Белый мир! Боги, духи, как же это невероятно – вернуться туда, где живет твое сердце! Я стояла посреди бесконечной ослепительной белизны и жмурилась от удовольствия. Рядом крутился счастливый Уруш, взрывая борозды в глубоком снегу, и мне казалось, что я никогда не покидала своего нового дома. Только одежда моего родного мира да магистр Элькос, с интересом изучавший взглядом дом моей названой матери, говорили, что впечатления обманчивы.

– Душа моя, вы говорили, что летом этот дом полностью покрывают цветы, – произнес магистр.

– Аймаль, – кивнула я.

– Удивительно, – негромко произнес маг. – Всё удивительно…

Я повернула к нему голову и улыбнулась:

– Да вы же еще ничего не видели толком, друг мой. Только святилище и дом моей матери. Еще ее саму и Уруша.

– Мэ-э, – заревел мохнатый рох, на котором приехал в священные земли Танияр.

– И роха, – не стала я возражать. Тут же показал морду Малыш, и мне пришлось внести новое уточнение: – Еще йенаха.

– А вы говорите – почти ничего, – усмехнулся магистр. – Девочка моя, всё здесь – чудо. Разве же мечтал я, Мортан Элькос, дожив до своих лет, что однажды смогу открыть врата в другой мир, да еще и сам окажусь там? Нет-нет, Шанни, каждая минута становится для меня восхитительным открытием. Я безмерно счастлив.

– Воля ваша, – улыбнулась я. – Наши чувства созвучны, друг мой. Я сама переполнена счастьем.

На пороге дома появилась Ашит. Она оглядела нас с Элькосом и кивнула на дверь:

– Есть идите.

– Мама приглашает нас к столу, – перевела я магу. – Лучше с ней не спорить.

– Я безумно хочу поговорить с ней, – сказал мне магистр. – Станьте моим переводчиком, дорогая. У меня столько вопросов.

– Непременно, – кивнула я. – Но вам нужно знать, Ашит отвечает только то, что считает нужным.

– Да-да, я помню, по каким принципам живет ваша названая матушка, – кивнул Элькос и посмотрел на меня: – Но вы уж постарайтесь ее разговорить.

– Хотите языки отморозить – мешать не буду, – уведомила нас шаманка. – И лечить тоже.

– Поспешим, – взяв мага за руку, сказала я, и мы направились к дому.

Однако войти мы так и не успели, потому что в двери показался Танияр. Он был одет и явно намеревался покинуть священные земли, потому что более причин быть сейчас в шубе у него не имелось. Я вопросительно приподняла брови, и супруг улыбнулся:

– Вернусь с повозкой. Втроем нам на рохе не уместиться. Идти далеко, а сейчас зима.

– Я поняла тебя, милый, – ответила я и подалась к нему.

Танияр коснулся моих губ легким поцелуем, после провел по щеке тыльной стороной ладони, и я отступила, позволив ему пройти к роху.

– Я буду ждать, – тихо сказала я ему вслед, но дайн услышал.

Он обернулся и ответил:

– И я вернусь к тебе.

Я еще некоторое время смотрела, как супруг забирается на роха и мохнатый, с виду неуклюжий зверь уносит его в бескрайнюю даль. Мне вдруг вспомнился в этот момент день, когда к маме приезжали трое всадников с вопросом. Она тогда прятала меня в лихуре. В тот день я также смотрела им вслед, но из окна, сгорая от любопытства и желания поскорее познакомиться с жителями Белого мира, но мудрая Ашит не спешила показывать меня.

Теперь я точно знала, что было тому причиной – предвзятое отношение к тем, кто отличается от любимых детей Белого Духа. А я тогда была не только зеленоглаза, но и рыжеволоса… Интересно, сейчас Отец волосы мне не выбелил заново, пока мы шли по пещере, значит, теперь Он хочет, чтобы я осталась собой. Как тагайни примут меня с этим пламенем на голове? Хорошо примут. Многие знали из моих рассказов, какая я на самом деле. Им будет любопытно, и не более. Я ведь по-прежнему их…

– Ашити!

– Иду, мама!

Послав вслед супругу воздушный поцелуй, я поспешила войти в дом и, сняв шубку и шляпку, сразу направилась к очагу. Я все-таки замерзла. Одежда моего родного мира грела хорошо, но здесь зимы были холоднее. Да и подошва сапожек оказалась тонка. Протянув руки к огню, я бросила на Ашит вороватый взгляд, ожидая выговора, но шаманка не спешила бранить меня.

Она что-то смешала в глиняной кружке и поднесла мне.

– Пей. Дайнанчи должен быть здоров, как и его мать. Пей, – повторила она и направилась к столу, за которым уже сидел Элькос.

Магистр водил взглядом по сторонам, и мне вдруг стало любопытно, как он, проживший большую часть жизни в роскошных покоях в королевском дворце, воспринимает простоту дома шаманки? Усевшись на свое место, я допила настой и, отставив кружку, спросила:

– Вас не пугает скудость после великолепия королевских чертогов, друг мой?

Маг ответил мне рассеянным взглядом. Наконец улыбнулся и махнул рукой:

– Ну что вы, душа моя, это всё мелочи. Я ведь не изнеженный аристократ, и богатство для меня не в золоте, а в наличии ресурса. Сейчас у меня его столько, что впору лопнуть. Так что у меня много поводов радоваться, но ни одного унывать.

Улыбнувшись ему, я перевела взгляд на шаманку и пояснила ей, о чем мы говорили. Она покивала и подвинула поближе ко мне тарелку с пирогами:

– Ешь. И он пусть ест. Скажи, Отец рад принять еще одно дитя.

– Белый Дух говорил с тобой, мама, – утвердительно произнесла я. – А… Отец не мог бы… – я замялась, и Ашит ответила прежде, чем я довела свою мысль до конца:

– Сам скоро научится. Он – хамче, помощь не нужна.

– Хамче? – переспросила я и нахмурилась, вспоминая книгу Шамхара.

Хамче… Это слово было мне незнакомо, и адан его не поминал. Вот о шаманах было, а про хамче…

– Дар в нем, – пояснила мама, так и не дождавшись, когда я пойму сама. – Много подарков – избалуется. Сам научится.

– О чем вы говорите? – спросил магистр. – И почему вы хмурились?

Теперь я пояснила Элькосу, о чем мы говорили, и маг оживился. Он поглядел на шаманку и спросил уже у нее, но, разумеется, я переводила:

– Стало быть, я могу вмешаться в разум человека? Там, откуда я пришел, это запрещено, если передо мной не преступник. Для этого нужно иметь особый дар.

– Отцу решать, кому и что дозволено, – ответила Ашит. – Сказал, сам говорить обучишься быстро.

– Ох, – только и ответил магистр. Он некоторое время молчал, переваривая первое послание Создателя, а потом спросил: – А я смогу… смогу увидеть Белого Духа?

– На всё воля Отца, – ожидаемо ответила мама, и я склонила в почтении голову:

– Отец мудр.

Шаманка покивала и, потянувшись, провела ладонью по моим волосам. После отстранилась и велела снова:

– Ешь.

Указав магу на блюдо с пирожками, я взяла первый и с удовольствием потянула носом, вдохнув хорошо знакомый уютный запах. И в эту минуту ни один гастрономический изыск не мог сравниться с мамиными пирожками. Это было, как ощущать аромат гармонии или счастья.

– О Хэлл, как же хорошо, – с умиротворением произнесла я и откусила первый кусочек, не забыв протянуть блаженно: – М-м-м…

– Ребенок, – усмехнулась шаманка.

– Да, весьма необычно, но вкусно, – отозвался Элькос.

Шаманка некоторое время наблюдала за нами, но вскоре встала из-за стола и отошла к моей бывшей лежанке. На ней, прислоненная к стене, стояла картина Элдера. Я проводила маму взглядом и последовала за ней с пирожком в одной руке и кружкой с этменом в другой. Остановившись рядом с Ашит, я улыбнулась:

– Это мои родные, мама, и друзья. За столом сидят мои родители и сестрица с мужем.

Шаманка нагнулась и с явным интересом всмотрелась в лица. Не знаю, что думала она в этот момент, но признаков ревности, испытанной моей родной матерью, я не приметила. Впрочем, я несправедлива, берясь сравнивать чувства двух близких мне женщин. Моя дорогая родительница выносила и родила меня, после растила и была рядом большую часть моей жизни. Да и потеря дитя сыграла свою роль. Для Ашит я была лишь названой дочерью, принятой ею по велению Создателя. Она полюбила меня, это я знала так же точно, как то, что сама привязалась к ней всей душой. И все-таки шаманка всегда знала, что я рождена другой женщиной.

Но главное – это разница в характере моих матерей и в их взглядах и принципах. Они были совершенно различны. Ее сиятельство желала быть участницей едва ли не каждой минуты моей жизни, а Ашит, напротив, считала, что вмешиваться без крайней нужды нельзя. Мой опыт – это только мой опыт, и получить его могу лишь я сама. Но в совете отказа не было, а это очень немало.

– Хорошая семья, – наконец произнесла мама. – А это кто? Глаза хитрые. Гляжу на него и вижу леная.

– Верно, – я весело рассмеялась, – змей и есть. Это его светлость герцог Ришемский. Я его много поминала, когда рассказывала о своей жизни в родном мире. Нибо – мой друг.

Ашит посмотрела на меня и заметила:

– Ты другого другом называла. А этот тебя обижал, потом помощником в делах стал, только ведь для своей пользы. Но сейчас говоришь, что он – друг.

Отставив кружку с недопитым этменом, я, обняв ее за плечи, уместила голову на плече шаманки.

– И вновь ты права, мама. Фьер и в этот раз помогал мне, но в дороге мне стал защитой именно Нибо. Он хитер, умен, но добродушен и может быть благородным. А еще он стал другом не только мне, но и Танияру.

– Да будет так, – кивнула Ашит и повторила: – Хорошая семья.

Мы вернулись к столу, где нас ждал магистр. В его глазах было любопытство и много-много вопросов. Элькос вдруг представился мне мальчишкой, попавшим в магазин, полный игрушек или сладостей, и теперь он не знает, за что схватиться сначала. Но хочется много и сразу. Я невольно рассмеялась.

– Что рассмешило вас, Шанни? – спросил маг.

– Вы показались мне забавным, друг мой, – ответила я. – Я кожей ощущаю, сколько вопросов вас полнит, и это напомнило мне ребенка, которого распирает от любопытства.

– Но мне ведь и вправду многое интересно, – пожал плечами магистр. – Однако я пока не стану лезть с вопросами и не буду мешать вашей беседе. Вы разговаривайте, а я попробую выучить язык, раз уж Создатель этого мира говорит, что мне это подвластно.

– Я поняла вас, – улыбнулась я и оставила мага в роли наблюдателя и слушателя.

Однако вновь заговорить я не спешила. Сначала хотелось насладиться собственными ощущениями. Я ела пирожки, попивала этмен и вдыхала запахи, царившие в доме шаманки. И единственным, что выбивалось из устоявшейся за год картины мира, было присутствие магистра. Он не казался неуместным в доме шаманки и в то же время пока был чуждым осколком иной реальности. О нет, ни в коем случае не вздумайте даже допустить, что я сожалела о его присутствии! Попросту видеть моего старого доброго друга в данном антураже было непривычно. Но и я ведь когда-то была чужда Белому миру.

– Мама, – скинув блаженное оцепенение, заговорила я. – Ты знала, что светловолосых племен было три, а не одно?

– Расскажи, – благожелательно кивнула Ашит, так и не дав мне ответа. – Всё расскажи, что узнала.

Мне вдруг подумалось, что она всегда знала больше о прошлом своего мира, чем рассказывала. Я едва удержалась, чтобы не спросить, но решила оставить вопросы на потом. Если мама до сих пор ничего не сказала, значит, и дальше будет хранить молчание. Переупрямить шаманку было попросту невозможно. И потому я перешла к повествованию Шамхара, начав его от рождения Белого Духа…

Ашит слушала, кивая время от времени, то ли подтверждая мои слова, то ли одобряя полученные знания, то ли просто принимая к сведению. А мне, пока я говорила, вдруг подумалось, что впервые я передаю забытую историю правильно – на языке Белого мира. Именно так она должна была звучать, именно так и была гармонична. Даже Танияру я рассказывала ее на своем родном языке. А теперь послание Шамхара, будто бриллиант, заиграло гранями, наполнившись ледяным светом Создателя.

Но особенно мне хотелось рассказать шаманке о религиозном культе, как блюли его в древности. Это и вправду было интересно. Начать хотя бы с савалара. Он олицетворял собой сам Белый мир. Когда-то Отец создал его как дом для себя и своей семьи. И савалар был домом духов. Не существовало храмов, посвященных кому-то одному, они все были вместе. И то святилище, которое показал мне Создатель в Даасе, было таким же, как любое другое в ином месте Белого мира.

Аданы, служившие в саваларе, не являлись священниками. Они не творили обрядов, не проводили ритуалов. Люди напрямую обращались к духам, посредник в этом был лишним. В общем, ничего общего со священнослужителями моего родного мира, как и с храмами. Аданы были учеными и смотрителями, а также воинами, охранявшими священные стены. Они помогали тем, кто искал помощи, и не мешали тем, кто желал уединения.

А вот шаманы к саваларам отношения не имели. Их как раз можно было назвать колдунами и чародеями, которые творили ритуалы с помощью духов. Шамхар отзывался о шаманах, как мне показалось, с толикой, нет, не пренебрежения, но иронии и снисходительности, какая была в словах Ашит, когда она говорила о знахарке Орсун. Хоть и признавали их дар, но почитали немногим выше знахаря.

Как и сейчас, шаманы жили в уединении и принимали учеников, если видели в них искру дара. Впрочем, в древности у шаманов не было того почитания, каким они обладали сейчас. К ним бегали за помощью, если отчаялись отыскать ее в ином месте. Призывали, однако, не афишировать это. Это даже считалось дикостью.

– А сейчас не осталось аданов, и шаманы приняли на свои плечи заботы о сбережении веры, – улыбнулась я.

– И сейчас, как раньше, – возразила мама. – Живем подальше от людей, чтим духов и идем, когда позовут. Мы не наставляем, не учим, только помогаем, когда об этом просят. Только тем с аданами похожи.

– Да, наверное, ты права, – чуть подумав, кивнула я. После поднялась из-за стола и отошла к окну. Здесь уселась на лавку и посмотрела на улицу. Однако белая пустыня была по-прежнему безлюдна, и я обернулась к Ашит: – Попросту, кроме шаманов, не осталось иной связи с духами. Шаман стал проводником воли Создателя, но не служителем культа, кем были аданы. Они не только поддерживали веру, но и делились знаниями. А теперь наставлять некому. Шаманы держат знания при себе, и народы отдалились друг от друга. Это неправильно.

– Вот и исправь, – пожала плечами Ашит. – Ума тебе хватит, как людей в нужную сторону повернуть. А муж тебе поддержкой станет. Не зря Отец его избрал первым из первых, не просто так тебя в жены дал. Знал, кому свои помыслы доверить. Вы с Танияром уже дорожку в нужную сторону топтать начали, а теперь и верное слово есть. А у меня свои законы, их держаться и дальше буду.

Я чуть помолчала, раздумывая не столько над ее словами, сколько над тем, что сама только что рассказала. Почему исчезли аданы? Шаманы остались, а служители Белого Духа – нет. Почему не повели свою паству дальше, уберегая от разделения? Хотя… Нет савалара, нет адана. Зато есть халимы. Быть может, ученые при храме стали просто учеными и, как все остальные, забыли свою историю и прежние науки? Вполне возможно. А шаманы сохранили свою связь с Создателем. Или же Он сохранил с ними связь, чтобы уже они стали проводниками Его воли. Возможно…

– Что-то Танияр не едет, – задумчиво произнесла я, снова поглядев в окно.

– Приедет. Как говорить закончишь, так и приедет, – ответила мама. – Тебе еще есть что сказать. Рассказывай. – И я продолжила.

Говорила опять только я. Ашит по-прежнему кивала, а магистр то закрывал глаза, и казалось, будто он задремал, то вновь следил за мной взглядом. Иногда в нем мелькала досада, но потом он вновь рассредоточивался, и Элькос становился отрешенным, а затем вновь прикрывал глаза. Досадовал ли маг на то, что не понимает ни слова, или же на что-то еще, я не могу сказать, да особо и не собиралась вникать в тот момент. Мои мысли полнила история Белого мира, и я продолжала описывать названой матери давно минувшие времена так, как рассказал мне о них главный адан савалара «Сияющий в Пустоте».

– Я еще не дочитала, – немного передохнув, произнесла я, когда мое повествование подошло к завершению. – Но у меня появилось ощущение, что речь вот-вот пойдет о восстании Илгиза и крахе целой цивилизации. Признаться, мне тяжело переходить к этой части. Прошлый мир был прекрасен. Да, понимаю, что Шамхар описывал мне историю в общем, он просто не сумел бы в одном шахасате передать все события. В его изложении это чистый мир без вражды и злобы. Однако Танияр прав, возможно, хватало и распрей, но адан желал оставить потомкам память именно о таком прошлом как об идеале, к которому нужно стремиться.

– Может, и так, – пожала плечами шаманка и поднялась из-за стола. – Соберу тебе травок. Хотя у тебя сейчас будет он, – мама кивнула на Элькоса, – он и без травок помочь сможет. Но я соберу. Зачем тратить дар, когда можно просто выпить травку?

– Ты мудра, мама, – улыбнулась я, но все-таки добавила: – Я чувствую себя хорошо. Мне ни разу не было дурно за всё время, что я ношу дитя. Ты что-то видишь, мама?

Она подошла ко мне и ткнула пальцем в лоб, как обычно не заботясь о силе прикосновения, и моя голова откинулась назад. Впрочем, обижаться я не стала. Лишь в глазах мага появилось недоумение, ему подобное обращение с благородной дамой было в новинку. И это Элькос еще не знал о затрещинах, которыми одаривала меня названая мать за непонимание!

– Глупая, – сказала шаманка. – Зима на улице, а ты ведь у печи сидеть не будешь. Опять побежишь по Иртэгену, куда голова укажет.

– Верно, – я усмехнулась. – Дел много, сидеть некогда. – А после склонила голову: – Спасибо за заботу, мама.

Ашит теперь ласково провела ладонью по моей голове и снова направилась к своим травкам. И в это мгновение Уруш, до того дремавший на своем месте, вскочил на лапы и развернулся мордой к двери. Он подобрался, заворчал, а я встрепенулась. Понять причину, по которой турым готов зареветь во всю немалую мощь своих легких, было несложно.

– Танияр едет, – огласила я очевидное для меня и шаманки, а после перешла на родной язык и пояснила Элькосу: – Танияр возвращается.

И поспешила к окну, заведомо зная, что, скорее всего, пока никого не увижу. Уруш чувствовал приближение гостей задолго до того, как их можно было разглядеть обычным человеческим взглядом. Сам турым, постукивая коготками по полу, последовал за мной и запрыгнул на скамью.

– Ждем, – сказала я своему маленькому другу.

После зарылась пальцами в его кудряшки, и турым снова заворчал, но уже от удовольствия. Улыбнувшись ему, я устремила взгляд в окно, однако, как и думала, пока еще никого не увидела. А потом пришла мысль, что вскоре я вернусь в свой дом, по которому безумно скучала. Увижу людей, чьи лица полнили мои сны. Услышу тысячу вопросов разом и буду купаться в искреннем простодушии айдыгерцев.

– Как любопытно, – произнес за моим плечом Элькос. Я обернулась к нему, и магистр пояснил: – Ваш супруг покинул нас всего четыре часа назад, а вы так радуетесь его возвращению, будто разлука длилась четыре недели. Или вы опасались за государя?

– Я не могу без него, – ответила я и вдруг смутилась.

Признание было искренним, и я невольно открыла затаенное… интимное. Оно вырвалось само собой, и я потупилась, а после вновь отвернулась к окну. Элькос накрыл мое плечо ладонью и пожал его.

– Я рад, душа моя, – сказал он. – Я безмерно рад, что ваше сердце полнится тем чувством, на какое способно. А еще рад тому, что вам отвечают тем же. Наконец-то в вашей жизни всё по-настоящему, а не тот суррогат, в котором вы существовали во дворце. Нет, король любил вас, это несомненно. Особенно в первые годы, однако это чувство было лишь тенью той великой любви, которую он испытывает к себе самому. Впрочем, из всех теней ваша имела самые четкие очертания.

– Я не желаю быть тенью, но желаю дышать полной грудью, – рассеянно ответила я. – И я дышу.

– В этом нет никаких сомнений, – произнес маг, и я подалась вперед:

– Вот он, друг мой, глядите.

Среди белоснежного покрова, укутавшего священные земли, стали приметны несколько темных точек. Пока еще сложно было понять, кто едет и сколько вообще человек, но уже понятно, что Танияр не один.

– Кажется, дайн не один, – заметил маг. – Кто же с ним?

– Должно быть, ягиры, – ответила я, не отрывая взгляда от тех, кто поспешал к дому шаманки.

С этими словами я встала и направилась к своей шубке. Мама повернула голову мне вслед, но говорить ничего не стала, хоть по глазам и читалась укоризна. На то она и мама, пусть и названая, чтобы заботиться о своем дитя. Однако остановить меня было невозможно, да и незачем.

– Куда вы, Шанни? – спросил меня Элькос.

– Выйду навстречу, – ответила я и широко улыбнулась: – Я соскучилась. По всем соскучилась.

– Ветер – он и есть ветер, – сказала мама и махнула рукой.

Рассмеявшись, я оделась, натянула шляпку, так и не завязав ленты, а после поспешила за дверь. А вместе со мной юркнул из дома и Уруш. Он посмотрел на меня, а затем, будто спущенная с тетивы стрела, бросился навстречу людям, ехавшим к нам. И я бы бежала за ним, если бы не глубокий снег и моя беременность. Сейчас такие развлечения были для меня недопустимой роскошью, и я осталась ждать у дома, продолжая следить за приближением мужа.

А вскоре я различила, что едут трое. Еще было непонятно, кто правит повозкой, но ее сопровождали двое всадников. Гордые воины меняли зимой своих скакунов на ездовых рохов, потому что по снежной толще лучше и быстрее передвигались именно эти тяжелые и с виду неповоротливые животные. А бедные саулы ожидали прихода весны, чтобы вновь нести своих седоков во весь опор по зеленому благоухающему ковру.

В общем-то, саулы зимой теряли все свои преимущества по единственной, но главной причине – в эту пору сражались с дикими животными, а не с людьми. Войны и долгие путешествия происходили летом, когда не угрожали голодные стаи и ночные метели. А потому быстроногий защитник, бег которого затруднял глубокий снег, становился бесполезен. А вот рохи спокойно пробивали себе дорогу в ледяной толще.

Однако я отвлеклась, как делала уже множество раз, а между тем всадники уже приблизились настолько, что я могла различать их лица. Впрочем, черты всё еще были неприметны, и, понять, кто именно едет, я пока еще не могла. И единственный, кого я опознала, – это был мой супруг. Сам дайн правил крытой повозкой, в которой нас с магистром повезут в Иртэген.

А еще спустя несколько минут я радостно всплеснула руками, теперь узнав своих телохранителей. Ну, конечно же! Кто бы еще поехал с Танияром до самого дома шаманки, если не они!

– Юглус! Берик! – воскликнула я и вот теперь поспешила навстречу.

За моей спиной скрипнула дверь, но на это я не обратила внимания. И на Уруша, кинувшегося мне в ноги заснеженным кудрявым комком, тоже. Я прошлась быстрым шагом по утоптанной колее и застыла на кромке, разделявшей шаманское подворье и остальные священные земли. После вскинула руку и помахала всем мужчинам разом.

Юглус, теперь я могла распознать ягиров, помахал мне в ответ. Мой первый телохранитель широко улыбнулся:

– Заждались тебя, дайнани. Долго же ты плутала по дорогам среди звезд.

– Дайн привел меня обратно на благословенную землю, – весело ответила я.

Берик казался более сдержанным. Он ничего не восклицал и не махал руками, но первым спешился и опустился передо мной на одно колено. Взяв его за плечи, я мягко велела:

– Встань, Берик. Сейчас тебе корить себя не за что. Впрочем, как и прежде.

– Я ждал тебя, – сказал ягир, поднявшись на ноги.

– И я вернулась, – ответила я. – Улыбнись, если рад меня видеть.

Губы ягира дрогнули в улыбке, и он произнес:

– Я рад тебя видеть.

– Милости Отца, Берик, – с ответной улыбкой сказала я и тепло обняла воина.

Мой телохранитель замешкался, но вскоре я ощутила, как его ладони легли мне на спину, и Берик наконец расслабился. А потом меня обнял Юглус, посчитав, что я буду не против. А я и не была против, даже рассмеялась, когда увидела лукавый блеск в его глазах. Этот телохранитель ни в чем себя не винил и был в этом совершенно прав. Мое исчезновение было волей Создателя.

– Все потрогали мою дайнани? – полюбопытствовал Танияр, но в его голосе не было ни негодования, ни даже толики ревности. Только ирония.

– Не дайнани, – возразил Юглус и указал взглядом на мой живот: – Дайнанчи. Раз уж Ашити его прячет, то остается трогать саму Ашити.

А потом его взгляд скользнул мне за спину, и лицо неуловимо поменялось, превратившись в хорошо знакомую мне маску каменного изваяния. То, что к нам подошел магистр, я не услышала, но по лицам ягиров поняла сразу. Обернувшись, я взяла Элькоса за руку и произнесла:

– Это магистр Мортан Элькос. Он добрый друг моей семьи и меня знает еще с пеленок. У нашего Айдыгера появился новый сын. Отец принял магистра и дал позволение пользоваться силой этого мира. Он – хамче.

В отличие от меня, ягиры сразу поняли, что подразумевает это слово, и почтительно склонили головы, но и только. Привычная маска так и осталась на их лицах. И я обернулась к магу.

– Позвольте представить вам, магистр, моих добрых друзей и телохранителей. Они – ягиры, но всегда сопровождают меня. Юглус, – я указала на названного воина, а затем на второго телохранителя: – Берик.

– Рад знакомству, – с улыбкой ответил маг, а я перевела.

– Милости Отца, – произнес Берик.

– Милости Белого Духа, – приветствовал нового знакомца Юглус.

– Теперь можно и в Иртэген, – усмехнулся Танияр. – Скоро начнет темнеть, а там и метель завоет. Надо поспешить. Рох не саул, быстро не домчит.

Произнес он это на языке моего мира, потому Элькос ответил:

– Скоро я выучу направления, и тогда добираться до места можно будет быстрее, чем на сауле.

Чтобы не быть невежливыми, я перевела диалог ягирам, и Берик отмахнулся:

– Быстрей саула никого нет.

– Ты просто еще не знаешь силу хамче, – подмигнула я. – Мы могли бы сейчас уже оказаться в Иртэгене, но магистру нужно кое-что запомнить для этого.

– Всему свое время, – сказал Танияр уже на языке Белого мира и подвел итог разговорам: – Поклонимся вещей и уезжаем. – Возражений ни у кого не нашлось.

Мама уже успела сложить в мой саквояж мешочек с травами и сверток с оставшимися пирогами. Она с достоинством кивнула вошедшим ягирам, отвечая на их приветствие, после приложила ладонь к моему лбу, благословляя, а затем обратилась к Танияру:

– После праздника лета жену привози. Здесь дайнанчи первый вздох сделает.

– Как скажешь, вещая, – склонил голову дайн.

– Ступайте.

Полог повозки закрывать не стали по моей просьбе. Ветер еще не поднялся, а мне хотелось увидеть тех, кто ждал нас у границы священных земель. И не только ягиров, но и сами земли Айдыгера. Хотел того же и Элькос, и для того, чтобы получить подтверждение этой мысли, не нужно было спрашивать. Кому не хотелось бы рассмотреть свой новый дом во всех подробностях?

– Не жалеете о принятом решении, друг мой? – спросила я, пока мы еще ехали по священным землям.

– О чем? – изумился маг. – Моя душа открыта Белому миру. Я хочу увидеть всё, о чем вы рассказывали, и познакомиться с людьми тоже хочу. К тому же мы здесь всего несколько часов, а для сожалений нужно времени значительно больше. Впрочем, я уверен, что для них попросту не будет повода. Кстати, – он поерзал, устраиваясь удобнее на жесткой деревянной скамье, укрытой шкурой. – Каким словом вы назвали меня? Хам… Хамше, кажется.

– Хамче, – улыбнулась я и пояснила: – Вы тот, в ком есть дар. Так назвала вас не я, а мама. Я лишь повторила.

Однако напоминание о новом для меня слове всколыхнуло любопытство. Я ведь и вправду ни разу не слышала его из уст жителей Белого мира, однако ягирам оно оказалось знакомым. Магией в известном мне смысле здесь не обладали, но слово, оказывается, имелось.

– Милый, – позвала я. А когда Танияр обернулся, спросила: – Тебе знакомо слово «хамче»?

– Да, конечно, – ответил супруг. – Почему спрашиваешь?

– Потому что я его никогда не слышала, – пояснила я. – Мама назвала магистра «хамче», но ведь магов в Белом мире нет… таких, как господин Элькос.

– Это слово не означает мага, – с улыбкой пояснил дайн. – Так называют людей, наделенных талантами. Тех, кому Отец преподнес свой дар при рождении. Слово используют нечасто, обычно говорят, что человек в чем-то лучший, что он мастер. Хамче уважают, но для этого нужно, чтобы его имя знали во многих таганах. Такое бывает очень редко, потому что каждый таган считает, что его мастера самые лучшие.

– Поняла. – Мое любопытство было удовлетворено. – Значит, всё верно. И пусть о магистре еще никто, кроме нас, не знает, но в нем дар Высших Сил. И тогда мы не станем навязывать людям чуждое им слово – маг, раз уж в этом мире уже имеется свое название одаренных.

– Верно, свет моей души, – улыбнулся Танияр, а магистр хмыкнул и повторил:

– Ну, хамче так хамче.

Ягиры нас не поняли, но любопытства, как водится, не показали. Воины выше любопытства, даже если от него ломит зубы. А вот у меня появился новый повод для проявления любознательности. Существуют ли в Белом мире другие одаренные? Быть может, есть что-то вроде спящего источника и будущего мага-хамче можно пробудить? А главное, нужно ли это?

Я даже заерзала и обернулась, но за мной была только плотная ткань полога. Должно быть, мы уже немало проехали и были много ближе к границе священных земель, чем к дому шаманки. Требовать повернуть назад я не стала и оставила свои вопросы на потом. Успеется.

– Что встревожило вас, душа моя? – спросил Элькос.

– Пришла в голову мысль, – ответила я. – Пока оставлю ее при себе. Сначала хотелось бы посоветоваться с мамой.

– Все-таки пока непривычно, что вы называете матерью не Элиен, – заметил магистр. – Но я еще ко всему привыкну.

– Позже попробуем отправить послание их сиятельствам, вдруг выйдет. И тогда им будет спокойней, – сказала я, вглядываясь вперед. Уже были хорошо приметны деревья, а значит, скоро мы окажемся на наших землях. Я улыбнулась и, сжав руку Элькоса, произнесла: – Но вот и Айдыгер, друг мой. Знакомьтесь.

– Невероятно, – шепнул наш хамче и устремил взгляд вперед.

– Ну что ты ворчишь? Разве саулы ворчат? Нет, они добрые, милые и замечательные. А ворчат только вредины и…

– Ветер.

Я обернулась и одарила неодобрительным взглядом Юглуса, который привалился к стене напротив стойла моего скакуна.

– Мьяв, – Ветер напомнил, что пришла я в ашруз ради его сиятельной персоны и отвлекаться на всех прочих, даже если это собственный телохранитель, права не имею.

– Прости, – извинилась я перед саулом, – нас прервали. Так вот…

Это была не первая наша встреча с Ветром после моего возвращения. Впрочем, о первой я все-таки расскажу. Она произошла почти сразу после того, как мы вошли в Иртэген.

– Жизнь моя, будь с ним строгой, – напутствовал меня Танияр. – Это ради него самого. На подворье ты привести его не сможешь. В доме саулу делать нечего, а на улице он замерзнет первой же ночью. У нас нет ничего, где можно его оставить. Помни, это ради него, – без тени улыбки напомнил супруг, и я кивнула, соглашаясь.

Как быть строгой со страдающим саулом, я не представляла. Когда мы с Ветром встретились после моего второго похищения илгизитами, он хотя бы успел выказать и радость, и недовольство. А сейчас мне предстояло показаться бедняжке и оставить его в стойле…

– Ох, – вздохнула я и вошла в ашруз.

Ветра я обнаружила в полном унынии. Он отвернулся к стене и, склонив голову, уперся в нее лбом. Сердце мое наполнилось жалостью в то же мгновение. Подбородок мой задрожал, и по щекам побежали слезы.

– Мой дорогой мальчик, – всхлипнула я. – Мой бедный Ветер…

Он вскинул голову и порывисто обернулся. Короткий миг взирал на меня, а после издав душераздирающее: «Мьяв!» – бросился на дверцу стойла.

Я обхватила шею саула руками, пытаясь удержать от попытки сделать себе больно. Не стану рассказывать во всех подробностях, какой поток эмоций был излит на меня верным скакуном, он мало чем отличался от прежнего. Негодование, жалобы – всё это был обрушено от всей саульей души. Мы даже поругались немного, когда я уже пыталась уйти. Я едва успела отвернуться, как Ветер схватил меня зубами за плечо. Больно не сделал, но держал крепко. И повторял это каждый раз, как только я вновь собиралась удалиться. В результате довел меня до белого каления. После того как высказалась уже я, скакун гордо отвернулся. Фыркнув, я ушла, не забыв, правда, пообещать:

– Завтра приду к тебе.

Обещание, разумеется, я выполнила. И за ту неделю, что вернулась, навещала Ветра по три раза на день. Но даже если бы сейчас было лето, я бы не села на него, потому что был кое-кто, имевший, несомненно, большую ценность, чем саул, как бы я ни любила своего скакуна. И просто гулять я его не выводила, чтобы не расстраивать нежеланием сесть в седло. Выгуливали его ашеры, а я приходила в ашруз, чтобы мой мальчик привык к мысли, что я вернулась и больше никуда от него не денусь.

Он, конечно же, моему появлению был рад, но в силу своего характера не мог отпустить, не посетовав на свое нынешнее положение. И тогда происходили беседы, которые забавляли ашеров, моих телохранителей и Элькоса, который сопровождал меня повсеместно, знакомясь с людьми и Иртэгеном в целом. Но о хамче я расскажу чуть позже, пока же мне надо было закончить ворковать с Ветром.

– Не надо ворчать, мой дорогой, – вернулась я к прерванному диалогу. – Ты же знаешь, что я скоро снова приду к тебе. Я больше никуда не денусь, уверяю тебя! Ну, посмотри. – Я распахнула шубу, сменившую шубку матушки, и показала свой живот. – Куда мне сбегать? Я уверена, что исполнила всё, что желал Создатель, остальным же буду заниматься в Айдыгере, а значит, ты будешь со мной.

– Мьяв, – возразил саул.

– Не могу я на тебя сесть, понимаешь? Потерпи, дорогой. Придет весна, и ты повозишь меня в повозке. А когда родится дайнанчи и я оправлюсь, то мы непременно промчимся с тобой во весь опор. Ты же знаешь, как я обожаю твой бег.

– Всё же они различны с Аметистом, – произнес Элькос, наблюдавший за мной. – Мне поначалу показалось, что история повторяется, но ошибся. Аметист был величайшим эгоистом, и весь мир должен был крутиться вокруг него. А Ветер привязан к вам, душа моя, и отсюда все эти пассажи и ваши уговоры.

– Верно, – ответила я, поглаживая саула. – Аметист и Ветер схожи лишь на первый взгляд, они оба невероятно артистичны. Но господин Аметист пользовался своим даром, чтобы привлечь к себе внимание. А Ветер желает быть рядом, потому что дорожит мной. Впрочем, он умеет быть тираном, а я попадаю под влияние что афериста, что опекуна. Уж таково мое женское сердце, – обернувшись, с улыбкой закончила я.

– Мьяв, – встрял саул.

– Нет уж, – я вернула ему свое внимание, – нам пора прервать дискуссию до следующей встречи. Уж прости, но у меня еще есть дела.

И я отступила назад, увеличив между нами расстояние настолько, чтобы Ветер не мог удержать меня, уже привычно ухватив зубами за плечо. Саул зашипел, выразив неодобрение, но я не поддалась, и визит на этом был окончен.

– Куда идем? – спросил хамче, пристроившись рядом, когда я выходила из ашруза. – На курзым?

– Нет, – ответила я. – Там мы уже были несколько раз. Я увидела всё, что хотела, и всем довольна. Эчиль и Керчун – молодцы. Впрочем, я изначально думала, что людям нужно лишь указать направление. Они слишком долго спали, но теперь глаза открываются, и я безмерно этому рада.

– Когда вы расскажете им их историю?

Я посмотрела на магистра, после отвела взгляд и отрицательно покачала головой:

– Пока рано, мой друг. Я еще не всё прочитала и не во всем разобралась. Когда сойдет снег, мы прокатимся с вами на другую сторону священных земель. Я хочу узнать, что там находится. К тому же говорить надо не только с тагайни. Белый мир – это все его дети. Но тем, кто к нам ближе, я все-таки кое-что расскажу раньше остальных. А как ваши успехи?

– Продолжаю разбираться, – уклончиво ответил Элькос, и я поняла, что у него всё еще не получается.

Я спросила магистра о его попытках выучить язык Белого мира. То, что новоявленный хамче воспринял с энтузиазмом, на деле оказалось не так уж и просто. Тут сказалось отсутствие опыта работы с чужим сознанием. Да, он мог влезть в голову и заставить открыть все затаенные мысли, но это было вовсе не то, что помогло бы магу заговорить без уроков и пояснений.

– Понимаете, девочка моя, – говорил мне Элькос, – то, что я делал прежде, можно сравнить с топором, которым пытаются вырезать тонкий узор из бумаги. Сейчас же мне необходимо, не нанеся вреда носителю, получить его знания. Это ювелирная работа, и топор уже не поможет. Я не менталист, и нас не обучали работать с разумом человека. Тут ведь этическая подоплека, сами понимаете. Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу, а потому буду и дальше искать путь.

Я одобрительно улыбнулась. И желанию магистра искать путь, и его отношению к людям, но не меньше меня порадовали слова о Белом Духе. Элькос принял Отца, как Он принял новое дитя. Одна только эта его фраза «Однако Белый Дух сказал, что я могу с этим справиться, и значит, мне это и вправду под силу…» говорила о том, что он видел в Ашит лишь посланца, но отправителем – Создателя. Ни капли сомнений в том, чьими устами стала шаманка, и это безмерно радовало.

– Я пробовал всяко, – тем временем продолжил нашу беседу Элькос. – Я пытался считывать с ауры, но, конечно же, более чем состояние и чувства говорящего человека не уловил. Нужно прожить хотя бы половину того времени, что существуют танры, чтобы научиться большему. Я осторожно проникал в сознание, чтобы попытаться увидеть образы, и уже по ним сопоставить услышанные слова. А еще следил за говорящим, за движением его губ и языка, но понимания так и не пришло. Признаться, я в растерянности. Язык – это ведь песня души, он способен облекать в слова мысли и образы, а я остаюсь немым. Досадно. Во всем Белом мире есть только два человека, с кем я могу общаться, но этого безумно мало, когда вокруг тысячи людей. Это словно бы… словно узник! И только два сокамерника могут составить весь твой круг общения… – Неожиданно разгорячившийся магистр выдохнул и повторил уже тише: – Досадно.

Его слова натолкнули меня на одну мысль. Помогло бы это моему доброму другу, сказать было сложно, но я решила поделиться своими соображениями.

– Знаете, дорогой мой, – произнесла я, – когда-то Отец научил меня слушать музыку жизни. Вроде бы ничего особенного. Ты слышишь все эти звуки каждый день и не обращаешь на них внимания, потому что воспринимаешь каждый по отдельности, и это создает скорее какофонию, чем мелодию, полную гармонии. Я однажды упоминала об этом, а теперь повторюсь, потому что ваши слова о песне души вернули меня в священные земли, где я танцевала для Него под мелодию жизни. Что если и вам попытаться сделать что-то подобное? Вряд ли я бы сумела таким образом изучить чужую речь, но вы ведь маг и, как маг, возможно, сумеете разложить слова на некие составляющие, которые будут вам понятны. Наверное, путано, но, надеюсь, вы меня поняли.

– Хм-м… – протянул магистр. – Что-то в этом есть. Я подумаю над вашими словами, дорогая. По крайней мере, попытаюсь. Благодарю, – он прижал ладонь к груди и поклонился.

– Если моя идея поможет, буду только рада, – улыбнулась я. – Чем быстрее люди начнут понимать вас, тем быстрей вы станете для них своим. Наш народ дружелюбен, но с подозрением относится к чужакам.

– Это уж верно, – фыркнул хамче и неприязненно передернул плечами.

О чем, точнее, о ком он подумал, я понимала – Сурхэм. Наша прислужница отнеслась с неодобрением к тому, что в доме дайна появился еще один жилец. Впрочем, более всего негодовала она из-за пола магистра. Мужчина в доме! И даже напоминание, что в доме каана мужчин всегда было немало, ее не успокоило.

– Ягиры охраняют, прислужники заботятся, а этот что делает? Целыми днями вокруг тебя вьется, по пятам ходит. А ты – жена дайна! И говорите непонятно…

Так что, подозреваю, главной причиной этой нелюбви было то, что Сурхэм попросту оставалась безмолвным свидетелем чужой беседы. Ни сунуть нос, ни дать совет, ни подслушать, в конце концов! Сплошные расстройства для любопытной тагайни. Однако свои расстройства она вымещала на маге, подчеркивая и без слов, что недовольна его появлением.

Конечно, с хранительницей нашего очага была проведена беседа. Я попыталась донести до Сурхэм, что Элькос – старинный друг моих родителей, что я для него как дочь и что его «безмолвие» ненадолго. Даже повысила тон и в тысячный раз напомнила, кому и что она пытается указывать. Прислужница в ответ тоже в тысячный раз надулась, задрала нос и… продолжила свои выходки, но уже вне поля моего зрения.

Элькос, как мужчина и мужчина взрослый, не жаловался и старался не сорваться. Тем более у него была немалая выучка в общении с государями Камерата, имевшими желчный характер. Однако Сурхэм оставалась всего лишь прислужницей, а не монаршей особой, и потому мириться с ее предвзятым отношением приходилось по иным причинам, но со временем это могло и вовсе перерасти во взаимную вражду. И это я сейчас ясно увидела.

– Мы угомоним гарпию, – накрыв руку магистра ладонью, сказала я с улыбкой. – Сурхэм – добрая и заботливая женщина. Вредная и зачастую забывается, но на это у нее есть некоторое право. Танияр ей как сын, и меня прислужница также встретила с подозрением. Она бдительно охраняет честь и достояние своего господина, и я нашла путь к ее сердцу именно через отношение к Танияру. Попытаемся отыскать и ваш путь…

– Не намереваюсь пресмыкаться перед вздорной женщиной, – сухо ответил хамче, и я поняла, что Сурхэм начала сильно его раздражать.

– Вот уж чего я не предлагаю вам делать, так это пресмыкаться, – я укоризненно покачала головой и добавила: – Как не пресмыкалась и я. Мы просто с ней поговорили по душам. А раз пока вы этого сделать не можете, то остаются поступки. Поверьте, друг мой, я на вашей стороне.

– Ну… ну, хорошо, – проворчал Элькос, успокоенный моей поддержкой, – посмотрим, что можно со всем этим сделать.

Я вновь улыбнулась и, приобняв магистра, поцеловала его в щеку. Тут же за моей спиной что-то проворчал Юглус. Я обернулась к нему и ответила укоризненным взглядом.

– Хамче мне как второй отец, – сказала я.

– Как скажешь, дайнани, – ответил ягир.

Я вздохнула. Знание языка все-таки важно. Ягиры к новому айдыгерцу относились ровно. Они не выказывали враждебности и не вредничали, как Сурхэм, но и сойтись с Элькосом не могли, попросту не понимая его и наших разговоров. Они привыкли к нашему с ними легкому общению, привыкли быть не только охранниками, но и собеседниками, помощниками и советчиками. Со мной они не хранили на лицах каменного выражения, но открывались и были самими собой. А теперь оказались вынуждены просто оставаться тенями, шагающими за двумя людьми, которые говорили непонятно о чем.

И я, остановившись, вновь обернулась к Юглусу. Взяв его за руку, я пожала ее и улыбнулась:

– Потерпи, мой друг, скоро он научится говорить на языке Белого мира, и тогда всё будет проще. Дай немного времени. А пока мы с Танияром остаемся единственными, кто может понять хамче. Ему тоже нелегко. Но магистру я дорога, и он хочет принести пользу Танияру и всему Айдыгеру. Он наш друг, и ты сам это увидишь, просто нужно еще немного времени. Понимаешь?

– Я понимаю тебя, Ашити, – кивнул телохранитель, пожав мне руку в ответ.

– Так куда мы идем? – спросил Элькос.

– На стену, – пояснила я ему. – Хочу еще раз позвать, вдруг откликнутся.

И вот теперь я подошла к самому печальному событию, случившемуся за время моего, а после нашего отсутствия с Танияром. Наши рырхи… они убежали. Да, моя клыкастая гвардия, защитники Иртэгена от голодных стай, ушли в одну из этих стай. Впрочем, они выполняли возложенные на них надежды и, пока дайн не покинул Белый мир, ходили с признанным ими двуногим вожаком за стену.

Танияр пробовал отправлять рырхов одних с ягирами, но тут возникла неожиданная сложность – воинам хищники повиноваться не желали. Нет, они шли вместе с людьми, но начинали яриться и требовать подчинения, если тот же Берик лез вперед и не понимал, чего хотят звери. Происходило почти то же самое, что и на первой охоте с кийрамами. Бежать вместе можно, убивать тоже, но не лезть поперек Мейтта. Правда, кийрамам было запрещено приближаться к убитой добыче, от ягиров же рырхи ждали только признания их верховенства.

Но, что примечательно, в стенах Иртэгена рырхи становились милы и безобидны. Они ни на кого не рычали, любили заглянуть на курзым, чтобы получить свою порцию свежего мяса, приготовленного торговцами, могли дурачиться и играть посреди улицы… О, не думайте, что им позволяли бегать по поселению в одиночестве. В эти минуты рядом был Танияр.

Правда, на курзым мои звери могли сбегать после возвращения из-за стен, вместо того чтобы войти на наше подворье, но после курзыма шли в свое «логово» без всяких понуканий и сопротивления. Люди даже перестали обращать на них внимание. Впрочем, дурных, кто бы пожелал подойти к хищникам, не имелось. Иртэгенцы шли по своим делам, рырхи по своим.

Но вернемся к защите Иртэгена от голодных стай. Увидев, что выход с воинами за ворота может закончиться трагически для людей или рырхов, Танияр принял решение выпускать зверей одних. Теперь ягиры помогали им со стен, если видели, что на наших подопечных могут напасть дикие собратья. Так прекратились распри, и угроза нападения на своих оказалась сведена к нулю. И как только стаи уходили, наша троица заходила в ворота. А дальше или подворье, или курзым, это уже рырхи решали сами, если, конечно, их не перехватывал двуногий вожак.

А потом исчез и Танияр. Звери несколько раз вышли в свой рейд за ворота и однажды уже не зашли. Их звали, даже искали, но троица не откликалась. Кийрамы рассказали, что видели их в одной из стай. Тоже звали, однако рырхи хоть и оглянулись, но подходить не стали. Так мои малыши ушли во взрослую жизнь, и я, узнав об этом, расстроилась до слез. Признаться, и по клыкастой троице я скучала не меньше, чем по людям или Ветру.

Понадеявшись, что голос матери сможет вернуть их назад, я пошла на стену еще в день моего возвращения. Я звала рырхов, укоряла и пеняла, что они обрекли себя на голод, но никто так и не появился.

– Может, ушли далеко, – попытался успокоить меня ягир, стоявший на страже Иртэгена.

Я одарила его мрачным взглядом, вздохнула и ушла на подворье. На следующий день я снова звала, и через день. А потом Танияр сказал, что надо довериться Хайнудару. Если он пожелает, то вернет наших хищников домой.

– Может, дух желал, чтобы мы помогли им вырасти и окрепнуть, а теперь у рырхов началась их взрослая жизнь. Они ведь и вправду взрослые, свет моей души.

– Хоть бы еще разочек их увидеть, – всхлипнула я.

– На всё воля Отца, – философски ответил супруг, у меня возражений не нашлось. Но сегодня я все-таки еще раз решила попытать счастья.

Мы втроем поднялись на стену. Я кивнула на приветственные поклоны ягиров и, застыв, вгляделась в даль. Большая поляна была похожа сейчас на огромное выбеленное полотно. Совершенно ровное и ослепительно чистое. Ни единого следа не пересекало его, и даже если вчера их было великое множество, то за ночь метель навела свой порядок и вернула нашему сангару первозданную дикость, не тронутую ни звериной лапой, ни человеческой ногой.

– Да-а… – протянул магистр. – Даже не верится, что за прошлое лето на этом месте произошло столько событий, о которых вы рассказывали. И праздник, и война, и рождение Айдыгера… Невероятно.

– Вы повторили мое любимое слово, мой дорогой друг, – с рассеянной улыбкой ответила я. – Весь прошедший год я только его и говорила. Всё здесь невероятно и восхитительно в равных долях.

– Может, и так, – ответил Элькос. – Я пока только знакомлюсь с этим миром.

– Вот увидите, – уверенно сказала я и не глядя взяла за руку. – Друг мой, помогите мне, усильте голос. Вы ведь умеете это, насколько я помню.

– Да, разумеется, – чуть склонил голову хамче и встал за моим плечом. – Давайте попробуем. Этот навык с новой силой я еще не проверял.

Кивнув, я кашлянула, прочищая горло, а после крикнула:

– Мейтт! Бойл! Торн!

После вновь замерла, вглядываясь в даль. Но никто не спешил к Иртэгену, и я воскликнула, вдруг испытав отчаяние:

– Мейтт! Ну где же вы?! Мейтт!!! – И закончила уже тихо: – Я так скучаю по вас, детки…

И вновь ответом мне была тишина. Никто из рырхов так и не показался. Я простояла немало, снова выкрикивала их клички, а потом сдалась. Значит, и вправду пришло время попрощаться с моими лохматыми детками. Воля Хайнудара исполнена, и трое детенышей не погибли. Мы сберегли их, вырастили и крепко поставили на лапы… надеюсь.

– А что если они погибли… – охнула я от неожиданной догадки. – Что если дикие собратья их не приняли? О Хэлл, – прикрыв ладонью рот, прошептала я, и поляна расплылась перед моим взором. – Хайнудар, не допусти, молю…

– Дорогая, ну что же вы снова плачете, – по-отечески тепло обнял меня магистр. – Всё бы вам слезы лить. Что вас так расстроило? То, что ваши звери не откликнулись? Так ведь их и вправду может не быть в этих землях. Стая могла уйти.

Элькос не понял меня, потому что говорила я на языке Белого мира. Зато поняли ягиры, и Юглус подступил ближе:

– Зря плачешь, Ашити. Они сильные и свирепые. И стоят друг за друга, в стаях такого нет. Они скопом нападают на одного…

Он замолчал под моим взглядом. Скопом! Трое против стаи! Да они попросту не выстоят против голодных хищников, а эти звери допускают каннибализм… И перед внутренним взором вновь встала картина из прошлой зимы, когда двое хищников рвали тело своего вожака, убитого Танияром.

– Отец! – надрывно всхлипнула я.

А потом по телу пробежала стайка мурашек. Она возникла под ладонью магистра и тонким ручейком потекла по позвоночнику, добралась до поясницы и разбежалась по всему телу. Но уже спустя короткий миг я ощутила тепло, ласковое и доброе тепло, обнявшее меня, словно заботливые руки, какими были руки моего старого друга. А следом пришло успокоение. Я перестала всхлипывать и затихла.

– Вот и хорошо, – услышала я голос хамче.

Подняв на него взгляд, я шмыгнула носом и слабо улыбнулась:

– Благодарю. Только я всё равно переживаю за них.

Я оборвала саму себя, но новых слез так и не появилось. И хоть я чувствовала себя подавленной, но острых переживаний уже не было. Только надежда, что детки и вправду живы, потому что они умные и сильные. Не оставь их, Хайнудар, своим покровительством…

– Идемте, – сказала я и первой направилась к лестнице.

Юглус меня понял, потому что я говорила на языке Белого мира, а магистр просто последовал за мной. Мы успели спуститься до среднего яруса стены, когда сверху крикнули:

– Дайнани, рырхи!

– Что?

Погруженная в невеселые размышления, я обернулась и с непониманием посмотрела на воина. И он махнул рукой за стену:

– Трое рырхов вышли на поляну.

Осознав, я охнула и поспешила вниз. И в этом стремительном движении чуть не съехала по ступенькам, но крепкая рука Юглуса удержала, а магистр строго произнес:

– Что же это вы, душа моя. Вам ли бегать зимой по открытым лестницам?

– Кажется, меня услышали, – только и ответила я. А затем воскликнула: – Откройте ворота! Выпустите меня!

– Дайнани, – теперь строг стал и телохранитель. – Мы не знаем, они ли это. Звери были в стае…

– Так идем со мной, – отмахнулась я. – И от ворот я отходить не буду. Если это не наши рырхи, то сразу войдем в Иртэген. А мои детки меня не тронут. Да откройте же!

Ягиры, стоявшие возле створ, приоткрыли одну из них, но лишь настолько, сколько нужно было, чтобы пройти одному человеку. И первым вышел Юглус, после я, а следом за мной высунул нос магистр.

– Это вот это ваши детки?! – в изумлении охнул Элькос, но я не обратила внимания.

Выбравшись из-за плеча своего телохранителя, я смотрела на трех рырхов, неспешно шествовавших к Иртэгену. И пока было неясно, мои ли это подопечные, или же просто совпадение, но оторвать взгляда от них я не могла. И в эту минуту я не понимала, как рырхи могли показаться мне когда-то неприятными, даже жутковатыми. Я любовалась статью серых исполинов, их по-своему грациозной поступью мощных лап, тем, как горделиво они несли свои тупоносые головы.

– И глазки у них голубые, – умиленно произнесла я, ни к кому не обращаясь. – Красавцы.

– Но только наши, – добавил Юглус, потому что говорила я на языке Белого мира.

Улыбнувшись, я сделала шаг вперед и подняла руку:

– Мейтт!

И они перешли на рысцу, а после и вовсе побежали. Я хотела поспешить им навстречу, но телохранитель удержал меня на месте.

– Ошейников пока не видно, – резонно заметил он.

Одарив его неодобрительным взглядом, я все-таки осталась стоять на месте, но сердце мне говорило, что ошибки нет. Это были мои дорогие детки, и они спешили к своей названой матери.

– Есть ошейники! – торжествующе воскликнула я. – Мейтт! Бойл, Торн! Мои дорогие, – захлебнулась я от восторга и зашагала к ним навстречу, а вместе со мной и Юглус. Только Элькос остался в воротах, справедливо рассудив, что так будет надежнее.

Они немногим не добежали до меня. Первым на брюхо упал Мейтт, а за ним и брат с сестрой. Вожак пополз в мою сторону, но вскоре вскочил на лапы и бросился навстречу. Бойл и Торн остались лежать, словно дав брату первым приветствовать меня.

– Мейтт, мой дорогой мальчик, – проворковала я, обхватив его голову. – Как же я по вам скучала, детки. Зачем вы убежали, зачем оставили свой дом? Бойл! Торн, ну идите же ко мне, идите!

И тогда отставшие рырхи медлить перестали. Они ластились, заглядывали в глаза и порыкивали, а я пыталась погладить и приласкать всех разом.

– Боги, как же вы похудели, посмотрите только на себя, – запричитала я, справившись с первыми эмоциями. – Зачем убежали, зачем? Поглядите только на себя, это же просто ужас! Но теперь я снова откормлю вас, вот увидите. Идемте же, идемте скорей…

Я потянула Мейтта за ошейник, но он вывернулся и даже отбежал в сторону. Растерявшись, я снова позвала его, но рырх остался стоять на месте и уже не спешил приближаться. Тогда я сама направилась к нему, но Мейтт опять увернулся. А следом за ним отбежали и Торн с Бойлом.

– Но как же…

– Не пойдут, – огласил очевидное Юглус. – Отозвались, пришли с матерью встретиться, но назад не хотят.

– Я вижу, – с ноткой раздражения буркнула я, но решила предпринять еще одну попытку и протянула руки к рырхам: – Детки…

Они не сдвинулись с места. Не убежали, но и не подошли. А потом на поляну вышли еще несколько рырхов, но уже диких и совсем недружественных нам. Один из них громко зарычал, и мои хищники, вдруг вздыбив шерсть, стремительно развернулись. Мейтт зарычал в ответ.

– Это ваша стая? Они зовут вас?

Мейтт порывисто обернулся и, коротко заскулив, бросил на меня взгляд. После вновь развернулся к чужим рырхам, зарычал, и вся троица бросилась на другую сторону поляны. Чужие хищники исчезли из поля зрения.

– Защищают, – произнес Юглус. – И Иртэген продолжают защищать, хоть и не здесь. Теперь редко какая стая сюда забредает.

– До свидания, детки, – прошептала я. – Я буду скучать и ждать вас…

– Идем, дайнани, – ягир накрыл мое плечо ладонью, и я согласно кивнула.

Магистр, дождавшись, когда мы приблизимся, отошел от ворот, а после покачал головой:

– Однако вы отчаянная. Я, признаться, испугался, когда они побежали на вас. Уже хотел закрыть вас, но звери упали на брюхо, и я растерялся, потому пропустил момент, когда Мейтт снова кинулся к вам.

– Я же их мама, – рассеянно улыбнулась я. – Мне они дурного не сделают.

– Надо выучить повадки местных животных, – сделал пометку для себя самого Элькос, – чтобы лучше понимать, кто и когда опасен. Куда теперь?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Мне немного грустно. С одной стороны, я счастлива, что мои опасения оказались напрасны. Рырхи живы и невредимы. Еще рада, что они откликнулись и прибежали, но расстроена, что отказались вернуться. Мне надо собраться с мыслями.

– В этом вам всегда помогали дела, душа моя, – улыбнулся хамче.

Чуть подумав, я согласно кивнула. Почему бы и нет? Возвращаться домой мне пока не хотелось, к тому же до стены у меня имелись определенные намерения. А значит, мне есть чем отвлечься.

– И что вы решили? – с улыбкой спросил магистр.

– На курзым! – провозгласила я.

– Но там же нечего делать, – напомнил Элькос.

– Друг мой, для того, кто хочет, дело найдется всегда. На курзым, – повторила я, мы зашагали в царство уважаемого Керчуна.

Я открыла глаза и устремила взгляд в потолок. После подняла подушку и, сев поудобнее, погладила живот.

– Тебе не спится, счастье мое? – прошептала я, ловя шевеление малыша.

Теперь это можно было не только ощутить, но и увидеть. И я попыталась поймать бугорок, появившийся на животе, но дайнанчи ускользнул, и бугорок появился в новом месте. Я улыбнулась и прикрыла глаза, прислушиваясь к шалостям сына. Рядом глубоко и ровно дышал Танияр, и звук его дыхания я тоже слушала с удовольствием. Он был уютным, как треск поленьев в очаге или мурлыканье кошки.

Впрочем, кошки здесь не было, зато за окном завывала метель. Ночь Белого мира была до зубовного скрежета предсказуемой. Ничто не могло изменить ее до наступления весны. Буйный ветер поднимал с земли снег, кружил его и возвращал на место, чтобы наутро жизнь расчертила этот белоснежный лист заново.

Зевнув, я открыла глаза. Внутри меня кипела жизнь прямо сейчас и затихать не спешила. Не знаю, чем занимался мой сын, но явно и не думал желать своей матери спокойной ночи.

– Не угомонишься, – констатировала я и спустила ноги с кровати. Ступни утонули в длинном густом ворсе шкуры, расстеленной на полу. Зимой это было даже приятно. – Идем, накормлю тебя чем-нибудь вкусненьким, может, тогда успокоишься, мой маленький воин.

Воин был слишком занят, потому я усмехнулась. Потом сунула ноги в теплые тапки – полусапожки, которые называли «хеги», и накинула длиннополую толстую кофту, носившую название «аныт». Теперь я была готова к тому, чтобы идти на кухню. Впрочем, в доме было тепло, и можно было бы выйти и в рубашке, но теперь мы жили не одни. К тому же с Элькосом мы уже как-то встречались, когда он шел с кухни, а я туда. В общем, предосторожность была не лишней, да и в коридоре сквозняк все-таки чувствовался.

Под ногами скрипнула половица, когда я уже взялась за ручку двери. Я обернулась, но ни поза, ни дыхание супруга не изменились. Дайн спал крепким праведным сном. Еще бы, никто внутри него танцы не устраивал… Фыркнув, я все-таки вышла за дверь и направилась в уже известном направлении.

– Сейчас нам будет вкусно, – заверила я сына, он ответил очередным па.

На кухне я подкинула в затухающий огонь подготовленные чурки и направилась к блюду с булочками, испеченными Сурхэм с вечера. Отщипнув кусочек от одной из них, я отправила его в рот и зажмурилась.

– Божественно. Как же хорошо ты придумал сходить за булочкой, умница моя, – похвалила я малыша. – А что ты еще хочешь? Где-то тут были сушеные ягоды. Мы хотим ягод? Да, мы хотим. И запить. И сыру тоже хотим. – И я укоризненно покачала головой: – Ну что ты со мной делаешь? Я так сама буду похожа на булочку, как не стыдно…

Было ли дайнанчи стыдно, или нет, мне это неведомо. А я, свалив вину, как и полагается, на самого младшего, уселась за стол, набрав всё, что огласила ранее. Добавила еще горстку сухариков, и ночь расцвела красками…

– И вам не спится, душа моя, – услышала я и едва не поперхнулась от неожиданности.

Дожевав и проглотив сухарик, я взялась за последний кусочек булочки и проворчала:

– К чему было подкрадываться?

– Помилуйте, душа моя, я и не думал красться. Вы попросту за хрустом сухарей не услышали моих шагов. Впрочем, хеги недурно скрадывают звук шагов. Доброй ночи, Шанриз. – Я кивнула, и магистр прошел к кувшину с холодным этменом. Налив в стакан, он обернулся и продолжил: – Никак не могу привыкнуть к вашему второму имени. Когда дайн или его родственники называют вас Ашити, это звучит естественно, мне же никак не дается.

– Любое из двух имен мое, – пожала я плечами. – Обращайтесь, как вам удобней. Это мелочь. Как ваши попытки совладать с языком? Мы так и не поговорили об этом, но на курзыме вы хотели опробовать мой совет. Вам он чем-нибудь помог?

Хамче приблизился к столу и устроился на месте, которое обычно занимала Сурхэм.

– Курзым не то место, где я могу услышать песню души, – констатировал Элькос. – Это сплошная какофония. Мне не удалось сложить и пару звуков. Вот если бы один человек говорил и говорил долго, быть может, тогда бы что-то и вышло.

– Что-то вроде камертона, – улыбнулась я. – Вы бы могли попытаться настроиться на говорящего.

– Да, вы верно уловили мою мысль, – ответил магистр и допил этмен. – Может быть, вы поможете мне в этом, когда найдете время?

– О, у меня его много, – легко произнесла я. – Например, вся ночь. Спать мне пока расхотелось, малыш всё еще продолжает свои пляски. И если вы не желаете спать, то я почитаю вам книгу Шамхара. Иначе не представляю, о чем можно говорить и говорить. Чтение, на мой взгляд, самое подходящее, что можно придумать в этой ситуации. К тому же на языке Белого мира. Что скажете?

Элькос потер подбородок и хмыкнул:

– Замечательная идея. И книга – превосходно! Я готов приступить прямо сейчас, если вы уже успели доесть все запасы и действительно не желаете спать.

– Запасы еще остались, – усмехнулась я, – что не может не радовать, иначе в следующий раз мне будет грустно. Давайте зажжем лампы и пойдем в гостиную, там удобней. Только этмен прихватите, а я пока схожу за книгой.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – встав со стула, Элькос отвесил изящный поклон истинного царедворца.

И пока магистр выполнял свою часть работы, я отправилась в спальню за книгой. Чаще всего она находилась подле меня. Мне не хотелось оставлять свое сокровище без присмотра. И вроде бы взять ее было некому, да и прочитать не под силу, но я берегла послание последнего адана, как собственную жизнь. Даже, наверное, жизнью дорожила меньше.

Впрочем, перед сном я читала ее Танияру, чтобы он знал столько же, сколько и я, и сейчас книга лежала под моей подушкой. Супруг подтрунивал и спрашивал, зачем мне вообще нужна мягкая подушка, когда на послании Шамхара мне будут сниться самые сладкие сны? Я фыркала, отмахивалась, и дайн просто добродушно усмехался над моими странностями, но не мешал делать то, что я считала нужным.

Подкравшись к постели, я уже намеревалась взять книгу, но вдруг залюбовалась супругом. Он был в эту минуту так беззащитен и трогателен, что на глаза выступили слезы. Теплый, милый, родной…

– Жизнь моя, – в умилении всхлипнула я и забралась на кровать, чтобы поцеловать Танияра…

Но не удержала равновесия и повалилась на мужа. От неожиданности и веса, упавшего на грудь, Танияр сипло крякнул и рывком оттолкнул меня. Умиление сменилось жесточайшей обидой, и я вновь захлюпала носом, но уже по иной причине.

– Ашити, – охнул дайн и поспешил заключить меня в объятия. – Прости, я со сна не разобрался. Тебе больно?

– Обидно, – пожаловалась я. – Я всего лишь хотела тебя поцеловать.

– Так целуют только рырхи, свет моей души, – уже с иронией произнес Танияр. – Не хватало только клыков на моем горле.

– Пф, – фыркнула я и попыталась освободиться от объятий. – Теперь оставайся совсем без поцелуев.

Супруг прижался к моим губам, после отстранился, и я, вредничая, потерла его рот пальцами.

– Не будет тебе никаких поцелуев, – проворчала я. – Спи себе дальше не целованный. – После встала с кровати под ироничным взглядом дайна, достала из-под подушки книгу и добавила: – Может, даже вообще никогда не буду тебя целовать. А сейчас вовсе ухожу от тебя.

– Куда? – полюбопытствовал Танияр. – За булочкой?

– Негодяй! – возмутилась я и, вздернув подбородок, дошла до двери. А уже оттуда объявила: – Я ухожу к магистру.

– Доброй вам ночи, – ответил дайн. После скрыл зевок в ладони и вернулся на подушку. А спустя мгновение до меня донеслось: – Если все-таки решишь меня поцеловать, больше не прыгай. Это пугает.

– Никаких поцелуев, – с ноткой патетики ответила я.

– Как скажешь, свет моей души, – сонно пробормотал Танияр. – Люблю…

И он бессовестно засопел, едва я успела шагнуть за порог. Передернув плечами, я направилась в гостиную, где меня уже ожидал Элькос.

– Какой бесчувственный наглец, – пожаловалась я книге, игнорируя последнее слово супруга, и оставила дайна даже мыслями.

Магистр расположился в одном из кресел. Он закинул ногу на ногу и постукивал кончиками пальцев по подлокотникам. Кажется, наш хамче нервничал. На столе стоял кувшин с холодным этменом и два стакана. Еще было блюдо с сушеными ягодами, но, думаю, это предназначалось уже только мне. Масляные светильники недурно осветили пространство у кресел, тут Элькос мудро не стал рассеивать свет по всей гостиной, сосредоточив его весь на месте для чтения, и я благодарно улыбнулась.

– Вы переживаете? – спросила я, налив себе этмен, чтобы после не отвлекаться.

– Признаться, да, – передернув плечами, ответил магистр. – Девочка моя, сейчас у меня нет большего желания, чем научиться говорить на языке Белого мира. Из-за моей вынужденной «немоты» я чувствую себя… нет, не изгоем, но чужаком. Мне неуютно. Вы понимаете, я привык быть участником происходящих событий, а пока остаюсь вашей тенью. Я безумно люблю вас, душа моя, но бесконечно держаться за женскую юбку не могу. Я уже давно и благополучно вышел из этого возраста.

Отложив книгу на стол, я ненадолго отошла к окну и поманила Элькоса:

– Друг мой, подойдите ко мне, не откажите в любезности.

Он приблизился, и я, встав за спиной мага, взяла его за плечи. Хамче полуобернулся и одарил меня недоуменным взглядом.

– Смотрите, – шепнула я. Он послушно устремил взгляд в окно, и мы замолчали, зачарованные буйством стихии. Однако вскоре я отмерла и негромко сказала: – Это и есть Белый мир, магистр. Посмотрите на этот хаос и представьте, что стоите посреди него. Дышать тяжело, передвигаться невозможно. В этом безумии выживают немногие. Но вам надо выбраться, вы должны найти дорогу, и вам повезло больше остальных – у вас есть ваш дар. Вы – хамче.

Магистр обернулся ко мне, с минуту смотрел непроницаемым взором, но вдруг глаза его зажглись, и Элькос медленно кивнул.

– Да, Шанни, вы правы. Я стою посреди хаоса, но мой хаос состоит не из снега, а из непонятных мне звуков и слов. И я найду путь, не будь я Мортан Элькос.

– Именно так, – улыбнулась я и направилась к своему креслу. – Приступим.

Элькос уселся напротив меня, шумно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Он поерзал, устраиваясь удобнее, снова выдохнул, но уже медленно, и накрыл подлокотники ладонями. Поза магистра стала расслабленной, и он прикрыл глаза, готовый слушать. Едва заметно улыбнувшись, я промочила горло, а после взяла в руки книгу.

Открыв ее, я любовно провела ладонью по первой странице, исписанной ровными строчками ирэ, и память на миг воскресила древний савалар в его великолепии, а после и главного адана Шамхара. Я увидела его лицо с благородными одухотворенными чертами, прямой взгляд чистых глаз, как замерзшие воды источника, в котором можно увидеть Создателя. Он ведь даже не был встревожен, несмотря на угрозу, разлитую в воздухе. Адан был спокоен и неколебим в своей вере, равнодушен к скорой участи и желал только одного – подарить потомкам прошлое, а вместе с ним и их будущее. И настоящее, его настоящее, Шамхара уже заботило мало, потому что было данностью, о которой он знал.

– Надеюсь, ты был удостоен чести говорить с духами, ты это заслужил, мудрый Шамхар, – прошептала я на языке Белого мира.

После коротко вздохнула и начала чтение. Теперь слова давались мне легко, будто я читала книгу на родном языке. Даже не заметила, как в голосе появилась выразительность. А в какой-то момент мне подумалось, что я могла бы пересказать написанное по памяти, до того мне въелись в кровь эти строки. Впрочем, экспериментировать я не стала, потому что сейчас было важным иное – помочь старому другу. И я продолжала бежать взглядом по ирэ.

За окном продолжал завывать ветер. Он вздымал с земли снег, кружил его и в яростном порыве кидал в окна. Но в доме было тепло, и вой метели, смешавшись с сонной тишиной, царившей в этих стенах, стал не просто фоном, но гармоничным дополнением к происходившему действу. Я будто попала в еще одну реальность, которая ткалась перед внутренним взором из снежной пелены. Рождалась под сплетение буйства стихии и спокойного течения моего собственного голоса. Если бы сейчас зазвучал хот, я бы и вовсе уверилась, что присутствую при сотворении…

А потом в мое сознание вплыл новый звук – мужской голос, бормотавший что-то невнятное. И это бормотание было похоже на эхо, повторявшее то, что озвучила я. Только я говорила четко, а эхо откликалось издалека и едва уловимо. Оторвав взор от раскрытых страниц, я устремила его на Элькоса. Теперь я и вправду говорила текст по памяти. Наверное, я декламировала даже неосознанно, потому что отвести зачарованного взора от магистра так и не смогла.

Он оставался в прежней расслабленной позе, и глаза его были закрыты, но губы шевелились. Магистр продолжал повторять за мной, впрочем неразборчиво. Но не это поразило меня. Вокруг магистра разливалось легкое белое свечение. Нет, он не сиял, но казалось, будто всё его тело охвачено призрачным, чуть мерцающим ореолом. И мерцание это шло от мельчайших искорок, более всего напоминавших… снежинки? Да, верно! Именно снежинки, ну, или ледяные крошки, подобные тем, что сияли в пещере Создателя.

И я поняла, что это видимое проявление силы Элькоса, вроде вихря на ладони. Только сейчас он уже не пытался формировать поток энергии Белого мира, но излучал ее каждой порой. Это было невероятно, любопытно и занимательно в равных долях.

В нашем с ним родном мире дар мага был совершенно неприметен, когда магистр использовал магию. И мне стало интересно, имеется ли тому причина? Быть может, дело в объеме используемого ресурса… или же попросту энергия Белого мира была таковой? Но подтвердить или опровергнуть было невозможно. По крайней мере, пока Элькос был занят. Оставалось дождаться окончания наших изысканий, а после спросить, что думает об этом сам хамче. В любом случае это было красиво и мистично.

Все-таки оторвавшись от созерцания, я опустила взор в книгу, но поняла, что не смогу отыскать нужного места, не прервавшись. Опасаясь сбить не только себя, но и Элькоса, я отложила послание Шамхара, сама прикрыла глаза и продолжила пересказывать то, что помнила так отчетливо, будто сознательно заучивала строки.

Взяв стакан с этменом, я неспешно направилась к окну, продолжая рассказывать историю Белого мира, а за спиной по-прежнему бормотал магистр. Но вскоре я перестала замечать его негромкий голос, полностью вновь погрузившись в прошлое. Я смотрела на метель, и мне грезился совсем иной мир. О нет, не родной, а тот, который люди утратили много-много веков назад.

Я шествовала по улице шумного харата и смотрела на бурлившую полноводным потоком жизнь. Меня окружали люди с волосами разного цвета, но единой веры. Они не видели различий друг в друге, потому что оставались детьми одних Отца и Матери. Они существовали в гармонии и согласии. Должно быть, спорили и ссорились, но вовсе не из-за того, что одни почитали себя превыше других, а потому что оставались людьми со всеми своими чувствами и эмоциями. Радость, горе, любовь, ненависть, счастье, боль, зависть и щедрость. Всё это было им присуще, кроме одного – презрения к другим народам лишь за внешние отличия. Они не почитали себя превыше остальных, но были равными среди равных.

– И мы будем так жить, – забывшись, прошептала я. – Мы вернем утраченное.

– Вернем, – эхом отозвался Элькос и произнес это столь отчетливо, что я стремительно развернулась к нему.

Магистр всё еще не открыл глаз, и его сила по-прежнему мерцала ореолом вокруг него. Но вот он нахмурился, потревоженный воцарившейся тишиной, и веки хамче дрогнули. Он некоторое время смотрел на мое опустевшее кресло, а затем повернул голову, и мы встретились взглядами.

Я наблюдала за тем, как постепенно меркнет ореол силы, а глаза Элькоса всё больше наполняются мыслью. После глотнула этмена, и магистр облизал губы.

– Хотите пить? – спросила я на языке Белого мира.

– Да, – кивнул Элькос. – Я чувствую во рту сухость.

И я улыбнулась. Неспешно приблизившись к магу, я взяла его за руку и заглянула в глаза:

– Вы ведь поняли, что я сказала, друг мой.

– Разумеется, понял, – пожал плечами магистр и вдруг замер, осознавая, что мы беседуем на языке, которого он не знал еще в начале ночи. – Боги, я ведь и вправду понимаю каждое ваше слово.

– И говорите сами, – улыбнулась я. – Поздравляю, друг мой, у нас… у вас получилось.

– У нас, душа моя, именно что у нас, – произнес хамче и порывисто поднялся с места. – Невероятно, – взволнованно пробормотал Элькос и прошелся по гостиной.

Я вернулась в кресло и уже оттуда наблюдала за магистром. Он продолжал мерить шагами гостиную и потирал руки. Элькос был взбудоражен, и это бросалось в глаза. Еще бы! Во-первых, ему удалось то, в чем он почти разуверился, а во-вторых, теперь хамче мог стать частью Белого мира в полном смысле этого слова.

– Знаете, магистр, а вы светились, – сказала я, чтобы остановить метания Элькоса.

Он и вправду остановился и развернулся ко мне. Брови его приподнялись в изумлении, и магистр переспросил:

– Светился?

– Да, – кивнула я и допила этмен. После наполнила стакан мага и пододвинула его к краю стола, так напомнив хамче, что он желал промочить горло. – Вокруг вас будто бы разлился ореол. Это было похоже на сияние в пещере Создателя, и я сделала вывод, что так проявилась ваша новая сила.

– Возможно, – рассеянно кивнул Элькос. Он приблизился к столу, взял стакан и с жадностью выпил его содержимое. После вернулся в свое кресло и повторил: – Вполне возможно. Это было… это было необычно, – продолжил маг, и я поняла, что теперь он перешел к своему новому опыту. – Сначала для меня ничего не поменялось. Я слушал вас, не понимал ни слова и даже ощутил раздражение, но потом… – Я подалась вперед, испытав жгучее любопытство. – Потом я заставил себя успокоиться и просто слушать. И в этот момент моего сознания коснулся звук метели. Завывания ветра и ваш голос переплелись причудливо и странно, но я вдруг ощутил гармонию. Знаете, я будто слушал не вас, я слушал голос самого мира. И вот после этого я словно бы растворился в этой гармонии звуков, сам стал ее элементом. Этакий поток света… Чистого, белого, удивительно теплого и уютного. И вот когда я зазвучал в унисон, тогда начал понимать слова. Признаться, осознаю это лишь сейчас, а в тот момент… – Магистр на миг поджал губы, кажется, подбирая слова. – В тот момент я будто шел по тропе, по дорожке из следов и старался ступать по ним…

– Да, вы начали повторять за мной, – с пониманием кивнула я. – А когда я в задумчивости говорила с собой вслух, вы ответили на мои слова. Это было и вправду удивительно.

– Попросту невероятно! – воскликнул Элькос и легко рассмеялся.

Я с улыбкой смотрела на него, но когда магистр успокоился, произнесла:

– Вам стоит поблагодарить Создателя.

– Благодарю, Белый Дух! – прижав ладонь к груди, с чувством сказал хамче, и я с почтением склонила голову:

– Отец мудр и добр со своими детьми.

Магистр покивал, соглашаясь, а после вновь поднялся на ноги и возобновил свои хождения.

– Теперь я и вовсе не усну, – сказал он. – Я так взволнован, душа моя, чрезмерно взволнован, боги!

Я рассмеялась, слушая причудливое сплетение двух языков, на котором говорила сама. Теперь я могла оценить в полной мере, как слышали меня дети Белого мира.

– Друг мой, когда будете говорить с людьми, старайтесь упростить свою речь. Часть слов вы произносите на родном языке, не имея аналога на местном. Я говорю так же, потому сразу же поясняю то, что другим непонятно. Кое к чему они уже привыкли и понимают, но немного – это все-таки чужой для них язык. Учтите это.

– Да-да, вы правы, – снова покивал Элькос, но мне подумалось, что он особо не уловил смысла.

– И не оскорбляйтесь, когда вам станут тыкать, – всё равно продолжила я. – На «вы» друг к другу здесь обращаемся только мы с вами. И сами говорите «ты», иначе вас попросту не поймут.

– Разумеется, – не стал спорить магистр, и я поднялась с кресла.

Скрыв зевок за тыльной стороной ладони, я потерла лицо и, забрав книгу, произнесла:

– Оставлю вас. Малыш уже давно успокоился, а я чувствую, что усну, едва коснувшись подушки. Доброй ночи, дорогой друг.

– Девочка моя. – Он посмотрел на меня и склонил голову. – Благодарю вас. Ваша помощь бесценна для меня.

– Пустое, – отмахнулась я. – Всегда рада быть вам полезной. Доброй ночи.

– Доброй ночи, дайнани, – ответил хамче.

Преисполненная благодушия, я вернулась в спальню. Отправив книгу под подушку, я уже намеревалась лечь, но взгляд мой вновь упал на спящего супруга. И снова я любовалась им. Сердце мое таяло от нежности и желания обнять его, провести ладонью по волосам, коснуться губами приоткрытых губ, а после уткнуться носом в плечо и заснуть под звуки тихого спокойного дыхания и завывания ветра. Я даже уже потянулась к Танияру, но… передумала. Попросту вспомнила, как он оттолкнул меня, и опять обиделась. Уже не так сильно, однако вредность вернулась вместе с воспоминанием.

И я, улегшись в кровать, повернулась к дайну спиной, решив ни за что не отступать от данного обещания, чтобы поутру не видеть ироничный взгляд. Сказала, никаких поцелуев, значит, без поцелуев. Вот первый обнимет, тогда, так и быть, оттаю, но не раньше. Именно так, и никак иначе. Удовлетворенная своим решением, я закрыла глаза и вздохнула, приготовившись уплыть в блаженную негу сна…

А потом теплая мужская ладонь опустилась мне на бедро, переползла на талию и скользнула на живот. Танияр прижался к моей спине и, уткнувшись носом мне в макушку, пощекотал дыханием. А еще спустя мгновение я почувствовала, как супруг поцеловал меня. Улыбка сама собой скользнула на уста, и я вздохнула второй раз, но теперь уж и вовсе умиротворенно. А спустя минуту уже крепко спала…

Разумеется, когда я проснулась, Танияр уже давно и благополучно покинул подворье. Уж он-то не просидел ночь в важных изысканиях, а сладко спал, не мучаясь ни голодом, ни великой целью. Впрочем, я не жалуюсь ни на ночные бдения, ни на желание подкрепиться. Первое было необходимо моему старому другу, второе… разумеется, дайнанчи. Что до нашего славного правителя, то у него и днем забот хватало. Так что никаких претензий я к нему не имела.

Кстати, о дайнанчи…

– Ты опять проголодался, мое маленькое счастье, – погладив живот, констатировала я. – И немудрено. Последний раз мама кормила тебя ночью, а сейчас уже белый день. Да и что там кормила… так, дала перекусить. Теперь уж мы с тобой поедим по-настоящему. Чувствуешь эти запахи? Наша дорогая Сурхэм уже выманивает нас к столу, и мы не станем отказываться от столь любезного приглашения, верно?

Дайнанчи молчал, но я точно знала, что мы с ним единодушны. А раз так, то томить его и дальше было преступлением. И как хорошая мать, я поспешила привести себя в порядок, чтобы отправиться на кухню. К тому же на сегодня еще было намечено немало важных дел, и одно из них – мое присутствие на Совете. Я была уверена, что супруг задержит его, чтобы я успела к началу. Однако заставлять себя ждать было невежливо, и потому надо было поторопиться. Но для начала необходимо исполнить свой родительский долг, и я направилась в царство ароматных запахов и громыхавшей посуды.

– Милости Отца, Сурхэм, и доброго утра, – пожелала я, войдя на кухню.

– Утра, – фыркнула хранительница нашего очага. – Было б лето, уже бы солнце высоко над крышами стояло. Уж больно долго спишь.

– Кхм, – кашлянула я, и женщина проворчала:

– Прости, дайнани. – Однако не удержалась и все-таки добавила: – А спишь всё равно долго.

– И оттого есть хочу, как оголодавший рырх, – намекнула я на то, что потчевать меня надо вовсе не увещеваниями.

– Дайнанчи накормлю, а те, кто любит поспать, пусть себя бранят, что остались голодными, – деловито ответила Сурхэм.

– Так и быть, – не стала я спорить, – буду ходить голодной и пенять на себя, а будущего дайна стоит задобрить сытным завтраком. Иначе после благоволения от него не жди.

– Когда он благоволить начнет, я уж в Белой долине с духами говорить буду, – отмахнулась женщина, ставя передо мной миску наваристого тынгаша.

Тынгаш – это жидкая каша на мясном бульоне. Ее не варили, а закладывали заведомо распаренные зерна тынше в кипящий бульон. После снимали котелок с огня, и зерна доходили сами. Прежде мне тынгаш не очень нравился, казался жирным. Однако по возвращении из родного мира я поняла, что обожаю это блюдо, и Сурхэм готовила мне его каждое утро, а иногда и на ужин. Если я просила, конечно.

– Ты вредная, Сурхэм, – втянув носом запах каши, вернулась я к прерванному разговору. – Тебя духи выпроводят из Белой долины на новое рождение.

– И что? – Женщина подала мне недавно испеченные лепешки. – Даже если и так, дайнанчи до меня всё равно не дотянется.

– Кова-арная, – протянула я, и прислужница хмыкнула.

Она уселась напротив, подперла щеку кулаком и некоторое время смотрела, как я отправляю в рот ложку за ложкой, не скрывая удовольствия от трапезы. Доев тынгаш, я промокнула рот приготовленной салфеткой и, прежде чем взялась за горячий этмен, спросила:

– Магистр уже выходил?

– Нет, – буркнула Сурхэм и сразу потеряла интерес ко мне, дайнанчи и беседе вообще.

Она встала со стула и вернулась к своим котелкам.

– Почему ты никак не примешь его? – спросила я, между делом наблюдая за прислужницей. – Разве он сделал тебе что-нибудь дурное? Магистр – наш друг и хочет служить Айдыгеру, как Эгчен или Архам. Отец принял его, а ты никак не примиришься с тем, что у Белого Духа появился новый сын.

– Отец мудр, – буркнула Сурхэм. – Но толку от этого сына никакого. День за днем за тобой тенью ходит. И в доме живет, и без дайна с тобой остается. Не дело это. Или пусть к тебе без мужа не подходит, или…

– Или заморозит язык глупой женщине, – сухо произнес тот, о ком мы говорили.

Мы с прислужницей одновременно повернули головы к двери. Я приветливо улыбнулась, а Сурхэм вдруг покраснела. Она явно опешила.

– Милости Отца, друг мой, – произнесла я на языке Белого мира, уже и не думая переходить на родной язык.

– И вам, душа моя. И даже тебе, Сурхэм, милости Белого Духа, – уже с иронией сказал магистр, удовлетворенный замешательством прислужницы.

– Милости Отца, – скорее машинально ответила женщина, а после перевела на меня взгляд: – Он говорит?

– Не молчит, – кивнула я, пряча улыбку.

– Упрела, на улицу выйду, – вздернула подбородок она и сбежала из неловкой ситуации в самом прямом смысле этого слова.

Элькос проводил прислужницу взглядом и покачал головой:

– Совершенно невыносимая женщина.

– Вы еще поладите, – улыбнулась я. – Теперь вам будет проще стать своим. – После деловито кивнула на котелки: – Ешьте – и поторопимся. Нас ожидают на Совете. Вы теперь станете его полноценной частью. Так что не будем медлить.

– Вы совершенно правы, – кивнул магистр и вдруг хмыкнул: – Вот теперь для меня, кажется, начинается мое привычное существование. Всё как было прежде, но уже в другом королевстве и с другим государем. И, признаться, этот государь мне нравится несравненно больше.

Я отсалютовала ему кружкой и более не отвлекалась. Надо было обдумать еще раз всё, что собиралась сказать на Совете, первом не только по возвращении, но и в истории Айдыгера.

Подворье ягиров встретило меня приветливыми улыбками и поклонами его обитателей. Я отвечала тем же, разве что не кланялась, но кивала, когда слышала:

– Милости Отца, дайнани!

– Сияешь солнышком, Ашити!

– Как наш дайнанчи?

– Во мне скрывается истинный воин, – со смешком отвечала я. – Науку ягиров постигает еще в утробе.

– Быть ему славным дайном, – улыбнулся ягир, спросивший о моем сыне.

– Отец милостив, – кивнула я.

Не участвовал в обмене короткими репликами только магистр. Он, разумеется, был со мной, но пока помалкивал, а воины на хамче попросту не обращали внимания.

– Почему вы молчите? – тихо спросила я Элькоса на родном языке.

– Девочка моя, я сам расстроен, – последовал неожиданный ответ, и, заметив мое недоумение, магистр пояснил: – Мне следовало начать говорить еще от вашего дома, и если я сейчас обнаружу, что могу это делать, то выйдет невежливо по отношению к стражам у дома дайна. С ними я не здоровался, только кивнул, а тут вдруг начал желать всем милости Создателя. Не желаю, чтобы кто-то подумал, что я им пренебрегаю. Помолчу еще немного.

– Однако вы меня удивляете, друг мой, – усмехнулась я. – Впереди Совет, неужто и там промолчите?

– Пока просто послушаю… – уклончиво ответил хамче. – Если мое мнение будет необходимо, тогда выскажусь.

Покачав головой, я толкнула дверь и первой вошла в длинный двухэтажный дом, где обитали воины. Решение провести Совет, по сути, в казарме было продиктовано отсутствием подходящего места в нашем доме. Мой кабинет был мал, к тому же это был мой кабинет, а главой дайната оставался Танияр, а не его жена. Условности, скажете вы, и я даже, наверное, буду склонна с вами согласиться. Кто, как не я, радовалась тому, что Белый мир лишен тех оков, какими изобиловал мой родной мир, и все-таки…

И все-таки место для Совета мне виделось именно таким, каким оно было в королевском дворце Камерата. Причиной тому была не тоска или какие-либо воспоминания – ничего подобного я не испытывала. Но удобство самого устройства казалось мне неоспоримым. Во-первых, простор. Когда дышится легко, тогда и думается лучше. Во-вторых, большой стол, за которым советники оказываются лицом друг к другу, и не надо выворачиваться, чтобы увидеть говорящего. Этого был лишен дайвар – место советов и официальных приемов в доме каана. Когда-то именно там я допрашивала дочь великого махира, пока она пряталась под личиной бедняжки Мейлик.

Впрочем, дайвар был немал, и сидеть можно было друг напротив друга, но не за столом, а вдоль стен на скамьях. Делать записи на коленях было бы неудобно, да и выворачивать шею к соседу, который сидит от тебя через человека, тоже. Можно было, конечно, рассесться и по всему периметру дайвара, но вышло бы слишком удаленно. В общем, ни кабинет, ни дайвар не соответствовали необходимым требованиям.

Именно поэтому мы пришли на подворье ягиров, у них было подобие того, о чем я говорила. Это решение принял Танияр, я лишь огласила, каким хотела бы видеть зал Совета в будущем. Он подумал и согласился с моими доводами, а после сказал, где мы проведем наш первый Совет. У меня возражений не нашлось.

К тому же это было даже символично. Кто, как не ягиры, первыми сделали шаг к появлению Айдыгера, когда пошли против выбора старейшин и нового каана, отстояв жизнь Танияра собственным выбором? Они всегда оставались первыми союзниками дайна, его правой рукой и силой не потому, что говорили его устами, но во всем доверяли и шли за ним.

Что до нужного помещения, то его предназначение было весьма похожим на то, зачем и мы явились на воинское подворье. Я еще не была там ни разу, но супруг рассказал мне о ханаме – именно так называлось это место. Ханам использовали для обсуждения, того же совета ягиров, когда было о чем поговорить. К примеру, отбор юных претендентов или спор с каким-нибудь таганом. Или же призыв к союзу с соседями.

Алдар и ягиры, обладавшие всеобщим уважением, усаживались за стол, уставленный яствами и напитками, и начинали обсуждение. Кстати, хмеля на таких советах не было. Разум должен был оставаться чистым, чтобы решение было верным. Но это просто примечание.

Если каан был почитаем или же он являлся и алдаром своего войска, то он тоже входил в ханам и говорил вместе с воинами. Если же каану не доверяли, как прежде Архаму, то он узнавал о решении совета после его вынесения, не имея не только права голоса, но и возможности слушать. Впрочем, бывшему каану Зеленых земель алдаром служил его брат, потому его приказы все-таки исполнялись. По большей части. Ради таких, как повеление пойти войной на Дэрбинэ, даже совет ягиров не собирался, алдар отказывал сразу. Однако мы с вами помним истинную цель этих приказов: не идти против матери и не убить брата.

Но вернемся в сегодняшний день, тем более ни каана, ни самих Зеленых земель уже не существовало, как и алдара в прежнем его статусе. Ягиры еще не знали об этом, но это не означало, что данное решение будет когда-то отменено. Да, выборного алдара у войска уже не будет, но должность байчи-ягира останется и получит свои строго определенные полномочия. Дайнат не таган, и жить нам теперь придется по новым законам, и вот о новых веяниях мы и намеревались говорить.

– Сюда, дайнани, – ягир, который вел нас с Элькосом на второй этаж, толкнул дверь и отошел в сторону.

– Благодарю, – кивнула я и первой вошла в ханам.

Это оказался большой зал. Длинный, но узкий. Посреди него стоял почти такой же длинный стол со скамьями по обе его стороны. И свободного места оставалось ровно столько, чтобы можно было пройти за спинами сидящих, не протискиваясь. Никакого стула во главе стола не было, и это означало, что главенствующего положения никто здесь не имел – все были на равных.

– Принеси стул, – попросила я воина, всё еще стоявшего в дверном проеме.

В его глазах отразился вопрос, но уже через короткое мгновение он угас, и ягир, кивнув, исчез. Я вновь огляделась и приветливо улыбнулась двум мужчинам, уже находившимся в ханаме.

– Милости Отца, – поздоровалась я.

– И тебе Его милости, дайнани, – склонил голову Эгчен.

– Пусть Белый Дух будет милостив к своей дочери, – улыбнулся Илан.

На магистра оба тагайни посмотрели одинаково равнодушными взглядами, впрочем, бывший советник Архама все-таки кивнул. Байчи-ягир своего дружелюбия выказывать не спешил даже кивком. Я скосила глаза на Элькоса, но он по-прежнему хранил молчание, лишь склонил голову, здороваясь привычным ему образом. Я коротко вздохнула, но увещевать и призывать изменить линию поведения не стала. В конце концов, магистр был не маленьким мальчиком. Он превратился в мужчину еще до того, как родилась моя родная матушка.

– Где же дайн? – спросила я, ставя на стол свою сумочку с писчими принадлежностями. После кивнула хамче, и он уместил рядом с сумочкой небольшой сундучок.

Тагайни посмотрели на него с любопытством. Первым вернул мне свое внимание байчи.

– Танияр отправился за тобой, – сказал Эгчен.

– Должно быть, решил обойти Иртэген, – хмыкнула я. – Мы не встретились.

Илан улыбнулся, байчи остался невозмутим, как и магистр. Вновь вздохнув, я устроилась на скамье рядом с тем местом, куда встанет стул, и раскрыла свою сумочку. Три пары глаз наблюдали за тем, как я выставляю писчие принадлежности и раскладываю чистые листы бумаги. Затем очередь дошла до сундучка, и из него я достала подготовленные макеты будущих законов, которым немало времени уделила еще до последнего своего похищения, а после и исчезновения. Деловито переставив всё с места на место, я удовлетворенно потерла руки.

– Зачем всё это? – первым не выдержал любознательный Илан.

– Для работы, разумеется, – ответила я. – И на будущее я советую приходить на наши собрания с похожим набором. В государственных делах полагаться на память не стоит… Делах дайната, – привычно пояснила я незнакомое тагайни слово. – Записи помогают сделать не только подробный доклад, но и пометки по принятым решениям. Кстати, – я посмотрела на Илана, – нам стоит разработать шифр… Научиться делать записи, которые будут понятны только нам, и если любопытный или недруг сунет в них нос, то попросту ничего не поймет. Шифр особенно хорош для тайных донесений. Тут сыграл бы нам на руку мой родной язык, но лучше разработать шифровальную систему… – Я вздохнула и снова пояснила: – Придумать тайную письменность.

– Я понял тебя, дайнани, – улыбнулся бывший и вновь советник. – Ты позволишь потом говорить с тобой об этом?

– Разумеется, – ответила я.

– Если разрешит дайн, – тут же встрял Эгчен, и до нас донеслось:

– Дайн разрешит.

На пороге появился Танияр. За его плечом стоял Архам, а уже за ним примостился ягир со стулом. Маг склонился в церемонном поклоне, и дайн несильно хлопнул его по плечу:

– Доброго дня, магистр, – произнес он на нашем родном с Элькосом языке.

– Государь, – с почтением отозвался хамче.

– И тебе, свет моей души, доброго дня, – супруг склонился ко мне и поцеловал в щеку.

– Любовь моя, – улыбнулась я ему. После перевела взгляд на деверя: – Милости Отца, Архам.

– И тебе Его милости, Ашити, – ответил брат Танияра. – Эчиль велела передать, что молит Белого Духа о твоем благополучии. Она спрашивала, когда ты придешь к нам, и девочки только и говорят о том, что твои волосы горят, как солнце. Они мечтают снова дотронуться для них.

Я весело рассмеялась. Да, мои волосы произвели фурор! И вовсе не в дурном смысле. Во-первых, иртэгенцы знали, что волосы их дайнани выбелил Создатель, а на самом деле они похожи цветом на пламя. А во-вторых, такого цвета в Белом мире не было, и теперь я стала их достоянием и предметом гордости, если позволено будет так сказать о себе. Единственная на весь мир! Ни в одном тагане, ни в одном племени подобных не было.

Наверное, если бы люди увидели меня такой до того, как узнали близко и прониклись уважением, то отношение было бы иным. Но я уже давно была их Ашити, а еще, как отозвался однажды один из ягиров, – ласковая, как солнышко. А теперь я и вовсе воплощала в себе не только доброту, но и цвет огня. Да, тагайни пришли от меня сначала в ошеломление, а после в восторг.

Потому неудивительно, что племянницы не сводили с меня восторженных взоров. Да что там девочки! Эчиль несколько минут не могла выпустить из рук мою косу. А когда Тейа осторожно дотронулась до моей головы, то вовсе развеселила фразой:

– Уф, не жжется.

– Это же просто волосы! – со смехом воскликнула я.

– А горят, как огонь, – возразила девочка.

Так что желание снова поближе посмотреть на это диво, было мне понятно. К тому же я и вправду заходила за прошедшее время к свояченице всего пару раз, и сама Эчиль теперь не приходила к нам каждый день. Да и зима не располагала к частым и долгим прогулкам, если не было определенного дела. А еще на старое каанское подворье вернулся хозяин, и свояченица вела жизнь добропорядочной жены – более она не была свободной.

– Передай, я непременно навещу их, – сказала я Архаму.

– Дайнани, куда ставить стул? – подал голос ягир.

– Сюда, – я указала на торец стола. – Милый…

– Я понял, чего ты хочешь, – ответил Танияр.

Он забрал стул у ягира, поставил его во главе стола и уселся. После посмотрел на собравшихся и кивнул:

– И вы садитесь. Начнем говорить.

– Дайнани. – Я обернулась и посмотрела на магистра. Элькос указал взглядом на шубу, в которой я всё еще сидела.

– Да, благодарю, мой друг, – улыбнулась я и, приподнявшись, скинула верхнюю одежду на руки хамче. – Здесь и вправду тепло. Ханам недурно протоплен.

На Танияре и Архаме шуб не было, должно быть, они разделись еще внизу. Эгчен был раздет уже потому, что подворье ягиров являлось не только местом его службы, но и домом. Одетыми оставались только я, Элькос и Илан, но и последние уже скидывали шубы. После этого мы наконец расселись.

Во главе стола сидел Танияр, я по правую руку от него, Архам устроился по левую. Рядом с ним сел Илан, место рядом со мной занял Эгчен, Элькос спорить не стал и разместился за ним. И когда все заняли выбранные места, я посмотрела на мужа.

– Говори, Ашити, – улыбнулся мне дайн. – Это твое время.

– Как угодно, – склонила я голову, а затем вновь обвела собравшихся взглядом.

На первом Совете присутствовали: первый министр – Архам, военный министр – Эгчен, глава тайной канцелярии – Илан и хамче, первый и единственный маг Белого мира, – Мортан Элькос. Ну и разумеется, правитель Айдыгера с супругой. Недурно…

– Итак, господа, приступим, – огласила я.

Затем вновь обвела взглядом серьезные лица и невольно улыбнулась. Нет, это была не насмешка или ирония, но любование – мне нравилось это внимание, написанное на мужских лицах. Это означало, что нам с Танияром доверяют, что мне доверяют, как и дайну. Это было бесценно.

– Мы уже много раз поминали о том, что времена меняются, – снова заговорила я, и мужчины кивнули в ответ. – Но перемены – это не только новые названия у нового государственного образования… эм-м…

– Мы поняли, дайнани, – сказал Архам, – ты говоришь о дайнате.

– Верно, – улыбнулась я, – о дайнате. Так вот, перемены – это не только новое название и увеличившиеся земли под рукой одного властителя. Мы более не можем жить по прежним законам. Впрочем, их особо и не было. Скорей правила, которые возможно было обойти и трактовать, кому и как удобно. Пример вам всем хорошо известен.

Взгляды байчи и Илана сошлись на Архаме, даже магистр посмотрел в его сторону. Бывший каан поджал губы и устремил взор перед собой, но Танияр тронул брата за плечо, и тот расслабился.

– Законы коснутся не только наследования, но и всего прочего, – продолжила я. – И они буду не устными, но рукописными и послужат будущим поколениям указаниями, по которым они буду жить и развиваться. Законы возможно менять и дополнять, но основа остается неизменной. И поэтому на нас лежит великая ответственность, потому что именно мы становимся теми корнями, от которых поднимется крепкое древо, имя которому Айдыгер.

Я снова обвела взглядом серьезные, даже строгие лица мужчин. В их глазах было понимание и согласие. Пока возражений не было. Хорошо, поглядим, как пойдет дальше.

– Законы коснутся многого: наследования, войска, порядка на наших землях, торговли, отношений с соседями и прочего. Я подготовила первые версии… варианты…

– Ты написала то, что мы должны прочесть и обсудить, – подсказал Илан.

– Верно, – я кивнула ему с благодарностью. – Но прежде я хотела бы сказать о том, что не менее важно и необходимо. Любое государство имеет четкие границы. Мы должны в точности знать, какие земли принадлежат нам и сколько людей живет на них. Также мы должны в точности знать наши ресурсы… наше достояние. Туда входят пастбища, стада, промыслы, полезные ископаемые… то, что находится в земле вроде ньина. Это всё не менее важно, чем законы. Было бы замечательно составить карту Айдыгера, а лучше и карту соседних земель, которые нам известны.

– Что составить? – спросил Илан.

Он был единственным, кто не понимал этого слова. Эгчен и Архам слышали от меня уже и саму фразу, и объяснение смысла. Танияр и вовсе был знаком с географическим атласом моего мира.

– Это рисунок, который укажет, где и что находится, – ответил вместо меня байчи, и я снова кивнула:

– Верно. – После взяла лист бумаги и карандаш, принесенные из Тибада. – Смотри, Илан.

Впрочем, придвинулись ближе и Эгчен с Архамом. Я некоторое время рисовала подобие карты, где отобразила и реку Куншале, и земли кийрамов, и даже Каменный лес. Поставила и точки, обозначившие поселения. После начала объяснять, водя обратной стороной карандаша по изображенному пространству. Тратить на это время было не жалко. Чем быстрее они поймут, тем легче будет приступать к дальнейшему – а это было изучение картографии, книгу по которой я тоже прихватила.

– Архам, – закончив пояснения, я посмотрела на деверя, – это будет в твоем ведении, как и перепись людей и ресурсов. Можно воспользоваться методом илгизитов…

– Кого? – переспросил Эгчен и нахмурился: – Зачем нам смотреть на врага?

Явное согласие с ним я увидела и в глазах Илана. Архам же кивнул с пониманием, с ним мы успели обсудить пользу такого подхода еще в дороге. И хоть бывший каан кривился при упоминании отступников, но сейчас осознал, о чем я толкую. Осталось объяснить это и несогласным.

– Затем, байчи, – ответила я, – что враг не спал, как тагайни, всё это время. Придя в упадок, как остальные народы, илгизиты начали свое возрождение раньше нас. Иногда полезно перенимать даже методы врага, если они несут пользу. Это не означает, что мы уверуем в Илгиза, но облегчим самим себе жизнь. Суди сам. Мы можем отправить одного или несколько человек, чтобы они объехали каждое поселение, переписали каждый двор, потратив на это время и нервы. Уж поверьте, новшество вызывает непонимание и противление. Я, как никто, это знаю и по прошлой жизни, и по настоящей. Или же можем воспользоваться методом, который придумали и укоренили у себя илгизиты. Назначенный старейшина или глава составят списки и передадут в Иртэген, где Архам уже сведет их воедино и представит нам точное число. Объяснить одному человеку, зачем всё это нужно, проще, чем каждому двору.

– А илгизиты знают, сколько у них людей? – с толикой иронии и недоверия спросил байчи.

– Знают, Эгчен, – ответила я. – Каждый год каждое поселение присылает им отчет… пояснение: кто родился, кто умер, сколько ныне людей живет и какого они возраста. Сколько мужчин и сколько женщин, сколько детей и стариков. Впрочем, у нас и отступников разные цели переписи. Они ведут подсчет своему войску, потому что каждый мужчина определенного возраста – это их воин. Представляешь, какова численность их войска, байчи? К тому же они совершенствуют… развивают свое оружие. И пока тагайни точат наконечники для стрел, илгизиты делают метательную машину.

– Да, слышал, – мрачно кивнул байчи-ягир. – Танияр рассказывал.

– Мы тоже теперь не только наконечники точим, – усмехнулся дайн. – Спасибо, Ашити, ты принесла нам много важных новостей из земель илгизитов.

– Верно, – чуть расслабился Эгчен.

– Вот видишь, друг мой, – улыбнулась я, – знание жизни врага может принести пользу.

– О чем вы говорите? – подал голос Илан. – Что за оружие у предателей?

– После, – ответила я. – Сейчас поговорим о насущном, а потом я расскажу тебе, что видела в Дэрбинэ. – Он согласно кивнул, и я продолжила: – Вернемся к переписи. Кроме людей, должно быть указано и название поселения, так мы будем знать, сколько их у нас. С учетом территорий двух бывших таганов это будет вовсе не лишним. Пагчи, разумеется, тоже участвуют в переписи. Если они не сохранили знание ирэ…

– Да разве они вообще знали когда-нибудь ирэ? – с искренним удивлением спросил всё тот же Илан, и я усмехнулась:

– Тебе покажется странным, что я сейчас скажу, но когда-то все народы жили вместе и были одинаково образованны. Придет время, и я многое расскажу о прошлом Белого мира, которое мы утеряли, но, можешь мне поверить, предки считали бы тагайни дикарями ничуть не меньше, чем прочие племена. Они все без исключения обладали знаниями, много превышающими те, которые имеете вы. И что такое карта, им не надо было объяснять. Они это знали и умели составлять. Даже комбинаций ирэ у них было значительно больше, чем знают их потомки. Халимы и илгизиты используют и сейчас их больше, чем ты или любой тагайни, но это всего лишь капля от тех знаний, какие были у минувших поколений. И это еще одна наша задача – вернуть людям утерянные знания. Более того, дети больше не будут заучивать только фразы, составленные из ирэ. Они будут обучаться различным наукам: письменности, чтению, математике… потом объясню, истории, истинной истории. А по мере того как мы будем открывать наш мир заново, они станут учить и географию, и прочие дисциплины. Летом мы пригласим халима Фендара, а через него заманим и других ученых людей. Нам есть что им предложить для переезда из Курменая в Айдыгер. Но образование пока оставим, к нему вернемся летом. А до той поры стоит решить вопросы, которые я огласила.

– Я услышал тебя, Ашити, – кивнул Архам.

– Далее, – произнесла я и перевела взгляд на родственника бывшего каана: – Илан, ты блестяще провел расследование минувшим летом, и потому тебе мы доверяем охрану порядка…

– Порядок охраняют ягиры, – возразил Эгчен.

Я накрыла его плечо ладонью и ответила:

– Байчи, ягиры – воины. Они не могут выполнять всё подряд. Да, сейчас, пока не организованы прочие службы, они необходимы, чтобы помогать в обеспечении порядка. Однако службы, которые отвечают за нечто определенное, сильно облегчают жизнь. Полиция, так похожая служба называется в моем мире, следит за порядком на улицах. Они расследуют преступления, ловят преступников. Служба юстиции – это обвинители, защитники и судьи. Они разбирают не только дела о кражах и убийстве, но и споры, вроде того, когда летом ко мне пришли за справедливостью – чей детеныш мгизы, если она разродилась в соседнем дворе. И если всем этим будут заниматься ягиры, то когда же им охранять границы и воевать с врагом, если он придет? Не ягиру гнаться за воришкой. Понимаешь?

Эгчен еще с минуту смотрел на меня, а после кивнул, наконец согласившись. Улыбнувшись ему, я снова вернула внимание Илану:

– Помимо охраны порядка, на тебе и наблюдение за таганами. Это временно, пока мы подберем людей для разделения твоих обязанностей. Сейчас я знаю только тебя и отдаю должное – у тебя хорошие задатки для той работы, которую я описала.

– Я готов, дайнани, – ответил Илан.

Кивнув, я продолжила свою мысль:

– Было бы недурно в будущем направить человека и к илгизитам, чтобы он доносил о том, что происходит в Дэрбинэ. И это нам нужно больше, чем известия из соседних таганов. Вряд ли с нами кто-то решит связаться еще долгое время. Клятва крепко держит людей в бывших таганах, которые вошли в Айдыгер, а потому у нас на данный момент самая сильная армия, и урвать у нас даже кусок земли подобно самоубийству. А вот илгизиты – иное дело. Они опасны не только для нас, но и для всех таганов, потому что их войско огромно, и вооружены они не в пример лучше ягиров, уже не говоря о простых пастухах и пахарях. Язгуйчи есть только у нас, и тем мы хоть как-то можем противостоять отступникам. А еще у них есть подручные великого махира. Насколько я понимаю, а понимаю я верно, чем дальше они от Дааса, тем становятся слабей. Однако Рахон сумел забраться мне в голову еще на Зеленых землях. Впрочем, при втором похищении Отец оберегал меня, и илгизит оказался бессилен, но не каждому так повезет. Итак, у них есть армия, превосходящее наше оружие и подручные. Шаманы в этой битве вряд ли будут участвовать, но! Помимо тех наработок, над которыми работают дайн и ягиры, у нас есть еще кое-кто, кто способен противостоять подручным.

– Кто? – спросил Эгчен, и я улыбнулась:

– Наш хамче, разумеется.

Теперь все посмотрели на магистра. Я с улыбкой, Танияр с пониманием, а вот три тагайни с явным изумлением и даже недоверием. Первым выразил общую мысль байчи:

– Я уважаю тебя, Ашити, ты это знаешь, потому не обижайся на то, что я скажу. Твой хамче стар. Каким бы даром он ни обладал, но это не может сравниться с острым ленгеном. К тому же мы не видим в нем пользы. Отец признал еще одного пришлого, и мы склоняем головы. Дайн принял его, и мы верим своему дайну. Ты добра с ним, и мы не смеем мешать вашей дружбе. Но больше он ни на что не годен. Твой хамче бесполезен.

И стол взлетел. В одно короткое мгновение он поднялся под самый потолок, не уронив ни мои писчие принадлежности, ни сундучок, ни листа бумаги. Эгчен, схватившись за рукоять ножа, вскочил на ноги. Следом за ним порывисто поднялся Архам. Их взгляды заметались по сторонам. Илан тоже приподнялся, но перевел взгляд с меня на Танияра и, не обнаружив и тени волнения, посмотрел на Элькоса.

– А тебе сил и молодости хватит, байчи, чтобы сделать это? – спокойно полюбопытствовал магистр. – Если да, то повтори за мной.

Теперь и на лице дайна отразилось удивление:

– Вы овладели нашим языком? Почему не сказали?

– Не успел, государь, – с почтением ответил хамче. – Это произошло сегодня ночью. Я наконец услышал голос Белого мира и сумел перенять его. Простите, что не предупредил.

– Так вот чем вы занимались полночи, – усмехнулся супруг, уже глядя на меня.

Стол тем временем опустился на свое место, вынудив Эгчена отшатнуться. Элькос развел руками:

– Так что, байчи, повторишь? И если сумеешь хотя бы приподнять его над полом, я признаю, что бесполезен.

Эгчен вернулся на лавку и некоторое время смотрел на магистра. После прижал ладонь к груди и склонил голову:

– Прости меня, хамче, я был неправ. Но я не знал, чем тебя одарили духи.

– Этот дар у меня с рождения, – с достоинством ответил Элькос. – Его дали мне боги моего мира, но Белый Дух увеличил мою силу во много раз. Здесь я обрел истинное могущество и буду рад положить его к ногам дайна и дайнани Айдыгера. Думаю, если я и не всесилен, то кое-что противопоставить илгизитам я смогу.

– Велик Отец в своей мудрости, – теперь почтение байчи принадлежало Создателю.

– Верно, – согласно кивнула я. – Велик Отец в своей мудрости и щедрости. К Айдыгеру Он особенно добр.

Мы немного помолчали, и я встрепенулась первой:

– Но продолжим, Совет еще не окончен. Илан, мы говорили с тобой о сурхах…

– Мне привезут несколько пар из разных таганов в начале лета, – ответил тот, не дожидаясь окончания фразы, а после посмотрел на Танияра: – Позволишь сказать, дайн?

– Говори.

– Дайнани сказала, что я могу брать себе помощников. – Дайн не ответил, он ждал продолжения, и Илан не стал томить: – Я хочу позвать брата. Мы думаем с ним одинаково, Нихсэт будет хорошим помощником. А если потом будет разделено то, чем я стану заниматься, то мой брат может взять на себя порядок в Айдыгере.

– Хлопочешь о брате? – спросил Танияр.

Я невольно усмехнулась, потому что подумала о том же. В эту минуту Илан потерял в моих глазах большую часть своей привлекательности как будущий государственный деятель. Мы только начинали, а советник уже старался возвысить родственника. Признаться, что-то подобное я ожидала лишь через некоторое время, когда корыстолюбцы поймут, что появилось то, чем можно потешить собственное честолюбие. Даже больше, у меня был макет законопроекта и на этот случай, чтобы отсечь разом подобный протекторат.

– Нет! – восклицание Илана вернуло меня в ханам. – Клянусь! Нихсэт дельный, и если позволишь ему служить тебе, то вы с дайнани увидите, что я пекусь не о брате, а о дайнате.

– Нихсэт ждет нашего ответа? – спросила я.

– Нет, – Илан отрицательно покачал головой. – Я подумал о нем, когда ты сказала, что потом разделишь то, чем я займусь. Тогда мне и пришло в голову, что помощником может стать Нихсэт, потому что у нас похожие мысли. Ему я доверяю и знаю, что он может. Ни о ком другом я так думать не могу. Если строить дом, то лучше с тем, с кем потом будешь его делить.

– А если Нихсэт откажется?

– Тогда я постараюсь его уговорить. А если не захочет, то возьму того, на кого укажете, – ответил советник. – Если дайн и дайнани против моего брата, то я не стану с ним разговаривать.

– Нихсэт говорит мало, но думает много, – заговорил Архам. – Мать иногда советовалась с ним. Редко, но бывало. Правда, слушала еще реже, сама решала.

Он замолчал и отвернулся. Впрочем, причиной тут было не чувство вины или тоска по погибшей матери. Скорее всего, деверь отвел взгляд уже потому, что заговорил о ней, тем напомнив, кто на самом деле правил таганом.

– Бери Нихсэта помощником, – вынес решение Танияр. – По делам увидим – дельный или нет. Если толка не будет, возьмешь другого помощника. Обмана не потерплю.

– Я честен с тобой, дайн, – ответил Илан, и я не уловила ничего, что показало бы его неискренность.

– В Совете твоему брату места нет, – продолжил Танияр. – И не обо всем, что услышишь здесь, стоит с ним говорить.

– Я понимаю, дайн, – склонил голову советник. – Я не думал звать Нихсэта сюда и говорить с ним о Совете. Мне подумалось, что он подходит для той работы, о которой говорила Ашити, потому просил за него. Больше ничего.

– Хорошо, – кивнул мой супруг, но я ясно услышала скрытое «посмотрим».

И в этом я была с мужем солидарна. На нашем пути будут ошибки, и в выборе людей тоже, но мне хотелось верить, что в Илане я не ошиблась. В любом случае если Нихсэт будет не менее хорош, чем его младший брат, то мы еще поймем, у кого и к чему склонность больше. Возможно, безопасностью Айдыгера от внешних угроз будет заниматься именно Нихсэт, но на это ответ даст лишь время и успехи братьев. А пока можно было вернуться к прерванному разговору.

Я посмотрела на дайна, и он снова кивнул, но уже мне, дав позволение продолжать.

– Илан, – я снова обратилась к родственнику Архама, – Хасиль всё еще хочет устроить больницу и лечить там людей?

– Да, дайнани, – ответил Илан. – Она ждет, когда сможет говорить с тобой.

Я улыбнулась и перевела взгляд на деверя:

– Архам, это тоже будет в твоем ведении. Если ты не против, то я советовала бы взять в помощь Эчиль. Она хорошо себя показала, пока приглядывала в мое отсутствие за курзымом. Думаю, она сможет помочь Хасиль с устройством больницы. Нужно подыскать дом, где мы ее разместим. Если потребуется ремонт, то Керчун поможет. Я бы даже советовала объединить Эчиль с почтенным мастером, у них светлые головы, а заодно подыскать нового смотрителя курзыма. Возможно, сам Керчун посоветует. Он хороший администратор, и стоит повысить его должность. Подумай над этим. – Брат Танияра кивнул, и я снова посмотрела на Илана: – Скажи Хасиль, что я навещу ее и мы обо всем поговорим.

Советник улыбнулся, и я перевела взгляд на мужа. Теперь пришел черед говорить ему, и это была, пожалуй, самая непростая часть, потому что дело касалось ягиров. Танияр прикрыл глаза, так ответив на мой взгляд. Признаться, мне стало тревожно, все-таки воины таганов были особой частью всего сообщества. У них были свои права и законы, порядки, уклад и свобода воли, а мы собирались покуситься на самое святое – на кодекс ягиров.

– Эгчен. – Поза дайна не изменилась, он был по-прежнему расслаблен.

Супруг не волновался, как я, это мне было известно. Впрочем, верность ягиров ему обеспечивала клятва, даже если они будут не согласны. Они не могли предать, напасть или затеять переворот с целью поставить дайна, какой мог показаться им более удобным. Хотя воинам Зеленых земель я доверяла, они шли за Танияром без вопросов и споров. А вот те, что достались нам от двух павших каанов, лично для меня всё еще оставались чужаками. И пусть самое большое, что они могли сделать, – это уйти в какой-нибудь таган и сменить властителя, с которым уже не смогут прийти войной, но ослаблять армию не хотелось вовсе. Да и попросту ссориться с теми, кто всегда стоял за плечом, тоже.

– У нас теперь стало намного больше земель, – между тем продолжал Танияр, – и бегать навстречу врагу, как раньше, мы уже не можем. Ашити права в том, что войной таганы на нас идти не решатся, если только не сумеют объединиться, но набеги устраивать смогут. Пришла пора защищать не поселения, а границу.

– Да, это мудро, дайн, – кивнул байчи.

– Граница у нас большая, ягиров не хватит, и разъезды не помогут. Пришла пора ставить крепости, между которыми будут стоять кордоны, а разъезды пойдут от крепости до кордона…

– Это всё не наши слова, – вдруг нахмурился Эгчен.

– Верно, – кивнул Танияр. – Мы дадим всему этому наши названия. Сейчас я говорю тебе так, как объясняла Ашити. Я был в ее мире и говорил с таким же властителем, как я. На его земли часто и много нападали соседние племена. Земли жили плохо и теряли людей, потому что граница долгое время была почти открытой. Было много мест, где проходили враги. Потом эти дыры закрыли, и нападений стало меньше. Теперь земли процветают. Мы меняемся, Эгчен, и всё меняется вместе с нами. Такова воля Отца, и ты это знаешь, иначе вещая не помогала бы нам. Ашит идет не к дочери, но по велению Белого Духа. Только ему она послушна.

Байчи, как и остальным, возразить было нечего. Каждое слово дайна было острой стрелой, которая била в цель. Если бы я могла, то сейчас аплодировала бы супругу. Он выбрал самый верный путь. Не я, но Нибо Ришемский и шаманка стали его оружием против закоснелости даже такого преданного человека, как Эгчен. Впрочем, всё было верно. Я лишь когда-то изумилась тому, насколько тагайни беспечны в защите своих рубежей. И не меня взял в расчет дайн, принимая решение, хоть я и подсказала направление. Именно его светлость мог стать лучшим советчиком в этом деле. Кому, как не ему, было знать о набегах и разорениях?

– В каждой крепости будут сурхи, чтобы вести передавались быстро в любой конец дайната, – продолжал Танияр. – Саул скор, но птица летит быстрей. Ей неведомы повороты дорог и непроходимые топи.

– Понял, – отозвался Илан, уже взявший на себя обязанности по разведению почтовых птиц.

Дайн кивнул и ему, а после вернулся к разговору с Эгченом:

– Кийрамы нам не враги, они оберегают нас со своей стороны, мы поможем им, когда в том будет нужда. Каменный лес был нам врагом, но он же и защищал нас, теперь его нет. Когда сойдет снег, мы посмотрим, что находится за его пределами. Твари, какие выжили после того, как мы разбили каменные столбы, должны были сдохнуть за зиму. Их больше ничто не защищает. Это теперь тоже наши земли, и, насколько они тянутся, мы узнаем, и там поставим крепость…

– Хайят, – произнес Архам. Все взоры обратились на него, и деверь пояснил: – Так мы можем назвать крепость на границе.

Твердь, твердыня – перевела я для себя и одобрительно кивнула. Название было превосходное.

– Хорошее название, – едва заметно улыбнулся его брат, а Эгчен кивнул – ему тоже пришлось по душе. – Стало быть, там и поставим хайят. Добавим к нему еще название земли, на которой он стоит, так будет лучше. Огчи-хайят – так назовем крепость за Каменным лесом.

– Замечательно! – просияла я.

– Да, жизнь моя, – улыбнулся мне Танияр. – Но это только название, будем говорить о деле дальше. Эгчен, – он снова сосредоточился на байчи, – тебе собирать язгуйчи. Сначала тех, кто уже стоял на стене и почувствовал в себе воина, потом пусть по поселениям пройдутся более языкастые ягиры и расскажут, что за службу дайну будут давать награду. Готовить их будем лучше, чем первых язгуйчи. Тогда дали, сколько успели, теперь будем воспитывать настоящих воинов.

– Они не осилят науку ягиров, – возразил Эгчен.

– Науку ягиров оставим ягирам, – ответил дайн. – Язгуйчи должны уметь держать в руках клинок и обращаться с ним, стрелять, и не только из лука. Начнем обучать тому, что у нас уже есть. За лето мы должны будем поставить первые хайяты. Туда и отправим новых воинов. Ягиров им в начало назначим, но лучшее войско не будет стоять в хайятах, здесь ничего менять не станем.

– Кого алдаром поставишь? – байчи выжидающе смотрел на Танияра, и я испытала внутренний трепет.

Эгчен подошел к самому главному. Алдар и право его выбирать – это то, что было в основе воинских традиций. Это было одним из главных законов, но…

– Алдаров не будет, – произнес Танияр, и все тагайни посмотрели на него с недоумением. – Я – алдар своему войску, – продолжил мой супруг. – И каждый дайн будем алдаром. У ягиров больше не будет права выбирать. Войско должно подчиняться правителю.

Дайн замолчал, дав Эгчену возможность обдумать его слова. Байчи нахмурился. Он накрыл поверхность стола ладонями и устремил на них взгляд. Безмолвствовали и Архам с Иланом, но их такие новшества особо не касались. Впрочем, когда трещали по швам укоренившиеся традиции, беспокойство испытывали и те, кто не имел к ним отношения.

– Танияр, – наконец заговорил Эгчен, – ты знаешь, я пойду за тобой даже в горящий огонь, и все ягиры пойдут. Мы доверяли тебе и будем доверять, потому что не жалели ни дня о своем выборе. Ты наш алдар, в тебе живет великий Ягтыгур, тебя любит Белый Дух. Ты умный и сильный и если скажешь: «Идите и умрите», мы пойдем и умрем. Если ты так скажешь, значит, так надо. Никто не оспорит. Но это ты. Какими будут другие дайны? Если однажды появится новая Селек…

– Селек не была мне матерью, она заботилась о своем сыне, – спокойно прервал его Танияр. – Дайны будут иметь одну жену. Если дайнани не сможет родить детей, тогда муж отпустит ее и возьмет новую жену. Если дайнани родит дочь и не родит сыновей, значит, у дайна будет не наследник, а наследница. Тогда юная дайнани будет постигать науку ягиров, чтобы могла быть со своим войском, но! – супруг выдержал паузу, дав остальным осмыслить и эти слова, а после продолжил: – Над войском будет стоять байчи-ягир. Он не глава, но первый из воинов. Ему будут подчинены ягиры и язгуйчи, но он склонит голову перед дайном. Ягиры не могут выбирать алдара, потому что алдар – это дайн, и дайн будет ставить своего байчи-ягира – первого из первых. Мой байчи-ягир – ты, Эгчен.

Байчи снова опустил взор – он обдумывал, что сказал Танияр. Я перевела взгляд с Эгчена на супруга.

– Эгчен, – позвал байчи дайн и, когда тот поднял голову, просто добавил: – Верь мне.

И байчи расслабился. Он кивнул и ответил:

– Я верю тебе, Танияр.

Скандала не произошло, и я расслабилась. Впрочем, еще оставались сами ягиры, ягиры всего дайната.

Тишина опустилась на земли Белого мира, метель так и не завыла с приходом ночи.

– Весна, – прошептала я и порывисто села на кровати.

От столь резкого движения напряглось внизу живота, и я некоторое время сидела, поглаживая объемное чрево, внутри которого возился потревоженный будущий дайн. Нынешний правитель по своей привычке не имел ни стыда ни совести, то есть продолжал сладко спать. Мириться с этим я не пожелала и, сжав ладонь Танияра, потрясла его:

– Жизнь моя, проснись…

– М? – сонно вопросил дайн, и я снова потрясла его руку:

– Танияр… Танияр!

Супруг сел и, не открывая глаз, спросил:

– Что случилось?

– Идем, – только и ответила я.

Дайн провел по лицу ладонью, стирая сон, после поморгал и перевел на меня непонимающий взгляд. Однако объяснять мне было некогда, и я, встав с кровати, снова потянула его, нетерпеливо притопнув:

– Ну что же ты сидишь? Идем скорей!

На миг на лице супруга отразилась тревога, но вдруг сменилась иронией, и он полюбопытствовал:

– Ты добралась до кладовки под полом? Хочешь, чтобы я достал тебе окорок мгиза?

– Что? – потрясенно переспросила я.

– Под полом только замороженное мясо, – ответил Танияр. – Но с твоей хваткой рырха ты его точно разгрызешь.

И я задохнулась от праведного негодования.

– Да как ты смеешь?! – возмутилась я. – Думаешь, все мои мысли ночью только о еде?

– У остальных ночью вообще нет мыслей, – справедливо заметил дайн. – Ночью люди спят, и только моя дайнани…

Вскинув руку, я остановила его:

– Лучше молчи.

После обошла кровать с независимым видом, более не тратя на негодника времени. Да попросту обиделась! Я так хотела вместе с ним встретить этот волшебный момент наступления весны, а он… Так низко и гадко издеваться! И над кем? Надо мной! До кладовой я добралась, видите ли, окорок сырой во льду сгрызу, потому что все спят, а я только и делаю, что ем. Но не каждую же ночь! И немного. Так… перекусить выхожу если только.

– Окорок, – фыркнула я и покинула спальню под пристальным взглядом супруга, в котором раскаяния так и не появилось.

