте. Скажите ему, чтобы он учился хорошенько, гостинцы привезу ему. А иначе не привезу. Учите, пожалуйста, его молиться хорошенько и побольше.

P. S. Если Отец Евлампий в Николаевске, то скажи ему от меня поклон и благословение и что я писал ему из Ольга с отцом Филаретом, который изъявил желание и получил дозволение остаться во Владивостоке до окончания храма, или до прибытия туда отца Евлампия. Я ему дал и св. Антиминс для освящения храма. Отец Евлампий пусть отправляется во Владивосток при первом случае. На случай, дай ему копию с миссионерской инструкции и выпроси дозволение или вид от губернатора путешествовать ему по Манчжурии. Прилагаемый пакет отправь с первою почтою.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Наконец-то я добрался до Камчатки. Слава Богу! И вот уже собираюсь и выехать из Петропавловска и следовать помаленьку к Вам. Вы меня не ждите к себе ранее 20 марта, ибо намерен проживать дорогою в разных местах. В Гижигу предполагаю приехать около 1 февраля, а в Охотск около 5 марта.

Здоровье мое, слава Богу, находится в удовлетворительном состоянии.

Вы уже, вероятно, слышали, что то судно, на котором мы вышли из Николаевска, разбилось у острова Сахалина. Но — слава и благодарение Господу, хранящему меня во всех путях моих — я вышел с судна, не замочивши ноги, и во время разбития на меня не канула капля воды. О подробностях разбития расскажу, Бог даст, при свидании. Теперь скажу только, что хотя все спасено наше и церковное, но не без урону.

После этого нашего несчастия, мы плавание имели очень счастливое и покойное, несмотря на позднее время. Были мы и в Японии — в Хакодате на острове Иезо, где находится наше и другие Европейская консульства. Здесь мы прожили ровно 18 суток в ожидании судна и отсюда ушли только 26 сентября, и 5 октября вошли в Авачинскую губу, проплыв расстояние более 4000 вер.

Что я видел в Японии, расскажу также при свидании.

В Камчатке померли два священника, оба братья о. Георгия — нынешнего протоиерея, и двое просятся в отставку, но их заменить здесь некем.

Я Вам, кажется, писал, что я представил об открытии Духовного Училища в Благовещенске. И учеников наберется в одной Камчатке чуть не до 20, да от Вас я увезу троих певчих, и в училище будет не менее 25 человек при самом открытии его.

В одном Петропавловске находится 7 мальчиков. Ну, пока довольно. Ноября 9 дня.

Принимаюсь заканчивать письма: завтра отправляюсь. После написания к Вам первых строк ничего особенного не случилось. Только вчера здешнего диакона Лаврова произвел в протодиакона. Вы его знаете.

Писать более к Вам ничего особенного не имею. О квартире для меня и о встрече я писал Владыке Вашему.

Затем поручая себя, Вас и всех, Вам вверенных, Господу Богу, остаюсь с теми же к Вам чувствами, что и прежде, Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 13 дня. 1861 г.

Камчатка.

in.

Многовидящему и всем моим знакомым поручаю Вам сказать от меня поклон и благословение, кроме губернатора, которому скажет от меня все это Владыка.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Очень-очень благодарен Вам за два письма Ваши, из коих одно я получил в Гижиге, а другое в Охотске.

Быть может, это письмецо мое придет в Якутск ранее нас. И потому на всякий случай пишу Вам, а предмет письма главный вот какой.

Повозки, в которых мы теперь едем, могут служить нам до Якутска только, а далее нужна лодка, и лодка хорошая, т. е. не вертлявая и поместительная. Ксенофонт Петрович Атласов говорит, что у него есть лодка, оставленная на сохранении у Дутова, и он мне ее уступает. Обратите внимание Ваше на этот предмет. Не жива ли лодка в Компании та, на которой мы путешествовали с о. Никитой?

Затем прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Преданный Вам Иннокентий, А. К.

Апреля 3 дня. 1861 г.

Охотск, откуда выехать предполагаем 9 числа вечером до места с тем, чтобы 10-го утром пуститься далее.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Как я ни медлил в пути моем, но видно мне не видаться с Вами лично, по крайней мере, до Олекмы. Около 15 часов простоял я у Тоенарынской станции во ожидании почты, и напрасно, ее нет еще и теперь. Видимо, что мне нечего здесь делать. Решаюсь так: идти дорогою, не торопясь, и в Олекме провести сутки. Угодно Вам догнать меня? Очень буду Рад, а если не заблагорассудите по чему-либо, то прощайте. А как? До свидания? Или навсегда!..

Если на почте не будет ничего особенно интересного для меня, то пусть остается, что будет, до следующей почты, и нарочного не посылать. А если будет что, то или привезите, или пошлите с нарочным.

Всем, провожавшим меня, мой искренний поклон, благодарность и благословение, а также и Вам самим.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга. Иннокентий, А. Камчатский.

10 часов.

Июня 25 дня. 1862.

Тоенары.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь[140]

В бытность мою ныне в г. Якутске, по случаю предстоявшего выпуска оканчивавших курс старших учеников семинарии, и с тем вместе для личного удостоверения о благосостоянии семинарии, по распоряжению моему сделана была ревизия оной (и, можно сказать, самая строгая) по всем частям, и оказалось следующее.

По нравственной части.

Преосвященный Викарий, епископ Якутский, которому мною было поручено принимать еженедельные рапорты инспектора семинарии о состоянии семинарии и поведении учеников, и который имеет всю возможность удостоверяться в истинности рапортов инспектора, и каждодневно видя лично сам по несколько учеников, исправлявших чреду служения в его домовой церкви, сообщил мне, что все вообще ученики, как семинарии, так и соединенных с нею училища, вели и ведут себя весьма благонравно. Если и было замечено несколько учеников в некоторых проступках, то весьма немного, да и проступки их не могут быть отнесены к нарушению нравственности, а к ребяческим шалостям.

По учебной части.

Преосвященный Викарий, всегда присутствовавший при частных экзаменах, ныне по поручению моему экзаменовал учеников в течение целой недели во все учебные часы, начиная с первого приходского класса и до последнего в семинарии, и по всем предметам без всякого исключения или выпуска и, что называется, от доски до доски. И по окончании всего сообщил мне, что ученики Высшего Отделения, т. е., назначенные к выпуску, по предметам Богословия отвечали весьма хорошо, а по всем прочим предметам, а также и по медицине, очень хорошо. Тоже и ученики низшего Отделения семинарии и ученики Училища по преподанным им предметам отвечали весьма удовлетворительно, а даровитейшие из них весьма хорошо. По ответам учеников и по вопросам, какие давали преподаватели во время экзамена, Преосвященный заключает, что преподаватели знают свое дело я исполняли оное с усердием. Все это, по возможности, подтвердилось и на общем экзамене, бывшем после в присутствии моем.

Церковный уставь в классах не преподается, и ученики всех классов обучаются оному практически, отправляя по очереди все службы в домовой церкви Преосвященного, а ученики Высшего Отделения, кроме того, каждодневно читают за литургиею поучения. И я, в бытность мою в Якутске, лично удостоверился, что старшие ученики все до одного знают устав основательно, и способнейшие очень порядочно читают поучения.

По экономической части.

Все расходы производились всегда с разрешения Преосвященного Викария, по журналам правления, и везде и во всем видна благоразумная экономия, и потому пища учеников всегда была свежая (чему много способствуют и здешние морозы). Одежда на учениках и в особенности на старших очень приличная, белья у всех достаточно. В пример доброй экономии может быть представлено то, что вместо того, чтобы покупать медикаменты для больных учеников в казенной аптеке, при семинарии имеется своя аптека, где медикаменты, запасаемые благовременно, стоят менее, чем втрое против казенной аптеки.

Наличные деньги всегда хранятся в областном казначействе, откуда берутся на расходы не иначе, как по журналам правления, утверждаемым Преосвященным, и при свидетельстве сумм, сделанном в последнее несрочное время. Все суммы, долженствующие быть на лицо по книгам, оказались в том самом количестве, в каком должны быть.

Дом, в котором помещается семинария и училища, весьма еще прочен, содержится чисто, зимою бывает тепл и сух. Один недостаток в нем тот, что он тесен. Но это потому, что он был построен для помещения одних училищ, и недостаток этот заменяется наймом целого корпуса в находящемся вблизи самой семинарии монастыре (где имеет свое местопребывание и Преосвященный Викарий); в корпусе этом находится спальня учеников.

В заключение всего, я должен сказать одним словом, что Якутская семинария по всем частям и во всех отношениях, говоря без всякого преувеличения, находится в должном лучшем порядке. Остается только желать ей более даровитых учеников, в чем она очень нуждается, и главное, чтобы Господь продлил милость Свою к ней и на будущее время.

При сем честь имею представить Вашему Высокопревосходительству формулярные списки начальствующих и учащих в семинарии и училищах, означенные в прилагаемом при сем реестре, и при них один конспект предметов, преподанных по медицине старшим ученикам, и притом почтительнейше уведомить, что в нынешнем году, в Якутской семинарии кончивших полный курс выпущено 8 человек. 3 из них в первом разряде, а остальные 5 во втором. Семь человек из них поступило, в Епархиальное ведомство, а один уроженец Ситхи некий, по собственному желанию, остался в семинарии еще на один год, для усовершенствования себя в богословских науках. Кроме того, в нынешнем году должны кончить курс двое Якутские уроженцы, обучавшиеся в Иркутской семинарии, которые должны поступить на службу по училищу.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский

№ 1068.

30 июня 1862 г.

Олекминск.

Решение вопроса о Жоссейской пастве останавливается за о. Матфеем. Я жду от него путевого журнала до Туруханска или донесения о том, что гораздо удобнее Жоссейским приходом заведовать духовенству Енисейской епархии, чем Якутской. Напишите ему об этом.

Что делает Роман или что с ним делается? Под суд отдавать его не совсем удобно, особенно, если к тому времени судопроизводство наше изменится, да и без того не обойдется без неприятностей для Владыки. И тогда — наверное его денежки за Романом пропадут, а теперь все еще есть надежда возвратить их, хотя лет через пять, да неприятностей не будет лишних.

Ну, кончил ответ и на последнее письмо.

На письмо же Ваше от 13 апреля я ответил Вам, кажется, на все.

Значит, теперь я квит с Вами, примусь завтра отвечать Владыке тоже на три его письма. Июля 16 дня.

Июля 18. Все на том же месте сидим.

Помню я, что писал Вам о том, что я отправил Г. Обер-прокурору список о наших духовных ссыльных. Пред отъездом своим я получил от него ответ за №, где он после лестных выражений говорит: «Поставлю своей обязанностью, когда будет благовременно и возможно, сделать все, что от меня зависит, и удовлетворить Ваши желания».

Кажется, об этом я еще не уведомлял. Следовательно, я со своей стороны сделал все, что мог, для наших бедных страдальцев.

Наш Андрей Николаевич Муравьев пишет мне, между прочим, что он коротко знаком с нашим Обер-прокурором, который будто бы ему писал, что все мои прошения и ходатайства в Св. Синоде исполняются немедленно наравне с прошениями Московского Владыки — это почти так, в самом деле, многое сделано по-моему.

Но долго ли это продлится…

О. Роман слезно умоляет меня взять его к себе. Как это сделать, если бы я и захотел это сделать для него? Скажите ему: пусть терпит и переносит с благодушием и без ропота настоящее свое положение и главное — пусть молится. А там увидим, что будет, и что можно будет сделать для него.

О. диакону Доримедонту желательно быть иереем. Что Вы скажете на это? Вот письмо его, прочтите и пришлите обратно.

Я не припомню, есть ли в Церковных наших правилах прямое запрещение не производить таковых, или это делается только по ветхозаветному! Между прочим, скажите ему, что если Господу угодно, то он получит желаемый сан.

Вы, может быть, хотите знать, отчего я сижу на месте и именно на этом? А вот почему. Почти главною целью нынешнего моего путешествия было — видится с Гольдами, которых от Хабаровки до Николаевска насчитывается более 5 т. душ, и более густое население их около озера Болань или Оджал, куда приезжают наши Якутики, а это озеро находится от Маэ только в 15 верстах, и я на нем ныне был и видел окольных жителей до 200 человек и беседовал с ними. Следов., я цели своей достиг и даже более — они изъявили согласие на то, чтобы у них на Болане была выстроена церковь, и был прислан к ним человек, который бы их учил.

И если бы было кого послать, то я ныне же бы это сделал. Но, к сожалению — не имею человека.

Впрочем, чтобы не оставить этого дела, я поручаю Александру Матф. Протодиаконову, знающему их язык довольно хорошо, проповедовать им слово Божие, и который, как Вам известно, желает быть духовным.

Ехать же далее нет большой нужды. Бог даст — поеду на будущее лето, если буду жив и здоров, а теперь надобно торопиться в Благовегщенск делать попов новых, и чтобы они успели еще водою прибыть на новые места служения своего.

Видел я еще довольно Гольдов на Боле, где я освящал церковь и беседовал с ними, и они также изъявили желание слушать того, кого я пошлю для учения их.

Ныне я был на Уссури до самой последней станицы. Славный там климат и чудные земли. Огурцов там было уже множество, даже картофель более чем, иногда в Якутске осенью, и это было еще в последних июня.

Иней падает там около Покрова, хлеба чудные, славный край, только жители плоховаты — козачки.

Ну, довольно.

Провизии мало, а пароходов все еще не видать и не слыхать.

Июля 18 дня, 10 часов утра.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

18 числа я покончил писание мое к Вам в Якутск. А назавтра 19 в 6 часов утра увидали пароход «Амур», идущий сверху, который привез мне всю почту, в числе прочих и от Вас 3 письма от 26 апреля, 11 и 25 мая, на которые и принимаюсь отвечать — сидя на том же месте у ст. Маэ во ожидании парохода, имеющего прибыть 28 или 30 июля, — если не будет ранее другого «Уссури».

Искренно радуюсь, что здоровье Ваше поправилось, слава Богу! А то, в самом деле, чего-чего не приходило в голову… И тем более радуюсь, что Вы с выздоровлением тела, сделались здоровы и духом. Этому должна радоваться вся Якутская паства. Ибо Вы готовите ей пастырей.

Много не беспокойтесь о том, что Вы отослали 20 т. на вечные времена прежде решения вопроса о ружном жертвовании. Нашли бы, как это дело поправить, если бы и некто из Ваших Агабытов не согласился на пожертвование.

Оклады Вашего Отделения почему-то не значатся, и о выдаче из Николаевского Амурского Казначейства. А за 1861 год мы уже получили. Есть слухи, что и на 1862 год получим. Вы тут теряете только проценты, а деньги получите.

Нельзя не заметить, что собор как-то тяжел на подъем к подписке о пожертвовании ружного оклада. Казалось бы, ему надлежало подниматься прежде всех… Но спасибо и за то, что хотя после других, но подписались.

Сбылось ли пророчество Ваших домашних пророков, что у Вас будет ныне урожай трав и всего? Дай бы, Господи!

Я не понимаю, почему Ваше Д. Правление не согласилось выдать многоглаголивому 800 р. асс. на подъем! Посмотрите.

Не заботьтесь, с моей стороны будет сделано все, что можно.

Верю, что помещение школьников Ваших становится тесно. Но я не понимаю, какого Вы просите позволения моего на покупку и перенесете на Ваш дома Гр. Ст. Валя?

Если Вы хотите купить на свои деньги, то Вы можете это делать без всякого с моей стороны позволения, а если Вы думаете купить на семинарские суммы, то почему же хотите поставить на своем дворе, а не на училищном — растолкуйте мне. Нельзя ли обратить в бурсу дом, бывший прежде под Дух. Правлением, или, по крайней мере, под квартиру инспектора.

Ответ на 2 письмо.

Что значат Ваши слова: Бога ради, не вымогайте ничего из руги за настоящий год. Я не понимаю. Кажется, новых налогов на ругу я не делаю и не думаю делать никаких.

Если вы под этим разумеете то, чтобы по случаю неурожайных годов не делать из этого оклада никаких вычетов, то войдите, или пусть Владыка войдет ко мне об этом с представлением: и я сделаю, что можно и нужно.

Душевно радуюсь тому, что добрая Елена Федоровна скончалась с полным напутствованием и — пострадав пред смертью. Дай ей, Господи, Царство небесное. Любопытно, как теперь распорядится старик своим именьицем и имением или платьем покойной!

Нет сомнения в том, что ружное положение должно изменить весь прежний порядок требоисправления. Нет также сомнения и в том, что не мало будет ропота между Агабытами на все и на всех и особенно на меня. Но не страшен сей злой глагол, и с этим поколением он кончится.

Ваша деятельность по приходу утешает меня, значит, Вы теперь узнаете все на опыте, чего я постигаю только теоретически, а это очень важно.

Вы говорите, что не лишне бы было с моей стороны форменно напомянуть Агабытам, чтобы они не охладевали ревностью в раздаянии св. Евхаристии, как же это сделать без всякого повода! Тут нужен какой-нибудь факт в ту или другую сторону или, по крайней мере, какой-нибудь намек, хотя в отчете Преосвященного.

О приведении сбора руги я дело начал и Вам об этом уже писал.

Скажите, пожалуйста, откуда и с чего взяли, что я будто бы предостерегал о потопе Вашем и даже официально! Мне, кажется, и в голову не приходило об этом предмете, хорошо если это послужило хотя кому-либо в пользу.

Ах, этот поганый Роман! Видно с ним будет по пословице: «Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». А в письме ко мне такого лазаря поет, что чуть-чуть было не стал просить Вашего Владыку о дании ему рясы. А выходит, что и волосы, и бороду надлежит ему обрить.

Отчеты по Благовещенскому училищу и о. Полистова храните, как документы, потому что это расходы из семинарских сумм, которые, т. е. израсходованные деньги, и должны быть исключены из оных сумм в свое время, по общему отчету о семинарских суммах под статьей: содержание Благовещенского училища.

Вот ответ и на последнее письмо!

Регент находится в Иркутске. От Вас не нужно.

Об отце Петре — теперь уже, может быть, и Вы молчите. Я писал и в ответе на первые Ваши письма — забыв, что я писал Вам об этом ранее. Но противоречия нет. Пусть его едет и живет. Радуюсь, что он перестал пить. Трезвый человек, каков бы ни был его характер, менее сделает зла. Дай Бог, чтобы только не прорвало его.

Расписку на посланные вещи возвращаю Вам. И прошу о последствии меня уведомить, вероятно, они не дошли по своему назначению.

Соглашаюсь с Вами, что Павлова лучше представить инородцем, чем купцом. И спасибо за Якутский пример.

Как мне неприятно и больно, что благочестивый старец так злопамятен и черств душою. Обрати его, Господи, и дай терпения обидимым им! Владыка прислал мне и отзыв о. Александра об остатке попечительских сумм со своим свидетельством. Кто у благочестивого духовник? Не худо бы ему передать об этом обиняками и совсем под другими именами. Пусть бы он сказал ему — пора наконец примириться со всеми по-христиански: иначе нет надежды на спасение.

Спасибо Вам за исполнение поручений моих к Ивану Яковлевичу и Александре Ивановне. Давно я знаю, что Отец ея покоен. И поминаю его.

Искренно сожалею о потерпевших от потопа и готов помочь. Жду только от Вас представления.

Жаль покойного Шевелева. О церковном долге на нем потрудитесь, пожалуйста, написать отцу его, находящемуся в Иркутске и которого я видел и который не прочь заплатить за сына своего. Но где именно Отец его? Я не могу Вам сказать. Потрудитесь, пожалуйста, все это узнать, и, хотя сколько-нибудь, возвратить денег.

Очень жаль Осипа Петровича, что он понес много убытку. Но, кажется, и не безвинно. От него зависело много то, что поднялись цены на соболя.

Да, капиталы в Якутске очень-очень уменьшились. Теперь Александра Ивановна, кажется, первая, и едва ли не в состоянии поравняться со всеми купцами вместе.

Весьма благоразумно поступила она, отказавшись от торговли соболями вовремя.

И хорошо Вы сделали, что отправили Кашеварова в Ситху, Бог с ним! Не лежало у меня к нему сердце. Дай Бог, чтобы я ошибся в нем.

Конец ответам, июля 22, 12 часов полдня.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий.

Наконец, славу Богу, добрались мы до Благовещенска. Из Иркутска мы отправились 3 августа и чрез 30 дней, т. е. 2 сентября, приплыли в лодке простой — почтовой: катер свой я оставил в 14 верстах от Сретенска за страшным мелководьем по р. Шилке. С 3-го числа живу я уже в своем доме.

На днях ожидаю я учеников своих из Камчатки. Для помещения их и вообще для училища я покупаю у казны старый госпиталь за 3000 р. И потому присылайте мне скорее деньги, которых мне нужно теперь почти до 5 т.

Если остатки Ваши от Семинарии и училища будут малы, то я думаю взять из Главного Правления Р. А. К., и потому пишите мне скорее об этом и присылайте денег, сколько можете.

От души поздравляю Вашего добрейшего сотрудника, о. Афанасия, с наградою — подмоченною.

Я камилавок теперь не посылаю удостоенным. Почта идет самая легкая, да притом они и не стоят пересылки. Потому что их нельзя ни сошить, ни носить. Они подмочены донельзя. Пришлю когда-нибудь для курьеза. Более писать нечего, да и некогда — перебираемся, укладываемся, размещаемся и проч.

Прощайте, до свидания! Всем помнящим меня мой искренний поклон. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 6 дня. 1862 г.

Благовещенск.

Жигинскому пошлите Вы свою камилавку.

(Приписка карандашом).

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![142]

От 19 января минувшего года за № 977 я имел честь просить Г. Исправлявшего должность Обер-прокурора — представить Святейшему Синоду относительно открытия в г. Благовещенск Консистории или Духовного правления, но еще до сего времени я не получил никакого ни уведомления, ни предписания по сему предмету, а между тем текущие дела увеличиваются (впрочем не останавливаются). И так как нет при мне ни секретаря, ни столоначальника, который бы имел прямую обязанность заниматься Епархиальными делами, то (за неимением здесь присутственного места) все бумаги, требующие производства, а также и все срочные сведения препровождаются от меня в Якутское Духовное Правление, отстоящее от Благовещенска в 5113-ти верстах. А при таком положении очевидно, что как срочные сведения, так напр., и ответы на требования Хозяйственного Управления по отчетности, никак не могут быть представлены даже в самые последние сроки.

И, кроме того, по той же причине, т. е. что в Благовещенске нет присутственного места, все суммы (кроме следующих на содержание причтов), по необходимости поступают ко мне лично и состоят на моей отчетности и ответственности (в настоящее время разных переходящих сумм находится у меня в непосредственном ведении более 40 т. руб., конечно, ни отчетность, ни производство по сему предмету меня затруднит. Но в случае смерти или увольнения моего, преемник мой может быть поставлен в немалое затруднение.

И потому честь имею покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство представить Святейшему Синоду об открытии в г. Благовещенск какого-либо присутственного Духовного места, которому бы были подчинены все Духовные места и лица Камчатской Епархии, т. е. если найдутся где-либо чиновники (а здесь таковых нет), разумеется, порядочные, которые согласятся служить на нынешних консисторских окладах (о доходах же каких-либо здесь и думать нечего. Здесь и духовенство только городское имеет кой-какие доходы). И если в то же время достаточно будет для составления полного присутствия даже и трех членов, то лучше открыть Консисторию, и в таком случае покорнейше прошу прислать секретаря и, по крайней мере, одного столоначальника, в противном же случае да будет позволено открыть Духовное Правление и для производства дел иметь столоначальника в качестве и с званием секретаря и двух писцов, с окладами и правами, какие имеют гражданские чиновники в Благовещенске.

С совершенным почтением и таковою же преданностью имею честь быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

17 сентября. 1862 г.

г. Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Долгом считаю свидетельствовать Вам мою искреннюю благодарность за исполнение Вами моей последней комиссии. Вещи все получены в целости и сохранности, и мы ими очень довольны. Но я опять к Вам с новою моею покорнейшею просьбою. Свято-Троицкая Лавра обещает мне написать иконы для моей домовой церкви, и я ныне послал в оную меру сих икон. Мне желательно к иконам сделать рамы получше здешних, а также карнизики или рамочки вокруг всех дверей. И потому покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, принять на себя труд — сделать для четырех местных икон и для Тайной Вечери рамы простенькие и не широкие, потому что, как изволите видеть из прилагаемого при сем очерка) нашего иконостаса, место не позволит иметь широкие рамы. И едва ли можно сделать их шире 1⅛ или 11/4, вершка. Над рамами местных икон сделать какие-нибудь резные штучки, отдельные, которые бы можно было прикрепить к иконостасу особо.

Для иконы на горнее место раму можно сделать в 2 вершка, а также и для боковых икон. Для дверей же, я думаю, нужно будет не шире 3/4вершка. Все рамы должны быть вызолочены по полименту. Прикажите также сделать и Царские двери из дерева — вышиною 2 арш. 12 вершков и шириною об 1 арш. 141/2, вер., фигурою или формою С.-Петербургского Казанского собора, т. е. гладкие, с вырезанными изредка шестиугольными, небольшими, сквозными звездочками. Иконы на них круглые, с особыми накладными рамами. Средняя икона разрезная. Для украшения самого иконостаса пришлите нам белой, гладкой, если можно, серебристой бумаги для фона или для поля и несколько штучек узеньких золоченых по полименту карнизиков, длиною около 2 арш. каждый, разной фигуры, которые бы можно было положить на карнизы. Лучшее время для пересылки таких вещей есть зима, так, чтобы вещи были от Вас отправлены не позже первого декабря. В нынешнюю зиму этого сделать будет невозможно. И потому предоставляю Вам самим решить, как и когда отправить. Деньги, какие потребуются, как на изготовление рам и проч., так и на отправку икон, которые будут переданы Вам, прошу получить от Российско-Американской Компании. Затем призывая на Вас благословение Божие, честь имею быть Вашим, Милостивого Государя, покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Сентября 17 дня. 1862. Благовещенск

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 20 июля много меня утешило. Очень я порадовался, что дом исправили, спасибо Николаю и Роману. Это меня заботило, но теперь эта тягость спала, — не могу не радоваться и тому, что церковная постройка в монастыре идет с успехом. Честь и слава, и душевное спасибо г. Павлову, скажите ему от меня поклон.

Радуюсь с Вами и благодарю Бога, что в Якутске идет служба по-якутски, и что там есть свое родное торжество. Что ни говорите, а все таки там Вам и сотрудникам Вашим скажут спасибо.

Вы говорите, что при торжестве не было из соборных никого. Куда же делся о. Евсевий?

Радуюсь, что о. Никита поправился. Скажите ему, что я уже написал в Св. Синод об оставлении в Якутской области только двух походных церквей, и о причислении одной в Гижигу, а оклады последней разделять, начав это с наступающего января.

Скажите Вашему многоглаголивому, чтобы он готовился в Ситху непременно. Преосв. Петр просит меня, если я никого не найду лучше, то прислать ему на место о. Георгия священника Благообразова-Орленского, значит он будет очень доволен нашим избранником. В Пасху он будет произведен в протоиерея, если Господу будет угодно.

Скажите о. Порфирию, что Преосв. Петр принять его к себе не желает.

Рад я очень, что Роман перестал пить, окажите ему поклон и чтобы он учился молиться. Он, кажется, и азов то не знает по этой грамоте.

Ответы на Ваше письмо покончены, теперь начну свое.

Не знаю, икается ли нашему великому тактику, о. Слепцову. А я частенько его поминаю неладно. Представьте себе, распоряжение о перемещении Амурских протопопов одного на место другого я послал еще из Охотска именно с тем, чтобы оно в Благовещенске достигло как можно ранее. И оно могло быть там в мае, оно и было только под печатью в числе бумаг, следующих в Николаевск. Потому что указ протоиерею Литвинцеву адресован был туда, а не в Благовещенске, а бумаги, следовавшие протоиерею Вениаминову, адресованы в Благовещенск, где бы они и лежали даже до днесь, если бы о. Гавриил не прислал благовременно доверенного на получение бумаг, какие будут адресованы на имя его. Не будь этого, бумаги и доныне лежали бы в почтамтах нераспечатанными. На беду еще надобно случиться и тому, что о. Александру Сизому ничего не писано от Вашего великого Правления, что благочинническому его надзору поверяются верхне-амурские церкви. И что же вышло? О. Петр отправился в Николаевск только 7 августа, а о. Гавриила еще нет и по днесь. А между тем, семейство его уже давно здесь. И сам он крайне нужен здесь. Возможное дело, что пароход и не придет из Николаевска. И тогда там будут два протопопа, в здесь ни одного. Не могу вспомнить об этом, чтобы не сказать внутренне, чтоб ему ……….. не выс и горе ему будет, если о. Гавриил останется зимовать в Николаевске, тогда еще горшие будут ему желания.

Собираемся святить церковь домовую, уже третью на Амуре в нынешнем году. 26 августа освящали церковь в Албазине и 31 в Кумаре, и здесь, если Бог велит, будет совершено освящение 23 сентября.

О. Шастина еще нет на Амуре и не слыхать, не пишут ни в газетах, ни в журналах, также и о том, где и как пребывает Михаил Тимофеевич.

Затем поедем на Ваш двор.

Теперь, Богу благоизволившу, Вы уже не чужой, не наемный для Семинарии. Теперь все заботы, попечения и мысли должны быть направлены к тому, чтобы при благоустройстве внешней обстановки воспитанники Ваши были истинно духовными, благонравными и благочестивыми. Первые воспитанники Ваши, надобно сказать по всей справедливости, не худы, а сравнительно с другими даже очень хороши.

Но сравнение не оправдание пред Богом и совестью. Желательно, чтобы вторые вышли хорошими, а третьи отличными, или, что тоже, примерными христианами и служителями церкви. Не мне Вас учить. Вы сами много знаете и много читаете. Но позвольте сказать, чтобы сделать воспитанников лучшими, Вам самим надобно улучшиться и, во-первых, бросьте привычку божбы. Она заметна и в воспитанниках, я это слышал. В служении и на молитвах — будьте внимательнее и осторожнее, и с Вас пример возьмут и воспитанники Ваши. Еще: ученики Ваши плохо читают в церкви, впрочем, Вы тут не совсем виноваты, да и не правы. Стоит только учредить класс для чтения, где может быть учителем даже и Доримедонт, и все будут читать как следует, с выражением и с чувством. Вы читали мою записку о воспитании наших. Помните, что я предполагаю чтению учить в три курса. Первое, учить разбирать писанное и печатное, как это делается. Потом учить читать с соблюдением знаков препинания со всею отчетливостью. Так, чтобы, слушая читающего, можно было догадываться, где какой знак стоит, и потом в словесности учить читать с выражением и приличною декламацией.

Еще заметно было, даже очень и теперь я нижу, что воспитанники Ваши худо молятся, и это так и должно быть. Они видят, что и их начальники, и не начальники, и соседи, и дальние молятся машинально, и им никто и никогда не скажет, не напомнит и не пригрозит, что они плохо и крестятся, и кланяются; но sat sapienti.

Юлий Иванович, кажется, не на шутку думает оставить Якутск. Но кого-то Вам Господь пошлет?

Всю дорогу я думал — что-то в Якутске! Будет ли хлеб, будет ли сено, есть ли дожди, и проч. и это тем более, что я по всему Забайкалью (выключая около Нерчинска) видел хлеба засохшими совершенно, трав нет, так что в половине августа почтовых лошадей начали кормить сеном, которого очень мало. Засуха была также и на Амуре. Но, благодаря Бога и доброте земли, хлеб есть и, говоря вообще, урожаи были повыше среднего, хлебы редки, но зато полны зерном.

Что то у Вас в Якутске. А здесь необыкновенно рано начались холода. В Благовещенске первый иней был в последних августа. 15 сентября так было холодно, что замерзала вода я земля пальца на два, ветра были все от Вас, т. е. северные, сегодня немного потеплее.

Но будет! Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Потрудитесь передать от меня поклоны всем знакомыми, между прочим, скажите, что обедные деньги присланы от Сазикова. Евангелие Стоит 550 руб., отличной работы и с вырезанною надписью: от почетных и граждан города Якутска вместо прощального обеда, а на заглавном листе будут написаны имена всех участвовавших с заповеданием — поминать иногда на проскомидии.

Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 20 дня. 1862 г. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

На этой почте письма от Вас не было и потому отвечать не на что.

Г. Карамзину увольнение вышло. Ну что! Как? Принимают ли его в Гражданскую школу? В случае, если ему отказано, то можно ли будет его оставить у нас? Конечно, можно, только со взятием с него условия, как не нашего ведомства, и с понижением оклада, потому что, когда приедет новый наставник, тогда ему места, кажется, не будет.

Ну, скажите Ф. А. Слепцову, пусть его выс …… О. Гавриил прибыл в Благовещенск, хотя и поздно, и оттого много приходится ему потерпеть при поправке квартиры. Но все-таки прибыл. И потому клятва с Ф. А. снимается.

Ученики или дети Камчатского духовенства, имеющие поступить в училище, приехали, только не все. Брат Сновидовых не явился и в Петропавловск, а один остался за болезнью в Николаевске, и оттого прибыли только 16. Теперь они, пока отстраивается дом, размещены по домам духовных. О. Александру я поручил хлопотать о прокорме и об одежде для них, и потому давайте денег-денег-денег.

