Книга является продолжением публикации эпистолярного наследия Марины Цветаевой (1892 1941). (См.: Цветаева М. Письма. 1905–1923; 1924–1928; 1928–1932; М.: Эллис Лак, 2012, 2013, 2015). В настоящее издание включены письма поэта за 1933–1936 гг., повествующие о жизни и творчестве Цветаевой во Франции. Большую часть тома составила переписка с В.В. Рудневым редактором известного эмигрантского журнала «Современные записки», в котором были опубликованы крупные прозаические произведения Цветаевой. Представлен значительный корпус писем к В.Н. Буниной, рассказывающих о работе Цветаевой над очерком «Дом у старого Пимена». В книгу включен также большой блок писем к Н.Л. Гайдукевич и А.Э. Берг, отражающих душевное с состояние М.И. Цветаевой, трудности ее семейной и бытовой жизни, а также письма к молодому поэту А.С. Штейгеру, над которым она взяла «материнское» шефство. Наряду с этим в книгу вошли письма к издателям, поэтам, критикам (Г.П. Федотову, Г.В. Адамовичу, Ю.П. Иваску и др.). Значительная часть писем публикуется впервые по данным из архива М.И. Цветаевой, частных коллекций и других источников. Многие письма сверены и исправлены по автографам.
Письма расположены в хронологическом порядке.
1933
1-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Только два слова (на мне сейчас четыре одновременных рукописи)
1) никакой обиды
2) спасибо
После переезда, этой пятой горы, сообщусь по существу.
Целую.
Адр<ес> после 10-го
тот же
<
Рукописи:
1) Эпос и лирика современной России[1]
2) Neuf lettres de femme[2]
3) Живое о живом (переписка, правка)[3]
4) Перевод статьи Бердяева, о чем еще не знаю[4]
Впервые —
2-33. В комитет помощи русским ученым и журналистам[5]
Марины Ивановны Цветаевой-Эфрон
Прошение
Прошу уделить мне пособие из сумм, собранных на новогоднем писательском вечере[6].
Материальное положение мое крайне тяжелое.
Впервые —
3-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Очень жаль, но других стихов у меня сейчас нет, а волошинские рознить не хочу. Я поняла, что Вы просите еще 2–3 стихотворения, кроме Дома, а за вычетом Дома так и получается. Большая просьба, верните мне те волошинские, много времени ушло на переписку[7].
Вторая просьба: передайте, пожалуйста, прилагаемое прошение в Союз Журналистов[8].
Всего доброго
Впервые —
4-33. Г.П. Федотову
Милый Георгий Петрович,
Вот, наконец, рукопись[10].
Обращаю все Ваше внимание на 16 стр<аницу>, где вписка не совсем, не целиком заметна: приоткройте лист, часть вписки слева и скрыта, у меня не было места, а вписка мне необходима. Приоткройте!
Работала над статьей
Руднев моих 3 стихов (
А главное — Волошина здесь многие помнят и любят, и многие бы ему порадовались.
Кроме всего у меня переезд и перевод бердяевской статьи, пишу среди полного разгрома[12].
Очень жду отзвука на статью. До 15-го адр<ес> прежний, после 15-го
Название прошу без точек и с тире как у меня.
Сердечный привет Вам и Е<лене> А.[13] <Николаевне>.
Название,
БОРИС ПАСТЕРНАК и ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ, т. е.
На выбор.
Корректуру умоляю.
Простите прочерк.
Впервые —
5-33. Н.П. Гронскому
<
Милый Николай Павлович,
Если Вам не трудно, пришлите мне пожалуйста точный адр<ес> русской гимназии[15] и адр<ес> того преподавателя (фамилию, имя и отчество) к<отор>ый, по Вашим рассказам, хорошо относился к моим стихам[16].
Мой адр<ес> до 15-го Clamart (Seine)
101, Rue Condorcet[17]
Всего лучшего и спасибо заранее
Не странно ли, что попала к Вам как раз в день (а м<ожет> б<ыть> и час) Вашего приезда.
Заходили с Муром.
Впервые —
6-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Вот корректура, а вот и I ч<асть> Волошина[18]. (Вторая — Коктебель. Она еще не переписана, ибо писала всё это время статью для Нового Града[19], а сейчас, вот уже 5 дней, переезжаем на руках).
В стихах я заменила одно слово, вместо НАСЕДАЮЩИХ — ОБСТУПАЮЩИХ[20].
Дико изведена всяческой работой, нынче целый день правила Волошина, в машинке не было
До свидания, если кого-нибудь увидите ведающего Писательским балом попросите, очень прошу, чтобы мне выдали СКОРЕЕ[21].
Всего доброго
Впервые —
7-33. Е.А. Извольской
О <отдельных> деньгах на переезд я напомнила Вам ссылаясь на Ваши собственные двукратные слова: У меня есть для Вас отдельная сумма (такая-то) на переезд, мама[22] достала для Вас у своих друзей, — в первый раз я услышала об этом в ресторанчике, где мы с Вами обедали — мы как раз садились за стол — а во второй раз — уже не помню где, только знаю, что 2-ой раз
Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича> <Бердяева>[23] <1 *> я давным-давно Вам упоминала, как и о том, что он жалеет, что уже сдал кому-то на перевод книгу[24], это настолько не секрет, что знают все — почему бы я не рассказала (упомянула) именно Вам. Если же я Вам не рассказала подробностей то только потому что я до самого последнего времени ничего не знала, ни какая статья ни какой длины и так далее. Во вторых же, если бы я даже Вам случайно
< 1 *> я, нужно думать, в свое время, Вам упомянула, во всяком случае зная как Вы радуетесь каждой моей удаче |¦| у меня не было никаких причин <2 *> <
<2 *> скрывать его ни от кого, никакой тайны тем более в нем не полагая, особенно от Вас, зная как Вы радуетесь каждой
в таком деле как перевод не полагая, никакого стыда в таком деле, как честный труд не видя, — тем более
<
1) О деньгах на переезд. Как мне помнится Вы мне говорили о них дважды, — Поскольку я тогда поняла Вы говорили о том что у Вас именно отдельная сумма (500 фр<анков>) на наш переезд, к<отор>ую достала у своих друзей Ваша мама. В первый раз <
Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича>. Никакой тайны не было и быть не могло тем более от Вас, которая
Поскольку я тогда поняла, Вы говорили об отдельной сумме, именно на наш
Второе: о переводе от Н<иколая> А<лександровича>. Совершенно не понимаю Вашего слова «тайны» <
Впервые —
8-33. Б.К. Зайцеву
Дорогой Борис Константинович!
Обращаюсь к Вам с большой просьбой, — не поможете ли Вы мне получить деньги с Писательского вечера?[26] Руднев передал мое прошение когда и куда следует, — недели три назад — но это было уже давно, и никакой присылки не последовало[27].
Дела мои ужасны, все притоки прекратились, перевожу, но больше даром, и часто — зря, т. е. на авось. Есть еще переводы анонимные, вернее перевожу я, а подписывает другой. Получила за 60 стр<аниц> (машинных)
Алины заработки (figurines[29]) тоже прекратились, зарабатывает изредка фр<анков> по 30, по 50 маленькими статьями (франц<узскими>) в кинематографических журналах, пишет отлично, но тоже нет связей. Рисование идет отлично (гравюра, литография, иллюстрация), даже блистательно, но кроме похвал — ничего.
Таковы наши безысходные дела. Труппа уцелевших друзей собирает 250 фр<анков> в месяц[30], но нас четыре человека — и сколько, этими деньгами, попреков.
Очень, очень прошу Вас, расскажите хотя бы часть из этого писателям, т. е. тем, кто ведает раздачей.
Сердечный привет, Люду и Наташу[31] целую. Скажите Вере[32], что Муру завтра, 1-го, восемь лет.
Впервые —
9-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Прочли Волошина и что* скажете? От Вас давно ни слуху ни духу. Говорят, что вышел январский №, я еще не получила[33].
От Писателей, с вечера, пока ничего. Нужда страшная. Не напомните ли Вы им о моем существовании? Кого просить? (кроме прошения).
Сердечный привет
Впервые —
10-33. В.Ф. Зеелеру
Многоуважаемый Г<осподи>н Зеелер,
Очень прошу Вас выдать моей дочери Ариадне Сергеевне Эфрон сумму (160 фр<анков>? прилагаю письмо Б.К. Зайцева), назначенную мне Союзом с писательского вечера[34].
Заранее благодарная
Впервые —
11-33. Г.П. Федотову
Милый Георгий Петрович,
По-моему, Вы очень хорошо поделили — как раз на Петре[35]. Поделила бы совершенно так же, — естественное деление. Совершенно согласна, что никаких «продолжение следует», — такие оповещения только пугают читателя перспективами разверзающейся паскалевской бесконечности[36].
Просто заглавие, и
Корректуру исправлю нынче же и доставлю (на* дом) завтра.
Большая просьба о гонораре возможно скорее, дела хуже, чем плохи.
И еще другая просьба. На днях доставляю Рудневу все «Живое о живом» — о Максе. 90 машинных стр<аниц> по 1800 знаков в странице, т. е. 162 тыс<ячи> печ<атных> знаков, т. е. поделить на нормальных 40 тыс<яч> знаков — 4 печатных листа Попробуйте убедить Руднева или Фундаминского, что они могут отлично разбить на два № и печатать без шпон, — а то опять это отчаяние сокращений[37]. Тем более что я предлагала Рудневу написать отдельную статью о Максе, какую угодно короткую, хоть в пол-листа, но он не захотел, и просил именно эту. Сделайте что можете! Мне здесь не я важна, а Макс. Ведь больше у меня случая сказать о нем не будет, а у меня он, правда, живой.
Большое спасибо за чудное обращение, так хорошо со мной, с времен Воли России, НИКТО не обращался.
Сердечный привет Вам и Вашим.
Корректуру — завтра.
И — третья просьба: alle guten (или schlechten) Dinge sind drei[38]: об отдельных оттисках статьи, ибо есть надежда переправить и в Россию. Сосинский этим займется охотно, мы с ним приятели[39]. — Если можно!
Впервые —
12-33. В.В. Рудневу
<
Милый Вадим Викторович,
Очень рада, что подошли, а видите — недавние стихи: 1928 г., как и эти, что* посылаю[41].
Горячая просьба о корректуре[42]:
Сердечный привет. Есть еще несколько подлинных стихов, если когда-нибудь понадобятся — известите.
Впервые —
13-33. Г.П. Федотову
<
Милый Георгий Петрович,
Из опечаток, верней поправок[44] самая существенная — пропуск на 2-ой стр<анице>. Он у меня сделан тщательно, но к кому обратиться, чтобы не перепутали? Довольно с меня и моих «темнот» (NB! убеждена, что пишу яснее ясного!).
Еще: необходимо цитату из Рильке напечатать так:
ибо первая строка — неполная, взята из середины. Я поставила стрелы.
ЗАЗЫВАЛ
7 стр<аница> ВРАЗДРОБЬ (NB! слово существует!)
8 стр<аница> сокращение, необходимое, а то жвачка.
Остальные опечатки буквенные, кое-где добавила и упразднила запятые.
(Руднев напр<имер> уверен, что перед
Еще раз спасибо за такое человечное редакторство. И ОЧЕНЬ ХОРОШО кончается на Петре. Только хорошо бы, чтобы без опечатки (КОНВУЛЬС
Впервые —
14-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Спасибо за гонорар. Увы, почти весь (258–217[47] фр<анков>) ушел на уплату медонских[48], 2 года назад, налогов. Накануне получения, т. е. третьего дня. приходили описывать, но увидя «mobilier» (ящики и столы) написали нам бумагу, где предлагают либо платить 217 фр<анков> в течение 24 час<ов> либо
Посылаю почти всего Макса, осталось еще 15
Сердечный привет, спасибо и
S.O.S.!
Впервые —
15-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Только что получила оттиски[51], — самое сердечное спасибо! Страшно тронута, что Вы об этом подумали. Читали ли, кстати, отзыв Адамовича? По-моему — милостиво[52].
И большое спасибо за налоговые советы — Вы нравы (и Ремизов прав!) — проще всего и дешевле всего — платить[53].
Конец Макса, надеюсь, получили[54]. С Вашей оценкой («раболепство»)[55] несогласна, это — чистейшая моя ему за себя и
Очень рада буду когда-нибудь повидаться с Вами лично, скоро весна, — Вы наверное любите лес? Мы близко, — приедете на целый день, погуляем и побеседуем — в
Сердечный привет и еще раз спасибо
Впервые —
16-33. Г.П. Федотову
Милый Георгий Петрович,
Умоляю еще раз написать Фондаминскому[56] о гонораре, нас уже приходили описывать в первый раз в жизни[57].
Привет
МЦ.
Впервые —
17-33. Г.П. Федотову
Милый Георгий Петрович,
Самое сердечное спасибо за аванс — как жаль, что меня вчера не застали, мы с вами так давно не виделись.
А вот строки из письма Руднева (
…Теперь, в порядке не редактора, а читателя, осмелюсь Вам сказать, что удивляет и несколько даже досаду вызывает Ваше (простите) раболепное отношение к М<аксу> В<олошину>. Он прямо какое-то божество, богоподобное существо, во всех отношениях изумительное. Это неверно или невероятно, всё равно. А важно то, что Ваша восторженность уже не заражает читателя, а наоборот, настораживает
О
Не сердитесь на меня? Но мне очень не хотелось бы для Вас оттенка некоего «ридикуля» в чрезмерной восторженности.
Преданный Вам, и т. д.
Милый Георгий Петрович, если бы писал
Поэтому не отгрызнулась (а КАК могла бы! Простым разбором понятий раболепства и рудневского «ридикуля») — не отгрызнулась, а ответила мирно — «не будем спорить — как никогда не спорил Макс»… и т. д.
Но, в утешение,
Когда увидимся, прочту.
Когда — увидимся?
До свидания, еще раз спасибо за выручку.
До свидания! Скоро в Кламаре будет чудно, — приедете гулять.
Е<лене> А.[62] <Николаевне> непременно покажите, — она ведь Макса знала и любила. Привет ей и дочери.
Впервые —
18-33. И.П. Демидову
<
Многоуважаемый Г<осподи>н Демидов,
(Мы с вами познакомились в поезде, когда уезжал Кн<язь> С<ергей> М<ихайлович> Волконский.)[64]
Посылаю Вам стихи для Последних Новостей и очень хотела бы, чтобы их напечатали вместе[65]. Также буду просить о сохранении даты написания, чтобы не удивлять читателя разностью моих нынешних стихов и этих, между которыми целое двадцатилетие.
Искренне уважающая Вас
Эти стихи я выбрала как наиболее понятные для читателя. У меня их целая книга, неизданная.
Прошу во втором стихотворении сохранить эпиграф (Принцесса, на земле и т. д.)[66], т. е. не слить его с текстом.
Впервые —
19-33. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Вчера у А<нны> И<льиничны> Андреевой — помните, черноглазая и даже
Расскажу немножко о нас. Мы переехали с огромными трудами на новую квартиру — (простите, если Вам уже об этом писала, не помню) — тут же в Кламаре, очень спокойную и просторную, в довоенном доме, на 4 этаже. У меня своя комната, где даже можно ходить.
Зима прошла в большой нужде и холоде, топили редко — отопление свое, т. е. имеешь право мерзнуть — недавно приходили описывать (saisie[68]) трое господ, вроде гробовщиков, но увидев «обстановку» ящики, табуреты и столы — написали нам бумажку о немедленной высылке из Франции в случае неуплаты налогов — очень старых — из к<отор>ых мы уже выплатили 500 фр<анков>, оставалось еще 217 фр<анков>. И в тот же день — увы! — долгожданный гонорар из Совр<сменных> Записок — 250 фр<анков>, к<отор>ые почти целиком тут же пришлось отдать. Что будет с будущим термом — не знаю, все писатели сейчас устраивают вечера, а к моим парижане уже привыкли: не новость.
Стихов за зиму писала мало: большая работа о М<аксе> Волошине и перевод своей собственной вещи на французский: 9 (своих собственных настоящих) писем и единственное, в ответ, мужское — и послесловие: Postface ou Face Posthume des choses[69] — и последняя встреча с моим адресатом[70], пять лег спустя, в Новогоднюю ночь. Получилась
Сейчас мне заказали книжку для детей о церкви, и, сужая:
О своих. Аля всю зиму хворает, сильное малокровие, проявляющееся нарывами и нескончаемыми лишаями, от к<отор>ых одно лечение: «хорошая жизнь», которой я ей никак не могу дать. Очень худая, начала горбиться, очень вялая, — несколько месяцев на* море или просто в деревне бы все исправили — но их не может быть, летом, конечно, никуда не уедем. Главное — питание, его нет. Ездит в Париж в школу, очень устает, заработка никакого, кроме, иногда, вязанием — вяжет
Мур всё растет, — это его последняя зима на воле, в будущем году необходимо в школу. Здесь в Кламаре есть очень хорошая — *cole Nouvelle[72], но как всё хорошее стоит дорого, т. е. только для богатых, придется переезжать в город (я в ужасе!) чтобы он учился в русской гимназии, дающей одинаковые права с франц<узским> лицеем[73]. Пока что (ему 1-го февраля исполнилось 8 лет, бежит — время?) он пишет и читает по-русски и по-франц<узски> и немножко считает
Очень
Письмо вышло отчетное, но после долгого перерыва нужно было перекинуть внешний мост (наш внутренний непрерывен).
Следующее письмо будет о другом, — об очередном людском недоразумении и разминовении. И о многом ещё, от жизни не зависящем, ибо во мне — сидящем.
Пишите о себе. Как работа? Жизнь дней? Людские встречи! Летние планы? И, главное, как самочувствие, внутри тела и внутри души? Как чувствует себя Ваша матушка? Как Прага? Началась ли уже весна?
Помню одну изумительную прогулку на еврейское кладбище, в полный цвет сирени.
Обнимаю Вас от души и очень жду весточки
Вот стихи для Бема[74] — с сердечным приветом. Простите, что так запоздала с исполнением Вашего желания!
Впервые — Письма к Анне Тесковой, 1969. С. 103–104 (с купюрами). СС-б. С. 404–405, Печ. полностью по кн.: Письма к Анне Тесковой, 2008. С. 169–172.
20-33. Г.В. Адамовичу
Милый Георгий Викторович,
Большая просьба: 20-го у меня доклад — Эпос и лирика сов<ременной> России[75] — т. е. то, что печаталось в Нов<ом> Граде + окончание, как видите — приманка сомнительная. Не можете ли Вы придти мне на выручку, т. е. сказать о сов<ременной> поэзии,
Но — главное — будете ли Вы в Париже 20-го апреля?[77] — (Четверг пасхальной недели).
Не пугайтесь содоклада, п<отому> ч<то> прошу еще нескольких, — дело не в длительности, а в разнообразии, — если я* устала от себя на эстраде, то каково же публике!
Вечер, увы, термовый и даже с опозданием на 5 дней — но нельзя же читать о Маяковском как раз в первый день Пасхи!
Вы
А каков Мережковский с chien и parfum??[80] Слава Богу, что Вайан[81], по глупости, не понял, КАКОЙ ПОШЛЯК! БЕДНЫЙ ЖИД!
До свидания! Жду ответа. Если да — не забудьте сказать — о чем.
<
Будете отвечать — дайте мне пожалуйста свой адрес: противно писать в пустоту: на газету.
Впервые —
20а-33. Г.В. Адамовичу
<
Милый Георгий Викторович,
Вы чудно выступили вчера, Вы один были справедливы, (пример с Толстым абсолютно убедителен)[83]. Толстой больше, чем все измы. Я думаю, что каждый большой писатель больше, чем все измы, что дурная услуга всякому изму — присоединение такого большого <писателя>, брешь пробитая единоличием во всякую сплоченность коллектива. Не знаю, велик ли для к<оммуни>зма — Жид. Толстой был велик даже для собственного учения.
Восхитил меня Мережковский: глас вопиющего в пустыне. Но каков пример: с chien и parfum!![84] Удивительно, что Вайан его не отметил. Не удивительно, ибо Вайан настолько глуп и груб. Бедный Жид с
Мысль: Se faire aimer en persuadant <
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, Л. 71 об.).
21-33. Неизвестной
<
Дорогая L.[87] Я от всей души радовалась (радуюсь) нашей вчерашней встрече. Но тут же чувство растравы: <
Вот это Лермонтов: на время не стоит труда[89] (милая L., я все равно приеду!) камнем над всеми моими человеческими начинаниями.
Хотите, попробуем дружить?
Я настолько по-другому вхожу в человеческие отношения, настолько <
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 23, л. 71 об.).
22-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея!
Мне очень совестно, что беспокою Вас билетными делами — тем более что Вы совсем ко мне оравнодушели. (Я продолжаю, временами, видеть Вас во сне[90], — это тоже осененность, и больше чем наша
Вечер м<ожет> б<ыть> будет интересный[91], я сейчас ни в чем не уверена.
Цена билета 10 фр<анков>. Скоро терм. Часть Извольского фонда[92] волей-неволей проедена, приходится дорабатывать.
Сделайте что* можете!
Обнимаю Вас и от души желаю хорошей Пасхи.
Впервые —
23-33. Г.П. Федотову
Милый Георгий Петрович,
Все получила, — сердечное спасибо.
А Руднев от меня сегодня получит мое последнее решение: ПОРТЬ ВЕЩЬ САМ, Я УСТРАНЯЮСЬ. (В письме говорю иначе, но не менее ясно.)
Очень жду Вашего ответа на то письмо, с докладом.
Еще раз спасибо. На Пасху — повидаемся? Вы же наверное будете у Н<иколая> А<лександровича>[94] м<ожет> б<ыть> и ко мне зайдете? Только пораньше, чтобы гулять. Будете писать — упомяните и об этом. Всего лучшего!
P.S. Это не мой герб, а герб Сосинского: его конверт[95].
Впервые —
24-33. В.В. Рудневу
<3 апреля 1933 г.>[96]
Милый Вадим Викторович!
Мы настолько расходимся в оценке личности М<акса> Волошина[97] и <
Нужны ли Вам стихи для следующего № и если да, в каком количестве строк?
Всего доброго
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
25-33. Ю.П. Иваску
Многоуважаемый Г<осподи>н Иваск,
Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше — было бы откататься от всякого: знаю себя, — стала бы, как всегда, когда пишу — что бы ни писала — добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет — ни на что и в конце концов — очень далеком конце очень далеких концов — получилась бы лирическая статья, вернее очередная моя лирическая проза, никому здесь не нужная, а до Вас бы — за стыдом такого запоздания и физически бы не дошедшая.
Раскрываю Вашу статью[100] и записываю на полях все непосредственные отзвуки и реплики.
Вы говорите, я прерываю.
— Та*к?
Стр<аница> I — Блистательное определение писательского слога (и словаря) Шишковым[101]. Эти строки я ощущаю эпиграфом к своему языку.
Стр<аница> II (низ) — Под влиянием В<ячеслава> Иванова не была никогда — как вообще ни под чьим[102]. Начала с писания, а не с чтения поэтов.
Стр<аница> III — М<ожет> б<ыть> Вам интересно будет узнать, что оба Георгия — кузминский и мой — возникли одновременно и ничего друг о друге не зная[103]. С Кузминым у меня
Стр<аница> III (оборот) — Эренбург[107] мне не только не «ближе», но никогда, ни одной секунды не ощущала его поэтом. Эренбург — подпадение под всех,
Стр<аница> III (оборот) — ОЧЕНЬ ВАЖНОЕ. Психея[108] совершенно не важна для уяснения моего поэтического пути, ибо
Стр<аница> IV — Ничего не поняла из «Сложных метров», как никогда не понимала никакой теоретики, просто — не знаю, правы ли Вы или нет. Пишу исключительно по слуху. — Но вижу, что работу Вы проделали серьезную[109].
Стр<аница> IX — стр<аница> X. — Если Октябрь для Вас символ мятежа, больше — стихии — очень хорошо, что поместили меня внутрь (как внутрь — пожара!). Спасибо, что не причислили меня к «детям буржуазии» — футуристам. «Пользоваться» и «наслаждаться» чем бы то ни было — до жизни включительно — всегда было моим обратным полюсом.
Стр<аница> XI (оборот)
XIII (низ) —
Тезею не мало Ариадны, ему — мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам больше — раз может ее перешагнуть Тезей не через спящую Ариадну шагает, а через земную лежачую — любовь,
Стр<аница> XIII (оборот). «Третий» Вами не так понято. Говорю здесь о ПОМЕХЕ САМОЙ ЖИЗНИ. Говорю о том, что
Не надо «в принципе согласны». Найдите лучше.
XIV — Самовлюбленность — плохое слово, ибо сродни самодовольству. Лучше: влюбленность в самого себя.
Ваше определение ВРАЖДЫ
XIV — Чему же «предшествует» Одиночество?[114] Не есть ли оно — итог, последняя колыбель всех рек?
XIV (оборот) Очень хорошо: страсть сама страдает. Вакхический рай хорошо. Знаете ли Вы моего «Мо*лодца»?
О спартанском небе тоже хорошо. Вообще, эти Ваши исходы хороши[116]. И хороша иерархия: Вакхический рай — Спартанский утес — Рильке. Стоило бы эти главы разработать внимательно.
XVI — Хорошо сопоставление
Но конец стр<аницы>, голубчик, ужасен (
«Ц<ветае>ва влюблена в великолепие форм старого мира, в мрамор и позолоту» — ГДЕ ВЫ ЭТО ВЫЧИТАЛИ?? Мрамор, если хотите, люблю (
А уж «позолота»… Золота
Хуже золота для меня только платина.
Золото —
Амврозия, пудра, рококо — мой друг, какие
Не верю в форму (и об этом
«Драгоценные вина» относятся к 1913 г.[119] Формула — наперед — всей моей писательской (и человеческой) судьбы. Я всё знала — отродясь.
NB! Я
XVI (оборот). Нет, голубчик, меня не «не-помнят», а просто — не знают.
Итак, здесь я — без читателя, в России без книг.
XVII — «Для эмиграции Цветаева слишком слаба…»[125] — ??? —
Думаю, что эмиграция, при всем ее самомнении, не ждала такого комплимента. Ведь даже Борис Зайцев не слаб для эмиграции! Кто для нее слаб? Нет такого! Все хороши, все как раз вровень от Бунина до Кн<язя> Касаткина-Ростовского[126], к<отор>ый вот уже второе десятилетие рифмует вагоны с погонами («Мы раньше носили погоны, — А теперь мы грузим вагоны» и т. д.). Вы м<ожет> б<ыть> хотите сказать, что моя ненависть к большевикам для нее слаба? На это отвечу: иная ненависть, инородная. Эмигранты ненавидят, п<отому> ч<то> отняли имения, я ненавижу за то, что Бориса Пастернака
— Я — с Утверждениями??[129] Уже звали и уже услышали в ответ: «Там где говорят: еврей, подразумевают: жид — мне собрату Генриха Гейне —
Что же касается младороссов — вот живая сценка. Доклад бывшего редактора и сотрудника В<оли> России (еврея) М<арка> Слонима: Гитлер и Сталин.
«Что же касается Г<итлера> и еврейства…» Один из младороссов (если не «столп» — так
Если я всегда жила вне русла культуры, то, м<ожет> б<ыть> потому, что оно ПО МНЕ пролегло.
Нет, голубчик, ни с теми, ни с этими, ни с третьими, ни с сотыми, и не только с «политиками», а я и с писателями, —
А зато — всё.
До свидания! О конце Вашей рукописи очень значительном допишу в следующий раз. Сейчас как будто устала — и бумага кончается. (Пишу разведенными чернилами, почти водой, — оскорбительно!)
Если хотите, чтобы поскорей ответила, пришлите марку (кажется на почте продаются такие интернациональные знаки), лучше попросить марку, чем совсем не ответить — правда?
— О многом, очень важном, м<ожет> б<ыть> самом важном, еще не сказала ни слова.
<
Мне думается, Вы знаете * моего печатного материала, а он весь — * мною написанного, если не меньше.
Писать обо мне по
Замечательные, исключительные стихи — Бенедиктова[131]. Спасибо.
«Иск<усство> при свете Совести» по требованию редакции сокращено ровно наполовину. Читаю — и сама не понимаю (связи, к<отор>ая в оригинале —
Впервые —
25а-33. Ю.П. Иваску
Написать Вам исчерпывающее письмо в ответ на Ваше — было бы отказаться от всякого: знаю себя, стала, как всегда когда пишу и что бы ни писала, добиваться формулы, а время бы шло, а его у меня вообще нет — ни на что — и в конце концов, очень далеких концов, получилась бы лирическая статья, никому <
Раскрываю вашу статью и записываю на полях тетради все непосредственные отзвуки и реплики приходящие в голову.
Вы говорите, я прерываю.
Та*к?
Блистательное определение поэтического языка (и словаря) Шишковым. Эти строки я ощущаю эпиграфом к самой себе.
II Под влиянием Иванова не была никогда.
III Эренбург мне не только не ближе, но никогда не ощущала его поэтом.
Эренбург — сплошное подражение всем, подпадение под всех, без хребта.
Психея совершенно не важна для уяснения моею поэтического пути, ибо единственная из моих книг — не этап, а сборник, составленный по приметам романтики. Я, по руслу
XIII Ученику не мало Учителя,
Тезею не мало Ариадны, а он ее
Этим оно и отличается от человечества, которое вровень самому себе (что* уже очень мне) и людского, которого меньше самого себя (своих потенций).
Бог есть неизбежность над каждой своей свойственностью. Больше чем велик, больше чем и так далее.
XIV Определение вражды
XVI Люблю мрамор (NB — как и булыжник старой органической Сухаревки) и никогда не любила позолоту и вообще золота — физически не переносила, даже у меня осень:
Я о золоте
Амврозия хуже рококо — даже сновиденную ненавижу. Не верю в форму (и об этом МНОГО ПИСАЛА) и никогда в жизни на нее не льстилась. И
Драгоценные вина относятся к
Я для эмиграции — слаба???
Моя любовь к чему бы то ни было, даже к Добровольчеству — слишком
Вы не знаете очень основных для меня вещей: Мо*лодца и Крысолова (1924 <19>25).
<
Знаете ли Вы Мо*лодца (1921—<19>22 г.), Крысолова, Поэмы Горы и Конца, Поэму с
Все это большие вещи.
Если Вы
Искусство при свете совести
Знаете ли Вы мою большую прозу о Гончаровой, не важно, что о Гончаровой:
Материал у меня
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77 об. — 80).
25б-33. Неизвестному
<
Дорогой Ж.[136], и вот еще одна среда, день Гермеса, от Гермеса ли идет герметический[137] (замкнутый, закрытый, таинственный, запечатанный [sic]). Когда увидимся и как? Может бы<ть> в этот раз Вы придете? Или как если бы <
Печ. впервые. Набросок письма хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 80). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
26-33. Г.П. Федотову
Дорогой Георгий Петрович,
Постарайтесь мне продать несколько билетов, а?[138] Такие отчаянные пасхальные и термовые дела. Цена билета 10 фр<анков>, посылаю пять. Знаю, что трудно — особенно из-за Ремизова[139] — но — попытайтесь?
Только что РАДОСТНОЕ, НЕВИННОЕ СОГЛАСИЕ РУДНЕВА САМОСТОЯТЕЛЬНО ПОРТИТЬ МОЮ ВЕЩЬ (ВОЛОШИНА).
Милый Макс! Убеждена, что с своей горы[141] («БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА» — так будут звать татары) с живейшей и
— Ну* вот.
Вся эта история с Рудневым и Волошиным называется: ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА[142] (
А нет ли ХУДОЖЕСТВЕННОГО, ПИСАТЕЛЬСКОГО БОГА, МСТЯЩЕГО ЗА ТАКОЕ САМОУПРАВСТВО?
Умоляю — тему!
Впервые —
27-33. Г.В. Адамовичу
<
Милый Георгий Викторович,
Есть отношения, которые могут существовать только хотением. Таково наше с Вами. При малейшей попытке осуществиться она рушится, то есть превращается в ряд (когда очень болезненно, это уже — по степени чувств) — недоразумений и несовпадений — никогда не договоренных! Убеждена, что мы оба осуждены всегда спорить — и оспаривать друг друга ибо
То есть мы с вами всё по-разному осознаем. Но оснознание — только по*лбеды. Но кроме осознания вещи есть еще наше, от нее, волнение. Так во*т, я хочу Вам сказать, что Вы та* «вещь», от которой я неизбежно — как отчего-то чуждо-родного, чужеродного <
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 89 об.).
28-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Христос Воскресе, дорогая Саломея!
Все совсем просто — как во сне, и я поняла это
Вы ушли в новую жизнь, вышагнули (как из лодки) из старой — (м<ожет> б<ыть> с берега в воду это неважно, из чего-то —
И никакие человеческие «предположения» меня не собьют. Обнимаю Вас.
Впервые —
29-33. Неизвестному
<
Видя, как мало интереса проявили Вы к моей истинной жизни, к истинной мне, то есть к моему творчеству (а более чем двадцатилетняя работа по праву именуемая делом души), я увидела, что я на пути низведения себя к чему-то (очень незначительному), предназначенному для Вашего личного пользования — а я себя чувствую чем-то более значительным, я не увижу Вас больше, о чем первая же и сожалею.
Будьте любезны, дорогой Ж., занести мою рукопись к М<аргарите> Н<иколаевне>[145], куда я зайду за ней. Она мне срочно нужна.
Прощайте.
Чувствующая себя в полном смирении — величиной значительной и для великого предназначения —
Я начинаю одну большую работу[146], и поскольку уйду в нее целиком, боюсь, что как собеседница я для Вас потеряна.
Подождем нашей следующей встречи, — если до тех пор не встретимся случайно, — когда я буду более пустой, менее собой, и, следовательно, более легкой в обращении и выносимой. <…>
Самые сердечные пожелания и к Вашему уединению, и к Вашему путешествию, и всего самого прекрасного и доброго в Вашей будущей жизни в течение (ибо всё течет!) лета — этого и следующих.
Будьте любезны передать мою рукопись М<аргарите> Н<иколаевне> перед отъездом, тотчас как сможете, она мне срочно нужна.
Впервые —
29а-33. Неизвестному
Я ничего не знаю о Вас. Я знаю, что у Вас славные родители, на которых Вы не похожи. Я знаю, что Вы были готовы меня полюбить. И знаю также, что Вы — как большинство до Вас не выдержали испытания любви (моей любви) — что Вы находите меня слишком пылкой, это Вас охлаждает, — бурно растущей, Вы же минувший <
Я помню всё. Вы, вероятно, ничего.
Это мое последнее письмо: Будьте здоровы! Развлекайтесь! Я больше Вам не напишу.
Вам нужно бесконечно-меньшее, а главное — бесконечно-худшее (
Впервые —
30-33. Б.Л. Пастернаку
<
Борис, родной, получила от Аси вид Музея с известием о смерти брата[148]. Музей снят сверху, перед ним дом с крестиком: с пометкой: дом где живет Б<орис> П<астернак>[149] ——. И, осознавая всё как-то сразу — приняла тебя, Борис, в свою семью.
Впервые —
31-33. Е.Г. Голицыной[150]
Графиня,
Пишу Вам после встречи с В.А. Сувчинской, от которой я узнала, что Вы ищете воспитательницу к Вашим детям[151]. Хочу написать Вам о своей дочери: ей 19 лет[152], она прекрасно говорит по-русски (москвичка) и по-французски, ибо в Париже уже с 12-ти лет, серьезная и все-таки веселая, дети ее обожают все без исключения и она их очень любит. Характера совершенно уравновешенного без всяких сюрпризов, с ней жить легко.
Пишу Вам это совершенно спокойно, ибо 1) это же Вам скажет каждый, а м<ожет> б<ыть> и больше 2) п<отому> ч<то> все эти ее качества совершенно не в порядке родства со мной, на к<отор>ую она мало похожа. Она напр<имер> от детей никогда не устает и сама ищет их общества, так же как они — ее, чего не могу сказать о себе. Сто*ит ей войти в дом, как дети уже от нее не отстают. Это рожденный дар. Кроме того, совместно со мной воспитывала своего брата (няни у нас никогда не было) к<оторо>му сейчас 8 лет и знает всё, что нужно детям, все обычаи и навыки, и знает их лучше, чем из книжки.
Здесь ее усиленно приглашают в русско-франц<узскую> <
Да! умеет отлично вязать (на спицах) и очень любит. Это в доме удобно.
Сейчас кончает франц<узскую> школу Arts et Publicit*[154], где по трем предметам — иллюстрации, гравюры и литографии идет — первая. Рисует и пишет (по-франц<узски> по-рус<ски>) восхитительные детские книжки. Ваши дети будут с ней счастливы.
Если бы мое предложение Вам подошло оговорю только одно: возможность ей хотя бы час в день (лучше бы полтора, можно вечером) работать для себя, т. е. рисовать и работать по дереву. Она настолько исключительно одарена, что было бы жалко бросать и настолько продвинута, что может работать самостоятельно, посылая свои вещи своим профессорам в Париж[155]. (Ее, напр<имер>,
Теперь скажу Вам, что Вы меня немного знаете, что я была у Вас однажды в гостях с Кн<язем> Свят<ополк>-Мирским и сохранила о Вас и Вашем доме самые сердечные <
Помню, что вы играли на арфе. Помню еще, что Ваши дети были еще совсем молодыми[157] (начало февраля 1926 г. — итого восемь лет назад!)
Шлю самый сердечный привет Вам и графу[158].
— Если у Вас даже кто-нибудь есть — ничего, Аля с местом не торопится — а если бы у Вас что-нибудь изменилось — известите. Я все равно ее не отпущу к незнакомым, а зарабатывает она пока, дома, вязкой и рисованием.
Забыла Вам сказать очень важную вещь: она совершенно-здорова и не болеет ничем.
Зовут ее Ариадна Сергеевна, но так ее, пока, еще никто не зовет, а зовут Аля — на что она не только не обижается, но чему — радуется.
Вот и всё пока.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 91 об. — 93).
32-33. Г.В. Адамовичу
Милый Георгий Викторович,
Вы чудесно написали о <
Ни одной приметы, кроме цвета глаз (а цвет тоже бывает желтый и синий!)
*и за него — <
Да и нет. Редкостный процесс в эмиграции, где все, где всё сходит на нет, выдыхается, мельчит, усыхает.
Я давно хотела Вам написать, еще тогда после Жида[162], и еще после Вашего письма, я его внутренно писала каждый день, вернее оно во мне себя писало, и как бывает, ограничилась его существованием
О Вашем письме. Голубчик, что бы вы обо мне ни писали: во-первых, честно, я газет не читаю, и если никто не покажет — никогда и не узнаю, во-вторых: у меня к Вам
<
То же, что я <
Это о писаниях. Carte blanche[163], дружок, все без зазрения совести. И что помнили о писаниях: мне в тысячу раз приятнее, чтобы человек сказал, думал обо мне хорошо и говорил плохо, чем обратное. (Думал человек обо мне — мо
И недавно читала в письме Lespinasse:[165] —
Вся разница — может быть русский максимализм
Итак, продолжаем, друг, как начали.
A
Хвалить вслух то, что ценишь про себя — в этом есть какое то бесстыдство. И если я так много, так
(Будет день — мы прочтем о его смерти в газетах, совершенно неожиданно и безвозвратно, так нужно до, чтобы без горечи.)
И вообще хочу Вам почитать — из моих русских вещей и горькое и смешное.
Хотите?
Но — одно мое свойство: могу с человеком только наедине, иначе внимание дробится, а если не дробится, насильно дробишь его из вежливости <
Но — одновременно пишу Лулу чтобы пригласила <<
Пока же — до свидания у Лулу. И — давайте дружить?
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 93 94 об.). (Небольшой отрывок в кн.:
33-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Простите за напоминание, но если у Вас продались какие-нибудь билеты на мой вечер[170], было бы чудно, если бы Вы мне сейчас прислали на мое нынешнее полное обмеление.
Как-то встретила Мочульского[171], он тоже Вас не видел — уже год.
Обнимаю Вас и думаю всегда с нежностью.
Вера Сувчинская выходит замуж за молодого (очень молодого) англичанина[172] и едет в Россию. Жених уже там и уже познакомился с Мирским, который на днях отбыл в Туркмению[173].
Впервые —
34-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Мое отношение к Максимилиану Волошину Вам известно из моей рукописи.
Мое отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию,
Причины, заставившие меня моей рукописи не взять обратно, Вам не могут
И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для Вас несомненна[175].
Чего же вы от меня хотите — и ждете??
А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и (внешне) не может, особенно в наши дни.
Прилагаю письмо М<аргариты> В<асильевны> Сабашниковой.
Всего доброго
Впервые —
34а-33. В.В. Рудневу
Не ответила сразу потому, что была больна.
Давайте точно и коротко.
Мое отношение к поведению[176] Современных Записок <
Причины, побудившие меня эту рукопись все-таки дать для Вас тоже несомненны
И, наконец, моя оценка письма Сабашниковой для Вас тоже несомненна.
Чего же Вы от меня хотите и ждете?
Вы пишете о каких-то экстренных мерах Современных Записок, чтобы выйти из неправильного для них положения. На это отвечу, что положение для меня больше чем неправильное, у Вас хоть были прецеденты с Шестовым и с Бальмонтом[177].
Отношение к Максу Волошину Вам известно из моей рукописи. Отношение к изъятию из моей рукописи самого ценного: Макса в Революцию, его конца и всего конца Вам известно из моего устранения <
И, наконец, моя оценка письма Маргариты Сабашниковой для вас
Чего же Вы от меня хотите и ждете?
А насчет «экстренных мер» — автор человек бесправный и ничего (внешне) не может особенно в наши дни.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 95 об. — 96).
35-33. Г.П. и Е.Н. Федотовым
Милые Георгий Петрович и Елена Николаевна,
Не забыла, но в последнюю минуту, вчера, отказалась служить — приказала долго жить — резиновая подметка, т. е. просто отвалилась, а так как сапоги были единственные…
Очень, очень огорчена. Знайте, что
Всего доброго. Дела такие, что о ближайшем «выезде» мечтать не приходится. Получила очередное письмо от Руднева о Максе — целый архив![178]
Впервые —
36-33. Б.Л. Пастернаку
Борис, простить ведь не за то, что не писал 2 года (3 года?), а за то, что стихи на 403 стр<анице>, явно-
На 403 стр<анице> сверху надпись: —— Если даже не мне —
Дальше:
Эти ст<роки> я давно уже (в журнале?) слышу как личное оскорбление, отречение. И ты
Борис, рифмы оставь: твоя (с другой) жизнь <
(
Пиши стихи кому хочешь, люби, Борис,
Если <
Ты мой единственный единоличный образ (срифмованность тебя и меня) обращаешь в ходячую монету, обращая его к другой. Теперь скоро все так будут говорить. <
Ибо если я
Этого ты не
(Аля: «Мама, это Ва*м, наверное…»)
А ВДРУГ — МНЕ?
Тогда, Борис, сияю во всё лицо
<
<
(Начало в желтой записной книжечке)
— Зачем с Высокой Болезни снял посвящение?[183] Где мой акростих?[184]
Здесь верстовое тирэ, Борис. Я это должна была сказать, а ты это сейчас должен забыть, чтобы спокойно с радостью читать меня дальше.
Последнее живое свидетельство о тебе: один из советских писателей, видевший тебя где-то на трамвае с борщом. Я закрыла (мысленно), внешне же опустила глаза и увидела твои над красным морем свеклы, загнанным в судок. (М<ожет> б<ыть> всё — вранье? Писатели, как знаешь, врут: прозаики. Мы же — свято даже
Больше о тебе ничего не знаю.
(Какие жестокие стихи Жене «заведи разговор по-альпийски»[187], это мне, до зубов вооруженному можно так говорить а не брошенной женщине у которой ничего нет кроме слёз. Изуверски-мужские стихи. Так журавль угощает лисицу, или лисица журавля[188], ты попеременно оба со своими блюдами озер и мозговыми ущельями гор…)
Не знаю как Женя, я* в этих стихах действительно — впервые — увидела тебя «по-другому»[189]. Это себе (или
Но м<ожет> б<ыть> всё это уже древняя история. Пусть. Не забудь, что в стихах всё — вечно, в состоянии вечной жизни, т. е. действенности. Непрерывности действия свершающегося. На то и стихи.
Но — дальше <
О себе вкратце.
Вот и сижу как филин над своими филинятами. А они — растут.
О своих, вкратце: С<ережа> целиком живет — чем знаешь и мне предстоит беда[191], пока что прячу голову под крыло
Мур (1-го февраля, в полдень исполнилось 8 лет). С виду, да и разумом, да и неразумом — 13, обскакав всё: и рост, и ум, и глупость (у каждого возраста — своя, у меня, никогда не имевшей возраста, всегда была только своя собственная, однородная <
Он: —
Я, Борис, сильно поседела, чем очень смущаю моих (на 20 лет старших) «современниц», сплошь — черных, рыжих, русых, без ни одной седой ниточки.
Каждым моим седым волосом указываю на
— А ведь любят серых кошек. И волки красивые. И серебро.
Фраза о стихах.
Впервые —
37-33. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Я сочту себя совершенно удовлетворенной и неприятное недоразумение вполне исчерпанным[193], если «Совр<еменные> Записки» напечатают весь конец Живого о живом — с 86 стр<аницы> до конца — полностью. Это шесть машинных страниц — 3 * Ваших?
Если Вам (вам) по каким-либо причинам неприятен факт перепечатки из «Последних новостей»[194] — снимем «Последние новости, № такой-то», оставив
Мне этот отрывок необходим трижды; 1) как свидетельство отношения «новых поколений» к поэту и старости. Картина НРАВОВ. 2) как
Голубчик, поймите меня, вся моя рукопись с первого слова и до последнего — дружеское и поэтическое видение явления, нельзя от поэта ждать «объективной оценки», за этим идите к другим, поэт есть
Но есть у меня, в одних моих стихах, на него — раз навсегда ответ, а именно:
Разъяснять
И еще одно: для меня, когда люблю и
Не перехвалишь. Не переславишь.
Пальцев одной руки хватит чтобы перечислить людей, которым я в жизни
Если этот мой вопль до Вас дойдет, давайте следующее.
— Простите за огорчение с письмом Сабашниковой, я* в нем неповинна, ни в огорчении ни в письме. В искренности Вашей защит!i интересов читателя никогда не сомневалась, так же как в искренности Вашей попытки, ныне, со мной сближения Только Вы тогда переоценили мою уступчивость — как я* Вашу настойчивость, окончательность Вашего неприятия
Моя уступчивость была только столбняком отчаяния.
Итак, попробуем — по настоящему.
Я
Всего доброго
Впервые —
37а-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Я сочту себя совершенно удовлетворенной и неприятное недоразумение вполне исчерпанным, если Совр<еменные> Зап<иски> напечатают весь мой конец Волошина (весь конец Живого о живом) — с <
Если Вам по каким-либо причинам неприятен факт перепечатки из Посл<едних> Новостей (Москвин) — снимем «Послед<ние> Нов<ости>, № такой-то», оставив
Голубчик, поймите меня, это же дружеское и поэтическое видение человеческого явления, нельзя от поэта ждать «объективной оценки», за этим идите к другим, поэт есть
Разъяснять
И еще одно: для меня, когда люблю и благодарна, все слова малы*, не только «для меня», а всякое слово, даже «Бог» безмерно меньше чувства, его вызывающего, и явления, его заслуживающею <
Не перехвалишь. Не переславишь.
Пальцев одной руки хватит чтобы перечислить людей, к<отор>ым я в жизни
Если этот мой вопль до Вас дойдет, давайте следующее. Чтобы не расширять объема, выпустимте Макса и собак[203], вот уже <
Моя просьба, чтобы с <
— Простите за огорчение с письмом Сабашниковой, я* в нем неповинна, ни в огорчении ни в письме —
В Вашей искренней заботе <
Моя уступчивость была только столбняком отчаяния.
Итак, попробуем по настоящему. Я
Всего доброго
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 2–3). По сравнению с оригиналом, в черновике имеются разночтения.
38-33. Я. Вассерману
<
Сначала эпиграф (Гейне — Вассерман)[204].
Если бы Гейне этого не написал (прокричал) Это было бы
Насилие уже от эпиграфа. Нет одного, который в ночи вслушивается в Германию, которая в ночи ничего не слушает.
Так начинается эта удивительная книга, я чуть было не написала — восходит: как некое черное солнце — что так и есть.
Потом — перелом.
1 часть человеческая мощь, вторая — великое дело социализма[205].
И как же мал Ваш могучий Этцель, как он <?> возле своего живого дуба.
Ваш Этцель должен кончить выстрелом, да, рухнуть даже физически. Почему Вы похоронили его живым вместе с
Почему книга называется «Леность сердца», чья же? Все избегают? Почему не «Трусость», Глухота. Каждое заглавие должно само собой рождаться у предполагаемого читателя,
<
Мысль о Я<кобе> Вассермане.
Ваши люди сверхмощны. Сверхмощь есть пра-мощь: природная мощь. То, что мы называем нормальным размером есть только наша вырождавшаяся природа. Сверхчеловек (как все Ваши) есть только истинный человек. Теперь, после сработанных двух великанов, обратно — к «Фаберу»[208]. Нет, в Фабере они всё еще не доведены до нормальных размеров, всё еще обужены. Это как если бы Вам говорили: вот человеческая мерка, ничего кроме. И Вы прилаживаете, хотя это не прилаживается. «Эуген Фабер» звучит уже как Этцель Андергаст (NB! и совершенно неоправданно, т. е. это болезненно Вам — великаны — герои мстят свои нормальным размерам:
— Так это совсем не люди!
— Однако.
— Так это то ли ангел, то ли…
— Стало быть.
— Какими же словами он описывает тогда ангела, если…
— Слова приходят вместе и от ангела Так это не немец
— А вы действительно полагаете, что есть немецкий человек, русский человек и т. д.? Русские, евреи, немцы — да, но понятие человек различно от русского и т. д. А тем более — немецкий, русский, еврейский ангел.
Немецкие, русские и т. п. собаки — да. Породы — да. Характеры — да.
Люди — нет.
Быть человеком значит быть богоподобным.
Впервые —
Наброски письма к немецкому писателю Якобу Вассерману с отзывом о его романе «Этцель Андергаст» (1931).
39-33. В.Ф. Зеелеру
Многоуважаемый Владимир Феофилактович[209],
Обращаюсь к Вам с большой просьбой: выдать мне деньги с тургеневского вечера по возможности сейчас же[210]. О моем крайне-бедственном положении знают Бальмонты[211], и Вам его в любую минуту подтвердят. Да и не только Бальмонты.
Вторая просьба в картах d’identit*[212], которые меня крайне тревожат, время идет, у нас был чиновник из Префектуры, а о свидетельствах Союза Писателей ни слуху ни духу, я совершенно не знаю, что мне делать, но одно знаю с совершенной ясностью, что никогда у меня не будет 200 фр<анков>, чтобы заплатить за себя и мужа, если свидетельства не поспеют вовремя[213]. Да даже и ста.
Если Вам трудно письменно, изъясните, пожалуйста, моей дочери на словах, В ЧЕМ ДЕЛО И ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ СВИДЕТЕЛЬСТВА ПОЛУЧИТЬ.
Писала Вам о том же четыре дня назад.
Уважающая Вас
Впервые —
40-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Большое спасибо за деньги.
С сокращением второй части рукописи — устроится, мне важен был конец[214]. Недоразумений не будет, когда надо будет окликнете.
Спасибо за предложение аванса, и вот, большая просьба: во-первых в возможно-большем размере, во-вторых — поберегите у себя до
Я очень рада, что мы помирились.
До свидания! Еще раз спасибо
Если не трудно — известите, на сколько я могу рассчитывать (постарайтесь побольше!)
Впервые —
41-33. Неизвестной
<
Дорогая Мадемуазель
Я зайду к Вам вместе с сыном в эту пятницу около 10 ч<асов>, первых, чтобы Вам его показать, затем, чтобы узнать приблизительно о длительности (работы для) портрета, ибо все изменилось с тех пор как мальчик должен поступить этой осенью в русскую гимназию[217] и <
Итак, дорогая Мадемуазель, в ожидании удовольствия Вас увидеть в пятницу
P.S. (смеха ради) — приготовьте большое полотно, — «малыш» огромного роста!
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 15 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
42-33. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна! Начнем с открытки, — это только оклик. Да, все на месте, я Вас не забыла, ибо
Муру 8 * л<ет>, осенью поступит в русско-франц<узскую> гимназию и нам придется переехать в город. Аля кончила школу. Нужно зарабатывать. С<ергей> Я<ковлевич> весь в своей мечте[219]. — И все пока. — Отзовитесь хотя бы тоже открыткой!
Обнимаю Вас и всегда, всегда помню. Как здоровье — Ваше и Ваших? Пишите вкратце обо всем.
Впервые —
Письмо написано на почтовой карточке. В графе для обратного адреса «Nom et adresse de l’exp*diteur»[220] рукой Цветаевой вписано: «
43-33. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Вы просили мне во*-время напомнить Вам о «термовом» авансе, и вот — напоминаю, с большой, большой просьбой выслать по возможности — больше. Мы совершенно разорены старыми налогами, — еще два года назад, — вся малость, вырабатываемая, идет на затычку.
Скоро получите от меня вопросное письмо насчет Булонь’а, куда мы, из-за Муриной гимназии, твердо переезжаем к 1-му Окт<ября> — как и на что* — один Бог знает.
Ныне 6-ое, терм — 15-го, но очень попросила бы Вас выслать не позже 10-го.
Сердечный привет
Впервые —
44-33. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Спасибо за деньги и за корректуру[221], но подлинника еще (11-ое июля) не получила. Пока сличаю
Если Вы не очень торопитесь с корректурой, я сама прошу Ходасевича[222], послав ему текст (не из корректуры, конечно!) По-моему — у него «le beau r*le»[223] — терпения и, даже, мученичества, но… Бог его знает!
(Если бы Вы знали как
Ответьте, пожалуйста,
До свидания. Спасибо. Скоро будем соседи, тогда придете в гости,
Вы меня авансом страшно выручили!
Впервые —
45-33. В.Ф. Ходасевичу
Милый Владислав Фелицианович,
— Не удивляйтесь —
Только что получила от Руднева письмо с следующей опаской: — в моей вещи о Максе Волошине я даю его рассказ о поэтессе Марии Паппер и, между прочим, о ее Вас посещении[227]. Всего несколько строк: как поэтесса всё читает, а Вы всё слушаете. Вы даны
Вы — явно dans le beau r*le[229]: серьезного и воспитанного человека, которому мешает
И вот Руднев, которого научил Вишняк, убежденный, что все поэты «немножко не того»[230], опасается, как бы Совр<еменным> Запискам от Вас — за
— Как быть? — пишет Руднев. Заменить Ходасевича — вымышленным именем? Вовсе выбросить сценку? Спрашивать разрешения у Ходасевича — что-то глупо…
А я нахожу — вовсе нет. И вот, спрашиваю. Если Вы меня знаете, Вы бояться
Пишу Вам для окончательной очистки совести. Вы, конечно, можете мне ответить, что никакой Марии Паппер не помните, но она
До свидания, ОЧЕНЬ прошу Вас отозваться сразу, ибо должна вернуть корректуру.
Всего доброго
М. Цветаева
(Мария Паппер. Парус. 1911 г.)
— вот, чем она Вас зачитывала —
Впервые —
46-33. В.Ф. Ходасевичу
Милый Владислав Фелицианович,
Помириться со мной
Вообще — вздор. Я за одного настоящего поэта, даже за половинку (или как <в> Чехии говорили: осьминку) его, если бы
Итак —
Осенью будем соседями, потому что из-за гимназии сына переезжаем в Булонь[233].
Как давно я не училась в гимназии! Прыжки с кровати, зевки, звонки — даже жуть берет! И главное — на сколько лет! (Он поступает в первый приготовительный.) У меня было два неотъемлемых счастья: что я больше не в гимназии и что я больше не у большевиков — и вот, одно отнимается…
Итак — до октября! Тогда окликну.
Паппер (Марию) перечла с величайшей, вернее — мельчайшей тщательностью и ничего не обнаружила, кроме изумительности Вашего терпения: невытравимости Вашей воспитанности.
Спасибо!
Впервые —
47-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Полное разрешение Ходасевича проставлять его имя: он мне вполне доверяет[234]. Письмо его храню как оправдательный документ.
Я не знаю, кто правил корректуру, — Вы или М<арк> Вишняк, но там предложены (карандашом) некоторые замены (мужской род на женский, знаки), которые я, в случае несогласия, восстанавливаю в прежнем виде, (речь о
Ходасевич отлично помнит Марию Паппер и, вдохновленный мною, сам хочет о ней писать воспоминания[236]. Видите, какой у этих одиночек (поэтов)[237] — esprit de corps[238] и
Написал мне, кстати, милейшее письмо, на которое я совершенно не рассчитывала — были какие-то косвенные ссоры из-за «Верст», и т. д.[239]
Все это потому, что нашего полку — убывает, что поколение — уходит, и меньше возрастно*е, чем духовное, что мы все-таки, с Ходасевичем, несмотря на его монархизм (??) и мой аполитизм:
А в общем (Мария Паппер Ходасевич — я) еще один акт Максиного миротворчества. Я его, кстати, нынче видела во сне всю ночь, в его парижской мастерской, где я никогда не была, и сама раскрывала окно и дверь от его астмы[241].
Рукопись получила. Корректуру Вишняку — самое позднее — завтра. Я сейчас, после всей прозы, дорвалась до стихов и с величайшим трудом отрываюсь[242].
Всего лучшего! Спасибо еще раз за деньги к терму.
А в Булонь нам нужно непременно — хоть под булоньские каштаны — ибо Мур с 1-го Окт<ября> начнет ходить в гимназию, к<отор>ая мне, кстати, очень понравилась. (Была на акте.)[243]
Желаю Вам, милый Вадим Викторович, хорошего лета и полного отдыха от рукописей. Пускай Вишняк почитает!
Впервые —
48-33. Неизвестному[244]
Помните ли Вы дорогой Ж<еня> мой последний вопрос, во время нашей первой встречи (первой: той, когда мы были одни, вопрос скорее самой себе, чем Вам и <
— Как же это кончится?
И Ваш ответ
— Так как всегда все кончается: скукой
(Это было когда мой
И мой ответ на Ваш:
— Скукой? Ведь скучают только с теми с кем забавляешься: тем, что нас забавляет. Нет, другое.
(Пока я его искала он <
<
Теперь я его получила (не поезд, а другое). У меня всегда кончается знанием, надеждой, м<ожет> б<ыть> завтра — затем завтра еще — и в один прекрасный день уже не надеешься: знаешь.
Я пошла открывать остров — или м<ожет> б<ыть> море, которое искала более глубоким <
Одна против всех, да, одна против всех в одно слово, это слишком даже для меня <
Вы всегда будете правы и я кончу тем, что в конце концов буду виновата в том, что родилась. Такой «милый», я взвешиваю души и это хуже всего <
Это и есть разумная сторона <
Если
Но более не думая, таким образом: никогда не страдать из-за Вас. Я думаю <
И это было все.
<
Мне приходит мысль, вернее уверенность, которая обязательна: первую вещь, которую я напечатаю, я посвящу Вам — не переписку, конечно, иначе Вас могут принять за
К тому же, я Вам никогда не была нужна.
И я повсюду сложна и я должна считаться с обстоятельствами мира, начиная с времени и места, которого у моего собеседника нет (Молодость: Вы) и кончая тем, чего у другого больше нет (Старость), но это именно то, что мне больше всего мешает, меня больше всего портит, так как я сама себя чувствую, с остатком моего (мой остаток молодости) как бы ответственной и даже виноватой в том, чего у моего собеседника больше нет, я с ним делаюсь очень старой (той старухой, которой я не буду никогда) или младенцем в пеленках (тем младенцем, которым я никогда не была) — чтобы ему оказать больше чести. Иными словами я себя сдерживаю или урезываю и глубоко несчастна. Это было мое точное ощущение, — и мое ощущение во время 10 минут нашей последней встречи.
Дорогой друг, вот поэтому, а не из-за этого я и хочу Вас видеть, Вас с Вашими пятью минутами времени, которого у Вас нет, у меня, там где меня менее всего сдерживают исправляют толкают, в своем доме, с которым я лучше всего справляюсь.
И еще — я как зверь, который чувствует (и подвергается с неимоверной силой) все влияния, тайные и действующие, убежище, которое не мое, все мысли — даже не мыслимые — хозяином мест.
Словом, если Вы хотите меня видеть такой, приходите ко мне. Ибо даже если Вы меня введете <
Я с Вами говорю очень откровенно, не выдавайте меня, вещь пересказанная <
Итак, когда захотите, или снаружи, что есть то, что мы возьмем с собой внутрь, но больше (все если и хотите не согласованы), их почему-то опасаясь, я абсолютно не тороплюсь, как Вы вероятно сами видите, ни для нашей встречи, о которой я хочу, чтобы она была абсолютно естественной, в свое место и в свое время, как та рана, которая не хочет зажить, и го солнце, которое не хочет явиться <
Я не хочу делать себя, я не хочу, чтобы ко мне приходили, чтобы мне доставить удовольствие, у меня от этого не было бы никакого
И еще меньше из чувства долга, я хочу, чтобы пришли, как приходит тепло <
Все это относится к моей «славянской пассивности».
Итак, когда Вы захотите меня видеть, знайте, что Вас ждут.
Итак, если Вы не хотите меня видеть (или не достаточно хотите, чтобы прийти с помощью того времени, которого у нас (кстати <
Будьте дождем и отдайте себя в чужие руки (я говорю дождем, чтобы не сказать «солнцем» что дало бы этому образу слишком определенную выразительность)
И теперь я вдруг замечаю — клянусь Вам, что это первый раз в моей жизни, что я всегда ждала, надеялась, ожидала от людей, чтобы они были событием природы, ничего себе!
И когда Вы ко мне придете, Вы увидите, что, ожидаемый или нет, все будет совершенно неожиданно:
Я люблю (вот уже два года?) Вашу голову с эмоциональными формулами. Я Вас знаю лучше, чем Вы думаете, как старая гадалка (чтица) узнающая о (и не берущая за это денег! Только ради удовольствия и профессионально — проведя поверх <
— Это я тебе говорю, мой орел, ты высоко полетишь
Так старая цыганка, на рынке в 1919 году в Москве мне обещала персианское счастье, что вероятно означало
— или как тот город, в котором никогда не будешь, по железной дороге, освещенный молнией
— или как город, где никогда не будет, ночью, по железной дороге, под взглядом молнии[247].
Я подхожу к людям, только чтобы им сделать их планы
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 9 об. — 10, 11-14 об.). Написано по-французски. Публ. в пер. В. Лосской, расшифровка черновика выполнена К. Беранже.
49-33. В.С. Гриневич
Многоуважаемая Вера Степановна,
Пишу Вам по совету Г<оспо>жи Маклаковой[248], много и долго говорившей мне о Вас. Осенью мой сын поступит в русскую гимназию в первый приготовительный класс, <
Не разрешили ли бы Вы мне побывать у Вас на дому, может быть и с мальчиком, чтобы Вы на него посмотрели, чтобы спокойно поговорить — звать Вас к себе, ввиду Вашей занятости не решаюсь>
Вопреки
Если бы Вы разрешили мне сначала заехать к Вам на дом, чтобы спокойно и без свидетелей смогли побеседовать, я была бы Вам очень благодарна, но если это сложно, приеду в гимназию, только назначьте <
Итак жду вестей и благодарю Вас заранее.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп, 3, ед. хр. 24, л. 14 об. — 15).
50-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
<
Дорогая Саломея,
Сердечное спасибо, хотя — увы, увы — эти деньги мне придется сдавать Извольской, которая как дракон на страже моих термовых интересов[251]. (Какое жуткое слово
А Вы знаете, Саломея, что мы должны переехать в Булонь, потому что Мур с осени поступает в русскую гимназию: вернее,
— Ну, Мур, какое же небо сотворил Бог в первый день? Небо…
Мур, перебивая: — Знаю. Сам скажу.
— Что же такое твердь?
— Вместилище для… освещения.
Дорогая Саломея, могла бы писать Вам без конца.
Обнимаю Вас. Спасибо.
Впервые —
51-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера Николаевна,
— Если Вы меня еще помните. —
Я сейчас погружена в наш трехпрудный дом (мир) и обращаюсь к Вам, как к единственной свидетельнице (жутко звучит, а?), — как к единственной-
Ряд вопросов:
1) Вашего отца[255] или его брата Сергея[256] любила Варвара Димитриевна Иловайская?[257] (Хотелось бы, чтобы Вашего). «В<арвара> Д<митриевна> любила Муромцева, но отец не позволил» — такова твердая легенда нашего трехпрудного дома[258]. Почему не позволил? Либерализм Муромцевых и консерватизм Иловайского?[259]
Если Вы
2) Что* Вы знаете о дружбе Иловайских с Муромцевыми? Откуда повелась (и как могла — при такой разнице —
3) Всё, что знаете об Иловайских. Во-первых — год
4) Знаете ли Вы что-нибудь о прабабке румынке «Мама*ке»? Ее еще несколько дней застала в доме
5) Помните ли Вы В<арвару> Д<митриевну>? Если Вы сверстница Валерии — это вполне возможно.
6) Видели ли Вы когда-нибудь
7) О моем отце — всё, что можете и помните. Вы ведь были его любимой слушательницей?13 Что* (в точности) Вы у него слушали? Каков он был с учащейся молодежью? Каков — дома, со всеми вами? Я ведь всего этого не застала, знаю его уже после
8) Возвращаюсь к Иловайским.
9) Судьбу Оли. За кого вышла?[269] (знала, но забыла). Жива ли еще? Есть ли дети? Счастливый ли оказался брак?
10) Жива ли А<лександра> А<лександровна>[270], а если нет,
Когда будете отвечать, дорогая В<ера> Н<иколаевна>, положите мое письмо перед собой:
Знаю, что это — целая работа (говорю о Вашем ответе), целый спуск в шахту или на дно морское — и еще глубже — но ведь и вы этому миру причастны, и Вы его любили… Взываю к Вам как к единственной свидетельнице!
Получив мое письмо, отзовитесь сразу открыткой,
Теперь — слушайте:
(Открытка с видом Музея Александра III, сверху снятого, во всем окружении зеленых дворов и домов. Прекрасная.)[271]
Дорогая Марина! Пишу Тебе, чтобы сообщить печальную весть:
8-го апреля в 11 ч<асов> 50 мин<ут> вечера умер (от маминой болезни) брат Андрей, почти 43 лет. Был в сознании, умер недолго мучаясь, легче мамы. Жена его[272] и я три года слали его к врачу, он же не шел, а когда пошел — было поздно. Питание имел до конца исключительное, жена делала
А 8-го днем ему стало хуже и он сказал жене: — Женечка, я умираю. А я как раз вдруг позвонила из загорода, с работы. — «Ему хуже». Я поехала. И он уже был неузнаваем, полусидел, задыхался, часто и мелко дышал, полузакрытые глаза. Увидев меня: — Зачем все пришли? Ничего такого особенного со мной пег. — Но когда я отошла к столу — тихонько позвал. Я подошла. Он стал правой рукой делать ловящие, гладящие движения — ко мне. Я гладила и держала его руку. Жалею, что не поцеловала ее, но не хотелось жеста, ему (весь — сдержанность). После лекарства стал засыпать. (За лекарством ходила я в аптеку, когда он: «Дайте лекарства», а их не признавал, обычно.) В мое отсутствие пришла Валерия (не видела последние 3 месяца). Он ей сказал: — Ведь я еще могу жить, мог бы — у меня еще целое легкое. Удушье? Пройдет? Но от него можно задохнуться — ночью. — Ну, что* ты! (Валерия). — Проснешься.
Мы ушли, когда он стал дремать. Уходя, я поцеловала его, спросила, не хочет ли он поесть — ответ тот же, что мамин — нет, головой. Передала привет от сына[274], ушла. Придя позвонила о горячих бутылках и узнала, что скончался. Поехала туда, помогла одевать, причесать, и всю ночь была над ним, и жена. Утром прилегла на час тут же. Похоронили в папиной могиле (папа считается мировым ученым I категории А). Папин гроб цел. Начинается весна на кладбище. Он рядом с мамой — она так его любила. Его девочка (Инна) це*лую неделю всё: — А где папа, мама? Где папа? Нет папы — папа ушел? — Он в день смерти простился с женой и обеими девочками: дочкой и падчерицей (11 л<ет>)[275], которую очень любил. Тебя вспоминал за несколько дней.
(Всё письмо невероятно мелким почерком, ибо уместилось на открытке. Последнее: Тебя вспоминал… разобрала только сейчас, пере писывая, даже не разобрала, потому что
Теперь Вы может быть поймете, дорогая Вера Николаевна, почему мне
До свидания, буду ждать с чувством похожим на тоску.
Умоляю этого письма (ни Асиного ни моего) не показывать никому. Не надо. — Только Вам. —
<
Письмо написано давно, только сейчас узнала Ваш адрес от А<вгусты> Ф<илипповны> Даманской[276], которую видала вчера и которая шлет Вам сердечный привет.
Впервые —
52-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера Николаевна,
Самое сердечное и горячее (сердечное и есть горячее! Детская песенка, под которую я росла:
итак, самое сердечное спасибо за
Первое, что я почувствовала, прочтя Ваше письмо: СОЮЗ. Именно этим
Долг. Редкий случай
Слушайте. Ведь все это кончилось и кончилось навсегда. Домов тех — нет. Деревьев (наши трехпрудные тополя, особенно один, гигант, собственноручно посаженный отцом в день рождения первого и единственного сына) — деревьев — нет.
Поймите меня в моей одинокой позиции (одни меня считают «большевичкой», другие «монархисткой», третьи — и тем и другим, и все — мимо) — мир идет вперед и
— то я* с ней
Глубоко огорчена смертью Вашего отца[281]: Вашим горем и еще одним уходом. (Мы с Вами должны очень, очень торопиться! дело — срочное.) Та*к у меня здесь совсем недавно умер мой польский дядя Бернацкий, которого я в первый раз и в последний видела на своем первом парижском вечере, а он всё о
Словом, я с головой погружена в весь тот мир. Помните (чудесный) роман Рабиндраната <Тагора> «Дом и Мир»?[282] У меня
Дорогая Вера Николаевна, пишите и Вы, давайте в две — в четыре руки — как когда-то играли! (М<ожет> б<ыть> и сейчас играют, но я в отлучке от рояля вот уже 11 лет, даже видом не вижу.)
— Спасибо за память об Андрее, за то, что так
А про Валерию Вы знаете? Она после долгой и очень смутной жизни (мы все трудные) — душевно-смутной! — наконец 30-ти лет вышла замуж (м<ожет> б<ыть> теперь и обвенчалась) за огромного детину-медведя, вроде богатыря, невероятно-заросшего: дремучего! по фамилии Шевлягин[285], кажется из крестьян. С ним она была уже в 1912 г. — с ним до сих пор. У нее было много детей, все умирали малолетними. Не знаю, выжил ли хоть один. У нас с нею были странные отношения: она не выносила моего сходства с матерью (главное, го*лоса и интонаций). Но мы, вообще, все — волки. Человек она необычайно трудный, прежде всего — для себя. М<ожет> б<ыть>
А жутко — влюбленный Иловайский! (то, о чем Вы пишете). Вроде влюбленного памятника. Сколько
До свидания. Жду. И письма и встречи — когда-нибудь. Вы зимою будете в Париже? Тогда — мне — целый вечер, а если можно и два. Без свидетелей. Да? Обнимаю.
<
Рада, что Вам понравился Волошин[286]. У меня много такого.
Сердечный привет от мужа, он тоже Вас помнит — тогда.
Впервые —
53-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера Николаевна,
Рукопись «Дедушка Иловайский» ушла в 11 ч<асов> утра в далекие страны[287], а в 11 * ч<аса> — Ваше письмо, которому я столько же обрадовалась, сколько ужаснулась — особенно сгоряча. Дело в том, что
Как Вы думаете — обидится, вознегодует, начнет ли опровергать в печати — Оля? Вставание в 6 ч<асов>, когда в 10 ч<асов>, мое «яйцо» и
Остальное всё совпадает. В Наде я всегда чувствовала «тайный жар», за это ее так и любила. Сережу же у нас в доме свободомыслящие Валериины студенты звали маменькиным сынком и белоподкладочником, не прощая ему двух — таких чудных вещей: привязанности к матери — и красоты. (С<ережа> и Н<адя>, как и Оля, у меня только упомянуты, я же все время должна была считать строки и даже буквы!)
Думаю, для очистки совести, сделать следующее: если вещь в «дальних странах» (NB!
Из Ваших записей не вижу: жива ли или умерла Ал<ександра> А<лександровна>? Если умерла — когда? И сколько ей могло быть лет? А молодец — не боялась, не сдавалась, судилась. И крепкая же у нее была хватка — (Так и вижу эти корзины и сундуки с муарами и гипюрами, такие же ежевесенне проветривались и нафталинились на трехпрудном тополином дворе — «иловайские» сундуки покойной В<арвары> Д<митриевны>, Лёрино «приданое». У меня об этом есть. Сколько у нее было кораллов!). Страшно жалею, что до П<оследних> Нов<остей> не отправила «Дедушку Иловайского» Вам. Обожаю легенду,
Туда, куда нынче отослала, никогда не посылала, поэтому — сразу опровержение — неловко. Точно сама не знаю, что* писала. Но еще хуже будет, если Оля вздумает опровергать. Когда я писала, я
А если в старике что-то трогательное, хотя бы этот
Сейчас переписываю очередную, м<ожет> б<ыть> тоже гадательную, вещь для Посл<едних> Нов<остей> — Музей Александра III[292]. «Звонили колокола по скончавшемуся Императору Александру III, и в это же время умирала одна московская старушка и под звон колоколов сказала: „Хочу, чтобы оставшееся после меня состояние пошло на богоугодное заведение имени почившего Государя“» — боюсь, что Милюков дальше этих колоколов не пойдет. Но ведь все это — чистейшая, точнейшая правда, и колокола, и старушка, и покойный Император Александр III, — постоянный изустный и даже
— Посмотрим.
Спасибо за всё. Тороплюсь отправить.
Обнимаю. В Вас я чувствую
P.S. Оля у меня венчается во Владивостоке, а оказывается — в Томске?! Если сразу ответите и про
Впервые —
54-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера! Пишу Вам под непосредственным ударом Ваших писаний, не видя ни пера, ни бумаги, видя —
…Какова
Не
Милая Вера, Вы мне в эту пору самый родной человек из всех, и это вполне естественно: мы с вами на дне
Мои живут другим, во времени и с временем. Никто не хочет сна — наяву (да еще чужого сна!). С<ережа> сейчас этот мир действенно отталкивает, ибо его еще любит, от него еще страдает, дочь (скоро 20 лет) слушает почтительно и художественно-отзывчиво, но — это не
Вы не знаете, до какой степени (NB! разве это имеет степени?) я одинока. Естественное и благословенное состояние, но не на людях, в тройном кольце быта.
Веяние этой одинокости идет и от Вас, но у Вас, по крайней мере надеюсь, есть фактический покой, т. е. никто Вас не дергает, не отрывает, не опровергает, Вы — и тетрадь. У меня же — между тетрадью и мною…
Очень хороша Ваша вещь о «дяде Сереже»[300]. Он дан
Ваши обе вещи я, положив в отдельный маленький портфель, вчера с собой возила, просто не желая расставаться, с собой в Ste-Genevi*ve-des Bois, в Русский Дом, к своей польской женской родне: трем старушкам: двум двоюродным сестрам моей матери (60 л<ет> и их матери (83 г<ода>)[301]. Двух из них я видела в первый раз. Была встречена возгласом 83-летней: «Наконец-то мы с вами познакомились!» Узнала об отце прадеда: Александре Бернацком, жившем
А про деда Мейна узнала, что он не только не был еврей (как сейчас, желая меня «дискредитировать», пустили слухи в эмиграции), а самый настоящий русский немец, к тому же редактор московской газеты — кажется «Голос»[302].
Приняли меня мои польские бабушки с самым настоящим сердечным жаром, самая старая подарила мне фотографию трех сестер, с грустными лицами, в пышных платьях, из которых самая красивая и самая печальная — мать моей матери, умершая 22 лет (Мария Лукинична Бернацкая).
Узнала, что семья (с самого того 118-летнего Александра) была страшно-бедная, что «паныч» (прадед Лука), идя учиться в соседнее село к дьячку, снимал сапоги и надевал их только у входа в деревню, а умер «при всех орденах» и с пенсией, «по орденам», в 6.000 руб<лей>.
И еще многое.
Водили меня мои бабушки по чудному парку, показывали груши в колпаках, спаржу «на семена» (похожа на иву!),
Все они моим приездом были счастливы, очевидно почуяв во мне свою
Кстати, в полной невинности, говорят «жиды», а когда я
«Русский дом» (страстно хочу о нем написать, но
Так я
— Вот —
Обнимаю
PS. Боюсь, что Олин «еврей» уже печатается…[304] Дай Бог, чтобы не прочла!
<
Между прочим, Ваш Иловайский тоже встает
Ваши рукописи сохраню свято, но дайте им еще погостить! У них отдельный дом (замшевый).
Герб Бернацких[306] — мальтийская звезда с урезанным клином (— счастья!) Я
А Вы когда-нибудь привыкнете к моему почерку? Некоторые его не разбирают — совсем.
Милая Вера, а интересна Вам будет моя
Впервые —
55-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Большая просьба: у кого и где бы можно было узнать
Были ли
Я все помню эмоционально, и почти ничего не помню достоверного: ни числа, ни часа, ни залы, в к<отор>ой был молебен (С<ережа> говорит — в большой зале, а я помню — в греческом дворике, и на этом у меня построен весь разговор отца с Царем, вернее Царя — с отцом, разговор, который помню слово в слово). Словом, помню
(Это
Напишу нынче в Тургеневскую Библиотеку, м<ожет> б<ыть> есть какая-нибудь книжка или хотя бы статья — о Музее, или о московских торжествах. Вырубова пишет «была чудная погода, все московские колокола звонили»[309], — это я знаю, и НЕ ХОЧУ так писать. Мне, чтобы написать хотя бы очень мало, нужен огромный материал,
Помню отлично всё — дома: отца в старом халате, его смущение нашему подарку (
(Простите за безумный эгоизм письма, я уже та*к поверила в наше союзничество, что пишу как себе, не думая о том, что у Вас
Самое горячее спасибо за яйцо — шесть утра — еврея. Да! Узнала, что Иловайский родился в 1832 г. и
Дорогая Вера, если будете писать:
Какой страшный конец!
ДОМ ТОЧНО ТОЛЬКО ЭТОГО И ЖДАЛ.
Не бойтесь, ни Надю ни Олю не дам и не давала
Насчет Д<митрия> И<вановича> — возвращаюсь к Вашему письму — Вы правы: насквозь органичен. А в ней — А<лександре> А<лександровне> — жила подавленная,
Существо не единолично, но глубоко-трагическое. (Трагедия всех женских КОРНЕЙ.)
Итак, r*capitulons[313]:
1) Что* можете — о Музее (дату, статуй)
2) Даты / годы смерти Д<митрия> И<вановича> и Ал<ександры> А<лександровны>
3) Как
Милая Вера, отпишу — и тогда буду Вам писать по-человечески. Есть что*. Но сейчас беда и из-за внешнего: 1-го Окт<ября> мы должны переехать в Булонь, где гимназия сына, а просто не с чего начать. Вот я и тщусь.
Обнимаю Вас. Вашего Иловайского вчера читала вслух, люди были глубоко взволнованы.
<
P.S. Сейчас выяснила, что Музей был открыт не в 1913 г., как я думала, а в 1912 г., совместно с торжествами памяти 1812 г. Видите — могу ошибиться на* год! Отец еще больше году жил, и его травили в печати за «казармы» и слишком тонкие колонки[314]. Он умирая о них говорил. Бесконечное спасибо Вам за помощь.
Впервые —
56-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Сообщаю Вам с огорчением и не без юмора, что моего Дедушку Иловайского опять выгнали — на этот раз из «Сегодня», тех «дальних стран»[315], которые я, боясь сглазу — и не Вашего, а своего, и не сглазу, а
Вывод: мой Дедушка не простой, а
2) никогда не надо поступать так, ка*к никогда не поступал. Вера! Я печатаюсь с 17 лет и неделю назад
…«Так как мы завалены злободневным материалом, мы должны отказаться от предлагаемого Вами». Подпись.
— Знаете мое первое движение? Открытку:
— БЫЛА БЫ ЧЕСТЬ ПРЕДЛОЖЕНА.
Подпись.
Второе:
Третье — ничего, Schwamm[317] и даже Schlamm dr*ber[318], третье — коварный замысел наградить кроткого (если бы Вы знали, как сопротивлялся Волошину!) Руднева[319] очередным «Живое о живом» — не очень-то живом (а, правда, Д<митрий> И<ванович> — немножко «La Maison des hommes vivants»[320] — если читали) — словом, убедить его в необходимости для С<овременных> 3<аписок> никому не нужной рукописи. Боюсь только, что слух уже дошел.
Теперь это уже у меня вопрос «чести» (польской), азарта… и даже здравого смысла: может ли быть, чтобы
Но — нет худа без добра, и я счастлива, что не огорчила Олю опрометчивым «евреем». Все свои неточности я, благодаря Вам и с благодарностью Вам, исправлю: вместо яйца будет овсянка, «еврея» — еврейская при*кровь (люблю это слово!), а деда, взамен рано-встающего, дам бессонным (еще страшней!)