Оскорбленная до глубины души, я направилась к тому, кто меня всегда понимал. Вот уж кому и в голову не придет упрекать и обвинять меня в том, что не даю спать! Элькос – мой старый друг, и мне достаточно только постучать в дверь…

– Душа моя, это вы? – донеслось в ответ на стук. И только я намеревалась умилиться, как магистр продолжил: – И что же это вам не спится? Прихворнули? Бессонница? Подождите, сейчас халат накину и дам вам капельки. – А потом и вовсе добавил: – Или вас мучит несварение? Немудрено, вы столько едите, да еще и того, что странно сочетать вместе. Еще минутку.

Он открыл дверь, и я одарила Элькоса ледяным взглядом.

– Благодарю покорно, – сухо произнесла я. – Со мной всё хорошо. – Развернулась и ушла, сердито чеканя шаг.

– Что случилось, девочка моя?! – в спину воскликнул мне маг. – Вы ведь что-то хотели.

– Уже не хочу, – отмахнулась я. – Передумала. Ложитесь спать, магистр. Извините, что побеспокоила.

О, как я была зла! На всех мужчин Белого мира, нет! На всех мужчин Вселенной разом! Черствые, бездушные себялюбцы, неспособные понять всей тонкости женской души и ее потребностей. И Танияр, даже Танияр! А Элькос? Не открыл, не узнал, но сразу наговорил гадостей. И я почитала его своим другом!

– Окорок, – сердито ворчала я, войдя в гардеробную. После сунула ноги в сапоги и взяла шубу: – Несварение… Мерзавцы.

Одевшись, я прошествовала к выходу из дома. На приоткрытую дверь спальни, откуда на меня взирал супруг, я даже не обернулась, всем своим видом показав, насколько оскорблена. Не буду с ним разговаривать, теперь уж точно. Никогда! Со всеми буду, а с ним нет. И с Элькосом, если только стану цедить слова сквозь зубы, потому что ему еще нужна моя помощь. А потом тоже перестану.

– Куда направилась, любовь моя? – полюбопытствовал супруг, накрыв мое плечо ладонью.

– Прогрызать дорогу к окороку со двора, – ответила я, не обернувшись. – Чтобы больше тебя не будить.

– Из дома удобней, – заметил дайн. – Здесь уже путь прогрызен.

Вспыхнув, я скинула его руку и прибавила шаг. Красота наступающей весны меня более не интересовала. Теперь я просто хотела уйти из дома, где меня обидели, унизили и даже почти разбили сердце. Почти – потому что я еще не решила, насколько глубоко задета. Быть может, еще помиримся… потом. Но сейчас… Сейчас я намеревалась немного поплакать…

– Ох, Отец, – выдохнула я, едва открыв дверь, и забыла о собственных намерениях.

Слезы так и остались в глазах, да и об обиде я забыла в то же мгновение, как мне открылось уже знакомое, но оттого не менее потрясающее зрелище. Разве что мелькнула мстительная мыслишка, что кто-то готов проспать всё это великолепие, подаренное Белым Духом своим детям.

– Преступное равнодушие, – покачала я головой и шагнула во двор.

Но здесь мне показалось слишком сумрачно. В священных землях была свобода, и там ничто не могло скрыть от меня волшебства наступления весны в Белом мире. А на подворье было слишком тесно… в сравнении со степью, конечно. Мешали постройки и сами ворота. И я направилась к калитке. Открыла ее и выглянула на улицу. А после и вовсе вышла за ворота.

– Ах… – не сдержала я восторженного вздоха.

Улица была залита мистическим сиянием лунного света. Первая луна этого года! Задорные искры разлетелись по дороге, по заборам, по стволам деревьев. Всё вокруг сияло миллиардом маленьких огоньков. Мне даже казалось, что я слышу хрустальный перезвон, заполнивший кристально прозрачный воздух.

– Чудо, – прошептала и чуть вздрогнула, потому что на плечи мне легли ладони.

Они скользнули на спину, а после перебрались на талию и сошлись на животе. К макушке прижались щекой, и до меня донеслось негромкое:

– Ты звала меня встретить весну?

– Да, – прошептала я, а после добавила чуть громче: – Смотри, как восхитительно, жизнь моя. Я смотрю на это великолепие второй раз в жизни и не могу не восхищаться. Неужели ты не слышишь, как перестает выть вьюга?

– Я живу в этом мире с рождения, – ответил супруг. – Мне привычны и вой ветра, и тишина. Но я рад, что ты меня разбудила. Красиво…

Мы будто бы стояли в иной реальности, в которой Иртэген был призрачным, будто скрытым за тонкой сверкающей пеленой мироздания. Где-то там, откуда мы пришли, продолжалась обычная жизнь, не имевшая ничего общего с этим сказочным пейзажем. А мы стояли в самом центре Вселенной и глядели на эту жизнь со стороны, оставаясь равнодушными к ней, потому что всё, чем полнилась душа в эту минуту, – это сияние белых искр и свет первой луны.

– Шанни… Ашити, куда же вы побежали? На улицу, в холод, да еще в вашем положении! Ох… что это?

Магистр, едва не испортивший момент увещеваниями, застыл рядом с нами с открытым ртом. Улыбнувшись, я не глядя протянула руку. И когда ощутила слабое пожатие, ответила:

– Это весна, друг мой.

– Невероятно красиво, – пробормотал Элькос. Он еще некоторое время в молчании любовался открывшимся нам зрелищем, а после произнес рассеянно: – Так вот отчего вы постучались, желали показать это чудо. Я помню, вы рассказывали, как приходит весна в Белый мир. А я не понял, подумал, что вы все-таки переели и вам дурно…

Он замолчал, а я тихо зарычала. Негодование, едва утихшее, вернулось, чуть не испортив мне любования. За моей спиной рассмеялся Танияр. Должно быть ощутив, что я напряглась, он развернул меня к себе лицом и, обняв его ладонями, сказал с улыбкой:

– Прости нас, свет моей души, мы обидели тебя не со зла. Я просто шутил, а магистр заботился.

– Вы обиделись на меня? – изумился Элькос. – Но почему?

Вздохнув, я произнесла:

– Идемте в дом. Я все-таки и вправду в тягости. Хоть и не холодно, но долго гулять не будем. Впрочем, если кто-то хочет задержаться…

– Идем, – улыбнулся Танияр. – Полюбуемся в окошко, если хочешь.

– А я еще немножечко постою, – рассеянно ответил магистр. – Я чувствую прилив силы… Боги…

Он вдруг шумно выдохнул и раскинул руки. Искорки, словно испуганные светлячки, вспорхнули со своих мест. Они некоторое время висели неподвижно, а после устремились к нам… к Элькосу. Еще миг, и мы оказались в центре сияющей воронки. Она вращалась всё быстрее и быстрее, пока не послышалось завывание ветра, взметнувшего волосы.

Я прижалась к Танияру, спрятала лицо на его груди и отчаянно пожалела, что разбудила магистра. Он уничтожил умиротворение пейзажа, впрочем сумев поразить тем неистовством, что сейчас творилось вокруг нас. И все-таки стало даже немного страшно.

– Магистр! – гаркнул дайн, и кружение замерло.

– Я могу сейчас построить второй Иртэген, – сипло произнес хамче.

– Пожалуй, нам хватит одного, – усмехнулся супруг и приказал: – Возвращаемся домой. Все.

– Да, государь, – скорее машинально ответил Элькос, и искры разлетелись, едва он опустил руки. После тряхнул головой и посмотрел на нас с извиняющейся улыбкой: – Простите, увлекся. Это было даже восхитительней, чем источник танров. Невероятная мощь, я не удержался.

Кивнув ему, Танияр приобнял меня за плечи, и мы первыми направились к подворью. Магистр чуть замешкался, но вскоре догнал нас, и в ворота мы вошли втроем. Здесь пока не было ягиров. Ночью подворье охранял сам Белый Дух, как и любое другое жилище. Я говорю о метели. Пока стихия буйствовала, пока холод сковывал легкие, нападений не опасались. Но пришла весна, и уже следующей ночью у ворот встанет стража. Нет, они стояли на посту и зимой, но до наступления темноты, а теперь охрана будет круглосуточной.

Уже войдя в дом, я скинула на руки Танияру шубу и поспешила на кухню, но в этот раз никто шутить не стал. Впрочем, я заходила туда не за булочкой или сыром. Раздув затухающие угли в очаге, я зажгла лампу и поспешила в кабинет.

– Что встревожило тебя? – Супруг вошел следом, так и не оставив одежду в гардеробной.

– М? – Я бросила на него взгляд и достала чистый лист бумаги.

Танияр все-таки отнес нашу одежду и вернулся. Он присел на край стола и посмотрел на то, что я написала.

– Весна, – прочитал дайн. – Один. Это…

– Считай, это наш первый календарь, – улыбнулась я. – Пока просто будем вести подсчет дням. За ориентир возьмем первый день весны.

– Хорошая мысль, – похвалил меня супруг. – Ты же уже начинала считать дни…

– Да, – теперь кивнула я. – Когда я попала в Белый мир, я начинала подсчет, но после второго похищения сбилась, а потом и вовсе вернулась домой. К тому же у меня не было ориентира. Я попала сюда посреди зимы. А сейчас есть отправная точка, от нее и будем отмечать. Милый. – Танияр оторвал взгляд от листа бумаги и посмотрел на меня. – Как вы понимаете, что наступило лето? Мама говорила про праздник лета, но не объяснила, как люди понимают, что весна подошла к концу. Для меня прошлое лето началось с твоего возвращения в священные земли.

Дайн взял меня за руку и притянул к себе. Я упираться, разумеется, не стала и нырнула в заботливые супружеские объятия. Танияр провел по моей щеке кончиками пальцев. Затем мягко сжал подбородок и склонился к губам. А потом развернул к себе спиной, и теперь мы смотрели на его портрет, который рисовала я. Хотя нет, смотрела на портрет, наверное, только я, а мой муж прижался щекой к моей макушке.

– Это был один из лучших дней, – наконец произнес он. – Ты согласилась остаться в моем доме. Я переживал, что откажешься.

– Как же мне было отказать, если ты угрожал покою моей матери? – хмыкнула я и развернулась к нему лицом. Смотреть на портрет мне нравилось много меньше, чем на оригинал. Я оплела шею Танияра руками и некоторое время любовалась мужественными чертами. – А какие еще дни были для тебя лучшими? – спросила я с нескрываемым интересом. – Наша свадьба?

– Все дни, когда ты была со мной, – улыбнулся супруг, блуждая взглядом по моему лицу. На миг задержал его на губах и снова посмотрел в глаза. После поднял руку и отвел в сторону прядку волос, мешавшую ему. – Сначала, когда тебя не было, все мои дни были обычными. Одни веселые, другие печальные. Были всякие, но ни одного лучшего. А потом я увидел тебя. Ты осветила Мрак, ты осветила мою душу, Ашити, и я поверил тебе. Вложил свою ладонь в твою и пошел следом. С тех пор все дни, когда ты светишь мне, лучшие. А когда твой огонь исчезает, я снова погружаюсь во мрак. Больше нет обычных дней – только лучшие или ничего.

– Ох, Танияр, – задохнулась я от переполнивших вдруг чувств и подалась к нему. Обняла его лицо ладонями и, почти коснувшись губ своими губами, прошептала: – Без тебя мой огонь не горит так ярко, он еле тлеет. Только ты зажигаешь его.

Дайн чуть отстранился и отрицательно покачал головой.

– Ты родилась с огнем в душе, Ашити. Я не зажигал его, ты уже горела, когда Отец привел тебя ко мне. Но я помогаю пламени не угаснуть, без него ты исчезнешь, а я снова окажусь во мраке. Не хочу туда, там холодно и одиноко.

Теперь отстранилась я и прищурилась.

– Танияр, сын Вазама из рода Даймара, немедленно ответь мне, что ты хотел этим сказать? Что ты подбрасываешь хворост, потому что заботишься… о себе?!

– Кто я, по-твоему, женщина?– заносчиво вопросил негодник. – Я дайн и первый в своем роду. Мои потомки будут говорить, что они из рода Танияра. О ком мне заботиться? Конечно, я забочусь о себе. – И глаза такие искренние и чистые, словно звезды в морозном воздухе.

И я накрыла фитилек лампы колпачком. Кабинет погрузился во тьму, и я мстительно вопросила:

– А сейчас? Тебе всё еще светло, дайн Танияр первый в роду?

– Я слепну, так ярко сияет, – ответил он, и я расслышала в голосе улыбку. – Мне светло и тепло, для меня ничего не изменилось.

– Чем же мне наказать тебя за себялюбие, дайн Танияр? – Он промолчал, и я хмыкнула: – Верно, не подсказывай, я сама знаю.

Вновь подавшись к Танияру, я сжала его лицо ладонями и наконец поцеловала. А когда отстранилась, гордо вопросила:

– Ну?

– Мне кажется, что я еще мало наказан, – чуть подумав, ответил дайн. – Сделай так еще раз, чтобы я смог ощутить раскаяние.

– Ты закрывал глаза, пока я тебя наказывала?

– Закрывал, но всё равно было ярко.

Я провела ладонями по его волосам, огладила скулы и, подняв руки выше, накрыла глаза. Затем снова прижалась к губам, но не целовала, просто слушала спокойное дыхание. Темнота нежила, ласкала в своих объятиях, и мне подумалось, что хотела бы застыть вот так навсегда. Чувствовать его, слышать… любить…

– Моя Ашити.

Я не столько услышала, сколько поняла по движению губ. А потом он сам поцеловал меня, и не было мысли пошутить о том, что преступник сам привел свое наказание к исполнению. Я таяла, растворялась вместе с темнотой и сияла, подобно ледяным искоркам в первом вздохе весны.

– Я буду светить тебе всегда, – прошептала я. – Я буду светить только для тебя.

– Да, – тихо ответил Танияр. – Ты – свет моей души.

– Кхм… – раздалось из-за двери вежливое покашливание, и мы с супругом произнесли одновременно:

– Магистр.

– Простите богов ради, – без всякого смущения произнес хамче, – но как же все-таки определяют начало лета? И не думайте, что я стоял тут всё это время и подслушивал. Я отходил и вот вернулся, думал, что вы уже освободились.

Усмехнувшись, Танияр ответил:

– Айжэм – это кустарник. Его цветы распускаются в последний день весны. Как только зацвел айжэм, на следующий день составляют столы и празднуют наступление лета.

– Сомнительная примета, – задумчиво произнес Элькос. – Весна может быть теплой, а может холодной, и тогда цветение наступает позже…

– Весна у нас всегда одинакова, магистр, – ответил дайн, а я добавила:

– И короткая. В прошлом году я насчитала тридцать дней от наступления весны до того дня, когда мы с мамой оказались на празднике лета. Значит, весна будет длиться всего тридцать дней… Хм… Вот и проверим, – закончила я.

– Всего тридцать дней? – переспросил хамче. – Это невероятно. Природе не хватит времени… Впрочем, я попросту меряю меркой своего мира. Прошу духов простить меня за сомнения. Более не смею отвлекать, – это уже относилось к нам с мужем. – Спокойной ночи, Ваши Величества.

– Пусть Увтын будет к вам добр, магистр, – ответил за нас двоих Танияр.

– Идем и мы, – сказала я.

– Идем, – легко согласился супруг и добавил: – Возможно, наказание настигнет меня во сне, когда я перестану тебя чувствовать.

– Негодяй, – фыркнула я и стукнула его кулаком по плечу. Ответом мне был веселый смех, и я улыбнулась, пользуясь темнотой, чтобы мое негодование не отдавало фальшью.

На миг мелькнула мысль все-таки зайти на кухню и взять горсточку сушеных ягод, но сразу передумала, представив ухмылку супруга. Вернулось раздражение, правда, тоже на миг. Усмехнувшись, я покачала головой и направилась в спальню, решив, что ягоды съем днем… если еще буду их хотеть.

Танияр подначивать уже не стал, хоть мне и казалось, что его распирает от желания сказать что-нибудь этакое. Впрочем, мне могло так просто казаться из-за того, что я ждала подначки и очередной шутки. Аппетит у меня и вправду был замечательный. Признаться, щеки мои несколько округлились, да и ключицы более не проглядывали из-под кожи так явственно, как прежде. Сурхэм даже сказала на эти изменения:

– Теперь я хоть вижу, куда еда уходит. А то раньше, сколько ни корми, не поймешь, куда легло. Смотри, какая славная стала.

Не скажу, что печалилась или радовалась некоторым переменам во внешности, просто принимала их, и всё. Я не была полной или пышной, просто стала несколько упитанной. Впрочем, я была уверена, что после родов все мои новоприобретения исчезнут. Долго засиживаться над колыбелью я не собиралась. Может, и не стану бегать по Иртэгену, как прежде, но дел было немало, и все они требовали моего внимания. Так что малышу придется обходиться время от времени заботами нянек. Да и вряд ли у меня останутся нынешние потребности в еде. Однако всё это было мелочью.

В спальне я устроилась на плече Танияра и закрыла глаза, умиротворенная теплом его руки, лежавшей на моей талии. Тихонько вздохнув, я улыбнулась и… Порывисто села. Дайн поднялся с подушки следом и произнес с толикой иронии:

– Я так никогда не прочувствую наказания. Что снова встревожило тебя?

Обернувшись, я впилась взглядом в его лицо, легко приметное в сумраке, а после и вовсе встала с постели, снедаемая сильнейшим волнением. Танияр перестал улыбаться. Теперь и он поднялся с постели и приблизился ко мне.

– Что случилось, свет моей души? – уже серьезно спросил дайн.

Еще чуть помолчав, я все-таки произнесла:

– Тридцать дней, жизнь моя.

– Что – тридцать дней? – не понял супруг.

– Осталось тридцать дней, Танияр. Тридцать дней, и мы увидим нашего сына. Мама сказала…

– Привезти тебя к ней после праздника лета, – закончил за меня дайн и улыбнулся: – Уже скоро.

И я созналась:

– Мне страшно, любимый. Не боялась прежде, а сейчас подумала и вдруг испугалась.

Танияр легко рассмеялся и привлек меня к себе. Я чувствовала, как он ласково гладит меня по волосам, затем поцеловал и прижался щекой к макушке.

– Мне тревожно, – сказала я, всё еще пребывая в плену своих размышлений. – А вдруг что-то пойдет не так? А что если…

Дайн накрыл мои губы ладонью и поцокал языком:

– Помнишь, как ты говорила своей родной матери? Рядом с тобой Ашит, еще есть магистр, и тебе благоволит сам Белый Дух. И я буду рядом. Всё будет хорошо, жизнь моя.

Подняв голову, я с минуту любовалась на улыбку супруга, а после вздохнула и улыбнулась в ответ:

– Ты прав, милый, а я поддалась сомнениям и малодушию. Моя названая мать – шаманка. Есть Элькос, чья сила теперь не имеет границ, и Создатель ко мне добр.

– А я? – хмыкнул Танияр.

– А с тобой рядом мне и вовсе нечего опасаться, – моя улыбка стала шире. – Кто еще может похвастать столь могущественной поддержкой?

– Никто, кроме моей Ашити, – заверил меня супруг и поцеловал в кончик носа.

Он направился к постели и потянул меня за собой. Вернувшись на надежное плечо мужа, я еще некоторое время смотрела в темноту, а после закрыла глаза и повторила:

– Всё будет хорошо.

– Так и будет, жизнь моя, – ответил Танияр. – А ты днем поговори с Эчиль. У нее две дочери, и появились они не из воздуха. Думаю, она найдет, чем тебя утешить, если всех нас четверых тебе мало.

Белого Духа дайн тоже посчитал, и я фыркнула:

– Сама скромность.

– Первый в роду, душа моя-а… – окончание фразы утонуло в зевке.

– Помню-помню, – хмыкнула я и поцеловала дайна в плечо: – Спи, милый, я уже успокоилась и больше мешать не стану.

Вскоре дыхание Танияра стало ровным и глубоким, рука на моей талии потяжелела, и я выпуталась из объятий – мне не спалось. Я перебралась на свою подушку, повернулась к супругу спиной и устремила взгляд в окно, за которым продолжала мерцать весна. Впрочем, мысли мои были теперь далеки от маленького чуда, да и от пирожков тоже. Как не думала я и о скорых родах. Волнение и вправду покинуло меня. По крайней мере, пока покинуло.

Теперь я размышляла о своих родителях. Как они там? В моем родном мире уже должна была начаться зима… И за всё это время я так и не передала им ни одной весточки. Не получилось. Магистр пробовал и после того, как мы прибыли в Иртэген, и на следующий день, и много-много раз после. Однако открыть портал удавалось только к границе священных земель, а дальше Белый Дух не пускал.

Мы даже ездили несколько раз к шаманке, чтобы попытаться отправить письмо уже оттуда. Ходили в пещеру к охо… Магистр и Танияр ходили. Берик, он был в тот день с нами, намертво вцепился мне в руку и не позволил даже приблизиться к логову. Дайн только одобрительно кивнул, глядя на живой капкан. Мое возмущение и увещевания результата не дали. Нет, я не намеревалась лезть в пещеру, но хотела подождать снаружи. Однако не сумела даже отойти от дома матери.

– Это возмутительно! – воскликнула я тогда.

– Зато на глазах, – ответил Берик. – Больше не исчезнешь. – Я только фыркнула и смирилась.

Впрочем, что я ждала бы у входа в пещеру, что у дома шаманки – открыть портал не получилось. Почему пошли в логово охо? Потому что туда я перенеслась из Аритана и оттуда же отправилась назад в герцогский замок. Хотя последнее было вполне логично – меня перенес кристалл-накопитель по оставшимся координатам. Но из Камерата в Белый мир я попала именно сюда! Из этого и исходили, но без результата.

– Или произошло намеренное искажение траектории, или же попросту проход между мирами закрыт Высшими Силами, – сказал Элькос. – Но ведь нас пропустили сразу в савалар Создателя…

– Забудь, – сурово ответила Ашит.

– Но почему…

Мама только замахнулась на него кулаком, после сплюнула и перестала замечать магистра. Танияр тоже заметно посуровел, однако угрожать физической расправой не стал, а лишь укоризненно покачал головой.

– Друг мой, – заговорила я, взяв хамче за руку. – Разве же вы осмелились бы осквернить храм в нашем мире? Или же источник танров? Как вам не совестно предлагать эксперименты в саваларе? Отец был добр к вам, а вы такое непотребство удумали.

– И в мыслях не было обидеть Белого Духа! – воскликнул Элькос. – Клянусь честью, я желал только помочь! Только и всего… Прошу меня простить, – закончил маг, склонив голову.

Никто не стал принимать эти извинения, потому что магистр извинялся перед Создателем.

– На всё Его воля, – немного смягчилась шаманка. – Если Отец позволит, отправишь весть родным. Сейчас нельзя.

– Почему, мама? – спросила я с любопытством.

Она развернулась в мою сторону и усмехнулась:

– Думаешь, Отец со мной советуется? Или приходит вечер скоротать за горячим этменом? Мы не соседи с Ним. Он говорит – я исполняю.

– Да, конечно, ты права, – улыбнулась я. – На всё воля Создателя.

На том пока попытки и прекратили. Раз уж Белый Дух закрыл свой мир, стало быть, так надо. И все-таки было досадно, что я не могу отправить родителям даже короткой записки. Успокаивало одно – теперь они знали, что я жива и где нахожусь. Больше не было боли, осталась только печаль, но и была надежда однажды снова свидеться. И я верила в то, что так и будет.

Ведь оставалось столько всего, чем хотелось поделиться! И наши деяния, и перемены, обнаруженные в Айдыгере, но главное, до зубовного скрежета хотелось порадовать родителей, что они стали бабушкой и дедушкой. Когда придет время, разумеется. Рассказать, какой он – их внук. Какое имя ему даст отец, и о своем самочувствии тоже. Да много о чем! А еще узнать, что происходит в Тибаде и в столице, как поживают сестрица с супругом. Да и про Нибо я тоже была не прочь услышать. Конечно, про дядюшку и Фьера Гарда. Обо всем и обо всех!

Но грань миров сомкнулась, и откроется ли она когда-нибудь вновь, было неизвестно. Оставалось лишь верить и надеться. Белый Дух всегда был к нам милостив, может быть, однажды он снова позволит хотя бы приоткрыть маленькую щелочку…

– Отец милостив, – шепнула я, повторив собственную мысль, и наконец провалилась в сон.

Весна! Она мчалась по Белому миру полноводной рекой. Теперь солнце исчезало с небосвода только на ночь. Снег, еще недавно лежавший ровным толстым пластом, стремительно таял. Сначала он просел и покрылся ледяной корочкой, но уже через несколько дней зазиял проталинами. Они росли с каждым днем, ширились, и запах сырой земли заполнил воздух.

Бахрома хрустальных сосулек, повисших на крышах, не переставая услаждала слух бойкой капелью. Земля жадно впитывала всю влагу, скопленную за долгую-долгую зиму. Еще бы! До первых дождей было еще далеко, и нужно было напитать почву, чтобы зелень была сочной. Дурпак заботился обо всех своих подопечных.

И вскоре старания духа были вознаграждены первыми ростками. Почки на деревьях стремительно набухли, и первые листочки проклюнулись уже через пятнадцать дней после начала весны. А там показались и острия листьев юной травы. Еще немного, и она покроет землю ковром, украшением которому послужат пестрые цветы. Впрочем, аймаль уже раскрыл первые чашечки, и вскоре заборы будут оплетены этими чудесными цветами, так схожими цветом с глазами моего возлюбленного.

И вот уже вышли из заточения в теплых пристройках к домам бейкши. Должно быть, именно это сказалось на их характере, и по весне птицы оказались особенно злобными. Они клекотали и так и норовили ухватить за ноги тех, кто слишком приближался к заборам, между досками которых торчали головы скандалисток.

Да что там бейкши! Саулы покинули ашруз, сменив тяжелых мохнатых рохов. Скакуны, изголодавшиеся по быстрому бегу, в нетерпении переступали с ноги на ногу, пока ягиры седлали их. Еще немного, и первый табун свободных саулов поведут в холмы на выгул. Все пребывали в радостном предвкушении, и только Ветер продолжал отчаянно страдать.

Ему хотелось, как и остальным, встать под седло и промчать свою всадницу, споря в скорости со скакуном Великого Странника Хэлла, но… Я всё еще не могла сесть на него, а теперь уж особенно, когда до родов оставалось совсем немного. Впрочем, и отказывать моему мальчику я не хотела. Однако ему нужно было еще немного помучиться, потому что у меня были иные дела.

– Душа моя, вы уверены? – спросил меня магистр, ожидая, пока я закончу с завтраком.

– Более чем, – кивнула я. – Сейчас подойдет Эчиль с девочками, и мы отправимся в нашу экспедицию.

– Вы слишком непоседливы, лучше бы поостеречься, – все-таки укорил Элькос. – Срок близок, я вижу…

– Друг мой, – прервала я его, – успокойтесь, прошу вас. Мама сказала, после праздника лета, значит, после праздника лета. Она видящая, магистр, и еще ни одно видение ее не было ложным.

– Пусть так, девочка моя, – улыбнулся магистр. Возможно, он хотел продолжить, но от очага послышалось ворчанье:

– Да сколько же можно? Душа моя, девочка моя… Тьфу! И это при живом-то муже, да еще дайне. Ни стыда ни совести.

Элькос закатил глаза, а я спрятала ухмылку. Хамче обернулся к Сурхэм, продолжавшей негодовать себе под нос, но так, чтобы никто не пропустил ни слова.

– Дорогая, – миролюбиво произнес магистр, – как же мне называть свою дочь?

– Она тебе не дочь, – отмахнулась прислужница.

– Но как дочь, – возразил Элькос. – Я был одним из первых, кто увидел малышку Шанни. Ее родители – мои добрые друзья, и я часто бывал у них дома. Баловал девочку, заживлял ее ссадины и ушибы. А уж поверь, эта непоседа немало набила шишек не только в детстве, но и в юности. И шалости ее я тоже покрывал, за что получал выволочку от Элиен – родной матери Ашити.

– Правда? – живо заинтересовалась я. – Матушка бранила вас?

– И зачем говорить друг другу так, будто вас много? – Сурхэм нашла новый повод придраться, раз уж на первый упрек нашлось объяснение.

– Вы – это вежливая форма обращения в нашем родном мире, только и всего, – пожал плечами Элькос. – Так обращаются к незнакомым людям, а еще к знакомым, но имеющим высокую должность или же благородное рождение. Да даже к простонародью воспитанный человек обратится на «вы», если это незнакомец.

– Нам просто так привычно, – добавила я. – Мы же не требуем, чтобы ты перестала ворчать об одном и том же, будто не объясняемся уже по десятому разу.

Сурхэм развернулась в нашу сторону и развела руками:

– Так и мне поговорить хочется. А вы всё о своем да о своем. Вот и я о своем, зато отвечаете. Вроде и поговорили.

Мы с магистром переглянулись. И если я только улыбнулась, не желая обидеть смехом обиженную на невнимание женщину, то Элькос все-таки хмыкнул.

– И что смешного сказала? – тут же насупилась прислужница. – Раньше-то присяду за стол, поговорим с Ашити. Я ей всё, что слышала, она ответит что-то. А сейчас что? Только вдвоем и говорите, а мне вставить слова некуда.

– Дорогая, ты ведь сама не подходишь, – заметила я.

– Некуда, – едко ответила она. – Занято уж местечко-то.

Магистр с намеком повел рукой, показав на другие стулья, но Сурхэм отмахнулась:

– Не то это.

– Стало быть, мы с тобой дайнани делим? – прищурился хамче.

Она уперла кулаки в бока и прищурилась в ответ:

– Стало быть, делим.

Покачав головой, я встала со своего места.

– Глупости какие. Я всегда рада выслушать тебя, Сурхэм. Хочешь поговорить – начинай говорить, а не ворчи об одном и том же.

– А он умный, значит?! – воскликнула мне вслед прислужница. – Всё место занял, и лучу солнечному сунуться некуда!

Я обернулась и увидела, как Элькос подошел к женщине, обнял ее за плечи и звонко поцеловал в щеку. А после со смешком увернулся от взметнувшегося кулака.

– Клянусь, более твоего места не занимать, дорогая наша ворчунья, – весело заверил маг и поспешил за мной.

– У-у, – погрозила ему Сурхэм и, отвернувшись, буркнула: – Нахал какой.

Возле ворот нас ожидал Берик. Ягир разговаривал со стражами, и, когда мы с магистром вышли, воины над чем-то смеялись. Так что нас встретили веселыми улыбками и поклонами. Впрочем, улыбки были такими же искренними, как и моя улыбка. Магистр просто кивнул, но пожелал:

– Милости Белого Духа.

– Милости Отца, – откликнулись ягиры.

– И пусть этот день подарит нам только радость, – подвела я итог приветствиям.

– Тебе радостно, и нам хорошо, – ответил с улыбкой один из стражей.

– Верно, – важно кивнул второй. – Солнышко вышло, и на душе теплей стало.

– Скажете тоже, – фыркнула я и поспешила отойти от дома, смущенная словами воинов.

Но, конечно же, мне было приятно. Берик за моей спиной хмыкнул, а Элькос произнес, с лукавством посматривая в мою сторону:

– Солнечный луч любят в разных мирах. Душа моя, вам давно пора смириться – вы притягиваете людей, при этом не прилагая и толики усилий. Это ваш дар, Шанни.

– Хамче, – сказал Берик, и маг важно кивнул:

– Именно! Вы чисты помыслами, добры и отзывчивы. Вы улыбаетесь людям, и люди не могут не улыбнуться вам в ответ. Вы, девочка моя, чистый свет, который…

– Ну, будет вам, будет, – ворчливо прервала я Элькоса. – Не люблю долгих комплиментов.

– Это не комплимент, – парировал хамче, – всего лишь оглашаю данность.

Я обернулась к нему.

– Огласили, и довольно. Мне приятно, но смущать и дальше не стоит. Я такова, какова есть, и не каждая душа готова мне отозваться.

– О глухих, слепых и дураках я даже говорить не намереваюсь, – отмахнулся магистр и не удержался: – Все-таки наши боги преподнесли Белому миру прекрасный подарок.

Усмехнувшись, я покачала головой.

– Думается мне, друг мой, что я вовсе не подарок, а часть сделки богов. Вся моя жизнь в родном мире была дорогой в Белый мир, где меня ожидал Шамхар много веков назад… Кстати, – я встряхнулась и устремила на Элькоса пристальный взгляд: – Вы могли бы узнать, сколько времени прошло с момента падения прежней цивилизации? Было бы любопытно узнать, как считаете?

В этот раз магистр не спешил заговорить. Он потирал руки, поджимал губы и мычал себе под нос что-то невразумительное. А пока Элькос обдумывал мои слова, Берик воспользовался воцарившимся молчанием.

– Ашити, – заговорил ягир, – ты иногда называешь это имя – Шамхар. Кто он?

– Я после тебе расскажу, – ответила я с извиняющейся улыбкой. – Сейчас вокруг нас люди, а я пока не готова говорить об этом со всеми. Побеседуем после прогулки.

– Я услышал, – кивнул Берик.

Мы подошли к старому подворью, и, так как Эчиль с дочерями всё еще не появились, я направилась в дом Архама и его семьи. Мои сопровождающие, разумеется, отставать и не думали.

– Друг мой, – обратилась я к хамче, – почему бы вам не попытаться узнать возраст этого подворья? Строение довольно-таки древнее, но более точных известий о времени его постройки мы не имеем. Хотя бы ради эксперимента. Или же это долгий процесс?

Магистр усмехнулся и покачал головой, однако тут же кивнул и остановился у входа в дом. Я остановилась тоже, но Элькос уже внимания на меня не обращал. Он задрал голову и некоторое время смотрел на крышу, а после присел и уперся кончиками пальцев обеих рук в землю. Я отошла в сторону, не желая мешать работе мага, а Берик задержался. Его явно терзало любопытство. Он тоже присел рядом с Элькосом и с минуту смотрел на его руки. После повторил в точности позу хамче, но вскоре пожал плечами и отошел ко мне.

– Что он будет делать? – спросил телохранитель, и я развела руками:

– Понятия не имею. Я не маг, и их наука мне неизвестна. Доверимся магистру, в Камерате он был первым из первых, и можешь мне поверить, вполне заслуженно.

– Тебе верю, – без тени улыбки ответил Берик.

Тем временем Элькос прижал к земле уже не кончики пальцев, а ладони. Склонился и припал ухом, будто желал услышать, что ответит ему Белый мир. В это мгновение открылась дверь, и к нам выпорхнуло семейство Архама. Сам он сопровождал Танияра в его поездке к Каменному лесу, а вот дамы должны были составить мне компанию в инспекции устройства больницы.

И если Эчиль приблизилась ко мне, то девочки, обнаружив мага в странной позе, направились к нему.

– Что он делает? – спросила свояченица.

Надо заметить, что Эчиль заметно похорошела с прошлого лета. И вроде бы ничего не изменилось: она была всё так же высока и широка в кости, да и голос остался по-прежнему низким и глубоким, но глаза сияли. Первая, а ныне единственная жена Архама была счастлива, и это было видно с первого взгляда. Наконец она получила то, чего заслуживала, – быть любимой и нужной, и я была искренне рада за свою сестрицу и помощницу.

– Исполняет мою просьбу, – ответила я, – пытается узнать, сколько зим вашему дому. Большего сказать не могу, сама не знаю.

– А зачем тебе знать, сколько зим дому?

Я посмотрела на свояченицу и улыбнулась:

– Любопытно.

Эчиль ответила мне удивленным взглядом, но вскоре махнула рукой:

– Если надо, значит, надо. – И мы вернули свое внимание магистру…

Мне очень хотелось охнуть, возмутиться или же выразить настороженность, но я рассмеялась – до того уморительная картина предстала нашим взорам. Девочки пристроились рядом с магом и зеркально отобразили его позу. Теперь они тоже стояли на четвереньках и слушали землю. И если Тейа и Йейга стояли на четвереньках, низко склонив головы, то Белек коленок не согнула. Она переломилась пополам и уткнулась головой в землю.

– Белек! – воскликнула Эчиль.

– Не-а, – так и не распрямившись, помотала головой младшая дочь Архама. – Не-а, не-а.

– Ты сейчас головой в землю так уйдешь, – увещевала ее приемная мать, подойдя ближе.

– Не-а, – возразила девочка.

Эчиль подхватила Белек на руки, но она тут же закапризничала и потянулась вниз, явно негодуя и требуя вернуть ее на место.

– Тейа, – строго позвала свояченица, – встань на ноги.

– Мы слушаем, мама, – ответила старшая дочь Архама.

– Слушаем, – поддержала сестру Йейга.

– И я! – завопила изо всех сил Белек. – Я хочу!

Эчиль присела на корточки и попыталась отряхнуть волосы названой дочери.

– Не-а, – снова замотала та головой. – Слусать землю! Я хочу!

Мне подумалось, что надо помочь нашей сестрице, но вновь рассмеялась, наблюдая всю эту забавную и умиротворяющую сцену. А потом мне подумалось, что пройдет не так много времени и мой сын тоже будет так же веселить меня своими выходками, а может, даже немножко раздражать непослушанием, но совсем-совсем капельку. Придя в окончательное умиление, я погладила живот и улыбнулась, ощутив ответное шевеление.

А после почувствовала, как на плечо мне легла ладонь, и, повернув голову, встретилась взглядом с Бериком. Взгляд этот был теплым и даже ласковым, и уголки губ ягира приподнялись, обозначив улыбку. Я улыбнулась в ответ и вздрогнула, потому что рядом раздался резкий звук, бесконечно тянувшийся на высокой ноте, – завизжала Белек, которую Эчиль несла в нашу сторону.

– О Хэлл, – выдохнула я, зажав уши ладонями. – Белек, милая, ты бы и черына посрамила. Если он еще жив, надеюсь, после твоего визга сам сбежит из Каменного леса. Его попросту должны услышать даже за границами Айдыгера.

– Пусти-и, – провыла малышка и снова завизжала.

Эчиль едва успела присесть, потому что девочка все-таки вывернулась и не упала навзничь лишь потому, что ее мать успела ухватить бунтарку за руку, но тут же отпустила, и Белек поспешила к магистру и сестрам.

– Килим, – беспомощно пробормотала свояченица, и я с сочувствием обняла ее за плечи.

Не знаю, чем бы всё это закончилось, но неожиданно Элькос поднялся на ноги и направился в обход дома, сопровождаемый любопытными взглядами, не только нашими, но и прислужников. Ну и девочками, Белек от сестер не отставала. Все четверо скрылись из виду, и мы с Эчиль и Бериком поспешили за ними. Однако мой телохранитель неожиданно обогнал и заступил дорогу.

– Ты туда не пойдешь, – твердо сказал он.

– Берик, там никого нет, – с улыбкой ответила я, понимая, почему вдруг воспротивился ягир. – Подземный ход уничтожен, Рахона там быть не может…

– Нет, – мотнул он головой, и я вздохнула.

– Хорошо, – не стала я спорить. – Позови ягиров от ворот, пусть и они сопровождают нас. В конце концов, я хочу знать, что делает хамче, и ты тоже хочешь.

– Меня точно никто не похитит, – произнесла Эчиль и ушла за дочерями.

– Берик, – я строго посмотрела на упрямца и заверила: – Я с места не сойду, пока ты не вернешься, обещаю.

– Идем со мной, – ягир нашел выход из создавшегося положения, и я, вновь вздохнув, кивнула.

Когда мы все-таки пришли за дом, Элькос стоял, наложив руки на одного из деревянных идолов. Его самопровозглашенные помощницы были заняты тем же, и личики их казались серьезными и даже сосредоточенными. Даже Эчиль осторожно и с заметным благоговением дотронулась до другого идола, но руку быстро отдернула и бросила в нашу сторону вороватый взгляд.

– Что скажете, юные дамы? – спросил магистр.

Девочки посмотрели на мага и пожали плечиками. Элькос улыбнулся им и развернулся в мою сторону.

– Душа моя, было бы любопытно найти что-то, что имеет древнее происхождение. Мне бы хотелось сравнить свои ощущения. Пока же я не готов огласить своих выводов, нужно еще поработать, разобраться, провести больше исследований. Впрочем, слои времени мне откликнулись, но пока слабо. Могу сказать только, что эти идолы старше той части дома, откуда мы пришли, хотя и она далеко не новая.

Задумавшись, я потерла подбородок и развела руками:

– Даже не знаю, что предложить вам для исследований. Впрочем… В Иртэгене есть дома, от которых он строился. Еще неподалеку от Курменая есть каменный столб, чье назначение непонятно, однако он точно имеет древнее происхождение, потому что тагайни не строят из камня, как их предки. Ну и, пожалуй, Каменный лес.

– Туда ведь отправился дайн? – живо откликнулся магистр. – Я могу открыть переход к государю. Еще зимой я связал себя с ним и с вами, чтобы иметь возможность прийти на призыв или же отыскать при необходимости, вы ведь помните? – Я кивнула и даже ощутила энтузиазм, но вмешался Берик.

– Нет, нельзя, – произнес он. – Ты хотела смотреть больницу. Каменный лес дайн поглядит, и хамче туда еще съездить успеет.

– И не думала совать туда свой нос, – соврала я и объявила: – Идем смотреть больницу.

– Да! – воскликнула Тейа, в одно мгновение меняя приоритеты, и сильно запоздало произнесла: – Милости Белого Духа, тетя.

– И вам милости Отца, девочки, – улыбнулась я и первой развернулась в обратную сторону: – Идемте.

О, я же вовсе не рассказывала вам о нашей больнице. Место для нее мы выбирали втроем: я, Эчиль и Хасиль – и выбирали среди нескольких пустых домов. Причины, по каким в них царило запустение, были разные. И смерть, и переезд, и постройка нового дома.

Порой опустевшее жилье занимали те, кому оно было нужно, а какие-то дома так и оставались заброшенными. Вот из них мы и выбирали. Признаться, наши симпатии разделились ровно по количеству участников. Каждой по дому.

– Вот здесь будет больница, – заявила Хасиль, с затаенным восторгом глядя на небольшой дом.

Был он симпатичный, хоть и находился в немалой степени запустения. Должно быть, в пору, когда в нем обитали люди, этот дом был и вовсе красив. Хозяева явно обладали художественным вкусом и золотыми руками. Множество резных элементов в оформлении фасада делали его ажурным. И когда я смотрела на горящие глаза Хасиль, меня терзало стойкое подозрение, что она всегда восхищалась этим домом и мечтала о нем.

Можно даже было пойти ей навстречу, тем более идея создания больницы принадлежала именно Хасиль, но…

– Этот дом хорош, – польстила я бывшей жене Архама, – но его расположение неудобно.

– Маленький, – поддержала меня Эчиль, отметив еще один недостаток.

– Верно, – кивнула я. – Если бы мы говорили о кабинете практикующего врача… – Вздохнув, я переиначила свои слова: – Если бы ты просто принимала в нем больных, то дом вполне сгодился бы. Однако для больницы нужно больше места.

– Я согласна просто принимать, – тут же отозвалась Хасиль, и я улыбнулась, получив подтверждение своей догадке. Она обожала этот дом и даже готова была отказаться от прежних намерений, лишь бы попасть сюда.

– Давайте посмотрим еще, – не став сразу отказывать, предложила я.

– Но это хороший дом! – запротестовала Хасиль.

– Старый и маленький, – ответила ей Эчиль. – Тут всё надо переделать. Проще новый поставить.

– Это моя больница, и я буду решать, – задрала нос упрямица, и я кивнула:

– Хорошо. Идем, Эчиль, Хасиль лучше знает, что и как сделать с ее больницей. Не будем мешать.

Усмехнувшись, Эчиль взяла меня под руку, и мы направились прочь. Впрочем, отойти далеко не успели, потому что в спину нам понеслось возмущенное:

– Почему вы бросаете меня?

– Из зависти, – с сарказмом буркнула себе под нос Эчиль, – из-за чего еще?

Я бросила на нее укоризненный взгляд. После обернулась и ответила Хасиль:

– Почему бросаем? У тебя есть одобрение дайна, мы прогулялись с тобой, пока ты выбирала дом. Дальше тебе наша помощь не нужна. Это твоя больница, ты сама решаешь, значит, советы будут лишними. А раз так, то и нам с Эчиль здесь делать нечего.

– Но я же не знаю, что делать дальше, – возмутилась Хасиль.

– Приведи дом в порядок, подготовь палаты, набери помощников и всё, что тебе нужно для лечения. Ничего сложного.

– Сама решишь, – подвела итог Эчиль. Я возражений не имела.

И мы вновь зашагали прочь от Хасиль. Она не спешила нас нагнать, а я не спешила скрыться из вида, понимая, что сейчас в ней борются норов и здравый смысл. Впрочем, если бы моя бывшая свояченица решилась опробовать свои силы да еще и довести до конца свою затею, я бы ей аплодировала от чистого сердца, но… Но Хасиль не была волевой натурой, и потому я дала ей время подумать.

– Ашити!

Мы обменялись с Эчиль взглядами и обернулись, Хасиль шла в нашу сторону. Поравнявшись, она вздернула подбородок и проворчала:

– Еще посмотрим.

Улыбнувшись, я взяла ее за руку и заглянула в глаза.

– Тебе ведь давно нравится этот дом, верно? – спросила я. – Наверное, с детства любуешься на него?

Хасиль бросила на меня взгляд и немного воинственно спросила:

– Откуда знаешь?

– Догадалась, – ответила я. – Ты сразу повела нас к нему, а потом твои глаза сияли радостью. Я верно поняла?

Женщина вздохнула и отвела взор, а после кивнула.

– Он красивый, – сказала она. – Когда я была ребенком, он уже был пустой, но я всегда смотрела на него и думала, как хорошо было бы в нем жить.

– Плохой дом, я от отца своего знаю, – встрял Юглус, сопровождавший меня. Он не влезал всё то время, пока мы спорили, но теперь, кажется, решил заговорить. – Старый Ангир, когда жена его умерла, сказал, что для нее дом делал. И раз для него уже тут нет счастья, то никому не будет. После этого плюнул на землю перед дверью и ушел. Где отдал духам душу, никто не знает, больше его никто не видел. А в дом так никто и не вошел. Плохой дом, – закончил он.

– Я не знала, что плюнул, – округлила глаза Хасиль. – Не надо мне такого.

Из рассказа я поняла, что дом проклят. И плевок явно имеет определенный сакральный смысл, но о нем я еще ничего не знала и потому посмотрела на Юглуса, ожидая пояснений. Тем более на Хасиль произвел впечатление именно он, а вот самому проклятию она не удивилась – должно быть, знала, однако оно ее не напугало.

– Землю осквернил, – Эчиль поняла мой взгляд быстрее ягира. – Зла пожелать и на землю плюнуть – это как от духов отвернуться. А там, где отступник жил, никому добра не будет.

– Будем другие дома смотреть, – теперь уже уверенно произнесла Хасиль, и мы отправились дальше.

Что до двух других домов, то тут подобной истории не было, и скажу сразу, что победила Эчиль. Мы выбрали примерно одно и то же. Но мой дом занимал более выгодное положение, совсем близко к центру Иртэгена. Ворота находились почти на равном удалении от него, и в случае нападения санитарам не пришлось бы петлять по улицам, везя раненых. Да и курзым был неподалеку, и гостевой двор мы поставим тоже поблизости. В общем, мне нравилось местоположение.

Однако победила Эчиль, потому что ее дом, хоть и располагался в удалении от моего, был крепче. Ему не требовалось столь основательного ремонта, и можно было надстроить второй этаж, чтобы увеличить вместимость. Так что после небольшого спора мы пришли к согласию и посмотрели на Хасиль.

Бывшая каанша осматривала отныне свои владения, и выражение лица ее было кислым. Обняв ее за плечи, я заверила:

– Он будет не хуже проклятого дома. Я сама попрошу, чтобы его украсили. Это и людей привлечет, и глаз порадует.

– Хорошая будет больница, – подтвердила Эчиль.

– И вы больше меня не бросите? – покосилась на нас Хасиль.

– Пока тебе нужна наша помощь, не бросим, – улыбнулась я.

Потом мы пригласили Керчуна и его подручного, а они уже, осмотрев и сделав необходимые выводы, обещали приступить к делу с началом весны. Мы в тот день приходили с инспекцией – плотники уже были на месте. Сегодня была вторая инспекция.

Хасиль ждала нас возле будущей больницы, да и не только она. Иртэгенцы по своей привычке и складу характера не могли оставить важное событие без внимания, и, когда мы подошли, бывшая вторая жена Архама, уперев руки в бока, скандалила с одной из женщин.

– И что тебе за дело, Хыну? Иди себе, куда шла, без тебя умные найдутся! – донесся до нас возмущенный голос бывшей каанши.

– Как захочу, так и пойду, тебя спросить забуду, – едко ответила ей невидимая еще нам Хыну. – А ты стой и молчи, всё одно умного не скажешь. Люди знают, людей не обманешь, все твою глупость слышали.

– Не глупей тебя буду! – взвизгнула Хасиль, и я поняла, что она уже на грани.

– Поспешим, – сказала я и поглядела на Берика.

Он кивнул и зашагал вперед.

– А ну разойдись! – гаркнул ягир. – Дайнани идет!

Люди обернулись в нашу сторону, открыв этим нехитрым маневром пунцовую от негодования Хасиль и сухопарую тагайни лет сорока. Женщина уперла кулаки в бока и выглядела более спокойной и уверенной в себе. Обе спорщицы одновременно посмотрели в мою сторону и так же дружно воскликнули:

– Ашити! Дайнани!

Хыну оказалась проворнее и первой устремилась в мою сторону, оставив Хасиль за своей спиной задыхаться от злости и возмущения.

– Вот скажи, дайнани, ты умная…

– Милости Белого Духа, добрые люди, – не слушая женщину, произнесла я, обращаясь разом ко всем собравшимся.

– И тебе милости Отца, дайнани, – поклонились иртэгенцы.

– Пусть духи будут к вам добры, – приветствовала их и Эчиль.

– Духи мудры, Эчиль, – с достоинством ответили ей.

– Доброго дня, – уже проще поздоровался Элькос.

– И тебе, хамче, – ответили и ему.

Весь этот поток приветствий сбил накал, царивший между спорщицами. Заодно уменьшил апломб самоуверенной Хыну, которой пришлось замолчать и ждать, когда до нее дойдет очередь. Однако пока я не спешила ответить на ее призыв. Благожелательно улыбнувшись, я обошла ее и, приблизившись к Хасиль, взяла ее за плечи. У этого жеста было два значения. Первое: показать ей поддержку и призвать успокоиться. Второе: показать всем, что с Хасиль все споры в прошлом.

– Прости, Хасиль, мы задержались, – сказала я с улыбкой. – Как проходят работы?

– Если бы тут не ходили… – в прежнем запале начала бывшая каанша, и я едва заметно покачала головой, останавливая ее.

После медленно выдохнула, глядя Хасиль в глаза. Она поняла верно и выдохнула следом за мной. Я вновь улыбнулась ей и повторила вопрос:

– Как идет работа?

– Хорошо идет, дайнани, – уже иным тоном ответила Хасиль и все-таки не удержалась: – Если бы всякие под руку не лезли, то еще лучше бы шла.

И тут же ожила Хыну, молчавшая всё это время. Она встрепенулась и направилась к нам, но обнаружила я это, когда за спиной раздалось:

– А ты слушай умных советов, и сама, глядишь, поумнеешь.

– Молчи, – едва слышно шепнула я Хасиль и развернулась к скандальной советчице.

На лице моем вновь была благожелательная улыбка. Шагнув к Хыну, я взяла ее под руку и вынудила отойти к толпе, явно желавшей тоже высказаться, но пока люди просто слушали, удовлетворяя любопытство. Мое место рядом с бывшей второй женой Архама заняла его первая и ныне единственная супруга. Эчиль что-то тихо заговорила Хасиль, но этого я уже не слушала, потому что была занята своей собеседницей.

– Скажи мне, уважаемая Хыну, – начала я, – что здесь делают плотники?

– Как это что? – искренне удивилась женщина. – Работают. Строят.

– Верно, – важно кивнул один из пастухов, его имя, признаться, я попросту не знала, только род деятельности.

– А что строят? – снова спросила я и обвела взглядом всех любопытных.

Тагайни посмотрели на дом, после на Хасиль, а затем на Хыну, ожидая ответа. Она тоже посмотрела и на дом, и на недавнего оппонента в споре, а затем на меня.

– Как это что? – она пожала плечами. – Дом строят. Видать, Хасиль от Илана уйти хочет, вот и выбрала новый дом.

Я удрученно вздохнула и покачала головой.

– Чем же тебе Хасиль не угодила, что ты ей счастья не желаешь?

– Почему не желаю? Пусть будет счастлива, мне-то что до нее? – удивилась женщина.

– Вот и я думаю, уважаемая Хыну, какое тебе дело до счастья Хасиль? Разве же ты слышала, чтобы она с Иланом ругалась? Живут душа в душу. За них бы порадоваться, как Отец велит, а ты напраслину возводишь, будто дурного желаешь. Нехорошо, Хыну, Отец печалится, когда в душе своих детей тьму видит.

Она округлила глаза и всплеснула руками. Затем обернулась к народу, явно ожидая поддержку, но увидела, как иртэгенцы качают головами.

– Нехорошо, Хыну, – снова заговорил пастух. – Не знаешь, а наговариваешь.

– Верно, – кивнул его приятель. – Илан на Хасиль с нежностью смотрит, и Хасиль с Илана взгляда не сводит. Два дня назад видал их на курзыме. Он ей и девочкам сладостей набрал и тканей новых. А ткани-то как хороши… ой и красивые ткани у нас стали делать.

– Да, ткани хороши, – согласились остальные. – И в Курменае таких нет. К коже приложишь, будто ласкает.

Они говорили о тех самых тканях, какие еще прошлым летом соткал брат одной из швей. Должно быть, вы помните тот день, когда на меня было совершено покушение на курзыме, а после к стенам Иртэгена подошло объединенное войско. А как раз перед покушением мне подарили чудесное платье из той самой новой ткани. Но мы отвлеклись.

Я с улыбкой слушала, как тагайни, уже позабыв о доме, перешли совсем к иным темам. Предсказать, куда бы людей завела праздная болтовня, было невозможно, однако узнать это мне было не суждено.

– Так, не уходит от Илана, стало быть, Хасиль? – вернула всех к началу разговора Хыну.

– Да с чего бы? – подала голос сама бывшая каанша. – Илан мне тархам поднес, я его приняла и воду выпила. Летом свадьбу играть будем.

Живо развернувшись к ней, насколько позволяло мое положение, я прижала ладони к груди.

– Какая добрая весть, Хасиль! – воскликнула я. – Прими мои искренние поздравления. Пусть духи будут к вам добры и щедры на милости.

– Благодарю, – с достоинством ответила моя бывшая свояченица.

И я вновь вернула внимание Хыну.

– Как видишь, всё у них хорошо, и потому не гневи Создателя, пожелай счастья и более не разноси сплетен.

Ответить женщина не успела, потому что теперь иртэгенцы обрушили на Хасиль поток пожеланий и благословений. Ей было приятно, это ясно читалось по вновь зарумянившимся щекам, но теперь уже не от злости, а от удовольствия.

– А зачем дом тогда строит? – спросила Хыну, и внимание вновь вернулось к нам.

– Как, уважаемая Хыну, ты не знаешь? – я в удивлении приподняла брови. – Так какой же умный совет ты можешь дать? Выходит, говоришь на ветер? Такого ума Хасиль не надо. Она-то уж точно знает, что здесь делают плотники. Вот и выходит, что ей своего ума хватает, чужой уже лишним будет.

– Так ты скажи, дайнани, будь доброй, и мы тогда знать будем, – встрял всё тот же пастух.

– Тогда и чего хорошего посоветуем, – согласно кивнула Хыну.

Сжав пальцами подбородок, я подняла глаза к небу, изобразив размышления, а после «сдалась».

– Ну, хорошо. Вот скажите мне, добрые люди, где лучше сделать операционную палату? А когда череп вскрывают, с мозга пыль стряхивают или в воде полоскают? А если полоскают, то таз где поставить? А ланцет лучше под рукой держать или человека к нему приставить и звать по надобности? – И вновь «подумав», я задала следующий вопрос: – А стетоскоп и клизму? Если носик клизмы засунуть в стетоскоп, что выйдет?

Тагайни замерли с открытыми ртами, и не только любопытные, но и Хасиль с Эчиль, и Берик не стал исключением. Да что там, даже Элькос!

– Так что, уважаемая Хыну? – полюбопытствовала я. – Советуй. – Затем обвела взглядом остальных: – Может, вы подскажете? Нет? А вот Хасиль знает ответы на эти вопросы. И раз она знает, а вы нет, то и вправду не стоит давать советы и называть кого-то глупым, тогда и о вас не скажут того же самого. – И теперь я смотрела только на Хыну.

Она отвернулась. Помолчав с половину минуты, женщина проворчала:

– Дело у меня, пойду. – И направилась прочь, всё более прибавляя шаг. Быть глупой ей не хотелось.

Остальные расходиться не спешили, однако и заговаривать снова не решались.

– Ты о чем говорила, дайнани? – несмело спросил пастух.

– Придет время, и узнаете, – улыбнулась я.

– Ну а строят-то чего? – послышался женский голос из-за спин тех, кто стоял в первом ряду.

– Больницу, – ответила я и уже хотела направиться к бывшим кааншам, но меня остановил новый вопрос:

– Это как твой лызирет? Опять на нас идет кто?

Подавив зарождающееся раздражение, я растянула губы в улыбке, но все-таки укоризненно покачала головой:

– Если бы на нас кто-то шел, то вы об этом узнали бы не от меня, а от дайна. Неужто вы думаете, что больница нужна только для раненых? Сами подумайте, добрые люди, заболеет кто-то тяжело, и что делать?

– К Орсун бежать, – ответили мне.

Я спорить не стала.

– Хорошо, сбегали за Орсун. Она пришла, травок дала, а потом ее в другое место позвали, а вам хуже стало. Так ведь можно и не дождаться, верно? А в больнице, если болезнь тяжелая, вы будете под присмотром и помощь окажут сразу. Или вот, например, приехали к нам из соседнего тагана, и в дороге хворь приключилась, да такая, что назад не вернуться. И где же болеть человеку? В больнице. А еще бывают такие болезни, что на других переходят. И опять больница выручит, чтоб домочадцев не заражали. Пришли сюда, да и отлежались. И лечить вас станут, и накормят, и в постель уложат. А как поправитесь, тогда и домой уже можно.

– А лечить кто станет?

– Хасиль и ее помощники. Она у Орсун училась и хорошо справлялась прошлым летом, когда Елган с Налыком пришли.

С этим спорить не стали. Впрочем, вопросов не убавилось, даже наоборот. Это было понятно и предсказуемо. Разумеется, они желали теперь обсудить новость и получить новые ответы, но вот мне давать их сейчас не хотелось. А если учесть, что людей постепенно становилось всё больше, то и разговор мог затянуться надолго.

Подняв руки, я объявила:

– Расходитесь, добрые люди. У нас много дел, да и у вас тоже. Потом спросите, что хотели. Милость Отца с вами.

После этого посмотрела на Берика и направилась к свояченицам. И пока ягир мягко, но непреклонно выпроваживал иртэгенцев, меня перехватил Элькос.

– Душа моя, что вы там несли? Пыль с мозга стряхивать? Полоскать в тазу?! А про стетоскоп и клизму? – спросил магистр. – Эти приборы, прошу великодушно меня простить, но они для совершенно разных мест! И даже их применение различно по своей сути…

– Ах, оставьте, – отмахнулась я. – Всё это мелочи, и они несущественны.

– Да как же несущественны? – возмутился хамче.

– Здесь нет ни клизмы, ни стетоскопа, я просто хотела обескуражить.

– Вам это удалось, – усмехнулся магистр.

– Тогда давайте займемся наконец делом, – сказала я, и мы все вместе направились к будущей больнице.

Солнце щедро заливало землю уже по-летнему теплыми лучами, хоть до наступления лета еще и оставалось семь дней. Белый мир утопал в разноцветье пробудившейся жизни. Он благоухал пьянящими ароматами, и душа отзывалась бурным ликованием и радостью.

Закрыв глаза, я наслаждалась весной, солнцем и теплым ветром, ласкавшим мое лицо легкими прикосновениями. И не сдержав своего восторга, я вскинула руки и воскликнула:

– Хвала тебе, Отец! И тебе, Хэлл! Хвала вам, великие духи!

После рассмеялась и, открыв глаза, поспешила вновь взять в руки вожжи. Сегодня я сама правила повозкой, в которую был запряжен мой восхитительный Ветер, такой же стремительный и игривый, как и Великий Странник – мой Покровитель.

Это был мой первый опыт управления повозкой, и не скажу, что забиралась в нее полная уверенности в себе. И если бы не норов саулов, то я вручила бы вожжи Берику. Однако в этом случае Ветер не сошел бы с места. Или я, или повозка останется стоять на месте.

– Жизнь моя, это несложно, – поучал меня Танияр еще дома. – Всё то же самое, что и сидеть в седле. Да, саулы предпочитают возить всадника на своей спине, но не противятся и повозке. Кто еще будет сидеть в повозке – саулу плевать, главное, чтобы правил тот, кому он доверяет всей душой. И беречь тебя Ветер будет точно так же.

– Быть может, ты поедешь с нами? – спросила я с надеждой.

– Улбах засмеет, если меня будет возить жена, – ответил с улыбкой дайн. – Я поеду рядом на Тэйле.

До ашруза мы с дайном и магистром шли вместе. Там нас уже ждал отряд из пятнадцати ягиров, готовых сесть в седло, Тэйле и, конечно, мой красавец Ветер. Последний выражал яркое несогласие с тем, что его впрягли в повозку. Мяуканье и шипение я услышала еще издали и сразу поняла, кто именно бранится на все лады.

– Мой мальчик, – усмехнулась я. – Никто так красиво и витиевато не может выразить свое отношение к происходящему.

На негодование саула никто внимания не обращал. Ягиры стояли возле своих скакунов и переговаривались. Здесь были не только наши… О Хэлл, что за чушь! Здесь были все наши воины! Именно так, и никак иначе. И родом они были из разных частей Айдыгера. Да, одежды их все еще оставались разного цвета, но причиной тому было лишь то, что до сих пор этому никто не уделил внимания.

– Ужасное упущение, – фыркнула я, досадуя на саму себя, и Танияр ответил внимательным взглядом.

Какая глупость думать только о великом и не замечать малого. Впрочем, с одной стороны, это даже было и неплохо – Айдыгер был объединенными землями, но с другой – воинство оставалось воинством и следовало определиться с их одеянием и знаками различий. Герб тоже был нужен новый.

– Что надумала, жизнь моя? – спросил супруг, так и не дождавшись ответа на немой вопрос.

– Нашла себе еще одно важное занятие, – усмехнулась я. – Только и всего.

– У Ашити голова большая, – широко улыбнулся Берик, шагнувший нам навстречу, – теперь только немой не повторил шутку Архама.

– Обычная, – я пожала плечами, – но я умею удобно складывать ее содержимое, и потому вмещается в мою голову многое.

После хмыкнула и направилась к своему негодующему саулу, мне до его душевного состояния дело было уж точно.

– Милости Отца, – кивнула я ягирам, склонившим головы при приближении дайна, а затем сразу же раскинула руки и поспешила к Ветру: – Мой бедный мальчик, ты опять бранишься…

Саул тут же обернулся на мой голос и поспешил навстречу, жалуясь на несправедливую судьбу. Повозка, разумеется, тронулась следом, и Ветер зашипел на нее, даже клацнул зубами, но негоднице угрозы были безразличны, и она продолжила катиться за сердитым скакуном.

– Сядь, дайнани, в повозку, – подсказал ашер, на которого всё это время ругался Ветер. – Он увидит, что всё это для тебя, и сразу успокоится.

Мы с саулом повернули головы к мужчине, и он, махнув рукой, ушел в ашруз, а мы с Ветром остались. Разумеется, я была согласна с ашером, но! Как же можно было сразу взять и сесть? Даже не поговорив?! В конце концов я ведь тоже стала тагайни, рыжеволосой, зеленоглазой, но все-таки признанной дочерью Белого Духа. А любой уважающий себя тагайни обязан высказать свое мнение, даже когда его не просят. Что до саула, так он и вовсе был урожденным иртэгенцем. И мы с Ветром приступили к делу.

А когда я при помощи супруга все-таки забралась в повозку и взяла в руки вожжи, Ветер уже деловито переступал передними ногами, готовый ехать, будто и не ругался на то недоразумение, что тащилось следом за ним. Он спокойно отнесся к тому, что в повозку сел Элькос, но на Берика покосился с подозрением, потому что мой телохранитель устроился рядом со мной. Однако, увидев, что ягир не пытается забрать вожжи, успокоился и затопал вперед, как только услышал знакомое «хэй».

Управлять саулом, запряженным в повозку, оказалось и вправду почти так же легко, как и саулом под седлом. Разве что непривычно, но я быстро осваивалась, а Берик помогал мне советами. В общем-то, для того он и сидел рядом со мной, а не на своем Элы.

А спустя еще некоторое время поездка начала приносить удовольствие, и не только мне. Ветер резво перебирал ногами, время от времени мяукая, словно радовался наконец возможности пробежаться вместе со своей всадницей, пусть она и сидела не на спине. И даже Элькос, когда саул разогнался, издав:

– Ух! – весело рассмеялся, а после воскликнул: – Вот это скорость!

– Нет, друг мой, это вовсе не скорость, – с улыбкой ответила я. – Саулы бегают много быстрей, а сейчас всего лишь резвая рысь. Если вас однажды выберет один из этих восхитительных скакунов, то вы сумеете познать, что такое настоящая скорость.

– Думаете, у меня есть шанс? – живо заинтересовался магистр, но ответил ему Берик:

– В тебе есть сила, хамче, саулы ее чувствуют. Попробуй.

– Это было бы замечательно, – отозвался Элькос. – Когда я могу это сделать?

Я легко рассмеялась и оставила Берику отвечать на вопросы магистра. Танияр поглядывал на нас со стороны, и я увидела на его лице улыбку. Улыбнувшись в ответ, я вновь переключила внимание на дорогу. Мне не хотелось разговаривать, мне хотелось насладиться бегом моего Ветра и видами окрестностей, где я не была с прошлого лета.

И вот тогда я и воскликнула свое:

– Хвала тебе, Отец! И тебе, Хэлл! Хвала вам, великие духи!

Без причины, просто оттого, что на душе моей было легко и радостно. Тут же отозвался саул и побежал еще быстрее без всяких понуканий. За спиной охнул магистр. Я понимала его, когда-то и сама с опаской держалась за край скамейки, чтобы не вылететь через бортик. А теперь не опасалась.

Ягиры, которые ехали по обе стороны от повозки, как и их дайн, тоже поглядывали на нас, и на губах некоторых мелькали улыбки. Чаще это были воины прежних Зеленых земель. В глазах остальных ясно читалось любопытство. Не все еще привыкли ко мне, и это объяснялось просто. Кто-то вернулся с началом весны домой, а на их место прибыли новые ягиры. Но и в Иртэгене с момента моего возвращения я больше общалась с простыми обывателями. Да и с теми, кто стоял на воротах днем в холодную пору, больше обменивались только приветствием.

Более всего мы разговаривали с ягирами во время моих поездок по бывшему тагану, но это было прошлым летом и еще до того, как три тагана превратились в дайнат. Так что новые воины ко мне всё еще продолжали привыкать. К тому же в прошлом году я отличалась только цветом глаз, а теперь еще и белоснежные волосы превратились в пламя, какого в Белом мире не видели. А может, и видели, но очень давно, и до нынешних времен рыжих попросту не осталось. Слишком много всего было, что ушло в небытие.

Коротко вздохнув, я выкинула все досужие размышления из головы. Еще придет время подумать, а пока же под копытами Ветра стелилась дорога. И она несла нас к нашей цели. Я вновь любовалась окружавшим нас пейзажем и, когда появился лес, встрепенулась.

Где-то здесь умирающая рырха доверила мне своих детенышей. Мои милые комочки, ставшие матерыми хищниками, сейчас бродили где-то по лесным дорогам. А потом мне пришло на ум, что Торн именно в эту минуту уже могла стать матерью. Или готовится к родам и собирает запасы на время, когда не сможет охотиться.

А что же ее братья? Живут ли они по законам стаи, и тогда Торн пришлось уйти подальше, чтобы сберечь свое потомство, или же остались семьей? Хоть бы так… Тогда они позаботятся о сестре и ее детенышах. Впрочем, Мейтт и Бойл сами могут стать отцами. Они красавцы! Какая самка устоит перед ними? Если только слепая или глупая.

И я рассмеялась, вдруг осознав, что думаю о рырхах как о людях. Более того, думаю как ревнивая мать, которая не видит в своих отпрысках изъяна. Но ведь его и вправду нет! Мощные, сильные, отважные, умные и, конечно же, красивые – вот каковы мои клыкастые детки.

– Хоть бы пережили зиму, – шепнула я и вновь вздохнула.

Постепенно мы миновали лес и вскоре выехали к перекрестку, где одна дорога расходилась на две. Правда, наше ответвление было неприметным – к Каменному лесу паломничества не было до настоящего момента. Первым свернул Танияр, уехавший с несколькими ягирами вперед, ну а я уже направила Ветра следом за ними.

Признаться, дыхание я затаила в ожидании встречи с местом неприятным, но таинственным. И хоть я прекрасно помнила, что собой представлял Каменный лес, но было до невозможности любопытно увидеть, во что он превратился. Танияр рассказывал мне, что теперь он залит светом и от болот мало что осталось, но хотелось самой удостовериться в этом.

– Милый, а вам встретился кто-то из тех тварей, что населяли лес прежде? – спросила я мужа, когда он вернулся из своей первой поездки этого года. – Хотя бы следы?

– Нет, никого не осталось, – ответил дайн. Именно потому мне и было позволено отправиться с ним сегодня.

– Как же любопытно! – произнес из-за моей спины магистр. – Безумно хочу увидеть это место и почувствовать энергию Илгиза, если она, конечно, осталась.

– Зачем тебе чувствовать Илгиза? – нахмурившись, спросил Берик.

– А затем, дорогой мой, что, зная силу врага, легче отыскать ей противодействие, – ответил Элькос и поправился: – Возможность противостоять.

После этого мой телохранитель посветлел ликом и покивал, соглашаясь. Никто еще толком не знал возможностей нашего хамче, даже он сам, но уважение Эгчена, которое он не скрывал после случая с летающим столом, свое дело сделало. Ягиры начали доверять словам, что магистр принесет дайнату пользу. А после того как Элькос заговорил на языке Белого мира, он и вовсе занял свое законное место среди жителей Айдыгера.

Магистр даже начал оставлять меня без своего общества. Впрочем, моего обожания говорливых тагайни в себе не обнаружил. Однако держался стойко и хранил на лице благожелательное выражение, отвечая на их вопросы. Выучка, полученная в королевских чертогах, оказалась весьма кстати.

– Утомительный народ, – сознался хамче не так давно в нашем разговоре.

– Восхитительный, – с улыбкой возразила я. – Искренние, открытые, честные.

– Но невероятно любопытные.

– И в этом их прелесть, – ответила я. – Их просто нужно принимать такими, какие они есть. Теперь это ваши земляки.

– Я не жалуюсь, – отмахнулся Элькос. – Мне нравится Белый мир и его жители тоже нравятся. Но раздражает, когда до цели приходится продираться сквозь ворох вопросов и бесконечные остановки.

Целью мага стал кузнец Тимер. С ним маг сошелся как-то легко и быстро. Однако вело Элькоса к кузнецу не только желание пообщаться. Магистр решил поучаствовать в создании нового оружия, которым занимался Тимер.

– Чрезвычайно увлекательно, – так отозвался о своих новых изысканиях хамче, но пока оставил меня без подробностей.

Я знала только, что он составляет какие-то чертежи, для чего стащил у меня один из карандашей и драгоценную бумагу, чем едва не пробудил во мне рырха. Однако ради блага дайната я готова была смириться с утратой нескольких листов. Немного поворчала, но, вздохнув, признала, что и это тоже важно.

– Ашити!

Это восклицание вернуло меня в повозку, и я остановила Ветра, потому что Танияр уже спешился, как и ягиры, ехавшие впереди, и теперь направлялся ко мне, чтобы помочь спуститься на землю. Впрочем, позвал меня не он. Неподалеку стоял наш добрый друг и союзник – вожак племени кийрамов.

– Улбах, – я широко улыбнулась. И когда встала на землю, продолжила: – Рада тебя видеть. Пусть Отец будет к тебе милостив, а Хайнудар не оставит кийрамов своим покровительством.

– Тебя духи слышат, Ашити. – Вожак кийрамов сжал мои плечи. – Пусть Мать будет стоять рядом, когда придет срок. Будет у Танияра славный сын, знаю.

– Благодарю, – ответила я, приложив ладонь к груди, и указала на Элькоса: – Знакомься, Улбах, это наш хамче Мортан Элькос. Он пришел со мной из родного мне мира.

– Милости Белого Духа, – с достоинством произнес Элькос, не склонив головы. – Ашити много рассказывала о кийрамах. Рад познакомиться с тобой, Улбах. Я Мортан, можно просто Морт.

Вожак не ответил. Он рассматривал магистра с головы до ног и в обратном направлении, как и любой зверь не спеша довериться чужаку.

– Хамче обладает немалой силой, – важно сообщила я.

Улбах перевел на меня взгляд, после снова посмотрел на мага и расхохотался.

– Он старый! – воскликнул кийрам, всё еще посмеиваясь.

Элькос на открытую насмешку не отреагировал. Я и вправду немало рассказывала о племенах вообще и о кийрамах в частности, потому магистр не склонил головы, чтобы не показать, что принимает над собой власть Улбаха. А еще он помнил, что затевать с кийрамом спор не самое лучшее решение. Любой представитель этого племени готов был отстаивать свое превосходство и злился, если не мог победить. Одержать верх над хамче вожак не мог, потому что сила его была не в мышцах.

– Ни я, ни ты, Улбах, не осилим Морта, – подходя к нам, произнес Танияр.

Я улыбнулась супругу. Он встал на защиту магистра и опять проявил мудрость. Танияр был признан Улбахом достойным соперником, и потому слова, сказанные дайном, не звучали для кийрама вызовом, напротив, вызывали любопытство.

– Почему это? – ожидаемо спросил вожак, но в глазах его зажглось упрямство.

– У хамче иная сила, – ответил дайн. – Он не бегает быстрее нас с тобой, но обгонит меня, даже если я сяду на Тэйле и пущу его во весь опор. И руки его слабей, чем у меня или тебя, но Морт с легкостью поднимет то, на что нам с тобой не хватит силы и вдвоем.

– Это так, – кивнул Элькос и…

Оказался в десяти шагах от нас, переместившись через портал. После, рисуясь, щелкнул пальцами, и огромный валун взмыл вверх, проплыл над головами двух ягиров, говоривших с кийрамами, а после плавно опустился на землю.

В Каменном лесу воцарилось молчание. Воины дайната и племени воззрились на немолодого мужчину, не обладавшего мощной статью, а вместе с ними не сводил с мага взгляда и Улбах. Только мы с Танияром остались спокойны и невозмутимы. А потом ягиры, приложив ладони к груди, склонили головы.

– Хамче, – почти дружно признали они силу человека, чье звание, данное еще шаманкой, казалось странным и неубедительным до этой минуты.

– Вот так, вожак, – развел руками дайн. – И он теперь верный сын Белого Духа и айдыгерец. С Ашити в наш мир пришла великая сила: ее знания и дар Морта.

– Благодарю, государь. – И вот теперь Элькос склонил голову, показав, чью власть он признает и почитает. – Моя сила принадлежит вам до последней капли.

– Почему он говорит тебе так, будто тебя много? – спросил Улбах.

Впрочем, ожидать от кийрама признания чужой силы не приходилось, тем более от вожака. Не исключаю, что он даже был рад тому, что появился повод заговорить о чем-то другом.

– Так принято в их мире, – ответил Танияр на вопрос кийрама и сразу сменил направление разговора: – Идем посмотрим, что там за дальними столбами. Ашити, – теперь он обернулся ко мне, – от ягиров ни на шаг. Можешь сходить прямо, там мы уже были. Магистр, вы тоже остаетесь с дайнани.

– Я понял, государь, – кивнул Элькос.

– И я поняла, милый, – заверила я.

Семь ягиров и кийрамы ушли с дайном и Улбахом, мне остались восемь воинов плюс магистр и плюс Ветер, которого успели выпрячь из повозки. Так что защищена я была настолько, что даже на миг ощутила себя заключенной в крепости. Впрочем, я преувеличиваю… да попросту брюзжу. Конечно, мне хотелось бы идти свободно, и для охраны хватило бы и Элькоса с Бериком, ну еще Ветра. Однако место, где мы находились, к праздной прогулке не располагало. Да и жаловаться я не намеревалась, забота мужа была мне приятна.

А еще спустя минуту я наконец огляделась. От прежнего Каменного леса и вправду осталось немного. Теперь здесь сияло солнце, и зелень, ощутившая прилив света, потянулась к нему, более не напоминая печального подобия своих собратьев. Не было редкой поросли на земле, сейчас щиколотки щекотала ярко-зеленая трава, стелившаяся под ногами пышным ковром.

Деревья хоть и оставались кривыми и тонкими, но я верила, что скоро они напитаются силой жизни и потянутся вверх. А спустя несколько лет здесь уже будет шептать не каменный, а самый настоящий лес. И его заполнят звери и птицы. Дурпак и духи-близнецы не оставят это место без своего покровительства.

Однако и столбы никуда не делись. Танияр разрушил лишь несколько. Этого хватило, чтобы уничтожить свод, но уцелевших еще хватало. Они были хорошо приметны впереди. Стояли на своих местах, подобно окаменевшим исполинам, и взирали на людей, посмевших покуситься на их мрачное царство.

– Что-то ощущаете, друг мой? – обратилась я к Элькосу.

– Несколько неуютно, но не больше, – ответил магистр. – Мы можем дойти до тех столбов?

– Да, прогуляемся, – согласилась я.

Ягиры не возражали. Только Юглус и Берик могли открыто сказать мне «нет», но у них было на это право, которое они заслужили не честной службой, ибо каждый воин служил честно, но дружеским расположением и искренней привязанностью ко мне. Они были моими советчиками, заботливыми няньками и строгой охраной. Однако и Берик пока не мешал моей прогулке, возможно успокоенный количеством телохранителей, да еще силой хамче.

Что до Ветра, то он шел рядом со мной. Не шипел и не мяукал, требуя внимания. Только время от времени принюхивался или тыкался носом мне в плечо. Я гладила его, а потом и вовсе уложила ладонь на лоснящийся бок, раз уж не могла оседлать. Этого саулу хватило, и он стал совсем похож на хорошего и воспитанного мальчика.

– Дайнани, дозволь спросить, – заговорил бритоголовый ягир из бывшей Песчаной косы.

Обернувшись к нему, я улыбнулась:

– Спрашивай.

– Как твои волосы стали огненными?

Невольно хмыкнув, я пропустила между пальцев прядь своих волос, но прежде спросила сама:

– Как твое имя?

– Тахир, – ответил ягир, и я продолжила:

– Это воля Создателя, Тахир. Когда я пришла в этот мир, Отец покрыл мою голову инеем, чтобы его детям было легче принять меня. Но в последний день лета Он услышал мое желание сказать родным, что я жива, и отправил туда, откуда я появилась. И как только я оказалась в родном мире, иней истаял, и вернулся настоящий цвет моих волос. А когда снова вошла в Белый мир, Белый Дух оставил всё как есть. Я такой родилась, Тахир, – после улыбнулась воину и, сожмурив один глаз, посмотрела на солнце. Хорошо!

– А что сказал дайн про твои волосы? – спросил второй бритоголовый ягир и сразу же представился: – Меня зовут Тунсы.

– Дайн всегда знал, какого цвета мои волосы, – охотно ответила я. – Прошлой зимой его ранили кийрамы. Тогда еще Архам был кааном, и он отправил брата, чтобы тот прогнал охотников.

– Мы не сразу увидели, что он идет в западню, – помрачнел один из ягиров бывших Зеленых земель, и я отрицательно покачала головой:

– Ты не должен корить себя или других ягиров – это было волей Отца. Танияр говорил, что он увидел белоснежного саула с голубыми глазами…

– Там не было саула, – возразил тот же воин. – Я был с Танияром.

– Белых саулов не бывает, да еще с голубыми глазами, – заговорил воин из бывшего Белого камня: – Мое имя Веран.

Я обвела свое сопровождение лукавым взглядом и кивнула, соглашаясь:

– Не бывает, Веран. И разумеется, этого саула никто не видел, кроме того, кому он показался. На всё воля Белого Духа. И тогда его воля была отправить Танияра к шаманке. Мама разбудила меня в ту ночь, когда почувствовала, кого к ней везут. Я помогла ей, а после спряталась в лихуре. Мама не хотела, чтобы меня видели до поры, и теперь я знаю почему. Всему виной неприязнь тагайни к тем, кто на них не похож. Потом ягиры ушли, и она начала творить свой ритуал. Я слушала ее голос и удары хота, думала о тех, кто в ту минуту оказался посреди метели, и впала в транс…

– Куда упала? – переспросил Тахир.

Я рассмеялась и пояснила:

– Это такое состояние… Будто спишь. – Ягиры покивали, кажется поняв, о чем я говорю. – А потом появился Белый Дух…

– Ты видела Отца? – недоверчиво спросил Веран.

– Несколько раз, – кивнула я. – В первый, когда мама привела меня к Нему. Тогда она сказала, что Отец признал меня и она станет моей матерью в этом мире. Тогда же и дала мне это имя – Ашити. Имени, которое получила при рождении, я не помнила. А еще в тот раз Создатель выбелил мне волосы. Второй – в ту ночь в лихуре. Он склонился ко мне и позвал. Я открыла глаза и поняла, что нужна маме. Ей требовалась моя помощь – велела смыть кровь с тела Танияра. Я исполнила ее волю. И пока обтирала его, произнесла вслух имя. Глаза Танияра открылись, и он сжал мою руку. Спросил: «Кто ты?» – а после снова потерял сознание. А потом рассказал, что увидел меня во Мраке. Он сказал, что волосы мои не были белыми, они пылали огнем. Сказал, что пошел за мной… – замолчав, я улыбнулась своему воспоминанию.

Должно быть, молчание затянулось, потому что вернул меня к реальности Берик. Он спросил:

– А что было потом?

– Потом мама сказала, что я оказалась участником ритуала и что она отогнала Смерть, а я вернула Танияра. А когда летом он заманил нас с мамой в Иртэген на праздник лета, я рассказала ему о себе, и про цвет волос тоже. Танияр не удивился, он уже видел меня такой, пока блуждал во Мраке. И вот теперь подумайте, откуда взялся белый саул и зачем меня позвал Создатель. Танияр всегда был избранником Белого Духа. Я была ему предназначена, а он мне. Об этом я расскажу не сейчас, но когда придет время.

– Отец заманил дайна в западню, чтобы вы могли встретиться? – спросил Тунсы. – Это Он явился белым саулом? – Я смотрела на него, ожидая, чтобы ягир продолжил свою мысль, и он сделал это: – Белых саулов не бывает, да еще и с голубыми глазами. И тебя показал настоящей, а Танияр увидел и принял.

– Верно, – улыбнулась я.

– А ты? – спросил Берик. – Каким ты видела Создателя? Вещая говорила тогда на сангаре, что каждый видит Его по-разному.

Теперь на меня снова смотрели все ягиры и даже Элькос. Он уже знал всю историю и во всех подробностях, но сейчас и магистру стало интересно. Скрывать мне было нечего, и играть в таинственность я не стала.

– Я увидела Отца человеком. Он прекрасен… Невероятно прекрасен. Мне сложно найти слова, чтобы описать Его. Волосы Создателя белы как снег, но глаза… У них нет цвета, точнее, они меняют цвет. Сначала кажутся почти прозрачными, как лед, но потом ты видишь летнее небо, а после будто опускается вечер, и глаза становятся синими, пока не превращаются почти в черные, и кажется, что в них зажигаются звезды… А еще в них мудрость, великая древняя мудрость, как само время. Еще тепло, доброта и капелька лукавства. У Создателя невероятные глаза.

И вновь воцарилось молчание. Я смотрела на ягиров и больше не видела недоверия. Впрочем, у моей откровенности имелась своя цель. Мне хотелось, чтобы они осознали – за нами с Танияром стоит сам Белый Дух. Это было важно в грядущих переменах. Если люди поймут, что их желает Создатель, то и споров будет меньше. А сейчас меня слушали воины из разных частей Айдыгера.

– Почему Белый Дух показался тебе? – произнес Веран. – Ты не родилась в нашем мире, а мы…

– Ты неправ, Веран, – остановила я. Теперь я говорила строго. – Каждый изо дня в день смотрит на Создателя. Он – это весь мир. В каждом Его творении ты видишь Отца. И Он всегда рядом, всегда за твоим плечом. Никогда не сомневайся в Его милости, потому что Белый Дух со своими детьми. Строг, но справедлив. Велик и мудр Отец.

– Истинно, – мужчины склонили головы, соглашаясь.

– А меня не удивляет, что Белый Дух явил свой лик Ашити, – внезапно произнес Элькос, и взгляды переместились на него. – В нашем мире правят иные боги. И по нашим традициям мы выбираем себе среди них Покровителя. Обычно женщины предпочитают богиню Левит. Она помогает женщинам, защищает и оберегает их. Но Ашити избрала Хэлла. У нас называют его богом-счастливчиком, Великим Странником и Весельчаком. Говорят, что скакуном Хэллу служит ветер и он несет на своих крыльях удачу. Обычно его почитают те, кто ищет удачи в делах. А еще наша Ашити, и Хэлл принес ее в Белый мир в минуту, когда девочке угрожала страшная опасность.

И пока он говорил, взгляды нескольких ягиров переместились на Ветра, после на меня, и я улыбнулась, подтверждая их догадку.

– Так вот почему ты ловишь ветер, – произнес Берик. – Ты трогаешь своего Покровителя из родного мира.

– Хэлл всегда со мной, – улыбнулась я. – Даже когда я не помнила себя, то слышала его голос в шелесте листвы. Хэлл говорил, что он всегда со мной, что рядом. Он и Белый Дух. А еще Дурпак, Хайнудар и Тагудар. А теперь я, надеюсь, еще и Илсым не оставит в нужную минуту.

– А твое имя? – спросил Тахир. – Ты вспомнила, как тебя назвали при рождении?

Ответить я не успела, потому что вместо меня заговорил магистр:

– О, у нашей дайнани чудесное имя. При рождении ее назвали Шанриз, что означает «солнечный луч».

– Как и Ашити, – улыбнулась я. – Ашит значит «свет», а Ашити – «луч света». Выходит, что в обоих мирах меня зовут одинаково.

И я легко рассмеялась, улыбнулся и магистр. Берик кивнул, соглашаясь, а кто-то из ягиров произнес:

– Потому и светишь, как ласковое солнышко.

Я привычно уже смутилась и поспешила сменить тему беседы:

– Ну вот мы и добрались до столбов. Оставим все вопросы на потом и осмотримся.

– Как скажешь, дайнани, – не стали спорить мои телохранители.

Мы остановились перед каменным столбом и дружно задрали головы кверху, рассматривая его. Даже Ветер. Саул потянулся к нему носом, после фыркнул и отошел в сторону, кажется, громадина моему мальчику не понравилась. А может, попросту не вызвала интереса.

На ягиров каменный исполин также не произвел впечатления, несмотря на грандиозные размеры. Кто-то фыркнул похоже на Ветра и отвернулся. Впрочем, это больше походило на наблюдение за окрестностями, чем просто презрение к творению Илгиза. Двое и вовсе направились за столб, чем еще больше укоренили в мысли об охране. Воины пришли сюда не любоваться.

– Что-то чувствуете, магистр? – спросила я Элькоса.

Он стоял перед столбом, пока не спеша прикасаться к нему и не производя иных манипуляций. И молчания нарушать тоже не спешил. Однако после моего вопроса повернул голову и, посмотрев рассеянным взглядом, попросил:

– Расскажите еще раз об этом месте, душа моя.

– Извольте, – с готовностью отозвалась я. – Это место было чем-то вроде мира в мире. Эти столбы держали свод, если уместно такое определение. Раньше здесь был полог, который не пропускал солнечного света, и в этом месте всегда царил сумрак. Из-за этого растительность почти отсутствовала, зато были болота, населенные созданиями Илгиза. Жуткие и бесполезные твари, стоит заметить. Мне довелось лично познакомиться с черыном. Он парализовал жертву своим криком, а после пожирал ее. Еще об одном слышала от илгизитов, его прозывают ползун, но, хвала Высшим Силам, с ним я не познакомилась даже издали. И если он был поблизости, не видела…

– Всё это занимательно, – прервал меня хамче, – но я прошу рассказать мне не о флоре или фауне этого места, а вот о нем, – он указал взглядом на столб. – И о том, что с ним связано.

Одарив магистра недовольным взглядом, я все-таки признала, что отдалилась от сути дела.

– Ну, хорошо, – кивнула я. – Стало быть, столбы держали свод, хотя я могу и заблуждаться. И если поначалу, пока меня вели илгизиты, я видела их, как сейчас, то в какой-то момент мы оказались на обрыве, на дне которого также были столбы, но мы уже находились над пологом. Сама я едва не упала, увлекшись вопросами, но Рахон удержал, а после заскользил по нему, как мы катаемся на коньках по замерзшему озеру. И таким образом мы переместились к горам, за которыми находится Дэрбинэ. А когда мы спустились с полога, то никакого леса уже даже не было видно, он остался где-то очень далеко. Однако стоит отметить, что без подручного махира я бы прошла место разрыва по лесу – и ничего бы для меня не изменилось. Так объяснял пятый подручный.

– Я услышал вас, дорогая, – ответил маг и попросил: – А теперь не мешайте. Я немного поработаю.

Вздохнув, я покорилась и отошла на несколько шагов, однако продолжала наблюдать за Элькосом. Мне отчего-то подумалось, что он сейчас опять встанет на четвереньки и будет слушать землю, как выразились дочери Архама. Но магистр не спешил падать ниц перед исполином. Вместо этого хамче оперся на столб ладонью, после закрыл глаза и медленно выдохнул. Так и замер, сам став похожим на истукана.

Не знаю, сколько времени прошло, но я устала просто стоять и ждать, когда маг огласит результаты своих изысканий. Даже Ветер успел уже обследовать каждый клочок земли вокруг меня, а Элькос всё еще не пошевелился.

Передернув плечами, я скинула оцепенение и направилась прочь от столба и хамче. Недалеко. Попросту решила последовать примеру саула и оглядеться. Берик и два ягира пошли за мной, Ветер, разумеется, тоже. Остальные воины продолжили следить за подступами к месту, где изнывала от ожидания и любопытства их дайнани.

Я вспомнила место, где провела ночь, когда попала в Каменный лес впервые. После покрутила головой и пожала плечами – найти схожесть или различия мне не удалось. Наконец я решила, что это все-таки не то место, потому что здесь не было валуна, из-за которого на меня смотрел черын. Впрочем, ностальгии по тем событиям у меня не имелось, потому на воспоминания махнула рукой и прошла еще дальше.

– Остановись, – велел Берик, и я послушно замерла там, где меня настиг приказ.

Мой телохранитель и один из ягиров прошли вперед. Берик вытянул наполовину из ножен ленген, второй воин скинул с плеча лук и наложил на него стрелу.

– Что там? – отступив назад, спросила я. Однако шею вытянула и попыталась рассмотреть, что могло встревожить ягиров.

– Болото еще не высохло, – ответил воин, оставшийся со мной. – Тянет гнилью.

Я принюхалась и теперь ощутила то, о чем говорил ягир. И вправду тянуло гнилью, но запах был столь слабым, что я даже не заметила его. Либо болото все-таки основательно высохло, либо пахло не оно. А потом я увидела, как ягир, ушедший с Бериком, все-таки натянул тетиву, и стрела улетела мимо моего телохранителя.

После этого ягиры развернулись в обратную сторону, и я спросила:

– Что там было?

– Это ленай, – ответил Берик. – Жрал кого-то.

– Кого-то? – охнула я.

– Похоже, ту тварь, которая жила в этом болоте, – ответил мне второй ягир. – Ленай и падаль съест – не подавится, а этот, похоже, недавно сдох.

– А зачем стрелял? – спросил воин, оставшийся со мной. – На людей ленай не нападает, если не трогать.

– Он зубы показал, – усмехнулся Берик. – Якил ему ответил. Не убил, – тут же добавил он, увидев, как я прикрыла рот кончиками пальцев. – Мимо стрелял, просто пугнул. Ленай даже не отошел, дальше жрет.

– Я этого зверя никогда не видела, – сказала я. – Могу я на него взглянуть? Любопытно.

– Идем, – мой телохранитель кивнул и снова повернул к болоту.

Запоздало вспомнив, чем занят змееподобный зверь, я было приостановилась, но затем всё же продолжила путь, чтобы не показывать свой страх перед мертвецами. Тагайни, а тем более ягиры, не преминули бы после напичкать меня остротами. Пусть дружескими, но вполне возможно, неприличными. Выслушивать их у меня желания не было. И потому я решила, что буду смотреть только на животное.

– Вон он, гляди, – Берик вытянул руку, и я последовала за ней взглядом.

Ленай больше напоминал огромного червяка, чем змею. У него не было чешуи, но было розовато-коричневое голое тело. Этакий короткий и толстый червяк, если соотносить длину и объем. Что сзади, что спереди он был округлым. Только спереди еще имелись маленькие черные глазки и зубастая пасть. К тому же ленай не ползал, а передвигался на коротких когтистых лапах. И, глядя на него, даже не верилось, что это не особо приятное существо слывет синонимом коварства и хитрости.

– У него кожа такая, что стрелой не прошибешь, – сказал один из ягиров.

В это мгновение ленай дернул головой в сторону, и мои внутренности скрутил острый спазм, потому что из пасти его торчала рука, которую зверь оторвал от мертвого тела на наших глазах. Я хорошо разглядела тонкие растопыренные пальцы с перепонками между ними. Но была ли это конечность черына или кого-то еще, я знать не желала. Да и не смогла бы спросить, потому что меня вывернуло прямо себе под ноги.

– Девочка моя, что за тошнота за неделю до родов? – послышался голос магистра.

– Ка… какая мерзость, – задыхаясь, выдавила я.

Элькос приблизился ко мне. Бросив взгляд мне за спину, он передернул плечами, а после накрыл мне лоб ладонью, будто благословляя по традиции Белого мира. Однако магистр был занят иным. Я ощутила приятную прохладу, разлившуюся по телу, затем успокоение, и спазмы исчезли.

– Лучше? – спросил хамче.

– Намного, благодарю, – выдохнула я и поспешила уйти от берега почти пересохшего болота.

Уже вернувшись к каменному столбу, я оперлась на него ладонью, но магистр, взяв меня за запястье, отвел мою руку в сторону и приобнял за плечи, так дав поддержку.

– Не надо это трогать, дорогая, – сказал Элькос. – Этот столб еще полон энергии, чуждой энергии Белого Духа. Неприятная сила, мне не понравилась.

– Вы ощутили силу Илгиза? – живо заинтересовалась я, в одно мгновение забыв о том, что творилось на берегу болота.

– Не только ощутил, но и собрал в накопители, – ответил магистр. – Теперь я могу попытаться сделать от нее защиту. Нужно только получше разобраться в ней. Хорошо бы иметь какую-то вещицу от илгизитов.

– Танияр уничтожил все шавары, которые попали к нему в руки…

– Напомните, душа моя, о чем вы, – попросил Элькос.

– Шавар – это медальон илгизитов, – пояснила я. – Он связывает отступников…

– Вспомнил! – кивнул маг. – Но ведь не всех же шпионов переловили, верно? – Я и ягиры посмотрели на него с любопытством, и Элькос не подвел: – У меня есть образец энергии, и теперь, почувствовав ее, я смогу обнаружить носителя подобной.

– Но это же восхитительно! – воскликнула я.

– О чем говорит хамче? – спросил один из ягиров.

– О том, дорогой мой, – ответил сам магистр, – что я теперь могу отыскать илгизитов на запах.

– Вы наш рырх, дорогой друг, – рассмеялась я, и воины одобрительно покивали.

Теперь оставалось донести добрые вести дайну, и мы отправились к месту встречи.

Айжэм благоухал. Он покрылся ярко-алыми цветами еще вчера, точно в тридцатый день весны, и сегодня я сделала пометку в календаре в той части, где было написано: «Лето».

– Первый день, – сказала я, глядя на портрет мужа, а после опустила взгляд на свой живот и, погладив его, шепнула: – Завтра, малыш, мы увидимся с тобой завтра. – И вздохнула, уже ни к кому не обращаясь: – О-ох…

Я вновь волновалась. Близость неизбежного события тревожила и немного пугала. В конце концов это были мои первые роды, и я не представляла еще, что и как будет происходить. Теоретически знала, конечно. Амбер в свое время, да и Эчиль, Хасиль и прочие женщины немало делились со мной опытом. Но всё это были рассказы, а перед внутренним взором стояла Агыль – та женщина, при родах которой я помогала матери. Я помнила, и как ей было тяжело, и покрасневшие от натуги глаза, и как она вцепилась мне в запястье.

Отчего-то именно это воспоминание теперь было ярче веры не только в Элькоса и шаманку, но даже в Белого Духа. Я стыдилась, винилась перед Создателем, клялась больше не допускать малодушия и вновь тревожилась. Возможно, расскажи я о своих страхах Танияру, мне стало бы легче, но опять не хотелось казаться слабой. Он не стал бы насмехаться, но упрямство оказалось сильнее. И в своих переживаниях я страдала одна.

Впрочем, и разрешиться от бремени хотелось. Вот уже два дня у меня ныла поясница. Как сказала Сурхэм, верный признак. Однако доброго расположения духа это не добавило – мое состояние раздражало. Недомогание испытывала редко, болела я нечасто. А теперь чувствовала себя нехорошо, и это мешало привычной жизни.

– Шанни, душа моя, чего же вы хотите? – спросил меня Элькос, выслушав жалобы. – Теперь это закономерно. Потерпите, в ближайшие дни всё закончится. Его Высочество готовится к встрече со своими родителями.

– А убрать эти ощущения невозможно? – сердито спросила я.

– Ваша названая матушка дала травки, заварите. А я сейчас влезать не стану, дабы не навредить. Это ведь не тошнота. Ваше тело готовится к родам, а мое вмешательство уберет недомогание, но может приостановить процесс. Этого делать не стоит. Выпейте травки.

– Благодарю покорно, – фыркнула я, но вздохнула и проворчала: – Простите. Что-то я сама не своя.

– Волнение вполне понятно и закономерно, – улыбнулся магистр. – Я не обижаюсь.

Травку я тогда пить не стала, рассудив, что могу потерпеть. Слова Элькоса о возможном вреде возымели определенное действие. И хоть я понимала, что мама дурного не посоветует, но облегчать себе самочувствие не решилась. И потому недомогание так и осталось со мной.

– Терпеть недолго, – сказала я себе и, поднявшись из-за стола, погладила поясницу. – Всего лишь до завтра. – И, передернув плечами, покинула кабинет.

В доме сейчас, кроме меня, была только Сурхэм. В очаге тлели остывающие угли – на сегодня готовить наша прислужница закончила. И то, над чем она колдовала с рассвета, уже забрали и унесли на поляну, где стояли столы в ожидании большого праздника.

Люди уже должны были собираться, но начнется празднование наступления лета только после того, как придет дайн. Сегодня с нами за столом должны были сидеть и пагчи с кийрамами. И если пагчи уже были айдыгерцами, то Улбах с женой и выбранные им воины-охотники оставались просто гостями, но гостями почетными.

Ягиры из бывших таганов к ним уже успели привыкнуть, и даже те, кто приезжал торговать или к родственникам, жившим на бывших Зеленых землях, смотрели без особого любопытства. Кийрамы с прошлого лета стали явлением обыденным, а в нашей части Айдыгера еще и почитаемы как союзники. Все помнили, что они шли за Танияром встречать объединенное войско, а после сражались под стенами Иртэгена.

Как помнили и о помощи пагчи, которые привели с собой унгаров. И если последние так больше и не появились на наших землях, то пагчи, как я уже успела напомнить, стали нашими соотечественниками. Жители бывших Зеленых земель спокойно принимали подопечных Дурпака, не пеняли на зеленые глаза и черные волосы, да и на искажение привычных слов внимания не обращали.

А вот тем, кто прежде жил в Белом камне, мирное соседство с пагчи давалось сложнее, да и представители племени не питали к этим тагайни добрых чувств. Вражда, длившаяся многие поколения, никак не желала отпускать бывших противников. Впрочем, пагчи по своей природе были открыты дружбе, но заискивать ни перед кем не собирались.

И однажды между ними вспыхнул конфликт. Не прежняя бойня, но всё могло бы закончиться плохо, если бы не вмешался дайн, к которому успели отправить гонца.

– Довольно! – прогремел тогда голос взбешенного правителя, ворвавшегося в самый центр едва закипевшей драки. – Нет больше Белого камня, как нет земель племени. Они ушли, а с ними старые распри. За что грызетесь? Чего не поделили? Землю? Так ее полный Айдыгер, каждому места хватит. Обидели кого-то? Так идите ко мне, и я решать стану, кто виновен, а кто нет. Но если былое делите, то и идите вслед за былым, я держать не буду! В настоящем есть Айдыгер, вы его верные сыны, а я вам отец и повелитель. И как отец, я запрещаю моим детям драки. А если сцепитесь и кровь прольете, карать буду каждого, кто сойдется! Услышали? Всех!

– Мы услышали тебя, дайн, – ответили противники, и Танияр заговорил спокойнее:

– Забудьте распри, вам некого винить в них, кроме себя самих. Тагайни нападали на пагчи, пагчи мстили тагайни, тагайни мстили пагчи за месть, и так по кругу. Никто из вас не в силах вспомнить, кто начал первым. Хватит. Все мы дети одних Отца и Матери, все почитаем одних и тех же духов. И враг тоже один. А еще мы живем в одном доме, имя которому Айдыгер. Нам не враждовать в нем следует, а укреплять и наполнять силой. Не можете смотреть друг на друга, стерпите. Сначала тяжело, потом привыкнете, а после и друзей надежней не будет. Что ответите?

– Ты прав, Таньер, – ответили пагчи.

– Мы услышали, дайн, – отозвались тагайни.

– Белый Дух тоже слышит вас и ваши души. И я услышал, – подвел итог Танияр.

Это случилось еще перед началом зимы, и пока никто из бывших противников слова не нарушил, даже, кажется, начали потихоньку общаться. По крайней мере, мы слышали, что двоих охотников из бывшего Белого камня на охоте сильно потрепали звери, и они непременно погибли бы, оставшись в лесу к началу ночной метели, если бы не пагчи. Они увидели раненых и принесли в свое поселение, куда прежде чужаков почти не пускали. А когда мужчины достаточно окрепли, проводили их домой.

В домах охотников была великая радость, потому что живыми их уже не чаяли увидеть. Так что пагчи, которых поначалу встретили мрачным молчанием, домой отпустили уже с дарами и благодарностью. А потом пришли и сами охотники, и не с пустыми руками. Они принесли спасителям только что убитую дичь. После этого уже пагчи устроили праздник, и с дарами ушли тагайни. В общем, лед, похоже, начал трещать, чему мы с Танияром были несказанно рады.

– Болит чего? – голос Сурхэм вырвал меня из размышлений.

Улыбнувшись ей, я уселась за стол и подперла щеку ладонью.

– Как и вчера, – ответила я. – Поясница ноет.

– Скоро уж, – покивала головой прислужница. – Может, не пойдешь на праздник?

– С чего бы? – фыркнула я. – Танцевать не буду. А сидеть и есть, что дома, что на поляне – разницы никакой. Но там хоть на других полюбуюсь, а тут с тоски умру. Сейчас маму привезут, и пойдем.

– Поедет ли вещая? – усомнилась Сурхэм.

– Прошлым летом Танияр ее обманом выманил, – усмехнулась я. – Обещал и сегодня привезти, но там уж как мама сама решит. Откажется, значится, завтра с ней увижусь. Но мне бы хотелось, чтобы приняла приглашение.

– Могла бы и Орсун позвать, чего в священные земли ехать? – проворчала Сурхэм. – Кто за дайнанчи присмотрит, пока ты отдыхать будешь? – Я ответила пристальным взглядом и поджатыми губами, и прислужница махнула рукой: – Молчу-молчу, не ругайся. Вещая так вещая, а я своего дождусь.

– Мимо дома назад не проедем, – смягчившись, улыбнулась я.

– Славный дайнанчи будет, – улыбнулась в ответ Сурхэм и встала со своего места. Она повернулась ко мне спиной, и я расслышала тихое ворчанье: – Слова не скажи, сразу смотрит, как рырх голодный. Того и гляди голову откусит, будто я плохое что говорю.

– Су-урхэ-эм, – протянула я с иронией.

– Чего, дайнани? – Она обернулась, и я встретилась с честным, открытым взглядом.

– Что ты там сказала?

– Рта не раскрыла, – по-прежнему честно соврала прислужница.

– Так молчала, что от ворот слыхать, – донесся до нас новый голос, и я радостно воскликнула:

– Мама! Ты приехала!

Я поднялась на ноги и поспешила ей навстречу. Шаманка тепло обняла меня, после накрыла ладонью лоб, благословляя, а затем уже и поцеловала в щеку. Первая. Я умилилась, но мама тут же махнула рукой, останавливая меня. И тогда я просто прижалась к ней и затихла ненадолго, насыщаясь чувством покоя, шедшим от Ашит.

– Как же хорошо, что ты приехала, – сказала я и отстранилась.

– Приехала, – ответила она. – Могла б – вперед саула побежала, лишь бы от твоего мужа избавиться. Килимом был, килимом остался, хоть и дайн. – Я рассмеялась, а мама проворчала: – Он за мной ходил. Куда я, туда и он. И всё говорит и говорит, говорит и говорит…

– Что говорит? – полюбопытствовала я.

– Всё говорит. Что за зиму было, что весной. Про тебя, про ягиров, про саулов, про племена, про брата, про советников своих. Что вы надумали, что сделали, что еще делать будете. Уруш устал слушать, убежал, а мне бежать некуда.

– Вещая меня черпаком ударила, – весело поблескивая глазами, пожаловался дайн. – Но я всё равно ей всё-всё-всё рассказал.

– Как в повозку села, тогда только замолчал, – продолжила ворчать мама. – И за что его Отец любит?

– За то, что честный, – усмехнулся Танияр. – Ни словом тебе не солгал, рассказал всё как было.

– Видеть тебя не могу, – махнула на него кулаком шаманка.

И я рассмеялась, представив, что происходило на священных землях. Бедная, бедная Ашит! Даже не сомневаюсь, что Танияр ни минуты ее не уговаривал. Пригласил, получил отказ и не стал настаивать, но почел своим долгом дать полный и всеобъемлющий отчет! Вымотал душу шаманке одним своим присутствием и голосом. В прошлом году лгал, а в этом был сама честность. Мой муж восхитителен! Впрочем, для меня это уже аксиома.

– Разговорами будем сыты или же едой накормите? – усмехнулась мама, напомнив, для чего ее осаждал дайн.

– Дозволь пригласить за стол, – улыбнулся Танияр.

– Ведите, раз уж выманили, – важно кивнула шаманка, и мы наконец покинули дом.

Элькос ожидал нас у ворот. Магистр мило болтал с ягирами, стоявшими на страже, они даже над чем-то смеялись, и выглядел хамче вполне органично. Во-первых, он решил окончательно отказаться от одежды, которую принес с собой, и уже какое-то время носил одеяния Белого мира. А во-вторых, пользуясь собственным даром, он отрастил себе волосы до плеч и завязывал их в хвост. А если добавить, что из-за седины голова мага была белой, да еще прибавить светло-голубые глаза, то можно было лицезреть истинного тагайни, а вовсе не чужака, поселившегося в Иртэгене совсем недавно.

Впрочем, стоило бы отметить и еще одну перемену, о которой я еще не поминала ни разу. Магистр помолодел. Да-да, вы не ослышались, именно помолодел. Не годами, конечно, но лицо его и без того не выглядевшее на настоящий возраст мага, разгладилось и посвежело еще больше, и теперь я смело могла бы дать Элькосу лет сорок, но никак не его собственные годы. И когда я это заметила, он пожал плечами и ответил:

– Похоже, дело в силе Белого мира, точней, в ее обилии. Я полон энергии, которую практически не могу израсходовать, и она омолаживает меня. Когда-то давно маги в моем возрасте выглядели если и не юношами, то и не так, как я еще недавно. У них было море магии, а у меня здесь безбрежный океан, так что вам придется еще не одно десятилетие терпеть мою персону.

– Боги с вами, магистр, – отмахнулась я. – Это новость добрая, и я ей безмерно рада.

– Не могу с вами не согласиться, – широко улыбнулся хамче, на том разговор и закончили.

Так что сейчас мы лицезрели мужчину, полного сил не только магических, но и физических, который вполне мог еще себе позволить жениться. А учитывая, что брачный закон одаренных в Белом мире силы не имел, то и сдерживать себя при возникновении взаимных чувств смысла не было. Впрочем, сам Элькос на мое замечание ответил: «Там будет видно».

Но вернемся к сегодняшнему дню. Помимо магистра, у ворот стояли и наши гости – кийрамы. Состав был уже знаком: Улбах с женой, его брат с женой и несколько охотников, кого выбрал вожак. На поляну они не пошли, и причиной тут было не то, что они не являются айдыгерцами и не могут себе позволить подобную вольность без хозяев. Всё это чушь. Во-первых, это племя было лишено всяческой скромности. Гонора с чужаками у них было много, а вот скромности пару капель на всё племя. Зверь идет, куда хочет. К тому же кийрамы уже давно стали своими, хоть и не присоединились к нашему государству.

Однако кийрамы оставались кийрамами. Улбах не мог позволить себе встать в один ряд с простыми иртэгенцами. Он обязан был доказать свое особое положение и силу. Драться за превосходство он не мог, иначе это уничтожило бы дружбу между нами, а племя тоже успело оценить ее плоды по достоинству. Так что терять доброе соседство было глупо.

А потому нужно было явиться на поляну вместе с дайном. Вожак с вожаком. Это и почет, и уважение, и сохраненное достоинство… по мнению Улбаха. Впрочем, он не рассматривал и встречу с почетом на поляне, если бы пришел туда, когда появится дайн, который мог пойти навстречу.

– Мы не еду идем выпрашивать, – передал мне слова вожака Танияр.

И потому встречать пришлось бы еще на дороге, что по традициям уже тагайни заняло бы немало времени, потому что пришлось бы пройти половину пути до земель кийрамов. Думаю, вы помните об этом обычае. Именно так мы тогда встречали Улбаха с домочадцами. Но тогда это затянуло бы начало праздника. Да и утро дайн провел, выматывая откровениями мою названую мать.

– К дому твоему придем, – так решил Улбах.

И пришли. Да не просто пришли, а через дальние ворота, сильно увеличив себе путь, потому что пришлось обогнуть всё поселение, чтобы миновать поляну. Но такие мелочи кийрамов не волновали, главное, достоинство вожака не пострадало.

– Милости Отца, – улыбнулась я, здороваясь разом со всеми. – И пусть Хайнудар не оставит своих детей, – это уже относилось к нашим гостям.

– Хайнудар смотрит на нас с улыбкой, – ответил Улбах, а после добавил: – И тебе он тоже улыбается, Ашити. Ты вырастила рырхов сильными, за то и твоему сыну будет дана сила и отвага рырха и хитрость йартана.

Мне хотелось ответить, что все эти качества мой сын унаследует от своего отца, но вместо этого улыбнулась и ответила:

– Благодарю за добрые слова, вожак.

– Пора воздать духам благодарность, – произнес Танияр. – Идемте, люди нас заждались.

И я поняла, что дайн успел приветствовать кийрамов еще до того, как зашел за мной, потому что обычно при встрече двух вожаков следовало крепкое рукопожатие.

– Душа моя, как вы себя чувствуете? – спросил меня Элькос, когда мы направились в сторону ворот из Иртэгена, за которыми раскинулась большая поляна.

Но я рта открыть не успела, вместо меня ответила мама, правда, в своей излюбленной манере:

– Земля еще носит. Что ей сделается?

– Шанни жаловалась на боли в пояснице, – заметил хамче.

– Сама от травы отказалась, – отмахнулась Ашит. – Значит, нравится жаловаться.

Я не нашлась, что возразить, только в беспомощности посмотрела на Танияра.

– Сурхэм заварит, – сказал он, но я отрицательно покачала головой.

– Сейчас не тревожит, а Сурхэм пусть отдыхает. Праздник лета только один раз в году.

– Осталось только костра дождаться, – с ехидством ответствовала мама.

– А и дождалась бы, – задрала нос наша прислужница. – Да только нет такого красавца, с кем бы я в круг огня вышла. Пусть без меня тешатся.

Дайн хохотнул, я спрятала улыбку, а магистр никак не отреагировал. Про традицию в окончании праздника он знал, но предпочел сделать вид, что не понял, о чем говорят шаманка и прислужница. Воспитание и выдержка со сменой одежды не исчезают. Что до самих спорщиц, то они хмыкнули, на том и успокоились, а кийрамы и вовсе в тонкости традиций тагайни не вникали. Или же попросту считали, что это не их дело.

Иртэген опустел. Его не наполняла суета, смолкли человеческие голоса, и только живность, оставшаяся на подворьях, клекотала, блеяла и подвывала. Негромко. Животные продолжали свое повседневное существование, но без людей, потому что хозяевам ныне было не до них.

Впрочем, исчезли не все люди. Ягиры, оберегавшие сегодня столицу, никуда не ушли. Они стояли на своих постах и честно несли службу. Вскоре им разнесут еду, приготовленную для празднества, но полюбоваться на чужое веселье смогут лишь те, кто стоял на стене со стороны поляны. Воины же, охранявшие дом дайна, не увидят и этого, но после непременно послушают со скрытым любопытством и удовольствием.

Что до остальных иртэгенцев… Пока негромкий рокот их голосов мы услышали, еще не покинув пределов нашей столицы. И мне вспомнилось, как год назад вот так же мы шли по пустым улицам. Тогда еще гости, которых заманили на праздник обманом. И если шаманка была почитаема тагайни, то я оставалась всего лишь загадочной пришлой с зелеными глазами пагчи. Впрочем, об этой своей «особенности» я узнала на следующий день, а в этот день, год назад, был лишь праздник и Танияр…

Повернув голову, я посмотрела на мужа, и он, почувствовав мой взгляд, ответил теплой улыбкой. Хорошо… Как же всё хорошо! Год назад – пришлая, сегодня «наша Ашити», дайнани, а главное, жена самого восхитительного мужчины Вселенной, о котором только можно мечтать. А завтра я сделаю ему самый лучший подарок, на какой способна женщина, – рожу его продолжение, его наследника… нашего сына.

– Боги, как же я счастлива! – вырвалось у меня от переполнивших вдруг чувств, и почувствовала, как рука Танияра, лежавшая на моей талии, прижала меня к нему чуть сильнее.

Я вновь посмотрела на мужа, и он негромко ответил:

– Я тоже, свет моей души, я тоже.

Магистр вновь тактично остался глух и нем, а мама едва приметно приподняла уголки губ, так и не повернув головы. Только Сурхэм не стала прятать одобрительной и даже горделивой улыбки. Но она имела на это право, как член нашей пока еще маленькой семьи… Я сказала – маленькой? Ах, какая несправедливость!

Наша семья была вовсе не мала. У нас были Эчиль, Архам и пять его дочерей. Была мама Ашит и магистр Элькос. А еще Юглус и Берик, ставшие нам… мне много ближе, чем простые телохранители. Ну и разумеется, наша дорогая ворчунья Сурхэм. И это только те, кто жил в мире Белого Духа.

Но ведь еще оставались и родственники, скрытые от нас пеленой Мироздания. Мои родители, сестрица с супругом и их дети, род Доло со всеми своими ветвями и ответвлениями. Да даже род Гендриков, из которого происходил Элдер! А еще мой дорогой друг и названый брат Фьер Гард со своим семейством и, конечно же, проныра Нибо Ришем. И пусть только несколько человек знали, что мы существуем где-то неподалеку относительно бескрайней Вселенной, но отрицать и эту часть нашей семьи было непозволительно.

А еще оставались те, кто были нам близки, хоть и не имели ни кровного, ни душевного родства, но оставались нашими друзьями. И они ожидали нашего появления на большой поляне, где праздник лета уже вступал в свои права, и мы поспешили за ним, чтобы не томить наших подданных и попросту милых моему сердцу детей Белого Духа.

И когда мы шагнули на поляну, люди поднялись с уже занятых мест и, развернувшись к нам, склонили головы, приветствуя дайна, дайнани и вещую. Я дарила людям свет своего сердца, щедро лившийся через улыбку. В эту минуту меня переполняли радость и счастье, и не поделиться ими было невозможно. Иначе меня попросту бы разорвало от распиравших чувств.

Сурхэм вскоре отстала. Она устроилась рядом со своей заклятой подругой Тамалык и, кажется, была этому только рада. Еще бы! Им всегда было о чем поспорить, поругаться и продолжить делиться сплетнями. Впрочем, сегодня тишине не было места, как и ссорам. Люди были заметно оживлены. Они этот праздник любили и начинали ждать, едва он заканчивался.

А среди белокурых голов за одним из столов были хорошо приметны и жгучие брюнеты – пагчи, кто пришел на праздник. Но более всего меня порадовало, что они не сидели сплоченной группой среди тагайни, а перемешались с ними, и за тем столом, как и за другими, царило веселье. Туда же шагнули и охотники-кийрамы, как только им махнули рукой. Улбах с братом и женами, разумеется, продолжили путь с нами.

Мы приблизились к тому же столу, к которому подходили и год назад. Но тогда мы лишь приветствовали каана, а ныне занимали главные места. Но и Архам со своим семейством тоже был здесь, правда, теперь как брат и правая рука дайна. И Илан сидел с нами, как советник дайна, и Хасиль с ним. А вот Нихсэту места пока не было, он не являлся ни родственником, ни советником правителя. Но если его брат был прав и этот тагайни покажет себя, то однажды и он окажется рядом со своим повелителем.

Что до Эгчена, то он ушел к ягирам, как велела традиция, но там занял место во главе стола, как байчи и советник. Балчут, глава пагчи, и его жена Учгей расположились за нашим столом, а дети, пришедшие с родителями, уже носились шумной ватагой вместе с детьми иртэгенцев, на равных участвуя в их игрищах. И было безумно радостно видеть это единение народов, некогда тесно соседствовавших друг с другом, а после разделенных по пока неизвестной причине.

Поприветствовав тех, кто находился за нашим столом, мы прошли к своим местам. В центре, разумеется, сидел Танияр. По правую руку от него оказался брат с семьей и прочие тагайни, о ком я уже успела сказать, кроме пагчи. И там же устроились и Кхыл с женой.

По левую руку от дайна села я, рядом со мной мама, а за ней магистр. Улбах с женой устроились между магистром и пагчи. А чтобы мы все были хорошо видны друг другу, как и прочим айдыгерцам, я при подготовке велела поставить наши столы подковой, на вершине которой оказались мы с Танияром.

Не терплю, знаете ли, выворачивать голову. Хоть Совет, хоть празднество, но удобство должно было стоять на первом месте. О, разумеется, я ведь не пояснила, к чему были эти нововведения в установке главного стола. А дело как раз в том, что он главный, и потому все располагались по одной стороне, чтобы не загораживать вид на других сотрапезников. Остальные же тагайни сидели за своими столами лицом друг к другу.

– Милости Белого Духа, люди Айдыгера, – голос Танияр прокатился над поляной, и народ смолк. Дайн сейчас единственный остался на ногах, и видел его каждый, где бы он ни расположился. – Миновала зима, первая зима Айдыгера. Мы пережили ее, порадовались весне и теперь встречаем лето. И пусть оно будет таким же благодатным, как зима. Потому что за эту зиму мы потеряли всего пятерых! Пять человек на три бывших тагана и землю пагчи. Дикие звери не нападали на поселения. Они подходили и уходили, не устраивая засады. И те, кто пал от их зубов, был на охоте. Таких было трое. Могло бы быть больше, но двоих спасли и выходили пагчи… – От стола, за которым сидели представители этого племени, послышались одобрительные выкрики. Балчут просто кивнул с улыбкой, так благодаря дайна. – А одного спасли из ловушки кийрамы. – Улбах остался невозмутим и никак на слова дайна не отреагировал. – Еще один айдыгерец попал в метель, но виной тому буртан, которого оказалось слишком много, а ума и осторожности мало. И еще один замерз, заблудившись в лесу. – Танияр на миг замолчал, обводя взглядом свой народ, а после продолжил: – Запасов хватило всем, никто не просил помощи. Такой доброй зимы мы еще не знали, а потому я говорю, духи благоволят нам, люди Айдыгера. А раз так, то, выходит, что мы делаем, как они желают. Обещаю вам, мы не сойдем с этого дороги и духи будут смотреть на нас с улыбкой! Пришло время праздника, так будем веселиться!

– Будем! – закричали ему в ответ, и праздник начался.

Сначала, конечно же, насыщение под добрую беседу, тем более и соседи по столу, и обилие яств к этому располагали. Признаться, есть мне не хотелось, и я лениво ковырялась в своей тарелке, лишь иногда поднимая шамкаль ко рту. Зато слушала, о чем переговариваются рядом Танияр с братом. Однако вскоре переключила внимание на магистра и маму.

Элькос спрашивал об искусстве шаманов, и Ашит отвечала ему. Скупо, но все-таки отвечала. Похоже, магистр решил использовать момент, когда моей названой матери деваться было некуда. Вопросов он скопил немало, говорить на языке Белого мира научился и теперь удовлетворял свою любознательность.

– Шанни рассказывала мне о призыве души, – говорил хамче. – Это невероятно занимательно. В нашем мире подобным занимаются немногие, и нужен особый дар, чтобы общаться с мертвыми. Мне не приходилось практиковать… делать что-то подобное, попросту не было нужды. Однако же из того, что говорила Шанриз, я понял, что вы используете совсем иные приемы. Быть может, я мог бы поучиться у вас этому ритуалу?

– Можешь, – кивнула Ашит. – Только не получится.

– Почему? – встряла я в их беседу, заинтригованная ответом шаманки.

– Если когда и сможет, то иначе, – ответила мама. – Он не шаман.

– То есть магистр не может овладеть искусством шамана?

Элькос посмотрел на меня, а после опять перевел взгляд на шаманку и уже не сводил его с нее, ожидая пояснений.

– Почему, мама? – повторила я свой вопрос, потому что шаманка вернулась к своему блюду.

Она наколола на шамкаль кусочек мяса, посмотрела на него и усмехнулась. После отправила в рот и некоторое время жевала, будто испытывая наше с магом терпение. А когда проглотила, причмокнула:

– Хорошо, – и только после этого произнесла: – Разные мы. Шаману Белый Дух силу дарит, а он хамче. Ему дано с рождения.

– То есть? – спросил уже магистр.

– То и есть, – усмехнулась Ашит и наколола новый кусок мяса. Макнула его в соус, но прежде, чем отправить его в рот, скосила на меня глаза: – Ты же умная, дочка, умеешь думать.

– Умею, – согласилась я, – но лучше поясни сама.

Однако снова пришлось ждать, пока она прожует и проглотит, и только после этого мама ответила:

– Мои знания – дар Отца. Я родилась, как все, а потом Создатель позвал. – Историю, как Ашит стала шаманом, я помнила, потому кивнула, и мама продолжила: – Не всех Отец зовет, кто-то сам хочет стать шаманом, но у того силы меньше будет.

– Почему? – спросил Элькос.

– Потому что Отец выбирает тех, кто похож на него. Я похожа, мне силы много дал, а кто другой, тому столько, сколько принять может.

Признаться, я была озадачена. Что мама хотела этим сказать? Опять эта теория первородства? Но она сама же высмеивала тех, кто называет себя любимым дитя Белого Духа, и вдруг – кто похож… Я в задумчивости водила шамкалью по блюду, пытаясь осознать, что скрыто за откровением вещей. А она теперь смотрела только на меня, и в глазах я уловила толику иронии. Ашит кивнула и улыбнулась уже открыто и хитро.

– Думай, Ашити, думай, – велела она. – Ты знаешь, о чем я говорю. Думай.

Я нахмурилась. Знаю? Что я знаю? Как Создатель выбирает людей, похожих на него? Чем? Лицом, статью, норовом? Силой? Но у шамана, выходит, сил при рождении нет, как у мага. Их пробуждает Белый Дух и дает знания… То есть… Я вскинула взгляд на названую мать, однако она только кивнула, поощряя меня к дальнейшим размышлениям. Хм…

– Не по запаху же, – усмехнулась я и вдруг застыла, сраженная пониманием.

Разумеется! Когда-то я уже слышала о чем-то подобном, но было это еще у илгизитов. Рахон рассказывал мне о том, как отбирают бальчи – личную гвардию великого махира, так сказать. Второй подручный на запах определял, кто схож с Алтаахом. Но Создатель, конечно же, не мог действовать так грубо. И значит, мерилом было нечто иное…

– Созвучие, – шепотом предположила я. А после продолжила уже более громко и уверенно: – Отец выбирает тех, в ком видит способность принять его дар. Того, кто подходит для знаний шамана.

– Верно, – улыбнулась Ашит.

– И потому тот, кто приходит по собственной воле, попросту не может принять всего, что получает избранный. И поэтому он слабей. Что дается легко одному, то не дается другому.

– Да, – снова кивнула мама. – Говори дальше.

– А магистр рожден иным, – не стала я противиться. – Ты не зря назвала его хамче, потому что он одарен с рождения. Он не может стать шаманом и повторить твои ритуалы по той причине, что его дар имеет собственную направленность и не созвучен тому, что получают шаманы. Но у меня есть вопрос, мама. Есть ли другие хамче? Такие, как магистр, только еще спящие? Быть может, мы можем их пробудить и обучить? И тогда магов станет больше, чем один?

– Да, – живо откликнулся Элькос. – И мне был любопытен этот вопрос. Хотя… – он вздохнул, – признаться, жаль, что я не могу перенять знания шаманов. Я всегда готов учиться.

– У тебя свой путь, – ответила ему Ашит и посмотрела на меня. – У меня нет ответа на твой вопрос. Его спроси, – и она кивнула на мага.

Удивленно приподняв брови, я перевела взор, но и в глазах Элькоса отчетливо читалось недоумение. Откуда пришельцу было знать о реалиях его нового дома? И мама постучала себя пальцем по лбу, предлагая подумать и Элькосу. Он хмыкнул, потер подбородок и усмехнулся.

– Понимаю. Да, в магах я разбираюсь лучше, чем в шаманах. Душа моя, думается мне, что я все-таки единственный. – Он развел руками. – Дар или есть, или его нет. Если он есть, то проявляется независимо от того, умеет ли маг управлять им. Это неконтролируемые вспышки поначалу. В нашем мире с этого момента начинается обучение, чтобы помочь одаренному обуздать его силу. И если бы в Белом мире происходило подобное, то люди знали бы. И если кто-то сумел обуздать свой дар самостоятельно, то он бы начал передавать свои знания, и о хамче не только бы знали, но они бы заняли значительное место в жизни таганов. Скорей всего, сама история пошла бы по иному руслу.

