Виктория

Я никогда не буду больше столько пить. Вообще не буду. В жизни своей нет! Потому что алкоголь — это зло! Но как же можно отказаться, если шеф заставил пить с ним? Да еще и по такому поводу, как его день рождения и круглая дата: пятьдесят пять лет. Кто сказал, что не круглая? Если мой шеф Кинг Конгыч так решил, значит, так и есть. И никто не решится ему возразить. Он ведь не просто какой-то там управленец, а олигарх. Хозяин самого дорогого и люксового в Москве отеля, у которого я работаю почти управляющей. Почти, потому что прежний генеральный менеджер как раз сегодня ушел на заслуженный отдых, и я вот-вот жду назначения на должность.

Тут не только выпьешь, а еще и вприсядку пойдешь. И станешь ракообразным, и будешь прыгать боком, если босс прикажет. А я столько лет убила на карьеру! Мне двадцать семь лет. Мужа и детей нет. А когда? Если с утра до вечера я решаю проблемы гостей отеля? Ну вот сейчас и займусь личной жизнью, когда есть хорошая зарплата и статус. Виктория Алексеевна Романова, генеральный менеджер отеля, его лицо — это звучит гордо!

Главное сейчас: дойти до постели и по дороге не разбить лицо отеля об его же стены. Выхожу из лифта, снимаю туфли. На этаже полулюксов в эти часы никого нет. Здесь живут пчелки-управленцы среднего звена, или не очень богатые бизнесмены, которые приезжают в Москву по делам. Ложатся рано и встают тоже. Им не до гулянок. Вставляю ключ-карту в замок свободного номера. А теперь здравствуй, постелька, родная моя! Все, больше управлять телом не нужно. Вздыхаю от счастья и падаю на кровать.

В тот же миг меня подбрасывает вверх и мужской голос ревет:

— Какого черта?

Что это еще за ерунда? Гость из этого номера выехал утром. Я точно знаю. Проверяла же!

— Вы кто такой вообще? — свистящим шепотом ору в ответ.

Стены в отеле тонкие. Можно и гостей перебудить. Поэтому умение кричать шепотом — это один из важных навыков управления.

— А вы? — не сдается он.

— Что за хамская манера отвечать вопросом на вопрос? Я — управляющая этого отеля, поэтому вопросы здесь задаю я.

— Фантазерка! Чтобы не сказать хуже. Здесь управляющий — мужчина. Я с ним знаком.

— Он уволился. И теперь… — ловлю себя на том, что оправдываюсь.

Да с какой радости? Вот наглец! Самовольно занял номер, да еще и меня прессует. Нахальство — второе счастье.

— Где вы вообще ключ взяли? — спрашиваю строгим тоном.

— Мне его дал Александр Александрович, владелец отеля.

— Вранье! Если бы вы были его гостем, он бы меня поставил в известность. Он всегда так делает!

— Вы о себе слишком много вообразили. Кто вы такая, чтобы владелец этого отеля перед вами отчитывался? Захотел дать ключ, чтобы я отдохнул, и дал.

— Слушайте, вы, я сейчас охрану позову! Немедленно уходите отсюда!

Хочу встать с кровати, чтобы зажечь свет и рассмотреть наглеца. Потому что номер освещен лишь неоновой рекламой снаружи. И все, что я вижу — это силуэт незнакомца, который сидит в кровати, прикрыв ноги одеялом.

И в этот момент снаружи доносится игривый голос:

— Мааарк! Ты здесь, мой сладкий?

Незнакомец одним прыжком взлетает с постели. Сгребает меня в охапку, бросается на пол, закатывается под кровать и тащит меня за собой. Причем все это происходит в считанные секунды. И я даже не успеваю приоткрыть рот. Его ладонь накрывает мои губы. А его горячее дыхание обжигает мое ухо. Он едва слышно шепчет:

— Умоляю вас, тише! Только не кричите! Это моя невеста. Она страшно ревнивая! Прошу вас: полежите тихо пару минут.

— Мммммм… — пытаюсь возразить, но крепкая мужская рука еще сильнее припечатывает мои губы.

А его тело прижимается ко мне, лишая возможности для маневра. Ага! Так я тебя и послушалась! Начинаю елозить, пытаясь высвободиться, и вдруг чувствую, что в меня упирается нечто очень внушительное. В американских фильмах оно обычно обозначается как: "Вау! Ты фермер? У тебя в кармане кабачок?"

Я даже как-то растерялась. И в голову полезли очень художественные, но дурацкие сравнения. Например, с кардиограммой, где посреди прямых линий вдруг возвышается пик. Или с географической картой, на которой посреди бескрайней равнины гордо возвышается башня маяка. Или скалистый пик. Большой и острый.

Пока я размышляла над красивыми сравнениям, мое тело действовало. И я обнаружила, что оно тихо прижимается к "маяку", совершенно нагло предавая мою годами наработанную неприступность.

— Назад, скотина! — мысленно приказываю телу, сжимая зубы.

— У тебя сколько секса не было? — нахальным тоном отзывается тушка.

— Но это же не повод бросаться в омут с головой! — возмущаюсь я. — Вернее, карабкаться на маяк. То есть, предавать мои принципы!

— Да заткнись уже и получай удовольствие, — ворчит тушка, совершенно бесстыдно подбираясь прямо к "маяку".

— Стоп! — дыхание сперло не то от возмущения, не то от чего-то еще.

Я раньше считала, что предающее тело — это такой штамп из женских романов. И в жизни его не существует. И вот те на! Мое собственное тело записалось в ряды предателей. Неужели я скрытая "прости господи"?

— Мааарк! — противный голос звучит ближе.

На пороге появляются ноги в алых туфлях от Джимми Чу. Где-то я уже эти куриные лапки видела! И голос этот слышала. Причем здесь, в отеле. Ноги замирают на пороге. Если сейчас хотя бы шепотом вскрикнуть, то она меня услышит и освободит. Пока этот "фермер" меня не придушил. Или мое предающее тело не совершило непоправимую ошибку. Нам с мозгом нужно поднапрячься, чтобы оторвать его от кабачков, маяков и прочих удлиненных символов.

Изо всех сил пытаюсь пискнуть. А для этого нужно вдохнуть немного кислорода. Наглец чувствует это. Недолго думая, он сгребает меня в объятия и впивается губами в мой рот, запечатывая его намертво.

— А я говорила! — ликует предающее тело, выключая мои мышцы, которые пытаются сопротивляться.

— Да черт с вами со всеми! — огрызается мозг, и, громко хлопнув дверью, скрывается в глубине моей бедной черепушки.

Я замираю в руках незнакомца. Мои губы плавятся от его поцелуя. Все тело охватывает ватная слабость. Глаза привыкают к темноте, и я, наконец, вижу его. Высокий, сильный, накачанный. Но не чрезмерно бугрящийся мышцами, а приятно сухопарый. Цвет глаз не рассмотреть, но скорее всего, они карие. Цвет волос тоже видно плохо, но, судя по отливу в свете неона, он светлый шатен. Подбородок волевой. Губы узкие и злые, но мягкие и горячие. Скулы высокие. Лицо худое, но щеки не впалые. Но главное: взгляд. Надменный такой. Сразу видно, что он эгоист и вообще себе на уме.

— Нуууу, опять он меня оставил одну, — капризно хныкает обладательница красных туфель.

Она разворачивается и уходит. Через минуту слышу, как ее каблуки дробно стучат по металлическому полу служебного лифта, который находится рядом с номером. Значит, она здесь все-таки работает, если у нее есть ключ от грузового лифта. Мягко шлепают закрывающиеся автоматические двери, и мы с наглецом остаемся одни.

Вместо того, чтобы отпустить меня, он еще крепче сжимает мое обмякшее тело в своих крепких объятиях, и… одним движением забирается на меня. От возмущения я буквально дышать перестаю. Зато моя тушка чувствует себя прекрасно, и даже двигается навстречу вместо того, чтобы яростно сопротивляться. Ну все! Терпение лопнуло!

— Можно, малышка? — шепчет наглец, подкладывая вторую руку мне под спину, и пытаясь нащупать застежку платья.

В этот момент моему мозгу удается, наконец, перехватить контроль над предающим все мои принципы телом.

— Нет! — яростно шепчу я, и изо всех сил пытаясь сбросить нахала, выгибаюсь дугой. — Не смей называть меня малышкой!

Он ударяется головой о дубовый остов кровати и взвывает от боли:

— Да что с тобой не так?

— Ты еще спрашиваешь? Отпусти меня, насильник! И убери от меня свою фермерскую продукцию!

— Что убрать?

Я чуть не выпаливаю про "кабачок", но вовремя прикусываю язык. Сравнение скорее похоже на комплимент, чем на оскорбление. Он еще больше воображать начнет. Или подумает, что мне понравилось, и я еще хочу.

— Ничего! — бурчу я. — Туловище убери и вообще держи его к себе поближе.

— Это я насильник? Ничего себе заявочка! — он выкатывается из-под кровати и встает. — Сама сюда пришла, взгромоздилась на меня и потом еще возмущается.

— Я хотела отлежаться в темноте и точно знала, что номер пустой.

Кстати, неплохо было бы рассмотреть получше, с кем я лежала под кроватью с такой нежностью и грацией. Как в песне:

Сколько было нежных слов,

Сколько было грации,

Когда мы лежали рядом у канализации.

Нащупываю кнопку ночника возле кровати и включаю свет. Внимательно рассматриваю нахала, который заправляет рубашку в брюки, с вызовом глядя на меня. Почти такой же, как и в полумраке. Только волосы темнее, чем я думала, и глаза не карие, а синие. Именно синие, а не голубые, и такие яркие! И лицо очень надменное. Взгляд такой презрительный! Типичный воображала и эгоист! Но меня таким не испугаешь. У нас здесь в отеле принцы и миллионеры с таким же взглядом штабелями лежат на каждом квадратном метре площади. Так что я ко всему привычная.

Платье соскальзывает с плеча. Все-таки наглецу удалось там, под кроватью, дотянуться до застежки. Это где он так насобачился, интересно? Дернув плечом, возвращаю платье на место и изгибаюсь, пытаясь дотянуться до "молнии", и застегнуть ее.

— Давай помогу, — он делает шаг ко мне.

— А что мы уже на ты?

— Извините. Я просто подумал, что то, что было между нами только что, автоматически подразумевает некоторую близость.

— Не знаю, что вы там себе вообразили, но для меня между нами ничего не было.

Вот чертова застежка! Никак до нее не дотянуться. Это потому, что он меня бесит. Дома я ее легко застегиваю. А здесь, под его взглядом, у меня пальцы дрожат.

— Это еще вопрос: кто больше вообразил? Что-то я не заметил яростного сопротивления с вашей стороны, — он заходит мне за спину и одним движением ловко застегивает "молнию". — Ну вот, все. Как сказал поэт Вишневский: "Приучен комсомолом и судьбой застегивать бюстгальтер за собой".

— Что? — от злости у меня аж дыхание сперло.

Резко поворачиваюсь лицом к нему и выдыхаю:

— Это я-то вообразила? Да вы, как шкаф меня придавили! Я чуть не задохнулась! Так что единственное, о чем я мечтала: это поскорее выбраться.

— Ну я же объяснил: моя невеста…

— Да плевать мне на вашу невесту! И на вас тоже!

— А можно не хамить? — его голубые глаза темнеют от гнева.

— Это я буду решать, что можно, а что нельзя!

"Молния" на платье вдруг снова расходится и платье соскальзывает с плеча.

— У вас там явно что-то с замком, — он снова оказывается у меня за спиной, застегивает "молнию", и вдруг проводит ладонью по моей спине и попе.

Ну это уже переходит все границы! Разворачиваюсь и влепляю ему пощечину.

— С ума сошла? — шипит он, схватившись за щеку.

— Руки убери!

— Я проверял: не расходится ли замок посередине. У тебя "молния" через полспины идет. Это не то, что ты подумала.

— Извращенец! Это как раз то!

— Истеричка ненормальная!

Он вдруг хватает меня за плечи и целует. Сердце падает вниз. С ужасом ощущаю, что мое тело требует продолжения банкета. Нечеловеческим усилием воли отталкиваю его и шиплю, как змея:

— Это больше никогда не повторится! Хватит! И вообще я сейчас закричу и позову на помощь

Изо всех сил толкаю его. Он врезается спиной в стену.

— Ты закричишь? Это я еще и насильник? — негодует он. — А кто на меня набросился?

Ну черта с два же я ему расскажу про предающее тело!

— Ты сама на меня набросилась, малышка. Если бы ты не хотела… знаешь, как говорят: сучка не захочет…

— Хам! — с размаху влепляю ему вторую пощечину.

Он хватает меня за запястье и рычит:

— Хватит меня лупить! Ни одна женщина никогда еще не поднимала на меня руку! Истеричка озабоченная!

— Значит, я буду первая! Насильник!

— Извращенка!

— Сволочь!

— Дура! — он вдруг прижимает меня к себе так сильно, что мои ребра чуть ли не хрустят, и впивается губами в мои губы.

— Пошел вон, наглец! — отталкиваю его и бегу к двери. — А сейчас тоже я на тебя набросилась, да?

— А сейчас ты меня спровоцировала! Нечего возле меня задом крутить!

— Да кому ты нужен? Было бы перед кем!

— Господи, и как я мог с такой, как ты? В тебе же женской мягкости ни на грамм. Хамка психованная! Вот тебя жизнь разбросала: отдельно ум, отдельно красота.

— А ты озабоченное животное и сволочь! Прижал меня, облапал, еще и оскорбляет теперь! Вот мужики пошли! Плюнуть не в кого! — вылетаю в коридор.

Добегаю до лифта и нажимаю на кнопку. Он бежит за мной. Дверь открывается. Забегаю в лифт, нажимаю на кнопку первого этажа, но этот наглец ставит ногу между створками двери.

— Подожди…те! Я извиниться хочу. Как-то некрасиво получилось. Вы правы. Давайте познакомимся хотя бы, что ли? А то глупая ситуация. Меня зовут Марк. А вас?

— Не собираюсь я с вами знакомиться! Уберите ногу! Мне нужно в холл.

— Слушай, ну извини меня! — виновато произносит он. — Я, правда, себе такого никогда не позволяю! Не понимаю, что на меня нашло. Наверное, слишком много выпил. И вообще я почти женат. У меня невеста. Прости, малышка!

— Не называй меня малышкой! Хам!

— Да что же вы такая колючая? Я же извинился! Неужели вы вот так уйдете после того, что мы с вами, практически, побывали в постели?

— Постель не повод для знакомства! — злорадно шепчу я и толкаю его в грудь обеими руками.

Он отлетает в коридор. Двери, наконец, захлопываются, и лифт медленно скользит вниз.

— Истеричка! — доносится мне вслед.

— Хам, наглец и насильник! — выкрикиваю в ответ.

Ну нет! Марк знал по горькому опыту: если он сейчас позволит ей уйти, то следующие две недели будут ужасными. Кристина надуется, перестанет с ним разговаривать, начнет мстить по мелочам. А ему это сейчас совсем ни к чему, когда в жизни и в карьере назревают такие решительные перемены. Нужно идти на решительный штурм. Кавалерия, вперед! Марк схватил Кристину и швырнул на кровать. Она взвизгнула от неожиданности. Марк бросился на нее, осыпая поцелуями и шепча разные милые глупости.

Кристина почти сдалась. Но внезапно настороженно принюхалась. Ее ноздри затрепетали, как у мыши, что учуяла сыр.

— Марк, а почему здесь пахнет духами? — спросила она. — Это "Эйфория" Кэвина Кляйна.

— Ну а чем еще должно пахнуть в номере дорогого отеля? — Марк зубами расстегнул ее лифчик, целуя гладкую загорелую спину.

— Точно не "Эйфорией", потому что это духи для самого слабого звена среднего класса, которому не по карману такой номер. Масс-маркет, то есть для массового потребления, — она презрительно скривилась. — А в полулюксе должно пахнуть брендовым парфюмом. Пусть не самыми крутым, но брендовым. Если речь идет о гостье, которая сняла номер. А горничные на Кэвина Кляйна вряд ли потратятся. Значит, напрашивается вывод: здесь с тобой была женщина. Не гостья отеля, но и не горничная. Кто она, Марк? — глаза Кристины сузились, а ноздри затрепетали.

Марк молча распластал Кристину по кровати, поцеловал сзади в шею, зарылся лицом в светлые волосы и попытался заставить ее замолчать старым проверенным дедовским способом. Но вдруг почувствовал, что оружие дало осечку. То ли из-за выпивки, то ли из-за устроенной Кристиной сцены. Он перевернулся на спину и устало прикрыл глаза. Нет, сегодня не получится. Нечего и пытаться. Прошла любовь, завяли помидоры. Вернее, бутоны. Тьфу! Совсем она его замучила своим французским жеманничаньем. Он уже и думает не как нормальный мужик, а как девочка: мотыльки, лепестки.

— Вот! — ликующе завопила Кристина, — первое доказательство твоей измены!

— Если будешь так мозг выносить, то будет и второе, и третье, и сто двадцать пятое, — Марк вскочил на ноги, застегнул брюки, выключил свет и снова бросился на кровать. — Так, Крис, поезжай домой одна. Я здесь останусь. Все равно времени на сон почти не осталось. Так хоть немного покемарю.

— Я одна не поеду, — обиженно протянула Кристина.

— Значит, оставайся в отеле ночевать. Только не со мной. Сними себе номер. Я хочу отдохнуть. Иди вниз к портье и спроси: есть ли свободные номера?

— А я хочу с тобой, — в ее голосе зазвучали нотки мольбы.

Она, елозя коленками по скользкому шелку покрывала, подползла к Марку, который вытянулся посередине кровати, и прижалась к нему.

— Нет, — отрезал он. — Мы закончили этот разговор.

— Я так люблю, когда ты такой строгий! — замурлыкала Кристина, целуя его в шею. — Это так заводит!

— Я сказал: хватит! — Марк одной рукой отодвинул ее от себя.

Но Кристина не сдалась. Она провела языком по его губам, шепча:

— Как мне нравится, когда ты вот так сжимаешь губы! Они такие узкие и злые! Ты мой мужественный эгоист! Да, не уступай мне! Не сдавайся!

Марк едва не рассмеялся. Это не девушка, а театр одного актера! За это он ее и любил. За богатую драматургию и резкие переходы от нападок на него к кошачьей покорности. Если переселение душ все-таки существует, то Кристина в прошлой жизни точно была кошкой. То ластится, то царапает. И устоять невозможно!

Марк резко вскочил и подмял Кристину под себя. Неоновая реклама снаружи погасла. В номере стало абсолютно темно. И вдруг Марку показалось, что вместо Кристины на него снизу вверх смотрит та истеричка, которую он затащил под кровать, даже не зная ее имени.

Марк моргнул, отгоняя наваждение. Но это не помогло. Более того, его тело тоже вспомнило эту ненормальную под кроватью, и мужская сила вернулась. Да так, что Кристина даже взвизгнула от радости. Марк, воспользовавшись ситуацией, немедленно приступил к делу. Но глаза пришлось закрыть. Потому что собственная фантазия сильно пугала его. Даже в темноте он ясно видел лицо той незнакомки вместо своей невесты.

Марк разозлился. Да что же такое-то? Эта истеричка не выходит у него из головы. Нет, пить — это плохо. Нужно срочно прекращать, а то потом разные ведьмы мерещатся.

Иду к выходу из кабинета шефа и сталкиваюсь с Марком, который стоит у двери, озабоченно листая что-то в телефоне. Пытаюсь проскользнуть мимо и ненароком бросаю взгляд на экран его телефона. А там заставка с приветствием: "Здравствуйте, барин! Чего изволите?"

Что? Барин? Да он на всю голову больной! Невольно замираю на месте в растерянности, а Марк, не глядя на дверь, внезапно делает шаг, и толкает меня. Я с размаху лечу прямо на дверной косяк и даже не успеваю испугаться. Потому что между мной и косяком оказывается Артем. Утыкаюсь лицом в его широкую грудь, в тонкую шелковую белую футболку под молочного оттенка пиджаком. Меня окутывает запах очень дорогого одеколона. А губы припечатываются к упругим мышцам груди.

Артем то ли машинально, то ли пользуясь случаем, обнимает меня, прижимая к себе.

— Вот нам везет второй день подряд! — оживляется моя тушка. — Жизнь налаживается!

— Может, ты хотя бы попытаешься выскользнуть из его объятий! — недовольно бурчит мозг.

— Да мы уже почти. Все равно там не так интересно, как у старшего брата. Скажем интеллигентно: это не тот урожай! Хотя грудь мне понравилась. Уютненько мы там полежали, — тело включает, наконец, мышцы.

— Пошлячка, — ворчит мозг.

— Не пошлячка, а юная натуралистка и знатный овощевод. Можно сказать: ученица Мичурина. Он вон пытался арбузы на березе вырастить. А я хочу женское счастье вырастить на безрыбье, в условиях современной жизни, когда мужика нормального с микроскопом не найдешь. Вот это, доложу я вам, селекция!

