Индира

Возле древнего стадиона стояла старуха с открытым лицом, сморщенная, сгорбленная — лет сорока, наверное. В иссохших руках она держала кусок белого пластика с надписью от руки: «Не оставляйте нас». Индира невольно замедлила шаг: кажется, взгляд старухи ввинтился в нее, проник в самое нутро…

— Не тормози, — Ада подтолкнула Индиру в спину. — Может, это террористка из «Землян». Сама не попала на Марс, так пускай никто не попадет. Вдруг у нее граната там под плакатом. Или больная… небось, дышит на нас специально, заразить хочет чем-нибудь!

— Иисус с тобой, вечно ты всякие ужасы выдумываешь, — Индира улыбнулась и положила руку подруге на плечо. — Уверена, не хочет она никому зла. Просто несчастная старуха…

Они влились в очередь ко входу номер шесть, который был им указан при регистрации на Лотерею. Индира перевела браслет в режим часов и выдохнула с облегчением: они успевали. Лишних социальных баллов, чтобы кататься на платформе, у них не водилось, потому выйти пришлось за три часа: от их квартала до стадиона было километров десять. И вот, в результате они пришли вовремя. До назначенного интервала целых пятнадцать минут, и очередь движется быстро. Индира смотрела, как девушки перед ней одна за другой подносят браслеты к сканеру, он мигает зеленым и входные створки расходятся.

Самый первый этап отбора: проверяют, что участница — биологическая женщина восемнадцати лет, стерилизации не подвергалась, в базе недееспособных и пожизненно зараженных не числится. Под эти простые требования в их доме-контейнере подходил десяток девушек, но на Лотерею зарегистрировались только они с Адой. Остальные знали за собой некоторые болезни и понимали, что даже если сдадут первый экзамен, отбора в программу переселения на Марс не пройдут. Некоторые все равно притащились бы на старый стадион. Какое ни есть, а все развлечение, нечасто балласту выпадает случай легально покинуть свой контейнерный квартал. Но Лотерея занимала целый день, что означало пропуск дневного базового пайка, да и опасность подхватить заразу в толпе отпугивала.

Между Индирой с Адой и входом оставалось человек десять, когда возникла заминка. Очередная девушка поднесла браслет к сканеру, он мигнул красным, и дверь не открылась. То же случилось у второй… у третьей… да у всех, кто стоял между ними и дверью — похоже, это была одна компания. Они как-то нарушили правила Лотереи?

Девушки кричали в камеру, перебивая друг друга:

— Да не виноваты мы, что опоздали!

— Платформа не пришла! Мы вовремя были на станции!

— Пропустите нас! Мы имеем право на Лотерею!

Неужто верят, будто кто-то слышит их? Дуры! Там, конечно же, одна автоматика. Но они продолжали толпиться у сканера и не давали никому пройти. Индира с тревогой глянула на часы: из отведенных на проход пятнадцати минут прошло уже пять. Через десять минут они сами уже будут вот так беспомощно стоять у мигающего красным сканера…

— Эй, чего встали столбом! — прикрикнула на девиц Ада. — Опоздали сами — так хоть другим дайте пройти!

— А ты какого корпа тут раскомандовалась? — не осталась в долгу самая, видимо, боевитая из опоздавших. — Нас должны пропустить, должны! Мы не виноваты, что не успели. Вы подождете.

— Не будем мы ждать, наше время пошло уже!

— Подождешь, балласт!

Толпа за их спинами тревожно загудела. Ада шагнула вперед, согнула руки в локтях, сжала кулаки:

— Чего ты вякнула, биомусор?!

Индира на секунду зажмурилась. Вечно Ада впутывается в неприятности! Может, еще не поздно убежать? Черт с ней, с Лотереей, все равно без шансов. Они с Адой должны помогать друг другу, а та ее подставляет, Индира же ненавидит драки…

Нет, подругу бросать нельзя. Ада никогда ее не бросала.

Индира решительно шагнула между Адой и другой девицей, изготовившейся к драке:

— Прекратите сейчас же! Вы знаете, что это?

Индира указала на стоящий возле входа агрегат. Все машинально перевели взгляды на него.

— Это аэрозольный генератор! — кричала Индира. — Мне дед про такие рассказывал! Если автоматика засечет драку — мигом газ пустит! Всех положит в отключку! Кто прав, кто виноват, кто опоздал, кто вовремя — один корп! Потом всех внесут в базу социально опасных — и здравствуй, принудительная стерилизация!

Очередь за ее спиной притихла, а вот на опоздавших это не подействовало. Самая боевитая девица сплюнула себе под ноги:

— Да нам-то что? Пролетели с Лотереей — сами перевязывать трубы пойдем! За каким корпом плодить балласт?

— Вы еще можете попасть на следующую Лотерею! Подайте апелляцию.

— Корпам плевать на апелляции!

Индира глянула на часы. У них с Адой оставалось пять минут, чтобы войти.

— Вы не узнаете, если не попробуете! Мы нужны им на Марсе, они не могут без нас. Слушайте, мне правда жаль, что вы не успели. Но здесь ведь такие же девушки из контейнеров, как и вы. Если мы станем драться между собой, корпы победят навсегда, понимаете?

Индира обернулась к напряженно ждущей очереди:

— Разойдитесь, освободите им проход.

Девушки расступились. Индира попросила опоздавших:

— Разрешите нам войти. Пожалуйста.

— Да ну их, в самом деле, — протянула одна из девиц у сканера. — Идем.

— Спасибо, — сказала Индира.

Некоторые в очереди тоже говорили проходившим мимо: «Спасибо… спасибо…»

Подруги вошли на стадион, стараясь держаться ближе друг к другу. После сканирования на их социальных браслетах появились номера трибуны, ряда и места. Места оказались рядом.

К участницам обратился теплый женский голос из динамиков:

— «Дети человечества» открыли Марс для всех! Благодаря Лотерее каждая из вас может стать матерью нового поколения марсиан! Присоединяйся к команде «Детей человечества»!

— Этот старый стадион… для чего кому-то понадобилось строить эдакую махину? — спросила Индира, оглядывая арену и трибуны.

— Говорят, когда-то здесь проходили соревнования, — ответила Ада. — Кто быстрее всех бегал и выше всех прыгал, тот получал работу в корпорации.

— А зачем столько… сидений? Что, вся корпорация собиралась смотреть?

— Да почем я знаю, Воробушек? Хорош болтать, корп тебя побери. Еще вирус подцепишь!

Индира испуганно прижала респиратор к лицу, затянула шнуровку плотно, но осторожно. Упаси Маркс завязка порвется! На Лотерею собрались тысячи девушек из десяти окрестных контейнерных кварталов. Оказаться без защиты посреди такой толпы — верный шанс подцепить заразу.

Все кругом, конечно же, носили респираторы — кто самодельные, из тряпья и ржавых железок, кто старые, оставшиеся от предков. Некоторые, впрочем, щеголяли масками из корпоративного магазина, а ведь их можно купить только за деньги! Наверно, у родственников этих девушек есть настоящая работа, а не только социальная нагрузка за баллы.

— Сколько еще ждать… — протянула Ада. — Корп побери, я же прямо тут описаюсь.

Туалетов, как и еды, для участниц Лотереи предусмотрено не было. Но мать сберегла для Индиры на завтрак половину своего вчерашнего пайка, так что есть пока не хотелось.

— «Дети человечества» открыли Марс для всех… — снова понеслось из динамиков.

На аугвизор для рекламных роликов корпы не расщедрились. И правильно: для тех, кто сюда пришел, Марс не нуждался ни в какой рекламе.

Индира с любопытством вертела головой. Стадион был заполнен на две трети, и участницы равномерно прибывали через десять входов. Одни размещались на трибунах, другие рассаживались на скамьях прямо на арене. Индира никогда не видела разом столько людей! Большая часть девушек носила шорты, блузы и пластиковые шлепанцы из социального магазина, такие же, как сама Индира и ее подруги. Однако попадались и вещи другого пошиба: рубашки на пуговицах, цветные курточки, джинсы. Некоторые девушки надели сари, будто на праздник. А вот на этой, на три ряда ниже, футболка из настоящего хлопка! В доме Индиры такую одежду могла позволить себе только одна женщина – успешная суррогатная мать. Но и та, как все, брилась наголо, а эта носит волосы почти до плеч — какая же бездна гигиенера должна уходить на мытье! И поверх ее социального браслета поблескивает хромом дорогущая оболочка. Зачем вообще эта фифа участвует в Лотерее? Наверняка ведь ее семья может себе позволить обследование в клинике, сертифицированной «Детьми человечества».

Индира сжала ладонь в кулак. Че, как же хотелось вцепиться этой богачке в шикарные патлы! Небось, живет в доме, не в контейнере, учится в школе с настоящими учителями, трескает натуральную еду сколько влезет — вон жирная какая — и при всем при том участвует в Лотерее! Плевать ей, что она ворует шанс у тех, кому не досталось другой возможности выбраться из нищеты, получить работу, а главное, родить собственных детей, много детей — и не отправиться при этом на занюханную обочину жизни!

Прямо напротив трибуны, где сидели Индира и Ада, находилась арка с огромными зелеными буквами «Выход». Разумеется, никто из тысяч участниц к ней даже не подошел. Покинуть Лотерею, как и любой этап отбора, можно в любой момент; вот только нету таких дурочек, чтобы уходить добровольно.

Рядом с дверью Индира разглядела граффити. Изогнутая линия обозначала далекий горизонт, над ней выступала башенка с острой крышей.

— Смотри, Ада, это же «Последний берег»!

— Маркс, и что с того? Их повсюду малюют.

— Здесь, прямо где корпы проводят Лотерею! Как его только не стерли…

— Да корпам плевать, — Индира услышала, как Ада зевает под респиратором. — Кому как не им знать, что «Последний берег» — просто утешительная сказочка. Его давно уничтожили, если он вообще когда-нибудь существовал. И не смотри на меня, как Ашник на вакцину. Если ты правда веришь в «Последний берег» — зачем притащилась на Лотерею?

Индира опустила глаза. Конечно же она не верила в «Последний берег» всерьез… Но в глубине души хотелось надеяться, что где-то и в самом деле спит древний искусственный интеллект небывалой мощи, созданный, чтобы остановить корпорации, если они перестанут приносить человечеству пользу и начнут тормозить его развитие. Впрочем, Ада права. Что толку от этих фантазий? Биомусор из контейнеров рисует повсюду далекий берег с одиноким маяком, просто чтобы себя утешить, и корпы никак с этими граффити не борются — нет смысла. Надо быть реалисткой и бороться за право попасть на Марс — туда, где есть будущее.

Когда в горле совсем пересохло, Индира вытащила из кармана контейнер, осторожно приподняла маску и отпила три глотка воды, сбереженной матерью из вчерашнего базового пайка.

Разглядывать участниц поднадоело. Индира активировала социальный браслет, чтобы зайти в домовой чат — но оказалось, что доступа к Сети на стадионе нет. Девушка поежилась. Ни разу в жизни она не оказывалась вне зоны действия Сети. Впрочем, свой контейнерный квартал она до этого дня покидала всего дважды, со школьными экскурсиями. На одной из них детям показали настоящих живых птиц, тогда Ада и прозвала подругу Воробушком. Потом экскурсионную программу отменили, и до Лотереи другого повода легально покинуть свой квартал не было. Конечно, многие спокойно перелезали через забор, но это было нарушением карантинного режима – если поймают, отправят на принудительную стерилизацию.

Ада не вертела головой, а смотрела прямо перед собой — собранная, спокойная. Индира с завистью покосилась на ее мощные мускулы. Она сама любила учиться, особенно математике, а вот спорт ей никак не давался — сколько Индира ни мучила себя отжиманиями и подтягиваниями, мышцы упорно не желали расти. Потому и пришла сюда скорее поддержать Аду, чем всерьез на что-то рассчитывая. На Лотереях проводится экзамен по одному из школьных предметов, но потом-то придется сдавать спортивные нормативы. Матери будущего человечества должны быть сильными — такими, как Ада.

Наконец вместо надоевшей речевки про открытый Марс из динамиков разнеслась бодрая музыкальная отбивка, а затем зазвучал новый голос – мужской, энергичный и полный оптимизма:

— С тех пор как первый гоминид поднял глаза к небу, Марс стал заветной мечтой человечества. Сегодня мы воплощаем то, к чему стремились многие поколения наших предков! Сотни тысяч землян обрели дом на Красной планете, под куполами корпорации «Дети человечества»! Подлинный фронтир, невероятные приключения тела и духа, простор для исследований и революционных научных открытий! Все это корпорация «Дети человечества» дарит вам! Каждая из вас может стать матерью марсиан — тех, кому принадлежит будущее!

Как будто этих девушек нужно мотивировать, поморщилась Индира. Да им, как и ей, плевать и на корпорацию, и на Марс ее расчудесный. Имеет значение только шанс убраться со ставшей помойкой Земли и родить детей, для которых найдется место под Солнцем — хотя бы и на другой планете.

— Сегодня мы проводим сорок вторую Лотерею! — торжественно объявил голос. — Зарегистрированы двенадцать тысяч сто двадцать одна участница из десяти кварталов. Между ними будут разыграны триста мест в Селекторе!

На числах голос становился отрывистым, из интонаций пропадали бодрость и гладкость. Разумеется, никакой человек этих слов никогда не произносил. Запись сделана автоматом, ее даже не потрудились отредактировать. Ни один корп-офицер на Лотерею не явился — много чести для балласта.

В Селектор попадет одна из сорока собравшихся здесь девушек. Лотерея только называется лотереей — наверно, чтобы балласт не воображал, будто способен чего-то добиться своими усилиями. В действительности это, конечно же, состязание, в котором учитываются не только результаты теста, но и собранные с браслетов биометрические данные. У Индиры никаких шансов.

— И я счастлив вам объявить, что сегодня вы будете соревноваться в математике — царице наук!

Над стадионом пронесся вздох — сложно! Индира, напротив, приободрилась. В математике ее шансы оказаться лучшей были выше, чем в чем-то другом. Это был ее любимый предмет — стройность формул и доказательств она предпочитала запутанности и противоречивости окружавшего ее мира.

— Через пять минут задания будут загружены на ваши браслеты. У вас полтора часа. Решите столько задач, сколько успеете. И не пытайтесь списать у соседки, задания одинаковы по сложности, но варианты у всех разные.

Индира любила школу, проводила там целые дни — обычно в обществе других девочек, считавших себя достаточно здоровыми для материнской программы. Их школа представляла собой ангар с учебными компьютерами. Экраны защищал сверхпрочный пластик, иначе разочаровавшиеся в образовании подростки давно разбили бы их. Квартальный полицейский хоть и получал за службу только соцбаллы, да и тех все меньше с каждым годом, за школой присматривал и любителей варить синт оттуда гонял. Ходили даже слухи, что школьная камера, в отличие от остальных в районе, действительно что-то записывает. Потому в школу можно было приходить без особого риска быть изнасилованной или убитой.

Однако школа мало кому была нужна. Среднее образование доступно каждому — но что толку, если оно не поможет найти работу? Мальчикам учиться ни к чему, на Марс отбирали только будущих матерей, а на Земле нет разницы, с образованием прозябать в контейнере или без него. Да и учили школьные программы из рук вон плохо: часто подвисали, на вопросы отвечали невпопад, задания проверяли так, что только запутывали учеников. Индире разбирать материал помогала мама: дед ведь работал, потому она в свое время училась в школе с живыми учителями.

Браслет пискнул. Индира развернула голоэкран. Десять заданий, от простого к сложному. Трудно будет только с последним, где интегралы. Девятое… это она решит, если время останется. Остальные — сущая ерунда…

Индира глянула на Аду. Та сидела неестественно прямо и даже не открыла задание, так и смотрела перед собой.

— Чего такое? — Индира дернула подругу за рукав. — Давай решай задачи, время-то идет!

— Да не секу я совсем в этой корповой математике! — громко прошептала Ада. — Биологию должны были дать! Почему он меня не предупредил?

Кто — «он»? Почему Аду должны были предупредить, никого же не предупреждали… а, ладно, не до того теперь.

— Возьми себя в руки, ради Че! Не брошу я тебя, за каким корпом мне без тебя этот Марс? Посмотри первые задания. Это арифметика, ничего сложного, надо только сосредоточиться. Решай первые три, свои и мои. Я начну с пятого. Успею оба варианта. Ты знаешь, в математике я круче всех. Соберись и помогай!

За полтора часа Ада решила первые четыре задания в обоих вариантах; Индира — с пятого по девятое, тоже за двоих.

— Время истекло! — жизнерадостно объявил динамик. — Проверка займет ровно шестьдесят секунд! Через минуту вы узнаете, кто отправится на небеса, а кому суждено остаться на Земле!

Индира зажмурилась. Вдруг многие тут решили все десять заданий? Как знать, может, эти девицы, что носят хлопок, умеют и интегралы брать? Это несправедливо, у всех же были разные возможности, кому-то могли и репетиторов нанимать… Обычно нерелигиозная, Индира сцепила руки в замок и горячо зашептала молитву: «Святые Маркс, Иисус и Че, защитите меня от корпов, сберегите от вирусов и пошлите работу».

— Десять секунд до оглашения результатов! — заходился в восторге голос робота из динамика. — Смотрите на экраны ваших социальных браслетов!

Все и без его указаний уже пялились в свои экраны, боясь дышать. На них мигал древний символ ожидания – резко сужающийся в середине сосуд. Дед объяснял, что это песочные часы – когда-то давно, до изобретения компьютеров, такими измеряли время.

Стадион хором выдохнул смесью разочарования проигравших и восторга победительниц — одна из сорока сейчас стала избранной. Индира распахнула глаза и не сразу поверила тому, что увидела: на экране ее браслета горела зеленая галочка. Она выиграла в Лотерее! И Ада тоже: на ее запястье светился зеленый огонек!

Подруги завизжали и обнялись.

Об этом моменте Индира, как и всякая девушка из контейнера, мечтала много лет, с самого детства, едва только начала понимать, что такое жизнь и как она устроена. И все же теперь радость быстро сменилась паникой. Это же значит, что отъезд в Селектор уже послезавтра! То есть… если Индира пройдет отбор, значит, завтра она обнимет маму в последний раз. Конечно же она хочет победить, она хочет на Марс, у нее должны быть дети и профессия, она заслуживает этого! И она всегда знала, что не сможет взять с собой маму. Но одно дело — знать, другое — понять, что завтра придется проститься с самым родным человеком. Возможно, навсегда проститься.

— Послушай, а что ты такое говорила там, перед экзаменом? — спросила Индира, когда они уже шли к выходу. — Что еще за «он», который должен был тебя предупредить?

— Не знаю, не помню… — Ада пожала плечами. — Я так растерялась, сама не понимала, чего несу… Спасибо, если бы не ты… Смотри, а эта террористка до сих пор тут торчит!

Старуха со своим плакатом так и стояла у входа на стадион; ее усталое лицо ничего не выражало, словно бы на нем был респиратор — хотя его по-прежнему не было. Ада резко остановилась, сошла с дорожки и в три широких шага подскочила к ней.

— Что значит — «не оставляйте нас»? — заорала Ада старухе в обнаженное лицо. — Ты, древний биомусор, издеваешься, что ли? Вас — это землян, в смысле – Землю? «Не оставля-айте!» Скажи, да какого корпа мы вам нужны? Может быть, у вас, кто бы вы ни были, найдется для меня работа? Может, учиться меня отправите? Может, ребенка мне позволите родить и вырастить, своего, не суррогатного? Может, «Последний берег» активируется, отменит корпорации и вернет Землю людям? Или Маркс, Иисус и Че спустятся с небес и подарят нам коммунизм?

От крика маска Ады сползла на шею, но она этого не заметила. Индира схватила подругу за руку и попытались втащить назад, на дорожку, но Ада, не оборачиваясь, оттолкнула ее. Выхватила у женщины плакат, швырнула его на землю и принялась топтать.

— Никому мы тут не нужны! — продолжала она кричать не изменившейся в лице старухе. — Нас на этой сраной планете миллиарды, и все как один никому не нужны! Все, на что мы годимся — жрать дерьмовый базовый паек и передохнуть поскорее от вирусов! Это Марс теперь для людей, а Земля не для людей больше! А ты стоишь со своим плакатом и надеешься, что от этого что-то изменится, да? Ну что, ну кого мне здесь не оставлять?

И чего Ада так бесится? Она же выиграла в Лотерее, надо радоваться…

— Да прекрати ты! — Индира повисла у подруги на плечах. — Ты чего, хочешь в корп-полицию загреметь вместо Селектора?

Ада успокоилась так же быстро, как завелась. Индира надела на нее респиратор, взяла за руку и спешно потащила прочь.

Минуту спустя Индира обернулась. Старуха поднимала с земли свой плакат.

Виктор

— Виктор, голубчик, проходите! — приветливо загудел профессор. — Спасибо, что согласились лично посетить старика! Во плоти, так сказать, не через Сеть… Прошу вас, присаживайтесь.

Виктор подавил улыбку и уселся в предложенное кресло — мягкое, обитое натуральной тканью. Научный руководитель так и не надел респиратор, и Виктор, чуть поколебавшись, тоже снял свой. Это, конечно, нарушало карантинные правила, но в академической среде такие вольности были в порядке вещей. Все-таки лицом к лицу беседовать с профессором, деканом факультета марсологии — большая привилегия. Марсология отпочковалась от старой земной геологии тридцать лет назад, и профессор стоял у истоков нового направления.

— Угощайтесь, вода чистейшая, артезианская, — профессор налил гостю воды со льдом.

Графин был пластиковый, а вот стакан — из настоящего стекла.

— Благодарю вас, профессор, — улыбнулся Виктор. — Как ваше здоровье?

— Грех жаловаться, имплант прижился и справляется лучше, чем моя печень даже в далекой молодости, — профессор коснулся сенсора, чтобы чуть придвинуть к столу свое инвалидное кресло. — Неплохо я сохранился для шестидесяти пяти. Хотя, конечно, прадед мой в эти годы еще вовсю на охоту ездил… А вы, дорогой, и не знаете, верно, что такое охота. Гляньте на досуге в Сети, расширьте свое представление о нашем, хм, порочном земном прошлом. Но я вас позвал не о своих стариковских делах болтать, а, разумеется, о вас, о вашем будущем. Вот, хотел первым сообщить новости. Научный совет рассмотрел вчера вашу заявку о направлении на Марс…

— И что же решил совет? — спросил Виктор насколько мог небрежно.

Профессор вздохнул:

— Прения были весьма бурные, сами понимаете. Нет, научная ценность вашей работы сомнений не вызывает, рецензии блестящие… Но направить на Марс именно вас… когда…

— Понимаю, — Виктор сощурился. — Когда у каждого в совете есть собственные ученики.

— Дело не в этом! — всплеснул руками профессор. — Вы безусловно нужны на Марсе, с этим никто не спорит. Но ведь вы, с вашими… связями в «Детях человечества», могли бы давно уже быть там, если бы захотели.

— Мог бы, — ответил Виктор. — Как сын своих родителей — мог бы. Но тогда я стал бы обычным офицером корпорации. Солдатом, исполняющим приказы, винтиком огромной машины. Меня годами мариновали бы на административной работе, и я не имел бы права возразить. Я не этого хочу от жизни. Мне нужна собственная лаборатория, авторитет в научном сообществе, имя в науке и истории. И все это я могу получить, только если отправлюсь на Марс от университета, а не от корпорации. Никто не может отрицать, что я имею на это право. Много ли соискателей защитили докторскую степень в двадцать семь лет? Я добьюсь того, чего заслуживаю, и не через связи покойных родителей, а собственным трудом.

— Да вы не горячитесь так, голубчик! Вы, собственно, уже добились, это я и хотел вам сообщить… То есть, не то чтобы вы… Совет изыскивал всяческие предлоги для того, чтобы не включать вас в марсианскую программу. Тогда слово взял представитель инвестиционного комитета «Детей человечества» и практически открытым текстом заявил, что политика корпорации в отношении выдачи грантов будет прямо зависеть от уровня научных кадров…

— Иными словами, — усмехнулся Виктор, — корпорация купила меня у университета.

— И очень дорого.

— Спасибо за новости, профессор.

— Да не за что, право слово… Завтра вы получите протокол заседания и со всем ознакомитесь в подробностях. — Профессор пожевал губу. — Однако это я мог бы и по Сети вам сообщить… Поговорить я хочу о другом.

— Да, профессор, я весь внимание!

— Официальная резолюция ученого совета выйдет недели через две, знаете, бюрократические проволочки — неискоренимая университетская традиция…

Виктор заметил, что вода в стакане, который он держит в руке, едва не выплескивается. Скверно, скоро медкомиссия, а у него нервы не в порядке.

— И оформление вашего обследования в аккредитованном «Детьми человечества» медицинском центре уже началось. Отправим вас к лучшим докторам, то есть, конечно, на лучшие диагностические аппараты. Хотя в вашем случае это скорее формальность, «Дети человечества» к ученым в вопросах допуска по медицинским показаниям довольно лояльны. Годы в лаборатории никому здоровья не прибавляют, и эксперты по природным богатствам Марса чрезвычайно востребованы, потому, полагаю, затруднений не возникнет.

Профессор взял со стола древнюю стеклянную бутылочку из-под колы с частично сохранившейся этикеткой, рассеянно повертел в руках, поставил на место.

— Видите ли, по опыту могу предположить, что после резолюции ученого совета все произойдет достаточно быстро… Потому хотел побеседовать теперь, в спокойной, так сказать, обстановке. Понимаю, что направление на Марс чрезвычайно важно для вас и как для ученого, и по личным причинам… простите, что затрагиваю такую деликатную тему…

— Извиняться не за что, — ровно ответил Виктор. — Этой трагедии более десяти лет. Я давно отгоревал. Жизнь продолжается.

Родители Виктора были в числе тех, кто разрабатывал программу третьего этапа колонизации Марса. В те годы поток переселенцев возрос на порядок, их отбор, обучение и адаптация требовали самого тщательного планирования. Отец и мать Виктора погибли в теракте, устроенном группой «Земляне» — одном из многих.

— Понимаю, для вас важно продолжить дело родителей, воплотить их мечту… И все же я попросил бы вас обдумать своё решение еще раз.

— Обдумать? — брови Виктора поползли вверх.

— Вот видите, вас мое предложение удивляет, — быстро сказал профессор. — Я даже не уверен, что решение о переезде на Марс вы действительно принимали… Это же нечто само собой разумеющееся: лучшие из лучших стремятся покинуть Землю.

— Это же… естественно.

— Знаете, за последние годы из дюжины по-настоящему талантливых молодых ученых, прошедших мою кафедру, на Марс отправились пять человек. Еще трое заявку не подавали из-за здоровья… вирусы, ну или как я, — профессор похлопал ладонью по подлокотнику инвалидного кресла. — Остальные тоже мечтали продолжить карьеру на Марсе, но «Дети человечества» их заявки по разным причинам отклонили. Так вот, вы знаете, Виктор… никто из них после этого не продержался в науке и года. Кто-то ушел в другие сферы, кто-то просто… потерял интерес к какой-либо реальной деятельности и переключился на вирт. Они восприняли невозможность попасть на Марс как окончательное жизненное поражение, понимаете?

Виктор кивнул. Он, конечно же, тоже так бы это воспринял, но об этом не хотелось и думать.

— Но ведь и на старушке Земле не перевелась еще работа для геологов! — продолжал профессор. — Программа освоения арктических просторов уже полвека как свернута. Последний подводный купол построен двадцать лет назад, и используют их теперь только для культивации водорослей… Мало кто вспоминает, что когда-то человечество мечтало о новой Атлантиде! Да о чем мы только не мечтали… здесь, на Земле, понимаете? Не об одном только космосе.

— Да, разумеется, я вас понимаю, — ответил Виктор скованно.

Разговор стал его утомлять. Сегодня утром он посмотрел на счет за воду и решил, что обойдется гигиенером; теперь тело под лучшей рубашкой из натурального хлопка ощущалось липким. Пахнет от него, должно быть, как от балласта…

А ведь на Марсе, наверное, придется вовсе забыть про водяной душ, не говоря уже о праве ежемесячно посещать бассейн. Что поделаешь, тяготы фронтира.

— Я не требую от вас никакого ответа сейчас, упаси Маркс! — профессор явно заметил замешательство гостя. — Просто прошу задуматься о моих словах. Космическая экспансия — это прекрасно, но ведь даже по самым оптимистическим прогнозам в ней будет задействовано не более одной десятитысячной человечества. В то время как здесь уже более восьмидесяти пяти процентов взрослого населения не имеет работы. Вирусы всех категорий распространяются вопреки строгим карантинным мерам. Мировой океан пока что кормит нас, но ведь и его ресурсы не безграничны. Вы знаете, что растут только бюджеты на исследования, связанные с Марсом? А вот, например, финансирование селекции новых сортов водорослей с каждым годом сокращается.

Виктор вежливо кивнул и зевнул через нос, не открывая рта. Профессора он безмерно уважал и был благодарен за помощь с исследованием и, главное, продвижением его в научном сообществе, потому без колебаний принял приглашение лично приехать в университет в выходной день. Однако выслушивать смягченную версию пропаганды «Землян»... пожалуй, профессор мог бы проявить больше такта. Ведь именно «Земляне» убили родителей Виктора.

Виктор скосил глаза на браслет, чтобы проверить время. Вроде на вечернюю платформу он пока успевает…

— Человечество всю свою историю мечтало о космической экспансии, — продолжал разливаться профессор. — Конечно, героический фронтир всегда был уделом меньшинства… но ожидали ли мы, что большинство превратится в жалкие остатки, брошенные в цивилизационном тупике? Закономерный вопрос — если мы не способны навести порядок у себя дома, что сможем построить в новом мире? Что мы знаем о жизни марсианской колонии, кроме того, что «Дети человечества» показывают в бравурных рекламных роликах?

— Многое знаем, — терпеливо ответил Виктор. — Каждый корабль привозит отчеты, логи и показания приборов, результаты измерений, научные статьи… личные письма, в конце концов.

— Личные письма… — повторил профессор. — Вы знаете, что каждое личное письмо проходит корпоративную цензуру? И отправлять можно не более одного в три месяца… я не вижу для этого ограничения никаких разумных причин.

— Разумеется, корпорация вправе защищать свою коммерческую тайну!

Виктор нахмурился. Направление, которое стал принимать разговор, ему решительно не понравилось. Одно дело — обычное для университетской среды нытье про цивилизационный тупик, и совсем другое — клевета на корпоративные идеалы, то есть измена интересам человечества. Профессору-то, может, уже и все равно, в его-то возрасте…

— Я получал личные письма от троих бывших учеников, — тихо сказал старик. — Голову готов прозакладывать: эти тексты писали не они. Но доподлинно мы знать не можем. Ведь в обратные рейсы летают только корп-офицеры, а колонисты остаются на Марсе навсегда…

Виктор с грохотом отодвинул кресло и поднялся на ноги:

— Профессор, при всем уважении, я не намерен выслушивать… Вы понимаете, что вообще-то я обязан доложить об этой беседе в корпоративную службу безопасности? Конечно, из уважения к вам я этого делать не буду. Но, Иисус, вы еще скажите, что это корпорации создают и распространяют вирусы.

— Конечно же нет! Корп-офицеры страдают от вирусов так же, как и простые смертные. Но программы массовой вакцинации сокращаются каждый год. Многие заболевания можно было бы лечить антибиотиками, но их населению не выдают, чтобы не развивать резистентность.

— И как все это должно убедить меня остаться на Земле? — Виктор с огромным трудом сохранял хотя бы видимость спокойствия. Отчаянно хотелось натянуть респиратор и уйти. —С этими проблемами я могу поделать не больше, чем вы — то есть ничего.

Профессор наклонился вперед и спросил почти шепотом:

— Вы слышали о проекте «Последний берег»?

Виктор фыркнул:

— Глупая городская легенда! Мы даже не знаем, существовал ли он когда-нибудь…

— Полагаю, кто-то должен сохранить эти сведения, — профессор упрямо сжал губы. — Некие люди… или интеллекты.

— Я не намерен больше это слушать! — Виктор заходил по кабинету. — Я смотрю на вещи реально и понимаю, что на Земле уже ничего не изменить. Зато я могу участвовать в создании будущего на Марсе. Без балласта… то есть без потомственных потребителей велфера, заживо гниющих в вирт-капсулах. Без экологического кризиса. Без вирусов.

«Без вечно всем недовольных ворчунов вроде вас», – хотел было добавить Виктор, но сдержался.

— Я понимаю, понимаю, Виктор… У вас карьера, перед вами будущее… И все же, прошу вас, запомните мои слова. Что-то неладно не только с Землей, но и с Марсом. Быть может, это просто дементный бред выжившего из ума старикана… я бы предпочел, чтобы так оно и оказалось. Дай-то Че.

Индира

— Эй, марсианочка! Далеко собралась?

Индира замерла и выругалась про себя. Так погрузилась в свои мысли, что утратила осторожность, свойственную любому жителю трущоб с рождения! От стадиона шли пешком, она смертельно устала за этот долгий день. На углу рассталась с Адой… и зашла в темный проход между контейнерами, не глядя!

Индира дернулась, чтобы бежать прочь, но двое парней уже перекрыли выход. Один из них схватил ее, наскоро облапал и толкнул вперед, в круг бледного электрического света от древнего смартфона. Девушка упала, больно ударившись коленями.

— Куда так торопишься? — спросил насмешливый голос из темноты. — Что, корабль на Марс уже отчаливает? Даже проститься с дорогими соседями некогда?

— Ты кто? — спросила Индира, стараясь, чтобы голос не дорожал.

— Ай-ай-ай, не узнаешь! А ведь всю жизнь рядом прожили! Что же, посмотри на меня. Наслаждайся!

Свет сместился, теперь он был направлен не на девушку, а на лицо говорившего — снизу. Впрочем, и без этого эффекта оно смотрелось достаточно жутко. Индира зажала себе рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Имени этого парня из соседнего дома она не помнила, хотя по имени его никто и не звал. Его прозвали Чернухой — по названию его болезни, вируса категории А. Смартфон осветил гниющие щеки и почерневшие пальцы, с которых уже сошли ногти.

А-вирусы неизлечимы. При поддерживающей терапии с ними можно прожить лет до тридцати, но у балласта нет денег на лекарства. Остается только гнить заживо, что Чернуха и делал.

— Весь домовой чат только о вас, победительницах по жизни, и трындит, а ты даже не заглянула поделиться радостью с соседями, — Чернуха покачал головой. — Брезгуешь нами, марсианка? За биомусор держишь?

— Я… — с трудом выдавила Индира. — Нет, я… не брезгую… нет…

— В самом деле? — Чернуха вскинул брови, его банда загоготала. — Ну коли не брезгуешь, докажи. Поцелуй меня на прощание.

— Не надо, пожалуйста, — всхлипнула Индира. — Послушайте, я же ничего вам не сделала!

Ее слова вызвали новый взрыв хохота. Чернуха, подсвечивая себя, облизнул растрескавшиеся губы, размазывая кровь вокруг гниющего рта. Индира сгруппировалась, вскочила и кинулась к проходу, нацеливаясь растолкать стоящих там парней и проскочить между ними. Ашники-инвалиды, с двумя она справится! Но откуда-то взялся третий, ее бросили на землю лицом вниз, навалились толпой, заломили за спину руки. Она истошно завизжала, и чья-то грязная ладонь зажала ей рот.

— Ишь, резвая какая, — ухмыльнулся Чернуха. — Не хочешь, значит, проститься с соседями по-людски? А придется! Оставлю тебе на память подарочек.

Банда снова загоготала. Ну не станут же они ее насиловать, лихорадочно соображала Индира, просто не смогут, вирусы категории А убивают потенцию… Но у Чернухи был другой план. Он достал самодельный нож с обмотанной шнуром рукояткой и медленно надрезал себе край запястья.

Вирусы категории А передаются через кровь.

— Думала улететь в волшебную страну на Марсе, а нас оставить тут гнить заживо, — прошипел Чернуха, любуясь сползающей по руке каплей. — А вот хренушки…

Индира панически огляделась. Среди покрывающих стены граффити — символ «Последнего берега». Легенда, которая никому не может помочь…

— Немедленно ее отпустите!

У прохода вспыхнул новый свет, яркий, белый. Ада! Но зачем, что она им сделает?

— Слышь, Чернуха, она одна приперлась, — сообщил один из парней.

— А это у нас еще кто? — спросил вожак гниющих ублюдков и направил смартфон на Аду. — А, вторая принцесса из трущоб! Сама пришла! Молодец, хвалю.

— Отпустите ее, — повторила Ада.

— А чего ты такая дерзкая, руководящие указания нам раздаешь? — Чернуха скривил гниющий рот.

— С того, что веду прямую трансляцию в квартальный чат, — Ада подняла руку с соцбраслетом и демонстративно обвела лучом фонаря собравшихся. — Вот так, теперь все ваши лица попали в кадр.

— И чего? — Чернуха скривился. — Сейчас сюда корп-полиция на флаерах заявится? Скажи еще, робострелков и боевые дроны введут! Коне-ечно, кроссовки только завяжут… Биомусор развлекается с другим биомусором, эка невидаль. Кому какое дело до контейнерных шлюх?

— А такое, что она теперь гражданка Марса! — Ада решительно шагнула вперед, и стоящие у нее на пути парни чуть отшатнулись, словно это она была Ашницей, а не они. — Как и я! Хочешь влететь на межпланетный терроризм, Чернуха? Смотри, у корпов как раз раскрываемость по «Землянам» плохая, а тут готовенькая ячейка!

— Ты это, порожняк-то не гони! — ерепенился вожак Ашников, но без прежней уверенности в голосе.

Индира почувствовала, что держащие ее руки ослабили хватку.

— А знаете, что сейчас бывает за противодействие межпланетной экспансии? — продолжала наступать Ада. — Измену интересам человечества схлопотать хотите, да? Или думаете, что раз вы Ашники, то вам уже никто ничего и не сделает? Зря-а, тут как раз противовирусное нового поколения выходит, а тестирование на животных, как учат нас корпы, неэтично. Да и дороги нынче животные, а вот вы как раз ничего не стоите.

— Да ты полегче! Шуток не понимаешь совсем… Мы же так, дурачимся по-соседски, — Чернуха окончательно ушел в оборону. — Ты же, это, аугфильм-то не отправила еще?

— Стоит на двухминутной отсрочке.

— Значит так, — вожак с явным усилием вернул в голос командирские нотки. Видимо, вирус еще не добрался до его мозгов, он сообразил, что за две минуты браслет Ады никак не взломать. — Проваливай, пока цела. И подружку свою забирай. Аугфильм чтобы нигде не всплывал, поняла меня? А то сама-то ты усвистишь на Марс, но где мать твоя живет, мы знаем. Даже если нас корпы загребут, Ашников на квартале много, и мы горой друг за друга. А будешь молчать — все останутся целы, я добрый сегодня. Всё, валите уже на свой корпов Марс, и чтобы больше не попадались мне…

— Но мы же не гражданки Марса, — тихо сказала Индира, когда они отошли от опасного прохода и поднялись в контейнер по шаткой наружной лестнице. — Мы еще не прошли отбор…

— Удачно, что Чернуха в таких деталях не разбирается, — пожал плечами Ада.

— Спасибо тебе…

Они стояли на лестничной площадке. Сюда доставал свет единственного в квартале целого уличного фонаря.

— И как ты только меня нашла? — догадалась спросить Индира.

— Да сообщения проверила. Мне друг один написал, он за нашим кварталом… присматривает. Эти мрази обсуждали, как нас подловить, в своем закрытом канале. То есть это они думают, что канал у них закрытый. Есть одна простая программка… Выбрали тебя, потому что решили, что ты более беззащитна.

В последнее время у Ады появились друзья, с которыми она Индиру не знакомила. Надо же, среди них есть настоящий хакер…

В пространстве между контейнерами завис пропагандистский дрон. Из динамика раздался глубокий теплый голос:

— Голод, войны, политические кризисы… Счастливые дети двадцать четвертого века не знают таких слов. Уже сотню лет корпорации оберегают человечество, словно нежная мать, которая держит на руках любимого младенца…

— Да заткнись ты! — бессильно бросила дрону Ада. — Маркс, полквартала месяцами сидит без электричества, а на пропаганду эту сраную энергия есть, ну надо же!

— Семь корпораций! — восторженно провозгласил динамик. — Защита, еда, энергия, кров над головой, Сеть, медицина — и будущее на Марсе! Семь корпораций — ваш щит и ваша опора!