(А — правда — между Пименом (Трехпрудным) и
Получила ответ от Кн<язя> С<ергея> М<ихайловича> Волконского: даже Бенуа[322] не знает даты открытия Музея. Твердо, должно быть, знал только мой отец[323].
Надеюсь, что отчаюсь в точных датах и фактах и буду писать, как помню. Во мне вечно и страстно борются поэт и историк. Знаю это по своей огромной (неконченной) вещи о Царской Семье[324], где историк поэта — загнал.
Почему Вы не в Париже (себя —
И вот, тяжелое раздумье: говорить Рудневу, что нас с Иловайским уже выгнали из двух мест, или, наоборот, распускать хвост?
1-го сентября 1933 г. — Письмо залежалось: мне вдруг показалось, что все это нужно мне, а не Вам, но получив Ваше вчерашнее письмо, опять поверила в «общее дело» (
Кончаю II ч<асть> Музея (а I Милюков д<олжно> б<ыть> тоже похерил[326], Демидов[327] обещал во вторник, а нынче пятница, — Бог с ними всеми!) — музейно-семейную. Если не поместят пришлю. Остается III ч<асть> — Открытие[328], и смерть отца (неразрывно связаны). Отец у меня во II ч<асти> получился
Да! Было у меня на днях разочарование: должна была ехать с С<ергеем> М<ихайловичем> Волконским к своим бабушкам-полячкам, п<отому> ч<то> оказывается — он одну из них: 84-летнюю! девятилетним мальчиком венчал — с родным братом моей бабушки. (Эта старушка жена брата моей бабушки.) И вот, в последнюю минуту С<ергей> М<ихайлович> не смог: вызвали на свежевыпеченный абиссинский фильм. А я так этой встрече радовалась: 75-летнего с 84-летней, которую венчал! Старушка отлично помнит его мальчиком, а также и его деда-декабриста, «патриарха» с белой бородой и черным чубуком[329]. — Поехала одна, угрызаясь, что еду чудной местностью (серебристые тополя, ивы, река, деревня), а дети в нашем заплеванном, сардиночном, в битом бутылочным стекле — лесу. Но узнав что моя бабушка
Дату Музея еще не узнала и пока пишу без. Но до «Открытия» еще далёко и непременно воспользуюсь Вашими советами. (Ненавижу слово «пользоваться»:
Обнимаю Вас и люблю.
М.
Впервые —
57-33. Н. Вундерли-Фолькарт
Милая, милая госпожа Нанни,
три Ваших подарка неспешно путешествовали за мною следом[330], пока, наконец, вчера вечером не настигли меня все разом словно три ангела, что идут за человеком и, как подобает ангелам, никуда не торопятся.
Я несказанно счастлива, даже более чем счастлива — насыщена счастьем, какое бывает только с Р<ильке>. (Счастьем — тоже не точно; быть может:
Спасибо, спасибо, спасибо.
А теперь — открытку в несколько слов: как Вам живется, каким было лето, какова осень, какой будет зима. Так долго — два года, наверное, — я не слышала Вашего милого далекого голоса. (Чем дальше — тем звучней!)
Люблю и приветствую, и бесконечно благодарю Вас.
Впервые
58-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Посылаю Вам своего «Дедушку Иловайского», которого не приняли в Последних Новостях, как
Вообще, мне бы для маленькой, по исчерпывающей повести — и даже
Если бы
Мне очень жаль было бы, если бы эта вещь пропала, я над ней очень старалась, и тема, по-моему, стоящая. Ведь раз вещь
Очень жду Вашего ответа. Если были бы маленькие, чисто-словесные, загвоздки (там есть одно место насчет «
Рукопись посылаю только на просмотр и очень прошу, милый Вадим Викторович, вернуть
Сердечный привет. Довольны ли своим летом? Я писательским да, человеческим — нет: до тоски хочется новых мест, и не столько новых, как — просторных!
М<ожет> б<ыть> скоро будем соседями.
Впервые —
59-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Вот ответ Руднева на Иловайского. Все подчеркнутые места — его.
Дорогая М<арина> И<вановна>,
Письмо Ваше получил вчера утром, а рукописи еще нет. А м<ожет> б<ыть> и к лучшему — написать Вам (NB! он от меня усвоил мои тире!)[334] в порядке
Не сомневаюсь, что рукопись — интересна и талантлива, как все, что Вы пишете. И о Музее читал с большим интересом в «Посл<едних> Нов<остях>».
Все это так, — и всё же чувствую или предчувствую одно «но». Не в имени Иловайского, поверьте, в смысле его «одиозности», а в смысле его значительности. Мы когда-то собирались поместить статью бывшей Е.Ю. Кузьминой-Караваевой (а ныне матери Марии.)[335] о Победоносцеве[336]: казалось бы, чего уж одиознее, — но фигура в истории русской культуры. А Иловайский? Думаю, что весь несомненный интерес Вашей статьи будет вероятно в описании старого московского интеллигенческого быта. (NB! Вера, разве Иловайский «интеллигент»? Мой отец — «интеллигент»? Интеллигент, по-моему, прежде всего, а иногда и после всего студент.
…Аксаков[337] — «интеллигент»? Какое нечувствование ЭПОХИ и духовного ТИПА!!)
(
…Хорошо, — но мы — жадные (посчитайте тире! МЕНЯ обскакал!), и от Вас ждем Вашего
(NB! А он не — просто дурак? Хоти старик, но к сожалению дурак. Пусть писатели пишут о писателях, философы о философах, политики о политиках, священники о священниках, помойщики о помойщиках и т. д. — ведь он вот что предлагает!) Но это — о том, чего у Вас нет в руках, а Вы спрашиваете о том, что имеется. Получу, прочту — скажу свое личное впечатление. Переберетесь ли Вы, наконец, в Булонь? (Он этого дико боится, п<отому> ч<то> в Булони всего один дом, и в нем он живет!)[338] У меня такое чувство: мы с Вами можем переписываться, но не сумеем разговаривать.
Всего доброго, и не сердитесь за предварительный скептицизм.
Преданный Вам
В. Руднев
P.S. А нет ли у Вас стихов 1) новых и 2) понятных для простого смертного. Чувствую, что это задание противоречиво для Вас.
— Вот, Вера, нашего «дедушку» еще раз прогнали. Всё это письмо — не опасение, а
Почему Степун
Чувство, что литература в руках малограмотных людей. Ведь это письмо какого-то подмастерья! Впрочем, не в первый раз! Если бы Вы знали, что* это было с Максом!![340]
Пишу сейчас открытие Музея, картина встает (именно со дна подымается!) китежская: старики — статуи — белые видения Великих Книжен… Боюсь, что из-за
О будь они прокляты, Милюковы, Рудневы, Вишняки, бывшие, сущие и будущие, с их ПОДЛОЙ: политической меркой (недомеркой?).
Скоро напишу о совсем другом: перепишу Вам отрывки из недавнего письма Аси[341]. А сейчас кончаю, хочу опустить еще нынче.
Обнимаю Вас. Только к Вам иду за сочувствием (СО-ЧУВСТВИЕМ: не жалостью, a mieux![342]).
Впервые —
60-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Очень рада, что мой Иловайский Вас не устрашил, т. е. м<ожет> б<ыть> и устрашил, но иначе. (Он, по-моему,
Итак, скоро примусь за Дедушку. Сейчас кончаю Музей и отца.
Всего лучшего.
Впервые —
61-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Разрешите мне совершенно чистосердечный вопрос: можем ли мы рассчитывать на
Умоляю, милая Саломея, никогда ни звуком не обмолвиться ей об этом письме, она человек страстей, и плохо придется уже не «делам» и не психике, а просто мне. Но не объяснить этого моего Вам запроса было невозможно.
Мур на днях поступает в школу, пока что во французскую, здесь же, п<отому> ч<то> на переезд и устройство в Булони (русская гимназия) не оказалось денег. Я пишу прозу, к<отор>ую Вы, м<ожет> б<ыть>, иногда в Посл<едних> Нов<остях> читаете[345]. Стихов моих они решительно не хотят, даже младенческих[346]. Аля кончила свою школу живописи и теперь будет искать работы по иллюстрации. О С<ергее> Я<ковлевиче> Вы наверное знаете[347].
Вот и все пока. А что — у Вас, с Вами?
Жду ответа и сердечно обнимаю
Впервые —
62-33. Н. Вундерли-Фолькарт
Милая, милая госпожа Нанни,
огромная, огромная просьба.
Не могли бы Вы послать в издательство «Insel» это мое благодарственное письмо к княгине Турн унд Таксис[348], вернувшееся ко мне из Берлина и Цюриха. Может быть, в издательстве знают адрес княгини, ведь они печатают ее письма[349].
Боюсь делать это сама, ибо мне так не повезло с первого раза. Вот целую неделю письмо лежит в ящике моего письменного стола и тяготит меня, я не хочу его открывать, его уже коснулась судьба — эти два путешествия и возврат, и холодные печатные буквы:
Будьте добры указать и обратный свой адрес, чтобы письмо не потерялось, если и издательство «Insel» не сможет отыскать следа княгини. (Я чувствую, как
Это — моя благодарность за ее высокую, подлинную книгу о Рильке[350] — насколько выше, проще и подлинней, чем книга Лу Саломе, не правда ли?[351]
И в заключение — счастья Вам и радости: с великим началом — новым человеком — новым ребенком![352]
Настоящее письмо к Вам — следом.
С любовью и благодарностью
— Турн унд Таксис Гогенлоэ, верно?
Впервые —
63-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Милая Саломея,
Итак, начистоту: Е<лене> А<лександровне>[353] все это — просто —
И очень попросила бы
Целую и благодарю
Впервые —
64-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Почему замолчали? Я по Вас соскучилась. Я Вам писала последняя, — это не значит, что я считаюсь письмами, я только восстанавливаю факты.
Знаете ли Вы, что мой Иловайский «потенциально»[354] (русского слова, кажется, нет) принят в Современные Записки?
Нынче я, после долгого перерыва, опять за него принялась, и вот, естественно, вернулась к Вам.
Многое вскрывается в процессе писания. Эту вещь приходится писать
Напишу обо всем, если например, т. е. если буду знать, что всё это Вам еще нужно.
Обнимаю Вас.
<
Здоровы ли Вы? А м<ожет> б<ыть> — уехали? Не собираетесь ли в Париж? Я бы ОЧЕНЬ хотела!
С «Посл<едними> Нов<остями>» очередные неприятности, впрочем «шитые и крытые»[355].
Впервые — НП. С. 439–440. СС-7. С. 256. Печ. по СС-7.
65-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Большая просьба: об авансе на терм. Надеялась, что обойдусь сама, но только что получила (очень позднее) предупреждение от Е<лены> А<лександровны> Извольской, что комитет помощи мне свое существование прекратил[356] и что у нее нет для меня ни франка. Поэтому совершенно не знаю, что* мне делать: нынче уже третье, а срок — пятнадцатого, а предупредила меня Е<лена> А<лександровна> Извольская только сейчас. На прошлые термы она, с помощью других моих друзей, все-таки собирала по несколько сотен, и я, не предупрежденная, естественно на
В Булонь из-за того же безденежья не переехали, и сын мой, пока, во франц<узской> школе, но мечты своей о русской не оставляю ибо не могу и не хочу видеть, как ребенок на моих глазах, неотвратимо и неудержимо, превращается в нечто чуждое — не только мне, а всем своим корням.
Слава Богу — время еще не упущено, но что* делать, чтобы в
Итак, милый Вадим Викторович, сделайте, что* можете с авансом. Мечтала бы о 300 фр<анках>, чтобы было с чего начать. Ведь я непременно отработаю, мой Иловайский у меня почти кончен, и II ч<асть>
Идет зима, т. е. уголь,
До свидания!
Впервые —
66-33. В.Н. Буниной
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
5-го октября 1933 г.
Дорогая Вера,
Написала Вам большое письмо, но к сожалению себе в тетрадку — было мало времени, а сказать хотелось именно сейчас и именно
Пока же:
Сын поступил в школу, значит и я поступила. Целый день, по идиотскому методу франц<узской> школы, отвожу и привожу, а в перерыве учу с ним
С тоской и благодарностью вспоминаю
Растят кретинов, т. е. «общее место» — всего: родины, религии, науки, литературы. Всё — готовое: глотай. Или — плюй.
«Открытие» мое замолчали[359], я теперь о другом рассаднике «общего места» — Посл<едних> Нов<остях>. Ни
Иловайского кончаю совсем. Сейчас пишу допрос (который знаю
Какова вещь, литературно — не знаю, да об этом
Вещь, милая Вера, примут или не примут, посвящаю Вам: возвращаю — Вам.
Эпиграф:
а там, где о Сереже и о Наде:
Так «общее место» Тургенева — за*ново заживет.
Вы спрашиваете об Асе[361]. Вкратце: человек она замечательный и несчастно-счастливый. «Несчастно» — другие, «счастливый» — сама.
Мы очень похожи, но я скорее брат, чем сестра: моя мать ведь хотела мальчика и с первой минуты моего (меня) осознания назвала меня Александр, я
Бегу за своим Георгием (Муром).
Обнимаю Вас и скоро напишу еще.
Впервые —
67-33. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Самое глубокое и растроганное спасибо за помощь. Адр<ес> Ремизовых[363] попытаюсь нынче же достать у Евгении Ивановны (быв<шей> Савинковой)[364], она о ремизовских делах очень печется и, наверное, знает.
О рукописи[365]. В черновике она у меня очень большая и, конечно, вся не поместится.
Теперь, очень прошу Вас, милый Вадим Викторович, определите мне ее
Моя мечта была бы — 2 полных печатных листа (лист — 40.000 букв?) на всё, с уже у Вас имеющимся, которое (1-ая ч<асть>) очень прошу мне выслать возможно скорее — у меня там ряд неточностей.
Еще раз спасибо за подмогу.
Сердечный привет
<
P.S. Можно мне будет попросить об
Впервые —
68-33. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея,
Огромное спасибо — и вес, как нужно. Кстати, Е<лена> А<лександровна> И<звольская>, которая сама всю эту «мне-помощь» затеяла, сейчас от нее решительно отказывается, полагаясь на мое «устройство» в Посл<едних> Нов<остях> (раз в полтора месяца статья в 200 фр<анков>)[367] и вообще на Бога. Бог с ней, но свинство большое, тем более что не откровенное, а лицемерное.
2) С<ережа> здесь, па*спорта до сих пор нет, чем я глубоко-счастлива, ибо письма от отбывших (сама провожала и махала!) красноречивые: один все время просит переводов на Торг-Фин (?), а другая, жена инженера, настоящего, поехавшего на готовое место при заводе, очень подробно описывает как ежевечерне, вместо обеда, пьют у подруги чай с сахаром и хлебом. (Петербург)[368].
Значит С<ереже> остается только чай — без сахара и без хлеба — и даже не — чай.
Кроме того, я решительно не еду, значит — расставаться, а это (как ни грыземся!) после 20 л<ет> совместности — тяжело[369].
А не еду я, п<отому> ч<то> уже раз
3) Веру Сувчинскую видаю постоянно, но неподробно. Живет в городе, в Кламар приезжает на побывку, дружит с неизменно-еврейскими подругами, очень уродливыми, которые возле нее кормятся (и «душевно» и физически), возле ее мужских побед — ютятся («и мне перепадет!»), а побед — много, и хвастается она ими, как школьница. Свобода от Сувчинского ей ударила во все тело: ноги, в беседе, подымает, как руки, вся в непрерывном состоянии гимнастики. Больше я о ней не знаю. Впрочем есть жених — в Англии[372].
4) Я. Весь день aller-et-retour[373], с Муром в школу и из школы. В перерыве зубрежка с ним (или
Писать почти не успеваю, ибо весь день раздроблен — так же как МОЗГИ.
Кончаю большую семейную хронику дома Иловайских, резюме которой (система одна со школой!) пойдет в Совр<еменных> Записках, т. е. один обглоданный костяк[375].
Вот моя жизнь, которая мне НЕ нравится!
Аля пытается устроить свои иллюстрации, дай Бог, чтобы удалось, дела очень плохие.
Мне нравится Ваше «неудержимо-старею», в этом больше разлету, чем в теннисовой ракетке, к которой ныне сведена молодость. Точно
Обнимаю Вас, спасибо, — и, по системе Куэ[376]: — «Все хорошо, все хорошо, все хорошо».
Впервые —
69-33. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Все получила: аванс, доплату, журнал, оттиски. Бесконечно-тронута. Обе расписки прилагаю.
Иловайского (цельного) вышлю не позже как через две недели, может быть — раньше. Как Вы думаете, не лучше ли назвать вещь (по названию 2-ой ч<асти>) Дом у Старого Пимена, что* отчасти избавляет ее от излишней «историчности» (ассоциации с учебником истории), Ваш журнал — от нареканий либеральных читателей и прибавляет ей человечности: вечности.
Итак, еще раз спасибо. Убеждена, что II-ая ч<асть> Вам понравится, т. е. Вас взволнует. Мне ее, иными поздними часами, даже жутко писать.
Всего лучшего
Впервые —
70-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера, Ваше письмо застало меня на словах,
Милая Вера, я по Вас соскучилась, не остро —
Милая Вера,
Еще вопросы: 1)… «с головкой античной статуи», может быть «ВОЗРОЖДЕНСКОЙ» статуи, что* Вам ближе и что* больше Вы*? Даю Вас с Надей глядящими на вынос Сережи. Чтобы
2) В каком месяце или хотя бы в какое время года была убита А<лександра> А<лександровна>? У меня — поздней осенью (последние листья), и все на этом домысле построено. Но как обидно гадать, когда можно знать!
3) Помнится мне, что Надя — в феврале. А Сережа? На месяц? полтора? два? раньше.
(А может быть просто — с возрожденской головкой? Живее. Или важна именно
Но вчера Вы для меня неожиданно, незабвенно воскресли. Дворянское собрание, короткие (после тифа?) до плеч волосы, красное платье с шепчущим шлейфом успеха. Вера, по описанию («нет, не широкие, скорее длинные, и не голубые, — светлые, серовато-еще что-то…») у Вас, не сердитесь, КОЗЬИ глаза[380]. Вы когда-нибудь видели
Рядом с Вами шла, можно сказать, шествовала — тоже, тогда, красавица, нынешняя Кн<ягиня> Ширинская, а тогда даже еще не Савинкова, у которой до сих пор глаза совершенно невероятной красоты[382]. Мы с ней, часто видимся, они вместе с моей дочерью набивают зайцев и медведе*й («Зайхоз»), зашивают брюхи, пришивают ухи и хвосты (у зайцев и медведе*й катастрофически маленькие, т. е. очень трудные: не за что ухватиться) и зарабатывают на каждом таком типе[383] по 40 сант<имов>, т. е., дай Бог — 2 фр<анка> в час, чаще — полтора. Она мне говорила о своих угрызениях совести, что до сих пор не ответила на Ваше чудное письмо, а я утешала, что Вы сами подолгу не отвечаете, и по той же причине — исчерпывающей) ответа.
Нравитесь Вы себе в красном платье, с козьими глазами? (NB! в рукописи этого не будет!) Непременно откликнитесь, козьи или нет, но до этого непременно подробно рассмотрите козу (именно козу, ибо у козла, может быть, и даже наверное — другие!).
Вера, а Елпатьевский (С<ергей> Я<ковлевич>)[384] — мой троюродный дядя: двоюродный брат моего отца — через поле — в тех же Талицах. Мы жили у него на даче в Ялте, зимой 1905–1906 г.[385], под нами — какие-то «эсдеки», с грудным ребенком, над нами Горькие, и весь сад по ночам звенел шпорами околоточных. Мне бы
А «Дедушка» настолько принят, что уже проеден, увы не нами, а «g*rante» в виде % терма.
Теперь, просьба. Когда, дней через десять, сдам, и начнется бесконечная торговля с Рудневым: сократить, убрать и т. д. — Вера, вступитесь и Вы: моя мечта, чтобы вещь напечатали целиком, а м<ожет> б<ыть> вместо положительных — отпущенных на нее С<овременными> 3<аписками> —
Кончаю Только еще одно. Никакого «каприза», т. е. прихоти, к<отор>ую я презираю. Все мои «стаканы» — органические, сорождённые со мною стаканы
А деспотизм — да, только просвещенный, по прямой линии от деда А<лександра> Д<аниловича> Мейна, который разбил жизнь моей матери и которого моя мать до его и своего последнего вздоха — боготворила[388].
А поляки — особ статья, но статья очень сильная.
Обнимаю Вас. А отвечать — не спешите. Сущее тоже не торопится.
МЦ.
Впервые —
71-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Во-первых, очень огорчена Вашей болезнью (хотя не знаю — что*, «маршаковское лечение» звучит загадочно, ибо кроме как режущим его не вижу)[389] и сердечно желаю скорого выздоровления.
Во-вторых спешу сообщить, что ничем кроме рукописи с самого того письма к Вам не занята. Переписываю ее в четвертый раз и очень хотела бы еще и еще вплоть до седьмого, — и долго рассказывать, но метод писания прозы у поэта — всегда
Другая же причина такой задержки — тема, мстящая за себя: дом у Старого Пимена, всей своей тяжестью севший мне на плечи и даже на* голову, — живу как под горой. Нельзя даром тревожить иных вещей, а вещи, в «Пимене» тревожимые, — страшные.
Решила следующее: вышлю Вам (надеюсь, нынче же, а нет — не позже понедельника, первую часть второй, чтобы сбыть — хоть часть горы. Хорошо, что Вы меня окликнули, иначе бы я никогда не кончила. Я вдруг в один прекрасный день поняла, что «Пимена» вообще нельзя кончить, что дело — в нем, что так в жизни и буду ходить кругом да около — той церкви в том переулочке. Кстати, недавно удостоверила на плане новой Москвы (так и называется) что оба переулка — и мой Трехпрудный и иловайский Старо-Пименовский — целы[390], т е. не переименованы, чему бурно обрадовалась.
Итак, сбыв первую часть второй, к середине недели сбуду и вторую. Мне очень интересно Ваше впечатление.
Пока же всего доброго, желаю поправки и простите за задержку.
<
Живем в совершенном холоде с дымящимися, чадящими и гаснущими печами,
P.S. Перечтя письмо, обнаружила карбункул и поняла маршаковское «лечение» (НОЖ).
Впервые —
72-33. В.Н. Буниной
Vera Bounine Belvedere Grasse
Premier prix Nobel noblesse pers*v*rance f*minine Marina[391]
Впервые в кн.:
73-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Это письмо должно быть коротко — Вам их много придется читать[393]. И ответа на него не нужно Вам их много придется писать.
Хочу только, чтобы
Вера, это были слезы больше чем женского сочувствия:
Мур шел и показывал мне свой орден «pour le m*rite»[397], я думала о Вашем, и вдруг поняла, что тот каменный медальон, неоткрывающийся, без ничего, кроме самого себя, который я с Вашего первого письма хотела послать Вам,
Теперь — ждите. Не завтра (Armistice) и не в воскресенье, а в самом начале недели. Голубой — а больше не скажу.
Вашу карточку показывала Е<вгении> И<вановне>[398]. Сказала, что были еще лучше. А больше никому.
Обнимаю Вас.
Рукопись нынче сдала.
Впервые —
74-33. В.В. Рудневу
(a y нас война —
Милый Вадим Викторович,
— Вот. —
Остается еще хвост, который не позже четверга.
Про Мура подробно — тогда же. Спасибо за добрый помысел.
Поздравляю с Буниным[400]. (С Верой Муромцевой мы — почти родня: через Иловайских.)
Исписала все чернила.
До свидания!
Хвост — 20 страниц.
<
Вставку на 11 стр<анице>. (Цитата с глазом Митридата) пришлю с четверговым[401].
I Дедушку пришлось переписать — очень затаскался и выглядел не древностью, а ветошью.
На Пимене потеряла 3 фельетона в Посл<едних> Нов<остях>[402], т. е. 600 фр<анков>, — но двух вещей зараз никогда писать не могла, — лучше ни одной (чего никогда не было!) Последние дни у нас перегорело все электричество, писала как Д<митрий> И<ванович> при свече, в дыму гаснущей печки. Но все это — но и это пройдет (Соломонов перстень)[403].
Впервые —
75-33. В.В. Рудневу
<
Милый Вадим Викторович,
Наконец конец.
Вписку про глаз — прилагаю[405].
Мой сын Мур учится в *cole secondaire de Clamart[406], в 9 кл<ассе> за плату 75 руб<лей> в месяц. Если нужно будет свидетельство от директора — пришлю. Платить мне невмоготу, а переехать в Булонь (русск<ая> гимназия) не могла по той же причине. Надеюсь — будущей осенью. Вообще — надеюсь.(??)
Всего доброго
P.S У меня есть две квитанции за его учение: Октябрь и Ноябрь.
Впервые —
76-33. В.Н. Буниной
Милая Вера,
Ваше письмо такое, каким я его ждала, — я Вас знаю изнутри себя:
А что Вы лучше одна, чем когда Вы с другими — Вера, как я Вас в этом узнаю,
А Вы, Вера, не волк, Вы — кроткий
ПОБЕДА ПУТЕМ ОТКАЗА[409]
А природное,
Итак, скоро увидимся? Радуюсь.
Хотела бы, Вера, долгий вечер наедине как в письме. Но Вас люди съедят. Знайте, что на дорогах
Честолюбия? Не «мало», а никакого. Пустое место, нет, —
И вот, замечаю, что ненавижу всё, что -любие: самолюбие, честолюбие, властолюбие, сластолюбие, человеколюбие — всякое по-иному, но все — равно*. Люблю любовь, Вера, а не
Об Иловайском пока получила следующий гадательный отзыв Руднева: «Боюсь, что Вы
Кое-что, думая о Вас и об Оле, смягчила. Напр<имер>, сначала было (А<лександра> А<лександровна>) — «Она, сильно говоря, конечно была отравительницей колодца их молодости», — стало:
Ну, вот.
Теперь во весь опор пишу Лесного Царя, двух Лесных Царей — Гёте и Жуковского[412]. Совершенно разные вещи и каждая — в отца.
И в тот же весь опор сейчас мчусь за Муром в школу. Он Вам понравится, хотя целиком дитя своего века, который нам
Орден[413] отослан в субботу, думала, что Вы уже в Париже и что — разминетесь, но кто-то сказал, что Вы задержались.
Обнимаю Вас и Gl*ck auf![414] И — Muth zum Gl*ck![415] Во всяком случае — Muth! (Рифма — gut[416]).
<
Из ляписа-лазури (ордена) в древности делали краску ультрамарин.
Впервые —
77-33. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Наконец — письмо!
Пишу Вам в передышку между двумя рукописями: «Дом у Старого Пимена» — семейная хроника дома Иловайских (историк Иловайский — Вы наверное знаете? Мой отец был первым браком женат на его дочери, я
Стихов я почти не пишу, и вот почему: я не могу ограничиться одним стихом — они у меня семьями, циклами[419], вроде воронки и даже водоворота, в который я
Эмиграция делает меня прозаиком. Конечно — и проза
Конечно, пишу иногда, вернее — записываю приходящие строки, но чаще
Вот мои «литературные» дела. Когда получу премию Нобеля (
Премия Нобеля. 26-го буду сидеть на эстраде и чествовать Бунина[424]. Уклониться — изъявить протест. Я не протестую, я только не согласна, ибо несравненно больше Бунина: и больше, и человечнее, и своеобразнее, и нужнее — Горький. Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи. Но — так как это политика, так как король Швеции не может нацепить ордена коммунисту Горькому… Впрочем, третий кандидат был Мережковский[425], и он также несомненно больше заслуживает Нобеля, чем Бунин, ибо, если Горький — эпоха, а Бунин — конец эпохи, то Мережковский эпоха
Мережковский и Гиппиус[427] — в ярости. М<ожет> б<ыть> единственное, за жизнь, простое чувство у этой сложной пары.
Оба очень стары*: ему около 75, ей 68 л<ет>, Оба —
Их сейчас все боятся, ибо оба, особенно
Бунина еще не видела. Я его
Дома — неважно. Во-первых, если никто не болен (остро), то никто и не здоров. У Мура раздражение печени, диета, очень похудел — и от печени и от идиотской франц<узской> школы: системы сплошного сидения и зубрения. «Il ne faut pas comprendre, il faut apprendre»[432] — вот лейтмотив и припев. Учат
Аля все худеет, сквозная, вялая, видно сильнейшее малокровие. Шесть лет школы, пока что, зря, ибо зарабатывает не рисованием, а случайностями, вроде набивки игрушечных зверей, или теперь м<ожет> б<ыть> поступит помощницей помощника зубного врача — ибо жить
Теперь о Вас, дорогая Анна Антоновна, стало быть ряд вопросов: как здоровье Ваше и Ваших? С кем встречаетесь (дружите)? Есть ли
Есть ли — планы? (Как всегда — бегства!)
Жажду большого подробного письма. И знать, что Вы меня еще любите.
Горячо обнимаю Вас,
Сердечный привет Вашим
У нас грязь и холод (уголь и его отсутствие). Во Вшенорах тоже была грязь, но была большая уютная плита, за окнами был лес, был
Огромное спасибо за ежемесячные присылки, всегда выручают в
Вы одна и уцелели.
Впервые —
78-33. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Вы в сто, в тысячу, в тысячу тысяч раз (в дальше я считать не умею) лучше, чем на карточке — вчера это было совершенно очаровательное видение: спиной к сцене, на ее большом фоне, во весь душевный рост, в рост своей большой судьбы[433]. И хорошо, что рядом с Вами посадили священника,
И хорошо, что Вы «ничего не чувствовали».
Кроме всего, у Вас совершенно чудное личико, умилительное, совсем молодое, на меня глядело лицо той Надиной[438] подруги — из тех окон.
Вера, не делайте невозможного, чтобы меня увидеть. Знайте, что я Вас и так люблю.
Но если выдастся час, окажется в руках лоскут свободы либо дайте мне pneu, либо позвоните Евгении Ивановне[439]
Если же ничего не удастся — до следующего раза: до когда-нибудь где-нибудь.
Обнимаю Вас и от души поздравляю с вчерашним днем.
А жаль, что И<ван> А<лексеевич> вчера не прочел стихи — все ждали. Но также видели, как устал.
<
P.S. Только что получила из Посл<едних> Нов<остей> обратно рукопись «Два Лесных Царя» (гётевский и жуковский — сопоставление текстов и выводы: всё
Но Лесного Царя учили —
Мои дела — отчаянные. Я
Впервые —
79-33. И.П. Демидову
<Между 6 и 9 декабря 1933 г.>[440]
Многоуважаемый Игорь Платонович!
Видите — в некультурной Советской России заново переводят Лесного Царя[441], а в культурной эмиграции и о старом переводе Жуковского и о самом подлиннике Гёте считается <
Цитата, приводимая Азовым, вовсе не плоха и нечего ему смеяться: ездок,
Впервые —
80-33. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
(Обращаюсь одновременно ко всей Редакции)[444] Я слишком долго, страстно и подробно работала над Старым Пименом, чтобы идти на какие бы то ни было сокращения. Проза поэта — другая работа[445], чем проза прозаика, в ней единица усилия (
Не могу разбивать художественного и живого единства, как не могла бы, из
За эти годы я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с
Но и здесь мои дела не так безнадежны: за меня здесь — лучший читатель и все писатели, которые
Не в моих нравах говорить о своих правах и преимуществах, как не в моих нравах переводить их на монету — зная своей работы цену — цены никогда не набавляла, всегда брала что дают, — и если я нынче, впервые за всю жизнь, об этих своих правах и преимуществах заявляю, то только потому, что дело идет о
Вот мой ответ
Конечно — Вы меня предупреждали о 65.000 знаках, но перешла я их всего на 18.000, т. е. на 8 печатных страниц, т. е. всего только на 4 листка. Вам — прибавить 4 листка, мне — уродовать вещь. Сократив когда-то мое «Искусство при свете совести», Вы сделали его непонятным, ибо лишили его связи, превратили в отрывки. Выбросив детство Макса и юность его матери, Вы урезали образ поэта на всю его колыбель, и в первую голову — урезали читателя.
То же самое Вы, моею рукой, сделаете, выбросив середину Пимена, т. е. детей Иловайского, без которых — Иловайский он или нет — образ старика-ученого не целен, не полон. Вы не страницы урезываете, Вы урезываете образ. Чтоб на 8 стр<аницах> сказать ВСЁ об этой сложной семейственности, сколько мне самой нужно было ОТЖАТЬ, а Вы и это отжатое хотите уничтожить?![448]
Ведь из моего «Пимена» мог бы выйти целый роман, я даю — краткое лирическое Живописание:
Если дело только в трате — выход есть: не оплачивайте мне этих 8 стр<аниц>, пусть идут на оплату типогр<афских> расходов: денежному недохвату я всегда сочувствую:
Если же Вы находите, что вещь внутренне-длинна, неоправдано-растянута и эти 8 стр<аниц> для читателя лишние — Старый Пимен остается при мне (я при нем), а Вам я пишу что-нибудь на те 300 фр<анков> прошлотермового авансу, которым Вы меня когда-то выручили, за что сердечно-благодарна. Чему они в печатных знаках равняются?
Сердечный привет
Впервые —
80а-33. В.В. Рудневу
<
Милый Вадим Викторович. Я слишком долго и тщательно работала над этой вещью, чтобы сократить ее хотя бы на строку. Проза поэта — другая работа, чем проза прозаика, в ней единица меры, не фраза, не слово, <
Я в эмиграции Я объелась и опилась горечью. Печатаюсь я с
Единственное, что могу Вам и редакции предложить — отказаться от гонорара за лишние страницы что покроет типографские расходы. Так я теряю
У меня в конце концов есть
У меня есть
Не в моих нравах говорить о моих <
Теперь —
<
Теперь: два реальных предложения: отказываюсь с радостью от гонорара за лишние 8 страниц на покрытие типографских расходов. В этом случае я потеряю только деньги, иначе сократить — я потеряю вещь.
2) Не идет и это — берите моего Лесного Царя, возвращенного мне из Последних Новостей.
Второе: неприемлемо и это — 300 франков Вам долга отработаю. Чему они в прозе равны, какому количеству знаков? Не забудьте ответить. С Муром дело отдельное: первый ученик, не снимает креста[451], а платить нечем и долг уже более 100 франков (месяц учения и 40 франков учебников).
Я понимаю, что у Вас на мои 8 страниц может не быть <
Впервые —
81-33. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна, только что Ваше письмо, откликаюсь сразу и сразу начинаю с просьбы: пришлите мне Вашу карточку! Какую хотите: либо последнюю, либо 1923 г. — 1925 г., когда мы с Вами встречались, и очень бы хотелось Вас — молодую (
Мне с моими вещами не везет. Erlk*nig'a[456] вернули, как «очень интересное филологическое исследование, но для среднего читателя негодящееся», а теперь Совр<еменные> Записки опять желают, чтобы я выкинула 8 стр<аниц> из своей рукописи «Дом у Старого Пимена». Собравшись с духом наконец ответила, что
Не знаю. Думаю —
Конечно с деньгами дело печально: выйдет, что я все лето даром работала. Через 2 недели Рождество — не будет подарков детям. Вообще, это была долгая и последняя надежда, но не могу,
(Сейчас перерыв: бегу за Муром в школу)
Школой я очень недовольна: уже внушили ему отвращение к географии, которую учат наизусть и без карты: одни определения меридианов, широты*, долготы*, и т. д. Он
Во Франции мне плохо: одиноко, чуждо,
Ваше письмо, дорогая Анна Антоновна, меня и огорчило и обрадовало: с такой возможностью радости — столько внешней (да и внутренной!) тяжести, тяжести извне вовнутрь наваленной! Я всегда говорила, что самая тяжелая ноша в мире — родство.
Посылаю, пока, эту маленькую случайную карточку Мура, скоро пришлю хорошую, а эту, тогда, попрошу вернуть: она у меня — одна (электр<ическая> фотография[459], 4 разных позы, повторить нельзя) 1-го февраля ему будет девять лет. А Вы в последний раз видали его 9-ти месяцев (вокзал). Обнимаю Вас от всей души, спасибо за присланное. Сердечный привет Вашим.
Жду Вашу карточку!
<
Dopis z Clamart-u (2. ledna 1934) k **dosti M.I.C. — sp*lil*. A. Teskova*[460]
Впервые —
1934
1-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
И письмо и корректуру получила.
Из иудея-Иловайского уберу подчеркнутые Вами места[462], т. е два слова;
Но что с наборщиком, набиравшим?[464] ОН СОШЕЛ С УМА. Где это видано, чтобы в тексте рукописи наборщик вставлял свои
!! Я ДУМАЮ, ЧТО НЕТ ГЛАГОЛА «ГНЕТЬ», А ЕСТЬ БЫТЬ ГНЕТОМЫМ, ПОЭТОМУ СПРЯГАТЬ ЕГО МОЖНО только с В
А ведь если нет
Хочется ответить ему в рифму:
ГЛАГОЛА ГНЕТЬ — НЕТ,
ГЛАГОЛ ЖЕ ГНЕСТЬ — ЕСТЬ.
ГНЕСТЬ: ГНЕСТИ. Я ГНЕТУ, ТЫ ГНЕТЕШЬ и т. д. Я ГНЕЛ, МЫ ГНЕЛИ, и т. д. Я БУДУ ГНЕСТИ (или ГНЕСТЬ) и т. д.
Т.е. полная параллель с ВЕСТЬ (ВЕСТИ), с той только разницей, что там в
И такая филологическая бездарь (от ГНЕЛИ[465] произвести
Во всяком случае интеллигент, вернее «по*лу-», и во всяком случае бесконечно-далекий от корней народного языка.
И во всяком случае — редкостный НАХАЛ.
Но
Вот так подарок на Новый Год!
Милый Вадим Викторович, не забудьте меня с термовым гонораром, — можно высылать уже сейчас, и хорошо бы, чтобы я приблизительно могла знать, чего мне ждать и чего ждать «жерану»[466], к<отор>ый у нас женского рода.
До свидания! Почему Вы (вы) никогда не берете моих стихов? Вот «Встречи» взяли[467] — и такие ли уж непонятные?
Я ведь
С Новым Годом!
Впервые —
2-34. Наборщику
<
Милостивый Государь Господин Наборщик[468],
Не знаю, из простого ли Вы звания или интеллигентного (предполагаю последнего, но это дело не меняет<)>.
В ответ на Ваше развязное примечание. Хорошо набирать внимательно, вчитаться в текст (хотя не знаю, та ли наборщика профессия), но плохо этот текст исправлять ошибочно, а совсем уж плохо, — и даже дерзко — снабжать его своими предположениями <
я думаю, что нет глагола «ГНЕТЬ»[469].
Наборщику набиравшему «Дом у старого Пимена» очевидно — интеллигенту, ибо не знает сих простых русских слов:
Глагола ГНЕТЬ действительно нет, и я его как несуществующего не употребляю, но есть глагол ГНЕСТЬ или ГНЕСТИ со всеми временами всему русскому народу известный и всем русским народом во всех временах употребляемый (гнетет, гнело, «Это меня гнетет», …гнея… будет гнести и т. д.).
<
Не знаю, сколько лет Вы наборщик.
Вот Вам впредь урок — не учите ученого.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 52 об. — 53).
3-34. В.В. Рудневу
<
Милый В<адим> В<икторович>,
(Страшно спешу.) Вчера не ответила на ряд вещей, п<отому> ч<то> не знала, что в моем тексте — письмо.
О кавычках и тире. Кавычки у меня
«…это тебя не касается». Тогда я, обиженная…
если же
… это тебя не касается, сказала мать — то
Прилагаемы 2 листочка — наборщику, там все
Если Аля Вас застанет, передайте ей, пожалуйста, бунинские деньги[471], за к<отор>ые — спасибо.
Да! А Муру книжку очень хотела бы какую-нибудь русскую — посерьезнее и потолще, не детскую, какого-нибудь классика. И был бы подарок на Рождество. Нет ли, случайно, Жуковского?
Но — всякое даяние — благо, и вообще — спасибо.
Желаю удачи с №. А что — если бы устроить вечер в пользу С<овременных> 3<аписок>[472] и притянуть Бунина. Я бы охотно и бескорыстно выступила (но не одна).
Пятница
Впервые —
4-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Спасибо за «терм». Корректуру отправила Вам, чтобы Вы увидели отрывок «об иудее-Иловайском» в его окончательном виде (стр<аницы> 8 и 9)[473]. Достаточно ли я ясно для наборщика зачеркнула и вписала? Сделала как можно яснее. Переменила посвящение В. Муромцевой[474] и вставила два или три места,
Очень рада, что понравился Стол. Я ни Встреч, ни Стола, ни гонорара не видела (увижу ли??)[475].
Всего доброго на русские праздники и всегда
Впервые —
5-34. Б.К. Зайцеву
Милый Борис Константинович,
Я как всегда с моим прошением — в последний час. Можно попросить Вас направить его куда следует? Я совершенно потеряла связь с людьми и с событиями: вожу и отвожу Мура в школу[476], топлю, тороплюсь, переписываюсь с Рудневым. Да! Если видаете Веру Николаевну[477], во-первых — кланяйтесь ей от меня, во-вторых — передайте, что Старый Пимен (
Обнимаю всех вас. Спасибо.
Впервые —
6-34. В.Н. Буниной
Умница Вы моя! Больше чем умница, — человек с прозорливым сердцем: Ваш последний возглас о Белом попал —
— Такая, как он без моих слов увидел ее: высокая, с высокой, даже вознесенной шеей, над которой точеные выступы подбородка и рта, о которых — гениальной формулой, раз-навсегда Hoffmansthal:
Это — о девушке, любившей Белого, когда я была маленькой и о которой (о любви которой) он узнал только 14 лет спустя, от меня…[480]
Я сейчас пишу о Белом, *a me hante[481]. Так как я всегда всё (душевно) обскакиваю, я уже слышу, как будут говорить, а м<ожет> б<ыть> и писать, что я превращаюсь в какую-нибудь плакальщицу[482].
<
Писала и видела — Вас.
Впервые —
7-34. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна.
Вами открываю свой новый блокнот для писем. Приятно
Спасибо, спасибо, спасибо за чудесное, доброе, мудрое, убедительное, неопровержимое письмо. Гений рода? (У греков демон и гений — одно). Гений нашего рода: женского: моей матери рода — был гений ранней смерти и несчастной любви (разве такая есть?) — нет, не то: брака с не-тем. Моя мать с 13 л<ет> любит одного — верховые поездки аллеями ночного парка, дедово имение «Ясенки», где я никогда не была и мимо которого проезжала, уезжая из России — совместная музыка, страсть к стихам. Мой дед, узнав, что он разведенный, запрещает ей выходить за него замуж, а по ее совершеннолетии разрешает с предупреждением, что она и дети, если будут, —
Мать моей польской бабушки — графиня Мария Ледоховская умирает 24 л<ет>, оставив семь детей (вышла замуж 16-ти). Не сомневаюсь, что любила — другого.
Я — четвертая в роду и в ряду, и несмотря на то, что вышла замуж по любви и
Я в этом женском роду — последняя. Аля —
Женская линия может возобновиться на дочери Мура,
С Алей всё по-прежнему. Ходит на какие-то митинги (никакого глубокого интереса к политике, — просто на*-люди), когда только может — убегает, службой своей (с 8 * ч<асов> утра до 8 веч<ера>) очень довольна, и довольна, потому что
Со мной груба, дерзка, насмешлива, либо совсем не отвечает, либо нагло. На мое малейшее замечание открыто смеется мне в лицо: издевается. Я недавно
Люди? Конечно. О, как я знаю этот змеиный шип за спиной — никогда — в лицо. И как — презираю.
Она молода, миловидна, услужлива, мягка, смешлива — как же не стать на
На службе от нее в восторге (евреям льстит, что у них служит моя дочь!), знакомые от нее в восторге, а я от нее — в отчаянии.
Отец же целиком, всегда,
176
Письма 1934 года
Для него я — ее ровня, забывая, что я ее на 18 л<ет> — и
— Письмо было прервано следующим разговором. 11 ч<асов> веч<ера>. Вхожу в кухню: на газе огромный 3-литровый бидон. — Что это? — Буду мыть голову, — Почему не на печке греешь? — Я
Если бы Вы слышали этот тон!
— И предупреждаю Вас, что я недолго буду жить дома. Тогда у Вас еще меньше останется[486].
Это — ее точные, еще звучащие в комнате слова.
— Когда ты уйдешь из дома,
Идет к себе в комнату и закрывает дверь мне прямо на лицо. Стою на пороге, хочу сказать, ничего не нахожу, иду обратно.
Вот — живая сцена, как была.
Да, еще: — «А все эти годы я мало на Вас работала? Без всякого жалованья!»
Нет, это уж не
Той маленькой девочки, которую я любила — больше нет. Эту я — не могу любить. Могу только о ней заботиться. По привычке.
А завтра утром, как ни в чем не бывало, пустые разговоры, сплетни, анекдоты из «Последних новостей», смех. У нее —
А подумать, что есть гонимые, нелюбимые, притесняемые дети, которые мать — все-таки любят. А знаете, в чем состояла вся ее мне «служба»? По утрам от 10 ч<асов> до 12 ч<асов> гуляла в чудном парке с Муром и
Кончится тем, что она раздружит меня со всеми друзьями, — это уже началось. Она вес время грозит мне, что ей «есть куда уйти». Своих друзей у нее нет, — и вот потихоньку берет у меня последних моих. Все ей, конечно, сочувствуют: я — тиран, она — жертва…[488]
Уже больше никуда не хожу, от чувства, что она только что вчера здесь была или завтра придет. Эти вещи неуловимы. Со мной уже никто о ней не говорит. Иные (ины
И уже идет легенда о моей жестокости, жесткости, бесчеловечности… Увидите: когда она хлопнет дверью, унося свои 300 фр<ранков> жалованья, окажется, что я ее выгнала. А она ведь только ждет, чтобы ей дали 600 фр<анков> и тогда прощайте.
А «культура»? Нынче Мур меня
На кровати, на его книге — ее башмаки. Подметала и поставила
Конечно, нужно быть выше. Вырвать из сердца. Вспомнить, что семья —
Я
Зачем все это было? Ведь нынешней горечью отравлено
5-летний ребенок, приносивший мне в советский голод из детского сада
Простите, дорогая Анна Антоновна, за
В следующий раз напишу Вам про две смерти: Андрея Белого[489] и одного друга, покончившего с собой в новогоднюю ночь в Брюсселе[490].
Остался чемодан рукописей, которые никому кроме меня не нужны[491]. Он был —
Доброй ночи! Добрее, чем моя!
— Горько.—
Утешаюсь книгами. С жадностью жду Вашей[492]. Книги и природа — это лучшее, что у меня было в жизни. Т. е.
Обнимаю Вас с любовью и благодарностью.
Карточки
Пороюсь и пришлю свои. А Мур у меня для Вас уже есть. В рамке. Найду подходящую коробочку и пришлю. Постараюсь уложить так, чтобы не сломалось стекло.
P.S. Скажите, по-Вашему все Алино поведение —
Сейчас иду ей варить на утро овсянку: уходит рано и ест в городе плохо, т. е. мало дают.
Впервые —
8-34. А.А. Тесковой
Дорогая и милая Анна Антоновна,
Не знаю, чудо, или случай, или Ваша любящая мысль — но Ваша чудная книга пришла как раз вчера[493]: в день Муриного рождения: девятилетия (1-го февраля), в такую же снежную бурю, как девять лет назад, когда тоже чуть ли не
Такая же история была с моим отцом, давно, в Москве, в оттепель: на
— Счастлив твой Бог, барин!
Книга лежит рядом с моим изголовьем, смотрю на нее с вожделением, но не читаю, потому что сначала должна кончить «Квентина Дорварда» Вальтера Скотта, которого купила для Мура и читаю с восхищением сама. Помните ли Вы его? Людовик XI[494] (франц<узский> Иоанн Грозный), такой же притягательный и отталкивающий, страшный и несчастный, человечески-безумный и государственно-мудрый, как наш царь — и молодой боевой горячий великодушный и великолепный шотландец, сам Квентин.
Такая книга не «литература», а — деяние.
Будет случай — перечтите!
А вот Вам мой чудный Мур — хорош? Во всяком случае — похож И более похож на Наполеоновского сына, чем сам Наполеоновский сын. Я это знала с его трех месяцев: нужно уметь читать черты, А в ответ на его 6-месячную карточку — Борис Пастернак — мне: «Все гляжу
181
Марина Цветаева
и гляжу на твоего НАПОЛЕОНИДА». С 11 лет я люблю Наполеона, в нем (и его сыне) все мое детство и отрочество и юность — и так шло и жило* во мне не ослабевая, и с этим — умру. Не могу равнодушно видеть его имени. И вот —
Почему мы с Вами не вместе?? Мы бы с Вами ввек всего не переговорили, а с остальными, почти со всеми — мне
Все время ловлю себя на мысли: что* у меня есть такого приятного? Какая-то радость… И, вдруг: A-а! Dixelius!
У меня даже чувство, что
Очень прошу Вас, милая Анна Антоновна, достаньте Совр<еменные> Записки, только что вышедшие, и прочтите мой «Дом у Старого Пимена», — мне
(Пишу торопясь, потому так отрывисто, сейчас нужно идти за Муром).
Сколько нужно еще сказать, а уже конец!
Обнимаю Вас на*спех, но от всей души, спасибо еще отдельно за чудную, глубокую, глубочайшую надпись.
Скоро напишу еще. Это — только привет с Муриного девятилетия и спешная первая благодарность за
Впервые —
9-34. И.А. Бунину
Многоуважаемый Иван Алексеевич,
Сердечно благодарю Вас за Вашу память и помощь[496], тем более меня тронувшая, что я ее ничем не заслужила.
Впервые —
10-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Разрываюсь между ежеутренним желанием писать Вам и таким же ежеутренним — писать о Белом, а время одно, и его катастрофически мало: проводив Мура в 8 * ч<асов> — у меня
Вера, был совершенно изумительный доклад Ходасевича о Белом: ЛУЧШЕ НЕЛЬЗЯ[497]. Опасно-живое (еще сорокового дня не было!), ответственное в каждом слоге — и справился: что надо — сказал, всё, что надо — сказал, а надо было сказать — именно всё, самое личное — в первую голову. И сказал — всё: где можно — словами, где
Дал и Блока, и Любовь Димитриевну, и Брюсова, и Нину Петровскую[498], и
И пьяного Белого дал, и танцующего. Лишнее доказательство, что
Вся ходасевичева острота в распоряжении на этот раз —
Не знаю, м<ожет> б<ыть> когда появится в Возрождении[501] (не важно, в чем: на бумаге), многое пропадет: вся гениальная интонационная часть, всё намеренное словесное умолчание, ибо что* многоточие — перед паузой, во*время оборванной фразой, окончание которой слышим — все.
Зато в лицо досталось антропософам и, кажется, за дело, ибо если Штейнер[502] в Белом действительно не увидел исключительного по духовности человека (-ли?) — существо, то он не только не ясновидящий, а слепец, ибо плененного духа в Белом видела даже его берлинская Frau Wirthin.
Словом, Вера, было замечательно.
Вышло во «Встречах» (№ 2) мое «Открытие Музея», послала бы, но у меня уже унесли. Достаньте, Вера, чтобы увидеть, что* Посл<едние> Нов<ости> считают монархизмом.
И Пимен вышел — видели? Мне второе посвящение больше нравится: оно — формула, ибо в корнях — всё. Корни — нерушимость[503].
Непременно и подробно напишите, как понравилось или
— Мама! До чего
Вот первые слова Мура, когда мы от Вас вышли. Я «Веру Муромцеву» и не поправляла, это и Вас делает моложе, и его приобщает, вообще — стирает возраст: само недоразумение возраста.
Сидим в кинем<атографе> и смотрим празднества в честь рождения японского наследника. (Четыре дочери и наконец сын, как у нас[504].) «Cette dynastie de 2.600 ans a enfin la joie»[505] и т. д. Народ, восторги, микадо на коне[506]. И Мур: — Он не такой уж старый… — Я: — Совсем не старый.
На другой день в П<оследних> Нов<остях> юбилей «бабушки»[507] — 90 л<ет>. И Мур: — Что ж тут такого, что 90 лет и еще разговаривает! Вот микадо
Жду
Впервые —
11-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Сегодня, придя домой с рынка, остановись посреди кухни между неразгруженными еще кошелками и угрожающим посудным чаном, я подумала: — А вдруг мне есть письмо? (от Вас). И тут же: — Настолько наверное
И час спустя, С<ережа> — М<арина>, Вам есть письмо. Принятое. И я: — От Веры? Давайте.
И — оцените, Вера! — только вымыв руки, взяла. Об
Белого кончила и переписала до половины[508]. 15-го читаю в Salle G*ographie[509], предварительно попросив у слушателей — терпения: чтения на полных два часа. Но раз уж так было с Максом: и просила — и стерпели. Приглашу
Белый — удался*. Еще
Из всех слушателей радуюсь Ходасевичу. Я ему
Радио. (Я тоже говорю радио, а не T.S.F.[512], к<отор>ое путаю с S.O.S. и в котором для меня, поэтому, — тревога.) Вера, и у нас радио, и вот как, и вот какое. В Кламаре у нас есть друзья Артемовы[513], он и она (он — кубанский казак, и лучший во Франции резчик по дереву. Его работу недавно (за
Словом, ни стола, ни музыки, только тень Короля Альберта, с которым у меня всякое радио теперь уже связано — навсегда.
Хорош конец Короля Альберта? По-моему — чудесен. С 100-метро*вого отвеса и один. Король — и один. Я за него просто счастлива. И
_____
В
«Je vois le peuple belge triste et soucieux: la Belgique se sent frapp*e * la t*te…»[519]
A когда подумаешь о его раздробленной
То, что могло показаться иносказанием («глава государства»), оказалось самым точным ви*дением (той головой, на которую — камень). Вера, умирать все равно — надо. Лучше — та*к.
Ведь до последней секунды вокруг него шумел лес! И чем проваливаться в собственный пищевод (Schlund: по-немецки Schlund и пищевод и ущелье) — ведь лучше в настоящее ущелье, ведь — более понятно, менее страшно??
Вы спрашиваете про Мура? Страстно увлекается грамматикой: по воскресеньям, для собственного удовольствия, читает Cours sup*rieur[520], к<отор>ый похитил у С<ережи> с полки и унес к себе, как добычу. — «Ма-ама! Ellipse! Inversion![521] Как интересно!!»
Недавно, за ужином, отвлекаясь от тарелки с винегретом, в которую вовлекается так же, как в грамматику:
«Вот я сегодня глядел на учительницу и думал: — Все-таки у нее есть какая-то репутация, ее знают в обществе, а мама — ведь хорошо пишет? — а ее никто не знает, потому что она пишет отвлеченные вещи, а сейчас не такое время, чтобы писать отвлеченные вещи. Так — что же Вам делать? Вы же не можете писать другие вещи? Нет, уж лучше пишите по-своему».
В той же грамматике (Cours sup*rieur) в отделе Adverbe[522] выкопал: Dict*e et R*citation[523] — L’Homme tranquille[524]
И, Мур:
— с чистосердечнейшим удивлением.
Милая Вера, берегите свое сердце, упокаивайте его музыкой.
И я* — знаю. И Рильке — знал. Сердце нужно беречь — просто из благодарности, за всю его службу и дружбу. Я
Я рада, что Вам лучше жить. Я рада, что Вы больше не в Париже[528], под угрозой всех этих, Вам совершенно ненужных дам. Пришлите мне на прочтение Св<ятую> Терезу[529], я о ней недавно думала, читая «L’affaire Pranzini»[530] (подлинное уголовное парижское дело в конце прошл<ого> века)[531].
Обнимаю Вас, Вера, не уставайте над письмами мне, я ведь
Впервые —
12-34. Ф.А. Гартману
Многоуважаемый Г<осподи>н Гартман,
(Простите, не знаю отчества)
С большой радостью и признательностью приеду к Вам в Courbevoie послушать
15-го, через четверг, мы, надеюсь, увидимся на моем чтении о Белом[533], — подойдите, пожалуйста, в перерыве, возобновим знакомство и сговоримся.
Кончаю большой просьбой распространить, по возможности, билеты между знакомыми. Цена билета 10 фр<анков>. Посылаю десять. (Десятый — Вам и жене, дружеский.) Этот вечер мой единственный ресурс, я почти не зарабатываю, и жить не на что. А теперь еще болезнь сына.
Сердечный привет Вам и Вашей жене — заранее радуюсь ее пению[534]. Если будете отвечать, сообщите, пожалуйста, свое отчество, а также имя-отчество Вашей жены. — Как хорошо, что Вы себя пишете *., а не Ф., этого уже не делает никто — кроме меня, а Совр<еменные> Записки, сознательно, переправляют ми
До свидания!
Впервые —
13-34. В.А. Богенгардту
Милый Всеволод,
Поздравляю с концом забастовки, поздравила бы раньше[535], но у нас случилась корь — в легкой форме и уже проходит, но все-таки забот было много. (Хотя через бумагу
Мур сегодня первый день читает, а то нас совершенно извел однообразным вопросом, что* ему
Милый Всеволод (и все домочадцы), хотите T.S.F., старой системы, с аккумулятором, 6-ти ламповое (
Аппарат сильный, и при аккуратной зарядке действует совсем прилично. А у Вас и племянник[538] — T.S.F.= ист: и просмотрит и поставит.
(А вдруг Вы, любитель старины, ненавидите T.S.F.? Тогда — простите!)
Пока до свидания, жду ответа и, вообще, вестей. Как работа? Здоровы ли дети?[539]
Сердечно обнимаю всех
С<ергей> Я<ковлевич> приветствует.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
14-34. Н.А. Гайдукевич
Милая Наталья Геевская,
(Ибо Вы Геевской были, когда стучались в наш, увы, негостеприимный дом, но дом не виноват,
Ваше письмо меня не только тронуло — взволновало: тот мир настолько кончен, что перестаю верить, что он был[541] (гляжу на коричневый плед, последний подарок отца, сопровождающий меня с 1912 г. всюду[542], и думаю: неужели — то*т?! Щупаю — и
И вдруг Ваш голос, бросающий мне это имя.
Теперь ряд вопросов: 1) в каком Вы родстве и как Вы приходитесь Валерии? 2) Что Вы знаете про «Вареньку»? Скольких лет и отчего (от чего) она умерла? 3) Видали ли когда-нибудь ее карточку? 4) Ее имя, отчество и девическую фамилию. Словом, — всё, что знаете, ПОЖАЛУЙСТА.
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе (
А Валерия, которая Вас не взяла жить к себе, — одно из самых
Я ее ни в чем не виню, как нельзя винить явления природы, я только ее, даже мысленно, сторонюсь. И (не думайте, что я
В последний раз, после
— Она! — Иду, а ее уже нет. Так мы с ней в последний раз не-встретились. Не видала ее уже: 9 + 1921 г. — 1934 г. — итого,
Но ведь что-то, вопреки ненависти к моей матери и мне: нам, нашей расе — ее
Но это чудище все-таки — родное, трехпрудно-пименовское, и я его (чудище) все-таки глубже принимаю в сердце, чем любую бы, благоразумную и любящую «старшую сестру» (Старше меня на 10 лет.)
Тяга — через всё — родства.
Брат Андрей, недавно скончавшийся на руках у неродной сестры Аси, очень красивый (весь в В<арвару> Д<митриевну> Иловайскую!) был не менее странен, м<ожет> б<ыть> даже еще более, — совсем таинственен, но нас с Асей, по-своему, по-волчьи, скрытно, робко, под покровом шутки и насмешки — любил. И умирать пришел —
Потому-то я так и жажду что-нибудь узнать о их, Валерииных и Андреиных, женских, материнских истоках. Дело здесь явно в матерях, ибо отец — один, и мы все —
Всё, что знаете о той «Вареньке», жене Д<митрия> И<вановича> (а может быть Вы ошиблись и хотели сказать про
Мне не для рукописи, а для души, хотя рукопись — тоже, та же — душа.
Почему Вы в Вильно? Откуда? Где были в Революцию? Есть ли у Вас дети? Какие?[550] У меня — 20летняя дочь и 9летний сын: Ариадна и Георгий: Аля и Мур. Мур — весь в меня.
Ваше письмо человечно, глубо*ко, и — простите за смелость — умно, не письмо умно, а
Голубчик, как Вы могли хоть на миг подумать, что я Вам не отвечу: на такой далекий — из того далека! — зов — не отзовусь? Ведь я, в том же Доме у Старого Пимена, вся на-лицо. Вы
Я могу не отозваться только на подделку, только на «литературу», только на непонимание, т. е. обращение ко мне, как к «литератору». Я —
Я отзываюсь только на
Пишите. Отвечу, хотя, м<ожет> б<ыть>, не сразу: я очень изведена бытом: топкой, готовкой, стиркой, всей дробью дня, в котором у меня — много
— Спасибо за оклик!
<
Будете отвечать — положите мой листок перед собою.
Впервые —
15-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Во-первых, самое сердечное спасибо за проданные билеты: знаю, как это трудно, при обилии вечеров[553].
И в такое же
Теперь. Посылаю ОДУ ПЕШЕМУ ХОДУ[555], но, увы, в ней 96 СТРОК и она
Но что* будет с Белым? В нем, всём, как я Вам уже писала, пять листов с небольшим, раньше как через 2 недели я с перепиской
Можете ли Вы (вы) ждать две недели для получения
Рукопись распадается на две
Название вещи: ПЛЕННЫЙ ДУХ
(МОЯ ВСТРЕЧА С АНДРЕЕМ БЕЛЫМ)
Эпиграф будет из Фауста:
а эпиграф к последней главке (смерть)
(тоже из Фауста)
Очень жду ответа о стихах и сроках.
До свидания! Сажусь за переписку.
Очень хорошо бы — книгу встреч. (Брюсов (к<отор>ый у меня уже есть), Макс, Белый и Блок[559], материалы к к<оторо>му у меня все уже есть.) Живых бы я не брала — только ушедших. Можно было бы и Есенина, хотя,
Еще раз спасибо за привет и помощь. Жду.
<
Умоляю сохранить в Оде мои знаки: они
Впервые —
16-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
На этот раз — вот какое дело: Посл<едние> Новости просят у меня два отрывка из моего Белого, один из I ч<асти>, другой из II ч<асти> (по 300 газет<ных> строк). Меня бы это нельзя более устроило, у Али со вчерашнего дня тоже объявилась корь (только что отболел Мур), и у нее, видно, серьезнее, как всегда у взрослых (ей уже 20 лет!)[561] Д<октор> должен бывать через день, п<отому> ч<то> главная опасность — легкие. И всякие лекарства и, потом, усиленное питание. Поэтому я страшно обрадовалась лишнему заработку. Надеюсь, что редакция ничего не будет иметь против?[562] Ответьте, пожалуйста, поскорее и объясните соредакторам мое положение с болезнями детей.
Белого переписываю и в понедельник представлю I ч<асть>. — Как понравилась Ода пешему ходу?
Сердечный привет
Впервые —
17-34. Ю.П. Иваску
Милый Юрий Иваск,
Короткая отпись, потому что завтра крайний срок сдачи моей рукописи о Белом в Совр<еменные> Записки (апрельский номер), а переписываю я ВОТ ТАКИМ ПОЧЕРКОМ (всю жизнь!), а в рукописи около четырех печатных листов.
— Тронута постоянством Вашего внимания, и внутреннего и внешнего (хотя — внешнего — нет: ни внимания, ни, вообще, ничего) — говорю об ответной марке.
Теперь на*спех, по существу:
Может быть мой голос (
И другие: о субботе и воскресении, нигде не напечатанные[565]. Кстати, отказались взять «Посл<едние> Новости», которые вообще просили меня СТИХОВ НЕ ПРИСЫЛАТЬ. Итак, благословляю Бога за то, что еще застала ТО, конец ТОГО, конец царства человека, т. е. Бога, или хотя бы — божества: верха
Ненавижу свой век, потому что он век
Пишите обо мне что* хотите, Вам видней, да я и не вправе оспаривать, т. е. лично вмешиваться: вставать как буйвол перед Вашим паровозом, по знайте одно: мне в современности и в будущем — места нет. Всей мне ни одной пяди земной поверхности, этой МАЛОСТИ — МНЕ — во всем огромном мире — ни пяди. (Сейчас стою на своей последней, незахваченной, только потому, что на ней
Есть (мне и всем подобным мне: ОНИ — ЕСТЬ) только щель: в глубь из времени, щель ведущая в сталактитовые пещеры до-истории: в подземное царство Персефоны и Миноса — туда, где Орфей прощался: В А—И—Д[567]. Или в блаженное царство Frau Holle (NB! ТО ЖЕ!) (Holle-H*lle…)[568].
Ибо в
— Но кто Вы, чтобы говорить «меня», «мне», «я»?
— Никто. Одинокий дух. Которому нечем дышать (И Пастернаку — нечем. И Белому было нечем.
Эпоха не только против меня (ко мне
— Вот. —
С сказанным мною считайтесь только
<
Эпоха против меня не лично, а ПАССИВНО, я — против нее — АКТИВНО. Я ее ненавижу, она меня — не видит.
Вот карточка[569]. Она тоже
До свидания. Посылаю не перечитывая, могут быть ошибки в падежах.
Рада буду, если напишете.
P.S. Голову дайте переснять в медальоне, без этого неоправданного квадрата платья, кончающегося, вдобавок, фотографической туманностью. Нужен — овал.
Впервые —
18-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Христос Воскресе, дорогая Саломея!
(Как всегда —
Но так как основа моей
А сейчас пишу Вам, чтобы сердечно поблагодарить за коревую помощь, о которой мне только что сообщила Е<лена> А<лександровна> И<звольская> — и окликнуть на Пасху — и немножко сообщить о себе.
Начнем с Мура, т. е. с радостного:
Учится блистательно (а ведь — французский самоучка! Никто слова не учил!) — умен — доброты (т. е. чувствительности: болевой) — средней, активист, философ, —
Сейчас коротко острижен и более чем когда-либо похож на Наполеона. Пастернак, которому я посылала карточку, так и пишет: — Твой Наполеонид[572].
С Алей — менее удачно: полная эмансипация, т. е. служба (у Гавронского-сына[573], между нами — задешево и на целый день, и, главное, после шести полных лет школы
С<ергей> Я<ковлевич> разрывается между
А я очень постарела, милая Саломея, почти вся голова седая, вроде Веры Муромцевой[574], на которую, кстати, я лицом похожа, — и морда зеленая: в цвет глаз, никакого отличия, — и вообще — тьфу в зеркало, — но этим я совершенно не огорчаюсь, я и двадцати лет, с золотыми волосами и чудным румянцем — мало нравилась, а когда (волосами и румянцем: атрибутами) нравилась — обижалась, и даже оскорблялась и, даже, ругалась.
Просто — смотрю и вижу (и даже мало смотрю!)
Главная мечта — уехать куда-нибудь летом: четыре лета никуда не уезжали, Мур и я, а он —
Со страстью читает огромные тома Франц<узской> Революции Тьера[575] и сам, на собственные деньги (десять кровных франков) купил себе у старьевщика не менее огромного Мишлэ[576]. Так и живет, между Мишлэ и Ми*кэй[577].
Е<лена> А<лександровна> И<звольская> пишет, что Ваша дочь выходит замуж[578]. Как всё это молниеносно! Помните, ее розовые и голубые
(Милая Саломея, не найдется ли для Али пальто или вообще чего-нибудь? Всякое даяние благо. Она теперь так худа, что влезет в Ваше, а ростом — с Вас, словом
Обнимаю Вас, милая Саломея, спасибо за память и помощь.
Мы опять куда-то переезжаем: куда?? (До 1-го июля — здесь.)
Впервые —
19-34. А.А. Тесковой
Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна!
Сегодня — Ваш голос на маленькой узенькой бумажной полосочке, которую всегда с такой любовью и внимательностью читаю. Слава Богу, что «муха» расправляет крылья, молодец — «муха»! Я ее больше вижу большой птицей,
Писала ли я Вам о том, что у обоих детей была корь? У Мура 1-го марта, у Али — 21-го, а все вместе длилось больше месяца. Теперь оба, слава Богу, здоровы. Завтра Мур опять в школу, Аля — на службу.
На Пасху были в нашей маленькой кламарской русской церковочке и, как всегда, стояли снаружи, под разноцветными фонариками. Думала о Вас — и о Рильке, как он, двадцатилетним, стоял на соборной кремлевской площади[579]:
А вчера вспоминала о Вас с Катей Альтшуллер[581] (бывшей Еленевой, — они уж давно разошлись), приехавшей устраиваться в Париж. Вспоминали Вшеноры, нашу станцию с воздушной корзиночкой[582], — все то*.
Праздники меня всегда расстраивают — выбивают из рабочей колеи. Писала ли я Вам, что мой вечер Белого[583] (простое чтение о нем) прошел при переполненном зале с единым, переполненным сердцем. Возможно, что вещь пойдет в «Совр<еменных> Записках», уже сдана на просмотр,
Читаю сейчас замечательного вересаевского Гоголя — «
— Завалена домашней работой, скоро весна, а Мур из всего вырос. Теряю иголки, катушки, отдельные чулки, ищу, огорчаюсь, отчаиваюсь. Впрочем, Вы всё это знаете,
Обнимаю Вас и жду весточки.
Впервые —
20-34. В.В. Рудневу
<
Милый Вадим Викторович,
Вчера, уже на полдороге от Daviel’а[586], мне вдруг показалось (м<ожет> б<ыть> воздействие надвигающейся грозы!) что в наборе пропущено: (после последнего письма Белого[587], где он просит комнату и извещения в «Руле»[588]:
ОТБЫЛ В СОВ<ЕТСКУЮ> РОССИЮ ПИСАТЕЛЬ АНДРЕЙ БЕЛЫЙ).
ТАКОЕ-ТО НОЯБРЯ БЫЛО ТАКИМ-ТО НОЯБРЯ ЕГО ВОПЛЯ КО МНЕ. ТО ЕСТЬ УЕХАЛ ОН ИМЕННО В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ПИСАЛ КО МНЕ ТО ПИСЬМО В ПРАГУ, МОЖЕТ БЫТЬ, В ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ.
Умоляю проверить, и, если не поздно, вписать. (А м<ожет> б<ыть> только жара и авторские страхи!)
До свидания! Спасибо за перевязочный материал[589], — уже пошел в дело!
Вторник
Впервые —
21-34. В.Ф. Ходасевичу
15-го апреля 1934 г.
Когда я, несколько лет тому назад, впервые подъезжала к Лондону[590], он был весь во мне — полный и цельный: сразу утренний, ночной, дождевой, с факелами, с Темзой, одновременно втекающей в море и вытекающей из него, весь Лондон с Темзой aller et retour[591], с лордом Байроном, Диккенсом и Оскар Уайльдом — сосуществующими, Лондон всех Карлов и Ричардов, от А до Z, весь Лондон, втиснутый в мое
Когда же я приехала в Лондон, я его не узнала. Было ясное утро — но где Лондон туманов? Нужно ждать до вечера; но где Лондон факелов? В Вестминстерском аббатстве я вижу только один бок — но где оно — целиком, со всех сторон сразу?
Мгновенности: места в автобусе, табачные лавки, монеты, опускаемые в отопление, случайности времяпрепровождения и собственного самочувствия, и — всюду лицо N., в моем Лондоне непредвиденного.
Город на моих глазах рассыпа*лся день за днем, час за часом рассыпался на собственные камни, из которых был построен, я ничего не узнавала, всего было слишком много, и всё было четко и мелко — как близорукий, внезапно надевший очки и увидевший *
Лондон на моих глазах рассыпа*лся — в прах. И только когда его не стало видно, отъехав от него приблизительно на час, я вновь увидела его, он стал возникать с каждым отдаляющим от него оборотом колес — весь целиком, и полнее, и стройнее; а когда я догадалась закрыть глаза, я вновь увидела его —
Конечно, это — налет. Останься я в нем,
Есть три возможности познания.
Первое —
Второе — когда город рассыпается, не познание, а незнание, налет на чужую душу,
Третье — сживанье с вещью, терпение от нее, претерпевание, незанимание ею, но проникновение ею.
Так во*т — не удивляйтесь, милый В<ладислав> Ф<елинианович> — вот почему, когда Вы написали о встрече, беседе, я — задумалась.
Вовсе не претендуя на «целого и полного» Вас, на это исчерпывающее и одновременно неисчерпаемое творческое знание, я все же, наедине хотя бы со звуком тех Ваших интонаций в ушах или букв Вашего письма — больше, лучше, цельнее, полнее, вернее Вас знаю, чем — сидя и говоря с Вами в кафе, в которое Вы придете из своей жизни, а я — из своей, и — того хуже: каждый из своего
Если бы, как люди в старые времена, когда было еще время на дружбу, вернее — когда дружба считалась хлебом насущным, когда для нее
О да, у жизни, как она ни тесна, есть
Но та*к, туристически, налетом… Смотреть, который час (я же первая буду смотреть, только об этом и буду думать…).
Для этого надо быть человеком городским, общительным, бронированным, дисциплинированным, отчасти даже коммерческим, неуязвимым всем своим равнодушием — к душам, безразличием — к лицам.
Ничего этого во мне нет, а всё — обратное.
Этот (девятый уже!) мой Париж[593] я вообще ни с кем не вижусь, все мои реальные отношения с людьми роковым образом (и рок этот — я, т. е. все мое — от меня) — разрушаются, вернее — рассеиваются, как дни, а последние годы —
А все-таки очень хочу с Вами повидаться, хотя бы, чтобы сообщить последние сомнения редакции «Современных записок» относительно моей прозы[595] и вообще всякое другое… Не могли ли бы приехать ко мне —
И есть вокзал Монпарнас с самыми обыкновенными поездами Вот — поезда, выписаны в точности, безошибочно. Ответьте,
Впервые —
22-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея!
Итак, будем у Вас, — Мур и я — в пятницу к 12 ч<асам> 30 — 1 ч<асу>. А Аля, если разрешите, зайдет к Вам в другой раз, — мне гораздо приятнее повидаться с Вами наедине, вернее: приятность здесь ни при чем, а просто, когда два говорят (а говорить будем мы, п<отому> ч<то>
Итак, до послезавтра. Наконец.
Обнимаю Вас, люблю и радуюсь.
Мур Вас помнит и тоже очень радуется.
Впервые —
23-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Давайте — сноску[596]:
* Kaufhaus des Westens — универсальный берлинский магазин.
Та*к — все ясно.
Сердечный привет
Впервые —
24-34. В.Ф. Ходасевичу
<
Буду писать без лести
Не бесцветное а двуцветное, черное: белое и не аллегоричное, в смысле + —, нет, черное и белое, и на бумаге, то есть именно писание (слово) а не живопись. Чтобы читать Гоголя не надо быть читателем творителем, ничего не надо досоздавать, нужно просто не быть слепым, чтобы увидеть Вашего Державина[598], нужно быть зрячим, то есть художником. Поэт это книга для немногих (а Пастернак, например, поэт живой <
Ваш Державин может быть написан разливанием красок на огромных полотнищах.
(NB! С какой радостью я бы о нем написала, но — куда? Такие вещи не должны лежать.)[599]
Вы уписали его в поэтический размер тетрадочной страницы, при чем, поймите, это не упрек, и не хвала, а отмечание своеобразия. А размер поэтической страницы ведь для любого полотнища безмерен как зрачок и та самая мозговая извилина. Отказ от размеров.
И еще: сквозь эпоху Вы неустанно твердой рукой проводите черную (и <
Но — очень важное упущение: у Державина детей никогда не было[600], и вместе с тем он не назван бездетным. Неужели он нигде никогда ни словом об этом не обмолвился.
В те времена, в таком семейственном сроке, в таком
Вне жажды
Самое предельно и беспредельно волнующее, конечно, его последняя радость: Аксаков более чистый острый, и радуется молодому Пушкину (ибо Аксаков Державину давал Державина)[602]. Радость тому лицеисту — уже елисейская, уже с того берега.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. НО—80 об.).
25-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
— Наконец! —
Но знайте, что это — первые строки за много, много недель. После бе*ловского вечера (поразившего меня силой человеческого сочувствия) сразу, на другое же утро — за переписку рукописи, переписку, значит — правку, варианты и т. д., значит — чистовую работу, самую увлекательную, но и трудную. Руднев ежеминутно посылал письма; скорей, скорей! Вот я и скакала. Потом — корректура, потом переписка двух больших отрывков для Посл<едних> Нов<остей>[603], тоже скорей, скорей, чтобы опередить выход Записок, но тут — стоп: рукопись уже добрых две недели как залегла у Милюкова, вроде как под гробовые своды. А тут же слухи, что он вернулся — инвалидом: не читает, не пишет и
После переписки, и даже во вре*мя, грянули нарывы, целая нары*вная напасть, вот уже второй месяц вся перевязанная, замазанная и заклеенная, а прививки делать нельзя, п<отому> ч<то> три-четыре года назад чуть не умерла от второго «пропидона» (?) и Н<адежда> И<вановна> Алексинская[605] (прививала она) раз-навсегда остерегла меня от прививок, из-за моего
Вот и терплю, и скриплю.
Но главное, Вера, дом. Войдите в положение: С<ергей> Я<ковлевич> человек
Аля отсутствует с 8 * ч<асов> утра до 10 ч<асов> вечера.
На мне весь дом: три переполненных хламом комнаты, кухня и две каморки. На мне — еде*льная (Мурино слово) кухня, п<отому> ч<то> придя — захотят есть. На мне весь Мур: про*воды и приво*ды, прогулки, штопка, мывка. И, главное, я никогда никуда не могу уйти, после такого ужасного рабочего дня — никогда никуда, либо сговариваться с С<ергеем> Я<ковлевичем> за неделю, что вот в субботу, напр<имер>, уйду. Так я
А человека в дом это деньги, минимум полтораста в месяц, у меня их нет и не будет, п<отому> ч<то> постоянных доходов — нет: вот рассчитывала на П<оследние> Нов<ости>, а Милюкову «не понравилось» (пятый, счетом, раз!).
Аля окончательно отлепилась от дома, с увлечением выполняет в
Достаточно сказать Вам, что три дня сряду жгу в плите, порезая на куски, ее куртки, юбки, береты, равно как всякие принадлежности С<ергея> Я<ковлевича>, вроде пражских, иждивенских еще, штанов и жилетов, заживо сожранных молью — нафталина они оба не признают, издеваются надо мной, все пихают в сундуки нечищенное и непереложенное, и, в итоге — залежи молиных червей, живые гнезда — и
И какое ужасное действие на Мура: я в вечной грязи, вечно со щеткой и с совком, в вечной спешке, в вечных узлах, и углах, и углях —
Мур — Людовиков Святых и — Филиппов — я — из угла, из лужи — свое. Прискорбный дуэт, несмолкаемый.
Смириться? Но во имя чего? Меня все, все считают «поэтичной», «непрактичной», в быту — дурой, душевно же — тираном, а окружающих — жертвами, не видя, что я из чужой грязи не вылезаю, что
Если одиночное заключение, монастырь — пусть будет устав, покой, если жизнь прачки или кухарки — давайте реку и
И это я Богу скажу на Страшном Суду. Грехи?? Раскаяние? Ого-о-о!
А, впрочем, я очень тиха, мои «черти» только припев, а м<ожет> б<ыть> лейтмотив. Нестрашные черти, с облезшими хвостами, домашние, жалкие.
Страшно хочется писать. Стихи. И вообще. До тоски. Вчера — чудная встреча на почте с китайцем, ни слова не говорившим и не понимавшим по-франц<узски>, говорившим, Вера,
И почтовая барышня (он продавал кошельки и бумажные цветы) — C’est curieux! Comme le chinois ressemble * l’anglais![607] — Я: — Mais c’est
И стала я при моем китайце толмачом. И вдруг — «Ты русский? Москва? Ленинград? Хорошо!» — Оказывается, недавно из России. Простились за руку, в полной любви. И Мур, присутствовавший:
— Мама! Насколько китайцы более русские, чем французы!
Милая Вера, как мне хотелось с этим китайцем уйти продавать кошельки или, еще лучше, взять его Муру в няни, а себе — в отвод души! Как бы он чудно стирал, и гладил, и готовил бы
Мои
А мой
Выстирала его пальто, детское, верблюжье, развесила на окне, — «Смотри, Мур, вот твое детское, верблюжье. Видишь волосы?» — Мур с почтением: — Неужели верблюд??? (Озабоченно:) — Но где же его горб??
После ужасающей молино-нафталиновой сцены: — Вот ты видишь, Мур, что* значит такой беспорядок. Ведь — испугаться можно!
— Га-дость! Еще chauve-souris[609] вылетит!
Получила, милая Вера, Терезу[610]. Сберегу и верну. Но боюсь, что буду только завидовать. Любить
А сейчас — и ангелов разлюбила!
Обнимаю. Пишите.
<
Письмо написано залпом. Не взыщите! М<огут> б<ыть> — ошибки. Бегу за Муром.
Впервые —
25а-34. В.Н. Буниной
<Конец апреля 1934 г.>[612]
Дорогая Вера.
1) <
Живу в непрерывном чувстве боли, нытья, похожих на зубную. Хожу на перевязку. Лечусь кустарно. А третья причина —
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 24, л. 86).