Бормоча благодарности, отстраняюсь от спасителя.

— Извините меня, Вика. Вы в порядке? — Марк бросается ко мне.

— Естественно, она в порядке, — улыбается Артем. — Ведь у нее есть я!

— Извините, я, кажется, запачкала вам футболку помадой, — смущенно шепчу я.

— Ты смотри, а они уже спелись. Прямо с утра в диафрагму целуются, — довольно потирает руки Кинг Конгыч.

— Не запачкали, а повесили на грудь медаль, — смеется Артем. — Я теперь посвящен в рыцари Ордена Виктории! — он гордо распахивает пиджак, демонстрируя окружающим отпечаток моей розовой помады, который красуется прямо в центре его груди. — День начался замечательно! Может, кофе выпьем? Спасителю полагаются плюшки?

— Обязательно. Только чуть позже. У меня неотложные дела, — быстро выбегаю в коридор и спешу к лифту. — Отблагодарю через пару часов.

— Буду ждать вас в баре ресторана и надеяться на лучшее. В конце концов, награда просто обязана найти своего героя, — кричит вдогонку Артем.

Нужно будет выпить с ним кофе. Если бы не Артем, я бы нос сломала, как минимум, из-за этого бегемота Марка. Едва успеваю нажать кнопку вызова лифта, как меня догоняет Марк. Легок на помине!

— Вика, вы не ушиблись? Извините меня! Я не хотел. Правда. Не подумайте, что это специально! Просто не вписался в поворот, — шепчет Марк, наклоняясь ко мне.

Мимо нас проходит горничная, толкая перед собой тележку с моющими средствами. Увидев Марка, она замедляет шаг, наклоняется, оттопырив попу в узком черном платьице, и принимается озабоченно рыться в тележке, при этом внимательно прислушиваясь к нашему разговору. Странно, что она одна. У нас в отеле слухи расходятся быстрее, чем в интернете. Так что здесь уже должны были собраться, как минимум, пять-шесть горничных, развесив уши и изображая активную трудовую деятельность.

— А я уже обратила внимание, что вы в них никогда не вписываетесь, — раздраженно отвечаю я едва слышным шепотом. — У вас вообще с меткостью большие проблемы. Думала, что это только с кроватями беда, а теперь поняла, что и с дверьми не лучше.

Он заливается краской и парирует:

— Да вы тоже, знаете ли, не образец грации!

— Что? Это вы меня сейчас коровой назвали?

— Я не то имел в виду! Что вы все время придираетесь к словам?

— Я придираюсь? Вы меня ночью чуть не задушили, а только что чуть лицо не разбили!

— Я же извинился!

— Это вас не оправдывает! Под ноги нужно смотреть, а не в телефонах шариться! Чем это вы, интересно, так там увлеклись? Наверное, искали кого бы затащить под кровать, пока невеста не видит?

— А вам какая разница, что я искал? Вы уже пытаетесь меня контролировать?

— Очень нужно! Да я бы и не посмотрела на вас, если бы шеф не велел нам вместе работать. Интересно, а ваш отец знает, что вы насильник?

— Что вы бред несете? Я вас не насиловал!

— Еще чего не хватало! Вы могли только мечтать! Извращенец!

— Истеричка!

— Подкроватный маньяк!

— Стерва бешеная!

— Идите вы к… инвестору! — влетаю в лифт и быстро нажимаю на кнопку, пока Марк стоит весь красный и пытается придумать, как бы мне ответить.

Последнее, что вижу: это вытянувшееся от изумления лицо горничной.

Вот черт! Совсем забыла, что она здесь. Ну все. Сама же дала жирную причину для слухов. Теперь начнется. Что-то я второй день сама не своя. Никогда себе не позволяю такой несдержанности. А тут прямо как подменили. Нужно немедленно успокоиться. Возьми себя в руки, Вика. Работа — вот что сейчас главное. Речь идет о твоем благополучии. Неужели ты отдашь этому избалованному эгоисту свой отель? Да черта с два! Я его отсюда выживу и вытолкну. Отель будет мой! И должность главного менеджера, и доля от доходов. В конце концов, это все, что у меня есть. А вдвоём с Марком мы здесь не поместимся. Правда, есть еще Артем. Но, судя по всему, его вообще бизнес не волнует. Интересно только: что он здесь делает тогда? Ладно, не все сразу. И это выясним. А пока нужно навести справки об инвесторе.

Набираю в поиске браузера на телефоне: Эйтан Шор. Внимательно читаю ворох публикаций. Боже, храни интернет и сайты сплетен! Это же неиссякаемый кладезь информации. Разведки всего мира просто нервно курят в углу. Инвестору пятьдесят лет. Он — известный израильский бизнесмен и очень верующий. В кипе на голове. Родился в Москве, но его в возрасте года привезли в Израиль. Видимо, там на Святой Земле у него крышу и снесло. Мало того, что он крайне религиозный и властный, так еще и дикий поборник морали, оказывается. Разведен. Один растит троих детей. Жена изменила ему, он ее вычеркнул из своей жизни и стал женоненавистником. Ну прекрасно! Схватка за отель только началась, а я уже потеряла несколько баллов. Легко догадаться, что инвестор предпочтёт управляющего-мужика. И почему все богачи всегда с прибабахами? Или удача любит только психов? Вот таких, как Марк, например?

У этого подкроватного маньяка на лице написано, что он неадекват. Властный, эгоистичный, помешанный на контроле. Брутальный, сексуальный фермер с кабачком… стоп! Выбрось его из головы, Вика! Он там со вчерашнего дня поселился. Поэтому проведи-ка генеральную уборку мозга!

— Мне на тебя наплевать, наплевать, наплевать! — шепчу я, одновременно набирая текст эсэмески для всего старшего менеджмента с просьбой немедленно прибыть в мой кабинет.

Отправляю сообщение и спешу к себе.

Видимо, грозовые вибрации и напряжение витают в воздухе, потому что все прибывают на планерку без опозданий. Чего не случалось вообще никогда. Даже главный инженер гостиницы Леня Шивенберг по кличке Шива сидит на своем месте за длинным столом для совещаний, придвинутым впритык к моему письменному столу, и с мрачным лицом потягивает минералку.

Прозвище Шива Леня присвоил себе сам, не просто сократив непроизносимую фамилию до удобного варианта, но рассказывая всем, что он — многорукий бог Шива. Руки у него, действительно, золотые. И голова светлая. Но пьет он по-черному. Вообще по специальности Леня — физик. В 90-х даже успел после физического факультета МГУ поработать в каком-то НИИ. Но быстро понял, что на зарплату ученого в 90-е не протянешь. Поэтому ушел к бандюкам и там познакомился с нашим шефом Кинг Конгычем. Сначала Леня чинил тачки браткам в гараже. Потом помогал Сан Санычу строить отель. Поэтому шеф, в очередной раз впадая в депрессию, первым делом зовет Леню к себе на "совещание", которое проходит при закрытых дверях. Но зато с селедкой на газете, картошкой в мундирах, которую по такому случаю варит Гаспар, тихонько проклиная варварскую кухню, и под громкие песни 90-х. У нас все, без исключения, работники отеля знают, что если в кабинете шефа гремит на весь этаж песня группы "Кар-мэн" "В Багдаде все спокойно", любимый хит всех братков 90-х, то входить к Кинг Конгычу нельзя ни при каких обстоятельствах. Лучше сразу спрыгнуть с крыши. Это будет быстрая и безболезненная смерть в отличие от долгой и мучительной казни в кабинете Сан Саныча под завывания:

В Багдаде все спокойно,

В Багдаде все спокойно,

И только недоволен судьбою падишах.

Хотя некоторые старожилы отеля утверждают, что Багдад — это еще цветочки. А вот что по-настоящему страшно, так это "Дым сигарет с ментолом" группы "Нэнси" — лырыческая страдательная песнь реальных пацанов в спортивках "Адидас" и золотых велосипедных цепях на шее, которую они слушали между захватом киосков и отжимом заводов в 1992 году. Правда, я ее слышала только пару раз за все время работы в отеле. Но никогда не забуду, как отреагировал Леня, услышав завывания:

Дым сигарет с ментолом пьяный угар качает,

В глаза ты смотришь другому, который тебя ласкает.

Леня несся по коридору в кабинет шефа, шипя на ходу горничным:

— Всем залечь в окопы, закрыть голову руками и не отсвечивать! У кого есть каски — надевайте! Вот он и пришел, Армагеддец!

Я тогда сразу не сориентировалась, и, улыбнувшись, сказала Шиве:

— Курить вредно! Что с ментолом, что без. Так шефу и передайте.

Леня в ответ взял меня за плечи, погладил по волосам и проникновенно сказал:

— Беги, девочка! Изо всех сил беги! Так, как никогда не бегала! А я приму удар на себя! Если что — матери сообщите, что я ее любил. И всем пяти сотням женщин из моей телефонной книжки, — молодецки расправив плечи, Леня решительно распахнул дверь кабинета шефа и исчез на три дня.

Выхожу из кабинета, набираю портье. Он немедленно отвечает:

— Да, Виктория Алексеевна.

— Сережа, скажи мне: у нас есть бронь на президентский люкс?

— Он свободен до следующей недели.

— Отлично! Забронируй на имя Эйтана Шора, начиная с сегодняшнего дня.

— Да, но на его имя уже забронирован обычный люкс. А он гораздо дешевле.

— Перекинь на него. И за те же деньги. Проблему с разницей в оплате я решу.

Спешу к лифту, чтоб лично все проверить в номере инвестора. Меня догоняет Марк.

— Я с вами поработаю. Похожу, посмотрю, послушаю. Если вы не против.

— Решительно против! — захожу в лифт и пытаюсь нажать кнопку. — Я вам не воспитатель в детском саду.

— Даже в этом не сомневался, — он ловко протискивается в закрывающиеся двери. — Но вам ничего не поможет. Как видите, я все равно успел, — он нервно поправляет пиджак, перекосившийся на плечах, когда его придавило дверью.

— Не сомневаюсь. У вас просто талант проникать в щели… под мебелью.

— Вика, давайте заключим временное перемирие. Решительно невозможно работать в команде, постоянно ругаясь.

— Я пленных не беру. Уберите белый флаг! Здесь вам не ООН.

— Вы невыносимы! У вас, наверное, и мужа нет. Кто же вытерпит такую колючку?

— Зато мне не от кого прятаться и скрываться, как вам от вашей су… шефини.

— Продолжайте говорить, Виктория Алексеевна, когда-нибудь вам все-таки удастся сказать что-нибудь умное! — У вас, Марк Александрович, такое тонкое чувство юмора, что его не видно.

— А вы, Виктория Алексеевна, чудо природы. Вы являетесь живым доказательством того, что человек может жить без мозгов!

— Хам!

— Истеричка!

Мои щеки пылают, а руки судорожно сжимаются в кулаки.

— Бить еще сегодня будете? — он наклоняется, подставляя мне наглую физиономию. — А то уже почти час прошел, как вы изволили своей нежной ручкой отхлестать меня по лицу. Не могу сказать, что мне понравилось, но меня мама научила, что убогим нужно уступать.

Мой ход. А в голову ничего не лезет. Потому что он наклонился так низко, что его губы совсем рядом с моими. А глаза буравят меня насмешливым взглядом. Такое впечатление, что он чувствует мое состояние. И нарочно провоцирует, заставляя к нему прикоснуться. Тело уже тянется к нему. Но я перехватываю этого предателя по дороге. Нужно срочно сменить тактику. Быть строже, суше. Поворачиваюсь к наглецу спиной, открываю ежедневник с логотипом отеля и озабоченно вчитываюсь в список дел на сегодня.

И тут же осознаю свою ошибку. Марк дышит мне в шею. И по моей прическе проходит электрический ток. А по телу разливается жар.

— Так будете или нет? — страстно шепчет он, и его горячее дыхание щекочет затылок.

Лифт, наконец, останавливается. Слава матери-вселенной! Захлопываю ежедневник и вылетаю в коридор. Дверь президентского люкса открыта. В дверном проеме стоит Зина и командует:

— Анисимова, под мебелью пройдись, под мебелью. Еще раз. И еще двадцать раз!

— Полностью согласен! — доносится из номера голос Артема. — Анисимова, нужно наклониться как можно ниже и заглянуть под мебель.

Захожу в номер, а там — картинка маслом. Три горничные убирают номер. Артем сидит в кресле, закинув ноги на журнальный столик, и дает им ценные указания.

— А теперь, ээээ…

— Люба, — подсказывает девушка, которую он пожирает взглядом.

— Да, Любочка, поднимите руки и хорошенько пропылесосьте шторы.

Девушка, озорно сверкая глазами, медленно поворачивается к нему спиной, выпячивает круглую попку, поднимает руки со шлангом от пылесоса. Платье на ее стройной фигурке натягивается, белый фартучек плотно обхватывает талию, превращая фигуру в песочные часы.

— Вот просто прекрасно! — хвалит девушку Артем и при этом наклоняет голову то вправо, то влево, любуясь прелестям горничной.

— А ты, милая, пропылесось под диваном. Нет, не так. Нужно стать на коленки, — деловитым тоном распоряжается он, обращаясь ко второй горничной.

— Я — Наташа, — хихикает она, становится на колени, засовывает под диван шланг пылесоса и активно чистит там, отклячив попу.

— Наташенька, ты просто богиня! — счастливо вздыхает Артем. — Если бы диван умел разговаривать, он бы на тебе женился.

— Можно этого клоуна куда-то забрать? — шепчет мне на ухо Зина. — Девки уже из трусов выпадают от счастья. Как мне рабочую дисциплину держать?

— Подожди, сейчас что-то придумаю, — успокаиваю ее я.

Укоризненно смотрю на Артема.

— Что? — пожимает плечами он. — Я управляю. То есть, делаю свою работу.

— У вас, Артем Александрович, какие-то интересные методы управления, — упрекаю его я.

— Зовите меня Артемом, Вика. Вы правы. Думаю, что мне не хватает навыков. Нужно чтобы вы меня подтянули. Давайте после работы обсудим это в хорошем ресторане.

Молча поворачиваюсь и пальцем провожу по столу, проверяя пыль. Заглядываю под диван. Зина права. Идеально! Нигде ни пылинки.

— Идите, девочки, — киваю, отпуская горничных.

— А самое главное мы и не проверили, — Артем бросается на кровать, раскидывая руки.

— Наверное, у нашего папы в мозгу уже начались необратимые возрастные изменения, — зло бросает Марк, глядя на брата. — И как ему в голову пришло, что ты можешь управлять отелем?

Артем немедленно огрызается, приподнявшись на локтях:

— Первое, что я сделаю, когда станут управляющим — это уволю тебя.

Его медовые глаза темнеют от гнева. От былого благодушия не остается и следа.

— Не станешь, — едко усмехается Марк. — Ты можешь управлять только дешевыми певичками в ночных клубах. У тебя к этому генетическая предрасположенность.

Артем бледнеет.

— Я понял твой мерзкий намек, — выдыхает он и вдруг одним прыжком взлетает с постели и бросается на Марка.

Двумя руками он толкает брата в грудь. Марк отлетает, врезается спиной в стену. Артем, сжав кулак, пытается ударить его лицу, но Марк, ловко увернувшись, подныривает под его руку, оказывается за спиной и хлопает по плечу, усмехаясь:

— Я здесь, лошарик!

Взревев, Артем оборачивается, и натыкается на кулак брата, который впечатывает ему удар в нос. Артем заливается кровью, и, зажав одной рукой нос, второй пытается отомстить обидчику. И тут, я наконец, выхожу из ступора, и бросаюсь между ними.

— Совсем свихнулись? — с громким воплем я вклиниваюсь между ними.

Оказываюсь спиной к Марку, двумя руками упираюсь в грудь Артема и толкаю его.

— Все! Хватит! Брейк!

И в этот момент получаю такой удар по попе, что из моего горла непроизвольно вырывается громкий визг. Мягкое место горит огнем. Резко разворачиваюсь к Марку.

— Извини, пожалуйста! Это случайно тебе прилетело! Я хотел его ударить! Вика, прости меня! — смущенно бормочет Марк.

Со всего размаха впечатываю ему в физиономию пощечину. Да такую, что он, не удержавшись на ногах, валится спиной на кровать.

— Вот теперь прощаю! — злорадно произношу я, сдувая со лба выбившуюся из прически прядь.

Поворачиваюсь к Артему и кричу:

— Ты тоже хочешь добавки? Нет? Тогда молчи и не рыпайся! Я не позволю вам разнести мой отель!

— Это мы еще посмотрим, чей он, — от бешенства Марк с трудом разлепляет губы, ощупывая челюсть, которую сводит не то от злости, не то от моей пощечины, в которую я вложила все нервы сегодняшнего утра.

Бормоча что-то, Марк вскакивает на ноги и вылетает из номера. Артем, запрокинув голову, зажимает нос салфеткой, пытаясь остановить кровь.

— Тебе нужно лечь, давай помогу, — довожу его до кровати, собираю горку из подушек и помогаю устроиться поудобнее.

В холодильнике должен быть лед. Бегу в ванную комнату. Хватаю полотенце, заворачиваю в него горсть льда и прикладываю к носу Артема. Он молчит, закрыв глаза. Странно видеть его таким серьезным. Да уж, видно они с Марком друг друга на дух не выносят, если Артем так взорвался на пустом месте. Как сухой порох вспыхнул, шашки наголо, и пошел кромсать вражескую сволочь. Тоже характер не сахар, конечно. Из серии: "Еду-еду, не грущу, но наеду — не спущу".

— Артем, — мягко начинаю я. — Если вы будете драться с братом по любой мелочи, то мы так не сработаемся.

— Давай на ты, а? — он на минуту отнимает полотенце со льдом от носа.

— Хорошо, давай. Но ты пойми, что главное качество управляющего — терпение. Потому что гости иногда такое выкидывают, что просто ужас. А все равно нужно улыбаться и говорить, что все хорошо. Потому что отель называется "Император". И его рекламный слоган: " У нас каждый гость — царская особа".

— Боже, какой бред! — морщится Артем.

— Согласна. Но твой папа одобрил. Так вот, возвращаясь к терпению, ты должен себя сдерживать. Марк ничего такого не сказал, а ты на него с кулаками. Ну клуб, ну певички. Ну и что? Это можно даже расценивать, как комплимент.

— Да ты не понимаешь! — он бросает полотенце со льдом на кровать и садится. — Этот чистоплюй не меня обидел, а мою маму. Она — певица. В 90-е годы была очень известной. Отец с ней познакомился в ночном клубе. И через месяц ушел к ней от матери Марка, потому что она такая же зануда, как и мой братец. Если не хуже. Мою маму Ириша Сатыкова. Знаешь такую?

У меня аж челюсть отвалилась от удивления. Вечная пионерка-пенсионерка. Я много раз ее видела по телеку. Особенно часто ее клипы крутят в рубрике "Ностальгия" на разных музыкальных каналах. А еще Ириша Сатыкова каждый год выступает в дискотеке 90-х на Новый Год. Яркая блондинка, миниатюрная, заводная. Всегда в коротких юбках и сапожках. Никак не выйдет из образа группы "Тираж".

Ах, вот в чем дело! Значит, Марк брату на любимую мозоль наступил. Теперь понятно. А еще понятно, откуда у Артема эти огромные, распахнутые медовые глаза. У его мамы такие же. Хорошо, что сынок внешностью в папу не пошел. У нашего Сан Саныча глазки маленькие, буравчики такие цеплючие. И так глубоко посажены, что их с овчарками искать нужно.

— Мне и в голову не пришло, что это очень личное. Но все равно нужно сдерживаться. Особенно, если учесть, что Марк тебя специально спровоцировал. А ты не поддавайся, Артем! Иначе проиграешь.

— Ты такая хорошая! Спасибо тебе! — он осторожно берет мою руку и целует пальцы. Серьезно, без обычного ерничанья. У него мягкие и горячие губы. И поцелуи такие нежные! Поэтому я не отдергиваю руку.

— Вика, я хочу тебе подарить половину неба, — проникновенно шепчет Артем. — Выбирай: правую или левую?

Минутка лирики закончилась. Шалопай вернулся. Но какой красивый шалопай! Высокий блондин. Глаза лукавые, а руки сильные и нежные. Даже страшно представить, сколько наивных мушек застряло в янтарном меду этих глаз! Спортивный, подтянутый, накачанный, в чем я успела убедиться, когда прилегла на его грудь. Но в меру, без бугристых мышц и вздувшихся вен. Правда, бабник жуткий. Но кто без греха?

— У тебя кто-то есть? — вкрадчиво спрашивает Артем, продолжая целовать мои пальцы.

— Так, — все же освобождаю свою руку, и, чтобы пресечь поползновения, завожу ее за спину. — Давай расставим все точки над "Ё". Меня интересует только карьера и больше ничего. Я не ищу мужчину.

