Дочь луны и сын солнца

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

олгий-долгий день ездит Солнце в берестяной кереже^[1] по синему небу — осматривает свои земли. Утром Медведь его везёт, в полдень — Олень-бык, к вечеру — Олень-важенка^[2]. Много, очень много дел у Солнца: надо дать жизнь всему, что должно родиться, надо, растить деревья, ягель^[3] и травы, надо светить зверям, людям и птицам, чтобы жирели они и плодились, умножая богатства Солнца.

К вечеру устаёт Солнце, валится без сил за море. Ему бы уснуть-отдохнуть, а тут сын Пейвальке-солнечный луч пристаёт:

— Отец, пора мне жениться!

Что верно, то верно — пора!

— А есть ли у тебя невеста?

— Нету. Примерял я свои золотые сапожки земным невестам, ни одной не пришлись в пору. Ноги у них тяжёлые, от земли не оторвёшь. А мне в небе летать.

— Не там ты ищешь невесту, Пейвальке, — сказало Солнце. — Спрошу я Луну. Слух был, что дочь у неё родилась. Хоть и бедней нас Луна, а всё же, как и мы, по небу ходит.

Дождалось Солнце того дня, когда Луна утром вышла на небо, подкатилось к ней поближе, спрашивает:

— Скажи, соседка, не растёт ли у тебя дочка хороша? У меня для неё жених есть, сынок мой Пейвальке-солнечный луч.

Затуманилась мать Луна, отвечает:

— Малое ещё дитя, моя дочка. На руках держу и не чую, есть она или нет — чуть светится. Куда уж ей замуж!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Ничего, — говорит Солнце, — наш дом богатый. Откормим, дородной будет. Дай, пусть посмотрит на неё мой Пейвальке.

— Ох, нет, — испугалась Луна и закрыла дитя тучкой, — сожжёт он её, твой Пейвальке. Скажу тебе правду, уже есть у неё суженый — Найнас-северное сияние. Вон он над морем ходит.

— Ах, так! — рассердилось Солнце. — Значит, нам отказ из-за какой-то полоски?! Видно, ты забыла, соседка, что я всему даю жизнь, что у меня — богатства, у меня — сила!

— Сила твоя, сосед, сильна только вполовину, — молвила Луна, — а в сумерки где ты? А ночью? Долгой зимой где твоя сила? А Найнас-северное сияние и зимой и ночью даёт свет.

От таких слов ещё пуще взъярилось Солнце, мечет огненные стрелы, пышет жаром гнева: «Всё равно, — кричит, — женю сына на твоей дочке! Загремел гром, завыли ветры, вздыбились в морях воды, ходуном заходили горы. Шатко стало на земле. Сбились в кучу стада оленей, попрятались в вежи^[4] люди.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Поскорей ушла мать Луна в ночную темень. Думает: «Видно, надо спрятать дитя от солнечных глаз подальше». Присмотрела на озере плавучий остров, где жили старик со старухой, добрые люди, и сказала: «Вот кому доверю свою дочку!»

Устало бушевать Солнце, затих гром, улеглись ветры. Пошли старик со старухой в лес бересту драть. Видят: висит на еловой лапе серебряная люлька. Никого нет в ней, только слышится детский голос:

— Ниекия — нет меня. А вот я!

Смотрят: лежит в люльке дитя, на вид людское, но всё так и светится лунным светом.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Отнесли старики домой люльку, радуются, что теперь есть у них дочка. Стали её растить. Слушается она старика, как отца родного, слушается она старуху, как мать родную, а ночью выйдет из вежи, поднимет личико к Луне, протянет к ней руки и лучится ещё сильнее. Научилась она шить из оленьих шкур пологи и одеяла, научилась расшивать их бисером и серебром. А станет играть, крикнет: «Ниекия — нет меня!» — и исчезнет, только смех звенит рядом. Так и назвали её старики — Ниекия.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Выросла Ниекия, девушкой стала. Личико у неё круглое, румяное, как ягода морошка, волосы — нити серебряные, сама тоненькая и вся светится. Дошёл слух до Солнца, что живёт на острове невеста на земных дочерей непохожа. Послало Солнце к ней сына своего Псйвальке. Прилетел Пейвальке на остров, заглянул к старикам в вежу. Увидал он Ниекию, и мила она ему стала.

— Примерь, — говорит, — красавица, мои золотые сапожки!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вся зарделась Ниекия, стала примерять сапожки и вдруг закричала:

— Ой, жжёт, больно!