26-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
так как, очевидно, мои стихи «Ода пешему ходу» в С<овременных> 3<аписках> не пойдут[613], верните мне их, пожалуйста, чтобы не пропала работа по переписке, — м<ожет> б<ыть> еще куда-нибудь пристрою, а нет — отправлю кому-нибудь из моих далеких корреспондентов (есть в Харбине, есть в Эстонии)[614] которому это будет — радость. А у меня в П<оследних> Нов<остях> сидит враг[615], могущественный, к<отор>ый не пропускает моего отрывка из «Пленного Духа»[616], горячо прошенного у меня
Я даже подозреваю — кто*: по личному своему к нему отвращению — вернее:
Сердечный привет и
Впервые —
27-34. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Спасибо за заботу. Деньги очень нужны, хорошо бы — 300 фр<анков> (режет Мурина школа!). До последней минуты я надеялась на Посл<едние> Нов<ости>, но они моего Белого явно похоронили, хотя сами же просили и даже торопили[617] — (Сами — да не
Это гораздо глубже, чем вражда личная (да ее и нет!), это вражда — рас, двух особей, и
И это мне еще наказание за отвращение к газете — ко всякой, всем![618]
Такая роскошь — оплачивается.
Если увидите Демидова[619], запросите — в чем дело? Хотя уверена, что —
Сердечный привет и еще раз спасибо.
<
Будут мне оттиски Белого? Впрочем, Вы всегда даете, а как это меня выручает! Идут но всему свету, даже завидно.
Впервые —
28-34. Н.А. Гайдукевич
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
9-го мая 1934 г., среда
Дорогой друг,
— Наконец-то!
Была корь — сначала у сына, потом у дочери, была срочная переписка и правка моего Белого (Пленный дух, — пойдет в следующем № Совр<еменных> Записок) была переписка двух отрывков из него же — для Последних Новостей, заказанных Новостями и
Были и есть — хотя это и неэстетично — нарывы, целая нары*вная напасть, по железа*м, вот уже полных два месяца: компрессы, пластырь, примазка и т. д., а прививки делать нельзя, п<отому> ч<то> я уже, года три назад, чуть не отправилась, после второй, на тот свет — я, с моим железным, но неучтимым (сюрпризным!) сердцем.
А теперь — поиски квартиры, плачевные, потому что ищем мы: Мур и я, — я, совершенно, до ужаса, до неправдоподобия лишенная «Orientirungssinn»[620], с полной атрофией чувства местности, мало — атрофией: с каким-то злостным рожденным даром идти всегда — не туда, и даже не в обратную сторону (тогда было бы просто!) но еще куда-то в третьем направлении,
Мур, который отлично ориентируется, совсем не видит ну*жды менять квартиру — «раз зима прошла и
Дочь служит.
Значит, мы с Муром — в виде прогулки. Хороши прогулки — агентства, которые не доверяют (я прилично одета, но, повторяю,
Изредка, себе в утеху, вернее: чтобы продышаться,
Вот моя жизнь.
А еще вчера, как последнее издевательство, квартирный налог в 475 фр<анков> —
И Мур: — «Мама, Вы вот радовались ландышам, а они „porte-malheur“»[624] (NB! У французов первомайские ландыши «porte-bonheur»[625], точно
Ваше письмо — прекрасно. Ваша юношеская повесть[626] — прекрасна. И личико прелестно — на той юношеской (девической) карточке, точно — вслушивающееся. Чудные глаза. Но, милый друг, будь Вы тогда в тысячу раз «красивее» — тот бы все равно ушел, п<отому> ч<то> никакая «красота» не в состоянии была бы убить Вашего
Дело не в красоте, дело в лице, которое мужчинам не только не нужно — страшно. Красота не при чем: не влюбился же Пушкин в
А если уж
Но об этом всём — в другой раз, хочу чтобы это письмо ушло нынче, а через 10 мин<ут> надо бежать за Муром в школу.
Вы спрашиваете, дорогой друг, что* Вы для меня можете сделать. В будущем —
Пока же — подарите мне книгу:
Frankfurt am Main
Два тома:
1. Band — Per Anders und sein Geschlecht
2. Band — Odin[632]
Об этой вещи я люто мечтаю вот уже пять лет. Не куплю ее никогда, ибо дорога*, как все немецкие книги. Особенно — в переплете, а переплет — душу отдать! (видела у знакомых книгу в том же издании) — полотняный, с цветным скандинавским орнаментом. Olav Duun — лучший (после Сигрид Унсед)[633] писатель Норвегии, эта вещь —
Когда я читала эпопею Sigrid Unsed — дали на все лето! — («Kristin Law ranstochter», в трех томах) я была счастлива, и вспоминаю это лето — как блаженство, которое вечно оплакиваю.
— Вот. —
— Десять минут прошли.
Обнимаю.
<
Не написала Вам ни о детях (Ваших, чудных!), ни о карточках, ни об открытках, ни о
У меня для Вас лежат оттиски моих вещей, прозы и стихов, но нужно — упаковать, т. е. найти бумагу — и минуту.
Но — сделаю. Пришлите карточку. Скоро еще напишу.
Вильна —
Впервые —
29-34. В.Ф. Ходасевичу
<
Нет,
Вам (нам!) дано в руки что-то, чего мы не вправе ни выронить, ни переложить в другие руки (которых — нет).
Ведь: чем меньше пишешь, тем меньше хочется, между тобой и столом встает уже вся невозможность (как между тобой и любовью, из которой ты
Конечно, есть пресыщение.
Но есть и истощение — от отвычки.
не Вам и даже не всем, а просто:
Никто. Никогда. Это невозвратно. Вы обкрадываете
И именно потому, что нас мало, мы не вправе…
Это меня беспокоит
Я не знаю авторства <…>
Впервые —
30-34. Ю.П. Иваску
Clamart (Seine)
10, Rue Lazare Carnot
12-го мая 1934 г.
Конечно — старого[638], во мне нового ничего, кроме моей поэтической (dichterische) отзывчивости на новое звучание воздуха. За меня бы дорого дали, если бы я существом отзывалась, как
Как я могла родиться — нового?! Я — дважды, как факт и как суть. Неужели Вы думаете, что я могу снизойти до перевода, прибавки тринадцати дней[639] — и ради чего, чтобы оказаться рожденной по ненавистному мне, не-моему календарю, которого тогда и в помине не было, а в моем помине (помине обо мне) и не может быть и не смеет быть!
Да еще в сентябре — вместо октября!
Вот одни из моих самых любимых, самых
Кстати, родилась я
Но я приобщила себя
Конечно, Толстого не люблю, т. е. люблю его жизнь и смерть, его одинокую муку, его волчиное сердце, но почти —
(И неизмеримо больше Толстого люблю — Гёте.)
Достоевский мне в жизни как-то не понадобился, обошлась, но узнаю себя и в Белых Ночах (разве Вы не видите, что все Белые Ночи его
И — кажется последнее будет вернее всего — я в мире люблю не самое глубокое, а самое высокое, потому русского страдания мне дороже гётевская радость, и русского метания —
Толстого и Достоевского люблю, как больших людей, но ни с одним бы не хотела жить, и ни в курган ни на остров их книг не возьму — не взяла же.
Из русских книг больше всего люблю Семейную Хронику и Соборян[645], — два явно-
Время года? Осень, конечно, с просветами и просторами, со
Стихи Милонова[647] восхитительны; уже от первой строки озноб (со-вдохновения).
Теперь — просьба. Вы можете меня сделать наверняка — счастливой. У меня есть страстная мечта, уже давно: а именно III том трилогии Sigrid Undset «Kristin Lawranstochter»[648] — У меня есть I ч<асть> и II ч<асть> (Der Kranz, Die Frau[649]) но III ч<асти> — Das Kreuz[650] нет.
Sigrid Undset
Kristin Lawranstochter
Band III.
Herausgegeben von J. Sandmeier.
Rutten und Loening Verlag Frankfurt am Main.
Но книга дорога и просьба нескромна, и, чтобы быть вполне нескромной — в переплете, ибо две другие у меня в переплете сером полотняном, с норвежским сине-красным орнаментом — душу отдать!
Только — не сделайте та*к, как сделал один здешний молодой поэт: с радостью обещал, каждый раз встречаясь говорил, что выписал вот-вот придет, я ждала полгода («…ich bin leicht zu betr*gen» Goethe[651]) <
Теперь — Вам — вопрос: что из моих вещей у Вас есть: книги и из периодической прессы. Пришлите точный перечень (отдельных стихов в журналах
На статью Вашу у меня ряд отзывов — себе в тетрадь. Выберу час я перепишу. Напишите —
ОДА ПЕШЕМУ ХОДУ
<
И сколько таких стихов во мне еще спит, ненаписанных, не
Впервые —
31-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Спасибо за аванс (300 фр<анков>) и книгу. Страшно рада, что рядом с письмами[655]. Их прочла в первую голову — потрясающий документ: целый обвинительный акт —
Спасибо!
<
А Ода ушла[656] в
Tallin Kopli
Estonie —
И явно — ПЕШКОМ!
Впервые —
32-34. М.Л. Кантору
Милый Михаил Львович,
Очень грязная рукопись, — правила до последней минуты, много вставок, перечерков, — непременно напутают. И очень важно расположение двух последних строк.
т. е. чтобы подпись посредине, а не сбоку, п<отому> ч<то> она часть текста, сами увидите[658].
У-МО-ЛЯ-Ю! (корректуру). Если надо — приеду сама, куда скажете. В Clamart ходят
Сердечный привет.
Впервые —
33-34. Ю.П. Иваску
Знаете, что мне первое пришло в голову, когда я ощутила в руках всю весомость «Das Kreuz»…[660] (Даже руки, не ждавшие, ждавшие обычной хламной невесомости «Последних Новостей», немножко сдали, пошли вниз, — так с моей матерью было на Урале[661], на заводе, когда директор, шутки ради, положил ей в руки плитку золота, тяжести которого она не могла учесть.)
Этому человеку я бы оставила все мои рукописи. — Это была моя благодарность — невольная, крик всего моего существа, настоящий инстинкт самосохранения, — непогрешимый жест — сна.
И — не отказываюсь: у меня никого нет, кому бы я это доверила. Пастернак — мой несколько старший сверстник, и даже, если бы — на
Ася? (Сестра, в Москве, перебираю близких) Ася любит меня безмерно, но — «земля наша богата, порядку в ней лишь нет»[662], кроме того, в одну великодушную минуту — могла бы
Аля? (Дочь.) У нее будет
Мур? (Сын.) Ему сейчас девять лет и он активист — а не архивист. Плохой был бы подарок?
Итак, у меня
Откуда в Вас страсть к стихам? В Вас ведь двое: стихолюб и архивист. Ведь надо же
— Итак, принимаете?
«Бедных писаний моих Вавилонская <
— Мой сын, мне сюрпризом, в записную книжку, — сразу на*чисто. (Девять лет.)
На этом кончаю, потому что должна идти за ним же в школу.
Жду ответа.
Впервые —
34-34. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
День начался та*к. У меня с вечера всегда все готово, но вышло та*к, что не оказалось ни масла, ни молока, и я с вечера Але: — Аля, ложись пораньше, п<отому> ч<то> завтра придется сходить за маслом и молоком. (Молочная в пяти минутах). Утром, в 7 * ч<асов> спрашиваю: — Аля, ты скоро идешь? — Ответ: —
Вот мой ответ на голубоглазую девочку и «богиню». Да, в молочную не пошла я, п<отому> ч<то> у меня с вечера был компресс, с ватой, с клеенкой (два месяца — нарывы. А сейчас два сразу — не подмышка, а сплошная болячка, а прививки делать нельзя из-за сердца, ненадежного) — так во*т, из-за компресса пойти не могла, попросила ее. И все это — со зла, ибо знаете как я забочусь о ее здоровье и что мне этот ее уход натощак — нож в сердце. Эта сценка — весь тон наших с ней отношений, возникает по всякому поводу. С ней
— О другом. Тоже ищем квартиру, и
Мурино учение идет отлично[673]. Он не только изумительно одарен, но так же трудоспособен и даже трудо-
Пока я
Сдала в журнал «Встречи» маленькую вещь, 5 печатных стр<аниц>-Хлыстовки[679]. (Кусочек моего раннего детства в гор<оде> Тарусе, хлыстовском гнезде.) Большого ничего не пишу, Белого написала только потому, что у Мура и Али была
В
А теперь бегу за Муром и обнимаю Вас нежно и прошу прощения, что так мало «порадовала», но у меня
Непременно пишите. Скоро получите маленькую, но верную — радость. Желаю здоровья всей семье и чудного дома. А жаль того — двадцатилетнего!
Впервые —
35-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Дошлите мне, пожалуйста то, что мне еще причитается за Белого. Присмотрели квартиру и нужно вносить задаток.
С садом опять не вышло — дешевле 6-ти тыс<яч> <франков> нет, а если есть — ужас, так что залезли за 4 * т<ысячи> на шестой этаж, но зато с отоплением.
Сердечный привет. Спасибо за оттиски.
Впервые —
36-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Из Вашего письма выходит[680], что мне за 3 * листа полагается 630 фр<анков> гонорару (600 я получила в два приема, а 30 фр<анков> у Вас), т. е. за печатный лист художественной прозы вы платите 180 фр<анков>, тогда как у меня хранится Ваше письмо перед началом напечатания Волошина, где Вы напоминаете мне условия: стихи — 1 фр<анк> 35 с<антимов> строка, лист художественной прозы —
Вы пишете — «еще раз сбавили 20 % с прошлой книги». Что* значит — еще раз? Ни о первой сбавке, ни о второй Вы меня, при нашем постоянном письменном обращении, не предупредили, и вот, неожиданно, вместо 300 фр<анков>, на которые я, непредупрежденная, естественно рассчитывала, предлагаете мне 180 фр<анков>, разбивая этим все мои планы. Как же сбавлять post-factum, да еще, как Вы пишете, дважды? Во всяком случае я второй сбавки принять не могу, ибо я на гонорары живу и других источников у меня нет.
Итак, даже принимая
300 фр<анков> — 20 % = 240 фр<анков>
240 х 3 * = 840 фр<анков>, я же получила 600 фр<анков>.
Итого мне надлежит дополучить 240 фр<анков>.
Думаю, что Вы и вся редакция не сможет <не> признать моей абсолютной правоты, и моральной, и юридической.
МЦ.
Первую сбавку, очевидно уже произведенную на Старом Пимене, я могла не заметить только потому, что, полагаясь на редакцию, никогда гонорара полистно не проверяю, нынче в первый раз — из-за удивительности суммы: столько работы (хотя бы по переписке!) 3 * печатных листа
Но раз я тогда, в Старом Пимене, не заметив — не оспорила, значит — приняла. Нынче же я
Просить о помощи, иногда, бестактно, но просить
Если нужно, милый Вадим Викторович, сообщите мое письмо редакции, и если она найдет нужным доплатить причитающуюся мне сумму,
Всего доброго
Впервые —
37-34. Н.А. Гайдукевич
Если Вы со мной согласны, что лучшая благодарность — радость дару (и дарящему!) я бы хотела, чтобы Вы посмотрели на мою, именно посмотрели — глазами — во-первых, как пакет открывала, нет — до открытия восхитилась его весу (столько надежной радости!) потом — виду: синему охранному картону, в котором лежали, и даже стояли, вросши друг в друга оба тома, затем — готическому шрифту (обожаемому!) затем — виду имен — северных, норвежских, любимых[683].
И вот, поймите меня: <крутилась> до вечера 2-го дня, не только не читала и не листала, руками не трогала: как зарыла в изголовье кровати, (совершенно как пес — любимую кость!) так даже и не касалась, и м<ожет> б<ыть> даже, как пес, потихоньку рычала — как достоверности ожидаемой радости: пира: Schmaus![684]
(Так я, с самого детства, никогда сразу не читала письма*. Теперь — читаю, п<отому> ч<то> большинство из них от редактора Совр<еменных> Записок — последнего московского городского головы — Руднева[685] — с очередной гадостью, то ли — гонорарной, то ли рукописной, а впрочем одной и той же: либо гонорар сокращен, либо рукопись сократить.
Теперь о книге (ведь Вы ее — отчасти — автор!) Прочла пока треть I тома. Это — поток. Поток
А у этого Олафа Дууна — впрочем, только треть I тома и м<ожет> б<ыть> и он дойдет до последнего в роду — отец — тот же сын — тот же внук — тот же правнук, так что в конце концов читаешь всё про одного.
Великолепные ландшафты. Как беден богатый юг перед бедным севером! Я теперь четырех северян знаю: Андерсен, Лагерлёф, Сигрид Ундсет и Олаф Дуун — и это всё одной породы: порождение почвы. И один сильнее и богаче другого. (В каждом почва
Но простите за этот «северный обзор», во-первых — это некий естественный возврат к источнику (Вам), во-вторых — север моя совсем не «литературная», а жизненная, кровная, душевная, жаркая страсть, весь, с Нибелунгами[687], с финнами, с фьордами, с той природой, которой я никогда не видала и не увижу, но которая —
Север — любовь с преткновением, юг слишком просто любить, кто его не любит? (а я* — как люблю!) То же самое, что любить сиамского кота. [Даже стыдно] (от заведомости, навязанности в любовь.) О как мне бы хотелось еще прожить сто жизней (
Нищенство впечатлений (т. е.
…Кроме моей нескрываемой, роковой ни на кого не-похожести оттолкнули от меня людей моя нищета — и семейность. Нищая — одна — ничего, но нищая — «много»… А семейного уюта, круга — нет, все — разные и все (и всё) — врозь, людям не только у меня, но и у
он меня — по-своему — любит, но — не выносит, как я — его. В каких-то основных линиях: духовности, бескорыстности, отрешенности — мы сходимся (он — прекрасный человек), но ни в воспитании, ни в жизнеустройстве, ни в жизненном темпе, — всё врозь[691]. Я, когда выходила замуж, была (впрочем, отродясь) человеком сложившимся, он — нет, и вот, за эти двадцать лет непрестанного складывания, сложился — в другое, часто — неузнаваемое. Главное же различие — его общительность и общественность — и моя (волчья) уединенность. Он без газеты жить не может, я в доме и в мире где главное действующее лицо — газета — жить не могу[692]. Я — совершенно вне событий, он — целиком в них. Встретила я чудесного одинокого мальчика (17 лет) только что потерявшего боготворимую мать и погодка-брата[693]. Потому и «вышла замуж», т. е. сразу заслонила собой смерть. Иначе бы — навряд ли вообще «вышла». Теперь скажу: ранний брак — пагуба[694]. Даже со сверстником.
Ах, я на многих похожа, я совсем не одна такая, но если этих многих — много в мире, то в жизни их — немного, и они всегда одни, каждый из них — один. Если их много в пространстве (земном и временно*м) то помногу даже по двое! их никогда не бывает, вокруг каждого — круг одиночества. Точно члены мирового заговора, которые
И еще — как я давно никого не любила, никому не радовалась, никого —
Пишите. Простите, если омрачила. Мне
Читали ли моего Белого? Постараюсь выслать оттиск в собственность. Есть еще небольшая вещица, в последних «Встречах» — Хлыстовки: кусочек детства[697].
Обнимаю Вас.
Адрес до 1-го июля — прежний.
— Похожа я на своих карточках? («Лев» — похож?)[698]
<
Напишите мне, пожалуйста, Ваше отчество!
Впервые —
38-34. Ю.П. Иваску
«…Ho души не отдам». Первый ответ: — А другого мне не нужно, Второй: — Не надо было этого говорить, ибо со мной: сказано — сделано. Т. е. уже неотдали (в
Третье, себе (впрочем, всё — себе). — Что значит?: Отдать. Не отдать. Разве ты можешь отдать — не отдать? Разве
Четвертое: —
<
(Мое «лучше не отдавай» значит: будет больно, но что* —
А
В те далекие времена, когда я еще была действующим лицом жизни, я всё могла стерпеть, кроме этого слова, этого чувства, да ни разу и не пришлось — и все признания, — остережения вверявшейся мне — звучали как раз обратно: — Не отдам тебе ни, — ни, — ни, — (подставляйте, одно за другим,
Людям — как это теперь вижу — это было удобно, или они полагали, что им это удобно, я же, знающая цену слову, всю невозвратность и страшность его, знала, что получила — всё (мне могущее быть данным, т. е.
Река, влившись в море, стала больше на целое море, на целого Бога, на целое всё.
Река стала морем.
Если
(Когда-нибудь, в каких-нибудь «Последних Новостях» или dans un autre mauvais lieu[700] прочтете как я, лет трех, исступленно мечтала потеряться — и потерялась, — в Александровском пассаже[701], где-то между белым медведем и гипсовым крашеным негром над сухим фонтаном. Потому мне так
Автобиография и характеристика — нравятся. То*чно и беспощадно. Очень — яснозряще. А «заливает лимфой» — совсем замечательно. Лимфа, ведь это наличность в крови —
Переоценила подарок? Этим словом Вы его обесцениваете. Нарочно? Нарочно или нечаянно, — всё равно и равно* жаль — за Вас. (Мы с Унсет не пострадаем. Мы — союз.)
Слово эгоизм («я эгоист», а еще хуже Ваше «я эгоист
(Пишу Вам кстати с безумной болью в обеих ногах, я уже два месяца больна — истощение перекинулось в нары*вную напасть, затронуты железы и жилы, и вот через день в бесплатную (1 фр<анк>!) лечебницу для безработных русских, — впрыскивания, нынче второе — т. е. погибает (временно деревенеет) вторая нога. Это после Оды пешему ходу![704] Да, друг, это и есть искус, со мной дружбы: я насквозь-человечна, т. е. сочувственна, и требую этого от другого (не для себя, а для него!), а если не нахожу — ухожу. Если у Вас от слова нарыв брезгливая гримаса, знайте заранее, что я — улыбаюсь:
Вы спрашиваете: любимая еда. Разве это важно? — лучшим — ресторанам Парижа и Лондона. — «Вы всё
Никогда не выброшу ни крохотнейшего огрызка хлеба, если же крошки, — в печь и сжечь. Корка — в помойке — ЧУДОВИЩНО, так же как опрокинутый вверх дном хлеб или воткнутый в хлеб — нож. Меня из-за этого в доме считают скупой (объедки), я же
Как отношусь к пожиранию мяса?
Ученик написан (тогда 62-летнему, ныне 75-летнему) Князю Сергею Михайловичу Волконскому (внуку декабриста, писателю), который этих стихов никогда не читал — я никогда
<
(Достаньте Быт и Бытие Кн<язя> С. Волконского, там есть большое, вводящее, посвящение мне[708]. Тогда поймете нашу дружбу — и Ученика — и всё. Книга доступна, м<ожет> б<ыть> даже есть в библиотеке.)
Из крупных вещей Вы не знаете моей Поэмы Конца (в пражском сборнике Ковчег, каж<ется,> 1924 г.[709]). Это, кажется, была моя последняя любовь[710], т. е. первая и последняя
Ваши сны до жути правильны. Всегда (когда впервые — с родным) много-много говорю и гляжу мимо. Это (миновение) — мое основное свойство, моя отмета. Даже старый Князь Волконский мне, однажды: — О
Да, Кламар далёко, а Ревель — еще дальше.
Итак, снимаю с Вас…
— всю гору, друг, все горы, вплоть до последнего тарусского холма…
Делаю это дружески и даже — матерински. (По-кавказски Вы кажется могли бы быть моим сыном? Да моей дочери этой осенью будет двадцать два года!)
Вне обиды, вне разочарования, —
До свидания — в письме. Ремесло, конечно, перелом, нет, не
<
Во мне всё сосуществовало, создано* было, с самого начала: с самого моего двухлетия и рождения и до-рождения, с самого замысла матери, хотевшей, решившей сына Александра (оттого я и вышла поэт, а не поэтесса)[712]. Поэтому, Вы правы, хронология не подходит, но она всё же — дорожный посох.
Кроме того, напоминаю, Психея единственная из моих книг — СБОРНИК, т. е. составлена мной по примете чистого и даже женского лиризма (романтизма) — из
Просто — Гржебин[714] в Москве 1921 г. заказал небольшую книжку. Я и составила Психею, выбрала ее из
<
О статье в Нови напишу непременно, не напоминайте и не торопите: за мной ничто не пропадает[715].
<
Хорошо, что мы в Вашем сне гуляли, т. е. ходили. Сижу я только, когда пишу, а с человеком это для меня нестерпимая тяжесть. Я всегда из дому — увожу.
Впервые —
39-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Милые друзья,
Итак, ждите меня в эту субботу, часам к семи, семи с половиной (NB!
Тронута постоянством Вашего желания и даже решения — меня видеть.
До скорого свидания! Очень радуюсь встрече и музыке.
Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 5).
40-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Милые друзья,
Я приготовила для вас пакет с красной курткой, Героем груда, Тезеем[717] и стихами и попросила дочь, не ехавшую за*-город, снести его к Бальмонтам. Она обещала. Вернувшись же домой в 2 ч<аса> ночи обнаружила его на сундуке, где его оставила, — в аккуратном виде, с приколотым письмом, которое посылаю как вещественное доказательство. Остальное тоже вышлю, но — какая обида: я знаю, что куртка нужна, главное же, я перерыла весь сундук, чтобы найти обещанного Героя труда и, что* всего главнее — обидно, что вы не могли не обвинить меня в небрежности:
Самое удивительное (хотя — пора бы привыкнуть!) что дочь, уходя утром на службу, ни слова не сказала мне о недоставленном пакете. Забыть о нем она не могла, ибо я, уезжая в Nogent[718], ей раза три настойчиво о нем сказала, и кроме того она видела как я рыла сундук, ища для вас рукописи.
Простите за невольное невежество, Господи, как немцы правы с их «treu im kleinen!»[719] Я ненавижу распущенность, которая, утверждаю вовсе не есть атрибут поэта.
Не могу глядеть в угол, где все еще лежит мой беспомощный и аккуратный пакет. Но довольно об этом, ибо потихоньку прихожу в ярость.
Вещи получите.
Сердечный привет.
МЦ.
Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 6–6 об.)
41-34. В.А. Богенгардту
Дорогой Всеволод,
Вот, в точности, как было дело: В-p нахамил, тот ударил,
За точность рассказа — ручаюсь.
С упоением читаю Монте-Кристо.
Сердечно обнимаю всех.
Свидетели (те самые сотрудники, якобы офицера бившие) В-ром
— Вот как пишется «история».
И вот цена — газетам!
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
42-34. Н.А. Гайдукевич
— Наташа, — (не обращаюсь, а говорю себе вслух, проверяя звук).
Помните ту Наташу из «Записок Ковякина» Леонова?[721] (Барнаул, ребенок, смерть.) Правда — какой обаятельный образ, и чудная любовь, и чудные стихи? («Не ждал Наташи я от Вас — А ждал скорее Гришки…») Пишу Вам вслепую и ставлю (как на лошадь) — на чудо.
Во*т
Моя внешность. (Это слово беру почти в кавычки.) Я ею распоряжаюсь вольно — как Шекспир материнством Леди Макбет. Когда ему нужна клятва — он заставляет ее клясться всеми ее детьми, когда ему нужно ее одиночество — он клянется ее бездетностью[723]. Всё (во мне) дело контекста (окружения, в котором). Для Надиной красоты мне нужна моя некрасота, не — литературно нужна (литературно мне
А м<ожет> б<ыть> выигрывает. Наташа, тот кто хочет одного: выиграть — во что бы то ни стало и какими угодно средствами вещь — получить. Я же не только «какими угодно», но
А м<ожет> б<ыть>, Наташа, я
И возвращаясь возьмем в кавычки! — к «внешности»: в некрасивости меня с младенчества убедила мать, не гадкого утенка, а целого хорошего медведя, приняв за некрасивую девочку, писаного красавца Андрюшу, сына писаной красавицы первой жены, сравнивая с
Вячеслав Иванов обо мне говорил «красавица», но потому что любил античный и германский мир и узнавал их во мне[727]. В Революцию обо мне говорили: «Диана[728] с маленьким ребенком за*-руку» и в ту же Революцию, возглас на вокзале: — «Монах ребенка украл!» — и в ту же Революцию, девчонка на улице, громко: — «Мне жалко эту
Нравилась я («собой») только
А сейчас о «некрасивости» своей пишу, п<отому> ч<то>
Объективно: у меня (до 24 лет) были строгие черты и
(Страшная дура была: когда замечала, что начинаю «нравиться», сразу того возводила, т. е. низводила в дураки и — презирала. А м<ожет> б<ыть> и не такая дура, ибо «нравиться» — быть разложенной на составные части, анатомия, здесь же вивисекция. «Нравится, как женщина» или «
Я
— Устали от моих скобок?? —
А это письмо может упасть в Вашу большую беду (сестра)[732]. Тогда простите. Вижу Вас мысленно при ней: я росла среди туберкулезных, т.е. смертей — и знаю[733]. И голос их знаю — последний. И
А когда мать умерла, и ее проносили в Церковь Воскресенья (с нашей одинокой дачи — в Тарусу) — высоким берегом Оки, весь встречный пароход снял шапки точно отдал салют: пароход — кораблю: царю. Помню, что я тогда была этим жестом — счастлива. 5-го нынешнего русского июля будет
1934
—
1906
____
" " 28 — двадцать восемь лет.
О себе (если это есть «себе»!) Дали 500 фр<анков> авансу, т. е. половину терма за никуда негодную и опасную для жизни квартиру. Целый месяц старались получить обратно:
Обнимаю. Пишите
<
До 15-го адрес старый[734].
Впервые —
43-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Не написала Вам не по небрежности, а из-за ряда бед, свалившихся: сняли квартиру на 6 эт<аже> без лифта, д<окто>р из-за сердца таковую наотрез запретил, а денег не вернули, судиться же (
Так и ухнули денежки, те. половина терма: 500 фр<анков>, т. е. остались в кармане у домохозяина — дома, в к<отор>ый мы никогда не въедем. (Въезжать на 3 месяца, по закону, нельзя, ибо въезд был бы одновременно с отказом, и хозяин бы не впустил.)
Это («кляузы») заняло у меня целый месяц. Кончилось тем, что сняли развалину, не только без ванны, но без
Но была и крупная удача: Мур кончил свой первый школьный год первым учеником
О бедах: сейчас надо мной висит 1) срочный (сдать до 7-го) огромный анонимный и абсолютно-гадательный мопассановский сценарий[742]: — негрский: за другого, с абсолютным вопросительным знаком в виде гонорара — 2) с 10-го — переезд — перевоз — перенос с квартиры на новую (ту, «на лоно природы», «где угодно») 3) разборка и устройство. После 25-го вздохну впервые (если не сдохну).
Но до этого известите: сколько (максимум) места Вы можете мне дать в следующем №, у меня ряд замыслов, один другого соблазнительнее. Хотите — из детства? Я сейчас в
Пришлите мне слова ободрения и одобрения, ибо — издыхаю.
Да! Вылечилась без пропидона (вылечивающего, по мо*ему, —
<Приписка на полях:>
Сердечный привет, жду весточки. До 15-го по стар<ому> адр<есу>
Впервые —
44-34. В.В. Рудневу
Милый В<адим> В<икторович>,
Упомянула же — со слов Андрея Белого («от него я впервые узнала, что тот „Митька“, к<оторо>го оплакивал Блок, не блоковский и не беловский, а ее» …в этом роде, перечтите)[747] — и с утверждения в Берлине 1922 г. издателя
Безумно спешу, ибо последний срок сценарию. Посоветуюсь еще с Х<одасеви>чем, он знает
До свидания до 18-го, 20-го (письма*).
— Не бойтесь! «Защищаясь» — и Вас выручу, т. е. все свалю на себя, мне все равно, у меня совесть чиста.
За гнев — МЕЛОК!
Впервые —
45-34. Ф.А. и О.А. Гартман
Милые друзья!
В ответ на такое свинство (КОФТЯНО*Е, — кофту завезла, как гоголевские купцы девчонку[750]) — такое прелестное письмо!
Но свинства не было: было — полу-свинство. Не смогши ехать, отнесла аккуратный, чудно-упакованный (немецкая кровь[751]) пакет Бальмонтам, с письмом, всё честь-честью… и — Бальмонты сами не смогли поехать! Тут-то и было отнести пакет на почту, но …довлеет дневная злоба его, и пакет как-то в
Так, или иначе: 1) вину — сознаю 2) великодушием сражена 3) 11-го всё доставлю самолично — и с довеском.
Спасибо и до скорого свидания!
Насколько добро — с добрым лучше зла!
И насколько зло — с злым лучше добра!
А будет Ваша приятельница — поэтесса? Она прелестная, страшно-трогательная, и я бы с радостью повидала ее еще раз[752].
Печ. впервые. Письмо хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 97, л. 7).
46-34. К.П. Кротковой
Многоуважаемая Кристина Павловна,
Только сейчас разыскала Ваше письмо с новым адресом и спешу возобновить свою просьбу — присмотреть мне какое-нибудь жилище с 1-го авг<уста> по 1-ое октября, т. е. на два месяца. Хотелось бы что-нибудь
Мы с сыном уже 5 лет ничего не видели, кроме Кламара[755], а главное, ничем другим не дышали.
Есть ли поблизости какая-нибудь вода (хотя бы в 2-3 километрах)?
Каким поездом (с Монпарнаса) советуете ехать? Лучше всего, если бы Вы в своем ответе назначили мне число и время дня, чтобы я
Сердечный привет Вам и мужу[756].
Мы только что перебрались на новую кв<артиру> из Кламара — в Ванв, потому пишу карандашом.
Нет ли москитов или «аутов», от которых человек чешется два месяца и больше? Я однажды так гостила под Фонтебло.
Хотелось бы комнату и кухню, но не знаю цен. В крайнем случае — комнату с правом готовить.
Очень жду ответа.
Впервые —
47-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Наконец, вновь обрела дар письменной речи, и перо, и чернила. Пишу после ужасающего переезда и в еще очень несовершенном устройстве: совершенном расстройстве. Газа нет, света нет и когда будут — неизвестно, ибо денег — нет.
Но Бог с моими делами (Вы все равно помочь не можете!) и обратимся к нашему
Итак:
С Люб<овью> Дим<итриевной> история не страшна[757]. В моем тексте, по словам знатоков:
И откуда бы она подала в суд?? Да если бы и подала, разбор дела был бы не раньше чем через два года. (Последнее мне говорило лицо
Итак, давайте успокоимся. Впрочем, если лицо, передавшее якобы обиду Л<юбови> Д<имитриевны>, назовется, охотно
Второе дело. Нужна ли вещь для С<овременных> 3<аписок>, и
Предлагаю вещь из детства, то, о чем я Вам уже писала[759], она уже вчерне написана, но доканчивать я ее буду только, если будет
Очень прошу Вас, милый Вадим Викторович,
Всего доброго, жду весточки
Впервые —
48-34. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна! Нс удивляйтесь карандашу, я не больна, но я в деревне, где нельзя купить пера, а мое так дерет бумагу, что вся энергия уходит на выведение букв — начинаю понимать скучные и короткие письма детей, начинающих писать чернилами.
В деревне мы с Муром уже с 31-го июля, недалеко от Парижа (вторая станция за Версалем), но настоящая деревня, — редкому дому меньше 200 лет и возле каждого — прудок с утками.
Жизнь не легкая, почти все продукты таскаем на себе из соседнего городка — Trappes (8 кил<ометров> туда и обратно), воду надо качать, стирать очень неудобно, пропустишь булочника — купить негде, и т. д., — но настоящий простор и покой, как только выйдешь. Нужно только чаще выходить (реже
Это наше с Муром первое лето на воле за 5 лет. Цена (чтобы Вы немножко представили себе французские цены на жилье) — 2 больших, совершенно пустых комнаты (в одной — готовим) 120 фр<анков> в месяц. Часть мебели привезли, часть дружески дали местные русские — муж и жена — цветоводы. Местность вроде чешских Иловищ — только Иловищи[760] — лучше — должно быть оттого, что — выше. Но мы, по старой памяти, все-таки ухитрились поселиться на холму. С собой взяла Kristin Launnstochter, к<отор>ую перечитываю каждое лето, — вот уже пятый раз. Т. е. пятый раз живу ее жизнь. Второй том — с Вашей надписью, — помните? Значит и Вас взяла с собой в Elancourt — в русск<ом> переводе олень (старинное ЕЛЕНЬ)
Была у меня здесь в гостях мой — уже старый: 10 лет! — и верный друг, А<нна> И<льинична> Андреева, наслаждалась простором и покоем. Ее сын Савва, к<оторо>му уже 25, а Але осенью будет 21 год! — принят в Casino de Paris[761] послужила ему его обезьянья лазьба по вшенорским деревьям! — танцор, и танцор замечательный. А весь облик — облик Парсифаля[762]: невинность, доверчивость, высокий лад, соединенный с полным дикарством (не знает, что такое социализм, и — знать не хочет) — полная мера своеобразия. Да и она очень своеобразна, — только жестче сына, — м<ожет> б<ыть> потому, что — старше.
Аля на* море, учит по-франц<узски> целое семейство (бабушку включая), нем<ецко>-еврейских эмигрантов. 150 фр<анков> в месяц, но — море! И хороший корм (семья ест
Между нами идет дружеская переписка, не слишком частая. Я, наконец, поняла (всегда знала, но теперь узнала на
О Муре могу сказать, что он растет большой и своеобразный, но, по мне, слишком мужественный: слишком
Читали ли новую вещь Унсед: Anna-Elisabeth?[764] И, если да, — что* это? Какое время? (С огорчением:) — неужели наше? Где происходит вещь? В какой стране? (С огорчением:) — Неужели не в Норвегии? Непременно напишите: той же
Моего Белого (С<овременные> Зап<иски>) не ищите — пришлю как только вернусь. Обещаю. У меня есть отдельные оттиски. Напишите мне разок сюда: я здесь до 25 сент<ября>. Так приятно будет получить Ваше письмо от
Боюсь, что у Вас уже в глазах рябит от моего карандаша!
Обнимаю Вас и жду отклика.
С<ергей> Я<ковлевич> живет наполовину в Кламаре, наполовину здесь, езды из Кламара 40 мин<ут>, а полная глушь: поля, старые фермы, коровы…
Впервые —
49-34. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа, пишу Вам в самый неудачный для письма час: после обеда (по-французскому — завтрака) во время спящего Мура (он у меня до сих пор (9 лет) днем спит — и бу*дет; ему — покой, и мне — покой, а Вам (иногда) — письмо), итак, во время спящего Мура, т. е. не в большой, чистой, ибо беспредметной, письменной и спальной комнате, а в готовильной и еде*льной[765], т. е. — кухне: значит, беспорядочной, перегруженной, люто-мушиной и осиной (осень: яблоки, и подобия, из них, варенья). Кроме того, мимо окна непрерывно шляются: велосипедисты с велосипедами (за*-руку), мужики с быками, старухи с козами, ибо живу на шоссэ, и все (три с половиной человека) непременно куда-то идут и непременно мимо меня. Сейчас за окном разговор: — L’air est bon:
Я здесь с Муром, с 31-го июля. Платим за две совершенно голых комнаты (одна обращена в кухню, т. е. в неустанно-кипящий примус) — 120 фр<анков> в месяц. Без ничего. Две кровати одолжили недалекие соседи, два стола привезла, третий и два табурета купила. Но пришлось привезти
Иногда приезжает Сережа, спит на чем-то совсем продавленном, что* мне дали чтобы здесь оставить, и всю ночь ворочается, зажигает свечку и читает, а иногда закусывает. Здесь ужасные
Настоящая деревня. Раньше был лес, т. е. и теперь стоит, но ходить нельзя, п<отому> ч<то> под каждым кустом — либо куропатка, либо охотник, чаще — охотник и во всяком случае — смертная опасность. Охотники в первый день охоты убили мою собаку Феликса, — молодую, веселую, рыжую и верную, всегда убегавшую и всегда возвращавшуюся. На этот раз —
У меня всегда горе с собаками. Эту мне подарили на шоссэ: приласкала, а хозяйка: — Le voulez-vous?[767] Я, конечно,
Здесь буду во всяком случае до 20-го сентября. (Ученье — 3-го Октября). Милая Наташа, неужели Вы
Напишите мне еще сюда, успеете. Давайте помечтаем — о совместном весеннем (блаженном!) Версале, о растравительном Трианоне[768], просто о нашем ванвском (я теперь в Ванве — Vanves, но это тот же Кламар, т. е. близкий пригород)[769] форте: пустыри с солдатами, где мы все вечера будем гулять. Жалко, что Вы меня увидите в
Обнимаю Вас и жду весточки
<
а меня пишите без Цветаевой, просто — Efron, Цветаеву они не одолеют и просто не отдадут письма, — здесь ввиду простоты нравов двойных фамилий не бывает, здесь на всю деревню
<
Мой
31[771], Rue Jean-Baptiste Potin
France
Но сюда написать вполне успеете, я наверное задержусь до 25-го, хочется чтобы Мур на подольше надышался коровами и курами, — он ведь, увы, городской, и здесь в первый раз в жизни увидел свинью. Сказал: «грозная и грязная».
Впервые —
50-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Узнала — по слухам — будто Вы запрашивали обо мне Сосинского[772]: где я и что* я — и что* с рукописью.
Перед отъездом, т. е. в конце июля, я получила от Вас письмо, на
Рукопись есть. — «Мать и музыка» — но, кажется, велика: по моему расчету
Хотела ее
Жду ответа. Были с Муром на ферме возле Trappes и только что вернулись.
<
Впервые —
51-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
— Ничего. —
Во-первых, я сама виновата, что еще раз Вас не окликнула — для верности.
Во-вторых, пойди вещь
Итак — до следующего номера!
А в Посл<едние> Нов<ости> я и не собиралась давать отрывков,
Сердечный привет
— А стихов Вам не нужно? Иль № уже отпечатан?
Впервые —
52-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой
Милые Осип Самойлович и Кристина Павловна,
Выехали мы в 5 * ч<асов> утра и последний взгляд на Эланкур был на Ваш (скоро уже бывший: ex-ci-devant![775]) дом под клубами тумана.
В последнюю минуту взяли кошку, маявшуюся у дверей, запихали в корзинку и завязали моим многострадальным фартуком (как только она не задохнулась??) и в последнюю же минуту забыли:
1) метлу,
2) маленькую деревянную вешалку для полотенец, желтенькую (обе вещи были в кусте) — так что если будет возможность — привезите их нам, когда будете в наших краях. Помните, что
А то Ванв — велик.
Очень рады будем повидаться — соскучились. Я всегда дома до 1 ч<аса> и часто — после 4 ч<асов>. А от 1 ч<аса> до 3 ч<асов>, 4 ч<асов> у нас в доме сонное царство, так что в эти часы никого не зову, а сама — стираю или еще что-нибудь.
Хорошо бы, если бы известили, когда будете, — угостила бы Вас вегетарианским завтраком (12 * ч<асов> — 1 ч<ас> или обедом (7 ч<асов>).
Пока до свидания, С<ергей> Я<ковлевич> едет в город. Да! Если Вы
Всего доброго и спасибо за все.
(Мы на 2-м эт<аже>,
Впервые —
53-34. К.П. Кротковой
Милая Кристина Павловна,
Обнаружилось, что мы еще забыли тросточку (ровную, желтую, с ремешком)[778]. А она еще чешская, я с ней облазила все те холмы. Так что, если не трудно, прихватите и ее.
И теперь, кажется,
Сердечно приветствую.
(NB! Я с ума сошла!)[779]
Впервые —
54-34. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
А Ваше письмо, несмотря на 31, все-таки дошло, что совершенно удивительно, потому что нет недогадливее (равнодушнее!) французских почтальонов. Но мы в Кламаре своего рода знаменитость: постоянно переезжаем, а у почтальонов руки и ноги отваливаются, ища и нося. Словом, не забудьте № 33[780], а не 31 — и это уж на всю зиму, пока весной опять не захочется новых мест. Как кочевникам и собакам (приблудам. Других у меня не было.)
Милая Наташа, давайте помечтаем — о лете. Во-первых, выясним, чего Вы хотите: меня — или Парижа? Или — меня и Парижа? Или — Парижа и меня? Ибо, увы, в июле я наверное опять уеду на какую-н<и>б<удь> недалекую ферму — для Мура, из-за Мура, и не только для здоровья —
— Всё, всё ему по нраву — лишь бы ново![782]
И единственный отвод —
С Алей — еще хуже (у Мура — хоть моя физика — и
И вот — ушла служить за 300 фр<анков> без еды (потом стало 600 фр<анков>) с 8 * ч<асов> утра до 9 ч<асов> веч<ера>, падая с ног от усталости — лишь бы не дома: не провожать Мура в школу и не мыть посуду. А весь остальной день был — ее: ходила она — куда хотела, она с 13 л<ет> пользовалась почти полной свободой. Нет, я ей непереносима: я с моей непохожестью ни на кого, и с моим внутренним судом всего, что не ПЕРВЫЙ сорт. Со мной —
Выслушайте до конца. Пример: С<ережа> уронил что-то под стол и шарит (он
И это — весь день. Проще: таков мой день. А вернется Аля (она сейчас на*-море) — еще хуже будет, уже мысленно холодит от ее холодно-дерзкого тона и такого же взгляда (у нее
А потом: — Мама! Как Вы чудно читали! (на вечере). — Мама, какая Вы были красивая! — Мама, как Вы изумительно сказали о лете «красное и сладкое»… За — чем? Зачем —
Чувствительность к звукам — знаю. Муру: — Не свисти! (сама от нестерпимости почти
— и т. д. —
Тихо говорю: — Это — ад.
(Разгадка в том, что С<ережа> рвется в Россию[798], хочет быть новым человеком, всё то — принял, и только этим живет, и меня тянет, а я не хочу, и не могу, я — новый мир во
У меня, Наташа,
Как же — лето? Хотите со мной на ферму? Надежды на море у меня мало.
Так и не решила: пятерки — или десятки.
А — мо*жет-быть… Конечно, было бы блаженно — на* море. Я его особенно люблю осенью, когда все уехали. Есть
Кончила прозу «Мать и Музыка»[806], сейчас пишу стихи — НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ[807].
Обнимаю Вас
<
У нас сейчас чудные дни. Как бы мы с Вами гуляли! Не погода, а растрава!
У меня для Вас есть чудный подарок, но
Нет, не скажу, что*, но —
А до лета ждать — долго.
Подарок — на всю жизнь.
Не рассказывайте обо мне (моих горестях) НИКОМУ.
Я и Асе в Москву не пишу: ненавижу гласность. Я Вам пишу п<отому> ч<то> Вы меня не знаете — и знаете, п<отому> ч<то> с Вами я на полной свободе —
С Белым у нас не* было ничего общего, кроме трагической доли поэта: собачьести: одиночества. Ведь нет поэтов, а есть — поэт. Один во всех. Вот мы с ним ИМ и были…
У Вас, видно,
А недотрога —
Впервые —
55-34. А.В. Эйснеру
Милый Эйснер,
Вы меня своим укором о челюскинцах…[809] (почему не написали? всех
Степень моего одиночества здесь и на свете Вы
Вы, может быть,
Я не такая дура, чтобы это высокое место <
Какое бы ни было другое:
Поэтому
А сегодня — на Челюскинцах (нос, пароход, глыба, авион, ибо это все — одно)
С настоящим наслаждением (слово, которое в рот не беру!) думаю, как буду читать эти стихи —
Я нарочно пишу о Вас плохо, чтобы Вы знали что я не вслепую дружу с Вами — тогда (для Вас) цены нет! От дружбы
Я
<
Я бы хотела, Эйснер, пойти с Вами на Symphonie inachev*e[813], где
С Вами я хочу по возвышении <
До свидания.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 23, л. 77).
56-34. К.П. Кротковой
Милая Кристина Павловна,
Вот мой паспорт с большой просьбой: тотчас же выписать, и выписать задним числом, т. е.
Муж, как приехал, заболел — головная боль и 40 с лишним, докторша сказала, что вроде солнечного удара, — только вчера встал. Сошлитесь, если будете говорить с
Но хорошенько подумайте, а то я очень боюсь штрафа.
Сердечный привет вам обоим. Если можно, верните
Впервые Минувшее. С. 381. Печ. по тексту первой публикации.
57-34. К.П. Кротковой
Милая Кристина Павловна,
Большая просьба: не могли бы Вы на машине доставить наши ведра (и щетку, и вешалку) куда-нибудь в Париж, по какому-нибудь адресу, где бы мы могли их ваять.
Началась топка и обнаружилось, что у нас ничего нет для золы и угля, т. е. ведра срочно нужны. Вот я и вспомнила свои эланкурские.
Ответьте мне, пожалуйста, поскорее: возможно ли это, а если возможно — то
Очень прошу Вас, если можно, оказать мне эту большую услугу.
И «Совр<еменные> Зап<иски>» кончаются: ныне получила письмо от Руднева[815]. Следующий № — последний. Даю «Мать и музыку» — как лебединую песнь. Может быть — и бесплатную.
Желаю удачи с сыновней школой и родительской оранжереей!
Сердечный привет обоим и даже — троим.
А пса не завели? Огромноголового? Кошка — живет.
Итак:
Впервые —
58-34. О.С. Франкфурту и К.П. Кротковой
Дорогие Франкфурта,
Самое сердечное спасибо за паспорт, — всё обошлось благополучно и даже (тьфу, тьфу!) блистательно, бет малейшей задержки[817].
А сколько событий (покойников!) с нашего расставания!
Вчера с величайшим трудом уплатили
У Мура громадный нарыв под ногтем и в школу сейчас не ходит, п<отому> ч<то> ни писать, ни драться не может. Учится дома (временно). Я насквозь простужена, — у нас страшный холод, а угля нет и долго не будет, ибо я уже три мес<яца>
Очень рада, что обошлось с Павлушиной[820] школой. Да! Книга Р<имского>-Корсакова выписана
До свидания и еще раз спасибо за все. Простите за бессвязное письмо и ужасное перо.
Сердечный привет от всех нас.
Как Ваш новый адр<ес>? (Хозяин).
Впервые —
59-34. А.К. Богенгардт
Дорогая Антонина Константиновна!
Вы предвосхитили мое желание — и письмо. Каждый день собиралась окликнуть и каждый вечер, ложась, угрызалась, что опять не успела — но как раз был
Итак, до после-завтра!
Страшно интересно будет посмотреть Олечку[823] и узнать, что* с толстой Машей[824].
До скорого свидания!
<
Мур из-за пальца не сможет играть в буйные игры — и тем лучше!
<
С<ергей> Я<ковлевич> сможет быть к 1 ч<асу>, мы — пораньше.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
60-34. К.П. Кротковой
Дорогая Кристина Павловна,
Только что получила из типографии билеты на мой вечер[825]. Помятую Ваше летом милое (и редкое в таких случаях!) предложение помочь в продаже посылаю Вам десять. Цена билета — 10 фр<анков>.
Только что миновала катастрофа терма, на который Демидов[826] мне дать 300 фр<анков> авансу под вещь, уже принятую в «Посл<едних> Нов<остях>», наотрез отказался, ссылаясь на ангину кассира Могилевского[827]. А «Совр<еменные> Записки» сами обнищали, кроме того потеряли оптом мой адр<ес>, и книга выходит без меня, т. е. моей веши «Мать и музыка», которую и буду читать 1-го. (Кстати, Вы единственный человек, к<оторы>й ее слышали!).
Спасибо заранее и все courage[828] — с билетами и вообще! (У меня куражу — не очень: страшный холод, а денег на уголь нет, лязгаем зубами и все простужены). 1-го будете?
Сердечный привет всем троим.
Впервые —
61-34. С.Н. Андрониковой-Гальперн
Дорогая Саломея!
Огромное спасибо за терм и
Мать и Музыка[829].
Мне этот вечер необходим до зарезу, ибо вот уже четвертый месяц не зарабатываю ничем, а начались холода.
Мы переехали в
Обнимаю Вас (ледяными руками) и горячо благодарю за все бывшее и… еще быть имеющее.
Впервые —
62-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Я кругом перед Вами виновата: до сих пор не вернула книги[831], до сих пор не отозвалась, а теперь еще обращаюсь с просьбой, и даже двумя.
Да послужит мне это самообвинение смягчающим обстоятельством, хотя нашлись бы и другие!
Когда я нынче открыла газету, нет, даже не так: вбежал Мур с криком: — Мама! Волконский умер! Я похолодела и ринулась и — слава Богу! —
Теперь слушайте внимательно: этот «Китаец» мною был сдан в П<оследние> Нов<ости>
Многоуважаемая М<арина> И<вановна>
К сожалению, до сих пор не выяснено не только, когда пойдет Ваш рассказ, но и принят ли он, так как Павел Николаевич его еще не читал. Игорь Платонович обещал сегодня выяснить вопрос и я завтра же сообщу Вам о результатах. Если я получу уверенность, что он принят, я сейчас же выдам Вам аванс, но не в размере 300 фр<анков>, а увы! только 200 фр<анков>. Больше мне не разрешено.
(Подпись)
Три месяца вещь лежала в Новостях, и дважды и даже трижды Демидов врал мне, что вещь Милюковым принята. Зная, что такое для нищего — терм, выдать мне на него 300 фр<анков> авансу — отказался. А теперь,
Пишу я — не хуже других, почему же именно меня заставляют ходить и кланяться за свои же труды и деньги: — Подайте, Христа ради! Хоть раз —
А в прошлый терм, Вера, был целый скандал: т. е. внезапно, посреди редакции, хлынувшие слезы и мой собственный голос, помимо меня говоривший (а я — слушала) — Если завтра вы, г<оспо>да, услышите, что я подала прошение в Сов<етскую> Россию, знайте, — что это
Тогда М<огилев>ский, меня
— Что мне делать с Демидовым? Ибо он в П<оследних> Нов<остях> —
А ресурсов — нет. И что мне делать —
Итак, Вера, подумайте: через кого бы воздействовать на Демидова? Кого он
А если И<ван> А<лексеевич> не захочет — через кого? Подумайте, Вера. Ибо у меня уже сердце кипит и боюсь, что кончится пощечиной полной правды — т. е. разрывом. Ибо у меня
Вторая просьба: на погашение термовых долгов 1-го устраиваю «вечер», т. е. просто стою и читаю вещь, к<отор>ая не пойдет, верней уже не пошла в следующей книге Совр<еменных> Зап<исок>, п<отому> ч<то> Р<удне>в потерял мой адрес. — Мать и Музыка (мое музыкальное детство). И вот, просьба, милая Вера: посылаю Вам 10 билетов, разошлите их от себя своим парижским знакомым, которые Вас любят или с Вами считаются, пусть возьмут, а деньги пришлют мне по адр<есу>:
33, Rue Jean Baptiste Potin
Vanves (Seine)
Мое положение — отчаянное. За Мура в школу не плочено (75 фр<анков> в месяц + страховка здоровья + учебники — т. е. не меньше 125 фр<анков>), угля — нет, а дом старый и страшно мерзнем, у Али совсем нет обуви, — и всё — та*к. (Аля, оказыв<ается>, служила летом у немецких Ротшильдов — банкиров
Ну, вот, Вера. — Невесело? —
Ради Бога, Вера, управу на
Ответьте мне поскорее, что* Вы думаете.
Вы-то, Вера, не будете меня судить, когда узнаете, что я подала прошение? Но —
Обнимаю вас.
Книга цела. Пришлю заказным после вечера.
Билеты посылаю нынче же imprim*[847].
Впервые —
63-34. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Знаете, что с нашего расставания 1-го ноября будет уже — 9 лет? А тогда Муру было — день в день —
Wenn die Noth am h*chsten ist, so ist Gott am n*chsten[848]: вчера мы совершенно погибали от безденежья: в доме ничего не было (как мышь — всё приели), а денег — никаких, ибо только что (15-го) выплатили терм. И вдруг — Ваша присылка! Я почувствовала себя Ротшильдом, или гамбургским банкиром
Как видите, с фермы вернулись. Мур ходит в школу, Аля пока дома и нужно сказать,
Мы живем в чудном 200-летнем каменном доме, почти-развалине, но надеюсь, что на
Пишу очередную главу своего детства «Чорт»[851]. Думаю, что после нее эмиграция от меня совсем
Здесь все стали «святые», а как мало настоящей человечности!
Очень хочу, чтобы Вы прочли моего «Китайца» — 24-го Октября, среда, Последние Новости. Достаньте, пожалуйста! А м<ожет> б<ыть> я сама пришлю Вам, если достану в пятницу в редакции.
Очень спешу. Это только короткая благодарность и привет.
Впервые —
64-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера!
Читали моего Китайца? Этот Китаец провалялся у Демидова 3 с лишним месяца и Демидов не дал мне за все эти три с лишним месяца заработать в П<оследних> Н<овостях> —
Имейте в виду, что заставил, наконец, прочесть Милюкова и, этим, напечатать —
Что я хочу? Добиться, чтобы меня печатали — скажем
Итак, нужно по другому: теперь нужно
Очень жду Вашего ответа. Вера, мне не на кого надеяться, некого, кроме Вас, просить о воздействии.
Китаец —
Обнимаю Вас,
Немножко выбьюсь — напишу Вам по человечески, не по-«китайски» и не о Демидове.
Впервые —
65-34. А.А. Полякову
Милый Александр Абрамович,
Посылаю Вам два редакционных билета на мое чтение 1-го, и очень рада буду, если
Мы очень давно с Вами не видались и без Вас мне в Посл<едних> Нов<остях> — не везет: Демидову я
Я всем говорю: вот если Поляков мне скажет, что моя вещь не подходит — я поверю, и не обижусь, и принесу другую, п<отому> ч<то> я ему верю, и как редактору, и как человеку… А когда…
Да! А раз я это всем говорю, то справедливо сказать и Вам.
До свидания — когда-нибудь!
Впервые —
66-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Короткое словцо благодарности: я вся в черновиках, похожих на чистовики, и в чистовиках — всё еще черновиках, и в письменных воплях о напечатании сообщения о моем вечере, и в Муриных — и для меня убийственных — арифметических syst*me m*triqu’овых задачах.
Итак, сердечное спасибо за присланное: мне и в голову не приходило, что, отсутствуя, можно купить. Ваши деньги — первая ласточка, на них живем уже который день. (Правда, странно — жить на ласточку?!)
Обнимаю Вас и после вечера сейчас же напишу и, главное, пришлю книгу — и даже две, Вера.
— Вы знаете латынь? Я — нет.
Спасибо за заботу о пальто![856]
Впервые —
67-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
В первую голову — Вам. Самое мое сильное впечатление от вечера:
— Я так хотела продать билет одному господину, очень богатому, — у него, у нас — такие счета! («у нас» — у Гавронского, говорит его помощница Тамара Владимировна, бывшая Волконская)[858]. Но знаете, что* он мне сказал: — «Цветаева ОЧЕНЬ вредит себе своими серебряными кольцами:
Это, Вера, в ответ на предложение купить десяти-франковый билет на целый вечер моего чтения, авторского чтения двух неизданных вещей…
Как мне хочется, Вера, в
Дать весь серебряно-колечный, серебро-кольцовый аккомпанемент или лейтмотив — моей жизни…
И еще возглас председателя моего домового комитета, бывшего княжеского повара, Курочкина: — Не иначе как платиновые. Не станет барыня — а у них на Ордынке дом собственный[863] — «серебряные носить, как простая баба деревенская…»
И возглас простой бабы деревенской на Смоленском рынке, на мою черную от невытравимой грязи, серебряную руку:
— Ишь, серебряные кольца нацепила, — видно, золотых-то — нет!
Вера, я всю жизнь прожила в серебре и в серебре умру. И какой чудесный, ко всему этому серебру, заключительный аккорд («Пускай продаст»…).
Вечер прошел очень хорошо[864]. Зал был маленький, но полный, и дружески-полный: пришли не на сенсацию (как тогда, после смерти Белого)[865], а на меня — мои вечные «Getreue»[866]. Многих я знаю уже по вечерам, напр<имер> странную женскую пару: русскую
Читала я, Вера, Мать и Музыка —
Чистый доход, Вера, (Вас — включая) 500 фр<анков>, уже уплатив за залу. 290 уже вчера заплатила за Мурину школу: Октябрь и Ноябрь — и учебники (89 фр<анков> 50! за девятилетнего мальчика, и всё это он учит
Холод у нас лютый, все спим — под всем. А серебряные кольцы я все-таки не продам (кстати, за них бы мне дали франков десять — не шутка, конечно:
Вера, сколько во мне неизрасходованного негодования и как жалею, что оно со мной уйдет в гроб.
Но и любви тоже: благодарности — восхищения — коленопреклонения — но с
А я сейчас пишу
Вера, спасибо за всё! Да, Аля, к<отор>ая сидела в кассе, рассказывала про господина (седого), давшего 50 фр<анков>. Наверное — Ваш.
Кончаю, п<отому> ч<то> сейчас придут угольщики и надо разыскать замок для сарая и, самое трудное, к нему — ключ.
Обнимаю Вас.
<
Вера, Вы меня за моего Чорта — не проклянете? Он — чу-у-удный (вою — как он, п<отому> ч<то> он, у меня — пес).
Впервые —
68-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Только что потеряла на улице письмо к Вам — только что написанное[871]: большое, о вечере, — на такой же бумаге, с маркой и обратным адресом.
Словом, если не получите — а, если получите, то одновременно с этим — известите; напишу за*ново. Выронила из рук.
Пока же, вкратце: вечер сошел благополучно, заработала — по выплате зала — 500 фр<анков> (Ваши включая) — был седой господин, к<отор>ый дал 50 фр<анков>, наверное — Ваш. Уже заплатила за 2 месяца Муриного учения, страховку и учебники — 300 фр<анков> и заказала уголь. — Вот. —
Но самое интересное — в
Непременно известите.
Обнимаю Вас.
<
Письмо потеряно в 11 ч<асов> дня, на полном свету, на широкой, вроде Поварской, улице — и вдобавок конверт — лиловый. Значит, если не дойдет — французы — жулики: такая новая красивая красная марка в десять су! А русский не опустит, п<отому> ч<то> пять лет проносит его в кармане.
Впервые —
69-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Очень жаль, что не были — вечер прошел очень хорошо, и было даже уютно — от взаимной дружественности.
А та вещь[875], которую вы просите прислать на просмотр — пустячок, на 10 мин<ут> чтения вслух — и никакого отношения к «Мать и Музыка» не имеет: просто диалог, верней
Кроме того, она сразу была предназначена для Посл<едних> Новостей — на небольшой фельетон.
«Мать и Музыка» вышлю на днях, кто-н<и>б<удь> завезет на Rue Daviel[877]. М<ожет> б<ыть> и стихи какие-нибудь присоединю, хотя мало верю, что вы (множеств<енное> число!) — поместите[878]: из-за ЛЕГЕНДЫ, что мои стихи — темны.
Пока до свидания — в рукописи!
Неужели эмиграция даст погибнуть своему
Это —
Во всяком случае, у
Какая все это — мерзость! И как хочется об этом сказать — открыто: в лица гем, у которых на лице вместо своей кожи — КОЖАНАЯ (нет,
Итак — до свидания: может быть — последнего.
Впервые —
70-34. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Видали ли Вы немецкий фильм «Leise flehen meine Lieder»[880] (по-французски «Symphonie inachev*e»)[881] — из жизни Шуберта?[882] Вот — прекрасная трагедия поэта, а моя — уродливая, и, может быть, отчасти из-за ее уродства и плачу. Там — его «не любит», верней — его любя от него уходит прелестная девушка, и он остается один — с песнями. А от меня уходит, не любя, моя дочь, которой я отдала двадцать один год жизни, т. е. всю свою молодость. И я остаюсь — не с песнями, а с С<ережей>, к<отор>ый рвется в Россию и скоро возненавидит меня (а подсознательно уже, временами, ненавидит) за то, что я не еду, и с Муром, который проделает то же, что Аля, только раньше. С двумя — уйдут или не уйдут — которые от меня рвутся в жизнь и для которых я препятствие и помеха, которые без меня были бы счастливее. (О, не возражайте:
С Алей было так. Вернувшись после лета, она дней десять, по инерции (была в немецкой семье) мыла посуду и держала дом в чистоте. И была
Когда она вернулась с моря, я предложила ей кончить в этом году свою живописную школу и получить аттестат —
— И всё. Всё, что она нашла мне сказать,
Ибо это, прежде всего, уход из дома. Для того и делается. Не переезд в комнату, а в другую жизнь: отдельную, свободную,
Да, возвращаясь к тому разговору. Я — е*й: — «Но 500 фр<анков> на жизнь — мало. Комната не меньше 200 фр<анков>, а еда? Езда? Стирка? Обувь? Живи здесь, т. е. приезжай ночевать, как половина всех живущих за* городом, тогда и комнаты не нужно», — «Нет, ибо живя дома, мне иногда придется убирать, а мне нужно
Ей не на работу нужен весь день, а на свободную жизнь — без меня. Вот и всё.
Все это, конечно, было за моей спиной подстроено С<ережей> и его новыми друзьями — бедная девушка погибает в буржуазной (это я-то!) обстановке, мать — тиран, она задыхается, и т. д.
И — ни оборота на меня, на мысль.
Анна Антоновна, я ее
Пусть живет как хочет и как может. Я для нее больше ничего не могу.
Но и в «комнату» ее войти не смогу, ноги откажутся. Дело не в том, чтобы «простить», я просто ничего
М<ожет> б<ыть>, все это — вполне нормально: выросла, надоело дома — хочется собственной жизни — ей 20 лет: веселья! Но я-то воображала, что это связь —
Предстоит тяжелая процедура разбора и увоза вещей, это уж — почти вынос
А<нна> А<нтоновна>, жесткой всю жизнь слыла и слыву — я. А помните мою «Поэму конца»? (Прага, 1924). Ведь как меня человек любил, как звал! Но я
Это была самая сильная любовь моей жизни[886].
И — ни оглядки на меня — поэта! Ведь она
Мне все эти дни хочется написать свое завещание. Мне вообще хотелось бы не-быть. Иду с Муром или без Мура, — в школу или за молоком — и изнутри, сами собой — слова завещания. Не вещественного — у меня ничего нет — а что-то, что* мне нужно, чтобы люди обо мне знали:
Я дожила до сорока лет и у меня не было человека, который бы меня любил больше всего на свете.
Подымаю глаза, совершенно горящие от слез (целые дни!) и сквозь слезную завесу вижу лицо Сигрид Унсет из серебряной рамки: недоумевающее, укоризненное, не узнающее (меня). А рядом — Рильке, под веткой боярышника[888], а м<ожет> б<ыть> терновника (острые листы с шипами и красные ягоды), которую я подобрала на улице. Но Р<ильке> отвернулся, смотрит вдаль, слушает — даль (это его последняя карточка, маленькая, любительская — снимала его русская секретарша и сиделка[889]). Он на балконе: весна: еще черные ветки, он с наставленным, как у собаки, ухом стоит и слушает.
Внизу, как раз под моей комнатой, русская семья[890]: старушка 81 года, помнящая Аделину Патти[891]. Красивая, серебряно-седая, изящная. И вот нынче слышу:
Была ссора с С<ережей>. Он говорит, что
Сейчас лягу, и слезы потекут за* уши.
Обнимаю Вас.
Я отчасти и из-за бабушки плачу: из-за ея* слез, — от всех вместе.
У меня еще одно горе, — не горе:
Впервые —
71-34. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Бели все мои письма — между нами, то это — совсем между нами, потому что это — мое фиаско, а я не хочу, чтобы меня жалели. Судить будут — все равно.
Отношения мои с Алей, как Вы уже знаете, последние годы верно и прочно портились. Ее линия была — бессловесное действие. Всё наперекор и всё молча. (Были и слова, и страшно-дерзкие, но тогда тихим был — тон. Но — мелкие слова, ни одного решительного.)
Отец ее во всем поддерживал, всегда была права — она, и виновата — я, даже когда она, наступив в кошелку с кошачьим песком и, естественно, рассыпав, две недели подряд — так и не подмела, топча этот песок ежеминутно, ибо был у выходной двери. Песок — песчинка,
Летом она была на* море, у нем<ецких> евреев[895], и, вернувшись, дней десять вела себя прилично — по инерции. А потом впала в настоящую себя: лень, дерзость, отлынивание от всех работ и непрерывное беганье по знакомым: убеганье от чего бы то ни было серьезного: от собственного рисованья (были заказы мод), как от стирки собственной рубашки. Когда она, после лета, вернулась, я предложила ей год или два свободы, не-службы, чтобы окончить свою школу живописи (училась три года и неожиданно ушла служить к Гавронскому, где дослужилась до постоянных обмороков от малокровия и скелетистой худобы: наследственность у нее отцовская), итак, предложила ей кончить школу (где была лучшей ученицей и училась бесплатно) и получить аттестат. — Да, да. отлично, непременно позвоню… (Варианты: пойду, напишу…) Прошло 7 недель, — не пошла, не позвонила, не написала. Каждый вечер уходила — то в гости, то в кинемат<ограф>, то — гадать, то на какой-то диспут, все равно куда, лишь бы — и возвращалась в час. Утром не встает, днем ходит сонная и злая, непрерывно дерзя. Наконец, я: — Аля, либо школа, либо место, ибо та*к — нельзя: работаем все, работают — все, а та*к — бессовестно.
Третьего дня возвращается после свидания с какими-то новыми людьми, ей что-то обещавшими. Проходит в свою комнату, садится писать письмо. Я — ей: — Ну*, как? Есть надежда на заработок? Она, из другой комнаты: — Да, нужны будут картинки, и, иногда, статейки. 500 фр<анков> в месяц. Но для этого мне придется снять комнату в городе.
Я,
Вера, ни слова, ни мысли
Она никогда не жила одна. — в прошлом году служила, но жила дома, летом была
Вера, она любила меня лет до четырнадцати — до ужаса. Я
Очень повредила мне (справедливей было бы сказать:
Вера, поймите меня: если бы
Теперь судите.
Да и мое материнство к ней — необычайный случай. И, все-таки, я сама. Не берите эту необычайность как похвалу, о чуде ведь и народ говорит: Я — чудо; ни добро, ни худо.
Ведь если мне скажут: — та*к — все, и та*к — всегда, это мне ничего не объяснит, ибо два семилетия (это — серьезнее, чем «пятилетки») было не как все и не как всегда. Случай — из ряду вон, а кончается как все. В
Я это Вам рассказываю к тому, чтобы Вы видели, как эта Аля мне дорого далась (Аля и С<ережа>). Я всю жизнь рвалась от них — и даже не к другим, а к себе, в себя, в свое трехпрудное девическое одиночество — такое короткое! И, все-таки, — чтобы
Может быть (дура я была!) они без меня были бы
А теперь я для них, особенно для С<ережи>, ибо Аля уже стряхнула — ноша, Божье наказание. Жизнь ведь совсем врозь. Мур? Отвечу уже поставленным знаком вопроса.
Вера, мне тоже было 20 лет, мне даже было 16 лет, когда я впервые и
Вера, такой эпизод (только что). С<ережа> и Аля запираются от меня в кухне и пригашенными голосами — беседуют (устраивают ее судьбу). Слышу: …«и тогда, м<ожет> б<ыть>, наладятся твои отношения с матерью». Я: —
(Думаю, что в нем бессознательная ненависть ко мне, как к помехе — его новой жизни в ее окончательной форме[905]. Хотя я давно говорю: — Хоть завтра.
Да, он при Але говорит, что я — живая А<лександра> А<лександровна> Иловайская, что оттого-то я так хорошо ее и написала.
Нет, не живая Иловайская, а живая — моя мать. Чем обнять (как все женщины!) на
— Чудный день, Вера — птицы и солнце. Вечером еду с Муром в дом, где будет какая-то дама, к<отор>ая м<ожет> б<ыть> устроит мою французскую рукопись[907]. Были бы деньги — оставила бы их с С<ережей> здесь, пусть я уйду, — и уехала бы куда-нибудь с Муром. Но та*к — нужно ждать событий и выплакивать последние слезы и силы. У меня за эти дни впервые подалось сердце, — уж такое, если не: твердокаменное, так — вернопреданное! Не могу ходить быстро даже на ровном месте. А всю жизнь — летала. И вспоминаю отца, как он впервые и противоестественно — медленно, шел рядом со мной по нашему Трехпрудному, все сбиваясь на быстроту. Это был наш последний с ним выход — к Мюрилизу, покупать мне плед. (Плед — жив.) Он умер дней десять спустя. А теперь и Андрея нет. И Трехпрудного нет (дома). Иногда мне кажется, что и меня — нет. Но я
Впервые —
72-34. Н.Н. Гронской
<
Дорогая Нина Николаевна. Когда поток людей жизненно, а может быть еще как-то более к Вам близкий — схлынет,
Помню мое первое чувство к <
Сейчас с полным
Когда-нибудь дам Вам все мои письма к нему, его ко мне[909]. Свои дам, даже не перечитывая, дам просто — прочитать их все, если уцелею, и многое расскажу, чего не смогу написать.
Смотрела вчера на <
Дорогая Нина Николаевна. Живите! Будем работать над оставшимся его материалом, нельзя, чтобы это пропало, а одна без Вас я
И написать его нужно: оставить живым. А потом — уйти, но ждать — пока кончится.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 25, л. 72 об. — 73).
73-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
А у меня случилось горе: гибель молодого Гронского[910], бывшего моим большим другом. Но вчера, схоронив, — в том самом медонском лесу (новое кладбище), где мы с ним так много ходили — п<отому> ч<то> он был пешеход, как я — сразу села за рукопись[911], хотя та*к не хотелось, — ничего не хотелось!
Она совсем готова, только местами сокращаю — для ее же цельности. Надеюсь доставить ее Вам в четверг: Мурин свободный день, а то не с кем оставить, меня никогда нет дома, а в доме вечный угар — и соседи жутковатые.
Есть и стихи, м<ожет> б<ыть>, подойдут[912].
Длина рукописи — приблизительно 52.200 печатн<ых> знаков, но это уже в сокращенном виде. До скорого свидания!
Жаль твердого знака, не люблю нецельности, но это уже вопрос моего максимализма, а конечно, прочтут и без твердого.
Вообще, жить — сдавать: одну за другой — все
Впервые —
74-34. А.Э. Берг
Милостивая государыня, не правда ли — у нас столько же душ сколько языков, на которых мы пишем? Вам пишет мое французское я.
Я Вам бесконечно признательна за Ваше письмо. Что такое признательность? Дать знать о своей радости, радоваться перед
Не могли бы ли Вы поменять субботу на воскресенье? Сын мои выходит из класса только в 4 ч<аса>, так что мы могли бы поспеть только на поезд в 5 ч<асов> 30 <минут> и я боюсь, что нам останется мало времени для
Итак, жду Вашего ответа.
Если воскресенье не подходит, мы приедем в субботу с поездом в 5 ч<асов> 30. Как это любезно и даже гениально с Вашей стороны, что вы хотите прийти на вокзал. У меня совершенно неправильное чувство ориентации (нет: чувство совершенно неправильной или исковерканной ориентации, это не то же самое) и я никогда ничего не нахожу, я нахожу всегда обратное тому, что ищу, и моя забота всегда была и всегда будет дойти: не до душ людей, а до их двери.
Я не шучу, это очень серьезно: какое-то топографическое идиотстве и рок.
Мой сын обожает передвижения и новые знакомства. Вы ему доставляете большую радость.
До свидания, и спасибо!
Есть ли поезд в 2 ч<аса> 30 <минут> — в воскресенье? (Если воскресенье Вам подходит.) Тогда, мы им и приедем.
Простите мне безобразие конверта: не имею другого. Как и «красоту» бумаги.
Впервые —
75-34. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Корректуру — самое позднее — получите завтра, в пятницу. Не сердитесь, но два подсомненных для Вас места (о нотах и, позже, о «правой» и «левой»[915]) я отстаиваю, ибо и так уж рукопись сокращена до предела. Кроме того,
(А какая грязная была рукопись! У-жас-ная! Отсылала ее с отвращением…)
А почему Вы против «УМОЛКШЕЙ птице»[916]. Ведь
Приложу отдельный листок особенно-опасных опечаток. А корректор Вы — чудный, после Вас почти ничего не остается делать.
Всего доброго!
МЦ.
Читали в Посл<едних> Нов<остях> поэму Гронского?[917] Погиб настоящий поэт.
Впервые —
76-34. А.Э. Берг
Вы чрезвычайно милы и добры, что не рассердились на мое длинное и полное молчание,
Я потеряла молодого друга[919] — трагически — он любил меня первую, а я его — последним (тому шесть лет).
И вот всё заново переживаю. Действенно, душой действия (не «человеком») разбираю, раскладываю, перечитываю его письма и мои — уцелевшую переписку, он хранил даже мою последнюю записку карандашом двухлетней давности, я в ней о чем-то запрашивала. (Мы с ним не общались целых четыре года.)
Это раскололо мне сердце, я ведь думала, что он меня совершенно забыл.
— Итак, простите.
Почти все свое свободное время (??) я провожу с его родителями, такими разными и которым, что* я могу дать? Я не могу вернуть им их сына
Вчера я была на кладбище с его матерью: деревья входят в него свободно, это вход в лес, в (
Как оттуда уходить, оставлять его одного в холоде и в ночной тьме, — в глине?
Ему было 25 лет, когда он умер; 18 — когда он меня (я его) любил(а); 16 — когда я с ним познакомилась.
— И вот. —
Еще раз простите, Я много о Вас думала, и не знаю, на
Я ничего не сделала для своей рукописи —
Я Вам скоро снова напишу.
Простите меня!
У меня хороший рождественский подарок для Ваших дочерей[921], я Вам его дам, когда мы снова увидимся, надеюсь скоро. Хотите ли, можете ли приехать в
<
Садитесь в
Монпарнас
4.31
4.50
5.10
Кламар
4.43
5.01
5.17
Скажите, каким поездом поедете. Я приду на вокзал. Это совсем близко, но найти нелегко, так как это
Я Вас жду.
Впервые —
77-34. В.Ф. Ходасевичу
С праздниками, дорогой В<ладислав> Ф<елицианович>!
И с очередной срочной — просьбой (завершительные строки статьи о Гронском)[922]:
Лермонтов, Веневитинов (??), Бенедиктов, Надсон[923], — еще кто?
Можно и XVIII в., но там, по-моему, жили поздно.
А среди
Наверное кого-нибудь основного забываю.
— Умоляю! Если можно — pneu, п<отому> ч<то>
Сердечный привет Вам и О<льге> Б<орисовне>[925].
Впервые —
78-34. А.А. Тесковой
С праздником и наступающим Новым Годом, дорогая Анна Антоновна!
Это уже второе мое письмо Вам к праздникам, ибо перечтя первое, устрашилась его безрадостностью и решила не отправлять, верней — не решилась отправить. Письмо, как Вы уж догадываетесь, было о делах семейных: дочерне-материнских, — а Бог с ними! — На этот раз, еще другое в жизни есть. Бывает горе на нас похожее,
А вот другое горе: мое. Чистое и острое как алмаз.
21-го ноября погиб под метро юноша — Николай Гронский. Он любил меня первую, а я его — последним. Это длилось год. Потом началось — неизбежное при моей несвободе — расхождение
— Но это не всё. Юноша оказался
9-го дек<абря> появилась его поэма Белла-Донна (савойская горная цепь), я написала о ней «статью»[929], и вот, просьба: не могли бы Вы, дорогая Анна Антоновна, ее перевести и поместить в Чехии? Статья небольшая: на полтора газетных фельетона. Если бы была
После него осталось 500 рукописных страниц стихов: много больших поэм (знаю, пока, только одну) и драматическая вещь «Спиноза». Через несколько месяцев выйдет первая книга, стран<иц> на 130[930]. Издает — отец. Отец его один из редакторов «Посл<едних > Новостей».
Да, он был
У меня осталось к нему несколько стихотворений[931]. Вот одно (1928 г., весна)
— Не показывайте никому.
Жду отзыва на поэму. Обнимаю и люблю.
А поэму
Правда, какое
А мне написать — не дали.
Впервые —
79-34. В.В. Рудневу
С Новым Годом, дорогой Вадим Викторович!
Дай Бог — Вам и журналу…
А пока, как новогодний Вам подарок — 4 артистически-урезанные, в самом конце, строки — переверстывать придется самую малость.
Новый Год встречаю одна, как большевики пишут: «Цветаева все более и более дичает»[933].
Алю наверное увидите на вечере Красного креста[934].
Большая просьба: я давным-давно должна А<нне> И<льиничне> Андреевой деньги, и всё не могу вернуть из-за тянущейся канители с «Посл<едними> Новостями». Если можно, вышлите ей из моего гонорара 60 фр<анков> по адр<есу>
— она в кровной нужде: стирает белье, и т. д., и я уже ей не могу на глаза показаться.
Сердечный привет и лучшие пожелания.
Выпуск отчеркнут красным: ровно 4 строки в конце последней стр<аницы>[935].
Впервые —
1935
1-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Оказывается — 15-го терм. Умоляю прислать мне, если только возможно, мой гонорар — полностью, — он, наверное, маленький? «П<оследние> Нов<ости>» одну мою рукопись заваляли и за три месяца не напечатали ни одной моей строки[937], у них — свои, и перебороть я этого не могу. Доколе буду сопротивляться очевидности невозможности здешнего существования — не знаю. Одним здесь духовно нечем жить, а мне — физически.
Написала для «П<оследних> Н<овостей>» о поэме молодого Гронского «Белла-Донна»[938], но не знаю точки зрения другого П.Н. (редактора)[939] на происхождение поэта, к<оторо>го я веду
Временами впадаю в отчаяние, ибо какая-н<и>б<удь> удача быть должна: либо духовная, либо материальная, а у меня — никакой[941].