— А если мужчина ищет тебя? — томно спрашивает он, комично поигрывая обеими бровями. — Лети в мой сад, халубка!

Не выдержав, смеюсь, но твердо отвечаю:

— Пусть ищет в другом месте. Уйдите, мущина, в сад!

— Понял. Раз ты такая недотрога, то это даже интереснее. Именно такую я давно ищу. Надоели мне легкодоступные. Скучно с ними. Мы, мужики, по натуре своей охотники. И вот только соберешься поохотиться, а олень уже сам в кровать прыгает.

— Бедняжка, — сочувственно цокаю языком. — Как же ты устал от славы и аплодисментов! И от охотничьих трофеев!

— А вот и устал, — горячо возражает он. — Это не смешно, поверь. Это грустно. Предлагаю погрустить вместе вечером при луне. Ты, я и небо. Я тебе уже подарил половину неба. Так что оно твое на законных основаниях. Ты не подумай: я не жмот. И целое бы подарил. Просто нужно же и на нашу свадьбу что-то оставить.

Невозможный человек! Тяжело вздыхаю и встаю с кровати.

— Вопрос закрыт, — произношу это строго, чтобы он понял, что здесь ему ловить нечего.

Он пытается возразить, но в этот момент звонит портье Сережа:

— Виктория Алексеевна, инвестор приехал. Кинг Конгыч рычит, рвется с поводка и велит всем встречать благодетеля возле входа.

— Спасибо, Сережа! Бегу!

— Артем, полная боевая готовность! Инвестор здесь! — кричу уже из коридора и мчусь к лифту.

— Так, ну вы пока подавайте, а я пойду проверю кое-что, — Артем, не дожидаясь лифта, спешит вверх по лестнице.

Было бы хорошо, если бы Марк тоже ушел. Но он, как назло, стоит возле лифта и явно уходить не собирается.

— Вообще-то для подачи гостю комплимента от шеф-повара достаточно самого шеф-повара и управляющего, — как бы ни к кому не обращаясь говорю я, поправляя прическу, у которой сегодня явно революция.

Непослушные пряди так и норовят выбиться из низкого "узла" на шее. Нужно было еще пару шпилек воткнуть в прическу. А я спешила, задумалась и подколола только две. Теперь расплачиваюсь лохматой растрёпанностью за невнимательность.

— У нас теперь в отеле двое управляющих, — немедленно возражает Марк.

— Ну если быть совсем точными, то трое, — поправляю его я.

— Артем не в счет, — отмахивается он. — Можете сразу вычеркнуть его из списка.

— Это почему?

— Он не создан для работы. Такой же пустой, как его мамочка.

Да уж! Сложные у них семейные отношения!

— Ничего не хочу слышать! Радует только то, что ваш талант нагло врать очень нам пригодился.

— Не будьте ребенком, Вика! Если уже знакомство так началось и продолжается, то нужно вести себя, как взрослые. И как-то договариваться о своих действиях. Хотя бы пока инвестор здесь. Мы ведь ему соврали, что почти женаты. И нужно для общего блага и ради выгоды изображать, что мы — жених и невеста.

— Для общего блага, Марк? Интересно! Я так и поняла, что совместный труд в вашу пользу очень облагораживает!

— Да вы не понимаете, Вика! Иначе вообще упустим инвестора и провалим задание. Предлагаю познакомиться поближе, — он вдруг быстро сбрасывает всю одежду и настежь распахивает дверь душевой кабины.

Замираю на месте, судорожно сжав в руках полотенце.

— Вы совсем с ума сошли? Я сейчас закричу! Немедленно выйдите! Какое хамство! Оголиться передо мной и влезть в душ, когда я там. То есть, здесь. Вернее… — замолкаю, не в силах продолжать, потому что он спокойно стоит перед мной абсолютно обнаженный.

— Какой мужик! — восхищенно выдыхает моя наглая тушка. — Ты ж посмотри какие бицепсы! А грудь! А кубики. Настоящие! А можно я ими буду играть в алфавит? Вот если сложить те два сверху, то выйдет слово: "Мама".

— Выйдет не слово, а целое предложение: "Мать моя-женщина!" — мрачно говорит мозг. — С такими кубиками я не справлюсь, Вика. Мы проиграли! Нашу тушку от этого самца уже не оторвём. Она, тушка, то есть, только что выиграла конкурс "Иуда года". И вот-вот потребует свои законные тридцать… эээ… сантиметр… гхм… серебряников. Так что гаси свет и выноси мебель! Сейчас наше с тобой тело все здесь разнесет! Всю кабачковую ферму и отель в придачу. Инвестор подумает, что это еврейский погром и уедет навсегда, увозя наши денежки.

— Вы что-то сказали? — лукаво усмехается Марк, и мне кажется, что в его глазах мелькает понимание.

Словно он слышит весь немой разговор между мной, мозгом и предательским телом.

Молча киваю, пытаясь где-то там в остатках извилин раскопать какие-то слова.

— Какая же ты красивая, когда молчишь, малышка! — шепчет Марк.

И вдруг обнимает меня и крепко целует в губы. Я превращаюсь в мороженое, которое сладкой лужицей тает в его сильных руках. Он поднимает меня, чуть не снеся плечом дверь кабинки, и я вижу нас в зеркале ванной. Его обнаженную крепкую попу и себя, утонувшую в его объятиях. У меня такое счастливое выражение лица, что мне самой хочется плюнуть себе же в физиономию. Растеклась! Предала все принципы! И ради кого? Ради этого надменного барина? Ну уж нет! Я тебе не уступлю, наглец!

С силой отталкиваю его, вырываясь из крепких мужских рук.

— Не собираюсь я с тобой знакомиться поближе, Марк. Постель не повод для знакомства. Ты меня вообще бесишь!

— Ты меня не меньше раздражаешь, — парирует он. — Но делать нечего. Слова вернуть обратно невозможно. Поэтому нам придется изображать влюблённую пару. Иначе мы в пролете. Давай договоримся на берегу, Вика. Если отец назначит меня управляющим, то я тебя не обижу. Обещаю!

— Это мой отель, и еще вопрос: кто кого обидит или нет? — вжимаюсь в угол ванной комнаты, потому что чувствую, что мое тело — этот несносный мешок с костями, уже хищно шевелит пальчиками и снова готовится предать меня, вцепившись в свои тридцать… серебряников. Точно, как Кот Базилио в фильме "Буратино", когда он тянул руки к тарелке, сам же себя бил по рукам и пел:

— Лап-та-буды-да-ду-дай! Трам-пам-пам!

И как легко этот наглец Марк присвоил себе гостиницу. Ну конечно! Он же привык все получать на блюдечке с голубой каёмочкой, как настоящий барин! Это я на каждую новую ступеньку в карьере карабкалась, цепляясь зубами и ногтями. Помню, как работала здесь портье, специально брала ночные смены, и учила языки. Глаза слипались, мозг выключался, и я себя щипала до синяков, чтобы не задремать стоя, как лошадь. Утром в метро регулярно проезжала мимо своей остановки. Потому что как только садилась, сразу же засыпала.

У меня, кроме отеля, ничего нет. Но зависеть от кого-то я не буду. Никогда! Только от себя! Ты еще не знаешь, наглый барин, что эту гостиницу я у тебя выгрызу вместе с кусками мяса из твоего красивого тела. Причем грызть я буду не там, куда целится моя тушка, а повыше, поближе к горлу.

— Ладно, — говорит Марк. — Иду ва-банк. Давай заключим сделку у адвоката: фиктивный брак. Я получаю гостиницу. Ты же понимаешь, что чужому человеку отец отель никогда не отдаст. Это нелепо. Все, что он обещал тебе — его особый хитрый приемчик. Он просто втюхал тебя между мной и Артемом, чтобы мы не расслаблялись. Отец прекрасно знает, что мы с братом друг друга ненавидим. А папа любит разборки. Это у него с 90-х. Такие особые методы удушения конкурентов и выяснения, кто сильнее и хитрее. Вот он и дал тебе эту надежду. А мне тебя даже жаль. Ты до конца жизни в наемных холуях и останешься. А так я тебе гарантирую долю в гостинице, — он бросается ко мне и еще больше вжимает меня в угол, снова пытаясь поцеловать.

— Мне не нужно гарантировать, — выставляю вперед руки, упираясь в его крепкую грудь, и усмехаюсь. — Я выиграю это состязание. И верю Сан Санычу. И мы еще посмотрим, кто кого! Отпусти же меня! — отталкиваю его, хватаю одежду и бегу в номер.

— Мы не договорили! Ненавижу, когда вот так резко обрывают разговор! Здесь я решаю, когда его заканчивать! — он бежит за мной, хватает мою одежду и вырывает из рук.

Но я не отдаю, крепко вцепившись с другой стороны.

— Отпусти меня, псих озабоченный! — рву на себя юбку с жакетом.

— Да кто тебя держит? — взрывается он. — Я просто хочу договорить!

— А я не хочу! Насильник! — мне удается вырвать одежду из его рук, но из-за резкого рывка я теряю равновесие и падаю на кровать.

Мокрые и босые ноги Марка скользят по полу, и он падает рядом со мной. На минуту мы замолкаем, глядя друг на друга.

— Истеричка без тормозов! — шепчет он.

— Озабоченный маньяк! — не уступаю я.

— Как же ты меня бесишь, стерва ненормальная! — он вдруг бросается на меня, сгребает в охапку, ложится сверху и целует в губы.

— Ненавижу тебя, гад! Отпусти! — начинаю елозить под ним, пытаясь выскользнуть.

— Да, пожалуйста! — бормочет он, продолжая меня целовать. — Кто тебя держит?

— Ненавижу тебя! — изо всех сил толкаю его в грудь.

— Это взаимно! — он перехватывает мою руку и целует ее.

Вскакиваю с кровати. В лихорадочной спешке натягиваю белье, юбку, блузку и жакет. Ищу туфли, но их нигде нет. Становлюсь на колени, заглядываю под кровать. Наверное, мы их туда зафутболили. Марк, воспользовавшись моей позой-дозой, скатывается с кровати, хватает меня сзади за бедра и ехидно замечает:

— Вот что значит: девичья память! Ты забыла уйти! Никудышняя из тебя актриса! А так рвалась к выходу! Ну признайся, что я тебе нравлюсь!

— А хи-хи тебе не хо-хо? — пинаю его ногой. — Я туфли ищу, туфли!

— Да вот они, — он извлекает их из-за ножки кровати.

А я, оказывается, прямо на них смотрела и не видела. Совсем с ума сошла! Он становится на колени, садится на пятки, берет мою правую ногу, ставит себе на бедро повыше колена. Улыбаясь, массирует мои пальцы и одевает одну туфельку. Потом берет мою левую ногу за щиколотку, слегка сжимает, ставит на другое бедро и одевает вторую туфельку. А я, по-вороньи разинув рот от растерянности, сижу и просто смотрю на него. И обе мои ноги согнуты и удобненько так лежат на нем. Внезапно Марк резко дергает меня за ноги, разводя их, и падает животом на ковер, подминая меня под себя. Я оказываюсь под ним, лежа на лопатках и не в силах двинуться.

— Отпусти! — хочу крикнуть, но получается тихим шепотом и с эротическим придыханием.

— Не отпущу! — тоже шепотом отвечает он. — Нечего было меня маньяком называть. Я слишком вжился в роль и почувствовал себя насильником. Теперь придется вести себя соответствующе для поддержания имиджа.

И вдруг со стороны двери доносится женский вопль. Нет. Не так! Президентский люкс содрогается и вибрирует от пронзительного, как бензопила, женского визга:

— Ах ты проститутка гостиничная! Чужих мужиков отбиваешь прямо в отеле!

Кристина влетает в номер, спотыкается о край ковра, падает, проезжает на животе несколько метров. При этом она выставляет перед собой скрюченные пальцы с длинными острыми ногтями, явно намереваясь сразу с разбегу вцепиться мне в физиономию.

— Ты все не так поняла! — Марк молниеносно скатывается с меня и усаживается на полу по-турецки, закрывая меня широкой спиной.

Он ловко хватает Кристину, которая как раз доезжает на пузе до него. А я в этот момент живенько карабкаюсь на кровать, проползаю по ней и спрыгиваю с другой стороны. Но Кристина, оттолкнув Марка, ухитряется подпрыгнуть, распластаться по кровати и схватить меня за ногу.

Ничего себе растяжка! Она что, йог, что ли?

— А что здесь непонятного? Если весь отель болтает, что ты объявил ее своей невестой? — вопит Кристина и второй рукой отвешивает Марку звонкую пощечину. — И это я узнаю даже не от тебя, а во время приготовления утиной ножки в конфи! Врун! Предатель! Променять меня на эту швабру! — шипит она.

— Да сама ты швабра, су… шефиня! — лягаю ее, пытаясь освободить ногу.

Это удается только после третьей попытки. И с помощью Марка. Он

хватает эту кудрявую овцу сзади и обнимает двумя руками, не давая двигаться.

— Ах ты… — Кристина пытается выскользнуть из крепких объятий Марка, и проявляя чудеса гибкости, машет ногами в воздухе, стараясь лягнуть меня.

Ей, конечно, меня не достать. Слишком большое расстояние нас разделяет. Но ее ноги рассекают воздух с таким свистом, словно в нее вселился покойный Брюс — через коромысло его — Ли.

— Я все тебя объясню, только успокойся! — мягко и тихо уговаривает ее Марк, несмотря на то, что она, как дикая кошка бьётся в его руках.

В этот момент по коридору проходит Леня. Увидев ледовое побоище, он застывает на месте, рефлекторно прикрыв стратегически важные места — живот и бедра — чемоданчиком с инструментами.

— Мужик, тебе нужна поддержка с воздуха? — спрашивает Леня Марка, и в его миндалевидных глазах плещется глубочайшее сострадание. — Если что, я могу вызвать МЧС. Или группу захвата. Или попросить Эйтана, чтобы он в "Моссад" звякнул.

— Спасибо! Сам! — отрезает Марк, продолжая сражаться с Кристиной.

— Вот это ты молодец! — одобрительно кивает Леня. — Ты бы девушку отпустил, что ли? Еще классик Авксентий Цагарели в пьесе "Ханума" очень мудро заметил: "Если женщины дерутся, лучше в драку не встревать".

— Цитата из классика — это как раз то, что мне сейчас жизненно необходимо! Спасибо вам, Леня! — Марк краснеет от натуги и поудобнее обхватывает Кристину.

Вот откормили корову в этих их Франциях! Здоровый мужик едва справляется. Мичуринец явно слабеет. А потому что неправильно сражается. Зачем руками работать, когда есть такое богатство в овощехранилище? Треснул бы ее кабачком по башке, и все! Против нашего русского кабачка французская бешамельная овца не сдюжит.

— Чем могу, брат, чем могу! — разводит руками Леня.

— Крис, просто дай мне объяснить! — в отчаянии восклицает Марк.

— А тут и объяснять нечего! Швабра! Глиста в обмороке! — рычит Кристина и в очередной раз взмахивает ногой.

Туфелька на "шпильке" срывается с ее куриной лапки и летит прямо в мою голову. Я не успеваю пригнуться, и гламурная обувка впечатывается мне в лоб.

— Ох ты ж как бомбят! Наша доблестная авиация вынуждена отступить! Шалом на вашу хату! Не кашляйте! — Леня приседает на корточки и гусиным шагом ретируется подальше от двери, волоча по полу чемоданчик с инструментами.

Взвываю от боли, а перед глазами рассыпается салют из разноцветных искорок.

— Ага! — ликует Кристина. — Получи, подстилка дешевая!

— Да сама ты… — превозмогая боль, швыряю туфельку в нее.

Конечно, никуда не попадаю, но зато чувствую глубокое моральное удовлетворение. А теперь применим боевой прием номер сто один: длительное изматывание противника бегом. Мчусь к выходу и кричу:

— Забирай своего жениха! Он мне вообще не сдался! И пошли вы оба к черту с вашим аргентинским сериалом! Это не отель! Это бедлам какой-то!

— Мы тоже, — мрачно отзывается мой мозг. — Как-то у меня вообще ничего не складывается. Отказаться от таких денег ради чувств? Ладно, был бы Артем серьезным парнем, я бы понял. Но он же бабник!

— А мне нравится, — возражает мое тело. — Два красавчика за нас дерутся. Богатые, молодые, сексуальные! Пусть устроят дуэль. А мы, как королевишна, будем посерединке сидеть и ждать, кому достанется такое счастье. Правда, у Артема мы еще не все разглядели, но потенциал есть. Это точно. Я мельком заценило. Надо бы поближе пощупать.

— Да заткнитесь вы оба! Мне ничего не слышно, — мысленно кричу на них я.

— Крис, ты не парься. Ну что, по рукам? — Артем протягивает ей руку.

— А может, ты просто хочешь досадить Марку? — озаряет Кристину. — Все же знают, что вы готовы горло друг другу порвать. Тогда я тебе не помощница. Против своего жениха не пойду.

— Против жениха? Да он десять минут назад от тебя публично отказался!

— Это было специально для инвестора. Марк мне все объяснил. Весь бизнес — это театр, иногда необходимо притворяться, — важно произносит Кристина, как попугай, повторяя слова Марка. — А мой Марк меня очень любит. И потом, ну кто поверит, что он может меня променять на эту грымзу Вику? Поэтому тебе не удастся досадить Марку через меня.

— Не неси ерунду! У меня есть много способов достать своего брата. И мне для этого твоя помощь не нужна. Так ты согласна?

— Ну ладно, — неуверенно говорит Кристина, жеманно протягивая Артему ладонь.

— Вот и хорошо, — Артем звонко хлопает ее по ладони. — Договорились. Я сейчас выйду, а ты немного подожди здесь. Чтобы не было подозрительно.

Он выходит. Кристина молча стоит, прислонившись к стене. Да поди уже вон, овца ободранная! У меня ноги затекли. Стою за стеллажами и пошевелиться боюсь. В руках сжимаю ящик с кофейными капсулами. И Гаспар, как назло, ее не зовет. И вдруг Кристина всхлипывает. Садится на ящик, и, закрыв руками лицо, начинает плакать. Только этого мне еще не хватало!

Внезапно дверь распахивается и на пороге появляется Гаспар.

— Ты что здесь делишь? — строго спрашивает он.

— Ничего, я так… просто… — она шмыгает носом и отворачивается.

Гаспар осторожно притрагивается к ее плечу и шепчет:

— Это из-за твоей жених, да? Ты плакаль из-за него? Я тебя понималь! Моя невеста изменила мне с кондитер! Ненавижу кондитеров! Они изображать звезда професиональ, но на самом деле, мы же знаем, как они валять свои дурацкие булочки и кексики. Мое сердце было разбито! И я уехать из Франция куда глаза глядят. Далеко-далеко! И оказаться в России!

Кристина молча кивает.

— Неважно, — сквозь слезы говорит она. — Все уже наладилось. Просто мне очень обидно. Извините меня. Я сейчас выйду. Вообще-то за сыром шла.

— Какой совпадений, о-ля-ля! — восклицает Гаспар. — И я!

Кристина вдруг хихикает, утирает кулачком слезы и шмыгает носом:

— Ну, потому что вы меня послали за сыром, а я не дошла.

— Правда? — хмурится Гаспар. — Пардон, я забываль! Ничего не помнить, — он чешет затылок под колпаком, отчего колпак съезжает на нос. — Где я? Кто здесь? Помогите старику! — испугано частит Гаспар.

Кристина заливается смехом и берет с полки головку пармезана.

— Вот сыр! Я пойду работать. Спасибо, что рассмешили, Гаспар!

— Один момент! — Гаспар выхватывает из ее рук сыр. — Никогда не трогай эту гадость! Это пармезан из импортозамеш… о мой бог! Этот язык меня убиваль!

— Импортозамещение, — приходит на помощь Кристина.

— Нет-нет! Мой голова не может это учить! Просто брось это обратно на полку и… вуаля! — с торжественным видом Гаспар извлекает из глубины стеллажа деревянную коробку.

— Это же… быть не может! Это настоящий французский пармезан! — Кристина хватает коробку, открывает ее и вдыхает аромат сыра, закатив глаза от наслаждения. — Прованс, — шепчет она. — Незабываемый запах трав, аромат сыра, свежий хрустящий багет и воздух, наполненный любовью. О, как я скучаю по Франции! По этой атмосфере утонченности и незабываемой легкости!

— О, моя дорогая! Это контрабанд! — Гаспар так задыхается, что я боюсь, как бы его сейчас Кондратий не хватил. — Неужели я нашел родственную душу, способный по одному аромату отличить настоящий пармезан от жуткий подделка? Один утонченный человек среди этих варваров, которые могут заменить пармезан из Прованса этим ужасом из импортозамеш… мэрд! Дерьмо! Это не сыр! Это Квазимодо! Молочный Фредди Крюгер! Моя бабушка родилься в Прованс. И всегда готовила мне картофель-гратен с прованский трав и пармезан. Разве можно это сравнить с тем, что я должен готовить здесь?