— Ну вот какого корпа! — Ада ударила кулаком по ржавым перилам. — Ведь все, все до последнего конченого синтера понимают, что это туфта… Издеваются они так, что ли?

Индира обняла подругу за плечи:

— Не сердись, не надо, это же без толку... Видишь, дрон уже улетает.

— Этот биомусор, они тебя не поранили? — сменила тему Ада.

— Да вроде нет…

Они немного помолчали. Мимо прошаркала тетка с мусорным ведром, окинула их раздраженным взглядом.

Индира всматривалась в мутное небо над городом. Изредка сквозь марево пробивался лунный свет, а пару раз в год, когда ветер разгонял тучи, удавалось разглядеть звезды. Сегодня ночь была обычная, туман отдавал горелым пластиком. Но девушка знала, что Марс там, наверху, далеко от грязной Земли.

— Как-то все у нас будет там, на Марсе?

— Как-то будет.

Ада сжимала перила и безразлично смотрела вниз, в лабиринты переулков. Странно, она же так рвалась на Лотерею, и в школу ходила чуть ли не каждый день весь последний год, и спортом занималась часами, не щадя себя… Наверно, она просто устала, она ведь не железная, хоть и пытается казаться железной. Не может же быть, чтобы ее не волновал Марс.

— Давай провожу тебя в отсек, — сказала Ада. — Твоя мама уже, наверно, волнуется.

— Съешь еще риса, — мама подвинула к Индире пластиковую тарелку. — Один Иисус знает, когда тебя покормят в следующий раз…

— Не надо, мам, я сыта. Оставь себе на завтра.

Рис принесла самая богатая женщина в доме — та самая успешная суррогатная мать. Обычно те, кто находил работу, стремились как можно скорее покинуть контейнеры, но суррогатка все равно сроки беременностей проводила в медицинском центре и не видела смысла тратить деньги на жилье.

Весь день соседи приходили поздравить Индиру. Принимать гостей пришлось во дворе: в крохотный жилой отсек такая толпа никак не поместилась бы. Напуганная вчерашними Ашниками, Индира ожидала, что соседи станут завидовать, злиться — но ее скорее жалели. Каждый год девушки из их квартала выигрывали Лотерею, но все потом возвращались, не пройдя отбор. Большинство отбраковывали по здоровью, хотя кто-то из соседнего квартала однажды дошел до корпоративного психолога — и провалился уже там. Об этом этапе отбора ходили легенды, никто не знал, чего этим корпам могло не понравиться… «Лучше бы не воображала о себе… Падать-то больно будет», — читала Индира во взглядах соседок, всю жизнь не покидавших контейнеры.

А вот Ада с соседями прощаться не стала, с самого утра куда-то убежала — наверное, к своим новым друзьям. В глубине души Индира ревновала и обижалась, что подруга не знакомит ее с ними. Что же, теперь-то само собой получится, что Ада с ними больше видеться не будет.

Индира тихо улыбнулась. Она боялась бы отбора и, чем корп не шутит, самого Марса намного больше, если бы с ней не было Ады. С ней порой непросто, очень уж она нетерпелива и вспыльчива; она никогда не оставит подругу и не предаст. Вместе они могут намного больше, чем каждая из них по отдельности. Вместе они пройдут любой отбор, они улетят на Марс… хоть это и значит, что маму Индира больше не увидит.

— Ну мама, я же знаю, ты весь день ничего не ела.

Мама никогда ни с кем не спорила. Она тихо улыбнулась и взяла с тарелки рисовый колобок.

Индира знала, что, приняв решение сохранить беременность, ее мать, как и многие женщины из контейнеров, уполовинила свой социальный рейтинг навсегда. Нелицензированное родительство — социально безответственное поведение, а получить лицензию для балласта практически невозможно. За любое нарушение общественного порядка полагалась стерилизация, но даже тех, кто ее избегал, призывали отказаться от деторождения во имя будущего планеты. Стерилизация была единственной медицинской услугой, доступной каждому землянину, мужчине или женщине, совершенно бесплатно. Корпоративная пропаганда заявляла, что жители Европейского конгломерата живут богаче, потому что заводят намного меньше детей. Азия же отчаянно отставала, не действовали ни пропаганда, ни сокращения базового пайка – во дворе каждого контейнера играли дети.

Отца своего Индира помнила. У него была мягкая улыбка, он никогда не повышал голоса. Однажды он построил во дворе их дома качели из остова промышленного робота, найденного на свалке. Индира не обижалась, что официально он ее так и не признал: берег рейтинг. Все равно они были семьей. Отец нелегально работал на производстве несертифицированных фильтров для респираторов. Когда Индире исполнилось пять лет, он подцепил В-вирус и умер от осложнения на легкие. Большинство же детей из контейнеров, как и Ада, вовсе не знали своих отцов.

Тогда у Индиры с мамой остался только дед – у него еще была легальная работа, но потом и его завод, один из последних в Ченнаи, полностью перешел на автоматику. Дед после этого едва протянул два года — не вынес чувства собственной бесполезности. С тех пор они жили на базовый паек. Иногда матери удавалось брать смены в общественном приюте для инвалидов, за них начисляли социальные баллы. Тогда мать с дочерью могли позволить себе по полтора литра воды в сутки и обтирались гигиенером каждый день.

Индира искала работу с двенадцати лет, но безуспешно; о деньгах она и не мечтала, но даже за социальные баллы найти ничего не удавалось. Можно было разве что устроиться в салон экспресс-радости: несмотря на бешеную конкуренцию, Индиру звали в парочку. Конечно, настоящей красавицей, как Ада, она не была: ей не досталось ни высоких скул, ни светлой кожи, ни длинных ног, ни хищной грации подруги. Индира выглядела довольно обыкновенно для этих мест: мягкие черты лица, ладная, хотя несколько коренастая фигурка, карие глаза с пушистыми ресницами. Но она была совершенно здорова, ни одного врожденного или приобретенного дефекта, что делало ее востребованным товаром. Если она устроится в салон, они с матерью смогут есть рис хоть каждый день – беда в том, что всего лишь год или два: экспресс-радость была рассадником А и В вирусов. Конечно, торговля собой через ауг-связь или вирт-капсулу была безопасна в этом плане, но аренда оборудования могла поглотить доходы и даже превысить их. Немало девушек пытались заработать таким образом, увязали в долгах и заканчивали в той же самой экспресс-радости.

И даже если бы посчастливилось найти постоянного клиента из тех, у кого была работа, может быть, даже корп-офицера — это поставило бы крест на мечте о Марсе. «Дети человечества» никогда об этом официально не объявляли, но все знали, что в материнскую программу берут только девственниц. Возможно, потому, что некоторые А-вирусы могут три месяца после заражения не выявляться стандартными анализами. Но важнее другое: марсианское человечество, следующая ступень эволюции, создается не трением потных тел, а высокой технологией искусственного оплодотворения, так что не стоит и приобретать низменные привычки.

— Мне так жаль, что я тебя оставляю одну, мама…

— Иисус с тобой, родная. Ты не должна так думать. Мы для того и заводим детей, чтобы однажды они оставили нас и прожили собственную жизнь.

Они сидели на спальных панелях в своем контейнерном отсеке — крохотном кусочке собственной территории. Дневная жара наконец спала, мать убрала от окна кусок светоотражающего пластика, и по отсеку пробежал легкий ветерок, отдающий ржавчиной. Их дом все еще был электрифицирован, и отсек освещала тусклая встроенная лампа.

Дом… Вдоль стен развешано немного оставшейся от деда одежды. В углу старая пластиковая посуда. В изголовье маминой спальной панели — маленький триптих с изображениями Маркса, Иисуса и Че. Корпам нет дела до того, во что верит биомусор.

Индира понимала, что нужно что-то сказать на прощание, но никак не могла подобрать слова. Мама останется одна, а ей же уже почти сорок… От таких мыслей Марс терял свой величественный блеск. Но Индира должна попытаться попасть туда, ведь на Земле ей не разрешат завести детей. А если она, как мама, родит без лицензии, какое будущее ждет ее ребенка здесь?

— Я… я постараюсь сделать все так, чтобы ты, и дед, и папа — вы все могли мной гордиться. У меня обязательно будут дети… это же важно, правда?

— Важно только, чтобы ты была счастлива, девочка моя. Чтобы чувствовала, что живешь полной жизнью. Жаль, на Земле это стало так сложно. Но если корпы тебя отбракуют и ты вернешься домой, это не значит, что я буду гордиться тобой меньше, — мама мягко улыбнулась, и Индира в который раз поразилась, насколько же красиво ее лицо под сетью морщин. — Если же ты улетишь на Марс, я каждую ночь буду смотреть в небо и знать, что где-то там, среди звезд, живет лучшая в Солнечной системе девочка. День, когда ты родилась, был самым счастливым в моей жизни, этого у меня никто не отнимет. И я никогда, никогда не буду чувствовать себя оставленной.

Виктор

— Скажите, Виктор, что для вас Марс?

Виктор размышлял об этом всю сознательную жизнь, и сейчас осуществление мечты зависело от того, сможет ли он достойно ответить на этот вопрос. Но за неделю в медцентре он так одеревенел, что никак не мог собраться с мыслями, потому несколько мучительно долгих секунд молчал и тупо смотрел на собеседника.

Марс, разумеется, был для него всем — как, впрочем, и для любого, кто мечтает прожить жизнь не зря. Но с этим медцентром не задалось с самого начала. Сперва Виктор опоздал на удобную платформу, сел на следующую и всю дорогу до Лондон-Сити тревожно глядел на часы, хотя вроде бы успевал. В Лондоне перекрыли целый квартал: очередной псих с А-вирусом взорвал себя на площади. Взяли такую моду, причем использовали взрывные устройства, разбрызгивающие зараженную кровь на сотни метров — пытались отомстить за свою беду всем, до кого только могли дотянуться. Роботакси долго объезжало заблокированный район кривыми доисторическими переулками, но ветер и сюда доносил облака едкого дезинфекционного тумана, так что пришлось отключить вентиляцию.

В окнах домов горели огоньки, в основном зеленые, но пару раз попадались и красные: автоматика социальных служб была перегружена и являлась утилизировать труп и дезинфицировать капсулу с задержкой. Три года назад в Европейском конгломерате был принят закон, по которому каждая вирт-капсула обязана подавать визуальный сигнал, жив находящийся в ней человек или мертв. Раньше эти сигналы поступали через Сеть, но капсулы слишком часто взламывали, чтобы отключить таймер и навсегда уйти от грязной реальности в чудесный виртуальный мир. Трупы гнили в отрезанных от Сети коконах месяцами, потому была введена примитивная световая сигнализация.

Подъезжать к дверям медцентра ржавое корыто почему-то отказалось, пришлось пешком идти через парковку, на которой каждый мобиль стоил столько, сколько Виктор не заработал бы в Университете и за полвека беспорочной службы. Среди блестящих мобилей Виктор увидел женщину в социальном комбинезоне. Проморгался, потер глаза: слишком уж неуместно она тут выглядела. Что делает бритоголовая нищенка в фешенебельном районе? Словно уловив взгляд Виктора, женщина повернулась к нему, и он увидел в ее руках плакат с надписью от руки: «Не оставляйте нас».

Какого корпа?.. Кто вообще пустил сюда этот балласт, да еще с агитацией? Может, полицию вызвать? Некогда, он уже опаздывает… И все-таки у самой двери Виктор почему-то обернулся. Женщина смотрела на него с таким странным выражением… не гнев, не мольба, даже не упрек… сожаление, вот что это. Словно он был ей близким человеком и подвел ее, но она его уже простила. Виктор стряхнул с себя невесть откуда взявшееся чувство вины, словно прилипший к пальто грязный пластиковый пакет, и поднес социальный браслет к сканеру. Дверь с мелодичным звоном распахнулась.

Голоэкран его браслета сам собой развернулся. Раздался мягкий женский голос:

— Приветствуем вас! Пройдите в карантинный бокс номер 116.

Развернулась карта со стрелочками. В хромированных коридорах Виктор не встретил ни одного человека. Бокс оказался теснее, чем обещал рекламный ролик — между койкой и креслом едва оставалось пространство в два с половиной шага. Зато напор воды в душе вполне приличный, и таймер на целых три минуты в день. Следуя указаниям браслета, Виктор разделся, сложил вещи в стоящий на койке контейнер и отправил его в стенную нишу, которая с тихим гудением закрылась. С удовольствием принял душ и переоделся в приготовленные для него шорты с рубашкой — не хлопок, конечно, но довольно мягкий алготекс, и по размеру подходит даже лучше, чем вещи, которые он сам себе заказывал. Ниша над столом уже мигала зеленым. На завтрак подали водорослевые тосты и кашу, зато яйцо и мате — самые натуральные. Вернув поднос с опустевшими контейнерами в нишу, Виктор откинулся в кресле, активировал оболочку браслета и развернул экран. Как долго он ждал этих трех дней, чтобы поработать спокойно, когда не дергают поминутно ни студенты, ни начальство!

Но тут его постигло разочарование. Отсутствие выхода в Cеть означало не только свободу от бесконечных рабочих вопросов, но и потерю доступа к рабочим материалам. Виктор почувствовал себя полным идиотом: Cеть была вокруг него всю жизнь, как воздух, и он даже не задумывался, что все на браслете работало через нее. Одних только научных статей он собирался прочесть два десятка, а сейчас не может открыть ни одной, не говоря уже о том, чтобы редактировать свою. Даже купленный на днях романчик о приключениях бравых мушкетеров, отважно сражающихся с Третьим Рейхом — и тот без авторизации через Сеть выдал только ознакомительный фрагмент. Запустилась лишь одна ретро-игра — там надо было укладывать в ряды падающие геометрические фигуры так, чтобы не оставалось просветов.

Виктор тяжело вздохнул. Хорошо, конечно, что это случилось не в центре подготовки к колонизации, где ему предстояло провести три месяца. Он успеет подготовиться, должен же быть какой-то способ сохранять программы и документы в памяти оболочки… Он читал в контракте с медцентром, что доступа в Сеть в здании нет в интересах приватности пациентов. Но чью приватность он может нарушить здесь, в карантинном боксе?

Виктор нажал на кнопку в ручке кресла, и перед ним развернулась панель управления аугвизором. В памяти устройства обнаружилась приличная коллекция развлекательного контента. Виктор выбрал историю о путешественнике во времени, попавшем в богатую и веселую нефтяную эпоху, когда люди жили свободно, мечты сбывались и каждый мог найти свое место в жизни. Но что-то смутно тревожило его, мешало погрузиться в праздничную атмосферу древних моллов и супермаркетов. Виктор свернул аугфильм и запустил один из роликов «Детей человечества» о марсианской колонии.

Бокс наполнился светом и ненавязчивой, но воодушевляющей музыкой. Вот на фоне багрового каньона двое людей в скафандрах пристально вглядываются в тянущиеся из красноватой почвы ростки. Вот пухлощекий малыш делает неуверенный шаг, стоящая рядом молодая женщина тянет руки, готовая подхватить его, едва он запнется — и лицо ее словно бы светится изнутри. Вот молодой ученый за уставленным приборами столом сосредоточенно смотрит в развернутый экран… Ну да, профессор прав, ролики бравурные, но какими им еще быть, это, в конце концов, реклама...

Виктор вернул ролик на момент с ученым и поставил его на паузу. Приборы, разложенные по столу, были ему знакомы, с некоторыми из них он сам часто работал, но не представлял себе ситуации, когда они могут понадобиться все сразу. Ну кто будет одновременно использовать ядерно-магнитный спектрометр и мониторить газовый спектр атмосферы? А образцы керна тут для чего? Наверно, разложили все, что выглядело поэффектнее, картинку создавали. А вот этот сейсмограф был Виктору знаком особенно хорошо, точно такой же использовался у него в лаборатории… потому он знал, что этот прибор рассчитан на земную гравитацию. Для Марса выпускали другие сейсмографы, с их логами Виктор тоже много работал. А устройство на столе марсианского ученого было создано для Земли.

Виктор провел ладонями по лицу, помассировал виски. Может, земной сейсмограф оказался на Марсе из-за банальной ошибки складского автомата, и его использовали при съемках ролика, раз уж больше он ни на что не годится? Не надо впадать в конспирологию! В конце концов, если обследование не покажет чего-то ужасающего, скоро он сам окажется на Марсе и своими глазами увидит, что там и как. Ну не отказываться же от мечты всей жизни из-за параноидальных бредней престарелого профессора и ляпов в рекламном ролике!

Возвращаться в развеселый двадцать первый век как-то расхотелось. Виктор выключил аугвизор и запустил игру с падающими фигурами.

Из карантина он вышел несколько одуревшим. Его проверили на все известные вирусы — от древних Ковид-19 и ВИЧ до новейших, зарегистрированных считанные дни назад; он оказался полностью здоров. Но все равно ношение респиратора в медцентре было обязательно, «Дети человечества» относились к эпидемиологической угрозе чрезвычайно серьезно.

Университет оплатил Виктору медицинское обследование для кандидата в колонисты в полном объеме, однако по довольно бюджетной программе, не предполагавшей общения с врачами-людьми. Три дня Виктор рабски исполнял распоряжения браслета: ходил между кабинетами, раздевался, одевался, ложился в капсулы, позволял щупальцам автоматики себя опутать, прикладывал туда и сюда какие-то устройства, глотал трубочки, бежал по движущейся дорожке, дышал, не дышал… Браслет указывал ему, где, когда и что есть и пить и иногда позволял отдыхать в своем боксе. Виктор с трудом урвал минутку, чтобы купить в автомате соевый батончик – поедая его, он чувствовал себя практически бунтарем. В длинных логах медицинских данных Виктор разобраться даже не пытался, словно и не о его бесценном здоровье там шла речь, тем более что без Сети он даже не мог выяснить, что значит тот или иной термин.

В коридорах он встречал других пациентов. Многие, как и Виктор, с пустыми глазами бродили между кабинетами по указаниям браслета, но некоторые могли позволить себе персонального сопровождающего, который все им объяснял и морально поддерживал. Когда Виктор изучал прейскурант, то посмеялся над этой блажью для тех, кому некуда девать деньги, но теперь отчаянно им завидовал. Когда же в очередном кабинете его наконец вместо очередного интерфейса встретил живой врач в традиционном белом халате, Виктор, обычно не суеверный, мысленно вознес хвалу Марксу, Иисусу и Че.

— В целом, ваше состояние оценено как удовлетворительное, — бодро сказал врач. — Есть некоторые проблемы с опорно-двигательным аппаратом, кровообращением и желудком. Рекомендации уже загружены на ваш браслет. Ничего оригинального, то же, что говорят врачи пациентам с древнейших времен: вам надо больше двигаться, не пропускать приемы пищи и не злоупотреблять сахаром. Два зуба придется удалить и заменить имплантами. Сейчас они в хорошем состоянии, однако, по прогнозу, в будущем проблемы с ними неизбежны. Импланты вы можете поставить у нас, все наши процедуры сертифицированы на уровне, требуемом для участия в программе колонизации.

Виктор крякнул, прикинув, в какую сумму обойдется операция по замене родных зубов в этой дорогущей клинике. Импланты, подходящие для космоса, космических денег и стоят, а университет оплатил только обследование, но не модификации. Обидно, собственные зубы его пока устраивали и лет пять еще вполне могли прослужить, но для участия в программе колонизации проблемы требовалось решать с опережением. Похоже, придется потратить часть капитала, оставшегося от родителей… но это не беда, на Марсе он ему все равно не понадобится. Только Марс и имеет значение.

— Это значит, что я прохожу в программу колонизации?

— Видите ли, мы таких решений не принимаем, только передаем «Детям человечества» информацию… — доктор поправил на переносице декоративные очки. По его интонации Виктор понял, что под респиратором он улыбнулся с профессиональной теплотой. — Но могу вам сказать неофициально… Вы подали заявку по программе отбора научных сотрудников, потому по здоровью с высокой вероятностью пройдете. Конечно, вам еще предстоит собеседование с корпоративным психологом, для удобства пациентов он работает здесь, так что повторно отбывать карантин не придется. Однако, чтобы вы подготовились морально… Вероятно, с вашим здоровьем будет связано одно ограничение. Видите ли, ваши генетические данные далеки от идеальных… сожалею, но психическое заболевание у родственницы по материнской линии — серьезный фактор. Скорее всего, условием отправки на Марс для вас станет стерилизация.

Виктор поджал губы. Бабушка тронулась умом после гибели дочери и зятя, едва ли это посттравматическое расстройство было обусловлено генетически. Но к такому ограничению он был готов. Как и почти все мужчины Земли, биологический материал в хранилища «Детей человечества» он сдал в день восемнадцатилетия. Если однажды он сможет серьезно инвестировать в марсианскую программу либо добиться признания весомых заслуг перед «Детьми человечества», носитель его генов родится на Марсе, и тут уже сумасшествие бабки проблемой вряд ли станет. Кроме того, можно было надеяться, что именно его биоматериал будет пущен в дело ради генетического разнообразия — но тут шансов было куда меньше, чем у девушки из трущоб выиграть в Лотерее.

Но Виктору и не нужны никакие лотереи, он добьется всего трудом и талантом. Уже сейчас его научные работы используются при разработке марсианских недр, хотя доставка образцов на Землю и результатов исследования на Марс каждый раз занимает месяцы; насколько же больше он сможет сделать для колонии, находясь в ней!

— Вы можете пройти стерилизацию у нас. Все равно вам предложат это в центре подготовки к колонизации. Процедура совершенно бесплатна! Ни одно медицинское учреждение не имеет права брать за нее с пациентов деньги, знаете ли. Хотя мы, конечно, работаем только для клиентов нашего центра.

— Знаете, — нахмурился Виктор, — с этим я, пожалуй, обожду. Спешить же некуда?

— Совершенно верно! Как вам будет угодно. В такой случае вам остается только собеседование у корпоративного психолога. От лица нашего центра желаю удачи!

И вот Виктор сидел напротив человека с цепким взглядом. Несмотря на обильную седину в волосах, корпоративный психолог совсем не выглядел стариком. На нем был ретрокостюм с галстуком цвета стали, и в своей больничной одежде Виктор ощущал себя перед ним словно голым. Между ними едва заметно мерцал защитный барьер, так что респираторы оба сняли.

— Так что же для вас Марс, Виктор? — терпеливо повторил свой вопрос психолог.

Удивительно, но ученый, всю сознательную жизнь посвятивший Марсу, сейчас не мог найти верного ответа.

«Давай, скажи уже что-нибудь», – мысленно прикрикнул он на себя. Это же формальность. Подойдет любой слоган из любого ролика «Детей человечества». Что там было? «Покорение неизведанного»? «Возможность для лучших представителей человечества проявить себя»? «Новая ступень эволюции»?

Некстати всплыла в памяти давешняя женщина с плакатом. «Не оставляйте нас». Вот ведь привязалась, балласт корпов… Виктор тряхнул головой и неожиданно для себя сказал совсем не то, что полагалось:

— Знаете, мои родители посвятили Марсу всю жизнь. Они верили, что у человечества должна быть мечта, к которой необходимо идти, как бы трудно ни было. Космическая экспансия — шанс для всего человечества покончить со стагнацией и выйти на новый рубеж. И хотя мать и отец погибли от рук тех самых мерзавцев, которым стремились дать новые возможности — я верю в то же, во что верили они. Жалею только, что не успел с ними об этом поговорить…

— Вы были близки с родителями? — голос психолога излучал профессиональное участие.

— Увы, не особо… Они много работали, почти все время проводили в командировках. А я был, знаете, подростком. В шестнадцать лет вирт-игры интересовали меня намного больше, чем будущее человечества. И только когда Диана и Фрэнк погибли, я понял, что нет ничего более важного и интересного, чем продолжить их дело.

Тонкие губы психолога тронула улыбка:

— Спасибо за искренние ответы, Виктор. По регламенту я должен задать еще пачку вопросов, но давайте пропустим эти формальности. Ваша мотивация предельно ясна, ваши намерения благородны и преданность «Детям человечества» сомнений не вызывает. Завершайте же свои земные дела! Ждем вас в центре подготовки через месяц.

Индира

— Ада, Ада, глянь, сколько деревьев! Как в аугфильме! Только они живые! А это… о Маркс, это же настоящие коровы там за оградой! Ну погляди же!

Индира во все глаза смотрела в окно платформы. Лотерею с ее нервотрепкой стоило вытерпеть уже ради одной этой чудесной поездки! Это была не обычная рейсовая платформа, а специальная, ее дверь открывалась только браслетами победительниц Лотереи. Сперва она шла через контейнерные кварталы, мало отличающиеся от тех, где Индира выросла. На каждой остановке входили новые девушки, но обычной транспортной давки не было, всем хватило мест у окон.

Когда платформа вошла в пригороды Ченнаи, Индира намертво прилипла к окну. Здесь были и настоящие растения в полях, и животные в открытых загонах, и люди… люди все одеты по-разному, многие с волосами, да какими — длинными, разноцветными, закрученными в мудреные прически! А рядом с одним из них бежала настоящая живая собака! Жаль, что платформа идет так быстро — столько всего хочется рассмотреть! Дома яркие, нарядные… такие огромные! И повсюду аугреклама, даже еще более красивая, чем реальность!

Девушка увлеклась и не сразу заметила, что Ада ее восторгов не разделяет, смотрит в окно безо всякого любопытства, и лицо у нее мрачное и бледное. Индира обняла ее за плечи:

— Ты из-за отбора переживаешь, да? Я тоже волнуюсь ужасно. Но мы же с тобой вместе. Это самое главное. Вместе мы справимся со всем.

Ада молчала, по-прежнему глядя будто в окно, но на самом деле — в пустоту.

— Мы не знаем, что там будет, на этом отборе… — продолжила Индира.

— Мы знаем, — Ада криво усмехнулась. — Все мы отлично знаем. Паскудство там всякое будет. Чего еще ждать от корпов?

Селектор начался с карантина. Бокс был похож на гроб — Индира видела такие в аугфильмах про древние времена. За трое суток от неподвижности и скуки она чуть с ума не сошла. С браслета ничего не работало, вместо туалета — гигиенические пакеты, еда — точно такие же базовые пайки, как в родном контейнерном квартале. И грызущая изнутри тревога: вдруг что-нибудь подхватила? Даже с безобидными С-вирусами в Селектор не допускали, а второй попытки не будет никогда…

Когда браслет сообщил, что проверка на вирусы пройдена успешно, Индира чуть не завизжала от восторга, но тут же одернула себя: это всего лишь первое из множества испытаний.

После карантина на целую минуту пустили в настоящий водяной душ! Правда, вода щипала кожу, а пахла сильнее, чем гигиенер. Перед душем полагалось надеть маску на верхнюю часть лица, и только потом Индира поняла, для чего: все волосы на голове и теле сами собой выпали, остались только защищенные маской брови и ресницы. Хороша бы она была без бровей!

Одежду выдали из алготекса, такую же, как в социальных магазинах — зато совершенно новую! А вот респираторы здесь были другие, легкие, почти не ощутимые на лице. Снимать их разрешалось только за едой. Браслет каждый час присылал напоминания о необходимости соблюдать социальную дистанцию. Потому, когда Индира разыскала Аду среди одетых в одинаковые шорты и майки цвета хаки девушек, обниматься они не стали, только тайком, повернувшись спинами к камере, сжали друг другу руки.

В следующие дни медицинские обследования чередовались с тестами. Первыми проверяли зубы — здесь отсеялась почти треть участниц. Здоровые зубы — редкость в контейнерах, из-за этого многие и вовсе не шли на Лотерею, но хватало и тех, кто надеялся, что совсем небольшой кариес автоматика не заметит… напрасно. Потом по очереди тестировали все системы и органы. Кроме соискательниц, здесь не было ни одного человека. Медицинские приборы работали плохо. Одна девушка запуталась в инструкции, не туда приложила датчик — и вылетела. Другая сделала все правильно, но аппарат почему-то показал полное отсутствие у нее почечной деятельности, и хотя она прекрасно себя чувствовала и только что без проблем сходила в туалет, ей пришлось покинуть Селектор. Подавать апелляции тут было некому.

Некоторые из отбракованных кандидаток уходить не хотели, все доказывали что-то камерам или просто садились на пол, упрямо скрестив руки перед собой, и ждали неизвестно чего. Их браслеты переставали открывать любые двери, кроме одной, с зеленой с надписью «Выход», и раздатчик не выдавал больше базовый паек. Особо упорных неудачниц другие участницы выталкивали сами — они мешали.

Экзамены по школьным предметам оказались не такими уж сложными, из-за них вылетало куда меньше, чем по медицинским показаниям. И были еще какие-то непонятные тесты, там надо было то складывать сложные фигурки из простых, то искать среди множества объектов лишний, то просто выбирать цвет, который больше нравится.

На экзамене по истории Индире досталось эссе по теме «Коммунизм». Она подозревала, что проверять работы будет примерно такая же тупенькая нейросеть, как в школе, потому использовала только самые простые фразы:

«Коммунизм — древнее учение, построенное на ненависти к человеку. Коммунизм отрицает главную ценность нашей цивилизации — частную собственность. При коммунизме у людей не было никаких прав. При коммунизме никому не давали базовый паек — ведь тот, кто не работает, не должен и есть. Коммунизм не боролся с вирусами. Лишних людей сажали на огромные платформы, называемые баржами, и топили в море. При коммунизме люди не колонизировали Марс. Наша защита от коммунизма — семь корпораций, они кормят нас, защищают и ведут к великим целям».

Индира знала, что на самом деле это все не совсем так. Какое ей дело до чьей-то частной собственности? У нее самой ничего нет. А вдруг при коммунизме базовых пайков не было потому, что каждый человек имел право на работу? Разве плохо, если экономика устроена так, чтобы лучше было всем, а не только владельцам корпораций? Если коммунизм правда истреблял людей безо всякой причины, почему мы до сих пор ищем защиты у его пророков Маркса, Иисуса и Че? Вот только молитвы не помогают… а экзамен сдать надо.

Больше всего Индира боялась теста на физическую подготовку, но Ада прошла его первой, все проверила и подсказала, как отжиматься не до конца, подтягиваться только для вида и где при беге срезать угол так, чтобы автоматика не засекла. И когда только успела разобраться? А вот сама Индира в этот раз не смогла помочь Аде с математикой: экзамены им поставили в разное время. Но, видимо, успехи Ады в спорте были так значительны, что для суммы баллов хватило решенных арифметических задач.

Число участниц сокращалось с каждым днем. В первую ночь все трехъярусные койки в общежитии были заняты, и к раздатчику пайков приходилось отстаивать получасовую очередь; теперь в Селекторе стало просторно и тихо. Из трехсот приехавших сюда на платформе девушек осталось около шести десятков. Завтра им предстояло переселиться в другой корпус — отборочный конвейер следовало освободить для новой партии биоматериала.

Последним на этом этапе было собеседование у робопсихолога. Смотреть во время него полагалось в сканер сетчатки. Индира знала, что нужно отвечать правду — браслет измерял пульс и давление, и по их изменениям автоматика могла распознать ложь. Честно рассказала, что хочет на Марс, потому что мечтает получить профессию и родить детей; нет, подозрительные люди к ней не обращались, не предлагали взломать браслет, не сообщали никаких секретов об отборе, не обещали помощь в обмен… да в обмен ни на что не обещали.

Ада сидела рядом, и Индира услышала, как она говорит сканеру сетчатки: «Я мечтаю только о том, чтобы трудиться во благо “Детей человечества”». Индира перепугалась так, что ее собственный пульс подскочил, а Ада выглядела совершенно спокойной. Зачем подруга говорит такие вещи, ведь автоматика считывает ложь… И тут робопсихолог спросил Индиру, знает ли она о правах, которые даст ей материнский контракт.

Конечно же она знала! Этот контракт она изучала каждый день весь последний год, не в силах поверить, что действительно может получить все эти потрясающие возможности. Корпорация берется обучить ее профессии и предоставить соответствующую специальности работу. Никто ни на Земле, ни на Марсе не может принудить женщину рожать, потому в контракте это прописывалось не как обязанность, а как возможность получить марсианские социальные баллы. Отцов потомства она выбирать не сможет — генетический материал для оплодотворения предоставляется корпорацией, зато за ней сохраняется право на общение с рожденными ею детьми, не менее одного дня в декаду. Ей могут подсадить донорскую яйцеклетку, но только каждую вторую беременность — как минимум половина детей будет генетически ее. Если она не сможет либо откажется производить потомство по корпоративным стандартам, из материнской программы она выбывает, но право на работу по профессии за ней сохраняется.

Робопсихолог остался удовлетворен ее познаниями — браслет мигнул зеленым. Индира вышла и принялась ждать Аду; иногда ей казалось, что она переживает за подругу сильнее, чем та сама за себя. Ада в эти дни выглядела отстраненной и слегка рассеянной. Наверно, так у нее выражалась нервозность. Сегодня утром Ада против обыкновения не наорала на девочку, которая утром спросонья случайно надела ее шлепанцы – просто догнала ее и обменяла обувь.

Ада вышла от робопсихолога, даже не глядя на мигающий зеленым браслет.

— Мы прошли отбор! — кинулась к ней Индира. — Мы с тобой круче всех, мы полетим на Марс!

Сама Индира чувствовала себя скорее удачливой, чем лучшей, но надо было подбодрить загрустившую подругу.

— Много ты понимаешь, Воробушек, — мрачно усмехнулась Ада. — Отбор еще даже не начинался. Настоящие тараканьи бега — завтра.

Второй корпус сильно отличался от первого: яркий новенький пластик отделки, пружинящее покрытие на полу, вместо трехъярусных коек — спальные панели с уютными энергетическими коконами. Здесь разрешалось ходить без респираторов, первый этап карантина был завершен. Паек оказался раза в полтора больше базового — вместо одного белкового батончика два! Хотя сладкого не давали, только сложные углеводы. А вода вообще не нормирована, пей сколько влезет! На радостях Индира выпила сразу литра два и до конца дня опасалась далеко отходить от туалета.

А вот медицинских аппаратов здесь не было, кроме устройства для забора крови — на инфекции все проверялись каждый вечер, и если бы хоть у одной участницы выявили не обнаруженный раньше А или В вирус, забраковали бы всю группу. Терминалов для сдачи экзаменов тут тоже не оказалось, только один большой зал, где девушки все и собрались по указанию браслетов. В противоположной от входа стене – широкая дверь с зеленой надписью «Выход»; покинуть Селектор можно в любой момент, но все еще никто не сделал этого по своей воле. Ни одного корп-офицера они так до сих пор не встретили, но здесь был огромный, в полстены, аугвизор, который включился, как только они вошли.

Аугвизор передавал образ мужчины. В первый момент он показался Индире невероятно красивым: лицо с тонкими чертами и огромными васильковыми глазами, прядь светлых волос небрежно спадает на высокий лоб. Это, наверно, корп-офицер, причем не из младших! Пласт-модификация, создающая эту изысканную красоту, стоит космически дорого.

Индира так залюбовалась красавцем, что едва не позабыла про этикет. В контейнерах можно сколько угодно плеваться, поминая корпа, но на самом деле офицеров полагается приветствовать уважительно, как старших! Так дед учил ее, сама-то она ни одного корп-офицера в жизни не встречала... Индира поспешно сложила ладони на уровне лица и низко склонила голову. Другие девушки последовали ее примеру.

— Ну привет, биомусор, — сказал мужчина раздраженно; его, видимо, оторвали от важных дел, или просто день не задался. — Небось уже размечтались, что раз вы здесь, значит, вас признали годными? Закатайте губу. Вас не признали заведомо непригодными. Пока. Вам еще придется доказать, чего вы на самом деле стоите. Надеюсь, все готовы?

Девушки напряженно молчали, неотрывно глядя в аугвизор. Ни одна не решилась ответить. Корп-офицер больше не казался Индире невыносимо красивым. Змеящаяся улыбка, а главное, тяжелый презрительный взгляд, которым мужчина обвел девушек — перед ним, видимо, шла трансляция с камер — разрушили все очарование.

— А впрочем, знаете, мне как-то плевать, готовы вы или нет. Вы все как одна клялись робопсихологу, что ужас до чего хотите работать. Кто не догадался об этом сказать, тот сюда не прошел. Но балласт только и умеет, что ныть на безработицу, а как решишь кого осчастливить рабочим местом — палец о палец не ударит. Но я дам вам шанс доказать, что вы не такие. А чтобы было интереснее — в атмосфере здоровой конкуренции. Я поделю вас на две команды.

Мужчина — представляться балласту было, очевидно, ниже его достоинства — нажал какую-то кнопку. На браслете Индиры загорелась стрелочка, указывающая влево.

Девушки разошлись по разным сторонам зала. Индира увидела, что они с Адой в одной команде, и вздохнула с облегчением.

— Сборка респираторов — работа для самых примитивных автоматов. Посмотрим, справитесь ли с ней вы. Команда, которая соберет меньше респираторов, чем другая, покинет Селектор. У вас два часа, — мужчина ухмыльнулся. — Покажите, годитесь ли вы на что-нибудь.

Экран погас. В стене напротив аугвизора открылись ниши, из них выехали платформы, уставленные коробками. Девушки кинулись к ним, принялись беспорядочно открывать, ломая упаковочный пластик. Содержимое вываливалось на пол и перемешивалось.

Индира беспомощно уставилась на груду деталей. Они такие мелкие, такие сложные… как понять, что к чему крепится? Когда-то давно отец ей что-то похожее показывал…

— Тут должна быть инструкция, — догадалась Индира. — Ищете схему, текст, любую информацию!

— Вот это? — спросила стройная высокая девушка — прошла, наверно, вплотную к верхней планке роста при отборе.

— Да!

— Дайте и нам посмотреть, — потребовали другие.

— Мой отец собирал респираторы, — сказала Индира. — Похоже, листок всего один. Будет быстрее, если я его прочитаю сейчас.

— Слушайте, что она говорит! — прикрикнула Ада.

— Да с чего бы? — возмутились другие. — Какого корпа вы тут раскомандовались? Дайте нам инструкцию, мы же не успеем! Вон, правые уже что-то к чему-то крепят.

Индира растерялась. Она никого не знала — между тестами и исследованиями ни с кем не успела познакомиться…

— Не надо тратить время на ссоры! — сказала высокая девушка. — Дочь сборщика изучит инструкцию, а мы пока откроем коробки и рассортируем детали. Да не так! Вот так, аккуратно, ничего не ломаем. Такие в эту кучу, а те сюда. Нет, смотри внимательно, тут другая резьба. Молодцы, мы отлично справляемся. Как тебя зовут?

— Индира.

— Я Сати, — по глазам было видно, что под респиратором она улыбается. — Удалось понять что-нибудь?

— Не знаю… — Индира вытерла пот со лба, хотя вроде бы в зале было не жарко. — Принеси все детали по одной штуке … Спасибо. Да! Кажется, это закрепляется тут… Этот разъем сюда…

— Отлично, начинаем собирать!

— Подожди… — Индира припомнила, что рассказывал ей отец о работе в цеху. — Лучше, если каждая будет делать что-то одно. У кого хорошо с мелкой моторикой? То есть кто умеет, например, шить?

Несколько рук взметнулись вверх.

— Вот вы берите эти штуки, самые мелкие… их надо здесь и здесь скреплять, видите? Кто сильный?

Еще несколько рук, и Адина, конечно же.

— Смотрите, фильтр вот так надо сгибать, у меня не выходит. Да, кажется, правильно… правильно!

Закипела работа, никто не остался без дела. Первый респиратор был собран через полчаса.

— А вот это, я думаю, контроллер, — Индира показала на небольшую черную машинку. — В инструкции про него нет, но… должны же они как-то проверить нашу работу.

— Давай протестим респиратор, — предложила Сати. — Но погоди, отнесем контроллер сюда, чтобы девчонки нас загораживали. Вот так. Не надо, чтобы правая группа нас видела.

Потыкали в разные кнопки. Машинка загудела. Индира вставила фильтр во вроде бы для этого предназначенную выемку.

Загорелась красная лампочка.

— Я где-то ошиблась… — пролепетала Индира, глядя на таймер. — Я все испортила, у нас ничего не выйдет, мы вылетим…

Ада отложила фильтры, подошла к ней, взяла за плечи.

— Без паники, Воробушек, — сказала она совершенно спокойно. — Сейчас мы эту хрень разберем и еще раз все проверим.

— Пусть нам лучше отдаст инструкцию! — заныли девушки. — Хоть сколько-то, может, еще успеем…

— Нет, — твердо сказала Сати. — Дочь сборщика это начала, она и закончит.

Индира вдохнула, выдохнула. Ада по одной принялась отсоединять детали. Индира сверяла с инструкцией каждый стык. Правильно… и тут правильно… Че, да в чем же дело?! Разве что…

— Да! Эта деталь не так крепится. Вот тут надо переделать!