И, возвращаясь к терму: умоляю выцарапать мой гонорар. Живу в нетопленой комнате, но мне совершенно всё равно, п<отому> ч<то> это мое дело с собой, а терм — мое с хозяином, и здесь конец покою.
Новый Год не встречала, но елка была. Спасибо за Мурину книгу, пока что читаю и услаждаюсь — я.
Всего доброго. Простите за просьбу. Но 60 фр<анков> Андреевой — в первую голову!
<
Рукопись с письмом занесла 31-го — никого не было — опустила в ящик.
Впервые —
2-35. А.Э. Берг
Милостивая государыня,
Мы не смогли приехать, ибо должны были нанести традиционный визит, полу-русский, полу-французский, скажем франко-русский, с тем оттенком лицемерия, заключенным в этом политическом слове. Была там очень старая дама, несколько дам менее старых и довольно молодой господин — все из высшей знати; забыла маленького мальчика, который с первого взгляда различал госпожей от не-госпожей для целования руки (в девять лет!) — словом, все было абсолютно ложным, начиная от маленького
Подумайте, как мы пожалели — вспомнили, он и я, о Вашем доме с настоящими детьми и
Я буду очень счастлива Вас снова увидеть в субботу, но Вы наверняка будете заняты ужином или «возле-ужина», а я уверена, что не помню маршрута, потому пришлите мне пожалуйста подробный план с названиями улиц и поворотов, чтобы я могла Вас найти одна. Но главное — название улиц, чтобы у меня была какая-то уверенность в руках.
С каким поездом ехать, чтобы быть у Вас вовремя?
Я привезу переписанную прозу.
Итак, до субботы, и спасибо. Жду плана.
Выйдя из вокзала, я должна спрашивать Vaucresson или Garches?
Впервые —
3-35. А.Э. Берг
Спасибо и до завтра (субботы) на вокзале в указанный час.
Мур еще ничего не знает, так как за 24 часа вперед он будет бояться, что опоздает.
Я очень радуюсь, что Вас всех снова увижу.
Впервые —
4-35. В.Н. Буниной
<
С Новым Годом, дорогая Вера!
Я все ждала радостной вести о Вашем приезде, потом усумнилась в Вашем желании меня видеть из-за моего неответа, и вдруг, вчера узнаю от Даманской[944], что в редакции (П<оследних> Н<овостей> говорят, что Вы вообще не приедете, п<отому> ч<то> пять этажей, и что И<ван> А<лексеевич> не то уехал, не то на днях уезжает в Grasse. Конечно, это слух, но мне приятно, что нет доказательства Вашей на меня обиды. Знайте, дорогая Вера, что я вообще в жизни делаю обратное своим желаниям, живу, так сказать, в обратном от себя направлении, — в
Живу сейчас под страхом терма — я
Но с этим рассказом (qui n’en est pas un[949] — Сказка матери: говорят мать и две девочки — наперебой) — странная вещь. Ко мне пришел Струве[950] и заявил, что они требуют доведения его до 300 строк — и подал мне мысль обратиться к И<вану> А<лексеевичу> с просьбой урезонить Демидова. Я тут же написала письмо и приложила рукопись, с просьбой хотя бы глазами удостовериться, что сократить немыслимо, ибо всё — от слова к слову, или — как играют в мяч. Струве все это забрал и обещал доставить И<вану> А<лексеевичу> в собственные руки. Прошел месяц, — ответа от И<вана> А<лексеевича> нет (да я и не очень надеялась), но вот что удивительно — и от Струве нет, на два моих письма, достоверно — полученных. М<ожет> б<ыть> он просто рукопись — потерял?
— Второй эпизод. — Погиб Н<иколай> П<авлович> Гронский, оказавшийся (поэма Белла-Донна) настоящим, первокачественным и первородным поэтом. Я знала его почти мальчиком (1928 г.), потом мы разошлись. Я написала о его поэме статью на 2 фельетона, к<отор>ую мне его отец[951] («П<оследние> Нов<ости>») посоветовал разбить на две отдельные вещи под разными названиями. Я, из любви к ушедшему и сочувствия к оставшимся (родители его обожали, и каждое слово о нем в печати для них — радость), согласилась, т. е. подписала вещь посредине[952]. (Чудовищно!) И — молчание. А ведь это — отец, и этот отец — друг Демидова, Демидов его вел за гробом.
Дома мне очень тяжело, даже (другому бы!) нестерпимо — у меня нет Вашего дара окончательного отрешения, я все еще ввязываюсь. Все чужое. Единственное, что уцелело — сознание доброкачественности С<ергея> Я<ковлевича> и жалость, с к<отор>ой, когда-то, все и началось. Об Але в другой раз, а м<ожет> б<ыть> лучше не надо, ибо это — живой яд. А бедного Мура рвут пополам, и единственное спасение — школа. Ибо наш дом слишком похож на сумасшедший. Все — деньги: были бы — разъехались бы, во всяком случае поселила бы отдельно Алю, ибо яд и ад — от нее.
Но у меня над столом карточки Рильке и 3<игрид> Унсет, гляжу на них и чувствую, что я — их[953].
Простите за эгоизм письма, будьте таким же эгоистом, чтобы мне не было стыдно.
Обнимаю Вас и бегу за Муром в школу.
Впервые —
5-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Спасибо за присланное, —
Бесконечно хуже у меня с Посл<едними> Нов<остями>: они уже четвертый месяц не напечатали ни одной моей строки, т. е. у них не заработала ни франка, и угробливают уже вторую мою вещь («Посмертный подарок» — о поэме Н<иколая> Гронского, — а отец в
Переписываю сейчас начисто I ч<асть> воспоминаний о Блоке, к<отор>ую буду читать на совместном выступлении с Ходасевичем[957]. — Придете?
Еще раз спасибо и, если не трудно, милый Вадим Викторович, наведите справки,
— И вовсе Вы передо мной не «буржуй». Буржуй начинается за чертой полной обеспеченности, т. е. безнаказанности.
А немножко лучше, немножко хуже — je n'y regarde pas de si pr*s[958] — и все там будем.
Вот, ниже меня (этажом) живут русские — в
Сердечный привет.
МЦ.
Впервые —
6-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Ваше письмо я прочла матери Гронского, в ее огромной и бедной студии (она скульптор), где из стеклянного шкафчика глядит ее сын — то десятилетним фавнёнком (острые ушки!), то 16-летним почти-собой, и последняя скульптура — статуэтка во весь рост: сидит с чуть-наклоненной головой, руки в карманах, нога-на*-ногу, — вот-вот встанет: сидение, как бы сказать, на отлете, дано ровно то мгновение до-приподымания. Вещь меньше, чем в * метра: как в обратную сторону бинокля…[960]
А Аля только что дала пощечину — рукой в грязной у*гольной перчатке — Муру за то, что вез по комнате стул и «обещала» изрисовать все его школьные книги (
Сегодня утром молча отказалась идти за молоком и пошел отец, к<оторый> еле ноги таскает.
Но — довольно об этой язве.
…Счастлива, что так отозвались на поэму Н<иколая> П<авловича>. 21-го с его смерти было 2 месяца, я
Совсем не знаю, возьмут ли Посл<едние> Нов<ости> мой «Посмертный подарок»[961]. Вещь, разрубленная пополам и подписанная мною ровно
Нынче сговорилась с А<нной> И<льиничной> Андреевой о печатании на машинке, она это охотно сделает, тогда — пришлю. Она живет очень далеко и вижу се редко, это для меня большое лишение. И для нее.
Огромное спасибо за подарок. Были с Муром два раза в кинематографе и 1-го (десятилетие!) подарю ему от Вас какую-нибудь хорошую книгу.
Хочу отправить сейчас — это не письмо — привет и отклик. Будет минута — пришлю стихи. Я их почти никогда больше не пишу:
Обнимаю Вас и люблю. Спасибо за все.
Мать Н<иколая> П<авловича> — тех юношей везших мать в храм — знала[962]. Она, как и он, чудно знает античный и мифический мир.
Впервые —
7/8-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера.
Знаете ли Вы, что я ничего не получила с писательского вечера?
Было — так: я послала Алю с вежливым письмом к Зеелеру — 1-го февраля, решив, что достаточно ждать — и вот их беседа.
Он: — Привет принимаю, а суммы никакой не дам. Аля: — Почему? — П<отому> ч<то> мне сказали, что Ваша мать уже получила с бриджа для молодых писателей[963]. Мы же получили всего 89 прошений и 50 удовлетворили. Аля: — Моя мать ни о каком бридже не слышала. Он: — Да? Если это та*к — пусть подтвердит письменно — проверять не буду — и тогда постараюсь ей что-нибудь наскрести.
Вера! Я — взорвалась. Во-первых — на Алю, — вот уж не моя кровь! Стоять такой овцой, — ни слова негодования, ни звука в защиту — а как умеет дерзить! (
Вот мое письмо к нему:
1-го февр<аля> 1935 г.
Милостивый государь, Г<осподи>н Зеелер,
Новогодний вечер писателей устраивается для неимущих писателей. Я — писатель: 25 лет печатной давности, и я — неимущий: пожалуйте ко мне по адр<есу> на заголовке и удостоверьтесь.
Поэтому я на пособие в абсолютном праве.
Вам «кто-то сказал», что я, в качестве «молодого писателя» (25 лет давности!) «получила» с какого-то «бриджа», и Вы, не дав себе труда проверить, не запросив меня, исключили меня из числа получающих с писательского новогоднего вечера и удовлетворили все прошения — в числе нескольких десятков — кроме моего. Когда же Вы узнали, что я ни о каком бридже и не слышала, Вы предложили мне подтвердить это письменно и обещали тогда «наскрести» — что* сможете.
Предупреждаю Вас, что никаких «оскребков» не приму, ибо не подачки прошу, а законно мне полагающегося. Если вечер устраивают, то в первую голову для таких
Когда я, на вопрос: — Хорошо, по крайней мере, получили с писательского вечера? — отвечаю: —
Сообщите, пожалуйста, мое письмо в Ревизионную Комиссию Союза Писателей и знайте, что я от своего права не отступлюсь и буду добиваться его всеми средствами общественной гласности.
Послано 1-го, нынче 6-ое, ответа нет и наверное не будет. Нарочно сообщаю Вам точный текст письма, ибо наверное до Вас дойдут слухи, что я написала «ужасное» и т. д. письмо — чтобы Вы знали меру этих ужасов.
Я не знаю —
— Народу было — зрительно — много: полный зал, но зал маленький: «Soci*t*s Savantes», человек 80. Заработали мы с Ходасевичем ровно по 100 фр<анков>, так что я не смогла даже оплатить
Вера! Другое. Мне очень спешно нужен возможно точный адр<ес> Оли Иловайской (не знаю ее нынешней фамилии) для
С<ергей> Я<ковлевич> едет в город, хочу отправить с ним, обрываю и обнимаю.
Жду 1) впечатления от «писательского вечера» и по возможности содействия 2) Олиного адр<еса> 3)
Не забудьте Олину фамилию.
Впервые —
9-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Во-первых и в срочных: с Зеелером — улажено, т. е. очень обиделся и выдал мне 150 фр<анков>.
Оказалось, что Зеелера кто-то (кого он так, по благородству, и не назвал, но мне кажется — Ю. Мандельштам[971]) уверил, что я получила не то 300, не то 500 с какого-то бриджа, и он, естественно, усумнился — давать ли мне еще. Но — что* для меня самое важное — оказывается — он и «дамы» (Цейтлин[972], Ельяшевич[973] и еще другие мои b*te-noi’*ы[974] — совершенно разное: я-то ведь вознегодовала на
— В конце концов мы с Зеелером даже подружились: он тоже похож на медведя и даже-
Значит, всё спокойно. Спасибо за готовность помочь.
Второе: я сейчас внешне закрепощена и душевно раскрепощена: ушла — Аля, и с нею относительная (последние два года — насильственная!) помощь, но зато и вся нестерпимость постоянного сопротивления и издевательства. После нее я — вот уже 10 дней — все еще выношу полные углы и узлы тайной грязи, всё,
Ушла «на волю», играть в какой-то «студии», живет попеременно то у одних, то у других, — кому повяжет, кому подметет (это для меня возмутительней всего, после
А я, Вера, нынче в первый раз
Но — нет Алиного сопротивления и осуждения, нет ее цинической лени, нет ее заломленных набекрень беретов и современных сентенций и тенденций, нет чужого, чтобы не сказать больше.
Нет современной парижской улицы — в доме.
Ушла внезапно. Утром я попросила сходить Муру за лекарством — был день моего чтения о Блоке и я еще ни разу не перечла рукописи — она сопротивлялась: — Да, да… И через 10 мин<ут> опять: — Да, да… Вижу — сидит штопает чулки, потом читает газету, просто —
Дальше — больше. Когда я ей сказала, что так измываться надо мной в день моего выступления — позор, — «Вы и так уж опозорены». — Что? — «Дальше некуда. Вы только послушайте, что о Вас говорят».
Но было —
Тогда С<ергей> Я<ковлевич>, взбешенный (НА МЕНЯ) сказал ей, чтобы она ни минуты больше не оставалась, и дал ей денег на расходы.
Несколько раз приходила за вещами. Книг не взяла — ни одной. — Дышу. — Этот уход — навсегда. Жить с ней уже не буду
Моя дочь — первый человек, который меня ПРЕЗИРАЛ. И, наверное — последний. Разве что —
— Вера! Через меня Оле будет большое наследство. Да, да, через меня, через «Дом у Старого Пимена».
Было — та*к. Летом я получила письмо от одного парижского адвоката, мне незнакомого, просившего о свидании. Пошла с моим вечным компаньоном и даже аккомпанементом — Муром.
— У меня для Вас радостная весть. Я знаю, что Вы очень нуждаетесь. Вы — наследница порядочного состояния.
— Я?? Но у меня же никого нет, — из тех, все же умерли. — Вы же внучка Д.И. Иловайского? Нет. — Но как же? (Объясняю.) — Значит, я плохо читал… Вот — жалость! Дело в том, что у Д<митрия> И<вановича> здесь остались бумаги, и на них заявила права одна дама в Ницце… (рассказ о
— Не только внучка, но дочь — Оля Иловайская, в Сербии, и еще правнучка — Инна, дочь его внука Андрея. Но и внучка есть — Валерия. Три женских поколения: Ольга — дочь, Валерия — внучка, и Инна — правнучка[979]. А я ни при чем.
И опять refrain «какая жалость»…
Человек оказался сердечный, расстались друзьями, — все горевал, что
Написала Асе — узнать адр<ес> Валерии и польских дедушки и бабушки этой самой «Инны» — Андрей был женат на польке[980]. Ответа не получила.
А на чтении о Блоке — опять он. — В чем же дело? Где же наследницы? А то — дама не унимается.
Нынче же сообщу ему адрес Оли. Не удивитесь, что тогда же не известила ее: мне важно было сперва снестись с теми, в России, хотя бы из-за трудности этого, — я знала, что Олю-то легко найти, мне хотелось — всех сразу.
Но Оля, во всяком случае, получит — и, как дочь — бо*льшую часть. А авантюристка — ничего. (П<отому> ч<то> мы обе —
Вот — мой секрет.
А тайна — от сглазу, просто — от глазу, не надо — до поры. Вот, когда — получит, или сама — объявит…
Но все-таки, Вера, здо*рово — через «Старого Пимена». Сослужил — святой.
И мне простите почерк. (Ваш — чудный! Не прощать, а — благодарить: ЛИЧНОСТЬ.)
Рада, что понравилось «Мать и Музыка». А сама мать — понравилась? Я ей обязана —
Пишете ли? Пишите, Вера! Времени
Сердечно желаю И<вану> А<лексеевичу> быстрого выздоровления, — какая обида! Обнимаю Вас и люблю. Спасибо за все.
А Вы —
Впервые —
10-35. А.Э. Берг
Милостивая государыня.
Хотите ли в воскресенье, 17-го февраля? (
Я очень счастлива, что имела от Вас известия, я уже думала, что Вы нас забыли. Вы могли о нас подумать то же самое, я знаю, — раз я не давала никаких признаков жизни, но — видите, какое отсутствие логики! — я знала, что это не так, в то время как не могла быть столь же уверенной в Вас.
Словом — все хорошо.
Я также могу Вам сообщить кое-какие новости — в общем — хорошие.
Маленькое предложение. Я нахожусь в крайней нужде и хотела бы реализовать книгу — сочинение — которую получила вторично, и вот — как. У меня есть друг в Чехословакии — одна старая очаровательная чешская дама[982], которая мне присылает каждое Рождество в подарок книги. И вот она прислала мне снова ту же книгу, о которой я мечтала и которую получила в прошлом году — сочинение поэта (я говорю поэт, хотя он пишет прозой) Олава Дууна —
По-немецки. Красивое издание. Два тома в переплете, совершенно новые, так как не раскрытые; я продаю оба за 50 фр<анков>, цена
Я бы Вам их
Может быть Вы купите эту книгу для Вашего мужа[985], — это будет
До свидания, — до воскресенья: Я приеду с Муром и с моим товаром. Если он Вам не подходит — просто о нем не говорите.
Я Вас обнимаю, а Мур передает привет Вашим дочкам[986], которым он в конце концов простит их «женственность» — чтобы не произнести безобразное слово: пол.
Мы поедем с поездом в 2 ч<часа> 30. Мы: Мур, все живые герои и
<
Я привезу стихи — на этот раз, русские. Прибавьте и это к грузу поезда.
Впервые —
11-35. А.Э. Берг
<
Увы с воскресеньем — и может быть надолго. У Мура грипп с воспалением ушей (среднее ухо) и большой жар. Бог знает, сколько это продлится.
Я Вас целую и детей также и скоро дам о себе знать.
Вагон в воскресенье уедет свободный
Мур заболел (рвота, сильный насморк) сразу после того, как я Вам отправила письмо, —
Впервые —
12-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна!
В этом письме
Во-первых — ушла — Аля[989].
Во-первых, у Мура и С<ергея> Я<ковлевича> грипп, у Мура — с воспалением среднего уха в обоих ушах, у С<ергея>Я<ковлевича> с ужасающим кашлем и сильным жаром. Оба лежат уже шестой день.
Во-первых — читала статью Бема в Мече. Хорошо. Всерьез — не только к автору и к поэме, но и к
Во-первых — огромное спасибо за освобождающее, окрыляющее письмо.
Во-первых — около двух недель не держала пера в руках: убирала и «умывала» — верней — отмывала квартиру после Али. Но еще одно во-первых: то, с чего началось:
2-го числа было мое чтение о Блоке, совместное с Ходасевичем[991]. Я — «Моя встреча с Блоком», он — «Блок и его мать». (Пишу себя первой п<отому> ч<то> читала первой). Да. До самого утра 2-го февраля не успела ни разу прочесть рукописи. И вот, утром — заболевает Мур. (Первая болезнь). Посылаю Алю за лекарством в аптеку. «Да, да» — «Иди скорей, а то надо принять натощак» — «Да, да». — Полчаса проходит. Захожу: сидит, штопает чулки. — «Аля, ведь надо в аптеку». — «Да, да». — «И еще вытрясти печку. (NB! их с Муром). Я — не успею, п<отому> ч<то> последний срок для рукописей». — «Да, да».
Словом, с 7 * ч<асов> до 10 ч<асов> не пошла. Штопала чулки, примеряла вязаные береты, причесывалась, — все это 2 * ч<аса>. Мур
Наконец, я — после 10-го или 20-го напоминания: — Ты — издеваешься. Сегодня мое чтение, ты не даешь мне работать. Мур — болен, ты
— По-моему, позор — с Вашей стороны, —
Вот уже 2 недели живет у знакомых в Медоне, очевидно всех «очаровывает». За болезнь была два раза — и оба раза за вещами (
Кончилось полным одобрением Али — С<ергеем> Я<ковлевичем> и его руганью — меня: — «Вы выжили, из дому! Вы — мачеха! Вы — мопассановский тип! Вы мещанка!»
— ОБЫЧНОЕ. —
Я
— Бог с ней! —
Постепенно перестирываю все залежи, — простынь, — снимала и прятала по узлам и углам, чтобы не стирать. Не стирала — месяцы. То же — наволочки и полотенца. Стирала только нарядное и показное. (Вижу, что опять о ней, — но я
После ее ухода я просто надела очки — и прозрела. Это было самое циническое издевательство над домом —
По-моему — это
Начала было — точно уже в ответ на Ваше письмо приводить в порядок все свои стихи после «После-России», — их много, но почти нет дописанных: не успевала. Но вот — уход Али (
Но — ничего: постараюсь. Это — нужно сделать, чтобы что-нибудь от этих
Сделаю.
Ибо никто из нас не знает —
П<авел> П<авлович> Гронский в восторге от статьи А<льфреда> Л<юдвиговича> о Белла-Донне. Передайте, пожалуйста. Прямо — сиял. Матери, после чтения, еще не видела. Она все хворает.
…Мне очень нравится о сложности, которая
Да и Пруст[994] —
Андреева переписала мне мое о Гронском на машинке, — только нужно вставить К (эта буква — выпала). Засяду, сделаю, пришлю.
Посл<едние> Нов<ости> вчера, 17-го, воскр<есенье>, напечатали мою Сказку матери, сократив и исказив
Расскажите Бему. Сделал это негласный редактор П<оследних> Нов<остей> — Демидов. М<ожет> б<ыть> Бем его знает.
Книжку Белла-Донна? Было бы — чудно. Но надо запросить отца — он собирается издавать книгу стихов, но, кажется, одних стихов — без поэм[995]. Запрошу его — в виде отдаленного
Кончаю и отсылаю не успев перечесть.
Благодарю. Обнимаю.
<
Кусок комнаты Н. Гронского.
Книжный шкафчик, — тут и мои книги стоят. Наверху — горная фляжка. Над шкафом — альпийский топорик. Справа, внизу — горные башмаки. Так мы сняли, по частям, всю комнату. Покажите Бему и в каком-нибудь письме — верните.
(Снято в первых числах декабря 1934 г.)[996]
Впервые —
13-36. А.Э. Берг
Милостивая государыня,
У меня теперь двое больных: Мур, и мой муж — самый больной из двух. Жар не хочет спадать, кашель сокрушительный, тот же грипп, но в более острой форме.
Если Вы не опасаетесь заразы (кто знает?), приходите в среду к 4 ч<асам>, я буду бесконечно рада Вас видеть.
Метро до Mairie d’Issy (конечная станция), подымайтесь по Av<enue>
Я Вас жду и обнимаю.
Спасибо за посылку — Ваши книги Вас ждут.
Впервые —
14-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна! Вчера тщетно прождала весь вечер А<ллу> Головину[998], к<отор>ая сама попросила придти ко мне вторично, чтобы прочитать свои стихи.
Мое впечатление?
Воспитана — неважно. Я, в ответ на ее запрос, просила ее придти в четверг, чтобы познакомить ее с отцом Н<иколая> Гронского (думала — о Вас), к<отор>ый должен был принести фотографии сына. Хотела, чтобы она рассказала, как понравилась поэма в Праге — он этим живет. Кое-что из этого упомянула в письме. Пришла в
Дальше: сама попросила придти еще в пятницу — почитать, вчера весь вечер жду, — нет. (В Париже молниеносная почта pneumatique, всегда можно предупредить).
Бему обо всем этом — ни слова: не надо — огорчать[1002]. Это я — только Вам.
Мой вывод: до чужой души мне всегда есть дело[1003], а до чужой литературы — никогда. Ко мне надо — с душой и за душой, все остальное — тщетно.
Приготовила ей для передачи Вам: на машинке мое — о Гронском (Посмертный подарок) и подарочек — Вам: Думаю — уже не придет Тогда — почтой.
А вот стихи Н<иколая> П<авловича> Гронского — мне — тогда — (1928 г.) — которых он мне никогда не показал:
Осанна = спасение
(Его пометка)
Отец сидел и читал письма (его — ко мне), я сидела и читала его скромную черную клеенчатую книжку со стихами. Отец часто смеялся — когда читал про кошку[1005] — нашу, оставленную ему, когда уезжали на* море и которую он от блох вымыл бензином — и что* потом было — и еще разное, бытовое. Отец его очень простой и веселый и широкий —
Хочу (как в воду прыгают!) дать ему и свои письма — к нему. Пусть знает ту, которую любил его сын — и то, как
Говорили об издании стихов. Всего будет 3 тома. I — поэмы, Спиноза (драматическое) и немного стихов. II т<ом> — то, что он называет Лирика. III т<ом> проза (к<отор>ую я совсем не знаю, только письма). А лучший том — когда-нибудь — будет наша переписка, — ПИСЬМА ТОГО ЛЕТА.
Самое
Напр<имер> — рядом с этим, т. е.
С<ергей> Я<ковлевич> все болеет, — грипп не кончается. Мур нынче в первый раз вышел. Аля «заходит». Нынче стирала и даже не выжала своего белья: ушла, бросив на умывальнике. Увидев у меня на голове красный платок (от пыли) — «Это —
Дом немножко налажен. Выношу
Почти не пишу. Работа, работа, работа. Дом невероятно запущен. (Кв<артира> темная, с большими коридором и полками, туда-то всё и пихала, зная, я не вижу). Выкрала у меня детский Мурин альбом и выдрала лист. Другие фотографии (оттуда же) нашла в ящике с грязным бельем. По-моему, это —
Кончаю, надо готовить ужин. Пишу
Обнимаю Вас и жду письма.
Головина целиком занята собой: литературой и носом. А я ни тем ни другим никогда не была занята. Отсюда — разминовение.
Впервые —
15-35. Ю.П. Иваску
Милый Юрий Иваск,
Пишу вам наспех — это письмо совсем не
Пишу Вам среди рукописи — даже-
Наспех ответ:
Н<иколай> П<авлович> трагически
Вы первый сказали «сын Цветаевой». Первый — осознали. Спасибо. Георгий (материнская транскрипция)[1015] — Мур — родился 1-го февраля 1925 г., в воскресенье, в полдень — в чешской избе — в метель — в синем пламени загоревшегося спирта.
В меня: квадратом плеч, крупной головой, упорством,
Обрываю. Пишите.
Впервые —
16-35. А.Э. Берг
Милостивая государыня,
Я буду очень рада Вас снова повидать.
Я была глубоко, высоко удивлена, узнав, что я по отношению к Вам
Но
Но я тоже умела брать, и, быть может, беря давала. Как Вы.
До свидания в среду и большое спасибо. Мур еще ничего не знает, иначе он снова
Обнимаю Вас.
Итак, в среду, поезд в 2 ч<аса> 30.
Вопрос Вашего поселения меня живо интересует[1017]. Или Вы будете его искать в другой стране, под другими небесами и деревьями? В Вашем письме как бы дуновение отъезда.
Впервые —
17-35. Ю.П. Иваску
Читая Ваше последнее письмо, я с третьей строки вслух сказала: — Умник! (Мур: — Кто? Я? — Нет, он, — Кто? — Иваск. — Что*-о-о?) — и еще раз: — Умник! — и еще, и еще. Ваше письмо читалось под вслуховой припев — «Нарцисс» Вы или нет (какая пошлость! 1) брать нарцисс — цветок — и миф — и кавычки, подразумевая им нечто недоброкачественное, развоплощать его — та*к. Ваша, пока, по мне, единственная погрешность — безвкусия <, в> котором всегда винили
— Во всех Ваших писаниях — ко мне и, вообще, мне известных — если хотите — сознание своей силы, знание себе цены, радость своему уму, но самолюбования (влюбленности) во всей русско-интеллигентской земск<ой> и врачебной осуждающей невылазной
А не знать себе цены, зная цену всему остальному (особенно — высокому!), из всего ценного не знать цены именно себе — это какая-то местная слепость или корыстнейшее лицемерие.
«Я — последний из последних» есть предательство и чернейшая неблагодарность. (Не понимаю Серафима Саровского[1020] и вообще ни одного смиренного святого. Понимаю А<постола> Павла[1021], — Il faut ob*ir * Dieu plut*t qu’aux hommes[1022],) Если красавица невинно уверяет Вас, что она
Ум (дар) не есть личная принадлежность, не есть взятое на откуп, не есть
Нельзя не знать своей силы. Можно только не знать ее пределов. Нельзя их знать.
Внешняя скромность — только воспитанность. Именно потому, что я Рокфеллер[1023], мне у тебя в гостях всё нравится. Но не подавай мне жареной подошвы, п<отому> ч<то> я — тоже человек.
Вся наша жизнь — сплошное снисхождение (человека в нас, а может быть — божества) к малым сим. Но как иногда от сих
Итак,
2) Миф о юноше, отчаявшемся когда-либо встретить
Милый друг, я ведь сама, в они дни, выла (о, не громко! в стихах и внутри) от того, что я — я,
Об этом — с иного краю — Вы говорите, говоря о
О Н<иколае> П<авловиче> Гронском. Вы правы, Гронский был
…Я читала его тетрадку, которая выйдет книгой, первой книгой (всех будет — три). И выйдет — в Ваших краях. Кажется, в нашем бывшем Юрьеве[1031].
(Отец сидел и читал его письма ко мне, а я его тетрадку — тоже ко мне.) Там
Марине Цветаевой
Ясно, явно, что он, написав
Уцелела
Я написала о Белла-Донне короткий исчерпывающий отзыв (ПОСМЕРТНЫЙ ПОДАРОК)[1036], который до сих пор — три месяца! — валяется в Послед<них> Новостях. О
Сказка матери —
От меня, после 2-летнего невыносимого сосуществования, ушла дочь — головы не обернув — жить и быть как все[1040]. Та самая Аля. Да.
От черной работы и моего гнета. У меня — само-вес, помимовольный. Не гнету я только таких как я. А она — обратная. Круглая, без ни одного угла. Мне обратная —
<
Письмо не кончаю, а обрываю[1041]. Если быстро отзоветесь — напишу еще. Сколько подчеркнутых мест! Я
Впервые —
17а-35. Ю.П. Иваску
<
<…> Что пишу? Ничего. Зарабатываю переводами бездарных революционных <
Оплачивают — 12 строк из 40 — равно 25 франкам. Переводя песни, я работала
Топлю, вытрясаю
У меня позорно-черная жизнь, которой Вы
Жизнь — как последний год в Советской России. Там тогда были — друзья. И мои стихи были нужны. Здесь — никому. Здесь я не числюсь.
Мое
Но у других природа — фон. У меня она сама — действующее лицо.
Н<иколай> П<авлович> Г<ронский> — литовского происхождения. Шляхтич[1044]. Невероятная самостоятельность (из-за нее и разошлись)[1045]. Из него
Божнев? Андреев?
А сила силе
Почему не еду? Не хочу и не могу еще раз ломать жизни — мне вообще не хочется жить. Мне бы хотелось: большой пустой комнаты, одинокого чистого стола — и свободы двух локтей. Надоело бороться за жизнь, которую я вообще не люблю (процесс). Я бы хотела, чтобы кто-то взял бы меня на откуп как Сибирь[1048].
О другом. В моем Посмертном подарке о Гронском — 600 печатных строк Последних Новостей. Сделайте доброе дело, возьмите вещь в Новь[1049], — даром даю и больше в Вашем журнале просить не буду. Мне это нужно для него. А то — вещь появится на сербском и на чешском[1050], а на русском —
Сделайте это.
Жду ответа.
Но —
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3. ед. хр. 26а. л. 10–13, 16).
18-35. Ю.П. Иваску
<
Приезжайте в П<ариж>. Расскажу[1052]. То, чего никогда не прочтете — даже в моей рукописи о нем, живом, даже в нашей переписке, где он считался с детской ревностью моей дочери, а я — не хотела быть ему слишком
Я бы Вам не рассказала, я бы Вам показала его.
«Трагических обстоятельств» не было. Он был счастлив. Его все любили. Он готовил свою книгу и ни в кого не был влюблен. Он только что был у матери, только что посадил ее на автобус (Мама! осторожней!) и вез своему старому морскому другу — в Медон — чужой морской бинокль. Мы с Г<ронским> под поезд с чужими Цейесами[1053]
Впервые —
19/20-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Г<оловина> мне, с того письма, еще
От себя добавлю, что даже если она больна — так
Не везет моему Гронскому. Вот мое письмо к литературному хозяину Посл<едних> Нов<остей>, некоему Игорю Платоновичу Демидову, ничем не соответствующему благородному звучанию своего имени (NB! вдобавок — потомок Петра, по боковой линии[1056] — из себя — огромный скелет с губами упыря).
— Многоуважаемый И<горь> П<латонович>.
Прошу считать мою рукопись о поэме Н. Гронского «Белла-Донна» —
Вслушайтесь и вдумайтесь.
1) Н<иколай> П<авлович> Гронский единственный сын их соредактора П<авла> П<авловича> Гронского.
2)
3) П<авел> П<авлович> Гронский каждые 5 дней в течение Зх месяцев запрашивал Демидова о судьбе рукописи — («Пойдет, пойдет»), (Варианты: — Когда-нибудь пустим).
4) Они
5) И, что* громче всего — отец потерял единственного сына,
Письмо залежалось. Нынче уже 22-ое. Вчера как раз был день его смерти — 4 месяца. И — одна из сопутствующих странностей. Единственный человек, которого я люблю и с которым я вижусь — А<нна> И<льинична> Андреева. Она живет в Boulogn’e, другом за*городе, очень далеко и вижусь редко. Наконец — собралась. Мы должны были вместе идти на фильм «La Bataille»[1057]. Прихожу — она больна, никак не может. Сижу до 9 ч<асов> 40 мин<ут>, решаю пораньше вернуться домой, сажусь в метро, читаю Андерсена: «Nur ein Spilmann»[1058] (чу-удная книга!) и впервые подымаю глаза от книги на надпись: Pasteur. Выхожу как по команде (метро стоит 3–4 секунды) и иду к его матери, Вы уже поняли — матери Н<иколая> П<авловича>, Pasteur — станция его гибели, а она
Уже 10 ч<асов> 30 мин<ут>, вижу — ее окно освещено (она живет в общежитии бедных художников, с другим мужем[1059] — к<оторо>го никогда нет), вхожу. Она — и барышня. Ее ученица, евреечка из богатой семьи, к<отор>ая себя считала невестой Н<иколая> П<авловича>. (
Первое слово Нины Николаевны — о сыне. — «Вот Николай всегда говорил»… и т. д. Говорим — она и я: обо всем (о нем, конечно) — о его будущей книге, о моей злосчастной рукописи, она показывает его фотографии, — детские и последние, говорим полтора часа, и полтора часа девушка молчит — ни звука. (Она у Н<ины> Н<иколаевны> учится скульптуре — из любви
Вдруг голос: — Марина Ивановна!
Оказывается — второй муж Н<ины> Н<иколаевны>, — шофер — едет домой с работы. — Давайте, подвезу!
Садимся. Я — ей: — А что* Н<иколай> П<авлович> говорил обо мне?
Она, нервно: — Я сейчас не помню (Молчу)… — Он тогда много говорил о Вас. Когда-нибудь расскажу.
Четыре месяца молчала. Видела меня на похоронах, слышала мое слово над могилой, нет — еще
Как беззащитны умершие! Как рукопись! Каждый может
А Головина — уехала, даже не отозвавшись на мое последнее приглашение, — днем, когда
У меня для Вас: 1) Посмертный подарок (о Н<иколае> П<авловиче>, для перевода — если не раздумали), 2) оттиск «Мать и Музыка»[1060] — Вам в собственность. Был еще прелестный платок, который собиралась послать с Головиной, но теперь даже рада: если бы не забыла в метро, заваляла бы у себя дома. Она — всяческая
Але С<ергей> Я<ковлевич> снял комнату в городе, но живет она в Медоне, у знакомых, п<отому> ч<то> «приятные, веселые, много народу».
Сколько я бы отдала за такую комнату — на 7-ом эт<аже>, почти пустую, — стол, локти, я.
Иногда заходит, — нарядная, веселая, в новом голубом платье, — щебечет…
Бывает редко, сидит недолго, даже не сидит, перебирает вещи, бродит.
— Вот и все. —
Решила свою рукопись о Гронском — расширенную и углубленную — читать на отдельном вечере его памяти. М<ожет> б<ыть> (сомневаюсь) возьмут «Совр<еменные> Записки» — для через следующей книги. Либо — в сербский «Русский Архив»[1061]. Жаль, что не пойдет по-русски.
Жду обещанного на красном листочке письма. М<ожет> б<ыть> — завтра?
Обнимаю.
«Посм<ертный> подарок» и оттиск «Мать и Музыка» постараюсь выслать завтра. В крайнем случае — в понедельник, ибо надо еще проверить опечатки.
<
— Самое главное:
Впервые —
21-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Отлично сознаю свою вину перед Вами, о которой Вы имели деликатность и не упомянуть: не отозвалась ни на книгу С<овременных> 3<аписок>, ни на оттиски[1062] (а м<ожет> б<ыть> и на гонорар??)
Сейчас объясню: сначала спешно писала статью о молодом Гронском, чтобы
Еще — писала стихи его памяти[1066]. Посылаю три. Всего 52 строки.
Еще — уже подневольное! — переводила бездарные немецкие революционные песни для какого-то хора[1067]. Но пока не заплатили.
Еще — Аля отделилась, живет самостоятельно, и весь дом на мне, окончательно.
И наверное —
— Может быть Вы возьмете статью о Гронском — для через следующей книги?? (Далеко загадано!) Приходите на чтение, когда — извещу[1068]. Статья не только о Гронском, о судьбе поэта, корнях поэзии, поэтических жизнях и смертях… О страсти к
Отзовитесь на стихи! Мне очень важно — для отца и матери. Отец сейчас издает в Ревеле I том его стихов[1069], мать по
П<авел> П<авлович> Гронский каждые 5 дней (3 * месяца!) напоминает Демидову о статье. — «Да, да, как-нибудь пустим!» А сам вел его за гробом.
Итак, жду отзыва.
И еще раз прошу простить за немоту.
Всего лучшего. Спасибо за все.
Стихи пошлю в понедельник, — сейчас не успею переписать, а хочется поскорее снять с себя зуд неотвечания. Получите во вторник. Наверное.
Впервые —
22-35. В.В. Рудневу
— А обещала — во вторник! И даже — в понедельник. Но были хлопоты по съемке зала и с теми переводами для хора.
О стихах. Если <
Чтение мое о Н<иколае> П<авловиче> Гронском будет в Salle G*ographie, 11-го апреля, в через следующий четверг. — Будет в газетах[1071]. — Очень хотелось бы, чтобы Вы пришли
Пока до свидания, всего доброго, жду весточки.
«Белла-Донна» Гронского — настоящее событие в поэзии, это поняли уже и Бем (руководитель пражского «Скита поэтов») написавший о ней большую статью в «Мече», а сейчас пишет в ревельской «Нови»[1072] — Ю<рий> Иваск, выдающийся филолог и один из лучших знатоков поэзии.
Впервые —
23-35. А.А. Полякову
Дорогой Александр Абрамович,
Не в службу, а в дружбу.
Умоляю поместить прилагаемое оповещение о моем чтении памяти Н<иколая> П<авловича> Гронского в
П<авла> П<авловича> Гронского не прошу, потому что он из деликатности (здесь — странной) поместит сына на последнем месте, а я хочу, чтобы многие прочли и пришли, потому что юноша этого — заслуживал, и п<отому> ч<то> у меня нет возможности общаться с русским читателем иначе, как устно. (Статья эта пойдет и по-сербски, и по-чешски.)[1075]
Буду очень рада, если придете.
Сердечный привет и, заранее, благодарность.
Пока Демидов жив — я навряд ли буду у вас печататься, а такие люди иногда до-олго живут. Пока что, он меня — выжил.
Да! Предупреждаю, что буду беспокоить Вас этой же просьбой еще дважды, а м<ожет> б<ыть> и трижды (не считая этого воскресенья — в четверг, в то воскресенье и в день чтения: четверг), с небольшими вариантами.
Предупреждаю — чтобы не раздражались каждый раз заново.
Впервые —
24-35. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Если у Вас случайно сохранилось мое последнее письмо, там есть зачеркнутое слово. Оно: —
Продолжение:…Вас огорчат или смутят (за читателей) «попы», можете упразднить всё четверостишие.
Потом я подумала: — Зачем наводить на мысль? — и зачеркнула.
А все-таки вышло — «по-мо*ему».
Итак, упраздняйте всё четверостишие[1076], — мне, лично, жаль — из-за последней строки, но именно она была бы тяжела — для родителей (ЧЕРВЬ — СЛИШКОМ ЧЕРВЬ!)
Обойдемся без червя.
Пока до свидания — надеюсь, 11-го.
Сердечный привет
Впервые —
25-35. Богенгардтам
<5 апреля 1935 г>[1077]
Милые Богенгардты!
Будем — мы с Муром наверное (час<ам> к 12-ти), Аля — наверное нет, С<ережа> — может быть, но не надолго.
Обнимаю всех и радуюсь встрече.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
26-35. А.Э. Берг
Милостивая государыня,
В этот четверг, 11 апреля, я читаю лекцию о поэзии Николая Гронского — и более обще, о судьбе поэта.
184, бульвар Сен-Жермен — Зал Географии
Четверг, 11 апреля, 8 ч<асов> * вечера
— ПОЭТ-АЛЬПИНИСТ —
Если можете — приходите.
Я Вас обнимаю и буду очень рада Вас снова увидеть.
Впервые —
27-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
— Простите, забыла отчество, но — хотите? пусть так и останется: без отчеств: у нас
— А я ведь Вам совсем недавно писала — числа 8-го, 9-го, звала Вас на свое чтение «Поэт-альпинист» (11-го) — если не ошибаюсь даже вложила билет и
Итак, очень счастлива, что опять сошлись.
Если хотите видеть и даже приютить нас с Муром на несколько дней (вдвойне соблазнена: дружбой и лесом: это —
Увести куда-нибудь на волю Мура на эти дни была моя большая и несбыточная мечта. Но, боюсь, очень дорога* дорога, видела в путеводителе, что 69 кил<ометров>, а мы только что, с большим трудом, уплатили терм и очень обнищали. Не забудьте — цену билетов!
Да! Сможет ли Мур спать днем? Это очень важно, т. е. будет ли у нас с ним отдельная непроходная комната? Простите за бесцеремонность вопроса, но для него дневной сон — очень важен, он очень малокровен, это мне говорят все доктора.
Будете отвечать — положите мое письмо перед собою.
Целую и жду скорого ответа.
Любящая Вас и радующаяся Вам
Захвачу Поэта-альпиниста и м<ожет> б<ыть>еще что-нибудь (И последняя наглость) будет ли у меня кофе «* volont*»[1079]??? Целый
Я еще
<
А адрес, как эхо:
Vaumoise[1080]
(эхо): — Oise…
(И получились — стихи:
А адрес, как эхо:
— Vaumoise. (Эхо): Oise…
ТАК СТИХИ И ПИШУТСЯ.
М<ожет> б<ыть> так сделаем, если дорога* дорога, к Вам —
Впервые —
28-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
(Как хорошо, что вы мне не сообщили отчества, которого я, очевидно, так никогда и не узнаю, — разве что Гартманы[1081] воскреснут, в чем — сомневаюсь.)
Итак — телеграммы нет, стало быть — все в порядке (в
Хотите — следующее (единственно — возможное): мы приезжаем 30-го, на третий день русской Пасхи, т. е. в первый Мурин учебный день, который он пропустит + еще два. Ибо посреди учения, уже начав, — пропустить три дня — он первый не захочет. А так выйдет — законное продление русских праздников.
А я даже рада, что так случилось: 1) люблю ждать (хорошего), 2) успею убрать дом, все перестирать, и т. д. 3) подарю Муру лишних три свободных дня, 4) исправится погода (
Теперь, кажется, всё.
Итак, жду ответа.
Во вторник, 30-го апреля, третий день русской Пасхи. Предполагаю —
Итак: 1) подходит ли Вам 30-ое? 2) Касса и платформа. 3) Нужно ли везти творог и в каком количестве? 4) Сумеем ли мы с Вами, общими силами, сшить Муру рубашку с длинными рукавами, т. е.
Сладкое очень люблю, а Мур — еще больше. Вы — en veine de[1085] кондитерства, а Мур — как раз en veine de потребления, но как раз ничего нет, так что он будет копить — жадность и привезет Вам целый
Обнимаю. Сердечный привет детям.
<
Я люблю поезд, п<отому> ч<то> он
Впервые —
29-35. А.А. Тесковой
Христос Воскресе, дорогая Анна Антоновна!
Ничего о Вас не знаю, кроме записочки о переезде — туда же. (Так оставаться — значит переезжать. Так, старое все же оказалось лучшим. Вам (нам!) не новая квартира нужна, а старая жизнь: террасы, деревья, тишина, — просто парк Кинского[1086]. Видели ли Вы, кстати, изумительный фильм, один из лучших за мою жизнь — Symphonie inachev*e («Leise flehen meine Lieder»[1087]) — с
Должно быть Вы, как я, любите только свое детство: то, что было тогда. Ничего, пришедшего после, я не полюбила. Та*к, моя «техника» кончается часами и поездами. (NB! Со светящимся циферблатом, очень удобных, но еще более — страшных, не выношу. На автомобили, самые «аэродинамичные», смотрю с отвращением и т. д.). Даже — такая деталь: почему-то у меня
И жажда деревьев в окне — оттуда, где в каждое окно входил весь зеленый двор, — огромный как луг, настоящий
Как бы я написала свое детство (до-семилетие) если бы мне —
Был мой вечер Гронского[1090]. Я за два дня лишилась голоса (глубокая горловая простуда), но отменить уже нельзя было — зал был снят за 2 недели, даны объявления и т. д. И вот,
Но знаете, жуткая вещь: все его последующие веши — несравненно слабее, есть даже совсем подражательные. Чем дальше (по времени от меня) — тем хуже. И этого родители не понимают. (Они, вообще, не понимают стихов.) Приносят мне какие-то ложно-«поэтические» вещи и восхищаются. И я тоже — поскольку мне удается
— Теперь Вы знаете героя Белла-Донны — спасшегося, чтобы затем погибнуть. Напишите — таким ли Вы его видели по стихам. Эту же карточку родители получат в величину с этот лист, и еще другую, где он у одного из трех озер Белла-Донны. Пасхальный подарок.
Мать сейчас лепит его большое лицо, а маску не сняла из-за того, что на лице были
— Жду большого письма обо всем.
Все никак не соберусь выслать «Посмертный подарок», — сколько мелких дел! Но это Вы знаете…
Обнимаю.
Покажите карточку Бему.
<
— Вы: душа. У Вас и
Впервые —
30-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
Как я обрадовалась виду Вашего почерка на конверте, — аккуратного, институтского, первоученического. Эти почерка похожи на
…Думаю о Вашем горе[1096], о силе его и думаю, что так же Вы бы горевали о каждой и каждом, данном Вам на* руки — умирать. Есть вещи пуще, чем родство: родство — человеческое. Так Царица никогда не могла забыть
Я всю эту зиму провела в чужом горе. 21-го ноября погиб на метро юноша, — Н<иколай> П<авлович> Гронский, сын одного из постоянных сотрудников Посл<едних> Новостей. Мы с ним дружили, и даже жили вместе, в 1928 г. — 1929 г., в Bellevue, — мы въехали в их квартиру, а они переехали рядом. Потом он у меня постоянно бывал в Медоне, мы с ним целый год прошагали по лесам. Он тогда безумно любил меня и мои стихи. Потом мы разошлись. И вдруг 21 ноября — читаю…[1098]
А 9-го декабря, также неожиданно — в тех же «Новостях» — поэма «Белла-Донна» (савойская Jungfrau[1099]), в которой непрерывно, ежестрочно, до улыбки — узнаю себя: свою хватку. И, самое изумительное, — не «
…Вижусь с отцом и матерью. Единственный сын, обожаемый. (Есть дочь, но она — замужем и
— Осенью, постепенно, а в феврале — окончательно ушла из дому моя дочь — не к кому-нибудь, а
— А наше море? Или уже уплыло? Ответьте непременно, ибо начинаю думать о своем с Муром (на море не была с лета 1928 г., итого 7 лет)[1102]. Если уедем, то после 1-го июля. Думайте и отвечайте. Из Парижа есть билеты aller et retour[1103] 250 фр<анков>, на два месяца, т. е. почти вдвое дешевле. (Думаю о Средиземном море.) Я еще ничего не знаю, но надеюсь. Комнаты — недорого, кажется от 150 фр<анков> т. е. то же, что в Париже и окрестностях, без всякого моря.
Обнимаю Вас и жду скорой весточки
<
Как Ваши дети? Как бы Вы сделали летом? С собой? Или — одна? Напишите обо всем. И поскорее, чтобы мне знать
Впервые —
31-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера.
Хотите — в среду, т. е. послезавтра, 1-го мая, — только не к завтраку, а к обеду? Могли бы быть у Вас начиная с шести. А то, в четверг мы едем с Муром в другой за*город, с утра, а до воскресенья — далёко.
Если среда (6 ч<асов>, 6 * ч<асов>) подходит — не отвечайте.
Целую Вас, сердечный привет Вашим.
Люблю не четверги и воскресенья, а среды и субботы: кануны (свободы, которой нет).
Впервые —
32-35. А.Э. Берг
Милая Ариадна,
Ждали мы ждали с Муром какого-нибудь ответа и — ни слова, а завтра начинается его школа.
Может быть мое письмо пропало, где я предлагала приехать в понедельник, 29-го? (сегодня). Большое письмо.
А может быть Ваш ответ, — тот или иной? (пропал.)
Очень странно, что ни звука.
— Так или иначе, — Христос Воскресе!
Впервые —
33-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
— Отлично. —
Будем в субботу к 6 ч<асам>.
Целую.
Впервые —
34-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Я слышу — что-то дают писателям с Пушкинского вечера[1104], или — будут давать — (а писатели, как шакалы, бродят вокруг и нюхают…)
Я нынче написала Зеелеру[1105] и ему же подала прошение, но, м<ожет> б<ыть> —
Мне до зарезу нужны деньги — платить за Мура в школу (2 месяца, итого 160 фр<анков> + неизбежные «fournitures»[1106], — в общем 200 фр<анков>).
— Почему он не в коммунальной? — П<отому> ч<то> мой отец на свой счет посылал студентов за границу, и за стольких гимназистов платил и, умирая, оставил из своих кровных денег 20.000 руб<лей> на школу в его родном селе Талицах Шуйского уезда — и я
Только всего этого, милая Вера, «дамам» не говорите, просто напомните, чтобы меня, при дележе, не забыли, и внушите, чтобы дали возможно больше.
В очередных «Совр<еменных> 3<аписках>» будут только мои стихи[1107], а это — франков сорок, да и то — когда??
Простите за просьбу, целую, спасибо за Мура, который в восторге от того мальчика, говорит: — умный и хорошо дерется.
Черкните, есть ли надежда на получку, чтобы мне знать, можно ли мне обнадежить директора.
Расскажу, при встрече, очень смешную вещь про Мура в школе.
— Когда увидимся?
Впервые —
35-35. В.Ф. Зеелеру
<7 мая 1935 г.>[1108]
Дорогой Владимир Феофилович!
Очень прошу уделить мне что-нибудь с Пушкинского вечера. Прилагаю прошение. И конверт с адресом и маркой — не обижайтесь!!то я, зная Вашу занятость, для простоты и быстроты — с большой просьбой черкнуть ровно два слова: есть ли надежда на получку и
Сердечный привет!
Впервые —
36-35. В союз русских писателей и журналистов
В Союз Писателей и Журналистов
Марины Ивановны Цветаевой
Прошение
Покорнейше прошу Союз Писателей уделить мне, что можно, с Пушкинского вечера.
Впервые —
37-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна!
Вы, конечно, уже слышали о безумии Бальмонта[1109]. О нем (и норме) можно сказать как S*gur[1110] о Наполеоне в России: Sa mesure *tait grand mais il l'а d*pass*e quand-m*me[1111].
Вечер будет непременно, он
Обнаружились Гартманы. Были в Ницце, сейчас в Лондоне адреса не дают, просят писать на Courbevoie, а я совершенно забыла: 1) Courbevoie ли? 2) если Courbevoie — № и улицу, 3) ее имя-отчество. Очень прошу, сейчас же сообщить все три пункта. Про возвращение не пишут и хочется поскорее отозваться.
Если собираетесь в Париж, очень прошу известить намного заранее, — я ведь абсолютно связана Муром: его школой и, вообще, им.
До свидания! Жду весточки. Целую.
МЦ.
Горячо сочувствую зубным бедам — и победам Вашей младшей.
Свирепая вещь — природа!
<
Говорю о
Не теряю надежды на — когда-нибудь — поездку к Вам.
Но когда??
Впервые —
38-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
Деловое, Если Вы серьезно решили ехать, напишите мне тотчас же: 1) во Францию — вообще или — на* море 2) так или иначе, на сколько времени на*-море 3) сколько у Вас на месяц жизни на*-море.
Я написала одной незнакомой даме[1115], у которой в Фавьере, деревеньке на Средиземном море — (хотя странно: «деревенька», —
Мне Ваш ответ нужен срочно, ибо все дешевые помещения и устройства разбираются уже сейчас, через две недели ничего не будет.
Могли бы, конечно, если на месяц (на меньше навряд ли сдадут,
На*-море (океане) в последний раз была в 1928 г. — итого 7 лет назад, а на Средиземном — но это уже доистория — весной 1912 г., только что выйдя замуж, — в Сицилии, итого — 23 года назад![1117]
Да, м<ожет> б<ыть> даме придется сразу дать деньги, на снятие, п<отому> ч<то> без денег никто не поверит. Имейте и это в виду и при первом моем извещении действуйте
Где, в точности, Фавьер (Favi*res) — не знаю[1118], кажется — против крохотных Iles d’Hy*res. Но достоверно знаю, что:
Будете отвечать — положите письмо перед собою: ни один мой вопрос не зря.
А девочка похожа на козочку. — Старинное лицо, не только косами, но овалом. Ужаснулась многочисленности чужой семьи: вот меня бы посадить на такую карточку! Как страшно, что такая старая свекровь[1121]. Старость, ведь это власть. Всякая чужая старуха — свекровь и страшный суд У мужа очень польское лицо, кошачье. (Не обидьтесь!) А он — добрый?
Если собираетесь «осматривать» Францию, да еще ничего не пропуская — конечно, не отдохнете. Я после часа выставки — опустошена. Для меня самое мучительное — насильно, т. е. нарочно — глядеть. Это у меня — с до-семи лет, с младенчества. Я хочу с вещью (городом, собором,
Словом, отвечайте и по существу и применительно и возможно точнее — и скорее.
Я на-днях буду видеться с дамой, послала ей для верности конверт с адресом и маркой.
Спасибо за рябину (зарю: для меня она —
— Эти стихи могли бы быть моими
А вот мой 1916 года:
<
Я родилась 26-го сентября 1892 г., в
…Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная
На одно крыло — серебряная,
На другое — золотая…[1125]
А Мур родился в воскресенье, ровно в полдень 1-ro февраля 1925 г… звонил колокол.
Обнимаю и жду скорой вести.
Впервые —
39-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Вот — корректура[1126], кроме Ваших — поправок нет, только бы не забыли вставить в последнем четверостишии строку!
А письмо Вами пересланное — письмо сумасшедшего математика, всё в алгебре и геометрии, которых я не знаю. Но что сумасшедший — знаю, уже хотя бы потому, что идет со своей «новой математикой» — ко мне, явно не знающей и старой.
— Все-таки неприятно: старый человек и старался: 12 стр<аниц> мельчайшего почерка[1127].
А моего
— Звал меня в кафе — знаем мы эти кафе! — я, упорно: нет, злостно ломал мне руку, я — ничего, и в конце концов трижды меня проклял по французски: — «Je te maudis, je te maudis, je te maudis»[1130].
Кончится S<ain>te Anne[1131] — вне всякого сомнения, удивляюсь, что еще на свободе.
— Ну*, вот. —
Не нужно ли прозы для следующего №, хотя бы — предположительно. У меня есть: «Встреча с Блоком», которой Вы, кажется, не слышали (читала совместно с Х<одасеви>чем)[1132]. И есть о Гронском «Поэт-альпинист» — которую бы
До свидания ! Спасибо за хорошую корректуру
P.S. Встреча с Б<локом> совершенно невинная, без всяких незаконных детей и законных жен, — история моих стихов к нему.
Впервые —
40-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
Le sort en est jete![1133] Сняла мансарду за 600 фр<анков> в лето и уже дала 200 фр<анков>. — На полной свободе: можно готовить и, даже, некрупное — стирать[1134].
Всё остальное было дороже и хуже, т. е. «лучше» — с 10 % за обязательную хозяйскую уборку, т. е. проверку, — с запретом готовить, т. е. «хорошей обстановкой», и даже, в одном месте «без мальчика» (о-го-го!)
Теперь — о Вас и для Вас. Комнаты (без пансиона) сдаются только на сезон (3 месяца) — и они совершенно правы. Значит — остается пансион. Их — несколько. Я говорила с владелицей одного из них, Г<оспо>жой Богдановой: 20 фр<анков> в день с комнатой[1135]. По франц<узским> ценам, особенно морским — дешевка. Утром кофе — сколько угодно с чем угодно (NB! масло и мед), обед — много всего, фрукты и чай (NB! по-русски — много, т. е. на двоих!), ужин — легче, но тоже достаточный. В 4 ч<аса> — ничего, но это — везде. Мясо, в обед, — «жарко*е», на ужин — аранжировка (котлеты, зразы и т. п.) Решайте скорее и, если решите (решитесь), тотчас же пишите Г<оспо>же Богдановой по следующему адр<есу>:
<
и высылайте задаток — не менее 100 фр<анков>. Необходимо написать,
Мы с Муром (тьфу, тьфу!) очевидно тронемся 21-го июня, с первым train de vacances[1136] — льготным. Так что увидимся уже —
Целую Вас и жду молниеносного ответа и решения.
Ж<елезная>д<орога> — Paris — Lyon — M*diterann*e[1139].
Маршрут: Тулон (рифма: Наполеон), а последняя ж<елезно-> д<орожная> станция — Levandou, или -doux, или Lavandou (от lavande, а лучше всего: Lavandoux (doux[1140] п<отому> ч<то> — lavande), но, кажется, всё-таки:
Сосны, песчаный пляж, другой — каменистый, горы — крымские, курчавые (1200 метров), лаванда. Москитов — нет.
Везти: купальный костюм, побольше полотняной обуви (может купить здесь, есть чудная, цветная, непроноская: 6 фр<анков>), голые платья (спина!), рекомендуют
Наташа, хотите меня осчастливить? Пришлите мне 50 фр<анков> на настоящий шведский примус, несокрушимый, который буду жечь, беречь и любить — всю жизнь[1142]. (До сих пор горюю о 13 лет назад оставленном таком в России, — забыть не могу:
Это будет главное действующее лицо моей фавьерской жизни, — главнее моря. В прошлом году у меня был чужой, я его починила, но пришлось вернуть. Так привязалась к нему, что насилу отдала. Обещаю Вам написать про него стихи и, даже, поэму. (Есть у Чуковского, но 1) я не читала 2) детское, — а мой
ПРИМУС
не повторяя слова вторично.
Жду скороспешных вестей. И таких же
Самое важное — мне — знать Ваши точные планы. Торопитесь: места в пансионе разбираются загодя, т. е.
Жду.
<
У Вашего Пильсудского орлиное лицо[1144]. Нельзя было ждать иных последних слов — чем те, к<отор>ые, м<ожет> б<ыть>, — выдуманы. …Сейчас думаю: поэт не бесстрастен, а все-страстен, — даже против себя. Отлично могу понять ненависть к России — по*ляков[1145]. Но сама не умею ненавидеть — страну. И даже — человека. Только — особь. Но зато — страстно.
Впервые —
41-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Обращаюсь к Вам с большой заблаговременной просьбой: не могли бы Вы добыть мне в Современных>3<аписках> 300 фр<анков> авансу к 15-му — 20-му июня? Под какую-нибудь очередную прозу. Твердо решила этим летом увезти Мура на море, нашла дешевое помещение в Фавьере и уже часть платы — внесла. Но необходимо достать на 2 билета aller-et-retour[1146] в льготном поезде, т. е. 430 фр<анков>, которые нужно внести сразу. Касса на поезд, отходящий 2[8] июня, открывается 21-го, поэтому и пишу о 15-том. (Сколько цифр!)
Все дело в дороге, ибо стоимость помещения в Фавьере (Средиземное) только на 25 фр<анков> в месяц дороже нашей прошлолетней деревни[1147] с запретным (маркизиным!) лесом и загороженным (бычьим) полем.
А там — горы, сосновый лес, песчаный пляж, все в один голос говорят: рай.
Как Вы думаете — есть надежда?
И, если — да, напишите мне, какую из трех вещей Вы хотите? Встречу с Блоком? (никого не компрометирующую), Поэта-альпиниста (сокращенного) — или Чорта (из книги моего детства)[1148]. Я бы тогда стала переписывать — сейчас, чтобы не везти с собой толстенных черновых тетрадей. Напишите — предпочтительно, а то всех трех мне сразу не одолеть.
С большим волнением жду ответа. 15-го думаю устроить еще чтение, — ведь помимо дороги и комнаты на что то еще нужно — жить. Комната — мансарда, но зато можно стирать и готовить, чего в «хороших» комнатах — не разрешают.
Итак — до письма!
<
1) аванс невозможен под 59 книгу, — пока не обеспечена еще 58-я.
Из предлагаемых вещей прошу показать «Чорта», без обязательств пока для меня, размер — не больше 20 стр<аниц>.
Впервые —
42-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Буду рассказывать все по порядку.
Этим летом я твердо решила увезти Мура на море, ибо вот уже в течение
Так вот я, на этот раз решила:
Стала раздумывать и узнала, что есть на Средиземном море, под Тулоном (рифма: Наполеон) местечко — несколько русских дач[1151]: песчаный пляж, сосны и — простота. Дали адреса здешних владельцев, пошла и нашла (перипетии — опускаю: когда-нибудь — устно) мансардное помещение за 600 фр<анков> в
Теперь: 400 остающихся фр<анков>, так или иначе, добуду: хочу устроить вечер числа 15-го июня.
Но на что* у меня нету и навряд ли будет — на 2 билета aller-et-retour в train de vacances[1152] т. е. 430 фр<анков> за обоих в два конца. Вносить нужно — сразу, в окошечко, к<отор>ое открывается 21-го июня в 7 ч<асов> утра (стоять надо с 5 ч<асов> — очередь огромная). Поезд идет 28-го июня (ходят они 2 раза в месяц) будет
— И вот, я подумала о — когда-то Вашем — предложении: а что если несколько человек, к<отор>ые ко мне хорошо относятся и любят то. что я делаю, стали бы мне помогать, немножко, жить? Я тогда ответила: — А чем я заслужила?
Если бы Вы мне у них, дорогая Ариадна, могли раздобыть к 15-му деньги на билет — я была бы
А где взять? Ибо если я даже заработаю на вечере 300 фр<анков> (
Но — самое главное — дорога, т. е. 430 фр<анков> poids brut — и даже brutal[1154]. Этого мне — не осилить[1155].
О
Можете сказать, если и когда будете просить, что у меня сильное малокровие (это
— что это — не partie de plaisir[1157], а — необходимость. Знаю, что жизнь там будет — не легче здешней! Мансарда, т. е.
Но —
Вечер не состоялся: публика пришла, Бальмонт — не пришел[1159]. После нескольких месяцев
К нему никого не пускают и говорят, что он после первых бешеных дней немножко успокоился. Этим летом ему будет (а м<ожет> б<ыть> уже исполнилось)
Кончаю. Пишу Вам с утра, в еще неубранном доме.
Нужно только живописать положение.
Словом, Вам видней. Ведь если Вы напишете: собираю по друзьям на поездку Ц<ветае>вой на* море — они
С волнением жду ответа.
Писала — с абсолютным доверием.
Обнимаю
<
Простите за эгоизм письма. Ничего не спросила ни о Вас, ни о детях, ни о новом (?) жилище, к<оторо>го наверное уже не увижу.
Хорошо у Вас? А главное — Вам? Пишите обо всем.
А как зубки?
В нашей судьбе — что-то
«Звери в неволе».
Впервые —
43-35. Октаву Обри
<
Месье, это письмо было начато давно — в марте, когда я в первый раз прочла Вашего «Наполеона на острове Святой Елены»[1160]. Я купила его в маленькой книжной лавке, где Ваш «Наполеон» почти безраздельно царил на витрине, затмевая все прочие редкости. Сколько раз я собиралась…
Месье, Вы
Когда я читала Вашего «Римского короля»[1166] (ту часть, которая о герцоге Рейхштадтском), мне столько раз приходила в голову мысль: вот кто должен был бы написать историю Гаспара Хаузера — и можете себе представить мое потрясение <изумление, удивление>, когда я узнала, что эта история, оказывается, уже написана, что Вы до этого «додумались» раньше, чем я! Итак, все говорит за то, что Вы должны быть на стороне этого странного Гаспара Хаузера (это и моя любовь — звучит глупо, но другого слова все равно нет).
Это как чудо: было желание без надежды на исполнение — и вдруг оно осуществляется, уже осуществилось! И какая была бы обида, какая насмешка, если бы и правда все сошлось — кроме Вашего отношения к герою.
Я читаю у Вас о герцоге Рейхштадтском и думаю…
— Я ведь историк, и поэтому…
— Да, Вы историк. Вы и
Я многое могла бы Вам сказать по поводу «Наполеона». (Но первое письмо не должно быть чересчур длинным. Я не пишу Вам, я Вас окликаю, как окликали когда-то паромщика.) По поводу «Наполеона», которого я еще раз прочла и еще раз увидела: это одна из
В Вашем случае хочется сказать: в документе иногда больше поэзии, чем в поэзии. Будучи точным в фактах, Вы безграничны во взглядах <выводах / мнениях>,
Вам, Октав Обри, — все права.
Мне очень понравился и Ж<орж> Ленотр[1172] (хотя он меня немало удивил и огорчил неблагородными высказываниями о Германии. Он писал это, правда, во время войны, но по мне это его не извиняет, а наоборот — обвиняет. Но не в этом дело). Итак, Ж<орж> Ленотр мне понравился, но я знала, что он далеко не молод и вряд ли обрадуется какому-то новому голосу. А Вас, Октав Обри, я представляю себе еще молодым (и восприимчивым) — и думаю, что у Вас есть достаточно мужества для того, чтобы принять благодарность полной мерой и даже с избытком.
Я чувствую, что говорю Вам слишком много, но чрезмерность всегда определяла мой внутренний мир.
Впервые —
44-35. В.А.А.[1173]
<
<…> Поэт: определенный духовный строй и определенный словесный дар.
Поэт: определенный духовный строй, осуществляющийся только в слове (певчем).
Поэт без стихов (т. е. только духовный строй) — не поэт. Стихи без поэта (т. е. голый словесный дар) просто рифмованные строки.
Можно ли быть поэтом «в душе»? А музыкантом? А живописцем? А инженером? Что бы вы сказали об инженере, строящем «мост в душе»? О летчике — в душе — летающем? Если ты инженер — строй, либо ты не инженер, а мечта об инженере.
У поэта нет других путей к
Я ВЕЩЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОНИМАЮ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ СЛОВО (СОБСТВЕННОЕ).
Слово для поэта совершенно самостоятельная единица ценности. Не звук (иначе бы нас удовлетворяло и — а — о, и др.), а данный звук, соответствующий данному смыслу. Ища слова, поэт ищет смысла.
Поэт неизбежно терпит крах на всех других путях осуществления. Привычный, приученный (собой же) к абсолюту, он требует от жизни то, чего она дать не может, ибо она
Поэт не самое большее, что есть, т. е. — самая высшая ступень на лестнице ремесла, и самая низшая от точки, где ремёсла полагаются. Ибо молитва (святость)[1175] не ремесло, а стихи — все-таки ремесло. Artisant du chant — вот что, в конце концов, поэт. Мастер певчего слова.
Еще. Область поэта — душа.
Слово «поэзия» вообще возвеличено и затуманено. Почему вы лучшее в человеке и в мире называете «поэзией» (иные — «музыкой»)? Бог в человеке — да. А ведь это несравненно больше и точнее. Бог в вашем эмбрионе, а не поэзия. Поэзией станет, когда вы его, в стихах, явите.
— Прозу люблю почти так же, как и стихи, и отнюдь не придаю ей оскорбительного общепринятого значения.
«Житейская проза» — не знаю. Проза — проработанная в слове жизнь. То есть, как всякое завершение, уже над-жизнь. Как ваш мост — над-река. (Мосты рушатся и книги проходят, но в данном отрезе — они — вечность; победа над хаосом — душ и рек.)
Прозу от поэзии отличает ритмическая стихия, иногда наличествующая и в прозе, но — иная. (Стихотворные и прозаические ритмы не согласны, а враждебны. Неслиянны). Прозу отношу более к сознанию, стихи к бессознанию (осознанному!) не даром
Еще: проза поэта — отличная проза, стихи прозаика — дрянные стихи, ибо мог он их писать, он бы только их и писал. (Исключение — тот же Гёте, вообще — исключение). Проза Пушкина — проза поэта. Стихи Гоголя[1176] — стихи прозаика. У поэта, приступающего к прозе, та школа стихотворного абсолюта, которой нет у прозаика, приступающего к стихам. «В эту строку я должен вместить всё». У прозаика строка не считана, во всяком случае — не слог.
Работа прозаика протекает, главным образом, в мысли, а не в слове, в замысле, а не в слове — мысль переводится в слово — у поэта мысль и слово рождаются одновременно, вся работа протекает в слове, нельзя задумать прозой и написать стихами, нельзя переложить в стихи, что, впрочем, делают посредственные стихотворцы. Одно: писать стихами, другое — писать стихи. Вся Италия XVIII в. обменивалась сонетами, а поэты все-таки наперечет. Нужно, чтобы ты вещь не мог сказать нестихами. Тогда будут — стихи.
И еще: нет стихов без чар. (Не очарованы, а
Проза есть — и отличная, весь Толстой, например. Поймите правильно: чары беру не как прикрасу, а как основу, как одну из первозданных сил, силу природы. Нет чар — нет стихов, есть рифмованные строки. «И сквозь магический кристалл…»[1177] (Пушкин). Пушкин, всё это зная отлично, не даром кому-то сказал: «Если бы я мог (материальные причины), я бы никогда ничего не писал, кроме стихов», А — какой прозаик! Чары как исток прозаического дарования — Гоголь (полюс Толстого!). <…>
Впервые —
45-35. В.Н. Буниной
Vanves (Seine)
33, Rue Jean Baptiste Potin
2-го июня 1935 г., воскресенье
Дорогая Вера,
Я не так просто смотрю на Вас — и на себя, чтобы подумать, что Вы меня просто — забыли. Не увидься мы с Вами
— я бы этого
О Вас говорят, что Вы — равнодушная. И этого не думаю.
Вы — отрешенная. От всего, что — Вы («я»). Все для Вас важней и срочней собственной души и ее самых
Вера, хотите совсем грубо? — Ведь от меня —
И, конечно, Вера, никогда бы не променяла этой тайной полноты власти на явное предпочтение и процветание. Я — тайну — люблю отродясь, храню — отродясь.
Корни нашей с Вами — странной — дружбы — в глубокой земле времен.
— Знаю еще, что могла бы любить Вас в тысячу раз больше, чем люблю, но — слава Богу! — я
Вы — может быть — мой первый разумный поступок за жизнь.
А пошло бы по-другому (та же я и та же Вы), т. е. разреши я себе хотя бы
— Боже, какая это была бы мука! (для меня:
— Вера! я Бога благодарю за то, что люблю Вас в тысячу раз меньше чем —
Теперь —
Вера, скажите: тьфу, тьфу не сглазить! (Трижды — в левую сторон) Едем с Муром в Фавьер. Мансардное помещение — 600 фр<анков> все лето. Внесла уже половину. Можно стирать и готовить. Есть часть сада, а в общем — 4 мин<уты> от моря. У Людмилы Сергеевны Врангель[1178], оказывается — рожденной Елпатьевской, т. е. моей троюродной сестры, ибо мои отец с С<ергеем> Я<ковлевичем> Елпатьевским[1179] — двоюродные братья: жили через поле.
Знаете ли Вы ее — и какая? Мне очень понравилась ее мать[1180], и — на свое удивление — я ей, кажется,
Теперь все дело — в train de vacances[1181] (28-го июня) 1)
Бальмонт — сидит. Не сумасшествие, а начало белой горячки[1183]. В Epinay, в санатории Д<окто>ра Азербейджана[1184], со скидкой. Чудный парк, гуляет до 2 ч<асов> ночи. Влюбился в юную surveillante[1185] и предложил ей совместно броситься в Сену. «Отказалась. Тогда я предложил ей ее
Кончается письмо диалогом:
— Bonsoir, mon premier, mon dernier, mon unique amour!
— Bonsoir, mon ch*ri![1187]
Отрывок — почти дословный, с разницей — словаря: Бальмонт, напр<имер>, не напишет «запас». Читала на улице, из рук Елены[1188]. Елену, пока, к нему не пускают, она убивается. Во вторник переезжает в Epinay.
Вера! Бальмонт
Наследство Оли?[1189] Была у юрисконсульта, по вызову. Долго убеждала его, что я
Начал убеждать меня попросить что-нибудь у Оли — в случае…
Я: — «Сеньор! Я бедна, но душой не торгую…»
А знаете, Вера, в чем загвоздка? Оказывается — было
Дала юрисконсульту адр<ес> Оли. Оля — боевая, авось взыграет в ней материнская кровь — и отстоит.
Письма Goethe к Frau Charlotte von Stein…[1191]
«Charlotte von Stein starb nach Vollendung ihres 85-ten Lebensjahres am 6. Januar 1827. Sie hatte noch angeordnet, dass ihr Sarg nicht an Goethes Haus vor*bergetragen werden sollte, weil ihn der Anblick angreifen k*nnte. Aber die st*dtischen Begrabnisordner richteten sich nicht nach diesem. Wunsch, da so eine vornehme Tote nur auf dem Hauptwege zum Friedhof geleitet werden d*rfte.
Goethe liess sich bei der Bestattung durch seinen Sohn vertreten»[1192].
Это Вы — знали?
У меня есть хорошая книга про Гёте — по-французски[1193]. (Выдержки из записей о нем современников.)
Бедная Frau von Stein, слишком
Ну вот, Вера, полночь. Устала — не от письма, а от целого дня работы по дому, и не от работы, а от толчеи: своей собственной. (Стала было перечислять содеянное, но самой стало скучно). Устала от несвоего дела, на которое уходит — жизнь.
В Фавьере тоже будет очень трудно: жара (мансарда), примус, далекий рынок, стирка без приспособлений и, кажется, даже без воды. Писать навряд ли придется, во всяком случае не прозу — требующую
С Посл<едними> Нов<остями> у меня — конец. Они четыре месяца продержали ту мою статью «Поэт-альпинист», к<отор>ую Вы потом слышали в разросшемся виде[1196]. (Была — ровно 300 строк.) Тогда я, с резким письмом Демидову, взяла обратно и больше ничего не даю, зная, что
Но все же — обидно. Я многое упростила — для отца. Он — совсем болен, разом рухнул, в санатории. Называется «острая неврастения». Просто — тоска, конец всему.
Вера, помните, Вы мне подарили книжку?[1197] Перепишу в нее нашу переписку с Гронским: его письмо, моё, — и т. д. — до последнего. Я писала с моря, он — из Медона, 7 л<ет> назад, лето 1928 г.
<
В следующий раз напишу про Мура. Очень обрадовался привету и сам приветствует. Вас он зовет «Вера».
Напишите впечатление от семейства Врангелей. Они Вас знают. Какой — он?[1198]
Пишите и не забудьте: прислать ли Гёте? Книга — стоящая. — Вы ко мне приедете летом? (Конечно — нет!)
Сердечный привет Вашим, Вас — целую.
Впервые —
46-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Спасибо за быстрый ответ и хлопоты. Пока что еще никто не отозвался, но — может быть — рано?
Провожу дни в обычных срочных делах и передотъездных задолгих мыслях Главная забота — Вы улыбнетесь — огромная стиральная доска, одно из главных действующих — и вспомогательных! — лиц моей жизни: брать или не брать? Много таких «стиральных досок»…
Мой вечер — кажется — будет 20-го[1199], буду читать либо Последнюю любовь Блока[1200], либо детское: черт. Когда вырешится (число) — извещу.
Неужели так и не увидимся до отъезда.
«Мой поезд» (как гордо!) идет 28-го, в 5 ч<асов> 20 мин<ут> дня, с Лионского (львиного) вокзала.
Привожу в порядок стихи за долгие годы. С тех пор как прекратился мой (эсеровский) журнал «Воля России»
Хочу — летом, хотя жизнь будет очень трудна.
У Мура нарывы (малокровие). Совершенно неожиданные, но непрерывные. Сейчас — огромный ячмень. Очень бледен — до зелени. Ему отъезд еще больше нужен, чем мне. Учится отлично. Но
Алю почти не вижу, заходит раз в две недели на пять минут. Говорит, что много работает в школе. Не знаю. Но — ее жизнь. Осенью ей будет 22 года[1202] — в ее возрасте ей, в моей жизни, было уже четыре года: четыре года моей ответственности. Но я была другая — вся.
— Ну, во*т…
Напишите, увидимся ли?
Целую Вас и, еще раз, спасибо за всё. Не можете ли Вы, в мою пользу, утянуть из своего хозяйства какую-нибудь среднего роста
Обнимаю.
Пишите о себе. Привет детям. Пишете ли и что*?
Впервые —
47-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
Знаете, что мне в Вас больше всего нравится?
Есть вещи, которые человек не хочет говорить даже себе, Вы их говорите — вслух (не хочу говорить — «мне», во-первых потому что не хочу присваивать, во-вторых потому что: что* же я как не самый острый слух: дохождение по адресу всего сказанного «в воздух»?)
Я долго, долго, недели три носила в сумке письмо к Вам с подробной, но недостаточно (не узнала № дома и точной цены курса) отписью про Alliance Fran*aise[1203] — летний трехмесячный курс с экзаменами, три группы, возможность золотой медали, Париж, Boulevard Raspail, белый дом с толпящимися у подъезда преимущественно девушкам — если такие еще есть.
Всё мечтала и надеялась узнать цену старшей группы и — № дома (с лица дом знаю) — и, вот, нынче, когда должна была идти с этим зданием на свидание (ЧЕСТНОЕ СЛОВО! после Муриной школы) — именно
Я в свой первый Париж[1207] (лето моих 16-ти лет) блистательно окончила старший курс, с медалью
— Je fais de la prose sans le savoir!
— Et de la po*sie aussi. Vous devez etre poete dans Votre langue.[1208]
(Слово знаменитого историка литер<атуры> Emile Faguet)[1209].
— Et voila.[1210]
Но медали — не получила. Синклит профессоров (экзамены были в Сорбонне!) сказал, что это первый такой случай за всё существование Alliance Fran*aise.
— Бесстрашие. Вы бесстрашней — даже меня![1211] Я всегда боюсь
Есть вторая жизнь — чтения, но есть неизмеримо-сильнейшая и уж никак не «вторая» — писания.
и — лет за 75 до сего:
Ведь не важно —
Вспоминая
Напишите — всех: мать, сестер, — Иловайский переплет, — любовь —, не
Я — серьезно говорю. Это будет — урок Ва*шим детям, Вашей дочери.
«Лето». Нужно чинить Муру зубы и прививать оспу. А у него сейчас examens trimestriels[1218]. — А живем мы за 1 * ч<аса> езды (и ско*льких — ожидания в приемной?) от зубного врача, того, который — даром.
Взываю на-круговую к знакомым дамам, чтобы подарили прошлогодний прошлосредиземный или = океанский купальный костюм. Два: Муру и мне. Дамы — молчат. А нужны еще — купальные халаты, без них на берег идти не разрешено, а раздеваться на берегу — мне — с моими старомодными лифчиками на пуговках… (здесь все носят «бюстгалтеры», с полушариями, — преимущественно розовые и деликатные и, у меня, ничем не заполнимые!
Лето будет… трудное. Там ни молока, ни масла, ни мяса, а рыба, как всегда на* море, не по средствам. Яиц нет, п<отому> ч<то>
Про крокодилов — вру.
Наташа, как я ску—учно живу, и сколько во мне неизбытого — неизбывного! — веселья.
— Почему я, как дура, верила что Вы — приедете? Так сразу и твердо поверила в наше лето? Так его —
El voila[1221]. —
Если уеду, то 28-го. В 5 ч<асов> 20 мин<ут>. Подумайте обо мне, пожалуйста. И еще 22-го, в 5 ч<асов> утра — увидьте меня во сне: я в это время буду стоять у кассы Train de vacances[1222] на Gare de Lyon[1223], — которая открывается в 7 ч<асов>.
20-го у меня очередной вечер. Чтение моего Чорта, чорта моего детства и, даже, младенчества[1224]. Эпиграф: — Связался чорт с младенцем.
Пишу эту вещь — с усладой.
Не пишите иронически о примусе, это —
Бегу за Муром в школу.
Обнимаю
<
Вы даже WILNO стали писать VILNO, через
А та*, наверное, из породы — чортовых старушек? (Вечных его внучек.)
<
Мой сын Георгий Эфрон
Мур —
Пасха 1935 г., только что 10 лет
— живая я в том же возрасте —
(а немножко — и в
Дорогой Наташе —
МЦ.
Vanves, июнь 1935 г.[1225]
<Приписка на полях:>
— Храните! —
Впервые —
48-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Хотя очень мало времени до 20-го[1226], — но может быть попытаетесь? Посылаю пять. (С Вами хорошо, что можно говорить без прилагательных (лгательных!) и даже, иногда — без существительных!)