— Тю на па де сю! У вас нет выхода! — шепчет Кристина.

— Потому что я предал высокое искусство ради деньги! Я — Иуда! — Гаспар замолкает, закрыв руками лицо.

— Ну что вы? Не нужно так переживать, Гаспар! Ну тонки па! — журчит она по-французски.

— Ты говоришь, как француженка! Мое сердце порхает, как мотылек! Вот, попробуй! — он руками отрывает от головки сыра маленький кусочек и кладет ей в рот.

— Манифик! Прекрасно! — шепчет Кристина, закрыв глаза от наслаждения.

— О! Ма шери! Моя дорогая, продолжай говорить по-французски! Не останавливайся! Я чувствую, словно внезапно оказался там, где я родился: в Париже, на Монмартре. Ведь здесь мне просто не с кем говорить на таком поэтичном языке. Утончённых здесь нет. Сплошные здоровые жлобы на кухне! И мне было так одиноко, пока я не встретил тебя! — Гаспар срывает с головы колпак и швыряет его в угол.

Колпак перелатает через стеллаж и шлепается мне на голову. Отлично! Дергаю головой, сбрасываю эту чертову тряпку, которая мешает мне смотреть театрализованное представление, что разворачивается прямо на моих глазах. Колпак плюхается мне под ноги. Сейчас Гаспар придет в себя, начнет искать колпак и обнаружит меня. Только этого мне не хватало сегодня! Что еще? Комета упадёт на отель?

Гаспар, ухватив обе руки Кристины, целует ей пальчики. Да так страстно, что Кристина краснеет и закатывает глаза.

— Мон амур! — шепчет ей Гаспар. — Ма шери!

— Нам нельзя мон амур! — из последних сил отбивается Кристина. — Мы едва знакомы, и я почти замужем.

Гаспар сжимает ее в объятиях, поднимает и сажает на стеллаж. Пользуясь тем, что они слишком заняты, ногой отшвыриваю колпак на середину склада.

— Почему самые лучшие женщины выходить замуж не за меня? Ну пуркуа же? — страстно шепчет Гаспар, впиваясь в губы Кристины.

Она пытается бороться, но он не оставляет ей ни малейшего шанса.

— Ничего себе пылесос "Филипс", — восхищается моя тушка. — Так всосал, как в космическом корабле. Полный вакуум. Ни капли кислорода! Кто бы мог подумать! А мы рядом ходили столько лет и не знали, что тут такое безе-блюманже пропадает. Интересно: как у него с овощами?

— Сам в шоке, — растерянно шепчет мой мозг. — Я вообще думал, что он Гондурас!

— Это правильно, — соглашается тушка. — Все, кто к нам не пристает, все Гондурасы!

— Нам нельзя, нет! — почти рыдает не то от страха, не то от страсти Кристина.

— Сет импосибль! Это невозможно! — рычит Гаспар, срывая с Кристины брюки вместе с бельем. — Мы освободили дьябль! Он вырвался на свободу!

Кристина замолкает на несколько минут. Интересно: устоит или нет? Так вытягиваю шею, что у меня даже затылок ломит. И вдруг Кристина хватает Гаспара за шею, прижимает к себе и выдыхает:

— Дьябль не может ждать! Возьми же меня, мой солдат любви! Пусть мы окажемся в аду, но это будет наш сладкий ад! На двоих!

Я одной рукой зажимаю себе рот, чтобы не взорваться смехом, и отворачиваюсь, прижавшись лбом к стене. А за спиной реально творится ад. Вторая часть вторжения Наполеона в Россию происходит с землетрясением, стонами и рычанием. Вот тебе и верная невеста! А как в меня вцепилась! На телефон их заснять, что ли? И показать Марку? Хотя нет. Всю жизнь ненавижу подлость. А жаль.

Когда вторжение заканчивается извержением вулкана, Кристина быстро ретируется со склада, жалобно причитая на ходу и заламывая руки:

— О, как я могла! Как?

Гаспар, тяжело дыша, остается один.

— Боже мой, мон дю! Какая женщина! — стонет он и откусывает от головки пармезана громадный кусок.

Пошарив на полке стеллажа, хватает пучок кориандра и заталкивает его целиком в рот. — Мон дю! Бог ты мой, какая женщина! — с набитым ртом шепчет он. — Я не отдаваль ее этому варвару! Она будет моей!

Заготовленная речь, видимо, полностью вылетает из головы Сан Саныча. А Зина, закрывшись, руками, пронзительно визжит. Машинально, не думая, она тянет железную дверцу шкафчика на себя, пытаясь прикрыться ею, как щитом. И со всего размаха впечатывает ее в лоб Кинг Конгыча.

Шеф падает, как подкошенный.

— Убылы! Убылы! — истерически вопит горничная Оксана, всего неделю назад прибывшая из Украины. — Ой, божечки ж мои! Шо ж это робыться! Живого человека навсегда убылы!

Я падаю на колени и трясу Сан Саныча.

— Да не тэлэпайте его, Вика Алексеевна. Он вжеж не живой! — причитает Оксана.

А горничные начинают тихонечко скулить, заливаясь слезами.

— Замолчи, Оксана! — шиплю я. — Вот отсюда! Все вон!

— Шеф, шеф, очнитесь, шеф! — трясу его. — Воды дайте! Расступитесь! Нужно скорую помощь вызвать! — вытаскиваю из кармана жакета телефон, но руки так дрожат, что нечего и думать о том, чтобы набрать номер.

В раздевалку влетают Марк и Артем, толкая друг друга плечами.

— Папа! Папа! — Артем падает на колени, гладит Сан Саныча по лицу.

— Дайте ему воздуха! — Марк оттаскивает его за шиворот от отца.

— Какой воздух? Он не дышит! — вопит Артем. — Папочка!

— Саныч, всё! Хорош! — трясущаяся от ужаса Зина шлепается на попу, осторожно укладывает Кинг Конгыча на себя, пристраивает его голову на колени и шепчет: — Ну пожалуйста! Родненький! Только не умирай! — она приподнимает его и легонько покачивает, как ребенка, положив его голову себе на грудь.

Горничные уже рыдают в голос. Марк и Артем, забыв о вражде, тесно прижимаются друг к другу. Я, стоя на коленях, с надеждой вглядываюсь в лицо шефа. Ну не может быть, чтобы вот так все закончилось? И вдруг Сан Саныч открывает глаза, счастливо вздыхает, лежа на "подушках" Зины, и шепчет:

— Вот так и зафиксируйся, Зинуля! А вы все пошли вон! Больному нужен покой.

— Папа, ты как? — Марк обеспокоенно склоняется над ним.

— Папа хорошо! Папе даже лучше, чем раньше, — бормочет шеф, поглубже засовывая лицо между "подушками" Зины и радостно улыбаясь.

При этом улыбка малость дебильная. Видно, что его еще не отпустило.

— Ты можешь встать, папа? Голова не кружится? — Марк берет его за руку.

— Встать? — Сан Саныч с сожалением смотрит на свою спонтанную ортопедическую "постель", приподнимается, садится, но тут же немедленно ложится снова. — Нет, не могу. Нужно малость еще отдохнуть. А то состояние, как в японской скорой помощи.

— Это как? — шепотом спрашивает Зина.

— Это "комутохеровато", — поясняет шеф.

— Голова кружится, да? — всхлипывает Зина. — Так вы полежите еще!

— Да, — слабым голосом отвечает Сан Саныч, — Голова кружится, пульса нет, хотя… где-то есть. Но не в сердце. Я еще, пожалуй, полежу чутка, — он прижимается щекой к груди Зины и счастливо вздыхает.

Артем с пониманием смотрит на него, потом на меня, подмигивает, хлопает в ладоши и кричит горничным:

— Так, красавицы мои, работать! Папеньке уже лучше! На выход все, кто не отрастил себе сиськ… лекарство для босса!

Раздевалка пустеет. Остаюсь только я. Сан Саныч вдруг тыкает пальцем в направлении окна и говорит:

— А это что за хрень?

Оборачиваюсь и вижу, что за окном завис дрон.

— Не знаю, шеф. — Наверное, дети где-то рядом балуются.

— Ничего себе баловство! — возмущается Сан Саныч, оторвавшись наконец, от груди Зины. — У нас тут уважаемые люди штабелями лежат в номерах. А если на них компромат соберут ненароком? А если это происки конкурентов? Вика, быстренько убери этого внебрачного сына Карлсона и мясорубки!

— Да нет. Шеф, вы слишком подозрительный. И потом как его уберу? Я же не умею летать!

— Лёне скажи, он что-нибудь придумает. Зина, — смущенно бормочет шеф, — я тут извиниться хотел…

— Да я уже простила, — перебивает его Зина. — Забудьте! Отдыхайте пока!

— Вот и ладно, — он улыбается, неотрывно глядя на Зину и откровенно любуясь ее красотой.

— Так я оденусь? — робко спрашивает она.

— Ага! — шеф не двигается с места.

— Так, может, вы выйдете?

— Ох, ёлки! Прощения просим! — спохватывается Кинг Конгыч, кряхтя встает и выходит из раздевалки.

А лицо у него при этом такое мечтательное, что мне даже страшно становится. Как бы у шефа крыша не поехала окончательно. Купидон явно здесь хватил через край. Хотя его тоже можно понять. Недаром нашего шефа прозвали Кинг Конгычем. В него стрелы пулять бесполезно. Кожа толстая, как броня. Ему нужна шоковая терапия: железной дверцей по голове, и только тогда любовь нечаянно нагрянет.

Выходим в холл отеля. Навстречу нам спешат Артем и Марк.

— О, как хорошо, что вы все здесь, — умиляется Кинг Конгыч.

— Папа, ну мы вообще-то волновались, — Артем обнимает его за плечи.

— Да, — поддакивает Марк. — Давай я тебя все-же в больницу отвезу. А вдруг сотрясение? Нужно, чтобы врачи осмотрели.

— Так у меня уже назначена встреча с доктором, — улыбается Кинг Конгыч.

— Здесь в отеле? В каком номере? — открываю ежедневник, чтобы записать.

— В баре, — улыбается шеф. — Там столетний шотландский доктор. Лечит все буквально. Диагноз ставит вообще на месте.

— Папа, ну тебе сейчас пить совсем не нужно, — хмурится Артем.

— Не нужно, — немедленно соглашается шеф. — Но необходимо! Ну чего очканули, молодёжь? Папу дверцей не убьешь! Разве что бронированной от внутреннего хранилища швейцарского банка. Вот у меня для вас новость: к нам едет очередной инвестор. У него с Эйтаном какие-то дела. Назначили историческую встречу в нашем отеле. Ну и ко мне он забежит. Я ж его знаю. Так что встречу организуйте мне на высшем уровне. Только не так, как с Эйтаном.

— А он тоже не русский? — спрашивает Марк.

— Он — император всея тайги, — хмыкает Сан Саныч. — Вика, да ты его знаешь. Он здесь был у меня пару раз. Нечаев Олег Федорович.

— Помню, шеф.

— Ну вот и ладно. Так что ты моих охломонов введи в суть дела. Чего он любит, чего не любит. А я метнусь пока в бар.

— А почему император? — вдогонку спрашивает отца Артем.

— А потому что у него золотые прииски в тайге, — поясняю я.

— Вика, если вы его знаете, то расскажите нам, как нужно его принимать, — Марк с деловым видом готовится записывать мои ценные указания в телефон.

Открываю рот, чтобы честно все рассказать.

— Стоп! — вопит мозг. — Закрой рот с той стороны! Соври им! Вот он, твой шанс.

— Не слушай его, — возражает тело. — Наоборот, хватай фермера, тащи в уголок и на ушко ему шепчи, как правильно лизать таежному олигарху. Тогда у вас с Марком будет любовь навеки! И мы, наконец, закатаем его овощ в нашу банку, чтобы разные французские коровы к ним не тянули свои ручонки. Тем более, что у нее теперь роман-пармезан с Гаспаром. Шеф-повар нашел свою молочную коровку. Пусть в сыре и катаются. А у нас зато рататуй! Вот же он, рядом. Зреет наш урожай. В огороде так всё и прет. Колосится спелая пшеница. Только руку протяни, — чувствую, как пальцы тихо сжимаются и медленно начинают движение вперед по направлению к брюкам Марка.

— Даже не думай, скотина! — волевым усилием разжимаю пальцы и сжимаю двумя руками ежедневник.

— Согласен! Даже не думай! — уговаривает меня мозг. — Вика, не будь дурой! Это прекрасная возможность показать Сан Санычу, что ты — истинная хозяйка отеля.

— А если он разозлится, что мы его сыновей обманули? — ехидно спрашивает тушка. — Как бы он нам потом не вставил рататуй по самые томаты. Я на такое не подписываюсь! Предпочитаю молодые овощи, а не варёно-печеную консерву, да еще и с 90-х годов!

— Да шефу не до нас сейчас, — отмахивается мозг. — Он же Зинкиными гаубицами пришибленный и дверью ударенный. Там явно фаберже уже всмятку, если не вкрутую. Вон побежал на радостях их размачивать в баре. Шутка ли? Такой нокаут сиськами! Сан Саныч мысленно вообще в обмороке, но по привычке и из упрямства держится.

А ведь мозг прав! Если я сейчас Артема с Марком обману, то они облажаются, а я буду в шоколаде. Некрасиво, конечно, но что делать?

А шеф нам уже вставил рататуй. Не успели от одного инвестора очухаться, как он уже второго в клюве принес. Один с Ближнего Востока, другой — из Сибири. Я сегодня прямо не девушка, а географическая карта. Кажется, с утра за завтраком ненароком глобус проглотила.

— А принимать его нужно так, — начинаю вдохновенно врать. — Император тайги любит всё самое люксовое и гламурное. Как в лучших королевских домах Европы. Царскую посуду, чтобы все дорохо-бахато! И еду самую изысканную. К Гаспару пойдите. Он там разберется. Только новость сообщайте медленно, чтобы его от счастья удар не хватил. Ему ж только намекни, что можно не ограничивать полет фантазии, он вам такого наворотит! И дорожку красную не забудьте возле входа развернуть.

— А он вообще адекватный, этот инвестор? — Артем стучит себя по густой блондинистой шевелюре.

— Он — император тайги, — поясняю я. — Поэтому ему можно всё, особенно, если учесть, что он сам не помнит, сколько у него точно золотых приисков.

— Понял! — Артем выхватывает из кармана телефон. — Есть у меня человечек, который на аукционах шарашит. Продает разную антикварную посуду для элиты. Закажу у него что-нибудь особенное.

— А я к Гаспару. Пусть посоветует, что можно подать человеку, который сам себя короновал, — деловито заявляет Марк.

— Да, молодцы, — едва сдерживаюсь от смеха и чешу нос, чтобы не расхохотаться.

— Я к Гаспару пойду и вообще всё сам сделаю, — возражает Артем. — У тебя, Марик, вкуса нет.

— Не называй меня Мариком! У тебя зато есть, — огрызается Марк, надменно заломив бровь. — Откуда это? От мамули-зайки на лужайке, которая в сороковник со щенячьим визгом скачет по сцене в джинсовой юбчонке и сапожках с розовой опушкой?

— Маму не трогай! — бледнеет Артем. — На свою посмотри: пафосную стерву в пенсне.

— Что ты сказал? — угрожающе рычит Марк, делая шаг к брату.

— Так, всё! Успокоились! — бросаюсь между ними, раскинув руки. — Разойдитесь по своим делам!

Захожу в свой кабинет в отличном настроении. "Ну вот и всё", — сказал Серый Волк, закрывая ворота овчарни. На этом, братья-кролики, вы и погорите. А я, наоборот, докажу шефу, что управляющего лучше меня ему не найти.

Включаю компьютер, нахожу советскую газету "Правда" за тысяча девятьсот восьмидесятый год и отправляю в печать. Первый шаг сделан. И он самый дешевый. За остальное придется платить, и дорого. Как же все-таки хорошо, что в Москве еще остались специалисты старой закалки, которые умеют работать с богачами, удовлетворяя все их причуды. Захожу на сайт небольшой компании "Наша гордость" и начинаю собирать заказ, везде проставляя галочку в рубрике "срочно". Недаром говорят, что у богатых свои причуды. Как можно за всё это платить такие бешеные деньги?

От увлекательного занятия меня отвлекает Гаспар. Он врывается в кабинет, нервно обмахиваясь колпаком.

— Вика, я снимать с себя ответственность за ужин для новый инвестор. Мне хватать краб!

— В чем дело, Гаспар? Чем ты недоволен? Думала, что ты обрадуешься. Креативить начнешь.

— В том и дело! Я счастлив так, что не верить в свой ла шанс! Артем и Марк мне сделали каждый по заказ. Всё из высокой кухни. Всё настоящее искусство! Могу творить, как художник! Но это же очень дорого! И если они не согласовать с тобой и с шеф, то я не платить из мой карман за такой конфуз.

— И что они такого заказали? — интересуюсь я, продолжая выбирать товары в каталоге на сайте.

— Марк сказал приготовить рулетики из оленины с гарниром из белый итальянский трюфель, который стоит восемь тысяч евро за килограмм. А Артем заказал корзиночки с белой белужьей икрой из Иран. Нам ее привозят в баночках из чистого золота по сто граммов. И эти сто граммов стоят две тысячи долларов. И филе-миньон из японской говядины вагю, которая стоит восемьсот долларов за килограмм.

У меня начинает кружиться голова. Компьютерная мышка выпадает из рук.

— Ты побледнель, Вика! Ты хотеть вода? — Гаспар заботливо склоняется надо мной.

Как же все-таки хорошо, что я его не выдала Марку. Другой бы на его месте и не спросил бы меня. Сыновья босса велели, и всё. Остальное не его проблемы. Какому шеф-повару не захочется подержать в руках такие элитные продукты, а тем более приготовить из них что-нибудь? Но Гаспар, несмотря на то, что в кухне ресторана он деспот, который всем разрешает дышать через раз, всё же в душе неплохой мужик. И подумал о том, что шеф меня может просто убить за такие траты.

— Гаспар, я за тебя в церкви свечку поставлю! Никакой белой икры и японской говядины! Икру подай обычную, черную, которая у нас на складе есть. И говядину тоже. Марк и Артем всё равно в этом не разбираются.

— Мне тоже так показалось, — хихикает Гаспар. — Они даже не могли это выговорить. Все время смотреть в телефон. Наверное, спросили у папы Гугла.

— Да сто процентов! Какой-нибудь список самых дорогих продуктов или что-нибудь в этом роде. Мне даже подумать страшно, что с тобой и со мной сделает Сан Саныч за такие траты.

— Импосибиль! — испуганно машет руками Гаспар. — Невозможно! Только подумать об этом — уже извращение. Даже Маркиз де Сад был мягче и добрее. Если бы наш Кинг Конг был красивой блондой, я бы еще подумаль. Но с его лицом горбун из Нотр-Дам… бррр! — Гаспара передергивает от ужаса и он закатывает глаза.

Не удержавшись, подкалываю его:

— А ты какую-то конкретную блондинку имел в виду?

Гаспар бросает на меня быстрый подозрительный взгляд. Делаю страшно честные глаза и наивно хлопаю ресничками. Блямк-блямк! Вроде я ничего такого не имела ввиду.

— Да нет, — он опускает глаза и поправляет черный фартук. — Я просто так! Это фантази!

— Ну я так и поняла.

Эвоно как его накрыло блондинистой овцой, которая изображает из себя антилопу. До сих пор в себя прийти не может. Хотя понятно: это же не женщина, а пятьдесят оттенков пармезана. Антилопа гну-я тебя нагну! Парнокопытное. Хотя нет. Порнокопытное! Ладно, живи, Гаспар! Буду и дальше изображать, что ничего не понимаю.

— Спасибо, что предупредил. Иди работать.

Гаспар идет к двери, но вдруг задерживается на пороге:

— Вика, один вопрос: а у тебя с Марком все серьезно?

Как я боялась этого вопроса! А ведь нужно научиться на него отвечать. Хотя бы пока инвестор не вложится в отель. И отвечать придется часто. Поэтому серьезное лицо нужно отрепетировать заранее.

— Конечно, — с чувством отвечаю я, для верности стыдливо потупив глаза.

— Но у него быль невеста, — Гаспар осторожно подводит меня к интересующей его теме.

Перед глазами, как живая, встает картинка: качающийся стеллаж, алые ногти Кристины, вцепившиеся в спину Гаспара, и ее порнокопытное блеянье:

— Дьябль вырвался на свободу! Это наш сладкий ад!

Закусив губу, чтобы не засмеяться, с чувством отвечаю:

— Любовь — она как дьявол, что внезапно вырывается из ада.

— О, как ты права! — Гаспар бросается ко мне, хватает меня за руки, заглядывает в глаза и выдыхает: — Если тебе нужно с кем-то поговорить, только скажи! Я прибегаль, по дороге покупить самое вкусное мороженое, и выслушать всё, о чём плачет твое маленькое бедное сердечко! Ты не знаешь, как я тебя понималь!