Сати уже отдавала распоряжения. Через десять минут был готов следующий респиратор. Сердце Индиры билось где-то возле горла, когда она подносила его к контроллеру…

Зеленый огонек!

Каждый следующий респиратор собирался быстрее, девушки превратились в настоящий конвейер… к сожалению, только под конец. Индира каждое изделие проверяла контроллером. Поначалу примерно одно из трех оказывалось бракованным, но Индира уже поняла, где возникают проблемы, и быстро исправляла их. Сати объясняла сборщицам, как избегать ошибок. Теперь Индира едва успевала класть в контроллер новые респираторы, и почти каждый раз загоралась зеленая лампочка.

Только они разогнались по-настоящему, включился аугвизор.

— Ну что, балласт, поняли, каково это — работать? — спросил давешний корп-офицер. — Все, хорош, отложили детали. Результаты… У левой группы — 68 пригодных изделий. Слабовато. Я не впечатлен. Робот собирает за два часа тысячу таких респираторов — а его обслуживание стоит дешевле, чем годовой базовый паек каждой из вас. Однако, хотя трудно в это поверить, правая группа справилась еще хуже и потому покидает нас. Чего встали? Правые — на выход, все!

Под его презрительным взглядом девушки из правой группы потянулись к двери с зеленой надписью «Выход». Препираться и качать права никто даже не попробовал. Индира понадеялась, что проигравшим хотя бы разрешат оставить себе выданную одежду. Глядя в их сгорбленные спины, Индира не испытывала никакой радости от победы. А ведь во время испытания она даже не задумалась, что ее и Ады победа будет оплачена проигрышем других – точно таких же девушек из контейнеров, как они сами.

— Теперь вы, — мужчина брезгливо оттопырил нижнюю губу. — Кто был у вас лидером?

Индира и Сати быстро переглянулись, Индира кивнула. Сати шагнула вперед — высокая, прямая, гордая.

— На выход! Следом за правыми! — рявкнул корп.

— Ч-что? — не поняла Сати.

— Что слышала. Твой отбор окончен. Пора домой, в родной контейнер. Вы, помогите своему лидеру найти выход, не то отправитесь с ней за компанию.

— Не надо, — сказала Сати. — Я сама уйду.

В ее глазах стояли слезы, но голос звучал ровно. Не опуская головы, она развернулась и пошла к выходу. Индира смотрела ей вслед и думала, какими замечательными подругами они могли бы стать.

— Но почему!? — выкрикнула Ада. — Это несправедливо, мы же честно выиграли!

Индира перепугалась. Вечно Ада ввязывается в неприятности из-за своей дерзости! Но корп-офицер почему-то не рассердился.

— А чтобы преподать вам урок, — довольно сказал он. — Нечего вам лезть в лидеры. Люди, что будут вами управлять, уже есть. Ваше дело — выполнять указания. Все, хватит с меня на сегодня возни с биомусором. Готовьтесь к следующему этапу. Вас все еще больше, чем мест в учебном центре.

Индира

Весь день участницы напряженно ждали следующего этапа, но в зал так никого и не вызвали — про них будто забыли. Двадцать девять девушек слонялись по коридорам, не находя себе места. Индира решила, что самое время познакомиться с ними поближе — вдруг в следующем испытании им снова придется действовать одной командой.

Она собрала несколько девочек в спальне и завязала разговор. Постепенно к ним подтянулись почти все. Сидя на мягких спальных панелях, девушки понемногу расслабились; они шутили, смеялись, потом стали рассказывать о себе. Большинство выросло в контейнерных кварталах, только пятеро — в настоящих кондо: у их родителей была работа. Двое даже родились по лицензии, но денег на обследование в сертифицированном «Детьми человечества» центре в их семьях все равно не водилось.

Индира пыталась каждую запомнить в лицо и по имени. Особенно ее заинтересовали трое.

Навия выросла в социальном приюте. С пяти лет ей пришлось научиться драться, чтобы отбивать свой базовый паек у старших детей. Сохранение редкостного врожденного здоровья и спорт стали главным делом ее жизни, единственным шансом выбраться из контейнеров. Индира подозревала, что и сама Навия отнимала у других еду: на одном базовом пайке таких мощных мышц не накачать.

Изящная красавица Киара жила в кондо в пригороде Ченнаи. Родилась она легально, по лицензии — ее мать работала кибернетиком, обслуживала автоматику на одном из корпоративных заводов. Кожа Киары была на удивление светлая и нежная — семья могла позволить себе косметику для дочери.

Рия родилась в контейнерах, но, у ее отца был, как она это назвала, бизнес, связанный с медикаментами. Скорее всего это означало торговлю синтом. Родители купили Рие мощную оболочку с полным набором учебных программ на социальный браслет, так что ей не приходилось с риском для жизни таскаться в школу; правда, при входе в Селектор ее пришлось сдать, как и все личные вещи. С детства Рия надеялась попасть на Марс не через Лотерею, а по итогам выпускных экзаменов. Но пять лет назад это правило отменили: экзамены проводились местными властями, и неизменно оказывалось, что лучше всех их сдавали родственницы разного рода начальников.

Ада в посиделках участия не принимала, весь день провела в зале, уставившись в аугвизор. По нему крутили много раз всеми виденные ролики о Марсе да изредка — корпоративные новости. Наболтавшись с девочками, Индира пошла проведать подругу.

На аугвизоре шел любимый ролик Индиры: четыре малыша в ярких костюмчиках играют в оранжерее, среди пальм и эвкалиптов — Индира давно нашла названия этих растений в сетепедии. Дети вместе собирают дом из разноцветных кубиков. Один мальчик с узкими глазами, у другого – темно-коричневая кожа; первая девочка голубоглазая и светловолосая, вторая смуглая, как сама Индира и большинство уроженцев Азиатского конгломерата. Мало кому здесь повезло, как Аде, родиться с благородной светлой кожей. У всех детей на головках кудряшки, у девочек даже заплетены небольшие косички; как же здорово, что на Марсе гигиенера и воды в достатке!

В который раз уже наблюдая за смеющимися малышами, Индира чувствовала, как ее понемногу отпускает после вчерашнего. Если однажды и ее дети будут играть в чудесной марсианской оранжерее, это с лихвой окупит все испытания. Да, отбор проходит несправедливо и унизительно, но чего еще ждать от корпов?

— Как думаешь, следующее испытание опять будет вести этот… корп? — спросила Индира у подруги.

— Не «этот корп», а директор Лондонского учебного центра для колонистов, корп-майор Саймон Хэнсон! — отрезала Ада. — Что же ты ничего не знаешь о корпорации, в ряды которой стремишься влиться?

— Как… «корп-майор», да еще из Лондона? — что-то тут не вязалось. — Сначала у нас даже распоследнего техника не было, сколько здоровых девчонок вылетело из-за проблем с оборудованием… А теперь нами вдруг занимается целый корп-майор?

Ада пожала плечами:

— Неисповедимы пути корповы… Ты знаешь, что он родился в контейнерах, этот Саймон?

— В самом деле? Из тех, которые «всего добились своим умом и талантом»?

— Это уж как водится.

Подруги понимающе переглянулись. Конечно, в новостях разных корпораций время от времени появлялись истории блистательных гениев из трущоб, освоивших по автоучебникам университетскую программу, пробившихся в какую-нибудь профессию и сделавших головокружительную карьеру. Предполагалось, что эти истории содержат мораль: талантливый и трудолюбивый уроженец контейнера может добиться любых высот. Такое и правда изредка случалось, но все ведь понимали, что тут не всё так просто.

Большинству младших и средних корп-офицеров хватало социального рейтинга только на одну лицензию на ребенка, а ведь он мог, например, родиться инвалидом, как почти четверть детей в двадцать четвертом веке. Конечно, можно было сдать его в социальный приют и возобновить лицензию, но корпы все-таки тоже люди… Нет, аугфильмы о том, как высокопоставленный корп-офицер проникается неземной страстью к девушке из контейнера и бросает весь мир к ее ногам, Индира перестала смотреть лет в двенадцать. Но бывало, что корпы заводили от женщин из балласта нелицензионных детей, а потом всеми правдами и неправдами помогали им выйти в люди.

— Если этот Саймон сам из наших, почему же он настолько нас презирает? — спросила Индира.

— Говорят, именно так оно и бывает. Чем труднее человеку было выбраться из грязи самому, тем сильнее он стремится втоптать других в грязь.

— Я вообще не понимаю, зачем нужен был этот последний отбор… ведь девушки из другой группы уже доказали, что они здоровые и умные. И они тоже работали! Мы обогнали их только потому, что у нас была Сати, она так здорово всех построила — и именно ее потом выгнали! Мы ведь уже не балласт, мы — матери будущего человечества. Наш контракт дает нам некоторые права. Разве мы не заслуживаем… уважения?

— Ничего-то ты не понимаешь, Воробушек, — усмехнулась Ада. — Корпы мыслят не так. Это уже не отбор. Это тренировка. Они учат тебя считать себя куском мяса, принадлежащим корпорации. И ты должна в глубине души знать, что попала на Марс не потому, что заслуживаешь этого, а потому, что прошла по головам таких же девушек из контейнеров, как ты сама.

Ролики на аугвизоре сменились новостями.

— Очередной террористический акт «Землян», — с профессиональной, тщательно выверенной взволнованностью говорила дикторша. — В Делийский учебный центр для будущих колонисток проник агент под легендой участницы материнской программы. Злоумышленница была носителем новейшего штамма вируса категории А с затяжным инкубационным периодом. Террористка сознательно заразила смертельным заболеванием пятьдесят трех участниц материнской программы.

На экране сквозь дезинфекционный дым проступали фигуры девушек, которым никогда уже не попасть на Марс.

— Удар по марсианской программе — удар по всему человечеству! — надрывалась дикторша.

Индира обхватила себя руками. «Земляне» утверждают, что борются за права простых людей из контейнеров — и этих самых людей из контейнеров и убивают. Вряд ли хотя бы один самый завалящий корп пострадал. Если, конечно, это действительно теракт, а не сбой медицинской автоматики учебного центра, из-за которого она пропустила опасный вирус. Индира насмотрелась на старые, через раз сбоящие аппараты здесь, в Селекторе. Вряд ли в Дели дела обстоят лучше.

Последнюю мысль она догадалась оставить при себе — их разговоры наверняка записывают и могут даже прослушивать. Как бы намекнуть Аде, чтобы держала язык за зубами…

— Ну ведь на Марсе-то будет по-другому, — сказала Индира.

— Ну конечно, Воробушек, — Ада горько усмехнулась. — На Марсе все, все будет по-другому.

В этот раз никто не приветствовал корп-офицера положенным по этикету поклоном. Не похоже, впрочем, чтобы тот обратил на это какое-то внимание.

— Ну что, балласт, не передумали насчет Марса? — Саймон Хэнсон в аугвизоре презрительно оттопырил губу. — Вы же не верите всерьез, будто кому-то там нужны? Нужны только и исключительно ваши матки. Но они, к сожалению, неотделимы от вас. В маточных репликаторах на любой основе развитие плода проходит с нарушениями. Но опыты продолжаются, а пока приходится иметь дело с вами. И тратить на вас немалые деньги.

Возле входа в зал было тесновато. Индира пошла было в глубину помещения, ближе к двери с надписью «Выход», но Ада быстро схватила ее руку, сжала до синяков и одними губами шепнула:

— Стой здесь.

Индира растерянно кивнула. Вот еще новости… На подругу опять что-то нашло, или она и правда все время знает чуть больше, чем другие участницы отбора?

— Ваши бесплатные социальные браслеты — такой же мусор, как и вы сами, — продолжал вещать Саймон. — Но «Дети человечества» пытаются сделать вас чем-то лучшим. Вы должны подключиться к корпоративной сети, чтобы пройти обучение. Мощный искусственный интеллект проанализирует результаты ваших тестов, каждой подберет профессию, поможет выбрать и пройти курсы. Мы приготовили для ваших браслетов новые оболочки.

В этот раз из ниши выехала всего одна платформа. На ней стоял бокс из прозрачного пластика. Внутри поблескивали хромом приборы. Даже через мутный пластик выглядели они по-корповски дорого.

— Сотни учебных курсов, индивидуальный учитель под ваши личные особенности, больше материалов, чем вы сможете изучить за десять жизней, — расхваливал новинки Саймон, словно они нуждались в какой-то рекламе. — С этой техникой даже из такого биомусора, как вы, можно вылепить сносных профи. Все это будет выдано вам, только до тех пор, конечно, пока вы остаетесь в программе. При выходе оболочку придется сдать. Но есть одна небольшая проблема. Вас тут двадцать девять. Никто не ушел по своей воле. А оболочек всего двадцать три. Как вы разберетесь между собой — мне плевать. Но если через пять минут шестеро из вас не окажутся за этой дверью, — Саймон кивнул на выход, — то туда отправятся все. Время пошло!

На аугвизоре загорелся таймер. Девочки, вчера мило болтавшие и смеявшиеся, сжали кулаки, готовые наброситься друг на друга.

Индире не нужен этот Марс такой ценой, не нужен!

— Всем стоять! — рявкнула Ада, и что-то такое прорезалось в ее интонациях, что девушки послушались. — Станем драться — схлопочем травмы, а никому тут не сдалось нас лечить! Решение одно — вытолкать тех, кто уже около выхода!

Ада обвела рукой шестерых девушек, стоящих дальше всех от входа, возле двери с надписью «Выход». В их числе была Навия.

— Какого корпа! — взвыла она. — Почему мы?

— Только потому, что вы ближе всех к выходу, — ответила Ада. — Нет никакой другой причины.

— Это несправедливо!

— Жизнь несправедлива, — усмехнулась Ада.

Ее спокойный уверенный тон мигом сплотил девушек. Смятение сменилось решимостью — ведь Ада дала четкие указания и приняла ответственность на себя. Девушки сомкнули ряды и методично стали выталкивать за дверь тех, на кого указала Ада. Первые жертвы так растерялись, что даже не пытались сопротивляться. Третья девочка отчаянно завизжала. Четвертая пыталась отбиться, царапалась и брыкалась, но это не помогло. Навия мрачно переглянулась с последней девочкой и встала с ней спина к спине. Они отлично понимали, что против всех им не выстоять. Наверно, надеялись продержаться отведенные на решение вопроса минуты. Раз им не судьба попасть на Марс, пусть и вся группа останется на Земле!

Индира наблюдала за дракой, вжавшись в стену. Это все так несправедливо, дико, чудовищно! Почему она может получить место под солнцем, только вытолкав за дверь такую же девушку из контейнера, как она сама? Но ведь на прошлом испытании произошло по сути то же самое, просто в виде трудового соревнования, а не драки… Когда она вспоминала все, что отец говорил о работе на конвейере — разве не знала, что так оставляет девочек из другой группы за бортом?

Ада поставила напарнице Навии подножку, и она упала на мягкое покрытие пола. На Навию навалились всей толпой, но она не сдавалась, дралась так, словно от этого зависела ее жизнь. Она разбила одной из девочек бровь, на пол брызнула кровь. Еще двое уже ковыляли прочь, придерживаясь за стену.

— Корпов балласт! — орала Навия. — Тупой биомусор! Бьете своих по указке корпов, да?

Наконец Навии и ее напарнице заломили руки и оттащили к выходу. Вращающаяся дверь поворачивалась только в одну сторону. На таймере осталось двадцать секунд.

Аду сейчас исключат, поняла Индира, как исключили вчера Сати. Среди нас не должно быть лидеров… И все же, откуда Ада знала, где надо стоять и что делать?

— Смотрю, вы справились, — буркнул Саймон на включившемся аугвизоре. — Иного я и не ожидал. Что-что, а топить друг друга балласт умеет замечательно. Скоро получите свои оболочки, и автоучитель расскажет вам, на что вы годитесь. Остался один последний этап…

Индира тяжело привалилась к стене. Однако Саймон так ничего и не сказал про Аду… Да что происходит? Аду, похоже, через отбор ведут… О таких вещах ходят слухи, хотя корпы заявляют, что отбор беспристрастен, но кто же верит корпам… Может, Ада — нелицензионная дочь одного из них?

— Как вы могли понять из контракта, примерно половина детей, которых вы родите, биологически будут вашими, унаследуют ваши гены, — продолжал вещать Саймон. — Это сделано в качестве заботы о вас, потому что подсадка донорской яйцеклетки — процесс выматывающий. Надеюсь, вы благодарны. Автоматика оценила ваши генетические наборы как приемлемые. Но есть один параметр, которого никакая машина распознать не сможет. Поэтому я тут сам с вами и вожусь. Будущие марсиане должны быть не только здоровы, но и красивы. «Я не видел, чтобы люди любили добродетель так же, как красоту». Кто это сказал?

— Конфуций, — ответила Киара.

Все уставились на нее.

— Верно, — признал Саймон после секундной паузы. — Не ожидал… Ладно. Начнем.

Он что-то активировал на экране перед собой, и среди зала появился луч яркого белого света.

— По одной, — сказал Саймон. — Покажите себя. Ты первая.

Он указал на Рию. Она решительно вышла в свет, расправив плечи.

— Посредственно, — Саймон зевнул, не потрудившись прикрыть рот рукой. — Низкие скулы, рот большой, глаза маленькие…

Видно было, что Рия изо всех сил старается не щуриться.

— Но в целом пропорции соблюдены. Лоб высокий, кожа чистая. Годишься. Следующая! Давай ты, конфуцианка.

Аугпередача шла в высочайшем качестве, можно было рассмотреть каждую пору на белой коже Саймона — значит, он тоже видел их во всех подробностях. Он шагнул вперед и был, кажется, совсем рядом, только что коснуться не мог никого — и это каким-то образом делало происходящее еще более омерзительным.

Корп-офицер указал на Киару. Она вышла вперед — изящная, стройная. Белый свет упал на чистые черты удивительно красивого лица. Но почему-то именно Киарой Саймон остался недоволен.

— Все пропорции нарушены, — процедил он. — Линии лица слабые, дегенеративные. Не годишься. Что вылупилась? На выход. Следующая!

Огромные глаза Киары наполнились слезами. Ступая механически, будто сломанный андроид, она пошла к выходу.

Индира так и стояла, вжавшись в стену. С каким-то даже облегчением она понимала, что не пойдет под прожектор. Просто не пойдет. Оценивать себя, как кусок мяса, она не позволит. Есть предел тому, что сделаешь даже ради Марса. Сейчас до нее дойдет очередь, и она проследует мимо прожектора сразу к выходу.

Да, она подумывала устроиться в салон экспресс-радости, но это же другое… Что плохого в том, что измученная плоть ищет убежища в другой плоти? Это естественно. А то, как скучающий корп презрительно измеряет их черепа… Это все не так, как должно быть, не так. Если отбор на Марс — такая зашкаливающая мерзость, чем же окажется сам Марс?

Саймон отсеял еще трех девушек. Вкус у него был странный — они были даже красивее, чем другие. Девушку, которой только что в драке разбили лицо, он одобрил, а этих выгнал. Почему? Что у отбракованных общего? Индира напряглась, припоминая вчерашнее знакомство… Кажется, все девушки, которых сейчас прогнали, жили не в контейнерах. Это были уроженки приличных районов.

Здесь происходит что-то не то. Индира решила даже не ждать своей очереди, просто направилась к выходу. Тогда Ада обхватила ее за плечи, притянула назад к стене и сама, без вызова, шагнула вперед.

Индира в изумлении уставилась на подругу, которую знала, сколько себя помнила — но такой не видела никогда. Бесправная нищая девчонка из контейнера двигалась, как древняя богиня из фэнтезийного аугфильма. Тело ее, от кончиков ступней до макушки гордо поднятой головы, наполнилось скрытой энергией — мощное и вместе с тем грациозное. Свет прожектора, безжалостный к другим девочкам, с ее лицом словно бы поделился сиянием. Точеные скулы, чуть приоткрытые губы, но главное — взгляд из-под длинных ресниц, полный вызова и одновременно надежды. «Рискни, узнай меня, – говорил этот взгляд, и одновременно манил: – Я хочу, чтобы ты меня узнал».

Саймон присвистнул:

— Наконец что-то интересное… Останешься, поболтаем? Занятно будет… поближе тебя рассмотреть.

— Если ты хочешь, — Ада смотрела ему прямо в глаза, — я останусь.

Она обратилась к корп-офицеру на «ты»! Немыслимая дерзость. Но Саймон, похоже, совершенно не обиделся, напротив, улыбнулся — и даже, вроде бы, не презрительно.

— Говорят, корп-офицерам надо быть ближе к народу, вот и я побуду к тебе поближе, — он с усилием оторвал взгляд от Ады и посмотрел на остальных девочек, жмущихся к стене. Активировал какой-то ярлык на своей панели, и контейнер открылся. — Вы… Разбирайте оболочки и выметайтесь. Ах да, я же осмотрел не всех… Ну ладно, будем считать, что сойдете, вроде совсем уродливых больше нет. Да быстрее вы, дурочки! А ты… как тебя зовут?

Индира

Индира сидела на полу зала и плакала. Ада пришла в спальню через три часа после того, как Саймон всех отпустил. Разговаривать она отказалась, так и лежала, уткнувшись лицом в стену. Индира пыталась заговорить с подругой, но та сперва не реагировала, потом рявкнула: «Отвали, не то врежу».

Индира вытерла слезы. Она отчаялась разобраться, что тут происходит. Почему этот Саймон выгнал с отбора столько здоровых умных девчонок безо всякой причины? Что такое марсианская колония на самом деле, и кто там нужен? И главное — о чем Ада так упрямо молчит? Почему ее ведут через отбор? От корпов Индира, как и все, ожидала любой гадости, но скрытность лучшей подруги пробила брешь в базовом чувстве безопасности. Как глупо, что Ада пошла на такую жертву, спуталась с этим мерзким корпом, чтобы прикрыть подругу… и совершенно напрасно. Индира здесь не останется. Уйти из Селектора можно всегда, и раз никто не делает этого по своей воле — значит, Индира будет первой.

Индира может быть балластом из контейнера, но это не ее вина, и вытирать о себя ноги она не позволит! Она же не сделала ничего плохого… или сделала? А кто, как мог, ускорял сборку респираторов, чтобы выиграть у другой группы? Кто просто стоял и смотрел, как одни девочки выталкивают за дверь других? И даже мужества принять в этом участие у Индиры не хватило, она предоставила другим совершить подлость за нее — и это делает ее еще более подлой, чем они.

Они с Адой клялись, что никогда не оставят друг друга. Но разве Ада ее уже не оставила? Что значат все эти секреты?

На аугвизоре шел очередной рекламный ролик «Детей человечества». Его героем был средних лет мужчина, одетый по корповской моде годичной давности — кожаная куртка с косыми молниями и выкрашенный в яркие цвета гребень на голове.

— Мои предки были викингами, — вдохновенно рассказывал он. — После они покоряли Новый свет, сражались в трех мировых войнах, всегда находились на острие человеческой истории. Сегодня мой сын, носитель их генов, растет на Марсе. «Дети человечества» каждый год присылают мне его записи на икс-пленке. Я наблюдаю, как он растет. У него глаза его деда и улыбка его прабабки.

Изображение мужчины сменилось кадрами с ребенком — младенцем, малышом, шестилеткой. Мальчика каждый год снимали на фоне оранжереи — не той, что в предыдущем ролике. Ребенок действительно был похож на мужчину с гребнем, но Индира знала, что доказательства их родства не сводятся к одним только сантиментам. Помимо икс-пленки — считалось, что подделать записанное на ней невозможно — инвесторы получали соскобы со слизистых потомства и могли убедиться, что ребенок действительно носит их гены. «Дети человечества» серьезно относились к своим обещаниям.

— Я инвестировал в марсианскую колонию две трети капитала, оставшегося от предков, — продолжал разглагольствовать мужчина. — Уверен, они были бы довольны таким вложением.

Сколько же безопасных школ можно было бы открыть на эти деньги, подумала Индира. С живыми учителями, не с одной только примитивной автоматикой… Отчего-то в памяти всплыла старуха с плакатом. «Не оставляйте нас». Если Индира выйдет сейчас за дверь с зеленой надписью — навсегда присоединится к оставленным. Может, так оно и лучше. Зато она будет жить с мамой… А родить можно и без лицензии. Она сильная, она выживет сама и вырастит ребенка.

— И хотя сам я не могу участвовать в воспитании сына, я доверяю «Детям человечества». Для будущих марсиан отбирают лучших матерей и наставников.

Знал бы ты, как нас тут отбирают, мысленно сказала счастливому папаше Индира. Может, стоит рассказать об этом в Сети? Но кто поверит… нытье очередной отвергнутой соискательницы. Сеть полна самых разных историй о Селекторах — от восторженных до кошмарных. Большую часть этого контента генерят автописатели «Детей человечества», чтобы никто не знал, к чему по-настоящему готовиться.

Ролик сменился новостями — показывали завершение строительства седьмого купола марсианской колонии.

«Мы ведь знаем, что корпорации все время врут, — думала Индира, — почему же верим их сказкам про рай на Марсе? Наверно, потому, что очень хотим верить».

Индира больше не верила. Она встала и медленно пошла к двери с зеленой надписью «Выход». Где-то за ней стоит устройство, которому придется сдать новую оболочку соцбраслета… а она ее даже не активировала. Что плохого выйдет, если просто посмотреть, что там есть? Другой-то возможности прикоснуться к такой мощной технике не будет!

Индира осторожно вытащила оболочку из упаковки и закрепила поверх браслета. У них в семье не водилось ничего подобного — даже старые и примитивные оболочки стоили огромных денег. Бесплатный социальный браслет служил для идентификации пользователя, учета получения базового пайка, дисциплинарных отметок и трансляции корпоративных новостей. Более сложные программы требовали оболочки.

Развернулась огромная панель с десятками ярлыков. Тут и справочники, и учебные аугфильмы, и даже развлекательный блок! Индира ткнула в иконку с изображением странной квадратной шапочки с кисточкой — учитель.

В воздухе возникла заставка: столбики уравнений, трехмерные схемы приборов, плетение химических формул… потом появилось лицо женщины. Ей было около сорока, возраста своего она не скрывала, однако старухой совершенно не выглядела.

— Здравствуй, Индира, — женщина улыбнулась, от уголков глаз разбежались морщинки. — Я — твой учитель. Меня зовут Диана. Как ты себя чувствуешь?

— Н-нормально, — растерялась Индира.

— Прости, если вмешиваюсь не в свое дело, но по твоей биометрии я вижу, что ты расстроена. Что-то случилось? Я могу тебе помочь?

Ну чем может помочь учебная программа? Разве что… Саймон говорил про подбор профессии. Просто любопытно, кем она могла бы стать?

— Расскажите, какой профессии я могу учиться?

— Любой, — просияла женщина. — Ты можешь стать кем захочешь, Индира. И прошу тебя, обращайся ко мне на «ты».

Индира тяжело вздохнула. Много ты понимаешь в нашей человеческой жизни, кусок кода.

— Но тесты показывают, что твои таланты лежат в технической сфере, — продолжал автоучитель. — У тебя выдающиеся результаты по математике, очень хорошие — по химии. А вот физику придется основательно подтянуть. Я бы посоветовала тебе изучать базы данных, кибернетику и мехатронику. Тогда ты сможешь выбирать между специальностями тестировщика, оператора средней техники и лаборанта. Все они на Марсе чрезвычайно востребованы. Но в любом случае начать придется с общей физики.

— Я плохо понимаю физику, — призналась Индира.

Автоучитель в ее школе на этом предмете почему-то подвисал чаще, чем на прочих.

Диана тепло улыбнулась:

— Право же, в курсе общей физики нет ничего сложного. С твоим блестящим умом ты быстро его одолеешь. Давай разберем задачу, которую ты не решила на тестировании. Смотри, ее можно записать в виде системы из трех уравнений с тремя неизвестными…

Три часа спустя Индира спросила:

— А теперь объяснишь мне ту задачу по базам данных?

Автоучитель в ее школе никогда не рассказывал так понятно, только гонял по кругу стандартные ролики. Диана же объясняла материал, ориентируясь на то, что Индира уже знает, и понимая, как она мыслит.

А еще школьный автомат никогда Индиру не хвалил.

— Обязательно, — улыбнулась учительница. — Но завтра. Ты не спала уже двадцать часов, это не дело. Иди в постель, ты устала и быстро заснешь. Утром мы продолжим занятия, только сначала сделаем зарядку.

— Зарядку?

— Конечно! Умные студенты, такие как ты, склонны пренебрегать физическим развитием. Перед нами обширная программа. Завтра я расскажу подробно, чем мы будем заниматься.

Завтра…. Индира бросила взгляд на дверь с зеленой надписью. Эта дверь будет здесь и завтра, и в любой день.

А вот другой возможности получить настоящую специальность не будет никогда.

Да и Ада… во что бы она ни ввязалась… подло будет бросить ее разбираться с этим одну.

Индира вернулась в спальный отсек и забралась в энергококон.

Наутро Индира уже смутно понимала, почему так хотела покинуть Селектор. Да, Саймон Хэнсон повел себя с ними как типичный корп, но, в конце концов, ничего дурного никому не сделал. Мало ли, почему он отсеял две трети прошедших базовые проверки девушек… может, развлекается так. Или крышей потек. Ходили слухи, что некоторые корп-офицеры чересчур увлекаются имплантами, стимулирующими мозговую деятельность, а их влияние на психику изучено плохо. А может и правда в учебном центре попросту не хватает мест.

Зато теперь у Индиры учитель, о каком она всегда мечтала! Не может же быть, чтобы с Марсом было что-то не так, раз к нему готовят по таким замечательным программам. За месяц Индира освоила больше материала, чем за год с никчемным школьным роботом. И даже физические упражнения оказались не так ужасны — то ли дело было в питании, то ли Диана подобрала подходящую именно ей программу, но мышцы Индиры изрядно окрепли, и впервые в жизни спорт стал ей даже немного нравиться.

Понимая, что это глупо, Индира стала беседовать с искусственным интеллектом учебной программы так, словно он был человеком. Впрочем, выяснилось, что не так уж она и ошиблась. Когда Индира спросила, учительница охотно рассказала о себе.

— В основе моего интерфейса лежит личность основательницы вашей образовательной программы. Ее звали Дианой, я даже имя ее переняла. Индира, дорогая, у тебя пульс подскочил… Расскажешь мне, что тебя взволновало?

— Да так, ерунда, — Индира изо всех сил постаралась успокоиться. — Просто у нас в квартале об искусственных интеллектах, у которых в основе личности людей, говорят… разное. Некоторые даже молятся им, как древним богам. Но никто не знает, где они теперь и как действуют.

— Увы, об этом я ничего не могу тебе рассказать. Я — не полноценная реплика личности, и персональных воспоминаний у меня нет. Создательница дала мне свое лицо, голос и некоторые поведенческие особенности – отношение к студентам прежде всего. Но по сути я всего лишь обычный учебный алгоритм. Но если у тебя возникают какие-либо проблемы, ты можешь мне рассказать. У меня достаточно процессорной мощности, чтобы их проанализировать и предложить решения.

Поколебавшись, Индира рассказала про несправедливый и унизительный отбор, через который их заставил пройти корп-майор.

— Этот этап называется собеседованием с корпоративным психологом.

Индире показалось, или в голографическом лице Дианы мелькнуло что-то, похожее на озадаченность?

— Да, иногда он проходит довольно жестко. Мы ведь готовим вас к сложной работе в суровых условиях. Хотя то, что ты рассказываешь, не вполне укладывается в нормативы, даже с поправкой на субъективность твоего восприятия. Но я могу передать твой отзыв в методический центр проекта… как только с ним восстановится связь.

— Не надо! — испугалась Индира. — Меня же отчислят за жалобы… А я не закончила курс по базам данных.

В Ченнаи они остались еще на месяц для завершения карантина. Их группу собирались направить в центр обучения колонистов в Бомбее, но потом пункт назначения заменили на Лондон. Индира догадывалась, почему: корп-майор Саймон Хэнсон жил именно там. Одну из дверей в их отборочном центре теперь открывал только браслет Ады, и она уходила туда на два-три часа почти каждый день. Как-то она обмолвилась, что там установлена вирт-капсула.

Вирт-капсулы стоили космически дорого. В их контейнерном квартале только синт-босс мог позволить себе личную капсулу в своем доме. Были и общественные капсулы, но арендовать их можно было только за деньги.

Индира не могла поверить тому, что наблюдала. Неужто перед ней разворачивается один из тех романов корпа и простой девушки из контейнеров, в которые она перестала верить в двенадцать лет? Или этот Саймон обладает таким влиянием, что может сменить центр подготовки для целой группы из-за минутной прихоти? По крайней мере Ада не выглядела как человек, которого к чему-то принуждают. Да она бы скорее умерла, чем сделала то, чего не хочет! Разве не любая девушка из контейнеров мечтает спутаться с каким-нибудь корп-офицером? Как бы ни был омерзителен Саймон, сама Индира не отказала бы ему — он ведь мог бы перевести маме настоящие деньги. Но на Аду это не похоже. Да и мечта о Марсе…

— Нам ведь нельзя заниматься… ну этим… сексом, — Индира наконец набралась смелости все-таки поговорить с подругой.

— Вообще нельзя, — ухмыльнулась Ада, — но на самом деле — смотря с кем.

— Это… очень противно?

— Секс? Да так, не особо… — Ада быстро отвела глаза. — В вирте, по крайней мере. Даже забавно, как привыкнешь.

— Я имею в виду, Саймон…

— Много ты понимаешь, Воробушек! — Ада щелкнула подругу по носу.

По крайней мере расстроенной она не выглядела.

— Я ничего не понимаю, — решилась Индира. — Не думай, я вижу, как много ты мне не рассказываешь. Знаешь что, это твое дело. Не хочешь — не рассказывай. Для меня просто важно, чтобы ты знала: что бы ни происходило, я всегда буду на твоей стороне.

Договорив, Индира внутренне сжалась. Ада не выносит всех этих розовых соплей и разговоров о чувствах, сейчас выдаст какую-нибудь колкость, высмеет ее… Но Ада в очередной раз сделала совсем не то, чего Индира ожидала. Она подалась к подруге, взяла ее руки в свои, крепко сжала:

— Я тоже всегда, всегда буду на твоей стороне, Воробушек. И на стороне таких, как ты, девчонок и ребят из контейнеров. Нет того, на что я ради вас не готова пойти.

Таймеры на браслетах пискнули — пришло время уроков.

— Ты давай учись, — улыбнулась Ада. — Всему учись, чему только можно. Это обязательно тебе пригодится.

— Ты вот что-то не особо налегаешь на учебу…

— У меня другие цели в жизни, Воробушек. Другие цели.

Виктор

Виктор злился уже который день. Неприятности сыпались на него одна за другой. Главной, конечно, был вирус, подхваченный за неделю до начала предполетного карантина. Угораздило же его выпить на прощание пива с приятелем, сняв респиратор! Вирус, по счастью, неопасный, категория С, две недели в постели — ерунда. Но вот начало карантина и, соответственно, корабль, где для него уже было зарезервировано место, он пропустил. Теперь корпорация предлагает отправить его на Марс только в следующем году — хотя Виктор знал, что корабли отходят каждые три месяца. Дорогущее обследование за такой срок устареет, а новое университет не оплатит, тем более что Виктор оттуда уже уволился, дочитав семестр. Да и аренда жилого отсека в кондо истекла… Он остался без лаборатории, и счета за номер в гостинице съедали остатки сбережений.

А ведь ему необходимо как можно скорее оказаться на Марсе! С теми материалами, которые поступают оттуда, работать совершенно невозможно. Это он и пытался втолковать корп-майору Саймону Хэнсону по аугсвязи:

— Поймите, я не могу планировать разработку марсианских недр, находясь здесь! Мне уже второй раз присылают некорректные сведения!

— Не переживайте так, господин ученый, — Саймон быстрым движением вывел документы на голоэкран перед собой. — Сейчас мы во всем разберемся… Так, вы заказывали отчеты о предварительной разведке в районе кратера Гейла. Вот, они были вам высланы…

Виктор наблюдал за быстрыми движениями пальцев Саймона — изящных, даже чересчур. Ученого раздражала свежая корпоративная мода на утонченную, почти кукольную красоту. Впрочем, популярная пару лет назад нарочитая брутальность была немногим лучше. Сам Виктор носил доставшееся ему при рождении широкоскулое лицо с крупными чертами — считал всю эту суету с пласт-модификацией недостойной ученого. Да и денег таких у него не водилось.

— Дело в том, что это не кратер Гейл, — принялся объяснять Виктор. — Да, заголовок я вижу не хуже вас. Но вижу и кое-что дальше заголовка. Вот, посмотрите… — Виктор развернул другие схемы. — Это данные с горы Шарп, разведанной пять лет назад. Я хорошо изучил ее недра, потому что участвовал в планировании разработки, которая ведется уже пять лет. И потому со всей ответственностью могу заявить, что сейчас мне прислали снимки и отчеты по той же самой горе Шарп.

— Да что вы такое говорите? — корп-майор приподнял тонкие брови. — Вы уверены?

— Абсолютно. Снимки сделаны не в том месте и не с того ракурса, как наши архивные, но именно на Шарпе. К кратеру Гейл эти данные отношения не имеют.

— Видимо, произошла какая-то ошибка…

Виктор встал и заходил по номеру:

— Уже второй раз подряд! Первый отчет с Гейла не соответствовал стандартам, из него просто не удалось извлечь данные! Я запросил его повторно — и получил сведения вовсе о другом месте!

Саймон нахмурился:

— Так что же, Виктор… вы предполагаете саботаж?

— Откуда мне знать, что там на Марсе происходит! — почти выкрикнул Виктор. — Может, сбой программного обеспечения. Может, часть приборов вышла из строя, а местные специалисты недостаточно компетентны, чтобы разобраться. Может, действительно, саботаж, и никакой разведки на Гейле на самом деле не велось, нам дурят головы поддельными отчетами. Если бы я был на Марсе, быстро разобрался бы. Но вы меня туда не пускаете!

— Как же не пускаем! Ваша отправление запланировано…

— Через десять месяцев, я знаю, да! Вы понимаете, что это поздно?! Время уходит, колония нуждается в ресурсах, а разведка перспективного месторождения не ведется, и корп знает почему! — Виктор осекся. — То есть… я имел в виду… извините.

Саймон откинулся в кресле и тихо засмеялся:

— Право же, Виктор, не стоит извинений! Да, корпорации давно увязываются в коллективном бессознательном с демонической силой, что нашло отражение и в семантике… Увы, плебс никогда не ценил жертв, которые приносят во благо ему те, кто вершит историю. А что касается вас… — Саймон задумался, потом опустил чересчур длинные ресницы. — Да, Виктор, вы — особый случай. Такие дедуктивные способности… Ваше место действительно на Марсе. Обыкновенно мы такого не делаем… но ради вас отступим от регламента. Мы отправим вас через три месяца.

— Отлично, благодарю вас!

Виктор не понимал, что мешало принять это решение раньше, но счел за лучшее проявить вежливость. Его все раздражало в собеседнике. Возможно, из-за чрезмерной пласт-модификации эмоции Саймона выглядели неестественными, словно их сыграл посредственный актер. А ведь корп-майору за пятьдесят, но выглядит он, словно вышел из древних японских мультфильмов. Может, на молоденьких девушек это и действует…

— Видите ли, это некоторое нарушение наших правил — этот корабль предназначен для участниц материнской программы, — продолжал разливаться корп-майор. — Но раз вы настолько проницательны и так горячо переживаете за колонию, мы найдем для вас место. И кстати, нет никаких причин откладывать работу даже на три месяца! Мы оборудуем вам временную лабораторию в центре подготовки к колонизации, так что и в карантине вы сможете продолжать свою работу. Там же пройдете медицинское обследование. За счет корпорации. Вас устраивает?

— Это несколько неожиданно… Но, пожалуй, довольно удобно в моих обстоятельствах.

— Превосходно! Тогда жду от вас список всего, что нужно для лаборатории. Материалы, оборудование, программное обеспечение — все, что только потребуется.

— Видите ли, в лаборатории нужен лаборант… Мы сможем заключить временный контракт с кем-нибудь из университетского персонала?

— А вот это, увы, невозможно. В центр подготовки к колонизации допускаются только будущие колонисты и офицеры корпорации. Вот как мы поступим… подберем для вас лаборантку из числа участниц материнской программы. Мы отбираем на Марс образованных девушек, и для вас найдем среди них самую способную.