Итак — пять.
— А у Мура третий день смутное нытье живота, и резкая боль при согбении и распрямлении — боюсь аппендицита — тогда, прощай наше лето! Завтра веду к врачу. А нынче до 12 ч<асов> ночи — буду писать собственноручные билеты и такие же, к ним, просьбы — ну-у-дные! Все-таки — противоестественно — вечно клянчить. Проще — деньги в банке, тем более отцом и дедом —
До свидания, милая Вера, мне совсем не стыдно Вас просить. П<отому> ч<то> Вам
Пишите!
Впервые —
49-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Что же Вы замолчали?
А вот — мои «новости»: у Мура три дня слегка побаливал живот (впервые за всю жизнь!) — повела к русской докторше, та обнаружила аппендицит и посоветовала немедленно показать Алексинскому[1228]. К концу второго дня безрезультатной езды, наконец, Алексинского застали, тот велел сегодня же доставить в клинику Ville-Juif[1229], чтобы завтра утром оперировать.
14-го утром его оперировали, нынче пошел седьмой день, пока всё благополучно. Вел и ведет себя мужественно, — лучше чем взрослый.
Все это, конечно, сильно расстроило наши материальные дела, ибо хоть с нас, с точки зрения клинической, взяли грош, но этот грош был насущно-отъездный — или квартирный, — насущный. (Алексинский за операцию
Но сейчас тверже чем когда-либо решила вести его на море: все последнее время он выглядел очень плохо, был желт, как лимон, и все ложился, — прикладывался — сам не сознавая, что болен. (Дети не жалуются.) А сейчас, после операции (пять дней приблизительного неедения) он конечно будет очень истощен.
Вчера был мой вечер: 200 фр<анков>. Из Ваших, пока, никто не отозвался, и — думаю — уж не отзовется. (Удивляют меня — Гартманы[1230], всегда такие сердечные. Но они так же «мои», как «Ваши».)
Ну, вот.
Тороплюсь, ибо каждый день езжу к Муру на три часа, итого, с дорогой — 6 ч<асов> — Это на краю света.
До свидания!
Вы меня совсем забыли.
Целую Вас и детей, — все ли вы здоровы?
Непременно пишите о себе.
Впервые —
50-35. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Мне вчера не удалось подойти к Вам, потому что Вас всю «большую перемену» загораживала г<оспо>жа Федотова[1231]. — Я несколько раз пыталась.
Две просьбы:
1) Выслать мне гонорар за стихи (я ведь наскребаю на train de vacances[1232])
2) Написать Ваше впечатление о Чорте, применительно к Совр<еменным> Запискам. И что бы Вам — не хотелось (ибо весь Чорт — велик.)
Ну*, вот.
Простите, что не послала билета, но совсем замоталась с ежедневными поездками к Муру[1233] — на край света, и ежедневно на 3 часа, ибо скучает. Переписку рукописи кончила в последнюю минуту, но дать ее — на прочтение не могла бы, ибо опять оказалась — черновиком.
Сердечный привет
Впервые —
51-35. Богенгардтам
Дорогие Богенгардты,
Только что получила Цепь Благоденствия и тотчас же передаю ее вам. Очень прошу
(А что будет с почтальоном, к<отор>ый должен будет переносить 15.625 писем или мандатов?? Не могут за это — выселить из Франции???)
Как видите — мы на Юге. Ныне ровно месяц. Мур (тьфу! тьфу!) совсем поправился, отлично ходит, купается и загорает. Живем в дешевой мансарде в 5 мин<утах> от моря. Ехали train de vacances, т. е. за полцены. Но жизнь очень дорога, нет сравнения с
Живем мы пока одни, наши хозяева еще в Париже. Баронесса Врангель, у к<отор>ой мы сняли, оказалась рожденной Елпатьевской, дочерью писателя и врача Елпатьевского, который был двоюродным братом моего отца[1234]. Ее это мало взволновало, меня — очень (не ее врангельство, а ее
Природа здесь — слишком роскошная. Просто — всё: пальмы, мимоза, мирта, олеандр, кактус не куст, а дерево, похожее на змею, вставшую на хвост, эвкалипт, — целый ботанический сад. И море. И горы. Было бы меньше — было бы лучше. Я даже немножко томлюсь от такого пиршества.
Что очень хорошо — горный феодальный городок Борм, с XIII в<ека> так и не двинувшийся и знаменитый только своей чумою[1235]. Это — скромнее.
Сейчас перепишу Вам цепь, чтобы ныне же отправить.
Непременно известите о ее дальнейших судьбах — и, в первую голову, — о своих. В начале августа к нам собирается Сережа.
Обнимаю и жду вестей.
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
52-35. А.А. Тесковой
Дорогая А<нна> А<нтоновиа>! Вкратце: перед самым концом блистательного учебного года и за 2 недели до нашего train de vacances — на юг (вместо 400 фр<анков> — 215 фр<анков> в оба конца) — у Мура стал побаливать живот: — аппендицит — немедленная операция. 14-го его оперировали: Алексинский[1236], еще российское светило. Пролежал 10 дней в Ville-Juif’cком госпитале (еврей — ни при чем: старинное название пригорода) и на 14-ый день с Божьей и дружеской помощью, выехали с ним — тем самым поездом — на юг.
Нынче морю и Югу — четвертый день. Сняли мансарду — просторное, но — пёкло, пёкло — но просторное — и дешевое: чердак баронессы Врангель[1237], к<отор>ая оказалась моей троюродной сестрой: ее отец, писатель-народник (и врач) — поколения Чирикова, — С<ергей>Я<ковлевич> Елпатьевский[1238] — был двоюродный брат моего отца. Но я — больше взволновалась этим открытием, чем она. (Баронесса она по мужу:
Вся русская колония
За 1 * километра с ближайшего ж<елезно->д<орожного> пункта до Фавьер’а с нас взяли
Единственный
Море — блаженное, но после Океана — по чести сказать — скучное. Чуть плещется, — никакого морского
Наш сад переходит в горку, немножко нынче с Муром побродили, я сразу влюбилась в какой-то куст, оказался — мирт, — посылаю веточку.
О встрече с Пастернаком[1241] (— была — и какая
— О многом напишу, о чем не могу писать никому. О том, что я — aus dem Spiel, совсем, aus jedem[1242]. Смотрю на нынешних двадцатилетних: себя (и все же —
Вечера — самое тяжелое. Мур в 9 ч<асов> спит, в мансарде — жарко и крохотная керосиновая лампа, на воле темно и писать нельзя. К морю — тоже нельзя. Никуда нельзя. И никого нет. Вокруг русские радостные голоса: — идем? идем! — не забудьте кофточку: свежо! — палку взяли?
И — пошли.
А я хожу — быстрее их!
Мур на берегу — красивый: невероятной длины — ноги, что* всегда придает — полет. Очень выровнялся. С увлечением играет в песок и успел уже потерять —
Я давно уже выбита из колеи писания. Главное — нет стола, а если бы и был — жара на чердаке тропическая. Но еще главней:
<
Впервые —
53-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Пока — два слова. Ваше письмо долетело, верней — доползло, — спасибо. На 14-тый день после Муриной операции мы с Божьей и дружеской помощью тронулись, на train de vacances, на Юг. Фавьер — несколько русских вилл и французских ферм, без улицы и почтового ящика. Огромный пляж, на котором мы с Муром, от 4 до 6 ч<асов> — одни, не считая прибегающих собак.
Виноградники подходят прямо к морю, уступая последнюю близость — соснам.
Растительность — сосны, всякого рода деревца и кусты, среди которых — мирт. На миртовом дереве повесилась Федра, у
Нет, не так, — так:
Кормилица: — Лавр орех — миндаль!
Жизнь здесь трудная, густо-хозяйственная, все нужно добывать — и весьма в поте лица.
Самое, для меня, тяжелое: нельзя ходить. Муру нельзя ходить, — значит и мне нельзя. А —
Мур, конечно, не купается, полощется руками и ногами и ухитряется ходить на четвереньках, не моча бандажа. Он очень сознателен.
Спасибо Вам и Вашим дочкам за память. Мур с
— Жаль Вас на морковь и горошек! Как себя. Такая работа — сон, дурман, как всё, что не тетрадь, либо: не
Целую Вас и сердечно рада буду, если еще напишете. От Г<артман>ов перед отъездом получила 70 фр<анков>, еще не успела поблагодарить. Courbevoie (Seine)? — Carle H*bert (37? Не помню, умоляю
Дай Бог, чтобы и остальные последовали их примеру: перешлют.
Еще раз спасибо за память.
Впервые —
54-35. Н.С. Тихонову
Милый Тихонов,
Мне страшно жаль, что не удалось с Вами проститься[1244]. У меня от нашей короткой встречи осталось чудное чувство. Я уже писала Борису[1245]: Вы мне предстали идущим навстречу — как мост, и — как мост заставляющим идти в своем направлении. (Ибо другого — нет. На то и мост.)
Что Ва*м этот край — по* сердцу и по силам — я верю и вижу. Вы сам — этот край. Факт своего края, а не свидетельство о нем. Вы сам — тот мост — из тех; что сейчас так много строят. Видите — начав с иносказательного моста, кончила — достоверным, и рада, как всему, — что — само*.
С Вами — свидимся.
От Б<ориса> у меня смутное чувство[1246]. Он для меня труден тем, что все, что для меня — право, для него — его, Борисин, порок, болезнь.
Как мне — тогда (Вас, впрочем, не было, — тогда и слез не было бы) — на слезы: — Почему ты плачешь? — Я не плачу, это глаза плачут. — Если я сейчас не плачу, то потому, что решил всячески удерживаться от истерии и неврастении. (Я так удивилась — что тут же перестала плакать.) — Ты — полюбишь Колхозы!
Словом, Борис в мужественной роли Базарова[1248], а я — тех старичков — кладбищенских.
А плакала я потому, что Борис, лучший лирический поэт нашего времени, на моих глазах предавал Лирику, называя всего себя и все в себе — болезнью. (Пусть — «высокой»[1249]. Но он и этого не сказал. Не сказал также, что эта болезнь ему дороже здоровья и, вообще — дороже, — реже и дороже радия[1250]. Это, ведь, мое единственное убеждение: убежденность.)
Ну — вот.
Рада буду, если напишете, но если не захочется или не сможется — тоже пойму.
А орфография[1251] — в порядке приверженности к своему до-семилетию: после 7 л<ет> ничего не полюбила.
Большинство эмиграции давно перешло на е. Это ей не помогло.
Впервые — альманах «Поэзия». М., 1983. № 37. С. 144 (публ. Е.Б. Коркиной).
55-35. В.В. Рудневу
La Favi*re, par Bormes (Var)
Villa Wrangel 6-го июля 1935 г.
Милый Вадим Викторович!
Ваше письмо я получила за день или два до отъезда — очень трудного — так что при всем желании не могла ответить.
Сейчас нашему Фавьеру уже седьмой день, — обжились: знаем, что на той ферме бывают огурцы, а на той вилле — яйца (чаще не бывает ничего), знаем — впрочем, это я одна знаю, ибо Мур еще не ходок — как идти в Лаванду, т.е. на почту и в кооператив за всем, знаем, что море — всегда на том же месте (не как Океан!), а что змеи иногда появляются — непосредственно под ногой и от испуга — тан<цу>ют: вчера еле успела удержать ногу, с судорожным криком: — Мур! Змея! Назад! — а так как здесь только желтобрюхи в два метра — или гадюки, а змейка была светло-серая и очень остренькая, то ясно, что это —
Мур не купается, ибо операции его — всего 20-ый день (поехали на 14-ый — на волю Божию, предварительно еще, в один день, запломбировав три зуба и вырвав — один: бедный мальчик!) — Мур не купается, но полощется и плещется, как само Средиземное море. Жизнь трудна, но окружение — чудесно: сосны (седые, метелками), мирт, бесконечное разнообразие кустов, которых не знаю по имени, море — в 5 мин<утах> спуску, пока — пустынное: только собаки прибегают купаться, или famille peu-nombrouse[1252]: отец, мать, дитя (сопротивляющееся купанию) — с непременной собакой.
Живем мы на вышке у Л<юдмилы> С<ергеевны> Врангель, рожд<енной> Елпатьевской, а Елпатьевский и мой отец были двоюродные братья[1253] — росли через поле. (Село Талицы, Шуйского уезда, Владимирской губ<ернии>. Лет 70 — назад!) Хозяев еще нет, мы с Муром одни царствуем, к чердачной жаре уже привыкли. Зато — просторно.
Завтра начну переписывать Чорта — Вам на просмотр. Отошлю, примерно, через неделю. Здесь — негде писать (большое), внутри — пёкло, на воле только крохотная площадка от лестницы, на к<отор>ой и примостилась.
Шлю Вам самый сердечный привет
Впервые —
56-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера! Вы уже видите: Фавьер[1254]. Живем 9-тый день, — Мур и я, я и Мур, Мур, морс и я, Мур, примус и я, Мур, муравьи и я (здесь — засилье!). Дом — дико беспорядочный, сад в ужасном виде — настоящее «Дворянское гнездо» (хотя здесь — баронское[1255]. А вдруг — я напишу повесть — Баронское гнездо??). Писать, еще, невозможно, почему — в письме. Вообще, ждите письма (целой жалобной книги на фавьерскую эмиграцию). С<ергей> Я<ковлевич> пе*реслал мне Цейтл<инские>[1256] 50 фр<анков> (собств<енно> — Ваши!).
<
Огромное спасибо — Вам, не ей!
Впервые — НП. С. 499. СС-7. С. 291 292. Печ. по СС-7.
57-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Начну с большой просьбы: подарите мне сто фр<анков>. Я совсем не знаю, что делать: я заехала сюда, а жить не на что, т. е. кормить. Мура — не* на что. Как раз хватило на дорогу и на первую неделю. Здесь у меня никого нет: русские либо равнодушны, либо (тайно) враждебны. А у С<ергея> Я<ковлевича> просить невозможно: он себя ободрал, чтобы нас отправить. Страшно подкосила Мурина операция — такая неожиданная! — за которую мы внесли 450 фр<анков> (и еще должны 400 фр<анков>, хотя проф<ессор> Алексинский за
Я не говорю о мясе или о рыбе (здесь цены —
Итак, если только можете, дорогая Анна Антоновна, выручите меня еще раз! Тяжело смотреть на разочарованную морду Мура (он после лежания в госпитале, а особенно сейчас, на* море, всегда голоден): — Ка*к, опять суп без ничего? А когда же мы будем есть — как в Ванве?
Беда в том, что ни в Фавьере, ни в ближайшем курорте Лаванду* — нет рынка. Большинство здесь живущих — здесь на пансионе, значит — им дела нет до цен, а ни на какой пансион, хотя бы 20 фр<анков> в день (а здесь есть такие, но — за одного, конечно) мы с Муром не способны, — мы и 10 фр<анков> в день на
Живем вторую неделю. Я — томлюсь. Сейчас объясню, и надеюсь Вы меня поймете. Мне вовсе не нужно
…Так же как не могла бы любить премированную собаку, с паспортом высокорожденных дедов и бабок (то, из-за чего обыкновенно и любят!)
Второе: я, из-за Мура, целый день должна сидеть или лежать у моря: на него (море) глядеть: ничего не делать, ибо писать на воле никогда не могла, а читать — это в каком-то смысле — тоже ничего-не-делать.
Третье: у меня здесь никого нет, ни души — для беседы, как у Мура — никого — для игры. Нас русские, явно, бойкотируют. Никто (а много — знакомых, напр<имер> вся семья кн<язей> Оболенских[1260]) за 2 недели нас ни разу не позвал к себе — хотя бы на террасу, не говоря о том, что — не зашел. М<ожет> б<ыть> наша явная
С 9 ч<асов> веч<ера>, уложив Мура, томлюсь. Ведь
Купаюсь, но мало: я мало люблю — воду: плохо плаваю и сразу замерзаю. Муру доктора разрешили, сняв бандаж, немножко полоскаться. Но и он скучает: играть не с кем, а он в школе привык к детскому обществу.
Наш день: с 7 ч<асов> до 9 ч<асов> — примус, потом я пишу — пока что — только письма: и С<ергей> Я<ковлевич> — каждый день (он очень о нас беспокоится, и ему я — все хвалю), и разные благодарственные, и просто — дружеские, к 11 ч<асам> — на море, к 1 ч<асу> — домой — есть, от 2 ч<асов> до 4 ч<асов> Мур спит, я — томлюсь, ибо отойти от дому не решаюсь, да и
Главная беда: у меня нет твердого места для писания: в хорошей комнате, с окном и сосной в нем, спит Мур (днем и с 9 ч<асов> веч<ера>, а в кухне — нет окна, и вся еда, и лук, и жара от примуса, и стол — непоправимо целиком расшатанный, на к<отор>ый гляжу с отвращением, всячески — взглядом — обхожу.
Еще беда, что здесь нет органического населения: что* я, всегда, так люблю, — ни одного старого дома, ни одной старой стены: только дачи и дачники, не считая нескольких франц<узских> ферм, тоже — со вчерашнего дня. Это — эмигрантский поселок в сосновом лесу. Зажиточно-эмигрантский, т. е.
Если не сразу ответите, на эту часть моего письма — не отвечайте вовсе, — может быть, к нам недели через две приедет С<ергей> Я<ковлевич>, он может спросить: — А что пишет А<нна> А<нтоновна>? — Мне придется прочесть, и он узнает, что мне здесь плохо, а я — не хочу: он так старался устроить нам этот отъезд!
Пишите о себе. Нашли ли дачу: На новом ли месте или на прежнем? Как здоровье Вашей матушки? Все ли Вы вместе? — Пишите о душевном: главном.
Обнимаю Вас и очень прошу простить за просьбу.
<
Цветок олеандра.
Впервые —
58-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа,
Пишу Вам под пинией, рядом с кактусом, — и не думайте, что я от этого счастливее.
La Favi*re — роскошное место, природой — роскошное, а я никакой роскоши никогда не терпела, кроме — словесной (гоголевской и, иногда, — собственной: вся «Царь-Девица», например)[1262] — и бирюзы на серебре (у меня был такой курганный браслет, сплошь осыпанный, — его у меня в Медоне украли)[1263]. Здесь: пальмы, кактусы, эвкалипт, кипарис, мирт, мимоза, олеандр над головой, <пропуск
Такую природу — трудно любить.
Нельзя любить Ботанический сад.
Это — пока. Нынче — ровно две недели с нашего приезда.
Назад — вкратце: за неделю до начала переходных, верней — триместриальных экз<аменов> — т.е. около 7-го июня — Мур вдруг стал жаловаться на живот, — сначала смешливо: — О — ох, живот болит, подымите меня, не могу встать! (не подумайте, что с горшка, — с постели), потом более серьезно, хотя все же с оттенком шутки (для детей живот сам по себе — вещь смешная, м<ожет> б<ыть> из-за пупка? к<отор>ый
(А 28-го с train de vacances — ехать. Понимаете мой ужас?)
Словом, 14-го утром был оперирован — первым. Лежал 10 дней. На 14-тый — поехали. Доехали. А завтра — ровно две недели как — здесь, и месяц — с операции. Еще носит бандаж, но уже можно снять. Уже ходили с ним за 1 * в<ерсты> за продовольствием и на почту. Уже — дня четыре — купается — тихонечко, конечно. И всё это — с разрешения и даже усиленного совета докторши, старой, русской и очень опытной.
Но — одна беда: почти что нечего есть. Верней: не* на что. Ему после операции нужно поправляться, а у нас в день на обоих — 7 фр<анков> при цене — мяса — 7 фр<анков> фунт, помидоры — 2 фр<анка> ф<унт>, яблоки — 3 фр<анка> 50 <сантимов>, и всё в таком роде. Здесь — обдираловка. Поэтому сидим на водяных супах и голой картошке. Умоляю, милая Наташа, если только можете, пришлите мне сто фр<анков> — Муру на еду. Как страшно подкосила операция: 700 фр<анков>, — причем А<лексин>ский от гонорару отказался, — только в лечебницу, да еще со сбавкой — и 10 дней пансиона, расходы по операции, оплата персонала, такое). Мы заплатили 400, и 300 остались должны. Уехали на деньги с моего вечера (читала своего «Черта» — повесть, о себе, конечно). Путешествие обошлось 500 фр<анков> — вдвоем, конечно, и с обратными билетами. Но на жизнь осталось — 7 фр<анков> в день. Совр<еменные> Записки в авансе отказали. А С<ергея> Я<ковлевича> просить невозможно: он 15-го должен заплатить кв<артирный> терм, т. е. 750 фр<анков>. Он и так себя
Мур пишет отцу (про Лаванду, — соседний курорт, куда бегаем опускать письма, когда пропустили почтальона:) — «Лаванду — довольно простой курорт. (NB! На курорте в первый раз!) Но есть и щеголи, и пальмы». Правда — хорошо? Пальма, ведь, сама — щеголь. (
— Довольно эгоизма. — О Вас. — Как детские экзамены? Когда отъезды — и куда? Как семейные, даже семейственные дела (с карточки)? Как — душа? О
О встрече с Пастернаком и еще одной другой — когда откликнитесь[1267]. —Скорее. — А Ваш адр<ес> — никогда не помню адресов — отпечатался у меня зрительно: вижу оборот Вашего конверта: Poplawska, 27а m. 1. А вот фамилия — трудновата: всегда ее списывала: Hajdukiewiczowa? или
Пишу на тряском столе, сидя на ящике, — простите за почерк. Облеплена мухами и об=трещена?=тре*ска=на? цикадами. Я не знала, что они живут на деревьях и так
Обнимаю Вас и умоляю простить за просьбу.
Примус — чудный, блестит как негр (не цвет, а блеск!) и работает — (тьфу, тьфу!) как китаец. Настоящий, шведский с надписью — даже по-русски.
Вот
Когда снимут — пришлю карточки.
Целую
Впервые —
59-35. Б.Л. Пастернаку
<Июль 1935 г.>[1268]
Дорогой Б<орис>, я теперь поняла: поэту нужна красавица, т. е. без конца воспеваемое и никогда не сказуемое, ибо — пустота et se pr*te * toutes les formes[1269]. Такой же абсолют — в мире зрительном, как поэт — в мире незримом. Остальное всё у него уже есть.
У тебя, напр<имер>, уже есть
И я дура была, что любила тебя столько лет напролом[1270].
Но мое дело — другое, Борис. Женщине — да еще малокрасивой, с печатью
Ты был очень добр ко мне в нашу последнюю встречу (невстречу), а я — очень глупа.
Логически: что* ты мог другого, как не звать меня <
Я защищала право человека на уединение — не в комнате, для писательской работы, а — в мире, и с этого места не сойду.
Ты мне предлагал faire sans dire[1271], я же всегда за —
Вы мне — массы, я — страждущие единицы. Если массы вправе самоутверждаться — то почему же не вправе — единица? Ведь «les petites b*tes ne mangent pas les grandes[1274]» — и я не о капиталах говорю.
Я вправе, живя раз и час, не знать, что* такое К<олхо>зы, так же как К<олхо>зы не знают — что* такое — я. Равенство — так равенство.
Мне интересно всё, что было интересно Паскалю[1275] и
Странная вещь: что ты меня не любишь — мне всё равно, а вот только вспомню твои К<олхо>зы — и слёзы[1276]. (И сейчас пла*чу.)
Однажды, когда при мне про Микель-Анджело сказа<ли> бифштекс и мясник, я так же сразу заплакала — от нестерпимого унижения, что мне (кто я, что*бы…) приходится «защищать» Микель-Анджело.
Мне стыдно защищать перед тобой право человека на одиночество, п<отому> ч<то> все сто*ющие были одиноки, а я — самый меньший из них.
Мне
Ты скажешь: гражданские чувства М<икель>-А<нджели>. У меня тоже были гражданские — т. е. героические — чувства, — чувство героя — т. е. гибели. — Не моя вина, что я не выношу идиллии, к к<отор>ой всё идет. Воспевать к<олхо>зы и з<аво>ды — то же самое, что счастливую любовь. Я не могу.
<
(Набросок письма карандашом, в книжку, на скворешной лестнице, в Фавьере, пока Мур спал. Письмо было лучше, но Б<орис> П<астернак> конечно его не сберег.)
Впервые —
60-35. Е.И. Унбегаун
<Лето 1935 г.>[1277]
Милая Елена Ивановна,
1) Что Вы сейчас делаете, т. е. где сидите?
2) Если идете на море, захватите с собой бормскую группу[1278] — мне очень хочется посмотреть.
3) Если Вас нет — зайду в 4 ч<аса>, 4 * ч<аса>,
Впервые —
61-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Я недолго жила в Чехии и собственно жила не в Чехии, а на краю деревни, так что жила в чешской
А Пражский Рыцарь — навеки
Еще расскажу Вам: иногда в T.S.F.[1282] слышится музыка, от которой у меня сразу падает и взлетает сердце, какая-то повелительно-родная, в которой я
Ваша русская пианистка (простите!) — бревно, ей бы столбом у рояля стоять, а не сидеть за клавиатурой. Народ —
Но — будьте уверены — Ваши соседи-патриоты и своей Patria[1284] не знают, разве что казачий хор по граммофону и несколько
А вот эти ослы, попав в это заморье,
Презрение к Чехии есть
Недавно, на пляже — пристает лодка. Трое в купальных костюмах: отец, мать, дочь. (Все молодые.) Слышу родное, но не русское. И вдруг, к своему удивлению, хотя не русское — все понимаю. — Чехи! — (Удивилась, п<отому> ч<то>не ждала, Фавьер — не курорт: глухой уголок.) Было приятно смотреть как они радовались. Вот уж воспользовались «заморьем»! Ныряли, валялись в песке (как дети, как собаки!) лазили на камни, скакали с них в воду, всё это громко крича и даже визжа и совершенно не думая о зрителях. Потом по команде отца вскочили в лодку и совершенно мокрые, песочные и счастливые — отплыли — поплыли. Больше я их не видала. Очевидно на своей лодке объезжали всю C*te d’Azur. Какой-нибудь чиновник, наверное долго мечтавший и копивший — и ждавший, чтобы дочь кончила школу.
Сейчас у нас С<ергей> Я<ковлевич> — на короткий срок. В первый же день, воровски уйдя на* море (уже был с нами и купался) сразу заснул — и спал неизвестно сколько — и дико обжегся: ноги — колоды, жар, тошнота, — солнечный удар. Следующий день пролежал, а через следующий провел в тени, на третий же обошелся, — но жаль: из 10-ти дней потерял два и все из-за непослушания, ибо от 2 ч<асов> до 4 ч<асов> на море — самое
После С<ергея> Я<ковлевича> приезжает Аля, к<отор>ая сейчас гостит в Савойе, в том замке-пансионе, где однажды долго лечился С<ергей> Я<ковлевич>[1285].
В следующий раз напишу о короткой и прелестной встрече с русской швейцаркой[1286], д<окто>ром Базельского Университета, которая мне напомнила Вас
Я здесь (тьфу, тьфу, не сглазить!) до конца сентября, так что еще долго можно писать сюда.
Спасибо за все, обнимаю Вас, сердечный привет и пожеланье здоровья и хорошего конца лета всем вам. Есть ли у Вас зверь? (Собака, кошка, хотя бы чужая)
Пишите.
Впервые —
62-35. Н.А. Гайдукевич
Дорогая Наташа! Одно мое письмо явно пропало — раз Вы спрашиваете, получила ли я 70 фр<анков>. Конечно сразу ответила — большим письмом (три таких листка) и давным-давно уже. Одного сейчас не могу восстановить: опустила ли его в Лаванду* на почте — или в местный фавьерский — несколько сомнительный — ящик, в который никогда не опускаю без ущемления сердца (не забудет ли почтальон забрать, не вытрясет ли лавочница в песок — висит на лавке и вручает почтальону — для верности — лавочница, потому что почтальон… задумчивый: бывший пастух, привыкший к однообразию овец: к волнам овец и гор. Недавно научился подписывать свою фамилию.)
Так или иначе — сердечно жаль, что я — писала, а Вы — не читали и, главное, что могли счесть меня за простую невежу.
Еще раз спасибо — за прежнее, и — новое — за нынешнее, за всю Вас ко мне, за всё.
Только что проводила мужа, прогостившего у нас неделю: довез на автомобиле знакомый — через всю Францию (я бы умерла от морской болезни и от страха). И вот, проводив, вижу — насколько для меня чужая радость действеннее —
Пока он был здесь, я с радостью купалась, с радостью ходила за продовольствием, с радостью пила местное rose[1287], словом — купалась, ходила и пила через
Он за эти семь дней — помолодел, поздоровел, подобрел, всё городское — отпало, купался с упоением, как Мур, не мог нарадоваться волне — тишине — водорослям — песку — всему — каждому шагу и виду, каждой минуте дня. А я —
Что-то во мне оборвалось: гоню дни и
Мне иногда кажется, что жизнь — слишком длинная, а когда думаешь, что вся эта нескончаемость — из минут…
— Почему все думают, что я
А может быть — все эти бесконтрольные признания — только потому, что день — без колеи? (Проснулась сначала в 3 ч<аса>, потом в 5 ч<асов>, подняла Мура, провожали на поезд, словом, весь день сдвинут, а я этого больше всего боюсь, — я ведь себя, как монашка, уколейла[1288] — от самой себя.)
Простите, милая Наташа, за бессвязное письмо, но лучше такое, чем еще один день Вашей мысли, что я — невежа.
На «историю» сейчас нет пороха, — длинная повесть[1289]. Расскажу только конец:
— Тогда я написала ему: «
— Любите — та*к. Ибо
Потом расскажу начало — чудное, и середину — которой не было — и совсем — конец.
Словом, еще раз своими руками — разрушила — как делала — всю жизнь. Может быть — в
А Мур об отце не скучает. И это ужасно. (Я отродясь скучавшая обо всех! Не —
Что* это за
Вот он — новый человек.
Нужно всё отдавать детям без всякой надежды — даже на оборот головы. Потому что — нужно. Потому что — иначе нельзя —
Мур
Физическая энергия — и головная. (Силён и умён.) А — душа?? Где? Когда?
И даже не знаю — желать ли. Хороша я — со своей «душою». Живого места нет.
Простите, Наташа.
Следующее письмо будет в колейный день, более моё. С утра, со свежей головой и с поменьше-сердца.
Обнимаю Вас
Я здесь до 25-го сентября.
Впервые —
63-35. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович[1293],
Мне ужасно жалко тех полутора страничек про двуголосое пение, тем более, что я после чтения получила четыре письма с просьбой прислать текст песни:
Если набор немецких слов — мой, конечно плачу* — я, — и вовсе не пла*чу, потому что эту песню люблю до безумия, и ее
Это просьба.
Сейчас занята своими стихами, запущенными — годы. Прозы не пишу по еще одной причине: отсутствию стола и твердого места. Один стол (кухонный и
Живем очень хорошо, единственная беда — продовольствие: почти все утра уходят на доставку. Утешение — дынная и виноградная дешевка, но Муру злоупотреблять нельзя и нужна пища посолиднее, за ней и бегаю, с неизбежным спутником — мешком. (Ах, если бы мне немецкий мешок с ремнями, я с таким бы — танцевала!)
Юг — уже свежеет, вечера просто свежие. Был за все время один дождь и один — незабвенный — день мистраля. (А змеи, пока пишу, плетут узлы).
До свидания и, если только можете,
Сердечный привет и пожелания доброго конца лета.
Впервые —
64-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Я знаю, что мое поведение совершенно дико, но знаю также, что я совершенно взята в оборот фавьерского дня. Во-первых — у меня нет твердого места для писания, во-вторых — при нетвердости места — отсутствие твердого стола: их — два: один — кухонный, загроможденный и
Конечно, будь я в
Мой день: утром — примус и писанье
Словом, у меня третий месяц нет своего угла, и поэтому я очень мало сделала за это лето, хотя как будто было много свободного времени. (Вот сейчас пишу
А все входы и выходы! Один Мур чего стоит: — Мама, скоро купаться? — Мама, огромный паук: наверное тарантул! — Мама, мяч раздулся (т. е. выдохся). — Мама, я кончил «Dimanche Illustr*»![1296] и лейтмотив всех каникул: — Ма-ама! Что-о мне де-е-е-лать?!
Но лето (помимо писанья, а оно главное: после Мура — главное, второ-главное) — было чудное. Говорю было, п<отому> ч<то> оно явно кончилось. Остатки. Улыбки. И если бы я могла быть как все — или хотя бы — жить как все — я этим летом была бы счастлива. Но
Теперь — о другом. За последние годы я очень мало писала стихов. Тем, что у меня их не брали — меня заставили писать прозу. Пока была жива «Воля России»[1297], я спокойно могла писать большую поэму, зная — что возьмут. (Брали —
Куда же мне было деваться с моими большими вещами? Так пропал мой Перекоп — месяцев семь работы и 12 лет любви — так никогда не была (и навряд ли будет,) кончена поэма о Царской Семье. Так пропал мой французский Мо*лодец — Le Gars[1298] и по той же причине:
Приходили, конечно, стихотворные строки, но — как во сне. Иногда — и чаще — так же и уходили. Ведь стихи сами себя не пишут. А все мое малое свободное время (школьные проводы Мура, хозяйство, топка, вечная бытовая неналаженность, ненадежность) — уходило на прозу, ибо проза
Отрывки заносились в тетрадь. Когда 8 строк, когда 4, а когда и две. Временами стихи — прорывались, либо я попадала — в поток. Тогда были — циклы, но опять-таки — ничего не дописывалось: сплошные пробелы: то этой строки нет, то целого четверостишия, т. е. в конце концов — черновик.
Наконец я испугалась. А что* если я — умру? Что же от этих лет — останется? (Зачем я — жила??) И — другой испуг: а что если я — разучилась? Т. е, уже не в состоянии написать
И вот, этим летом стала — дописывать. Просто: взяла тетрадь и — с первой страницы. Кое-что сделала: кончила. Т. е. есть ряд стихов, которые — есть. Но за эти годы — заметила — повысилась и моя требовательность: и слуховая и смысловая: Вера! я
Есть, Вера, переутомление
Поэтому — мне надо торопиться. Пока еще я — владею своим мозгом, а не о*н — мной, не
Но — пожалуйста — никому ничего.
Во всяком случае,
— Ну* вот. Я ничего не написала о людях, но в
Мур (тьфу, тьфу!) совсем поправился. Говорят — очень красив. Мне важно, что —
Обнимаю Вас. Простите и пишите.
Впервые —
65-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Началось с того, что разлила на хозяйскую клеенку чернила — и час замывала — я во всех таких работах неловка* и тщательна: в шитье, в мытье… Неловкость — мужская, тщательность — немецкая. Подвела —чернильница: яблоко ванька-встанька, с очень небольшим вместилищем для чернил: я нечаянно налила с краем и желая перелить обратно в бутылку — что* невозможно: лить из яблока! — залила* — стол. — Ну* вот. —
Сейчас — наконец!! — вечер, и если бы не качкий стол — все было бы хорошо. Вторую неделю здесь живет Аля — даже не здесь, а через три дома — и все же изводит меня до головной боли — пустой болтовней, хихиканьем, дразнением Мура, непрерывным напеваньем (чего
Жить зимой я с ней не буду: уйдут остатки сердца (физического). Мура непрерывно учит глупостям и он при ней — просто
Она не зла, но
Других чарует. Заговорит — хоть кого.
Причем —
Нет,
(Кроме всего, у нее еще смутное поползновение — думаю:
— На пляже много молодых чудесных лиц — юношеских. А я все-таки — поэт. И
Так ли будет смотреть Аля — через 20 лет?
Бог с ней.
Сейчас она «отбила» у меня одного моего молодого — моложе меня на 10 лет — собеседника[1304], каждый вечер до ее приезда приходившего ко мне на лестницу — поглядеть на звезды. Теперь не приходит — никогда, ибо весь день с ней не расстается: «проводит время»[1305]. Мне
Спасибо за все. Простите эгоцентризм письма: вопль души. Но этот вопль — к Вам. Здесь мы до 25-го сентября.
Карточки будут осенью: много снято, но проявляться будут в Париже, здесь все втридорога. Пришлю непременно.
Впервые —
66-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Я конечно сразу ответила Вам на письмо, но это уже не первый случай недохождения по адресу; я так же писала Буниной в Грасс[1307] — давным-давно — и от
Я, как видите, еще на Юге — приблизительно до 25-го, на Юге, который постепенно перестает быть югом (так же неуловимо и неуклонно, как друг — другом (на этот раз и
Прогулки здесь чудные, но — скучно о чужих чудных прогулках? Нам и открытки чужие — скучны, если не особенно уж красноречивы. Но спутника — верного у меня за лето не нашлось: такого, с которым бы одинаково хорошо — идти, говорить, молчать. Были либо ходящие и неговорящие (говорящие — не то и не о том), либо говорящие — и неходящие — одна замечательная русская швейцарка[1308], написавшая огромную книгу-труд — о русском при*чете (плачу по мертвым) — умница, красавица, но с больной ногой. И побыла недолго. Остальное — сменялось. Был у меня и молодой собеседник — моложе меня на десять лет — который приходил ко мне по вечерам на мою скворешенную лестницу — вечером гулять нельзя, п<отому> ч<то> совершенно черно и все время оступаешься, а в комнате спит Мур — вот и сидели на лестнице, я повыше, он — пониже, беседовали — он очень любил стихи — но не та*к уж
У меня
Мур — чудный, как вы точно сказали — белый негр. Но белого — мало: он совсем коротко — острижен, вот только — глаза, совсем беспощадные на этой бронзе.
Душевно — томится без дела, скучает по школе, читает всякую рвань (лучшее из рвани, но — рвань: Benjamin, Mickey, Dim<anche> Illustr*>[1313], но и Диккенса — «Лавку Древностей», — ему бы лучше всего в хорошую — швейцарскую или английскую — мальчишескую колонию: спорт, дисциплина, себе — подобные. Я ему —
— Ну, вот. Это письмо опущу собственноручно в ближайшем городке Lavandou.
— Никаких вестей от Вашей belle-soeur[1314] — нет. (Хорошо бы! Но не надеюсь.)
Принят в Совр<еменные> Зап<иски>, в сокращенном виде, мой Чорт (из детской жизни).
Писала — мало. Приводила в порядок стихи последних лет. Кое-чего — добилась.
Целую Вас и детей и жду письма.
Впервые —
67-35. <Б.Г. и Е.И. Унбегаун>[1315]
Mittell*ndischer Sommer[1317]
Впервые —
68-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Простите за долгое молчание. Домой возвращаюсь к 1-му, во всяком случае — не позже, а так как может быть и раньше — то корректуру лучше туда, т. е.
33, Rue J<ean->B<aptiste>Potin
А самое лучшее — в самый день приезда извещу Вас, чтобы корректуру чего доброго не переслали мне в Фавьер, если придет на день-два раньше меня.
Посылаю стихи. Если в 4-ой строке 1-го четверостишия преткнетесь о слово СПОРТСМЕДНЫЙ (лоб), то прошу его подчеркнуть, т.е. напечатать в
Кончается мое фавьерское блаженство и начинается расплата: умножившиеся (морскими ценностями, в частности двумя пробковыми спасательными собственноручными — от сетей — поясами, и ценностями сухопутными: мешками лаванды и эвкалиптового листа) багажи*, полная неизвестность расписаний, страх, в Париже, не вместиться со всем этим в такси — и т. д.
Так что последние дни — изгажены.
Слава Богу — обратные билеты есть!
А жаль уезжать: погода — блаженная, пляж — почти пуст и будет пуст — совсем, всюду — ведра и кадушки винограда, скоро все виноградники будут красными, вообще — осень, мое любимое время года, да еще — морская.
Но Мур рвется в школу — и ничего не поделаешь.
Итак, к 30-му — 1-му присылайте корректуру в Ванв — к 30-му извещу на почту, чтобы пересылку сюда прекратили, не беспокойтесь, будет сделано — и корректуру верну молниеносно.
Сердечный привет — и, еще раз, простите за долгое неотвечание.
О судьбе стихов, если захотите, успеете сообщить мне еще сюда, ибо раньше 27-го не тронусь. Но время терпит (особенно после
<
Умоляю о сохранении под стихами года: 1932 г.[1319]
Впервые —
69-35. <Б.Г. и Е.И. Унбегаун>[1320]
La Favi*re, par Bormes (Var)
27-го сентября 1935 г.
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. 2011. С. 254. Печ. по тексту первой публикации.
70-35. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Ваше письмо в Фавьере получила последним, — прямо в последнюю минуту, так что читала его уже в вагоне.
Переезд был трудный и сложный, — я с 18 лет путешествую с кастрюлями (дети!) — но море до последней минуты было блаженно-синим, и часть души моей — надолго там.
Итог лета: ряд приятных знакомств (приятельств) и одна дружба — с молодым русским немцем — в типе Даля, большим и
У него милая молодая шалая жена — такая же жгуче-черная, как он — белый, и так же страстно танцующая, как он — пишущий. Кончится плохо, ибо пишут наедине, а танцуют — с кем-нибудь. Он допишется до славы, а она дотанцуется — до
Итог другого лета — не людского — три пробковых пояса из таких вот <
Дом в ужасном виде (без меня хозяйничали С<ергей> Я<ковлевич> и переехавшая из города Аля) — уборки на добрую неделю.
Аля прожила с нами месяц — в отдельной комнате, но обедала и т. д. с нами — и
Но — не надо об этом.
Получила от той, что Вас напоминает (Frau D<okto>r Elsa Mahler, Basel[1324], — в Праге ее знают филологи) — сказки Андерсена в изд<ательстве> Reclam, — я как-то при ней сказала (длилось это всего 3 дня), что скучаю без Андерсена — и вдруг — подарок!
Кати Кист я не видела, ибо приехала только 29-го, а Юлия (сестра) совсем поселилась с О. Сергием (Булгаковым) в порядке духовной дочери, а жена — выехала, живет с сыном[1325]. Старая жена, преданная и глубоко-обиженная. Юлия, конечно — умнее, но
Кончаю, даже обрываю, ибо хочу, чтобы письмо пошло нынче же: обрываю — и обнимаю.
Впервые —
71-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Вот корректура[1326].
Важнейшие пункты:
Стр<аница> 1 — прошу оставить
Стр<аница> 2 самый низ — неясен шрифт, прошу проверить.
Стр<аница> 3 середина: Михаил Иваныча Покровского[1327]: м<ожет> б<ыть>придется заменить Иваныча, ибо речь о впоследствии знаменитом Михаиле Покровском (кажется, советском историке, во всяком случае известном коммунистическом деятеле), к<отор>ый и был Валерииным женихом. Мне помнится — Иваныч, но м<ожет> б<ыть> Михайлыч, выясню и тотчас же извещу.
Стр<аница> 3. Потом, чтобы успокоить читателя, обнаружилось… чтобы успокоить читателя прошу взять в скобки, тогда — ясно. (Отметила на полях, последите, пожалуйста.)
Стр<аница> 7 спасибо за незазубренный рубль. Заменила ОТТОЧЕННЫМ[1328].
Перед ангелами прошу пропуск, ибо новая тема и главка.
То же перед: Вечерами, сначала…
Очень важное на 8 стр<анице>
(gar — значит: очень, весьма, сильно. Нельзя опечатки, ибо стихотворение — классическое).
Почему Вы убрали:
А что же со стихами?[1332]
Умоляю к 15-му — немножко раньше — аванс к терму, я абсолютно обнищала с переездом. Если можно — 300 фр<анков>. Без них пропаду.
Сердечный привет и спасибо за внимание, корректуру.
Мура без его ведома перевели через класс за отличные успехи. Сидит и учит английские стихи.
<
Восстановите
Впервые —
72-35. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие Унбегауны!
Смотрели вас и в Марселе и на Лионском вокзале — тщетно[1333]. Затем ежедневно вспоминали — и тоже тщетно. Затем звонили Littr* 55-39 (утром) — всё с той же тщетой. Вы точно провалились в глубокую
Наконец — пишу.
Свободны ли вы в воскресенье? (13-го, тьфу, тьфу!) Так, чтобы
Самый простой маршрут: на метро до Mairie d’Issy (последняя остановка), вылезши — мимо кафе,
Будьте в 4 ч<аса>, чтобы успеть погулять — и непременно надолго, до позднего вечера, потому что «на время не стоит труда»[1337].
Жду, верней — ждем — ответа, надеюсь (=емся) — утвердительного. Если спутаетесь, спрашивайте Av<enue> de Clamart, а не J<ean-> B<aptiste> Potin, к<отор>ую никто не знает.
Самый сердечный привет от нас всех.
Ждем.
<
Впервые —
73-35. Ю.П. Иваску
Если письмо действительно затерялось — потеря невозвратная, ибо в нем был
А заказным я не послала — вот почему: Ваша марка (как и сегодняшняя: возвращаю обе) оказалась недействительной, ибо просроченной (срок —
В том письме я просила Вас отозваться
У Гронского-отца (тоже писала) был удар, даже два, один на Пасху, другой летом, сейчас он в санатории и, в общем — конченый человек, во власти
Мать лепит его большую голову — по прежним своим работам — и карточкам.
Да, если хотите книгу одним из первых — вышлите матери 12 фр<анков> по адресу:
Mme Nina Gronsky
14, Cit* Falgui*re
Paris, 15-me
Ряд его и ее друзей вносят сейчас, чтобы помочь оплатить типографию. А Вам корысть — полу*чите
Там есть посвящение и мне, которого он мне
А вот — случайно сохранившиеся записи, в ответ на предыдущее письмо (я его не очень помню, м<ожет> б<ыть> вспомните — Вы) — тогда — Гронский занял всё место — в дело не пошедшие.
Просто — списываю:
«Уразумевать» нечего, ибо вещь — чисто внешняя. Психея — не этап (физический), это — сборник, т. е. собранные стихи, написанные в
Психея частично входит в Версты I, в Версты II[1341] (никогда не вышедшие), в Ремесло. Психеи — как
Не люблю только привередливости, внюхивания, предпочтения одного
По поводу чувства (NB! наивный вопрос: есть ли у меня чувства) — чувство у меня всегда было умное, т е. зрячее, поэтому всю жизнь упрёки: Вы не чувствуете, Вы — рассуждаете.
Если чувство есть слепость — я
(Das Gef*hl seiner Jugend ist schon *bersinnliche[1344] Jugend[1345]) Все мои Gef*hle были — *bersinnlich, потому-то они и были — Gef*hle.
A Sinne[1346] — их кажется, 5, нет — 6 (Orientierungssinn[1347]). Единственно-острое (до болезненности) — СЛУХ. Зрение — никакое (
И основное — над всеми и под всеми — чувство КОНТР — чисто-физическое: наступательное — на пространство и человека, когда он в количестве. Отсюда — мое пешеходчество и полное одиночество: передо мной
«Чувств» много в После России, почти сплошь. Если
«По-русски
О кубизме[1348]
Стихи двух родов, — и не двух: больше. Есть чистая лирика, есть гражданские страсти (1917 г. — 1920 г. — Царская семья — Перекоп (заграница), есть ПЕСНЯ, — ЧЕГО —
Неудача в Молодце и Переулочках???[1349] Здесь придется воззвать — к большинству голосов моего читательского меньшинства (+ мой голос: большой, большинство
Переулочки (Вы этого не знали?) — история последнего обольщения (душою: в просторечии: высотою).
Если Вы не любите этих вещей — Вы просто чужды русской народной стихии. Народной стихии. Стихии.
(С. Маковский[1350] (оцените эпоху: Аполлон, Золотое Руно, Весы[1351], примат
Русская стихия
NB! Стр<аница> 7.
О Мо*лодце только один отзыв: —
Мне Ва*ш отзыв просто смешон, как если бы мне сказали: — Такая брюнетка, как Вы.
До того — не по адресу!
А «греческим» Вы обольщены из-за Вашего тяжкомыслия, -думия (у Вас Schwerblut[1355], вообще, Geist der Schwere[1356] это
Вам труднее понять непосредственное.
«Народный элемент»? Я сама народ, и никакого народа кроме себя — не знала, даже русской няни у меня не было (были — немки, француженки, и часть детства — к отрочеству — прошла за границей) — и в русской
и еще, в 1 ч<асти> Тезея — Ариадне, сейчас словами не помню,
Когда вещь
Он был
Поплавского не только последним певцом, но вообще поэтом — не считаю[1368]. У него была
ПЛАГИАТ.
Доказать — берусь.
Ну, вот. Устала. Возвращаю два купона. — Жаль негатива. — Повторяю: —
Простите, что перепутала страницы, но писала с зверской головной болью: отписывалась, зная, что если не сразу — то никогда.
Пример «дубасят…» (М<аяков>ский и Ц<ветае>ва «дубасят»)
Это, по-моему, называется — ПЕТЬ. И таких примеров — ТОМА.
Нет голубчик, ни в какие Вы меня схем
Вам придется либо признать простое чудо, либо — сознательно его искажать — и, третье либо:
— отказаться. —
В Ваших стихах хороши строки:
Впервые —
Марина Цветаева
74-35. А.Э. Берг
<
NB! 33 —
пишите
Милая Ариадна,
Начну с
Мне обе вещи
Других экз<емпляров> у меня
Я в отчаянии при мысли, что француз мог их потерять — ибо так уже однажды, в салоне Nathalie Clifford-Barney[1375] — со мной (теми же вещами) — было. Ничего не сделала (
Если бы вещи были у меня на руках этим летом — швейцарское выступление было бы
— Умоляю! —
Приглашения делаются в течение Октября, чем раньше пошлю — тем лучше, собственно давно должна была бы послать, но все надеялась, что обнаружу еще оттиски у себя[1377]. Наконец, перерыв все свои архивы (работала пять дней!) удостоверила, что
Из факта письма видите, что я в Ванве. Лето было чудное, но с вынужденным безделием (писательским). Теперь — навёрстываю.
У нас все простужены, холод и беспорядок.
Жду отклика и целую. Детям сердечный привет.
<
На Юге были еще и Паррэны[1378] (N<ouvelle> R<evue> F<ran*aise>, и я отлично могла уст роить свою прозу (Lettres)[1379].
Мура за «esprit trop m*r pour son *ge»[1380] перевели через класс. Сейчас он учит англ<ийский> яз<ык>.
Впервые —
75-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Приехала за авансом нынче, 15-го, в 2 * ч<аса> дня, согласно Вашему приглашению — письмо оставляю: датировано 14-тым и написано: завтра — и
Завтра уже выбраться не смогу, потому очень прошу Вас тотчас же выслать мне обещанные 300 фр<анков>.
Корректуру — стихов[1381], сгоряча оставленную дома, вышлю нынче же: поправок нет.
Всего доброго.
Итак, надеюсь
<
Немецкую цитату выправила на Вашем листке[1382].
Впервые —
76-35. Б.Г. Унбегауну
Милый Борис Генрихович!
К сожалению, фотографии все перепутались и Вам отобранные, очевидно, потонули. Привезем в субботу все и выберете заново.
Итак — до субботы. Приедем с Муром сразу после школы, т. е. у вас будем около 5 ч<асов>.
Спасибо за детскую группу.
Сердечный привет обоим. Танин корабельный шоколад привезем.
МЦ.
Впервые —
77-35. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Убеждена, что операция удалась и что Бутя[1384] на Ваших глазах начнет поправляться — начиная с первого пюре — так было с Муром.
Только одно: после операции — непременно — бандаж:
Ну — вот.
Бандаж заказывается заочно,
Рукопись от Juillard’a уже получила. — молодец! Не только не затерял, но выслал заказным. Теперь смогу заняться своей поездкой: пока что выслала им свою прозу о Рильке (1927 г. — Твоя смерть) — м<ожет> б<ыть> найдут переводчика: моя проза, говорят, трудна (NB! —
Напишите, когда собираетесь домой и всё об операции и ходе выздоровления.
Целую Вас и девочек, особенно — пострадавшую. Мур тоже о них вспоминает с большой дружественностью. Учится он — перескочив — отлично.
Впервые —
78-35. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
По уши виновата — не поблагодарила ни за что, а благодарна за всё.
Прилагаю — может быть слегка-искупительный — билет на свой вечер стихов[1387] — 20-го.
Всего доброго! Не сердитесь.
Впервые —
79-35. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
<
Дорогие Борис Генрихович и <
Я в отношениях не самолюбива, но совершенно разумна: пока я нужна — нужны мне.
(Для меня нет частных случаев, я всегда ищу закона.
Итак, мне
<…>
Я — как
P.S. Пишу только для себя. Аля, вообще, над такими вещами не задумывается, живет в инерции данного места, круга и т. д.
А Мур вас обоих очень любит.
А С<ергей> Я<ковлевич> недостаточно успел с вами сблизиться, чтобы замечать ваше отсутствие. Но, во всяком случае, у него к вам обоим полная приязнь.
— Ну*, вот. —
<
Разница
Любить — кого-нибудь.
Дружить — с кем-нибудь (взаимность)
И еще:
«Я люблю собаку» Это не значит, что собака меня любит.
«Я дружу с собакой» Это значит, что собака со мной дружит.
Поэтому, не ждите, дорогие, что я буду по вас скучать — если вы по мне не скучаете. Я так же забуду вас — как вы меня, а —
Начало письма (кончая словами «Руки и») печ. впервые по черновику, хранящемуся в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 113). Продолжение письма впервые —
80-35. Б.Л. Пастернаку
<
Дорогой Борис. Отвечаю сразу, — бросив всё (в то полу-вслух, как когда читаешь письмо). Иначе начну думать, а это заводит далёко.
О тебе. Тебя нельзя судить как человека, ибо тогда ты — преступник <
Собой (ду-шой) я была только в своих тетрадях и на одиноких дорогах — редких, ибо я всю жизнь — водила ребенка за руку. Но именно п<отому> ч<то> всю жизнь — заботилась, всю жизнь и огрызалась — отгрызалась. На «мягкость» в общении меня уже не хватало, только на общение: (служение, бесполезное) жертвоприношение.
О
Но — теперь ваше оправдание — только
Только
Поэтому, Борис, держись своей красавицы.
«Абсолюты»… Слова не помню (да и не
Ну, что ж… И все-таки на меня со стены глядят: твоя Мария Стюарт (Car mon pis et mon mieux — sont les plus d*serts lieux[1393], эту строку, подаренную мне тобой, у меня перед смертью выпросил Рильке, словами, робкими. Это было им последнее на земле полученное. Последняя получка) — в бок глядит, с условным коварством всех женских лиц того времени (Марины Мнишек время?) — подавленная <
Я сама выбрала мир нечеловеков, что же мне роптать???
— Это как Розанов, однажды, Асе: — Ты же понимаешь, что кроме Людей Лунного Света — нет никого[1398] (нет ничего стоящего).
Моя проза. Пойми, что пишу для заработка:
— Скоро пришлю тебе летние фотографии, посмотришь — передашь Асе. (Ты ведь всё жжешь: не хочу, чтобы Мура сожгли.) Вообще, давай переписываться — спокойно. А из-за тебя я разошлась с человеком, который меня любил весь прошлый год и во всем помогал[1399]. Помнишь, ты с внезапной мужской подозрительностью (нюхом!) — А кто этот человек? — Это шофер, русский. — Я знаю, что русский. Но вообще — кто? — Это мой сосед, с Юга России… <
В тот же вечер (ночь) — он всегда у меня что-нибудь чинил, и свободен был только от 12 ночи — А Вы Пастернака давно знаете? — Это самый мой близкий человек.
Вслух — не посмел, в письме поставил на вид, я — рассмеялась <
Образец взрывчатой силы вещества поэта. Бровью не повел, дыхание затаил — и уже обрушился свод. Вот видишь, Борис, ты на меня и не посмотрел, а от твоего непосмотрения я потеряла человека.
Про отъезд (приезд) я ничего не знаю[1400]. <
Твоя мать, если тебя простит, та самая мать из средневекового стихотворения — помнишь, <
Ну*, живи. Будь здоров. Меньше думай о себе.
Але и С<ереже> я передала, тебя вспоминаю! с большой нежностью и желают — как я — здоровья, писанья, покоя.
Увидишь Тихонова — мой сердечный привет <
Я тогда принесла твоему сыну глобус-чинилку, и всё время держала <
Впервые —
81-35. В.Ф. Ходасевичу
<
Наоборот, я о Вас всегда с большой любовью говорю и думаю (у меня — это одно). Так, этим летом — с русским немцем, филологом Унбегауном, с которым <
И, помимо Унбегауна, всегда, во всем стихотворческом, лирическом, поэтовом (
И когда Струве восторженно стал рассказывать мне Вашу статью о Поплавском[1405], я ему все
Ну*, вот.
Свидание. Так как я живу замурованная — уже нечаянная игра слов: у меня сын — Мур — (и разваленный дом) то есть в непрерывном состоянии сторожа разваленного дома — и меня никто не заменяет — то я с большим трудом отпросилась у своих на <
Итак, хотите пятницу?[1410] Я у Вас в 9 часов. Если
Господи, про свое то чтение я Вас[1411].
Вы конечно
и более старшее, плагиатическое:
и кончая последней строкой последнее
Итак,
Обнимаю Вас и О<льгу>Б<орисовну>[1417].
Любящая Вас
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 26, л. 112–113).
82-35. Е.И. Унбегаун
Милая Елена Ивановна!
Только вчера вечером я отправила Вам (вам) свое письмо, как сегодня утром Ваше — Але, из которого явствует, что Вы и меня не забыли[1418].
— Очень приятно. —
А теперь — срочная просьба.
Завтра (в среду, б-го) большой открытый доклад советских архитекторов,
Поэтому очень прошу Вас, взывая к Вашему — в Последних Новостях[1420] —
Вечер — совершенно не политический, доказательство — что будем мы с Муром. И будут, конечно, все французы, — важно, чтобы были и русские.
Сердечный привет Вам и Борису Генриховичу от нас всех.
Не забудьте, что дело срочное (доклад — завтра) — и простите эту срочность, но не получая от Вас так долго ничего, я, естественно начала думать, что Вы меня забыли и не решалась напомнить о себе — просьбой. А теперь, раз оказалось — помните, я и — прошу.
Надеюсь завтра с вами обоими увидеться.
Впервые —
83-35. Е.И. Унбегаун
Дорогая Елена Ивановна!
Во-первых — огромное спасибо за билеты: будем все и очень надеемся Вас (вас) увидеть.
Во-вторых — если Вас на Шмидте[1421]
Если бы
Итак, либо до Шмидта (завтра), либо до воскресенья — если можно к 4 * ч<аса>, п<отому> ч<то> до этого Мур спит: отсыпается за школу.
Как жаль Вашу тетю, вернее — Вас, утратившую[1422]. Я отлично помню, как Вы мне о ней рассказывали в море, около правых камней…
Да! Если мы (у нас дома) будем все вместе и если Вы вздумаете пригласить нас к себе — не зовите меня вместе с Алей — она отвратительно себя со мной (да и с отцом, да и вообще —) ведет, и моя вся радость будет испорчена.
Когда через
А пока — верьте на*-слово. И мы просто сговоримся с Вами о моем приходе (м<ожет> б<ыть> с Муром, но он мне никогда ни в чем не мешает, я им
Тем более, что мы с Алей
Целую Вас, и еще раз благодарю за память — и жду.
Впервые —
84-35. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Тоже ежедневно о Вас думала.
И убеждена была, что виноватая — я.
А так как, оказывается, виноваты мы обе, то виноватого — нет, вины — нет. Есть — жизнь; быт.
Буду у Вас завтра, в пятницу, одна, на минутку — с билетами[1424] — в четвертом часу (дай Бог только найти улицу!).
А пока целую и благодарю и радуюсь встрече.
дом — старый, номер — новый
Впервые —
85-35. Б. Г. Унбегауну
Милый Борис Генрихович,
Зеленое кашнэ оказалось если и ангорским, то вовсе не таким прекрасным, поэтому совместно с Алей (моя шерсть (NB! точно баран говорит) ее — работа) осуществили и преподнесли Вам прилагаемое.
Носите на здоровье!
Оно — непроносное.
Сердечный привет!
Очень надеюсь увидеть Вас 20-го[1425].
Впервые —
86-35. Е.И. Унбегаун
Дорогая Елена Ивановна,
Не то*, что Вы думаете: — мы
Так-что-я, получив Ваше письмо, где Вы говорите о
И вот — на гнев или на милость — все четверо в полном составе.
Но — чтобы Вы и Б<орис> Г<енрихович>
Целую Вас и самый сердечный привет Б<орису> Г<енриховичу>. Как-нибудь завтра совместно нас стерпим!
P.S. Опять была у Буниных, и опять была речь о вас обоих. Завтра — в лицах.
Впервые —
87-35. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Спасибо, что не сердитесь.
А вот стихи[1428] — бесспорно мои
Очень прошу известить о их судьбе.
Сердечный привет и пожелания к Новому Году — что-то даст??
Если стихи подойдут, умоляю о корректуре: абсолютно важны знаки, курсив и т. д.
Впервые —
88-35. А.А. Тесковой
С наступающим Новым Годом, дорогая Анна Антоновна!
Встречу его, по-видимому, одна — с спящим или неспящим Муром и сторожащим мое окно каштаном —
Предлагают идти на вечер русск<ого> Красного Креста (помощь политическим, вся интеллигенция)[1429] — и на вечер Союза возвращения (где я
Со всех сторон слышу вопросы: правда ли, что Ваша дочь едет в Россию? — И уже раскрыв рот для
Моей блаженной семнадцатилетней глупости — да и всей жизни — глупости! — она
Продолжает жить дома — у отца нет денег — отдельно ее содержать, а работать —
Я
Мур живет разорванным между моим
Растет с
По типу — деятель, а не созерцатель, хотя для деятеля — уже и сейчас
Менее всего развит —
Лоб — сердце — и потом уже — душа: «нормальная» душа десятилетнего ребенка, т. е. — зачаток. (К сердцу — отношу любовь к родителям жалость к животным, все элементарное. — К душе — все беспричинное болевое.)
Художественен. Отмечает красивое — в природе и везде. Но — не пронзён. (Пронзён = душа. Ибо душа = боль + всё другое.)
Меня любит как свою вещь. И уже — понемножку — начинает ценить. Часто и даже почти всегда — защищает.
О себе: так как выгребаю и топлю три печки, стираю на троих — всё, хожу на рынок, готовлю, мо*ю посуду и т. д. — прислуга за всё и на всех — пишу мало, урывками, последнее время — стихи. Весной будет легче: отпадет весь уголь и вся зола. (Я бы и золу любила — и все — да и любила: в Советской России — и в Чехии — и в сказках — если бы меня на нее не
Вот Вам, дорогая Анна Антоновна — пример:
Я —
Вы, м<ожет> б<ыть>, знаете, что у Бунина — лет 10 как молодая любовь (приемная дочь? роман? —
С Галиной я — вежлива.
С Буниным у нас дружественные отношения[1441], без близости: прихожу к
— Ну, вот. —
Недавно, на моем вечере стихов[1442], Бунин у кассы познакомился с Алей, не зная, что моя дочь. — «Милая барышня» — и так пробеседовал, прошутил с ней мин<ут> 10. В антракте — опять к ней. Тут — выяснилось. Всю вторую часть в залу не входил, сидел с ней у кассы. Тут же пригласил ее к себе —
Весь обед (по ее отрывочным, торжествующим рассказам) был занят ею одной, провожал до лифта (этого с ним
Ему — 67 лет, ей 22, т. е.
Что*? Душа*? («Милая барышня»…) Ум? — Нет,
И вот я
(Bin weder Fr*ulein, weder sch*n — kann imgeleitet nach Hause gehen![1443]) Потому меня
Забыла прибавить, что сейчас Кузнецова в отъезде, кажется где-то лечится… а м<ожет> б<ыть> — другое: устала. Словом,
Поэтому я и говорю: ни малейшего собственного достоинства. Ей — лестно. И — особенно-лестно: уязвить меня, которую Бунин
Это —
Кончаю. Стемнело. Бегу на почту опускать — хочу (хоть письмо и невеселое!), чтобы получили к Новому Году. (А м<ожет> б<ыть> лучше — еще в этом? ибо
Целую Вас, помню, очень жду весточки.
Дай Вам Бог в Новом Году — того же, что и мне: душевного покоя. Лучше — не знаю ничего.
МЦ.
Впервые —
1936
1-36. Е.И. Унбегаун
Дорогая Елена Ивановна,
Не могла быть никак, и очень жалею, потому что — говорят — было замечательно[1447]. Жажду Вас увидеть, чтобы услышать именно от Вас.
Во всяком случае — огромное спасибо, что вспомнили.
Это — первое.
Второе: огромная просьба <к> Б<орису> Г<енриховичу>. Пока Женя[1448] не взял негативов, умоляю Б<ориса> Г<енриховича> прислать мне в письме заказным (марки прилагаю) следующие негативы:
1) мы с Б<орисом> Г<енриховичем> в Кабассоне, сидя на берегу[1449].
2) Мур и я на моей лестнице[1450].
3) Аля одна перед своим домом (Го*льдэ)[1451].
У меня еще осталось чуть-чуть своих денег с вечера[1452], хочу заказать теперь же. А так как мы с вами редко видимся — и Женя может востребовать негативы — то и
Это — второе.
Третье же — потрясающая новость: бракосочетание[1453] — которое узнаете устно. Жду Вас к себе или себя к Вам — как хотите — только поскорее.
Целую Вас. Б<орису> Г<енриховичу> сердечный привет. Была у «Муни» — очень понравился муж[1454]. Допили с ним остатки новоселья.
Получила письмо от Гали[1455].
КОГДА ПЕРЕЕЗД и ДОКОЛЕ СТАРЫЙ АДРЕС? И КАК — НОВЫЙ?[1456]
И — то, с чего следовало начать —
— С Новым Годом! —
который я встретила так же, как
(Москва, 31-го декабря 1917 г. — т. е. 18 лет назад: Але было
Только
А, в общем (1917 г. — 1935 г.)
plus (я, то есть) *a change — plus c’est la m*me chose![1459]
Впервые —
2-36. В.Н. Буниной
С Новым Годом, дорогая Вера! Желаю Вам в нем — нового; какой-нибудь новой радости. Я его встречала одна — при встрече расскажу — немножко по-своему трехпрудному сну. Когда увидимся? Слыхала про «бал прессы» — будут ли что-нибудь давать? Хорошо бы…
Целую Вас. Мур еще раз — и еще много-много раз! — благодарит за перо.
Жду весточки.
<
«Бал прессы»: «кадриль литературы»[1461]. (Помните?)
Впервые —
3-36. А.Э. Берг
С Новым Годом, дорогая Ариадна!
Давно жду весточки. Последнее от Вас — известие о Бутиной операции[1462], я тотчас же ответила (в Бельгию) — и молчание.
Надеюсь, что Бутя совсем уже поправилась и никаких новых болезней в Вашем семействе — нет.
Очень жду ответа, а пока сердечно приветствую и желаю Вам в Новом Году — нового.
Впервые —
4-36. Е.И. Унбегаун
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
15-го января 1956 г., среда
Дитя!
Где* вы и что* вы? Как квартира?
Не забудьте, что с большой радостью вызываюсь Вам помогать в устройстве: приколачивании,
Я слишком знаю, как в тяжелую
Итак, с удовольствием.
Жду оклика.
Буду приходить с Муром, к<отор>ый будет готовить уроки и вообще не мешает. Могу
Получила большое и очень милое письмо от Гали — захвачу.
Пока же целую. Б<орису> Г<енриховичу> сердечный привет.
Впервые —
5-36. А.А. Тесковой
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
20-го января 1936 г.
С Новым Годом, дорогая Анна Антоновна!
Тогда с наступающим, ныне — с уже идущим.
Ваше большое письмо получила.
О таком (ручно-умственном) объединении мечтаю уже давно, хотя бы в самой элементарной форме: кто-то читает, я — шью. Но мне никто не читает, Муру — некогда (школа, уроки), С<ергея> Я<ковлевича> и Али нет никогда. Сижу вечерами и до одурения вяжу — уже три месяца — Муру огромное одеяло из всех остатков шерсти (Аля раньше много вязала на заказ, пока
Ручной труд есть — круг (вокруг лампы, лучше — керосиновой, на тяжелой
Еще в 1909 году — совсем девочкой — я писала.
Это я писала, еще будучи
А потом — 1919 г<од> — стоим с уже 6-летней Алей — перед нами: окна залы, и видим, как на подоконниках, из глиняных мисок, чужие люди хлебают вареную
А потом — 1920 г<од> — стою перед ним —
Значит — не
Видите — как далеко заводят: ручной труд и ламповый круг!..
Мне хорошо только со старыми людьми — и вещами. Из молодости люблю только молодую листву и траву.
Сейчас —
А я не кланяюсь — п<отому> ч<то> это — кумир. На глиняных ногах, п<отому> ч<то> завтра 20-летнему будет сорок лет, как мне — вчера — было двадцать.
Хвастаться титулом — хвастаться состоянием — хвастаться молодостью. Но первое и второе хоть — если не твоя — то
Помимо всего — мне с молодыми скучно — п<отому> ч<то> им с
Аля
Презираю всякое любительство как содержание жизни. А здесь она жертвует
А теперь, дорогая Анна Антоновна, увидите нас с Муром на лестнице нашего фавьерского скворечника[1468] — видите, какая крутая? С нее я ежедневно сносила стол (с чернильницей, книгами и тетрадями) — в сад, пока Мур, днем, спал. И вот однажды полетела и страшно ссадила себе руку — хорошо, что не голову! Скоро пришлю другую карточку, где я в повязке. Шрам д<о> с<их> п<ор> не прошел.
Карточек — много: выкупила их нынче на Вами присланное, и теперь в каждом письме будет по карточке.
Пока же — обнимаю Вас и спешу на нашу ванвскую почту, чтобы нынче ушло. Пишите!
Впервые —
6-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
— Странно.
Вчера я с утра отвечала на залежавшиеся письма: целых семь, и Вы были седьмым, и я уже не смогла (два раза бегала на почту из суеверного и очень распространенного отвращения к виду запечатанного и неотправленного письма).
Словом, нынче утром Вы были (должны были быть) — первым И вдруг — Ваше письмо, одновременно с вестью о кончине Георга V[1469].
И я сразу подумала — с большой горечью — о
И еще я подумала, что сейчас — вся Англия горюет, а во Франции (республике) никого такого нет, о ком бы она
Очевидно, в республике нужна
Словом, я очень расстроена: 17-го — Киплинг[1471], 20-го — король:
Вес дни болезни Киплинга мы с Муром читали его книгу Джунглей, он — один том, я — другой. Гениальная книга. Он ведь тоже — из поколения
Возвращаю корректуру[1473].
Поправки:
1) Из фамильных богатств, —
(опущена запятая)
2) Вы, <
ребенку, поэтом
Вы — ребенку, поэтом —
(нужно убрать первую запятую и заменить тире)
(это нужно проследить, в корректуре вышло неясно)
3) Всё — внушившие — ЧТИШЬ
нужно — ЧТИТЬ
4) Поколенью с провалом — (опущено тире)
— И всё —
P.S. ОТЦАМ <
О книгах Муру. Если будет Ваша милость — конечно I т<ом> Войны и Мира: не ему — мне. Ему — рано. Дала ему, напр<имер>, Детство и Отрочество[1474] — почему-то возненавидел
Итак,
До свидания, сердечный привет и спасибо, что не се*рдитесь — я сама первая на себя сержусь.
P.S. У нас на старом доме — новый №: 65
Впервые
7-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Значит, Вы живы и всё хорошо.
А я уже думала, что Вы навсегда остались в Бельгии, и Ваше молчание истолковывала циническим * quoi bon?[1477] (раз всё равно уже не встретимся).
Нет, та*к лучше: Vaucresson и S<ain>t-Lazare[1478].
Итак, встречайте нас в воскресенье с означенным поездом. Сердечно радуюсь встрече.
Я как раз на-днях написала Гартманам[1479] с запросом о Вас, а ответили — Вы. (Они мечтали нас с Вами совместно пригласить.)
Обнимаю Вас и девочек, Мур шлет мужской привет и тоже очень радуется встрече.
Итак, мы выезжаем с поездом 11 ч<асов> 30 с С<ен->Лазара и слезаем в Vaucresson’e.
<
Какая у Вас легкомысленная вилла! Особенно в соседстве с
Впервые —
(Открытка с видом avenue du Bois de Boulogne в Кламаре.)
8-36. Л.Ф. Зурову
Милый Зуров,
Простите за задержку — невольную: Вы написали 55 вместо 65, и письмо добрело только вчера, 11-го.
Выступить согласна.
Надеюсь — завтра будет оповещение, где и что — я ведь ничего не знаю[1481].
До свидания — в субботу[1482].
Сердечный привет В<ере> Н<иколаевне>, И<вану> А<лексеевичу>[1483] и Вам.
Впервые —
9-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
До сих пор не поблагодарила Вас за Ваш чудный подарок — книги, которые пришли как раз в день Муриного одиннадцатилетия[1484]. Читаем — все — с увлечением. (Я, из чтения, люблю только стихи, жизнеописания и путешествия.)
В субботу, 15-го, смотр всем поэтам, старым и малым[1485]. Не придете ли? (Где — не знаю, очевидно будет завтра в Посл<едних> Новостях.)
Сердечный привет и еще раз, от души, спасибо.
P.S. У нас зверская гололедица, вчера на моих глазах и на моей же обратной дороге — от Mairie d’Issy в Ванв — человек сломал себе ногу и был усажен в автомобиль, который м<ожет> б<ыть> потом его и
Впрочем, у вас, в Булони[1486], наверное то же самое?
Да! Вы как-то спрашивали, собирается ли Аля в Россию. Собирается, но — вяло, вроде отдаленных перспектив[1487].
Я — не собираюсь[1488], но когда поеду — то поеду с книжками, с тетрадками.
Получила письмо от сестры[1489] из России: живет уроками англ<ийского> яз<ыка> — не только безбедно, но
Впервые —
10-36. Б.Г. Унбегауну
Дорогой Борис Генрихович,
Премия Ва*с в моих глазах не повышает[1492] — Вы с первой минуты были в них — превыше премий — но повышает — французов. (Не удивляйтесь на тире: это моя интонация.)
Премии нужны — нашей немецкой скромности, нашему уединению и неумению (неможе*нию) пролезать, или хотя бы — с должной важностью входить в «салон». (В этом смысле Бунину премия совершенно не была нужна.)[1493]
Помните — та профессорская жена (фамилию забыла), учившая меня русскому яз<ыку>[1494] и на мое предложение пригласить Вас в качестве почетного гостя на юбилей Мережковского[1495], со снисходительной улыбкой возразившая: — Унбегауна среди русских никто не знает.
А теперь будут знать.
<
(Зачеркнутое не про Вас, а про ту «профессоршу»)
А теперь о другом: — хотите к нам на блины? Вечерние, уютные и, во всяком случае — первые.
Подробно пишу об этом Е<лене> И<вановне>.
По-мо*ему — чудный замысел!
Хорошо бы — не позже 8 ч<асов>, но если раньше не можете уйти из библиотеки, то можно и в 9 ч<асов>.
О дне сговоритесь с Е<леной> И<вановной>, а я — с С<ергеем> Я<ковлевичем> — авось окажется у всех свободный вечер.
(А м<ожет> б<ыть> Вы ненавидите блины? Тогда —
До свидания! Надеюсь — скорого.
Убеждена, что из
Впервые —
10а-36. Е.И. Унбегаун
Дорогие — впрочем, не умею писать вместе:
— Дорогая Елена Ивановна,
Сердечно поздравляю Вас с удачей Б<ориса> Г<енриховича> и радуюсь вместе с Вами. Давно ничему (в газете) так не радовалась[1496].
(Не то слово — удача: удача бывает в лотерее, но если сейчас буду искать слова — не отправлю письма. Впрочем,
У меня есть для Тани к этому торжественному событию маленький подарок.
В субботу (15-го) читаю на каком-то огромном вечере поэтов[1497], но
А не сможете — напишите, когда и как повидаемся. Я очень по Вас (и вас) соскучилась. Аля дважды встретила Вас в метро, но мне от этого — мало проку,
Что* Вы скажете о вечерних пробных преждевременных
Если улыбается (верней: = ются) — отзовитесь и устроим. Не думайте, что — сложно, часть напеку у нижних, часть у себя, и холодные
Напишите непременно: 1) хотите ли? 2) когда вечером на этой неделе
И отпразднуем премию.
А пока — целую и бегу опускать.
P.S. Напишите — непременно — какой Б<орису> Г<енриховичу> подарить подарок. Что* он любит? М<ожет> б<ыть> что-н<и>б<удь> в комнату? (Помните то злосчастное зеркало?) Не на* стену! Что* ему нужно? Ибо такие люди любят только
Впервые —
11-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Когда я прочла Furchtlosigkeit[1499] — у меня струя по хребту пробежала: БЕССТРАШИЕ: то слово, которое я всё последнее время внутри себя, а иногда и вслух — как последний оплот — произношу: первое и последнее слово моей сущности. Ро*знящее меня — почти со всеми людьми![1500] Борис Пастернак, на к<оторо>го я
…Не знаете ли Вы, дорогая Анна Антоновна, хорошей гадалки в Праге? Ибо без гадалки мне, кажется, не обойтись, Всё свелось к одному: ехать или не ехать. (Если ехать — так
Вкратце: и С<ергей> Я<ковлевич> и Аля и Мур — рвутся[1502]. Вокруг — угроза войны и революции, вообще — катастрофических событий. Жить мне — одной — здесь не на что. Эмиграция меня
Наконец, — у Мура здесь никаких перспектив. Я же вижу этих двадцатилетних — они в
В Москве у меня сестра Ася, к<отор>ая меня любит — м<ожет> б<ыть> больше, чем своего единственного сына[1504]. В Москве у меня — все-таки — круг настоящих писателей,
Наконец — природа: просторы.
Это — за.
Против: Москва превращена в Нью-Йорк: в
И — расстанусь с Вами: с
— Вот. —
Буду там одна, без Мура — мне от него
Алю я —
Может быть — так и надо. Может быть — последняя (-ли?) Kraftsprobe[1505]? Но зачем я тогда — с 18 лет — растила детей?? Закон природы? — Неутешительно. —
— Сейчас, случайно подняв глаза, увидела на стене, в серебряной раме, лицо Сигрид Ундсет — un visage revenue de tout[1506] — никаких самообманов! И вспомнила — Kristin[1507], как от нее постепенно ушли все дети и как ее — помните, она шла на какое-то паломничество — изругали чужие дети — так похожие на
Ну*, вот. Как же без гадалки? Погадайте на меня, за меня! (Француженкам я
Положение двусмысленное. Нынче, напр<имер>, читаю на большом вечере эмигрантских поэтов[1508] (
Это всё меня изводит и не дает серьезно заняться ничем.
Обрываю письмо, чтобы сразу отправить. Могла бы писать Вам не отрывая пера еще два часа, но сделаю это в другой раз, сейчас это только отклик.
Сердечно радуюсь (тьфу, тьфу, не сглазить!) намечающейся удаче с обществом. Непременно закажу у Вас словацкий ковер — надеюсь, рисунки будет старые? Напишите подробнее.
Очень жду ответа и совета (знаю — как трудно!!) Простите за эгоизм письма, но мне
Есть еще три карточки, и еще будут…
Впервые —
12-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Ужасно жаль, но в воскресенье у нас две вещи: в 4 ч<аса> семейный визит и в 9 ч<асов> концерт — о<бщест>ва, в к<отор>ом я сотрудничаю (переводы нем<ецких> и русск<их> песен на французский)[1510]. Поэтому — дважды невозможно.
Другое предложение: нельзя ли было бы к Вам — с ночёвкой? (Можем с Муром на одной постели — неважно.) — Соблазнительно. — Уложив детей, целый вечер бы с Вами пробеседовали, никуда не торопясь и ни на что не озираясь. Без помехи. Приехали бы, скажем, в субботу (
Но если места нет или вообще неудобно — предлагаю этот четверг (поездом 11 ч<асов> из Парижа) или следующее воскресенье. (Не примите за навязчивость: я думаю о нас
Итак:
1) либо в эту среду или если с ночёвкой эту субботу в 6 ч<асов> (сообщите поезд: час
2) либо в этот четверг или в след<ующее> воскр<есенье> поездом 11 ч<асов> 30.
Жду ответа — возможно скорого.
Целую Вас и детей.
Впервые —
13-36. А.Э. Берг
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
18-го февраля 1936 г.
Дорогая Ариадна,
Sauf contre-ordre[1511] — выезжаем завтра (в среду) с Муром поездом в 6 ч<асов> и вылезаем в Вокрессоне.
Девочкам везу подарок — только не говорите, пусть будет сюрприз. Обнимаю Вас и радуюсь.
Если же контрраспоряжение — то в четверг, поездом 11 ч<асов> 30.
Впервые
14-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие Унбегауны,
Итак — в воскресенье, 23-го, к 7 ч<асам>.
Страшно огорчена, что тогда не застали: а Мур, как хищник, сразу накинулся на добычу, с криком: —
Может быть к воскресенью вернется T.S.F., отданный в починку на следующий день после катастрофы[1514] и до сих пор чинимый. Это называется (о Муре говорю) — faire beaucoup de besogne en peu de temps[1515].
Итак, ждем все.
Я страшно по вас обоих соскучилась.
Расскажу о вечере поэтов[1516].
За обещание красной икры очень благодарю, только не преувеличивайте (не благодарности, а икры!)
Сердечно обнимаю обоих. Для Тани есть подарок «за папу» — но папе тоже будет.