Да, скорее всего, так. Обладая немалой силой, которая превозносит тебя над другими, сложно не использовать ее. Амбиции, высокомерие – эти чувства могут легко поглотить душу. Особенно когда вокруг необразованные люди, которым можно внушить многое, даже веру в собственную божественную сущность. Шаманы – иное дело. Их одаривает сам Создатель, и возгордиться – предать доверие, а таких отступников Отец карал безжалостно.

Имелась еще причина, по которой я была склонна согласиться с магистром, – Шамхар. На страницах его книги о магах не говорилось, и это я уже поминала. Шаманы были, аданы были, знахари тоже были. А вот такие вот хамче – нет. Возможно, и слово само появилось позже. Или же оно видоизменилось, однако смысл остался – одаренный духами, но отличными от магии талантами. Наш хамче и вправду был единственным, и потому сила его была безграничной.

– Даже не знаю, что сказать, – рассеянно улыбнулась я. – С одной стороны, жаль. Магия могла бы дать этому миру немало полезного, с другой – слишком заманчиво может быть превосходство одаренного над неодаренным. К чему это приведет в будущем – сказать невозможно. Наверное, лучше уж людям жить своим умом и полагаться на собственные силы.

– Такова воля Белого Духа, – важно кивнула шаманка.

В эту минуту мне захотелось шлепнуть себе по лбу и обозвать как-нибудь нехорошо и уничижительно. Вот же оно! Я должна была понять с самого начала! Ответ на мой вопрос был на поверхности, но я не думала, потому что сразу же положилась на маму. А она говорила – думай! Не думала… Точнее, думала, но о множестве других вещей и упустила самое очевидное и простое – воля Отца.

Конечно же, в Белом мире не могло быть магов, потому что его Создатель желал, чтобы Его дети жили своим умом, рассчитывали на свои силы и учились на своих ошибках. По той же морали жила и Ашит, о чем столько раз говорила. А я упустила. Магия не то, что позволит людям следовать заветам Отца. Она и благо, и зло. Всё зависит от того, в чьих руках этот великий дар. Но главное, магия не путь развития. Всё, что будет достигнуто, утеряется, едва исчезнет чудесная сила. Главная магия, по мнению Белого Духа, – это разум и труд, а не волшебство.

Дар шамана – это доверие Белого Духа. Одаренные Им люди помогают, когда иного пути нет, но не указывают, не усиливают, не властвуют. Потому приходят, когда нужны, и не лезут, если не звали. И в ответах скупы, и на советы особо не расщедрятся. Как сказал Танияр Эгчену: «Такова воля Отца, и ты это знаешь, иначе вещая не помогала бы нам. Ашит идет не к дочери, но по велению Белого Духа. Только Ему она послушна». Именно так. Как бы мама ни относилась ко мне, но она пальцем не шевельнет, если на то не было веления Создателя. Достаточно вспомнить все мои похищения.

Я посмотрела на шаманку и увидела прежнюю иронию в глазах, но теперь она согласно кивнула, подтверждая все мои соображения. Затем протянула руку и постучала пальцем мне по лбу:

– Думай, Ашити, думай.

– Ты права, мама, – улыбнулась я. – Всё было понятно сразу, надо было только начать размышлять. Но… – Моя улыбка стала шире. – У меня большая голова. Там столько мыслей, что не всегда сразу найдешь нужную.

– Когда захочешь, найдешь, – усмехнулась шаманка.

Гул человеческих голосов катился над поляной, словно полноводная река. Она несла свои чистые воды, то разлетаясь радужными брызгами веселого смеха, то грохотала на порогах, когда кто-нибудь повышал тон в азартном споре. И было это без всякой злобы, лишь с одной целью – донести до оппонента свою точку зрения, перекрыв голосом громкие взрывы хохота зрителей, слушавших болтунов.

Да и как было молчать, когда уже успели разнести буртан, и люди воздавали должное этому легкому и веселящему напитку? Столы переместили на край поляны, куда отправились и мы. А освободившееся место занимали те, кто желал танцевать, пока не ослабеют ноги или не сотрутся туфли.

– Недурно! – причмокнув, воскликнул магистр, опустошив очередной стакан с буртаном. – В самом деле, недурно! Не пьянит, но бодрит.

– Если слишком увлечетесь, то всё поменяется, – с улыбкой сказал ему Танияр. – Буртан коварен, Морт, не стоит верить его легкости слишком истово. Но воздать должное необходимо. – И он поднял свой стакан. – За возрождение!

– За возрождение! – с воодушевлением подхватил Элькос.

Мама важно кивнула:

– Добрые слова.

– Лучшие, – улыбнулась я и подняла свой стакан, в котором была налита вода. – Этот мир слишком долго угасал в забвении. За возрождение!

За великое дело, угодное духам, выпили все, кто находился рядом и слышал слова дайна, и даже те, кто не слышал, но увидел, что правитель держит в руках стакан.

– Хорошо, – крякнул Улбах, вытерев рот тыльной стороной ладони. – Я бы мог выпить весь буртан, какой есть в Айдыгере, и голова бы моя осталась чистой.

– На то ты и вожак кийрамов, – легко согласился с ним Танияр, привычно польстив союзнику, чтобы не ввязываться в состязание. Проиграть на глазах айдыгерцев он не мог, как и выиграть, чтобы не пробудить в союзнике желания продолжать бессмысленный спор.

Кийрам самодовольно ухмыльнулся, принимая добровольную сдачу тагайни. Дайкари – жена Улбаха, посмотрела на мужа с гордостью – для нее сомнений в том, кто сильнее, не было. Впрочем, и для меня этих сомнений не имелось, и потому я подарила взгляд, полный обожания, своему супругу.

А после перевела взор на танцующих и тихо вздохнула, почувствовав укол зависти. В прошлом году я тоже была среди них, тоже отплясывала, не жалея ног, и вместе со мной танцевал Танияр. Это было восхитительно! Я бы и сейчас с радостью вышла в центр поляны, но подобная роскошь была мне, увы, недоступна. По крайней мере, еще сегодня, а завтра мне будет не до танцев… И я снова вздохнула.

– О чем грустишь, дочка? – спросила меня мама.

– Ноги рвутся в пляс, а чрево держит на месте, – с улыбкой ответила я.

– Мы устроим праздник в честь рождения нашего сына, и тогда ты станцуешь, – накрыв мою талию ладонью, сказал Танияр, и я потянулась к нему.

Дайн поцеловал меня, одарил новой улыбкой, и я уместила голову у него на плече. А в следующее мгновение глаза мои округлились, и я радостно воскликнула:

– Как же замечательно, милый, смотри!

Танияр проследил взглядом направление, куда я указывала, и негромко хмыкнул. Мы смотрели на одну из пар, и я ощущала глубочайшее удовлетворение. Юноша-тагайни, уже считавшийся мужчиной, вытащил в круг девушку-пагчи. Он некоторое время показывал ей на другие пары, явно объяснял, как нужно танцевать, но прелестница махнула рукой и танцевала так, как научилась в своем племени. Парень с минуту наблюдал за ней, а после присоединился, но по-своему. И скажу я вам, вышло у них весьма недурно!

– Сегодня костер будет пылать для них, – услышала я и подняла взгляд на мужа, и он добавил: – Если Балчут позволит.

– О чем говоришь, Таньер? – спросил глава пагчи, услышав свое имя.

– Говорю, что у костра сегодня может появиться пагчи, если ты не запретишь.

– Чего мне запрещать? – искренне удивился Балчут. – Она взрослая, он тоже. Хотят – пусть идут к костру.

– Разве ты не этого хотел? – полюбопытствовала у дайна Учгей.

– Верно, я хотел смешения народов, – кивнул мой супруг. – Но наши традиции были слишком долго различны, и я не хочу навязывать того, к чему пагчи или кийрамы не готовы. К костру выходят по согласию. Насилием никого не обидят. Но если…

– Традиции пагче молчат, – широко улыбнулся Балчут. – Захочет Катэбай, я ее держать не стану.

– И кийрамы не против, – важно добавил Улбах.

– Значит, так угодно духам, – согласился Танияр, а мама кивнула.

А потом, глядя на юную пару, в круг вышли и остальные пагчи, а вскоре к ним присоединились и Архам с Эчиль. Илан и Хасиль уже были там, и за столом остались только мы с мужем, мама, магистр и пагчи с кийрамами.

– А хорошо бы они и после костра не разошлись, – сказала я, продолжая следить взглядом за Катэбай и Талгыром – так звали юношу.

Я узнала его – это был сын бочара Микче. Бывало, он помогал отцу на курзыме, там я его и видела. Паренек был бойкий, но улыбчивый и приятный в общении. За словом в карман не лез, но и не дерзил. Мне было неизвестно, что собой представляет Катэбай, однако уже создалось впечатление, что она под стать сыну бочара.

Впрочем, женщины-пагчи умели за себя постоять, их этому обучали наравне с мужчинами, что было вполне естественным и закономерным. Малочисленное племя, по соседству с которым жил непримиримый противник, должно быть готово защищаться. Однако это всё былое, и не стоило его ворошить на шумном празднике, который воспевал саму Жизнь.

– Если духам будет угодно, то так и случится, – ответил мне Танияр.

– Тагайни не примут, – отмахнулся Улбах. – Может, и потанцуют, и к костру выйдут, а в свой дом не приведут. Нет, не примут.

– Уже принимают, – я кивнула в сторону танцующих. – Придет время, и уже никто не будет удивляться тому, что тагайни строят семьи с пагчи, кийрамами или унгарами, ни от кого не прячась и не боясь осуждения собратьев. В конце концов так уже было когда-то. Все были равны и жили сообща, не глядя на цвет волос и глаз. Кто знает, Улбах, нет ли в тебе крови тагайни?..

Я одарила вожака таинственным взглядом, и он задрал подбородок, собираясь возразить.

– Ай-ай, Улбах, – я покачала головой. – В чем коришь тагайни, когда сам нос задираешь? Что дурного в том, что в твоих венах течет кровь не только кийрамов?

– О чем говоришь, Ашетай? – спросила Учгей, так и не дав кийраму раскрыть рта.

– О прошлом Белого мира, разумеется, – улыбнулась я. – Я не стану сейчас рассказывать обо всем, еще не время. Хочу, чтобы меня слышали все, и хочу знать всё до конца. Но кое-чем поделюсь. – Теперь я удостоилась внимания всех, кто сидел за столом. Впрочем, трое из них знали, о чем я скажу. – Еще прошлым летом мне довелось посетить последний савалар Отца. Сейчас это развалины, ничего уже не напоминает о былом величии, но Создатель показал мне его таким, каким он был во времена наших далеких предков. А еще я увидела аданов – это те, кто оберегал савалар…

– Что такое савалар? – прервал меня Улбах.

– Это такой дом, вожак, – пояснила я. – Большой, очень большой. На его стенах нарисованы все духи, народы, которых они опекали, земли, где жили эти народы. Белый мир велик, Улбах. Так велик, что ты даже не можешь себе этого представить. Однажды мы весь его обойдем и изучим. Не мы, так наши потомки. И может быть, познакомимся с теми, кто отделен от нас морями и горами. Но не об этом я хочу сейчас сказать. – Теперь меня никто не перебивал, и я продолжила: – Так вот. Отец показал мне аданов. Они стояли у входа и были похожи на ягиров. А еще двое вошли внутрь. Один из них был с белыми волосами, а второй… – выдерживая паузу, я обвела всех слушавших таинственным взглядом, а затем произнесла: – Пагчи.

На меня некоторое время смотрели недоверчивыми взглядами, а после расхохотались, и громче всех смеялся Улбах. Я смотрела на него с улыбкой и ждала, когда приступ веселья сойдет на нет. Танияр поцеловал меня в макушку, после подпер кулаком подбородок и устремил взор на танцующих. Туда же посматривал и Элькос, и мне подумалось, что наш хамче не прочь присоединиться, но пока не решается. Мама просто прикрыла глаза, и казалось, что она задремала и даже хохочущий вожак кийрамов не в силах нарушить ее сна.

– Ну и повеселила ты, Ашити. – Улбах смахнул с глаз набежавшие слезы, еще раз хмыкнул и наконец успокоился.

– Ашетай, ты говоришь правду? – спросил Балчут.

– Почему ты мне веришь? – полюбопытствовала я.

– Таньер не смеялся, и Ашет тоже не улыбнулась, – ответил глава пагчи.

– Верно, – кивнула я с улыбкой. – Потому что я не солгала ни словом. Того адана-пагчи звали Сулах. Так его называл главный адан – Шамхар. Думаю, Отец показал мне последний день существования последнего савалара. Это было восстание Илгиза, и аданы готовились защищать святыню ценой своей жизни. Я не могу сказать, выжил ли кто-то из них в тот день, это мне неведомо. Но ведомо иное.

– Что? – спросил Кхыл, придвинувшись ближе.

В отличие от брата, Улбах еще хранил на лице следы скептицизма, даже усмехнулся и покачал головой, но в своей эмоции, похоже, был единственным. В глазах остальных я видела разгоравшуюся искру любопытства.

– А то, Кхыл, что я знаю, откуда пришли кийрамы, – ответила я. – На стенах савалара были нарисованы земли, которые заселяли народы, созданные Белом Духом. Земля кийрамов называлась Хайнударин. И это был остров… Большой кусок земли, окруженный водой. А неподалеку от него находился другой остров – Тагударин, и там жили дьергины. Так именовался народ, которому покровительствовал Тагудар, но куда они ушли и живы ли до сих пор, я сказать не могу. Попросту не знаю.

– А пагче, Ашетай? – спросила Учгей.

– Земля пагчи называлась Дурпакан, а кто-то называл его Катыр милек – Земля теней. – Прикрыв глаза, я продекламировала строки, так глубоко запавшие мне в память, будто я заучивала их: – В густых лесах всегда было сумрачно и пахло сырой землей. Пагчи, благородные дети леса, берегли зеленых братьев и никогда не строили своих харатов там, где густо росли деревья. А те, кто желал жить в лесу, строили алауры прямо в кронах.

– А кийрамы? Как жили кийрамы? – спросила Дайкари. Улбах покосился на жену, но недовольства не выказал, а значит, и он ощутил любопытство.

Я уже была готова дать ей ответ, но успела только открыть рот, потому что на стол обрушился удар тяжелого кулака. Стаканы жалобно звякнули, и все взоры обратились на Балчута. Он был похож на грозовую тучу, и молнии готовы были вот-вот обрушиться на землю.

– Откуда?! – прогрохотал глава пагчи. – Откуда ты знаешь священные слова и наши легенды?! Говори, Ашетай, кто выдал тебе то, что не ведомо никому, кроме пагче?!

– Балчут, – голос Танияра прозвучал спокойно, но ответную угрозу я ощутила кожей и взглянула на мужа с беспокойством. – Перед тобой твоя дайнани и моя жена. Когда открываешь рот, чтобы драть на нее глотку, должен помнить, что бить в ответ буду я. Не пощажу.

– Милый… – я взяла его за руку.

– Верно говорит, – кивнула мама, так и не открыв глаз. – Пагчи стали айдыгерцами. Сами решили, сами власть дайна и дайнани приняли, значит, и о почтении должны помнить. Сами. Дайн в своем праве, такова воля Отца, – закончила она.

– Но я хочу знать… – начал Балчут, всё еще пылавший от гнева.

Чтобы не обострять вдруг накалившуюся ситуацию, чего, признаться, не ожидала, я поспешила заговорить:

– Это не тайные знания, Балчут. И не священные слова пагчи. Это забытое прошлое твоего народа. Хвала духам, что вы сберегли знания о нем хотя бы в легендах, однако это данность, существовавшая еще до восстания Илгиза. Ты хочешь знать, кто мне рассказал? Я отвечу – Шамхар. Тот самый адан, которого мне показал Создатель. Он рассказал мне много всего: от рождения Белого Духа до падения мира. А еще он рассказал мне, что народы, жившие обособленно друг от друга, однажды перемешались. Обменивались знаниями, учились, обучали, любили, женились, плодились. Они не различали Покровителей, цвет волос и глаз. Если ты зайдешь в наш дом, то увидишь картину, которую мы с Танияром принесли из моего мира. Так вот, твои предки умели рисовать так же. Они умели много того, о чем вы, их потомки, даже не подозреваете. И сейчас, если бы они могли взглянуть на нас, то даже тагайни показались бы им дикарями…

– Вожак, – меня прервал голос одного из кийрамов. Он подошел к столу, пока я говорила. – Дозволь показать охоту.

– Показывай, – больше отмахнулся, чем разрешил Улбах, а после кивнул мне: – Говори, Ашити.

Я проводила взглядом подходившего кийрама и, прежде чем продолжить, спросила:

– О чем он говорил? Хотят устроить охоту?

– Ты уже видела, – снова отмахнулся Улбах. – Говори дальше.

Нахмурившись, я попыталась понять, что же я видела, но вскоре усмехнулась – представление. Кийрамы решили показать тагайни те сценки, которые мы видели при первом посещении их леса. Тоже своего рода тайные знания и традиции, которыми племя решило поделиться. А Балчут кулаками стучит. Фыркнув от этой мысли, я одарила пагчи укоризненным взглядом, он был задумчив и моего недовольства не заметил. Зато рядом заерзал вожак, желание которого проигнорировали уже дважды.

– А что еще сказать? – я пожала плечами. – Я хотела показать вам, что однажды люди уже жили в мире и согласии, и если сегодня Катэбай и Талгыр встретили друг друга, значит, мы идем путем, который нам указал Отец. Он желает возрождения забытого, и мы исполним Его волю. Балчут, – позвала я, и пагчи поднял на меня взгляд, – я бы хотела послушать ваши легенды. Шамхар рассказал много, но он не мог поведать подробно обо всем. Прошу тебя разделить со мной знания пагчи.

– Покажи то, что принесла из своего мира, – не дав ответа на мою просьбу, произнес Балчут.

Впрочем, я поняла, что он ищет подтверждения моих слов, прежде чем откроет тайны своего племени, которые до настоящего времени считались священными знаниями. Отказывать ему не было ни смысла, ни желания. Я уже приподнялась, чтобы пройтись до дома, но меня остановил Танияр.

– Я покажу картину, – сказал он с едва приметной улыбкой. А после кивнул Балчуту: – Идем.

– Я тоже хочу посмотреть, – объявил Улбах, но так и остался на своем месте, – потом. Расскажи про кийрамов, Ашити.

– Да, – подхватил его брат, а кийрамки просто кивнули, поддержав своих мужей.

Я улыбнулась и приступила к повествованию. Впрочем, было оно коротким, потому что Шамхар и вправду не описывал каждый народ в подробностях, но постарался перечислить всех, кто населял Белый мир, их традиции и местоположение до того, как произошло смешение.

И пока я говорила, к нашему столу подошла женщина лет тридцати пяти, может, чуть меньше. Лицо ее было хорошо мне знакомо, но сразу вспомнить, кто это, я не смогла. Женщина обошла стол и взяла за руку Элькоса. Он ответил удивленным взглядом, и тагайни потянула его за собой.

– Идем, хамче, – произнесла она, глядя на магистра с лукавой улыбкой. – Не для того Отец дает тебе силы, чтобы ты корни пускал. Твои зимы таят одна за другой, а ты всё как старик – не пошевелишься.

– Простите? – опешил Элькос, и мама его подтолкнула:

– Иди-иди, раз зовут. Кровь твою сила Создателя согрела, а добрый танец ее вскипятит.

– Но я не умею…

– Идите, друг мой, даме отказывать не пристало, – с широкой улыбкой поддержала я шаманку, ненадолго прервав свой рассказ. А затем добавила: – Молодому мужчине не пристало сидеть подле пожилых да беременных.

– Негодница, – погрозил мне пальцем маг и все-таки поддался женщине. И когда они уже отходили, я услышала: – Как звать тебя, прелестница?

– Эрихэ, – ответила она. – Как ты меня назвал?

Дальше я уже не слушала, потому что задумалась над именем. Эрихэ… И вспомнила. Швея Эрихэ была подругой вышивальщицы, брат которой создавал восхитительные ткани. А еще она была вдовой уже две зимы, и, похоже, помолодевший хамче ей приглянулся. Было бы недурно, потому что Элькосу давно уже пора было обзавестись сердечной привязанностью…

И в эту минуту я поняла, что никогда в жизни не интересовалась личной жизнью старого друга. Любил ли он кого-то? Была ли невеста? Да и вообще, как проводил свой досуг зрелый мужчина, несомненно имевший определенные потребности. Впрочем, именно этот вопрос я бы задать магистру не решилась, как и он не стал бы на него отвечать. Причиной тому был возраст и наши взаимоотношения. Элькос воспринимал меня как дочь, а я его как своего родного дядюшку. А у дядюшки не станешь спрашивать об удовлетворении его… потребностей.

Однако станцевать новоявленная пара так и не успела, пока по крайней мере. И причиной тому стала «охота» кийрамов. Музыка замолчала, и люди начали рассаживаться в круг прямо на траву. Заметив необычное поведение взрослых, поспешили к ним и дети. Они рассаживались рядом с родителями или же оставались стоять за их спинами, чтобы было лучше видно. Но из-за этого к кругу поспешили те, кто остался за столами, потому что тоже желали знать, что происходит. Остались сидеть только мы. Кийрамы на такие представления насмотрелись, я уже тоже видела, а мама продолжала слушать то, что я рассказываю.

А когда кийрамы начали «охоту», вернулись Танияр и Балчут с Учгей. Заинтересованные происходящим, пагчи ушли к кругу, а мой супруг вернулся на свое место. Я не сводила с него взгляда, и дайн вопросительно приподнял брови. Мне захотелось его стукнуть, потому что не понять моего любопытства было попросту невозможно! Мне так кажется.

– Что, свет моей души? – спросил Танияр.

– Что сказал Балчут? – все-таки снизошла я до пояснений.

– Ему понравилось, – ответил дайн, и я в возмущении округлила глаза.

Конечно, понравилось! Как работа Элдера могла не понравиться? Тем более людям, которые даже не представляли, что можно сотворить простое волшебство краской и кистью. Но! Меня волновало иное, и мне казалось, что это столь ясно читается на моем лице, что не понять попросту невозможно. Однако…

– Учгей тоже понравилось, – заверил меня муж. – Пагчи сказали, что слышат дыхание людей с полотна. И твое платье им тоже понравилось. Знаешь, жизнь моя, я по глазам видел, что Учгей хотела бы такое. Прекрасное платье, и ты в нем восхитительна.

– Ты издеваешься?! – вопросила я, но уже через мгновение прищурилась и более уверенно кивнула: – Ты издеваешься.

Дайн широко улыбнулся, после привлек меня к себе и звонко расцеловал в щеки. Я тут же стерла с лица его поцелуи.

– Никогда и ни за что я больше не буду с тобой целоваться, – объявила я.

– Уже не целовалась, – напомнил Танияр.

Ответив суровым взглядом, я ткнула пальцем ему в грудь и произнесла безапелляционным тоном:

– Теперь уже точно. Теперь совсем никогда и окончательно ни за что. Ты услышал меня, сын Вазама?

– Да, – кивнул дайн и… прижался к моим губам, а когда отстранился, подмигнул. – Я всё услышал, дочь Ашит, и клянусь, что буду целовать тебя всегда и просто так. Даром, – закончил супруг и хохотнул, когда я все-таки ткнула его кулаком в живот.

Я обернулась к шаманке.

– Мама!

– Между мужем и женой не полезу, – ответила она и, поднявшись из-за стола, направилась к кругу. Кажется, представление ее все-таки заинтересовало.

Оставшись без защиты и поддержки, я опять посмотрела на супруга, и он, хмыкнув, наконец ответил:

– Балчут ничего не сказал, но он думает. Добрый знак. Поговори с ним сама, думаю, он согласится.

Расслабившись, я кивнула. Танияр с нескрываемой иронией вновь вопросительно приподнял брови, а я задрала нос, но воздушный поцелуй ему послала, не забыв сопроводить комментарием:

– Зато даром.

– У тебя невероятно щедрая душа, дайнани, – ответствовал супруг и рассмеялся.

Я отвернулась, так скрывая улыбку, и посмотрела на то, что происходило в круге. Однако зрелище меня не захватило, потому что мысли уже текли по иному руслу.

– Улбах, – позвала я кийрама и, когда вожак посмотрел на меня, я спросила: – А вы храните знания о прошлом? Легенды, сказания? Может, ты услышал что-то знакомое, когда я рассказывала о Хайнударине?

Он пожал плечами.

– Сказки у нас есть, но ничего такого, как у пагчи. – Он немного помолчал, а потом задал свой вопрос: – Ты сказала, что не хочешь говорить много. Почему?

– Про кийрамов я рассказала всё, что знаю, – ответила я, но Улбах отрицательно покачал головой.

– Про всё, что рассказал Шамхар.

– Потому что я хочу знать больше, – сказала я и вновь посмотрела на представление кийрамов.

Тагайни живо откликались на происходящее, выкрикивали комментарии, взмахивали руками и смеялись, узнавая животных, которых показывали им гости. Улыбнувшись, я вновь поглядела на вожака.

– Знаешь, у Илгиза тоже были свои подопечные, – произнесла я. – Прошлым летом один ученый человек говорил, что после восстания Илгиза от прошлого остался только Курменай. Все земли, которые лежат от гор, были Курменаем. Но потом он распался, и появились таганы со своими каанами. Еще он говорил, что виноваты в распаде племена и что первыми ушли шайсы, а за ними и остальные, а потом земли начали дробить. Он знает лишь примерно, что происходило в то время…

– Еще бы, – вдруг фыркнул Кхыл, прервав меня этим. – Кто еще будет виноватым у тагайни?

– Ты прав, – улыбнулась я. – И не прав одновременно. Если посмотреть с другой стороны, то взаимная неприязнь может иметь корни именно в том периоде… Я хотела сказать, что эта враждебность может тянуться именно с распада Курменая. Фендар поминал некий спор, после которого ушли шайсы. Кто и о чем спорил, он не знает и выдумывать не стал. Так вот если народы, ставшие племенами, были причиной ослабления остатков былого мира, то это могло привести к началу вражды. И в то же время племена могли уйти из-за обиды на тагайни. И я хочу это знать. Но не только это.

– А что еще? – спросила Дайкари.

– Ну вот взять хотя бы этих таинственных шайсов. Когда Фендар упоминал их, я еще не знала того, о чем поведал мне Шамхар. А когда читала его, то узнала, что Илгиз был Покровителем именно этого народа. Но! Шайсы были шатенами… Имели цвет волос как у кийрамов и голубые глаза. Однако они ушли от Покровителя вместе с другими народами, а служат Предателю иные племена, и беловолосых среди них больше прочих. О шайсах же никто ныне даже не слышал. Куда же они ушли? В другие земли? Или же все-таки вернулись к Илгизу и живут где-то в горах? И почему они ушли? Почему распался Курменай на самом деле? И почему святилище Отца в этом харате не замерзло? Вопросов невероятное множество, Улбах. И прежде чем я открою детям Белого Духа правду об их прошлом, мне нужно знать ответы на все вопросы. Хотя бы на большую часть, чтобы незнание не породило новую междоусобицу и неприязнь. Кхыл очень наглядно показал, что мои опасения справедливы.

– А если никогда не узнаешь? – снова спросила Дайкари.

– Скоро в Иртэген прибудет Фендар, – ответил вместо меня Танияр. – Нам есть что ему предложить, чтобы он начал искать ответы на наши вопросы. Но если они так и не найдутся, то мы расскажем всё, что знаем…

– Однако о распаде Курменая, не зная точного ответа, умолчим, – закончила я. – Мы хотим вернуть единение народов. Не единение в новый Курменай, но душами.

– Духам не нужна наша вражда, они хотят снова видеть, как люди открывают друг другу объятия, – добавил дайн. – И потому мы пьем за возрождение Белого мира и его истории.

Мой супруг, успевший наполнить стаканы, поднял свой, и теперь, понимая, что означают его слова, кийрамы отозвались:

– За возрождение.

А я улыбнулась, ощутив умиротворение. Союз с кийрамами с этой минуты стал еще крепче, это я понимала, глядя в серьезные лица подопечных Хайнудара. Они поверили, приняли, и это было добрым знаком. И Улбах подтвердил мои мысли одной фразой:

– Я спрошу хигни, может, у них есть легенды о прошлом.

– Добрая весть, – кивнул Танияр. – Может, и у унгаров что-то найдется. Глядишь, насобираем осколков памяти.

– Как хорошо ты сказал, жизнь моя, – улыбнулась я. – Осколки памяти. Так мы и назовем наш первый шахасат.

– Друзья! – голос магистра, разнесшийся по поляне, привлек наше внимание. – Я тоже хочу кое-что показать вам.

– Как любопытно, – пробормотала я. – Идемте посмотрим поближе, это должно быть что-то примечательное.

Возражений не нашлось. И если кийрамы попросту не понимали, чего ждать, то мы с Танияром были поистине заинтригованы. Впрочем, супруг мой не сразу пошел за мной, он отстал, а мы отправились к тем, кто сидел на траве в ожидании зрелища.

Мама не сидела, она стояла за спинами остальных зрителей и смотрела в центр круга. Подойдя, я обняла ее за плечи. Она похлопала меня по руке, но головы не повернула и ничего не сказала. Как и шаманка, я осталась стоять на ногах, понимая, что подняться с земли мне будет непросто, а потому решила не садиться.

– Друзья, – снова произнес Элькос, – я хочу показать вам, как охотятся в мире, откуда пришли мы с дайнани. Прошу вас не пугаться и не разбегаться, даже если очень захочется. – Люди рассмеялись. Они не знали, о чем говорит хамче, а вот я уже поняла и даже ощутила предвкушение. – И тем не менее я прошу вас помнить, что ничего из того, что вы увидите, не может причинить вам вреда.

В это мгновение подошел Танияр, и супруг тронул меня за плечо:

– Жизнь моя, присаживайся, тебе тяжело стоять. Вещая, окажи милость.

Обернувшись, я испытала прилив благодарности – дайн принес скамейку, стоявшую у стола. Ни я, ни мама возражать не стали. Хватило места и самому Танияру.

– Мы готовы смотреть, хамче! – выкрикнул кто-то из зрителей, и люди рассмеялись.

Магистр на миг задержал на мне лукавый взгляд, улыбнулся, а после склонился в изящном поклоне, отточенном за годы службы при королевском дворе. И люди снова рассмеялись, воспринимая этот жест за часть представления. Элькос распрямился, после повел рукой, и…

По поляне прокатился звук звонкого охотничьего рога. О-о, как же хорошо я знала этот звук! Я столько раз слышала его, что не перепутала бы ни с чем более. После послышался топот копыт множества лошадей. А затем он утонул в яростном собачьем перелае.

Люди завертели головами, кто-то даже начал вскакивать на ноги в поисках источника неведомого звука, но уже через мгновение им стало не до того. На поляну ворвался олень. Голову его украшали восхитительные ветвистые рога. Олень промчался через круг зрителей и в прыжке перелетел тех, кто оказался на его пути.

Я видела, как люди втягивают головы в плечи, уверовав в реалистичность происходящего. Кто-то и вовсе с криком накрыл голову руками, когда над ним промелькнули копыта.

– Спокойно! – прокричал Элькос, но я не могла бы сказать с уверенностью, что его расслышали.

Впрочем, за оленем уже бежала разгоряченная погоней свора гончих, а следом за ним на поляну выскочили и охотники. Впереди всех скакал на вороном жеребце сам государь Камерата Ивер Стренхетт.

– Мама, – сжав ладонь шаманки, я указала на него, – это король. Тот самый Ив, чьей женой я чуть не стала.

– Тьфу, – только и ответила шаманка, выказав к монарху пренебрежительное отношение. – А это херцык?

– Верно, – улыбнулась я. – За королем скачет Нибо Ришем. Ох… Фьер! Мама, смотри, рядом с герцогом молодой мужчина в черной охотничьей куртке – это Фьер Гард, мой добрый друг.

– Хороший человек, – покивала шаманка.

Тем временем собаки нагнали оленя и окружили его. Бедное животное выставило им навстречу рога, но сбежать уже из ловушки не смогло. Охотники вскинули ружья, кроме Гарда. Я отвернулась и заткнула уши. Даже в иллюзии я не желала видеть убийства несчастного оленя.

И все-таки грохот нескольких выстрелов я услышала, посмотрела на охотников и увидела, как Ив победно вскинул ружье над головой.

– Государь, вы опять не промахнулись! – воскликнул Дренг, он, разумеется, тоже был здесь.

– Я никогда не промахиваюсь! – весело ответил король.

Егеря отгоняли собак – это я увидела краем глаза, но более подробно рассматривать не пожелала. Вместо этого я поглядела в центр распавшегося ныне круга и увидела, что охотники исчезли. Магистр перенес нас на поляну для пикников…

– Ашити! Это же наша Ашити!

Я и вправду была там, одетая в одно из своих любимых легких платьев и с волосами, подобранными в прическу, какой не носила в Белом мире. А рядом, держа меня под руку, находилась Айлид Энкетт – моя подруга и шпион, правда, шпион по собственному почину. Мы о чем-то негромко переговаривались и время от времени смеялись.

– Мама, смотри, – я указала на мужчину, который приближался ко мне, – это мой дядюшка, его сиятельство граф Доло, глава нашего рода и мой наставник. А женщина, с которой я разговариваю, – моя подруга.

А в следующую минуту я нахмурилась. То, что происходило на поляне, и моя одежда – всё это было из периода моего фавора, а значит, король, вернувшись на поляну, должен был непременно обнять меня. Это было вовсе не то, что бы мне хотелось показать мужу и людям, знавшим меня вовсе не как любовницу монарха. Но в следующее мгновение я осознала, что дядюшка не является участником жизни Двора того времени. Выходит, Элькос внес некоторые изменения.

Посмотрев на супруга, я увидела, что он рассматривает происходящее с искренним любопытством. Для него эта иллюзия была возможностью заглянуть в мою жизнь до Белого мира. Почувствовав мой взгляд, Танияр повернул голову и тепло улыбнулся.

– Ты очень красивая, – сказал дайн. – И такая, – он кивнул на иллюзию, а затем снова посмотрел на меня, – и такая. Везде лучше всех.

– Ты предвзят, – ответила я и вдруг смущенно зарделась.

Он отрицательно покачал головой, а после провел по моей щеке костяшкой согнутого пальца.

– Я зоркий, честный и дайн, – с улыбкой произнес Танияр. – Первый в роду, ты же помнишь? Как я могу быть предвзят?

– И болтун, – усмехнулась рядом мама, слушавшая нас.

Однако ни возразить, ни опровергнуть ее замечания никто не успел, потому что снова раздался звук охотничьего рожка. А потом на поляну для пикников выскочил королевский жеребец. Ив поднял его на дыбы и выкрикнул:

– Баронесса, вы принесли нам удачу!

И я окончательно расслабилась. Несмотря на то что Элькос явил время моего сожительства с монархом, реплику он все-таки взял из моей первой большой охоты, когда я еще была фрейлиной его тетки. Хвала богам, ее магистр показывать не стал. Даже спустя время видеть эту женщину мне не хотелось.

Иллюзорная я, едва выпрямившись после приветствия государя, снова присела в реверансе. И на этом всё исчезло, явление трофея и прочие развлечения после возвращения охотников маг показывать не стал. Однако…

– Друзья, кто успел отбежать, возвращайтесь! – воскликнул Элькос. – Я ведь говорил вам, что опасаться нечего.

– Что это было, хамче? – послышался первый вопрос.

– Откуда пришли?

– Да! И куда делись?

– Почему Ашити была и там и здесь?

– Хамче, как ты это сделал?

Те, кто отбежал от гнавших на них лошадей, осторожно приблизились к своим местам. Они уже возвращались, когда Элькос перенес нас на поляну для пикников, но при звуках охотничьего рога предпочли снова отойти. Помедлив, люди все-таки расселись. Мне хотелось и рассмеяться, и укорить мага за то, что напугал тагайни, еще не встречавшихся с иллюзией. Эчиль с детьми уже видела, а остальные еще нет. Мог бы показать и что-то менее… стремительное.

– Друзья мои, – снова заговорил магистр, когда поток вопросов немного иссяк, – ничего из того, что вы сейчас увидели, на самом деле нет. Это называется иллюзия. Впрочем, само событие имело место, но в прошлом и в другом мире, а это лишь мое воспоминание, которым я с вами поделился. Если захотите, то позже я подробно объясню вам, что именно вы видели. Но прежде я хочу показать вам другие мои воспоминания. Они мне дороги, потому что это были одни из самых светлых минут моей жизни. Хотите увидеть свою дайнани, какой никогда не видели?

– Да! – живо отозвались люди, и громче всех это сделал мой супруг.

Он одарил меня веселым взглядом, а я, отмахнувшись, снова зарделась, но уже спустя миг и сама преисполнилась любопытством. Мне было интересно, что покажет Элькос. Айдыгерцам тоже.

– Никто на нас больше не будет прыгать? – все-таки спросила женщина, только что усевшаяся на прежнее место.

– Нет, – магистр весело рассмеялся. А после развел руки в стороны…

В центре поляны появилась матушка. Она шла неспешно, время от времени поглядывая вниз, и на губах ее блуждала ласковая улыбка. Она была предназначена девочке двух лет. На головке, покрытой рыжими волосами, была повязана лента, которую венчал большой бант. На девчушке было надето миленькое атласное розовое платьице, из-под короткого подола которого выглядывали кружевные оборки таких же атласных панталончиков.

Но вот матушка остановилась, привлеченная приблизившимся лакеем, и девчушка, то есть я, отпустив палец, за который держалась, деловито зашагала дальше. Но споткнулась и упала на четвереньки.

– Шанни! – воскликнула матушка и поспешила за мной.

Однако я успела подняться на ноги и дала стрекача, насколько могла это сделать в два года. На призыв родительницы я махнула ручкой и ответила категорично:

– Нет!

– Ветер – всегда ветер, – усмехнулась мама.

После появилась я, но уже лет пяти. Ухватив стул за спинку, я завалила его и тянула к холодному камину. Он волочился позади меня и громко чиркал ножками по паркету. Дотащив его, я поставила стул в более подобающее ему положение и залезла с ногами. Мое внимание привлекли часы, стоявшие на каминной полке.

Дотянувшись, я попыталась подтащить их к себе, но не преуспела, и часы полетели на пол. Раздался грохот, звон разбившегося стекла на циферблате, и какая-то деталь вылетела наружу. Посмотрев на то, что сотворила, я шлепнула себя ладошкой по лбу и, усевшись на стул, подперла щеку кулаком. И когда в гостиную вбежала встревоженная матушка, моя юная милость объявила, разведя руками:

– Зачем вы купили негодные часы? Их даже ронять нельзя. Совсем негодные часы.

– Дитя мое, зачем вы полезли туда? – вопросила явно опешившая матушка. – Вы ведь могли упасть и разбиться.

– Я же не часы, чтобы разбиться, – справедливо заметила я. После слезла со стула, снова ухватила его за спинку и потащила за собой, не забыв дать рекомендацию: – Часы надо новые купить. Только хорошие. А эти совсем негодные.

Рядом рассмеялся Танияр. Он понимал каждое слово из того, что говорили иллюзии. Остальным переводил сам Элькос. Впрочем, развеселился не только дайн. Люди тоже смеялись. И не исключаю, что не столько над словами, сколько над самим моим образом. А он был уморителен, стоит признаться.

Эпизоды из моей жизни сменяли один другой, и на каждом я становилась всё взрослее и взрослее. Вот уже появилась и сестрица, и я тянула ее за собой во все свои шалости и проделки. А их хватало. То я лезла на дерево, то стояла на крыше сарая, о котором вспомнил батюшка, когда требовал показать шрам на щиколотке. То мы сбегали с уроков, а то я щекотала Амбер, лежавшую в траве, и сестрица заходилась от хохота и визга.

А потом было мое представление свету и скачки на Стреле. Уговоры Аметиста и игра в батфлен под окнами королевского кабинета. Но ни короля, ни герцогини в этот момент не было, только я, Фьер Гард и Айлид Энкетт и наша веселая возня в борьбе за мяч. Значит, и Элькос тогда наблюдал за нами.

Развлечение вышло на славу. Народ веселился и выкрикивал комментарии. Я и сама посмеивалась, наблюдая за собой со стороны. И когда глядела на собственное детство, то особенно хорошо понимала жалобы матушки на то, что эта пара доставила ей немало переживаний. Было от чего! Но… ветер – всегда ветер, как сказала мама Ашит.

– Хэлл, – прошептала я, привычно ловя ладонью ветер. – Благодарю…

– Еще, хамче, покажи еще! – закричали люди, когда иллюзия рассеялась.

– Что еще помнишь?

– Еще хотим!

– Что хотите посмотреть? – спросил Элькос.

– Зверей покажи! – выкрикнул Улбах. – Волка! Ашити говорила про волка.

– Мышь! – рассмеялась Учгей. – Ашетай говорила, что это самый страшный зверь.

– Воинов покажи, – крикнул кто-то из ягиров.

– Мейтта! – Я узнала голос Юглуса. – Того, чьим именем рырха назвали.

– Похоже, Эрихэ так сегодня и не дождется своего кавалера, – усмехнулась я и покривилась.

У меня заныл низ живота. И если какое-то время я не обращала на это внимания, то теперь боль начала усиливаться, и краски праздника как-то вдруг померкли. Мне захотелось уйти с поляны и прилечь.

– Что, Ашити? – заметив, как начало меняться мое настроение, спросил Танияр.

Но ответила ему шаманка:

– На заре сына на руки возьмешь. Время пришло. Идемте.

– Ты же говорила – после праздника, – растерянно произнесла я. – Праздник еще не закончился.

– Уже смеркается, скоро закончится, – отмахнулась мама, и я протяжно вздохнула:

– О-ох…

Теперь я в точности знала, что такое дорога шамана. Она и вправду оказалась коротка. Танияр намеревался запрячь Тэйле, но мама его остановила.

– Возьми, что приготовили, ногами дойдем, так быстрей.

И вроде бы совершенно безумная и иррациональная фраза была логична и полна смысла. Впрочем, в ту минуту мне было вовсе не до анализа того, что говорят рядом. Я предавалась малодушию и переживаниям, отчего-то надеясь, что всё уладится как-то само собой. Совершенно глупые мысли, но я была испугана и вместо здравых рассуждений всё вспоминала Агыль, ее стоны и красные от натуги глаза.

И пока я заново переживала событие, произошедшее еще прошлой зимой, мой супруг успел забежать в дом и вернуться с моим саквояжем, где лежали вещи для меня и для ребенка. Я не знала, на сколько мама оставит нас у себя, но понадеялась, что не больше пары дней. Однако даже в том тумане, в каком плавало мое взволнованное сознание, яркой звездой вспыхнул вопрос:

– Книга?!

– В саквояже, жизнь моя, не переживай.

– Ты восхитителен, – улыбнулась я и опять скривилась: – Вроде и не больно, но неприятно.

– Скоро станет и больно, – «успокоила» меня мама.

– Тогда поторопимся, – произнес Танияр.

Мы направились по пустой улице Иртэгена и как-то незаметно оказались возле ворот, и вроде бы сделали всего один новый шаг, но ворота вдруг оказались у нас за спиной. А вскоре наш харат и вовсе скрылся из виду. Да, вы поняли верно – мы решили называть нашу столицу харатом. Пусть и деревянная, но размером превосходила тот же Ленсти в Аритане, где меня едва не объявили воровкой и где я нашла гостеприимный приют у дочерей Левит. Так что уже некоторое время за Иртэгеном закрепилось наименование «харат».

Но вернемся на дорогу шамана, а она уводила нас всё дальше, хоть шаг наш был не скор. Однако спустя всего несколько минут мы уже шли по мосту через Куншале, а когда сошли на землю, то за спиной осталось пастбище. Что до поселения, где жила Агыль, ставшая моей незримой спутницей в последние дни, то его мы не увидели вовсе, потому что всего через несколько шагов показалась граница священных земель.

Мне вдруг подумалось: «Пройдем ли мы так же быстро и степь?» Но тут же поняла, что вопрос не имеет смысла. Когда нужна помощь, дорога стелется до самого дома шамана, а значит, и мы через несколько минут будем уже у мамы.

Это магистра Белый дух не пускает на священные земли. Откуда бы ни был выстроен переход, портал откроется на границе. И это тоже было понятно и закономерно. Шаману дорогу открывал Создатель, и только Он решал, кому сократить путь там, где находилось Его святилище. Впрочем, тут я в выводах могу и ошибаться, и причина иная. Это уже не столь важно.

Из размышлений вырвал вой турыма, раздавшийся неожиданно близко. Посмотрев вперед, я увидела в двадцати шагах от нас чернеющий в сумерках силуэт дома моей названой матери.

– Ого, – произнесла я.

– Как ты, свет моей души? – заботливо спросил Танияр.

– Пока не больно, – ответила я.

– Я рядом, – ободряюще улыбнулся супруг, и я с благодарностью погладила его по предплечью.

Уруш, успевший выбежать нам навстречу, радостно запрыгал передо мной, но я только покачала головой и виновато улыбнулась:

– Ты уж подожди немного, дружок, я пока не стану к тебе наклоняться.

– Иди, – буркнула турыму мама, отпихнув его ногой.

Она первой поднялась по ступенькам и, войдя в дом, сразу же направилась к очагу, чтобы раздуть огонь. Я подошла к лежанке, на которой когда-то спала, и растерянно огляделась. Что мне делать, я не представляла, и никто не спешил объяснить, что от меня требуется.

Танияр, поставив рядом со мной саквояж, поцеловал, одарил ласковой улыбкой и направился к шаманке.

– Что делать, вещая, скажи.

– Воду принеси, – велела мама. – Потом в котел налей и повесь над огнем. Больше ничем не поможешь. – Затем обернулась ко мне: – В лихур сходи обмойся. Там я рубаху приготовила, надень ее.

– У меня есть рубаха… – начала я, но Ашит отмахнулась:

– Твоя красивая, мою не жалко. Переоденься.

– Как скажешь, мама, – кивнула я, не став спорить.

После вздохнула и направилась в лихур, а шаманка добавила мне в спину:

– Ничего, кроме рубахи, не надевай, только кейги.

– Хорошо, – снова кивнула я и скрылась за кожаной занавесью.

Войдя в лихур, я привалилась к стенке и мучительно покривилась, а после, погладив живот, наконец призналась себе – я не сильная и не выносливая. Мне уже не нравилось, что происходило со мной.

– И это только начало, – проворчала я. – Скорей бы рассвет.

Усмехнувшись, я покачала головой и, отлепившись от стены, начала раздеваться. Чтобы отвлечься, подумала о магистре. Он ведь хотел быть рядом, но даже не узнал, что у меня начинаются роды. Вышло всё как-то быстро, даже в чем-то похоже на бегство.

Танияр только и передал через Балчута и Улбаха, что мы отбыли в священные земли. Элькос в это время продолжал развлекать благодарную публику, показывая людям то, что они просили. Он даже не видел, как мы уходили. Я оборачивалась, даже махнула рукой, когда казалось, что хамче глядит в нашу сторону, но он так и не заметил. А потом я подумала, что это даже неплохо. У магистра появилось время, чтобы заняться своей личной жизнью, а мне поможет мама, если, конечно, это потребуется.

– Хоть бы не потребовалось, – протяжно вздохнула я и погрузилась в воду по плечи.

Она была теплой – камни, поддерживавшие воду горячей долгое время, начали остывать. Возможно, мама так и рассчитала, раз знала, что мы окажемся у нее еще до окончания праздника. А может, и нет, в любом случае ощущения были приятными, и мне даже подумалось, что я чувствую себя лучше. И вылезать совсем расхотелось.

Пока я нежилась в лихуре, открылась дверь, и до меня донесся голос Танияра:

– Где Ашити?

– Там, – ответила мама, явно указав на завесу.

А потом послышался звук шагов, и дайн вошел в лихур. Он приблизился ко мне и присел на корточки рядом с углублением, в котором я млела от удовольствия. Супруг протянул руку и провел по моим волосам.

– Больно? – спросил Танияр.

Улыбнувшись, я отрицательно покачала головой:

– Хорошо.

– Хорошо? – Он в недоумении приподнял брови, а после улыбнулся. – Пусть будет хорошо. Тебе помочь?

– Я большая девочка, – отмахнулась я. Однако подумала и добавила: – Если только выбраться отсюда. Опасаюсь, у меня могут возникнуть трудности.

– Я рядом, – заверил супруг.

Он еще некоторое время смотрел на меня, а после отошел к скамейке и устроился на ней, ожидая, когда я перестану блаженствовать и решу покинуть приятную теплую воду. Я не спешила. Поглядывала на мужа из-под ресниц и привычно любовалась его чертами.

– Пусть наш сын будет похож на тебя, – произнесла я с улыбкой. – Такой же мужественный и красивый. А еще сильный и смелый.

Танияр ответил теплой улыбкой, а после отрицательно покачал головой.

– Мужественный, сильный и смелый, как я, но красивый и умный, как ты, – сказал супруг. – И пусть у него будут такие же восхитительные волосы, как у тебя. А глаза, так и быть, синие. Но дочери подари зеленые.

– И белые волосы, – добавила я. – Чтобы она напоминала тебе о нашем знакомстве.

Танияр вернулся к углублению с водой, присел на корточки и ответил:

– Мне не надо напоминать. Я помню каждый день, который ты была рядом. – Он провел по моей щеке тыльной стороной ладони, с минуту смотрел, храня молчание, а после произнес: – Все-таки Элькос молодец.

Должно быть, лицо мое вытянулось и в глазах отразилась оторопь, потому что супруг рассмеялся. Я и вправду была изумлена. Только что мы говорили о наших детях, потом дайн и вовсе был ласков, а молодец вдруг Элькос.

– Я говорю об этих его иллюзиях, – пояснил Танияр. – Хорошая задумка. Теперь ты не просто пришлая, ставшая своей, а выросла на глазах иртэгенцев. Они видели тебя совсем малышкой, в раннем отрочестве, повзрослевшей девушкой и такой, какой ты пришла в Белый мир. А еще они увидели твоих родных и людей, которые были рядом. Ты больше не загадка, свет моей души, но так лучше. И если однажды кто-то спросит о дайнани, айдыгерцы обязательно расскажут то, что увидели сегодня, а это намного больше, чем «признанная дочь вещей, которая пришла издалека». Теперь ты стала ближе и понятней. Да, Элькос молодец.

Я согласно кивнула, а после пожала плечами:

– Возможно, магистр не вкладывал подобного смысла. Он всегда относился ко мне с глубочайшей симпатией, даже называет дочерью. Может случиться так, что ему и вправду просто хотелось поделиться своими воспоминаниями.

– Его иллюзии имели строгий порядок и показывали определенный образ подрастающей девочки, – возразил Танияр. – Нет, Ашити, он не просто показывал какие-то моменты из твоей жизни, магистр знакомил людей с их дайнани, и она им понравилась. Я этому рад.

– Я тоже, – улыбнулась я, но тут же поморщилась.

Боль вернулась, и, кажется, она стала сильнее. Вода больше не приносила удовольствия, зато появилось желание полежать. Более не затягивая, я взяла приготовленный мамой пучок мыльной травы и принялась за дело. И пока я мылась, Танияр отошел к лавке, на которой лежало полотно для вытирания. После развернул его и замер, ожидая, когда потребуется его помощь.

Наконец я протянула к нему руки, и супруг помог мне выбраться из углубления, после накрыл полотном и на миг прижался грудью к моей спине.

– Всё будет хорошо, жизнь моя, не бойся.

– Иначе и быть не может, когда ты со мной, – улыбнулась я.

А потом мне подумалось, что Элдер никогда не был рядом с моей сестрицей во время ее родов. В моем родном мире мужчинам не полагалось смотреть на жену в момент ее уязвимости, дабы не смущать ее и не ощутить разочарования самому. Муж целовал супругу, благословляя, и удалялся. Дома не покидал, но находился в другой части, куда не доносились звуки из опочивальни, где рожала дама.

Элдер, к примеру, уходил в мастерскую и писал картины. Правда, были эти полотна отражением его волнения и переживаний, оттого смотреть на них было жутко. Не оттого, что плохо написаны, напротив, восхитительно, но образы выходили неприятными. Я лишь один раз взглянула на картину, появившуюся после первых родов Амбер, и в последующую ночь меня мучили кошмары. Более таких полотен я не рассматривала.

В Белом мире было проще. Мужчинам не предписывалось, где ожидать появления своего дитя. Тот же муж Агыль был рядом и ушел только после того, как Ашит велела не мешать, но вернулся, едва послышался детский плач. И вот тут было единственное правило, о котором я рассказывала своим родным: отец должен был огласить имя, которым представлялся ему ребенок… ну, или дать имя. Тут как посмотреть. Если же отца не было дома во время появления младенца, то тот оставался безымянным до возвращения родителя. А если отец погиб, то звали каана или старейшин, чтобы послушали и огласили.

Мне было еще проще. Мой супруг был рядом и не намеревался покидать меня до тех пор, пока всё не закончится.

– Так любопытно, – произнесла я, усаживаясь на лежанку.

– Что любопытно? – спросил Танияр.

– Какое имя скажет наш сын?

Дайн пожал плечами, и мне подумалось, что он никаких имен не придумывал, и оттого стало любопытнее в сто крат: вправду ли мужчина слышит то, что говорит ему малыш, или же имя всплывает в голове в тот момент, когда он смотрит на ребенка?

– На рассвете узнаем, – подвел итог моим размышлениям супруг, и я согласно кивнула.

После растянулась на лежанке, прикрыла глаза и некоторое время прислушивалась к тому, как пальцы супруга скользят по тыльной стороне моей ладони, лежавшей на его колене. Но вскоре мне стало неуютно, и я повернулась на бок, а еще спустя некоторое время и вовсе села.

– Не могу найти себе места, – пожаловалась я с извиняющейся улыбкой. – Выйдем на улицу?

– Вещая? – Танияр обернулся к моей названой матери, и она махнула рукой, так показав, что мы можем делать как вздумается. – Идем, – это уже относилось ко мне.

Сумерки сгустились, но темноты не было. Лунный свет заливал священные земли, и было видно, кажется, каждую травинку. Ветерок скользил между ними, игриво ведя ладонью по остроконечным зеленым пикам, и они склонялись, подвластные шалуну. А потом он добрался до меня, и я прикрыла глаза, наслаждаясь лаской моего Покровителя.

– О Хэлл, – прошептала я, и он прошептал в ответ:

– Я с тобой, я всегда рядом…

После поиграл выбившимися волосками и, задев Танияра, полетел дальше. Я улыбнулась, вдохнула полной грудью и первой шагнула с крыльца на верхнюю ступеньку лесенки, ведущей вниз. Дайн спрыгнул на землю и протянул мне руки. Сжав его пальцы, я закончила спуск и вновь прикрыла глаза, ощутив касание травы к щиколоткам.

Наступив на пятку кейги, я сняла ее, затем то же самое повторила с другой и взяла мужа за руку:

– Пройдемся, милый.

– Как скажешь, Ашити, – ответил он, и мы побрели к тому углу дома, за которым лежала дорога к пещере охо.

Конечно же, мы туда идти не намеревались, просто направились в ту сторону, не приближаясь к каменной гряде. Уруш, прошмыгнувший у нас под ногами, когда мы выходили из дома, теперь деловито вышагивал впереди, то и дело поднимая голову и водя носом. Но вдруг он остановился и, порывисто развернувшись, завыл.

– Кто-то сюда идет, – обернувшись, произнес Танияр.

Он накрыл ладонью рукоять ножа на поясе и закрыл меня собой. Ленгена у дайна с собой не было – мы направлялись в священные земли.

– Вряд ли это враг, – заметила я и подступила ближе.

– Посмотрим, – отозвался супруг, и мы замерли в ожидании неведомого пока визитера.

Турым, не желая уподобляться нам с дайном, снова завыл, а после кинулся в сумрак. Высунув нос из-за плеча Танияра, я некоторое время вглядывалась ему вслед, но вскоре уткнулась лбом в предплечье мужа и протяжно вздохнула – мое тело напомнило, что в священные земли мы приехали не для праздных прогулок.

Супруг обнял меня за талию, но продолжал смотреть туда, куда убежал Уруш и откуда вскорости послышался топот и мяуканье саула. А следом показались две тени, стремительно приближавшиеся к нам.

– Мои ягиры, – негромко произнес Танияр, когда всадники были уже совсем недалеко. После этого он убрал руку от ножа и обнял меня.

Саулы почти остановились, и воины одновременно спрыгнули на землю. Было это стремительно и лихо. Я бы даже восхитилась, но в эту минуту мне было вовсе не до восторгов. Мученически поморщившись, я не удержала первого тихого стона – неприятно постепенно превращалось в больно, а ночь еще даже не началась…

– Попросим у вещей травки, – сказал Танияр, гладя меня по спине.

Я молча покивала и выдохнула, боль немного притупилась. После этого я посмотрела на тех, кто примчался в священные земли.

– Юглус, – констатировала я, – и Берик.

– Мы, дайнани, – кивнул Юглус и весело добавил: – Ты нас забыла, но мы сами нашлись.

– И хамче, – добавил Берик, – но он еще идет. Мы его обогнали.

– Где он? – спросил Танияр и вновь посмотрел вдаль.

– Там, – кивнул Берик. – недалеко уже. Он с поляны ушел, но мы на священных землях его нагнали.

Разумеется. Элькос ушел через портал, но, как и прежде, тот вывел его к границе священных земель, а дальше магу пришлось идти. Степь велика, а саулы быстро бегают, особенно если их пускают во весь опор. Поэтому ягиры все-таки нагнали и даже перегнали хамче.

– Вон он, – дайн указал на темный силуэт. – Почти дошел.

– Вернемся к дому, – попросила я, – лучше посидим на крыльце. Тяжко.

– Как скажешь, жизнь моя, – ответил Танияр, и мы направились в обратный путь.

И пока я устраивалась на верхней ступеньке на крыльце, где могла откинуться и опереться на руки, Танияр ушел в дом, чтобы спросить у Ашит травки для облегчения моей боли. Мои телохранители занимались своими саулами – снимали упряжь, явно не собираясь покидать меня. По крайней мере, до утра. И за это время к дому приблизился магистр.

Уруш прыгал вокруг него, то ли зазывая поиграть, то ли требуя ласки, в которой Элькос ему прежде не отказывал. Однако…

– Отстань от меня, животное, – донесся до меня раздраженный голос хамче, и я испытала удивление.

Похоже, Элькос находился в прескверном расположении духа. Впрочем, понять его было можно, все-таки прошел огромную степь пешком, и это после долгого дня и развлечений, которые устроил для тагайни и представителей племен. Я уже намеревалась посочувствовать магу, обнять его, когда тот приблизится, однако… Да-да, и снова «однако».

– И как прикажете это понимать, душа моя?! – с нескрываемым негодованием и желчностью вопросил Элькос. – Недоверие? Пренебрежение? Или же я вовсе вам чужой человек?!

– О чем вы, друг мой? – опешила я.

– Ну конечно же! – язвительно и с патетикой воскликнул магистр. – Вы не понимаете! Представьте, я тоже не могу понять, как такое возможно!

В этот момент боль вновь сдавила меня в тисках, и раздражение сменило непонимание и оторопь. Что за тон, в конце концов? Чем я заслужила подобную отповедь и несправедливые обвинения? И почему, когда переживаю не лучшие минуты моей жизни, я должна выслушивать весь этот вздор, который мне обрушивают на голову? И кто?! Человек, который называл меня своей дочерью!

– А вы ведь мне как дочь, – не замедлил напомнить хамче, будто подслушав мои мысли. – Всегда почитал вас именно так, переживал за вас, болел душой, и вдруг это возмутительное попрание меня как мага, как близкого вам человека, как друга! Неужто я вовсе не заслуживаю…

– Да чего вы от меня хотите?! – вскрикнула я больше от боли, чем от злости, но вышло именно зло, и маг задохнулся.

Он открыл рот, но захлебнулся собственным ядом и снова его закрыл. Правда, ненадолго.

– Может, и вовсе прикажете мне убираться вон? Впрочем, не удивлюсь, зачем я вам?

– Морт! – прогрохотал над моей головой голос дайна.

Берик и Юглус, и без того наблюдавшие нашу перебранку, после окрика Танияра подошли ближе и встали за спиной мага. Супруг дал мне глиняный стакан, после спрыгнул на землю, чтобы не тревожить меня спуском по ступеням.

– Вы отдаете себе отчет в том, что творите? – ледяным тоном вопросил дайн и продолжил, чеканя слова: – Перед вами не только ваша дайнани, но и женщина, которую вы не единожды провозглашали своей дочерью, если мне не изменяет память. И как же вы, человек, столько раз заверявший всех вокруг в отеческой любви, позволили себе нападать на названую дочь, когда она наиболее уязвима? Если вы еще помните, моя жена беременна и именно в эти минуты готовится разрешиться от бремени. Так почему же, когда она страдает, вы смеете нападать на нее? Так ли ведет себя отец, верный подданный и, в конце концов, друг?!

Последнее слово вновь пронеслось над степью громовым раскатом, и Элькос, не сводивший взгляда со своего повелителя, отвернулся. Отчитывая мага, Танияр перешел на мой родной язык, потому ягиры не поняли ни слова, но им хватило и тона, чтобы, скрестив руки на груди, не сводить с магистра суровых взглядов. Мне же и вовсе было не до того, чтобы поддерживать мужа в его ответном негодовании или же кого-то успокаивать. Почти залпом выпив содержимое стакана, я ждала чудодейственного эффекта.

– Может, выскажетесь? – более спокойно спросил Танияр. – Без надрыва, но по существу. Что вас так взволновало?

– Как это что?! – вновь вспыхнул Элькос, но заставил себя смирить гонор. Он склонил голову. – Прошу простить меня за тон, государь. – После обернулся ко мне и проворчал: – Душа моя, я был и в самом деле груб и непочтителен, простите меня. Это не со зла и не от пренебрежения, но меня задело до глубины души, что вы покинули Иртэген, ни слова не сказав о том, что у вас начинаются роды. – Затем магистр воскликнул: – Будто я посторонний! И я ведь негодую вовсе не из-за того, что меня не уведомили, будто я сам король, нет! Но мое место быть подле вас! А если будет нужна моя помощь? Я ведь маг! – Он опять обернулся к дайну: – Всё верно, государь, и память вас не подводит – Шанни мне как дочь, и люблю ее я как дочь. Оттого переживаю в сто раз больше, чем о любой из королев в моем родном мире. Именно это и вызвало мое нынешнее состояние. Вместо того чтобы находиться подле моей дорогой девочки, я веселю народ, как… как какой-нибудь шут!

– Не так давно мы с Ашити были восхищены вашей задумкой с иллюзией, – несколько сухо ответил Танияр. – Хвалили за то, как вы познакомили людей с их дайнани, а оказывается, для вас это было всего лишь шутовство.

– Нет! – возмутился хамче. – Вовсе нет, государь! Я хотел, чтобы люди знали Шанриз, как знаю ее я, чтобы она не была для айдыгерцев чужаком, которого они приняли…

– Тогда почему вы называете шутовством дело не менее важное, чем роды дайнани? Людям предстоит принять не только новшества, но и свое прошлое. Чтобы народ поверил словам Ашити, она должна быть больше, чем принятый чужак. Поэтому вы делали большое дело, которому не следовало мешать, и мы не помешали. И раз уж вы настолько переживаете, что готовы нападать на женщину, которой посвящены ваши переживания, то успокойтесь – вы никуда не опоздали. Дитя появится на рассвете, а до тех пор, если уж и вправду любите свою дайнани как дочь, проявите сочувствие и понимание. Забота ей нужна больше, чем восклицания и обвинения. Желаете продолжать обижаться?

Элькос несколько раз открывал рот, порываясь ответить, но в окончании речи дайна все-таки его закрыл и отвел взор. И когда прозвучал последний вопрос, магистр отрицательно покачал головой.

– Кажется, я и вправду вспылил впустую, – сказал он уже без всякого апломба и попытки обуздать гнев. – Простите меня, – в этот раз извинения прозвучали более искренне и на языке Белого мира.

– О-ох… – мой стон поставил окончательную точку в споре, и внимание мужчин досталось мне. – Милый, травка не действует, боль не ушла, только еще усилилась.

– Я не от боли дала тебе травку, – прозвучал голос мамы у меня за спиной. – Теперь быстрей пойдет, меньше мучиться будешь.

– Да как же меньше, если мне стало хуже?! – с обидой возмутилась я.

– По времени, свет моей души, – пояснил Танияр. – Вещая сказала, что дайнанчи должен был появиться только к вечеру завтрашнего дня.

– Но рассвет! – охнула я.

– Теперь на рассвете, – сказала мама и ушла в дом.

– Ты еще на поляне говорила, что я рожу на рассвете, – возразила я ей в спину.

– Потому и говорила, – ответил мне Танияр. – Хочешь войти в дом?

– Да, – не стала я спорить, – полежу.

И время потянулось. Теперь мне было вовсе не до разговоров. Боль накатывала и откатывала, окончательно не унимаясь. Она всё равно была, хоть и становилась время от времени терпимее. Но когда новая волна спешила обрушиться на меня, я стискивала зубы и шипела, изо всех сил стараясь сдержать стон. А после немного расслаблялась, едва становилось чуть-чуть легче. Наверное, если бы я позволила себе перестать играть в сильную терпеливую женщину, то стало бы и вправду легче, но продолжала упрямо молчать, пока не подошел Танияр.

Он присел перед лежанкой на корточки и, погладив меня по лицу, сказал:

– Здесь нет Улбаха, состязаться и доказывать свою выдержку некому. Хочешь кричать – кричи.

– Я жена дайна, – жалко улыбнулась я.

– Ты мой нежный аймаль, о котором надо заботиться, – возразил супруг. – Для вещей ты дитя, для магистра тоже. Ягиры оберегают тебя, потому что ты уязвима. Здесь нет никого, кому ты должна доказывать, что ты сильная и выносливая.

– Ваша сила в разуме, в словах и светлом нраве, душа моя, – поддакнул ему Элькос, сидевший у меня в ногах.

– Пока еще терпится, – ответила я и отвернулась от них, вновь зашипев.

Уже давно и благополучно наступила ночь, но никто не спал. Ягиры, выпив холодного этмена, ушли на улицу. Возможно, не хотели меня смущать, а может, попросту чувствовали, что бесполезны – сейчас помочь мне было нечем. Танияр и магистр остались. И если супруг отходил к столу и о чем-то негромко говорил с шаманкой, то Элькос продолжал сидеть рядом. А как только схватка становилась сильнее, он начинал поглаживать меня по ноге, так проявляя свое сочувствие.

– Простите меня, Шанни, – наконец произнес он. – Мне так жаль, что я повел себя как совершеннейший осел. Простите меня, дорогая моя девочка. Я искренне раскаиваюсь в себялюбии.

– Ничего, – ответила я, не открывая глаз. – Я не сержусь. Вышло всё быстро. Я потом расскажу вам о дороге шаманов, это примечательно-о-ой, – последнее слово все-таки перешло в стон.

– Я чувствую себя таким бесполезным, – продолжил хамче, но, кажется, сейчас говорил сам с собой. – Я могу помочь и облегчить боль, но опасаюсь навредить и поэтому не стану вмешиваться. – Он вздохнул и добавил: – Ужасно себя чувствую.

– Как я вас понимаю, – с мрачной иронией ответила я и вновь застонала. А когда наступила передышка, спросила: – Сколько сейчас времени?

– Три часа ночи, – посмотрев на брегет, ответил Элькос. – Но это не совсем точно. Похоже, дни в этом мире длинней, чем у нас. В полдень я постоянно подвожу часы…

– Я помню, – отмахнулась я. – Сколько до рассвета?

– Часа два, наверное, – пожал плечами маг.

– Как долго, – ужаснулась я и больше с ним не разговаривала.

Боль всё нарастала, и изображать стойкую дайнани я перестала окончательно. Я стонала и даже не старалась делать это тихо. Всё, чего мне хотелось, чтобы поскорее всё закончилось. Боги! Я и представить не могла, что роды так болезненны! Из всех знакомых мне женщин только Амберли была более откровенна… или менее терпелива, но и она отмахивалась: «Пережить можно». А мне сейчас казалось, что до рассвета я дожить не сумею, совершенно не сумею!

Танияр теперь и вовсе не отходил от меня. Элькос, уступив ему место, некоторое время мерил дом шаманки шагами, а после моего очередного мучительного стона болезненно покривился и вышел за дверь.

– Небо уже светлеет, потерпи, жизнь моя, – уговаривал меня Танияр, целуя руку.

– Вот сам и терпи, – едко и плаксиво одновременно ответила я. – А я больше не могу!

Я вскрикнула и вдруг напряглась помимо воли, а в следующее мгновение подо мной стало мокро.

– Вещая! – громко позвал Танияр.

Мама, уже одетая в свое ритуальное платье, приблизилась и, бросив на меня короткий взгляд, коротко велела:

– Веди, пора.

– Куда? – простонала я.

– Идем, Ашити, недолго осталось, – ласково произнес Танияр, помогая мне встать с лежанки. – Скоро мы увидим нашего сына, а ты отдохнешь. Еще немного, свет моей души.

– О-ох, – морщась, с протяжным стоном ответила я ему и встала на ноги.

Я даже не заметила, когда убрали стол. Теперь на его месте лежала шкура, покрытая простыней. Туда меня супруг и отвел. Опустившись на простыню, я с вымученной улыбкой посмотрела на Танияра.

– Скорей бы уж, – сказала я.

Он коснулся моих губ поцелуем и повторил:

– Уже скоро, моя любимая.

– Ох, милый, – прерывисто вздохнула я и легла на спину.

Тут же открылась дверь, и в дом вернулся Элькос, но так и остался на пороге, пока не зная, что ему делать. Помощь мага не требовалась. Впрочем, мама рассудила иначе.

– Иди сюда, хамче, – велела она. – Когда придет время, примешь дитя.

– Я?! – искренне изумился магистр. – Нет, я могу, но… но я не могу! Это же малышка Шанни! Как я буду смотреть… туда? – Он округлил глаза. – Простите, но я не смогу…

– Я смогу, – оборвал его дайн. – Только, – он посмотрел на Ашит, – я не умею детей принимать.

– У саульши научили детеныша принимать, и с ребенком справишься, – ответила шаманка и посмотрела на Элькоса: – А ты со спины сядь, пусть на тебя опирается.

Я ощутила беспокойство. Нет, я доверяла своему мужу, но во всем прочем, и никак не думала, что именно он поможет нашему сыну появиться на свет. В конце концов, я не саульша!

– Мама, а что будешь делать ты? – спросила я.

– Я буду говорить с духами, – ответила она и надела свой головной убор.

– Ах, как интересно! – воскликнул хамче, мечтавший увидеть шамана в работе.

– Садись, – велела ему мама.

Магистр поспешил сесть мне за спину, но взглядом следил за шаманкой. А я, приподнявшись на локтях, посмотрела на мужа. Он ободряюще улыбнулся и негромко произнес:

– Я делил с тобой наслаждение, теперь делю страдания.

– Страдаю только я, – возразила я.

– Поверь, я тоже, – заверил меня дайн. – Мне тяжело оттого, что тебе больно. А сейчас еще и страшно, но мы пройдем и через это.

– Боги и духи не оставят нас, – ответила я и откинулась на магистра, который успел подвинуться ближе.

Теперь происходящее было мне знакомо, пусть и на чужом примере. Мама взяла три костяные фигурки и поднесла к моему лицу Илсым. Я поцеловала Великую Мать, и она встала рядом с хамче у меня в изголовье. Затем по левую руку встал Нушмал, а по правую Увтын. Мама взяла в руки хот, а я не удержалась от вопроса:

– А трава и горящее масло? Вокруг Агыль ты сыпала.

– Тебе не надо, и так родишь.

Мне возразить было нечего, только подумалось, что рожать я и вправду могла бы дома. Тогда между ног у меня сидела бы Орсун, а не муж, уж она-то лучше разбиралась в том, как принимать роды у людей, а не у саулов. И когда мама велела привезти меня после праздника лета, я решила, что она сама хочет принять мое дитя. Еще были подозрения, что должно что-то случиться, раз мне понадобится ее помощь, и это сильно тревожило. Но вот она говорит, что, в отличие от Агыль, мои роды пройдут легче, а дитя должен принять сам дайн… Совершенно непонятно.

Впрочем, вопросы остались при мне, потому что мама уже шла по кругу, начав свои песнопения на непонятном языке. Наверное, Элькос наблюдал за ней, а мне было вовсе не до любопытства. Его попросту не осталось, как и желания спрашивать. Скривившись, я натужно вскрикнула.

Танияр, поколебавшись всего мгновение, сдвинул подол рубахи вверх, обнажив разведенные колени.

– Давайте, Шанни, давайте, – произнес за моей спиной магистр. – Малыш уже близко, я вижу. Он спешит к нам, помогите ему.

– А! – надрывно вскрикнула я и, расслабляясь, откинулась на плечо мага.

Мама продолжала кружить вокруг нас, отбивая удары по хоту. Невольно я последовала сознанием за ее голосом и глухим стуком била о натянутую кожу. И когда голос взвился к потолку и удары стали частыми, мое тело вновь напряглось. Дыхание само собой участилось, и взор расширившихся глаз, скользнув по Танияру, упал на окно, за которым уже заметно посветлело. Рассвет вступал в свои права. Я увидела краешек порозовевшего неба…

– Еще, Шанни… – донесся до моего сознания голос магистра.

– Жизнь моя, еще немного, – вторил ему Танияр.

Но тело уже начало расслабляться, так и не достигнув желанного результата.

– Ашити…

Сквозь звуки человеческих голосов пробился еще один, бесплотный и тихий, но перекрывший всех разом. Я вскинула взгляд и увидела…

– Отец, – выдохнула я.

Он стоял за спиной Танияра, затем шагнул сбоку от меня, склонился и накрыл ладонью живот. Не смея вздохнуть, я смотрела в глаза, не имевшие цвета, и Белый Дух с улыбкой кивнул. Тело послушно напряглось, но не уверена, что я ощутила это. А потом пространство огласил громкий детский плач. Я растерянно посмотрела на супруга и увидела на его руках младенца, еще соединенного со мной пуповиной.

– Отец, – судорожно вздохнул дайн, но констатировал ли он, что стал отцом, или же обращался к Создателю, понять было невозможно.

Облизав пересохшие губы, я смотрела, как Белый Дух опустился рядом с Танияром на одно колено и всмотрелся в лицо моего сына, после улыбнулся и поглядел на моего мужа, словно чего-то ожидая.

– Милости Белого Духа, мой сын, – сказал Танияр, рассматривая малыша. Он улыбнулся и произнес: – Тамин.

– Тамин, – повторил Создатель и накрыл личико ребенка ладонью.

– Благодарю, Отец, – прошептала я и устало улыбнулась.

Теперь я знала, зачем мы пришли в священные земли, и знала имя моего сына:

– Тамин…

Мой сын… Мой первенец, рожденный от любимого мужчины… Я смотрела на него и не могла отвести глаз, до того он был хорош. И пусть личико его всё еще было красноватым, но кожа на ощупь оказалась нежно-бархатистой. Я водила кончиком пальца по маленькой щечке и умилялась, когда он кривился, пытаясь поймать палец губами, кажется думая, что его собираются кормить. Он забавно причмокнул, и я хмыкнула:

– Мой галчонок.

Тамин открыл пока еще светло-голубые глазки, а потом скривился и, обманутый ожиданиями, обозначил резкое несогласие.

– Какой же ты громкий, – рассмеялась я. – Но всё равно самый замечательный ребенок.

– Раздразнила, теперь умиляется, – послышалось ворчанье мамы. – Наобещала – корми.

– Бабушка хочет, чтобы ты стал круглым, как ее пирожки, – сообщила я сыну и более не стала томить, выполнив требование малыша.

– Бабушка… – повторила шаманка, вытирая руки.

Она подошла к лежанке, на которой я сидела с сыном на руках. Подняв на нее взгляд, я улыбнулась. Ашит, всё еще вытирая руки о тряпицу, смотрела на Тамина, после покачала головой и усмехнулась.

– Надо же… Две зимы назад была одинокая старуха, а теперь не только мать, еще и бабушка. Надо же, – повторила она и осторожно коснулась головки малыша, а после подвела итог: – На всё воля Отца. – И вернулась к своим котелкам.

– Еще бы другой бабушке рассказать о внуке, – вздохнула я. – Даже не показать, а хотя бы рассказать…

Тамин в беседе не участвовал, да и как ему было это сделать, если дайнанчи занял рот более важным делом? Он сопел, причмокивал и гулко сглатывал молоко, а я смотрела на него и продолжала таять от умиления. Я держу на руках свое дитя… Невероятно! Истинное волшебство.

– Мама, – позвала я шаманку, ненадолго оторвав взгляд от сына. Она обернулась на зов, и я продолжила: – Почему Отец так милостив к нам? Он пришел и помог Тамину появиться на свет, а после благословил…

– Великий будет дайн, – важно прервала меня Ашит. – Сильней отца, умнее матери. Вы тропинку топтать начнете, а он ее широкой дорогой сделает. Так вижу.

И мне вдруг пришло в голову: так, может, вот он – истинный избранник Белого Духа? Не Танияр, а его сын? Мы лишь предтечи, но Тамин понесет слово и волю Создателя, а нам предстоит подготовить для него тот путь, по которому пойдет Белый мир? Невероятно!!!

– Но сначала надо вырастить, – добавила мама, и я преисполнилась тревоги.

– Что ты хочешь этим сказать?

– На всё воля Отца, – только и ответила шаманка.

Всякое мое умиротворение смыло, подобно ледяной волне. Более всего мне хотелось схватить мать за плечи и вытрясти из нее все ее видения, чтобы точно знать, на что она сейчас намекнула. И ведь намекнула же! Но так и не сказала, и не скажет, потому что «на всё воля Отца».

– Мама, хотя бы скажи, откуда ждать опасности? Илгизиты, болезнь? Звери? Шустрый нрав? Или же ничего из этого?

Она обернулась и покачала головой.

– Глупая Ашити, – сказала она. – Чем дайнанчи отличается от сына пахаря?

– Уже тем, что дайнанчи – сын дайна, – несколько заносчиво ответила я. – Пахарь – руки, что плуг направят, а дайн – голова, и за ним не борозда земли потянется, а людские судьбы.

– Не о том я, – отмахнулась мама. – Оба они люди. – Она подняла кверху руку с вытянутым указательным пальцем. – И тот человек, и этот. И чтоб одному землю пахать, а второму ею править, нужно вырасти. А пока подрастают, за обоими глаз нужен, о каждом позаботиться и защитить. Вот о чем я толкую, поняла?

Я кивнула, но еще некоторое время смотрела на нее с подозрением, отчего-то чувствуя подвох. Впрочем, это могла быть и обычная мнительность, однако я не могла не спросить:

– Мама, ты же ничего от меня не скрываешь? Я знаю тебя…

– Тогда зачем спрашиваешь? – уже с иронией спросила шаманка.

– Мама!

Она снова отмахнулась и вышла за дверь. Не желая мириться с ее бегством, я поправила одежду, тем более Тамин уже как раз закончил с трапезой, и поспешила следом за Ашит. Но, выйдя из дома, мамы я уже не увидела. И вот скажите, что старуха! Не угонишься…

– Душа моя!

Зато к дому приближался Элькос. Куда он уходил спозаранку, мне было неведомо, но вот теперь вернулся и желал что-то сказать. На нижней ступеньке крыльца сидел Берик. Он обернулся после восклицания магистра и поспешно поднялся на ноги. Ягир склонил голову, приветствуя нас с дайнанчи. В это утро мы еще не виделись.

– Милости Отца, – поздоровалась я. – Куда ушла мама?

– Туда, – он махнул рукой, указав направление.

– И что нужно человеку в степи, где из всего есть только его дом, святилище Создателя и пещера охо? – проворчала я, досадуя на юркую шаманку. – Причем святилище в другой стороне, а у охо ей делать нечего. Хотя… Что он скрытный, что она. Не удивлюсь, если водят дружбу.

– Что вы там бормочете, Шанриз? – вопросил Элькос, успевший приблизиться.

Стряхнув подозрительность и тревогу, вызванную словами матери, я приветливо улыбнулась магу.

– Где вы пропадали, друг мой?

– Там, – он неопределенно махнул рукой.

И хоть вслух не произнес, возможно опасаясь негодования Берика, но я поняла и нахмурилась. Элькос уже три дня был одержим идеей… или желанием. Именно столько прошло после моих родов, и то, что произошло в самом их конце, не давало ему покоя.

– Я не был внутри! – чуть возмущенно воскликнул хамче. – Неужто я похож на святотатца? Попросту постоял неподалеку, – последнее он произнес уже чуть ворчливо, однако сразу же и разгорячился: – Но я ведь почувствовал! Я же почти видел! Я вовсе не безумен, я это точно знаю!

– Никто вас не считает безумцем, – ответила я. – И что же вы ощутили сегодня? Ведь ощутили же, раз звали меня?

– Пройдемте в дом, – предложил Элькос.

Кивнув, я первой вошла в дом и сразу направилась к колыбели, которую привез Юглус в тот же день, когда родился Тамин. Кстати, на языке Белого мира колыбель называют кибах, в изголовье которого непременно вырезается изображение Увтына, чтобы он оберегал сон младенца. Резчик, который украшал кибах для дайнанчи, расстарался – Увтын был воистину ужасен, и я только порадовалась, что малыш не может его рассмотреть. Впрочем, как я уже однажды имела честь рассказывать об этом духе, среди всего пантеона Белого мира он был самым добрым. Ужасным же ликом отпугивал кошмары.

Кроме Увтына, бортики кибаха украшал искусно вырезанный орнамент каанского дома бывших Зеленых земель. За неимением пока отличительного узора Айдыгера мастер использовал ныне устаревшие элементы, но ни ругать его, ни негодовать на это никто не собирался. Колыбель была чудесна.

Уложив сына, успевшего заснуть на моих руках, я прошла к столу и, усевшись на стул, посмотрела на магистра, уже ожидавшего меня.

– Мне хотелось узнать, что вы чувствуете, когда приходит Создатель? – не стал томить меня Элькос.

Пожав плечами, я честно ответила:

– Ничего. Просто вижу Его. – И испытала острый приступ любопытства: – Так что же вы почувствовали сегодня?

Магистр некоторое время смотрел на Тамина, после улыбнулся и произнес:

– Какой же он милый. Теплый и понятый… уютный. Смотришь, и душа согревается. – Он перевел взгляд на меня и продолжил: – Я почувствовал холод.

Признаться, я ощутила разочарование. Мне казалось, что Элькос принес некое откровение, от которого собьется дыхание… или же, наоборот, кровь помчится по жилам, а он сказал то, что и без того было известно.

– Вы не понимаете, – магистр отмахнулся, верно истолковав выражение моего лица, и поднялся на ноги. – Это иное… Как бы объяснить? Не мурашки, не озноб, не то чувство, когда замерзаешь. Это нечто иное, как… как… как Вселенная! Такое же непостижимое и всеобъемлющее. Мне не было холодно, но я будто бы был скован льдом. Или же сам стал льдом, и потому ощущения поменялись. Понимаете? – Я продолжала взирать на него в молчании, и хамче на миг поджал губы. – Я… как бы сказать, чтобы не стать святотатцем… – Магистр опять замолчал, явно раздумывая, а после выпалил: – Проклятие! Скажу, как чувствовал, но заведомо говорю, что склоняю голову перед Создателем этого мира. В общем, я ощутил себя тем самым сияющим в пустоте, крупицей льда в бесконечном Мироздании. И это такая мощь! Такая силища! И будь я проклят, если не скажу со всей уверенностью, что не окажись я скован льдом, то меня разорвало бы от того, что бурлило внутри в ту самую минут! Вот. – Элькос закончил и снова упал на стул.

Ошеломленная его словами, я осторожно спросила, перейдя на родной язык:

– То есть… вы хотите сказать, что почувствовали себя… Белым Духом?

– Нет же! – воскликнул маг и, тут же накрыв рот ладонью, посмотрел на колыбель, а затем продолжил уже тише: – Нет, Шанни, вы и поняли, и не поняли меня. Я не почувствовал себя равным Белому Духу, но ощутил поток столь небывалой мощи, что мог бы и не снести его, как простой смертный, если бы не это странное ледяное оцепенение, вдруг охватившее меня. Мне кажется, я даже был вне сознания, потому что потерял счет времени. Мне казалось, что прошло не более нескольких минут, но миновало два с лишним часа. Я просто сел напротив входа в пещеру, оголил восприятие и… очнулся в той же позе и на том же месте. Ошеломленный, сраженный, потрясенный своими ощущениями. Затем поднялся на ноги и поспешил сюда, опасаясь, что государь уже вернулся и я задерживаю наш отъезд.

– Хм…

Я неопределенно хмыкнула и сжала пальцами подбородок. Что ответить магу, я не знала.

– И что скажете, дорогая моя девочка? – словно не желая мириться с моими мыслями, спросил хамче.

– Мне нечего ответить, друг мой, – пожала я плечами. – Ваше стремление проверить свои ощущения мне понятно, но в остальном… Имеет ли это вообще какой-то смысл? А если и имеет, то… – я невольно усмехнулась и закончила: – На всё воля Отца.

Я и вправду понимала, почему магистр решился подойти к пещере со святилищем, хоть и знал, что этого не одобрит не только Ашит, но и Танияр, да и любой, кто был верен душой Создателю. Туда из праздного любопытства не наведывались, иначе озеро в Курменае было бы покрыто льдом. Однако по какой-то причине место, где можно было бы обратиться к Белому Духу, оказалось скрыто на священных землях.

И дело было в том, что Элькос почувствовал появление Белого Духа в момент моих родов. Магистр даже увидел его в некотором роде. Не так, как я. И не слышал, как Создатель звал меня, а после повторил имя моего сына, данное его отцом. Но вернусь на три дня назад, чтобы уж рассказать более подробно.

– Что… Что это было? Что я сейчас почувствовал?!

Именно так воскликнул наш дорогой хамче, когда мама, отложив хот, наконец подошла к Танияру, чтобы заняться тем, чего я от нее ожидала изначально. Элькос порывисто вскочил на ноги, позабыв, что я всё еще прижимаюсь к нему. Я с возмущенным вскриком полетела на пол, а магистр, раскинув руки, жадно и глубоко дышал, совсем не обратив внимания на то, что сотворил.

– Что это? – повторил маг.

– Помощник, – с неприкрытой иронией усмехнулась шаманка и, забрав из рук дайна сына, унесла его к тазу с теплой водой.

Танияр проводил ее взглядом, после придвинулся ко мне и, склонившись, спросил:

– Как ты, жизнь моя?

Но вместо ответа на его вопрос я, приподнявшись на локте, с восторгом произнесла:

– Отец был здесь, Танияр. Слышишь? Создатель благословил нашего сына! Он был рядом с тобой и ждал, когда ты назовешь имя, а после благословил! А ты? Ты что-нибудь почувствовал?

Танияр отрицательно покачал головой и собрался что-то ответить, но…

– Я! Я почувствовал! Почувствовал!!! – вскрикнул Элькос и упал на колени с другой стороны от меня. – Я ощутил, как изменилось само пространство, словно открылась дверь из дома и потянуло легким сквозняком. А еще… А еще я увидел яркий свет! Даже зажмурился, потому что смотреть было больно. Никаких четких очертаний, скорее сияющая дымка… Так это был Белый Дух? Шанни, ответьте мне немедленно!

– Вы ведете себя как помешанный, – сухо произнес Танияр. – То кричите на названую дочь, когда ей больно, то кидаете на пол, даже не придержав, а когда нужна ваша помощь, выясняется, что оказать ее вы не в состоянии. А сейчас и вовсе требуете ответа, даже не принеся извинений за то, что вновь были грубы.

– Я?! – искренне изумился магистр. – Что я такого сделал?

– Слишком стремительно вскочили на ноги, – едко ответила я. – Вы уронили меня.

Элькос казался обескураженным.

– Признаться, не помню, как оказался на ногах, – ответил он. – Я был в совершенном ошеломлении… Простите, девочка моя, если причинил вам боль, я не желал этого, но… Значит, рядом с нами был Создатель?

И раскаяние в глазах мгновенно сменилось жадным любопытством. Танияр с усмешкой покачал головой. Он склонился к моим губам, поцеловал и поднялся на ноги. После, бросив еще один взгляд в сторону шаманки и дайнанчи, вышел из дома, чтобы огласить счастливую весть своим ягирам. А вскоре с улицы донеслось слаженное восклицание моих телохранителей, но что именно они выкрикнули, я уже не разобрала.

Да и не до этого мне было, потому что вернулась мама и передала мне Тамина. А Элькос с того дня был сам не свой. Он приставал с расспросами то к Ашит, то ко мне, то снова к шаманке, пока она не замахнулась на любознательного мага. После этого он отстал от нее, но не оставил помыслов, терзавших его. И сегодня утром сходил к пещере.

Ответов хамче не получил, успокоения, похоже, тоже. Впрочем, чего именно он желал, я так до конца и не смогла понять. Озарения? Проникновения в некие тайны, неподвластные человеческому разуму? Некоего причастия? И я решила спросить:

– Почему вы пытаетесь проникнуть на ту территорию, что не подвластна никому из простых смертных?

– А почему вам так интересна история Белого мира? – парировал Элькос. – Разве вам не хватает того, что уже знаете? У вас есть всё, что так мило вашей душе. Любимый муж, любимые заботы, возможность творить историю, наконец. Теперь еще и ваш сын. Так почему вам хочется знать, когда этот мир начал увядать и по каким причинам?

– Но это же история, – возразила я. – Пока я была лишена памяти, не ощущала себя полноценным человеком. Моя жизнь в тот момент началась с чистого листа, и отправной точкой стало осознание себя в логове охо. И пусть в какой-то момент я запретила себе попытки вспомнить, кто я и откуда, но это было лишь из эгоистичного желания избежать возможной боли. Однако вопросы полнили меня, и лишь на некоторые из них имелись ответы. И что же говорить о памяти целого народа? Их прошлое попросту стерто, и по чьей воле это произошло, нам неведомо. Но результат налицо – они пришли к полному упадку. Утеряли все достижения, знания и навыки пращуров. Это же ужасно, друг мой! Время идет вперед, а прогресс становится регрессом! И как же мне не искать ответы на свои вопросы?

– Вот и я ищу, – ответил магистр. – Возможно, отыскав свои знания, я смогу помочь и с вашими. Я сам еще не могу понять в точности, что так томит меня, но уверен, что должен разобраться и прийти с собой в согласие. Есть в этом смысл или нет, мы узнаем, когда придет время. Как вы верно заметили, на всё воля Белого Духа.

– Истинно, – произнесла Ашит.

Мы одновременно повернули головы на голос. Важная и основательная, как сама земная твердь, шаманка прошла мимо нас, гордо неся свою голову, убеленную сединами. Она приблизилась к колыбели, склонилась над ней и как-то разом преобразилась, став похожей на самую обычную женщину. Она с минуту рассматривала спящего внука, а после хмыкнула:

– Сопит…

И я встрепенулась. Теперь, когда Тамин спал, магистр высказался, а беглянка объявилась, я могла устроить ей допрос…

– Дайн приехал, – сказала Ашит, оборвав мои мысли и намерения одной короткой фразой. – Сейчас зайдет, собирайтесь.

– Ну, мама, – сузив глаза, процедила я, и она усмехнулась:

– Не напугала.

– Но ведь нельзя же говорить намеками и не давать пояснений! – возмутилась я.

– Я прямо тебе сказала и пояснила, – отмахнулась шаманка. – Кто ищет подвох, тот найдет его даже в чистой воде.

Не удовлетворившись ее словами, я возразила:

– Ты сбежала от меня, чтобы не донимала вопросами.

– Вернулась, видать, рано, – усмехнулась мама. – Надо было вам вслед помахать. Собирайся, говорю, муж приехал.

Поднявшись со стула, я ответила:

– Я уеду сейчас, но скоро вернусь, так и знай, мама.

– А теперь напугала, – заверила шаманка и рассмеялась, не приняв всерьез мою угрозу. А зря, я и вправду намеревалась вернуться в скором времени… когда отпустят дела и заботы.

В это мгновение открылась дверь, и в дом вошел Танияр. Я поспешила ему навстречу, и супруг, заключив меня в объятия, поцеловал в уголок губ и отстранился.

– Пора ехать, свет моей души, – сказал он с улыбкой и направился к колыбели.

Не спеша брать сына на руки, дайн, как и шаманка, замер, рассматривая его. И, словно ощутив, что всеобщее внимание принадлежит ему, юный дайнанчи засопел громче, закряхтел, а после разразился громким плачем.

– Налью воды, – констатировала его названая бабушка. – Великий дайн милостью одарил, как унести?..

– Не надо носить, мы всё оставим, – усмехнулась я, подходя к матери и мужу. – Нам милостей не жалко.

– Добра наша дайнани, – весело произнес Юглус, вернувшийся вместе с Танияром. Обернувшись на голос, я увидела своего телохранителя на пороге и широко ему улыбнулась.

А вскоре чистый и вновь довольный жизнью дайнанчи изволил тронуться в путь, ведущий его к отчему дому, где изнывала от тоски и нетерпения его первая нянька – Сурхэм. Об этом успел рассказать Танияр, но я и без того понимала, что наша хранительница очага уже протоптала к воротам дорогу глубиной с ров в ожидании нашего возвращения.

Мы вышли из дома, и первое, что бросилось в глаза, – это повозка. Танияр еще на рассвете отправился за ней, и я не ожидала увидеть чего-то нового, однако даже не подозревала, насколько ошибаюсь. Новое было! И не сказать, что как-то поменялось устройство, но над повозкой поработали, и немало.

Во-первых, бортики стали выше, и по центру одного была сделана дверца, к которой сейчас была приставлена лесенка-подножка, почти как в карете, хорошо известной мне по родному миру. Во-вторых, на повозке было установлено и закреплено кресло с подлокотниками, что тоже способствовало безопасности при езде. К тому же кресло было обито мягкой тканью, а это стало весьма приятным открытием. И разумеется, его украшал вырезанный на дереве орнамент. Как всегда, искусный и красивый.

Но было еще кое-что, и это, в-третьих, повозка была украшена. Цветущие ветви сплели в длинные гирлянды и закрепили на бортиках. Выглядело это красиво и торжественно и в то же время естественно. От цветов шел едва уловимый свежий аромат, и я потянула носом, вдохнув его полной грудью.

– Как же восхитительно, – улыбнулась я и подалась к супругу. – Ты невероятен.

– Всё для моей дайнани, – ответил Танияр. После поцеловал и мягко направил к повозке. – Ты мне еще расскажешь, какой я замечательный, а сейчас надо ехать.

– Задавака, – фыркнула я и, дурачась, надула губы. – Ничего тебе не скажу.

– И не надо. – Я обернулась, удивленная и возмущенная ответом, а супруг добавил: – Твои глаза всё говорят за тебя.

Мою душу заполнила нежность, и я шепнула:

– Я безумно тебя люблю.

– А я безумно люблю тебя, – сказал Танияр. И велел: – Садись.

Показав ему язык, я послушно забралась в повозку, уселась в кресло и протянула руки, чтобы принять сына. Мама, несшая Тамина, чуть поколебалась, а после быстро «клюнула» малыша в щечку. Я невольно улыбнулась – все-таки ей было непривычно выказывать эмоции. Однако не устояла и поцеловала внука. После отдала его отцу, а Танияр уже мне.

Колыбель и привезенные вещи тоже поставили в повозку и закрепили, и они стали неприметны стороннему глазу из-за высоких бортиков. Еще одна деталь, казалось бы, незначительная, но я вновь одарила мужа улыбкой. Торжественность момента скарб испортить уже не мог. Хотя тагайни и не обратили бы на это внимания.

В повозку был запряжен Тэйле, дайн желал сам везти свое достояние, уж простите мне мою нескромность, но это были его собственные слова. Я предлагала ему ехать верхом и везти наследника, чтобы люди сразу могли приветствовать правителей настоящего и будущего, но Танияр отказался.

– Мой сын – мое продолжение, моя жена – мое основание, и оба вы – мое достояние, даже более ценное, чем Айдыгер. Без него я прожить смогу, без вас нет, потому что не земля и не власть наполняют мою душу светом, но люди, за которых я готов умереть и ради кого я хочу жить. А свою главную ценность я не отдам никому даже на время. Сам повезу, – закончил дайн, и у меня не нашлось ни возражений, ни даже желания спорить.

Еще с рассветом Танияр уехал и вернулся уже с повозкой, которую сделали и украсили по его приказу. Он покидал меня и каждый из тех трех дней, что я провела в доме матери, но на ночь приезжал, не желая расставаться до моего возвращения с сыном.

– Довольно, – сказал супруг. – За год я свою жену не видел больше, чем мы были вместе. Спать я буду здесь.

А так как дом шаманки не предполагал наличия гостей, а их оказалось слишком много… О нет, никто более не появился, и ягиры после моих родов привычно сменяли друг друга, но и всех нас оказалось в избытке: я, Тамин, Элькос, один из телохранителей и, конечно же, дайн. Поэтому Танияр еще в первый день жизни нашего сына вернулся в священные земли не с пустыми руками.

Когда-то он угрожал поставить дом рядом с домом Ашит, если я откажусь войти в его дом гостьей, и, как человек слова, исполнил свою угрозу. Пусть и не по указанной прежде причине. Правда, и дом он не ставил, но походный шатер во дворе появился, где коротали ночи магистр и ягир. Сам хитрый дайн пользовался правом родства, властью и просто наглостью – ночевал в доме, разделив со мной лежанку.

Она была узкой и довольно жесткой, но Танияра не пугало ни первое, ни второе. Он был воином и мог спать на земле. В общем-то, и намеревался поначалу лечь на пол, как когда-то, пока был пациентом шаманки, однако этому воспротивилась уже я. Меня тоже не пугала малая ширина ложа, и я с легкостью разделила его с супругом. С ним мне было уютно и на жесткой лежанке.

Однако я отвлеклась по своей излюбленной привычке, а потому вернемся в повозку, куда уже уселся и магистр. Впрочем, он занял место рядом с Танияром. Трон принадлежал нам с дайнанчи, а хамче удостоился чести ехать подле своего господина и повелителя, а иного варианта не было. С саулами Элькос еще не пытался подружиться, а бежать за повозкой и вовсе было бы дурно.

Берик уже был в седле и ждал, когда Тэйле зашагает в сторону границы, за которой нас ждал Айдыгер.

– Мне открыть портал, государь, когда покинем священные земли? – спросил Элькос.

– Нет, – ответил дайн. – Люди хотят приветствовать дайнанчи.

– Как угодно, – склонил голову магистр.

И повозка покатилась прочь. Обернувшись, я посмотрела на маму. Она стояла на том же месте, где и минуту назад, а у ее ног уселся Уруш. Отчего-то на глаза мне навернулись слезы, до того трогательной показалась эта картина. Смахнув влагу свободной рукой, я махнула Ашит и напомнила:

– Я скоро вернусь, мама.

– Возвращайся, – ответила она. – Мои двери всегда открыты для дочери и внука.

– А для зятя? – не оборачиваясь, полюбопытствовал Танияр.

– Глаза б мои тебя не видели, – усмехнулась шаманка. – Да только ты спрашивать не станешь.

– Не стану, – согласился дайн и, обернувшись, широко улыбнулся.

Мама махнула рукой, после развернулась и направилась к дому, а вместе с ней ушел и турым. Вздохнув, я перевела взгляд на сына и улыбнулась, уже в который раз любуясь его милым маленьким личиком. Мне казалось, что он похож на своего отца, но Танияр уверял, что видит в Тамине мои черты. Элькос, когда мы попросили рассудить нас, пожал плечами:

– Пока трудно сказать.

Мама ответила почти то же самое:

– Подрастет – увидим.

А оба телохранители оказались единодушны:

– Так глядишь, вроде Ашити, а потом вроде и дайн.

Так что каждый остался при своем мнении, но, в общем, оставалось и вправду дождаться, когда малыш подрастет и его черты станут более узнаваемыми. Что до волос… Пушок Тамина не был белым, но и рыжим его тоже сложно было назвать, в любом случае он не имел той яркости, из-за которой матушка дала мне имя Шанриз.

– Ты коварный уже с рождения, – высказала я сыну свое мнение. – Скрываешься даже от собственной матери. – А после добавила с хорошо знакомой интонацией: – Несносное дитя. – Вышло это неосознанно, и я рассмеялась.

Рассмеялась и сейчас, вспомнив. Танияр и магистр обернулись, привлеченные смехом, но я отрицательно покачала головой, показав, что ничего не желаю говорить, и мужчины снова отвернулись. А я, вздохнув с умиротворением, провела ладонью по телу сына, после прижала его к себе и устремила взор на каменную гряду, тянувшуюся слева.

Любопытно… В который раз я задумалась, что скрывается за этой невысокой грядой? По идее, должны быть наши земли, ранее носившие название Песчаная коса, если я не ошибаюсь, конечно. Может, и всё еще Зеленые земли. Дело не в этом, а в том, что скалы совсем небольшие, но никто и никогда не переходил через них… наверное.

А следом я подумала и о той стороне священных земель, куда мы не ходили ни разу. Я собиралась прогуляться, пока еще была беременна, но так и не нашла времени. А теперь непременно найду. Так что матери я не солгала, мне и вправду хотелось вскоре вернуться сюда. И расспросить с пристрастием, не имеет ли она тайных знаний, о которых помалкивает, и заодно прогуляться по степи в поисках ответа.

Увидев, как магистр повернул голову и поглядел в сторону гряды, я усмехнулась. У нас с ним были разные мысли, однако же и мне теперь было интересно узнать о том, что происходило с Элькосом у пещеры Создателя. Одарил ли его Белый Дух неким откровением, которое хамче еще не осознал, или же всё это пустое, и только человеческое любопытство и тщеславие двигает моим дорогим другом, – пока понять было невозможно. Как бы там ни было, но… на всё воля Отца. Придет время, и узнаем ответы.

А потом я выкинула из головы всякие размышления, потому что Тэйле перешел с неспешной рысцы на быстрый бег, и ветер бросился навстречу. Он скользнул по моим щекам, встрепал волосы, и я счастливо рассмеялась, радуясь вниманию своего Покровителя. И, вскинув вверх одну руку, я воскликнула:

– Хэлл!

Тут же завозился потревоженный Тамин, и я поспешила успокоить его, чтобы дайнанчи не явил подданным свой лик недовольным.

– Душа моя, мне кажется это дурно, – обернувшись, магистр укоризненно покачал головой.

– Что именно? – полюбопытствовала я.

Танияр и ягиры дружно посмотрели на Элькоса, ожидая ответа. Похоже, всех заинтриговала причина недовольства хамче.

– Но как же, – искренне изумился магистр. – Мы едем по священным землям, где безраздельно царствует Белый Дух, а вы поминаете вашего Покровителя из другого мира. На мой взгляд, это непочтительно. А еще меня называете святотатцем. – И, вновь покачав головой, он отвернулся с видом оскорбленной добродетели.

Танияр потерял интерес к высказыванию Элькоса, еще пока тот говорил, но ягиры перевели взгляды на меня, явно ожидая, что я отвечу. Возможно, осознав, что на землях Создателя Белого мира я провозглашала другое божество, тоже ощутили непонимание.

– Дорогой мой друг, – произнесла я, и маг опять обернулся, – вы совершенно неправы. Мое почитание богов неоспоримо в каждом из миров, где бы я ни находилась. Моя душа открыта им и полна веры. Но если же при одном божестве я буду стыдливо молчать о другом, то какое же это почитание? Где вера? Создатель Белого мира одарил меня своей милостью, но разве же Хэлл не был столь же милостив всю мою жизнь? Где бы я была, если бы не забота моего небесного Покровителя, принятого однажды и навсегда? Мое появление здесь было предопределено, но как бы я сумела исполнить предназначение, если бы не прошла весь свой путь в родном мире? Именно он открыл мне врата, и Хэлл перенес меня не в Бегренс, а в пещеру охо. И даже здесь он не оставлял меня, продолжал опекать и заботиться. Так отчего же радость при встрече с Покровителем должна оскорбить Создателя? И, если уж исходить из ваших слов, то мне вовсе стоит забыть о Великом Страннике, ибо Белый мир – это мир Белого Духа. Он везде и во всём, что окружает нас. Или вы ограничиваете Всевышнего только священными землями?

Я прищурилась, и ягиры сосредоточили на магистре посуровевшие взгляды. Элькос возмущенно округлил глаза.

– И как же вам это удается так ловко жонглировать словами?! – воскликнул хамче. – Пару минут назад я ясно видел вашу ошибку, а теперь понимаю, что сам был непочтителен. Но ведь это не так! Я тоже открыл душу Белому Духу, более того, я всецело ощутил его дар, сделанный мне…

– И сделанный еще в вашем родном мире, – заметил Танияр, казалось не обращавший на нас внимания. – А иначе как объяснить, что вы оказались лишены ваших сил?

Теперь мы с магистром смотрели только на дайна, а он продолжил:

– Судите сами, магистр. Была создана ситуация, при которой вы добровольно отказались от вашей магии без возможности восполнить запас. У вас не осталось выбора, кроме как принять энергию нашего мира, иначе бы вы не выжили. А после того как получили ее, ваш источник изменился, и родная сила стала недоступна. Похоже, что и ваш путь сюда был предопределен, как и путь Ашити. Осталось понять, какая судьба уготована вам Высшими Силами.

– А ведь и верно, – охнула я. – Как же я сразу об этом не подумала? Ведь это же так логично! Но тогда… Быть может, целью моего возвращения было не только рассказать о себе родным, но и забрать вас? И из этого следует, что у вас и вправду есть какое-то предназначение.

Элькос вдруг смутился. Он махнул рукой и отвернулся, а после проворчал:

– Оставьте. Я самый заурядный маг, каких немало…

– В вашем мире, – вновь прервал его дайн, – но в нашем вы единственный. К тому же заметно помолодели и окрепли. Стало быть, вам обещана не только новая сила, но и долгие годы жизни.

– Долгая жизнь – это вполне естественно для мага, государь, – вновь отмахнулся магистр. – К тому же я не единственный, кто обладает силой в Белом мире. Есть еще шаманы и илгизиты…

– И те и другие наделены могуществом, но не рождаются с ним, – теперь хамче прервала я. – К тому же шаманов и подручных отбирают по определенному признаку – они должны быть способны принять силу своего Покровителя. Но таких, как вы, в этом мире и вправду больше нет и не было прежде.

– Вы еще одно наше оружие, – снова заговорил Танияр. – И если против илгизитов мы сможем выстоять, то подручным придется столкнуться с тем, кому отдана вся магия нашего мира.

– Верно, – поддержала я мужа. – Между даром Белого Духа и Илгиза есть некоторая разница. Я бы сказала, что Предатель наделяет своих последователей активными способностями, вроде того же управления грудой камней. Шаман, пользуясь силой Отца, творит ритуалы, но вряд ли запустит в полет валун или выстроит против него защиту. Зато на это способны вы, мой дорогой.

– Думаете, в этом мое предназначение? – спросил магистр, и дайн пожал плечами.

– На всё воля Отца, – ответил он. – Придет время – узнаем. А пока закончим разговоры, мы уже достигли границы.

Я устремила взгляд вперед и охнула. Нас ожидали. Не вся рать Айдыгера, всего лишь воинов двадцать, и одеты они были, как и раньше, в одеяния своих прежних таганов. И все-таки зрелище, представшее мне, заставило сердце биться чаще от ощущения величественности момента.

Ягиры, выстроившись по незримой линии, разделявшей дайнат и священные земли, опустились на одно колено, достали из ножен ленгены и держали их на вытянутых руках. А когда Тэйле замедлил бег и мы подъехали совсем близко, воины слаженно опустили клинки на землю, отдавая почесть младенцу, которому предстояло однажды встать во главе войска, – своему будущему алдару. Ибо отныне каждый дайн становился алдаром своей рати, и ягиры признали за Тамином право вести их за собой, когда придет его время. Старая традиция теперь заиграла новыми красками.

Танияр остановил повозку. Он спустился на землю и, приблизившись ко мне, протянул руки. Поняв и без пояснений, чего желает супруг, я передала ему сына, и дайн, выйдя к своим воинам, поднял дайнанчи над головой. Ягиры, подхватив ленгены, распрямились и, дружно взметнув клинки над головой, гаркнули:

– Хэй!

Всё, что могли, мужчины сделали, и возмущенного дайнанчи вернули мне. Хмыкнув, я заворковала над сыном. Двадцаткой ягиров подданные не заканчивались, и надо было усмирить разъяренного йартана, пока он не распугал их грозным ревом.

– Как же я рада видеть тебя в Айдыгере, почтенный Фендар!

Халим, приглашенный дайном, переступил порог нашего дома. Он скользил взглядом по стенам, но при моем появлении в изумлении округлил глаза и неотрывно смотрел на меня, пока я шла к нему, раскинув руки. И лишь когда сжала плечи ученого ладонями, он отмер и протянул:

– О-ох. Ну и огонь на твоей голове, дайнани. Выходит, не обманула.

– Милости Белого Духа, почтенный халим, – улыбнулась я, и ученый опомнился.

– Милости Отца, дайнани. Прости, я был непочтителен, но мне еще не доводилось видеть, чтобы на голове человека бушевало пламя. – И он вновь склонил голову: – Прости.

– Пустяки, дорогой халим, сущие пустяки, – отмахнулась я и сделала приглашающий жест. Я вела гостя в гостиную, уже предвкушая его любопытство и новую порцию удивления, и продолжала вести учтивую беседу: – Была ли твоя дорога легкой, почтенный Фендар? Не имел ли ты нужд?

– Меня хорошо довезли, дайнани, – заверил ученый. – И ехали быстро, и нужды не ощутил. Дайн позаботился о своем учителе.

И в это мгновение мы перешагнули порог гостиной. За остаток зимы и весну она успела преобразиться еще больше. Впрочем, некий ремонт прошел по всем комнатам. За неимением возможности в тот период вести более подвижный образ жизни, я занималась не только делами дайната, но и внутренней отделкой.

– О-ох, – повторно протянул халим и неспешно отправился в исследовательский обход.

Я не мешала ему. Усевшись в кресло, я накрыла подлокотники ладонями и ожидала вопросов, если они последуют. В остальном наш гость, как и полагалось, получил полную свободу, чтобы рассмотреть всё, что пожелает. А посмотреть было на что.

И если стены, ныне затянутые вытканной узорами тканью, для Фендара были привычны, то вот обстановка не могла не заинтересовать, включая примечательные вещицы, которые изготовили для меня мастера Иртэгена. И я еще не упоминаю картину Элдера. Подобного уровня изобразительного таланта в Белом мире не видели многие столетия.

Впрочем, была тут и пара моих работ, которые я писала зимними вечерами, вдохновившись звуками вьюги и треском горящего дерева в очаге. У меня не было яркого таланта моего приобретенного родственника, да и такой восхитительной памяти, и всё же я нарисовала священные земли и дом матери, оплетенный аймалем.

– Похоже вышло, – похвалил меня тогда супруг. – Красиво.

– Недурно, – магистр был более сдержан.

А вот Эчиль, Сурхэм и племянницы были однозначны в своей оценке:

– Ого! Как же хорошо! Красота! – И был еще один эпитет, перенятый от меня: – Восхитительно!

Эта оценка мне понравилась больше, и потому женщинам я решила поверить. Хотя и дайн вроде бы похвалил, но он и мое пение мог слушать, ни разу не покривившись, что вовсе не означало, будто ему нравится. Просто он любил меня всей душой и не желал огорчать.

И магистр любил и не желал огорчать, но он прекрасно разбирался в живописи, к тому же успел насмотреться в королевском дворце на работы настоящих мастеров, включая Элдера Гендрика. А потому его «недурно» можно было сравнить примерно с этим: «Девочка моя, вы умница уже тем, что старались». Сомнительный комплимент, согласитесь.

А вот неискушенные Эчиль с дочерями и Сурхэм были искренны в своей оценке, а что может быть дороже искренности? Особенно если она льстит самолюбию художника, даже если он точно знает, что совершенно бездарен. Вот и мне польстило, и я стыдливо пошла на сделку со своей совестью и приняла похвалу. Восхитительно, значит, восхитительно.

Был еще один рисунок, его я сделала в карандаше, и, признаться, им я была довольна по-настоящему. Я нарисовала метель и размытый темный силуэт человека, который пытается пробиться сквозь снежное безумство. И если дом матери на священных землях я писала в лирическом настроении, то метель создавалась в меланхолическом состоянии.

В те минуты я размышляла и смотрела в окно, за которым бушевала стихия. Снег бился о стекло, вой ветра, казалось, заполнил саму душу, и мне вдруг вспомнился лихур. Те мгновения, когда принесли раненого Танияра, а потом ягиры ушли, и я, слушая хот и голос матери, погрузилась в оцепенение. Даже мысли, царившие в моей голове тогда, всплыли в памяти так четко, будто я только что успела их подумать. «Беги, охотник, беги, пока сам не стал добычей».

Тогда я сравнила холод со змеем. Образ оказался столь силен, что рука сама собой потянулась к листу бумаги, и я не отрывалась от него, пока не закончила. И когда рассмотрела свое творение, то и вправду пришла в восторг. Вышло весьма художественно и аллегорично. Как я уже имела честь помянуть, человека я изобразила расплывчатым черным силуэтом, потерянным среди снежной круговерти. А вот сама буря весьма напоминала большого змея, свившего ледяные смертоносные кольца вокруг путника.

– Ох, – после продолжительного созерцания вздохнул Элькос и поежился. – Как образно вы изобразили, дорогая. Я ощущаю обреченность бедолаги, попавшего в снежную ловушку. Обреченность и одиночество… Бр, жутковато. Но весьма и весьма недурно.

– Спасибо! – воскликнула я со всей своей искренностью и расцеловала мага в щеки.

Я в волнении ждала его оценки и была польщена, получив ее. Волновалась я и тогда, когда мое творение рассматривал Танияр. Впрочем, я верю, что и первая картина ему понравилась. Он не был столь искушен, как магистр, и в живописи почти не разбирался, разве что успел увидеть картины настоящих художников, но более сведущим от этого не стал. Однако именно карандашный рисунок был для меня более важен, потому что я делала его в особом вдохновении.

– Это не красиво, – сказал дайн, продолжая смотреть на изображение метели. Я ощутила, как кровь бросилась мне в лицо, даже задохнулась от негодования и хотела кинуться с пояснениями, но супруг продолжил: – Это что-то иное… Мое сердце сжимается от предчувствия неминуемой беды. Хочу протянуть руку, чтобы помочь ему выбраться. Кажется, его судьба уже решена и он теряет последние силы… Это сильно, Ашити. Не хотел бы я оказаться на его месте и радуюсь, что у меня есть твой свет. Он выведет.

– Ах, милый, – расчувствовалась я и поспешила в раскрытые навстречу объятия.

А вот моим поклонницам… не понравилось. Красок нет, чего нарисовано – непонятно. Тот рисунок лучше. В этом случае я женщин слушать не стала и снисходительно усмехнулась – они ничего не понимали в настоящем искусстве. Так что, как человек гибкий и в меру бессовестный, я приняла похвалу от одних зрителей и от других, пусть и говорили они совершенно о разных работах. И там я молодец, и здесь. Хвала богам, что в Белом мире не было настоящих критиков, ну и не надо. Определенно.

Но на этом мои художества не заканчивались, правда, остальные я никому, кроме Танияра и Элькоса, не показывала. Это были наброски савалара. Вот тут память о том, что увидела, была столь яркой, что я не могла оставить ее только для себя. И хоть казалось, что я могу воспроизвести каждый сантиметр разрушенного строения, но результатом я была недовольна. В эти минуты я горько сетовала богам на то, что не одарили меня хотя бы толикой таланта Элдера.

Сначала я нарисовала савалар снаружи, это вышло неплохо, как и двор и фигуры младших аданов, охранявших вход в савалар и ворота. Но когда попыталась запечатлеть вид изнутри, начались сложности. Уложить всё разом на лист бумаги было невозможно, выходило схематично, что, впрочем, понятно из объема работы.

После этого я попыталась рисовать панораму определенного участка стены, где был изображен один из духов и земля с народом, который он опекал. Однако и так мне не нравилось, потому что упускала какие-то детали. И тогда я начала рисовать фрагментарно, разделяя Покровителей, их подопечных и участки местности, чтобы после сложить всё воедино.

Мне казалось, что сделать это будет сложно, не хватало сметки и таланта. Элдер Гендрик, без сомнения, справился бы с этой задачей лучше моего. Но когда я начинала рисовать, линии и штрихи ложились так уверенно, будто кто-то водил моей рукой. Возможно, так оно и было. Создатель желал вернуть своим детям память, а я была проводником Его воли.

Танияр с интересом рассматривал работу, которой я занималась часто, но не так упорно, как расшифровкой ирэ когда-то. Забот хватало и без исторических экскурсов. Однако когда заканчивала очередной набросок, дайн подолгу рассматривал его, после откидывался на спинку кресла, закрывал глаза и сидел неподвижно, пытаясь мысленно воссоздать то, что я изобразила на бумаге.

А вот магистр, как мне показалось, рассматривал с иным интересом. Сначала с любопытством, после хмыкнул и стал как-то по-деловому собранным. Он по несколько раз брал уже готовые работы, перекладывал их с места на место, после и вовсе разложил в определенном порядке, как когда-то схему порталов нашего с ним мира. Вновь хмыкнув, хамче изрек:

– Крайне занимательно, крайне. – И посмотрел на меня. – Я смогу быть вам полезен, дорогая.

– Хм… – хмыкнула я и просияла: – Восхитительно!

Пока работа была еще не закончена, но половина савалара уже обрела черно-белые очертания на свитках. Бумаги было немного, и ее я использовала нечасто. Данный материал мог закончиться быстро, а дорога в родной мир оставалась по-прежнему закрыта… Но не будем о грустном и вернемся в день сегодняшний, где халим Фендар продолжал изучать нашу гостиную.

– Кто это, дайнани? – спросил ученый, ожидаемо остановившись перед картиной Элдера.

Поднявшись с кресла, я направилась к нему и, подойдя, охотно пояснила:

– Это мои родные, почтенный Фендар. Родители. – Я указала на матушку с батюшкой. – Сестра… Не единоутробная, но мы одного рода. К тому же она дорога мне столько же, сколько была бы, роди ее моя мать. Рядом с ней ее муж. Это, – сказала я, теперь указав на магистра, – Мортан Элькос, наш хамче. Вскоре вы с ним познакомитесь. – Халим перевел на меня изумленный взгляд, и я пояснила: – Отец был милостив, Он позволил мне вернуться в родной мир, чтобы проведать дорогих мне людей и успокоить о моей участи.

– Но ты говорила, что ничего не помнишь, – справедливо заметил ученый.

– Верно, – кивнула я. – И я не обманывала тебя. Я всё вспомнила в тот же день, когда Белый Дух открыл мне врата в родной мир. Теперь я знаю, как оказалась здесь, свое имя и какому роду принадлежу.

– И как же тебя зовут, дайнани?

– Имя, данное мне родной матерью, похоже на то, что дала мне мать названая, – я улыбнулась, – Шанриз. Оно означает «луч солнца». Ашити – луч света. Люди спрашивают, каким именем меня называть, и я отвечаю, что для меня нет разницы. Оба имени мои и дороги одинаково, потому что мне дали их мои матери. Продолжим? – спросила я, указав на картину.

– Это Танияр, – указал на дайна халим.

– Ты прав, Фендар, это я, – послышался голос того, кого успели помянуть, и мы обернулись.

Танияр шел к нам, и на губах его играла приветливая улыбка. Халим заулыбался в ответ и, раскинув руки, пошел дайну навстречу.

– Мальчик, ты стал поистине сильным мужчиной! – воскликнул учитель, сжав широкие плечи ученика.

– А у тебя прибавилось мудрости, халим, – рассмеялся дайн, сжав в ответ плечи ученого.

Фендар хмыкнул и провел ладонью по волосам, верно поняв слова Танияра.

– Жизнь человека начинается с весны, а заканчивается суровой зимой. Я уже давно перешагнул из осени в зиму, – сказал он. – Время не желает медлить. Оно бежит и бежит, будто его кто-то подгоняет. – Вздохнул и снова улыбнулся. – Но для тебя настала летняя пора, и ты еще долго будешь радоваться солнцу, Танияр.

– Придет и моя зима, Фендар, – ответил мой супруг. – Но я и тогда не замерзну. Рядом со мной мое солнце.

Мужчины посмотрели на меня. Танияр знакомым теплым взглядом, халим с интересом. Я вдруг смутилась, но как-то ответить не успела, потому что из нашей спальни послышался плач Тамина.

– Прошу меня извинить, – произнесла я учтиво и направилась к сыну.

Сурхэм сейчас занималась торжественным обедом в честь приезда гостя, о чем нам успели доложить еще до того, как халим приблизился к Иртэгену. Впрочем, юркая старушка, несмотря на возраст и некоторую тучность, уже спешила к дайнанчи, на ходу вытирая руки.

– Я уже здесь, – сказала я, нагнав ее.

– Помогу, – ответила прислужница, одарив меня заискивающим взглядом.

– Я справлюсь, – заверила я добровольную няньку. – И намыть, и переодеть, а уж накормить его тебе вообще не под силу.

– Это пока, – со значением парировала Сурхэм. – Потом только я и смогу это сделать.

– Неоспоримо, – рассмеялась я и вошла в спальню.

Прислужница все-таки последовала за мной. И когда я достала из колыбели дайнанчи, успевшего сделать все свои младенческие дела, ее нос торчал из-за моего плеча.

– Теплой воды принеси, – усмехнулась я.

– Ага, – кивнула прислужница и поспешила на кухню.

Дайнанчи негодовал во всю мощь своих маленьких легких. И когда я укладывала его на стол, и когда разворачивала, и даже когда взывала к совести возмущенного младенца. Ну а пока Тамин эмоционально оппонировал на мои увещевания, вернулась Сурхэм.

– Велик и могуч наш дайнанчи, – констатировала она, посмотрев на маленького бунтаря.

Но имела она в виду силу его голоса или же то, что исторгло нутро будущего дайна, я уточнять не стала. Было более важное дело, и им я занялась незамедлительно. А когда чистый Тамин был занят поглощением молока, дабы чрево не ощутило пустоты, я прислушалась к мужским голосам, едва достигавшим спальни, но слов не уловила.

– У нас гость, – сказала я сыну. – Дорогой и долгожданный гость, мой милый. Он поможет нам проложить дорогу, по которой ты пойдешь, когда придет время. Когда-то он учил твоего отца, и если Создатель будет милостив, то почтенный халим станет и твоим учителем.

Тамин ответил громким причмокиванием, ему будущая учеба пока была безразлична. Улыбнувшись, я погладила сына по головке и перевела взгляд на окно, но не увидела его. Перед внутренним взором встала наша дорога до Иртэгена, когда мы возвращались после рождения дайнанчи.

Когда мы выезжали со священных земель, мне думалось, что народ соберется в Иртэгене, а по дороге приветствовать дайнанчи будут встречные путники и пастухи, но ошиблась. Люди и вправду ждали нас. Они выходили из близлежащих поселений, мимо которых пролегала дорога, даже приходили из отдаленных, чтобы посмотреть на своего будущего дайна.

Нет, не было цветов, летевших под копыта саулов, как было принято в моем родном мире. Здесь подобных традиций еще никто не заводил, а я не собиралась навязывать Белому миру чужие обычаи. Если они однажды и станут делать что-то подобное, то придумают это сами. Букеты не охрана границы или прописанные законы. Ни смысловой, ни какой-либо иной важности в этом не было. Важное я видела в том, что айдыгерцы не оставили без внимания рождения сына их правителя.

По складу своего характера тагайни не толпились, а растянулись вдоль дороги, то есть сохраняли порядок. Не было слышно споров или склок, если кто-то считал, что другой занял лучшее место. Всем им было видно, и спорить оказалось не о чем. Впрочем, вспоминая запруженные улицы Камерата, стоит отметить, что количество жителей столицы и жителей поселений Айдыгера нельзя сравнивать. Даже Иртэген пока уступал главному городу королевства, хоть и был большим по местным меркам. Но это уже всё несущественные мелочи, и говорить о них не стоит.

Так вот, люди ждали нас. И когда мы проезжали мимо, они склоняли головы перед правящей четой, а после махали руками вслед. Слышались и добрые пожелания, а порой и в манере тагайни – с толикой скабрезности. Но произнесено это было весело и не несло под собой негативного подтекста, более напоминая подначки ягиров после нашей первой супружеской ночи с Танияром.

Одни желали нам с дайном много дайнанчи и дайнани, а также чтобы мы получали столько же удовольствия, как с первенцем, потому как вышел славный сын. Еще подозревали, что юные айдыгерки сгорят в пламени Тамина, потому что он будет пылать жарче летнего костра. Это я облекла в более обтекаемую и приличную форму слова наших подданных.

Но были и иные пожелания, без подтекста. Люди желали здоровья дайнанчи, а его отцу долгих лет жизни, чтобы сын успел в полной мере перенять науку дайна. Я и без того знала, что айдыгерцы относятся к Танияру с уважением, но после таких слов не осталось и толики сомнений. Однако главным было вовсе не уважение, хоть и оно было важно. Я увидела в этом пожелании иное. Первые изменения в привычном укладе уже вступали в силу, и народ их принял.

Перепись проходила незаметно для айдыгерцев. О нет, не скрытно, они о ней знали. Как же любопытные носы могли не пронюхать, что к главам поселений наведывались посланцы ердэма? Если бы в одно поселение, может, и не обратили бы внимания, но ведь не в одно! На курзыме новости быстро разносятся, а между дворами еще быстрее. Так что закономерность заметили, обсудили и начали спрашивать. Пояснение народ удовлетворило. Они подумали, покивали и даже пытались помогать, а как иначе? Тагайни так устроены – помочь всегда рады, даже когда никто не просит. На бедного Архама щедро посыпались сведения.

– Я больше не могу, – объявил тогда деверь. – Как ты людям говоришь, что больше не лезут?

– А ты что говоришь? – в ответ спросила я.

– Что дайн сказал. А кому сказал, тот и делает, другим лезть нечего, – ответил Архам.

Улыбнувшись, я все-таки покачала головой с укоризной.

– Вроде ты сам тагайни, а как говорить с людьми не знаешь. Людей не отгонять, а беседовать с ними надо. Объясни на простом примере, как они мешают твоей работе. Они поймут, еще и других отгонять будут.

Деверь ненадолго задумался, после посмотрел на меня и проворчал:

– Расскажи. – И я рассмеялась. Впрочем, отказывать ему не стала:

– Ну, к примеру, спроси, как пастух мгизов считает. Предложи им представить, что пастуху помогать начнут. Один прибежал рассказал, сколько у него и соседей мгизов взяли, другой, что слыхал от брата, третий, что своими глазами видел. А четвертый и вовсе сказал, что второй и третий ошиблись, а первый и сам не знает. И что за стадо пастух назад приведет? Как всех мгизов собрать, если у него в голове Куншале от чужой помощи разлилась? Пока будет искать, кого и не было, тех, что были, упустит. А еще пообещай просить помощи, если понадобится. Люди поймут. И лезть перестанут, и обиды не затаят.

– Хм… – Архам потер подбородок и кивнул: – Попробую.