Еще бы ты меня не понималь! После того, как ухватил Кристину за пармезан и устроил ей импортозамещение наоборот: вытолкал с рынка местный продукт и контрабандой ввел свой. А наш барин Марк, этот самоуверенный фермер даже не догадывается, что его урожай уже под санкциями и въезд в Кристину ему теперь запрещен.

— Спасибо, Гаспар! — одобрительно поглаживаю его по руке. — Иди работай. Но на всякий случай… я люблю черничное мороженое.

Гаспар, напевая, выходит, а я возвращаюсь к сайту заказа продуктов, от которых император тайги, действительно, будет в восторге. И вдруг вижу, что напротив большого панорамного окна в моем кабинете завис дрон. Нет, ну это уже переходит все границы! Наверняка, это какой-то очень крутой офис айтишников выделывается. Их здесь по соседству полно. В Москве вообще такие технологические новинки появляются быстрее, чем в самих странах-производителях. Это же столица! Здесь каждая жаба строит из себя подводную лодку. Но шеф прав: гости могут очень сильно запаниковать. Чем богаче человек, тем он подозрительнее. А у нас среди гостей отеля бедных нет. И каждому есть, что скрывать. Если не от налоговой, то от жены точно. Нужно срочно найти Леню Шиву. Он придумает, как обезвредить эту летающую жестянку.

Набираю Леню, но он недоступен. Где его черти носят? Нервно барабаню пальцами по столу. Дрон вдруг сдвигается справа, зависает напротив монитора компьютера и тихо жужжит. Мне становится не по себе. Иди знай, какой извращуго сидит по ту сторону камер и сейчас рассматривает меня. Подхожу к окну и стучу по стеклу:

— Кыш отсюда! Кыш!

Дрон неподвижно висит в воздухе. Ах так? Ну ладно! Я тебе сейчас покажу! Приведу авиацию на помощь. Тогда посмотрим: кто кого. Выключаю монитор компьютера и быстро выхожу из кабинета.

Навстречу мне горничная Оксана медленно катит тележку с моющими средствами.

— Оксана, ты не видела Леню? — беру из тележки лавандовое саше и нюхаю, блаженно закрыв глаза.

Цветочные ароматы меня всегда успокаивают.

— А то! Бачыла, конечно. Он там дверь чинит входную. Она перестала сама открываться, так он те датчики меняет. И орет, чтобы не тэлэпалы дробыну, бо он сейчас впадёт!

— Что? Что значит: не тэлепалы дробину? — вот у нее колоритная речь, конечно, но половину не понять.

Зато красиво, как в кино.

— Та дробыну! Лестницу, значит, чтоб не качали, Виктория Алексеевна. Вот те ж датчыки, шо блямкают, когда хости в дверь заходят, и сами дверь открывают, так они совсем поломались. И Леня там машется, шо демон! И гавкает на всех, как та собака.

— Ладно, работай, Оксана. Я разберусь, — активно чешу нос, чтобы скрыть смех.

Спешу в холл. И уже на выходе из лифта вижу Леню, который стоит на лестнице, копаясь в верхней части двери, почти под потолком. Лестницу он установил прямо посреди дверного проема, и так не слишком широкого, потому что двери заклинило не в пазах, которые прячутся в стенах, а по дороге друг к другу. Гости отеля, извиваясь, как ящерицы, проскальзывают под лестницей, боясь задеть Шиву. А он на каждого бросает сверху такой взгляд, что посетители только испуганно втягивают голову в плечи и на цыпочках пробираются в отель.

— Лёня, все плохо? — задираю голову и всматриваюсь в его лицо.

— Да я уже почти, — отмахивается он. — Если бы народ туда-сюда не бегал, как тараканы, — мрачно бурчит он. — Швырк-шворк, вперед-назад. Чего им в номерах не сидится за такие бабки и с полным мини-баром?

И тут у Лени челюсть сначала отвисает, а потом со стуком падает на пол.

Потому что к лестнице подходит яркая блондинка лет сорока в облегающем бирюзовом платье и крупных серьгах, и обращается ко мне:

— Я прошу прощения, — бархатным голосом воркует она. — Мне сказали, что здесь можно найти Леонида, главного инженера отеля. У меня кондиционер в номере барахлит. Очень жарко там. Если только Леонид не слишком занят.

Ее холеная рука в крупных перстнях поправляет белокурую прядь, выбившуюся из прически, и одёргивает платье на груди. А глаза Лени следуют за ее рукой по всему маршруту, но на груди не останавливаются. Смело щупают аэродинамическую фигуру блондинки, спускаются вниз, и, наконец, паркуются на широкой корме. Я даже рот не успеваю открыть, чтобы ей ответить, как Леня молодецки спрыгивает с верхней перекладины лестницы и заявляет, прокашлявшись:

— Он не занят! Сударыня, вы не можете просить!

— Разве? — растерянно спрашивает блондинка. — А я думала, что можно. Ну тогда извините!

Леня хватает ее за руку, галантно прикасается губами к тыльной стороне ладони, и, демонически сверкая черными очами, страстно произносит:

— Королевы не могут просить! Только приказывать! Прикажите умереть за вас, сударыня, и верный рыцарь падет к вашим ногам!

— Ой, какой вы забавный! — женщина кокетливо стряхивает с плеча Лёни невидимую пылинку.

А Шиву уже не остановить. Увлекая блондинку к лифту, он заливается соловьем. Ну всё! Сейчас опять втюрится, переспит, потом она вернется к мужу, а Леня будет страдать, закрывшись в кабинете вместе с Сан Санычем. А главное: дрон так и будет летать.

— Леня, Леня, — бегу за ним и хватаю за руку. — Умоляю тебя: сначала реши мою проблему. Сам шеф велел. У нас дрон летает вокруг отеля. Это опасно! Он может скомпрометировать гостей.

— Вика, я тебе что Баба-Яга? За летучей сволочью по воздуху гоняться? Какой компромат? Это, наверно, доставка. Сейчас же это модно: вместо курьеров отправлять дронов. Тем более, с московскими пробками.

— Да нет, Леня…

— Ой, всё! Не мешай! — отмахивается он. — Не видишь? Работаю! — он влетает в лифт и нажимает на кнопку.

Да чтоб тебя, Дон-Жуан московского разлива! И не скажешь ничего. Друг шефа. Нет, когда я стану управляющей, то гайки конечно, заверну. Дисциплина у нас ни к черту! Ладно, придется подождать, пока Леня наворкуется.

Но, видимо, вселенная сегодня в настроении пошутить. В лифт решительно заходит седой импозантный мужчина, раздвинув широкими плечами закрывающиеся двери, по-хозяйски берет за талию блондинку и целует в губы. Леня буравит его взглядом.

— Вы что-то хотели спросить? — хмурится седой, бросив презрительный взгляд на рабочий комбинезон Шивы.

— Познакомьтесь, Леонид, это мой муж Владислав, — торопливо поясняет блондинка. — А это, Владик, главный инженер отеля Леонид, который любезно согласился починить наш кондиционер.

— Вообще-то это его прямая обязанность, — сухо сообщает седой.

Леня заливается краской, но возразить ему нечего. Поэтому он молча бьет по кнопке лифта, явно представляя вместо нее физиономию так некстати явившегося супруга.

Вот так и тебе и надо, Лёня! Возвращаюсь в кабинет, включаю компьютер и продолжаю заказывать всё, что необходимо для встречи императора тайги.

Соберись, Марк! Он нажал на кнопки пульта, подведя дрон еще ближе к окну, и, наконец, рассмотрел в деталях фотографии на мониторе компьютера Вики. Это был каталог продуктов одной-единственной в Москве компании, которая производила те же самые продукты питания, что и при советской власти. Из тех же ингредиентов, строго соблюдая рецептуру, тютелька в тютельку копируя внешний вид товаров. Но зачем это Вике? Это нужно выяснить! Бросив в последний раз взгляд на монитор, Марк увидел, что Вика ткнула мышкой в набор слоников. Он такие видел в кино. Их обычно ставили на комод в один ряд, потому что каждый следующий слоник был меньше, чем предыдущий. Может быть, инвестор коллекционер?

Тем временем, Вика открыла "Скайп" и набрала телефонный номер, написанный в шапке сайта.

— Черт! — шепотом ругнулся Марк.

Дрон не передавал звук. Значит, разговор Марк не услышит. Он бегом бросился к лестнице, поднялся этажом выше и прижался ухом к двери кабинета Вики. Голоса доносились приглушенно. Нечего и думать о том, чтобы нормально подслушать весь разговор. Но отдельные фразы разобрать можно. Главное: чтобы никто не приперся. Марк нервно оглянулся. Коридор был пуст.

— Я тебе такую селедочку достал, как доктор прописал, — бубнил мужской бас. — И котлеты. Те, что прошлый раз зашли на "ура". Сам мясо выколупывал из них, оставляя только хлеб.

— Извращенец! — рассмеялась Вика, и в ее голосе явно послышалось кокетство.

А Марк вдруг ощутил укол ревности. С кем это она так звенит колокольчиком? Со всеми она разговаривает сдержанно, едва ли не сухо. А этот с сайта ей явно нравится. И почему? Что в нем такого особенного, чего нет в Марке?

— Ничего! Ты слишком хорош для нее, — успокоил он сам себя.

— Когда ты только успел? — продолжала заливаться смехом Вика. — А ты все так быстро делаешь?

— А давай проверим! — с готовностью отозвался мужчина на том конце линии. — Я покажу тебе, что умею не спешить. — Кстати, о хлебе. Викуля, всё есть, как раньше. Твой гость не один такой. Ностальгия — страшная вещь. На ней можно миллионы сделать. Хочешь, я сам всё привезу, и мы заодно проверим: умею ли я не спешить?

Марк заскрипел зубами. Нет, определенно такая фамильярность — это уже наглость! Он решительно толкнул дверь, ворвался в кабинет, подошел к компьютеру и рванул вилку из розетки.

— Ты совсем свихнулся? — заорала Вика. — Что ты наделал? Я с поставщиком разговариваю!

— Правда, — гневно прищурился Марк. — Именно так ты карьеру делаешь, да?

— Тебе какая разница? Ты мне что муж?

— Я тебе официальный жених! Пусть и фиктивный, но позорить себя не дам! Так что привыкайте, Виктория Алексеевна, к строгости!

— Да вы, Марк Александрович, больной на всю голову! Я ваша невеста только, пока инвестор здесь. Он уедет, и все! Мы всем объявим, что семейная лодка разбилась о быт.

— Но пока он не уехал, и все думают, что мы вместе, я запрещаю тебе фривольничать с другими мужиками!

— Ты мне… что? — голос Вики взлетел до визга.

Она повернулась к Марку ухом, зажмурилась, скривилась так, словно проглотила целый лимон, и шепотом выдохнула:

— Ты мне что? Повтори! Я не расслышала.

— Я. Тебе. Запрещаю! — почти по слогам произнес Марк и вдруг схватил ее за талию, прижимая к себе.

— Запрещаю! — он наклонился и выдохнул это ей в ухо. — Так лучше слышно?

— Отпусти! — она попыталась вырваться.

— Да пожалуйста! — он бросил ее спиной на стол и прижался к ней всем телом.

— Как же тебе повезло, моя невеста! — улыбнулся он и поцеловал ее в губы.

— Да уйди ты от меня! — она заерзала под ним, пытаясь вырваться.

— Уже ухожу! — прошептал Марк, не отрываясь от ее губ. — Хотя почему я должен уйти? Это и мой офис тоже. Кабинет управляющего всего один и ты его заняла.

— В отеле есть свободные полулюксы, — ей удалось втиснуть руку между его губами и своими. — Займи один из них и устрой временный офис там.

— Там неудобно! — Марк схватил ее руку, подложил под ее же попу и навалился всем телом, не давая ей двигаться. — Что ты заказывала? Это явно был не европейский шик. Это для инвестора, да?

— Нет. Это для другого гостя. Да отпусти же меня! — она изо всех сил оттолкнула его, уперевшись коленями в живот.

Марк отлетел назад. Вика вскочила и обежала стол с другой стороны.

— Я сейчас охрану вызову! Убирайся, псих ненормальный!

— Вызывай, истеричка! — Марк одним прыжком вскочил на стол, взвился в воздух и спрыгнул рядом с Викой.

Она взвизгнула от неожиданности. Марк схватил ее и бросил на диван.

— Как сайт называется? — он навалился на нее, прижимая к дивану.

— Не твое собачье дело точка ру!

— А точнее? — Марк поцеловал ее в шею.

— Маньяк озабоченный! — она замолотила кулаками по его спине. — Я тебя ненавижу!

— Это взаимно! Я могу и сам посмотреть в компьютере, но лучше тебе признаться. Потому что месть моя будет страшна! — он всунул колено между ее ног, пытаясь развести их в стороны.

Но Вика боднула его в живот.

— А вот сейчас было больно! — прокряхтел Марк.

— А сейчас будет еще больнее! — раздался от двери голос Артема.

Он прыгнул на Марка. Рывком поднял его с Вики, развернул и впечатал в лицо брата мощный хук правой. Марк упал. Но немедленно вскочил на ноги и бросился на обидчика.

— Остановитесь! — Вика вклинилась между ними, развернулась спиной к Артему, уперлась руками в грудь Марка и изо всех сил оттолкнула его.

При этом ее по инерции занесло назад. И она прижалась попой к Артему. Артем покраснел, на миг растерялся, но тут же решительно схватил ее за попу обеими руками. Марк увидел на его лице такое откровенное удовольствие, что вся кровь немедленно бросилась ему в голову. Потому что как мужик он мгновенно понял все ощущения Артема.

— Убери от нее лапы! — заревел Марк, бросаясь вперед.

Он налетел на Вику, задвинул ее за спину и схватил Артема за воротник легкого светлого пиджака.

— Ты что, кривелло, окривело окончательно? — как ни в чем ни бывало осведомился Артем. — Что ты исполняешь, Отелло?

— Еще раз прикоснешься к моей невесте, я тебе аппендицит вырву через трахею! — прошипел Марк.

— Она не твоя невеста, — усмехнулся Артем. — Меня ты не обманешь! Я тебе не пришибленный мацой Эйтан и не наш папа. Место возле тела Вики еще не занято. Так что и у меня есть шанс. А ты лети к своей Кристине, мотылек шу-шу!

Марк побледнел и молча занес кулак для удара. Но Артем даже не попытался уклониться. Наоборот, издевательски улыбаясь, ждал удара. Он провоцировал Марка и совершенно не боялся.

— Марк, хватит! Я прошу тебя, Марк! — взмолилась Вика. — Ну пожалуйста!

Сначала до разгоряченного сознания Марка даже не дошло, что впервые Вика назвала его по имени. Он просто выдохнул, собираясь ударить брата, и вдруг слова Вики переместились, наконец, из ушей в мозг, и Марк удивлённо обернулся.

— Пожалуйста, Марк, — Вика просительно сложила ладони и помахала ими в воздухе.

Вот это да! Не псих, не насильник, не овощевод… кстати, при чем тут овощи? Марк! Его имя в ее устах звучало так красиво, и так… трогательно, что ли? А воображение уже рисовало картины одну ярче другой. Как он склоняется над ней в постели, а она, размыкая пухлые губы шепчет:

— Марк!

— Эй, у тебя что "Винда" зависла? Или "Андроид" подгружается? — Артем двумя руками подбил руки Марка, освободил пиджак и отскочил в сторону.

Марк молча бросил на него презрительный взгляд и вышел из кабинета.

Из соседнего номера вышла горничная и достала из кармана ключ-карту, собираясь закрыть дверь.

— Постой! — Марк поспешил к девушке. — Оставь дверь открытой и иди.

Она молча покатила тележку с моющими средствами к грузовому лифту. А Марк зашел в номер, закрыл дверь и достал из кармана пиджака пульт управления дроном. Открыл маленький монитор, намереваясь посмотреть, чем займутся Вика и Артем, оставшись в кабинете одни. Но дрону, видимо, наскучило наблюдать за Викой. Или же Марк неловко нажал одну из кнопок управления во время драки с Артемом. Дрон теперь висел напротив окна кабинета Лени. И зрелище было не менее интересным, чем в кабинете Вики.

Леня сидел за столом и старательно, не дыша, по капле наливал водку в пакет с апельсиновым соком "Вита Мина".

— Попался, — обрадовался Марк. — Сейчас ты мне всё выложишь, как на духу, старый ты перд… вернее, винтажный газогенератор, — прошептал он и вышел в коридор, направляясь в кабинет Шивы.

Виктория

Всё, теперь только ждать курьера, который привезет заказ. В животе урчит от голода. Пойти, что ли, пообедать? Потом такой возможности может не быть. Но тут со двора доносятся крики. Подхожу к окну и отрываю стекло. Внизу Марк ругается с Кристиной. И топчет ногами шоколадные конфеты. Совсем с ума сбрендил барчук! Ага, это у них там сцена ревности. Очередная часть аргентинского сериала. Хулио в гневе!

Рядом с Марком стоит, ухмыляясь, Артем. А Кристина — это порнокопытное животное, смотрит на Марка и вздыхает как больная корова. А в овечьих глазках такое страдание и… вина. А Марк словно не замечает. Он слепой, что ли?

— Не слепой, а просто очень самоуверенный, — говорит мозг. — Чего еще можно ожидать от человека, у которого на телефонной заставке написано: "Здравствуйте, барин"?

— А он имеет право! — вмешивается мое тело. — Если у мужика такой "маяк" гордо реет над равниной моря, то он может позволить себе барствовать.

— Да ладно, — говорит мозг. — Но есть же чувства, сердце, симпатия, интеллект, в конце концов!

— Есть у тех, у которых нет того, что есть у него. Вот когда у мужика фисташка или корнишон вместо кабачка, то он обалдеть какой душевный должен быть, чтобы женщину удержать. А такому красавцу этого не нужно. Пришел — тыдыщ! Как показал свое… гхм… искусство, так больше ничего не нужно.

— А говорят, что самые плохие любовники — это как раз те, у кого маяки и кабачки, — ехидничает мозг. — Они думают, что нужно только тыдыщ вывалить и больше ничего. А ведь нужно, чтобы еще многое прилагалось к тому, что тыдыщ.

— Ой, тебе откуда знать? — возмущается тело. — У тебя половые отношения всегда вызывают только болезненные ощущения. Удовольствия ты вообще не получаешь. Кому приятно, когда ему мозг имеют? А вот я понимаю в этом деле. И ответственно тебе заявляю: этот урожай никому не отдам! Лучше кабачок в руках, чем фисташка в небе. Я за Мичурина буду всем анус рвать! Даешь тыдыщ каждой женщине! Вырастим кабачки на корнишонах!

Внезапно раздается стук в дверь. И мозг с вечно предающей меня тушкой, наконец, затыкаются. Открываю. Курьер из компании "Наша гордость" проходит в кабинет и ставит на диван два картонных ящика.

— Этот с продуктами, — он показывает на ящик побольше. — Этот с реквизитом, — он тыкает пальцем в ящик поменьше. — Распишитесь.

Быстро подмахиваю квитанцию, выдаю парню чаевые и открываю ящик с продуктами. Так, куда же мне поставить все это богатство? Главное, чтобы Марк ничего не заподозрил. Он не зря в мой компьютер пытался заглянуть. И явно что-то понял. Вопрос в том: что? Куда же всё это спрятать? Оглядываю кабинет. В сейф не влезет. Ящик большой. А там продукты, и еще и колбаса ручной работы. В закрытом сейфе точно испортится. В кухню тоже нести нельзя. Сожрут и не подавятся. Что их потом убивать за это? Подоконник — самое оно. Поставлю-ка я его туда, за штору. Солнца сегодня нет. Воздух свежий. Август в этом году прохладный. Доживет паек до приезда инвестора.

Так, с продуктами вопрос решили. Теперь реквизит. Вызываю Зину. Открываю ящик поменьше и вручаю ей набор постельного белья из натурального льна.

— Ёлки-палки! — брови Зины удивленно взлетают. — Я такое белье последний раз видела в детстве. Где ты его взяла?

— А я не застала. И слава богу! Нужно знать места. Зинуля, ты вот что: иди в президентский люкс, сними шелковое белье и постели это.

— Викуся, а ты уверена? — с сомнением переспрашивает Зина. — Там же у нас знойная Италия, ручная вышивка из-под брюнета Антонио — мамма миа! Красотень несказанная! А тут парк советского периода.

— Абсолютно уверена, Зинуля. Иди.

— Ладно, только… Вика, смотри! Опять эта хрень летает! — она показывает на окно, за которым завис в воздухе дрон.

— Ну достал, гад! — от злости у меня даже зубы ломит.

Ищу, чем бы в него бросить. Нахожу на столе линейку, подлетаю к окну и изо всех сил швыряю в него. Дрон, словно издеваясь или матерясь, грозно жужжит и быстро ретируется.