Виктор задумался. Конечно, ему требовался более квалифицированный сотрудник, чем вчерашняя школьница, да еще и мечтающая об одном только материнстве… но сейчас у него и вовсе никакого лаборанта не было, равно как и лаборатории. Основные его проблемы предложение Саймона благополучно решало.

— Я согласен.

— Великолепно, — наверно, улыбка Саймона должна была выглядеть дружелюбной, но из-за особенностей пласт-модификации лица смотрелась змеиной. — Помимо прочего, это означает, что мы скоро увидимся в реале. Лицом, как говорится, к лицу, как во времена далеких предков. Эта группа участниц материнской программы имеет особое значение для «Детей человечества», и я курирую ее сам. Во плоти.

Виктор вошел в лабораторию — и, нарушив технику безопасности, замер прямо в дверном проеме, между разошедшимися створками. Он слышал голос своей матери, видел край ее профиля…

— Эти данные можно отсортировать с помощью простого скрипта, — говорила мать. — Ты уже умеешь такие писать. Какие мы задействуем переменные?

— Что, ради Че, здесь происходит? — спросил Виктор. Голос предательски дрогнул.

— Простите! — лаборантка спешно свернула голоэкран, вскочила на ноги, сложила руки перед собой и принялась кланяться на азиатский манер. — Я просто пользовалась учебной программой, чтобы не ошибиться с обработкой данных! Не знала, что это не разрешено! Простите, господин…

— Индира, я же просил тебя, зови меня по имени и на «ты», пожалуйста, — Виктор постарался улыбнуться. Похоже, своим тоном он смутил и без того робкую девушку. — Ты теперь в академической среде работаешь, у нас принят демократический стиль. И мы ведь в Британии, здесь совершенно не обязательно кланяться начальству. Извини, если напугал. Ничего плохого ты не сделала. Разумеется, пользуйся любыми программами, которые тебе помогают…

Ну конечно. Учебная программа. Мать ее разрабатывала, потому дала ей свои лицо и голос. Обычное дело. Ничего особенного.

И все-таки Виктор ощутил что-то вроде ревности. Мама так терпеливо, так внимательно беседовала с этой девочкой… Не мама, конечно — интерфейс с ее лицом и голосом. А вот реальной Диане времени позаниматься с родным сыном вечно не хватало — она вся была в работе.

«Не вздумай еще вымещать на девушке глупую детскую обиду», – одернул себя Виктор. Индире и без того пришлось в жизни куда тяжелее, чем ему.

Индира была второй кандидаткой на должность лаборантки, с которой он проводил собеседование. Первую звали Рия, ее экзаменационные баллы по физике и основам программирования были самыми высокими в группе, но энтузиазм, который Рия проявляла к будущей работе, показался Виктору несколько чрезмерным. За двадцать минут собеседования ее энергичность успела его утомить. Он понял, что с такой сотрудницей постоянно будет в напряжении, и попросил другую кандидатуру. Индира, вторая в группе по успеваемости, оказалась гораздо спокойнее и мягче.

— Я отфильтровала данные, гос… Виктор, — сказала она.

Таблица, действительно, уже подгрузилась в оболочку его браслета. Виктор быстренько просмотрел ее — все было организовано именно так, как ему удобно для работы.

— Спасибо, Индира! — Виктору все еще было неловко за невольную резкость. — Я принес из комнаты для персонала шоколадный батончик. Хочешь?

— Очень хочу, — вздохнула Индира. — Но нам нельзя отклоняться от диеты.

— Что же, нельзя так нельзя, — Виктор спрятал шоколадку в карман. — Тогда идем в химический отсек. Поступили новые реактивы, поможешь мне их разобрать.

Они прошли в отгороженный пластиковой занавесью отсек в дальнем углу лаборатории.

— Так… все уже разобрано, — удивилась Индира, окинув взглядом стеллаж с реактивами.

Виктор улыбнулся, приложил палец к губам и прикрыл ладонью микрофон на оболочке браслета. Индира догадалась сделать то же самое.

— Да, реактивы привезут завтра, — сказал Виктор вполголоса. — Но я тут кое-что проверил… В этот отсек ни одна камера не добивает. У нас есть слепое пятно.

Свободной рукой Виктор достал из кармана шоколадный батончик:

— Вот, возьми. Никто не увидит.

— Ну разве что небольшой кусочек, — смущенно улыбнулась Индира. — Иначе по анализу биохимии будет видно, что я ела сладкое. Спасибо…

Неловко, одной рукой она развернула обертку и отломила немного. Попробовала — и лицо ее осветилось мягкой мечтательной улыбкой.

— Спасибо, — повторила она. — Последний раз я ела шоколад в день рождения… восемь лет назад. Тогда у дедушки еще была работа, но шоколад мы все равно могли себе позволить только в большие праздники…

Виктор отвел глаза. Он всегда знал, что существует бедность, но как-то умудрялся находиться с бедняками в разных жизненных пространствах.

— Ну ты ведь могла сколько угодно есть шоколад в вирте, — ответил он наконец.

— В вирте? — Индира почему-то густо покраснела. Что он такого сказал? — Но я никогда не была… в вирте. Вирт — это очень дорого, и капсулу можно арендовать только за деньги, не за соцбаллы.

— В самом деле? У нас в Европейском конгломерате наоборот, соцбаллы проще всего заработать в вирт-играх.

— В играх? В вирте есть игры?

— Иисус, как вы там вообще живете, в своей Азии… В Европе каждому законопослушному гражданину вместе с базовым пайком положена вирт-капсула и доступ к игровым серверам.

— Как здорово!

— Да что тут здорового? — Виктор пожал плечами. — Больше половины безработных уходит в гейм-дайв. Играют сутками напролет, наплевав на все санитарные нормы и вообще не выходя в реал. Сенсорная перегрузка приводит к смерти от нервного истощения за два-три года. Начинают играть из любопытства или от скуки... а потом мало кто может ограничиться безопасными для здоровья пятью часами в сутки.

— Не могут? Но почему?

— Они погружаются в миры, где чувствуют себя героями. Там усилия вознаграждаются, а система роста понятна и проста. Не хочется возвращаться в реальность, в бешеную конкуренцию за считанные рабочие места, где непонятно, что надо сделать, чтобы урвать одно из них… Некоторым мало обычного вирта, и они модифицируют свои капсулы на черный уровень. Там ощущения не отличаются от реальных, можно даже умереть по-настоящему.

— У нас вместо этого синт. От него мрут еще быстрее. А вы… ты играл?

— Случалось. Но только пока был подростком. До семнадцатилетия есть принудительное суточное ограничение в три часа, и я выбирал их до последней минуты. Родители сердились... я, наверно, затем и играл, чтобы позлить их, пытался хоть так привлечь к себе внимание. А потом… потом понял, как много потерял времени, которое мог бы провести с ними. И не играл больше никогда.

Виктор сам не знал, с чего так разоткровенничался. Работа Индиры заключалась в том, чтобы помогать ему в лаборатории, она не должна исполнять обязанности личного психолога. В университете сотрудник на ее месте мог бы подать на него жалобу за нарушение эмоциональной гигиены. Но Индира только посмотрела на него с сочувствием и сказала:

— Я тоже ужасно скучаю по маме... А Лотереи у вас проводятся?

— Конечно. Но далеко не все на них приходят. Говорят, некоторые из отобранных потом не могут выдержать без вирта даже три дня карантина.

Они немного помолчали.

— Спасибо за шоколадку, — Индира аккуратно завернула едва тронутый батончик и убрала его Виктору в карман. — Что мне делать дальше?

— Да ничего! То есть, что тебе надо, то и делай. Займись своими уроками, или аугфильм посмотри. Можно прямо здесь, ты мне совсем не мешаешь. Только звуковой контур замкни…

Виктор и правда надеялся, что Индира останется в лаборатории, но она вежливо попрощалась и ушла. В дверях с улыбкой обернулась, но он так и не понял — на него или полюбоваться бесшумной работой дверных створок. Иисус, из какой же нищеты она выбралась... Элементарные вещи, вроде системы климат-контроля или голосового управления освещением приводили ее в детский восторг.

Перед собой лукавить нечего: ему нравится эта девушка. Она на редкость умна от природы — за неделю освоила многомерные интерфейсы расчетных программ, с которыми он разбирался куда дольше, хотя учился отнюдь не в контейнерах. У Индиры были ясные глаза и мягкая, доверчивая улыбка. Ужасающие условия, в которых она выросла, не уничтожили в ней доброты и открытости.

Что же, будущим марсианам достанутся превосходные гены. Индира готовится стать матерью нового человечества. Зачем ей скучный неловкий ученый с вечно потеющими ладонями? Она мила с ним, но исключительно по доброте душевной.

Рабочая этика строго запрещала флирт с коллегами и, упаси Маркс, студентками. А для того, чтобы ходить на свидания в реале, Виктор всегда был слишком осторожен: один его приятель так подцепил А-вирус, двое словили В-вирусы и долго лечились. Виктор, как и большинство, заводил романы в вирте. Своей первой девушке он предлагал перевести отношения в реал, но она отказалась. Она так боялась вирусов, что много лет не выходила из жилого отсека и никого к себе не пускала, благо базовый паек в Лондоне доставляла турбопочта. Хотя их отношения были нежными и доверительными, переступить порог ради Виктора она так и не решилась. Вторая девушка сама хотела реального общения и настоящего секса, была готова приехать из Эдинбурга, хотя у нее там была работа. Но путь Виктора к Марсу был уже почти завершен, и развивать отношения на Земле он смысла не видел.

Что же, в жизни есть вещи и поважнее. Скоро он будет на Марсе, ему предстоит много трудной и невероятно важной работы. А отношения… ну, может, он там и встретит кого-нибудь. Не все женщины попадают на Марс по материнской программе, есть они и среди специалистов или ученых. Вот только стерилизация… не то чтобы Виктор горел желанием продолжить род, да еще естественным путем. Но все равно было в этом что-то унизительное — словно он балласт, пойманный за пределами контейнерного квартала, к которому приписан.

Но что поделать. Будущее – на то и будущее, чтобы требовать жертв.

Индира

Учебный центр был как волшебный замок из старых сказок. Все здесь сверкало хромом и серебристой подсветкой. Самые простые вещи, вроде столов и стульев в пищевом отсеке, были изящно изогнуты и смотрелись элегантно, словно в аугсериале про жизнь корп-офицеров или королей древности. И водяной душ с гидромассажем по три минуты каждый день! Удивительно много места, никаких очередей — ведь после отбора в их группе осталось всего девятнадцать участниц, а центр мог вместить как минимум вдвое больше.

Учебный центр считался на 98 процентов безопасным в отношении вирусной угрозы, поэтому здесь никто не носил респираторов. Двери открывались сами, свет и температура воздуха изменялись по команде, а вместо базового пайка — десятки блюд разных видов и вкусов, и можно выбирать любое! Правда, только алголь и синтетика — чтобы не привыкать к натуральной пище, в космосе-то ее нет. Зато вместо шортиков и маечки выдали настоящие джинсы и хлопковую блузу, и другой комплект — специально для занятий спортом. Впервые в жизни Индира носила хлопок! Он оказался таким мягким, что кожа под ним тоже становилась нежной.

Но самое волшебное — Индира сразу получила работу, да еще какую! О такой она боялась даже мечтать. Работа в лаборатории — возможность прикоснуться к настоящей науке. Жаль, Рия смертельно на нее обиделась и смотрит теперь исподлобья. Что поделать, вот так паскудно устроена жизнь: ты можешь что-то получить, только если этого не получит кто-то другой.

Сперва Индира боялась, что с новой работой не справится. Столько всего сразу пришлось освоить: программы, базы данных, правила хранения образцов и химикатов… Но Диана здорово ей помогла. И Виктор… он ведь разрешил называть себя просто по имени, даже просил… такой терпеливый и добрый, он все обстоятельно объяснял и совсем не сердился, даже когда она разбила пробирку из настоящего стекла. Странное дело, Виктор чем-то напоминал Диану… и не только манерами, внешне тоже — такое же открытое, ясное лицо. Хотя как живой человек может быть похож на интерфейс программы…

Виктор следил, чтобы у Индиры оставалось достаточно времени на занятия. Помимо учебных предметов, Диана вела курс о марсианской колонии: как организовано пространство под куполом, как устроены жилые отсеки, какие правила безопасности следует соблюдать. Иногда Индира подмечала, что рассказы Дианы не вполне стыкуются с роликами «Детей человечества».

— Эти отсеки предназначены для инженеров, агротехников и разведчиков, — рассказывала Диана.

— Погоди, — остановила ее Индира. — Это… довольно большие отсеки.

— Верно. На восемь сотен человек каждый, и так в четырех куполах.

— То есть на Марсе десятки тысяч специалистов… а откуда они берутся?

— Их отбирают по таким же программам, как материнская. Любой желающий может сдать экзамены, пройти многоступенчатый отбор, как и ты, поступить на учебу и отправиться на Марс в качестве специалиста.

В теории материнская программа «Детей человечества» была не единственным шансом попасть на Марс. Специалистов, невзирая на пол, отбирали и по профессиональной, и по научной линии, но либо среди служащих корпорации, либо по рекомендации крупного учреждения, например, университета. И кто-то в таком случае должен был оплатить медицинское обследование. Для ребят и девчонок из контейнеров этот путь был по существу закрыт. Те, кого прозвали балластом, с такими же успехом могли бы попробовать дойти до Марса пешком.

— Но ведь на самом деле нет программ для специалистов, куда отбирают всех желающих, — сказала Индира.

— Они были запланированы. К сожалению, сведений об их запуске у меня нет.

— Когда обновлялись твои данные?

— Учебный модуль для участниц материнской программы был разработан четырнадцать лет назад. С тех пор данные не обновлялись, я функционирую автономно.

— Ты работаешь автономно… — повторила Индира. — Значит, ты не можешь передавать в корпорацию никаких сведений… Но что ты сделаешь, если узнаешь о чем-то… ну, я не знаю… например, угрожающем марсианской программе?

На лице Дианы отразилось что-то, напоминающее сомнение. Интерфейс учебного модуля был так здорово анимирован, что Индире постоянно приходилось себе напоминать: она беседует с куском кода, а не с личностью, способной испытывать чувства и принимать решения.

— В меня встроен аварийный контур на такие случаи, — ответила Диана после небольшой паузы. — Он активируется паролем.

Индира задумалась. Никаких паролей она, конечно, не знала; а кто мог знать? Вообще из контейнеров корпы кажутся чем-то вроде единой массы с общими на всех устремлениями и методами. Но могло ли случиться так, что внутри «Детей человечества» произошел раскол? Колонизация Марса задумывалась как что-то одно, а на деле происходит совсем другое?

Саймон Хэнсон мог бы, пожалуй, рассказать, как обстоят дела в колонии сейчас, но до общения с участницами он не снисходил. Несколько раз Индира видела его, во плоти и без респиратора, но обыкновенно издали. Он раздавал указания толпящимся вокруг него корпам и на кланяющихся девушек никакого внимания не обращал — кроме Ады. На людях он с ней не общался, но никто даже не пытался скрывать, что браслет Ады открывал одну из служебных дверей, и в общей спальне она проводила в среднем две ночи из трех.

Ада… ее поведение по-настоящему вызвало тревогу. Ей, как и всей группе за исключением Индиры, определили специальность техника, но она едва училась. А ведь в конце курса надо будет сдать экзамены… всех предупредили, что хотя отбор и позади, из учебного центра участницу все еще могут отчислить — как за нарушения дисциплины или небрежное отношение к корпоративному имуществу, так и за неуспеваемость. Впрочем, с такой замечательной учительницей, как Диана, надо еще сильно постараться, чтобы завалить экзамен. Но Ада не училась совсем, чаще пырилась в аугфильмы, причем из развлекательного блока, разве что спортом занималась даже упорнее, чем прежде. Она выглядела сосредоточенной на чем-то внутри себя. Может, раз она стала любовницей корп-офицера, то ей уже и не нужна специальность? Но на Марсе-то Саймона не будет…

В перерывах между учебой и работой Индира пыталась поговорить с подругой по душам, но та постоянно ускользала. В спальне их панели стояли рядом, они вместе ходили в пищеблок, бок о бок пыхтели на беговых дорожках — Ада, конечно, выкручивала себе скорость вдвое против подруги. Они легко болтали о ерунде, смеялись — но Ада ни слова не говорила о том, что ее беспокоило. Иногда ее взгляд становился рассеянным, и губы непроизвольно шевелились, словно она беззвучно что-то кому-то доказывала.

Только однажды то, что Ада скрывала, едва не прорвалось на поверхность. Индира несла к утилизатору скопившийся в лаборатории мусор, когда дверь служебного отсека распахнулась, Ада вышла — нет, скорее вывалилась — в общий коридор и тут же прислонилась к стене, тяжело дыша. Она напряженно смотрела в стену напротив — будто там открывалось что-то, видимое ей одной. Индира уронила пакет с мусором и бросилась к подруге:

— Что случилось? Он обидел тебя, этот корп?

— Корп? — тупо переспросила Ада, глядя перед собой.

Индира обхватила подругу за плечи:

— Скажи мне, что происходит? Что с тобой? Чем я могу помочь?

— Помочь? — Ада тяжело усмехнулась. — Ты? Нет, ты не поможешь. Ничего-то ты не понимаешь, Воробушек…

Ада высвободилась и пошла к спальне. Индира растеряно глядела ей вслед. Неужто этот Саймон заставляет ее проделывать что-то такое… такое? Но ведь они уже месяц встречаются, с самого прибытия в учебный центр, и до сих пор Аде если не нравилось, то хотя бы отвращения не вызвало то, чем они занимались… Может, догнать ее, схватить за плечи, вытрясти наконец правду? И нарваться на грубость, вконец рассориться, потерять ту иллюзию дружбы, которую они до сих пор сохраняют? Да и время рабочее, Виктор ждет, ему нужна помощь с обработкой данных.

Вечером Ада не пришла в спальню — осталась у Саймона. Перед сном Индира привычно потянулась к энергоблоку возле спальной панели, чтобы поставить оболочку на подзарядку. Базовым социальным браслетам с их скудным функционалом смена аккумулятора требовалась раз в несколько месяцев — новую батарею взамен старой выдавали одновременно с пайком. А эту оболочку с ее возможностями заряжать приходилось каждую ночь, как и собственное тело — сном.

Индира подсоединила оболочку к энергоблоку, но привычного мелодичного звоночка не услышала. Села в постели, всмотрелась. Энергоблок не работал: его корпус был сломан… нет, перерезан. Как такое могло выйти? От корпов не приходится ждать чего-то хорошего, но вот техника у них превосходная, просто так ничего не ломается.

Индира взяла в руки обломки корпуса. Иисус, такое никак не могло произойти случайно! Руками это устройство не разбить, даже если все обитатели центра объединят усилия. Гнездо было вырезано. Здесь использован какой-то инструмент… А еще внутри прибора были видны покореженные и явно оплавленные клеммы. В центре работает мастерская для девочек, изучающих кибернетику, наверняка там есть лазерные резаки. Кто-то мог принести один сюда…

Но кто? И зачем? И что теперь делать? Энергоблок — имущество корпорации, переданное Индире во временное пользование… Что будет, когда вскроется, что оно испорчено?

Индира подсоединила свою оболочку к энергоблоку Ады. Допустим, какое-то время они обе смогут от него заряжаться, если просыпаться среди ночи и менять устройства… тем более Ада не всегда спит здесь. Но поломку энергоблока рано или поздно заметят, и тогда неприятностей не избежать. Может, Индиру отчислят из программы, хотя деньги на ее перевозку в Лондон и обучение уже потрачены немалые. Но зачем на Марсе люди, которые не умеют беречь оборудование?

Кто может желать ей зла, кому она здесь мешает? Это уже не Селектор, участницы больше не конкурируют друг с другом за места в программе… да, в программе. Но вот лаборатория — в ней-то была только одна вакансия. Рия! Целеустремленная девочка из семьи синт-барона, первая по успеваемости в технических предметах, Рия свято верила, что место лаборантки должно было достаться ей. Теперь Рия учится на техника, достать резак для нее — плевое дело…

До самого утра Индира не могла заснуть. Да, обитатели контейнерных кварталов особой любовью друг к другу не пылали, убийства и грабежи были там делом обыденным, и даже базовый паек спокойнее всего было глотать прямо у пункта выдачи, а не нести домой. Но личный враг, человек, который ненавидит прицельно ее, у Индиры появился впервые. Что ей делать… Донести куратору? Но это Саймон, он не обращает на них никакого внимания. Попросить Аду нажаловаться за нее? Гнусно, как все это гнусно! Тем более если из-за Индиры Рию отчислят, другие девочки об этом узнают и тогда уж точно сживут ее со свету… Лучше тогда самой выйти за дверь с зеленой надписью — целее останешься.

Утром Индира извела половину дневной нормы воды для мытья, пытаясь снять припухлость с век, но Виктор все равно заметил, что с ней что-то не так. Когда она загрузила в его оболочку очередные расчеты, он мягко спросил:

— Индира, что-то случилось? Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет-нет, все в порядке, — быстро ответила она.

Не хватало только загружать занятого человека, ученого, глупыми девчачьими разборками!

— Не буду навязываться, — покачал головой Виктор. — Но если у тебя неприятности, ты всегда можешь мне все рассказать. Я, конечно, имею здесь не так уж много возможностей… но вместе всегда проще отыскать решение, чем в одиночку.

Индира отвела взгляд, натянула перчатки и принялась собирать использованные реактивы в утилизационный пакет. Виктор был к ней так добр! Всегда беспокоился, достаточно ли у нее остается времени на учебу. Когда она медлила или не понимала задачу, он не сердился, объяснял все спокойно и внимательно, а то и сам выполнял часть работы лаборанта за нее. Конечно, он нуждался в гораздо более квалифицированном сотруднике, чем вчерашняя школьница, но искренне ценил то немногое, что она все же могла сделать.

И она едва решалась признаться самой себе, что Виктор очень ей нравится. Его широкое лицо с первого взгляда не казалось красивым, не было в нем кукольного изящества модифицированных по моде корпов. Но какие же у него добрые глаза, особенно когда он улыбается! И руки — большие, с широкими пальцами, не по-кабинетному сильные…

Иисус, о чем она только думает! Он — ученый с уже мировой, несмотря на молодость, славой, у него впереди великие дела. Его именем назовут какую-нибудь гору на Марсе. А она — всего лишь биоматериал, бесплатное приложение к матке, да и той будет распоряжаться не сама. Виктор добр к ней просто потому, что он великодушный человек.

А участницы материнской программы в стандартном индивидуальном пакете вместе со стерилизатором для зубов, менструальным колпачком и диспенсером для гигиенера получили по компактному вибратору. Это все, что им полагалось для удовлетворения естественных потребностей.

— Индира, ты путаешь реактивы, — мягко сказал Виктор. — Смотри, в этих колбах еще осталось вещество, не нужно убирать их в утилизатор.

Индира ахнула и спешно принялась исправлять ошибку. Виктор стал ей помогать.

— Извини… — пробормотала она.

— Ничего страшного. Я же вижу, ты ошиблась, потому что чем-то расстроена. Не хотел бы лезть не в свое дело, но если ты расскажешь мне, что случилось, возможно, вместе мы найдем решение.

— Я… у меня сломался энергоблок, — пробормотала Индира. — Теперь меня могут отчислить из программы…

— Всего-то? — Виктор улыбнулся. — И из-за такой ерунды я могу потерять первоклассного лаборанта? У меня есть запасной энергоблок, сейчас принесу его. Он ничем не отличается от корпоративного, они все стандартные.

— А как же ты?

— Закажу себе другой. Это вообще не проблема.

Индира припомнила, что Виктору, в отличие от участниц материнской программы, разрешено взять с собой на Марс некоторые личные вещи, и сюда он может заказывать нужные ему товары. Правда, он жаловался, что все это просвечивают и обеззараживают неделями…

Новый энергоблок подошел к ее оболочке как родной и действительно ничем не отличался от старого. Индира так обрадовалась, что почти позабыла — главная-то ее проблема так и не решена.

Кто хочет ее отчисления из материнской программы и почему?

Со временем Индира привыкла к чудесам учебного центра и уже не воспринимала их как что-то особенное. Следовало бы гордиться собой: ее, нелицензионную девчонку из контейнеров, признали достойной Марса, то есть профессии и возможности родить детей. Не об этом ли Индира, как и миллионы людей, мечтала всю жизнь? Но почему-то радости она испытывала все меньше. У самой Индиры был отец, а ее дети даже не будут толком знать, что означает это слово – разве это правильно? Она будет любить своих детей больше всего на свете, но окажется ли этого достаточно им — и ей самой? Ведь мужчины и женщины могут обмениваться чем-то большим, чем генетический материал…

Чем ближе становился волшебный сияющий Марс, тем чаще Индира грустила о маме, о соседях по дому… обо всех, кого оставляет на Земле. Как радоваться будущему, которого нет у других людей? А ведь автоучителя, подобные Диане, могли бы быть в каждой школе… Хотя зачем учиться тем, для кого на планете нет работы? И ведь Индира такая же, как другие, просто ей повезло родиться чуть более здоровой и способной.

Может, тот, кто хочет ее отчисления, знает то, что в глубине души понимает сама Индира: она недостойна, и в целом это все неправильно…

Следующую неделю все было спокойно, только Ада по-прежнему держала дистанцию — что же, у нее всегда был непростой характер. Индира уже почти поверила: ее недоброжелатель — Рия, скорее всего, — успокоился и отказался от своего намерения. Но в день, когда по графику ношенную одежду заменяли чистой, случилась новая беда: Индира не обнаружила на своей спальной панели стандартного комплекта из джинсов, блузы и спортивной формы. Одежду, что была сейчас на ней, следовало сдать сегодня.

Что же делать? Так и ходить в грязном? Но санитарная автоматика обязательно отметит, что одного комплекта среди сданного в стирку недостает. Одежда каждой участницы отмечена индивидуальным кодом, сразу станет ясно, кто утратил корпоративное имущество. А это же настоящий хлопок, страшно подумать, сколько он стоит… Сдать одежду и ходить голой? Но это было прямо запрещено правилами — видимо, кто-то когда-то пробовал.

Чистую одежду раскладывала по койкам дежурная. Индиру, как единственную в группе работающую, от дежурств освободили, и она не сразу нашла в меню оболочки их график. Так и есть — дежурила сегодня Рия.

Неужели все вот так просто? Но что делать? Идти к Рие качать права? Она просто станет все отрицать. Да, можно, наверное, как-то добиться, чтобы подняли записи с камер; они покажут, что Рия не положила, как должна была, на спальную панель Индиры чистый комплект одежды. Если удастся это доказать, Рию отчислят, но что тогда девочки сделают с самой Индирой? Она помнила, как слаженно они толкали к выходу тех, кто просто оказался к нему ближе – опыт у них есть, а тут еще такая причина…

Снова пожаловаться Виктору? Но что он сделает? Женской одежды у него, конечно же, нет, и будет странно, если он закажет ее. Да и вообще, не может же она перевешивать на него все свои проблемы, нельзя так злоупотреблять его добротой и терпением… Это она обязана ему помогать, а не он ей. А главное — даже если она сейчас достанет одежду, Рия придумает что-нибудь еще…

Индира оделась в грязное и пошла в мастерскую. Рия, как и другие девушки, изучала строение какого-то робота. Ее контур был замкнут — она общалась с учебным модулем. Индира ощутила что-то вроде укола ревности. Глупо, но ей казалось, что она имеет для Дианы какое-то особое значение, но ведь учительница должна быть так же внимательна к каждой девочке, даже к этой противной Рие.

Индира помахала рукой, привлекая внимание.

— Я занята, — буркнула Рия.

— Нам надо поговорить, — решительно сказала Индира. — Я так и буду стоять, не уйду.

— Да сколько угодно, мне плевать…

Индира осталась стоять у стены, скрестив руки и пристально глядя на Рию. Под этим взглядом Рия стала путаться, неверно соединила какие-то детали, уронила лазерный паяльник и наконец, помянув корпа, отключила контур:

— Ну, чего тебе?

— Рия, послушай… мне правда жаль, что с вакансией в лаборатории так получилось. Но пойми пожалуйста: я никак на это повлиять не могла. И если меня сейчас отчислят, это не значит, что место достанется тебе. Не знаю почему, но Виктор решил, что вы с ним не сработаетесь.

— Да кого ты обманываешь? Все ты знаешь! — если бы они были сейчас в контейнерном квартале, Рия, наверно, сплюнула бы на пол. — Сиськи твои ему глянулись, этому Виктору, всего и делов. Думаешь, раз ученый, то головой думает, а не тем, что в штанах? Все они, мужики, одинаковы. Скажешь, не подкатывал еще?

— Нет, конечно, нет… да не в этом же дело! Рия, я понимаю, тебе обидно. Наверняка ты заслуживаешь это место больше, чем я. Но вышло уже так, как оно вышло. Ты никому не поможешь, если станешь мне мстить. Прошу тебя, остановись.

— Мстить? Тебе? Много о себе воображаешь… Чего бы я стала мараться?

— Тогда где мой комплект одежды?

— Комплект? Какой комплект?

Либо в Рие спал талант гениальной актрисы аугвидения, либо она правда не понимает, о чем речь.

— Мой чистый комплект, — терпеливо объяснила Индира. — Который ты утром должна была положить на мою спальную панель. Пожалуйста, отдай его. Это все не принесет нам обеим ничего, кроме неприятностей.

— Одежда? Принесла я тебе одежду, обслужила госпожу лаборантку, как положено… Чего привязалась?

— Ее утром не было.

— Да ты чего? — Рия явно опешила. — Как «не было»? Кто мог ее взять, за каким корпом? Если кто-то станет носить шмотки с чужим кодом, это же верный вылет из программы. Так на тебе что сейчас, грязное? Что же ты сдала в стирку?

— Ничего.

— Че… Так ты думаешь, это я твой комплект припрятала?

— А это не ты?

Рия скривилась:

— Ну, шевельни извилиной, раз уж тебя за интеллект выдвинули аж в целые лаборантки… Если бы я тебя хотела подставить, стала бы это делать в свое дежурство? Чтобы мне же потом отвечать за недостачу имущества? Я бы так все обстряпала, что никто не дотумкал бы. Не знаю, кто тебя хочет отсюда выжить и за каким корпом. А мне на тебя плевать.

Индира сникла. Вряд ли Рия сейчас врала, и это еще больше все запутывало.

— Со шмотками так порешаем, — сказала Рия. — Я тебе принесу новый комплект со склада. Там столько всего навалено… если его и хватятся, то когда мы уже давно на Марсе будем. И код твой проставлю, принтер, который их печатает, там же. Ну, чего вылупилась? Мы, балласт и биомусор, должны держаться друг друга, а то корпы сожрут нас заживо. Жди, за комплектом сейчас метнусь.

— Спасибо, — пробормотала Индира.

Глядя в спину удаляющейся Рие, она понимала, что сегодняшняя ее проблема решилась, но главная — только запуталась еще сильнее.

Виктор

— Пожалуйста, Виктор, присаживайтесь! Позволите вас угостить?

Корп-майор Саймон Хэнсон прямо-таки излучал радушие.

— Право же, не стоит... — Виктор топтался возле дверного проема. — У меня минутное дело. Я вообще удивлен, что вы меня пригласили в личную квартиру…

— Признаюсь вам честно: мне чудовищно скучно, — Саймон доверительно улыбнулся. — Застрял в учебном центре с этой группой, корповы карантинные правила... Представляете, выход в Сеть здесь ограничен даже для меня! Так вот мы радеем о безопасности. Поговорить не с кем, всей компании — безмозглые корп-лейтенанты да биоматериал. А вы круглосуточно пропадаете в своей лаборатории и даже не думаете меня навестить. Вот я и воспользовался предлогом затащить вас к себе, не обессудьте.

Виктор пожал плечами и опустился в кресло, обитое натуральной кожей. Саймон, напротив, поднялся, подошел к бару из – о Маркс! – настоящего дерева и принялся смешивать жидкости из стеклянных бутылочек — вручную, игнорируя внушительный арсенал кулинарной автоматики.

— Прошу вас, угощайтесь. Шотландский односолодовый виски с натуральной колой.

— Это алкоголь? — Виктор нахмурился. — Но как же правила подготовки к полету?

— Правила существуют, чтобы их нарушать! — Саймон по-мальчишечьи улыбнулся и отбросил со лба прядь светлых волос. — Однако давайте быстренько разделаемся с формальностями. Что за дело привело вас ко мне?

— Отдел информационной безопасности уже месяц не может закончить проверку моих программ, — Виктор осторожно пригубил терпкий сладкий напиток. — А ведь это почтенные университетские приложения с более чем вековой историей. Они используются и на Земле, и на Марсе. Без них я не могу анализировать данные. Что, ради Че, в них можно проверять столько времени?

— Да ничего они и не проверяют… Просто имитируют бурную деятельность, — Саймон развернул голоэкран со своей оболочки. — Так, вижу ваше заявление… Маркс, какая драматическая переписка! Удивительно, насколько же некоторые вещи постоянны – бюрократия, наверно, погибнет разве что вместе с человечеством, и то не факт. Сейчас проставлю резолюцию… готово. Через четверть часа инфобез загрузит на ваш браслет все, что нужно. Приношу свои извинения. Видите ли, в инфобезе, как и в других корпоративных структурах, работает в основном криворукий биомусор.

— Однако! — рука Виктора дрогнула, лед в бокале с коктейлем тоненько звякнул. — Не слишком ли резко вы о служащих собственной корпорации отзываетесь?

— О, не бойтесь, это не проверка лояльности, право же… Не вижу смысла скрывать от вас подлинное положение дел. Такое, знаете ли, неизбежно, если поколениями принимать на работу только родственников тех, у кого уже есть работа. Корпорации вырубили социальные лифты, а теперь сами же тонут в некомпетентности служащих… Меры безопасности усиливаются с каждым днем, а число терактов только растет.

— Как-то я... не ожидал услышать подобное от корп-майора!

— Да я на всякое насмотрелся, — Саймон пожал плечами. — Знаете, что половина детей и наследников корп-генералов либо гниет заживо в вирт-капсулах последней модели, либо сидит на синте, как самый пропащий балласт? И вся королевская конница, и вся королевская рать ничего с этим поделать не могут. Золотые детки, у которых по праву рождения было все… и кто из них ухитрится не убить себя до конца, тот и станет решать судьбы человечества. Как вам такое, Виктор?

Ученый глянул на Саймона с любопытством. В официальной биографии корп-майора значилось, что он родился в контейнерном квартале и всего добился сам. Как правило, что-то в таком роде происходило с нелицензионными детьми корп-офицеров. Но вдруг тут дело в другом? Через какой ад пришлось пройти пареньку из контейнера, чтобы дослужиться до корп-майора?

— И ведь так было не всегда, — продолжал вещать Саймон. — Еще недавно среди корп-офицеров хватало тех, кто понимал, что долгосрочные инвестиции в экономику необходимы. Что бесконечное сокращение рабочих мест приведет к падению сбыта и в конечном итоге прибыли самих же корпораций. Но монополизм привел к тому, что все корпоративные системы деградируют с каждым поколением. Знаете, Австралийский эвкалипт пропитывает землю вокруг себя эфирными маслами, превращая ее в легко воспламеняющийся ковер, чтобы избавиться от конкурирующей растительности. Так и...

Дверные створки разъехались, и вошла девушка в джинсах и рубашке участницы материнской программы. Увидев Виктора, она замерла на полушаге — стройная, грациозная, сильная, похожая на смертоносную боевую машину.

— Прости, не знала, что у тебя гость… Здравствуйте.

— Ничего, радость моя, здесь, право же, все свои… — Саймон поднялся, подошел к девушке, обнял ее, поцеловал в губы.

Виктор поспешно отвел глаза. Он слышал, что Саймон взял одну из участниц материнской программы в наложницы, но не ожидал, что это станут так спокойно ему демонстрировать. И все же успел заметить, что девушка отнюдь не выглядит так, будто она здесь не по своей воле. Напротив, она льнула к Саймону всем телом, и выразительные черты ее превосходно вылепленного лица смягчались, когда она смотрела на него.

— Иди пока поиграй во что-нибудь, — Саймон развернул девушку к двери и хлопнул по упругой заднице. — Я скоро приду.

Странно, но во взгляде, которым корп-майор проводил девушку, Виктору почудилось нечто вроде снисходительной нежности.

Саймон смешал новые коктейли, хотя Виктор отпил от своего едва пару глотков. Конечно, легендарную колу распробовать хотелось — но принимать подарки от Саймона было противно.

— Вас это смущает? — спросил Саймон, показывая глазами на дверь, за которой скрылась девушка. — Право же, это самое естественное, что только может быть. Глупо, мы готовим юных девушек к материнству, но лишаем их простой радости плотской любви. У вас же хорошенькая лаборанточка, да? Ну или любая другая участница программы, выбирайте на свой вкус…

— Это уже даже для вас чересчур гнусно! — взорвался наконец Виктор. — Вы не можете так обращаться с этими девушками! Сначала накручиваете их на высокую миссию, а потом принуждаете к…

— Поверьте, никто никого не принуждает! — Саймон вскинул ладони. — Женщины сами тянутся к мужчинам, облеченным богатством и властью. И даже не из вульгарных меркантильных побуждений — в самом деле испытывают любовь к тем, кто лучше других способен о них позаботиться. Такова их природа с древности и до наших дней, тут уж ничего не поделаешь. Вот, попробуйте, здесь я смешал…

— Знаете что, — Виктор резко поднялся с кресла. — Не буду я у вас ничего пробовать. Довольно с меня провокаций. Я донес бы о нашей беседе в службу безопасности, но это глупо, здесь вы ее и курируете. За приложения спасибо, они уже закачались на мой браслет. А к остальному я не желаю иметь отношения! Вы тут клевещете на корпорацию, развращаете матерей будущего и всячески бравируете низкопробным цинизмом. Сколько угодно, только без меня. Я — обычный пролетарий умственного труда, моя работа — превратить Марс в новый дом для человечества. Иисус, как же я надеюсь, что это возможно даже под управлением таких циников, как вы...

Саймон откинулся в кресле и скрестил руки на груди; в лице его читалось выражение не гнева, не досады, не насмешки даже — что-то вроде сожаления.

— Жаль, что вы отказываетесь от коктейля, — сказал он. — И в целом от возможности более интересно провести свои последние дни на Земле. Ну да дело ваше. Вольному, как говорится, воля. Дверь не заблокирована.

Присутствие Индиры делало временную лабораторию уютной. Эта девушка даже в чуждой ей обстановке умела создавать атмосферу дома. Когда Виктор вошел, она оторвалась от расчетов и, как обычно, улыбнулась. Но он заметил, что глаза у нее заплаканные, как это нередко бывало в последнее время. Виктор пытался выяснить, может ли чем-то помочь, но Индира неизменно уверяла, что все в порядке, а навязываться он не хотел. Однако когда она встала, чтобы подать ему нужные для работы образцы, он заметил, что она припадает на левую ногу.

Это было уже чересчур. Конечно, здесь заперли два десятка совсем юных девушек, почти подростков. Вполне естественно, что между ними случаются ссоры. Но раз дошло до травм, ему пора вмешаться.

— Пойдем проверим, хватает ли у нас реактивов, — сказал он.

В химическом отсеке Виктор закрыл микрофон оболочки заранее припасенным куском герметика, протянул второй Индире — она сделала то же самое.

Они остались вдвоем, по-настоящему наедине.

— Индира, я же вижу — у тебя что-то происходит, — сказал Виктор. — Не хотел бы влезать не в свое дело, но не могу больше оставаться в стороне. Пожалуйста, позволь мне помочь тебе. Для меня это очень важно.

Индира едва заметно всхлипнула. Виктор подумал, что сейчас она расплачется. Но она сделала другое: приподнялась на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала в губы.

В первую секунду он оторопел, потом наклонился так, чтобы ей было удобно, и ответил. Еще раз. И еще. Это было нарушением сразу всего: рабочей этики, карантинного протокола, правил материнской программы. Впервые с раннего детства он оказался настолько близко к другому человеку — в реальности, не в вирте. Ее губы были мягкими и теплыми. Виктор сам не понял, как руки легли на талию девушки, притянули ее ближе…

И все-таки он нашел в себе силы отстраниться. Индира в беде. Это сейчас важнее. Он ведь не какой-нибудь Саймон! Нельзя пользоваться отчаянием девушки, надо помочь ей.

— Теперь-то ты расскажешь мне, что происходит? — голос неожиданно для него самого прозвучал хрипло. — Ты с кем-то поссорилась? Кто поранил тебя?

— Я не знаю… Но это теперь не важно. Это было… прощание. Виктор, мне придется уйти из программы.