Что мне нравилось в обоих братьях – это их умение быстро ухватить суть и развить полученные знания уже по собственному почину. Архам не просто поговорил с теми, кто пришел к нему в очередной раз. Он целенаправленно пошел на курзым, заведомо зная, что там его непременно заметят, но главное, там его услышат сразу многие. И умница ердэм… ах, я же не сказала – Архам получил звание ман-ердэм, а иначе – первый помощник. Так что теперь у нас был байчи-ягир, ман-ердэм, тэр-ердэм и хамче. Тэр-эрдэм – второй помощник, и им стал Илан.

Так вот, ман-ердэм, или ердэм, что упрощало и сокращало звание, а также вносило некоторую путаницу, так как был еще тэр-ердэм… оставим помощников дайна, точнее их звание, чтобы не путать и вас. Так вот, Архам пришел на курзым, где его, как он и рассчитывал, быстро обступили люди, и повел с ними речь в моих лучших традициях. Результат был достигнут, и иртэгенцы оставили бывшего каана в покое, заверив, что явятся, как только будут нужны. В общем, работа по переписи населения продолжилась без помех доброхотов.

Кроме переписи, полным ходом шло рекрутирование и обучение новобранцев, а также были заложены два первых хайята – пограничные крепости, еще для двух присматривали место. И Каменный лес тоже продолжали изучать, но на его границу пока так и не вышли. Так что понять, что находится на другой его стороне, мы всё еще не могли. Исследователи часто начинали плутать. Было совершенно непонятно, как далеко он тянется.

Ох, простите, я сильно отвлеклась по своей привычке, но так хотелось поделиться тем, как обстоят дела. И я еще не всё помянула, но мы говорили о том, как люди встречали дайнанчи, к этому и вернемся. Тем более рассказать осталось совсем немного. Только о том, как мы въезжали в Иртэген.

Признаться, ожидала повторения того же, что было по дороге, но ошиблась. Да еще как ошиблась! И поняла я это, едва мы приблизились к Иртэгену. Началось со стен. Стоявшие на охране покоя столицы ягиры встречали нас, подняв вверх обнаженные ленгены. Солнце играло на клинках ослепляющими бликами, и казалось, что над стеной поднимается сияние.

– Ты даже саула еще толком в глаза не видел, а тебе уже выказывают уважение, – с улыбкой сказала я сыну, памятуя, как впервые заслужила этот жест признания и почтения от ягиров.

Я помахала им, приветствуя, но воины так и не убрали клинки в ножны. Они повернулись вслед повозке, продолжая держать ленгены над головами. Но едва мы пересекли черту ворот, и я забыла о сегодняшней страже. Да что там! У меня перехватило дыхание от зрелища, представшего нам.

На протяжении всего нашего следования по обе стороны улицы ягиры опустились на одно колено так же, как это было у священных земель. И точно так же они держали свои ленгены на вытянутых руках. Но едва к ним приближалась повозка, и воины опускали клинки на землю, отдавая почесть будущему дайну. Это было подобно волне, катившей нам навстречу. Восхитительное зрелище!

А за спинами ягиров, словно незыблемый берег, стояли айдыгерцы. Будто чувствуя торжественность момента, они не кричали, ничего не желали и даже не склоняли голов. Но каждый стоял, накрыв ладонью плечо соседа справа. Любопытный жест, которого я еще не видела ни разу, не упоминал его и Шамхар. Это было что-то новое. Возможно, не изобретенное только что, но относившееся к новому времени существования Белого мира. И смотрелось это впечатляюще. Будто единая цепь, неразрывно связавшая людей на землях Айдыгера. Она тянулась и тянулась на протяжении всего нашего пути.

– Потрясающе, – донесся до меня шепот магистра на нашем родном языке. – Величественно, символично и торжественно много больше, чем всякие церемонии, виденные мною прежде.

Танияр не ответил. Он вообще не произнес ни слова с момента, как мы въехали в ворота. Не оборачивался ко мне, не улыбался и не приветствовал своих подданных жестом или восклицанием. Молчала и я. Что-то сказать сейчас казалось кощунственным, как и помахать рукой. Потому я просто прижимала к себе сына и, затаив дыхание, смотрела на непривычно строгих тагайни.

Уже у самых ворот я увидела байчи-ягира и обоих ердэмов с их семьями. Эгчен последним положил на землю ленген, остальные воинами не были, потому продолжали цепь рук, сжимавших плечо стоявшего рядом. Не принимала участия в этом действии только Сурхэм. Она стояла у самого крыльца на раскатанной от ворот белой дорожке, на которой выткали символы трех бывших таганов, объединенных в единый рисунок – герб Айдыгера. Да, теперь у нас был свой герб: река, пересеченная песчаной дорожкой, на которой лежал большой валун, а за ним раскинулись холмы, над которыми парила арзи.

Повозка остановилась. Первым с нее сошел Танияр. Он принял сына, после подал руку мне, и когда я встала рядом, супруг скосил на меня глаза и едва заметно улыбнулся. Больше машинально, чем осознанно, я накрыла плечо мужа ладонью. И тогда дайн, так и державший Тамина, склонился перед своим народом и воинством, склонилась и я. И вот тогда столица взорвалась в одно короткое мгновение единым вскриком, в котором смешалось и «хэй» ягиров, и восклицания простых людей. Невозможно было понять ни единого слова, но душа моя ликовала! Это было… да, невероятно!

Чуть позже я узнала, что жест, заинтересовавший меня, является символом единомыслия и поддержки. Использовался он нечасто и несколько в иной ситуации. Чаще в спорах, вынесенных на суд общества. Если люди поддерживали точку зрения одного из оппонентов, когда он говорил, то показывали это именно так. Никто не говорил, кроме спорщиков, так было легче разобраться в сути проблемы. И пока те выясняли прилюдно отношения и доводили до собрания свою точку зрения, народ постепенно выбирал сторону. Побеждал тот, на чью сторону становилось больше слушателей, а определялось это именно по такому вот жесту. Чем длиннее становилась цепь поддержки, тем явственнее проявлялся итог.

Мне этот жест был незнаком, потому что к подобному разрешению конфликтов прибегали крайне редко. Во-первых, не всегда хотелось посвящать в свои дрязги всё поселение, потому что люди после обсуждали произошедшее много и со вкусом, добавляя всё новые подробности. К тому же это были тагайни, а значит, любопытствующих и советчиков появлялось много. Причем срок давности особой роли не играл. Так что молчали люди только во время собрания, а потом закрыть им рты было невозможно. Пока само не забудется.

А во-вторых, существовал суд каана, и его предпочитали много чаще, чем принародные дебаты, если, конечно, не находили решения промеж себя. А такое встречалось гораздо чаще. Поспорили, поругались, может, даже немного подрались, чтобы доказать состоятельность своей позиции, а потом находили выход и расходились полюбовно.

Но сегодня контекст поменялся, и дайн не имел к этому решению иртэгенцев никакого отношения. Возможно, повлияли ягиры с их ритуалом признания, а может, чувство некой торжественности момент. Вдаваться в подробности не хотелось, это было лишним. Однако вышло красиво и символично. Люди были со своим дайном, и именно это было главным, а не причина, побудившая их накрыть плечо соседа ладонью.

– Как же хорошо, – улыбнулась я своим воспоминаниям и посмотрела на сына. – Желаешь вернуться в кибах?

Тамин скривился, кажется возражая против колыбели, и я согласно кивнула:

– Хорошо, милый, я представлю тебя нашему гостю. Идем узнаем, о чем беседуют халим и твой батюшка. Знаешь ли, хороший собеседник – это истинная удача. Учись, мой милый. – Тамин причмокнул, явно предвкушая обещанное мною удовольствие, и мы отправились вкушать нектар познания.

Из гостиной продолжали доноситься негромкие голоса. Мужчины, похоже, не скучали без моего общества. Впрочем, им было о чем поговорить. Событий и новостей у них накопилось великое множество, как хватало и воспоминаний. По сути, Фендар обучал каанчи недолго. И причиной тому малое количество дисциплин и знаний. Ирэ, счет – вот и всё. Но тут особо и придраться не к чему. Язык один на все земли, история мира забыта, а новая никем не писалась. Географию знали по таганам и месту проживания племен.

Воинское образование было наиболее обстоятельным и долгим. Ягиров обучали с детства и до полного взросления. И эту науку мой супруг постигал гораздо дольше, чем светские науки. Что до управления, то каанчи был рядом с отцом и перенимал его мудрость на деле, а не в теории. Отец же дал знания и об истории их рода. Но это всё было раньше, и впереди нас ждали большие перемены, которых поможет достичь наш гость, однако прежде…

– Тебе предстоит многое узнать, Фендар, – закончил вслух мою мысль Танияр, и мы с Тамином вошли в гостиную…

Ветер бил в лицо, вышибал слезы из глаз, но я лишь счастливо смеялась. И если бы не безумная скачка, то и вовсе бы распахнула объятия моему небесному Покровителю. Однако осторожность требовала держаться за поводья, и я не пренебрегала ею. К тому же другой Ветер, исстрадавшийся и безмерно скучавший в ныне малоподвижном существовании, казалось, наверстывал упущенное время и гнал вперед, не зная устали.

– Дайнани! – крикнул Юглус, сопровождавший меня вместе с пятеркой ягиров, приставленных для прогулки Танияром. – Ты так до пастбищ доскачешь.

– До них еще далеко? – спросила я, щурясь от ветра.

– Уже нет, – ответил телохранитель, поравнявшись со мной, а после широко улыбнулся. – Твой саул получил крылья? Сегодня он обогнал моего Гереша и даже не схитрил.

Я рассмеялась, поняв, что Юглус говорит о наших первых скачках, когда Ветер укусил Гереша за зад, чтобы обогнать его.

– Твой Гереш не молодеет, – весело заметила я, – а Ветер наливается силой.

– Проверим? – подмигнул ягир и свистнул.

Его саул наддал, и я только открыла рот, глядя на удаляющийся круп Гереша.

– Ветер, и мы стерпим?! – возмущенно воскликнула я. – Хэй!

– Мьяв, – ответил мой скакун и припустил следом за Герешем, ну а за нами и вся пятерка моих охранников.

Мы мчались по холмам, то взлетая вверх, то устремляясь вниз. И сердце мое, вторя стремительному галопу саула, поднималось куда-то высоко в небо, а потом ухало и замирало на миг, пока Ветер вновь не начинал стремительный подъем. Наверное, так чувствуешь себя на корабле во время шторма, когда он поднимается на гребень высокой волны, а после обрушивается в черную хищную бездну. Только мне бездна не грозила, лишь головокружительный полет души, изголодавшейся по движению и действиям.

– Хэй! – снова выкрикнула я, когда мой скакун приблизился к Герешу.

Ветер сравнялся с саулом Юглуса на полкорпуса, кажется решив в этот раз не пускать в ход свое тайное оружие – укус поджарого зада соперника. Возможно, попросту опасался возмездия от злопамятного Гереша. Но сути это не меняет – мы нагоняли.

– Хэлл подарил Ветру крылья! – воскликнула я, когда мой телохранитель обернулся.

– Нушмал не оставит Гереша, – парировал Юглус, и…

Нас обошел саул одного из ягиров. Воин, обернувшись, осклабился и погнал своего скакуна дальше.

– Эй! – возмутилась я.

– Гони Ветра, – бросил мне Юглус и вновь свистнул.

Признаться, мой мальчик явно уступал и Герешу, и тем более тому саулу, на котором промчался вероломный ягир сопровождения. Однако сдаваться мы с Ветром не собирались. Он был молод, полон задора и желания наверстать упущенное за время вынужденного застоя. А я просто обожала скачки и верила своему скакуну, потому мы погнали следом за нашими соперниками, пылая жаждой если уж и не обогнать, то хотя бы прийти с небольшим отставанием.

А еще было любопытство. Юглус что-то задумал, и мне до зубовного скрежета хотелось не только узнать что, но и увидеть своими глазами проделку моего верного телохранителя. Он явно был задет, как и я, что в наше соревнование вмешались и заявили претензии на победу. Немыслимо!

Тем временем Гереш почти нагнал второго саула. Я впилась взглядом в спину Юглуса, на миг перевела его на второго ягира, снова на своего телохранителя и едва не вскрикнула от досады, потому что только сейчас заметила, что оба они сменили позу. Почти ничего не изменилось, но положение ног! Оба освободили стремена и приподняли ноги так, что пятки оказались прижаты к бокам скакунов. Так, может, именно это обеспечивало легкость бега саулов? Меньше контроля в сбруе, больше свободы? Тогда почему мне никто не сказал?!

Я повторила посадку ягиров, опережавших меня. Из-за небольшой перемены позы я больше склонилась вперед, и Ветер, будто выдохнув, еще немного ускорился.

– Мы им еще покажем! – воскликнула я, и мой мальчик ответил:

– Мьяв!

В своем ликовании я едва не упустила момент, когда Юглус перевесился в сторону саула соперника. Я охнула, ожидая, что мой телохранитель на всем скаку свалится под копыта двух скакунов, уже приготовилась остановить своего скакуна, но… Юглус протянул руку и шлепнул у корня хвоста.

Саул ягира из моей сегодняшней охраны, надрывно взвизгнув, шарахнулся в сторону, а вместе с ним дернулся в противоположную сторону и Гереш, едва Юглус выровнялся. И Ветер влетел в образовавшийся проход, и мы помчались дальше, а за нами и оставшиеся четверо воинов. За спиной слышалась брань пятого ягира, повизгивание его скакуна и топот Гереша, догонявшего нас.

Ветер выскочил на вершину холма, и я, рявкнув: «Стой!» – в одно мгновение позабыла о скачках.

Мой саул пробежал еще немного вперед, постепенно замедляя свой ход, а после, одарив меня недовольным шипением, остановился. Я спешилась и застыла, зачарованно взирая на открывшийся мне вид.

– Как же красиво… – негромко произнесла я, обводя взглядом величественный пейзаж.

За холмом простиралась изумрудная от травы равнина, испещренная яркими пятнами соцветий, наполнявших прогретый солнцем воздух тонким ароматом. Я улавливала его даже со своего места. Вдали, едва приметные глазу, стояли несколько домиков, в которых, должно быть, жили пастухи. А еще там гулял большой табун саулов. Они свободно бродили у подножия горного склона.

Впрочем, гора тут была не одна. Холм, на котором мы стояли, постепенно переходил в гряду, и она тянулась вдоль равнины, и конца ей тоже не было видно. А еще я увидела небольшое озеро, весело игравшее солнечными бликами на легкой ряби. И в это озеро падал со склона водопад. Был он совсем небольшим и нешумным, но благодаря ему было ясно – в воде в этом месте нужды нет.

Вдруг с неба донесся клекот. Приставив ладонь ко лбу козырьком, я подняла голову и посмотрела на птицу, летевшую к скалам.

– Арзи, – улыбнулась я.

– Верно, дайнани, – отозвался Юглус, встав рядом.

– А кто еще живет в этих скалах? – следя за легендарной птицей взглядом, спросила я. – Есть хищники?

– Хищники не идут туда, где есть арзи, – произнес один из ягиров сопровождения. – Не пускает.

Я обернулась, заинтересованная словами воина. Про эту птицу я знала мало. То, что она считается спутником Нушмала, что живет в горах, что увидеть ее к удаче и еще некоторые поверья, связанные с ней. Больше ничего. О той же бейкше я знала много больше, о рырхах, кажется, вообще всё. Это если поминать весь животный мир, конечно.

Однако спросить я так ничего не успела, потому что к нам приближался пятый ягир, продолжая бранить Юглуса из всех своих душевных сил. За ним плелся саул. Он то и дело останавливался, изворачивался и вгрызался в основание хвоста. После жалобно мяукал и снова пытался почесаться.

– Юглус! – гаркнул ягир. – Чтоб тебя…

Дальше оглашать не стану, пожелания были уж очень скабрезные. Закончив витиеватую и далекую от приличий фразу, воин прижал ладонь к груди и от души произнес:

– Прости, дайнани, но слов назад не заберу. Что пожелал этому поганому урху, пусть исполнится.

– Урхи хорошие, не надо их обзывать, – уже привычно встала я на защиту моих мохнатых друзей.

– Ты даже быть урхом недостоин! – нацелив на моего телохранителя палец, ягир использовал мою защиту для нового обвинения.

Я перевела взгляд на Юглуса.

– Что ты сделал с саулом? – спросила я с любопытством, прекрасно понимая, что нынешнее состояние бедолаги было связано с проделкой моего ягира.

– Ничего страшного не сделал, – опередил его другой воин. – У саулов это место такое… нежное. Почешешь – разомлеет. А если ударить, еще и разгоряченного, да ногтями цапнуть, то зудеть будет сильно.

– В седло уже не сядешь, пока не успокоится, – усмехнулся еще один.

– Всё так, – важно кивнул сам виновник саульего чёса. – Но недолго. Скоро пройдет, и обратно Дахир верхом поедет.

– Чтоб тебе так драть себя, Юглус, – едко ответил Дахир. – Недолго.

– А зачем вперед дайнани полез? – пожал плечами молчавший до этого ягир. – Удаль показать хотел? Так и мой саул любого бы из ваших обогнал, но я не пускал. Сам полез вперед, за то и получил.

– Я обидел тебя, дайнани? – Дахир посмотрел на меня, и я вдруг ощутила неловкость.

Пусть и возмущалась, но это же в запале! Я вовсе не желала задирать нос и продолжала ценить Белый мир за простоту без лишних условностей. И оттого казаться надменной зазнайкой мне вовсе не хотелось.

– Нисколько не обиделась, – отмахнулась я.

– Ты была недовольна, – справедливо заметил всё тот же ягир, который указал на роль сопровождения.

– Конечно, недовольна, – не стала я спорить. – Так ведь я была в запале. Но я не обижена и не сержусь. И довольно об этом. Идемте вниз и расскажите мне об арзи, хочу знать о ней больше. Как она хищников отгоняет и почему они слушаются птицу?

Не дожидаясь ответа, я первой начала спуск. Впрочем, я не сомневалась, что ягиры последуют за мной и уж точно не воспримут мою спину как повод не ответить.

– Арзи сам хищник, – произнес Юглус. – Он самый быстрый, самый зоркий и отважный.

– Но не опасно ли их соседство с табунами? – задала я вопрос, лишенный логики, да попросту глупый, что сама и поняла, едва замолчала.

Если столько лет, возможно сотен лет, саулов приводят сюда на выгул, значит, им ничего не угрожает. А не угрожает по самой простой причине – саул арзи не по зубам… не по клюву. Слишком большое животное. К тому же при нападении на кого-то из табуна вступаются другие особи. У арзи, какой бы легендарной она ни была, но охота бы явно не вышла.

– Можете не отвечать, – подняла я руку, – я поняла, что спросила глупость. – Однако задала новый вопрос: – На кого арзи охотится?

– На зверей и птиц, – сказал Дахир. – Арзи далеко летает, охотится там, где находит добычу. Крупного зверя не трогает, а мелких бьет.

– К себе никого не подпустит, – заговорил еще один ягир, похоже отвечая на вопрос о защите территории. – Если другой хищник придет, арзи нападают на него.

– Все взрослые птицы, – вставил Юглус. – Если рырх забрел или йартан, небо от их крыльев становится черным. Скопом нападают. Даже стае рырхов от арзи не отбиться, только бежать. Поэтому звери никогда не заходят на холмы. Мимо них пробегут, но никогда не поднимаются.

– Как же хорошо, что малыши теперь не со мной, – передернув плечами, пробормотала я.

Пояснять, кого я имею в виду, не потребовалось. Все понимали, что я говорю о моей сбежавшей клыкастой гвардии. Как они там…

– Может, и не тронули бы, – ответил Юглус. – Еще никогда сюда не заходили рырхи вместе с саулами и людьми.

– Да, может, и не увидели бы в них угрозы, – согласился один из молчавших ягиров.

Я бы проверять точно не стала. Что в голове у птицы – неизвестно, да и у рырхов тоже.

– Получается, что арзи охраняют табуны, – улыбнулась я.

– Выходит, так, – усмехнулся Юглус.

Мы спустились на равнину, и я втянула носом нагретый солнцем воздух. Хорошо! После подняла взгляд вверх и зажмурилась от яркого солнца.

– На птиц можно посмотреть поближе? – спросила я, не спеша принимать самостоятельное решение.

– Людей не трогают, – ответил мой телохранитель. – Если не лезть в гнездо и не охотиться, арзи людей не замечают. Хочешь подойти к ним ближе?

– Хочу, – кивнула я. – Это же самая знаменитая птица Белого мира, спутник Нушмала. – Посмотрев на ягира, я улыбнулась. – Что я расскажу сыну, если не увижу арзи собственными глазами?

– Дайнанчи сам сможет любоваться на арзи каждое лето, – усмехнулся Дахир.

– Когда это будет, – отмахнулась я. – А рассказать я смогу уже сегодня, когда вернусь домой. Ему будет интересно послушать.

А рассказать мне непременно хотелось. Пока Тамин был мал, чтобы усадить его вместе с собой в седло, и потому оставался на попечении своих добровольных нянек: Сурхэм, Эчиль и ее дочерей. Сегодня мне было позволено вспомнить вкус свободы, и я поспешила к Ветру. Нет, я не была привязана к колыбели и делами занималась исправно, не только в доме, но и передвигаясь по Иртэгену. За дайнанчи всегда было кому присмотреть. Но пока он нуждался в молоке, я не могла позволить себе оставить его на более продолжительное время. Однако Эчиль, глядя на то, как я вздохнула, выйдя из ашруза, уверила, что сын мое отсутствие выдержит.

Впрочем, и сегодня я не намеревалась кататься до ночи. Так уж вышло, что, сев в седло, остановиться оказалось уже невозможно. Скачка привела нас к месту выгула табунов, как вы уже знаете, и повернуть назад, не увидев арзи, я считала неприемлемым. Да и полюбоваться местом, где еще не была ни разу, тоже хотелось. В общем, Тамина ожидал обстоятельный рассказ о прогулке его матери.

– Наш дайнанчи еще слишком мал, чтобы понимать твои рассказы, – улыбнулся Юглус.

– И что же, что мал? – фыркнула я. – Теперь и не разговаривать с ним вовсе? Нет уж, пусть он уже сейчас слушает и запоминает, как прекрасна земля, на которой он рожден. Тем сильней будет ее любить и оберегать.

Ягиры не нашлись, что возразить, даже покивали, кажется согласившись со мной. А может, и не согласились, но спорить не стали. Впрочем, не одна я не видела арзи близко. Знание повадок вовсе не означало, что каждый житель Белого мира был лично знаком с этой птицей. Ашеры, гонявшие табуны на выгул, насмотрелись на нее, а ягиры, находившиеся в Иртэгене, должны были находиться со мной в равном положении: наслышаны, но и только. Так что к горам мы шли снедаемые одинаковым любопытством и потому не спешили продолжить прерванный разговор.

Однако птицы не стремились показаться нам на глаза. Они были где-то высоко, где начинались каменные гребни, а на зеленых склонах даже признаков гнездовья не было.

– Я не вижу ни одной арзи, – произнесла я, скользя взглядом по склону.

– Ашер, – сказал один из ягиров.

– Что? – Я обернулась к нему, и воин указал в сторону, где находился табун.

К нам и вправду направлялся один из ашеров. Должно быть, издали нас не признали, потому один из тех, кто заботился о живом достоянии Айдыгера, и спешил узнать, кто вторгся на равнину. Его саул резво перебирал ногами, потому приближался ашер быстро. Но и я не стала ожидать, когда он доберется до нас, и сама пошла навстречу.

– Дайнани! – воскликнул ашер, еще не поравнявшись с нами.

Он натянул поводья и лихо спрыгнул на землю. Впрочем, единственной, кто восторженно распахнул глаза, была я. Ягиры лишь снисходительно усмехнулись, но и только. Воины умели и не такое, но подшучивать или бахвалиться никто не стал.

– Милости Отца тебе, уважаемый, – улыбнулась я, не дожидаясь приветствия.

– И тебе Его благословения, дайнани, – ответил ашер и представился: – Мое имя Салех.

– Приятно познакомиться, Салех, – кивнула я. – Всё ли хорошо в табуне? Нет ли каких-нибудь нужд?

– Всё хорошо, – улыбнулся ашер. – Ни в чем не нуждаемся. Скоро табун домой поведем, а обратно другой табун уже не мы погоним. Саулам в радость на воле, вон резвятся, – он мотнул головой в сторону опекаемых животных. – А ты, видел, наверх смотрела. На арзи приехала посмотреть? Или дело какое?

– Дела остались в Иртэгене, – отмахнулась я. – Мы без дела, Салех, саулов гоняем. Мой Ветер застоялся, пора и ему побегать, воле порадоваться.

– Доброе дело, – важно покивал ашер. – Саулу без быстрого бега нельзя, зачахнет.

– Буду выгуливать его почаще, – заверила я. – Ему надо много бегать, чтобы стать самым быстрым.

– Зачем? – искренне удивился мужчина. – Ты не ягир, на врага не поскачешь.

Скосив глаза на Дахира, утешавшего своего скакуна, который всё еще продолжал почесываться, я коротко вздохнула и ответила:

– Чтобы другие саулы не страдали.

Рядом хмыкнул Юглус, а ашер в удивлении приподнял брови, явно намереваясь уточнить, что я имею в виду. Однако начинать объяснения мне не хотелось, эту честь я отдала ягирам, если, конечно, такая надобность будет. Вместо этого я задала свой вопрос:

– Скажи, Салех, можно ли посмотреть на арзи? Раз уж мы оказались здесь, хотелось бы увидеть эту птицу.

– Я и гляжу, что всё вверх смотришь, – улыбнулся ашер. – Они высоко, с земли не увидишь, а вниз они редко спускаются. – Я уже намеревалась расстроиться, но Салех продолжил: – Идем, окажи милость, я покажу, откуда одно из гнезд видно. Только надо будет на гору подняться. Там. – Он махнул рукой в сторону, откуда появился, и я кивнула.

– Веди.

– На саулах будет быстрей, – заметил ашер. – Это кажется, что идти недалеко.

– Не все саулы сейчас готовы принять всадников, – ответила я. – Пройдемся. Может, и не близко, но и не до Иртэгена пешком.

– Тоже верно, – усмехнулся Салех. – А что с саулами?

– Ягиры расскажут, – сказала я и первой направилась в сторону табуна.

А пока любопытство ашера удовлетворяли, я наслаждалась видами. Саулы, предоставленные сами себе, топали позади своих всадников, кроме разве что Ветра и Гереша. Эти двое занимались любимым делом – играли в догонялки.

Заводилой стал… Гереш. Он цапнул моего саула за зад и дал стрекоча. Возмущенный Ветер, возжелав поквитаться, нагнал скакуна Юглуса, укусил его и поспешил ретироваться. Гереш пустился следом, снова цапнул и сбежал от карающих зубов. К ним подбегал саул ашера, но на него пошипели в два горла, и обиженный скакун вернулся к хозяину.

– Ай, какие вредные и недружелюбные мальчики, – укорила я саулов, но они были выше всяческих обвинений, потому внимания не обратили и продолжили свои кусачие догонялки.

– Герешу Ветер нравится, – усмехнулся Юглус. – Вспомни, как мой саул защищал твоего от Тэйле.

– А Тэйле защищал Танияра от Ветра, – кивнула я и весело рассмеялась, вспомнив пробуждение в лесу после того, как мой супруг, тогда еще алдар, забрал меня от пагчи. После моего первого похищения Рахоном.

– Танияр напал на тебя, – подмигнул мой телохранитель.

– Танияр – мастер нападений, – ответила я со смешком.

– Велик наш дайн, – произнес Юглус, и губы его растянулись в ухмылке, таившей нескромный подтекст.

– Я не то хотела сказать, – зарумянившись, поспешила я отмахнуться и перевела разговор на первое, что попалось на глаза: – Что это за кустарник?

– Имшэ, – ответил мне ашер, слушавший наш разговор с телохранителем. – Ягоды уже почти поспели. Скоро можно будет собирать и заваривать имшэс.

Постепенно мы приблизились к табунам. Ашеры вышли навстречу, уже видя, кто появился на равнине. Впрочем, саулы тоже не остались в стороне. Несколько из них затопали за людьми, вытянули шеи и явно принюхивались. Но вскоре потеряли интерес, признав своих, и вернулись к табуну, откуда донеслось мяуканье – докладывали остальным.

– Милости Белого Духа, добрые люди, – приветствовала я ашеров.

– Милости Отца, дайнани, – поклонились они. – Что привело тебя на Гайа-уман? Хочешь посмотреть, как мы заботимся о табуне?

Признаться, название равнины я услышала в первый раз и мысленно попеняла супругу, что он еще ни разу не сказал мне его. Хотя мы особо и не говорили об этом месте. Разве что собирались съездить посмотреть на арзи, но как-то всё не получалось. В прошлое лето вместе мы были совсем мало, а теперь хватало дел, и на развлечения времени не оставалось. Становление Айдыгера требовало пристального внимания своего дайна, а моего внимания ждал еще и наш сын.

– Дайнани гоняет своего Ветра, – ответил за меня Салех. – Арзи посмотреть хочет.

– Это надо на гору лезть, – заметил один из ашеров. – Да и не подпустит к себе арзи.

– Мы и не полезем в гнездо, – отмахнулся Салех. После обернулся ко мне. – Только всем идти не стоит. Если только одни спустились, другие поднялись. Возьми с собой кого хочешь, но одного. Если все пойдем, арзи может разозлиться.

Раздумий тут быть не могло, как и выбора. Ягиры даже не стали предлагать свои кандидатуры, потому что Юглус был вне конкуренции. Другое дело – Берик, вот там еще могли быть споры, а я бы попросту не решилась выбирать, чтобы не обидеть одного из двух кажущимся недоверием. Но Берика здесь не было, и потому Юглус направился за мной без всяких указаний. Иначе и быть не могло.

– Высоко нам забираться? – спросила я больше ради любопытства.

– Вон туда, – Салех указал на выступ скальной части. – Оттуда и увидим на том склоне, – теперь палец ашера переместился на гору, примыкавшую к той, по которой мы лезли. – Только там может и не быть арзи, если улетела.

– Надеюсь, она там будет, – пробормотала я. Лезть было высоко, и потому я даже порадовалась, что на сауле я ездила в мужском костюме. А затем задала новый вопрос, родившийся после слов Салеха: – Арзи парами охотятся? Вроде бы время на яйцах сидеть. В Белом мире вся живность беременеет по весне, чтобы с началом лета уже приплод был и к зиме повзрослел.

– Не вся, – заговорил Юглус, – только дикая. Домашние и по зиме спариваются и рожают. Им в морозы выживать не надо, люди заботятся.

Да, верно. Как человек, далекий от ухода за животными и птицей, я упустила это. Однако в прошлом году Танияр появился у дома моей матери, чтобы заманить на праздник лета с заявлением, что болеет зимний приплод саулов. Могла бы и сама понять…

– Верно, – вторя моим мыслям, ашер поддержал ягира. – Саулы в ашрузе сходятся и по зиме. И не только они. А арзи, как и все дикие, по весне любятся. Если в гнезде пара, то самец не подпустит и на соседний склон.

Юглус заступил мне дорогу, тем остановив наш подъем. Мой телохранитель разом посуровел.

– Так ты не знаешь, кто в гнезде? – вопросил он.

– Откуда? – Салех пожал плечами. – Нам наверху делать нечего. Видели, что туда арзи летел, вот и веду, раз дайнани хочет.

– Мы туда не пойдем, – вынес решение Юглус, и я обошла его.

– Пойдем, – сказала я. – Но я первой не подойду. Ты или Салех на уступ выйдите и посмотрите.

– Салех пойдет, – уверенно изрек ягир. – Он повел, вот пусть и проверит. Потом я пойду, а ты за мной.

Я пожала плечами, меня подобное решение устраивало. А вот в глазах ашера отразилось сомнение. Похоже, он по доброте душевной просто хотел исполнить мое желание, но после последнего обмена репликами осознал, что прогулка наверх может оказаться опасной. Однако спорить с Юглусом не стал, явно оценив суровый взгляд и скорость принимаемых телохранителем решений. Салех почесал в затылке, после махнул рукой и продолжил подъем.

– Подожди, – остановил меня строгий радетель о моей безопасности.

Мы дали ашеру уйти вперед и уже потом продолжили подъем. Юглус пока держался рядом со мной, но вскоре ушел вперед, однако еще через некоторое время остановился. Растительность на склоне начала редеть, и дальше идти становилось всё более неудобно. Поэтому Юглус дождался меня и теперь помогал карабкаться по оголяющимся скалам.

Тем временем ашер успел добраться до выступа. Он помедлил немного, а затем шагнул на него и некоторое время смотрел на соседний склон.

– Зовет, – сказал Юглус. – Я первый, ты за мной. Поднимешься?

– Осталось немного, – сказала я. – Иди.

Телохранитель еще пару мгновений смотрел на меня, после кивнул и направился к Салеху. Но едва он вышел на выступ, как ашер направился вниз. Он помог мне преодолеть последнее расстояние и сопроводил наставлением:

– Не кричи и не говори громко, дайнани. Руками не махай. Потихоньку посмотри, а потом спускайся. Недалеко гнездо, арзи там уже с птенцами. Если отец прилетит, сразу уходи. А лучше долго не стой, чтоб не растревожить.

– Хорошо, – кивнула я и шагнула на выступ.

Ашер остался за спиной, даже вроде начал спуск, а я, вложив пальцы в ладонь Юглуса, встала рядом с ним. Ягир молча указал рукой. Я проследила взглядом направление и замерла, опасаясь сделать лишнее движение. Гнездо находилось не так уж и близко к нам, и можно было бы его просмотреть, если бы не сама птица.

Она была белой. Не ослепительно белой, скорее казалась седой. Знаете ли, когда голова человека не полностью покрыта белыми волосами, а еще проглядывают темные прядки. Вот таким было оперение легендарной птицы. Не особо крупная, весьма напоминавшая орла, арзи сидела, распластав крылья над птенцами, и смотрела в нашу сторону.

Вдруг приподнялась, вскинула крылья, и я увидела, что с внутренней стороны они, как и тело арзи, были уже черными, со столь же редкой проседью, как темные перья среди белых сверху. И теперь было совершенно понятно, отчего именно она считалась спутницей Нушмала, повелевавшего сменой дня и ночи. Бело-черная птица прекрасно отражала чередование тьмы и света.

А потом самка раскрыла клюв, и до нас долетел ее клекот. Юглус тут же сжал мою ладонь и тихо произнес:

– Уходим.

Я бросила на птицу последний взгляд и послушно пошла за Юглусом. То, что мы растревожили мать пристальным вниманием, было понятно и без пояснений. Теперь стоило поскорее убраться, пока на зов не прилетел сердитый отец семейства или же не поспешили на помощь другие арзи, чтобы разобраться с бестактными ротозеями.

– Не сердись на нас, Нушмал, – прошептала я, взывая к хозяину арзи. – Прости нас великодушно, но в нас нет угрозы.

Услышал ли меня дух, или же наше отступление показало, что мы не опасны, но птицы нас не тронули, и до земли мы добрались без неприятных происшествий. Однако ягиров, ожидавших внизу, я предупредила, что арзи заметила нас и, похоже, человеческое любопытство ей не понравилось. Воины посмотрели наверх, переглянулись и решили не злить Нушмала и его подопечных, однако рассказа ожидали.

– Не голодна ли ты, дайнани? – спросил меня один из ашеров. – Окажи милость, поешь с нами.

– С удовольствием, – улыбнулась я.

Обед еще только готовили, и я решила пройтись к домам, которые тут стояли. Их было всего четыре. Два жилых маленьких домика, где обитали ашеры, и два длинных деревянных здания – ашрузы. Танияр говорил, что на выгуле саулы почти всегда на улице, значит, стойла могли использовать во время непогоды или при возможной опасности.

Из любопытства я заглянула в один из ашрузов. Там ничего не было. Просто длинное пустое строение без единого стойла. Похоже, саулов просто загоняли сюда всем табуном… или его часть и закрывали ворота, чтобы через некоторое время выпустить. Спрашивать ягиров я не стала, потому что и так было всё понятно. Но на всякий случай заглянула и во второй ашруз. Там меня ожидала такая же картина, и я уверилась в своей догадке. Это было место временного размещения, и оборудовать его не стали.

После я заглянула в дома ашеров. Они мало чем отличались от ашрузов, разве что минимальными удобствами. Даже кроватей не имелось. Зато имелось нечто, что живо напомнило мне о доме великого махира, – длинная скамья вдоль одной из стен. Только у него это было хранилищем с ящичками, а ашеры клали внутрь скамьи-полки свернутые спальные места. Пол в доме был земляным, но у противоположной стены имелся деревянный настил. Похоже, там и расстилались. Настил занимал всего лишь треть дома. Но это объяснялось легко. Пока кто-то отдыхал, другие охраняли табун.

Возле скамьи-полки стоял стол и пара стульев. Имелся очаг и полки с утварью. Еще я увидела два больших ящика, но совать в них нос не стала. Это было бестактно. В конце концов, я не обыск зашла провести, а просто любопытствовала. Однако предположила, что храниться там могут как припасы, так и сменная одежда и, к примеру, полотенца.

Мылись ашеры, скорее всего, в озере, потому что лихура не было. Может, и не в самом озере, но воды хватало на все нужды. Однако вернемся к домам. Что еще можно сказать о них? Несмотря на скудость временного жилища, было в нем чисто и аккуратно. Мужчины тщательно следили за местом, в котором находились во время выгула табунов.

– Дайнани, идем, – позвал меня Салех. – Всё уже готово.

– Благодарю, – улыбнулась я и последовала за ашером.

Меня ожидал большой квадратный кусок полотна, расстеленный на траве. На нем были расставлены несколько деревянных блюд со снедью. Лежали свежеиспеченные лепешки, а еще был большой кувшин с водой, которую сразу же и разлили по стаканчикам.

– Какая прелесть, – искренне произнесла я. – Как же давно я не бывала на пикнике…

– Чего говоришь?

– Это слово из моего родного мира, – ответила я. – Сейчас объясню.

Время неожиданно пролетело, я даже не успела заметить, как день успел перевалить за вторую половину. И еда, хоть и простая, была вкусной – на улице почему-то иначе и не бывает, и разговор вышел занимательным. И если поначалу больше спрашивали и слушали меня, то как-то незаметно в слушателя превратилась я.

И ашеры, и ягиры, сбросившие свои маски каменных истуканов, разговорились. Оказалось, что у каждого есть своя забавная история, которой хотелось непременно поделиться, и громкий хохот несся над равниной Гайа-уман. Смеялась с мужчинами и я. А иногда, когда рассказчик начинал явно приукрашивать, даже махала рукой и восклицала:

– Да ты же врешь!

– Да чтоб зимой мне из сугроба до темноты не выбраться! – азартно отвечал говоривший.

Или:

– Да чтоб зимой мне до метели из леса не выйти!

Это было примечательно. Я говорю о тех фразах, которые использовали мои собеседники как доказательство своей искренности. Ничего подобного из того, что я знала по родному миру, не было произнесено ни разу. «Будь я проклят», «не сойти мне с этого места» или же вовсе простонародное и безыскусное – «чтоб я сдох».

В общем-то, все их восклицания как раз и были чем-то вроде «чтоб я сдох», потому что поминалась зима и метель. А выжить в это время непросто, как вы понимаете. Но! Никто из них ни разу не призвал в свидетели духов. И если в моем родном мире лгун мог заявить: «Боги мне свидетели», то дети Белого Духа врать именем Высших Сил не осмеливались, да даже мысли такой не допускали.

И в этом были их сила и слабость одновременно. Пока они подставляли под удар судьбы только самих себя, становилось совершенно ясно – привирают. Зато поверить при поминании Создателя было просто, потому что святотатство было страшнее смерти в сугробе. В любом случае во время веселой и шумной болтовни за столом, даже если он просто кусок полотна, приукрасить правду было не грех.

– Сегодня с нами точно сам Илленкун рядом сидит! – воскликнул один из ашеров, помянув младшего духа – весельчака и балагура. – Давно так много не смеялись. И вода как буртан.

– Это Ашити, – со смешком произнес Юглус. – Я давно уже говорил, что с ней Илленкун рядом ходит.

– Верно, – усмехнулся один из ягиров. – Кто узнал нашу Ашити, тот сам к ней тянуться начинает, как цветок к солнышку.

– С нашей дайнани всегда легко и весело, если думать не начинает, – вставил еще один воин.

– А как думать начнет, еще и интересно, – подвел итог мой телохранитель, весело сверкнув глазами.

– Это тебе, – отмахнулся Дахир. – Ты да Берик всегда рядом с дайнани. А мы просто за спиной скачем.

– Но разговоры-то слушаем, – подмигнул его товарищ. – Еще когда и слово вставим, так что и нам интересно бывает.

И вот тут я осознала:

– Ох! Сколько же мы гуляем?!

– Не так долго, чтобы Иртэген развалился, – усмехнулся Салех.

Но я лишь отмахнулась и поспешила встать. После улыбнулась:

– Благодарю за чудесно проведенное время. – И добавила уже иным тоном: – Возвращаемся.

И вскоре наш маленький отряд спешил в обратную сторону. Время отдыха прошло, и пора было возвращаться к делам, а главное, к сыну.

– Уважаемый халим, не пора ли тебе оторваться от твоих рукописей и немного отдохнуть?

Я присела перед столом в гостиной, опустила локти на столешницу и подперла кулаками щеки. Наш ученый гость бросил на меня взгляд, но от своего дела не оторвался. И тогда я, протянув руку, захлопнула книгу и забрала ее.

– Дайнани! – возмутился Фендар.

– Довольно трудиться, почтенный халим, – непререкаемым тоном ответила я. – Ты не разгибаешь спины от восхода до заката, даже щеки твои уже не кажутся такими румяными, с какими ты приехал в Айдыгер. Нужно дать себе отдых.

– Но я должен…

– И ты сделаешь, что должен, – прервала я гостя. – Я верну тебе послание Шамхара, чтобы ты мог продолжить работу, а сейчас мы отправляемся прогуляться.

Фендар ответил сердитым взглядом и отрицательно покачал головой:

– Я не хочу гулять, я хочу переписывать…

Спрятав книгу за спину, я отступила от стола и широко улыбнулась. Халим скрестил руки на груди, отвернулся и нахохлился. Мы некоторое время выдерживали характер и испытывали терпение друг друга. Но я была в более выигрышном положении, у меня, так сказать, не зудело, а Фендар находился в пылу исследовательского азарта. Потому нервы подвели именно его, и почтенный халим хлопнул ладонями по столу:

– Зачем я тебе нужен, дайнани?! Каждый день ты занята своими делами и не замечаешь меня, а сегодня вдруг говоришь, что мне нужен отдых.

– Это называется забота, мой дорогой друг, – улыбнулась я. – Вот уже пятнадцать дней ты не разгибаешь спины и не бережешь себя, а твой возраст весьма почтенный. Ты наш гость, Фендар, и я не могу позволить гостю занедужить от собственного усердия.

– Хамче вылечит, – отмахнулся халим. – Он такое может, чего никому не под силу. Вон даже перерождается на глазах. Я приехал, он как мой сын выглядел, а теперь и сын мой ему как старший брат. Еще немного, и с моим внуком сравняется. А говорит, что зимами я ему младшим братом быть должен. А пока младенцем, как твой сын, не стал, может, и мне молодости отмерит.

Замечание было справедливым, Элькос молодел на глазах. От нитей седины вовсе не осталось воспоминаний, тело окрепло, и кожа стала гладкой. Даже вокруг глаз не осталось морщинок. И, признаться, наш дорогой хамче был весьма миловиден. Теперь на него заглядывалась не только Эрихэ, но и другие женщины, были и девушки. И было от чего!

Помимо приятной внешности, с силами и молодостью к магистру вернулась легкость и некая игривость. В общении со мной он оставался всё тем же магистром, которого я хорошо знала, но когда разговаривал с жителями Иртэгена, то превращался в того молодого человека, каким становился. Заразительно смеялся, шутил и сыпал комплиментами женщинам. А еще он был галантен, и вот это было для тагайни непривычным, а оттого и интересным.

Так что армия поклонниц хамче росла. А я порой не знала, как относиться к переменам. Все-таки Нибо Ришем был мне привычен в роли дамского угодника, а магистр всегда оставался мудрым стариком и добрым советчиком. Но теперь всё менялось на глазах, и я иногда не успевала за переменами, что не означает, будто их не принимала. Просто нужно было немного времени, чтобы привыкнуть к человеку, которого знала всю жизнь, а теперь знакомилась заново.

– Младенцем я не стану, – послышался голос Элькоса от дверей, тоже помолодевший и налившийся глубиной. – Иначе Создатель не одарил бы меня всей силой всего мира. У Него уже есть более ценный младенец, чем я. Я же несу иную волю Белого Духа. Но зависть, дорогой мой, дурное чувство. В любом случае я не выбирал свою судьбу, ее мне написали Высшие Силы, и я, – магистр склонил голову, – покоряюсь.

– Посмотрел бы я, как ты отказываешься, – едко проворчал халим и перевел на меня взгляд. – Дайнани, хватит шутить, дай мне шахасат.

– Дам, – покладисто кивнула я. – Но когда вернемся. Хватит быть таким умным, пора пустить в голову ветер. Собирайся, мы едем на прогулку.

– Едем?

– Разумеется, едем. – Я пожала плечами и развернулась к двери, на пороге которой привалился к дверному откосу Элькос. – До священных земель идти далеко, а потому мы поедем. Помнится, – я обернулась к халиму, – ты желал поклониться святилищу Создателя. Или шахасат ценней Белого Духа?

– Конечно нет! – возмущенно воскликнул Фендар и поднялся на ноги. – Сказала бы сразу, и я не стал бы ворчать. По Иртэгену я бродить не хочу, он мало изменился за годы, пока меня здесь не было.

– Это пока! – подняв указательный палец вверх, парировала я.

– Вряд ли я увижу, что будет потом, – отмахнулся халим. – Я же не хамче, – он снова брызнул ядом в Элькоса, – мне Белый Дух столько молодости не отмерил.

– Тебя проткнут изнутри твои собственные иголки, Фендар, – усмехнулся магистр. – Но я, так и быть, тебя залатаю, на это точно можешь рассчитывать.

Халим фыркнул, но все-таки ответил:

– Моя кожа задубела от наших морозов, а ты, Мортан, нежный, как девушка. Своих иголок бойся, проколют кожу, уже не зашьешь.

– Моя кожа, Фендар, как халын ягира, не пробьешь. Ни изнутри, ни снаружи.

Далее их пикировку я слушать не стала и ушла за сыном, который уже ожидал меня у Сурхэм на руках. Мы отправлялись к бабушке, и пропустить эту поездку дайнанчи не мог. Везти нас должен был Ветер. О нет, я не намеревалась ехать верхом, разумеется. Для таких прогулок Тамин был еще слишком мал. Мой саул сегодня опять становился ездовым. Что до юного будущего дайна, то он поедет на руках хамче, пока его матушка будет править повозкой. Потому я и позвала с нами Фендара – в повозке хватало места и для него.

Однако сына я в нашей спальне не нашла. Бегать по дому я не стала, сразу сообразив, что Сурхэм вышла с ним на улицу.

– Ну и долго же ты халима уговаривала, – заметила прислужница.

– Моя дорогая ворчунья, – улыбнулась я. – Если устали руки…

– Вот еще, – хмыкнула Сурхэм, – и не думала ворчать. Нам с Тамином на улице хорошо. Дайнанчи гулять любит, и я вместе с ним передохну, на солнышко полюбуюсь. – И когда я забрала у нее сына, женщина добавила: – Ты уж смотри, чтоб мальчик наш нужды не знал.

– Сурхэм, – я ответила ей строгим укоризненным взглядом. – С ним его мать, там ждет бабушка, а ты поучать удумала.

– А как иначе? Молодым науку вкладывать надо…

– Сурхэм, – теперь мой тон стал предупреждающим.

– Да молчу я, молчу, – отмахнулась прислужница. – Слова сказать нельзя. Ну дай хоть еще разок на него погляжу.

Вот теперь я ощутила зарождающееся раздражение. Она обожала дайнанчи, но оставалась всё той же Сурхэм, которой надо было сунуть нос, научить, обговорить, в общем, как истинная тагайни.

– Мы к вечеру вернемся, что ты как наседка?

– Да я ж только поглядеть!

В это мгновение открылась дверь, и к нам присоединились хамче и халим. Сурхэм пожала Тамину ножки через пеленки, вздохнула и, махнув рукой, ушла в дом, а мы направились к воротам.

– Милости, Отца, – приветствовали нас ягиры, стоявшие на охране.

Рядом с ними был и Берик, на плече которого висела сумка со сменными пеленками Тамина. Остальные ягиры сопровождения уже должны были ожидать у ашруза. Хотя особо долго ехать нам не приходилось. От портала Элькоса сегодня отказываться никто не собирался. Однако, памятуя о нападении у границы священных земель, отпускать меня с одним Бериком не собирался уже Танияр, даже несмотря на магистра.

– И вам Его милости, – улыбнулась я стражам. – Не жарко ли? Скажите, Сурхэм нальет воды.

– Спасибо за заботу, дайнани, – ответили воины. – Пока не жарко.

Я посмотрела на них еще разок, после перевела взгляд на Берика и удовлетворенно вздохнула. Причиной моего удовольствия был внешний вид ягиров, точнее, их одежда – она изменилась. Да, первые комплекты нового обмундирования, если можно так выразиться, уже были получены ягирами Иртэгена. Впрочем, шили новую форму не только в столице, но и в других частях Айдыгера, чтобы ускорить обеспечение нашего воинства.

Не сказать, что внешний вид ягиров сильно изменился. Халын, то есть доспехи, не трогали вовсе. Если что там и следовало переделать для улучшения защитных свойств, то это было вне моих знаний. Над этим трудились другие люди: Берик, Архам, кузнец Тимер и те, кого они пригласили в состав комиссии. Что до меня, то я вместе с мастерицами и Эчиль работала только над одеянием: цвета, знаки различий, удобство и практичность. Однако я не стану преувеличивать свою роль. Я была больше оценщиком и последней утверждающей инстанцией после согласования с дайном.

О чем озаботилась лично я, так это герб, о котором вы уже знаете, и иные отличительные нюансы как для ягиров, так и для язгуйчи. Разумеется, не просто брала из головы. Прежде мы обговорили с Танияром и Эгченом, какова будет градация чинов в нашей армии. Генералов, капитанов и лейтенантов у нас не появилось, но деление на старшин, десятки, сотни и тысячи произошло. И названия тоже были найдены более подходящие для Белого мира, чем Эгчен остался особенно доволен.

Вообще, любопытное наблюдение я сделала на примере того же байчи-ягира. Едва появлялось какое-нибудь нововведение, и скрип шестерен в механизме формируемой государственной машины слышался особенно явственно. Однако едва это нововведение получало не только пояснение, но и местное название, как шестерни начинали крутиться быстрее и легче.

Но вернемся в сегодняшний день и к воротам нашего подворья. Точнее, к новой одежде ягиров. Она была сшита в зеленых тонах, сменивших бордовый цвет, раньше бывший в ходу на Зеленых землях. Воины нашего бывшего тагана и Песчаной косы восприняли смену цвета спокойно. Ягиры бывшего Белого камня остались довольны, потому что это был их цвет. Но оттенок все-таки изменился и для них, став более глубоким и темным, как листва в лесу.

Рубашка осталась светло-серого цвета, и безрукавка осталась, но теперь ее можно было носить либо при сильной жаре, либо вне выполнения служебных обязанностей. Зато появилось подобие мундира. Он был двух типов – теплый и легкий. Кстати, ягирам обновка пришлась по душе. Смотрелись они в новом одеянии мужественно, были подтянутыми и внушительными.

На груди с левой стороны был вышит герб Айдыгера. Он имелся и на безрукавке, и на мундире, и на плаще. На плече, и вот тут только на мундире, крепился эполет, на котором и красовались символы различия. Обсудив, мы решили, что это более подходящее место, чем голенище сапог. Что до обуви и головных уборов, то здесь изменений не было.

Сапоги и так были удобными и практичными, а от шлема в его нынешнем виде не стал отказываться даже Танияр. Мне возразить было нечего, хоть и очень хотелось. На мой взгляд, шлем был несовершенен и голову защищал не полностью, но раз мужчины сказали, что останется так, женщине пришлось покориться.

А еще мы утвердили новый флаг. Состоял он из трех разноцветных треугольников: зеленого, желтого и белого. Да, мы объединили всё те же три тагана: Зеленые земли, Песчаную косу и Белый камень. Их единение и являл собой стяг, где на зеленом треугольнике был вышит герб Айдыгера. Так что государственными символами мы обзавелись.

– Дайнани, если уж ты решила любоваться своими ягирами, может, отдашь мне шахасат? – вопросил халим Фендар, и я переключила на него внимание.

– Не для того я столько тебя от стола оттаскивала, чтобы так легко сдаться, – улыбнулась я. – Идемте к ашрузу, Ветра уже должны были запрячь.

Однако далеко уйти мы не успели, нас нагнал Танияр. Заметив дайна, я остановилась и ждала, пока он приблизится. Магистр склонился в отточенном церемонном приветствии монарха, Фендар и Берик просто склонили головы.

– Что случилось, жизнь моя? – спросила я после того, как супруг поцеловал меня в щеку и накрыл ладонью лоб сына в благословении.

– Ничего, – Танияр пожал плечами и ответил мне ироничным взглядом. – Чтобы мужу проводить жену с сыном к теще, нужен повод?

– Не нужен, – улыбнулась я. – Но я знаю, что ты должен быть занят, потому удивилась.

– Решил проветрить голову, в ней слишком много мыслей, – ответил Танияр. – А она у меня не такая большая, как у моей Ашити.

Берик, стоявший рядом, рассмеялся, а я хмыкнула:

– Так ты сквозняком старые мысли выдуваешь, чтоб новые уместить?

– Умеешь ты, свет моей души, верные слова подобрать, – со смешком ответил дайн. И я важно посоветовала:

– Расширяй разум, милый.

– Зачем? У меня есть голова моей жены. У нее разум не то что на меня, на весь Айдыгер растягивается, – сказал супруг и вот теперь рассмеялся.

Фыркнув, я задрала нос и первой направилась дальше. Танияр нагнал меня в один шаг, пристроился рядом, и путь до ашруза продолжился. Пикировка, впрочем, на этом не закончилась. Правда, вскоре в ней больше участвовали мужчины, а я была занята тем, что здоровалась с людьми, которых на улицах Иртэгена было в изобилии. Отвечал и дайн, а Элькос и вовсе несколько раз отстал от нас, остановленный кем-нибудь из тагайни. И не скажу, что всегда это были мужчины.

У ашруза нас ждал уже запряженный Ветер, а вместе с ним целый десяток ягиров. Я перевела на супруга удивленный взгляд:

– Зачем столько охраны? Мы ведь уже спустя минуту будем на границе священных земель и так же уйдем обратно.

– Выйдете вы снова на границу, и, пока магистр не откроет портал, вы остаетесь уязвимы. С вами едет десяток, на этом всё.

– Как скажешь, милый, – ответила я, не видя повода для ожесточенного спора, да и просто возражений.

А спустя пару минут я уже держала в руках вожжи. Берик в этот раз ехал на своем Элы, мне помощь была не нужна. Почтенный халим и хамче устроились на скамейке, и Танияр, взявший у меня сына, передал его Элькосу.

– Все готовы? – спросила я, вдруг ощутив себя полководцем.

– Веди, дайнани! – весело воскликнул балагур и весельчак ягир Наркан.

– Отец с вами, – улыбнулся дайн и отошел от повозки.

Ветер резво затопал копытами и… шагнул к границе священных земель через распахнувшийся на дороге портал. Я обернулась, послала Танияру воздушный поцелуй, и повозка пересекла грань разорванного пространства следом за Бериком и тремя ягирами, поспешившими вперед. Остальные последовали за нами. А потом портал свернулся, и мой саул побежал неспешной рысью по степи.

– Не скучайте! – воскликнула я воинам, уже натянувшим поводья своих саулов.

– Мы любим погулять, дайнани, – ответил Наркан и махнул мне рукой.

– Ох, – произнес Фендар. – Неужто это уже священные земли?

– Да, – ответила я и втянула носом нагретый солнцем воздух.

Боги, как же восхитительна летняя степь! Сочная зелень уже успела сильно вытянуться, но острые пики травинок еще не начали подсыхать под жарким солнцем. Ветер гнал волны по зеленому бескрайнему морю, и хотелось раскинуть руки и утонуть, упав в волнующуюся пучину. Лежать и вдыхать пьянящий запах пестрых соцветий, рассыпанных драгоценными камнями по всей степи. Это было словно вдыхать запах самой жизни.

А еще умиротворение. Отчего-то на священных землях всегда появлялось это благостное состояние, когда не хотелось спешить и суетиться.

– Ветер, не спеши, – попросила я.

– Как же хорошо, – услышала я голос халима и улыбнулась, но ответил ему магистр:

– Да, хорошо.

Если бы не расстояние, то я бы слезла с повозки и прошлась до дома названой матери, но вышло бы долго, и потому я осталась сидеть на скамейке, а Ветер бежал вперед неспешной рысцой. И когда раздался вой Уруша, мой саул мякнул в ответ и сам прибавил в скорости, кажется справедливо рассудив, что вскоре он сможет освободиться от своей поклажи.

Однако сбыться мечтам саула было пока не суждено, потому что я направила его вовсе не к дому матери. Начать наше сегодняшнее маленькое путешествие мне хотелось с обещания, данного Фендару, и поэтому Ветер нес нас к пещере Белого Духа.

– Мы сойдем, не доезжая, – сказала я, не обернувшись. – Не хочу появиться у святилища, будто на курзыме. Дойдем пешком.

– Как скажешь, дайнани, – отозвался почтенный халим.

И вскоре я натянула вожжи, потому что мы успели приблизиться к гряде, спешился и Берик. Он помог сойти с повозки ученому, потому что я уже не нуждалась в поддержке, как и магистр. Но Элькос ждал, когда я заберу у него Тамина, потому спустился на землю последним.

– Как же хорошо, – жмурясь на яркое солнце, повторил Фендар. – Кажется, в последний раз я чувствовал такое в далекой молодости.

– Здесь всегда легко дышится, – ответил с улыбкой Элькос, но я уловила толику бахвальства. Пришелец за короткое время своего пребывания в Белом мире бывал на священных землях во столько же раз чаще, сколько появлялся тут, потому что халим здесь был впервые.

Укоризненно покачав головой, я поудобнее взяла сына и первой направилась к гряде. Остальные, включая саулов, потянулись за мной. Однако приблизиться так еще и не успели, потому что примчался турым, и прибежал он вовсе не от дома шаманки.

– Ты никак от пещеры, дружок? – изумилась я.

Затем приставила ладонь ко лбу и широко улыбнулась:

– Там мама. Или же она встречает нас, или нам сейчас попадет за святотатство.

Ашит и вправду стояла перед входом в пещеру. Но что привело ее туда, оставалось только гадать. То, что она знала, куда мы поедем сначала, я даже не сомневалась. На то она и вещая. Впрочем, и наша с ней связь всё еще не распалась. И вроде бы путь я выбрала, и на дорогу ступила, а она продолжала слышать мои мысли, обращенные к ней. Возможно, на то еще была нужда, а может, и просто милость Создателя. В любом случае недовольства я не испытывала. Напротив, не имея возможности бывать у нее часто, я отправляла ей мысленные добрые пожелания, рассказывала о внуке, а также новости, которые считала важными. Так что шаманка была в курсе происходящих у нас событий.

– Мама! – радостно воскликнула я.

Она подняла руку и махнула в ответ. Признаться, испытывала я не только радость, но и затаенное волнение. Вовсе не хотелось, чтобы меня прилюдно тыкали в лоб или давали затрещины за то, что придумала вести халима к святилищу без дозволения. Кстати, и наедине мне не хотелось, чтобы меня били, пусть это было и не сильно, но все-таки обидно.

И потому, пока мы приближались, я пытливо вглядывалась в лицо шаманки, опасаясь увидеть недовольство, а то и вовсе гнев. Но мама не сплюнула при нашем появлении, не хмурила брови, а стояла, уперев руки в бока и подставив лицо солнцу. Похоже, ни ругать, ни тем более бить меня не собирались.

Ашит приоткрыла глаз и посмотрела на меня. На губах ее мелькнула усмешка. Разумеется, эту мысль она услышала.

– Милости Отца, мама, – произнесла я с улыбкой.

– И вам милости Создателя, – важно ответила шаманка и остановила взор на Фендаре. – Идем. Отец ждет тебя.

– Меня? – искренне изумился халим. – Ждет?!

– Иди, почтенный Фендар, – улыбнулась я. – Белый Дух тебя великой милостью одарил. Ступай.

– Ох, – вздохнул тот. – Я не ждал…

– Вроде ученый, а дурак, – изрекла шаманка. – Чего стоишь? Ждешь, когда Отец сам выйдет и с поклоном уговаривать примется?

Фендар гулко сглотнул и несмело направился к пещере, но перед входом на миг задержался. Иней сиял на каменном своде веселыми всполохами, несмотря на летний зной. Мне даже почудилось, что я слышу хрустальный перезвон льдинок. Восхитительное зрелище. Впрочем, приметное только с близкого расстояния, издали и входа в пещеру было не разглядеть, будто его там вовсе не было.

– Ну? – сурово вопросила мама, успевшая шагнуть в ледяное нутро святилища.

Халим поспешил за ней, а я перевела взор на магистра. Элькос был живым воплощением чистейшей зависти и алчности. Они так ясно читались в голубых глазах, что я не удержалась и хмыкнула. Хамче скосил на меня взгляд, а после протяжно вздохнул.

– Терпите, друг мой, терпите, – с толикой иронии сказала я. – Однажды Создатель позовет и вас. В любом случае вы одарены Им столь щедро, что требовать чего-то еще просто неучтиво.

– Я не требую, – возмутился магистр. – Я мечтаю, но всей душой. – Он снова посмотрел на меня. – Девочка моя, я помню о великих дарах, и никто не посмеет назвать меня неблагодарным, но… – Элькос вновь глядел на пещеру и констатировал: – Тянет.

Теперь и я поглядела на вход. Меня не тянуло туда, но и я бы не отказалась войти в святилище. Подойти к застывшему водопаду и склонить голову перед могуществом Отца. А если повезет, то и вновь увидеть Его. Но склонить голову перед Белым Духом я могла и здесь, и в доме матери, и в доме мужа, и даже в Даасе. Никто и ничто не могло этому помешать, потому что моя душа была открыта Создателю этого мира. А видеть Его мне довелось уже немало, но… я бы хотела войти в святилище.

– Странно, – привлек мое внимание голос Берика.

Я обернулась к нему и увидела, что ягир гладит своего саула. Ветер обиженно сопел мне в плечо, и я потрепала его одной рукой.

– Что странно, Берик? – спросила я.

– Раньше, пока хамче был старым, я слушал, когда он называл тебя своей девочкой, и это казалось правильным. А теперь смотрю на него, и хочется велеть не называть тебя так.

– Велеть, – фыркнул магистр. – Я вашу дайнани с пеленок знаю. Она мне как дочь…

– Ты много раз это говорил, – ответил Берик. – Но теперь она тебе не как дочь, а как сестра.

– Но годы-то мои со мной, – наставительно произнес Элькос. – И память тоже. Я как видел дочь в Шанриз, так ее и вижу. И даже если завтра проснусь с виду шестнадцатилетним юнцом, то и тогда она останется моей дорогой девочкой. И любить ее я буду как дочь, и никак иначе.

– Довольно споров, – остановила я мужчин. – Мне тоже непривычно видеть магистра таким, какой он сейчас. Но такова воля Белого Духа, и я ее принимаю. Что до наших взаимоотношений, то им столько же лет… зим, сколько и мне, потому в этом для меня ничего не изменилось.

– Благодарю, душа моя, – улыбнулся Элькос, Берик только пожал плечами и спор прекратил.

В воцарившемся молчании мы дружно посмотрели на вход в пещеру, но шаманка с халимом назад не спешили, и мы приготовились к ожиданию. Магистр уселся на траву, скрестил ноги и, закрыв глаза, расслабился. Я даже не сомневалась, что он опять погружается в энергию этого места. Улыбнувшись неугомонному магу, я тоже опустилась на землю и подняла лицо к солнцу. Хорошо…

Даже Тамин находился в умиротворенном состоянии. Он уже проснулся, но пока молчал и водил взглядом по сторонам. Я вновь поднялась на ноги и приблизилась к входу в пещеру. Попытавшись встать так, чтобы дайнанчи было видно, я сказала:

– Смотри, милый, это дом нашего Создателя. Он был рядом, когда ты родился. Ты должен быть верен Ему и помнить, что живешь в мире, который сотворил Он. Должен почитать Белого Духа и оберегать эту землю – наш общий дом. Понимаешь, сынок?

Тамин скривился и чихнул. Должно быть, сияние искр пощекотало ему носик, и мне подумалось, что это Создатель так пошалил с малышом, и улыбнулась. И в это мгновение из мира льда под яркое летнее солнце вышла мама, а следом за ней и халим Фендар. Был он в явном ошеломлении. Причиной которому могло послужить лишь явление Белого Духа, и я тут же ощутила зуд. Хотелось спросить, каким увидел Создателя почтенный ученый и зачем Отец призывал его, но промолчала и допрос оставила на потом.

– Ну, дай мне его, – сказала мама, протянув руки к Тамину.

И когда внук оказался у бабушки, я обняла шаманку и наконец расцеловала в щеки, уже привычно приветствуя.

– Ну, хватит, хватит, – отмахнулась она, но я, как всегда, увидела, что ей было приятно, как бы она ни ворчала. – Идем, пироги ждут.

– А я знала! – торжествующе воскликнула я, и шаманка усмехнулась:

– А я знала, что ты знала.

– На то ты и вещая, – легко согласилась я и первой направилась к повозке.

– Присядь, мама, окажи милость, – я склонилась в шутливом поклоне.

– Окажу, а как же, – важно ответила она. – Сама дайнани до дома повезет.

Я помогла ей подняться в повозку. Следом забрался халим, и я уже направилась к своему месту, когда послышался голос магистра:

– Ашит, могу ли я войти?

– Можешь, – ответила шаманка и тут же притушила всполох счастья хамче. – Но не сейчас. Отец говорит, ты еще не готов.

– То есть «не готов»? – изумился магистр. – Что же мне надо сделать?

– Ждать, – последовал лаконичный ответ.

– Но я…

– Друг мой, – я остановила Элькоса, пока они с шаманкой не разругались прямо у святилища. – Садитесь, и едем есть пироги. К тому же мы приехали сюда с важным делом, не будем заменять его пустыми спорами. Всему свое время, вы со мной согласны?

– Согласен, – проворчал Элькос. – Но я просто хочу понять, чего я еще должен достичь? Я помолодел телом, налился силой, научился с ней обращаться, но всё еще не готов. Почему?

– Ты хуже дайна, хамче, – ответствовала Ашит. – Он свое получит и отстанет. А ты ответ слышишь, а услышать не хочешь.

Элькос промолчал. Он забрался в повозку и не нарушал тишины еще пару минут, но не выдержал и воскликнул:

– Вещая, объясни!

От его вскрика захныкал испуганный Тамин. Я порывисто обернулась и увидела, как на магистра замахнулась мама. Однако хамче уже и сам охнул и протянул руку к дайнанчи.

– Прости, малыш, – услышала я извинения мага. – Я не хотел тебя пугать, но твоя бабушка вытягивает мои соки своим упрямством.

Тамин успокоился после прикосновения магистра, а шаманка с усмешкой покачала головой. Отвечать она не стала, потому что уже сказала, что хотела, а большего добавить было нечего. Однако, как свою названую мать, я знала и магистра Элькоса и была уверена, что их спор еще не окончен.

Хотя, признаться, никогда до Белого мира я не подозревала в нем столь неуемной жажды познания и упорства. Впрочем, в родном мире он достиг всяческих высот и только исполнял свои обязанности при монархе. А здесь обнаружилось то, что пробудило в магистре интерес и разожгло кровь заново.

– Друг мой, признайтесь, – не оборачиваясь, заговорила я, – в юности вам была свойственна столь же неистовая жажда знаний, настойчивость и страстность?

– Будь я менее упорным в обучении, то никогда бы не стал верховным магом Камерата и личным магом королевского семейства, – ответил Элькос. – Мое усердие было высоко оценено.

– И оправдано, – согласно кивнула я. – И сейчас вы вновь стремитесь познать еще вами не познанное.

– Ты всё правильно делаешь, хамче, – похоже, шаманка все-таки решила снизойти до пояснений. – Делай так и дальше, а Отец призовет, когда придет время. Больше мне сказать тебе нечего, – добавила она явно для того, чтобы избежать следующих вопросов.

– М-м, – помычал Элькос. – Кажется, я тебя понял.

На этом он успокоился, и к дому мы подъехали уже без новых вопросов и выяснений. Фендар продолжал молчать, явно переживая заново свою встречу с Белым Духом. Мама тихо напевала Тамину одну из своих песен без рифмы, но со смыслом. Элькос тоже был погружен в раздумья. Берика молчать вынуждала выучка, а я просто наслаждалась поездкой.

А вскоре мы уже сидели за столом и наслаждались мамиными пирогами и запивали их холодным имшэсом. Только Берик задержался во дворе. Он выпрягал моего саула из повозки. Потом чем-то стучал, а после и вовсе затих, должно быть решив остаться за дверью. Что до Тамина, то он не покидал рук бабушки. Я с улыбкой наблюдала за ними.

Ветер, обретя свободу, уже дурачился во дворе с Урушем и Малышом. Только философ Элы, как обычно, взирал на чужие причуды, меланхолично пережевывая траву.

– Надо бы Берика позвать, – сказала я, все-таки не выдержав. Было как-то неловко уплетать пироги, пока мой верный охранник и друг сидит под дверью. На священных землях он всегда был рядом и вдруг отчего-то не присоединился.

– Сейчас войдет, – ответила мама.

И, словно услышав ее слова, ягир открыл дверь и перешагнул порог.

– Где ты пропадал? – спросила я.

– В сарае крышу поправил, – ответил Берик, и шаманка кивнула ему в сторону стола:

– Ешь, вы тут надолго.

– Почему? – спросил Берик, подойдя к тазу с водой, чтобы помыть руки.

Я подошла, чтобы помочь ему, и пояснила, зная, что может ответить шаманка:

– Будем искать край священных земель.

Ягир посмотрел на меня, ожидая дальнейших пояснений. Я отказывать в этой любезности не стала:

– Тебе никогда не было любопытно, что находится с той стороны священных земель? – Берик пожал плечами, и я возмутилась: – Но как же?! Мы все знаем, что с одной стороны эти земли граничат с таганами и каменной грядой, которая закрывает их, как стена. И кстати, через эту гряду никто и никогда тоже не переходит… Не переходят же?

– Нет, – ответила мама.

– Вот, – со значением продолжила я. – Гряда невысокая, но никто через нее не переходит. И с той стороны степи тоже. Почему? Кто там живет? И живет ли вообще? Как можно об этом не думать?..

Меня прервал заливистый смех магистра. Он утирал набежавшие на глаза слезы и продолжал смеяться, Ашит тоже усмехнулась, только я осталась невозмутима, не понимая причин для столь оглушительного хохота. Берик и Фендар тоже не смеялись. Первый ждал пояснений, второй переводил взгляд на каждого по очереди, также не понимая, над чем хохочет магистр. И когда Элькос сумел обуздать свой порыв, он вновь утер слезы и воскликнул:

– Ее ничто не может изменить! Ни время, ни возраст, ни другой мир, ни новое имя. Шанриз Тенерис всегда останется Шанриз Тенерис – бунтаркой и первопроходцем с самым любопытным во Вселенной носом!

– Такова есть, – пожала я плечами и указала ягиру на свободный стул. После вернулась на свое место и продолжила прерванный разговор: – Почему, Берик? Почему вы никогда не задавались теми вопросами, которыми задаюсь я?

– Таковы есть, – с улыбкой пожал плечами ягир, вернув мне мои же слова. После взялся за пирог, и я на время отстала со своими изысканиями.

Но оживился почтенный халим, решивший прервать свое молчание.

– Хорошие вопросы задаешь, дайнани, – произнес он. – Я тоже уже какое-то время думаю, почему мы стали подобны деревьям? Будто пустили корни и не можем стронуться с места. Ни в головах, ни ногами. Если куда и перебираемся, то только в один из соседних таганов. Никого к себе не подпускаем и гордимся тем, что имеем, но не создаем нового. Я переписываю шахасат, вижу знакомые ирэ, но пока не понимаю ни слова. А ведь все символы были с нами столько времени… – Он вдруг порывисто поднялся из-за стола и прошелся по дому. Так же порывисто остановился и обернулся. – Я почитал, что мы, халимы, оберегаем ирэ, которыми не пользуется никто, кроме нас, но ни разу не задумался о том, что стою посреди огромной полноводной реки! Какая глупость! Иметь полные пригоршни и не напиться! Вместо этого я переливал воду из одной чашки в другую и сетовал, что ее становится всё меньше! Я! Халим! – последнее слово и вовсе прогремело громовым раскатом.

Тамин, испуганный громким вскриком, разразился плачем. Мама замахнулась на негодующего ученого. Я поспешила к ней, чтобы взять сына, но шаманка махнула рукой:

– Если все наелись, идите по своим делам. Мы с дайнанчи сами справимся.

– Берик еще ест, – ответила я и все-таки забрала сына. – Пусть и Тамин подкрепится. Потом уйдем, а вы пойте ваши песни и пачкайте пеленки, – закончила я с улыбкой.

– С пеленками Тамин сам справится, – усмехнулась мама.

Фендар за стол не вернулся, он вышел на улицу. За ним последовал Элькос. Возможно, хотел поговорить с халимом, а может, и попросту это была тактичность, раз я намеревалась кормить сына. Берик тоже вскоре ушел, и в доме мы остались втроем. И пока занимались дайнанчи, я размышляла о словах ученого.

Его досада была мне понятна, как и осознание закоснелости существования. Ведь и вправду, не сохранив прежних комбинаций, они могли составлять новые. Развивать письменность и обучать людей, но вместо этого тряслись над остатками былого величия, отчего-то почитая их достоянием только ученого мира.

И вместо развития только продолжили терять, ничего не отдавая остальному миру. Когда-то Фендар сетовал на то, что его учитель оставил важный шахасат каану, но тот его не сохранил. Учитель оказался мудр, каан глуп, но причиной тому я видела вовсе не равнодушие правителя Курменая. Если бы людям прививали такие ценности, как важность истории, любовь к чтению и писательству, то дела ныне обстояли бы иначе. Когда есть развитие мысли, тогда есть и развитие достижений.

– Наелся, – констатировала Ашит, чем вывела меня из задумчивости. – Иди, мы сами справимся.

Усмехнувшись, я передала Тамина бабушке. После поправила одежду и направилась к выходу.

– Берик, – позвала я, – надо запрячь Ветра.

– Не надо, – произнесла мама из дома. – Так идите. Вы на священных землях – не устанете.

– Замечательно, – улыбнулась я. – Тогда пройдемся, я не прочь.

После спустилась с крыльца. Фендар и Элькос негромко переговаривались в стороне от дома, Берик сидел на крыльце, но с моим появлением поднялся на ноги и теперь стоял рядом. Я деловито потерла руки и провозгласила, вновь ощутив себя полководцем, ну, или главой экспедиции:

– Вперед!

– Куда? – уточнил Берик, и я указала:

– Туда.

Мы обогнули дом шаманки и направились прямо. Впереди был только далекий горизонт, за которым невозможно было угадать хоть что-то. Ни скал, ни деревьев, только одна сплошная степь. Впрочем, этим обстоятельством я точно не была расстроена. Усталость нам не грозила, зато солнышко грело, и под ногами тихо шуршала трава. Подняв голову, я прищурилась и посмотрела на чистое голубое небо, почти не затянутое облаками.

– Как же замечательно!

Хамче и ученый продолжали свой разговор, но я к нему не прислушивалась. Пока возобновлять дискуссий мне не хотелось. Берик брел рядом, ведя ладонью по верхушкам травы. Задел цветок, сорвал его и протянул мне.

– Спасибо, – улыбнулась я.

После устроила его в волосах и скосила глаза на своего телохранителя.

– Красиво, – одобрил ягир, и я негромко рассмеялась.

Рядом с нами забавлялись животные, то обгоняя нас, то отставая. Даже Малыш не остался у дома, а последовал за Ветром и Урушем. Им тоже было хорошо и спокойно на священных землях. Элы, разумеется, тоже не отставал, но не бегал. Он степенно вышагивал подле своего всадника. Все-таки невероятный меланхолик.

А степь всё тянулась и тянулась, и казалось, что конца ей не будет. Мы шли и шли, особо не замечая ни расстояния, ни времени. Постепенно и я начала втягиваться в разговор ученых, порой вставлял свое слово и Берик. Мы вновь обсуждали прошлое Белого мира. Я пересказывала, что прочитала, задавалась вопросами, но ответов на них толком не было, одни сплошные предположения. Для выводов нам всем не хватало знаний.

– Смотрите, там дом, – неожиданно произнес Элькос, прервав беседу.

Я ощутила трепет, неужели сейчас мы познакомимся с кем-то, кто живет в другой стороне от таганов? Предвкушение разгорелось столь сильно, что я даже прибавила шаг. Но вдруг остановилась и нахмурилась, потому что…

– Это же дом вещей, – озвучил мои мысли телохранитель.

И, подтверждая его слова, Уруш стрелой помчался вперед, к своей хозяйке. Мама стояла с Тамином на руках рядом со своим домом. Она махнула нам, а после направилась на ту сторону, где был вход.

– Но мы не сворачивали, верно? – спросила я больше саму себя, чем своих спутников. – Мы всё время шли только прямо, так?

– Да, – отозвался магистр. – Только прямо, но перед нами и вправду дом шаманки.

– Ерунда какая-то, – пробормотала я. – Такого не может быть.

– Хм… – Элькос потер подбородок. – Пройдемся тогда в ту сторону? – он указал налево, и я кивнула. Берик и Фендар возражать тоже не стали.

Усталости не было, как и обещала мама. Я чувствовала себя так, будто только что вышла из дома, а не прошагала не менее пары часов под солнцем. И вновь мы шли, время от времени проверяя свое направление, и вроде бы ни разу не сбились с выбранного пути, но…

– Дом вещей, – объявил ягир, приставив к глазам ладонь. – Мы снова возвращаемся.

– Но почему?! – воскликнула я, глядя на стремительно приближавшуюся к нам точку. Уруш опять бежал к нам, однако теперь от дома моей названой матери. – Как такое возможно, чтобы две дороги в разные стороны привели к началу путешествия, ни разу не заложив петли?

Магистр снова потер подбородок и указал взглядом на каменную гряду:

– А давайте-ка поднимемся туда и посмотрим, что находится на другом склоне. Вы, душа моя, постойте внизу. Да и Берик может остаться в этот раз с вами, я схожу один.

– И мне интересно, – возразил ягир. – Я тоже пойду.

– Но если там хорошая дорога, то позовите меня, – вставила я, опасаясь остаться не у дел.

– Непременно, – заверил хамче.

Мы вернулись к гряде, но уже подальше от логова охо, и магистр с ягиром направились на вершину, оставив нас с халимом внизу. И пока они поднимались, я гладила одной рукой Ветра, второй – Малыша. Саул шипел на маленького бегуна, но йенах внимания на его ревность не обращал. И когда мой скакун попытался укусить Малыша, я погрозила ему пальцем:

– Не будь жадиной.

– Мьяв, – ответствовал ревнивец и скандалист, йенах промолчал. Его всё устраивало.

Я не отрывала взгляда от двух мужчин, уже почти достигших вершины гряды. Забравшись на нее, Элькос и Берик обернулись ко мне, а после начали спуск на ту сторону. Я ощутила раздражение и обиду – меня оставляли без личных открытий. Однако уже спустя пару минут я увидела, как мои спутники возвращаются. Возможно, я пропустила момент, когда они снова появились на вершине, но увидела их, когда мужчины прошли одну треть склона.

Вскоре они подошли к нам, и я перевела вопросительный взгляд с одного на другого. Берик почесал в затылке и пожал плечами.

– Почему вы вернулись? – нетерпеливо спросила я. – Что там находится?

– Священные земли, – ответил Элькос. – Еще дом шаманки и вы, девочка моя. Мы не возвращались, мы спустились на той стороне и пришли к вам.

– То есть? – озадачилась я.

– Когда мы поднялись, – заговорил Берик, – то увидели впереди то же самое, что за спиной. Мы полезли вниз и пришли к тебе.

– А я увидела, как вы исчезли из виду, а потом вновь появились, но уже почти на полпути вниз, – вновь перевела взгляд с одного на другого и вопросила: – Как такое возможно?

– Путь закрыт, – ответил магистр. – Дальше пути нет, ни туда, – он указал на наше первое направление, после нацелил палец на вторую дорогу, – ни туда и ни туда, – теперь хамче кивнул на гряду. – Только в сторону Айдыгера.

Хмыкнув, я ответила недоверием во взгляде, а после спросила:

– Хотите сказать, что священные земли – это конец мира?

Маг пожал плечами, а после все-таки кивнул:

– Что-то в этом роде.

– Но так ведь не бывает! – возмутилась я. – Мир не может быть ограничен, верно?

И оборвала сама себя, вдруг подумав, а если что-то после Дэрбинэ? И есть ли что-то дальше земель, на которых живут племена за рекой? Ведь и вправду никто и никогда не говорил о пришельцах из дальних земель! И Рахон не рассказывал, что находится за Даасом. Будто мы единственные, кто остался в Белом мире… на весь Белый мир!

Однако я помню карту в саваларе, и там мир был велик. Моря, океаны, озера и реки, разные континенты – всё это было. И если только у нас люди пришли в упадок, то там ведь должны были продолжать развиваться. Но тогда почему никто не появился здесь за столько времени? Ни экспедиций, ни попыток принести цивилизацию, ни торговли – ничего! Ничего подобного не происходит, и, кажется, даже само время застыло.

А те, кто живет на этих землях? Даже упадок не ведет к вырождению. Люди плодятся, и им требуется больше места, но таганы стоят, стиснутые горами и священными землями…

– Мы что, находимся в каком-то пузыре?.. – потрясенно спросила я, ни к кому не обращаясь.

– Почему вы так думаете? – живо заинтересовался Элькос.

– Думаю… – прошептала я, а после мотнула головой и направилась к дому матери. – Да, надо подумать, надо очень хорошо подумать.

– Мы должны всё исследовать, милый! Нужно тщательно проверить все границы, за которые никто не заходит, слышишь? Надо непременно и незамедлительно всё исследовать!

Я металась по ханаму, раздираемая разом множеством чувств, а за мной следили взглядами все, кто находился сейчас здесь: Танияр, Архам, Эгчен и Элькос с Фендаром. Халим в свете последних открытий не спешил вернуться к книге Шамхара.

Должно быть, устав смотреть на мои метания, дайн подошел ко мне и взял за плечи.

– Успокойся, – мягко произнес супруг. – Мы всё осмотрим…

– Как это «успокойся»?! – воскликнула я, не в силах обуздать себя. – Ты понимаешь, что всё это означает?!

– Я понимаю, – заверил меня Танияр.

Я вырвалась из объятий и продолжила хождения по ханаму.

– Тогда почему ты так спокоен? Я не понимаю, милый!

Вздохнув, дайн вернулся на свое место, похоже решив дать мне выплеснуть эмоции.

– Я не спокоен, свет моей души, – заговорил Танияр. – Я обескуражен. Но, прежде чем мы сделаем окончательные выводы, надо убедиться в точности твоих предположений.

– Да, – кивнула я, на миг остановившись, – сначала надо проверить. Но! Но, Танияр! Я уверена, что не ошибаюсь. Подумай сам. Священные земли имеют только один вход и выход, а такого быть не может! Это раз. Каменный лес, милый. Сколько ни пытаются пройти, но всё время плутают и возвращаются к началу – это два. Гайа-уман ограничена горами, за которые тоже никто и никогда не заходил, – это три. Огчи – наше последнее поселение ограничено Куншале, и на той стороне никого нет – это четыре. Более того! Илгизиты, живя в горах, заманивают адептов из таганов. Рахон ни разу не рассказывал мне о тех, кто живет с ними по соседству, зато предельно четко говорил, что люди живут только на равнине. И я никогда не видела, чтобы возле развалин появлялся хоть кто-то. Тот же Рахон там был впервые вместе со мной…

– Я тоже никого там не видел, – вставил Архам. – И Акмаль не говорила о ком-то еще, кроме отступников на равнине и в Даасе.

– Да, – кивнула я. – То есть мы можем смело предположить, что за саваларом ничего и никого нет. Выходит, что наш мир начинается и заканчивается саваларом: разрушенным и скрытым в пещере на священных землях. А между ними находится озеро Курменай, что более всего напоминает еще одно святилище, которое либо растаяло, либо не замерзло. Но… – я осмотрела всех присутствующих по очереди, – это же невозможно. Мир не может быть таким маленьким, тем более ограниченным. Я видела карту Белого мира, видела! Он велик! Однако мы словно заключены в некую сферу, где существует только несколько народностей от всего прежнего населения. Но если это так, то настоящее детище Создателя продолжает существовать и процветать, в то время как в этом месте всё приходит в упадок. – Замолчав ненадолго, я покачала головой. – Ерунда какая-то. Почему? Словно мы в какой-то темнице, право слово… Стоять! – прогрохотала я и застыла, пораженная неожиданным осознанием.

Оно было так просто и так логично, что сейчас даже казалось странным, как я не увидела прежде этой закономерности?! Подойдя к скамейке, я тяжело опустилась на нее и потерла лицо. Никто не нарушал тишины, даже если уже и понял сам, до чего я додумалась.

– Ты понимаешь? – тихо спросила я, посмотрев на Танияра. – Мы в темнице. Нет, – я тут же мотнула головой и порывисто поднялась на ноги. – Не мы. Заперт здесь Илгиз. Это его темница. А тагайни и племена – охрана. Понимаешь? – Дайн кивнул, но ответить не успел, потому что я вновь разгорячилась и, навалившись на стол, начала чертить пальцем: – Это горы – место, где властвует он и где живут его слуги. Это священные земли, где находится святилище Белого Духа. А между ними таганы! Таганы закрывают путь к священным землям. Невозможно до них добраться, пока не пройдешь всё это расстояние. И даже Каменный лес не облегчал Илгизу его задачу. Там могут пройти только подручные, а перетаскать всё войско и вооружение невозможно тем паче! И даже если войско должно было занять ягиров, то подручные и махир могли бы прийти по дороге своего Покровителя. А все эти кровожадные твари и болота защищали лазейку от любопытных носов. Но мы уничтожили ее, и осталась только дорога через таганы…

– Но зачем? – прервал меня Фендар. – Зачем Проклятому священные земли? Чтобы уничтожить савалар? Но ведь Белый Дух от этого не исчезнет…

– Переход, – теперь халима прервал Элькос. – Там находится проход между мирами. Ему нужен портал. Поэтому Создатель не позволяет нам снова открыть его. Уже четыре раза за многие столетия скрытый проход был открыт. Больше нельзя. Мы и без того указали путь.

Конечно же, портал. Конечно! Если узник закрыт в темнице без возможности покинуть ее, то он мечтает выбраться наружу. И чтобы сбежать, ему нужен выход, и он на священных землях. Войско должно проложить дорогу к двери – уничтожить охрану, и потому их так много! А чтобы побег прошел успешно, нужны…

– Подручные, – прошептала я потрясенно. – Ответ в самом названии… Подручные! Войско сомнет охрану, а подручные помогут выбраться. Но какой смысл в моем мире? Там свои боги…

И я шлепнула себя по лбу ладонью. Конечно, ему не нужен мой мир, он был только приманкой!

– Прима-а-анка-а, – протянула я и расхохоталась. – Приманка! Для меня приманка! Чтобы помогла, чтобы провела и показала, где портал! А я отказалась, Танияр! – не глядя на мужа, воскликнула я. – Я сопротивлялась, и тогда Алтаах попытался увидеть сам. Но ему не нужны были мои воспоминания, точнее, только определенное! Однако вмешался Создатель и ослепил махира. И тогда он перестал настаивать, не полез больше в голову, а просто спросил! Он ведь спросил меня, где находится портал, и я сказала. Сказала, потому что считала именно это безопасным, но выдала то, что он желал услышать!

В моей памяти сейчас так ярко вспыхнуло воспоминание: дартан и неожиданное явление махира. Мы говорили тогда почти ни о чем, пока не добрались до моего появления в Белом мире…

– Ашити.

Обернувшись, я посмотрела на супруга, стоявшего на пороге моего кабинета. Время сбора на сангаре пришло, и дайн ждал, когда я присоединюсь к нему. Он держал нашего сына, которому предстояло впервые встать перед народом плечом к плечу… ну, почти… В общем, мы брали с собой Тамина потому, что оставить его было попросту не с кем.

Сегодня на поляне и вокруг нее собирались все иртэгенцы и представители племен. Пагчи, разумеется, ибо они были айдыгерцами, кийрамы, как наши добрые соседи и союзники, но кроме них должны были прийти унгары и хигни.

Думаю, не я одна должна была увидеть их впервые. Хигни были соседями кийрамов, но как говорил Улбах, и они редко встречались с этим племенем. Если только заходили охотиться на их земли. Хигни соседей не прогоняли, но и заговаривать первыми не спешили.

– Они не задирают нос, как тагайни, – пояснял вожак кийрамов. – Просто они такие. Совсем не охотятся. Рыбу ловят, а зверя не бьют. Нам не мешают, но никогда не зайдут, если не позовешь. А мы не зовем. О чем нам говорить? Не о чем.

Из всех его рассказов я уже знала, что живут хигни за лесом в долине, которая, как и все земли, была огорожена скальной грядой. Община была небольшой и почти полностью изолированной. Это племя, поклонявшееся Нушмалу, жило земледелием и немного рыболовством. Одежду шили из тканей, которые производили сами, но особого разнообразия ни в цветах, ни в орнаменте не было.

Как подопечные духа, чередовавшего день и ночь, хигни предпочитали одежду черных и белых цветов. Еще в ходу был серый цвет – сумрачный, а по особым событиям надевали розовый и фиолетовый. Розовый – цвет зари, использовали для свадебных нарядов. И в этом имелась логика. Молодость, рождение нового союза, надежда и жизнь впереди. А фиолетовый – закатный, считался в этом племени траурным. Одеяния покойного и его родственников были именно такими.

Что до орнамента, то, как и мы, хигни почитали птицу арзи за свой символ, и ее изображение чаще всего использовалось для украшения нарядов. Еще был знак Нушмала – круг, половиной которому служило солнце, а второй половиной – месяц. День и ночь, как и полагается. Были еще какие-то элементы, но они имели свое определенное значение, и ими украшали платья, шитые к соответствующему случаю.

Но это еще не все, кто прибыл, чтобы слушать нас. Были кааны или их представители из соседних таганов. Да, нам откликнулись. Не все, даже не половина. И не все из тех, кто решил нас послушать, верили или желали вступить в союз и принять главенство мнения дайна Айдыгера, но все-таки задумались. И это было уже хорошо!

Лучше уж пусть сомневаются, но слушают и размышляют, чем сразу отмахиваются, вроде тех каанов, кому закрыла глаза и разум спесь. Кому-то не нравилась наша дружба с племенами, что было ожидаемо. Кому-то мешала жена-иномирянка и нежелание Танияра брать в жены уроженок Белого мира. Да даже попросту были недовольные тем, что мой супруг отказался сам и отменил право троеженства для будущих поколений правителей дайната. Да что там! Нашелся тот, кто высмеял сам наш дайнат, Айдыгер, Танияра, предостережения, и отверг предложенную руку помощи и дружбы. Но по порядку.

Для меня эта история началась с открывшегося портала прямо на подворье, который перешагнули по очереди двадцать человек. Первым, чеканя шаг, появился Танияр, и глаза его были подобны грозовому небу. Впрочем, при виде меня он скрыл свое негодование за ласковой улыбкой.

– Что случилось, милый? – спросила я с тревогой.

– Только то, что мы узнали еще об одном дураке, – только и ответил дайн.

Больше пояснять не стал, лишь отмахнулся, а я решила не настаивать, потому что оставался еще магистр, который должен был находиться рядом с Танияром. Но прежде, чем начать расспросы, я уделила внимание тем, кто вошел в портал. А кроме Элькоса, пяти ягиров и почтенного халима, была еще семья Фендара, ошеломленная стремительным переходом и полная тревоги.

Их приняли на постой на старом подворье, там места было много, а жильцов мало. Архам и Эчиль спорить не стали. Во-первых, гость – всегда желанный человек в доме, а во-вторых, половина дома, на время именованная лично мной как гостевая, имела обособленный выход, и обитатели старого подворья могли встречаться либо в хозяйственной части, либо во дворе, либо по собственному желанию. Так было проще и семье халима, и семье наших родственников. Фендар, разумеется, тоже переехал в бывший дом каана. До этого он жил у нас. И мы бы с радостью приняли его близких у себя, но бывший дом алдара был значительно меньше, и комнат попросту не хватало.

Устроив родню ученого, я отправилась допрашивать хамче со всем моим пристрастием.

– Друг мой, рассказывайте, – тоном, не допускающим возражений, произнесла я, усевшись в кресло в лаборатории магистра, которую он устроил в одной из пристроек к дому.

– Что рассказывать, душа моя? – уточнил Элькос, оторвавшись от своего журнала, куда делал записи.

– Что произошло в Курменае? Танияр злой, как рырх, я это вижу. Однако он не желает меня огорчать, а я хочу знать, что привело в негодование моего супруга. Рассказывайте и не вздумайте увиливать, даже если я услышу что-то неприятное о себе. Спесь тагайни мне хорошо известна. Говорите.

Магистр закрыл журнал и посмотрел на меня. Молчание несколько затянулось, и я уже намеревалась высказаться, но на губах хамче заиграла улыбка. Обескураженная столь неожиданной эмоцией, я вопросительно приподняла брови.

– Удивительно, – заговорил маг. – Удивительно, насколько люди бывают разными. Что не ценит один, второй оберегает как одну из своих главных ценностей и получает заслуженную награду.

– Хм… – я поерзала, устраиваясь удобнее, – поясните.

– Да что уж там пояснять, – усмехнулся Элькос. – Я сейчас говорю о ваших мужчинах, и обоим я имел и имею честь служить.

– Магистр…

– Девочка моя, я попросту сделал сравнение. – Он поднял руку, вынуждая меня не перебивать. – И Ивер Камератский, и Танияр Айдыгерский в одинаковой ситуации руководствуются разными мотивами. Наш бывший сюзерен промолчал бы, попросту не считая нужным вас посвящать в некие подробности. Государственное дело, которое не касается женщины, даже если он видел в ней свою жену, хоть и знал, что вы способны на дельный совет.

– Он не желал подпускать меня к государственным делам, – ответила я. – Советником я стала лишь по той причине, что сумела вырвать согласие на личное управление землями, которые он до этого успел мне вручить для повышения статуса и титула. И если бы не сумела настоять на прежнем одобрении, то сидела бы привязанная ко Двору цепью советника.

– Я о том и говорю, – кивнул магистр. – Что до нашего нынешнего государя, то его молчание является желанием не отодвинуть, а лишь оградить от неприятных подробностей. И именно из-за этой разницы в подходе мужчин к вам самой с королем вы бы повздорили, а о дайне печетесь. Оттого я и сказал – удивительно.

– Ничего удивительного, – отмахнулась я. – На добро отвечают добром, если, конечно, есть совесть. И довольно об этом. Рассказывайте о Курменае. Вас отказались выслушать?

Магистр коротко вздохнул, но отказывать мне в изложении произошедших событий не стал.

– Вовсе нет, нас приняли. Но больше из любопытства, чем желая слушать. Это стало ясно с первых минут. Наш дайн был безукоризнен. И хоть каан ниже его по положению, но государь повел себя с ним как с равным…

Делегация из Айдыгера, возглавляемая самим дайном, вошла на подворье каана Курменая, как велят законы Белого мира, без оружия и с открытыми душами. Ягиры остались за воротами подворья, потому что их не звали, а так как это воины, то они, подчеркивая мирные намерения, и не пытались ворваться внутрь. Хотя стоит отметить, что в столь малом количестве их могли бы и впустить, однако позволено войти было только Танияру, сопровождавшему его хамче и халиму, который решил присутствовать при разговоре и помочь своему воспитаннику в его разговоре с правителем Курменая.

Каан встречал дайна в дайваре – месте, где проводился совет или принимали посетителей и жалобщиков. Он восседал на резном кресле с высокой спинкой, живо напомнившей магистру трон. Даже стояло это кресло на возвышении. На скамьях, расставленных вдоль стен, сидели человек десять – приближенные каана.

И когда айдыгерцы вошли, никто не поднялся на ноги и не пошел навстречу правителю государства, прибывшему издалека. Но тут Элькос сделал скидку на отсутствие церемониалов. Все-таки в Белом мире было намного меньше условностей, и никто не спешил их выдумывать и прописывать. Тем более и Танияр не казался оскорбленным подобным приемом. Напротив, он сам приветствовал каана легким поклоном головы, впрочем не получив подобного поклона в ответ.

– Милости Отца тебе и твоему тагану, каан Кашур, – первым заговорил Танияр. – Я пришел к тебе с важным делом…

– Так ты и есть тот, кого называют дайном? – прервал его голос, раздавшийся вовсе не от каана. Говорил один из приближенных.

– Да, я дайн Айдыгера, – чуть обернувшись, ответил мой супруг и вновь устремил взор на каана, намереваясь продолжить, но вновь его прервали.

– Что за слово такое – Айдыгер? – спросил другой приближенный. – Кто его придумал?

– Белый Дух, – ровно ответил Танияр. – Кашур, дело важное.

– Каан Кашур, – воинственно поправил его третий приближенный. – Так надо обращаться к каану Курменая.

– Курменай – первый среди таганов, и каан его велик, – встрял четвертый. – Хочешь говорить с кааном Курменая, помни о почтении.

– Кашур, у тебя слишком много языков, – всё еще ровно произнес Танияр. – Я пришел сюда не для того, чтобы слушать о величии. Илгизиты мерить не станут, у кого его больше. Они придут и сметут таганы. Покажи, где мы можем говорить наедине.

Приближенные повскакивали со скамей, но вовсе не потому, что услышали поминание общего врага.

– Кто ты такой, чтобы указывать каану Курменая?

– Ты какой-то дайн какого-то Айдыгера! Перед тобой каан Курменая, кланяйся ему, а не указывай!

– Ты взял в жены пришлую!

– Захватил чужие таганы, теперь на Курменай рот раскрыл?

Лицо дайна осталось бесстрастным, а вот магистр ощутил острое негодование. Если даже не упоминать, что оскорбляли человека, которому он поклялся верно служить, да и попросту успел проникнуться живейшей симпатией и уважением, то оставалась угроза миру!

И потому… наступила тишина. Приближенные каана хватались за горло, открывали рты, но из них не вылетало ни звука. Дайн обернулся к Элькосу, и тот, приложив ладонь к груди, поклонился и произнес:

– Как верный слуга моего господина, я предугадал его желание. Вам более не мешает собачий перелай.

Усмехнувшись, Танияр потрепал хамче по плечу и вновь обернулся к каану. Еще недавно самоуверенный вид таял подобно снегу по весне. Глаза, взиравшие на пришельцев свысока, затянулись растерянностью. Правитель Курменая переводил взгляд с одного приближенного на другого, после остановил его на дайне и побагровел.

– Ягиры! – гаркнул Кашур.

– Каан! – воскликнул Фендар, пытаясь остановить насилие над дайном.

Танияр обернулся к входу в дайвар, но никто не вошел. Нет, воины прибежали, и они даже были на пороге, но переступить его так и не смогли.

– Душа моя, это было так красиво, если бы видели, – прервал свое повествование Элькос. – Я сам не ожидал. Мне казалось, что всякие воздействия уже утеряли видимый эффект, однако ошибался. Незримый взгляду полог, затянувший дверной проем, вдруг стал кристально чистым, как воздух в морозную ночь, когда звезды видны особенно хорошо. А потом по нему поползли паутинки изморози. Они покрыли весь проем полностью, и вот уже перед нами лед, расчерченный узорами посреди жаркого лета. Потрясающе!

– Должно быть, зрелище вышло впечатляющим, – согласно кивнула я и вернула мага к прерванному повествованию. – Что же было дальше? – Элькос фыркнул, но продолжил…

В дайваре повисла тишина. И если приближенные каана не могли говорить по воле хамче, то каан застыл, открыв в изумлении рот, а после тяжело осел в свое кресло. Фендар тоже молчал, переводя растерянный взгляд с главы своего тагана на дайна. Последний усмехнулся и одарил мага лукавым взглядом. Элькос отвесил очередной поклон и едва не проглядел, когда на гостей Курменая кинулись хозяева, находившиеся внутри дайвара, – приближенные.

Первого, оказавшегося ближе всех, ударом наотмашь откинул в сторону Танияр, а потом магистр вскинул руки, и…

– Они застыли, девочка моя! Клянусь богами, застыли! Когда-то обучаясь приемам магического нападения и обороны, особенно в применении их к неодаренным, я познал иное воздействие. Они должны были оставаться скованы силой, но вовсе не превратиться в ледяных истуканов. То есть подвижность глазных яблок, речь, сознание, в конце концов! Всё это должно было наличествовать, однако в дайваре хоть и не покрылись коркой льда, но замерли в полном оцепенении все приближенные каана. Невероятно. Мне еще предстоит разобраться со всем этим. То, чему меня обучали, мне подвластно с новой силой, однако эффект выходит несколько иным. Всё это требует изучения.

– Вам подарены новые годы жизни, и, думаю, их хватит, чтобы разобраться с тем, что вам непонятно. Однако сейчас я хотела бы услышать продолжение о вашем визите.

– Экая вы черствая, – фыркнул хамче. – Я думал, что мои открытия вас заинтересуют…

– Они меня интересуют, будьте уверены, – прервала я Элькоса. – А теперь продолжайте. Об остальном мы поговорим после. Итак?

– Извольте, – сухо ответствовал магистр. Впрочем, тут же и переменил настроение, увлекшись повествованием.

В первые минуты замерли не только приближенные и их каан, но последний в полном ошеломлении. Застыл в удивлении и Танияр, уже не говоря о Фендаре.

– Они живые? – спросил дайн.

– Любопытный эффект, – пробормотал магистр и, протянув ладонь к груди «истукана», стоявшего рядом с ним, уверенно кивнул: – Да, государь, не извольте беспокоиться.

– Хорошо, – кивнул мой супруг. – Мы пришли не убивать, а разговаривать. – Затем обернулся к каану. – Кашур, довольно глупостей, мой хамче остановит любого, кто попытается нам помешать. Дело важное, и я не пришел бы к тебе, если бы не видел угрозы. Просто выслушай, потом мы уйдем.

– Великий каан, – выступил вперед халим, – прошу, услышь дайна Айдыгера. Иначе Курменай захлебнется в крови.

Великий каан… Элькос хмыкнул, оценив обращение. Впрочем, оно же и принесло понимание столь подчеркнутого высокомерия и спеси, на которую исходили приближенные Кашура. Возможно, тут еще помнили, что когда-то Курменаем была вся земля таганов. А может, попросту оценивали свое превосходство в развитии, и оттого каан, не имевший ни власти над остальными землями, ни особого авторитета, почитал себя великим.

– Так, значит, пришли угрожать мне? – очнувшись от ступора, сузил глаза каан.

– Мы пришли предупредить об угрозе, – ответил ему Танияр. – Илгизиты скоро спустятся с гор, и число их войска будет несметным. Все мужчины Дэрбинэ, от юношей до стариков, способных держать в руках оружие. И стрелять они станут не только из луков. Кашур, Курменай первым падет…

– Курменай выстоит! – оборвав его, рявкнул каан. Вдруг расслабился и вернулся в вальяжную позу, в которой сидел в момент появления айдыгерцев и халима. – С чего ты взял, Танияр, что илгизиты пойдут на нас? Они не делали этого раньше, не сделают и сейчас. Они рядом с нами, даже спускаются, я знаю. Они видят, как силен и велик Курменай. Нет, не отважатся.

– Курменай падет, – ответил ему дайн.

Он отошел к одной из скамей, уселся и вновь посмотрел на каана. Брови того нахмурились, и взгляд, став тяжелым, не отрывался от незваного гостя. Похоже, «выходка так называемого» дайна не понравилась великому каану.

– Их войско превосходит войска всех таганов, – тем временем продолжал Танияр. – Каждый мужчина Дэрбинэ воин, и оружие их не ленгены и луки.

– Откуда тебе знать… дайн, – титул гостя каан произнес с нескрываемой насмешкой.

– Я не говорю того, чего не знаю, – спокойно произнес мой супруг. – И воинство их сильно, и пойти они могут уже завтра. Илгизиты спускаются не только в твой Курменай. Их много в каждом тагане. Приходят и остаются как новые жители. Люди их принимают, даже не догадываясь, что день ото дня заглядывают в глаза врагу. У меня в Айдыгере их тоже было немало, теперь нет.

Кашур поерзал, но все-таки спросил, глядя на Танияра исподлобья:

– Куда же они подевались?

– Кто бежал, кого поймали, и бегать он уже не может. Мой хамче умеет находить их по проклятой силе Илгиза. Она заключена в шаваре – это черный знак, который соединяет илгизитов между собой…

– Так это тебе илгизиты рассказали, что их великое множество, и ты прибежал ко мне с этим? – уточнил каан и, откинув голову, расхохотался.

Впрочем, веселился только он. Его приближенные не могли поддержать своего правителя по понятным причинам, а гости просто наблюдали за приступом неуместного веселья. Только халим, шагнув вперед, склонился перед Кашуром и воззвал:

– Великий каан, всё это истинная правда! Белый Дух стоит за плечом дайна, и слова Танияра – это послание самого Создателя. Он говорил со мной…

– Кто?! – воскликнул Кашур, всё еще заходясь от смеха.

– Белый Дух…

– Белый Дух? С тобой?! – И каан затрясся от нового приступа истерического смеха. Но вдруг оборвал себя и выкрикнул: – Кто ты, чтобы с тобой говорил сам Белый Дух?! Духи говорят с каанами, но я не слышал Его голоса! Ты или слишком стар и ослабел разумом, или предал Курменай, раз стоишь на стороне этого дайна. Я знаю, почему он дайн! Он убил двух каанов и прибрал к рукам их таганы, теперь пришел ко мне, чтобы врать об илгизитах? Но Курменая ему не видать, руки не дотянутся!

– Но это правда! – в отчаянии воскликнул Фендар. – Белый Дух желает…

– Закрой рот! – рявкнул Кашур. – И не смей говорить мне о Белом Духе! Я великий каан Курменая, первого среди таганов. И это я несу Его слово и волю! Ни дикий шаман, ни халим и ни какой-то дайн. Создатель никогда не повернется к тому, кто берет в жены пришлую. Я…

– Глупец, – закончил за него спокойным тоном Танияр, поднимаясь с места. – Отец привел ко мне мою Ашити, она Его дар нашему миру и мне. Я умней тебя, потому принимаю волю Создателя. И потому Он не лишил меня разума, как тебя, слепой и глупый Кашур. И потому твое озеро никогда не замерзнет снова. Уходим, – последнее относилось к Элькосу и халиму. – Нам больше не о чем говорить.

– Но, дайн! – воскликнул Фендар. – Курменай падет!

– Да, – кивнул Танияр. – Если его каан продолжит спать сладким сном придуманного величия, то Курменай падет, но ни ты, ни я, ни даже магистр не в силах его пробудить, а значит, мы не станем говорить с ветром. Ветер слушает только Ашити. Уходим.

– Да, государь, – склонил голову Элькос.

Он открыл портал прямо из дайвара к воротам, где их ожидали ягиры. Но прежде, чем уйти, магистр щелкнул пальцами, больше рисуясь, чем того требовало воздействие, и приближенные отмерли. И уже когда пространство почти свернулось, закрывая переход, услышал, как крошится лед, не позволивший ягирам ворваться на зов каана.

После айдыгерцы отправились в дом халима через новый портал. Туда дайн и его люди наведались прежде, чем побывали на каанском подворье. Родные Фендара уже ждали их возвращения, готовые к переходу. И когда Элькос снова открыл врата сквозь пространство, чтобы вернуться в Айдыгер, они услышали топот множества ног. Кашур отправил своих ягиров к дому халима. Но всё, что застали воины, – это пустоту, потому что хозяева и гости уже вышли на наше подворье, где их встречала я.

– Вот так, дорогая, большего дурака и индюка я в Белом мире еще не видел, – подвел итог хамче. – Теперь вы понимаете, отчего дайн был в ярости. Меня, признаться, самого подмывало сделать что-нибудь этакое. Уж больно разозлил меня этот невежда, этот великий каан.

– В спеси он точно велик, – усмехнувшись, я покачала головой. – Однако это не преуменьшает опасности для курменайцев, и это несказанно тревожит. Но тут Танияр прав, мы ничего не можем сделать. Его власти в этом тагане нет, а культ каана, похоже, раздут до невозможности, раз Кашур позволяет себе пренебрегать даже шаманами – глашатаями Создателя. Как же всё это нехорошо…

– Совершенно с вами согласен, душа моя, – вздохнув, покивал Элькос. – Совершенно.

С мужем я о его визите в Курменай не разговаривала и своего знания произошедшего не показывала. Не потому, что это могло вызвать его недовольство. Напротив, Танияр не мог не понимать, что я расспрошу свидетеля и всё узнаю. А раз Элькос был со мной откровенен, стало быть, дайн возражений не имел. Но раз уж он сам не стал вдаваться в подробности, а ограничился фразой о еще одном дураке, то не считал, что нам стоит это обсуждать.

И, в общем-то, был прав. Обсуждать там и вправду было нечего. Можно было сокрушаться, всячески обзывать Кашура, негодовать и заниматься прочим словоблудием, но это осталось бы всё тем же разговором с ветром. Мы тут и вправду никак не могли повлиять на события. Оставалось лишь надеяться на людскую молву, которая разнесет вести, и курменайцы сами примут решение покинуть свой таган на время или же подготовиться к встрече с отступниками.

К тому же каан Курменая был не единственным, кто не желал слушать дайна Айдыгера, но оставался единственным, кто не дал даже высказаться и был столь высокомерен. Однако из рассказа Элькоса я почерпнула не только знания о норове Кашура, но и кое-что, что заставило заново обдумать и собственную версию, и историю, рассказанную мне когда-то Фендаром.

Я говорю о том, что все нынешние таганы были Курменаем. На самом ли деле это так? Распадалось ли это территориальное объединение на части, или же этот таган был всего лишь главенствующим, а после утратил власть над остальными таганами? Почему Кашур почитает себя великим, если единственное, что выделяет его среди собратьев, – это уровень развития главного харата?

К примеру, поселения, которые относятся к Курменаю, ничем не отличаются от множества других поселений. Те же деревянные дома, те же стада мгизов, тот же уклад и традиции. И единственное, что имеет отличия, – это орнамент, но это не достижение курменайцев, потому что в каждом тагане свои элементы и цвета. И только сам харат выбивается настолько, что кажется чуждым. Однако он не чуждый и не другой – он всего лишь тень былого мира. И именно этот смысл вложен в название тагана, точнее, одного-единственного харата.

И если я наконец иду верной дорогой, то выходит следующее. После того как восстание было подавлено и Белый Дух привязал брата к горам, а в этом я совершенно уверена, ибо его последователи сильны лишь там, оставшиеся в ловушке люди расселились по свободным землям. И если нарисовать круг, то выйдет, что верхний его сектор будет занят илгизитами, а нижнее пространство поделили между собой тагайни и племена. То в центре этого круга будет стоять Курменай.

Почему именно он? Да потому, что там есть озеро, то есть святилище. Там не савалар, а именно святилище, и оно было открыто каждому, кто желал обратиться к Создателю. То есть можно сказать, что Курменай стал административным центром новообразованного пространства. Здесь остались каменные постройки, некоторые прежние достижения, но они со временем начали угасать, как и всё остальное, что было закрыто в осколке прежнего Белого мира. И это породило высокомерие правителей, вылившееся в титул «великий каан».

И, заметьте, не дайн, не кто-то еще, а каан! То есть равный среди равных. Харат – это только одно поселение, столица, но в остальном такой же таган, как и все прочие. И из этого можно заключить, что люди сразу же разбили территорию на… округа? Да, именно так. И в каждом округе имелся свой глава. Он отвечал за управление и соблюдение порядка. Но всё равно поначалу должна была остаться общность.

А потом, как сказал Фендар, была ссора. Я могу смело предположить, что ее причиной стал каан Курменая, который к тому времени уже назначил сам себя главным над всей землей и назвался великим. Это не могло не породить противоречий. И вот с этого момента люди начали обосабливаться. Территориально образование «таган» получило иной смысл, и каан превратился из главы в правителя. Полагаю, что и святилище тогда перестало быть таковым. Лед растаял, появилось священное озеро, к которому нельзя прикасаться под страхом смерти. И началась деградация.

Была утеряна письменность, какие-то важные навыки, но кое-что осталось. Выборы. Похоже, изначально таганы имели демократическое управление, что, в общем-то, еще откликается эхом в равноправном общении с теми, кто ныне стал зачатком будущей аристократии. Но о выборах.

Сохранились они у ягиров. Воинам дано право самим решать, кто будет ими командовать. Однако полагаю, что нечто подобное могло касаться и каанов. Если я права в своих выводах насчет изначального назначения таганов, то их глава должен был выбираться людьми, если не ставился кем-то выше… Хм… Если считать Курменай административным центром, то тогда главы таганов и вправду могли получать назначение оттуда… или все-таки выборы?

А если так? Выборы могли иметь место. Иначе откуда взялась эта традиция у ягиров? Если бы существовало только назначение, то и воины жили бы по этому закону. Это не явление одного-двух таганов, это повсеместный закон. Значит, корни идут от начала, то есть становления таганов. И тогда другая традиция – обращаться к старейшинам, если имеются сомнения в личности нового каана, становится подсказкой.

Должно быть, если два кандидата набирали поровну голосов, то привлекалась третья сторона, а именно курменайский каан. А так как Кашур уверен в том, что он является проводником воли Создателя, то возможно правитель Курменая шел к святилищу, и Белый Дух указывал на своего избранника. Ну, или же каан попросту пользовался властью, данной Белым Духом, и выбирал того, кто станет новым главой того тагана, откуда пришли за помощью. Да, скорее всего, так. Потому что это в полной мере открывает ныне существующую процедуру при сомнениях: призвать шамана, чтобы обратиться к Отцу, или же спросить старейшин. То есть тагайни частично сохранили первые законы, но преобразовали их согласно сегодняшнему существованию.

Все-таки сколько примечательного можно вынести из нескольких фраз, и сколько всего они открывают. Нужно только уметь анализировать, и появляются ответы на вопросы. Лишь бы они были верными, а не моими выдумками. Хотя теперь мне казалось, что я делаю правильные выводы, потому что всё прочее начинало укладываться в стройную картину, ибо о многом, чем жили нынешние тагайни, Шамхар не писал. И значит, эти традиции появились позже.

Оставалось лишь непонятно, почему племена оказались вне таганов, хотя… Они могли и жить в таганах, но когда начались конфликты между Курменаем и таганами, тогда же мог произойти и исход народов, которые не были светловолосыми. Началось с шайсов. Возможно, их винили за поклонение когда-то Илгизу. Быть может, это даже произошло из-за того, что растаяло святилище.

Почему бы и нет? Тагайни должны были искать виноватых. Не себя же обвинять великому каану, в самом-то деле. А шайсы и другие племена – отличная причина, ведь беловолосые – подобие Белого Духа. Должно быть, это и породило бесконечное предубеждение, вражду и обиду. Причем племена склонны к сближению, а тагайни нет. Не все, конечно. Те же Зеленые земли, находившиеся на самом удалении, оказались в большей степени нейтральны, чем люди в таганах, приближенных к Курменаю. Тут можно сделать вывод, что на более отдаленные области Курменай оказывал малое влияние. Возможно, они были привычны обходиться своими силами.

Может, и портал находится именно в этих землях из-за некой нейтральности. Вроде и гордятся собой, но способны мыслить не только общими категориями, чему была примером мать Танияра, его отец, сам Танияр, Архам, кузнец Тимер и тот же Илан, который врага во мне не видел изначально. Да и прочие жители бывших Зеленых земель хоть и ворчали, но были готовы к диалогу. Если бы их соседями были не воинственные кийрамы, а мудрые пагчи, возможно, они даже смогли бы и общаться. Может, и не как друзья, но не враждовали бы, как Налык и его род.

Впрочем, священные земли наиболее удалены от Дэрбинэ и Дааса, так что причина нахождения здесь портала может крыться и в этом. А возможно, портал периодически переносится, если илгизиты приближаются к нему. И все-таки Каменный лес появился не вчера… Да, он остается наибольшей загадкой.

Обсудив свои размышления с мужем, лишь так дав понять, что мне известно о произошедшем в Курменае, с магистром и Фендаром, я укоренилась в своих выводах. Только халим пытался возражать. Его вера в то, что всё было Курменаем и распался он из-за племен, успела укрепиться, ибо жил с ней почтенный ученый большую часть своей жизни. Мы поспорили, даже с горячностью, но остались каждый при своем. Впрочем, Фендар допустил, что я могу быть и права.

Так что к моменту, когда мы объявили сбор на сангаре, у меня уже было более четкое видение того, что произошло после восстания Илгиза, о котором я знала много лучше, чем о последующих событиях. И с этими знаниями, выводами и еще кое-чем мы собирались предстать перед теми, кто сегодня пришел нас слушать.

– Друг мой, – позвала я Элькоса.

– Да, я уже готов, – кивнул хамче, бросив последний взгляд на свою работу.

– Мы идем, жизнь моя, – улыбнулась я Танияру, и мы направились на сангар…

Никогда я еще не видела столько людей на сангаре. Они были везде. Не только на поляне, но и на крепостной стене, откуда ягиры никого не выгоняли, и даже на деревьях. И на самой поляне в этот раз стояли не только перед установленным возвышением, но и за ним. Да и мы сегодня не довольствовались холмиком, на котором обычно стояли. Танияр приказал сделать помост, с которого нас будет видно всем. Впрочем, как и слышно. А это уже было заботой магистра. Но это лишь нюанс, потому что главными были те, кто ждал нашего появления.

Мы шли мимо айдыгерцев, слушали приветствия и кивали в ответ, но на лицах людей не было улыбок. Они оставались серьезными, потому что понимали: их ожидает нечто важное, и это внесет перемены в размеренную жизнь. Уже вносило, хоть еще и не было сказано главного.

Рекрутирование набирало ход по всему Айдыгеру. Жители бывших Зеленых земель, столкнувшиеся с подобным еще в прошлом году, задавали вопросы:

– Опять на нас идет кто-то?

– Кому мы снова жить не даем?

– Откуда напасти ждать?

И слышали в ответ:

– Обо всем узнаете на сангаре.

Впрочем, набирать воинов в нашу новую армию мы начали еще раньше и тогда уже объясняли людям, что нужно охранять рубежи. Так что кто-то считал, что продолжается набор язгуйчи в крепости, а кто-то более внимательный заметил разницу. Если поначалу наши вербовщики приглашали на службу дайната, обещая сытую и обеспеченную жизнь… в некотором роде. То теперь вновь собирались мужчины, и ягиры проверяли, на что они способны. И распространилось это уже на весь Айдыгер.

А еще пылали горны в кузнецах, били молотами кузнецы, и ковали они клинки, наконечники для стрел и что-то вовсе непонятное, о чем рассказывать не спешили. Начали свозить в Иртэген ньин – тот самый камень, смесь из которого воспламенялась на воздухе, и над ним колдовали Элькос и Тимер. Байчи почти не отходил от них, а ягиры ежедневно звенели ленгенами, усилив свои тренировки. В воздухе витала угроза, но откуда ее ожидать и чего именно, оставалось неизвестно. Тем более ньиндан был средством нападения, а не защиты. И это вовсе ставило в тупик.

Но сегодня тайн, оберегаемых нами на протяжении долгого времени, не останется. Ради того, чтобы услышать правду, люди и пришли на сангар. Мы призвали не только друзей и союзников, не только соседних каанов, но и айдыгерцев со всех концов нашего юного государства. От каждого поселения по два-три человека, чтобы они после могли передать остальным. Одному могли не поверить, и потому был второй, а где-то и третий, чтобы подтвердить истинность слов первого.

И сейчас мы проходили мимо них всех. Я видела одежду в цветах двух исчезнувших таганов. Они пестрели среди уже привычных платьев бывших Зеленых земель. Во взглядах этих людей легко угадывалось любопытство. Если Танияра успели увидеть во многих частях Айдыгера, то я была еще незнакомкой, о которой слышали все, говорили много, а воочию не лицезрели ни разу. Не просто иноземка, но пришелица из другого мира, чьи волосы полыхали на солнце подобно огню.

Но вскоре они забудут обо мне и моих волосах, потому что услышат нечто более грандиозное и невероятное, чем рыжеволосая жена дайна с зелеными глазами пагчи. Это понимание наполняло мою душу торжественным трепетом. Сердце отбивало взволнованный ритм, и руки подрагивали. Я взывала к духам Белого мира и к моему небесному Покровителю, умоляя даровать мне сил и твердости в голосе, потому что от этого зависело, поверят нам или же посчитают услышанное выдумкой. И Хэлл, будто спеша успокоить меня и подбодрить, ласково гладил щеки легкими касаниями ветра. «Я здесь. Я всегда рядом…»

Улыбнувшись моему заботливому хранителю и защитнику, я подняла взор к небу, и за легкой дымкой облаков мне почудился прекраснейший во всей Вселенной лик Создателя Белого мира. На Его губах играла знакомая добрая и чуть лукавая улыбка. Уж не знаю, соткало ли Его мое воображение, или же Отец и вправду пришел подбодрить меня, своего посланника к Его детям, но на душе стало и вовсе светло и спокойно.

Мы приблизились к деревянному помосту, но не поднялись на него сразу, потому что перед ним стояли наши гости, и не только тагайни. Танияр направился к ним, и я, разумеется, следом.

– Милости Отца вам, братья, – сказал дайн всем разом.

– Милости Создателя и всех духов этого мира, – приветствовала я тех, перед кем мы остановились.

На меня смотрели разными взглядами, но пренебрежения я не увидела. Настороженность, любопытство, задумчивость, но не брезгливость или воинственность. Уже неплохо.

– И вам милости духов, дайн и дайнани, – послышались ответы. – Пусть они будут добры к вам и вашему сыну.

– Благодарю, – кивнул им Танияр, а после, посмотрев на меня, начал представлять тех, кто пришел выслушать нас: – Каан Больших валунов Таныс, каан Пяти селений Гурут, старший каанчи тагана Холодный ключ Уриншэ, младший каанчи тагана Лесная тень Гулек…

Дайн продолжал представлять мне каанов или их посланников, а я, признаться, с удовольствием слушала названия таганов, которые мы проезжали с Архамом, когда возвращались от илгизитов. Холодный ключ! Первый таган после Курменая. Тот самый, откуда была родом Мейлик, настоящая Мейлик, и куда уехала из Зеленых земель ее мать Хенар. Несчастные женщины, погибшие ради того, чтобы самозванки могли вернуться сюда под их именами. И всё же примечательным было не это, а то, что правитель Холодного ключа посчитал призыв Танияра важным и прислал своего наследника. В отличие от Кашура из Курменая, этот каан решил выслушать.

И таган Лесной тени был далек от нас, но близок к горам. Его каан тоже решил не отмахиваться, а узнать подробнее, о чем говорил ему дайн при своем посещении. Были еще каанчи из нескольких таганов, один алдар, но кааны пришли только из двух таганов, которые теперь стали нашими ближними соседями.

Однако в первом ряду стояли не только тагайни. Я приветливо улыбнулась Улбаху, и он даже склонил голову, чуть-чуть, но это стало открытым проявлением уважения кийрамов к дайну и его супруге. И я тоже поклонилась, чуть-чуть, чтобы не нарушать баланса во взаимоотношениях с подопечными Хайнудара. А вот Балчут склонил голову без всяких условностей. И пусть он теперь был айдыгерцем, но оставался главой пагчи и потому находился среди других глав или их посланников. Я накрыла его плечо ладонью и тепло улыбнулась.

А потом мы остановились перед мужчиной средних лет. На нем было длинное платье, верх которого был белым, а низ черным. На груди висел медальон, разделенный надвое: солнце и месяц. Хигни. Мы с интересом осмотрели друг друга, а затем мужчина произнес, глядя на Танияра:

– Я старший хигни Хаман.

– Пусть Нушмал никогда не отвернет от хигни своего взора, Хаман, – кивнул ему дайн.

– Пусть арзи всегда несет в твой дом добрые вести, дайн Танияр, – учтиво ответил глава хигни.

Следующим был унгар. Представителя этого народа я тоже узнала с легкостью, потому что однажды уже видела их – во время битвы с объединенным воинством. Правда, сегодня он был без своего оружия – шугэ, но также темноволос и голубоглаз. Одет глава унгаров был в кожаную куртку и штаны, по которым подобно сияющим речным водам бежал серебристый орнамент. Покровителем этого племени была младшая сестра Белого Духа – Ульга. Она повелевала водами, то есть и рекой, что и демонстрировал узор на одежде унгара.

Впрочем, познакомиться нам тогда так и не удалось. После сражения и объявления о создании Айдыгера мы с Танияром ушли в Иртэген, и дома я уже не покидала. Но это я, а не дайн. Он успел сойтись с воинами этого племени перед самой битвой, а после возил им дары в благодарность за помощь. Тогда и закрепил начавшиеся союзнические взаимоотношения.

– Первый среди унгаров, – представил мне главу племени супруг, – Перим. Милости Отца, Перим, пусть духи будут милостивы к унгарам.

– Пусть Ульга не оставит ваши посевы без влаги, – с достоинством ответил унгар.

После этого дипломатическая часть была завершена, и мы наконец поднялись на помост, где сегодня не было никого, кроме нас, хамче и халима, ожидавшего у невысокой лестницы. Я надеялась, что с нами будет стоять и мама, что добавило бы доверия моему рассказу, однако она пока не появилась…

– Вещая, – послышался негромкий шорох голосов, и я улыбнулась – пришла.

Где идет шаманка, было приметно сразу, люди расступались перед ней, и вскоре сама вещая Ашит явила себя собранию, неспешно поднявшись по ступеням помоста. Танияр склонил перед ней голову, как и халим. Элькос изобразил церемонное приветствие, а я просто обняла и поцеловала в щеку, как делала обычно. Мама кивнула мужчинам, потрепала меня по щеке, а после забрала у дайна внука, которого он не спешил передавать мне, хоть я и пыталась взять сына еще на нашем подворье.

– Говорить будешь ты, – сказал он тогда, – Тамина подержу я.

Но окончательное решение приняла шаманка, тем поставив в этом вопросе точку, и дайнанчи теперь сопел на руках бабушки. Она подняла на меня взгляд и кивнула:

– Говори, дочка. Отец желает этого. Он сказал, чтобы ты говорила всё. И что прочитала, и что надумала.

– Стало быть, верны выводы? – уточнила я.

Она едва приметно улыбнулась:

– Говори, люди ждут.

Я еще короткий миг смотрела на мать, после развернулась к собравшимся и медленно выдохнула. Мне на плечи легли теплые ладони супруга, дав необходимую поддержку. Обведя еще раз взглядом всех, кто стоял на поляне, на крепостной стене и сидел на деревьях, я вдруг поняла, что волнения не осталось. Только уверенность и желание донести до людей послание их Создателя, и сделала уверенный шаг вперед.