— Ничего, — утешает Пейвальке, — привыкнешь!

Хотел он обнять Ниекию, унести с собою, но крикнула она:

— Нет меня, нет меня, нету! — и, словно тень, растаяла, исчезла.

А золотые сапожки остались у порога.

До ночи таилась Ниекия в лесной чаще. А когда поднялась в небе Луна, пошла, пошла она по лунной дороге через леса, через горы, через тундру. Мать Луна вела её к морю и вывела на пустынный берег к одинокому дому. Вошла Ниекия в дом — никого в нём нету. Грязно, не прибрано в доме. Принесла Ниекия воды, вымыла дом, всё прибрала. Захотелось ей спать. Обернулась она старым веретеном, воткнулась в стенку и задремала.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В сумерках услышала Ниекия тяжёлую поступь. В дом вошли воины в серебряных доспехах, один другого сильнее и краше. Это вошли братья Сполохи, впереди — старший брат их и вождь Найнас-северное сияние.

— Чисто в нашем доме, — сказал Найнас. — Видно, пришла к нам добрая хозяйка. Где она таится, не вижу, а чую, смотрит живыми глазами.

Сели братья за ужин. Поели — стали играть, затеяли между собой битву. То схватятся врукопашную, то рубятся мечами. Белым огнём сверкает оружие, алые сполохи пляшут в небе.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Запели братья песню воителей неба и один за другим улетели. Только Найнас светлой тенью остался в доме. Стал он просить:

— Покажись, кто ты! Если старая старушка — моей матерью будешь, если мне ровесница — будешь сестрою, если юная девушка — назову невестой.

— Это я! — тихо молвила Ниекия и в сумерках ранней зорьки предстала перед Найнасом. Он спросил её:

— Пойдёшь ли за меня замуж, Ниекия?

— Пойду, Найнас, — чуть слышно ответила Ниекия. Но тут заря разгорелась, выглянул край Солнца. Крикнул Найнас:

— Жди меня, Ниекия! — и умчался, будто его и не бывало.

Каждый вечер прилетали Найнас и его братья к родному дому, каждый вечер затевали игрищи в небе, а на утренней зорьке улетали. Просила Ниекия Найнаса:

— Останься, Найнас! Хоть денёк побудь со мною!

— Не могу, — отвечал Найнас, — ждут меня за морем небесные битвы.

Стала думать Ниекия, как удержать Найнаса. Сшила она полог из оленьих шкур, вышила на нём серебром Звёздный Пояс^[5] и большие звёзды и развесила под потолком в доме.

К ночи прилетел Найнас со своим войском. Натешились они в небе, наигрались и легли отдыхать. Крепко спит Найнас, а нет-нет, глаза откроет, видит: над ним тёмное небо и Звёздный Пояс, значит, ночь ещё, вставать рано.

Проснулась Ниекия, вышла из дома, а дверь притворить забыла. Открыл Найнас глаза — за дверью ясное утро, Медведь везёт Солнце по синему небу. Выскочил Найнас из дома, зовёт братьев. Но тут Солнце его увидало, охватило жаром, к земле прижало. Бросилась к суженому Ниекия, заслонила его от Солнца своим телом. Поднялся Найнас, стал светлой тенью и в вышине растаял.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

А Солнце схватило Ниекию за косы, обожгло огненным взглядом, стало звать своего сына Пейвальке.

— Убей, а не пойду за Пейвальке! — заплакала Ниекия.

Швырнуло тогда Солнце Ниекию матери Луне на руки. Приняла её мать Луна, к сердцу прижала, так с того времени и держит. Видишь тень её личика на лунном лике? Смотрит, смотрит Ниекия на светлую полоску над морем, на битвы Сполохов в небе и глаз оторвать не может.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Тала-Медведь и великий колдун

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

овадился Тала-Медведь вокруг стойбища ночью шататься. Ходит-бродит тихо-тихо, голоса не подаёт, за камнями таится — выжидает: авось глупый оленёнок от стада отобьётся или щенок за стойбище выскочит, а то и дитя человеческое выйдет. Медведю — всё пожива.

Однако как ни таись, а следы на снегу остаются — куда их денешь? Увидали матери те следы, говорят малым детям:

— Не смейте допоздна при луне с горки кататься. Тала-Медведь близко. Схватит, в свою тупу^[6] унесёт, на обед задерёт.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Так разве ж неслухи материнское слово слушают? В одно ухо вошло, в другое вышло.