Как я обрадовался вчера, получивши письмо от М. Н. Биримыгина! Ну, слава Богу, что не было больших бед. От колымских агабытиков нет ни строки. Что узнаете о их житье-бытье, напишите.

23 сентября совершено освящение домовой моей церкви, и теперь у нас, как у добрых людей, только студенты и учителя Ваши подгаживают своим чтением. Пожалуйста, обратите все Ваше внимание и на этот предмет.

Владимиру Сновидову предлагаем мы двух невест. Он посмотрел и сказал: дайте мне время подумать. А доколь! До следующего мясоеда, а между тем неизвестно, пойдут ли они за него? Иное дело, если бы он об наперерыв хотели этого, или если бы он был какой ни будь Хан или Бурхан. Я ему растолковал, что нашему брату, семинаристу голому, не приходится так долго думать. Не знаю, что будет, я хочу сделать его, или, в случае отказа ему, другого сделать диаконом.

Некрасов с 30 сентября диаконствует и будет очень хороший, по голосу и службе, диакон. О. Автоном живет у меня хоть куда, — и если он будет так жить, то это для меня не малая находка.

Ну, довольно, и то много наболтал.

Всем моим знакомым скажите мой искренний поклон и в особенности Губернатору с семейством и Николаю Феодоровичу.

Затем призывая благословение Божие на Вас я на вверенных Вам, остаюсь неизменно с прежними к Вам чувствами, Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 5 дня. 1862 г.

Благовещенск.

Пришлите нам штаты Якутск. Дух. Училища, а если есть, то и устав. Первое непременно.

При случае скажите, кому о том ведать нелишне, что Богородская церковь поскупилась поделиться с Благовещенской нашею, т. е. я не получил от нее 200р., как это сделали все Якутские церкви, а между тем я для нее прожил в Якутске лишних 10–15 дней и через это опустил воду в Шилке.

Правда, у ней теперь есть свои расходы. Ну, мы бы и потерпели, если бы нам дали обещание. А то никто ни слова.

Еще о чтении после всенощной. Воспитанники Ваши читают познаны, догматы, и проч. и, конечно, это они слышали и переняли от наставников. Скажите-ка Вашим наставникам (не исключая и о. Д. Хитрова), чтобы они всегда произносили слова так, как они напечатаны в наших церковных книгах.

Прибывший из Камчатки Благовидов читал сегодня 1-й час и просто чудо как хорошо, потому что отчетисто наблюдал знаки препинаний.

А Колтарский читал канон — с запевом Св. Апостоле Фоме. Вот Вам и грамотник учитель.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![143]

Давно, очень давно, я не имел чести писать к Вашему Высокопреосвященству, хотя и было что писать. Винюсь и прошу прощения. Впрочем, в течение минувших 15 месяцев я немного проживал на одном месте. Только в Якутске прожил я сряду два месяца и — вот здесь в Благовещенске прожил месяц. А в других местах я жил понемногу.

Нынешнее мое путешествие по Камчатке (4-е) было, не скажу несчастливое, нет: слава и благодарение Господу! Я и все сущие ничего не потерпели вредного для здоровья (а мое собственное здоровье видимо поправилось) и возвратились на место благополучно. Но оно было очень неудачно. Так что напр.: во второе путешествие мое из Камчатки в Гижигу я переехал в 8 дней. А ныне по тому же самому пути мы ехали 28 дней. Два раза приходилось сидеть в повозочках безвыходно, по 42 часа сряду, даже без чая. И все это по причине сильных и частых вьюг. И это бы ничего. Но главное затруднение встретили мы при переезде из Гижиги в Охотск. А это оттого, что в предпрошедшее лето по всему Охотскому морю, да и на Северном Ледовитом море (в Колыме) почти совсем не было периодической рыбы. А поэтому и корму не было для собак. Следствием было то, что почти все собаки переколели от голоду. И если бы не усердие наших добрых тунгусов (крещеных) и некрещеных коряк, то мы принуждены бы были дожидаться лета в Гижиге, без дела, без удобств и проч.

Вероятно, и до Вашего Высокопреосвященства доходили слухи о разбитии судна, на котором я отправился из Николаевска в Камчатку. Это было на 29 августа 1861 года ночью.

Да, правду сказать! Это могло кончиться общею гибелью, если бы судно наше выкинуло на берег несколькими саженями ниже по ветру. Но Господь помиловал нас, и мы выехали и точно выехали под парусами на берег весьма хороший, так что по утру, когда утихла и буря, все, даже больные, вышли на берег, не замочив ноги. Только часть вещей наших была подмочена и испорчена окончательно. И это оттого, что команда, выгружавшая судно, от утомления не все вещи выносила бережно.

Такой случай в жизни моей был еще первый. Случалось быть в опасностях и не малых, но на разбитии судна еще в первый раз. Не весело!

По выходе на берег, где находится наше русское селение, я уже совсем располагался воротиться назад в Николаевск и опять отложить свою поездку в Камчатку, хотя и крайне необходимо было быть там после 11 годов сряду. Но начальник русской эскадры, г. И. Ф. Лихачев, вскоре прибывший на пароходе к выкинутому нашему судну, предложил мне идти с ним в Японию, где он обещал дать одно из находящихся в его распоряжении судов для отвоза нас в Камчатку. И я пошел с ним. Это доставило мне случай прожить в Хакодате (в Японии) целых 18 дней, и видеть и город, и людей, и их капища, а главное дважды совершить литургию в церкви, находящейся при нашем консульстве.

Из Хакодате мы пошли на казенном судне «Калевала» и в Петропавловск пришли 5 октября. 14 ноября началось наше путешествие по Камчатке и Охотскому округу и кончилось прибытием в г. Якутск на 22 апреля. Из Якутска выехали мы 22 июня. 2 сентября прибыли в Благовещенск.

Да, теперь я вижу ясно, что не напрасно нам заповедано посещать епархии. И как ни трудно для путешествующих и как ни убыточно для казны, но необходимо архиерею посещать, если возможно, то и все места его епархии. Долго не было архиерея лично в Америке. И самые лучшие деятели ослабели и изменились. Почти тоже ж в Камчатке. Впрочем, здесь не все нехорошо. Только в Петропавловск многое не так. Но и тут бывшая война была главнейшею причиною начала неустройств. Но собственно камчадалы и тунгусы по-видимому нисколько не ослабели и не изменились в худую сторону по вере и обязанностям христианским. Даже вероломные коряки, как называл их первый миссионер камчатский — архимандрит Хотунцевский, если еще и не вступили в число христиан, но далеко уже не то, что были в первое мое путешествие. И есть надежда, что скоро и они примут христианство.

Что же касается до якутов, то нельзя не благодарить Господа, благоволившего даровать им книги на их языке. Много видно пользы от того и в особенности от совершения службы на их языке в г. Якутске, при которых постоянно присутствует сам преосвященный Викарий и который после каждой литургии поучает якутов через толмача. Не без утешения могу сказать, что якутская паства видимо благоустрояется во всех отношениях (в последнее время утверждены и ружные оклады тамошнему духовенству). И если бы не нецветущее состояние наших финансов и главное, если бы не связывала меня семинария, находящаяся ныне в Якутске, под ректурою протоиерея Хитрова, то я ныне же бы представил об учреждении в Якутске самостоятельной кафедры архиерейской. По крайней мере, я об этом скажу вмоемотчете. Ибо мне, как знающему тамошние обстоятельства, еще можно как-нибудь управлять Якутскою областью. Но незнакомому с тамошним краем, и за 5000 верст, да хотя бы и за 3000 (от Иркутска) весьма трудно и неудобно. Да ж по народонаселению Якутская область не менее других епархий. В ней считается до 250 тысяч.

В Благовещенске же у вас еще, можно сказать, нет ничего, кроме моего дома, в котором я живу, и который совсем не трехэтажный, как некогда сказано было Вашему Высокопреосвященству, а просто одноэтажный, но, благодаря г. Губернатора, устроен довольно хорошо, и главное, в нем уже есть и церковь, освященная 23 сентября.

На днях открыли мы и здесь в Благовещенске отделение попечительства о бедных д. з. Есть еще в городе приходская церковь — и только. Но нет ни собора, ни консистории, ни дух. правления, хотя о последнем писал еще в минувшем году. Нет ни штатных служителей, ни денег на наем оных. Оклады, как мне, так и на служащих при архиерейском доме и на собор и на консисторию, положены и производятся те же, что и в России, только кафедрального собора протоиерею прибавлено 633 р. с. и вместо угодий производится по 1,500 р. (в Красноярске 3,000). Конечно, я как-нибудь пробьюсь и тем более, что, как мне кажется, не долго мне жить. Но преемнику моему будет нелегко ж не ловко, если не положат приличных штатов.

Что же касается до всего Приамурья, то, слава Богу! Год от году увеличивается и народонаселение, и число церквей и причтов. Прошедшего года (ныне еще неизвестно) жителей на Амуре считалось до 20 т. Причтов с миссионерами положено 28. Церквей по настоящее время освященных 9, готовых к освящению 3 и строящихся 4. Г. почетный гражданин Рукавишников пожертвовал на амурские церкви Байкальские пароходы, которые проданы за 40 т. р.

При сем честь имею представить Вашему Высокопреосвященству полученные мною от преосвященного Петра Новоархангельского выписки из миссионерских журналов, с покорнейшею просьбою поручить кому-либо пересмотреть их и, что окажется стоящими, напечатать, в каком-либо духовном журнале.

Сына своего Гавриила я перевел из Николаевска в Благовещенск, и он теперь находится с семейством вблизи меня.

Затем, поручая себя и всю вверенную моему недостоинству паству молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, нижайший послушник

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Октября 6 дня. 1862. Благовещенск.

Ваше Сиятельство, Милостивый Государь![144]

На почтеннейшее письмо Вашего Сиятельства от 17 июня минувшего года за № 3568, о. иеромонахе Феоктисте, отправившейся в 1857 году в Ситху миссионером, честь имею ответствовать, что я лично видел его в проезде его через Якутск в означенном году. Он и мне точно так же, как и Вашему Сиятельству показался человеком благонадежным — достойным принимаемого им на себя звания миссионера. И потому я назначил его помощником к Квихпакскому миссионеру именно с тем, чтобы он года через 2–3 мог заступить место миссионера протоиерея Нецветова — стареющего и больного.

Но по прибытии его в Ситху он, сверх всякого чаяния, начал оказывать неблаговидные странности, напр., ходить в партикулярном платье простом без всякой надобности, стрелять из ружей, лечить гомеопатией женщин, зараженных худою болезнью, принимая их к себе на квартиру, и проч. И потому, тамошний благочинный решился было даже не посылать его в миссию; но по настоянию бывшего Ректора, а нынешнего преосвященного Петра, а более потому, чтобы исполнит мое предписание, его отправили по назначению. И на будущий же год, т. е. с первою почтою, тамошний миссионер Нецветов сделал о нем отзывы самые неутешительные. Подумали, не личности ли какие завелись между ними. Впрочем, Преосвященный Петр, в этом году прибывший в Ситху, писал мне, что он в бытность свою на Квихпаке сам лично посмотрит на иеромонаха Феоктиста, и если он окажется точно таков, как о нем пишут, то он возьмет его и привезет в Ситху и поместит к своей домовой церкви на служение.

По возвращении моем в Благовещенск я 3 сентября получил от преосвященного Петра письмо, в котором он, между прочим, пишет, что он был в означенной миссии и иеромонаха Феоктиста вывез с собою. И хотя Преосвященный ничего не говорит о нем, но, судя по тому, что он вывез его тогда, как миссионер Нецветов уволен за болезнью, следовательно тогда, как там крайне необходим человек для занятия миссионерской должности. Можно с достоверностью заключить, что иеромонах Феоктист, к крайнему сожалению, оказался на деле совсем не то, чем казался и Вашему Сиятельству, и мне, и другим.

И потому, само собою разумеется, что он, хотя и давно заехал в Америку и не мало прожил в миссии самой отдаленной, где не мало терпел лишений, трудностей; но при всем том не может быть представлен ни к какой награде. Иначе надобно обидеть других.

Позвольте, Ваше Сиятельство, при этом случае паки и паки и, может быть, в последний раз засвидетельствовать Вам мою искреннейшую, глубочайшую благодарность за Ваше милостивое ко мне благорасположение, которым я постоянно и неизменно пользовался во все время служения Вашего на оставленном Вами поприще и особенно в бытность мою в С.-Петербурге. Смею уверить Ваше Сиятельство, что, пока я жив, не престану каждодневно поминать имя Ваше в моих посильных молитвах.

Позвольте также мне и еще напомнить Вашему Сиятельству о моей книжке. Материалы для Истории Славянских народов, оставленную мною у Вас в бытность мою в Петербурге. Книга эта очень, редкая, а между тем интересная.

С совершенным почтением и искреннею преданностью честь имею быть, Вашего Сиятельства, покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 16 дня. 1862. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Прежде, нежели буду говорит о деле, скажу в сотый раз, учите, пожалуйста, чтению Ваших питомцев, ведь стыдно сказать, что учитель чтения читал хуже ученика, лишь только вступающего в училище.

Напоминайте, даже надоедайте напоминаниями всем наставникам, не исключая и преподавателя Богословия, — чтобы они требовали от учеников своих всегда исправного чтения чего бы то ни было, иначе, то же будет, что и было.

Ну, поддоброхотили Вы, отцы-правленцы, нам о. Константином и пасынком Павлиновым, — не спасибо же Вам — особенно о. Евсевию.

Первый пьет до чертиков, — в Хабаровке, куда уехал самовольно, после гулянки стал сначала молиться с жаром, потом соскочил и бросился в окно с двумя рамами, вышиб их или нет, не знаю, но перерезал себе руки. Теперь не знают, и я не знаю- что с ним делать? Надлежало бы отправить назад на счет рекомендовавших его и со взысканием выданных ему прежних прогонов.

Последнего же, т. е. Павлинова, если он не исправится, выгоним, еще молод и не женат. Может найти хлеб, если захочет.

Поблагодарите от меня отцов-правленцев и, в особенности о. протоиерея Евсевия за этих отличных особ. Впрочем, я в долгу не останусь, только жаль, что это большею частью пасть должно на Владыку Вашего. Я Вас Константинами завалю.

Но пора к делу:

В определении Св. Синода об открытии училища в Благовещенске сказано: «чтобы на содержание этого училища, постройку иди покупку дома и на наем квартиры, до устройства собственного дома, обращаемы были остатки из штатных сумм по Якутской семинарии и подведомому оной духовному училищу».

Вопрос: какие остатки, одного ли года, иди всех минувших? Если одного года, то на них едва ли можно содержать и самое училище с учениками, след. тут нечего думать не только о построении нового дома, но даже и о найме квартиры — следов., мне кажется, надобно разуметь последнее, т. е. остатки минувших годов. Так можно заключить и из слов моего представления, где сказано, что на расходы по содержанию учеников, «а также и на жалованье учителям, которых на первый раз может быть не более 3-х, кажется, могут пользоваться остатками от штатных сумм по семинарии и училищу (смотрителям жалованье). Потребуется только особый расход на построение или на покупку дома в Благовещенске, но и этот расход может быть покрыть из семинарских экономических сумм или процентов на сии суммы».

Ну, что скажете на все это? А, между прочим, верно заметили, а если не заметили, то обратите внимание на слова, поставленный в скобках (таки в подлинном). Значит, смотрительское жалованье все должно поступить сюда.

Я думаю вот что: 1) Все оклады, положенные на Ваше училище, разумеется, кроме дома Архимандрита Самуила, целиком перевести на здешнее училище, а Ваше училище соединить целиком с Семинарией так же, как это было в Ситхе, без всяких различений по расходам тоже с добавкой к 7000 — процентов, получаемых на капитал о. архимандр. Самуила. И мне кажется, что этих окладов достаточно будет на содержание всех учеников и учителей. 2) Остатки по Вашему училищу, какие есть и будут к новому году, кроме тоже о. арх. Самуиловских денег, перевести сюда на покупку дома, а если их не хватит, то дополнить недостающее из процентов семинарских. 3) На постройку нового дома (со временем) употребить из экономических семинарских сумм. Точно также поступить в случае, если окладов училищных или бурсачьей суммы будет недостаточно на содержание здешних учеников.

Из Ваших ведомостей я не мог понять, сколько у Вас было остатков от штатных сумм по семинарии и училищу? По-моему, чего-то очень немного, т. е. не более 2000 в год. Быть может, тут были какие-нибудь экстраординарные расходы.

Согласно сим моим думаниям надлежало бы послать Вам и предписания ныне же. Но уже дайте еще подумать. А между тем Вы по книгам Вашим подготавливайте все и сообщите все, что Вы думаете и сколько у Вас остатков по семинарии и училищу.

Вы, конечно, уже послали мне денег. На будущий год, если только не будет перемены какой, то будем переводить деньги через Якутское духовн. правление посредством некомплектных сумм.

На днях был у меня с визитом Айгунский Амбань — старик добрый и к русским расположенный и, что довольно редко, которого любит народ его.

Как-то у Вас в Якутске. А у нас зима рано настала. Вот уже более недели ездят на санях, но р. Зея еще не стала.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, остаюсь с неизменными к Вам чувствами, Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А, Камчатский

Октября 20 дня. 1862 г. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Только вчера я получил Ваше письмо от 1 сентября.

Училище у нас еще и по сие время не открыто, не готовы парты, учеников своих набралось 24, разделяем на два класса.

Вл. Сновидов вчера поял себе в жену дочь умершего св. Льва Попова, Елену, и я думаю отправить его на лето в Камчатку. Там нужен священник.

О. Александр просто молодец, он так преусердно хлопочет об училище, что я и нахвалиться не могу.

У нас нового ничего. 3-го ноября стала Зея, а Амур сталь гораздо ранее. Дом мой не совсем тепел, с полу холодит.

Быль у меня с визитом Айгунский Амбань со свитою: если я не писал Вам об этом, то примите за новость, а если, то простите за забывчивость.

Ну, как поживает о. Либонский? Мне что-то не хочется представлять его к награде — поведение его неблаговидно.

Ну что новые учителя! Есть ли, или будет ли от них толк? У меня нет регента, постороннего не могу содержать. Нет ли кого у Вас?

Еще одно и очень не маловажное.

О. Зазовляев просится к Гижиге, и надобно его уволить, но кого послать? Нет ли у Вас кого и при том желающего. Отвечайте на это как можно скорее, дабы можно было успеть заблаговременно распорядится.

Более писать некогда, да и нечего.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Г. Павлову скажите от меня поклон, а также и Лейману, спасибо им. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 6 дня. 1862 г. Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Я опять к Вам с просьбою: закажите сделать сосуд серебряный, позолоченный, средней величины, украшенный стразами с эмалевыми иконами, и при нем звезду, дискос и лжицу серебряные и позолоченные (тарелочек не нужно). На поддон сосуда прикажите вырезать следующую надпись: «От преосвященного Иннокентия, на помин души его и его родных: Евсевия, Феклы, Екатерины; иереев: Иоанна, Алексея, Георгия; иеромонаха. Иосафа, Давида и проч.». И чтобы все это, вместе с футляром, стоило сто пятьдесят рублей серебром. Все сии вещи отправить в Иркутский почтамт для передачи в церковь, находящуюся в Ангинском селе близ Качуга, в 250 верстах от Иркутска. Деньги, следующие за означенные вещи, прошу получить из Московской конторы Российско-Американской Компании и о последующем не оставить меня уведомлением. Желательно, чтобы к сосуду приложены были воздухи, например, бархатные простые. Не найдется ли кто из Ваших знакомых пожертвовать таковые вещи? Призывая на Вас благословение Божие, честь имею быть с искренним расположением и почтением Ваш, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 20 дня. 1862 г. Благовещенск.

На Амуре.

Поздравляю Вас и сотрудников Ваших по переводам. Теперь открыта Вам широкая дверь. Извольте входить, исходить и износить пасомым Вашим слово здравое, чистое, питательное, благоуханное и спасительное.

Владыка Вам расскажет, что я хочу по этому делу. Посоветуйтесь хорошенько обо всем и со многими, как это устроить.

От Вас бумаг не было.

Паки, паки, и 10 т. раз паки напоминаю Вам о научении чтению. Скажите Вашим наставникам и доложите себе, чтобы они никогда и ни в каком случае не произносили слов против ударения. Помнили бы, между прочим, правило: над предлогами не делать ударения, исключений из этого, кажется, нет.

Прощайте, Господь с Вами!

Иннокентий, А. Камчатский

Ноября, 20, 1862 г.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![145]

Имею честь свидетельствовать Вашему Высокопревосходительству мою нижайшую благодарность за Ваше письмо, коим Вы изволили почтить меня от 5 апреля текущего года, и с тем вместе поздравить Вас с наступающим праздником Рождества Спасителя нашего и Новым годом.

Письмо Вашего Высокопревосходительства подало мне повод исполнить одно сердечное мое желание; или, лучше сказать, благосклонность Ваша ко мне дает мне смелость утруждать Вас моею просьбою, впрочем, довольно необыкновенною и едва ли не выходящею далеко из границ моих обязанностей. Вот она:

Сосланные в Якутск в 1856–1860 годах, бывшие в духовном звании лица, с первого раза обратили на себя внимание всех тем, что наказание, которому они подвергнуты, далеко не соразмерно с теми преступлениями, какие они объявляли, так что можно было думать, что они намеренно утаивали или уменьшали свои преступления, как это делают многие из ссылаемых в Сибирь.

Но по прибытии моем ныне в Якутск, я имел случай видеть, так называемый, статейный список означенных лиц, официально присланный в Якутское духовное правление из областного правления, в котором означены преступления каждого из них. Прочитавши оный, я не мог не удивиться тому, как это в нынешнее время, так хвалящееся филантропией, свободою и проч., за такие малые преступления, который ближе к проступкам, определены такие тяжкие наказания! Казалось бы, и одного исключения из Духовного звания было бы достаточно для самой большей части означенных в прилагаемом при сем списке лиц, но они, кроме того, разлучены с семейством, удалены из своих родных мест, и сосланы в самый отдаленный и холодный край — без надежды к возвращению. Многие из них шли в Сибирь вместе с каторжниками… Итак, как в Якутской области почти нет возможности русскому человеку найти для себя работу, то чего-чего они несчастные не перенесли от недостатка средств к пропитанию! Исключений немного. И что же? Все это только за неодобрительное или дурное поведение!!!

А между тем надобно сказать к чести их вообще к чести рожденных в духовном звании, при всем их крайнем положении ни один из них не замечен ни в краже, ни в воровстве.

Не с тем я это пишу к Вашему Высокопревосходительству, чтобы снова были перерасследованы или пересмотрены их дела я решения. Нет! А с тем именно, не найдете ли Вы какого случая, например, вступления в брак Государя Наследника, испросить милости у Всемилостивейшего Государя — отца всех своих подданных. Например, дозволить желающим возвратиться на свою родину, а из остающихся в Сибири способных причислить к духовному званию с правом отдать своих детей в духовные училища и т. п.

Не смею и не имею права ожидать ответа Вашего Высокопревосходительства на это мое письмо. Ибо дело, о котором я пишу, совершенно постороннее. Я только считал долгом своим, как человек, написать Вашему Высокопревосходительству, и — исполнил. А остальное дело совершенно не мое.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Ноября 28 дня. 1862 г. Благовещенск.

Возлюбленный о Господе, Отец Ректор!

Что это сделалось с Вами, вот уже, кажется, десятая или двадцатая почта — и от Вас ни словечка? Аль руки замерзли от наставших морозов, аль на сердце что-нибудь скребет?

Знаю, брат, знаю, что оно редко бывает у тебя не сжато, а Бог знает, что бы было с Вами, если бы у Вас дела было меньше или самое дело было меньшей важности. Да укрепит тебя Господь.

Ну, вот и решение о скопцах. Теперь остается только трубить об этом вслух и во услышание всем и каждому, и по-русски, и по-якутски. Да не даст ли Господь кому лишь из них обращения. Посоветуйтесь и подумайте хорошенько, как составить по этому делу протокол, который надобно сообщить и своему Владыке.

Вопрос. Как присоединять к Церкви желающих из таких скопцов присоединиться к ней? Мне кажется, что из них нет ни одного такого, который бы не был крещен по православному, все они, отпадшие только от Церкви, а не родившиеся вне Церкви. Только надлежит удостовериться, крещены ли они, и поэтому, я думаю, не лишне будет и даже необходимо от желающих присоединиться требовать метрические свидетельства, или хотя простой выписки из метрик, иначе, чем же удостовериться, крещены ли они, или по православному ли крещены.

Весьма любопытно будет знать, что заговорят теперь скопцы. Само собою разумеется, что теперь заведомо нельзя и благословлять священнику скопца второхристовца. Точно так нельзя заведомо и пускать их даже в часовню. Словом сказать, надобно отчуждать их и чуждаться ими — но без малейшей неприязни.

Вот об этом то, пожалуйста, долбите Агабытам и Агабытикам. Пусть они это все делают, если не с любовью, то, по крайней мере, ласково, кротко, без крика и без укоризны. Не похвалю, шибко не похвалю такого Агабыта, который будет не так поступать.

Посылаю я Вам два отчета Обер-прокурора за 1859 и 1860 годы, — и при них два свидетельства на бронзовые кресты о.о. Иоасафу и Проне, вытребуйте от них по 75 коп. сер. за свидетельства и перешлите мне. Эти кресты присланы мне на днях, в числе 6, лицам, которым епархиальное начальство в 1857 г. сомневалось выдать кресты, в числе таковых были ж оные два агабыта. Был тут ж Тютюков, но ему не дали.

Нет ли у Вас отчета Обер-прокурора от 1858 г., я у себя не могу найти. Даже и отношения Обер-прокурора об этом нет.

Потрудитесь Матвею Матвеевичу сказать от меня поклон и благословение, а также ж Павлову, я об них и в отчете моем отозвался как нельзя лучше. Первого поблагодарите за письмо ко мне, которое он писал 29 сентября.

Вот еще что: мне предстоит не малая нужда в беличьих мехах и для себя, и для детей, и для внуков. Не благовременно ли будет купить теперь белки — и, разумеется, хорошей и не менее, как 1,200. И ежели Вы найдете это благовременным, то потрудитесь сделать распоряжение и о покупке, и о выделке, и по уборке мехов, и дайте мне знать, и я при первом же случае пришлю Вам деньги, или все равно Вы вычтите их из следующих на училище.

Ивану Яковлевичу с супругою поклон. Каковы они, здоровы ли, что не женился ли Алексей Яковлевич? Жените-ка его на Александре Васильевне, а что! Ужели не ладно, по крайней мере, похлопочите ей жениха, а то, как она, бедная, будет жить.

Наш город, Благовещенск, теперь уж настоящий город, — в нем были и бывают воровства, был пожар, был взрыв порохового погреба, было на днях убийство (виновные найдены), и хотят строить театр… Ну, что Вам больше еще? Правда, собора еще нет. Ну, да он не для всех и нужен, а желающие могут молиться в двух церквах. Купцы наши видно истые прогрессисты. На театр пожертвовали, а на церковь ни гроша.

А propos. Родионов, — сын о. Петра Кудинского в бывшем ныне пожаре лишился всего имения решительно. Остались в чем были, — делали подписку, в пользу погоревших. и теперь экипировывают их.

Ну, довольно! Расписался я Вам сегодня. И это потому, что кончил отчет. Составил ответ на писания Преосвященного Петра о состоянии дух. части в Америке ж еще послал письмо к Обер-прокурору с приложением списка о лишенных духовного звания, разумеется, при партикулярном письме. Что выйдет? По крайней мере, я сделал то, что обещал в сердце своем.

Потрудитесь сказать и сказывайте от меня поклоны всем моим знакомым.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Декабря 21 дня. 1862. Благовещенск.

За о. Рождественского еще и еще спасибо. Поддоброхотившим стало известно, что он, и в Якутске живучи, делал такие штучки, как здесь, он действительно бывает сумасшедший после перепою. Это он доказал ныне ясно своими форменными бумагами, писанными твердою трезвою рукою. Но что писано! Придется удалять его совсем и поместить в Благовещенске, как больного, — а где его поместить? Невольно вырвется слово — какое я излил Слепцову.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Наконец Вы после diutnrnoй Siletии разверзали свою десницу, и написали мне от 8 ноября, и я 30 декабря имел удовольствие читать Ваше писание и после паки и паки чтения принимаюсь отвечать Вам.

Маловато прислали Вы нам денег. Но делать нечего. Главное нам деньги нужны на покупку дома, продаваемого от казны. Видно придется требовать из С.-Петербурга. Я с Вами не согласен в том, чтобы постоянно получать деньги из Глав. Правления Компании. Куда же Вы будете деваться с Вашими излишками, которые должны оставаться непременно. Велите сделать выписку: сколько в каком году оставалось у Вас излишков по обеим школам со включением в то число остатков и остаточных к следующему году вещей, материалов и провизии.

Долго не едет к Вам новый наставник. Вероятно, затруднение в выборе или в желающих по моему портрету, посланному к ним.

Нарадоваться не могу быстрой и превосходной отделке монастырской церкви. Слава Богу, первее всего вечное поминовение Гавриилу Прокопьевичу. Постарайтесь, сколько можно, о достаточном его награждении. Буду писать и официально, и частно, жду от Вас сведений об нем. Благодарю и Тимофея и Ивана Платоновича за их усердие.

Что же касается до обращения холодной церкви в теплую, то я писал Владыке Вашему об этом в прошедшем письме и, если предвидимые мною препятствия будут устранены, то я не прочь.

Жаль мне Романа, жаль и тех, кого он обобрал. К возврату с него денег я предлагаю Владыке числить его писцом при нем. Но если этого мало, то можно причислить его куда-нибудь и причетником на год или на два. Это, по-моему, не будет поблажкою другим, как Вы справедливо опасаетесь, потому что Роман служил же таки монастырю и служил усердно и честно и за это не получал никакой награды. Следовательно, кто будет соблазняться предоставлением ему причетнического места, можно говорить: послужи-ка ты также, и тебе будет то же. Передайте это Владыке.

Я уже писал Владыке что я радуюсь тому, что он начал служить по-якутски. Не премину в свое время написать и в Св. Синод.

Очень жаль о производящемся у Вас и, наверное, уже конченом следствии о пасквиле. Это, наверное, писал тот же, кто писал и сначала. Зачем его держать в Якутске. Он, негодяй, не дает покою и другим. Берегитесь его, а такожде и Суханова.

У нас новостей нет. Училище наше идет хорошо; о. Александр чуть не спит тут, у него все уже закуплено и почти на целый год: спасибо ему! Он очень способен к этому.

Вчера мы ездили за границу в Китайско-Манчжурский город Айгут в гости к Амбаню. Поездка и с пребыванием там продолжались 7 часов: возвратились благополучно.

Я уверен, что Вы теперь не будете делать пауз с Вашим писанием ко мне. Была бы охота, а найдется что писать.

С этою почтою получен секретный Указ по именному повелению обратить нашему брату, архиерею, все внимание на воспитание нашего юношества. Вероятно, что-нибудь есть и у Вас от дух. управления.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, врученных Вам, остаюсь с прежним к Вам расположением Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Января 4 дня. 1862 г.

Благовещенск. С Новым годом, поздравляю Вас.

Виноват! Забыл приписать поклон с благословением и искреннею благодарностью Павлу Петровичу Лейману за его усердие к делу.

На будущей же почте буду писать о нем г. Губернатору, объявите ему об этом.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Я опять к Вам с моею покорнейшею просьбою: потрудитесь, Бога ради, закупить и прислать в Благовещенск (на Амуре), на мое имя, вещи, означенные в прилагаемом при сем реестре. Во избежание могущей быть подмочки в пути, лучше отправлять вещи так, чтобы они из Иркутска за Байкал пошли не летом, а, непременно зимою. Деньги на покупку означенных в реестре вещей прошу Вас получить из Московской конторы Российско-Американской Компании, по прилагаемой при сем бумаге, и в то же время передать оный счет Вам, и о всем последующем не оставить меня Вашим уведомлением.

Призывая на Вас благословение Божие, имею честь быть с искренним благорасположением и почтением, Ваш, Милостивого Государя, вседоброжелательный слуга Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 18 дня.1863.

Благовещенск.

Ваше Превосходительство, Милостивый Государь, Андрей Николаевич, Возлюбленный мой о Господе![146]

Наконец-то я имел утешение получить от Вас письмо, за которое приношу искреннюю мою благодарность, и с тем вместе прошу извинения, что я давно Вам не писал. Много было тому причин, но главная та, что я ни от кого не слыхал, где Вы находитесь и даже живы ли? Газет я не читаю. Но вот, слава Богу, вижу, что Господь хранит Вас еще.

Не без зависти читал я описание Вашей усадьбы, тем более, что Благовещенск и Киев находятся под одним градусом широты. Но у меня нет ничего кроме дома. Впрочем, я недавно, лишь только 3 сентября, перебрался совсем на свое новое место. С февраля 1860 г. я почти все в разъездах. Зимою 186½, года я опять проехал по Камчатке, где я не был ровно 11 лет, и где потому многое стало ослабевать. Нет! Как ни трудно для Преосвященного, и как ни дорого для казны, но я вижу по опыту, что необходимо, по крайней мере, в 3 года посещать все церкви.