– Народ Белого мира, – заговорила я, и мой голос понесся далеко вокруг, усиленный магистром, – я Ашити, приемная дочь шаманки Ашит, и я Шанриз Тенерис из высокого рода Доло, рожденная в другом мире и в другом государстве, имя которому Камерат, буду говорить с вами. Прошло время тайн и недомолвок. Я расскажу вам о том, где была и что там видела. Но прежде, чем начну, я прошу вас слушать спокойно. Не надо злиться, негодовать на кого-то, о ком услышите, потому что прежде должно быть осознание, и лишь после вы определите ваши чувства.

Я начну с себя. И первое – это мои исчезновения прошлым летом. Их было три. Но о последнем айдыгерцы знают, мне было позволено вернуться в родной мир, чтобы утешить дорогих мне людей и привести с собой мага, чья сила, небывалая для этого мира, будет служить именно ему. Старый друг моих родителей, человек, знающий меня с пеленок, а ныне наш хамче Мортан Элькос. – Магистр с достоинством поклонился, подтверждая мои слова, и я продолжила: – А теперь о моих исчезновениях. В первом я познакомилась с великодушными и добрыми людьми из племени пагчи. Так мы узнали об истинных причинах смерти каана Вазама и исправили несправедливость.

Народ на поляне одобрительно закивал, подтверждая мои слова. Приглашенные кааны, каанчи и их представители просто слушали, но некоторые покосились в сторону Балчута. И я продолжила.

– Но пришла я к пагчи не по своей воле. Меня похитили. И это были… – я на миг замолчала, а после произнесла: – Илгизиты.

Рокот голосов стал громче. Люди поворачивались друг к другу, переспрашивали, кажется решив, что ослышались. А вот гости и главы племен были вновь спокойны. Они знали, из-за чего пришли, и потому поминание отступников должно было прозвучать.

– Да, это были илгизиты. Вел их пятый подручный великого махира Алтааха – Рахон. Вы впервые слышите подробности об устройстве жизни предателей, но узнаете еще больше. Потому призываю вас к тишине. Слушайте дальше. – И гул человеческих голосов стих.

Я рассказала им всё про свое первое похищение, а потом начала про второе. Мы говорили честно и открыто, потому люди узнали правду и о Селек. О клятве айдыгерцы уже знали, но вот о том, что их бывшая каанша связалась с илгизитами, слышали впервые, и это вновь вызвало бурную реакцию. Они даже искали взглядами Архама, а те, кто стоял рядом с ним, Эчиль и детьми, начали задавать вопросы, и он мрачно кивнул:

– Правда.

– Как же ты пошел с ней?!

– Почему выбрал мать и поганых урхов?

– Архам узнал о том, с кем связана его мать, только после их побега! – повысив голос, произнесла я. – Он клялся Отцу оберегать ее, потому продолжал держать слово. Клятва, данная Белому Духу, свята! Архам тогда еще не знал, что эта клятва больше не имеет силы, потому что дана предателю. Но Селек не собиралась отдавать Зеленые земли илгизитам, она хотела править сама. Эта женщина водила за нос мужа, сына, всех вас и илгизитов. Она слишком поверила в свою безнаказанность, и потому кара настигла ее. Слушайте дальше.

Постепенно ропот стих, и я продолжила. Я не могла миновать Акмаль, она была частью этой истории, и потому вновь пришлось вернуться к Архаму. Здесь самым неприятным было то, что приемная дочь великого махира была связана с Белек. И когда вновь поднялся ропот, Эчиль закричала:

– Это моя дочь!

– Белек – дочь Архама и Эчиль, – впервые нарушил молчание дайн. – Дети приходят в мир чистыми. Это взрослые взращивают в их душах грязь и предательство. Но мы верные дети нашего Отца, и потому Белек тоже вырастет верной дочерью Белого Духа. Мы – ее семья и ее народ, а мать – Эчиль. Иной не было. Кто посмеет поминать женщину, родившую эту девочку, кто будет издеваться и мучить ее, с тем буду говорить я. Отец сотворил нас людьми, а не зверями, и жить мы будем как люди. Вы услышали меня?!

– Да, дайн, – ответил ему нестройный хор голосов, а каан Пяти селений кивнул:

– Мудро.

– Я просила вас обдумать то, что услышите, прежде чем вынесете свое суждение, – опять заговорила я. – Вам предстоит узнать еще немало, и будет это нечто более важное, чем то, что вы слышите сейчас. Я рассказываю вам всё это лишь с одной целью, чтобы вы поняли, почему я стану говорить, о чем вы еще не знаете.

– Говори, Ашити! – крикнули мне. – Мы будем слушать.

– Хорошо, – кивнула я и продолжила.

Я вела людей по Каменному лесу, после по пологу Илгиза, а затем по жаровне Иссыллыка, где обитают камнеподобные медленные нэри. Через горы в долину Дэрбинэ. Я могла бы сократить свой рассказ до минимума и обойтись просто констатацией своих перемещений, но хотелось, чтобы они узнали тех, кто живет в горах, так же, как узнала их я. Потому что к моменту, когда повествование дойдет до предстоящей угрозы, жители таганов и земель племен должны были понять, что за подручными и неизвестным им пока оружием скрываются самые обычные люди. Какой бы веры они ни придерживались.

И потому я рассказала про сестру Рахона и ее гонор, чем вызвала недовольный ропот среди собравшихся. Но на этом ни я, ни люди не стали заострять внимания, и мы с ними направились к поселению у реки. И когда я дошла до того, как вынудила Рахона нести меня через это поселение, да еще и пожелал его обитателям милости Белого Духа, над поляной понесся дружный смех.

Впрочем, я умолчала о том, как пятый подручный обманом закинул меня в лодку и как я дулась на него. Это было пустой информацией, поэтому мы быстро оказались в харате Дэрбинэ. И вот тут я позволила себе быть более подробной, знакомя тагайни и племена с бытом и нравами илгизитов.

И, словно бы поняв, что начинается более серьезная часть повествования, люди уже не спешили восклицать, смеяться или перешептываться. Они слушали, и слушали внимательно. Я скользила взглядом по лицам глав таганов и племен и не могла не отметить, что они задумчивы. Посчитав это добрым знаком, я перешла к более важному, чем фальшивый флирт с йаргом, о котором, разумеется, тоже умолчала. Ограничилась лишь словами, что мне удалось спровоцировать правителя Дэрбинэ похвастаться своей силой.

А вот про шерон – метательное орудие илгизитов рассказывала со всеми подробностями. Как устроен, для чего предназначен, как быстро перезаряжается и какими снарядами стреляет. В этой части я постаралась не упустить ничего, что мне удалось разведать про оружие отступников. Пусть, кроме шерона, я мало о чем знала, но что-то да выведала. А когда говорила о том, что каждый мужчина-илгизит – это воин, которого обучают обращаться с оружием, над поляной и вовсе разлилась напряженная тишина. Мне даже подумалось, что я слышу человеческое дыхание.

– Для чего ты говоришь нам это, дайнани? – послышался голос из толпы, в котором отчетливо улавливалась настороженность.

– Слушайте – и всё узнаете, – ответила я.

Минуя перелив раковин на дворце йарга, мы поскакали с Рахоном на салгарах. Но у Дааса я вновь перешла на детальное описание. Впрочем, сильно задерживаться на быте места обитания подручных и махира я не стала. Но при упоминании Селек люди дружно сплюнули, даже наши гости. Однако и тут я не могла обойти ее стороной, потому что должна была показать возможности подручных.

Народ уже знал о том, что при первом похищении Рахон сумел влиять на меня, а еще как он усыпил наших шпионов, следивших за Архамом и его матерью. Теперь же показала, насколько возросла его сила, когда, не прикасаясь, он едва не удавил Селек.

Я не описывала дартан, но встречу с Алтаахом пересказала во всех подробностях. И про его охрану – бальчи тоже, как и об отборе будущих прислужников махира. Так постепенно я приблизилась к одной из главных вех, к заинтересовавшим меня развалинам.

– Они были из камня, как дворец йарга и дома в Курменае, и напомнили мне замок. Это строение из прошлого моего мира, – говорила я. – Никто не мог мне объяснить, что это, и тогда я попросила разрешения побывать рядом с ними. Махиру нужно было добиться моего доверия и помощи, и он не стал отказывать.

В этой части я позволила себе пережить всё произошедшее, как в первый раз. Изумление от силы Рахона, который собрал из камней сначала мост через реку, а после и разрушенное здание. А затем охвативший меня трепет, когда вошла в руины, уже имевшие свои определенные очертания.

– Рахон ушел и оставил меня в одиночестве. Ему было неуютно внутри, а я была захвачена любопытством настолько, что не пожелала следовать за ним. И когда я осталась одна…

Снежный вихрь закружил по поляне. Легко ощутимая прохлада скользнула по коже, и люди, особенно наши гости, завертели головами.

– Что это?! – воскликнул каан Больших валунов.

Это был всего лишь Элькос, но как же эффектно вышло! Мне хотелось, чтобы люди прожили этот момент вместе со мной. Каждое его мгновение! И когда снежинки опали, мы все оказались внутри огромного…

– Это последний савалар Белого Духа – Эйе-Данхан, – ответила я всем разом. – «Сияющий в Пустоте». Отец показал мне его, когда я осталась в одиночестве. Обратите внимание на то, что вы видите. Это и есть Белый мир. Весь мир, созданный Отцом. Земли и народы, моря, реки. Духи, покровительствующие людям. Дурпак и Дурпакан, Тагудар и Тагударин, Хайнудар и Хайнударин, Нушмал и Нушамалган, Ульга и Ульгар. Илгиз и Илгезан. Наша Мать – Илсым. – И когда я произносила названия, земли начинали светиться, указывая точное место. Племена, слышавшие это, впивались взглядами – это были их земли, их родина. – Наверху вы можете увидеть Белую долину, – продолжала я. – А посередине… Это святилище. Кто видел озеро в Курменае, тот легко поймет, чем оно было прежде. Однако всё это я увидела не сразу. Ошеломленная в первые мгновения, я направилась к выходу…

Изображение будто бы и вправду поплыло к приоткрытым воротам. Мы все оказались во дворике савалара и теперь осматривали его и мужчин, стоявших на охране.

– Это ягиры? – спросил младший каанчи из Лесной тени. – У них ленгены. Только не пойму, что надето.

– Нет, – ответила я, – это младшие аданы.

– Аданы? – Он посмотрел на меня, и я приложила палец к губам, мы еще не дошли до служителей савалара. И потому вскоре вернулись внутрь.

Послышались шаги, и вошли двое мужчин. Беловолосый и черноволосый.

«Мы не выстоим», – с легко ощутимой тревогой произнес черноволосый.

«На всё воля Создателя, Сулах, – ответил светловолосый. – Но мы не можем отступить. Этот савалар последний, и мы будем охранять его, пока живы наши сердца. Ступай, мне надо сделать последнее, и я присоединюсь к вам».

Сулах помедлил, а затем кивнул и произнес: «Да, Шамхар» – и удалился.

– Шамхар, – с придыханием произнес Фендар, стоявший за моей спиной.

Главный адан глубоко вздохнул, а затем посмотрел на меня.

«Гляди внимательно», – велел он.

– Это он сказал мне, – пребывая в плену воспоминаний, с улыбкой произнесла я. – Я была в глубочайшем ошеломлении.

И когда Шамхар велел мне забрать книгу, иллюзия начала меркнуть. Недовольный гул полетел по поляне, и я вновь заговорила.

– Я забрала то, что Шамхар передал мне в те далекие времена, когда савалар еще не стал руинами. Отец перенес меня в тот день, в последний день существования савалара «Сияющий в Пустоте» и последний день существования прежнего Белого мира.

– Что он передал тебе? – порывисто обернувшись, спросил каан Пяти селений.

– Вот это. – Я достала книгу из поясной сумки и подняла над головой. – Это послание последнего главного адана последнего савалара вам, люди Белого мира. Я должна была получить его и принести, чтобы вы узнали правду о своем прошлом. О том, о чем забыли. Шамхар был видящим и потому написал это послание мне, но предназначается оно все-таки вам.

– Почему Отец выбрал тебя? – спросил каан Больших валунов. – Ты пришлая, а мы Его дети…

– Потому что никто из вас не смог бы его забрать, – пояснила я. – Суди сам, Таныс. Мое появление привлекло илгизитов. Я им была нужна, и они пришли за мной. Не понимая, они стали проводниками воли Белого Духа. Отвели меня к пагчи, где я узнала правду о смерти Вазама и помогла восстановить справедливость. Кто из вас, беловолосых детей Создателя, начал бы расспрашивать их? Даже Танияр, когда искал мой след, не озадачился вопросами, на которые мне дали ответы.

– Это верно, – подтвердил дайн. – Такого мне в голову не пришло. Я считал, что отца убила стрела пагчи.

– Потом Создатель позволил вновь выкрасть меня под носом множества ягиров, бывших рядом, и самого Танияра. Я поняла, что таково желание Отца, и даже не пыталась убежать. Куда именно Он ведет меня, я узнала, только стоя внутри савалара. Ты бы пошел к илгизитам? Даже если бы прикинулся, что уверовал в Илгиза, в Даас тебя бы не впустили, а пройти туда тайком невозможно. А без этого не попадешь к савалару. Получить послание из прошлого мог только тот, кого илгизиты приведут сами и не откажут в невинной прогулке. И это была я – пришлая из другого мира, от которой им были нужны ее знания… точнее, одно-единственное знание. Но разговор еще не окончен. – Я вернулась к тому, для чего мы собрались. – Чтобы закончить эту часть, я добавлю лишь, что для Архама Белый Дух тоже нашел свое дело. Мой брат должен был оказаться в Даасе для того, чтобы помочь мне вернуться к мужу и к вам. Именно Архам придумал, как нам выбраться, минуя стражей, и как убраться от илгизитов. Он убил тех, кто сопровождал нас, вел по землям таганов и оберегал меня так же, как Танияр оберегал в Иртэгене жен и дочерей брата. На всё воля Создателя.

– Истинно, дочка, – важно отозвалась мама, и остальные согласно покивали, кажется увидев ту нить, которая вела нас с Архамом отсюда до земель отступников и обратно.

– Посмотрите. – Я раскрыла книгу над головой, и магистр показал людям еще одну иллюзию – раскрытые страницы, только увеличенные во много раз, чтобы увидеть могли многие. – Можете ли вы прочитать, что здесь написано? – Люди некоторое время смотрели, после пожимали плечами или отрицательно качали головами. Улбах и вовсе, похоже, не умел читать. Только хигни Хаман неуверенно кивнул, и я сделала вывод, что в своем уединении племя более-менее сохранило старую письменность. – И Фендар не смог бы прочесть, хоть халимы и сохранили больше знаний, чем остальные тагайни. Также больше знаний осталось у илгизитов, но и им не прочесть этот шахасат. И тем не менее это написано вашим предком. Это всё те же ирэ, которыми вы пользуетесь, но их сложение и чередование более богато, чем то, каким пользуетесь вы. Таганы и племена пришли в упадок. Вы не развиваетесь, а угасаете. Когда вы называете племена дикарями, то не представляете, насколько одичали сами.

По поляне вновь пополз ропот, теперь недовольный и возмущенный, однако на меня это не произвело впечатления. Обернувшись к магу, я попросила:

– Друг мой, покажите нам савалар еще раз.

Элькос улыбнулся, и мы все вновь оказались посреди древнего храма. Люди замолчали, они опять озирались по сторонам, а я возобновила наш разговор.

– Посмотрите на то, как расписан савалар. Хамче воспроизвел всё это по моим рисункам и рассказам. Есть некоторые неточности, все-таки показать пришлось несколько раньше, чем мы ожидали. Однако копия крайне близка к оригиналу. Посмотрите и скажите, кто-то из вас или знакомых вам людей сумеет нарисовать так же? Это делали мастера, знакомые с пропорциями строения тела, с правилами живописи. То, чего сейчас не найдешь в такой точности даже в Курменае или у илгизитов, которые перенимают навыки курменайцев. В остальных таганах и вовсе не существует того, кто обладает мастерством курменайцев. Кроме того, вы обратили внимание на мужчин? Вы не могли не заметить, что один из них пагчи, верно? Сулах был равен Шамхару, и говорили они как равные. И охраняли савалар наравне. Знаете почему? Потому что прежде не было разделения на народы. Люди жили сообща, и вот это я узнала из послания Шамхара, которое сумела прочитать. Слушайте внимательно, люди Белого мира, потому что сегодня вы узнаете свою собственную историю, которую забыли точно так же, как письменность, навыки рисования и о вашем единстве. – На меня смотрели. Кто-то с сомнением, кто-то с недоверием, а кто-то с любопытством, но люди ждали, и я не стала их томить. – Белый Дух родился из ледяной песчинки, которая появилась из вспышки ослепительного света…

Сейчас шла та часть, которая была более-менее знакома и тагайни, и племенам. Поэтому они слушали спокойно и внимательно, время от времени согласно кивая головой. Люди ожили, когда я начала повествование о создании народов. Уржани, энаби, ингары – подобных слов они не слышали ни разу.

– Почему вы сомневаетесь? – полюбопытствовала я. – Вы все твердите о первом человеке, верно называя его приметы, но тогда как объясните, что не так уж многие из вас могут похвастаться серыми глазами и белоснежными волосами? И если быть честной, то я пока среди вас подобных не встречала. Только на страже у ворот савалара я увидела сероглазого мужчину. В Иртэгене сероглазых нет вовсе. Глаза синие, голубые, волосы отдают желтизной, у кого-то и вправду белоснежные, но никого, кто имел бы полную схожесть с первым человеком. Вся ваша вера в некую исключительность основана на светлых волосах, но и только. Оглянитесь! – воскликнула я. – Кого вы увидите? Вы увидите любимых детей Белого Духа. Вы все Его любимые дети! Уржани, ингары, энаби, пагчи, кийрамы, унгары, хигни – Он любит каждого из вас! Так почему же вы, люди, пытаетесь отыскать кого-то более любимого? Почему же вы не желаете видеть очевидного – вы не похожи на первого человека! Но разве же Отец любит вас от этого меньше? Посмотрите на Танияра. У него белоснежные волосы уржани и глаза энаби – кровь была смешана, и неизвестно, сколько раз. А то, что сейчас у вас настолько схожие черты, говорит только о том, насколько сообщества закрылись друг от друга. – Выдохнув, я улыбнулась. – Мы еще не подошли к концу. Итак, продолжим…

Гул постепенно стих, и меня продолжили слушать. Пройдя дорогой развития благословенного мира, мы приближались к неминуемому…

– Я не могу вам сказать в точности, были ли среди людей древности войны, споры за землю или хоть какая-то вражда. Шамхар показывает нам лучший мир, о каком только можно мечтать. Он светел, чист и справедлив. Возможно, где-то так и было, но люди – это люди, и потому последний адан мог о чем-то недоговаривать. В конце концов история прежнего мира не может уложиться в небольшой шахасат. Но он открывает нам главное – ваши предки не делили друг друга по внешним признакам и крови. Большие каменные хараты были полны представителей всех народов, и семьи строились между ними не по схожести, а по велению сердца. И это прекрасно!

Однако, как бы ни жили дети Белого Духа и его семья, но одно событие, которое изменило всё, произошло. О нем пишет Шамхар, и о нем знаете все вы. Восстание Илгиза. – Я обвела взглядом людей, сейчас внимательно смотревших на меня. – Младший из духов поднялся против старшего брата и своего прародителя. И все-таки… Не было большой войны, всё произошло иначе, и началось с обиды. Тот, кого илгизиты в своих легендах называют первым махиром и которого считают йаргом, на самом деле был… аданом. – Народ тихо зароптал, а я на миг прикрыла глаза. Перед моим внутренним взором встали события, описанные Шамхаром…

«Нас было двое. Мы стояли перед Ледяным озером и ждали. Я и адан Ханчак. Когда-то мы вместе пришли в Эйе-Данхан, вместе учились и постигали великую мудрость Мира, ибо всё, что окружает нас, и есть Создатель и каждый дух, что наполнил наш дом светом и любовью. И каждому из нас Белый Дух сделал свой дар. Я научился видеть то, что скрыто от взоров других, а Ханчак чуять суть человеческой души.

И когда главный адан, уходя в Белую долину, указал на нас, мы пришли к Источнику, чтобы услышать волю Создателя – кто станет первым, а кто его правой рукой. Мы всегда были дружны, и наши дары помогали нам направлять тех, кто приходил за помощью. Поэтому, стоя в молчании, я знал, что стану моему другу верной опорой и помощью, если Белый Дух изберет его.

Источник сиял перед нами ослепительным светом, и души наши были раскрыты ему. Белый свет щедро залил савалар, окутав и нас прохладой. Мне казалось, будто Отец заключил меня в добрые объятия. Должно быть, так же чувствовал и Ханчак, потому что на губах его была улыбка, такая же чистая, как сияние воли Создателя. Поддавшись своему чувству, я протянул руку другу, но он не увидел и не дал свою в ответ.

Уже после я понял, что это была проверка. Создатель смотрел, кто готов разделить данную ему ношу, а кто мыслит лишь о себе. И потому, когда сияние угасло, в кругу света остался только я. Отец выбрал меня. Ханчак в непонимании смотрел на Источник, потом на меня. Лицо его покраснело, а потом в глазах мелькнула злость.

Адан развернулся и ушел из савалара. Я звал его, но Ханчак не обернулся. Он не вернулся и к вечеру. Младшие аданы и я осмотрели всё вокруг, опасаясь, что с ним что-то случилось. А утром Ханчак вошел в ворота, и в глазах его уже не было злости. Он улыбнулся и обнял меня, прося простить за обиду. Я ответил, что не сержусь и тревожился о нем. Мы обнялись, и казалось, что всё теперь будет хорошо.

Я, видящий Шамхар, оказался незрячим. Я видел знаки, но был ослеплен желанием помочь другу найти в себе прежний мир. Пока я поддерживал его, Ханчак собирал свое воинство. Он видел души людей, приходивших в савалар, и играл на тех струнах, что превращали верного Создателю сына в предателя.

Наказание за слепоту было ужасающим. Когда уже стало невозможно быть незрячим, я наконец рассмотрел, что задумал человек, которому я верил как себе. В своей обиде и злобе Ханчак нашел руку помощи там, где никто не мог ожидать. Илгиз пообещал то, чего так хотел Ханчак, и тот поклялся почитать младшего брата превыше старшего.

Они оба хотели больше силы и власти. Илгиз думал, что, повелевая земной твердью, он хозяин всего и всех, кто на ней находится. Ханчак думал так же, но обо мне. Он решил, что я занял его место, что Белый Дух стал слеп и несправедлив. И потому Илгиз и Ханчак стали единомышленниками.

Я призывал остановиться, уговаривал, но мой бывший друг успел получить свой дар от Илгиза. И когда я пытался остановить его, Ханчак ослепил меня болью. Потом он обрушил на моих глазах одну из пристроек и прокричал, что это и есть настоящая сила. Отец защитил меня и облегчил страдания. Но за это время Ханчак ушел, и мы не смогли его найти. И не нашли тех, кому он успел влезть в душу.

Уже зная, что осталось недолго, я сел писать это послание. Отец открыл мне день, когда я должен буду отдать его тебе. И к назначенному часу всё было готово. Осталось только передать и встретить свое наказание за слепоту.

Но прежде было великое землетрясение. Мир зазмеился трещинами. Начались обрушения зданий, и люди в страхе метались по улицам. Земля будто пошла волнами, и они понеслись к морям, порождая ужасающие волны. И тогда Белый Дух вмешался. Он остановил разрушения и гибель своих созданий, а мне сказал, что предатели не должны оказаться внутри савалара. Велел защищать и не пустить отступников дальше.

День последней битвы пришел. Отец остановил своего брата, но еще остались его последователи, которые могут помочь Илгизу. Если мы не устоим, то не устоит и савалар. Мы сами уничтожим его, но ты придешь раньше, и потому я спокоен. Если Создатель позаботился о будущем, значит, оно есть. На всё воля Белого Духа, и я принимаю ее».

– Так Шамхар закончил свое послание, – произнесла я, обращаясь к людям, слушавшим о предательстве и крушении прежнего мира. – Теперь мы можем сказать с уверенностью, что они проиграли тот бой, и савалар был разрушен силами самих аданов. Не думаю, что эти силы были сродни тому дару, что есть в нашем хамче. Но знания их были велики, и потому взорвать савалар можно было и самыми обычными средствами. И все-таки это еще не конец истории.

Дальше уже начинается ваша история, верные дети Белого Духа. Из того, что мы открыли совсем недавно, я могу смело утверждать, что означают слова Шамхара «Белый Дух вмешался и остановил брата». Создатель скрыл весь остальной мир от этих земель. Он создал нечто вроде шара или пузыря, в котором мы живем. И в этом шаре, как в темнице, остался Илгиз и его последователи. А вместе с ним и люди, жившие здесь.

– Как это? – спросили из толпы.

– Я призываю в свидетели моего мужа и ягиров Айдыгера, а еще наших гостей, которые должны были пройти до границ своих земель. Я сама прошла с Бериком, хамче и халимом священные земли в нескольких направлениях, желая узнать, кто живет на той стороне. Мы шли долго, но единственное жилье, которое увидели, принадлежало моей матери. Мы ходили и влево от ее дома, забирались на каменную гряду, но раз за разом вновь возвращались к дому шамана. Мы не сворачивали, шли прямо, но перед собой видели только ее дом. Потом проверили Каменный лес и другой берег Куншале за Огчи. И на Гайа-уман ягиры тоже поднимались, и на других границах, откуда никогда и никто не приходил. Дороги дальше нет.

– Мы смотрели за холмами, – заговорил старший каанчи Холодного ключа. – Вернулись назад, хоть и шли прямо.

– И мы, – произнес хигни Хаман.

– И мы, – поддержал его унгар Перим. – Нет дороги, назад вернулись.

– Да, я тоже вернулся назад, – сказал каан Пяти селений.

– И что? – снова спросил тот же голос из толпы. – Мы никуда идти не собираемся.

– Верно, – закивали люди, и я подняла руку, останавливая их.

– Вы не собираетесь, но есть тот, кто ищет выход. Слушайте. Это всё еще не конец. Мы вернемся к последней битве, точнее к ее последствиям. Итак, Отец заточил брата в темницу, а вместе с ним и тех, кто остался здесь. Намеренно или случайно, но люди остались. Савалар был разрушен не просто так. Я так понимаю, что через него Илгиз может покинуть свою темницу и обрести свободу, принеся в уцелевший мир новые разрушения.

Но Отец мудр, и преступник остался привязан к горам. Сила его скована, иначе он уже уничтожил бы и оставшийся осколок былого мира. Но Илгиз всё еще способен наделять даром тех, кто готов служить ему. Сейчас их много, но после битвы должна была остаться горстка. У них не было силы продолжить начатое, потому что они сильны там, где есть их покровитель, то есть в горах.

Рахон сумел построить мост из камней и собрать савалар, но на землях таганов он может только управлять сознанием. Сам Алтаах горы не покидает, потому что там он наиболее могущественен. И потому я смело утверждаю, что они долгое время не могли спуститься вниз, хотя рядом с ними был Ледяной источник – то самое Курменайское озеро. Но их было мало, и они были слабы.

Если исходить из легенд илгизитов, то Ханчак оставил на равнине Дэрбинэ тех, кто шел за ним, а сам поднялся на Даас и занялся тем, что и обещал Илгизу, – создавал его культ и скапливал силу и знания. Он начал набирать учеников, будущих подручных. И если внимательно присмотреться к этому культу, то илгизиты не придумали ничего нового, кроме названий. Их земли стали называться йарганатом, глава йаргом, а глава культа – великим махиром.

Далее я рассказала о выводах, к которым мы пришли и которые сегодня подтвердила мама. Люди вновь не перебивали меня выкриками. В этот день они встали на пороге своего прошлого и теперь, перешагнув, уверенно шли по его извилистым коридорам, заново знакомясь с жизнью своих предков.

– Думаю, от каменных строений люди отказались сознательно, и вы сохранили их новые убеждения. Но они отказались из-за Илгиза и его последователей, а вы уже просто привыкли верить, что из-за древесных духов дом будет защищен лучше. Единственное воспоминание прошлой жизни – харат Курменай. Но курменайцы не строят из камня, как и все остальные, они живут в тех домах, которые сохранились с древних времен. Они стояли еще до предательства Илгиза и сохраняются до сих пор.

Но илгизитам не нужны ваши дома, и даже ваши земли. Не нужны вы. Они скопили достаточно сил, чтобы пройти через таганы. Однако путь их будет лежать к Ледяному источнику, потому что там их покровитель может обрести свободу. Вот для чего махиру нужно человеческое войско. Когда-то им хватило бы спуститься с гор в Курменай, однако святилища там больше нет, но зато оно есть у нас. И отступники об этом знают.

Я сейчас не могу сказать с точностью, знали ли они, что Источник есть в наших священных землях. Скорее всего, да, иначе здесь не появилась бы приемная дочь великого махира. Однако они не знали, где он находится. Теперь знают.

– Откуда?! – изумился торговец с курзыма, стоявший за спинами гостей.

Вздохнув, я развела руками.

– Именно поэтому они с таким упорством пытались меня похитить. Мое появление стало для них указателем. Я считала, что они желают через меня попасть в мой мир, чтобы стать еще сильней. Однако я ошибалась. Им нужно было знать, где я появилась. Из-за того, что неверно поняла замысел Алтааха, я не скрывала, что пришла из священных земель. Впрочем, об этом знал каждый на Зеленых землях и за их пределами, кто слышал о пришлой. Илгизитам нужно было точное место.

Более того, махир еще до моего появления знал, что я приду. Об этом мне сказал Рахон в одной из наших бесед. Алтаах говорил, что время близится. Оставалось лишь дождаться и узнать. Они знают, и они придут.

Вот теперь рокот голосов начал набирать силу. Они сейчас получили недвусмысленный ответ на свои подозрения, наблюдая за происходящим в дайнате в общем и в Иртэгене в частности. Даже послышался сердитый ропот в отношении меня и моего появления. Это я ожидала, потому вновь подняла руки.

– Вы опять спешите, хоть и обещали прежде дослушать до конца.

– Так говори, дайнани!

– Мы говорили с вами о прошлом, теперь пришла пора говорить о настоящем, чтобы можно было говорить и о будущем. Прошло более тысячелетия с тех пор, когда Белый мир разделился на две части. Где-то вокруг нас продолжает кипеть жизнь. Как для них прошло это время, мы не знаем, но за тысячу зим они должны были уйти далеко вперед. И даже мой мир, который более развит, чем ваш, возможно, сильно отстает от тех, кто существует в ином пространстве, но на этой земле.

Все достижения илгизитов там – пыль. Воины нужны махиру только для того, чтобы пройти через таганы. Настоящая его сила – это подручные. Мы точно не знаем, сколько в них могущества вдали от Дааса, но их сотня, из них наиболее мощны первые десять и сам Алтаах. Однако у нас есть хамче…

– Он один!

– И со всей силой Белого мира! – воскликнул в ответ Элькос.

– Илгизиты не умеют проходить сквозь пространство, – заговорил Танияр. – Морт умеет. Илгизиты не могут заставить человека застыть, как кусок льда, а Морт умеет. Он наше оружие против подручных. Отец мудр. Отправляя Ашити к родным, Он знал, что вернуться ей поможет только старый друг семьи. Но не с родной силой, а с силой нашего мира. И как только Морт почувствовал ее, у него уже не было пути назад. Белый Дух заботится о своих детях.

– Воистину, – кивнула мама.

– Но хамче – это оружие против подручных. А у нас теперь есть оружие против воинов, какого нет у них. Ашити принесла нам не только послание адана Шамхара, но и знания о враге, которых у нас не было, и тем сделала сильнее. Мы сумеем подготовиться к встрече и защитить Источник.

– Но их много!

– А вас мало? – вопросила я. – Кто победил прошлым летом? Ягиры? Да, они отважно сражались, но кто помогал им? Кто позволил нашему воинству разделиться, не опасаясь ослабить защиту Иртэгена? Это были вы! Вчерашние пахари, торговцы, пастухи, травники, ставшие язгуйчи! А наши друзья? Вы все помните, как сражались с нами плечом к плечу пагчи, кийрамы, унгары! Мы единый кулак этого мира! А теперь силы в кулаке стало еще больше. – Я посмотрела на гостей-тагайни.

По поляне разлилась тишина, люди ждали, что ответят кааны и посланники каанов.

– Что ответите нам? – спросил их Танияр.

Кааны Больших валунов и Пяти селений переглянулись. Младший каанчи Лесной тени то поджимал губы, то расслаблял их. Должно быть, его ответу мешало то, что не он принимал решения. Гулек был просто посланником отца. Молчали и те несколько тагайни, которые были только ушами своих правителей. Уриншэ ответил дайну прямым взглядом, а после поднял сжатый кулак над головой и тряхнул им.

– Холодный ключ встанет с Айдыгером, как брат встает с братом.

И тогда подняли сжатые кулаки и кааны.

– Мы с тобой, брат, – ответил за обоих Таныс, Гурут кивнул.

– Если мой отец усомнится, то у вас останется мой ленген, – произнес Гулек. – Поверь, он совсем неплох. Я с тобой, брат.

– Если наши кааны останутся в стороне, то мы не оставим братьев, – сказал за всех один из посланников.

– Мы и так с тобой, – произнес Улбах и улыбнулся: – Брат.

– Унгары придут, брат.

– Хигни будут рядом, брат.

– Про пагчи ты всё знаешь, дайн, – произнес Балчут. – Мы с тобой, брат.

Танияр, взяв меня за руку, шагнул к краю помоста:

– Мы защитим наш мир, где бы он ни находился: здесь или в ином пространстве. Предателям не будет пощады! Вы со мной, братья и сестры?

– Мы с тобой, брат! – дружным хором пронеслось над поляной.

– Отец смотрит на вас с улыбкой, – сказала мама, и я прижала ладонь к груди, где в безумном беге заходилось сердце.

Теперь оставалось только готовиться и ждать.

– Ну что скажешь?

Хасиль нервно потерла руки. Она была напряжена, и это было заметно сразу. Я подошла к ней и накрыла плечи ладонями. От неожиданности, а может, и из-за сильного волнения моя бывшая невестка дернулась, почти отшатнулась. Я удержала ее.

– Ты умница, Хасиль, – сказала я, и женщина порывисто обернулась.

– Правда? – едва ли не с сомнением спросила она.

Я широко улыбнулась, но не насмехаясь, а лишь по той причине, что Хасиль в этот момент была трогательна в своих сомнениях и немного забавна. Она мгновенно вспыхнула, и я укоризненно покачала головой.

– Когда же ты перестанешь ожидать нападения? – спросила я, беря ее за руки. – Я не смеюсь над тобой, Хасиль, потому что для этого нет ни повода, ни желания. И я не обманула тебя ни словом – ты умница. – После развернула ее лицом к больнице, из которой мы только что вышли. – Посмотри, дорогая, какую большую работу ты сделала. Сколько заботы и любви вложено в этот дом. Мы ведь с Эчиль почти не приближались к твоему детищу, это всё ты сотворила сама.

– Но вы мне подсказали, – чуть ворчливо ответила бывшая свояченица. Однако и с ее стороны это не стало проявлением недовольства. Хасиль была смущена. – Без вас я бы не знала, с чего начать и как сделать.

– Все с чего-то начинают, – улыбнулась я. – Мы учимся всю жизнь, и хорошо, когда рядом есть мудрые учителя и добрые друзья. Всё вышло замечательно, и ты можешь начинать принимать пациентов. Но ты должна помнить, что прежде будет много любопытных носов, которые придут без дела, зато с целой охапкой советов. Ты помнишь, как я просила себя вести в этом случае?

– Помню, – она протяжно вздохнула, – и постараюсь не злиться и не ругаться. Уж лучше пусть побыстрей пройдут и успокоятся.

– Верно, – хмыкнула я. – Однако, если тебе потребуется моя помощь, ты знаешь, где меня найти. Я приду и поговорю с зеваками. Но постарайся полагаться на себя, так будет лучше для тебя самой и для дела.

– Помню, – кивнула Хасиль.

Обняв ее, я еще раз посмотрела на нашу первую больницу. Она и вправду вышла чудесной. Снаружи это был большой дом, казавшийся совершенно новым, хотя был надстроен только второй этаж. Резные наличники на крыше и окнах казались ажурным кружевом, до того тонки и искусны они были. Как и мечтала Хасиль, больница вышла красивой.

Но не за это я хвалила ее. Внешний вид – это заслуга плотников и резчиков, а вот обустройством занималась наша лекарша. Она учла всё, о чем мы говорили, еще и кое-что добавила от себя. Я с интересом прошла по палатам, заглянула в хозяйственные помещения, на кухню, одобрительно покивала, увидев не один, а два лихура, и это помимо места для умываний в каждой палате. А в одном из помещений с минуту смотрела на несколько лавок, пару столиков и набор для напитков.

– Что это? – спросила я с любопытством.

– Захотят поговорить, пусть не в галеме говорят, а сюда идут. И наговорятся, и этмена попьют, сладость съедят, еще и в кегче поиграют, – ответила она, и я одобрила такое решение.

Ах да, вы ведь не поняли, о чем говорила Хасиль. Галем – так звучало на языке Белого мира «палата». Его дала Эчиль, и я одобрила, потому что уже было принято решение не навязывать людям названий в звучании моего родного мира. Так что больница стала – бирчек, палата – галем, а кегче и так была, но, как вы уже поняли, являлась настольной игрой. Для нее использовались костяные пластинки – кечи. Признаться, я ее не освоила. Как-то всегда было чем заняться, кроме настольных игр.

Однако сказать я хотела вовсе не о названиях и игре, а о придумке Хасиль. Она и вправду молодец. Зная норов тагайни, вполне стоило ожидать столпотворений из пациентов и их родственников, которым захочется непременно обсудить что-то очень важное и непременно в этот самый момент. И как же остальные останутся в стороне? И если рядом будет лежать тот, кому плохо, то все эти разговоры ему будут мешать. А вот в комнате для досуга, у которой тоже имелось название – пухат, устроить посиделки было не только хорошей идеей, но и даже нужной. Единственное, что я рекомендовала, – это не кормить сладостями, а предлагать посетителям приносить их с собой. Иначе пухат станет не местом для досуга больных, а проходным двором.

В общем, я проделанной работой осталось довольна. Что до финансирования, то оно шло из казны дайната. У меня уже была расписана статья расходов. Так что выходило, хоть заведовала больницей Хасиль, было это все-таки государственное учреждение. Бывшая каанша об этом знала. Разумеется, вспыхнула, задрала нос, даже едва не пустила слезу, заподозрив, что ее хотят унизить. Мы посидели, поговорили, обсудили содержание больницы, и строптивица осознала, что больница не спонтанный госпиталь, который исчезнет уже на следующий день. Вроде того, который я организовала прошлым летом перед главной битвой с двумя таганами.

– Ты можешь взять бирчек (больницу) только на собственное обеспечение, – втолковывала я. – Постельное белье больные могут приносить свое, но это иртэгенцы. А если приезжие? А если, не дай Создатель, опять потребуется для раненых? Они ведь не смогут сражаться с простыней в сумке, верно? Значит, ты должна обеспечить запас белья. Теперь питание. Опять же, иртэгенцам еду могут приносить домочадцы, но что делать с теми, у кого родни нет? Или с приезжими? Значит, кладовые не должны пустовать. Но ведь еду надо еще и приготовить. Это работа, которую надо оплатить. Да и закупить провиант необходимо. Материал для перевязок, какие-то инструменты, которые тебе понадобятся. Посуда, светильники, масло для светильников, фитили – любая мелочь требует вложений. Твои помощники, другие лекари, которые будут лечить вместе с тобой, – это всё не за спасибо, Хасиль. Это – деньги, моя дорогая.

– А у тебя столько откуда? У мужа возьмешь? – спросила она, явно пытаясь сказать, что ей Илан даст всё, что нужно.

– Нет, Хасиль, у мужа я могу взять денег на новый филям, – улыбнулась я. – Лечебницу будет содержать не дайн или я, а Айдыгер, то есть государство. А уж как будет пополняться наша казна, это как раз забота наша с дайном. Однако мы можем облегчить себе жизнь, принимая, как и знахари, благодарность за лечение. Орсун платят продуктами, иногда деньгами. Так что не спеши говорить, что всё за счет дайната. Принесут – принимай. Но не неси домой, а складывай в кладовую.

– А если кэсы?

– Заведи ящичек, туда клади и записывай. Как соберется достаточная сумма, сможешь купить на нее, что будет нужно. Или же разделить между работниками как дополнительное вознаграждение за добросовестное исполнение обязанностей. Это называется премия. Назовем эту статью «добровольные пожертвования». Но! Это всё в помощь заведению, понимаешь? Если будешь себе забирать, то это уже взятка… Плохо, в общем, потому что дайнат будет и тебе платить за твою работу. И если ты начнешь наживаться, значит, выйдешь из доверия. Это уже достойно наказания.

– Ох…

Слово «наказание» пугало Хасиль, и я поспешила ее успокоить:

– Не будь жадной, оставайся честной, и никаких вопросов не возникнет.

Она снова вздохнула и ответила:

– Я думала, что мой бирчек будет. Я тут хозяйка, а выходит, на вас работать стану. И отнять можете, и другого кого найти. Мне так не нравится.

– Понимаю, – кивнула я. – Но зачем нам искать кого-то, если ты хочешь работать? Это ведь твоя идея, а я тебе помощь предлагаю. Решать тебе, Хасиль. Пусть бирчек только твой будет, я не стану совать сюда свой нос. Только я тебе уже объяснила, что означает твоя затея. Всё, что я перечислила, ложится только на твои плечи. Люди просто так работать не станут, у них своих забот хватает. А чтобы помощь здесь стала их делом, должна быть оплата. Одна ты всё делать не сможешь. Лечить, убирать, стирать, закупать продукты, готовить. Согласна? Без помощи никуда. За спасибо к тебе пару раз придут, потом дело поинтереснее найдется. Что делать будешь? На всё нужен приток средств. То есть, чтобы оплатить все нужды, тебе надо на чем-то зарабатывать. Можно сделать лечение только за кэсы, назначить определенную сумму, и она должна быть большой, потому что траты тоже немаленькие. Однако ты не единственный лекарь, есть Орсун и другие. Они за лечение денег не берут, только как благодарность. Значит, люди лучше других позовут, чем к тебе пойдут. Тогда и тебе проще по домам ходить, чем содержать такое большое учреждение. Думай. Как решишь, так и будет.

В этот раз Хасиль не спешила. Она надеялась на Илана, тут и пояснять было не надо. А я не торопила. Дала ей время поговорить с женихом, послушать, что он скажет, и уже потом смириться. А что будет именно так, я не сомневалась. Наш второй помощник дайна был человеком умным. Хасиль его слушалась и доверяла суждениям. А он если что-то не поймет, то подойдет ко мне, и уже ему я повторю всё, что объяснила его невесте.

Однако Илан ко мне не подошел, зато пришла сама Хасиль и объявила, что всё обдумала и согласилась – одной ей со всем этим не разобраться и не справиться. Я улыбнулась, обняла бывшую свояченицу и усадила ее обсудить будущие расходы. И сегодня мы подводили итоги строительства не с владелицей больницы, а с главным врачом и администратором.

– Значит, всё нравится? – спросила Хасиль, уже больше желая еще немного похвалы, чем сомневаясь.

– Очень нравится, – улыбнулась я.

– Хорошо получилось, – поддержала меня Эчиль, принимавшая бирчек вместе со мной.

Приобняв Хасиль за плечи, я добавила:

– Ты хорошо потрудилась и можешь начинать принимать тех, кому нужна твоя помощь. Сегодня еще раз проверь, чтобы у тебя всё необходимое было в наличии, а завтра мы объявим об открытии больницы. Может, не сразу, но постепенно люди привыкнут к ней. О любопытных помни и не злись…

– Я помню, – снова кивнула бывшая каанша.

– Умница, – я опять ей улыбнулась и обернулась к Эчиль. – Инспекция окончена, можем идти дальше. – И вновь бывшей свояченице: – Пусть милость Создателя не оставит тебя.

– И тебя, Ашити, – ответила Хасиль, и на этом мы распрощались.

Наша инспекция с Эчиль в больнице закончилась, но только здесь. Нас ждал курзым, где появился новый смотритель – один из помощников Керчуна. Сам почтенный мастер нынче работал в кабинете Архама. И так как душа его лежала к строительству, то и заведовал он благоустройством дайната.

Разумеется, пока не было какой-то активной деятельности, Керчун учился. Он много разговаривал со мной и магистром, иногда к этим беседам подключался дайн, успевший увидеть в моем мире то, что показалось ему занимательным и полезным. Что-то Танияр считал ненужным, не подходящим Белому миру или преждевременным. И об этом он говорил в таких обсуждениях.

Порой я соглашалась, порой готова была спорить, но, обдумав, опять соглашалась с супругом. Да и попросту напоминала себе, что мы лишь помогаем созданиям Отца пробудиться от спячки и начать путь к возрождению. Нельзя было навязывать уже известную модель, потому что у Белого мира был свой путь развития. Мы могли лишь подстелить соломы там, где людей поджидала опасность, исходившая из склонностей человеческой натуры.

А вот это уже было моей заботой. Я более всех была знакома с негативными проявлениями чиновничества и бюрократизма, как и мздоимства и хищений. Допустить развития этой стороны управления я не желала. И потому проекты законов, рекомендаций и системы наказаний, пройдя обсуждение на Совете, писались набело и готовились к оглашению.

И пока шло обучение, а следом и первые шаги к самостоятельной деятельности административного аппарата дайната, наше юное государство продолжало жить своей привычной жизнью. Даже сбор воинства не особо сказался на ее течении. Так что курзым не затихал ни на один день. Более того, после нашего исторического собрания на сангаре в Иртэген потянулись люди из ближайших таганов, которые раньше никогда так далеко не заезжали.

Причин тому было несколько, и одной из них являлся именно курзым. Побывавшие у нас кааны и их люди до собрания успели заглянуть и на рынок. Рассказы о нем расползлись по селениям, теперь люди ехали, чтобы лично посмотреть и убедиться в точности слухов. Кто-то вез свой товар, кто-то искал красивые ткани, которые тоже были замечены, впрочем, не только они. Мастера, вдохновленные успехами ткача Каныма, теперь много фантазировали и пытались применить свои выдумки в действии. Иногда выходило что-то примечательное, иногда полная ерунда. Однако даже ерунда несказанно радовала – давно заржавевший механизм начал набирать ход.

К примеру, из достижений: у нашего предвестника вилки – шамкали появился второй зуб. Без подсказок и намеков. Просто так и вправду было удобнее. Оставалось дождаться, когда ее отольют из металла, пока продолжали вырезать из дерева. Жир, соусы – всё это вело к тому, что деревянная шамкаль быстро теряла свой вид и остроту, так что прийти к прогрессу в этом отношении рано или поздно должны были обязательно.

А еще появился талур, иначе – ветрогон. О-о, примечательнейшая штуковина, хочу вам сказать. Ничего подобного не было даже в моем мире. А между тем польза от нее была немалая, хоть пока и приносилась она одному человека, но ведь можно было доработать и использовать для какого-нибудь большого дела!

Но расскажу подробнее. Это было небольшое устройство наподобие мельницы. Только в действие приводилось ручкой, которую нужно было крутить, и тогда лопасти начинали вращаться, нагоняя небольшой поток ветра, который охлаждал разгоряченную кожу. Талур появился еще зимой, а к лету мастер, придумавший его, доработал еще один вариант. Он был больше, и лопасти приводились в движение при помощи педали и ремня.

Хозяйки быстро оценили пользу напольного талура. Например, занимаясь рукоделием, когда не требовалось перемещаться, можно было спасаться от духоты возле горящего очага или в летний зной с помощью этого изобретения. Теперь и большой и малый ветрогон расхватывались, едва мастер успевал их сделать.

А так как все изобретения проходили через меня, то у меня имелись оба варианта. Правда, мой напольный ветрогон был более совершенен, потому что руку к нему приложил магистр Элькос. Мне не требовалось приводить лопасти в движение, качая ногой педаль. Мой талур работал с помощью магии, и потому я не была скована в действиях и передвижениях. Достаточно было активировать накопитель, и лопасти начинали вращаться, пока мне это было необходимо. Кстати, Сурхэм получила на кухню точно такой же и не могла нарадоваться, что привело к большему благоволению прислужницы нашему дорогому хамче. И теперь на него ворчали раза в два, а то и в три меньше.

Из бесполезного… Это забавно, право слово, но… Пятое колесо в повозке. Да-да, то, что являлось хорошо знакомой мне шуткой не только в родном мире, но и в Белом, попытались воплотить в жизнь. Пользы от него не было никакой, но «изобретение» мне показали с гордостью и намеком, что до такого никто еще не додумался, а значит, надо похвалить и наградить. Думаю, именно ради награды и была выдумана эта афера. Потому я с улыбкой покивала и предложила доработать, чтобы вышло нечто и вовсе уж замечательное, а главное, полезное и нужное.

Впрочем, не только устройство курзыма и изобретения Айдыгера влекли людей в наш дайнат. Но им было необходимо послушать, так сказать, из первых уст о том, что было рассказано на сангаре. И пусть айдыгерцы, как и представители таганов, слышали то же самое, но отчего-то нашим гостям казалось, что здесь они найдут самую достоверную информацию. Разумеется, наши тагайни были только рады с важным видом передать, что слышали, и даже что-то добавить от себя. А как иначе? Вся эта история началась именно здесь, и потому можно было передать всё, чему были свидетелями.

Однако в Айдыгере была еще одна достопримечательность, на которую хотели посмотреть… я. Дайнани с огнем на голове. И если сама я людей интересовала, но больше из любопытства, то мои волосы стали притчей во языцех. Это было уже не просто любопытство, а желание удостовериться, что рассказчики не врут, ибо таких волос не бывает!

Приставать ко мне, разумеется, не осмеливались, как и тянуть руки к волосам. Юглус или Берик имели весьма значительный вид и оттесняли любого, кто проявлял хоть каплю нахальства. Но особо наглых не было. Гости дайната попросту ждали моего появления и непременно здоровались, чтобы был повод задержать ненадолго, обменяться хотя бы парой фраз, а в это время поглазеть на чудо. Я не отказывала. Отвечала на вопросы, порой снова передавала то, что уже было услышано несколько раз, – о Белом мире, конечно же, а главное, давала людям почувствовать, что в пришлой нет ни зла, ни подвоха.

Но вернемся к курзыму. Новый смотритель занял свое место относительно недавно. Керчун некоторое время выбирал того, кому он мог доверить дело, к которому сам подошел со всей ответственностью. Наконец остановился на одном из своих прежних помощников и объявил о том, что готов передать ему свое детище.

– Он хороший, – сказал мне мастер. – Только строгости в нем маловато. Ты уж присмотри за ним, дайнани. Жалко, если вожжи упустит.

– Не переживай, – ответила я ему, – курзым будет под присмотром. Ты и сам всегда можешь зайти и проверить, как и Эчиль. Это теперь ваша служба и забота. Но и я не оставлю своим вниманием.

Да, Архам послушался меня не только в отношении Керчуна. Он позволил и своей жене быть при деле. А так как Эчиль и почтенный мастер уже успели поладить и неплохо работали в мое отсутствие, то вопросов, куда ее направить, не было. Эчиль стала помощницей Керчуна. Так что принимала она со мной бирчек не из праздного любопытства или желания поддержать Хасиль, а по долгу службы.

– Неплохо бы и в других больших поселениях такие бирчеки сделать, – сказала моя свояченица, пока мы шли до курзыма. – Хорошо будет.

– Хорошо, – согласилась я. – Но сначала посмотрим, как этот будет работать. Знахарей хватает, люди без помощи не останутся.

– Думаешь, не справится Хасиль?

– Дело не в Хасиль, – усмехнулась я. – В ней я как раз уверена. Ей нужно это дело, иначе бы она за него не взялась. И раз не утеряла интерес, пока ждала меня и пока больница строилась, значит, дальше будет только набираться опыта. Нет, Хасиль будет лечить и смотреть за учреждением на совесть, тем более после намека на наказание за нерадивость.

– Тогда почему сомневаешься? – Эчиль посмотрела на меня с нескрываемым любопытством.

– Я не сомневаюсь в пользе бирчека, лишь в отношении к нему людей. Они привыкли звать знахарку. Скорей всего, какое-то время, когда удовлетворят свое любопытство, они будут делать как привыкли. Тут и доверие Орсун сыграет свое дело. Хасиль только начинает свою практику. Да и лежать в палате им непривычно. О других больницах стоит говорить, когда к этой привыкнут. А вот дать знахарям рекомендации можно.

– Какие?

– Чтобы присмотрели и подготовили место на случай, если понадобится госпитализировать людей. Я хотела сказать…

– Я поняла, – кивнула свояченица. – Если надо будет собрать многих в одном месте. Как прошлым летом.

– Верно, – я с улыбкой тронула ее за плечо. – Случаи бывают разные. Хвала Создателю, мора в Белом мире не было ни разу… Повальной хвори, когда от одного заболевают многие. Но мало ли, лучше всё учесть. Опять же, нам предстоят события, которые могут повлечь ранения.

Я замолчала, и мы, взявшись за руки, дружно вздохнули. Однако тут же встрепенулись и продолжили разговор.

– Да и попросту приезжий, как я говорила ранее, – произнесла я. – Мало ли зверь в дороге нападет, или захворает. Чтобы не принимать его какой-нибудь семье, лучше уж у знахаря сделать пристройку или же заготовить места для таких больных, где за ними присмотрят.

– Верно говоришь, – снова кивнула Эчиль. – Я поняла тебя и передам Керчуну. Мы всё сделаем.

– В вас не сомневалась вообще никогда, – широко улыбнулась я, и мы свернули к курзыму.

Рынок встретил нас уже не просто привычным, но даже ставшим родным многоголосым гудением человеческого улья. Люди сновали между прилавками бесконечным пестрым потоком. И как бы они когда-то ни опасались, но упорядоченность рядов ничуть не мешала им бродить по курзыму, осматривая его от первого до последнего прилавка, даже если нужный товар находился сразу же.

Но это был негласный закон курзыма. Хотя… кто приходил по делу, тот выбирал, что нужно, и уходил. А вот завсегдатаи появлялись на рынке ради того, чтобы поговорить, обменяться слухами, поглазеть на заезжих торговцев или похвастаться чем-нибудь, будь то обновка или же новость. Или, к примеру, как когда-то говорила мне одна старушка, заглядывали поругаться с кем-нибудь и тем выправить свое дурное расположение духа. Хвала Белому Духу, тагайни всё же были миролюбивы в большей степени, и скандалисты встречались нечасто. Хотя они и ругаться умудрялись по дружбе, как Сурхэм и Тамалык, получая от ссоры больше удовольствия, чем обиды. Обожаю моих тагайни!

– Милости Отца, дайнани! Не желаешь ли сладостей? Смотри, для тебя приготовил! Твои любимые азары, как знал, что зайдешь!

– И тебе милости Белого Духа, Миньхэ! Непременно подойду и возьму азары. Хорошо, что приготовил!

– Врет, – меланхолично отметила Эчиль, и я сверкнула широкой улыбкой:

– Знаю.

– Дайнани! Пусть духи не оставят дом дайна своей заботой!

– И тебе их благоволения, Эйшен!

– Ашити! Ай и хороша наша дайнани, краше солнца, вот какая! А если еще новый филям наденешь, так и мужа ослепишь!

– Побойся духов, Бартынай, как дайну Айдыгер поднимать и тебя защищать, если он ослепнет?

– А ты на что? Ты Танияру само сердце. Ты стучать для него будешь, а он править.

– Сердце – не глаза!

– Так дайн сердцем всё видит, а глаза что! Две гляделки. А не хочешь филям, так у меня браслеты какие, смотри сама!

– Посмотрю, Бартынай, обязательно посмотрю. Вот закончу с делами и погляжу, чем сердце дайна порадовать хочешь.

– Да что там у него смотреть! Ты у меня посмотри, дайнани, тут не только сердце дайна, тут и твоя душа песни петь будет!

– Ты чего лезешь…

– Дайнани! Пусть счастье твой дом не оставит, а духи милостью! Гляди, какие платья привезла! Таких нигде не пошьют, а я пошью! И все на тебе да на Эчиль ладно сядут! Вот уж и красавицы вы у нас! Знали братья, кого взять! Глаз не отвести. А в новых платьях и вовсе мужья только на вас смотреть будут, обо всем позабудут!

– Спасибо за доброе слово, Дэрэм! И тебе милости духов! Мы с Ашити на обратном пути подойдем и посмотрим.

И так на протяжении всего курзыма. И сразу было видно, где завсегдатаи, где айдыгерцы из удаленных поселений, а где гости дайната. Первые вели себя со спокойной уверенностью. Не стесняясь, льстили, привлекая внимание к своему товару. Могли остановить и затеять разговор или же приветствовали и выкрикивали вопросы на ходу. Это был разговор среди своих, почти по-домашнему.

Вторые непременно здоровались, желали милости Создателя и иногда спрашивали, но без уверенности первых. Если приходили торговать, то особо не напирали, предлагая товар. Просто показывали, что привезли, и, получив похвалу, улыбались с толикой смущения и кланялись. С этой категорией людей я задерживалась сама. Заводила недолгий разговор, могла что-нибудь купить. В общем, старалась, чтобы они ощутили себя своими, как и завсегдатаи. А когда встречала их в следующий раз, ощущение натянутости уже исчезало, и меня встречали широкой улыбкой и разговаривали уже с той же уверенностью, что и постоянные торговцы и посетители курзыма.

Что до гостей дайната, то и им я не отказывала в приветливом слове. Люди проделывали долгий путь, занимавший дни, а у кого-то и недели, чтобы посмотреть на Айдыгер, курзым и дайнани. А так как это были все-таки тагайни, к тому же готовые к новым познаниям, то удерживало их от расспросов только присутствие моего телохранителя. Но если осмеливались, я не отказывала. Иногда и сама первой начинала беседу, если замечала, что рот гостя полон вопросов, но он никак не может решиться дать им свободу, в этом случае первой спрашивала, откуда он прибыл, была ли легкой дорога, нравится ли ему в Айдыгере. И постепенно беседа завязывалась.

Мы шли с Эчиль, попутно разговаривая с людьми, а заодно поглядывали на поддержание установленного порядка. Придраться оказалось не к чему. Впрочем, сложно было бы превратить достижения Керчуна в хаос за короткое время, учитывая, что курзым был постоянно под присмотром. Не нарочито, конечно. Просто он был под носом, и потому столичный рынок будет образцовым в любом случае, по крайней мере, пока Иртэген не разрастется еще больше, и государи отдалятся от народа. Хотелось верить, что подобного не произойдет никогда, но… Мне не дано было заглянуть в будущее. Но я и мой муж готовы были сделать всё, чтобы грядущее было таким же чистым и светлым, как описанное Шамхаром прошлое. Не идентичным, ибо повторить уже пройденное невозможно, но не менее прекрасным, пусть и по-своему.

– Это ты дайнани?

Вопрос, заданный невидимым мне пока мужчиной, остановил на месте, и я повернула голову на голос. Юглус, сопровождавший меня, выступил вперед и накрыл рукоять ленгена ладонью. Ему тон чужака явно не понравился, как и Эчиль, нахмурившей брови.

– Ты кто такой и зачем обратился к дайнани? – сурово вопросил мой телохранитель.

– Так все с ней говорят, почему я не могу? – без тени страха спросил мужчина и шагнул вперед.

Был он молод и миловиден. Держался несколько вызывающе, но я не спешила делать выводы. Эчиль опередила меня, и теперь я оказалась закрыта не только спиной ягира, но и свояченицы. Я обошла ее и встала рядом с Юглусом.

– Милости Отца, – приветствовала я. – Кто ты?

– Я старший каанчи из тагана Долгих дорог, – гордо, даже заносчиво ответил он.

– А имя? – полюбопытствовала я, живо вспомнив мою несостоявшуюся убийцу Банык, которая пыталась зарезать меня после того, как мы с Архамом ночевали в ее доме. Тогда меня спасли мои рырхи. Дело происходило в том самом тагане. И теперь я понимала, откуда гонор, с которым обратился ко мне молодой человек.

– Мое имя Шакин, – тем же тоном ответил каанчи.

– Мое имя Ашити, – сказала я, – его дала мне моя названая мать шаманка Ашит. Моя родная мать назвала меня Шанриз. Ты можешь называть меня любым из них, оба эти имени мне дороги. Что привело тебя в Айдыгер, Шакин? Долгие дороги далеко отсюда.

– Я хотел посмотреть на тебя, Шанарыз, – произнес Шакин. – Я буду называть тебя так, потому что ты пришлая.

– Чего? Чего он сказал? – вопросила спорщица Хыну, которая давала Хасиль пустые советы по устройству больницы, даже не зная, что строится. – Кого назвал пришлой?

Женщина подбоченилась и обвела взглядом замерший разом курзым, по крайней мере, ту часть, которая услышала слова незваного гостя Айдыгера.

– Люди! – воскликнула Хыну. – Это что же такое делается? Какой-то каанчи нашу дайнани будет пришлой называть?! Да ты сам пришлый! Мы Ашити уже давно знаем, а тебя видим в первый раз!

– Ты бы язык за щекой подержал, – как бы между прочим заметил Ярдым – помощник кузнеца, некогда гнавший меня от кузницы. – Так ведь и младший каанчи старшим стать сможет раньше времени.

– Что за мышь писком пугает? – подошел к нам пагчи Ерым. В этом племени «кошмар» из моего мира давно прижился и широко использовался. Рядом с ним нахмурился неизвестный мне унгар, но они явно пришли на курзым вместе.

– Дичь к рырхам сама пришла, – криво ухмыльнулся кийрам, а за его спиной усмехнулись пришедшие с ним охотники.

Люди смыкали круг, центром которого стали мы с каанчи. И если он пришел с ягирами, то им сейчас было бы не пробиться на помощь. Айдыгерцы, и не только они, были заметно злы. Подняв руки, я воззвала:

– Успокойтесь, добрые люди! – После посмотрела на Шакина. – Как видишь, пришлой меня никто не считает. Эта земля – мой дом, а я верная дочь Белого Духа. У нас мир и согласие, зачем ты несешь сюда вражду? Или ты не слышал, кто готовится спуститься с гор?

– Слышал, – ответил каанчи. – Люди многое говорят. А еще говорят, что пришлая головы дурит. Вот я и пришел посмотреть на тебя и послушать, как отвечать станешь.

– Кто ты, чтобы сама дайнани перед тобой слово держала? – строго вопросила Эчиль. – Не каанчи из Долгих дорог спрос с Ашити держать. Знаем мы, как вы в вашем тагане людей привечаете. Сами уже зверями стали.

– Точно! – воскликнул Ярдым. – А я всё думаю, чего это мне таган его не нравится? А там нашу Ашити убить за зеленые глаза хотели.

– Верно-верно, – закивали люди, и круг сузился еще больше. – Архам да рырхи спасли.

– Что вы несете?! – воскликнул Шакин. – Мы в глаза вашу Ашити не видели!

– Вы не видели, а ваши люди хорошо рассмотрели, – снова ответила Эчиль. – Закон Отца забыли, гостя убить хотели, да только духи всё видят. Кто руку на гостя поднял, тот сам в Белую долину и отправился. Пусть теперь тварями родятся да падаль жрут за свою злобу. Тьфу.

– Тьфу, – дружно сплюнули люди, даже представители племен.

– Довольно! – я вновь подняла руку. – Расходитесь, люди. Шакин пришел говорить, я готова ему ответить.

– Дайнани, он был непочтителен…

– Он пришел задавать вопросы, значит, верит тому, что услышал, – ответила я и перевела взор на каанчи. – Я ведь права, Шакин. Твой отец не поверил, раз не присоединился к Танияру и каанам. Но ты здесь, и ты не посол. Ты пришел по собственному почину, потому что тебя гложут сомнения. Ты верен отцу и готов его слушать, но понимаешь, что он может ошибаться, и тогда твоя земля под угрозой. Должно быть, ты немало думал, когда услышал, о чем толкует дайн Айдыгера. И потому ты здесь и желаешь убедиться, что мы лжем, иначе придется поверить, что каан Долгих дорог допускает ошибку, что застарелая ненависть к племенам закрывает его взор и за спесью он не видит истины. Потому ты говоришь со мной свысока. Ты не нападаешь, но защищаешься. И лучшее доказательство того, что мы говорим правду, – они, – я обвела рукой пространство вокруг себя. – Ты ходил и слушал, наверное, ожидал услышать в речах людей сомнения и ропот. Это должно было тебя успокоить, и тогда ты вернулся бы на подворье отца с легким сердцем. Однако ропота нет. Айдыгерцы верят своему дайну и его жене…

– Верно, – снова закивали люди.

– И сейчас люди вновь показали, что они едины со своим правителем, – продолжила я. – Из нас двоих чужак ты, хоть у меня и не белые волосы и не голубые глаза. И даже мое имя чуждо этому миру, но он стал мне родным домом. Я приняла Белого Духа всем сердцем, и Он принял меня. Я почитаю каждого из духов этого мира, и я всей душой полюбила моих братьев и сестер перед лицом Создателя. Тагайни, кийрам, пагчи, унгар, хигни – они все мне родные не по крови, но по духу. И я стала им родной. И потому за свой дом и своих родных я буду сражаться до последнего вздоха. Я не солгала ни словом на сангаре, как не лгала ни разу и до него.

– Верно, – в который раз послышалась поддержка со всех сторон.

Я протянула руку к каанчи и произнесла:

– Если ты принимаешь меня, как я тебя, идем со мной, и я дам тебе ответы на все вопросы.

Теперь все взгляды были устремлены только на Шакина. Он некоторое время смотрел на мою руку, поджимал губы, всё еще колеблясь. Я не торопила, просто стояла и ждала. Наконец каанчи тряхнул головой и сжал мою ладонь. Я улыбнулась.

– Милости Отца тебе, мой брат.

– И тебе Его милости… – он вновь поколебался, но все-таки закончил: – Сестра.

И курзым вновь ожил. Люди одобрительно зашумели, кто-то даже хлопнул каанчи по плечу. Я не спешила с выводами. Шакин всё еще колебался. Но он желал услышать ответы на свои вопросы и потому был готов пойти навстречу. Ну и я не собиралась его обманывать.

– Идем, – кивнула я и развернулась в сторону выхода с курзыма.

– Одну с ним не оставлю, – тут же произнес Юглус.

– Разумеется, – усмехнулась я.

– И я с вами, – добавила Эчиль, не утратившая ни подозрительности, ни недовольства. Я на миг прижала голову к ее плечу и улыбнулась, так дав свой ответ.

Однако на подворье моя охрана усилилась еще на одного ягира. Когда мы подходили к воротам, наши стражи осмотрели каанчи с нескрываемым подозрением, и потому, когда Юглус кивнул, указывая на дом, один из них без лишних разговоров вошел следом.

– Как тебя берегут, дайнани, – усмехнулся Шакин, впрочем, без издевки.

– Вот и подумай, почему пришлую почитают, а ее обидчика готовы порвать всем Иртэгеном, – подмигнула я.

– Я не обижать пришел, – ответил каанчи.

– Я знаю, – я едва приметно улыбнулась. – И я всегда рада делиться знаниями. Для того Белый Дух выбрал меня и привел в ваш мир.

И мы направились в кабинет под прицелом прищуренных глаз Сурхэм – еще одной моей защитницы. А их у меня был весь Айдыгер, и не только…

– Девочка моя, ну до чего же вы хороши. Сколько ни смотрю, а налюбоваться никак не могу. Я столько лет ждал, когда же буду иметь честь лицезреть вас вот именно такой. Вы восхитительны.

Я подняла взгляд на магистра, улыбнулась и вновь опустила его на сына, которого держала на руках.

– Умилительное зрелище, – с улыбкой продолжил Элькос. – Как жаль, что ваши родители пока не могут этого видеть. Наша малышка со своим дитя.

– Друг мой, вы опять чересчур усердствуете, – проворчала я. – Вы же знаете, что долгие комплименты заставляют меня нервничать.

– А ваши упреки обижают меня, потому как я говорю, что думаю, а не льщу, – парировал магистр. – Разве же виновен я в том, что мечтал увидеть вас матерью и счастливой женой? А раз я вижу, что моя мечта сбылась, то почему бы и не сказать вам об этом? Вы мне как дочь, и я любуюсь своей дочерью. Не вижу повода держать свое любование при себе.

Я опять посмотрела на хамче и сдержала смешок. Как бы я ни воспринимала старого друга, но ныне слышать от него «как дочь» было как-то нелепо, потому что слова эти произносил молодой человек, почти юноша. Нет, более Элькос не молодел. Похоже, он уже достиг порога своего обновления, но выглядел, как уже поминала, даже моложе меня. И вдруг – как дочь. Однако я знала, как магистр щепетилен в этом отношении, потому и усмехаться не стала. Все-таки это был всё тот же магистр Элькос, который устраивал для меня иллюзию с говорящими рыбками и покрывал мои шалости.

Но поток его умиления хотелось сбить, пока не появилось раздражение. И потому я произнесла:

– А мне безумно хочется видеть вас счастливым мужем и отцом, мой дорогой друг. И тогда наши дети смогли бы стать друзьями, как вы считаете?

Я улыбнулась, а хамче неожиданно смутился. Он поднялся из противоположного кресла и прошелся по гостиной.

– Что такое? – полюбопытствовала я. – У вас отбоя нет от почитательниц. И тому есть причины – вы миловидны. Признаться, никогда прежде даже не задумывалась, каким вы были в юности, а теперь вижу и не могу понять, отчего вы так и не женились.

– Быть может, потому, что меня ждал путь в Белый мир? – он обернулся и ответил таинственной улыбкой. – Представьте, душа моя, если бы у меня была супруга и дети. Как бы я посмел оставить их?

Однако ответ меня не удовлетворил. Произнесенное ради того, чтобы меня оставили в покое, теперь пробудило любопытство.

– И все-таки?

Элькос вернулся в кресло. Он с минуту молчал, рассеянно глядя на Тамина, после пожал плечами и всё же ответил:

– Признаться, я вовсе не думал о женитьбе. Судите сами, Шанни. Поначалу я покорял вершину магического искусства. Я много занимался, увеличивал свой источник и возможности. Мне было не до женитьбы. А потом я оказался в королевском дворце и там уж вовсе перестал думать о семье. Вся моя жизнь была посвящена государям Камерата. Даже удивительно, как сошелся с вашим батюшкой, а после и с матушкой. Двора я обычно не покидал, а тут вдруг вышла отдушина. А там и вы родились, и, наверное, это в чем-то заменило мне собственную семью. Я был очарован вами, душа моя. Амбер мне тоже полюбилась, но обожал я всегда именно вас. За живой нрав, за естественность и пытливый ум. Вы были забавной, милой, трогательной. Я любовался вами и с удовольствием баловал, а потом возвращался на службу во дворец и не ощущал своего одиночества. Женщины… кхм… у меня были женщины. Это жениться я мог только на одаренной, а отношения с обычной дамой мне никто не запрещал. И как вы верно заметили, я довольно привлекателен, потому завести интрижку мне было несложно. Вот так и выходит, что большую часть моего времени занимала служба монарху, чтобы утолить некую тоску, были женщины. А душу мне грели вы. Я не испытывал потребности в женитьбе.

– А теперь? Теперь я выросла, сама стала матерью, а вы вновь молоды и хороши собой. Судьба дает вам возможность сделать то, чего не сделали прежде. Любить чужих детей можно, но разве же вам не хочется своего продолжения? Плоть от плоти? Взять его на руки, ощутить тепло маленького тела и, глядя на дитя, понять, что оно именно ваше? Это невероятные чувства, друг мой, уверяю вас. И вы не имеете права упускать второй шанс. Здесь вас не сдерживают законы Камерата. Женщины и девушки смотрят на вас с интересом, да и вы радуетесь их вниманию. Вам приятно, я же вижу. Почему бы не выбрать супругу по сердцу?

Элькос рассеянно улыбнулся. Он пожал плечами и коротко вздохнул.

– Да, вы правы, душа моя. Тут старые законы утеряли всякий смысл и силу. Мне и вправду дали второй шанс, и я сейчас наслаждаюсь женским вниманием, ибо преклонные годы лишили меня того, что было в молодости. Но спешить я не хочу. Если уж и женюсь, то лучше по велению души, а не только из желания наверстать упущенное прежде. Пока мое сердце молчит, хотя не скажу, что совершенно равнодушен. Эрихэ мне приятна. Она неглупа, смешлива и весьма искусна… э-э, – он оборвал сам себя и отвел взгляд, а я опять сдержалась.

Но в этот раз из моего рта рвался вовсе не смешок, мне хотелось воскликнуть: «Ого!» То есть, пока я переживаю за магистра, его жизнь бьет ключом? Ого! Но каков!

– Душа моя, прекратите смотреть на меня как на какую-нибудь диковину, – чуть раздраженно отмахнулся Элькос. – В Белом мире подобные связи не порицаются, если дама свободна, а Эрихэ даже не девица. Хотя и девицы тут весьма пылкие.

– Зато жен верней, чем здесь, не найдешь, – парировала я.

– Еще бы, – усмехнулся хамче. – Тут и мужья сто раз подумают, прежде чем осмелятся на интрижку. Ивер Стренхетт, попав в Белый мир, или был бы сожран дикими зверями у позорного столба в первые полчаса своего пребывания, или же стал вернейшим мужем.

Я на миг задержала на магистре взгляд, а после откинула голову и рассмеялась, но быстро ойкнула и замолчала. Тамин, потревоженный моим весельем, завозился на руках, и я поспешила его успокоить. Он подрос и изменился. Пушок на его голове заметно порыжел, щеки округлились, и в глазах появилось нечто более осмысленное. Но их цвет всё еще был непонятен. Пока они оставались голубыми, но ведь могли и позеленеть. Однако мне хотелось, чтобы цвет глаз налился той же сочной синевой, что и у его отца.

– Ты прекрасен, – шепнула я сыну с улыбкой.

– Как и его матушка, – поддержал Элькос. – Да и батюшка у него хорош.

– Батюшка великолепен, – ответила я, продолжая любоваться сыном.

– Благодарю, – послышался голос того, кого успели помянуть. Дайн приблизился к моему креслу, и я с готовностью подставила губы для поцелуя. После отцовская ласка досталась сыну, и Танияр распрямился. – Морт, мы ждем только тебя. Готов выбраться из уютного кресла?

Глаза магистра расширились в возмущении. Он укоризненно покачал головой и ответил:

– Я моложе тебя, мой господин. А если устал и завидуешь, то могу и стоя подождать, пока твои ноги отдохнут.

Вас что-то удивило? О, не стоит! С некоторого времени мой супруг и магистр окончательно стерли прежнюю условность в своих взаимоотношениях и перешли не только на привычное в Белом мире обращение на «ты», но с удовольствием пикировались. Мне, признаться, это даже нравилось.

Со мной иное дело, но тут уже играло роль и место нашего с хамче рождения, и устоявшаяся данность. Как и то, что узнала я мага пожилым мужчиной, когда сама была еще маленьким ребенком. Потому менять стиль нашего общения не приходило в голову ни Элькосу, ни тем более мне.

– Ого, – озвучил мое недавнее мысленное восклицание Танияр. – С молодостью вернулись и зубы?

– Они у меня были и в старости, – Элькос продемонстрировал в широкой улыбке прекрасные крепкие зубы. – И за тебя, государь, я буду ими рвать твоих врагов.

– Побереги зубы для яств, – усмехнулся дайн. – Для врагов хватит и твоей силы.

– Как скажешь, так и будет, – не стал настаивать магистр. – Но если будет нужно, мои зубы послужат тебе без раздумий.

– Еще бы, откуда у зубов разум, чтобы думать, – хмыкнул Танияр.

– Но у их хозяина разума столько, что можно раздавать страждущим пригоршнями, – парировал Элькос.

– Как и сострадание, – вклинилась я в пикировку мужчин, припомнив один из шутливых споров с магом в родном мире. После посмотрела на мужа. – Мы будем скучать, милый.

Танияр улыбнулся и провел по моей щеке тыльной стороной ладони.

– Как и я, свет моей души. Вечером сравним, кто тосковал больше.

– Непременно, – игриво ответила я, и Элькос, кашлянув, поспешил к выходу из гостиной.

Мы проводили его взглядами, и дайн, вновь поцеловав меня, подмигнул.

– Ты обещала скучать, не забудь. – И последовал за хамче.

Хмыкнув, я умиротворенно вздохнула. Все-таки в наличии мага есть немалая польза. В прошлом году я мужа могла видеть лишь при помощи «Дыхания Белого Духа», а сейчас он возвращался ко мне каждый вечер. Это было замечательно! А иначе Танияр покинул бы не только Иртэген, но и сам Айдыгер, потому что все его дни теперь были посвящены подготовке обороны земель таганов.

Те таганы, которые отозвались на призыв, сейчас очищались от заселивших их илгизитов. Амулеты, сотворенные магистром для Айдыгера, теперь работали на наших союзников, и они с легкостью отыскивали тех, кто наводнил их земли. Но это не всё. По нашему примеру собирали отряды язгуйчи, которых обучали, опять же опираясь на наш прошлогодний опыт.

Разрабатывали пути для мирных жителей из поселений, близко расположенных к предполагаемому месту продвижения вражеского войска. И вновь примером стали мы. Благодаря заботам Танияра никто из жителей Мангая не погиб от рук объединенного войска двух таганов. Даже та старуха, которая отказалась покидать свой дом. Кааны, устав слушать ее бесконечную брань, закрыли женщину в подполе, а выбралась она оттуда, когда вернулись односельчане. В общем-то, они ее и освободили.

А теперь в других таганах продумывали и объясняли людям, что и как надо будет сделать, когда враг будет наступать. Даже заготавливали склады с провизией, чтобы беглецы могли переждать угрозу без особых нужд. И я не сомневалась, что организованные и обстоятельные тагайни смогут быстро покинуть свои дома, взяв только то, что им может понадобиться.

А то, что наступать будут именно по большой дороге, прошившей таганы, словно нить, сомнений не было. Потому что более пройти большому войску было негде, и это уже играло на руку нам. Как показал всё тот же прошлый год, проредить рать противника можно и не вступая в долгий и кровопролитный поединок.

Впрочем, Танияр не желал ждать, когда илгизиты уничтожат таганы, находившиеся на их пути, пока доберутся до защитников Белого мира.

– Если кааны не желают заботиться о своих людях, о них позаботимся мы, – говорил мой супруг на совете правителей, который состоялся после сбора на сангаре. – Мы встретим их раньше, чем илгизиты спустятся вниз.

– Но как мы это сделаем? – спросил тогда каан Больших валунов. – Ты хочешь идти в горы?

– Я хочу встретить их в горах, – ответил дайн. – Во-первых, там мало места, чтобы они могли расставить свои машины и начать бить ими по нам. Мы можем перехватить их и ударить тогда, когда они окажутся наиболее беззащитны.

– Если пойдем туда, чтобы устроить засаду, они будут обо всем знать, – возразил каан Пяти селений.

– Зачем нам туда идти? – Танияр улыбнулся. – У нас есть то, чего нет у илгизитов, – он указал на Элькоса и провозгласил: – Хамче.

– Поясни, – нахмурились кааны.

– Слушайте…

План был прост и оригинален по своей сути и в то же время грандиозен. Напасть первыми в том месте и в то время, когда противник будет беззащитен. А главное, где он не ожидает подвоха. Обеспечить подобное мог только наш хамче с его способностью открывать порталы. А так как силы его были неограниченными, то провести он мог целое войско. Но нужно было прежде разведать местность, и именно этим сейчас мой муж и занимался.

Он, Элькос и по несколько ягиров от дайната и таганов, переодевшись в простую одежду, изучали горы и дороги, которые вели вниз. Если не считать Иссыллыка, то единственным путем была лестница со сторожевыми башнями, которая спускалась к Курменаю. Однако найти Иссыллык пока не получилось.

– Друг мой, ищите скрытое в пространстве, – предположила я. – Эта проклятая жаровня находилась сразу после перехода от Каменного леса и тянулась до гор. Возможно, это место – часть прохода, устроенного Илгизом. Кто знает, может, у них есть и иные скрытые тропы. По лестнице спускать машины затруднительно.

– Может, вы и правы, душа моя, – покивал Элькос.

– Если они расставят свои машины по верху, то добраться до них будет невозможно, – задумчиво произнес Танияр, слушавший нас. – Зато Курменай будет весь под ними. Сбросить горящие сварды на таган, обстрелять стрелами и встретить тех, кто придет на помощь гибнущему тагану, – это разумно. Только после этого спуститься. Сначала войско, следом машины. А еще у них есть подручные махира, и в горах они сильны. Могут обрушить камни и помогут спустить машины. И влезть в головы тем, кого захватят… Мы должны остановить их еще до того, как они это сделают.

– Да, – потрясенная нарисованной картиной, ответила я. – Нужно их остановить.

– Я сделаю всё, чтобы не допустить уничтожения осколка былой реальности, – мрачно добавил Элькос. – Я буду искать скрытые проходы, даже понимаю, как это сделать.

– Мы сделаем всё, – произнес дайн, и магистр кивнул.

А я вдруг ощутила беспокойство. В горах жили не только илгизиты.

– Милый, если встретите урхов, не обижайте их. Хоть они и большие, но добродушные, если не нападать на них. И душа у них тонкая и чувствительная. К тому же рядом могут оказаться еще урхи. Мы с Архамом видели, как легко они переломали шестерых илгизитов.

– До последней фразы я едва не умилился, – усмехнулся Элькос. – Не переживайте, девочка моя, мы выберем кого-нибудь с отсутствием слуха и голоса, он утихомирит ваших урхов.

– Урхи не пострадают, обещаю, – улыбнулся мой супруг, и я успокоилась.

В отличие от илгизитов, урхов мне было жалко. И разумеется, не хотелось, чтобы пострадали люди. Правда, в их безопасности я была уверена больше, чем в безопасности лохматых горцев, всё же хамче был немалым перевесом в их споре. Однако проблема была решена, и теперь я могла быть уверена, что никто не пострадает… ну, кроме тех, кто имеет слух.

Ради лучшего взаимопонимания при возможной встрече с урхами магистр попросил меня спеть и сотворил отменную иллюзию.

– Душа моя, в отсутствии певческого таланта с вами никто не сравнится. Мне кажется, вы единственная, кто поет так ужасно. Подобного надругательства над искусством попросту невозможно повторить, – растоптал мое самомнение Элькос, когда иллюзия была готова. – Только моя любовь к вам помогла мне выдержать эту пытку, но умоляю вас: никогда, никогда-никогда более не пойте в моем присутствии. Ради всего, что связывало и связывает нас, поклянитесь.

Я пофыркала, обиделась, потом помирилась с магом и дала заветное обещание. И на этом миссия по спасению урхов была закончена. Впрочем, пока пускать в ход иллюзию не пришлось ни разу, потому что с почитателями моего «таланта» экспедиция тагайни еще не встречалась.

– Мне тоже нужно оставить тебя, мой милый, – шепнула я сыну. – Что ж поделать, если твои родители дайн и дайнани, нам без дела сидеть нельзя. Однажды ты это поймешь, когда примешь груз забот о государстве на свои плечи. Но ты со всем справишься, Тамин, потому что ты избранник Белого Духа. Помни об этом и не обмани доверия Создателя. – Поцеловав дайнанчи в пухлую щечку, я сама себе ответила: – Ты не обманешь Его доверия, я знаю.

Тамин вздохнул и почмокал губками. Его пока больше волновало насыщение собственной утробы, чем некое великое предназначение. Хмыкнув, я покинула кресло, а следом гостиную и понесла сына в его колыбель. Сурхэм, заслышав мои шаги, выглянула из кухни и вытерла руки о тряпицу, заткнутую за пояс. Наконец-то дайнанчи возвращался в ее заботливые руки.

Прислужница проводила нас до спальни, где я уложила сына в колыбель. После подошла к зеркалу, поправила одежду и волосы. Посмотрев еще раз на Тамина, послала ему воздушный поцелуй и препоручила заботам Сурхэм. Признаться, я хотела выбрать малышу постоянную няньку, но наша ворчунья зарычала тигрицей, негодуя на принятое решение.

– Нечего всяким трогать дайнанчи, – объявила она. – Я на что? Сама за ним глядеть буду.

– Ты уже не молода, устанешь, – попыталась я воззвать к прислужнице, но она только мотнула головой.

– Готовить и убирать сил хватает. Что же я с дитем малым не управлюсь? Еще как управлюсь. Сама буду смотреть, – повторила она, и Танияр, слушавший наш спор, кивнул:

– Так тому и быть. Если будет нужна помощь, попросим Эчиль. А пока и Сурхэм хватает.

Мне оставалось только покориться. Впрочем, более надежной и заботливой няньки найти было бы попросту невозможно. И потому я с легким сердцем оставляла сына на попечение прислужницы, которая за дайнанчи могла бы порвать кого угодно не хуже рырхи.

– Если что— зови, – дала я привычное напутствие.

– Позову, – кивнула Сурхэм. – Иди спокойно. – Улыбнувшись ей, я покинула дом.

На улице меня уже ожидал Берик. Он, как обычно, переговаривался с ягирами, стоявшими на страже у ворот подворья. При моем появлении все трое склонили головы, а я приветствовала их:

– Милости Отца.

– И тебе Его милости, дайнани, – ответили мне.

Берик пристроился рядом и спросил:

– Куда идем?

– На подворье ягиров, – ответила я. – Архам там?

– Да, – кивнул телохранитель. – Говорит с братьями.

– Замечательно, – улыбнулась я. – Значит, всех разом и увидим. А что наш гость?

– На заре уехал с Эгченом в Огчи. Хочет посмотреть на хайят.

– Пусть посмотрит. Как он тебе?

Речь шла о Шакине. Каанчи решил задержаться в Иртэгене. Он жил на подворье ягиров, и это было решением Танияра, которое он принял, когда вернулся домой в тот день, когда в Айдыгере появился наследник Долгих дорог. Дайн появился как раз во время нашей беседы.

Разговор с Шакином был долгим. Я вновь рассказывала свою историю, показывала книгу, картину Элдера, зарисовки, по которым Элькос делал свою иллюзию савалара. Да и вопросов у каанчи оказалось немало, так что к приходу дайна мы всё еще сидели, но уже в гостиной, где Сурхэм накормила всех, включая ягиров, не желавших оставлять меня наедине с чужаком.

Единственная, кто покинула нас, была Эчиль, но у нее были муж, дети и собственные заботы. Потому, удостоверившись, что мне ничего не угрожает, свояченица ушла, а Юглус и страж с ворот остались. Его место на посту занял другой ягир. Да и люди время от времени подходили к подворью, чтобы узнать, что там происходит. И пагчи с унгаром появлялись, и кийрамы, не говоря уже об айдыгерцах. Но обо всем этом я узнала позже. А к моменту возвращения дайна мы продолжали разговаривать.

Танияр вошел в гостиную, осмотрел представшую ему мизансцену пристальным взглядом, а после произнес:

– Милости Отца, каанчи Шакин.

Разумеется, мой супруг помнил его еще по визиту в Долгие дороги и уж точно услышал имя, когда ему докладывали о происшествии на курзыме.

– И тебе милости Белого Духа, дайн Танияр, – поднявшись на ноги, ответил наш гость.

Я направилась к мужу, чтобы поприветствовать его. Он обнял меня, поцеловал и на миг остановил вопросительный взгляд. Я улыбнулась, показав, что всё хорошо. Танияр едва заметно кивнул и присел на свободное место.

– Стало быть, решил послушать, – констатировал дайн визит каанчи. – Доброе дело. Рубить, не увидев, куда придется удар топора, может только глупец.

– Мой каан не глуп, – сухо ответил Шакин.

– Но и не мудр, – отмахнулся Танияр. – И раз ты думал, значит, ты мудрей своего отца. Долгим дорогам повезло, что ты старший каанчи. Что скажешь теперь, когда увидел и услышал всё, что хотел?

Шакин не спешил с ответом, и это мне пришлось по душе. Он посмотрел на картину Элдера, после на книгу Шамхара, лежавшую на столе. После задержал взгляд на мне, а затем опять поглядел на дайна.

– Я хочу задержаться в Иртэгене, – сказал каанчи. – Хочу посмотреть, как вы живете, и хочу еще подумать.

– Хорошо, – кивнул Танияр. – Мы рады гостям, особенно когда их души нам открыты. Но я не оставлю тебя на своем подворье. – Я устремила взгляд на супруга. – Не сочти за обиду. В доме моя жена и мой сын. Ты пока не показал себя другом, и я не стану рисковать теми, кто мне дорог. Но ты можешь остаться на подворье ягиров.

И я, расслабившись, улыбнулась. Дайн, как говорится, поразил одним выстрелом две цели. Он позаботился о нашей с Тамином безопасности и не оскорбил гостя. Подворье ягиров было закрытым сообществом. Попасть туда было непросто, как вы, наверное, помните. А перед каанчи Шакином Танияр открыл заветные ворота. Это тоже было своего рода доверием. И вновь две целим разом: гость был под присмотром воинов и мог узнать от них многое из того, что оставалось скрыто от взоров обычных иртэгенцев. Не тайны нашего государства, конечно, но события, которому свидетелями были только воины, а они сплетен не разносили, хоть и оставались тагайни.

Однако это могло дать Шакину для размышлений верное направление, потому что на подворье бывали не только наши прежние ягиры, но и новые, которые прибывали в столицу, чтобы нести свою службу при дайне, пока не приходило время смены. А уж они-то точно могли показаться каанчи более объективными, так как послужили другим каанам, прежде чем стали айдыгерцами. Им было с чем сравнивать.

Признаться, несмотря на собственную откровенность, доверия у меня, как и у мужа, к Шакину особо не было. Я рассказала, что должна была рассказать, но толика подозрительности всё равно никуда не делась. Сейчас было такое время, что спешить раскрывать объятия не хотелось. Его даже проверили амулетом Элькоса. Разумеется, не открыто, да этот амулет и не требовал непосредственного контакта. Однако каанчи был чист. Если и имелась какая-то связь с отступниками, то она была в договоренности, а не во влиянии или в наличии шавара – связующего медальона. Впрочем, кроме илгизитов, был еще каан Курменая, и не только он. И какие помыслы бродили в голове каанчи на самом деле, понять было невозможно.

– О чем говорить, если будет спрашивать? – этот вопрос задал Архам на следующий день после нашей беседы с каанчи.

– Думаешь, он не ответов пришел к нам искать? – с любопытством спросила я.

– Не верю людям из Долгих дорог, – сказал деверь. – Если простые тагайни готовы убивать каждого, кто на них не похож, то и каан у них мыслит так же.

– Не все в Белом камне ненавидели пагчи, как их каан, – справедливо заметила я.

– Белый камень и пагчи были соседями, как и мы с кийрамами, – ответил Архам. – Не любили друг друга, да, но ненависти не было, потому что время от времени встречались и расходились миром, даже помогали друг другу. Молчали об этом, но зато теперь никто не скрывает своих историй. И потому было легко принять соседей. А рядом с Долгими дорогами племен нет. Ни стычек, ни драк, ни тайных встреч. У них ничего нет, что было у нас и Белого камня, но они ненавидят племена. Сама знаешь, как бы мы ни относились к пагчи, но, когда ты пришла с Танияром на праздник, никто не обозлился и не пытался гнать тебя. И потом ворчали, но слушали и разговаривали. А эти из Дорог напали на нас и хотели твоей крови. Даже твой язык не помог. И вот что я об этом думаю. – Я кивнула, готовая слушать выводы деверя. – У нас была жизнь и ее правда, а у них только сказки и гордость. Вот в чем между нами разница. Мы не говорили об этом вслух, но всегда знали, что с племенами можно жить в мире. А в Долгих дорогах думают, что племена – это зло. Поэтому я не верю каанчи.

– И все-таки он приехал, – парировала я. – И приехал один. А еще он готов слушать и узнавать то, чем мы живем. Если в нем и вправду нет подлости, то мы готовы протянуть руку, но… – Архам посмотрел на меня. – Ты прав, мы не будем открываться полностью. Хайяты не утаить, они будут окружать Айдыгер. Но подробно об их устройстве рассказывать лишнее. Как и про нашу сеть агентов, об этом вообще ни с кем говорить не стоит как за пределами дайната, так и внутри него. Шпионы – это тайное оружие, которое помогает вовремя предупредить опасность.

– О шпионах мы молчим, – согласно кивнул деверь.

– В общем, обо всем, о чем говорим на Совете, поминать не стоит. В любом случае Айдыгер еще не нажил много тайн. А из тех, что были, мы многое огласили. Вот об этом говорить можно.

– Я так и думал, – улыбнулся брат моего мужа. – Передам остальным, чтобы не слишком много болтали. Хотя Эгчен и так рта лишний раз не раскроет. А братья, если надо, сами из Шакина всё вытянут, чем Долгие дороги живут.

– А вот это уже очень хорошая мысль, – подмигнула я. – Намекни им, пусть разговорят каанчи. Если есть подвох, может, и приоткроет его. А если наши подозрения пустые, а он и вправду приехал во всем разобраться лично, то мы сможем доверять ему больше. – На том и сошлись.

Впрочем, Шакин не спешил лезть в управление дайнатом. В наше подобие кабинета министров, располагавшееся пока на том же подворье ягиров, не заходил. Когда я появлялась там, каанчи, если не бродил по Иртэгену, мог подойти, а мог и просто поздороваться, но ни разу не намекал, что хочет зайти со мной туда, где работали Архам и братья: Илан и Нихсэт. Как не просился снова на подворье дайна. Да и меня не отзывал и не просил поговорить наедине.

Пожалуй, только раз Шакин просил уделить ему внимание, не пытаясь уйти от бдительного ока моего телохранителя. Тогда он просил рассказать ему о нападении в его тагане, о котором поминали на курзыме. Я не стала ни смягчать красок, ни, напротив, сгущать. Рассказала, как было, очень надеясь, что в свете уведенного в дайнате каанчи ощутит разницу и поймет, насколько их заблуждения глупы и опасны. Тем более после откровений о прошлом Белого мира.

Выслушав меня, Шакин отвел взгляд и некоторое время в молчании смотрел на двух ягиров. Они о чем-то негромко разговаривали, после рассмеялись, и один из них, хлопнув по плечу другого, направился к воротам.

– Между людьми ходит много историй о племенах, и какие из них правда, никто не знает, – нарушил молчание каанчи и повернул ко мне голову. – Один расскажет, что видел пагчи, другой добавит, что у него в руке был большой нож. Третий будет уверять, что пагчи угрожал этим ножом, а четвертый заверит, что пагчи кого-нибудь зарезал у него на глазах. Они верят и ненавидят. – На миг снова замолчал, а затем продолжил: – Это плохо. То, как тебя встретили, плохо. Я приеду и расскажу, чему сам был свидетелем.

– Отец с тобой, Шакин, – улыбнулась я. – Если тебе удастся достучаться до твоих близких и остальных, быть может, остальному поверить будет проще.

– Я привезу им много рассказов, – ответил каанчи. – Потому я здесь.

Оставалось надеяться, что он и вправду станет еще одним вестником Белого Духа, а иначе зачем тогда всё это? Но дать точный ответ могло только время, а его было не так уж и много. И потому мои мысли полнились не только нашим гостем, для размышлений имелись иные заботы.

– Милости Отца, дайнани, – приветствовали меня ягиры, едва мы с Бериком вошли на их подворье.

– И вам милости Создателя, – улыбнулась я и направилась к той части казарм, где находился «кабинет».

Подворье ягиров встретило меня обычным отсутствием суеты. С площадки для занятий ратными искусствами доносился звук стали. Кто-то там упражнялся в поединке на ленгенах, но кто именно, мне было не видно. Да мне это и не было любопытно. Я пришла с иными заботами и потому, кивая ягирам, находившимся в поле моего зрения, приблизилась к нужной двери.

Берик зашел вместе со мной, он охранял меня даже там, где подвоха ждать не приходилось, впрочем, как и Юглус. А мне бы даже не пришло в голову пытаться от них отделаться. И дело не в том, что того требовал Танияр или осторожность. Попросту, как я уже говорила, эти двое воинов стали мне добрыми друзьями и близкими людьми. Оттого я нисколько не удивилась, когда они примчались в священные земли в ночь рождения Тамина. Если бы у меня были родные братья, то звать их могли только Берик и Юглус, и желать иных было бы преступлением.

Они оставляли меня только на подворье дайна, могли стоять за дверью, когда я заходила к Эчиль, или под кабинетом, где работали наши ердэмы, но прежде непременно осмотрели бы помещение и лишь после этого оставили меня наедине с людьми и делами. Но даже в таких случаях мои телохранители чаще всего были рядом.

– Когда все неприятности закончатся, надо заняться расширением нашего подворья, – произнесла я, пока мы поднимались по лестнице. – Когда все кабинеты под рукой, это намного удобней.

– В доме дайна будут работать? – спросил Берик. – Нехорошо. Если к ним кто-то придет…

– Ты просто не знаешь, как может быть устроен дворец, – отмахнувшись, прервала я верного ягира. – Он большой, и жилая часть с рабочей никак не пересекаются. Они находятся в разных сторонах, и двери, ведущие к ним, тоже разные, а проход в крыло правителя охраняется.

– Крыло? Как это?

– Так называется часть дома, – улыбнулась я. – В общем, работы много.

– У тебя ее всегда много, – улыбнулся в ответ Берик. – Если у тебя отнять дело, ты придумаешь новое.

– Верно, – рассмеялась я. – Не умею сидеть в праздном безделье.

– Духи лентяев не любят, – сказал ягир. – А ты отрада для их глаз. – Повернув к нему голову, я пожала руку телохранителю и ощутила ответное пожатие.

В этот момент мы как раз подошли к нужной двери, и Берик первым вошел в кабинет. На самом деле кабинет это помещение напоминало мало, да и настоящей канцелярской работы пока не вели, только учились. Но соблюдали главное условие, которое я поставила на первое место: важные шахасы убирать под замок. Это не было вопросом недоверия к воинам, жившим на подворье, но государственные документы не должны были валяться там, где их оставят служащие. В этом вопросе я была щепетильна и требовательна. Хотя, признаться, разгильдяйство тагайни было не свойственно, но внушение я всё равно сделала. Обижаться на мою дотошность никто не стал. Напротив, покивали с серьезным видом.

Так вот, ердэкем, а именно такое название получило это место, которое я по привычке именовала кабинетом министров, был простым и незатейливым. Прежде это было нечто среднее между кладовкой и оружейной комнатой, но подобных помещений на подворье хватало, потому ее освободили без всякого ущерба для воинов.

В освободившуюся комнату немалого размера занесли столы, сундуки, светильники, стулья и даже длинную лавку. Я не мешала мужчинам оборудовать их рабочее место. Они делали, как считали нужным, а я с интересом наблюдала за изменениями, когда заходила сюда, потому что всё чаще появлялись какие-то мелочи, которые не имели какой-либо ценности для Айдыгера, но показывали развивающийся быт.

– Милости Белого Духа, – приветствовала я мужчин, войдя в ердэкем.

– Милости Отца, дайнани, – ответил мне Илан.

Его брат кивнул, а Архам просто улыбнулся. Мужчины сейчас собрались вокруг стола моего деверя, и потому, куда направиться, вопроса не возникло. Значит, мне тоже надо было туда. Явно шло обсуждение какого-то важного вопроса, иначе они переговаривались бы со своих мест, как обычно.

– Огласите, – сказала я без лишних предисловий.

– Люди идут, – ответил Архам. – Вчера и позавчера пришло несколько человек, сегодня еще появились. Говорят, что дороги заполняются теми, кто покидает таганы, которые ближе к горам.

– Беженцы? – уточнила я, сообразив, о ком говорит деверь.

– Да, – кивнул деверь, и я улыбнулась.

Сработала наша маленькая хитрость. Если уж кааны не желали слышать и думать, то их народ не должен был страдать по вине чужой глупости и гордыни. А помогали нам в этом наши агенты, теперь носившие именование «шыкемы». Любопытное, кстати, слово. Значение его можно было перевести как «тихий рот», ну или «шептун», если дать более привычную форму. Не наушник, как доносчик, а именно шептун, кто говорит неслышно для остальных. Придумал его Илан, а мне понравилось. Дайна устраивала любая форма, лишь бы суть оставалась та, что была нам необходима, потому он возражений против этой формулировки не имел.

Так вот, когда стало понятно, что некоторые кааны не готовы хотя бы принять какие-то меры на случай, если им все-таки говорят правду, Илан получил указание отправить в путь шыкемов. Это были уже проверенные в прошлом году люди, которые разносили необходимые нам слухи еще по Зеленым землям. Но теперь они должны были разнести не просто слухи, но предостережение. Мы не навязывали всем призыва убраться подальше, просто рассказывали языком наших посланников о грядущей опасности. А там уже всё зависело от самих тагайни – верить или нет.

Выходит, верили. По крайней мере, допускали возможность опасности. Тем более были и другие разговоры, которые распространялись уже открыто. Я имею в виду откровения на сангаре, где нас слышали представители таганов и племен. Но если у племен было собственное мнение и они легко и быстро поверили нам, то с тагайни дело обстояло несколько иначе. Впрочем, вам это известно.

Так что шепоток наших шыкемов, приправленный открытиями на сангаре, стал для кого-то поводом сняться с обжитого места.

– Людей будет много, Ашити, – продолжил Архам. – Они идут к нам…

– Не все, кто-то останется в Больших валунах и Пяти селениях, – прервал его Илан. – А кто-то просто перебирается подальше от большой дороги, так говорят шыкемы. Не все согласны жить там, где дружат с племенами.

– Это их дело, – отмахнулась я. – Не хотят – насильно тащить не будем. Мы рады тем, кто идет к нам с открытым сердцем. А раз решились, значит, хотят посмотреть, каково это – жить в Айдыгере, где дайн дружит с соседями и где все дети Белого Духа могут ходить по одной земле, не опасаясь косых взглядов и брани.

– Ты всё хорошо говоришь, дайнани, – произнес Нихсэт, – но если принесут раздор и будут подговаривать айдыгерцев? Никто не знает, кто ищет спасения, а кто прячет за пазухой острый нож.

Я посмотрела на него и в это мгновение ощутила благодарность Илану. Нет, правда. С какими бы подозрениями мы с Танияром ни отнеслись к его предложению привлечь брата, но сейчас я точно видела, что оба родственника не просто способны, но уже приносят пользу своей земле. Илан быстро и весьма недурно взял в руки нити управления службой внешней безопасности и разведки. И было уже понятно, что он хочет работать, а главное, будет развиваться и набираться опыта.

Но и его брат не подтвердил прежних опасений. Он не лез туда, куда его не звали, не навязывал какого-то своего собственного мнения, если не спрашивали. И хоть пока и считался всего лишь помощником Илана, но уже заметно увлекся порядком в дайнате. Более того, он принял судьбу нашего юного государства близко к сердцу, и именно это сейчас показал. Да, в эту минуту я уже точно знала, кто из братьев чем займется. Обязанности и помыслы их уже разделились.

В общем, в эту минуту у дайна появился чен-ердэм, то есть третий помощник, но об этом Нихсэт узнает позже. А пока имелось более насущное дело.

– Давайте по порядку, – так пока и не дав ответа Нихсэту, я посмотрела на Архама. – Говори.

Деверь кивнул и сразу перешел к сути того, о чем желал сказать.

– Если людей будет много, куда их селить? Не у всех иртэгенцев есть место для гостей. У многих большие семьи…

– А в Айдыгере есть не только Иртэген, – прервав его, ответила я. – И зачем подселять? Если родня, знакомые или же это будет желанием наших людей, тогда пусть берут беженцев. Но в каждом поселении хватает пустующих домов. Помогите привести их в порядок, жители поселений могут поделиться посудой, бельем и снедью, а дальше пусть живут. Может, кто-то и останется насовсем. Поговори с главами, пусть займутся расселением. Айдыгер большой, места всем хватит. И работа найдется.

– Понял, – кивнул деверь, – дельно. Сегодня отправлю Керчуна по Иртэгену дома пустые смотреть. Какие покрепче, там пусть порядок наведут. Эчиль соберет всё необходимое. И по поселениям дам указания.

– И самих приезжих пусть привлекут, им там жить, – добавила я.

– Верно, – согласился Архам. – Они тоже с руками. Где будет нужна наша помощь – поможем. А пока с домами разбираемся, поселю у одиноких и не сварливых. И нашим в радость, и чужие быстрей с Айдыгером познакомятся.

– Мудро, – улыбнулась я и перевела взгляд на Нихсэта. – Теперь поговорим о безопасности. Ты верно отметил, мы не знаем помыслов тех, кто идет к нам. Люди Зеленых земель более остальных успели свыкнуться и принять племена, они верят своему дайну. Что до остальных, то их удержит клятва, скрепленная Белым Духом, и никто не осмелится ударить Танияру в спину. Однако зараза, неприметная с первого взгляда, однажды может развиться в смертельную болезнь, которая объявится в будущем. Мы не можем позволить себе беспечности. Отец возложил на нас важную задачу возродить Его мир, даже если это всего лишь малый осколок, и мы не смеем обмануть надежд Создателя. И потому используй оставшихся шыкемов. Подбери из них наиболее красноречивых… тех, у кого хорошо работает язык. И пока одни слушают, вторые пускай ведут громкие разговоры, оспаривая враждебную и опасную точку зрения. Если, конечно, подобная будет высказана. – Помолчав немного, я вздохнула: – Жаль, что наша служба стражей порядка еще не создана, а ягирам сейчас не до того, у них более важное дело.

– Есть язгуйчи, – напомнил Нихсэт. – И они есть в каждом поселении.

– Верно, – кивнул Илан. – Не каждый язгуйчи идет с дайном.

– А еще есть старые ягиры, – произнес Берик, и я стремительно обернулась к нему, сраженная простой, но совершенно логичной мыслью.

– Какой же ты умница! – воскликнула я и снова посмотрела на Нихсэта.

Но, кажется, он уже и сам понял, о чем я подумала после слов своего телохранителя, и потому расправил плечи и даже широко улыбнулся. Это ведь и вправду был замечательнейший выход! И почему мы не подумали о нем прежде?! Воины, уже не годившиеся для больших битв, еще могли послужить своему Отечеству, оберегая покой на его землях. А главное, они хранили в душах ту науку, какую получили с детства, и это не только умение махать ленгеном, но и принципы и догмы.

– У нас есть стражи порядка, – произнесла я, улыбнувшись. – И есть они по всему Айдыгеру. Осталось только поговорить с ними и заручиться согласием. А в помощь им дадим язгуйчи.

– Добрые слова, дайнани, – ответил Нихсэт.

– И подчиняться они будут тебе, – добавила я и поднялась со стула. – Отныне ты более не помощник своего брата, но третий помощник дайна. Поздравляю нас, господа, у Айдыгера появился чен-ердэм. – И обвела взглядом мужчин. – Теперь, Илан, на тебе покой нашего государства за пределами дайната, а на Нихсэте внутри них.

– Одобрит ли дайн? – осторожно спросил последний. – Я не ради этого говорил…

– И потому заслужил свой чин, – прервала я его. – Дайн одобрит. А теперь вернемся к делам… – И колесо заботы об Айдыгере снова набрало ход.

День выдался погожим, хоть всю ночь и поливал дождь. Однако утром в окошко заглянул солнечный луч. Он шаловливо пощекотал меня, скользнул на спавшего рядом Танияра, а после перебрался к колыбели, где сладко сопел наш сын. Под звук дождя дайнанчи спалось хорошо, и я ни разу не вставала к нему. Наверное, поэтому проснулась первой и ощутила прилив бодрости и доброго расположения духа.

А может, мне было так хорошо потому, что сегодня мой супруг намеревался остаться в Айдыгере. И не просто в Айдыгере, как периодически случалось, но провести этот день со мной и Тамином.

Прежде нам доставалось мало внимания, впрочем, негодовать и сетовать мне не приходило в голову. В первую очередь Танияр был главой дайната, ему и посвящал свое время. Он разъезжал по строящимся хайятам, проверял готовность нашего сильно разросшегося войска, еще осматривал отряды стражей порядка, сформированные из постаревших ягиров, в помощь которым были даны язгуйчи. Кстати, этим нововведением дайн остался доволен и назначение Нихсэта одобрил без споров и сомнений.

Про наших стражей порядка, а на языке Белого мира «чавузов», мне бы все-таки хотелось немного рассказать. Их оповещение началось сразу же после нашего маленького совета в ердэкеме. Чтобы упростить себе задачу по сбору бывших ягиров для обсуждения, их позвали на сангар, только их. Любопытные носы тагайни тоже торчали в открытых воротах, но лезть в ряды приглашенных не стали, терпеливо ждали, когда можно будет замучить вопросами.

На сбор ушло несколько дней, чтобы ягиры успели прибыть из разных частей Айдыгера. Не все, только те, у кого были саулы. Они должны были передать остальным, зачем звали. И когда мне доложили, что все приглашенные уже прибыли и готовы слушать, мы с Нихсэтом и Эгченом отправились на поляну, чтобы сорвать все покровы таинственности.

Я не стану пересказывать, о чем говорили, это понятно и без пояснений. Главным оставалось то, что согласие воинов было получено. Мужчины и женщины, некогда стоявшие на охране безопасности таганов, теперь имели возможность снова ощутить себя нужными и полезными, да и задача их была почти такой же. Да, они отозвались с заметным энтузиазмом и даже радостью. Не пришлось никого уговаривать поступить на новую службу, даже наоборот.

Дело в том, что бывших воинов было много, и возраст их был различен. Те, кто еще совсем недавно были ягирами, присоединились к дайну добровольцами, тем еще усилив армию. А имелись и те, кто был уже не просто малопригоден к службе по требованиям ягиров, но и в весьма преклонных летах. Да что там! Древние развалины, если уж говорить со всей откровенностью.

К примеру, дед Олды. Этот старик мирно доживал свой век в доме одного из своих внуков. Было ему не менее ста лет, а может и поболее. Из всех зубов у Олды остался всего один передний нижний. И прическа стала противоположной той, что носили ягиры. У молодых воинов волосы были собраны в высокий хвост, но выбриты виски. А у Олды волосы покинули макушку, зато тянулись седой бахромой вокруг головы от виска к виску. Тело согнулось пополам, ноги тряслись, как и руки. Он щурился, мало что видя, но! Осознав, что дайнату всё еще нужны его воины, славный, однако весьма древний ягир решил не оставаться в стороне.

И когда чавузы впервые собрались на подворье ягиров, чтобы непосредственно выслушать свою задачу и приступить к службе, явился и дед Олды. Действующие воины получили в тот день приказ пропускать тех, кто явился к Нихсэту, и потому ворота оставались открыты. В них и вошел наш ветеран. Он не забыл прихватить и ленген, правда, использовал его как клюку, на которую опирался, несмотря на поддержку своих правнучек. Девушки, обе розовощекие и бойкие девицы, бережно поддерживали прадеда под обе руки и обращались к нему с заметным почтением.

– Дедушка, – услышала я, как одна из девушек говорила Олды, – давай вернемся. Мама этмен с молоком приготовила, как ты любишь, ягод туда сладких намяла…

– Пироги напекла, – добавила вторая.

– А отец кресло тебе новое сплел, идем домой. Я провожу, а Бичек послушает и расскажет…

– Дуры! – проскрипел дед. Он потряс пальцем… впрочем, мог и просто поднять руку, а из-за ее дрожи казалось, что потряс. – Каан нас зовет…

– Дедушка, у нас дайн, а не каан, – поправила его Бичек, вторая девушка.

– А земля всё та же, – отмахнулся Олды. – Сказано, нужны старые ягиры, значит, я нужен, и я приду!

Они приблизились к нам, и вперед шагнул байчи.

– Старик, ты заслужил покой, – с улыбкой произнес Эгчен. – Ты уже почтенным был, когда я только ленген в руки взял. Ступай с миром и отдохни в новом кресле, выпей этмена с молоком, а мы защитим землю, я тебе обещаю.

Олды поднял на байчи взгляд мутноватых глаз, с минуту безмолвствовал, а после велел:

– Наклонись. – Эгчен послушно склонился к старику и быстро отпрянул, потому что на самого байчи-ягира едва не обрушилась затрещина от старшего товарища по оружию. – Урх ты глупый! – рассердился Олды. – Меня каан звал! А ты домой отправляешь?!

– Дедушка! – воскликнула та его правнучка, имени которой я не знала.

И я, как человек, более знакомый с дипломатией, поспешила вмешаться. Накрыв плечо байчи ладонью, я остановила его прежде, чем Эгчен обрушит на старика свой гнев, и улыбнулась:

– Милости Отца, почтенный… – И посмотрела на девушек.

– Олды, – подсказали они, верно поняв мой невысказанный вопрос.

– Милости Отца, почтенный Олды, – повторила я и склонила голову, отдавая дань уважения старости. – Я жена дайна Танияра – Ашити…

– И тебе Его милости, дайнани, – ответил с достоинством дед. – Знаю, кто ты, из ума еще не выжил. Только у дочки Ашит волосы огнем горят.

Я вновь с улыбкой склонила голову, после взяла Олды под руку, вежливо оттеснив одну из его правнучек, и повела старика к лавке, стоявшей в тени. Там усадила и присела рядом. Эгчен, Нихсэт, девушки и несколько бывших воинов последовали за нами, остальные ждали, когда мы вернемся к делу.

– Хочешь сказать, что я стар и не гожусь? – нахмурился прозорливый дед.

– Айдыгер ценит верных и отважных людей, сколько бы зим им ни было, – ответила я и поймала возмущенный взгляд байчи, однако внимания на него не обратила. – Ты хочешь служить дайнату, почтенный Олды, а значит, годишься. Зачем же нам отказываться от твоей помощи? – Старик слушал меня, не сводя взгляда, Эгчен и Нихсэт тоже. И если последние заметно помрачнели, уже предчувствуя, что я собираюсь навязать им обузу, пусть и почтенную, то сам Олды важно покивал, соглашаясь. – Но ведь ходить со стражами ты не сможешь, – продолжала я. – Сил уже не хватит поспешать за теми, кто моложе и крепче. А если они тебя ждать будут, то как за преступником успеть? Верно? И на себе не понесут, стражи не саулы, а ты не их всадник, согласен? И потому у меня для тебя будет иная служба.

– Какая? – с подозрением спросил старик.

– Охрана, конечно, что же еще доверить славному воину? – Я развела руками, показывая, что иной службы для Олды нет, а потом продолжила: – Ты будешь охранять подворье чавузов, которое мы построим. По улицам ходят пусть те, кто помоложе, а почтенному человеку не пристало суетиться. Ты за порядком среди чавузов смотреть будешь, – важно закончила я.

Нихсэт и Эгчен переглянулись и тихо хмыкнули, а я одарила их укоризненным взглядом. Что за недоверие, в конце концов? Правнучки Олды, напротив, казались встревоженными, они происходящего не понимали. Явно надеялись, что деда отправят домой, потому как любой здравомыслящий человек понимал – старик ни к какой службе уже давно не годен ни по возрасту, ни по состоянию здоровья. Однако их надежды не оправдались.

– Вот чую, что ты меня обманула, – подумав, произнес старик, – а как – понять не могу. И сказала хорошо, и не обидно, и вроде дело нашла, а вроде и от дела отставила.

– Ну что ты, почтенный Олды! – Я снова взяла его за руки. – Какой обман? Всего лишь нашла службу тебе по силам. И Айдыгеру польза, и ты при деле. Где же тут обман?

– Вроде и нет обмана, – подумав, решил старик. – Хорошо, буду сторожить чавузов.

– Но как же дедушку к службе, он ведь старый! – воскликнула Бичек.

– Почтенный, – наставительно поправил ее Нихсэт и, взяв под локоть, отвел в сторону.

– А сейчас-то чего мне делать? – спросил Олды. – Нет ведь еще подворья чавузов, уходить, что ли?

– Ты на службе, старик, – покачал головой Эгчен. – Куда уходить, когда всего не услышал? Ты теперь страж Иртэгена. Идем, дальше говорить будем.

Я весело улыбнулась байчи, и он ответил озорным взглядом. После помог старику подняться и проводил к остальным, где вновь усадил на стул, который принесли по его приказу. Правда, пока чавузы получали первые наставления от Нихсэта, Олды задремал, и разбудили его, только когда разговор был окончен, и правнучки повели деда к новому плетеному креслу пить этмен с молоком и перетертыми ягодами.

Более таких древних стариков не было, что не означает, будто остальные стражи имели вполне еще бодрый возраст. Кто-то из тех, кто был стар, посчитал, что будет уже в тягость остальным, кто-то пришел и встал в строй. Для тех, кто был откровенно стар, выбрали наиболее необременительные обязанности. Остальные приняли на себя тяготы охраны порядка Айдыгера что в Иртэгене, что в других поселениях, а также на дорогах.

Впрочем, отряды чавузов были далеко не юны, как вы сами понимаете. Их возраст начинался от шестидесяти лет, тех, кто еще не подошел к этой возрастной черте, было немного. Более крепкие и сильные, как я уже говорила, вошли в объединенную рать Белого мира как добровольцы. Кто-то из них обучал язгуйчи, чтобы не отвлекать действующих ягиров. Это уже были мужчины и женщины от пятидесяти лет.

На самом деле активная служба ягира заканчивалась, когда ему исполнялось сорок. С этого момента воин назывался наставником. Он натаскивал и пестовал будущий цвет рати тагана, в нашем случае – дайната. Если была в том необходимость, то снова был в рядах собратьев. Но это в случае войны, как сами понимаете. Если же царил мир, то ягир обучал малышей и подростков. И на подворье приходил, а не жил там постоянно. А в пятьдесят покидал казармы окончательно. С этого момента ягир становился отставником.

Кто-то наконец женился, кто-то был женат или замужем уже давно, и семья получала мужа или жену в безраздельное владение. А кто-то так и оставался одиноким. Отставники отращивали снова волосы на висках, которые много лет постоянно сбривали, меняли, так сказать, мундир на светскую одежду и начинали заниматься самыми обычными делами, какими занимались все прочие тагайни.

И вот те, кто только недавно покинул службу, были с дайном, а те, кого для этого посчитали негодными, пришли к нам. Включая и деда Олды, который теперь ожидал, когда сможет занять свой пост у ворот подворья стражей покоя и порядка Иртэгена. Конечно, охранять его при надобности будут более молодые, но удобное кресло для нашего отважного старика уже было готово.

Впрочем, кроме постоянного места размещения чавузов, оставалось еще их обмундирование, вооружение и четко прописанный устав – и всем этим предстояло заняться. Однако на первом месте стояла рать, и ее обшивали в первую очередь. К тому же еще надо было продумать цвета, саму форму и знаки различия, как и распределение на начальствующие чины и рядовые.

Пока были более важные дела, и наши первые стражи порядка надели свою старую одежду ягиров, взяли свои ленгены и даже вернули прежние прически. Ветераны Зеленых земель и Белого камня выбрили виски, а те, кто жил в бывшей Песчаной косе, обрили головы полностью, хотя как раз этого никто и не требовал. Однако на данный момент бранить их за это или отговаривать никто не стал. Воины вспоминали свою молодость, зачем же им было отказывать в этой малости, особенно сейчас, пока, кроме именования, у них более ничего не было?

Единственное, что распространилось на всех чавузов, – это их начальные обязанности, а именно следить за порядком в поселениях дайната и на дорогах, пресекать склоки между приезжими и айдыгерцами, попытки внести раздор и смуту и, конечно же, разговоры, порочащие дайна, Айдыгер и его законы. А кроме того, задерживать виновных и доставлять на допрос к чен-ердэму или байчи-ягиру, если Нихсэт будет отсутствовать. Понимая, что ягир, даже бывший, пойдет в первую очередь к байчи, и было внесено уточнение. Чавузы должны были сразу запомнить, кому подчиняются.

Всё это происходило без внимания дайна. Разумеется, каждый вечер я давала ему полный отчет о событиях, происшествиях и нововведениях, так что в курсе дел он был. Однако лично осмотреть, поговорить и окончательно утвердить смог только недавно. Точнее, утверждал он сразу же после нашего разговора, но свое личное мнение, подтверждающее мое распоряжение, говорил с некоторой задержкой из-за своего отсутствия в дайнате. Впрочем, для айдыгерцев не было разницы между дайном и дайнани. Я несла его волю и слово, и это Танияр ясно показал, когда поставил нас вровень в момент принесения клятвы, когда рождался Айдыгер.

И все-таки, выкроив время среди бесконечной подготовки к встрече нашего главного врага, дайн посмотрел на чавузов, поговорил с ними, выслушал чен-ердэма Нихсэта, а после похвалил. Меня тоже, но я свою похвалу получила раньше всех, и была она несколько иной… но, впрочем, не об этом. В любом случае все мы были горды собой и готовы к новым свершениям.

Но всё это уже было, а сегодня мой супруг и глава семейства решил побаловать нас с сыном своим вниманием, и это было и вправду радостное известие. Мне было мало Танияра, безумно мало. Я скучала по нему всё сильнее, хоть мы и виделись каждый вечер и утро. Однако мне этого становилось недостаточно.

О нет, я не жалуюсь и даже не ворчу. Как я уже сказала, дайн был в первую очередь дайном. От него зависели жизни всех, кто населял Айдыгер, а теперь и не только айдыгерцы. Само существование этого осколка Белого мира зависело в большей степени от Танияра, потому что он объединял тагайни и выстраивал стратегию, непривычную для каанов.

Но сегодня он был только моим, и потому проснулась я в превосходном настроении. Развернувшись к мужу, я улыбнулась, любуясь им. Лицо Танияра было сейчас спокойно, его не тревожили дурные сны. Дыхание, глубокое и ровное, вздымало грудь, и лучшего зрелища придумать было невозможно. Белоснежные волосы, чуть спутанные за время сна, разметались по подушке, но солнечный свет, щедро лившийся в спальню, подсветил их и создал легкий орел.

Протянув руку, я пропустила одну прядь между пальцев, наслаждаясь ее приятной шелковистостью. А потом снова скользила взглядом по лицу, лаская его. По чистому высокому лбу, за которым прятался светлый разум, по прямому носу, по чуть приоткрытым во сне губам, которые умели целовать так, как никто больше не мог. По подбородку, который мог принадлежать только волевому человеку с твердым и решительным характером.

Полюбовавшись на профиль супруга, я придвинулась к нему еще ближе и приподнялась на локте, чтобы теперь видеть лицо полностью. Однако, не удовлетворившись, и вовсе нависла над Танияром. Затаив дыхание, чтобы не потревожить его сна, я застыла и продолжала свое привычное исследование черт, знакомых до малейшего нюанса.

Удивительно… У совершеннейшего блондина ресницы и брови были темными. Нет, не черными, но значительно темнее волос, и это придавало чертам Танияра большую выразительность и четкость. И синева глаз, сейчас скрытая за смеженными веками… Она была невероятна по своей насыщенности и глубине. Восхитительные глаза, в которые я могла смотреть бесконечно, глаза моего мужчины. Моего!

Всё в нем было восхитительно: лицо, волосы, стать, осанка, решительность, сила, разум.

– Совершенство, – прошептала я и, прикрыв глаза, в который раз повторила, смакуя, его имя: – Танияр…

А когда вновь посмотрела на мужа, увидела, что глаза его открыты. Еще мутноватые со сна, но всё такие же насыщенные синевой вечернего неба.

– Кажется, лучше я еще не просыпался, – хрипловато произнес супруг, блуждая взглядом по моему лицу, и улыбнулся.

Я улыбнулась в ответ и склонилась к его губам. И вдруг совершенно не ко времени и не к месту мне вспомнилось, как зимой, еще будучи беременной, я вот так же любовалась Танияром, а после решила его поцеловать и завалилась сверху. Напугала неожиданным и вероломным нападением, а после сама же и обиделась. Хмыкнув мужу в губы, я порывисто отпрянула и, зажав рот ладонью, изо всех сил попыталась сдержаться. Проиграв, упала лицом в подушку и затряслась от смеха.

– Не понял, – произнес недавно осчастливленный дайн.

Я приподнялась, посмотрела на него, желая объяснить, но увидела озадаченную физиономию, хрюкнула и снова упала на подушку, спеша заглушить смех. А спустя мгновение ощутила руки супруга на своих плечах. Он развернул меня, оседлал, не позволяя вырваться, и вопросил:

– Ну?

Но ответить я не могла, потому что из-за утери подушки как инструмента, заглушавшего мой смех, теперь зажала рот рукой. Выходило возмутительно и совершенно неприлично по меркам моего родного мира, разумеется. И если бы матушка могла меня видеть в этот момент, она бы непременно ощутила острую потребность в обмороке, ну, хотя бы в новой истории из жизни страдалицы О. Что-нибудь вроде того, что, сотрясаясь от неуместного смеха и попытки скрыть его, девица О откусила собственную руку.

Однако ее сиятельства здесь не было, а взлохмаченный и суровый дайн имелся. Он взирал на меня сверху, скрестив на груди руки и изломив бровь. Наконец, устав ждать, когда его супруга устанет сотрясаться и хрюкать, порывисто оторвал мои руки от лица и, склонившись, впился в губы. Смех в одно мгновение оборвался. А когда он отстранился, я лишь судорожно вздохнула и не смела шевельнуться, зачарованная его взглядом.

Супруг сменил собственное положение, удобнее устроился сверху и, упершись на локти, полюбопытствовал:

– Это разве хорошо смеяться над спящим человеком?

– Нехорошо, – согласилась я с улыбкой. – Только я не смеялась над спящим человеком, я им любовалась.

– Тогда что тебя развеселило?

– Ты хочешь услышать об этом именно сейчас? – кокетливо спросила я, огладив его тело ладонями.

– Пожалуй, ответа я могу подождать еще немного, – хмыкнул дайн, и разговор был отложен… на пару минут.

Потому что ровно столько прошло времени перед тем, как из колыбели донеслось:

– Уа… – А следом более увесистое и значительное: – А-а!

– Дайнанчи изволил проснуться, – я виновато улыбнулась. – Прости.

Отстранившись, Танияр сел, отпустив меня, и вслед мне понеслось:

– На сына я не сержусь. Все-таки он будущий великий дайн, любимец Белого Духа и второй в роду. Ты же знаешь, как я щепетилен в этом вопросе.

Я обернулась и в ироничном изумлении приподняла брови.

– Что хочет сказать мой дайн? – полюбопытствовала я, вернув внимание сыну.

Я услышала приближающиеся шаги, и рядом появилась голова супруга.

– Твой дайн хочет сказать, женщина, что ты слишком долго и попусту смеялась, – ответил супруг. – И я еще не разобрался, что стало тому поводом. И если окажется, что причиной стал я, то…

– То? – с интересом спросила я.

– Неважно, – отмахнулся наглец. – Преступлением меньше, преступлением больше, какая разница? Я уже решил, что ты виновна, а значит, должна быть наказана. И чем быстрей, тем лучше, ибо гнев мой велик, и воздаяние будет соразмерно. Ты услышала меня, женщина?

– Да, болтун, первый в роду, – усмехнулась я. – Но сначала принеси теплой воды, нам очень нужно.

– Я всё услышал и запомнил, – нацелив на меня палец, объявил грозный дайн.

– Преступлением больше, преступлением меньше, – легкомысленно отмахнулась я. – Я уже приговорена.

– Именно, – одеваясь, откликнулся Танияр. – Теперь жди и бойся.