Поздно. Луна взошла, а они все с горки на санках катаются.

Вылез из-за камня Тала-Медведь, раскрыл свою кису́ — кожаную суму, растопырил её поперёк дороги, а сам в тени залёг.

Покатились санки с ребятами с горки да со всего размаху в медвежью суму влетели! Выскочил Тала, захлопнул суму, взвалил на плечи и пошёл домой. Идёт, пыхтит, радуется:

— Ух, ух, вкусный дух! Полну кису́ ребят несу!

Шёл, шёл, притомился, повесил суму на еловый сучок, сам под ёлкой лёг и захрапел.

Висят ребятишки в суме, меж собой шепчутся:

— Что делать будем? Тала нас съест!

Один, самый маленький, спрашивает:

— Есть ли у кого нитки, иголки?

— Есть, есть, у девчонок есть! — отвечают ему.

Достал мальчонка складной нож из яры^[7], распорол суму, ребятишек на волю выпустил, приказывает:

— Живо камни таскайте, в суму кидайте!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Натаскали ребята камней, в суму накидали, и мальчонка туда же залез. Велит:

— Теперь зашивайте и домой бегите!

Зашили ребята суму и домой побежали.

Проснулся Тала-Медведь, потянулся, спрашивает:

— Все ли вы там в моей кисе́ живы?

— Все, все живы, — отвечает мальчонка.

Взвалил Тала кису́ на плечи — да так и сел!

— Охо-хо! Тяжелёхонько! Зато хватит вкусного мяса на обед и на ужин!

Едва-едва дотащил Тала кису до дому. Залез на земляную крышу, кричит в дымовую дыру своей хозяйке Медведице:

— Эй, Талахке, готовь большой берестяной котёл, я много-много вкусного мяса принёс!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Повесила Талахке над очагом большой берестяной котёл, воды налила, огонь развела.

— Готово, — кричит, — спускай мясо!

Тряхнул Тала кису́, камни посыпались, котёл разбили, вода пролилась, огонь погасила. Дым столбом стоит.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Взревела медведица, а Тала наверху не слышит. Ещё раз кису́ тряхнул, выскочил из неё мальчонка, сел в сторонке, в руке ножик зажал, ждёт, что дальше будет.

Вошёл Тала в дом, на хозяйку рычит: почему котёл разбит, почему очаг погас, почему мясо не варится?

А Талахке ему в ответ ревёт:

— Ах ты, старый пень! Зачем вместо мяса камни кидаешь?

Смотрит Тала — правда, камни лежат. Почесал за ухом, говорит:

— Однако вон сидит один вкусный парнишка. Давай хоть его сварим.

А мальчоночка как чиркнёт ножом о камень, так что искры посыпались, как закричит:

— Стой на месте, Тала-Медведь! Мой отец колдун, моя мать колдунья, мой дедка колдун, моя бабка колдунья, мой дядька колдун, моя тётка колдунья, а я изо всех самый великий колдун! Это я из ребят камни сделал!

— Ух ты! — удивился Тала. — То-то я ребят словил, а камни принёс. Не стану я варить тебя, великий колдун! Только ты за это из камней снова мясо сделай! Я голодный, моя жена Талахке голодная, мой сынок Талашкд спит в люльке голодный.

— Что ж, — говорит мальчонка, — это можно! Тащи большой медный котёл, тащи хворост, огонь разжигай…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Побежал Тала за медным котлом, побежала Талахке за хворостом. А мальчонка камни из тупы выкинул, один только себе оставил, выхватил из очага головешку, в тряпку завернул да поверх Талашки в люльку положил. Сидит, люльку качает.

Прибежал Тала, принёс котёл, прибежала Талахке, принесла хворост.

— Давай скорей ребят, будем обед варить!

Отвечает им мальчонка:

— Тут ваш сын Талашка заплакал. Пока с ним возился, все ребята разбежались. Зато теперь крепко спит Талашка, — и показывает головешку в люльке.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Заревела Талахке-Мсдведица, заревел Тала-Медведь:

— Ой, беда! Загубил ты нашего сына Талашку, сделал из него головешку!

Чиркнул мальчонка ножом по камню, так что искры посыпались, закричал громким голосом:

— Мой отец колдун, моя мать колдунья, мой дедка колдун, моя бабка колдунья, я сам великий колдун! Могу из головешки снова Талашку сделать! Только отнесёшь меня за это, Тала, домой!