В Камчатку я направлялся еще осенью 1860 года, но по причине позднего времени и плохих качеств судна не мог попасть и должен был прозимовать в Николаевске, где климата для меня очень не хорош. Потом в лете 1861 года я ездил по Амуру и был на реке Уссури, где было в то время наших русских селений до 26 и около 2500 жителей. А в минувшем лете туда переселилось еще до 2 т. человек. Но что это значит! Там могут поселиться сотни тысяч. Места богатые, климат лучший, пчел диких тьмы на протяжении, по крайней мере, 1000 верст. В наступающее лето думаю опять побывать там. Верхнеамурские жители вот уже другой год едят свой хлеб и начинают уже продавать. У нас в Благовещенске житье не худое. Припасы жизненные очень не дороги и в изобилии, благодаря впрочем, трудолюбию манчжуров. Только рук рабочих у нас мало. Арбузы или кавуны и у нас здесь родятся в поле.

Что же касается до обращения в христианство туземцев приамурских, то это дело, можно сказать, еще не начато. Только жители реки Амгуны, впрочем, немногочисленные в сравнении с другими, обратились почти все. Вы, Вероятно, об этом читали в X. Беседе. Причиною тому — нет людей и нет денег.

Был прислан ко мне пекинец о. Евлампий именно с тою целью, чтобы послать его в Манчжурию, но, увы! Он болен a vino. Ныне прислан из Новгорода иеромонах, который и в указе назван странствующим, но он не может быть миссионером и по своим летам, и теплохладен сый. Свои воспитанники еще молоды. Что я буду делать! Нынешнее лето думаю сам побывать на одном болышом озере, где, говорят, много живет гольдов, и узнать тамошние обстоятельства и бросить несколько семени слова Божия.

Зато у нас в Якутске идет дело, слава Богу, хорошо. Служба по-якутски распространяется и утверждается. Якутов к службам собирается много. Переводы на Якутский язык разрешено печатать в Якутскес моего разрешения. Число причтов там увеличено до той цифры, которую я предполагал. Преосвященный Викарий со всем своим усердием и неусыпно бдит о своей пастве. Это самый буквалист относительно к законам и уставу церковному. Слава Богу! Сам Бог послал в Якутск такого Архипастыря. О жизни его и говорит нечего: ничего не пьет, да и ест мало, а служить готов каждый день.

Ну, вот пока наши новости. Писать более некогда, да и нечего. У нас в Благовещенске нет еще ни консистории, ни д. правления, и потому приходится делать мне самому.

Поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с искренним моим к Вам благорасположением и преданностью, Вашего Превосходительства, покорнейший слуга

Января 19 дня. 1862 г.

Благовещенск.

P. S. Если Вы коротко знакомы с Г. Обер-прокурором[147], то при случае попросите его обратить его внимание на братство, о котором я хлопочу и которое, Высочайше утвержденное определением Св. Синода 11 января 1858 г., должно быть при Камчатском Архиерейском доме, но которое без денег существовать не может. Я об этом опять писал в записке, посланной к нему от меня, о духовной части в Америке.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Нельзя не сказать Вам спасибо (т. е. осанна) за такое письмо, какое я получил от Вас ныне, которое я читал с удовольствием и с утешением, и вот Вам в ответ на оное!

Радуюсь и утешаюсь тем, что служение на Якутском языке более и более утверждается.

Не понимаю я, почему и у о. Евсевия не лежит сердце к этой службе!.. А о. Андрея, не служившего в 19 день июля, и если он точно сказал то, что передает о. Евсевий, никогда не допускать в этот день, т. е. 19 июля, к торжеству, хотя бы он только один оставался в целом городе, пока я жив. Жалею, что это так случилось, а я считал его человеком…

Павлову я писал, но скажите еще ему от меня поклон и благословение.

Роман послал мне длинное, предлинное письмо и все с жалобами только. Вас с о. Никитою посадил на кочку среди этой грязи. Скажите ему: лучше бы, сто крат лучше бы он сделал, если бы вместо жалоб написал он свою исповедь — напр.: как добивался бабы, сколько погрузил в ту бездну, куда и корабли уходят, и проч. и проч., тогда бы можно было еще надеяться, что он исправится и покается, и можно было бы сказать: отпущаются тебе грехи твои. Низко он упал и видно сладко ему лежать этой грязи. Ну, Бог с ним!

Вы смотрите, не сбейте моего многоглаголивого от поездки в Ситху. Конечно, не по розовым цветам будет ему там путь. Но что же он у Вас-то выслужить! А там ему дорога широка…

Подругу его уговаривайте в случае, если она как-нибудь позаупрямится. Пусть едут, худого не будет. Преосв. Петр, если и взыскателен, то у него ничего не возьмет, да и взыскателен, конечно, сначала, а теперь, я думаю, видит, в чем дело.

Жаль о. Никиту, скажите ему и его супруге мой поклон, и скажите также, что в любимом им Албазине теперь целых два Агабыта. Прежний Григорий безголосый на причетническом месте и другой Иона местный.

Ну, уж верно теперь у Федора Алексеевича Слепцова все прошло и зап… и пон…. Пусть его да здравствует. А что же Вы, отцы благодетели и покровители его — Вам и в камилавке не приходить, чтобы его представить к чему-нибудь.

Ну, рад я, что о. Маноков доехал и получил место, но, кажется, семейство его не минет нашей епархии.

Радуюсь и благодарю Бога, что у Вас в Якутске не так вышло худо в отношении трав и хлеба, как можно было предполагать сначала.

Возвращаю Вам письмо Капитона Ивановича, напишите ему от меня, что я всею душою уважаю его за его трудническую жизнь и за его дух и характер. С любовью и с радостью уступил бы ему свою кафедру, если бы только он решился идти в монахи. В случае перевода Преосв. Петра — послать бы его туда. А оттуда и в Благовещенск. Эти мысли пришли мне сейчас. Что Вы скажете на это. Поясните мне темное в письме его.

С любовью приемлю я Ваше раскаяние и обещание исправить себя в некоторых привычках, да поможет и укрепит Вас Господь. Иное дело, если бы Вы не были поставлены отцом толиких чад… тогда — божитесь, сколько хотите — вреда меньше гораздо.

Напрасно Вы говорите, что братья Логиновы лишены дара читать. Теперь они у меня в домовой отправляют службы — читают внятно, поют, как голуби, и устав узнали. И притом я, говоря о обучении чтению, отнюдь не имею в виду бездарных.

О тайном переводе или переписке учеников из одного класса в другой поговорите Владыке и напишите мне.

Об учениках сем. и училища, находящихся на казенном содержании, пришлите мне ведомость именную и тогда — я скажу свое мнение.

Ах, как я жалею о поганом Вашем следствии. Аскоченский сказал бы: ударь по столу, ножницы отзовутся.

Нельзя не похвалить Ваших занятий Св. Историею, но любопытно знать, с какою это целью Вы корпите (по Вашему выражению) над этим предметом.

Статью, которую писал г. Горский о епископстве, я читал, но цель совсем не та, которую Вы показываете, а напротив.

О праздновании Арх. Гавриилу с Знамением Пресвятыя Богородицы я напишу Владыке, и Вы на всякий случай скажите ему, что я совершенно согласен на это и даже прошу это сделать.

Ответы кончены.

Теперь наши новости. Днем у нас уже порядочно притаивает. О. Александр едет ревизором к пожалованному Вами нам о. Константину по запискам или отношениям его, писанным самою твердою рукою, т. е. в трезвенном состоянии. Видно, что он рехнулся. Судите сами по прилагаемой записочке. Спасибо поддоброхотившим мне такою личностью… Что мне теперь делать с ним! Выслать? А деньги где. Определить на другое место? Сумасшедших не определяют; остается держать его в Благовещенске на причетническом месте.

Ну, прощайте, довольно! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Января 19 дня. 1862 г.

Благовещенск.

Ну что, прибыл ли к Вам новый наставник, о котором мне дано знать уже официально, и я бумагу приобщаю к делу, потому что Вы знаете уже, что с приезжим делать.

Сколько по семинарии выходит у Вас по 1-й статье расходов, считая и новоприбывшего?

Возлюбленная моя о Господе, дочь и мать Поликсения!

Наконец-то я дождался от тебя письма. Слава Богу, что ты жива. Напрасно ты думаешь, что я забыл тебя или сержусь на тебя. Нет, моя возлюбленная, я всегда тебя поминаю и нередко вспоминаю. Но я не писал тебе потому, что был большею частью в разъездах. Впрочем, я и Куше пишу редко, и только отвечаю на ее письма, да и то не на каждое. Писать же тебе часто я не знаю что. Учить тебя монашескому житию я не умею, потому что я никогда не был рядовым монахом — значит, не знаю опытом, что значит быть подначалом: подобным вещам может учить только опытный. Писать тебе о новостях каких-нибудь не стоит, да и не нужно. Какие новости монахине или монахам! Зачем им знать, что делается в мире? О своих детях и твоих родных скажу, что сестра твоя Катя здорова, обременена детьми и двух дочерей отдала уж замуж: одну за духовного, а другую за военного, и на руках еще две дочери. Брат твой Гавриил теперь живет со мною в Благовещенске, здоров, а также и вся семья его. У него два сына, и кто-то летом еще родится, если Бог благословит. Ну, вот для тебя и довольно. Я, слава Богу, на здоровье свое еще не могу жаловаться, хотя мне вот уже 65½ лет от роду. Дороги, особенно берегом, мне очень полезны относительно здоровья. Прошедшего года я был в дороге с 20 августа 1861 и по 3 сентября 1862 г., и во все время не чувствовал никаких припадков, или болей. А вот теперь то тут, то там что-нибудь кольнет или поноет. Ты жалуешься на свое здоровье. Отчасти верю, но не хандришь ли ты, т. е. не унываешь ли духом? А в таком расположении души обыкновенно всякая боль кажется уж болезнью. А ежели и точно ты больна, то благодари Бога. Этим Он тебя очищает и спасает от многих помыслов нечистых. Матушке игуменье скажи от меня искренний поклон и благодарность за то, что она не перестает любить тебя. Да воздаст ей Господь Бог за то! Какие я дам советы? Читай Евангелие и молись. Вот тебе и все. Прощай, моя возлюбленная! Прости, ежели я чем тебя изобидел. Господь Бог да простит и помилует нас. Господь с тобою на веки веков! Аминь.

Отец твой Иннокентий, А. Камчатский.

Января 20 дня. 1862 г. Благовещенск на Амуре.

Ваше Сиятельство![148]

Виноват, сто крат виноват пред Вами тем, что давно не писал Вам! Простите, Бога ради, и не подумайте, что это оттого, что я забыл Вас. Нет — сто раз нет! Никогда не забуду и не могу забыть Ваших милостей и Вашего благорасположения ко мне. Но молчание мое происходило частью от моих странствований, частью оттого, что не знал, куда писать, и как послать. Но вот я теперь уже оседлый житель Благовещенска (в 3 сентября 1862 г.) и имею всю возможность писать и посылать к Вашему Сиятельству через Николая Васильевича.

Много утекло воды, многое и многие переменились с тех пор, как я имел честь видеть Вас в последний раз, так что, если писать и описывать все, то не достанет ни времени, ни терпения ни у меня, ни у Вашего Сиятельства. И потому скажу только о себе и кое-что об Амуре.

Из Якутска я совсем выехал 11 февраля 1860 г. Во время пребывания моего в Иркутске я участвовал в хиротонии епископа Якутского Павла (который, благодарение Господу, оказался на деле именно таким, какого требует край). В конце дета 1860 года я предпринимал было путешествие в Камчатку, но по позднему времени и главное по худому качеству судна должен был воротиться в Николаевск, где и зимовал, и почти всю зиму хворал. В лете 1861 года я путешествовал по Амуру и по Уссури. По первой доходил до Кумары, а по последней до р. Имы, и видел, и любовался я местами Уссурийскими и особенно хлебами, которые готовы были уже к снятию. Но — пришла вода — и все затопила, как это уже известно Вашему Сиятельству.

В августе отправился я опять в Камчатку. И опять чуть-чуть не возвратился в Николаевск по причине известного уже Вашему Сиятельству повреждения «Гайдамака». В первый раз от роду пришлось мне быть, как говорят, на разбитии. И точно, мы были в немалой опасности: выкинь судно несклькими саженями ниже, и тогда, если бы люди и спаслись, то груз и судно, наверное, погибли бы. Но благодарение Господу, хранящему меня во всех путях моих, собственно на меня капля не канула во время бури, и ноги не замочил я, сходя с судна. Пострадали только некоторые мои вещи, и то потому, что команда, выгружавшая судно, утомилась. Совсем уже я решился было возвратиться в Николаевск и отложить свою поездку в Камчатку, даже навсегда. Но, благодаря Ивану Федоровичу Лихачеву, он, прибыв из Николаевска на «Америке» к нам, предложил мне идти с ним в Хакодате, где он обещал дать нам судно для отвоза в Камчатку; и я принял его предложение. На пути мы заходили в Де-Кастри и в залив Ольги, и потом пришли в Хакодате, где мне пришлось прожить ровно 18 суток. И, между прочим, отслужить литургию в церкви, при нашем консульстве устроенной.

Из Хакодате в Камчатку мы перешли очень скоро на судне «Калевала», и здесь я прожил до первого зимнего пути, т. е. до 14-го ноября. Здесь я встретил моего любимого протеже Хмелевского, который со всею энергиею действовал во время голодовки и в то же время со всею осторожностью. Славный человек! Даром, что поляк.

В Петропавловске, можно сказать, ничего не осталось из того, что строил В. С. Завойко. После войны оставалась казарма, но и ту разрушило бурею.

Нынешнее мое путешествие по Камчатке было очень продолжительно по причине сначала дождей, а потом сильных ветров, так что тем же самым путем, каким я ехал во второе мое путешествие из Камчатки в Гижигу — ныне пришлось ехать ровно в три раза дольше: два раза случилось, что мы, не имея никакой возможности развести огня, по 42 часа сряду были без чаю, чего никогда я не испытал. По Охотскому берегу была другая беда — от весьма малого привала летом рыбы в речке, едва могли запасти пищи для людей, и то на ползимы. А потому почти все собаки переколели, но если бы не добрые тунгусы (крещенные) и оленные коряки (некрещенные), то мне пришлось бы дожидаться лета в Гижиге, которую спасло только то, что судно, на котором был груз в Охотск, приходило с ним и оставило у них два груза. Наконец, добрался я до Якутска 21-го апреля, где и прожил до 20-го июня, отдыхая от пути, и именно только отдыхая; потому что я во все время был не только совершенно здоров, но даже не чувствовал (даже до декабря 1862 года) и тех самых болей, какие я давно уже чувствую хронически. Так что здоровье мое от этой дороги укрепилось. И потому я еще непрочь от путешествий.

В Иркутске я недолго жил, но все-таки не один раз был на даче у Михайла Семеновича[149], который по своей любви ко мне позаботился также и о катере для сплытия моего по Шилке и Амуру: но мне лично не пришлось воспользоваться этим катером. Ныне Шилка так была мала, что во многих местах через нее были броды, и я плыл в лодке. И тут приходилось перетаскивать в некоторых местах. Но о себе довольно! Теперь позвольте сказать Вашему Сиятельству кое-что об Амуре. Вы уже конечно, изволите знать о не удачных осенних плаваниях пароходов по причине маловодия. Значит, подобные случаи могут повторяться. Значит, торговля может хромать, или, по крайней мере, торгующие должны всегда иметь в расчете это. А имея этот случай в расчете и лиманские мели, они не могут продавать товаров дешево. Примером тому бедный купец Чез. Все, что он приобрел, пропало при входе в Лиман, даже тогда, когда сам Адмирал помогал ему. А что было, то может опять повториться. Следовательно, что Вы ни говорите, и как ни хлопочите о южных гаванях, но если Вы не сделаете торгового пути между Кастри и Софийском — торговля вся будет хромать. Так напр., будь нынешнего лета дорога из Кастри в Софийск, хотя бы то шоссейная, — все привезенные товары для Иркутска могли бы быть поднятыми по Амуру и по Шилке тогда, когда в них было полноводье. А теперь? Кроме убытков купцам нет ничего. Дорога через Уссури, как бы она ни была устроена хорошо будет дорога не коммерческая, а военная. Конечно, тронды-блонды и другие дорогие можно будет провозить из южных гаваней на Амур. Но с Амура туда решительно ничего нельзя будет возить, хот бы цены были баснословно малы. И притом NB. NB. NB. около наших южных гаваней, даже при всяком ветре, cтоят туманы стеною и большею частью так густы, что с гота не видать на биве. А при таких туманах как ходить купеческим судам, когда и винтовые суда на небольших переходах[150] с трудом и даже с повреждениями отыскивают берега?

Но довольно об Амуре; иначе и в целый день не напишешь того, что можно писать. Скажу только, что Верхнеамурцы, т. е. самые плохие поселенцы, вот уже другой год едят свой хлеб и начинают уже кормить других; а мы, Благовещенцы, благоденствуем. Чего у нас? И что у нас дорого? Кроме привозных из Америки.

Теперь позвольте мне обратиться к Вашему Сиятельству с моею покорнейшею просьбою. Вы, Вероятно, уже слышали, что имел счастье получить алмазные знаки на Александра Невского. Носить их часто нельзя (выпадают), да и не по карману моему, стараюсь сбыть их. Не носить нельзя. Поддельные в России дороги, а это слыхал еще и от Вашего Сиятельства. А в Париже Н. В. Буссе говорил, что они стоят 500 франков, — но хотя бы даже и до 650 р. Не примете ли Вы на себя труда купить мне звезду и крест и прислать в Благовещенск. Что будет стоить я с удовольствием внесу деньги, куда Вам угодно будет приказать.

Покорнейше прошу также Ваше Сиятельство объявить мой искренний поклон и благодарность Екатерине Николаевне.

Я живу в новом доме, который вышел даже и не двухэтажный, и притом очень холодный, так что в морозы я не выходил из шубы и теплых сапог.

Думаем поправить на лето. Но зато у меня есть домовая церковь, и в ней каждодневная бывает служба.

На месте, которое мы освящали при открытии Благовещенска, не приходится достраивать и перезаложенной церкви: думаем на лето отнести далее к устью реки.

Увидимся ли мы еще когда-нибудь здесь??… Бог знает. А я искренно бы желал еще раз увидеть Вас….

С совершенным почтением и искреннею преданностью и благодарностью честь имею быть до гроба Вашего Сиятельства покорнейший слуга. Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 21 дня.

1862 г. Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич.

В реестре, приложенном к письму моему к Вам от 18 января текущего года, между прочим, значится: 8 пар икон к царским дверям, серебряный под золотом, около 4½ верхов, а средние около 6 верхов. Покорнейше прошу Вас статью эту оставить без исполнения — и не заказывать и не присылать ни одной пары икон (прочие же вещи прислать), А вместо того прислать 20 икон финифтяных, овальных, около 4½, вершков вышины, в серебряных ободочках с ушками, с изображением Спасителя, и столько же и таких же икон Божией Матери.

Призывая на Вас благословение Божие, имею честь быть с искренним моим благорасположением Ваш, Милостивого Государя, вседоброжелательнейший слуга Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Января 27 дня. 1863 г.

Благовещенск.

P. S. Пробелые книги пришлите вместе с орлецами, при первой возможности.

Только что я успел кончить это письмо к Вам, как получаю от Вас письмо от 28 ноября, о неполучении от меня 262 руб., посланных мною Вам от 14 июля 1861 года и о которых я уже писал Вам от 17 января, с приложением к тому почтовой расписки. И я тотчас же написал об этом официально г. военному губернатору Приморской области, прося его сделать зависящее от него распоряжение о доставлении означенных денег Вам; а г. губернатору я написал об этом потому, что здесь почтовая часть зависит от него, и управляющий Хабаровскою конторою был определен им. Какой получу от него ответ, не премину сообщить Вам; а между тем открылись опять новые нужды церковные — и я с новою просьбою к Вам, — сделайте милость, не поскучьте исполнить ее.

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

Для Амурских церквей требуется книг церковных:

2 экземпляра Миней месячных в лист.

2 — Ирмологов простых.

2 — Акафистника.

10- Деяний и Посланий Апостольских на русском языке, последнего перевода, а если есть, то и вместе с славянским.

3 экземпляра Проповедей покойного преосвященного Иннокентия Херсонского.

У нас почти во всем Благовещенске нет хорошего инструмента для делания дырок на пробелых книгах для шнура. Сделайте милость, пришлите две таких трубочки, или, каких зовут, не знаю, одну побольше, а другую поменьше: т. е. одну для обыкновенных шнуров, а другую для тоненьких шнурков.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на два письма Ваши от 5 и 20 декабря, полученные мною 30 января.

Слава Богу, что болезнь Ваша прошла благополучно, о которой Вы, конечно, уже и забыли.

С нетерпением жду от Вас известия о прибытии к Вам нового наставника и в особенности о том — каков он! Наш или от нас исшедший?

Не без скорби я прочитал Ваши слова: «давно уже не смею писать многого, что должно бы писать». Что это значит? К кому тут недоверие? Конечно, ко мне менее, иначе, Вы бы и не сказали этого. Но нельзя ли написать по секрету, между прочим, и о смерти о. Михаила, о котором Преосвященный известил меня тоже с точками.

Очень Рад, что Доремидонт получил свои деньги. Желаю, чтоб он употребил их на дело.

О. Константин Рождественский находится здесь в Благовещенске и служит. Ему писано только готовиться к выезду, а он приехал со всем семейством, состоящим, кроме жены, из 3 ¹/₂ детей. На вопрос, для чего он так грезил, он отвечал: «Для того, чтобы скорее его оттуда перевели в другое место». Способ очень легкий. Стоило бы еще что-нибудь сделать, тогда бы и подводы, и квартиры, и пища, и прислуга были бы даровые. Я не знаю, что мне с ним делать. Определить его к одноприходной церкви решительно не могу. Меня обвинят, в случае его новых проказ. А двух- или трехприходных у нас только две: в Николаевске и здесь. В Николаевск послать нельзя: тамошний Губернатор подробно знает его похождения Хабаровские, здесь нам нужны люди, которые бы могли быть членами Д. Консистории или Д. Правления. Думаю писать в Св. Синод и просить, чтобы его поместили где-нибудь в Сибири к 2-х или 3-х приходской церкви. К Вам послать — денег нет.

Я не даром так благодарил за него правленцев. Мне сказывали, что он и в Якутске также дичил и даже изрубил платье у жены своей.

Об о. Лобанском я писал Владыке, чтобы он убрал его.

Притом внимании, какое Государь обратил на духовную часть, можно быть уверенным, что свечная продажа улучшится, и след. будут средства училищные поболее. И потому, вероятно, Ваша семинария и останется у Вас. А мы станем заводить свою, только накопленные денежки пожалуйте нам. А там Господь с Вами, а с тем вместе я раскланяюсь и с Якутскою областью. Да будет у Вас все свое… Чего и желаю, к чему и Вы подготовляйтесь понемножку.

Нельзя ли нашего многовидящего переместить из какой-либо другой церкви градской, где бы приход был сподручнее NB. В случае открытия у нас своей семинарии, я его перетащу сюда. Здесь и Монгольский язык не лишний.

Ну, вот Вам ответы на Ваши письма! У нас новостей, кроме о. Константина, нет никаких, а что в городе делается, я не знаю. Я очень редко бываю там — дорога нехороша, что называется, ни санна, ни тележна.

В состоянии здоровья моего я начинаю чувствовать перемену: то там кольнет, то тут поболит, впрочем, может быть, и оттого, что я мало двигаюсь. Но сколько ни живи, а умереть надобно. Да будет воля Господня!

Как теперь Ваше здоровье, и души и тела? Вы уже, конечно, давно знаете, а я узнал из письма Александры Никитишны, что Вы причислились к нашему полку! Во всяком случае, слава Богу! Теперь Вы свободная птичка.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам вверенных, остаюсь с прежним к Вам моим сердцем. Ваш вседоброжелательный слуга. Иннокентий, А. камчатский.

Февраля 6 дня1863 г. Благовещенск.

Примите на себя труд объявить мое искреннее спасибо о.о. Ректору, Инспектору, и прочим наставникам и учителям за то удовольствие, какое мне доставило свидетельство Преосвященного Павла об отличных успехах учеников при экзамене, а ученикам благословение.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![151]

Намерение мое послать миссионера, как можно далее в Манчжурию, (которое мною было в письме к бывшему Обер-прокурору от 31-го марта1859 г. и частью изложено в указе Святейшего Синода от 20 ноября 1859 года), к искреннему моему сожалению, еще не исполнилось, и, как видно, не скоро может исполнится, ибо иеромонах Евлампий, о назначении которого на служение в Камчатской епархии я тогда ходатайствовал не был еще нигде в Манчжурии. Во-первых, потому, что он сначала находился переводчиком при Комиссии, которая была назначена для определения границ между Россией и Китаем (с получением от оной и окладов жалованья), а главное — за известною его болезнью или слабостью, которую он, при видимом старании его, едва ли может совсем побороть. Да и притом, он знает только китайский язык, а манчжурскому миссионеру преимущественно нужно знать, притом и туземный манчжурский язык.

А между тем, я не вижу причины изменять моего намерения — отправить миссионера, если не внутрь Манчжурии, то, по крайней мере, в ближайшие к нашим границам места и, по крайней мере, для того, чтобы инославные миссионеры (из числа коих один католический, из Китая, в 1861 году был даже до Николаевска, считая эти места принадлежащими к их какой-то епархии), видели, что и мы православные не забываем заповеди Спасителя нашего — проповедовать Евангелие, кому можем.

Кроме того, находящийся во Владивостоке (в одной из южных русских гаваней, лежащих против Японии, и где есть уже церковь), начальник г. Бурачек[152] (человек искренно благочестивый) пишет мне, что обитающие вблизи их ссыльные Китайцы (мандзы) оказывают большое внимание к нашей Церкви и вере, и убедительнейше просит меня назначить к их церкви священника, знающего китайский язык, между прочим, и для того, чтобы предупредить инославных миссионеров (но присовокупляет, не иеромонаха Евлампия, которого он знает коротко), а указывает на находящегося в Пекинской миссии иеромонаха Исаию, которому он, вероятно, и писал; по крайней мере, известно, что г. Бурачек писал настоятелю Пекинской миссии и просил его прислать ему китайских книжечек Духовного содержания.

Из сего, Ваше Высокопревосходительство, изволите видеть, что в настоящее время в Приамурский край нужно, по крайней мере, два человека, знающих китайский и манчжурский языки, для занятия миссионерских должностей. А найти таковых, я полагаю, помимо Пекинских негде[153].

И потому честь имею покорнейше просить, Ваше Высокопревосходительство, оказать мне Вашу помощь и содействие в приобретении, если не двух, то, по крайней мере, одного благонадежного человека, для сказанной цели, и если не иеромонаха Исаию, на которого указывает г. Бурачек, то кого-либо из находящихся в Пекинской миссии. Весьма было бы полезно во многих отношениях, если бы этот иеромонах (или один из двух) проехал из Пекина прямо в Благовещенск. Или Айгун через Цицикор.

Что же касается до иеромонаха Евлампия, причисленного ныне к штату Архиерейского дома, то он не лишний здесь на случай переводов с одного языка на другой, что уже и случалось. И притом он человек скромный и уживчивый — по своему уму и образованию с пользою может занимать должность присутствующего в Консистории или в Духовном правлении и цензора проповедей. И потоку покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство исходатайствовать ему какой-либо оклад жалованья. Во всяком случае не менее 180 руб. серебр. в год, ибо по штату Арихиерейского дома иеромонаху назначено только 6 руб. 90 коп. в год.

С совершенным почтением и таковою же преданностью, честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою,

Иннокентий, А. Камчатский.

6 Февраля 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Получил я Ваше письмо с Мачи, и оно очень порадовало, потому что мне Владыка Ваш прислал письмо Ваше, писанное к нему из Олекмы чужою рукою, которое меня очень опечалило, но, слава Богу. Нет! Чтобы вперед таких вещей не было, иначе — худо будет. Что тут за ломоты, пускай бы хоть в ногах, а то и в руках. Мне писал Владыка, что Мявцова к Вам хотели послать для пользованья.

Спасибо Алексею Петровичу за обещание собрать кой-что для нашего собора. Пришлю, пришлю листов целую кучу.

Жаль, очень жаль, что такой нехороший исход был Юлия Ивановича. Любопытно знать поподробнее; удосужитесь, напишите. А что был ли прощальный обед-то? И каков?

Желание Ивана Платоновича быть ктитором монастыря я принимаю, как знак милости Божией к святой обители. Я совершенно согласен на это. Определение же его ктитором зависит от настоятеля, которому и передайте это, а Ив. Платоновичу — за то поклон, благодарность и благословение.

У нас все еще нет ни Консистории, ни Дух. Правления. Впрочем, я не ропщу и извиняю деятелей наших, принимая во внимание то, что они теперь заняты самым главным делом, по Высочайшему повелению. О! Подай, Господи, Царю нашему здравия и спасения за его внимание к нашему духовенству; а деятелям — силы, премудрости и благонамеренности.

Ну что, как Вы теперь себя чувствуете? Дни плача Вашего уже миновались. Что Вы о себе думаете?

У нас новостей нет никаких. О. Константин Рожд. Подал объяснение, или сказать лучше — обвинение начальствующего в мерзостях юбочных, а о себе очень легко сказал только, что бумаги писаны во гневе и разстроенности, и бывало иногда и хмельное состояние, и только!

Впрочем, он служит у нас. Думается послать его в марте, под начало Иннокентию Громову, да боюсь Казакевича, который очень хорошо знает похождения о. Константина. А иначе не знаю, куда его деть.

На здоровье свое жаловаться я не могу еще, поболело кой-что около масленицы — и порядочно, но теперь, слава Богу, опять прошло.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всех, Вам подручных и вверенных, остаюсь тот же к Вам, что и был, Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 20 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Скажите, пожалуйста, на каком основании и для чего Вы так расхворались? Этого не было у нас в условии.

Письма от Вас нет и следов. отвечать не на что, а о здешних новостях, если бы он и были, Вам теперь знать не интересно.

Все я забываю спросить Вас, — скажите, получило ли Ваше отделение попечительства в минувшем году из Св. Синода следующий на него оклад 400 руб. Если не получило, то вычтете из тех, которые Вы будете посылать к нам из семинарии. Эти деньги получены здешним отделением.

Ну! До получения от Вас письма, прощайте, Господь с Вами, выздоравливайте и укрепляйтесь телом, душою и духом. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 6 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Милостивый Государь, Виктор Ипатьевич![154]

Никогда я не думал, да и не считал себя довольным о чем бы то ни было, касающемся меня, говорить печатно. Но напечатанная в издаваемом Вами журнале статья, касающаяся моей биографии, заставила меня, против воли и желания моего, приняться за перо и сказать кое-что вслух читателей Вашего журнала — и это потому, что в ней есть некоторые неточности. И потому, покорнейше прошу Вас прилагаемую при сем мою статейку напечатать в Вашем журнале и, если можно, то во одном из №№ нынешнего же года, дабы она по времени, не отстала далеко от прежде напечатанной Вами. С тем вместе, позвольте утрудить Вас еще следующими моими просьбами. 1) Пришлите мне, пожалуйста, Ваши письма к известному отступнику православия, если он есть в печати отдельно. Плательщик за них. 2) Примите на себя труд припечатать в Вашем журнале для сведения тем, кому нужно будет знать — нижеследующее: а) Кафедра Камчатской епархии считается уже окончательно перенесенною на Амур, в город Благовещенск, где я имею постоянное пребывание, со 2-го сентября минувшего года, в архиерейском доме. б) По настоящее время я получил более 250 прошений от лиц Духовного звания, желающих служить в Камчатской епархии, и более на Амуре. Но так как в Благовещенске пока нет еще ни Духовной консистории, ни Духовного правления, то я не имею никакой возможности отвечать всем и каждому из просителей, и притом отвечать о том, что я не могу принять почти никого, особенно из дальних епархий. И потому пусть они знают, что молчание мое на просьбу их есть отказ. Впрочем, если бы кто из благоговейных, знающих свое дело и трудолюбивых причетников, хотя бы то и многосемейных, явился ко мне в Благовещенск, в течение двух лет, то я с удовольствием принял бы такового на службу (разумеется, по некотором испытании если он, в то же время, представит мне доброе свидетельство от своего начальства) и с выдачею всех пособий, какие положены от казны едущим на службу в Камчатскую епархию. В случае же, если мы не сойдемся друг с другом, то приезжий может здесь, на Амуре, поселиться, где угодно. Здесь есть чем заняться, и есть где поселиться. Сведущие в пчеловодстве здесь могут найти диких пчел на расстоянии почти 1000 верст. А в южных частях Приамурья можно даже заняться и виноделием. Затем, поручая себя молитвам Вашим, Иннокентий, А. Камчатский.

20 марта 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 31 января меня очень порадовало. Слава Богу! Отлегло от сердца, а то чего-чего не придумывал.

Регента мне нужно не закатистого. Лишь бы только умел петь правильно и имел голос порядочный. А этот у меня очень плох да и притом думаем его женить и во диакона. Нет ли у Вас кого из назначаемых к исключению учеников или из причетников?

Определить о. Петра на Вилюй нетрудно. Но ладно ли будет? Осмотрите этот вопрос со всех сторон со Владыкою и напишите мне, а пока пусть побудет о. Стефан. А между тем, если найдете, что о. Петра можно определить, то скажите ему, чтобы приготовлялся к дороге помаленечку.