<
Мур очень благодарит за память и шоколад и собирается писать — но боюсь — так же как Аля в Россию. Впрочем, для ускорения — в
Впервые —
15-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine)
65. Rue J<ean->B<aptiste> Potin
2-го марта 1936 г.
Дорогой Вадим Викторович,
У меня к Вам большая просьба: не могли бы Вы
Мне они до
Я два месяца не платила в школу за Мура и нужно наскрести.
Очень, очень прошу!
Вчера видала старушку[1518] — приятельницу Бальмонтов, сейчас живущую с ними. Со вторника Бальмонт в Париже (район Al*sia) — сидит в комнате без воздуха, п<отому> ч<то> на улице даже обе его спутницы[1519] с <
Он
Живут они все на старушкин шомаж[1522].
Старушку зовут Анна Николаевна, и я знаю ее как скромного, честного, преданного и
Что* делать???
Подписные листы по заграничным богачам пока не дали ни одного франка[1523].
Возвращаясь к
Сердечный привет
<
А в Москве — лютая испанка. Боятся
Впервые —
16-36. A.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
С радостью приедем к Вам (к вам!) в воскресенье, означенным поездом, — но с большой просьбой: возместить нам дорогу:
Иначе эта непосильная для меня трата может стать серьезным препятствием к нашему общению, — а жаль! Ведь не знаешь дальнейших судеб[1524], и жизнь чаще разводит — чем сводит…
Но заранее предупредите девочек, что мы уедем
А то — будут м<ожет> б<ыть> огорчены, что «так коротко»… (Впрочем — всегда коротко, кроме случаев, когда — очень длинно…)
Итак, целую Вас и прошу простить за откровенное признание — в несостоятельности.
Привезу Вам замечательную книгу — скандинавскую: историю чьей-то прабабушки[1525].
Итак в воскресенье, в 11 ч<асов> 30.
Детям — сердечный привет.
Мур еще ничего не знает, а то изведет — до воскресенья!
По арифметике (классной) он нынче получил — 0. Но почему-то убежден, что это «не считается».
Обратите внимание на марку и догадайтесь, что* это изображает.
Посылаю Вам младенческого Мура (3 года 1 мес<яц>)[1526]
Впервые —
17-36. В.В. Рудневу
Дорогой Вадим Викторович,
Огромная и насущная просьба: мне необходимо попасть на завтрашний доклад Керенского о Царской семье — это моя тема[1527], у меня есть об этом большая вещь — к<отор>ую как раз сейчас привожу в порядок — это не праздное любопытство, а необходимость.
И, конечно — у меня нет билета, п<отому> ч<то> понадеялась на при входе, а никакого при входе нет и уже все распродано.
Картина ясная: будет толпа — таких же как я желающих, и я сквозь нее во всяком случае не продерусь, и никакие заявления о том, что я — такая-то — не помогут. В таких случаях — все такие-то,
Мне нужен билет, о котором —
Умоляю ответить мне
Самое лучшее бы, если бы в ответном pneu Вы указали, где будет билет и когда за ним, — Аля съездит. Только, ради Бога, не «в кассе»! <
Либо — если уж действительно ни одного — однозначущую бумажку, но —
Вообще, я в таких случаях — совершенно беспомощна: помню, как я в России
Сделайте это для своего старого (шестнадцатилетней давности — первые стихи, еще заочные, приехавшие с Бальмонтом — в 1920 году!) сотрудника, по старой — все-таки дружбе?[1528]
Впервые —
18-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
— Увы, увы! — Я у Вас вчера забыла свою преданную зажигалку — на круглом столике возле большого кресла — там где вечная желтая стеклянная заря.
Умоляю положить ее в маленькую коробочку, которую крепко напихать ватой — чтобы не болталась — и отправить *chantillon sans valeur,
Зажигалка — моя правая рука, и не только моя — всего дома.
Спасибо за чудный день. Ваша belle-soeur[1530] очаровательна: именно
Целую Вас обеих. Если О<льга> Н<иколаевна> решит идти 17-го на Керенского (будет отвечать на все вопросы) — прошу тотчас же известить: достану билет. Очень ей советую, это — 20-летние
Только — сразу ответ: билеты нарасхват.
Пока же целую обеих.
Мур сердечно приветствует детей и взрослых: сейчас он у зеркала яростно начёсывается, мечтая довести голову до зеркальной поверхности: хорошо, что еще не догадался, что есть — arachide![1532]
Впервые —
19-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Во-первых — спасибо: попала — одобрила — и надеюсь еще попасть (17-го).
(Вообще — присылайте мне билеты на вечера С<овременных> 3<аписок> — я ведь ваша долголетняя сотрудница, кроме того — другие писатели ведь получают!)
Во-вторых: очень благодарна буду Вам, если пришлете мне на прочтение (не задержу) книгу Керенского[1533], — я ее никогда не читала, и она мне нужна для проверки других источников. (
(Но чудак он — великий. Когда я на перерыве подошла (я когда-то сотрудничала в Днях, и мы вообще встречались)[1534] — он очень обрадовался и сразу:
— Пишите, пишите нам![1535] Только не стихи. И не прозу.
Я: — Так что же?
— Общественное!
— Тогда
(Он засмеялся, я тоже.)
Третье.
Оставьте мне, если можете, в следующих С<овременных> 3<аписках>
Больше листа не будет, но и меньше — нет: он,
Очень благодарна буду, если отзоветесь — что* Вы об этом думаете. И не забудьте книгу К<ерен>ского.
Сердечный привет и еще раз благодарность, — билет.
Впервые —
20-36. А.Э. Берг
Дорогие,
— Ein Einfall[1537] —
Хочу быть у вас в субботу 14-го —
И мы бы серьезно сговорились о моей бельгийской поездке — назначили бы хотя бы приблизительный срок, сговорились бы о
Вообще — хорошо провели бы вместе полдня.
Меня это осенило как раз в ту минуту, когда садилась писать благодарность за зажигалку — и не только.
Только большая просьба: встретьте, если можете, я без Мура — запутаюсь,
Да! у меня для О<льги> Н<иколаевны> —
Но хочу — устно.
Есть и две
Целую обеих.
— До субботы!
Впервые —
21-36. Б.Г. Унбегауну
Дорогой Борис Генрихович,
Не хотите ли в следующее воскресенье — в Зоологический сад, мне почему-то кажется, что с Вами в Зоологическом должно быть — чудно.
Если будет хорошая погода, конечно, потому что — какая грусть: мокрые львы! (И мокрые — мы. А СУХИЕ моржи тоже грусть…)
Словом, давно собираюсь с Муром открыть весенний звериный сезон, но без Вас — как-то грустно: и Вы ведь — тоже любитель…
Итак, буду ждать ответа. По-моему — если ехать — непременно пораньше с
Если и Е<лена> И<вановна> соберется — буду бесконечно рада: давайте все вместе обновим приезжего морского льва? (Весит 180,000 тонн, ест сразу 40 кило рыбы)
<
Если да — пиши*те точно: час, берем ли завтрак, степень приемлемой дурной погоды и, главное: так же ли Вам хочется в Vincennes[1542], как мне (мне — страстно!)
…Как «Урсо*ны» и «Бо-Мино*ны?»[1543]
Впервые —
22-36. Б.Л. Пастернаку
<
Борис! Ты был бы собой, если бы на своем Пленуме[1544] провозгласил двадц<атилетнее> <
То, что у
Ничего ты не понимаешь, Борис (о лиана, забывшая Африку!) — ты Орфей, пожираемый зверями: пожрут они тебя.
Тебя сейчас любят
И, по чести: чем
Откуда взял свои слова Montaigne, нет — тот безымянный, на кого Montaigne ссылается: Il me suffit de pas un[1549].
Судья тв<оим> стих<ам>, Борис — твоя
Зачем ты
Знаю, что т<ебе> — трудно. Но Новалису в банке тоже было трудно. И Гёльдерлину — в дядьках (няньках). И Гёте — в Веймаре (настаиваю)
С<ергей> Я<ковлевич> говорит: — Там, по крайней мере, им (Пастернаком) живут, здесь бы его просто замолчали.
Господи, mais c’est le r*ve![1551]
Т.е. — не мешали бы ему хотя бы… надеждами!
Милый Борис, если бы мне дали тысячу франков в месяц за расп<иску> ни одной строки при жизни больше не напечатать — …
Но, милый Борис, если бы мне всю родину с ее Алтаем, Уралом, Кавказом и Б<орисом> П<астернаком> — как на ладони подали — за согласие никогда больше не увид<еть> своих
Мур мне говорит: — Мама <
— Не христианин, Мур, а
Я знаю, что я своими
Впервые —
Письму в тетради предшествует запись: «NB! Если я думаю
23-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Последние мои сильные впечатления — два доклада Керенского о гибели Царской Семьи (всех было — три, на первый не попала)[1552]. И вот: руку на сердце положа*, скажу:
Он —
О докладе, в двух словах: хотел
Открыла одну вещь: К<ерен>ский
Царицы К<ерен>ский не
Публика на втором (последнем) докладе ставила вопросы и возражала. Был вопрос: — Почему Вы из России бежали и правда ли что в женском платье? — но он на него (было за*-полночь — и зал закрывали)
Этот человек — куда
Это —
Второе: смерть поэта Кузмина, Михаила Кузмина — петербургского, царскосельского, последнего близкого друга Ахматовой[1558]. Я его встретила раз — в первых числах, а м<ожет> б<ыть> и
Сейчас — пишу: его — и себя тогда. Он был на 20 с чем-то лет меня старше: такой — тогда, как я — теперь. Доклад К<ерен>ского о Семье и мое о Кузмине — вот и тогдашняя
Руднев обещал взять в Современные <3аписки>[1559].
Дома — всё то же. Открываю в углу темного коридора
Это называется —
Вообще — издевательство.
(А Мур всё свободное время читает
Спасаюсь — в
Спешу отправить, целую, благодарю, помню всегда.
Пишите.
P.S. Конечно, ни на какое
Впервые —
24-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Живу под тучей — отъезда. Еще ничего реального, но мне — для чувств — реального не надо.
Чувствую, что моя жизнь переламывается пополам и что это ее — последний конец.
Завтра или через год — я всё равно уже не здесь («на время не сто*ит труда…»[1561]) и всё равно уже не живу. Страх за рукописи — что*-то с ними будет?
Уже сейчас ужас от веселого самодовольного советского
Мне говорят: а здесь — что*? (дальше).
— Ни-че-го. Особенно для такого страстного и своеобразного мальчика —
(H* дал мне Бог дара слепости!)
Та*к, тяжело дыша, живу (не-живу).
То, встав утром радостная: заспав! — сразу кидаюсь к рукописи Царской Семьи (поэма, дописанная до половины и брошенная 5 лет назад, ныне — возобновленная), то — сразу вспомнив — * quoi bon?[1564] все равно не допишу, а — допишу — все равно брошу: в лучшем случае похороню
С<ергея> Я<ковлевича> держать здесь дольше не могу — да и не держу — без меня не едет, чего-то выжидает (моего «прозрения») не понимая, что я —
Я бы на его месте: либо — либо. Летом — еду. Едете?
И я бы, конечно, сказала —
Но он этого на себя не берет, ждет чтобы я
Всё думаю, что сделала бы на моем месте Сельма Лагерлёф или Сигрид Унсет, которая (которые) для меня — образец женского мужества. — Помните, в сказке, Иван-Царевич на раздорожье: влево поедешь — коня загубишь, вправо поедешь — сам пропадешь.
Мур там будет счастлив. Но <
Вот франц<узский> писатель Мальро[1565] вернулся — в восторге. М<арк> Л<ьвович> ему: — А — свобода творчества? Тот: — О! Сейчас не время…
Сколько в мире несправедливостей и преступлений совершалось во имя этого
— Еще одно: в Москве жить я не могу: она —
С<ергей> Я<ковлевич> предлагает — Тифлис. (Рай). — А Вы? — А я — где скажут: я давно перед страной в долгу.
Значит — и жить не вместе, ибо я в Москву
Вот — моя ли*чная погудка…
О лете — не знаю ничего. Туда, на Юг —
Но С<ергей> Я<ковлевич> страстно хочет — именно на Юг. Всегда* так.
Больше всего бы мне хотелось — к Вам в Чехию — навсегда. Нашлись бы спутники, обошла бы пешком всю Чехию, увидела бы за*мки, старые городки… А — лес!!! А — Вы!!! Дружба — с Вами! (Меня ни один человек
Мне бы хотелось берлогу — до конца дней.
В следующий раз опишу свой инцидент с Керенским[1566]. Пока же целую и тороплюсь опустить.
Пишите!
Впервые —
25-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Я сейчас так вовлеклась в свою большую поэму[1567], что без срочной — или по*лу-срочной — необходимости не выберусь. (Мне ведь ее нужно переписывать.)
Кроме того, мне необходимо ее — до напечатания — в целях заработка
Если нужны и стихи — известите.
В книге К<ерен>ского — ничего нового, но мне нравится общий (человеческий) тон, а кроме того — она мне вроде
Большое Вам за нее спасибо:
Итак, жду весточки и сердечно приветствую.
М<ожет> б<ыть> увидимся на Лифаре?[1568]
<Приписка на полях:>
PS. Если обнаружите меня на Лифаре (ложа № 2) окликните, пожалуйста, а то ведь я — слепая.
Впервые —
26-36. В.В. Рудневу
Христос Воскресе, милый Вадим Викторович,
Что же Вы меня обманули? Или — забыли?
В пятницу я ждала Вас. По условленному, с 4 ч<асов> и даже до 7 ч<асов>, и был даже пробный кулич.
И Мур ждал, т. е. на каждый стук выбегал.
Надеюсь, что Вы здоровы, и неприход — случайный.
Только что закончила свое о Бальмонте[1569] — для вечера «Поэту — писатели» (
Вчера стояли с Муром в нашей трубецкой Кламарской церкви[1570], верней — перед нею — и вспоминали, как лет пять подряд стояли та*к — с Бальмонтом.
И вдруг сгорел — заполыхал и прополыхал — большой одинокий рыжий фонарь в черном кусту.
— Жду весточки.
Впервые —
27-36. А.Э. Берг
Христос Воскресе, дорогая Ариадна!
Жду весточки.
Надеюсь, что переезд совершён[1571] и завершён и вообще очень по Вас соскучилась.
Вчера получила милейшее —
Думаю, что мой вечер в Брюсселе состоится в конце мая.
Ваши книги — целы и здоровы.
От души обнимаю Вас и детей. (Я наверное очень не понравилась Вашему мужу, — да оно и понятно: я тогда так неожиданно ворвалась.) Пишу по старому адр<есу>, ибо нового не знаю.
Мур дружески жмет руку девочкам. Он их — любит.
Впервые —
28-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Кузмина — и страничка о Гронском — и стихи[1573] — всё принесу на Бальмонта, ибо раньше, все равно, не до-перепишу.
То, о Гронском, вышло моим невольным ответом на Газданова[1574], но
Словом — прочтете.
А о прозе — я, боюсь, — ничего сказать не смогу, ибо
Кроме того, всегда защищая слабых — в жизни (слабые
— Вам дана полная свобода писать всё. Почему же вы не пишете? — Потому что нам не* о чем!
— Значит, вы — нищие.
Я этого не говорю, п<отому> ч<то> говорить такое — <больно>, я этого не пишу — лежачего не бьют! — но защищать этого духовно-лежачего —
Трагичен случай, когда человек, задыхающийся от избытка, приставлен к станку или припаян к шоферскому рулю, — но такого среди молодых писателей — нет: большинство даже не шоферы и время у них на кафе есть, а духовного (и творческого) избытка — нет.
Им
Очень прошу Вас (
Только Вы меня на Бальмонте
Если же на Бальмонте —
Очень интересно — как Вам понравилась или
Итак — до пятницы, 24-го.
Сердечный привет
Впервые —
29-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Христос Воскресе, дорогие!
— Позднее — но от всей души.
Не было
Словом: утром — писала и готовила, после обеда стерегла спящего Мура (а спал он — запоем: отсыпался за весь задачник!) — а там — чай, и обычное малодушие: застанем ли? — и законная одумка: не помешаем ли? — « — "завтра с утра напишу"», а — завтра с утра — опять рукопись, даже две: Кузмин и Бальмонт[1580], и опять — рынок, и опять — Мур спит, а я штопаю (все наши семейные залежи!) — и дрожу, ибо мы ни разу за холода* не топили — потому что
Всё это усугублялось тем, что не было ни малейшей бытовой помощи: Аля из-за своего союзного вечера уходила с утра[1581], та*к что —
За всё время только раз вырвалась к моему дорогому Сергею Михайловичу (Волконскому) — в лечебницу[1582]. Это были все мои «гости».
Так прошли каникулы.
Сейчас гоню переписку рукописей: 24-го должна сдать Рудневу целых две и прочесть третью. (Да, мне поручили, верней — разрешили написать в Совр<еменных> Зап<исках> о книге Гронского. При встрече расскажу разное интересное современно-записочное.)
Умоляю (NB! Елену Ивановну) придти на Бальмонта[1583], если разрешит нога — или рука — то, куда вспрыскивают, ибо вспрыскиванья эти — лютые, и от разу к разу будет
Нынче на Ладинском быть не могу, п<отому> ч<то> напригласился Икар[1584], а оставлять его перед глухой дверью — жалко: он всегда приезжает на последние.
Таня чудно написала. Мо*лодец! И молодцы вы — что не боитесь «слишком раннего развития». Дай ей Бог всегда писать так чисто и твердо.
Обнимаю обоих и очень надеюсь на скорую встречу.
<
Б<ориса> Г<енриховича> на Б<альмон>та не зову 1) из-за ноги 2) из-за скромности. (Нога — его, скромность — моя. Кроме того, у вас — Таня, а у него вечернее писанье. А Вас, Е<лена> И<вановна>, очень зову — хотя у Вас тоже нога — и Таня.)
Впервые —
30-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Страшно счастлива, что Вы нашлись. (Вы
На Бальмонте[1585] встретила Гартмана[1586], очень про Вас расспрашивал и говорил, что мечтает нас совместно пригласить, но больна — жена (ее — не было).
Нынче наконец подала прошение о бельг<ийской> визе[1587]. Было очень сложно, п<отому> ч<го> во-первых — пропало (т. е. переехало) консульство, во-вторых — множество непредвиденных вопросов: полная анкета непредвиденностей!
Был и комический эпизод, к<отор>ый расскажу при встрече.
В Брюссель собираюсь (тьфу, тьфу!) 20-го мая — на десять дней. Больше всего мечтаю о его садах — и о лесе. И —
Очень надеюсь повидаться еще до отъезда.
Бальмонтовский вечер прошел — лучше нельзя. Полный зал, и слушали всей душой.
Читали: Шмелёв[1589], я[1590], — ПЕРЕРЫВ — Б<орис> Зайцев[1591] — Поляков-Литовцев[1592] — Тэффи[1593]. Ремизова не было — болен. Сколько набрали — не знаю. Повод: 50-летие литер<атурной> деятельности, а по существу — на лечебницу. М<ожет> б<ыть> прочту свою вещь о нем в Брюсселе. Жена[1594] сказала, что Бальмонт у меня ЖИВОЙ и что я сказала всё то, что хотела бы и не решилась бы сказать — она.
Для меня это — высшее из признаний, ибо она на Бальмонта положила — жизнь.
Итак, буду ждать Вашего зова, пока же от души обнимаю Вас и детей. Привет Вашей маме и брату[1595], когда увидите.
Мур тоже очень рад, что Вы (
Впервые —
31-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие,
Увы! — завтра мы с Муром на целый день приглашены в другой загород, а С<ергей> Я<ковлевич>, к<отор>ый было мысленно к вам направился, пожелал воочию убедиться — упомянут ли и
Итак до другого раза.
Сердечный привет и сожаления
Впервые —
32-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Итак, жду Вас в пятницу, начиная от 4 ч<асов>.
Если Вы действительно отчаялись потребить весь салат самостоятельно — привезите, пожалуйста! мы за чтением о нем совсем забыли и я потом раскаивалась (o* le remords ne va-t-il pas se nicher![1596]).
Верну Вам Большого Meauln'а[1597] —
Обнимаю Вас и жду.
От станции Mairie d’Issy — мимо кафе, где стоят автомобили, всё вверх до небольшой площадки с небольшими деревцами. Перейдя ее влево наискось — попадаете по правую руку на Rue Baudin, пройдя ее, идете вправо по Av<enue> de Clamart и на
<
И сирени!!! —
Впервые —
33-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Получила письмо и корректуру.
О Есенине, в Нездешнем вечере, я сознательно не распространяюсь, ибо мне не*чего сказать о нем хорошего: я его знала
Отзыв о Гронском. Во-первых — я говорю о
…Могу, конечно, приписку или вставку: де вполне одобряю мужество и скромность Гайданова[1603], но — боюсь — не будет ли хуже? Ибо, по слову обо мне — 19 лет назад — Бальмонта:
Мальчишки и девчонки — отпали, но
В корректуре Нездешнего вечера[1605] два важных места. Одно на стр<анице> 2 (вторая половина) — Моя реплика: Я: — Это был Есенин! поставлена в строку, а нужно отдельно, п<отому> ч<то> весь диалог — отдельно. Я поставила такой знак (нарисована «ступенька»). Я: — ЭТО БЫЛ ЕСЕНИН!
Другое, на стр<анице> 3 — опущено слово ДРУГОМ (в стихах Германии)
В * ЗАБЫТОМ ГОРОДКЕ * ДРУГОМ
(Есть еще пропущенные слова, везде вставлены.)
И, главное:
Стр<аница> 6 последняя — низ:
Везде где
И — ВСЕ ЗАПЛАТИЛИ. СЕРЕЖА И ЛЁНЯ[1606] — ЖИЗНЬЮ, ГУМИЛЕВ — ЖИЗНЬЮ, ЕСЕНИН — ЖИЗНЬЮ
(Тут — смысловая ошибка, за выразительностью незаметная. Ибо отдают
Ну*, вот. Буду ждать корректуры стихов и Гронского.
До свидания, корректуру вышлю завтра — не позже.
Да! У меня только I ч<асть> Записок безработного[1608], не знаю — дописал ли он их, могу осведомиться, тогда — вещь большая. Та часть. к<отора>я у меня —
Назначьте мне, пожалуйста,
Всего доброго
Впервые —
34-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Увы — страшно жаль — но завтра 77-летний день рождения моего дорогого Сергея Михайловича Волконского, который вот уже полтора месяца лежит в лечебнице с переломом бедра. Дай Бог — чтобы
Я должна ехать 20-го, а визы все еще нет. Написала вчера и нынче Ольге Николаевне[1612] с просьбой нажать
Увидимся уже
Целую и жалею. Муру даже не сказала о приглашении — чтобы не огорчать[1613].
Впервые —
35-36. В.В. Рудневу
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
17-го мая 1936 г., воскресенье
Милый Вадим Викторович,
Вот стихи.
Порядок напечатания — таков[1614]:
РОДИНА
ДОМ
ОТЦАМ
Это необходимо.
Корректуру — если спешно — смело шлите туда, ибо неизменно приходит на другой день, и я
Вчера Аля ездила за*-город и привезла
Итак, буду ждать корректуры — там, или уже здесь — Вам виднее.
Как Вам понравился Степанов?[1617] Узна*ю про рукопись и напишу.
Сердечный привет и пожелание хорошего отдыха.
Не потеряйте адреса. Он годен с 21-го.
Впервые —
36-36. З.А. Шаховской
Милая Зинаида Шаховская, очень рада буду встрече в «Журналь де Поэт»[1618] — поблагодарите Вивье[1619], — но визы нынче, 18-го, у меня еще нет. Всё же надеюсь не позже пятницы быть в Брюсселе и выехав ранним поездом к поэтам поспею. Виза может быть и завтра, тогда поеду в среду, 20-го.
Очень глупо — сидеть и ждать и знать, что ничего не попишешь, — закон, а он, если захочет, меня вдребезги.
До свиданья, сердечное спасибо за память.
Впервые —
37 36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна, — с радостью. Множество впечатлений и рассказов, очень по Вас соскучилась и давно бы Вам написала, но в Брюсселе всё время была спешка, п<отому> ч<то> одна неделя — на
Итак — до воскресенья,
Обнимаю Вас, привет детям.
Впервые —
38-36. З.А. Шаховской
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
28-го мая 1936 г., четверг
Дорогая Зинаида Алексеевна,
Дошло ли кольцо и как пришлось?[1620] Ждала с ним до последней минуты — хотелось с пальца на палец. Мои «Лэтр»[1621] через неделю — 10 дней попросите у О<льги> Н<иколаевны> Вольтерс, а если их еще нет, попросите, чтобы она напомнила вернуть. (Они у господина, которого зовут Люсьен[1622], дальше не знаю.) И потом
Сердечный привет от нас с Муром.
Впервые —
39-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Большая просьба: я у Вас вчера забыла свою рыжую тетрадь, из к<отор>ой читала (школьную, на первой стр<анице> Lettre * l’Amazone[1623], — на столике), а, как раз, вернувшись, застала письмо Шаховской, где просит поскорее выслать рукопись, чтобы показать
Хотите к нам в субботу? Если можно — к 4 ч<асам>, чтобы побольше успеть прочесть и проштудировать Вашего[1626], — возьмите любой отрывок: дело в
От О<льги> Н<иколаевны> нет ничего, Шаховская написала сразу, очень мечтает о моей франц<узской> книжке, но торопит с рукописью, поэтому еще раз прошу Вас, дорогая Ариадна, — высылайте сразу, не ждя до субботы, п<отому> ч<то> день-два должны уйти на окончательные поправки.
Целую Вас и жду в субботу, к 4 ч<асам>.
P.S. Пришлите мне, пожалуйста, адрес и точное начертание фамилии Люсьэна[1627]: (de Neck? Denek? или — третье?) Хочу запросить его о судьбе моей другой рукописи, оставленной у него, — я как кукушка, разбросавшая птенцов — и рассказать о Вас, о нашей совместной о нем дружественной беседе — ему приятно будет. Он —
Впервые —
40-36. <Люсьену де Неку>[1628]
<
«Милостивый Государь, я мыслю о Вас, но для письменных мыслей требуется время. И чем они стихийнее, тем больше его надо, ибо записать мысль — значит уловить ту первую, первичную, стихийную, мгновенную форму, в которой она появилась изначально. Как и вся работа жизни с нами (NB! Говорят: „работать над чем-то“. Я работаю над рукописью. Но нельзя сказать: работа жизни над нами. Тогда надо с нами?) состоит в том, чтобы возвратить нам первую и единственно истинную форму нашего облика и ощущений. Совсем маленькие дети — совсем старые старики. Всё, что между и называют „жизнь“, — только черновик, бумага с тьмой помарок, только затмение. Я не только мыслю о Вас, я действую. Так как Вы первый, кто увидел настоящее
P.S. Только что посмотрела в „Лярусс“[1632] слово „Послесловие“ (Postface) и вот, что я прочла: postface — существительное женского рода (от латинского post — после и fari — говорить); извещение, помещаемое в конце книги. NB! Странное извещение! Если это извещение, не находите ли Вы, что оно делается слишком поздно? Смотрю слово „извещение“ (avertissement) и читаю: Сообщение, информация, род
Впервые —
Настоящее письмо (вернее его набросок), написанное Цветаевой по французски, без конкретного обращения, было приведено С. Витале на последних страницах рукописи первой редакции «Письма к Амазонке» во вступительной статье к кн.:
41-36. А.Э. Берг
Сердечно радуюсь завтрашней встрече, — только не передумайте.
Большая просьба: привезите нам завтра салату и вообще зелени — какой можете: мы все зеленое*ды и даже — жо*ры, словом: jegliches Gr*n ist willkommen[1633].
— Получила письмо от О<льги> Н<иколаевны> — и деловое, и, если хотите, личное (пишет о своей тоске) — и все-таки прохладное. Эта женщина заперта (сама от себя) на семь, а м<ожет> б<ыть> семижды семь — замко*в. Уж если я не развязала ей уст… и чувств
и — неожиданное заключение:
…развяжет только тот, в к<оторо>го влюбится —
Маршрут: от terminus Maine d’Issy — наверх мимо кафе со стоянкой автомобилей — и всё наверх до небольшой площадки с деревцами (молодыми), ее перейти наискосок влево и первая улица направо: Baudin, пройти Baudin насквозь и оказаться на Av<enue> de Clamart, по которой немножко пройти направо, и наша улица первая налево (NB! нужно перейти), с нашим же домом (руиной) на углу и на нем дощечкой с названием улицы.
Возьмите листок и идите
Захватите
Словом, очень радуюсь и жду. Скромно напоминаю про салат. Детям сердечный привет.
<
Огромное спасибо за пересылку Amazone[1635]. Спешно переписываю.
Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 59–60. СС-7. С. 498–499. Печ. по СС-7.
42-36. 3.А. Шаховской
Милая Зинаида Алексеевна, — а вот Вам другая пара[1636], и, верьте мне на слово: они страшно похожи — по благородству и сиротству — на Бальмонта с Еленой[1637]: на Елену с Бальмонтом («О, Елена! Елена! Елена! — Ты красивая пена морей»[1638]. — 35 лет назад сказано, а
О рукописи, хотя она на машинке, — дайте ее прочесть, по собственному прочтению, кому нужно из «Журналь де Поэт». Мне очень хочется издать ее отдельной книжкой, но так как на книжку — мало, у меня есть еще другая однородная, физически ме*ньшая. Та и эта дали бы томик, вроде «Проз д’Анфан»[1639]. Ту вышлю (а вот Вам еще другая пара)[1640] Вам, когда Ваша редакция отчитает «Лэтр» и как-то выскажется… Словом, буду ждать Вашего ответа. И
Один из пишущих, узнав, что я из Брюсселя, сказал: «А Шаховская там в роли Рекамье?»[1643] Я: — «Не заметила. Она просто очень любит литературу — и очень серьезно работает». Тогда тот — перестал.
До свидания! Жду весточки. Вашим поэтам — привет.
Привет Петру в овраге[1644].
Можно Вас попросить передать при случае прилагаемую открытку Ольге Влад<имировне> Орловой?[1645] Cпасибо заранее!
Впервые —
43-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Из Бельгии я Вам писала коротко[1647], — там у меня не было письменного стола: только круглый, качкий, о нелепость! соломенный — заранее обескураживающий, кроме того я всё время была на*-людях и в делах. И чужой дом — особенно такая крепость быта, как на той открытке, всегда для меня — труден.
Я Вам тогда писала до моих чтений, — они прошли очень хорошо — и французское, и русское. Читала — для бельгийцев — «Mon P*re et son Mus*e»[1648]: как босоногий сын владимирского священника (не города Владимира, а деревни Та*лицы) голыми руками поставил посреди Москвы мраморный музей — стоять имеющий пока Москва стоит[1649].
Для русских читала: Слово о Бальмонте[1650] и, второе, Нездешний вечер[1651] — памяти поэта М<ихаила> Кузмина: свою единственную с ним встречу в январе 1916 г<ода>.
На заработок с обоих вечеров имела счастье одеть Мура, и еще немножко осталось на лето.
Вечера были в том самом доме, к<отор>ый Вы видели на открытке, — частные, организованные моей недавней бельгийской приятельницей[1652] (русской, вышедшей замуж в
Ездила с Муром, и только там обнаружила, насколько он
Не понимая, что воспитанность во мне не от моего сословия, а — от поэта во мне: сердца во мне. Ибо я получила столько воспитаний, что должна была выйти… ну, просто — морским чудищем! А главное — росла без матери, т. е. расшибалась обо все углы. (
К сожалению, нигде кроме Брюсселя не была: мои хозяева и их дети все время болели, да и времени было мало: на седьмой день выехала. Да и не умею «бывать», я хочу жить и быть,
Но не могу уехать от С<ергея> Я<ковлевича>, к<отор>ый связан с Парижем. В этом — всё. Нынче, 5/18 мая, исполнилось 25 лет с нашей первой встречи — в Коктебеле, у Макса, я только что приехала, он сидел на скамеечке перед морем: всем Черным морем! — и ему было 17 лет.
И — достаточно их без меня. (Скоро весь мир будет! Мы —
Жду весточки, дорогая Анна Антоновна! Как лето? Мое — неизвестно, из-за того же С<ергея> Я<ковлевича>. Хотелось бы, чтобы и ему перепало, а заедем далёко — он не выберется. Мечтаю об Эльзасе: говорят, что тот же Шварцвальд[1653], на к<отор>ый всю жизнь оборачиваюсь, как на рай. — Может быть. —
А о чем — Вы? (мечтаете). Как — и это важнее всего — Ваши все здоровы?
С кем встречаетесь (для души)?
Обнимаю Вас и жажду видеть Вашу руку на конверте.
Впервые —
44-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
У меня все дни этой недели заняты: то от 4 ч<асов>, то от 7 ч<асов>, т. е. не предвидится ни одного большого спокойного отреза времени — следующее воскресенье включая.
Итак, с понедельника, 15-го —
Написала письмецо Люсьену. Приятно писать незнакомому: все возможности.
О<льге> Н<иколаевне> (дательный падеж) тоже написала, — м<ожет> б<ыть> резко. Не зная, от чего тоска,
Милая Ариадна, Вы совершенно правы: события не в нашей власти[1654], и лучше всего — запастись
Да чего бояться — нам, пережившим русскую революцию? Здесь
…Бестактность взрослых, и даже пожилых, не понимающих, что их
Оберегайте.
Целую Вас и жду весточки, а саму Вас — с понедельника, 15-го.
Любящая Вас
Впервые —
45-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Вернулась и я,
Но сначала о корректуре:
Опечаток нет, но
1) в стихотворении ДОМ прошу печатать строки подряд,
2) Вместо Из стихов «Отцам» я поставила просто — Отцам. Так получается цикл: Родина — Дом — Отцам.
3) — и в главных:
При перечтении Гронского я увидела некую небольшую смысловую неясность и
Сейчас перевожу два лучших и труднейших стихотворения Пушкина[1656] — для юбилейного бельгийского сборника 1937 г., а именно: песню из Пира во время Чумы <
И дорабатываю
О лете не знаю ничего.
Мур одет — и это большое достижение.
Скоро пришлю Вам (с возвратом) статью Бема[1657] о сборнике Якорь, там есть лестное (NB!
До свидания. Кончаю с листком
<
А П<авел> П<авлович> Гронский — совсем плох: убила — смерть сына!
Впервые —
46-36. A.3. Берг
Дорогая Ариадна,
Жду Вас, с большой радостью,
Итак, во вторник, к 4 ч<асам>, — дай Бог хорошую погоду, тогда пойдем в соседний парк, где даже есть павл
Целую Вас и жду, захватите маршрут.
Прочту Вам свои переводы песни из Пира во время Чумы и Пророка[1661] — для бельгийского сборника 1937 г.
P.S. А листок оказался начатым с другой стороны — простите![1662]
Но нет времени переписывать, п<отому> ч<то> сейчас Аля едет в город и опустит.
Словом — жду всячески.
Впервые —
47-36. З.А. Шаховской
Милая Зинаида Алексеевна,
Оба перевода давно готовы, сейчас они на рассмотрении у Поля Буайе[1664], — моя мечта, чтобы он дал мне
Переводы
Запросите О<льгу> Н<иколаевну> о моей рукописи. Дело в том, что я тому господину, который так хорошо меня слушал, которому я потом «на перемене» рассказала моего «Мо*лодца» и которому, в конце (очень быстрых) концов, дала свои «Лэтр», он —
Хорошо бы эти «Лэтр» — выручить, ибо человек, который может не ответить на письмо, может и потерять рукопись, — кроме того, мне очень хочется, чтобы Вы и Ваше окружение их прочли. Я мечтаю, если они понравятся, набрать денег и напечатать их, с еще одной небольшой вещью как раз выйдет томик, в Вашем издательстве, а то всё это
Но той вещи не могу Вам послать раньше Вашего и общего отзыва на «Лэтр», ибо — если они не подойдут, то и она не подойдет:
Спасибо за стихотворную открыточку: чувство — близко, и вид (по-иному) — тоже.
О<льга> Н<иколаевна> не пишет, но на ней бремя
На мне тоже — и может быть пущее — ибо
Обнимаю Вас и жду отзыва.
Как только напишете, перепишу и вышлю обоих Пушкиных.
Впервые —
48-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
У меня есть для Вас — для нас с вами — один план, не знаю подойдет ли Вам.
Дело в том, что мне безумно — как редко что хотелось на свете — хочется того китайского кольца — лягуша*чьего — Вашего — бессмысленно и непреложно лежащего на лакированном столике. Я всё надеялась (это —
итак, возвращаясь к лягушке (в деревне их зовут ЛЯГВА).
Если бы Вы мне каким-нибудь способом добыли то кольцо (ибо Вы бы мне его — подарили — мы
большое, в два ряда, ожерелье из темно-голубого, даже синего лаписа, состоящее из ряда овальных медальонов, соединенных лаписовыми бусами. Сейчас посчитала: медальонов — семь, в середине — самый большой (ложащийся под шейную ямку), потом — параллельно — и постепенно — меньшие,
но оба, против рисунка,
я
черточки
указывают
размер.[1668]
Вещь массивная, прохладная, старинная и — редкостной красоты: настолько редкостной, что я ее за десять лет Парижа надела (на один из своих вечеров) — один раз: ибо: —
такая явная
такая близость к лицу (первый ряд почти подходит под горло, второй лежит на верху груди)
Но вещь, даже на мне, была настолько хороша, что — все сразу поняли мои стихи, потому что их не слушали, а только на меня — смотрели (на нее!)
И старый кн<язь> С<ергей> Волконский — виды видывавший! все виды красоты —
— Это одна из самых прекрасных вещей, которые я видел за жизнь.
— C’est quelque chose[1669]
И мы бы только поменялись — своим, вернее — вернули бы вещи на их настоящие места.
Подарить Але? Но Аля с вещами (да и не только с вещами!) обращается так небрежно, — я ей когда-то, в числе
Я люблю дарить в верные руки.
Но теперь главное:
Если бы Вы,
— она бы — дала?
Или — выпросите у брата? Раз — его*. И предложите ему что-нибудь взамен — на выкуп. (Но
Как было бы чудно! У Вас — ожерелье, у меня — кольцо.
Ожерелье — сейчас держу в руке — холодное как лед,
А я бы Ваше кольцо —
(Оно —
— Словом, думайте.
И отвечайте поскорее, ибо я в страсти нетерпения, а м<ожет> <быть> и в нетерпении (нетерпеже*!) — страсти.
Прочла Cur* de campagne[1670]. Мрачная книга:
Я с самого начала почувствовала рак — а Вы?
Это verungl*ckte[1671] бордо + кровохарканье, всё одного буро-винного-кровавого цвета. И низкое небо. И вода под ногами. Мрачнее не читала.
Бедные — все!
Надеюсь немножко отойти на Petits Enfants Bleus[1672] (как ожерелье, нет, то — синее!)
А я, должно быть, скоро уеду. У Мура 28-го школьное празднество, а накануне я, кажется, поеду смотреть комнату в какой-то лесной и речной местности — час от Парижа[1673].
Кто знает — если устроюсь — м<ожет> б<ыть> ко мне соберетесь — на целый вольный синий беззаботный речной лесной блаженный бессрочный день?
Целую Вас и жду ответа.
<
P.S. От Люсьена — ни звука, и звука не будет: все сроки прошли!
(Я —
Впервые —
49-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна! Кольцо я видела только одно: с
Моя сестра Ася, тех же шестнадцати лет, в ответ на какое-то слово ее 18-летнего мужа (он погиб двадцати одного[1676]), слово, разверзшее бездну непонимания глубже того озера, при мне сбросила с пальца — далеко* в зеленую херсонскую степь — из окна курьерского поезда —
А я —
А мне, кажется, никто не дарил. Нет, одна женщина — Таня — муж которой меня любил[1680] (и мне не подарил, подарила — она).
Возвращаясь к лягушке: если то*, с
Чудно, что не надо будет тревожить О<льгу> Н<иколаевну> и испытывать ее, ко мне, чувства.
Но как Вы объясните брату?? А вдруг он меня — возненавидит? Гостила неделю — да еще кольца лишила! А вдруг — внезапно ожаднев (смеюсь) не отдаст? Станет носить, не снимая? Влюбится? Бросив жену и детей — уедет в Китай? Никогда не вернется? Станет мудрецом с вислыми усами? Китайским святым?
И всё буду виновата — я.
О четверге. В четверг я
Итак, с поездом 11 ч<асов> 30 мин<ут> — в четверг.
А Ваш лапис буду носить
Теперь до свидания. Пишу в 7 ч<асов> утра — Мур еще спит — о других говорить нечего, ибо если Мур спит — весь дом спит.
Привезу Вам еще один перевод: «Для берегов отчизны дальной», у меня вообще мечта перевести
Обнимаю Вас и радуюсь встрече.
Впервые —
50-36. A.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Судьба решительно против нашего последнего (на днях уезжаю) свидания, но будем — против судьбы, и всё же увидимся в четверг, только на еще — короче, ибо мне
А то — совсем не увидимся, п<отому> ч<то> мне нужно убрать весь дом, уложиться — и т. д.
Но верю, что
Итак — до четверга, хотя и нако*ротко.
Целую Вас, сердечный привет детям от нас обоих.
Впервые —
51-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Сердечно жалею, что книгу доставить
Простите.
Книгу поручу Але Вам отвезти завтра — или еще кому-нибудь — книга будет доставлена не позже понедельника, — это
<
Сердечный привет и простите
Впервые —
52-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
<
С благодарностью и сердечным приветом и надеждой на скорую встречу (только с непременным предупреждением!)
В
18, Rue de la Tannerie
chez M<adam>e V<eu>ve Thierry
— мы с Муром —
Тогда вышлю и хорошие поезда и точный маршрут[1692], а лучше всего — встретим.
Обнимаю обоих.
Впервые —
53-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна, вчера, в грозу и ливень въехали с Муром в Moret. Выгрузив вещи, зашли в кафе, а когда вышли —
Квартира очень уютная и чистая, уличка тихая, за самой церковной стеной (спиной). Окрестности редкостной красоты: две реки — Loing и Сена — близкий лес (есть и сосна), холмы… Мы уже сделали две прогулки и уже нынче ели
Лавок — залиться: целая улица кооперативов и всяческих Familist*r’oв[1693]. Цены — не дороже Ванва. Словом, быт устрое*н, т е. — почти устранён.
За этой церковью я живу[1694], и у меня есть
Пишите о себе. Приехал ли Н<иколай> О<скарович>[1696] — и на сколько? Кончились ли детские экз<амены> — и каковы результаты? (Мне уже кажется, что мы с вами — сто лет не виделись.) А
Носится ли синее ожерелье и всё так же ли нравится? Отозвалась ли О<льга> Н<иколаевна> на кольцо — и есть ли надежда??!!
Словом, пишите все свои новости. И —
Непременно напишите, когда приблизительно и сможете ли с ночевкой?
Погуляли бы по ночному городку — набережным — под химерами и с привидениями.
Впервые —
54-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие Унбегауны! Этими воротами вы ко мне войдете. Городок и окрестности — чудные. Церковь, начатая в 1166 г., т. е. — без малого 900 лет назад. С химерами. Сам городок напоминает Борм, а у воды — Брюгге[1698]. Две реки: Loing и Сена. Жду вас к себе непременно. В воскресенье —
Почт<овый> адр<ес>:
Moret-sur-Loing,
Ж<елезно->д<орожная> станция Moret-Sablons
G<are> de Lyon
(позже выезжать, если воскресные alles-et-retour[1700] — не сто*ит.) Но вообще — отзовитесь,
непременно захватите аппарат: одни химеры чего сто*ят![1701]
Есть неподалёку сосновый бор. Слияние рек — в 20 мин<тах> ходу (как нога Б<ориса> Г<енриховича>?) Сло*вом лучше места не знаю, и от души приглашаю.
А каковы вообще ваши летние планы — и возможности? Куда?
Жду весточки.
Захватите, на всякий случай, и купальные костюмы, хотя
Итак, жду 1) письма 2) вас. Дошли ли мои 50 фр<анков> (прост<ым> письмом)?
<
У меня есть спинной мешок для еды.
Впервые —
Письмо написано на двух открытках с видами городских ворот.
55-36. З.А. Шаховской
Милая Зинаида Алексеевна, как видите — я уже на воле, а именно: в чудном старинном городке под Фонтенбло. Быт устроен, т. е. по возможности устранен, а для души — непосредственно над головой — две химеры: Мурина и моя (поделили) — ибо живем непосредственно за церковной
Хотите — чтобы я с
Пока сделаны: Когда могучая зима — Пророк — Для берегов отчизны дальной — К няне — и сейчас идет, именно волнами идет! Свободная стихия (К морю). Но я хочу — целый сборник:
Как Вы думаете, есть ли надежда приехать с этим в Брюссель, т. е. с рядом стихов и
Что будет с самой книжкой — не знаю: я могу дать бесплатно несколько стихов, я вообще бы с радостью работала бесплатно — если бы государство — или какой-нибудь меценат мне бы оплачивал мое
Дальше: всего Пира переводить
Подумайте, пожалуйста, и ответьте — хотя бы предположительно.
Получили ли мою франц<узскую> рукопись (NB! машинную). Вот ее бы другую маленькую в из<дательст>ве издать — хотела, так как продать мне ее (при моем характере) навряд ли удастся, — у меня у французов
Ответьте мне, пожалуйста, дорогая Зинаида Алексеевна, по обоим пунктам, если можно
Я здесь буду до середины сентября, но ответ хотела бы поскорей. Мне бы очень хотелось съездить в Бельгию, у Вас хороший дух, поскольку я могла почувствовать и что я безусловно увидела в факте издания «Проз д’Анфан». Так вот, та моя проза — той же породы, оттого у меня есть надежда. (Неужели тот Люсьен — ее потерял?? Запросите О<льгу> Н<иколаевну> — она мне ни слова больше не пишет. И Люсьен — тоже не ответил.)
Итак — до письма!
Сердечный привет и пожелания хорошего — всячески — <
Выросла ли собака и как на нее смотрят кондуктора? М<ожет> б<ыть> уже — снизу??
Впервые —
56-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна, а это — ответ на за*мок. Этими воротами выходили на* реку, собственно — речку, с чудным названием Loing (loin!)[1704]. Речка — вроде той, где купалась в Тульской губ<ернии>, 15-ти лет, в бывшем имении Тургенева, — там, где
Приехали — мы с Муром — 7-го, сразу устроились и разложились — и
Moret — средневековый городок под Фонтенбло, улички (кроме главной, торговой) точно вымерли, людей нет, зато множество кошек. И древнейших старух. Мы живем на 2-ом этаже, две отдельных комнаты (потом приедет С<ергей> Я<ковлевич>), выходящих прямо в церковную спину. Живем под химерами[1705].
Наша церковь (
Хозяйки тихие: старушка 75 лет —
Оба — с злыми, надменными, ледяными лицами и одеты в
Перевожу Пушкина[1708] — к годовщине 1937 г<ода>. (На французский, стихами). Перевела: Песню из Пира во время чумы (Хвалу Чуме), «Пророка», «Для берегов отчизны дальной», «К няне» и — сейчас — «К морю» (мои любимые). Хочу за лето наперевести целый сборник — моих любимых. Часть (бесплатно) будет напечатана в бельгийском пушкинском сборнике.
У Али ряд приглашений на лето: и в Монте-Карло, и в Бретань, и на озеро, и в деревню. С грустью отмечаю, что меня за 11 лет Франции не пригласил
Впервые —
Письмо написано на трех открытках с видами города Moret-sur-Loing: Бургундские ворота и мост; дом Совэ, Бургундский мост и церковь; старые деревянные дома XV в., где продаются петушки-леденцы на палочках, изготовленные монахинями из Морэ. (
57-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна, получила нынче письмо от О<льги> Н<иколаевны> — уже сюда, очевидно адрес мой у нее от Вас, т. е. — Вы мое письмо получили. От О<льги> Н<иколаевны> узнала о
Оказывается, О<льга> Н<иколаевна> уже писала мне 12 дней тому назад — ничего не получила, хотя тогда была еще в Ванве. Не знаю, что в том письме, в этом — о кольце ни слова. М<ожет> б<ыть> не сочла нужным и даже возможным написать о нем
Живем под дождем, — привыкли. Вчера было событие рынка (раз в неделю). Вчера же — событие 14-го июля[1711]. (Первое для меня, второе — для Мура.) В оба праздника (воскр<есенье> и вчера) приезжали гости. Здесь чудные прогулки, но купанья нет, несмотря на
Отзовитесь — тогда напишу настоящее письмо.
Пока же целую — и желаю
Впервые —
58-36. А.С. Штайгеру
Первое (и единственное) разочарование — как Вы могли называть меня по имени-отчеству — как все (нелюбимые и многоуважающие). Ведь мое имя
Вся Ваша исповедь[1713] — жизнь Романтика. Даже его штампованная биография. Вся Ваша жизнь — история Вашей души, с единственным, в ней Geschehniss’ем[1714]: Вашей душой. Это
— и если я сказала
И хотите Вы или нет, я Вас уже взяла туда внутрь, куда беру всё любимое, не успев рассмотреть,
— Приеду к Вам показаться. Дитя, мне показываться — не надо. И наперед Вам говорю — каким бы Вы ни были, когда войдете в мою дверь, — я всё равно Вас буду любить, потому что уже люблю, потому что — уже случилось такое чудо — и дело только в степени боли — и чем лучше Вы будете — тем хуже будет — мне.
Я — годы — по-мо*ему уже восемь лет — живу в абсолютном равнодушии, т. е. очень любя того и другого и третьего, делая для них всех всё, что могу, потому что надо же, чтобы кто-нибудь делал, но без всякой личной радости — и боли: уезжают в Россию — провожаю, приходят в гости — угощаю.
Вы своим письмом пробили мою ледяную коросту, под которой сразу оказалась моя родная живая бездна — куда сразу и с головой провалились — Вы.
…«Об этом пишет Andr* Gide (в том-то и том-то), но у меня это не вычитаете». Мы не только не вычитываем, мы — вчитываем, и нисколько не буду удивлена, если прочтя вдоль и поперек Faux-Monnayeurs и даже Journal de Faux-Monnayeurs[1717] (не читала ни того, ни другого), никогда и нигде не обнаружу Вашего «об этом пишет Andr* Gide»… Я так вдоль и поперек исчитала всего Lenau и никогда не нашла четырех моих любимых его строк[1718].
— «Да знаете ли Вы, что такое — я…?»
— Нет, но я знаю, кто такое — Я: хватит на обоих, т. е. на всю боль: Вашу от меня, мою от Вас, нас обоих — от нас — варьируйте как хотите, ибо комбинации неисчислимы —
…«
(— на моих, дружочек. Вы увидите только: — НА*.)
Насчет «приходит в пах»: — Вы меня не поняли. Это —
— «Ведь требовал я невозможного, понимая, что требую невозможного…» Не забудьте, что мнящаяся нам невозможность вещи — первая примета ее естественности, само собой разумеемости — в мире ином. Ведь все мы
Всё, что не чудесно — чудовищно, и если мы в этом чудовищном обречены жить — это не значит, что оно — закон, это значит только, что мы — вне
(Всё о том же, т. е. Вашей «невозможности»)… Мы играем — не с теми. (
Будьте только с тем, кто Ваше самоощущение повышает, подтверждает ( — Значит: будь один? — Да, значит — будь один. — Нет, значит — будь со мною) — на выбор, ибо оба ответа — одновре*менны и —
— Пишу Вам в свой последний свободный день. Завтра — 30-го — укладка, послезавтра — отъезд: пока что в Ванв, а оттуда — возможно — в тот самый замок[1720], где мы нынче были с Вами — в моем сне. У нас с Вами была своя собака, т. е. особая, отдельная от всех, и всё дело было в ней. Я была озабочена Вашей светящейся белизной среди других загорелых лиц. Ваше лицо сверкало как серебро, и по этому сверканию (я и во сне близорука) я Вас узнавала. Замок этот — в горах — и оттуда мне еще легче будет с Вами дружить. (Замок очень темный, весь в елях, — оттого Ваше лицо так и сверкало. —)
Спасибо за тетрадь о прадеде[1721]. Орел был! Я бы за такого прадеда — дорого дала и много из него сделала. Напишите о нем:
Не пишите мне до верного адреса — не хочу пересылок. Т е. пишите — и не отсылайте, извещу — скоро.
Дома (в Ванве) постараюсь напасть на след своих Юношеских стихов — только не затеряйте, вторых у меня нет — (стихи 1912 г. — 1916 г., не печатались) и всё сделаю, чтобы достать Вам Стихи к Блоку (
Карточку тоже пришлю: себя в 1916 г. и себя в 1936 г. (собственно, летом 1935 г. — mais c’est tout comme[1730], a 1916 — 1936 — дата).
Ну! — вот.
<
Тетрадь сохраню и верну по первому слову. — Какая
Прочтите: Письма оттуда[1732] и непременно напишите, дошли ли. Лучшая вещь в книге.
Впервые —
59-36. А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Пишу в последнюю moret'скую минуту — обуянная страхом, что вдруг, не предупредив, приедете — а нас — нет!
Уезжаем из-за отчаянной сырости: двух рек, самого дома, небес и земли — а главное из-за подозрения, у Мура, ревматизма: болит то одна нога, то другая, иногда — до хромоты.
Из Ванва напишу о своей дальнейшей судьбе: возможно, что уеду в горы — было приглашение, но нужно еще проверить, а главное добыть деньги на билеты.
Если сразу напишете, застанете меня еще в Ванве (уедем,
Пока целую вас и детей, простите, что не отозвалась раньше, но необходимость решения дальнейшей (или ближайшей) судьбы — мешала.
Пишу на узлах (litt*ralement)[1733]. Горюю об этом чудном городке, где мне чудно жилось и работалось.
Жду скорой весточки, — как здоровье мужа, и где он — и что* дальше, намечается с вами и, главное — с Вами? Работаете ли?
Сердечный привет родителям и брату. Как здоровье отца?[1734]
<
От О<льги> Н<иколаевны> получила большое приветливое письмо — давно уже.
Впервые —
60-36. А.С. Штайгеру
Дружочек! Пишу Вам из Ванва, где я до 7-го. Если очень поторопитесь — еще застанете. Но если Вам сейчас не хочется — или не можется — торопиться — ждите моего письма из того замка, куда я Вас с собой увожу 7-го, в 7 ч<асов> утра — как 31-го — с собой — увезла из Moret-sur Loing — как отныне буду увозить с собой — всюду (и, вещь маловероятная) — вплоть до того часа, когда повезу Вас — к Ва*м. Тогда познакомитесь: Sie — Ihrer mit
И ничего от нее не осталось, кроме этого вопля. Всё осталось. Вся осталась. Это ведь сто*ит — всех наших стихов?
Дальше: слово Уайльда, которого особенно (воинствующе, оскорбленно) люблю — сейчас из-за немодности, как когда-то сумела любить вопреки моде — еще более оскорбительной.
Только оно, в точности — та*к:
— Сначала дети родителей любят, потом дети родителей — судят, под конец они им прощают[1737].
Начинаю держать обещания (карточки).
Про дружбу с Вами не говорю никому.
Впервые —
61-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
Простите за долгое молчание. Всё получила[1738]: письмо, журнал и оттиски.
Я временно в Ванве, потом мы с Муром м<ожет> б<ыть> опять уедем, но, пока, адрес — ванвский.
В Moret оказалось очень сыро, у Мура стали болеть колени, и я испугалась ревматизма. Непременно напишу Вам подробно о журнале — вот только немножко справлюсь с домом.
Письма оттуда — замечательные: в них говорит — эпоха. Но та «Аня»[1739] — вовсе не Ахматова (под измененными именами узнала, приблизительно, всех). Есть там и обо мне (и сестре)[1740].
Писавшая их — большой друг Гершензона[1741] и некоторых еще ныне здравствующих писателей.
Сердечный привет!
P.S.
Впервые —
62-36. А.С. Штайгеру
Вот, дружочек, поистине
Если это сознательно, т. е. — чтобы сделать мне больно, т. е. — чтобы я больше Вас любила — дружочек, мне всё равно уже больно, и не забудьте, что я
(и что* важнее —
Но есть животная боль, тревога за жизнь, — тот ланцет, перед которым я бессильна, ибо не
Если же бессознательно — то опять-таки Вы моего отношения недооцениваете — для меня это не может быть простой (хотя бы очень волнующей) новостью.
Но — в последнем счете — может быть лучше, что написали. Ибо — не напиши, напиши после операции — моя первая мысль была бы:
—
Как только сможете писать — напишите: что* у Вас, в точности, с легкими — и в легких? Я туберкулез — знаю, это моя
Всё, всё.
Это — тоже не письмо. Письмо — впереди, и — большое. Но не могу писать Вам, пока не знаю — что* с Вами (беседовать с Вашей
Между Вашей страной и моею — всего только 25 верст. Пришлите мне вид Вашего Heiligen Schwendi, а я — потом — свои. У меня есть для Вас две маленьких радости, верных, но это всё — потом.
Кончаю, потому что иначе начну беседовать с Вашей душою.
Жду вести, по возможности — скорой, если сами не можете — попросите написать своих — всего несколько слов: жив, здоров, благополучно.
Обнимаю Вас и непрерывно о Вас думаю.
Спасибо за Р<ильке>. И я Вам о нем расскажу
У меня чувство, что нам с вами надо прожить целую жизнь — назад и вперед.
(О
Впервые —
63-36. А.С. Штайгеру
Нынче начинается звездный дождь и, может быть, кончается мир. С нетерпением жду вести о благополучном исходе[1746]. Большего на открытках писать не полагается.
<
Ждите подарков.
Адрес:
Помните? Пишите!
Впервые —
Почтовая карточка стандартного размера (10,5 х 14,5 см), на обороте — вид Прачечного моста у Летнего сада и Летнего дворца Петра I в Ленинграде. Открытка издана в Ленинграде, вероятно, в конце 1920-х гг. На таких почтовых карточках Цветаева несколько раз писала Штейгеру.
64-36. А.С. Штайгеру
Первый ответ на вид Вашего письма: удар в сердце — и ком в горле и пока я письмо (аккуратно) вскрывала — ком рос, а когда дело дошло до вида букв — глаза уже были застланы, а когда я, приказав им — или себе — подождать — прочла и дочла — я уже ничего не видела — и всё плыло. И я сама плыву сейчас, вместе с глазами и буквами.
(Описываю, как с Марса — или даже — Сатурна — но это со мной — та*к
Мой родной, ведь это тоже была — операция, вскрытие письма было вскрытие нутра, и я так же честна и точна в
Впервые —
65-36. А.С. Штайгеру
Большое письмо, когда окрепнете: в нем много мыслей, и еще больше чувствований — много всего — вся я — а это (говорят) и здоровому —
Мой мальчик родной. Вам сейчас надо
Если это Вас радует — и не утомляет — буду писать Вам понемножку каждый день. А большое письмо — когда
Узнаете Петербург? М<ожет> б<ыть> на этом мосту — в детстве — стояли? Вчера, бродя по своему огромному замковому чердаку, вдруг вижу: какие-то снимки. Наклоняюсь; Тунское озеро[1749] — и двое юношей. И подпись: фотография С. Штейгера. Это — Ваш отец?[1750] Даже не знаю Вашего отчества.
Храни Вас Бог! Выздоравливайте, милый!
Впервые —
66-36. А.С. Штайгеру
— Это моя самая любимая открытка[1751] — из всех присланных — п<отому> ч<то> она самая
Храни Вас Бог!
<
Кончаю перевод пушкинских Бесов. — Увлекательно. Замечаю, что пишу Вам как здоровому, — но это не эгоизм, а
Наверху над замком совсем одна в брошенной мельнице живет гадалка. Соблазнительно. Но — страшно. И немножко — как-то — недостойно. И наверное
Я Вам обещала спокойные письма и, видите — слово держу.
Впервые —
67-36. А.С. Штайгеру
Милый друг, мне кажется — Вы не писали уже целую вечность, а на самом деле — только три дня. Но я сейчас немножко беспокоюсь, — беспокоилась бы и множко — если бы дала себе волю. Если бы я была уверена, что Вы не пишете для здоровья, а не от нездоровья… Теперь о другом (хотя о том же самом): м<ожет> б<ыть> Вам неловко — ведь это папа приносит Вам письма — ежедневно получать письмо тем же почерком и с тем же штемпелем: ежедневно всё то же письмо. Может создаться — у такого, как Вы, как мы — положение — etwas peinlich[1752].
Словом, решайте сами и знайте, что я всегда всё пойму.
Не спрашиваю о здоровье, п<отому> ч<то> это было бы просить писать. Не спрашиваю, но конечно — думаю. Помните, я Вам вчера писала о Женеве, а нынче с утра меня в Женеву — звали — на целый день — и даром. И я не поехала, п<отому> ч<то> не знала, что с Вами, и никакой радости, даже щемящей — от одной страны, одной земли — бы
Я послала Вам отсюда: небольшое письмо (на которое Вы отозвались), 4 открытки — петербургские[1755] — и книжечку. Одну из открыток (конную) и книжку — с оказией из Женевы. Большое письмо лежит и, от времени до времени, — прирастает, но читать его — как и писать — работа, а м<ожет> б<ыть> и тревога, поэтому — пускай вылеживается — как Вы.
Если неудобно, чтобы я писала ежедневно — напишите
Вчера лазила на высокую, высокую гору, собирала орехи и цикламены. Ваши орехи я съела (Вам сейчас всё равно нельзя), а Ваши цикламены стоят у меня в стакане.
Впервые —
68-36. A.C. Штайгеру
Пишу из соседнего городка — бывшей столицы Савойи — Бонневилл’я[1756].
От вас много дней ни слова, очень беспокоюсь о здоровье, если можете — известите.
Буду ждать и — пока —
Ничего о Вас не знаю с 11-го.
Впервые —
69-36. A.C. Штайгеру
Еще в Moret, значит
— Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный. Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, всё свое своеобразие — хотя бы своей
— Не удивляйтесь гигантскости моего шага к Вам: у меня
Вы тоже человек одной ночи — одного взгляда — и целой жизни тоски — Sehnsucht — оборота на*. (Потом этих взглядов становится много, но каждый — нож.)
Вы тоже сразу хотите не-жить, чтобы не было ни потом, ни дальше. (Продолжения
Сколько бы мы раз уже умирали, если бы боги нас слушались!
Ваша младенческая привязанность к Тёте[1759], то есть:
В который раз? И разве я не знаю, что всё кончается, и разве я верю, что (это во мне к Вам) когда-нибудь кончится, когда-нибудь меня отпустит, что я от Вас — опустею: стану опять пустым — и холодным и свободным домом: domaine’ом?[1760]
Ведь стоило Вам только подать мне знак — так ивы на краю дороги подавали мне в летящее окно — знак — как я на этот ивовый знак —
В жизни с этим делать нечего, и Вы это знаете. Давайте вместе нежить: действенно, воинствующе, победоносно.
Мой перстень был: сплошь ровный серебряный широкий с серединной лилией — по бокам по кресту — вокруг (всего пальца) розы. И он никогда уже не станет моим.
Если бы можно было запустить руку в душу — как в море — Vous retireriez Votre main pleine de Vous[1761].
Сколько сказок бы я Вам рассказала, если бы мы были вместе! Сколько — M*rchen meines Lebens![1762]
(Это о Царице с ее раненым: «
Нам с Вами эти дни (с получения мною Вашего первого письма, а может быть — и с его написания) нужно было бы жить вместе, не расставаясь — с утра до вечера и с вечера до утра — ведь всё равно, как эти пространства
Никогда никто к Вам так всем существом не шел, как я сейчас. Так только море идет — всем собой. (Прилив.)
Ваше письмо (последнее) лежит у меня во Втором Фаусте: спит в нем, обнятое гётевским восьмидесятилетием — и всею игрою тех Нереид и Наяд[1765]. Это Ва*ш дом, Вы в нем живете. Сколько у Вас сейчас домов, кроме бернского:
Раз мы всё равно не расстаемся (я говорю мы, п<отому> ч<то> иначе нет
Но я бы хотела быть с Вами
Я хочу с Вами
(
Нынче, открывая дверь в свою заведомо-пустую комнату, я на секунду задержалась на пороге с мысленным вопросом: — Можно? — И удивиться не успев (на свою рассеянность) поняла: она до того заселена Вами, что если
Я не люблю детского общества: грубо, мальчишески и девчончески-профессионально, громко, и если я гуляю с детьми, то всегда внутренне-насильственно — а нынче я и внутренно согласилась, из соображения: — Раз я иду с другим, то естественно, чтобы и Мур шел с товарищем. И только потом установила, что я ни с кем не иду.
До Вашего письма я все время переводила Пушкина — целыми потоками — лучшие его стихи[1770]. (Когда-нибудь пришлю — или прочту.) С тех пор — ни строчки. Сейчас я думаю о Вас:
Et moi je n’ajoute rien. Je
Когда я нынче думала о комнате, в которой мы бы с вами жили, и мысленно примеряла и отбрасывала — одну за другой — все знаемые и незнаемые, я вдруг поняла, что такой комнаты — нет, потому что это должна быть
(Нынче я начала пушкинских Бесов, и Вы* меня немножко отпустили.)
Вчера, к концу вечера, я заметила (здесь больше сорока человек народу), что я стала бесконечно-ласкова, и как-то ро*вно-радостна — и заметила это по ласковости остальных — и поняла, что это — Ва*ше, к Ва*м, т. е. от Вас — идущее. И у меня было чувство, что я растрачиваю
— О ступеньке (на карточке). Сначала: — Нет, ближе! Потом: — Правильно, потому что — и Вы конечно об этом
—
Я себя сейчас чувствую своим за*мком, в котором Вы живете Пустынно, огромно,
Ва*м письмо принес — отец, мне — сын, и оба не знали, что* несут.
Когда я прочла: боль выносимая, т. е. глазами увидела слово: боль — у меня всё внутри — от горла до коленных чашек — физически задрожало, и я еще удивилась, как можно так неподвижно стоять — и та*к дрожать.
— Когда мы нынче — мы: три женщины, двое мужчин — сидели, в деревенском кафе, на воле, вокруг столика — у каждого была своя отсутствующая рана — у кого давняя, у кого свежая — и я, столько лет за такими столиками сидевшая
Может, Вы оказали мне дурную услугу — позвав меня и этим лишив меня душевного равновесия. А может — это единственная услуга, которую еще можно оказать человеку?
Когда Вы в печати когда-нибудь увидите моих французских Бесов Пушкина[1773], Вы будете знать. Вы один будете знать, ка*к они переводились — за какие тридевять земель от пишущей руки — и души. Но, может — и сам Пушкин их так писал?
Я, м<ожет> б<ыть> несколько дней не смогу Вам писать. Во всяком случае, сразу известите о перемене адреса, чтобы я знала —
Я
Ну, будем надеяться, что причины — хотела сказать внутренние, но что — внутреннее операции? тогда скажем — душевные.
Как бы то ни было — пишете или не пишете, пишу или не пишу — я о Вас думаю.
Храни Вас Бог!
<
Пришел мой огромный сын (11 л<ет> — почти с меня) — своим огромным шагом и, лаконически: Вот Вам письмо от Штейгера. И я, деловито: — Ну и отлично. А сейчас — волей судеб — иду на свидание с собакой, которая меня любила больше, чем все люди вместе, и которую я не видала
Это —
Обнимаю Вас, моя
Впервые —
70-36. А.С. Штайгеру
Что мне безумно хочется к Вам — Вы конечно знаете, но мне хочется к Вам на полную свободу — какой нет на свете: на свободу того света. Но даже примирившись с несвободой
Если бы Вы сейчас не* были после операции —
Сразу же ответьте, возможно ли, т. е. выпускают ли из Schwendi — на* 2 дня. Утомлять я Вас
Что еще очень важно: здесь я
Ответьте молниеносно, чтобы я знала, что уже могу радоваться. Нам с Вами будет чудно. А месяц — скоро пройдет.
На Ваше письмо — отвечу завтра.
Храни Вас Бог!
Впервые —
71-36. А.С. Штайгеру
Это еще не ответ на Ваше письмо — эти дни я почти не бываю одна — я даже нынче не смогла отправить Вам — хотя бы открытки, ибо отправляю, как пишу — собственноручно: не только не доверю другому, а не могу стерпеть, чтобы прошло через чужие руки (почтальон — не в счет, ибо —
На то* письмо, мой родной, отвечу непременно и отдельно, ибо оно — существенное: такое же серьезное, как объявление войны — или мира, в нем что-то от поединка, это — условия игры — Вами мне ставимые. Вы совершенно правы, ибо играть вслепую — достаточно.
В следующем письме напишу Вам еще об одной своей дружбе — в связи с Вами.
А сама буду ждать ответа на зов сюда — или в Annecy[1779] — если хотите, хотя там будет сложней, п<отому> ч<то> у меня там нет крова, и та*м я суток с Вами — провести не смогу. (Но там — дивное озеро и сновиденные дома, и всё, и мы сами — двести лет назад.)
Кончаю, — потому что пора. Впрочем, успею еще разъяснить Вам свое: скучаю по Вас. Никогда —
— Ну, вот. Теперь по-настоящему пора.
Скоро Вам будет маленькая радость.
Впервые —
72-36. А.С. Штайгеру
Ответ на тот ультиматум
Непроставленный эпиграф к Вашему письму: — На время не сто*ит труда…[1780] т. е. всё оно сводится к вопросу — и даже запросу: не уйдет ли объемлющее Вас облако — дальше, обронив пассажира. Друг, у облаков свои законы — простой природы, и облака — пар, а если
Мое отношение к Вам — дело не только непосредственного чувства, но и разума, и твердой памяти, и совести (погодите сердиться! я знаю, что этого слова — не любят), я уже за Вас перед кем-то — отвечаю, и знала это с первого слова своего первого письма к Вам. Любить пока любится, дружить пока дру*жится — вздор, надо чтобы
А то — выходит обычное лизание сливок, занятие кошачье, а не человечье. Потому я сразу и сказала слово
— Конечно, дружочек, полноты материнской отдачи у меня с Вами быть
— Больше всего я, конечно, люблю вас, мои дети, но в
Мой друг, я — совсем старинная женщина, и не себе — современница, а тем — сто лет — и так далее дальше — назад. Породив детей (говорю о сыне, об Але — когда-нибудь расскажу) — я
Поняв всё это. Вы теперь знаете, в
…Я Вас не знаю. Если Вы из тех соловьев, которых баснями
— Но я*-то — тако*й соловей, басенный, меня — хлебом не корми — только — баснями! я так всю жизнь прожила, и лучшие мои любови были таковы — так что
Конечно, живи Вы в Париже — Вы бы у меня бывали, и я у Вас, — но — боюсь — это была бы грустная радость, одна растрава. «Бывать» — вместо
Я Вас не знаю, сужу по себе. Я отлично умею без
Такой непрерывности внутренней может быть не соответствует никакая непрерывность суточная, но заведомо-знать, что ее и тени быть не может — горько.
Вит в чем мо*я боль (от Вас): не мочь Вам быть всем тем, чем — могу и уже (внутри) — есмь. Потому что — как мало ни умей я жить — любить (
Видите — совсем просто, и может быть даже проще, чем Вы бы хотели. Вы — может быть — мучиться от меня хотели? Тогда — не удастся.
— «Тогда я не играю».
— Да будет Вам известно, что в каждой моей игре — ставкой всегда была — я: вплоть до бессмертия моей души. И проигрыш всегда был — мой: я себя другому всегда проигрывала, но так как я была бессмертная моя душа, то этого другому было — много — и часто ставка оставалась на столе — или смахивалась локтем под стол. Вот Вам ответ на игру. Можно только бояться серьезности моей игры. (Мне один умный еврей — в ответ на мои юношеские стихи: Легкомыслие (мне не было двадцати лет) очень серьезно сказал: Вы — легкомысленны? Вы — на фоне людского — и мужского и женского — легкомыслия — просто подводная яма по
И — боялись. <)>[1791]
Вчера вечером в большой за*мковой зале были танцы: сначала —
Это Фет писал —
Больше о любви я ничего не знаю.
Мой дорогой деточка! Разве мы с вами — оба вместе взятые — не стоим 50-ти швейцарских: 250-ти французских, да еще —
Теперь — всерьез:
Для меня — довод — Вы*, Ва*ше желание (или необходимость). Тогда — желайте сильнее — и приезжайте.
Не прогадайте! Не променяйте первенства на чечевицу бытовой (хотя бы самой похвальной) одумки. Нас с детства учили: деньги — грязь.
Итак: 1) Когда бы Вы могли приехать (надо предупредить, чтобы была комната), 2) Когда Вам нужны деньги? На возобновление паспорта вышлю по первому слову, к<отор>ое — просто — да. Остальное — по достаче.
Последний вопрос — уже не бытовой: почему Вам именно сейчас хочется (или нужно) меня видеть? Проверяете — кого и что*?
На все три вопроса ответьте возможно точней — и быстрей.
До этого, пожалуй, писать не буду.
И пишите мне, пожалуйста, настоящие письма, а не картонки![1801] (Шучу). — Как новый госпиталь? Вы там один в палате? Расскажите подробно всё докторское: как рана (или уже шрам?) — когда встаете — всё, всё. А в ноябре я Вас в Париж
<
Вам здесь со мной будет чудно. Хотите — сад, хотите — моя берлога, Вы будете лежать, а я буду сидеть рядом — можете даже спать при мне: я люблю спящего человека. За два-три дня отдохнете, я Вам не дам уставать. — Жду решения.
Впервые —
73-36. A.3. Берг
Дорогая Ариадна! А я Вам последняя писала — из Ванва, сразу после Moret.
Как видите — я в Савойе — (мы с Муром) — в настоящем феодальном замке — XIII века, для меня, к сожалению, слишком сохранном, слишком приспособленном к человеческому образу жизни — есть и вода, и электричество, и — увы — мебель, хотя и не новая, но явно — не та* — но я забралась на чердак, в никем не оценённую комнату — вроде пещеры, с крохотным оконцем, пробитым во всей толще стенки — и каменным полом en pierres de taille[1802] — и здесь блаженствую, т. е. пишу все утра. А Мур в ней только спит — целый день гоняет (как у Вас с Верой) с на* год младшим мальчиком и на* пять младшей девочкой — под надзором одного 15-летнего полуюноши.
Погода — дивная — и заслуженная.
Но спутников, увы, для пешего ходу — нет, все ездят на автомобиле — то в Chamonix, то в Annecy, а мне нужно — просто горы, без названия и — главное — без компании. Поэтому хожу одна — не особенно далёко, п<отому> ч<то> не только теряю чувство направления, а как родилась — потеряла. Рву орехи — единственное, что здесь есть в изобилии, ибо фрукты погибли — все.
Пишу немножко своё. Перевожу Пушкина[1803].
Очень жду от Вас весточки — о себе, о Вашей работе, о планах, о детях. Не поленитесь! Я здесь наверное еще пробуду дней десять.
Мур приветствует девочек — и Вас, конечно.
А я — обнимаю.
Впервые —
74-36. А.С. Штайгеру
(Списано из моей черновой тетради, куда записываю всё)
Чтобы делать пометки на Фаусте (на этот раз — не гётевском, а народном: «Historia von Doktor Johann Fausten, dem weitbeschrieenen Zauberer und Schwarzk*nstler, wie er sich dem Teufel auf eine gewisse Zeit verschrieben, was er hierzwischen f*r seltsame Abenteuer gesehen, selbst angerichtet und getrieben, bis er endlich seinen wohlverdienten Lohn empfangen — 1587. —»[1804]
— оттачиваю карандаш и обогнув спящий послеобеденным сном замок — мимо спящих собак — по страшной жаре, от которой сосны трещат, точно их жарят — иду с книгой — куда глаза глядят, т. е. приблизительно зная, что выйду на верхнюю скамейку по дороге в С<ен-> Лоран. И — внезапно понимаю, что иду к гадалке. Но для этого нужно отыскать те самые скалы, где, по слухам, она живет. Скал — много: верхних — нижних — дальних — ближних — где? Сверху вижу группу камней — что-то не ту, и без всякого дома, и
Иду по вьющейся между скалами тропинке, местами — лестницы. Высота, даль, внизу Борн, никого и ничего. Тропинка огибает низ скалы — огибаю с ней и я, я ее просто
Круглолицая румяная очень старая старуха на черном (от старости) и чистом (от служения) столе гладит черную юбку — Bonjour, Madame… On m’avait dit — pardonnez-moi si je me trompe… — c’est bien Vous — la tireuse de cartes? — C’est moi, c’est moi, entrez, Madame[1808]. (В ее голосе — покой —
Проходим в
Ее лицо неуловимо и сразу — настораживается. — Mais ce ne sera pas pour rire? Je n’aurai pas d’ennuis? ** ne sera pas pour me moquer? — Non, c’est tr*s s*rieux. C’est lui qui le veut, et il le veut tr*s s*rieusement. D’ailleurs — il ne se moque jamais[1813].
(Рассказ, как ей за правду досталось — гадала девушке на любимого — и обнаружила, что любимый хочет не-жениться, а — та*к… и девушке — сказала, а девушка сказала — ему, — и
— C’esi, c’est pour Vous ou pour l’absent? (Я, желая принять на себя первое — не знаю — что*.) — Ceci, c’est pour moi[1815].
— C'est comme *a qu’on brasser[1816]. (Перетасовывает трижды.) Ensuite. — Vous coupez[1817]. — Повторяю в точности. (Карты — тяжелые и идут с трудом.) Снимаю и — на какое-то мое смутное неуловимое движение к ней: — Oh, non, non! Je n’ose plus y toucher![1818]
Pour l’Absent
— Comment c’est — son petit nom? — Называю. — Повторяет. — Il y a beaucoup de jeux — car ce n’est pas le m*me jeu — c’est le grand cours des jours.
Le grand cours des jours
…Fatigu*, voyag*, souffrant. Des parcours dans des h*pitaux. — Voil* la lettre des grandes surprises! — Il est gu*ri, en ce moment. — Tout s’monde! Tout s’monde! — Il a
Il Vous est cher, il est parent avec Vous. Il avait beaucoup maigri, mais il a un peu repris. Le petit cher — l'as de coeur. Il a tr*s bonne conduite, c’est
Il a *t* d*laisse de tout le monde, Vous *tes venue vers lui — il *tait bien en danger — il est hors de danger. Pas de mort — il l’aurait d*sir*e pass* un moment. Non! non! non! Ce n’est pas la mort… Il lui reste encore de beaux jours * vivre.
C'est quelqu’un qui Vous
— Voil* la lettre!
(Ce retard, cet homme, cet ami fid*le…)
Je l’ai * c*t* de Vous. Mais c’est lui — le petit valet de coeur! Il y a des *v*nements nouveaux qui Vous mettent pr*s de lui: Vous ne resterez pas dix ans sans vous revoir.
Il y a un autre jeune honune; il est aupr*s de lui? Oh nom d’un gueux![1819]
…Il y a une autre dame qui a pein* pour lui, malade elle-m*me. …grande surprise, grand bonheur…
…Il n’*crit pas, mais c’est parce qu’il est un peu insens* apr*s sa maladie. On ne fait pas ce qu’on veut dans un h*pital. Tr*s nerveux, un peu insens*. Je vois bien une lettre, mais ce n’est pas encore pour demain. C’est peut-*tre pas lui qui Vous *crira, c’est un infirmier.
(Большая пауза)
— Vous avez bien tout dit? — Il ne faut pas tout dire. Il y a des choses qu’on doit garder. Il ne faut dire que le trois par trois. Trois par trois. Je Vous en ai d*j* trop dit.
— Alors, Vous avez bien fini? — Bien fini, et ne Vous mettez pas en peine:
— Alors, c’est moi qui Vous dirai: il est dans un h*pital, il vient d’*tre op*r*, il ne m’*crit pas, je ne connais pas ses parents … et je n’ose pas trop souvent lui *crire — et je ne sais rien sur lui — et c’est pourquoi je suis venue — Vous demander * Vous — qui savez.
Она, показывая на трефовую даму внизу, сочувственно: — Pauvre gars! Je le savais:
…Qu’est-ce que je Vous dois? — C’est toujours ce qu’on veut. Je suis toujours contente.
Кладу, — Oh, c’est trop, c’est bien trop! Vous allez *tre g*n*e…
— Prenez. Vous m'avez fait beaucoup de bien.
— Il a beaucoup de jeux. C’est le premier. Et j’aurai beau ne pas Vous reconna*tre — quand Vous reviendrez — il en vient tant! — je Vous reconna*trai * Votre jeu. Vous aurez beau avoir un grand manteau blanc, et avoir les cheveux arrang*s par le coiffeur, et *tre maquill*e — je Vous reconna*trai * Vos cartes, *a sera toujours le second jeu. J’aurai beau Vous oublier, comme j’ai oubli* Vos cartes — les cartes me diront. Il y a le grand cours des jours. Il y a le cours des jours — qui vont et viennent. Il y a le Trois par trois. Et tant d’autres encore…
— Qui Vous a appris * faire les cartes? Vous avez *a dans la famille?
— Non, Madame. J’ai commenc* * 17 ans. J’*tais avec une dame qui savait faire les cartes. Mais elle les faisait pour elle. Un soir elle m’a envoy*e en commission — o* j’ai eu peur. Le matin en faisant les cartes elle m’avait dit: — Je vois quelqu’un courir — et c’est moi qui ai d* courir, car le soir elle m’a envoy*e dans de mauvais lieux, et je lui ai dit que c’*taient des voyous qui *taient apr*s moi — mais c’*tait bien
<
Записано у нее же, пока говорила, слово в слово — 29 авг<уста> 1936 г., на скалах над С<ен->Пьером, в субботу, в третьем часу дня.