– Как бы пылью не покрыться в ожидании, – тихо усмехнулась я, но ответ все-таки прилетел:

– Я всё услышал, Ашити.

– Хвала Создателю, слух у твоего отца отменный, – сказала я Тамину, когда шорох шагов стих. – Он у нас вообще замечательный, да?

– Уа, – отозвался дайнанчи, занятый более важным делом – попыткой лишить свою мать пряди ее волос.

Вернулся Танияр быстро, а вместе с ним пришла Сурхэм с большим кувшином в руках. Дайн, не глядя на меня, прошествовал в умывальню с гордо поднятой головой. Однако прежде, чем войти туда, обернулся и, нацелив на меня палец, одарил многозначительным взглядом, а после исчез за занавесью. От нового смешка я себя сдерживать не стала.

– Милости Отца, Сурхэм, – приветствовала я прислужницу.

– И тебе Его милости, дайнани, – важно ответила она. И уже совсем иным тоном: – И тебе милости Белого Духа, дайнанчи-и… Хорошо ли тебе спалось? Сберег ли Увтын от дурных снов? Конечно, сберег! Как же не сберечь такого славного мальчика…

– Сберег, Сурхэм, – донеслось из-за занавеси, – я очень хорошо спал, и сны снились хорошие.

Опешив, женщина посмотрела на меня, и я намеренно громко сказала ей:

– Соглашайся, дорогая. Дайн сегодня щедр на наказания.

– Так я ж не ему говорила…

– Он знает, – шепнула я, – просто развлекается.

– А-а, – протянула Сурхэм и усмехнулась, но ответила, повысив голос: – Конечно, дайн, и тебе перепала милость Увтына, когда он берег дайнанчи. Ты ж рядом спал.

Из-за занавеси показалась голова Танияра. Он посмотрел на то, как мы намываем Тамина, после усмехнулся и ответил:

– Нельзя, чтобы спальня оставалась без младенца. Кто будет беречь сон дайна, когда дайнанчи не будет спать рядом? – Я посмотрела на него, и супруг важно кивнул: – Верно, еще один дайнанчи… или маленькая дайнани. Мне всё равно, но спать я должен сладко. – И занавесь опять задернулась.

– Хорошо сказал, дайн, – покивала Сурхэм. – У сильного мужчины должно быть много детей, иначе он не сильный мужчина.

Она устремила на меня ироничный взгляд и удалилась царственной походкой, не забыв прихватить большую миску с грязной водой. В это же мгновение отодвинулась занавесь, и в спальню вернулся Танияр.

– Что там Сурхэм сказала о сильных мужчинах? – полюбопытствовал он.

– Она сказала, что сильному мужчине не стоит искать защиты в младенце, иначе он не сильный мужчина, – ответила я, поднимая Тамина на руки.

После отошла к кровати и устроилась на ней – дайнанчи предстоял завтрак. Супруг скрестил руки на груди и ответил с нескрываемой иронией:

– Почему мне кажется, что ты меня обманываешь?

– Ты мнителен, жизнь моя. Как я могу обмануть сильного мужчину, дайна, да еще и первого в роду? – я мило улыбнулась. – Не веришь – спроси сам у Сурхэм. Но знай, твое недоверие меня оскорбляет, и я, возможно, даже подниму бунт.

– Женщина, – заносчиво произнес Танияр, – я сильный мужчина, дайн и первой в роду. Поэтому я пойду и спрошу у Сурхэм.

Он направился к двери, а я, проводив его взглядом, улыбнулась и посмотрела на сына. Тамин усердно насыщался, не забывая о моих волосах, и я пожалела, что не заплела косу. Отобрав у малыша свою прядь, пока она у меня еще была, я откинула волосы за спину. Дайнанчи вздохнул и занялся иным делом – осмотром потолка.

– Мое милое маленькое солнышко, – с умилением прошептала я, лаская взглядом личико сына, а после опять посмотрела на дверь.

Конечно, Танияр не пошел что-то спрашивать у Сурхэм, он и без того всё прекрасно слышал. Это была всего лишь игра, как и все его угрозы. Даже не спрашивая, я знала, что сейчас делает дайн. Пока я была занята сыном, он отправился выслушать утренние доклады от ердэмов и байчи. Но после супруг вернется ко мне. Мы позавтракаем и… и что-нибудь придумаем. Может быть, промчимся вместе на саулах, а может, устроимся на собственном подворье в саду, куда вынесем и Тамина. Хотя мы попросту сделаем всё это, и нас потревожат, только если будет что-то важное.

Мечтательно улыбнувшись, я посмотрела на сына. Он уже наелся, и можно было звать Сурхэм, чтобы наконец заняться собой. Потом вернется Танияр, мы позавтракаем и решим, чем займемся.

– Поел?

Словно почувствовав, что пришло ее время, в спальню заглянула Сурхэм. Не спрашивая разрешения, она вошла, не встретив ни возражений, ни возмущений. А какие могут быть возмущения, если я сама намеревалась звать ее? Совершенно никаких, это всё было уже обыденным действом. Если бы не Танияр, то и ждала бы, пока я покормлю, вместе со мной. Так что дайнанчи перекочевал от матери к няньке, а я с чистой совестью отправилась приводить себя в порядок.

Когда вернулась в спальню, Сурхэм и Тамина там не было, что тоже являлось привычным. Их можно было отыскать на улице, в детской, куда дайнанчи должен был переместиться, когда придет время, или же и вовсе на кухне. Там для малыша было обустроено место. Последнее мне не нравилось, но я не ворчала. Во-первых, у прислужницы были и свои непосредственные обязанности, кроме ухода за младенцем. А во-вторых, Тамин перебирался туда в том случае, если я была занята делами вне пределов подворья. В ином случае сын находился рядом со мной, пока наша хранительница очага заботилась о доме и его обитателях.

– Может, пригласить тебе помощницу? – как-то спросила я Сурхэм.

Все-таки возраст ее был не мал, а обязанностей женщина взвалила на себя предостаточно. Прежде, когда в доме жил только Танияр, его потребность ограничивалась парой комнат, лихуром и кухней, где готовилась для него еда. Работы у Сурхэм было относительно немного.

Потом появилась я. Это добавило мою спальню, а чуть позже кабинет и гардеробную, да и готовить теперь надо было на двоих. Зимой появился магистр, что открыло еще одну комнату и прибавило еще один рот. Ну и последним на данный период времени стал дайнанчи. Он пока жил с родителями в их спальне, а питался грудным молоком и уже немного прикормом.

Еще будучи гостьей, я пыталась сама ухаживать за своей спальней, но это только вызвало в прислужнице ревность и неприятие. Не буду скрывать, что ее желание самой следить за домом меня вполне устроило. В конце концов я была привычна к наличию прислуги, которая заботилась о моем быте и комфорте. Однако обитателей на подворье становилось всё больше, и места мы занимали тоже больше, а следила за всем по-прежнему одна Сурхэм.

А между тем я видела, что прислужница устает, какую бы радость ей ни доставлял дайнанчи и как бы ревностно она ни оберегала свое право на заботу о правящей чете и их доме. Потому и предложила пригласить помощницу.

– Тебе не нравится, как я забочусь о доме, дайнани? – мгновенно закаменев ликом, вопросила Сурхэм.

Уже зная ее щепетильность в этом вопросе, я улыбнулась:

– Напротив, дорогая, ты прекрасная хозяйка. В доме чисто, мы сыты, а дайнанчи всегда в надежных руках, и я могу, зная это, со спокойным сердцем покинуть подворье, чтобы служить супругу и Айдыгеру. Но ты устаешь, я же вижу. Потому и предлагаю тебе помощь, но ты была, есть и останешься главной. Кто бы ни пришел, они будут слушаться тебя, а за дайнанчи смотреть будешь только ты. Что скажешь?

Немного расслабившись, Сурхэм бросила на меня взгляд искоса, после спросила:

– Я, значит, главная буду?

– Разумеется, – кивнула я.

– Нет, – еще чуть подумав, произнесла упрямица. – Вот будет дом больше, тогда зови помощников, а пока одна справляюсь. Не надо никого.

– Ты же устаешь…

– Сил хватает, – насупилась женщина. – Никого не надо, – повторила она, и я пока оставила ее в покое. Пусть дозревает, все-таки идея с начальствованием Сурхэм понравилась, это было видно.

Так что дайнанчи перемещался по дому вместе со своей нянькой, всё зависело от того, чем она занималась. Потому, кроме места на кухне, для удобства Сурхэм, чтобы ей не бегать к наследнику дайната, еще и приспособили вторую колыбель, приделав к ней колесики и ручку. С ней же прислужница зачастую выходила и на улицу, если возилась в саду.

У нас не было такого хозяйства, как на подворьях простых иртэгенцев. Снедь закупалась на курзыме. Огорода не было, а в небольшом садике имелись кусты с ягодами да плодовые деревья. Да и не требовалось ничего более. И причиной тому был прежде установленный порядок, который действовал во всех таганах без исключения.

Достояние каана было велико, и измерялось оно не в арчэ или кэсах. Дело в том, что на каждом подворье в тагане среди мгизов, бейкш и прочей живности одна особь принадлежала каану. То есть, к примеру: на подворье имеются три мгиза, десять бейкш и два роха, и значит, хозяевам в полной мере принадлежат два мгиза и приплод от них, девять бейкш и их яйца и один рох, а один мгиз, одна бейкша и рох – это достояние каана, за которым смотрят жильцы подворья. Каан в жизни не увидит никого из вышеперечисленных, но за возможность распоряжаться его собственностью хозяева должны выплатить олум, то есть отступные.

Выплата олума не означала, что живность теперь принадлежит хозяевам подворья, но вот пользоваться всем, что давало животное или птица, имели полное право. Если же происходила утрата каанского имущества или же животное решали забить, то тогда каану приносили атылум, что уже означало выкуп или возмещение ущерба, но одновременно с этим тут уплачивался и олум, потому что каану переходило следующее имеющееся животное.

Всё это имело вполне определенный смысл. Во-первых, каан был гарантом закона и порядка, а также безопасности жителей тагана. Он был судьей и защитником не только в войнах, но и зимой, если поселение одолевали звери. На собранные с дворов олумы и атылумы содержалось подворье ягиров. Впрочем, и тут имелись нюансы.

А во-вторых, живность, принадлежавшая каану, являлась фондом помощи в голодные времена. При необходимости с разных поселений и подворий изымалось имущество каана. Скотину и птицу забивали и распределяли между нуждающимися.

Не только мясо, конечно же, шло в помощь. Подобное касалось и полей, за которыми ухаживали всем поселением. И на каждом таком поле четверть тоже принадлежала каану. После сбора урожая зерно привозили в большие каанские амбары. Да и с подворий привозили часть собранных овощей, зачастую уже в виде солений для лучшего хранения.

Эти запасы шли каану и войску, а также при необходимости нуждающимся. И если по весне закрома каана всё еще ломились, то запасы раздавались людям, кто желал взять, чтобы освободить место под новый урожай. Не всё, некая часть всё равно оставалась на случай неурожая.

В общем, так и складывалось достояние каана. И уж поверьте, денег с откупа выходило вовсе не мало, ибо выплачивались они ежегодно для продления права пользования имуществом правителя, а это и шерсть, и яйца, и молоко, и мясо. Так что денег тратили меньше, чем получали пользы. Однако пусть и небольшие деньги, но с каждого подворья каждого поселения, складывались в весьма ощутимые суммы.

Но так было прежде, теперь же отлаженный механизм должен был начать перестраиваться. Не сразу и не резко, даже возможно не всё. Мне нравилась эта идея коллективно подготовленной соломки, подстеленной на случай непредвиденных проблем. К тому же так перекрывалась потребность снабжения армии провиантом, а теперь еще и больницы. И все-таки нововведения должны были коснуться и этой части жизни дайната. Каким-то из них еще не пришло время, а какие-то должны были начать внедряться уже вскоре, но постепенно и мягко. Рождающееся государство требовало иных методов управления.

Но всё это было, существовало или только должно было появиться. А сейчас я продолжала пребывать в приподнятом настроении, потому что впереди был чудесный день, когда я наконец могла насладиться обществом супруга. И мне хотелось быть сегодня необычайно красивой, чтобы он смотрел на меня с восторгом. Чтобы в глазах его была гордость за собственную женщину, за то, что она принадлежит ему и только ему… Боги, я же лгу!

Я ведь и без того видела в глазах Танияра всё, что только перечислила. Ему было попросту безразлично, надет на мне новый филям или серьги, сверкавшие камнями. Какого цвета и фасона платье и как уложены мои волосы. Да хоть в рубище! Он и тогда бы глядел на меня с восторгом и любованием, и тогда бы гордился мной. Танияр любил меня всей душой вовсе не за красоту или наряды. А мне попросту хотелось быть лучше всех для него, хоть я уже и была таковой.

Улыбнувшись своему отражению, я отложила гребень, пропустила между пальцами тщательно расчесанные пряди и поднялась на ноги. Нет, я не стала навешивать на себя украшения, даже прическу сделала без всяческих затей: собрала часть волос на затылке и остальным дала свободу.

– Я буду для тебя собой, – прошептала я в пустоту. – И это мое самое лучшее украшение, от которого ты не можешь оторвать взора.

А после поспешила покинуть спальню, надеясь, что Танияр уже вернулся, если вообще уходил. Возможно, он поднялся к магистру, ему дайн тоже дал сегодня выдохнуть. Я прислушалась и услышала тихие шаги, доносившиеся из гостиной. И когда перешагнула порог, почти сразу же и остановилась, залюбовавшись представшей мне картиной.

Танияр и вправду был в доме. Он стоял у окна с Тамином на руках. Дайн смотрел на сына, и на губах его блуждала ласковая, чуть мечтательная улыбка. Он был так хорош в эту минуту. Сильный мужчина, с умиротворением взиравший на собственное дитя. Дайнанчи теребил прядь длинных белых волос своего отца, но тот, кажется, даже этого не замечал. Я прерывисто вздохнула, и супруг повернул голову. На краткий миг наши взгляды встретились, и мне показалось, что я и супруг переместились в ту реальность, где существовали только мы.

– Жизнь моя, – прошептала я.

– Свет моей души, – тихо ответил он и…

– Дай пройти, дайнани, – проворчала за моей спиной Сурхэм, разом разрушив мир гармонии, царившей здесь еще мгновение назад.

Растерянно моргнув, я отошла в сторону, и прислужница направилась к столу. Только сейчас я увидела, что он уже накрыт на две персоны. Сурхэм поставила кувшин с горячим этменом, после направилась к Танияру и забрала у него сына. Дайн с усмешкой проводил ее взглядом, а после повел рукой в приглашающем жесте. Кивнув ему с улыбкой, я заняла свое место.

– Где ты был? – спросила я, чтобы нарушить тишину.

– Ты же знаешь, ходил к Сурхэм, чтобы узнать, не обманула ли ты меня, – с улыбкой ответил Танияр.

– Ты знал, что обманула, – отмахнулась я.

– Знал, – не стал спорить супруг и задержал на миг взгляд. – Ты чем-то расстроена? Ты будто поменялась.

Отрицательно покачав головой, я улыбнулась и честно ответила:

– Я счастлива.

Он еще мгновение рассматривал меня, а после протянул руку и провел по моей щеке тыльной стороной ладони. Удержав его руку, я прикрыла глаза и потерлась об нее. А когда снова посмотрела на Танияра, он оказался совсем близко.

– Однажды мы будем рядом столько, сколько захотим сами, – сказал он, глядя мне в глаза, а затем накрыл губы поцелуем.

– Там они, – снова донесся до нас голос Сурхэм, – чего хочешь-то?

– Дайн нужен, – ответил еще невидимый мужчина, и Танияр отстранился.

Испытав раздражение, я развернулась к двери, и в ее проеме появился ягир с ворот. Он склонил голову, а после произнес:

– Милости Отца. Там Илан пришел, говорит, надо видеть дайна. Говорит, важно.

– Пусть войдет, – кивнул дайн.

Вот теперь я ощутила тревогу и перевела взгляд на Танияра. Он пожал плечами и ответил на ранее заданный вопрос:

– Я не покидал дома. Поговорил немного с Мортом, а потом забрал Тамина у Сурхэм и ждал тебя.

Вскоре вновь послышались шаги, и в дверях гостиной появился Илан. Танияр указал ему на кресло.

– Милости Белого Духа, – усевшись, приветствовал нас тэр-ердэм.

– Голоден? – спросил дайн.

– Нет, – ответил Илан и сразу перешел к сути дела. – Сегодня прилетел сурх из Холодного ключа. Кашур возню грязную устроил, собирает у себя каанов, против тебя говорит много дурного. Вот, читай сам.

Он протянул маленький свиток, который принесла почтовая птица, и Танияр, забрав его, углубился в чтение. Впрочем, оно было недолгим. После передал послание мне. Я опустила в него взгляд, но тут же вновь посмотрела на мужа. Он поджал губы, на скулах заходили желваки, и ладонь с силой опустилась на стол. Посуда жалобно звякнула.

– Прости, Ашити, сегодня я не смогу быть с тобой и Тамином, – посмотрев на меня, произнес супруг.

– Что ты намереваешься делать? – спросила я.

– Убрать нарыв, пока гноем не покрыло всё, что мы имеем, – ответил дайн.

Я прижала ладонь к груди, где взволнованно билось сердца, после посмотрела на послание шыкема Илана и поспешила за Танияром, который уже выходил из гостиной в сопровождении тэр-ердэма…

– Чего случилось-то?

Я оторвала взгляд от места, где только что закрылся портал, после перевела его на Сурхэм, которая стояла рядом со мной, поджала губы и поспешила обратно в дом. Я должна была видеть, что будет происходить. Слишком велико было мое волнение, чтобы я могла спокойно заняться своими обычными делами.

– Да что случилось-то?! – крикнула мне вслед Сурхэм. – Илгизиты, что ли, пошли?

Обернувшись, я бросила на ходу:

– Хуже.

– Что может быть хуже? – вопросила обескураженная прислужница, и я ответила одним словом:

– Предательство.

Ворвавшись в дом, я поспешила в кабинет. У меня потряхивало руки от тревоги и негодования. Негодяи! Мерзавцы! Как можно устраивать всю эту мышиную возню, когда на кону само существование Белого мира?! Возможно, даже не только нашего осколка, но и всего того, что существовало за его пределами! Как можно соперничать и соревноваться, если платой за это станет жизнь всех, кого ты знаешь? К чему лелеять собственное самолюбие, если вскоре его попросту не останется? Ничего не останется!

Во мне всё клокотало, и хотелось хоть как-то выплеснуть негодование, чтобы наконец-то выдохнуть и взять себя в руки. Однако вбитые некогда матушкой догмы мешали сделать это каким-нибудь варварским способом, например разбить тарелки или же швырнуть через весь кабинет писчие принадлежности. Да и относилась я к своему рабочему инструменту с почтением, чтобы так обойтись с ним. А бить тарелки мало того, что непозволительно для дамы высокого рождения и прекрасного воспитания, так это еще и обидело бы Сурхэм.

Потому я просто вошла в кабинет и на несколько минут застыла перед портретом своего мужа. Остановив на нем взгляд, я медленно выдохнула, пытаясь успокоиться. Однако не преуспела и, выругавшись на родном языке, поспешила к своему креслу. Уже усевшись, я вновь поглядела на портрет Танияра и пробудила подарок Белого Духа…

– Шакин у ягиров?

Юглус, появившийся после того, как дайн вновь отбыл, кивнул. Он пока не заговаривал, но смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Что происходило, он не знал, однако узнать желал очень сильно. Ягиры, как я однажды уже имела честь рассказывать, хоть и обладали любопытством всех тагайни, однако с расспросами не кидались. Зато смотреть умели так, что душу вытягивали больше, чем какая-нибудь Тамалык, горевшая жаждой знаний. И мой телохранитель теперь сверлил меня пристальным взглядом, ожидая пояснений.

– Кулчек больше не с нами, – не стала я томить моего доброго друга. – Он отправился к Кашуру, наслушавшись его наговоров на Танияра. – Глаза Юглуса сверкнули гневом. – Уриншэ не спешил сознаться в этом, когда дайн спросил, где отец.

– Что сказал дайн? – спросил мой телохранитель.

– Танияр сказал, что теперь примет их только после клятвы, скрепленной Белым Духом. Уриншэ обиделся. Кулчек был пристыжен, но они с алдаром поддержали обвинения Кашура и тех глупцов, кто собрался у него. Однако, когда в Курменае выстрелили дайну в спину, Кулчек крикнул, предупредив его. Впрочем, оказалось, что убить пытались хамче. Понимают, сколько силы он дает Айдыгеру. Хвала духам, что он тоже обернулся на крик, и стрела попала в плечо, а не в спину.

– Поганые урхи! – зло воскликнул Юглус, но тут же прижал ладонь к груди: – Прости, Ашити, я не урхов ругаю. – Я кивнула, понимая, что ягир просто произнес привычное оскорбление. – Почему про Шакина спросила?

– Его отец тоже был у Кашура и обвинял Танияра, – ответила я. – Хочу допросить каанчи.

– Сказать, чтоб в подвал тащили?

– Нет, – я усмехнулась. – Скажи ему, что я приглашаю его прокатиться на саулах.

Вот теперь на лице ягира отразилось искреннее недоумение. Он подошел к столу, за которым я вновь сидела в своем кабинете, и присел на стул. Постепенно недоумение сменилось возмущением, а после и вовсе упрямством во взгляде. Я поняла, что телохранитель сейчас попытается возразить.

– Не-а, – я покачала указательным пальцем перед его носом, – будет, как я сказала.

– А если…

– Вот именно, – остановила я Юглуса, – если. Мы в точности не знаем, зачем он прибыл в Айдыгер. Возможно, это сговор с Кашуром, а может, и нет. Я не хочу обижать Шакина прежде, чем мы поймем, что причина для подозрений обоснована. Друг мой, разве я хоть раз была неразумна? Я доверяю тебе всецело, но с нами поедет еще десяток ягиров. Каанчи знает, что дайн оберегает жену, потому такое сопровождение воспримет спокойно. И вот если он что-то попытается сделать, поняв, что его помыслы раскрыты, тогда вы его повяжете и доставите в допросную. Пока же я хочу доверительной беседы, а вовсе не допроса. В конце концов, в пользу Шакина говорит то, что за столько времени, что гостит у нас, он ни словом, ни делом не показал скрытых намерений, а возможность у него для этого была. И не раз. Согласен?

– Угу, – промычал телохранитель. – Это как поглядеть. Ты всегда под присмотром, и не только под нашим. Каждый иртэгенец за тебя встанет. Если и не остановит, то крик поднимет. Дайна почти не бывает в Айдыгере, а если бывает, то всегда кто-то рядом. А хамче Шакин вообще не видит. Намеренно попроситься поговорить наедине не может, иначе сразу понятно, кто дурное сделал. Тогда не будет у Долгих дорог старшего каанчи. А он у нас уже долго. Его в родном тагане ждут, а он всё от нас не уедет. Почему? Уж не потому ли, что еще не сделал, зачем отправили?

Рассеянно улыбнувшись, я кивнула, соглашаясь. Юглус был во всем прав. Задержкой каанчи могло быть как желание лучше узнать наш быт и устои, да попросту пробудившийся интерес к незнакомому ему образу жизни, так и то, что он всё еще не сделал то, ради чего приехал в Айдыгер. И все-таки… Он был старшим каанчи, наследником каана. И в то, что Галзы будет рисковать наследником, мне верилось с трудом. Чтобы попытать судьбу и совершить покушение на дайна, меня или магистра, достаточно было отправить кого-то попроще. Да хоть ягира под видом беженца или торговца. Зачем отправлять старшего сына? Да вообще сына. Брата, племянника, прислужника, воина – кого угодно, но не рисковать своими отпрысками. И вот именно это соображение не позволяло мне увериться в дурных намерениях Шакина.

– Почему для грязного дела был послан наследник каана? – озвучила я свои сомнения в вопросе. – Зачем Галзы отправлять старшего сына, зная, что тот может уже не вернуться?

Юглус с минуту смотрел на меня, осмысливая вопрос, после нахмурился и отвернулся к окну. Вскоре пожал плечами.

– Может, он от жены, которую каан любит меньше? Может, видит наследником младшего сына, тогда старшего не жалко. Если мы его убьем, то можно будет обвинить Танияра, сказать, что он неверен законам Отца. Зато кааном станет любимый сын.

– Хм… Сакральная жертва? – переспросила я и вновь задумалась.

Эта теория имела право на существование, логика тут прослеживалась. Каанам вовсе не нужен был законно обоснованный повод для нападения на наш дайнат. Это хорошо прослеживалось из абсурдных обвинений. Но подобных обвинений могло не хватить сторонникам Танияра, кто принял наши доказательства и доводы минувших и предстоящих событий, кто не оспорил наши взгляды. А войску Кашура предстояло пройти все таганы, чтобы добраться до Айдыгера, в части которых проживали не только нейтральные кааны, но и наши союзники, которые представляли угрозу. А значит, для того чтобы они хотя бы не вмешивались, нужен был повод более весомый, чем жена-иномирянка и дружба с племенами.

Опять же Элькос. Пока он жив, шансы уничтожить дайнат и его правителя практически равны нулю. Магистр показал свою силу и возможности, и надеяться только на то, что на всех воинов вражеского войска их не хватит, глупо. Кашур самовлюблен, но не дурак на самом деле, а это уже подтвердило недавнее покушение на хамче. Возможно, послав Шакина к нам, Галзы и его хозяин хотели поразить две цели: убить Элькоса, а после предъявить смерть каанчи вероломством Танияра.

– Хм…

Но наши союзники, узнав о гибели хамче, вряд ли сочтут казнь убийцы поводом отвернуться от дайна. Они тоже видели силу магистра и оценили ее по достоинству. Танияр говорил, что присутствие Элькоса вселяет в них надежду на лучший исход. Хотя… Всё это знал и Кулчек, однако пришел к Кашуру. Нет, стоп. Кулчек пришел в Курменай из страха, что его подчинят. Именно это внушило ему опасения, всё остальное только для успокоения собственной совести. Может, его алдар и верит в порочность племен, но каан и его наследник переживают из-за собственной власти.

– Совершенно непонятно, – подвела я итог своим размышлениям.

– Что непонятно? – живо отозвался Юглус. – Мне вот слово твое непонятно. Какая жертва?

– А? – я с непониманием посмотрела на него, но быстро осознала вопрос и пояснила: – Сакральная. То есть жертва, которая призвана стать священной. Знаешь, вроде стяга, под которым ведут воинов в сражение. Мы казним каанчи за то, что он должен совершить, но вину за его смерть возложат на нас как на нарушителей законов Белого Духа. Что-то вроде: он приехал как друг, а дайн Танияр убил гостя. Вот так он принимает друзей. Понимаешь? – Ягир кивнул. – Сейчас они ставят Танияру в вину, что он не погиб под ленгенами Налыка и Елгана…

– Что?! – Юглус в праведном возмущении привстал со стула.

– Вот именно, – усмехнулась я. – Весьма сомнительное обвинение, и наш дайн с легкостью разбил его. Возможно, кто-то и задумается, хотя я в этом сомневаюсь. А вот смерть наследника Долгих дорог, когда все знают, что он пришел и был принят как дорогой гость, может повернуть мнение сомневающихся в нужную сторону. И оттого сакральная жертва. Но! Для этого она должна быть принесена. А Шакин за всё это время не сделал ничего, что повлекло бы его смерть. Даже не пытался. Нам не за что его карать.

– А если кто-то другой может его убить, чтобы обвинить дайна? – предположил телохранитель. – Только никак не может дотянуться. Шакин то на подворье ягиров, то с Эгченом. А если ходит по Иртэгену, то всегда на глазах. И не один ходит. Каанчи с ягирами подружился, еще с братьями-ердэмами. В ердэкем не лезет, но, когда свободны, бывает, ходит с ними.

– Куда ходят?

– В гостях у Нихсэта был несколько раз, у Илана тоже. Но Илан с Хасиль больше, а Нихсэт один, с ним чаще по Иртэгену ходят.

На миг поджав губы, я испытала прилив подозрительности.

– Что думаешь об этой дружбе? – спросила я Юглуса, и он пожал плечами.

– Не знаю. Разговаривают, смеются. Видно, что им легко вместе. Нихсэту с Шакином. А что? Не веришь братьям? Или только Нихсэту? Зачем тогда чен-ердэмом сделала?

Теперь пожала плечами я, но вовсе не по причине того, что у меня не было ответа.

– Я назначила Нихсэта на эту должность, потому что он показал себя ответственным человеком. Более того, он принял Айдыгер душой и переживал за его безопасность. И он стоял с братом на стенах, когда на нас шло союзное войско. Нет, я верю обоим братьям. Но я пытаюсь понять, не может ли каанчи через дружбу что-то выведать у Нихсэта?

– Нихсэт хитрый и умный, – возразил Юглус. – Он не раскроет рта, если так надо. Я как-то слышал, о чем он говорил с Шакином. – Я ответила внимательным взглядом, и ягир усмехнулся: – Про женщин говорили. Вроде как каанчи приглянулись наши девушки. Нихсэт шутил над ним.

– Девушки у нас красивые, – улыбнулась я. – Может, и нет промеж них дурных разговоров. После с Нихсэтом поговорю, послушаю, что расскажет. А сейчас позови каанчи и Эгчену скажи, что поедем на саулах, пусть ягиров назначит.

– Сделаю, – кивнул телохранитель и поднялся со стула. – Без меня из дома не выходи, – строго велел напоследок Юглус и, дождавшись моего кивка, покинул кабинет.

И когда мой телохранитель исчез из поля зрения, я усмехнулась. Любопытно, куда бы я ушла без него? Впрочем, всё это забота обо мне, и я ее ценю. Коротко вздохнув, я ударила ладонями по подлокотникам и встала из-за стола. Надо было переодеться для прогулки верхом.

– Так что случилось-то?

– Боги, – охнув, я схватилась за грудь. – Сурхэм, ну нельзя же так пугать.

Прислужница, неожиданно возникшая на пороге моего кабинета, стыдиться не спешила. Она скрестила руки на груди и ответила честным взглядом. Я все-таки прошла мимо, подвинув Сурхэм, времени на долгие разговоры не было.

– Тамин уснул? – спросила я, направляясь в гардеробную.

– Спит наш красавец, – ответила прислужница, следуя за мной по пятам. – Все дела переделал, умаялся, теперь отдохнуть надо. А чего случилось?

Хмыкнув, я одарила ее загадочным взглядом, но томить не стала. И пока переодевалась, Сурхэм удовлетворяла свое любопытство, слушая короткий пересказ последних событий.

– Урхи поганые, – дослушав, сердито проворчала женщина и отмахнулась раньше, чем я открыла рот: – Знаю-знаю, урхи хорошие. А эти поганые.

– Тут и возразить нечего, – усмехнулась я.

– И что теперь?

– Ничего нового. – Я прошла мимо нее. – Всё, как и прежде. Готовимся и ждем илгизитов. Верь Танияру.

– Ему верю, – кивнула Сурхэм. – Кому ж еще верить, кроме вас? У нас и дайн, и хамче, и благословение Белого Духа. Справимся и без этих, – она пренебрежительно махнула рукой, и я, обернувшись, обняла прислужницу.

– Верно, дорогая. Только никому ни слова, поняла? Незачем народ смущать и тревожить.

– Даже думать о твоих словах не буду, – заверила меня женщина.

– Умница наша, – широко улыбнулась я. После звонко поцеловала в щеку и направилась к выходу из дома.

– Куда идешь-то? – спросила Сурхэм мне в спину. – Что на Ветре будешь кататься, вижу. А куда поскачешь?

– Недалеко, дорогая, скоро вернусь, – заверила я и, прежде заглянув в спальню и послушав умиротворяющее сопение довольного жизнью дайнанчи, покинула дом.

Впрочем, дальше двора не ушла. Попросту хотелось ненадолго остаться наедине с собой и продумать скорую беседу.

– Хм…

Мысли сами собой утекли прочь от намерений, и я вспомнила то, чему стала незримым свидетелем, а точнее визит в Холодный ключ. Уриншэ сказал, что к ним приезжал младший каанчи из Долгих дорог. То есть, пока Шакин осматривает Айдыгер, вникает в устройство служб, изучает новые порядки в нашей армии, смотрит строящиеся крепости, его родня готовится к войне с дайнатом… Все-таки шпион? Или же имеет собственное мнение? Или же Юглус прав и старшему каанчи уготована роль сакральной жертвы?

Если Шакин и вправду отличается мышлением и взглядами от отца и брата, то каан может считать старшего сына неугодным наследником. Или же, напротив, мыслят они все едино, и тогда у нас под боком обосновался опасный враг.

– Любопытно…

В это мгновение калитка открылась, и во двор вошел мой телохранитель. Он кивнул, так показав, что всё готово. Улыбнувшись ему, я направилась к воротам. Что ж, гадать более смысла не было, сейчас всё и узнаем. На миг во мне зародилось сомнение. Возможно, стоило сразу отвести, если уж не в допросную, то хотя бы поговорить на подворье ягиров. К чему эти скачки? Но вскоре тряхнула головой и решила, что первая мысль самая верная. Пусть сначала расслабится, а после задам свои вопросы. С этим и покинула наше подворье.

Картина, представшая мне, была совершенно идиллической. Наш гость отличался от ягиров разве что одеждой да прической, в остальном он был своим. Это ясно чувствовалось по непринужденности, с которой он общался с воинами. И меня вновь кольнуло неприятное подозрение. Втерся в доверие? Если так, то ягиры более не воспринимают каанчи как чужака, а значит, могут быть менее воздержаны в словах, менее осторожны и внимательны, когда он рядом.

Однако я могла и ошибаться. Все-таки ягиры оставались ягирами, и скрытность была их выработанной чертой, стояли ли они с каменными лицами, или же весело смеялись. Открывались они только своим собратьям по оружию, и то только тем, с кем жили на одной земле. От остальных всё равно отгораживались незримым щитом. Хоть бы так…

Впрочем, все эти размышления не отразились на моем лице, на нем сияла приветливая улыбка. Выучка, полученная мною сначала от матушки, а после в королевском дворце, была не менее крепкой, чем выучка ягиров. Так или иначе, но лицемерие и некоторое двуличие было неотъемлемой чертой высшего света. Не показывать своего истинного настроения, иметь всегда благожелательное выражение и прочее, и прочее, и прочее. А при Дворе все эти навыки должны быть умножены на десять. Так что наш гость видел перед собой «солнышко Ашити», а не дознавателя, готового к допросу.

– Милости Отца, – произнесла я, обращаясь ко всем разом.

– И тебе Его милости, дайнани, – ответили мне.

Шакин улыбнулся, приветствуя меня, и чуть склонил голову. Однако в глазах его легко читался вопрос. За всё время я почти не уделяла ему внимания. Если встречались на подворье ягиров, конечно же, останавливалась и вела недолгую беседу. Также и на улицах Иртэгена, но никогда не звала его на прогулку или в гости. У меня хватало забот, а каанчи был взрослым мужчиной и мог о себе позаботиться. В конце концов, он не был званым гостем, и я не ощущала своей обязанностью развлекать его.

– Ты удивлен моим приглашением прокатиться, – первой констатировала я немой вопрос. – Не удивляйся, – я улыбнулась как можно более обезоруживающе. – Мне нечасто удается выгулять своего Ветра. И раз уж сейчас выдалось свободное время, то отчего бы не позвать с собой гостя? Мы мало уделяли тебе внимания. Танияр готовится к важному сражению, а я занята делами Айдыгера и сыном.

– Дайнат большой, ему нужна забота, – ответил Шакин. – А я не скучаю, здесь всегда есть чем себя занять.

Рассмеявшись, я согласно кивнула:

– Верно. Человеку, который не любит сидеть без дела, всегда несложно найти его для себя.

– Но я рад, что ты позвала меня, – добавил каанчи. – У меня много вопросов. Сейчас, когда я ко всему привык, мне интересно узнать о твоем родном мире. Расскажешь?

– Разумеется, – теперь моя улыбка вышла более искренней.

Корысти в этих знаниях не было, всего лишь любопытство. И подозревать каанчи еще и как посланца илгизитов я не стала. Алтаах уже давно узнал от меня самой всё, что ему было нужно, а для Кашура само существование другого мира было неинтересно. Ему и прошлое родного мира было без надобности. Всё, что ему было нужно, он знал. Курменай первый из таганов, а он великий каан над каанами.

Однако начать разговор пока не представлялось возможным. Мы шли по улице и, как сами понимаете, встречали иртэгенцев, желавших поздороваться, спросить, рассказать, просто поглазеть. Так что до ашруза добрались не быстро.

– Почему ты никогда не отваживаешь людей? – спросил каанчи, когда мы свернули к обиталищу саулов. – Я несколько раз смотрел, как ты выходишь с подворья. Всегда одно и то же. Они подходят, останавливают тебя, а ты не отказываешь.

– Зачем же мне их отваживать? – искренне удивилась я. – Я люблю тагайни за их открытый нрав, обожаю их любопытство и всегда рада остановиться и поговорить. Если же будет важное дело, не терпящее промедления, тогда люди поймут и задерживать не будут.

– Если любишь наших людей и их любопытство, значит, тебе плохо жилось в твоем мире?

Я вновь в удивлении приподняла брови, а после усмехнулась и отрицательно покачала головой.

– Вовсе нет.

– Тогда выходит, что ты себя чувствуешь как дома? И там тоже такие же люди, как тагайни?

В это мгновение мы остановились перед воротами ашруза, и оттуда вырвался Ветер, едва ли не волоча за собой ашера, успевшего накинуть на саула сбрую. Разговор пришлось прервать, потому что меня ожидала встреча с моим дорогим мальчиком и непременный ритуал. Ветер ворчал, но, разумеется, не так сильно, как после моих исчезновений. Однако для порядка должен был попенять мне за то, что долго не садилась в седло. А мне предстояло успокоить, поворковать и просто приласкать. В эти минуты прочие собеседники были лишними.

– Ты и с саулом разговариваешь, – хмыкнул Шакин. – Тогда понятно, почему с каждым иртэгенцем останавливаешься. Ты просто любишь поговорить.

Мы с Ветром посмотрели на каанчи. Саул и вовсе пригнул голову и с подозрением потянул носом. После зашипел, клацнул зубами и вернулся к прерванной процедуре встречи.

– Не стой между Ветром и его всадницей, – весело произнес один из ягиров. – Этот саул и дайна не пожалеет, не то что каанчи.

– Они всегда так, – с улыбкой добавил второй. – Ветер бранится, Ашити его уговаривает.

– Они просто ничего не понимают, – сказала я саулу, и он согласился:

– Мьяв.

Вскоре я уже сидела в седле. Ашер закончил седлать моего скакуна, пока мы обнимались с последним. Мое сопровождение и каанчи успели сесть на своих саулов раньше, и теперь мы могли тронуться в путь, ну и вернуться к прерванному разговору.

– Ты говоришь, что я чувствую себя в Белом мире как дома, – произнесла я. – Это неверно. Я не чувствую себя здесь как дома. Я и нахожусь дома, Шакин, и только так этот мир и воспринимаю. Он совсем не похож на мой родной мир, и люди там живут иные. Они могут остановиться, чтобы поприветствовать и обменяться новостями, если вы знакомы. Однако же при шапочном знакомстве, то есть не близком, попросту кивнут и пойдут дальше, если до тебя нет никакого дела. Незнакомые же люди и вовсе пройдут мимо. В маленьких поселениях могут обернуться и рассмотреть более пристально, но лезть с разговорами и вопросами не станут. Я хорошо ощутила эту разницу, когда Отцу было угодно отправить меня назад. И знаешь что? Я почувствовала себя неуютно. Мне ужасно не хватало вот этой вот непосредственности… простоты общения, которая была здесь. Если сравнить два мира, то я бы сказала, что мой отчий мир похож на полноводную реку, которая несет свои воды по уже сложившемуся руслу. Поток равномерен и довольно спокоен. А Белый мир – это ключ, бьющий из-под земли. Его капли разлетаются с задорным перезвоном, сияя в солнечных лучах яркими переливами.

– Как красиво ты сказала, – произнес Юглус, ехавший рядом со мной.

– И мне понравилось, – отозвался ягир, который советовал не вставать между нами с Ветром.

– Да, красиво, – не стал спорить Шакин. Он чуть помолчал, а после произнес: – Пусть никто не будет обижен, но ягиры говорят с тобой, хоть и едут охраной. И ты говоришь с ними.

Пояснять, что имел в виду каанчи, было лишним. Я прекрасно поняла, что показалось ему странным. Ягиры – мрачные и опасные тени, хранившие молчание на людях. Говорили, конечно, но мало и по делу. Невозмутимые и ко всему равнодушные изваяния, разившие быстро и без промаха. О чем вы, разумеется, помните.

Впрочем, вести беседы со своими телохранителями было не принято и в моем мире. Правда, тут как раз и была существенная разница. В моем родном мире разговаривать с охраной или прислугой было ниже собственного достоинства. А в Белом мире молчание больше обусловливалось укладом ягиров.

А сейчас Шакин наблюдал, как разрушился и этот негласный закон. Улыбнувшись, я посмотрела на Юглуса. Мой добрый друг и защитник ответил теплым взглядом, в котором таилась ирония, адресованная каанчи.

– Вот тут для меня разницы между мирами нет, – наконец ответила я. – От рождения я принадлежу знатному роду и за несколько лет до того, как я оказалась здесь, достигла и вовсе больших высот. Я говорю это не ради бахвальства. Попросту телохранители у меня были и там, только назывались они гвардейцами. Но наши взаимоотношения были похожи на нынешние. Они могли сопровождать меня в молчании, могли вступить в разговор, не опасаясь вызвать недовольства. Мы часто смеялись над шутками. Причиной тому мой нрав. Я легко схожусь с людьми, держусь с ними запросто и радуюсь, когда вижу ответное дружелюбие.

– Наше солнышко, – улыбнулся один из ягиров сопровождения.

– Благодарю, – смущенно произнесла я и на миг потупилась. Однако быстро справилась с собой и вновь посмотрела на каанчи. – Юглус и Берик и вовсе давно уже стали мне близкими друзьями. Я вижу в них братьев, а не телохранителей. И к остальным воинам отношусь с живейшей симпатией… они мне нравятся. А в Долгих дорогах иные порядки? – сменила я направление нашей беседы в нужную сторону. – Я знаю, что племена вы не выносите, но между собой?

Мы выехали за пределы Иртэгена, и саулы перешли на рысцу. Ветер уже несколько раз вывернул голову – он ожидал, когда я пущу его в галоп. Однако я пока не спешила насладиться скоростью бега моего скакуна. И направила его не к холмам, а на дорогу, которая вела и к кийрамам, и в Огчи, и в Каменный лес. Нет, в этом не было умысла, просто захотелось сменить привычное место для выезда верхом.

– Мы живем, как и вы, – ответил Шакин. – Но есть каан, а есть простые люди, и они не лезут к каану с вопросами. Если только есть важное дело, тогда подойдут, когда увидят. В Курменае даже так не тревожат каана. Идут к его подворью и просят выслушать. Только сам Кашур никого не слушает, с людьми говорит кто-то из его суров.

– Суры? – переспросила я.

– Да, как ваши ердэмы, только помогают иначе. Суры суд вершат, людей слушают, решения принимают от имени каана. Ему докладывают, но Кашур не вмешивается. Только если считает, что сур не прав. Тогда может отменить его решение или даже покарать, но это если его помощник зазнается. Каан превыше всех. Пока об этом помнят, Кашур милостив.

Я усмехнулась, окончательно поняв всё, что творилось в дайваре каана еще при первом появлении там Танияра. Они попросту были все правителями Курменая, для которых каан являлся почти божеством. Насколько искренне они его почитают, сказать сложно, но огорчать его явно не желали, чтобы не только не лишиться власти, но и жизни. Отсюда и это подобострастие и перелай у ног хозяина.

Великий каан… Мыльный пузырь! Кашур и все его предки. Они даже не управляют своими землями! Не пекутся о народе, о защите рубежей, просто плывут в вялом течении времени, лелея придуманное величие. И тут такой вызов! На другом конце земель таганов появилось новое государство. Оно больше по своей площади и таганом уже считаться не может, а управляет им тот, кто никак не может подчиниться «великому» каану, потому что уже стоит выше каана. Разве может стерпеть подобное «глас Белого Духа»? Разумеется, нет. И ему плевать на Илгиза, потому что важно вернуть свое верховенство, хотя бы в собственных глазах, даже если этого верховенства по-настоящему никогда не было. Мерзость какая…

Отвернувшись, чтобы скрыть свои чувства, я медленно выдохнула и к каанчи обернулась вновь полная благодушия.

– А вы почитаете Кашура? – спросила я с любопытством.

Шакин ответил чуть удивленным взглядом.

– Он каан Курменая, а не Долгих дорог, – ответил каанчи.

– Курменай хорош, – я немного сменила тему. – Когда Танияр мне рассказал об этом тагане, я была изумлена, насколько он больше развит. Хотелось побывать там, и харат меня не разочаровал. Он чудесен. Теперь мы знаем, что это ветшающее наследие утерянного мира, но выглядит он и вправду восхитительно. Наверное, самое запоминающееся – это вид, открывающийся еще на подходе. Этакая раковина, жемчужиной которой является сам Курменай. У меня дыхание перехватило, когда я увидела. Все-таки ваши предки были невероятны. Жаль, что тот мир исчез. – Чуть помолчав, я задала следующий вопрос: – Вы часто бываете в Курменае?

– Я там был всего несколько раз, – ответил Шакин. – Не люблю Курменай. Мне там душно. Слишком много камня, я больше люблю лес. А отец и брат туда ездят. Отец чаще всего, иногда берет с собой брата.

– Вы перенимаете устройство Курменая? – живо заинтересовалась я. – Хотите и у себя одобрить таены или что-то еще?

Шакин ответил удивленным взглядом и спросил:

– Зачем? Мы живем как живем, и нам нравится так жить. Мы верны законам Белого Духа и законам таганов. У нас как у всех.

– Значит, каан ездит что-то покупать? В Курменае точно есть то, чего нет в других таганах. Ткани у них хороши, и мастерицы прекрасные. Наверное, есть что-то еще, я мало что успела увидеть, когда мы заезжали туда с Архамом.

– У нас тоже хорошие мастерицы, – пожал плечами каанчи. – И прядут, и шьют, и вышивают. Да и другие мастера не хуже. Нет, нам незачем ездить по их таенам.

– Твой саул быстр? – и вновь я изменила течение разговора.

Шакин, не успевший за мной мыслью, слегка опешил, но вскоре улыбнулся:

– Быстрей моего Ярека не сыскать.

– Пф, – фыркнула я. – Мы с Ветром с этим не согласны. И скажу тебе больше, зазнайка Гереш готов оспорить даже мое утверждение.

– Гереш? – переспросил Шакин, и я указала на саула Юглуса.

– Он.

– Гереш ни с кем не спорит, – живо включился в мою игру телохранитель. – Он просто бежит быстрее ветра.

– Какое спорное утверждение! – воскликнула я. – Ты слышал, мой дорогой мальчик?

– Я говорил не о твоем Ветре…

– Поздно, – остановила я ягира. – Вызов брошен и принят. И Герешу с Яреком придется сильно постараться, чтобы превзойти Ветра.

И, не предупреждая, я крикнула:

– Хэй!

Мой саул, только и ждавший приказа, помчался вперед. А следом, сорвавшись в галоп, бежали остальные саулы. И если мое сопровождение осталось позади и не собираясь обгонять, то Юглус и Шакин были участниками скачек. На самом деле только каанчи, а телохранитель под благовидным предлогом продолжал оберегать меня, находясь рядом. Он это понял и сегодня не гнал Гереша, как обычно.

Впрочем, и Шакин, нагнав нас с Ветром, продолжал держаться вровень, даже когда Ветер наддал. Однако ни отстать, ни вырваться у него не получалось, потому что ягир охранял свою дайнани, а каанчи, похоже, попросту подыгрывал, не желая огорчить супругу правителя Айдыгера. Так что через какое-то время, посчитав, что мой саул неплохо размялся, я натянула поводья под недовольное шипение.

И все-таки удовольствие от стремительного бега скакуна я почувствовала, и потому легко рассмеялась, слушая брань моего ворчуна. Широко улыбался и каанчи.

– Ты говорила, что Гереш обгонит Ветра и Ярека! – воскликнул он, сияя задором в глазах.

– Я вовсе такого не говорила, – возмутилась я. – Лишь сказала, что Гереш готов поспорить с твоим утверждением о скорости Ярека.

– И Ветра, – встрял Юглус, а после наябедничал: – У Ветра нет чести. Когда Гереш обгоняет, саул дайнани кусает его за зад.

– Пш-ш, – оскорбился мой мальчик.

– И ты совершенно прав, – поддержала я скакуна и спешилась. – Ветер – самый честный саул из всех саулов, у него столько чести, что хоть пригоршнями раздавай. Просто у Гереша упитанный зад, грех не укусить.

– Мьяв, – возразил уже Гереш.

– У Ветра зад толще, – вступился за своего скакуна Юглус. – Потому он и отстает от Гереша. Будет столько есть, однажды даже из Иртэгена не выйдет, в воротах застрянет.

Шакин рассмеялся, не отмалчивались и ягиры, а я испытала уже настоящее возмущение. Прищурившись, я посмотрела на ухмыляющегося Юглуса и отпустила Ветра.

– Иди, мой дорогой, и всех перекусай, – мстительно произнесла я. – Можешь немного погрызть даже всадников, я мешать не буду. Особенно вот этого, – и, указав на телохранителя, я взяла каанчи под руку. – Пройдемся.

– Как скажешь, дайнани, – кивнул тот и бросил взгляд на мою руку, однако вслух ничего не сказал, а я, чтобы он не мучился невысказанным вопросом, пояснила:

– В моем мире этот жест считается жестом вежливости. Мужчина предлагает женщине руку, чтобы она могла опереться на нее. В этом нет ничего предосудительного, лишь поддержка. Дайн дурного не увидит в том, что я держала под руку другого мужчину. Так, стало быть, твой отец ездит в Курменай без дела?

Очередная смена темы для беседы была стремительна, и каанчи вновь опешил.

– Отец? – переспросил он. – Почему без дела? Без дела туда далеко ехать.

– Он ничего не покупает, порядков не перенимает, а ездит часто, – удивилась я. – Или так Курменай нравится?

– Почему ты спрашиваешь? – озадачился Шакин.

– Любопытно просто, – улыбнулась я. – Мы заговорили о Курменае, ты обмолвился, что отец с братом там бывают часто. Я подумала, что им нравятся курменайские товары или порядки. Но ты ответил, что я ошибаюсь, и потому мне любопытно, зачем ездить часто в таган, который находится от вас не так уж и близко. Не хочешь отвечать? Почему?

– Почему не хочу? – каанчи устремил взгляд на дорогу, где впереди нас уже резвились два приятеля: Ветер и Гереш. Так и не покусанные ягиры шли за нашими спинами с Шакином, но молчания теперь не нарушали. – Я думал, ты расскажешь о своем мире, а ты всё о моем отце спрашиваешь.

– Так зачем же он ездит в Курменай?

– Если скажу, ты будешь смеяться, – как-то нехотя произнес мой собеседник. Я ответила укоризненным взглядом, и каанчи усмехнулся: – Отец к Кашуру ездит. Говорит, что каан Курменая умный, советы хорошие дает.

– Правда? – искренне изумилась я. – А почему не тебя, а брата к Кашуру берет? Ты старший каанчи, а к умному советчику он младшего возит.

– У Кашура дочь еще не замужем. Отец хочет, чтобы брат на ней женился. Возит его, чтобы посмотрели друг на друга, поговорили. А чтобы Кашур добрей был, каан с ним разговоры ведет, слушает, что тот скажет. У Кашура сына нет. Если брат на его дочери женится, Курменай получит. Я в Долгих дорогах кааном буду, и брат без челыка не останется.

Ах, как интересно получается! Если Шакин не обманул, то Галзы с пеной у рта не Кашура поддерживает, а для младшего сына старается, чтобы и тот таган получил. Да не какой-нибудь, а Курменай! То есть из младшего каанчи Долгих дорог в великие кааны? Или муж каанши великим не станет? Впрочем, это-то как раз мелочи. Великий или нет – всё пустой звук. Главное, что Галзы пойдет на поводу у Кашура, чтобы тот дочь за сына выдал. Да и сам младший каанчи ради челыка расстарается. Но зачем же на самом деле приехал Шакин?

– Тебе нравится путешествовать? – спросила я с улыбкой.

– Не понимаю…

– Ну, – я коротко вздохнула, – путешествовать – это посещать новые места, узнавать, чего еще не знал. Как, например, съездить в Курменай или Айдыгер. Да попросту в другой таган.

На этот раз Шакин задумался. Я не торопила его с ответом, но поглядывала, наблюдая за выражением лица.

– Хм, – наконец хмыкнул мой собеседник. – Я почти не покидал своего тагана. В Курменай ездил всего несколько раз, когда был еще ребенком. Отец показывал мне харат. Потом уже юношей, мы покупали подарки моей матери и двум другим женам отца. Еще дважды уже взрослым. Один раз, когда хотел купить красивый подарок моей невесте, потом еще раз, но уже жене. Это было после свадьбы.

– Так ты женат? – удивилась я. Юглус говорил, что каанчи засматривается на наших девушек, но права на трех жен он пока не имел. Только после того, как наденет челык. – Я не знала, почему-то даже в голову не пришло спросить раньше.

– Уже нет, – он невесело усмехнулся и посмотрел на меня. – Метель забрала мою жену. Она из нашего тагана, но из другого поселения. Попросилась родителей навестить, а до ночи вернуться обещала. Я думал, что там и заночевала, утром ждал, а днем сам поехал. Мать сказала, что дочь еще с вечера уехала. Искали, но только когда снег сошел, нашли. Прошлым летом женился, а до весны уже овдовел.

– Ох, – я ощутила неловкость.

После обернулась к Юглусу, и он прикрыл глаза, подтверждая слова каанчи. Значит, ягиры об этом знали. Наверное, и Танияр знал, конечно, знал. А я попросту не интересовалась личной жизнью нашего гостя.

– С ней никого не было? – невольно спросила я, удивленная отсутствием сопровождения для жены будущего каана.

– Нет, одну бы по зиме не отпустил. Чтобы от зверья отбиться, если нападут, с ней прислужник поехал. Он знатный охотник…

– Прислужник?

– У нас не принято ягиров женщине давать для охраны, – рассеянно улыбнулся Шакин. – Да и не от кого молодую кааншу защищать. Врагов нет.

Я кивнула с пониманием. Не пришлая, рядом племен нет, разбойники на дорогах отсутствуют. Только голодный зверь, потому охотник в охранники был дан. В Зеленых землях ягиры тоже за кааншами до меня не ходили. И за мной бы не ходили, будь я тагайни.

– Они на повозке поехали, – продолжал каанчи. – Прислужник правил, жена в возке сидела. Засиделась у матери, а обещание хотела сдержать, вот и засобиралась, как потемнело. Родители уговаривали остаться, и я бы не ругал, но она захотела вернуться, раз слово дала. В дороге их метель застала. Сейчас уже и не скажешь, почему так вышло, что с пути сбились. Может, снег ослепил, а может, зверье появилось, но не доехали.

– Прости, я не хотела тревожить твои раны, – с раскаянием произнесла я, и каанчи, накрыв мою руку ладонью, отрицательно покачал головой.

– Не за что просить прощения, Ашити. У вас в Айдыгере хорошо, я отогрелся. Дома тяжело было, еще отец наседать начал, чтобы к соседним каанским дочерям пригляделся, раз овдовел. Он пользы ищет, а у меня в душе всё зимняя метель воет. А тут Танияр звать каанов на бой стал. Отец отмахнулся, а я в путь собираться начал. Каану моему сказал, что всё вызнаю, а после ему расскажу. Он подумал и ответил: «Езжай». Вот и поехал. А тут столько всего разом. Всё по-другому: и места, и люди, и порядки. И узнал столько, что горевать уже некогда.

– И потому не спешишь домой возвращаться?

Шакин на миг задержал на мне взгляд.

– Надоел вам?

– Нисколько, – я улыбнулась. – Мы добрым друзьям рады, гостей с открытой душой принимаем. Хоть совсем оставайся.

– А про свой мир расскажешь или только про меня спрашивать будешь? – с ответной улыбкой спросил каанчи. Он заметно расслабился, похоже, возвращаться назад ему и вправду не хотелось.

– Расскажу, – пообещала я.

Теперь мне было понятно, зачем приехал Шакин и почему задержался. Жену свою он любил искренне. Это не было браком по расчету, потому что она была простой девушкой из Долгих дорог. И подарки из Курменая говорят о том, что каанчи хотел порадовать возлюбленную, как когда-то Танияр. Иначе не ездил бы за тем, чего нет в своем тагане. Потому и потерю ее переживал сильно, и от отца сбежал, воспользовавшись благовидным предлогом, чтобы тот не понуждал его для нового брака с нелюбимой и пока еще ненужной сыну девушкой.

И все-таки до конца от подозрений я отказываться не стала. Если каанчи и не солгал, то предположение Юглуса о сакральной жертве могло быть вполне обосновано. Правда, младшему каанчи править двумя таганами было бы непросто, все-таки Курменай и Долгие дороги не соседствуют. Между ними есть таганы, но Кашур вознамерился собрать их под своей рукой. И глупые кааны сами идут в его сети, обвиняя Танияра в том, что делает их предводитель.

Да, определенно, Нихсэту стоит приглядеться ко всем, кто появился в Иртэгене из дальних таганов, особенно из Долгих дорог и Курменая.

Сегодня небо было затянуто тучами с самого утра. Мелкая морось с этакой ленцой постукивала в окно и расчерчивала его прозрачными пунктирами капель. Погода, навевающая хандру и дремоту… Скрыв зевок в ладони, я на миг прикрыла глаза, поддаваясь настроению, царившему на улице. Но вскоре тряхнула головой и хлопнула в ладоши, призывая себя собраться.

После подтянула к себе листок бумаги, в котором делала ежедневные пометки, и отчеркнула очередные минувшие тридцать дней, чтоб начать отсчет следующего месяца.

– Итак, пять месяцев лета миновали, начинается шестой.

А так как мой сын родился вместе с летом, то и его маленькой пока жизни начинался шестой месяц. Улыбнувшись этой мысли, я снова посмотрела на «календарь» и хмыкнула. Однако… Год Белого мира превышал год в родном мне мире, и превышал значительно. Это было уже видно. Зима и лето были равны по своей протяженности. Если бы сегодня начиналась осень, которая продлится, как и весна, тридцать дней, то время в обоих мирах было бы примерно равно. Однако сейчас шла вторая половина лета, и до осени оставалось еще немало времени. Так сказал Танияр, а Сурхэм подтвердила.

Для них приметой являлся сбор урожая и подготовка к следующему сбору. Сначала созревал тынше, из которого Сурхэм готовила мне тынгаш, когда я была беременной. Кстати, любовь к этой жирной каше у меня исчезла почти сразу после родов, зато Тамин остался ей верен. Правда, еще не той, что мы с ним поглощали, пока были едины. Его нянька недавно начала делать для дайнанчи детский вариант тынгаша. Для него семена перетирались, после заливались горячим молоком и настаивались некоторое время. По готовности получалась вязкая размазня. Но это уже к слову.

Так вот, к середине лета снимали урожай тынше, а вторая половина лета знаменовалась созреванием лагтара – второй вид злаков Белого мира. Их обожали саулы, а еще из зерен лагтара делали муку, из которой мама пекла свои вкусные пироги, а Сурхэм – восхитительные булочки. Их я как любила, так и продолжала любить, в отличие от тынгаша.

Тынше уже снять успели, а лагтар только начинал отщелкивать чешуйки в гроздьях, за которыми скрывались семена. Именно так выглядели колоски этого злака. И собирали их, не срезая со стебля, а вытрясая зерна в котомки, из которых после высыпали в большие мешки. Мама когда-то рассказывала мне, как происходит сбор. Это тоже довольно интересно и в духе организованных тагайни, умевших не тратить время впустую.

Обвешанные множеством пустых котомок сборщики урожая делили поле на несколько частей, а после каждый двигался по своей части к центру. Наполнив котомку зернами, ставили ее на землю и переходили дальше. После в дело вступали сборщики с мешками.

И если сборщики с котомками приходили рано утром, то к обеду появлялись те, кто начинал ссыпать зерно из котомок в мешки, также оставляя их после того, как места не оставалось, и переходили дальше. Полные мешки сносили ближе к краю полю, откуда их должны были забрать.

А уже после обеда подъезжали телеги с грузчиками, которые и относили мешки в телеги. Сборщики, если они успевали закончить со своей частью поля быстро, могли помочь другим сборщикам, или же тем, кто пересыпал зерно из котомок в мешки, или грузчикам. А могли и вовсе пойти домой – их работа была сделана. Однако никто не уходил, это был негласный закон, они переходили на ту часть поля, где еще было много работы. Сборщики уходили вместе, как и приходили. Потому работа делалась быстро и дружно.

Те же, кто ссыпал зерно из котомок в мешки, сборщикам не помогали, но таскали с грузчиками, если на их участке уже всё было собрано. Так что и погрузка шла очень быстро. Но главное в этом распределении труда было то, что никто не простаивал без дела. Каждый появлялся тогда, когда приходило его время, имея возможность прежде заниматься иными делами. И не был вымотан к вечеру настолько, насколько это было бы неизбежно, если бы сборщики после наполняли мешки и таскали их к телегам. Сбор урожая с одного поля заканчивался в один день.

Что до лагтара, то это было многолетнее растение. По осени стебли стелились по земле, спали под снегом, а по весне вновь распрямлялись и готовились к созреванию. Истощались за пять зим, и вот тогда после сбора поле выкашивалось, перепахивалось и засеивалось заново. Старый лагтар шел на корм скотине, а новый, перезимовав, вновь тянулся к солнцу и давал урожай.

Но сейчас этот злак только дозревал, а значит, лето всё еще было далеко от своего завершения. И, судя по прочим признакам и приметам, какими жили тагайни за неимением календаря, впереди было еще больше месяца. А из этого следовало, что год в Белом мире длился более 14 месяцев в привычном мне времяисчислении. Как я уже сказала, зима и лето по продолжительности были равны, то есть двенадцать месяцев складывались уже только из этих двух сезонов, но! Шесть месяцев еще не окончательный срок, надо было дождаться наступления осени, чтобы подвести итог. И плюс два месяца, приходившихся на весну и осень вкупе. Итого год в Белом мире длился более четырнадцати месяцев. Что, конечно же, не давало искривление времени в три года, а лишь подтверждало, что при моем переносе из Аритана в Белый мир произошел излом пространства, что и повлекло сильное временное смещение, как и предположил магистр.

– Пять месяцев, – прошептала я и посмотрела на портрет Танияра.

Пять месяцев мои родители не знают, кого же родила их дочь, и более полугода они не имеют от меня никаких вестей. Должно быть, матушка вновь полна тревог и волнений. Впрочем, мы говорили, что возможности отправить весточку может не представиться. Главное, она знает, что я жива и невредима. Значит, тревожиться должна меньше.

Любопытно, а когда вся эта история с илгизитами закончится, Отец позволит отправить о себе известия? И какого итога он ожидает? Чем вообще должно всё завершиться?

– Ах, кабы знать, – вздохнула я и поднялась с места.

И вправду, каким должен быть финал партии, которую разыгрывает Создатель? Для чего Он переставил столько фигур, свел нас всех в одном месте и продолжает испытывать на прочность и веру? Лишить Илгиза его последователей? Перевоспитать заблудших детей? Перестроить сам уклад жизни в маленьком осколке огромного мира?

– Кабы знать, – повторно вздохнула я и, услышав приближающиеся шаги, перевела взгляд на вход в кабинет.

Это был Танияр, на руках он держал Тамина, и последний усердно скреб пальчиками орнамент на одежде отца. Тот отскребаться не желал, и юный дайнанчи сердито сопел и даже, кажется, бранился на своем младенческом языке.

Я улыбнулась, глядя на своих мужчин, и на душе стало теплее и легче. Однако прежнее выражение моего лица супруг успел заметить.

– Что тебя гнетет, свет моей души? – спросил он, приблизившись к столу.

Тамин оставил в покое неподдающийся орнамент и устремил взор на стол, где ему было чем поживиться.

– А! – взвизгнул дайнанчи и потянулся к стаканчику с перьями.

Отец не стал отказывать сыну, лишь проверил, чтобы перо еще не было использовано.

– О чем думала? – снова спросил дайн.

– В общем-то, ни о чем, – улыбнулась я. – Просто погода навевает меланхолию, и я вспомнила о моих родных. Прошло уже больше полугода, как мы вернулись, а я так и не смогла отправить ни единого послания.

– Возможно, Отец позволит это сделать, когда всё будет кончено, – ответил супруг.

– Я тоже об этом подумала, – усмехнулась я. – И потом мне пришел в голову вопрос: «Чего желает Создатель? Какой итог Он желает получить?»

– Мне не проникнуть в помыслы Белого Духа, – пожал плечами Танияр. – Придет время – всё узнаем. Мы уже готовы к встрече врага. Сегодня прибудут все наши союзные кааны с алдарами и главы племен. Хочешь послушать? Ты дайнани, равна со мной и можешь появиться на Совете.

– Ты не просто так меня зовешь, – с улыбкой заметила я.

– Да, – усмехнулся супруг. – Хочу, чтобы видели наше единство. Это последнее испытание для них. Не для племен, разумеется, для тагайни.

– Хорошо, милый, я пойду с тобой. Мне интересно послушать, о чем говорят мужчины, – с улыбкой ответила я, а после спросила: – А если кто-то проявит недовольство или совсем уйдет?

Танияр поправил сына, который успел уронить свою игрушку на пол и теперь тянулся за ней. Дайнанчи решительно возмутился отсутствием понимания к его желаниям, и отец отдал ему на заклание фигурку саула, стоявшую на моем столе. Кстати, вырезал ее для меня супруг собственными руками.

Возмущенная стремительным разорением своего кабинета, а главное, святая святых – стола, я поднялась с кресла и первой направилась на выход. Нет, я не жадная и тем более не жалела чего-то для собственного сына и мужа, но! Это был мой кабинет! И всё, что находилось на столе, собиралось с любовью и сообразно потребностям, которые являлись не только моими личными, но и государственными. Да-да, и фигурка саула тоже. Она была сделана мужем, а значит, я ощущала умиротворение, когда глядела на нее. Стало быть, и служила я на благо Айдыгера со спокойствием в душе и голове. А сейчас меня лишали привычного комфорта в самом уязвимом месте. Нет, это было совершенно недопустимо.

За моей спиной послышался смешок – супруг верно понял мой маневр. Я осталась выше насмешек и прошествовала в гостиную, гордо вздернув подбородок. В этой комнате не царило атмосферы священного места, где стоял алтарь чиновника, и потому посягательства дайнанчи на предметы обстановки воспринимались с умилением.

В гостиной я устроилась в кресле и, когда Танияр уселся напротив, повторила вопрос:

– Если проявят недовольство и уйдут?

– Они не мне доказывают свою преданность, – ответил дайн. – Они показывают Создателю готовность защищать мир, который сотворил для всех нас Белый Дух.

– Но если уйдут? Наша рать уже лишилась воинов Холодного ключа, но может еще уменьшиться. Илгизитов слишком много, еще и подручные…

Танияр взял сына за руку, сжал в кулаке его ладошку, оставив только указательный палец, и потряс ею.

– Женщина, ты считаешь своего мужа глупым и недальновидным? Думаешь, он не предусмотрел недоверия закоснелых умов изначально? Думаешь, он готовился, рассчитывая на тех, кто может отвернуться и уйти? Так вот, женщина, твой муж прозорлив и разумен в высшей степени. Ты меня услышала? – Я с готовностью кивнула, и дайн с подозрением вопросил: – И что же ты услышала?

– Что ты самодовольный индюк, жизнь моя, – ответила я. – Но прозорливый, разумный и…

– И?

– И первый в роду, – с широкой улыбкой закончила я.

– Именно, – надменно ответствовал дайн.

И охнул, потому что юный будущий дайн второй в роду, негодуя, что его длань всё еще не отпустили, ударил отца по лицу деревянным саулом. Откинув голову, я рассмеялась, выражение лица Танияра было обескураженным, возмущенным и в высшей степени забавным одновременно.

– Веселитесь? – В гостиную вошел Элькос. – Это весьма мило, но гости уже подают мне сигнал. Они готовы войти.

– Хорошо. – Танияр поднялся на ноги и направился на поиски Сурхэм, чтобы вернуть под ее опеку дайнанчи.

– Душа моя, – пользуясь заминкой, магистр занял освободившееся место, – признаться, я уже скучаю по вас. Мы так редко нынче разговариваем, что я вовсе упустил вас из виду. Как проходят ваши дни, Шанриз?

– В заботах, друг мой, конечно же, в заботах, – улыбнулась я.

– И это всё, что вы можете мне сказать? – фальшиво изумился хамче. – Не скажете, как скучали по мне, не обнимете, как прежде?

– Покорнейше прошу простить, мой дорогой друг, но нынче обнимать вас я не могу. Теперь вы для этого слишком молоды.

– Все-таки у молодости есть свои минусы, – вздохнул Элькос. – Прежде я был для вас еще одним дядюшкой, а сейчас всего лишь друг.

– И это вовсе не мало, – с нажимом заметила я. – Вы мой молодой и умудренный жизненным опытом друг.

Магистр важно кивнул, но вдруг брови его приподнялись, и он возмутился:

– Но позвольте-ка, душа моя, Гарду вы и вовсе кидаетесь на шею, возмутительно визжите и не думаете о его возрасте. Я ощущаю некую несправедливость и настоятельную потребность оскорбиться.

Встав с кресла, я приблизилась к нему, после зашла со стороны спинки и, опустив ладони на плечи, склонилась.

– Пустое, мой дорогой, вам не на что обижаться. Фьер мне как брат, а вы, как изволили выразиться, как дядюшка. Я не могу заставить себя увидеть в вас брата, потому что всегда воспринимала иначе. И теперь отношусь к вам с глубочайшим уважением и почтением, а также с великой симпатией. Однако я уже не дитя, а вы не тот мужчина, убеленный сединами, который держал меня на коленях. И потому обнять я вас, конечно же, могу, но вот кидаться на шею и возмутительно визжать не стану. Уж не обессудьте.

После звонко поцеловала его в щеку и, отойдя, взглянула с улыбкой. Магистр встал на ноги, деловито оправил одежду и бросил на меня лукавый взгляд.

– Ну вот, а говорили, что уже не можете, как прежде. Очень даже можете, нужно только вас немного припугнуть. Надеюсь, в скором времени мы вновь сможем просиживать вечерами за приятной беседой.

– А как же ваши дамы? – прищурилась я. – Днем вы служите Айдыгеру, а вечера намереваетесь проводить в моем обществе? И это когда вы молоды и полны сил?

– Но не каждый же вечер, – отмахнулся магистр, не сочтя нужным пояснить, что именно он собирается делать не каждый вечер: говорить со мной или же проводить время в обществе своих поклонниц.

Из чувства такта я уточнять не стала. Пусть проводит свои вечера, как считает нужным, лишь бы всё было хорошо.

– Чем намереваетесь заняться, душа моя? – полюбопытствовал магистр.

– Иду с вами, – ответила я. – Танияр хочет, чтобы я тоже присутствовала.

– Значит, на этом унылом сборище мужчин будет одно крайне приятное женское личико, – улыбнулся хамче и предложил мне руку. – Прошу.

Я накрыла сгиб локтя магистра ладонью, и мы направились вслед за Танияром, который уже должен был ожидать нас. Однако мне хотелось услышать мнение Элькоса о том же, о чем спрашивала супруга.

– Как думаете, друг мой, как воспримут кааны мое присутствие?

– А не всё ли равно? – спросил он в ответ. – Умные воспримут как должное. Всем известно, что в Айдыгере правят дайн и дайнани. Наш государь изначально поставил вас вровень с собой, и в его отсутствие именно вы управляете дайнатом. К тому же на историческом, не побоюсь этого слова, сангаре слово держали именно вы, девочка моя. И слушали вас не только айдыгерцы и главы племен, но и кааны. Так что ваше присутствие на Совете, пусть и военном, тоже закономерно. Если у кого-то от этого засвербит под хвостом, простите, Шанни, за столь скабрезное сравнение. Так вот, если у кого-то засвербит и он вознамерится покинуть нас, особого ущерба этим не нанесет.

– Танияр намекнул на то, что подобное он допускал изначально и потому составил план с расчетом на уход союзников, – кивнула я.

– Именно, дорогая, – улыбнулся магистр. – Сейчас на нас смотрит сам Создатель. Он доверил нам спасение нашей реальности, и каждый, кто отвернется от нас, тот отвернется и от Белого Духа.

Хмыкнув, я испытала легкий укол раздражения. Элькос, по сути, повторил мне слова мужа, лишь немного переиначив их, однако так и не дав ответа.

– Всё это примечательно в высшей степени, но не дает понимания, как одолеть огромное войско, к тому же отлично вооруженное и подготовленное, если наши силы продолжат таять, – высказалась я, и хамче накрыл руку, лежавшую на сгибе его локтя, ладонью.

– Вы знаете ответ, но попросту цепляетесь за свои знания, как кааны за фальшивые догмы, коими жили столетия, – сказал он. – В любом случае, душа моя, доверьтесь супругу. Уж поверьте моему опыту, а он велик, наш государь предусмотрителен и мудр. Он уже побеждал превосходившие силы, с чего вы взяли, что дайн не сумеет сделать этого снова?

Мы вышли из дома во двор, и я заверила:

– Супругу я доверяю.

– Совершенно правильное решение, любовь моя, – произнес последний, появившись в двери за нашими спинами. – Если не мне, то кому?

– Мне? – широко улыбнулся Элькос.

– Но после меня, – со значением ответил Танияр, подняв вверх указательный палец. Возражений не нашлось.

Он снял мою ладонь с локтя магистра, после обнял за талию и повел к воротам. Хамче, быстро поравнявшись с нами, пристроился с моей стороны. И когда мы вышли на улицу, то направились не к подворью ягиров, а в сторону большой поляны. Я подняла удивленный взгляд на магистра, и он пояснил:

– Я заготовил портал вне стен столицы. Так удобней. Войдут наши гости из разных частей Белого мира, а сойдутся в определенном мною месте. Место выхода требует выстроить немалый контур, чтобы распределить энергию при переносе… В общем, так удобней, девочка моя.

Я кивнула и задавать вопросы перестала. Элькос лучше разбирался в порталах, Танияр в сражениях, а я доверяла обоим в равной мере, как и они доверяли мне в моих суждениях и выводах. Что до каанов, то тут мой супруг прав, они показывают свою преданность не ему, а самому Создателю. Какое бы решение они ни приняли, это будет на их совести, и отвечать им придется перед Белым Духом.

Тем временем мы вышли за ворота, и первое, что я сделала, – это… раскрыла рот. Да-да, именно так. Потому что посреди поляны стояла Ашит.

– Вещая? – не менее изумленно вопросил Танияр, а Элькос кивнул:

– Она.

– Мама! – воскликнув, я поспешила к шаманке.

Она повернула голову на зов и, когда я приблизилась, раскрыла объятия. Поцеловав ее в щеку и дождавшись благословения, я спросила:

– Что ты здесь делаешь, мама? Нет, я рада тебя видеть! – поправившись, воскликнула я. – Но всё же?

– Буду нужна, – ответила она.

– Для чего? – мгновенно встревожилась я.

– Скоро узнаешь, – усмехнулась Ашит, вовсе не успокоив меня этим заявлением.

Я посмотрела на Танияра, но он только пожал плечами, явно не испытывая того волнения, которое охватило меня при виде названой матери. Как истинный тагайни, дайн просто принял к сведению и ждал развития событий. В любом случае дурного не ожидал, потому что не приказал усилить нашу охрану, довольствуясь моим Бериком и Элькосом, ну и самим собой, разумеется. Впрочем, на стенах стояли вооруженные ягиры, и они наблюдали за нами.

Решив последовать примеру мужа, я попыталась отогнать неприятное предчувствие и спросила:

– Почему ты не пришла к нам в дом?

– Всё равно сюда идти, – ответила шаманка. – Чего зря ноги топтать? Сразу сюда пошла.

– Зачем? – тут же спросила я, и мама, усмехнувшись, ткнула мне пальцами в лоб. После отвернулась и сказала: – Дай посмотреть, любопытно.

Я насупилась и перестала задавать вопросы. Вместо этого перевела взор туда же, куда сейчас смотрели все, – на хамче. Он уже отошел от нас, затем присел и приложил ладони к земле. Ничего не вычерчивал, просто оперся на руки и замер, но в то же мгновение по траве начал расползаться иней. Он задорно сиял, несмотря на отсутствие солнца.

Морось с небес уже успела закончиться, однако тучи продолжали нависать над землей серой громадой. Но это в небе, а внизу по траве растекалось белое сияние. Не ослепительное, но восхитительно-прекрасное. От него не шел холод, не ощущалось дыхания зимы, скорее чувствовался уют, как у камина в ненастный день.

Вскоре движение инея остановилось, образовав большой круг, на краю которого сидел магистр. Но вот он распрямился, чуть шевельнул ладонью, словно поманил кого-то, и иней взвился вверх мириадами маленьких звезд. Еще мгновение – и они пришли в движение. Поначалу неспешное кружение уже через несколько мгновений превратилось в вихрь без завываний ветра. Совершенно беззвучное и неощутимое, хоть и казалось, что мы видим необузданную мощь. Впрочем, так оно и было, но всё это могущество находилось в руках одного человека, и он управлял стихией.

А еще спустя короткий миг воронка разделилась на несколько отдельных вихрей. Они будто бы повернулись к нам своей верхней частью, явив круглые окна перехода, и по телу вихря зашагали люди.

– Красиво, – констатировала шаманка.

Тем временем из вихрей появились Улбах и глава хигни Хаман. С ними пришли по два человека из каждого племени. Из другого портала вышли Балчут и глава унгаров Перим, и с ними тоже пришли несколько человек сопровождения. Вместе пришли и кааны Больших валунов и Пяти селений, с ними были их алдары и каанчи.

Всего вихрей-порталов было семь, но больше никого не было, кто пришел бы совместно с другим племенем или таганом. Из своего перехода появился каан, он же алдар своего войска, тагана Гиблая топь. Из другого пришли каан и два младших каанчи тагана Звонкий ручей. Из шестого портала шагнули к нам старший каанчи и алдар тагана Шепот духов.

И только из седьмого портала, через который должны были прийти из Лесной тени, пока никто не вышел.

– Отец сказал, пусть войдут, – произнесла мама и направилась к Элькосу мимо прибывших ранее мужчин, лишь кивнув на их почтительные поклоны.

Я не слышала, что она говорила, потому что была занята приветствием наших гостей, большая часть которых видела меня сегодня впервые. Однако успела заметить, как седьмой портал вдруг расширился, заняв место закрывшихся переходов, и все взгляды устремились к творившемуся чуду. И если гостям было интересно посмотреть на то, что творит наш хамче, то мы с Танияром ожидали тех, кому Создатель дозволил прийти на поляну.

И движение наконец появилось. Первым уверенной поступью шел каан Лесной тени Анжар. И пока он был единственным, несмотря на намеренно увеличенный портал. Каан приблизился и приложил к груди ладонь.

– Милости Отца, Анжар, – приветствовал его Танияр. – Кто-то идет с тобой?

– И тебе Его милости, Танияр, – ответил каан, после покосился на меня, я улыбнулась и чуть склонила голову. Гость кивнул, а затем снова посмотрел на дайна. – Со мной Кулчек и все его ягиры. Они без оружия и просят не отворачиваться от них. Мои ягиры войдут с ними, если разрешишь. Они с оружием, но лишь для того, чтобы не позволить людям Кулчека напасть, если они таят такие помыслы. Что скажешь?

– Пусть приходят, – ответил мой супруг.

И я наконец испытала облегчение. Ну конечно! Вот же он ответ на вопрос, который я задала названой матери. Она пришла из-за Кулчека и его людей. Белый Дух прислал ее не к нам, Он отправил шаманку к тем, кто, кажется, нашел в себе согласие и осознал прежние заблуждения. Велик и мудр Создатель, а еще добр и милостив, как любой отец, любящий своих чад.

Анжар поравнялся с Элькосом и Ашит, после махнул рукой, и движение по порталу возобновилось. Первыми вышли сыновья каана, старший из которых являлся алдаром. Следом шагнули вооруженные воины Лесной тени. За ними появился Кулчек в сопровождении Уриншэ, а потом начали выходить воины Холодного ключа.

Казалось, этот поток не иссякнет никогда. Ягиры всё шли и шли, а оказавшись на поляне, расходились на две стороны и выстраивались в несколько рядов. Первый строй возглавлял Уриншэ, второй – алдар. Все они были безоружны, как и сказал Анжар. Но за спинами ягиров Холодного ключа стояли ягиры Лесной тени. Их ленгены были обнажены и прижаты плашмя к плечу. Этот знак не нес прямой угрозы, но был предупреждением, что клинок будет пущен в дело, едва для этого появится повод.

Единственным, кто направился в нашу сторону, был Кулчек в сопровождении Анжара. И когда они приблизились, каан Холодного ключа опустился перед Танияром на одно колено и склонил голову.

– Прости, дайн, – произнес Кулчек. – Мы признаем свою вину и готовы принести тебе клятву, скрепленную огнем Белого Духа.

Танияр сжал плечи каана ладонями и вынудил подняться на ноги. Заговорить он не спешил, но с минуту смотрел в глаза Кулчека, тот взора не отвел. И вот тогда мой супруг произнес:

– Ты не мне клянешься, Кулчек, ты клянешься Белому Духу. Я всего лишь стал исполнителем Его воли. Отец милостив, вещая пришла не по моему зову, Он прислал ее. Значит, и вправду желает вашей клятвы. Да будет так. Вещая, – позвал маму дайн, – окажи милость.

Ашит, так и стоявшая рядом с Элькосом на месте, где закрылся последний портал, обернулась к хамче и велела:

– Разожги огонь.

Магистр посмотрел на шаманку, и мне вдруг подумалось, что между ними происходит диалог, которого мы не в силах ни услышать, ни понять. Потому что Элькос вдруг медленно кивнул. После повел плечами, будто заставляя себя расслабиться, поднял к небу лицо, закрыл глаза и…

– Ох, – выдохнула я.

Не было огня в прямом его понимании, но посреди поляны взвилось ослепительно белое пламя, в середине которого стоял Элькос. Неистовое ревущее пламя, от которого потянуло холодом. Сила Белого Духа! Вот что это было. Не из разрозненных искр, но спаянная воедино. Чистейшая энергия, наполнявшая этот мир.

А потом шаманка, подняв руки над головой, произнесла сильным, уверенным голосом:

– Кто ждет воли Отца – на колени!

Я посмотрела на мужа, но он остался стоять. Да, разумеется. Нам желание Белого Духа было известно, и поэтому никто из айдыгерцев не исполнил приказа шаманки. Остались стоять и Балчут с Улбахом. А вот Перим и Ханам послушались, как послушались и все пришедшие тагайни, от кого клятв не ждали. Но, похоже, сейчас творилось иное таинство, и вовсе не то, что происходило под стенами Иртэгена в прошлом году.

– Вам воля Создателя известна! Клянетесь ли исполнить ее?!

– Клянемся! – понеслось дружным хором по поляне.

– У кого душа чиста и нет в ней предательства, говорите!

– Клянемся! – откликнулись мужчины.

– Отец услышал вас и принял клятву!

Ашит ударила в ладоши, и глаза мои расширились, потому что вдруг вновь раскрылись порталы, только было непонятно, по чьей воле это произошло. Шаманка не обернулась, а хамче всё еще «пылал» в белом огне. А мама раскинула руки, и ледяное пламя помчалось к людям, преклонившим колени. Но не только. Оно ворвалось в порталы и рассеялось где-то за их пределами, похоже связав и тех, кого не было сейчас на поляне.

– Кто обманул, того постигнет кара, – произнесла шаманка, и на поляну вернулся летний зной.

Сияние «костра» угасло, и Элькос, чуть покачнувшись, на миг склонил голову на грудь. Но вот он передернул плечами, поправил волосы и, галантно предложив Ашит руку, повел ее в нашу сторону. И лишь в этот момент я осознала, что успела замерзнуть, пока пылал белый «огонь». Обняв себя за плечи, я подняла взгляд на Танияра. Его взор был устремлен на Кулчека, и в нем легко читалась ирония. Последний, почувствовав, что на него смотрят, обернулся к дайну.

– Прости, – снова произнес каан. – Я был слаб и поддался страхам. Теперь я понял, что задумал Кашур, и больше его слушать не стану.

– И меня прости, – сказал подошедший Уриншэ.

– Меня тоже, – добавил алдар.

– Кто я, чтобы таить злобу, когда Отец простил, – ответил Танияр и посмотрел на Элькоса. – Морт, отпусти ягиров в Холодный ключ. А вы, – теперь он вновь обратился к вернувшимся отступникам, – идемте с нами. Будем говорить. Для того и собирались.

Улыбнувшись супругу и кивнув гостям Айдыгера, я подошла к названой матери. Она посмотрела на меня, после подняла руку и провела ею по моим волосам, обняла лицо ладонями и вдруг порывисто прижала мою голову к своему плечу. Так удерживала за затылок с минуту и так же резко отпустила и отступила сама. Но вновь подняла руку и прижала ладонь к моему лбу.

– Думай, дочка, думай, – сказала мама, глядя мне в глаза.

– О чем? – удивилась я.

– Придет время, думай. Глазам не верь, верь мыслям, тогда не ошибешься.

– Мама…

Но она уже отвернулась от меня и позвала:

– Хамче, открой-ка мне путь к дому. Моя дорога быстра, твоя еще быстрее.

– Как будет угодно, вещая, – улыбнулся ей Элькос, и перед шаманкой открылось окно перехода к священным землям.

Но теперь я уцепилась за локоть матери, желая узнать в подробностях, что она имела в виду.

– Мама, я требую, чтобы ты объяснила…

Ашит укоризненно покачала головой, после освободила руку от захвата и шагнула в переход.

– Мама, не уходи! – воскликнула я. – Объясни, о чем ты толкуешь!

Она не вернулась, но всё же, прежде чем портал закрылся, обернулась и произнесла:

– Скоро увидимся, дочка. – И пространство сомкнулось.

Военный Совет был… скучным. Для меня, разумеется. Я ничего не понимала в военном деле и поначалу слушала с любопытством, но вскоре утеряла нить разговора и понимания. Впрочем, причиной тому была не только чуждость для меня обсуждаемых вопросов, но и последние слова названой матери. Наверное, даже то любопытство, которое я испытывала в первые минуты Совета, было больше попыткой переключиться с охватившей меня тревоги.

Я даже злилась на Ашит за то, что она сказала всё это. Все-таки в незнании есть некое благо. Хотя и слова, показавшиеся предупреждением, были необходимы, чтобы вспомнить о них в нужное время. Но когда оно наступит, это время? И главное, о чем было предупреждение?

– Ну, мама, – проворчала я, когда мы еще шли к подворью ягиров.

Танияр, услышав меня, ответил вопросительным взглядом, я ему – возмущенным. Он же сам всё слышал! Так к чему этот немой вопрос?

– Ты столько раз хвалила нас за то, что не мучаемся догадками, а ждем момента, когда всё прояснится, – сказал супруг с ноткой укоризны, – даже говорила, что приняла эту привычку тагайни и переняла ее. К чему тогда эти терзания, свет моей души? Наберись терпения, а там всё поймешь.

– А если это что-то важное?

– Конечно, важное, иначе бы вещая рта не раскрыла. Она по мелочам не предупреждает. Сама вспомни. Когда тебя илгизиты похитили в первый раз, она тоже ничего не сказала тебе, но предупредила, чтобы не сомневалась в Отце. Ты поняла и верила, и Он не оставил тебя. И так каждый раз. О чем бы мать ни говорила, это угодно Белому Духу. А Он оберегает нас, значит, просто помни ее слова. Тревожиться не о чем, жизнь моя.

– Да, ты прав, – улыбнулась я. – Должно быть, материнство делает меня более подозрительной и сентиментальной. Теперь есть не только мы, но и наш сын. И еще наши люди, Айдыгер, друзья… Столько поводов для волнений.

– Что за слова говорит твоя дайнани, Танияр? – спросил один из каанчи, шедший неподалеку.

– Слова, которых нет в нашем языке, – ответил дайн. – Поэтому ты их не понимаешь. Некоторые уже прижились в Иртэгене и расходятся дальше. Люди уже больше понимают то, что говорит Ашити.

– А ты все слова понимаешь?

– Я знаю язык ее мира, – кивнул Танияр. – Отец был милостив, я был там прошедшей зимой и всё видел своими глазами. И земли, и людей. Познакомился с ее родными и знакомыми.

– И хамче привел, – улыбнулся Анжар. – Хороший мир, там есть наши друзья.

Я обернулась и посмотрела на него с нескрываемым любопытством. Подобное от детей Белого Духа я слышала впервые.

– Везде люди разные, – пожал плечами Элькос. – О Белом мире там знают всего несколько человек, но они и вправду наши друзья.

– Вот я и говорю – хороший мир, – кивнул Анжар.

Остальные спорить не стали, а мы с магистром тем более, только переглянулись и спрятали улыбки. Признаться, стало приятно. Пусть душа моя была отдана Белому миру, но и родной дом я любила. Думаю, Элькос подумал о том же.

Это и отвлекло на первых порах. А потом мы поднялись в ханам, где нас уже ожидали наши ердэмы и байчи-ягир. Они во встрече гостей не участвовали, но озаботились, чтобы официальная часть была обставлена в лучших традициях, а это означает, что стол в ханаме в этот раз не пустовал, как при нашем Совете.

Сегодня, как и полагалось на совете ягиров, стол был уставлен легкими закусками, чтобы собравшиеся могли перекусить между делом, если ощутят голод. А еще стояли кувшины с водой. Никакого буртана – это не пир. Разум должен быть чист, тем более при решении тех вопросов, которые должны были вынести на обсуждение.

Впрочем, насколько я знала, все важные вопросы уже давно были обсуждены и решены. Сегодня было нечто вроде подведения итогов. Последнее совещание ставки, на котором присутствовали все высшие чины, включая и тех, кто не был военным. Если говорить обо мне и ердэмах, конечно, но я была женой и соправителем дайна, а ердэмы – первыми сановниками дайната. Пока разделений мы не делали. Насколько понимаю, Танияр и тут решил продемонстрировать наше новое устройство управления. В любом случае лишних людей на Совете не имелось.

Однако в этот раз рядом с супругом осталась я, байчи и Элькос. Архам и братья заняли места после гостей, тем подчеркнув свое положение на данном собрании. И когда все расселись и все формальности по гостеприимству были соблюдены, дайн кивнул Элькосу.

– Слушаюсь, государь, – встав на ноги, склонил голову магистр, и над столом появилась иллюзия.

Это были горы и Дэрбинэ в миниатюре. Зачем нужна иллюзия, я понимала. Она являлась заменой самой обычной карте, которая могла бы быть сейчас расстелена. Однако стоит признать, то, что сотворил хамче, выглядело более впечатляющим, чем кусок бумаги с чертежом местности. Иллюзия была объемной и выглядела как макет, а не плоский рисунок.

– Итак, господа, – заговорил Элькос, – мы провели множество рейдов по горам и равнине в поисках тайных троп, по которым могло бы пройти войско илгизитов. Всё благодаря нашей дайнани и знаниям, которые она получила при своем втором похищении. – Взгляды присутствующих на миг задержались на мне, я же с любопытством посмотрела на магистра, ожидая продолжения. – Так вот, благодаря ей мы знали, что и как искать. Скрытую в пространстве дорогу, которая вела в Айдыгер, уничтожил дайн. Но по ней и не было бы возможности провести войско, разве что по нескольку человек для накопления. Но свои орудия они не смогли бы протащить. – Иллюзия увеличилась в одной из своих частей и окрасилась красным цветом. – А вот вторая, как сами видите, может пропустить войско незаметно для жителей таганов, потому что проходит за Курменаем и Холодным ключом. Спуск широкий и пологий, что позволяет доставить вниз не только людей, но и орудия. Выход к таганам закрыт наслоением пространства…

– Как это? – спросил заметно помрачневший Кулчек.

Еще бы! Каан только что узнал, что пойди он на поводу у Кашура – и обнаружил бы врага, когда тот воткнул ему в спину клинок.

– Очень просто… – с готовностью ответил хамче, но хмыкнул, явно поняв, что его объяснения могут быть понятны, по крайней мере, мне или Танияру, но Кулчек знает и понимает куда меньше. И потому Элькос обошелся объяснением коротким и простым. – Скажем так, кусок пространства накинут на проход, как покрывало. Не увидеть, не ощутить, и если пройдешь сквозь него, не заметишь. Этакое наслоение двух очень маленьких реальностей.

– Так было и в Каменном лесу, – произнес Танияр. – Когда я искал следы илгизитов, укравших Ашити, то прошел в том месте, где был переход, но не почувствовал его.

Гости покивали, мой рассказ на сангаре они помнили, как и то, что позже говорил им Танияр в подтверждение моих слов.

– Так вот, – вернул себе внимание магистр, – этот проход выводит на ту самую равнину, которую дайнани назвала Иссыллык. – Я в удивлении приподняла брови, и Элькос склонил с улыбкой голову. – Именно так. Думаю, жар в этом месте также создан искусственно пологом, как и сумрак Каменного леса. Иссыллык – это продолжение прохода из Каменного леса. То есть мы можем смело утверждать, что проход был один, но его часть на землях Айдыгера уничтожил дайн, и уцелела вторая составляющая – равнина, где обитают следующие стражи Илгиза – нэри. Мы прошли туда и увидели эти плотоядные «камни». Однако активных действий… ничего там делать не стали, только разведали. Я поставил сигнальные нити, и мы ушли, дабы не привлечь внимания врага прежде времени. Также я поставил сигналки на всем протяжении возможного пути передвижения илгизитов, потому этого этапа мы не пропустим… узнаем сразу же, как только сигнальная нить будет пересечена.

– А если один человек пройдет? – спросил Таныс – каан Больших валунов.

Вопросов о том, что такое сигнальная нить, не было, а значит, это наши союзники уже знали. Были иные сомнения.

– Если пройдет один, то нити отзовутся по мере их пересечения, – ответил хамче. – Но если пойдет войско, они будут звенеть непрестанно, пока проходят все ряды. – Обдумав, кааны кивнули, а Элькос продолжил: – Однако сил в Белом мире у меня весьма и весьма много, а потому я сумел воплотить и иные знания, которые получил дома в момент обучения. Как вы знаете из моих ответов на ваши вопросы прежде, мои возможности в родном мире хоть и были велики по тем меркам, но с моим нынешним резервом несопоставимы вовсе. Впрочем, это к делу не относится, лишь к слову. В общем, я сумел сформировать зеркало, которое отразит мне тех, кто заденет нить. Ошибки быть не может, и мы в точности будем знать, кто потревожил сигналку. Далее. – Другая часть равнины окрасилась красным. – Начало мои нити берут отсюда. Это означает, что до спуска в Курменай или в обход него у нас останется немного, но достаточно времени, чтобы вооружить войска и пойти навстречу противнику.

Магистр сел на свое место, однако иллюзия продолжала висеть над столом, и мужчины в задумчивости взирали на нее.

– Если бы я решал, как действовать, – заговорил Танияр, – то разделил бы войско. В сторону Курменая отправил шероны. Расставил бы их поверху и начал бить по харату, тем отвлекая внимание на себя. Во-первых, Кашур и его союзники не смогли бы добраться наверх, чтобы остановить уничтожение Курменая, только положили бы ягиров. А во-вторых, это дало бы возможность второй половине войска, которая идет через Иссыллык, напасть со спины и захватить оставшихся защитников без больших потерь у себя. А далее эта часть войска удерживала бы захваченные земли, чтобы дать возможность первой половине спустить вниз шероны. После двинулись бы дальше. Учитывая, сколько у илгизитов воинов и помощь им подручных, спуститься с гор и пойти вглубь наших земель, почти не потеряв людей, было бы легко.

И пока он говорил, иллюзия окрасилась красным от места установки сигнальных нитей, а после краснота разделилась на два потока, и они поползли к указанным дайном направлениям. Тут же добавилась часть, означавшая земли таганов. Элькос показал всё, о чем говорил Танияр, дав не просто оценить на словах, но и увидеть воочию. Картина вышла пугающей, и я зябко обняла себя за плечи.

– Потому, – продолжал мой супруг, – мы не позволим им разделиться и дойти ни сюда. – Он указал шамкалью, взятой со стола, на Курменай. – Ни сюда. – Шамкаль переместилась на Иссыллык. – Кашура и тех, кто смотрит ему в рот, мне не жаль, но допустить гибели людей и разрушения таганов мы не можем. – Все собравшиеся кивнули, соглашаясь. – Поэтому мы встретим илгизитов здесь. – Теперь он не указывал, потому что краснота вернулась на равнину. – Здесь остановим и разобьем. Нам на руку сыграет неожиданность и их неготовность к сражению. Смотрите, что мы будем делать…

И вот с этого момента мое внимание начало таять, потому что дальше пошло обсуждение расстановки наших сил и их действий. Поначалу я еще слушала, но вскоре утеряла нить разговора, и мысли мои вернулись к словам названой матери.

О чем она предупредила меня? Когда и где должно произойти некое событие, где я должна буду доверять не словам, а мыслям? И несет ли данное событие в себе угрозу? К примеру, не далее как сегодня я растревожилась из-за ее появления. А оказалось, что оно к добру. Те, кто усомнился, осознали свои заблуждения и вернулись. Дело защиты мира стало важнее прежних страхов и заносчивости.

Мама пришла, чтобы выполнить повеление Белого Духа, а я успела надумать дурного и растревожила саму себя. Быть может, и слова ее были не предупреждением, а всего лишь призывом не делать скоропалительных выводов? Сейчас происходит столько событий, которые требуют не только действий, но и осознания.

Взять того же Шакина. Его объяснения вполне логичны, более того, они подтверждены ягирами и Нихсэтом и Иланом. Последний успел отправить послания шыкемам еще в пору, когда каанчи появился в Айдыгере. Полученные им сведения также подтвердили всё, что сказал наследник Долгих дорог. Да и Танияр ничего не опроверг. То есть он и вправду отправился к нам, чтобы сбежать от отца и его требований снова жениться, когда сын еще не был к этому готов. И не спешил назад, так как обрел душевный покой на землях дайната.

А вот с версией возможной сакральной жертвы, которая станет поводом для нападения на Айдыгер, мы продолжали разбираться. На первый взгляд она оставалась просто версией, потому что люди, бежавшие к нам от угрозы нападения илгизитов, вели тихую жизнь. С нашей помощью они быстро обустроились, познакомились с устоями дайната и всё более становились неприметны на общем фоне, потому что приспособились к предлагаемым условиям.

Даже представители племен перестали вызывать изумление. Поначалу случались даже споры и ругань, когда прибывшие пытались призывать к смуте. Впрочем, они это называли иначе – законами Белого Духа, а дружбу с племенами – позором. Они накидывались на наших соотечественников пагчи или же друзей из других племен, кричали, гнали, нападали с кулаками.

Однако айдыгерцы успели благополучно миновать эту стадию неприятия. Многие не просто привыкли к племенам, а начали заводить с ними дружбу. Черноволосые или обритые наголо головы стали столь же обыденным явлением на курзыме, на улице, в кузне или просто на дороге, как и любой из тагайни, живший по соседству. И потому крикунам оказывали отпор даже не стражи порядка – чавузы, а сами айдыгерцы. Порой даже доходило до того, что чавузам приходилось вмешиваться, чтобы отбить смутьяна.

После того как нарушитель порядка был вырван из когтей толпы, пылавшей в праведном гневе, его доставляли к Нихсэту. Беседа с чен-ердэмом более всего походила на допрос, на котором из крикуна выжимались все соки. Кто такой, с какой целью пришел в Айдыгер, что скрывает, зачем несет раздор на земли дайната, почему не готов следовать законам Белого Духа? И если так ненавидит племена, почему не пошел в любой из таганов?

Признаться, Нихсэт был восхитителен. Он оказался на своем месте, и не было ни минуты, чтобы я пожалела о своем решении приставить его к должности чен-ердэма. И с чавузами он хорошо ладил. Не заискивал, не заигрывал с ними, напротив, был тверд и решителен, а еще внимателен к их потребностям и нуждам, чем и завоевал их уважение так быстро, что я даже была изумлена. Они слушали своего главу и повиновались ему, как когда-то алдару.

В общем, после «беседы» с чен-ердэмом и под суровыми взглядами чавузов буяны утирали пот и выбирали, как им существовать дальше. Кто-то покинул дайнат, а кто остался и учился жить так, как велел когда-то Создатель. И это даже неплохо получалось. Крикуны и смутьяны начинали потихоньку знакомиться с племенами, разговаривали и наконец принимали их.

Впрочем, я отвлеклась. Стоит вернуться к той мысли, которую я так и не досказала. Так вот, на первый взгляд, кроме периодических вспышек нетерпимости, которые быстро гасились и стремительно сокращались, благодаря айдыгерцам и службе чен-ердэма всё было спокойно. Никто не приближался к Шакину, за которым теперь наблюдали особо. Не из-за недоверия, а ради его безопасности. И сам каанчи не спешил сходиться с кем-то из новоприбывших. Он продолжал общаться с ягирами и Эгченом, но более всего с Нихсэтом.

Так, может быть, мама хотела сказать, чтобы я не верила тому спокойствию, которое царит в Иртэгене? Что если мои подозрения верны и кто-то охотится на каанчи? Более того! Что если вся правдивая история Шакина имеет второе дно? Ну вот, к примеру, Галзы отправил сына с тайным заданием, а причиной согласия каанчи стало желание оттянуть новую женитьбу. А то и вовсе каан Долгих дорог мог поставить условие: или женись, или сделай. Что?

Покачав головой, я усмехнулась. Этак я сейчас и вовсе додумаюсь неизвестно до чего. И как тогда доверять своим мыслям, а не глазам, если уже сомневаюсь в верности подозрений? Или все-таки правильно думаю? Что если так и есть? «Думай, дочка, думай…»

– Проклятие! – возглас Элькоса был столь неожиданным, что вздрогнула, кажется, не только я.

– Что такое, Морт? – спросил Танияр.

– Уже две нити звенят. Кажется, идут, – почти рассеянно произнес хамче.

После выхватил из-за пазухи небольшое зеркальце, прихваченное из нашего мира, и положил на стол. Он повел рукой над зеркальной поверхностью, и копия ее поднялась в воздух, увеличилась в размерах, и все взгляды устремились на войско, одетое в черные одежды, какие я уже видела.

– Йарганы, – тихо произнесла я и порывисто обернулась к мужу.

– Успели, – сказал он, глядя в отражение. – Все всё услышали. Делаем, как говорили. Морт.

– Да, государь, – скорее машинально отозвался Элькос.

Мужчины поднялись с мест и зашагали к выходу, не ожидая приглашения. Магистр направился следом, а вместе с ним Эгчен. В ханаме остались только мы с Танияром и наши ердэмы. Я вновь поглядела на мужа. Он постукивал кончиками пальцев по поверхности стола, над которым всё еще висели «карта» и «зеркало». Затем хлопнул по нему ладонью и поднялся на ноги.

– Архам, тебе хранить Айдыгер вместе с Ашити, пока я не вернусь, – произнес Танияр.

– Да, брат, – кивнул тот.

– Нихсэт, призови всех чавузов на дороги и улицы. Язгуйчи, какие останутся, пойдут им в помощь. Ягиры, кто не идет с нами, продолжат нести свою службу. Илан, и твоим людям наблюдать особо.

– Мы услышали, дайн, – отозвались братья.

– Милый… – позвала я.

Голос мой дрогнул, и супруг наконец обратил на меня внимание. Он протянул мне руку, и я, сжав его ладонь, порывисто поднялась с места и бросилась ему на грудь. Танияр заключил меня в объятия.

– Не тревожься попусту, Ашити, – сказал он негромко. – Займись пока делами, у тебя их много. Или побудь с сыном, Тамин отвлечет тебя от тяжелых мыслей. С нами Отец, Он не оставит.

Уткнувшись ему в грудь лбом, я прошептала:

– Я не могу не тревожиться. Ты вновь идешь на битву…

– И в этот раз со мной половина таганов и хамче.

– Я буду смотреть, даже не вздумай мне запрещать. – Я подняла на него взгляд. – Не могу не смотреть.

– Хорошо, – блуждая по моему лицу взглядом, ответил супруг, – смотри. Только помни, что сказала вещая. Не спеши с выводами, прежде размышляй. И помни, что у тебя теперь есть сын, не вздумай сделать глупость, даже если увидишь, что со мной что-то случилось. Ты можешь и ошибиться.

– Ох… – Губы мои задрожали, и влага заполнила глаза мутной пеленой.

– Ты меня услышала? – строго вопросил супруг.

– Да, – кивнула я.

Более ничего сказать не успела, потому что Танияр прижался к моим губам, а когда отстранился, на устах его играла теплая улыбка.

– Люблю тебя, – шепнул дайн. – И я сделаю всё, чтобы дальше наша жизнь была такой, как мы мечтаем. Я вернусь, обещаю.

– Уж сделай милость, – плаксиво произнесла я и добавила: – Я буду ждать тебя, мой любимый.

– Я вернусь, – повторил он, а затем окончательно отстранился и направился прочь стремительным шагом.

– Танияр! – воскликнула я, поддаваясь эмоциям, но на плечи мне легли чьи-то ладони.

Обернувшись, я увидела Архама. Он укоризненно покачал головой и мягко подтолкнул меня в сторону двери. Только сейчас я поняла, что и братья покинули ханам, остались только мы с деверем.

– Идем во двор, – произнес Архам. – Там подождем. А сейчас мешать не будем.

Кивнув, я первой поспешила покинуть ханам. Здесь нам делать было уже нечего. Лишь на пороге обернулась и увидела, как лопнула иллюзия и разлетелась снопом белых искр, тут же угасших. Лишь в «зеркале» продолжали шагать воины Илгиза. Я даже увидела салгаров, а потом Архам подтолкнул меня, и мы вышли в узкий коридор, а после и во двор.

Суеты не было, как не было и промедления. Без толики волнения ягиры надевали халыны, вооружались и шли на поляну. Туда же спешили и язгуйчи, призванные дайном. С ними немало занимались за это время, и не только воинской наукой, но и сборами. А оповещением служил не набат, а кристалл, выданный магистром каждому воину. Об этом я знала, потому не удивилась, видя и их готовность.

Чтобы не мешать, мы с Архамом стояли в стороне и наблюдали. Сердце мое замирало, но я заставляла себя держать лицо, и даже улыбка не сходила с моих уст. Воины шли исполнить великий долг перед своим Создателем, и почетнее этого не могло быть ничего. Только ведь это не безобидное состязание…

– Боги, – все-таки всхлипнула я, и Архам, накрыв мои плечи рукой, притянул к себе. Однако я отстранилась, быстро смахнула с глаз набежавшую влагу и указала на ворота Иртэгена. – Идем, там подождем появления Танияра.

– Хорошо, – не стал спорить деверь.

Я подняла на него взгляд и увидела, как Архам поджал губы. После вздохнул и зашагал рядом со мной.

– Что тебя тревожит? – спросила я, чтобы отвлечься от тяжких мыслей.

– Я никогда не участвовал в битвах, – сказал брат моего супруга. – С племенами сходился Танияр. С отцом к пагчи пошел Танияр. Когда пришли Елган и Налык, я был в проклятом Даасе. И сейчас я снова в стороне. Я должен идти с ними. Меня обучали сражаться, а я всегда, словно женщина, остаюсь в стороне.

Улыбнувшись, я сжала его ладонь, и Архам посмотрел на меня.

– Ты зря пеняешь на судьбу, братец, – сказала я. – Ты прекрасный воин, и я это видела трижды. И все три раза ты стоял один против нескольких противников, и трижды вышел победителем. Тебя хорошо обучали, и ты это доказал. Показал, что так же отважен, как и Танияр.

– Во второй раз нам помогли урхи, – усмехнулся Архам. – Иначе я бы не выстоял.

– Никто бы не выстоял, – отмахнулась я. – Потому Отец и отправил к нам помощников. Но главное, ты ведь не испугался, не отступил и не сдался, был готов к драке, даже понимая ее тщетность. Нет, Архам, ты воин.

Он рассеянно улыбнулся, но было понятно, что остался при своем мнении. Настаивать и спорить я не намеревалась, сейчас было не до того. Мы уже дошли до ворот харата и намеревались пересечь их, когда нас нагнал Берик. Мой телохранитель пристроился рядом со мной, и я поняла, что он остается. С дайном уходил Юглус.

Прерывисто вздохнув, я попыталась найти его взглядом, но сейчас это сделать было невозможно. Поляна была заполнена язгуйчи и ягирами. Последние и вовсе были похожи друг на друга, будто по земле рассыпали горох. Еще и зеленый цвет усиливал ассоциацию, и я нервно хохотнула. Однако тут же мотнула головой, отгоняя истерическое веселье, за которым скрывался страх.

– А остальные ягиры и язгуйчи? – вдруг встревожилась я, поняв, что на поляне стоят только войны из Иртэгена.

– Ты же была в ханаме, – справедливо заметил Архам. – Танияр говорил обо всем.

– Я задумалась и прослушала, – вынуждена была признаться я.

– Плохо иметь большую голову, – усмехнулся деверь. – Слишком много места для мыслей. Была бы маленькой, думать бы было уже некуда, тогда не пропустила бы ни слова. – Я ответила сердитым взглядом, и ман-ердэм хмыкнул. Однако томить не стал и пояснил: – Все получили знак дайна и собираются там, где было уговорено. Так сейчас во всех частях Айдыгера, на землях племен и в таганах, какие дружны нам. Об этом они сговорились уже давно. Только хигни не пойдут, они не воины.

Я согласно кивнула. Хигни и вправду были далеки от ратной науки, да и по складу своего характера оказались не воинственны, чем и была обусловлена их отгороженность от всех прочих народов. Даже от их соседей кийрамов. Но зато они были учеными. Именно так – учеными, и поболее, чем те же халимы.

Хигни свои знания не скрывали от соплеменников, разве что дальше их земель эти знания не уходили. Они помнили большое количество комбинаций ирэ, что показали еще во время собрания на сангаре. Тогда они были единственными, кто кивнул на мой вопрос «Смогли бы люди прочесть книгу Шамхара?». Но письменность была не единственной наукой, какую сохранило это племя. Математика, знания о географии, даже частично история прежнего мира хранилась ими как легенды. И в искусствах это племя не уступало курменайцам, возможно, даже превосходило. Так что не оценить дружбу с ними было невозможно.

Но это в мирной жизни, в сражении же хигни были бесполезны. Однако Танияр не пренебрегал и ими. И дело тут было вовсе не в оценке пользы знания этого племени для будущего. Дайн не желал оставлять в стороне никого из детей Белого Духа, если они не отворачивались сами. Сейчас шла речь не о территориях, но о самом существовании нашего мира, а хигни были его неотъемлемой частью. Потому Хаман сидел рядом с теми, кто отправлялся в горы, чтобы остановить Илгиза и его войско.

– Танияр, – сказал Берик, и я обернулась в сторону ворот, из которых как раз вышел мой супруг.

Был он в полном военном облачении, собран и строг. Полы плаща развевались за спиной подобно крыльям большой хищной птицы. И я бы залюбовалась, если бы не причина, по которой он надел шлем и защитный халын, на котором красовался герб Айдыгера.

Рядом с Танияром шел Элькос. На нем не было никакой защиты, и все-таки вряд ли можно было сказать, что магистр беспечен.

– Шанни, моя сила – мой доспех, – так сказал он как-то, когда я спросила, отчего мой добрый друг не озаботился на случай битвы халыном и шлемом.

Сейчас магистр был молчалив и даже суров, вовсе не напоминая того милого, но порой сварливого старика, с которым я когда-то была знакома. И дело даже не во второй молодости, но во всем облике Элькоса. Я видела мужчину, полного сил телесных и духовных, и не было сомнений, что он способен противостоять не только сотне подручных, но и самому великому махиру.

Кроме магистра, дайна сопровождал старший каанчи Долгих дорог. Однако Шакин был одет привычно, и оружия при нем не было. Наш гость что-то горячо говорил Танияру, но тот лишь качал головой, а когда до нас осталось всего несколько шагов, я расслышала восклицание наследника далекого тагана:

– Но почему?! Я тоже хочу идти с вами, я хочу встать с тобой плечом к плечу и защитить наш мир от илгизитов. Почему ты отказываешь мне, Танияр? Даже один ленген – это смерть врага на его острие, и я могу подарить тебе не одну, а много смертей…

– Нет, – ответил дайн и развернулся к каанчи. – Ты наш гость, Шакин. Гостя принимают с почестями, одаривают и радуют, но не ведут на смерть. Если бы ты пришел ко мне как воин, я бы принял твою помощь. Но ты гость, гостем и останешься. Если ты падешь, что мне сказать твоему отцу? Что я убил его сына, когда тот хотел лишь поглядеть на Айдыгер? Галзы мне не друг, и я не хочу, чтобы стал врагом, если ты падешь.

– Я сам волен принимать решения, – помрачнел Шакин, и его прервал Архам, шагнувший между братом и гостем.

– Я тоже хочу идти с ними, но остаюсь в Иртэгене. Слово дайна сильней моих желаний…

Танияр кивнул брату, благодаря за то, что он вмешался, и направился ко мне.

Не желая расстраивать мужа, я натянула на лицо улыбку, он улыбнулся в ответ. На миг сжал плечи ладонями, после порывисто прижал к себе и произнес негромко:

– Не тревожься попусту, свет моей души. Поверь, несмотря на то что наш враг сильней и могущественней Налыка и Елгана, эта битва будет проще. Мы к ней готовы, даже если кажется, что всё происходит неожиданно и быстро.

– Пусть духи не оставят тебя, мой любимый, – ответила я. – Пусть Ягтыгур вновь пробудится в твоем теле, а моя душа будет рядом и продолжит светить даже в самом непроглядном мраке. – На миг запнувшись, я откинула все высокопарные слова и добавила: – Вернись ко мне, Танияр. Без тебя… – голос мой сорвался, и я обняла супруга что есть силы. – Я так сильно люблю тебя, Танияр…

– Как и я тебя, – мягко ответил он. Подцепил мой подбородок пальцами и вынудил посмотреть на себя. На губах дайна играла прежняя мягкая улыбка, но уже через мгновение он склонился и поцеловал меня. – Я вернусь, жизнь моя, обещаю, – шепнул он и, оторвав от себя мои руки, отступил, разом увеличив между нами расстояние. – Белый Дух с нами, Ашити.

После развернулся и направился к своим воинам. Элькос подмигнул мне и шагнул было следом за дайном, но я поспешила и преградила ему дорогу.

– Куда это вы, мой дорогой? – вопросила я. – Даже не обняли названой дочери…

– Я же слишком молодой для объятий, – прищурился магистр, но я отмахнулась:

– Оставьте эту чушь. – И первой обняла его. – Пусть боги и духи хранят вас, друг мой.

– Всё будет хорошо, девочка моя, – улыбнулся Элькос. – Не волнуйтесь попусту.

– Где уж попусту, – помрачнела я.

– И тем не менее, – строго ответил хамче, после провел по моей щеке ладонью. – Я верну вам мужа, Шанни, сберегу его.

– И себя мне тоже верните, – вдруг задребезжавшим голосом потребовала я. – Непременно верните.

– Обещаю, – Элькос как-то озорно улыбнулся, порывисто поцеловал меня в щеку и, отступив, махнул рукой. – Душа моя, всё будет хорошо!

После развернулся и побежал за дайном, ожидавшим мага вместе с войском. Я прижала к губам кончики пальцев и всхлипнула. Перед внутренним взором так ясно стояли картины прошлогодних сражений, всего того ужаса, что я видела собственными глазами. Кровь, боль, смерть. И опять мы были готовы повторить этот путь.

– Боги, – не в силах сдержаться прошептала я и поспешила стереть со щек слезы, уже бежавшие из глаз.

И вновь на плечи мне легли ладони, теплые и сильные. Обернувшись, я увидела Архама. Он ответил мне серьезным взглядом, после прижал спиной к своей груди, и я прижалась к нему затылком. Так стало немного легче. А потом за руку меня взял Берик, и я улыбнулась ему с благодарностью. По другую сторону от меня встал Шакин, но ему мои переживания не были близки. Каанчи полнился собственными.

– Я всё равно не понимаю, почему Танияр отказался еще от одного клинка, – сердито произнес он. О чем бы они ни говорили с Архамом, но решительности и намерений нашего гостя это не поколебало.

Посмотрев на него, я ответила:

– Потому что твой отец – союзник Кашура, а он враг дайната. Этот каан собирает вокруг себя тех, кто недоволен тем, что Зеленые земли увеличились и превратились в Айдыгер. Еще тем, что мы открыли объятия племенам и считаем их равными тагайни. И тех, кто, опасаясь, что Танияр захватит их земли, сам сует голову в капкан курменайского каана, который жаждет быть великим не только в фантазиях. Когда дайн пришел на совет в Курменай, на него и хамче устроили покушение.

– Но я не враг, и я верю вам с Танияром. Да даже если бы сомневался, то сейчас вижу, что он всегда говорил правду, – возразил Шакин.

– Ты попросту не понимаешь, – устало вздохнула я. – Если ты погибнешь, то твою смерть могут использовать как предлог для нападения на Айдыгер. Достаточно сказать, что старший каанчи пришел в Айдыгер гостем, а его отправили в сражение, будто он один из ягиров Танияра, и тогда даже те, кто сейчас не занял ничью сторону, могут склониться в сторону Кашура. Айдыгер и таганы, дружественные нам, сейчас будут заняты иным врагом, и сколько это продлится, мы сказать не можем. И сколько воинов мы потеряем – тоже. Мы будем ослаблены, а Кашур и его войско сильны. Даже доверяя тебе, мы не можем рисковать дайнатом и жизнью айдыгерцев, потому не дадим Кашуру этой возможности, чтобы поднять таганы против нас. Поэтому ты остаешься в Иртэгене под нашей защитой. Это политика, Шакин, а не вопрос доверия тебе или сомнений в твоих силах. Что такое политика, я объясню позже. Сейчас у меня на это нет ни сил, ни желания.

На этом я замолчала и уже не отрывала взгляда от мужа, вставшего на небольшую возвышенность, с которой обычно вели разговоры на сангаре. Молчал и Шакин, должно быть обдумывая то, что услышал. Мне сейчас было безразлично, к каким выводам он придет, и потому я окончательно выкинула нашего гостя из головы.

– Морт, – донесся до нас сейчас едва уловимый голос дайна.

Магистр кивнул, после раскинул руки, и на мгновение летний зной затопила зимняя стужа. Порыв ветра взметнул волосы, промчался между людьми, закружил снежной вьюгой и…

– Ох, – вздохнул рядом Шакин.

– Ага, – согласно кивнул Берик.

Я не произнесла ни звука, но глаза распахнула от изумления, в который раз потрясенная возможностями магистра, потому что… Едва истаяли снежинки, нам открылось несметное войско. Исчезли Иртэген и деревья, окружавшие харат, но появились стройные ряды ягиров и язгуйчи со всех частей Айдыгера, воины союзных нам таганов и племена, чьи колонны больше напоминали разбойничью ватагу, кроме разве что унгаров. Они стояли в строгом порядке, держа на изготовке свое оружие – шугэ. И посреди своей огромной армии возвышался ее предводитель и командующий – дайн Танияр Айдыгерский.

– Дети Белого мира! – разнесся над войском голос моего супруга. – Бесконечно долгие годы заточения Илгиза подошли к концу. Предатель окреп. Его войско велико и готово прогрызть своему покровителю дорогу на волю. Они готовы идти до конца и исполнить желание Илгиза, но они просчитались! Есть мы, и мы встанем на их пути. Мы тоже готовы биться до последнего вздоха! За нашими спинами не только таганы, но и та часть Белого мира, которая продолжает существовать вне нас. Там живут люди единой с нами крови, единой веры, и дом у нас один, хоть и разделен по воле Создателя. Духи смотрят на нас с надеждой и любовью, дети Белого мира, и мы не огорчим ни нашего Отца, ни Матери, ни прочих Покровителей. Я зову вас на самый славный бой, о каком не могли мечтать наши предки! Предатель не пройдет! Что ответите мне, братья и сестры?!

– Мы идем, брат! – гаркнули тысячи глоток.

– За Белый мир! За нашу веру! – выкрикнул Танияр. – Во славу Белого Духа!

– Во славу!

– Сейчас хамче откроет вам дорогу в горы, вы помните, что следует делать! Кого-то ждет дорога домой, кого-то Белая долина, но слава вознесет на крыльях каждого из вас! Духи с нами! Вперед, дети Белого мира!

И вновь взвыла метель. Яростная, неукротимая сила промчалась по поляне, ослепив всполохом белого света. А когда я снова открыла глаза, на поляне уже никого, кроме нас, не было.

– С ума сойти, – пробормотала я в ошеломлении. Но вскоре очнулась и шагнула туда, где только что стоял мой муж, и прошептала: – О Хэлл, пусть ты не властен в этом мире, но я молю тебя, отправь им всю ту удачу, что отмерил для меня. – Затем закрыла глаза и добавила: – Пусть духи хранят вас, отважные воины… и моего возлюбленного.

Кто-то тронул меня за локоть. Я обернулась и вымученно улыбнулась деверю.

– Идем, Ашити, тут делать уже нечего, – сказал Архам.

– Идем, – не стала я спорить и первой зашагала в сторону Иртэгена, чтобы скорее оказаться дома и пробудить «Дыхание Белого Духа».

Я должна была видеть…

– Ты потому тогда позвала меня гулять и всё спрашивала про отца?

Вопрос Шакина застал меня врасплох. О нашем разговоре я успела благополучно позабыть, потому что все мои мысли сейчас были сосредоточены на том, что происходило так далеко отсюда, что я не смогла бы домчаться и за пару недель даже на сауле.

– Что? – рассеянно переспросила я.

– Ты сказала, что отец идет за Кашуром, – ответил каанчи. – И еще говорила, что у Кашура хотели убить Танияра и хамче. Ты поэтому вспомнила обо мне и позвала гулять?

Я замедлила шаг и посмотрела на него, теперь не спеша дать утвердительного ответа. Впрочем, Шакин был далеко не глуп и понял верно, он кивнул вместо меня, подтверждая свою догадку, а после продолжил.

– Я знаю, что мой каан не любит Танияра из-за племен. Но он и не друг Кашура. – Едва отведя взор, я вновь посмотрела на него, и Шакин усмехнулся. – Я говорил тебе, что он хочет женить моего брата на дочери Кашура. Но Кашур еще не стар, и жены его тоже еще могут родить. На третьей он женился всего зиму назад. Если родится сын, то мой брат вернется с женой в Долгие дороги, и ему придется забыть о челыке. А если Кашур поведет войско, то…

– Назад может уже не вернуться, – усмехнулся Архам, слушавший нас.

– А на войну отец не пойдет, пока брат не женится на младшей каанше, – продолжил Шакин, и я окончательно остановилась. Теперь я развернулась к каанчи и внимательно слушала его. – Мой каан слушает Кашура, чтобы задобрить его. Делает, как он хочет, но это пока не станет понятно, что каан Курменая отказывает моему брату. Если откажет, значит, отец станет врагом Кашура и других будет подбивать. Он хитрый, как ленай.

– Галзы? – уточнила я, и мой собеседник кивнул.

– Да, отец.

– Но ты же сказал, что твой отец слушает Кашура и говорит, что он умный, – прищурившись, заметила я.

Каанчи вновь кивнул, подтвердив свое прежнее утверждение.

– Всё так. Слушает. Кашур тоже хитрый, потому отец его слушает и запоминает. То, что против Танияра сговорились, я не знал. Тогда мой каан всё думал, как Кашура задобрить, чтобы дочь за моего брата отдал, и как сделать, чтобы брат кааном стал. Я уехал через несколько дней после того, как Танияр к нам приходил. Но я точно знаю, что мой каан против Айдыгера не пойдет.

– Почему? – полюбопытствовала я.

– Потому что дайн показал, что он сильный, когда победил Елгана и Налыка, и сейчас у него воинов стало в три раза больше, чем было. Еще и язгуйчи, и племена помогут, если будет надо. И никто не предаст Танияра. Все повязаны клятвой, но не только. Его уважают, это я увидел уже здесь, и значит, будут биться за него до конца. А еще есть хамче и таганы, где твоего мужа услышали, значит, союзников еще больше. Мой отец не только хитрый, но и умный. Он скажет всё, что Кашур хочет слышать, и даже сделает, но лишь для того, чтобы брат смог получить челык. А если Курменай на Айдыгер пойдет, а свадьбы не будет, то мой отец направит свою хитрость и науку Кашура против него самого.

– Но ведь Кашур может выдать дочь за твоего брата и потом отправить его во главе войска как зятя, – заметила я. – Тогда и курменайский каан выживет, и твой брат останется всего лишь мужем его дочери. Но, скорей всего, он попросту не вернется назад. Тогда Кашур выиграет в любом случае.

– Отец не позволит, – усмехнулся Шакин. – Я же говорю, он умный и хитрый. Войско должен вести его алдар.

Я вопросительно приподняла брови, однако быстро поняла, на что намекает мой собеседник.

– Галзы объявит Кашура их алдаром, то есть главным над ратью, и тогда курменайцу придется самому ехать впереди всего войска. Откажется – никто не пойдет. А как первый среди равных, он должен будет вступить в схватку, и тогда если и не наша стрела, то стрела ягиров Долгих дорог расчистит путь младшему каанчи к челыку.

– Верно, – кивнул Шакин.

– Почему ты говоришь об этом?

– Потому что я хочу, чтобы вы знали, я не враг Танияру и Айдыгеру, и врагом никогда не буду. Я полюбил ваш дайнат и его порядки. Мне здесь легко и спокойно. Если бы я не был старшим каанчи, то остался бы у вас насовсем. И еще потому говорю, что понял всё это после того, как ты сказала про отца и Кашура. Я знаю моего отца и его желания, поэтому мне открылся его замысел. Как бы там ни вышло, но мой ленген останется в ножнах, если однажды они пойдут на дайнат.

Улыбнувшись, я отвела взор в сторону. Всё это было логично и теперь открывало всю картину с другой стороны. Шакин и вправду знал своего отца лучше меня или даже Танияра. Возможно, мы ошиблись и никто приносить в жертву наследника Долгих дорог не собирался, однако…

– Почему твой отец так жаждет надеть челык на твоего брата? И почему именно Курменай?

– Мой брат родился слабым. За ним много ходили, оберегали. Зимой почти не выпускали из дома и всегда в его спальне жарко топили, потому что от холода он болел. Отец говорил нам, что каан должен быть сильным, и брат думал, что я сильней его, потому что буду кааном. Он много плакал, даже как-то убежал зимой на улицу, когда уже завыла метель. Ягиры увидели и быстро вернули его домой, но брат слег. Все говорили тогда, что он уже не оправится. Отец много сидел с ним рядом, держал за руку, сам смывал пот и давал настои, какие оставил шаман. Когда брату стало лучше и отец спросил, зачем он сбежал в метель, он ответил, что хотел доказать, что тоже может стать кааном, потому что кааны сильные. Он плакал и просил сделать его кааном, чтобы гулять зимой и не бояться холода, как я. Отец тогда дал ему слово, что он тоже получит свой таган. Дал клятву перед Белым Духом. Теперь хочет ее исполнить. А Курменай потому, что у других соседей есть сыновья, и брату там челыка ждать как солнца в зимнюю пору. И пока у Кашура не появился сын, отец должен успеть посадить на его место младшего каанчи. Вот и вся загадка, Ашити, – Шакин улыбнулся. – Я говорю правду, клянусь в том Белому Духу и людям.