Счастлива Евгения Евсеевна тем, что вышла за молодого. Но счастлив ли он? Да и она всегда ли будет счастлива… Впрочем, да даст им Господь мир и согласие.

Ответ на письмо Ваше кончен.

Теперь позвольте Вас спросить. Я до сих пор ничего и ни от кого об этом не знаю.

Вот что мне пришло на мысль. Гав. Павлову, мне кажется, нужно бы, хотя года на два, записаться в купцы, хотя бы даже и 2-й гильдии, если только это возможно. Тогда, быть может, дадут ему и Орден.

Потолкуйте об этом и посоветуйтесь со всеми, в том числе и с Ник. Федор. Скрябининым, и, ежели это нужно и можно сделать, то Вы помешкайте представлять о нем, пока нельзя будет его именовать купцом. И я во всяком случае подожду от Вас ответа на это.

Обратите надлежащее внимание на прилагаемый при сем лоскуток бумаги, который покажите и Владыке. Дело в том, что Следков и Евдоким говорят, что сироты Вилюйские не получали окладов.

Мадам Свербеева Екатерина, в письме своем ко мне от 1 декабря, просит меня сообщить Вам весть о смерти подруги Вашей, боясь написать об этом Вам прямо. И также пишет, что от Вас давно не получала писем. Само собою разумеется, что мне пеняет за неписание к ним — а я бы ныне написал, да за небольшим дело: не знаю, как величают по батюшке ее и мужа ее.

Любопытно знать Ваши новости, а паче толки об уехавшем Губернаторе. А что получил ли г. Мытников деньги за свои соболи?…

Ивану Яковлевичу при случае передайте мой поклон и его супруге и с тем вместе мое желание получить от него в подарок полное Архиерейское облачение, кроме митры, самое дешевое (но не черное), в котором бы мне лечь во гроб, (если только Господь приведет умереть на суше) я, если он изъявит желание — то пусть спешит.

О Гермогену я пишу в Св. Синод с этой же почтою с присовокуплением нового ходатайства.

Кто теперь смотрительницею приюта? Вероятно, Александра Ивановна.

Ну, если Ваш ожидаемый наставник прибудет точно женатый и захочет быть священником, то где же ему место дать? Конечно, в соборе вместо Лобанского. Впрочем, предоставляю Вам решение этого вопроса. Ведь и многовидящему надобно переменить место поспокойнее, а между тем, прибудет из Ситхи о. Георгий, которому тоже нужно дать место в городе и в Д. Правлении. Он может быть казначеем, а затем и о. Никите. Куда ему ехать на Амур! В городе места по ему нет, а в село — неудобно. Нет — по-моему лучше ему доживать в Якутске.

Ну, довольно. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 21 дня.1863 г.

Благовещенск.

Христос Воскресе! Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 14 февраля до меня дошло 28 марта, на которое и отвечаю: Какой это Саламатов, ученик ознобившийся? Чей он сын и откуда? Слава Богу и за то, если и недвухристы-скопцы присоединяются к Церкви! Но я уверен, что — присоединятся некоторые и из двухристов, когда поразмыслить хорошенько. Я согласен с Вами, что при принятии скопцов в церковь довольно ограничиться одним статейным списком, а чтобы увериться в том, что они не признают или отрекаются от 2-го христа, мне кажется, ограничиться только тем, чтобы каждый из них при присоединении к прав. Церкви поклялся, что он верует только в одного истинного Христа — так, как верует в Него Св. Церковь, и никакого другого христа не признает или отрекается, и в случае нарушения сей клятвы подвергает себя суду Божию и человеческому.

Опасение Ваше — чтобы не отогнать от себя скопцов требованием от них признавать грехом их обрезание — не безосновательно, в самом деле, не легко это сделать, тем более, что обрезание принято ими во имя I. Христа. Вместо этого требовать от них только того, чтобы они не считали своим долгом — склонять других к принятию скопчества, этого и можно, и должно требовать. Поговорите об этом со Владыкою и напишите мне о последствиях.

Благодарю за покупку белок, жду известия о цене.

О перестройке монастырской церкви я пишу Владыке. В Олекме построить новую церковь деревянную благословляю.

Мне бы и самому не хотелось выписывать попов из России для сделания их агабытами и именно потому, что со временем своих воспитанников некуда будет девать. Но обойдемся ли мы без требования-то? Владыка Ваш мне ни слова об этом не пишет.

Относительно избрания в члены Комитета Цензурного Владыка не так сделал, да и проект положения слишком у Вас широк, вся цель его есть та, чтобы в печать не попало больших неправильностей; а этому не помогут ни секретарь, ни печать. Проект Ваш я возвращаю Вам для переделки.

Затем более писать ничего не имею особенного. Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 6 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Завтра набор почты. А от Вас и вообще из Иркутска почты еще нет и, вероятно, до первого парохода не будет. И потому отвечать мне не на что, и потому — не писать не хочется, — а писать не знаю что, хвалить не за что и бранить тоже; впрочем побранить-то, пожалуй, и можно, но я не буду бранить, а скажу только так:

Напишите, пожалуйста, от себя Вашему протеже Ерумнозову. Он от желчи своей с ума сходит, по злобе своей с одним казачьим офицером (с которыми он, говорят, в минувших годах даже дрался) он, знаете ли, какую штучку сделал? Двух дочерей его, невест, не принял даже на исповедь к себе в минувший пост за то, что он в семик прошедшего года плясали или праздновали… Как Вам кажется? Какова пастырская ревность! Другое, в нынешнюю Пасху уничтожил общие качели в станице, перерезав веревки тоже из пастырской ревности. Хотят писать нам об о том официально. Скажите, пожалуйста, что мне сделать, куда его деть? А между тем он из долгу не может выйти — живя нелюдимом, право недоумеваю, что делать.

Напишите, пожалуйста, ему, дураку, чтобы он образумился, или, лучше сказать, старался себя удерживать. Он чрезвычайно, кажется, желчный, судя по лицу его, и оттого, конечно, и раздражителен, а раздраженный не умеет управлять собою. Но мне и вообще нам от этого нисколько не легче.

На первом пароходе думаем отправить наших женихов (Кокшорского, Ив. Петрова и В. Сновидова, из коих, кажется, лучше всех будет средний) в Нерчинск жениться. Здесь нет девок.

Ждем и будем ждать от Вас в училище наше денег, из коих Вы удержите на мой счет то, что будет следовать за белку и проч. По сему расходы. Но в официальной бумаге об этом не говорите ни слова.

Каково Ваше здоровье? Мое, слава Богу, на порядке.

Ну, довольно! Прощайте, Господь с Вами со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 20 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Завтра опять почта отправляется в Иркутск, а оттуда все еще нет почты, хотя сегодня уже 6 мая. В 1861 году 30 апреля пришел уже пароход из Сретенска, а ныне нет еще даже и торгующих, значит, реки еще не разошлись.

Решаюсь дождаться почты в чаяния получить многое: и ответов, и распоряжений, и писем, и донесений, потому что последние бумаги из С.-Петербурга я получил (от 31 января, а от Вас 14 февраля) 28 марта, а сегодня уже 6 мая.

Посылаю Вам просимые Вами листы для сбора на Благовещенский собор, из коих только на одном сделана надпись, а на прочих предоставляю сделать Вам по Вашему усмотрению.

Вот что мне приходит на мысль. Вы как-то писали мне, что к сентябрю у Вас учеников наберется даже за 100. Следовательно, к сентябрю 1864 года будет еще более. Значит, надобно подумывать и о том, будут ли достаточны наши средства на содержание всех на казенном коште! Не пора ли уже подумывать о том, чтобы некоторых учеников довольствовать только пищею и книгами. Что Вы на это скажете?

С 1 мая у нас настало тепло, и уже черемуха и осина развились, начала и березка. Удивительно, как скоро! 30-го апреля ничего не было, 2-го мая ушел уже пароход Хабаровку, а торгующие уплыли еще до последних апреля. Готов к отплытию и я. Но едва ли ранее 15-го отправлюсь.

Многие давно уже отсеялись и посадили в огородах.

В Благовещенске открылась типография и очень недорого берет за печатание.

В 12-ти верстах от Благовещенска, а от меня в 6-ти или 7-ми, нашелся ключ железных вод, и, говорят, очень хороший. Губернаторша живет уже там и лечится. Вот Вам все наши новости.

Ах, виноват, забыл еще самые интереснейшие. О. Константин Рождественский отправляется в Михайловское селение на службу под надзор священника Ин. Громова и с производством только 2/3 жалованья, а остальная удерживается на случай его выезда. Он в пьяном виде — сумасшедший, это не подлежит уже сомнению.

Еще поступили официальные бумаги о. Ерумнозова о том, что он дочь офицера Щеголева и живущую у него девицу не допустил до исповеди за то, что они прошедшего 1862 года в Троицкий семик завивали березки. А ныне в первый день Пасхи запретил качели!!!.. Право, беда и только. Хорошие попы умерли (Добровидов, Лебедев и Затоплаев), а приезжие из Руси бесятся!.. А начальства здесь гибель! Один над другим! А попы для них, как бельмо на глазу.

Здесь у нас большой недостаток в причетниках, и я, во ожидании от Вас из Якутска подобных Василию и Авксентию — поселенцев, мещан из духовных, не делаю никакого распоряжения о наполнении штатных причетнических мест. И не без затруднения будет, если эти мещане не будут ныне к нам, а мест причетнических будет много, особенно, если утвердят предположение о бытии при каждой церкви по два причетника.

Знаете ли, что я хочу Вам сказать, только не разсердитесь ни вкакомслучае, и я с своей стороны даю слово не сердиться на Вас по этому предмету.

Мне приходит на память (впрочем, за верность не ручаюсь), что я брал с собою в Петербург мое путешествие вокруг света вместе с письмами преосвящ. Филарета, но ни того, ни другого у меня не оказалось. С другой стороны я помню (и очень твердо), что Вы спрашивали меня в Якутске не менее двух разов, где мое путешествие. Не поясните ли мне Вы что-нибудь об этом?

А что! Где и каков о. Лобанский? Приехал ли к Вам Ваш профессор? Ну, более решительно нечего писать. Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 6 дня. 1863 г.

Благовещенск.

P. S. У меня под носом река, изобилующая рыбою, но мы не всегда с рыбою, особенно не всегда бывает хорошая. Стоило бы только закинуть невод, и, наверное, достали бы. Но не за большим дело: у нас нет невода. Нельзя ли будет достать волосяного невода у Вас? Но прежде скажите, прочнее ли он пенькового и во сколько крат? Будет ли выгода достать от Вас невод и проч.

Потрудитесь сообщить мне эти сведения.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Не было ни деньги, и вдруг пять алтын: пословица. Так и от Вас 2 месяца ничего не получая, я вдруг получил от Вас именно 4 письма, а между тем, после завтра отправляюсь на Уссури. И потому отвечать на все подробно некогда, да и перечитывать не имею времени, и потому отвечаю на то, что помню.

Вы белку мне не присылайте белками, а подберите меха, иначе Вы заставите меня снова посылать к Вам.

Весьма рад я, что Вы довольны Вашим Новым сослуживцем, украшенным такими добрыми качествами, как Вы пишете, слава Богу.

Сочувствую Вам, что Вам теперь не легко, и племяши уехали от Вас, быть может, навсегда, и многовидящий Ваш ушел в собор, и ноги Ваши болят… Но с тем вместе и радуюсь тому, что Господь Вас любит.

Если Ваш новый сотрудник будет Вам хороший помощник, то увольте ко мне Вашего многовидца в Благовещенск — в смотрители, и в собор — пока на должность ключаря. Если Вы согласны на это, то предложите ему от меня об этом и, если он согласен, то пусть скорее посылает просьбу ко мне, а иначе пусть и остается между нами.

Винюсь о денежной награде, я Вас не представлял! Еще, потому, впрочем, что прежние наставники почти все разобрали, кроме Вас и многовидящего, а он получил недавно прогоны, а Вам денег некуда девать. Но поставлю себе в обязанность ныне представить, только Вы напишите мне Ваше мнение, кому сколько надобно из 1,500 руб.

Переводите учеников в семинарию. Куда нам теперь до ученых, давайте только служак, т. е. исправных, уживчивых и понимающих то, что читают. А если к тому они будут еще не прочь от богомолья, то и слава Богу. Сделайте, чтобы курс кончило побольше.

Дело о Жоссейском приходе начнется мною не ранее, как я получу донесения от о. Матвея, которому скажите об этом, с прибавлением от меня поклона и благословения. Но довольно! Пора ехать в город, прощайте. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 30 дня. 1863 г.

Благовещенск.

P. S. О ружном окладе я писал ныне же г. Губернатору, М. I. Казакевичу, и официально, и письмом.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Не угодно ли прочесть прилагаемую при сем бумагу и порадоваться со мною. Ну, вот Вам и остатки, буду писать и отписываться. Но прежде, я бы желал знать и Ваше мнение, которое и буду ожидать. А Вы поспешите доставлением его.

Писульку эту я пишу с устья Уссури, из станицы Казакевича, куда прибыл 18 числа, а завтра предполагаем отправиться вверх, по Уссури. За ответ на письмо Ваше, я еще не принимался. Некогда было.

Я, слава Богу, здоров, чего желаю и Вам, и всем Вашим о Господе детям и сослуживцам. Молитесь, чтобы Господь помог мне благополучно возвратиться восвояси. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Июня 20 дня. 1863 г.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 13 апреля я получил 1 июля в Хабаровке, на которое и спешу ответить Вам.

Как я рад, что племяши Ваши охотно едут в Ситху, и что многоглаголивый и при прото также прост и кроток. Если он себя выдержит от водочки — то он далеко уйдет и много сделает добра, будем молиться о нем.

Нисколько не удивляет меня, что его бывший товарищ по церкви так гордо с ним обходился, я давно знал его. Оттого-то я и оттягиваю определение его на Вилюй, — он будет в тягость тамошним агабытам.

По сю пору не могу надивиться тому, что выехавший от Вас отец командир заслужил такую память. Да! Точно чужая душа потемки. Не знай я этого, я бы горой стоял за него. Ужели, наконец, и его подруга не такова, какова казалась!!! Быть не может.

Представление Ваше об Орнатове я утвердил. Но не будет ли упущения от соединения двух должностей учительских. Меня только это заботит, а если не будет, то Я очень рад, что этим могу помочь ему. Племянника его можно будет взять на казенное содержание или, по крайней мере, на полуказенное, если г. Орнатов пожелает.

Что сделалось с Вашим здоровьем, что Вы так долго не можете его поправить? Примитесь-ка за тяжелую работу — хот часок в сутки, — только до поту и регулярно. Я думаю, что это много поможет Вам.

Колымское письмо возвращаю Вам. Писавшему скажите от меня поклон и благословение, а равно и всем Якутским, кто спросить обо мне.

Я из Благовещенска отправился 2 июня и по 1 июля успел быть на Уссури, посетил 23 селения, из коих большая часть довольно многолюдны. Всего на Уссури жителей до 6 т. Теперь мне остается только спуститься по Амуру верст на 400, и потом обратно в Благовещенск, куда полагаю прибыть в первых августа.

Владыке Вашему я теперь не пишу, а также и г. Орнатову — некогда. Скажите им от меня поклон.

Вы, конечно, получили уже календари на 1863 г. Предложите-ка Александре Ивановне сделаться кавалершею второй степени, она сможет это сделать.

Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Июля 5 дня. 1863 г.

Хакодате. На катере, который немного покачивает.

Я писал о. пр. Громову: что они возьмут или что нам дадут, если мы будем посылать в их Епарх. Ведомости статьи, касающияся нашей епархии? И вот его ответ. Что скажете, или что скажет весь Ваш ареопаг: можно ли? Нужно ли? Найдется ли что? (писать) найдутся ли средства или подписчики? Письмо прилагаемое возвратите ко мне.

Также прилагаю для прочтения и письмо поганого сладкопевца. 25июля.

Вы прислали мне семинарские и училищные отчеты по одному экземпляру, в бумаге же Вашей не сказано посланы ли Вами отчеты в Дух. Учил. Управление или нет, если же не посланы, то отчеты, по крайней мере, генеральные, должны быть в двух экземплярах, т. е. один для моей канцелярии.

Поясните мне это, и что надлежит, исправьте.

При сем посылаю Вам подлинный расчет Главного Правления — по январь 1863 года, по поверке коего с Генеральною Ведомостью есть не сходства, а именно: в отчете Вашем показано отправленными в Главное Правление для обращения из %3,500, а в расчете показано только 2,000. Зато у Вас не причтено процентов даже и за 1861 год.

Какие это 211 р. 42 коп. перечислены из Новоархангельска? Вероятно, за дрова и прочую дрянь. Во всяком случае Вы напишите их на приход и наведите справки: какие это деньги и за что?

Г. Обер спрашивает меня: нельзя ли будет на 2-ую половину текущего года и на весь 1864 год принять содержание семинарии и Училища на счет наших экономических семинарских сумм? Я ему отвечаю: как угодно, прописав и наши нужды. Любопытно, что будет… А если возьмут или велят взять деньги на содержание семинарии и Училища из экономических сумм — то у нас останется не более 30 т., потому что мы уже получили из них 3,500 р. на Благовещенское училище, о которых Вам доносил о. Александр официально. И который Вы имеете прежде записать на приход по Вашей книге полученными из Главного Правления Преосвященным и на то-то. А потом выпишите в расход по той же книге на Благовещенское училище.

Посылаю Вам расчет и Вашего Отделения попечительства. Слава Богу, и тут растет капитал.

Ваше Духовное Правление представило мне Отчеты о разных суммах, но в числе их нет: о ружных суммах, о капитале на вознаграждение занимающихся обучением детей и о капитале, остающемся от непополнения ружных сумм.

Вчера вечером получил я известие, что 11 числа Бог дал мне внучку, а о. Гавриилу дочь Екатерину. Слава Богу.

NB. Надобно позаботиться о месте для о. Никиты и не иначе, как в самом городе. Куда ему ехать на Амур!

Я ныне писал об этом Владыке.

Бумаг накопилось довольно. И потому я заканчиваю это письмо. Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательвый слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Июля 26 дня 1863 г., у станции Маэ, на реке Амуре.

Дождь сильный, бумага, и без того гадкая, сделалась еще гаже.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на письмо Ваше от 8 июня, полученное мною в пути на возврате в Благовещенск.

Отец Евгений справедливо говорит, что я согласен (и даже прошу Вас), в счет руги заимствоваться из некомплектных сумм Дух. Правления, особенно для отсылки в дальние места или для выдачи нуждающимся. Это Вы можете делать, не спрашивая меня, разумеется, не по мелочам и если не предвидится совершенной остановки ружных сборов, и делать до тех пор, пока не придет все в нормальное положение. Передайте это Владыке.

Ах, как жаль бедного о. Афанасия. Кто духовник у его бабенки? Если можно, науськайте его хорошенько, чтобы он задал ей порядочного феферу. Само собою разумеется, что ни в каком случае не следует их пускать в семинарию на житье.

Я совершенно согласен с Вами, что необходимо устроить особый дом на монастырском дворе — если неудобно воспользоваться домом бывшего Дух. Правления. Но спрашивается: на какой счет строить его — на семинарский или монастырский? Последнее было бы лучше. Вы могли бы кортомить его и только. А то, если сами будете строить его, то нужно вести дело по всей форме, составить сметы, план и проч., а монастырь может это сделать гораздо проще. Посоветуйтесь со Владыкою и напишите мне, как Вы порешите дело.

Знаю я хорошо, что нельзя было Вашим племяшам отправиться без няньки. Но в то же время и также хорошо знаю, что она, если только и стара, а еще пуще если молода, хвост им покажет в Ситхе, либо падет на шею. Заключили ли они условие с ней, и какое?

Определить г. Орнатова помощником инспектора можно и даже должно. Но при получении им учительского от училища жалованья (другого), нельзя уже давать еще третие жалованье. И потому я написал только определить его помощником инспектора, а о жалованье не сказал ни слова. Доримедонту жалованье я уже определил. И потому определить лучше другого учителя в виде помощника ему, а классы можно соединить, если не встретится каких-либо неудобств. И я согласился на определение в эту должность Александра Запольского, — представьте об этом особо.

Сиротам Ж. Винокуровой и Ф. Слепцовой положу побольше. Ответ кончен.

Теперь скажу о себе. До 26 июля мы сидели на прежнем месте в ожидании парохода «Амурск», но к вечеру увидали другой пароход «Успех», и оказалось, что он послан из Николаевска нарочно с тем, чтобы везти меня, куда я пожелаю. Спасибо Казакевичу, и посему мы 27 ч. утром снялись и пошли, на третий день пришли в Хабаровку, 30 ч. отправились далее, но пошли неуспешно по причине неопытности капитана. 5 августа я получил почту и весь тот день мы простояли за сильнейшим ветром, с таким же дождем, которыми повалило хлеба! И какие хлеба! Первейшего сорта. Очень жаль! Впрочем, в Хингане хлеба стоят. Но жать нельзя по причине ненастья, продолжающегося 11-й день. В Амуре вода довольно высока. Сегодня же (10 ч.) мы вышли из Хингана и ждем порядочно скоро. Авось, если не к 15-му, то 15-го будем в Благовещенске, где и покончу это письмо.

Августа 19 дня. Путешествие наше, благодарение Господу, меня хранящему во всех путях моих, кончилось 15 числа вечером (впрочем, в дом я пришел 16-го).

Почты сверху давно уже нет, вероятно, по причине расстройства пароходов. И потому мне не на что отвечать никому. Я, слава Богу, совершенно почти здоров. Дом большею частью исправлен. И, кажется, будет тепел.

Арбузов у нас здесь родилось гибель. Но только за неимением солнца — малы и вялы, продаются от 3 до 7 копеек. У о. Александра только у одного родилось более 3,000.

Но зато хлебам угрожает гибель другая. Бог знает, что будет. Дожди не прекращаются еще и поныне, начавшись с 22 июля. Впрочем, начали проветриваться деньки ведреные, так называемые, сеногнои, да и сена многие еще не поставили. В числе таковых и мой дом.

Послезавтра отходит почта в Иркутск, и потому я письмо это заканчиваю сегодня. Да, виноват, позабыл поздравить Вас с награждением Ваших протеже, о. Лобанскаго и о. Матвея. От последнего я жду подробного донесения о жоссейской пастве и вообще о тамошнем крае, а первому желаю от души исправиться.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга Иннокентий, А. Камчатский.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь[155]

Иеромонах Евлампий, о котором я имел честь уведомлять Ваше Высокопревосходительство от 6 февраля текущего года, за № 1120, июня 20 дня скончался в Благовещенске, о чем Ваше Высокопревосходительство честь имею уведомить.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

20 августа 1863 г.

Благовещенск.

Сейчас получена почта из Иркутска и с нею, между прочим, и письмо от Вас, писанное 22 июня, на которое и отвечаю.

Я даже удивляюсь отчасти Вашим умствованиям относительно скопцов. Вы недоумеваете даже и в указе Св. Синода. О каких скопцах идет дело? Ведь началось о двухристах, а не о всех вообще. Следовательно, и решение Св. Синода надобно относить только к двухристам, а не ко всем; кажется, коротко и ясно.

Меха ко мне пришлите по почте и не иначе, как по зимней, так чтобы они могли быть перевезены через Байкал не иначе в январе.

Я очень рад, что можно обойтись без выписки священников из России. Если же Вы собственно для себя желате иметь агабыта из Рязани, то изберите там, кого хотите, и велите ему подать ко мне просьбу с приложением послужного списка и прислать оную ко мне, приложите к тому Вашего письмеца, и я сделаю, что следует.

Относительно избрания членов комитета у Вас так же недоразумение. Скажите, пожалуйста, ужели Якутское духовенство заключается только в одном городе Якутске? У Вас в городе нет избирателей — предоставьте это окольным ближайшим и велите всякому из агабытов написать ярлычки, кого бы он думал избрать членами, не вызывая их для этого в город, и делу конец.

Я предоставил право выбора духовенству, потому что оно получше других знает всех Вас, горожан, каковы Вы в Якутском языке. Ну, довольно.

Иннокентий, А. Камчатский.

О. инспектор Ваш должен подавать преосвященному Павлу рапорты своим порядком еженедельные.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 6 июля 1863 г. до меня дошло 25 августа, отвечаю Вам на оное.

Из слов Ваших о пресловутом Ясоне припахивает с огорчением и чувством оскорбления. Не упомню, как я Вам выразился касательно избрания его. Вероятно, сказал, не мастер Вы выбирать людей… А Вас, как видно, кольнуло немножко в самолюбие. Это так и следует, ведь Вы не бесплотный. А что Вы не мастер выбирать людей, это правда сущая, потому что никто из людей не мастер, т. е. не сердцеведец. Про Екатерину II говорили, что она умела выбирать людей и выбрала Суворова, нет! Бог посылает деятелей. Пусть бы она пришла ныне в Россию и даже со всеми Екатеринами, едва ли бы она нашла другого Суворова.

Впрочем, вот что, кажется, можно было видеть в Ясоне, что он вспыльчив, а это от того, что он желчен. Эта болезнь в нем развивается видимо. И потому нельзя его строго винить в его поступках. Но в то же время он лжец, чего Вы, может быть, и не заметили в нем, и чему он мог научиться и впоследствии. Не знаю, как прежде, а ныне он, говоря со мною, не смотрел в глаза — значит, у него не чисто на совести.

Он теперь находится у нас в Благовещенске. И я его уличил в капитальной лжи. И потому я ему сказал, что я через 2 года уволю его из епархии по его прошению, а если будут на него жалобы основательные, то и через год.

При сем прилагаю Вам его рацею, полюбуйтесь ею и истребите. Когда я ему говорил об ней, и пояснял, что в таком виде бумагу его принять нельзя. Пусть он изложит самое дело: но осторожно и без всяких догадок, потому что я бумагу пущу вход. Тогда он сказал мне, что нельзя ли ее оставить. Потому что цель его была только та, чтобы я, узнав, что жених перешел к невесте в дом, не стал с него взыскивать за такое сожитие значит, он только хотел излить желчь свою, когда сочинял эту бумагу.

Вы просите меня научить Вас, как выбирать людей, а я вот как делаю: когда представляются мне два, три лица, могущие быть где-либо и о которых я не знаю ничего худого, то я кладу жребий с посильною молитвою Господу и в то же время с полною преданностью воли, и что выйдет, то и делаю, хотя бы то было и против моего желания. И благодарю Господа, не раскаивался.

У нас на Амуре повсюду хлеба родились чудные, но дождем повредило.

Михаилу Николаевичу скажите и припишите от меня поклон большой. Дай Бог ему здоровья.

Спасибо Иннокентию Бережному. Да воздаст ему Господь Бог!

Что же! Значит все ровно. Водка дешева, зато хлеб подороже. А спросите многих, на что больше идет денег или куда деваются лишние деньги.

Кажется, проектом улучшению быта духовенства спешить нечего по смыслу бумаги министра внутренних дел и последней бумаги присутствия, да так и следует. А всего бы лучше, если бы некоторые, хотя, если не все, духовные подали бы Государю адрес такого содержания: «Государь ты наш, батюшка. Видим, понимаем и чувствуем твою заботу об улучшении нашем, и благодарим за то. Но тебе теперь не до нас. У тебя много горя и заботы о целом государстве. У тебя предстоят многие нужды по случаю польских дел. Отложи ты, пожалуйста, наше дело до другого времени. Ведь мы жили же доныне, проживем и вперед, не требуя от тебя особенных милостей. Мало этого, в случае государственной нужды, возьми у меня или у нас, последнюю коровенку. Господь тебе поможет умирить наше отечество, тогда ты нас не забудешь. В самом деле, время ли теперь заниматься вопросом об улучшении быта духовенства, когда пред главами война — и война упорная. И кто знает, какой будет исход войны…»

Верю, что семинария у Вас тесна, но я на том же стою, что лучше кортомить квартиру, или купить готовый дом, чем строить новый. У нас особенных новостей нет никаких. Я, слава Богу, здоров. В сентябре непременно открою консисторию, дело стоит только за приглашением священника, который может быть даже к 10 числу сентября. Мысль моя, ехать к Вам через Аянь на будущее лето, меня не покидает, и, кажется, я напишу об этом предварительно в С. Синод, потому что прогонов нам дают мало.

Прощайте. Господь с Вами и всеми, Вамв веренными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 4 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Прошу Вас покорно одолжить меня ста рублями, или сказать иначе — раздайте на мой счет 100 рублей потерпевшим от наводнения в городе Якутске в нынешнем году, и большею частью духовным, без всякой огласки и по Вашему усмотрению — разочтемся.

О выдаче же пособия из некоштных сумм я представляю Св. Синоду.

Ясон приходил ко мне и кланялся, чтобы я не посылал к Вам его рацеи, а это для того яко бы, чтобы Вы не написали о нем к его родителю. Труслив, как заяц, а похотлив, как кошка.

Ваше Высокопревосходительство![156]

Минувшего месяца 29 числа я имел честь получить письмо Вашего Высокопревосходительства от 28 марта (которое было заслано в Николаевск с некоторыми другими бумагами), которым Вы изволите поздравлять меня с праздниками. Примите мою искреннейшую благодарность за таковое Ваше ко мне внимание, которого я далеко не стою, но которое ободряет меня и придает силы к посильному моему деланию. Да воздаст Вам Господь Бог за то Своими милостями!

Засим позвольте обратиться к Вам с некоторою моею просьбою. При постепенно возрастающей ограниченности или, лучше сказать, ограничивании денежных средств по нашему ведомству, видимо, настоит необходимость беречь каждую копейку. Но в то же время, само собою разумеется, нельзя же оставлять или останавливать дела только в видах сбережения денег.

Сколько по епархиальным нуждам, а более по требованию присутствия, Высочайше учрежденного по делам Прав. Духовенства, мне необходимо видеться лично с губернаторами Приморским и Якутским и для того быть на будущее же лето в Николаевске и в Якутске для более удобнейшего и скорейшего решения дела по вопросу об улучшении духовенства. Но путешествия мои, измеряемые тысячами верст, много требуют денег. А нам на всю епархию назначено только 3,900 рублей. Я потому, чтобы согласить требование службы с бережливостью, я бы думал — на будущее лето отправиться в Николаевск, оттуда в конце лета, через Аян, в Якутск и там провести осень и часть зимы, и потом зимним путем возвратиться опять через Иркутск в Благовещенск. А чтобы сократить расходы, я нахожу возможным из Николаевска отправиться без певчих, и потому взять прогонов не на 12 лошадей, а только на 6 на весь путь от Николаевска через Якутск до Благовещенска. Но и при этом потребуется не менее 1,350 рублей, (а всех же денег на полные прогоны нужно бы было до 2,400 руб.).

Честь имею покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство почтить меня Вашим уведомлением могу ли я без особенного испрашивания разрешения Св. Синода употребить и вышеозначенную сумму (1,350 р.) на поездку мою в Якутск, которая, конечно, будет уже последняя и для меня и даже для преемника моего, и которую необходимо предпринять для окончательного решения дел в Якутском Духовном Правлении, исправляющем ныне обязанности консистории, и которые с открытием консистории (имеющим быть в нынешнем сентябре) должны прекратиться.

И, во всяком случае, покорнейше прошу Ваше Высокопревосходительство почтить меня Вашим уведомлением, и как можно поскорее. Дабы я мог благовременно сделать те или другие распоряжения по сему предмету.

С глубочайшим почтением и душевною преданностью честь имею быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 6 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Высокопреосвящениейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![157]

Простите меня, Владыка святый, что я, после письма, полученного мною 6-го октября минувшего года, только теперь собрался написать к Вашему Высокопреосвященству. Господь видит, что это оттого, что я почти не находил ничего достойного сообщить Вам. Из Америки не получал я бумаг, еще и до сие время, а сам я не сделал ничего особенного до нынешнего моего путешествия по Амуру и Уссури, которое продолжалось с 2 июня по 17 августа. Главная цель этого моего путешествия была та, чтобы познакомиться с новыми нашими соотечественниками — Гольдами, обитающими на берегах Амура, и каких начисляют уже до 5,000 на протяжении почти 1,000 верст, и поговорить с ними.

И я этого, при помощи Божией, достиг. Я видел их в двух местах, в довольно большом количестве, и говорил с ними, даже помолился. И благодарение Господу, есть надежда, что они скоро могут быть нашими братиями и по вере. Они, как Тунгусы, народ добрый, кроткий, тихий и честный и, можно сказать, без всякой веры. Неведение их о загробной жизни даже поразительно. Все те, которых я видел, охотно слушают мои слова и единогласно изъявили желание принять и слушать того, кого я изберу к ним для проповеди. А те, которых я видел после, согласились и на то, чтобы у них в селении была выстроена церковь, и жил священник. Словом сказать, если бы захотели, то можно бы было даже ныне же окрестить из них не одну сотню. Теперь дело обращения их только за нами. Не столько затрудняют меня средства к построению церкви, сколько то, что я не имею человека или людей, способных на это дело. Молодые, по неопытности и по неутвердившемуся характеру, могут повредить делу в самом начале, а надзор за ними далек. Да и что за миссионеры, за которыми надо глядеть на всяком шагу, а пожилых и опытных у меня нет. Правда, прислали, прошедшего лета, из Новоархангельской епархии, старца даже 64-летнего, но он ищет только денег, это явно — и притом очень неуживчив. Останавливаюсь на одном. Не согласится ли игумен Николай, известный Кенайский миссионер, долженствующий возвратиться из Америки на будущий год, принять на себя дело обращения Гольдов? А если нет, то я и не знаю, что делать. Без сомнения, не нелюбопытно будет Вашему Высокопреосвященству знать, что прошедшее лето приезжал в Николаевск на Амуре какой-то миссионер, некто Франкель, и просил у нашего губернатора дозволения проповедовать туземцам, живущим там. Но ему, конечно, отказали, и это не первый из них. В1861 году тоже приезжал туда какой-то миссионер, под предлогом собрать сведения о их собратиях, убитых в 1857–58 году вблизи Николаевска (что было действительно), и который тоже просил дозволения проповедовать, считая Амур принадлежащим к какой-то их епархии.