Впервые —
75-36. А.С. Штайгеру
Дитя! Начнем с
Но оставим — неприезд, будем — о приезде.
Скованная Вашим молчанием, упорством его, всё бо*льшим и бо*льшим
— Голубчик,
Другое: предположим, что этот Ваш приезд ко мне к 15-му сентября — не удастся — либо потому, что Вы недостаточно окрепнете, либо потому что мне придется уехать раньше, — что* Вы хотите, на выбор: чтобы я к Вам осенью в Schwendi приехала — и уже не на ча*с (сейчас, при максимальной удаче, это был бы
Второе: хочешь — ты — приехать осенью в Париж — и вот для чего. У меня есть друг — женщина — русская — изумительный врач и человек[1822] — и с изумительным врачебным даром (g*nie[1823]). Когда — в 1929 г. — у близкого мне человека[1824] никто в легких не находил ничего — она первая прослышала и забила тревогу и добилась немедленного отъезда сюда же — откуда пишу. Она абсолютно-подробна и, одновременно — le grand coup d’oeil[1825], т е. никогда не рассматривает больного только в
Хочешь — пойдем к ней? Она скажет всю правду — все твои возможности и невозможности — и перспективы — и запреты, всего тебя физического даст как на ладони. Она очень любящая (и очень
— Хочешь? Тогда
Но — как ты ходишь? (Сколько вопросов — и насколько бы проще…) Т. е. — как ходил до операции? Сильно ли задыхаешься? (Я теперь рада, что тогда проводила твою сестру[1826] — точно — немножко — тебя.) Одолеваешь ли подъем, — и какой? И есть ли такой, который
Значит, решай — как тебе лучше. И реши — немножко заранее, хотя бы в виде плана. Я бы бесконечно хотела тебя ей показать. (Ее зовут Маргарита Николаевна, ее дом в Париже — единственный, куда я прихожу без зова — могу придти в любой час суток — и несуток — в любой час души.)
Тогда вместе с М<аргаритой> Н<иколаевной>
Но о
Сейчас
Еще одно: не оставляй меня та*к — подолгу — без вестей,
Но
1) что* показал снимок,
2) есть ли, в связи с этим,
3) что* решаешь: мо*й Берн или тво*й Париж.
4) если Берн, т. е. Schwendi — ка*к там устроиться (цены).
Всего 4 вопроса и
Теперь жди — с завтрашнего дня — ряда приятных вещей, все дни подряд, ибо я тебе не писала только потому, что не
Убеди меня, что я тебе —
Итак, я жду — делового ответа, а ты жди — ряда
(Знаешь сонет у Гёте, который называется:
(гениально, что он с этого —
О твоих стихах (только сейчас, после перерыва Гёте, заметила, что всё время писала ты) напишу отдельно и внимательно.
Я всё делаю (пишу, перевожу, читаю, хожу, говорю)
Ты думаешь — я не писала «случайно»? П<отому> ч<то> чем-нибудь была «занята»? Мне это неписание тебе стоило бо*льших усилий, чем
Ну, жду, обнимаю, люблю — но не даром я не люблю глаголов (страшная грубость!), но чтобы обходиться бе*з — нужны
А завтра тебя ждет — верная радость.
<
Я больше не хочу писать Вам Monsieur[1828] — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr[1829], чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit[1830] — и Heer[1831] по соседству (himmlische Heere[1832])
Впервые —
76-36. А.С. Штайгеру
Письмо о стихах[1833]
— Что* я об этих стихах думаю?
Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи[1834].
Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, груд, страдание, любовь, подвиг?
Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не та*к называемая, мною называемая — слабость (либо глупость).
Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — что* тогда от мира и от сердца останется?
Вы скажете: — М<арина> И<вановна>, Вы передернули. Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть
Но, мой друг: что пошлого — в больничной палате? Это не пошло, — а точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато — непрерывно). И расплата за день — не пошлость. М<ожет> б<ыть> немножко общё. Беря
Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда — сто*ит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошла,* а — до ужаса <не>выразительна). По* чему* Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них — умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской[1836] — матери — о «воротничках», сто*ящее последнего: «Mon cher Papa»[1837] …Шарлотты Кордэ)[1838]. По самим вещам (жалость, любовь, труд)? По себе — такому дураку, что в них — поверили и на них — оборвались?
Стихи эти я читаю —
Конечно (и в этом сочувствую Вам — как пишущий) куда тогда девать дребедень и ерунду (которым, кстати. Вы противупоставляете какую
— Компромиссный совет: если Вы так уж держитесь за жестокие, неправедные определения
…Тут двое стихов, неслитых и неслиянных. Вторые — 5 строк, законченных и
Совсем,
Но здесь начинаются прятки
Эта любимая, взрослых, игра.
— Всё, разумеется, в полном порядке.
(У собеседников с плеч гора)[1839].
Только, не у собеседник
Вот, мой родной, по полной чести и совести, что* я думаю об этих Ваших стихах. Пришлите еще, если есть. И —
И опять возвращаюсь к письмам и стихам.
Ведь смотрите: Ваше письмо и Ваши стихи — на той же бумаге, тем же чернилом, тою же рукою, тем же присестом руки — и два разных существа. Человек (Вы*) — несправедливо и неправедно — беззаботностью друзей и близких, пропустивших начало болезни — обреченный, 26 лет (?)[1842] — не-жить, отсутствовать,
— Нет,
А поэт — Вы* — больничную палату берете в кавычки. И Вы думаете я* ему — верю??
О Вашей болезни («так может длиться годами, десятилетиями…») я Вам напишу отдельно, я об этом непрерывно думаю —
Но так как я Вам
До завтра!
Впервые —
77-36. А.С. Штайгеру
— Может быть только во времена Герцена и Огарева и их Наташ[1845] с такой горечью из Швейцарии — в Швейцарию же — посылались приветы
Впервые —
78-36. Б.Г. Унбегауну
Приветствую дорогого и милого Бориса Генриховича из Женевы, где я
Очень, очень жалею, что не дождалась Вас в Moret.
До скорой встречи! — которой очень жду и радуюсь.
Впервые —
79-36. А.С. Штайгеру
Я сама хотела бы быть этой курткой[1847]: греть, знать, когда и для чего — нужна.
Впервые —
80-36. А.С. Штайгеру
Вчера, после женевской поездки, я окончательно убедилась в полнейшей безнадежности нашего личного свидания. — И вдруг мне вспомнилось странное по жестокости слово совсем молодого Государя — земцам, кажется: — Не смейте мечтать[1848]. (И — посмели.) Итак, я после вчерашней поездки поняла, что не смею и мечтать. Теперь слушайте внимательно, ибо во мне, как Вы уже могли заметить, живет тот самый пастернаковский — Всесильный бог деталей[1849] — и я бы себя определила как некоего «miniaturiste en grand» et m*me — en geant — et m*me en immense[1850].
Итак — накануне меня запросили: — Хотите завтра в Женеву? — И я сказала да, п<отому> ч<то> у меня были для Вас вещи, и я не хотела отправлять через чужие руки — чтобы другой писал квитанцию. И — одинаково-главное, ибо я
На другое утро и целое утро — занималась упаковкой Ваших посылок и приведением нас с Муром в более или менее швейцарский вид. Жду машины с 10 ч<асов> и — со страхом: башмаки еще не начищены, identit*[1851] еще не вынуто, Мур еще не мыт — и т. д. Но 10 ч<асов> — 11 ч<асов> — 12 ч<асов> машины нет. Вылезаю из своей пещеры — в сад, наведаться. Хозяйский сын (тот, что пишет о Радищеве, — мой умственный друг)[1852] — М<арина> И<вановна>, Вы с Муром одни поедете в Женеву — ни мама ни Вера[1853] не едут. — Тогда я
Мне — все — советуют развязать, но я — противлюсь, ибо завязанная вещь — уже Ваша, то же самое, что распечатывать свое же письмо. Границы — три: бензинная, французская и швейцарская. — Pas de marchandises? — Rien[1855]. (Ибо я же — не продаю!) — Миновали. — Новая забота: я в Швейцарии не была с 1903 г.[1856] — и тогда посылок
В 9 * ч<асов> — явление полковник: жене в Uni-Prix стало дурно — упала — отвез к врачу, ей сделали вспрыскиванье (сердце), нас искал на каком-то Mol* (?) где якобы уговорились с шофером — и т. д. Едем — за ней — к врачу. Ей совсем плохо, полу-сводят, полу-вносят. И — в обратный путь. Граница. 1, 2, 3-ья. Rien * d*clarer?[1865] Мур протягивает автомобильчик за 40 сант<имов> и 2 шокол<адные> бутылочки — обе за 20 — он серьезен, пограничники хохочут — хозяйка — слабой рукою «raisins sees»[1866], а я — ничего, ибо то*, что могла бы и должна бы — непоказуемо в данную минуту никакими человеческими способами. Да! еще одно: перед отъездом прошу шофера взять на себя мои папиросы (у меня уже есть — в портсигаре) и тут же думаю: не получу обратно, он — забудет, а я не напомню, ибо папиросы — вещь мужская, а не женская, и нельзя у мужчин отбирать папиросы — хотя бы свои же. (
Курим оба: он угощает и я, конечно, не отказываюсь. В Аннемассе берем отчаявшихся спутников. Дорога — дивная. Прохлада. Весь жар дня, машин, шоколадок, покупок и пр. сосредоточился в одном месте: зажигалочном. Но раз — 2 * ч<аса> жжет и не загорается — значит, уже
Над черным краем горы — золотая проволока. (Не золотая — медная.) И вдруг — мы ли вынырнули, гора ли ушла — весь шар на небе: красном. Голос из кузова машины — Неправда ли, М<арина> И<вановна>, луна похожа на русскую красавицу? Я, любезно: — Да, очень. (Для меня луна — самоё одиночество. Всё нечеловечество одиночества. Всё одиночество нечеловечества. Я ее не как поэт чувствую, а как волк.)
Дорога кружит, мы курим, те внутри молчат и вдруг: — Ох! Кошка перед прожектором. Закрываю глаза. И когда уже проехали 3 кил<ометра> — соседи, философски: Vous auriez mieux voulu que *a soit nous?[1869] И еще через километр: D’ailleurs — il est pas tu*, il a pass* entre les roues. J’en ai tu* deux cette ann*e *a aurait fait le troisi*me[1870]. — Зубец — и даже зуб башни. Огромные тополя.
Теперь могу сказать по опыту (живого мяса): зажигалка, наполненная бензином и уплотненная за пазухой — 1) не зажигается 2) но прожигает.
Вот Вам, дружочек, моя Женева — и навряд ли будет вторая.
— Не рассказала Вам о своих дорожных (под сурдинку зажигалочного жжения) мыслях — о том, как я согласилась бы всю дальнейшую жизнь быть так жго*мой (привыкла бы) — чтобы вместо шофера рядом со мной сидели — Вы. Но — трезвая мысль: — Но тогда он должен был бы уметь править, а если бы он мог править — я бы м<ожет> б<ыть> так не хотела сидеть рядом с ним, — Но, если не он — то все-таки кто бы правил? — А — никто. Автомобиль бы
Что же нам остается, Russes или не Russes — как не быть bien gentils — друг с другом —
Впервые —
81-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly
Haute Savoie
Ch*teau d'Arcine
5-го сентября 1936 г.[1872]
Дружочек, вот наш за*мок. Справа с краю — Мур, а я еще правей — за краем карточки.
А вот тот плющ[1873].
Впервые —
82-36. А.С. Штайгеру
Родной! Нашла. Как по озарению, т. е. всем напряжением необходимости Вас выручить — во всем — всегда — следовательно — (прежде всего) —
<Приписка на полях:>
NB! Скобками при кавычках Вы себя окончательно отмежевываете. Скобки + кавычки здесь дают чью-то пошлейшую скороговорку,
я, обеспокоенная за Вас в этих стихах с первой минуты их прочтения (не за Вашу бессмертную душу, в которой
— Что скажете? Не думайте, не думайте! Самое, самое первое!
— Aigreur[1876], — досада, что во всё это — поверил, всему этому — служил, и в конце концов — оказался в дураках. Такой же дурак был — как ты. (Пауза.) Тяжелое впечатление.
И это, мой друг,
Когда же, только что, сгоряча моей огромной радости, я в огороде достала Мишу и доставила его к себе на чердак — листок с
Вот Вам — читатель. (
Теперь, на Ваше усмотрение:
либо:
Чистые — люблю и слово и вещь, и чудесное противопоставление сантиментальной ерунде клеймление — чистотой — всей той грязи (NB! не то*й, а — этой!)
Второе — в противувес шестидесятности: временности их — ВЕЧНЫЕ. ВЕЧНЫЕ, т. е. которые
Выбирайте — что ближе и дороже, ибо — равноценны. Острее —
Тогда физически вид будет таков:
— смотрите, как хорошо[1877],
А — русские — они всё равно — русские, не-русских (таких) не было, и если русские — не выходит противовеса
Возвращаясь к первой транскрипции:
Ваша (да еще нарочитая) confusion[1878] — словесных штампов — и простых обиходных выражений — и бессмертных понятий — больше, чем неудачная — невозможная. Вы хотите быть понятым вопреки себе, вопреки знакам, и смыслу слов, — * rebours[1879]. Это можно только в любви, в дружбе — нельзя. Не можете же Вы рассчитывать на точь-в-точь такого же как Вы (чего и в любви не бывает), даже не на близнеца:
Если
— Я не для него пишу. — Нет,
Что же Вы, со своим безымянным подзащитным, своими кавычками — делаете?
Нет, друг, оставьте темно*ты — для любви. Для защиты — нужна прямая речь. Да — да, нет — нет, а что больше — есть от лукавого.
Вы приво*дите строки Г<еоргия> Иванова: Хорошо, что нет Царя — Хорошо, что нет России[1881]. — Если стихи (я их не помню) сводятся к тому, что хорошо, что нет
Эти стихи какого-то древнейшего греческого поэта —
Нет, друг, защита, как нападение, должна быть
Тут умственные — словесные — и даже самые кровоточащие игры — неуместны. Направляя нож в себя. Вы сквозь себя — проскакиваете — и попадаете в То*, за что… (готовы умереть).
Во-первых, ницшеанство — и Ницше.
Ницшеанство — как всякое «анство» — ЖИРЕНЬЕ НА КРОВИ. — Заподозрить Вас в нем, т. е. в такой вопиющей дармовщине — и дешевке — унизить —
Но был — Ницше. (NB! Я без Ницше — обошлась. Прочтя Заратустру[1885] — 15 лет, я
Но помимо
(Гёте — Flammentod:
Итак 1) горевать о Вашем «ницшеанстве» (и писать — брезгливо!) я не могла, ибо — если бы я могла заподозрить Вас в ницшеанстве —
2) я не о ницшеанстве (
(Знаете, что последней подписью под его последним письмом безумца было:
— Так
Ницше — одно из предельных воплощений человеческого (нечеловеческого!) страдания. И если я сказала: —
Но и любите — бескавычечно.
На сегодня — ни о чем другом.
<
Спасибо за собеседника[1889]. Первая транскрипция — как сразу сказалось — часто —
P.S. Нынче еще буду опрашивать — в
Впервые —
83-36. А.С. Штайгеру
Родной! Вчера было письмо о стихах, а сегодня — о делах.
Но, чтобы кончить о стихах — вот Вам еще один отзыв — на этот раз читательницы: «Противно стало от всей нашей гадости — материализма, практицизма — вот и вспомнил — тех. Пусть сейчас все это называют сантиментализмом и глупостями — а для него это
Словом, тот самый: bon — tr*s bon — brave — tr*s brave. Tr*s[1890] — который, очевидно, Вас задел (Обидно быть «brave»[1891]…) Но — к делу: — вот Вам уже два свидетельства, мое третье. Если убедила во второй транскрипции — счастлива. Если нет — спокойна. (Переправьте, пожалуйста, в моем списке: И о почив
Дело же — следующее. Вчера, по прочтении Ваших стихов, она* — Ваша читательница[1893] — сама предложила мне устроить ряд моих чтений по Швейцарии — этой осенью. Т. е. — я просто спросила, можно ли жить в Leysin[1894] в-
И — но тут начинается полный серьёз — вполне серьезное, реальное, достоверное, с именами и отчествами — даже фамилиями — предложение: организовать мою осеннюю — нужно думать — ноябрьскую поездку по Швейцарии: Женева — Лозанна — Цюрих (Берна — не было) — с рядом чтений. И тут же написала письмо одному из действующих лиц, которое я опускаю одновременно с этим. В письме (лицо — в Аннемассе)[1896] просьба назначить нам обеим свидание на ближайших днях. Словом (тьфу, тьфу, не сглазить!) дело — пошло*.
Но, дитя, взываю к Вашему серьёзу: моя Швейцария — дело
Но —
…Второе (бытовое) — если хотите меня видеть у себя в Швейцарии в ноябре — я должна начинать это
Думайте, решайте, но — решив — не перерешайте, ибо я перерешить — не смогу. Сборы — для таких вечеров — весьма громоздкие,
A Leysin или Schwendi или ещё что — мне всё равно: т.е. равно*
Ну* — думайте.
Впервые —
84-36. А.С. Штайгеру
— Я как раз думала над Вашей болезнью, выясняла ее для себя, чтобы выяснить для Вас — но это не сразу, мне нужно <> понять — отложим <и обратимся> к срочному: Вашим стихам[1899]. Первое и твердое <правило> никаких <кавычек> кроме о слов — разве Вы не видите, что <невоз>можно
или:
— сразу остановка внимания, и обогащение смысла, и достоверность: Вы эти слова почему-то — подчеркиваете, т. е. произносите их не случайно: для Вас они (вопреки всему)
Ведь разрядка есть указание — и даже приказание — ударения. Проверьте вслух. (
<
О разрядке: это самая скромная остановка внимания, то же самое что указать глазами.
А — чаще без разрядки, проще, мужественнее. Я бы — без: пусть думают — что* хотят.
Второе: — никакого
Третье:
В мое бескорыстие Вы верите. У меня две корысти: сами стихи — Ваш
— Конечно,
О других стихах.
Первое[1906] — оставите как есть, в первой транскрипции. Т. е.: Но не каждый ведь скажет: — «Брось, — Не надейся» — слепцу, калеке. (Если: скажешь — Вы вместо другого подставляете себя — и не выходит противопоставления.)
Третье[1907]:
— я бы сделала:
— это непосредственнее, нечаяннее, невиннее, беспомощнее: — сам гляди, что же мне делать?! — В
Последнее: (Мы произносим дружба, счастье, Бог…)[1908]
1) О, если б человек вдруг научиться мог — в одну строку, иначе нарушается единство вздоха.
2) Есть
С последней строкой — не знаю, что делать. Во-первых Вы из трех вещей берете меньшую и
Всё будет спасено, если Вы в одной последней строке сумеете дать
И
(Пробовала:
Стихи эти очень элементарные, их может спасти только острота и сила последней строки, к<отор>ая (все они — рассуждение) может быть только
— Думайте. —
Но и о другом думайте — и решайте. На самых днях я должна буду сказать одному из устроителей писательских швейцарских поездок —
Мой друг, поймите меня: мне Швейцария
Но — не хочу лишать Вас Вашего парижского ноября, ноябрьского Парижа: у Вас друзья — дела — Вам в санатории надоело — Вы уже сейчас рветесь — что* будет через два месяца?
М<ожет> б<ыть> — так сделаем: сначала я свое отчитаю, а потом вместе поедем — в Париж? Лучше та*к, чем: сначала Ваш Париж, а потом — вместе в Швейцарию. По-разному — по-многому — лучше. Начнем с Вас: как бы мы ни встретились (в Швейцарии) — остается Париж, и Париж остается Парижем, т. е. либо радостью, либо необходимостью, либо развлечением — вне моего, в нем, присутствия. Учтите и свое сравнительно-здоровое, после долгой санатории, состояние. А из Парижа Вы поедете — растраченным — как зверь в берлогу, зализываться, обрастать мясом и мехом, а вдруг — Вам встреча со мной не даст
Для меня же — если наша встреча не удастся — Швейцария потеряет всякий смысл, т. е. — свой единственный. Это будет — повинность. Очень тяжкая.
Но, опять-таки, — решайте, как хотите — Вы. (Я знаю как трудно — хотеть.) Только —
— М<ожет> б<ыть> Вы все это совсем иначе увидите? Может быть Вам грустно будет ехать одному в Швейцарию (не забудьте: мой план — ехать вдвоем в Париж
Да, да, иным всё удар. И эти Ваши стихи — сплошное sous le coup[1910]. А последнее слово третьего стихотворения мне напоминает слово какого-то маленького принца крови — в XVIII в<еке> — своей воспитательнице: Je t’aimerai — m*me mort.
Не — jusqu’* ma mort не: apr*s ma mort — a:
R*capitulons[1912]: Вы откладываете свой отъезд дней на 10, ждете меня в Швейцарии, там мы начерно встречаемся и вместе едем в Париж, в котором встречаемся уже на*бело. Теперь, если Фелькнер назначит мои чтения в конце ноября — придется сделать иначе, т. е. сначала Вы — в Париж, а потом видно будет, поедем или нет — вместе — в Ваш обратный путь. Самое трудное — если мне ехать к 15-му, та*к я разбиваю Ваш ноябрь. Думайте. А я Вас тотчас же извещу, как только договоримся с Фелькнером — если сразу договоримся, чего, кажется, быть не может: ведь читать мне придется в трех городах, и он — не один, а только один из… и го*рода целых три.
Где Вы в Париже будете жить? С сестрой?[1913] А где и ка*к — она? (живет). Хотите у меня? Я Вам уступлю свою комнату и буду о Вас заботиться, — я к заботе привычна — и знаю
<
Самое сердечное спасибо за точный ответ — про легкие. Тронута Вашим вниманием и пониманием. Сегодняшнее письмо — о болезни. Оно — во мне уже давно пишется.
Впервые —
85-36. А.С. Штайгеру
— О Вашей болезни. Мне хочется самой понять и об этом Вам сказать раз-навсегда.
Это был отродясь больной: больной уже потому и тем, что мать хотела SOPHIE, а получила — Rene[1916] (так его звали в детстве, Rainer’a он открыл et imposa[1917]), что его до 5 л<ет>, а м<ожет> б<ыть> и позже, водили девочкой, этим подтачивая без того уже половинную мужественность поэта. (А потом сразу отдали в корпус. Сохранился один вопиющий отрывок, страшнее которого я ничего не знаю.)
В его письмах жене — женился рано[1918] — непрерывные таинственные упоминания о каком-то — недуге, хотя внешне был совершенно здоров. Нечто вроде «mon mal»[1919]. (Знаю, знаю: — «Но у меня не
Но пусть — дико, пусть он — по-докторски был здоров, — жил-то он внутри себя, в том внутри, где доктора* не бывают.
Из себя он выделил ряд — себя, ряд — я, которых неопределенно назвал и пустил по свету, чтобы хотя бы они — жили. Об одном из них — mein Nachbar Ewald — из его юношеской книги «Geschichten vom lieben Gott»[1921] — хочу Вам сказать. Эвальд не мог ходить и всю жизнь сидел у окна, у которого иногда, проходя, останавливался Р<ильке>. И Р<ильке> Эвальду — завидовал. Он никуда и ни за кем не должен был идти, к нему всё само приходило, всё отовсюду само притекало. Он не знал отказа выбора, даже простого выбора на карте не знал: куда именно, ибо каждое место исключает все остальные. К нему приходили все места. Он не знал человеческой измены, ибо к нему приходил только тот, кому
И, наконец, — я, но то*, что я имею Вам сказать о себе —
…Мой друг, что* Вы называете жизнью? Сиденье по кафе с неравными: с бронированными, тогда как Вы — ободранный (без кожи). Ибо — на
Вспомните le petit Marcel[1924], в последний 12-тый час опомнившегося и изъявшего себя из «жизни» и закупорившего себя в пробку — чтобы сделать дело своей жизни. В
— Да, но он до того — жил. Но Вы —
Бог Вам дал великий покой затвора, сам расчистил Вашу дорогу от суеты, оставив только насущное: природу, одиночество, творчество, мысль.
Знаю, больно. И 27-летний Бетховен, не могший не знать своей избранности, в своем Heiligenst*dt-Testament (начало глухоты) возопил: — «Schon in seinem 28. Lebensjahre verurteilt dem Leben zu entsagen — das ist hart. F*r den K*nstler-h*rter, den f*r irgendjemand…»[1926] Ho — говорю очень издалека — не думайте, что люди Вас забывают, потому что Вас нет на глазах. Забыли бы — и на глазах, и на груди — потому что не умеют дружить, не умеют любить, п<отому> ч<то> есть другие — новые — п<отому> ч<то> нужна
Не* на что рассчитывать, кроме
Конечно, горько — насильно быть спасенным. И кому, как не мне — это знать! Иногда — живого жизненного жара хочется больше чем воды — когда ее хочется. Найду об этом Вам дома стихи — и ради Вас — для Вас — за Вас их докончу. (Мне было столько же лет, как Вам.) Я
Вы, — настоящий Романтик (определение не мое): живете
Итак — терпите. Живите у себя auf der H*he (как я: — in der H*hle)[1931] — прорывайтесь эпизодическими «счастьями», «жизнью», — пусть это будут
Но есть еще одно: Вы же
О роде Вашего поэтического дара — в другой раз. Пока же — скажу: у Вас
Бог Вам дал
— Мой друг, письмо из Аннемасса, только что. Вот — отрывок: «…Ваше сообщение душевно нас порадовало и ждем Вас с глубокоуважаемой М<ариной> И<вановной> у нас в наступающее воскресенье 13-го сентября к часу — обязательно к обеду — простому деревенскому — но от всей души. …Прилагаю маршрут: правда, он уступает по точности и по количеству стрелок и крестиков тому, к<отор>ым снабжал М<арину> И<вановну> Андрей Белый, поджидая ее в Цоссене… (Подробный внимательный старческий маршрут)[1934].
…Сегодня же напишу моему старому другу 30-летней давности Вл<адимиру> Вл<адимировичу> Муравьеву-Апостолу, а завтра повидаю Федора Степановича Гонч-Оглуева[1935] (NB! совершенный Гоголь). Словом, вопрос будет двинут.
Разумеется, перспективы для пушкинского Комитета весьма соблазнительные, несмотря на то, что в Феврале М<арину> И<вановну> уже законтрактовали»[1936].
(NB! оцените деликатность и хитроумие моей приятельницы: я, не зная, что Вы в ноябре будете в П<ариже> и стро*я на Вашем цело-зимнем Leysin’e, сразу сказала ей, что хорошо бы — еще в 1936 г., чтобы мне не покупать нового загр<аничного> паспорта — а она дело изложила — та*к, чем, конечно, повысила мою, для швейцарцев, сто*имость.)
— Словом, дружочек, завтра еду к тому господину на целый день — и совсем не знаю, что* ему говорить — до того запуталась с нашими aller-et-retour’ами (голова болит с
Словом, жду точного отчета. Постараюсь завтра окончательно не связываться.
Устала — и давно уже нет папирос — сосу пустую соску мундштука, удивляясь, что ни — че — го. Я уже недели 2 как ничего не делаю, ибо когда я Вам письма* не пишу — я его думаю. Но это скоро кончится — п<отому> ч<то> скоро — домой, а дома проснется — совесть — и здравый смысл: что* я буду делать на пушкинских вечерах?
Обнимаю Вас
Впервые —
86-36. А.С. Штайгеру
…У меня так мало дней осталось — Ваших: почти ничего — и из этого ничего еще весь завтрашний день уйдет на того — гоголевского и даже державинского — старика. (А нынче жена написала — ответно — подтвердить приглашение.) До отъезда постараюсь успеть переписать Вам все из моей с<ен>-пьерской «хроники», не вошедшее в письма и Вам по праву принадлежащее. И, хотя Вы ничем не отозвались на стихи, переписать и отослать Вам другие.
Но боюсь — та*к, как всё это время, мне уже отсюда Вам не* будет писаться — п<отому> ч<то> нынче наконец решила, и вслух объявила — дату, и уже всё считанное.
Вчера я поднялась на 1600 метров высоты, т. е. на 1100 от С<ен>-Пьера и оттуда еще раз прощалась с Вами. Вообще, эти дни будут — сплошная растрава.
т. е. всех, когда-либо и где-либо
…Есть однородное в моем вчерашнем с Вами, с горы, прощании — по всем одиноким домам, и колокольням, и зубцам — где нас с вами
Никогда нигде нам с вами уже не будет
Впервые —
87-36. А.С. Штайгеру
Дружочек! В
Что* это был за день, за визит, за комната! Начав с последней: ни приметы обой, ни приметы стен: сплошь лица: от эмигрантской девицы в боярском кокошнике до родственного Суворова[1939] (жена Фелькнера — потомица Суворова), весь XIX в<ек> в родственных и неродственных лицах и Widmungen[1940] — на всех языках — четыре стены знаменитостей. А хозяин — не державинских, а Александра III-го времен[1941], с лица — немецкий пастор — кудри, голубые глаза — в прошлом attach* financier et commercial[1942], в настоящем — член всех существующих (и существовать перестающих) комитетов, а по призванию — оратор непрерывный. Что ни фраза — то комитет, и он его активный член, и он приветствовал X, и подносил адреса Y, и отвечал на приветствие Z, и на всех на них возлагал венки. Из имен (м<ожет> б<ыть> Вам что-нибудь скажут) запомнила: Robert Traz и Chenevi*re (?) и Bernen Bouvier и Ziegler — больше не смогла: пока учила наизусть эти — проскочили все остальные[1943].
Реально: за 5 дней уже 4 письма его* к лицам и 4 — лиц к нему, читал и показывал — отношение к моему приезду самое благоприятное, но пока речь только о Женеве, — а мне нужен Берн — как его добьюсь — не знаю — надеюсь — тогда до Вас близко — либо Вы сами спуститесь на* день в Берн — на целый весь наш день. Я к Вам в Швейцарию приеду на Пушкине (на —
Да! Оказывается он был в Варшаве слушателем моего дяди — историка — Д<митрия> В<ладимировича> Цветаева, и безумно умилился тому, что я его племянница — и стал вспоминать Варшаву — и как нас ненавидели поляки — и как ни один польский студент ни копейки не дал на похороны русского (NB! насильного) профессора Барсова[1945] (?) и как мой дядя шел за гробом Барсова, а студенты обоим грозили кулаками — мой дядя после Варшавы был один из самых видных черносотенцев Москвы — Союз Русского Народа — очень добрый человек — иначе как
Предок Фелькнера 200 л<ет> назад пришел из Саксонии в Россию с уставом Горного Института, который Анна Иоанновна и утвердила[1947]. В честь его — минерал на Урале: фелькнерит («в витрине — если большевики не разбили». NB! — и витрины и минерала).
…И бывший секретарь незабвенной Марии Гавриловны Савиной[1948]. (— «Ваш секретарь? Это больше, чем статс-секретарь!») И сводил Художественный Театр с немцами. И устроил ввоз в Россию тела Чехова[1949]. («Мы с Ольгой Леонардовной ехали в ландо и она
Я сжимала и разжимала руку на ручке кресла и старалась не глядеть на всё, что на меня глядело (желтыми фотографическими глазами) с четырех стен его чиновно-артистического прошлого.
Несколько раз у меня был соблазн спросить о Вашем отце, которого он не может не знать (знает всю прошлую чиновную и аристократическую Россию — всю нынешнюю русскую и нерусскую Швейцарию) — но каждый раз удерживалась — из
Ибо знайте одно:
Итак, нуждайтесь во мне и радуйтесь мне до
Иногда, когда уже совсем нестерпимо становилось — слушать и воображать (у меня роковой дар — тут же — глазами — видеть — всё)… все эти безразличные вещи («Лига Наций», «председатель», «вице-председатель», Вильгельм, надевающий брошку Савиной — и вдруг — Савинков кн<язь> Львов, <19>19 г<од>, зеленый стол, Париж — и вдруг Сэр X, а за ним Литвинов, и
— Ничего. Только та*к достают — сокровище.
И мне самой смешно и радостно, что все это (до февраля
…Обстановка нищая, 2 комн<аты> — 5 человек. Жалобная мебель. Жалобный (наш, ванвский — наизустный) обед. Сердечность.
…А поток —
После обеда я читала свои переводы — Пророка — Чуму — К няне — Для берегов отчизны дальной — и, конечно,
У него были
— Жара была до*бела, до*синя.
Чуть было не опоздали на поезд (они живут за Аннемассом, на пустыре), галопировали всем семейством по всему воскресному удивленному городу, и он, под галоп, успел рассказать мне свою встречу с Милюковым, а кстати и с Платоновым[1953] — а поезд явно уходил, а до следующего — 5 часов (комиссий и мертвецов!) — но поезд
Итак, мой родной, без нас решено — февраль. Жаль, что не будет совместного поезда (уносящего
Видите — вот и вышло письмо
Я отсюда уезжаю 17-го, в четверг — в 11 ч<асов> 23 мин<уты> утра.
С 15-го пишите мне уже на Vanves:
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
Vanves (Seine)
Прилагаемый листочек[1954] прошу прочесть
Впервые —
88-36. Б.Г. Унбегауну
Дорогой Борис Генрихович! Жажду Вас видеть; чтобы рассказать Вам (в лицах) — ту свою Женеву (на к<отор>ую Вы так мило отозвались) и вчерашний Аннемасс. Оба неожиданные. Но теперь уже писать не стоит: мы с Муром 17-го отсюда уезжаем, а Вы — со своими — когда?
Лето было чудное: и Moret и Савойя, но пора уезжать: Мур совершенно ошалел от полноты свободы и непрерывности людского общения: ведет себя, как тогда в Борме, т. е. с утра лезет на стену. Впечатлений от него в замке останется, что «шутит шутки не гораздо хорошие».
Было одно большое горное восхождение — на Mont Brizon[1955], где один горный восхитительный щенок
Если не лень, напишите уже в Vanves, когда думаете возвращаться.
Очень интересно будет увидеть и услышать выросшую Таню.
Обнимаю всех троих и сердечно радуюсь встрече.
<
Впервые —
Написано на открытке с изображением стаи городских собак.
89-36. А.С. Штайгеру
Я вовсе не считаю Вас забытым, заброшенным и т. д. Я уверена, что Ваши родители, и сестра, и друзья — Вас — по-своему — как умеют — любят.
Но Вы хотите, чтобы все Вас любили не по-своему, а по-Вашему, не как умеют, — а как
И если Ваша мать[1956]
То же самое, как если бы обо мне сказали, что у меня
Встречи с Вами я жду не как встречи с незнакомым, а как встречи с сыном — не только заведомо-родным, но мною рожденным, и которого у меня в детстве, в моем и его сне, отняли. Встречи с Вами я жду как Стефания Баденская[1958] встречи с тем, кто для людей был и остался Гаспаром Гаузером, и только для некоторых (и для
— О чтении. Давно хочу.
Способны на трудное (
Ибо раньше чем не узнаю Вашего отношения к книгам — не могу прислать Вам на прочтение — ни одной любимой, а сколько их у меня (Не даю —
Wassermann’a — знаете? Fall Maurizius — Etzel Andergast — Kaspar Hauser?[1959] Немецкий — знаете?
Итак, отнеситесь так же серьезно, как к вопросу о ходьбе, на который так хорошо ответили — пожалуйста, к вопросу себя — чтеца. Ибо до ноября — 1 *, 2 месяца, сможете прочесть ряд чудных немецких (да и французских) книг. — Или хотя бы одну. — Пруста знаете (всего)? Vigny — Journal d'un Po*te?[1960] — Ведь y Вас — пласты времени. Вы же не целый день пишете. (
Wassermann
Тогда же, после почты:
— Ничего Это похоже на мою жизнь. Постоянно-повторяющаяся случайность есть
О Вашем Париже — жалею. Там — сгорите. Париж, после Праги, худший город по туберкулезу — в нем заболевают и здоровые — а больные в нем умирают — Вы это знаете.
Ницца для туберкулеза — после гор — вредна. Жара — вредна. Раньше, леча ею — убивали. Так убили и мою мать, но может быть она счастливее, что тогда — умерла.
Может быть Вы — внутри, — больнее чем я думала и верила — хотела видеть и верить? Ибо ждать от
Если Вы — поэтический Монпарнас[1961] — зачем я Вам? От видения Вас среди — да все равно среди кого — я — отвращаюсь. Но и это — ничего: чем меньше нужна Вам буду — я (а я
Без меня — не значит без присутствия, значит — без присутствия меня — в себе. А
Поскольку я умиляюсь и распинаюсь перед физической немощью — постольку пренебрегаю — духовной. «Нищие духом» не для меня. («А разве Вас не трогает, что человек говорит одно, а делает другое, что презирает даже дантовскую любовь к Беатриче, а сам влюбляется в первую встречную, — разве Вам от этого не
И Вам — нет. На всё, что в Вас немощь — нет. Руку помощи — да, созерцать Вас в ничтожестве — нет. Я этого просто не сумею: ноги сами вынесут — как всегда выносили из всех ложных — не моих — положений:
Я не идолопоклонник, я только визионер[1964].
Спасибо за Raron[1965]. Спасибо за целое лето. Спасибо за правду.
<
А рождение мое — 26-го русск<ого> сентября (9-го Окт<ября> по-новому)[1967]
Впервые —
90-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна — Вы меня сейчас поймете — и обиды
Месяца два назад, после моего письма к Вам еще из Ванва, получила — уже в деревне — письмо от брата Аллы Головиной — она урожденная Штейгер, воспитывалась в Моравской Тшебове — Анатолия Штейгера, тоже пишущего — и лучше пишущего: по Бему — наверное — хуже[1968], но мне —
Письмо было отчаянное: он мне когда-то обещал, вернее я у него попросила — немецкую книгу[1969] — не смог — и вот,
Намечалась и встреча. То он просил меня приехать к нему — невозможно, ибо даже если бы мне швейцарцы дали
— п<отому> ч<то> в Париже — Адамович — литература — и Монпарнас[1971] — и сидения до 3 ч<асов> ночи за 10-ой чашкой черного кофе —
— п<отому> ч<то> он все равно (после той любви) — мертвый.
(Если
Вот на что* я истратила и даже растратила le plus clair de mon *t*[1972].
На это я ответила — правдой всего существа. Что нам
Вы, в открытке, дорогая Анна Антоновна, спрашиваете: — М<ожет> б<ыть> большое счастье?
И, задумчиво отвечу: — Да. Мне поверилось, что я кому-то — как хлеб — нужна. А оказалось — не хлеб нужен, а пепельница с окурками: не я — а Адамович и К0.
— Горько. — Глупо. — Жалко.
Есть у меня к нему несколько стихов. Вот — первое:
Лето прошло как сон.
Но —
Ростом почти с меня, это ему очень вредит, ибо обращаются с ним и требуют с него как с 15-летнего, забывая, что это просто — громадный ребенок.
Скоро — школа, и, авось, войдет в берега.
Не се*рдитесь, дорогая Анна Антоновна? Просто — я
Но ни Вас, ни о Вас я не забываю — никогда.
Итак, буду ждать весточки в Ванв.
Ежедневные письма кончились — с летом, но не только из за лета.
Теперь усиленно принимаюсь за Пушкина, — сделано уже порядочно, но моя мечта — перевести все мои любимые (отдельные) стихи.
Это вернее — спасения души, которая
Обнимаю Вас, люблю и помню всегда.
Впервые —
91-36. А.С. Штайгеру
<
<…> Мне для дружбы, или, что то же, — службы — нужен здоровый корень. Дружба и снисхождение,
Я всю жизнь нянчилась с
Если бы Вы ехали в Париж — в Национальную библиотеку или поклониться Вандомской колонне[1975] — я бы поняла; ехали бы туда самосжигаться на том, творческом, Вашем костре — я бы приветствовала. Если бы Вы ехали в Париж — за собственным одиночеством, как 23-летний Рильке, оставивший о Париже бессмертные слова: «Я всегда слышал, что это — город, где живут, по-моему — это город, где умирают»[1976] — ехали в свое одиночество, я бы протянула Вам обе руки, которые тут же бы опустила: будь один!
Но Вы едете к Адамовичу и К0, к ничтожествам, в ничтожество, просто — в ничто, в
От богемы меня тошнит — любой, от Мюргера[1977] до наших дней; назвать Вам разницу? Тогда, у тех, был надрыв с гитарой, теперь — с «напитками» и наркотиками, а это для меня — помойная яма, свалочное место, — и смерть Поплавского,
Да, недаром Вы — друг своих друзей, чего я совершенно не учла и не хотела учитывать, ибо свое отношение к Вам (к Вашему дару) — построила
Бедное «дитя города»! Вы хотите за такое — жизнь отдавать? Да такое ее и не примет.
Этой зимой я их (вас!) слышала, — слушала целый вечер в Salle Trocad*ro — «смотр поэтов»[1978]. И самой выразительной строкой было:
Честное слово, этим человеком я себя почувствовала — после этого вечера.
Когда человек говорит: я — мертв, что же: попробуем воскресить! (И
Мертвое тело с живой душой — одно, а вот живое тело с мертвой душой…
Я могу взять на себя судьбу — всю. Но не могу и не хочу брать на себя случайности (тей).
Впервые —
91а-36. А.С. Штайгеру
<
Послесловие к последнему лету
На прощание или на встречу, <
Мой друг, мне для <
Мой друг, я всю жизнь нянчилась с н
Если бы Вы ехали в Париж — самосжигаться на том Вашем костре (вероятно — блудном коне) я бы — претерпела. Если бы Вы ехали как Гронский[1981] — в Национальную библиотеку или поклониться Вандомской колонне:
Но Вы едете — к Адамовичу и К0, к ничтожествам, в ничтожество, просто — в ничто — сгорать ни за что — ни во чью славу — ни для чьего даже тепла
— как Вы можете, Вы — написавший такие стихи.
Конечно, я бы за Вас постояла. Поплавский — вообще справедливо — ибо это во всяком случае верный и быстрый рецидив, а так — конечно — как Бог. Но боюсь, что я за Ваш
Т.е. буду, конечно, но как за всякое <
Мой друг — сказать Вам разницу? Тогда у тех — был надрыв с гитарой, теперь у
Да, недаром Вы брат Вашей сестры[1982], чего я совершенно не учла и не хотела учитывать. Я всего Вас, все свое отношение к Вам построила на обратном
Мой друг, я их (вас!) этой зимой слышала, — слушала целый вечер в Salle Trocad*ro — «смотр поэтов». И самой выразительной строкой было:
Честное слово, этим человеком я себя почувствовала — после этого вечера. И не только я, но и все читавшие и слушавшие.
Так я лучше — из дома
У Вас готовая отговорка: я и не думал. А что тогда думал? Приходить ко мне после четырех тех ночей на пятую, опустошенным от всего слышанного и сказанного. За — чем? (
Друг, я могу на себя взять судьбу — всю. Но не могу и не хочу брать на себя — случайности (тей).
Когда человек о себе говорит: я мертв — что ж: попробуем воскресить! (
Но над живым… Был такой — Тихон Чурилин[1983] — большой поэт, один из самых больших русских поэтов — и он, после встречи со мной (а мертв был до того, что на
Но мертвое тело с живой душой — одно, а вот живое тело с мертвой душой… Но я и это могла.
И старый Вячеслав Иванов недаром — поговорив со мной в 1921 г. в первый и в последний раз — 2 часа — вдруг, неожиданно, сказал напоследок мне в передней[1985]:
Ressuscitans <
(может быть путаю первое слово, но смысл: Воскрешая — воскрешаю.)
Друг, я не ухожу — Вы сами уходите — туда, где <
Итак: живите — как хотите и как можете. Где меня найти — Вы знаете, а чего и за чем ко мне идти — Вы знаете.
Печ. впервые. Письмо (черновик) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 106-108).
92-36. З.А. Шаховской
Милая Зинаида Алексеевна,
Все это — недоразумение: спешно уезжая в Савойю, забыла закрепить в своей памяти — или, что лучше: на бумаге — Ваш адрес, который совершенно — канул.
На днях вернувшись — разыскала: 4, рю Вашингтон, и одновременно получила Вашу недоуменную открытку — и вот — пишу: спешу снять и тень в могущей —
Я, наоборот, сохранила о нашей встрече — Петре в саду[1987], рытье в книжках, псе, лесе — самую хорошую память, ничем не омраченную. И Ваш черный идол[1988] до сих пор мне благоприятствует.
Желаю Вам успеха с Вашим сборником и шлю самый сердечный из приветов.
Впервые —
93-36. В.В. Рудневу
Милый Вадим Викторович,
1) Буду у Вас на завтра, в четверг, к
2) Теряюсь в догадках — что бы такое могло случиться с «Совр<еменными> Записками»[1989] — кроме обычного: нет денег.
Словом, завтра побеседуем. Стихи доставлю завтра же[1990]. Только будьте
Сердечный привет!
Впервые —
94-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
С большой грустью получила Вашу скорбную весть, ибо знаю,
Когда сможете, напишите мне — ка*к пришла смерть: ушла — жизнь. …Я как раз переводила в те дни «Брожу ли я вдоль улиц шумных», и кончается — так:
Обнимаю Вас и, если разрешите — Августу Антоновну[1993].
Nicht verschwunden, nicht verschollen, nur vorangegangen[1994].
МЦ.
Впервые —
95-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие Унбегауны,
Сердечно приветствую обоих — и даже всех троих.
Елена Ивановна! Я ни звука от Вас из Спа[1995]
Очень рада буду всех вас видеть — когда и как? В воскресенье и в понедельник я занята, а 2-го в пятницу у Мура начинается школа. Думайте и зовите. Вас позову, когда вернется С<ергей> Я<ковлевич>[1996], а то жаль без него — он вас очень любит.
Сердечно ваша (общая).
P.S. Если бы Вы мне
Впервые —
96-36. А.С. Штайгеру
— Что* бы Вы сказали о человеке, который получив два рукописных стихотворения от Ахматовой, — не посвященных, а обращенных — не отозвался о них ни одним звуком, так сказать — даже не расписался в получении??
А ведь
Или я, писавшая Вам ежедневно письма, этим самым перестала быть поэтом? И мои стихи, оттого что они
Круг, есть
Я — убит, я — разбит… и т. д. Но это ведь — чудовищный эгоизм. Если двое дружат — то есть другой, и этот другой сегодня —
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, on. 3, ед. хр. 27, л. 84).
97-36. А. С. Штайгеру
— Между первым моим письмом и последним нет никакой разницы…[1998]
— Да, но между Вашим первым письмом и последним была вся я к Вам — Вы скажете: два месяца! — но ведь это не людских два месяца, а моих, каждочасных, каждоминутных, со всем весом каждой минуты — и вообще не месяцы и не годы — а вся я. Вы же остались «мертвым» и — нехотящим воскреснуть. Это-то меня и убило. В другом письме, неотосланном, я писала Вам о мертвом грузе нехотения, который, один из всех, не могу поднять[1999].
Я обещала никогда Вам не сделать больно, но разве может быть
Но я приняла Вас за
В этом письме я с Вас хотела — как с себя.
Поймите меня: я Вам предлагала всю полноту родства, во всей ответственности этого слова. И получаю в ответ, что Вы — мертвый, и что единственное, что Вам нужно — дурман. Это был — удар в грудь (в которой были — Вы) и, если я
Друг, я совершенно лишена самолюбия, но есть вещи, которые я
…Конечно, есть больше. Есть материнское — через все и вопреки всему. Есть старая французская баллада — сердце матери, которое сын песет любимой, и которое, по дороге, споткнувшись — роняет, и которое:
Но — идете ли Вы на это, хотите ли Вы так быть любимым:
Но не будучи в состоянии Вам дать — ничего, кроме материнского зализывания ран, звериного тепла души, — связанная по рукам и по ногам Вашим нежеланием другого себя, невмещением, невынесением другой (всей) меня — смогу ли я Вам быть радостью? — С зашитым — отказом — ртом.
Думайте.
Не можете — что же, буду стоять над Вами, клониться, когда холодно — греть, когда скучно и страшно — петь.
Я хотела — оба (
И — возвращаясь к Вашей боли: — мой друг, после Вашего письма о 3-м часе утра за 10-й чашкой кофе — у меня и мысли не могло быть, что что-нибудь — от меня Вам может сделать больно. Это письмо меня так
Мой друг — совершенно уже по-иному — без той радости — но может быть еще глубже и мо
Я Вас из сердца не вырвала и не вырву никогда.
Вы — моя боль, это был мой первый ответ на
Родной, неужели Вы думали, что это так просто: очаровалась — разочаровалась, померещилось — разглядела, неужели Вы
Конечно, не напиши Вы мне,
Но, если бы Вы мне даже
Не надо — другой головы. Ибо — верьте мне — я человек такой сердцевинной, рожденной верности, такого
Я ухожу от человека только когда воочию убедилась, что
Итак —
<
Отослано 1-ro Октября 1936 г., вечером, вместе с Ch<evalier> des Touches[2008].
(PS. Это я уже для себя при перечитывании).
Это называется — как в действительности — давайте помиримся (а я хотела —
Впервые —
98-36 А.Э. Берг
Дорогая Ариадна,
Почему Вы ни разу не отозвались — голосу не подали за все лето? Писала Вам дважды: из Moret и из Савойи. Неужели Вам было так плохо, что даже
В 20-тых числах мы с Муром вернулись из Савойи — и я все надеялась на весточку от Вас — но вместо Вашей получила наконец (4 месяца спустя!) от Люсьена, но — если бы Вы знали какую никакую: Ch*re Madame и — pardonnez — и enchant* — в таком роде, а какие, по существу, всё слова и
Итак, дорогая и
Если Вы нынче — 18-го русск<ого> сентября — имянинница — поздравляю и желаю.
Мур завтра идет в школу, и мы вчера купили пуд тетрадей — еле дотащили.
Он очень приветствует Вас и девочек.
Впервые —
99-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Ждем вас в четверг, 8-го, (Сергиев день: 25-го русск<ого> сентября)[2012] к 7 — 7 * ч<асам>.
Обнимаю и радуюсь.
Vanves (Seine)
65, Rue J<ean->B<aptiste> Potin
5-го сент<ября>1936 г., понед<ельник>[2013]
— Одевайтесь потеплее!! —
Впервые — Марина Цветаева в XXI веке. С. 279. Печ. по тексту первой публикации.
100-36. А.С. Штайгеру
Сердечно рада
— Ну*, ладно. —
Из Вашего письмеца вижу, что переписку нашу Вы решили закончить.
Что до встречи — поскольку я Вам нужна, я всегда Вам рада. Но если Вы приходите ко мне — чтобы благодарить — бросьте! Единственная благодарность, которая мне не в тягость, это — чистая радость дару <
но благодарность — оставьте: единственную. <…>
<
но если мое, нужное Вам равенство сводится к желанию выразить как благодарность —
и еще:
и даже:
Blut — Lied — Flut — все это одно
лишь бы —
А та*к я еще Ваш — в прошлом — должник!
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 88–88 об.)
101-36. А.С. Штайгеру
На Ваше короткое письмо многое можно было бы ответить, но так как оно, по-видимому, нашу переписку заканчивает, то отвечу на единственное в нем в ответе нуждающееся <
<
<
Нет, мой друг, не надо,
Но так всегда благодарят — каких-то дальних патронесс.
Это Вы сами решите.
Нет, мой друг, я вполне удовлетворена Вашим письмецом: и письмо и книгу Вы получите — и благодарите — и все в порядке.
А приходить Вам ко мне или нет — это Вы сами решайте, <
Ваше письмецо вежливо, и Вы в нем спрашиваете <
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп, 3, ед, хр. 27, л. 89).
102-36. П.П. Балакшину
— На такое письмо нельзя не отозваться: если бы я на такое письмо могла не отозваться, я бы не могла написать
Если бы я могла Вам не ответить — Вы бы не могли мне написать.
Такой отзвук — дороже дорогого. Рука через океан — что больше?
Рада, сердечно рада и Вашей зависти, которая есть не зависть, а чистый восторг, чистейшее из чувств.
Еще одному рада, что Вы из
Вам спасибо — мы им позавидовали!
А теперь, после благодарности, просьба. Вы бы мне очень удружили, если бы — из Вашей колумбовой земли — на Вашем редакторском бланке (NB! сейчас объясню) написали бы несколько удовлетворенных слов о моей прозе —
Дело в том (это совершенно между нами), что редакция С<овременных> 3<аписок> состоит из общественных деятелей, о Максе Волошине, напр<имер>, Осипе Мандельштаме и т. д. от меня слышавших впервые, а Белого знающих по берлинским скандалам: исступленным его танцам, пьянству и т. д.
Ваш отзыв, как редактора, да еще из такого далека,
Мне, например, страшно хочется написать о Пушкине — Мой Пушкин — до-школьный, хрестоматический, тайком читанный, а дальше — юношеский — и т. д. —
Если бы Вы, например, посоветовали (Современным> 3<апискам> — в виде пожелания (да еще на
Благодарность. Просьба. И — должно же быть третье, и оно есть — подарок, а именно: в С<ан>-Франциско наверное будет мой большой друг Владимир Иванович Лебедев, бывший редактор пражской «Воли России»[2024]. (Он только что приехал в Нью-Йорк, будет объезжать обе Америки с рядом лекций.) Я напишу ему о Вас, чтобы он Вас посетил, и он Вам обо мне расскажет, и — что лучше — сможет быть Вам очень полезен в Вашем журнале, как опытный, долголетний, просвещенный («Воля России» — единственное место в эмиграции, где меня не обижали!) редактор. Ныне он редактор сербского «Русского Архива» — русского ежемесячника на сербском языке в Белграде, где я тоже сотрудничаю.
И что еще проще — вот его адрес, напишите ему сами, пошлите журнал, пригласите побывать, когда будет в С<ан->Франциско — и сошлитесь на меня. Дружу с ним с 1922 г<ода>, — моего приезда за границу. Человек он всячески редкостный.
И мне пришлите журнал: если не явно политический (я вне) с большой радостью буду участвовать, но до посылки Вам чего-нибудь хочу увидеть — и общий дух, и физические размеры. Напишите, если будете писать, и о гонораре (хорошее слово с
Ну вот.
Вот и состоялось — рукопожатие через океан.
Впервые —
103-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Всего несколько слов: что я в эти тяжелые Ваши дни[2025], в этой наступившей
Так что не сочтите это, дорогая Анна Антоновна, за письмо, и из всех этих строк услышьте только два слова:
Впервые —
104-36. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Мне О<льга> Б<орисовна> Ходасевич[2026] передала Ваш привет — значит я все-таки для Вас еще существую (сегодня), а то наша с вами дружба постепенно и неуловимо начала для меня перемещаться в родные туманы прошлого, где мы обе так охотно и свободно
Но давайте попробуем еще — посуществовать друг для друга —
Впервые —
105-36. Б.Г. Унбегауну
<
Милый Борис Генрихович,
Не хотите ли нынче с утра на семафоре? Погода дивная. Вы. Аля, Мур и я — и никого больше. (Е<лена> И<вановна> навряд ли соберется, но если бы
Самое лучшее — возможно раньше. Чудно будет идти по ветру. Ответьте через Мура.
Курю из всех мундштуков.
С благодарностью возвращаю чашку.
Впервые —
106-36. В.Н. Буниной
Дорогая Вера,
Совершенно потрясена происшествием с И<ваном> А<лексеевичем> в Германии[2028]. Вот тебе и:
(Москва, 1914 г<од>, я)
Прочтя в П<оследних> Н<овостях>[2030], я раскрыла рот как рыба, я буквально захлебнулась негодованием, и так и живу эти дни с разинутым ртом, и еще удивляюсь, что нету — пены.
Милая Вера, перешлите пожалуйста это письмо Вере Зайцевой[2031], это чужое дело, за которое я взялась, срочное, а Аля сказала, что у них, кажется, новый адрес.
Целую Вас и жду весточки.
И<ван> А<лексеевич> очень хорошо написал, по-олимпийски, совершенно сторонне и созерцательно, и непричастно —
Не пишу ему лично, п<отому> ч<то> ему наверное надоели расспросы и сочувствия. Но пусть он эту мою sensibilit*[2033] не примет — как это обычно со мной бывает — за
Будьте посредником.
Целую еще раз[2034].
Впервые — ВРХД. 1973. № 108–110, С, 193–194 (публ. М. Грин). СС-7. С. 295. Печ. по СС-7.
107-36. А.А. Тесковой
Дорогая Анна Антоновна,
Вот Вам — вместо письма последняя элегия Рильке, которую, кроме Бориса Пастернака, никто не читал. (А Б<орис> П<астернак> —
Я ее называю — «Marina Elegie» — и она завершает круг «Duineser Elegien»[2036], и когда-нибудь (после моей смерти) будет в них включена: их заключит.
Только — просьба[2037]: никому — кроме Вас и сестры:
И к
Обнимаю Вас. Сердечное спасибо за присланное.
Это
В декабре 1936 г<ода> — через полтора месяца — будет
(Умер 30-го.)[2039] Впрочем, м<ожет> б<ыть> Вы читали мое «Новогоднее» в «Верстах» — там всё есть.
— Десять лет. Муру было десять месяцев. Теперь он почти с меня,
В России
Ну, читайте. Здесь ответ — на всё.
…Ich schrieb Dir heut ein ganzes Gedicht zwischen
den Weinh*geln, auf eines warmen (leider noch nicht
st*ndig durchw*rmten) Mauer sitzend und die Eidechsen
festhaltend mil seinem Aufklang.
Ch*teau de Muzot s/Sierre (Valais)
Suisse am 8. Juni 1926 (abends).[2040]
ELEGIE F*R MARINA
(Geschrieben am 8. Juni 1926)
Впервые —
108-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие друзья,
Если бы можно было переменить четверг на воскресенье — пришли бы
Давайте та*к: если в воскресенье — можно — молчите, а если нельзя — дайте pneu, тогда придем завтра вдвоем, Мур и я, — а то уж и так сто лет не виделись, а у С<ергея> Я<ковлевича> свободный день и вечер — неизменно и только воскресенье.
Итак, молчание — воскресенье. А не можете в воскресенье и хотите нас видеть завтра с Муром — дайте pneu. Только, по возможности, с
В ожидании того или другого
— всегда любящая и помнящая вас.
Только (если мы одни с Муром) никаких пирогов и осложнений — это оправдывается только семейным составом!
Впервые —
109-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
Дорогие,
Ждем ровно к 7 ч<асам> — да? Лучше
И не забыли, что
Радуюсь встрече[2042].
Впервые —
110-36. Ю.П. Иваску
Милый Юрий Иваск,
Вчера у меня был молодой поэт А<натолий> Штейгер[2045], очень больной, хотя вид — здоровый — впервые в Париже после 1 * года санатории — я спросила, что* он делает, когда лежит (лежит — всегда) — ответ: — Составляю антологию русской поэзии, от самых ее истоков — для себя. — Тогда я подумала о Вас (эта антология — просто тетрадь его любимых стихов), знающем столько чудных старых, и дала ему Ваш адрес, чтобы послал Вам свои книги[2046] (он давно собирался, но никто из друзей (а по мне — «друзей») ему Вашего адр<еса> — по небрежности или другому чему — не давал, а я сама предложила, и он страшно обрадовался, и Вы наверно на днях получите от него письмо и книги. С
А нынче получила книжку Kamena[2048] с переводом моего Прохожего. По-мо*ему — у меня —
Итак, статья не дошла и очевидно пойдет без моего просмотра. В добрый час! Во всяком случае Вы — первый (за 25 лет печатания и добрых 30 серьезного непрерывного писания) который отнеслись ко мне всерьез. Сердечный привет и благодарность.
P.S. Пришлите мне, пожалуйста, виды Печор[2050] — побольше, с природой. Я там никогда не была, но места — родные.
И нет ли там, у крестьян, старинных серебряных вещей, — я видела оттуда чудную огромную серебряную цепь, вроде как из серебряных ракушек привезла поэтесса 3<инаида> Шаховская — и на открытках с крестным ходом, у всех крестьянок — такие. И, кажется, у вас замечательный
Узнайте и напишите мне цену (серебра и янтаря) — у меня за переводы могут быть деньги и хорошо было бы их превратить в такое, сказочное.
Переслать можно было бы с оказией.
Очень надеюсь на Вашу исполнительность — другого бы не просила.
Впервые —
111-36. В.В. Вейдле
Многоуважаемый Владимир Васильевич,
Ряд моих пушкинских стихов сейчас на руках у М<арка> Л <ьвовича> Слонима, который обещал мне их, по возможности, устроить[2051] (упоминал о Mesures)[2052] — но это уже было давно, и я о дальнейшей судьбе их ничего не знаю.
Одновременно пишу и ему, выясняя — если взяты — то
У меня переводов
Итак — ждите весточки.
Сердечное Вам спасибо за участие.
Если увидите В<ладислава> Ф<елициановича>[2054] — сердечный мой привет ему.
Впервые —
112-36. Л.Б. Савинкову
Милый Лёва[2055],
Мне срочно нужен
Во-вторых: не знаете ли Вы
В-третьих: если он за*городом — не знаете ли Вы точный маршрут к нему: ехать до Chateau de Vincennes[2057] — а потом?
Всего доброго. Спасибо заранее.
<
Наш № 65, а не 33, а то может выйти путаница.
Впервые —
113-36. Ю.П. Иваску
Милый Юрий Павлович,
В Вашем отчестве я утвердилась после вчерашнего знакомства с Вильде[2058] — Вы его помните? Вы учились с ним во II или III к<лассе> гимназии — и Вас тогда звали Теленок. Все к Вам собираются летом: Штейгер, Унбегауны[2059] (он и она), Зуров[2060], Вильде — все кроме меня, которая ничего не знаю ни о лете ни о своих будущих ле*тах.
Вы заинтересовались Штейгером — расскажу Вам о нем. Это — обратное
— Ну, попытайтесь, м<ожет> б<ыть> и воскресите — не его (думаю, его тайна: Und wir sind von jenen Asren — Welche sterben wenn sie lieben[2063], я его тайны не выдаю, она в каждой его напечатанной строке) — не его, а что*-то — в нем, хотя бы интерес к самому себе.
В воскресенье, 20-го, его вечер[2064], два стиха прочтет сам, остальное — Смоленский[2065] и Одоевцева[2066], самые непереносимые кривляки из всех здешних молодых поэтов. Еще — Адамович почитает: Ш<тейге>р — его выкормыш[2067].
Вчера, у Унбегаунов (Вы о нем наверное слышали: блестящий молодой ученый — филолог — получил премию[2068] — читает здесь и в Бельгии — русский немец вроде Даля[2069] — неустанный пешеход — мой большой друг) — много говорили о Вас, с моей помощью — целый вечер. Wilde рассказывал про теленка, Зуров про летнюю встречу с Вами и биографическое, я противуставляла Вас одного — всем молодым парижским (м<ожет> б<ыть> были и
Дать можно только богатому и помочь можно только сильному — вот опыт всей моей жизни — и этого лета.
Но не слушайте меня, Юрий Павлович, — попытайтесь. М<ожет> б<ыть> Ваши дары (
<
Спасибо за Германию. С нею — умру.
Бальмонт совсем выздоровел, провела с ним недавно три часа в восхищенной им беседе, но продолжает жить в сумасшедшем доме[2070], п<отому> ч<то> там — больше чем за полгода — задолжал. (Так продолжают брать в кредит с отчаянья…)
Бунин то в Риме, то в Лондоне.
Зайцев потолстел, поважнел и всей душой предан Генералу Франко[2071] — так и ходит с поднятой рукою и даже — ручкой. («Merci, merci, merci…»)
О себе. Пишу Мой Пушкин (прозу) и жду у моря погоды с моими пушкинскими переводами, за устройство которых (с любовью) взялись Слоним и Вейдле, но о которых пока ни слуху ни духу[2072].
Еще о себе: погибаю под золою трех дымящих печей qui me prennent le plus claire de mon temps[2073] (пол-утра сжирают!) — под грудами штопки — сын растет и рвет, а у меня нет Frau Aja, которая бы посылала, как — помните? «Da — die neuen Hemde[2074] fur den lieben Aug
Сначала 1917 г.—1922 г. — зола России, потом: 1922 г.—1937 г. — зола эмиграции, не иносказательная, а достоверная, я вся под нею — как Геркуланум[2076] — так и жизнь прошла.
Не жалейте!
<
Что мне Вам подарить: вещь, а не книжки и фотографии. Летом будет оказия. Я
Впервые —
114-36. А.С. Штайгеру
Я не хотела писать Вам сгоряча того оскорбления, хотела дать ему — себе — остыть, и тогда уже — из того, что останется… (Осталось — всё.)
Но нынче этому письму — последний срок[2077], я не хочу переносить с собой этой язвы в Новый Год, но по старой памяти бережения Вас не хочу также начинать им Вашего нового, нет, получи*те его в последний день старого, в последний день
Начну с того, что та*к оскорблена как Вами я никогда в жизни не была, а жизнь у меня длинная, и вся она — непрерывное оскорбление. (Не оскорбляли меня только поэты, ни один поэт — никогда — ни словом ни делом ни помышлением (Вы — первый), но с поэтами я
Но если Вы, самим фактом оскорбления меня, попадаете в закон моей судьбы, то содержанием его Вы из него выступаете.
Если бы между
— и я бы
Но между Вами, непрерывно звавшим меня к себе сейчас, именно — сейчас, сейчас, а не потом — и т. д. — и Вами «большого путешествия по Швейцарии» и «разрешите мне заехать к Вам Вас поблагодарить» — нашей встречи не было, нашей очной ставки не было, ничего не было, кроме все той же моей любви к Вам. Я Вам разнадобилась
…У меня силы Вашей мечты нет и я без всякой покорности думаю о том, что мы живем рядом, а видеть и слышать я Вас не могу. От Вас до Женевы час, от Женевы до Берна — два часа — и от этого трудно не ожесточиться…
…поклянитесь мне, что прежде чем меня прогнать, разлюбить, об речь на опалу, заменить — Вы действительно серьезно подумаете или хотя бы сосчитаете до ста — что* бы я ни сделал, что* бы ни случилось, что* бы Вам ни показалось. Потому что я слишком устал и не хочу больше оставаться на улице. Если что-нибудь случится — Вы будете виноваты, а не я. Предупреждаю Вас об этом заранее.
…М<ожет> б<ыть> за 10 дней случится чудо и Вы приедете?
Если хотите и умеете до гроба Ваш
Я: — Вам от людей (NB! Вы знали — от каких) ничего не нужно?
Вы, с блаженной улыбкой: — Ни — че — го.
И дальше: — Разве Вы не можете допустить, что мне с вами — приятно?
Мой друг,
Я только знаю одно: Вы, к концу этого лета, постепенно начали меня — молчаньями своими, неотвечаньями, оттяжками, отписками, изъявлениями благодарности — с души — сбывать, а тогда, 16-го или 17-го, прямым: — Мне ничего не нужно — окончательно сбросили.
Но оскорбление даже не в этой
Оскорбление в этой «приятности», которой Вы подменили — сыновность — которую тогда приняли, которую тогда —
И, апогей всего, слово не
— Меня в жизни никто никогда не любил.
После этого я вся, внутренне, встала и, если еще досиживала, то из чистого смущения за Вас.
(Когда я прочла: до гроба Ваш — я сказала: Я от него не уйду никогда, что бы ни было — не уйду никогда, я от него в Советскую Россию
Теперь в двух словах: Вам было плохо и Вам показалось, что Вас все забыли. Вы меня окликнули — словами последнего отчаяния и доверия — я отозвалась всей собой — Вы выздоровели и на меня наплевали — простите за грубое слово,
Друг, я Вас любила как лирический поэт и как мать. И еще как
Даю Вам это черным по белому как вещественное доказательство, чтобы Вы в свой смертный час не могли бросить Богу: — Я пришел в твой мир и в нем меня никто не полюбил.
От меня Вы еще получите те — все — стихи[2084].
Впервые —
115-36. Б.Г. и Е.И. Унбегаун
С Новым Годом, дорогие Унбегауны!
Здоровья, согласия, успеха!
Очень хочу знать что с Таней и очень хочу повидаться.
Обнимаю.
Впервые —
116-36. Богенгардтам
С Новым Годом, дорогие Богенгардты!
Получила ваш привет через Штейгера и жажду вас всех видеть, давно жажду и вообще никогда не забывала, потому что навсегда люблю.
Всеволод, когда Ваш очередной свободный день? Зовите, пожалуйста! Хорошо бы на русскую елку, за наш с Муром приезд ручаюсь — как только и когда позовете. Но м<ожет> б<ыть> и Аля и С<ергей> Я<ковлевич> выберутся — ему очень трудно, он очень занят и никогда не может распорядиться своим временем, но если сразу и заранее назначите — может быть и отстоит себе несколько свободных часов. Я знаю, что он
Приеду, по возможности, с подарками. И стихи привезу, т. е. своего французского Пушкина. Почитаем.
Пока же от всей души поздравляю и обнимаю вас всех и всем вместе и каждому в отдельности желаю всего самого, самою лучшего.
Любящая вас
Ответьте. По возможности, тотчас же праздники очень разбираются. И мне хотелось бы, чтобы и С<ергей> Я<ковлевич>
Будете писать, сообщите остановку метро и
Печ. впервые по копии с оригинала, хранящейся в архиве составителя.
117-36. А.С. Штайгеру
Как Вы встречаете Новый Год, мой сын, которому я не понадобилась — распонадобилась. Я понимаю, что можно не хотеть такой женщины как я (неженщины), но — как матери. Загадка все-таки: и поэт, и мать, и стихи, и забота, и еще я, и все это — даром, без всяких требований — и надежд — а просто: дай себя любить, дай себя — давать,
Но чтобы я, со всем, что есть во мне — вообще, и во мне — к нему, — так, вдруг, оказалась ненужной, совсем ненужной, не нужнее любого товарища и любой дамы, с которой познакомят — загадка —
Или же: у него нет — рук.
Но что же эти (летние) руки — протянутые? Эти — вопли? Эти — зовы — (сейчас, сейчас)? Или на минуту выросли руки (как в сказке вырастают крылья). …Миф Икара (воск)[2085].
Где еще — такая сказка? Такой миф? Юноша — старшую (но
Как можно обрести такую мать — и потом без нее обойтись? Без моих писем, без моей мысли, без моего заочного постоянного присутствия — такого просторного.
Неужели трудно быть любимым?
Мне,
Печ. впервые. Письмо (набросок) хранится в РГАЛИ (ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 27, л. 105–106).
Дополнение
Милый Соломон Владимирович,
Сердечное спасибо за досланную сотню, а я уже отчаялась и как раз накануне упомянула о ней в новом прошении, — хорошо бы вычеркнуть[2086].
Была на докладе Слонима[2087], очень хорошо говорил о книге стихов Вашего сына[2088] (или племянника?)
Всего лучшего, еще раз благодарю.
Впервые — «Intelligentsia». Entre France et Russie, archives in*dites du XX-e si*cle. Le catalogue de l’exposition[2089]. Paris, 2012. C. 77 (факсимиле). Печ. по тексту первой публикации.
Приложение
От составителя
В настоящем издании, являющемся продолжением публикации эпистолярного наследия М.И. Цветаевой, сохранены, в основном, принципы подготовки текста, принятые в предыдущих томах (
Как и в предыдущих изданиях, в настоящем томе письма расположены в хронологической последовательности. Письма печатаются по оригиналам или копиям с оригиналов, а при их недоступности — по первой полной публикации. Большинство писем, опубликованных ранее, сверены или исправлены по оригиналам или их копиям.
Все тексты писем печатаются по современной орфографии, но с максимальным
В авторской транскрипции приводятся также некоторые названия, имена и фамилии.
Пропуски в текстах обозначены угловыми скобками. В угловых скобках также раскрываются недописанные и сокращенные слова, выражения и слова, зачеркнутые в рукописи или вписанные между строк с ремарками соответственно <
Тексты расшифрованных черновиков, содержащие большое количество недописанных Цветаевой слов (для рукописных тетрадей 1930-х гг. это особенно характерно), для удобства читателей печатаются без обозначения сокращений, т. е. без угловых скобок. При этом необходимо оговориться, что расшифровка слишком отрывочных записей не всегда могла сопровождаться точным их прочтением (падежные окончания, варианты слов и т. д.). Тем не менее, настоящая работа в части расшифровки черновиков писем, несмотря на указанные проблемы, может оказаться весьма полезной для будущих научных публикаций (с вариантами расшифровок, подробными их комментариями и т. д.)
Для указания мест в рукописи, которые трудно поддаются чтению, применяется ремарка <
Авторские даты и указания мест написания помещены слева (вверху или внизу, в зависимости от места их указания в оригинале). Даты, установленные по почтовым штемпелям или по содержанию, заключены в угловые скобки. Слова, введенные Цветаевой в датировку (обозначение дня, название праздника и т. д.), сохранены.
Варианты писем или черновики к ним содержат дополнительное буквенное обозначение (например. 25а-33).
Переводы иноязычных слов даются подстрочно.
Сведения об адресатах писем включены в отдельный указатель.
Составитель приносит благодарность за помощь в работе
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ,
принятые в комментариях
АДРЕСАТЫ ПИСЕМ М.И. ЦВЕТАЕВОЙ
АДАМОВИЧ Георгий Викторович (1892–1972) — поэт и литературный критик. Входил в созданный акмеистами «Цех поэтов». С 1923 г. в эмиграции, обосновался в Париже. Один из ведущих критиков русского зарубежья, руководил литературно-критическим отделом журнала «Звено», постоянно вел отдел критики в «Последних новостях». Г.В. Адамовичу принадлежат более 40 откликов на произведения Цветаевой, откликов самых различных, от хулы до хвалы, но чаще всего содержащих и то и другое. Его критические статьи о поэтах в периодике, вместе с подобными статьями еще нескольких критиков, послужили поводом для написания Цветаевой статьи «Поэт о критике» (
АНДРОНИКОВА-ГАЛЬПЕРН Саломея Николаевна (Ивановна) (урожд. Андроникова, в первом браке Андреева; 1888–1982) «петербургская красавица», близкая знакомая многих известных русских поэтов и художников, благотворитель. В 1910-е входила в литературно-художественный мир С.-Петербурга. Была дружна с Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом, Артуром Лурье и др. В 1919 г. эмигрировала в Париж. Работала в модном журнале «Vu et Lu». Знакомство (а затем и переписка) Цветаевой и Андрониковой состоялось в 1926 г. и продолжалось вплоть до отъезда Цветаевой в СССР. В 1930-е гг. входила в Комитет помощи М. Цветаевой. В 1937 г. переехала в Лондон.
БАЛАКШИН Петр Петрович (1898 1990) — писатель, литературный критик. После революции эмигрировал. Редактор журнала «Земля Колумба» (Сан-Франциско. 1936–1937). В начале октября 1936 г. Цветаева получила от П.П. Балакшина письмо с восторженным отзывом о ее прозе: «Я только что прочел Вашу статью „Нездешний вечер“ и вспомнил статью об Андрее Белом „Пленный дух“ н другой книге „Современных Записок“… Как это ценно и важно, какой глубокий памятный след оставляют эти Ваши прекрасные взволнованные вещи…» (
БЕРГ Ариадна Эмильевна (урожд. Вольтерс; 1899-1979) — теософ, литератор. Дочь бельгийского инженера, приехавшего в Россию строить первые трамваи, по матери русская. Родилась и училась в России, после революции жила за границей: сначала во Франции, затем в Бельгии. Писала стихи. Знакомство с Цветаевой состоялось в конце 1934 г., вскоре переросло в настоящую дружбу, продолжавшуюся вплоть до отъезда Цветаевой в Россию. Подробнее см. вступительную статью Н.А. Струве в книге «Письма к Ариадне Берг».
БОГЕНГАРДТ Антонина Константиновна (урожд. Никольская; 1867 1948) — педагог, преподаватель. Мать В.А. Богенгардта. Бывшая начальница Женской гимназии в Красноярске. В начале 1920-х гг. выехала к сыну за границу. Жила в Чехословакии. Работала в Русской гимназии в Моравской Тршебове, преподавала французский и немецкий языки. В середине 1920-х гг. уехала во Францию.
БОГЕНГАРДТ Всеволод Александрович (1892 1961). Капитан Марковского полка, педагог. Учился в Московском университете. В Первую мировую войну служил в санитарном отряде. В Гражданскую войну воевал в составе Марковского полка Добровольческой армии, участник 1-го Кубанского похода. Однополчанин С.Я. Эфрона. Эмигрировал через Галлиполи в Константинополь, затем переехал в Чехословакию. Работал воспитателем в Русской гимназии в Моравской Тршебове, где училась Ариадна Эфрон. В середине 1920-х гг. уехал с семьей во Францию. Работал шофером.
БОГЕНГАРДТ Ольга Николаевна (урожд. Стенбок-Фермор; 1893 1967) — педагог. Жена В.А. Богенгардта. Участница Гражданской войны. Эмигрировала в Константинополь, затем переехала в Чехословакию. Работала воспитателем в Русской гимназии в Моравской Тршебове. В середине 1920-х гг. уехала во Францию.
БУНИН Иван Алексеевич (1870–1953) — писатель, поэт, переводчик. В 1920 г. эмигрировал через Константинополь в Белград. В том же году обосновался во Франции (Париж, Грасс). Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции Лауреат Нобелевской премии в области литературы (1933). Член Президиума Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Сотрудничал во множестве периодических изданий русской эмиграции. Отношения Цветаевой с Буниным были сложными, сопровождались резкими взаимными упреками (особенно в 1920-е гг.). Он не признавал поэзии Цветаевой ни ранней, ни зрелой. В 1930-е гг. их отношения, главным образом человеческие, а отчасти и литературные, приняли совсем иной характер. Подробнее ем. в статье Ричарда Дэвиса и Льва Мнухина «Цветаева и Бунин» (
БУНИНА Вера Николаевна (урожд. Муромцева; 1881 1961) — писательница, мемуаристка, переводчик. Жена И.А. Бунина (вторая). Окончила естественный факультет Высших женских курсов в Москве. В эмиграции с 1920 г. Член Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции, участвовала в его благотворительной работе. Переписка М.И. Цветаевой с В.Н. Буниной началась во Франции весной 1928 г. и продолжалась без малого десять лет. «Она мне написала, я отозвалась и пошло, и продолжается, и никогда не кончится ибо тут нечему кончаться: все — вечное…» — писала позднее Цветаева о Вере Николаевне (
В.А.А. Установить имя адресата не удалось. По осторожному предположению З.А. Шаховской (в беседе с составителем), за умышленно переставленными в обратном порядке инициалами В.А.А. мог скрываться Алферов Анатолий Владимирович (А.А.В.), которого она хорошо знала и с которым переписывалась. Алферов А.В. (1903 1954) — поэт, литературный критик. Жил в Париже, Брюсселе. Секретарь правления Объединения поэтов и писателей. Публиковался в журналах «Числа», «Встречи». Никакого подтверждения версии З.А. Шаховской обнаружено не было. В то же время знакомство Цветаевой с Алферовым вполне могло иметь место. Они могли видеться на литературных вечерах, диспутах. Достоверно, что они были вместе 26 ноября 1934 г. на Новом кладбище в Медоне на похоронах Н.П. Гронского. Спустя дна дня Алферов писал Шаховской: «…Цветаева произнесла слово — твердо, толково и умно, точно на диспуте, и все понемногу разошлись, оставив у могилы лишь П<авла> П<авловича> и его жену (бывшую)» (
ВАССЕРМАН Якоб (1873 1934) — немецкий писатель. Жил в Австрии, Автор многочисленных романов, а также множества рассказов и эссе. В свое время один из популярнейших и наиболее широко читаемых писателей Германии. Цветаева называла его «любимым немецким современником» и «очень большим писателем» (из письма к А.С. Штейгеру от 15 сентября 1936 г.).
ВЕЙДЛЕ Владимир Васильевич (1895–1979) — историк искусства и церкви, литературный критик, поэт. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета, был его доцентом по кафедре искусств. В 1924 г. через Финляндию эмигрировал во Францию, жил в Париже. С 1925 по 1952 г. преподаватель Богословского института в Париже Участник собраний литературных объединений «Зеленая лампа», «Кочевье», Франко-русских собеседований, вечеров Объединения русских поэтов и писателей, Союза русских писателей и журналистов и др. Печатался в журналах «Современные записки», «Новый град», «Числа», «Встречи», газетах «Последние новости», «Возрождение» и др. Работал в отделе критики газеты, а затем журнала «Звено». Автор нескольких статей, посвященных творчеству Цветаевой. Познакомил ее с Вейдле В.Ф. Ходасевич. Подробнее см. воспоминания В.В. Вейдле (
ВУНДЕРЛИ-ФОЛЬКАРТ Нанни (1878 1962) — близкая знакомая Рильке в последний период его жизни. Согласно завещанию Рильке, была его душеприказчицей и распоряжалась его литературным и эпистолярным наследием. Поводом для возникновения переписки между Цветаевой и Вундерли-Фолькарт послужило письмо последней, в котором она обратилась к Цветаевой с вопросом, как поступить с ее письмами к Рильке, находящимися в архиве поэта.