— Отнесу, отнесу, сейчас отнесу!

Сунул мальчонка головешку под печок^[8], ткнул кулаком в бок Талашку, тот проснулся и заорал во всё горло.

Радуется Талахке, радуется Тала, всего Талашку облизали.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

А мальчонка вскочил на плечи медведю, сел верхом, приказывает:

— А ну, живо неси домой!

Понёс Тала, что поделаешь? Донёс до озера, где саамы рыбу ловят, говорит:

— Беги теперь сам. Боюсь дальше идти!

А мальчонка чирк ножичком:

— Мой отец колдун, моя мать колдунья, я сам великий колдун! Это озеро я сделал! Хочешь, из тебя такое же сделаю?

— Не хочу, не хочу! — затряс головой Тала и так припустился, что быстрей ветра добежал до стойбища.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Тут выскочили саамы, схватили Талу, связали:

— А, попался трусливый Тала! Казнить тебя теперь будем. Зачем наших детей таскаешь?

Тонким голосом взмолился Тала:

— Развяжите меня, отпустите меня! Я скажу вам, что делать, чтобы медведи ваших детей не таскали.

Развязали саамы Талу, ждут, что скажет.

— Первое дело: должны дети слушаться материнского слова. Второе дело: должны иметь храброе сердце. Третье: должны глядеть прямо в глаза медведю. И тогда Тала не тронет.

Сказал так и убежал домой без оглядки.

С тех пор саамы с малых лет не боятся медведей. Встретят Талу в лесу, храбро прямо в глаза посмотрят, и не трогает Тала, уходит.

Ну, а кто не слушается материнского слова, того утащит. Пусть тот сам на себя пеняет!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Чакля

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

ил в лесу старик со старухой, растили они сынка Ярашку. Справил старик Ярашке лук по росту и взял с собой на охоту — пусть учится зверя промышлять.

Стал стрелять старик — полетела стрела прямо белке в глаз, стал стрелять Ярашка — полетела стрела куда захотела. Говорит старик Ярашке:

— Иди, сынок, сыщи свою стрелу.

Искал, искал Ярашка, видит: торчит стрела меж еловых корней. Выдернул, а из дырки дымком тянет. Заглянул в дырку, что такое? Под землёй стойбище. Возле вежей ребятишки играют, в речке хозяйки бельё полощут, рыбаки рыбу ловят, в тундре пастухи оленей пасут. Всё, как у саамов, только вежи, и люди, и олени маленькие-премаленькие.

Видит Ярашка, лезут ребятишки по бревну вверх на землю. Закрыл глаза, притворился, что спит, а сам вполглаза смотрит. Вылезли ребятишки ростом в еловую шишку, глазки у них узенькие, ножки тоненькие, сами весёлые, хохочут. Играют, по Ярашке прыгают, кувыркаются.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Шевельнулся Ярашка, они, как мышата, шмыг в дырку.

Пошёл Ярашка к отцу, рассказал про человечков, а тот говорит:

— Вот чудо! Это чакли — подземные жители. Как бы их повидать?

А Ярашка вдруг чует — за ухом у него кто-то хихикает. Хвать — это Чакля. Держит его Ярашка в руке, спрашивает:

— Как тебя звать?

— Звать тебя как? — передразнивает Чакля и хохочет.

— Я — Ярашка, — говорит Ярашка.

— Ярашка я! — дразнит его Чакля и снова хохочет.

Такой весёлый попался Чакля! Попросил Ярашка отца:

— Возьмём его домой. Пусть мне братом будет.

Принесли они Чаклю домой. Старуха его на руки взяла, а он скок в очаг — и котёл перевернул. Дым, чад, Чакля весь в саже, а хохочет, заливается. Вымыла его старуха, посадила вместе с Ярашкой сети чинить. А он в ячеях застрял, рвёт их, барахтается и рад, смеётся.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— А ну, — рассердилась мать на Ярашку, — неси его откуда принёс! Пусть в дырке живёт. Нам такой не нужен.

Чакля смеётся, а Ярашка в слёзы:

— Пусть у нас живёт. А то и я с ним уйду.

Вот как!