— Лёне скажи. Он что-то придумает. Викуся, побереги нервы! — успокаивает меня Зина.

— Сказала уже. Так наш дорогой Шива занят. У него новая пассия. И вообще они-с изволят быть сегодня-с не в духе. А я должна за всех махаться. Ну, конечно, мне же всегда лучше всех и настроение просто отличное!

— Надо бы как-то Леню к ногтю прижать малость, — шёпотом предлагает Зина. — А то реально забурел и оборзел.

— Да у нас все оборзели, Зин! Кстати, вот ты мне мысль подала. Нужно в службу безопасности позвонить. Пусть начнут зарплату отрабатывать, бойцы невидимого фронта.

Набираю начальника охраны.

— Андрей, вы вообще спите или как? Тут дрон летает возле гостиницы с утра буквально. Это же прямая угроза безопасности отеля. Сделайте что-нибудь!

— Виктория, вы что фильмов насмотрелись? — возмущается начальник безопасности. — Какая угроза? Там взрывное устройство? Бортовые ракеты?

— Откуда я знаю? Вы меня спрашиваете, Андрей? Это ваша работа: следить за безопасностью. А вы мне задаете дурацкие вопросы!

— Нет, ну мне просто интересно, как вы себе представляете погоню за дроном, Вика. Мне вызывать истребители? Прикрепить себе пропеллер?

— Я не знаю, это ваша проблема.

— Это не моя проблема, Вика! Я отвечаю за охрану периметра отеля. По суше, если быть точным. А воздушное пространство возле отеля в мою компетенцию не входит. Извините, не могу больше говорить, занят!

Он вешает трубку. А я остаюсь кипеть от злости и чуть ли не плакать от бессилия. Ну как с такими людьми работать? Зина молча гладит меня по плечу. И в этот момент дверь распахивается и в кабинет заходит Виктор.

— Еще один пуп земли пожаловал. Викуся, держаться! Не сдаваться! Но пасаран и танки наши быстры! — шепчет Зина, подхватывает белье и выходит.

— Вика, Эйтан просит предоставить ему техническую документацию по отелю: пожарная часть, вентиляция и прочее. Хочет лично изучить, — сухо и официально произносит Виктор.

— Витя, тебе для этого нужно сходить к главному инженеру отеля. Всё у него.

— Мне для этого нужно его сначала найти, — хмурится Виктор. — А он у вас какой-то неуловимый.

Я открываю рот, чтобы ответить. И вдруг замечаю, что из-за занавески виднеется угол ящика с продуктами. Причем тот угол, где большими алыми буквами написано: "Наша гордость. Продуктовый заказ". Как назло, в этот момент Виктор присаживается на край моего стола как раз напротив окна. И еще и ставит ногу на подоконник. Одно неловкое движение — и ящик полетит вниз.

— Виктор, послушай меня. Я очень занята, — подхожу к нему, беру за руку и стаскиваю со стола, усаживаясь в кресло возле компьютера. — Иди к Лёне. Я сейчас ему позвоню и скажу, чтобы подготовил для тебя документы.

— Как ты без меня, Вика? — вдруг спрашивает Виктор.

Он наклоняется, кладет обе руки на подлокотник кресла, не давая мне возможности встать.

— Прекрасно! — извиваюсь, пытаясь вскочить на ноги, чтобы отойти от него подальше.

— А я все понял, Вика. Видел, как ты смотришь на Марка, и сообразил, что ты очень по мне скучаешь, — он обнимает меня за плечи.

— Что за бред? — мне всё же удаётся встать, но Виктор немедленно прижимает меня к себе.

— Ну признайся, — шепчет он, и его горячие губы скользят по моему лицу. — Тебя потянуло на Марка, потому что он похож на меня. Такой же строгий, даже жесткий, но справедливый.

— Это ты-то справедливый? — моему возмущению просто нет предела. — Виктор, очнись! Ты — самовлюбленная тряпка! Боишься связываться с теми, кто сильнее, поэтому отыгрываешься дома на женщине.

— Это все твои фантазии! Ты никогда не умела делать правильные выводы. Ни капли логики нет в этой очаровательной головке! — он гладит меня по волосам. — Просто хочу тебя уберечь от ошибки. Марк тебе не подходит!

— Ну да, — горько усмехаюсь я, — а единственный, кто мне подходит, это ты.

— Ну вот! — смеется он. — Ты умнеешь на глазах, девочка! Зачем заменять меня кем-то, когда я здесь, рядом? Ну иди же ко мне! Расскажи, как ты скучала! — он прячет лицо в моих волосах.

— Витя, иди ты… за документами! — толкаю его, одновременно делая шаг в сторону, чтобы проскочить между креслом, окном и стеной, и оказаться с другой стороны стола, где он меня не достанет.

— Хочешь поиграть, да? — Виктор бежит за мной, но спотыкается, зацепившись за ножку крутящегося кресла.

Отчаянно машет руками, пытаясь поймать равновесие, и… спиной падает на подоконник.

— Мама! — кричу я, бросаясь к окну.

Хватаю Виктора за руки, тяну на себя, отталкивая от окна. И в этот момент снизу раздаётся грохот, и аккомпанементом к нему отчаянный женский визг. Ложусь животом на подоконник и слезы наворачиваются на глаза. Весь набор для инвестора разлетелся по двору.

Селедка и "Докторская" колбаса валяются под ногами визжащих горничных. Бутылки со "Столичной водкой", точно такой же, как делали в СССР, разбились вдребезги. Уличные кошки лениво обнюхивают остатки советских котлет из столовки, в которых мясо заменено хлебом, оттого бедные животные никак не могут понять, что это за продукт. Самый дорогой раритет заказа — пачки сигарет "Союз Аполлон", впервые выпущенные в честь совместного советско-американского полёта космических кораблей «Союз» и «Аполлон» в 1975 году, намокли от водки и превратились в кашу. Скамейка покрыта красным флагом СССР. Возле нее стоит Леня, и, нервно затягиваясь сигаретой, рассматривает осколки гипсового бюстика Ленина.

— Леня, — кричу я, — отойди от статуя! Может, его еще можно склеить!

Леня задирает голову и я вижу слезы в его глазах:

— Вика, склеить уже ничего нельзя! За что ж ты Ильича? Он же как живой был! — он вытягивается в полный рост, бросает окурок и отдает честь знамени и разбитому бюстику.

Вылетаю во двор. Хватаю ящик, проверяя: не осталось ли там чего-то целого? Бесполезно! Даже крошки нет. Вообще ничего! Кирпичик черного хлеба ручной работы валяется здесь же неподалеку. Всё! Мне конец! Слезы текут по моим щекам и я их даже не скрываю.

Леня подходит ко мне и гладит по плечу, шепча:

— Викусь, ну не расстраивайся! Ленин — он же вечно живой! И ничего ему не сделается.

— Да при чем здесь Ленин, Леня? — всхлипываю я. — Это же был заказ для инвестора. Для императора тайги. Чем мне его теперь встречать? Меня шеф на части порвет

— Правда? — раздается сзади насмешливый голос Марка. — А что же вы, Виктория Алексеевна, врали, что этот инвестор помешан на европейском шике? Я ведь у Гаспара такое меню заказал, что можно английскую королеву встречать.

Что мне ему сказать? Что я пыталась всех перехитрить и наступила на свои же грабли? Причем к ручке грабель с одной стороны примотан топор. И если на них наступить, то топор сразу же отсекает башку.

— Ну скажите, что вам стыдно за вранье, Виктория Алексеевна, — радостно улыбается Марк.

— А вы сейчас счастливы? Да, Марк Александрович?

— Конечно, милая дурочка, — его улыбка становится еще шире.

Физиономия просто сейчас треснет от счастья.

— Я счастлив потому, что всегда помню знаменитую грузинскую поговорку: "Послушай, что скажет женщина, и сделай наоборот". Я раскрыл вашу страшную пионерскую тайну и… три, два, один — пуск! — он щелкает пальцами и в этот момент во двор въезжает белый фургон, на котором красуется алая надпись: "Наша гордость. Доставка".

Марк откровенно наслаждается моим выражением лица и идет к фургону. Водитель торжественно вручает ему большой картонный ящик.

— Но, подождите, Марк, — я бегу за ним, — откуда вы узнали?

Он только загадочно улыбается, берет заказ и идет к входу для персонала.

— А я, кажется, знаю, откуда он узнал, — мрачно изрекает Леня. — Вика, подними-ка голову! — он тыкает пальцем в дрона, который неподвижно висит в воздухе над нашими головами и тихо жужжит.

— Слава богу, Леня! — саркастически замечаю я. — Ты увидел эту летающую гадость! Я же тебя полдня сегодня прошу избавить нас от него!

— Ах ты ж гнида буржуйская! — Леня в сердцах сплевывает под ноги. — А скажи-ка мне, Вика, это напротив чьих окон он сейчас висит?

— Это триста пятнадцатый номер. Люкс. А что?

— Триста пятнадцатый, говоришь? — Леня покрывается красными пятнами.

Чего это он вдруг так занервничал? Ах, ну да! Именно в этом номере живет его пассия в бирюзовом платье и с ревнивым мужем наперевес.

— Ну, Электроник недоделанный! Я тебе сейчас покажу! — Леня бросается в отель.

А я задумчиво смотрю на дрона. Получается, что Марк тупо следил за мной. Вот подлюга! Хитростью обошел меня и просто вытолкнул из соревнования за должность. Не нужен мне такой подлец! Хоть с кабачками, хоть с баклажанами. Совсем не нужен!

Сажусь на скамейку. Наверное, нужно просто пойти к шефу и снять свою кандидатуру. Это будет не так стыдно и не так болезненно, как публичная порка и позор.

В кармане жакета звонит телефон. На экране высвечивается номер Марка. Это он меня добить хочет! Насладиться победой. Ну я тебе сейчас покажу, избалованный ты барчук. Хоть напоследок выскажу всё, что о тебе думаю. Подкроватный извращенец! Набираю воздуха в легкие, но Марк не собирается меня слушать.

— Виктория Алексеевна, — строго говорит он, не дожидаясь, пока я скажу: "Алло!" — где вас носит? Зайдите, пожалуйста, в президентский люкс. Нужно разложить наш заказ.

Наш заказ? Не верю своим ушам. Но на всякий случай спрашиваю:

— Марк Александрович, вы оговорились, да? Это ваш заказ, а не наш.

— Виктория, Алексеевна, это очень прискорбно, что вы в столь раннем возрасте уже страдаете от тяжелой формы склероза. Так я вам напомню: мы с вами вместе заказали всё необходимое. И очень слаженно работали в команде. И именно это я и сказал сейчас отцу. И папа был очень доволен.

— Я ему не верю! — ворчит мой мозг. — С чего бы это ему нас спасать? Он должен сейчас танцевать на нашей могилке, празднуя победу. Не верьте мичуринцам, дары приносящим. Это какой-то подвох! Не доверяю я милостям барина!

— А потому что ты — рациональная сволочь! — немедленно отзывается тело. — А я тебе давно говорило, что нужно доверять людям. Особенно тем, которые приятные на ощупь! Видишь красивого мужика? Доверься! Отдайся! Будь проще, голуба моя, и к тебе потянутся люди! Тем более, что Марк — это элитный сорт кабачка! А ты все бубнишь и бубнишь! Не слушай его, Вика, надо брать жениха!

— Как бы чего плохого не вышло! — сокрушается мозг. — Боюсь, что это подстава.

— Как бы чего не зашло, — отмахивается тело. — Может, тебе тоже овощ найти, чтобы ты, наконец, думать начал? Через ухо какой-нибудь корнеплод до тебя дотянем. Тогда ты подобреешь!

— Вика, вы там? — шепотом спрашивает Марк, прерывая увлекательный спор между частями моего организма.

— Да, я просто… не понимаю, Марк. Зачем вам это?

— Я не воюю с глупенькими девушками. Предпочитаю более сильных и умных противников. Такой ответ вас устроит? — слова вроде бы обидные, но тон!

Такой теплый и ласковый тон! Таким обычно воркуют на ушко милые глупости.

— Нет, не устроит. Но я уже иду к вам.

Выключаю телефон и спешу в президентский люкс.

— Нет, ну это уже ни в какие ворота! — возмущается мозг. — Дебильный ты кусок мяса! Это не Марк! Это вообще другой мужик!

— Да мне все равно, — блаженно мычит тело. — У него такие шаловливые пальчики! Они так мнут мои ножки! Я превращаюсь в желе. Неужели хотя бы один мужик знает, что девушке нужно? Вкусную еду в клювике принес, птенчик мой, и в ротик положил. На травку усадил. А теперь еще и ножки массирует. А если позволить этим пальчикам пробраться немного выше? Эй, машинист, поверните поезд в туннель!

Что это со мной? Опять предающее тело? Оно меня сейчас начнет предавать каждый раз, когда ко мне прикасается мужчина? Как я вообще тогда в метро ездить буду?

— Так послушайся меня уже, дура! От такого длительного воздержания ты не то, что в метро, ты скоро не сможешь смотреть спокойно ни на один удлиненный предмет! — тело, слыша мои мысли, немедленно подливает масла в огонь.

— Тьфу на тебя, животное! Никаких принципов! — негодует мозг.

— У меня сложилось неприятное впечатление, что ты — моя нижняя часть, — огрызается тело. — У тебя не полушария, а полупопия. Если Вика с Артемом будет поласковее, то отель будет наш.

— Дайте пожрать спокойно! — возмущаюсь я. — Ни днем, ни ночью от вас покоя нет!

Но спокойно доесть мне так и не дали. Настойчиво зазвонил телефон и на экране высветился номер шефа. Я нервно проглотила оставшийся во рту кусок и поспешно ответила.

— Где тебя носит? — зарычал Кинг Конгыч. — Инвестор уже подъезжает к отелю!

— Уже бегу. Я здесь неподалёку, — отталкиваю Артёма, влетаю в туфли и вскакиваю на ноги.

— Где неподалёку? В отеле? Конкретизируй! — не унимается шеф и его рык опускается на две октавы.

Ой, как плохо всё! Хищники вот так рычат перед тем, как укусить.

— Почти! Подъезжаю, — отвечаю ему уже на ходу и мчусь к машине. — Но как? Он же должен был приехать только ночью, шеф!

— А Артем ничего не сказал? — удивляется Сан Саныч. — Я же просил его передать тебе, что инвестор будет раньше.

Краска заливает мои щеки. Он же это не на полном серьезе? Это, наверное, очередная его шутка. Кинг Конгыч любит такие подколы: с серьёзным лицом что-то сморозить, доведя человека до инфаркта, а потом вдруг заржать:

— Да не боись! Пошутил я.

И вот стою и с замиранием сердца жду, когда он рассмеется и скажет, что пошутил. Но он молчит с серьезным лицом.

— Я… Александр Александрович, как же… за что? — слова рассыпаются, как порванные бусы, и я никак не могу собрать их в стройное предложение.

— Я… я… — кривится он, зло передразнивая меня. — Ты до полного бардака отель довела. Знаешь, сколько бабок я потерял из-за тебя? Двух инвесторов, двух! — он выбросил вверх два пальца и грохнул кулаком по столу.

Я подпрыгнула и уронила стул.

— Если я тебя на счетчик поставлю за потерянные бабки, то ты должна будешь сначала продать себя на органы, потом родиться еще раз и снова продать. И так по кругу раз двадцать! Я тебя о чем просил? Не облажаться, Вика. Пацаны мои только начали работать здесь. Но ты-то столько лет! На тебя вся надежда была.

— Шеф, но я всё сделала, что могла. Просто…

— Просто ты облажалась, Вика! Капитально причем! Что ты сделала? Развела здесь бардак, шуры-муры. Никто не работает, Леня бухает. Он свое, конечно, получит. Но ты должна была руку на пульсе держать. Ты!

— Отец, зачем ты ее во всем обвиняешь? Все лажанулись. И ты тоже, — неожиданно вмешивается Марк. — Нужно было самому все контролировать.

— А ты что в адвокаты подался? — шеф вскакивает и опирается на стол. — Сиди тихо в углу и не отсвечивай! А ты, — он тыкает пальцем в мою сторону, — домой. Быстро! За расчетом потом придешь. Я бухгалтерии скажу.

— Если ты ее выгонишь, я уйду вместе с ней, — Марк подходит ко мне и становится рядом.

Что это с ним? С ума он сошел, что ли? Даже не знаю, что пугает больше: увольнение или неожиданное заступничество барина? Наверное, все-таки первое.

— Чё происходит? Что за спектакль? Здесь скрытые камеры впендюрены? Меня сейчас кажуть по вашим этим Стограммам? Или по ящику? — Сан Саныч наигранно испуганно озирается по сторонам, но глаза злые, аж льдом искрятся. — Вика, чего стоим? Взяли тонкие ножки в тонкие ручки и понесли попец к дверям.

— Ладно, ты свой выбор сделал, — Марк берет меня под руку и ведет к двери, но на пороге останавливается и добавляет: — Только на нашу с Викой свадьбу я тебя не приглашу. Так и знай. И да, кстати, с сегодняшнего дня ты Вику не увидишь, но на будущее: если столкнетесь, я не разрешаю тебе с ней так разговаривать.

Кинг Конгыч замирает с открытым ртом, неловко вывернув шею. В кабинете воцаряется мертвая тишина. Шеф несколько раз со стуком открывает и закрывает рот, шумно сглатывает и вдруг ревет, как Кинг Конг, полностью оправдывая свое прозвище:

— Что ты мне голову морочишь? Я тебе кролик: разводить меня? Думаешь: папа совсем ку-ку? У папы теперь новый друг Склероз? Папа не понимает, что эта бодяга с жениханием была разыграна для инвестора? Да я по этим понтам шарил, когда ты, огрызок, еще подсыхал на моих трусах!

— Ты, действительно, так думаешь? И не видишь, что у тебя под носом происходит? — Марк бледнеет от гнева, выпускает мою руку, подходит к столу, опирается на него с другой стороны и сверлит отца взглядом. — А меня это не удивляет, папа. Ты никогда не интересовался, о чем я думаю, о чем мечтаю. Бабки каждый месяц и подарки — вот всё твое воспитание.

— Чем тебе плохо было? — шипит Кинг Конгыч. — Зажрался? Я вообще без отца рос. До сих пор не знаю, как он выглядит. Мне бы кто-то вот так подгонял каждый месяц котлету денег, хавчик, какой хочешь, и вообще всё, что в башку взбредет. У тебя ж хотелки росли быстрее, чем женилка. Хошь крутой мотик "Харлей Дэвидсон"? На, получи! Папе не жалко. Тачку в семнадцать лет? Лови тачку! Папа еще заработает. Чего те не хватало, мажор ты неблагодарный? Стоит тут и рыдает, как девочка: "Папа внимания не обращал", — он кривляется, изображая горькие рыдания.

— И поэтому ты решил, что с меня хватит твоих подарков? — Марк хрипит от обиды, но не сдается. — Пацанам нужен батя. Чтобы под тачкой лежать, на футбол ходить и на рыбалку. А ты всегда был далеко.

— Я пахал, как папа Карло, чтобы у тебя и Тёмы все было! — шеф так орет, надсаживаясь, что вены на его красной шее натягиваются, как канаты.

— По клубам ночным пахал? С девочками вроде мамаши Артема? Да ты у меня детство украл! — орет в ответ Марк.

— Чё? Эвоно как! — в голосе шефа от возмущения даже прорывается писк. — Чё ты заладил, как шведская девочка? Детство у него украли. Тебе его подарили, это золотое мажорное детство. Я подарил! Вот этими руками! — Сан Саныч размахивается и вклеивает Марку затрещину.

Тот падает на стул. Я вскрикиваю. Марк немедленно вскакивает, сжимает кулаки и, набычившись, исподлобья смотрит на отца, тяжело дыша. Еще минута — и шеф получит сдачу.

— Не нужно, Марк, я тебя прошу! — бросаюсь к нему и вцепляюсь в рукав пиджака. — Пожалуйста! Это твой отец!

Марк шумно выдыхает. Сан Саныч отворачивается, нервно оглаживает вздыбленный "ежик" волос, бьет кулаком в стену. Крякает с досады и уже тише говорит:

— Ладно, проехали.

Он подходит к маленькому холодильнику в углу, достает три бутылки воды, открывает и ставит одну бутылку перед Марком.

— На, пей. И ты тоже, — он протягивает мне бутылку.

Сам жадно припадает к горлышку, выхлестывает минералку за несколько глотков, кривится, вытирает ладонью рот и садится в кресло.

— Так, начнём сначала. Что у тебя с Викой, сын? Да ты пей водичку, охолони мальца.

— Не хочу, — упрямо цедит Марк.

— А я говорю: пей, — шеф свинчивает крышку с бутылки и пододвигает к нему. — А то сейчас волью с другой стороны. Через багажник.