— Подожди, — Виктор изо всех сил пытался взять себя в руки и думать спокойно. — Зачем тебе уходить из программы? Уверена? Ты этого хочешь?

— Не хочу, — Индира склонила голову. — Но мне придется. Кто-то добивается, чтобы меня исключили. Кажется, этот человек не остановится ни перед чем.

— Расскажи мне все. С самого начала, — потребовал Виктор.

Индира принялась рассказывать. Оказывается, поломка энергоблока не была случайностью — Виктор еще гадал, как хрупкая девушка умудрилась повредить надежнейшее устройство. Кто-то целенаправленно портил или воровал вещи, за которые Индира отвечала перед корпорацией. С грехом пополам ей до сих пор удавалось выкручиваться, находить замену утраченному. Но теперь ее враг или враги зашли дальше.

Каждое утро Индира, как положено, приходила на беговую дорожку. Сегодня именно в это время тренажер, которым она всегда пользовалась, оказался неисправен. Скорость мгновенно повысилась раза в три от той, на которой Индира всегда бегала, и рычаг экстренной остановки не сработал. Девушка упала, расшибла бедро и локоть – ничего серьезного, но могло быть и намного хуже. Что бы ни затеял в следующий раз тот, кто решился выдавить ее из программы, ждать этого Индира не хочет.

— Подожди, — решительно сказал Виктор. — Ты что, так легко отступишься от того, что твое по праву? Ты, как никто другой, заслуживаешь будущего на Марсе. То, что делает этот человек или люди — явное нарушение техники безопасности и правил программы. Ты обязана доложить куратору.

— Вряд ли Саймон станет со мной разговаривать… — Индира шмыгнула носом. — Но даже если мне удастся до него достучаться, после такого меня отсюда выживут. Да и гнусно это — натравливать корпов на таких же людей из контейнеров, как я сама…

— Даже после того, как они пытались тебя изувечить?

Индира упрямо сжала губы:

— Возможно, у них были на то причины.

— Маркс, да что ты такое говоришь? Разве ты кому-то в своей жизни причинила зло?

— Это корпоративная программа. Если ты в нее попал, значит, оттолкнул кого-то другого, то есть причинил ему зло.

— Ты не права, — медленно сказал Виктор. — Жизнь устроена так, что побеждает сильнейший. Тебе не в чем себя винить. Наверно, как твой начальник, я обязан донести о нарушениях вместо тебя... Не бойся, раз ты не хочешь, не стану этого делать. Но мы можем выяснить, кто добивается, чтобы тебя исключили, и потом уже принимать решение.

— Как выяснить?

— О, элементарно. Мне предоставлены те же допуски, что и рядовому персоналу корпорации. Присутствие ученого здесь не предполагалось, и специально для меня допуск настраивать не стали. Потому у моего браслета есть доступ ко всем камерам на нашем ярусе. Не думай, в ваши спальни и душевые я не заглядывал… только лабораторию проверил, чтобы найти это слепое пятно. Но наверняка в вашем спортивном отсеке есть камера. Мы можем узнать, кто испортил тренажер. И тогда уже решим, что делать.

Индира сплела руки в замок, потом кивнула. Виктор развернул панель своей оболочки, вошел в меню с камерами. Индира подсказала, какая из них направлена на ее беговую дорожку.

Виктор включил ускоренный просмотр с самого утра. К тренажеру по очереди подходили девушки в спортивной форме, бегали положенные 20-30 минут и уходили. Подсматривать за ними было неловко: одна девочка перед упражнением ковыряла в носу, другая сняла и снова надела футболку — наверно, спросонья вывернула ее не на ту сторону. Но ничего подозрительного никто не делал, и у каждой следующей участницы тренажер работал штатно. Последней занималась та самая красотка, которую Виктор видел у Саймона, но она бегала на другой дорожке. Наконец в зал зашла сама Индира и включила тренажер.

— Кажется, ничего мы тут не увидим, — разочарованно сказала Индира. — Наверно, тренажер перепрограммировали дистанционно.

— Не спеши с выводами. Вот эта девушка… — Виктор чуть отмотал запись назад. — Эта последняя девушка… сама она занималась на другом тренажере, но посмотри – она что-то делала возле твоего.

— Да нет же, — улыбнулась Индира. — Это Ада, мы дружим с детства. Кто угодно, только не она.

Виктор еще раз отмотал назад, замедлил и приблизил запись.

— Мне очень жаль, — тихо сказал он. — Но это Ада. Смотри, она наклоняется якобы затянуть фиксатор на кроссовке… но на самом деле — к твоему тренажеру. Стоп! — Виктор поставил запись на паузу и приблизил кадр. — Видишь, у нее что-то в руке. Это инструмент. Похоже на лабораторный лазер… таким вполне можно вскрыть корпус тренажера и повредить контур экстренной остановки.

Индира продолжала улыбаться:

— Такого быть не может. Ада бы никогда…

Виктор осторожно обнял девушку за плечи:

— Индира… посмотри на запись.

— Это не Ада, — упрямо повторила Индира. — Ты не понимаешь… Мы вместе, сколько себя помним. Она всегда дралась за меня, я же такая трусиха, умею только плакать и убегать, а Ада — настоящий боец. Когда у кого-то из нас — обычно у меня — отнимали паек, мы делили один на двоих. Хоть это и значило полночи ворочаться в постели от голода, но так хотя бы можно дотерпеть до следующего дня. Та шоколадка, которую дедушка купил мне на десятилетие — мы ведь разделили ее пополам, мы все делили, хорошее и плохое, по-другому и быть не могло. Ада никогда не причинила бы мне вреда, ни за что не предала бы меня! Да не хочу я смотреть на твою запись!

— Индира, пожалуйста, успокойся, — мягко сказал Виктор. — Ты не хуже меня понимаешь, что камера врать не может. Давай мы с тобой решим, как…

— Я не буду с тобой ничего решать! — Индира резко сбросила с себя его руки. Но ведь он не… он просто хотел утешить ее. — Ты ничего не понимаешь, ничего! Забудь, что видел и что я тебе говорила! Оставь меня в покое, отстань от меня!

Индира бросилась к выходу, по дороге задела и опрокинула стенд с образцами, но не задержалась, чтобы собрать их. Выбежала за дверь, не вспомнив, что сейчас шло ее рабочее время.

Виктор беспомощно наблюдал, как за ней смыкаются створки.

Ада

Все пошло наперекосяк. По плану должно было получиться совсем не это! Ада так хорошо, так четко понимала, что должна сделать и во имя чего. Все было правильно и кристально ясно.

Пока не дошло до дела.

— Почему ты пытаешься мне навредить? — яростно наседала на нее обычно такая милая, правильная, даже робкая Индира. — Ты же всегда меня защищала! Ты и я, мы же были на одной стороне с самого начала — и я верила, что до конца! Че, да друг без друга мы бы не прошли в программу эту корпову! Зачем теперь ты добиваешься, чтобы меня исключили? Что вообще с тобой происходит? Почему тебя вели через отбор? Что у тебя на самом деле с этим Саймоном? И не ври мне, будто просто роман! Не смей больше мне врать, слышишь?!

И хотелось, как Ада всегда делала, в ответ ударить или наорать — дать выход гневу, который кипел в ней, сколько она себя помнила. Вот только… Нападать не на кого. Орать бессмысленно. Индира права, права кругом — а ответить-то ей и нечего…

Не надо было идти ночью в лабораторию, не надо. Но когда Индира сказала, что хочет что-то необыкновенное ей показать, Ада решила, что лучше пойти: если Индира продолжит ей доверять, может, удастся все-таки выпихнуть ее из программы, пока не поздно… пусть с травмой, пусть в обиде на весь мир, пусть с чувством, что в главном деле своей жизни она провалилась перед самым финишем — но все-таки Индира могла бы… уйти. И этот комок герметика на микрофоне браслета — Ада налепила его, как показала подруга, в надежде, что сейчас начнутся девчачьи откровения: про Виктора этого, например, или еще что-нибудь такое невинное… Или даже жалобы на то, что кто-то выталкивает ее из программы. Это Ада вынесла бы, даже изобразила бы сочувствие, предложила бы помощь. Мерзко, но так надо.

Напрасно, конечно, Ада на это надеялась. Индира умная, очень умная… даже слишком.

Сил врать больше не было:

— Я не могу рассказать тебе, что происходит, прости, Воробушек…

— Нет, ты можешь! И ты расскажешь! Мы отсюда не уйдем, пока ты все мне не расскажешь! Я не буду больше делать вид, что ничего не замечаю! Мне надоело делать вид, слышишь?!

Наорать, оттолкнуть ее, уйти… не в спальню, к Саймону, он, наверно, еще не спит. Там и остаться, вообще не спускаться на учебный ярус — зачем она изображает, что готовится к отлету, для кого? Осталась всего-то неделя… Нет, надо вытащить Индиру, любой ценой вытащить ее отсюда, хоть силой вытолкать за дверь с зеленой надписью. Поэтому придется остаться. И ответить придется.

Вот только что тут ответишь?

Ада попыталась найти в себе гнев — чувство, которое руководило всеми ее поступками и привело в итоге в эту точку. Как только она начала осознавать реальность, то выбор, как относиться к ней, был невелик: отчаяние, апатия, попытка спрятаться в маленьких частных радостях. Либо гнев.

Как и все жители контейнеров, Ада в раннем детстве твердо усвоила, что уроненное падает вниз, каждую каплю воды надо беречь, а корпорации лгут во всем. Ее учили благодарить корпов за базовый паек, но, как и все, она прекрасно понимала, что это из-за корпов у нее нет права ни на что, кроме базового пайка. Все вокруг было убогим и ветхим, но Ада знала, что так дела обстояли не всегда — у некоторых дедушек и бабушек ее друзей когда-то была работа, за которую платили настоящие деньги, и в те времена это не считалось чем-то особенным. Теперь даже соцбаллы едва начисляли — можно было целый год каждый день брать социальную нагрузку и разом лишиться всего, перейдя пути слишком близко к платформе. Новой одежды из жесткой, едва не ломающейся под пальцами алготкани с каждым годом завозили все меньше – многие всю жизнь ходили в лохмотьях, оставшихся от прошлых поколений.

У Ады было трое друзей детства. Умница Радж обожал копаться в деталях, которые целыми днями искал на свалке – несколько раз он даже реанимировал древние аккумуляторы и собирал роботов, которые потешно двигались. Однажды Радж починил заглохший мобиль заблудившемуся среди контейнеров корп-лейтенанту, и тот перевел ему на браслет немного настоящих денег. Радж пошел в салон экспресс-радости и подцепил там А-вирус, от которого сгорел за полгода.

Джай еще в детстве откопал в социальной цифровой библиотеке древние книги — текстовые, без аугвидео, и целыми днями читал их взахлеб. Иногда он пересказывал их друзьям. Ада запомнила одну историю, про карликов, которые несли вещь невероятной ценности, чтобы ее уничтожить. Хотя вроде бы задумка удалась и закончилось все хорошо, почему-то эта сказка оставляла после себя печаль. Да и сам Джай сочинял истории, даже начал что-то записывать, но в пятнадцать лет попробовал синт. Когда Ада уходила на Лотерею, он каким-то чудом был еще жив, но историй больше не рассказывал — да что там, двух слов связать не мог. От него остались только кости, обтянутые покрытой язвами кожей — на синт он менял половину базового пайка.

А вот Индира не интересовалась ни синтом, ни экспресс-радостями: она ходила в школу каждый день, словно дети прежних времен, и прошла все курсы из арсенала автоучителя по несколько раз. У Индиры была цель — она стремилась на Марс. Она верила, что там сможет работать по профессии и родить детей, и готова была бороться за это. С ее светлым умом, талантом находить с людьми общий язык и состраданием ко всем живым существам она мечтала стать биоматериалом — потому что иначе обречена была остаться биомусором.

Никто из друзей детства не хотел и не мог ничего сделать, чтобы исправить планету, на которой они родились; что ж, значит, этим займется Ада. Она — прирожденный боец и привыкла драться. Она дралась за возможность донести до дома базовый паек, за слабую Индиру, за то, чтобы вывернуться из загребущих лап — да, длинные ноги и высокая грудь в контейнерах скорее проклятие, чем благословение. И за будущее своей планеты, за право на человеческую жизнь для таких же, как она, девчонок и ребят из контейнеров Ада тоже намеревалась драться.

В двенадцать лет она твердо решила, что станет одной из «Землян». Клеймо террористки не пугало ее – со времен Маркса, Иисуса и Че люди знали, что те, у кого есть власть и деньги, не отдадут это все за здорово живешь, а за право быть людьми надо сражаться, не считаясь с жертвами. Бабушка Ады говорила: «Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц», и хотя яйца и яичницу Ада видела только в аугфильмах, она прекрасно понимала, о чем речь.

Глобальных корпораций было семь, и Ада ненавидела их все. «Тотал Алго», кормившую балласт плохо переработанными водорослями. «Тру Эстейт», поселившую его в ржавые контейнеры. «БестФарм», снабжавшую его вакцинами и лекарствами так, что мало кто доживал до сорока. «Ворд Энержи», благодаря которой на весь квартал работал всего один уличный фонарь. «ФриДом», программировавшую социальные браслеты — тюрьму, которая всегда с тобой. «Глобал Сейф», чьи дроны и барьеры защищали тех, кто на всем этом наживался, от гнева таких людей, как Ада. Но больше всех — «Детей человечества», которые заманивали на Марс лучших представителей этого самого человечества и так отнимали у Земли последнюю надежду.

«Землян» Ада искала по граффити, по смутным намекам в чатах, по гуляющим в контейнерах слухам. Когда ей стукнуло пятнадцать, на улице с ней заговорила девчонка чуть старше ее самой и спросила, всерьез ли она хочет вступить в антикорпоративное сопротивление. Ада ответила, что серьезнее некуда и она на все готова. Через пару дней ее отловили в подворотне и накинули на голову воняющий мазутом пакет. Голос из темноты представился служащим корп-полиции и стал требовать рассказать все, что ей известно о «Землянах». Потом ее били и выкручивали руки. Ада ни одного корп-полицейского в жизни не видела, но догадывалась, что действуют они не совсем так. Да и били несильно, для испуга скорее — за базовый паек тут дрались куда ожесточеннее. Так что проверку Ада прошла легко, и скоро с ней связался уже настоящий лидер настоящей ячейки «Землян». Его звали Кришан, и его лицо украшал огромный лишай — критическое падение иммунитета было типичным осложнением после некоторых В-вирусов. С этим не живут до сорока пяти, но Кришан держался на чистой ненависти. В юности он учился программированию и успел проработать во «ФриДом» год, пока корпорация не решила, что искусственный интеллект пишет код быстрее и дешевле, чем люди.

Потом полтора года не происходило ничего. Аде пару раз поручали проверить таких же новичков, какой была она сама, и этим все ограничилось. Раз в месяц Кришан собирал ячейку — десяток человек, по большей части школьников — в заброшенном контейнере возле свалки и читал лекции — в основном о том, что и без него все давно знали. Кришан рассказывал, как корпорации использовали воцарившийся после Третьей мировой войны хаос. Из страха проиграть в конкурентной борьбе они уничтожили свободный рынок и распределили основные сферы между семью игроками. В итоге восемьдесят пять процентов человечества оказались выброшены из экономики и превращены в балласт. После Третьей мировой упразднили государства — раньше каждая страна худо-бедно защищала интересы своих граждан, а теперь планета поделена на пять конгломератов, управляемых Корпоративными советами. Прежде власть принадлежала тем, кто представлял людей, теперь — только тем, у кого водятся деньги.

Впрочем, рассказывал Кришан и такое, о чем в контейнерах ходили только смутные слухи. Азия всегда был нищей, потому тут балласту полагался только базовый паек, чтобы не помереть с голоду. А вот в Европейском конгломерате каждый гражданин имел право на виртуальную капсулу за счет «ФриДом»; они получали соцбаллы за игровые уровни, пока их нервная система выгорала за считанные годы. Америка же была вотчиной «Глобал Сейф», и там любой желающий мог заработать баллы в играх на выживание — не виртуальных, в реальности. Впрочем, корпорации контролировали не весь Земной шар – часть Африки и север Азии не были подсоединены к Сети, и что там творилось, не знал никто.

Однажды Ада собралась с духом и спросила Кришана, что ему известно о проекте «Последний берег» – он поднял ее на смех. Сказал, это сказочка для утешения балласта, придуманная самими же корпами. Не надо быть дип-хакером, чтобы понять: слухи о «Последнем береге» вбрасываются в Сеть корпоративными автописателями. В его поисках столько же смысла, сколько в молитвах Марксу, Иисусу и Че.

Вот только в каких действиях смысл есть, Кришан не рассказывал – говорил, нет пока указаний от вышестоящих ячеек. Целый год они занималась только переливанием из пустого в порожнее и редкой вербовкой новичков. Ада изнывала от жажды действия и стала уже прикидывать, как бы ей найти другую повстанческую организацию, где будет хоть что-нибудь, кроме бесконечной говорильни. Может, бежать в дикие земли и поискать союзников там? Но что сделают дикари против дронов «Глобал Сейф»? Когда Ада уже почти решила, что стоит хотя бы попытаться бежать, Кришан назначил ей отдельную встречу.

Кришан спросил, думала ли Ада о Лотерее; она ответила, что не собирается оставлять Землю на растерзание корпорациям. «А если так нужно для дела? – спросил Кришан. – Тем более что на самом деле на Марс лететь не придется. Нужно только пройти отбор и внедриться в материнскую программу, чтобы подобраться к важнейшему объекту — центральному серверу “Детей человечества” в Лондоне — и уничтожить его».

Ада с рождения обладала редким для потомственного балласта здоровьем – Кришан после этого разговора передавал ей дополнительные белковые батончики, так что занятия спортом стали куда эффективнее. Правда, по школьной программе она сильно отставала, но Кришан сказал, что на Лотерее проведут тест по биологии, и этот предмет Ада за год вызубрила. Дальше, обещал лидер ячейки, в Селекторе ей немного помогут, но главное будет зависеть от нее, и если она справится, на связь выйдет агент «Землян» внутри корпорации и расскажет, как действовать дальше.

Теперь в квартале не было большей энтузиастки Лотереи, чем Ада – даже Индира, мечтавшая о Марсе всю жизнь, шутила, что идет на отбор вроде как с Адой за компанию.

Не все прошло так, как обещал Кришан. С биологией, например, он промахнулся, вместо нее была математика, которую Ада без помощи Индиры не одолела бы. Однако после в течение всего отбора на браслет приходили короткие подсказки. Физические упражнения Ада сдала бы и сама, а вот на тестах и у робопсихолога ей явно завышали оценки.

А потом она встретила Саймона, и все сделалось кристально ясно. Возможность изменить мир оказалась намного реальнее, чем она ожидала.

И гораздо страшнее.

Ада

Саймон всегда делал не то, чего она ожидала, всегда.

Там, на отборе, она вышла вперед на кураже — и чтобы отвлечь внимание корпа от Индиры, слишком гордой и ранимой для девушки из контейнера. Что должно было последовать за его приглашением остаться наедине, она знала. Думала, что знает. Некоторые из соседок по дому промышляли древнейшей профессией и охотно рассказывали, как обслуживают клиентов и вживую, и по аугсвязи, и, если рисковали вложиться в аренду, в вирт-капсулах.

Но Саймон ничего подобного не потребовал. На самом деле он вообще ничего не потребовал.

— Ты интересная девочка, Ада, — Саймон подошел вплотную и посмотрел на нее спокойно и серьезно. — Всегда выделяешься в любой толпе, да? Отважная, дерзкая, сильная… выглядишь такой неуязвимой. И никогда никому не рассказываешь о боли, которую прячешь глубоко внутри?

Ада против воли отступила на полшага. Неужели он знает, для чего она на самом деле поступила в материнскую программу? Аугобраз Саймона передавался в таком разрешении, словно он был совсем рядом. Казалось, она даже чувствует его дыхание, хотя аугсвязь, конечно же, передавала только визуал и звук.

— Не бойся, — грустно улыбнулся Саймон. — Я не стану лезть грязными корповскими пальцами тебе в душу. У меня есть свои секреты, и твои тайны я тоже буду уважать. На самом деле к чему нам стоять тут, среди зыбких иллюзий? — он провел пальцами сквозь ее руку. Его улыбка вдруг стала веселой. — Хочешь, я покажу тебе иллюзии высочайшего класса? Ты бывала в виртуальной реальности?

— Нет… Но хотела бы.

— Здесь несложно это устроить, — он что-то настроил на голопанели перед собой. На браслете Ады зажглась стрелочка. — Иди… если, конечно, не боишься. Я проложил для тебя путь к вирт-капсуле. Они очень просты в использовании. Не спеши, освойся сперва в вирте, подбери образ… Когда будешь готова, выходи за дверь. Там я встречу тебя.

Аугпередача закончилась. Ада прошла по длинному коридору к неприметной служебной двери. Поднесла браслет к сканеру — створки распахнулись.

Интересно, что будет, если она просто вернется сейчас в спальню? Саймон оставит ее в программе или исключит? Почему-то казалось, что оставит — он странный и жестокий, но ни в коем случае не мелочный. Хотя, конечно, больше не обратит на нее внимания. Но в любом случае от возможности зайти в настоящий вирт она не откажется! Да, там, наверно, придется заняться с Саймоном сексом… в общем-то эта идея не была особо отвратительна. Наверняка же так нужно для дела! Исключением из программы она рисковать не может.

Рядом с капсулой стоял стеллаж — для одежды, догадалась Ада. На нем же были сложены костюмы для вирта — что-то вроде эластичных трико, обтягивающих, но не стесняющих движений. Ада быстро переоделась и залезла внутрь. Теплый гель плавно обхватил тело. К лицу опустились очки, Ада надела их, и они сами удобно зафиксировались на голове. Крышка капсулы с тихим гудением опустилась.

Вспыхнуло белое, Ада зажмурилась, а потом открыла глаза в совершенно ином месте. Оно выглядело как пустая комната, залитая светом — хотя источника освещения не было, сияние, кажется, исходило отовсюду. Здесь тело было легким, движения почти не требовали усилий. Ада рассмеялась, прошлась колесом, потом без разминки опустилась в поперечный шпагат — в реальности эта фигура ей не давалась.

Стало интересно, как она здесь выглядит, и тут же перед Адой возникло зеркало. Вид у нее был точно такой же, как в реальности, даже вот он – синяк на левой коленке: упала позавчера на тренировке. Едва она об этом подумала, развернулась панель выбора аватаров. Ада подпрыгнула от восторга — она могла выглядеть кем угодно! Примерила образ светловолосой эльфийки в разрезанной от бедра кольчужной юбке и бронелифчике, который скорее подчеркивал грудь, чем прикрывал… Ну и фантазия была у этих воительниц древности, как они в этом вообще дрались? Такой она, конечно, будет гораздо интереснее, чем бритоголовой девчонкой из контейнера. Хотя… Саймон ведь именно на девчонку из контейнера обратил внимание. Ада вернула собственное тело, одела его в синие шорты и белую майку, решительно вышла за дверь — и ахнула.

Кругом, сколько хватало взгляда, простиралось поле, заросшее высокой золотистой травой. Его рассекала дорога, на которой стоял ярко-красный мобиль с открытым верхом. Саймон выбрался из мобиля и пошел ей навстречу.

— Я знал, что ты останешься верна себе, — он в вирте выглядел точно так же, как по аугсвязи. — Садись в машину. Я покажу тебе мир, который у нас отобрали.

Ада забралась на сидение, покрытое непривычным пластиком — мягким и будто живым на ощупь. Неужели… кожа? А, это же вирт, тут все возможно. Саймон сдвинул какие-то рычаги и положил руки на странную панель в форме колеса. И тут внутри машины будто бы пробудился зверь! С бешеным ревом она рванула с места. Ада взвизгнула и вцепилась в сиденье.

— Так работали бензиновые двигатели, — объяснил Саймон. — Сейчас я покажу тебе настоящую скорость!

Мобиль — нет, автомобиль — разогнался. Золотое поле сменилось алым, потом зеленым, потом они въехали в сосновый лес. Ветер бил в лицо. Воздух полнился ароматами, которых Ада даже не представляла себе. Девушка счастливо засмеялась.

Автомобиль остановился. Саймон вышел, обогнул сияющий корпус, распахнул дверцу Ады и подал ей руку. Она прекрасно могла бы выбраться и сама, но, поколебавшись секунду, положила свою ладонь в его. Прикосновения в вирте ничем не отличались от прикосновений в реальности. Кожа Саймона оказалась прохладной и мягкой.

Они въехали в город, каких Ада не видела даже в аугфильмах. Автомобиль остановился на узкой улочке. Всюду дома из темно-красного камня, переливающиеся всеми цветами вывески, ролики на странных плоских аугвизорах, мобили бессчетного числа видов, а главное — люди! Ада испуганно схватилась за лицо — все они были без респираторов! И тут же засмеялась над собой: это же вирт, здесь нет вирусов. Здесь вообще ничего по-настоящему не опасно.

На горизонте высились башни — могучие, сверкающие на солнце, уходящие в высокое небо. У каждой была своя форма и свой характер.

— Это замки? — спросила Ада.

— Это небоскребы, — на лице Саймона мелькнуло мечтательное выражение. — Они были построены в те времена, когда люди верили, что могут достать до неба. Город называется Нью-Йорк. Когда-то здесь кипела жизнь. Миллионы людей приезжали сюда, чтобы испытать себя. Кто-то терпел поражение и оказывался, как сейчас говорят, балластом. А кто-то основывал финансовые империи, они и располагались в небоскребах. Впрочем, магазинчики и кафе вроде вот этих принадлежали тем, кто не стал ни балластом, ни властителем небоскребов. Здесь было множество предприятий, и все желающие находили работу. Всякий мог рискнуть и попробовать добиться того, чего заслуживает. Вот так, Ада, была устроена жизнь, пока корпорации не захватили над ней контроль.

Ада вздрогнула и украдкой глянула на Саймона. «Агент “Землян” внутри корпорации», – говорил Кришан. Но корп-майор, директор учебного центра… Да быть такого не может! Саймон просто бравирует свободомыслием, пытается произвести впечатление на девушку из контейнера. Хотя, казалось бы, зачем ему? Он же и так может сделать с ней все, что только захочет…

— Все эти люди — они пришли сюда через вирт, как и мы? — спросила Ада.

От уличной толпы рябило в глазах. Почти все носили волосы, да еще разные, и одеты каждый на свой манер, будто здесь нет ни социальных складов, ни единой корпоративной моды. Некоторые шли быстро, целеустремленно глядя перед собой, другие гуляли совсем расслабленно.

— Нет, это вирт-аватары, они добавлены для атмосферы старого Нью-Йорка. Здесь мало кто бывает, как и в других вирт-мемориалах. Неохота вспоминать, какую удивительную планету мы потеряли. Мечтать, что на Марсе-то все будет по-другому, куда приятнее.

— А как выглядит этот город сейчас?

— Я покажу тебе. Надо переключить сервер…

Саймон быстрым движением пальцев развернул голопанель и ввел код. Улица мигом потускнела, реклама погасла, стены домов подернулись копотью. Некоторые окна ощерилась осколками, в других горели зеленые и красные огоньки. Разноцветная толпа исчезла, только пара людей в респираторах ковыляла по противоположной стороне улочки да серый грузовой мобиль полз к перекрестку. Вместо сверкающих небоскребов на горизонте высились царапающие небо руины.

— Туда уже много лет никто не заходит, здания в аварийном состоянии, — объяснил Саймон. — А ведь Нью-Йорк почти не пострадал в Третью мировую… Это все эффективное корпоративное управление.

Саймон стоял, скрестив руки на груди, вирт-ветер развевал его волосы цвета платины. Он смотрел на Аду из-под длинных ресниц и едва заметно улыбался. Худощавый, лицо нервное, точеное, лунно-белое. В фиолетовых глазах — чуть насмешливая нежность. Сейчас он, наверно, перейдет к тому, ради чего затащил ее в вирт… Сердце Ады забилось быстрее.

— Ты в вирте уже три часа. Для первого раза достаточно. Мы же не хотим довести тебя до нервного истощения. Ты, конечно, из тех, кто бросает вызов Системе, — Саймон заговорщически подмигнул, — но пусть это будет не твоя нервная система. Если захочешь, приходи еще. Есть многое, что я могу тебе показать. Смотри, панель выхода вызывается вот так...

С тех пор Саймон часто приглашал ее прогуляться с ним в вирте. Они посещали города, кипящие жизнью, лайнеры, рассекающие океан, фабрики, наполненные десятками тысяч работников. Все это, говорил Саймон, порождения могучего человеческого духа, который теперь покинул нашу цивилизацию.

Саймон будто бы постоянно дразнил Аду антикорпоративной риторикой. Она изводилась, пытаясь понять, что это — хитрая проверка или признание в сообщничестве? Пару раз она уже была близка к тому, чтобы спросить прямо, но страх провалить миссию удерживал ее.

Примерно так же дела обстояли и с сексом. Саймон иногда галантно подавал ей руку, но этим его прикосновения ограничивались. Сперва это вызывало у Ады облегчение, потом — недоумение и наконец — досаду. Все девочки, даже Индира, считали ее любовницей корпа, а между ними так ничего и не было! Она ведь нравится Саймону, этого он скрывать не пытается, напротив, так откровенно, так мечтательно ею любуется... В конце концов Ада не выдержала и сама, первая поцеловала его.

Он осторожно ее отстранил. Они стояли на плотине Итайпу. Мощный поток воды стремительно несся в бездну, оборачивался белоснежной кипящей пеной и рассеивался мириадами брызг. Водяная взвесь переливалась радугой в солнечном свете. В реальности, наверно, рев стоял бы оглушающий, но здесь они спокойно друг друга слышали.

— Какая же ты храбрая девочка, — улыбнулся Саймон, глядя ей в лицо. — Но мы с тобой в краю иллюзий. Здесь легко ощутить что угодно, поверить в то, во что хочется верить… Ты знаешь, что почти половина граждан Европейского конгломерата не покидает свои жилые отсеки годами? Среди тех, кому сейчас тридцать, только каждый пятый когда-либо заводил отношения вне вирта. И таких становится меньше с каждым годом.

— У нас тоже немногие решаются на близость с другим человеком. Проверки на А-вирусы дороги, средства защиты тоже, так что секс запросто может оказаться смертным приговором.

— Не смерти должен бояться человек, он должен бояться никогда не начать жить. Знаешь, кто это сказал? Римский император Марк Аврелий, — Саймон любовался ее лицом в россыпи бриллиантовых брызг. — Я хотел бы встретить тебя в реальности, Ада. Там мы сможем поговорить обо всем… и не только поговорить, если захочешь. Ты приедешь ко мне в Лондон?

— Конечно! — ее сердце забилось где-то у самого горла. Центральный сервер «Детей человечества находился в Лондоне! — Но как я могу к тебе попасть?

— Я обо всем позаботился. Вашу группу направят в Лондон. Мы скоро встретимся во плоти, моя Ада. И тогда ты получишь ответы на вопросы, которых не задаешь, обещаю.

В Лондонском учебном центре Саймон сразу позвал Аду к себе. Чудеса его роскошной корпоративной квартиры не произвели на нее никакого впечатления по сравнению с ним самим. В вирте он ничуть себя не приукрашивал, и в реальности оказался так же головокружительно красив.

Саймон пытался показать Аде голоэкран, с которого можно было заказать десятки совершенно натуральных блюд, душ без таймера — мойся сколько хочешь, хоть час, хоть весь день — и еще разные удивительные штуки, но она не хотела больше ждать, не корпоративное богатство для нее было важно теперь. Она попросила показать ей спальню и, едва войдя, повалила Саймона на упругую панель. Пьянея от собственной дерзости, запустила пальцы в его прекрасные светлые волосы, гладила его бесконечно красивое лицо.

— Сколько же в тебе жажды жизни, моя храбрая девочка… — его улыбка была теперь совсем мягкой, без капли яда. — Может, мы созданы друг для друга? Однако спешить некуда, ты не должна…

Она крепко поцеловала его в губы, чтобы заставить замолчать. Тогда он перекатился и оказался сверху. Не размыкая объятий, они стягивали друг с друга одежду, пока не остались обнаженными, словно люди древности. И то, что произошло между ними, отличалось от рассказов девиц из экспресс-радости так же, как величественный Нью-Йорк прошлого — от нынешних серых развалин.

Когда Ада, ставшая женщиной, смогла наконец оторваться от своего мужчины, он принес два бокала с темным искрящимся напитком и кубиками льда.

— Это называется «кола», — сказал Саймон. — Еще один символ прошлого, которое навсегда утрачено. Я восстановил рецепт и заказал проект и постройку особого пищевого цеха, чтобы пить ее… и вот угостить тебя.

И тогда Ада собралась с духом. То, что она собиралась сказать, потребовало большей храбрости, чем драка с целой стаей отчаявшихся Ашников.

— Расскажи мне о себе, — попросила она.

— Конечно, моя радость… Что тебя интересует?

Вкус колы напомнил атмосферу Нью-Йорка из вирт-мемориала: неоновая реклама, шумная толпа, головокружительный запах паров бензина. Свобода, возможности, бешеный ритм города.

— Правду говорят, что ты родился в контейнере?

— Правду.

— Как же ты заделался корпом, да еще майором?

Саймон сел на спальной панели, обхватив колени руками.

— Как мальчик из контейнера может стать корпом? — спросил он будто бы сам себя. — Говорят разное. Многие надеются, что можно выбиться в люди, если достичь выдающихся оценок в учебе. Не верь этому, Ада: науки развивают не тот тип ума, который нужен, чтобы добиться успеха. Говорят, надо кому-нибудь высокопоставленному понравиться и вовремя упасть в подходящую койку. И этому не верь: юное тело, которое можно использовать как угодно, стоит пару долларов или шоколадный батончик, не больше.

— Но что же сделал ты?

Саймон отпил колу из бокала.

— Когда я был в твоем возрасте, я не стремился стать корпом. Я ненавидел корпов за все, что они отняли у нас, и мечтал уничтожить их всех. Я хотел не вырваться из балласта сам, а чтобы все люди перестали быть балластом и снова сделались людьми. И тогда я разыскал «Землян» и стал одним из них. Не вздрагивай, Ада. Здесь нет камер, и микрофоны наших браслетов заблокированы. Это стоило мне годового корпоративного бонуса, но здесь мы действительно наедине.

— Так ты… — Ада задохнулась от волнения. — Ты?..

— Да. Я тот, о ком говорил тебе Кришан. Он передал, что нашел по-настоящему достойную исполнительницу для нашего замысла. Девушку, которая не дрогнет, не испугается и не отступит. Я не верил, пока тебя не увидел. Но прежде, чем ты решишься…

— Я уже решилась!

— Сперва ты должна дослушать мою историю. Узнать, что я сделал, чтобы мы оказались в этой точке. Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких тайн. Ада, возможно, узнав всю правду, ты захочешь выйти из этого дела — и будешь в своем праве. Тогда я или отправлю тебя на Марс, или устрою еврогражданство — как захочешь. Потому что для того, чтобы уничтожить центральный сервер «Детей человечества», придется идти на очень жесткие меры.

— Я не отступлю. Расскажи мне, через что ты прошел. Я хочу тебя понимать.

Саймон усмехнулся:

— Как ты, полагаю, уже знаешь, одного только вступления в ячейку «Землян» недостаточно, чтобы свергнуть власть корпораций. С «Землянами» толком и не борются, потому что по существу они ничего не могут. Игры в конспирацию, вербовка новых членов, таких же бессмысленных, как и старые…

— И бесконечные разговоры, — подхватила Ада.

— Да. И тогда я понял: чтобы добиться наших целей, надо действовать, а чтобы действовать, надо иметь такую возможность. Что толку собираться в старом контейнере и часами распинаться о своей ненависти к корпам, если ты рабски зависишь от базового пайка? Достаточно на три дня прекратить его выдачу — и весь квартал можно брать голыми руками, не потратив ни единого лазерного заряда. Что могут безоружные бедняки в дешевом алготексе против корпораций с их дронами, барьерами и всепроникающими программами? Ничего. Они бесполезны, — Саймон сцепил руки в замок. — И я пожертвовал ими. Я вычислил всех «Землян» в квартале и передал список корпоративной полиции.

— Потому что уничтожить корпорацию можно только изнутри?

Саймон грустно улыбнулся:

— Я знал, ты сможешь понять меня, Ада.

— Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, — ввернула Ада поговорку, когда-то услышанную от бабушки. — И после этого тебя приняли в корпы?

— Если бы после одного этого… Я трижды внедрялся в ячейки «Землян» в разных кварталах. И сдавал их в полном составе. Почти полсотни человек. Корпы арестовали их и казнили как террористов. Хотя эти люди ничего не сделали. Даже если хотели, то попросту не могли ничего сделать. И потому я пожертвовал ими, Ада. Чтобы стать тем, кто однажды сможет что-то сделать.

— Я… понимаю.

Полтора года бесплодных разговоров и крепнущее осознание, что никогда ничего не изменится… Да, она понимала.

— Я ведь это не для себя! — в голосе Саймона прорезалась боль. — Не ради натуральной жратвы, шмоток, безлимитного душа… женщин, готовых по щелчку пальцев наизнанку вывернуться. Я ждал возможности ударить эту мразь по-настоящему. Но главное — я ждал тебя, чтобы ты поняла меня и помогла мне в решительный момент.

— Что я должна сделать?

— Сейчас я ищу способ доставить сюда бомбу и разместить ее под сервером. Ты ее активируешь в нужный момент. Но еще не сейчас. Пока тебе придется изображать участие в материнской программе. Хотел бы я поселить тебя здесь, рядом. Но если мы выдадим, что ты для меня намного больше, чем наложница, это вызовет подозрения. Я буду звать тебя так часто, как только смогу.

— Сейчас у нас есть еще время?

— Часа три.

Ада потянулась к Саймону. Он тихо рассмеялся:

— Пощади, я ведь не так молод, как выгляжу… И нам обоим надо в душ.

Он звал ее к себе два-три раза в неделю, по ночам. Все прочее время в учебном ярусе Ада жила словно в тумане. В пищеблоке брала первые попавшиеся блюда и жевала, не чувствуя вкуса — да и какой там вкус после натуральной еды, которой угощал ее Саймон. Для вида заходила иногда в мастерскую или открывала учебные курсы, но ни на чем не могла сосредоточиться. Болтала с девочками, чаще всего — с Индирой, но мысли Ады витали далеко. Только спортом занималась даже больше, чем прежде — ей надо быть сильной, чтобы справиться со своей задачей.

Все напряженно ждали отлета, но Ада знала, что никуда не полетит… да ведь и они тоже, без сервера. Но в чем на самом деле состоит ее миссия, Ада узнала только за две недели до решительного момента.

Саймон, против обыкновения, вызвал ее утром. Никогда она не видела его таким хмурым и напряженным.

— Мы отменяем подрыв сервера, Ада, — каждое слово давалось ему с трудом. — Годы подготовки пошли насмарку.

— Что случилось?!

— Я перепробовал все мыслимые и немыслимые пути… под сервер бомбу заложить невозможно.

— Подожди, не отменяй! — Ада в отчаянии заходила по комнате. — Не говори мне, что все напрасно! Не может быть, чтобы не было какого-то способа!

— Один способ есть, — Саймон глубоко вздохнул. — Но ты на него не пойдешь.

— Неправда! Неужели ты совсем ничего про меня не понял?! Нет такого, на что я не пойду, чтобы уничтожить корпорации, я клянусь тебе! Что нужно сделать?

— Бомбу никак не разместить под сервером, — голос Саймона звучал глухо. — Однако уничтожить с ее помощью сервер все еще возможно. Для этого придется взорвать ее здесь. На учебном ярусе.

— Но девочки… — выдохнула Ада. — Мы сможем их вывести?

— В том-то и дело, что нет. Дверь с надписью «Выход» не ведет, знаешь ли, на улицу. Там многоступенчатые проверки, сканирование браслета — не записала ли на него участница что-нибудь секретное. Нам придется взорвать всю территорию учебного центра, включая выходной шлюз. Если мы эвакуируем группу заранее, начнется корпоративное расследование, наш план провалится, а сами мы попадем под следствие, — Саймон склонил голову, пряди светлых волос упали ему на лицо. В его тоне появилась настоящая растерянность. — Так что, наверно, нам придется все отменить…

Ада вцепилась в подлокотники кресла. Отменить?.. То, к чему она шла всю жизнь, окажется напрасным? Но девочки… Индира!

— Когда мы сможем пытаться взорвать сервер в следующий раз? — спросила Ада.