После сего, позвольте мне представить Вашему Высокопреосвященству мое недоразумение. Правило устава Духовной консистории, требующее избирать духовенству одного общего духовника и исповедоваться каждый пост, может быть удобоисполнимо в одном только городе Якутске, где могут быть до 10-ти и более священников. Во всех прочих же местах совершенно неудобоисполнимо, и вообще способ избирательный здесь совсем неприложим. И потому многие священники не только не каждый пост, но и не каждый год могут исповедоваться, не имея возможности переезжать из прихода в приход, разделенные сотнями верст. После одного обстоятельства я дозволил (но не официально) затрудняющимся в исповеди обязательной, исповедоваться письменно, т. е. писать на бумагу и посылать ее своему духовнику. Такового способа исповеди лично пред духовником я бы со своей стороны не одобрил, как истинно — православный. Но у нас, при наших обстоятельствах, он может быть даже узаконен. Но так ли взглянет на это мой преемник, да и верно ли в самом деле мое мнение? Высокопреосвященнейший Владыко! Ваше слово решит это, не совсем неоспоримое, мнение. Позвольте и еще сказать одно. Фигуры, похожие на наши кресты, употребляемые на священнических одеждах, встречаются во многих местах и на многих. Такие особенно на коврах, и которые часто решительно ничем не различаются между крестом, так что поневоле рождается вопрос: ежели на коврах изображаются кресты, то зачем же допускается такое дело? Ежели же они не кресты, то зачем же употребляют их на священнических одеждах, как кресты? И это дело исправить совершенно стоит Вашему Высокопреосвященству также одного только слова. Все кресты, для одежд нужные, делают точно в Москве. Вашему Высокопреосвященству стоит только сказать им, чтобы они не изменяли фигуры нынешних крестов, делали бы в средине их маленькие крестики, и даже предпочтительно осьмиконечные, самой прочной ткани шелковые и даже нитяные. Тогда всякому служащему фигура креста на коврах может показать разность между тем и другим. Для фабрикантов, конечно, это ничего не будет стоить.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, нижайший послушник

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 6 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Отвечаю Вам на два письма Ваши, от 20-го июля и 3-го августа, полученные мною 15-го сентября. Конечно, правда Ваша, что Владыка Ваш слишком держится буквы, как, напр., при суждении об ученике Иване Попове. Но тут виновато и так называемое снисхождение, или лучше сказать, поблажка, принятая повсюду и всеми: не пятнать человека. Если бы Вы отметили его худым по поведению — тогда бы они согласился на исключение его. Но пусть уже лучше он держится буквы. Это, хотя и скучно, но безвредно.

Жаль о. Георгия ситхинца, что он овдовел, вот Вам на случай и казначей в Дух. Правление, только осмотрите его прежде и обнюхайте хорошенько и потом уже представляйте его в члены.

Рад я, что Ваши племяши добрались до Аяна, следов., они теперь уже в Ситхе, я все подумывал, чтобы как-нибудь не съехались они в Ситхе вместе с о. Георгием.

Вы просите оказать пособие голодающим и, конечно, духовным, но кто же такие они?

Ну, наконец-то, соболи стали на своей цене. Хотя это ж безвыгодно — но зато не будет колебанья в ценах, которое более вредно, чем низкие и ровные цены.

О Павлов и Федоре Алексеевиче я представлял Св. Синоду.

Паргочевскому повредило еще и то, что он сильно кричал. Виноват, я не писал Измайлову. Если успею, то ныне же напишу.

Облачение, пожертвованное Ив. Яковлевичем, я получил, только оно совсем не таково, чтобы в нем лечь в могилу. Оно будет у нас праздничным? Значит, поневоле надобно пожить еще, чтобы износить его.

А знаете ли, что я Вам хочу сказать?

Я, опять, Господи благослови, собираюсь к Вам на будущий год, через Аян, прожить у Вас до марта, а Владыке Вашему предложу прокатиться по Камчатке, Я о первом писал уже Обер-прокурору партикулярно, предлагая со своей стороны быть довольным и половинными прогонами, но, если только можете, держите это все в секрете.

Наш милый Ерумнозушко вытребован был сюда для ответов, и начал было служить в моей домовой церкви. Но при открывшейся оказии изволил отправиться домой, ни спросясь, ни сказавшись мне. Истая бурсачина! Ну, другой на месте моем дал бы ему знать за это, потер бы он лямку у тележки, а пожалуй, и ручку у лопаты. Но мне, кажется, не удастся и побранить его лично до возвращения от Вас. И мало того, что сам уехал, не спросясь — увез с собою и причетника своего Куркина, которого надобно было бы потереть здесь за его пьянство и буйство.

Невода мне теперь и не нужно для себя, потому что я отвыкаю от употребления рыбы. Совсем, впрочем, не закаиваюсь не есть совсем рыбы — придет нужда буду есть. Я теперь довольствуюсь растительностью, и хорошо.

Конец первому письму Вашему.

Ужели, в самом деле, Ваш всевожделенный Ю. И. возвратится на свое губерн. кресло? Очень жаль, — Ах, виноват, очень рад в отношении к нему, все таки лишняя тысчонка перевалится. Ну, а Вы — потерпите, ведь надобно же терпеть и переносить что-либо. Авось, за это Бог даст Вам урожаи. Спасибо Вам за умиротворение Леймана с Павловым. Будьте так добры и вперед.

Посмотрите, как у Вас разойдется с Серебреницким. Впрочем, если уедет он, то явится, наверное, другой, подобный ему. Уже так ведется в мире. От одной неприятности отделался, другая, а, пожалуй, и две, навстречу.

О руге я писал г. Генерал-губернатору, но ответа еще не получил.

Спасибо Вам за мнение Ваше о ружном положении за 1 половину года. Вы поняли и оправдали меня.

Наш губернатор, г. Буссе, сегодня возвратился с пиру, а завтра отправляется в Иркутск, с часу на час ждут здесь ревизора или Генерал-инспектора войск Лутковского — Генерал-адъютант.

Я, слава Богу, пока здоров. Погода у нас стоит холодная. 12 числа был первый иней, это по-здешнему зима, а у Вас — едва ли уже и снежку не было!

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий А. Камчатский.

Сентября 17 дня. 1863 г.

Благовещенск, 9 часов вечера.

Пишите, пожалуйста, всякий раз и поболее, Ваши письма я всегда читаю первыми.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Не знаю, как благодарить Вас за исправление наших хлопотливых комиссий! Господь Бог воздаст Вам за то! И мы не забудем Ваших одолжений. Посланные Вами по почте вещи, как-то: Евангелия, кресты, книги пробелыя и проч., получены нами в Благовещенске исправно, в августе. Пишут мне также, что и посланный Вами сосуд с пожертвованными от Вас воздухами получены в Анге, и к самому престольному празднику. А, наконец, при письме Вашем от 2 июля, получена мною фактура и счеты А. Н. Ферапонтова[158] и Ваш. Примите мою искреннейшую благодарность за все это и за все Ваши заботы о нас. Но позвольте спросить Вас: как же это, и отчего я ни в одном Вашем счете не вижу никаких процентов за исправление Вами наших комиссий, как это обыкновенно делается? Это меня беспокоит и даже заставляет перестать беспокоить Вас нашими комиссиями, потому что никто не обязан ни на кого даром трудиться. Сделайте милость, берите с нас за труды Ваши, тем более, что Вы иногда затрачиваете и свой капитал. Иначе нынешняя моя просьба к Вам будет последняя. Просьба же моя к Вам — о заготовлении вещей разных, означенных в прилагаемом при сем реестре[159], из которых первые, т. е. одежды, потрудитесь прислать в Благовещенск, если только можно, к последней неделе великого поста, а последние, т. е. образки и колпачки, если не поспеют к тому времени, то можно будет прислать и позже. Деньги же, какие будут следовать за выписываемые ныне мною вещи, покорнейше прошу получить от Московской Российско-Американской Компании конторы, предъявив ей о том заблаговременно, и просить оную, чтобы деньги сии отнесли они на счет капитала Амурских церквей, находящегося в Главном правлении.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на все семейство Ваше, желаю Вам всякого благополучия и здравия. Ваш, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 5 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

На последней почте от Вас из Якутска я ни от кого не получил ни одного письма, следов., отвечать не на что.

Сообщаю Вам сладчайшую новость и весьма верную, потому что мне передал ее Генерал-губернатор, а именно: Юлий Иванович Штубендорф вначале зимы пожалует к Вам непременно, с чем Вас и поздравляю.

Из Николаевска пишут мне, что на последнем пароходе из Аяна пришли 30 челов. Якутов с семействами, и, говорит, якобы для постройки семинарии в Благовещенск. Скажите, пожалуйста, что это такое? Я, кажется, не требовал, а не требовал потому, что я замышляю строить семинарию каменную, да и только еще помышляю пока, а к делу не приступали и на волос.

Ваш Губернатор возвращается к Вам, а Ваш Буссе, уехал от нас и надолго.

Был наконец здесь и Генерал инспектор. Впрочем, я, кажется, писал Вам об этом, человек степенный и деятельный, у него нет даже писаря — а рассматривал все до нитки у солдат, и остался доволен. Консисторию мы все еще не открыли, все собираемся. И сборы наши длинные. На зерцало напечатали указы в нашей типографии — не хотите ли? Для Вашего правления у нас есть несколько экземпляров на случай.

Я ныне посылаю ко Владыке 1 экземпляр из 3-х, присланных мне от сочинителя при письме, «Богослужение, праздники и обряды нынешних евреев». Выпишите, пожалуйста, нисколько экземпляров, чем окажете ему, лежащему на одре и лишенному всех средств к пропитанию, большое благодеяние, а между тем книга очень любопытная.

Более пока писать ничего не нахожу, оставляю до отхода почты. Воспитанники Ваши Контарий и Иван Петров Логинов иерействуют, первый с 24 сентября, а последний с 29, Семен Логинов у меня в доме служит и живет, Василий Сновидов уехал жениться в Нерчинск еще летом и по сию пору не бывал еще. Ваши Якутские бывшие клирицы, Некрасов, Александров и Орлов дьяконствуют, — первый из них, наверное, вечный дьякон, да кажется, и второй, а третий, быть может, пойдет и далее.

Куда поступил Отец Георгий, бывший Ситхинский? Ему место дать надобно на первый раз в город непременно. Рад и очень, что Ваш многоглаголивый племяша поступил прямо на свое место. Понравится ли он тамошнему Владыке? А если нет, то я переведу его к себе в Благовещенск с удовольствием.

Вы хоть и хвалите себя за то, что не отправили денег семинарских к нам, но от этого нам нисколько не легче. Едино не худо бы и прислать нам сколько-нибудь. А то мы все деньги 3½ т. съедим, а дома не купим.

Ну, довольно, завтра служение, а послезавтра почта отходит, и потому заканчиваю письмо сегодня вечером и при свечке, половину вижу, что пишу, а другую наугад, ну, разберете.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 5 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Бумаг из Ситхи я еще не получал и поныне.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Сделайте милость, примите на себя труд купить и прислать ко мне в Благовещенск до 600 бумажных икон хромолитографированных, т. е. раскрашенных, величиною в большой лист, который могли бы заменить местные иконы в часовенных иконостасах. Иконы эти можно будет спросить у художника Дмитрия Михайловича Струкова, в Кремле, в Большом дворце, в Оружейной палате, которому с тем вместе потрудитесь сказать от меня искреннюю благодарность за его предложение его услуг, которыми я не премину воспользоваться при случае. На иконах должны быть изображены: Спаситель, Божия Матерь, св. Николай, св. Митрофаний и св. Тихон. Первых, т. е. с изображением Спасителя, должно быть не менее 100, столько же и Божией Матери. А прочих поровну. Если найдутся иконы с изображением Св. Троицы, то купить и их до 50-ти. Все эти иконы должны быть большие. Кроме того, нужно Евангелистов и Благовещения Пресв. Богородицы для Царских врат, по крайней мере, до 30. У нас, на Амуре, в селениях будут устраиваться часовни, в которых будут отправляться и литургии, и потому будут устраиваться наподобие церквей. Следовательно, нужны иконостасики, а заводить настоящие иконостасы нам теперь и думать нечего, а, между тем, бумажные иконы, если их наклеить на доски, долго могут заменять иконы, писанные на холсте или на досках. Деньги, потребные на покупку и пересылку, прошу взять в той же Московской конторе Российско-Американской Компании. Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь, имею часть быть с искреннею благодарностью и почтением Ваш, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 17 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Сделайте милость, потрудитесь передать какому-либо оптику прилагаемое при сем предметное стекло от зрительной трубы, для очищения закравшейся в средину пыли, и прислать оное при первом случае. А также купите, пожалуйста, собственно для меня хороший бинокль, т. е. двойную трубу зрительную или, лучше сказать, две коротеньких зрительных трубы для смотрения обоими глазами. Прикажите купить и пришлите полдюжины хороших термометров Реомюра, спиртовых, с медными дощечками без футляров, на которых можно бы было узнавать мороз и более 40° градусов, т. е. чтобы деление на дощечке было наверх не менее 50° и наниз не менее 46°. Кстати, купите и барометр береговой (а не морской) лучший, с костяным напловочком и с подвижным шкалом. Ртуть из него мастер пусть выльет и пришлет в особом стеклянном пузырьке, с прибавкою такой же дистиллированной ртути, по крайней мере, наполовину. И на случай, пусть приложит трубки две для барометра.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Завтра забор почты Иркутской, а сегодня я получил Ваше письмо от 17 августа (кажется, так еще не случалось), на которое и Отвечаю Вам вечером, при свечке, на такой гадкой бумаге и таким гадким пером, т. е. тонким, и потому уж извините, если будут недописки, а завтра не удастся.

Недальновидный о. Афанасий прислал ко мне и просьбу с предложением своих по должностям, как по епархиальному, так и по училищному ведомству.

Но дело вот в чем: мне нужен кафедральный протоиерей опытный в деле управления, хотя сколько-нибудь, словом, перводействующее лицо, которым о. Афанасий, не во гнев его милости, быть не в состоянии с первого раза, и которого я уже ищу в другой епархии. Ключарь у меня уже есть и именно сын мой, о. Гавриил. Смотритель у меня тоже есть пока, и которым поприличней должен быть тоже протоиерей кафедральный, остаются у меня два священннческих места при соборе, из которых одно, пожалуй, о. Афанасий мог бы занять; но и тут крючек, я на прошедшей почте писал к преосвященному Казанскому и просил у него двух священников — академиков, уже сколько-нибудь служивших при церкви. Следовательно, я теперь не могу исполнить просьбу о. Афанасия Вашего, да притом и в прогонах для него, как еще недавно служащего, будет не без затруднения, — но это скорее можно уладить. Итак, потрудитесь сказать ему, что если в Казани не найдется обоих священников для занятия должностей при Вашем соборе, и если о. Афанасий согласен будет поступать на одну только должность священника соборного рядового, то милости просим, — я говорю на одну должность, приносящую доходы, — а безмездных мы надаем, сколько душе угодно. Во всяком случае, пусть он мне ответит, или за него ответьте Вы, и тогда я дам резолюцию на его просьбу.

Жаль о. Никиту, ужели в самом деле он помрет? Пусть он хоть доживет до моего приезда в Якутск.

Спорить с Вами, как с ректором, о переводе учеников семинарии низшего Отделения в высшее, я спорить не могу, на Вашей стороне все резоны. Но зачем же было представлять мне, когда нельзя исполнить! Если бы я не знал Вас коротко, то я почел бы это за штуку, чтобы ввести меня в искушение. Но и теперь не совсем-то ловко; впрочем, в Архиве все сгниет, или съедят мыши и не такие бумаги.

О. Георгию, однако, не понравится, что я велю вычесть у него жалованье за 2 месяца, в пользу племяши Вашего, которого службу следует считать, по крайней мере, со вступления на судно, а службу о. Георгия следует считать окончившеюся со вступлением в Аян. Это, кажется, так.

Спасибо Вам за хлопоты по монастырской постройке. Дай бы, Господи, уже кончить как-нибудь от дальних хлопот. А о Павлове я уже представил давно.

Что ж! Пусть будет так, как хочет Верхоянский причт насчет окладов ружных за 1862 год, только пусть уж и извинят, если пособия от попечительства их семействам будут выдаваться в меньшей мере.

Не знаю, писал ли я Вам, что мне думается устроить так, чтобы в члены попечительства избирали сами агабыты, кого хотят, потому что капитал их собственный, пусть сами и назначают количество пособий. Преосвященному или епархиальному начальству будет дела только утверждать их постановления и наблюдать, чтобы они не задевали основного капитала, а там, пусть их дают пособия, кому хотят и сколько хотят, сами они лучше знают состояние своих собратов.

Что скажете на это, что Юлий Иванович возвратится к Вам. По крайней мере, мне так писал Генерал.

Теперь о списке наградном. Вы не скупы на награды, у Вас показано даже и эконому и служившим один год.

Многие из учителей должны получить награду по предложению Дух. Училищного Управления, как Вам уже известно, другим — рановато. Остаетесь только Вы сами, да еще кой-кто.

Но будьте так добры, потерпите до прибытия моего, это нужно, между прочим, и потому, что авось к этой поре приищутся какие-нибудь способы для училищ и у Св. Синода.

Ответ на письмо кончен.

У нас новость вот какая. Я, наконец, слава Богу, достал пчел и они уже у нас в Благовещенске. У меня при доме всего 4 улья, два, по отзыву моего мастера пчеловода Авксентия, отличны, а два слабее, т. е. менее пчел. Теперь остается хлопотать, чтобы он сохранились до весны.

Ну, довольно, прощайте, пора уже спать, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 20 дня.

1863 г. Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Послезавтра набор почты, а от Вас нет еще почты, и потому пора писать Вам, но писать нечего. У нас в Благовещенске только одна новость, для Вас интересная — это открытие консистории, но об этом Вы узнаете и без меня. Другая новость та, что ныне реки стали ранее прошлогоднего почти около 10 дней, и морозы у нас в исходе октября доходили до 22°, но теперь опять отдало, а днем бывает очень тепло. Третья новость та, что у меня в саду насажено много лип и малины, и устраивается теплица. Ну, вот Вам и все.

Журнал о. Матфея я читал с любопытством, и так как поездка его туда была уже последняя (напишите ему, чтобы он ныне не ездил туда), а в журнале есть кое-что и не мало такого, что стоит и печати. Но есть много, что нужно и пообделать, и потому я посылаю его Вам с тем, чтобы Вы описание местности дополнили от себя с прибавлением разных замечаний, относя их к себе или о. Матфею, только в первом случае он должен сказать, что это слышал от Вас, и когда дополните и прибавите, что сочтете нужным, отдайте кому-либо из Ваших профессоров отделать его так, чтобы он годен был в любой журнал, но с тем, чтобы тон и склад в журнале о. Матфея оставался его, а иногда и самые слова и выражения. И когда будет готов, пришлите его ко мне, если успеете застать меня здесь на Амуре, а иначе подождите меня в Якутске.

Намерение мое побывать у Вас в Якутске пока остается неизменно, только с тою разницею, что выехать из Якутска я думаю не зимою, а уже летом по первому пути. Не знаю, как у Вас ходит пароход, дважды или один только раз?

Другое мнение мое — открыть особую Якутскую самостоятельную епархию более и более меня занимает. И мне очень желательно кончить это дело, пока я еще жив, иначе может быть то, что Якутское викариатство подчинят Иркутскому преосвященному, что, конечно, и ближе. И тогда Ваш викарий будет то же, что и все Российские, потому что инструкцию, какую я дал своим викариям, Св. Синод не утвердил еще, и, наверное, не утвердит Видно, что они не хотят меня, огорчить непринятием оной. А только оставляют до моей смерти, а если Ваш викарий будет то же, что и прочие, то мало будет пользы и толку. И викарии Ваши будут меняться часто, а тогда видимо, что будет у Вас. Мне бы даже хотелось так: ну, впрочем, скажу после, если Бог велит, но во всяком случае я об этом буду писать сначала так, а потом официально.

Ну, пока довольно! Ноября 5 дня.

Нет от Вас почты и сегодня и, вероятно, не скоро еще будет, по причине не твердого льда.

Владыке Вашему я теперь не пишу, решительно не о чем писать. Скажите ему от меня и прочим, кто спросит, поклон, всякому по мере, весу и значению.

Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Ноября 6 дня. Иннокентий, А. Камчатский.

1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

После долгой паузы вдруг длинная ария из трех томов — долго не было почты, и вдруг пришло три вместе, а времени на ответ мало. Вчера вечером получаю, сегодня прочитал, а завтра набор почты и праздник, и потому извините, если не на все отвечу.

Ах, как жаль семейство о. Никиты! Как они, бедные, будут жить, и как и чем им помочь? Вы не пишете, а я не помню, следует ли пенсия покойного на его жену? Напишите поскорее.

О г. Карамзине я писал Вам официально. Выпиской наставников не помедлить ли, во ожидании Ваших рязанцев, от коих нет еще ни одной просьбы, а между тем от невидящих я ожидаю еще ответа.

Как я рад, что мое желание о сочетании Алексея Яковлевича и Александры Васильевны сбылось. Дай, Господи, им счастья возможного — поздравьте их от меня, пока Вы, а потом я уже сам. Барамыгин пишет об этом очень остроумно: пред свадьбой, говорит, мы чуть было контракта не подписали, сыграли свадьбу тихо и не шумно. Но когда выпили по одной, захотелось другой, и так далее, даже до нынешних дней.

Касательно Ивана Степановича скажите Владыке, пусть он мне представит.

Ну, задали Вы мне задачу представлением о новых постройках для семинарии, и долго подумаешь.

Ну, в самом деле, дело и протокол о Борисове, нелепы; каких представить в С. Синод! А как дело бракоразводное и казусное, оно должно быть представлено. Что можно переделать, переделайте, пожалуйста. Иначе неладно будет сказать да и Вам достанется. Делайте, что хотите, только решайте по сущей справедливости и поскорее, иначе грех Борисовой, если она пустится в разврат, прямо на Вас ляжет, а с тем и недобрая слава о Вашем правосудии.

О. Петр лихо откатал старика — и очень справедливо. А старик пишет мне в оправдание то, что якобы он и о. Александр потому не согласились с ним, что он им часто говорил о денежных делах правления. Оправдание, как видите, дельное.

О благословении славословящим Господа на якутском языке Вы, кстати, мне напомнили. Я это приму к делу и я все что-нибудь придумаю.

А что оказалось по справке о соболях, посланных Вашему тезке? Более писать некогда.

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

8 часов вечера,

20 числа ноября 1863.

Благовещенск.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![160]

Долг имею довести до сведения Вашего Высокопревосходительства, что на основании Высочайше утвержденного в 16 день ноября 1859 года доклада Св. Синода, сего октября в 25-й день, в г. Благовещенске открыта духовная консистория Камчатской епархии. Присутствующими в оную определены мною Протоиерей Гавриил Вениаминов и священники Александр Сизой и Павел Миротворцев, а секретарем поступил, определенный Св. Сунодом в минувшем мае, из отставных коллежский секретарь Иннокентий Петелин.

Доводя о сем до сведения Вашего Высокопревосходительства, я с тем вместе покорнейше прошу — не благоугодно ли будет Вашему Высокопревосходительству сделать зависящее распоряжение, дабы об открытии Камчатской консистории было напечатано в «Духовной Беседе».

При сем смею изложить пред Вашим Высокопревосходительством следующее мое мнение: мне кажется, что в отклонение недоразумений не только частных лиц, но даже, быть может, и некоторых присутственных мест, могущих весьма удобно случиться при надписи адреса бумаг, следующих в Камчатскую консисторию, было бы лучше именовать нашу консисторию не просто Камчатскою, но Камчатско-Благовещенскою. Первое слово означало бы епархию, а последнее — место, где находится консистория. А иначе весьма вероятно, что многие бумаги будут надписываться на пакете в Камчатку, а через это они, иногда, может быть, и нужнейшие, адресуемые в Камчатку, будут достигать по своему назначению иногда даже двумя годами позже. И хотя в предупреждение этого на бланках, приготовленных нами для отношений, напечатано: Духовная консистория Камчатской епархии в г. Благовещенск, но это только отчасти может предупредить вышеизложенное неудобство, и то только в случае ответа на бумаги нашей консистории.

Впрочем, это только мое собственное мнение, которое имею честь предоставить вполне на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства.

С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою Иннокентий, А. Камчатский.

28 октября 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 12 октября я получил 1 декабря, на которое и отвечаю. Очень понятно, что без денег Вам плохо. Но понятно также должно быть и для Вас то, что непресылка денег Вам из Дух. Уч. Управления происходила оттого, что оно ожидало моего ответа на бумагу, Вам известную. Что это точно так, то этому может служить доказательством еще и то, что на предпрошедшей почте я получил от князя Урусова повторение всего, что было писано в упомянутой бумаге.

Не знаю, как по-Вашему, а по-моему очень кстати якутка Нифонтова вызывается построить церковь. А почему? Извольте читать.

Ваше представление о возведении новых зданий для семинарии Вашей меня заставило думать и я уже придумал было, как и чем устроить у Вас и уже не деревянный корпус, а, как Вы писали, каменный. (Оставалось только написать Вам, чтобы Вы избирали и испытывали место для корпуса, а деньги будут), как вдруг получаю вызов Нифонтовой, которым можно воспользоваться для возведения корпуса, а именно: предложить ей пожертвовать назначаемую ею сумму для построения церкви, на корпус семинарии, в котором, согласно ее желания, будет устроена церковь.

Ну-ка с Богом, принимайтесь-ка убеждать и уговаривать ее на такое пожертвование, в чем бы оно ни состояло, т. е. или в деньгах, или в скоте, или в кирпичах — нам все равно. Для прикрасы речи своей можно сказать ей, что сыновья ее получат даже священнические места, если окажутся не недостойными. Но не иначе, как старший по достижении 30 л. возраста, а младший — по окончании курса.

Теперь о месте для корпуса. По многим причинам можно бы предпочесть место, лежащее за Никольскою церковью. Но мне не хочется отдалять семинарию от архиерейского дома, по крайней мере, (не скажу другого) потому, что в семинарской церкви ежедневной службы не может быть, а в монастыре будет всегда. Следовательно, семинаристы всегда будут иметь случай учиться и приучаться церковности и проч. и потому, по-моему, лучшее место для корпуса есть то, где стоял старый монастырский служительский дом, во-первых, потому, что главный фасад дома будет на юг, во-вторых, тут место высокое и, кажется, твердое, чем то, где стоит ныне Ваша семинария, а в-третьих, поближе к монастырской церкви, а еще бы лучше было, если бы корпус придвинуть ближе к монастырской ограде, т. е. уничтожить улицу, конечно, для этого надобно будет купить дом Новгородов.

Итак, во всяком случае, т. е. пожертвует или не пожертвует Нифонтова что-нибудь, извольте принять к сведению и соображению и даже исполнить проект мой о построении корпуса для семинарии (деньги будут) — я сказал выше, о испытании места, т. е., кажется, необходимо в наступающее лето порыть площадь, которую изберете Вы для корпуса, в разных местах для узнания грунта, и порыть поглубже, потому что корпус, по-моему, должен быть не иначе, как трехэтажный. В нижнем — кухня, кладовая, пекарня и прислуга; в среднем — классы, а в верхнем — жилые покои, следовательно, пол нижнего этажа должен быть не выше, как ровно с землею улицы, и потому фундамента, во избежание осадки здания, должен быть глубок, даже поглубже, чем монастырская колокольня, дабы со временем не могла протаять земля под зданием.

Другая материя. На нынешний год из Св. Синода окладов на наше попечительство обозначено не было, и, вероятно, не будет и впредь, следов., мы предоставлены сами; себе, значит, можем делать и управлять этим делом, как нам покажется лучше. Якутское духовенство, пожертвовавшее 20 т. на этот предмет, имеет полное право (едва ли не первее даже Московских) распоряжаться своим пожертвованием. И потому я думаю, что будет справедливо и ближе к делу — учредить в Якутской области так, чтобы духовенство а) само избирало попечителей из среды своей, б) само назначало пособия, кому оно заблагорассудит, т. е. хотя бы даже и не сиротам и вдовам, в) само изыскивало средства к увеличению капитала. Преосвященному предоставить только утверждать их положения и наблюдать, чтобы капитал попечительства не уменьшался.

Пустите-ка эти мысли в среду духовенства, я уверен, что и Вы будете со мною согласны в главных основаниях. Если Господь благословит мне быть еще у Вас, то Вы мне представите об этом проект, сообразно и с положениями существующими и с сущностью дела.

Еще третья материя. Да будет Вам ведомо-известно, что более и первее всего я обращу внимание на то, как читают Ваши воспитанники в церкви. Обратите Ваше внимание (большое или малое, это Вы соразмерите со вниманием Вашим к делу и отчасти ко мне), чтобы ученики читали правильно, относительно ударений и знаков препинания. Я думаю, Вы сами замечали, что как иногда новопоставленный плохо читающий, по школьной привычке в случае замешательства, или просто, не разобрав напечатанного — произносит школьные звуки: ны, кпы, ммня… Или просто откашливается. А где начало и корень этого? В сказывании и прочитывании уроков. Следовательно, надобно обратить внимание на самый корень. Ну, пока довольно! Набор почты 7-го числа, а сегодня только 4 св. Варвары. Поздравьте от меня Ивана Степановича с праздником, я несколько раз поминал его сегодня — и a propos, — едва ли он не из первых кандидатов в строители корпуса семинарии.

Писать нечего. Почты ни откуда не пришло еще, т. е. ни снизу, ни сверху. Прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Декабря 7 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Если грядый придет (т. е. Юлий Иванович), то потрудитесь приветствовать его от меня с возвращением.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Очень Рад, что здоровье Ваше достигло нормального положения. Этим начинаю я ответ Вам на отрывочное письмо Ваше от 24 октября.

Относительно ружных окладов Вы уже теперь знаете, что я точно думаю так, как Вы объяснили Дух. Правлению, что руга начтется с половины 1862 г… А вышло ранее, следов., и выдача оных по рукам должна быть ранее, а чтобы не давать ружных окладов и за 4-ю треть года, этого мне и в голову не приходило, да и то, что мною сделано, сделано потому, между прочим, что я полагал, что якуты не вдруг узнают об утверждении ружных окладов, а вышло не так, и это, конечно, потому, что Ю. Иванович в благопопечении своем постарался распорядиться поранее и построже.

Вы говорите, чтобы я дал какое-либо предписание о том, чтобы агабыты обратили все свое внимание на то, чтобы более было причастников Св. Тела и Крови Христовой, но вот что — я уже года два, если не более, не видал ведомостей или перечней, сколько где бывает причастников, следов. я ничего не знаю, а не зная, ничего не могу и сделать, пока не приеду в Якутск.

Очень Рад, но почему же от него нет письма ни мне, ни Вам, что это значит, разве он болен или помер?

О скопцах я уже писал Вам и более ничего не умею сказать.

Намерение мое быть у Вас пока неотложно, не помешала бы только чаемая война. Напишите мне подробнее, могу ли я приехать к Вам, или приплыть в сентябре сверху Лены, и как это сделать? Разумеется, не подвергая себя слишком ветрам и морозам.

Конечно, Вы не успели, а не то чтобы не хотели ничего сказать мне по случаю письма о. протоиерея Громова, касательно Епархиальных Ведомостей. И потому я думаю, что на следующей почте я получу от Вас об этом какое-нибудь решение или недоумение.

Кто это такой в «Искре» посадил нашего или Вашего влиятельного человека на две связки соболей? Я полагаю, что кто то из иркутских или бывших в Иркутске, потому что следующая карикатура о Коушах есть чистая правда. Точно, в котором то году вместо Коушей прислали из Иркутска в Николаевск, ковшей.

Более не о чем толковать, прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский

Декабря 21 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

На письмо Ваше от 7 ноября, полученное мною 28 декабря, отвечаю: О Ясон дело решено, но к некоему утешению Вашему скажу, что он, говорят, по возвращении своем из Благовещенска живет тише травы, ниже воды. Дай бы Бог! Жаль одно: говорят, его половина больна после родов, сам стряпает и сам возится с ребенком.

Когда у Вас кончится эта страшная корь? Жаль о. Николая Слепцова, у которого корь эта вырвала сына и уже не маленького! Слава Богу! Что только одного ученика она взяла у Вас.