Марк нехотя отпивает несколько глотков, всем своим видом показывая, что просто уступает отцу, и говорит:

— Мы женимся.

Что? Я открываю рот, пытаюсь выдавить из себя хотя бы слово, но ничего не получается. Кислород закончился. Совсем. Как в космосе.

— По залёту? — быстро спрашивает шеф.

— По большой и чистой любви, — кисло улыбается Марк.

— А ты вообще у Вики спросил? — интересуется Сан Саныч. — А то она чего-то зырит мутным глазом. То ли от счастья гляделки закатила, то ли в обмороке. Эй, там, на орбите! Связь есть? Нет?

Мне, наконец, удается справиться с собственной упавшей на пол челюстью, и я ядовито выдыхаю:

— А ничего, что я здесь? Не мешаю, нет? Может, как-то спросить у меня? А вдруг я не хочу замуж?

— Зачем спрашивать? — пожимает плечами Марк. — Предложение буду, конечно, делать официально. С кольцом и цветами. Когда немного выпустим пар и притремся друг к другу.

— Цветов не нужно, меня кабачки устраивают, — тут же оживает моя тушка.

— Молчи, сволочь! Это ты дров наломало! — мысленно затыкаю я нахальное тело.

— Нет, я, конечно, понимаю, что Вика, девушка, — улыбается Марк, обращаясь не ко мне, а к отцу. — У них мыслительный процесс сложнее, чем инструкция по сборке мебели из "Икеи". Вика сейчас должна поговорить с одной подругой, с другой, еще с двадцатью. Ковырнуть песочек сандаликом от смущения. Поплакать. Мороженого съесть три коробки. Главное: что я для себя всё решил. А невесту приложим к моему решению, как подорожник к ране, — заметив мой пристальный взгляд, он поясняет: — Душа у меня ранена. Сильно.

Мне очень хочется возразить, что не душа, а голова, причем с рождения, но я благоразумно сдерживаюсь.

Сан Саныч вдруг хлопает себя по коленям, падает в кресло и заходится от смеха.

— Вот это ты, мужик, конечно! — он моргает, вытирая слезы. — Моя кровь! Это по-нашему! Пришел, увидел, отжал. В смысле: обаял. Поддерживаю! Дети мои, значит, даю заказ на пацанский подгон: сперва родите сына. Правильно ты, Марк, сказал. Не было у меня времени на детей. А на внуков будет. Вот вы мне внука подгоните сперва. Я его настоящим мужиком сделаю. Кто же, если не я, в этой голубятне? Вы вон, Марк с Артемкой, тоже не по понятиям уже выросли. Вас и старым друзьям показать стыдно. Банан кусаете вместо того, чтобы пальцами ломать, по-пацански. А потом уже после внука можете девок выстреливать. Тоже неплохо. Но пацана чтоб первым! Вика, я тебе сразу говорю: увижу девку — затолкаю обратно!

— Папа, не пугай невесту, — смеется Марк.

Это какой-то бред! Что здесь происходит? Я для них лошадь на ярмарке? Сейчас всё им выскажу! Но в этот момент шеф поднимается, подходит ко мне, сгребает в объятья и шепчет в ухо:

— Как же я рад, что это именно ты! Эту его Кристину я вообще на дух не выносил. А ты своя, родная. Доченька!

— Шеф, я вообще-то…

— Да ладно, ничего не говори. Я ж понимаю: момент деликатный, — он отстраняется от меня, гладит по волосам и легким шлепком подталкивает к двери. — Так, ну пока ты не родила, иди работай. У нас теперь семейный бизнес. Это двойная ответственность. Мы теперь, можно сказать, бригада, — он сжимает кулак и радостно смеется.

И тут я выхожу, наконец, из ступора, и даю Артему решительный отпор. Возвращаю кольцо, встаю и заявляю:

— Слушай, это прозвучит смешно, понимаю. Но я так устала от женихов! Ты себе даже не представляешь. Сделай одолжение: оставь меня в покое!

И быстро бегу к двери. Пока он не пришел в себя.

— Я все равно тебя добьюсь, — кричит Артем мне вслед.

А я лечу по коридору, волосы назад. Врываюсь в свой кабинет, хватаю любимую сумку из Китая, которая честно изображает раритетную и очень гламурную "Биркин"[1], и несусь к выходу из отеля. Домой! К тапкам, чаю и постели, под которой точно не прячется мичуринец. В тихое одинокое гнездо! Но сначала в душ, чтобы смыть с себя этот бесконечный день, в который столько всего уместилось, что хватило бы на неделю.

Аэлита взбивает прическу, смахивает с ресниц невидимую пылинку и спрашивает:

— Кстати, Виктория, как вас по отчеству?

— Алексеевна, но можно просто Вика.

— Можно, — легко соглашается она. — Но не нужно. Это создает доверительные отношения между владельцем отеля и стаффом… эээ… персоналом, если вам так будет понятнее.

— Я говорю по-английски, Аэлита Бориславовна, — изо всех сил стараюсь, чтобы горькая обида не пробралась в голос.

Одной только фразой она меня обозвала тупицей и неучем. Вот стерва! Интересно, с таким талантом рождаются или это приобретенное?

— А мне хотелось бы придерживаться строгой иерархии, — менторским тоном продолжает Аэлита. — Зная своего бывшего мужа, смею предположить, что здесь царит абсолютная анархия и панибратство. И не удивлюсь, если даже горничные дают ценные указания владельцу и старшему менеджменту.

Бедная Зина! Она и не знает, какой ее ждет сюрприз. Зато эта грымза, кажется, прекрасно осведомлена насчет того, что у нас происходит. Откуда? Ах да, конечно! Порнокопытная уже настучала. Сама не справилась и привела тяжелую артиллерию.

— Так вот, Виктория Алексеевна, — Аэлита сверлит меня таким взглядом, что пол подо мной начинает плавиться. — Вы уволены с должности дженерал менеджера, то есть управляющей, и понижены до заместителя Марка и Артема.

Молча глотаю слюну. Марк пытается спорить. Он возмущенно восклицает:

— Мама, ты не имеешь права…

Аэлита молча выбрасывает вверх указательный палец. Ее лицо заливает алая краска. Марк, как дрессированная собачка, замолкает. Аэлита закрывает глаза, плотно сжимает губы, вдыхает воздух через нос, выдыхает его, слегка приоткрыв губы, накрашенные помадой телесного цвета. Нервно дергает шеей, явно справляясь с приступом бешенства, и вдруг расцветает в улыбке, обращаясь к Кристине:

— Девочка моя, пойдём в ресторан, выпьем кофе и пошепчемся.

При этом на сына она вообще не смотрит. На меня тоже. А Марк даже не решается заговорить снова. Ничего себе мегера бешеная! Одним пальчиком дрессирует! Ну всё! Мне конец! Вот значит как! С су-шефом ресторана можно обниматься, лакать кофей и это не считается доверительными отношениями. А меня, как дворовую шавку, быстро поставили на место. Теперь я понимаю, почему Марк так бьется за отель, имея такую богатую мать. Просто не хочет быть ей ничем обязан. Это не женщина, а Король Ночи из "Игры престолов". Из глаз аж синие лучи бьют. Сейчас начнет драконов на лету замораживать! На дворе конец лета, а у нас в отеле уже зима близко!

Захожу в свой кабинет и плюхаюсь в кресло. Закрываю глаза. Пять минут покоя мне сейчас просто необходимы! Но дверь открывается и в кабинет заходит Марк.

— Слушай, Вика, ты извини меня за маму! — он присаживается на краешек стола. — Ужасно получилось. У нее сложный характер.

— Да, я уже заметила. Правда, она такая не со всеми, — наверное, нехорошо ему ябедничать на мать, но обида выплескивается наружу. — С Кристиной так лобызалась, что аж карамель во все стороны брызгала.

— Ну, это правда, — смеется Марк. — Просто мама ее любит и с детства знает. Ладно, не обращай внимания. Я к тебе по другому вопросу. Если уж назвались женихом и невестой, то нужно готовиться к свадьбе. А мы друг друга почти не знаем, — он спрыгивает со стола, берет стул и садится рядом со мной.

— Это необязательно, — ерзаю на стуле, придвигаясь ближе к стене. — Брак фиктивный.

— Но всё должно быть натурально для отца и других, пойми! — он встает и поднимает меня со стула.

Прижимает к себе и шепчет:

— Ты мне сказала, что постель не повод для знакомства. Но свадьба уж точно повод. Правильно? — одной рукой он обнимает меня за талию, а другой гладит по лицу.

Нужно, конечно, вырваться и оттолкнуть его. Но так не хочется! Поэтому стою молча. Но контролирую тело, которое медленно начинает прижиматься к нему, подбираясь к царю огорода — кабачку. Марк явно начинает беспокоиться. Он не привык ко мне вот такой тихой и задумчивой. Он заглядывает мне в глаза, еще крепче прижимает к себе, но осторожно. Как бы проверяя: прокатит или нет? Не встретив сопротивления, окончательно смелеет.

— Вика, разреши пригласить тебя на свидание вечером в хороший ресторан. Выбор за тобой. Или можно в парк на пикник. Я там организую доставку из ресторана. Не волнуйся, бутербродами кормить не буду. И на траве сидеть не заставлю. Специально обученные люди накроют столик на тихой аллее, так что все будет прекрасно.

— Не нужно, спасибо! — всё же нахожу в себе силы выскользнуть из его рук.

Но не отталкиваю. Улучив момент, подныриваю под локоть Марка и оказываюсь по другую сторону стола.

— Ладно, — Марк с недоумением смотрит на свои руки, в которых еще минуту назад была я. — Если так, то организуем свидание здесь. Ты, пожалуйста, никуда не уходи. Я быстро!

Он выходит. Включаю компьютер, чтобы поработать. Нужно пройтись по списку гостей отеля. Проверить бронь, размещение, счета. Работы непочатый край! А мысли витают вообще в другом направлении. Но как только мне удается немного сосредоточиться, дверь открывается и в кабинет стремительно врывается Аэлита. Останавливается на середине, по-хозяйски оглядывает обстановку. Садится на диван, закидывает ногу на ногу и нараспев щебечет своим оперным голосом:

— Ты заруби себе на носу, девочка, что я тебя никогда не приму в качестве невестки. И даже не думай разевать рот на отель, — и глазами меня так и сверлит.

Прямо чувствую, как у меня уже волосы дымятся. Задерживаю дыхание, считаю до трех, чтобы успокоиться, и очень медленно, обдумывая каждое слово, выдаю в ответ:

— При всем моем к вам уважении, Аэлита Бориславовна, Александр Александрович будет решать, кому оставить долю в отеле.

Она достает из сумочки пудреницу, проводит помадой по узким губам и усмехается:

— Александр Александрович ещё сам не знает, что, фактически, ничего уже здесь не решает. Так что тебе лучше самой уволиться. Тогда я, может быть, помогу тебе с хорошей должностью в другом отеле. А иначе я сделаю так, что тебя даже на порог приличных заведений не пустят. Невеста Марка — это высокий социальный статус. И это место занято той, которая этому статусу соответствует. А ты, милочка, ищи что попроще…

— Ты опять пытаешься контролировать мою жизнь, мама! — Марк влетает в кабинет.

Его лицо багровеет, а губы сжимаются в нить. Он останавливается перед ней, тяжело дыша, и цедит сквозь зубы:

— Если ты еще раз посмеешь вмешаться, то у тебя не будет сына!

Аэлита вскакивает с дивана, летит к двери, как ведьма. Вот натурально! Только метлы не хватает. И с такой силой хлопает дверью, что несколько картонных папок падают со стеллажа.

— Прости, — Марк отворачивается к стене.

— Ничего, — шепотом отвечаю я, машинально перебирая бумаги на столе.

Никто и никогда за меня не заступался. Тем более, с такой яростью. Пусть жених и фиктивный, но защита настоящая. Вон как переживает! Аж плечи дрожат. И спина такая напряженная. Пытается с собой справиться, но явно его никак не отпустит.

Дверь приоткрывается, и в кабинет робко заглядывает официантка из ресторана.

— Марк Александрович, — почему-то шёпотом произносит она, — мы тут всё приготовили.

— Да, спасибо! Заходите! — Марк спешит к двери и распахивает ее настежь.

Две официантки торжественно вкатывают в кабинет столик на колесиках. На нем ваза с белыми розами, тарелки с едой, шампанское и ароматические свечи в форме цветочных бутонов.

— Так, Вика, — Марк решительно направляется к окну, опускает жалюзи и задергивает шторы. — Пойти со мной вечером на свидание ты отказалась. Значит, будем создавать затемнение и романтику здесь. Садись, — он берет меня под локоть и тащит к столику.

— Но я на работе, Марк!

— Возражения не принимаются!

Он зажигает свечи. Аромат чайных роз плывет по кабинету. Марк открывает шампанское, наливает его в бокалы.

— Самое главное забыл! — Марк хлопает себя по лбу, достает из кармана телефон и озадаченно роется в нем. — Где-то у меня это было здесь… ага… нашел!

Из телефона доносится плеск воды и крики чаек.

— Мне бы хотелось арендовать прогулочный катер, но ты не согласилась. Поэтому будем считать, что мы на уже на нём, — Марк берется двумя руками за край стола и раскачивает его в разные стороны. Похоже на качку?

Я не выдерживаю и смеюсь. У него такое сосредоточенное лицо! И он так старается.

— Похоже, да. Чувствую себя, как на Лазурном Берегу.

— Подожди, это еще не всё! — Марк берет со стола маленькую коробочку с розовым бантом и торжественно вручает мне.

— Это что? — кручу коробочку в руках.

— Открывай, не бойся, Вика!

Развязываю бант, откидываю крышку, а внутри совершенно потрясающее пирожное в виде эмблемы нашего отеля: алой короны.

— Я его у Гаспара украл, — заговорщицки шепчет Марк. — Он там уже начал готовить образцы для юбилея. Сделал всего два таких. И одно я честно свистнул. Можно сказать: рискуя жизнью.

— Да ты страшный человек! — притворно ужасаюсь я. — Ты умеешь воровать пирожные у дракона-Гаспара! У которого каждая крошка на учёте!

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — смеется он. — Пробуй!

Даже жалко есть такую красоту. Надкусываю с одного краешка. То, что я поначалу приняла за красную зеркальную глазурь, оказывается не банальным пищевым красителем напополам с химией, а марципаном с вишневой ноткой, покрытым сверху блестящим слоем желе. Не выдерживаю и мычу от наслаждения.

— Ну как? — нетерпеливо спрашивает Марк.

— Ой!

— Да?

— Не то слово! Да ты попробуй, — подношу пирожное к его рту.

Он аккуратно надкусывает с другого края. Его волосы касаются моего лица. В ярко-синих глазах мерцают отблески свечей. Моя рука замирает.

— Вкусно невероятно, — шепчет он дрогнувшим голосом.

Мы смотрим друг на друга.

— Готовсь! — шепчет мое тело. — На старт, внимание, марш!

— Да подожди ты! Тут такая романтика! — всхлипывает от умиления мозг.

— Цигель бай лю-лю! — не успокаивается тело. — Жрать потом будем! Вика, бери огород в свои руки. Давай! Просто приложи меня к нему, а дальше мы уж с матерью-природой справимся.

Из последних сил сдерживаю порывы предающего тела. Еще немного — и оно сорвется с цепи. Но Марк вдруг выхватывает пирожное из моих рук и чуть ли не силой заталкивает мне его в рот.

— Вика, да ты ешь! Что же ты остановилась?

— Он что изврат? Это какой-то новый фетиш: жрать вместо того, чтобы любицца? — возмущается тело.

— Да подожди ты! — сомневается мозг. — Тут явно что-то не то. Зачем он ее заставляет есть это пирожное? Да еще в такой момент? Ведь, действительно, ему сейчас должно быть не до еды. Неужели это то, что я думаю?

— Да перестань уже думать! — в ярости рычит тушка. — Вика, закрой рот и раскрой ноги, наконец! Только не перепутай последовательность!

— А ну-ка еще! — пальцы Марка проникают в мой рот, чуть ли не силой вталкивая пирожное.

— Да не туда ты суешь! — ревет тушка. — Что за мужики пошли? Приходится всё делать самостоятельно!

— Цыц! — мысленно прикрикиваю на тело. — Мозг прав. И, кажется… –

договорить не успеваю.

Зубы натыкаются на что-то твердое. Хватаюсь за руку Марка, силой останавливая ее.

— Только не подавись сейчас! — восклицает Марк.

Языком обвожу твердый предмет, выталкивая его изо рта. И на мою ладонь падает кольцо. Причем именно такое, как я всегда хотела: простая обручка из белого золота, а на ней небольшой, но чистый бриллиант. Ничего лишнего! Совершенная красота формы!

— Откуда… — спазм сжимает мое горло, и я вынуждена прокашляться, чтобы продолжать. — Гхм! Откуда ты узнал, какое кольцо я хочу?

— Угадал? Правда? Тебе нравится?

— Оно идеально! Но как?

— Я подумал, что ты строгая, неприступная, холодная. И не любишь финтифлюшки. На твоем телефоне простой прозрачный футляр. На ежедневнике никаких висюлек, которые так любят девушки. На сумке нет подвесок. И даже брелка на ключе нет. Я уже не говорю про обстановку кабинета, — он осматривается, — ни одной игрушки, статуэтки и картинки! Поэтому я в ювелирном магазине попросил кольцо для Снежной Королевы. Нам ведь нужно кольцо. И предложение нужно. Не каждый день мы женимся.

— Фиктивно, — тихо поправляю его я, любуясь игрой света в бриллианте.

— Но всё равно повод. Ты говорила, что постель не повод для знакомства. А свадьба повод?

— Конечно.

— Тогда давай знакомиться заново. Я — Марк, — он обнимает меня и прижимает к себе.

— А я Вика. Но при первом знакомстве обниматься и обжиматься неприлично!

— Ну я же совмещаю с предложением, поэтому мне можно! Виктория Алексеевна, пойдёте ли вы за меня замуж?

— Фиктивно, Марк Александрович. Вы забыли добавить самое главное слово.

— Хорошо, пойдете ли вы за меня замуж фиктивно? В горе и в радости? И даже, когда нет вайфая?

— Да, Марк Александрович. Я готова оказать вам эту любезность.

Он вдруг подхватывает меня на руки и кружит по кабинету. Потом останавливается, опускает на пол и крепко целует в губы. Пол качается под моими ногами. В груди полыхает жар. Растворяюсь в его губах, в аромате дорогого одеколона, в ярко-синих глазах. Он на минуту отстраняется. Заглядывает мне в глаза. И вдруг снова подхватывает на руки и несет к дивану. Нужно сопротивляться. Сказать что-нибудь едкое. Уколоть его. Но рот словно намертво зашит грубыми нитками. Лишь прерывистый вздох вырывается из моей груди. Марк сбрасывает пиджак, и…

В этот момент в кабинет влетает Зина.

— Ой, я, кажется, невовремя. Можно?

— Нужно было дверь запереть, — Марк с досадой закрывает лицо рукой.

Да уж! Мысль здравая. Жалко только, что малось запоздала.

— Да, Зина, — вскакиваю, оправляя одежду. — Что случилось?

— Викусик, я дико извиняюсь, что прервала ваши шуры-муры. Но у меня беда! Аэлита вызывает меня в кабинет Саныча. Хочет о чем-то поговорить. Я одна боюсь. Сходишь со мной, а?

Вот это да! Зина, которая не побоялась одна с огнетушителем пойти на телохранителей императора тайги, боится бывшую шефа.

— Зина, я тебя не узнаю! Чтобы ты кого-то боялась? В чем дело? — растерянно спрашиваю я. — Ты же коня на скаку кулаком убить можешь!

— Так в том-то всё и дело! — Зина прижимает обе руки к гигантской груди. — А вдруг она мне что-то ляпнет? А я не сдержусь? И как коцну ее по морде лица? А она перекинется, ногами накроется, кони двинет и меня потом в тюрягу. Она ж змеюка редкая! Наверняка, ее в "Красную книгу" занесли! Звиняйте, Марк Александрович, что я в вашем присутствии так о вашей маме! Так поэтому и прошу, чтобы ты пошла и проследила. За мной, не за ней!

А это, кстати, дельная мысль! Если бы я была подлой, то сейчас использовала бы момент, чтобы избавиться от новой владелицы отеля, и по совместительству моей фиктивной свекрови. Эх, как здорово быть злодейкой! Но, если уж не стала, то нечего и начинать.

— Ладно, пойду с тобой, — вздыхаю я и выхожу с ней из кабинета.

Я выпиваю залпом стакан воды. Нам теперь точно не будет скучно. Рядом со мной садится Марк. Настроение у него не лучше, чем у отца. Но он пытается держаться.

— Давай сбежим отсюда? — шепотом предлагает он. — Погуляем по городу. Только ты и я.

— Не могу, — вздыхаю я. — Барыня велели радоваться, веселиться и вкусно есть за ее здоровье. А вдруг она вернется, чтобы дать ценные указания? А меня здесь нет. Она ведь может и на конюшню отправить, и приказать выпороть.