Остался Чакля с Ярашкой жить. Вместе балуются, вместе делу учатся, каждый кусок пополам делят. Ярашка большой вырос, а Чакля всё маленький. Зато сильно ловкий стал: сети чинит, рыбу ловит, оленей пасёт и зверя промышляет. А умён — никто его не перехитрит.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В ту пору настали для саамов лихие времена. Пришла на их землю с Северного моря вражья сила — чудь^[9] белоглазая. Плывут чудины большим войском. С виду, будто люди, а на головах шлемы с рогами и глаза белые — мимо смотрят. Кого ни увидят — грабят и убивают.

Ушли саамы в лесную чащу, вырыли себе землянки, чтобы чудь их не нашла, и стали жить. Охотники залезли на ёлки — дозор несут. Сидят так Ярашка с Чаклей на еловом суку, вдаль смотрят и видят: далеко-далеко по реке лодки плывут, а в лодках чудиков видимо-невидимо.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Не успел Ярашка глазом моргнуть — соскочил Чакля на землю и побежал навстречу лодкам.

Увидал его Чудьжерве — предводитель вражьего войска, вылез из лодки, спрашивает:

— Ты кто?

— А кто ты? — переспрашивает Чакля и смеётся.

— Я — Чудьжерве.

— Чудьжерве я! — хохочет Чакля.

«Вот оно как! — думает Чудьжерве. — Выходит, парень с нами заодно!»

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

— Скажи мне, — говорит, — где саамское войско? Там, там или там, — и показывает прямо, направо и налево.

И Чакля показывает:

— Там, там и там саамское войско!

Подумал Чудьжерве: «Много войск у саамов: и прямо, и направо, и налево. Как бы их победить?»

Разделил он своих чудинов на три отряда, один послал направо, другой налево, с третьим на месте остался. Решил: как побьют чудины саамов справа и слева, все вместе вперёд двинутся. Чакле Чудьжерве велел:

— Иди, правому отряду дорогу показывай!

Вёл, вёл Чакля отряд и завёл в гиблое болото. Он маленький, лёгкий, по кочкам скачет, а они большие, тяжёлые, их трясина за ноги схватила, идти не пускает. Они вырываются, а их всё глубже затягивает. Сосёт трясина, чавкает, так с макушкой и засосала. Одни шлемы рогатые торчат.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Отломил Чакля один рог, под печок спрятал и побежал к Чудьжерве. Тот спрашивает:

— Богатую добычу взяли?

— Взяли богатую добычу! — отвечает Чакля и смеётся.

— Теперь левому отряду дорогу показывай!

Вёл Чакля, вёл отряд и привёл в дремучий лес. Там саамы на ёлках сидели. Махнул им рукой Чакля, — стрелы со всех сторон полетели. Смотрят чудины вверх — откуда стрелы летят? А охотники бьют их прямо в глаз, как зверя. Побили всех чудинов, пустые шлемы валяются.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Отломил Чакля ещё один рог, под печок спрятал и вместе с Ярашкой пошёл к речке. Ярашка в кустах притаился, а Чакля побежал к Чудьжерве.

— Ну, — спрашивает Чудьжерве, — всех побили?

— Побили всех! — засмеялся Чакля и бросил к ногам Чудьжерве оба рога. Понял всё Чудьжерве, разъярился, кричит чудинам:

— Бросайте его в реку! Пусть тонет.

Схватили два чудина Чаклю и в речку бросили, он вышел на берег, смеётся, а оба чудина ко дну пошли.

— Голову ему рубите! — кричит Чудьжерве.

Рубанули чудины мечом, трём своим головы снесли, а Чакля живой стоит, смеётся.

— Вяжите его! — кричит Чудьжерве.

Вяжут чудины Чаклю, а его будто нет, друг дружку связали.

Оробел Чудьжерве, думает: «Надо бежать из земли саамской».

Велел он садиться чудинам в лодки. Поплыли они через пороги и волоки к малому островочку, к большому водопаду. Тут ночь наступила, вылезли на остров, костры разожгли, ночлег устроили. И не чуют, что подкрались Чакля с Ярашкой и все лодки между собой связали. Сели утром чудины в лодки. Тут подул ветер и погнал лодки по широкому разводью прямо в пучину водопада. Разбились все лодки в щепы, и чудь пропала.

Пошли Чакля с Ярашкой домой. По пути увидел Чакля родную ёлку, заглянул в дыру под нею и стал с Ярашкой прощаться. Попрощался и ушёл под землю.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Больше его Ярашка не видел. Однако все знают — если стрясётся беда с саамом, чакли всегда придут, помогут. Как родные братья.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