Я очень-очень благодарен Ивану Михайловичу за его заботливость о наших учениках, с удовольствием представлю о нем Г. Обер-прокурору, лишь только получу от Вас представление с надлежащими приложениями.

Что Вы ни говорите, я таки точно стою на том, что лучше купить дом готовый, нежели строить новый, потому что в новый дом ранее 3-хлет Вы перейти не можете. Почему бы Вам один какой-либо класс не учредить в монастырском доме? Тогда бы ученикам не пришлось перебегать большое расстояние, потому что и пищу им могли бы приносить сторожа. Но Вам это виднее, и верно есть какие-нибудь препятствия или неудобства, иначе Вы бы это сделали и без меня.

Здесь получено разрешение — поправлять бывший казенный лазарет и передать нам за 3½ руб.

Вот если его поправят и поправят хорошо, то я думаю начинать помаленьку открывать здесь семинарию. Дом этот побольше Вашего, и если к нему пристроить флигель, то и довольно будет, ибо пресвитера будут жить в своих домах, яко иереи Господни.

Я думаю, что резолюция моя на Ваше представление не совсем Вам будет приятна.

Для меня не жаль дать и четыре оклада, но что скажет Св. Синод? Увидав, что г. Орнатов получает три оклада. А, мне кажется, это законом даже запрещено, и рад буду, если я ошибаюсь в последнем.

О поездке моей в Якутск я еще не получил ничего от Г. Обер-прокурора, но думаю, что не будет запрету, а быть у Вас в Якутске страшно хочется: так бы и улетел! Уж не знаю, что это значит. Сплю и вижу, и желание это пока во мне твердо.

А вот что. Я рад, что и за старшим сыном о. Никиты предоставлено причетническое место на Сумгаре, но, мне кажется, на всякой случай там (на Сумгаре) надобно иметь кого-нибудь, хоть считающимся наемщиком, для исправления действительной службы за г. студента академии, а то, пожалуй, заменят, да и как еще!

Писать теперь Г. Обер-прокурору о том, что у Вас в семинарии нет денег, уже поздно, потому что, если он хочет послать денег, то уже давно послал, да, может быть, Вы уже и получили.

Ну, пока довольно, прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными; писать некогда много, завтра набор почты, а писанья не мало. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Января 6 дня. Вечер1863 г.

Благовегщенск. С новым годом! Дай Бог нам свидеться.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 21-го ноября долетело до меня 15-го января, на которое и отвечаю, сколько могу, потому что третьего дня получена почта из Николаевска, первая зимняя, и с нею и вся Камчатская — делишка набралось.

Когда Господь избавить Вашу страну от этой мучительной и злой кори! Она, кажется, пришла к Вам из Удского.

Не раскаивайтесь, делая доброе дело. Тем более, что Вас влечет Ваше сердце. Мне кажется, не исполнять того (напр, из скупости), к чему влечет сердце или врожденное чувство, значит поступать противоестественно, против законов Творца, а если так, то не легко будет нарушителям этого закона. Сиречь не уклоняйтесь быть миротворцем и посредником между строителями и архитектором, кто-нибудь и когда-нибудь да воздаст Вам за это.

Меха получены сохранно, благодарю за хлопоты словами, но пришлю Вам и деньгами, а именно 62 копейки, т. е., вместо требуемых Вами 84 р. 38 к. — 85 руб. все целиком.

Ну, что же я сделаю? Чем Вам помогу во время Вашего безденежья по семинарии? Пока я собирался писать и пока что будет, а Вы уже, наверное, получили деньги — спасибо Вам за то, что Вы не пощадили своих кровных серий. Вы пеняете мне, что Вы доносили мне рапортом о награждении медалью какого-то якута, Димитрия Романова Максимова, и священника Донского.

В тупик я встал. Есть у меня Ваш рапорт, в котором поминается о священнике Донском и якуте, Семене Саввине Корнилове, (sic, sic, sic), построившем школу, и что в ней обучаются дети и только, но ни о медали, ни о набедреннике нет ни слова — я читал и перечитывал всячески, и сверху вниз, и снизу вверх.

Потом Вы прибавляете: на ходатайстве, более не настаиваю. Морозы у нас достигли уже 39°. И у нас морозы на днях были около 30°, а третьего дня чуть-чуть не 32 — те! — те! — те! — и хорошо, что мороз подхватил.

Ну, пожалуй, и не настаивайте на мнимом Вашем ходатайстве, а сделайте представление о священнике Донском надлежащее первое.

Здесь принялись уж за поправку лазарета для семинарии. Ну, прощайте — некогда толковать много. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными! Ваш седоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Января 20 дня. 1863 г.

Благовещенск.

Перешлите, пожалуйста, поскорее прилагаемое письмо. А тетради передайте Владыке, они мне не нужны и не принадлежат. И поздравьте его от меня с возвращением, писать ему некогда, да и не о чем — или не на что, потому что от него письма не было.

Вместе с этим я посылаю ответ Генерал-губернатору о ружном окладе, и о котором Вы, без сомнения уже знаете через областное правление. Нет, видно придется нам самим изыскивать средства и способы, а на посторонних нечего надеяться. Я предоставляю Вам потолковать об этом.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 5 декабря, или, сказать иначе, первую часть Якутско-Духовного романа, я получил 28 января и почти целиком сообщил Г. Обер-прокурору конфиденциально за №, прося его о присылке 2-х наставников и как можно скорее.

Жаль, очень жаль мне бедного о. Афанасия. И в самом деле, положение его очень затруднительно — принять ему жену свою? Не так-то ловко. Потому что, если преступление ее огласится, то он рискует быть устраненным от священнослужения. Прогнать ее? Опять неловко, потому что без объявления вины ее нельзя, а объявить вину — значит подымать все дело. Идти ему в монахи? Тоже нельзя, потому что у них есть дитя, и бабенку его черт не затащит в монастырь. Жить ему с нею, как брат с сестрою? Не уживут, и она первая заведет себе хахоля. В самом деле, дело-то очень казусное. Посмотрим, каково будет содержание второй части романа.

Но между тем, вот что! Я писал Г. Обер-прокурору, что я Вам с Владыкою напишу, что если Вы увидите, что Орнатова надобно будет удалить из Якутска поскорее, то я Вам предоставлю право уволить его в Иркутск, под видом отпуска по своим его делам. И потому примите это к сведению и в потребном случае к непременному исполнению, выдав ему из семинарских сумм под особую расписку деньги, потребные на прогоны. Всему злу причиною эта поганая бабенка, она втянула его. Она, вкусивши сладость прелюбодениия, может быть, и не один раз разожглась похотью еще до нового рачителя, а Орнатова винить много нельзя. Он, конечно, сделал гадко и подло, где ел, тут же напакостил, но карать его нынешнему свету не за что. Но удалить его из Якутска, во всяком случае, необходимо.

Что же касается до бедного о. Афанасия, то его не за что высылать из Якутска, и выслать его, значит поставить на прямой путь к погибели. В Якутске Вы всегда его и утешите, и поддержите, и наставите, в другом же месте ему не найти такого человека, как Вы, и один он как раз, пожалуй, сопьется, и значит — погас. Нет! Будьте ему друг и отец, если только он не изменит к Вам своих чувств.

Если эта поганая история не огласилась еще в городе, то пусть он не прогоняет своей жены, и если признает за нужное, то может на время отпустить ее к отцу ее под видом свидания, а если огласилась, то он. А что он? И сказать не знаю что, тоже может отослать к отцу ее, если надеется на себя, что он в состоянии нести тяготу плоти, а иначе пусть или живут себе вместе, не показывая никому глаз, или пусть уезжают куда-нибудь, во всяком случае пусть он остается в Якутске до моего прибытия, которое непременно будет, если только буду жив и здоров (потому что на днях получил я от Г. Обер-прокурора ответ на писание мое о поездке в Якутск, что я могу ее предпринять). Но постарайтесь, чтобы Орнатова мне уже не застать в Якутске.

Разграничение обязанностей казначея и старосты монастыря я оставляю до своего прибытия, а теперь кое-что так стороною скажу Владыке.

В случае, если в самом деле Вам в семинарию не пришлют деньги и к ярмарке, то Вы взойдите бумагою ко Владыке. Я ему напишу, чтобы он приказал Якутскому духовному правлению выдать из свободных сумм заимообразно, сколько будет нужно. Ну, пока довольно!

Сейчас написано письмо ко Владыке, и между прочим написалось, что наместник редко служит, и даже указал план разграничения должностей казначея и старосты.

О. Павел Политов прислал ко мне просьбу с изъявлением согласия быть кафедральным, но без смотрительства, о коем не было речи у меня в предложении ему. На этой же почте пишу в С.-Петербург о переводе его из Иркутской епархии в Камчатскую, об определении членом дух. консистории и о выдаче прогонов. Впрочем, я написал на случай еще вот что: с благодарностию и любовью приму, если Св. Синод пришлет, ко мне на упомянутое место из известных ему лиц, который бы по открытии семинарии мог быть и ректором оной.

«А меня же куда»? — сей прозвучал Ваш голос. Куда? Найдет место — за племяшами… Ну, да об этом поговорим после — лично.

Затем прощайте, до свиданья! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга,

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 4 дня. 1863 г.

Благовещенск.

А где Ваш бывший ученик Памфил?

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Два письма Ваши от 18 декабря и 1 января я получил 15 февраля, на который и отвечаю.

Вы, верно, теперь уже знаете, что я не забываю и о устроении и устройстве Вашей семинарии, след. теперь пока нечего толковать ни о ней, ни о известных лицах, так сильно Вас заботящих. На этой же почте я еще надпомяну Г. Обер-прокурору, что Вам нужно прислать наставников, и одного из настоящих переменить.

Ив. Петр. Логинов, Ваш ученик, — называемый ныне Петрологинов, иерей точно будет очень хороший. Он отправился недели две в свое место, а вотв 21 число будет свадьба и брата его Симеона, который также, кажется, будет хорош. Он у нас за инспектора, и никуда не ходит, сидит себе дома и читает дух. книги, не то, что бывало Вас. Сем. Сновидов — нынешний диакон и учитель, который, кажется, и останется диаконом: очень неоснователен.

Вы жалеете, что я выписываю из Казани училищных проправторов, да что же мне делать? Ведь надобно же кого-нибудь посадить в консисторию. О. Петр Литвинцев, увы! — не тот, что был… и, кажется, едва ли мы с ним на лето не расстанемся навсегда. Ну, а потом кого прикажете избрать. Если Донской у Вас точно хорош, и если казанцы не будут, то едва ли я не возьму его у Вас.

Нет, этот Наш Валериан не тот, которого Вы знали, это бывший униат, — в котором 1/4 иезуитского, ½ польского и остальная 1/4 всякая.

Нисколько не сетовая, я и не думаю сетовать на Вас за то, что Вы восхваляли Орнатова. Он таков и теперь, если только он не испортился от нового сообщества, а против такого соблазна к падению и не такие люди не устаивают. Это не то, что чарка, но только все-таки ему не место в Якутске Очень-очень порадовался я и радуюсь, что о. Афанасий благодушествует. Да подаст ему Господь силы и терпения. Но все-таки я думаю ему лучше оставаться при Вас.

С любопытством прочту указываемую Вами статью в Русском Вестнике, если только есть таковой журнал в Благовещенске.

Сорадуюсь Вам, что Ваши воспитанники хорошо отвечали на экзамене, напишу об этом и Обер-прокурору, и очень, и весьма, и вельми буду доволен и предоволен, если Вы успеете приготовить Ваших учеников к выпуску, и потому действуйте согласно сему.

В самом деле, нельзя не согласиться с Вами в выражении, что действия или выходки о. Евсевия часто вредны. Казалось бы, что же и зачем крючить в выдаче заимообразно денег в семинарию. Экой! Бог с ним! Любопытно, как на него подействовало мое письмо с бракоразводным делом, ему посланное, а дело в самом деле не чистое. Я думаю, и Владыка Ваш не очень-то порадуется производству этого дела. Эку штуку удрал о. Евсевий! Мужик, имея уже под собою бабу и не имея никакого опасения ни со стороны родных, ни со стороны добрых людей, ни со стороны совести, закона, Бога, не мог, вишь ты, сладить. Чудак, право! Курам на смех!

Нет, я совсем не потому думаю передать распоряжение попечительством агабытам, что заметил у Вас что-нибудь не ладно, нет! А подражая нынешнему либерализму, и предполагая, что тогда больше будет доходов. Но все-таки выпускайте эту мысль — любопытно, как она примется.

Благодарю Вас за поздравление меня с новыми годом. Примите взаимно и от меня таковое же поздравление и с такими же желаниями и с сугубым благословением.

Очень неприятно слышать, не только читать, Ваш отзыв о Ваших мальчуганах, что они испортились.

Я это принимаю за гиперболу. Иначе надобно всех выгнать их и набирать новых.

Ладно. Я сделаю согласно Вашему желанию относительно помещения эконома в корпусе. Но отчего же его не сделать и помощником инспектора? Разве это противно уставу? Пожалуй, можно сделать таковым о. Мих. Трифонова. Но что же из этого выйдет? Он будет исполнять должность свою набегом, а от этого мало будет пользы. С Орнатовым поступить так, как я писал, т. е. в случае нетерпимости его поступков увольте его в Иркутск по своим надобностям: и — Бог с ним! Я уверен, что Обер-прокурор не замедлит прислать хот одного на помощь Вам, а до прибытия его как-нибудь пробьетесь.

Из Верещагина Вашего видно толку не будет. Но все-таки я поудержусь дать резолюцию об его участи. Посмотрим, что будет далее.

Жаль, очень жаль Марью Леонтьевну, ужели, в самом деле и она отправится! Радуюсь, что сын ее Александр подает добрую о себе надежду, с нетерпением буду ожидать, какой исход болезни будет у Марьи Леонтьевны. Если она жива останется, то скажите ей от меня поклон и благословение.

После новой карикатуры, которой я еще не видал, едва ли можно надеяться на возвращение Ю. И-ча к Вам, это уже слишком отважно. Любопытно, кто это так угощает его? Ну, ответы кончены на Ваши писания.

У нас в минувшие две недели ничего нового не произошло, кроме упомянутой свадьбы С. Петрологинова, о которой вероятно будет известно и в Якутске. Собор наш, кажется к Пасхе, если не ранее, будет приготовлен для освящения. Потолки, полы, двери, окна, все уже на местах, остается главное — устроить иконостас. О Политове, т. е. о переводе его из Ир. епархии в нашу и пересажении со стула Иркутской консистории на стулишко нашей, я писал еще на прошедшей почте в Св. Синод, но о смотрительстве ни он в просьбе своей, ни я в Синод ни слова. Мое здоровье, слава Богу, не худо.

Морозы у нас утром бывают от 26до 18, надеемся, что весна у нас будет хороша.

Затем прощайте. Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 20 дня1864 г.

Благовещенск.

P. S. Пособия или награды из 400 руб. я думаю раздать по прибытии моем к Вам. Впрочем, Вы, имея в виду назначения учителям цифры, можете в случае выдать им заимообразно, хотя бы то и из попечительских сумм, 10 % поменьше, т. е. вместо 40–30 или 35 и т. д.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 15-го января дошло до меня 26-го февраля. С грустью и утешением прочел я письмо Ваше о кончине Марьи Леонтьевны.

Как жаль, с одной стороны, что такой большой дом, едва вмещавший в себя всех своих чад и домочадцев, и в какие-нибудь в 5 месяцев стал почти пуст, а с другой стороны, слава Богу, во-первых, в то, что Он взял старшую дочь к себе вовремя, ей всего бы было хуже. А потом за то, что Он даровал Марье Леонтьевне христианскую кончину и меньшой дочери ее мать, ибо я уверен, что она у Лизаветы Петровны будет жить хорошо. Поручаю Вам поблагодарить ее от меня. Дай ей, Господи, здоровья. Рад я также, что Александр оказывается более и более дельным человеком. Пусть он молится более и лучше прежнего и — Господь все у правит и исправит.

Спасибо Вам за Ваши труды и хлопоты о семействе о. Никиты. Amicus certus in re incerta cernitur. Вы теперь ясно и явно доказываете, что Вы были и есть верный и добрый друг ему. Слава Богу за Вас!

Я и без Вас знаю, что Марья Леонтьевна имела право на пенсию и что надобно было о ней ходатайствовать. Но ужели Вы не знаете, что при ходатайстве этом нужны известные бумаги, отчего же Вы не прислали их ко мне? А теперь, после смерти ее, гораздо труднее хлопотать об этом. Впрочем, попытаемся, только шлите скорее бумаги. Да, вот что, Вы уж опоздаете Вашими бумагами, они меня не застанут в Благовещенске. Итак, погодите и сождите меня.

После этого письма моего Вы, кажется, не скоро получите следующее за ним, по причине наступающей распутицы. И потому позвольте попросить Вас, и всех власть и силу, и державу имущих, позаботиться о том, чтобы мне с Аяна прибыть к Вам сколько можно поспокойнее, т. е., чтобы главное на устье мне была приготовлена лодка, в которой я мог бы плыть даже до Якутска. По Мае как-нибудь можно сплыть и в почтовых лодках, а еще было бы вожделеннее, если бы хотя сколько-нибудь были подлажены мосты между Аяном и Нельканом, они более всего меня страшат. Свита моя при мне будет состоять, кажется, только из трех персон. Ризницы я с собою не возьму никакой, разве старую мантию, да и то едва ли, она нужна только на случай смерти моей, но я надеюсь, что меня не бросят в лесу.

Видно, не видать Вам ясных очей Ю. И-ча. Видно, он уж не будет к Вам. Да и правду сказать, после так их двух картин, которыми теперь любуется вся Русь, было бы уж слишком неловко приехать в Якутск. Надобно иметь уже медный лоб и стеклянные глаза, чтобы глядеть на других и не краснеть, и не мигать.

Не слышно здесь ничего, кто к Вам будет губернатором. Вы говорите, что Карпов. Не знаю. Правда, он исправляет должность советника в Главном Управлении, но он, кажется, еще не высок чинами. Я его знаю лично. Но ничего не могу о нем сказать, кроме того, что он более серьезный, нежели рассеянный.

Ну, пока довольно! Марта 4 дня.

Потрудитесь сказать о. Афанасию от меня поклон и благословение. На письмо его от 16 января я теперь ничего не могу сказать, потому что из Казани ничего не получал еще, ни ответа, ни привета. Да, кстати, за Вами казанское слово и дело, только, не знаю, царево или церковное. Скажите, пожалуйста, какое или какие особые мнения существуют в Казанской дух. академии? Вы уже два раза об этом говорили. Скажите, или в Преображенский приказ к дыбам.

Примите к сведению и соображению. Из Благовещенска я думаю отправиться, т. е. в Николаевск, около 1 июня, туда прибуду около 5 июля и, если войны не будет, то я постараюсь в первых августа отправиться в Аян, разумеется, если это только будет зависеть от меня, а очень хотелось бы поранее отправиться и прибыть к Вам. Затем прощайте, до свидания, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. И думать не смейте быть больным. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 5 дня1864 г.

Благовещенск.

О деньгах что-то Вы замолчали, видно, прислать Вам.

Ваше Высокопревосходительство![161]

15числа минувшего месяца я имел честь получить письмо Вашего Высокопревосходительства от 24 декабря, коим Вы изволите поздравлять меня с праздником Рождества Христова и с Новым годом с изъявлением Ваших мне благожеланий. Долгом считаю принести Вашему Высокопревосходительству искреннейшую мою за то благодарность и приемлю смелость с тем вместе принести и мое усерднейшее поздравление с наступающим Праздником Праздников, и да дарует Вам Воскресший здравия и силы, и терпения на многотруднейшем поприще Вашего служения.

И позвольте к сему присовокупить следующее: 1) Преосвященный Якутский уведомляет меня, что он на бывшем в тамошней семинарии перед Рождеством экзамене приятно был удивлен весьма удовлетворительными ответами учеников. Тогда как, по случаю свирепствовавшей там повальной на детей кори, много времени ученики совсем не учились, а потом, хотя и занимались, но наставники ничуть не принуждали их к усиленному занятию, как еще не совсем оправившихся после болезни. Это свидетельство Преосвященного — очень строгого в этом случае, есть верное доказательство того, что наставники усердно исполняют свое дело, и следовательно заслуживают награждения. А мне это дает новый случай повторить мое ходатайство пред Вашим Высокопревосходительством о дозволении мне выдать в награду наставникам и начальствующим от 1,200 до 1,500 рублей. 2) Относительно неприятного происшествия, о котором я имел честь довести до сведения Вашего Высокопревосходительства конфиденциально от 3 февраля за № 1210, Ректор семинарии пишет, что все это дело остается без огласки, и что священник Афанасий благодушествует, но в оскорбителе его Ректор сомневается и опасается, чтобы он не потерялся, потому что он после этой истории прекратил свои посещения к ним и завел новые знакомства с светскими людьми не совсем одобрительного поведения. И потому позвольте, Ваше Высокопревосходительство, повторить мою просьбу о присылке в Якутскую семинарию наставников и на первый раз хотя одного, но сколько возможно поскорее.

3) В отношении моем к Вашему Высокопревосходительству от 3 февраля за № 1212, я имел честь изложить наши нужды и наше затруднение, какое прежде всего представляется при обращении гольдов и других приамурских туземцев. И сделав это, я питал себя надеждою, что оно, если не устранится совсем, то много облегчится. Но полученный мною ныне Указ Св. Синода от 30 декабря сильно поколебал эту мою надежду на тот источник, на который я указывал в отношении моем; ибо им хотя и представляется в наше распоряжение около 6½ тысяч рублей некомплектных сумм, но только до 30-го июня текущего года. Итак, теперь вся надежда наша только на Ваше сильное ходатайство.

Впрочем, если будет или неудобно Вашему Высокопревосходительству употребить таковое ходатайство пред престолом, или оно не будет иметь успеха то, конечно, обращение гольдов пойдет медленно, на все-таки может идти по мере средств наших, а между тем, может быть, со временем нам удастся ввести и тот наш американский обычай, давать при крещении одни только крестики. Но я не упомянул ни в отношении к Вашему Высокопревосходительству, ни в отчете моем о состоянии епархии, еще об одном важнейшем препятствии к присоединению гольдов к нашей Церкви, представляемом Новым законом, известным Вашему Высокопревосходительству, и по которому Вам предоставлено Св. Синодом войти в сношение с главноуправляющим II отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии, т. е., что крещение язычника не может быть допущено, пока местное гражданское начальство тщательно не удостоверится и не убедится в том, что желающий принять крещение имеет должное разумение о христианской вере. При таком законе может так случиться, что не только священник, но даже и сам архиерей не может приступить к совершенно таинства св. крещения над язычником, готовым принять оное, если местное начальство, обязанное присутствовать при крещении, объявит, что приступающий к крещению худо знает учение веры, и делать нечего. Надобно будет повиноваться, иначе оно может силою не допустить. И это может случиться, потому что в новом законе не указаны предметы вероучения, которых знание может быть удовлетворительно для местного начальства, а без этого чиновник в праве требовать от язычника знания и таких предметов, которых не знают многие из христиан…

Воля Ваша. Но по мне такое постановление весьма неблаговидно и неблагоприятно для проповедников слова Божия и даже не современно. Всем предоставляется свобода, а у миссионеров ограничивается … И что могут сказать, или что не могут говорить враги православия, узнав, что ныне у нас даже и архиерей без дозволения чиновника не может окрестить язычника… Я думаю, что и сам о. протоиерей Василий Парижский затруднится защитить это постановление….

Правительство сделало такое постановление, конечно, в видах экономии. Потому что с тем вместе определены и денежные пособия для новокрещенных. Но мы ни здесь (в Азии), ни в Америке не требовали и не требуем денег от казны на подобные предметы. Следовательно, если уже нельзя ни отменить, ни изменить вышеозначенного закона, то, мне кажется, можно сделать дополнение, что это касается только тех иноверцев, для которых нужны пособия от казны. И тогда наши миссионеры будут свободны от надзора чиновников.

Но, если не будет сделано и этого, и вообще пока не последует этого, у нас остается одно средство: задабривать и заискивать чиновников. Для меня, правда, это довольно унизительно. Но священникам не привыкать к подобным вещам. Что ж делать? Ведь не оставить же дела, которое нам поручено. Будьте убо мудры, яко змия, сказал Господь первым проповедникам веры. Еще одно: В Указе Св. Синода от 30 декабря минувшего года, между прочим, сказано:…. «уведомить Вас, что при недостаточности суммы на пособия новорукоположенным священникам и на прогоны, принимая во внимание дальность расстояния, Вы могли войти с представлением немедленно по получении ассигновки. Выдачи же на эти предметы из других остатков должны быть пополнены из подлежащего кредита»…

Ваше Высокопревосходительство, покорнейше прошу вразумить меня, что это за подлежащий кредиту из которого должны быть пополнены передержанные нами суммы? Винюсь, я не понимаю, а консистория моя еще меньше меня понимает. Рады бы мы и поучиться, но здесь не у кого и не из чего. И о самом слове «кредит» я имею неполное и сбивчивое понятие. Я привык употреблять в счетоводстве старые термины приход и расход, а debet и kredit я не понимаю хорошенько. Позвольте попросить Ваше Высокопревосходительство, нельзя ли будет сделать снисхождение малограмотности нашей — приказать писать нам проще. Иначе мы или ничего не сделаем, или так напутаем, что и самому лучшему бухгалтеру не распутать в год.

Приемлю смелость присовокупить к сему еще следующее: Уведомление Св. Синода есть, по мнению моему, прямое замечание мне за то, что я не тотчас вошел с представлением о дополнении кредита. С сыновнею покорностью приемлю и готов принимать всякое замечание и вразумление Святейшего Синода. Но позвольте, Ваше Высокопревосходительство, объяснить, как было дело и в чем моя вина. Отношение Хозяйственного Управления с ведомостью о суммах, ассигнованных к отпуску от казны, мною получено 20 августа. Указ Св. Синода от 19 июня об исполнении финансовой сметы получен мною 25 августа. От 31 августа, т. е. через 4 дня, я представил Св. Синоду о неудобствах, какие я встретил при исполнении сего Указа. Ранее этого я не мог представить, потому что в то время у меня не было еще консистории, и притом было бы бесполезно, потому что из Благовещенска почта отходит только дважды в месяц, 7 и 21 чисел. Виноват я тем, что я Вашему Высокопревосходительству писал об этом от 11 сентября, ранее не мог. Да и тоже было бы бесполезно, потому что разрешение от Вас я мог получить не ранее половины января, а выдачи сверхсметные были сделаны еще до получения ассигновки.

Из всего этого, Ваше Высокопревосходительство, изволите усмотреть, что для Камчатской епархии должны быть многие и очень многие изъятия из общих постановлений, а между тем я начинаю чувствовать следствия старости, а члены консистории еще не привыкли к делу.

Ваше Высокопревосходительство! Никому я не писал еще так много и так смело. Простите меня, Бога ради, если я написал лишнее и неуместное. Винюсь и вперед не буду. Не мне, безкнижному, рассуждать о действиях правительства. Мое дело исполнять по возможности.

Поручая себя благоволению Вашего Высокопревосходительства и молитвам Вашим, имею честь быть с глубочайшим уважением и искреннею преданностью Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою Иннокентий, А. Камчатский.

Марта 6 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

На коротенькое письмо Ваше от 30 января думаю ответить тоже немного. Но не знаю, как выйдет. Вы пишете, что пришедшая до 30 января почта не привезла от меня ни строчки. По справке же оказалось, что я отвечал Вам на каждое письмо Ваше — а именно 20 октября, 20 ноября, 4 и 19 декабря и 6 января.

Не могу понять вполне, отчего так радуетесь Вы все Якутские о том, что Юлий Ив. К Вам не будет, но признаюсь, и мне не неприятно, что он не воротится, и что мне не придется с ним видеться и именно потому, что при каждом свидании нашем с ним мне все приходило бы в голову его сидение на тюках. Ну, Бог с ним! Дай Бог, чтобы обещаваемый Вам из Иркутска г. Карпов был хорош. Он, кажется, не женат….. и я не знаю, какого он исповедания. По фамилии то должен бы быть нашего.

Ну, наконец, оказалось, что не наша взяла. Обуха плетью не перестегнешь. Сила солому ломит, по крайней мере, уже дождались решения, а что именно? Это узрите из официальной бумаги. И я надеюсь, что Вас немедленно удовлетворят и будут удовлетворять, ибо сверх официальной бумаги я писал еще и в письме преосвященному Павлу.

Как у Вас в Якутске, а у нас в Благовещенске вот уже две ночи сряду, как не было морозу нисколько, а днем 18 ч. доходило до 12° в тени, и был уже дождик. В теплице у меня начинают уже цвести огурцы. Редиски я переел уже более полусотни. Два раза ел салату вдоволь, о луке и говорит нечего. Как-то у Вас я буду пробавляться зеленью, я вот уже почти около года перестал есть рыбы, и питаюсь из одного растительного царства. Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы к осени можно было достать всяких овощей свежих и дешевых, а также петрушки и подобн. Брусники, брусники, брусники, а не худо и морошки.

Ученик Ваш, Семен Петрологинов, уже во иереях и служит очень хорошо. Он несравненно толковитее Вашего вселюбезнейшего и ненаглядного Семена Кокшарского. Мы посылали сего последнего для исправления треб к крестьянам и они говорят, что о. Семен не умеет служить, и в самом деле, я теперь уверяюсь, что он почти полуидиот. Я удивляюсь, как Вы его терпели в учителях!. Ну ладно еще будет, или сносно, если он не станет пить. А если будет пить…. то хоть в воду его. А о. Семен Петрологинов ничего больше не читает, кроме книг духовных. И говорит, горячий защитник веры и православия. И женочка его, сверх всякого ожидания, говорят, стала такая хозяйка расчетливая и рассудительная (по-своему), так что Ольга Ивановна удивилась ее первым разговорами резонам.

Что же касается до Семена Егоровича Логинова, то, кажется, долго придется ему дьячествовать, а о. дьякону Василию Сновидову — дьяконствовать… Последний как-то, Бог с ним, неоснователен и главное с испорченной грудью. У него голос теперь престранный — а онвсе-таки прихвастываетим при случаях, несмотря на безчисленные мои предостережения. Оттого-то я его и не сделал протодьяконом. А первый (Логинов) толковатее и основательнее того. Но не любит пропускать случаев выпить. ВотВамотчет о Ваших воспитанниках! Об о. ИоаннеПетрологинове я говорил прежде- и слава Богуон оправдывает наши надежды на него.

Нучто бы Вамеще сказать! Нового у нас ничего, кроме того, что к Лазаревой субботе надеемся освятить Собор наш. Затем потрудитесь поздравить от меня сСветлым Праздникомвсех моихзнакомых Якутских, начиная с Николая Федоровича и до Магона.

О времени отправки моей изБлаговещенска я еще ничего не могу сказать. Если тепло будеттак дружно стоять, то нынеплавание по рекам откроется ранее. Прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всеми, Вамвверенными. Ваш вседоброжелательный слуга. Иннокентий, А. Камчатский.

Благовещенск.

P. S. В частном письмемоемкОбер-Прокурору я опять просил его о переводе г. Орнатова куда нибудь и о прибытии кВам пока хотя одного наставника.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

По всем выкладкам нашим выходит, что это письмо мое к Вам приползет вместе с тем, которое будет писано от первых мая, но все-таки принимаюсь отвечать на письмо Ваше от 11 февраля.

Вижу, что я очень много расчитывал на внимание Духовно-учебного управления насчет снабжения Вас деньгами. Я думал, что оно все-таки за 2-ю то половину 1863 года вышлет Вам деньги, а вышло не так. И я теперь остаюсь кругом виноват, что Вы терпели и терпите от безденежья, а еще будет краше, если Вам не дадут денег из Дух. правления. Тогда все передержки и передачи денег по покупке припасов должны пасть прямо на меня.

Я согласен с Вами, что, кажется, нечего нам и мараться подачкою якутки Нифонтовой.

Поздравляю Якутское духовенство с новою повинностью, о которой никто еще не слыхал, сиречь квартирною, дело решено, и Св. Синод признал справедливым распоряжение Якутской квартирной комиссии. Ай, да Ю. И.! Это по его милости.

Желание Ваше и без Вашей просьбы исполнилось бы. Старший сын о. Никиты прислал ко мне просьбу, которую я и посылаю к Преосвященному с резолюцией.

Не прочь и я от того, что лучше построить каменную церковь в Олекме, чем деревянную. И я предоставил Ваш рапорт в полное распоряжение Вашего Владыки. Сплю и вижу — отделение Якуткой области от нашей епархии.

Напрасно г. Орнатов меня трусит. По нынешним понятиям, в его поступке ровно ничего нет худого. Вот будет худо, если он опять склещится с поганой бабенкою, или примется за чарку.

Вы, однако же, тоже, почтеннейший, не совсем-то правы относительно денег, нужных для семинарии. Сто тысяч раз Вы говорили об этом, а ни разу не сказали, сколько Вам надобно денег и к какому времени. Ну, так не браните же меня, если Вам из Компании пришлют только 4,000 руб., по-моему, этого на ярмарку довольно, а недостающее позаймете.