— Тогда поркой буду руководить я, — шепчет Марк и гладит меня по бедру. — Очень хочется полюбоваться на твою голую попу.

— Тип-топ, — пальцами пробегаю по столу, как крошечными ножками.

— В смысле? Не понял.

— Тип-топ и перетопчешься, — мои пальцы бегут по столу еще быстрее.

— Сложно мне с тобой, моя невеста, — тяжело вздыхает Марк и хочет еще что-то добавить.

Но в этот момент к нему, танцуя, подплывает порнокопытное Кристина. Она эффектным жестом срывает с головы колпак и ее тщательно завитые локоны рассыпаются по плечам густой шелковистой волной.

— Пойдем танцевать, — она берет Марка за руку и тащит за собой.

— Извини, Крис, нет настроения, — пытается отказаться Марк.

— Ну не вредничай, — капризно ноет Кристина. — Мало того, что на мне не женился, так еще и не хочешь танцевать? Фу таким быть!

— Отомри уже, рохля! — немедленно вмешивается мое тело. — Не видишь, что наш урожай прямо на глазах отбивают?

— Не будь Отеллой, — не соглашается мозг. — Это всего лишь танец!

— Молчи, ненужный орган! — огрызается тело. — Она вон патлы распустила, передник затянула, чтобы талия потоньше была и фигура превратилась в песочные часы. Глянь, какой кардашьян из-под фартука торчит в узких брюках в облипку! Как прижмется им к нашему кабачку, так не отдерешь потом! Ну видно же, что хищница вышла на охоту!

— Ты, как всегда, преувеличиваешь! — возражает мозг.

— Это ты привык преувеличивать те корнишоны, что нам до того подсовывали. Чтобы примирить Вику с грустной действительностью. А когда нам реально попалось что-то стоящее с двумя ударениями в одном слове, так ты хлебалом щелкаешь! Вика, держи его! Уйдет, гад! Сердцем чую: уйдет!

— Ты не против, Вика? — Марк выжидательно смотрит на меня.

— Против мы, против! — вопит тело.

— Нет, конечно, — напускаю на себя равнодушный вид и пожимаю плечами.

— Ладно. Я пару кругов сделаю, и вернусь, — Марк встает и идет танцевать с Кристиной.

Мне очень хочется выпить. Но нельзя.

— Всё, — обреченно шепчет тело. — Увели нашего фермера.

Ответить не успеваю, потому что меня подхватывает под руки Артем и силой поднимает со стула.

— Пойдет танцевать! — он тащит меня за собой.

— Я не хочу, Артем, отпусти! — пытаюсь отбиться.

— Возражения не принимаются! Я тебя похищаю! — он раскручивает меня, опрокидывает себе на бедро, поднимает на руки, ставит на пол и крепко берет за талию, ведя в танце.

Танцую с Артемом, но глаз не свожу с Марка и Кристины. Мне должно быть всё равно. Но почему-то это не так. А порнокопытное старается во всю. Извивается, как взбесившаяся змея, прижимается к Марку попой, встряхивает волосами. Марк ведет себя сдержанно и на провокации французской коровы не поддается. Уже хорошо! И вдруг Кристина встречается со мной взглядом, зло щурится, неожиданно подмигивает и ее губы расплываются в гаденькой ухмылке. Кажется, у нее совсем мозг вскипел. Или она его в кухне уронила в кастрюльку с бешамелем. Но ровно через минуту я понимаю, почему она себя так странно вела. Эта гадюка вдруг хватается за Марка и почти сползает на пол. Он подхватывает ее на руки, опускается на пол и кладет себе на колени. Музыка смолкает. Все бегут к ним. А эта актриса погорелого театра закатывает глаза и шепчет с видом умирающего лебедя:

— Голова очень кружится. Мне плохо! Нужно срочно лечь.

— Я помогу, — Марк приподнимает ее. — Идти можешь?

— Я попробую! — стонет она, но тут же снова валится на руки Марка. — Нет, не могу. Прости!

— Я отнесу тебя в номер, — Марк легко, как пушинку, подхватывает ее на руки и спешит к выходу из ресторана.

Острая игла ревности вонзается в мое сердце. Вон как рыцарь старается! Так нежно и ласково прижал ее к себе. Дебил! Разве он не видит, что она играет? Что обморок не настоящий? Ну почему мужики такие идиоты?

— Они, само собой, идиоты, да. Но первая идиотка — это ты, — ворчит тело. — Я же говорило, что хищница вышла на охоту. Всё! Аля-улю! Утащила добычу в нору. Живой он оттуда не уйдет. Сейчас она из него сделает рататуй, соте и икру.

— Неправда, — возражает мозг. — Марк просто благородный и настоящий мужчина. Бросился спасать девушку. Разве человеку не может стать плохо?

— Ей нет, — решительно отрезает тело. — На ней пахать можно! Этой корове плохо только тогда, когда нам хорошо.

— А мне все равно, — вмешиваюсь в спор. — Жених фиктивный. И вообще сноб. И мама его такая же. И нечего мне о нем думать.

— Не ври сама себе! — ехидничает тело. — Может, он и фиктивный. Только стоит ему рядом появиться, как у тебя пульс зашкаливает похлеще, чем от настоящего. Дура ты! Влюбилась по уши и даже сама себе не признаёшься. Мозг, подтверди!

— К сожалению, вынужден констатировать, что коллега прав. Ты влюблена, Вика. Причем так, как никогда до того, — поддерживает мозг версию тела.

— Врете вы все, врете! Мне всё равно! — мысленно кричу я.

— Вика, давай я тебя домой отвезу, — предлагает Артем.

Открываю рот, чтобы по привычке отказаться, но вдруг представляю себе, как там Кристина сейчас стращает Марка сиськами и кардашьяном, якобы помирая в его руках. А он, наверняка, смотрит на нее. Он же не слепой. И, может даже, целует. Ну, в качестве лечения. А я, дура, здесь стою. Нет, конечно, он поступил благородно, что не оставил девушку в беде. Признаю, да. Но вот дальше нужно было скорую ей вызвать. А лучше ветеринара, чтобы сделал прививку от бешенства. И мог бы уже вернуться ко мне. А он не спешит. Почему? Да потому что уверен, что я никуда не денусь. И буду ждать его здесь. А вот черта с два! Я тоже уеду, и не одна. Будет знать, как французских коров на руках по номерам таскать!

— А давай, — решительно говорю я. — А то мне сейчас на метро тащиться вообще не хочется.

Артем бережно усаживает меня в свою белую "Феррари". По дороге он непрерывно болтает. А я не слушаю. У меня в голове кино для взрослых. Там Марк с Кристиной такое вытворяют, что режиссёры, которые это самое кино снимают, зарыдали бы от зависти, если бы увидели мои фантазии.

— Вика, ты со мной?

Прихожу в себя от того, что машина стоит на месте.

— Да, извини, задумалась.

— Обо мне? — Артем наклоняется ко мне и вдруг целует в губы.

Я хочу оттолкнуть его, но руки почему-то не двигаются. Мышцы расслаблены. Тело явно что-то замышляет. Артем, видя, что я не сопротивляюсь, вдруг одним ловким прыжком перемахивает на пассажирское сиденье и оказывается на мне. Я в плену. В сладком плену сильных и нежных рук, светлых, восхитительно пахнущих волос, требовательного мужского тела с такими крепкими мускулами!

— Вика, ты совсем "прости, господи"? — возмущается мозг. — Ты же любишь Марка! Так нельзя!

— Ой, заткнись уже, — ворчит тело. — Это не то, что ты думаешь, а лабораторное исследование. Я тут сравниваю урожай с двух огородов: Артема и Марка.

— Пошлый и мерзкий мешок с костями! — шипит мозг. — Прекрати немедленно!

— Тебе хорошо, Вика? — Артем еще крепче прижимается ко мне, его руки скользят по моему телу, поднимая узкую юбку и нащупывая трусики.

— Вика, стоп машина! Народ к разврату не готов! Нам придется быть верными Марку. Какое разочарование! — едва не плачет тело.

— Наконец-то ты сообразило! Думаю, мне удалось внедрить в тебя моральные нормы, — с облегчением выдыхает мозг.

— Ага! Два раза по три раза! Просто мне совершенно не хочется внедрять тот урожай, что я нащупало. Буду краток: Мичурин здесь налажал, это не тот сорт кабачка.

— Ну, когда так всё плохо, так это тоже хорошо, — радуется мозг. — Значит, мы не изменим Марку. Хотя тело у Артема очень красивое. Накачанное, крепкое, и грудь особенно хороша. На такой хорошо отдыхать после любовных утех. И потом кубики на прессе! Мне даже захотелось по ним заново выучить алфавит, когда я их осязнул. Тьфу ты! Осязал! У меня уже слова путаются. Катастрофически теряю годами наработанный лексикон. Неужели я так впечатлился?

— Это ты так разочаровался. Нет, ну не так, чтобы ужас-ужас, конечно. Зажираться не будем, — возражает тело. — У некоторых и такого нет. Но мы уже привыкли к роскошной фермерской продукции. Так зачем нам это импортозамещение? Я категорически против ввоза в нас нового и неизвестного сорта овощей от непроверенного производителя. Вика, проснись, даем задний ход! Берем только отечественное и привычное. Мы патриоты или как?

Мои мышцы вдруг оживают. Руки решительно отталкивают Артема.

— Прости, я не могу!

— Детка, так нельзя! — шепчет он, пытаясь удержать меня. — Я уже готов!

— Урожай дозрел, а мы нет, — ехидничает тело. — Держи свое туловище до себя поближе!

— А я не готова! — нащупываю ручку на двери машины, открываю, выползаю из-под Артема и едва не падаю на асфальт, в последнюю минуту спружинив на ноги, как кошка.

— Понимаю: ты не хочешь здесь, — Артем выпрыгивает за мной. — Извини! Это была плохая идея начинать в машине. Тогда давай ко мне или к тебе. Как скажешь, так и будет.

— Я вообще ничего не хочу, Артем! — хватаю сумку с сиденья и мчусь к подъезду.

— Между ними ничего не было, да, — горячо поддерживает его шеф, продолжая держать Марка за шиворот.

— Не слушай его, Вика! — перебивает отца Артем. — Так будет всегда! Ты вечно будешь слышать, что это в последний раз, что Кристине нужна поддержка, что они выросли вместе, и так далее. А у меня никого нет. Я свободен и не связан обязательствами. Со мной будет по-другому!

— Да! — кивает шеф, — с ним будет вообще по-другому! Тьфу! Чёйта я? — он отпускает сыновей и садится за стол.

Подпирает щеку рукой и ошалело смотрит на нас, часто моргая.

— Я просто лежал рядом с ней, — Марк подходит ко мне и опускается на корточки. — Это же бред отказываться от свадьбы и сразу же выходить за другого.

— Выходить замуж за Марка — это бред! — возражает Артем. — Он скучный, нудный и такой же сноб, как его мамаша.

Марк немедленно вскакивает на ноги и сжимает кулаки.

— Стопэ! — ревет Кинг Конгыч и с такой силой грохает кулаком по столу, что компьютер, жалобно пискнув, выключается. — Я еще раз увижу, что вы друг друга пиз… бьете, кадыки вырву обоим! Вот, ей богу, вырву! На подлого отвечаю! Без "бэ"! Пацаны, научитесь базарить! Решать дела научитесь, как мужики! Серьезно!

— Я только в последний раз ему вломлю, и сразу научусь! — Марк бьет Артема в солнечное сплетение.

Артем складывается пополам.

— Да что ж ты будешь делать! — шеф подлетает к Марку и отшвыривает его.

Марк падает на пол.

— Я предупредил! — шеф вытягивает руку, показывая сыну кулак.

— И тебя тоже, — предостерегает он Артема.

— Я-то что? — сипит Артем, с трудом дыша. — Я его не трогал.

— Может, воды? — подбегаю к Артему и наклоняюсь к нему. — Больно, да?

— Лучше поцелуй, и все пройдёт! — через силу улыбается Артем. — Ничего, до свадьбы заживет.

Поворачиваюсь к Марку. Он как раз встает с пола и сверлит Артема взглядом. Глаза такие бешеные, что аж посветлели от гнева. А когда он свою молочную коровку ночью обнимал, так не бесился, нет?

Сейчас я тебе покажу, как надо мной издеваться!

— До нашей свадьбы точно заживет, — улыбаюсь Артему и прикасаюсь губами к его губам.

— Так это означает: да? — Артем вспыхивает от радости.

— Почти. Я должна еще привыкнуть к этой мысли.

Краем глаза вижу, как лицо Марка вытягивается. Он поворачивается и бежит к выходу. Рывком распахивает дверь и вылетает, так хлопнув на прощание, что лично купленная мной для шефа картинка с пасторальным пейзажем срывается с гвоздя и падает на пол. Получи, фашист, гранату! Не думай, что на тебе свет клином сошелся!

Иришка оглядывает ресторан, потом Аэлиту и улыбается:

— Целоваться не будем. Привет, Марк!

Марк вежливо кланяется ей. Аэлита хищно раздувает ноздри, прожигает Иришку яростным взглядом и цедит сквозь зубы:

— О, белокурая Жози пожаловала! А ты при чем к этому параду безвкусицы? Что вообще ты делаешь в моем отеле? В дешевых кабаках поломались микрофоны и поэтому ты явилась сюда? Или закончились дискотеки 90-х? А ты ведь только на них выступаешь!

— Ну почему же? — пожимает плечами Иришка. — Еще я занимаюсь благотворительностью. Выступаю в клубах знакомств "Последний шанс" для бывших первых жен. Это называется "Дискотека 80-х имени Юрия Антонова". Ты ведь старше меня на десять лет, правда?

— На восемь, — шипит Аэлита.

— Но выглядишь, как моя мама, — любезно замечает Иришка. — Она тоже любит слушать Юрия Антонова. Вы бы с ней подружились, — она кончиками пальцев берет себя за подол юбочки и кружится по залу, демонстрируя точеную фигурку и напевая при этом знаменитый хит 80-х:

Мечта сбывается и не сбывается

Любовь приходит к нам порой не таааааа!

Но всё хорошее не забывается.

А всё хорошее и есть мечтаааа….

— Если бы я была твоей матерью, я бы тебя задушила еще в колыбели, — прищуривается Аэлита. — Остановитесь немедленно! — кричит она на рабочих сцены и бежит к ним, громко стуча каблуками по мраморному полу.

— Фу, Аля, ну что за манера у тебя сваи вбивать? — морщится Иришка. — Давай научу порхать на каблуках. А то жалко портить полы в отеле. Ты же их снесешь!

— Лучше давай я тебе мозг куплю, — огрызается Аэлита и набрасывается на рабочих: — Что это за кошмар на стенах? — она брезгливо тыкает пальцем в ало-золотые вензеля, растыканные по углам ресторана.

— Мы люди маленькие, — бурчит бригадир. — Нам сказали вензеля лепить, мы и украшаем. Это распоряжение владельца отеля.

— Владелец отеля — это я! — визжит Аэлита.

— Правда? — насмешливо поднимает бровь Иришка.

— Нет, она врет, — в ресторан заходит Кинг Конгыч. — Аля, дай я тебе расскажу новости. Интересные такие! У тебя всего сорок восемь процентов отеля. А у меня пятьдесят два. И всё будет так, как я хочу.

— Врешь! — визжит Аэлита. — Не может этого быть!

— Ну ты же хотела привезти Диву, — пожимает плечами Иришка. — И за это согласилась продать ему, Диве, то есть, четыре процента отеля. А Дива не дура. Тьфу ты, господи! Не дурак. Он на этих четырёх процентах столько наварил за полдня, пока покупал и перепродавал нам, сколько другие за два месяца не зарабатывают. Добрее нужно быть к людям, Аля, проще. Тогда и они к тебе потянутся.

— Он продал свою долю вам? — ошарашенно спрашивает Аэлита.

— Нам, нам, — довольно потирает руки шеф. — Я тебе больше скажу: ты лучше продай мне обратно свои сорок восемь процентов. Я ведь тебя всё равно выдавлю. Не сегодня, так завтра. И опозорю на всю Москву. Тогда можешь забыть про Европы. Пока ты тут со своими лебедями возилась и с бычьими яйками, мы втихаря альтернативную программу юбилея подготовили. Правильную и хорошую. Не дай боже твои интеллигенты узнают, что ты в своем отеле предала всех их гондурасов и позволила выступать на юбилее конкретным пацанам. А они здесь будут, поверь. И звезды 90-х, и группа "Любо нам". Тебе ж потом вся твоя богемная шушера руки не подаст. Так что, Аля, не гуляй по чужому буфету. Надо разделить сферы влияния: тебе — интеллигенцию, нам — чего попроще. Ты ж меня знаешь. Я всегда любил по-простому, по-народному. А оперы-шмоперы оставь себе. Лучше продай свою долю по-хорошему. И давай до свидания!

— Если здесь будет выступать эта белокурая Жози, эта линялая Мальвина на пенсии, то моей ноги в этом отеле не будет! — Аэлита сжимает кулаки и потрясает ими в воздухе. — Господи, и зачем я только поддалась на эти уговоры? Зря это всё было. Ой, как зря!

— А тебя разе кто-то уговаривал? — удивляется шеф. — А ну-ка с этого места поподробнее. Уж не Марк ли?

— Марк меня ни о чем не просил, — Аэлита вытаскивает из сумочки платок и промокает глаза. — Мой сын порядочнее, чем все вы вместе взятые. Хотя и пошёл характером в тебя, Саша. Такой же упрямый бычара. Но подлости в нем нет. В отличии от… — она поворачивается и сверлит взглядом Иришку.

— Мама, ты о чем? — недоумевает Марк и берет ее под руку. — Объяснись, пожалуйста.

— Нет. Я не стану, — она гордо вскидывает подбородок. — Меня слишком плохо воспитали родители. Вложили в меня честность и порядочность. Я дала слово тому Иуде, который на этом всем пытался заработать свои тридцать серебряников. А слово свое я всегда держу, — она гордо поднимает голову. — Счастливо оставаться в этом вертепе! Я ухожу! Мои адвокаты свяжутся с тобой, Саша.

— Да уж, пожалуйста, — шеф издевательски кланяется. — Извольте оказать милость, барыня! — он снимает с головы несуществующею шляпу и размахивает ею в мушкетёрском поклоне. — А то мы ведь рылом-то не вышли, но тоже хочем кушать. Вы уж нас звиняйте!

Они продолжают обмениваться колкостями. А я все стою и думаю, что означает эта странная фраза Аэлиты про Иуду и тридцать серебряников. Не нравится мне это всё. Неужели Марк такой подлый? Аэлита сына не сдаст, нет. Но просто не хочется верить в то, что Марк способен на такую низость. Хотя между нами ничего нет. И вряд ли уже будет.

— Ну поцелуйтесь уже, — умиляется шеф. — Чё буркалы красивые выкатили? Вика вон заломила бровь девственную, нещипаную. Соситесь! Папа разрешает.

— Шеф … — начинаю фразу я, но Марк меня перебивает:

— Папа, мы…

— Мы не пара! — выдаем хором.

Получается по-идиотски. Марк замолкает, досадливо морщась, и я, пользуясь случаем, перехватываю инициативу:

— Вы, Александр Александрович, наверное, не до конца прослушали мое голосовое сообщение. Это был фиктивный брак. Вернее, его попытка.

— Да всё я прослушал. И не один раз, — отмахивается шеф. — За то тебя и люблю, Вика. Честная ты. Ну хотела схитрить, так кто без греха? Зато призналась. Самой противно стало. Люблю я таких людей. Сам такой. А насчет фиктивного… мне тут горбатого не лепите, ладно? Весь отель жужжит уже давно, что от вас во все стороны искры летят. Не пара они. Как раз таки пара. Два упрямых дебила. Целуйтесь, говорю, а то сейчас все отменю. Вот при адвокатах говорю. Ядрён батон! Всё отменю вот этими белыми рученьками, — он поднимает мощные лапы и трясет ими в воздухе.

Юристы с улыбками смотрят на меня. Марк решительно подходит ко мне, обнимает за плечи и целует в губы.

— Горько! — кричит Зина.

Я хочу оттолкнуть Марка, но руки не слушаются. Тело снова меня предает.

— Даже не думай! — ворчит наглая тушка. — Наконец-то я совершенно официально могу управлять своим фермерским хозяйством! Поэтому смирись и получай удовольствие.

— Согласен! — горячо поддерживает тело мозг. — Я тут посчитал, что этот союз очень выгоден нам всем. Так что сейчас отключу упрямство, и, наконец, зай мусь обустройством нашей, Вика, совместной жизни. Твоей, моей и нашего общего тела.

Мне остается только подчиниться. И хоть мне и неловко целоваться на людях, но через пару секунд я забываю обо всем. И впервые в жизни просто ни о чем не думаю.