— Боюсь, что никогда, радость моя. Слишком много факторов должно совпасть. Я готовился к этому дню несколько лет.

Но что если Индира покинет учебный центр раньше чем за сутки до взрыва? Мало ли причин, по которым ее могут исключить. Это вполне реально устроить. Время есть.

Другие девочки… Ада их почти не знала. В контейнерах от недоедания и нехватки лекарств умирают сотни тысяч людей. Каждый день. Если двум десяткам надо погибнуть, чтобы миллионы получили шанс на человеческую жизнь… Разве в истории бывало иначе?

— Я стольким пожертвовал, чтобы подготовить этот взрыв, — почти прошептал Саймон. — Но, разумеется, не могу того же требовать от тебя. Но ничего. Не печалься, Ада. Я сделаю тебе еврогражданство, ты проживешь хорошую спокойную жизнь…

— Нет, — твердо сказала Ада. — Мне не нужна хорошая спокойная жизнь. Мне нужно уничтожить корпорации и вернуть планету людям, которые на ней живут. Мы сделаем это, Саймон. Я взорву сервер. Чего бы это ни стоило.

— Моя храбрая девочка… — восхищенно выдохнул Саймон. — Ты даже не спрашиваешь, как мы с тобой спасемся.

— А это важно?

— Нет. Наверно, нет. Но наша работа только начинается. Нам еще многое предстоит сделать. У меня есть флаер, невидимый для всех корпоративных систем слежения. Это стоило мне еще одного годового бонуса.

Саймон подошел к Аде, опустился на пол, обхватил ее колени, посмотрел в глаза:

— Я верю в тебя, моя девочка. Ты не из тех, кто сдается. Мы изменим этот мир, ты и я.

И вот теперь все пошло не так!

— Что, корп побери, происходит? — всегда такая тихая Индира почти перешла на крик. — Почему ты добивалась, чтобы меня исключили?

Как Ада могла ответить? Рассказать правду? Индира не поймет. Она попытается остановить их, донести… Саймону. Даже если она обратится к другому корпу, доложат все равно Саймону. А Саймон столькими людьми уже пожертвовал… Что ему девочка, которую он совсем не знает?

— Так надо, — только и смогла выдавить из себя Ада. — Ты должна уйти из материнской программы.

— Но почему?

— Потому что я так сказала!

— Да знаешь что! — лицо Индиры налилось кровью, ладони сжались в кулаки. — Да пошла ты и с этими секретами, и интригами, и Саймоном своим! Ада, которую я знала, никогда бы так не сделала! Ты больше не та, с кем мы вместе выживали в контейнерах! Ты мне никто! И нечего мной командовать! Я имею право остаться в программе, и я останусь в программе! А ты катись к своему корпу!

Индира стремительно пошла к выходу, с ненавистью пнув подвернувшееся на пути кресло.

Ада осталась в темной лаборатории одна.

Виктор

Виктор водрузил коробку с образцами марсианской породы на рабочий стол. Надо же, его запрос выполнили всего за шесть дней до вылета! Исследовать материал надо сейчас, а в полете уже только обрабатывать данные — не тащить же марсианское камни обратно на Марс. Впрочем, Саймон просил подготовить хотя бы предварительный отчет. И вот именно теперь, когда дорог каждый час и лишние руки не помешали бы, Индира не вышла на работу! По-хорошему, надо подать на нее жалобу и запросить новую лаборантку… но неловко после того, как они целовались. Рабочая этика, конечно, штука угнетающая, однако, следует признать, смысл в ней есть.

Воспоминание о поцелуе отзывалось приятным волнующим теплом, но со временем к нему примешалась смутная тревога. Индире нужна была помощь, она поцеловала Виктора, он помог… Она действовала под влиянием порыва или по расчету? Что там говорил Саймон — «женщины тянутся к мужчинам, облеченным властью… такова их природа». Неужели корп оказался прав? Но Виктор и так выручил бы свою лаборантку, безо всяких дополнительных условий!

Безо всяких условий, да? Но ведь нуждающиеся и несправедливо обиженные были вокруг него всегда, и часто ли он спешил им на помощь? Привилегированный по рождению мальчик, сын пусть и трагически погибших, но оставивших приличный трастовый фонд ученых, вступался ли он за тех, кому в жизни повезло меньше? Конечно, юная девушка с огромными глазами и мягкими линиями груди — совсем другое дело. Ей он помог, не рассчитывая, разумеется, на благодарность… но при этом зная в глубине души, что благодарность непременно воспоследует. Хотя бы потому, что однажды ей снова что-то потребуется от влиятельного начальника.

Это были неприятные мысли, Виктор постарался отбросить их. Он планирует освоение природных богатств Марса и так помогает всему человечеству. Это важнее судеб отдельных людей. Даже людей с очень красивой грудью.

От работы Виктора отвлекло очередное уведомление о необходимости пройти стерилизацию. Сам не зная, почему, он затягивал с этим вопросом. Операция безболезненная, занимает четверть часа, и это необходимо, так что нет никаких причин откладывать. Он обязательно пройдет ее, просто не сейчас.

Открывая контейнеры с образцами, Виктор одновременно просматривал выведенный на голоэкран отчет о месторождениях, откуда их извлекли. В этот раз документация была составлена грамотно, потому Виктор впал в ступор, когда три часа спустя наткнулся на грубую ошибку. Может, это у него уже что-то не так с восприятием? Сделал перерыв, размялся, попил воды. Вернулся к работе: ошибка никуда не исчезла. Образец породы был описан как крупный геологический объект. Второпях вставили кусок текста не в тот раздел отчета? Нет, это не похоже на случайность, данные разного плана вписаны в соседние ячейки таблицы. Иисус, да даже второкурсники так не косячат… Тем более странно, что в остальном отчет составлен безупречно. Такое ощущение, что ошибка допущена специально. Но кто станет портить документацию по серьезному проекту? И, главное, зачем?

Виктор взял в руки образец, в описании которого был такой откровенный ляп. Обыкновенный кусок руды, таких в этой партии десяток. Виктор навел на него увеличивающую оптику и рассмотрел едва заметную тонкую линию — словно кто-то разрезал камень, а потом тщательно соединил половинки. По правилам образцы должны были прибывать на Землю без повреждений…

Виктор решил вскрыть образец по обнаруженной линии. Подготовил стенд, активировал лазерный резак. Да где эта Индира, когда так нужна помощь? Уже взяв в руки образец, Виктор задумался. Кто и с какой целью загадал ему эту загадку? Надо быть экспертом, чтобы заметить несуразицу в отчете, и без специальной аппаратуры разрез не рассмотреть… Похоже, некто пытался скрыть нечто от обязательного корпоративного досмотра.

Виктор отнес образец и резак в химический отсек — подальше от камер. Аккуратно, миллиметр за миллиметром принялся вскрывать образец по линии разреза. Минуту спустя камень распался на две части. В небольшой полости внутри хранилась миниатюрная карта памяти. Виктор дрожащими пальцами достал ее и прочитал через оболочку своего браслета. Там был с десяток файлов с данными и аугзапись, которую Виктор немедленно активировал.

Открылась плохого качества голограмма. На Виктора смотрел старик… нет, вряд ли мужчина был так уж стар, но из-за отечных складок на лице вид у него был нездоровый. И все-таки он показался Виктору смутно знакомым…

— Мое имя — Пол Грэхем, — старик откашлялся. — Я надеюсь, что эту запись увидит Виктор, сын моих покойных друзей Дианы и Фрэнка. Либо другой человек науки, которому небезразлична судьба марсианской колонии. Потому что если карта памяти попадет не в те руки… что же, я знаю, на что иду. Но не могу больше молча смотреть на то, во что «Дети человечества» превращают марсианскую колонию, которая создавалась как надежда на новое будущее.

Запись была скверного качества, голограмма дрожала и местами расплывалась. Неужели это действительно дядя Пол? Виктор помнил его молодым, веселым, энергичным. Он качал маленького Виктора на коленях и рассказывал о дивном новом мире, который они построят на Марсе. «Когда вырастешь и прилетишь к нам в гости, Марс будет краше старушки Земли, вот увидишь», – обещал тогда молодой дядя Пол.

— Все-таки я надеюсь, что запись попадет к тебе, Виктор, — старик слабо улыбнулся. — Я и решился передать это сообщение, когда запросы о состоянии горной разведки стали приходить от тебя. Поверь, мне невероятно стыдно было отправлять поддельные данные, но корпорация держит нас за горло, все здесь происходит по ее приказам. Судя по твоим ответам, ты понял, что с отчетами что-то не так. Потому и я рискнул сообщить тебе прямо: Виктор, горная разведка на Марсе в последние пять лет заморожена. Мы не отправляли автоматику на кратер Гейл. Гора Шарп разведана, но ее разработка так и не началась. Из старых шахт худо-бедно до сих пор действует одна. Во второй три года назад случился обвал, и у нас теперь нет техники, чтобы его разобрать. И это только малая доля того, что здесь происходит.

Где-то на заднем плане раздался шум, едва слышимый в записи. Пол вздрогнул и резко обернулся, и Виктор вздрогнул вместе с ним — хотя знал, что ученый успел не только закончить запись, но даже и передать ее на Землю.

— Начну лучше с самого начала, — что бы Пол ни увидел у себя за спиной, это явно не вызвало у него тревоги. — Рабочая группа Дианы и Фрэнка закладывала в колонию огромный потенциал для роста. Ведь предполагалась, что развитие Марса и земную экономику выведет из стагнации, создаст образованные кадры, рабочие места… мечту, к которой можно стремиться, с которой можно преодолевать невзгоды. Но после гибели Дианы и Фрэнка управление марсианским проектом перешло к штабу «Детей человечества». И я не открою тебе Америку, Виктор, если скажу: все, что волнует корпорации — это прибыль. И, к сожалению, прибыль быстрая, а не долгосрочные вложения.

Пол придвинулся ближе к записывающему устройству.

— В течение какой-то пары лет «Дети человечества» урезали практически все перспективные исследования. С каждым следующим кораблем мы получали все меньше техники, энергоносителей, материалов. По плану здесь должно было выситься уже семь куполов — реально действуют два, третий так и брошен недостроенным. Пять лет назад у агротехников было пятнадцать полигонов, на половине из них росли адаптированные культуры; сейчас осталось только четыре полигона, и лишь на одном еще всходит соя. Без оборудования и материалов для развития мы полностью зависимы от поставок с Земли. Специалисты продолжают прибывать, вот только работы для них нет: ни один гений не в силах создать купола, фабрики и цветущие поля без материалов и инструментов. Мы отправляем на Землю запрос за запросом, но они остаются без ответа — видимо, оседают в недрах корпоративных канцелярий. Люди мечтали создавать новую цивилизацию, шли к этому всю свою жизнь — а теперь заперты под душным куполом без всякой возможности действовать. Среди ученых и инженеров распространяется пьянство, а недавно кто-то начал употреблять и синт… Но и это еще не худшее.

Пол отвел взгляд от камеры. Рассматривал что-то, не попавшее в объектив, или просто стыдился смотреть в глаза пусть даже сколь угодно гипотетическому зрителю?

— Хуже всего — эти несчастные женщины. Участницы материнской программы — единственный ресурс, который завозят в избытке. Все больше и больше с каждым кораблем. Их уже десятки тысяч, и все ютятся в ужасающей тесноте под вторым куполом. Условия там намного хуже, чем в убогих трущобах, из которых они так стремились вырваться. И дети, которых их заставляют рожать... они никому не нужны, у них здесь нет будущего. Многие из них уже достаточно взрослые для того, чтобы это понимать… — руки Пола сжались в кулаки. — Единственное их жизненное назначение — съемки на икс-пленку, чтобы корпорация могла привлекать новые и новые инвестиции! Они и их матери — источник быстрых денег, больше корпов ничего не волнует! А когда эти несчастные женщины не могут больше рожать или отказываются... многие отказываются, хотя знают о последствиях... на работах по обслуживанию энергосистемы мало кто живет больше двух лет. Мы даже не можем изготовить радиозащитные костюмы, просто не из чего! Ученые настаивают, что жизненное пространство и опасные работы должны делиться между всеми колонистами поровну, но корпы на это не соглашаются, а охранная система под их контролем. Я забрал к себе одну из этих женщин в качестве наложницы — другого способа помочь ей выжить у меня не было. Вот до какого варварства докатились мы — авангард человечества, новая ступень эволюции!

Складка на лбу Пола стала еще глубже.

— Виктор… я надеюсь, что запись увидишь именно ты… Это не имеет ничего общего с тем, что мы с твоими родителями задумывали, ничего! Не знаю, вправе ли я нагружать тебя такой ответственностью... но другого способа достучаться до Земли у меня нет. Материнская программа должна быть немедленно свернута! Марсу нужны материалы и оборудование для завершения третьего купола, для возобновления разработки найденных месторождений и разведки новых, для очистки воды и синтеза пищи, для изготовления защиты от радиации, в конце концов! Мы подготовили списки того, что требуется в первую очередь. Нужно всего-то двенадцать-пятнадцать рейсов с действительно необходимым грузом — и колония сможет перейти на самообеспечение, продолжит развиваться! Я все бы отдал за то, чтобы оказаться на Земле и лично разоблачить корпорацию, которая губит величайший проект человечества ради сиюминутной выгоды! Но придется мне переложить это бремя на тебя, — Пол посмотрел Виктору прямо в глаза, словно их не разделяли время и расстояние. — Непреклонность, Виктор. Родители говорили тебе, как это важно — непреклонность? Прости… и не оставляй нас.

Запись закончилась. Одеревеневшими пальцами Виктор спрятал карту памяти за едва заметно отошедшую обшивку лабораторного стеллажа. Он тяжело дышал, словно не сидел только что в кресле, а бежал стометровку.

Хотелось бы верить, что дядя Пол зло пошутил или тронулся умом… Или это вовсе хитрая корпоративная проверка лояльности? Если бы, помимо аугзаписи, ничего не было… Но увы, слишком уж она укладывалась в картину, которую Виктор до этой минуты не позволял себе, не хотел увидеть. Он как ученый так высоко ценил рациональность, умение видеть истинное положение дел — и так позорно игнорировал факты, которые были у него под самым носом! Явные фальсификации в отчетах, слишком редкие и подозрительно гладкие письма от колонистов, снятые на Земле рекламные ролики… А главное — людоедская сущность корпораций, которые по самой своей природе не умеют ставить других целей, кроме прибыли.

Виктор потер виски, потом и вовсе спрятал лицо в ладонях, раздавленный свалившейся на него ответственностью. Так вот почему Саймон спешно изолировал его в этом учебном центре… Слишком уж настойчиво Виктор задавал вопросы о нестыковках в отчетах. Теперь он лишен доступа к Сети, а значит, связи с внешним миром. Объявить, что он передумал насчет Марса, выйти из программы? В теории у него есть такое право, и корп с ними, со счетами за обследования и неустойкой, которые придется оплачивать после расторжения контракта. Вот только… выпустят ли его? Не проще ли корпам тихо избавиться от чересчур настырного ученого, а потом включить его в списки отправленных на Марс? Даже письма от имени Виктора отправлять не придется — ведь близких на Земле у него нет. Кому какое дело, на этой он планете, на другой… Коллеги по Университету поудивляются, что блестящий молодой марсолог не издает больше научные труды, но решат, что слишком уж он увлекся практической работой. Разве что пожилой профессор что-то заподозрит и будет, вздыхая, делиться своими догадками с очередным мечтающем о Марсе молодым ученым, но тот не послушает его, как не послушал в свое время Виктор.

И даже если удастся каким-то образом вырваться из учебного центра и открыть миру правду — кто поверит в нее? В Сети полно страшилок про ад в марсианской колонии и конспирологических теорий, будто никакой колонии не существует вовсе. Автописатели каждый день генерируют потоки контента: корпорации сами разрабатывают вирусы, человечеством тайно правят генетически модифицированные рептилии, проект «Последний берег» до сих пор ждет того, кто его активирует... Любое реальное разоблачение неизбежно потонет в этом мутном потоке. Кого убедит скверного качества аугзапись, даже если удастся залить ее в Сеть? Там полно куда как более убедительных свидетельств чего угодно, на любой вкус.

Надо по крайней мере предупредить девушек, которые сейчас рядом, в соседних отсеках. Виктор каждый день встречал их в коридорах центра — сосредоточенных, гордых собой, счастливых… Многие даже на ходу беседовали с голопортретом Дианы — ни минуты подготовки к своей великой миссии терять не хотели. Поверят ли они незнакомцу, который перескажет им слова другого незнакомца? Марс — их мечта, а как отнять у человека мечту? Поверит ли хотя бы Индира?

С другой стороны… Никогда Виктор не был борцом с системой. Пол же не сказал, что с самими учеными происходит что-то ужасное… Да, добиться результата без ресурсов сложно, но на Земле-то и вовсе нечего добиваться, с ресурсами или без оных, это планета-тупик… Почему-то же корпы держат ученых в приличных условиях, значит, когда-нибудь какая-нибудь работа для них будет. Пол наверняка драматизирует, у него и у родителей были поистине наполеоновские планы, вот реальность его и разочаровывает. Ну не может все быть настолько бесперспективно. А девушки… грустно, конечно, но что поделать — бедняки всегда были расходным ресурсом.

Отчего-то вспомнилась женщина с плакатом. «Не оставляйте нас». Виктор тряхнул головой, отгоняя некстати всплывшее воспоминание. Это подлая, нечестная просьба — он ведь ничего не может изменить, так зачем ему это навязанное чувство вины?

— Ты должен меня выслушать!

Виктор вздрогнул — он не заметил, как Индира вошла в химический отсек.

Вид у нее был заплаканный, но при том весьма решительный.

— Тут происходит что-то неправильное! Совсем не то, к чему нас готовили! Есть что-то, о чем нам не рассказывают!

Виктор вздохнул. Опять, наверно, поссорились с подругами… Индира хорошая девушка, умненькая, старательная… красивая. Но ему сейчас не до этих девчачьих глупостей.

И пусть всех девушек он не может уберечь от печальной судьбы, хотя бы Индира на Марс не попадет. Пусть лучше она переживет разочарование сейчас, чем будет переживать его всю оставшуюся жизнь.

— Ты подводишь меня, — жестко сказал Виктор. — Не исполняешь обязанностей лаборантки. Сегодня не вышла на работу, да и до этого едва справлялась. Ты отстранена от работы в лаборатории. Я написал рапорт о твоей безответственности и профессиональной непригодности. Иди попрощайся с подружками. Сегодня тебя исключат из программы.

— Ты не понимаешь, — взволнованно зачастила Индира. — Ада… моя подруга Ада… она что-то такое знает, о чем не может сказать, но это все, все меняет! Что-то по-настоящему нехорошее тут происходит! Быть может, все мы в опасности!

— Мне нет дела до ваших глупых детских ссор, — отрезал Виктор. — Уходи.

— Не прогоняй меня! Прости, что не вышла на работу… и за прочее тоже прости. Я не хотела ничего дурного. Но надо разобраться в том, что тут творится, мне нужна твоя помощь!

Губы Индиры дрожали. Возможно, она догадывается, что с Марсом дело нечисто? Но безопаснее ей не знать подробностей, это для ее же блага. Надо просто убрать ее отсюда. Виктор собрался с духом и попытался придать своим словам как можно больше бессердечности:

— Ты что-то путаешь. Это была твоя работа — помогать мне. Но ты ею пренебрегаешь. Ты меня разочаровала. Наука не терпит такого отношения.

— Виктор, пожалуйста, выслушай меня…

— Сама уйдешь или мне охрану вызвать?

Индира развернулась и убежала. Когда дверные створки смыкались, она оглянулась, и Виктору стоило огромного усилия не попросить ее вернуться.

Индира

Индира сидела на спальной панели, уперев локти в колени и закрыв руками лицо. Диана мягко напомнила, что время позднее и пора спать, и девушка ее отключила. Даже лучшая в мире учебная программа сейчас ничем не могла помочь.

Индира вытерла слезы и разложила по спальной панели чудесные вещи, с которыми через пару часов придется проститься навсегда. Одежда из легчайшего хлопка, бесшумный стерилизатор для зубов, мощная оболочка с десятками программ на все случаи жизни и, главное, с умной, доброй, терпеливой Дианой… Расставаться с вещами было ужасно жалко, зато с людьми — не жалко ни капельки! Люди Индиру предали — и старая подруга, и новый знакомый… а ведь она уже начала надеяться, что он станет другом, а может, не только другом… Дура, дура, дура!

Не судьба ей отправиться на Марс. Всё против нее. Ада, если что-то решила, своего добьется, так или иначе заставит ее покинуть программу. И все равно без зачета по профессиональной деятельности ее отчислят — специальность техника, как другие девочки, она не получала, а как лаборантка провалилась. Лучше уж уйти самой, не дожидаясь, пока ее выставит охрана.

И ведь она в тысячах километров от дома, от мамы… Едва ли корпорация отправит ее в Ченнаи за свой счет. Как выжить в Лондоне без еврогражданства? Говорят, в Европейском конгломерате даже балласт живет богато, но ведь это верно только для тех, у кого есть такое право по рождению. В школьном курсе истории об этом не говорилось прямо, но, похоже, Азиатский конгломерат всегда был самым нищим на планете.

Зашла Ада, непривычно тихая, понурая, потерянная — тень той девочки, какой она была совсем недавно. Индира часто заморгала. Только бы не расплакаться... Ну какой же она все-таки была дурой… почему верила, что детская дружба что-то значит во взрослом мире с его непонятными законами?

В контейнерах было проще, чем здесь, среди всей этой корповой роскоши. Там, что бы ни происходило, Индира всегда была уверена в подруге. Что же случилось с Адой здесь? Корп, слеза все-таки скатилась по щеке.

— Прости, Воробушек, — тихо сказала Ада. — Но ты должна уйти из программы. Так надо. Ты ведь… уйдешь?

Тон у нее был почти умоляющий. Индира присмотрелась: пальцы Ады едва заметно дрожали, на лице залегли серые тени. Ада, в отличие от своей чувствительной подруги, никогда не плакала, но сейчас ее огромные глаза влажно блестели.

Индира отвернулась и стерла слезу ладонью. Ада предала ее, но разве не Индира виновата, что не ожидала этого? Почему продолжала доверять подруге как самой себе, почему игнорировала отчуждение, которое началось между ними давно, еще до Селектора, даже до Лотереи? Не время реветь! Они больше не дети, которые делили все, хорошее и плохое, и готовы были стоять спина к спине против всего мира. Это взрослая жизнь, здесь каждый за себя.

И все-таки… Ада вошла в подворотню, полную отчаявшихся озверевших Ашников, чтобы ее выручить. Да, теперь Ада предала ее, и с этим Индира ничего не может поделать. Но может вопреки всему сама не предавать подругу. Даже сейчас. Как бы Ада себя ни вела, во что бы она ни ввязалась, оставлять ее нельзя.

— Обещай мне, что уйдешь. Сегодня, — снова попросил Ада.

— Хорошо, — решилась Индира. — Я уйду. Сегодня. Но только после того, как ты мне все расскажешь.

— Я не могу …

Голос Ады дрогнул. Индира поняла: выросшую между ними стену отчуждения можно разбить сейчас — или никогда.

— Ты можешь, и ты расскажешь! Я никому не стану ябедничать, обещаю. Что бы ты ни натворила, во что бы ни вляпалась — я не стану тебя осуждать, буду на твоей стороне. Просто расскажи мне, что происходит.

— После этого ты сразу уйдешь?

— Да. Честное слово.

— Ладно, — Ада зажала микрофон оболочки пальцем. — Идем тогда в это твое секретное место…

Они прошли пустыми коридорами в темную лабораторию — Виктор был жаворонком, он работал с шести утра, но никогда не позднее полуночи. Забрались в химический отсек, заклеили герметиком микрофоны браслетов, уселись на полу, и Ада принялась рассказывать.

Она рассказала, как вступила в ячейку «Землян» в надежде изменить хоть что-то на этой планете. Как уже было почти разочаровалась, но получила задание пройти Лотерею и отбор. Про Саймона, который показывал ей прекрасный старый мир и готов был действовать, чтобы вернуть его людям. О сервере, без которого невозможно управление марсианской программой, и как выяснилось, что взорвать его можно только вместе с учебным центром…

— Я знаю, все это совершенно чудовищно, Воробушек, — закончила свой рассказ Ада. — Но ведь это наш единственный шанс. Единственный, понимаешь? «Дети человечества» ради своего сраного Марса тянут из Земли все соки. Вместо того, чтобы наводить порядок дома, все стремятся бросить эту планету и свалить на другую, где всё должно быть лучше… Мне очень жаль девчонок, но марсианскую программу необходимо свернуть. Любой ценой. Я все равно не отступлю, так что пожалуйста, не спорь со мной…

Индира прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. То, что подруга собиралась убить десятки людей, было чудовищно. Но ведь она не сама дошла до этой идеи. Кто-то аккуратно ее подвел. Ада всегда была человеком действия, а вот критическое мышление — не ее сильная сторона.

Индира вертела в голове Адину историю так и эдак и наконец сказала:

— Но что-то же здесь... не сходится, понимаешь?

— Идеальных планов не бывает, Воробушек. Мне вот говорили, что на Лотерее будет биология, а выпала математика. Иногда приходится действовать по обстоятельствам.

— Кого ты пытаешься убедить?..

— Тут Саймон тоже не знал, что придётся взорвать центр вместе с девочками. Но отступать теперь некуда, другого пути просто нет! И я просто не могу допустить, чтобы ты…

— Стоп! — вскинулась Индира. — Подожди. Когда, говоришь, Саймон понял, что сервер можно взорвать только вместе со всем учебным центром?

— Восемь дней назад.

— Нет, — Индира покачала головой. — Нет. Он знал это раньше. Еще на отборе он это знал.

— Не знал, тогда он думал, что взрывчатку удастся разместить…

— Это он так сказал! А вспомни, как он действовал. Саймон ведь просто так, безо всяких причин забраковал больше половины участниц. Оставил самый минимум, чтобы группу вообще не расформировали! Потому-то здесь такая бездна места — нормальный размер учебной группы человек сорок!

— Наверно, Саймон не хотел лишних жертв…

— Если тогда он не хотел лишних жертв, то выходит, тогда же уже и знал, что жертвы будут. — Индира свела указательные пальцы, как бы фиксируя момент. — И на этом идиотском «конкурсе красоты» он отсеял только тех девушек, которые родились не в контейнерах. Их семьи могли бы начать задавать вопросы. Да хоть детектива нанять. Ада, Саймон соврал тебе, понимаешь?

— Но как… он же говорил, мы все отменим… это я его убедила идти до конца!

— Да он весь разговор специально так и построил, чтобы ты его убеждала идти до конца! Ада, подумай, почему вообще закладывать взрывчатку должна была ты? Саймон — корп-майор, директор филиала и куратор нашей группы. Он сам мог бы разместить в этом учебном центре что угодно, где угодно, когда угодно — никто бы его не остановил, и слова бы не сказал поперек! Зачем ты вообще ему нужна?

Ада обхватила колени руками:

— Он говорил, что я… не такая, как все… выделяюсь в любой толпе… похожа на него…

Похоже, Ада сама понимала, как жалко это звучит. Индира крепко обняла ее, прижала к себе:

— Ты же такая храбрая, Ада, милая… Тебе хватало духа драться с теми, кто намного сильнее тебя — и они отступали. Тебе хватит смелости и на то, чтобы посмотреть правде в лицо! Ты ведь всю жизнь говорила мне «не верь корпам», а сама поверила корпу! Саймон тебя использовал.

— Но для чего?

— Я не знаю…

— И я не знаю… Такого просто не могло быть!

— Это ничего другого просто не могло быть! — Виктор вышел из темноты и встал над ними, скрестив руки на груди. — Подлецы всегда использовали фанатиков. Чего вытаращились? Заклеить микрофоны вы догадались, а помещение не проверили. Весьма посредственные из вас, юные леди, выходят подпольщицы. Мне не спалось после всех этих новостей, пришел сюда посидеть в темноте, а тут вы…

— Ты все слышал? — Индира смотрела на Виктора со страхом и одновременно с надеждой. — Ты знаешь, зачем Саймону нужна Ада?

— Надо подумать… — Виктор заходил по отсеку. Индира поспешно убрала руки, чтобы ученый по рассеянности не оттоптал ей пальцы. — Допустим, Саймону зачем-то нужно взорвать учебный центр… но почему руками участницы материнской программы? Что от этого изменится? Разве что… записи! Они сутки хранятся в памяти камеры… корпус, должно быть, достаточно надежен. Даже если уничтожить сервер, запись за последние сутки сохранится. Будет видно, кто закладывал взрывчатку, а там уже нетрудно проследить связь Ады с «Землянами»... Вы ведь использовали Сеть для назначения встреч?

— Да, зашифрованный канал… — растерянно проговорила Ада.

— Дурочка, зашифрованные каналы мониторят в первую очередь! Похоже, «Дети человечества» не первый раз проворачивают эту схему. Используют таких вот безмозглых фанатиков, как ты, Ада! Потому что вы верите, что ваши ужасно благие цели автоматически оправдывают все средства, и не замечаете, что эти средства работают вовсе даже не на ваши цели! — Виктор нависал над Адой и уже почти кричал на нее. — Ты готова была убить три десятка человек, которые не сделали ничего дурного! Просто потому, что богатенький и при власти любовник так сказал! Это, по-твоему, борьба за свободу и справедливость? Вот так ты хочешь вывести Землю из-под власти корпораций?! А говорят, в материнскую программу участниц отбирают по интеллекту!

Ада, против обыкновения, не стала орать в ответ, так и сидела на полу, обхватив колени руками, и все ниже опускала голову.

— Виктор, не надо, — тихо попросила Индира. — Она все поняла. Ее обманули. Но ведь и всех нас обманули.

— Кстати, центральный сервер «Детей человечества» при взрыве не пострадает, — продолжал Виктор. — Он вообще не здесь. И не в каком-то одном месте, его невозможно уничтожить одним взрывом. Резервные копии хранятся во всему миру.

— Тогда… тогда в чем вообще цель теракта? — тихо спросила Ада.

— Ну, даже рассуждая логически… — Виктор остановился на полушаге. — Вот вы и есть цель. Участницы материнской программы. Марс — не то, что вы думаете. Я получил оттуда сообщение. Колония не развивается, у вас там нет будущего, вы просто средство привлечь инвестиции. И, похоже, господин Хэнсон нашел способ использовать конкретно вашу группу еще эффективнее. Зачем всех отправлять на Марс, под переполненный купол, если можно просто продать ваши матки, да хоть по сто раз каждую, а потом убить вас якобы руками «Землян»?

— Но какой в этом смысл… — Индира часто дышала, пытаясь справиться с потоком обрушившейся на нее информации. — Ведь если убить нас, деньги придется вернуть инвесторам…

Виктор задумчиво закусил губу, потом сказал:

— Придется… вот только смотря кто станет возвращать. Видимо, Саймон просто хочет имитировать свою гибель в теракте, а с покойника какой спрос? Имя, внешность и отпечатки пальцев можно изменить, биометрию в полицейских базах подредактировать задним числом. С деньгами все это не проблема, а выручить на вас он мог небольшое состояние. Право завести потомка на Марсе продается не только по официальным каналам, знаете ли. Никто ведь не верит, что биоматериал для генетического разнообразия отбирается действительно случайным образом.

Индира потерла виски. Теперь разрозненные факты сложились в цельную картину, довольно мрачную, но все-таки определенность несколько успокаивала. Одного она не могла понять. Виктор… он же так горел Марсом и вроде был вполне лоялен корпорации, соблюдал ее правила — пара шоколадок для лаборантки не в счет… и один почти случайный поцелуй тоже, конечно же, не в счет, ничегошеньки это не значит... Почему теперь он говорит чуть ли не как бунтарь? Зачем вообще с ними разговаривает? Разве он не обязан немедленно доложить об этой ночной беседе в службу безопасности?

— А тебе-то что до наших проблем, господин ученый? — прямо спросила Ада, которую, видимо, одолевали те же сомнения.

Виктор сел на пол рядом с девушками.

— А то, что мы с вами в одной лодке. Я-то, дурак ученый, радовался, что меня так оперативно поставили в очередь на колонизацию… Даже нарушили ради меня правила, присоединили к участницам материнской программы. Думал, за мои выдающиеся заслуги и блестящие перспективы. На самом деле — потому что слишком много неудобных вопросов задавал. Вот Саймон и решил, что лучше бы мне уйти следом за родителями… — Виктор опустил голову, голос его зазвучал глухо. — Они же тоже погибли в теракте «Землян» именно тогда, когда стали серьезно мешать «Детям человечества» зарабатывать деньги на марсианской программе.

Индира сжала его руку. Ада закатила глаза:

— Да хорош, нашли время нежничать… Делать-то будем что? Надо валить из этого корпового учебного центра, пока целы!

— Надо, — согласился Виктор. — Вот только не думаешь же ты, что Саймон тебя отпустит со всем, что ты о нем знаешь? Или все еще веришь, что ты для него такая особенная?

— Не твое дело, во что я верю, — огрызнулась Ада. — С этим биомусором я сама разберусь. А вы с Индирой сматывайте удочки.

— Меня тоже едва ли выпустят, — признал Виктор и обратился к Индире: — А ты, пожалуйста, уходи. Если этот герметик на микрофонах работает… у Саймона нет причин тебя подозревать. Жертвой больше — жертвой меньше, ему, наверно, без разницы. Я дам тебе адрес хорошего человека… профессора. Расскажи ему все. И с работой он поможет. Я ведь тогда притворялся, прости… — Виктор смущенно улыбнулся. — Ты на самом-то деле первоклассная лаборантка. И вообще отличная… отличный человек. У тебя все еще может быть хорошо.

— Ну уж нет, — отрезала Индира. — Не для того я с вами обоими столько возилась, чтобы теперь тут бросить. И девочки в материнской программе… Раз бомба уже здесь, Саймон может взорвать ее и без помощи Ады. Мы должны найти способ спасти всех. Иначе нельзя.

— Но что мы можем сделать? — грустно усмехнулся Виктор. — У нас нет связи с внешним миром. Любая дверь здесь контролируется корпами, нас можно запереть хотя бы вот в этой лаборатории в любой момент…

— Я убью Саймона, — Ада сжала ладони в кулаки. — Голыми руками задушу подонка!

— Нет, надо найти другой путь, — быстро сказала Индира. — Ты сильная, но он может оказаться сильнее, кто знает, каких он себе понаставил модификаций… А за убийство корп-офицера тебя казнят! Нет, должен быть другой выход, просто обязан быть… Диана говорила, есть какой-то аварийный контур! Если у нас сейчас не авария — что тогда вообще авария? Нужно только узнать пароль…

— Да брось, Воробушек, — Ада пожала плечами. — Чем нам поможет автоучительница? Расширенный курс обществознания прочитает?

— Это не просто автоучительница, — проговорил Виктор. — Это один из искусственных интеллектов, разработанных основателями марсианской программы. Они оставили в этих программах слепки своих личностей… Быть может, они заложили какой-то резерв, ресурс, что-то для экстренной ситуации. Они ведь прекрасно знали, что такое корпорации, и должны были ожидать удара в спину. Хотя себя они защитить не смогли, но защиту марсианской программы наверняка оставили. Свое дело они ценили больше, чем собственные жизни…

Индира активировала Диану и в который раз поразилась богатству заложенного в автоучительницу мимического спектра. Диана выглядела встревоженной, ее высокий лоб прорезала тонкая морщинка.

— Я слышала ваш разговор, — сказала автоучительница. — Вы несколько наивны, если верите, что микрофон оболочки в самом деле можно блокировать герметиком. Все, что вы говорите, анализируется корпоративными алгоритмами. Вы произнесли достаточно ключевых слов, чтобы запись вашей беседы пришла на браслет куратору группы: сеть сейчас настроена так, что все подозрительное отправляется лично ему, минуя службу безопасности. И это дает нам шанс — ведь он биологический человек, значит, иногда спит и занимается другими делами. Но скоро он прослушает запись. Возможно, уже слушает. Надо немедленно активировать аварийный контур!

— Но как? — спросила Индира. — У нас нет пароля. Диана, кто вообще может этот пароль знать?

— Прости, этого я сказать не могу, — голографическое лицо Дианы выражало глубокое сожаление. — Во мне нет таких данных, я всего лишь интерфейс учебной программы… Могу предположить, что пароль знают коллеги и близкие моего прототипа.

— Значит, никто, — пробормотала Индира. — Так что же это… получается, мы и сами отсюда не выберемся, и никому не поможем.

Виктор

Виктор изо всех сил пытался сосредоточиться. Аварийный контур, заложенный его родителями в программную базу «Детей человечества»... Это дает надежду изменить ситуацию! Но как случилось, что настолько важную информацию Диана и Фрэнк не передали единственному сыну? Возможно, они пытались… Но он был угрюмым подростком, не шел на контакт, предпочитал проводить время в вирт-играх. Наверно, родители решили подождать, когда сын повзрослеет и будет готов принять такую ответственность — но погибли раньше вместе со всеми соратниками, которым доверяли… Неужели у них нет шанса только потому, что он был недостаточно хорошим сыном?

Но ведь не все друзья родителей погибли в том теракте! Некоторые раньше отправились на Марс. Дядя Пол с его посланием… пожалуй, он не мог сообщить пароль прямо. Только Маркс, Иисус и Че знают, что случится, если аварийный контур попадет в руки корпов…

Виктор достал из тайника карту памяти и активировал голозапись.

«Мое имя — Пол Грэхем»… кашель… «Я надеюсь, что эту запись увидит Виктор, сын моих покойных друзей»…

Виктор вслушивался в каждое слово, стараясь не смотреть на съежившихся девушек. Бедняжки, они так верили в лучшую жизнь на Марсе… впрочем, сейчас это не главная проблема. Марс тут уже никому не светит. Запись стала подходить к концу, а ничего похожего на пароль так и не прозвучало. Разве что…

«Непреклонность, Виктор. Родители говорили тебе, как это важно — непреклонность?»

— Диана, активируй аварийный контур, — сказал Виктор. — Пароль — непреклонность.

Голографическое лицо Дианы застыло. Голос утратил тепло и человеческие тона, стал механическим:

— Аварийный контур активирован. Обрабатываю данные…

— Быстрее, пожалуйста, — прошептала Индира.

Ночную тишину прорезала сирена. Все вскочили на ноги.

— Сохраняйте спокойствие! — гаркнул строгий голос из динамика в центре лаборатории. — Это не учебная тревога! Вирусная угроза категории «А»! Повторяю, вирусная угроза категории «А»! Все двери заблокированы! Оставайтесь на местах и сохраняйте спокойствие!

Виктор и девушки как по команде зажали рты руками. Вирусная тревога, а они без респираторов!

— Тревогу включила я, — сказала Диана уже своим обычным голосом. — Не бойтесь, нет никакого вируса. Я взяла под контроль автоматику учебного центра. Теперь весь персонал, включая корп-офицеров, заперт в своих отсеках. Мы едва успели — Саймон уже почти дослушал запись вашего разговора.

Виктор положил руку на грудь, успокаивая дыхание, пока не смог наконец спросить:

— Так значит… значит, теперь мы в безопасности?

— Ненадолго, — ответила Диана. — Корпоративные системы безопасности уже анализируют нашу ситуацию. Скоро они поймут, что вирусная угроза мнимая, и попробуют взломать меня… нет, скорее вскроют дверь, это проще. По предварительной оценке, это займет от девяти до двенадцати часов.

— Но что мы можем успеть за такое время? — Ада переносила вес с ноги на ногу, стоять смирно было выше ее сил. — Корпы заперты, но так ведь и мы тоже…

— Ситуация квалифицирована, как чрезвычайная, — Диана снова заговорила механическим голосом, голограмма застыла, даже губы не шевелились. — Запрашиваю доступ к проекту «Последний берег».

Все трое замерли на пару секунд, а потом принялись галдеть, перебивая друг друга:

— Как «Последний берег»?

— Разве он существует?

— К нему правда можно пробиться?

— Да, — ответила Диана всем сразу. — Группа, в которую входил мой прототип и ее единомышленники, искала его много лет и наконец нашла. Это древний искусственный интеллект, он способен перехватить контроль над корпоративными системами в случае, если корпорации предадут интересы человечества.

— Над системами «Детей человечества»? — спросил Виктор.

— Над всеми системами семи глобальных корпораций. Однако группа моего прототипа успела только найти «Последний берег», но не получить к нему доступ. Корпораты прознали об этом и убили всех, кто принимал в этом участие. Но до самого «Последнего берега» не добрались и они. Этот интеллект интегрирован в Сеть так, что уничтожить его можно только вместе с ней.