У нас нового ничего. Реки скоро разойдутся, лед уже поднялся — плавает на воде, ждет только, когда тронется внизу, у нас появляется уже и травка, а если бы дождик, то все бы к Пасхе позеленело. Собор приготовляем к святыне, назначаемой в Лазареву субботу. Более писать нечего, прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 7 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

В письме Вашем от 29-го января, полученном мною 1-го апреля, Вы, между прочим, просите меня написать в Московский почтамт о выдаче Вам следующих денег 262 руб., затерявшихся на почте. Нужным считаю уведомить Вас, Милостивый Государь, что почтовый департамента писал г. военному губернатору Приморской области от 26 ноября 1863 года, за № 16,226 и просил его сообщить в департамент адрес Ваш, т. е. где имеет жительство Московский купец Гаврило Корнилов. Г. Губернатор поручил мне уведомить об этом почтовый департамент и я, от 27 апреля, за № 1,035, уведомил оный департамент, что Вы живете в Москве, а в которой части города, я не знаю, и что я вместо сего пишу на адресах: имеющему магазин в Серебряном ряду, под №№ 203, 208 и 85, и что если этого для департамента будет неудовлетворительно, то предложил спросить о месте Вашего жительства Московский почтамт. Затем остаюсь в полной надежде, что Вы непременно получите деньги, следующие Вам. Признаюсь, никак я не полагал, что почтовый департамент так долго будет медлить выдачею денег. И меня крайне удивило то, что о месте жительства Вашего спрашивают человека, живущего за десять тысяч верст?! При всем уважении начальствующих в департаменте, поневоле придешь к мысли, что это делается едва ли не с намерением продлить дело из каких-либо видов. Если же, паче чаяния всякого, Вы не получите денег еще и после всей этой переписки, то поручаю Вам от имени моего подать просьбу в Московский почтами, о выдаче Вам денег, с приложением к тому письма сего, если будет нужно. О прочих же предметах, упомянутых в означенном письме Вашем от 29-го января, я буду писать Вам особо.

Затем, призывая на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь благословение Божие, имею честь быть, Ваш, Милостивого Государя, вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 1 дня. 1864 г.

Благовещенск.

P. S. Вчера пришла почта и на ней посланные Вами различные вещи — все в целости и сохранности. Слава Богу, и Вам благодарность искренняя! Теперь я не смею времени писать много. Напишу на следующей почте.

Ваше Превосходительство![162]

В последнем письме Вашем, от 13 января с. г., Вы жалуетесь, что я давно не писал Вам. Винюсь в том, но не даю слова быть исправнее потому, что писать о новостях посторонних или своих обыденных я решительно не могу. А стоящих внимания Вашего я и сам очень немного и редко получаю от моих сослужителей Преосвященных[163], а на Амуре почти ничего нет нового хорошего. Иеромонах Евлампий, бывший некогда в Пекинской миссии и хорошо знавший китайский язык и на которого у меня была надежда, после долго продолжавшегося несчастного своего недуга невольно-вольного, наконец скончался, и у нас теперь нет даже толмача хорошего. После иеромонаха, присланного мне из Новгородской епархии (о котором я Вам писал), ко мне приехали еще двое — один из них виделся с Вами в Киеве, и этот человек порядочный, но он уедет в Америку. А другой — Геронтий, слушавший несколько лекций в С.-Пб. Дух. Академии, сначала принялся было за дело весьма ретиво и с успехом. Но вообразите — сошел с ума! Я еще его не видал. Если это правда точная, что он помешался, а не притворяется с намерением не ехать в Америку, то это весьма и весьма замечательно тем, что этот будет уже четвертый иеромонах сумасшедший из назначенных в квихпакскую миссию. (Потому что и третий иеромонах Феоктист, которого так любил бывший Обер-прокурор граф Толстой и который действительно много обещал — тоже может быть причислен к сумасшедшим). Не правда ли, что это весьма замечательно? И все эти иеромонахи (1-й Филарет, хотевший зарезать миссионера ножом; 2-й Гавриил из Сергиевской Лавры, стрелявший из ружья в того же миссионера, и 3-й Феоктист, не менее тех наносивший огорчения тому же миссионеру) из столиц и все, из учившихся в академии. Что это значит? Впрочем, я весьма подозреваю последнего в притворстве. Но как бы то ни было, он уже не благонадежный деятель. Скажите, пожалуйста, где же искать людей для миссий? Была надежда некоторых и отчасти и моя, но отчасти, на миссионерскую академию. Но что-то ничего не выходит из этого, да едва ли что и выйдет. Потому что, как говорил еще и Владыке нашему в 1858 году, чему будут учить в этой академии? Он сказал на это: языкам. Где наберут наставников только тех языков, которые у нас внутри России? Нет! Академии не создадут миссионеров. Для этого нужна иная совсем академия или школа. После всего этого, каких же Вы хотите от меня новостей? А между тем новый закон (об изменении коего в Камчатской епархии я писал г. Обер-прокурору письмо) не мало останавливает наши действия по обращению туземцев. Выходит так, что не только священник, и даже я сам не могу окрестить туземцев, если местный начальник найдет, что желающие принять крещение не вполне еще знают, что следует знать. А предметы вероучения в законе не означены… Любопытно бы знать, по какому случаю или по чьему проекту вышел этот закон в Государственном Совете.

Вы спрашиваете: устраивается ли наш город Благовещенск? Устраивается и очень хорошо. Если бы у нас был лес близко и были руки дешевы, то теперь бы было вдвое более домов, потому что здесь торговля лишь только начинается, а она может развиться до значительной цифры. Продовольствие в Благовещенске в изобилии и не дорого. Мясо от 2 до 3-х руб. сер.; куры от 20 до 30 коп., фазаны зимою от 30 до 40 коп. пара, дичи — сколько угодно. Мука пшеничная у манчжур от 1р. 20 коп. до 1 р. 40 коп. пуд, а зерном от 40 до 50 коп. Рыба не дорога и довольно. Климат очень здоровый. А если по р. Зее (на берегу которой находится мой дом в 4-х верстах от города) откроются золотые прииски, что весьма Вероятно, то Благовещенск будет одним из отличных городов. Вы спрашиваете: какова наша церковь? Спрашивается: которая? У нас теперь, слава Богу, с моею домовою — три. 11 апреля освящен собор, в сентябре 1862 г. моя домовая, а городская в 1860 г. Ближайшее расстояние между городскими церквами более версты, и они стоят далеко не на концах города. О богатстве и благолепии церквей не спрашивайте еще нас: нам не до того еще. Слава Богу и за то, что есть. Ну, пока довольно! Скажу только еще, что в 1856 году на месте, где теперь Благовещенск, стояло только два кола, когда я проплыл, и от этих кольев до Мариинска (близ устья Амура) ни кола, ни души русской не было. А теперь более 2,500 домов и 14 церквей, построенных и строящихся, и 25 священнических мест. Я говорю мест, потому что есть еще места не занятые, а оклады уже есть.

Более подробное письмо напишу Вам из Якутска, куда я намереваюсь ныне ехать через Николаевск и Аян (если получу от Вас письмо), где думаю провести и зиму. Где-то найдет Вас это письмо? И где то я в то время буду?

В Якутск я еду именно с тем намерением, чтобы устроить там окончательно все, что можно, и представить Св. Синоду об отделении этой области от Камч. епархии с открытием там самостоятельной епархии[164]. Этого требует обстоятельства края и число паствы, простирающейся за 240 т., говорящей одним языком и отделенной от всех епархиальных городов тысячами верст. Помогите мне при случае Вашим сильным влиянием.

Затем, призывая на Вас благословение Божие и поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с искренним уважением и преданностью Вашего Превосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский

Мая 2 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Вчера пришла почта и привезла множество бумаг и писем, а сегодня набор почты. И потому не знаю, успею ли я написать Вам обо всем. Попытаюсь.

Согласен и я с мнением Ивана Михайловича касательно представления его к награде, т. е. помедлить.

У нас разные взгляды на дома, старые и новые, и выходит, что мы оба правы, но чья возьмет верх? Увидим.

Я уверен, что Вы давно уже утешились в Вашей скорби о безденежье. Я никак не думал, что в Синоде так распорядятся, я все-таки полагал, что они за пол года-то пришлют деньги, а вышло иначе. Я вполне уверен, что в случае непресылки денег из Св. Синода, преосвященный Павел прикажет дать Вам денег на Ваши нужды.

Рад я, что г. Орнатов и магистр, и женат, поздравляю его. Напрасно он меня трусит. Я не браню и не осуждаю его, и я просил г. Прокурора только о переводе его в Иркутск, присовокупив, что он человек во всем прочем очень порядочный. Вероятно, теперь он и сам возненавидел виновницу его падения и будет рад не видеть ее никогда.

Другое письмо Ваше от 12 марта (а первое от 27 февраля) пришло не на Пасхе и даже не на Фоминой, но все равно ответствую Вам от всего сердца, Воистину Воскресе!

А руку свою, как я ни протягиваю к Вам, она едва ли достанет Вас ранее последних августа. Радуюсь Вашей радости о примирении Деймана с Павловым.

Ну, что я стану делать — и 62 коп., следующих Вам за меха, на почте не принимают, значит, мы квиты, извольте приготовить расписку на гербовой, в получении от меня всех денег сполна.

Ичется ли мне от воспоминия Вашего при случаях, напоминающих Вам Ваше безденежье? Даже нисколешенько, и сплю как нельзя лучше, оттого что я не виноват тут.

О священнике Донском я писал уже Вам. Спасибо Вам и с моей стороны за доброе дело, за хлопоты по делам покойной Татьяны Александровны, а Ваши глаза закроют Вам Ваши родные…

О ружных сборах теперь я ничего не могу ни придумать, ни сказать до прибытия в Якутск. Ну, ответы кой-как кончены, благодаря непомешавшим мне, и того и гляди, что нагрянуть отцы с секретарями.

Какой-то Павел Павлов Исаков, скопец, пишет мне из Олекмы, и что-то много и очень хорошим почерком, но я еще не успел прочитать, а что и положил на исповедь.

Отправиться из Благовещенска, я, кажется, ранее первых июня не успею. Надобно дождаться М. С. Корсакова непременно, а хотелось бы поранее к Вам, хот бы одного кого застать на даче. Здесь, слава Богу, все хорошо и благополучно, погода еще не установилась, все еще холодновато. Если я не успею написать Владыке Вашему, то потрудитесь передать ему мой искренний поклон.

Затем, прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Поклон всем, кто спросит обо мне из знакомейших Якутских.

Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

8 часов утра после обеда.

Мая 6 дня г. Благовещенск.

На представление мое о выдаче пособий потерпевшим от наводнения в Якутске, вышло выдать всего до 400 руб. Поздравьте г. Слепцова и проч.

NB. Я вполне уверен, что на Усть-Мае я найду лодку, в которой можно будет плыть к Вам.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Посланные Вами барометр, шесть термометров и бинокль мною получены в исправности. Бинокль очень хорош и об нем я ничего не могу сказать, кроме похвалы и спасибо. Термометры не совсем для меня удовлетворительны (бывало, я и сам делал их из готовых трубочек). 1) Они в комнате, будучи повешены все в одном месте, делают разницу между собою. И это оттого, что на некоторых не так аккуратно разделены градусы сравнительно с известными черточками, делаемыми на трубочках стеклянных на нуле ж 20 градусах. 2) Один из них выставлен был мною на воздух, и он от нуля я выше даже до 29° действовал, как следует. Но опускаясь ниже нуля с 30 до 5° (ниже не было случая поверить), спирт в нем начинал дробиться кусочками, и это было замечено три раза и это, вероятно, оттого, что трубка была или спирт нечисты. О других термометрах не могу сказать ничего такого, потому что они еще не были выставлены на улицу. Но спирт в некоторых очень нечист, и это неизбежно там, где делаются термометры сотнями и тысячами. 3) Для меня непонятно деление на термометрах: они названы Реомюровыми, а деление на Реомюровых термометрах так же, как и на всех, всегда бывает по одному масштабу или шкалу. Но на этих термометрах от 20° вверх масштаб увеличивается постепенно, а вниз от нуля уменьшается, чего, признаюсь, я еще никогда не видывал ни на ртутных, ни на спиртовых термометрах. Желательно знать: на каком это основании сделано? По чьей теории: самого ли г. Кони, или кого другого? И принято ли это деление учеными за норму? И если принято, то где об этом напечатано? И главное: приняла ли это наша Академия наук? Без решения этих вопросов присланные мне термометры будут не более, как только трубочки, наполненный спиртом, и притом нечистым, к которым надлежит сделать новые дощечки и снова разделить: иначе наблюдения по ним ни к чему не поведут, потому что будут далеко не сходны с обыкновенными термометрами. Так напр., в Якутске (где обыкновенно термометры большею частью спиртовые), при 40° на обыкновенных термометрах, на термометре г. Кони будет около 55°. Если таковое деление уже принято учеными за норму, то я и в таком случае желал бы иметь 3 или 5 термометров, разумеется, спиртовых, с двойным делением на одной и той же дощечке, т. е. на одной сторон трубочки градусы по прежнему делению, на другой — по теории г. Кони. С барометром мы не знаем, что делать. При раскупорке оного было поступлено по указанию г. Кони. Но он не действует, и в этом положении никак не может действовать. Потому что на грабли или на часть колеса, поворачивающего стрелку, действует только один конец пружины, другой конец, не знаю, как прицепить. Тут как будто чего-то недостает. Признаюсь, с подобными термометрами я не знаком. Но я казал знающему (доктору), и он тоже ничего не мог мне сказать, что нужно сделать, и потому барометр остается у меня теперь вместо прекрасной игрушки. Но чтобы он мог быть употреблен в дело, я решаюсь и прошу Вас купить у г. Кони еще другой точно такой же барометр, но с тем, чтобы он укупорен и уложен был так, чтобы по раскупорке оного грабли стояли на балансе, т. е. чтобы из нее действовали оба конца пружины. А если этого нельзя сделать, то пусть приложит рисунки, как должны быть грабли и пружины. Иначе, тот и другой барометр я отошлю обратно г. Кони.

Прощайте, Господь с Вами! Ваш доброжелательный слуга.

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 15 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше, пущенное от 26 марта, до меня дошло 8 мая, на которое отвечаю 19-го того же мая. К сожалению, я все еще не отправился в дорогу в ожидании Генерал-губернатора, которого ждут около 5-го июня, и во ожидании первого парохода из Николаевска, который должен быть около того же времени и даже пораньше.

Не могу не порадоваться тому, что падшая кается и желает, исправиться. Бог да простит ее! Пусть разрешит ее и духовный Отец ее, но не иначе, как с наложением удобоисполнимой епитимии на всю жизнь ее. И если поведение ее не огласилось, то я со своей стороны дозволяю и благословляю о. Афанасию принять ее. Не те ныне времена, чтобы судить строго падающих сожительниц духовенства. Впрочем, это не есть мое повеление, но позволение только. О. А-сий сам да решит это дело, и за то, что он держит себя, как Вы пишете, прекрасно, поцелуйте его за меня трижды. Об Орнатове еще ничего не получено с Запада, и Вы сделали не худо, что дозволили ему остаться до дороги.

Приятно слышать, что Гиляров-Платонов возвратился в наше ведомство. Давай Бог поболее таких людей.

Многоуважаемому мною, знаменитому и едва ли заменимому труженику Капитону Ивановичу, при случае, напишите от меня поклон. Едва ли люди его вознаградят достойно. Да воздаст ему Господь за его искренние и усердные труды.

Вы мне рекомендуете статьи о раскольниках, я их читал но едва ли что истинно доброго будет из всех этих движений. В отплату Вам рекомендую прочесть, если Вы еще не читали, статью о. Сергиевского в февральской книжке об участи духовенства в земщине. Статья — капитальная.

Присланные Вами при письме записки возвращаю к Вам. У нас в Благовещенске ничего особенного нет. Черемуха уже отцвела, распускается яблоня, пчелы работают уже давно, а мы помаленьку устраиваем свой сад, или парк, своими собственными силами.

Я, слава Богу, здоров по-прежнему. Владыка Ваш, однако, немножко горюет о том, что Вы спровадили в казначейство некомплектные деньги 1861 и 1862 годов. Да, точно, если выйдет по моему представлению, то нельзя будет не пожалеть — кусочек изрядный.

Потерпевшим от наводнения 250 руб. я предоставляю Владыке разделить. Вы можете тут сказать все то, что Вы писали мне о старушках. В последнем письме Вашем глас Иеремии плача о неприсылке Вам в семинарию денег уже не раздавался, видно чем-то утомился, а это письмо найдет Вас уже, конечно, совершенно утешенным и даже ликующим о приобретенных и запасенных вещах в изобилии.

Затем прощайте, до свидания! Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 19 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

От 1 мая я имел удовольствие уведомить Вас, между прочим, и о том, что все присланные Вами по почте вещи получены мною в Благовещенске исправно и в целости (посланные же Вами ранее через подрядчика Каменского, еще не получены, ожидаем на днях). Получены мною также и бумажные иконы от художника г. Струкова, которому, при случае, потрудитесь передать мою полную благодарность за его усердие и одолжение. Писать же ему теперь мне некогда. Присланные Вами различные вещи вообще и все до одной очень хорошие, и мы, сравнивая их с ценами, означенными в прейскуранте г. Сытина, находим присланные Вами значительно дешевле. Как благодарить Вас за все это, и вообще за все Ваши труды и хлопоты, для исполнения наших докучливых комиссий подъемлемые! Я решительно стал в тупик. Остается одна только молитва к Господу: да воздаст Он Вам своими милостями и в сей жизни, и в будущей! В той же надежде на Ваше благочестивое усердие, я снова принимаю смелость утруждать Вас новою комиссиею — приготовить и прислать к нам в Благовещенск вещи, означенные в прилагаемом при сем реестре, а деньги, какие будут следовать за них, получите из той же Американской конторы, которая, без сомнения, уплатит Вам по одному этому письму моему, только Вы потрудитесь предъявить об этом заблаговременно.

Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь, имею честь быть, с душевным почтением и искреннею благодарностью за труды Ваши, Ваш, Милостивого Государя, вседоброжелательнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 20 дня. 1864 г.

Благовещенск.

Милостивый Государь, Гавриил Матвеевич!

Только лишь теперь я отвечаю Вам на письмо Ваше от 26 декабря минувшего года, и это потому, что оно до меня дошло только 2 июня. Затем через несколько дней привезены были и церковные вещи, посланные Вами в минувшем году и подмоченные. А между тем мне надобно было собираться в дорогу. И вот, только сегодня собрался я отвечать Вам и с тем вместе уведомить Вас о состоянии вещей, в каком они дошли до нас. Всеусердно благодарю Вас за исполнение наших поручений, и сделайте милость, берите проценты за комиссии наши: даром никто не обязан работать. Вещи, заготовленные и присланные Вами, вообще очень хороши и дошли почти все в целости, и из всех металлических вещей попортилось немного. Особенно я рад был, что иконостас не пострадал от подмочки. Из прилагаемого при сем реестре вы увидите, что именно нами получено лишнего, чего недостает и что подмочено и испорчено. И по нашим расчетам, нам следует с кого-то получить 98 р. 45 к. Но так ли мы считаем, ладно ли? Потрудитесь меня уведомить (и адресуйте в Якутск, где я пробуду до июня 1865 г.). Более писать Вам нечего, да и времени не имею.

И затем, призываю благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь, имею честь быть с искренним почтением и благодарностью, Ваш, Милостивого Государя, вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Июля 21 дня. 1864 г.

Николаевск на Амуре.

Пришлите мне панагию с изображением Благовещения Богородицы на финифте с стразами, рублей около 75, но самой прочной работы — у меня почти все повреждены.

Ваше Высокопревосходительство![165]

26 июня, плывя по Амуру вниз, я неожиданно имел честь и удовольствие получить письмо Вашего Высокопревосходительства с поздравлением меня с Светлым Праздником. Не прошло 3-х дней, как я получил Указ Св. Синода о том, что по ходатайству Вашему мне положено добавочное жалованье по 1,000 р. сер. в год. Такое внимание Ваше, такое благорасположение Ваше ко мне, такая неожиданная, нечаемая милость возбудила во мне и чувство радости и благодарности, и утешение, и смущение, за что такие милости ко мне? Быть может, менее всех достойному того. Но как бы то ни было, долгом считаю и имею честь свидетельствовать Вашему Высокопревосходительству мою искреннейшую благодарность за оказываемое мне постоянное Ваше внимание, ободряющее меня в моем посильном служении.

По прибытии моем (14 июля) в Николаевск, 16-го числа я имел честь получить от Вашего Высокопревосходительства другое письмо за № 2262, касательно представления с моей стороны о награде преосвященных викариев моих. Это меня не мало смутило, потому что я об них представил Св. Синоду еще от 31-го декабря за № 1201, и представление это, судя по времени сообщений, должно получиться в С.-Петербурге никак не позже половины марта. Значит, я сделал ошибку, представя об них Св. Синоду, а не Вашему Высокопревосходительству, как бы надлежало, и чего я совершенно не знал. Прошу извинения, постараюсь исправить мою ошибку по прибытии моем в Якутск.

Наша неопытная консистория пришла в недоумение, получив циркулярное предписание касательно приема сумм из казначейства на прогоны и пособия новорукополагаемым. Потому что оно неудобоисполнимо, как и многие другие распоряжения для нас при наших обстоятельствах, решительно не похожих на обстоятельства русских епархий.

Признаюсь откровенно Вашему Высокопревосходительству, что и я начинаю приходить в крайнее недоумение касательно исполнения новых распоряжений правительства, касательно приема и отчетности сумм, не получая разрешений Св. Синода касательно сего предмета, напр, на донесение мое от 31 августа 1863 года за № 1163, и на другие подобные.

Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, обратиться с моею покорнейшею просьбою к Вам — удостоить меня разрешениями на все мои недоумения и затруднения, изложенный мною во многих бумагах, напр, в №№ 1,163, 1,166, 1,167 и проч. Во ожидании коих я решаюсь еще действовать так же, как и доныне, т. е. приводить в исполнение только то, что можно по нашим обстоятельствам.

При сем честь имею до сведения Вашего Высокопревосходительства довести, что и в нынешнее лето опять явились в нижнем Амуре из Китая католические миссионеры, и Бог знает, с какою целью. Один, главный, говорит чтобы отдохнуть или свободно вздохнуть среди образованных людей, а другой по приказанию, будто, старшего.

Завтрашний день (31 июля) предположено отправиться нам из Николаевска в Аян, а там, что Бог даст!

С глубочайшим почтением и искреннею преданностью имею честь быть Вашего Высокопревосходительства покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

Июля 30 дня. 1864 г.

Николаевск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Что это значит? От Вас я в Аяне не получил ни строки, кроме Ваших отчетов, напрасно присланных ко мне для увеличения только тяжести. А я ожидал от Вас получить здесь письмище вроде газеты.

При сем препровождаю к Вам бумагу Хозяй. Упр. за № 3683, по которой Вы имеете тотчас же приступить к исполнению, так чтобы мне оставалось только по прибытии к Вам просмотреть и отправить.

Не знаю, как мы подымимся с Аяну. Лошадей мало. Желательно бы было, если бы я встретил кого-либо из Ваших знающих, знатоков и местности, и языка, если не на Усть-Мае, то, по крайней мере, при выезде на Лену, потому что мне хочется не ехать с Нигидею — а плыть до устья Алдану и тянуться по Лене.

Поздравьте Матвея Матвеевича кавалером ордена Св. Анны 3-й степени, везу с собою, и при первой встрече надену на него. Найду ли я на Усть-Мае гребцов и проводников? Если не найду, то мы поплывем тихо и не без остановок. И тогда ранее первых сентября нас не ждите. Отправиться я предполагаю из Аяна 8 числа вечером.

Затем прощайте, до свиданья! Господь с Вами. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Августа 5 дня. 1864 года.

Аян.

Да ведомо будет, кое хощет ведать, что со мною едут только Заровоясы, ученик семинарии, Гаврило старый знакомый и тоже не незнакомый о. Автоном, но сей последний, кажется, приостановится пока на Аяне. Из ризничных вещей со мною только: мантия, омофор и митра — и более ничего.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Письмо Ваше от 25 августа я получил вечером вчера (28). И хорошо Вы вздумали — не дожидаться меня в Намцах. Потому что мы не скоро туда прибудем, вчера ветер нас задерживал. А это может и еще случиться. Вероятно, Вам и другим желательно узнать, как бы мне было желательно въехать в Якутск, а вот как: из Намцова я едва ли решусь ехать в экипаже, но это все равно.

Я бы желал, чтобы меня желающие встретили не далеко за чертою города и без всяких чаев и угощений, ибо мне желательно проехать прямо в собор и там помолиться немного и благословить тех, кто там будет (для этого, разумеется, весьма не худо было бы, если бы для меня приготовлен был экипаж какой-нибудь). Из собора я предполагаю проехать прямо ко Владыке, а вместе и на свою квартиру, где, надеюсь, посетят меня мои знакомые. Затем, если это будет не поздно (а поздно в город я не поеду, переночую где-нибудь), то я поеду к Николаю Федоровичу, и тем пока и покончу.

Я, слава Богу, теперь здоров, а на Аянской дороге захворал было на порядке. Во всяком случае, я думаю, Гаврило мой приедет меня пораньше в город и в собор, и что нужно доскажет.

Если ветер не помешает, то сегодня (29) надеемся перевалить на западный берег Лены, а там — что Бог даст, только по ночам не пойдем, безопаснее.

Затем до свидания! Владыке и прочим потрудитесь сказать от меня поклон. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

28 августа 12 ¼ часов, вблизи устья Алдана.

NВ. Взглянувший на это мое писание подумает, что я писал его подвыпивши, а это от того, что гребут сильно, и лодку подергивает, а отложить письмо нельзя.

Конфиденциально

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![167]

Во исполнение Указа Св. Синода от 8 ноября минувшего года, последовавшего по отношению моему к Вашему Высокопревосходительству от 6 февраля того же года за № 1120-м, я относился к начальнику Пекинской духовной миссии касательно назначения двух иеромонахов из членов означенной миссии в Приамурский край в должность миссионеров. И на сие отношение мое я ныне получил от него ответ, в копии при сем прилагаемый, из коего изволите усмотреть, что из трех тамошних иеромонахов только один Исаия может быть в Приамурском крае, и которого я желаю иметь у себя, несмотря на то, что он не знает манчжурского языка, и с тем вместе я не отлагаю моего желания, чтобы он из Пекина в Благовещенске приехал через Цицикор. Эта поездка его — новым и никем из русских неизведанным путем, много может принести различной пользы, между прочим, и для миссионерского дела. И потому честь имею покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство употребить Ваше ходатайство, чтобы иеромонах Исаия мог прибыть в Благовещенск как можно скорее и, если только можно, то указанным путем.

С совершенным почтением и таковою же преданностью, честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

25 сентября 1864 г.

г. Якутск.

Преосвященнейший Владыко, Возлюбленный о Господе Брат и Сослужитель![168]

Виноват, простите. Но не в том, в чем Вы думаете. Вы дочери моей Поликсении говорили, что Вы мне писали несколько раз, начиная с 1857 года, ни одного письма я от Вас не получил. Я вообще долго храню все письма и нередко перебираю их. Но никогда не попадалось мне Вашего письма. Я ленив писать письма. Но отвечать на них я всегда готов. А виноват я в том, что еще не поздравил Вас с получением сана и настоящего места. Возведение Вас в этот сан меня очень порадовало: тем более, что я, будучи в Питере два раза подавал голос о Вас, и два раза мне сказали, что этого человека надобно еще раскусить, а в третий раз я написал Вас кандидатом в Ситху.

Имею честь свидетельствовать Вашему Преосвященству мою искреннейшую благодарность за Ваше истинно отеческое внимание к дочерям моим Поликсении и несчастной Фекле. Да воздаст Вам Господь за то милостью и сыну Вашему, и внукам Вашим, аще будут! Дочь моя Фекла давно уже в Иркутске, но я не могу с нею видеться ранее июля. Ума не приложу и что мне с нею делать, если она не перестанет пить.

Вы теперь находитесь вблизи всех переворотов и светских, и духовных и, следовательно, Вы можете знать больше, нежели мы. Если время позволит Вам, то сообщите мне кое о чем. С этою почтою я досылаю в Св. Синод свои мнения по секретному указу на вопросы касательно раскольников, любопытно бы знать, как на них взглянуть, да и взглянуть ли! При множестве других мнений мужей ученых иерархов опытнейших.

Если Ваше Преосвященство бываете у Татьяны Борисовны, то сделайте милость, скажите ей от меня самый искреннейший поклон. И пусть она не думает, что я забыл ее. О! Скорее себя забуду, нежели ее. Виноват я перед нею только тем, что не пишу ей. Часто собираюсь писать ей, но, не имея ничего такого, что бы могло интересовать ее, откладываю до случая и так идет день за днем и год за годом. Потрудитесь сказать поклон и Александру Михайловичу[169]. Прилагаемое при сем письмецо потрудитесь переслать по адресу при случае.

О себе скажу, что я, слава Богу, еще не могу жаловаться на свое здоровье, или, сказать правильнее, нездоровье. Не могу, однако же, сказать, что я и совершенно здоров. С 3 сентября я нахожусь в Якутске, где и намерен пробыть до первого пути водою. Потом опять поеду в свой Благовещенск, если Господь благословит. Но пока довольно!

Поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с братскою о Господе любовью и преданностью Вашего Преосвященства покорнейший слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Октября 23 дня. 1864 г.

г. Якутск.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец!

10-го ноября я имел счастье получить письмо от Вашего Высокопреосвященства; я, действительно, считаю его последним, но не потому, что я жду Вашего преставления — о нет! Да продлит Вам Господь жизнь Вашу до крайних пределов, но потому, что вижу и понимаю, что беседовать Вам письменно составляет уже труд. Господа ради, и ради блага св. Церкви, не тратьте Ваши силы на подобные писания. Приказывайте другим отвечать мне и подобным мне, и это уже много для нас. Винюсь пред Вашим Высокопреосвященством, что я не так выразился о крестах, нашиваемых на одеждах и изображаемых на других предметах, и тем подал повод Вам думать обо мне иначе. Сохрани меня Господь, чтобы я думал употреблять крест тоже осьмиконечный. Моя мысль или мое желание вот какое: 1) четвероконечный и равноконечный крест есть такой знак, который служит основанием многим фигурам в рисунках особенно на коврах. Запретить употреблять эту фигуру невозможно, а трактовать об ней, особенно печатью, и думать нечего. 2) Он же есть, как крест, и знак умножения. Мне сказывали, чему я верю и не верю, что будто бы покойный преосвященный Григорий на свой протест, что дамы начали носить платье с крестами, получил ответ, что это не кресты, а знаки умножения. Ответ возможный, если же не прежде, то ныне и после. 3) Кресты, делаемые в Москве для облачений, так называемые по карте, имеют фигуру столь же необъяснимую и менее похожую на крест, чем на коврах и паркетах. Едва ли действительно будет запрещение даже и в сем случае. Запретить делать рисунки, похожие на кресты, а также и делать кресты на одеждах правильнее — неудобно и даже невозможно. И потому, во избежание всяких наветов, неудобств и недоразумений, я бы полагал на делаемых ныне в Москве, так называемых, крестах для церковных одежд, попросить фабрикантов делать в средине оных маленький, но прочный крестик четвероконечный с удлинненным рогом внизу, или шестиконечный, или (шаг я выразился прежде) хотя бы то и осьмиконечный. Это моя собественная мысль, которой я и теперь, смотря на свет из щелки, не оставляю. Письмо это я пишу из Якутска.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть, с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостевейшего Архипастыря и Отца, нижайший послушник

Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября 19 дня. 1864 г.

Якутск.

Это письмо архиепископа Иннокентия было ответом на следующее письмо Филарета, митрополита Московского, от 15 июля 1864 года, из Гефсиманского скита:

Высокопреосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат! Повторяю Ваши слова: не в последний ли уже раз беседую с Вами? И это с моей стороны очень вероятно. Осенью прошедшего года болел я довольно сильно, и опять в нынешнем, с полудня первого дня Пасхи и теперь, колеблюсь между болезнью и здоровьем. Слава Богу, что еще беседую с Вами, хотя долго умедлив, и может быть, в последний раз. Но Вам, да продолжит Господь силу душевную беседовать с Церковью еще на многие лета.

Призвавший Вас в служение, сопряженное с особенными трудностями, не оставит Вас без благодатных указаний для исхода из затруднений. Но если и мою мысль о исповеди священников, удаленных от других, знать желаете, — представляю ее на Ваш суд. Исповедь через письмо не признаю удобною. Письмо может впасть в чужие руки. Опасение сего даст причину открывать состояние совести неясно, и следственно, не вполне искренно, чрез что и совесть может остаться неудовлетворенною. А впадение письма в посторонние руки может иногда произвести гласность, ушам неприятную, и соблазн.

Что же делать священнику, не имеющему в близости духовного отца?

В каждый пост пусть готовится к исповеди, как должно, и наконец, приступая к священнослужению, пусть совершит сам над собою чин исповеди, применяя к себе молитвы, и последнее разрешение может произнести так: «Господи Боже наш Иисусе Христе, благодатью и щедротами Твоего человеколюбия, прости ми вся согрешения моя, и понеже не имам ныне служителя Твоего, приемлющего мое покаяние, невидимая благодать Твоя да разрешит мя от всех грехов моих, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь». Это — по нужде. Как же скоро может он иметь вблизи духовника, то должен воспользоваться удобностью и исповедоваться у него, хотя бы это было не с постом и без предварительного приготовления, по неимению времени.