– Мы слышим тебя, – отозвались Берик и Архам.

Улыбнувшись каанчи, я пожала ему запястье и отступила. Его откровения отвлекли от снедавших меня переживаний, но и забрали драгоценное время, а ведь наше войско уже должно было встретиться с илгизитами! И откладывать я более не стала.

– Спасибо за то, что был честен со мной, – сказала я. – Теперь я оставлю тебя. И все-таки прошу пока побыть на подворье ягиров. Если не отцу, то Кашуру нужен предлог для нападения. А раз он хитер, то может использовать тебя как предлог, чтобы твой отец пошел без всяких условий. Лучше поостеречься до возвращения дайна.

Шакин чуть приподнял брови в удивлении, после нахмурился, обдумывая мои слова, и наконец кивнул.

– Хорошо, я буду у ягиров. Может, ты и права. Без меня Кашуру опасаться нечего. Только он не знает о клятве отца, ты первая услышала. Это всё было между нами.

– И мы сохраним вашу тайну, – ответила я. – Если духам угодно, они не допустят исполнения клятвы, а мы помогать Кашуру не станем.

– Благодарю, – каанчи прижал к груди ладонь. Однако прежде, чем уйти, добавил: – Отец моей смерти не желает, я точно знаю.

– Хвала Белому Духу, – улыбнулась я, после кивнула, прощаясь, и поспешила к своему подворью.

Однако сразу попасть туда не удалось, потому что иртэгенцы уже ждали меня, чтобы обрушить лавину вопросов. Что случилось? Куда отправились воины? И всё в таком духе. Чтобы не тратить время еще и на ответы каждому, я все-таки дошла до ворот нашего дома, здесь остановилась и подняла руки, призывая всех к тишине, и она мгновенно разлилась по улице.

– Милости Отца вам, добрые люди, – приветствовала я всех разом. – Случилось то, о чем мы говорили, – илгизиты выступили. Дайн и наши друзья отправились защищать наш мир от воинства Предателя. Всё, что вы можете сейчас сделать, – это сохранять прежний покой и порядок в Айдыгере. А еще молиться духам за наших защитников, они сейчас бьются за всех нас с врагом, какого еще не видели земли таганов.

– А далеко ль еще илгизиты, дайнани?

– Они в горах, дайн не позволит им спуститься.

– А саулов не брали, как же они…

– Хамче волею Создателя быстрей саулов, – ответила я. – Ступайте, добрые люди, и молитесь, чтобы поганое воинство было сокрушено.

Иртэгенцы, дружно сплюнув, отправили проклятия илгизитам. И пока они переглядывались и переговаривались, я склонилась к Берику и негромко произнесла:

– Сходи к Хасиль, пусть будет готова принять раненых. Не сразу, но хамче отправит их сюда. И другим знахарям скажи. Пусть все будут готовы.

– А ты?

– А я иду в дом и не покину его, – заверила я. – Ягиры на страже подворья будут мне защитой. Да, еще, пусть закроют ворота. Выпускать можно, но в харат пока дорога закрыта. Иртэгенцев и тех, кто поселился здесь, впустить могут, но с досмотром. Особо досматривать переселенцев. И Нихсэту об этом распоряжении скажи. Иди.

– Хорошо, – кивнул мой телохранитель, а иртэгенец, стоявший недалеко от нас, спросил:

– Рвать, что ли, простыни, дайнани?

Люди мгнвоенно вновь замолчали и воззрились на меня, ожидая ответа. Я улыбнулась и отрицательно покачала головой:

– Не надо. Для перевязки у нас теперь много бинтов. Ступайте, друзья мои.

После этого кивнула Архаму, который внимательно выслушал мои распоряжения, отданные через Берика, и поспешила скрыться за крепкими воротами, а ягиры отрезали путь тем, у кого еще оставались вопросы. Деверь за мной не пошел, они с Шакином должны были отправиться на подворье ягиров.

– Чего там? – встретила меня Сурхэм с Тамином на руках.

Я не стала забирать у нее сына. Только поцеловала его в щеку и поспешила дальше, отвечая уже на ходу:

– Илгизиты идут.

– Смотреть будешь? – спросила мне в спину прислужница.

– Буду, – кивнула я и зашла в кабинет.

Усевшись в кресло, я на миг задержала взгляд на портрете мужа, прерывисто вздохнула и пробудила «Дыхание Белого Духа»…

– Отдайте мне сына, – взяв себя в руки, произнесла я. – Деваться мне всё равно некуда. Отдайте, я успокою его.

Архам не сдвинулся с места, и я сама направилась к нему, но на пути моем встал Рахон. Он растянул губы в извиняющейся улыбке, но это чувство не отразилось и на толику в его глазах.

– Сначала ты отдай, – сказал илгизит.

– Что тебе отдать? – нервно спросила я, не сводя взгляда с Тамина, заходившегося криком на руках собственного дяди.

– Подарок Урунжана, – пояснил Рахон. – Он всё равно тебе не пригодится. Отдай сама. Ты знаешь, я всё равно заберу.

Я поджала губы и ответила упрямым взглядом, но в нескольких шагах от меня надрывался мой сын, и сопротивление было сломлено. Скривившись, я стянула с пальца перстень и сунула его в руку пятого подручного.

– Всё? Я могу успокоить своего ребенка?

– Отдай, – велел махир, и Архам протянул мне Тамина.

Схватив сына, я прижала его к себе и отступила на шаг назад, но тут же наткнулась спиной на преграду. Обернувшись, я увидела смутно знакомого человека. По одежде сразу поняла, что это один из подручных. А раз знаком, значит, видела его в Даасе, но не общалась. Скорее всего, так, потому что он точно не попадался мне на глаза в Иртэгене.

Медленно выдохнув, чтобы не впасть снова в панику, я огляделась. Иртэгена точно по близости не было… или же я не видела его стены из-за деревьев. Хотя вряд ли, место мне было действительно незнакомо.

– Куда мы вышли? – спросила я Алтааха. – И откуда взялся подземный ход? Прежний был уничтожен.

– Архам вырыл новый? А может, Селек приказала сделать несколько ходов? – с нескрываемой иронией спросил в ответ махир. – Или же наш Покровитель открыл вам путь? Ты ведь знаешь, что Он управляет земной твердью.

Поглаживая сына по головке, я ненадолго задумалась. Архам сделать новый ход не мог, и это неоспоримо. Подобная работа не могла не привлечь внимания, хотя бы той же Эчиль. По осени старый ход был уничтожен, зимой работы попросту невозможны – земля промерзает. Землекопов в Иртэген не прибывало, а сам Архам не сумел бы прорыть и обустроить путь под землей, да у него и времени на это попросту не было. А потом и вовсе появилось семейство Фендара. И даже если допустить, что любовь к мужу затмила глаза Эчиль, то халим и его домочадцы подобной слепотой не страдали.

Нет, Архам не делал проход. А вот Селек и вправду могла бы озаботиться несколькими путями для побега. Но отчего-то я в этом сомневаюсь. Тем более уничтоженный подземный ход начинался логично – из старой пристройки, куда попасть можно было прямо из дома. А вход в этот будто появился из ниоткуда. Мы вошли в него, а не спустились под землю, как в какой-нибудь погреб. Да, совершенно неправильный вход. Значит… Илгиз? Точнее, великий махир или его подручные. Да, скорее всего. Хотя могли и без всяких чудесных воздействий рыть отсюда…

Стоп, откуда – отсюда? Где мы все-таки? Похоже, точно не у Иртэгена, хотя путь был недолгим. Даже учитывая, что мы с Архамом его пробежали, всё равно не выходит дальнего расстояния.

– Где мы? – повторила я свой вопрос.

– Рядом с землей Урунжана, – любезно ответил Алтаах.

– Здесь везде Его земля, – ответила я. – Это Его мир.

Тогда точно без Илгиза не обошлось, потому что расстояние до священных земель от харата велико, еще и река пересекает путь…

– Жизнь не может существовать в воздухе, и даже река имеет дно, а значит, всё начинается с земли и возвращается к земле, – произнес махир. – Наш Покровитель – это земля, а стало быть, и весь мир.

– Но ваш покровитель – часть старшего брата, – возразила я. – Белый Дух сотворил и Илгиза. И это Его сила досталась младшему брату, и тогда выходит, что основой всего остается по-прежнему Белый Дух. Он начало и конец всему сущему, что живет и дышит в этом мире. Братья, сестры, люди, звери, растения – это всё Создатель.

Алтаах не ответил, лишь улыбнулся и указал взглядом вперед, явно приглашая проследовать в том направлении. Я не спешила воспользоваться любезным приглашением. Хоть и понимала, что этого желает сам Создатель, но душа противилась тому, чтобы вести отступников к Его святилищу.

Махир ждать меня не стал. Он заложил руки за спину и неспешно направился к священным землям. Их пока было не видно, но сомневаться в словах главного слуги Илгиза смысла не было, потому что врать ему было незачем. Илгизиты стремились сюда многие столетия, и теперь их цель была близка как никогда…

– Ступай, Ашити, – мягко подтолкнул меня Рахон. – Сбежать в этот раз у тебя не выйдет, и звать на помощь некого. Иди и сделай, что должна.

Обернувшись, я в насмешливом изумлении приподняла брови. Должна? Кому я должна среди этих людей, проедавших веру, своих братьев и сестер по крови и землю в угоду покровителю, который попросту использует их? Однако озвучить свой вопрос я не успела. Открыла рот, но так и застыла, разглядывая тех, кто сейчас шагал по лесу следом за своим предводителем.

Мужчин в одежде подручных я насчитала десять вместе с Рахоном и тем, кто оказался у меня за спиной, когда мне вернули сына. Значит, с махиром пришли сильнейшие. Но где остальные? В горах? То есть против Элькоса сейчас девяносто магов, если можно их так назвать. Впрочем, почему нет? Они есть маги по сути, пусть и не от рождения, но одарены своим покровителем некими возможностями.

Девяносто… А магистр один. Я тут же мотнула головой. Вовсе не о том думаю, мы подозревали присутствие всей сотни, а их на десять меньше. Элькос был уверен в себе, и у него имелись на то все основания. Когда бы он мог сотворить такое в нашем мире? Вроде вот этого вот мгновенного переноса огромного войска, еще и находившегося в разных концах Белого мира.

И вновь я мотнула головой, отгоняя досужие рассуждения. Что это вообще такое? О чем я сейчас думаю? И о чем вообще мне стоит думать? Мой сын в опасности, илгизиты вот-вот шагнут на священные земли, Архам предал! О чем мне думать, скажите на милость?!

«Думай, дочка, думай».

Хорошо, мама, думаю. Проклятие! Мысли не спешили выстраиваться в стройный ряд. Прыгали то в горы, то в священные земли, но никак не желали указать верное направление. Протяжно вздохнув, я поцеловала окончательно успокоившегося сына в щеку.

«Глазам не верь, верь мыслям, тогда не ошибешься».

Хорошо тебе говорить, мама. Глазам не верь… Чему тут не верить? Вон идет махир, такой расслабленный и уверенный в себе, будто находится у себя в Даасе, а не намеревается совершить святотатство и очередное преступление. Вот его десять подручных, один из которых некогда был мне почти приятелем, даже поклонником. Он и сейчас поглядывает на меня и прячет улыбку, в которой нет ни издевки, ни ехидства.

А еще есть бальчи. Да, они тоже были здесь. Сколько их? Кажется, тоже десять… нет, пятнадцать. Одеты как обычные тагайни, только лысые и все в татуировках. Таких по дороге не спрячешь, они должны были привлечь внимание, если только махир вел свой отряд не по тайным тропам. Кстати, а где они прошли? Если Каменный лес уничтожен, то должны были идти через таганы. Может, по лесам, но через таганы.

– Рахон, как вы попали в Айдыгер? – нарушила я вроде бы упорядочившийся ход собственных мыслей.

– По землям таганов, – охотно ответил илгизит.

– И бальчи не заметили?

– Когда хотим, мы становимся невидимками, – сказал он и улыбнулся. – А ты всё такая же любопытная.

– Любознательная, – машинально поправила я.

– И стала еще красивей, – закончил пятый подручный. – Огонь тебе идет больше снега.

Этот комплимент я оставила без внимания и вернулась к своим рассуждениям. Итак, к чему мы пришли? К тому, что пока мне усомниться не в чем. Алтаах здесь, его сильнейшие подручные тоже здесь, и верные псы идут следом. Невозможно не верить глазам, когда то, что я наблюдаю, неоспоримо.

Взгляд мой остановился на Архаме. Поджав губы, я отвернулась, смотреть на него было противно. А когда перед внутренним взором всплыла его рука на горле моего мальчика… И я выругалась на родном языке, грязно и ожесточенно. Мне захотелось самой вцепиться ему в глотку, но сделать этого я не могла уже по той причине, что на руках моих лежал Тамин, и потому мне оставалось только браниться.

Он же и вправду стал мне братом! Открылся, доверился, защищал, оберегал. Один вставал против нескольких противников, и не только против деревенщины, но и против обученных воинов, не имея даже ленгена, а лишь один нож… Или же не было угрозы и это я уверилась, что он защищает? А что если и побег, и драка на лестнице были лишь для отвода глаз? А воинами у озера, которые сопровождали нас из Дааса, просто пожертвовали? Их-то Архам точно убил!

Но ведь он был искренен. Я нутром чувствовала, что говорит от души, когда открывался мне. А еще видела, как был рад вернуться. Встреча с дочерями, с Эчиль. Он был счастлив! И должность ман-ердэма не была в тягость. Архам исполнял свои обязанности охотно. Это я тоже видела. У меня была немалая практика в общении с различными исполнителями, и потому я прекрасно разбиралась, когда человек хочет работать, а когда тяготится или же пренебрегает взятыми на себя обязательствами. Архаму его дело нравилось. Хотя… он мог попросту учиться, чтобы после…

И я усмехнулась. После? А что после? Возможно, после вообще не настанет, и Архам это знает. Если Илгиз вырвется на волю, то может не остаться ничего. Впрочем, если он пошел в свою мать и все-таки жаждет властвовать, то ему легко было наобещать и дайнат, и вообще весь мир. К тому же если он по-прежнему любит Акмаль, то мог уйти из Дааса, чтобы добыть для них трон брата, а ценой назначено святилище.

Я нахмурилась. Было острое чувство, что я что-то упускаю, что-то важное. И это что-то нужно было учесть обязательно.

«Глазам не верь, верь мыслям, тогда не ошибешься».

Но я ведь и думаю! Размышляю, делаю выводы. И сейчас мои глаза и мысли говорят в унисон. Архам предал, а раз предал, то и не был никогда верен. Помог сбежать и защищал, чтобы втереться в доверие мне и брату. Оказался близок ко всем тайнам и намерениям. Узнавал обо всем в числе первых, а потом, должно быть, сообщал своим хозяевам…

– Стоп! – воскликнула я, и Тамин скривился и завозился на моих руках.

Я поспешно прижала его к себе и заворковала, успокаивая. Однако мой возглас потревожил не только сына, остановился и махир, а следом за ним и все остальные.

– Что, Ашити? – спросил Рахон.

Я перевела на него взгляд, но в голове прозвучали совсем иные слова, сказанные им совсем недавно: «Когда хотим, мы становимся невидимками». И это не в прямом смысле, а путем влияния на сознание. Так он увел Селек и Архама с берега Куншале под носом у соглядатаев. И те были уверены, что беглецы просто исчезли.

Рахон умел влиять на сознание, и третий подручный Улсун может. А еще может Алтаах. Селек он лишил разума, даже не прикоснувшись к ней, и глаза его не чернели, как у Рахона. То есть не прилагая усилий. И с Архамом он однажды встречался и разговаривал. Может, и не однажды, особенно после того, как мы с деверем начали разговаривать.

То, что Архам не был связан напрямую с илгизитами, я уверена. Элькос после того, как сумел сохранить энергию каменных столбов, опробовал свои амулеты-поисковики, кажется, на каждом иртэгенце, и на брате дайна в том числе. Не из недоверия, всего лишь проводил исследования, проверял что-то там в отклике плетений. Так вроде бы говорил. Так вот, Архам был так же чист, как сам хамче, Танияр и я.

Итак, мой деверь – жертва? Ну, хорошо-хорошо! Что следует из всего того, что я сейчас успела надумать? А то, что первый вывод сделан на основании очевидного. Он заманил меня на свое подворье, потом, используя сына, вывел из надежных стен Иртэгена и угрозой жизни Тамина вынудил не сопротивляться. Из этого выходит, что он предатель, и я нашла обоснования этому, найдя основания все-таки в том, что видят глаза. Однако второй вывод я сделала, доверившись размышлениям. И тогда… верен именно он?

Ах, мама, как же ты меня запутала! Твои слова можно отнести ко всему на свете. Даже вообразить, что илгизиты идут поклониться святилищу, а не использовать его, чтобы дать свободу своему покровителю. Но это уж совсем немыслимо.

– Алтаах, – позвала я и прибавила шаг, чтобы нагнать махира.

Меня окружили бальчи, так и не дав добраться до цели, и деверь вновь остался безучастен. Но вот главный илгизит поднял руку, и его телохранители пропустили меня. И только сейчас я увидела, что мы уже вышли к границе священных земель. Алтаах остановился и обернулся ко мне.

– Что, Ашити?

– Как давно ты управляешь Архамом? – Я поравнялась с ним и остановилась, не спеша пересечь запретную для илгизитов грань.

Махир вздернул бровь в фальшивой иронии, но я лишь покривилась, не приняв его игры.

– Ответь, – попросила я.

Алтаах усмехнулся. Он развернулся лицом к священным землям и сделал приглашающий жест. Похоже, мне опять предлагали сделку: послушание в обмен на искренность. Чуть помедлив, я все-таки перешагнула границу, а следом за мной сдвинулись с места и илгизиты. Возможно, им и вправду был закрыт этот путь, раз махир пропустил меня вперед. Иначе что мешало обследовать степь в поисках святилища?

– Вы не можете зайти на священные земли? – тут же озвучила я новый вопрос. – Вам нужен для этого проводник? – Махир не ответил, но с интересом наблюдал за ходом моих мыслей. – И не просто проводник, иначе ты отправил бы вперед Архама, а тот, кому доверяет Создатель, так?

Алтаах улыбнулся и втянул носом нагретый солнцем воздух. По лицу его разлилось блаженное выражение, и я бы даже сказала, что он наслаждается тем умиротворением, какое чувствуешь, едва появившись в степи, но, скорее всего, это было всего лишь предвкушение.

– Это земля шамана, – наконец заговорил махир. – Он пропускает только тех, в ком нет силы Покровителя.

– Тогда и Архам бы мог, – возразила я.

– Сейчас не может, – ответил мой собеседник, и я тут же прищурилась.

– Почему он сейчас не может? Потому что ты подчинил его? То есть подчинил только сегодня? Архам бывал на священных землях, и один заезжал, когда хотел проведать меня после рождения Тамина.

Алтаах рассмеялся, но все-таки кивнул.

– Тогда он был собой, сейчас в нем моя сила. Но подчинил я его не сейчас. Еще в Даасе, когда только увидел впервые.

– То есть вывел он меня по твоему приказу? – стараясь не выдать чувств, которые охватили меня в эту минуту, спросила я.

И вновь глаза махира сверкнули лукавством. Он забавлялся, а я страдала от желания вцепиться ему в лицо и содрать эту раздражавшую меня ухмылку.

– Нет, Ашити, – снова заговорил махир, – увел он тебя по собственному желанию. До этого дня Архам принадлежал себе, но в его разуме жила моя метка. И когда я призвал, сила Покровителя покорила его. Однако я знал, что он задумал, но не стал мешать вашему побегу. Так было легче получить от тебя то, что я хотел, чем снова и снова натыкаться на защиту Урунжана.

Я остановилась и воззрилась на него с недоумением. Не стал мешать? В смысле, не мешать? А что же тогда было на лестнице? Пока мы выбирали скрытый путь, нас опередили и ожидали в засаде. И явно отпускать не собирались, меня по крайней мере. Подозреваю, Архаму и вовсе грозила гибель, если бы не урхи.

– Нас поджидали на спуске к Курменаю, – озвучила я свои мысли. – Если бы нам не сыскалась помощь…

– Я никого не посылал, – отмахнулся махир. – Это Рахон отправил воинов, едва узнал о побеге. Он и сам хотел отправиться в погоню, но мой приказ остановил. Однако воины уже успели выехать, и больше мы их не видели. Значит, у вас нашлись помощники? И кто же? Твой муж и его ягиры?

– Урхи, – коротко ответила я и обернулась, чтобы посмотреть на Рахона.

Его ответный взгляд я поймала сразу же и не была удивлена, что илгизит следит за мной. Наш разговор с махиром он мог и не слышать, потому что шел на некотором удалении, а мы общались негромко. Может, потому не понял, что означает мой задумчивый взгляд, и в глазах его появился немой вопрос. Однако я к своему поклоннику интерес потеряла и вернула его Алтааху.

Однако ничего не успела сказать, потому что он заговорил первым.

– Ты любишь задавать вопросы, их у тебя всегда много, Ашити. Спрашивай, пока еще есть время, я отвечу обо всем, о чем знаю.

Он продолжил путь, а я осталась стоять на месте, неприятно задетая его словами. Пока еще есть время… А что потом? Они убьют нас с сыном, едва мы дойдем до пещеры? Хотя… Если махиру и подручным удастся задуманное, то потом и вправду может не наступить. Илгиз уже пытался уничтожить если и не мир, то творения, столь любимые его братом. Впрочем, возможно, при переходе духа наш осколок Белого мира будет попросту стерт. Не останется никого и ничего.

Опустив взгляд на сына, я ощутила, как глаза наполняются влагой. «Сначала надо вырастить», – так сказала мама в день, когда мы покидали священные земли после рождения Тамина. Конечно, она знала, что придут илгизиты и что я поведу их прямиком к святилищу, потому что: «Скоро увидимся, дочка».

Ах, мама, почему же ты скрываешь свои знания? Не смолчи ты тогда, объясни, что имеешь в виду, и мы подготовились бы… Как? Этот вопрос сам собой возник в моей голове. Как бы мы подготовились? Противостоять махиру и подручным может только Элькос, но ему не разорваться надвое, сколь бы могущественным он сейчас ни стал. Останься он со мной, и наше войско оказалось бы в опасности, потому что с армией Дэрбинэ идут девяносто одаренных Илгизом последователей. И пока хамче защищает дайна и наших воинов, Алтаах готов уничтожить всех нас, включая и йарга, и всех прочих, кто уверовал в доброту покровителя…

Откинув голову, я издевательски рассмеялась, но смех оборвался сам собой, и я впилась взглядом в спину махира. А ведь ему и вправду не было нужды идти через все таганы. Все эти воины из Дэрбинэ для Илгиза лишь полезное мясо, которое кинули на растерзание тагайни и племенам, чтобы отвлечь внимание защитников священных земель.

Вот и разгадка с Каменным лесом, он всегда был нужен лишь для прохода махира и подручных. Никакое войско перетаскивать не собирались. И бальчи бы не взяли, если бы мы не лишили Алтааха короткого и удобного пути. Ему пришлось идти через таганы, только для того и понадобились эти тени, готовые умереть по мановению его руки. Даже любопытно, что стало с его остальными телохранителями. Их, кажется, было больше пятнадцати. Хотя, может, они где-то среди сражающихся сейчас. И как там мой муж…

И вот тут я пожалела, что у меня забрали перстень. Я бы могла сейчас позвать супруга… который бьется с полчищами илгизитов. А с ним и Элькос. Проклятие! Я бы не смогла выбрать между жизнью воинов, доверившихся дайну, и жизнью всего нашего осколка мира. И вроде бы выбор очевиден, а сделать его всё равно сложно.

Мотнув головой, я заставила себя собраться. Если погибнет наш осколок мира, то в битве в горах вообще не будет смысла. Или мы спасаем всех разом, или же пропадем тоже все вместе. Только как же мне призвать супруга, если илгизиты лишили меня перстня? Остается надеяться, что Танияр сам решит узнать, куда я исчезла и почему больше не отвлекаю его своим оханьем.

– Ашити. – Я обернулась к Рахону, ждавшему, когда я продолжу путь.

Впрочем, остановился даже махир, не обнаружив меня рядом, и я не стала мешкать.

– Задумалась, – ответила я пятому подручному.

После, криво ухмыльнувшись, я направилась за Алтаахом. Причиной для усмешки стало то, что внешне уверенный в себе махир, явно чувствовавший себя хозяином положения, без меня был слеп, как котенок. Он не знал, куда идти. Всё, что было известному главному отступнику, – это местоположение святилища – пещера. Но где же она находится?

Сияние инея приметить издали было невозможно, и это тем больше удивляло, стоило лишь приблизиться к святилищу. Иней ослеплял переливами ледяных искр. И вроде бы такое должно быть заметно очень далеко, однако даже входа в пещеру было не сыскать взглядом, пока не подъедешь к ней. Вход в пещеру охо был хорошо приметен, а в святилище нет. И Архам туда ни разу не подходил, потому не знал точного направления. Хм…

Едва мелькнувшая мысль уже не отпускала меня. И даже осознание рискованности этой затеи не смогло поколебать. А еще была некая надежда, потому что всё не могло закончиться вот так, как видели это илгизиты. И я мысленно обратилась к своему супругу, чтобы найти в этом нехитром действе толику необходимой мне решимости:

«Жизнь моя, я бы не хотела тебе мешать, но я в священных землях, и со мной махир, десять его подручных и пятнадцать бальчи. Меня выманили из Иртэгена, прости. Со мной наш сын, и все мы идем к святилищу. Я постараюсь затянуть наш поход, но если это возможно… помоги».

Махир, увидев, что я больше не стою столбом, направился дальше.

– Алтаах, – позвала я махира и прибавила шаг, чтобы нагнать его. – Стало быть, войско в горах идет только для того, чтобы отвлечь воинов таганов? Так ведь и было задумано изначально, верно? Никто из них тебе не нужен.

В его ответе я не нуждалась, он был и так очевиден, но хотелось ослабить его внимание, и потому я спросила первое, что пришло в голову.

– Важен только Покровитель, – ответил махир.

– То есть вы столько времени взращивали их, воспитывали, вкладывали в головы ложную веру лишь для того, чтобы однажды они пошли и сложили головы во имя Илгиза? Как скот на убой. – Передернув плечами, я спросила и то, о чем спрашивать вовсе не собиралась: – А что стало с остальными бальчи? Они ведь не все здесь, я права? Отправились с войском?

– Спрыгнули в пропасть, – мило улыбнулся махир. Я ответила недоверчивым взглядом, а он пожал плечами. – Они жили, чтобы служить мне. Без меня в их существовании не осталось смысла. Бальчи всегда так заканчивают, когда становятся стары. Между нами связь, и потому я был добр и отпустил их за верную службу.

Просто восхитительно! Малышей отрывали от их семей, чтобы взрастить бездушными фанатиками, а после, когда считали, что они ослабли, бальчи «отпускали». Мерзость какая. Впрочем, каков покровитель, таковы и его последователи. Илгиз взрастил их по своему подобию, и только ослепленные и одураченные ложной верой жители Дэрбинэ теперь шли на убой лишь для того, чтобы их покровитель мог процветать. Вдали и без них. Вот и вся доброта «покровителя».

Обернувшись, я опять посмотрела на Рахона. В памяти всплыл наш с ним спор о разнице между Отцом и покровителем. Помнится, тогда пятый подручный укорял Белого Духа за то, что он строг с детьми и скуп на милости. Требует, чтобы люди сами преодолевали трудности, учились на них и становились мудрее и опытнее. Чтобы этот опыт передавался новым поколениям, и уже они могли избежать ошибок, которые допускали их пращуры.

А еще Рахон превозносил милость и щедрость Илгиза. Как он там говорил? Ах, да: «Наш Покровитель не таков, он щедр и добр. Он с улыбкой смотрит на то, как мы учимся управлять нашей силой, не накладывает запретов и не грозит наказанием». Еще бы, он не улыбался, глядя, как доверчивые глупцы, свято уверовав в щедроты хозяина, готовятся исполнить его волю и умереть, потому что потом Илгизу не понадобятся и подручные. Он избавится от них так же легко, как махир избавился от своих бальчи, да и от всех, кто слушал и верил лживым посулам, исходившим из Дааса.

– Покровитель, – я вновь криво ухмыльнулась. – Вот уж одарил так одарил за верную службу.

– Каждому свое, – пожал плечами Алтаах. Похоже, его мои слова нисколько не задели. Впрочем, мог и просто истолковать, как ему было удобнее, потому что продолжил: – Бальчи одарены уже тем, что приближены к великому махиру и сидят у его ног. Не о чем горевать.

Ну, конечно! Такая честь! Забыть всё и всех и прожить тусклую жизнь псами у ног хозяина.

– Это всё, о чем ты хотела спросить? Больше ничего знать не желаешь? – полюбопытствовал Алтаах. – Думаешь, тот адан всё тебе рассказал?

Я впилась взглядом в своего собеседника. Последние слова могли означать лишь одно: он был в курсе всего, что происходило в дайнате. Но как? Если Архам жил своей жизнью и сошел с ума только после призыва махира, то он не передавал никаких сведений. Тогда в Иртэгене находился шпион илгизитов, которого мы пропустили, что вряд ли.

После того как магистр выделил энергию отступников и был проверен весь Айдыгер, амулеты появились у всех, кто стоял на воротах в больших поселениях. И время от времени ягиры проезжались по деревням, где такой охраны не было. Илгизитов до нынешнего дня в дайнате больше не было обнаружено. И как тогда махир знал все новости?

Хотя… Я усмехнулась. Разумеется. Шпиону не обязательно было находиться в Иртэгене, чтобы знать. После того сангара слухи поползли по всем землям Белого мира. Услышать об адане можно было и в том же Курменае, где илгизиты были частыми гостями. Впрочем, даже в шпионе не было надобности, потому что по пути до Айдыгера махир мог услышать новости собственными ушами. Это и вправду было объяснением.

– Алтаах, как ты узнал, что войско отправилось в горы, если Архама ты призвал только после этого? – спросила я, почти зная, что он ответит.

– Бальчи следили за Иртэгеном, – ответил махир. – Они сказали, что войско ушло. Твой хамче и вправду силен, – неожиданно добавил Алтаах. – Хорошо, что он ушел с дайном. Но… – он лукаво улыбнулся, – мне хамче не страшен.

– Почему?

– Со мной Покровитель, – Алтаах сверкнул широкой улыбкой, а после спросил: – Нам далеко идти?

– Еще не близко, – ответила я и посмотрела вперед.

Мы уже благополучно миновали святилище и теперь шли к логову охо. И переживала я сейчас об одном – идти нам предстояло мимо дома Ашит. Я заклинала ее уйти куда-нибудь подальше и забрать с собой Уруша, чтобы он не кинулся на илгизитов. Гибель моего первого в этом мире друга была невыносима, и уж тем более смерть названой матери.

– Знаешь, почему тагайни не строят из камня? – нарушил воцарившееся молчание махир.

– Потому что камнями повелевает Илгиз, – ответила я. – Полагаю, они желали защититься от него, тогда еще памятуя об обрушении домов после его восстания. А потом вера в духов, которые живут в деревьях и оберегают жилище, подменила память о минувших событиях.

– Верно, – улыбнулся Алтаах. – Эту веру не смогла изменить и жизнь в Дэрбинэ. Люди приходили к Покровителю, но несли прежние убеждения. Мы не мешали. Это было неважно, из чего строятся их дома, главным была…

– Вера в могущество Илгиза, – закончила я за него.

– Однако каменные строения должны были стоять не только в Курменае. Архам показывал мне придорожный столб, назначения которого сейчас не понять. Похоже, ваши пращуры уничтожили всё, что оставалось каменного, кроме домов в Курменае.

– И это верно, – не стал возражать махир. – Что не обрушилось, когда Покровитель сотрясал землю, то разбили сами люди. Но не всё смогли уничтожить. Кое-что осталось. – Я посмотрела на него с нескрываемым любопытством, и Алтаах хмыкнул. – Ты могла бы и догадаться. Ну, хорошо. Часть древнего дома вы называете Каменным лесом.

– Что? – Вот теперь я ощутила жгучий прилив любопытства. – То есть каменные столбы поставил не Илгиз?

Махир рассмеялся. После покачал головой и вздохнул. Впрочем, вздох этот был фальшивым.

– Возможно, мне стоило об этом промолчать. Так ты верила в могущество Покровителя. Хотя оно и неоспоримо, потому что мы проложили дорогу, как учил он. Но раз уж я обещал говорить правду, то отвечу, что знаю. – И я превратилась в слух. – Не спрашивай, что это был за дом. Мне это неизвестно. Знаю лишь, что что-то очень и очень большое. Столбы служили опорами для крыши, потому они так крепки. Стены и крыша обрушились, когда Покровитель показал всем свое могущество, а столбы так и остались стоять. Место постепенно захватил лес. И так бы оно и осталось, если бы…

Он скосил на меня лукавый взгляд, и я машинально поторопила Алтааха:

– Что? Ну, говори.

Махир легко и весело рассмеялся, а мне захотелось ударить его. По его повелению гибнут сейчас воины с обеих сторон, возможно, весь наш осколок былого мира исчезнет в небытие, а он развлекается. Совершенно никаких переживаний или угрызений совести, только уверенность, что добьется нужного ему результата.

А потом я усмехнулась. Похоже, в слепоте пребывал и сам Алтаах. Вряд ли он был нужен своему покровителю, кроме как для единственного дела – открыть дверь темницы. Такой же кусок мяса, который Илгиз проглотит, как и прочих. Этого духа интересовал только он сам и его устремления. Все прочие оставались лишь инструментом, и не больше.

– Я думал, ты сама догадаешься, – отсмеявшись, махир укоризненно покачал головой. – Мы почувствовали врата. Тогда они открылись в первый раз и тем указали место, где Урунжан их спрятал.

Хм… Я нахмурилась, осмысливая его слова. То есть Каменный лес был превращен в подобие портала, когда стало ясно, где искать выход из темницы. Но это мы и сами поняли. Однако вопрос остается вот в чем: когда это произошло? И я озвучила свой вопрос.

– Когда? – Алтаах ответил мне недоумением во взгляде. – Ты не хочешь узнать, кому были открыты врата, ты хочешь знать, когда это было?

Кому? Ну, если исходить из того, что Каменный лес был превращен в дорогу илгизитов еще задолго до моего появления, стало быть, о месте нахождения святилища они узнали еще в древности. Но что произошло в древности, ради чего была нарушена грань между мирами? Кто пришел или ушел?..

– Шайсы? – спросила я саму себя. – Отец выпустил подопечных Илгиза? Так они покинули эту часть Белого мира, потому их больше никто не видел?

– Шайасы – таково было их имя, – поправил меня махир.

Шайасы… Да, возможно. Ирэ не буквы, и я читала так, как услышала название этого народа от Фендара, погрешность в произношении могла иметь место. Стало быть, Белый Дух открыл дорогу этому народу. Но куда? Они присоединились к остальным Его детям, кто остался за пределами темницы бунтовщика?

– Глупые шайасы отказались следовать за своим отцом…

– Опекуном, – поправила я Алтааха. – Как и прочие духи, Илгиз опекал этот народ, но Отец у всех один. Ты это знаешь сам.

Махир усмехнулся, но спорить не стал. Он кивнул:

– Хорошо, пусть будет так. Они не последовали за опекуном. Остались в Курменае и были наказаны за свое предательство предательством остальных детей Урунжана. Шайасов упрекали в том, что они почитали Покровителя. И чем больше проходило времени, тем сильней на них злились. Однажды рассвирепели настолько, что напали. Тогда-то они и сбежали из Курменая, но не к своему Покровителю, который любил их как родных детей, а к Урунжану. Покровитель дал бы им силу, чтобы они могли отомстить своим обидчикам, а Урунжан просто выпроводил прочь.

– Ты хотел сказать – спас? – не скрывая иронии, спросила я. – Илгиз готов был их использовать, чтобы после, как и остальных, бросить на погибель, а Отец открыл дверь и отпустил туда, где теперь шайасы живут в безопасности.

– Мы смотрим в разные стороны, – не вступая в бессмысленный сейчас диспут, ответил махир. – Шайасы предали Покровителя, но мы выбрали его и за то получили щедрую награду.

Я возражать не стала. В бессмысленности спора я была с Алтаахом согласна, и это, пожалуй, было единственным, в чем мы сходились во мнениях. В остальном и вправду имели совершенно различные точки зрения. Да и времени на препирания уже почти не осталось. Вдали показался домик моей названой матери, и я закусила губу, в ужасе ожидая, что сейчас раздастся вой турыма и мой маленький приятель помчится навстречу своей гибели…

Благостная тишина священных земель осталась нетронутой. Никто не нарушил ее утробным ревом, который невозможно было заподозрить в столь невеликом и милом существе, как турым. В высокой траве не росла борозда, и никто не спешил встретить незваных гостей. Осознав это, я медленно выдохнула и послала шаманке благодарность от всего моего сердце. И тут же встревожилась снова, потому что я всё еще не знала, покинула Ашит свой дом или нет.

– Вот так мы узнали, что врата находятся не в Курменае, – вновь заговорил Алтаах, возвращаясь к своей истории.

Бросив еще один взгляд на дом матери, я наконец переключила внимание на махира и заставила себя вернуться к тому, о чем мы говорили. Точнее, к оставшимся вопросам.

– Но почему у вас ушло столько времени? Вы узнали место, создали короткий проход, зачем-то собрали войско, хотя могли поступить так же, как и сейчас. И еще Акмаль. На что был расчет? Если не знали точного места, то и ваших шпионов было достаточно, чтобы искать святилище Создателя. Зачем была нужна еще и она?

– Всё не так просто, как ты сейчас сказала, – как-то нехотя произнес махир. – Нужно было немало времени, чтобы набраться сил. И нам тоже. Мы учились у нашего Покровителя, перенимали его знания…

– То есть речь идет не о войске, а именно о подручных? – уточнила я. – Но тогда почему «и нам тоже»? Кому еще? Остается только Илгиз, верно? Должно быть, после того, что он сотворил, Белый Дух ослабил брата и привязал к горам…

Алтаах снова откинул голову и рассмеялся. Я замолчала, ожидая пояснений. Мы были уже совсем близко от дома матери. Мимо нас с махиром прошли трое бальчи и Архам. Они направились прямиком к обиталищу шаманки.

– Архам! – позвала я.

Он не обернулся, деверь продолжил уверенно шагать к своей цели.

– Архам, – со страданием в голосе повторила я.

– Он сейчас слышит только меня, – сказал Алтаах.

– Что вы сделаете с моей мамой? – нервно спросила я.

– Шаман не должен помешать, – только и ответил махир.

Одарив его тяжелым взглядом, я устремилась следом за Архамом и бальчи, но Алтаах сжал мой локоть. Хватка его оказалась крепкой, и сколько бы я ни дергалась, но вырваться так и не смогла, только напугала сына. После пролитых слез Тамин задремал под негромкий звук наших голосов с илгизитом, и мои рывки его разбудили. Ротик сына скривился, и я перестала вырываться. Прижалась щекой к его головке и не сводила взгляда с дома шаманки.

Алтаах подтолкнул меня, понуждая продолжить путь, но я не сдвинулась с места, продолжая следить за тем, что произойдет дальше.

– Вещая, это я, – сказал Архам и первым вошел в дверь.

За ним вошли бальчи, но уже через минуту все они вышли. Никто не обтирал окровавленного ножа и не прятал удавку.

– Шаманки нет, – произнес один из бальчи, и я только сейчас поняла, что не дышала.

Шумно втянув носом воздух, я хохотнула. Впрочем, это более всего напоминало истерику, а не радость. И все-таки я ликовала: ушла! Мама скрылась, и мерзавцы не дотянулись до нее! А потом я осознала, что не вышел Малыш, как делал всегда, когда мы приезжали к матери. Да и Уруш не выскочил, когда илгизиты вошли в ее дом, а значит, она увела свою живность за собой, даже йенаха.

– Как же хорошо, – с невероятным облегчением произнесла я.

Однако вновь помрачнела, потому что мы с сыном остались с илгизитами один на один. Сейчас я отведу их к логову охо, они поймут, что были обмануты, и тогда… А что тогда? Да ничего, потребуют вести к святилищу. Больше им ничего не остается. Лишь бы в наказание не отыгрались на Тамине…

– Урунжан не привязывал брата к горам, – голос махира вывел меня из задумчивости.

– Что? – Я в растерянности посмотрела на него.

– Идем, Ашити, – позвал меня Алтаах. – Закончим путь.

Протяжно вздохнув, я поцеловала сына и зашагала дальше. Мысли были одна тоскливее другой. Успокоенная за судьбу названой матери, я теперь окунулась в безысходность нашего с Тамином положения. И если я еще исподволь ожидала появления супруга, то сейчас ждать перестала. Времени прошло уже достаточно, но никто так и не появился. Ни Танияр, ни Элькос, ни даже Берик. Хотя его могли усыпить, как и обитателей старого подворья. И что же будет, когда он очнется и поймет, что не сумел сдержать свою клятву? Да и будет ли еще к тому моменту существовать этот осколок Белого мира? Ох…

– Покровитель сам привязал себя к горам, и Урунжан был бессилен против него, – снова заговорил Алтаах.

Я в недоумении посмотрела на него, а затем тряхнула головой, наконец-то нагнала и опять пошла рядом.

– Илгиз сам себя привязал к горам? – переспросила я. – Но почему?

– Чтобы Урунжан ничего не смог сделать, – ответил махир.

Хм… Я снова тряхнула головой, окончательно прочищая разум, и осознала слова, сказанные Алтаахом. И не просто осознала. Мне вдруг открылось то, что оставалось спрятанным за пеленой времен. Илгиз спрятался в горах. Он спрятался! Как трусливая нашкодившая шавка! Едва не уничтожил творение собственного создателя и брата, а после привязал себя к горам, потому что так Белый Дух не мог его достать.

А не мог не потому, что не хватало силы, а потому, что мог уничтожить и весь этот маленький мир, где невольно оказались заключены и иные Его творения. А может, именно из-за этого и закрыл темницу, чтобы бунтовщик не мог более навредить. Илгиз попросту спрятался за спинами людей и все эти столетия зализывал собственные раны и наращивал силу. А вместе с ним наращивали силу и его прислужники.

И еще. Подручные по-настоящему сильны только в горах. Почему? Если есть дар, то он проявится везде одинаково, а у илгизитов выходит так, что чем дальше они от источника своей силы, тем меньше им подвластно…

– Неужто… – потрясенно прошептала я, сраженная такой простой и понятной мыслью.

– Куда? – спросил махир, прервав поток откровений, открывшихся мне в эту минуту. Я указала на гряду, и мы продолжили путь. – Я отправлял Акмаль в Зеленые земли не для того, чтобы она вышла замуж за каана. Я вообще не желал, чтобы она выходила замуж.

– То есть? – озадаченная его словами, спросила я.

Алтаах обернулся, отыскал взглядом дом шаманки и как-то издевательски усмехнулся.

– Это она сама решила стать кааншей, – продолжил свои откровения махир. – Увидела Архама, узнала, что он может жениться еще раз, и решила, что исполнит мою волю иначе.

– А зачем же ты ее отправил в Зеленые земли? Разве же не отыскать святилище?

– Верно, – кивнул илгизит, – я отправил ее найти врата. Она должна была обжиться, стать своей, а затем попроситься ученицей к шаманке. Это было самым простым и верным путем. Но глупая Акмаль решила сделать по собственному разумению.

Я хмыкнула, а после и вовсе рассмеялась, теперь поняв и всю глубину ненависти махари, которую она чувствовала ко мне, и ее страх перед махиром. Конечно же! Алтаах и вправду нашел самый легкий и логичный путь! Даже удивительно, что другие до него не додумались. Ученик шамана! И ведь для этого даже не надо было становиться учеником на самом деле. Достаточно было бы и того, чтобы Ашит отвела претендента к святилищу.

Этого бы вполне хватило, чтобы увидеть точное местонахождение Ледяного источника, а после можно было бы и отказаться от обучения. Неволить никто не станет. Всё увидела, узнала и ушла. Впрочем, не уверена, что это вышло бы с вещей Ашит. Акмаль могла и провалить испытание, едва начав его, так и не добравшись до пещеры. Мама ей попросту бы отказала. Хотя… Этого я знать не могу, всего лишь предполагаю.

Может, махари из-за этого и решила зайти с другой стороны. Возможно, махир зря бранит приемную дочь и она как раз искала лучший путь для исполнения его желания. Но вышло как нельзя хуже. Появилась я, и всё изменилось. И по пути отца не пошла, и на своем ничего не добилась. Еще и раскрыли истинную суть, и пришлось бежать из Иртэгена в Даас, где ее ожидал разочарованный махир. Впрочем, как раз для илгизитов мое появление и стало тем самым желанным указателем, которого они ожидали столько времени.

– Почему только ты додумался отправить к шаману Акмаль как ученика? Как бы я ни относилась к вам и вашей вере, но признаю: это и вправду было для вас хорошее решение.

– Я не был первым, – ответил Алтаах. – Отправляли и до меня. Не только в Зеленые земли. К разным шаманам ходили, но они даже не подпускали к своим землям наших посланцев. Чувствовали, кто идет.

– Тогда как бы Акмаль попросилась в обучение к моей матери, если она видящая?

– Она была иной, – сказал махир. – Не такой, как другие. Ты мало спрашивала о наших обычаях…

Мне захотелось возразить, потому что, кажется, успела сунуть нос во многое. Но так и промолчала, потому что и вправду не спрашивала об обычаях отступников. Они были попросту неинтересны. Те, что касались их частной жизни. А о чем узнала, так об этом рассказывал Рахон. Меня больше интересовало иное: хатыр, письменность, перепись, вооружение, численность армии. А выходит, что-то упустила именно в тех мелочах, какие оставила без внимания. И я продолжила слушать, тем более это немного отвлекало.

– По-настоящему сильных подручных всего десять, – продолжал махир, в очередной раз вызвав мое удивление своей откровенностью. Впрочем, он был уверен, что у них всё получится, потому что-то скрывать уже не было смысла, его слушал, по сути, мертвец. А если и не мертвец, то тот, кто уже не сможет использовать полученную информацию во вред илгизитам. – Остальные, хоть и обучаются наравне, не могут развить навыки. Не дано…

Да, конечно. Есть шаманы сильные, и это те, кого выбрал сам Создатель. А есть шаманы слабые, кто не может принять всего того, что передает Белый Дух. И с даром Илгиза то же самое. Кто-то больше «созвучен» своему покровителю, кто-то меньше. Алтаах, похоже, его полная копия, такой же беспринципный и циничный.

– Самые слабые подручные работают в хатыре, от них толку мало. Пятый, шестой и седьмой десятки ходят по землям таганов, а второй, третий и четвертый – по Дэрбинэ.

– Проповедуют? То есть несут слово Илгиза?

– Не слово, – ответил махир. – Благословение. Всем младенцам и тем, кто пришел из таганов или племен. Частичка силы нашего Покровителя. Если будет предательство, отступник умрет в мучениях.

Я едва не рассмеялась. Какой добрый покровитель! Значит, от рождения любой дэрбинэиц привязан к Илгизу «благословением», как несъемными путами. Попробуй признать, что начало всему Создатель, и покровитель уничтожит отступника за сомнения. То-то илгизиты с таким остервенением бьются на допросах, когда понимают, что деться им уже некуда. Даже самоотверженность Хазмы-Хенар уже не кажется такой самоотверженной. Должно быть, илгизитам внушают, что кара будет ужасающей. Но вот хватило бы на нее сил у Илгиза, когда он в горах, а его последователь в таганах?..

Кто-то вспомнит и скажет, что и Создатель связал огнем айдыгерцев. Но не во имя себя, не из страха, что стадо уйдет с другим пастухом. Но ради спасения и становления мира. Впрочем, айдыгерцы всё более привыкали к жизни в дайнате с его новым укладом и порядками. И всё более проникались ими. Когда Танияр встретил нас с Архамом после побега из Дааса, мы проезжали по новым землям, и люди везде были дружелюбны. Охотно шли посмотреть на правящую пару и пожелать нам счастья.

– А у Акмаль благословения нет, я не дал ей его, – продолжал тем временем махир, и я устремила на него взор. – Она была чиста. Прежде шаманы гнали тех, кого посылали махиры, что мужчин, что женщин. Потом посылать учеников перестали. Много времени прошло с тех пор. Я решил попробовать снова, только мой посланец не должен был выдать себя. Я понял, что он должен быть одним из тагайни, такой же, как они. Сначала хотел, чтобы мне принесли младенца из какого-нибудь тагана, потом передумал. И выкрасть ребенка из поселения непросто, и нагнать могут. А слухи быстро расходятся, и другим бы помешало. Потому взял ребенка йарга. Я знаю, что Рахон тебе рассказал, видел его мысли. – Алтаах скосил на меня ироничный взгляд, но я и не думала выгораживать пятого подручного. Говорить бы первой не стала, уж так воспитана, но и округлять глаза в фальшивом изумлении не собиралась. – Мне было всё равно, кто родится, главным оставалось то, для чего он родится. А когда Акмаль подросла, время пришло…

Я слушала его, поглядывая на приближавшийся вход в пещеру, заведомо опасаясь мгновения, когда мой обман вскроется. И в какой-то момент почти упустила нить разговора, но последняя фраза заставила меня вскинуть взгляд на собеседника.

– Время пришло… – машинально повторила я и осознала: – То есть, когда ты говорил подручным, что время близится, ты имел в виду не мое появление, а Акмаль?

– Да, – кивнул махир.

– Но почему именно Зеленые земли? – спросила я, спеша еще ненадолго отвлечь Алтааха.

– Потому что здесь был самый сильный шаман, и потому, что сюда Акмаль могла приехать как своя. Мы хорошо готовились и многое узнали о людях, – ответил он уже более рассеянно. – Если бы врат здесь не оказалось, махари пошла бы к следующему шаману. Но она решила стать кааншей. Это здесь? – неожиданно спросил Алтаах, указав на вход в пещеру.

Я кивнула и взмолилась всем духам и богам, чтобы моя каверза не вышла боком моему сыну. О себе я уже не думала.

Я смотрела на вход в пещеру, и мне чудилось, что передо мной огромный каменный зверь, который распахнул хищную пасть в ожидании, когда глупая любопытная жертва сама сунет голову в его прожорливое брюхо. Признаться, именно этого я и желала. Это ведь было логово охо. Что он собой представляет, я не знала. Лишь однажды мне довелось слышать его рев, и было это в день моего появления в Белом мире.

Сейчас я никуда не бежала. И даже если бы захотела, то мне не позволили это сделать. По правую руку от меня стоял махир, по левую – Архам, а за спиной застыли десять подручных Алтааха. И только бальчи входили в распахнутый каменный зев. Хвала богам, меня вперед не отправили, и это пока было лучшей новостью.

Ожидать, что произойдет дальше, сил не было, до того велико оказалось мое затаенное волнение. Я знала лишь один способ отвлечься от тревожных мыслей – это мысли по делу. Но беда была в том, что сейчас и тревога, и дело объединились. И я выбрала иной путь – беседу.

– Алтаах, – позвала я.

Махир развернулся в мою сторону. Он задержал на мне взгляд, после опустил его на Тамина и неожиданно протянул руку. Я отпрянула, но Алтаах все-таки дотронулся до моего сына и сразу же отдернул руку, будто обжегшись.

– На нем метка Урунжана, – констатировал илгизит.

– Благословение, – поправила я и замолчала, продолжив следить за махиром.

Он растирал кончики пальцев, будто они занемели, потом тряхнул рукой и опять поглядел на вход в пещеру, явно не спеша узнать, чего я от него хотела. А я и сама сейчас уже не могла вспомнить, о чем собиралась спросить. Зато мысль моя получила новое направление и осознание – кажется, мой сын защищен от воздействий илгизитов. И это было прекрасной новостью. Хуже было иное: причинить ему вред без всяких чудес оставалось возможным. Может быть, для илгизитов Тамин был недостижим, но оставался Архам, а он подчинялся махиру.

Можно было бы понадеяться на то, что и он не сможет прикоснуться к моему сыну, если бы не Архам вынес его из Иртэгена, а после сжал пальцами маленькую шейку.

– Проклятие, – пробормотала я себе под нос, вновь вспомнив то, что едва не сделал деверь.

И вроде не виноват, потому что не принадлежит себе, но… Мотнув головой, я попыталась отогнать жуткое воспоминание и перенаправить размышления на что-нибудь иное, хотя бы на откровения махира. Однако мысль, едва мелькнув в сознании, была всё навязчивее, крепла и наливалась силой. И чем четче она становилась, тем меньше терзало меня страшное видение из недавнего прошлого, и на Архама я смотрела уже без содрогания и неприязни.

А ведь он и вправду сейчас единственный, кто не является илгизитом… Кроме нас с Тамином, разумеется. И единственный, кто может как причинить вред, так и принести пользу. Если и искать в ком-то защиту, то только в нем. Правда, сознание его спит, да и врагов слишком много, даже больше, чем было на лестнице. И урхов рядом уже нет. Но зато есть подручные и махир, и бальчи не ведомы ни страх, ни жалость. Они слепые клинки в руках Алтааха и сдохнут послушными псами, едва он щелкнет пальцами.

Впрочем, переживать об опасности для Архама не имеет смысла, пока его разум в руках махира. У меня нет ни сил, ни возможности вернуть его. Такое только во власти Белого Духа, возможно, еще моей названой матери и Элькоса, но не моей. Я самая обычная женщина, не наделенная никаким могуществом. У меня нет талантов, совершенно нет, кроме разве что пылкого нрава, настойчивости в устремлениях и желании сделать жизнь людей, окружавших меня, счастливее и лучше. Вот если бы…

Мои размышления прервал крик. Надрывный, полный отчаяния и боли крик разнес вдребезги благословенную тишину священных земель. А следом за ним покатился жуткий рев, от которого заледенела кровь в жилах. И вновь закричал человек, но вопль его оборвался на высокой ноте, и перед пещерой воцарилось молчание.

Гулко сглотнув, я повернула голову и посмотрела на махира, но он сейчас вовсе не обращал на меня внимания. Сузив глаза, Алтаах наблюдал за входом в логово, откуда так никто до сих пор и не вышел. Зашли шестеро бальчи… значит, на шесть охранников стало меньше?

– Ты куда нас привела? – без всяких эмоций спросил илгизит.

– Куда ты хотел, – ответила я, очень надеясь, что голос мой не дрожит.

И вот теперь махир обернулся ко мне. В глазах его не было гнева, желваки не ходили на скулах, но мне не верилось в его спокойствие. И пусть пока его намерениям толком ничего не угрожало, но первая трещина в монолите убежденности уже, кажется, зазмеилась. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

– И куда я хотел? – с искренним любопытством спросил Алтаах.

Он не спешил уйти от места, где погибли его «тени», похоже, попросту ничего не опасался. А мне вот было не по себе. И от взгляда илгизита, и от близости того, кого пробудили бальчи своим бестактным вторжением. Невольно отступив, я наткнулась спиной на живое препятствие. Оборачиваться не стала, понимая и так, что это один из подручных, потому что деверь продолжал стоять на своем прежнем месте.

– Ты… – я медленно выдохнула, собираясь с силами, а после продолжила: – Ты хотел знать, откуда я появилась. Вот это место. Я попала сюда, отсюда же отправилась обратно в родной мир.

Коротко вздохнув, Алтаах улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– Я ведь знаю обо всем, Ашити, и ты это понимаешь. Разум Архама для меня что шахасат. Ты обманула меня, зачем?

И я вдруг ощутила прилив возмущения. В чем, прошу простить меня великодушно, я была не честна? Разве же он сам произнес вслух, чего желает? Нет! Всё, что было сказано, – это «веди». И я привела!

– Я совершенно не желаю слушать абсурдных обвинений, – заносчиво произнесла я, вздернув подбородок. – Ты желал попасть на священные земли, и мы на священных землях. Ты сказал – веди, и я вела. Ты спросил – тут? И я ответила – да. В чем мой обман? Когда-то ты спрашивал, в каком месте Белого мира я появилась. И раз уж не было иных уточнений, то я и руководствовалась теми твоими желаниями, о которых знала в точности. Вот та пещера, в которую я перенеслась и из которой снова попала в родной мир. Ты о ней спрашивал, ты сюда хотел, я исполнила твое желание.

– Но здесь нет врат, – по-прежнему благожелательно ответил махир. – Ты это знала, как знала, что я хочу попасть именно к вратам. Ты слишком умна, Ашити, чтобы я верил тебе.

– Я не лгала тебе, – упрямо ответила я. – Как поняла, так и исполнила. Это то место, куда я попала из родного мира. Значит, его можно считать вратами.

Алтаах теперь полностью развернулся ко мне. Он склонил голову к плечу и в задумчивости постучал кончиком указательного пальца по подбородку. После улыбнулся и повел рукой в приглашающем жесте.

– Тогда войди туда, – произнес махир. – Если это место, где скрывается Урунжан, то тебе опасаться нечего. Войди, Ашити.

– Туда?! – воскликнула я в ужасе.

– Туда, – кивнул илгизит. – Тебе страшно? Почему? Разве же Урунжан не берег тебя всё это время? Ты так предана Ему, так веришь в заботу и защиту Отца, что не можешь сейчас усомниться, когда мы смотрим на тебя. Иначе что думать обо всем, что ты говорила раньше?

Я задохнулась от негодования. Ах, каков мерзавец! Он нанес удар в самое сердце, в душу, по убеждениям и вере! Махир сейчас ставил под сомнение истинность всех слов, какие я говорила прежде, противопоставляя Отца и покровителя. А главное, и возразить нечего!

Если выкажу сомнения в своей безопасности, если поставлю впереди веры здравый смысл, то усомнюсь в защите Белого Духа. И если после этого сам махир войдет в пещеру и преградит охо путь своей силой, то вовсе выйдет дурно. Я верная дочь Создателя, столько насмехавшаяся над уверениями Рахона в заботе Илгиза о своих последователях, буду посрамлена. Даже не я, а сам Белый Дух!

Но у Алтааха есть сила, а у меня нет. Да даже кольца с даром Отца нет! Хотя я и не представляю, как бы мне помогло «Дыхание Белого Духа».

– Боишься, – усмехнулся махир. – Выходит, не так уж и веришь…

– Моя вера незыблема, – отчеканила я. – И чтоб ты знал, Алтаах, со мной рядом не только духи Белого мира, но и бог из мира, где я родилась. Я любимица богов, илгизит, – несколько надменно закончила я и нервно хохотнула.

– Тогда бояться тебе нечего, – уже не скрывая насмешки, ответил Алтаах.

Вздернув подбородок, чтобы придать себе храбрости, я ответила:

– Я не боюсь, но как любой здравомыслящий человек имею опасения. Это не вопрос веры, это всего лишь опаска, которая не может не возникнуть, когда слышишь человеческие крики и рев крупного зверя. И это явно не килим. Но я войду, не злорадствуй. На всё воля Отца. – Последнее я уже произнесла не для махира, а для поддержания собственной решимости.

Она, конечно же, не появилась. Я боялась отчаянно, до дрожи! Но теперь, когда Алтаах огласил вслух то, о чем я подумала в своем негодовании, отступать стало некуда. Я не смела предать доверия Белого Духа. Я должна была войти в пещеру, чтобы илгизит подавился собственным ядом. К тому же это по-прежнему давало возможность оттянуть поход к святилищу. И потому я мысленно молила Создателя защитить меня от охо. И Хайнудара тоже молила, потому что охо был хищником. И к Тагудару взывала на всякий случай, и к Илсым. И конечно же, к Хэллу.

Ветер, отвечая мне, встрепал волосы, провел ласковой ладонью по щеке и скользнул к пещере. Как обычно, я не стала рассуждать на тему, откликнулся ли на мольбы мой небесный покровитель, или же мне просто хотелось так трактовать касания ветра, а попросту посчитала добрым знаком.

– Оставь сына Архаму, – произнес махир, когда я сделала первый шаг к пещере.

Обернувшись, я на миг поколебалась, но потом отрицательно покачала головой. Равнодушие в глазах Архама не прибавило к нему доверия, пока разумом владел Алтаах.

– Как знаешь, – пожал плечами илгизит. – Если охо порвет тебя, твой сын мог бы выжить.

– Если Илгиз вырвется на свободу, никто из нас не выживет, – сухо ответила я.

– Но он мог бы дышать чуть дольше, чем его мать, – улыбка мерзавца вышла сладкой до приторности.

Он издевался и тем еще больше разозлил. Злость придала еще немного решимости, и я зашагала к логову охо. За спиной моей зашуршала трава. Обернувшись, я увидела Рахона и еще троих бальчи. На краю сознания мелькнула мысль, что если зверь сожрет и этих, то охранников у махира останется уже шесть, а если еще и пятого подручного, то милый кружок отступников получит брешь… Хотя одного Алтааха, наверное, за двух Рахонов хватит.

– Я войду первым, – сказал мне пятый подручный, когда поравнялся со мной.

– Нет, Рахон, – донесся голос махира. – Первой войдет Ашити, а ты за ней.

– Да, великий, – обернувшись, склонил голову подручный и отстал от меня на шаг.

Я фыркнула. Поклонник! Танияр бы никого слушать не стал, если бы знал, что мне угрожает опасность, даже Белого Духа. И еще это обращение «великий». Не слишком ли много развелось этих великих? Великий махир, великий каан! Но если Алтааху хотя бы подчиняется даже йарг, да и силой Илгиза он одарен более остальных, то уж курменайский каан и вовсе тля без совести, но с непомерным гонором.

И вновь фыркнула, но теперь из-за того, что думаю вовсе не о том. Кашур в этот момент был явно не той персоной, о ком стоило вспоминать, стоя на пороге уничтожения Белого мира.

– Ашити! – неожиданно резко выкрикнул Рахон.

– Что? – с раздражением спросила я, полуобернувшись.

Однако тут же утеряла интерес к илгизиту и уже намеревалась продолжить путь, когда подняла взор на пещеру, до которой почти добралась, и гулко сглотнула. Я смотрела на вход, вход… смотрел на меня двумя почти прозрачными светло-голубыми глазами с черными вертикальными зрачками.

– Охо, – гулко сглотнув, пробормотала я не в силах отвести взгляда от зверя.

Он не был таким уж огромным, как я себе представляла раньше. Примерно размером с лошадь, но только ростом и походил. Скорее это был… ящер. Да, ящер на кривых толстых лапах, которые венчали пальцы с длинными острыми когтями. Но и эта характеристика хищника была неверна, потому что большого ящера он напоминал формой головы и глазами, однако покрыт был не чешуей, а короткой седой, словно запыленной шерстью. Впрочем, может, это и был налет пыли, все-таки обитал охо в пещере, практически не выбираясь наружу. По этой причине для меня всегда было загадкой, как он добывает себе пропитание, но мама только отмахивалась на мои вопросы: «Находит». И сейчас он уже пополнил свои запасы шестью бальчи…

Охо величаво и неспешно шагнул мне навстречу, а у меня не было сил, чтобы отступить или увернуться. Будто парализованная я продолжала смотреть на хищника из каменных недр.

– Вперед! – гаркнул за моей спиной мужской голос.

Но кто это сказал, я поняла лишь в тот момент, когда вперед меня вырвался Рахон. Мимо него проскочили трое бальчи, направленные махиром, и кинулись на охо. Зверь попятился и вскоре совсем скрылся в своем логове. Бальчи последовали за ним, явно не думая о судьбе своих собратьев, оставшихся навечно в сумраке логова.

– Уходи, – полуобернувшись, велел мне Рахон и последовал за тенями махира.

Я машинально сделала шаг, но вовсе не в противоположную сторону от пещеры. Это не было желанием увидеть происходящее, только оторопь, от которой я всё еще не отошла. Но в этот момент взвизгнул Тамин, а после весело рассмеялся. Я опустила на сына растерянный взор, и глаза мои расширились.

В ладошке Тамина был зажат мой перстень, и развеселил дайнанчи не охо или илгизиты. Это сделал тот, кто отдал кольцо. Белый Дух! Создатель возвращал мне свой дар уже в третий раз. Благодарю, Отец!

Тем временем Тамин, сунув подарок Создателя в рот, успел попробовать его на вкус. Я бросила вороватый взгляд в сторону илгизитов, но все смотрели на вход в пещеру, откуда доносились новые вскрики. А потом гряда вздрогнула, и я еле удержалась на ногах. Забрав свое кольцо у сына, я наконец поспешила покинуть опасное место.

– А! – взвизгнул недовольный Тамин.

Но мне сейчас было вовсе не до его недовольства. Сжав в кулаке кольцо, я лишь молилась, чтобы махир его не почувствовал. Впрочем… мы ведь были на священных землях, и тут сила Белого Духа должна была ощущаться особенно хорошо, так что мой перстенек вполне мог остаться незамеченным. Пусть так и будет, молю…

Едва я успела спуститься на землю, гряду снова тряхнуло. Послышался звук падающих камней, и вход в логово зазмеился трещинами. Похоже, Рахон пустил в ход свою силу, и она была так же велика, как и в горах, а значит, я была права…

– Ашити, – позвал меня махир.

Я обернулась в его сторону, после снова посмотрела на вход в пещеру и решила, что лучше отойти подальше, потому что из каменных недр послышался нарастающий гул. Он перекрыл все прочие звуки: борьбу, рев животного и человеческие вскрики.

Но успела я отойти совсем недалеко, потому что гряду тряхнуло, и даже земля под ногами, казалось, вздрогнула, а после гул перерос в грохот… и пещера исчезла. Камни обвалились, погребая под собой и бальчи, и охо, и пятого подручного.

В ошеломлении я вновь остановилась и некоторое время смотрела на каменную могилу. Признаться, я испытывала противоречивые чувства. Недоумение, потому что не понимала, как можно было действовать так необдуманно, что результатом стало собственное захоронение заживо, если вовсе не расплющило обвалом.

А еще была мысль, что теперь бальчи и вправду осталось шестеро и девять подручных. Ряды врага редели. Впрочем, противопоставить им было по-прежнему нечего, разум Архама спал крепким сном, я женщина, главным оружием которой было отсутствие голоса и слуха, а Тамин вообще еще младенец. Так что вроде особого толка от потерь илгизитов не было.

Но кроме недоумения и вполне себе расчетливых размышлений, я почувствовала укол сожаления… нет, пожалуй, не так. Не сожаления, а толику жалости. Все-таки из всех илгизитов, с кем мне довелось познакомиться, Рахон стал мне в некотором роде добрым знакомцем. Похищал, слушался махира, но и заботился и делился знаниями. Общаться с ним было необременительно, а порой и весело.

– Идем, Ашити, – донесся до меня голос Алтааха.

Я посмотрела на него и попыталась понять, злится ли он на то, что лишился одного из подручных? С бальчи всё понятно, они для махира были чем-то вроде инструмента, которым пользуются, пока он нужен, а потом убирают или вовсе избавляются, когда надобность исчезает. Но подручный иное дело. Он часть механизма и место в нем занимает важное. Однако по лицу Алтааха прочесть какие-либо эмоции оказалось невозможно.

Он заложил руки за спину и неспешно приблизился ко мне. Остальные остались стоять на месте, разве что бальчи теперь не сводили с меня пристальных взглядов, готовые уничтожить, едва я дам повод.

– Веди к вратам, – сказал Алтаах, так и не посмотрев на то место, где еще пару минут назад была пещера. – Больше обманывать не надо.

Его взгляд остановился на Тамине, но я ни на минуту не усомнилась, что это был даже не намек, а прямая угроза, потому что любопытства мой сын у махира не вызывал, как и умиления. Я ощутила прохладу перстня, скрытого в кулаке, и кивнула.

– Хорошо, больше игр не будет.

– Веди, – коротко велел илгизит, и я развернулась в обратном направлении.

Однако прошла всего пару шагов, снова посмотрела на махира и спросила:

– А как же Рахон? Тебе всё равно, что его завалило?

– А тебе? – Вот теперь я расслышала искреннее любопытство.

– Он доставил мне немало неприятных минут, но зла не причинил, – ответила я. – Мне его жаль.

– Он был бы рад это узнать, – с улыбкой ответил Алтаах и указал взглядом выбранное мною направление: – Туда?

– Да, – ответила я, неприязненно поведя плечами. – Туда.

И вновь я не успела отойти от гряды. От места завала послышался скрежет, затем вновь загрохотало, и камни брызнули в разные стороны. Вскрикнув, я присела, накрыв сына своим телом. Я ждала, что сейчас на меня обрушится каменный град, и даже стиснула зубы, но… Ничего не произошло, хоть вокруг всё еще продолжался камнепад, однако рядом со мной так ничего и не упало.

Осторожно подняв голову, я увидела ироничную ухмылку на лице Алтааха. Он стоял, заложив одну руку за спину, вторую поднял в моем направлении, и камни, будто столкнувшись с невидимой преградой, разлетались по сторонам. Поблагодарив махира кивком, я медленно распрямилась и посмотрела в сторону гряды.

На месте обвала стоял Рахон, с деловитым выражением на лице отряхивавший одежду от пыли. Он был жив и невредим, если не считать кровавого росчерка на щеке. Скорее всего, его задел осколок, но это был единственный видимый ущерб. Пятый подручный посмотрел на махира, склонил голову, а затем спустился на землю, готовый продолжить путь. На меня он не глядел, ну и я более не стала уделять своего внимания илгизиту.

Более не задавая вопросов, первой направилась прочь от бывшего логова охо, и теперь он был единственным, кого я жалела, даже, наверное, больше, чем прежде пятого подручного.

– Рахон, – раздался за моей спиной голос махира. – Ашити сокрушалась, когда думала, что тебя завалило камнями.

Мне подумалось, что скрежет моих зубов должен был прокатиться над всей степью, до того велико было мое негодование. Нет, правда! Алтаах продолжал «наказывать» меня за обман, иначе эту издевку было не назвать. Сокрушалась! К чему было настолько переиначивать мои слова, если не для того, чтобы уколоть? Мне вовсе не хотелось, чтобы чужой для меня человек, по сути, враг пребывал в уверенности, что он что-то значит для меня.

Однако и бросаться с опровержениями я не намеревалась, оставив при себе и негодование. Это было бы глупо и недостойно дайнани. Всякие пояснения я могла дать лишь своему мужу, если бы он услышал двусмысленные слова махира. Но Танияра тут не было, а Архам пребывал в плену темных чар, потому не мог потребовать у меня ответа как брат моего мужа.

– Ашити, – позвал меня Рахон. Я натянула на лицо благожелательное выражение и обернулась. Пятый подручный улыбнулся и прижал ладонь к груди. – Ты переживала обо мне, благодарю.

Я рассеянно улыбнулась в ответ.

– Да, я сказала, что мне тебя жаль, – сказала я. – Из всех илгизитов ты был единственным, с кем я могла разговаривать почти как с другом.

Затем отвернулась и продолжила путь, чувствуя себя несравненно лучше после того, как добавила горчинки в приторный нектар Алтааха. Впрочем, был ли разочарован Рахон, или принял мой ответ спокойно, я уже не видела, да и не желала этого знать. Я испытывала настоятельную потребность подумать.

Создатель вернул мне свой дар, и значит, я могу его использовать. Но как? Какой-то особой силы он мне не дает, разве что позвать супруга. Что еще? Еще, наверное, я могу защитить нас с Тамином… Нет, вряд ли. Рахон уже несколько раз брал то само «Дыхание Белого Духа», то перстень, и рука у него не отвалилась. А вот благословение Отца действие произвело даже на махира. Мой сын защищен от илгизитов, быть может, и от бальчи, раз Алтаах воспользовался Архамом для угрозы жизни дайнанчи.

Да, только родной дядюшка представляет для Тамина настоящую опасность. И он во власти чар махира. Дозваться его невозможно… Невозможно же?

– Архам, – дождавшись, когда деверь поравняется со мной, позвала я.

Он посмотрел на меня, но взгляд этот был спокоен и равнодушен. Просто кукла, которую ведет на веревочке умелый кукловод. Я все-таки улыбнулась ему, надеясь хоть на какой-нибудь более живой отклик, хотя бы на подрагивание уголков губ, но так и не дождалась. Архам отвернулся и вновь шел, глядя только вперед.

Да и что бы он мог сделать? Нас окружает семнадцать врагов, шестеро из которых порвут любого лишь по одному указанию хозяина. Десяток подручных тоже особо церемониться не станут, как и сам махир. А у Архама даже ножа при себе нет, чтобы защититься самому и защитить меня. Но! Но зато он не навредит Тамину.

Так, быть может, перстень мне вернули, чтобы я оградила сына и деверя? Одного от опасности, а второго от греха и власти илгизитов. Да, вполне возможно. Однако остается небольшая, но существенная проблема. Если Архам совсем не осознает себя, то возвращение его разума будет заметно. И даже не по утере над ним власти, но по поведению.

Что должен ощутить человек, пробужденный ото сна? Непонимание, изумление, ошеломление, наконец. То есть выдаст себя и меня заодно. Но я пока нужна илгизитам. Возможно, в святилище без меня они не смогут войти, как и на священные земли, потому не тронут. А вот брат дайна в полном сознании и готовый к сопротивлению не нужен совершенно. Скорее всего, Архама убьют сразу же, чтобы не мешался под ногами. Значит, пока я ничего не могу сделать.

Вздохнув, я еще раз посмотрела на деверя. А если ему кажется, что он видит сон? Вдруг Архам осознает себя, но думает, что всё это ему снится? Тогда ошеломление не будет столь сильным, и мы даже сумеем скрыть, что привязь исчезла. Проклятие…

Устав терзать себя размышлениями о том, в чем ничего не понимала, я попыталась отвлечься. Однако мысли так и кружили теперь вокруг Архама и избавления его от гнета. Хотелось попробовать немедленно, но осторожность мешала воплотить свои намерения в жизнь, и я выбрала уже проторенный путь.

– Рахон, – позвала я, полуобернувшись к пятому подручному.

Он поравнялся со мной и ответил вопросительным взглядом.

– Что стало с охо? – спросила я единственное, что пришло мне сейчас в голову.

Илгизит чуть приподнял брови, обозначив удивление, после пожал плечами и ответил:

– Сдох под обвалом. – И вдруг преисполнился любопытством: – Неужели и о нем будешь сокрушаться?

– Уже сокрушаюсь, – сказала я. – Он жил себе в своем логове, никому из людей зла не сделал. Вы пришли и лишили его не только логова, но и жизни.

– Почему ты обвиняешь нас? – спросил махир, теперь снова шедший первым.

Он развернулся и продолжил путь спиной вперед. Шел Алтаах уверенно, не оглядываясь и не сбиваясь с шага. Его взгляд, таивший иронию, был направлен на меня, и я ответила вопросом:

– Кого еще мне обвинять, если охо погиб после встречи с вами?

– Но привела нас к его логову ты, – справедливо заметил махир. – Если бы не обманула, то охо и сейчас был бы жив, значит, вина на тебе.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла и обожгла илгизита сердитым взглядом. Он был прав, и это пробуждало негодование, однако… Я выдохнула и вернула себе самообладание. Прав, да не совсем.

– Если говорить твоим языком, – произнесла я, – то если бы вы не пришли, я бы вас не повела. Вы вынудили меня к данному решению. И тогда вновь вина ваша, а не моя.

– Но ты могла бы отвести нас сразу к вратам, – возразил Алтаах.

– А ты бы повел шамана к святилищу Илгиза? – полюбопытствовала я.

– Уа, – поддержал меня Тамин.

Махир скользнул по нему взглядом, а после усмехнулся:

– Покровитель не опасается шаманов, он их одаривает.

– Слишком много подарков нести тяжело, – усмехнулась я в ответ, – могут и руки отвалиться.

– И все-таки это ты отвела нас к логову охо, – илгизит вернулся к едва прерванной теме. – Не могла не понимать, что если мы войдем, то он сдохнет.

– Мы несколько раз заходили к охо, – парировала я. – И даже рырхи там были, но все остались живы. Только вы оставляете после себя смерть и разрушения. Где прошли, там обязательно кто-то пострадает. Если не убьете, так влезете в голову. Вот Архам, к примеру, – перевела я разговор на тему, интересовавшую меня больше, чем смерть охо.

Последнего было и вправду жаль, но деверь был важнее, и не только потому, что мог если и не помочь, то хотя бы не навредить. В первую очередь он был мне дорог как человек, ставший близким за то время, что я узнала его. Он был моим братом в душе, по родству с супругом и в вере. И не какому-то там махиру распоряжаться жизнью и разумом верного сына Белого Духа.

– А что Архам? – полюбопытствовал Алтаах.

Я поправила Тамина, на миг задержала на нем взгляд, а после поцеловала в румяную щечку. Солнышко мое…

– Что ты хотела сказать об Архаме? – напомнил о себе махир.

– А то, что уже сказала: если не убьете, то влезете в голову. Сейчас он даже не принадлежит себе, не осознает, где, с кем и что делает. Я знаю, что Архам никогда бы не причинил Тамину вреда, но он сдавил шею племянника, едва ты приказал. А что будет, когда он очнется? Если узнает, что было с ним всё это время? Он ведь совсем не понимает, что сейчас происходит?

– Понимает, – ответил Алтаах и, отвернувшись, продолжил путь уже более обычным способом. – Он всё понимает, но верит, что это его желания и мысли, которые приходят ему в голову. – Он опять развернулся лицом ко мне, но смотрел на моего деверя. – Что скажешь, Архам? Кого почитаешь первым духом из всех?

– Покровитель велик и добр, – произнес деверь. – Нет духа, равного ему.

На губах Алтааха появилась улыбка, полная издевки.

– Что хочешь еще услышать, Ашити? Или увидеть? Он может взять тебя на руки, а может идти рядом, как твои рырхи, на четвереньках. А может… – махир выдержал паузу, – умереть. Во имя Покровителя или от раскаяния. И всё это будет его желанием.

– Как Селек, – прошептала я, но илгизит услышал и прикрыл глаза, отвечая согласием.

После отвернулся и зашагал вперед легкой, беззаботной походкой. Наверное, в эту минуту мои глаза полыхали ненавистью, до того черное жгучее чувство затопило всё мое существо. И наверное, хорошо, что Алтаах отвернулся, иначе Архам уже подумал бы, что надо забрать у меня сына. Хотя… махир знал, как я к нему отношусь и что чувствую. Но главное, ему это было безразлично, тем более навредить ни ему, ни его намерениям я не могла. И это Алтаах тоже знал.

Медленно выдохнув, я заставила себя снова успокоиться. Ничего, у меня есть оружие против заблуждений Архама, а Белый Дух могущественнее своего брата. И раз Он позволил илгизитам шагнуть на священные земли, значит, я просто должна принять это. Только… Только кто же им помешает войти и осквернить святилище?

– А! – взвизгнул Тамин, чем привел меня в чувство.

Сын вытянул ручку вперед, и я посмотрела туда же, а после протяжно вздохнула – мы приближались к пещере Создателя. Я уже видела, как сияет иней, несмотря на хмурый день. До святилища осталось не больше шагов двадцати.

Алтаах повел плечами, рядом что-то буркнул Рахон. За спиной заворчали остальные подручные.

– Я чувствую силу Урунжана, – произнес махир. – Мы уже совсем близко, но я не вижу врат.

– Может, потому что они скрыты в пещере? – едко спросила я.

Махир обернулся ко мне.

– Где пещера, Ашити?

– Ты почти уже стоишь перед ней и не видишь?

– Не вижу, – повторил Алтаах и остановился. – Ты укажешь путь к вратам. Иди первой.

Не имея ни сил, ни возможности протестовать, я все-таки выплеснула собственное напряжение в площадной брани на родном языке, а после направилась к пещере…

Она переливалась тысячами мелких огоньков, застывших в кристаллах инея, словно звезды на далеком черном небосводе. Невероятно красивое зрелище. Сколько раз я видела его, столько же раз и была им зачарована. Зима или лето, не было никакой разницы, это всегда выглядело впечатляюще.

Я приблизилась к пещере и замерла на месте, позволив себе насладиться переливами инея. Если бы могла, то и вовсе осталась бы стоять здесь, не переступая грани, чтобы илгизиты никогда не смогли войти и чтобы даже такой маленький осколок Белого мира смог продолжать свое существование.

Я не хотела… не могла поверить в то, что вскоре мой новый дом может быть разрушен. Последствия перехода Илгиза были мне неизвестны, но подозрение, что он может уничтожить ткань этого мира, было небезосновательно. Я мало что понимала во всем этом, да почти ничего, однако не просто так Белый Дух не подпускал брата столько столетий к вратам.

– Что же ты остановилась? – послышался из-за спины голос Алтааха. – Мы уже здесь, так закончи, что начала.

– Я… – голос мой прервался, и я кашлянула, прочищая горло, а после продолжила: – Я ничего не начинала.

– Разве? – усмехнулся махир. – Ты открыла эту дверь, когда пришла в этот мир. Это твоя судьба, Ашити, твое предназначение, и ты должна исполнить его.

– Предназначение? – переспросила я и обернулась к нему.

Алтаах и его свита стояли в нескольких шагах от меня, отчего-то пока не спеша приблизиться.

– Вряд ли моим предназначением было уничтожение всего, что дорого моему сердцу. Мой муж сейчас сражается за наше будущее. Рядом с ним люди, ставшие мне родными. Они есть везде: в Иртэгене, на землях пагчи, кийрамов, в каждом поселении Айдыгера и за его пределами. Я пришла сюда не уничтожать и не предавать, Алтаах, я вернулась домой, потому что Белый мир всегда был моим домом. От самого рождения и до последнего вздоха, а всё остальное – путь сюда.

– Но у тебя еще есть твой сын, и ты можешь сберечь его, – отозвался махир. – Не сопротивляйся, и мы заберем вас с собой туда, где ты сможешь вырастить его.

Я впилась взглядом в глаза илгизита. Он только что подтвердил все мои подозрения – наша часть Белого мира не сохранится. Исчезнут все, кто населяет ее: мой обожаемый супруг, магистр Элькос, Сурхэм, мама, Эчиль и ее чудесные девочки, братья Илан и Нихсэт, Эгчен, Берик и Юглус, кто признал правду о прошлом и кто еще пребывает в заблуждении, мой Ветер и Уруш, а еще рырхи и все прочие, кто населяет эти земли.

– Как же я ненавижу вас, – глухо произнесла я, изо всех сил борясь с желанием вцепиться в лицо махиру и выцарапать его бесстыжие глаза.

Но на моих руках был сын, а рядом с Алтаахом шесть бальчи и десять подручных.

– Ненависть не имеет значения, как и любовь, – ответил махир. – Это всё чувства. Высший разум существует вне всяких чувств.

– А ты высший разум? – насмешливо спросила я.

– Я земное воплощение Покровителя, – произнес это Алтаах без пафоса и высокомерия, просто констатируя факт.

– Ты хочешь сказать… – начала я, в очередной раз возвращаясь к своим подозрениям, и в очередной раз меня прервали.

– Довольно разговоров, – уже жестко отчеканил Алтаах. – Входи.

Мне захотелось вопросить, а что будет, если я не войду? Но спрашивать не пришлось. Во-первых, я и без того понимала, чем будет угрожать махир, а во-вторых, Архам уже сделал в мою сторону шаг, но остановился, едва я отступила к входу в пещеру.

– Будь ты проклят, – сказала я Алтааху, после обвела взглядом остальных: – Будьте вы все прокляты.

Развернувшись, я подошла к пещере, разом ощутив прохладу, шедшую из глубины. Я снова поправила на руках сына, заодно надев на палец перстень, который был по-прежнему сжат в кулаке, и уже намеревалась войти под мерцающий свод, когда… Навстречу мне шагнул магистр Элькос.

– Душа моя, после мы будем иметь с вами серьезный разговор, – строго произнес хамче. – Я желаю знать, где вы нахватались этих отвратительных оборотов, которыми поливали илгизитов несколько минут назад.

– Всё после, Морт, – сказал Танияр, вышедший из пещеры следом за магом, и я едва не осела на землю, вдруг ощутив опустошение и неимоверное облегчение, но рука супруга поддержала.

Он коротко поцеловал меня в висок и, обойдя, оставил за спиной, более ничего не сказав. А следом за ним вышли десять ягиров, среди которых был и Юглус. Мой телохранитель скользнул по мне строгим взглядом, но промолчал – у него имелись иные заботы. И в этот раз сохранить требовалось больше, чем жизнь дайнани.

Я развернулась вслед последнему ягиру и увидела, что защитники Белого Духа встали щитом перед входом в святилище. Элькос стоял перед ними, закрывая собой и дайна, и воинов, в руках которых были сжаты рукояти ашысов.

– Вы не пройдете, – произнес хамче, раскинул руки, и ладони его засияли белым сиянием.

Я подступила ближе и из-за спины супруга смотрела на лица илгизитов. Бальчи скользнули вперед и оскалили зубы, более всего сейчас напомнив собачью свору. У каждого в обеих руках были сжаты ножи с длинным клинком, зазубренным у рукояти.

Подручные, не произнеся ни слова, слаженно расступились. Не просто разошлись в стороны, но выстроились в определенный порядок, состоявший из трех рядов. В первых двух было по три илгизита, в последнем четверо. И встали они так, что находившийся позади илгизит прикрывал брешь между двумя передними подручными, а последняя четверка, если можно так сказать, защищала и фланги.

Махир и Архам не двинулись с места. И если в глазах Алтааха ясно читалось любопытство, то мой деверь казался вовсе равнодушным к тому, что напротив застыл его родной брат с обнаженным ленгеном в руке. Да всё, что происходило сейчас, казалось, было безразлично бывшему каану.

– Архам, – позвал брата дайн.

Деверь вздрогнул, и глаза его ожили. Исчезло равнодушие, даже поза поменялась. Архам опустил голову, но вовсе не стыдясь того, что стоял среди врагов. Он посмотрел на брата исподлобья, и во взгляде этом была злоба столь явственная, что будь она клинком, то могла бы и ранить.

– Что тебе надо от меня, Танияр? Ты лишил меня челыка, из-за тебя умерли мои отец и мать. Ты пригрел пришлую, а я остался без любимой женщины. Ты всё отнял у меня, чего еще хочешь?

Я не видела лица своего супруга, но понимала, что слова брата не могли его не задеть, а главное, знала, кто сейчас говорит устами бывшего каана. Чтобы не позволить мужу обозлиться на Архама, я накрыла его плечо ладонью. Танияр не обернулся, только произнес отрывисто:

– Уйди в пещеру, Ашити. Отец защитит вас с Тамином. – А после сказал, уже обращаясь к брату: – В твоих жилах нет крови нашего отца, там течет гнилая вода Селек.

– Не смей оскорблять мою мать, сын Эйшен! Это вы с матерью сделали из моей мамы убийцу! Это вы…

– Танияр, – снова заговорила я, отвлекая дайна от слов, изрыгаемых его братом, – это не Архам. Это махир говорит его устами. Он оставил метку на сознании Архама еще в Даасе, но пробудил ее только сегодня. Твой брат был честен с тобой, сейчас нет. Он верит, что это его мысли, но внушает их Алтаах. Не карай невиновного. Тебя попросту провоцируют.

– Я услышал тебя, – несколько сухо ответил супруг. – Теперь уйди.

– Хорошо, – согласилась я, не желая спорить.

Однако только отступила под каменный свод, но пока не ушла, потому что хотела видеть, что будет дальше. Не из любопытства, разумеется. Попросту было страшно остаться в неизвестности, пусть и под надежной защитой Создателя. И потому я увидела, как Архам, еще что-то желавший добавить к своим несправедливым обвинениям, замер на миг, а после упал, так и не сменив позы.

– Чтоб не мешался, – донесся до меня голос Элькоса, – после разберусь со всякими метками.

Да, верно, так Архам не сможет навредить ни брату, ни ягирам, ни себе самому, да и не попадет под удар хамче или воинов. Самое лучшее для него сейчас быть вне всего происходящего, впрочем, как и нам с Тамином. И я уже намеревалась и вправду войти в пещеру, чтобы наблюдать за событиями с безопасного удаления, когда увидела, как стремительно обернулись илгизиты из последней четверки, а в следующую секунду зашуршала трава.

Глаза мои округлились, когда я увидела, как зеленые жгуты, извиваясь подобно змеям, скользнули в руки подручным, превратившись в четыре плети. Но против кого они намереваются их использовать, если противники все здесь? За спиной никого…

– О Хэлл, – выдохнула я и подалась вперед, потому что…

Из травы поднялись три мощных рырха. Оскалившись и пригнув головы, они медленно наступали на илгизитов, опасные и жуткие в своей ярости. А то, что рырхи злы, было видно сразу. Шерсть их встопорщилась, и хвосты нервно подергивались. Но шли безумно красиво, шаг в шаг! Да и всё их появление было бесподобно.

– Малыши, – с улыбкой прошептала я. – Хайнудар прислал их нам в помощь. Танияр, – произнесла я уже громче, – это же наши малыши! Мейтт, Торн, Бойл…

– Духи с нами, – супруг то ли ответил мне, то ли говорил с ягирами. Скорее всего, последнее, потому что он поднял руку и издал клич: – Хэй! – И последний бой за сохранение этого мира начался.

Тихо защелкали ашысы, и первый рой смертоносных жал устремился к илгизитам… Одновременно с этим заклубился сероватый туман. Он мгновенно поднялся стеной, отгородив от нас махира и его свиту. Дротики завязли в грязном мареве, так и не сумев добраться даже до бальчи.

Туман затопил все свободное пространство, подступил к защитникам Белого мира и остановился, напоровшись на прозрачную стену. Я видела, как клубы ударились о защиту, выставленную магистром, отпрянули и снова набросились на преграду, и тогда она перестала быть незримой. Стена полыхнула ослепительным белым светом, и туман распался на грязные лоскуты.

– Ленгены! – рявкнул Танияр, и я охнула.

Не от возгласа дайна, а потому, что бальчи оказались неожиданно близко. Скрытые туманом, они подошли почти вплотную к нам, может, и набросились бы, если бы не защита магистра. Наверное, так и было задумано подручными, но не случилось, и ягиры встретили охранников махира обнаженными клинками.

Звякнула сталь, и я отвернулась, но всего на миг, потому что звериное рычание вновь приковало мое внимание, но уже к тем, кто нападал на илгизитов сзади, и у них не было магистра Элькоса, чтобы прикрыть от более опасных противников, чем бальчи.

Рырхи не спешили броситься на подручных. Они приблизились на расстояние в несколько шагов и теперь метались перед илгизитами, создавая хаос своими перемещениями. Время от времени то один, то другой с рычанием пригибали головы, махали лапами, даже казалось, что вот-вот прыгнут, но вновь и вновь продолжали свою карусель. И головы подручных поворачивались в попытке уследить, кто из рырхов первым перестанет играть. Хищники путали свою добычу, и я невольно улыбнулась, любуясь ими.

– Морт, – отвлек меня голос мужа. – Можешь их раскидать?

– Кого? – спросила я, всё еще наблюдая за рырхами.

– Пока прощупываю, – ответил Элькос. – Пытаюсь понять, от кого и что ожидать. Сейчас они составили монолит. С одной стороны, каждого не вычленить, с другой – легче противостоять. И махир еще не проявил себя, работают подручные.

– Мы можем и в стороне подождать, – сухо произнес Танияр. – Но тогда ты будешь не только отбиваться от них, но и нас защищать. Дай нам их, Морт, себе оставь махира.

– Махир сказал, что он земное воплощение Илгиза. Если это означало то, что он сказал, то подручные черпают силу от Алтааха, – снова заговорила я. – Они были сильны в горах, но становились слабей при удалении, значит, могущество их в силе покровителя, а стало быть, и махира. Я так это вижу.

Супруг обернулся, одарил меня суровым взглядом, который мог означать лишь недовольство моим неповиновением. Однако вслед за дайном оглянулся и Элькос. На миг его губы поджались, но в глазах отразилась работа мысли, потому я смело трактовала выражение его лица как осмысление моих слов.

– Даже если откинуть их к краю священных земель, связь в их цепи не распадется, слишком близко, – наконец произнес он. Свечение ладони магистра усилилось. Похоже, наш хамче пока просто противодействовал силе подручных, но делал это, даже не оглянувшись. – Однако может рассредоточить поток, сейчас спаянный воедино. А так как они попытаются продолжить работу, то и ослабит… Да, нарушим строй.

Он обернулся и сделал рукой круговое движение, и тут же под ней образовался маленький смерч. Элькос, сделав резкий жест, отбросил смерч на илгизитов, и он увеличился в мгновение ока, охватил подручных и махира, и слух на миг заполнило завывание вьюги. Она пронеслась по священным землям, взметнула волосы, лизнула инеем изумрудную траву, и всё рассеялось…

– Хорошо, – кивнул Танияр, оценив результат.

Подручных разнесло в разные стороны. Недалеко, но более они не стояли в слаженном порядке. Несколько илгизитов, возможно более слабые, и сейчас еще были в позе, будто сопротивляются урагану. Они нагнулись, выставив вперед руки, должно быть всё еще чувствуя давление силы хамче. Но другие уже стояли ровно, а махир и вовсе остался на прежнем месте. Он остановил на магистре взгляд прищуренных глаз, словно впервые оценивая противника, а после, заложив руки за спину… отошел. По-прежнему неспешно, словно мы всё еще продолжали вышагивать по степи, и остановился в стороне от разрозненных теперь подручных. Кажется, он решил быть наблюдателем.

А вот рырхи остались там, где были, только улеглись на траву и теперь вновь поднимались на лапы. Они озирались, порыкивали, а затем повернули головы в сторону Танияра, словно ожидая его приказа. И приказ последовал, но не словесный. Дайн коротко и пронзительно свистнул, и тут же степь ожила.

Рырхи кинулись на двух уцелевших, но израненных бальчи, упорно не желавших признавать поражение в своей слепой одержимости. Остальные были уже мертвы. Как бы хорошо они ни были обучены, но ягиров было больше, и учили их лучше, чем телохранителей махира, задачей которых никогда не являлись военные действия, а лишь защита и расправа с неугодными их хозяину. Всего лишь псы, чья гибель не тронула ни единой струны в душе Алтааха, если, конечно, у него вообще была душа.

Ягиры, окончательно освобожденные от прежних противников, снова подняли ашысы. Они выстрелили, и дротики помчались к выбранной стрелком цели. И в этот раз тумана не было. Такого, чтобы плотные клубы закрыли илгизитов и остановили смертоносные жала, но и сдаваться подручные не спешили.

Один из подручных выставил перед собой руки с раскрытыми ладонями навстречу дротикам, летевшим к нему, и они начали замедляться. Вдруг остановились и вовсе зависли в воздухе, а после развернулись и помчались назад к выстрелившему ягиру.

Воин упал на землю и откатился в сторону, но дротики, вновь замедлив полет, развернулись вертикально и обрушились вниз…

– Нет… – выдохнула я.

Полная негодования, я посмотрела на магистра. Почему пропустил, почему не защитил?! Кто, как не Элькос, в силах противодействовать колдовству. И в это же мгновение, казалось бы, поверженный воин поднялся на ноги. На его руке расплывалось кровавое пятно, значит, все-таки ранили, но он был жив!

Магистр сделал жест, будто стряхнул что-то с руки, и я заметила, как дротики, «пойманные» им, отлетели и упали в траву. Своего негодования и недоверия я тут же устыдилась, однако признала очевидное: как бы хамче ни был силен, но он не может разорваться и смотреть за каждым воином. И доказательство тому появилось уже через короткое мгновение, когда я перевела взгляд дальше.

Другой ягир, успевший после выстрела подобраться к выбранному им подручному, стоял на коленях. Тело его и шею оплел жгут из травы. Он сдавливал воина, подобно змею. Мне даже казалось, что я слышу, как хрустят ломаемые кости.

– О Хэлл, – прошептала я и закусила губу, чтобы не расплакаться от жалости и ужаса. – Помогите же ему кто-нибудь…

И, будто услышав мою мольбу, на подручного, глядевшего на ягира со злой ухмылкой, накинулся один из рырхов. Без угроз, без рычания зверь бросился со спины и повалил илгизита на землю. Хватка зеленого жгута заметно ослабла, но воин уже не шевелился. Был ли он жив и без сознания, или же погиб, мне было не видно и неведомо. Но впервые я без содрогания смотрела на окровавленную морду рырха и не чувствовала ничего, кроме мрачного одобрения.

Зверь, словно чувствуя мою поддержку, повернул морду в мою сторону, и я улыбнулась ему и кивнула.

– Я горжусь тобой, – шепнула я и тут же вскрикнула: – Осторожно!

В рырха летел большой камень, способный пробить голову или же сломать позвоночник, потому что несся он с великой скоростью, и вскрикнула я слишком поздно… Зажмурив глаза, я тихо застонала, прощаясь с одним из моих малышей, он не мог увернуться, не успел бы, даже если бы понял мое предупреждение.

– Хайнудар, прости, – всхлипнула я и открыла глаза. – Не может быть!

Три рырха уже бежали к новой цели, а камень лежал поверх поверженного ранее илгизита.

– Душа моя, я знаю, как вам дороги ваши детки, – не оборачиваясь, произнес магистр.

– А ягир?! – нервно воскликнула я.

– Не успел, – ровно ответил Элькос и больше со мной не разговаривал.

Я медленно выдохнула и обвела взглядом поле боя. Трое подручных все-таки были ранены дротиками. Однако только один казался совсем ослабшим, двое других на ногах держались крепко. Рахона я тоже увидела, он был цел и невредим, и, скорее всего, именно пятый подручный направил тот камень, который едва не стоил жизни моему рырху.

Итак, подручных осталось девять, если не считать махира, и один из них почти выбыл из строя. У нас тоже осталось девять ягиров из десяти, еще один припадал на правую ногу, другому дротик поранил предплечье, но воин, отбросив всё металлическое оружие, что у него было, подступал к своему противнику.

Они все продолжали драку, кроме рырхов. Мои подопечные метались между илгизитами и ягирами, не позволяя подручным сблизиться, но ни на кого пока больше не нападали.

– Ашити! – возглас Танияра заставил меня вздрогнуть.

Он от пещеры и от Элькоса не отходил, только следил за ходом драки. Его ленген то поднимался, то опускался, будто дайн готов был сам ринуться в бой, однако оставался на месте. Похоже, тому причиной были мы с Тамином. Мой муж охранял свое семейство и, наверное, злился на меня за упрямство, потому что мое нежелание скрыться в пещере лишало его возможности помочь своим людям.

– Я ухожу, милый, – повысив голос, произнесла я.

Он обернулся, мазнул по мне взглядом, а после кивнул и сразу же отвернулся.

– Морт, не позволяй им объединиться, – это уже относилось не ко мне, и я, не желая сердить супруга и испытывать судьбу, отступила внутрь пещеры, как и обещала.

Там бы и осталась, а может, и вовсе ушла вглубь, но Танияр вдруг сорвался с места и бросился прочь от пещеры. Мгновенно позабыв о своем обещании, я вернулась к входу, не в силах уйти, пока мой муж сражался.

И когда вышла, то увидела, что заставило дайна оставить его пост. Подручный, похоже один из первых, сжал плечи Юглуса, напавшего на него. Моего телохранителя оплетали корни и трава, лишив возможности сопротивляться. И чем дольше давил на него илгизит, тем больше верный сын Белого Духа погружался в землю.

Один из рырхов бросился на помощь, но трава оплела и его. Мой детеныш рычал, после повизгивал и снова переходил на яростное рычание в попытке освободиться. Но чем больше сопротивлялся, тем быстрее его затягивало под землю. И именно к ним спешил мой муж.

Подручный не видел его, занятый погребением заживо моего друга и хранителя. Однако приблизиться дайну не удалось, потому что едва он оказался в нескольких шагах, как и его ноги опутали травинки. Привычно безобидные, они сейчас оказались смертельно опасным оружием. Ловушкой! И где?! На священных землях!

Танияр остановился, он больше не сделал ни шага. Должно быть, я слишком сильно прижала к себе сына, пребывая в невероятном волнении, потому что Тамин захныкал. Я опустила на него взгляд, всего на миг, машинально поцеловала и вновь посмотрела туда, где сейчас находился наш отец.

Подручный, слишком уверенный в том, что защищен от нападения, с хрипом оседал на землю. Из шеи его торчала рукоять ножа, похоже брошенного дайном. Танияр подцепил ленгеном стебли, срезал их и поспешил к Юглусу, который успел погрузиться в землю по грудь. А вместе с ним бежали и рырхи, и, пока мой супруг помогал своему воину, звери рыли землю вокруг… сестры. Да, это была Торн, теперь я наконец сумела узнать каждого из них.

И вновь я посмотрела на магистра, желая понять, почему он не вмешался. Он говорил, что может противостоять подручным в одиночку, но вот мы едва не лишились еще одного ягира и рырха, а Элькос ничего не сделал. Или знал, что люди справятся сами? Едва сдержалась, чтобы не выкрикнуть свои обвинения, но так и не произнесла ни слова.

Магистр теперь полностью развернулся в сторону махира и не сводил с него взгляда. Происходило ли что-то между ними, я не знала, но отчего-то так и не решилась открыть рот. Хамче окружало слабое белое свечение, и то, что он не бездействовал, стало понятно. Как, похоже, не бездействовал и Алтаах, несмотря на кажущуюся безучастность. А значит, люди теперь должны были полагаться только на себя.

И я вновь обвела взглядом ту часть степи, где противостояли воины двух братьев-духов. Самый слабый из подручных уже неподвижно лежал на земле, а неподалеку от него лежал ягир, но вряд ли ему причинил вред погибший илгизит. Другой ягир рубанул ленгеном, и я зажмурилась, потому что удар его настиг цели.

Торн, выбравшись из ловушки, жаждала мщения. Вздыбив шерсть, она бросилась на илгизита, который оказался ближе остальных. И без того на последнем издыхании, подручный отползал от ягира, наступавшего на него, но добраться до противника воин так и не успел, потому что на отступника прыгнула рырха. И эту расправу я смотреть не стала.

Мейтт и Бойл остались рядом с Танияром, они помогали достать Юглуса, всё еще находившегося в земле. Тот воин, добычи которого лишила Торн, направился к ним, но дайн махнул рукой, указав ему на тех, кому была нужна помощь. Противников еще хватало, и они были полны сил. Ягир не спорил.

– Ну что ж, сынок, кажется, пора исполнить обещание, данное твоему отцу, – сказала я дайнанчи.

Чтобы больше не цепляться взглядом за происходящее, я развернулась и направилась вглубь пещеры, но… Остановилась, едва сделав несколько шагов, потому что по гряде пронесся знакомый гул, и я опять поспешила к выходу, теперь опасаясь обвала. Понимала, что Создатель этого не допустит, но рисковать не хотелось.

Однако святилищу и вправду ничего не угрожало, рядом с входом не упало ни камешка, и тонкий перезвон льдинок не изменился ни на толику. Тамин закапризничал. Он вытянул ручку, явно требуя вернуться в пещеру, красота которой должна была приковать взор ребенка, но теперь я не спешила исполнить обещание, данное мужу.

Гряду и вправду тряхнуло. Воздух наполнился гудением, затем к этому звуку примешался грохот, и над священными землями понеслись камни. Я увидела Рахона, вокруг которого встали четверо подручных, – вся первая и сильнейшая пятерка все-таки собралась.

Рахон повернулся лицом к моему мужу, раскинул руки, и губы его скривила недобрая ухмылка.

– Нет! – выкрикнула я. – Не смей, Рахон!

Ягиры, еще оставшиеся на ногах, бросились к дайну, чтобы закрыть его, остервенело зарычали рырхи, и… Камни остановились. Я видела, как илгизиты прижали ладони к Рахону, похоже усиливая его, так как сам пятый подручный чуть склонился вперед, будто толкая свои снаряды. А потом Элькос шевельнул ладонью, и подручных снесло с ног, а сверху на них посыпались камни.

Рахон выставил над головой руки, и массивный булыжник остановился над ним, а после отлетел в сторону. А вот двум подручным не повезло, управлять камнями они не умели…

– Благодарю, друг мой, – тихо сказала я, готовая броситься магистру на шею.

– Душа моя, не отвлекайте, – отозвался тот на нашем родном языке. – Еще немного, и я перекрою потоки подручных. Сейчас махир отдает им то, что уже не нужно выбывшим. Я нащупал их связь… всё, хватит болтовни.

И на этом хамче замолчал. Выдохнув, я посмотрела на супруга, он и рырхи уже почти освободили моего телохранителя из земляной ловушки. Остальные воины теперь стояли, закрыв собой дайна, и настороженно наблюдали за подручными. Их осталось четверо. И если один был еще раньше ранен дротиками, но всё еще жив, хотя в драке уже участия не принимал, то трое еще оставались полны сил, несмотря на то что магистр только что потрепал их.

Элькосу нужно было еще немного времени, и тогда подручных, если выживут, сможем одолеть и мы с Тамином. Преувеличение, конечно, все-таки это были мужчины. Однако сейчас я была так взвинчена, что, кажется, могла бы порвать каждого голыми руками.

С нашей стороны остались на ногах четыре ягира, пятого, Юглуса, как раз добыл из земли Танияр, сам дайн и три рырха. Вроде бы и недурно, но бой еще не закончился. Еще не вступил в схватку сам махир, а Элькос не сказал, что может его обездвижить. Речь шла лишь о подручных, и говорил хамче на нашем языке, чтобы скрыть свои намерения от противника, а значит, тот может помешать задуманному.

И пока все эти мысли кружили в моей голове, Рахон и двое сильнейших подручных были уже на ногах. Они вновь объединились, теперь составив треугольник, на острие которого стоял незнакомый мне илгизит. По крайней мере, я его не помнила даже наглядно. Впрочем, всю первую десятку я увидела только сегодня. Но я точно могла сказать, что это тот самый, кто управлял металлом.

Поначалу меня несколько озадачило это, потому что судила по Рахону и по предубеждениям тагайни против камней. Однако быстро поняла, что земля – это не только камни. Это еще и то, что в ней находится, а также и на ее поверхности. Металлы, растения, камни и прочее. Наверное, Илгиз мог управлять практически всем, потому и решил, что может соперничать с братом. И потому его последователи верили, что покровитель земной тверди повелевает и всем миром, как и сказал Алтаах. Почти правда, если не считать, что это всего лишь часть могущества Белого Духа, как и сам Илгиз…

А в следующее мгновение я думать перестала, потому что до слуха донеслись новые звуки, которых прежде не было и быть, по сути, не могло: топот и громкое шипение саула. Подручные, стоявшие в основании треугольника, порывисто обернулись. Тут же послышался боевой клич ягиров, и Рахона вынесло из треугольника. И сделала это не магия, а самая обычная веревочная петля, затянувшаяся на теле пятого подручного. Увернуться он не успел.

– Берик! – воскликнула я, узнав своего второго телохранителя.

Элы со своим всадником промчались дальше, а за ними по земле волочился тот, чьей крови жаждал ягир. Я надеялась на его появление раньше, но уже не ждала, хотя и считала вполне вероятным. Я сказала, где должна находиться, и Берик не мог не прийти, когда выполнил все указания, но не нашел меня. Зато нашел обитателей двора спящими и узнал запах снадобья илгизитов. Понял, что случилось, но подземного хода уже не было. Старый уничтожили по приказу Танияра, а новый открывал махир. Однако последнего мой добрый защитник и друг знать не мог, значит, искал сначала по Иртэгену, а потом бросился в священные земли.

Но всё это сейчас было незначительным и неважным, потому что Берик был здесь, и он добрался до своей цели, которой посвятил жизнь еще год назад. А еще были два подручных и махир. И я опять заметалась взглядом, пытаясь увидеть всех и сразу. Мне мешал Элькос, загородивший обзор, и я окончательно покинула свое укрытие, в которое так и не вошла.

Берик оттащил Рахона в сторону от всех, спрыгнул с седла, пока Элы еще бежал, и рубанул ленгеном по веревке. Саул проскакал вперед, но вскоре остановился и развернулся к своему хозяину. Он вытянул шею и зашипел, предупреждая пятого подручного, что за всадника будет рвать без жалости. Этот вечно меланхоличный, вечно что-то жующий скакун сейчас вовсе не походил на себя.

Он не приближался, остановленный жестом Берика, но перебегал с места на место, не спуская взгляда с их общего врага. Саул сейчас чувствовал беспокойство и готов был накинуться на илгизита, лишь бы защитить своего всадника, но это была клятва ягира, и он не намеревался делиться ею даже с собственным скакуном.

Не думаю, что мой телохранитель сейчас позволял подручному подняться на ноги из благородства, хоть мог убить его сразу. Скорее всего, Берик желал выплеснуть свою ненависть к Рахону, насладиться свершившейся местью, а для этого ему была нужна драка, но не быстрое воздаяние.

Однако пятый подручный не являлся воином, равным ягиру. И я говорю вовсе не о навыках, а о возможностях. Перед Бериком поднимался на ноги пятый подручный великого махира – один из наиболее сильных последователей Илгиза. Это будило тревогу, потому что прежний противник был повержен не при помощи оружия. Я толком не следила за их поединком, да, в общем-то, совсем не следила, потому что в те минуты мой супруг бросился на помощь Юглусу. И потому могла только констатировать результат: Рахон жив, а его противника среди оставшихся ягиров нет.

– Отец, не оставь своей милостью Твоих верных детей, – прошептала я и добавила: – Помоги им, Хэлл…

А больше ничего не смогла произнести, потому что увидела, как оружие Танияра и его воинов рвется из их рук и из ножен. В воздух взлетели ножи, а следом посыпались оставшиеся дротики из коробочки, прикрепленной к ашысу для быстрой зарядки, и ленгены тянули за собой своих хозяев, словно обрели собственный разум. А потом вскрикнул один из ягиров и попытался скинуть халын. Пластины на нем раскалились добела и начали прожигать толстую кожу, из которой был сделан доспех.

Заметались, повизгивая, рырхи, потому что земля под их лапами начала расходиться, и по поверхности пополз жар. Кажется, нам намеревались устроить выход лавы без всякого землетрясения. А потом яростно выругался еще один ягир, когда запылал и его халын. И вдали надрывно мяукал Элы, где его всадник сошелся в схватке с пятым подручным.

– Магистр! – вскрикнула я. – Ну что же вы!

Элькос стоял, склонив голову, более всего напоминая поникший цветок. И меня вдруг охватил ужас. Неужели проиграли? Неужели Алтаах одолел хамче со всем его резервом Белого мира? Вон он стоит по-прежнему спокойный, будто и не происходит сейчас ничего, что может нарушить его намерения. Всё так же уверенный в себе, как и прежде. В священных землях творится светопреставление, прямо на пороге святилища, а единственный и величайший маг этого мира не в силах обуздать творящееся безумие? Но ведь этого попросту не может быть!

И все-таки это происходило. Прямо на моих глазах трава мгновенно сохла, начинала дымиться и чернела, оружие, предав своих хозяев, взмыло в воздух и развернулось острием к ним. Рырхи стервенели от полученных ожогов и продолжали метаться, не зная, куда деться от боли. А магистр стоял с опущенной головой и вздрагивал, будто от невидимых ударов.

– Да что же это?! – воскликнула я. – Отец!

Вдруг тело Элькоса выгнулось, он раскинул руки и закричал в далекое серое небо…

– А-а!

И… мир застыл. Казалось, само время покрылось коркой льда. Замерли рырхи в той позе, в которой их застал крик хамче. И подручные, и дайн с ягирами, и Элы, успевший встать на дыбы, и оружие, уже мчавшееся к своим хозяевам, чтобы вонзиться в их тела. По земле разлился сияющий иней, в одно мгновение остудив ее и срастив свежие раны. И должно быть, от холода, на короткий миг затопившего священные земли, очнулся Архам.

Элькос выдохнул, и время вновь помчалось, спеша наверстать упущенные секунды. Клинки с оглушительным звоном осыпались на траву, еще сиявшую искрами инея. Рырхи, взвизгнув, повалились на брюхо, и выражение их морд было настолько изумленным, что я бы даже посмеялась, если бы не была взвинчена настолько, что сама могла бы вспыхнуть подобно искре. Но, похоже, боль не просто покинула хищников, но исчезли и полученные раны, потому что Бойл перекатился на спину и забил ногами, словно беззаботный щенок. Мейтт обнюхал Торн, после рыкнул на брата, и они, поднявшись на лапы, встряхнулись.

Один из подручных вытянул руку в сторону дайна, но клинки не шевельнулись, и, когда второй вцепился в плечи первому отступнику, ничего не изменилось. Похоже, хамче исполнил то, о чем говорил, – илгизиты лишились своей силы.

– Они твои, мой господин, – громко произнес магистр и шагнул навстречу махиру. Теперь одаренных осталось только двое.

Танияр кивнул, но не успел сдвинуться с места, потому что рырхи, озлобленные на илгизитов, ждать не стали. Они не спорили с людьми за первенство всё это время, а сейчас уступать добычу не желали. Хищники желали поквитаться, и они кинулись на подручных…

Смотреть на расправу я не желала. Если бы могла, заткнула бы и уши, но руки у меня были заняты сыном. Мне не было жаль илгизитов, для этого чувства в моей душе не нашлось места, однако сама картина их смерти не доставляла мне удовольствия, Передернув плечами, я перевела взор вдаль, чтобы посмотреть на Берика.

Ягир наступал на пятого подручного неспешно и неотвратимо. После потери своей силы Рахону было нечего противопоставить умелому воину. Оступившись, он полетел на спину, однако быстро перевернулся на четвереньки, обернулся и, поднявшись на ноги, побежал. Недалеко…

Элы бросился илгизиту наперерез, но не тронул, потому что послышался окрик хозяина. Саул отбежал, и я увидела, как Берик схватил Рахона за волосы. После ударил по ногам, и тот упал на колени. В руке ягира появился нож. Подручный оказался повернут в мою сторону, и мне почудилось, что он смотрит на меня.

Я не выдержала. Порывисто развернувшись лицом к пещере, я зажмурилась что есть сил и произнесла негромко:

– Пусть Отец простит тебя, Рахон, и позволит новое рождение человеком. Надеюсь, ты больше не разочаруешь Его.

Неожиданно к горлу подкатила тошнота, до того ярко воображение рисовало мне то, что сейчас происходило за моей спиной. Нет, и пятого подручного я тоже не жалела. Он никого не жалел и меня бы убил не колеблясь, если бы получил приказ от махира. Как бы ко мне ни относился этот мужчина, но дороже всего ему была его сила, а черпал он ее от Илгиза, и потому мы всегда оставались врагами. Даже когда соблюдали нейтралитет.

И все-таки мы умели общаться почти дружески, потому смотреть на смерть этого илгизита мне не хотелось несколько по иным причинам. Но память вдруг нарисовала отвратительную злую ухмылку, с которой Рахон отправил на голову моего мужа груду камней, и толика прежней жалости, кольнувшей меня еще у пещеры охо, испарилась. Зато появился гнев, и я всё же развернулась опять лицом к степи.

– Архам?

Он стоял передо мной, полностью закрыв от взглядов мужа и ягиров. В глазах деверя полыхала лютая злоба, даже ненависть.

– Архам, – дрогнувшим голосом позвала я.

– Я потерял всё, пусть и ему ничего не останется, – тихо и зловеще произнес бывший каан.

Он протянул руку к Тамину, но я отшатнулась, и пальцы деверя только мазнули по спине моего сына.

– Это же твой племянник… – начала я, и пальцы Архама сдавили мое горло.

Паника охватила меня, дыхания начало отчаянно не хватать, а следом заплакал испуганный Тамин. Руку, на которую был надет перстень, ожег холод, и это привело меня в чувство. Заглянув в глаза Архаму, я накрыла душившую меня руку ладонью. «Льдинка» сверкнула… и деверь отшатнулся. Он упал на траву, тело его выгнуло дугой, будто в припадке падучей, пальцы судорожно вцепились в траву, и бывший каан захрипел.

Я смотрела на него сверху, накрыв горло подрагивающей рукой, и не знала, что делать. Ко мне уже мчался супруг, за ним бежал Юглус, слышался топот стремительно приближавшегося саула – это спешил на помощь Берик. Я подняла на них взгляд, моргнула, а после привалилась спиной к каменной стене. Не в силах произнести и звука, только вытянула руку перед собой и потрясла ею, показывая, чтобы не трогали Архама.

– Ашити, – Танияр, переступив через затихшего брата, сжал мои плечи ладонями.

– Это… махир, – все-таки выговорила я. – Не трогай брата.

Супруг бросил взгляд назад, пока ничего не ответив. Берик уже спешился и занес над Архамом окровавленный клинок, Юглус наступил на грудь своего бывшего каана ногой, и я опять мотнула головой:

– Нет. Это не он. Невиновен.

– Посмотрим, – ответил Танияр и приказал: – Оттащите его подальше и глаз не спускайте. Придет в себя – послушаем, что скажет.

Ягиры кивнули. Они взяли Архама за руки и волоком потащили в сторону от пещеры. Дайн посмотрел им вслед, а после прижал нас с сыном к себе. Я подняла к нему лицо, и Танияр коснулся моих губ коротким поцелуем. А потом землю тряхнуло, и это напомнило, что еще ничего не закончено, еще жив махир и сейчас ему противостоит только Элькос.

Танияр сильнее прижал нас с сыном одной рукой, второй оперся на каменную стену. И когда всё стихло, произнес, глядя мне в глаза:

– Теперь уйди в святилище. Пожалуйста, сделай, пока всё не закончится.

– Элькос… – начала я, но удостоилась сурового взгляда и потому кивнула в очередной раз: – Да, милый, больше мешать вам не буду

– Ты не мешаешь, – ответил супруг, – но я не хочу, чтобы махир достал вас с Тамином, пока мы будем заняты схваткой с ним.

– Это уже не ваша схватка, Танияр, – послышался голос моей названой матери. – Теперь пришел наш черед.

Мы посмотрели на вход в пещеру. Ашит стояла там в ритуальной одежде. В руках она держала хот и било. Но кого мама имела в виду, говоря «нас»? Себя и Элькоса? Или же Белого Духа? Она усмехнулась, бросив на меня взгляд, и вышла из-под каменного свода. А следом за ней вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в похожий наряд, разве что его платье не было долгополым, но доходило до колен, а дальше были видны красные штаны, стянутые на щиколотках шнуровкой.

– Сирче, – произнес Танияр имя шамана, который жил в Больших валунах.

А потом вышел еще один мужчина, за ним еще один, после женщина, едва ли старше меня, затем еще один мужчина… И все они были в ритуальном одеянии. Шаманы! Все шаманы нашей части Белого мира пришли в священные земли, чтобы сразиться с махиром… нет! Не с махиром, для этого хватило бы и Элькоса. Они пришли, чтобы противостоять самому Илгизу!

– Невероятно, – прошептала я, провожая их взглядом.

Всего шаманов было семеро, и мне вспомнились танры с их семиконечной звездой. Точнее, их изначальное число, при котором шло равномерное распределение силы. Вряд ли это имело отношение к настоящей ситуации. Скорее всего, дело было в том, что на наш кусок Белого мира Создателю не нужно было много исполнителей Его воли, и шаманы сменяли один другого по мере надобности, так сказать. Например, Ашит отправили к ее учителю как раз в конце его жизни. Впрочем, я могла ошибаться, и эта семерка могла быть попросту сильнейшей. Махир тоже вел десяток самых могущественных подручных. Но и эти размышления сейчас были неважными.

Сейчас вершилась сама судьба, и шаманы пришли для того, чтобы сыграть свою роль. Они обходили Алтааха и Элькоса, «скрестивших» свою силу. Именно так можно было назвать сплетение уже знакомого нам сгустка серого тумана и ослепительного белого света, рвавшего пелену на части. И всё это происходило в тишине. Никто не вскрикивал, не угрожал, не сотрясал воздух бравадой.

Шаманы тоже не произнесли ни слова. Они обходили хамче и махира и останавливались, едва добравшись до своего места. И в конце концов образовали круг, который мне вновь напомнил о танрах, потому что я могла бы мысленно нарисовать семиконечную звезду, и каждый служитель Создателя оказался бы на острие своего луча. На равном расстоянии друг от друга и от противников.

А потом они подняли свои хоты и дружно ударили в них. Этот удар ощутил кожей каждый, кто находился сейчас на священных землях, а может, и вне их. Это мне было неведомо, но здесь я видела, как припали на брюхо рырхи, как обнял себя за плечи раненый ягир, которого только что принесли к пещере наши воины. Тряхнул головой Танияр, заворчал Тамин, и я сама почувствовала, как волоски на теле становятся дыбом. Казалось, что завибрировал сам воздух.

Алтаах стремительно обернулся на этот звук, обвел шаманов взглядом и вдруг оскалился.

– Думаешь, совладаешь со мной?! – выкрикнул махир, подняв лицо к небу.

Ему никто не ответил, только шаманы снова ударили в хоты, после раскинули руки, и над степью понесся напев на языке духов. А еще спустя несколько минут они вновь ударили билом о натянутую кожу и начали плавное движение по кругу. В едином ритме, не спеша и не отставая друг от друга. И выглядело это величественно и красиво.

Одинаковые движения, одновременные удары билом, теперь чаще сыпавшиеся на хот. И постепенно стало казаться, что войти или выйти из обрисованного ими круга невозможно. Шаманы стали той гранью, которая разделила двух магов и всю остальную степь.

– Не одолеешь! – снова выкрикнул махир и расхохотался.

Но был этот смех коротким и злым, а потом он ударил. Не в Элькоса или шаманов. Содрогнулась земля, вздыбилась и развалилась пластами, но только в круге. Наружу не пробилась ни единой трещины. Шаманы не сбились с ритма, казалось, они вовсе не ощутили толчков.

Только упал магистр, когда пласт земли под ним встал ребром. Уголок губ Алтааха дернулся в презрительной ухмылке.

– Это и есть твой защитник, Урунжан? – выкрикнул он в небо и вновь рассмеялся, теперь весело и заливисто. – Тогда смотри, что я сделаю с ним, со всеми, кого ты призвал!

И пока он веселился, Элькос поднялся на ноги. Он тряхнул головой и расправил плечи, сдаваться хамче явно не собирался. Да у него и права такого не было, потому что за проигрышем следовало крушение мира. А в следующее мгновение в круге запела вьюга, перекрыв в своей необузданности и смех махира, и голоса шаманов, не остановивших свой танец ни на единое мгновение. Напротив, он только набирал и набирал ход, такой же стремительный и безумный, как кружение снежного вихря.

Закусив губу, я прижалась головой к плечу мужа и пыталась увидеть, что творится за белой пеленой, скрывшей от нас двух противников.

– У них всё получится, – шепнула я. – Не может не получиться, иначе зачем всё это?

И вдруг снежная завеса зазмеилась огненными прожилками. Постепенно оранжевого цвета становилось всё больше, а потом метель и вовсе превратилась в клубы пара. И когда он развеялся, я зажмурилась что есть сил, потому что наш хамче стоял посреди круга на маленьком островке, а вокруг него бушевала лава.

Впрочем, с закрытыми глазами было еще страшнее, чем следить за ходом битвы, и я вновь посмотрела в круг. Махир стоял на высоком каменном возвышении, которого прежде не было. Он казался изваянием на пьедестале, подножие которого лизали огненные языки. Он вновь заложил руку за спину и с издевательской улыбкой наблюдал за противником, который теперь был занят борьбой за собственную жизнь.

Элькос окутался белым сиянием, как ледяным панцирем, защищаясь от огня и жара. Но островок под ним всё больше таял, и вскоре хамче должен был погрузиться в лаву…

– Боги, – простонала я и почувствовала, как муж обнял меня за плечи.

– Он справится, жизнь моя, – сказал Танияр. – Могущественней Элькоса только духи.

– Но он и сражается с духом, – ответила я. Вышло истерично, и мне пришлось выдохнуть, чтобы не пугать сына. – Там сейчас сам Илгиз.

– Там махир, а Илгиз дает ему силы, – возразил дайн. – За спиной Морта все шаманы нашего мира, а еще сам Создатель. Он справится, я верю в это.

– Ты прав, – стараясь и вправду верить, ответила я.

После покривилась и уселась на траву, скрестив ноги. Ни стоять, ни держать свое дитя я уже не могла, а волнение сжирало и последние душевные силы. Уложив на колени сына, я прижала кончики пальцев к губам и продолжила следить за поединком, который всё больше походил на уничтожение мага из другого мира, решившего, что может противостоять духу.

Боги! В эту минуту, как бы истово я ни верила в могущество Элькоса, поддержку шаманов и милость Белого Духа, но своим глазам я верила больше. А они видели то, что видели. Лед, покрывший полыхающую поверхность круга, стремительно таял под напором жара. Хамче не мог не только продолжить сражение, но даже сдвинуться с места, потому что любая твердь под ним нещадно трещала и осыпалась в пропасть, разраставшуюся под ногами в мгновение ока, и ее вновь заполняла лава. А метель, едва завывши, обратилась дождем и пролилась каплями на голову хамче.

В конце концов, кажется решив уже нанести хоть какой-то урон противнику, Элькос соорудил некое подобие ледяного копья и отправил его в махира. Тот поднял руку, перехватил оружие хамче и легко раскрошил его. Любая попытка противостояния казалось тщетной.

Невероятно, непостижимо! Но это было так. Элькос со всей силой Белого мира не мог одолеть главного илгизита. По сути, такого же мага, как сам, только по всем размышлениям уступавшего хамче в методах и навыках, полученных еще в родном мире. Магистр был рожден магом, Алтаах стал им… и проводником могущества Илгиза.

Помимо воли, несмотря на жуткую ситуацию не только для Элькоса, но и для всех нас, мой разум уже начал анализировать, перейдя на проторенную дорожку. И вновь я думала о том, о чем успела поразмышлять еще в момент, когда мы шли с илгизитами по священным землям, и о чем сказала магистру и мужу.

«Я земное воплощение Илгиза», – так сказал махир без бравады и пафоса. Он просто констатировал факт. Илгизиты были сильны в горах, но по мере удаления теряли и могущество, и связь с Алтаахом, что было совершенно равноценно. Связь – это не только передача приказов, но и силы, что подтвердил Элькос.

Но в священных землях подручные были сильны, как и в горах, то есть их источник пришел вместе с ними – махир. Но Алтаах – земное воплощение Илгиза, то есть сейчас в эти минуты рядом с нами находился сам мятежный дух, покинувший свое логово. Значит, те подручные, кто остался в горах и шел вместе с войском, оказались не просто слабы, они стали абсолютно бессильны. Такое же мясо, как и все войско йарганата вместе с их повелителем. Илгиз бросил на убой всех, кто так истово поклонялся ему, чтобы расчистить себе путь. Но к этому выводу я и так пришла уже давно, теперь добавились только подручные.

Но главное, Предатель явился к святилищу собственной персоной, иначе не то что подручные, но даже и махир не смог бы противостоять Элькосу. Но если исходить из слов Алтааха о том, кем он является, то выходит, я была права: хамче сражается не с последователем, а с самим духом. Иначе зачем были бы нужны шаманы? Пока магистр противодействовал подручным, они не появлялись. И лишь сейчас вышли из тени. Тогда, когда люди уже были бессильны. А мой старый добрый друг, наперсник и защитник хоть и являлся магом от рождения, но оставался человеком.