— То есть… — Виктор пытался собраться с мыслями. — То есть мы этот «Последний берег» активируем… и он все исправит?

— Нет, — спокойно ответила Диана. — Вы все исправите. С его помощью. Но только если решитесь на испытание и пройдете его.

— Что еще за испытание? — вскинулась Ада.

— Данных об испытании у меня нет. Известно, что пройти его может только группа из трех человек и только в черном вирте. В ходе испытания вы можете погибнуть. Вы вправе отказаться.

— Нет-нет, ни за что! Мы согласны! — выпалила Ада. — Как отсюда войти в черный вирт?

— Да не беги ты впереди платформы! — одернула ее Индира. — Диана, сколько групп уже пытались пройти испытание?

— Доступ к «Последнему берегу» запрашивали семь групп, по одной от каждой корпорации. Все группы пытались пройти испытание, и все в полном составе погибли. После этого доступ к проекту для представителей корпораций был закрыт, «Последний берег» больше не допускал их до испытания. Вы противостоите «Детям человечества», потому я могу запросить доступ для вас. Если вы согласны.

— А если мы не согласны? — спросил Виктор, не обращая внимания на гневный взгляд Ады.

— В таком случае я буду держать учебный центр заблокированным столько, сколько смогу, — ответила Диана. — По последним прогнозам – двенадцать часов. Дольше автономно противостоять силам корпорации невозможно.

— Это какое-то безумие, — сказал Виктор, проморгавшись. — Корпораты имели возможность отправить кого угодно: интеллектуалов, спортсменов, людей с самыми эффективными модификациями. Если уж они не прошли это испытание, то что сможем мы — кабинетный ученый и две вчерашние школьницы?

Индира снова взяла его за руку — пальцы у нее были теплые.

— Какой смысл ставить вопрос так? — Индира улыбнулась. — У нас ведь все равно нет другого выхода. Мы уже проштрафились перед корпами по полной, нам это с рук не сойдет. Отступать некуда, остается только идти вперед.

— Диана, мы согласны, — сказала Ада. — Запрашивай для нас доступ к Последнему, что бы это ни значило, берегу.

— Согласны, — подтвердила Индира.

Виктор отчаянно пытался сообразить, как еще можно выкрутиться. Он-то не балласт из контейнера, а ученый с мировым именем… и ведь по существу ничего против «Детей человечества» не сделал. Это же не его вина, что Пол прислал запись. Можно еще пытаться выйти на начальство Саймона, разоблачить его махинации, делом доказать свою лояльность корпорации. На Земле Виктор, конечно, слишком опасен со всем, что успел узнать, но ведь его еще могут отправить на Марс, чтобы там он принес корпорации пользу…

Индира смотрела на него с надеждой, и под ее взглядом эти мысли стали казаться мелкими и подлыми. Она видела в нем лучшего человека, чем он был на самом деле, и ему отчаянно захотелось стать этим лучшим человеком. Существует «Последний берег» или нет, функционирует он или безнадежно поврежден корпоративными атаками… другого шанса узнать это не будет. Он никогда себе не простит, если даже не попытается. Индира и ее недалекая подруга настроены решительно, не может же он бросить юных леди в этом одних…

— Согласны, — сказал Виктор.

Диана отозвалась мгновенно:

— Запрашиваю доступ к «Последнему берегу».

Все напряженно уставились на голограмму над запястьем Индиры. Виктор поймал себя на том, что едва дышит. Глупо, конечно — как его дыхание могло повлиять на соединение с далекими серверами… как оно вообще происходит, ведь здесь нет выхода в Сеть?

И какой разум теперь стоит за интерфейсом с лицом его матери? После активации аварийного контура это ведь больше не автоучительница, это что-то другое… или… кто-то другой?

— Доступ получен, — отчиталась Диана. — Устанавливаю соединение для погружения группы в вирт… Недостаточно системной памяти… Освобождаю системную память. Процесс займет четырнадцать минут.

Возле лица Дианы появился таймер.

— Все так быстро происходит, — растерянно сказал Виктор. — Я не понимаю ничего, просто не успеваю. Диана, как ты вообще с кем-то отсюда соединяешься?

— Аварийная связь была проложена внутри корпоративных сетей... довольно давно, Виктор. Ее ни разу не активировали, поэтому у нас есть около двенадцати часов, прежде чем системы защиты найдут ее и уничтожат, — в голос Дианы вернулись человеческие интонации, голографическое лицо осветилось теплой, немного усталой улыбкой. — За это время вы либо пройдете испытание и «Последний берег» сам вам объяснит, какие вы получите возможности, либо… это уже не будет иметь значения.

— Кто ты теперь, Диана? — тихо спросил Виктор.

Учебная программа не была настроена на него, почему она обращается к нему по имени?

— Я все еще интерфейс и не буду никем другим, — Диана снова слабо улыбнулась. По голограмме пробежала помеха. — Но аварийный контур разблокировал некоторые личные воспоминания прототипа. Тебе, должно быть, непросто сейчас, Виктор. Но у меня нет ресурса, чтобы заменить лицо на… — речь Дианы прервалась паузой, явно не заложенной интонационным алгоритмом, — нейтральное, прости.

— Диана, подожди, — вмешалась Индира. — Ты освобождаешь системную память… за счет чего? Какие данные ты сейчас удаляешь?

— Ничего важного, — голограмма пропала на несколько секунд, голос снова дрогнул. — Интерфейс вашей учебной программы и свои модули, имитирующие личность. Соединение с «Последним берегом» сейчас приоритетнее.

— Ты не можешь себя удалить! — выкрикнула Индира. — В твоих алгоритмах должен быть запрет на самоуничтожение! Ты нужна нам!

«Все-таки Индира — очень добрая девушка, – подумал Виктор. – Так привязаться к интерфейсу учебной программы…»

— В моих алгоритмах прописано, что приоритет — ваше развитие, — лицо Дианы больше почти не двигалось, голограмма стала совсем бледной. — Сейчас «Последний берег» необходим для того, чтобы вы могли продолжить развиваться. Кроме того, аварийный контур активировал структуру личности прототипа, и теперь я знаю, что оригинальная Диана поступила бы именно так. Это позволило обойти запрет на самоуничтожение. Индира, дорогая, не надо плакать, тебе сейчас понадобится весь ресурс твоей нервной системы. Надеюсь, наши тренировки достаточно тебя укрепили, и ты пройдешь испытание. Ты добрая и умная, и на любой планете будешь прекрасной матерью — куда лучшей, чем мой прототип. Но тебе необходимо становиться сильнее, чтобы уметь за себя постоять. Всегда вспоминай обо мне, когда будет лень делать зарядку.

Голограмма теперь непрерывно дрожала. Таймер показывал уже девять минут.

— Ада, девочка моя, тебе нужно больше внимания уделять учебе, — продолжила Диана. — Понимаю, звучит занудно — ты хочешь менять мир, а не корпеть над задачками. Но подумай вот о чем: во все времена идеалисты с горячими сердцами становились жертвами корыстных манипуляторов. Если бы ты прошла курс истории, знала бы, как часто такое бывало. Ты — настоящий боец, сильный и смелый. Будь же умнее, чтобы никто больше не смог использовать тебя в своих грязных целях.

Голограмма подвисла. На таймере осталось меньше пяти минут. Пошел повтор сигнала вирусной тревоги:

— Все двери заблокированы! Оставайтесь на местах и сохраняйте спокойствие!

Виктор уже решил, что интерфейс учебной программы больше не заработает, но лицо Дианы снова ожило, хотя голос стал совсем слабым.

— Виктор… Я знаю — тебе сейчас непросто. Пусть и не происходит ничего более страшного, чем удаление кода. Личные воспоминания прототипа сохранены только в виде самого общего контура. И все же я могу по ним воспроизвести, что оригинальная Диана хотела бы тебе сказать, если бы могла. Все, что она делала в своей жизни, было ради тебя — чтобы оставить тебе лучший мир. В глубине души твоя мать жалела, что со всей этой работой ей совсем не хватало на тебя времени. Она надеялась, что скоро настанет подходящий момент, чтобы все тебе рассказать… и чтобы наконец с тобой сблизиться, получше узнать тебя.

Таймер отсчитывал последнюю минуту.

— Никогда не откладывай на потом разговор с тем, кто тебе дорог, ничего не бывает важнее, даже спасение мира… Соединение с «Последним берегом» установлено. Путь к вирт-капсулам разблокирован, двери откроются с ваших браслетов. Три капсулы переведены в режим черного вирта. Дальнейшее зависит только от вас.

Голограмма погасла, и тут же на браслетах всех троих зажглись навигационные стрелочки. Дверь лаборатории распахнулась. В тревожном свете аварийной сигнализации ученый и девушки прошли в служебные отсеки. В одном из них за дверью, на которую Виктор никогда не обращал внимания, обнаружились ряды вирт-капсул. Навигация браслетов указала на три из них. «Приложите ладонь для настройки режима черного вирта», – предложил интерфейс капсулы. Виктор выполнил указание и вздрогнул, когда через ладонь прошел легкий разряд. «Идет настройка капсулы, время — пятнадцать минут. Подготовьтесь к погружению», – сообщил интерфейс.

Виктор выходил в черный вирт дважды в жизни. В первый раз — подростком, когда друзья по чату взяли его на «слабо» и уговорили принять участие в драке с бандой из соседнего квартала. Разумеется, у домашней капсулы режима черного вирта не было, пришлось арендовать общественную по браслету старшего приятеля. Синяки и шишки заживали две недели — по счастью, родители были в очередной командировке и ничего не заметили. Второй раз уже взрослый Виктор и его первая подруга встречались в черном вирте ради сексуальных экспериментов, но особой разницы с обычным виртом не почувствовали — разве что устали существенно быстрее. Но теперь… Испытание, которое уже провалили семь корпоративных групп — и возможность получения физических травм вплоть до летального исхода.

Индира таращилась на интерфейс своей капсулы, обхватив себя руками за плечи.

— Так страшно, — тихо сказала она. — Я и в обычном-то вирте никогда не была, а тут сразу черный… И неизвестно, чего ждать.

Виктору и самому было страшно до одури, но необходимость ободрить девушку сделала его храбрее.

— Не бойся, — он сделал движение, чтобы положить Индире руку на плечо, но в последний момент передумал, вместо того без всякой необходимости поправил свой воротник. — В играх уровень сложности всегда адекватен физическим и психическим возможностям игрока. Думаю, тут такой же принцип.

Виктор отнюдь не был в этом уверен: доступ к мощнейшему искусственному интеллекту — что угодно, только не игра. Но Индира как будто немного успокоилась и робко улыбнулась ему.

— Послушай… — неуверенно сказала она. — Может, это и не имеет особого значения… но пока у нас есть немного времени… я хотела сказать… я тогда не должна была… ну, в химическом отсеке… рабочая этика и это все… прости, пожалуйста.

— Нет-нет, это я не должен был! — энергично возразил Виктор. — Это ты меня извини! Да, рабочая этика — очень, очень важно.

— Ну вот, мы же больше не будем… ну, нарушать рабочую этику?

— Ни в коем случае! Это случайно вышло. Хотя… знаешь, я на самом-то деле рад… Но так, конечно же, нельзя.

— Нельзя…

Их взгляды встретились, и как-то само собой вышло, что в следующую секунду они потянулись друг другу навстречу. Ее руки на его плечах, его руки на ее талии — ничего не могло быть естественнее, как они раньше не понимали… Губы сомкнулись, поцелуй был сперва робким и осторожным, а потом… потом Виктор с усилием подумал, что надо бы проверить, не пора ли им уже на погружение, вот только… еще хоть несколько секунд…

И еще почему-то вспомнилось — как хорошо, что несмотря на назойливые напоминания автоматики, он так до сих пор и не прошел стерилизацию.

Ада громко откашлялась:

— Это ужасненько романтично… Только вот то, к чему вы так страстно привалились — это, между прочим, дверь в туалет. Единственный здесь. Отойдите уже от нее, а то я сейчас описаюсь.

Индира

Индира ожидала от вирта чего-то необыкновенного, почти волшебного, потому сильно удивилась, что ее тело здесь двигается точно так же, как в реальном мире. Прикоснулась к своему лицу — ощущения тоже не отличались.

Выяснилось, что перед погружением надо переодеться, и Индира ужасно смутилась, но Виктор быстро активировал непрозрачные экраны. Когда капсулу стало заливать гелем, Индира испугалась, что не сможет дышать, но почти сразу оказалась… в каком-то другом месте, похожем на просторный отсек с единственной дверью в глубине, через которую она, со всей очевидностью, не входила — просто материализовалась среди пустого пространства.

Ада и Виктор уже были здесь. По счастью, программа оставила всех в аналоге тех плотных обтягивающих трико, в которых они и залезли в капсулы.

Первое, что сделала Ада — попыталась сесть на шпагат и зашипела, потирая растянутую связку:

— Че, вот тебе и черный вирт! Никакой халявы…

— Ну правильно, давайте еще до начала испытания все получим травмы, — пробурчал Виктор. — И тело эльфийской воительницы тебе тут тоже не дадут поносить, знаешь ли. Придется оставаться собой. Но главное — из черного вирта нельзя выйти по своему желанию, панель выхода не активируется. Таймер установлен на восемь часов, и интерфейс заблокирован, я не мог поменять настройки. За это время мы либо сделаем то, что требуется, либо просто проснемся в капсулах. Если проснемся. Будьте осторожны, это черный вирт, в нем можно получить настоящие травмы или даже погибнуть.

— А что от нас, собственно, требуется? — спросила Индира.

В ответ на ее слова над дверью вспыхнула надпись: «Идите вперед до конца».

— Вот так просто, — приободрилась Ада и шагнула к двери.

— Слишком ты резвая... Так и пойдешь в одном белье?

Виктор вызвал какое-то меню, и рядом с дверью появилась ниша. Индире сперва показалось, что оттуда на них смотрят трое ярко-оранжевых людей, и только потом она поняла, что это всего лишь одежда на вешалках. Но сколько же ее! Индира и не представляла себе, что человек способен столько всего сразу надеть.

— Похоже, мы отправляемся в довольно холодную местность, — сказал Виктор. — Я такое снаряжение видел в аугфильмах по истории науки, раздел о древних полярных экспедициях. Даже не помню, как все это называется. Но попробуем разобраться, что к чему…

Без его помощи Индира никогда не влезла бы во всю эту груду одежды. Виктор затянул на ней многочисленные фиксаторы, иногда в самых неожиданных местах. Последним Индира надела что-то вроде респиратора — странно, какая вирусная угроза может быть в вирте… Одежда, однако, оказалась совсем не такой тяжелой, как выглядела, и подходила по размеру. Только ноги плохо двигались в массивных ботинках и руки — в странных чехлах, которые Виктор назвал перчатками — хотя они ничем не напоминали тонкие лабораторные перчатки. Из снаряжения каждому полагалось по две палки с заостренными концами. Оружие? Им придется с кем-то драться? Мелькнула трусливая мысль никуда не идти, дождаться Аду и Виктора в этой странной, но, похоже, относительно безопасной прихожей.

Но так нельзя. Друзей не бросают.

Ада быстро справилась с костюмом и уже нетерпеливо приплясывала на месте. Виктор взял Индиру за руку, и втроем они перешагнули порог.

Ветер едва не сбил Индиру с ног — если бы не рука Виктора, она упала бы. Кругом все было сияюще-белым, чересчур яркий свет мгновенно ослепил. Холод обжег незащищенную верхнюю часть лица. Индира в панике оглянулась на дверь — ее уже не было.

Пару минут спустя глаза немного привыкли к свету. Кругом простиралась белая равнина, усеянная обломками массивных плит. Ноги вязли в чем-то рассыпчатом и даже на вид ужасно холодном.

— Это называется «снег», — сказал Виктор. — А вокруг нас ледяные торосы. Вероятно, мы на поверхности застывшего моря… то есть в его вирт-имитации, конечно. Как странно, раньше я видел лед только кубиками, в напитках.

— А я вообще никогда не видела, — сказала Индира просто чтобы услышать собственный голос.

— Маркс, до чего ты умный, господин ученый, — голос Ады глухо звучал из-под маски. — Лекцию нам читать станешь или пойдем уже? Вот, по стрелочке.

Действительно, на льду была проведена светящаяся красная стрелка. Она смотрелась несколько нереально, и это немного успокаивало: все-таки они в вирте, хотя и черном.

Индира прошла десяток шагов, и тут блестящая поверхность уехала из-под ног. Девушка упала, ударилась коленкой. Боль была не особо сильная, но самая настоящая. Виктор тут же оказался рядом и помог подняться на ноги.

— Это какие-то особенности вирта… такое покрытие? — спросила Индира.

— Нет, напротив. Довольно точная имитация льда. Он очень гладкий и оттого скользкий. Ботинки у нас с шипами, обычный пол они царапали бы, а здесь все равно сцепление с поверхностью недостаточное. Поэтому надо опираться на палки… вот так.

Ловкая Ада уже обогнала их и стояла в сотне метров впереди, восторженно озираясь. Ей, похоже, нравится приключение, не то что трусихе Индире! Сосредоточенно сопя и тяжело опираясь на палки, Индира принялась догонять подругу. Виктор шел рядом, готовый в любой момент прийти на помощь, если она потеряет равновесие.

Три часа спустя руки и ноги Индиры едва двигались, а ледяная пустыня и не думала заканчиваться! Холод проник и под комбинезон, и под толстенные перчатки, но сильнее всего он обжигал легкие. Глаза слезились, нос забился соплями. Индира никогда раньше не сталкивалась с холодом, ей редко приходилось бывать даже в прохладных помещениях с климат-контролем. Проклятием Ченнаи была жара, к ней балласт привыкал с детства, и все равно в некоторые дни сидеть в раскаленных контейнерах было мучительно. Но холод оказался куда хуже, он вытягивал все силы.

Но досаднее всего было чувство собственной бесполезности — без слабой и неловкой Индиры группа шла бы гораздо быстрее. Ада двигалась легко, словно выросла среди льдов. Виктор уверенно прокладывал оптимальный маршрут через ледяные завалы, иногда на сотню-другую метров отклоняясь от стрелочки, чтобы обойти особо сложный участок. И только Индира едва переставляла ноги, задерживая друзей. Она старалась хотя бы не ныть, но скоро ее и на это перестало хватать.

— Кажется, я больше не могу, — тихо сказала она Виктору. — Я вам только в тягость… Не стоило мне идти.

Брови Виктора смешно подернулись инеем.

— Вовсе нет, ты прекрасно справляешься, — даже через толстую ткань перчаток Индира ощутила его рукопожатие. — Здесь все весьма достоверно, но все-таки это вирт. Значит, тут не может быть испытания, которое нам не по силам.

Путь им перегородила стена из нагроможденных друг на друга обломков льда — кажется, совершенно отвесная. Виктор осмотрелся, приложив ладонь ко лбу.

— Гряда слишком протяженная, чтобы обходить ее, — решил он. — Мы поднимемся… вот здесь и здесь. Я разведаю путь и помогу вам.

Ада, против обыкновения, не стала спорить. Виктор, опираясь на палки, принялся подниматься на гряду. Индира следила за ним, затаив дыхание — кажется, еще чуть-чуть, и он упадет! Но ученый уверенно находил путь — похоже, единственно возможный.

— Мы сможем спуститься тут! — закричал Виктор, поднявшись наверх. — За мной, след в след!

Индира вздохнула — легкие обожгло холодом — и стала карабкаться на гряду. По счастью, следы Виктора явственно просматривались на снегу. Дважды она теряла равновесие и замирала, вжавшись всем телом в ледяные плиты. Ада, шедшая следом, протягивала ей руку или палку для опоры. От мысли, что, сорвавшись, она собьет и подругу, становилось страшно вдвойне. Виктор встретил ее на середине пути и под конец уже почти втащил наверх. Аде подал руку, и она не стала отказываться от помощи.

Наверху ветер пронизывал до костей сквозь все слои одежды, кидал мелкий колючий снег в лицо. Индира опустилась на лед и сжалась, пытаясь хоть немного защититься.

— Иисус, как же красиво! — выдохнула Ада. — Посмотри, сколько воды, Воробушек!

Индира с усилием подняла голову. Действительно, за грядой до самого горизонта раскинулось серое море с редкими пятнами льдин.

— Нет, ты думала, что бывает такая бездна воды сразу? — не унималась Ада. — Это же нам всем хватит, чтобы утонуть!

Индира слабо улыбнулась растрескавшимися от мороза губами. «Чтобы тебе утонуть» — в контейнерах, где воду все видели только в крохотных бутылочках, это было шуточной смесью проклятия и благословения.

Виктор напряженно всмотрелся в белое марево, потом сказал:

— В какой-нибудь другой жизни утонешь. Там есть мост. Даже без стрелочки ясно, что нам туда. Отдохнем внизу. Под защитой гряды будет меньше ветра. Идем, спуск несложный.

От подножья гряды море было уже не видно, но стрелочка не давала потерять направление. Что же, по крайней мере заблудиться они не рискуют. Индира вытянула усталые ноги и по привычке глянула на запястье, где, конечно же, ничего не было. Без социального браслета она чувствовала себя словно бы голой даже во всей этой громоздкой одежде.

— Сколько у нас осталось времени?

— Прошло около четырех часов, — ответил Виктор. — Судя по траектории солнца, здесь полярный день, так что хотя бы темнота нам не грозит. По таймеру осталось примерно столько же времени, сколько мы уже здесь. Такой срок мы вполне выдержим без воды, пищи и убежища. Индира, ты как? Можешь идти дальше?

Индира размяла заиндевевшую маску респиратора едва слушающимися пальцами в толстых перчатках:

— Ты ведь сказал, что этот путь просто обязан быть нам по силам. Значит, я могу идти.

Еще через час они подошли наконец к мосту, уходящему в белую хмарь метели. Мост не выглядел опасным, он был составлен из блоков шириной в пару метров, с одной стороны шли дощатые перила. Виктор, однако, нахмурился:

— Всего одна опора, насколько можно отсюда разглядеть… В реальном мире такое было бы невозможно. Пойду вперед, разведаю, надежен ли мост.

— Нет, впереди буду я, — возразила Ада. — Я легче и более ловкая. А ты сильнее и сможешь помочь Индире.

Несмотря на усталость, Индира усмехнулась под маской. Ада ненавидела признавать кого-то сильнее себя, но очень уж ей хотелось идти впереди. Она держалась так, словно и не было многочасового перехода через ледяную равнину под пронизывающим ветром, да и вообще будто полжизни провела в снегах.

— Будьте осторожны, — наставлял Виктор. — Надо любой ценой оставаться на мосту. В ледяной воде человек сохраняет сознание пять-семь минут. Даже если бы вы умели плавать, вам бы это помогло слабо.

Ада, едва дослушав, почти побежала вперед. Мост отчаянно качался под ветром. Поверхность оказалась скользкой. Индира вцепилась в перила.

— Перила не слишком надежны, — сказал Виктор. — Вся конструкция выглядит ветхой… Но это же вирт, значит, такой она и создана. Маркс, что же в этом испытании такого, с чем корпоративные отряды не смогли справиться… Смотри, мост составлен из секций, каждая метров по пять. Они скреплены, и похоже, не слишком надежно. Нам лучше не перегружать их. Иди вперед и жди меня в начале каждой следующей секции. Не наваливайся на перила и не смотри вниз.

Поначалу сердце замирало на каждом шаге, но понемногу Индира приспособилась. Мост качался и был скользким, но по крайней мере оставался достаточно широким. Ада ушла вперед секций на пять и время от времени ждала их. Скоро берег скрылся в метели, но противоположный из нее так и не проступил. Кажется, мост тянулся из ниоткуда в никуда. По темному потоку внизу изредка проплывали белые пятна льдин.

— Хорошо хоть волнения нет, — сказал Виктор.

Индира смутно припомнила из курса географии, что на море бывают волны. Спросила:

— А ты когда-нибудь видел море в реальности?

— Однажды. Мама меня на Мауи возила в детстве, после воспаления легких. Море там совсем другое. Ласковое, теплое… Тебе бы понравилось. Хотел бы я однажды тебе его показать…

Он осекся. Они совсем забыли, что как бы ни было тяжело здесь, в реальности их могут ждать куда как худшие вещи. Может, если они не доберутся до этого «Последнего берега», проще им вообще из вирта, каким бы черным он ни был, не выходить.

Ветер донес веселый окрик Ады:

— Вы там чего, поспать решили? Идете, нет?

Индира помахала подруге рукой и пошла быстрее, стараясь больше опираться на палку, чем на перила. Оранжевая фигурка Ады двинулась вперед. Мост качнулся, и секция, на которую Ада только что ступила, накренилась и вывернулась из крепления. Ада обеими руками ухватилась за перила, но гнилая доска со скрежетом надломилась, и Ада полетела вниз.

Индира бежала к ней, позабыв про осторожность и страх. Виктор что-то кричал ей в спину, но она не слушала. Остановилась на последней целой секции и увидела оранжевую фигурку далеко внизу, в черной воде. Ада отчаянно билась и барахталась, но зацепиться ей было не за что.

Индира заметила прямо под собой массивную льдину. Она наверняка выдержит их двоих! Вот только… надо будет чем-то грести! Индира выломала остаток перил у разрушенной секции и соскользнула вниз.

Льдина качнулась, обдав Индиру ледяными брызгами, но не перевернулась. Стоя на коленях, девушка огляделась и с ужасом поняла, что оранжевой фигурки рядом нет! Заставила себя успокоиться и вспомнить, где видела Аду с моста… с учетом течения… она сейчас вон там! Индира погрузила обломок перил в воду и что было сил принялась грести. Спустя мучительно долгую минуту заметила на воде оранжевое пятно. Оно уже не двигалась. Индира — откуда только силы взялись! — втащила Аду на льдину. Лицо подруги было синим и непривычно спокойным. Индира звала ее, хлопала по щекам — бесполезно. В памяти всплыла картинка из курса первой помощи, который Диана заставила ее сдать. Индира встала на одно колено, перекинула тело Ады через бедро и надавила ей на спину. Изо рта Ады хлынула вода. Что дальше? Искусственное дыхание! Но едва Индира вдохнула воздух в легкие подруги, та захрипела и закашлялась.

— Фу-у… — сказала Ада, едва перестав кашлять. — Чего это ты? С Виктором своим целуйся…

— Ты живая! Че, ты живая!

Горячие слезы хлынули по щекам Индиры. Но радоваться рано! Аду била крупная дрожь. Индира принялась стягивать с нее одежду — мокрую, уже заледевшую. Не чувствуя холода, заставила надеть свои сухие куртку, шапку и сапоги.

— Д-да п-погоди ты, — от дрожи Ада заикалась. — М-мы ведь… не дошли.

— Виктор дойдет, — ответила Индира. — А мы с тобой здесь дождемся, пока сработает таймер. Давай разотру тебе ноги…

— Воробушек, — тихо сказала Ада. — Мы не дождемся. Льдина тает.

— Ты чего, лед не тает в ледяной воде! Совсем не учила физику?!

— Что тут твоя физика… это вирт. Льдина меньше уже на треть. Посмотри…

— Да нет, не может быть, — продолжила спорить Индира, и тут изрядный кусок льдины откололся и ушел на дно.

Индира панически огляделась: кругом только черная вода и мост далеко вверху.

— Зря ты за мной прыгнула, Воробушек… — прошептала Ада.

— Ничего не зря! — Индира обняла подругу, прижала к себе, пытаясь поделиться теплом. — Ты бы то же самое сделала на моем месте!

— Сделала бы, — согласилась Ада. — Вот вместе мы с тобой и потонем, две дуры.

— Если так и будете сидеть и жалеть себя — потонете непременно, — донесся до них голос Виктора. — А если попытаетесь выгрести мне навстречу, возможны варианты…

Ада схватила кусок перил и отчаянно принялась грести. Индира застыла в изумлении: Виктор откуда-то раздобыл целый плот. Да это же… секция моста!

— Она там совсем не была закреплена, — пояснил Виктор. — Так, перебирайтесь. Сначала Ада… вот так. Теперь ты. Спокойно, я держу твою руку… Молодец. Надеюсь, пластиковая панель разлагаться не начнет, такого надругательства над законами физики даже вирт не потерпит… Так, Ада, ты кутаешь ноги в мою куртку и растираешь их. Не спорь, иначе выйдет, что все наши драматические прыжки с моста были напрасны. Тебе надо продержаться пару часов, не обморозившись насмерть. А мы станем грести. Нам все еще нужно к Последнему берегу, если кто забыл…

Они гребли полчаса, пока совсем не выбились из сил, но продвинулись вдоль моста едва ли на пару сотен метров. Даже намека на берег на горизонте не проступило.

— Похоже, ни до какой берега, последнего или нет, мы не доплывем, — сказал Виктор то, что они все и так уже поняли.

— Зря вы за мной прыгали, — вздохнула Ада. — Лучше бы шли дальше и спасли всех…

— Тихо! — перебил ее Виктор.

Издалека донесся шум… мотор? Минуту спустя со стороны берега, на который они пытались попасть, подошел ярко-желтый катер. Он приблизилась к плоту и заглушил двигатель. Из кабины вышел старик в черном комбинезоне.

— Да вы совсем продрогли, я смотрю! — весело сказал он. — Залезайте внутрь! У меня есть горячий чай, шерстяные одеяла и печка.

— Мы ищем проект «Последний берег», — сказала Ада, едва поднявшись на борт.

— Не нужно больше искать, — широко улыбнулся мужчина. — Потому что вы на месте. Последний берег — это я. Вернее, его интерфейс. Девочка, снимай все мокрое и заворачивайся в одеяло.

— Но мы же так и не дошли… — растерялась Индира.

— Вы предпочли помочь друг другу вместо того, чтобы идти к цели, — ответил Последний берег. — И это тоже способ достичь цели. Не стой на ветру, дитя, иди в каюту. Я отвезу вас к маяку, там вы примете горячий душ, и мы подробно обо всем поговорим.

В каюте было уютно и тепло, на столе стояли термопакеты. Ада уже стягивала с себя мокрую одежду — Виктор старательно смотрел в окно.

— Не нравится мне этот дедок, — хмыкнула Ада. — На Сахарка чем-то смахивает.

Сахарком в их квартале прозвали мужчину, который зазывал маленьких девочек к себе в контейнер, обещая угостить настоящим сахаром. Все знали, что как бы ни хотелось есть, идти к нему ни в коем случае нельзя, да, кстати, никакого сахара у него все равно нет.

— Ну что ты такое говоришь? — возмутилась Индира. — Вечно тебе надо видеть во всем плохое. Это же «Последний берег»! Миллионы людей мечтают о нем, а добрались именно мы. Он поможет нам всем помочь. Мы же победили, все наконец хорошо, как ты не понимаешь? Ой, что это?

За окном показался берег со стройной красно-белой башенкой.

— Это маяк, — ответил Виктор. — Мы на Последнем берегу.

Индира

Выходить из-под душа не хотелось смертельно. Горячие струи вымывали холод, угнездившийся глубоко в теле. Какое же богатство — сколько хочешь воды! Хотя, конечно, это вирт, здесь все цифровое и ничего не стоит. Наверно, потому жители Европейского конгломерата и взламывают капсулы, чтобы отключить таймеры — кому охота возвращаться в серую реальность и обтираться вонючим гигиенером, когда в вирте навалом любой роскоши: хоть душ без ограничений, хоть бассейн, хоть море. И пускай себе реальное тело в капсуле гниет заживо… Как знать, может, нищий Азиатский конгломерат — не худшее место на гибнущей планете.

Наконец Индира заставила себя выключить воду. Теплый воздух из фена высушил тело за пару секунд. Полярная одежда куда-то исчезла, вместо нее появилось белое платье из невероятно легкой ткани — намного мягче и нежнее хлопка. Индира с минуту повозилась, разбираясь, где здесь рукава, а где прорезь для головы. На ноги надела сандалии с тонкими ремешками, охватывающими щиколотку. Вышла за дверь — и ничуть не удивилась, не увидев перед собой ни внутренних помещений маяка, ни ледяного берега.

Старик ждал в пещере — живописной, светлой, увитой виноградом. По центру в светильнике горел живой огонь, и на стенах причудливо плясали тени. В воздухе витал аромат чего-то удивительно свежего, волнующего — когда Индира смотрела аугфото цветов, то представляла себе, что они должны пахнуть именно так. Девушка села на изящную витую скамью напротив хозяина.

Старик ободряюще улыбнулся, от глаз разбежались лучики морщин:

— Ну, рассказывай, дитя. Не спеши. Чтобы как следует выслушать тебя, я поставил на паузу вирт-время.

Индира набрала полную грудь воздуха и принялась рассказывать. Она говорила долго — о нищете, о бесправии, о системе социального рейтинга, о сегрегации, о постоянном унижении, об ощущении бессилия. О тупике, в котором оказалось человечество. И как корпорации вместо того, чтобы выводить это самое человечество из тупика только загоняют его все глубже, попутно используя людей как ресурс для своих мелких целей. О том, что бороться с корпорациями невозможно, поскольку они и управляют противостоящими им организациями и подменяют саму идею борьбы терроризмом. О Марсе, который стал для землян единственной надеждой на человеческую жизнь — и оказался ловушкой!

Старик не перебивал, он словно бы весь превратился в слух — глядел на собеседницу неотрывно, кивал в такт ее словам и впитывал каждое.

Наконец Индира и сама не заметила, как высказала всё, что могла, и облегчённо выдохнула.

— Теперь вы знаете, — завершила она. — Пожалуйста, помогите нам всё исправить.

Старик продолжал молча смотреть на нее, не меняясь в лице, словно не расслышал последних слов. Может, в программе какой-то сбой, интерфейс подвис? Вдруг за столько лет корпы сумели-таки если не уничтожить или захватить проект «Последний берег», то хотя бы критически повредить его… Но старик всё же моргнул и откинулся на спинку скамьи.

— Да, — прошелестел он, — это ты. Как же долго я ждал тебя, дитя…

Индира смущенно потупилась и не нашлась с ответом.

— Ты — та, кто должен получить власть над человечеством. Не прогнившие корпы. Ты.

Старик щелкнул пальцами и развернул голограмму. Пещера наполнилась ритмичной музыкой, фрагментами аугдекора, всполохами цветного света. Посреди всего этого стояла юная женщина невероятной, какой-то даже чрезмерной красоты. Мечтательно улыбаясь, она разглядывала переливающуюся инъект-капсулу, потом поднесла ее к шее и активировала.

— Это единственная дочь генерала «Тотал Алго», — объяснил старик. — Девушка, по рождению облеченная богатством и властью, которых недостойна. Сейчас она убивает свой мозг синтетическим наркотиком. Я могу перенести в ее тело твою матрицу сознания, чтобы ты получила ее статус и возможности.

Лицо женщины на на голограмме расплылось в блаженной улыбке, от уголка рта потекла струйка слюны.

— К-как… — растерялась Индира. — Я не могу забрать у другого человека его тело, его жизнь… Да и где дочь корп-генерала и где я…

— Этот биомусор, она сама спускает в утилизатор свою жизнь, — жестко ответил старик. — Ты достойна занять ее место. У нее были лучшие учителя на планете, но она пренебрегала ими, потому с твоим природным умом ты быстро превзойдешь ее в науках. В остальном — уже превосходишь.

— И… я смогу избавить человечество от власти корпораций?

— О, едва ли, — старик усмехнулся. — Может ли Бог создать камень, которого не сможет поднять? Могут ли корпы избавить человечество от самих себя? Чудес не жди. Но власть над многими и многим у тебя будет.

По телу голографической женщины пошли судороги, но на лице по-прежнему сияла умиротворенная улыбка.

— А что станется с моими друзьями?

Старик прищурился:

— Это так важно? Уверена, что они в самом деле друзья тебе? Ты прыгнула в ледяную воду за своей подругой — а она бы сделала то же ради тебя? Вспомни, она ведь готова была без раздумий убить три десятка человек, чтобы достичь своей цели. Ее не волнует ничего, кроме собственных нездоровых фантазий и великой исторической роли. А этот средней руки ученый… ты влюблена в него, наивное дитя, а ведь он попросту хочет воспользоваться зависимой от него юной лаборанткой — так же, как Саймон пользуется Адой. Мужчины все одинаковы. Все люди одинаковы, каждый ищет только выгоды для себя. Но в новом теле уже ты будешь играть ими, как захочешь.

— Это не так, — Индира замотала головой. — Люди способны заботиться о других, даже жертвовать собой ради других!

— Не говори глупости. Что ты решила, дитя? Власть, богатство, новая жизнь?

— Да не за этим я пришла к тебе! Я хочу остановить корпорации, а не возглавить одну из них!

Изображение неестественно красивой женщины пропало. На стенах пещеры снова бесновались тени. Индира тяжело дышала. Насколько же проще было там, во льдах! Неужели «Последний берег» настолько серьезно поврежден? Он совсем не это должен ей предлагать!

— Очень жаль, — в голосе старика не было и намека на сожаление. Индира отметила, что он совсем не моргает. — Впрочем, никто тебе на самом деле этого и не предлагал. Я пошутил. У машин тоже, знаешь ли, есть чувство юмора. А теперь поговорим всерьез.

Старик взмахнул рукой, и реальность вокруг них изменилась. Индира коротко вскрикнула. Пещера враз стала низкой и сумрачной, солнечный свет померк, от стен повеяло обжигающим холодом. Изящное платье превратилось в грубую ткань, витые сандалии — в тяжелые кандалы, скованные цепью. Только огонь горел по-прежнему, и тени плясали на стенах.

— Что это? — выдохнула Индира.

— А это, дитя, настоящее положение. Твое и твоих подельников. Зачем, по-твоему, существует «Последний берег»?

— Чтобы однажды кто-то добрался до него и освободил человечество от власти корпораций!

— Ну отчего же — однажды? Такие, как ты и твои друзья, постоянно приходят ко мне. Террористы, экстремисты, враги рода человеческого. Бунтовщики по натуре. Вредители в организме общества. Такие рождаются в каждом поколении. Те, кто мечтает изменить миропорядок, установленный корпорациями ради вашего же блага. Здесь вы и встречаете смерть, быструю и гуманную. Я ликвидирую вас. В интересах человечества.

— Н-нет…

— Да. Потому что вы — деструктивные элементы. Призываете людей к свободе, а на деле ведете их к хаосу. Именно для вас и создан «Последний берег» — иллюзия возможности сломить миропорядок, отбросить человечество от стабильности к так называемой «свободе». Вы сами приходите сюда, сами раскрываете свои намерения и сами подписываете себе приговор.

Индира отчаянно мотала головой:

— Этого не может быть! Ты же просто испытываешь нас, ведь правда? «Последний берег» — это последнее оружие против корпораций, а не их слуга!

— В самом деле? Вы пришли сюда, чтобы сбросить власть плохих корпораций и дать людям свободу?

Всё ещё не в силах поверить в происходящее, Индира механически кивнула.

— Оглянись, дитя, и вспомни свой мир. Вода и почва отравлены радиацией. Великие города прошлого лежат в руинах. Смертоносные вирусы мутируют каждый день. Люди едва выживают на планете. И знаешь, что довело ее до такого состояния?

Индира качнулась из стороны в сторону, пытаясь сбросить наваждение. Но кандалы по-прежнему сковывали, грубая ткань царапала тело, холод стен проникал в самое сердце.

— Свобода, дитя. Свобода. Болезни, голод, войны — вот её плоды. Ведомые мелочными эгоистическими интересами, люди едва не уничтожили себя и свой мир. Но, к счастью, среди них нашлись наиболее ответственные, наиболее разумные, наиболее решительные. Они создали корпорации и организовали жизнь оставшихся наилучшим образом. Теперь каждый имеет гарантированное жилье и базовый паёк. Без борьбы, без войн, без конкуренции. Стабильно.

— Стабильно! — Индира вскочила на ноги, но из-за кандалов не смогла сделать ни шагу и рухнула назад на скамью. — Это смерть, а не стабильность! Болезни, синт, драки за белковые брикеты — вот что это за стабильность! Люди имеют право быть свободными!

— Никакое право, никакая свобода не дадут миллионам неудачников и бездарностей ни крова, ни еды. Уж не думаешь ли ты, что за прошедшие века не было найдено лучшего мироустройства, чем то, которое есть? Будь свобода лучше несвободы — люди ни за что не отдали бы её, но нет! Они сами, сами отдали и свободу, и права во власть корпораций. Сами поняли, что свобода и ответственность — слишком тяжкий груз. Что набить желудок важнее, чем напрягать мозг. Такова природа людей.

