Девственница отыскалась в коровнике, ибо дочь принца, по её словам, приболела.

«Она и в самом деле выглядит бледной, — подумал маг, — её золотистая кожа от этакой идеи приобрела цвет варёного миндаля».

Через неделю она должна была выйти замуж; а маг был не лишён сочувствия. К счастью, принц нашёл выход из положения.

— Просто найди мне одну, — нетерпеливо приказал принц, очевидно, полагая, что либо девственницы растут на деревьях, либо слово произнесённое сможет воплотится. — Подойдёт любая.

На зов мага явилось множество девственниц, и все они выглядели тихими, скромными, красиво одетыми по такому случаю. От вопросов мага они заливались румянцем.

Губы дрожали, глаза прятались, руки грациозно поднимались, шёлк сползал с запястий, касаясь быстро бьющихся сердец или тонких, с голубыми прожилками шей, обвитых золотыми цепочками, более тонкими, чем трепещущие вены. Они уже видели себя ждущими на опушке леса, прислушивающимися к дикому топоту копыт, настойчивым звукам рогов, представляли придворных в роскошных одеждах из кожи и меха, скачущих во весь опор, обливающихся потом, кричащих, медленно окружающих неуловимого зверя, подгоняющих к заветной цели. И только она могла остановить всё это; только перед ней зверь покорно склонял свою силу и красоту, в то время как притихшие мужчины вокруг неё наблюдали, как опускается одинокий лунно-белый рог, как закрываются влажные глаза, как гордая голова опускается на её колени.

— Йена, — произнёс маг, разорвав паутину скуки. — А ты что здесь делаешь?

В её сапфировых глазах не было улыбки, ничего плескавшегося в тёмных глазах Ура несколько часов назад. Она торжественно ответила:

— Моё сердце всё ещё девственно, милорд Ур. Я не утратила невинности, я лишь обрела некое знание.

«А она и впрямь в это верит», — ощутил маг. Но мрачно изрёк: — Ты можешь потерять нечто большее, чем свою невинность.

Он повысил голос, чтобы его услышали даже те, кто грезил наяву в коридоре:

— Принц хочет, чтобы рог выявил яд на свадебном пиру его дочери. Несмотря на всяческие договоры, он всё ещё опасается предательства со стороны старых врагов. Помолвка лишена романтики, как и эта охота. Зверь убежит от тебя. Я не знаю, что сделает принц, но точно не поблагодарит.

Маг увидел, как Йена сглотнула. Уловил шёпот за каменными стенами, удаляющиеся шаги, приглушённые мягкой кожей.

Затем услышал грубые голоса, отрывистые женские проклятия. Дверь внезапно распахнулась, впустив запах амбара. Молодая женщина с удивительными глазами, такими светлыми и ясными, что казались огранёнными, подобно драгоценным камням, замерла в дверном проёме. Конюх подтолкнул её вперёд и протиснулся к магу.

— Моя дочь, милорд. Она не любит мужчин.

Маг пристально посмотрел на неё, но в ответном взоре увидел лишь раздражение и немного страха. Взгляд заставил погрузиться в себя, заглянуть в своё собственное прошлое, попытаться понять, что она там ищет.

«Ну, — подумал он, — а почему она должна что-то искать?»

Она, казалось, не понимала, чего от неё хотят, почему требуют её вымыть, одеть в шелка, усадить под деревом, прямо на опушке леса.

— Что? — повторяла она. — Это всё, чего ты от меня хочешь? Просто посидеть? А что насчёт этой толпы? Ты видел их глаза? Они похожи на яйца, взбухающие на сковороде, или каштаны, что жарятся на огне. Предупреждаю, если они меня тронут, я скормлю их печень свиньям.

— Никто, — произнёс бестелесный голос мага откуда-то с верхушки дерева, — не причинит тебе вреда.

Она бросила на него взгляд, подобный белому пламени. Внезапно Ур почувствовал, что даже его чары не могут противостоять этому взору. Но она продолжила, поднимаясь:

— Где ты? Я не вижу тебя. Разве я не могу быть там, наверху, с тобой? Они затопчут меня, те, с мозгами в штанах, всё время трясущиеся, будто в сёдлах…

— Тише, — выдохнул маг, вплетая это слово в звук своего голоса, так что листья вокруг него и воздух затихли. Заклинание не коснулось её — зверь чуток к магии, — но созданная тишина коснулась. Она устроилась поудобнее, обхватив колени руками. Звуки рожков, труб, крики предшествовали охоте. Её лицо повернулось в сторону звуков, руки сжались в кулаки. Но она осталась неподвижной, нервно покусывая нижнюю губу. Маг заметил, что у неё полные губы, хотя сама она довольно худощава. Вымытые и расчёсанные, тёмные волосы отливали огнём или даже золотом. Трубы зазвучали снова, на этот раз ближе. Она раздражённо подняла голову, пытаясь найти его.