ГАЙДУКЕВИЧ Наталья Александровна (урожд. Геевская; 1890 1978) преподавательница иностранных языков. Из семьи педагогов. Окончила курсы учителей французского языка при Сорбонне в Париже, в 1913–1914 гг. посещала педагогические курсы при Московском университете. Была знакома с Валерией Цветаевой. Жила в Литве (Вильно), Польше (Гданьск). Прочитав в «Современных записках» очерк М. Цветаевой «Дом у Старого Пимена», Н. Гайдукевич в 1934 г. написала ей письмо. Завязалась переписка, которая, как было известно семье, продолжалась вплоть до 1939 г. Письма 1936–1939 гг., вероятнее всего, не сохранились.
ГАРТМАН Ольга Аркадьевна (урожд. Шумахер; 1885–1979) — певица. Жена Ф.А. Гартмана. В эмиграции с 1921 г., жила в Париже, выступала вместе с мужем на его концертах. Исполняла романсы мужа на стихи М. Цветаевой. В 1951 г. уехала в Нью-Йорк.
ГАРТМАН Фома Александрович (1885–1956) — композитор, дирижер, музыкальный критик, Учился в С.-Петербургской консерватории. В 1919–1921 гг. преподавал в Тифлисской консерватории. В 1921 г. эмигрировал. Жил в Константинополе, Берлине, обосновался в Париже. Профессор Русской консерватории в Париже, Написал виолончельный и фортепианный концерты, две симфонии, балладу на стихи Г. Адамовича, романсы на стихи М. Цветаевой, П. Верлена и ряд других произведений. Исполнял свои произведения на парижских концертах Colonne и Lamoureux. В 1951 г. переехал в США.
ГОЛИЦЫНА Екатерина Георгиевна (урожд. графиня Мекленбург-Стрелиц фон Карлов; 1891–1940) — жена представителя в Лондоне русской колонии князя В.Э. Голицына. Была дружна с Д.П. Святополк-Мирским, близка к евразийцам. Оказывала финансовую помощь газете «Евразия» (редактор С Я. Эфрон).
ГРИНЕВИЧ Вера Степановна (урожд. Романовская; 1873? — не ранее 1948) — переводчик, библиотекарь, педагог. Дочь коменданта Генуэзской крепости в Судаке, племянница Е.П. Блаватской, давняя знакомая М. Цветаевой. Находилась в дружеских отношениях с М.А. Волошиным, С.Я. Парнок. А.К. и Е.К. Герцык, Н.А. Бердяевым и др. Была поборником новой системы школьного воспитания в России, открыла в начале 1910-х гг. в Москве собственную домашнюю гимназию (Остоженка, Савеловский пер., 6). В эмиграции с 1923 г., жила в Болгарии и Франции, в Севре (под Парижем). Была близка к теософским кругам Парижа. Занималась вопросами педагогики, сотрудничала в Русской гимназии в Париже.
ГРОНСКАЯ Нина Николаевна (урожд. Слободзинская, во втором браке Гронская-Лепехина; 1884–1957) — скульптор. Мать Н.П. Гронского. Совершенствовалась в скульптуре в Мюнхене в ателье Швегерло. В эмиграции с 1921 г., жила в Париже. В 1926 г. впервые выставила свои работы в салоне Независимых, затем была многократно его участником. Автор скульптурных портретов А.И. Деникина. П.П. Гронского, Б.К. Зайцева, П.Н. Милюкова и др.
ГРОНСКИЙ Николай Павлович (1909 1934) — поэт. Во Франции с 1920 г., жил в Медоне (под Парижем). Учился в Русской гимназии. Окончил филологический факультет Парижского университета. Писал диссертацию о Г.Р. Державине. Цветаева и Гронский подружились в 1928 г., она высоко ценила его стихи. Сохранилась переписка Цветаевой с Гронским за 1928–1933 гг. После смерти Гронского его родители вернули Цветаевой ее письма, и она намеревалась издать эту переписку. Гронскому посвящены стихотворный цикл «Надгробие» (
ДЕМИДОВ Игорь Платонович (1873–1946) — журналист, в прошлом — член Государственной Думы, кадет. Окончил юридический факультет Московского университета. В 1920 г. эмигрировал, жил в Париже. В 1924–1940 гг помощник редактора газеты «Последние новости», фактически был ее редактором. Публиковал в газете рассказы, очерки, статьи по церковным вопросам и др. Член Союза русских писателей и журналистов. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937).
ЗАЙЦЕВ Борис Константинович (1881–1972) — писатель, мемуарист, переводчик. Учился в Горном институте в С.-Петербурге, на юридическом факультете Московского университета. В 1921 г. избран председателем московского отделения Всероссийского союза писателей. В 1921 г. Аля Эфрон гостила за городом в доме родителей Б.К. Зайцева. В 1922 г. с семьей эмигрировал в Берлин. С 1924 г. жили в Париже. Член правления Союза русских писателей и журналистов в Париже (с 1924). В эмиграции он и жена продолжали помогать Цветаевой. Их дочь Н.Б. Зайцева-Соллогуб была подругой Ариадны Эфрон. Оставил воспоминания о Цветаевой (
ЗЕЕЛЕР Владимир Феофилович (1874–1954) — адвокат, журналист. Окончил Харьковский университет. Один из участников организации Добровольческой армии. Министр внутренних дел в правительстве А.И. Деникина. В 1920 г. эмигрировал во Францию. Руководил парижским банком «Cr*dit mutuel» до его закрытия в 1940 г. Принимал активное участие в культурной и общественной жизни русского Парижа Многолетний генеральный секретарь Союза русских писателей и журналистов, генеральный секретарь Центрального комитета по организации Дней русской культуры. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937).
ЗУРОВ Леонид Федорович (1902–1971). Писатель, археолог, искусствовед. В эмиграции жил в Эстонии, в Чехословакии. В 1929 г. перебрался во Францию, некоторое время работал личным секретарем И.А. Бунина, С 1930 г. член Союза молодых поэтов и писателей, в 1937–1940 гг. председатель Объединения русских писателей и поэтов. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Печатался в журналах «Современные записки», «Иллюстрированная Россия», газете «Последние новости» и др. Наследник архива И.А. Бунина.
ИВАСК Юрий Павлович (1907–1986) — поэт, критик, историк литературы. В 1920 г. семья Иваска переселилась из России в Эстонию. В 1932 г. Иваск окончил юридический факультет Тартуского университета. Во время войны попал в Германию, в 1949 г. переехал в США. Автор статей о творчестве Цветаевой, а также нескольких стихотворений, ей посвященных. Активная переписка между ними завязалась в 1933 г. В своих письмах Иваск постоянно интересовался творческой работой Цветаевой, ее повседневной жизнью. В 1938 г., во время пребывания Иваска в Париже, они несколько раз встречались. О трех таких встречах Иваск оставил запись в своем парижском дневнике (Годы эмиграции. С. 296–300).
ИЗВОЛЬСКАЯ Елена Александровна (1896–1975) — писатель, переводчик. Дочь государственного деятеля, дипломата А.П. Извольского. Во Францию приехала до революции. Работала сестрой милосердия в Русском госпитале в Париже. В 1918 г. сдала экзамены на степень бакалавра в Сорбонне. Переводила на французский язык современную русскую и советскую поэзию. Первую книгу «Les Rois aveugles» («Слепые короли») выпустила в соавторстве с Жоржем Кесселем (1925). Знакомство с Цветаевой, состоявшееся в Париже в 1920-е гг., вскоре переросло в дружбу. В 1931 г. организовала Комитет (Общество) помощи Марине Цветаевой. В 1941 г. уехала в Америку. Автор воспоминаний о Цветаевой: «Тень на стенах», «Поэт обреченности» и др. (
КАНТОР Михаил Львович (1884 1970) юрист, поэт, литературный критик, редактор. Окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. После революции эмигрировал в Берлин. В 1923 г. переселился в Париж. Был редактором журнала «Звено». Основатель и соредактор журнала «Встречи» (1934). Составитель совместно с Г.Н. Адамовичем антологии «Якорь» (1936). Член Союза русских писателей и журналистов в Париже
КОМИТЕТ ПОМОЩИ РУССКИМ ПИСАТЕЛЯМ И УЧЕНЫМ ВО ФРАНЦИИ. Образован в Париже в 1919 г. Комитет ставил своей задачей оказание материальной и моральной помощи русским писателям и ученым, «проживающим во Франции и ее владениях, а равно в странах, где нет местных обществ помощи русским писателям и ученым». Главным в работе Комитета была организация добывания средств (благотворительные вечера и издания, поиски меценатов, связи с аналогичным комитетом в Америке и т. д.) и последующее распределение этих средств среди нуждающихся писателей и ученых. С начала 1930-х гг. функции распределения и выдачи пособий отошли к Союзу русских писателей и журналистов в Париже (см.).
КРОТКОВА Кристина (Христина) Павловна (в первом замужестве Франкфурт; 1904 1965) — поэтесса, литературный критик, переводчик, журналист. Литературный псевдоним К. Ирманцева. Жена И.С. Франкфурта. В 1922 г. эмигрировала в Чехословакию. Окончила химический факультет Карлова университета. Член литературного кружка «Скит поэтов». В 1929 г. переехала во Францию. Зарабатывала на жизнь вязанием. Посещала собрания литературного объединения «Кочевье». В 1937 г. уехала в Канаду. О своих встречах с Цветаевой оставила небольшие записи «Из дневников» (
НЕК Люсьен, де — фламандец, приятель О.Н. Вольтерс, подруги детства Ариадны Берг. После смерти мужа А. Берг был в течение нескольких лет ее близким другом (ум. в 1970-х годах).
ОБРИ Октав (1881–1946) — французский историк, славист, писатель. Автор огромного количества исторических трудов, в том числе о Наполеоне Бонапарте и Жозефине Богарне, Людовике XVII, Наполеоне II и др.
ПАСТЕРНАК Борис Леонидович (1890–1960) — поэт, прозаик, переводчик. С ним Цветаева познакомилась в Москве после октябрьских событий па поэтическом вечере. Горячая дружба завязалась летом 1922 г., когда Пастернак написал Цветаевой в Берлин восторженное письмо о ее сборнике «Версты» (1921), а Цветаева с восторгом отозвалась о его книге «Сестра моя — жизнь». Завязавшееся эпистолярное общение достигло апогея в 1926 г., но к 1936 г. постепенно сошло на нет. Пастернак посвятил Цветаевой стихотворения «Не оперные поселяне…» (1926), «Марине Цветаевой» (1929), акростих «Мгновенный снег, когда булыжник узрен…» (1929), «Памяти Марины Цветаевой» (1943) и вспоминал о ней в автобиографическом очерке «Люди и положения» (1956, 1957). Она стала одним из прототипов главной героини поэмы Пастернака «Спекторский» (1924–1930) и др. Цветаева написала на книгу Пастернака «Сестра моя — жизнь» рецензию «Световой ливень» (1922), о его стихах говорила в статьях «Эпос и лирика современной России» (1932), «Поэты с историей и поэты без истории» (1933). К «собрату по песенной беде» обращен цикл стихов «Провода» (1923) и стихотворения «Неподражаемо лжет жизнь…» (1922), «Сахара» (1923), «Строительница струн — приструню,» (1923), «Двое» (1924). «Расстояние: версты, мили…» (1925), «В седину — висок…» (1925), «Русской ржи от меня поклон…» (1925). Поэма с «С моря» (1926) написана как поэтическое послание к Пастернаку. К нему и Р.М. Рильке обращена поэма «Попытка комнаты» (1926). История переписки Цветаевой и Пастернака и сама их переписка составили отдельный том (Души начинают видеть).
ПОЗНЕР Соломон Владимирович (1876–1946) журналист, юрист, общественный деятель. Окончил юридический и историко-филологический факультеты С. Петербургского университета. С 1921 г. в эмиграции во Франции, жил в Париже. Постоянный сотрудник газеты «Последние новости», редактор еженедельника «Еврейская трибуна». С 1920-х гг. в течение многих лет член правления, секретарь парижского Союза русских писателей и журналистов. В 1924–1934 гг. — секретарь Комитета помощи русским писателям и ученым во Франции.
ПОЛЯКОВ Александр Абрамович (1879–1971) — юрист, писатель, журналист. Окончил юридический факультет С.-Петербургского университета. В 1920 г. эмигрировал, жил в Париже (с 1922 г.), затем в Нью-Йорке (с 1942 г.). С 1922 до 1940 г. выполнял обязанности секретаря редакции газеты «Последние новости», затем заместителя главного редактора вплоть до ее закрытия, публиковался на ее страницах. Благоволил к Цветаевой. «Меня в редакции очень любят <…> Поляков (и я его — очень!)…» — писала она 20 октября 1934 г. В.Н Буниной.
РУДНЕВ Вадим Викторович (1879–1940) — врач но образованию, политический и государственный деятель, издатель, публицист, редактор. После Февральской революции состоял Московским городским головой. Депутат Учредительного собрания. После революции эмигрировал, жил в Париже. Один из основателей и бессменный соредактор журнала «Современные записки», последние годы секретарь редакции, выполнявший всю техническую и административную работу. Соредактор журнала «Русские записки» (1937 1939), член правления Союза русских писателей и журналистов в Париже. Член Центрального Пушкинского комитета в Париже (1935–1937). Многолетний член Главного комитета Российского Земско-городского объединения (Земгор) в Париже.
С В.В. Рудневым М. Цветаева близко знакома не была никогда. Преобладающий тон их переписки — деловой. В письмах прослеживается история публикации в «Современных записках» крупных прозаических вещей Цветаевой: «Живое о живом», «Дом у Старого Пимена», «Пленный дух», «Мать и музыка» и др. Подробности о взаимоотношениях Цветаевой с редакцией журнала см.: Вишняк М.В. «Современные записки». Воспоминания редактора. (Indiana University Publications. 1957. С. 146–148); Крейд В. Марина Цветаева и «Современные записки» (
САВИНКОВ Лев Борисович (1912–1987) — поэт, журналист. Сын писателя и видного деятеля партии эсеров Б.В. Савинкова Летом 1928 г. в Понтайяке (на берегу Атлантического океана) был в группе отдыхающих вместе с Цветаевой. В 1936 г. выпустил в Париже единственный сборник стихов «Аванпост».
СОЮЗ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ЖУРНАЛИСТОВ В ПАРИЖЕ. Образован в 1920 г. Первым председателем был избран И.А. Бунин. С 1921 г. во главе Союза стал П.Н. Милюков и был в течение многих лет почти бессменным его председателем. Работа Союза была направлена, главным обратом, на благотворительную деятельность, на организацию мероприятий, которые приносили бы средства для нуждающихся его членов. Другой своей задачей Союз ставил пропаганду лучших достижений русской культуры и литературы Проводились ежегодные Пушкинские праздники (с 1924 г. получившие название «Дней русской культуры»), вечера памяти русских писателей и поэтов и т. д. Цветаева была членом Союза.
ТЕСКОВА Анна Антоновна (1872–1954) — чешская писательница, переводчица произведений Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Д.С. Мережковского и др. Общественная деятельница, одна из основателей Чешско-русской Едноты. Цветаева познакомилась с ней в конце 1922 г., когда Тескова написала ей письмо с просьбой выступить на литературном вечере. Личное знакомство длилось до отъезда Цветаевой во Францию, дружеские, доверительные отношения и переписка сохранились до 1939 г. В течение всего времени их знакомства Тескова оказывала Цветаевой действенную материальную и моральную помощь. Цветаева посвятила Лесковой стихотворный цикл «Деревья» (1922–1923).
ТИХОНОВ Николай Семенонич (1896-1979) — русский советский писатель. Начинал как многообещающий поэт (первые две книги стихов «Орда» и «Брага» вышли в 1922 г.). М.А. Осоргин назвал в 1924 г. Тихонова, Есенина и Цветаеву «лучшим трио» современной русской поэзии (Последние новости. 1924. 23 окт.)
Знакомство Цветаевой с Тихоновым состоялось в 1935 г. в Париже на Международном конгрессе писателей в защиту культуры. «Марина Цветаева тоже очень часто бывала на конгрессе, и мы с ней подружились. Ее муж был в то время секретарем Общества возвращения в Советскую Россию. И сама она была переполнена самыми добрыми чувствами» (Тихонов Н. Устная книга.
УНБЕГАУН Борис Генрихович (1898 1973) — ученый-лингвист, филолог-славист, библиограф. Эмигрировал в Югославию. Окончил историко-филологический факультет Люблянского университета. В 1924–1937 гг. жил в Париже. Окончил курс Школы восточных языков и Сорбонну. В 1935 г. защитил две диссертации на степень доктора филологии: «La Langue russe au XVI si*cle») («Русский язык XVI века») и «Les D*buts de la langue litt*raire chez les Serbes» («Возникновение литературного языка y сербов»). Заведовал библиотекой Славянского института, затем преподавал в университете в Страсбурге. После войны жил в Англии, США. Знакомство Цветаевой с семьей будущего ученого состоялось летом 1935 г. на юге Франции, в местечке Ла Фавьер. Новое знакомство очень быстро переросло в дружбу, которая поддерживалась в течение последующих лет уже в Париже.
УНБЕГАУН Елена Ивановна (урожд. Мансурова; 1902–1992). Жена Б.Г. Унбегауна. В эмиграции поселилась во Франции. Принимала участие в работе Республиканско-демократического объединения. После войны жила в Англии, США, Канаде.
ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1886 1951) публицист, историк, религиозный мыслитель, переводчик. Окончил историко-филологический факультет С.-Петербургского университета. В 1925 г. получил разрешение поехать в Германию для изучения истории средних веков. В Россию не вернулся Переехал во Францию. Профессор Богословского института в Париже (1926–1939). Участвовал в собраниях литературных объединений «Числа», «Кочевье», «Зеленая лампа». Один из редакторов журнала «Новый град». С 1926 г. сотрудничал во многих русских и французских периодических изданиях. В 1941 г. переехал в США.
ФЕДОТОВА Елена Николаевна (урожд. Нечаева; 1885–1966) — историк, переводчик. Жена Г.П. Федотова. Окончила исторический факультет Высших женских курсов в С.-Петербурге. До эмиграции занималась переводами. Во Францию приехала в 1927 г. В 1941 г. переехала в США, в 1947 г. вернулась во Францию. После смерти мужа много сделала для сохранения и пропаганды его наследия. Опубликовала письма М.И. Цветаевой к Г.П. Федотову в «Новом журнале» (1961. № 63). Покончила жизнь самоубийством.
ФРАНКФУРТ Иосиф Самуилович (Осип Самойлович; 1905 1986) физик, цветовод, генетик. Муж К.П. Кротковой. В 1941 г. К.П. Кроткова и И.С. Франкфурт разошлись.
ХОДАСЕВИЧ Владислав Фелицианович (1886–1939) — поэт, прозаик, критик, историк литературы. Учился на историко-филологическом факультете Московского университета. В 1918 1920 гг. заведовал московским отделением издательства «Всемирная литература». С 1922 г. в эмиграции, жил в Берлине, с 1925 г. в Париже. Ведущий критик русского зарубежья. Сотрудничал в многочисленных эмигрантских журналах и газетах. Возглавлял литературный отдел в газете «Возрождение». Во взаимоотношениях Цветаевой и Ходасевича были разные периоды — от непонимания и личных выпадов до взаимного признания. Цветаева посвятила Ходасевичу свой очерк «Пленный дух» (1934). Подробнее историю отношений Цветаевой с Ходасевичем см во вступительной статье С. Карлинского к его публикации их переписки (
ШАХОВСКАЯ Зинаида Алексеевна (княжна, в замужестве Малевская-Малевич, графиня; 1906–2001) — поэт, прозаик, мемуарист, журналист, редактор. Сестра архиепископа Иоанна (Шаховского Д.А.). Писала на русском, французском и английском языках. Литературные псевдонимы Jacques Crois*. Зинаида Сарана. В 1920 г. вместе с семьей эмигрировала в Константинополь. В 1925 г. переехала в Париж. Была парижским представителем журнала «Благонамеренный» (Брюссель, 1926). В начале 1930-х гг. обосновалась в Брюсселе, часто приезжала в Париж. Член Союза молодых писателей и поэтов в Париже. Автор поэтических сборников, публиковала стихи в «Современных записках» и «Русских записках». В 1936 г. редактировала сборник «Hommage * Pouchkine» («Похвала Пушкину»), Оставила воспоминания о Цветаевой (
ШТЕЙГЕР Анатолий Сергеевич, барон (1907–1944) поэт, прозаик. В 1920 г. с семьей эмигрировал в Константинополь. Окончил Русскую гимназию в Моравской Тршебове в Чехословакии. Недолго пробыл в Праге, затем переехал во Францию, жил в Париже, Ницце. Примыкал к Объединению младороссов. Член Объединения русских писателей и поэтов. В 1932 г. Штейгер прислал Цветаевой свой сборник «Эта жизнь», она ответила. Однако в этот год продолжения переписки не последовало. В 1936 г. Цветаева вновь получает от Штейгера его сборник, на этот раз под названием «Неблагодарность» (1936). Тяжело больной туберкулезом, он находился на излечении в швейцарском санатории. Цветаева сразу откликнулась. Завязалась переписка, длившаяся в течение нескольких месяцев и с первых же писем перешедшая в эпистолярный роман. К Штейгеру обращен цикл «Стихи сироте» (
ЭЙСНЕР Алексей Владимирович (1905–1984) — поэт, прозаик, один из наиболее ярких представителей молодой поэзии русского зарубежья. С 1925 г. жил в Чехии, с 1931 г. — во Франции. Цветаева познакомилась с ним в 1932 г., и он ей «решительно нравился» (из письма к А.А. Тесковой от 8 апреля 1932 г.) Автор воспоминаний о Цветаевой «Она многое понимала лучше нас…» (
УКАЗАТЕЛЬ ПИСЕМ ПО АДРЕСАТАМ[2090]
Адамовичу Г.В. 1933 — 20, 20а, 27, 32
Андрониковой-Гальперн С.Н. 1933 — 1, 22, 28, 33, 50, 61, 63, 68; 1934 — 18,22, 61
Балакшину П.П. 1936 — 102
Берг А.Э. 1934 — 74, 76; 1935 — 2, 3, 10, 11, 13, 16, 26–28, 32, 37, 40, 42, 46,49, 53, 66, 74, 77; 1936 — 3,7, 12, 13, 16, 18, 20, 27, 30, 32, 34, 37, 39, 41, 44, 46, 48–50, 53, 57, 59, 73, 98
Богенгардтам 1935 — 25, 51; 1936 — 116
Богенгардт А.К. 1934 — 59
Богенгардту В.А. 1934 — 13, 41
Буниной В.Н. 1933 — 51-56, 59, 64, 66, 70, 72, 73, 76, 78; 1934 — 6, 10, 11, 25, 25а, 62, 64, 66-68, 71; 1935 — 4, 7/8, 9, 31, 33, 34, 45, 48, 56, 64, 84, 104, 106; 1936 — 2, 104, 106
Бунину И.А. 1934 — 9
В Комитет помощи русским ученым и журналистам 1933 — 2
В Союз русских писателей и журналистов 1935 — 36
В.А.А. 1935 — 44
Вассерману Я. 1933 — 38
Вейдле В.В. 1936 — 111
Вундерли-Фолькарт Н. 1933 — 57, 62
Гайдукевич Н.А. 1934 — 14, 28, 37, 42, 49, 52; 1935 — 30, 38, 47, 58, 62
Гартману Ф.А. 1934 — 12
Гартман Ф.А. и О.А. 1934 — 39, 40, 45
Голицыной Е.Г. 1933 — 31
Гриневич В.С. 1935 — 49
Гронской Н.Н. 1934 — 12
Гронскому Н.П. 1933 — 5
Демидову И.П. 1933 — 18, 79; 1935 — см. письмо 20/21 А.А. Тесковой
Зайцеву Б.К. 1933 — 8; 1934 — 5
Зеелеру В.Ф. 1933 — 10, 39; 1935 — см. письмо 7/8 В.Н. Буниной. 35
Зурову Л.Ф. 1936 — 8
Иваску Ю.П. 1933 — 25, 25а; 1934 — 17, 30, 33, 38; 1935 — 15, 17, 17а, 18, 73; 1936 — 110, 113
Извольской Е.А. 1933 — 1
Кантору М.Л. 1934 — 32
Кротковой К.П. 1934 — 46, 53, 56, 57, 60
Наборщику <типографии> 1934 — 2
Неизвестной 1933 — 21,41
Неизвестному 1933 — 25б, 29, 29а, 48
Неку Л. де 1936 — 40
Обри О. 1935 — 43
Пастернаку Б.Л. 1933 — 30, 36; 1935 — 59, 80; 1936 — 22
Полякову А.А. 1934 — 65; 1935 — 23
Рудневу В.В. 1933 — 3, 6, 9, 12, 14, 15, 24, 34, 34а, 37, 37а, 40, 43, 44, 47, 58, 60, 65, 67, 69, 71, 74, 75, 80, 80а; 1934 — 1, 3, 4, 15, 16, 20, 23, 26, 27, 31, 35, 36, 43, 44, 47, 50, 51, 69, 73, 75, 79; 1935 — 1, 5, 21, 22, 24, 39, 41, 50, 55, 63, 68, 71, 75, 78, 87; 1936 — 6, 9, 15, 17, 19, 25, 26, 28, 33, 35, 45, 51, 61, 93
Савинкову Л.Б. 1936 — 112
Тесковой А.А. 1933 — 19, 42, 77, 81; 1934 — 7, 8, 19, 34, 48, 63, 70, 78; 1935 — 6, 12, 14, 19/20, 29, 52, 57, 61, 65, 70, 88; 1936 — 5, 11, 23, 24, 43, 56, 90, 94, 103, 107
Тихонову Н.С. 1935 — 54
Унбегауну Б.Г. 1935 — 16, 85; 1936 — 10, 21, 78, 88, 105
Унбегаун Б.Г. и Е.И. 1935 — 67, 69, 72, 79; 1936 — 14, 29, 31, 52, 54, 95, 99, 108, 109, 115
Унбегаун Е.И. 1935 — 60, 82, 83, 86; 1936 — 1, 10а
Федотову Г.П. 1933 — 4, 11, 13, 16, 17, 23, 26
Федотовым Г.П. и Е.Н. 1933 — 35
Франкфурту О.С. и Кротковой К.П. 1934 — 52, 58
Ходасевичу В.Ф. 1933 — 45, 46; 1934 — 21, 24, 29, 77; 1935 — 81
Шаховской З.А. 1936 — 36, 38, 42, 47, 55, 92
Штейгеру А.С. 1936 — 58, 60, 62–72, 74–77, 79–87, 89, 91, 91а, 96, 97, 100, 101, 114, 117
Эйснеру А.В. 1934 — 55
Дополнение
Познеру С.В. 1929 — 26а (с. 768)
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН[2091]
Авриль М. 772, 776
Агаджанян Г.С. 432, 436
Агаджанян К С. 432, 436
Адамович Г.В. 23, 32–35, 37, 52, 58–60, 170, 251, 337, 338, 343, 380, 382, 500, 530, 547, 552, 574, 599, 634, 712, 715, 717, 718, 720–722, 724, 732, 735, 754, 759, 761, 777, 780, 783
Адлер А.А. 97, 101
Азадовский К.М. 513, 514, 645, 774
Азов В.А. 158, 159
Айканов М.М. 325, 327, 511, 514
Айканов М.П. 327, 351, 352
Айканова А. 325, 327
Айхенвальд Ю.И. 464, 500
Алданов М.А. 156, 280, 253, 254, 280, 308, 309, 337, 338, 348–350, 461, 571, 574, 712, 715
Александр II, имп. 671
Александр III, имп. 55, 99, 102, 18, 109, 114, 115, 121, 123, 126, 128, 134, 595, 704,707
Александр Невский 368
Александра Федоровна, имп. (1798–1860) 233
Александра Федоровна, имп. (1872–1918) 404, 405, 564, 640
Алексеев Володя В. 609
Алексинская Н.И. 222, 225
Алексинская Т.И. 101
Алексинский И.П. 445, 449, 451, 458, 462-464, 506
Аллой B E. 15
Альберт I, король 187, 188, 192, 195, 196
Альтенберг П. 140, 142
Аксаков И С. 220
Аксаков К.С. 220
Аксаков С.Т. 124, 126, 218, 220, 221, 241, 645
Аксакова В.С. 220
Алферов А.В. 430, 593, 779
Альконост см. Алянский С.М.
Алянский С.М. 276, 277
Альтшуллер Катя (Еленева, Кист) см. Рейтлингер Е.Н.
Амари см. Цетлин М.О.
Амфитеатров А.В. (Кадашев) 356, 360, 500
Андерсен Х.К. 256, 259, 388, 390, 468, 470,489, 569
Андреас-Саломе Лу 129, 130, 211
Андреев Вадим Л. 37, 52, 383, 384
Андреев Валентин Л. 249, 251
Андреев Л.Н. 250, 258, 384
Андреев Савва Л. 249, 251, 281
Андреева А.И. 28, 30, 281, 249–251, 258, 281, 324, 344, 345, 351,353, 366, 371, 387, 546, 566
Андреева Вера Л. 249, 251
Андреева Ирина 209, 210
Андреева-Бальмонт Е.А. 552
Андреевы 260
Андроникова-Гальперн С.Н. 7, 11, 15, 17, 28, 32, 33, 36, 37, 52, 53, 62, 82, 85, 95, 117, 128, 130, 133, 136–138, 148, 207–210, 216, 233, 260, 298, 304, 367, 464, 777
Анна Иоанновна, имп. 705, 708
Анненков Ю.П. 576
Антокольский П.Г. 609
Антуфьев (Антюфеев) Н.Д. см. Демидов Н.Д.
Ардов B.E. 390
Ардовы 390
Артемов Г.К. 191, 192
Артемова Л.А. 191, 192
Артемовы 187, 192, 196
Атрохина З.Н. 772
Афанасьев А.Н. 39
Ахматова А.А. 11, 234, 259, 387, 390, 564, 566, 629, 730, 750, 777
Бабель И.Э. 565
Багрицкий Э.Г. 401, 404
Баденский К.-Л.-Ф., герц. 713
Байрон Дж. Н.Г. 213, 214, 221
Балакин А.С. 772, 777
Балакшин П.П. 740–742
Бальбо Ч. 111, 113
Бальзак О. де 513
Бальмонт К.Д. 58, 60, 61, 66, 67, 81, 160, 163, 172, 355, 360, 367, 410, 411, 416, 423, 425, 433, 497, 501, 515, 551, 552, 554, 555, 570–572, 575-579, 581, 583, 592-594, 669, 672, 759
Бальмонт М.К. 358, 360
Бальмонты 80, 267, 277, 424, 551, 552
Баранова-Шестова Н.Л. 67
Баратынский Е.А, 569
Бараш Л.С. 16, 17
Барсов Н.П 704, 707
Барятинский В.А., кн. 202
Бастидон Е.Я. 220
Бахрах А.В. 333
Башкирцева М.К. 28
Безыменский А.И. 560, 562
Белкина М.И. 776
Белый А. 174, 179, 180, 183-187, 194, 195, 201 204, 206, 207, 209, 211-213, 225-229, 242, 249, 252, 254, 258, 265, 274 276, 280, 282, 287, 294, 316, 646, 700, 741, 777
Бем А.Л. 30, 32, 338, 342, 363, 365–367, 370, 372, 373, 380, 382, 389, 391–393, 402, 452, 574, 598, 599, 619, 620, 716, 719, 773
Бенедиктов В.Г. 45, 47, 340
Бенуа А.Н. 119, 121
Беранже К. 51, 82, 93, 569, 772, 773
Беранже П.Ж. 596
Берберова Н.Н. 185, 308, 309
Берг А.Э. 93, 167, 193, 233, 335, 336, 338, 339, 347, 348, 360–363, 368, 375, 376, 396-400, 406, 407, 410, 411, 416, 419, 421–425, 436–438, 444, 445, 451–453, 464, 482–484, 501–506, 532, 538, 539, 548, 549, 552, 553, 555, 556, 558, 559, 572, 576 580, 583, 584, 586-588, 590, 591, 595–597, 600, 601, 603–610, 612, 613, 620, 626, 627, 645, 656, 715, 736, 775, 778, 783
Берг Вера 339, 361, 362, 452, 572, 577, 578, 586, 656
Берг Елена (Люля) 339, 361, 362, 452, 572, 586, 606, 656
Берг М.-Г. (Бутя) 339, 361, 362, 452, 505, 506, 529, 572, 586, 656
Берг Н.О. 361,362, 572, 612, 613, 620
Бердяев Н.А. 7, 8, 13–15, 17, 37, 47, 626, 781
Берия Л.П. 548
Бернанос Ж. 606
Бернар С. 142, 143
Бернацкая А.С. 111, 114
Бернацкая Е.М. 111, 114
Бернацкая М.Л. 102, 111, 112, 175, 233, 236, 246
Бернацкая О.М. 111, 114
Бернацкие 111, 112, 114,
Бернацкий Александр 111, 112
Бернацкий (дядя) 104, 105
Бернацкий Лука 111, 112
Вернет Ф. 295
Беспощадный П.Г. 560, 562
Бетховен Л. ван 698
Билибин И.Я. 576
Блаватская Е.П. 781
Блок А.А. 33, 41, 61, 127, 132, 149, 151, 184, 186, 202, 203, 242, 276, 277, 280, 294, 296, 298, 315, 317, 351, 352, 355–357, 359, 363, 367, 385, 416, 420, 437, 438, 498, 499, 517, 580, 624, 740-742
Блок Л.Д. 184, 186, 276, 279, 280, 299
Блюм Л. 597
Бляйхрёдер Г. фон 307, 309, 310
Богарнс А., виконт 713
Богарне Ж. 713, 783
Богарне К. 713
Богарне Ст. 710, 713
Богатырев К.П. 22
Богданова (хозяйка пансиона) 417
Богдановы 419
Богенгардт Александр В. 303
Богенгардт Антонина К. 302, 303, 778
Богенгардт В.А. 195, 196, 268, 303, 778
Богешардт Ольга В. 196, 202-302, 303
Богенгардт Ольга Н. 196, 778
Богенгардт С.В. 196, 303
Богенгардты 395, 436, 447, 448, 765, 766
Бодлер Ш. 612, 613
Божнев Б.Б. 383, 385
Болдырев Н. 211
Боеенко В.И. 599
Брайль Л. 101
Брамс И. 570
Бренгано Б. 637
Брентано К. 699, 702
Брешко-Брешковская Е.К. 185, 186
Брик Л.Ю. 231,233
Бродовская 774
Брунсвик 468, 470, 511, 514
Брюсов В.Я. 184, 202, 203, 267. 500
Буайе Ж.П. 602, 603
Бувье Б. 704, 707
Булгаков В.Ф. 259, 265, 609
Булгаков С.Н. (о. Сергий) 489, 490, 531
Булгаков С.С. 498, 490
Булгакова Е.И. 489, 490
Бутакова М.С. (Муня, Муна) 530, 531, 601
Бунин И.А. 26, 43, 101, 109, 122, 123, 143, 145–147, 153-158, 160, 163, 164, 171, 172, 183, 193, 307, 309, 313, 348, 349, 359, 383, 511, 525, 526, 528, 539, 542, 543, 547, 582, 583, 593, 707, 741, 745, 746, 760, 778, 779, 782, 785
Бунина В.Н. 52. 53, 55, 81, 96-121, 123-126, 131, 133–136, 138-143, 145–147, 149-152, 155–158, 163, 173, 174, 180, 183-190, 196, 200, 208, 209, 213, 221–227, 233, 277, 278, 280, 296, 301, 304–307, 312 319, 321, 327–332, 343, 346, 348–350, 354–360, 367, 375, 382, 390, 395, 406-408, 411, 416, 419, 421, 428, 431–436, 438, 443, 444, 448, 451, 457, 475-477, 481, 482, 484, 517, 520, 525, 528, 531, 536, 539, 541, 576, 579, 608, 648, 743–746, 761, 779, 784
Бунины 143, 164, 193, 313, 385, 521, 522, 526
Бурдель П. де (сеньор Брантом) 513
Буржуа Ж.-М. 270, 273
Бутя см. Берг М.Г.
Бухарин Н.И. 524, 527
Бушардон П. 193
Бюффон Ж.-Л. де 569
В.А.А. 162, 346, 428-430, 779
В.Б. 382
В.Д. 371, 373, 379, 380, 382
В-p, неизв. лицо 268
Вайян-Кутюрье П. 33, 34
Валери П. 70, 73, 251
Валериан 474
Вальбе Р.Б. 481, 774
Ванечкова Г.Б. 775
Варшавский В.С. 574
Вассерман Я. 78, 79, 425–427, 711, 713, 779
Вейдле В.В. 202, 599, 708, 755-757, 760, 761, 779, 780
Веневитинов Д.В. 340
Вересаев В.В. 211, 212, 686
Верлен П. 780
Верн Ж. 275, 290
Верхарн Э. 612, 613
Вечера М. 458, 460, 461, 652, 655
Викье Р. 586
Вийон Ф. 439. 442
Вильгельм II, имп. 705, 708
Вильде Б.В. 753, 758, 760
Вильмонт H.Н. 685
Вильчковский К.С. 774
Виньи А. де 569, 711, 713
Витале С. 589, 590
Витт, св. 473, 474
Вишняк А.Г. 31, 276
Вишняк М.В. 47, 67, 86, 88, 89, 126, 234, 321, 728, 785
Волконская Е.Г. 650, 654
Волконский А.М., кн. 305, 308
Волконский С.Г., кн. 120, 121
Волконский С.М., кн. 27, 46, 74–76, 110, 113, 119–120, 149, 151, 152, 263 265, 305, 308, 375, 408, 570, 575, 576, 583, 584, 604, 650, 654, 655
Волошин М.А. (Макс) 9, 10, 12, 19, 22–26, 29, 38, 51, 52, 63–66. 68, 73–76, 81, 85, 88, 89, 106, 118, 125, 136, 142, 150, 160, 166, 186, 187, 202, 203, 248, 250, 252, 295, 475, 595, 740, 741, 781
Вольтер 439, 442
Вольтерс Б.Э. 556, 572, 607, 609
Вольтерс Л.Э. 578, 579, 605
Вольтерс М. см. Рудзинская М.
Вольтерс О.Н. 556, 558, 559, 572, 584, 587, 588, 590, 594, 596, 602, 603, 605, 607, 612, 620, 627, 783
Вольтерс Э.Г. 627
Вольф М.О. 95
Врангель Л.С. 419, 432, 436, 448, 449, 451, 456, 457
Врангель Н.А.; бар. 419, 432, 436, 449, 451
Врангель П.Н., бар. 449, 451
Врангели 435
Всеволжекий И.А. 708
Вундерли-Фолькарт Н. 17, 121, 122, 129, 130, 327, 780
Вырубова А.А. 115, 117
Вышеславцев Б.П. 367
Г. см. Гомолицкий Л.Н.
Габсбург Р. фон 460
Гавронский Б.О. 208, 209
Гавронский Я.О. 315–317, 328, 329
Газданов Г.И. 572, 574, 580, 581, 583
Гайдукевич Елена 200, 405, 412, 414, 440
Гайдукевич М.А. 271, 273, 405
Гайдукевич Н.А. 36, 167, 196-200, 228–233, 250, 254–260, 265, 268 273, 283–285, 289-296, 303, 333, 362, 367, 382, 403-405, 411–414, 416–419, 421, 438-443, 461-464, 470–473, 481, 493, 501, 547, 654, 775, 780
Гайдукевич Юзефа 413, 414
Гайдукевич Юрий (Ежи) 200, 405
Гайдукевичи 232, 414, 443
Галина Г. 146
Гальперн А.Я. 210
Гамсун К. 256, 259
Ганфман М.И. 109
Гартман О.А. 194, 195, 266, 267, 277, 400, 445, 539, 577, 578, 780
Гартман Ф.А. 194, 195, 266, 267, 277, 400, 445, 538, 539, 577, 578, 780
Гартманы 399, 410, 424, 445, 453, 538
Гарэтто Э. 186
Гаузер Г. см. Хаузер К.
Геевская М.А. см. Гайдукевич М.А.
Гейне Г. 31, 44, 78, 79, 528, 698, 761
Геллер Л. 775
Гёльдерлин Ф. 487, 560–562, 698
Генч-Оглуев Х(Ф.)С. 700, 702
Георг V. король 536, 537
Гермоген Саратовский 514
Геродот 354
Герцен А.И. 672
Герцен Н.А. 672, 673
Герцык А.К. (Аня) 626, 629, 630, 674, 781
Герцык Е.К. 630, 781
Гершензон М.О. 629, 630
Гёте И.В. 74, 76, 78, 150, 152, 158, 159, 236, 237, 241, 248, 290, 429, 434–436, 472, 473, 491, 492, 510, 528, 561, 569, 636, 637, 640, 645, 655, 666, 684, 685, 687, 739
Гёте К.-Э. 435, 436, 510
Гибер Ф. де 61
Гийемен М. 461
Гингер А.С. 601
Гингеры 601
Гиппиус З.Н. 151, 153, 156, 547, 582, 583
Гитлер А. 44, 47, 111
Главачек А. 775
Гладкова Т.Л. 772, 776
Глез А. 499
Гоголь Н.В. 52, 60, 211, 212, 217, 233, 277, 278, 429, 431, 700
Годунов Борис 409
Годюшо Б. 312
Голицын В.Э., кн. 55, 57, 780
Голицын Г.В 55, 57
Голицын Н.В. 55, 57
Голицын О В. 55, 57
Голицына Е.Г. 55–57, 73, 780
Головина А.С. 369, 370, 372, 373, 386, 389, 390, 530, 593, 634, 665, 667, 694. 695, 710, 716, 719, 724 726, 758, 760
Голлидэй С.Е. (Сонечка) 195, 609, 686
Гольдшмидт Г. 735
Гомер 212
Гомолицкий Л.Н. 392, 499, 599
Гонкуры Ж. и 3., бр. 109, 207
Гонч-Оглуев Х.(Ф.)С. см. Генч-Оглуев Х.(Ф.)С.
Гончарова Н.Н. см. Пушкина Н.Н.
Гончарова Н.С. 29, 50, 178, 180, 192, 212, 233, 295, 478, 499, 536, 726
Горбунова Л. 723
Горгулов П.Т. 47
Горькие 141
Горький М. 47, 153, 560, 562
Горяева Т.М. 772
Гостомысл, вел. кн. славян 246
Гофмансталь Г. фон 156, 158, 174, 711
Грамон Д. де 543
Гржебин З.И. 265, 266
Грибоедов А.С. 634
Гримм В. и Я., бр. 207
Грин М. 101, 313, 746
Гриневич В.С. 93, 94, 781
Гронская Н.Н. 333, 334, 338, 339, 341, 343, 352, 353, 365, 368, 371, 384, 386, 388, 391, 393, 401, 402, 404, 435, 494, 781
Гронский Н.П. 11, 82, 225, 230, 232, 309, 327, 333–335, 337 343, 345, 349, 351–353, 366-370, 373 375, 379, 380, 382–384, 386–389, 391–395, 396, 401,403, 404, 406,408, 416, 431, 435, 436, 493, 497–499, 501,502, 566, 572–574, 576, 580, 582, 585, 597, 598, 674, 713, 723, 726, 743, 758, 774, 779, 781
Гронский П.П. 11, 202, 308, 309, 341–343, 349–351, 353, 365, 366, 369, 371, 379, 380, 387, 391–394, 402-404, 435, 494, 498, 598, 779, 781
Гронские 368, 403
Гуль Р.Б. 151, 283, 557
Гумилев Н.С. 104, 106, 582
Густав Ф. 319
Гюго В. 275, 290, 569
Д’Аламбер 295
Даль В.И. 488, 761
Даль И.М. 761
Даль М.Х. 761
Дальтон М. 626
Даманская А.Ф. 28, 30, 33, 100, 103, 348-350
Данте А. 95, 96
Датнова Г.Н. 772
Де ла Мотт Фуке 663
Дебюсси К. 570
Демидов И.П. 27, 120, 121, 128, 155, 158, 167, 228, 304-309, 312, 313, 348, 349, 351, 366, 380, 387, 390, 392, 394, 435, 705, 709, 781
Демидов Н.Д. 309
Демидовы, род 309
Деникин А.И. 401, 403, 781, 782
Деникины 403
Державин Г.Р. 217, 218, 220, 221, 241, 245, 403, 781
Джойс Дж. 750
Диккенс Ч. 213, 484
Дикселиус X. 167, 182
Добкин А. 15
Доде А. 569
Достоевский Ф.М. 60, 236, 241, 532, 785
Дросте-Хюльсхоф А. фон 327
Дружинина Е.С. 662
Дубровина Т.И. 772
Дункан А. 580, 582
Дункан Р. 527
Думер П. 47
Дурново Е.П. 258, 260, 293
Дуун У. 165, 167, 231, 233, 255, 256, 361, 362
Дэвис Р. 156, 528, 772, 773, 770
Дьякова Д А 220
Дьякова О., изд. 117
Дьячковы А. и О 193
Дюдеван С. 525, 527, 725, 727
Дюма А., отец 275, 290, 569
Дюнуа Ж., гр. 427, 428
Дюпуи Р. 461
Екатерина II, ими. 707
Еленев Н.А. 212, 288
Еленева Е.И. см Рейтлингер Е Н
Елизавета I Тюдор, англ. королева 214, 216
Елпатьевская Л.И. 432, 436, 448, 456
Елпатьевский С.Я. 141, 143, 432, 436, 449, 451, 456
Ельяшевич В.Б. 172
Ельяшевич Ф.О. 356, 360
Ерофеев А.С. 333
Ершов П.П. 517
Есенин С.А. 202, 203, 561, 580-583,
Ж. 50, 51
Жанна д’Арк 427, 428
Жид А. 33-35, 58, 61, 200, 622, 625
Жильяр Р. 502, 504, 506
Жуковский В.А. 150, 156, 158, 159, 171, 233, 472, 663
Жуковский Д.Д. 674
Жюльер Р. 502-504, 506
Завадский Ю.А. 609
Завистовский В. 775
Зайцев Б.К. 12, 16-18, 43, 133, 156. 172, 173, 571, 577, 578, 741, 746, 760, 781, 782
Зайцева В.А. 16, 17, 746.
Зайцева Н.Б. см. Зайцева-Соллогуб Н.Б.
Зайцева-Соллогуб Н.Б. 180, 746, 782
Замятин Е.И. 528
Замятина Л. 11 528
Замятины 526, 528
Зандмейер Й. 231
Заяцкий С. 159
Звягинцева В.К 333
Зеелер В.Ф. 12, 16, 18, 80, 354, 355–357, 407-409, 571, 578, 782
Зелинская В.И. 683, 686
Зелинский Ф.Ф. 646
Зибер К. 701
Зибер-Рильке Р. 509, 701
Зиновьев Г.Е. 749
Зубарев Д.И. 234, 772
Зуров Л.Ф. 143, 539, 753, 758-760, 782
Иван IV Грозный 181, 210, 211
Иванов Вяч. И. 39, 40, 46, 270, 273, 726
Иванов Г.В. 84, 85, 115, 117, 547, 593, 683, 686, 699
Иванова А. 478
Иванова А.Н. 551, 552
Иваск Ю.П. 39, 45, 46–51, 86, 89, 155, 204–207, 227, 232, 235–246, 260–265, 340, 367, 374, 383–386, 391–393, 395, 415, 424, 443, 493–499, 501, 502, 517, 538, 648, 735, 753–755, 758-760, 764, 775, 782
Иветка 553
Извольская Е.А. 8, 10, 13–14, 36, 37, 95, 128, 130 132, 136, 208, 209, 251, 782, 783
Извольская М.К. (Толь), бар. 13, 14
Извольский А.П. 14, 782
Икар (Барабанов Н.Ф.) 316, 318, 576
Иловайская А.А. (Коврайская) 98, 102, 107, 115, 116, 122, 123, 127, 140, 150, 273, 332
Иловайская В.Д. см. Цветаева В.Д.
Иловайская В.Н. 197, 198, 200, 255
Иловайская Н.Д. (Надя) 98, 102, 107, 110, 116, 127, 134, 140, 157, 158, 185, 269, 273
Иловайская О.Д. (Оля) 98, 102, 107, 108, 112, 115, 116, 119, 150, 197, 200, 355, 356, 358-360, 433, 434, 436
Иловайский Д.И. 96–98, 101, 102, 105–110, 112 116, 118, 119, 121–125, 127, 131, 132, 134, 138, 139, 142, 147, 148, 150, 152, 154, 161, 165, 170, 172, 173, 188, 198, 200, 273, 358, 440, 443, 534
Иловайский С.Д. (Сережа) 98, 102, 107, 127, 134, 140, 185, 273
Иловайские 97, 98, 101, 113, 137, 147, 152, 200, 436
Инкижинов В.И. 390
Исаев, неуст. лицо 107, 109
Каверин В.А. 191
Кадашев В. см. Амфитеатров А.В. Каменев Л.Б. 749
Каннегисер Е.И. (Лулу) 59–62
Каннегисер И.С. 558
Каннегисер Л.И. 59, 61, 580, 582, 583, 740, 742
Каннегисер С.И. 59, 61, 582, 583
Каннегисеры 777
Кантор М.Л. 170, 243, 251, 599, 783
Карл Великий 113
Карлинский С. 87, 672, 677, 679, 774, 787
Карницкая Н.К. 249, 251
Карпович М. 775
Карсавин Л.П. 37, 89, 192
Карсавины 187
Касаткин-Ростовский Ф.Н., кн. 43, 47
Кезельман С.М. 102, 107
Кембалл Р. 775
Керенский А.Ф. 487, 553, 555–558, 563–566, 568, 569, 611
Кессель Ж. 782
Кинские, кн., род 401, 403
Киплинг Р. 536, 537
Кириенко-Волошина Е.О. (Ира) 142, 160, 166, 435, 436, 740
Кирпотин В.Я. 600
Киршон В.М. 536
Кист Е. см. Рейтлингер Е.Н.
Клейн Р.И. 101
Клепинина С.Н. 774
Клиффорд-Барни Н. 37, 503, 504
Клюкин Ю.П. 589, 590, 599, 756
Книппер-Чехова О.Л. 705, 708
Кобылинский Е С. 563, 565
Ковалевский П.Е. 436
Коврайская А.А. см. Иловайская А.А.
Коган П.С. 147, 151
Колбасина-Чернова О.Е 152, 272, 376
Коломийцев В.П. 158
Колумб X. 740, 777
Корде Ш. 668, 672
Коркина Е.Б. 55, 273, 415, 424, 455, 555, 773, 774
Корляков А.А. 772
Коростелев О.А. 773
Крачковский Д.Н. 75
Крейд В. 774, 785
Кременецкий Б. см. Айхенвальд Ю.И.
Крессон Ф.Е. 275
Кропоткин П.А. 159
Кроткова К.(Х.)П. 278, 279, 287, 288, 299–303, 308, 313, 314, 774, 783, 787
Крутикова М.Г. 774
Крылов И.А. 73, 218, 219
Ксения Александровна, вел. кн. 344
Кудрова И.В. 679
Кузмин М.А. 39, 45, 59–61, 557, 558, 564, 566, 569, 572, 575, 576, 594, 740
Кузминская Т.А. 652, 655
Кузнецова Г.Н. 143, 525, 526, 528
Кузьмина-Караваева Е.Ю. 124, 126
Кулаковский С. 367
Кульман Н.К. 172
Куприн А.И. 172, 436
Куприяновский П.В. 571
Курочкин (повар) 315
Куэ Э. 137, 138, 463, 464
Лагерлеф С. 165, 248, 256, 259, 567
Ладинский А.П. 308, 309, 576
Лазарев П.Г. 220
Лаказ Л. и М., сестры 379, 679
Ламарзин А. 672
Ланцкоронский К. 749
Ларионов М.Ф. 576
Ласказ Э., гр. 381, 382
Ле Рой М. 138
Лебедев В.И. 552, 741, 742
Лебедева М.Н. 17, 37, 54, 551, 552, 664, 665, 667, 688, 689
Лебедевы 178, 546, 552, 566
Левик В.В. 613, 761
Легр Ж. 89
Ледуховская М. 105, 111, 175
Ленау Н. 569, 625
Ленотр Ж. 427, 428
Лентул Публий 618, 619
Леонов Л.М. 268, 272
Лепехин Н.А. 388, 390
Лепин Л. 291,295
Лермонтов М.Ю. 35, 95, 155, 233, 296, 340, 568, 650, 654, 698
Лесков Н.С. 52, 241
Леспинас Ж. де 59, 61, 295
Ливак Л. 34
Лилеева И.А. 100, 103
Лимонт Г.М. 774
Липшиц Ж. 126
Литвинов М.М. 705, 709
Лифарь С.М. 570
Ллойд-Джордж Д. 537
Лозен, герцог 289, 295
Лозинский Г.Л. 11
Ломовская М. 191, 192, 373
Ломоносова Р.Н. 27, 93, 227, 336, 510, 555
Лосская В.К. 34, 35, 51, 82, 93, 180, 189, 245, 311, 312, 575, 772–774, 776
Лубянникова Е.И. 213, 276, 540, 609 772, 773
Лурье А.С. 777
Львов Г.Е., кн, 705, 709
Людвиг Э. 182, 183
Людовик Баварский 607
Людовик XI 181, 183
Людовик XVI 428
Людовик XVII 782
Людовик св. 223
Мазалецкая Г.Л. 772
Мазепа И.С. 408, 624, 626
Мазон А. 756
Маклаков В.А. 31, 156, 707
Маклакова М.А. 93, 94
Маковский С.К. 497, 500
Максиола Ж. 191
Малер Е.Э. 469, 470, 482, 484, 489, 503, 504, 687, 689
Мало Г. 295
Мальмстад Дж. 773
Мальро А. 567, 569
Мамака 97
Мандельштам О.Э. 41, 419, 502, 655, 741, 777
Мандельштам Ю.В. 356, 360
Манциарли И.В. де 46
Марати Ж.-П. 672
Маргарита Б. 382
Мария Федоровна (1759–1828), имп. 233
Маркс А.Ф, изд. 628
Марс Ф., чешск. чиновник 543
Марсель мал., см. Пруст М.
Мартен Т. см. Тереза св. маленькая
Маршак А.О. 144, 432, 424
Матгаузер З. 774
Маша, неизв. лицо 302, 303
Маяковский В.B. 10, 27, 33, 36, 231, 233, 235, 324, 326, 383, 498, 502, 561
Медичи Е. 513
Медов И. 300, 301, 302
Мейлах М.Б. 674
Мейн А.Д. 97, 102, 111, 114, 142, 143, 175, 236, 245, 278, 444, 648
Мейн М.А. см. Цветаева М.А.
Мелкона М.Ю. 772
Мережковский Д.С. 33, 34, 47, 153, 156, 367, 542, 543, 546, 547, 785
Мечников И.И. 436
Мещанинов О.С. 126
Микеланджело Б. 117, 466
Милонов М.В. 237, 241
Мильруд М.С. 118, 121
Милюков П.П. 107–109, 120, 122,123, 125, 126, 141, 153, 157, 221, 222, 225, 227, 229, 230, 305–308, 312, 345, 346, 351, 460, 545, 706, 707, 709, 781, 785
Милюков С.П. 221, 225
Минц А.М. (Алеша) 105, 106
Минц М.А. 105, 106
Миронов М.П. 356, 360
Мистенгет см. Буржуа Ж.-М.
Михельсон М.И. 311, 528
Мицкевич А. 60
Мишле Ж. 209, 210
Мнишек М. 110, 511
Мнухин Л.А. 87, 156, 213, 227, 313, 326, 487, 528, 540, 558, 609, 773–776, 779, 787
Могилевский В.А. 303–306, 308, 312
Молчанов А.Е. 708
Молчанова Н.А. 571
Мольер 259, 323, 569
Монтень М. 563
Монтессорио (Монтессори) М. 56, 57
Мопассан Ги, де 274, 275
Моравская М.Л. 36
Морже А. 722, 723
Морковин В.В. 403, 749, 750, 774
Моруа А. 528
Москвин М. 75, 76
Мочалова О.А. 609
Мочульский K.B. 11, 62, 202
Мрозовский И.И. 112, 114
Муравьев-Апостол В.В. 700, 702
Муратов П.П. 117
Муромцев Н.А. 96, 101, 104, 106
Муромцев С.А. 96, 101, 111, 112, 114
Муромцева В.Н. см. Бунина В.Н.
Муромцева О.С. 98, 101
Муромцевы 97
Мюр Э. и Мерилиз А. (владельцы магазина) 200, 332
Мюргер см. Морже А.
Мюссе А. де 569
Мятлев И.П. 3 18
Набоков В.В. 574, 625, 626, 629, 630, 757
Наборщик (типографии) 170–172
Надсон С.Я. 340
Нансен Ф. 648
Наполеон I Бонапарт 111, 150, 181–183, 208, 290, 331, 378, 381, 410, 411,422, 425–427, 477, 478, 511, 514, 564, 684, 713, 723, 783
Наполеон II см. Рейхштадский герцог
Недович Д.С. 102
Неизвестная L. 35, 36
Неизвестная 82
Неизвестный (Ж., Женя) 50, 51, 53–55, 90–93 (Евг. Е. Сталинский?)
Нейгауз З.Н. см. Пастернак З.Н
Нек Л. де 587–590, 596, 601–603, 606, 616, 736, 783
Некрасов К.Ф., изд. 723
Некрасов Н.А. 735
Несмелов А.И. 226, 227
Нечаев В.П. 774
Нива Ж. 427
Николай 141, 120, 404
Николай II 120, 126, 405, 505, 536, 538, 564-566, 674, 674, 683
Николюкин А.Н. 514
Нилендер В.О. 686
Ницше Ф. 669, 684-687
Нобель А. 153
Новалис 561,699, 702
Нолле-Коган Н.А. 151, 280, 437, 438
Нольде А.В. 210
Нольде Б.Э., барон 210
Оболенская А.В. (Бландина, монах.) 461
Оболенская О.В., кн. 461
Оболенский А.В. 259, 461
Оболенский В.А. 81, 461
Оболенский Л.В. 461
Оболенские, кн. 459, 461
Обри О. 79, 425–428, 713, 783
Овидий Назон 644, 646
Огарев Н.П. 672, 673
Огарева Н.А. 321, 672, 673
Одоевцева И.В. 530, 547, 593, 601, 759, 761
Оман Э. 156, 158
Онеггер А. 251
Орлова О.В. 592, 593
Осоргин М.А. 574, 786
Островский А.Н. 708
Оцуп Н.А 34, 46
Павлова К.К. 440, 443, 569
Панкратов В.С. 563, 565
Паппер М. 85–88
Парнок С.Я. 781
Парэн Б. 504
Парэн Н.Г. 504
Парэны 503, 504
Паскаль Б. 19, 20, 466, 467
Пастернак Б.Л. 10, 19, 36, 40, 43, 55, 68–72, 83, 103, 106, 124, 149, 181, 203, 206–209, 217, 220, 244, 258 260, 265,273, 293, 295, 296, 324, 373, 375, 378, 385, 443, 450-452, 454, 455, 463–467, 473, 485, 491, 497, 498, 500, 509–515, 525, 526, 545, 547, 560–563, 582, 599, 600, 625, 655, 675, 679, 746, 749, 750, 773, 784, 786
Пастернак Е.Б. (сын) 513
Пастернак Е.В. (Женя) 70, 72, 73
Пастернак З.Н. (Зина) 72, 452, 512, 545
Пастернак Л.О. 485, 512, 513
Пастернак Р.И. 485, 509, 512, 513
Пате Ш. и Э., бр. (курсы) 23
Патон Фантон де Верайон П.И. 697, 701
Патти А. 325, 327
Перовская С.Л. 668, 671, 672
Перро Ш. 527
Петкович В.А. 704, 707
Петр I Великий, имп. 18, 21, 102, 308, 309, 387, 390, 503, 592, 593, 632, 727
Петровская Н.И. 184, 186
Петровский А. 686
Пигарев К.В. 632
Пикассо П. 499
Пилсудский Ю. 419
Пильский П. 276, 419
Писемский А.Ф. 52
Платонов см. Демидов И.П.
Плещеев А.А. 356, 359
Плещеев А.Н. 359
Плотин 67
Плуцер-Сарна Н.А. 607, 609
Плуцер-Сарна Т.И. 607, 609
По Э. 256, 259
Победоносцев К.П. 124, 126
Познер В.С. 768
Познер С.В. 768, 784
Покровский М.Н. 490, 491
Полан Ж. 757
Полехина М.М. 88, 787
Полуэктова Т.Н. 772
Поляков А.А. 308, 309, 313, 314, 348, 350, 394, 784
Поляков С.Н. 500
Поляков-Литовцев С.Л. 577, 578
Полякова С.В. 60, 674
Поплавский Б.Ю. 220, 377, 381, 498, 502, 515, 517, 699, 723, 724, 754. 755
Попова А.И. 773
Поскребышев А.Н. 547
Пранцини А. 190, 193
Присманова А.С. 593, 600, 601
Пройар Ж. де 773
Прокеш-Остен А. фон 426, 427
Прокопенко A.П. 37
Пруст М. 366, 367, 509, 701, 702, 711
Пуни И.А. 576
Пушкин А.С. 31, 55, 75, 102, 143, 155, 200, 212, 220, 221, 230, 233, 259, 297, 317, 377, 408, 429, 431, 462, 510, 527, 569, 595, 598, 599, 601, 603, 608, 615, 616, 618, 635, 641, 642, 644, 646, 656, 695, 701, 703–705, 707, 711, 718, 719, 729, 741, 742, 754, 760, 765, 788
Пушкина Н.Н. 231, 233, 462
Рабле Ф. 680
Радищев А.Н. 675, 676
Радзинский Э.С. 537
Ратгауз Д.М. 498, 502
Ржиха Я. 619
Рейтлингер Е.Н. (Еленева, Кист) 29, 210, 212, 288, 489, 490
Рейтлингер Ю.Н. (сестра Иоанна) 29, 31, 489, 490
Рейхштадский, герцог 331,425–428
Рекамье Ж. 592, 593
Рельштаб Л. 326
Ремизов А.М. 22, 51,52, 133, 136, 163, 265, 355, 571, 577, 581, 583, 625, 626, 757
Ремизова С.П. 136
Ремизовы 135
Рильке Р.М. 21, 22, 41, 59, 61, 121, 122, 129, 130, 149, 190, 207, 210, 211, 219, 258, 260, 293, 295, 296, 324–326, 350, 366, 376, 378, 426, 506, 509-511, 513, 514, 624, 626, 631, 641, 642, 645, 696, 697, 701, 711, 716, 722-724, 746-751, 774, 780, 784
Рильке С 509, 696
Рильке К. 509, 696, 701
Римский король см. Рейхштадский, герцог
Римский-Корсаков Н.А. 301, 302
Ричард, англ, король 213
Ричардс М. 629
Ришпен Ж. 515
Родионова Г.С. (Галя) 461, 530, 531, 533
Родзевич К.Б. 264, 266, 273, 288, 324, 326, 333
Розанов В.В. 511, 514, 608
Рокфеллер Дж. 377, 381
Рокфеллеры, род. 381
Романова И.П., кн. 15
Романовы, царск. династия 537
Романченко М.И. 136, 138
Романченко Н.Т. 136, 138
Россет см. Смирнова-Россет А.О.
Росси П. 111, 113
Ростан Э. 88, 89
Ростова О.А. 772
Ротшильды, семья 307, 309, 310
Рубакин Н.А. 679
Рубинштейн И.Л. 249, 251
Рудзинская М. 578, 579
Руднев В.В. 8-10, 12, 16, 17, 19 26, 32, 37, 38, 43, 47, 51, 63, 64, 66–68, 73–77, 81, 83–86, 88, 89, 95, 118, 119, 121 127, 132, 133, 135, 136, 138, 139, 142–144, 147, 148, 150, 153, 155, 157, 159–164, 167-169, 171–174, 180, 183, 187, 190, 201–204, 212, 213, 216, 221, 226–228, 242, 252–255, 259, 260, 274–276, 279, 280, 286, 287, 300, 301, 320, 334, 337, 339, 343, 344–346, 348, 350–352, 356, 367, 382, 384, 385, 391 393, 395, 414–416, 420, 424, 432, 446, 455, 456, 473, 474, 476, 485, 486, 490–492, 504, 507, 517, 521, 522, 528, 531, 532, 536, 540, 541, 550, 551, 553 557, 564-566, 569–573, 575, 576, 578, 580–585, 595, 597–599, 610, 611, 617, 619, 626, 629, 727, 728, 742, 774, 785
Рыжак Н.В. 772
Руставели Ш. 60
Рябушинский Н.П. 500
Саакянц А.А. 145, 298, 541, 549, 776
Сабашников М.В. 26
Сабашникова М.В. 26, 63, 64, 66, 74, 77,742
Савина М.Г. 705, 708
Савинков Б.В. 143, 705, 708, 785
Савинков Л.Б. 143, 581, 582, 757, 758, 764, 785
Сазонова Ю.Л. (Сазонова-Слонимская) 159
Санд Ж. 525, 527, 528
Сарач Б.М. 81
Свасьян К.А. 686, 687
Святополк-Мирский Д.П. 56, 57, 62, 215, 244, 263, 500
Cегал Л. 672
Сегюр П.Ф. 410, 411
Серафим Саровский 377, 381
Сергий Радонежский 368
Сеславинский М.В. 428
Сивер Ж. 570
Cирин см Набоков В.В.
Скоропадский П.Н. 238
Скотт В. 181
Словцов P. 159
Слоним М.Л. 33, 34, 37, 44, 47, 52, 244, 567, 747, 755, 756, 760, 768
Сметана Б. 468, 470
Cолженицын А.И. 750
Cмирнов А. 117
Смирнова А.О. см. Смирнова-Россет А.О.
Смирнова-Россет А.О. 155, 230, 233
Смоленский В.А. 185, 587, 593, 759, 761
Сойкин П.П. (изд-во) 538
Соколов Н.А. 565
Соллогуб А.В. 180
Cоломон, царь 147, 148
Соловьев В С. 650, 654
Сосинский В.Б. 19, 20, 37, 52, 286, 565, 609
Спиноза Б. 342, 371, 498, 501
Сталин И.В. 44, 47, 524, 545, 546, 600
Cталинский Е.А. 481
Сталинский Евг. Е. 92, 481, 529, 529, 531
Сталь Ж. де 295
Стаханов А.Г. 566
Степанов И.В. 179, 180, 559, 574, 585
Степун Ф.А. 125, 126
Стефания Баденская см. Богарне Ст.
Стравинская И.А. 708
Страхов Н.Н. 443
Струве Г.П. 138, 209, 210, 436, 578, 774, 776
Струве M.A. 349, 350, 394, 395, 515, 517
Струве Н.А. 216, 336, 339, 584, 773, 774, 775, 778
Струве П.Б. 350
Cтруве Ю.Ю. 500
Cтюарт М. 61, 511, 513, 514
Стюарты, династия 514
Суворов А.В. 704, 707
Суворова К.Н. 390, 704
Сувчинская Н.А. 55, 62, 137
Сувчинский П.П. 46, 57, 89, 137, 192, 216, 376
Сумеркин А.Е. 246
Сутин Х.С. 576
Сухомлин В. В. 47
Сухотина-Толстая Т.Л. 180
Cцепуржинская М.С. см. Булгакова М.С.
Сцепуржинский В.А. 530, 531
Сюжер, аббат 538
Таганов А.Н. 367
Тагор Р. 105, 106
Тамара Владимировна (Волконская?) неуст. лицо 315, 317, 329
Тансен М. де 295
Телицын В.Л. 514, 772
Теплякова Т.А. 772
Терапиано Ю.К. 530, 761
Тереза, св. маленькая (Лизьеская М.) 190, 193, 224, 308
Тереза св. (кармелитка) 193
Тесленко О.Ю. 772
Тескова А.А. 7, 11, 24, 28–30, 33, 34, 36, 37, 45, 82, 83, 93, 94, 103, 144, 146, 152–155, 158, 164–167, 174, 176–183, 190, 195, 200, 202, 209–212, 233, 241, 242, 246-250, 260, 279, 281–283, 285, 295, 296, 299, 310, 311, 318, 321-327, 335, 336, 338, 341–343, 346, 350, 352, 353, 361–367, 369–372, 375, 381, 382, 385–390, 392–394, 400–403, 419, 436, 443, 449–452, 455, 457–460, 464, 467–470, 478–481, 484, 485, 488, 489, 490, 493, 499, 501, 503, 513–515, 523–527, 531, 533–536, 540, 541, 544–547, 550, 553, 559, 563–569, 574, 578, 583 585, 593–596, 613, 615, 617-620, 646, 655, 667, 689, 695, 714, 716–721, 723, 726, 728, 729, 735, 743, 746–749, 756, 760, 761, 768, 774, 775, 785, 786, 788
Тескова Авг. А, 729
Тескова Анна А. (мать) 30, 460, 728, 729
Тимашев А.Е. 246
Тихон, патр. 571
Тихонов Н.С. 454, 455, 467, 513, 786
Толкачева Е.В. 775
Толстая С.А. 655
Толстой А.К. 246
Толстой Л.Н. 34, 35, 153, 156, 236, 241, 248, 333, 430, 439, 443, 535, 537, 538, 652, 655, 785
Толстой С.Н. 652, 655
Толль(Толь) М.К. см. Извольская М.К.
Томская А. 382
Траз Р. де 704, 707
Трейл Р. 62, 137
Трубецкой Г.Н., кн. 571
Трубицына Л.Г. 775
Трубников И. см. Нильский П.
Трухачев А.В. (Андрюша) 100, 105, 541, 547
Трухачев Б.С. 105, 106, 200, 607, 608
Тургенев И.С. 80, 134, 135, 455, 617
Тургенева А.А. (Ася) 184,186
Туржанский О.Н. 288
Турн унд Таксис М. 129, 130
Турчинский Л.М. 773, 775, 776
Тьер А. 209
Тэффи Н.А. 571, 577, 579
Тютчев Ф.И. 429, 481, 632, 738, 746
Уальд О. 213, 628, 629
Ульберт М.Я. (Марта) 621, 625, 639, 645
Унбегаун Б.Г. 309, 318, 485, 487–189, 492, 493, 505, 507, 515, 517–522, 529–531, 533, 542-544, 549, 550, 559, 560, 575, 576, 579, 608, 609, 611, 613, 614, 625, 673, 709, 729, 730, 737, 744, 752, 761, 765, 773, 786
Унбегаун Е.И. 309, 318, 461, 467, 485, 487–189, 492, 493, 507, 508, 518–522, 529, 543–545, 549, 550, 560, 575, 576, 579. 608, 609, 611, 613, 614, 625, 729, 730, 737, 744, 752, 765, 773, 786
Унбегаун Т.Б. (Таня) 505. 519, 521, 543, 550, 560, 576, 709, 729, 765
Унбегауны 485, 492, 493, 509, 518, 520, 526, 528, 531, 560, 568, 611, 613, 615, 654, 729, 730, 752, 758, 760, 765
Унсет С. 165, 231–233, 237, 241, 255, 256, 262, 282, 324, 326, 350, 546, 547, 567, 719
Уразова М.М. 772
Урицкий M.C. 582
Устрялов Н.Г. 102
Фаге Э. 439, 443
Фаркас Н. 390
Фаррер К. 121
Фатеева О.Л. 772
Федотов Г.П. 7, 9, 10, 12, 15, 18 21, 24–26, 33, 37, 46, 47, 51, 52, 63, 67, 68, 143, 286, 446, 467, 774, 786, 787
Федотова Е.Н. 10, 67, 446, 774, 787
Федоров М.М. 707
Фельдштейн М.С. 655
Фелькнер В.М. 688, 689, 693–695, 702-708
Фелькнер И.Ф. 707
Фелькнер Н.А. 707
Фелькнер Ф.И. 707
Феогнит из Мегары 686
Фет А.А. 180, 190, 193, 498, 569, 652, 655
Философов Д.В. 367
Флейшман Л. 385, 452, 600, 749
Фокин М.М. 251
Фондаминская А.О. 150, 152
Фондаминский И.И. 19, 20, 24, 142, 143, 152, 172
Форет В. 326
Франк В.С. 749, 750, 751
Франк С.Л. 750
Франко Б.Ф. 760, 761
Франкфурт И.С. 278, 279, 287, 288, 301, 783, 787
Франциск II, фр. король 61
Фрейд 3. 588
Фрейтаг Г. 319
Фурнье А. 580
Хавин С. 772
Хананье А. 772
Харджиев Н.И. 390
Хаузер К. (Гаузер Г.) 78, 79, 425–127, 710, 711, 713
Хлебников В. 461
Ходасевич В.Ф. 84–89, 126, 160, 163, 184–187, 213-215, 217, 218, 220, 221, 234, 242, 265, 276, 332, 340, 351, 352, 355, 356, 363, 369, 373, 416, 500, 515–517, 520, 530, 547, 560, 592, 593, 744, 756, 757, 774, 780, 787
Ходасевич О.Б. 340. 517, 743, 744
Холодковский Н. 655
Хольтхаузен Г.Э. 211
Хохлов Г. 344
Цвейг С. 702
Цветаев Андрей И. 55, 97, 99-101, 103, 104–106, 110, 115, 175, 198, 200, 270, 332, 358, 359, 434, 436, 534, 536
Цветаев И.В. 55, 97, 98, 100-102, 104, 108, 114, 115, 117, 119, 120, 124, 127, 139, 141, 152, 175, 197, 198, 200, 236, 245, 246, 263, 273, 313, 332, 337, 360, 408, 411, 415, 432, 434, 448, 449, 456, 497, 501, 525, 534, 594, 595, 707
Цветаев Д.В. 704, 707
Цветаева А.И. (Ася) 55, 72, 97, 100–106, 110, 117, 126, 134, 135, 143, 149, 197, 198, 200, 244, 258, 294, 316, 321, 359, 381, 480, 481, 511, 514, 541, 545, 547, 568, 596, 607-609, 630, 679, 686, 776
Цветаева Валерия И. (Лера) 97, 99, 102, 105, 107, 108, 154, 156, 175, 197, 198, 200, 358–360, 434, 474, 490, 525, 528, 780
Цветаева Варвара Д. 96, 97, 101, 152, 175, 197, 198, 200, 360, 474, 534
Цветаева Е.М. (Женечка; Пшицкая) 99, 100, 103, 359, 360
Цветаева Инна А. 99, 100, 103, 358–360, 434
Цветаева M.A. 97, 100, 102, 105, 111, 135, 139, 142, 175, 197, 198, 200, 228, 236, 244–246, 263–265, 269, 271, 273, 275, 280, 286, 287, 294, 296, 300, 301, 303, 304, 307, 316, 318, 320, 321, 332, 335, 337, 349, 350, 359, 366, 380, 382, 389, 390, 392, 414, 547, 596, 607, 631, 696, 712, 785
Цветаевы 97, 199, 436
Цветковская Е.К. 81, 358, 360, 415, 416, 433, 436, 552, 577, 579, 592, 593
Цейс К.Ф. 386
Цезарь Ю. 95, 96, 419, 619
Цетлин М.О. (Амари) 26
Цетлина М.С. 26, 63, 64, 151, 356, 360, 457
Циглер X. 704, 707
Черниговский Михаил 368
Чернова А.В. 443, 500
Черносвитова Е.А. 324, 327
Чернышов С.Е. 519
Чесновицкая Г.А. 772
Чехов А.П. 468, 705, 708
Чижевский Дм. 775
Чириков Е.Н. 449, 451
Чуковский К.И. 418, 419
Чурилин Т.В. 725, 726
Шайкевич А.Е. 570
Шамиль 740
Шамиссо А. 569
Шафаренко И. 427
Шаховская З.А. 430, 431, 560, 586–588, 590, 592, 593, 599, 601–603, 609, 615-617, 646, 727, 754, 755, 761, 774, 779, 787, 788
Шаховской Д.А. (арх. Иоанн) 787
Шваб Г. 39
Швейцер В.А. 8, 409, 776
Шевеленко И.Д. 773, 774
Шевлягин С.Н. 105, 106, 198, 200
Шекспир У. 269, 272, 273
Шеневьер Ж. 704, 707
Шерон Ж. 772
Шестов Л.И. 66, 67, 126, 464
Шиллер Ф. 427, 428, 510, 739
Ширинский-Шихматов Ю.А. 329, 333
Ширинская-Шихматова Е.И. 135, 136, 141, 143, 146, 147, 150, 157, 158, 329, 332, 333
Шишков А.С. 39, 45, 48
Шмелев И.С. 202, 253, 254, 571, 577, 578
Шмидт О.Ю. 519, 520
Шмидт П.П. 72
Шопен Ф. 525, 527, 528
Шпис И. 657
Штайн Ш. фон 434-436
Штейгер Д.С., барон 79, 233, 242, 376, 609, 621–626, 628–655, 657-706, 710–716, 719–726, 730–735, 737–739, 753, 755, 757—759, 761–767, 774, 776, 779, 788
Штейгер Н.Ф. фон 624, 626
Штейгер С.З., фон 634, 643, 693, 705
Штейгер А.П. 710, 713
Штейнер P. 184, 186
Шторм Т. 485, 625
Штранге Вера 675, 679
Штранге М М. 675, 679, 681, 686, 697, 701
Штранге М.Н. 676, 679
Штранге Э.М. 675, 676, 679, 680
Щруб М. 773
Шуберт Ф. 321, 326, 401, 698, 734, 735
Шур Л. 373, 632
Шуман К. 477, 478, 510
Шуман Р. 477, 478
Шухаев В.И. 178, 180, 295
Щеголев П.Е. 569
Щепкина-Куперник Т.Л. 88, 89
Эйснер A B. 37, 52, 297, 298, 304, 326, 581, 583, 788
Эренбург И.Г. 39, 46, 48, 276, 712
Эрио Э. 111, 113
Эстергези К., графиня 326, 735
Эткинд Е.Г. 478, 775
Эфрон А.С. (Аля) 16 18, 22, 29, 31, 43, 55–57, 69, 71, 73, 80, 83, 128, 137, 141, 154, 171, 176-180, 195, 198, 203, 208-210, 215, 216, 222-224, 228, 234, 244, 246–250, 255, 264, 267, 281, 282, 291–293, 295, 298, 302, 305, 307, 310, 317, 321–323, 325 332, 344, 346, 349, 352, 354, 357, 358, 363-365, 367, 372, 380, 381, 383, 385, 389, 391, 393, 396, 397, 405, 437, 438, 466, 478, 480, 481, 483, 488, 508, 513, 516, 518–527, 529, 530, 531, 534, 535, 538, 540, 541, 544-546, 549, 550, 552, 554, 564, 567, 576, 583, 585, 601, 605, 610, 618, 650, 654, 688, 712-713, 715, 723, 740, 742, 744-746, 765, 776, 778, 782
Эфрон Г.С. (Мур, Георгий) 11, 30, 32, 43, 56, 71, 83, 84, 87, 89, 93-95, 111, 116, 128, 130, 132, 133, 135, 137, 144-148, 150, 154, 155, 160, 163, 164, 166, 171, 173, 174, 176 179, 181, 182, 184, 185, 188-190, 194, 198, 201, 203, 208-211, 215, 216, 222–225, 227, 229–231, 242, 244-248, 250, 255–257, 272–274, 278, 281–286, 289-296, 301, 302, 305, 307, 310, 312, 314, 316, 319, 321–326, 329, 331, 332, 335, 336, 345–347, 349, 350, 352, 353, 355, 357–359, 361–365, 368, 372, 374, 376, 383, 386, 396–401, 405–410, 412–414, 417, 418, 420–423, 432, 435, 437,439-447, 449 453, 456–459, 463, 466, 471–479, 481, 482, 484, 486, 487, 489, 491, 496, 503, 505, 506, 508, 511, 512, 514, 515, 518, 519, 522, 524, 529, 532-537, 539-541, 545, 546, 550, 551, 553, 556, 558–560, 562, 565, 567, 570–572, 575, 577–579, 584, 587, 594, 598, 606–608, 610-612, 614, 615, 620, 627, 629, 641, 643, 645, 647, 650, 656, 675-677, 680, 682, 688, 699, 700, 709, 710, 718, 719, 729, 736, 744, 747, 752, 765
Эфрон В.Я. 176, 317, 332
Эфрон Е.Я. (Лиля) 138, 176, 250, 296, 332, 346, 541
Эфрон И.С. (Ирина) 332, 333, 365
Эфрон К.Я.(Костик) 258, 260, 293
Эфрон С.Я. (Сережа) 23, 43, 70 73, 80, 83, 110, 115, 128, 136, 138, 176, 177, 181, 187, 190, 193, 196, 200, 208, 209, 222, 225, 247–250, 255, 257, 258, 260, 282, 284, 288, 290, 292, 293, 296, 299, 302, 317, 321, 323 325, 328, 330-332, 346, 349, 353, 356, 358, 363 365, 367, 368, 372, 389, 396, 401, 414, 423, 448, 450, 457-460, 463, 469, 470, 472, 475, 479, 481, 488, 508, 513, 519, 521, 524, 533, 535, 541, 543, 545, 561, 567, 568, 578, 579, 595, 608, 617, 631, 667, 688, 752, 765, 766, 778, 780, 786
Эшенбах В. фон 283
Юсупов Ф.Ф. 126
Яковлев А.Е. 180
Яковлев В.В. (Мячин К.А.) 563, 565
Яковлева Т.А. 231, 233
Яновский В.С. 295, 333, 481, 593
Ярхо Б.И. 159
Carre J.M. 436
Dupouy R. 531
Fague E. 439, 443
Faucher F. 531
Guillemam M. 531
Kriegk G.E. 311
Obolensky A. 531
Schwab G. 45