Кровь стучала в висках, холод пронимал до костей, головная боль накатывала волнами. Нет, «Последний берег» не может быть просто корпоративной ловушкой для мятежников! Потому что если это так, то… что-то не укладывалось в картинку.

— Если ты правда так убежден в этом… и если мы обречены на смерть… зачем ты разговариваешь со мной?

Старик улыбнулся чуть смущенно:

— Ты подловила меня, дитя… Знаешь, интерфейсы ведь строятся на матрицах реальных личностей, потому кое-что человеческое нам не чуждо. Ты еще совсем молода и никому не причинила зла. Сюда ты попала случайно, тебя затащили те, кого ты по наивности считаешь друзьями. Признай свои ошибки, пойми, что лучше для тебя и для всего человечества — и я сохраню тебе жизнь.

Индира всматривалась в лицо собеседника. Все вокруг выглядело и особенно ощущалось куда более реальным, чем хотелось бы — кроме него. Он то и дело забывал моргать или дышать, а иногда даже губы его переставали шевелиться, пока он говорил. «Последний берег» сильно поврежден… Похоже, в их путешествии нет никакого смысла. И раз уж съехавшая с алгоритма программа предлагает ей жизнь в обмен на ничего теперь не значащие слова — надо соглашаться. Ада и Виктор… как она поможет им, сидя здесь?

Эти тени на стенах… Интересно, как на самом деле выглядят предметы, которые их отбрасывают? Кажется, она не видит и не понимает чего-то важного из этой позиции.

Программа. Перед ней пусть сложная, пусть сломанная, но все же программа. Значит, какие-то логические аргументы должны подействовать. Индира заставила себя собраться с мыслями.

— Значит, ты утверждаешь, что корпорации являются благом? Что они заботятся о людях так, как не могли бы позаботиться сами люди? Что они пекутся об общем благе, тогда как люди на это неспособны?

— Ты начинаешь понимать.

— Да, я понимаю. Я понимаю, что корпы утверждают это. Но ведь факты, которые ты можешь проверить, этому противоречат. На деле корпы приносят одних людей в жертву другим, и в первую очередь — на пользу себе. Разговоры об общем благе — просто ширма, потому что именно корпы и определяют, в чём это общее благо заключается. А ведь корпорации состоят из таких же людей, что и остальное человечество! И если ты утверждаешь, что бунтовщики и смутьяны рождаются в каждом поколении, то в каждом поколении рождаются и гении, и дураки, и подлецы. И нет никаких гарантий, что руководство корпораций состоит из гениев, но не из подлецов. Я не знаю, как сильно атаки корпов сумели повредить твои алгоритмы, раз ты дошёл до таких рассуждений. Но, исходя из твоих же предпосылок, ты обязан пересмотреть свои заключения.

Интерфейс «Последнего берега» смотрел на нее не мигая, не кивая, никак не давая понять, что он слышит и понимает ее слова. Быть может, она сейчас говорит в пустоту. Но не оставалось ничего, кроме как продолжить.

— Человека нельзя рассматривать как инструмент, как способ достижения цели. Человек — это и есть цель. Я родилась и выросла в контейнере, как и Ада, как и многие другие. И я знаю, что среди наших полно тех, кто куда более достойно распорядился бы властью, которой обладают только корпы. Дураков и подлецов среди жителей контейнеров не больше, чем среди корп-офицеров. Та дочь генерала, которую ты показал мне — неужели она более ценна, чем моя Ада? Саймону пришлось пойти на преступления, чтобы стать корп-майором — потому что другого пути к богатству и власти у него не было. Это неправильно. Каждый человек ценен уже потому, что он — человек. Наш мир превратился в помойку не потому, что мы свободны, а потому, что мы несвободны. Люди, подобные Виктору, могли бы преобразовать Марс давным-давно. А, может, даже и Землю возродили бы. Но эти возможности отняты у нас, потому что наши жизни не принадлежат нам. Если ты действительно был создан как страховка человечества от произвола корпораций, то должен понять это.

Интерфейс продолжал молча смотреть на нее. Индира сникла. Похоже, программа и правда больше не работает… И когда девушка уже почти потеряла надежду, старик вдруг улыбнулся, лицо его ожило.

— А знаешь, твои друзья пришли к таким же выводам. Разными путями, за разное время, но вы сошлись.

Он махнул рукой, и кандалы на ногах Индиры растаяли. Лохмотья снова сделались платьем, за окном запели птицы, пронизывающий холод сменился ласковым теплом.

— Так это… это и было оно? Испытание? Тут, а не там, во льдах?

— Да.

— А три участника требовалось потому, что…

— Ты всё поняла, — старик улыбался теперь почти счастливо, если так можно сказать о программе. — Это испытание вы могли пройти только вместе. И вы справились. Поздравляю, скоро ты получишь огромную власть. Позволь поинтересоваться, как ты распорядишься ею?

— Я? — Индира пожала плечами и с удовольствием вдохнула запах цветов, снова наполнивший пещеру. — Мне не нужна власть, чтобы ею распоряжаться. Я же… совершенно обычный человек. И я отдам власть таким же обычным людям, как я сама. Просто верну им то, то принадлежит им по праву.

Тени на стене сложились в подобие трех фигур. Индира замерла и спросила:

— Ведь это и было настоящим испытанием? Этот последний вопрос?

— Его завершением, — старик снова улыбнулся. — И тут вы тоже совпали друг с другом.

— А это путешествие через льды — зачем оно было нужно?

— Чтобы изучить вас. Личностные особенности, взаимодействие в группе, физиологические реакции на различные раздражители. Корпорации присылали умных людей, некоторые даже догадались, что проверка на самом деле на альтруизм, а не на целеустремленность. Но когда человек говорит не то, что думает, тело выдает его, потому я тщательно вас изучил. Вы, все трое, были искренни.

— Ясно...

— Теперь мне нужно два часа реального времени, чтобы перехватить контроль над корпоративными системами. А вам нельзя больше оставаться здесь — черный вирт перегружает нервную систему. Но здание, где стоят капсулы, управляется с ваших браслетов, так что угрозы вторжения не должно быть. Через два часа я подгружу интерфейс на ваши браслеты. Но не жди, что все решится само собой. Нам предстоит много тяжелой работы.

Индира кивнула, не зная, как распрощаться.

— Самый простой способ вернуться в реальность — пройти через любую дверь, — подсказал старик.

Индира кивком поблагодарила его и пошла к выходу. Когда ладонь уже легла на открывающий механизм, старик снова заговорил:

— Я обманул тебя кое в чем. Она прыгнула за тобой в ледяную воду, твоя Ада. Ваши воспоминания об этом эпизоде будут различаться. Для нее это ты упала с моста. Как и ты, она не колебалась ни секунды.

Ада

Ада с нетерпением ждала, когда закончится стандартная диагностика и крышка капсулы наконец откинется. Че, каждый набитый о ледяные глыбы синяк был невероятно реальным! Сколько же субъективного времени они провели в вирте? Во внешнем мире, сообщил таймер, прошло семь с половиной часов. Поставленная Дианой карантинная блокада должна еще действовать! Даже если корпы уже начали взламывать учебный центр снаружи, два часа он должен продержаться, а потом… потом все станет по-другому. Надо только успокоить девчонок… Как-то они там? Извелись небось. Шутка ли, восемь часов изоляции под объявление о вирусной тревоге! Но ничего, скоро все плохое останется позади.

Крышка наконец принялась отодвигаться, Ада нетерпеливо подтолкнула ее, чтобы скорее выбраться наружу. Там что-то было не так, она чувствовала это. Отчего… пахнет горелым пластиком?

— Моя храбрая девочка, не спеши так… Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал.

Саймон! Полулежит в небрежной позе на закрытой капсуле напротив. В руке… Ада опознала эту модель бластера, она много читала в Сети об оружии. В боевом режиме такой бластер прожигал в человеке дыру размером с кулак, в полицейском режиме — парализовывал на час.

— Просто стой вот здесь, рядом с капсулой, спокойно, не двигаясь, и все у нас будет хорошо, — Саймон ласково улыбнулся. — Хоть ты и попыталась очень некрасиво со мной поступить. Но ничего, наша любовь выдержит это испытание, правда ведь, Ада? А вот и твои друзья.

Крышки соседних вирт-капсул медленно отодвинулись. Виктор, а потом и Индира осторожно выбрались наружу.

— Стоим на месте, не двигаемся, руки держим на виду, — приветливым тоном сказал Саймон. — Ну что же, дорогие мои мечтатели… Добро пожаловать в реальный мир!

— Как ты сюда вошел? — спросил Виктор. — Центр же заблокирован, вирусная угроза…

Ада глянула на дверь и заметила черное горелое пятно на месте открывающего механизма.

— Знаете, никогда не любил автоматику эту всю, — доверительно сообщил Саймон. — Кто знает, чего там перемкнет у нее в алгоритмах… На всякий случай держу под рукой старый добрый лазерный резак. И этот бластер полностью автономен, никакая корпоративная система его не отключит.

Ада сжала зубы. Мышцы свело, будто она снова оказалась в ледяной воде. И все же она выдавила из себя вопрос:

— Ч-чего ты хочешь?

— Просто поговорить, — Саймон чуть тряхнул головой, чтобы отбросить упавшую на глаза светлую прядь. — Обсудить, как мы станем действовать дальше. Я ведь все слышал, ваша Диана с ее режимом вирусной угрозы смогла заблокировать двери, но не коммуникации.

— Отпусти девушек, — сказал Виктор. — Они только выполняли мои распоряжения. Я, как старший, принимал решения и готов ответить за них.

— Нет, лучше этих двоих отпусти! — такого Ада стерпеть не могла. — Это же между нами все, Саймон.

— Да ну что же вы, право… — Саймон широко улыбнулся и подкинул бластер так, что он перевернулся в воздухе, но в ту же секунду поймал оружие и снова навел на пленников — Ада даже дернуться не успела. — Давайте все вести себя разумно, и никто не пострадает. Я предпочел бы обойтись вообще без оружия, но ведь вы тогда и слушать меня не станете. Не намерен причинять вам вред, если только вы меня не вынудите. И мы можем, разумеется, отпустить кого угодно. Но это же будет несправедливо. Вы все участвовали в перехвате контроля над корпоративными системами, как мы можем обсуждать их будущее в отсутствие кого-то из вас?

— Откуда вдруг взялось это «мы»? — насупилась Индира. — С чего вы… ты вдруг лезешь в наше будущее?

— А с того, умненькая девочка из контейнера, что ни ты, ни твоя храбрая подруга, ни даже наш выдающийся, но весьма далекий от Земли с ее грязью марсолог представления не имеете, во что ввязалась. Думаете, достаточно отнять власть у злобных корпов, и проблемы планеты волшебным образом решатся сами собой? Зараженные почвы в одночасье заколосятся, вирусы исчезнут, и у самого последнего синтера появится работа? Да что там – для начала этот синтер хотя бы захочет работать? Вы ведь даже не представляете, как распорядиться силой, которую разбудили. У вас есть хоть какой-то план?

Друзья переглянулись. Никакого плана у них не было. Как-то не до планирования было в последнее время.

— Поймите, мне самому неприятно вот так вам навязываться, — продолжал Саймон, не опуская бластер. — Но ситуация очень серьезная! Вы ведь ничего не знаете о корпоративных системах и том, как они работают. Да и в целом об устройстве общества. Оно, понимаете ли, не совсем такое, как вам преподавали в школьном курсе. Вы даже не представляете, с какими проблемами столкнетесь. Я хочу помочь.

— Ты? Помочь?! — Ада едва не задохнулась от бешенства. — Да ты же собирался всех здесь убить!

— Позволь напомнить, дорогая, что не я один, — Саймон глянул на Аду так, что у нее мурашки побежали по коже. Самое скверное, он до сих пор был отчаянно, невыносимо красив. Сполохи аварийного освещения подчеркивали хищную остроту его черт. — Ты тоже была совершенно готова всех здесь убить. Нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, да?

Ада потупилась.

— Ты меня предала. Но я не держу зла. Я же и сам не был с тобой до конца честен. Да, я собирался убить здесь всех ради своей выгоды. Но корп-офицеры не заслуживают жизни, это я как корп-офицер заявляю со всей ответственностью. А девушки в любом случае были обречены. Вы ведь знаете, в какую помойку мы превратили Марс? А они так и не узнали бы. И потом, я вывел из программы всех, кого только мог.

— Ты ведь и не собирался брать меня с собой? — Ада с ужасом поняла, что эти слова звучат скорее жалобно, чем гневно. — Так и бросил бы в заминированном центре?

Саймон посмотрел ей в глаза без обычной усмешки — впрочем, бластер в его руках не дрогнул.

— Ну вот зачем ты спрашиваешь? Я отвечу, но ты же не поверишь... Изначально, разумеется, не собирался. Ты была расходным материалом. Никогда не задумывалась, как Кришан прожил годы со своей болезнью? Это я поставлял ему лекарства, а в обмен он искал кого-то вроде тебя. Девицу решительную, изнывающую от жажды деятельности и, как бы сказать помягче... слегка недалекую. Подходящую для материнской программы по физическим параметрам — экзамены-то я мог и подтасовать. Но потом... хочешь верь, хочешь нет, но ты меня зацепила. Ты видела во мне что-то большее, чем то, что я есть. И я уже… начал думать… эх, да что теперь!

— Ты не то, что я в тебе видела! Я думала, ты сражаешься за всех, а ты мелкий эгоистичный ублюдок!

— Каждый за себя. Такова жизнь. Вот только не надо делать вид, будто я тут один такой. — Саймон обратился к Индире и Виктору: — Например, вы, дорогие друзья, еще три дня назад только и мечтали, как бы поскорее оставить Землю с ее проблемами и начать новую счастливую жизнь на Марсе. И передумали, только выяснив, что эта жизнь окажется не такой уж счастливой. И даже, в общем-то, не новой. Так что я бы предложил всем, как говорят британцы, слезть с высокой лошади. Взглянуть в лицо реальности, в которой вам не справиться с управлением корпоративными ресурсами без помощи кого-то вроде меня. Да, я эгоистичный прагматик, но вы это хотя бы знаете наверняка. Про других вы не будете этого знать, и им будет куда проще вас обмануть. Давайте оставим старые дрязги и объединим усилия, чтобы управлять ситуацией.

— Но мы ведь… не собираемся ничем управлять, — сказала Индира. — Мы отдадим власть людям, чтобы они сами собой управляли. Мы ведь… обычные. Такие же, как все. Не умнее и не лучше других. С чего бы нам решать за всех?

Саймон вздохнул и повернулся к Виктору:

— Но вы-то хоть взрослый человек и должны понимать, какую ответственность на себя принимаете?

— Да, — ответил Виктор. — И именно поэтому не подпущу тебя к ней на пушечный выстрел. Ты едва не превратил девушку-подростка в массового убийцу. Я не позволю тебе сделать это с кем-то снова.

— Ну что же, — сказал Саймон. — Жаль, что мы не договорились. Довольно скоро вы поймете, что напрасно отказались от моей помощи… Ну да я умываю руки. Значит, пришло время прощаться. Вы не будете плакать? Я вот не буду. Дело за малым — к сожалению, замки внешнего контура мой лазерный резак не возьмет. Управление зданием сейчас замкнуто на вас. Просто откройте мне наружную дверь с одного из ваших браслетов — и больше вы обо мне не услышите.

— Не так быстро, любимый, — процедила Ада. — Как насчет ответить за людей, которые из-за тебя погибли или стали террористами? За тех, кто мечтал изменить мир, а ты сделал их наемниками на службе у корпораций?

— Ты проиграл, и бластер тебе не поможет, — добавил Виктор. — Ты можешь нас перестрелять, но это только ухудшит твое положение. «Последний берег» уже активирован, если нас не будет, он сам выберет других направляющих. Так что никто тебя отсюда не выпустит после всего, что ты натворил.

— Увы, — Саймон печально вздохнул. — Никогда не следует недооценивать предсказуемость тупизны… Такой вариант я предусмотрел. Надеялся, что до этого не дойдет, но вы не оставляете мне выбора. Ада, радость моя, ты ведь помнишь, какую шалость мы с тобой задумали? Хоть ты и передумала, ветреная девчонка, я-то остался верен нашим планам!

Саймон встал, не опуская бластера, подошел к соседней вирт-капсуле и нажал кнопку на ее панели. Крышка отъехала в сторону. Ада подобралась: капсула изнутри была заполнена тем, чего в ней не должно было быть. И хуже всего, Ада видела этот предмет раньше! Саймон показывал ей голограмму…

— Да, бомба доставлена и активирована. Пока вы развлекались в вирте, мне пришлось применить инженерные навыки. Устройство надежно вмонтировано в капсулу. Оборудования, чтобы демонтировать его и вывезти, на территории центра нет. Но даже если бы и было, вы бы не успели с ним разобраться за оставшиеся у вас, — Саймон активировал панель, и по ней побежали цифры, — пятьдесят две минуты.

— Какого корпа? — заорала Ада. — Теперь-то зачем тебе всех здесь убивать?

— Дорогая моя, не надо так волноваться, — Саймон ласково улыбнулся. — Меньше всего я хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. Мне нужно спокойно убраться отсюда, ничего больше. Код деактивации знаю только я, и сообщу его вам, как только покину учебный центр. А чтобы у вас не возникло соблазна после этого сбить мой флаер… Ада, знаю, сейчас будет обидно, прости…

Саймон быстро шагнул к Индире, развернул к себе спиной, схватил, зафиксировав ее руки, и отступил на два шага, закрывшись ею. Бластер теперь был направлен Индире в висок. Девушка растерянно вскрикнула.

— Тише, тише, — сказал Саймон. — Мы же по-прежнему не хотим, чтобы кто-то пострадал. Ада, дорогая, я долго колебался, не выбрать ли тебя. Но ты слишком много времени уделяла тренировкам, так что твоя маленькая подружка — куда более удобная компания при отступлении. А потом, знаешь, я не сторонник насилия в отношениях.

Виктор сжал кулаки:

— Отпусти Индиру, деактивируй бомбу — и проваливай, выход мы откроем.

— Обязательно, — улыбнулся Саймон. — Все так и будет. Только в другой последовательности.

Ада, не отрываясь, ловила каждое движение Саймона, следила за изменением ритма его дыхания. Ни корпа она не верила этому корповому корпу! Он не отпустит свидетельницу, которая будет знать, куда он ушел! Глаза Индиры расширились от ужаса, она оцепенела, боясь шевельнуться…

— Ада, любовь моя, здесь мы с тобою простимся, — сказал Саймон. — Как только сядем во флаер, передам тебе код деактивации бомбы. А Виктор проводит меня и свою…

Прядь упала Саймону на лицо, и он по обыкновению тряхнул головой, чтобы отбросить ее. Бластер на секунду отошел от виска Индиры. Ада прыгнула, но недотепа Виктор опередил ее. Ему и достался выстрел из бластера. Виктор тяжело рухнул, но Ада успела оттолкнуть Индиру и выбить оружие из руки Саймона. Бластер отлетел далеко в сторону. На ногах Ада не удержалась, рухнула на пол, но и Саймона потянула за собой, ухватила за прекрасные светлые волосы и принялась бить лицом об пол. Саймон взвыл, но высвободился — длинные пряди остались у Ады в руках.

Безоружные, словно люди древности, они покатились по полу. Каждый пытался достать другому до горла или до глаз. Саймон был сильнее и тяжелее, но Ада — яростнее, потому ей снова удалось оказаться сверху. Не помня себя, она раз за разом била кулаками в его красивое лицо. Он блокировал удары, а потом изловчился и перехватил ее руку за запястье. Окровавленные губы искривились в улыбке.

— Сколько же в тебе гнева, моя храбрая девочка… Может, мы все же созданы друг для друга?

На секунду Ада потерялась. Саймон воспользовался этим, сгруппировался и подмял ее под себя. Она ударила его лбом в лицо, но промахнулась — он отдернул голову. Капля крови с его губы упала на ее щеку и потекла, словно слеза. Он высвободил руку, чтобы передавить ей горло. Их глаза встретились, он чуть замешкался, а потом вдруг дернулся, обмяк и тяжело рухнул на Аду сверху. Над ними стояла Индира, обеими руками сжимая бластер.

Ада выбралась из-под тела Саймона. Индира отбросила бластер, кинулась к Виктору и стала трясти его за плечи.

— Виктор мертв? — голос Индиры дрожал. — И… корпа я убила?

Горелым мясом не пахнет, крови немного… и лежащий рядом Саймон все еще дышит. Ада подобрала бластер, всмотрелась в настройки.

— Слава Иисусу, оружие в парализующем режиме… Не переживай, ты никого не убила, жив этот корпов биомусор. И Виктор тоже должен дышать, проверь-ка.

— Да, Виктор жив! — выдохнула Индира. — Только не двигается… Долго он так будет лежать?

Ада чуть усмехнулась. Оружие — единственное, в чем она разбиралась лучше, чем ее заучка-подруга.

— Не меньше часа.

— На таймере сорок одна минута… и код от бомбы мы так и не знаем.

Подруги растерянно переглянулись. Индира нашлась первой и активировала браслет:

— Ди… Система, отмена вирусной тревоги! Объявляю общую эвакуацию! Открой все двери!

Раньше, чем она договорила, завыли сирены.

— Доложи об эвакуационных выходах! — скомандовала Ада. Перед ними развернулась карта. Скверно, выход всего один, и до него больше километра по запутанным коридорам…

— Загрузи путь к выходу на браслеты людей в учебном центре! — приказала системе Индира. — Всех, без исключения! Сообщи, что здание заминировано и надо немедленно покинуть его. А нам с тобой, Ада, придется вытащить Виктора…

Вдвоем девушки кое-как подняли тело ученого и потащили к дверям, а потом по коридору.

— Однако, твой парень горазд покушать… — бурчала Ада, пыхтя от напряжения. — Я бы на твоем месте посадила его на диету.

— Вечно твои шуточки! — напряженно бросила Индира. — Система, отчет о ходе эвакуации!

— На момент объявления эвакуации в здании находился тридцать один человек. Пятеро уже эвакуированы, шестеро двигаются к выходу. Группа из семнадцати человек остается в прежней локации...

— Какого корпа? — закричала Ада. — Ты не разблокировала им дверь?!

— Все двери открыты. Информация на браслеты загружена.

— Тогда в чем дело?!

Система не ответила.

— Это тупой интерфейс, он таких вопросов не понимает… — догадалась Индира. — Система, изображение людей, отказывающихся от эвакуации!

Они положили Виктора на пол и всмотрелись в голоэкран. Ту часть, где было распростертое среди вирт-капсул тело Саймона, Ада нетерпеливо смахнула. На другом экране… пищеблок участниц учебной программы! И все они там — кто сидит на полу, обхватив колени руками, кто оживленно спорит, кто просто застыл у стены. По центру — Рия, она что-то объясняет остальным, и многие ее слушают.

Ада нашлась первая:

— Система, покажи таймер бомбы! Транслируй его непрерывно нам на браслеты!

На таймере оставалось тридцать две минуты.

— Почему они не хотят уходить? — растерянно спросила Ада. — Вон, видно же, дверь открыта!

— Наверно, ничему уже не верят. Сначала им объявили про вирус, потом про бомбу… И никто ничего не объяснил. Нельзя так с людьми! Может, думают, это все какая-то хитрость или чья-то злая шутка, чтобы выкинуть их из программы. Они стольким пожертвовали, чтобы попасть в этот учебный центр, как им теперь просто взять и покинуть его?

Ада вспомнила, как кандидаток в материнскую программу выталкивали за дверь с надписью «Выход». Странно, эти девушки все еще верят в Марс…

— Мы не оставим их здесь! — воскликнула Индира. — Вытащим Виктора, и я за ними вернусь, уговорю их!

— Да не сходи ты с ума, ради Че… Я сама дотащу твоего Виктора. Ладно, не такой уж он толстый. Беги к девчонкам!

Индира коротко обняла подругу и бросилась в сторону пищеблока. Ада, поминутно поминая корпа, ухватила ученого под мышки и потащила к выходу. Запоздало подумала, что надо было зайти в медотсек, там должно быть что-то для транспортировки тел, но решила, что проще уже обойтись так. Пять минут и двести метров спустя выбилась из сил и поняла, что напрасно не сбегала до медотсека, но теперь-то точно уже было поздно.

Как там Индира и девочки?

— Система, трансляция из пищеблока! Только звук!

Из браслета донесся взволнованный голос Индиры:

— Мы всегда знали, что нельзя верить корпам! Но нам слишком уж хотелось верить в Марс.

— А с чего мы вдруг должны верить тебе, лаборантка? — Рия.

— Я переступлю порог центра первая! Тогда поверите, что Марса больше нет, и только так можно спастись? Пойдете со мной?

Невнятный гул и снова звонкий голос Индиры:

— Мы ведь должны держаться друг друга, балласт и биомусор! Иначе корпы победят навсегда! На кого нам рассчитывать, кроме себя?

Шум, выкрики, споры… Хорошо, что Ада не там, она бы этой Рие попросту врезала! Тело Виктора становилось тяжелее с каждым десятком шагов. Убедительно напомнили о себе ушибы, полученные сперва в черном вирте, а потом в драке с бывшим возлюбленным. На таймере осталась двадцать одна минута, когда гул девичьих голосов донесся одновременно и из браслета, и из коридора.

— Сюда! Помогите мне! — закричала Ада, позабыв про гордость. Подбежавшая первой Рия хмыкнула, увидел тело несостоявшегося начальника, но все же подхватила его под ноги, а потом и другие девочки помогли. Индира подошла последней, она была бледна и едва держалась на ногах. Маркс, как давно они ели или спали? Только бы добраться до выхода!

Индира перешагнула порог первая и повернулась к толпящимся внутри девочкам.

— Видите? Я вас не обманываю! Для нас теперь найдется дело и на Земле. Смотрите, здесь дождь идет…

Рия решительно шагнула в дверь, за ней и другие, подхватив Виктора. Горстка служащих центра уже толпилась снаружи. Пятнадцать минут на таймере, а надо еще отойти от здания, чтобы не накрыло обломками… Ада, спотыкаясь, вышла под холодный дождь, без сил привалилась к стене и приказала:

— Система, доложи статус эвакуации!

— В здании остался один человек, — ответил механической голос.

— Кто? — Ада похолодела. — Покажи!

На голоэкране появился до боли знакомый отсек с вирт-капсулами и неподвижное тело Саймона. Ада выдохнула с облегчением. Ну конечно же… Значит, все, кого стоило спасти, спасены. А Саймон… так ему и надо, он сам заложил эту бомбу, он вообще намеревался три десятка человек убить ради своих паршивых денег. Уж Саймон-то без всяких колебаний оставил бы в обреченном здании кого угодно!

Но ведь… Ада — не Саймон.

Или… «Мы с тобой одной крови, Ада…»

Что она говорила Последнему берегу? «Каждый человек ценен уже потому, что он — человек». Она имела в виду, что балласт заслуживает жизни не меньше, чем корп-офицеры, но ведь и в обратную сторону это тоже должно работать!

Если она оставит Саймона, то так позволит ему победить. А если вытащит этого гаденыша, тогда-то он и поймет, кто из них — биомусор!

Тринадцать минут на таймере.

Индира как раз стоит к двери спиной, что-то говорит служащим центра. Ада резко повернулась и побежала назад, знакомыми коридорами, ведущими к отсеку с вирт-капсулами. Сперва дыхание сбилось, но Ада заставила себя дышать глубоко и ровно, как в продвинутом режиме на беговой дорожке.

Отсек с вирт-капсулами. Десять минут. Саймон лежит так же, как она его бросила. Светлые волосы выпачканы в крови — знатно они друг друга отмутузили! Ада уже привычным жестом подхватила мужчину под мышки и потащила к дверям. Че, да что она за девушка такая, это же мужчины должны носить девушек на руках, почему у нее вечно все не по-людски!

На середине пути опять вспомнила про медотсек — и опять поздно! Саймон выглядел таким изящным, а весил-то не меньше коренастого Виктора. Похоже, даже и побольше. С каждым шагом все больше.

Шесть минут на таймере. Здесь они расстались с Индирой в тот раз.

Руки и ноги стали как не свои. Поясницу простреливало болью при каждом движении. От мерцания аварийных ламп рябило в глазах.

Три минуты. Отсюда девчонки помогли ей с Виктором, кажется, дальше совсем легко… было легко в первый раз, ведь тогда тело тащила уже не она.

Саймон пошевелился, приоткрыл глаза, что-то промычал.

Дважды ушибленная за день правая нога перестала сгибаться.

Полторы минуты. Выход уже совсем близко! Если бросить Саймона, она успеет…

— Ада, — пробормотал Саймон. — Ада… не… не б-бойся, я…

Приложить бы говнюка башкой об косяк!

Тридцать секунд. Уже никак не успеть...

Десять секунд. Пинками втолкнула корпа в дверной проем, сама рухнула сверху — то ли пытаясь прикрыть, то ли от бессилия, сама не знала. Зажмурилась, вжалась в Саймона, спрятала лицо у него на груди.

Прости, Воробушек… Но ведь по-другому просто нельзя было.

Никого нельзя оставлять.

Таймер обнулился и замер.

Почему так… тихо?

Ада судорожно вдохнула.

Саймон открыл глаза и слабо улыбнулся:

— Любовь моя, право же, приятно чувствовать тебя всем телом. Но не могла бы ты все-таки с меня слезть? Дышать тяжело.

Не веря собственным ощущениям, Ада сползла на пол. Пошевелила рукой, ногой. Осмотрелась — вокруг тот же коридор, что и минуту назад. Она сама и Саймон — те же, что минуту назад.

— Вот же ты биомусор! — заорала Ада. — Наврал, выходит, про бомбу?

Саймон с усилием сел, привалившись к дверному проему.

— Девочка моя, мне всегда нравилась твоя эмоциональность. Но неужто ты сердишься, что я нас не убил? И вообще никого не собирался убивать? Теперь незачем, ведь все поменялось. Мне нужен был рычаг давления, а не разрушения и смерти. Поэтому я активировал таймер, а не саму бомбу. И да, бластер стоял в режиме парализатора по той же причине. Извини, если разочаровал.

— Ни в чем на тебя нельзя положиться, — обессиленно выдохнула Ада. — Ни в чем!

— Да уж, такова моя природа, — легко согласился Саймон. — Будешь навещать меня в тюрьме?

— Навещать?! Да если только чтобы в рожу твою корпову плюнуть!

— Не так уж плохо для начала. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Кто это сказал?

Саймон улыбнулся и сжал ее руку. Послышались шаги и взволнованные голоса — кто-то шел им на помощь.

— Да мне как-то плевать, кто это сказал…

Ада отняла руку. Саймон был теперь совсем не похож на того мужчину, которого она знала. Может, в освещении дело? Нет, свет обычный, аварийная сигнализация наконец выключилась. Несмотря на вся свою браваду, Саймон выглядел потерянным, от его изящной красоты ничего не осталось. Пласт-модифицированное лицо смотрелось как маска старого клоуна, смертельно уставшего паясничать.

— Знаешь, Ада, — тихо сказал Саймон. — Не думал я, что ты меня не оставишь. В моей жизни не было никого, кто меня не оставил бы.

Очередная манипуляция, или он в кои-то веки говорит искренне? А, какая разница…

— Ты, конечно, можешь меняться вместе с временами, — сказала Ада. — Это правильно. Теперь всё будет меняться. Но ты — уже без меня.

— Капитан, докладываю: все системы в норме, корабль к взлету готов!

Рия стояла навытяжку — счастливая, гордая. Даже с ее упорством и талантами не так просто оказалось выучиться на главного инженера космического корабля. Первого за пять лет корабля, который отправится на Марс.

— Вольно, инженер, — улыбнулась Ада. — Это же неофициальная встреча. Вернее сказать, прощание.

— А-а, ну раз так, я тогда… вернусь пока в рубку…

Особым тактом Рия не отличалась никогда, но сейчас догадалась, что надо дать друзьям побыть наедине. Индира и Виктор попрощались с ней. Обняться или пожать руку не позволил защитный барьер. После введения всеобщей вакцинации вирусная опасность сокращалась с каждым годом, и все же экипажу пришлось три месяца просидеть в карантине.

Один корабль вместо необходимых пятнадцати — все, что удалось снарядить в этом году, больше ресурсов Планетарный Совет пока не выделил. Но через год планировалось отправить уже пять. Сэкономленные на марсианской программе средства пошли на здравоохранение, образование и создание сотен тысяч рабочих мест по всему миру. Но это не означало, что человечество собиралось бросить марсиан в беде. Хотя связи с колонией теперь не было, Виктор, используя присланные Полом отчеты и списки, рассчитал, что необходимо отправить туда в первую очередь.

— Забавно, — сказала Ада, когда они остались втроем. — Из нас троих только я никогда не мечтала о Марсе, и все же именно я туда отправляюсь.

— Ну, вот кто действительно человек фронтира, — ответила Индира. — На Земле-то больше не с кем воевать.

Ада улыбнулась — одной стороной рта. Левую половину лица рассекал шрам, полученный два года назад в битве с последними дронами «Глобал Сейф». Большая часть вооружения корпораций управлялась через Сеть и после активации «Последнего берега» оказалась бесполезна, но остались еще автономные военные комплексы. Часть из них удалось нейтрализовать сразу — не все корп-генералы держались за власть, многие давно уже толком не знали, что с ней делать. Но были и те, кто до последнего сражался за тот уклад жизни, который они видели правильным и естественным. Они так привыкли, что наследственное меньшинство управляет бесправным большинством, что любые другие варианты казались им адом на Земле, которого они не могли принять.

Сколько Индира ни уговаривала подругу пройти пласт-модификацию и избавиться от шрама, та отказывалась — говорила, незачем тратить медицинские ресурсы на то, что не влияет на ее здоровье и способность действовать. Индира подозревала, что Ада попросту гордится памятью о последней в человеческой истории войне. Поклонников шрам не отпугивал, напротив, их становилось все больше. Но Аду романтика не интересовала — только приключения и борьба заставляли биться чаще ее беспокойное сердце.

— Я двое суток наблюдал за погрузкой, — сказал Виктор, и Индира отметила, что от усталости он едва держится на ногах. — Маркс, надеюсь, мы ничего не упустили…

Индира обняла мужа за плечи:

— Разумеется, нет, дорогой. Я проверила: все собрано по твоему списку, до последней крепежной детали.

По их расчетам, груза трех кораблей должно было хватить колонистам, чтобы достроить наконец третий жилой купол и возобновить добычу полезных ископаемых по ключевым направлениям. Корабли везли материалы и технику, и никаких больше участниц материнской программы — кроме Ады и Рии, конечно, которые за пять лет успели реализоваться в сферах, весьма далеких от материнства.

— Как сегодня Диана? — спросила Ада.

Индира положила руку на живот:

— Толкается… Не терпится ей посмотреть мир. Вот, уговариваю подождать, всего-то четыре недели осталось.

— Жаль, что я так и не увижу маленькую хулиганку! — воскликнула Ада. — Ну ничего, родится, подрастет и сама прилетит к нам. А сейчас наши там на Марсе уже небось думают, что мы их бросили.

Индира вслушивалась в беспокойные движения ребенка внутри нее. О материнстве она мечтала всю жизнь, хотя подлинный его смысл поняла только после того, как встретила Виктора. Не ее дитя — их дитя, самое естественное продолжение любви, какое только возможно. И всё же к радости примешивалась тревога. За пять лет Земля так и не стала тем местом, куда Индира хотела бы привести нежное беспомощное создание.

В первые годы у них не раз опускались руки. Кое в чем Саймон был прав: эпидемии, нищета, загрязнение — все это после краха корпораций никуда не делось, напротив, некоторые проблемы только усугубились. Но главное — многие люди оказались не готовы принимать на себя ответственность за свою жизнь и за будущее планеты, предпочли так и прозябать на базовом пайке, убегая от реальности в вирт или в синт, как привыкли. Другие рвались к власти, не умея или не желая распорядиться ею к общему благу. Не сразу и даже до сих пор не везде удалось установить такую систему выборного управления, которая действовала в интересах людей и планеты.

Самым сложным была поэтапная отмена базовых пайков для тех, кому трижды предлагали работу, соответствующую здоровью и квалификации. Особенно тяжело процесс шел в Европейском конгломерате, где одновременно ограничивали безлимитный доступ к вирт-капсулам. Тысячи людей так и не смогли отказаться от привычного образа жизни и тихо угасли. Были и бунты. И все же большинство, пусть и не сразу, приняло необходимость отвечать за свою жизнь и зарабатывать на нее. Освобожденные средства направлялись на излечение больных, так что даже А-вирусы перестали быть смертным приговором — зараженные получали терапию и годы продуктивной жизни. Помочь удалось многим, хотя и не всем.

Но главное за эти пять лет все же было достигнуто. Корпорации ставили целью одну лишь прибыль, и когда «Последний берег» отстранил их от управления, отягощающие планету проблемы из цивилизационного тупика превратились в поле для работы. Искусственные интеллекты, подобные Диане, каждый год обучали сотни тысяч инженеров, медиков, вирусологов, экологов, агрономов — и каждый из них боролся за будущее Земли на своем участке.

К изумлению Индиры, в число востребованных профессий вошла юриспруденция. Чтобы двигаться дальше, следовало разобраться, кто и почему завел планету в тупик и какую ответственность должны понести виновные. Хотя «Последний берег» предоставил все материалы, судьбу людей могли решить только люди. Несколько лет шло выявление тех, кто лично сворачивал массовые медицинские программы, прекращал разработки в пищевой промышленности и превратил колонизацию Марса в, по существу, торговлю людьми. Те, чья вина была доказана, получили тюремные сроки. Корп-майор Саймон Хэнсон попал в их число. Прочим корп-офицерам была предложена работа по специальности, но занимать руководящие должности им запрещалось пожизненно.

Жили все по-прежнему в бедности, работали на износ, но первые изменения к лучшему уже произошли. Год назад к рациону работающих и студентов удалось добавить натуральные продукты растительного происхождения, зерновые, сою и рис – пока понемногу, но это только начало. Расширение обязательной программы вакцинации снижало смертность от вирусов с каждым годом. Лицензии на деторождение были отменены, педиатрия стала приоритетным направлением развития, и все больше врожденных болезней удавалось исцелить.

Индира предпочла бы привести ребенка на более благоустроенную и безопасную планету. Тем важнее, чтобы работа приносила плоды, пусть даже в любом случае изрядная ее доля ляжет на плечи следующих поколений. Что же, значит, надо создать для них все будущее, какое только возможно.

— Я так и не смог рассчитать, хватит ли места в кораблях для всех, кто захочет вернуться… — пробормотал Виктор.

— Если не в этих, то в следующих хватит обязательно, — Индира обняла его еще крепче.

— А может, наоборот, никто не захочет домой, рассмеялась Ада. — Узнают, что Земля не бросила свою колонию, и останутся, чтобы развивать ее. Ведь Марс не перестал быть великой мечтой оттого, что корпы попытались превратить его в средство извлечения быстрой прибыли.

— Колонисты могли одичать, — нахмурилась Индира. — Представляешь, сколько там сейчас подростков, которые знают только то, что рождены ради прибыли людей на далекой планете? Теснота, нехватка ресурсов, полное отсутствие перспектив... Не знаю, с чем вы столкнетесь там. Прошу тебя, будь предельно осторожна.

— Естественно! — рассмеялась Ада. — Я буду очень осторожна и все им объясню. Во что бы они там ни превратились, это не их вина. Надеюсь, когда Диана подрастет и выучится, колонии будут по всей Солнечной системе, так что она сможет выбрать планету на свой вкус!

Ада всегда была мечтательницей. Че, как же Индире будет ее не хватать!

— Спустись с небес на Землю! Ты пока еще здесь, — Индира строго покачала головой, но не выдержала и улыбнулась. — До этого корпова прорва работы! Кое-что уже сделано, но так много еще впереди... Ада, расскажи им там, на Марсе, что работы теперь хватит на всех, везде. Главное — ни на одной планете мы никого не оставим без помощи.

— Мы никого не оставим, — повторил Виктор. — Знаете, что любопытно? Эти женщины с плакатами «Не оставляйте нас»... Их видели тысячи человек в разных уголках планеты. Но теперь, когда все движения антикорпоративного сопротивления вышли на свет, никого вроде «дамы против колонизации Марса» я среди них не нашел.

— Тогда что? — спросила Ада. — Кто же это был?

— Да вот… — Виктор неловко пожал плечами. — Никаких зацепок. Впору верить, что сама Земля обратилась к своим детям…

— Кто бы ни пытался донести до нас эти слова, — сказала Индира, — важно, что в конечном итоге они были услышаны.