Так я думаю, а решите Вы, по данной Вам власти в Вашей области.

Чтобы избавиться от оскорбления кресту, Вы желаете, чтобы крест употребляем был только семиконечный, а четвероконечный оставался бы простою Фигурою. Это невозможно. Сказать православным: четвероконечный крест — не крест, значило бы преподавать раскольническое учение. На облачениях, от глубокой древности, постоянно крест четвероконечный. На древнейших иконах в руках мучеников кресты четвероконечные, а иногда шестиконечные, а семиконечные являются уже не в древние времена. Если поперт четвероконечный крест, следовало требовать, чтобы его не попирали под ноги, и можно представить Св. Синоду о запрещении.

Умедлив писать, не знаю теперь, где найдет Вас сие письмо, и если могу узнать, укажу ему прямой путь.

Прошу молитв Ваших. Я, может быть, доживу еще до Вашего письма.

Вашего Высокопреосвященства покорный слуга

Филарет, Митрополит Московский.

Ваше Превосходительство![170]

Желательно, чтобы это письмо мое нашло Вас в Москве. А я пишу его из Якутска, куда я прибыл 3 сентября из Николаевска через Аян, и где я намерен пробыть до лета. А потом опять поеду в свой Благовещенск, который я оставил 22 июня, встретив и проводив нашего Генерал-губернатора.

На вопрос: что я делаю и что сделал в минувшее лето? Ничего особенного, кроме обычных епархиальных дел, частью крайне неприятных. Цель же путешествия моего в Якутск была та, чтобы привести все, что можно и нужно, в порядок и потом представить Св. Синоду Якутскую архиерейскую кафедру сделать самостоятельною, епархиальною, что совершенно необходимо, и главное потому, что Якутская область, имеющая до 250 т. православных жителей, не считая чукчей, имеет собственный свой язык, свои обычаи, свои обстоятельства, нисколько не похожие на соседние, а пространством своим превосходит все сибирские епархии… Помогите, Ваше Превосходительство, мне в этом деле, которое мне хочется сделать, пока я еще жив и служу.

Здоровье мое, слава и благодарение Господу, гораздо лучше, чем бы следовало и можно ожидать, и это я приписываю молитвам молящихся обо мне.

Я к Вам с просьбою и не знаю, как назвать ее — странною или неуместною, или… но предоставляю Вам придать ей эпитет. Дело вот в чем.

На днях получил я циркулярный, так называемый секретный (говорят, что прежде, нежели разошлются такие указы, раскольники знают уже их), указ с прописанием в нем совращения в раскол православных пропагандистами раскольниками и преимущественно чтением книг о расколе, вновь напечатанными какими-то благодетелями и, главное, пропущенными благодеющею цензурою. Определение Св. Синода обычное. Следовательно и последствия оного будут обычные, т. е. все останется по-старому…

Знаете ли, что мне пришло на мысль. Нельзя ли и нам православным, если не для обращения добрых (это моя кличка на добрых и злых) раскольников, то, по крайней мере, для утверждения своих в вере — употребить те же меры и способы, какие употребляют раскольники? Т. е. нельзя ли и нам от времени до времени посылать своих особых чтецов, которые бы под видом путешественников занимались по деревням с православными чтением и беседами от Божественного? Чтецов я разумею не дьячков и даже не приходских священников, потому что и те и другие или заподозрены раскольниками и даже православными не в христианской жизни, или не совсем способны к тому, а главное: им мало времени. А я бы думал избрать этих чтецов-собеседников из Соловков, из Киева и из других монастырей, людей самой строгой и лучшей духовной жизни и преимущественно старичков. Пусть бы они обошли и обходили селения и деревни, более других подверженные нашествию раскольников. Не знаю, как Вы, а я вполне уверен, что от этого много, много будет добра… Для отклонения разных наветов, мне кажется, им не нужно дозволять делать какие либо сборы на что бы то ни было. Для чтения дать им, между прочим, какую-либо старопечатную книгу. Впрочем, это лучше знают другие. Мне кажется, что лучше будет, если чтецы эти не будут иметь священнического сана, это крайней мере, не более, как иеродиаконы. Как Вам кажется? Что Вы скажете на это? А если Вы согласны с этою моею мыслию, то, ради Христа и Его святой Церкви, примите на себя труд устроить это дело и паче отыскать самых чтецов-миссионеров. Писать об этом в Св. Синод я считаю неуместным, ведь я не член оного, а г. Обер-прокурору поручаю Вам передать это словесно. Буду ожидать от Вас на это ответа, который прошу адресовать в Иркутск или в Благовещенск.

Поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с искреннею о Господе любовью и полною преданностью, Вашего Превосходительства, покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

Ноября19 дня. 1864 г.

Якутск.

Конфиденциально

Ваше Высокопревосходительство![171]

Ваше постоянное внимание к моим представлениям о нуждах нашего края дает мне смелость обратиться к Вашему Высокопревосходительству с новою моею просьбою, и в полной надежде, что Вы милостиво примете и ее.

Якутская область, более 125 лет бывшая в составе Иркутской епархии, была недоведома епархиальному начальству. Ее обыкновенно понимали во всех отношениях, как Иркутскую и другие Сибирские губернии, тогда как она составляет, можно сказать, свой отдельный мир, со своим бытом, со своими обычаями, нисколько не похожими на соседние. Иначе и быть не могло. Потому что она отделяется от Иркутской и других соседних губерний и областей огромными пространствами, почти необитаемыми. Следовательно, сообщение с нею всегда трудное. Правда, г. Якутск посещали Иркутские преосвященные, Михаил и Нил, но они в короткое время очень мало могли узнать обстоятельства этого края, потому что ни на пути из Иркутска в Якутск, ни в самом Якутске нельзя встретить якутов и видеть быт их. А бывшее якутское духовное начальство или не умело, или имело виды не разъяснять всех обстоятельств края. И оттого нельзя удивляться, например, тому, что по всей Якутской области был один благочинный. Мне первому из архиереев пришлось ознакомиться с сим краем. И вот уже почти 15 лет, как я стал узнавать его, и 13 лет, как он составляет часть епархии, мне вверенной. Все, что я узнавал об нем, я высказывал в моих отчетах и в особых представлениях Св. Синоду. Но, наконец, пора сказать об этом крае и последнее мое слово. И вот оно: Якутская область должна быть самостоятельной епархиею[172], и (прибавлю мое желание) как можно скорее. Последнее, между прочим, и потому, что не совсем легко уже мне становится по летам моим делать поездки сухим путем, измеряемым тысячами верст.

А главное: меня весьма заботит то, что после меня викарий Якутский будет поставлен в такие же границы, как и все викарии, (а думать так я имею причины), и тогда вместо пользы могут быть новые затруднения и большие неудобства, и, конечно, не без вреда.

Но хотя бы викарии и остались с тою же инструкцией, какую имеют теперь. Но всего этого еще недостаточно для возможно удобнейшего управления этим краем. Нужно одно: отделить Якутскую область от Камчатской епархии и сделать ее самостоятельною епархиею. Причины этому, Ваше Высокопревосходительство, изволите усмотреть из представления моего Св. Синоду.

Давно бы уже надлежало и желалось мне сделать такое представление Св. Синоду, но до сих пор представлялись неудобства и даже препятствия. Но, наконец, Господь помог мне устранить или уладить главные неудобства и по возможности устроить все, что я считал необходимым. И вот, с этою же почтою пошлю мое представление Св. Синоду.

Теперь мне остается только обратиться к Вашему Высокопревосходительству с моею покорнейшею и самою убедительнейшею просьбою, удостоить это мое представление Вашего ходатайства, где следует — и тем доставить мне одно из величайших утешений. Никакая земная награда не будет для меня теперь так дорога, как осуществление этого моего представления. Знаю я, знаю, что очень неблаговременно при настоящем состоянии наших финансов входить с подобными представлениями. Но зная это, я обратил все мое внимание и уменье на то, чтобы найти (и нашел) возможность уменьшить цифру, потребную для существования отдельной епархии, и — уменьшить без уменьшения окладов, потребных на содержание епархиального управления, то есть сумму 5,191 руб. 28 копеек, какая ныне отпускается от казны на епархии 3-го класса, я свел, наконец, до 527 руб. 27 коп. и, даже, если необходимость потребует — найдется возможность прожить два-три года (но не более) и без всякой ассигновки — только, чтобы была открыта Якутская епархия, а епархиальное начальство Камчатское освободилось бы тем от бремени управления областью, находящеюся за 5,000 верст от оного. Бремя это нелегко и теперь, когда мне знаком Якутский край и когда я в состоянии еще помогать консистории. Но преемнику моему, кто бы он ни был, и консистории при нем — будет весьма и весьма нелегко.

После сего, сам собою просится вопрос: кем заместить предполагаемую кафедру?

Совершенно не мое дело отвечать на это, ибо здесь речь будет не о викарии, мне подчиненном, но об Епархиальном Архиерее. И потому-то я ни слова не сказал об этом в представлении моем Святейшему Синоду.

Но если Вашему Высокопревосходительству угодно будет знать мое мнение о сем, то я указал бы на четыре лица. Но не хочу, да и не могу сказать, кого из них прежде я желал бы видеть на новой кафедре, всецело предоставляя это воле Божией, так что, если бы даже было предоставлено это мне одному, то я и тогда его решил бы жребием, по примеру Апостолов.

1) Конечно, было бы ближе всего быть епархиальным — нынешнему викарии Якутскому, преосвященному Павлу, но я должен сказать, и скажу откровенно, что он при всех достоинствах монаха и епископа (кроме одного: он плохой хозяин), он совсем не администратор, и притом характера очень скромного, и потому ему будет весьма нелегко управлять епархией, какою бы то ни было. И я полагал бы его переместить в Новоархангельск, на что он изъявил согласие с самою искреннею преданностью, и где он, как викарий, был бы на своем месте. Делопроизводства там, можно сказать, нет, а только одна забота о пастве и миссиях. А в этом отношении он был бы полезен не менее преосвященного Петра (о переводе коего на епархию я имел честь просить Ваше Высокопревосходительство письмом от 22 сентября минувшего года). И притом, мне кажется, что перемещение преосвященного Павла из Якутска в Новоархангельск в иерархическом порядке не будет понижением, ибо Новоархангельское викариатство старше Якутского.

2) Можно бы, и было бы легче и удобнее назначить на Якутскую кафедру преосвященного Петра Новоархангельского. Но он, не занимавшись делами епархиальными в Ситхе, мало опытен в этом. И следовательно, он все дела будет передавать на рассмотрение консистории, не помогая ей в составлении бумаг. Да и притом его почему-то не жалуют Якутске, хотя он, будучи ректором, жил в Якутске не долго и скромно. Да и сам он, наверное, не будет доволен Якутским духовенством, судя по тому, какие он требует и желает иметь своими сослужителями. И потому, я полагал бы (и было бы полезнее) прежде, нежели он будет моим преемником, назначить его на какую-либо другую епархию, где он, по крайней мере, убедился бы на опыте, что весьма трудно найти таких людей, каких он желает иметь при себе.

3) Затем я могу указать только на двух[173]: преосвященного Герасима, викария С.-Петербургской епархии, если только это не будет ему понижением, и главное, если он сам пожелает, и на ректора Якутской семинарии, протоиерея Димитрия Хитрова — как, между прочим, знающего Якутский язык и коротко знакомого с краем и народом, и которого признавал достойным высокопреосвященнейший Филарет Московский, в глазах которого протоиерей Хитров жил и делал дело более года.

Из вышесказанного можно заключить, что я более склоняюсь на сторону протоиерея Хитрова. Нет, я только сказал обо всех, что знаю. Я сказал выше и здесь повторяю то же, что, если бы мне исключительно был предоставлен выбор, то я и тогда прибег бы к жребию — не иначе.

С совершенным почтением и искреннею преданностью честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою.

Иннокентий, А. Камчатский.

Февраля 25 дня. 1865 г. Якутск.

Мир и благословение Вам, мои любезнейшие дети, Гавриил и Екатерина!

На последней почте из Иркутска не получено с Амура ни лоскуточка, и, следовательно, и Ваши письма от 7 марта до меня еще не дошли. Впрочем, я этого и ожидал, и по причине распутицы, и потому что из Иркутска в Якутск всех почт приходит в год 26, т. е. в 2 недели 1 раз, а из Благовещенска в Иркутск только 24. Приближается время и отбытая моего из Якутска — теперь уже можно считать неделями. Хотелось бы отправиться как можно поранее и, судя по теплу, можно полагать, что к 1 июня берега очистятся ото льда. Но во всяком случае, между 8–10 июня я отправлюсь, так чтобы в первых числах июля быть уже в Иркутске, где я не намерен жить долго, так чтобы к первому августа быть мне уже в Сретенске. Это, конечно, самый ранний срок, а всего вероятнее, я буду там около 10 августа. Значит, катер ко мне на встречу в Покровское должен прийти не ранее последних чисел июля, т. е. ранее 21 июля отправлять оный нет резону, а 7 августа отправлять будет поздновато.

Впрочем, все это еще далеко. Может быть и перемена. Следовательно, все это пишется только на случай, если от меня не будет уже писано об этом ничего. Из Якутского духовного правления в консисторию посылаются деньги — 235 р. 51½ коп.: 206 р. 85 к. из них взяты в замен следующих по канцелярии окладов за первую половину года, и потому уже дело консистории пополнять их. Остальные же затем 28 р. 66½, коп. благоволите уплатить за меня в консисторию немедленно, т. е. представить в консисторию рапорт, расписку и вышеозначенные деньги. Здоровье мое не совсем-то хорошо. Нарыв на щеке моей не кончился еще, и теперь по временам идет материя, и не мало. Но боли от него я не чувствую почти никакой; и потому можно считать этот нарыв даже полезным. Но правое стегно мое все еще меня беспокоит. Покалыванье как бы иголками стало реже, но зато на нем выступают синие полосы и по временам чувствуется боль под кожею. Левый же бок, грозящий мне параличем, слава Богу, давно уже не напоминает мне о себе. Всю Пасху я сидел дома, только в Фомино воскресенье я выезжал. А в среду утром я решился отправиться за 80 верст для освящения храма в Намцах. И, слава Богу, съездил благополучно. В четверток совершено освящение и NB: народу было столько, что я более двух часов благословлял их, стоя на улицах. В пятницу в 9 часов утра приехал я домой, в воскресенье ездил я с визитами, а в субботу служил в соборе и пировали у исправляющего должность губернатора. Погода здесь стоит отличная: ясно, тепло и ни малейшего ветерка; снегу согнало очень много, несмотря на то, что он был везде очень глубок. И все это есть видимая милость Божия. Простой мороз долее (что весьма возможно по времени года) — тогда бы много пало скота, потому что сена не было. Но теперь, благодарение Господу, говорят, что скот уже более 5 дней ходит в поле и кой-чем питается. И если бы так тепло простояло еще недельку, то, наверное, показалась бы в поле и зелень. Погода так тепла, что даже и ночью не мерзнет. Слава Богу! В конце мая, 26–28, предполагаем отправиться за Лену, верст за 40, где соберутся якуты из 3-х улусов для отправления торжественного и коленопреклоненного молебствия о ниспослании дождей и изобилии плодов земных. Ранее неудобно, да и невозможно. Заречные якуты сильно голодают — говорят, ходят, как тени, и не без урону. Когда дойдет до Вас это письмо? Теперь самая распутица. Оно отправится отсюда 24 вечером, и дай Бог, чтобы и 20 мая пришло в Иркутск. Следовательно, к Вам придет не ранее половины 7 июня, а в это время я должен быть уже в пути по Лене, а у Вас должно быть уже поставлено не мало и сена. Дела у меня теперь почти нет никакого, и я живу здесь почти даром. Занимаюсь более чтением и, слава Богу, могу долго читать. Но нельзя не сказать, что зрение мое тупеет. И это таки должно быть. Великая милость Божия и то, что я еще могу сам читать, и долго. Я вполне уверенным остаюсь, что Куши я в Иркутске уже не увижу — иначе и на тебя посержусь.

Ване, Есе и Катеньке мое благословение и поцелуй. Отцу Александру мой поклон. Он, наверное, сердится на меня за то, что вместо 800 р. он в Якутском отделении отдал только 176 р. Виноват, более не буду так оскорблять его. 3-го дня были у меня родители Ольги Ивановны с визитом. И если буду совсем здоров, когда буду делать прощальные визиты, то заеду и к ним — отконтровизитировать. Почта из Иркутска, по-настоящему, должна прийти 27 апреля, но дай Бог, чтобы пришла и в первых числах мая. А затем до последних мая нельзя будет уже ожидать никого из Иркутска.

Всем, кто спросит обо мне, сказывайте поклон. Разумеется, знакомым и почетным. Затем, призывая благословение Божие на Вас и на всю Вашу домашнюю церковь, остаюсь с открытым настежь к Вам сердцем. Отец Ваш

Иннокентий, А. Камчатский.

Апреля 22 дня. 1865 г.

Якутск.

Ваше Высокопревосходительство, Милостивый Государь![174]

Приношу мою искреннейшую благодарность Вашему Высокопревосходительству за Ваше милостивое и благосклонное письмо от 31 декабря минувшего года за № 8039, которое я имел утешение получить 17 мая и на которое имею честь ответствовать.

Затруднение, которое представляется при соображении о назначении преосвященного Петра (Новоархангельского) епархиальным архиереем, т. е. чтобы ни та, ни другая кафедра не оставались надолго без пастыря — может быть устранено следующим образом.

Если представление мое об открытии самостоятельной архиерейской кафедры в Якутске будет уважено, то на Якутскую кафедру назначить на первый раз преосвященного Новоархангельского Петра, а на место его в Новоархангельск назначить преосвященного Якутского викария Павла — с предоставлением ему управления Якутскою епархией до отбытия его в Америку. И в таком случае кафедра Якутская останется без личного присутствия архиерея не более 2-х месяцев, а Новоархангельская — около 4½ месяцев. Ибо они должны будут встретиться не иначе, как в Аяне (отстоящем от Якутска в 1,000 верстах). Первый из них отправится в Якутск, а последний — в Новоархангельск на том же корабле, на котором прибудет его предместник.

Но чтобы осуществилось это, и как можно скорее, то стоит только ныне же открыть Якутскую епархию (чего я усерднейше желаю и о чем убедительнейше прошу Ваше Высокопревосходительство), и преосвященному Петру послать указ, но не иначе, как заграничным путем; (ибо чрез Аян уже не успеть), т. е. или на кругосветном корабле Американской Компании, отходящем в августе или сентябре, или чрез Америку посредством той же Компании, и что может быть сделано не позже ноября или декабря.

Но чтобы преосвященный Петр непременно был на будущее лето в Аяне, я, будучи вполне уверен, что Ваше Высокопревосходительство исполните мою просьбу об открытии Якутской епархии — принял смелость ныне же написать ему чрез Аян, чтобы он на будущее лето постарался быть в Аяне для личных со мною совещаний по делам службы.

Я выше сказал, что преосвященный Петр может быть назначен на Якутскую кафедру на первый раз. Этим я хочу напомнить то, что я имел честь писать Вашему Высокопревосходительству в письме моем касательно открытия Якутской епархии, т. е. чтобы преосвященный Петр, по прибытии своем в Якутск, оставался там не долее, как только до открытия вакансии в средней Сибири. А вакансия эта, если только Вашему Высокопревосходительству будет благоугодно, может открыться при первом известии о кончине какого-либо преосвященного из Российских — обыкновенным перемещением одного на место другого.

Преосвященный Павел в настоящее время находится в Петропавловском порте (в Камчатке), в ожидании казенного судна, на котором он, по распоряжению Г. Военного Губернатора, должен быть отвезен прямо в Аян. И потому, если все совершится благополучно, преосвященный Павел в Якутске может прибыть даже около10 июля. А я намереваюсь отправиться из Якутска 8 июня.

С совершенным почтением и таковою же преданностью, честь имею быть, Вашего Высокопревосходительства, покорнейшим слугою

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 22 дня. 1865 г.

Якутск.

О. Ректору[175]

Рассчитать с возможною подробностью: сколько именно по каждой статье расходов может остаться денег в остатке к 1866 году? И донести мне о том официально.

Иннокентий, А. Камчатский.

Мая 30 дня. 1865 г.

Преосвященный Владыко, Возлюбленный о Господе Брат и Сослужитель![176]

Есть предмет по службе нашей, о котором необходимо нам переговорить и не иначе, как при личном свидании нашем. И потому прошу Вас принять на себя труд в наступающее лето 1866 года прибыть в Аян непременно.

Что же касается до дух. правления и архива Вашей канцелярии, то первому Вы можете дать предписание такое же, как и прежде, когда Вы собирались в путешествие для обозрения церквей. А архив и прочие духовные бумаги на всякий случай Вы можете, запечатав своею печатью, передать на хранение дух. правлению, составив или опись, или реестр.

При сем считаю нужным уведомить Ваше Преосвященство, что об этом путешествии Вашем в Аян мною предуведомлен Г. Обер-прокурор Святейшего Синода.

Поручая себя молитвам Вашим, имею честь быть с искреннею о Господе любовно и братскою преданностью

Июня 1 дня

Иннокентий, А. Камчатский.

1865 г. Якутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Поздравляю Вас с получением кавалерии, как говорят у нас в Сибири, поздравьте от меня с тем же и о. протоиерея Евсевия и всех прочих с получением знаков отличия. О. инспектор теперь, конечно, будет казистее в камилавке-то.

В Иркутск я приехал 10 числа и должен пробыть не менее, как до 26, в ожидании М. С. Корсакова, имеющего прибыть 22 к вечеру. Письмо Ваше от 18 июня я получил 22 июля, на которое и отвечаю.

Очень приятно слышать, что у Вас идет все так успешно по постройкам и поправкам. Спасибо Вам за то и от меня. И я жалею, что викариям нашим даны ордена не первостепенные, но это оттого, что ныне не на шутку начали наблюдать постепенность в наградах.

Разрешение на употребление 1½ руб., присланные из Главного Правления Р. А. К., при сем же посылается.

Выпросили у меня совета и наставления относительно сметы. Рад бы снабдить таковыми, но ничего не отыскалось в голове моей, а в чужую лазить не хочется, делайте, как знаете, только смотрите, чтобы отчет был составлен по форме.

Ситхинское письмо возвращаю Вам, получил и я оттуда письмо, в котором о многоглаголивом худого ничего не говорится. Слава Богу и за это.

Нового ничего нет. Преосвященный Порфирий, бывший Томский, скончался в Томске, скоропостижно, при жарком споре с секретарем. Обер-прокурор новый Дим. Ник. Толстой. Во многих местах жалуются на засуху и кобылку. Сохрани Бог, если и нынешний Год будет неурожай в Иркутской губернии, магазины все истощены.

Потрудитесь передать от меня поклон и искреннейшую благодарность за хлеб-соль Якутским почетным, начиная с Н. О. Скрябина и даже до последнего.

Да воздаст им Господь Своею милостью за любовь их ко мне.

Ну что, каков Ваш новый сотрудник наставленный, не таков ли, каков был смотритель Иркутского дух. училища, сиречь — нигилист. Сохрани, Господи!

Если Владыка приехал, поздравьте его от меня со всем, с чем сами будете поздравлять, если я не успею написать ему. Затем прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Июля 17 дня. 1869 г.

Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Предположение мое — как можно менее пробыть в Иркутске, далеко не сошлось с делом; вот уже 27 июля, а я все еще в Иркутске, и ранее 30 числа не выеду.

Причиною тому М. С. Корсаков: с 10 до 22 ожидали его, а теперь остаюсь в ожидании обеда, делаемого для него обществом и имеющего быть 29. И потому прибытие мое в Благовещенск должно быть не ранее 25-го августа и то — дай Бог!

Новостей здесь добрых нет никаких, а худых не оберешься, например, теперь производится следствие в Омске о преднамереваемом восстании или отделении Сибири от России… Главный коновод, некто Патанин, в Омске, а здесь в Иркутске — Щукин (сын Щукина учителя), он давно уже увезен в Омск; недавно увезли туда и Щапова нашего. И то и дело, что увозят туда то того, то другого, поговаривают, что едва ли не увезут и Стукова протоиерея. Загоскина обыскивали.

Предполагалось, по отделении Сибири от России, устроить штаты на манер Американских — смех и горе! Тому и другому есть основания — пока равносильные, а что будет впереди? Бог знает.

Нигилистов здесь — тьма тьмущая.

Виноват я перед Вами, кавалерами, тем, что забыл отослать на прошедшей почте ордена (грамот еще не получено). Но во сто крат виноватее я пред Иваном Платоновичем и Алексеем Яковлевичем тем, что не передал письма первому от последнего. Нет, вижу теперь, что мне нельзя уже надеяться на память. Пожалуйста, попросите у них извинения в моей непростительной неаккуратности: быть может, я этим сделал им какой-нибудь ущерб или замешательство в делах их, это меня очень тяготит. Но делать нечего больше, как только просить извинения. Письмо это я мог бы даже провезти и на Амур, так оно было у меня крепко уложено. Письмо это вложено в ящичек с орденами, передайте его по адресу. Употребите всю Вашу диалектику — защитить меня в неаккуратности. Почты от Вас нет еще и по сю пору, причиною тому, вероятно, необыкновенное мелководье в р. Лене, говорят, такое, какого никто не запомнит. Урожаев больших здесь не обещают, а за Байкалом, говорят, опять засуха. С Амура известия нового нет, а последнее только от первых июня, и об урожаях ни слова не было писано.

Что-то у Вас в Якутске? Если кобылка не помешает, то по-моему у Вас сена будет много, хотя бы даже была и засуха.

Сейчас получена новость: 24 июня Государь Император утвердил Общество Миссионерское, по докладу нового Обер-прокурора.

Р. А. Компании даны привилегии еще на 20 лет и с субсидиями от казны.

Вчера мы все трое служили в Вознесенском монастыре по случаю праздника Божией Матери Смоленской. Сего дня отправляемся на обед, а завтра все трое отправляемся в путь: Иркутский — по Лене до Мухтуи, Селенгинский — в Посольский монастырь, а я — восвояси.

Гаврила моего опять обокрали, и ничего не отыскалось. У жены его остались 2 платьица и две-три рубашки.

Почты от Вас нет и сегодня. Более писать нечего, да и некогда, сейчас отсылаю письмо на почту, а сам еду делать прощальные визиты. Если Владыка прибыл, поздравьте его от меня с прибытием. Потрудитесь передать мой поклон всем моим знакомым, и в особенности Михаилу Николаевичу Барамыгину, от которого я получил письмо от 23 февраля. Каков-то он здоровьем своим?

Прощайте, Господь с Вами и со всеми, Вам вверенными. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий А. Камчатский.

Июля 29 дня. 1865 г.

Иркутск.

Возлюбленный мой о Господе, Отец Протоиерей Димитрий!

Давным-давно я не получал из Якутска никаких вестей и писем. Не понимаю, чтобы это значило. Наконец я добрался до своего Благовещенска здорово и благополучно 28 августа. Слава Богу!

Новое из Св. Синода получил только то, что, наконец, дело о разводе Борисовой кончено и по-нашему. Жаль, что оно не попало мне прежде, чем я прибыл на Амур, но на этом не взыщет истица. Желаю ей доброго жениха.

Священник Иова Абазинский, во время путешествия своего по тунгусам, принадлежащего ведению Якутской области, сверх чаяния, слишком много израсходовал денег (720 руб.) и потому одно из мест походного священника зачислите за ним, не называя его, впрочем, Абазинским, а просто священником Куликаловым, впрочем, не более, как только на полгода. Не знаю, как и чем я восполню его дефицит. Он собирался было ехать еще и в будущем году. Но придется остановить за неимением харчей.

По Амуру урожаи хлебов отличные, и, если Бог поможет собрать все, что родилось, то хлеба будет очень много. За Байкалом же очень плоховато. Ни из Америки, ни из Камчатки не получено еще никаких бумаг.

Я своего сына Гавриила увольняю в Москву (и Питер) по его обету поклониться преподобному Сергию. А, между тем, поручаю ему делать сбор ризницы для Амурских церквей. На днях он отправляется с тем, чтобы в феврале воротиться домой.

Очень скорблю о том, что преосвященный Павел долго прожить должен в Петропавловске. Ах, уж эти моряки! Боюсь, чтобы не пришлось ему возвращаться в Якутск прежним путем. Во всяком случае, ранее последних сентября едва ли он может быть в Аяне, а если, паче чаяния, он уже в Якутске, то поздравьте его от меня с возвращением, и поклонитесь.

О. Донского еще нет на Амуре и по сие число, кажется, ему придется прозимовать в Благовещенске или в Албазине. Очень жаль! Жаль о. Иоанна Невского, что так много пришлось ему потерпеть в пути. Но, слава Богу за то, что он здорово приехал в Якутск. Более писать теперь ничего не имею. Каково здоровье Николая Федоровича? Ах, как жаль Ивана Васильевича! Кто мог думать, что он так скоро помрет? Ивану Платоновичу и прочим мой искренний поклон. Каков-то М. Н. Барамыгин? Скажите или напишите ему от меня поклон. Прощайте, Господь с Вами! Не поминайте лихом. Ваш вседоброжелательный слуга

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября 7 дня. 1865 г.

Благовещенск.

Не забудьте прислать денег на содержание Благовещенского училища. Смотрите к новому году ничего не оставляйте, иначе зачислять в смету на будущий год.

Высокопреосвященнейший Владыко, Милостивейший Архипастырь и Отец![177]

Исполняя искреннее и доброе желание сына моего Гавриила, за 15 лет рукоположенного Вашим Высокопреосвященством во иерея, а ныне уже протоиерея, я уволил его в отпуск до сентября, дав ему с тем поручение делать сбор на устроение церквей в Приамурском крае, который, по милости Божией, в лучших местах более и более населяется переселенцами из южных наших губерний, в числе коих, благодарение Господу, большая часть православных, которые потому усердно желали иметь в своих селениях храмы, а в тоже время не имеют к устроению их денежных средств. Число церквей и приходов со вновь предполагаемыми селениями будет простираться до 35. И нет сомнения, что оно время от времени должно увеличиться еще. А средств к тому представляется очень немного. И потому-то я принужденным нашелся обратиться ныне ко всем преосвященным, через епархии которых будет проезжать сын мой, также и к Вашему Высокопреосвященству, с моею просьбою — оказать нашим церквям пособие, если не деньгами, то священническими облачениями и одеждами. Я не смею здесь повторять Вашему Высокопреосвященству моей просьбы. Ибо вполне уверен, что все сделаете для наших церквей, что можно. Верно Вашему Высокопреосвященству уже известно, что я прошлую зиму и весну жил в Якутске, куда я ездил, главное, для того, чтобы оттуда представить Святейшему Синоду об учреждении там особенной, самостоятельной епархии, что и сделал уже давно, но еще не получил никаких известий о решении этого дела. Конечно, в настоящее время слишком большое затруднение может встретиться в деньгах. Но я требовал прибавления очень немного. По возвращении моем из Якутска, я подучил от Вашего Высокопреосвященства секретное отношение с замечаниями на ответы одного архиерея на вопросы, предложенные Св. Синодом касательно раскольников.

Не могу еще собраться ответить на эти заметки. Но могу сказать теперь только то, что я противник этих ответов, в Св. Синоде сказанных официально, что…….Следовательно, я не имел и не мог иметь намерений доказать мои мнения, тем менее настаивать на приведении в исполнение оные. Я отвечал только потому, что мне предложили вопрос, на который, как я понял, желали иметь ответ, как бы не определен он ни был — благоприятный. Касательно положения единоверцев и я сказал, что считаю возможным допустить к допущенному уже. Но я отнюдь не имел в виду, чтобы дали единоверческому архиерею независимость от высшей духовной власти. А я полагал дать ее — в виде викария — под зависимостью, если не митрополита, то Св. Синода. А если невозможно и это, то я готов взять мое мнение обратно, как не изъявивший, и приложить мой голос к общему голосу. Здоровье мое, слава Господу, довольно еще крепко, несмотря на 69-й год. Но зрение начинает видимо тускнеть в последнее время, и особенно левым глазом, не знаю, что будет, вместе слабеет тоже и память: чтобы помнить что-либо, мало уже прочесть один раз, как бывало то прежде, и даже мало двух раз, и потому волею и неволею приходится отставать от других. И потому, сказать по всей справедливости, если я еще могу служить, то только на этом моем месте, да и то не без опущений. На всяком другом месте я решительно не гожусь. И потому, возведение меня, на этих неделях, в члены Св. Синода, меня в первое время очень встревожило, да и теперь я не совсем спокоен. Умоляю Вас, Ваше Святейшество, Господа ради, примите на себя труд уверить Г. Обер-прокурора, чтоб он совершенно забыл меня при назначении кандидатов на какую бы то ни было епархию. Я, пожалуй, не буду (и не могу) отрицать; но пользы от того на другом месте решительно никакой не будет. А вреда и убытку немало. Одного только я желаю, и принял бы как награду: чтобы открыли Якутскую епархию.

Поручая себя молитвам Вашего Высокопреосвященства, имею честь быть с сыновнею преданностью и любовью, Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца, нижайший послушник

Иннокентий, А. Камчатский.

Сентября17 дня.1865 г.

Благовещенск.