– Отец, – всхлипнула я, понимая, что и вся сила большой части Белого мира не поможет Элькосу, потому что сейчас издевается над ним не махир, это делает Илгиз.

Как бы ни был силен человек, но ему не равняться с божеством. И шаманы были обычными людьми. Однако… однако за их кругом мы не ощущали жара кипящей лавы, не сотрясались вместе с земной твердью, не чувствовали ледяного холода силы Белого Духа. Мы были сторонними наблюдателя. И всё, что могли сделать, – это продолжить смотреть, замирая с каждым новым мгновением, с которым утекали безграничные силы магистра…

А он терял! Это было видно и понятно без всяких знаний. Всё чаще к нему подбирались языки огня, всё реже он отвечал на то, что творил Илгиз. А Предатель развлекался, иначе не назвать то, что происходило. Будто дирижер, он размахивал руками, и всплески лавы, скручиваясь в жгуты, хлестали хамче, всё больше и больше пробивая бреши в защите магистра.

Сияние его тела становилось всё более блеклым, движения вялыми. А еще спустя пару минут Элькос повалился на свой островок земли среди пылающего моря. И затем закрылся в ледяной кокон, то ли ища короткого отдохновения, то ли пытаясь продлить свою жизнь хотя бы еще немного.

Шаманы вдруг остановились. Они развернулись лицом к кругу, опустились на колени и, раскачиваясь, забили в свои хоты. Это не было прежним градом ударов, но стук стал размеренным, более всего напоминая удары сердца. Бум… бум… бум…

– Что происходит? – нервно спросила я.

– Не знаю, – ответил Танияр.

Не было сейчас никого, кто хоть на миг отвел взгляд от огненного круга, почти в центре которого застыла ледяная сфера, стены которой были затянуты морозными узорами. И без того мутные стенки стали и вовсе непроницаемыми. Что происходило внутри, даже предположить было невозможно.

Затихли всякие звуки. Казалось, исчез шелест травы, клонившейся за ветром, бежавшим по степи. Не доносилось ни вздоха, ни тихого ропота, ни порыкивания рырхов, растянувшихся неподалеку. Только удары семи хотов продолжали сливаться с ударами человеческих сердец. Бум… бум… бум…

– Нет! – неожиданно закричал Алтаах.

И сфера засияла ослепительно-белым светом. Сияние было столь ярким, что это причинило боль. Закричав, я навалилась сверху на сына, закрывая его, а в следующее мгновение меня обняли надежные руки Танияра, в свою очередь отгородившего нас от нестерпимого свечения. Кажется, не только я вскрикнула, но по краю сознания пронесся мужской голос и скулеж рырхов.

А когда сияние рассеялось, я выглянула из-за супруга и потеряла дар речи. Не было лавы, не было пропасти и трещин – земля стала ровной. И не просто ровной, она вновь покрылась зеленой травой, будто безжалостная рука Илгиза и не уничтожила жизнь на этом клочке степи. Но главное…

Главным был тот, кто стоял на месте истаявшей сферы. Да, это был всё тот же Элькос… но уже и не он. Волосы магистра стали абсолютно белыми, удлинились и реяли по ветру прядями, казалось жившими собственной жизнью. Они то скручивались в спирали подобно метели, то опадали на плечи мягкими волнами. А еще они источали сияние, как и сам хамче. Не так, как это выглядело прежде. Однако мне было знакомо и это сияние, так выглядел сам… Белый Дух.

– У тебя ничего не выйдет! – крикнул со своего пьедестала Илгиз-Алтаах.

Элькос… Создатель стоял к нам в профиль, и я увидела, как на его губах появилась улыбка. Не издевательская, не злая ухмылка, нет. Скорее в этой улыбке была грусть. И когда Илгиз вскинул руки, ничего не произошло. Только каменная глыба, на которой он стоял, вдруг превратилась в лед и начала стремительно таять, всё более приближая отступника к брату.

Шаманы, ударив в хоты в последний раз, опустили свое «оружие» на землю и склонили головы перед Отцом всего сущего. И я поняла! Я поняла, для чего они явились. Не только отгородить противников, но помочь Создателю перейти в человеческое тело, готовое принять Его. Или же помочь Элькосу принять Белого Духа. Да какая разница?! Главное, они стали проводниками, и в этом их точно не смог бы заменить ни один человек и в ста тысячах мирах.

– Не хочу! – закричал махир. – Я не хочу!

Он все-таки попытался защищаться, но теперь перед ним был не простой смертный, но Создатель всего мира и самого Илгиза. Белый Дух приблизился к смутьяну, широко раскинул руки, а после… обнял. Притянул к себе брата и застыл так. И сколько бы тот ни вырывался, но ничего уже сделать не смог. Дерганья человеческого тела становились всё слабее и слабее, а после и вовсе прекратились.

А потом… Вновь полыхнуло ослепительное сияние, и хамче с махиром разнесло по разные стороны. Шаманы опять подняли свои хоты, ударили в них, и мама произнесла одно короткое слово:

– Свершилось!

– Что? Что свершилось? – спросил Юглус.

Ответа не последовало. Шаманы, кроме Ашит, зашагали прочь со священных земель. И казалось, сделали только шаг, но их уже едва можно было разглядеть вдалеке – они уходили дорогой шамана. А на траве остались лежать два человека, и что будет дальше, да и будет ли вообще, пока оставалось загадкой.

Махир зашевелился первым. Он сел, потряс головой, а затем огляделся. Заметив неподалеку Элькоса, оскалился и порывисто поднялся на ноги. Магистр так еще и не пришел в себя, а Алтаах, выдернув из ножен, короткий узкий клинок уже направлялся к нему.

– Танияр! – воскликнула я.

Дайн, провожавший взглядом шаманов, обернулся и бросился к хамче и махиру. Ягиры сорвались следом, но… добежать так и не успели, потому что по траве скользнула большая серая тень. Алтаах не видел того, что творилось за его спиной. Он уже почти добрался до Элькоса. Занес руку для удара, и над ним нависла огромная голова с разверстой округлой пастью. Махир порывисто обернулся, и пасть сомкнулась на его теле. Охо развернулся и, слегка переваливаясь с боку на бок, потащил добычу прочь.

Снова взяв на руки сына, я поднялась и, покачиваясь, добрела до супруга, посмотрела на него и спросила:

– Всё? Это всё, конец?

Он пожал плечами, а после посмотрел на меня и все-таки кивнул:

– Кажется, да, – ответил Танияр. – Конец. – Но тут же отрицательно мотнул головой и произнес: – Нет, не конец, жизнь моя, это начало. Начало будущего, о котором мы мечтали.

– Начало, – эхом повторила я и вдруг ощутила полное опустошение.

Не было внутреннего торжества, не было того ощущения, от которого захотелось бы подпрыгнуть и закричать: «Победа!» Была безумная усталость, а еще защипало глаза, и слезы, не пролившиеся от страха, теперь готовы были помчаться по щекам безудержным потоком. Кажется, подступала истерика, и не было ни капли желания бороться с собой и доказывать, что я сильная жена дайна. Я вновь уселась на траву.

Танияр убрал ленген в ножны и опустился на колени. Он заглянул мне в глаза, и в этом взгляде было понимание. Мой муж, мой возлюбленный, мой дайн знал, что творится у меня на душе. Возможно, и сам чувствовал нечто подобное, но не столь остро, как я – слабая женщина. Но вот уголки его губ дрогнули в едва приметной улыбке, кончики пальцев коснулись моей щеки, а после ладонь легла на голову сына, и супруг произнес негромко:

– Ну что же ты, свет моей души? Тебе столько довелось вынести, а теперь уже всё будет иначе. Теперь мы и вправду можем увидеть то будущее, о каком мечтали. Его надо встречать с улыбкой, а не со слезами.

– Верно говоришь, – отозвалась мама. Она забрала у меня Тамина и добавила: – Плакать не о чем.

– Так я ведь и не горюю, – ответила я, стирая слезы, бежавшие по щекам. – Это просто усталость.

– А что о хамче тогда говорить? – усмехнулась шаманка, и я охнула.

– Элькос!

Или уже не совсем Элькос? Да о чем я?! Кем бы ни стал магистр, он оставался всё тем же старым другом, который держал меня на коленях, заговаривал болячки и покрывал шалости. И я, подскочив с земли, поспешила к магу, еще лежавшему без сознания.

Ягиры, успевшие первыми добраться до хамче, присели на корточки. Я протиснулась между Бериком и Юглусом, посмотрела в лицо Элькосу, после окинула взглядом всего и удовлетворенно кивнула сама себе. Дыхание его было ровным, да и выражение лица казалось безмятежным. Даже подумалось, что магистр просто прилег вздремнуть на травке.

– Друг мой, – позвала я, осторожно тряхнув хамче за плечо.

Веки его дрогнули, и на меня посмотрели знакомые глаза голубого цвета. Впрочем, и волосы его больше не были белоснежными, к ним вернулись прежний цвет и длина. Кажется, это и вправду был только мой добрый знакомец.

– Душа моя, вы чудесно выглядите, – улыбнулся Элькос и сел.

– Как ты себя чувствуешь, Морт? – спросил Танияр.

Он стоял за моей спиной и наблюдал сверху за тем, как магистр возвращался в реальность. В нашу обожаемую устоявшуюся и выдержавшую столкновение духов реальность!

– Признаться, чудесно, – ответил хамче. – Полон сил и задора.

– Вы хотя бы осознаете, что произошло? – осторожно спросила я.

Элькос перевел на меня взгляд.

– Разумеется, я всё помню, – сказал он с толикой возмущения. – Я, по-вашему, из ума выжил? Или же памяти лишился? Я дрался с Илгизом, потом явился Создатель, и я принял Его. Это был чрезвычайно любопытный опыт… Кстати, – он поднялся на ноги, посуровел и ткнул в меня пальцем: – А еще я помню, как вы поливали илгизитов площадной бранью. Это же возмутительно, душа моя! Откуда вы понабрались этой мерзости, этой грязи?! Вы, воспитанница Элиен Тенерис-Доло, и вдруг вся эта гнусность!

Я тоже распрямилась и ответила непроницаемым взором.

– То есть именно это вас сейчас интересует? – сухо вопросила я. – Наш мир едва выстоял, а вас интересует, где я понабралась площадной брани?

– Мир стоял и стоять будет, – отмахнулся хамче. – А вот то, что лилось с вашего языка…

Он так и не договорил. Нас прервал хохот Танияра. Он навалился на плечо одного из ягиров и содрогался от смеха. Похоже, дайна отпускало его собственное напряжение.

– Неисправим! – наконец воскликнул мой супруг, всё еще посмеиваясь. – Неисправим и непоследователен, но всегда искренен в своем возмущении. И вроде только что здесь был Илгиз…

– Илгиза нет, – не дослушав, прервал дайна Элькос. – Нет, и никогда больше не будет.

Танияр замолчал, и все взгляды устремились на хамче в ожидании пояснений. Но самого хамче больше интересовало иное.

– И как вам не совестно, Шанни, – продолжил он отчитывать меня. – И ладно бы помянули псов Аденфора, хотя это и недопустимо для дамы, хотя бы выкрикнули проклятие, так ведь нет же…

– Что означает – совсем нет? – перебил магистра Берик.

– Неужто вам непонятно? – изумился Элькос. – Вы ведь все были рядом и смотрели. Создатель поглотил мятежника. Как Илгиз появился, так и исчез.

– Туда и дорога, – поставила точку Ашит, подошедшая к нам. После перевела взгляд на моих телохранителей и велела: – Идите за мной.

– Что случилось, мама? – спросила я.

Она усмехнулась и отдала Танияру внука, не забыв клюнуть его в щеку поцелуем, а затем уперла руки в бока и покачала головой.

– Всё-то ты подвоха ищешь. Нет его, не осталось. Всё у вас будет хорошо, а вот для них, – Ашит кивнула головой назад, – может и не быть. Одного ягира ко мне несите, буду его лечить. Двоим Орсун и Хасиль помогут, а остальных надо проводить в Белую долину с почестями. Отец уж ждет их, своих защитников. Будет им почет среди духов.

– Ох. – Я прижала к губам кончики пальцев и стремительно обернулась.

Осознание того, что не все мы вернемся в Иртэген не только в здравии, но и живыми, обрушилось вдруг так стремительно, что я покачнулась. Похоже, в себя я еще полностью не пришла после всех последних потрясений, раз даже не вспомнила сразу о раненых и павших. А они были…

Однако и тут я не успела ни расплакаться, ни рассердиться на себя, потому что, едва я обернулась, встретилась взглядами с моими дорогими детками. Рырхи, державшиеся всё время поодаль, сейчас подошли. Но ошеломило меня даже не это. Я смотрела на двух юных рырхов, игравших с хвостом Торн. Похоже, прежде они скрывались в траве, пока шло сражение.

– Ох, – снова вздохнула я. – Ты стала мамой, моя дорогая девочка. – А после присела и раскинула руки. – Ну, идите же ко мне, детки!

И они сорвались с места. Налетели на меня, едва не уронили и ластились, ластились, ластились… Я обнимала их, ворошила густую жесткую шерсть, ворковала и смотрела, как мама указала Берику и Юглусу в траву, где лежал тот воин, которому она еще могла помочь. Двое других раненых сидели, привалившись к гряде, они ждали, когда мы отправимся в обратный путь. А рядом с ними лежал по-прежнему без сознания Архам. Но были и те, кто уже не отправится в Иртэген на своих ногах. Павших было пятеро…

Следом за ягирами направились и Танияр с Элькосом, последний обошел моих питомцев по большой дуге, затем обогнал дайна и оглянулся назад. Увидев, что никто за ним не бежит, не рычит и не пытается полакомиться кусочком хамче, успокоился. Дайн не оборачивался, он рырхов не опасался.

Мой супруг подошел к шаманке и о чем-то заговорил с ней. Я не слышала, для этого было достаточно далеко. И воинам помочь не могла. Берик и Юглус уже несли обожженного ягира к дому матери, и я поняла, что это один из тех, на ком начали плавиться металлические пластины. Второму было уже не помочь.

Протяжно вздохнув, я уткнулась в шею Мейтта. Он тихонько заскулил, и Бойл лизнул мою руку, словно успокаивая. Торн заворчала на своих детенышей, и юные рырхи, упав на брюхо, преданно заглянули ей в глаза. Я протянула руку к тому, что был ближе. Детеныш показал зубы, но его мать снова заворчала, и малыш осторожно потянул носом, знакомясь со мной. Он подполз ближе, а за ним и второй.

Мейтт показал зубы, явно предупреждая племянников о наказании, если они обидят меня, но малыши, принюхавшись, уже тыкались в меня носами, скребли лапами и обижать не собирались. Рассмеявшись, я почесала детенышей за ушами, и, кажется, им понравилось.

– Кто вы у нас? – спросила я юных рырхов. – Мальчики или девочки?

Детеныши уже давно не были милыми комочками, но и до взрослых особей еще не доросли. Это были подростки, еще не лишенные дурашливости и наивности в глазах. Однако рост их был уже не мал, и просто взять на руки и посмотреть было невозможно, и потому я попыталась завалить их на спины.

– Стало быть, ты мальчик, – сказала я, наконец добившись желаемого результата. – Тебя будут звать Фьер, не возражаешь? – Рырх не возражал. – А ты… ты девочка, – констатировала я. – Значит, отныне ты Айлид. Согласна? – И вновь никто не протестовал.

– Ашити. – Я подняла взгляд и обнаружила, что к нам подошел Танияр с Тамином на руках. Торн тут же ткнулась носом в бедро дайна, и тот потрепал свою любимицу.

– У нас пополнение, любовь моя, – сказала я и представила: – Это Фьер, а это Айлид.

– Приятно познакомиться, Фьер и Айлид, – ответил вежливый дайн, но быстро стал серьезным: – Надо возвращаться.

Ощутив легкую тревогу, я поднялась на ноги и спросила:

– Что-то случилось?

Супруг пожал плечами.

– Не знаю. Вещая сказала, что нам надо возвращаться в Иртэген, что мы там нужны. Ты знаешь свою мать, из нее лишнего слова и палкой не выбьешь. Сейчас Элькос уберет илгизитов со священных земель, и мы отправимся в харат.

– Куда ты их?

– Пока оставим в лесу, – ответил Танияр. – Если звери не обглодают, пока будем заняты, закопаем. Пусть предателей жрут усэндэ, костра они не достойны.

У меня ни возражений, ни жалости не нашлось. Эти люди предали не только Создателя и Его верных детей, не только наш осколок Белого мира, но даже тех, кто верил им и их покровителю, – жителей Дааса и Дэрбинэ. Нет, они не заслуживали почестей, какие можно оказать врагу, если он бился и пал достойно. Не тот враг, и чести у них не было.

– Я готов открыть врата, государь, – послышался издалека голос Элькоса, подойти он так и не решился.

Я вздохнула и обернулась, чтобы посмотреть, где Берик и Юглус. По сути, они должны еще находиться на пути к дому Ашит, хотя… Нет, раненому нужна срочная помощь, значит, им открылась дорога шамана. Тогда уже должны возвращаться.

– Юглус и Берик, – озвучила я свои мысли, – мы разве не будем их ждать?

– Морт уже открыл им портал. Если они готовы вернуться, то сразу перейдут.

– А малыши? – Но на этот вопрос дайн уже не мог ответить, и я спросила самих рырхов: – Вы с нами или в лес?

Разумеется, они ничего не сказали, но остались сидеть подле меня, и я посчитала это за ответ – с нами. Как будет, узнаем, когда придет время, но мне бы и вправду хотелось, чтобы мои подопечные вернулись. Ну, или хотя бы оставались рядом с Иртэгеном, чтобы можно было с ними видеться.

Однако рырхи были не единственными, кто меня интересовал. И теперь, когда главная опасность миновала, а страхи, затаенные и явные, отступили, голова моя заполнилась тысячью вопросов, на которые мне безумно хотелось получить ответы. Я решила начать с последнего и очевидного.

– Стало быть, магистр теперь может открывать порталы на священных землях?

– Похоже, что так, – улыбнулся супруг. – Мы пришли с гор прямо к святилищу, а не к границе. А теперь и вовсе не от кого закрываться. Возможно, ты наконец сможешь отправить родителям послание, а если Отец будет милостив, то и пригласить их сюда. Твоим родным будет любопытно посмотреть не только на внука, но и на то, о чем ты им рассказывала.

– О Хэлл, хоть бы так, – с мольбой произнесла я, и супруг звонко поцеловал меня в щеку.

В это мгновение появились мои телохранители. Выглядело это необычно. С нашего места портала было не видно, и потому казалось, что они шагнули из воздуха. Тут же встрепенулся Элы, ждавший своего всадника, поднялись на лапы и рырхи. Похоже, они и вправду собирались вернуться с нами.

– Идем, – сказал Танияр, но на миг задержался и добавил: – Прости, что отдам тебе сына. Я знаю, что ты давно его носишь и твои руки устали. Но я не знаю, что происходит в Иртэгене. Если придется взяться за ленген…

– Я понимаю, – остановила я супруга и забрала у него дайнанчи. – У меня было время отдохнуть, а скоро Тамина заберет Сурхэм и вряд ли до ночи выпустит. Раз Берик примчался сюда, значит, нас искали по харату, она должно быть взволнована.

Супруг улыбнулся, и мы направились к Элькосу, а за нами зашагали и рырхи. И если моя троица шла позади нас, то Фьер и Айлид уже бежали впереди. Ростом они хоть и были ниже взрослых особей, но уже могли впечатлить, и магистр был впечатлен. Он замер, когда детеныши приблизились к нему, и настороженно следил за ними.

– Душа моя, эти звери идут с нами? – нервно спросил человек, который не побоялся встать против духа.

– Похоже, что так, – ответила я. – Вы не должны их бояться, друг мой. Это только с виду они грозные, но для своей стаи совершенно безопасны, а мы их стая. К тому же они очень умные. Подойдите ко мне.

– Вот уж благодарю покорно, – фыркнул хамче. – Лучше держите их от меня подальше.

Я настаивать не стала, рассудив, что сейчас на уговоры нет времени, лишь попросила рырхов не подходить к магистру. Особенно Бойла, который по складу характера любил пошалить, а значит, мог намеренно напугать впечатлительного победителя Илгиза. Рырхи были умными, потому я верила, что так и будет, как я сказала.

Элькос передернул плечами и отвернулся. Но прежде, чем открыть портал, он сделал плавный жест рукой, и с земли начали подниматься облачка, хотя скорее это была легкая дымка, уплотнившаяся, но все-таки полупрозрачная. На пяти «облачках» лежали тела павших ягиров, а на шестом всё еще бесчувственный Архам. Шесть сгустков белого тумана поплыли к открывающемуся порталу. Магистр позаботился обо всех.

А потом окно перехода открылось, и ягиры вместе с Элькосом вышли первыми. За ними шагнул дайн, а после и мы с дайнанчи и рырхами. Скорбные «облачка» вплыли последними, и портал исчез. А мы остались стоять на большой поляне, где проводился сангар и празднование наступления лета.

– Дайн! – донесся до нас крик со стены. – Это дайн! С ним дайнани!

Ворота, закрытые по моему приказу, открылись, и мы направились в харат. Ягиры со стен смотрели на наше приближение и, наверное, задавались вопросами, откуда мы явились и почему нас так мало. Но это им еще предстояло узнать, а мы ожидали доклада о происходящем в столице. А то, что здесь что-то происходило, было заметно уже потому, что на стенах было слишком мало воинов. Гораздо меньше, чем там находилось еще в начале дня.

– Что происходит в Иртэгене? – сразу же спросил Танияр, едва мы вошли в ворота.

– Сначала пропала дайнани… – ответил ягир на воротах.

– Это я уже всё знаю, – отмахнулся дайн. – Что сейчас здесь происходит?

– Пришлые начали людей мутить. Чавузы пытались их остановить и отвести к чен-ердэму. Еще пришлые требовали показать им каанчи Шакина, говорили, что его дайн с собой утащил, что убить хочет…

Я посмотрела на Танияра. Похоже, в своих выводах мы не ошиблись.

– Когда каанчи вышел с подворья ягиров, кто-то метнул в него нож, – продолжал свой рассказ ягир.

– Убили?

– Нет, ранили только. Он сейчас у Хасиль под охраной. Когда всё началось, в харат перестали пускать и выпускать даже иртэгенцев. – Я кивнула, одобряя решение. – Те, кто смущал людей, остались закрыты внутри Иртэгена. Чавузы и часть ягиров, со стен и кто оставался на подворье, начали отлавливать пришлых. Они полезли в драку, после этого наши их жалеть перестали. Они сейчас где-то там, – ягир махнул в сторону вторых ворот.

– А что иртэгенцы? – спросила я.

– Иртэгенцы с ними ругаться начали, потому сначала пришлось растаскивать крикунов, потом уже пошли драки пришлых с чавузами. Дальше, как сказал. Много не знаю, мы здесь стоим, тут тихо. Знаем только, что люди говорили. И когда Илан пришел, чтобы ягиров взять в помощь, он еще немного рассказал. Нихсэт со своими чавузами оставался. Дайн, а почему вас так мало? Неужто илгизиты всех одолели?

– Войско в горах, мы из священных земель пришли, – ответил Танияр. – Махир туда Ашити выманил. – После устало улыбнулся и хлопнул воина по плечу. – Скажи ягирам, что Илгиза больше нет, совсем нет. Отец забрал брата. Махир и его подручные мертвы.

– А войско йарга? – спросила я то, что мучило меня, но не все вопросы я еще успела задать.

– Хамче их заморозил, когда мы поняли, что придется оставить нашу рать. Так там и стоят, а наши воины скучают, их сторожат, – супруг усмехнулся. – Сейчас здесь разберемся и туда пойдем. Биться им уже не за что. Если хотят умереть – поможем. Сложат оружие – отпустим. Потом поговорим, – оборвал он сам себя. – Отнесите павших на подворье, Архама закройте и приставьте стражу, но не трогать. Я сначала его выслушаю, потом буду решать, что делать дальше.

– Он невиновен… – начала я, но Танияр оборвал:

– Придет в себя – поговорим. Ты ступай домой и с подворья до моего возвращения ни шагу. Ни с кем. И к себе никого не пускай. А мы разберемся со смутьянами.

– Дайн, – позвал ягир, делавший доклад, – стало быть, мы победили?

– Главного врага больше нет, а остальные нам не противники, – ответил Танияр. – Выходит, победили.

После этого приобнял меня за плечи и повел в сторону дома, а за спиной у нас раздалось ликующее: «Хэй!» Я улыбнулась, вдруг по-настоящему ощутив облегчение, и наконец осознала в полной мере – всё! Всё закончилось! Несмотря на смутьянов-провокаторов, несмотря на бывших илгизитов в горах, даже несмотря на глупого, но хитрого Кашура, всё закончилось! Победа!!!

И, откинув голову, я рассмеялась. Легко и радостно. Наконец-то вся эта история, длившаяся долгие столетия, подошла к своему завершению. Конечно же, впереди будет много новых историй, и не только хороших. Еще хватит людям Белого мира потрясений, но будут и радости, будут новые свершения и победы, потому что, как сказал Танияр, всё только начинается.

– Начало Новой эпохи, – произнесла я, найдя название нашему времени.

– Верно, – улыбнулся супруг.

– Только… – Я приостановилась. – Только я одного не могу понять. Илгизиты ведь обладали немалыми способностями к внушению, и я опасалась, что этим они будут особенно опасны. Им ведь тогда и делать бы ничего не пришлось. Как Архам. Он стал слепым орудием Алтааха, и каждый из вас мог стать таким же орудием. Но почему-то они даже не попытались воспользоваться этим неоспоримым преимуществом.

– Душа моя, кто вам сказал, что они не пытались? – заговорил Элькос. – Очень даже пытались. Пока сил своих не лишились, не оставляли попыток поглотить чужой разум.

– Но тогда как… Вы защитили дайна и ягиров?

– Нет, не я, – усмехнулся магистр.

Я посмотрела на Танияра, и он не стал томить.

– Благословение Белого Духа, жизнь моя, – сказал супруг. – Та самая клятва, огонь которой карает предателя, она же и благословение. Огонь в крови тех, кто принес клятву, выжигает любое внушение. То, что кто-то считал наказанием, оказалось защитой. Мы это поняли в горах, но подробности позже. Сейчас ступай в дом и не выходи, помнишь?

– Помню, – с готовностью кивнула я, в этот раз и не думая противиться. В конце концов, у меня был мой перстень, через него всё и увижу. И все-таки я задала еще один вопрос: – Но почему же тогда сработали другие воздействия?

– Потому что они были внешними, а не внутренними. Что проникает в кровь, выжигается кровью, если уж совсем упростить, – ответил мне Элькос, и нас с дайнанчи и рырхами отправили на подворье.

И когда ворота за мной закрылись, мои подопечные улеглись во дворе, а я направилась к дому. Но едва протянула руку к скобе на двери, как та сама распахнулась, и на пороге объявилась Сурхэм. Я уже по выражению ее глаз поняла, что прислужница готова забыться и наговорить много всего лишнего.

– Ни слова, – предостерегающе произнесла я. – А то отдам рырхам. – А после улыбнулась и обняла одной рукой пожилую женщину. – Лучше порадуйся, дорогая, мы победили. Понимаешь? Илгизитов и их покровителя больше нет! Совсем нет. – И я опять рассмеялась.

– Чего? – опешила Сурхэм.

Я передала ей Тамина, после поцеловала прислужницу в щеку и направилась в кабинет.

– Дорогая, когда позаботишься о дайнанчи, покорми малышей, а я буду смотреть.

– Да за кем же смотреть, если победили? – спросила меня в спину растерянная женщина.

– Кое-что еще осталось доделать, хочу это видеть, – отозвалась я.

И прежде чем зашла в кабинет, еще успела услышать ее ворчанье:

– Ничего не поняла. Но хоть живые… Еще и рырхов привела, теперь корми этих проглотов. Откуда только взялись? То не вспоминали, будто не мы их родная стая, а то явились, поглядите, еще и двух новых привели…

Дальше послышались более умиленные интонации, а значит, Сурхэм окончательно переключилась на Тамина. Усмехнувшись, я вошла в кабинет и сразу же направилась к креслу. Впрочем, не столько спешила посмотреть, сколько хотела сесть и расслабиться. Еще бы и в лихур зайти… Позже.

Однако прежде, чем пробудить «Дыхание Белого Духа», я вернулась мыслями к ответам Танияра и магистра на мой вопрос. Как же любопытно всё выходит и как плотно переплетено. Клятва оказалась защитой, а еще испытанием. Кто готов был слышать пожелания Отца, кто открыл Ему душу, тот стал неуязвим. И конечно же, священный огонь покинул тех, кто солгал. А что происходит, когда пламя выходит наружу? Правильно, оно сжигает, и лжецы сгорели.

Но как же мудро! Главная угроза ведь исходила не от камней и даже не от плавящегося металла, а от порабощения сознания. Не нужно ничего иного, когда целое войско начнет истреблять себя само. Они бы попросту перебили друг друга, если бы не защита Отца. Он дал воинам самые надежные доспехи, защитил разум.

Однако я увидела и еще кое-что, и если правильно поняла, то Айдыгеру теперь очень долго ничего и никто угрожать не будет. Те, кто принес клятву сегодня, а это целые таганы и племена, они ведь тоже получили защиту, но не только. Эта клятва, в отличие от прошлогодней, приносилась на верность не Танияру, а самому Белому Духу. Однако итог тот же самый, потому что дайн несет волю Создателя. И если Кашур все-таки соберет свои войска и пойдет на Айдыгер, то таганы, какие будут стоять на его пути, должны не только не поддержать Курменай, но и противодействовать ему, чтобы не допустить нападения. И если я права, то Белый Дух даровал нам защиту на многие и многие годы, пока последняя искра священного огня в крови потомков не угаснет. Нам подарили время на становление и процветание.

– Велик и мудр Отец, – приложив ладонь к груди, я склонила голову. – Благодарю.

А после пробудила «Дыхание Белого Духа». Дайн и его сопровождение уже успели дойти до братьев-ердэмов. С Танияром уже не было раненых, и значит, их отправили к знахарям. Скорее всего, к Хасиль, потому что больница была не только на пути, но и оставалась самым удобным местом для лечения. Не надо было бежать за Орсун и ждать, пока она придет.

– Говорите, – велел дайн, едва братья склонили головы.

– Пришлые…

– Знаю, что начали мутить народ, знаю, что иртэгенцы с ними сцепились, а потом вмешались чавузы. Знаю, что Шакина ранили и что ягиров в помощь чавузам призвали. Всё правильно сделали, говорите дальше.

– Их было мало, – ответил Нихсэт. – Они воспользовались переполохом, когда начали дайнани искать… Прости, мы не углядели…

– На всё воля Отца, – прервал его Танияр. – Ашити выкрали илгизиты и отвели в священные земли. Вы не могли увидеть того, что сделал Илгиз. Сейчас уже всё кончено, она и мой сын дома. Говори по делу.

– Илгиз… – заговорил Илан, но был остановлен жестом дайна.

– Илгиза и его последователей больше нет. Всё потом. Сейчас о смутьянах говорите.

– Они сумели закрыться на подворье чавузов, – продолжил Нихсэт, но взгляд его остался испытующим, как и взгляд Илана. Да и не только их, теперь на Танияра смотрели все, кто был рядом. – Мы их тут заперли, но у них Олды и его правнучки, они приходили накормить деда. Не хотим задеть старика и девушек, думаем, как вытащить их.

– Все там? – спросил мой супруг и, когда Нихсэт кивнул, обернулся к Элькосу: – Давай, Морт. Не хочу терять время на уговоры и угрозы.

– Да, государь, – склонил голову магистр, а после улыбнулся. – Можно войти.

Дайн уже сделал шаг к закрытым воротам еще строившегося подворья наших стражей порядка, но ему преградили путь братья, чавуз и ягир. Танияр в изумлении приподнял брови, и мужчины склонили головы.

– Не гневайся, дайн, позволь мы войдем первыми, – произнес Нихсэт. – Мы не знаем, что сделал хамче, но зверь, которому не оставили выхода, опасен.

– Там нет опасности, – заверил их правитель Айдыгера, но спорить не стал. – Войдите.

– Дайнани!

Я вздрогнула и вернулась на свое подворье. На пороге кабинета обнаружилась Сурхэм.

– Что случилось? – спросила я.

– Там рырхи сейчас Берика сожрут, – сообщила прислужница. – Я дайнанчи переодела, а он взял и заснул. Устал, видать, с тобой гулявши. Так я пошла рырхов кормить, а пока им мясо раскладывала, Берик вошел. Они его обступили, к воротам прижали и не пускают дальше.

Охнув, я поспешила на выручку своему телохранителю. Он, как доблестный и ответственный страж, отвел Элы в ашруз и поспешил ко мне. А вот рырхи… Похоже, они исполняли приказ Танияра: никуда не выходить и никого не пускать. В общем-то, тоже доблестные и ответственные стражи.

– Мейтт, это же Берик! – воскликнула я, едва выйдя из дома. – Он с вами будет охранять меня, пропусти.

Ягир, прижатый порыкивающими хищниками к воротам, с каменным выражением на лице ждал, когда его отпустят. Мейтт, выслушав меня, поднялся на задние лапы, уместил передние так, что Берик оказался под рырхом, и угрожающе зарычал. А после этого оттолкнулся от деревянной створы и отошел в сторону, где и улегся в вальяжную расслабленную позу.

Торн одарила ягира пристальным взглядом, Бойл ткнул его носом в живот. Показав, что они Берика предупредили, рырхи устроились рядом со своим вожаком, и только Фьер и Айлид скандалили с моим телохранителем, пока он шел до дома. Потом на них рявкнула мать, и юные хищники отстали.

– Ну как не стыдно, – я укоризненно покачала головой.

Рырхам, как обычно, стыдно не было. А вот Берик произнес с неожиданным уважением:

– Хорошие охранники.

– Ты не обиделся? Не испугался?

– Я бы тоже приставил нож к горлу тому, кто подошел к тебе после приказа Танияра, – ответил ягир. – И я знал, что они меня не тронут. Пугали, да, но не тронули бы. Они же знают, что я из их стаи, просто я для них маленький и слабый рырх, потому показывают, кто здесь больше и опасней. Спорить нельзя, иначе покажут делом, а не рычанием.

– Как кийрамы, – улыбнулась я.

– Верно, – усмехнулся Берик. – Кийрамы живут по законам стаи.

Мы вошли в дом, и из кухни выглянула Сурхэм. Она оглядела ягира, усмехнулась и скрылась из вида, однако снова выглянула и спросила:

– Может, поесть хотите? Целый день где-то ходили. Вот где ходили? Что делали?

– Позже, дорогая, – сказала я, сдержав смешок.

Любопытная Сурхэм изнывала в неизвестности. Ей хотелось подробностей и подтверждения моим словам, ну, на то она и тагайни.

– Ну, хоть ты зайди, пока Ашити смотрит, – прислужница вцепилась в рукав Берика. – Присядь, поешь, расскажи.

Я посмотрела на телохранителя и с улыбкой кивнула. Ягир бросил взгляд в сторону моего кабинета, но сейчас ему там отводилась роль предмета обстановки, потому что я разговаривать не намеревалась. Он перевел взор на Сурхэм, потянул носом запах, шедший от котелков, и, хмыкнув, ответил:

– Хорошо.

Просияв, прислужница вернулась в кухню, а Берик задержал на мне взгляд. Он чуть помялся, а после произнес:

– Я боялся, что уже не найду тебя. Пришел к тебе, а мне сказали, что ты ушла с Архамом к Эчиль. Я туда, а там проклятая вонь илгизитов, все спят, а тебя нет. И хода нет. Мы с чавузами и братьями весь Иртэген перевернули. Потом взял Элы и попросил Тагудара указать саулу путь.

– И он принес тебя в священные земли, – улыбнулась я. – Ты появился вовремя. Как раз тогда, когда твоя помощь была нужней всего. Теперь ты исполнил свою клятву и можешь вздохнуть полной грудью.

– Но от этого другом тебе быть не перестану, – с улыбкой ответил Берик. – Я ведь тебе по-прежнему другу?

Я отрицательно покачала головой, а после ответила:

– Ты и Юглус стали мне братьями не только по вере, но я душой приняла вас обоих.

Потом шагнула к нему и тепло обняла, Берик обнял меня в ответ и потерся щекой о мою макушку, а затем отстранился, и я указала ему взглядом на кухню:

– Иди, иначе Сурхэм не будет покоя. Она уже извелась от любопытства, а ты заодно поешь. Теперь можно и отдохнуть.

– Да, теперь можно и отдохнуть… – он чуть помедлил, а потом произнес: – Сестра. – И ушел к Сурхэм, кажется смутившись.

Хмыкнув, я поспешила вернуться к себе в кабинет, уселась в кресло и широко улыбнулась, вспомнив чуть растерянный вид моего храброго защитника и опекуна. Ему, как и Ашит, выражение чувств было непривычно. Юглус был более открыт, чем Берик, хотя, конечно, с моей названой матерью он сравниться не мог. Вот уж кто оставался истинной твердыней, просто какой-то оплот вечной невозмутимости и недосказанности.

– Теперь ему будет легче, – сказала я портрету супруга. – Более клятва его не сковывает. – И отправилась подглядывать за мужем.

Я застала момент, когда смутьяны были связаны, а суровый дед Олды тряс сухим узловатым пальцем, грозя негодяям самыми страшными карами. Он даже пнул одного из них, пользуясь тем, что правнучки держали его под руки.

– Дедушка, осторожней! – воскликнула одна из девушек.

– Молчи, – отмахнулся Олды. – Меня сама каанша поставила подворье охранять, и никто, пока я жив, сюда не войдет безнаказанно!

– Дайнани, – поправила его вторая правнучка.

– Да знаю я, – снова отмахнулся дед. – Из ума еще не выжил.

– Ты храбрый воин, почтенный Олды, – произнес подошедший Танияр. – Моя дайнани сделала мудрый выбор.

– А то ж, – приосанился старик. – Я еще деда поганого Елгана в шею гнал, когда он сюда нос сунул. Знаю, как за родной таган стоять.

– Дайнат, дедушка…

– Оставь, – негромко сказал девушке дайн и склонил голову. – Благодарю, отважный воин Олды.

Тот обернулся к одной из правнучек.

– Видала? Сам каан мне кланяется, а вы мне всё про старость говорите. Дуры.

Танияр отвернулся, но я увидела, как он прячет улыбку. Однако она быстро растаяла, и взгляд, направленный на Нихсэта, был уже совсем иным.

– Допроси каждого без жалости, – велел дайн. – У них должна быть поддержка. Скорее всего, кто-то должен был им помочь, иначе глупо начинать таким числом. Слишком мало. Одно дело – по-тихому убить Шакина, а после нас обвинить, а другое – устроить драку с чавузами и ягирами.

– Понял, дайн, – кивнул Нихсэт, а Илан виновато склонил голову:

– Прости, дайн, я проглядел.

– Мы еще учимся, – ответил ему Танияр, накрыв плечо ладонью. – Новый урок получен. Запомни его.

– Да, дайн, – серьезно произнес Илан и снова склонил голову, а затем последовал за братом. Сведения, полученные на допросе, касались и его.

Мой супруг провел по лицу ладонью. Он устал… Конечно же устал! Сначала военный Совет, после сразу же отправились в горы, битва. Затем мое исчезновение… Кстати.

– Милый, – позвала я, – как ты понял, что нужно идти в священные земли?

Танияр чуть повернул голову на голос.

– Ты исчезла, – сказал он. – Сначала я этому был рад, но ты долго не появлялась, тогда пришла тревога. Ты не можешь не смотреть, когда волнуешься, должна следить за происходящим. Время шло, а тебя не было. Тогда я сам решил посмотреть, что ты делаешь, когда это стало возможным, но тебя не было. Как прошлым летом, когда тебя забрали илгизиты. Я попросил Морта узнать, где ты. Он и сказал, что ты в священных землях. Тогда мы поняли, что произошло, и поспешили на выручку, тем более магистру так толком никто сопротивления из подручных и не оказал.

– Ты сказал, что еще в горах вы обнаружили, что пробиться в разум илгизиты не могут из-за защиты, которую воинам дал Создатель. А сейчас говоришь, что сопротивления не оказали.

– Всё просто, жизнь моя, – улыбнулся супруг. – Это увидел Морт. Он сказал, что видит выплески, направленные в нашу сторону. Их было несколько десятков, кто пытался подчинить разум ягиров и язгуйчи. Морт сказал, что это похоже на волну, которая налетает на скалу и разбивается о каменную твердь. Еще сказал, что видит едва различимый всполох силы Белого Духа, который исходит от воинов.

– Тогда вы и подумали о клятве, – поняла я. – Потому что больше этой силе в обычном человеческом теле взяться было неоткуда.

– Верно, – кивнул дайн.

– Государь, – к нему подошел Элькос, – возвращаемся?

– Да, – ответил ему Танияр.

– Хм… – Магистр на миг замер, будто прислушиваясь, а затем с уверенностью сказал: – Здесь Шанриз, я ее чувствую.

Потом повел рукой в приглашающем жесте, и мы вышли в горах. Точнее, вышли дайн и хамче, а меня просто утянуло следом. Здесь и вправду царило нечто, мало напоминавшее поле битвы. Скорее это было похоже на какой-нибудь музей под открытым небом, где экспонатами служили дэрбинэйцы, а любопытствующими зеваками – верные дети Белого Духа.

Правда, они уже давно успели насладиться зрелищем и теперь заметно скучали, ожидая появления своего предводителя. Впрочем, и развлекались как могли. Кто-то разговаривал и посмеивался, кто-то даже дремал, а некоторые развлекались за счет илгизитов, меняя их позы по своему усмотрению. Оказалось, что подвижности тела не утеряли, только управлять ими сами хозяева не могли, а вот ягиры и кийрамы очень даже. Пагчи и унгары в забаве не участвовали, но посмеивались, глядя на проделки братьев по вере и оружию.

– Как-то нехорошо, – высказалась я.

– Они бы нас сразу растерзали, – ответил Танияр, и я, признав слова мужа справедливыми, укорять перестала, хоть и осталась при своем мнении.

– Дайн!

Нас… Танияра и Элькоса заметили. Воины заметно оживились. Уж не знаю, жаждали они возобновления сражения или попросту уже хотели покинуть горы, но возвращение дайна произвело эффект. И когда он, поднявшись на склон, чтобы его все видели, раскинул руки, призывая воинов к тишине, все замерли в ожидании.

– Я принес вам добрую весть, братья и сестры, – заговорил Танияр, а Элькос усилил его голос. – Я не могу сказать, окончена ли наша битва, это мы узнаем, когда поговорим с йаргом. – Он обвел взглядом людей, слушавших его. – Но я хочу рассказать вот что. Махир и десять сильнейших подручных, отправив войско умирать под нашими клинками, сами пошли в Айдыгер. Они выманили мою Ашити, чтобы она отвела их к святилищу. Залогом ее послушания стал наш сын, и дайнани пришлось выполнить их желание… – Воины начали переглядываться. Я видела, как помрачнели лица, кто-то даже испытал гнев, но были и те, кто ждал продолжения. – С махиром и подручными шли пятнадцать бальчи, готовых порвать любого, кто встанет на пути их хозяина. А сделала это слабая женщина с ребенком на руках – моя жена. Она отвела илгизитов к логову охо, куда попала из родного мира. И охо убил девять бальчи! – Негромкий рокот одобрения прокатился над горами, а я испытала изумление. Мы еще не успели поговорить, и я не рассказывала супругу всех этих подробностей, однако он говорил с уверенностью, будто сам всё видел.

Я покосилась на Элькоса, потому что только он мог увидеть всё это. Танияр подобной возможности не имел, как признался сам. Разве что после пещеры охо, когда кольцо вернулось ко мне.

– Друг мой, – спросила я, не особо надеясь, что Элькос услышит, – это вы увидели, сколько илгизитов было со мной поначалу?

И он все-таки услышал.

– Да, девочка моя. Когда искал вас, увидел энергетический след еще двадцати восьми человек. Вы, Тамин и Архам мне знакомы, а вот двадцать шесть отпечатков были новыми. Кто есть кто, определилось позже. Наш государь умеет считать. И мы видели, откуда вы идете, догадаться, что вы отвели отступников к охо, было несложно. А теперь не мешайте нам творить историю.

Фыркнув, я замолчала. Наших переговоров никто не заметил. Меня по понятным причинам, а магистр говорил тихо, и за речью дайна его не услышали.

– Мы сошлись с ними… – тем временем продолжал Танияр.

Он рассказывал подробно и красочно. Без бахвальства и ненужного пафоса, но позволяя прочувствовать важность и силу момента. И ни разу за всё свое повествование дайн не упомянул имени брата, словно его там вовсе не было. И вот в этом я горячо поддержала своего супруга. Архам и без того был участником событий, в которых играл пусть и невольно, но все-таки незавидную роль. И сейчас, пока сам Танияр не вынес окончательного суждения, он не желал ставить брата в один ряд с врагами нашего мира.

– Илгиза больше нет, и нет его власти. Отец дал брату силу, Отец забрал ее обратно вместе с братом. Предатель был наказан! Мы уже победили, верные дети Белого Духа! Осталось лишь узнать, что об этом думает наш враг. Но что мы уже знаем точно, так это, что моя Ашити и Морт были посланы нам духами. Она принесла нам наше прошлое, а он открыл врата в будущее. И пусть Отец станет мне свидетелем, что не солгал я ни словом, ни помыслом! Но если кто сомневается, то спрашивайте у ваших шаманов, они все были на священных землях. Хвала Белому Духу!

– Хвала Отцу! – дружно гаркнули сотни голосов.

А я стояла за плечом Танияра, пораженная самым простым и логичным выводом, который сделал супруг, но о чем я сама еще не успела подумать. Верно! Это ведь так верно! Только Элькос был способен принять самого Создателя! И для того была ему дана молодость, и потому он учился принимать силу самого Мироздания, хоть и не осознавал тогда, отчего его так влечет пещера Белого Духа.

Впрочем, он и не мог понять, просто следовал за желанием познать еще непознанное. И как с намеком сказала ему мама: «Ты всё правильно делаешь». А он ведь понял ее тогда! Значит, готовился, не говоря об этом. Познакомившись с необузданным могуществом, он потянулся к нему и тем помог Создателю воплотить Его замысел. И значит, меня отправили в родной мир именно за магом, а попутно уже я смогла встретиться с родными.

Все условия были таковы, что я не могла не обратиться к магистру за помощью, он не имел и шанса остаться по ту сторону Мироздания. Мне не дали ключа от двери, чтобы вернуться в Белый мир. И надеждой стал источник танров, откуда вынести энергию было невозможно. И Танияра прислали в тот момент, когда его помощь была необходима – при опустошении танрами источника Элькоса, чтобы начать его подготовку для принятия не только силы Белого мира, но и самого его Создателя. Невероятно!

– Оружие у них забрали? – вопрос Танияра вернул меня к действительности.

– Да, дайн, – ответил ему Эгчен. – Они безоружны.

– Морт, освободи пока только йарга, – велел наш повелитель.

Магистр огляделся, после щелкнул пальцами, и одна из живых статуй покачнулась. Приглядевшись, я и вправду узнала Бальхаша. Он тряхнул головой, расправил плечи и воззрился на Танияра, шедшего к нему.

– Освободи моих воинов – и сразимся, – заносчиво произнес Бальхаш.

– За что ты будешь биться, йарг? – полюбопытствовал дайн. – Ты всё слышал собственными ушами, Илгиза нет, махира унес охо. Уже и сожрал, наверное. Предателям бесславная смерть. Ты тоже хочешь бесславной смерти? Пока не покаешься, в Белой долине тебя не ждут.

– Ты всё врешь, дайн, – процедил йарг. – Покровитель велик, его не одолеть Урунжану.

Танияр коротко вздохнул. Он посмотрел в небо, я тоже посмотрела. Солнце, показавшее свои лучи после окончания схватки на священных землях, теперь светило и не думая прятаться за облаками. А в бездонной синеве небосклона парила одинокая птица. Красиво…

– Что ты знаешь о рождении духов, йарг? – снова посмотрев на противника, спросил дайн. – Не Илгиз создал Белого Духа, а Отец разделил себя на несколько частей, и одна из них стала Илгизом. Как порождение может победить своего творца, если наделено только частью Его силы? Но если сомневаешься, укажи самого сильного здесь подручного. Если Илгиз жив, то мы увидим могущество его последователя. Мой хамче пальцем не шевельнет, чтобы ему помешать. Однако я скажу тебе сразу, даже самый сильный здесь подручный был слаб уже в самом начале нашей драки, потому что его покровитель, который давал силы, покинул Дэрбинэ и унес с собой свое могущество. Вас всех принесли в жертву, йарг. И если бы Илгизу удалось освободиться, уже ни тебя, ни меня бы не было. Он уничтожил бы всех нас, как когда-то уже пытался уничтожить мир своего брата, за что и был закрыт здесь, и наши предки вместе с ним. Так что, зовем подручного?

– Да, – не колеблясь ответил Бальхаш. Он отошел в сторону, огляделся и указал: – Вон тот.

Магистр усмехнулся и направился к бывшему подручному, который сам не сумел и пальцем пошевелить за всё это время, что уже служило доказательством его бессилия. Однако йарг тянул время, и мой супруг решил не мешать ему в этом.

– А ты, выходит, и есть тот самый дайн Айдыгера, – заговорил Бальхаш, пока они ждали подручного. – Муж Ашити. – Я насторожилась. Ему было что рассказать Танияру. – Хороша твоя жена, красавица. И горячая. Если бы я захотел, со мной бы ночь провела.

Мерзавец! Вот уж о чем я и подумать не могла, что моя шалость во имя общего блага может выйти наружу. Нет, я, конечно, и сама что-то рассказала, но не так чтоб уж всё. Но каков негодяй! Если бы он захотел… Вы только послушайте, что он говорит!

– Улыбалась она мне призывно, слова слушала, какие я говорил, себя обещала…

– Лжец! – не выдержала я. – Милый, всё не так было!

– Моя Ашити – коварная женщина, – усмехнулся Танияр. – Умеет человеку язык развязать, к каждому подход найдет. Тот и сам не заметит, как свою тайну выдаст. Про шерон, например. Покажет, что это и как работает. А моя дайнани потом об этом своему мужу передаст, а он найдет, чем на шерон ответить.

– Я тебя обожаю! – выдохнула я с восторгом.

А вот йарг промолчал, явно осознав и как сглупил, и о чем его предупреждал Рахон. Сам виноват, нельзя недооценивать женщин. Но на этом мои размышления закончились, потому что подошел подручный.

– Что хочешь, йарг? – спросил он с толикой заносчивости.

Наверное, именно в этот момент Бальхаш должен был ощутить ответную толику мстительности, потому что, если дайн ему не солгал, уже никто не посмеет смотреть на правителя Дэрбинэ свысока, а обитатели Дааса именно так на него и смотрели.

– Покажи свою силу, – велел ему йарг.

– Кто ты, чтобы мне указывать? – заносчивости в голосе подручного прибавилось. – Только великий махир и Покровитель могут мне приказать.

– Нет силы? – полюбопытствовал Танияр. – Исчезла вместе с Илгизом?

– Тагайни! – гневно прогрохотал спесивец. – Не смей лгать…

– Докажи, – пожал плечами дайн. – Сила Создателя разлита по всему миру, как Куншале. Сила Илгиза только там, где он сам. Если в тебе осталась хоть капля – покажи. Иначе я сказал правду, и поклоняться вам уже некому, если не одумаетесь и не вспомните, кто дал вам жизнь. Камни, железо, трава, что еще ты можешь? Докажи, подручный.

Элькос демонстративно сложил на груди руки, так показав, что не собирается мешать. На подручного смотрели все, кто оказался рядом: дайн, йарг, подошедшие кааны и главы племен, а еще воины, слушавшие разговор правителей издали. Илгизит поджал губы и, вздернув подбородок, отвернулся. Ожидание затягивалось…

– Милый, – заговорила я, – скажи Бальхашу, если он сомневается, пусть сходит к Даасу. Если туман закрывает ворота, значит, Илгиз еще защищает обиталище подручных. Но если войти туда теперь может каждый, кому вздумается, и против встанут только обычные воины, то нет там уже защиты духа.

Супруг усмехнулся и кивнул. Тем временем подручный продолжал противиться, точнее, не желал показывать своего бессилия. Он стоял на своем, то есть ничего не делал, только задирал нос.

– Бальхаш, – позвал йарга Танияр. – Подручный не имеет силы, мы все это знаем. Ты еще сомневаешься, но сходи тогда к Даасу. Если сможешь легко войти, значит, нет там больше силы Илгиза. Воины есть, мастера, может, ученики, еще махари и ее прислужницы, а силы Илгиза нет. Это тебе самое верное доказательство.

– У меня есть сила! – воскликнул подручный. – Но я не буду показывать ее какому-то тагайни. И к Даасу никто не смеет приближаться!

Дайн развел руками:

– Ты сам всё слышал, йарг. И если не глуп, то понял верно. Сейчас мы уйдем, драка не нужна. Мы уже победили. Орудий у вас не осталось, оружие мы забрали. Если вознамеришься пойти на земли таганов войной, более милостивы, как сегодня, мы не будем. У тебя вся равнина и горы, властвуй. Захочешь узнать настоящую историю о нашем прошлом – мы расскажем. Захочешь вернуть милость и заботу Отца – обратись к Нему. Белый Дух слышит своих детей, даже если они были к Нему непочтительны, но душа полна раскаяния. Согласен?

Бальхаш поджал губы. Он некоторое время смотрел на Танияра, наконец отвернулся и проворчал:

– Согласен. Я съезжу к Даасу.

– Не посмеешь! – ожил подручный.

– Помешай, – с непередаваемой наглостью парировал йарг, и илгизит опять нахохлился. Бальхаш усмехнулся и вновь поглядел на дайна. – Мне надо всё обдумать. Но сейчас мы уйдем, воевать всё равно уже нечем. Если вы к нам полезете, мы тоже встречать умеем.

– С войной не пойдем, Айдыгеру Дэрбинэ точно не нужна. Остальные отвечают за себя сами.

– Когда отпустишь моих людей?

– Когда мои уйдут, чтобы горячие головы ни с твоей, ни с моей стороны драки не устроили.

– Согласен, – снова кивнул Бальхаш.

– На этом всё, – подвел итог переговорам мой супруг и позвал: – Морт, уходим.

И когда воины были готовы, начали открываться порталы. Верные дети Белого Духа уходили в добром расположении духа. Им предстоял праздник, потому что… Мы победили!

– Друг мой, будьте отважны и решительны, заклинаю вас.

– Нет, нет и нет. И, в конце концов, что это такое?! Это же уму непостижимо! А я ведь вас еще на коленях держал, а вы такое.

– Какое?

– А вот такое. Это же насилие! В чистом виде насилие, как же вам не совестно?

– Мне совестно? С чего бы мне было совестно?

– Да хотя бы с того, душа моя, что вы принуждаете меня перешагнуть через собственные принципы…

– Страхи, вы хотели сказать?

– А хоть и страхи! Но эти страхи мои и имеют право на существование.

– Вы через такое прошли, а рырхов боитесь, – я укоризненно покачала головой и позвала: – Мейтт, идем со мной. Остальные подождите.

– Я протестую!

Вожак тихо зарычал. Мне кажется, если бы мог, то и накрыл бы лапой морду, до того упрям в своем страхе перед рырхами оказался человек, противостоявший Илгизу.

– Посмотрите, что вы наделали, – сказала я Элькосу. – Мейтт уже утомлен вашим сопротивлением. Ну как так можно? Вам протягивают лапу, а вы задом поворачиваетесь. Возьмите себя в руки. Вы же мужчина, в конце концов! Даже наши племянницы их не опасаются, а вы всё капризничаете. Вы с ними все-таки соседи.

– И уже подумываю съехать, – едко ответил хамче.

– Вот еще, – фыркнула я. – Да и куда вам идти? С сердечной склонностью вы еще не определились, ягирам и самим тесно, а все свободные дома уже заняты. Нет уж, дорогой мой, пока вам идти некуда, а мне совсем не хочется вас отпускать. И потому вам следует наладить взаимопонимание с остальными жильцами этого подворья. Да вы Сурхэм приручили! А уж она строже и зубастей рырхов будет. Успокойтесь, мы идем к вам. Мейтт.

Элькос, в прямом смысле припертый к стене, имел несчастный вид. Он поднял лицо к небу, закатил глаза и состроил страдальческую гримасу. Мне было его жалко, правда, и я бы не настаивала на сближении с моими подопечными, но за прошедшие три дня после исторического поединка в священных землях атмосфера в доме царила несколько напряженная.

Рырхи никуда не собирались уходить. Они обустроились под своим навесом и вели прежнее существование, не зная отказа ни в еде, ни в ласке. Впрочем, Мейтт и Бойл покинули Иртэген еще вечером в день своего возвращения, а Торн с детьми осталась. Правда, и ее братья объявились уже на следующее утро, и мне пришло на ум, что они удалялись, чтобы привести свои рырховы дела в порядок перед тем, как занять положенное им место в человеческой стае.

На курзым рырхи уже не бегали и по улицам свободно не расхаживали, однако за ворота выходили каждый день, даже Торн с детьми. А набегавшись на свободе, возвращались на наше подворье. Переселенцы, кто еще раздумывал, не остаться ли им в Айдыгере насовсем, были насторожены и испуганы таким соседством. Кто-то даже начал собираться в обратную дорогу, когда узнал, что всякая опасность миновала. А вот иртэгенцы с неким превосходством посмеивались над страхами наших гостей и махали руками: «Глупости».

Элькос разделял опасения беженцев и на уверения, что бояться нечего, упрямо молчал и избегал темы близкого знакомства с рырхами. И всё бы ничего, но сталкиваться с нашими лохматыми айдыгерцами ему приходилось ежедневно. И это доставляло хлопоты не только самому магистру, но и мне.

Он просиживал в доме, ожидая, когда рырхи покинут подворье, и лишь после этого высовывал нос наружу. Раздражался, что теперь оказался в заточении, намекал, что диким зверям не место среди людей, даже потребовал запирать их в клетке или хотя бы в каком-нибудь сарае, но тут уже осталась глухой я. Еще чего!

К тому же лаборатория магистра находилась в пристройке, и чтобы попасть туда, он должен был пройти по двору, а значит, звал меня, Сурхэм или даже ягиров от ворот, чтобы его сопроводили. Злился из-за их улыбок, но преодолеть себя не мог и не желал.

Всё это и привело к тому, что мы с рырхами сегодня приперли мага к стенке, и не в каком-нибудь переносном смысле, а в самом натуральном. Портал он открыть не мог, ибо мы находились близко, а стало быть, последовали бы за ним. Применить свою силу тоже, это все-таки была я, а уж своей названой дочери Элькос не желал причинять даже толики неприятностей, чем я бессовестно и воспользовалась.

Я приблизилась к хамче, а вместе со мной подошел и Мейтт. Торн и Бойл остались сидеть чуть поодаль, а детеныши не покинули своей матери. И пока магистр страдал изо всех сил, я взяла его за руку и пожала ее, желая подбодрить, а после кивнула рырху.

Он шагнул к магистру вплотную, поглядел ему в лицо, после рыкнул и ткнулся носом в руку хамче.

– Он наша стая, Мейтт, – сказала я. – Магистр Элькос – друг.

Рырх заворчал, снова принюхался, а затем подставил под ладонь голову. Мудрый Мейтт! Мои подопечные редко позволяли кому-то прикасаться к себе, кроме меня и Танияра. Ну, еще своим маленьким подругам – дочерям Архама и Эчиль. А сейчас рырх сам подставил голову, чувствуя страх человека.

– Ох, – вздрогнул хамче, но все-таки осторожно погладил и почесал Мейтта за ухом. – Какая жесткая у них шерсть, – произнес магистр и наконец посмотрел на рырха. Тот, дождавшись встречи взглядами, отступил.

– Торн, Бойл, подойдите, – позвала я.

Они приблизились, и я указала магистру взглядом на хищников.

– Они на меня смотрят, – ровно произнес вновь задеревеневший Элькос.

– У них есть глаза, почему бы и не посмотреть? – Я пожала плечами. – Дайте им понюхать себя, и если позволят, то погладьте. Не обижайте Хайнудара, он прислал рырхов нам в помощь. Они честно сражались и внесли свой вклад в нашу победу. Не пренебрегайте героями, даже если они не люди. – И добавила: – Вы же видите, они спокойны и не собираются нападать.

Хамче протяжно вздохнул и осторожно протянул руку к Торн. Она понюхала, сама потерлась о раскрытую ладонь и отошла. Элькос выдохнул. К Бойлу он потянулся уже смелее. Тот понюхал, подставил голову, а когда магистр погладил его… показал зубы.

– Ой, – вздрогнул магистр, и я погрозила Бойлу.

– Как не стыдно. Уже взрослый, а всё шалишь.

– Так это он шалил? – нервно спросил Элькос.

– Истинно, друг мой, – я улыбнулась магу. – Бойл озорник, но так как он зверь, то и озорство его имеет свою природу. На самом деле он очень умный и добрый… по-звериному. Всегда идет за братом и помогает ему. Что до юных рырхов, то они еще дети. И как все дети, могут хулиганить и чудить. Вспомните меня в детстве.

– Вы не хватали меня за ноги, – справедливо заметил магистр. – А если и хватали, то не с целью укусить.

– Но вы же обладаете чудесной силой. – Я пожала плечами. – Сделайте так, чтобы они не причинили вам вреда, даже играя. Только не причиняйте им вреда сами, рырхи мстительны, однако в своей стае благожелательны ко всем ее членам. Разве что чью-то силу признают, а кого-то заведомо считают слабыми, а значит, будут верховодить. Вы же помните рассказы о том, как они выходили зимой на защиту Иртэгена. На охоте ведут себя примерно так же, но вы ведь не являетесь любителем охоты, и потому спорить вам не о чем.

Элькос протяжно вздохнул, после вновь оглядел рырхов и отлепился от стены. Я осталась стоять в стороне, ожидая, что будет дальше. Магистр тряхнул головой, явно храбрясь, затем прошел мимо меня, чуть замешкался, подойдя к рырхам, а потом присел рядом с ними. Не трогал, но осматривал по очереди трех взрослых хищников, успевших растянуться на земле в блаженных позах.

– Мейтт, Бойл, Торн, – сказал Элькос, переводя взгляд с одного на другого. Потом поглядел на детенышей: – Фьер и Айлид. Душа моя, а кто из них кто? Как вы их различаете, ну, кроме как по определенным признакам. Не могу же я вечно заглядывать им под хвост.

– У Айлид светлое пятнышко в основании правого уха, – ответила я, присев рядом. – А у Фьера шерсть у носа почти черная.

– Уф, – распрямившись, выдохнул магистр. – Надеюсь, мы подружимся. Сейчас они не кажутся такими уж страшными.

– Они прекрасны! – воскликнула я.

– И пахнут, – проворчал хамче.

– На то они и звери. – Я пожала плечами. Я особо дурного запаха не замечала. – Кстати, друг мой, раз уж мы заговорили о запахе… Вы помните, о чем я вас просила?

– О чем? – он ответил мне непониманием во взгляде.

– Ну как же? Вы обещали перенести меня в горы, – пояснила я, и хамче покачал головой. – Но вы же обещали!

– Да я и не отказываюсь, просто не понимаю, зачем вам это нужно. К тому же дайн велел без него не ходить.

– Не ходить, не предупредив, – поправила я. – У Танияра и без того дел скопилось немало. Мы сейчас предупредим его, после позовем Архама и отправимся в горы.

Вот теперь на лице Элькоса было написано явное неодобрение и непонимание.

– Вот поэтому именно его, – отчеканила я.

Архам закрылся на своем подворье. После того как он пришел в себя, оказалось, что он всё помнит. Как и говорил Алтаах, мой деверь осознавал себя, всё слышал и понимал, но мысли, возникавшие в его голове, принимал за свои собственные. А когда власть махира исчезла, он провалился в черную яму самоистязания. На брата смотреть отказался, даже шею подставил под нож, признав себя предателем.

– В кого веруешь, Архам? – строго спросил его Танияр.

– Я верный сын Белого Духа, – ответил деверь. – Но я предал тебя, мне нет прощения.

– Иди, – сказал ему брат.

– Куда?

– На свое подворье иди.

И Архам ушел и не выходил оттуда уже три дня. Зато приходила Эчиль. Она сказала, что муж заперся, еды не берет, от воды отказывается, говорить ни с ней, ни с дочерями не хочет. Похоже, наш ман-ердэм, не дождавшись наказания от брата, сам приговорил себя и теперь шел по пути мучительной смерти погребенного заживо.

– Что скажешь, милый? – спросила я, когда супруг пришел домой после допроса брата.

– Я вижу, что ему стыдно, – ответил Танияр. – Понимаю, что не он увел тебя из Иртэгена, но забыть, что хотел убить вас с Тамином, не могу. Пусть посидит дома, и я остыну. Потом еще раз поговорим.

Но потом пришла Эчиль, и я встревожилась не на шутку. В муках, конечно, душа очищается, как говаривал патриарх Камерата, однако Архам явно через муку вел себя к каре, которую сам себе и назначил.

– Что скажешь, милый? – снова спросила я после ухода свояченицы.

– Ничего, – ответил дайн. – Я еще не простил и не пойду уговаривать его съесть кусок хлеба. Он сам себе выбрал наказание.

– Но…

– Умереть не дам, – остановил меня супруг, и это немного успокоило.

Но только немного. В отличие от мужа и магистра, я не злилась на деверя. Да, вспоминать его пальцы на горле Тамина было неприятно, но ведь это и не он управлял собственными пальцами! И то, что сейчас Архам истязал себя, я считала несправедливым. Мне хотелось ему помочь, и поэтому я решила, что опять возьму его под свою опеку.

– Всё, решено, – подвела я итог переговорам с Элькосом. – Сейчас я иду к Танияру, потом к Архаму, а после мы отправляемся в горы.

– Как скажете, дорогая, хотя я совершенно не понимаю этой сентиментальности. К чему?

– Вы сейчас ведь не об Архаме? – уточнила я.

– Нет, – усмехнулся магистр, и я ответила:

– Чувствую такую потребность.

Танияра я не нашла, потому что он успел покинуть Иртэген с Нихсэтом и отрядом, в котором уехали чавузы и ягиры. Следствие еще продолжалось, и сейчас по поселениям ловили тех, кого отправил к нам Кашур. Шакин, пылая негодованием, тоже желал участвовать в расследовании, но его, как гостя и заинтересованную сторону, просто держали в курсе событий. Что до засланных к нам смутьянов, то они особо не упорствовали и выводили трели, выдавая всех, о ком знали. Да они и на подворье чавузов закрылись от отчаяния, а не из желания дать отпор.

Теперь мы точно знали, что всё было задумано иначе. Сначала должны были если и не убить, то тяжело ранить Шакина. И сделать это намеревались руками иртэгенцев. Такова была задумка Кашура: смутить речами тех, кому не нравятся новые порядки, подговорить и натравить на каанчи.

А уж потом бы заговорщики вышли из тени, справедливо требуя возмездия, обвинили дайна и устроили в дайнате беспорядки. Расчет был на недовольных, которые должны были бы подхватить бунт, а засланные Кашуром смутьяны помогли бы им пролить больше крови. И вот когда Айдыгер оказался бы охвачен волнениями, тогда курменайский каан и намеревался отправить свое войско.

Ослабленный волнениями дайнат не мог оказать сопротивления объединенному войску нескольких таганов. И в глазах остальных каанов Кашур бы выглядел благородным мстителем, а не мелочной душонкой, которая опасалась возвышения того, кого даже не считала себе равным.

Задумка была хороша, и результат мог бы быть достигнут, но… Но Кашур просчитался в главном: айдыгерцам их новая жизнь нравилась. Они уважали своего правителя за силу духа и мудрость. И к племенам успели привыкнуть и даже сдружиться. А я и вовсе стала своей, и потому иртэгенцы сделали совсем не то, чего от них ожидали, – напали на смутьянов.

Всё пошло не по задуманному плану. И айдыгерцы отмахивались от шептунов, и чавузы отлавливали тех, кто сеял смуту, и главное, никого так и не нашлось, кто бы выполнил грязную работу. Еще и Шакин никогда не появлялся в одиночестве, да и появлялся там, где было многолюдно, нечасто.

В результате смутьяны поторопились. Никто из них не видел, как Шакин вернулся на подворье ягиров, когда войско неожиданно покинуло Айдыгер. Потом еще поднялась суета, пока искали меня. И пусть люди не понимали причины, по которой чавузы и ягиры прочесывают харат, но нервозности после отбытия дайна это добавило. И посланники Кашура решили, что лучшего момента уже не будет.

Однако закрыли ворота, и призвать в помощь своих уже не удалось. Иртэгенцы начали огрызаться и сами готовы были закрыть смутьянам рты. После они сделали в вовсе глупость, я говорю о ранении Шакина. Каанчи вышел, чтобы показать абсурдность обвинений, которые адресовали Танияру. И тогда, решив, что из толпы будет непонятно, кто совершил покушение, в нашего гостя метнули нож. Особого вреда не нанесли, а вот вооруженного вмешательства чавузов добились. Пришлось тоже пускать в ход оружие, чтобы отбиться.

Далее пришлось отбиваться и спасаться бегством. Но так как ворота были закрыты, то единственная лазейка, которую обнаружили курменайцы, – это строящееся подворье самих чавузов. Туда как раз пришли правнучки Олды, чтобы покормить его. Ворота оказались приоткрыты, туда смутьяны и забежали. А дальше были угрозы и шантаж.

Несмотря на похвалу дайна, Олды, разумеется, особого сопротивления оказать не мог в силу своего возраста. Однако отборной бранью нарушителей вверенного его заботам подворья полил. И добавил свой обед на голову одного из смутьянов. Принесенная ему похлебка была еще горячей, так что некий ущерб он все-таки нанес. После этого старика и голосящих девушек закрыли в сторожке Олды. Ну а дальше Элькос всех заморозил, и на этом бессмысленная и глупая выходка потерпела крах. А теперь шли облавы, новые допросы и опять облавы. И дайн, похоже, решил поучаствовать в очередном задержании. Мне он об этом не говорил.

Вздохнув, я не стала отчаиваться и решила дотянуться до супруга через перстень. А когда его одобрение было получено вместе с наставлениями, я отправилась на старое подворье. Юглус, шедший со мной, не скрывал своего неодобрения. Они с Бериком, как и Танияр с Элькосом, на Архама злились, несмотря на причины, побудившие его предать брата.

– Тебе повезло, друг мой, что Отец защитил вас от внушения, – поглядев на телохранителя, сказала я. – Иначе убивать меня мог и ты, и Берик, и даже Танияр. А могло быть и иначе. Если бы не огонь Белого Духа, вы попросту перебили бы друг друга и не мешали Алтааху.

– Нет…

– Да, – прервала я его. – Тебе повезло не стать куклой в чужих руках. Я с таким знакома еще с родного мира. Только мной управляли при помощи зелья. И если первый раз меня спас подарок магистра, который развеял чары, то во второй всё задуманное удалось, и я сама желала происходящего. И лишь на следующий день, всё осознав, ужаснулась. Так что я Архама понимаю как никто другой и злиться на него не намереваюсь. Он жертва, Юглус, а не предатель.

– Добрая ты, – проворчал ягир.

– Справедливая, – поправила я и вошла в ворота.

Старое подворье встретило нас тишиной. Не абсолютной, как это было несколько дней назад, но голоса слышались со стороны, где обитало семейство Фендара. На хозяйской половине царило пугающее молчание. Впрочем, и это тоже не совсем верно. Когда мы вошли в дом, детские голоса сразу же донеслись до слуха, но вот оживления не было.

– Милости Отца, – поздоровалась я с Эчиль и девочками.

– Ох, Ашити, – вздрогнула от неожиданности свояченица.

– Тетя! – воскликнула Тейа.

– А где малыши? – полюбопытствовал Йейга.

– Р-рыр-рхи! – пророкотала Белек.

– Нет, рырхов со мной нет. – Я с улыбкой развела руками. – Они уже не нуждаются во мне, как раньше, и сами решают, когда и куда им пойти. Сейчас они на подворье.

Эчиль подошла ко мне. Взгляд ее был испытующим, и я обняла ее. Однако быстро отстранилась.

– Как Архам?

– Сидит в своем логове, даже разговаривать не хочет, – со вздохом ответила свояченица. – Я хотела его накормить, но он отказался. Даже глотка воды не выпил за всё время. Я спрашиваю: «За что ты так с собой?» А он говорит: «Я предал брата». Что случилось, Ашити? Никто из вас не рассказывает, а я не понимаю, как он мог предать, когда был рад, что вернулся, и Танияр его простил. Он ведь ни разу дурного слова не сказал ни о ком из вас. И та работа, которую вы поручили, ему нравилась. Так и говорил, что быть помощником брата ему больше нравится, чем кааном. Говорил, что наконец чувствует себя полезным. И вдруг – предал.

Эчиль не видела того, кто их усыпил. Просто почувствовала уже знакомый запах… и всё. Впрочем, Архам и вправду этого не делал. Он пришел на подворье по зову махира, когда там уже все спали. Ну а что было дальше, вы уже знаете. Обитатели же подворья пропустили все известные события, и потому наша свояченица пребывала в неведении того, что сделал ее муж.

– Он хотел убить меня и Тамина, – сказала я, но тут же добавила, пока Эчиль в ошеломлении хлопала ресницами: – Им управлял махир, сестрица. Архам стал орудием илгизита, но он помнит всё, что говорил и делал, потому и казнит себя. Я пришла, чтобы ему помочь. Отведи меня к своему мужу, я постараюсь его успокоить.

Она машинально кивнула и даже направилась прочь из детской, но опомнилась и велела:

– Тейа, смотри за Белек, я сейчас вернусь.

Эчиль шла впереди, но время от времени оборачивалась, открывала рот, порываясь что-то сказать, но вновь отворачивалась и шла дальше. Мы прошли через дайвар и свернули к той двери, из которой когда-то появилась Селек. Это было мое первое похищение илгизитами, и я подглядывала за Танияром. Тогда он впервые по-настоящему показал брату зубы, думая, что в моем исчезновении виноваты они с матерью.

Дальше был узкий сумрачный коридор, в котором имелось три двери, и к одной из них Эчиль и свернула. Она остановилась и посмотрела на меня. Я опять обняла свояченицу и, шепнув:

– Верь в своего мужа, – показала ей уйти. А затем постучалась. – Архам, – позвала я, – открой мне.

За дверью царила тишина, и я позвала его снова. Подождав немного, я ощутила беспокойство. Все-таки он три дня уже не ест и не пьет. А может, и вовсе уже наложил на себя руки…

– Архам, если не откроешь, дверь будет сломана.

– Уходи, – наконец донесся слабый ответ.

– Значит, ломаем дверь.

– Я виноват, уходи.

– Юглус, неси топор, – велела я.

– Зачем топор? – удивился мой телохранитель. – Я и так открою.

– Уходи, Ашити! – повысил голос Архам. – Я не могу смотреть на тебя после того, что сделал. Я предал брата и должен быть наказан. Уходи!

Поджав губы, я посмотрела на Юглуса и остановила его, когда он достал нож и уже намеревался исполнить мой приказ. Отрицательно покачав головой, я шепнула:

– Оставь нас одних. – Телохранитель ответил суровым взглядом, и я пояснила: – Просто отойди.

Просверлив в моей голове дыру взглядом, верный ягир все-таки отошел в конец коридора и даже отвернулся. Усмехнувшись, я привалилась плечом к стене и заговорила с деверем, уже не упрашивая его открыть.

– Архам, я знаю, что ты почувствовал, когда пришел в себя. Знаю, потому что сама была на твоем месте. Я тоже всё понимала и думала, что делаю то, чего хочу, а утром готова была умереть от осознания произошедшего. Ненавидела того, кто это со мной сделал, но изменить уже ничего было нельзя, и я выбрала путь жить дальше.

– Тоже кого-то предала или убила? – с толикой насмешки спросил Архам.

Он меня слушал, и это уже было хорошо. И я решила, даже если потребуется просидеть под дверью сутки, всё равно никуда не уйду, пока он мне не откроет.

– В некотором роде именно так и было, – ответила я. – Я предала себя и свои убеждения. И даже убила… тоже себя, точнее, часть себя. И было такое со мной дважды. В первый раз я вовремя очнулась, во второй нет. Это было еще в родном мире. А здесь мной немного управлял Рахон, еще при первом похищении. Так что я лучше других могу понять, что с тобой происходило. – Он промолчал, и я продолжила: – Архам, Танияр знает, кто внушал тебе черные помыслы, а я не злюсь вовсе. Во мне нет обиды, потому что я узнала тебя, пока мы шли из Дааса в Айдыгер. Это была хорошая дорога, Архам, я вспоминаю ее с теплотой. Мы долго делили на двоих тяготы пути и много говорили. Ты не предатель, братец, ты хороший человек, которым слишком долго управляли другие. Сначала мать, потом махир, и за то ты не можешь себя простить. Это неправильно. На тебе нет вины, Архам. Селек была твоей матерью, и ты верил ей, защищал. А как не верить матери? Ею двигала корысть, тобой – любовь. Но когда ты избавился от этого ярма, ты ведь сумел поверить в себя, сумел начать жизнь заново. И сейчас ты должен повторить это.

– Не могу… – произнес он едва слышно.

– Ты ведь верный сын Белого Духа, братец, – продолжила я. – Разве нет? Я знаю, что своей веры ты никогда не предавал. А если так, то как же можешь казнить себя за то, что следовал путем, который Он предначертал тебе?

– Заставил сжать твое горло? – издевательски усмехнулся деверь. Впрочем, издевался он не надо мной.

Я улыбнулась и отрицательно покачала головой, а после озвучила этот жест:

– Нет, братец. Сжать мое горло тебя заставил Алтаах, а Создатель направил по пути, который привел нас к победе. Суди сам. Если бы не твоя мать, то ты бы не оказался в Даасе, и тогда некому бы было помочь мне выбраться.

– Ты бы нашла, ты умная…

– Нет, Архам, не нашла. Тогда всё искала выход, а сейчас понимаю, что ничего бы у меня не вышло. И даже если бы выбралась из Дааса, то далеко не ушла. Заблудилась бы в горах и сгинула. А если бы все-таки добралась до таганов, то меня убили бы за мои зеленые глаза. Только ты и мог меня вернуть в Айдыгер, а для этого тебе необходимо было очутиться у илгизитов. В этом тебе помогла Селек, которая успела связаться с отступниками еще в Каменном лесу.

– Это было тогда…

– И в этот раз то же самое, слышишь? Сам подумай, как бы эта история получила свое завершение, если бы мы все не оказались на священных землях? А без тебя я бы не покинула Иртэгена, но именно к этому моменту нас всех вел Белый Дух. Илгиза нужно было выманить из его логова, чтобы Отец остановил его. Я теперь точно знаю, как было дело в древности. Хочешь узнать?

Архам чуть помедлил, но отозвался:

– Расскажи.

Я улыбнулась, мы с деверем шли верной дорогой. И пусть он еще не открыл дверь, но диалог уже состоялся, и интерес начал просыпаться в самозаточенном узнике. Хорошо, продолжим.

– После того как восстание не удалось, – снова заговорила я, – Илгиз сделал единственное, что помогло ему выжить, – сам себя привязал к горам. У Создателя не осталось выхода, он закрыл эту часть своего мира вместе с братом и людьми, которые оказались в ловушке. И настоящая причина долгого промедления илгизитов в том, что их покровитель был обессилен. Это я почерпнула из рассказа махира. Ты помнишь его?

– Н… нет, – с запинкой ответил Архам. – Я не всё помню. Иногда будто сон смотрел, а что-то ясно, будто огнем из сумрака вырвано.

– Это всё махир, – уверенно сказала я. – Когда смутно, скорей всего, просто удерживал власть над твоим сознанием. А когда яркие вспышки, он внушал тебе ложные помыслы, которым ты верил. Но раз не помнишь, я не буду пересказывать саму нашу беседу, только выводы о прошлом. Так вот, – я вернулась к повествованию, – Илгиз был ослаблен, и это отражалось на его подручных. Сначала ему не хватало сил, чтобы наполнять их, и потому пособников было мало.

По мере того как Предатель, становился могущественнее, у него увеличивалось и число подручных. И все-таки большую часть силы он мог дать немногим. Думаю, поэтому только первый десяток был силен по-настоящему, и то только в горах, где находился сам их источник. Они, конечно, искали врата, но не пошли бы, даже если бы уткнулись в них носом, попросту покровитель был еще не готов.

А Белый Дух ничего не мог сделать, иначе бы уничтожил эту часть своего мира. Он Отец, и как любой отец, заботится о своих детях и не может причинить им вреда. Только выманив брата из логова, Создатель мог закончить то, что началось столетия назад. И для этого Он разыграл всю эту партию, в которой мы исполняли свои роли.

Так уж вышло, что тебе досталась роль проводника и тайного помощника. Даже женитьба на Хасиль. Если бы не ты, Танияр мог ведь и поднести ей тархам. Тогда бы уже не было нашей пары и Тамина, а он должен был родиться, я это точно знаю, иначе Белый Дух не благословил бы его. И брата ты защищал от матери, и меня привел, и стал дайну первым помощником. А потом исполнил главное желание Отца и вывел меня к илгизитам. Но ты бы этого не сделал, если бы не метка, которую махир поставил тебе в Даасе, а в Даас ты не попал бы без матери. И если бы не попал, то не помог бы мне сбежать и вынести послание Шамхара. Всё связано, братец, и всё происходит в нужный момент. Даже рырхи. Не сбеги они по зиме, и вывести меня из харата оказалось бы невозможно. Но когда всё свершилось, Хайнудар позволил им вернуться в их стаю. Всё было подготовлено для последнего акта… последней части игры, затеянной Создателем, и ты выманил меня из Иртэгена. Архам…

– Что, Ашити?

– Белый Дух ничего не делает просто так, на всё его замысел и желание. И только тот, кто идет против воли Создателя, будет наказан. Сейчас против Его воли идет Кашур. У нас хватает новостей, которые ты пропустил в своем заточении. Архам, ты нужен своему брату и нашему дайнату. Слышишь?

Наконец-то послышалось поскрипывание половиц под приближающимися шагами, а после дверь открылась, и на пороге появился добровольный узник. Выглядел он удручающе. Одежда та же, что и три дня назад, волосы спутаны, лицо сильно осунулось и покрылось щетиной. Глаза Архама были красными, похоже, он не только не ел и не пил, но и мало спал.

– Боги, – произнесла я, оглядев деверя. – Разве так выглядит ман-ердэм Айдыгера? Это же облезший рырх какой-то.

– Что угрожает Айдыгеру? – спросил Архам.

– Я всё расскажу тебе, братец, но для начала ты должен привести себя в порядок и поесть. А потом тебе надо будет проветрить голову, и я хочу, чтобы ты это сделал вместе со мной в горах.

– Зачем тебе в горы? – нахмурился брат моего мужа.

– Хочу, – улыбнулась я. – И хочу, чтобы ты был рядом. – После взяла его за руку и потянула за собой. – Идем. Сначала в лихур, потом жена тебя накормит. А пока ты будешь есть, я развлеку тебя новостями. Хочешь всё знать – делай, как говорю.

Архам с минуту смотрел на меня, но вдруг усмехнулся и покачал головой.

– Как ты это делаешь? – спросил деверь. – Как слова находишь, которые в душу падают?

Я пожала плечами и улыбнулась.

– Я солнечный луч, мне само мое имя велит до души добираться.

– Истинно, – улыбнулся в ответ Архам. – Значит, я стал проводником воли Белого Духа? И… брату нужен?

Я кивнула и добавила:

– А еще жене и детям. Ты заставил их сильно поволноваться, пора порадовать. Идем, братец, дела не ждут.

Спустя два часа мы брели по каменной дороге, той самой, которая вела к лестнице, спускавшейся к Курменаю. Правда, мы шли в противоположную от нее сторону. Юглус ушел вперед. Берик, усиливший охрану, хотя, на мой взгляд, это было излишне, шагал позади. А по обе стороны от меня пристроились Элькос и Архам. Последний заметно посвежел после того, как помылся, побрился и переоделся. Конечно, прежний цветущий вид еще не вернулся, но наверстать упущенное за три дня было недолго. Главное, мой деверь, хоть и казался еще немного отстраненным и рассеянным, всё больше проявлял интереса к жизни и делам.

Но сейчас у нас было совсем иное, но весьма важное дело. Для меня. Никто не мог понять, зачем мне это было нужно, а я не намеревалась никого убеждать, главное, что не мешали.

– А вот и камень, – сказала я, глядя на дорожный указатель. – Друг мой, – я обернулась к Элькосу, – вас не охватывает трепет?

Он вопросительно приподнял брови, и я возмутилась:

– Но как же? Мы стоим перед местом, которому, возможно, не менее тысячи лет. Это же история!

– Этот кусок скалы стоит здесь гораздо дольше, он часть гряды, – ответил магистр. – А вот надпись выбили восемьсот лет назад, точней сказать не могу.

На магистра теперь смотрел и Архам, даже Юглус обернулся, а Берик подошел ближе. Мы все ждали пояснений. А как иначе? Элькос еще ни разу не говорил, что научился определять количество минувших лет, и вдруг такое заявление.

– Что? – удивился хамче.

– Да говорите же! – воскликнула я. – Вы теперь можете определять возраст постройки?

– После того как мы были едины с Белым Духом, мне стало открываться многое, в чем прежде я испытывал трудности, – ответил Элькос. – И я всё более одержим одной идеей, о чем пока желал промолчать, однако чувствую в том свое предназначение…

– В чем? – спросила я.

– Мне бы прежде хотелось узнать, одобряет ли это Создатель, – уклончиво произнес магистр. – Сначала я посещу вашу названую матушку, и, если Белый Дух будет готов принять меня и дать ответ, тогда я открою свои помыслы.

Поджав губы, я некоторое время прожигала в хамче дыру взглядом. Он устоял, и я решила пока сдаться. А потому задала иной вопрос:

– Стало быть, восстание Илгиза произошло восемьсот лет назад?

– На этот вопрос я вам ответить не могу, душа моя, – сказал Элькос. – Надпись могли выбить и позже. Я только могу сказать со всей уверенностью, что это произошло восемьсот лет назад, но без абсолютной точности до года.

– И это уже немало, – я улыбнулась и пожала ему руку. – Но теперь я желаю узнать возраст нашего Иртэгена. Слышите?! Непременно узнать!

– Хорошо! – воскликнул хамче и рассмеялся: – Любознательная вы наша.

И мы продолжили свой путь. Постепенно я перестала узнавать места, все-таки тогда был сумрак, а мы с Архамом бежали…

– Нам далеко еще? – спросила я деверя. – Ты тогда успел осмотреться, а я только камень запомнила.

– Не очень, – ответил он. – Только зачем нам туда лезть? Мы уже в горах, как ты и хотела.

Хмыкнув, я кивнула, принимая замечание, и попросила:

– Друг мой, не сочтите за труд, усильте мой голос.

– Я в вашем распоряжении, девочка моя, – усмехнулся маг, и я закричала:

– Урх! Урх!

– Зачем они тебе? – спросил Берик.

– Они нам тоже помогли, – ответила я, бросив взгляд на телохранителя. – Урхи – часть этой истории и имеют право на свою награду. И, в конце концов, мы с Архамом обязаны им жизнью. Если бы не они, меня бы утащили обратно в Даас, а Архама убили. Так что не смейте принижать их заслуг. Урх!

– Урух! – донеслось издалека.

Я просияла. Меня услышали! Юглус и Берик вытянули наполовину из ножен ленгены, Архам накрыл ладонью рукоять ножа, руки Элькоса слабо замерцали, и я возмутилась.

– Вы с ума сошли? Что вы делаете? Немедленно оставьте оружие в покое!

– А если придут другие урхи? – резонно спросил деверь.

– И что с того? – Я удрученно покачала головой. – Урхи добрые и миролюбивые, если им не угрожать. Не показывайте угрозы, и вас не тронут. Неужто непонятно?

В этот момент на выступ неподалеку выбрался урх и посмотрел в нашу сторону. Я радостно подпрыгнула и помахала рукой.

– Урх! – снова крикнула я. – Урх!

– Урурух! – в ответ замахал ручищами урх.

А потом уверенно направился в нашу сторону, но остановился и грозно заревел, глядя на ощетинившихся мужчин.

– Да уберите же оружие! – воскликнула я. – Вы ее пугаете!

А то, что это самка… женщина… особь женского пола, я уже ясно видела.

– Кто бы кого еще пугал, – передернул плечами магистр. – Душа моя, вы уверены…

– Более чем, – ответила я. А после оттеснила плечом Юглуса в сторону, он стоял на моем пути.

– Уберите, – негромко произнес Элькос, – я слежу за урхом.

Архам оставил свой нож в покое. Ягиры, чуть поколебавшись, все-таки вернули ленгены в ножны.

– Друг мой, доставьте мои дары, будьте любезны, – попросила я, не сводя взгляда с урхи, и махнула ей: – Иди сюда, они тебя не обидят. Иди. Урх.

Моя знакомица, а я была уверена, что это она, осторожно спустилась на тропу, но остановилась поодаль, настороженно следя за моим сопровождением. В это мгновение открылся портал, и урха снова забралась наверх.

– Не бойся, – сказала я, приближаясь к ней. – Это тебе.

Я обернулась и увидела, как в портал вкатывают две телеги. На одной лежали мясные туши, на другой фрукты и овощи, лепешки и сладкая выпечка. Те, кто выкатил телеги, бросали осторожные взгляды на урху и спешили вернуться в портал, а когда он закрылся, я широко улыбнулась и указала на свои дары.

– Это тебе, – повторила я. – Спасибо, что спасли нас с Архамом. Вы замечательные! Ну, иди же сюда, не бойся.

Урха, еще раз посмотрев туда, где был портал, все-таки спустилась, но подойти не спешила, и я сама направилась к ней.

– Шанриз! Ашити! – почти одновременно окрикнули меня мужчины, но я только отмахнулась.

Своей знакомицы я не опасалась, знала, что не обидит. И этой уверенности не сумел бы поколебать даже сам махир, если бы пробился мне в голову. Но махира уже не существовало, а те, кто пытался оспорить, стояли сейчас позади и настороженно следили за нами с урхой.

– Здравствуй, – подойдя к лохматой знакомице, сказала я. – Милости Белого Духа тебе, дорогая. Я безумно рада тебя видеть.

– Урурух, – ворчливо ответила урха. – Урух.

– Урух, – согласилась я, что бы это ни означало. – Спасибо тебе за всё.

И я, обняв ее, прижалась щекой к животу. Урха что-то снова проворчала и подцепила прядь моих волос.

– Урх? – спросила она.

– Да, это мои волосы. Это их настоящий цвет. Ты тоже рыжая, – отстранившись, я улыбнулась.

Урха осторожно провела пальцем по моей голове, затем отошла и задрала ногу.

– Ты хочешь, чтобы я спела?

– Урух, – ответила она. – Рух урурух.

– С удовольствием! – снова просияла я, а из-за спины послышался дружный стон:

– Не-ет…

– Да, – хохотнула я, и безумие началось.

И вновь большая поляна была заполнена народом. От ворот к деревянному возвышению стелилась дорожка, на которой был выткан герб Айдыгера каждые десять шагов. По краям вился золотой орнамент – орнамент нашего дайната. Его создали мастерицы, которые съехались в Иртэген для обсуждения из разных частей государства. Они объединили элементы, ранее принадлежавшие трем таганам, и создали новый узор, пленявший взгляд своим изяществом.

А по обе стороны дорожки выстроились ягиры, одетые в новые мундиры. На вытянутых руках они держали обнаженные ленгены, уложенные на раскрытые ладони. Не вставали на колено и не клали клинки на землю. Все, кто главенствовал над воинами, были уже признаны ими. И потому оружие оставалось на весу, но обнажено в честь торжественности момента и безопасно, так как угрозы не было.

Стояли воины и у помоста, также сегодня накрытого полотном с гербом Айдыгера по центру. А на длинном древке, установленном на возвышении, гордо реял стяг дайната. У лестницы в несколько ступеней замер байчи-ягир. Он ленгена не обнажал, но стоял суровый и неприступный, словно символ силы нашего юного государства.

А на самом возвышении стояли всего три человека: Танияр, я и Ашит. Танияр и я в торжественных одеяниях, шаманка в своем ритуальном облачении. Нас ожидало важное дело, и ради него мы созвали высоких гостей. Они сейчас смотрели на нас с любопытством, но без всякого предубеждения. А кто-то и вовсе с улыбкой.

Главы таганов и племен опять были рядом с нами, и не только те, кто отправился с дайном в горы, чтобы отстоять Белый мир, но и те, кто прежде относился к нам с недоверием и настороженно. И Шакин тоже был с нами, а вместе с ним стояли его отец и брат.

О, это было весьма примечательно, когда каанчи ворвался в отчий дом, грозно сверкая очами. Он негодовал, обличал и обвинял своего каана в попытке покушения на него. Разумеется, Галзы оказался в неведении задумки Кашура, который плел собственные сети, пока на него ставил сети сам Галзы. Им еще предстояло выяснить отношения между собой, и это уже была не наша забота.

Да и Шакина теперь вся эта история касалась лишь потому, что в ней были задействованы родные ему люди, однако принимать в ней участия он не собирался, потому… Потому что айдыгерцам не за чем было совать нос в дела чужого тагана, если их об этом, конечно, не попросят. Всё верно, у нас появился новый подданный, а в тагане Долгих дорог – новый наследник. Старший каанчи отказался от власти, и теперь отец мог исполнить клятву, данную младшему сыну, а старший уже обустраивался в дайнате, и нам было что ему предложить.

Однако после всего, что вскрылось, Галзы разорвал отношения с Кашуром, и не просто разорвал, но и настраивал против курменайца его сообщников. А пока плелась новая интрига, каан Долгих дорог все-таки решил посетить Айдыгер, а Танияр не стал ему запрещать. И теперь отец и его два сына ждали того, ради чего стояли на большой поляне перед Иртэгеном.

Но не они то и дело приковывали мой взор, и не они пробуждали в душе огонек радости. Эта честь принадлежала иным людям, выделявшимся из общей толпы настолько, словно бы они были не от мира сего. А как иначе? Они ведь и вправду не принадлежали Белому миру. И тем не менее оставались самыми родными и близкими, потому что это были мои родители.

Но не только они! Мой обожаемый дядюшка, сестрица с мужем, мой замечательный друг Фьер Гард и даже его пронырливая светлость Нибо Ришем. Все те, с кем хотелось разделить наш триумф и победу, празднество в честь которой было отложено до нынешнего дня. И благодаря которой наконец открылись врата и я смогла не только отправить свои письма и приглашения, но и встретить дорогих мне людей.

Каждый из них вынужден был разыграть целый спектакль, чтобы исчезнуть из родного мира, не вызвав подозрений и начала поисков, дабы после не лгать. Тетушку его сиятельство не стал ставить в известность, посчитав это излишним. Я поддержала это решение, все-таки хранить тайну о том, что пропавшая родственница прячется в другой части света, было легче, чем правду о другом мире. Это было и вовсе нечто невероятное, а дорогая родственница сильно тяготилась невозможностью поделиться невероятным хоть с кем-то. Так что ее супруг попросту «отправился по делам фонда».

У Гарда имелась служба, которая стала предлогом для его жены, герцог и вовсе был себе хозяином, несмотря на Ришем, супругу и детей. А две супружеские пары отправились в недолгое путешествие, чтобы отдохнуть и побыть наедине. Одни препоручили дела управляющему, другие оставили детей с родителями мужа. Прислугу не брали. И если матушку с батюшкой довезли до уединенного местечка, которое они указали, а после оставили одних, то чета Гендрик и вовсе сказала, что оправится в небольшое путешествие на наемном экипаже.

Но всё это было необходимо там, а здесь близкие мне люди отдыхали душой и знакомились воочию со всем, о чем слышали от меня. Каждый нашел то, что ему было интересно. Элдеру, как художнику, было любопытно абсолютно всё! Матушка не отходила от внука, и Сурхэм не могла дождаться, когда ее сиятельство ослабит хватку хоть на полчаса, а то и вовсе отбудет домой.

Амберли неожиданно сошлась с Эчиль и резвилась с ее девочками, щедро делясь историями из нашего детства. Нибо сопровождал моего супруга, общество которого он неизменно предпочитал всем остальным. Дядюшка стал желанным гостем в ердэкеме, где консультировал наших помощников в том, в чем понимал лучше всего, а понимал он во многом. Так что Архам и Илан подолгу не отпускали его от себя, обучаясь, пока была такая возможность. А вот Нихсэт отдал предпочтение Фьеру. Господин прокурор имел немало знаний не только в юриспруденции, но и в следственных действиях. Он даже обещал переслать по возможности книги с методами работы из разных стран.

– Переведете вы, дорогая подруга, уж не сочтите за труд, ибо мне это не под силу. А я подберу всё самое примечательное и действенное.

– Благодарю! – от души ответила я. Впрочем, теперь у нас появилась возможность покидать Белый мир, и я надеялась, что нам удастся собрать библиотеку наиболее полезных книг.

Кстати, и Элдер сделал неожиданное предложение:

– Сестрица, если вы с супругом не против и дозволит Создатель этого мира, я мог бы появляться здесь время от времени и давать уроки живописи. В лепке я не столь искусен, но преподать правила могу, а талант уже сваяет шедевр.

– О-о, – протянула я, чувствуя, как загорелись мои глаза, – это было бы чудесно!

Ох, вас ведь непременно должно удивить то обстоятельство, что мои родные и друзья вели всю неделю, что находились в Айдыгере, столь насыщенную жизнь. Общались и делились знаниями. Конечно же, я не могла бы разорваться, чтобы оказаться одновременно в разных местах и переводить. Да и магистру такое было бы не под силу. Разве что Белому Духу.

Да, это был Его дар еще при перемещении в Белый мир, что значительно облегчило всем нам жизнь и вызвало бурю восторгов. И дорогие мне люди могли провести это время так, как им хотелось, напитываясь новыми впечатлениями. А вкусив прелести непринужденной жизни тагайни, даже получили от этого удовольствие, особенно Ришем и Гард. Им обоим была свойственна легкость общения, и Фьер вновь напоминал того себя, каким был в пору нашей службы герцогине Аританской.

Но всё это было в предыдущие дни. А сегодня айдыгерцы и гости собрались, чтобы засвидетельствовать важное событие, происходившее впервые, возможно, за всю историю не только нашей части, но и всего Белого мира, потому что Шамхар не писал об этом. Впрочем, адан поделился историей появления и развития мира в общем, так что мы могли и повторять то, что уже было.

В любом случае сегодня мы устанавливали традицию, которая для меня брала корни в моем родном мире, но с новым порядком церемонии. Признаться, я была взволнована до глубины души.

– Ох, – не выдержав, вздохнула я, и супруг накрыл мою талию ладонью.

После привлек к себе и улыбнулся, а я задохнулась, потеряв себя в бездонной синеве его глаз.

– Как же сильно я люблю тебя, – шепнула я.

– Так же, как и я тебя, – ответил супруг, и мы обратили взоры к дорожке.

По ней шествовали наши ердэмы. Первым шел Архам, неся в руках… корону. Такую же точно, какую я увидела на голове Белого Духа. И едва зашла речь о регалиях дайна, иного я уже не могла себе представить. Танияр согласился, и я нарисовала эскиз Урзалы, который постепенно превращался из семейного ювелира в придворного.

Урзалы постарался на славу. Когда я впервые увидела готовую корону, то пришла в неописуемый восторг. Из нитей белого металла складывался морозный узор столь тонкой работы, что корона казалась и вправду сотворением магии. К тому же Урзалы украсил ее ограненными кристаллами, и сейчас в свете солнца они переливались искрами инея.

За Архамом шествовал Илан. Он тоже нес корону, копию первой, но поменьше. Поначалу я хотела заказать Урзалы диадему, чтобы подчеркнуть верховенство дайна, однако подумала, что однажды править может дайнани, а ее муж станет соправителем. А на мужчине дамская диадема будет смотреться несколько странно. И потому я заказала еще одну корону.

Замыкал торжественное шествие ердэмов Нихсэт. Он нес цепь, подвеской которой служил герб Айдыгера. Как и обе короны, этот знак власти бы сделан из белого металла и отделан кристаллами, но шли они только по кругу, заключавшему герб, и сияние создавало иллюзию солнечных лучей. Это было красиво. Урзалы вообще за время, что я заказывала ему украшения, заметно улучшил свое мастерство, перейдя от массивных вещей, какие у него были в пору нашего знакомства, к более изящным, даже утонченным украшениям. Наши гости из другого мира приобрели у него кое-что и для себя. Но это уже просто к слову.

Тем временем Архам приблизился к возвышению. Он поднялся по ступеням и, опустившись на одно колено, замер, держа свою ношу на вытянутых руках. Я посмотрела на мужа, и он кивнул мне. На устах супруга играла легкая улыбка, и я улыбнулась в ответ. После подошла к ман-ердэму, забрала корону и, вернувшись к дайну, надела ему на голову.

– Венчаю тебя, Танияр, первый в роду дайнов государства, именуемого Айдыгер. Правь во славу и честь твоего дайната и народа.

– Клянусь быть справедливым правителем. Клянусь заботиться о моем народе, как о родных детях. Клянусь хранить мир и оберегать покой айдыгерцев. Да услышат меня Белый Дух и люди.

– Мы слышим тебя, дайн Танияр, – отозвались все, кто сейчас стоял на большой поляне.

Архам, распрямившись, спустился вниз и встал рядом с Эгченом. И тогда на возвышение поднялся Илан. Теперь он опустился на одно колено и протянул корону, но уже не мне. К нему подошел Танияр. Он забрал венец и, вернувшись, надел его мне на голову.

– Венчаю тебя, Шанриз-Ашити, жена первого в роду дайнов государства, именуемого Айдыгер. Правь во славу и честь нашего дайната и народа.

– Клянусь быть моему мужу верным соправителем. Клянусь заботиться о благе дайната и нашего народа. Клянусь быть первейшим помощником и поддержкой дайну во всех его делах и замыслах. Да услышат меня Белый Дух и люди.

– Мы слышим тебя, дайнани Шанриз-Ашити, – ответили люди, и до меня донесся приглушенный всхлип:

– О, мое дитя… – Я посмотрела на матушку. Она промакивала слезы, но на устах ее играла улыбка. Моя родительница наконец была за меня счастлива.

Илан спустился вниз и встал рядом с Архамом. Теперь на возвышение поднялся Нихсэт. Он тоже встал на одно колено и протянул цепь. Ее забрала мама Ашит. Подошла к Танияру, и он склонился перед шаманкой. Она уложила концы цепи на плечи дайна, а когда он распрямился, я скрепила концы замком.

Подобное действо имело свой символизм. Посланник Создателя возложил на плечи дайна бремя ответственности и забот, а верный помощник правителя закрепил их и узаконил. И когда все регалии заняли положенные им места, Танияр взял меня за руку, и мы дружно шагнули вперед под крики айдыгерцев и гостей. Нас поздравляли по традициям Белого мира, то есть желая всего: от здоровья и долгой жизни до множества детей и советов, как зачать их с большим удовольствием. Ну, таковы уж устои, и я широко улыбнулась, принимая поздравления.

А потом мы вновь отошли, и наше место заняла Ашит. Она подняла руки, призывая собравшихся к тишине, и голос моей названой матери полился над поляной:

– Люди Белого мира, наш Отец велел говорить с вами. Теперь можно уйти к тем, кто живет в большом мире. Или же остаться здесь, и тогда Создатель откроет вам земли, такие же, как там, но пока еще пустые. Отец хочет знать, что решат Его дети.

– Ох, – восторженно вздохнула я и, развернувшись к мужу, сжала обе его ладони. – Что скажешь, милый?

– А что скажешь ты, свет моей души? – с улыбкой спросил супруг.

– Послушаем народ, – ответила я и вновь обвела взглядом поляну.

Люди переглядывались, переспрашивали друг у друга, что хотела сказать вещая. Кааны и главы племен пребывали в недоумении. Мои родные тоже поглядывали по сторонам, но они просто слушали, что говорят вокруг. Даже ягиры, уже убравшие ленгены в ножны, изменили своей привычке сохранять непроницаемый вид и теперь переговаривались между собой. Тихий рокот голосов несся над поляной, но пока никто не высказался.

Постепенно взгляды начали всё чаще сходиться на возвышении, и через какое-то время народ смолк. Я обернулась к мужу.

– Милый, позволь мне объяснить людям, чего от них ожидает Создатель.

– Говори, – кивнул дайн.

Я подошла к краю возвышения, вновь оглядела народ и заговорила:

– Люди Белого мира, Отец готов вернуть нас туда, откуда пришли ваши предки. Он может открыть нам путь ко всем тем землям, о которых я вам рассказывала. А может дать те же земли, но здесь. Это тоже будет Белый мир, такой же, каким был прежде, но нам предстоит его заселить заново и начать его путь к развитию. Больше не будет запретных мест, дальше которых пройти невозможно. Дороги будут открыты во все стороны.

– Что ты думаешь об этом, дайнани? – спросил халим Фендар.

– Я думаю, что в прежнем мире нам делать нечего, – ответила я. – Восстание Илгиза произошло больше тысячи зим назад. И пока ваши предки откатывались назад, там люди шагали вперед. Возможно, та часть Белого мира развита даже больше моего родного мира. Быть может, там уже изобрели повозки, которые ездят без рохов, а то и вовсе летают по небу, кто знает.

Я улыбнулась, а люди рассмеялись.

– Ну и сказала ты, Ашити, по небу! – воскликнул бочар Микче.

– Я просто предполагаю, – усмехнувшись, продолжила я. – Мы дикари, и нам еще только предстоит пройти свой путь, который те люди прошли задолго до восстания Илгиза. Думаю, нам там не понравится. Зато здесь нас ждут открытия. Моря, новые земли, возрождение народностей. Нас ведь может быть очень и очень много, и земли хватит всем. И если вы спрашиваете меня, что думаю, то я отвечу, но отвечу только за себя. Я уже дома, и иного мне не надо. Этот мир стал мне родным, вы мне стали родными. Я хочу жить с вами бок и бок, идти вперед, учиться, открывать и исследовать. Я хочу остаться здесь, а те, кто живет там, пусть там и остаются. Для них восстание Илгиза уже давно легендарная история, в которой, должно быть, говорится, что Белый Дух заточил мятежника в темницу на веки вечные. Может быть, даже это место получило свое название и стало сродни проклятия и пожелания провалиться туда… сюда, – я снова улыбнулась. – Но это для них, а для нас всё иначе, и история у нас своя собственная. Так зачем же нам идти к людям, которые даже не помнят о нашем существовании?

– А что ты скажешь, дайн? – спросил Балчут.

– Я думаю так же, – ответил Танияр. – Если уйдем туда, то уйдем на чужую землю, пусть и созданную Отцом, к чужим людям, у которых свои законы и порядки. Мы будем пришлыми, только и всего. Там жизнь идет своим чередом, и в ней нам места нет.

– Нам и здесь хорошо! – закричали из толпы.

– Да! Отцы и деды тут жили, стало быть, мы и наши дети жить продолжим!

– Никуда не пойдем!

– И Тарпыкен сможем увидеть? – спросил задумчивый Балчут. – Не там, здесь.

– Да, – ответил ему Танияр. – И Дурпакан, и Хайнударин, и Тагударин, и всё, что есть в том Белом мире, будет и у нас.

– Только сейчас это будет всё пустым и нужно заселять заново, – поддержала я мужа. – Верно, мама?

– Верно, – кивнула шаманка. – Спешить некуда. Отец дал время думать. Хоть всю жизнь думайте.

– Всю жизнь слишком долго, – усмехнулась я. – Простора на всю жизнь не хватит. А если, – я развернулась к Ашит, – кто-то захочет уйти, а кто-то решит остаться?

– Кто захочет уйти, пусть уходит, Белый Дух пропустит.

– То есть Отец откроет нам новый Белый мир прямо сейчас?

– Вы слово сказали, Отец услышал, – ответила шаманка. – Ступайте, куда хотите, больше преград нет.

Я порывисто обернулась к супругу и вдруг застыла на месте, пораженная видением. Нет, не видением. Прозрением! Сейчас солнечный свет падал на Танияра, и в его лучах сияли не только кристаллы, но даже вокруг белых волос разлился ореол. И в этом свечении я смотрела и видела перед собой… Белого Духа! И вновь нет, я сейчас не видела Создателя, я видела своего мужа, но в эту минуту он был схож с Отцом, будто отражение.

– Он же всегда мне являлся в твоем облике, – потрясенно прошептала я. – Почему я раньше этого не замечала? Боги…

Наверное, потому, что Танияр всегда оставался Танияром. Но сейчас, озаренный свечением, в этой короне, сделанной по подобию… Нет! Не по подобию! Это та самая корона! Создатель раз за разом являлся ко мне именно в этом образе – уже увенчанного короной, то есть признанного всеми… почти всеми правителя нового государства, от которого начнется новый Белый мир.

– Невероятно, – выдохнула я, а после подняла взгляд к небу и произнесла: – Велик и мудр Ты, Отец, в своих помыслах и деяниях.

– Истинно, – важно кивнула шаманка.

– Друг мой, что скажете? У вас получится?

– Создатель дал свое одобрение, отчего же нет?

– Но как же славно, что вам пришла в голову эта мысль.

– Она закономерна и необходима, раз уж мы говорим о возрождении.

– И все-таки будьте осторожны. Ах, как я волнуюсь…

– Вы вновь оскорбляете меня недоверием, душа моя, однако же я ни разу вас не подводил. Сколько же можно, Шанриз?

– Ох…

– Отойдите и не мешайте, иначе мы с вами непременно поссоримся, и я даже не знаю, как вы сумеете заслужить мое прощение. Отойдите!

Фыркнув, я отошла от хамче, творившего очередное истинное волшебство, и даже отвернулась, чтобы уж и вправду не навредить делу своими вздохами и замечаниями. Приставив ладонь ко лбу, чтобы закрыться от яркого полуденного солнца, я посмотрела на огромную скалу, в которой продолжал существовать город, на Даас.

Подручные пока еще продолжали цепляться за свою власть, таявшую так стремительно, как не таял по весне снег даже в Белом мире. Однако и они всё более смирялись с наступившей данностью, да и как не смириться, если они сами стали ее доказательством. Как я и говорила, туман перед воротами Дааса исчез, как исчезли и неведомые стражи, которыми меня пугал Рахон.

Я не сомневаюсь, что они были. Смог же Илгиз создать ту нечисть, которая обитала в Каменном лесу и Иссыллыке, так почему бы не защитить своих последователей еще какими-нибудь чудовищами? Всё же подручные несли не только волю своего покровителя, но и его надежду на освобождение. Однако не сбылось. Илгиз исчез, и его власть и сила тоже растворились или, если уж быть более точными, вернулись к тому, кому всегда принадлежали, – к Белому Духу.

– Бальхаш, – позвала я нашего недавнего недруга, наблюдавшего за манипуляциями Элькоса.

– Что, Ашити? – Йарг подошел ко мне и посмотрел туда же, куда и я.

– Что ты собираешься со всем этим делать?

– Ничего. – Он пожал плечами. – Пусть себе живут, кто хочет.

– У них собран замечательный хатыр, там находятся важнейшие сведения для Дэрбинэ, – заметила я.

– Я смотрел. – Бальхаш скрестил на груди руки. – Хатыр перевезу в свой харат.

– Дельная мысль, – одобрила я. – Здесь он более не нужен, а тебе пользу принесет. Только я бы почистила от лживых легенд и заменила их правдой.

– Для нас они были правдой, – немного сухо произнес йарг.

– Потому что так надо было Илгизу, – парировала я. – Ты уже знаешь, что ваш ложный покровитель всегда видел вас лишь куском мяса, который можно кинуть рырху, чтобы тот отвлекся и не заметил истинного врага. К чему цепляться за ложь?

– Я не цепляюсь, – усмехнулся йарг, – но людям тяжело взять и перестать верить в то, о чем им говорили с рождения. Я и сам продолжаю сомневаться, пока не вспоминаю, как вошел в Даас и поднялся до махир-ката, куда раньше мог попасть только по велению махира. А теперь, – он вдруг широко ухмыльнулся, – мною повелевать некому. И от этого верить в смерть Илгиза намного проще. Всегда злило, что подручные в моем доме чувствовали себя хозяевами.

Я усмехнулась, вновь скользнула взглядом по галереям Дааса и развернулась к Бальхашу.

– Как твоя сестра?

– Акмаль упрямится, – хмыкнул тот. – Не хочет верить, что Алтаах ей не отец, и что его больше нет, тоже не верит. Сидит в своем дартане и твердит, что отец вернется и всех нас покарает. Пусть сидит. Ее кормят, не обижают. Захочет однажды спуститься вниз – приму и выдам замуж, если пожелает. Если нет – пусть живет как хочет, мне всё равно.

– Ей тоже надо время, чтобы свыкнуться с переменами, – ответила я и вернулась к подручным: – Бальхаш, если ты готов слушать советы женщины, то я бы тебе предложила пристроить подручных к службе. Пусть делают, что делали, но во славу йарга, а не покровителя и махира. Я имею в виду, пусть продолжают вести свои шахасаты, переписывают население, разносят твои указы. У тебя есть уже обученные чиновники… я хочу сказать…

– Я понял, – кивнул Бальхаш. – И сам уже думал о том, чтобы обернуть на пользу себе то, что они делали для махира.

Я с интересом посмотрела на йарга. Он ведь был неглуп, совсем неглуп, да и Дэрбинэ по уровню развития стоит выше многих таганов. Кто знает, что однажды вырастет из этого государства? В любом случае, пока будет идти заселение нового Белого мира, пока будет идти становление и развитие, больших потрясений ждать не стоит. Людям есть чем заняться и чему поучиться.

Должно быть, взгляд мой был слишком пристальным и долгим, потому что Бальхаш шагнул ко мне ближе. Ладонь его легла мне на талию, и тут же звякнула сталь ленгенов, обнаженных моей охраной. А следом зазвенели клинки йарганов, и тогда зарычали мои рырхи…

– Я не имел дурных помыслов! – воскликнул йарг, отступая от меня.

– Бальхаш. – Я укоризненно покачала головой. – Не каждый женский взгляд означает, что тебя зазывают. Бывает, женщина просто думает. Я думала, а мужчину вижу только в своем муже.

– Я найду кем утешиться, – заверил меня йарг, и я рассмеялась.

После развернулась к Элькосу и больше отвлекаться на разговоры не хотела. Последний савалар «Сияющий в Пустоте» был охвачен вихрем силы Создателя – силы хамче. К нему не летели камни, вновь обвалившиеся, едва скреплявшая их сила исчезла. Впрочем, думаю, это произошло много раньше, чем Илгиз вновь слился воедино со своим творцом. Да это и неважно, потому что важным было совсем иное.

Наконец сияние начало угасать, и всё отчетливее стали проступать очертания савалара, уже не руин, но того строения, каким он был тысячу двести лет назад. Это Элькос определил, когда мы впервые оказались в этом месте. Именно ради этого момента мы с Танияром и отправились к йаргу, чтобы договориться о посещении священного места. Тот упорствовать не стал, но изъявил желание присоединиться в день важного события, чтобы увидеть силу Белого Духа.

Но в тот первый раз мы лишь посетили руины. Элькос осмотрел их и объявил:

– Я могу с точностью сказать, когда савалар был уничтожен. Это произошло одну тысячу двести лет назад. И значит, теперь мы можем датировать восстание Илгиза, потому что всё это произошло одновременно.

– Зачем нам вообще помнить Предателя? – спросил Илан, отправившийся с нашей делегацией.

– Именно поэтому, друг мой, – ответила я. – Подобное не должно забыться как назидание будущим поколениям. К тому же это наша история, и она не может быть отменена и забыта, ибо прошлое есть основание для будущего.

– Ты права, дайнани, – улыбнулся Илан, и мы вернулись к осмотру.

А сегодня «Сияющий в Пустоте» возрождался. И когда угасла последняя искра, перед нами оказалось строение, которое, казалось, только что закончили возводить. Даже ворота в восстановленной стене казались отлитыми лишь вчера. Магистр первым подошел к ним и, толкнув одну створу, произнес:

– Прошу.

Войдя, я сразу узнала двор. Именно таким его показал мне Создатель. Возможно, и показал не только для того, чтобы передать послание Шамхара, но и ради того, чтобы я смогла рассказать и описать до мелочей всё это нашему дорогому хамче. В конце концов, книгу можно было бы вручить и иначе, но Он явил мне и сам савалар, и аданов.

А после мы вошли в савалар, и я застыла, с восторгом взирая на знакомую роспись стен и потолка. Всё было как прежде, с той лишь разницей, что исчез Илгиз. В нашем мире такого духа больше не было. Вошедшие следом воины и йарг притихли, потрясенные представшим им величием. Они озирались по сторонам, а затем все-таки решились подойти ближе.

– А где же святилище? – удивленно спросила я.

– Еще рано, – улыбнулся Элькос. – Потерпите еще немного, девочка моя.

Он поднял над головой руки, хлопнул в ладоши, и савалар на миг залило ослепительным светом. Открыв глаза, закрытые от вспышки, я уже предчувствовала, что увижу Ледяной источник, но…

– А где же? – растерянно спросила я.

– Терпение, душа моя. – Магистр укоризненно покачал головой. – Я пока только перенес нас в Айдыгер.

– Куда? – переспросил Бальхаш.

Его йарганы уже спешили к воротам, чтобы проверить слова хамче, но им навстречу вышли Танияр с Архамом и Эгчен, и воины ощетинились клинками.

– Успокойтесь! – воскликнул Элькос. – Что это такое, право слово?

– Вы меня похитили? – посуровел Бальхаш.

– Вот еще, – фыркнула я. – У нас слишком много красивых женщин, чтобы подпускать тебя к ним, йарг.

– Я верну тебя и твоих воинов в Дэрбинэ, когда закончу, – с толикой раздражения сказал Элькос. – А теперь отойдите все и дайте свершиться истинному чуду.

Мы послушно отошли от центра, и до слуха донесся шепот хамче:

– Отец, будь милостив…

И вновь внутри савалара завыла метель, и Элькос к ней уже не имел отношения. Она пронеслась по стенам, свернулась в спираль посреди храма и начала опадать, постепенно расползаясь по полу ровным кругом. И застыла, так до конца и не опустившись. Ледяной источник, каким я видела его когда-то в горах, каким он был в пещере на священных землях и почти такой же, каким прежде было озеро в Курменае.

Бывшие илгизиты, глядевшие на святилище, вдруг опустились на колени, и я услышала, как Бальхаш произнес одно короткое слово:

– Отец…

Кажется, Белый Дух явился своим заблудшим детям. Я посмотрела на мужа и улыбнулась, но он глядел на Источник, и глаза его светились восторгом. Глядел на святилище и Элькос – бывший верховный маг Камерата, магистр, хамче и наш первый адан Новой эпохи.

Именно об этом он мечтал с того момента, как соединился с Создателем. Об этом молчал и ждал ответа Белого Духа, который получил после нашей с Танияром коронации. И потому мы отправились на переговоры к Бальхашу в Дэрбинэ. Теперь предстояло немало работы по возрождению культа и появлению новых саваларов и аданов, но уж с этим-то мы точно справимся.

Ощутив умиротворение, я улыбнулась и обвела взглядом всех, кто сейчас находился в саваларе. Но и они смотрели на святилище, поглядела и я… Он был там так же прекрасен, как всегда. В том же образе моего супруга, а на устах Его играла знакомая добрая отеческая, но чуть лукавая улыбка.

Я прижала ладонь к груди и склонила голову:

– Благодарю… За всё.

Вот и подошла к концу история Шанриз-Ашити, прошедшей путь от юной мечтательницы до женщины, вставшей у истоков возрождения Белого мира. У наших героев всё непременно будет хорошо, но мне хотелось бы немного рассказать о создании этой серии.

Признаться, никогда не думала, что сумею написать большой цикл о приключениях одного героя, когда каждая книга является продолжением сюжета. Скажу больше, даже не намеревалась делать этого. Наиболее любимый мною формат – дилогия. И история попаданки должна была стать тоже дилогией, именно так я ее и задумывала, когда написала первый фрагмент – пробуждение в пещере, еще в 2017 году.

Вернулась я к этому наброску в конце 2019 – начале 2020 года уже с целью его развития в книгу. По изначальной задумке в прошлое героини нас должны были возвращать ее воспоминания. И всё это по ходу сюжета, который очень и очень отличался от того, что вышло в итоге, что для меня, как для писателя, обычная история.

Я никогда не составляю планов, не продумываю ходы и действия героев. Когда сажусь за книгу, я вижу примерное начало, примерный сюжет и концовку. Но стоит начать писать, и мир приходит в движение. Он наполняется персонажами и событиями, которые вдыхают жизнь, придают объем и развивают сюжет. А вместе с этим начинается осмысление происходящего, понимание мотивации и поступков героев.

Зачастую персонаж видится изначально не таким, какой он есть на самом деле. Однако по мере написания он раскрывается, и начинаешь его понимать много лучше. Заготовки заполняются смыслом и показывают, что они тоже личности со своими страхами, надеждами, порывами, эмоциями. Это касается и главных, и второстепенных героев. И тогда уже нельзя их прогибать под свое видение, потому что они начинают фальшивить. Только довериться и идти за своим созданием.

Вот так примерно вышло и с «Солнечным лучом», но немного позже. Поначалу она очнулась в пещере без памяти. Даже имя Ашити у нее появилось раньше, чем Шанриз. И не потому, что она его не помнила, попросту я сама его еще не знала.

В процессе я дошла до появления раненого Танияра в доме шаманки и на этом остановилась. Причин тому имелось целых две. Первая: читатели, кто следил за продами, упорно не желали погружаться в сюжет. Каждый раз они задавались одними и теми же вопросами: кто она такая и как туда попала. Признаться, это начинало сильно мешать.

Все-таки когда автор создает мир, он приглашает читателя погрузиться в это таинство, стать сопричастным. И когда видишь, что за тобой не идут, а топчутся на месте, задаваясь вопросом вроде этого «кого выберет героиня», ощущается толика разочарования, иногда и не толика, а иногда и раздражение. На любой вопрос ответ однажды появится, нужно просто читать книгу, и тогда всё тайное станет явным.

Однако это только одна из причин, которая заставила меня остановиться в тот момент. Второй было предчувствие диссонанса, когда воспоминания начнут кидать нас по различным эпохам. Когда община начнет сменяться дворцом и прочее. И я решила изменить начало, чтобы ответить читателям на вопрос, который их очень сильно интересовал, и больше не отвлекаться от сюжета. А заодно, чтобы разделить миры до того момента, когда их пересечение станет более логичным.

Скажу сразу, я рада, что приняла это решение. Героиня раскрылась и заиграла гранями. По первой задумке она была более простой, примитивной, в общем, другой. Если Шанриз Тенерис посвятила свою жизнь людям, то ее предтеча искала личные блага. Отзвуки этой несостоявшейся личности можно уловить в начале ныне четвертой части цикла. Я подравняла и подправила, но что-то осталось от первой версии.

Итак, «Дорогой интриг» было положено начало в мае 2020 года. С этого момента дилогия превратилась в трилогию. Точнее, она такой подразумевалась. Мне казалось, что на предысторию хватит одной книги, однако… не вышло. К моменту окончания «Интриг» мы всё еще оставались семнадцатилетней девушкой. Но такова логика событий, и трилогия стала тетралогией.

Затем серия выросла еще на одну книгу, потому что только «Фаворитка» подвела нас к тому, ради чего всё задумывалось. За эти три первые части будущая приемная дочь шаманки окончательно и бесповоротно разошлась со своей предтечей. В их взглядах и мыслях не осталось ничего общего, как и от первого видения истории, кроме разве что причины отправки в Белый мир. Здесь я оставила прежнюю задумку, но изменила оттенок.

Если, скажем так, заготовка Шанриз стремилась стать любовницей короля, а после была не против пролезть в королевы, из-за чего от нее и избавились, то Шанриз, обретшая плоть и разум, в любовницы венценосцу попасть не желала, хоть и мечтала о дружбе. И королевой быть не хотела, понимая, что это станет концом пути. Но заговорщикам эти изменения не помешали, и они исполнили мою задумку, и даже руками самого короля. Разве что изменились личности заговорщиков и их мотив.

Наконец мы подошли к той части, которая всегда была первой и главной, но волею автора и судьбы ушла на четвертую позицию. И вот тут оказалось, что, ответив на предыдущие вопросы читателей, я опять вернулась к тому же – к вопросам читателей, теперь к новым, но по-прежнему не о том. «А что король, а почему король, а где король, а как король». А-а-а!

Но был еще один подводный камень. Те, кто присоединился от «Интриг», понятия не имели, что их ждет, в отличие от постоянных читателей, которые следуют за мной из мира в мир. Последние видели начало и понимали, что мы идем к нему, потому перемещение для них стал ожидаемым, логичным и понятным. А вот для первых…

Это был бунт! Меня уверяли, что мне есть о чем писать дальше по миру Шанриз. А были те, кто решил, что автор пришла в тупик и просто не знает, как повернуть, вот и перенесла героиню. Но… я пишу то, что вижу, как вижу и как мне нравится, потому мы шагнули в Белый мир, и началось его освоение.

Четвертую книгу я посвятила больше знакомству с новой локацией, ее нравами, обитателями, порядками. Мы вместе с Ашити шаг за шагом открывали для себя мир Белого Духа, обвыкались и становились частью нового для нас сообщества. И постепенно нам начинали открываться первые нюансы, интриги и догадки. А цикл продолжал расти.

Мне думалось, что всё уложится в пять книг, в шесть, что в седьмой я увяжу и родной мир, и Белый. И каждый раз уже на середине очередной части становилось понятно, что не укладываюсь. Скомкать нельзя, что-то проскочить тоже. Продолжали возникать новые штрихи, которые требовали своего осмысления. Мир продолжал себя раскрывать, и в результате то, что было задумано дилогией, стало серией из восьми частей.

Отдельно хотелось бы рассказать о языке Белого мира. В его создании участвовало несколько реальных языков: татарский, башкирский, якутский, чувашский, удмуртский и совсем немножко узбекский. Как это происходило? Очень просто – онлайн-переводчик, куда я отправляла слово, характеризующее то, что я хочу получить в результате.

Просмотрев перевод на всех языках, я выбирала те варианты, какие мне больше нравились по звучанию, и продолжала работу. Переставляла буквы местами или же использовала только часть слова, к примеру, из татарского, а вторую часть брала из якутского. А если переводчик выдавал два слова, то собирала из них одно. Какие-то слова сами собой приходили на ум, и поэтому идентичность с реальными именами или понятиями вполне возможна.

Кстати, именно три первых описанных выше языка более всего участвовали в создании названий и имен Белого мира. С шестой книги добавились чувашский и удмуртский. Узбекский язык, как и сказала, я использовала мало.

Единственное слово, которое появилось не само по себе, но и не с помощью переводчика, – урх. Оно сложилось из букв автомобильного номера. Есть у меня такая привычка – объединять буквы с номеров машин, которые попадаются на глаза. Порой получаются забавные комбинации. Так вышло и с урхом. Это слово мне понравилось, и я нашла ему применение в Белом мире.

На этом, пожалуй, и закончу. Кажется, я рассказала всё, что хотела, и добавить уже нечего. Большое спасибо вам за внимание, дорогие читатели, за интерес и сопереживание героям. До встречи в новых мирах и историях.