— Всё это…

— …не причинит тебе вреда, — пообещал Ур. — Я никому не позволю причинить тебе боль. Зверь придёт к тебе так же послушно, как котёнок.

Она фыркнула, беспокойно заёрзав.

— Может быть, он придёт, подобно этому амбарному отродью. Что потом? Что потом, когда я просто посижу и позволю ему прийти?

— Ничего. Вернёшься к себе.

— И всё?

— И всё, — подтвердил Ур, а затем увидел бегущего в тени леса зверя.

Зверь не издал ни звука. Зверь заметил мага на дереве; тёмные как ночь глаза нашли и неподвижно пригвоздили к ветке. Зверь не испугался. Ошеломлённый маг понял, что зверь ничего не боится: ни преследующих по пятам собак, ни шума, ни стрел, бесполезно летящих вслед, ни орущих людей. Ничего. Зверь был древним, лунно-белым и столь диким, что ничто не могло ему угрожать; ничто другое не обладало такой яростью, такой силой, ничто не могло умертвить. Маг увидел стихию, подобную воздуху или огню. Ошеломлённый, он стал видимым и не заметил этого. Женщина внизу сидела так же неподвижно, больше не нервничая, наблюдая, как приближается зверь. Маг не слышал её дыхания. Когда зверь приблизился, она издала звук, тихий звук, какой мог бы издать ребёнок, слишком исполненный удивления, чтобы подбирать слова.

Она подняла руки. Летящий к ней метеор замер. Нечто промелькнуло: запах, узнавание. Спиральный рог слился в тонкую, опасную иглу. Зверь приближался, осторожно делая шаг за шагом, будто чувствуя, что она может убежать.

Охотники позади него, почти беззвучно, расположились в ожидании вдоль опушки. Даже собаки замолчали.

Зверь уронил голову ей на руки. Она неловко погладила шкуру, вновь издав тот же звук, когда невозможная, неожиданная текстура проступила сквозь шрамы и мозоли на её руках. Зверь начал опускаться перед ней на колени. Маг внезапно почувствовал, как пересохло в горле, а глаза защипало от, казалось бы, исчезнувшего уже много веков назад удивления: оказывается, все эти истории были правдивы.

Зверь положил голову ей на колени. Она погладила его ещё раз. Затем подняла глаза на мага, нашла его, попыталась улыбнуться в волнении и изумлении, в то время как слёзы блестели на лице, застревая на губах. Глаза не отрывались от Ура, приковывая к себе всё внимание. Он понял, что в них была та же невинная, жгучая сила, замеченная в огромном звере, застывшем под её руками. Он потрясённо подумал: «Подобное взывает к подобному».

А затем лезвие одним ударом отсекло рог от головы. Второй удар пронзил сердце.

Маг рухнул с дерева. Он исчез в падении, затем проявился на ногах, когда охотники расступились перед принцем, а женщина, крича, уставилась на окровавленную голову, лежащую у неё на коленях. Маг подыскивал слова, но не находил, ничего должного, никаких слов… Такого никогда раньше не случалось. Принц, смеясь, положил руку ему на плечо и что-то сказал. Затем женщина снова закричала и, по-кошачьи подпрыгнув, бросилась на мага.

— Ты видел… — Она всё ещё плакала, хотя теперь зубы были стиснуты от горя, а лицо искажено ужасом и яростью. — Ты видел… Твоё лицо говорило, что ты всё видел! Но ты позволил им… Как ты мог им позволить? Как ты мог?

Она внезапно ударила его, затем ещё раз, яростно, с размаха, и он впервые за столетия почувствовал вкус собственной крови.

А потом она затихла, упав на зверя, прижавшись лицом к морде, обхватив шею рукой, будто всё ещё горевала, но теперь молча, тихо, околдовав всех мужчин. Они неподвижно смотрели на неё сверху вниз. Наконец один из них прочистил горло и убрал окровавленный меч в ножны.

Принц сказал:

— Возьмите зверя, копыта могут пригодиться. Как ты думаешь, Ур? Есть ли магия в копытах?

Маг, задрожав, почувствовал, как закрученный в спираль рог рассекает лоб, проникая в мысли.

— Ур? — голос принца доносился откуда-то издалека. — Стоит ли нам возиться с копытами? Ур…

Затем вновь воцарилась тишина, кости и сухожилия напряглись, словно зачарованные, обретая знакомые очертания; люди вокруг Ура стали призрачными, незначительными. От него ускользали слова, воспоминания, наконец, даже само имя. Её глаза открылись в сердце мага, чтобы преследовать своей силой, невинностью и удивлением — всем, что он помнил о человеческой жизни. И в поиске её бежал он из мира известного в начало иной истории.